На беду овощей, Чуп заперся в кладовой. Домовитый зверек, добрый, ласковый, но поразительно ворчливый. Даже когда молчит — хмурится и смотрит исподлобья, подначивая: спроси, поинтересуйся, мол, что беспокоит, и если поведешься, привет, головомойка, причем по поводу и без.
Вилла, к примеру, по наивности уже прослушала жалобы чувствительного к аллергии существа, которому невмоготу дурно становится, если пыль лишают насиженного места. Он не привык к переменам, он — консерватор, если угодно! А если и это не убеждает, то вот, вот прям сейчас случится с ним обморок. Он уже чувствует легкое недомогание, и оно становится все тяжелее и тяжелее…
Чих!
И в сырости бактерии размножаются, и наседают на его чувствительность, и влажная уборка — пытка, от которой у него подкашиваются ноги и он пушистым, измученным тельцем развалится на пороге, но в свою комнату не пустит!
И кухню на растерзание не отдаст, пока жив. Пока — здесь слово ключевое, потому что от чиханий голова разболелась и, кажется, настигла депрессия, а клиник в городе нет, и аптек нет. Что спасет? Да уже ничего, поздно спохватилась, вот только погладить может его на прощанье. Пусть это будет последнее, что он запомнит перед тем, как окунется в царство теней.
Эх, а он бы мог пригодиться, он бы мог такое блюдо из картошечки для нее приготовить — пальчики оближешь, и даже о салфетках не вспомнишь, не до манер. Но теперь уж голод стучит к ним в двери, потому что он видит, видит, что за ним кто-то пришел…
— Что с ним?
Чуп приоткрыл один глаз, присмотрелся к вошедшему и закрыл глаз, пока никто не заметил, что ему полегчало.
— Расстроился, когда я начала уборку в доме, — пояснила Вилла, поглаживая зверька по пушистой щеке. Дыхание его выровнялось — может, так вошел в роль, что уснул?
— Понятно. Брось его, я хочу показать тебе город.
— Бросить?
А если ему, действительно, плохо? Если не роль — усомнилась вдруг; и зверек жалобно застонал, подтверждая предположения.
— Именно, — Дон помог Вилле подняться, и пушистик сразу тревожно заворочался у порога. — Собираешься встать? Нет? Возможно, ты не такой изнеженный, как я думал, и если забрать с твоей кровати один из матрацев…
— Черта с два! — подскочил Чуп и скрестил на груди лапки. — И ни одной подушки не отдам! Вы — два сапога пара, оба бесчувственные, жестокие и…
— Пожарь картошку, пока мы вернемся.
— Я тебе кто?! — насупился Чуп, надвигаясь на Дона, опасно поблескивая глазами. — Я тебе домохозяйка?! Забыл, с кем говоришь?! Да если я обернусь настоящей сутью…
— А если я обернусь настоящей сутью? — обманчиво мягко спросил Дон, и запал зверька стих. — Мы вернемся примерно через час.
Дон взял Виллу за руку, заглянул обеспокоено в глаза.
— Скучала? — поправил выбившуюся из хвоста прядь. — Прости, что меня так долго не было, я давно обещал прогулку по городу, но дела отвлекли.
— Не понимаю…
— Что именно?
— Когда ты знакомил меня с демонами, сказал, что делаешь это, чтобы ничего в городе мне не угрожало. Но что может мне угрожать, если без тебя я не могу выйти из дома?
— Ты расстроена, я знаю, Чупарислиодиусса невозможно вынести дольше одного дня, а я оставил тебя на неделю, но я искуплю вину. Вот увидишь, тебе понравится прогулка, никто не знает этот город лучше, чем я.
Вилла не могла объяснить почему, но ей так и хотелось сказать, что есть некто, кто знает Город Забытых Желаний не хуже, вот только… она не могла вспомнить, кто.
— Чуп здесь ни при чем. Я хочу свободно передвигаться по городу, я задыхаюсь, когда меня ограничивают.
— Я разрешаю сделать уборку во всех комнатах, если это тебя отвлечет, но в город ты без меня не выйдешь, это опасно.
— Почему?
— Потому что в нем нет такой сущности, которая бы не мечтала тобой поужинать.
И хотя Вилла знала, что не стоит задавать глупых вопросов, не удержалась:
— И ты?
Дон посмотрел в глаза, прищурился, и ответил с придыханием:
— Я съедаю тебя на завтрак, обед и ужин, Вилла. И разве не видишь сейчас, как я изголодался?
На всякий случай Вилла осмотрела себя: все пальцы на месте, руки, ноги — в комплекте. Это было интимное признание?
— Ты нагрубил Чупу, — она высвободилась из объятий Дона.
— И что?
— Перед тем как мы уйдем, я его утешу. — Дон нахмурился, и она придумала объяснение проще: — Не хочу, чтобы он пересолил слезами картошку.
Вилла постучала в дверь кладовой.
— Занято, — буркнул зверек.
Еще раз постучала.
— Займите очередь!
Еще раз.
— Мне нужно посидеть и подумать, как жить дальше, — распахивая дверь, пожаловался зверек, и отвел глаза, переполненные грустью.
— Подумаем вместе? — Вилла присела на корточки.
— Вместе? — зверек развернулся. — А как же прогулка?
— Пойдешь с нами?
— Я перепугаю весь город.
— Почему?
— Потому что в отличие от тебя, даже у бестелесных есть глаза, девушка. Никому из жителей в голову не придет погладить меня, такая бесцеремонность только…
Вилла протянула руку, ласково проведя по голове, щечкам, расправила его мохнатые брови, и зверек доверчиво прильнул к ладони.
— Ты бы правда вышла со мной на улицу?
— А ты со мной?
Он хихикнул и усердно закивал.
— Это была бы честь для меня.
— Это была бы честь для меня, — повторила Вилла.
Чуп высвободился, приосанился, загордившись и после раздумий, нашел, что она не солгала.
— Я вкусно готовлю, чистюля и не педант, — дождался, пока Вилла кивнула, и уже уверенней продолжил. — Со мной можно говорить на любую тему, о таком друге мечтал бы любой житель города, но я никому не дамся. Вот ты, к примеру… хотела бы такого друга, как я?
— Хотела бы.
— И я хотел бы, но тебе повезло больше, — зверек обнял ее и шепнул в ухо: — Я такой один и я твой друг.
— Помочь почистить картошку?
— Кто ее чистит? Я шкрябу кожуру зубами, — и тут же рассмеялся, заметив изумление Виллы. — Я еще и с чувством юмора, да. Везет тебе! Иди прогуляй этого невежду, сам справлюсь.
Дон терпеливо ждал у двери.
— У тебя вся футболка влажная: выплакался, теперь не пересолит?
— Ой, это после уборки, — расстроилась Вилла. — Другой не было, и я… Прости. В таком виде я, наверное, не смогу выйти из дома? Тебе будет… неловко за меня…
Дон взял ее за руку, и открыл дверь.
— Мне плевать, как ты выглядишь, Вилла, и плевать, кто и что об этом думает.
— А мне нет.
Настроение Виллы как рукой сняло. Замарашка, и пусть никого в городе не знает, и пусть даже никого не увидит, она чувствовала себя отвратительно. Если бы в доме были зеркала, она бы лежала в обмороке вместе с Чупом, только ее недомогание было бы непритворным.
— Никто и слова не скажет, — утешал Дон.
— Но подумают.
— Не посмеют.
— Ты запретишь им думать?
Дон промолчал.
— У тебя будет новая одежда, не такая красивая, как ты заслуживаешь, но будет. А чтобы ты не чувствовала себя неловко, мы пойдем туда, где нас никто не увидит.
Сказав это, Дон обернулся потоком холодного воздуха и подхватил Виллу. Она чувствовала, как его руки обнимают ее, удерживая, и подавила порыв зажмуриться. Город раскинулся перед ней мрачным совершенством.
Узкие улицы, окутанные сумраком и недавним смерчем, убегающие в стороны еще более узкими переулками, каменные глыбы, придерживающие полуразрушенный мост, ржавые трубы, с которых капала смрадная вода, высотка, скособоченная, без стекол, без жителей, без крыши, перекинутые через нее на фонарный столб сваи. Смог клубился по медленно раскачивающейся карусели, переползал в темный тоннель и выныривал у бурлящего радугой озера.
— Приехали.
Дон поставил Виллу на небо и материализовался.
— Тебе не было страшно.
Дон казался удивленным, а Виллу удивило его замечание. Естественно, не было, пусть даже она и не привыкла к его внезапным перевоплощениям, но тоже жила не среди ангелов. Наверное. Точно вспомнить не получилось, но демоны не казались диковинкой.
Демоны?!
Сделала шаг назад, и едва не упала, наткнувшись на кусок арматуры.
— А вот сейчас ты боишься, — Дон успел ее подхватить, и заглянул в душу тигриными глазами. — Что тебе наговорил Чупарислиодиусс?
— А что он мог мне наговорить?
— Что-нибудь обо мне?
— Да.
— Что?
— Сказал, что ты невежда.
Напряжение мгновенно покинуло Дона. Беззаботно улыбнувшись, он кивнул.
— Это на него похоже. Больше ничего?
— Тебе мало?
Ей почему-то не хотелось рассказывать о наметившейся дружбе с пушистиком, но почему — она не могла объяснить. И словно подслушав ее мысли, Дон сквозь зубы сказал:
— Не верь ему, Чупарислиодиусс — врун.
Вилла такого за пушистиком не замечала. Наоборот, все, что он говорил, оказывалось реальным. К примеру, Дон действительно был рад, что она осталась по своей воле, когда обернулся смерчем, но выйти из дома она бы все равно не смогла.
Пока Дона не было, Чуп не раз показывал, где выход и дергал за дверь и выходил спокойно, а потом возвращался, но стоило ей подойти к двери, как та превращалась в стену и кирпичи отказывались сдвигаться.
Это был плен, даже если пленили друзья и тебе во благо, как уверял Дон. Она давно хотела серьезно поговорить с ним, попросить, чтобы он рассказал, чтобы…
Дон опустился перед ней на колени, снял с одной ноги кроссовок, со второй; быстро одернул руку от ее пальчиков, выпрямился.
— Пройдись босиком, попробуй.
И столько было теплоты в его взгляде и ожидания, что вопреки опасениям наступить на стекло или острые камни, Вилла сделала шаг. Она бы сделала многое ради него, если не все.
Дон сел на кусок трубы, ничуть не заботясь о джинсах, его вообще мало волновала грязь или пыль — он не замечал их, и они к нему не прилипали. Его байкерские ботинки попирали отблески радуги, а глаза передавали такую невыносимую гамму чувств, что Вилла, смутившись, отвернулась и побрела вдоль берега.
Небо щекотало пятки облаками, а когда наступила на солнечный лучик, обдало жаром солярия, перепрыгнула на грозовую тучку — гидромассаж, задела радугу пяткой — цветомузыка. Закатав джинсы, она поддалась порыву и как в пятнашки играют дети, начала перепрыгивать с одной тучки на вторую, и смеялась, если удавалось попасть на ускользающий лучик.
Казалось, небу понравилась ее игра, потому что оно разогнало смог у ее ног, и рисовало дорожку из облаков и неяркого света. Вперед, вперед… Вилла, смеясь, шла по указателям, все больше отдаляясь от Дона, пока ее не охватила тревога. И не потому, что она далеко от друга, а… потому что ей нужно, необходимо бежать от него!
Сейчас! Немедленно! Женский голос настойчиво просил прислушаться, вспомнить. Ее ждут! Она должна вернуться, потому что начнется война. Бежать! Этим она спасет не только себя, но и Дона. Да, голос понимал, Вилла любит его, но медлить нельзя. Ее отец готовит войско. Хочет ли она спасти Дона? Или ей все равно, потому что он уже мертв?!
— Дуана, — прошептала Вилла, отнимая руки от пульсирующих болью висков.
Она вспомнила, тысячей картинок пронеслось перед глазами прошлое, вклиниваясь в настоящее. Ее сбросил с обрыва Адэр. Она в Городе Забытых Желаний. Дон рядом. И он мертв.
Она развернулась.
— Вилла! Нет! Ты совершаешь ошибку! Беги!
Покачав головой, она, противясь ведьме, медленно пошла к Дону. Он знал, что она вспомнила, было видно по настороженным, и будто остекленевшим глазам. Возможно, тоже слышал голос Дуаны, возможно, знал заранее, что случится и потому привел именно сюда.
Дон не удерживал ее силой. И это ее выбор, но останется она на своих условиях.
— Никогда больше не используй против меня морок.
Дон кивнул.
— Если я не вернусь, ведьма сказала, начнется война.
В ее голосе не было уверенности, потому что хоть отец и заметная фигура в Анидат, но вряд ли в силах собрать войско. Да и к чему? Он не вспоминал о ней двадцать пять лет, и ничего не принес им с матерью, кроме насмешек соседей.
Подумаешь, дочь. Подумаешь, в доме мертвого друга. Подумаешь, не торопится возвращаться. Это не повод, чтобы плодить смерти.
Дон поднялся с трубы, и нависая над Виллой, прикоснулся нежностью к сердцу:
— Ты не вернешься. Ты принадлежишь мне, помнишь?
— Дон, ты сказал, это надо говорить, если кто-то в городе искусится моими косточками, а сам твердишь постоянно.
Шутка не сработала, Дон остался серьезен.
— Война?
Он окинул ее спокойным взглядом.
— Война.
***
Тум… тум… тум…
Иногда звук сменялся на пам… пам… пам, но оставался глухим и навязчивым. Если чувство времени Адэру не изменяло, звук появился спустя сумерки после его заточения в подвал.
Голод настроения не улучшил, хотя еда — скорее привычка, отдых и легкий доступ к энергии, чем необходимость. Давеча Адэр отмел очередную подачку, и она растворилась в воздухе. Что там было? Пирог с голубями — кажется, фэйри-вино — совершенно точно и нечто с плавающей цветной капустой — странно. С чего бы он ел суп, если предлагается пирог и вино?
С чего бы он вообще ел, если мог обойтись без этого, а заодно показать отношение к хозяину замка? Несколько раз усомнился, все-таки война войной, а обед по расписанию, но решения не изменил. Во-первых, никто не захочет иметь в замке призрак замученного черта — спаса не будет до скончания веков, а во-вторых, в противовес человеку, злость питала его, а не разрушала, и была третья причина, по которой Ризгор оставит ему жизнь. Третью причину Адэр считал своим недостатком, и никогда ею не козырял.
Он достаточно ловок, чтобы выбраться из передряги, хотя, с прикрытием было бы проще. Раньше он мог рассчитывать на Невилла, а сейчас его друг нечто вроде огромной овчарки — все понимает, но сказать не может. С этой стороны помощи ждать не приходилось, да и не знал Невилл, где Адэр, так что…
Проклятье, он чуть не назвал своего друга никчемным! Его суть прорывается, устав от долгого заточения, а на самом деле Адэр согласился бы год или два валяться в этом гнилом подвале — гарантируй это освобождение Невилла от чар.
И дракон, будь такая возможность, уже был бы здесь и вынудил Ризгора выпустить пленника. О, он умел договариваться и в методах не ограничивался.
Хитрость, которая превалировала у Невилла, и раньше была ему присуща, хотя и не в превосходной степени. Удивительно, что он родился с сущностью дракона, а не черта, удивительно.
А подвал — мелочь, а не преграда. Пусть он и защищен сильным заклятьем и телепортироваться Адэр не мог, но еще день-два тренировки и перенесется астрально, он прощупал связь с внешним миром, а за телом пришлет кого-нибудь из родственников.
Хм. Пам, и стихло.
В тишине не хочется разрабатывать план мести, лежишь себе в холодном углу, смотришь в потолок с влажными разводами и думаешь о веснушках на девичьем лице. Причем думаешь так, будто девушка жива и мысленно прокручиваешь варианты встречи.
Ее руки обхватывают его шею, подбираются к волосам, запутываются в них, без слов умоляя о большем. А он? А он не видит причин ей отказывать. Их тела скрывают брызги перевернутого фонтана, и фонари стыдливо гаснут, чтобы не подсматривать. Девушка бьется в руках встревоженной птицей, выгибает спину и тянет за собой. А он? А он не видит причин ей отказывать…
Дверь бесшумно открылась, полоска света показала вошедшего. Первый визит за… интересно, сколько дней он пользуется гостеприимством?
— Двенадцать, — следует ответ. — Почему ты не установил блок? Мне, знаешь ли, было чем занять себя, кроме как выслушивать твои коварные планы вперемешку с романтическими бреднями.
Адэр не утруждал себя ответами. Смысл? Ризгор считывал их без шевеления губами. Романтические бредни ему не понравились, а от самого за версту несет Ру и гаснущей страстью.
— Выходить не собираешься?
— Да нет.
— Как знаешь.
Дверь захлопнулась, полоса света исчезла. Тум-пам-пам разнеслось с новой силой. А что? Похоже на африканские барабаны, а под них легче уйти в астрал. Надолго оставить тело вряд ли выйдет, но несколько минут в его распоряжении.
Пам-тум-пам…
Адэр закрыл глаза, потянулся к образу, который держал при себе. Темно-каштановые пряди с золотистыми всполохами, темно-серые глаза, которые смотрят с наивной доверчивостью и лукавством, губы, мягкие, податливые губы, которые провоцируют на жаркие поцелуи, хрупкое тело, которое льнет к его телу и распаляет, и требует продолжения, вероятно, не подозревая о том, чего, собственно, требует…
Двенадцать дней верности, и это притом, что между ними ничего не было. Если бы она побывала в его постели, разделила страсть, он бы вышел на нее сразу, но раз не успели, придется поднапрячься с поисками.
Новая порция злости разлилась огненной лавой по телу. Никто. Не смеет. Забирать. То. Что принадлежит. Ему! Злость забурлила, заходилась пузырями под кожей. Треск, стон… Адэр выскользнул в тоннель. Вокруг мелькали тени, силуэты, цифры, перехвати одну, и чья-то судьба свернет в переулок, но и ты возьмешь метку, которая организует вам встречу. Только надо ли? Как у людей — взгляд в толпе, примерно так, а он… Он прошел в следующий тоннель.
Ангелы хохотали, ручей серебрился целебной водой, дети нараспев произносили считалочки…
Перенесся в тоннель левее. Голые ведьмы плясали у хрустящего ветками огня, звали к себе, просили взять наложницами, грудьми соблазняли. Нет времени, отказался мягко, чтобы обиду не затаили, чтобы сила их не уменьшилась и чтобы свою не растрачивать зря.
Пора возвращаться, а Виллы нет. Среди мертвых нет, не чувствовал ее духа. Третий тоннель, дымчатый. Успеет? Пальцы онемели, грудь обернулась камнем, злость зашипела, заворочалась беспокойно, угасая.
И вот мелькнул силуэт… Она ли? Позвал — глянула недоуменно и нырнула за чьей-то тенью. Не узнала или не захотела? Не узнала, убедил себя, потому что видела только иллюзию, а не настоящий образ.
Удержать, вернуть, утащить с собой! Нет времени на поиски, силы на исходе, двоих не вынесет из тоннеля — понимал, и все равно понесся следом.
Перекресток овеян туманом, который пушистым покрывалом оборачивает девушку, дикие стоны бестелесных заглушают биение ее сердца, но само биение, пусть едва различимое, подтверждает: жива!
— Вилла!
Туман сгустился, почернел, обернулся кремовым гигантским червем, послушным клубком лег у ног девушки, а пасть беззвучно захохотала над попытками Адэра докричаться.
— Мо-йа! — прошипела пасть, взорвалась смогом и скрыла девушку от любопытных.
Адэр вынырнул из тоннеля. Вдох. Выдох. Боль ныла каждой клеточкой тела, но вылазка оказалась не бесполезной: Вилла жива. Он не мог определить чувство, которое смешалось с притупившейся болью, но оно напоминало недоверчивое ликование, когда страшно спугнуть даже мыслью.
Дверь распахнулась, впуская восковой свет.
— И стоило так напрягаться?
Ризгор ступил внутрь с массивным канделябром, принюхался, скривился так, будто коснулся языком затхлых стен.
— Да, жива твоя пассия, — выплюнул с негодованием. — Выходи, достал меня твой дракон.
Адэр не пошевелился.
— Еще сумерки здесь проваляешься — и на выходе тебя встретят крылья и ободранная чешуя, от его хвоста уже мало что осталось.
Значит, пум-пам-пам в разных вариациях — дело хвоста Невилла? Его друг был рядом все это время, и пытался помочь. Он сумел достучаться до Ризгора. Адэр расхохотался.
— Даю минуту, — предупредил Ризгор, недовольный весельем.
— Или?
Раздражение демона плетью прошлось по позвоночнику черта, приподняло над полом, покачало как в колыбели, швырнуло обратно.
— Успокой животное, — прошипел Ризгор. — Кредо моего замка — покой! А после жду тебя в большом зале.
Ризгор дематериализовался.
С каких пор кредо замка демона — покой? Частые гульбища, балы и вечеринки, танцы плененных легал — вот еще недавняя история замка. Ру зацепила Ризгора? Невероятно, но похоже, так, или демон просто дорожит ходячим экспонатом своего дикого эксперимента?
Вырвать легал белые крылья, вживить крылья демона, поставить на них свое тавро — знак любовника и показывать нечисти, как новинку… Ру сорвала его планы, ударив плетью повиновения, и у нее бы получилось выйти на свободу, если бы не парочка «но»…
Потянувшись до хруста, Адэр телепортировался к входу замка. Сумерки только прикоснулись к городу, прохлада овеяла уставшее тело. Нырнуть бы сейчас в перевернутый фонтан, подумалось.
— Невилл!
Дракон неверяще уставился на него, протер глаза и с воплем радости приподнялся на задних лапах, а потом взметнулся вверх, крыльями рассекая мрачное небо на четыре половинки. Вопль триумфа волной разнесся по городу.
Дракон мягко спланировал, обдав, как вентилятор, потоком воздуха, выругался смачно, глядя на замок, и расплылся в улыбке.
— Я тоже соскучился, — Адэр почесал его за острым ухом. — Спасибо, что не бросил.
Дракон зажмурился от ласки.
— Как ты догадался, что я здесь?
Дракон посмотрел с упреком.
— Прости, я тоже перерыл бы весь Наб, чтобы тебя найти.
Дракон кивнул.
— Лети домой, я скоро буду, — пообещал Адэр, и пояснил: — Ризгор просил зайти в большой зал. Как думаешь, для извинений?
— Ага, — усмехнулся дракон.
— Вот и я думаю, что на этот раз взбрело ему в голову? Лети домой.
Дракон покачал головой и плюхнулся на землю.
— Лети.
Дракон ткнул пальцем в себя, в Адэра, как бы говоря, нет, уйдем вместе, и черт знал, что не сдвинуть его с места и демону. Принимая верность друга, Адэр кивнул и телепортировался в большой зал.
Камины приветливо встретили огнем, потянулись к Адэру языками, лизнули, согревая после подвального холода, отошли, когда он прогнал их мысленно. Бокал с фэйри-вином появился перед ним, повисел в воздухе, приглашая. Почему нет? Ему нужны силы для того, что задумал. Он принял бокал, осушил в два глотка, и вино обновилось.
Кресло Ризгора развернулось, хозяин замка окинул гостя мрачным взглядом. В зрачках полыхало пламя — признак ужасного настроения, но если он думает, что у Адэра настроение лучше или что ему не плевать на настроение какого-то демона…
— Для тебя не какого-то, — перебил поток мыслей Ризгор, поднялся, прошелся по залу. — На сегодняшний день есть две новости, которые тебе нужно знать. Первую новость ты узнал сам, роя астральные тоннели и потратив кучу времени, которое бы тебе пригодилось… Первая новость — девица, которую я отправил погостить в твой любезный город мертвых, жива. Пока еще.
Адэр сел в кресло, со скукой наблюдая за спиной Ризгора. Тот обернулся, уголок его губ дернулся, но смолчал. Еще две ходки по большому залу, — с чего такая нервозность, будто война на носу? — и ответ на вопрос:
— Верно, вторая новость, это, собственно, война.
— Анидат или Город Забытых Желаний?
Мирный договор иногда норовили нарушить оба соседних города, считая, что кто первый, тот и в дамках. С Анидат нейтралитет установили полгода назад, когда герцогиня предложила откуп в виде легал в обмен на свободное перемещение бликов через Наб и изгнание демонов со своей территории. Не нравились ей визиты темных. А Город Забытых Желаний гнил, не посягая на других, если никто, а в особенности, Адэр не пытались туда сунуться.
Один раз перемирье пошатнулось, когда Ризгор скинул с обрыва Летху. Дон не обрадовался подарку и вместе с ее остриженными волосами прислал письмо, в котором красочно описывал, как из нее высасывали жизнь и кого она проклинала. Дон так же дал понять, что еще одно вмешательство, любое, и он сделает встречный подарок.
Ничто не может пройти мимо внимания хозяина города, поэтому Адэр не понимал, что позволило Вилле выжить, но разберется. После. Когда вернет ее в безопасное место.
Факелы взорвались огнем, языки в камине разрослись лесными кострами, вино в бокале забулькало.
— Ты можешь не отвлекаться на спецэффекты? Я спешу.
— Ты. Будешь. Ждать. Сколько. Я. Захочу, — зашипел несколькими голосами демон.
— Ладно, ладно, — Адэр махнул рукой, — но хотя бы говори без пауз.
Факелы успокоились, камин засверкал прощальными искрами, вино остыло, глаза демона стали обычными.
— Девушка, которую ты себе присвоил, жива, — начал демон.
— Это мы уже выяснили, но я бы внес уточнение. Я никого не присваивал, она сама меня выбрала.
— Пусть так, — согласился Ризгор, чем сильно удивил черта. Покладистость Ризгора настораживала больше вспышек агрессии. Это значило, что дело — дрянь, это значило, что у собеседника практически нет выбора, за него все решили, и маленькая уступка в словах — проигрыш в деле, о котором собеседник пока и не знал.
— Ты прав, — снова согласился Ризгор, — у тебя нет выбора, я уже принял решение, и тебе остается его выполнить.
— Неужели?
Адэр собрался телепортироваться и плюнуть на привычности — расстанутся без реверансов, но слова демона задержали.
— Я хочу, чтобы ты нашел Виллу.
— С чего вдруг?
— Ее разыскивает отец.
— Крыло ему в зубы.
— Если она не вернется в Анидат, начнется война.
— Один с демонами не воин.
Ризгор бросил мрачный взгляд и раздраженно процедил сквозь зубы:
— На ее благополучном возвращении настаивает император.
Высокий титул не произвел впечатления.
— Хм, если и так, почему войну объявят тебе? — Пожал плечами недоуменно. — Она в гостях у Дона.
Смешок — маскировка. Адэр не хотел представлять, как ей «гостится» в том городе, он только постарается, чтобы она как можно скорее об этом забыла.
— Потому что он знает, кто отправил ее туда погостить. Тебе нужно просто выкрасть ее и вернуть мне, а я верну ее отцу.
— Как все запущено. А если ее отец объявит войну Дону? Так сказать, напрямую?
— Он уже это сделал, — поморщился демон.
— И?
— Никто лучше тебя не знает этот чертов город! — взорвался Ризгор, не обратив внимания, как дернулся Адэр при упоминании своей сути. — Верни ее, и те полудохлые сущности, что были твоими подданными, останутся влачить свои жалкие дни!
Адэр почувствовал сильный удар в груди. Боль утраты не стихла с годами, но не мог выдать себя при демоне. При нем — нет.
А что Вилла говорила об отце? Почти ничего. Трус.
Трусливый корри узнает, что его дочь пытались уничтожить, и что? Разве решится пойти против демона? И разве один возмутившийся трус — это война?
— Как я и намекал, у меня мало времени, — Адэр поднялся, он не собирался говорить, что без указаний демона планирует вернуть девушку. Более того, заблокировал мысли и эмоции, чтобы Ризгор не догадался. Кто-то снабдил его неверными слухами — пусть опасается мести корри, которому дела нет до дочери.
— Если ты вернешь Виллу, войны не будет.
— Войну объявили тебе, а не мне.
Адэр уже отпускал ножку бокала за ненадобностью, когда услышал:
— Ее отец может снять заклятье с твоего друга.
Вино разлилось на пушистый белый ковер, красное пятно наблюдало за растерявшимся чертом. Наверное, это забавное зрелище, если не ты в фокусе, а смотришь со стороны. Наверное, и сердце у черта не должно так бешено мчаться.
— Я не верю.
Растянув губы в подобии улыбки, демон сказал, кто отец девушки, и Адэр, вымученно повторил:
— Я не верю.
— Клятва демона.
Но Адэр почувствовал: демон не лгал. Девушка, которая таяла от его поцелуев, не могла ему принадлежать априори. Он — камешек на ее пути, отшвырнет, пройдет дальше. Она никогда не нуждалась в его защите, у нее есть более грозное оружие по праву рождения.
Она желала переспать с кем-нибудь не из Анидат, с любым, сказал Ризгор, и Адэр только теперь поверил этому и понял причины ее поступка. Она хотела играть им? Использовать и удалить, как пешку?
Хм, он не может считать Виллу своей — родом не вышел, но вернется в город, от которого ничего не осталось. Найдет девушку, если она еще девушка. Не ради нее, как собирался, белый рыцарь — не его роль. Ради Невилла.
В сердце разлилась горечь, но Адэр принял ее за разочарование, и только. А потому решил, что вернет Виллу, обязательно, страждущему папеньке, но после того, как сам наиграется.