Узкий прямоугольный конверт из шелковистой чисто целлюлозной бумаги. На лицевой стороне, в углу, где обычно указывают адресата, мелким отточенным почерком написано: «Максиму». Синяя гелевая паста. Других надписей нет.

Почерк знакомый. Максим хорошо запомнил его, когда в детстве возился с письмами отца. На обратной стороне – ничего. И только место склейки оказалось ребристым. Слишком сильно намочили клеевой слой. Или вскрыли конверт, а затем вновь заклеили. Впрочем, мама говорила, что не читала письмо, и Максим ей верил. В конце концов, склейка могла покоробиться от времени.

Внутри – четыре прямоугольных, под размер конверта, вкладыша из плотной мелованной бумаги. Каждый вкладыш пронумерован. На первом всё тем же узнаваемым почерком, только чуть более крупно, написано:

«Всё оставляю тебе. Ты поймёшь. И в глазах смерти увидишь мою жизнь».

Ниже в четыре строки следовал набор букв, написанных будто в спешке, небрежно, – некоторые буквы стиснуты, другие растянуты, с короткими и долгими пропусками:

«уаодцплйдщцыъу

оплвлзйыфпэхйз

ацротвлстахчск

аоюждртйаэюфзу».

Всего – пятьдесят шесть букв, по четырнадцать на каждую строку.

– В глазах смерти увидишь мою жизнь…

Такой же непонятный набор букв красовался и на остальных вкладышах. Буквы другие, но их количество – неизменное.

Ни обращения, ни даты, ни подписи. Только эти бессмысленные строки. Какая-то глупая шарада, разбираться в которой у Максима не было никакого желания.

«А чего ты, собственно, ждал? Исповеди? Обещания вернуться и помочь, когда его помощь действительно потребуется? Объяснения тому, что сейчас происходит?»

Максим с отвращением отбросил письмо. Думал порвать его, но сдержался. Решил вначале показать Кристине.

К часу дня Максим вышел на кухню. На столе его ждали остывшие оладьи, заветренная сметана и малиновое варенье. Отчим работал в мастерской, а мама уехала в Зеленоград – по субботам, если машина была на ходу, мама отправлялась в супермаркет, заодно навещала одну из подруг.

Максим заварил две кружки чёрного чая с бергамотом, поставил их вместе с тарелками на поднос и отправился в гостевую.

Кристина уже проснулась. Успела переодеться в свои чёрные левайсы и тёмно-синюю толстовку Максима, которую мама вчера на всякий случай оставила в комнате. Застелила диван и, когда Максим зашёл в комнату, стояла возле окна с телефоном в руках.

– «Всё оставляю тебе. Ты поймёшь. И в глазах смерти увидишь мою жизнь», – прочитала Кристина, когда они управились с завтраком и сели на диван обсудить письмо. – Что это значит?

– Понятия не имею.

– Всё оставляю тебе…

– Ну да.

– А что он тебе оставил?

– Ничего. Кроме гнилых воспоминаний. Если это то, что интересует тех людей, так, пожалуйста, пусть приходят, я поделюсь.

Кристина улыбнулась, но не утратила серьёзности. Внимательно осмотрела конверт и вкладыш. Даже понюхала их, чем окончательно развеселила Максима.

– Так это шифр? – Кристина всмотрелась в ряды неровных букв.

– Ну да. Отец любил такие загадки. Видимо, решил, что на прощание нужно оставить своему сыну именно загадку. Заботливый.

– Ты сегодня язвительный, – Кристина посмотрела на него с интересом.

– Просто начало дня не лучшее, – Максим пожал плечами. – В общем, с письмом мы никуда не продвинемся.

– Уверен?

– Я же говорю, отец и раньше оставлял мне такие шифры. Устраивал приключение в квартире. Давал одну записку с указанием, где искать вторую. Потом – третью. Реши парочку загадок, разгадай тройку ребусов и к вечеру найдёшь подарок на день рождения.

– Подарок на день рождения?

– Да. Шоколадную Звезду смерти или что-нибудь в этом духе.

– Этот шифр – такой же?

– Не знаю. – Максим взглянул на письмо отца. – Вряд ли. Может, какая-нибудь банальность. «Прости, но для твоей же безопасности». Ну, или как он там сказал маме.

– Думаешь, шифр сложный?

– Мне было одиннадцать. Вряд ли он использовал «Энигму».

– Ты сегодня другой.

– Какой?

– Не знаю. Другой.

– Выспался, наверное. Ну, и штаны новые надел. У этих коленки ещё не провисли.

Кристина рассмеялась беззвучным мягким смехом.

– Когда мы встретились в первый раз, ты был…

– …угрюм и молчалив?

– Да. Замкнутый.

– Это плохо?

– Нет. Но такой, как сейчас, ты мне нравишься больше.

– Больше? Не знал, что я вообще тебе нравлюсь. – Максим почувствовал, как лицо предательски наливается краской.

– Ты покраснел.

– Неправда.

– Правда.

– Слушай, в нашу первую встречу ты и сама была угрюмой.

Кристина ещё улыбалась, но уголки её губ дрогнули. Она опустила взгляд. Максим проклял себя.

– Прости. Как видишь, мне лучше быть молчаливым и замкнутым. Когда много говорю и пытаюсь шутить, ничем хорошим это не заканчивается.

Кристина не ответила. Её улыбка окончательно угасла. Кажется, она ненадолго позабыла о том, что привело её в Клушино, а теперь благодаря Максиму вспомнила.

– Значит, это тупик. Я-то думала, в письме будет про картину. Раз уж Сергей Владимирович прислал их в одно время. Если тут что-то и зашифровано, этого явно мало.

Максим переставил поднос с пустыми кружками и тарелками на подоконник, а сам сел на диван, возле Кристины. Склонился над письмом, которое она держала на коленях.

– Давай попробую расшифровать. Там будет видно.

– Смотри сам.

– Слушай…

Нужно было как-то извиниться – внятно, ёмко. Так, чтобы она поняла искренность его чувств. Но у Максима никак не получалось подобрать нужные слова.

– Всё в порядке, – Кристина постаралась улыбнуться. – На самом деле я тебе благодарна.

– За что?

– Здесь… с тобой я ненадолго забыла об этом кошмаре. Мне начинает казаться, что всё не так плохо. Небольшое приключение, через которое мы должны пройти. А в конце все будут счастливы. Не знаю, может, это неправильно. Не нужно отстраняться от реальности. Но здесь мне хотя бы не снились кошмары.

Кристина, пересев поближе к Максиму, положила голову ему на плечо. Взяла в свои руки его правую руку. Переплетя пальцы, задержала его ладонь между своими ладонями. И так застыла.

Через несколько минут от Димы пришло сообщение.

– Они выезжают минут через двадцать, – прочитал Максим. – Значит, у нас часа два, не больше. В субботу не должно быть пробок.

– Два часа на что? – Кристина подняла голову и позволила Максиму встать с дивана.

– На то, чтобы расшифровать письмо. Убедиться, что в нём нет никакого смысла. И торжественно сжечь во дворе. Что скажешь?

– Я – за.

Максим принёс из своей комнаты чистые тетради, ручки и карандаши. Забрался с ногами на диван и первым делом переписал все буквы шифровки так, чтобы каждая из них оказалась в отдельной клетке. Двести двадцать четыре буквы.

– Почти все письма отец шифровал самым банальным способом. Шифр Цезаря. Слышала?

– Нет.

– Нужно знать шаг – точное число букв, на которое мы опускаемся или поднимаемся по алфавиту. Смотри. Если шаг равняется единице, мы каждую из букв увеличиваем на одну. И первые пять букв из «уаодц» превращаются в «фбпеч». Понимаешь?

– Да.

– Такой шифр взломать нетрудно. Спасает обыкновенный подбор. В алфавите тридцать три буквы, значит, вариантов – тридцать два. Давай разделимся. Ты бери шаг от единицы до пятнадцати, а я возьму от шестнадцати до тридцати двух.

– И что делать?

– Увеличивай буквы. Только сначала напиши алфавит, чтобы не путаться, хорошо?

– Хорошо.

– И возьми на пробу только семь первых букв из шифровки. Там сразу видно, получается абракадабра или какое-то слово.

Провозившись с подбором почти двадцать минут, они так ничего и не добились. Всякий раз шифровка превращалась в такой же бессмысленный набор букв. Не было даже намёка на узнаваемое слово.

Максим внимательно просмотрел результаты Кристины, затем, ничего не говоря, взялся за её половину алфавита. Решил всё перепроверить. Кристина никак это не прокомментировала.

– Значит, тут не Цезарь, – сдался Максим, когда увидел, что Кристина не допустила ошибок.

– Что дальше?

– Дальше решётка Кардано. Вряд ли, конечно, но можно попробовать. Отец иногда шифровал письма с её помощью. Это картонка с вырезанными отверстиями. Накладываешь решётку и видишь только те буквы, из которых складываются настоящие слова. Надёжный способ. Почти не поддаётся дешифровке. Тут нужно иметь большую подборку таких текстов, чтобы выявить хоть какие-то закономерности. Ну и надо разбираться в почерке, потому что буквы иногда приходится подгонять под отверстия.

Максим сходил в мамину комнату. Прежде никогда не рылся у неё в столе и сейчас чувствовал себя неловко. Попросил Кристину посторожить входную дверь. На случай, если из мастерской вернётся отчим. Всё это было довольно неприятно, но Максим хотел скорее покончить с письмом отца.

Решётки в столе не оказалось. Мама могла положить её в другое место или вовсе выбросить. Но Максим не отчаивался. Взял из шкатулки другое письмо отца – то, значение которого хорошо запомнил.

– На старом месте возле парка в семь? – Кристина рассматривала витиеватый текст и пыталась найти в нём нужные сочетания.

– Да. Это недалеко от Тверской. Отец назначал там маме свидания.

– Интересно.

Кристина наконец разглядела нужные фрагменты слов: «нас», «пос-тар-айся», «прошл-ом», «мес-яце», «те-перь» и другие. Из них складывалось скрытое послание.

Максим прижал это письмо к окну, сверху наложил чистый лист из тетради и старательно перерисовал прямоугольники нужных отверстий – в точности воспроизвёл утерянную решётку. Затем взялся за первый из четырёх вкладышей с ещё не разгаданным шифром.

Плотная мелованная бумага просвечивала не так хорошо, но Максиму удалось различить буквы. Как бы он ни водил листком с нарисованными отверстиями, ничего путного уловить не смог. Буквы и слоги отказывались складываться во что-то понятное. Идея с решёткой Кардано провалилась, но Максим не успокоился, пока не перепроверил всё несколько раз.

– Что теперь? – с азартом спросила Кристина.

Кажется, ей начинала нравиться такая игра. Вот только вариантов у Максима осталось немного. Шифр оказался не таким лёгким.

– Зачем одиннадцатилетнему ребёнку подсовывать сложную загадку? – Максим в раздражении порвал исписанные листки.

– Может, Сергей Владимирович думал, ты с ней потом разберёшься, когда вырастешь? Или вообще оставил загадку не тебе, а…

– Маме? Ну, предположим. Зачем тогда написал моё имя? – Максим махнул жёлтым конвертом.

– Не знаю… Ты говорил, был ещё какой-то – сложный – способ шифровки.

– Да. С ключевым словом. У мамы было только два таких письма. – Максим схватил тетрадь и принялся торопливо объяснять Кристине. – Смотри. В случае с шифром Цезаря мы составляли собственный алфавит, так? Алфавит, в котором все буквы смещены по отношению к нормальному на конкретный шаг. Шифр слабый, ломается методом подбора. Есть более надёжный вариант. Использовать не один шифралфавит, а сразу несколько.

– Это как?

– Элементарно. Предположим, что ключевое слово – «Изида». Отец его использовал в письмах к маме.

– «Изида»? – Кристина оживилась.

Пригладив непослушные волосы, ещё глубже склонилась над тетрадью.

– Да, как название его фирмы. Так вот. Нужно составить таблицу. Сверху записываешь открытый алфавит, то есть наш обычный: от А до Я. Дальше, под ним, записываешь четыре шифралфавита.

– Почему четыре?

– Потому что в слове «Изида» – четыре разные буквы. Записываешь последовательно. Под буквой А открытого алфавита ставишь, соответственно, ещё одну А, затем Д…

– Потом З, И.

– Верно. А, Д, З, И – это начальные буквы четырёх шифралфавитов. Дальше прописываешь эти алфавиты целиком. Вот.

– Понимаешь?

– Пока да.

– Таблица готова. Теперь берёшь предложение, которое хочешь зашифровать. Например, «Особняк на Пречистенке». Только без пробелов. И записываешь над этим особняком ключевое слово – букву за буквой, пока не покроешь его целиком. Смотри. Остаётся только зашифровать текст с помощью таблицы.

– Как?

– Легко! Ведь каждая буква ключевого слова соответствует своему отдельному шифралфавиту. То есть берёшь первую букву открытого текста – О из «особняк». Видишь, что над ней стоит И из ключевого слова «Изида». Значит, шифруешь её по алфавиту от И до З, в котором букве О изначального алфавита, он сверху, соответствует буква Ч. Буква С у нас превращается в Щ. Следующая О опять становится Ч. Потом Б становится Е. Так – по всему тексту. Ещё чуть-чуть, и «Особняк на Пречистенке» превращается в…

– С ума сойти… – Кристина откинулась на подушку. – У меня сейчас голова лопнет.

– Ничего сложного. Нужно привыкнуть. А чтобы расшифровать текст, делаешь всё то же самое, только наоборот.

– Наоборот… Ну хорошо, давай.

Максим взялся за письмо отца. Старательно выписал буквы из первого вкладыша на отдельный листок. Ещё раз обратил внимание на странную небрежность в их написании, но пока не знал, как это объяснить.

Использовал «Изиду».

Ничего не вышло.

Ни намёка на самостоятельное и понятное слово.

Готов был со злости смять листок. Сдержался. Стал вновь изучать письмо, будто мог в спешке упустить важную деталь.

Подумал, что обращение «Всё оставляю тебе. Ты поймёшь. И в глазах смерти увидишь мою жизнь» – это и есть один большой ключ. Молча, уже не пытаясь объяснить Кристине своих действий, составил ещё двадцать два шифралфавита для такого ключа. Делал это быстро, порывисто.

Подставил все пятьдесят шесть букв из первого вкладыша и понял, что вновь ошибся.

Откинулся на спинку дивана и, закрыв глаза, попробовал успокоиться. Искал в памяти хоть какую-то подсказку. Торопливо перебирал всё, что когда-либо слышал о расшифровках от мамы, отца или прочитал сам, когда ещё интересовался этой темой.

– Макс, – тихо позвала Кристина. – А если… – она смотрела на жёлтый конверт.

– Что?

– Может, это не имя адресата, а ключевое слово?

«Максиму».

Единственная надпись на конверте.

Максим резко выпрямился. Хлопнул себя ладонью по лбу. Ну конечно! Как он сразу не догадался? Это было логично и по-своему оригинально. Спрятать ключ на видном месте.

– Ты гений! – Максим схватился за тетрадь.

Кристина пересела ещё ближе – так, что их плечи соприкоснулись. Предвкушая разгадку, они хотели теснее прижаться друг к другу, наконец увидеть текст, зашифрованный отцом восемь лет назад и отправленный маме вместе с «Особняком» Берга.

На этот раз Максим не торопился. Делал всё аккуратно. Оттягивал решающее мгновение, наслаждался самим ожиданием и этим тёплым единением с Кристиной.

Заново выписал пять шифралфавитов.

Начисто переписал первый вкладыш из письма.

Чувствуя, как участилось дыхание Кристины, распределил буквы ключевого слова.

Каждое следующее действие совершал всё более размеренно, сосредоточенно.

Пальцем вёл по таблице алфавитов. Выписывал первые буквы.

– Жад, – с надеждой прочитал Максим.

Похоже на слог какого-то вполне живого слова.

Выписал следующие три буквы.

Получилось «жадтнг».

И дальше: «яйщзнону»…

Ничего.

Очередная белиберда.

Ключевое слово не сработало. Как и все предыдущие. Тупик.

Кристина разочарованно вздохнула и с сожалением посмотрела на Максима. Он ещё какое-то время возился с шифровкой. В спешке проверял три других ключа – свою фамилию, имя мамы, название города в Индии, где работало представительство «Изиды». Так и не добившись результата, лёг головой возле ног Кристины. Признал поражение. Кристина осторожно провела пальцами по его волосам.

– Значит, тупик? – спросила она.

– Пока да.

С улицы просигналила машина. Приехали Аня с Димой.

Максим не стал их встречать. Знал, что они сами разберутся с калиткой и входной дверью – она была не заперта.

Вскоре в прихожей раздался знакомый стук трости о ламинат. Дима торопился зайти внутрь. Даже обогнал Аню. Ему, конечно, не терпелось познакомиться с Кристиной, и сейчас Максим, ещё чувствуя её ладонь на своей голове, подумал, что позвать Шмелёвых было ошибкой. Они вполне могли управиться вдвоём.

Знакомство вышло неловким. Кристина особой приветливости не выказала, а Диму явно впечатлил синяк на её щеке. Максим, в свою очередь, не хотел вмешиваться и отвлёкся, чтобы ещё раз просмотреть неудачные попытки расшифровать письмо. И только Аня оставалась по-настоящему дружелюбной. Им всем нужно было время привыкнуть друг к другу.

Узнав, что Кристина учится в Строгановке, Аня вспомнила двух знакомых, которые учились там же на дизайне. Принялась рассказывать, как сама ещё в марте побывала на Волоколамке, но Кристина всем видом показала, что не готова обсуждать свою академию, а поиск общих знакомых считает не самым уместным занятием. Аня уловила её настроение и сразу сменила тему. Попробовала узнать, где живёт Кристина, как именно она добиралась до Клушино. Наконец, пройдя мимо этих неудачных тем, вышла на единственную из тех, которые сейчас могли всех объединить, – картину Берга.

Максим с улыбкой наблюдал, как Дима расхаживал по комнате, делал вид, что осматривает мебель, и неизменно косился на Кристину. Когда Аня и Кристина вышли в гостиную, резко повернулся к дивану и, склонившись к Максиму, прошептал:

– Это что, на ней твой свитшот?

– Свит… чего?

– Толстовка, чего!

Максим кивнул.

– Ну дела… Слушай, а она красивая, да? Это она сама у тебя взяла толстовку? А ты ей про комнату рассказал?

– Дим.

– Да?

– Успокойся.

– Не рассказал!

– Если считаешь, что лучший способ познакомиться с девушкой – заявить ей, что она спит на обоссанном диване, то… я начинаю понимать, почему ты до сих пор ни с кем не встречаешься.

Дима никак не отреагировал на слова Максима и захромал к выходу из комнаты.

Все собрались в гостиной. Аня и Кристина сидели на диване, тихо переговаривались о погроме, устроенном в «Старом веке», и об исчезнувших жёстких дисках, а Дима изловчился поймать Перса, сел с ним в кресло – неуклюже гладил кота и с улыбкой поглядывал на Кристину, ждал возможности раскрыть ей величайшую тайну гостевой комнаты. Перс лежал спокойно, но готов был сбежать при первой возможности.

Максим хотел сразу перейти к делу, однако не знал, как именно начать. Кристина его выручила – сама сказала, что, несмотря на исчезновение «Особняка», история не закончилась. Чуть менее уверенно добавила, что теперь они все в опасности:

– И наши родственники тоже. Вчера ко мне пришли. Могут прийти к любому из вас.

Дима растерянно посмотрел на Максима и ненадолго ослабил хватку – Перс воспользовался этим и вырвался на пол, после чего скрылся под столом. На кота уже никто не обращал внимания. Максим рассказал обо всём, что знал.

Пришлось вновь повторить слова мамы, опуская лишь самые незначительные личные детали. Максим видел, с какой жадностью Шмелёвы слушают историю его отца. Чувствовал, как внутри всё стягивается отвращением, однако заставлял себя говорить дальше. И только повторял себе, что делает это для мамы. И для Кристины.

Ещё раз кратко перечислив странности в работе Берга – от скрытого слоя картины до путаницы с датами, – Максим сказал, что к прочим нападениям добавилось вчерашнее нападение на Кристину. Посмотрел на неё и, помедлив, в общих словах передал, что именно случилось в её квартире.

Дима притих, уже не смотрел на Максима с таким откровенным восторгом.

Аня обняла Кристину. Не сказала ни слова, но и без того было видно, что нападение трёх незнакомцев и пощёчины, оставившие такой синяк, ужаснули её.

Вместе они смотрелись необычно. Кристина, одетая во всё тёмное, со строго очерченными скулами и тёмными, постриженными с мнимой небрежностью волосами. И светловолосая Аня с её мягким ухоженным лицом, одетая в белоснежную юбку с завышенной талией, в кремовую рубашку и с разноцветными браслетами на тонких, обнажённых до локтей руках. Их объединяли только разношенные тапки из грубой ткани, кажется, лежавшие в доме ещё с тех пор, когда тут жили родители Корноухова.

Кристина молча приняла объятия, но Максим знал, что ей важна поддержка, поэтому был благодарен Ане и теперь не считал приезд Шмелёвых такой уж большой ошибкой.

Наконец Максим показал всем письмо отца и рассказал о неудачных попытках его расшифровать.

– Странно, – заметил Дима.

– Что?

– Если они, ну, когда вломились к вам в дом, искали что-то связанное с твоим отцом, должны были забрать письма. Это же логично. Я бы сам первым делом полез искать по ящикам в столе, обычно все документы лежат там.

– Мы не знаем, чего они ищут, – не согласилась Аня.

– Да, но… А что, если они всё-таки добрались до этих писем, но решили их оставить?

– Зачем?

– Не смогли расшифровать. Точнее, скопировали себе, но оригиналы оставили тут на случай, если сами не расшифруют. А так решили подождать. Сделали всё, чтобы напугать Макса. По сути, заставили копаться в прошлом. Знали, что он доберётся и до письма. Оно ведь было запечатано?

Максим кивнул: вспомнил подозрительную ребристость склейки.

– Вот. Поняли, что Макс его раньше не читал. А тут сделали всё, чтобы прочитал. И расшифровал.

– Как-то слишком сложно, – не согласилась Аня.

– Даже если так, они ошиблись. Я всё равно не могу прочитать письмо.

Предположение Димы показалось бессмысленным, однако вызвало неприятное предчувствие. После всего случившегося Максим готов был поверить в любую бессмыслицу.

Ещё раз всё обсудили. Собранной информации было ничтожно мало. Никаких фактов. Только вопросы и догадки. Из них не получалось наметить даже общий контур истории, в которую они оказались втянуты. В конце концов Дима сказал, что составит хронику всех событий, связанных с Бергом.

– Не поможет, – отмахнулся Максим.

– Посмотрим. Иногда бывает полезно взглянуть на ситуацию в целом. Это помогает увидеть лес за деревьями.

Максим понимал, что у Димы, в сущности, выйдет хроника его семьи. Слишком долго избегал разговоров об отце, а тут должен был мириться с тем, что кто-то в деталях расписывает историю безумства Шустова-старшего. Однако Кристина поддержала Диму, и Максим решил больше не спорить.

Подводя итоги, признал, что им почти ничего не известно.

– Непонятно даже, с чего тут начать, – согласилась Аня. – Одни вопросы и тёмные пятна.

– Белые, – поправил Дима.

– Что?

– Если ты по аналогии с картами. Там пятна белые. Их не закрашивали, потому что не знали…

– Очень важное замечание, спасибо, – перебил его Максим и с сочувствием посмотрел на Аню.

В конце концов решили продвигаться в четырёх наиболее очевидных направлениях.

– Начнём с «Изиды», это первое, – перечислял Максим. – Может, найдём, чем фирма занималась в тот год, когда мама получила картину Берга. Далее раскопаем что-нибудь о Скоробогатове, на которого работал отец. Чем тогда занимался он? Зачем ему понадобилась помощь отца? Имеет ли он какое-то отношение к «Особняку»? Потом нужно забраться в мамину почту. Почитать, что ей ответил краевед.

– А четвёртое?

– Я ещё посижу с шифровкой. Может, что-нибудь придумаю.

План действий был составлен. Это успокаивало. Они ни на шаг не приблизились к разгадке того, что здесь происходило, но по меньшей мере теперь знали, что не будут сидеть сложа руки.

Максим хорошо понимал: самое неприятное в их положении – постоянный страх перед возможной угрозой. Тебя держат два здоровяка, не дают пошевелиться, а рядом ходит третий, самый сильный и опасный. Ходит молча, никак не объясняя своих действий. И тебе остаётся лишь смотреть в его чёрные злые глаза и ждать, что в любой момент его рука поднимется нанести тяжёлый, быть может, смертельный удар.

– Ни слова моей маме, – напомнил Максим и вышел из гостиной.

Отправился в новую часть дома, чтобы положить на место письмо, по которому восстанавливал решётку Кардано. Уже оказавшись в прихожей, услышал, как Дима спросил Кристину о диване:

– Никаких странных запахов не заметила?

Максиму оставалось надеяться, что Аня вовремя вмешается и хотя бы не позволит брату преувеличить историю с Персом. Дима любил сгущать краски. В его версии легко могло оказаться, что мебель в гостевой успели оприходовать чуть ли не все соседские коты.

Развеселившись, Максим не сразу заметил, что дверь в мамину комнату приоткрыта. Толкнул её – и замер на пороге.

Увидел отчима.

Тот сидел спиной к нему. На корточках, за стулом. В ногах у него лежали папки из маминого стола.

В этом не было ничего особенного. Корноухов и Максим в последнее время часто заходили сюда, чтобы поработать за компьютером. Те, кто охотился за картиной Берга, забрали оба ноутбука, а купить новые не было возможности. И, конечно, отчим мог держать в столе какие-то свои бумаги. Если бы Корноухов повернулся к Максиму, кивнул, сказал что-то, махнул рукой – что угодно, Максим не обратил бы на него внимания, ушёл бы и вернулся позже. Однако Корноухов повёл себя странно и этим заставил насторожиться.

Он продолжал сидеть спиной к Максиму. Даже не шелохнулся. Не мог не слышать, как распахнулась дверь, но никак на это не отреагировал. Значит, растерялся. Максим, сам того не желая, застал его врасплох.

Дальше Корноухов повёл себя не менее странно. Стал торопливо складывать мамины папки на место, затем повернул голову и довольно неуклюже изобразил удивление:

– А, Максим. Я тут немного… За компьютер? Садись, садись. Я закончил.

Захлопнул дверку стола. Слишком небрежно. Показывал, что ему нечего скрывать. Изобразил довольно глупую улыбку и ушёл.

Максим растерянно проводил его взглядом – увидел в окно, как отчим неспешно заходит в мастерскую, и только после этого положил письмо назад, в шкатулку из швейного набора.

Заодно проверил компьютер. Включил его и вскоре убедился, что не может попасть в мамину учётную запись. На ней стоял пароль. Подбор имён, фамилий, дат и названий ничего не дал. Чтобы добраться до маминой переписки, нужно было для начала узнать её пароль. Как это сделать, Максим не представлял.

Прежде чем уйти, попытался хоть как-то объяснить нелепую сцену с отчимом. В итоге отмахнулся от неё. Решил, что нельзя бросаться с подозрениями на каждую мелочь, тем более такую – глупую и безобидную.