Запястья, перетянутые верёвкой, пульсировали. Их пульсация отдавалась в висках, тонкими ртутными змейками холодила кожу, собиралась глубоко в макушке и там буравила голову стальной иглой, заставляла изгибать шею, напрягать щёки. Кисти рук разбухли. Максим не чувствовал их. Пробовал шевелить пальцами. Не различал их по отдельности. Пальцы срослись с ладонями. Два единых горячих сгустка.

Максим не успокаивался. Продолжал из последних сил дёргаться. Поочерёдно отталкивался от колонны то левой, то правой ногой. Знал, что в этом нет смысла. Верёвка сама по себе не оборвётся. Колонна не рухнет. Никто не придёт на выручку. Никто не одумается. Надежды на спасение не осталось. Впереди – боль, унижение, смерть. Но Максим знал, что будет бороться до конца. Будет рваться до тех пор, пока, обессилев, не потеряет сознание. Потом очнётся и продолжит эту бессмысленную борьбу. В кровь сорвёт руки. Разобьёт о колонну голову. Но не будет просто смотреть на то, как страдает Аня…

Её теперь положили на стол, за которым обедал Егоров. По отдельности привязали ей руки и ноги, растянули их в стороны. Баникантха кружил вокруг стола, не отрывал глаз от Ани. Сальников стоял на месте. Пальцем проверял остриё ножа.

Больше в подвале никого не было. Только они вчетвером. И безжизненный, полуобморочный Дима, которого оставили лежать возле Максима. Никто и не подумал его привязывать. Хватило верёвок на руках и ногах.

– Знаешь, что самое смешное? – Салли усмехнулся безумным, давящимся смешком. Язык липким слизнем скользнул между его губ. – Ты чем-то похожа на мою жену. Нет, правда. У вас есть что-то общее. Но только не волосы, нет. Света была брюнеткой. Но это ничего. Она ведь точно так же лежала, как и ты сейчас. Один в один. Уж я помню, поверь. Всё помню. И повторю. Не забуду ни одного штриха. А твой друг будет смотреть. Я знаю, будет. – Сальников повернулся к Максиму. – Это поначалу кажется, что сможешь отвернуться, закрыть глаза. А потом смотришь. Впитываешь каждой клеточкой мозга.

Салли подался вперёд.

Навис над столом и одним движением рванул Анину кофточку так, что стрельнули и покатились по бетонному полу сразу несколько пуговиц. Баникантха замер на полушаге и, не переставая жевать бетель, внимательно проследил за тем, как рука Салли опустилась Ане на шею.

Аня больше не сопротивлялась. Дрожь сотрясала её тело редкими волнами, но сдавленные крики и мольбы прекратились. И только когда рука Салли чешуйчатой осклизлой змеёй скользнула по её плечу, Аня вся напряглась в болезненном припадке, вытянула пальцы босых ног, зажмурилась, а из её закрытых глаз опять потекли слёзы.

И Максим закричал.

Крик поднимался из груди сухими колючками. Раздирал гортань, заставлял глотать собственную кровь. В отчаянии Максим с такой силой упёрся сразу двумя ногами в колонну, что почувствовал, как вытягиваются его собственные суставы. И только новый приступ слабости остановил этот порыв. Задыхаясь, Максим опять повис на вздёрнутых за спиной руках. Чувствовал, как на голову опускается серая завеса отрешения. Противился ей. А потом услышал голос. Такой знакомый. Сейчас он прозвучал холодно и твёрдо:

– Отойди от неё.

Приподняв голову, настойчиво моргая, Максим разглядел, как от лестницы приближается Кристина. Она, как и прежде, была одета в Анины индийские вещи – ещё одна глупая насмешка. За ней шёл чернобородый убийца, которого Салли там, в гостевом доме, назвал Шахбаном. Сейчас, глядя на его грузную походку, на его затянутое в костюм медвежье тело, Максим поклялся, что убьёт Шахбана. Понимал, что в таком положении легко бросаться подобными обещаниями, и всё же дал себе клятву со всей серьёзностью. За то, что Шахбан сделал с Аней. А главное, за это бесчеловечное спокойствие, отстранённость в его глазах в те мгновения, когда он ломал ей пальцы, – с таким будничным видом, словно речь шла о какой-то бюрократической необходимости.

– Что ещё?! – грубо крикнул Салли. Порывисто обернулся и, увидев Кристину, тут же присмирел. Потупившись, прошептал: – Лизавета Аркадьевна. Не знал, что…

– У тебя есть камера?

«Лизавета Аркадьевна… Лиза. Вот, значит, как тебя зовут». Максим старался не шевелиться, чтобы не усиливать головную боль и слышать их разговор.

– Что? Простите, какая камера?

– Видеокамера.

– Да, конечно… Что-нибудь найдём.

– Сейчас.

– Что?

Баникантха, кажется, не понимавший русскую речь, растерянно смотрел то на Сальникова, то на Кристину. То есть на Лизу, на Лизавету Аркадьевну.

– Отправляйся к себе и привези камеру. Я хочу, чтобы ты всё записал.

– Но я думал…

– Думать – не твоя забота, Сальников. Делай что говорят.

– Да, да, понимаю, – Салли с явным сожалением отошёл от стола с распростёртой Аней. Затем приободрился и, словно пытаясь оправдать отступление и чрезмерную послушность, затараторил: – А вообще правильно. Этот наверняка сболтнёт что-нибудь важное, а я могу не расслышать.

«Этот», конечно, подразумевало Максима.

– Оставь нож.

– Что? – Салли жадно обхватил рукоятку ножа, который по-прежнему оставался у него в ножнах на поясе.

Лиза не стала повторять. Сальников и сам покорно выложил нож на пол. Поплёлся к лестнице. Баникантха, сообразив, что знакомство с Аней и остальными откладывается, разочарованно сплюнул и зашагал вслед за Салли.

– Подожди наверху, – уже мягче сказала Лиза, на этот раз обращаясь к Шахбану.

Он не задавал вопросов. Только бросил взгляд на Диму. Увидел, что тот ни к чему не привязан, однако, как и Сальников, рассудил, что опасности нет. Молча ушёл.

Когда наверху стихли последние шаги, Лиза приблизилась к Максиму.

Непривычный запах терпкой свежести – смесь сладкой вербены и пряной корицы. Кажется, мамиными духами Лиза больше не пользовалась. Пропала необходимость.

Всё та же рваная чёлка и длинные пряди тёмных волос. Заострённое лицо с высокими скулами. Вишнёвая помада и чёрная, ещё более выраженная, чем раньше, подводка глаз. Максим смотрел на Лизу с гордостью пренебрежения, однако не мог противиться холодку надежды – тот поднимался от груди, студил горло и заставлял глаза, вопреки воле, слезиться.

– Кто ты? – процедил Максим.

– Ты и сам теперь знаешь, – осторожно улыбнулась Лиза. – Сальников никогда не умел держать язык за зубами.

– Пришла насладиться? – Знал, что не должен всего этого говорить, однако не мог сдержаться. – Принарядилась.

– Не знала, как ещё сказать.

– Что?

– Что я вам помогу. Думала, ты сообразишь. И не наделаешь глупостей.

Прежде чем Максим успел ответить, Лиза подошла ещё ближе. Коснулась щекой его щеки – так, чтобы говорить в самое ухо. Максим не сопротивлялся её близости. Затаился, не зная, что произойдёт дальше.

– У нас мало времени, – прошептала Лиза. – Сальников вернётся минут через двадцать. Если повезёт, через тридцать.

– Что тебе нужно?

Лиза теперь вся прижалась к Максиму. Обняла его. И было невозможно противиться её теплу. Максим почувствовал, что слабеет. Не верил ни одному слову, однако соблазн хоть на мгновение принять эту близость, забыться в ней, уйти от всего, что тут, в подвале, происходило, был слишком велик.

Очередной спектакль. Ничего больше. Кристина была хорошей актрисой. И Лиза, конечно, ей в этом не уступала.

– Что тебе нужно? – сухо повторил Максим, едва сдержав кашель в надорванном горле.

– Хочу помочь, – Лиза будто нехотя разорвала связывавшее их молчание. – Но ты должен мне доверять.

– Тогда срежь верёвки. Освободи меня. Нож у тебя есть.

– Подожди. – Лиза по-прежнему говорила ему на ухо и мягко вела своей гладкой щекой по его щетинистой щеке.

Максим вдруг подумал, что не должен был так себя запускать – ему стоило вчера побриться. Глупая, ничтожная мысль! В отвращении к себе он дёрнулся и едва сдержал стон, до того невыносимой показалась боль в плечах.

– В моих силах немного, – продолжала Лиза.

– В твоих силах срезать верёвки!

– Подожди. Верёвки срезать легко. А что дальше?

– Мы убежим.

– Убежите? – Лиза усмехнулась. – Хорошо. Но запомни главное. – Теперь она говорила ещё тише. – Что бы ни происходило, не доверяй своим друзьям.

– Что?

– Не доверяй им. Если хочешь жить.

После этих слов Лиза отошла. В последний раз посмотрела на Максима – не то с жалостью, не то с надеждой. Затем принялась действовать без промедления. Взяла нож Сальникова. Зашла за колонну. Разрезала верёвку и тут же устремилась к столу, на котором лежала Аня.

Максим хотел схватить Лизу. Едва почувствовав свободу, развернулся, приподнял свинцовые, такие неуклюжие руки, однако не смог сделать и шагу – упал на колени. Ему понадобилось не меньше минуты, чтобы прийти в себя и наконец стянуть с запястий джутовые петли. Кисти, а с ними и голова пульсировали болью.

– Дорога охраняется. – Лиза освободила Аню и теперь занялась Димой. – Сатунтар вас заметит. Так что вы уйдёте в окно и двинетесь на юг. Ровно на юг. Идите тихо, ни в коем случае не шумите, тут всё хорошо слышно. Дальше будут кусты. За кустами – тропинка. Там стоят три велосипеда. Езжайте по тропинке. Не заблýдитесь. Она выведет к общине «Ритам». Оттуда уже недалеко до центральной части Ауровиля. Вас будут искать. Так что спрячьтесь где-нибудь. Ты понял? Макс?

Максим по-прежнему стоял на коленях. Смотрел на стёртые в кровь запястья, чуть покачивался.

– Эй! – Лиза подошла к нему. Наклонившись, пальцами взяла его за подбородок. – Эй! Сейчас не время. Соберись. Твои друзья без тебя не справятся. Ты должен их вывести. Понял?

– Да. Я… сейчас.

Максим, одолев слабость в ногах, встал.

Лиза провела ладонью по его щеке:

– Спрячьтесь и ждите. Где угодно. Тут полно заброшенных домов. Ничего не предпринимайте. Они будут сторожить на всех дорогах. Сатунтар и Баникантха тут не одни. С ними ещё три наёмника. Из них двое – сикхи, а с этими ребятами лучше не связываться. Вам не вырваться из Ауровиля. Даже на машине, которой у вас всё равно нет. Так что сидите тихо.

– А что дальше?

– Вот. – Лиза протянула Максиму телефон и перетянутый резинкой зарядник. Старенькая «Моторола»-раскладушка. У отчима была почти такая же. – Я позвоню. Но если что, звони сам. В контактах только один номер. Понял?

– Да.

Дима, всё ещё бледный, напуганный, глубоко прихрамывая, ходил между колоннами. Бормотал что-то неразборчивое и лишь изредка на удивление ровным голосом спрашивал:

– Кто-нибудь видел мою трость?

Аня так и не спустилась со стола. Освобождённая от верёвок, теперь сидела и непослушными руками пыталась совладать с кофточкой. Максим увидел её пальцы. Сломанные мизинец и безымянный. Разбухли и топорщились. Вместо косточек – уродливые волдыри. Максим почувствовал, как по горлу скользит щекочущий холод. Голова стала лёгкой, пустой, вся боль сошлась в макушке – тысячью раскалённых гвоздей, которые один за другим протискивались под черепную кость, выколупывали последние мысли, вытесняли все другие чувства.

Лиза была права. Не осталось времени бродить в собственных страхах и жалости. Нужно действовать.

– Сможешь идти? – Максим подошёл к Ане. Его голос прозвучал почти грубо, напористо, однако он не мог говорить иначе. – Ань? Сможешь идти?

– Сейчас…

Аня возилась с кофточкой. Пыталась её застегнуть. Но пуговиц не было. Сорванные, они давно разлетелись по полу.

– Ань, тебе нужно спуститься со стола.

Максим оправил ей волосы, постарался по возможности аккуратно разгладить их и заложить за уши. Увидел переломы вблизи. Смотрел с ужасом, однако на этот раз без холода внутри. Заметил, что на запястье Ани появились продольные багровые синяки.

– Подожди, – прошептал Максим и тут же обратился к Лизе: – Дай нож.

Подбежав к ней, выхватил протянутый нож чересчур порывисто. Кажется, Лиза испугалась. Отступила на шаг. Максим жестом остановил её. Опустившись перед ней на колени, срезал подол камиза.

– Ты чего?..

Не стал отвечать.

Нужно было воспользоваться тем, что Аня ещё плутала в тумане недавнего страха. Это притупляло боль. Тем не менее она вскрикнула, когда Максим приложил к её распухшим пальцам холодное лезвие ножа.

– Потерпи, потерпи. Всё будет хорошо. Ещё немного. Так надо.

Не придумал ничего лучше. Другой шины тут бы всё равно не нашлось. Наскоро перемотал кисть и запястье. Убедился, что нож держится крепко – его длины как раз хватило, чтобы зафиксировать сломанные пальцы. Кончик лезвия чуть выдавался вперёд, а плоская рукоять легла почти до середины предплечья.

Поразмыслив мгновение, Максим бросился к Аниному чемодану – видел, как его с остальными вещами принёс Шахбан. Наугад достал первый попавшийся сарафан. Жёлтый с белыми цветами лимонного дерева. Разорвал его на лоскуты и наскоро связал Ане поддерживающую косынку – закрепил её на плече.

После перевязки Аня пришла в себя. Самостоятельно спустилась на пол и первым делом отправилась к брату – хотела помочь ему в поисках трости. Максим не стал им мешать. Перехватив стол, поднял его и заторопился с ним к окну, указанному Лизой. Руки дрожали. Максим боялся не совладать с собственным телом, поэтому в нескольких шагах от окна остановился перевести дух.

– Откуда они узнали, что я здесь? – спросил Лизу, когда она уговорила его донести стол вдвоём.

Глупый вопрос. Сальников, увидев фотографию, сразу позвонил людям Скоробогатова, это было очевидно. Однако ответ Лизы оказался неожиданным:

– За тобой следили. Они всё поняли в тот день, когда ты пошёл в визовый центр. А Шахбан летел с тобой в одном самолёте.

– Что…

– Да. Он был рядом всё это время. И в Джайпуре жил с тобой в одном отеле.

– Безумие… Почему они сразу меня не схватили?

– Я их отговорила.

– Ты?!

– Сказала им, что только ты найдёшь спрятанное в Ауровиле.

– Безумие… Вы точно все больные. Все эти игры… Почему ты нам помогаешь?

Опустили стол под окном. Ещё два метра голой стены. Высоко. Но другого пути всё равно не было.

– Считай, это в моих интересах, – уклончиво ответила Лиза.

– Ты знала, что Шахбан будет пытать Аню?

– Всё могло быть хуже, поверь.

Дима по-прежнему искал трость. В каком-то нервном трансе отказывался слушать других. Заявил, что никуда не пойдёт, останется здесь, потому что всё равно не сможет убежать. Аня пыталась вразумить брата, а когда Максим наконец заставил их отправиться к окну, вдруг со слезами попросила захватить её чемодан.

Максим обещал всё устроить. Несмотря на возражения Лизы, кинулся к вещам. Заглянул в свой рюкзак. Ни «Города солнца», ни фотографии, ни подставки от глобуса. Люди Скоробогатова всё забрали. Открыл Димину сумку, вывалил из неё половину вещей, в том числе запасные ботинки, и запихнул взятое наугад из Аниного чемодана. Решил, что этого достаточно. К счастью, паспортá, кошельки и мобильные телефоны остались нетронутыми – Максим видел, как Шахбан ещё в гостевом доме бросил их в его рюкзак.

– А как же чемодан? – рассеянно спросила Аня.

– Я переложил твои вещи! – Максим показал ей сумку и тут же помог взобраться на стол.

Следом залез сам. Подсадил Аню. Чем выше поднимал её, тем у него сильнее дрожали руки, но Максим справился. Аня, цепляясь правой рукой за стену, а левую прижимая к груди, выкарабкалась в бетонное отверстие окна. Следующим был Дима. С ним пришлось повозиться.

– Это я. Я во всём виноват… Прости, Макс, я не думал… Оставь меня тут. Так правильно. Неужели ты не понимаешь, что я наделал… Ведь это из-за меня мы прилетели в Индию.

Пришлось тряхнуть его так, что Дима от неожиданности лязгнул зубами. Это отрезвило его, и вскоре он оказался наверху, рядом с сестрой. Максим спрыгнул на пол за рюкзаком и сумкой. Лиза задержала его за руку:

– Не забывай, что я тебе сказала. Это важно.

Максим помедлил. Посмотрел в окно, где теперь виднелась Димина спина. Он и не подумал развернуться, чтобы помочь Максиму.

– Бежим с нами!

– Нет, Макс, я остаюсь.

– Может, ударить тебя, чтобы всё выглядело более естественно?

– А ты этого хочешь? Ударить меня?

– Просто вспомнил, что это твой любимый приём. Разжалобить и воспользоваться жалостью.

– Ударь, если хочешь.

Максим с отвращением посмотрел на жёлтые пятна, оставшиеся от старого синяка на щеке.

– Как ты им объяснишь? Ты была с нами одна. И мы вдруг исчезли.

– Придумаю.

– Понимаю. Отец тебя не тронет. Может, это он приказал нас отпустить? – Максим ещё не успел привыкнуть к мысли, что Кристина, которую он знал, оказалась дочерью Скоробогатова.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Максим тихо спросил:

– Что ищет Скоробогатов?

– То, что у него украли.

– И что это?

Лиза приблизилась к Максиму. Он почувствовал её тёплое дыхание. Кристина. Воспоминания о доме, о лесной дороге из Менделеево в Клушино. О пижаме с нелепыми синими верблюдами. И белые стопы, выглядывавшие из-под старого одеяла, которым он сам укрывался в старших классах. Так близко и так далеко.

– Дневник Затрапезного, – прошептала Лиза. Всё-таки Лиза.

– Дневник? Что… Какой дневник, о чём ты?

– Я же сказала. Дневник Затрапезного.

– Того самого?

– Да. Владельца особняка на Пречистенке.

– И что в нём?

– Если когда-нибудь найдёшь его, этот дневник, сразу отдай. И всё закончится. Слышишь? Отдай. Поверь мне. И не пытайся его прочесть. Даже не открывай. Так будет лучше для тебя и твоих близких. Вот твой отец открыл. И прочитал. Сам видишь, к чему это привело.

– Поездка Затрапезного в Южную Америку… – вспомнил Максим. – В этом дело? Его дневник как-то связан с этим символом на внутренней картине Берга?

– Тебе лучше не знать, – Лиза отстранилась и отвела взгляд. – Просто доверься…

– Я однажды доверился Кристине.

– Теперь доверься мне.

Максим забрался на стол. Увидел, что Аня всё это время наблюдала за ними, стоя в оконном проёме. Кажется, окончательно пришла в себя. И теперь ждала Максима. Здоровой рукой приняла от него сумку и рюкзак. Потом отошла, чтобы он мог самостоятельно вскарабкаться наверх.

Горячий, полный пряных запахов ветер. Ослепляюще яркое солнце. Они будто провели в заточении долгие годы и теперь должны были заново учиться жить на свободе.

Дима молчал. Больше не сопротивлялся. Его распухшее от слёз лицо оставалось бледным, но в глазах появилась осознанность. Когда Максим двинулся через кусты, Дима покорно последовал за ним и сестрой.

Велосипеды оказались на месте. Ржавые, с неудобным рулём, с узкими алюминиевыми багажниками. На таких же они катались по Ауровилю. Первым делом Максим спрятал один из велосипедов в кустах.

– Зачем? – удивилась Аня.

– Поедешь со мной. На багажнике.

Осмотрел её руку, проверил надёжность бандажа. На мгновение вновь испытал смесь гнева и давящего ужаса. Не верилось, что кто-то способен на такое. Быстро отогнал эти мысли. Сейчас было не до них.

Аня вздрагивала от каждого прикосновения, но не противилась, когда Максим стал затягивать дополнительный узел на предплечье. Сжав побледневшие губы, терпела.

– И куда мы? – тихо спросила она.

Максим растерялся. Не успел об этом подумать.

Аня на днях познакомилась с одной женщиной из Нидерландов, даже побывала у неё в гостях, однако Максима этот вариант не заинтересовал. Он судорожно вспоминал заброшенные здания на окраине городка. На мгновение решил укрыться в Тибетском павильоне – попросить там убежища, а потом повернулся к Диме:

– Где живёт Зои?

– Зои? – голос у Димы был непривычно слабым, размякшим.

– Ты говорил, знаешь, где она живёт.

– Да… Это недалеко от «Митры».

– Хорошо, – Максим кивнул. – Сможешь ехать на велосипеде?

Дима пожал плечами.

– Садись! Езжай за нами. Только тихо.

– Ты не забыл про герб из «Сумерек»? – спросила Аня.

– Не забыл. Но других вариантов нет.

– Ты ей доверяешь?

– Я теперь никому не доверяю.

Первое время ехали осторожно, объезжали сухие ветви и ямы. Не шумели. Затем ускорились. Аня обхватила Максима правой рукой, но боялась к нему прижиматься – не хотела тревожить сломанные пальцы левой руки. В конце концов должна была упереться ему в спину лбом. Дима постоянно отставал. Его явно беспокоила больная нога, однако он, к счастью, терпел и не пытался остановиться.

Как и обещала Лиза, они довольно быстро добрались до общины «Ритам». Здесь Максим бывал и раньше, поэтому вскоре вывел всех на широкую грунтовую дорогу, а там без труда нашёл упомянутую Димой «Митру».

Остановились метрах в двадцати от дома, где жила Зои. Дима никогда не заходил к ней – лишь однажды проводил её и знал, что она живёт с отцом.

Бросили велосипеды у забора. Дальше отправились пешком.

Возвратился страх. А с ним – дрожь. Никак не удавалось её унять. Максим сильнее сжал кулаки. Кажется, только сейчас по-настоящему осознал, что с ними произошло. И что ещё могло произойти, если бы Лиза по странной прихоти не помогла им сбежать. Память настойчиво возвращала его туда, к столу, на котором лежала Аня, к колонне, о которую он в беспомощности бился затылком.

– Ты в порядке? – голос Ани отрезвил.

– Да, да… Идём.

– А если Зои нет дома? Будем её ждать?

– Нет. Отправимся к твоей нидерландской подруге.

«Безумие. Вместо того чтобы рвать на всех парах из Ауровиля, мы приехали в самый центр. У всех на виду». Эта мысль и тысяча ей подобных разом гудели в голове. Боль в макушке не давала сосредоточиться. Хотелось кричать, рваться из самого себя наружу.

– Привет!

Максим и не заметил Зои. В оранжевой, кажется, шиваитской бандане, в балахоне, перчатках и широких ядовито-зелёных штанах-афгани она работала в палисаднике у крыльца. Максим, готовый в любой момент при малейшем подозрении на опасность вернуться к велосипедам, поспешил приблизиться к Зои. Насторожённо посмотрел на неё. Выждал мгновение, прежде чем прямо заявить:

– Нам нужно спрятаться. Чтобы никто не узнал, где мы.

– Класс, – только и сказала Зои, а потом разглядела Анин бандаж, надорванную кофточку и торчавшее из замотанной руки лезвие ножа. Поражённая увиденным, застыла.

– Зои?

– Да, прости. Конечно! Проходите. Ко мне в комнату.

Зои наконец отложила тяпку. Огляделась и, убедившись, что поблизости никого нет, повела их на задний двор, к чёрному входу. На ходу сбросила перчатки; никак не могла отвести взгляда от Аниной руки.

Это был типичный для Ауровиля каменный одноэтажный домик с белыми стенами, терракотовой черепицей и множеством окон с голубыми рамами. Двор во многом напоминал двор Шустова-старшего, однако казался более основательным и, конечно, был куда более живым, гостеприимным: всюду крохотные, обведённые кирпичами клумбочки, узенькие дорожки серого сланца, поросшие плющом деревянные арки и бесконечное число глиняных кашпо самой разной глубины, с неизменно ухоженными цветами.

– Есть обезболивающее? – Максим обстучал с кроссовок грязь, но всё равно занёс в дом земляную крошку.

– Ничего, я уберу. – Зои провела их через кухню с большим столом посредине и двойной раковиной у раскрытого окна. – Да, таблетки есть.

– Давай всю аптечку.

– Хорошо.

Из кухни они вышли в светлый коридор, стены которого были частично покрыты индийскими коврами, но по большей части разрисованы витиеватым орнаментом, где невообразимое богатство цветов переплеталось с чем-то вроде светящихся лабиринтов или стилизованных лучей света.

Дима шёл последним. Левой рукой сдавливал бедро, а правой цеплялся за стену. Ему, по сути, досталось не меньше остальных. Он лежал в каких-то двух метрах от сестры, но даже не видел, что именно с ней делают. Только слышал её стоны и возбуждённый голос Сальникова.

Зои была на удивление весёлой. Кажется, ей нравилось происходящее. Всего лишь приключеньице. Впрочем, она не могла даже представить, через что они прошли.

– Ждите здесь. Я принесу аптечку.

Зои открыла последнюю дверь в коридоре. Максим пропустил Аню и Диму, а сам, задержавшись на пороге, сказал:

– Там у забора два велосипеда. Нужно от них избавиться.

– Поняла, – заговорщицки прошептала Зои.

Её комната оказалась завалена одеждой. Два шкафа – на две створки каждый, под потолок – не смогли всё вместить, и вещи были на полу, на диване, на кровати, на столе и даже на подоконнике, при этом лежали в относительном порядке. Футболки с цветочными принтами, безрукавки, худи, лоскутные балахоны с глубокими капюшонами, безразмерные штаны, конопляные и льняные растаманские шапки, стопки разноцветных тканей… На столе, отчасти объясняя этот завал, стояли деревянные коробки с клубками шерстяных ниток и заправленная, подготовленная к работе швейная машинка.

Дима опустился на диван. Запрокинув голову на подушку, тёр болевшее бедро. Аня какое-то время растерянно стояла у вывешенного на стене портрета Матери, затем присела возле брата.

– Тебе нужно в больницу, – Максим зашторил окна и теперь выглядывал в сад через оставленную щель. Должен был упереться руками в подоконник – из-за головной боли подступила тошнота.

– Сейчас нельзя, – слабо отозвалась Аня. – Я потерплю.

Максим не нашёл что ответить. Знал, что Аня права. И только надеялся, что у Зои найдётся знакомый врач – из тех, кому можно довериться.

Прошло минут десять. Или больше. Зои не возвращалась.

За это время можно было и в аптеку сбегать.

Допустим, Зои провозилась с велосипедами. Наверное, в первую очередь позаботилась о них. Логично. Максим поступил бы так же.

Следы от протекторов! От велосипедов остались следы! И они вели прямиком от подвала сюда. Их могли выследить! Нет… Глупая мысль. Тут, в Зелёном поясе, проезжали сотни велосипедов по всем дорожкам.

– Где Зои? – тихо спросила Аня.

Ей тоже было страшно.

Чем дольше тянулось ожидание, тем более липким, неотступным становился страх.

Прошло полчаса. Ни звука. Дом стоял опустевший. Сад молчал. Только от дороги доносились голоса людей.

– Ждём ещё десять минут и уходим, – выдавил Максим.

– Нет, – простонал Дима.

– Хорошо, – дрогнувшим голосом отозвалась Аня.

Она опять плакала. Тихо, стараясь не привлечь внимания.

Прошло десять минут. Быть может, больше. Максим медлил.

– Ещё пять минут, и уходим.

– Нет… – не успокаивался Дима.

– Мы должны. Димочка, послушай. Скоро всё закончится. – Влажный шёпот Ани вызвал у Максима новый приступ злости.

Сейчас он был готов на всё, только бы защитить Аню. Отдать себя на растерзание, на любые пытки, убивать самому – что угодно, только бы Аня не оказалась опять на столе, связанная, беспомощная, дрожащая, целиком отданная во власть безумного Сальникова.

– Нет… Я не смогу. Аня… Я останусь тут. Спрячусь в шкаф, под кровать, где угодно, но я больше…

– Тихо! – Максим отвернулся от окна. Приоткрыл рот, чтобы не оглушать себя своим же дыханием.

В доме отчётливо хлопнула дверь.

Голос.

Два голоса.

Быстрые шаги по каменному полу.

Говорили громко, но пока неразборчиво.

Ещё несколько мгновений, и Максим уже не сомневался, что один из голосов принадлежал Сальникову.

Он был здесь.

Аня тоже узнала его – теперь дышала прерывисто, глотая слёзы, обхватив перевязанную руку.

Максим отбежал от окна. Удивился, до чего беззвучны его шаги. Приблизился к двери. В руках – изогнутые портновские ножницы. Большие прорезиненные кольца ручек, матовая кованая сталь. Даже не заметил, когда и где взял их. Задумался об этом, а в следующее мгновение уже стоял возле двери с занесённой рукой.

От зашторенного окна его отделяла бездонная пропасть. Он шёл сюда целую вечность, а сейчас не мог вспомнить ни одного из сделанных шагов. Боль в голове усилилась и в то же время отдалилась, стала полой. Беззвучные удары колокола под пустым куполом – ничего, кроме глубинной вибрации. Не мог надышаться. Делал долгие натужные вдохи. А потом дверь в комнату скрипнула и подалась вперёд.