Цирк, цирк, цирк… Кто не любит цирк?

А дрессированных собачек видели? А ленивого Бабая? Того, который учиться и работать не хочет и под партой прячется?

Бабай не всегда был такой. Когда их обучали в школе циркового искусства, он старался. Дрессировщик разложит карточки с цифрами, ткнет тростью в цифру, спросит:

— Ну, сколько тут?

А Бабай и рад стараться, тотчас ответит. Если цифра «4» — тявкнет четыре раза, если «5» — пять. Опередит всех и никогда не ошибется. Дрессировщик спросит другую собачку, а Бабай опять тут как тут: гав, гав, гав…

— Не подсказывай! Не твоя очередь!

Дрессировщик даже сердиться начал: что, в самом деле, все Бабай да Бабай, а другие когда?

Может быть, он сердился притворно, может быть, так оно и было задумано, чтоб выглядело посмешнее, кто их, дрессировщиков, там разберет? Да только вышло так: «не подсказывай» да «не подсказывай» — и стал Бабай самым ленивым в группе. Все стараются, наперебой спешат исполнять команды, один Бабай не торопится. А надоест — вообще уйдет и не дозовешься.

Он и внешне другой: больше, толще, ходит вперевалку. Ленивые всегда толстые, меньше двигаются, больше едят.

Карликовые шпицы — веселые собачки, быстрые, шустрые. Беленькие, пушистенькие, со смышлеными умными мордочками. Перед каждым представлением собачек моют в теплой воде с мылом, а потом подсинивают и припудривают… Белые-белые, только глаза да нос — три черные точки. А уж лаять горазды… Но, может быть, за это и любят: с ними не соскучишься!

…Близится час представления. Чисто подметен манеж. Под огромным куполом цирка — чуткая тишина, услышишь каждый шорох.

И вот вспыхнул яркий свет в зале. Быстро заполняются ряды публикой, уже не осталось ни одного свободного места. Людской гомон и шум, шарканье ног. Грянул оркестр. Пора!

На круглой, залитой светом арене, как под абажуром, разглядишь все. Тысячи нетерпеливых глаз впиваются в артистов.

Выходят слоны. Тяжелые, громадные, они неторопливо и торжественно движутся по кругу, мерно покачивая головами.

Проносятся кони. Лихие джигиты выделывают на них всяческие чудеса.

Рыжий коверный потешает публику в перерывах между номерами. Зал грохочет: смешно!

Дружной стайкой выбегают собачки. Вьются у ног дрессировщика, заглядывают ему в глаза. Их повелитель артист Ермаков раскланивается с публикой. Поклон налево, поклон направо… Начали.

— Гоп! Але!

Какие умненькие собачки, все знают! Переворачиваются, ходят на задних лапках, танцуют под музыку, проскакивают сквозь кольцо… Только Бабай сидит, словно его не касается, глядит куда-то в сторону. Отлынивает. Он всегда отлынивает.

— Бабай, ко мне!

Как же, он поторопится, жди! Ой, до чего же неповоротливый да медлительный! Как его терпит Ермаков?

Собачки разыгрывают сценку из школьной жизни.

На перемене. Все прыгают через препятствие, а Бабай лезет под него. Публика хохочет.

На уроке. Все к доске, а он — прячется под партами.

Публика хохочет. Ну до чего потешный пес!

— Кто отличный ученик? — громко спрашивает Ермаков.

Все выходят вперед, а Бабай уползает на животе с манежа.

Все делают сальто-мортале в финале, а он боковой кульбит. И тут ленится… Ленился да ленился и стал самой знаменитой собакой в труппе Ермакова. Бабай? Как же, видели! Здорово! Кого ни спроси, все знают Бабая, большие и маленькие.

Смеются? И хорошо, что смеются. Наверное, так ответил бы Бабай, если б его спросили и если бы умел говорить. Такая у них служба — веселить людей.

Кончилось представление. Погасли огни. Последний зритель покинул цирк. Снова тишина и полумрак в зале.

За кулисами усталые артисты стирают грим с лица, моются под душем. Животным задают дополнительные порции пищи, кому овса, кому мяса или зелени.

Ермаков разговаривает с Бабаем:

— Спасибо, дорогой. Чем тебя угостить? Ты у меня главный работник…