Рудаков лишь мельком взглянул на увеличенные изображения отпечатков и отложил их на край стола.

— Напрасно тратишь время, капитан. Без адвоката я не скажу ни слова.

— Хорошо. Тогда расскажите, где вы были в ночь с пятницы на субботу? Точнее — с двадцати трех ноль-ноль пятницы до четырех ноль-ноль субботы? — допытывался Рюмин.

Рудаков покачал головой.

— Вызывай адвоката. Может быть, тогда я отвечу. А может быть, и нет.

Препирательства в таком духе продолжались уже битый час. Впрочем, Рюмин понимал: на что-то другое не стоило и рассчитывать. Неужели он надеялся на признательные показания?

Рудаков, чувствуя бессилие капитана, с каждой минутой становился все спокойнее и увереннее. Рюмин же наоборот — начинал терять терпение.

Это могло плохо кончиться для физиономии Рудакова, — а в конечном счете для самого Рюмина.

— Я укажу в протоколе, что вы отказываетесь сотрудничать со следствием, — сказал капитан.

— Твое право, — усмехнулся Рудаков. Рюмин собрал листы в тонкую папку, запер в сейф и нажал кнопку, вызывая охрану. На пороге появился сержант-конвоир.

— Рабочий день закончен, — сказал капитан, отвечая на немой вопрос Рудакова. — Меня давно ждут дома.

Рудаков поднялся со стула и долгим немигающим взглядом посмотрел в глаза Рюмину.

— Ты хорошо запомнишь этот день. Обещаю, — устало сказал он.

— Проводите задержанного в камеру! — распорядился Рюмин.

Конвоир подтолкнул Рудакова к выходу, и тому пришлось подчиниться.

Рюмин остался в кабинете один. «У меня в запасе — семьдесят два часа, — думал он. — И один отпечаток пальца. Больше ничего — ни улик, ни свидетельских показаний. Скоро за дело возьмется опытный адвокат, и оно затрещит по всем швам. Найдется десяток достоверных алиби, сотня объяснений, а на мою голову посыпется тысяча шишек. Отличная перспектива, капитан! По-моему, ты только что подписал рапорт о собственном увольнении.»

Рюмин понимал, что поторопился. С одной стороны, задержание Рудакова было правильным шагом. В любом подобном случае он бы так и поступил — никогда нельзя исключать возможность, что подозреваемый ударится в бега. Но с другой — этот шаг не был хорошо подготовлен и, скорее, был продиктован эмоциональными соображениями. В этом и заключалась основная ошибка.

Рюмин закурил и принялся в задумчивости мерить шагами кабинет. Старый вздувшийся линолеум скрипел под ногами.

«Что я еще могу выжать из этой ситуации? — размышлял капитан. — Буква „М“ над кроватью и логотип агентства — они, конечно, похожи. Есть какое-то отдаленное сходство. Но что мне это дает?».

Рюмин был вынужден признать, что ничего. Пока ничего…

«А если… — в голову закралась шальная мысль. — Черт побери, над этим стоит подумать!»

Капитан застыл на середине кабинета, прикидывая, что к чему. Он должен действовать — работать лапками, как та лягушка, угодившая в кувшин со сливками. Может, добыть новые доказательства и не удастся. Но остановить атаку адвокатов мощным встречным ударом — почему бы и нет?

Он должен заставить их замолчать. Нейтрализовать. Подстраховаться и снять с себя давление. Вот что является основной задачей. А потом — начать планомерную осаду позиций Рудакова. Кропотливо, шаг за шагом, собирать улики и подшивать их к материалам дела. Тогда все получится! Но сначала…

«Сегодня ночью, — подумал Рюмин. — Иначе может оказаться поздно. Конечно, это большой риск… Практически безнадежное дело. Но ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела?».

Он подошел к сейфу и открыл дверцу. На полке, рядом с папкой по делу об убийстве Оксаны Лапиной, лежало то, что ему сегодня понадобится.