Сказания русского народа

Сахаров Иван Петрович

Замечательный труд по русскому народоведению, включающий в себя сказания о народном чернокнижии, ворожбе и гадании, описания русских народных игр, примет и обрядов. Также включает в себя народный календарь. Составлено Иваном Петровичем Сахаровым. Издано в 1885 году. Портировано с Библиотекарь.ru.

 

 

Иван Петрович Сахаров

Знаменитый археолог, собиратель песен, народных верований, преданий и обычаев, родился в 1807 г. в гор. Туле, в семье священника. Он воспитывался в местной семинарии и потом стал готовиться к поступлению в университет. Собиранием неисчерпаемых в то время материалов по народоведению он начал заниматься еще до студенчества. Выгодное положение русского духовенства, как посредника между простонародьем и образованными, правящими классами, облегчало ему это великое дело. 

Но откуда столь светлая идея могла забрести в голову вчерашнего бурсака в то время, когда даже в многоученой Германии только десятки людей относились с уважением и интересом к трудам братьев Гриммов, а сотни смотрели на них, как на чудаков, занятых собиранием такой дряни, на которую не стоит обращать никакого внимания? Сахаров в своих записках сам разъясняет нам это чудо глубоким и деятельным патриотизмом и чтением истории Карамзина, в которой этот патриотизм нашел себе прочную опору. 

Много было говорено о влиянии этой знаменитой книги, но еще больше придется говорить о ней; в биографии каждого общественного, литературного или научного деятеля 30-х и 40-х годов видно ее поразительное действие. На Сахарова, как и на многих других, Карамзин влиял двояко: помимо высокого подъема национального чувства и "народной гордости", Карамзин дал ему прекрасный, плавный слог, которому он остался верен, несмотря на некоторый недостаток литературного образования и на резкости, в которые завлек его впоследствии дух его литературно-ученой партии, в то время не отличавшийся терпимостью. 

Еще до студенчества И. П. Сахаров начал "печататься": он работал одновременно с другими над историей родного города; часть этой работы издал тогда же, а часть послужила материалом для нескольких археологических статей, изданных впоследствии. 

В 1830 г. Сахаров поступил в Московский университет на медицинский факультет; занимался он своей специальностью довольно усердно, но и в это время не оставлял излюбленных работ по археологии и народоведению, печатал статьи и собирал песни, обряды и предания. В 1835 г. он окончил курс лекарем, а в 1836 уже издал 1-ю часть своих знаменитых "Сказаний русского народа", которая через год потребовала переиздания. В 1837 г. он напечатал "Путешествие русских людей в чужие земли", а в 1838 приступил к печатанию "Песен русского народа" и в то же время с редким усердием при своих ничтожных средствах руководимый только горячей любовью к своему святому делу, продолжал издавать по рукописям чрезвычайно важные памятники старинной русской литературы. 

Между тем его медицинская служба шла своим чередом; он был одно время университетским доктором, потом перешел на службу в почтовое ведомство, начальник которого, образованный князь Александр Николаевич Голицын, обратил внимание государя на бескорыстные ученые труды своего подчиненного. Государь поручил их рассмотрение министру просвещения, незабвенному по своей любви к науке гр. Уварову. Сахаров в 1841 г. получил высочайший подарок и увеличенный (вдвое) оклад жалованья. 

В том же 1841 г. вышел 1-й том его "Сказаний" в большом октаве (3-е издание), в который он внес и песни; 2-й том этого издания вышел в 1849 г.; он заключает в себе массу интереснейшего историко-литературного материала, изданного не всегда с ученой точностью, но всегда по лучшим из известных тогда рукописей; многие важнейшие памятники нам известны исключительно по "Сказаниям" Сахарова; не будь их, история нашей допетровской литературы имела бы иной, несравненно более тощий и жалкий вид. 

Иван Петрович Сахаров умер в сентябре 1863 г., в Валдайском уезде; последние годы его жизни, по словам знакомых, были медленной агонией много потрудившегося деятеля. 

Обвинять Сахарова за то, что он, издавая памятники, не всегда придерживался строгого филологического метода, принятого в наше время, что он не указывал с точностью место записи предания или песни, что он не отмечал особенностей говора, что он не всегда отличал деланую литературную сказку от народной, даже за то, что он позволял себе подправлять стих в песне, слог и содержание в сказке,- значит обвинять его время за то, что оно не было нашим временем; и братья Гриммы в немногих из своих "Наus und Kindermarchen" сохранили особенности говора и народной речи; и лучшие германисты 30-х годов при издании памятников средневековой поэзии зачастую предпочитали более верному чтению варьянт, дающий более красивый смысл. 

"Сказания" Сахарова имели огромное и благотворное влияние на историю русского народоведения: они возбудили глубокий интерес и уважение к памятникам народного творчества в довольно широком круге русского общества; благодаря им и трудам, частью или всецело на них основанным, выражение простонародный навеки изменило свой смысл; с книгой Сахарова в руках Киреевские, Рыбниковы, Гильфердинги, Чубинские отправлялись в свои экспедиции; с нее начинали свои подготовительные работы Буслаевы, Афанасьевы, Костомаровы; она же должна была быть настольною книгою у их многочисленных эпигонов… 

 

Биография Ивана Петровича Сахарова

К сожалению, "Сказания русского народа" давно уже стали библиографической редкостью; "Песни" (изд. 1838-1839 гг.) и отдельные части 2-го издания "Сказаний" еще можно найти у букинистов за доступную цену, но "Сказания" в 3-м, единственно полном, издании едва можно приобрести за 25 рублей; особенно редок 1-й том, который даже выкраден из Императорской публичной библиотеки в Петербурге и не пополнен до сих пор. 

А между тем "Сказания" важны не для одних студентов и специалистов: благодаря трудам русских ученых в последние десятилетия среди образованной публики возник серьезный интерес к народной жизни, быту, преданиям, верованиям. Теперь изучение народности вообще и народных "суеверий" в частности не является исключительно делом ученой любознательности, а делом практической необходимости для всякого практического деятеля, как изучение почвы для агронома. 

Специалисты в своих статьях, кроме "Сказаний" Сахарова, не без основания заподозренных в ученой неточности, пользуются другими, позднее собранными материалами: отдельно изданы песни того или другого края обширной земли русской; отдельно изданы по рукописям и записям заклинания, загадки; издаются во множестве уголовные дела о чарованиях; то, что Сахаров называет "Чернокнижием", послужило задачею целого ряда солидных исследований. Но между всеми этими исследованиями и материалами нет и долго еще не будет возможности указать одну книгу, которая представляла бы так прекрасно составленный и так общедоступно изложенный обзор целого ряда явлений по народоведению. Публика не нуждается в указании номера и палеографических признаков рукописи, из которой взят любопытный материал, ни в обозначении уезда и волости, где записано сказание; варьянты и особенности говора только отпугивают ее; легкость и гладкость изложения для нее с избытком выкупают недостаток скрупулезной, научной точности. 

"Сказания" Сахарова имеют еще одно неоспоримое достоинство перед современными трудами и изданиями того же рода. "Народоведы" последнего времени довольно резко разделяются на два вечно воюющие лагеря. Одни из них - школа национально-мифологическая- склонны выводить все предания, произведения устной поэзии, обычаи, верования из основ народной дохристианской жизни, даже из арийской прародины; другие - школа литературного заимствования- отыскивают, откуда народ усвоил, перенял тот или другой сюжет, то или другое предание и обряд; исследуют пути этого усвоения, разрывают главным образом толстый слой наносных, послехристианских традиций. 

Их взаимные пререкания, их вполне естественное стремление вырвать у неприятелей возможно большее количество фактов и вогнать эти факты в свою рамку очень поучительны для знатоков, но не нужны и малопонятны для непосвященных. Сахаров действовал в то время, когда ученые партии еще не обособились, и, стало быть, свободен от исключительности, ученой тенденциозности и полемической лихорадки; хотя в главе о мифологии он очень щедр на имена и атрибуты богов и богинь, хотя все песни и сказки он признает порождением национального гения, в статье о чернокнижии и др. он допускает, даже сам указывает, на массу литературных заимствований и охотно признает, что наши предки обильно пользовались из сокровищницы античных и восточных верований. Для публики такой спокойный, средний взгляд и доступнее, и поучительнее. 

Настоящий выпуск заключает в себе 1-ю часть 1-го (или 2-го) издания "Сказаний" полностью и около половины 2-й части; иначе - все важное и существенное (кроме песен, которые имеются в отдельном издании) из 1-го тома особенно ценимого и ценного 3-го издания "Сказаний", который таким образом становится общедоступным через 44 года после своего появления в свет.

 

Жизнь, взгляды и труды Сахарова

Немного найдется таких читателей, которым ныне что-либо скажет имя Ивана Петровича Сахарова. Последнее издание его «Сказаний русского народа» вышло в свет в 1885 году. Больше книгу не издавали. О ее существовании знали лишь завзятые библиофилы и специалисты. А было время, когда имя Сахарова, любителя старины, «археолога», как говорили в прошлом веке, было у всех на устах.

Крупный славист-филолог И. И. Срезневский писал о первых книгах Сахарова: «Кто жил в то время (в 30-е годы XIX века.— В. А.), не чуждаясь литературы, тот знает, как сильно было впечатление, произведенное этими книгами, особенно книгами «Сказаний русского народа»,— не только между любителями старины и народности, но и вообще в образованном кругу. Никто до тех пор не мог произвести на русское читающее общество такого влияния в пользу уважения к русской народности, как этот молодой любитель… Множество собранных им данных было так неожиданно велико и, по большей части, для многих так ново, так кстати в то время, когда в русской литературе вопервых заговорили о народности, и притом же увлечение их собирателя, высказавшееся во вводных статьях, было так искренно и решительно, что остаться в числе равнодушных было трудно». 

Срезневский свидетельствовал, что в глазах современников Сахаров сразу стал выше «многоначитанного и трудолюбивого И. М. Снегирева», уже успевшего выпустить свой знаменитый труд «Русские в своих пословицах» (1831 —1834). А ведь занятиям старинной историей, фольклором, иконописью, нумизматикой и другими древностями Сахаров посвящал лишь время, свободное от службы. Он только в 1835 году окончил медицинский факультет Московского университета, практиковал как лекарь и после переезда в Петербург служил врачом при почтовом департаменте. 

Уроженец Тулы (Сахаров родился 29 августа 1807 года в семье священника) еще в пору обучения в духовной семинарии исходил вдоль и поперек родную губернию и соседние с ней — Орловскую, Рязанскую, Калужскую и Московскую. Юноше открылся особый мир. До нас дошли слова Сахарова, записанные племянником — Н. А. Беловодским: «Ходя по селам и деревням, я вглядывался во все сословия, прислушивался к чудной русской речи, собирал предания давно забытой старины… Непостижимо громадная русская жизнь, непостижимо разнообразная во всех своих явлениях, раскрывалась предо мною… в ее гигантских размерах я уже видел исполина, несокрушимого никакими переворотами». 

Прикосновение к живым источникам знания сочеталось у Сахарова с изучением прошлого России. Священник Н. И. Иванов снабдил любознательного семинариста «Историей государства Российского». «Долго и много читал я Карамзина,— рассказывал Сахаров.— Здесь-то узнал я родину и научился любить русскую землю и уважать русских людей».

Воодушевление молодого энтузиаста странным образом соединилось с идеей несокрушимости в России патриархального уклада жизни. О каких устоях народного бытия и духа поведал Сахаров и с чем сопрягал свое представление о фольклоре как проявлении исполинских народных сил? Консерватизм или прозорливость, угадывающую в фольклоре залог постоянной обновляющей силы, важной для самочувствия нации? 

С самого начала необходимо отметить, что мы имеем дело с феноменом поразительного несоответствия прямого значения жизненных фактов, засвидетельствованных молодым собирателем, и осмыслением их — тем, как они были поняты и истолкованы. Горячо одобряя дело Сахарова и с восторгом говоря о нем: «Честь и слава деятельности г. Сахарова и любви его к избранному им предмету!», В. Г. Белинский вместе с тем без каких бы то ни было оговорок сказал: «И. П. Сахаров — не теоретик…»2 И действительно, общие суждения собирателя отразили расхожие мнения близкой ему среды духовенства, служилого чиновничьего люда и властей. Сам Сахаров так объяснял возникновение своего интереса к народу, его обрядам, песням, языку: «Раз как-то был я в беседе, где два чужеземца нагло и дерзко уверяли русских, что у них нет своей истории. Мне было горько и больно слышать эту нелепость…» Сахаров пылко напал на «разврат, нахальство, неуважение к родителям, пренебрежение к вере отцов и постыдное вольнодумство». Все беды России он усмотрел в происках «чужеземцев». В «ложном просвещении»— приобщении к западноевропейской культуре Сахаров увидел «страшную беду нашего отечества». «Этим орудием,— утверждал он,—думали заморские демагоги приготовить в России что-то вроде 14-го декабря… Нас пробовали сбить с толку: философскими системами, мистицизмом, сочинениями Вольтера, Шеллинга, Баадера, Гегеля, Страуса и их последователей… Бедная Русь, чего только ты не вытерпела от западных варваров!»1 Общее противопоставление русской культуры культуре других народов обернулись для Сахарова восхвалением «коренных русских начал». Принципы официальной идеологии—православия, самодержавия, народности— он признал спасительными для России. 

Круг мировоззренческих суждений замкнулся: осудив чужеземщину, Сахаров кончил прославлением неподвижных политических устоев патриархальной России. Консервативный строй этих взглядов несомненен, но за ними стояли и другие идеи. «Было время,— вспоминал на склоне лет Сахаров,— когда я слышал, как в городах и селах русские, наученные заморскими бродягами (т. е. гувернерами, учителями-иностранцами.—В. А.), с презрением говорили, что русский язык есть язык холопский, что образованному человеку совестно читать и писать по-русски, что наши песни, сказки и предания глупы, пошлы и суть достояние подлого простого народа, деревенских мужиков и баб, что наша народная одежда (повязка, кокошник, сарафан и кафтан) заклеймены презрением, осуждены Европою на изгнание и носят на себе отпечаток холопства, вынесенного из Азии». 

Если освободить эти суждения от порицания гувернеров и учителей-иностранцев, то останется приверженность Сахарова к языку простого люда, признание ценности народных песен, сказок и преданий, красоты и удобства национальной одежды. -При всех заблуждениях у Сахарова сохранялась «своя демократическая жилка», как очень точно охарактеризовал академик А. Н. Пыпин его любовь к народности2. Да и самая жизнь Сахарова подтверждает правоту этого замечания. Бедному человеку, без связей и средств,— говорил о себе Сахаров,—жить нелегко: «Это я испытал сам».

Уже в самом начале деятельности Сахаров столкнулся с недоброжелательностью обывателей. Молодому исследователю удалось напечатать в московских журналах несколько статей о древних грамотах, он опубликовал брошюру «Достопамятности Венева монастыря» (1831), а вслед за этим, в 1832 году,— первую часть «Истории общественного образования Тульской губернии» (с планами и картой; отрывки из второй части были напечатаны в 1837 году, в № 7 «Современника»). В замысле было писать полную историю Тулы и Тульского края. Было важно получить доступ к архиву Губернского правления: без «наличных памятников» нечего было и думать об осуществлении замысла. Но скоро выяснилось, что в Туле хранилось рукописей не так много, и те не хотели показать. «Мне в глаза говорили,— спустя годы вспоминал Сахаров с неостывшей обидой: — «Занимался бы ты своим делом! На что нам твоя история Тулы? Жили мы счастливо без ней до тебя, проживем и после тебя, также весело и покойно». Другие кивали головами и повсюду говорили обо мне: «Пропал малый без толку, ничего из него путного не будет». 

И в столице, когда к Сахарову уже пришла первая известность, он не избежал враждебного отношения со стороны людей своего круга. В списке статей и книг Сахарова рядом с указанием выхода в 1836 году первой части «Сказаний русского народа» была приписка: «Бедная книга! Сколько она прошла мытарств, судов, пересудов, толков!..» П. И. Савваитов, опубликовавший список в ряду других биобиблиографических материалов Сахарова, сопроводил приписку характерным пояснением: «Действительно, дело доходило до того, что Сахарову угрожали уже Соловками, и беда уже висела над его головою; но участие, принятое в нем кн. А. Н. Голицыным, избавило нашего археолога от душеспасительного пребывания в отдаленной обители: по ходатайству князя, Сахаров удостоился получить высочайшую награду , и дело кончилось благополучно».

Денежных средств, отпущенных из царской казны, однако, было не так много, чтобы осуществить обширные, задуманные Сахаровым работы. В списке предполагаемых трудов, кроме публикации сказок, песен, загадок, пословиц, присловий, поверий, примет, игр и заговоров, так называемого «чернокнижия», числилось издание памятников древнерусской литературы, старинных лексиконов и букварей: Лаврентия Зизания, Памвы Берынды, азбуковников, трудов по нумизматике, описаний гербов, печатей, народной одежды, мифологии и демонологии, ряд еще других столь же значительных замыслов. Сахаров оставался на службе, и она была хлопотной и трудной. 17 августа 1843 года он пишет из Петербурга московскому профессору А. М. Кубареву: «Скажу вам откровенно, что я делаю, что смогу. Без сил и без средств многого сделать нельзя. Я это ежеминутно чувствую. Душа порывается на многое, а оковы тяжкие повсюду и на всем»1. В другом письме к тому же адресату спустя время (13 апреля 1846) Сахаров дорисовал картину своего быта и занятий: «О себе доложу вам, что я живу ни радостно, ни горько. Всю зиму провозился с больными. Горячки наши поочистили народа довольно. Тут подлетел грипп — он дурачок только,— но зато завил у многих гнезды на чахотку. Шутка! Два раза и я заболевал горячками, да господь спасал меня. Медицина много отнимает у меня времени. Верно так тому и быть!» 

Тем не менее Сахаров продолжал собирать фольклор. Срезневский рассказывал, что часто заставал его в долгих беседах, «особенно по вечерам», с теми, кто хорошо знал народные обычаи и поверья. «…Они,— писал Срезневский о собеседниках Сахарова,— тем легче поддавались его пытливости, что он обходился с ними дружелюбно и просто». Срезневский по-своему объяснил, почему Сахаров не осуществил своих обширных планов — и это тоже следует признать верным: «…При неутомимой деятельности своей Сахаров успевал собирать громады материалов всякого рода и увлекался этим все более до такой степени, что наконец не достало ему времени на их обработку… От этого, кажется,— заключал Срезневский,— и произошло то, что печатание нового издания «Сказаний» остановилось на 3-м томе, только что начатом».

Публикации Сахарова рассеяны по разным журналам и повременным изданиям, выходили они и в виде небольших брошюр, но порой составляли объемные книги. Первую часть «Сказаний русского народа о семейной жизни своих предков» Сахаров опубликовал в Петербурге (рукопись книги была готова еще в Москве, в 1835 году). Вторая и третья части «Сказаний» вышли в 1837 году. В последующие годы Сахаров опубликовал «Песни русского народа» (части 1, 2—1838, части 3—-5—1839). Новым изданием «Сказания русского народа» появились в виде первого тома (книги 1—4) в 1841 году, второй том (книги 5—8) был издан через восемь лет, в 1849 году. Одновременно Сахаров выпустил «Русские народные сказки» (часть 1-я,вторая не последовала).К этому времени он стал членом Географического и Археологического обществ. 

После 1853 года деятельность Сахарова заметно пошла на убыль: сказывались усталость и болезни. И все же немолодой Сахаров нашел время и силы посетить те места, где в юные годы записывал песни, сказки, загадки и бывальщины. Что двигало им? «Первым моим желанием,— рассказывал Сахаров племяннику,— было узнать: что сохранилось здесь из старой русской жизни; те ли самые здесь народные предания и верования или другие, мною не слыханные; променял ли здесь русский человек свою старую жизнь, свои вековечные верования, и на чем остановились его порывы в новом движении?» «…Я заметил ныне,—признал Сахаров,— что в русской жизни совершилось быстрое изменение. В селениях, лежащих около торговых путей, изменения очевиднее, резче выступили на вид… Вблизи больших дорог народные предания почти исчезли, и о народных верованиях там уже не вспоминают, как будто здесь их никогда не существовало. Здесь новые поколения пошли другим путем: жизнь их сблизилась с грамотою, с новыми ремеслами, с новыми потребностями, доселе неизвестными, с новыми пожеланиями, о которых отцы их никогда и не помышляли. Жажда к фабричности, к промышленности, ревность к бродящей торговле, быстрая подвижность на другие, новые места вызвала русского человека на подвиги небывалые, на дело ума, соображения, на любовь и охоту к новым знаниям. Когда и кому здесь думать о старых преданиях? Да и на что они ему теперь?»

«В одном селении, на берегу Оки,— продолжал Сахаров,— в том самом селении, где в 1825 году видел я, как крестьяне топили ночью лошадь, для умилостивления водяного дедушки, нашел я в 1857 году русских людей за станками, обрабатывающих шелковые материи, знакомых вполне с жекардо-вым изобретением, умеющих здраво судить о достоинствах шелка и понимающих требования богатых людей от их изделий».

«А что, приятель,— спросил Сахаров одного из крестьян,— топите ли вы ныне коня в полночь для усмирения своего грозного Водяного?» И услышал в ответ: «И что ты, родимый, вспоминаешь про коня, наш старый позор. Мы люди не того покроя; мы не то и на уме держим». Лишь в самых глухих местах вдали от дорог Сахаров нашел старую жизнь «в прежнем усыплении».

Приобщение народа к новой жизни не вызвало у Сахарова прежнего негодования против иноземного влияния, хотя он и воспринял новизну не без горечи и иронии. Повстречавшийся ему дворовый человек с гармошкой заявил, что старые песни и девичьи хороводы вышли из моды. «Да зачем же вы,— упрекнул его Сахаров,— с присядкою поете водевильные куплеты? Ведь это не плясовая песня». И услышал «объяснение»: «Наши девки без пляски ничего не могут петь». «Вот тебе и русская народность!» — сокрушался Сахаров.

Все вело к признанию полной несостоятельности взгляда на народ как защитника неподвижных вековечных устоев России. Сахарову пришлось признать: «…русский народ сам понял и сознал, что жизнь без грамоты мертва, что к такой жизни не прививается умное дело». И самое поразительное, что не могло не удивить Сахарова,— социальная новизна не убила в простом человеке его национального своеобразия. «Ведь он тот же русский человек, и душой, и телом, не потурчился, не онемечился, живет на родной своей земле, не иноземничает на чужой стороне». Сахаров начинал с неприятия иноземщины, прославления патриархальных устоев, а кончил признанием важности для народа цивилизованных форм жизни, полезности усвоения даже извне привносимых влияний и заимствований.

Последние годы Сахарова прошли безрадостно и печально. На скромные, с трудом скопленные средства и «почти в долг», как свидетельствовал Срезневский, Сахаров приобрел в Валдайском уезде Новгородской губернии небольшое именьице Заречье, где и умер 24 августа 1863 года. Его племянник писал палеографу и библиографу В. М. Ундольскому, что до самой своей болезни Сахаров не расставался с мыслью осуществить новое издание «Сказаний русского народа» и хотел включить в них помимо выпущенных прежде «Русских народных сказок» (с дополнением около десяти листов) пословицы, а также рассеянные по разным журналам и отдельным изданиям материалы о русском иконописании.

Еще при жизни Сахаров услышал не только похвалы, но и суровую критику. В 1854 году Аполлон Григорьев резко осудил его за допущенное при издании песен нарушение их ритмико-мелодического и лексического строя и приравнял к тем издателям, которые искажали фольклор. Нашлись и другие исследователи, которые дополнили и развернули эту текстологическую критику3. Тем не менее спустя годы в «Истории русской фольклористики», взвесив соображения критиков Сахарова, М. К. Азадовский признал: «В большинстве случаев в своих изданиях Сахаров являлся новатором и впервые вводил в научный оборот памятники чрезвычайного значения и ценности» и еще: труды Сахарова «должны быть сохранены в инвентаре нашей науки». Последнее соображение очень важно. Во времена Сахарова еще не существовало научных принципов издания фольклора, но это не должно помешать нам пользоваться выпущенными в ту пору сборниками. Необходимо лишь считаться с прежде принятым обыкновением публиковать фольклор.

Публикация фольклора — не простое дело. Естественная стихия народных песен, сказок, бывальщин, пословиц, загадок, вообще всех устных произведений — их изменчивость. Фольклор подвержен действию разных факторов — среди них такие важные, как память певца и рассказчика, местное своеобразие устных произведений. Собирателю может попасться хороший певец или рассказчик, но может повстречаться и человек с плохой памятью, просто — бестолковый или такой, который не сумеет исполнить произведение, как обычно исполняет в привычной среде своих слушателей,— он просто перескажет его схематично, пропустит важные подробности. Да и варьирование ставит тех, кто записывает фольклор, в весьма трудное положение. Как в этих случаях собирателю получить полноценный текст?

Первые собиратели действовали по-разному и, как правило, стремились запечатлеть в записи широко распространенный вариант фольклорного произведения. Если встречался другой вариант, его правили сообразно с тем, что о нем уже было известно или что вообще соответствовало представлению собирателя об устном произведении. Такая правка преследовала цель воспроизвести фольклор в его типичном бытии и не воспринималась фальсификаторством. Лишь спустя время, когда число записей умножилось, другие собиратели и публикаторы смогли усмотреть в прежних записях и неверную правку, и произвол, и искажения.

Сахаров поступал, как многие в его время: он считал возможным изменять записанный фольклор, править материалы, полученные от других лиц. Пыпин был прав, говоря: «Ему доступны приемы только первоначальной критики… при издании песен, сказок, преданий, при описании обычаев, он знает, что они должны записываться с полной точностью; но действительной критики у него нет и следа,— напр«имер·, в «исследовании» славянской мифологии или в издании песен он думает, что вопрос состоит только в пересмотре того, что было сделано его предшественниками».

Обвинение в фальсификации, которое до настоящего времени тяготеет над Сахаровым, остается недоказанным. Например, утверждают, что он сочинил сказку об Анкундине и тем самым ввел в заблуждение даже такого ценителя фольклора, как Белинский. П. А. Бессонов, первый в 60-х годах заговоривший о фальсификации Сахарова, привел не столь уж веские доказательства — более того: он сам же ставил сказку об Анкундине в ряд произведений типа пересказа былины о Василии Богуславовиче. Сказка об Анкундине отличалась лишь более развернутым изложением сюжета, более свободной перелицовкой и общей перекомпановкой эпизодов. Только со временем стало ясно, что Сахаров мог быть жертвой доверчивости: сказка — творение грамотника, а не фольклор (любопытно, что сам Сахаров замечал перекличку сказки об Анкундине с поэмой «Карелия» Ф. Н. Глинки). Даже согласившись, что Сахаров в своих публикациях, как выразился Пыпин, прибегал к «манипуляции» — правил фольклор, то и при этом нельзя не признать, что собиратель в большинстве случаев издавал подлинный фольклор. Удивляться следует не тому, что у Сахарова встречается правка, а тому, что ее не так много. М. К. Азадов-ский имел все основания писать о Сахарове и других первых публикаторах русского фольклора — М. Д. Чулкове, И. М. Снегиреве, что в их сборниках «имеется большое количество древних и редких редакций фольклорных текстов, обходить которые в исследовательской работе было бы неправильно».

Богатство и разнообразие «Сказаний русского народа» отмечалось всеми. В «Сказания» вошло «русское народное чернокнижие»: заговоры, описания магических обрядов — чародейств, ворожбы, разных гаданий, снотолкования, а также народные игры, загадки, присловия и притчи, «народный дневник» — подробная роспись по дням и месяцам праздников, примет, характеристика обычаев и обрядов. Сахаров создал энциклопедический справочник, свод народоведческих сведений, многосторонне характеризующий русский быт и устную поэзию в ее художественной прелести и обаянии.

Книги Сахарова почти сразу после выхода в свет стали редкостью. Их ценили, они прочно вошли в культурный обиход. Н. Г. Чернышевский счел нужным защитить его от нападок молодого поколения филологов: «…многие ныне из-за мелочных недостатков забывают о достоинствах изданий гг. Сахарова и Снегирева, которые оказали гораздо более услуг изучению русской народности, нежели люди, так свысока трактующие о них».

В 1862 году в статье, посвященной своему опыту преподавания в Яснополянской школе, Лев Толстой писал, что «Сказания русского народа» и вообще фольклорные собрания— «суть книги, писанные не для народа, а из народа» и что они понятны и по вкусу крестьянским детям: «Нельзя поверить, не испытав этого, с какою постоянной новой охотой читаются все без исключения подобного рода книги…»

После появления новых капитальных фольклорных сборников А. Н. Афанасьева, В. И. Даля, П. В. Киреевского, П. Н. Рыбникова, А. Ф. Гильфердинга наследие Сахарова все дальше уходило в тень. И вот теперь, спустя много десятилетий новым читателям предстоит знакомство с давним фольклорным собранием Сахарова. Оно воспроизводится по двухтомному изданию 1885 года, со всеми особенностями сахаровской передачи древнерусских грамот, летописных известий, в той орфографии, которая была принята во времена собирателя. В необходимых случаях дан и перевод иноязычных цитат. Примечания сохранены в том виде, в каком они представлены у Сахарова.

Можно согласиться с автором неподписанного предисловия к изданию 1885 года, что в публикации не обойдено ничего из «всего важного и существенного». «Сказания русского народа» помогут каждому составить свое собственное представление о заслугах Сахарова как собирателя и публикатора фольклора. По этому собранию можно судить о разнообразии многовекового поэтического творчества народа в той области, которая непосредственно была связана с бытом патриархальной Руси. Это — старина, но преодолевшим власть времени в ней остается не только поэтическое начало, присутствующее всюду — и в древних заговорах, и в притчах, и в обрядах, и в календарных приметах, и в играх, и загадках. Рачительное отношение к культуре прошлого включает в себя прежде всего его знание, а корректирующий опыт нашей современной жизни сам укажет, что взять и сохранить из старины для новых свершений.

В. П. Аникин

 

Предания и сказания о русском чернокнижии

Народные предания

Тайные сказания русского народа всегда существовали в одной семейной жизни и никогда не были мнением общественным, мнением всех сословий народа. Века и события, изменявшие Русскую землю, обновляли людей вместе с их понятиями; но в этих обновлениях не могли участвовать все народные сословия. Люди, близкие к престолу, люди, участвовавшие в служении церкви, люди, исполнявшие общественные должности по городам, более всех обновлялись; люди промышленные участвовали в обновлении исполнением только нужд, примыкали к людям с обновленными понятиями, но никогда не выходили из границ семейной жизни; люди сельские всегда и постоянно находились в семейной жизни. Взгляните на их занятия в XIX веке. Они одни и те же, какие были в X, XII и XVIII веках: там и здесь земледелие, там и здесь сельская промышленность, там и здесь поверья. Люди, обновлявшие свою жизнь, оставляли понятия и поверья, противные образу их действования; люди, оставшиеся в неизменной жизни, никогда не изменяли ни своих понятий, ни своих поверий. Вот от чего в рассказах поселян мы доселе слышим были о старой русской семенной жизни.

Предания русского народа вмещают в себе все подробности тайных сказаний, передаваемых из рода в род. Наши письменные памятники намекают о них тогда, когда нужда заставляла указать народу на вредные следствия. Представляем здесь словесные предания русского народа о тайных сказаниях чернокнижия, известного доселе нашим простолюдинам.

Словесные предания русского народа говорят, что люди, посвятившие себя тайным сказаниям чернокнижия, отрекались от бога, родных и добра. Так понимали этих людей предки, так теперь думают современники нашей сельской жизни. В старину олицетворителей тайных сказаний оглашали разными названиями. Одних величали: кудесниками, чародеями, ведунами, колдунами; других называли: волхвами, ворожеями, знахарями, доками. Но все эти люди известны были под общим именем чернокнижников. Мы не можем теперь обозначить этого отличия, как не можем сказать: в чем заключалось чернокнижие наших предков? Вероятно, что умственное образование, сообщаясь всем сословиям, изгладило из народной памяти различие этих олицетворений. Но народ доселе еще хранит в памяти предание о чернокнижии, доселе еще думает о возможности его бытия.

Говоря о чернокнижниках, наши поселяне уверяют, что они научаются лихому делу от чертей и всю свою жизнь состоят в их зависимости. Заключая с духом условие на жизнь и душу, они получают от них Черную книгу, исписанную заговорами, чарами, обаяниями. Всякий чернокнижник, умирая, обязан передать эту книгу или родственникам, или друзьям. Во многих селениях есть поверья, не оспариваемые ни веками, ни людьми, поверья, что умершие чернокнижники приходят в полночь, одетые в белые саваны, в дома своих родственников. Это бывает только с теми, которые забывают передавать при смерти Черную книгу. Старики рассказывают еще, что полночные посетители шарят по всем местам, садятся за стол и съедают все им предлагаемое. Другие же, напротив, уверяют, будто они, приходя к дому, стучат в двери и окна, истребляют всякий домашний скот и, при пении последних петухов, исчезают. Родственники, выведенные из терпения, выкапывают чернокнижников, кладут их во гроб ничком, подрезывают пятки, засыпают землею, где в это время дока шепчет заговоры, а родственники вбивают осиновый кол между плечами. Старики рассказывают, что когда-то один удалый молодец вздумал почитать оставшуюся книгу после чародея. Во время чтения явились к нему черти с требованием работы. Сначала он им предлагал работы легкие, потом трудные; но черти все являлись за новыми требованиями. Истомленный выдумками для отыскания работ, он не находил уже более для них занятия. Неотвязчивые черти задушили удалого молодца. С тех пор, говорят, никто не смеет приближаться к Черной книге. По уверению народа, одни только колдуны знают, чем занимать чертей. Они посылают их: вить веревки из воды и песку, перегонять тучи из одной земли в другую, срывать горы, засыпать моря и дразнить слонов, поддерживающих землю.

Народ никогда не любил чернокнижников, как врагов семейной жизни. Чародей бывает ли на свадьбе— он портит или жениха, или невесту, или гостей. Видит ли кудесник дружную жизнь в семействе — он портит мужа с женою, отца с сыном, мать с дочерью. Поссорится ли знахарь с поселянкою — он присаживает ей на нос килу. Обойдут ли колдуна приглашением на свадьбу—он бросает порчу на дорогу, где проезжает поезд, и тогда свадьба сбивается с толку. Испортит ли ведун женщину — она лает собакою, мяучит кошкою, и, когда положат на нее запертый замок, она выкликает своих недоброжелателей.

Старушки говорят, что порчи, произведенные чернокнижниками, бывают временные и вечные. Временные порчи отговариваются в деревнях доками, вечные же остаются до конца жизни. Молва народная гласит, что чародеи могут испортить человека за тысячу и более верст, выпуская из-за пазухи змею или ужа, которые залезают в чрево, и тогда кликуша чувствует, что порча подкатывается под сердце и лежит, как пирог. Чернокнижник, несмотря на свою злость к людям, никогда и никого сам собою не портит. Все это делается по просьбе людей враждующих, по неотвязчивости молодежи, желающей навести сухоту на красу девичью и на молодечество. Любовь, выражаемая в селах сухотой, слывет напущением. В этом случае простолюдин, заметивши красоту девичью с сухотою, говорит: «Это неспроста—здесь замешалась чертовщина». От этого вошло в пословицу в сельском быту говорить при взгляде на непросыпного пьяницу, записного игрока: «Это напущено». Кроме этого, чернокнижникам приписывают обморочанье, узорочанье, обаяние.

Обморочить, слово столь часто повторяемое в русских избах, выражает собою полное могущество чернокнижника. Ясно простодушие поселянина: обморочанье есть обман. Чародей, пленившись какою-нибудь вещью, уверяет хозяина, что в ней водится нечистая сила. Как не поверить чародею, знающему всю поддонную, видящему в землю на семь пядей! Простодушный со страхом вручает вещь, а чародей навсегда остается полным ее владетелем. И это значит обморочить. Так точно цыгане успевают уверять поселянок, что в их коробах, наполненных деньгами и вещами, завелись мертвые мыши. В таком случае, избавляя от мышей, они избавляют их от денег и вещей. И это значит тоже — обморочить. В народном рассказе сохранилось еще выражение, составленное из этого слова. Когда простолюдина уверют о предмете против его понятия, он говорит: «Что ты меня морочишь?»

Узорочанье есть снадобье, приготовляемое для порчи чародеями, слова, выговариваемые кудесниками. Наши поселяне так верят в узорочанье, что никакими доказательствами неможно их переуверить. Дадут ли старухе снадобья от лихорадки — она думает, что узорочанье истребляет ее болезнь. Привесят ли ей записку к ладонке — она уверена, что узорочанье спасает ее от всякого колдовства.

Обаяние есть чудесная сила, истекающая из кудесника, приводящая в недвижимость, в страх и трепет всякого человека. Воры обаянием усыпляют хозяев, зажимают рты собакам, смиряют свиней, утоляют ярость змей, усмиряют лошадей. В этом как-то нечаянно сошлись наши поселяне с магнетизмом Месмера. Желательно знать: обаяние ли прежде существовало или магнетизм Месмера?

Рассказы бывалых людей о существовании Черной книги исполнены странных нелепостей. В их заповеданных рассказах мы слышим, что Черная книга хранилась на дне морском, под горячим камнем Алатырем. Какой-то злой чернокнижник, заключенный в медном городе, получил завет от старой ведьмы отыскать книгу. Когда был разрушен медный город, чернокнижник, освободясь из плена, опустился в море и достал Черную книгу. С тех пор эта книга гуляет по белому свету. Было когда-то время, в которое Черную книгу заклали в стены Сухаревой башни. Доселе еще не было ни одного чернокнижника, который бы мог достать Черную книгу из стен Сухаревой башни. Говорят, что она связана страшным проклятием на десять тысяч лет.

Говоря о Черной книге, наши поселяне уверяют, что в ней содержатся чертовские наваждения, писанные волшебными знаками. Но наши предки XVI столетия знали подробнее нас, современников. Они к Черной книге причисляли: Рафли, Шестокрыл, Воронограй, Остромий, Зодей, Альманах, Звездочетыг, Аристотелевы врата. Мы ничего не можем сказать об этих книгах, потому что ничего о них не знаем.

Вот образчики народных преданий из русского чернокнижия. Рассматривая их, каждый может убедиться, что они всегда существовали под покровительством невежества. Скрываемые в семейной жизни, как заповедные тайны, сказания переживали века и людей и, осеняемые чудесным вымыслом, успели обольстить простодушные сердца.

Древние русские сказания

Старые записи грамотных людей, дошедшие до наших времен, уверяют нас в давности тайных сказаний русского чернокнижия. Они, как вековые памятники, указывают нам на времена и обстоятельства, среди которых являлись люди с предрассудками и заблуждениями. Прочитаем эти записи.

«Лета 6632 (1124) восташа Волхви лживие в Суздале, избиваху старую чадь, бабы, по диаволю поучению и бе-сованию, яко сии держат гобино и жито, и голод пущают, и бе мятеж велик, и глад по всей стране той, яко же мужу своя жена даяти, да ю кормят себя челядином.

Прииде Волхв прельщен бесом, и пришед к Киеву (в 1071 г.), глаголаше сице: поведая людем, яко на пятое лето Днепру тещи на вспять, а землям прийти на иная места, яко стати Греческой земли на Русской, а Русской на Греческой, и прочим землям изменитися, его же невегласи послушаху, вернии же насмехахуся, глаголюще: бес тобою играет на пагубу тебе. Се же и бысть ему; во едину убо нощь бысть безвести. Беси бо, подтокше, на зло водят, по сем же смеются, ввергши в пропасть смертную, и научивши глаголати, яко се скажем бесовское научение и действо.

Бывши бо единою скудости в Ростовстей области, востаста два Волхва от Ярославля, глаголюще: яко мы свемы, кто обилие держит. И идоста по Волзе и приидоста в погост; ту лучшая жены наричуше, глаголюще: яко сия жито держит, а сия мед, а сия рыбу, а сия скору. И привожаху к ним сестры своя, и матерь, и жена своя; они же в мечте прорезоваша им за плечом, и выимаста любо жито, любо рыбу, любо белку. И убиша многи жены, имения их отнимаху за ся; и приидоста на Белоозеро; и бе у них иных людей триста.

Случися прийти от Святослава дань емлюще Яну сыну Вышатину, и поведаша ему Белозерцы, яко два Волхва пришли, и ужа многих по Волзе и по Шексне погубили, и пришли еще семо. Ян же испыта, чьи есть смерди; и увидев же Ян яко князя его, и посла к ним, иже около его суть, и рече: выдайте Волхвов тех семо, яко смердиев князя моего и мои; они же сего не послушаша. Ян же сам пойде без оружия. И реша ему отроцы его: не ходи без оружия: иссоромотят тя. Он же повеле взять оружие отроком, беста бо с ним 12 отрок, и пойде с ними по лесу; они же сташа, испочнившеся противу. Яневи же идущу с топорком, выступила от них три мужа и приидоша к Яневи, рекуще ему: видя, что идеши на смерть, не ходи. Яневи же повелевшу бити я, к прочим же пойде; они же сунушася на Яна, един же грешись топором. Ян же оборотя топор и ударя тыльем, повеле отроком своим сечи их; они же бегоша в лес; убиша же ту попина Янева. Ян же шед во град к Белозерцом, и рече им: аще не имете Волхвов тех, не иду от вас за лето. Белозерцы же шедше, яша их и приведоша их к Яневи. И рече им Ян: что ради толико погубиста человек? Онем же рекшим: яко ти держат обилие; да аще истребим сих, да будет гобина; и аще хощеши, пред тобою вымем жито, или рыбу, или иное что. Ян же рече: поистине лжа то есть: сотворил есть Бог человека от земли, составлен костьми и жилами от крове и несть в нем ничто же, но токмо Бог един весть. Они же глаголаста: вемы, како есть сотворен человек. Ян же рече: како? Они же реста: Бог мывся в мовнице и, вспотев, отреся ветхом, и сверже с небеси на землю; и распреся сатана с Богом, кому в нем сотворите человека. И сотвори диавол человека, а Бог душу в он вложил; тем же аще умрет человек, в землю идет тело, а душа к Богу идет. И рече им Ян: по истине прельстил есть вас бес. Коему Богу веруете? И реша: Антихристу. Он же рече им, то где есть? Они же рекоша: сидит в бездне. И рече им Ян: то кий-то Бог сидит в бездне? той есть бес, а Бог есть на небесех, седит на престоле славимый от ангел, иже предстоят ему со страхом, не могуще нан зрети, а сих ангел свержен бысть за гордость с небеси, его же вы глаголете Антихриста, и есть в бездне, яко же вы того глаголете, ждуще, егда снидет Бог с небеси, сего Антихриста ем, свяжет узами, и посадит в огне вечнем с слугами его, иже к нему веруют; вам же и зде приятии мука у меня и по смерти тамо. Онем же глаголющим: наши бози поведают — не можеши нам сделать ничесо же. Он же рече им: лжут вам бози ваши. Они же реша: нам стати пред Святославом в Киеве, а ты нам не можеши сотворить ничесо же. Ян же повеле бити их и торгати брады их. Сим же биенным и поторганным, рече им Ян: что вам бози ваши скажут? Онем же глаголющим: стати нам пред Святославом. И повеле Ян клёп вложити во уста их, и привязать их ко упругу, и спустити пред собою в лодьи, а сам за ними пойде и сташа на усть Шексны. И рече им Ян: что вам бози ваши поведают? Они же реша: тако молвят бози наши—не быта нам живым от тебя. И рече им Ян: то вам право поведали. Они же рекоша: аще нас пустиши, много ти добра будет; аще ли нас погубили, то многу печаль приимеши и зло. Ян же рече: аще вас пущу, то зло ми будет от Бога. И рече Ян к повозникам: аще кто у вас убиен бысть от сих? Одни же реша: у меня мати; а другие рече: у меня сестра, у меня жена. Ян же рече им: мстите своих. Они поимше их, биша и воз-весшпа их на дуб, отместие приимше от Бога и о правде Яневи же идушу восвояси, в другую ж ночь медведь взлез угрызе их, и тако погибоша напущением бесовским. Инем ведуще и глаголюще: а своя погибели не сведуще; аще быста ведали, не бы пришли на место се, иде же ятыма быти има; аще и ята быста, почто глагоста: не умрете нама, оному мыслящу убита я. Но се есть бесовское наущение; беси бо не ведают мысли человеческия и тайны не сведуще; Бог же един весть помышления человеческия; беси бо не ведают ничто же; яко и се скажем о взоре их и о немощи и обморочении их.

Ключися некоему Новгородцу приидти в Чудь, и прииде к кудеснику, хотя волхвований от него. Он же, по обычаю своему, хотя начата, и начат призывати бесы в храмину свою. Новгородец же той седе на пороге тоя храмины. Кудесник же лежаше, оцепенев и шибе им бес. Кудесник же встав, рече Новгородцу: бози не смеют приидти, нечто имаши на себе, его же боятся. Он же воспомяну на себе крест; и отшед, поставя крест, кроме храмины тоя. Он же начат призывати опять бесы; бесы же, метавше им, поведа-ша, чего ради пришел есть? По сем же начат вопроша-ти его, его же носит на себе креста. Он же рече: то есть знамение небесного Бога, его же наши бози боятся. Он же рече: то каци суть бози ваши? да где живут? Он же рече: бози наши живут в безднах, суть же образом черны, и крылаты и хвосты имуще; восходят же и под небо, слушающе ваших Богов, ваши ж Боги на небесех суть; да аще кто умрет от ваших людей, то возносим есть на небо; аще ли кто от наших людей умрет, то носим есть к нашим богам в бездну, яко же бо есть и грешницы во аде ждуще муки вечные, а праведницы в небесных жилищах водворяются со ангелы. Сице бо есть бесовская сила и лепота и немощь, тем же прельщают человеки, веляще им глаголати видения, являющеся им, несвершенным верою, во сне, инем в мечте, и тако волхвуют научением бесовским. Паче женами бесовская волшвления бывают; изкони бо бес их прельсти, а жена мужа, такожде в родех мнозех все жены волхвуют чародейством, и отравою и иными бесовскими бездми, но и мужи прельщены бывают невернии от бесов, яко же се в первые роды.

Предивно бысть в Полотске, в мечте бываше в нощи, стоняше тутно по улице, аки человецы рищуще беси. Аще кто вылязаше из хоромины, хотя видети, и уязвлен бываше невидимо от бесов язвою, и с того умираху, и не смеяху излазити из хором. И по сем во днех начата являтися на конех и не бе их видети самих, но коней их видети копыта, и тако уязвляху люди Полотския и их область, тем бо и человецы глаголаху: яко на яве биют Полочаны».

В посланиях русских архипастырей находим ясные доказательства о распространении в простом народе тайных сказаний. Приводим некоторые указания.

Митрополит Фотий в послании своем к новгородскому архиепископу Иоанну, в 1410 году, писал: «Учите, чтобы басней не слушали, лихих баб не приимали, ни узлов, ни примолвления, и где таковые лихие бабы находятся, учите их, чтобы престали».

Новгородский архиепископ Геннадий в послании своем к Нифонту, епископу суздальскому, говорил: «Уже ныне наругаются христианству: вяжут кресты на вороны и на ворбны… ворон летает, а крест на нем вязан, древян… а на вороне крест медян. Да привели ко мне попа, да диакона, а они крестьянину дали крест тельник: древо плакун, да на кресте вырезан ворон… а христианин, дей, с тех мест учал сохнути, да не много болел, да умер».

В грамоте Мисаила, митрополита белогородского и обоянского, писанной в 1673 году, к Никодиму, архимандриту Курского Знаменского монастыря, сказано: «Да в городех же и уездах мужескаго и женскаго полу бывают чародеи и волхвованием своим и чародейством многих людей прельщают. Многие люди тех волхвов и чародеев в дом к себе, к малым детям и к больным младенцам призывают, а они всякое волхвование чинят, и от правоверия православных христиан отлучают»5.

В Стоглаве, составленном Московским Собором 1551 года, написано: «Нецыи не прямо тяжутся, и поклепав крест целуют, на поли бьются, и кровь проливают, и в те поры Волхвы и Чародейники от бесовских научений пособие им творят, кудесы бьют, и во Аристотелевы врата и в Рафли смотрят, и по звездам и по ланитам глядают и смотрят дней и часов… и на те чарования надеясь, поклебца и ябедник не мирятся, и крест целуют, и на поли биются, и поклепав убивает… Злыя ереси, кто знает их и держится… Рафли, Шестокрыл, Воронограй, Остромий, Зодей, Альманах, Звездочетьи, Аристотель, Аристотелевы врата и иныя коби бесовския… тех всех еретических книг у себя бы не держали и не чли… В первый понедельник Петрова поста в рощи ходят и в наливках бесовские потехи деят… В Великий Четверг порану солому палят и кличут мертвых; некотории же невегласи попы в В. Ч. соль пред престол кладут и до четверга по велице дни там держат, и ту отдают на врачевание людям и скотом… По селом и волостем ходят лживые пророки, мужики и жонки, и девки и старыя бабы, наги и босы, и волосы отростив и распустя, трясутся и убиваются, а сказывают, что им являются Св. Пятница и Св. Анастасия, и заповедают в среду и пяток ручнаго дела не делати и женам не прясти, и платья не мыти, и камения не разжигати».

В 1552 году, в наказе, данном Берсеневу и Тютину за точным исполнением правил Московского Собора 1551 года, сказано: «К Волхвом бы и к Чародеем и к Звездочетцом волхвовати не ходили, и у поль бы (при судебных поединках) Чародеи не были».

В Псковской летописи, под годом 1570 о докторе Елисее Бомелии, записано: «Прислаша Немцы к Иоанну Немчина, лютого Волхва, нарицаемого Елисея, и бысть ему любим в приближении и положи на Царя страхование… и конечне был отвел Царя от веры; на Русских людей возложил Царю свирепство, а к Немцам на любовь преложи: понеже безбожнии узнали своими гаданьи, что было им до конца разоренным быти; того ради таковаго злаго еретика и прислаша к нему: понеже Русские люди прелестьни и падки на волхвование».

В книге «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей», изданной в Москве 1647 года, сказано: «А на сказанные идольские меры и на ведомство не надеяться, и от оружия, и от проколотия, и от стрельбы не заговариваться, которое все от диавола есть».

Царь Иоанн IV Васильевич, лишась первой своей супруги Анастасии, верил, что она померла от чародейства. Так он об этом говорил литовскому посланнику Воропаю, в 1572 году10; так об этом писал он и к Курбскому: «А с женою меня вы по что разлучили?» Курбский в своей истории Князя Великого Московского пишет: «Тогда цареви жена умре: они (клеветники) же реша аки бы очаровали ее мужи. Царь же, буйства исполнився, абие им веру ял». Клеветники Сильвестра и Адашева говорили царю: «Аще припустиши к себе на очи, очаруют тебя и детей твоих… Худые люди и ничего негодные Чаровницы тебя Государя… держали пред тем, аки в оковах… а то творили они своими чаровствы, аки очи твои закрывающе» 13. В 1572 году царь Иоанн IV Васильевич, испрашивая на Соборе разрешение на четвертый брак, говорил, что его первую супругу Анастасию извели злые люди чародейством, вторую отравили, третью испортили злою отравою.

Князь Курбский, говоря о князе Василии Иоанновиче, записал: «Василий с законопреступною женою, юною сущею, сам стар будучи, искал чаровник презлых отовсюду, да помогут ему к плодотворению… О чаровниках же оных так печашеся, посылающе по них тамо и овамо, аж до Корелы (еже есть Филя: сидит на великих горах, подле Студенаго моря), и оттуда прово-жаху их к нему… Яже дерзают непреподобне приводи-ти себе на помощь и к деткам своим мужей презлых, чаровников и баб, смывалсй и шептуней, и иными различными чары чарующих, общующе со диаволом и призывающе его на помощь»15. Рассказывая о Казанской осаде 1552 года, он вписал: «Вкратце еще вспомянута достоит, яко Татары на войско Христианское чары творили и великую плювию наводили: яко скоро по облежании града, егда солнце начнет восходити, взыдут на град, всем нам зрящим, ово престаревшие их мужи, ово бабы, и начнут вопияти сатанинская словеса, машуще одеждами своими на войско наше и вертящеся не благочиние. Тогда абие возстанет ветр и сочинятся облаки, аще бы и день ясен зело начинался, и будет такий дождь, и сухия места в блато обратятся и мокроты исполнятся; и сие точно было над войском, а по сторонам несть, но точно по естеству аера случаше-ся»16. Говоря о московском пожаре, царь вспоминал Курбскому: «Наши изменники бояре наустиша скудо-жайших умов народ, что будто матери нашей мати, княгиня Анна Глинская, с своими детьми и с людьми сердца человеческая выимали и таковым чародейством Москву попалили» .

Царедворцы донесли на боярина Артамона Сергеевича Матвеева царю Феодору Алексеевичу, что он с доктором Стефаном читает Черную книгу, и что Николай Спафарий обучает его и сына чернокнижию. Доносчиками были: карла Захарко и лекарь Берло. Об этом Матвеев писал в своей челобитной 1677 года к царю: «Как будто я у себя в домишке, в палате, с Степаном доктором чли Черную книгу, и в то, де, время, будто пришло к нам в палату нечистых духов множество, и говорили нам, мне, холопу твоему, и доктору Степану, те нечистые духи вслух, что есть у вас в избе третий человек… А та, де, Черная книга в полдесть, а толщиною в пальца три; а учил, де, будто по той книге меня, холопа твоего, и сынишку моего, Андрюшку, Николай Спафарий» . Впоследствии открылось, что боярин Матвеев читал лечебник, принятый доносчиками за Черную книгу. В царствование Михаила Феодоровича, говорит боярин Матвеев, на боярина Илью Даниловича Милославского было подкинуто письмо, в котором сказано, что он у себя имеет перстень волшебный думного дьяка Ивана Граматина. При царе Алексее Михайловиче боярин Семен Лукьянович Стрешнев был обвинен в волшебстве и сослан на заточение в Вологду.

Источники русских преданий

Мы терпеливо выслушали словесные предания, мы внимательно прочитали старые записи грамотных людей, и во всем этом мы изведали, что думают теперь наши современники, что говорили наши предки о тайных сказаниях русского чернокнижия. Теперь, убедившись во всем этом, как в бывалом, мы невольно спрашиваем самих себя: неужели это есть порождение дум русского народа? неужели все это создавалось в русской земле? Будем откровенны к самим себе, будем сознательны пред современным просвещением для разрешения столь важного вопроса: русский народ никогда не создавал дум для тайных созданий; он только перенес их из всеобщего мирового чернокнижия в свою семейную жизнь. Никогда на русской земле не создавались тайные сказания; она, как часть вселенной, вмещала в себе только людей, усвоявших себе мировые мышления. В этой идее убеждает нас внимательное исследование всеобщего мирового чернокнижия. Для достоверности сего предположения мы присовокупляем исторические факты, объясняющие перехождение тайных мировых сказаний в русское чернокнижие. Здесь открывается очевидное сходство.

Всеобщее мировое чернокнижие принадлежит первым векам мироздания, людям древней жизни. Основные идеи для творения тайных сказаний выговорил впервые древний мир, а его идеи усвоились всему человечеству. Древний мир сосредоточивался весь на Востоке. Там народы, создавая идеи для мифов, думы для тайных сказаний, рассказы о бывалом для поверий, олицетворяли их видениями. В этих видениях существовал быт религиозный, политический, гражданский. Семейная жизнь народов осуществлялась этими бытами. Мир древний прошел, народов, составлявших его бытие, мы не видим; но пред нами остались их мифы, их поверья, их сказания. Мир новый своего ничего не создал; он, как усыновленный наследник, как властелин отеческого имущества, вступил в распоряжение наследственным достоянием, пересоздал предметы, существовавшие не в духе его жизни, отверг понятия, противные его мышлению, но принял основные мысли, восхищавшие его воображение, льстившие его слабости.

Мифы, перешедшие в новый мир, образовали демонологию, столько разнообразную, столько разновидную, сколько разноплеменны были народы, сколько разновидны их олицетворения. Не днями, не годами, но веками усвоивались мифы древней жизни грядущим поколениям. Каждый народ принимал из них только то, что могло жить в его верованиях; каждый народ, в свою очередь, прибавлял к ним чего недоставало для его верования. Из этих-то усвоений и дополнений составились—мифология и символика. Мифология древних людей осенялась предметами божественными, предметами олицетворенными по воле каждого человека. Символика отпечатлевалась знамениями, которых народ не постигал, которых народ страшился. Предметы, выражаемые в символике непостижимостию и боязнию, заключали в себе понятия о природе. Из дум древнего мира составилось чернокнижие в отдельных видах кудесничества, чародейства, знахарства, ворожбы. Во всех этих сказаниях мы читаем опыты людей, изучавших природу для добрых и худых дел.

Рассказы о бывалом образовали поверья, неистощимые до последней возможности, удивительные до непонятного ослепления. В народных поверьях мы узнаем семейную жизнь со всеми обрядами.

Тайные сказания древнего мира осуществлялись людьми, ознаменованными бесчисленными названиями. Эти люди, как образователи, свои установляемые таинства облекали чудесным вымыслом, находили покровителей и распространяли последователей. Письмена санскритские уверяют нас, что Индия есть отчизна тайных сказаний, первородный идеал всех последующих изменений. Избранные люди Египта и Персии, посещая Индию, изучали там тайные сказания и, возвращаясь на свою родину, высказывали их своим сородичам. Греция подслушала все эти сказания и передала Риму и за ним грядущим поколениям.

Осматривая тайные сказания сих стран, мы встречаем в каждой из них своих образователей, свои прорицалища, свои чернокнижия, свои гадания.

Образователи тайных сказаний в древнем мире существовали отдельными кастами, имевшими разные названия. Таковы были: астрологи, авгуры, прогностики, мистагоги, сортилеги, гаруспеки, пифониссы.

Астрологи, облекаемые названиями халдеев, математиков, волхвов, почитаются старейшинами в образовании чернокнижия. Наблюдая течение планет и созвездий, они предсказывали разные события в государствах и домашнем быту. Ефемериды— творение астрологов — вмещали в себе описания известных перемен в небесных светилах. Незадолго было поверие, что Зороастр Персидский первый начертал чернокнижие; но теперь оно, с открытием санскритских письмен, уничтожается.

В русскую землю перешли астрологи при начале ее общественного быта и расплодили свои понятия в семейной жизни так глубоко, что и теперь в селениях существуют темные намеки о влиянии планет на судьбу человека. В 1584 году летописцы записали для нас, как народ видел в Москве комету с крестообразным небесным знамением, между церквами Иоанна Великого и Благовещения. Царь Иоанн IV Васильевич, смотря на эту комету, сказал: «Вот знамение моей смерти!» После сих слов он велел собрать астрологов по России и Лапландии. Они, собранные тогда в Москву числом д^о 60, предрекли из явления сей кометы царскую смерть .

Эта запись и сказание Курбского о совещании царя Иоанна Васильевича с волхвами открывает нам, что астрологи приходили к нашим предкам из Лапландии и что они своими предсказаниями внушали народу боязнь при появлении комет, доселе еще продолжающуюся. Заметим здесь, что и русская народная символика есть порождение астрологов.

Авгуры, птицеволшебствующие, предсказывали будущее из явлений молнии и грома, из крика и полета птиц, из клевания курами зерен. Крики ворона, вороны, совы, петуха были предвестниками бедствий; полет орла, коршуна решал походы; клевание зерен курами управляло военными успехами. Авгурология перешла в русскую землю со многими видоизменениями. Еще и теперь поселяне боятся ворона и вороны, страшатся пения курицы; еще и доселе в святочных гаданиях сохраняется клевание зерен курицами.

Прогностики рассеяны были во всей Греции, особливо в Элиде. Эпименид Критский, Аварис Скифский, Эмпедокл Агригентский там были лучшими прогностиками. Эти люди извлекали гадания из обыкновенных явлений природы. Счастие или несчастие семейной жизни объяснялось снами, воззрением животных, звоном в ушах, судорожным движением ресниц. Молитвы и очищения прогностиков содержались в книгах Орфея и Музея.

Учение прогностиков внедрилось в русскую семейную жизнь издревле и продолжается доселе. Простолюдин, объясняя приметы по учению прогностиков, и не помышляет, что он верный их последователь.

Мистагоги, начальники Элевзинских таинств, изъясняли афинянам таинственные учения в святилище Цереры, при явлении страшных призраков.

Видения и призраки русского селянина носят на себе отпечаток учения мистагогов. Люди бывалые, рассказывая о призраках, всегда упоминают вместе о каком-нибудь таинственном сказании.

Сортилеги — люди, гадавшие о событиях по жребиям, составляли особенную касту жрецов в Риме. Гадания сортилегов совершались в урнах. Так они наполняли урну водою, клали в нее дощечки, исписанные знаками, и потом, вынимая их, изъясняли значение. Иногда заставляли вынимать лоскутки бумаг, исписанные отборными стихами.

Гадание сортилегов доселе производится в русской земле. Поселянин по жребию решает спорные семейные дела; в деревнях, на мирской сходке, по жребию выбирают в рекруты; так в городах решали по жребию женихов для девушек. Старожилы еще запомнят, как москвичи хаживали с жребиями в церковь Николы Голстунекого.

Гаруспексы, гадавшие по жертвам, основывали свои предсказания на внутренностях животных, особенно печени, отгадывали по пламени и дыму.

Учение гаруспексов мало известно русским чародеям; впрочем, уважение кудесников к печени, внимание знахарей к дыму заставляет подозревать, что и оно когда-то было в русской земле.

Пифониссы— фессалийские волшебницы, образуя из себя особенную касту в Фессалии, завораживали угрызение скорпионов, производили бурю, привлекали луну на землю, останавливали солнце, оживляли умерших и низводили живых во гроб. Всему этому верили во всей Греции.

Русское кудесничество и чародейство составилось из преданий фессалийских волшебниц. Наши сельские колдуньи представляют из себя живой сколок с этих волшебниц.

Прорицалища древнего мира изрекали людям будущее, предсказывали в делах успехи и неудачи. Таковы были: прорицалища Аммона и Амфиарая, оракулы Дельфийский и Додонский, Трофониева пещера.

Прорицалище Юпитера Аммона находилось в Ливийских степях. Там его капище, окруженное со всех сторон песчаными степями, орошалось прозрачными водами источника солнца. Кумир, вылитый из меди, украшенный драгоценными каменьями, выносили в рощу, где он отвечал вопрошающим не словами, а знаками. Владычество Аммона продолжалось над страстями людей многие веки, но во время Страбона оно ослабевало, а при Плутархе ему уже никто не верил . Мы не в состоянии решить трудного вопроса: прорицалище Аммона имело ли влияние на русскую семейную жизнь? Кажется, с несомненною вероятностью можно предполагать, что оно, лишившись значения в верованиях древней жизни, исчезло тогда, когда еще не начиналась русская общественная жизнь.

Прорицалище Амфиарая находилось на границах Виотии и Аттики. Там Амфиарай являлся во сне и отвечал на вопросы.

Кто не заметит, что влияние Амфиарая достигло и русской земли? Явление во сне суженого-ряженого, указывающего простодушной девушке на ее судьбу, носит на себе отпечаток верования виотиан.

Оракул Дельфийский, учрежденный в честь Аполлона Пифийского, находился в виотийском городе Дель-фах, в средоточии земли, как говаривали греческие историки. В Дельфах был храм с истуканом, сделанный из лавровых ветвей, Кастальский источник, золотой треножник, поддерживаемый железным драконом. Пифия, возводимая жрецами на треножник, окуриваемая одуряющими растениями, в бешенстве, произносила слова вещательные. Оракул Дельфийский существовал двадцать веков и упал тогда, когда христианская религия открыла народам небесные истины.

Мы ничего не можем сказать решительного о влиянии Дельфийского оракула на семейную жизнь русского народа.

Додонский оракул находился в эпирском городе Додоне, при подошве горы Томари. Там, среди священной рощи, возвышался храм; там был пророческий дуб; там находился источник минеральных вод. Три жрицы возвещали решение Додонского оракула. Сидя близ пророческого дуба, они вслушивались в шум листьев, потрясаемых ветром, выводили из сего ответы для гадающих; или приходили к источнику прислушиваться к звукам, производимым журчанием воды, и по ним разгадывали.

Понятие русского народа о шуме древесных листьев, о журчании воды доселе сохраняется в семейных преданиях с особенным уважением; но есть ли это влияние Додонского оракула — решить трудно.

Трофониева пещера находилась близ Ливадии. В храме, построенном среди рощи, стоял истукан, изображавший Эскулапа. В мрачной пещере, полненной зверями и гадами, оглашаемой воплем и стон мужей и жен, сидели жрецы для ответов приходящим.

Нам неизвестно, было ли какое влияние на русскую землю из поверий Трофониевых пещер.

Чернокнижия древнего мира сохранялись в письменных памятниках. Народ, благоговея к ним, не смел читать ни одного тайного сказания. Это право предоставлено было жрецам и людям избранным, соображавшимся с ними для решения судьбы и дел. Таковы были: черная магия, Сивилины книги, книги Орфея и Музея, кабалистика.

Сказания о черной магии столь древни, что нет никакой возможности открыть их первоначальное происхождение. Мы встречаем магиков в начале всех историй, и влияние их продолжалось до распространения умственного образования. Говорят, что она существовала от начала мира и сохранена при потопе Хамом в камне. Сын Хамов, известный под названиями — у одних Мизраима, у других Зороастра, у третьих Гермеса,— по преданию своего отца, нашел после потопа скрытую книгу его отцом. Книги этой теперь более не существует: она когда-то была истреблена небесным огнем. Верование в бытие черной магии существовало на Востоке в тайных сказаниях. Сосредоточие магиков находилось в Египте. Фараоны, окруженные магиками, производили разные ложные чудеса. Из Египта перенес магию в Грецию Орфей, изменивший тайные сказания в оргию и саббатство. В семейной жизни русского народа черная магия известна под именем чернокнижия. Напрасно мы будем вопрошать века и людей о переселении тайных сказаний в наше отечество. Темные намеки наших поселян о бытии чернокнижия состоят в том, что она писана непонятными письменами, что когда-то была закладена в Сухареву башню. В современной нашей жизни мы едва встречаем людей, беседующих о предметах, заключающихся в чернокнижии; но предки наши говорили об этом яснее; они даже знали многие названия этим сказаниям. Так они исчислены в Стоглаве.

Книги Сивилл хранились в руках женщин — сивилл, имевших дар прорицать и открывать полю богов. В древнем мире всех сивилл считалось 12. Исчисляем их:

I. Сивилла Персидская, называвшаяся Самбетою, невесткою Ноевою, пророчествовала двусмысленными стихами из своей книги.

II. Сивилла Ливийская, путешествовавшая в Самосе и Дельфах и, как говорят, упрекавшая людей в идолослужении.

III. Сивилла Дельфийская, находившаяся в храме Дельфийском, и, по сказанию Диодора, первая получила имя Сивиллы. Ученые говорят, что Гомер извлек из ее прорицаний некоторые мысли.

IV. Сивилла Эрешрейская предсказывала падение Трои, и, по уверению Евсевия и св. Августина, ей были известны книги Моисея.

V. Сивилла Киммерийская.

VI. Сивилла Самосская.

VII. Сивилла Кумекая, по имени Деифоба, знаменитейшая из всех, имела свое пребывание в Куме. Говорят, что ее отец был Аполлоний, а мать Главка. Эта сивилла продала часть своих книг Тарквинию Гордому. В Риме книги сохранялись в храме Юпитера Капитолийского, под землею, в каменной урне. Квиндецемвиры, жрецы, справлялись с ними в сомнительных случаях государства. Во время сожжения Капитолия сгорели и сивиллины книги. После этого отправляемы были послы по разным местам для собрания сивиллиных изречений, которые Август положил у подножия Аполлона Палатинского.

VIII. Сивилла Геллеспонтская предсказывала во время Солона и Креза.

IX. Сивилла Фригийская путешествовала с своими предсказаниями в Анкифе и Галатии.

X. Сивилла Тибюринская, или Альбюнейская была обожаема в Тибуре.

XI. Сивилла Эпирская.

XII. Сивилла Египетская.

В русском чернокнижии не находим никакого понятия о Книгах Сивилл. Разве только то принять во внимание, что нашими колдуньями должны быть непременно старухи безобразные и страшные. За то дошли до нас западные сказания о сивиллах.

Книги Орфея и Музея содержали в себе заговоры, очищения, приговоры для усыпления змеи. Орфей, изобретатель аббатства, учредитель оргий и других празднеств Бахуса, по сказанию Цирцея, заимствовал таинственные познания в Египте. Лукиан и Аполлодор уверяют, что книги Орфея состояли из гимнов.

Русское кудесничество, содержащее в себе заговоры на всевозможные случаи, показывает какое-то сходство с гимнами Орфея. Заметим, что заговоры наших кудесников воспевают об одной только семейной жизни.

Кабалистика — знание, созданное евреями для открытия таинственного смысла,— состояла в искусстве разлагать слова и в способе производить сими словами чудеса, произнося их чудесным образом.

Есть намеки в чернокнижии о присвоении кабалистического знания знахарями. Так мы видим в руках знахаря непонятные слова от лихорадок, от укушения бешеных собак. Откуда явилась наша тарабарская грамота?

Гадания древнего мира, рассеянные по всем местам, образовали из себя 12 отдельных таинств. Влияние каждого из них на семейную жизнь доселе еще отражается. Приступим к описанию гаданий.

Антропомантия содержала в себе таинственное прорицание будущего по внутренним частям тела человеческого. Римские императоры Гелиогабал и Иулиан занимались сим гаданием.

Русский народ никогда не касается до внутренних частей тела человеческого, но он судит только умершего по наружному цвету и положению тела. Человек, умерший в судорогах и спазмах, клал неизгладимый порок на будущую участь своего семейства.

Аеромантия объясняла будущие события из состояния воздуха и разных его явлений.

В русской символике аэромантия отражается ясно. В народе еще существует понятие о падении звезд; доселе еще говорят, что каждая падающая звезда есть верный признак смерти какого-нибудь человека. В наших селениях вечернею порой старики рассказывают о бывалом падении облаков на землю — в виде киселя, о падении камней воздушных. Не на этом ли мнении основано уважение поселян к камню Баш и Башиха, находящемуся в Тульской губернии, в Одоевском уезде?"

Гидромантия основывалась на предсказании будущего по движению и цвету воды.

В русском чернокнижии это гадание существует во всей своей силе. Наговорить на воду, для открытия похитителя вещей, вменяется в необходимость всякому знахарю.

Гонтия совершалась призыванием духов и вызыванием тени умерших из гробов.

Русское чародейство содержит в себе обряды вызывания духов, и народ верит, что каждый народный чародей может вызвать тень умершего.

Дактиломантия. Гадание, производившееся посредством кольца для узнания врагов. Кольцо, повешенное на нитке, раскачивалось над круглым столом, коего края исписаны были буквами. Буква, на которой останавливалось кольцо, служила ответом.

Дактиломантия перешла и в русское чернокнижие, только с изменением. Наши чародеи берут какое-то змеиное кольцо, вешают его на женском волосе и дожидаются, куда его будет качать ветер: куда кольцо будет более делать наклонения, там живет колдун, очаровавший страдальца, о котором загадывают.

Капномантия. Гадание, извлекаемое из жертвенного дыма, объяснялось жрецами народу при начатии дел.

В русской символике это гадание осталось со многими изменениями. Наши поселяне по дыму узнают погоду и дымом истребляют многие болезни рогатого скота.

Катоптромантия. Гадание, производимое зеркалом, разрешало окончание болезни.

В русском чернокнижии зеркалогадание употребляется для многих случаев. Наши поселяне и горожане гадают в зеркале о суженом, о жизни и смерти отсутствующего.

Керомантия—гадание воском; составляло доброе и худое предзнаменование.

В русских святочных гаданиях девушки льют воск в воду для узнания своей судьбы.

Клеромантия. Гадание, основанное на метании шариков, решало дела и называлось по жребию.

Гадание по жребию так усвоилось русской семейной жизни, что народ всегда прибегает к нему в спорном деле.

Леканомантия. Гадание, производившееся над водою, решало участь людей. Гадатель клал в сосуд, наполненный водою, драгоценные камни, тоненькие золотые и серебряные дощечки с изображением знаков и читал заговоры. Из воды выходил тихий звук, подобный шипению змей. Этот звук решал вопрос.

В русском чернокнижии сохранились многие обряды гадания над водою. Так наши знахари, кидая в воду уголь, замечают: кипит ли вода?

Ливаномантия. Гадание, извлекаемое из курения благовонных смол, заключало в себе решение на благоприятные и худые ожидания.

В русских суеверных поверьях смолы заменились ладаном, и народ прибегает к этому гаданию в болезнях.

Метеоромантия. Гадание производилось объяснением воздушных явлений, особливо грома и молнии.

Следы метеоромантии сохранились в русской символике с присовокуплением разных сказаний. Так, девица или женщина, услышавши весною в первый раз гром, бежит к воде для умывания, предполагая, что умывание в это время водою может придать лучший цвет ее лицу. Так, поселянин, из многократного появления в летнее время грома, предполагает, что его домашний скот может безопасно бродить по лесам, не будучи изъязвлен змеями.

Миомантия — гадание, предсказывающее будущее; основывалось на крике и прожорстве мышей и крыс. Было время, когда Рим трепетал от крика сих животных.

В русских селениях появление мышей всегда угрожает бедствиями. Платье поселянина, изгрызанное мышами, предвещает ему беду неминучую. При начале весны мыши, бегающие по полям, наводят тоску на крестьянина о неурожае.

Некромантия производилась очарованием трупов для вызывания духов.

В русском чернокнижии существует только одно поверье об этом гадании. Наши чародеи, несмотря на свою дерзость, не смеют прикасаться к трупам умерших людей.

Онихомантия составляла гадание по ногтям. Гадатели натирали ногти мальчикам деревянным маслом и сажею и заставляли держать их перед солнцем. Появившиеся изображения решали гадание.

Наши поселяне до сих пор замечают обновы — белые пятнышки, являющиеся в средине и на краях ногтей, судят по цвету ногтей о жизни, здоровье и болезни человека.

Ооскопия. Разгадывали изображение на яйце, по желанию беременных женщин, для узнания, что родят?

В русской семейной жизни это гадание доселе существует. Беременная женщина вынимает из-под наседки яйцо, разбивает, смотрит, какого пола зародыш, того же должен быть и будущее дитя.

Психомантия — гадание, основанное на призывании теней умерших людей; составляло одно таинство с некромантиею.

Тератоскопия составляла особенный род гаданий из объяснения необыкновенных явлений в природе.

Это гадание вошло с изменениями в русскую символику. Так, животные, родившиеся о трех ногах, животные двуглавые наводили ужас на душу простолюдина и были истребляемы, как порождение нечистой силы.

Тефраномантия — гадание золою, разрешало вопросы жертвоприносителей.

Зола в русском чернокнижии имеет почетное преимущество пред прочими веществами. Чародей всегда имеет при себе золу из семи печей и посыпает ею след человеческий, когда совершает чары. Так, разгневанный поселянин бросает на двор своего соседа горстями золу, с намерением истребить все растущее на его земле.

Энонтромантия совершалась гаданием в зеркале. Фессалийские чародеи заставляли приходящих читать ответы, писанные на зеркале кровию, отражавшиеся на другом теле.

В русских святочных гаданиях энонтромантия осталась в измененном виде.

Вот очевидные доказательства о переселении тайных сказаний древнего мира в русскую землю и о составлении русского чернокнижия. Мы смело можем сказать, что на нашей родной земле ни один русский человек не был изобретателем тайных сказаний. Люди бывалые из наших предков в чужих странах и чужеземщина, приходившая на нашу родину, рассказывали в семейных беседах о существовании чернокнижия в чужих землях. Эти рассказы, западая в сердца простодушные, переходили из рода в род и клеймились суеверием наших предков. Такое мнение, принимаемое нами за положительное основание, найдет свое подтверждение в самом описании чернокнижия.

Несмотря на то, в русской жизни понятие о тайных сказаниях представляется совершенно в другом виде, нежели как мы встречаем у других народов. Это так и должно быть. Общественное образование русского народа, совершаясь независимо от влияния других народов, по своим собственным законам, выражалось в умственной жизни двумя отдельными знаменованиями: понятиями общественными и семейными.

Русские общественные понятия всегда существовали на краеугольном основании христианского православия. Иерархи, как пастыри церкви и учители народа, князья и цари, как священные властелины и блюстители народного благоденствия, были представителями общественных понятий. Находясь в руках столь важных лиц, понятия эти всегда были целы и невредимы, как была цела и невредима русская жизнь. От этого самого в нашем отечестве никогда не было переворотов в общественных понятиях, внесенных соседними народами. Все совершалось постепенно, в течение многих веков, людьми, являвшимися из среды своих соотечественников. Славянин, сближаясь на севере с скандинавом, был только покорен его мечу, но не слову; платил ему дань своими избытками, но не хвалебными песнями; дал ему приют на своей земле, но не принял от него письмен. Славянин, уклоняясь на восток, сблизился с греком; принял от него веру, приютил греческих пришельцев, учился у него, чего недоставало для его умственной жизни; но никогда не говорил его языком, никогда не менял своих понятий общественных на его понятия; он остался в полном смысле славянином. Никогда не ходил он на Запад. Люди фряжские сами приходили в его жилище, сами призывали его в участники. Равнодушный к Западу, он чуждался и слов, и дел фряжских. Об Юге он забыл почти с того самого времени, как судьба бросила его из Индии на землю северной Европы, где он назвал себя славянином. Во всех переворотах соседних стран он не был участником. В этом-то самом заключалась ненарушимость русского общественного понятия.

Русские семейные понятия существовали на своих отдельных основаниях и, порождавшиеся в семействах, никогда не сливались с общественными понятиями. В них не было единства; они были столько различны, сколько тогда были различны границы русской земли. На этих заповеданных чертах все изменялось от стечения чужеземных мнений. Облекаясь русским словом в гостеприимных семействах, эти мнения переносились от одного селения к другому. Пришельцы и люди бывалые были передавателями чужеземных мнений.

Пришельцами в русской старой жизни назывались все чужеземцы, люди не русской крови, люди не русской веры. Никогда добрая воля не загоняла пришельца на русскую землю: нужда и корысть влекли его к нашим предкам. Хлебосольство русское давало приют всякому пришельцу. Старейшины семейств, угощая заезжего человека, любили слушать его рассказы об отдаленных странах. Эти-то рассказы, передаваясь от отца к сыну, усвоивались русской жизни, когда они снисходили слабостям. Мы, люди XIX века, не можем теперь исследовать, что нравилось нашему предку, жившему в X и ХП столетиях, из рассказов чужеземных. Но, принимая в соображение тогдашнее умственное образование, дошедшие до нас письменные памятники и рассказы о бывалом из древней жизни, мы смело можем сказать, что наши предки любили более чудесное, поражавшее их воображение, любили более великое, поражавшее их ум, любили более ужасное, оцепенявшее их чувства. При всем том пришлец был всегда чужим для русского в общественной жизни, и только одни простодушные принимали участие в его словах и делах.

Людьми бывалыми на Руси почитались сородичи наших предков, люди, бывавшие в чужих землях, люди, пересмотревшие все заморские дивы, люди, услаждавшие своими беседами и старика, и юношу. Рассказы бывалого человека записывались в кельях отшельников и читались в семейных беседах. Таковы были наши паломники и ходебщики. Они — наставники в делах, врачи в болезнях, советники в семейных назначениях — более всего имели влияние на введение чужеземного в семейные понятия, нежели участие пришельца. Зато люди бывалые никогда не выходили из круга семейного, никогда не были участниками в обновлениях общественной жизни.

Принимая в соображение эти два источника чужеземных внесений, мы понимаем, как трудно было чужеземному мышлению войти в состав общественного понятия, как трудно было ему усвоиться с русской общественною жизнью. Но, несмотря на столько веков, современное просвещение резкою чертою отличает все чужеземные понятия, заимствованные нашими предками. Глядя с этой точки на тайные сказания других народов, мы убедились, что они перешли в русскую землю со многими изменениями, с изменениями, возможными для русской семейной жизни. На этих-то изменениях мы будем следить остатки русского чернокнижия и данными подробностями поверять идеи, допущенные нами при всеобщем взгляде на мировое чернокнижие.

Русское чернокнижие, сообразно народным семейным понятиям, мы разделяем на четыре сказания, совершенно разнообразные по излагаемым в них предметам. В первом сказании помещается кудесничество, во втором описывается чародейство, в третьем предлагается знахарство, в четвертом представляется ворожба.

Русское кудесничество мы представляем так, как оно обращается в устах народных, без перемены понятий и слов. Соблюдая это, мы сохраним, так сказать, словесность простолюдинов, неизменный глагол многих веков, глас людей отдаленных и понятиями, и повериями от нашей жизни. Если, с одной стороны, все кудеснические заговоры есть совершенный вздор, созданный для обольщения народа, то, с другой, мы замечаем в них дух поэзии, жившей в песнях и сказках, услаждавших некогда наших предков в дни скорбные. Здесь сохранилась наша родная, русская поэзия; здесь блюдутся наши поэмы и были; здесь читаем жизнь наших предков.

Все представляемые здесь заговоры подслушаны мною в семейных разговорах поселян Тульской губернии, выписаны из тетрадки, писанной польскими буквами и принадлежавшей некогда веневскому деду; некоторые получены от саратовского помещика, собиравшего их, по моей просьбе, из рассказов волжских рыбаков; а другие были присланы ко мне из Тихвина, от г. Парихина.

Вслушиваясь в заговоры, невольно спрашиваем себя: кто был творцом этой поэзии? Неужели мы будем сомневаться, что этими напевами оглашалась наша родина, когда в их звуках слышен русский дух, когда в них говорит русское сердце о старине родной, о радости домашней, о беде семейной, о любви девичьей красы, о зазнобе молодеческой? Здесь все предметы взяты из жизни семейной, чуждой общественных отношений, удаленной в хижины и поля, сокровенной от взора испытующих людей. Следовательно, здесь человек только пел сам с собою. Замечательно, что здесь нет ни одного чужеземного слова, ни одного выражения: все говорит русским языком и о русской жизни. Мы также не смеем допустить здесь сомнения, что эта поэзия не была до последней степени подражательною; но со всем тем в ней есть и самобытное; она воспевала по вдохновению русского сердца заповеданные тайны. Это мы готовы подтвердить наблюдениями.

Народная поэзия всех веков и всех народов воспевала семейную жизнь. Русский народ, пленяясь предметами, очаровавшими его уединенную жизнь, воспел в своих думах и тайные сказания. В таком направлении он незаметно сходился с другими народами. Для доказательства представляем образчики чужеземных заговоров.

«Le magicien Lexilis menait fort durement les puissances des tenebres, et faisait dresser les cheveux aux assistans quand il hurlait ses execrables evocations.

 «Divinites formidables, s'ecriait-il, hatez vous d'acco-urir, et craignez d'offenser ces cheveux gris et cette verge, qui vous ferait bientot repentir de vos delais… je vous en avertis d'avance, obeissez promptement, autrement je fais penetrer le jour dans vos sombres demeures, je vous en tire toutes l'une apres l'autre, je vous destitue de tout pouvoir, je vous poursuis par les buchers, je vous chasse des sepulcres; et je ne permettrai pas meme aux deserts de la Thebaide de vous receler dans leur solitude. Et toi, arbitre des enfers, si tu me crains commande a tes Esprits, commande a tes Furies, commande a quelques ombres d'accourir; pousse-les hors de tes manoirs a coups des scorpions, et ne permets pas que j'interrompe le silence des tiens par des menaces plus horribles».

 Oraison du loup: Viens, bete a laine; e'est l'agneau de rhurnilite; je te garde. C'est l'agneau du Redempteur, qui a jeune quarante jours, sans rebellions, sans avoir pris aucun repas de l'ennemi, et fut tente en verite. Va droit, bete grise, a gris aggripence, va chercher la proie, loups et louveteaux; tu n'as point a venir a cette viande, qui est ici Au nom du Pere et du Fils et du Saint-Esprit. Aussi: vade retro о Satana!

 Priere des bergers pour preserver les troupeaux de la gale, de la rogne et de la clavelee, trouvee dans un manuscrit rare et precieux.

 Ce fut par un lundi au matin que le soleil parut, un pastouraeu cherchant ses troupeaux, il dit: «Mon troupeau sera sain et joli, qui est sujet a moi».

Маг Лексили властвовал очень твердо над силами тьмы и поднимал волосы дыбом у присутствующих, когда завывал свои мерзкие заклинания: «Ужасные божества,— кричал он,— спешите явиться и опасайтесь обидеть эти седины и этот прут, который заставит вас раскаяться в вашей задержке… Я вас об этом заранее предупреждаю, подчинитесь быстро, иначе я заставлю свет проникнуть в ваши сумрачные жилища, я вас оттуда извлекаю всех — одного за другим, я вас лишаю всякой власти, я вас преследую кострами, я вас изгоняю из гробниц; и я не позволю, чтобы вы укрылись даже в безлюдии пустынь Тебайда «Египта·. А ты, арбитр ада, если ты меня боишься, прикажи твоим духам, прикажи твоим фуриям, прикажи нескольким теням сбежаться — вытолкни их из твоих жилищ укусами скорпионов и не допусти, чтобы я нарушил спокойствие твоих близких угрозами более страшными».

Заклятие волка: приди, овца, это агнец смирения, я тебя храню. Это агнец Искупителя, который постился сорок дней безропотно, не вкушал никакой еды врага и был привержен истине. Иди прямо, серый зверь, иди за добычей, волк — и волчата; тебе нечего приходить к этому мясу, которое здесь. Во имя Отца и Сына и Святого духа. Также: изыди, о сатана!

Молитва пастухов, чтобы предохранить стадо от чесотки, от коросты и от оспы, найденная в редкой и драгоценной рукописи.

Это было в некий понедельник утром, когда показалось солнце; пастушок, ищущий свои стада, говорит: «Мое стадо будет здорово и хорошо — оно мне подчиняется» (фр.).

Русское чародейство описывает чары, совершаемые в селениях. Прилагая, по возможности, объяснения этим затейливым вымыслам, мы уверены, что простодушные люди поймут свое ослепление, хотя для них обольстительное. С этою целью избраны здесь только те, которые более всех памятны. Люди, хотя несколько вникавшие в народное суеверное понятие, люди, знающие доверенность поселян к чудесному, оправдают цель, избранную нами.

Русское знахарство излагает отъявленные обманы знахарей, но которые, по непонятному стечению обстоятельств, принимаются в простом народе за спасительные действия. Мы часто слышим в рассказах бывалых людей, как в старину знахари ввергали целые селения в бедствия. С истинным желанием добра простодушным людям, излагаем здесь обманы знахарей, бродящих из одного селения в другое и живущих на счет ближнего.

Русская ворожба представляет народные гадания, распространяемые записными гадательницами по городам и селениям. Многие из них приносят оскорбления семейной жизни по своим последствиям; другие же, напротив,— как святочные гадания,— составляют увеселительные занятия. Здесь приводятся те и другие — с целью разоблачить таинственные ожидания простого народа. Может быть, время и обстоятельства изгладят эти остатки суеверий, перешедших к нашим предкам из чужих стран. Но пока настанет это благодетельное время, пока явятся счастливые обстоятельства— пускай простодушные наперед ознакомятся с ничтожеством сельских гаданий.

Во всех народных сказаниях мы часто сохраняли многие слова, подслушанные в сельских разговорах, имеющие совершенно другое значение в современной нашей жизни. Мы даже сохранили названия разных гаданий, хотя некоторые из них с первого взгляда, кажется, состоят из повторений одного и того же. Не думаем, чтобы нас в этом обвиняли: сами предметы говорят о такой необходимости: Кроме сего, почитаем обязанностию предуведомить почтенных соотечественников, что в наших сказаниях не все то помещено, что известно в селениях. Так, одного мы не могли вместить здесь по внутреннему нашему убеждению, как оскорбительного для современного просвещения; другое представлялось противным нашей жизни и нашим отношениям. Русская сельская жизнь неистощима в своих рассказах: надобно много людей и много времени, чтобы вполне представить ее домашний быт.

 

Русское народное чернокнижие

Сказания о чародействе

Чары на ветер

Чары на ветер известны были в русском чернокнижии еще в XVI столетии. Курбский, участник славы царя Иоанна IV Васильевича, описывая казанскую битву, говорит, что казанские татары, желая очаровать русскую рать, навевали ветры с своей стены. Люди, незнакомые с русскою семейною жизнию, до сих пор обвиняют Курбского за это известие. Чтобы увериться— действительно ли существуют чары на ветер, стоит только заговорить с первым русским селянином, и сотни примеров будут пред глазами. В селах говорят, что какой-то пчельник научил чародеев такому ремеслу, когда отроившиеся пчелы улетали к соседям; но, рассматривая применение чаров на ветер к разным случаям, видно, что они были занесены к нам с чужой стороны. Кажется, без всякого сомнения, можно предполагать, что чары на ветер изобретены казанскими чародеями.

Чары на ветер составляют жестокую месть в оскорблении. Желая отомстить своему врагу, поселяне отправляются к чародею, рассказывают свою обиду, просят его почаровать на ветер. Чародей, получивши подарки: вино, деньги, холстину, спрашивает: «В какой стороне живет твой супостат?» — «Вот в этой-то сторонке, говорит обиженный, живет мой супостат!» — Выходят вместе на дорогу и оба смотрят: есть ли туда попутный ветер? Если есть ветер, тогда приступают к совершению обряда. Обиженный поселянин берет с дороги снег или пыль, смотря по времени года, и отдает с поклоном чародею. Этот, принявши пыль, бросает на ветер, приговаривая проклятие: «Кулла, Кулла! Ослепи такого-то,  черные,  вороные,  голубые,  карие,  белые, красные очи. Раздуй его утробу толще угольной ямы, засуши его тело тоньше луговой травы. Умори его скорее змеи медяницы!»

Проговоривши проклятие, чародей глубоко задумывается, потом рассказывает: вид, приметы, место — куда долетели его чары; уверяет, как корчило этого человека, как он лишался зрения, как раздувался своею утробою, как начал чахнуть, как теперь томится недугом смертным.

Поселяне убеждены, что если их враг попадется под проклятие чародея, то он непременно будет жертвою чарования. Но как этого на самом деле не бывает, то всегда утешают себя тем, что на эти чары попался посторонний человек, сходный лицом и всеми приметами с его врагом. Вероятно, что извинения высказываются наперед самими чародеями, в оправдание своего обмана. Доверенность и настроенное воображение к чудесам составляют основу всякого чарования. Знавши простоту поселян, их доверенность ко всему чудесному, мы не должны удивляться, что они позволяют себя обманывать чародеям. Мне известны многие усилия, предпринимаемые для истребления сего обмана, но, к сожалению, увеличившие еще более уверенность простодушных в действительности этих чар. Кажется, что все это происходит оттого, что благодетельные помещики не знают: как вооружиться против этого зла? Справедливое удовлетворение обиды, внимание к бедствию могут навсегда истребить верование в чары на ветер. Русский поселянин тих и спокоен, добр от природы, понятлив до последней возможности. Случись с ним бедствие, он лишается этих наследственных доблестей, и тогда-то предается с полною достоверностию в распоряжение обманщиков.

Чары на след  

Чары на след употребляются едва ли не во всех селениях. Верование поселян так к ним безгранично, что никто не может их разуверить. Человек, подвергшийся этому чарованию, почитается от всех погибшим, недоступным ко всякому исцелению. Трудно решить: когда забрело на русскую землю это чарование? Что оно не русское создание, в этом нет сомнения. Люди, занимающиеся этим ремеслом, суть: цыгане, литовцы, татары, молдаване, сельские русские коновалы, бродящие по русским селениям с предложением услуг, всегда остающихся в наклад простодушным поселянам. Спрашивай бывалого — русское поверие — составляет причину всех сельских бедствий. Расспрашивая бывалого о чужеземных диковинках, поселяне всегда стараются выпытывать, всеми возможными средствами, об отвращении бедствий. И здесь-то бывалый, как опытный обманщик, научает глупостям всякого рода. 

Чары на след есть ни что другое, как обыкновенная болезнь, известная в медицине под именем старческого увядания — Marasmus. Человек сохнет, теряет с каждою минутою жизненные отправления, лишается умственных способностей и, в истощении постепенном, медленном, умирает. Поселяне, не понимающие свойства болезней, приписывают это болезненное состояние чарам на след. 

В селениях чары на след употребляются: в любовных интригах, в размолвке соседей, в явной, непримиримой вражде. В первых двух случаях будто они нагоняют только вечную тоску, отвращение от занятий и неизбежную смерть; в последнем же случае, кроме тоски, иссушают человека до последней возможности и доводят нередко до самоубийства. Вот основное верование поселян в чарование. 

Поселяне, предпринимающие совершать чары на след, стараются подметить след проходящего человека, своего непримиримого врага. Заметивши след, они закрывают его, чтобы посторонние не истребили. Чародеи считают те только лучшими следы, которые были напечатлены: на песке, пыли, грязи, росе, снеге, и в особенности те, на которых есть волосы животных и людей. Это условие, кажется, выдумано по необходимости, для оправдания обмана. Призванный чародей так искусно отделяет след, что он представляет как бы слепок со ступни. Для этого они употребляют широкий ножик, как говорят они же, окровавленный вихрем. Над снятым слепком читают тайно заговоры. Когда обиженный требует только нанесения тоски, тогда чародеи прячут след или под матицу, или под князек; когда же обиженный требует смертельного отмщения, тогда он, в глухую полночь, сжигает след в бане. 

Зло, совершенное чародеями над подвергшимся этому чарованию, может быть и уничтожено. Заметивши тоску, поселяне призывают или доку, или ведуна, или знахаря и просят его, с подарками, избавить больного от недуга. Дока, решившийся помогать, прежде всего осматривает матицу, потом князек, пересчитывает волосы. Поселяне слепо верят, что докам известно, сколько у каждого человека есть волос и что вылезающие волосы всегда падают под след. Если они найдут след и заметят в нем волосы, тогда обещают избавление. Когда же обещание не сбывается, тогда уверяют, что замеченные ими в следе волосы, вероятно, принадлежали другому. Это условие есть приготовленное оправдание для неудачи. Дока выносит найденный след на улицу и бросает на дорогу, по направлению ветра. Этим самым сгоняется тоска. Когда дока не отыщет следа, тогда предлагает больному сжечь белье под Благовещение, уверяя, что только это средство избавит его от недуга. 

Всякий благомыслящий человек, конечно, будет сожалеть о заблуждении поселян и, без сомнения, пожелает истребления этого поверия. Что чары на след есть обман, в этом нет сомнения. Кто, кроме помещиков и приходских священников, может истребить это зло? На них основывается надежда в исполнении общего желания! 

Чары для калек

Чары для калек должны обращать особенное внимание помещиков по своему злоупотреблению в семейной жизни. Простолюдин решительно верит, что калеки, люди, обезображенные разными болезнями, суть несчастливцы, очарованные доками, ведунами. Можно ли придумать нелепее сего заблуждения? Русский поселянин, при взгляде на калек, сожалеет об них, но вместе с тем и страшится, предполагая в их теле присутствие нечистой силы. Нельзя обвинять поселянина за это последнее предположение: достоверные известия об изуродовании людей могут приводить всякого в содрогание. Давно ли исчезли в современной нашей городской жизни толпы слепых, подводы с изуродованными людьми? До сих пор еще скитаются они по селениям, до сих пор еще проказы их существуют. Не говоря о явном изуродовании людей, совершаемом слепыми и калеками, для благовидного собирания милостыни, чары для калек действительно находятся в русском чернокнижии. Чтобы уверить себя, что они занесены в нашу родину с чужой стороны, рассмотрим совершение самого обряда. Это только одно может доказать, что русский поселянин не был их изобретателем. 

Чародеи, для совершения своего обряда, берут землю с свежей могилы, вынимают золу из семи печей, собирают соль из семи изб. Все это смешивают вместе, или зашивают в онучи или в чулки, или кладут в лапти вместо подстилки. Без всякого сомнения, что участником такого обряда должен быть кто-нибудь из семейных или близких людей. Тот, кому обречено это снадобье, лишается употребления ноги. В этом заключается совершение чаров для калек. 

Объяснить это чародейство можно очень просто. Земля, взятая с свежей могилы, всегда заключает в себе или частицы селитренные, или известковые, но в смешении с золою и солью образует такой химический состав, который легко может поглощать в себя испарения и сообщать их другим телам. Такой состав, сообщенный с ногою, весьма скоро поглощает ножную испарину и, будучи растворим ею, овлаживает, так сказать, своею сыростью соприкосновенные части. Если при этом обратим внимание на способность человеческой организации всасывать влажность, то легко уверимся, что состав чародеев для калек основан на всасывании испарений и что вследствие этого неизбежно должен образоваться искусственный ревматизм. Простолюдин, не понимая законов природы, но веруя в ревматизмы, всегда будет уверять, что то делают злостные мертвецы, ненавидящие живущих людей за то, что они, будто бы наперекор судьбы, остаются взамен их наслаждаться мирскими удовольствиями. 

Военные врачи, в мирное время, должны обращать особенное внимание на ревматизмы. Солдаты, желая избавиться от службы, добровольно подвергаются чарам для калек. 

Невозможно допустить, чтобы русский поселянин, чуждый химических сведений, мог быть изобретателем искусственного ревматизма—или чаров для калек. Если есть из русских занимающиеся этим промыслом, то вероятно, что они исполняют это по преданию, без всякого понятия о законах химического соединения, без знаний о действии веществ на человеческое тело. После сего мы смело можем сказать: чары для калек есть изобретение чужеземное, занесенное в русскую землю. Доселе еще остаются темные понятия о кликушах, которых всегда выдают за беснующихся. Но и это есть болезнь: искусственная истерика. Кровогонительные средства, нарушая отправление женских органов, возвышая раздражение нервной системы, образуют такое искусственное состояние нервного электричества, что врачи никак не могут подвести болезни этого рода под обыкновенные законы происхождения болезней. Заметим еще важное обстоятельство: многие из поселян  обладают  особенным  знанием  действия  веществ на человеческий организм, знанием, недоступным для врачей. Это-то знание, облеченное разными таинствами, обрядами, обманами, всегда употребляется ими во зло. От сего произошло образование многих искусственных болезней. 

Чары на лошадь

Чары на лошадь, сопровождаемые глупым верованием в мщение мертвецов, нашли для себя приют в сельской жизни. За достоверное можно принять, что основателями сего чародейства были цыгане, люди, посвятившие всю свою жизнь на обманы, особенно при продаже лошадей. Кучера, покровители этого обмана, делаются вместе и исполнителями чаров на лошадь. 

Чтобы совершить над лошадьми чары, поселяне, по совету чародеев, вытаскивают из гробов гвозди, бросают их в конюшни, и там, где это будет сделано, лошади лишаются ног. 

В этом чародействе еще более видно ослепление черни. Гвоздь, хотя бы он был взят прямо из кузницы, легко может вонзиться в ногу животного и тем лишить его употребления ноги. Обманщики прикрыли это зло таинственным повернем, основанным на мщении мертвецов. 

Пастухи, из ненависти к владельцам домашних животных, вбивают в ноги лошадей, коров, овец деревянные гвозди, сделанные из осколков гробовых досок. От этой жестокой операции невинное животное хромает, получает раны и умирает. Обманщик, уверивший простолюдина повернем, что покойник, приходя ночью вытаскивать гвоздь, ломает ноги животным, доставляет все способы для зла. Отклоняя от себя постыдное действие, простолюдин воображает, что причиною сделанного зла бывают посторонние люди. 

Конечно, никто не будет считать этот поступок за чародейство; но он существует в сельской жизни и столько причиняет вреда, как и самая опустошительная болезнь. Поселянин, сам собою, не решается на эти чары без содействия чародея.

Чары на подтёк  

Чары на подтек принадлежат более к домашним бедствиям, нежели к чудесам, неизъяснимым ни законами природы, ни понимаемым рассудком. В селах есть поверие, что таким чарованием обладают мельники. 

Мельник русский для своего заведения бывает вместе и механиком и гидравликом. Плотина для мельничного пруда есть верх его искусства, предмет зависти соседей и вместе  укоризна  для  соперников  по  ремеслу.  Люди ненавистные придумали разрушать плотины, устраиваемые в течение многих лет. 

Чародеи явились с своими услугами и образовали чары на подтек, содержимые в большой тайне. Призванные злобным мельником, они бросают в пруд змеиное молоко. Поселянин верит, что это так, как уверяет его знахарь своего дела. Но змеиное молоко чародея есть — живая ртуть. Кроме змеиного молока, чародеи советуют бросать в осминном мешке золу по зорям вечерним и утренним, уверяя, что зола выгоняет из пруда водяного дедушку. Чернь слепо верит и в зори, и в водяного. 

Могут ли чародеи разрушить этими средствами плотину, решить невозможно; но что — это зло, в этом нет сомнения. Облекая его мифами и чудесным рассказом о выходе водяного из воды — обманщики обольстили простодушные сердца поселян, часто недоступные к состраданию.

Чары над змеёй

Чары над змеею изобретены любовными необходимостями. Простодушным кажется всегда возможным преклонить человеческое сердце к любви неволею. Не довольствуясь одними заговорами, они прибегали к чарованию, и знахари явились пред ними с чарами. Восток древней жизни, изобретатель чаровании, распространил любовные чары по всему свету. Невежество людей приняло с восторгом обольщение старой жизни, украшенное восторженными рассказами, роскошною жизнью. Русская земля получила все любовные  чарования от греков, с первых дней сношения с этим народом. 

Главное основание чаров над змеею заключается в суеверном веровании в нечистую силу. Обманщики успели внушить народу, что сопротивление против нечистой силы есть явная вражда, всегда сопровождаемая человеческими несчастиями. Не понимая, что источники всех семейных несчастий заключаются в собственной порочной жизни, люди приписали их духам. Простодушная девушка, уверенная коварною старухою, что она обворожена, что чары совершены над нею для любви такого-то, верит беспрекословно и предается в руки обманщиков. Неудивительно, что от этого верования ничтожные затеи знахарей соделались доступными для семейной жизни. 

Чародеи, призванные для совершения чаров над змеею, вручают деревянную рогульку, могущую, по их уверению, укрощать змей, и отсылают в лес искать змею. Когда нападут на это животное, должно рогулькою придавить его к земле. В это время надобно стараться продеть сквозь змеиные глаза иголку с ниткою и говорить: «Змея, змея! как тебе жалко своих глаз, так чтобы раба, такая-то, любила меня и жалела». 

Потом, когда бывает вместе с любимым предметом, должно продеть этою иглою с ниткою платье так, чтобы этого никто не заметил. В противном же случае чары остаются ничтожными. Когда это будет приведено в исполнение, тогда начинается любовь и продолжается дотоле, пока будет находиться нитка в платье. 

Кроме этого, влюбленный должен взять с собою змею, вытопить из нее сало и сделать свечу, которую носить с собою. Если он будет замечать охлаждение в любви, тогда должно зажечь змеиную свечу, и любовь снова возгорится. Когда же вся сгорит свеча — тогда любовь на веки простывает.

Чары над змеею совершаются во многих русских селениях, хранятся с большою тайною и покупаются дорогою ценою.

Чары над лягушкой

Чары над лягушкою принадлежат к любовным чарованиям и занесены в русскую землю с Востока. Приворотить сердце девушки казалось нашим предкам делом сверхъестественным, выходящим из круга семейной жизни, недоступным для их разумения. При таких ограниченных понятиях легко было обманщикам усвоить себе власть над простодушными сердцами. 

Влюбленный, желая обладать красой девичьей, всегда прибегает к знахарю за советами — пособить своей тоске. Знахарь приказывает ему выходить утренними зорями к озерам и ловить лягушек парных. Если он успеет схватить парных лягушек, то должен положить их в продырявленный кувшин и бежать, не оглядываясь, до первой муравьиной кочки и там его зарыть. После этого он должен бежать, также не оглядываясь, до своего дома. Если он обернется или будет прислушиваться к шуму, визгу, крику,— то нечистая сила может его сокрушить. Народ думает, что нечистая сила поневоле должна сообщать чарование костям парных лягушек, но если неопытный будет оглядываться, то она жестоко мстит за невольное отторжение силы чародейства. 

Поселяне говорят, что очень редко случается, чтобы кто-либо устоял против искушений и сберег такую заповедь. Притом часто случается, что посторонние люди, научаемые нечистою силою, крадут кости парных лягушек. Влюбленный идет на третий день к муравьиной кочке, раскапывает и находит вилку и крючок. Эти орудия делают чудеса в любви. Если хочешь кого заставить поневоле любить себя, то стоит только зацепить девушку этим крючком — и желание увенчано. Если же девушка становится в тягость, то стоит только оттолкнуть вилкою, и она на всю жизнь остается равнодушною к самой горячей любви. 

Для благомыслящего человека чары над лягушкою есть совершенный вздор; но поселянин не только безусловно верит этому, но и с большою готовностью обращается к ним. Очевидно, что это само по себе безвредно, но оно гибельно для деятельности сельской. Часто простолюдин по целым годам бывает занят этою одною мыслью, забывая свои обязанности.

Чары над голубиным сердцем

Чары над голубиным сердцем равно утешают -и молодых, и старых. Молодые люди верят, что голубиное сердце есть верная дорога к любви, старые же полагают, что с таким сердцем можно привлечь к себе расположение от всех людей и на всю жизнь. Рассматривая благоговейное уважение наших поселян к голубям, невозможно было бы и думать, что из них составляется чарование. Греки и римляне прибегали в своих надобностях к голубям. Не есть ли это чужеземный подарок нашим поселянам? Альберт в своем сочинении о таинствах сказал:

Si tecum habueris cor columnis, omnes te ament - Если у тебя сердце расположено к голубям, то все тебя любят (лат.).

Следовательно, это поверие занесено на русскую землю с Запада. 

Русские поселяне, для совершения чар над голубиным сердцем, выбирают голубей белых, преимущественно голубя и голубку. Разрезывая внутренности, они вынимают сердца, обмывают в воде и потом засушивают в печи. Эти сердца, высушенные и завязанные в холстину, поселяне и поселянки носят близ своего сердца. В этом заключается весь обряд чарования. В деревнях он почитается непроницаемою тайною и переходит от отца к сыну. Те, которые не решаются сами совершить обряд, из уважения к голубям, подкупают людей бывалых — цыган, коновалов и старушек лечеек. 

Голубиное сердце, принимаемое за чародейство, входит в состав лечения. Старушки лечейки толкут голубиное сухое сердце, дают пить по утренним и вечерним зорям детям, страждущим злыми недугами — корчами. Поселяне верят, что от этого уничтожаются злые недуги. 

Злобные старики и отвратительные старухи, из ненависти к супружеской любви молодых людей, похищают очарованные голубиные сердца, сжигают в бане, с намерением расторгнуть мужа и жену. Но дальновидные поселянки придумали и против этого зла средство: они, в свою очередь, крадут рубашки этих людей, жгут их, а пепел кладут под порог, на попирание всем проходящим людям.

Чары над змеями и лягушками

В русских селениях почитают за достоверное — возможность переселения змей и лягушек не только в дворы, дома, житницы, но и в живых людей. Казалось, что это мнение, как вздорное, не заслуживает и упоминания; но как оно действительно существует и притом в превратном виде и как есть самое величайшее зло в сельской жизни, то здесь упоминается из одной необходимости, в предосторожность простодушным поселянам. 

Чары над змеями и лягушками составляют самое отчаянное чарование в русском чернокнижии. Разгневанный поселянин, ожесточенный до последней возможности, лишенный всех средств к отмщению, прибегает с просьбою к чародею: совершить чары над змеями и лягушками. Это значит, что чародей должен напустить змей и лягушек в двор его врага. Уговорившись за дорогую цену, чародей исправляет просьбу селянина. 

Чародеи совершают этот обряд следующим образом: берут змей и лягушек, засушивают в печи, потом толкут в мелкий порошок и хранят в сухом месте. Когда бывает кому нужно напустить этих животных, они завязывают порошок в холстину и кладут в навоз. По прошествии известного им времени вынимают холстину, в которой, по их уверению, из каждой пылинки образуется новое животное. Таких-то, едва образовавшихся животных чародеи разбрасывают по дворам, где они размножаются до последней возможности. 

К несчастию человечества, есть такие жестокие люди, которые решаются поить этим порошком своих врагов. Против сего зла поселяне употребляют свежую малину и землянику. Несчастные страдальцы кладут вокруг себя ягоды этих растений, и животные, гнездящиеся в них, будто выползают.

Обнародывая это зло с истинным желанием его Уничтожения, мы уверены, что сострадательные сердца обратят все свое старание к его искоренению. Этого требует от всех человечество.

Чародейский травник

Верование поселян в травы бывает чрезвычайно разнообразное. Кроме благодетельного их влияния, уничтожающего болезненные состояния человеческого тела, они допускают, что в травах скрывается нечистая сила, ведомая только чародеям. Пересчитываем лишь замечательные травы из чародейского травника.

1) ТРАВА КОЛЮКА

Трава колюка сбирается чародеями в Петровки, во время вечерней росы, засушивается, хранится в коровьих пузырях и раздается по особенному расположению птичьим охотникам. Поселяне думают, что ружье, окуренное этою травою, метко стреляет и ни одна птица не ускользнет от его выстрела и что такое ружье нельзя уже заговорить кудеснику никаким заговором.

2) АДАМОВА ГОЛОВА

Трава адамова голова находится в большом уважении у поселян. Чародеи сбирают ее в Иванов день и хранят скрытно до великого четверга. По народному понятию, чародейская сила адамовой головы простирается только на диких уток. Охотники, получившие эту траву из рук записного чародея, окуривают все снаряды , употребляемые ими при ловле уток — в великий четверток.

3) ТРАВА ПРИКРЫШ

Трава прикрыш собирается чародеями в великоденский мясоед, от 15-го августа до 1-го октября. Люди, сведущие в чарованиях, употребляют эту траву против свадебных наговоров. Когда невесту привезут из церкви в женихов дом, тогда знахарь забегает вперед, кладет траву прикрыш под порог. Невеста, предупрежденная наперед родными о действии знахаря, при входе в дом должна перепрыгнуть чрез порог. Если же она наступит на эту траву, тогда все наговоры обрушиваются над невестиною головою; в противном же случае жестокое их действие обнаруживается над людьми, желавшими несчастия новобрачной чете.

4) СОН-ТРАВА

Сон-трава сбирается чародеями в мае месяце, при желто-голубом цветении, с разными наговорами и обрядами. Поселяне полагают, что она обладает пророческою силою — предсказывать сонным добро и зло. Собранная чародеем с утреннею росою, опущенная в холодную воду, она вынимается при полнолунии и начинает шевелиться. В это время поселянки кладут сон-траву под подушку и засыпают со страхом и надеждами. Если быть счастию, тогда в сонных видениях представляется молодая девушка или молодой мужчина; если же быть беде, тогда является смерть.

5) КОЧЕДЫЖНИК

Кочедыжник, или папоротник срывается под Иванов день, с особенными обрядами и заговорами. Сила чародейская, по народному понятию, заключается в цвете кочедыжника; он цветет только в ночь под Иванов день и охраняется нечистою силою. Поселяне подробно описывают цветение кочедыжника. Повторим их рассказ.

В глухую полночь из куста широколистного папоротника показывается цветочная почка. Она то движется вперед и взад, то заколышется как речная волна, то запрыгает как живая птичка. Все это происходит от того, что нечистая сила старается скрыть от людского взора дорогой цвет. Потом, ежеминутно увеличиваясь и вырастая вверх, цветет как горячий уголь. Наконец, ровно в 12 часов, с треском развертывается цвет, как зарница, и своим пламенем освещает около себя и вдали. В этот самый миг является нечистая сила и срывает цвет.

Решившийся сорвать цвет кочедыжника должен ранее прийти в лес, отыскать куст, очертить кругом черту и дожидаться расцвета. Он должен быть тверд и непоколебим против нечистой силы, претерпеть все искушения, быть равнодушным против всех превращений нечистой силы. Если он оглянется на зов, то нечистая сила свертывает голову, или задушивает, или одурачивает на всю жизнь. Доселе еще в деревнях нет примера, чтобы кто-нибудь мог сорвать цвет кочедыжника, кроме чародеев. Цвет кочедыжника имеет силу: владеть нечистыми духами, повелевать землею и водою, отыскивать клады, делать невидимкою. Вся эта сила будет принадлежать тому, кто соделается обладателем этого цвета. При отыскании земляных богатств, кладокопатели бросают цвет кочедыжника вверх. Если где есть клад, этот цвет будет носиться над ним, как звезда, и прямо упадет на землю.

6) ТРАВА ТИРЛИЧ

Трава тирлич сбирается под Иванов день на Лысой горе, близ Днепра, под Киевом. Поселяне думают, что эта трава обладает силою превращения и достается только в удел одним ведьмам. Из тирлича выжимается сок, которым натирают оборотни свои подмышки при совершении чар. Ведьмы, духи-оборотни проницательные, знавши свойство этой травы, стараются истребить ее. Кудесники и чародеи дорожат тирличем, как сокровищем.

7) РАЗРЫВ-ТРАВА

Разрыв-трава имеет два названия: прыгун, скакун. Это растение столь редко, что люди только посвящаемые в таинство чернокнижия могут находить его. Поселяне думают, что тот, кто имеет цвет кочедыжника и у кого есть корень плакуна, того всегда можно поздравить с обладанием этой драгоценной травой.

Чародеи приписывают этой траве разные свойства: разрывать железо, сталь, золото, серебро, медь на мелкие кусочки.

В народных преданиях доселе есть поверие о кладах, скрываемых по разным местам. В старину, говорят старики, разбойники зарывали награбленное имущество в землю на известное число лет, запирали железными дверьми с огромными замками, а ключи бросали в воду. Сила человеческая недостаточна бывает для разрушения этих дверей и замков, потому что нечистая сила, которой поручено стеречь клад, защищает его своею спиною.  Кто же может бороться с нечистою силою? Русский поселянин бежит от такой борьбы. Кладокопатели издерживают большие суммы на получение разрыв-травы.

8) ТРАВА ПЛАКУН

Трава плакун пользуется во всех деревнях и селах уважением и страхом. Чародеи создали об ней особенный миф, противный религии, и обставили обрядами, достойными сожаления.

Чародеи, сбирая плакун-траву в Иванов день, утреннею зарею, без всяких железных орудий выкапывают ее корень. Простолюдины полагают, что это растение обладает удивительною силою: приводить в страх нечистых духов, смирять их и приводить в покорность. Этою силою обладают только корень и цветы. Знахари употребляют корень плакуна для изгнания домовых, ведьм и нечистой силы, стерегущих клады.

С горестию упоминаем о суевериях наших поселян над этою травою. Может быть, наши слова дойдут до сердец благодетельных помещиков и, может быть, принесут пользу истреблением народного зла в верование этой траве. Наши суеверы до того простерли свою дерзость, что раскрытие их проказ невольно приводит в негодование. Выкопавши траву плакун с корнем, являются в церковь, стараются с сею травою стоять в алтаре, держа в руке корень, обращенный на восток. В это время они произносят заговор:

«Плакун, плакун! Плакал ты долго и много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чисту полю, не разносись твой вой по синю морю. Будь ты страшен злым бесам, полубесам, старым ведьмам киевским. А не дадут тебе покорища, утопи их в слезах; а убегут от твоего позорища, замкни в ямы преисподние. Будь мое слово при тебе крепко и твердо. Век веком!»

Для них бывает недовольно этих вздорных слов; они вздумали еще одним обрядом придать особенную силу этой траве, о котором невозможно и упоминать.

Чародейский травник, занесенный в русскую землю из Белоруссии и Польши, говорит о многих обрядах над травою плакуном, обрядах, противных христианской религии. У записных знахарей травники сохраняются письменные, польскими буквами. Не умея их читать, они точь-в-точь произносят их, не упуская даже ни одной буквы. Этот новый источник сельского заблуждения, вероятно, зашел в наше отечество во время самозванцев. Кто бы не пожелал, чтобы эти травники были уничтожены или, по крайней мере, чтобы простолюдины уверились в их ничтожности?

9) ТРАВА НЕЧУИ-ВЕТЕР

Трава нечуй-ветер, по сказанию чародеев, растет зимою по берегам и озерам. Простолюдины думают, что тот, кто обладает этою травою, всегда может: остановить ветер на воде, избавить себя и судно от потопления, наконец ловить рыбу без неводов. День для собирания травы нечуй-ветер назначается у поселян 1-го января, под Васильев вечер, в глухую полночь. Они думают, что в это время нечистая сила, прогуливаясь по озерам и рекам, бросает траву нечуй-ветер для уничтожения бури. При всем том люди зрячие не могут находить это растение; одни только слепые от рождения чувствуют присутствие его. Когда они наступают на эту траву, тогда их в слепые глаза кто-то колет иглами. Если они успеют поднять и схватить не руками, а ртом, тогда они обладают ее силою.

Рассматривая возможность получения этой травы одними только слепыми, мы смело можем сказать, что изобретатели этого чарования суть слепцы, бродящие по деревням, кочующие всю жизнь на счет ближнего". Доверенность к словам слепых людей и жалкое состояние привлекали на их сторону сердца простодушных поселян. Вот где возникло верование в траву нечуй-ветер, принимаемое всеми поселянами за непреложную истину.

Заклинательная песнь над духами

Говорят, что заклинательные песни зашли в русскую землю из Белоруссии, Польши, Остзейских губерний и Швеции. Основательных доказательств на это нет, а рассказам не верят. Без сомнения, можно полагать, что они представляют собою только остаток древней восточной жизни, переходивший во все народы и здесь доживший до наших времен. Пересказываю одну песню:

С. ….  А. ….  Т. ….  О. …. Р.

А. ….  Р. ….  Е. ….  П. …. О.

Т. ….  Е. …. Н. …. Е. …. Т.

О. ….  П. ….  Е. ….  Р. ….  А.

Р. ….  О. ….  Т. ….  А. …. С.

чтобы узнать истинный смысл ее, должно переставить все слова по способу, известному одним заклинателям духов. Замечательно, что эта песня имеет такой склад в словах, что можно читать: сверху, снизу, с правой и левой сторон, и все будет одно и то же. 

Заклинательная песня над духами вошла в русскую демонологию, и наши ведьмы испытывают ее силу в обряде посвятительном. К удивлению нашего времени, есть еще люди, верующие в эти бредни и страшащиеся их действия. 

Антоний Дюбур в сочинении своем: Dictionnaire des menages — repertoire de toutes les connaissances usuelles, Paris, 1836, v. 1, pag. 13, говорит:

 Sator arepo tenet opera rotas. Le laboureur Arepo conduit avec soin la charrue.

 De quelque cote qu'on lise, on retrouve constamment les memes mots.

В одном сборнике Румянцевского музеума, писанном в XVII веке, на стр. 65, находится изображение этих слов, названное: 

«Сия печаль премудраго царя Соломона, протолковася от мудраго некоего ритора. Толк же ея сице расположися, яже зде, ниже сего предложися. Зри опасно, увеждь известно». 

В средине страницы изображен круг, в кругу четвероугольник, разделенный на шесть квадратов, в каждом квадрате помещено по одной букве, написанной красными чернилами. На обороте страницы в 25-ти стихах приложено объяснение.

Чародейская песня ведьм

Чародейская песня ведьм поется, говорят опытные в демонологии, при полете ведьм на шабаш к Лысой горе. Русские ведьмы верят безусловно в этот вздор и стараются в нем уверять поселян. В русской демонологии она имеет следующую форму:

Чародеи уверяют, что будто бы при каждом звуке вылетает по одному духу из ада. Наши поселяне верят и этому вздорному сказанию.

Слово абракадабра давно известно в Европе и Азии. Еврейские магики вместо абракадабра принимали слово авракалан. Одни производили его от имени сирийского идола, другие от персидского Авраксакс, означающего бога солнца, митру. Некоторые составляли из этого числа 1, 2, 100, 1, 60, 1, 200 — которые, вместе сложенные, составляют сумму 365, или число дней солнечного года. 

Кабалисты и магики полагали, что в слове абракадабра скрывается сила исцеления от лихорадки, если произносить его известным таинственным образом. Врач XI столетия, К. Серен Саммоник, говорил: чтобы абракадабра имела свою силу, она должна быть написана в виде треугольника прямого или рассеченного. Наши чародеи форму слова абракадабра имеют в виде или двух прямых треугольников, или в виде четырех равных треугольников, сложенных вместе.

Песня ведьм на Лысой горе

В заповедных сказаниях поселян есть поверие, что какой-то казак, забравшись на Лысую гору, подслушал песню ведьм; но шабашное сборище, узнавши об открытии, утопило казака в реке. С тех пор она гуляет по белому свету и передается чародеями одним только ведьмам. Нет почти никакой возможности постигнуть смысл этих слов. Это какая-то смесь разнородных звуков языка, никому не известного и, может быть, никогда не бывалого.

Кумара, Них, них, запалам, бада. Эшохомо, лаваса, шиббода. Кумара. А. а. а.— о. о. о.—и. и. и.— э. э. э.— у. у. у.— е. е. е. Ла, ла, соб, ли, ли, соб, лу, лу, соб! Жунжан. Вихада, ксара, гуятун, гуятун. Лиффа, пррадда, гуятун, гуятун. Наппалим, вашиба, бухтара. Мазитан, руахан, гуятун. Жунжан. Яндра, кулайнеми, яндра, Яндра.

Шабашная песня ведьм

Шабашная песня ведьм, говорят поселяне, открыта одною молодою девушкою, обращенною из ведьм в прежнее состояние.

Гутц! Алегремос! Астарот, бегемот! Аксафат, сабатан! Тенемос! Гутц! Маяла, на, да, кагала! Сагана! Веда, шуга, ла, на, да, шуга! Сагана! Гулла, гуала, на, да, лаффа! Сагана! Шиха, эхан, рова! Чух, чух! Крыда, эхан, сцоха! Чух, чух, чух! Гутц!

Песня ведьм на Роковом шабаше

Вот еще странное смешение звуков, сходное с выговором цыган. Пользуясь этою песнию, наши старухи-колдуньи думают, что обладают несметным богатством, что эта песня в состоянии сейчас обогатить того, кто только может пропеть ее. Замечательно, что эти старухи всегда бывают совершенно нищими, хотя находятся в состоянии петь по сту раз на день.

Шикалу, Ликалу! Шагадам, магадам, викадам. Небазгин, доюлазгин, фиказгин. Бейхамаиш, гейлулашанн, эламаин. Ликалу! Шию, шию Шию, шию дан,— ба, ба, бан, ю. , нетоли,— ба, ба, згин, ю. Шию, шию, бала, ли, ба, ба, дам, ю. О вилла, вилла, дам, юхала! Гираба, наюра, юхала! Карабша, гултай, юхала! Захива, ванилши, схабатай, янаха. Захива, гиряй, гиряй, добила, янаха. Захива, вилхомай, вилхомай, янаха. Мяу! згин, згин! Гааш! згин, згин! У-у-у! згин, згин! Бя — бая! — згин, згин! Кво — кво! згин, згин! Бду, бду! згин, згин! Карра! згин, згин! Тили, тили! згин, згин! Хив, чив! згин, згин! Жу, жу! згин, згин! Згин, згин, згин!

Чародейская песня русалок

Поселяне, приписывая русалкам обаятельную силу над молодыми людьми, скрывают за тайну чародейскую песню русалок, приводящую в усыпление. Звук слов этой песни совершенно непонятен, не говоря уже о значении. До сих пор еще люди, знающие всю подноготную, не умеют пользоваться этою песней.

Шивда, винза, каланда, миногама! Ийда, ийда, якуталима, батама! Нуффаша, зинзама, охуто, ми! Копоцо, копоцам, копоцама! Ябудала, викгаза, мейда! Ио, иа, о—ио, иа, цок! ио, иа, паццо! ио, иа, пипаццо! Зоокатама, зоосцома, никам, никам, шолда! Пац, пац, пац, пац, пац, пац, пац, пац! Пинцо, пинцо, пинцо, дынза! Шоно, пинцо, пинцо, дынза! Шоно, чиходам, викгаза, мейда! Боцопо, хондыремо, боцопо, галемо! Руахадо, рындо, рындо, галемо! Ио, иа, о! ио, иа, цолк! ио, иа, цолк! ио, иа, цолк! Ниппуда, боалтамо, гилтовека, шолда! Коффудамо, шираффо, сцохалемо, шолда! Шоно, шоно, шоно! Пинцо, пинцо, пинцо !

Чародейская песня Солнцевых дев

Чародейская песня солнцевых дев, по сказанию чародеев, поется при брачной жизни огненного змея с девушкою. Смешение русских слов со звуками совершенно неизвестными заставляет думать, что она переделана русскими на свой лад.

«Во всем доме — гилло магал — сидела солнцева дева. Не терем златой — шингафа—искала дева; не богатырь могуч из Ноугорода подлетал; подлетал огненный змей.—Лиф лиф зауцапа калапуда.— А броня не медяна, не злата; а ширинки на нем не жемчужены; а шлем на нем не из красного уклада; а калена стрела не из дедовского ларца — Пицапо фукадалимо короиталима канафо.— Полкан, Полкан! разбей ты огненного змея; ты соблюди девичью красу солнцевои девы — Вихадима гилло могал дираф.— Из-за Хвалынского моря летел огненный змей по синему небу, во дальнюю деревушку, во терем к деве. Могуч богатырь — Шиялла шибулда кочилла барайчихо дойцофо кирайха дина.— Во малиновом саду камка волжская, а на камке дева мертвая, со живой водой, со лютой свекровью, со злым свекром. Убит огненный змей, рассыпаны перья по Хвалынско-му морю, по сырому бору Муромскому, по медяной росе, по утренней заре.— Яниха шойдега бираха вил-до.— А наехал злой татарин и узял во полон солнцеву деву, во золотую орду, к лютому Мамаю, ко нехристу бусурманскому, ко проклятому бархадею.— Уахама широфо».

Сказания о кудесничестве

Заговор от недугов красной девицы в болезни полюбовного молодца

Ложилась спать я, раба такая-то, в темную вечернюю зорю, темным-темно; вставала я, такая-то, в красную утреннюю зорю, светлым-светло; умывалась свежею водою; утиралась белым платком. Пошла я из дверей во двери, из ворот в вороты, и шла путем-дорогою, сухим-сухопутьем, ко Окиан-морю, на свят остров; от Окиан-моря узрела и усмотрела, глядючи на восток красного солнышка, во чисто поле, а в чистом поле узрела и усмотрела: стоит семибашенный дом, а в том семибашенном доме сидит красная девица, а сидит она на золотом стуле, сидит, уговаривает недуги, на коленях держит серебряное блюдечко, а на блюдечке лежат булатные ножички. Взошла я, раба такая-то, в семибашенный дом, смирным-смирнехонь-ко, головой поклонилась, сердцем покорилась и заговорила:

К тебе я пришла, красная девица, с покорищем об рабе таком-то; возьми ты, красная девица, с серебряного блюдечка булатные ножички в правую руку, обрежь ты у раба, такого-то, белую мякоть, ощипи кругом его и обери: скорби, недуги, уроки, призороки, затяни кровавые раны чистою и вечною своею пеленою. Защити его от всякого человека: от бабы-ведуньи, от девки простоволосыя, от мужика-одноженца, от двоеженца и от троеженца, от черноволосого, рыжеволосого. Возьми ты, красная девица, в правую руку двенадцать ключов и замкни двенадцать замков, и опусти эти замки в Окиан-море, под Алатырь камень. А в воде белая рыбица ходит, и она б те ключи подхватила и проглотила; а рыбаку белые рыбицы не поимывать, а ключов из рыбицы не вынимывать, а замков не отпирывать. Не дужился бы недуг у раба, такого-то, по сей день, по сей час. Как вечерняя и утренняя заря станет потухать, так бы у моего друга милого всем бы недугам потухать, и чтобы недуг не дужился по сей час, по мое крепкое слово, по его век. 

Заговариваю я, раба такая-то, своего полюбовного молодца — такого-то — от мужика-колдуна, от ворона-каркуна, от бабы-колдуньи, от старца и старицы, от посхимника и посхимницы. Отсылаю я от своего друга милого всех по лесу ходить, игольник брать, по его век, и пока он жив, никто бы его не обзорочил и не обпризорил.

Заговор красной девицы о сбережении в дороге полюбовного молодца

Ложилась спать я, раба такая-то, в темную вечернюю зорю, поздным-поздно; вставала я в красную утреннюю зорю, раным-рано; умывалась ключевою водою из загорного студенца; утиралась белым платом, родительским. 

Пошла я из дверей в двери, из ворот в вороты и вышла в чистое поле. В чистом поле охорошилась, на все четыре стороны поклонилась, на горюч камень Алатырь становилась, крепким словом заговорилась, чистыми звездами обтыкалась, темным облаком покрывалась. 

Заговариваю я, раба такая-то, своего полюбовного молодца—такого-то—о сбереженьи в дороге: крепко-накрепко, на век, на всю жизнь. 

Кто из лугу всю траву выщипит и выест, из моря всю воду выпьет и не взалкает, и тот бы мое слово не превозмог, мой заговор не расторг. Кто из злых людей его обзорочит и обпризорочит, и околдует, и испортит, у них бы тогда из лба глаза выворотило в затылок; а моему полюбовному молодцу — такому-то — путь и дороженька, доброе здоровье на разлуке моей.

Заговор от тоски родимой матушки в разлуке с милым дитяткой  

Разрыдалась я родная, раба такая-то, в высоком тереме родительском, с красной утренней зори, во чисто  поле  глядючи,  на  закат ненаглядного дитятки своего ясного солнышка — такого-то. Досидела я до поздней вечерней зори, до сырой росы, в тоске, в беде. Не взмилилось мне крушить себя, а придумалось заговорить тоску лютую, гробовую. Пошла я во чисто поле, взяла чашу брачную, вынула свечу обручальную, достала плат венчальный, почерпнула воды из загорного студенца. Стала я среди леса дремучего, очертилась чертою призорочною и возговорила зычным голосом:

Заговариваю я своего ненаглядного дитятку, такого-то, над чашею брачною, над свежею водою, над платом венчальным, над свечою обручальною. Умываю я своего дитятку во чистое личико, утираю платом венчальным его уста сахарные, очи ясные, чело думное, ланиты красные, освещаю свечою обручальною его становый кафтан, его шапку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко ненаглядное, светлее солнышка ясного, милее вешнего дня, светлее ключевой воды, белее ярого воска, крепче камня горючего Алатыря. Отвожу я от тебя: черта страшного, отгоняю вихоря бурного, отдаляю от лешего одноглазого, от чужого домового, от злого водяного, от ведьмы киевской, от злой сестры ее муромской, от моргуньи-русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучего змея огненного, отмахиваю от ворона вещего, от вороны-каркуньи, заслоняю от Кащея-Ядуна, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи-ведуньи. 

А будь ты, мое дитятко, моим словом крепким — в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи, в пути и дороженьке, во сне и на яву — укрыт от силы вражия, от нечистых духов, сбережен от смерти нанрасныя, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорения. А придет час твой смертный, и ты вспомяни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, пра наш хлеб-соль роскошный, обернись на родину славную, ударь ей челом седмерижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным. 

А будь мое слово: сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепче горючего камня Алатыря, могучее богатыря. А кто вздумает моего дитятку обморочить и узорочить, и тому скрыться за горы Араратские, в бездны преисподние, в смолу кипучию, в жар палючий. А будут его чары — ему не в чары, морочанье его не в морочанье, узорчанье его не в узорчанье.

Заговор охотника на поставленных клетях на зайцев

Встаю я, раб такой-то, засветло, умываюсь ни бело, ни черно, утираюсь ни сухо, ни мокро. Иду я из дверей в двери, из ворот в вороты, в чисто поле, к лесу дремучему, а из леса дремучего бегут ко мне навстречу двадцать сатанаилов, двадцать дьявоилов, двадцать леших, двадцать полканов — все пешие, все конные, все черные, все белые, все высокие, все низкие, все страшные, все робкие; стали предо мною те сатанаилы, те дьявоилы, те лешие, те полканы, стали на мою услугу и подмогу. Подите вы, сатанаилы, дьявоилы, лешие и полканы в — такой-то — остров, пригоните русаков и беляков на мои клевы поставные: сумеречные, вечерние, ночные, утренние и полуденные. Пригоните, остановите и в моих клетях примкните.

Заговор на путь дорожку

Еду я из поля в поле, в зеленые луга, в дольные места, по утренним и вечерним зорям; умываюсь медяною росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками, опоясываюсь частыми звездами. Еду я во чистом поле, а во чистом поле растет одолень-трава. Одолень-трава! Не я тебя поливал, не я тебя породил: породила тебя мать сыра-земля, поливали тебя девки простоволо-сыя, бабы-самокрутки. Одолень-трава! Одолей ты злых людей: лихо бы на нас не думали, скверного не мыслили. Отгони ты чародея, ябедника. Одолень-трава! Одолей мне горы высокие, долы низкие, озера синие, берега крутые, леса темные, пеньки и колоды. Иду я с тобою, одолень-трава, к Окиан-морю, к реке Иордане, а в Окиан-море, в реке Иордане лежит бел-горюч камень Алатырь. Как он крепко лежит предо мною, так бы у злых людей язык не поворотился, руки не подымались, а лежать бы им крепко, как лежит бел-горюч камень Алатырь. Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердца, во всем пути и во всей дороженьке.

Заговор на укрощение гнева родимой матушки

На велик день я родился, тыном железным оградился и пошел я к своей родимой матушке. Загневилась моя родимая родушка, ломала мои кости, щипала мое тело, топтала меня в ногах, пила мою кровь. Солнце ясное, звезды светлые, небо чистое, море тихое, поля желтые — все вы стоите тихо и смирно; так была бы тиха и смирна моя родная матушка по вся дни, по вся часы, в нощи и полунощи.

Как пчела поноску носит, так бы родимая матушка плодила добрые словеса за меня, своего родного сына.

Как воск тает и горит от лица огня, так бы горело и таяло сердце моей родимой матушки.

Как лебедь по лебедке тоскует, так бы моя родимая матушка тосковала по мне, своем родном сыне.

Как студенец льет по вся дни воду, так бы текло сердце родимой матушки ко мне, своему родному сыну.

Как дверь к косяку притворяется, так бы мои словеса к родимой матушке притворялись, по вся дни, по вся часы, во дни и нощи, в полдень и полночь.

Заговор на укрощение злобных сердец

Сажусь в сани, крытые бобрами, и соболями, и куницами. Как лисицы и куницы, бобры и соболи честны и величавы между панами и попами, между миром и селом, так мой нарожденный сын был бы честен и величав между панами и попами, между миром и селом. Еду на гадине, уж погоняет, а сам дюж, у панов и судьев полон двор свиней, и я тех свиней переем. Суд судом, век веком! Сею мак. Разыдутся все судьи, а тыя сидят, что меня едят. Меня не съедят; у меня медвежий рот, волчий губы, свиные зубы. Суд судом, век веком! Кто мой мак будет подбирать, тот на меня будет суд давать. Спрячу я свой мак в железную кадь, а брошу кадь в Окиан-море. Окиан-море не высыхает, кади моей никто не вынимает, и маку моего никто не подбирает. Суд судом, век веком! Замыкаю зубы и губы злым сердцам, а ключи бросаю в Окиан-море, в свою железную кадь. Когда море высохнет, когда мак из кади поедят, тогда мне не бывать. Суд судом, век веком!

Заговор на посажение пчёл в улей

Пчелы роятся, пчелы плодятся, пчелы смирятся. Стану я на восток, против дальней стороны, и слышу шум и гул пчел. Беру я пчелу роя, окарая, сажаю в улей. Не я тебя сажаю, сажают тебя белые звезды, рогоногий месяц,  красное  солнышко, сажают тебя и укорачивают. Ты, пчела, ройся у такого-то, на округ садись. Замыкаю я тебе, матка, все пути-дороги ключом, замком; а бросаю свои ключи в Окиан-море, под зеленый куст; а в зеленом кусте сидит матка, всем маткам старшая, сидит и держит семьдесят семь жал, а жалит непокорных пчел. А будет вы, пчелы, моим словам не покоритесь, сошлю я вас в Окиан-море, под зеленый куст, где сидит матка, всем маткам старшая, и будет за ваше непокорище жалить вас матка в семьдесят семь жал. Слово мое крепко!

Заговор на утихание крови

Два брата камень секут, две сестры в окошко глядят, две свекрови в воротах стоят. Ты, свекор, воротись, а ты, кровь, утолись; ты, сестра, отворотись, а ты, кровь, уймись; ты, брат, смирись, а ты, кровь, запрись. Брат бежит, сестра кричит, свекор ворчит. А будь мое слово крепко на утихание крови у раба, такого-то, по сей час, по сию минуту!

Заговор от укуса змеи

Змия Македоница! зачем ты, всем змиям старшая и большая, делаешь такие изъяны, кусаешь добрых людей. Собери ты своих теток и дядей, сестер и братьев, всех родных и чужих, вынь свое жало из греховного тела у раба такого-то; а если ты не вынешь своего жала, то нашлю на тебя грозную тучу, каменьем побьет, молнией пожжет. От грозной тучи нигде ты не укроешься: ни под землею, ни под межою, ни в поле, ни под колодою, ни в траве, ни в сырых борах, ни в темных лесах, ни в оврагах, ни в ямах, ни в дубах, ни в норах. Сниму я с тебя двенадцать шкур с разными шкурами, сожгу самою тебя, развею по чистому полю. Слово мое не прейдет ни в век, ни во век!

Заговор от черных муриев - муравьев

За морем синим, за морем Хвалынским, посреди Окиан-моря, лежит остров Буян; на том острове Буяне стоит дуб, под тем дубом живут седьмерицею семь старцев, ни скованных, ни связанных. Приходил к ним старец, приводил к ним тьму тем черных муриев. Возьмите вы, старцы, по три железных рожна, колите, рубите черных муриев на семьдесят семь частей. 

За морем синим, за морем Хвалынским, посреди Окиан-моря, лежит остров Буян; на том острове Буяне стоит дом, а в том доме стоят кади железные, а в тех кадях лежат тенета шелковые. Вы, старцы, ни скованные, ни связанные, соберите черных муриев в кади железные, в тенета шелковые, от раба такого-то. 

За морем синим, за морем Хвалынским, посреди Окиан-моря, лежит остров Буян; на том острове Буяне сидит птица Гагана, с железным носом, с медными когтями. Ты, птица Гагана, сядь у дома, где стоят кади железные, а в кадях лежат черные мурии, в шелковых тенетах; сиди дружно и крепко, никого не подпускай, всех отгоняй, всех кусай. Заговариваю я сим заговором раба такого-то, от черных муриев, по сей день, по сей час, по его век. А будь мой заговор долог и крепок. Кто его нарушит, того черные мурии съедят. Слово мое крепко!

Заговор от червей

Татарин, татарин, злодейской породы, урод из всех уродов! Зачем ты, татарин, сеешь червей у моей лошади из такого-то места? Если не выведешь, то вырву тебя с корнем, заброшу за синюю даль; ты засохнешь, как порошинка. Вспомнишь ты свою ошибку, да будет поздно.

Заговоры от зубной боли

Заря-зарница, красная девица, полуночница, в поле заяц, в море камень, на дне лимарь. Покрой ты, зарница, мои зубы скорбны своею фатою от проклятого лимаря; за твоим покровом уцелеют мои зубы. Враг лимарь, откачнись от меня; а если ты будешь грызть мои белые зубы, сокрою тебя в бездны преисподние. Слово мое крепко!

Месяц, ты месяц, серебряные рожки, златые твои ножки. Сойди ты, месяц, сними мою зубную скорбь, унеси боль под облака. Моя скорбь ни мала, ни тяжка, а твоя сила могуча. Мне скорби не перенесть, а твоей силе перенесть. Вот зуб, вот два, вот три: все твои; возьми мою скорбь. Месяц, ты месяц, сокрой от меня зубную скорбь!

Иду я ни улицею, ни дорогою, а по пустым переулкам, по оврагам, по каналам. Навстречу мне заяц. Заяц, ты заяц: где твои зубы? Отдай мне свои, возьми мои. Иду я ни путем, ни дорогою, а темным лесом, сырым бором. Навстречу мне серый волк. Волк, ты серый волк: где твои зубы? Вот тебе мои зубы, отдай мне свои. Иду я ни землею, ни водою, а чистым полем, цветным лугом. Навстречу мне старая баба. Старая ты баба: где твои зубы? Возьми ты волчьи зубы, отдай мне свои выпалые. Заговариваю я зубы крепко-накрепко у раба такого-то, по сей день, по сей час, на век веком!

Марфа, Мария и Пелагея, три сестры Лазаревы, подите к своему брату Лазарю, спросите у своего брата Лазаря: не болят ли у тебя зубы? Не ломят ли у тебя кости? Нет, сестрицы! Не болят у меня зубы, не ломят у меня кости. Заговариваю я раба такого-то, чтобы у него не болели кости, не ломили зубы, по сей час, по сей день, по всю жизнь. Чуда водяной! Возьми зуб ломовой у раба такого-то. Не болят у раба такого-то зубы; болят зубы у кошки, у собаки, у лисицы, у волка, у зайца, у крота, у быка, у коровы, у свиньи, у лошади, у козла, у барана, у овцы, по вся дни, но все часы, по всю их жизнь, злым мученьем и сокрушеньем.

Заговоры воинские от оружия и смерти в бою

ЗАГОВОР ОТ ПИЩАЛЕЙ И СТРЕЛ

За дальними горами есть Окиан-море железное, на том море есть столб медный, на том столбе медном есть пастух чугунный, а стоит столб от земли до неба, от востока до запада, завещает и заповедывает тот пастух своим детям: железу, укладу, булату красному и синему, стали, меди, проволоке, свинцу, олову, сребру, золоту, каменьям, пищалям и стрелам, борцам и кулачным бойцам, большой завет:

Подите вы: железо, каменья и свинец, в свою мать землю от раба такого-то, а дерево к берегу, а перья в птицу, а птица в небо, а клей в рыбу, а рыба в море, сокройтесь от раба такого-то. А велит он: ножу, топору, рогатине, кинжалу, пищалям, стрелам, борцам, кулачным бойцам быть тихим и смирным. А велит он: не давать выстреливать на меня всякому ратоборцу из пищали, а велит схватить у луков тетивы и бросить стрелы в землю. А будет мое тело крепче камня, тверже булату, платье и колпак крепчае панцыря и кольчуги. Замыкаю свои словеса замками, бросаю ключи под бел-горюч камень Алатырь. А как у замков смычи крепки, так мои словеса метки.

ЗАГОВОР ОТ РАТНЫХ ОРУДИЙ

Летел орел из-за Хвалынского моря, разбросал кремни и кремницы по крутым берегам, кинул Громову стрелу во сыру землю. И как отродилась от кремня и кремницы искра, от громовой стрелы полымя, и как выходила грозная туча, и как проливал сильный дождь, что им покорилась и поклонилась селитра-порох, смирным-смирнехонько. Как дождь воды не пробил, так бы меня, такого-то, и моего коня искры и пули не пробивали, тело мое было бы крепче белого камня. И как от воды камни отпрядывают, и пузыри вскакивают, так бы от ратных орудий прядали мимо меня стрелы и порох-селитра. Слово мое крепко!

ЗАГОВОР ОТ ПУЛЬ СВИНЦОВЫХ, МЕДНЫХ, КАМЕННЫХ

В высоком терему, в понизовском, за рекою Волгою, стоит красная девица, стоит, покрашается, добрым людям похваляется, ратным делом красуется. Во правой руке держит пули свинцовые, во левой медные, а в ногах каменные. Ты, красная девица, отбери ружья: турецкие, татарские, немецкие, черкасские, русские, мордовские, всяких языков и супостатов: заколоти ты своею невидимою силою ружья вражия. Будут ли стрелять из ружья, и их пули были бы не в пули; а пошли бы эти пули во сыру землю, во чисто поле. А был бы я на войне цел и невредим, и мой конь был бы цел и невредим; а была бы моя одежда крепче панциря. Замыкаю свои приговорные словеса замком и ключ кидаю в Окиан-море, под горюч камень Алатырь. И как морю не высыхать, камня не видать, ключей не доставать, так меня пулям не убивать, до моего живота, по конец века.

ЗАГОВОР НА ЖЕЛЕЗО, УКЛАД, СТАЛЬ, МЕДЬ  

Мать сыра-земля, ты мать всякому железу, а ты, железо, поди во свою матерь — землю, а ты, древо поди по свою матерь — древо, а вы, перья, подите во свою матерь — птицу, а птица полети в небо, а клей побеги в рыбу, а ты, рыба, поплыви в море, а мне бы, рабу такому-то, было бы просторно по всей земле. Железо, уклад, сталь, медь, на меня не ходите, воротитеся ушми и боками. Как метелица не может прямо, лететь и ко всякому древу близко приставать, так бы всем вам ни мочно, ни прямо, ни тяжело падать на меня и моего коня, и приставать ко мне и моему коню. Как у мельницы жернова вертятся, так железо, уклад, сталь и медь вертелись бы кругом меня, а в меня не попадали. А тело бы мое было от вас не окровавлено, душа не осквернена. А будет мой приговор крепок и долог!

Заговор на карты  

Тридцать шесть карт, сестры и братья, кумы и кумовья, сваты и сватьи, дяди и тетки, отцы и матери, дочери и падчерицы, сыновья и пасынки, свекрови и золовки, тести и тещи, зятья и свояки, золовки и невестки, все вы черные, все вы белые, все красные, скажите мне всю сущую правду: что я думаю? что буду думать? Скажите, не утаите, по всей справедливости, как вы говорили дочерям Иродовым на брачном пиру, во почетном столу. А будет не скажете вы сущей правды, не взыщете моей беды, ино вам не жить более на белом свете; а размычу я вас по чистому полю, по зеленым дубровам, по крутым берегам, по синим морям. А будет вы скажете сущую правду, ино вам будет житье привольное, раздольное. Заговариваю я, раба такая-то, на карты на выведывание своей думы, на спознание дел чужих. Слово мое крепко!

Заговор от осы

Оса, мать всем осам, ты мне не мать. Осятки-детки, всем детям детки, вы мне не дети. Беру я закручен-траву, сушу на сыром бору, жгу в зеленом лугу. Осятки, летите на дым; оса, беги в сырой бор. Слово замок, ключ язык!

Заговор от запоя

Ты, небо, слышишь, ты, небо, видишь, что я хочу делать над телом раба, такого-то. Тело Маерена, печень тезе. Звезды вы ясные, сойдите в чашу брачную; а в моей чаше вода из загорного студенца. Месяц ты красный, сойди в мою клеть; а в моей клети ни дна, ни покрышки. Солнышко ты привольное, взойди на мой двор; а на моем дворе ни людей, ни зверей. Звезды, уймите раба такого-то от вина; месяц, отврати раба такого-то от вина; солнышко, усмири раба такого-то от вина. Слово мое крепко!

Заговоры на остановку крови

Ехал человек стар, конь под ним карь, по ристаням, по дорогам, по притонным местам. Ты, мать-руда жильная, жильная, телесная, остановись, назад воротись. Стар человек тебя запирает, на покой согревает. Как коню его воды не стало, так бы тебя, руда-мать, не бывало. Слово мое крепко!

На море на Окиане, на острове на Буяне, стоит дуб ни наг, ни одет. Под дубом сидят тридевять три девицы,  колят камку иглами булатными. Вы, девицы красные: гнется ли ваш булат? Нет! Наш булат не гнется. Ты, руда, уймись, остановись, прекратись. Слово мое крепко!

Летит ворон без крыл, без ног, садится ворон к рабу такому-то на главу и на плечо. Ворон сидит, посиживает, рану потачивает. Ты, ворон, рану не клюй, ты, руда, из раны не беги. Идет старец, всем ставец, несет печать. Ты, старец, остановись, ты, ворон, не каркай, ты, руда, не капни. Крови не хаживать, телу не баливать. Пух земля, одна семья. Будь по моему!

Заговор от лихорадки  

На горах Афонских стоит дуб мокрецкой, под тем дубом сидят тринадесять старцев с старцем Пафнути-ем. Идут к ним двенадесять девиц простоволосых, простопоясых. И рече старец Пафнутий, с тремянаде-сять старцами: кто сии к нам идоша? И рече ему двенадесять девицы: есмь мы царя Ирода дщери, идем на весь мир кости знобить, тело мучить. И рече старец Пафнутий своим старцам: зломите по три прута, тем станем их бита по три зори утренних, по три зори вечерних. Взмолишась двенадесять дев к тринадесять старцам с старцем Пафнутием. И не почто же бысть их мольба. И начата их старцы бита, глаголя: Ой вы еси, двенадесять девицы! Будьте вы трясуницы, водяницы, расслабленные, и живите на воде студенице, в мир не ходите, кости не знобите, тела не мучьте. Побегоша двенадесять девиц к воде студенице, трясуницами, водяницами, расслабленными.

Заговариваю я раба, такого-то, от иссушения лихорадки. Будьте вы прокляты двенадесять девиц в тартарары! отыдите от раба, такого-то, в леса темные на древа сухие.

Заговоры идущего на войну

Еду на гору высокую, далекую, по облакам, по водам, а на горе высокой стоит терем боярской, а во тереме боярском сидит зазноба, красная девица. Ты девица, зазноба молодеческая, иду за тебя во рать на супостатов моих, врагов-злодеев. Вынь ты, девица, отеческий меч-кладенец; достань ты, девица, панцирь дедовский; отомкни ты, девица, шлем богатырский; отопри ты, девица, коня ворона. Мне, меч-кладенец, будь другом, мне, панцирь дедовский, будь родным братом, мне, шлем богатырский, будь венцом обручальным, мне, конь вороной, будь удалым молодцем. Выди ты, девица, во чисто поле, а во чистом поле стоит рать могучая, а в рати оружий нет сметы. Закрой ты, девица, меня своей фатой: от силы вражей, от пищали, от стрел, от борца, от кулачного бойца, от ратоборца, от дерева русского и заморского: от дубу, от вязу, от клену, от ясени, от ели, от рябины, от полена длинного не длинного четвертинного, от липы, от жимолости, от ивы, от сосны, от яблони, от курослепу, от орешины, от можжевельнику, от сена, от соломы, от кости, от железа, от уклада, от стали, от меди красной, зеленой, проволоки, от серебра, от золота, от птичьего пера, от неверных людей: нагайских, немецких, мордвы, татар, башкирцев, калмыков, гулянцев, бухарцев, кобытей, вовулов, бумирцев, турченинов, якутов, лунасов, черемисов, вотяков, либанов, китайских людей.

Вы, дерева, от меня раба такого-то, воротитесь; вы, железо и медь, и сталь, и злато, отлетайте; вы, люди неверные, отбегайте. А буде я ворочусь по-живу и по-здорову, ино буду, красна девица,тобою похвалятися, своею молодеческою поступью выказыватися. Твоя фата крепка, как камень горюч Алатырь; моя молодеческая поступь сильна, как вода мельничная. Дух духом, всех пинком, нет никого, я один, по-живу, по-здорову.

Выкатило красное солнышко из-за моря Хвалынско-го, восходил месяц из-под синя неба, собирались облака издалека, собирались сизы птицы во град каменный, а в том граде каменном породила меня мать родная, раба такого-то, а рожая, приговаривала: будь ты, мое дитятко, цел-невредим: от пушек, пищалей, стрел, борцов, кулачных бойцов; бойцам тебя не требовать, ратным оружием не побивать, рогатиною и копнем не колоть, топором и бердышом не сечь, обухом тебя бить не убить, ножом не уязвить, старожилым людям в обман не вводить, молодым парням ничем не вредить; а быть тебе перед ними соколом, а им дроздами; а будь твое тело крепче камня, рубаха крепче железа, грудь крепче камня Алатыря; а будь ты: в доме добрым отцом, во поле молодцом, во рати удальцом, в миру на любо-ванье, во девичьем терему на покрашенье, на брачном пиру без малого ухищренья, с отцом с матерью во миру, с женою во ладу, с детьми во согласии.

Заговариваю я свой заговор матерним заповеданием; а быть ему во всем, как там указано, во веки ненарушимо. Рать могуча, мое сердце ретиво, мой заговор всему превозмог.

Выхожу я во чисто поле, сажусь на зеленый луг, во зеленом лугу есть зелия могучие, а в них сила видима-невидимая. Срываю три былинки белые, черные, красные. Красную былинку метать буду за Окиан-море, на остров на Буян, под меч-кладенец; черную былинку покачу под черного ворона, того ворона, что спил гнездо на семи дубах, а во гнезде лежит уздечка браная, с коня богатырского; белую былинку заткну за пояс узорчатый, а в поясе узорчатом завит, зашит колчан с каленой стрелой, с дедовской, татарской. Красная былинка притащит мне меч-кладенец, черная былинка достанет уздечку браную, белая былинка откроет колчан с каленой стрелой. С тем мечом отобью силу чужеземную, с той уздечкою обратаю коня ярого, с тем колчаном со каленой стрелой разобью врага-супостата.

Заговариваю я ратного человека, такого-то, на войну сим заговором. Мой заговор крепок, как камень Алатырь.

Под морем под Хвалынским стоит медный дом, а в том медном доме закован змей огненный, а под змеем огненным лежит семипудовыи ключ от княжева терема, Володимерова, а во княжем тереме, Володимеровом, сокрыта сбруя богатырская, богатырей ноугородских, соратников молодеческих.

По Волге широкой, по крутым берегам плывет лебедь княжая, со двора княжева. Поймаю я ту лебедь, поймаю, схватаю. Ты, лебедь, полети к морю Хвалын-скому, заклюй змея огненного, достань ключ семипудовыи, что ключ от княжева терема Володимерова. Не моим крыльям долетать до моря Хвалынского, не моей мочи расклевать змея огненного, не моим ногам дотащить ключ семипудовыи. Есть на море на Окиане, на острове на Буяне, ворон, всем воронам старший брат; он долетит до моря Хвалынского, заклюет змея огненного, притащит ключ семипудовыи; а ворон посажен злою ведьмою киевскою.

Во лесу стоячем, во сыром бору стоит избушка, ни шитая, ни крытая, а в избушке живет злая ведьма киевская. Пойду ль я во лес стоячий, во бор дремучий, изойду ль я в избушку к злой ведьме киевской. Ты, злая ведьма киевская, вели своему ворону слетать под море Хвалынское, в медный дом, заклевать змея огненного, достать семипудовыи ключ. Заупрямилась, закорачилась злая ведьма киевская о своем вороне. Не моей старости бродить до моря-Окиана, до острова до Пуяна, до черного ворона. Прикажи ты моим словом тповедным достать ворону тот семипудовыи ключ. Разбил ворон медный дом, заклевал змея огненного, достал семипудовыи ключ.

Отпираю я тем ключом княжий терем Володимеров, достаю сбрую богатырскую, богатырей ноугородских, соратников молодеческих. Во той сбруе не убьет меня ни пищаль, ни стрелы, ни бойцы, ни борцы, ни татарская, ни казанская рать.

Заговариваю я раба, такого-то, ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором. Чур слову конец, моему делу венец!

На море на Окиане, на острове на Буяне, сидит добрый молодец, во неволе заточен. К тебе я прихожу, добрый молодец, с покорищем. Выдают меня родные братья во княжую рать, одинокого, неженатого, а во княжей рати мне по-добру не жити. Заговори меня своим молодеческим словом. Рад бы стоять во поле за тебя, горького сиротину, да крепка моя неволя, да горька моя истома. Заговариваю я тебя раба, такого-то, идти на войну во всем по тому, как заповедовал мне родной отец. А будешь ты ратным человеком, ино будь сбережен: от топора, от бердыша, от пищали, от татарския пики, от красного булата, от борца, единоборца, от бойца врага-супостата, от всей поганой татарской силы, от казанской рати, от литовских богатырей, от черных божиих людей, от бабьих зазор, от хитрой немочи, от всех недугов. И будет тебе: топор не в топор, бердыш не в бердыш, пищаль не в пищаль, татарская пика не в пику, поганая татарская сила не в силу, казанская рать не в рать, черные божий люди не в люди, бабьи зазоры не в зазоры, хитрая немочь не в немочь, литовские богатыри не в богатыри, недуги не в недуги. Кручусь, верчусь от топоров, бердышей, пищалей, пик, бойцов, борцов, татарской силы, казанской рати, черных божиих людей. Отмахнусь по сей век, по сей час, по сей день.

Встану я рано, утренней зарей, умоюсь холодной росой, утрусь сырой землей, завалюсь за каменной стеной, кремлевской. Ты, стена кремлевская, бей врагов-супостатов, дюжих татар, злых татарчонков; а я был бы из-за тебя цел, невредим. Лягу я поздно, вечерней зарей, на сырой росе, во стану ратном; а в стану ратном есть могучи богатыри, княжей породы, из дальних стран, со ратной русской земли. Вы, богатыри могучи, перебейте татар, полоните всю татарскую землю; а я был бы из-за вас цел, невредим. Иду я во кровавую рать татарскую, бью врагов и супостатов; а был бы я цел, невредим. Вы, раны тяжелые, не болите, вы, удары бойцов, меня не губите, вы, пищали, меня не десятерите; а был бы я цел, невредим.

Заговариваю я раба, такого-то, ратного человека, идущего на войну, сим моим крепким заговором. Чур слову конец, моему делу венец!

Завяжу я, раб такой-то, по пяти узлов всякому стрельцу немирному, неверному на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опутайте все луки, повяжите все ратные оружия. И стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могуча, сила могуча змеиная сокрыта, от змея двунадесять-главого, того змея страшного, что пролетел за Окиан-море, со острова Буяна, со медного дома, того змея, что убит двунадесять богатырьми под двунадесять муромскими дубами. В моих узлах зашиты злой мачехою змеиные головы.

Заговариваю я раба, такого-то, ратного человека, идущего на войну моим крепким заговором, крепко-накрепко.

Заговор на любовь красной девицы

На море на Окиане, на острове на Буяне, лежит доска, на той доске лежит тоска. Бьется тоска, убивается тоска, с доски в воду, из воды в полымя, из полымя выбегал сатанина, кричит: павушка романея, беги поскорее, дуй рабе, такой-то, в губы и в зубы, в ее кости и пакости, в ее тело белое, в ее сердце ретивое, в ее печень черную, чтобы раба, такая-то, тосковала всякий час, всякую минуту, по полудням, по полуночам, ела бы не заела, пила бы не запила, спала бы не заспала, а все бы тосковала, чтоб я ей был лучше чужого молодца, лучше родного отца, лучше родной матери, лучше роду-племени. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в Окиан-море, под бел-горюч камень Алатырь. Кто мудренее меня взыщется, кто перетаскает из моря весь песок, тот отгонит тоску.

Заговор от пореза

На море на Окиане, на острове на Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь, на том камне Алатыре сидит красная девица, швея мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудожелтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я раба, такого-то, от порезу. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань.

Заговор от болезни  

Заговариваю я у раба, такого-то, двенадцать скорбных недугов: от трясавицы, от колючки, от свербежа, от стрельбы, от огневицы, от ломоты, от колотья,  от  дергания,  от  моргания,  от  слепоты,  от глухоты, от черной немочи. Ты, злая трясавица, уймись, а не то прокляну в тартарары; ты, неугомонная колючка, остановись, а не то сошлю тебя в преисподние земли; ты, свербеж, прекратись, а не то утоплю тебя в горячей воде; ты, стрельба, остановись, а не то засмолю тебя в смоле кипучей; ты, огневица, охладись, а не то заморожу тебя крещенскими морозами; ты, ломотье, сожмись, а не то сокрушу тебя о камень; ты, колотье, притупись, а не то распилю тебя на мелкие частички; ты, дерганье, воротись, а не то запружу тобою плотину на мельнице; ты, морганье, окрутись, а не то в печи банной засушу; ты, слепота, скорчись, а не то утоплю тебя в дегтю; ты, глухота, исчезни, а не то засмолю в бочку и по морю пущу; ты, черная немочь, отвяжись, а не то заставлю воду толочь.

Все вы, недуги, откачнитесь, отвяжитесь, удалитесь от раба, такого-то, по сей час, по сей день, по его жизнь, моим крепким словом.

Заговор на украденную вещь чтобы вор вернул

На море на Окиане, на острове на Буяне, стоит железный сундук, а в железном сундуке лежат ножи булатные. Подите вы, ножи булатные, к такому и сякому вору, рубите его тело, колите его сердце,- чтобы он, вор, воротил покражу такого-то, чтобы он не утаил ни синя пороха, а выдал бы все сполна. Будь ты, вор, проклят моим сильным заговором в землю преисподнюю, за горы Араратские, в смолу кипучую, в золу горючую, в тину болотную, в плотину мельничную, в дом бездонный, в кувшин банный; будь прибит к притолке осиновым колом, иссушен суше травы, заморожен пуще льда, окривей, охромей, ошалей, одервяней, одурей, обезручей, оголодай, отощай, валяйся в грязи, с людьми не смыкайся и не своею смертию умри.

Заговор оборотня

На море на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, светит месяц на осинов пень, в зелен лес, в широкий дол. Около пня ходит волк мохнатый, на зубах у него весь скот рогатый; а в лес волк не заходит, а в дол волк не забродит. Месяц, месяц— золотые рожки! Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины, напусти страх на зверя, человека и гады, чтобы они серого волка не брали и теплой бы с него шкуры не драли. Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской.

Заговор для любви

Исполнена есть земля дивности. Как на море на Окиане, на острове на Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски, и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, кинь-ич1,, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную ее голову, в ТЫЛ, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ее ум и разум, в волю и хотение, во все ее тело белое и во всю кровь горячую, и во все ее кости, и по все составы: в 70 составов, полусоставов и подсоставов. И во все ее жилы: в 70 жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала по всяк день, по всяк час, по всякое время, нигде б пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья с трепетом, тужением, с плачем и рыданием, зело спешно шла бы и бежала, и пробыть без него ни единыя минуты не могла. Думала б об нем не задумала, спала б не заспала, ела бы не заела, пила б не запила, и не боялась бы ничего; чтоб он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее сну своего, по всякое время: на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается, и укрепляется, и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди яко червь в свище ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается

Заговор материнский в наносной тоске своей дитятки

На море на Окиане, на острове на Буяне, на полой поляне, под дубом мокрецким, сидит девица красная, а сама-то  тоскуется,  а  сама-то  кручинится  во  тоске неведомой, во грустя недознаемой, во кручине недосказанной. Идут семь старцев с старцем, незванных, непрошенных. Гой ты еси, девица красная, со утра до вечера кручинная! Ты что, почто сидишь на полой поляне, на острове на Буяне, на море на Окиане? И рече девица семи старцам с старцем: нашла беда среди околицы, залегла во ретиво сердце, щемит, болит головушка, не мил и свет ясный, постыла вся ро-душка. Взопиша семь старцев с старцем, грозным-грозно, учали ломать тоску, бросать тоску за околицу. Кидма кидалась тоска от востока до запада, от реки до моря, от дороги до перепутья, от села до погоста, и нигде тоску не укрыли; кинулась тоска на остров на Буян, на море на Окиан, под дуб мокрецкой.

Заговариваю я, родная матушка, такая-то, свою ненаглядную дитятку, такую-то, от наносной тоски по сей день, по сей час, по сию минуту. Слово мое никто не превозможет ни аером, ни духом.

Заговор девушки от тоски  

От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, от пути до перепутья, пролегала путь-дороженька, всем дорогам старшая и большая; по той дорожке шли дщери Иродовы, несли во руках пруты ивовы, а шли они во мир кости сушить, тело знобить, недугами мучить.

От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, на путях и перепутьях, вырастала травушка со муравушкой; на той травушке со муравушкой сидели тоска со кручиной, а сидели они да подумывали: как бы людей крушить, сердца щемить, света не возлюбить?

От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, среди белокаменной Москвы стоит терем боярский; в том тереме боярском сидит во тоске красная девица по незнаемой беде.

Вы, дщери Иродовы, не ходите по пути и дороженьке на мир кости знобить, тело сушить, людей мучить, а идите вы на травушку со муравушкой, что на ту травушку, где сидит тоска со кручиной, и велите вы тоске со кручиной, чтобы они изгнали из ретива сердца красной девицы, у рабы такой-то, наносную тоску, а не покорится вам тоска со кручиной, ино вы учините бить во пруты ивовы. Заговариваю сим моим заговором крепко-накрепко. А кто мой заговор возодолеет, и ему провалиться сквозь тартарары.

Заговор на любовь девушки

За морем за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью семью дамками, семьюдесятью крюками. Никто доброго молодца из неволи не ослободит, никто доброго молодца досыта не накормит, допьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка, такая-то, во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца бело-снеговой крупой, а, кормивши молодца, сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу со буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжиих, не доставать бы молодцу меч-кладенец врага-супостата, а жить бы молодцу во терему родительском, с отцом-с матерью, с родом-племенем. Уж как возговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжем терему над девицей красной, такой-то.

Заговариваю я, родная матушка, такая-то, полюбовного молодца, такого-то, на любовь красной девицы, такой-то. Вы, ветры буйные, распорите ее белу грудь, откройте ее ретиво сердце, навейте тоску со кручиной, чтобы она тосковала и горевала; чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду-племени, приветливее отца с матерью; чтобы ей он казался во сне и на яву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы, такой-то.

Заговор на воду

Во черной избе, за дубовым столом, стоит трясавица па полице. Ты, трясавица, не вертись, а ты, притолка, не свихнись. Вертелось бы, свихнулось зелено вино в чаше; и вертело бы вино, и свихнуло бы вино все притаманное, неведомое, да что не слыхано, да что не сказано в таком-то дому, на такову-то беду. А буде ты, трясавица, завертишься, а буде ты, притолка, свихнешься, ино будет вам от меня лютово неволье, да злово томленье, а на иново вам будет все по-добру, по-здорову, как бывало доселево. Слово мое крепко.

Заговор островника на зеленую дубраву  

Хожу я, раб такой-то, кругом острова, такого-то, по крутым оврагам, буеракам, смотрю я чрез все леса: дуб, березу, осину, липу, клен, ель, жимолость, орешину, по всем сучьям и ветвям, по всем листьям и цветам. А было бы в моей дуброве по-живу, по-добру, по-здорову. А в мою бы зелену дуброву не заходил ни зверь, ни гад, ни лих человек, ни ведьма, ни леший, ни домовой, ни водяной, ни вихрь. А был бы я большой небольшой; а было бы все у меня во послушании, а был бы я цел и невредим.

Заговор от лихого человека  

Иду я по чистому полю, навстречу бегут семь духов с полудухами, все черные, все злые, все нелюдимые. Идите вы, духи с полудухами, к лихим людям, держите их на привязи, чтоб я от них был цел и невредим во пути и дороге, во дому и лесу, в чужих и родных, во земле и на воде, во обеде и на пиру, в свадьбе и на беде. Мой заговор долог, мои слова крепки. Кто мое слово испровержет, ино быть во всем наиново, по-худу, по-недобру, как вопреди сказано.

Заговор девушки от недугов любимого

Иду я, девица такая-то, из ворот в чисто поле, в Окиан-море, становлюсь я, девица такая-то, на бел-горюч камень Алатырь, опоясываюсь белой пеленой, заговариваю своего полюбовного молодца, такого-то, от злых недугов с принедугами, полунедугами. Вы, злые недуги, не недужьте раба, такого-то. Отсылаю я вас в Окиан-море, в бездны преисподния, в котлы кипучие, в жар палючий, в серу горючую, по сей день, по  сей  час,  по  мое  крепкое  слово.  А  был  бы  мой полюбовный молодец бел и хорош; а милее бы его не было во всем свете; а приветнее бы его не было и во тереме княжем; а залучнее бы его не было во всей околице; а любил бы он меня от роду до веку, по всю мою жизнь. Слово мое крепко.

Заговор охотника на уток, гусей, тетеревов

На море на Окиане, на острове на Буяне, на зеленой осоке сидит птица, всем птицам старшая и большая, а держит она грамоту неписанную, и велит она всем птицам слетатися на такие-то озера и болота, и велит всем птицам сидеть от утра до вечера, от утренней до вечерней зори, от ночи до полуночи. Заговариваю я, раб такой-то, уток, гусей, тетеревей, всякую птицу ведомую и неведомую сидеть несходно по мой приход, по мое крепкое слово, во веки ненарушимо.

Заговор на любовь

На море на Окиане есть бел-горюч камень Алатырь, никем неведомый; под тем камнем сокрыта сила могуча, и силы нет конца. Выпускаю я силу могучу на такую-то красную девицу; сажаю я силу могучу во все составы, полусоставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в ее очи ясны, в ее щеки румяны, в ее белу грудь, в ее ретиво сердце, в утробу, в ее руки и ноги. Будь ты, сила могуча, в такой-то красной девице неисходно; а жги ты, сила могуча, ее кровь горючую, ее сердце кипучее на любовь, к такому-то, полюбовному молодцу. А была бы красная девица, такая-то, во всем послушна полюбовному молодцу, такому-то, по всю его жизнь. Ничем бы красная девица не могла отговориться, ни заговором, ни приговором, и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее своим словом. Слово мое крепко, как бел-горюч камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщипит, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь.

Заговор от черной немочи

Летит птица за моря, бежит зверь за леса, бежит дерево в дерево, мать земля в свою мать землю, железо в свою мать руду, так бы черная немочь бежала в свою мать тартарары, во тьму кромешную, а бежала б назад не ворочаючи, а был бы такой-то человек жив и здоров. А буде ты, черная немочь, моим речам покори-ща не дашь, велю тебя птице за моря унесть, зверю в лес затащить, мать земле в свою мать во сыру землю заложить, железу в свою мать руду заковать, и будет тебе горе великое, а таков-то человек жив и здоров. Замыкаю свои словеса словом великим, им же замыкаются все недуги с полунедугами, все болести с полуболестями, все хворобы с полухворобами, все корчи с полукорчами; а замыкаю я мое слово великое на такого-то человека от черной немочи, по сей день, по сей час, по всю его жизнь.

Заговор от бешеной собаки

На море на Окиане, на острове на Буяне, стоит дом, а в том доме сидит старица, а держит она жало. Ты, старица, возьми свое жало и прииди к рабу, такому-то; вынь из раба, такого-то, жало смертное. Заговариваю раны болючие на руках, на ногах, на голове, во лбу и в затылке, на бровях и подбородке. Будьте во веки веков па собаке черной, серой, красной, седой, рыжей, белой, сидите и во веки не сходите.

Заговор от родимца

На море на Окиане, посредь моря Белого, стоит медный столб, от земли до неба, от востока до запада, а во том медном столбе закладена медная медяница от болестей и хворостей. Посылаю я раба, такого-то, в тот медный столб, что на море на Окиане, и заповедаю ему моим словом заповеданным заклясть родимец во тот медный столб. А был бы с того заповедания такой-то цел и невредим, и от родимца избавлен, по сей час, по всю жизнь.

Заговор молодухи от лютой беды

Выхожу я во новы сени дубовые, на широк двор заборчатый, гляжу я по всем по дорогам и перепутьям, вижу я от земли до неба звезды ясные. Вы, дороженьки и перепутьицы, задержите моего мужа, такого-то; вы, звезды ясные, затемните свой светло-яркий свет, чтобы без вашего светушки не было ни ходу, ни проходу.  Насылаю  я  на  свекра  лютого  тоску  со кручиною, сон со дремотою, забытье со беспамятью; а был бы он и глух и нем по мою лютую беду. Насылаю я на свекровь зазойливую печаль со бедою, сон со дремотою; а была бы она слепа и нема по мою лютую беду.

Заговор красной девицы от призороков

Посреди Окиан-моря выходила туча грозная с буйными ветрами, что ветрами северными, подымалась метель со снегами, нагонялись волны на высок терем, налетали орлы черны на широк дол, выходила красная девица к загорному студенцу, во тоске, во кручине, садилась красная девица вокруг студенца, а сама говорила таковы речи: Гой ты, туча грозная, со буйными ветрами! умчи ты, туча грозная, тоску со печалью от красной девицы, рабы такой-то, на Окиан-море, застели ей путь и дороженьку метелью со снегами, прикрой призороки бело-серыми волнами, приставь в сторожи черных орлов. Умываю я красную девицу, такую-то, из загорного студенца ключевой водой; стираю я с красной девицы, такой-то, все узороки с призороками; отмахиваю я от красной девицы, такой-то, зловещих воронов с воронихами, с ворон-чатами; отгоняю я от красной девицы, такой-то, ее заклятого врага, что того врага, что заронил призороки в ее тело белое, в ее сердце ретивое, что того врага, что затмил очи ясны, что того врага, что порудил красоту девичью, что того врага, что сгубил семью почетную, что отнял дочь от матери, что сокрушил отца безвременьем дочерним.

Заговариваю мои заповедные словеса сим моим крепким заговором на отгнание призороков от рабы, такой-то, по сей день, по сей час, по ее жизнь. А будет заговор ничем не порушим: ни водою, ни землею, ни огнем, ни аером, ни словом, ни духом; а быть ему во всем по тому, как уряжено мною. А буде кто покусится порушить мой заговор, ино ему провалиться в бездны преисподние, в яму угольную, а красной девице, такой-то, быть по-добру, по-здорову.

Заговор от колотья и болестей  

Заговариваю у рабе, такой-то, колотья и болести сим моим крепким заговором; и заповедаю вам, колотье и болести, таскаться по миру от востока до запада, от озера до болота, от горы до дола, от моря до моря, от избы до терема, от леса до перелесья, от стара до мала человека, от зверя до гада, от города до пригородов, от села до погоста, от деревни до стана, от звезды до месяца; а к востоку до запада не доходить, а в озере со болотом утонуть, а с дола на гору не влезть, от моря до моря не перебродить, и в лесу с перелесьем зацепиться, а от старца до мала человека быть побиту, и от зверя до гада быть заедену, от города до пригородов быть изгнану, от села до погоста быть поодаль, от деревни до стана быть за каналом, от звезды до месяца не досячь. Мои словеса велики, мой заговор крепок. Кто же от человек порушит мои словеса, кто задумает расторгнуть мой заговор, и тому не бывать, а быть во всем по моему.

Сказания о кудесничестве

Заговор на изгнание с островника зверей и гадов  

Хожу я по залесью утренней росой, собираю я травы зельные, варю травы зельные во медяной росе, поливаю травами зельными со водою по всем кустам, по всем полям, по всем межам. Вы, звери лютые, выходите, вы, гады, выбегайте, вы, недобрые люди, отбегайте. Во моем островнике зверям не живать, гадам не бывать, недобрым людям не захаживать, а быть бы мне большим набольшим; а звери бы в моем островнике меня слушались, а гады бы с моего островника прочь отбегали бы. Мое крепкое слово да будет всему превозмог. Как могучи травы зельные, так бы могучей того был мой заговор под молоду, под исход, под перекрой, по восход и по закат солнца; под пояс Сажара и Кучекроя, под Замежуя, под Отвори ворота, под Наскоча, под Золенца, под звезды ясные и темные, со всеми звездами и полузвездами.

Заговор на поход

Стану я раб, такой-то, благословясь, пойду перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду я в чистое поле, стану на восток лицом, на запад хребтом. Акиры и Оры, и како идут цари, царицы, короли, королицы, князи, княгини, все православные роды, и не думают зла и лиха, такожде и на меня раба, такого-то, не думали бы зла и лиха как цари, царицы, короли, королицы,  князи,  княгини,  и  все  вельможи,  и  все православные роды, возрадуются и возвеселятся, такожде меня раба, такого-то, увидели вы, цари, царицы, короли, королицы, князи, княгини и все православные роды христианские, возвеселились; и как не видит мати отлученного дитя многие лета, а увидит возвеселится и возрадуется зело весело и радостно, такожде меня, раба такого-то, увидев, возрадовались бы и возвеселились цари, царицы, короли, королицы, князи, княгини, все вельможи и все православные роды христианские. Как не можно небесные колесницы превратить, такожде вы меня и моих слов не могли б превратить, во веки веков.

Заговор от скорой доспешки

Сяду я, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей во двери, из ворот в ворота, в чистое поле; в чистом поле три дороги. Я пойду в правую дорогу, в правую дорогу к Колоню со восточную сторону, к Окиан-морю. В Окиан-море есть Алатырь камень, на том камне стоит человек; он стреляет по чисту полю, а убивает всякие боли. Прошу я, раб такой-то, не стрелять по чисту полю, а стрелять раба, такого-то, от скорой болезни, от доспешки, от осудища, от черного волоса, от белого волоса, от русого волоса, от темного волоса, и от всякого нечистого взгляда. Пойду, зайду я, раб такой-то, в дом к красной девице; у ней топится свеча восковая, за темьяном, за ладаном, за кутьей. Попрошу я у красной девицы здоровья от доспешки, от вешней, полувешней, от летней, полулетней, от осенней, полуосенней, от зимней, полузимней, от земляной доспешки, водяной доспешки, ветряной доспешки, от стречника и поречника.

Заговор на остуду между мужем и женой

Стану я не благословясь, пойду не перекрестясь, не дверьми, не воротами, а дымным окном да подвальным бревном, положу шапку под пяту, под пяту, не на сыру землю, не на сыру землю да в черный чобот; а в том чоботу побегу я в темный лес, на большо озерищо, в том озерище плывет челнище, в том челнище сидит черт с чертищей; швырну я с-под пяты шапку в чертища. Что ты, чертище, сидишь в челнище, с своей чертищей? Сидишь ты, чертище, прочь лицом от своей чертищи;  поди  ты,  чертище,  к  людям  в  пепелище, посели, чертище, свою чертищу такому-то в избище, а в той избище, не как ты, чертище, со своей чертищей, живут людища мирно, любовно, друг друга любят, чужих ненавидят. Ты, чертище, вели чертище, чтоб она, чертища, распустила волосища; как жила она с тобой в челнище, так жил бы, такой-то, со своей женой в избище. Чтоб он ее ненавидел. Не походя, не поступя, разлилась бы его ненависть по всему сердцу, а у ней по телу неугожество, не могла бы ему ни в чем угодить и опротивела бы ему своей красотой, омерзела бы ему всем телом. Как легко мне будет отступить от тебя, как легко достать шапку из озерища; тебе, чертищу, хранить шапку в озерище, от рыбы, от рыбака, от злого колдуна. Чтобы не могли ее ни рыбы съесть, ни рыбак достать, ни злой колдун отколдовать, на мир и на лад. И вместо рукописи кровной отдаю тебе я слюну.

Заговор на удачную ловлю зверей

Встану я, раб такой-то, благословясь и перекрестясь, чистой водой умоюсь, шитым браным полотенич-ком утрусь, пойду из избы, со отцом прощусь, с матерью благословлюсь. Пойду из избы в двери, из дверей в сени, из сеней на крылечко, с крылечка по лестнице в чистое поле, в твердые заводы, в восточную сторону, во темные леса, под ясную зорю, под красное солнце, под светлый месяц, под частые звезды! Ясной зорей оденусь, красным солнцем опояшусь, частыми звездами опотычусь; пойду я, раб такой-то, со своим железным кляпцом в темные леса, в восточную сторону, в чистое поле, а в том чистом поле лежит бел-горюч камень; стану я, раб такой-то, к востоку лицом, к западу хребтом, на все четыре стороны поклонюсь. Пособите и помогите вы мне, рабу такому-то, за охотою ходити, белых и серых зайцев ловити; куниц и лисиц, и серых волков, дорогих зверей рысей загоняти и залучати, чтобы бежали по своей ступи и по своей тропе, безопасно, на сторону не отмятывались и взад не ворочались. И сохраните меня, раба такого-то, с моим железным кляпцом от урока и призора, от стрешника и поперешника, от колдуна, и от ведуна, и от поветра, от двоезубых и троезубых, от двоеженных и троеженных, от кривых и слепых, от русоволосых, и беловолосых, и черноволосых, и от пустоволосых, от девки и от парня, чтобы им меня не испорчивать. Поставьте  около  меня  три  тына — тын  железный,  а другой медный, третий булатный; замки замкнитесь, отнеситесь, ключи и замки; чтобы эти ключи лежали там безопасно, как ели к хвоя, так к кляпцам железо! А мне, рабу такому-то, скок крепок и жесток! В синем море синий камень, в черном море черный камень, в белом море белый камень. Сей мой заговор.

Заговор на тоску молодцу по красной девице

Стану я, раба такая-то, благословясь, пойду, перекрестясь, из избы в двери, из двора в ворота, выйду в чистое поле, в подводосточную сторону, в подводосточ-ной стороне стоит изба, среди избы лежит доска, под доской тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается! Белый свет красна солнышка дожидается, радуется и веселится! Так меня, рабу такую-то, дожидался, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни пить, ни есть; ни на утренней зоре, ни на вечерней; как рыба без воды, как младенец без матери, без материна молока, без материна чрева не может жить, так бы раб, такой-то, без рабы, такой-то, не мог бы жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на утренней зоре, ни на вечерней, ни в обыден, ни в полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся, тоска, въедайся, тоска, в грудь, в сердце, во весь живот рабу, такому-то, разростись и разродись по всем жилам, по всем костям ноетой и сухотой по рабе, такой-то.

Заговор от грыжи  

Стану я раб, такой-то, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из ворот в.ворота, в чисто поле, в подводосточную сторону, к морю к Окиану, в море-Окиане лежит Алатырь камень, на том камне Алатыре стоит дом. Попрошу я, раб такой-то, здоровья, об такой-то болезни, об наличном мясе, от грызоты, от болеты, от ломоты. Бежит река огненная, чрез огненную реку калиновый мост, по тому калинову мосту идет стар матер человек; несет в руках золотое блюдечко, серебряно перышко, мажет у рабе, такой-то, семьдесят жил, семьдесят костей, семьдесят суставов; збавляет с раба, такого-то, семьдесят болезней. Не боли и не ломи, и не отрыгай, и не откидывай, ни на конце, ни на ветке никогда.

Заговор на остуду

Как мать быстра река Волга течет, как пески со песками споласкиваются, как кусты со кустами свиваются, так бы раб, такой-то, не водился с рабой, такой-то, ни в плоть, ни в любовь, ни в юность, ни ярость; как в темной темнице и в клевнице, есть нежить простоволоса, и долговолоса, и глаза выпучивши; так бы раба, такая-та, казалась рабу, такому-то, простоволосой и долговолосой, и глаза выпучивши; как у кошки с собакой, у собаки с росомахой, так бы у раба, такого-то, с рабой, такой-то, не было согласья ни днем, ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в пабедок. Слово мое крепко!

Сказания о знахарстве

Пчельное дело

Пчельное дело в селениях почитается самым таинственным, важным и, сверх того, не для всех доступным занятием. Люди зажиточные, хозяйственные, имеющие до ста и более ульев, всегда, по народной молве, состоят в дружественной связи с нечистою силою. Мнения поселян о пчельном деле столь разнообразны, что одни избирают для него покровителями св. угодников, другие обрекают водяному дедушке. Пчельники, приверженцы этого последнего мнения, называются в селениях ведунами, дедами, зкахарями. Каждый из них имеет свои собственные понятия, приобретаемые, по преданию, от других, и каждый, в свою очередь, совершает над пчелами свои проказы.

Ведуны думают, что пчелы первоначально образовались в болотах, под рукою водяного дедушки. Матка, как первород этих пчел, была выкуплена злым чародеем за тридцать голов знахарских и передана в улей одного ведуна, по повелению нечистой силы. Этот ведун, из ненависти к людям, научил матку жалить людей, а матка обучила своему ремеслу всех пчел. Когда пчельник-ведун устраивает где-нибудь пасеку, тогда, для хозяйственного благоденствия и медового обилия, обрекает водяному дедушке самый лучший улей. Между ведунами до сих пор еще не решено: оставлять ли этот обреченный улей на пасеке, или бросать его в трясинное место в болото? Если которые оставляют обреченный улей на пасеке, то дед охраняет только заведение; если же потопят в болоте этот улей, то он не только доставляет все возможные средства к размножению пчел, но еще заставляет пчел летать на чужую пасеку для похищения меда.

Знахари полагают, что все пчелы первоначально отроились от лошади, заезженной водяным дедушкою и брошенной в болото. Когда рыболовы опустили невода в это болото, то, вместо рыбы, вытащили улей с пчелами. От этого улья развелись пчелы по всему свету. Жаленье пчел началось с того времени, они полагают, как один из этих рыболовов хотел украсть матку. Когда уже преступник открылся в своем похищении, то знахари, для исцеления опухоли и боли, решили между собою, что похититель должен съесть матку. За это открытие от ужаления пчел водяной дедушка передал навсегда пчел в руки знахарей. Получив в свое покровительство пчел, они изобрели разные способы для охранения их. Пересчитаем их:

Для размножения пчел знахари советуют поселянам: когда ударят к утрени на Велик день, быть на колокольне и после первого удара отломить кусок меди от колокола. Этот кусок меди приносят на пасеку и кладут в сердовой улей.

Варят растения дурман с тысячелистником, брызгают плетень, деревья, строения, с целью истребить соседних пчел и отучить своих от полета на чужой двор.

Во время роения пчел заблаговременно приготовляют улья, окуренные еловою курушкою, вытертые жгучей крапивою, украшенные разными приносками, получаемыми от проходящих бывалых людей, ставят в ряды, на юг, восток, запад—так, чтобы пчелы прямо вылетали на восток. Расположение ульев пчельники считают важным делом, и потому, когда желают кому показать свое заведение, изменяют его. Это делается большею частью из подозрения и недоверчивости. Подозрение основывается на том, что могут устроить подобным образом такое же заведение; а от этого опасаются упадка на цены. Опасность зиждется на странном мнении, будто бы пчельник-знахарь может дать приказание своим пчелам вытаскать мед.

Для усыпления чужих пчел знахари сбирают маковые головки и варят их в козьем молоке. Это молоко, всосанное налетною пчелою, может приучать чужих пчел к переселению.

Деды-пчелышки в селениях почитаются несведущими в сношениях с нечистою силою: это просто караульщики. Но простолюдин уважает и боится оскорбить деда-пчельника: он знает, что оскорбление всегда ведет к разрушению хозяйства. Замечательная черта деда-пчельника заключается в предпочтении водить пчел по лесам.

Обрызгивание

Сбрызгивание принадлежит к важному роду лечения знахарей. Наши простолюдины так в него верят, что, по их понятию, сбрызгиванием можно исцелить самый опасный недуг. Чтобы получить этот дар, поселяне прибегают к знахарям с просьбою: передать им наговоры над водою. Откровенность знахарей приобретается хлебом, овсом, домашними животными. Передача наговоров сопровождается смешными обрядами. Приведем их здесь.

Поселянин, желающий получить право от знахаря на сбрызгивание, должен три вечера париться в бане, три дня говеть, три дня ходить по улице с открытою головою, а последние три дня посещать знахаря. В пустой избе знахарь ставит мису с водою, по углам кладет соль. Поселянин, пришедши к нему за передачею, должен лизать языком раскладенные по углам соль, золу, уголь и при каждом глотке прихлебывать из мисы воду. В это время знахарь читает про себя наговоры. На третий день вручается поселянину громовая стрела и передаются словесно наговоры. Вот один из наговоров:

«Соль солена, зола горька, уголь черен. Нашепчите, наговорите мою воду в мисе для такого-то дела. Ты, соль, услади, ты, зола, огорчи, ты, уголь, очерни. Моя соль крепка, моя зола горька, мой уголь черен. Кто выпьет мою воду, отпадут все недуги; кто съест мою соль, от того откачнутся все болести; кто полижет мою золу, от того отбегут лихие болести; кто сотрет зубами уголь, от того отлетят узороки со всеми призороками».

Поселянин, наученный сбрызгиванию, принимается лечить все болезни. Когда старушка придет к нему с просьбою пособить от недуга ее внучке, он прежде всего торгуется, потом берет кнут, как принадлежность знахаря, и идет в дом больной. При входе его все встают с почтением, сажают его в передний угол, и начинается угощение. Молчаливость на вопросы, закаченные глаза под лоб, махание кнутом, голова, подпертая локтем,— суть верные ручательства в его звании. В полном разгуле, он просит показать больную, и какая бы то ни была с нею болезнь, решает одним названием: недуг. Это слово понятно поселянам. Требует в ковш воды, читает про себя наговоры, потом сбрызгивает больную, и тем оканчивается все дело. Уходя, он дает приказание на пороге, прислонясь к притолке, пить остальную воду по зарям.

Болезни, лечимые знахарями, суть следующие:

лихоманки—лихорадки, лихия болести — судорги, родимец, колотье, потрясиха — ревматизм тельный, зазноба молодеческая, тоска наносная, ушибиха — падучая болезнь, черная немочь, узороки, призороки. Все эти болезни именуются у знахарей, как выше сказано; одним именем: недуг.

Переполог

Переполог, по значению знахарей, есть отгад всякого испуга, совершенного добром и злом. Наши поселяне думают, что испуг всегда случается от людской ненависти; но не зная, кто бывает причиною испуга, прибегают к знахарям. Знахарь непременно должен одолеть ненавистника, хотя бы он был за тридесять земель, в тридесятом царстве. На то он и знахарь. Да ему ли в трудном положении оставаться? Все знахари говорят условно, высказывают иносказательно одни приметы и всегда стараются показать на убылаго. При том, прежде нежели произнесут отгад, выспрашивают наперед у приходящего о всех домашних обстоятельствах. Из этих рассказов они извлекают для себя все нужное.

Знахарь, призванный в дом для совершения переполога, требует: мису воды, олова и богоявленскую свечу, а когда испуганные бывают еще женатыми, и обручальную свечу, если эта особа не будет овдовевшая. Над обручального свечою растапливает олово, выливает его в воду. Как скоро начнут отделяться из воды пары, он говорит окружающим: «Смотрите,— вот бежит нечистая сила!» Простодушные поселяне, не знающие законов физических, слепо верят в рассказы знахаря. После того начинается отгад. Показывая на фигуру остывшего олова, при тусклой свече, говорит: «Вот кто испугал вашего больного!» Потом подводит больного смотреть на приметы. Призванный на смотр должен непременно согласиться с рассказом знахаря, хотя бы он ровно ничего не видал и не примечал. После этого подходят смотреть, по одному, все домашние, с подтверждением слов о рассказе знахаря. Поселяне стараются отыскивать по этим приметам ненавистника. Если они его отыщут, то испуг с больного спадет, как вода с гуся; в противном же случае больной должен страдать во всю свою жизнь таким недугом.

Переполог, кроме явного обмана знахарей, оставляет ужасные последствия. Семейства, отыскивая ненавистного, заводят раздоры непримиримые, вражду вечную и мстительную. Одно уже семейное несчастие заставляет желать истребления переполога по селам.

Соняшница

Соняшница, как врачевание, составляет в руках знахарей важное лекарство в брюшных болезнях. В действительности соняшницы поселяне твердо уверены, несмотря на мучения, претерпеваемые от нее больными.

Призванный знахарь к совершению соняшницы требует: миску, в которую бы вошло три штофа воды, пеньки и кружку. Миску с водою ставит бальной на живот; пеньку зажигает. Как скоро загорится пенька, он обматывает ею больную. Часто случается, что больная после того остается обожженною в разных местах. Раны, полученные от обжога, знахари приписывают выхождению болезни из тела. Пеньку после сего кладет в кружку, а кружку ставит в миску. В это время начинаются наговоры, между тем как больная вопит от болезни, а окружающие считают вопль страдалицы удалением нечистой силы из больной. Прочитавши наговоры, знахарь дает больной пить воду и удаляется.

Выздоровеет ли больная или нет, знахарю все равно; он получит плату, наградит уверением и скроется. Вся беда лежит на больной. Если она не выздоравливает, знахарь говорит, что на нее напущен после соняшницы новый недуг. Его опять приглашают; он снова приступает к обряду и снова получает деньги

Открытие колдуна

Суеверные поселяне полагают, что колдун есть существо, отрекшееся от людей, Бога и сроднившееся с нечистою силою на пагубу людей. Но как колдуны скрывают свое искусство и только вредят тайно, то простолюдины решились открыть своих губителей. Знахари предложили средства для узнания. 

Поселянин, подозревая своего соседа в колдовстве, приходит к знахарю за советами. Большая часть людей, впадающих в это подозрение, бывают семейные, имеющие больных дочерей и сыновей. 

Знахарь, договорившись за большую цену, советует ему дожидаться 25 марта. В роковой день он должен, после утрени, сесть на лошадь, какую не жаль, лицом к хвосту, ездить по селению, не оборачиваясь назад. Когда выедет за околицу, то должен смотреть на трубы. В это время нечистая сила проветривает колдунов, висящих на воздухе вниз головой. Если поселянин обратится назад, то нечистая сила разрывает лошадь на части, а он сам остается или вечно сумасшедшим, или умирает от страха. Но как последнее условие слишком тяготит воображение суеверного, то он не решается на такую поездку и просит поездить за себя знахаря. Знахарь долго отговаривается, потом торгуется за поездку и, получивши подарки, обещается открыть злого колдуна. Жребий открытия всегда падает на того, кого подозревает поселянин, хотя знахарь никогда и не думал ездить по селу за открытием колдуна. 

Открытие колдуна почитается верхом искусства знахаря, и поселяне, рассказывая о его могуществе, говорят: «Он так силен, что узнает все мысли и выскажет все дела твои, отцовы, дедовы». К счастию человечества, что наши знахари — люди безграмотные, закоренелые в предрассудках, люди, помешанные на своем могуществе, столько ничтожном и обманчивом для них и всех других.

Стень

Простолюдин, не понимая законов происхождения болезней, законов, основанных на точном познании природы и человека, почитает все болезни, сопровождаемые ужасными страданиями и продолжительностью, жертвою злых людей, завистливых к его благосостоянию. Изнурительная сухотка детей—Tabes, детская чахлость — Atrophia infantum называют в селах — стень. Не прибегая с доверенностью к врачебным средствам, более надежным, они находят утешение в тайнах, им не понятных, в чудесном веровании, вовсе для них непостижимом, и от них ожидают избавления от бед семейных, от горестей сердечных, близких его простой и кроткой душе. Бродящие обманщики, успевшие овладеть воображением наших поселян, жестоко играют сельским простодушием и не только мучат людей, им верящих, но варварски их терзают. 

Надобно видеть каждому это жалкое состояние, чтобы оценить вполне семейные бедствия, проистекающие от разных толков знахарей, кудесников, ведунов, ворожей, чародеев. Напрасно в городах думают, что поселяне не лечатся, что одним сердечным соболезнованием услаждают болезни домашних. Бродячий знахарь укажет им средство, уверит в его полезности, и оно переходит из рода в род, как зло потомственное. Средства, предложенного ему за тайну от знахаря, он не разбирает: вредно ли оно? полезно ли оно? Для его ограниченного познания довольно, что есть возможность излечения. 

В селах дитя, страдающее стенью, почитается уже не жильцом земным, когда благоразумный отец прибегает только с теплою мольбою к Царю царей о помиловании. Растерзанное сердце матерей страдальческим томлением, воображение, напитанное ложными чудесами, заставляет целые семейства искать отрады в суеверии, умолять об исцелении знахарей. Призванный знахарь, как дока, как знающий всю подноготную, берется за врачевание. Больное дитя, по его совету, несут в лес, ищут раздвоенного дерева, кладут его в этот промежуток на трое или менее суток, сорочку вешают на дерево, потом вынимают его и ходят трижды девять кругом дерева. После этого приносят домой, купают в воде, собранной из девяти рек или колодцев, обсыпают золою, собранною из семи печей, кладут на печь. Если дитя после сего засыпает, то это верный признак исцеления, а если оно кричит, то должно умереть. Часто случается, что дитя умирает в лесу, оставленное обнаженным на открытом воздухе, или испускает дыхание под обливанием холодной водою. Совет знахаря, это явное убийство, почитается в деревнях благодеянием.

 С глазу

Восток древней жизни, отживая свое бытие, передал народам вместе с мифами и разные заблуждения. Народное поверие: будто взгляд человека лихого, злобного, хитрого сообщает болезни, будто в глазах этих людей заключается яд,— перешло в русскую землю с Востока, по преданию, от других народов. 

На Руси это поверие названо: с глазу. Наши простолюдины не имеют еще понятия о глазном месмеризме. 

В деревнях всякое первоначальное образование болезни почитается порождением с глаза. Нет недуга, который бы не происходил от этого зла. Знахари выдумали против всего средства, употребляемые в сельской и городской жизни, и их средства по большей части приводятся в действие пожилыми людьми, старухами, следующим образом. 

Берут: воды непитой, не отведанной никем, вынимают из печи три уголька, достают четверговой соли. Все это кладут в стакан, дуют над ним три раза, потом плюют три раза в сторону. После сего нечаянно сбрызгивают больного три раза, дают три раза хлебнуть, вытирают грудь против сердца; заставляют рубашкою обтирать лицо, а остальную воду выливают под притолоку. Некоторые к такому составу прибавляют клочок моху, вынутый из угла, другие читают над водою молитвы. Этим оканчивается лечение с глазу.

Хлебная завязка  

Хлебная завязка почитается грозящим бедствием хозяину той поляны, где она будет замечена. Народ думает, что это сделано злыми людьми на сокрушение всего семейства и родни. 

Для отвращения бедствий от хлебной завязки знахари велят хозяевам полей брать из хлева то место, где почивают свиньи, положить на телегу, запрячь неезженую лошадь и скакать к полю во весь скок. 

Если поклажа упадет с телеги, то это недобрый признак. Приехавши в поле, надобно накрыть хлебную завязку сею поклажею, не касаясь рукою. Прикосновение рукою предвещает худой сбыт будущего хлеба. Потом должно ехать домой не оглядываясь назад, а иначе нечистая сила свернет на сторону голову. После этого запрягают езжалую лошадь, кладут лошадиный навоз и едут к полю. Такою поклажею обсыпают кругом всю завязку. 

Знахари, заставляя совершать такой обряд, уверяют поселян, что от этого все беды, замышляемые злыми людьми, обращаются на их головы. Часто случается, что поселяне, из ненависти к своему соседу, подкупают знахаря сделать завязку. В таком случае он пользуется от обеих сторон.

Зубы лечить

Верование в симпатии так усилилось в сельской и городской жизни, что все особенное подчиняют этому значению. Симпатия, по народному понятию, есть таинственная сила, могущая невидимо совершать дела по воле людей. К числу симпатических средств народ принял, от знахарей, лечение зубов прикосновением пальца. Обманщики, прикрывая себя симпатиями, обмазывают палец наркотическими мазями, известными им одним, а простодушные верят их рассказам, хотя и не видят пользы. 

Лечение зубов прикосновением пальца будто зависит от таинственного обряда. Знахари ловят для сего зверка крота и умерщвляют его указательным пальцем правой руки, без всякого орудия, приговаривая шепотом следующий наговор:

«Кротик, ты кротик! Я пальцем своим из тебя всю кровь испускаю и им больные зубы излечаю».

Когда призывают знахарей лечить зубы, они этот указательный палец кладут на больные зубы и читают шепотом приведенный наговор. После сего заставляют полоскать рот поутру и ввечеру кислым уксусом. Конечно, что здесь действуют наркотические вещества в соединении с уксусом притуплением возвысившейся раздражительности, а не палец, умертвивший крота.

 Куриная слепота

Болезнь, поражающая поселян, работающих перед огнем, или на солнце, или перед водою, названа знахарями куриною слепотою. Для обольщения поселян они создали поверие, будто куриная слепота есть напущение злых людей, что она соскабливается ножом, которым зарезывают старых куриц, и что эту слепоту злодеи пускают по ветру, кому хотят отомстить. 

Такое заблуждение легко объяснить: органическо-динамические явления природы, непонятные простолюдинам, производят ночную слепоту — hemeralopiam, болезнь, переименованную знахарями в куриную. 

Люди, страждущие куриною слепотою, по совету знахарей, выходят в лавку, нагибаются над дегтярного кадушкою и говорят шепотом наговор: «Деготь, деготь! Возьми от меня куриную слепоту, а мне дай светлые глазушки». 

Народ думает, что деготь доводится сродни куриной слепоте, и только из жалости берет он в свое призрение бродягу-слепоту. После сего больной должен идти на перекресток, сесть на дорогу и искать что-нибудь. Если его кто из проходящих будет спрашивать, то он должен сказать: «Что найду, то тебе отдам». Потом утирает рукою глаза и махает в проходящего. От исполнения этого обряда исчезает куриная слепота.

Мороз

В деревнях думают, что неурожаи льна, овса и конопли происходят от мороза. Мороз же олицетворяют следующим поверием: 

В русской народной символике принято за основание, что мороз происходит от выхождения злых духов. 

Зимою, когда установятся большие морозы, злым духам становится тесное житье. В это время они вылетают на белый свет, бегают по полям и дуют себе в кулак. От такой прогулки мороз сдавливает снегом жито, от пяток духов отдается треск и от подутия в кулак бывает или ветер с метелью, или иней садится на дерева. Для отвращения сего зла знахари выдумали проклятие на мороз, с совершением обряда. 

Под Велик день поселяне, наученные знахарями, приступают к заклятию мороза. Старик семейства берет ложку овсяного киселя, взлезает с ним на печь, просовывает голову в волоковое окно и там говорит:

Мороз, мороз! приходи кисель есть. Мороз, мороз! не бей наш овес. Лен да канапли в землю вколоти.

Окончив эти слова, он оборачивается в избу, и старшая из женщин в доме окачивает его водою, в то самое время, когда он слезает с печи. Старушки уверяют, что проклятие, высказанное стариком на лен и конопли, замирает на его устах от воды. Мороз же, удовольствованный киселем, не убивает ни льна, ни конопли, ни овса.

Неразменный рубль

Обманщики, живущие на счет ближнего, в деревнях понимаются с другой стороны. Народ думает, что они получают все с избытком, не трудясь, от нечистой силы, которая вручает им на траты неразменный рубль. Прельщаясь такою разгульною жизнью, простодушные прибегают к знахарям для приобретения рубля. Кажется, что и наши поселяне, в свою очередь, ищут философского камня. 

Искатель неразменного рубля идет на базар, не говоря ни с кем и не оглядываясь назад, и покупает там гусака, с первого запроса, без всякого торга. Принесши его домой, он так сдавливает ему шею, что гусак задыхается, кладет неочищенного в печь и жарит до полуночи. В 12 часов ночи вынимает из печи и идет с ним на развилину дорожную. Там он должен говорить: «Купите у меня гусака, дайте за него рубль серебряный». В это время нечистая сила является в виде покупателей, с предложением разной цены. Искатель должен быть тверд, а иначе его задавит нечистая сила. Когда же является покупатель за серебряный рубль, то он должен ему продавать. Получивший желаемый рубль должен идти прямо домой, не оглядываясь, и ни с кем не говорить. В это время нечистая сила, желая возвратить рубль, кричит за ним вслед: «Ты обманул нас! твой гусак мертвый! Зачем же оторвал ему голову, уверяя, что он живой?» Искатель не должен слушать таких рассказов; он обязан скорее бежать от нечистой силы. Если он обернется или будет говорить с нею, то рубль исчезнет из его рук, а он сам очутится в болоте по горло. Когда же возвратится целым в дом, тогда этот рубль будет его продовольствовать всю жизнь. 

Знахари советуют таким обладателям никогда не брать сдачи при покупке вещей: а иначе рубль погибнет. Когда они покупают, то будто нечистая сила взлезает в купца и дает сдачи, хотя бы не следовало ничего. Только этот рубль никогда не заживается долго: рано или поздно нечистая сила обольстит обладателя, и тогда вместо рубля открывается черепок глиняный. В другой же раз неразменный рубль не дается в руки. 

Здесь знахари совершают явный обман над поселянами. Часто этот неразменный рубль уводит со двора лошадь или корову к дворам обманщиков: знахари без этого подарка не открывают способа приобретения.

Кость невидимка  

Кость-невидимка соделывает своего хозяина всюду невидимым, хотя бы за ним смотрели во сто глаз. Кому не нравится быть невидимым? Чего бы ревнивый муж в городе пожалел для отыскания такой кости? Чего бы не дал влюбленный и охотник до всяких свиданий с любезным предметом за кость-невидимку? Это или что-нибудь другое заставило наших поселян отыскивать невидимку. Без чудес и здесь не обошлось! знахари составили обряды, наговоры, видения. 

Кость-невидимка, по рассказу знахарей, заключается в черной кошке. Искатели сего тайного открытия крадут кошек в соседних деревнях и избирают из них такую, в которой бы не было ни одного белого волоска: вся шерсть должна быть черная. В этом поселяне наши очень затрудняются. Другому во всю жизнь не придется отыскать одношерстной кошки, а если и придется, то знахарь уже найдет худые приметы. В таком случае он берет к себе кошку, обещает выщипать белую шерсть и держать до тех пор, пока вырастет новая. Само собою разумеется, что это все делается из подарков, что та же кошка возвращается обратно, и что хоть сто раз вари — в кошке не отыщется кости-невидимки. Искатель всегда остается виноватым, а знахарь правым. Кошка, признанная знахарем за одношерстную, варится в чугунном котле, по полуночам, до тех пор, пока истают все кости, кроме одной. Оставшаяся кость есть невидимка. 

Но как варение продолжается многие ночи, то искатели теряют терпение, а особливо если знахарь вздумает представить из себя нечистую силу. Между тем есть и такие, которые с большим терпением просиживают ночей по двадцати, но кости-невидимки не остается. В таком случае остается виновным искатель: он или бранил в это время нечистую силу, или опоздал прийти одною минутою, или не досидел сколько-нибудь, или вздремнул, или вспомнил о семье своей, или не так прочитал наговоры, или вздумал утаить что-нибудь от знахаря, или, торгуясь с знахарем, пожалел барана, овцу, гуся. За все это нечистая сила крадет у искателя, как недостойного, кость-невидимку. В другой раз невозможно выварить из одношерстной кошки такой кости. Кому на роду написано достать, тот и с первого разу достанет; а кому нет, тот хоть сто кошек вывари, все не будет ничего, говорят знахари. 

Искатели всегда остаются в разорении от кости-невидимки и с надеждою, укрепляемою знахарем, приступают к другим исканиям. С этою уверенностью они проводят целую жизнь, оставляя все прежние хозяйственные занятия.

 Свадебная поруха

Нигде торжество знахарей так не прославляется, как в сельских свадьбах. Благополучная семейная жизнь, вечные раздоры, болезни первых годов, домашние беды — все зависит от знахарей. 

Поселянин, затевая свадьбу, особливо зажиточный, идет к знахарю с большими подарками, поклонами, с просьбами— защитить его молодых от свадебной порухи. Здесь-то знахарь высказывает все свое могущество; здесь-то робкий поселянин, устрашенный до последней возможности, делает несчетные посулы за спасение своего семейства. Знахарь в сельской свадьбе есть первый гость: его зовут на пирушку прежде всех; ему принадлежит первая чарка зеленого вина; ему пекут пирог: ему отсылают первые подарки; его все боятся; при нем все покойны. Удивительно ли, что после этого все свадебные проказы знахарей обольщают воображение поселян, когда ему присвоены такие преимущества в сельской жизни. 

Свадебная поруха состоит в соблюдении многих обрядов для будущего благополучия «князя и княгини». Так величают в деревне новобрачных. Знахарь осматривает все углы, притолоки, пороги, читает наговоры, поит наговорною водою, дует на скатерти, вертит кругом стол, обметает потолок, оскабливает вереи, кладет ключ под порог, выгоняет черных собак со двора, осматривает метлы, сжигает голики, окуривает баню, пересчитывает плиты в печи, сбрызгивает кушанья, вяжет снопы спальные, ездит в лес за бунзою и вручает свату ветку девятизернового стручка. Эта ветка есть верх искусства. Если ее будут держать за пазухой попеременно то сват, то сваха, то все умыслы врагов обратятся ни во что. Если поедет поезд, забьют лошади от злобного наговора, то стоит только махнуть этою веткою, и все будет спокойно. 

Случись беда на пирушке, развяжись кушак у молодого, отвались что-нибудь от кики молодой, оторвись супонь у лошади, все исправит эта одна ветка. На третий день знахарь берет свата с собою в баню, и здесь происходит рассчет в посулах. Если получит все уговорное, тогда эту ветку сжигают. Этим оканчивается обряд свадебной порухи.

Выведывание жены  

Знахари присвоили себе право выведывать семейные тайны. К числу важных открытий принадлежит выведывание жены. Кажется, можно утвердительно сказать, что от этого происходит особенная приверженность сельских женщин к знахарям. Привожу здесь два способа выведывания, замечательные только по особенной хитрости знахаря. 

Старухи-свекрови всегда бывают нерасположены к невесткам, а особливо, если находятся в семье старые, незамужние девицы. Внушая всегда сыновьям о строгом содержании жен, они прибегают за откровенными советами к знахарям: попытать жену в верности. Для этого употребляют траву канупер, имеющую свойство усыплять женщин под вечер, по сказанию знахарей. Свекровь тотчас открывает какой-нибудь недуг в своей невестке. Не послушаться свекрови, отвергать присутствие недуга, есть смертельная обида в сельской жизни. Вечером варят канупер, недужную кладут на печь. Свекровь с зажженною лучиною пробует свою невестку по пятке: спит ли она? Муж обязан молчать. Если спит, то свекровь начинает шептать на ухо, выспрашивая на разные способы былое и небылое. Муж таких расспросов не обязан слушать. После этого идут ночью к знахарю, и свекровь, во услышание мужа, рассказывает, что отвечала ей сонная жена. Знахарь, задобренный наперед от свекрови, рассказывает по воде приметы обольстителя. С этого времени начинается семейная разладица. 

В старину русские бояре содержали обширную дворню, среди которой всегда затевались раздоры, занимавшие собою большую часть жизни дворовых людей. Частые отлучки мужей, по барскому приказу, наводили подозрения на жен. Таскаясь по дорогам, они выведывали от бывалых людей разные способы к открытию верности своих жен. Бывалые люди всегда советуют: мыться в бане, потом спотеть на полку, и после обтереть все тело полотенцем. Когда же приедет домой, то потное полотенце положить тайно от жены под подушку. Едва жена засыпает, уже муж слышит, как она, сонная, рассказывает про свою жизнь. Воображение, наперед настроенное, порождает такие подозрения, о которых женщина никогда и не воображает. Утром муж идет к знахарю для расспросов о приметах обольстителя. К счастию своему, догадливые жены наперед проведывают знахарей с поклонами и подарками. Знахарь решает по большинству подарков.

Разменный колпак

В деревнях есть тайное поверие, что злые духи научают людей чернокнижию. Эту страшную тайну поселяне узнают из вечерних рассказов знахарей, верят ей и передают потомству. В сельских рассказах всегда приводятся примеры, случившиеся с разными людьми при научении чернокнижию. Здесь приводим для любопытства один сельский рассказ, записанный слово в слово. 

«В нашей деревне жил один удалой малый. Собой не велик, а прыти в нем было возов на десять. Уж коли вздумает, бывало, потешиться, то вся деревня стоном стонет. Живал не трудясь, а хлебец белый едал; зато одежда на нем была больно не мудра. Он был всем с руки. Пропадет ли корова, лошадка, все идут к нему. Просватают ли кого, он первый гость. Загрустует ли кто, посылают к нему на утеху. Одна беда с ним была: попался в некрутчину. Да и тут откашлялся. Наш мир больно на него зубы грыз. Делать в огласку никто не посмел; оттого-то он и жил припеваючи. На святках он пропал без вести. Тут-то заговорили старики. Один из них знал, как он спознался с нечистою силою. Дело, вишь, как было. 

В деревне зимовали солдаты. Он был и им под руку. Солдаты, видишь, научили его, как спознаться с нечистою силою. Повели его на остров, а лесник шел за ними издали, невдомек им. Ходили, ходили по лесу и напали на козюльку. Долго шептали на ней, окаянные; потом сорвали ей голову. Лесник-то был не промах: залез на дуб, да и давай посматривать на них. Вот, как сорвали голову да набили в нее гороху, давай зарывать в землю, давай класть приметы. Лесник давай себе запримечать. Прошла зима. Вырос горох. Наш малый похаживает себе в лес да любуется себе горохом. А лесник все за ним примечает. Вот зацвел горох. Удалой наш пришел полюбоваться. Как заметил цвет, и ну кривляться кругом. Кривлялся, кривлялся, да и давай вырывать горох с корнем. Как выдернул, ну свивать кольцо из травы. Вот он, видишь, себе и пошел в стадо. Лесник выскочил из дупла, да и себе свил кольцо. Вот как удалой пришел в стадо, прищурил левый глаз, а правым ну смотреть в кольцо. Лесник себе то же делает. Вишь, как саранча подлетела к удалому нечистая сила. Все были в шапках, а один в красном колпаке. Все подобран молодец к молодцу. Лесник было и струсил, да спасибо у него в голове закачено было. Подбежал в красном колпаке и долго спорил с удалым. Чуть было дело не дошло до драки. В красном колпаке заплясал себе трепака. Удалой тут-то вскочил на цыпочки, подкрался, тяп да ляп, и сорвал красный колпак. Как взмолился он, как начал просить свой колпак. Удалой ни гугу. Стоит, да и только. Вот и давай твердить о посулах. Удалой запросил Черную книжку, что заперта на Сухаревой башне. Долго отнекивался он от мены; однако поскакал за лес. Удалой похаживает себе да любуется колпаком. Видно, жаль стало, а променять его больно нужно. Вот идет весь избитый. Видишь, нечистая-то сила долго не впускала его на башню, а он пробрался сквозь щелочку; хоть изодрал себе морду, да зато достал. Видно, без колпака тошное житье. Давай колпак, а тот давай себе требовать книжку. Маяли, маяли друг друга, да и разменялись. 

Нечистая сила скрылась с колпаком разменным; а наш удалой зажил с Черною книжкою. С тех-то пор он овладел нечистою силою, хитрил по-своему над православными, да и пропал без вести. Лесник-то было себе задумал, ан не тут-то было: ничего не выждал; только у него во дворе вся скотина перевелась».

Ведьмино селение

В деревнях верят какому-то особенному предчувствию, по которому поселяне будто бы узнают о пребывании среди их ведьмы. Люди, сведущие в приметах, люди, умеющие все растолковать, придумали признаки, указывающие прямо не на людей, а на землю. По этим признакам владетель земли или сам имеет сообщение с духами, или его жена есть ведьма. Такие признаки, по уверению знахарей, суть следующие: 

В летнее время поселяне, выходя на работу, часто замечают на лугах или зеленые, или желтые круги. Увидевши это, они прежде всего узнают: чье это поле? Много ли изломалось на нем кос? Потом распускают молву, что круги появились недавно, а прежде их не бывало; что сам хозяин, если он старик, поверстался в колдуны на этих кругах; что старшая женщина в семействе его покумилась с ведьмами; что ведьмы сбираются сюда каждую ночь плясать. Но как мужчины всегда скоро избавляются от нареканий, то вся вина падает на женщин. Следствием такого подозрения бывают вообще отчуждение, ненависть, мщение, худые толки, пересуды. Такая новость для знахарей есть золотой клад. Людей, прибегающих к ним за советами, они предостерегают от бед, их ожидающих, уверяя, что они сами видели, как их новая ведьма хочет известь всю деревню. Распуская такие слухи, знахари каждый вечер принимают посетителей с поклонами, с подарками и просьбою защитить их от ведьмы. Знахарь, собравши со всей деревни приносы, идет в поле, скапывает круги с землею, и тем дело оканчивается.

Сожалея об этом заблуждении поселян, мы смело их уверяем, что эти круги суть обыкновенные явления в природе и происходят по определенным физическим законам. Земля, на которой в летнее время появляются зеленые круги, имеет подземные источники. От отделения влажности земля всегда покрывается зеленою травою, совершенно отличною от близких мест. Утром, еще до восхода солнечного, пары, отделяясь от влажной земли, сгущаются, оставляют после себя на траве круги; но при восходе солнечном, когда лучи изрежают атмосферу, они исчезают. Это-то действие природы знахари выставляют за пляску ведьм. Желтые круги, также появляющиеся летом, в утреннее время, происходят от так называемой медяной росы. Эта роса, признаваемая за ядовитую, скопляется на древесных листьях в виде клейкой и смолистой материи и, по своей тяжести, стекая, образует около себя круг, сообразный высоте. Все поселяне знают, что в природе существует медяная роса, но никогда не обращают внимания, как она стекает с дерев на землю; иначе они, вероятно, не решились бы оскорблять своего ближнего.

 Собачья старость

Собачья старость будто нападает в деревнях на детей-одногодок, пред прорезыванием зубов, по большей части летом. Старушки лечейки, заметивши больное дитя, объявляют, что дитя, не доживя веку, умрет; что к нему прикачнулась злая болесть — собачья старость. Несчастные родители верят этому вздору и просят лечейку избавить от болести. 

К назначенному дню отыскивают маленькую собачку, однолетку, белошерстную; топят к ночи печь жарко-на-жарко и с пением первых петухов приступают к делу. Лечейка связывает собаке ноги и кладет в топленую печь, потом принимает из полы от матери больное дитя и кладет рядом с собакою. После этого начинает парить дитя и собаку. 

Родители уверены, что чем больше дитя кричит, тем скорее с него сходит болезнь. Парение кончилось. Дитя передается матери также на полу, полубольное, полуизмученное и нередко умирающее. Собаку всегда стараются в эту же ночь утопить.

Сказания о ворожбе

Гадание на картах

Ворожба на картах так усилилась в городской жизни, что сделалась особенною принадлежностью людей, посвятивших такому занятию всю свою жизнь. В селах ворожба сего рода известна более в разговорах, нежели на самом деле. Там занимаются ею более дворовые люди, заезжие из городов, по привычке; но поселяне не верят этой ворожбе. Здесь нет чудесного, увлекательного для их воображения; здесь нет олицетворения, могущего потрясти их дух; здесь рассказы не проникают их грубую жизнь такими утонченными страстями, как это бывает в городской жизни. Следовательно, ворожба на картах родилась в городах. 

Приступая к открытию гадания на картах, мы не намерены входить в объяснение разных способов, употребляемых гадателями. Это суть предметы условные, всегда .изменяемые по воле людей и разнообразные до бесконечности. Мы только скажем здесь о главном характере гадания на картах. 

Гадание на картах присвоили себе женщины, записные гадальщицы, люди, имеющие связь со всеми дворовыми людьми, с торгоЕками, посещающими многие дома, с разносчиками, обхаживающими ежедневно большую часть города. Сосредоточиваясь всегда в этой сфере, они ежедневно сбирают от них сведения о домашней жизни городских людей. Толпа людей, посещающих дома гадальщиц, всегда бывает известна ворожеям. Соображаясь с получаемыми сведениями, они наперед знают: кто и зачем пришел? что должно сказать каждому? Все посетители верят им на слово, не требуя никаких доказательств. Зато все ответы ворожеек бывают двусмысленны. Главные основания гадания на картах сосредоточиваются на следующих наблюдениях:

1. Люди, посещающие ворожеек, по большей части, бывают влюбленные, люди, имеющие в виду надежду и отчаяние. Таким людям ворожейки, смотря по щедрости, всегда предсказывают отгад благоприятный. Люди, отчаянные в своей любви, разгоряченные, несвязные в разговорах, сами говорят о себе ворожейкам в худую сторону.

2. Второй разряд людей, посещающих ворожеек, состоит из мужчин и женщин, лишенных собственности разным образом. Как не узнать этих людей! Томность, горесть, отчаяние, минутная надежда, выражаемая улыбкою при добром для них рассказе, нетерпеливость, беспрерывные разговоры об одних себе, удаление от людей веселых, отчуждение от любопытных предметов всегда указывают ворожейкам: зачем явились к ним люди, носящие на себе отпечаток своих несчастий!

3. Третий разряд людей состоит из особ, желающих знать: каким образом улучшить свои домашние обстоятельства? Одежда, не предвещающая большого достатка; разговоры о трудностях домашней жизни; расспросы о должностях легких, покойных, выгодных; разные предприятия, невольно высказываемые; радость и отчаяние, беспрерывно сменяемые при раскидывании карт,— вот верные указатели для ворожеек.

На этих-то признаках и на собираемых сведениях совершается гадание на картах. Удачное открытие ворожейки всюду разносится и притом всегда в увеличенном виде; неудача же скрывается от стыда и слабости. Страсти везде берут перевес; но в картах еще более видно их владычество. Люди, обманутые ворожейками несколько раз, не картам приписывают свои неудачи, но всегда посторонним обстоятельствам, и при первом слухе о новой, чудесной ворожейке толпами бегут в покои обманщицы и верят в карты. 

Доверие к картам, проистекая от страстей и худого направления духа, может быть только истреблено одним истинным, верным образованием ума и удалением страстей. Все предприятия для этого будут тщетны, если люди будут чуждаться умственного образования.

Гадание на кофе  

Гадание на кофе образовалось в городах и из них еще не перешло в селения. Доверие к такому роду ворожбы гораздо сильнее, нежели к картам; оттого-то люди как-то неохотно приступают к гаданию на кофе; одно отчаяние, редко крайность отваживают на это. Поверие, что гадание на кофе всегда сбывается, отклоняет многих от такой ворожбы. 

Главные основания ворожбы на кофе также основаны на знании семейных дел и страстей. Кофейницы, как записные ворожейки, должны быть женщины пожилых лет, говорливые, расторопные и часто пьяные, по русскому народному поверию, пьющие от ума. 

Кофейницы свою ворожбу производят открыто, одною густотою вареного кофе. Принимая к себе посетителей, они эту густоту кладут в чайную чашку, накрывают чайным блюдечком; потом опрокидывают чашку вверх для того, чтобы кофейная густота пристала к стенкам чашки. Засим снимают блюдечко, чашку ставят поодаль на столе, на блюдечко наливают воды; взявши чашку за дно, опускают на блюдечко, погружая троекратно, при произношении слов: верность, дружба и согласие.

После этого поднимают чашечку, и начинается гадание, сообразно теням и знакам, отражающимся на кофейной густоте. Тени и знаки, как приметы условные, изъясняются следующим образом:

Тень человека имеет два значения: влюбленным предсказывает свидание, лишенным имущества — вечную пропажу. 

Тени зданий всегда предсказывают: богатым счастливые предвещания, бедным худые ожидания, щедрым нечаянное обогащение. 

Тени земель и растений предсказывают: вечные раздоры, худые замыслы, разрыв любовных связей, неудачи в делах, худые обороты, тоску, грусть. 

Тени животных предсказывают опасность от злых людей, неблагоприятную дорогу, огорчительные письма, известия о расстройстве имений, опасность за друзей и влюбленных.

Гадание на Псалтыре

Гадание на псалтыре принадлежит вместе и сельской, и городской жизни. Люди боятся гаданий этого рода, страшась их сбывчивости; но при всем том ворожба эта производится явно, с совершением каких-то молитв. 

Записных гадателей на псалтыре редко встречаем. Этим занимаются по большей части домашние люди, своего рода, старушки, знающие всю подноготную. Приступая к ворожбе, они берут ключ, пишут записочки, требуют псалтырь. Записочки вкладывают в псалтырь, ключ винтовым концом вкладывают также в псалтырь, а круговой конец связывают веревочкою с псалтырем. Потом заставляют постороннего человека держать на указательном пальце ключ с псалтырем. После этого ворожея читает тайно какой-то псалом. Если в это время завертится псалтырь на пальце, то означает хороший признак—и гадание бывает удовлетворительное. Если псалтырь не вертится, то это худой признак—гадание, не обещающее хорошего. 

Основание этой ворожбы заключается в соблюдении равновесия. Малейшая неосторожность служит в пользу обманщиков. Такой род гадания производится еще другим образом: открывают по произволу псалтырь и заставляют приходящих читать. После каждого чтения начинается толкование. Всякий благоразумный человек может наперед представить, какое бывает толкование. Обманщики, соображаясь с обстоятельствами, приискивают такие псалмы, какие ближе к обстоятельствам жизни приходящего человека. 

Сей способ гадания перешел к нам с Запада. Шмидт, в своей истории о германцах, упоминая о соборе епископа Бургарда, приводит вопросные пункты о гадании на псалтыре. Следовательно, это гадание не принадлежит собственно русской жизни, но оно переделано на свой лад, по подобию других гаданий.

Гадание на решете

Гадание на решете существует более в деревнях, нежели в городах. Доступное всем возрастам и состояниям, оно принимается с большою доверенностью при пропаже домашних вещей и животных. Дворовые люди в селениях почитаются самыми искусными в гадании на решете. Замечательно здесь особенное исключение: сельских девушек отлучают от решета; его непременно должна совершать замужняя женщина. 

Основное положение гадания на решете состоит в соблюдении равновесия. Чем более попыток делается, тем решето скорее теряет равновесие. Ворожейки, для увеличения обмана, прежде сеют этим решетом снег, потом вытрясают его при лунном свете. Такое решето, по рассказам поселян, имеет более действия. 

Способ гадания на решете совершается двояким образом. Берут решето, утверждают его на указательном пальце, вытягивают руку в сторону и потом начинают причитывать имена тех людей, на кого падает подозрение. Если при чьем имени посетитель и ворожея заметят, что решето повернулось, тот почитается вором. 

Второй способ гадания совершается несколько иначе. На верху решета привязывают ножницы. Приглашают в свидетели двух посторонних человек. Эти свидетели ставят концы ножниц на своих средних пальцах. В это время ворожейка начинает причитывать: «Белый украл? Черный украл? Рыжий украл? Седой украл? Светло-русый украл?. Темно-русый украл?» При каждом вопросе замечают: не завертелось ли решето? Если решето завертелось при вопросе: белый украл? — то похититель есть белый человек. После чего начинается толкование, что этот белый имеет такие-то приметы. Само собою разумеется, что описание примет делается со слов приходящих или производится сообразно обстоятельствам и времени.

Гадание на яйцах  

Гадание на яйцах принадлежит в сельской жизни одним девицам; но в городах оно имеет разные приноровления. Таким производством почти всегда занимаются бродящие старухи, а из домашних няньки. Толкования старух и нянек принимаются за сущую правду. 

Приступая к гаданию, старухи берут теплую воду в стакан и распускают в нем яичный белок. При выпускании белка отражаются различные фигуры. По этим-то фигурам начинается гадание. 

Фигура, отражающая церковь, предвещает: девушке скорую свадьбу, пожилой — смерть. 

Фигура, отражающая корабль с парусами, предвещает: замужней женщине скорое прибытие мужа, девушке — отдачу замуж на чужую сторону, молодому мужчине — отдаленное путешествие. 

Если белок вдруг опустится на дно стакана, то это угрожает опасным бедствием, смертью, пожаром, вечною незамужнею жизнью. 

Объяснение сего гадания основывается на простом химическом законе, на соединении двух разнородных веществ. Люди, не слыхавшие об этом законе, верят безусловно в толкование ворожеек.

Гадание на иглах

Гадание на иглах так обыкновенно в кругу девичьей жизни, что если какая девушка не попросит об этом ворожейку, то всегда поносится от своих подруг. Кто знаком с сельским воспитанием, кто знает, с какими предрассудками воспитываются эти девицы, тот легко поймет происхождение гадания на иглах. 

Сельские девушки, решаясь гадать на иглах, просят или ворожеек, или нянек; сами же гадать не должны: правда не сбывается. Ворожейки берут две иглы, натирают салом, опускают их в стакан с водою. 

Если иглы потонут, то это худой признак; если они сошлись вместе, то это предвещает скорое вступление в замужество; если они разошлись одна против другой, то это означает, что есть препятствия к свадьбе со стороны недоброжелателей; если они разошлись в разные стороны, то это предсказывает вечную незамужнюю жизнь. 

Всякое явление сопровождается намеками на известных женихов, и при каждом разе выпытывают от девушек семейные тайны и передают их женихам.

Гадание на воске

Гадание на воске употребляется сельскими и городскими девушками во время святочных вечеров, по совету нянек и ворожеек. Желая узнать своего суженого в глаза, отчаянные девушки это гадание совершают в бане, в полуночные часы. Явление наяву суженого совершается по милости услужливых нянюшек. Расторопный суженый, подкупая няньку, с вечера переселяется в баню и дожидается прихода суженой. Когда же суженая хочет гадать, он предстает ей, вручает кольцо и скрывается. 

Девушка от испуга ахает, падает в обморок, а после подсылаются свахи, жених является на смотрины, и дело слаживается без дальних хлопот. 

Гадание на воске, производимое в присутствии многих в доме, совершается следующим образом: растапливают воск и вливают его в стакан с холодною водою. В это время опытные няньки начинают делать предсказания по отражающимся фигурам. Знакомым и тороватым девушкам предсказывают все хорошее, благоприятное; напротив того, бедным, незнатным, отгадывают все худое, оскорбительное. 

Часто между девушками заводятся интриги. Из ненависти к своей подруге подкупают ворожейку, которая высказывает нелепости разного рода. От этого иногда происходят вечные семейные раздоры.

Гадание на свинце

Гадание на свинце принадлежит к святочным тайнам, производится в городах и селах, под рукою нянек. В этом гадании участвуют только девицы, переиспытавшие все прочие роды гаданий. Общее народное замечание для этого гадания есть: скрытность от отца и матери, а с тем вместе и уединенность для занятия. 

Ворожеи-растапливают свинец, вливают его в холодную воду и делают свои наблюдательные замечания. На какую сторону будут отделяться пары, на той стороне быть девице замужем. Если свинец будет представлять церковь, то это означает скорую свадьбу; если будет показывать гроб, то это предвещает скорую смерть.

Гадание в зеркале

Самое действительное гадание в зеркале совершается на дворе при лунном сиянии, во время святочных вечеров. Впрочем, по необходимости, совершается и в доме, и притом во всякое время. Лучшим временем для этого гадания признается полночь, при тусклом комнатном свете, при всеобщем молчании. 

Гадание в зеркале не принадлежит к кругу изобретений русских ворожеек; оно перешло в наше отечество из других земель. Суеверные греки, получившие это завещание от древней восточной жизни, осуществляли его своими таинствами, приноравливали к разным обстоятельствам и потом, вместе с просвещением, передали его разным народам. Как чудесный вымысел, как обольстительное обаяние, оно пережило века, нравилось всем народам, изменялось по прихоти каждой ворожеи. Наконец довелось участвовать в нем и русской жизни. 

Наши ворожеи, сбираясь гадать в зеркале, избирают уединенную комнату, берут два зеркала, одно большое, другое поменьше. Ровно в 12 часов ночи начинается гадание. Большое зеркало ставят на столе, против него маленькое; гадающая садится пред зеркалом, обставленным свечами. Все окружающие наблюдают глубокое молчание, сидя в стороне; одна только гадающая смотрит в зеркало. В это время в большом зеркале начинают показываться одно за другим 12 зеркал. Как скоро будут наведены зеркала, то в последнем из них отражается загадываемый предмет. Но как явление не всегда показывается, то начинают другие наводить. 

Верный признак наведения есть тусклость зеркала, которое протирают полотенцем. Наши ворожеи думают, что суженый, вызванный поневоле этим гаданием, приходит в гадательную комнату и смотрит в зеркало через плечо своей суженой. Суженая, бодрая и смелая, всегда рассматривает все черты лица, платье и другие его приметы. Когда она кончит свой обзор, тогда кричит: «Чур сего места!» При этом чурании привидение вдруг исчезает. Старушки уверяют, что, если суженая не зачурает привидение, тогда оно садится за стол, вынимает из кармана что-нибудь, кладет на стол. 

Догадливые гадательницы в роковой миг начинают чурать; привидение исчезает, а оставленная на столе вещь остается в ее пользу. Последствия оправдывают ожидание ворожеек: оставленная вещь будто всегда похищается у жениха, в то самое время, когда его суженая наводит зеркала. Самое важное обстоятельство в этом гадании есть слова: «Суженой, ряженой! Покажись мне в зеркале», и мысль об нем до появления двенадцатого зеркала. 

Почти всеобщая уверенность в действительности сего гадания заслуживает сожаления о заблуждении людей, доступных этому верованию. Установка зеркал, отражающих мелькающие тени присутствующих людей при гадании, сообразно законам оптики; разгорячаемое воображение, устремляемое на известный предмет; вера в действительность сего гадания, подтверждаемая рассказами старух; воспитание, не очищенное от ^предрассудков,— служат основными началами этой ворожбы. Истинное образование ума, непреложная вера в бога, усилия людей благомыслящих, может быть, со временем, избавят наших соотечественников от явного заблуждения.

Гадание чёрной курицей

Гадание черною курицею принадлежит векам всеобщего европейского суеверия, когда слова людей виновных не имели верности в суде, когда пустые испытания винили правого, оправдывали виновного, когда дерзкий преступник, одаренный физическою силою, с мечом в руке защищал свою правоту. Когда это гадание зашло в русскую землю — доказать невозможно. Наши ворожеи употребляют его для открытия похитителей. 

В семействе, где случилось похищение, всегда подозревают многих, особенно в деревнях. Там правых и виноватых сбирают вечером в одну избу, тушат огонь и впускают курицу, осыпанную сажею. Курица, обходя правых, прикасается к ним; но, подходя к вору, будто кричит, бежит прочь и не подпускает его к себе. В этом случае все правые, по необходимости, окрашиваются сажею; один только похититель не удостоивается этой почести. Потом вносят огонь и смотрят: кто окрашен сажею и кто нет? Если есть человек, свободный от этого, то он признается виноватым. 

Этот способ, открывающий похитителя в деревнях, всем известен. Виновный, зная следствия, неужели не захочет оправдать себя? Он, способный на все роды хищения, неужели будет равнодушен к курице? неужели побоится ее прикосновения, особливо поселянин, грубый и бесстрашный? Мне известен случай, где производилось открытие похитителя таким гаданием. У одного крестьянина были сведены лошади. Подозрение пало на живущего работника. Прибегли к гаданию курицею. Все собранные были окрашены сажею; один только четырехлетний мальчик был пощажен курицею. 

Истинный похититель-работник был избавлен от подозрения, а мальчика вся деревня признавала виновным дотоле, пока открылось, через восемь месяцев, что работник был похитителем. Между тем явное открытие не могло облагоразумить поселян в ослеплении своего поступка. Так сильно действуют предрассудки над грубыми поселянами и так могут быть иногда вредны их поверия.

Гадание по воде - водогадание  

Водогадание в русской семейной жизни присвоили себе ворожейки, женщины, распоряжающиеся всеми домашними сплетнями. Суеверные люди, допускающие всевозможные вздоры, находят утешение в беседах с ворожейками, сами поддерживают их ремесло. Записные ворожейки, выдавая водогадание как действительное средство для отгадывания семейных тайн, всегда говорят, что они научены этому от страшного колдуна и могут верно все отгадывать на воде, что бы им ни предлагали. 

В звание водогадательниц всегда вступают женщины, ни к чему не способные, по большей части вольноотпущенные, солдатки и особенный класс «кумушек», известных на Руси своею расторопностью в свадебных и похоронных делах. В деревнях говорят, что это ремесло на роду не приходит, а только передается. За передачею женщины прибегают к знахарю или старой колдунье. Знахарь требует посулов: штоф вина, скатерть, две рубашки, кушак и полотенце. 

Это все заранее приносится, потому что требование знахаря известно всему селению. Знахарь становит будущую водогадательницу к загнетке, накрывает лицо полотенцем, ставит на стол мису с водою, садится на лавке и дует на воду; потом снимает полотенце с водогадательницы. Наговоренная вода выливается под верею, а в мису вливается вино. Знахарь, накрывший мису скатертью, приказывает, чтобы она явилась «во саму утренню зорю». Водогадательница является не с пустыми руками, а с двумя штофами вина. Здесь уже знахарь научает водогадательницу всем премудростям. 

Русские водогадательницы всегда избирают один день в неделе: четверг, а другие предпочитают понедельник. Вероятно, что это предпочтение ведется по преданию, без всякого отчета. Русские люди водогадание распространяют на многие виды; но его, по большей части, употребляют для открытия похитителей в наших степных селениях. 

Там, где случилось похищение, собирают подозрительных людей, призывают грамотного, пишут имя каждого на особенных лоскутках, ставят на стол огромную чашку с водою. Ворожея берет записки и бросает по одной в воду. Чья именная бумажка выпрыгнет из воды, тот признается виноватым. 

Большая часть поселян не доверяет вполне этому гаданию; другие считают его тогда только действительным, когда производят на студенце, ознаменованном каким-нибудь важным событием.

Неосновательность такого гадания представляется так очевидною, что самое поверхностное знание физических законов объясняет его. Если бумажка будет брошена углом в воду, то удобно может скользить по поверхности, точно так же, как скользит камень, брошенный в реку углом.

Гадание на бобах

Гадание на бобах принадлежит записным городским гадательницам. В селах занимаются этим более дворовые люди, а особливо клюшницы, няньки и экономки, по воле или неволе барской. 

Олицетворяя бобы частями человеческого тела, они разрешают вопросы, предлагаемые боярами, боярынями и боярчатами, всегда в благую пользу. Городские же гадательщицы соображаются в этом случае с собранными сведениями и лицами, к ним приходящими. Замечательно, что в гадании на бобах ворожеи всегда отвечают одними мнениями. 

Постоянство гадания заставляет думать, что все ответы, излагаемые ими, изучаются по преданию. 

Ворожейки для этого гадания берут сорок один боб и разделяют их, без счету, на три части. Берут первую часть в одну руку, а другою начинают отсчитывать по четыре бобинки, откладывая их в сторону, до тех пор, пока в руке будет оставаться три, два или один боб. Этот остаток кладут в первую линию, подле первой части. Потом берут третью часть, отсчитывают также, остаток кладут в первую линию, подле третьей части. После того составляют вторую линию из бобов, отлагаемых в сторону, также в три порядка. Третья линия составляется без счету в три порядка, из бобов, оставшихся от первой и второй линии. Таким образом, устроивши три линии, в каждой по три порядка, приступают к отгаду на бобах. 

Второй порядок в первой линии ворожеи называют головою, третий в этой же линии рукою, второй порядок во второй линии сердцем, третий порядок в третьей линии ногою на походе. 

Голова предвещает: мысли, веселости, быстроту, состояние ученое; рука предзнаменует: богатство, бедность; сердце говорит: печаль или радость; ноги на походе означают: приезд и отправку в путешествие, получение, посылку, исполнение желания. 

Равное число бобов в порядках означает препятствие к исполнению всех желаний. Ворожеи в этом случае говорят: «Голова печальна, сердце грустно, рука пуста, ноги в остановке». Неровное число бобов— нечет в порядке предвещает все доброе, хорошее, благоприятное. Ворожеи тогда говорят: «Голова весела, сердце радостно, рука полна, ноги на походе». 

В этом заключается все таинство гадания на бобах; ворожеи так разнообразят его, что посетители всегда изменяют свои намерения. То говорят, что ваши желания в этот день не могут быть разгаданы от возмущения духа, то желания высказываются не от всего сердца, то они не по мысли. Все это они разгадыванием подтверждают, и оканчивается тем, что только могут сказать ворожеи.

Святочные гадания

Никогда русская семейная жизнь не живет в таком раздолье, как на святках. Здесь все возрасты принимают участие в веселости, особенно женский пол. Молодые люди среди игр и веселий выбирают для себя суженых; старики рассказывают про старину; старушки подтверждают разными опытами достоверность гаданий. И все это совершается вечерами, в полном собрании многих семейств. Женщины позыватки обходят дома с приглашением, где есть девушки, в семейство зажиточное, где лелеется ненаглядное дитятко, краса девичья, зазноба молодеческая. 

Вся важность святочных вечеров заключается в гаданиях, передаваемых из рода в род. Отыскивать первоначальное появление этих гаданий нет никакой возможности. Предания наших предков, письменные и словесные, ничего не говорят об этом. Было бы очень несправедливо, если бы мы приписали их существование временам нехристианским русского народа, как доселе делают с предметами, не вполне объяснимыми. Мы останемся при одном мнении, что святочные гадания усвоивались русской жизни в продолжение многих веков, при постоянном или временном сношении наших предков с соседними народами. Если бы была возможность тщательно проследовать отдельные поверия по пограничным местам в разных веках, потом следить их распространение по внутренним городам, тогда бы мы могли с точностью означить: из какой страны, из какого города, от какого народа перешли к нам суеверные поверия, где они были приняты, где нет, где исчезли, где и доселе существуют. Мысль едва исполнимая, едва возможная в своем осуществлении; но, как вероятная, она проистекает из действительного бытия мифов древней восточной жизни, столь редко переживавших свои периоды, столь явно переходивших от одного народа к другому. Мы знаем быт великорус-сов, мы постигаем быт малоруссов, мы верим в отдельное существование быта белоруссов; но можем ли мы смело сказать, что они отделены один от другого? Их разнообразные проявления заставляют думать, будто они никогда не сливались один с другим, будто никогда жизнь великорусская не селилась на полях малорусских, если бы история не указывала нам на постепенные возрасты того и другого, если бы не говорили нам дела, что каждый из них осуществлял свою данную мысль при содействии другого. Отчего мифы, поверья, семейные сказания Белоруссии отличаются от мифов, поверьев, семейных сказаний Великорусски? Отчего малорусе верит в поверие, едва известное великоруссу и о котором совершенно не знает белорусе? В чем заключается основная причина переселения мифов от одного народа к другому? Отчего происходит их усвоение той или другой общественной жизни? Подробное обозрение общественной и семейной жизни решительно оправдывает предположение о переходе поверий в русскую жизнь в продолжение многих неков и от многих народов. 

Святочные гадания, совершаемые доселе в русской семейной жизни, производятся вечерами, с 25 декабря по 5 января, и притом в разное время. Так одни совершаются вечером, другие в полночь, а третьи приготовляются ко сну.

Вечерние гадания обыкновенно начинаются с той минуты, как скоро освещают огнем комнаты. Исчисляем здесь некоторые из них. 

Собравшись все вместе, в один дом, девицы выходят на улицу: здесь каждая из них должна спрашивать об имени первого встретившегося ей человека. Они верят, что таким именем будет называться их суженый. Это самое окликание производится под Новый год; девушки тогда выходят на перекресток с пирогом. 

Ходят слушать под окна чужих домов и, внимая разговору веселому или скучному, предрекают себе такую же жизнь в замужестве. 

Ходят в темноте в дровяной сарай, берут полено из поленницы и потом в покоях смотрят: если оно гладкое, го муж будет хороший; а если кому попадется суковатое, особенно с трещинами, то он будет дурной и сердитый. 

Выводят из конюшни лошадей через оглоблю. Если которая зацепит оглоблю ногами, то муж будет сердитый; если же перескочит чрез нее, то муж будет тихий и смирный. 

Подходят к амбарам: если услышат пересыпку хлеба, то уверяют себя, что их замужняя жизнь будет достаточная. 

Слушают под церковным замком: если подслушают пение — «со святыми упокой», то это предвещает смерть; если услышат что-нибудь свадебное, то означает, что в том же году выйдут замуж. 

Снимают с насести кур и приносят в ту горницу, где транее приготовлено в трех местах: вода, хлеб, кольцы юлотые, серебряные, медные. Если чья курица будет нить воду, то муж будет пьяница; если будет есть хлеб, то муж будет бедняк; если возьмет кольцо золотое, то муж будет богач; если серебряное, то муж будет ни богат, ни беден; если же сдвинет с места медное, то будет нищий. 

Пересчитывают в лестницах балясы, говоря: «Вдо-иец, молодец», и, доходя до последней, смотрят: на каком слове остановились, такой будет и муж. 

Выходят к забору и говорят: «Залай, залай, собаченька, залай, серенький волчок». В которой стороне услышит девушка лай, в той стороне будет жить замужем. Если лай раздается близ дома, то это показывает, что отдадут замуж не в дальнюю сторону; если же лай будет тихий, едва слышный, то будет выдана замуж на чужую сторону. 

Бросают башмаки чрез ворота на улицу, потом выходят сами на улицу и смотрят: в которую сторону он обращен носком, там и быть замужем. Худой признак для девушки, когда ее башмак лежит обращенный к домашним воротам: в этот год не быть ей замужем. 

Ходят смотреть в окна соседей во время ужина. Если заметят сидящих за столом с головами, то предвещают себе, что будущие родные все будут живы; если же видят без голов, то думают, что они скоро все вымрут. 

После подблюдных песней выносят воду на двор, и каждая из девушек, отливая несколько этой воды под верею, берет в горсть снегу. Приходя в покой, смотрят: какого цвета снег, таков будет и суженый. 

Полуночные гадания всегда начинаются после ужина, с 12 часа ночи. В них участвуют взрослые девицы, в присутствии опытных старушек. Исчисляем эти гадания.

Гадающие девушки садятся у окон, выговаривая каждая: «Суженый, ряженый! поезжай мимо окна». Если которая услышит поезд с криком, с свистом, то предрекает себе жизнь веселую и хорошую; а когда поезд будет тихий, то предрекает себе замужнюю жизнь в бедности. 

Вывешивают за окно ключи, щетку. Кто из проходящих их пошевелит, спрашивают его: «Как звать?» Думают, что этим именем будет называться суженый. 

Берут скорлупы грецких орехов, режут восковые свечи на маленькие кусочки, вставляют в скорлупы, пускают плавать в чашку, наполненную водою. Потом каждая из девушек зажигает свечки своей скорлупы. Здесь замечают: которая потонет, та умрет незамужнею; у которой скорее сгорят свечки, та прежде всех выйдет замуж; а у которой будет гореть долее всех, той не бывать замужем. 

Отчаянная девушка накрывает в пустой комнате стол скатертью, кладет прибор, кроме ножа и вилки, и говорит: «Суженый, ряженый! приди ко мне поужинать». Все окружающие выходят в ближние покои, а она, оставшись одна, запирает двери, окна, садится за стол с ожиданием суженого. Признаки приближения суженого суть следующие: ветер жужжит под окнами, с свистом; удары в окна, в дверь; смрадный запах. Потом является суженый. Девушка должна сидеть на своем месте, молчать на все вопросы, замечать черты лица и платье. Суженый садится за стол, начинает говорить. Девушка вместо ответа спрашивает: «Как звать?» Суженый сказывает имя, вынимает что-нибудь из кармана. В этот миг девушка должна говорить: «Чур моего места! чур моей загадки!» Суженый исчезает, оставляя на столе вещь, им принесенную. Если она сробеет и не зачурает, то суженый производит разные проказы. 

Девушки выходят на двор, берут скатерть за края, старушка всыпает снег. Раскачивая скатерть, приговаривают: «Полю, полю бел снег среди поля. Залай, залай, собаченька; дознай, дознай, суженый!» В это время каждая девушка прислушивается, как лают собаки. Хриплый лай означает суженого старика, звонкий— молодого, толстый — вдовца. 

Делают с вечера из воску стадо лебедей по числу девиц. Лебедку окрашивают румянами, а лебедь остается белым. Гадальщицы выбирают для себя лебедя с лебедкою, опускают в чашку с водою и накрывают платком. Пред тем временем, как ложиться спать, смотрят, как плавает лебедь с лебедкою? Если плавает вместе, то замужняя жизнь будет согласная; если разошлись порознь, то будет вражда.

Самые отчаянные и пожилые девушки выходят в лунную ночь на реку послушать в прорубь. Нянюшки стелют воловью шкуру. Девушки садятся слушать и смотреть в воду. Которая выйдет в этот год замуж, та увидит своего суженого в воде, точно в таком наряде, в каком он придет на сговор; которой же сидеть в девках, та только услышит один стук из воды. 

Наливают с вечера в рюмку воды, опускают кольцо и выставляют на мороз. Перед сном нянюшки приносят рюмку и смотрят: сколько бугорков, столько родится сынков, а сколько ямок, столько дочек.

Нянюшки с вечера обсевают золой башмаки и прячут под кровати, будто скрытно от девушек, между тем как каждая наперед договаривается об этом. Девушки встают и смотрят: на чьих башмаках будет больше золы, тем предрекается большое богатство. 

Берут вечером, впотьмах, с кудели пряжу, начесывают на гребень и спускают за окно. Пред сном смотрят: какие волосы на гребне, такие будут и у суженого. 

Гадания на сон совершаются девушками по указанию старушек и, для большей действительности, людьми посторонними. 

Собирают из прутиков мостик, кладут под подушку. Девушка, ложась спать, говорит: «Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот переведет меня чрез мост». Суженый является во сне и переводит за руку чрез мост. 

Кладут под подушку гребенку, говоря: «Суженый, ряженый! причеши мне голову». Суженый является во сне и чешет голову. 

Берут наперсток соли, наперсток воды, смешивают и едят. Ложась спать, девушка говорит: «Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот пить мне подаст». Суженый является во сне и подает пить.

Кладут под подушку четырех королей и говорят: «Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот приснись мне во сне». Суженый снится во сне в виде какого-нибудь короля.

Толкования, значения снов

Нет женщины, нет девушки в наших городах и селениях, которая бы не верила снам. В старину, бывало, со всяким сном хаживали женщины к ворожейкам. И тогда русские сны можно было назвать по справедливости чудными снами. Все, что ни увидят во сне, все сбывалось наяву. И как таким снам не верить! Ныне уже совсем не то. Увидят ли что во сне, сейчас наводят справку с Московским оракулом, чудным оракулом. В нем объяснены все сновидения. Не оттого-то наши современные сны никогда не сбываются. 

Наши старушки различали сны по времени их появления. У них сны бывали: вечерние, полуночные, утренние. Вечерний сон не имел никакой важности; ему мало верили, об нем даже не ворожили. Сон полуночный почитался важным; об нем-то заботились более всего; он-то и привлекал женщин к ворожейкам. Сон утренний был особенною принадлежностью молодых, мужа с женою, на первом году их бракосочетания. Этим сном только забавлялись старики, когда молодая начнет, бывало, рассказывать своим родным. Сон девушки уважался только во время святочных ночей. 

Разгадыванием русских снов промышляли кумушки, старые няньки, соседки-старухи, живущие в одиночестве, и особенный класс людей—лечейки, женщины, бродящие с узелками трав по улицам в селах и городах, а по субботам исправляющие звание акушерок в банях. Сны разгадывались всегда по образу жизни людей и подаркам. Богатым всегда снились сны хорошие, а бедные — что ни увидят, все оканчивалось бедою. Мы приводим здесь городские сны, записанные слово в слове с объяснениями ворожеек. 

Сон молодой, богатой русской женщины. «Вот как теперь, вижу гору высокую. Гора та не то, что наши горы земляные; не то что мой Парамон Филимоныч делал для Миши прошлою зимою; гора была вся хрустальная; на горе стоял терем. Да какой же терем-то? Весь золотой, весь горит, как солнышко, весь полон людей. Вот и думаю: идти ли мне во терем? Пойду же, когда так придумалось. Иду по дорожке, а гора растет выше, терем выше того. Билась, билась, а все стою на одном месте. Придумала снова, как делу быть. Не пойду, когда так! Сказала—и сделала. Вдруг вижу — и что же? С горы идет мой Парамон Филимоныч. Я было его и не узнала. Да и как было узнать? Видишь, он был молодец молодцом; кафтан на нем золотой парчи, шапка черного бобра; кудри русые развевались по плечам ключевой волной. А идет-то он не по сырой земле, а по ковру узорчату. Как подошел ко мне, да и раскланялся, да и взял за руку. Я, де, тебя давно жду,— молвил он. Как пошли мы, гора стала опускаться, терем стал растворяться, весь народ поклоняться. Тут-то я проснулась». 

Разгадывание сна молодой, богатой женщине. «Ах ты, моя дорогая голубушка! Да какой же сон твой славный. Видно, кому счастье на роду написано, тому и на яву и во сне сладкое житье. Гора-то твоя хрустальная, то богачество твоего Парамона Филимоныча. Коли ты вздумаешь, взгадаешь сосчитать его, то вырастет выше нашей поповой горы. Что терем-то золотой, то торг Парамона Филимоныча. А что народ во тереме, то товар золотой во торгу Парамона Филимоныча. А что твой Парамон Филимоныч — молодец молодцом, во кафтане золотой парчи, то утеха твоя, то молодости твоей прикраса. Что золот терем растворяется, что народ поклоняется, то богачество расширяется, то дороги товары сбываются. А все-то сон твой, любовь да согласие с Парамоном Филимонычем». 

Сон старой, богатой женщины. «Живу будто я, как было прежде, с своим Агафоном Карпычем, на первом году, во любви, во согласии. Дом наш полным-полон; семья-то все красная и почетная. Гостей-то, гостей-то, что и боже упаси! В каких нарядах уж не было! Были молодые молодушки, были пожилые в мою пору, были и старые старушки. Ни одной-то не было красной девушки. Уж мой ли Агафон Карпыч не сидит, не ходит, а все гостей потчует; уж и я ли молода за столом не сижу, а все гостей потчую. Вдруг на дворе стемнуло, и во покоях тож. Не вижу гостей и своего Агафона Карпыча. Осталась одна-одинехочка. Тошным-тошно стало мне в одиночестве. Вдруг солнышко засветило на дворе. Гляжу—уж в зеленом саду, вокруг меня, калина с малиной да розовый куст. Тут я и проснулась. Ко добру ли, к радости мой сон, ума не приложу». 

Разгадывание сна старой богатой женщине. «К добру и к радости твой дорогой сон, золотая моя голубушка. А видела-то ты все старое житье, когда здравствовал твой Агафон Карпыч. Что семья-то красная, то твоя почетная родня. Что молодые молодушки, твои замужние дочки; что пожилые, в твою пору, то родимые сестрицы твои; что старые старушки, то твои сватьюшки; что не было ни одной красной девушки, то ты одна во дому. А что на дворе затемнелось и во покоях тож, то твое вдовство, золотая моя голубушка. Уж как солнышко взошло, то на радость тебе, во твоем одиночестве. А зелен твой сад, то красная семья, то радость твоя. Калина с малиной, то твой сын со невесткой, то утеха твоя. Уж как розовый куст, то все внучки твои, то прилука твоя. Хорош твой сон, и не всем на роду написано таково счастье. Много радостей было во твоей жизни, а еще больше будет их. Береги свой куст, покой калину с малиной. Счастье твое при тебе».

Сказания о русских народных играх

Голуби

Голуби, любимая игра детей, представляет собою пленительную картину семейной жизни русского народа. Голубь, голубка, дети их — вот существа, оживляющие эту игру. Наши предки в олицетворении этой группы изобразили семейство: красное — дочерьми, почетное— сыновьями. Нет сомнения, что глубокая предусмотрительность отца увлекла в старину детей с ранних лет к домашним занятиям, не имея в виду изменений своего быта. Чем же мы более можем заохотить детей к таким занятиям? Дети любят играть. Дайте им такие игры, в которых бы отражались: или их будущая жизнь или занятия, ожидающие их. Наши предки заботились о нравственном воспитании, и вот почему подарили детей такою прелестною игрою. 

В игре Голуби дети избирают: голубя, голубку, а все прочие остаются под именем детей их. Голубь с голубкою свивают гнездо, живут любовно, на потешение всем. Кругом их бродят дети. Голубь отлетает на промысел, а голубка остается с детьми. С добычею голубь прилетает в семейство и разделяет с ним пищу. Дети-голуби оперились, взросли, летают уже по белому свету. Люди добрые — по народному присловью — имеют врагов. То же самое создала фантазия и в этой игре. Здесь является врагом ястреб. Как он страшит голубиное семейство! Как он живо изображает собою нарушителя семейного благополучия, врага благоденствия добрых людей! Ястреб в этой игре бывает: вечный, несменяемый до конца игры, или с хвостиком, сменяемым при каждой добыче. Он должен: переловить всех детей-голубков, известь мать-голубку, разбить на лету отца-голубя. Как жалобно тоскует голубка о потере своих детей! Как уныло воркует голубь о расхищении своего семейства! Русское семейное горе выражается здесь в ярких красках. Игра кончается истреблением гнезда. Нередко случается, что отважный ястреб, залетевший в голубиное гнездо, делается добычею голубя. Как ужасно победитель-ястреб развевает голубиные перья—доказывают остатки изорванного платья и побои вечного ястреба.

Кума  

Кума — игра пожилых женщин и девиц—живо обрисовывает собою сельский обычай — кумиться. В русской жизни кумовство столь бывает почтительно, что без кума и кумы не существует семейного веселия. Для кума всегда есть брага, для кума есть мед сотовый, а для кумы водятся в куте пареные груши, для кумы есть квас сыченой, мак поджаренный и черные прянички. Настал прощеный день. Кум является к куме с мылом, а кума идет к нему с пряниками. Кум может целовать куму при всей деревне, и все это сочтется почтением, дружбою, приветом. Что знает кум, то знает кумова жена, то же самое знает и вся деревня. Без кумы не ладится свадьба, без кума не совершают похорон. Вот быт русского кумовства! Вероятно, игра Кума изобретена в честь этого важного обычая, которому никто и никогда не изменял в семейной жизни наших предков. 

Поселяне говорят, что городские кумы спесивы, а водить кумовство в городах стало не в обычай; но игра Кума тешит горожан не менее всякой. Старая Русь не умерла; ее быт во всех видоизменениях существует в современной нашей жизни. Летописцы записали жизнь политическую наших предков, а предания и обычаи сохранились в жизни семейной без записей, пережили века и существуют доселе. 

Напрасно говорят, что русская история многого лишилась: этой немецкой песне доселе еще многие верят. Мы не только не успели осмотреть свои материалы — письменные и словесные,— но не знаем еще всего, что и как писали чужеземцы об наших предках. Чужеземные описания требуют строгой поверки. Они, как люди мимоезжие, незнакомые с русским языком, не могли верно передать всего, виденного ими. За ними строго смотрели, держали взаперти, чуждались с ними слов и дел. Не мы, люди XIX века, виноваты в отчуждении от предков, родины и обычаев. Были задолго люди до нас, успевшие заглянуть в чужие земли; с ними пришли к нам чужие обычаи и мало-помалу вытеснили старую нашу семейную жизнь из городов в села. 

Игра Кума совершается двумя отдельными пированиями. Одно бывает в определенное время и с особенным торжеством, другое же может происходить во всякое время, и притом во многочисленности. 

Поселяне Тульской губернии, на третьей неделе по Пасхе, в день жен мироносиц, выходят в лес, как они говорят — кукушку кстить. Две подруги, обреченные в кумовство, нагибают молодые березки, связывают их ветвями, платками, полотенцами. Сделавши из ветвей венок, привязывают к нему два креста, сделанные из ветвей. В то самое время, как кумы ходят вокруг венка в разные стороны и целуются сквозь венок крестообразно, по три раза, прочие женщины поют:

Ты, кукушка, ряба, Ты кому же кума? Покумимся, кумушка, Покумимся, голубушка, Чтобы жить любовно, Жить, не браниться.

Окончивши песнь, кумы меняются крестами, величаются подругами, живут в мире и согласии. В этой игре не участвуют мужчины; одни только женщины присутствуют. Кумовство заключается завтраком и хороводными песнями. 

В селейиях Московской, Рязанской и частию Тульской губерний совершается игра Кума в семик. Там, в это время, поселяне собираются в рощи, нагибают молодые березы — плакучие,— свивают из них венки, обвешивая их разноцветными лоскутами и лентами. Потом подходят попарно, целуются сквозь венки, приговаривая:

Покумимся, кума, Покумимся. Нам с тобою не браниться, Вечно дружиться.

В это время дарят друг друга желтыми яйцами. В Костромской губернии, вместо этих слов, говорят: «Здравствуй, кумушка, березку завивши!» Замечательно, что здесь, в этой игре, участвуют и молодые люди, неженатые, вместе с девицами. Веселые песни и вечно одинакие пляски сопровождают и здесь игру Кума. После того собираются: развивать венки те, которые покумились семицкою березкою, и сходятся в лес раскумитъся. Тогда кумовья, развивая венки с поцелуями, поют:

Раскумимся, кума, Раскумимся. Не сварясь, Не бранясь, Ладно живучи, Припеваючи.

Кроме этого рода игры Кума, поселяне отправляют еще другой вид, совершенно непохожий на вышеписан-ный. Сбираясь играть, поселяне выбирают куму, садятся по два в ряд, кругами. Кума охаживает круг, выглядывая пригожих и миловидных. Едва она своим сердцем выведала Доброхотную, и уже заводит с нею речи:

Кума. Что это за дитя! В это время Доброхотная встает и, указывая на сидящую с ней особу, говорит: Доброхотная . Твое и мое. Кума . Кому его кстить? Доброхотная . Тебе и мне. Кума. Что ты мне за это дашь? Доброхотная. Шильце, мыльце. Белое белильце, Да зеркальце; Рубль да денежку, Да красную девушку.

С окончанием этих слов—Кума и Доброхотная разбегаются в противоположные стороны и, обежав три раза кругом сидящих, останавливаются. Та, которая успеет из них занять прежде место, остается в выигрыше — сидеть спокойно, а другая опять идет заводить речи. В этой игре кума должна быть сметлива: здесь есть обман. В то время, как кума с кумою кумятся, другие соседи успевают пересесть на порожнее место. Если одна из них, не заметившая соседнего обмана, сядет на чужое место, тогда со всех сторон начинается чуранье: «Чур с места! Чур с места!» От этого часто случается, что в большом кругу ходят по две и по четыре кумы.

Для кумы в селах поется особенная песня: Как кума-то к куме в решете приплыла, А я так ухом не веду, я так глазами не гляжу. Еще чем-то мне кумушку подчевати? Да как есть про куму воробей во саду, Воробей во саду, и тот без заду; Разложу я воробья на двенадцать блюд: Душку, головку в пирог загну, Я зашейную часть наперед пошлю, Самого воробья жарким наряжу. Еще кушай-ка, кума, не засаливай уса; Не верти, кума, в руках, не носи, кума, домой.

Горелки  

Резвое, милое создание — девушка в 16 лет — получила завидную долю в русской семейной жизни. Краса семьи, утеха отца и матери, девица красная жила на устах молодых и старых. Целый летний день сиденья в светелках, где только одна необозримая даль веселит ее сердце, прискучит всякому, прискучит даже самой старушке. Не за то ли самое наши старушки-бабушки предоставили своим детям самую резвую, милую игру — Горелки — порхать по лугу с подругами и молодцами? Любовь, столь бесщадно отгоняемая бабушками, вкралась здесь. Для ней не существует рокового: нет! Во всей Великоруссии отдают преимущество этой игре. Наши сородичи — от поселянина до боярина — равно забавляются Горелками. 

С тех пор, как чужеземщина заполонила наших детей, отбила у нас воспитание русское, родное, благочестивое, все наши народные игры опостылели людям, чуждающимся родного языка. В современной жизни мы часто слышим, как русские игры называют мужицкими, те самые игры, которые в старой жизни забавляли русских, наших предков, отцов и матерей. Во многом потомство будет обвинять наших сородичей. 

Напрасно мы будем воображать, что старая русская жизнь существовала без отрады: тогда увеселений еще было более, и притом увеселений общественных. Правда, тогда не было театров; но зато целая площадь, усеянная народом, была свободною для увеселений, для забав, для восторгов; зато целые дворы наполнялись веселыми игроками, которых радушно сзывал отец к своей семье, которых приветливо встречала мать, которых ласково принимали дети. На площадях веселились люди всех сословий; здесь были игры затейливые, обширные; на дворах забавлялись бояре, люди торговые, более всех девушки богатых отцов. Всем было весело, все жили раздольно по-русски. 

Горелки, называемые в других местах: Разлуками, Разгарами, отправляются летом. Играть в Горелки сбираются более вечернею порою, на широкий двор, или на луг, или на улицу перед домом. Люди молодые, более девицы и холостые мужчины, берут первенство в этой игре. Игроки обрекают одного из среди себя, по жребию, гореть — в должность тяжкую. Все прочие спариваются, т. е. становятся парами, одна за другою. Горельщик становится впереди пар, неподвижно, не обращаясь ни взад, ни вперед, ни набок. В это время игроки разбегаются в разные стороны. Горельщик преследует их. Если он успеет разлучить их, схватить оплошного, то его должность более не продолжается, или, за свою неудачу, он должен вновь гореть, хотя бы игра повторилась до 100 раз. «В игре не без обману»,— говорят старушки — и точно так! Сколько хитростей придумано для несчастного горелыцика: его можно обмануть каждую минуту. 

Сельская жизнь, соединяя в этой игре людей разного возраста, сблизила заветные тайны любви. Здесь люди молодые, слюбляясь, смело рассказывают все сердечные тайны, не смотря на то, что старики, со всех сторон, сторожат их забавы.

Мышка

Мышка составляет домашнюю вечернюю игру детей и взрослых, увеселение, повсюду употребляемое в Великоруссии. С давних времен, говорят старушки, установлен в этой игре нечет, по которому приходится насчитывать игроков — троих, пятерых. Если нечет состоит из троих игроков, то двое становятся по углам, представляя каждый из себя Мышку. Третий, признанный по жеребию — водырем, обязан ходить по углам и говорить: «Мышка, мышка! продай уголок». В воле всякой мышки находится, продавать ли свой угол, или удерживать за собою. Если водырь услышит: «Не продажен» — звук довольно для него тягостный, то он должен переходить к другому углу. Когда же здесь ответят на его вопрос: «Обернись задом»,— он тотчас обертывается к этим углам задом и, едва касаясь ногами пола, готов, при первом шорохе, лететь в чужой уголок. Мышка, решившаяся продать свой уголок, должна иметь проворство самое отважное, должна быть уверена в готовности своей соседки, также готовой перемениться с нею углами. Внимательный водырь всегда успевает захватить угол. Мышка, прогулявшая свое место, принимает на себя должность водыря, а с этим вместе начинается опять та же игра—Мышка.

Без соли соль  

Без соли соль есть любимая игра городских девушек, управляемых в своих забавах пожилыми нянюшками. Эта игра выказывает какую-то игривость предков, теперь нам непонятную.

Девушки, собравшиеся в досужий час порезвиться, мечут жеребьи: кому сидеть. Среди широкого двора или обширной поляны садятся две девушки, одна против другой, с протянутыми ногами. Все прочие столпляются на одну сторону. Старушка, распоряжа-ющая игрою, наблюдает, чтобы сидели девушки с руками, сложенными за спиною, и с зажмуренными глазами. Девушки, переходя одна за другою чрез ноги сидящих, приговаривают: «Без соли соль». Сделавши три перехода, останавливаются. В это время передняя девушка с быстротою молнии, перескакивает чрез ноги сидящих, а за нею и все другие. Часто случается, что сидящие ловят девушек на всем их лету. От этой проворности заводятся споры, споры кончаются ссорами, ссоры переходят в брань и слезы.

«Она поймала меня оттого,— говорит огорченная,—что смотрела глазами и прямо метила в меня». Добросовестная победительница всегда бывает уступчива; одни только вздорные спорят. Пойманная девушка садится на место победительницы — и игра начинается снова.

Жмурки

Жмурки, или Слепой козел, есть игра домашняя, игра девушек и молодых мужчин, в большие зимние вечера. Девушки, с завязанными глазами, как бы лишенные зрения, стараются более поддаваться в руки любезных молодых мужчин, а о мужчинах и говорить нечего. Влюбленные, под видом оплошности, только одни и играют во весь вечер эту игру, тогда как другие только посмеиваются их незнанию прятаться от поисков Козла. Нет сомнения, что эту игру изобрела любовь: ведь наши предки любили не хуже нас. 

Игроки Слепого козла, обреченного в это звание по жеребью, подводят, с завязанными глазами, к запертой двери, где он начинает стучать. Игроки спрашивают: «Кто здесь?» Его ответ: «Слепой козел». Тогда один из отважных игроков подходит к козлу и говорит:

Слепой козел! Не ходи к нам ногой. Поди в кут, Где холсты ткут, Там тебе холстик дадут.

Козел, недовольный сим ответом, начинает бить в дверь ногами. Игроки снова спрашивают: «Кто здесь?» Слышен ответ: «Афанас!» Тогда все игроки говорят:

Афанас! Не бей нас. Афанас! Ходи по нас!

С последним словом отважный игрок ударяет ладонью козла по спине и бежит прочь. Обиженный начинает искать виноватого по углам, по столам, стульям. Всякий, пойманный козлом, считается виноватым и за свою оплошность должен играть слепого козла.

Кулючки

Игра Кулючки также принадлежит к числу тех домашних увеселений, в коих любовь наших предков успела скрыть себя от укоризненных очей. Как игра домашняя, более зимняя, она всегда считается возможною; в ней участвуют и мужчины, и девицы, говорят тайно, что хотят, идут прятаться также вместе, и никто никого не думает подозревать. Все говорят одно: «Этого требует игра», и всякое сомнение уничтожается. 

Один из игроков садится в угол — кулюкать; другие закрывают ему лицо, глаза, всего самого — платками, разными платьями, а он скороговоркою причитывает:

Кулю, кулю — баба! Не выколи глаза, Сын под окошком, Свинья под лукошком. Пора, что ли?

В это время все другие игроки скрывают себя во всевозможные, незаметные места. Когда же услышат: «Пора, что ли?»— отвечают ему только: «Нет!» Снова начинается кулюкание, снова вопрос: «Пора, что ли?» — снова ответ: «Нет!» Это продолжается до трех раз, а иногда и более, пока все игроки успеют скрыться. Не получая ответа на свое: «Пора, что ли?», он отправляется в поиск. Первый, отысканный им, должен сменять его. Часто случается, что играющие, по ненависти к кулючке, заставляют его отыскивать всех до одного.

Сорока  

Сорока, как игра детская, увеселяет только детей и матерей и свято соблюдается в семейной жизни.

Няня берет руку дитяти, водит своим указательным пальцем по его ладони. Нетерпеливое дитя, приученное к этой игре, стоит в радостном томлении, а нежная мать говорит:

Сорока, сорока, Кашу варила, На порог поскакивала, Гостей посматривала: Не едут ли гости? Не везут ли гостинцы? Приехали гости, Привезли гостинцы.

После того действие игры переносится с ладони на пальцы. Указывая на каждый из них, мать говорит:

Этому кашки, Этому бражки, Этому пивца, Этому винца, А этому недостало. Поди, там есть колодец, Напейся водицы.

Потом, указывая на ладонь, говорит : Тут пень,

Показывая на место кисти : Тут колода,

Подвигаясь к локотному сгибу : Тут мох,

Приближаясь к подмышке : Тут болото,

Щекоча под мышкою: Тут студеная водица.

Смех дитяти, ласковые поцелуи нянюшки, нежность маменьки оканчивают игру.

Верёвочка

Веревочка, старинная свадебная игра, увеселяет на сговорах людей женатых и семейных, на посиделках и молодечнике девушек, одних, без мужчин. Но это бывало прежде; ныне забавляются веревочкою без разбора все свадебные сговорщики. 

Сваха вносит в горницу веревочку, концы которой сват или дружка завязывают одним узлом. Игроки хватаются за эту веревку обеими руками, составляя из себя круг около ее. В средину круга становится сват или сваха для зачину. Обходя кругом всех, сваха — кому говорит красное словцо, кому поет присказку или завидит сказку, стараясь высказать в ней характеры сговорщиков. Ее словам, хотя иногда довольно обидным, отвечают похвалою, улыбкою и добрым молодечеством. 

Круговой — так называют свата, стоящего в средине игроков — среди россказней, замечает: кто смотрит по сторонам, и, подкараулив, тотчас бьет его по руке. Оплошный становится в круг, при всеобщем смехе, и заводит свои россказни. Иногда, вместо побасенок, игроки поют свадебные песни. Игра оканчивается по желанию игроков.

Серый Волк

Серый Волк, игра олицетворенная, носит на себе отпечаток древности. Волк, выражая собою нарушителя увеселений, есть лицо семейное из старой русской жизни. Не выражалось ли этим олицетворением в семействе строгое взыскание старейшин? Время все скрыло. Пред нами осталось одно: игра Серый Волк. 

В игре Серый Волк участвуют только дети. Кто-нибудь из них, по жеребью, играет волка, а все прочие деток. Волк, поджав руками лицо, сидит сгорбившись на бугорке и молчит. Детки щиплют перед ним траву и, все вместе, скороговоркою причитывают:

Щипу, щипу по ягодку, По черную смородинку; Батюшке в ставчик, Матушке в рукавчик, Серому волку Травки на лопату. Дай бог умыться, Дай бог убраться, Дай бог бежать!

С последним словом детки встают, бросают в волка .паву и бегут. Волк, обиженный долею, бросается за детками. Детки разными увертками обманывают волка, а он своею хитростью ловит их. Пойманный играет серого волка.

Первенчики

Первенчики, игра девушек-невест, есть в полной мере игра от нечего делать. Встарь наши бабушки не любили гулять по проспектам и бульварам, которых тогда и не бывало, а сиживали с своими внучками в светелках и вышках. Когда в праздничные дни все покоилось, затворницам надобно было дать какое-нибудь занятие—и вот наши бабушки обучили своих внучек Первенчикам. Спасибо бабушкам и за это утешение. 

Четыре и более девушек садятся на полу, в кружок. Каждая из них кладет на колени к одной по два пальца. Тогда старшая начинает скороговоркою поговаривать:

Первенчики, Друженчики, Трынцы, Волынцы, Поповы Ладанцы, Цыкень, Выкень.

Произнося каждое из этих слов, она указывает на один из протянутых пальцев, и на который достается слово выкень, тот палец и выкидывается. Внимательные девушки успевают прятать свой палец прежде, нежели будет произнесено роковое: выкень. Отклоняя таким образом приговор, они мучат девушку над одною очередью часа по два и более. Знающие эту игру в одну очередь успевают отсчитывать все пальцы, и чей останется один палец, та должна и начинать игру. 

Старушки рассказывают, что в этой игре девушки часто засыпали вместе с своими бабушками. Верно им, бедным, было усладительно!

Камушки  

Камушки есть игра летняя, занимающая собою всегда девиц по полдням, редко вечерами. Вероятно, что и эта игра изобретена бабушками: она так скучна, что утомляет собою самую бодрую девицу. В Туле, на Оружейной стороне, целые семейства сидят по улицам кружками занимаясь усердно Камушками. Там, в Гончарской слободе, поставляется в достоинство играть удачно в эту игру, а знание ее ставилось наравне с женскими искусствами. Замечательно одно: в позор и в поношение ставили мужчине, когда он играл в Камушки. Укоризненные слова, произносимые девушками, выражают какую-то зависть. 

Сбираясь играть в Камушки, девушки приносят с собой по пяти глиняных камушков, гладких, округленных, расписанных разными красками. Эти камушки продаются в числе других товаров на городских ярмарках. Голышевые камушки считаются роскошью: их приносят в подарки богомолыцики из Киева и Ростова. Готовые играть по двое и более суток, девицы садятся у ворот кружками и причитывают: «Уговорец, родной брат всем делам». Чудесное дело: это род какой-то клятвы, свято хранимой девушками. Вот он:

Чур! Играть, Не воровать, Без вороху, Без промаху, Без щелку.

Камушки есть игра самая многосложная. Разделяясь на несколько приемов, она имеет особенные действия. Первый прием называют: пять просфоров, второй: четыре просфора, третий: три просфора, четвертый: два просфора, пятый: один просфор, и последний: отбиваться. 

Девушки, играющие в пять просфоров, берут в правую руку все пять камней, из коих один бросают вверх, а другие четыре кладут на землю, и в тот же миг ловят на лету брошенный вверх камень, потом опять бросают этот же камень, схватывают с земли прежние четыре и с ними подхватывают на лету брошенный вверх камень. Это действие девушки называют просфор. Добродушные греки—кто вас здесь не узнает! Вы, изгнанные из Царьграда, несли на запад Европы всю ученость эллинскую, избегая побоев мусульман, а к нам являлись с камушками, хотя наши деды выкупали ваши подарки дорогою ценою! Второе действие этого же приема называют: Тройки. Здесь один камушек бросают вверх, а другие раскидывают так, чтобы один ложился в сторону, а прочие три вместе. Игральщицы бросают вверх один камень, потом схватывают с земли один и ловят брошенный; далее снова бросают вверх, схватывают с земли три камня и ловят брошенный. Третье действие этого приема называют: Двойки. 

Здесь один камень бросается вверх, другие же раскидываются попарно и схватываются точно так же, как в первом действии. Четвертое действие называется: Одиночки. Здесь один камень бросается вверх, все прочие разбрасываются порознь и точно таким же образом схватываются, как в прежних действиях. 

Прием в четыре просфора отличается от первого тем, что в нем вместо того, чтобы бросать пять раз боевой камень вверх, бросают только четыре. Прочее все остается то же. 

Прием- в три просфора отличается от второго тем, что здесь боевой камень бросается вверх только три раза. Прочее все то же. 

Прием в два просфора состоит в двукратном бросании камня вверх. Все прочее сходно с другими приемами. 

Прием в один просфор заключается только в единовременном бросании камня вверх.

Отбиваться составляет особенный, окончательный прием игры. Здесь девушка, за один присест, должна бросить двадцать раз камень вверх и двадцать раз схватить его на лету, не считая уже просфоров. 

Если в игре этих приемов девушка сделает промах или неосторожно зацепит за другой камень, то лишается права играть далее. Соседка вместо ее начинает по новую свою игру. 

В игре счастливой, удачной, завистливые девушки стараются развлечь внимание своей подруги; они разными приговорами подкрикивают под руку. Игралыцица негодует, руки трясутся, камни падают. Проигрыш производит невыносимую досаду, ссоры, упреки. Ссоры всегда оканчиваются прекращением игры и становятся предметами раздора многих семейств. Для любопытных выписываем приговоры, приводящие игроков в неистовство, а семейства в многолетние раздоры:

Кума тарара, Не съезжай со двора, Съедешь, потужишь, Домой не приедешь. Гуси-лебеди летели, Чрез камушки глядели. Либо ворох, либо промах, Либо отщелк. Бара, барабашки, На сивой кудряшки, И туды и сюды, И взад и вперед, Идут, скачут, С печи не слезут. Стой! Стой! Стой! Не бывать, Не видать, Чужой доли не едать; Приходили, Прилетали, Камни растеряли. У! взяли, взяли. Ни туды, ни сюды; Вот ни так, Вот ни сяк, Ни направо, ни налево; Бух, бух, Камень вдруг! Полетели в кут: Э! что взяли? Э! что взяли?

Захарка  

Захарка — игра детская, веселит детей и из ума выживших старушек. Не имея ни одной самобытной идеи, она зато и не выражает ни одной любопытной черты из семейной жизни. Кажется, что она родилась в русских селениях, где зимними вечерами хижины поселян освещаются горящими лучинами. Может быть, предки имели свою цель, изобретая эту игру, теперь нам непонятную. Оттого мы в ней теперь видим какую-то безотчетливость, указывающую прямо на детские шалости и на неосторожную беззаботность дряхлеющих людей. 

Старушка в семействе, желая потешить детей, берет пук лучины, сажает их около огня и каждому дитяти дает по лучине. Дети зажигают концы лучинок, махают ими по воздуху, приговаривая за старушкою:

Гори, гори жарко! Приехал Захарка, Сам на тележке, Жена на кобылке, Детки на санках, В черных шапках.

Все эти слова повторяются до тех пор, пока сгорят лучины или пока крик детей, обожженных лучинами, произведет порядочную суматоху. В селениях бабушки для этого только и сбирают детей в зимние вечера в одну избу позабавиться Захаркою.

Дергачи

Дергачи есть игра зимняя, увеселяющая молодежь в скучные осенние вечера, в кругу всех возрастов. В этой игре есть много сходного с жмурками и много отличного. Посмеяться от безделья — любимая поговорка наших предков — кажется, изобрела эту игру. 

Собираясь играть в Дергачи, игроки садятся по местам около стен, а водырь, обреченный по жеребью, с завязанными глазами, ходит по комнате. От игроков требуется: не сходить с места. Нарушитель этого постановления занимает место водыря. Как скоро все уселись, а это дело очень трудное и, при множестве споров, едва выносимое для посторонних зрителей, начинается игра. В одной стороне игроки говорят: «Дерг! Дерг!», а в другой шевелят ногами по полу и, если можно, дергают водыря за полы платья. Он, ходя по комнате, должен отгадывать — кто говорит: «Дерг!», назвать по имени того, кто дернул за полы. Счастливое открытие избавляет его от долгих поисков. Тогда он передает игру дергальщику.

Жгуты

Какая-то непостижимая затейливость изобрела русскую игру Жгуты, игру битую, от которой часто игроки дня по три и по четыре лежат битыми и разбитыми на печах. Надобно иметь отчаянное терпение, чтобы выдержать эту игру. Пускай бы одни мужчины веселились, а то и женский пол садится за эту игру с восторгом. Русская жизнь есть еще загадка. В зимние долгие вечера, когда сбираются в деревнях на посиделки в одну избу, затевают в это время жгуты. Все садятся в кружок на полу. В средине лежит шапка, которую должно доставать игрокам с огорода. За спинами игроков ходит жгутовка с жгутом и караулит на дороге воров. Как добрый сторож, она весело кричит:

Кому раз, Кому два, Кому ничего.

Едва лишь кто протянет руку за шапкою, жгутовка того бьет жгутом по спине. Кто задремлет сидя, она кладет за его спиною жгут, а бодрый сосед учит его хорошими ударами бодрствовать. Когда пойдет кутерьма во время бросания жгута, жгутовка берет шапку и надевает на кого-нибудь. Кого окликнут в шапке, тот делается жгутовкою. Если же игроки похитят с огорода шапку, тогда каждый из них, смотря по сделанному условию, делает расправу с жгутовкою несколькими ударами.

Чижик

Чижик — игра детская, веселит детей удачно и печалит нечаянными побоями. Основная мысль этой игры проста — утешить; но она далеко не достигает своей цели. Вообще все детские игры сопряжены на Руси с опасностями, и кажется, что только одни колыбельные песни показывают превосходство семейных увеселений. 

Старший из детей очерчивает на полу мелком четвероугольник — клетку, в средину кладет камень, на который по отвесу полагается палочка — чижик длиною в одну четверть. Кто-нибудь из детей подходит с другою длинною палочкою к клетке, бьет по чижику, который от удара летит вверх. Тогда другие дети стараются бить чижика на лету, и тот остается в стороне, кто успеет загнать его в клетку. Игра продолжается дотоле, пока явится кто-нибудь из игроков с разбитым лицом и с криком начинает доискиваться виноватого. Но как побои скоро забываются детьми, то игра Чижик скоро возобновляется.

Ужище

Игра Ужище составляет самое веселое раздолье поселян и поселянок Костромской и Тульской губерний. Нигде нельзя видеть такой русской оборотливости, как в этой игре. Здесь желание выказать свое удальство подчиняет себе все движения, и скачки столь бывают удачны, что превосходят всякое вероятие. Глядя на игру Ужище, невольно скажешь, что русская неустрашимость свыкается со всем; ей все бывает свое, все близкое; она ко всему влечет русского мужика, готового спорить своим терпением со всею природою. 

Сбираясь играть Ужище, костромитяне берут веревку— ужище — и толпами отправляются на пустошь. Там двое держат веревку за концы и вертят ею вокруг по воздуху. В средине их становится третий и, не сходя с места, прыгает вверх тогда, когда другие из веревки делают круги. Это занятие издали показывает, что человек стоит как бы в круге. Чтобы сыграть Ужище, надобно иметь ловкость своего рода: уметь вовремя прыгнуть, уметь кстати согнуть голову, уметь приседать. 

Неопытные возвращаются с разбитою головою и расшибленными ногами. Более всего страдают костромские уши. 

В Тульской губернии эту же самую игру совершает один мальчик, без всякого вреда. Берет в руки коротенькую веревочку, голову сгибает к коленям, делает вверх прыжки и в то же самое время вертит веревку кругом себя. Издали эта игра представляет вид обращающегося колеса.

Коршун

Какой-то добрый гений внушил нашим предкам Коршуна, игру, любимую всеми сословиями. Может быть, олицетворение, переданное в этой игре, веселит русское сердце. Коршун — строгий, взыскательный семьянин, Наседка — сердолюбивая мать, скрывающая все недостатки своих детей, Цыплята — шаловливые, миловидные дети — вполне выражают старую русскую жизнь. Основная мысль этой игры есть самобытная: это собственность русской народности.

В хороший летний вечер, когда семейства столпляются у ворот, молодежь начинает игру Коршун. Без затей в русских играх ничего не бывает. Выбирают Коршуна с большими затеями и спорами — всякому хочется поважничать; менее всех кричат о выборе Наседки — это должность тягостная. Все прочие поневоле играют из себя Цыплят. Коршун сидит один-одинехонек, в отдаленном месте, в положении довольно любопытном. Он должен со злобою смотреть на наседку с детьми, скрежетать зубами, кусать себе пальцы и покрикивать, довольно неудачно, по-птичьи, как коршун. Матка подходит к Коршуну, за нею вытягивается длинный ряд детей. Картина русская, неподдельная! Это народ всех возрастов, это сцепление существ, забывших все земное, существ — игривых, добрых, людей семейных, русских. Коршун роет землю; наседка заводит с ним речи:

Н. Коршун, Коршун! Что ты делаешь? К. Что? Рою землю да ямку. Н. На что роешь ямку? К. Чтобы денежку найти. Н. На что тебе денежку? К. Иголку купить. Н. На что тебе иголку? К. Мешочек сшить. Н. На что тебе мешочек? К. Соли купить. Н. На что тебе соли купить? К. Щи посолить. Н. На что тебе щи солить? К. Одну половину съесть, а другою твоим детям глаза залить. Н. Фуу! Фуу! За что? Про что? К. Они мою городьбу разломали. Н. А как высока была твоя городьба? К. Вот смотри.

Коршун бросает вверх камень так высоко, сколько позволяют силы.

Н. Мою городьбу козел бородой достанет, да и той они не могут разломать. К. Они буяны. Я их истреблю. Н. Они мои. Не дам. Ши! Ши! Злой Коршун! Долой, злой Коршун! Ши! Ши! Ши!

Раздосадованный Коршун слетает с места и начинает ловить детей. Наседка защищает их, дети укрываются за матерью. Шум, крик, визг, беганье; все меры малосильной Наседки против похитителя остаются ничтожными. Коршун утаскивает детей в свое гнездо. Переловив детей, он с ними кидается на Наседку щипать —за ее строптивый нрав. Этим оканчивается игра.

Лапта  

Игра Лапта составляет особенное увеселение мужчин преимущественно летом. Женский пол здесь отчужден— всеобщий смех огласил бы девушку в глазах подруг, если бы разнеслись об этом вести в околодке. Игру Лапту мы должны отличать от всех других: это особенный род какой-то войны, где проворство, ловкость, быстрота почитаются отличными качествами игрока. Молва народная признает эту игру за старинную, давность которой незапамятна дедам и прадедам. Археография, при всех открытиях, ничего не говорит о письменах, сохранивших следы игр. Русская народность сосредоточивалась в жизни семейной и изменялась только тогда, когда изменялась самая жизнь. В ком течет русская кровь, в ком бьется русское сердце, тот с гордостью укажет чужеземцу на старую русскую жизнь, существующую в быту семейном. Конечно, многие семейства удалили от себя много русского, старого; но оно переселилось в селения и города, где еще современные обновления не касались семейной жизни, где изменения почитаются святотатством, где блюдут старину, как святыню. Вся лестная надежда чужеземцев разобрать исторически русскую народность доселе остается без исполнения. Это происходило единственно оттого, что думали отыскать народность в письменных памятниках. Простим чужеземцам их незнание нашей русской жизни. Мы знаем, что наши предки записывали только исторические события; все прочее хранилось в семейной жизни по обычаю и преданиям, из рода в род. Пока мы не изучим семейной жизни, мы не узнаем русской народности. 

Самое же изучение должно совершиться наиподробнейшим описанием обычаев и поверий. Без этого все будет ничтожно; без этого всегда истории русского народа будут без общественной русской жизни. 

Игра Лапта, кажется, получила свое название от деревянной маленькой лопаточки, употребляемой игроками, а лапта и мяч, как принадлежности игры, составляют главные орудия. Чтобы разыграть Лапту, игроки разделяются, под управлением маток, на две половины, из коих одна служит, а другая водит. 

Прежде всего выбирают маток, после всех возможных споров. Берут лапту, плюют на одну ее сторону, бросают вверх, говоря: «Сухого или мокрого тебе надобно?» Если лапта упадет на землю стороною сообразно требованию, тогда этого игрока величают маткою. Матки набирают свою половину. Игроки рассыпаются в стороны для сговаривания. Подходя попарно к маткам, они заставляют их выбирать из себя только по условным словам, не выражая именно, кому они принадлежат. Это делается для того, чтобы матка не могла подобрать свою половину из лучших игроков. Набравши половины, матки начинают метать жребий: кому служить? кому водить? где быть чертам для игры? 

Половина, обреченная жеребьем служить, рассыпается по разным местам: один становится у игральной черты — он должен подавать мяч; другой идет на сердовину — ловить мяч; третий становится по ловлям— бокам — также ловить мяч; четвертый караулит последнюю коновую черту. Первый, стоящий на игральной черте, бросает только мяч вверх игрокам; все прочие, поймавши мяч, должны бить игроков, бегущих к новой черте. 

Половина, обреченная по жеребью водить, становится в кружок на игральной черте. Один берет лапту и бьет ею на лету мяч. Пробивши, идет назад. На его место становится другой и то же делает. В то самое время, когда мяч от удара второго бойца летает по поляне, первый боец бежит к коновой черте, избегая всячески, чтобы ловильщики не поймали его ударом этого мяча. Если это случится, игра кончается. 

Каждая половина обязана в строгости исполнять свои условия. 

Половине служить вменяется: подавать мяч бойцу только до трех раз, если он не успевает его подбивать лаптою; стараться мяч ловить на лету: в этом заключается польза всей половины—передача служить. Если успевают поймать мяч на лету, то стараются схватить его как можно скорее и бить им бегущих игроков. 

Половине водить вменяется: бить по мячу лаптою несколько вкось и как можно сильнее: от этого зависит неудача ловилыциков. Бежать от черты до черты скорее; не поддаваться мячу; в неудачах обращаться назад, пока ловцы передадут подавальщику мяч. Если боец получит мячом удар на черте, то это считать не в почет; удар на дороге заставляет принимать передачу.

Пыж

Пыж — игра опасная, служит летним увеселением для мальчиков. Эта игра, отпечаток какого-то боя, вероятно, занесена к нам соседями. Не татары ли принесли этот гостинец нашим детям? 

Выходя на луг или пустошь, мальчики вооружаются палками, длиною в 12 вершков, довольно толстыми. Для кона очерчивается четвероугольное место, в средине которого становится Пыж, палочка отрубленная, в 3 вершка длиною. В этой игре участвуют игроки и вожатый. Выбор в вожатые производится по особенному жеребью: каждый игрок должен взять в правую руку свою палку, а в левую пыж; потом, бросив на палку пыж, начинает чаковатъ, и тот, кто сделает больше ударов палкою о пыж, остается игроком, а кто меньше всех, тот вожатым. 

Игроки становятся на одну сторону—на черту, условленную от кона. Вожатый отходит в сторону. Игрок бросает палку в пыж, а вожатый бежит за пыжом, чтобы не допустить игрока взять палку и скорее воротиться к кону. В этой игре соблюдаются свои условия: 

Игрок должен так сбивать пыж, чтобы он, не оставаясь в четвероугольнике, летел в сторону. Нарушитель сего условия делается вожатым. 

Сбивши пыж, игрок должен бежать за своею палкою, чтобы поднять ее и возвратиться к кону до прихода вожатого; если он не надеется сделать этого, то должен отбрасывать палку на дальнее расстояние и выжидать счастья. 

Вожатый не должен допускать к кону игрока с палкою; он должен скорее бросить на кон пыж.

Вожатый должен замечать: кто из игроков, после пробития, возвращается на черту от кона, не обмочивши палку в четвероугольник? 

Выжидающий счастья игрок не должен брать палку прежде пробития другого, а иначе он сделается вожатым. 

Если все игроки не успеют сбить с кона пыж, тогда вожатый берет его из четвероугольника, отмеряет шаги по условию и бросает его в палки. На чью палку упадет пыж, тот делается вожатым.

Если бы кто из игроков задумал спорить, то из него выжимают масло. Это делается так: один^ из игроков прижимает спорщика к себе, а другой к себе—палками. Спорщик сквозь слезы соглашается продолжать игру. 

Чаки, чаковочки, Маковы головочки. Малечина, Калечина. Сколько часов До вечера, до зимнего. Раз, два, три (и далее).

Свайка

Игра Свайка, кажется, одолжена своим бытием Тульской Оружейной Слободе, живущей отдельною сферою от всех других сословий, имеющей свой особенный выговор слов, свои привычки, незаметные в других местах, свои увеселительные занятия, недоступные другим людям. В редких местах других губерний можно слышать об этой игре. 

Игроки запасаются для этой игры: свайкою, орудием, сделанным из железа в виде острого гвоздя, с толстою головкою, весом от 1 до 20 фунтов, и кольцом железным. В Туле игроки сбираются у ворот и, избравши мягкое место, начинают игру. Вся игра заключается в условленных приемах: 

Бросать свайку так, чтобы она прямо упала в центр кольца или, воткнувшись в землю, оттолкнула бы его на дальнее расстояние. 

Свайка, воткнутая в землю с ударом о кольцо, считается за один раз, в самое кольцо — за два раза, а если она отбросит его далеко, тогда пространство от свайки до кольца измеряется пирогами — пяденью. 

Если свайка попадает в кольцо и с ним упадет, не воткнувшись в землю, тогда игрок лишается всех выигрышей. Эту неудачу игроки называют: захлебнулся, хомут на отца надел. 

Выигрыш считается до десяти и более раз, смотря по сделанному условию, и кто их более сделает— говорят: вышел. Но кто не сделает десятка, тогда как другие вышли, должен подавать свайку. 

Подавать свайку — значит, каждому игроку он должен, как виноватый, подавать это орудие до десяти раз, а тот, как ему только лучше, берется за свайку и глубоко вбивает в землю. Если игрок после подачи попадает в кольцо, тогда проигравшийся снова должен подавать свайку до тех пор, пока все игроки пробьют уроненные разы, пока никто из них не попадет в кольцо. 

Проигравшийся подвергается большим насмешкам. Ему говорят: масло потекло — когда он от больших усилий запотеет; шильцо к бильцу подползло — когда он не может вытащить свайку, глубоко забитую в землю; потей, Фатей, до звезды говей, а леща подавай — когда он выбьется из сил и отказывается от игры; не тюрюкай тюрю, проползай в пору — когда он берет щепку или что-нибудь другое для раскапывания земли вокруг свайки; сбыл беду, как соседову жену — когда окончит свои труды. Глубоко вонзившаяся в землю свайка называется редькой.

Агарушик

Всматриваясь в игру Агарушик (Огарышек?), мы невольно робеем за девиц старой русской жизни. Зависть, злая утеха пожилых и некрасивых девиц, кажется, изобрела эту игру. Девицы, сбираясь играть в Агарушик, наперед обрекают для себя посмешище — тихих, скромных, сиротливых подруг. Видно, что интриги и в старину волновали сердца наших бабушек.

Молодые девицы и женщины сходятся играть на пустошь перед вечером. Садясь в кружок, одна подле другой, выбирают из среды себя рассказчицу, по большей части из богатых, которая, обхаживая их, приговаривает:

За черемя, За беремя, За старого, Петр, Петрович, Егорыч, Труса, Пеня, Князь.

На которую достается слово: «Князь», та выходит из седалок. Рассказчица снова обходит их с присказкою, пока останется одна, с которою она должна говорить по очереди. И та, которая из них последняя произнесет: «Князь», бежит. Подруги оставшуюся величают:

Агарушик! Черный камушик, Ненаедушик, А последушик! Агарушик!

Девица—Агарушик, осмеиваемая игроками, бегает за ними и ловит их. Пойманная девица делается помощницею ловли. В воле игроков бывает: переловить ли всех или только двух. 

Ветчинка  

Игра Ветчинка олицетворяет собою какое-то народное поучение. Не хотели ли этою игрою наши предки отучить молодежь от похищения? Если она введена была в старую русскую жизнь с этою нравственною целью, то мы должны иметь высокое понятие о семейной^ жизни наших предков. 

В этой игре молодежь прежде всего вбивает в землю колышек и к нему привязывает веревочку, длиною до 2 и более аршин. Около колышка кладут разные старые вещи. В деревнях употребляют для этого всегда старые лапти. Водырь, обреченный по жеребью водить, берет в одну руку веревку, а в другую — прут. Игроки, подходя к водырю, спрашивают:

Игроки. Поспела ли Ветчинка? Водырь. Нет! И. Поспела ли Ветчинка? В. Нет! И. Поспела ли Ветчинка? В. Кипит. Игроки. Поспела ли Ветчинка? Водырь. Кипит. Шевелит, Продаваться Велит.

С последним словом начинается расхищение Ветчинки. Водырь, вытянувши веревку, старается изловить похитителей прутом. Если кто получит удар, тот заступает место водыря. Игра продолжается до тех пор, пока игроки растаскают всю Ветчинку. Когда же не будет открыто до пряма похитителей, а Ветчинка неведомо кем растаскана, тогда последует порушание водырю —наказание. Все игроки берут по пруту, становятся в два ряда. Водырь бежит по ширинке, преследуемый игроками. Пощады в этой игре никогда не бывает.

Сучка

Играть в сучку, вероятно, ввели наши предки с тем намерением, чтобы приучить детей своих к борьбе с врагом. Здесь все говорит о войне. Яма изображает собою город, лунка —жилище, игроки —жителей, защищающих свою собственность, палки — оружие вообще, вожатый — неприятеля, сучка — какое-то орудие неприятельское. Немного русских игр. которые бы выражали так отчетливо защиту собственности от пришельца, как эта. 

Игроки выкапывают на пустоши яму, глубиною в пол-аршина и столько же в поперечнике. По краям ямы лунку. Игроки все должны быть вооружены палками каждый игрок выкапывает для себя маленькую ямку длиною в l'/2 аршина. Выкапывание ямы и ямок совершается без домашних орудий. 

Двое из игроков скрещают в земле палки и кружатся до тех пор, пока концами палок выроют яму. Для игры приготовляют еще маленький чурбачок—Сучку. Вся эта игра, заключаясь в нападении и защите, состоит в строгом соблюдении правил своего рода. 

Для избрания вожатого игроки ставят палку на ногу и потом бросают ее с ноги вдаль, как казаки пику.

Чья палка ляжет дальше, тот игрок, а чья ближе, тот вожатый. 

Игроки обязаны стоять у своих лунок, с опущенными в них палками. 

Вожатый стоит на условной черте, бросает в яму сучку, говоря: «Овсы!» 

Игроки отбивают сучку на условленной черте палками. Этот отбой они называют: чаковка! 

Если вожатый так будет счастлив, что с первого раза попадет в яму, то он сменяется другим. 

Если игроки не дадут вожатому на лету чаковки и в это время кто-нибудь из них побежит от лунки отбивать сучку, тогда вожатый вправе занять чужую, пустую лунку и быть игроком. 

Игроки, из сострадания, сменяют вожатого, если он, по неловкости своей, бывает причиною долгой игры. Это называется выпущалкою.

Яша  

Свободные люди в селениях с большим удовольствием посвящают время игре Яша. Молодчики, красные молодушки, сенные девушки только допускаются в эту игру; старики, старушки, дети стоят и радуются на потеху девушек. Люди опытные замечают, что из этой игры невидимо как-то стряпаются свадьбы к Великоденскому мясоеду. 

Яшу разыгрывают почти всегда осенью, иногда и весною, на лугу. Яша, избираемый всегда из молодчиков, садится на землю; кругом его игроки, схватясь рука с рукою, ходят и приговаривают:

Сиди, сиди, Яша, В ракитовом кусте; Грызи, грызи, Яша, Ореховы зерны. Лови себе, Яша, Кого тебе надо; Лови девку За русую косу, Лови красну За алую ленту.

Игроки, проговорив, разбегаются. Яша встает и выбирает себе девицу с русою косою, с алою лентою Игроки, окружив Яшу, начинают смеяться над его выбором, приговаривая:

Выбрал себе Яша Рябую кукушку; Выбрал себе Яша Черную кошку. Уф! черную кошку!

Бабки  

По милости греков русские обучились играть в бабки. Древняя игра их Астрагалос приняла у русских свое значение и переиначена в разные приемы. В русской семейной жизни эта игра занимает самое почетное место, и нет местечка, где бы она не существовала. Разнородность игры, своеместные названия выказывают вполне изобретательность наших предков усвоивать себе чужое. 

В игре в бабки русские употребляют надкопытную говяжью кость, которая по городам и селам составляет особенный род промышленности мальчиков. При продаже они считают бабки: гнездами — по две кости, шестерами— по шести костей, битками —самую большую бабку, свинчатками — бабки, налитые свинцом для тяжести и ловкости, чугунками —вылитые из чугуна наподобие бабок, кудачками — обтесанные костяные бабки для особенной игры. Самые игры бабки разделяются на бесчисленные виды. Исчисляем некоторые из них. 

Кон за кон. Игроки ставят на ровном месте по гнезду на битку. Потом определяют условное расстояние — коны. Кому прежде начинать игру — бить и кому после, о том мечут жеребьи. Для этого игроки бросают вверх бабки с особенными уловками — выстилкою. Если бабка, упавшая на землю, ляжет на правый бок, то это будет ппоцка — старшая по игре; если ляжет на спину, то будет жог —вторая по игре; если ляжет бабка на левый бок, то это будет ничка, моложе всех. Игроки, становясь на черту, бьют битками по старшинству. Если сшибут бабки, на кону стоящие, то их считают своим выигрышем. Когда они все пробьют, тогда каждый переходит за кон к своим биткам и бьет с того места, где лежит его биток; чья далее лежит, тот прежде начинает и бить, а остальные доканчивают игру по расстоянию своих битков. 

Плоцки. Игроки ставят на кон по гнезду на битку и потом мечут битками, у кого ляжет—плоцка, жог, ничка. Игроки здесь плоцку называют правиком, ничку левиком. Если битка ляжет ничкою, то игрок должен бить ею в кон с левой руки. Дальняя плоцка дает право игроку на первенство бить прежде всех других. В этой игре игроки не переходят на кон бить во второй раз. Кудачек. Игроки сбирают вместе битки, потом мечут их вверх, и чья ляжет жогом, то хозяин этой начинает отбивать чужие битки. При отбивке он говорит: «Раз на кудак, два на кудак, три на кудак». Если он ударит, по неосторожности, другие битки, тогда переметывают снова бабки, а если сделает промах, то считают проигрыш. 

Об стенку. Игроки приходят к забору и ударяют по очереди бабками об стенку. Если второй игрок положит бабку так близко к чужой, что пространство будет на одну пяту, тогда он выиграл. 

У кону. Игроки ставят на кон на каждую битку по тестеру бабок, потом мечут битки, и чьих больше ляжет жогов, тот первый подходит к кону и бьет по гнездам. Все им сбитые бабки считаются его выигрышем. Успех в этой игре зависит от подтесанной битки. 

Городок. Игроки ставят по гнезду из бабок — городок, в виде шестиугольника, а в середине его помещают три гнезда — сердцевину. После сего идут к черте и мечут битки. Плоцка, жог дают право играть, а ничка оставляет игрока в домоседах, т. е. без ничего. Здесь употребляют свинчатки и чугунки. 

Игрок должен сбить прежде от черты городню, а если он дотронет сердцевину, тогда платит пеню по-шестеру. Сердцевина, если останется по разбитии городка непочатою, предоставляется в пользу домоседов.

Кулачный бой  

Кулачный бой в русской семейной жизни считался удальством, приводившим некогда в гордость и раздоры целые селения и города. Подвергать себя из доброй воли побоям, бить других без пощады было роскошным веселием для наших отцов и дедов. Давность этой жестокой потехи остается на Руси незапамятною, так что старшинство ее усвоялось прежде многим городам. Было время, когда русские бояре, собравшись повеселиться, свозили из разных городов бойцов для потешения. 

Бойцы казанские, калужские, тульские славились пред прочими, выдерживали сильный бой пред татарами приезжавшими в Москву с икрою и рыбами, выигрывали большие залоги, платили нередко за свою отважность жизнью. Кулачные бои начинались с зимнего Николы и продолжались до Сборного Воскресения; но самый веселый разгул бывал на масленице. Летом редко бывали бои, и то по приглашению бояр. Городские бойцы всегда брали преимущество пред сельскими. 

Кулачные бои совершались разными видами. Более всех почитался: бой один на один, за ним—стена на стену, а менее всех сцеплялка-свалка. 

Лучшими бойцами один на один считались тульские: Алеша Родимый, Никита Долговяз, братья Походкины, семейство Зубовых, Тереша Кункин почитались чуд-богатырями и с почестью развозились по городам Они меряли свои силы с татарами, калужанами, москвичами. Замечательная черта этих бойцов состояла в том - пить вино, за бесчестье почитать подарки, предлагаемые боярами, и не ходить стена на стену. 

Лучшими бойцами стена на стену доселе прославляются казанские суконщики. Всегдашние их враги были татары. В Туле бои стена на стену бывали только у оружейников с посадскими. Бои формально назначались по дням. Охотники задолго поили бойцов, одних сманивали подарками на свою сторону, других стращивали угрозами. Охота к такому бою походила на отъявленную страсть. Старики подзадоривали молодых рассказами и обещанием биться, молодые, в ожидании испить винца, переходили с вестями из двора во двор, дети выходили на затравку и составляли предвестников сцеплялки из старых и молодых бойцов. Когда бились стена на стену, тогда записные бойцы выдерживались в стороне с толпою людей, уговаривавших стоять за их стену, и выпускались только тогда, когда неприятели пробивали стену. Надежа боец летел с шапкою в зубах, бил груды на обе стороны, лежачего не трогал; а, пробивши стену, возвращался, с толпою льстецов, прямо к кабаку. 

Часто случалось, что хитрые и слабые бойцы закладывали в рукавицы бабки-чугунки для поражения противников.

Редька

Редька считается любимою игрою женщин, девиц и молодчиков, после Фоминой недели, до Петрова дня. Любовь втерлась и здесь. Посидеть на коленях у милой женщины здесь не считается в позор, и муж равнодушно смотрит, когда его жена сидит у молодого парня на коленях, когда он крепко сжимает его жену. Этого требует игра.

Любители игры выходят на луг, садятся один к другому на колени, сцепляясь один с другим в виде длинной гряды. Передний получает название бабушки, а все прочие считаются за редьку. Является купец покупать редьку.

Купец. Бабушка! Продай редички! Бабушка. Купи, батюшка. Купец осматривает редьку, пробует на все манеры, ощупывает и старается выдернуть. Купец. Бабушка! Нет ли щуплавой редьки? Бабушка. Что ты, батюшка, вся молодая, горькая, одна к одной; выдерни себе любую на пробу. Купец начинает выдергивать—сколько есть силы. Купец. Бабушка! Твою редьку не выдернуть по доброй воле: уросла. Дай-ка косарик выкопать с корнем. Бабушка. Что ты, свет мой, позоришь мою гряду. Потряси: выплывет, словно как из воды.

Купец начинает трясти игроков, кого за голову, кого за волосы, кого за руку. Выдернувши кого-либо из игроков, начинает стряхивать об землю, вытрясая, будто из него сор. В это время встают все игроки и прогоняют побоями купца.

Крыночки  

Крыночки — игра сельская, затейливая и чудная, изображает собою детские проказы. Здесь олицетворение высказало полную сельскую жизнь и сохранило занятия отжившего поколения.

Действующие лица в этой игре: кот, котова бабушка, детки; предметы: крыночки с молоком, изба, баня. Котова бабушка, старая доможилка, сидит с котом и караулит молоко. Голодные детки, ее внучата, увиваются вокруг крыночек; но надежда тщетная. Детки прибегают к обману. Одни подходят к бабушке, а другие садятся на полатях.

Детки. Бабушка! Где твой кот? Бабушка. Пошел глодать кости на попов двор. Детки. Чья это нога? Бабушка. Натальина жениха, вора-плута. Детки. Бабушка! Не хочешь ли ты в баньку? Бабушка. Какая у вас банька? Детки. Наша баня золотая, каменка кафлинная, топили ребята по семи дней, а пару в ней для семи деревень. Бабушка. Какой веник? Детки. Веник шелковый, шелку шамаханского, отбит у татарина в орде, заброшен на боярский двор, с боярского принес земчий.

Детки снимают котову бабушку с печки и относят в баню. Бабушка парится; детки выпивают молоко и бьют крыночки. Приходит кот и мяучит. Бабушка почуяла беду и бежит из бани. Детки разбегаются. Бабушка ловит их с котом. Кого прежде поймают, тот делается бабушкою; а потом ловят другого, и этот превращается в кота.

Ласы

Игра Ласы занимает детей зимою, когда кончаются все летние увеселения. Эта игра выражает род какой-то странной промышленности. 

Когда выпадет первый снег, дети выделывают из снегу шары и обливают их водою. Эти шары называются ласами. Соскучившись сидеть дома, дети выходят на улицу и похваляются ласами. 

Замысловатые парни продают свои ласы дурням за бабки, по два и по три тестера за каждую. Потом начинают играть. Избравши место, торгуются: «Продай коровку?» — «Продажна»,—отвечает игрок. 

Потом бросает каждый из них ногою свою ласу. После этого с дальнею ласою начинают по договору за удар бить в чужие ласы. Если он попадет, то берет за выигрыш условленную плату бабками; если же сделает промах, то сам платит вдвое. Игра продолжается по желанию, всегда более до чистого проигрыша.

Сижу-посижу

Стелется на полу ковер, сестрицы с братцами садятся в кружок. Девушка, с завязанными глазами, ходит в средине и приговаривает:

Братцы, сестрицы! Примите меня. Братцы, сестрицы! Возьмите меня. 

Девушки отвечают ей: «Иди по нас». 

Девушка подходит и садится к кому-нибудь на колени, приговаривая: «Сижу-посижу». У кого она сидит, тот должен молчать. 

Посторонние спрашивают: «У кого?» Если девушка отгадает это лицо, то ему передает свою обязанность. 

Часто случается, что девушка сидит да посиживает на чужих коленях, особенно на братцевых, притворяясь недогадливою.

Чёт-нечет  

Гостинцы, приносимые от матушек, накопляются в таком количестве, что девушки решаются проигрывать их будто на те, каких у одной нет, а у другой много. Девушки садятся за стол, раскладывают гостинцы кучками и накрывают их платком. Начинается розыгрыш. Одна спрашивает: «Чет или нечет?» Если другая отгадает то или другое, тогда берет гостинцы себе, как выигрыш, если не отгадает, то сама отвечает платежом в таком же количестве. Затейливые иногда закрывают пустое место, и та, которая не заметит обмана, расплачивается всеми гостинцами.

Чётки  

Нянюшки приносят пук тростниковых палочек, по числу девиц, и раздают девушкам для заметок. 

Опытная в этой игре обирает палочки у подруг и складывает их вместе с шутом — палочкою длиннее прочих; девицы садятся на пол в кружок. 

В средине ставят пук палочек вертикально, придерживая его за средину правою рукою, а левою за верхушку шута, потом принимают вдруг правую руку, и палочки рассыпаются в разные стороны. 

Игра требует, чтобы девица поднимала поодиночке все палочки, не трогая других. 

Удача сбирать осторожно палочки почитается девичьим проворством. Завистливые находят время говорить разные разности, с намерением отвлечь ловкую девушку Проигравших в этой игре наказывают чем-нибудь смотря по тому, какое наперед было сделано условие.

Гусёк  

Гусек составляет отрадное утешение пожилых людей летом и зимою. Охотники до этой игры предпочитают ее всем другим, даже шахматной, наслаждаются Гуськом лучше всех утешений. Для игры Гусек охотники покупают в щепных рядах готовую доску, на которой красками изображена двойною линиею извилистая дорога, в виде улитки. Между линиею, на условных местах, означены в кружках предметы: числа, гуси, постоялый двор, темница, кружало. Пред началом игры игроки мечут костями: кому сколько достанется очков. 

Большинство очков дает право игроку ходить прежде, и ежели он успеет поставить шашку на Гуська, тогда может ходить взад и вперед, сколько есть знаков. Меньшее число очков заставляет часто заходить игрока или на постоялый двор, или в темницу. Если он зайдет на постоялый двор, то обязан платить пеню за постой по условию; если же очутится в темнице, то лишается уже очереди метать костями и обязан оставаться без игры до тех пор, когда то же сделается с другим. Выигрыш всегда остается за тем, кто по определенному числу очков, имея право ходить взад и вперед, дойдет до последнего знака. 

Без всякого сомнения, Гусек занесен к нам с чужой стороны и, как кажется, подарен нам немцами. Здесь только и есть русского: постоялый двор и кружало, в которых заметно русское удальство.

Русские народные загадки

1) Смерть .

На море на Окиане, На острове на Буяне, Сидит птица Юстрида, Она хвалится, выхваляется, Что все видала, Всего много едала. Видала царя в Москве, Короля в Литве, Старца в кельи, Дитя в колыбели; И того не едала, Чего в море не достало.

2) Роза-шиповник .

Древо древоданское, Листья лихоханские, Цветы ангельские, Когти дьявольские.

3) Бумага и писец .

Ни небо, ни земля, Видом светла, Садятся на ней Тенообразные птицы. Два созирают, Два сожидают, Один повелевает.

4) Буйный ветер, туча грозная, солнце ясное, сердце страстное .

Без крыл летит, Без ног бежит, Без огня горит, Без ран болит.

5) Улей, пчелы, жало, воск, мед.

Стоит град на восток Широкими дверьми, Около его много воинства, У каждого воина по копью. Идет род Адамля, Отнял у них все имение. Вышнему слава, земному также!

6) Грудной младенец .

Живая живулечка, Сидит на живом стулечке, Живое мясцо теребит.

7) Груди.

Белый лебедь, На блюде не был, Ножом не рушен, А всяк его кушал.

8) Мак .

Маленький крошка Сквозь землю прошел, Красну шапочку нашел.

9) Перо.

Летел пан, На воду пал, Воды не взмутил.

10) Небо, звезды, месяц.

Взгляну я в окошко, Раскину рогожку, Посею горошку, Положу хлеба краюшку. Всякий видит, Да не всякий чует. Кому светло, Кому темно, А мне голубо.

11) Похороны.

Бегут бегунчики, Ревут ревунчики, Не дышат, Не пышат, По сухому берегу бежат.

12) Кочан капусты.

Под дубком, дубком, Под карандышком, Свилось клубком, Да не камышком.

13) Белок с желтком.

Во белом городе, Во темном подвале, Стоят в одной бочке: Царево вино, Царицын мед, Розно, не смешано.

14) Наперсток.

Шла свинья из болота, Вся исколота.

15) Серьги .

Под лесом, лесом Колесы висят. Девиц красят, Молодцов пленят.

16) Мышь .

Под полом, полом Ходит барыня с колом.

17) Веник .

Скручен, связан, По избе пляшет.

18) Пчела и восковая свеча .

Летит зверек Чрез божий домок, Сам с собой говорит: «Вот моя силка горит».

19) Огурец .

Без окон, без дверей Полна храмина людей.

20) Орехи .

Махотка маленька, Кашка сладенька.

21) Сито

Сивая кобыла По торгу ходила, К нам пришла, По рукам пошла.

22) Понева .

От поясницы до ног Семьдесят пять дорог.

23) Колесы .

Четыре брата на свете: Два меньшие впереди, Два большие позади, Спешат, бегут, Друг друга не догонят.

24) Лодка .

Еду, еду, Следа нету; Режу, режу, Крови нету.

25) Звон колокольный .

Звонко звякнет, Утка крякнет, Сбирайтесь, детки, К одной матке.

26) Притолоки .

Две сестры страдают, В каморку зазирают, Взойти не смеют.

27) Печь, огонь, дым .

Мать толста, Дочь красна, Сын храбер, Под небеса ушел.

28) Крестины .

Под городом под Брянским, Под дубом под царским, Два орла орлуют, Одно яичко балуют.

29) Зубы .

Около прорубки Стоят белые голубки.

30) Орехи, скорлупа, зубы .

Стоит крепко, Висит слабко, Около их гладко, У всех есть снасть, Им же есть сласть.

31) Часы .

Стучит, гремит, вертится, Никого не боится, Считает свой век, Сам не человек.

32) Великий пост .

Стоит мост На семь верст, На мосту столб, На столбу цвет Во весь свет.

33) Дверь с притолоками .

Двое стоят, Двое лежат, Пятый ходит, Шестой водит.

34) Звон церковный .

Выду на вывой, Ударю во билиберды, Утешу царя в Москве, Разбужу короля в Литве, Мертвеца в земле, Игуменью в келье, Малу дитю в колыбели.

35) Ножницы .

Два конца, Два кольца, По средине гвоздь.

36) Игла с ниткой .

Бежит свинка, Золотая спинка, Льняной хвосток.

37) Хлеб .

Загадаю я загадку, Брошу за грядку, В год пущу, Годовик рощу.

38) Ток .

Дедушка лыс На небо глядит, Внучек чернобрыс По лысине хлыст.

39) Вилы .

Шла свинья из овину, Размыкавши сено по рылу.

40) Варьги .

Размых, размых Малу махнушку, Пущу белу голышку.

41) Кочан .

Стоит попок, Сам низок, Сто на нем ризок.

42) Стол .

На широком дворе, На гладком поле, Стоят четыре попа Под одною шляпою.

43) Корова .

Четыре четырки, Две растопырки, Седьмой вертун, Два стеклышка в нем.

44) Свеча .

Сам наг, Рубашка в пазушке; Сам бел, Детки красны.

45) Жук .

Черен, да не ворон, Рогат, да не бык, Шесть ног без копыт, Идет—земли не дерет.

46) Красны .

Раскинуты тенетки, Прилетели лебедки, Трут, мнут, Раздвинут, воткнут.

47) Пары водяные .

Без рук, без ног Не мал клочок Кверху ползет.

48) Веник .

Стоит Ерофейка, Подпоясан коротенько.

49) Рукомойник .

Над кислой рекой Колокольчики звонки.

50) Солнце .

Из окна в окно Золото бревно.

51) Паутина .

Старик метет по горнице, Метлы летят по околице.

52) Лошадь, корова, лодка .

Прилетели на хоромы Три вороны; Одна говорит: Мне в зиме добро, Другая — мне в лете добро, А третья—мне всегда добро.

53) Котел с водою .

Под клетом, под наметом, Стоит бочка с вороньим салом.

54) Год .

Один до двенадцати родил, А двенадцать семь породило, Из семерых четыре выросло.

55) Мутовина .

Стоит ивина Вся в сучьях.

56) Книга .

Идет ни мужик, ни баба, Несет ни сгибень, ни пирог.

57) Замок .

Маленький да гнутенький Весь дом стережет.

58) Зеленый лук .

Сидит баба на грядах, Вся одежда в заплатах. Кто ни взглянет, Тот всплачет.

59) Коса .

Маленький да гнутенький Весь луг обошел.

60) Перо писчее .

Сорву косматому голову, Выну сердце, Дам пить, Станет говорить.

61) Бочка с краном .

Стоит старик над рекой, Сам не пьет, других поит; Воду льет ни ртом, Ни ковшом, а долотом.

62) Овин .

Стоит Мирон, Полна голова ворон.

63) Гречиха .

Черно расколано, Берет оскомина.

64) Сон .

Мила, перемила, Свои очи надсадила, Хоть грех, хоть два, А смерть хочется.

65) Черемуха .

Черненька, маленька, Всему свету миленька.

66) Вино и похмелье .

Стоит море На пяти столбах, Царь говорит: «Потеха моя»; Царица говорит: «Погибель моя».

67) Сорока .

Бела—как снег, Зелена—как луг, Черна—как жук, Поет—как бык, Повертка в лес.

68) Горшок .

Жил нероня, Умер нероня. Никто его не хороня, Ни попы, ни дьяки, Ни мы, дураки.

69) Соль.

На воде родится, На огне вырастет, С матерью увидится, Опять умрет.

70) Лен прядут .

Пять овечек стог подъедают, Пять овечек прочь отбегают.

71) Табак .

Не пекут, не жуют, Не глотают, а все вкусно едят.

72) Колокол .

Кричит без языка, Поет без горла, Радует и бедует, А сердце не чует.

73) Рак .

Идет в баню черен, Выходит красен.

74) Тень .

Ходит без ног, Рукава без рук, Уста без речи.

75) Деньги .

Кругло, мало, Всякому мило.

76) Комар .

Остро, нековано, Коснусь — поколано.

77) Вишня .

Сижу на тереме, Мала, как мышь, Красна, как кровь, Вкусна, как мед.

78) Эхо .

Живет без тела, Говорит без языка, Никто его не видит, А всякий слышит.

79) Шиповник .

Сидит колюка на вилах, Одета во багрянец, Кто пойдет, Того кольнет.

80) Ум .

Ни тело, ни дух, А с крыльями вокруг, К кому подлечу, Как раз научу.

81) Муха .

Легко порхает, Сама не знает; Кто взглянет, Всякий угадает.

82) Орехи .

Росло, повыросло, Из куста повылезло, По рукам покатилось, На зубах очутилось.

83) Солнечный свет из окна .

Мету, мету, Не вымету, Несу, несу, Не вынесу.

84) Рыдван с дышлом .

Едет орда, Оглобля одна, А дуги ни одной.

85) Коса, трава, копна сена .

Щука двинет, Лес вянет, На том месте город станет.

86) Корова, ноги, рога, хвост .

Четыре ходоста, Два бодоста, Седьмой хлебестун.

87) Безмен .

Сам худ, А голова с пуд.

88) Щи .

Дорогой капитал Все души напитал.

89) Репа .

Кругла, да не девка, С хвостом, да не мышь.

90) Люлька .

Без рук, без ног, На все стороны клонится.

91) Птица в клетке .

Не грешна, А повешена.

92) Церковь .

Клеть плетена, Она вверх сведена, Сто рублей дана.

93) Окошко .

Дерну, подерну По белому полотну.

94) Месяц .

Сивый жеребец Под вороты глядит.

95) Корзина .

Висит баба на грядах, Вся в заплатах. Косо, не прямо, Куда ты идешь? Тебя стерещи, Зелено, кудряво, Тебя стерещи.

97) Игла .

Маленький, сухенький Всех одевает.

98) Задвижка .

У нас, у вас Поросенок увяз.

99) Имя .

На воде не тонет. На огне не горит, В земле не гниет.

100) Вилы .

Бегуньки бегут, Скрыпульки скрьшят, Роговатики везут, Маховатики колотят.

Русские народные притчи

1) ГОРШОК

Взят от земли, яко Адам, Ввержен в пещь, яко три отрока, Посажен на колесницу, яко фараон, Повезен на торжище, яко раб, Продан за две лепты, яко хворост, Пострадал от братии, яко Иосиф, Вывезен на дорогу, яко зелие страдное, И повержен в ров на посмеяние, яко Даниил. Шла некая вдовица, зело убогая, Подняла его и принесла в дом, Облекла его в пеструю одежду, Дала пить, и стал жить.

И почаша людие делити злато и сребро по кадям, а бесу зде предстоящу. Насыпаша людие едину кадь злата и рекоша бесу: «Се наша кадь есть».— «Добро есть ваше, людие»,— отвещава им бес. Насыпаша людие другую кадь злата и рекоша бесу: «Се наша кадь есть».— «Добро есть ваше, людие»,—отвещава им бес. Насыпаша людие едину кадь сребра и рекоша бесу: «Се наша кадь есть».— «Добро есть ваше, людие»,— отвещава им бес. Поделиша людие добро: ов злато взя, ов сребро. И ничто же остася бесу. И обратиша людие кадь, сущу пусту, вверх дном, и посыпаша златом дно, и рекоша: «Се твое есть добро». Видя бес толику хитрость, отвещава: «Кривду деете, людие». И рекоша людие: «Кривой бес! сам рек еси ты, что взята бысть правда на небо, а зде кривда остася».

2) ПРИТЧА ДАРИЯ, ЦАРЯ ПЕРСИДСКОГО

И поведа царь перский притчу во все страны:

«Стоит щит, на щите сидит заяц; прилетел сокол и взял зайца; прилетела сова на щит и села вместо зайца».

«Аще вгадаете, людие, мою притчу, дам вам три кади злата и сребра». И не вгада сию притчу ни един от человек. Прииде бес о едином оке, поведая всем сущим на земле: «Поведаю притчу вам, людие, за кадь сребра и злата». И приступиша людие к бесу. И глагола им бес о едином оке:

«Щит бо—есть земля; на щите сидит заяц, то есть правда на земле; прилетел сокол и взял зайца—то взята правда с земли на небо; прилетела сова вместо зайца на щит—то села на земле кривда».

Послаша людие к Дарию, глагола: «Се ответ наш!» И присла Дарий людям три кади злата и сребра.

3) ТРОЕ

Батька с сыном, да батька с сыном, да дедушка со внуком. Много ли стало?

4) ЧЕТВЕРО

Мать с дочкой, муж с женой, бабушка со внуком, отец с сыном. Много ли стало?

5) КУМ

Здравствуйте, братцы, моей жены детки. Кланяйте-ся своему отцу и моему отцу; скажите, что его жены муж пришел.

6) СЫН

Шуринов племянник, какая зятю родня?

7) ЗАМЫСЛЫ

Звал Ячмень Пшеничку: «Пойдем туда, где золото родится; мы там будем с тобою водиться». Пшеничка сказала: «У тебя, Ячмень, длинен ус, да ум короток; зачем нам с золотом водиться? оно к нам само привалится».

8) БЛАГОРАЗУМИЕ

Шел мужик. Навстречу ему идут мужики: Солнце, Ветер и Мороз. Мужик мужикам поклонился, посеред дороги становился. После того мужик снял шапку долой, да и Ветру поклон. Солнце сказало: «Постой, мужик, вот я те сожгу!» А Ветер молвил: «Я тебя не допущу». Мороз промолвил: «Постой, мужик, я те заморожу». А Ветер молвил: «Я тебя отдую».

Русские народные присловья

АРЗАМАСЦЫ

Гусятники. Лукоеды.

АРХАНГЕЛЬЦЫ

Моржееды.— Иванович, Иванович! Слезь с крыши; я к тебе приехала.

Жена какого-то архангельского поселянина, соскучась по муже, решилась искать его в Петербурге. Зная, что ее муж промышляет кровлею крышек, она не спрашивала его в дворах и домах, а высматривала все по крышам. Вдруг ей показалось, что на одной крыше стоит ее муж. «Да, это он, точно он, как живой стоит»,— думает она. «Иванович, Иванович! Слезь с крыши; я к тебе приехала». Проходящие будто едва могли уверить, что на крыше стоит не муж, а статуя.

БАЛАХОНЦЫ

Балахна стоит рот распахня.

ВОЛХОВИТЯНЕ

Рака с звоном встречали. Вот воевода к нам ползет, щетинку в зубах несет.

БОРИСОГЛЕБЦЫ

Кислогнездые.

Большая часть жителей Борисоглебска состояла прежде из скорняков и клейщиков. Дома и дворы их, наполненные сими фабричными заведениями, издавали самый неприятный запах. Прохожие, проходя Борисо-глебск, с досады говаривали: «Кислогнездые!» Ныне этот попрек совершенно уничтожился, и осталось одно предание.

БУЕВЦЫ

Буй да Кадуй черт три года искал, а Буй да Кадуй у ворот сидел.—Буй городок, отбей кошелек.— Домоседы. Лесники.

Есть народное предание, что когда-то татары хотели разорить город Буй; но, не зная к нему дороги, шатались из леса в лес. Буевцы, смеясь татарским баскакам в Москве, говорили им: «Буй да Кадуй черт три года искал, а Буй да Кадуй у ворот сидел».

БОРОВИЧИ

Луконики. Луку, луку зеленого!

Поселяне Боровского уезда искони занимались огородною промышленностью и осенью, проезжая по селениям с своими товарами, кричали во услышание всех: «Луку, луку зеленого!»

ВАЛДАЙЦЫ

Колокольники.—Молодец, купи баранок, а поцелуй в придачу.

ВАРНАВИНЦЫ

Медовики.

БРЯНЦЫ

Куралес.—Брянская коза.

В старину брянские поселяне считались странными людьми у наших стариков. Бывало, поедут ли на торг, а приедут или к кружалу, или на гумно. В этом виноваты были их лошадки, а поселянин, как выезжал из двора, так уже спокойно засыпал. Проезжие, видя их беспечность, прозвали их куралесами.

БЕЖЕЧАНЕ

Колокольню рожком подколотили.

В незапамятное время, по рассказам стариков, поселяне Бежецкого уезда были страстные охотники до табаку и держали его в роге. Когда же хотели нюхать табак, то вынимали рожок и били им о ладонь или сапог Кажется, что этот попрек приписали бежечанам раскольники, гонители табака.

ВЕТЛУЖАНЕ

Санники.—Санник да тележник, а выехать не на чем.

ВИЛЬЯНЕ

Кто в Вильне не бывал, тот чудес не видал.— В Вильне семь дорог для жида, да три для поляка.

ВИТЕБЦЫ

Волынка и гудок, сбереги наш домок; соха и борона, разорили наши дома.

ВИЧУГОВЦЫ

Салфетошники

БЕЛОЗЕРЦЫ

Белозерские снетки.

Известные белозерские снетки, продаваемые по русским городам, доставили белозерцам его прозвание.

ВЛАДИМИРЦЫ

Клюковники.—По клюкву, по клюкву, по красную клюкву.

Многие из владимирских поселян хаживали зимою по городам с клюквою и причитывали разные присказки о своей клюкве. Горожане подметили их слова и обрекли в попрек.

Собирались кулики, на болоте сидючи, они суздалъ-цы и володимирцы, и волынка и гудок.

Это присловье составилось из народной песни в селении Гуслицы про владимирцев.

Деревянные печи, золотые вороты, железные церкви.

Есть народное предание, что владимирцы приехали когда-то в Москву похвалиться. Москвичи долго слушали похвальбы володимирские, да с досады и говорили: «Ох вы, плотники! У вас и всего, де: деревянные печи, золотые ворота, железные церкви». Деревянная печь действительно находилась в старом архиерейском доме близ Успенского собора; золотые владимирские ворота получили свое название от золотой главы; железная церковь, стоявшая там близ Рождественского монастыря, уничтожена была в конце XVIII века.

ВОЛОГЖАНЕ

На словах, как на масле, а на деле, как на Вологде.

ВОЛОГОДЦЫ

Теленка с подковой съели.— Толоконники.— Толокном Волгу замесили.

Старинная сказка о вологодцах — как они толокно месили в Волге—доселе сохраняется в народных преданиях. Говорят, что когда-то они собрались в дорогу и взяли с собой вместо хлеба — толокна. Подходят к Волге; время было обеденное. Вот и расположились на берегу обедать. Кашевар вынул мешок с толокном и стал разводить дежень в Волге. Мешал, мешал ложкой и стал потчевать земляков. Взяли ложки дружно вологодцы, принагнулись и полезли в Волгу за деже-нем. Попробуют — вода водой. Где дежень? Никто не знает, не ведает. Пристали к кашевару. Бедный, сколько ни уверял, а должен был, опустясь в Волгу, отыскивать толокно. Опустится на дно Волги и вынырнет ни с чем. Земляки не пускают его на берег. Догадался кашевар, что делать, а догадавшись, сказал: «Водяной съел». «На водяном не будешь отыскивать»,— сказали вологодцы и воротились обедать в свою деревню. Ведь не голодным же было идти в путь?

ВЯТИЧАНЕ

Вятская баталия.— Слепороды.—Вятка всему богатству матка.

Хлыновские бояре.— Свистоплясцы.

Вятская баталия, говорят, происходила между вяти-чанами и морским чудовищем. Неизвестно, кто эту баталию перенес на лубочные картинки.

Слепородами вятичан прозвали после несчастной их битвы с устюжанами. Это было в 1480 году, когда к ним они пришли, как соседи, на помощь против татар. Вятичане открыли сражение против устюжан ночью, под предводительством Михаила Рассохина, а устюжанами управлял новогородский выходец Анфал. С рассветом дня увидели они, что били своих соседей, а не татар.

ВЫТЕГОРЫ

Камзольники.

ГАЛИЧАНЕ

Що парь галуньки.

Корову на баню тащили.—Город Галивонь, озеро Миронь, а люди кривичи.— Овчинники.— Толокно веслом в реке мешали, а толокна не достали.

Галичан наши деды называли кривичами, по их хитрости и оборотливости в торговых делах. Сказка о толокне почти одинаковая с вологодскою.

ГЛУХОВЦЫ

Попушный табачок.

ДАНИЛОВЦЫ

Любимые ловцы даниловцы невыдавцы.— Кошкодавы: кошку не купили, а на базаре задавили.

ДМИТРОВЦЫ

Лягушечники.

Болота, окружающие Дмитров, всегда бывают наполнены лягушками. Прохожие и проезжие, проезжая чрез сей город, бывали оглушены кваканием лягушек и в негодовании прозвали и самих жителей лягушечниками.

ДЕДНОВЦЫ

Макары.

Есть народное предание, что дедновцы, Рязанской губернии, отправили своего старосту с выборными людьми от всего мира встретить Петра Великого с хлебом и солью. Государь, принимая от них приношение, спросил старосту об имени. Староста огласил себя Макаром. Государь сказал: «Хорошо». Потом спросил и других об имени. Дедновцы будто вообразили, что имя старосты их понравилось царю, все до одного назвались Макарами. Государь, смеясь, сказал: «Будьте же вы все Макарами». С тех пор дедновцы слывут Макарами.

ЕГОРЬЕВЦЫ Сам нож точит, а говорит: не бось!—Рудометы.

Когда-то у них вышел весь запас каши, а без каши, известное дело, мужику жить нельзя. «В чем же варить? Где горшок взять?»—думали мужики, собравшись в кружок. Вот и придумала одна умная голова: «Будем же, ребята, варить кашу в кошеле». Сдуманное дело тут же затеялось. Нальют воды в кошель, засыпят круп, посмотрят: крупы целы, воды нет. Снова нальют воды, а вода опять пропадет. Выбились ефремовцы из сил. Вот и придумала одна умная голова: «А що, ребята, неволить себя! будем варить кашу без воды?» Сдуманное дело тут же затеялось. Разложили огонь, повесили над ним кошель, а сами пошли спать на воза. Соснули по-русски, вспомнили про кашу, да и все пошли к огню. Приходят—нет ни каши, ни кошеля— все сгорело. Головотяпы.

ЗАДНЕПРОВЦЫ

Задрипанцы.

Так киевляне в старину величали запорожцев за их неопрятность.

ИВАНОВЦЫ Богат и хвастлив, как ивановский мужик.

ЕЛЬЧАНЕ

Сычужники.—Радуга ушат воды выпила.— У нас, в Ельце, на Сосне реце, курица втенка (утенка) вывела.

Одна ельчанка когда-то летом поставила на дворе ушат воды, чтобы солнышко нагрело воду, а сама занялась хозяйством. В это время пришла корова и выпила воду. Приходит сын с базара. Мать посылает его посмотреть воду. Сын выходит на двор и видит: воды нет, а радуга распространилась над ушатом. Вот он и кричит своей матери: «Матушка, матушка! радуга ушат воды выпила».

ЕФРЕМОВЦЫ

В кошеле кашу варили.

Ефремовцы зимою ходят с обозами в Москву и всю съестную провизию кладут в лычные, плетеные кошели

КАДУЕВЦЫ

Кадошники.

КАЗАНЦЫ

Казань прогребли и орду прошли.

КАЛУЖАНЕ

Калужанин поужинает, а туляк так ляжет.— Щагольники: щагол щаглует на осиновом дубе да воскогурнет: ткау! ткау!—Наша Калузя Москвы болей не болей, а калачами да квасом удалей.—Козла в тесте соложеном утопили.

Говорят, что старые калужане, сбираясь когда-то в дорогу, дожидались благоприятной погоды. Сбираться русскому мужику недолго; другое дело бабьи сборы. Скоро собрались мужики калужане. Всякий гадал о погоде по-своему. Вот досталось одному по жеребью посмотреть: куда дует ветер? Выходит на двор, ветра нет; идет на улицу, ветра нет; подходит к погосту, сидит ворона на осиновом дереве и кричит. Тут мужик вспомнил приметы старых людей и бежит к избе с криком: «О ребята, буде, буде ведрышко. Щагол щаглует на осиновом дубе, а воскогурнет: ткау! ткау!»

КАЛЯЗИНЦЫ

Свинью за бобра купили.— У нашего Макарьи по три деньги Натальи, а грош дай, любую выбирай

КАШИНЦЫ

Собаку за волка убили, да деньги заплатили.

Когда-то кашинцы собрались поохотиться. Сборы были долги: да зато собрались всем городом. Вот и спрашивают друг у друга: что бить? что ловить? Мир придумал, пригадал: бить волков. Далеко ходить было некуда; лес рос под ногами. Стали по облавам и ждут зверя. Бежит зверь немудрый. Кашинцы вскрикнули, разом подняли дубину, да и давай мочалить зверя. Лежит зверь убитый, а какой? Тут только мир спознал, что убита воеводина собака. С воеводой даром не сладишь; собрали со всех дворов окуп, да и помирились с ним.

КАШИРЦЫ

Шапку долой. А що? Глянь: все бо бояре.

Каширские поселяне, проезжая с барщины по Каширской дороге, повсюду встречали избы с трубами, ворота с растворами, сани с козырями, точь-в-точь как на барском дворе. Староста Артема отдал приказ мужикам: «Когда въедут в таку деревню, то снимать всем шапки». Староста был мужик смышленый и догадливый; он прежде слыхал, что в таких деревнях живут только господа, и потому-то велел мужикам снимать шапки. Лишь только въедут в деревню, мужики уж друг другу кричат: «Шапку долой. А що? Глянь: все бо бояре». После открылось дело, что в таких деревнях жили не бояре, а однодворцы.

Про каширских однодворцев в народе известна старинная сказка. Когда-то однодворцы провинились перед чертом. Черт, собравши виноватых со всех деревень, положил их в решето да и понес на базар продавать. Известное дело, что он не ходит, не ездит, а только летает. Поднялась буря. Черт давай разгонять бурю. В это время решето повернулось, а однодворцы посыпались на каширские поля. С тех пор, говорят, они живут там целыми селениями.

КАПОРЦЫ

Крошевники.—Капорское крошево и кисло, и дешево.

КАРГОПОЛЬЦЫ

Чудь белоглазая.— Сыроеды.

КИЖАНЕ

Золотую грамоту просили.

КИМРЯКИ

Петуха на канате кормили, чтоб на чужую землю не перешел.

КИНЕШЕМЦЫ

Суконщики.—Кинешма да Решма кутит да мутит, а Сологда убытки платит.

КЛИНОВЦЫ

Лапотники.

КОСТРОМИЧИ

Лучше бы три раза погорела, чем раз овдовела.— Костромичи в кучу, ярославцы прочь; они на руку не чисты; лапти растеряли, по дворам искали: было шесть, сыскали семь.

КОЛОГРИВЦЫ

Дегтярники.

КОЛОМЕНЦЫ

Чернонебые.

КРАПИВЕНЦЫ

Сено с колокольным звоном встречали, а воеводы не видали.

Прослышали крапивенцы, что с Соловы поднялся к ним воевода. Нарядились миряне в праздничные кафтаны и сели по лавкам. А чтобы знать, когда встречать воеводу, то послали десятского на колокольню, с наказом: «Как будет подъезжать воевода, звони». Заклубилась пыль по дороге. Десятский затрезвонил. Вышли миряне с хлебом-солью. Глядят: едет мужик с сеном. Ему-то миряне и ударили челом.

В старину любимские поселяне не живали дома, а переселялись в подносчики по кружалам и харчевням, где они, как страстные любители чаю, получили прозвание водохлебов и бухвалов.

В незапамятную старину двое любимских поселян собрались покататься на масленице. Заложили лошадь в сани. У обоих были одни сапоги, да и те надели на разные ноги. Выехала лошадь. Дуга золоченая, сбруя ременная, лошадь некормленная. Едут да остановятся: будто конь из хомута вон, будто конь горяч; а конь от голоду ни с места и без хомута. Принялись мужики за кнутья: под гору бьют в четыре кнута, а с горы в десять. Конь все стоит тут же.

ЛАДОЖАНЕ

Щуку с яиц согнали.

ЛУГОВЦЫ

Разносчики.

КРОМЛЯНЕ

Живет в кромах в разных домах.

ЛИВЕНЦЫ

Саламатой мост обломили.

В какое-то незапамятное время приехал в Ливны на воеводство воеводич. Ливенцы наварили саламаты по горшку с двора и повезли в подарок воеводичу. Поехал обоз с саламатой по мосту, а мост, некрытый, нешитый, из тычинок собранный, хворостом прикрытый, под саламатой провалился.

ЛИХВИНЦЫ

Лихвинские горы да новосильские воры злее всех.

ЛУЧАНЕ

В Луцке все не по-людски: па вколо вода, в средине беда.

Это старинное присловье о Луцке произошло от жидов и унитов, наполнявших город в начале XVII века.

Точно такое же присловие и о Каменце: Каменец венец, кругом вода, в средине беда.

ЛЮБИМЦЫ

Козу пряником кормили.—Водохлебы.—Не учи козу, сама стянет с воза, а пречиста рука все причис-тит.—Двенадцатый час, а матушка с миру не бывала.

МАЛОРОССИЯНЕ

Мазепинцы.—Хохлы.— Чубы.—Хохол глупее вороны, а хитрее черта.—Москаль продал с хохла пояс на ярмарке за три деньги, а хохол в придачу пошел ни за калач, ни за денежку.—Цап ведет сто баранов на базар, а татарин сто хохлов в Крым.— Что вы за люди ? Мы бо не люди, а малороссияне. Казак, коли ни пье, так воши бъе, а все-таки не гуляе.

МОЖАЙЦЫ

Можайский ветер.

Москвичи доселе так величают можайских поселян людьми ветреными, в торговых делах. Кажется, что это присловье дано было можайцам еще в старину, когда они переходили от москвичей к Шемяке и полякам против князя Василия Васильевича Темного.

МОСАЛИ

Гуторы: гуторили, гуторили, да и загуторили воеводу.—Матушка Заугра! Не потопи нашего города Мосальска и нашего старосту Гаврюшку.

Когда-то мосали отправили целым миром своего старосту Гаврюшку проведать в Москву: почему православные принимают людей на заработки? Староста выехал на санях, прямо по реке Угре. Время было на ростопели; река Угра поднималась из берегов. Староста долго не думал: сел в сани, махнул кнутом по лошади, да и въехал прямо на льдину, а мосали провожали его всем миром. Вдруг вода поднялась из берегов; икры пошли за икрами; старосту затерло во льдинах. Взаха-лись мосали, припали к берегу и стали голосить: «Матушка Заугра! не потопи нашего города Мосальска и нашего старосту Гаврюшку».

МЕЦНЯНЕ

Амчинина бы те во двор!

Когда-то мецняне, обиженные летом проезжими, вздумали зимой отыскивать виноватых. Летом было не до того им: то сенокос, то жатва. Зимой другое дело: с печи да на полати, с полатей да на печь. Собрались миром и стали толковать: где же искать проезжих? Известное дело: на постоялых дворах. Долго не думали: собрались всем миром на одних санях да отправились в дорогу. Куда ни приедут, везде находят виноватых. Расправа коротка: в кнуты да в дубины. С тех пор мценские дворники не могут равнодушно слушать, когда им говорят: «Амчинина бы те во двор!»

МОСКВИЧИ

Рака с звоном встречали.—Московский час подожди.— С москалем дружи, а камень за пазухой держи.— Москаль не велик человек, да бя (опасен)!—Правда московская.—Москаля верти (обманывай).—Видь москаля, полы срижи, да втекай.—Мать: кто иде? Дочь: Черт. Мать: Добре, дочушка, а бы не москаль.— От черта открестишься, а от москаля дубиной не отобьешься.—В Москве толсто звонят, да тонко едят.— Москва стоит на болоте, ржи в ней не молотят, а больше деревенского едят.—Вин как намоскалился, що из-пид живаго пьяты режит.—Видно, велик город, что семь воевод.—В Москве недороду хлеба не бывает.— Живет в Москве не в малой тоске.—Два брата с Арбата, а оба горбаты.— С Москвы, с посада, с овощного ряда.

Многие московские присловья принадлежат временам историческим. Так присловье: Правда московская вышло от псковичей, когда москвичи взяли Псков, когда они на Москве били челом в своей покорности.— Видно, велик город, что семь воевод—указывает прямо на семибоярщину. Другие же выдуманы малороссиянами. Так присловье: Московский час подожди — произошло от медленности в делах. Поговорка москвичей: сейчас!—надоела малороссиянам.

МУРОМЦЫ

Калашники.—Вертячие бобы.— Святогоны.

Последнее присловье осталось за муромцами с того времени, когда они выгнали из своего города епископа Василия, в XIII веке.

НЕРЕХОНЦЫ

Село Лупино, Арменки глупые, а Нерехта на ум наставит.—Не бойся по Армейской дороге воров, а бойся в Нерехте каменных домов.—Нерехонтские бегуны.

Нерехонтские поселяне получили прозвание бегунов оттого, -что они зимою ходят с безменом по селам покупать пряжу.

НОВГОРОДЦЫ

Долбежники.— Гущееды. — Упрям, как новгородец.— Ты ведь не новгородской дворянин.

Долбежниками москвичи называли новгородцев по их дубинкам, с которыми они в старину ходили на бой. Гущеедами прозвали новгородцев за постное кушанье, во время поста приготовляемое из ободранного ячменя, сваренного в одной воде. В старину хлебосольные москвичи, выговаривая спесивому гостю, что он не приезжал к обеду, говорили :«Ты ведь не новгородский дворянин».

НИЖЕГОРОДЦЫ

Бородка нижегородка, а ус макарьсвский.

Дома каменные, люди железные.— Татинец да Сло-пинсц ворам кормилец.—Нижегороды не уроды.

Селения Татинец и Слопинец, находящиеся от Нижнего Новгорода в 60 верстах, были в старину опасными местами для проезжающих. Сюда, по народным преданиям, заезжали позабавиться волжские разбойники, о которых ныне остались одни воспоминания.

Другие это присловье изменяют иначе: ус макарьев-ский—ус астраханец.

НОВОТОРЫ

Города Коростеня, владыче Олгино, народ кривичи.

В Новоторжске есть близ города городище, а жители, желая оставить за собою старшинство, говорят: «Мы люди старые; прежде были посадские города Коростеня, владенье Олгино, народ кривичи».

Новоторы воры.

Так с незапамятных времен новоторов величают осташи, а новоторы отвечают им тогда на этот попрек: «И осташи хороши!»

Все эти старинные присловья остались только в народных преданиях москвичей. Ныне только за олончанами осталось одно присловье: добры молодцы.

ОНЕЖАНЕ

Прохоровы дети. Прохоряты.—Прохор письмо прислал, а лободырному велел деньги сбирать.—Во всей Онеги нет телеги.—Летом воеводу на санях возили по городу.—На рогах онучи сушили.

ОРЛОВЦЫ

Проломленные головы.— Орел да Кромы первые воры, да и Карачи на поддачу.

ОДОЕВЦЫ

Молодец, молодец! Продай за грош постных яиц!

Когда-то одоевцы приехали в Москву за товарами. Пришло время обеденное, вот они и нарядили молодца—купить все нужное к обеду. Молодец идет на рынок и видит огурцы. Дивится одоевец огурцам, а не знает, как их назвать. «Молодец! что то за товар?» — спрашивал одоевец у москвича. Москаль догадался, что птица налетела заезжая, и давай говорить: «Постные яйцы, снесли птицы заморские, а к нам в Москву приплыли по Москве-реке». «Да!—подумал одоевец.—Теперь Петровки; оно и кстати, куплю же их». И стал торговать: «Молодец, молодец, продай за грош постных яиц!»

ОЛОНЧАНЕ

Олонцы—добры молодцы.—Наши молодцы не бьются, не дерутся, а кто больше съест, тот и молодец.— У нас один молодец съел тридцать три пирога с пирогом, да все с творогом.— Один молодец ел хлеба мягка, ножа был востра, а как шапка свалилась, на пол покатилась, до реки пихал ногой, а войдя в реку, почуял, что-то лопнуло. «Не брюхо ли лопнуло?»—подумал. Глядит: брюхо цело, ремень лопнул! Голову нагнул и шапку надел.—Любезный Олонец, белые берега.—Кайваны в Олонец не бывали.

ОСТАШИ

Волчьи объедки.—Ершееды.— Опозорили, опозорили. Да чем оке? Уж и не говори.

ПСКОВИЧИ

Небо кольями подпирали.

Когда-то во Пскове было долго ненастное время, тучи ходили низко, так низко, что православные думали—небо валится на землю. Собрались на мирскую сходку подумать—как бы отбыть беду? Три дня псковичи думали, а на четвертый приладили дело: разобрать городьбы да кольями подпереть небо. Разобрали городьбы и стали с кольями по всем концам города. Наступило ведрушко, прошли тучи. Идет посадский по городу, сам бороду покручивает, на народ поглядывает, посередь площади становится, а сам говорит: «Здорово-те, православные! отбыла беда; идите по домам».

Хоцу, вскоцу; не хоцу, не вскоцу.

Будто в старину, когда просватывали невесту, мать делала из пояса круг посередь полу, а невеста становилась на лавку. Отец с матерью оглашали дочери жениха. Дочь должна была отвечать: «Хоцу, вскоцу; не хоцу, не вскоцу». Если она соглашалась, то становилась в круг; а если нет, то начинала плакать.

ПИНЕЖАНЕ

Покупала по цетыри денецки, продавала по дви грошики. Барыша куца — куцей, а денег ни копиецки.

Одна пинежанская крестьянка приехала когда-то из деревни в город Пинегу торговать рыбою. Накупила товару, продала весь его, да возвратилась домой. Когда муж спрашивал у ней, что она делала в городе,— жена ему отвечала вышеприведенными словами.

ПЕНЗЯНЕ

Сура речка у нас важная, течет потихоньку, донышко у нее серебряное, круты бережка озолоченые.

ПЕТРОЗАВОДЦЫ

Качу лавочку, качу мытной двор, качу свой тор-жок.—Боску съели.—Боска, боска, на тебе костку!

ПОШЕХОНЦЫ

Слепороды: в трех соснах заблудились.—За семь верст комара искали, а комар у пошехонца сидел на носу.—На сосну лазили Москву смотреть.

О старинных проказах пошехонцев у нас, на Руси, была издана особенная книга: «Анекдоты древних пошехонцев. Соч. Василия Березайского. СПб. 1798». Второе издание было напечатано в 1821 году, с прибавлением словаря. Но это собрание пошехонских анекдотов состоит большею частию из произвольных вымыслов, а часть даже переведена с польского.

РЖЕВЦЫ

Батьку на кобеля променяли.

РОМАНОВЦЫ

Схорони концы.—Барана в зыбке качали.

Когда-то в старину один из романовских поселян украл ягненка. Встосковался хозяин по ягненку! «Нельзя жить без него»,—всем он говорил. «Наложу руки на себя»,— кричала его жена. Сжалились православные над бедняками, ударили в набат. Сошлись миряне на сходку. Вот мир и придумал: идти с повальным обыском по домам, а как виноватого найдут—так без пощады в реке утопить. Приходят к вору с обыском. Романовец, прослыша про мирской приговор, спеленал ягненка и положил в колыбель. Входят миряне. Романовец качает барана, будто свое дитя. «А где, родимый, ты спрятал-то барана?» — говорили ему старики. «Вот вам правая рука! даю чрез милое дитя, и чтобы ему с матерью на ноже поторчать»,—отвечал романовец старикам.

РОСТОВЦЫ

Вислоухие. Лапшееды.— Озеро соломой зажигали.— У нас-ти, в Ростове, чесноку-ти, лука-ти много, а навоз-ти все коневий.

Вислоухими старики прозвали ростовцев за зимнюю шапку с длинными ушами; лапшеедами — за любимое их кушанье, лапшу.

Когда-то в Москве понадобилось много рыбы. Послали батраков с наказом по городам: свозить рыбу в Москву. Такие прибыльные вести дошли до Ростова. В то время на дворе стояли крещенские морозы. Озера все замерзли. Думают ростовцы: где же взять рыбы? Не стать из снегу валять. Думали день — не придумали; на другой собрались и порешили: снять с крыш солому, да соломой и растопить озеро. Снесли солому с крыш и принесли на озеро. «Ну, ребята,—говорит староста,— зажигай на счастливую!» Запылала солома, что твой Иванов день. Озера не растопили, только деревню спалили.

РЯЗАНЦЫ

Кособрюхие.—Мешком солнышко ловили.— Блинами острог конопатили.

Когда-то рязанцы воевали с москвичами. Сошлись стена с стеной, а драться никому не хочется. Вот москвичи и догадались: пустить солнышко на рязанцев: ослепнут, де, они: тогда и без бою одолеем их. Засветило солнышко с утра, а москвичи и стали махать шапками на рязанскую сторону. Ровно в полдень солнце поворотило свой лик на рязанцев. Догадались и рязанцы: высыпали из мешков толокно и стали ловить солнышко. Поднимут мешки вверх, наведут на солнышко да и тотчас завяжут. Поглядят вверх, а солнышко все на небе стоит как вкопанное. «Несдобровать нам,— говорили рязанцы,—попросим миру у москвичей; пускай солнце возьмут назад». Сдумали и сделали.

Когда-то прогневался воевода на рязанцев и грозил им большой бедой. Проходит год, проходит два; а воевода все не выдумает большой беды. Наступила масленица. Запировали рязанцы. Бьет воевода в набат; сбираются православные на базар. Идет воевода—не кланяется, а подошел к людям, молвил: «Вы, де, и забыли, что острог не замшен. Конопатить скорей». До того ли рязанцам было; у всех одно на уме: блины. Вот и придумали мужики: всех блинов не поедим; пост на носу. Законопатим острог блинами. Сдумали и сделали. Идет воевода смотреть острог. Смотрит: везде крепко. «Давно бы так-то,— говорил воевода рязанцам,— слушались меня».

СМОЛЬЯНЕ

Якой губерни? Смоленской. Якого уезда? Города Драгобужска. Якой волости? Демьяновой посады. Якого села? С Ивановой усадьбы. Якого барина? Про то не ведам.

Крупинники.— Хоть бейся о Малоховские ворота.— Крепок, как Малоховские ворота.

СТАРИЧАНЕ

Петуха встречали с хлебом с солью.

Прослышали старичане, что в их город Старицу идет грозен посол. «Надо умилостивить грозного посла»,— говорили старики на мирской сходке. «Вы, люди старые, придумайте, пригадайте, а мы, молодые, не прочь от вас». Придумали старики: напечь пирогов с яйцами и идти за город с поклоном на встречу к послу. По сказанному, как по писанному, все было сделано. Прибежали ребята с поля, поведали всем: «Пришел грозен посол; стоит у города; шуба навыворот; сам низенек, а поперек о пяти охват, словечка не молвит, а шипит только». То не грозен посол подходит к Старице, а залетел индейский петух. Вышли старичане встречать грозна посла. Встречали по-старому, все без шапок, а старики говорили петуху: «Вот тебе пирог и яйцы, не погуби наш город Старицы».

Возьми сорок алтын?—Сороци, не сороци, а меньше рубля не отдам.

СПАСЦЫ

Откуда ты, молодец? Спасский купец. Чем торгуешь? Красным товаром: сальными свечами и чистым дегтем.

СТАРОРУСЦЫ

Лошадь съели, да в Новгород писали, чтоб еще прислали.

СУДИСЛАВЦЫ

Грибовики.

СОЛИГАЛИЧАНЕ

Бревенщики.— И звестняки.

СУЗДАЛЬЦЫ

Мизенники. Мазалы.

В Суздале да в Муроме богу помолиться, в Вязниках погулять, в Шуе напиться.

СЕРПУХОВЦЫ

Дядя едет из Серпухова, бороду гладит, а денег нет.

СИБИРЯКИ

Сибирь Золотое Дно.

ТАМБОВЦЫ

Молоканы.— Хрептуки степные.

ТВЕРИТЯНЕ

Рапушники.— Забегай, забегай! А что? Не видишь, что куница бежит. Это собака с Клементьева двора. Ну, так пускай себе бежит.—Новоприведенная девонька.—Цуканы.

ТИХВИНЦЫ

Свято то место, где тихвинца нет.— Козу на колокольню тащили.

ТОРОПЧАНЕ

Таботеры.— Торопчанина обманет цыган, цыгана жид, жида грек, а грека черт.

Говорят старики, что такое новогородское присловье о торопчанах разошлось из Новгорода по всем городам, когда цыган выменял лошадей на лапти во всем Торопце.

ТРОИЧАНЕ

Поляки с пушками, а мы с клюшками. Это относится к осаде Троицкой Сергиевой лавры при тушинском самозванце.

ТУЛЯКИ

Стальная душа.—Блоху на цепь приковали.— Бачика, присядь, присядь, чижи летят.—Хорош заяц, да тумак; хорош малой, да туляк.—Живет в Туле да ест дули.—Бей челом на Туле, ищи на Москве.

Очень-очень давно было, когда тульские оружейники занимались разными проказами, а этого времени, по всем расспросам, никто уже не помнит: тогда, говорят старожилы, они любили сидеть под мостом и встречать проезжих гостей. В эти-то времена они заслужили себе присловье: «Хорош малой, да туляк».

В старину тульские оружейники бывали большие охотники до чижей и соловьев. С начала весны они отправлялись ловить по лесам певчих птиц. Когда-то отец с сыном долго бродили по лесам, без всякой удачи. Отец влез на дерево посмотреть, а сын расставлял тенета и сыпал для приманки семячко. Вдруг полетели чижи. Отец этого не видал. Сын кричит ему: «Бачика! присядь, присядь, чижи летят». Отец все посматривает вдаль. С досады и отчаяния потерять чижей, сын берет дубинку и сталкивает отца с дерева.

УСОЛЬЦЫ

Огуречники.

УСТЮЖАНЕ

Красноязыки.— Черносеребрянники.—Мазы.

УГЛИЧАНЕ

Не босъ, не бось, батька! ведь это не наше.

Было время, говорят старики, которого давно никто не помнит, ненастное и голодное; в это-то время собрались углицкие мужики, отец с сыном, поворовать с горя. Ночь была темная, а отец, на беду, еще был и подслеповат. Как вышли из двора, то и дорога пропала. Пропели третьи петухи, и дорога сыскалась, когда уже прошло золотое время. «Поди, батько,— так говорил сын отцу,—ты посмелей меня». Как на беду, отец куда ни придет, везде мерещится ему свой дом. Сын указал отцу чужой дом. Лезет старик на сыниных плечах, и за что ни дотронется, все как будто свое берет, а сын ему кричит: «Не бось, не бось, батько! ведь это не наше!»

ХОЛМОГОРЦЫ

Заугольники.

Как-то раз Петр Великий проезжал в Архангельск; холмогорские староверы, из страха, боясь приблизиться к государю, смотрели на него из-за угла. С тех пор будто соседи стали их называть заугольниками.

ЧУХЛОМЦЫ

Чухломском рукосуй! Рукавицы за пазухой, а других ищет.

ШУЯНЕ

Кабы мне крепкого мыльца.

Беса в солдаты отдавали.—В Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал.

Русские народные приметы и обряды

[далее дни месяцев приведены по старому стилю ] 

  Месяц январь  

Слово: январь, или генварь, или иануарий — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии, вместе с юлианским календарем. Коренные славянские названия сего месяца были другие, и эта разность принадлежала каждому поколению. Наши предки называли его: просинец, малоруссы и иллирийцы: сечень, поляки: стычень, венды: новолетник, первник, зимец и прозимец, чехи и словаки: ледень, грудень, карниольцы: просинец, кроаты: просинец, малибожняк. Грамотные люди XI века январь писали: еноуар (по Остромирову Евангелию), и как будто для пояснения чужого слова прибавляли: «рекомаго просинца». Все эти названия книжные; народ забыл, как его предки называли прежде январь. Время скрыло от нас, каким месяцем считался просинец у наших отцов. В христианской жизни русского народа совершились три перемены: 1) по старому русскому счету, когда год начинали с марта, январь был одиннадцатым месяцем; 2) когда год начинали с сентября, он был пятым; 3) с 1700 года он постоянно считается первым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ЯНВАРЕ МЕСЯЦЕ

1 января.Васильев день.— Васильев вечер.— Авсень.— Гадания.— Проказы ведьм.

Васильев день у наших поселян считается особенным времясчис-лением. Так они, желая напомнить что-нибудь былое, говорят: «а это было об Васильев день»; или: «случилось на Васильев день»; или: «на ту пору был Васильев день»; или «он нанялся от Васильева дня до Евдокей», то есть с 1 января по 1 марта.

Васильев вечер для русских девиц был весьма важным днем; он приходился на восьмой день святок, когда святочные гадания были во всем разгуле. Наши бабушки думали, что святочные гадания на Васильев вечер всегда сбывались и что в этот вечер, что бы по гаданию ни вышло, уж всегда так и случится. Поверье старое, с незапамятных времен соблюдается на Руси.

На Васильев день совершаются обряды какого-то непонятного народного праздника. Из слов песен и причитаний мы узнаем его название: это авсень, или овсень, усень, таусень, говсень. Был ли это действительно праздник, какая была цель его, или это только соединение нескольких обрядов — решительно отвечать невозможно. Из оставшихся обрядов мы видим ныне варение каши, засевание зерен, обряд хождения по домам. Ко всем этим обрядам присоединяются и песни. Наши археологи считали авсень «земледельческим праздником, преобразовательным обрядом обсевания»; отыскивали по обрядам сходство авсеня с колядою. Могло ли быть на самом деле, чтобы зимою на Руси праздновал народ земледельческий праздник? Это предположение ученых останется навсегда без доказательств. Одним только ученым могло взойти в голову, что авсень и коляда указывают «на соединение мифов разноплеменных народов на Руси». Мы уже не говорим о том, что об авсене нет помина ни в летописях, ни в актах; не упоминаем о том, чтобы народ помнил об этом празднике из преданий; скажем только одно: что нет ни одного места в русской земле, где бы все обряды совершали вместе. В одном месте варят кашу, в другом происходит засевание зерен, в третьем хождение по домам. Есть и обряды, но нет помина об слове авсень. Кажется, что без песен это слово навсегда могло бы исчезнуть из русского языка. Вот обряды, которые совершаются на Васильев день по разным местам.

1) Варенье каши. Варение каши совершается до света. Старшая в доме из женщин ровно в два часа утра приносит из амбара круп. Старший из мужчин приносит воды из реки или колодезя. Крупа и вода стоят на столе до тех пор, пока истопится печь; до них никто не касается, иначе это сочтется худым признаком. Когда нужно затирать кашу, все семейство садится за стол, а старшая женщина причитывает, размешивая кашу: «Сеяли, ростили гречу во все лето; уродилась наша греча и крупна, и румяна; звали-позывали нашу гречу во Царьград побывать, на княжой пир пировать; поехала греча во Царьград побывать со князьями, со боярами, с честным овсом, золотым ячменем; ждали гречу, дожидали у каменных врат; встречали гречу князья и бояре, сажали гречу за дубовый стол пир пировать; приехала наша греча к нам гостевать». После сего все встают из-за стола, а хозяйка с поклонами ставит кашу в печь. Потом снова садятся за стол, в ожидании каши. Когда поспеет каша, тогда, вынимая горшок из печи, хозяйка говорит: «Милости просим к нам во двор со своим добром». Прежде всего осматривают: полон ли горшок? Нет более несчастия, если каша вылезет из горшка вон. Это явная беда всему дому. Худое предвещает, если треснул горшок. Потом снимают ножом пенку: каша красная, полная, предвещает счастие всему дому, будущий урожай и талантливую дочь. Каша мелкая, белая, угрожает бедами. Завтрак из каши оканчивает добрые предвестия: при худых признаках кашу выбрасывают в реку.

2) Засевание зерен — отправляется в Великоруссии и Малоруссии с различными обрядами.

В селениях Тульской губернии совершают обряд засевания без песен, с одними приговорками. Дети, рассыпая зерна ярового хлеба, говорят: «Уроди, боже, всякого жита по закрому, что по закрому, да ·по великому, а и стало бы жита на весь мир крещеный». Старшая женщина в доме сбирает на полу зерны и хранит до посева.

В Малоруссии обряд засевания совершается с приговорками и песнями. Там дети поселян, перед обеднею, ходили по домам сеять из рукава, другие из мешка разные семена. В это время они певали особенную засевальную песню:

Ходит Илья На Василья, Носит пугу Житяную. Де замахне— Жито росте, Житу пшеницю Всяку пашницю. У поле ядро, А в доме добро.

Другие при засевании зерен говорят: «На счастье, на здоровье, на новое лето, роди, боже, жито, пшеницю и всякую пашницю». Вероятно, что эта приговорка составилась из засевальной песни. Тождество слов доказывает это очевидно.

3) Обряд хождения по домам мне известен только в двух губерниях, Костромской и Рязанской.

В Костромской губернии для Васильева вечера варят свиные ноги. Там поселяне ходят в этот вечер под окна, сбирать пироги и свиные ноги, приговаривая: «Свинку да боровка выдай для Васильева вечерка». В Рязанской губернии ходят толпами под окна просить пирогов. Впереди всех идет девица, называемая махано-скою; она-то несет кошель для пирожного сбора; она-то предводит толпу и распоряжает дележом сбора. Подходя к окнам, толпа причитывает: «Кишку да ножки в верхнее окошко».

В великорусских губерниях наблюдательные старики и старушки говорят, что «на Васильев вечер день прибывает на куричий шаг».

В Тульской губернии есть предание, что на Васильев вечер ведьмы скрадывают месяц, из опасения, чтобы он не освещал их ночных прогулок с нечистыми духами (см. подробности сего верования в демонологии).

2 января. Святочные гадания.—Почетные проводы гостей.— Предосторожности.— Смывание.

Старые люди в Тульской губернии считают весьма важным делом окуривать курники смолою с девясилом; эта предосторожность, как они думают, спасает кур от лихого домового. Обряд совершается старшею женщиною в доме, скрытно от всех, на рассвете. Иначе предосторожность будет без успеха.

Старушки, известные на Руси под именем бабушек-повитушек, справляют в этот день смывание лихоманок. Обряд и верование заключается в следующем.

В селах думают, что лихоманки выгоняются из ада морозом, ищут пристанища по теплым избам, где уже всегда есть люди виноватые. А лихоманки только и знают, что искать людей виноватых; а если уже и сыщут виноватого,, то сумеют и потрясть, и познобить. Ведь на то она и лихоманка. Бабушки-повитушки уверяют заподлинно, что они видали их сами и знают их в лицо. Послушайте их, и они вам расскажут, что за штуки лихоманки. От них только вы узнаете, что наши лихоманки бывают тощие, слепые, безрукие, уроды такие, что хуже смерти; не умеют ни войти в избу, ни отворить дверей; если голодны, то смирны и пошлы до того, что как сироточки стоят, пригорюнясь у притолоки, выжидая, не выйдет ли кто из виноватых. Заботливые бабушки, спасая людей от лихоманок, ходят по домам смывать притолоки. Все это делается потихоньку от мужчин. Зоркий глаз старика здесь считается опасным, а молодым нет доверия. Рано, на заре, бабушка является, по приглашению, во двор. С нею всегда есть запас: четверговая соль, зола из семи печей, земляной уголь, выкапываемый на Иванов день из-под чернобыльника. Старшая женщина в доме встречает бабушку у ворот с хлебом-солью, с низким поклоном, с ласковым словом «добро пожаловать». Не входя в избу, бабушка начинает обмывать своим снадобьем притолок, а после вытирает чистым полотенцем. Подарки и угощения оканчивают обряд смывания. После сего уже на целый год остаются спокойными от посещения лихоманок. Если случится с кем-нибудь беда, то уже за верное полагают, что она была напущена в чужом доме, по ненависти злых людей.

Святочные гадания продолжаются и в этот день. Богатых девиц провожают подруги со всем почетом, пред вечером, до ворот. Мать богатой девицы должна у ворот, при прощании, приглашать подруг взойти в дом; девицы должны выискивать причины, что они теперь не могут быть по разным делам. Это так исстари ведется, хотя бы были самые близкие родные.

3 января. Святочные гаданья.— Предосторожности.— Отчитывания.

Между поселянами Калужской и Тульской губерний есть поверье, что в этот день голодные ведьмы, возвращаясь с гулянья, задаивают коров. Поселяне, для избежания от такой беды, привязывают над воротами сальную свечу. Говорят, что будто в старину те только и были счастливы, которые принимали такие предосторожности. Это поверье существует и в Белоруссии. 

В народных поверьях есть предание, что только в этот день можно образумить каженника. Мои добрые земляки знают и часто встречают каженников с сожалением и боязнью. Они не то, чтобы их боялись, а так, просто, робеют только; видишь, им страшно смотреть на них. Ведь все человеки. 

Раздумается, и страшно станет глядеть на человека. Кажись бы, и беда не велика: всего-то навсего, летом, в лесу обошли лешие. И тот же человек, да не тот; а посмотришь поближе, так он и вышел каженник. Всякий знает, что каженник такой же человек, как и все мы грешные; он и видит и слышит, как и все добрые люди. Все это издали только. Подойдите поближе, и тотчас будет видно всякому, что каженник не то делает, что видит, и не то говорит, что слышит. Задумает ли он что делать, все выходит наоборот. Смотришь: начинает делать по-умному, а к концу уж верно сведет дельцо, хоть брось. Попробуйте заговорить с каженником, то что твой грамотный: так слова рекой и льются. Зато уж и не гневайтесь после, что в его речи нет ни смыслу, ни толку. Ведь за то-то и зовут его каженником. Одного только не знают: отчего каженнику не мил белый свет? отчего он не дорожит своею жизнью? Жить или не жить — ему все равно. Нет ни тоски, ни кручины, а горюет обо всем. 

Живет между родными; есть, как и у добрых людей, жена и дети; водится всякое добро больше другого,— а для каженника хоть ничего не будь. Тужит обо всем горемычной сиротой. Знахари открыли тайну, как навести каженника на добрый путь, как научить его уму-разуму. Призванные исцелять каженника, они надевают белую рубашку навыворот, сажают его семь зорь подле вереи, под ветер, поят травяной росой, окачивают водой из нагорного студен-ца. Знахарь, как знахарь, и отчитывает каженника от лихости и болести, и отыскивает виноватого по приметам между родными и чужими, и сулит здоровье и долголетие, и обирает подарки. Попробуйте прислушаться к заговорам знахаря: говорит он, как и все мы русские говорим; а что он говорит, никто еще из поселян не успел понять. В деревнях правду говорят, на то он и знахарь, чтобы его никто не понял. Мне случалось видеть каженников: это были люди, одержимые меланхолисю.

 4 января. Последние святочные гадания.— Приметы.— Чертополох

Любопытные девицы, желая испытать действие своих гаданий, выходят вечером на двор примечать звезды. Если увидят, что Сажары будут у них с правой руки, то остаются уверенными, что гадания сбудутся. В таком случае старшая и почетная девушка, всегда дочь богатых родителей, выходит вперед с пирогом, а другие, увиваясь вокруг ее, скороговоркою причитывают:

Аи, звезды, звезды, Звездочки! Все вы, звезды, Одной матушки, Белорумяны вы И дородливы. Засылайте сватей По миру крещеному; Состряпайте свадебку для мира крещеного, Для пира гостиного, Для красной девицы, Свет родимой Анны Ивановны.

Когда же заметят, что впереди будут Девичьи зори (линия звезд по Млечному Пути), тогда с горем отходят в покои. По преданиям и рассказам, старушки заверяют, что Девичьи зори предвещают еще год девичьей жизни. Отчаяние и грусть девушек, что все гадания были совершены напрасно,—невыразимы.

Уважение нашего народа к чертополоху основано на разных повериях. Старушки говорят, что он и врачует болезни, и утоляет девичьи зазнобы, и отгоняет бесов, и сохраняет в целости домашний скот. Его везде берегут, к нему все имеют доверие. Чертополох, принесенный на север с киевских полей, имеет много чудесного и загадочного. Его приносят женщины-переходницы. Не они ли занесли к нам, на север, и разные поверия? Чего доброго, народ смышленый. С незапамятных времен ведется поверие, что если кто хочет быть цел в дороге, тот запасайся для этого вощанками, в которых сварен был чертополох. В великорусских губерниях промышляют вощанками старушки-переходницы, исходившие все пути и дорожки от Москвы-реки до Иордана. Для совершения обряда чертополох предварительно кладется на семь дней и ночей под подушку. Его не должен никто ни видеть, ни трогать. На восьмую ночь, последнюю на святках, приносят чертополох к старушке-переходнице. Она варит его, с особенными обрядами, с воском и ладоном. Вываренная вощанка зашивается в ладонку.

5 января.Крещенский вечер.— Звезды.— Колыхание воды в полночь.— Крещенский снег

Снег—великое дело для русской земли: он на все пригоден русскому человеку. Уважение к нему в деревнях иногда переходит даже в большие странности. Об нем есть особенное поверие (миф), предания, обряды и обычаи. Обо всем этом будет сказано в своем месте. 

В деревнях, под Крещение, старушки сбирают снег с стогов, с полною уверенностью, что только он один может выбелить всякую холстину, чего так не сделают солнце и зола. 

Снег, собранный в крещенский вечер, говорят поселяне, может сохранить в колодцах воду во весь год. 

Стоит только с поля принесть снега, опустить его в колодезь, и тогда от него будет спорина и подспорье во весь год, хотя бы во все лето не было ни одной капли дождя.

Снегом, собранным в крещенский вечер, поселяне исцеляют недуги—онемение в ногах, головокружение, судороги. 

В Тульской губернии есть поверие, что в этот день где бы ни показался огненный змей, везде найдет свою погибель. Известно всем и каждому на Руси, что такое за диво огненный змей. Все знают, зачем он и куда летает; но вслух об этом никто не решается говорить. Огненный змей не свой брат; у него нет пощады: верная смерть от одного удара. Да и чего ждать от нечистой силы! Казалось бы, что ему незачем летать к красным девицам; но поселяне знают, зачем он летает, и говорят, что если огненный змей полюбит девицу, то ее зазноба неисцелима вовек. Такой зазнобы ни отчитать, ни заговорить, ни отпоить никто не берется. Всякий видит, как огненный змей летает по воздуху и горит огнем неугасимым, а не всякий знает, что он, как скоро спустится в трубу, то очутится в избе молодцом несказанной красоты. Не любя, полюбишь, не хваля, похвалишь, говорят старушки, когда завидит девица такого молодца. Умеет оморочить он, злодей, душу красной девицы приветами; усладит он, губитель, речью лебединого молоду молодицу; заиграет он, безжалостный, ретивым сердцем девичьим; затомит он, ненасытный, ненаглядную в горючих объятиях; растопит он, варвар, уста алые на меду, на сахаре. От его поцелуев горит красна девица румяной зарей; от его приветов цветет красна девица красным солнышком. Без змея красна девица сидит во тоске, во кручине; без него она не глядит на божий свет; без него она сушит, сушит себя. Посудите же, добрые люди, какое горе для семьи—гость огненный змей! Неизвестно, когда и кем открыто средство—как погубить змея. Пред тем часом, как быть змею, насыпают на загнетку снегу, собранного в крещенский вечер. Говорят, что змей, когда будет опускаться в трубу, погибает от него навсегда. 

В степных селениях Тульской губернии старики замечают, что если в крещенский вечер звезды блестят и горят, то предрекают плодородие ягнят. Тогда они говорят: «Ярки звезды породят белые ярки».

 6 января. Водокрещи.— Крещенские морозы.— Встречи.— Предсказание

Водокрещи — слово старое, осталось только между поселянами Московской, Тульской, Орловской и Киевской губерний. Сим словом они выражают: 1) Время. «От оспожинок до водокрещей минуло.— От водокрещей до Евдокей пройдет семь недель с половиной». 2) Праздник—когда совершается на реках св. водосвящение. 

Крещенские морозы, известные своею жестокостью, по преданию поселян, предвещают плодородие. Киевляне, говоря о сих морозах, прибавляют: «Трещи не трещи, а минули водокрещи». 

В великорусских губерниях девушки пекут пироги и выходят с ними, вечером, окликать суженого. Возраст, вид, голос, имя, платье и разговорчивость — представляют им данные угадывать будущего суженого. 

Старики примечают, что если в этот день будет метель, то то же самое будет и на масленице.

8 января. Приметы.— Обычай.

В Тульской губернии старики примечают, что если в этот день будут сильные ветры от Киева—с юга, то будет лето грозное. Тогда говорят они: «Коли на Амельяна подует с Киева, то быть лету грозному».

В степных местах принято в обычай на этот день угощать кума с кумой. Поселяне думают, что угощение кума с кумою приносит здоровье детям. Кум и кума, приходя в званый дом, приносят в подарок: брусок мыла и полотенце и, вручая его, говорят: «Вот тебе, кума, мыльцо да белое белильцо для крестника».

10 января. Приметы.

В Тульской губернии поселяне выходят смотреть на сенные стога и хлебные скирды, и если заметят, что на них есть иней, то предрекают, что лето будет сырое и мокрое.

16 января. Приметы.

Поселяне Костромской губернии на день Петра Полукорма выходят осматривать сенники и амбары. В сенниках, осматривая сено и солому, замечают, сколько вышло корму для скотины и сколько его осталось до весны. Поселяне думают, что от этого дня ровно остается половина зимнего корма. Излишний остаток житного хлеба в амбарах предвещает плодородие.

В Псковской губернии поселяне, снаряжая для продажи лен, говорят: «Коли есть метла да костра, то будет хлеба до Петра, а синец и звонец доведут хлебу конец». В этом выражении поселян заключаются свои приметы: метла, или метлина, и кострика, как предметы малоценные в льняной торговле, не обещают больших барышей и что вырученные деньги от такого льна достаточны только будут на покупку хлеба до дня Петра Полукорма. Лен синий (синец) и издающий звук при трепании (звонец) обещает худой торг, житье голодное и бесхлебное.

18 января. Афанасьевские морозы.— Изгнание ведьм

По приметам поселян, на день Афанасия Ломоноса всегда бывают сильные морозы. Обозники и ямщики, отправляющиеся из степных мест в Москву, часто подвергаются отмороживанию лица. Другие, глядя на них, говорят: «На Афанасья береги нос». 

Верование поселян наших в ведьм есть явление незапамятное и так глубоко укоренилось, что никакие убеждения не в состоянии поколебать его. Там, где пронеслась молва, что завелась ведьма, все соседи в страхе, все ищут избавления. Знахари и колдуны являются к услугам, с обещаниями изгнать и уничтожить ведьм. Избавителей принимают с радостью, с подарками. Знахарь или колдун является ночью; одни только старшие в доме знают о его прибытии. Ровно в полночь он начинает заговаривать трубы — обыкновенный путь ведьм,— забивает клинья под князек, сыплет семипечную золу по загнетке и, наконец, отправляется на край селения, где снова, у изгородья, повторяются те же проказы. 

По рассказам поселян известно, что ведьмы, желая нанести кому-нибудь вред, влетают в трубу; но как скоро будет труба заговорена, то весь дом и двор уже свободны от ее проказ. Ведьмы, отлетая вдаль, всегда летят прежде на юг, по направлению к Лысой горе, а возвращаются на запад. Западное изгородье заговаривают знахари. Ведьма, подлетая к очарованному изгородью, с досады или убивает себя, или отлетает в другое место. Есть из знахарей такие доки, которые умеют пересадить ведьму за тридевять земель; но такие знахари редки, и труды их оцениваются большими издержками — коровою или лошадью. Знахари уверили поселян, что только на афанасьевские морозы можно изгонять ведьм; всякое другое время неудобно. Будто в эти дни ведьмы летают на шабаш и там теряют память от излишнего веселья.

20 января. Приметы.

Если в этот день будет метель, то поселяне замечают, что и вся масленица будет метельная. В этом случае они говорят: «Помело метлой, на масленицу; приедет осударыня Масленица метельная».

Если же в полдень будет ясное солнце, то примечают, что весна будет ранняя.

24 января. Приметы.

В этот день замечают цены разным хлебам. Если цены на хлеб повышаются, то поселяне уверены, что будущий урожай будет скудный и на хлеб дороговизна; если же цены на хлеб понижаются, то они замечают из этого будущий урожай с избытком. Наблюдательные старики говорят: «Коли до Аксиньи-полухлсбницы жита хватит, то до новин станет половина, а до корма треть». 

По замечаниям стариков, в северных губерниях на этот день приходится ровно половина зимы. Тогда они говорят: «Вот-те Аксиньи полу зимники». 

На Ваге, Шенкурске, Вельске замечают, что если в этот день будет хорошая погода, то говорят, что будет и весна красная.

22 января. Тимофеевские морозы.— Полузимники

Сильные морозы, бываемые в этот день, получили название тимофеевских, по дню, празднуемому в этот день, св. Тимофею. Поселяне говорят: «Пожди тимофеевских морозов! — Каков на дворе мороз-от! слышь, тимофеевский». 

В селениях Тульской губернии говорят, что на этот день ровно приходится половина зимы. Тогда говорят они: «Вот и пришли полузимники». Другие же говорят: «Ползимы стане на Тимофея-полузимника».

28 января. Кудесы

В селениях Тульской губернии есть поверье, что в этот день если хозяйка не оставит на ночь гостинца для домового, то будто он из доброго превращается в лихого. С этой переменой во дворе и избе все пойдет наизворот: спорина пропадает, скот худеет и чахнет, люди заболевают, беды летят со всех сторон.

Суеверные люди твердо уверены, что болезни и несчастья, появляющиеся с этого дня, происходят от лихого домового. Колдуны и знахари, обольщающие поселян, уверили простодушных, что домового можно унять кудесами; а чтобы его всегда держать в смирении, то нужно ставить на ночь гостинцы.

Поселяне, для смирения домового, после ужина оставляют на загнетке горшок каши, обкладывая его вокруг горячими угольями. Будто ровно в полночь домовой выходит из-под печи и ужинает. С той поры он целый год бывает смирен и услужлив.

Кудесы, унимающие лихого домового, заключаются в следующем: колдун, призванный, во двор, ровно в полночь зарезывает петуха, выпускает кровь на голик. Этим-то голиком выметает все углы в избе и во дворе, вместе с причитанием разных заговоров. Все это совершается до пения последних петухов. Колдун получает подарки за свои кудесы, а хозяева остаются с уверенностью, что домовой смирится.

Месяц февраль

Слово: февраль, или февруарий —не русское; оно зашло к нашим отцам также из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: сеченъ (по тексту харатейного Вологодского Евангелия) и снежен (по тексту Полотского Евангелия); малоруссы и поляки: лютый, иллирийцы: вельяча, кроаты: свечен и сечен, карниольцы: свичан, венды: свечник, сечан, друиник, т. е. второй, сорабы: свечковний, чехи и словаки: унор. Название февраль в старинных святцах встречается с половины XI века. Поселяне доселе его называют: бокогрей, основываясь на том, что скотина выходит в феврале из хлевов обогревать бока. В наших летописях его называли: свадебным, от зимних свадеб, совершаемых от дня Богоявления до масленицы. Это название доселе удержалось между поселянами Костромской губернии. По новому счету русской годовщины февраль считается вторым, по-старому, когда год считали с марта, он был двенадцатым, а когда с сентября, он был шестым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ФЕВРАЛЕ МЕСЯЦЕ

1 февраля. Заклинание.— Приметы

Есть старое предание у поселян Калужской и Московской губерний, что только на этот день можно заклинать губителей скирдов и стогов — мышей. По их верованию, заклятие не только может сгубить мышей, но и совсем искоренить их из селения. Призванный знахарь вынимает из средины скирда по снопу, со всех четырех сторон, из стогов берет по клоку сена. Все это сносится в печь, зажигается раскаленною кочергою. Зола, оставшаяся от сожжения соломы и сена, всыпается в те места, откуда были вынуты снопы и сено. Знахарь во все время читает заговоры и громко произносит заклятия. 

Знахаря сопровождает во всех проделках хозяин с хозяйкою с хлебом-солью и чистым полотенцем. Возвращаясь с гумна, знахаря угощают и отдаривают. Для образца мы приводим здесь заклятие знахаря: 

 «Как железо на воде тонет, так и вам, гадам, сгинуть в преисподнюю, в смолу кипучую, в ад кромешный. Не жить вам на белом свете, не видать вам травы муравой, не топтать вам росы медяной, не есть вам белоярой пшеницы, не таскать вам золотого ячменя, не грызть вам полнотелой ржи, не таскать вам пахнучего сена. Заклинаю вас, мышей, моим крепким словом на веки веков. Слово мое ничем же порушится». 

Старики примечают в этот вечер: если покажется на небе много звезд, то уверяют, что зима еще долго продолжится и весна будет поздняя.

2 февраля. Сретенские морозы.— Приметы.— Предания

Сретенские морозы в Тульской губернии считаются последними, и после их поселяне не решаются пускаться вдаль на санной езде. Там, по преданию, оттепель, появляющаяся в этот день, предвещает худую и гнилую весну. 

Приметы, наблюдаемые поселянами в этот день, бывают различны, смотря по местности. 

В Костромской губернии, при появлении оттепели, говорят: «На Сретеньев день от воробья стена мокра». С этим вместе они примечают появление ранней весны. 

В Рязанской губернии, при выпадении снега, говорят: «На Сретенье снежок, пригонит на весну дожжок». Если появится метель, то говорят: «Коли на Сретенье метель дорогу переметет, то корма-т подберет». С этой приметою у них соединяется понятие о поздней осени, недостатке корма. 

В Тульской и Рязанской губерниях есть поверье, что с этого дня в первый раз появляется весенняя теплота. Для этого у них есть поговорка: «На Сретенье зима с летом встретилась». 

В Тульской губернии, когда середь дня появится солнце, говорят: «Солнце идет на лето, а зима на мороз». 

В Каширском уезде есть предание о погибшем семействе, предпринявшем в этот день поездку вдаль, за рыбою, к масленице. 

Жил когда-то, говорят они, старик с семьею сытно и богато. Всего было у него много и во всем ему была спорина. Наградил его господь детками умными и таланливыми. Чего сам старик не додумает, то детки домыслят, а чего детки не сумеют, то отец научит. Поженил старик всех детей на один день, а поженивши, задумал напоить, накормить всех сватов и сватей, а корм для них порядил на широкой масленице. Вот и вздумал старик на промысл: съездить вдаль за рыбою, заработать копейку и гостей удоволить. Старик все сбирался, ждал пути и дороги; глядь — поглядь и — Сретенье на дворе, а там и масленица на носу. И собрался старик всей семьей, оприч баб и ребят, а на поезд снарядил семь подвод. Как прочуяли бабы про наряд за рыбою, так и невесть что вышло. И повоют и поплачут бабы вокруг мужей: не тут-то было. Задумали бабы и свои хитрости: и сны-то им недобрые виделись, и тоска-то на них не к добру нападала, и домовой-то их к худу давил. Известно, бабье дело: не спорь с ними. Нет-таки, старик не слушает их. Поеду-таки, поеду за рыбою, накормлю об масленице сватов и сватей, говорит он им. Ведь не что сделаешь с мужиком: упрям живет и отродясь не слушает. Как на беду, на самое Сретенье началась оттепель. Взвыли бабы пуще прежнего от лихой приметы: «Погляди-ко, родимый, на двор: какая стала оттепель? Ведь морозы-то минули; подуло с весны». Не бывать добру, не видать мужей, голосят бабы. Старик-таки все думает: поеду да поеду. Вот и поехал старик за рыбою на семи подводах, а на тех подводах посажал сыновей, да и сам сел. Ждут бабы своих мужей неделю, а об них и слуху нет; ждут и другую, и никто вести не кажет. Вот и пестрая неделя наступила, а родимых все нет. Подошли и заговины, а с ними и слухи пошли: вот там-то мужик утонул, а там-то двух мужиков замертво нашли. Воют бабы пуще прежнего. Кому масленица, а бабам великий пост. И прослышали бабы о беде: на Волге, де, их мужья на льду подломились с подводами. Никто-то не спасся. Вестимо дело, у того и беда на носу висит, кто не чтет примет да не слушает старых людей. А и на что было старику ехать на Сретенье, коли на дворе оттепель? Не слушался, так и поминай как звали. Сиротство-то, сиротство какое оставил!

3 февраля. Починки.— Поверье

В селениях Тульской губернии, после сретенской оттепели, рачительные хозяева начинают починивать летнюю сбрую, ездовую и пахатную. С ранней зари, помолясь всей семьей, выходят в сараи и занимаются работой. Для починок варится в этот день семейная саломата, дорогое и лакомое кушанье поселян. Тогда-то говорят поселяне: «Приехала саломата на двор, расчинай починки». 

В селениях Владимирской губернии есть поверье, что в этот день лихой домовой, ночью, заезжает лошадей. В отвращение зла поселяне, по чьим-то советам, придумали привязывать на шею лошадям кнут и онучи. Все это делается для того, будто домовой тогда не смеет дотронуться до лошади, воображая, что на ней сидит сам хозяин.

5 февраля. Поверье.— Трубы

В селениях Нижегородской губернии есть поверье, что на этот день пробегает по селам заморенная коровья смерть. Поселяне наши чуму рогатого скота олицетворяли мифом и разными сказаниями. 

Коровья смерть является людям в виде старой, отвратительной женщины. Это не то, что старая ведьма с хвостом; у коровьей смерти есть своя примета: «руки с граблями». Она сама никогда в село не заходит, а всегда мужики завозят ее с собой. Зато уж как заберется куда эта дорогая гостья, то досыта натешится: переморит всех коров, изведет все племя до конца. Коровья смерть появляется более в конце или в начале осени. Наши поселяне твердо уверены, что одно только опахиванье, совершенное с таинственным обрядом, изгоняет коровью смерть. От этого обряда она скрывается по лесам и болотам до тех пор, пока скотина выйдет на солнце обогревать бока. Тогда она, чахлая и заморенная, бегает по селам и с горя скрывается в степи, если не успеет пробраться в хлевы. Робкие поселяне тогда запирают свои хлевы, а дальновидные и опытные убирают хлевы лаптями, обмоченными в деготь, с уверенностью, что такие лапти отгоняют от скота заморенную коровью смерть. 

В зажиточных селениях, где печи построены с трубами, происходят в этот день большие хлопоты. С вечера закрывают трубы крепко-накрепко, замазывают глиною, на загнетках покуривают чертополохом; никто не спит ночью, от малого до большого. И все эти хлопоты для того, что будто в этот день вылетают из ада нечистые духи в виде птиц и заглядывают в трубы. Где оплошают, не примут предосторожностей, там уж наверно поселятся нечистые. Выживай тогда их, отыскивай знахарей. Сколько хлопот и забот с ними. Все лучше, как заранее примешь меры, и после живи, не тужи. Вот если уж куда заберется нечистый, так весь дом поднимет вверх дном. Все перебьет и переколотит; ничего не останется на месте. Хозяева беги вон, если хотят быть живыми. Достается и соседям, и прохожим. Такие беды бывали в старину и в городах. Спросите только, и вам, как по пальцам, расскажут, когда и где это было на самом деле.

6 февраля. Жуколы

Жуколами поселяне Костромской губернии называют коров и телят, рождающихся в феврале месяце. Там есть поговорка: «На день святого Вукола — телятся жуколы».

11 февраля. Власьевские морозы.— Волос.— Опахивание

Власьевские морозы в Костромской губернии считаются последними. Напротив того, в Тульской губернии эти же самые морозы называются в числе семи крутых утренников. От этого самого там говорят: «Власьевские утренники подошли, держи ухо востро!» Счет утренникам наблюдают там: «Три до Власия, да три после Власия, а седьмой на день Власия». Во многих местах о последних власьевских морозах сохранилась народная поговорка: «Власий, сшиби рог с зимы». 

Набожные наши поселяне в этот день служат молебны св. мученику Власию и молят его о покровительстве и защите домашнего скота, особливо коров. Во имя его прихожане устраивали в старину приделы и часовни. Прасолы, торгующие скотом, в Зарайске и других городах, перед началом своего торга служат молебны св. Власию. В Вельском уезде Вологодской губернии, в Ракульском погосте находится древняя церковь, выстроенная в лесу, во имя св. Власия. Сюда съезжаются поселяне для молитвы св. угоднику. Поселянки приносят в храм коровье масло и кладут его пред образом святого угодника. Это масло называется в Вельском, Череповецком и Белозерском уездах: во-ложным. По окончании обедни приходский священник служит общий молебен, а потом, по усердию молебщиков, и частные. В Шенкурском уезде молебствие совершается в субботу перед св. Пятидесятницею. Тогда к церквам приводят коров для окропления св. водою. То же самое отправляют и во время скотского падежа. 

В языческой жизни наших отцов было поклонение Волосу, или Велесу, истукану скотия бога, находившемуся в числе киевских божеств. Имя его известно нам еще по договорам русских с Царьградом. Так в договоре Святослава с греками сказано: «Да имеем клятву от бога, в его же веруем, в Перуна и Волоса, скотья бога». По стародавнему закону наших отцов видим, что верование в Волоса, распространенное от Киева до Новгорода и Ростова, позднее всех прекратилось. Св. Лвраамии Ростовский сокрушил идола Велеса в Ростове уже в XII столетии. Между тем как в Киеве он прекращен был великим Владимиром: «Волоса, его же нменоваху скотья бога, повеле в Почайну реку врещи» (Макарьевская великая Минея рукописная). Наши стародавние поэты, по словам певца Игорева слова, считались Велесовыми внуками. Имя Белеса сохранялось долго в народных памятниках. В Новгороде была Волосова улица. В Переяславле-Залесском, при царе Василии Иоанновиче Шуйском, находился Волосов камень (житие Иринарха Ростовского в рукописи). В южной России, по рассказам отца Сабинина, перед жнитвою старухи завивали бороду Волосу (Журн. мин. народ, проев. 1837, № 11). Собрав горсть колосьев, не вырывая жито из корня, они завивали их между собою и завязывали в узел. Борода Волосова жницами оставлялась неприкосновенною. 

Верование в Волоса существовало и между другими славянскими племенами. Имя его известно у иллирийских славян. В Богемии есть гора Белес; на Вардаре есть урочище Белес; в Кроации находятся места: Велсшевец, Велешковец, Ве-летня. На латинском языке Белее означает тени усопших, приходящих к живым. И у нас на Руси есть созвучные сему слову места: Волотя, деревня близ Тулы, Волотово поле под Новгородом, Вольсница река. Много существует мнений о происхождении Волоса, но ни одно из них не выражает настоящего значения. Одни отыскивают его в скандинавской мифологии, в словах Vali-ass, Val-ass, и полагают, что этот Вал-асе, покровительствовавший земледелию и скотоводству, есть славянский Волос. Другие отыскивают его в языческом празднике мордвы: Вел-Оск, предполагая, что нынешняя мордва, как потомки ростовской мери, переселившейся за Оку, могла сохранить предание о Волосе. Оба эти мнения можно только считать удачными предположениями ученых людей, и никак не более. Третьи производили Волоса от ассирийского Ваала и приписывали ему значение: бога земных тварей. Само собою разумеется, что это мнение навсегда будет бесполезным для славянской мифологии. 

Страннее всего, что никто до сих пор не хотел отличать киевского Волоса от ростовского. В Киеве жили славяне и могли веровать Волосу по-своему. Около Ростова жили мери и могли веровать также по-своему. Народный обряд опахивания принадлежит к остаткам древнего языческого верования наших отцов. Поселяне отправляют его для прекращения коровьей смерти. Пораженные ужасными бедствиями, они, после мирского совещания, решаются опахивать землю. Мужья, изъявив свое согласие, предоставляют этот обряд своим женам. Повещалка, женщина старая, опытная в подобных проделках, с раннего утра повещает по всем домам: пора, де, унять лихость коровью. Входя в избу, она сзывает к себе женщин и открывает им на совете задуманное предприятие. 

Согласие всегда бывает готово, а уверенность в обряде опахивания придает особенную решимость. В знак согласия женщины обмывают руки водой и утирают их ручником, который носит с собой повещалка. После сего обряда она строго приказывает всему мужскому полу, от мала до велика: «не выходить из избы ради беды великия». Ровно в полночь повещалка, в одной рубахе, выходит к околице и с диким воплем: «Аи! аи!» — бьет в сковороду. На этот вызов выходят все женщины с ухватами, кочергами, помелами, косами, серпами и дубинами. Мужчины запирают ворота, загоняют скот в хлева и привязывают собак. Повещалка, сбросив с себя рубаху, со всевозможным неистовством произносит клятвы на коровью смерть. В это время другие женщины подвозят соху, надевают на нее хомут и запрягают. С зажженными лучинами начинается троекратное шествие вокруг всего селения. 

Впереди всех идет с сохою повещалка и проводит борозду межеводную, за ней следуют несколько женщин на помелах, в одних рубашках, с распущенными волосами. Сзади их идет толпа, размахивая по воздуху кочергами, косами, серпами, ухватами и дубинами, с полною уверенностью уничтожить сими действиями носящуюся над селениями коровью смерть. Во время шествия они поют следующую песню:

От Океан-моря глубокого, От лукоморья ли зеленого Выходили дванадесять дев. Шли путем, дорогой немалою, Ко крутым горам, высокиим, Ко трем старцам, стариим. Молились, печаловались, Просили в упрос Дванадесять дев: Ой вы, старцы старые! Ставьте столы белодубовые, Стелите скатерти браные, Точите ножи булатные, Зажигайте котлы кипучие, Колите, рубите намертво Всяк живот поднебесной. И клали велик обет Дванадесять дев: Про живот, про смерть, Про весь род человечь. Во ту пору старцы старые Ставят столы белодубовые, Стелят скатерти браные, Колят, рубят намертво Всяк живот поднебесной. На крутой горе, высокоей, Кипят котлы кипучие. Во тех котлах кипучиих Горит огнем негасимыим Всяк живот поднебесной. Вокруг котлов кипучиих Стоят старцы старые, Поют старцы старые Про живот, про смерть, Про весь род человечь. Кладут старцы старые На живот обет велик, Сулят старцы старые Всему миру животы долгие; Как на ту ли злую смерть Кладут старцы старые Проклятьице великое. Сулят старцы старые Вековечну жизнь На весь род человечь.

С окончанием сего обряда все женщины расходятся по домам с полною уверенностью, что за обведенную черту вокруг селения не может пробраться коровья смерть. Горе тому животному, которое попадется в это время навстречу неистовым женщинам: его убивают без пощады, предполагая, что в образе его скрывалась коровья смерть. 

В великорусских и малорусских селениях есть старые предания, что для истребления коровьей смерти обрекали на смерть женщину, заподозренную целым миром в злых умыслах. Женщин, обреченных на смерть в великорусских селениях, завязывали в мешок с кошкою и петухом и живых зарывали в землю. 

Напротив того, малоруссы таких женщин топили в озерах и реках. Оба предания едва ли могли когда-нибудь существовать на самом деле.

15 февраля. Окличка.—Семенное.—Зорнить пряжу

В Тульской губернии есть предание, что в этот день овчары должны окликать звезды, для обильного плодородия овец. Заботливые хозяева заранее уговаривают овчаров на сей подвиг. Вечером, когда появятся звезды, выходят оба за околицы и кладут на все четыре стороны по три поклона. Овчар становится на руно и произносит следующие слова: «Засветись, звезда ясная, но поднебесью на радость миру крещеному; загорись огнем негасимым на утеху православныим. Ты заглянь, чвезда ясная, на двор к рабу такому-то. Ты освети, чвезда ясная, огнем негасимым белояровых овец у раба такого-то. Как по поднебесью звездам несть числа, так бы у раба такого-то уродилось овец более того». После сего окликания хозяин приводит овчара к себе в избу, угощает его вином и наделяет подарками. 

В селениях Рязанской и Тульской губерний был обычай исстари сбирать в амбарах разные семена, ныставлять их на три утренние зори на мороз и потом откладывать их к будущему посеву. Этот обычай, называемый ими семенное, производился с надеждою на обильный урожай. 

Рукодельные женщины, оканчивая пряжу льна и конопель, отбирали первый моток, лучший из всей пряжи, и в этот день выставляли его на утреннюю зорю, с уверенностью, что вся пряжа будет бела, чиста и крепка. Этот обычай они называют: зорнить пряжу.

20 февраля. Маньяк.— Приметы

Исстари ведется на Руси предание, что в этот день не должно смотреть на падающие звезды с неба.

Худая примета заляжет на душу того, кто завидит падающую звезду; она предвещает неизбежную смерть ему или кому-нибудь из его семейства. Простодушные, пренебрегающие старыми приметами, увидевши падающую звезду, говорят: «Маньяк полетел». 

Опытные люди всегда чуждаются таких людей и даже имеют об них худое понятие. Старушки, опытные в житейских делах, замечают, что если кто заболит на этот день, то или долго проболит, или наверно умрет. Не довольствуясь этим наблюдением, они кладут под мышки больного по ломтю хлеба и замечают: если к утру хлеб засохнет, то больной непременно умрет.

25 февраля. Приметы.— Кумаха

Поселяне замечают, что с этого дня опасно спать вечером. Недальновидным они тогда говорят: «Кто спит под вечер в феврале, тот наспит кумаху». 

За великую беду считают наши поселяне, если в этот день сорвется с крючьев дверь избяная. Эта примета всегда предвещает домашнюю беду, или смерть какого-нибудь из домочадцев, или пожар, или мор оспенный. 

Кумаха. Так поселяне Костромской губернии называют лихорадку, появляющуюся в конце февраля. Живет кумаха в дремучем лесу, в непокрытой губе; живет она не одна, а с сестрами. Всех сестер счетом двенадцать. Ростом и дородством сестра в сестру. Что взглянешь на одну, то увидишь и на другой. Нет примет, почему спознать сестру от сестры. Над всеми над ними есть набольшая — старшая сестра; она-то посылает своих сестер в мир — людей знобить, грешное тело мучить, белы кости крушить. 

Поселяне открыли против кумахи удивительное средство: страждущие кумахою выходят на то место, где будто поселилась в них кумаха, обсыпают вокруг себя ячневою крупою и, раскланиваясь на все стороны, говорят: «Прости, сторона, мать сыра-земля! вот тебе крупиц на кашу, вот и тебе, кумаха!» Снова раскланиваются на все стороны и идут домой с уверенностью, что они непременно будут здоровы. В Тульской губернии поселяне уверены твердо, что 25 февраля она не смеет нападать на людей: в этот день, де, стережет кумаху домовой.

28 февраля. Капельник.— Овечья одышка

С этого дня, по замечаниям поселян, будто начинает таять снег на крышах. Поселяне, обрадованные появлением солнечной теплоты, говорят: «Посмотри на Васильев день, на капельники, и капель пойдет». 

Дети, страждущие водяною болезнью, имеют опухлый живот и вместе с тем неизбежно получают тяжелое дыхание. Поселяне, глядя на них, говорят: «Беда нашла на ребят: растут в брюхо». Эту болезнь они называют: овечьею одышкою. Детей, страждущих этою болезнью зимою, они придумали 28 февраля избавлять следующим средством: больное дитя, окутав в овчинный тулуп, мать кладет подле порога, а отец в это время загоняет овец в избу, и потом опять из избы. 

Простодушные поселяне думают, что овцы, переходя через больное дитя, уносят с собою детскую болезнь.

29 февраля. Опасения

Исстари заведено на Руси считать високосный год опасным и приписывать ему многие, небывалые беды. 29 число февраля високосного года, по их замечанию, есть самый бедственный день для всех возможных несчастий. Тогда будто и скот падает, и дерева засыхают, и повальные болезни появляются, и семейные раздоры заводятся. 

Из благоговения к нашей религии, мы умалчиваем о суеверных приметах нашего народа; предаем забвению и самую легенду.

 Месяц март

Слово: март—не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: сухый, сухий, малоруссы: березозол, чехи и словаки: бржезень, поляки: марзец, сорабы: позимский, карниольцы, венды и кроаты: сушец, третник, грегурчак. 

С марта месяца начиналось русское пролетие (слово, вышедшее ныне из книжного употребления). Чехи первый день марта называют доселе: летчицы; а наши простолюдины: новичок. В старой русской жизни март считался первым месяцем в году, и этот счет изменился только в княжение в. к. Василия Димитриевича, в начале XV столетия. Когда год начали считать с сентября, март был уже седьмым. С 1700 года он приходится по счету уже третьим.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В МАРТЕ МЕСЯЦЕ

 1 марта. Наблюдения.— Окличка весны.— Плюшниха.— Сроки.— Снег

С Евдокей в стоячь собаку заносит снегом.— Откуда на Евдокей повеет ветер, оттуль он Подует весной и летом.—Коли на Евдокей новичок с дождем, то быть лету мокрому.—На Евдокей погожо, все лето пригожо.—И март на нос садится, коли на Евдокей мороз прилунится.—Ни в марте воды, ни в апреле травы.— Февраль воду подпущает, а март подбирает. 

Поселяне замечают, что со дня Евдокии начинают ветры дуть и свистать. Тогда они говорят: «Вот те на! приехала свистунья». 

В селениях Смоленской губернии в день св. Евдокии кличут весну. Женщины, девицы и дети взлезают на кровли амбаров или на пригорки и поют:

Весна красна! Что ты нам принесла? Красное летичко.

Плюшниха, плюшки. Так поселяне называют черты, разделяющие лед и снег на клочки — плюшки. Эти плюшки появляются после оттепели. Солнце, пригревая снег, образует ручьи, которые в мартовские утренники, замерзая, оставляют на снегу и льду особенные черты. Тогда старики говорят: «Плюшниха провела плюшки». И иных местах мне случилось слышать, что старушки, припоминая какое-нибудь событие, говорили: «А то было на плюшнихи». 

Первым числом марта оканчиваются у наших поселян сроки зимним наймам. С марта начинаются наймы весенние. При новых сроках они говорят: «С Евдокей до Егорья» или «С Евдокей по Петров день, по Аспасов день». 

У русских гусятников с первого марта начинаются совещания о гусиной охоте и о назначении дней, когда спущать гусей на бой. 

Наш народ думает, что с первого марта снег получает особенную целительную силу. Для больных собирают снег с пригорков и поят их снеговой водой от разных недугов.

4 марта. Грачевники — Кикиморы

По наблюдениям поселян известно, что в этот день прилетают с теплых стран на русскую землю грачи, первые весенние птицы. Опытные люди замечают, что если грачи прилетят прямо на гнездо, то весна будет дружная. 

Наши поселяне уверены, что на грачевники кикиморы делаются смирными и ручными и что только в этот день можно их уничтожать. Верование в кикимор нашего народа началось с незапамятных времен и принадлежит к особенному мифу русской демонологии. По понятиям нашего народа, кикиморы представляют собою миф чисто физический, особенный род духов, населяющих воздух, ужасных для семейной жизни, невидимых и мстительных. Вот рассказы нашего народа о происхождении кикимор.

«Живет на белом свете нечистая сила сама по себе; ни с кем-то она, проклятая, не роднится; нет у ней ни родного брата, ни родной сестры; нет у ней ни родимого отца, ни родимой матери; нет у ней ни двора, ни поля, а пробивается, бездомовая, где день, где ночь. Без привету, без радости глядит она, нечистая, на добрых людей: все бы ей губить да крушить, все бы ей на зло идти, все бы миром мутить. Есть между ними молодые молодцы, зазорливые. А и те-то, молодые молодцы, прикидываются по-человечью и по-змеиному. По поднебесью летят они, молодые молодцы, по-змеиному, по избе-то ходят они, молодцы, по-человечью. По поднебесью летят, на красных девушек глядят; по избе-то ходят, красных девушек сушат. Полюбит ли красну девицу-душу, загорит он, окаянный, змеем огненным, осветит он, нечистый, дубровы дремучие. По поднебесью летит он, злодей, шаром огненным; по земле рассыпается горючим огнем, во тереме красной девицы становится молодым молодцем несказанной красоты. Сушит, знобит он красну девицу до истомы. От той ли силы нечистые зарожается у девицы детище некошное. С тоски, со кручины надрывается сердце у отца с матерью, что зародилось у красной девицы детище некошное. Клянут, бранят они детище некошное клятвой великою: не жить ему на челом свете, не быть ему в урост человечь; гореть бы ему век в смоле кипучей, в огне негасимом. Со той ли клятвы то детище заклятое, без поры без времени, пропадает из утробы матери. А и его-то, окаянного, уносят нечистые за тридевять земель в тридесятое царство. А и там-то детище заклятое ровно чрез семь недель нарекается Кикиморой. Живет, растет Кикимора у кудесника в каменных горах; поит-холит он Кикимору медяной росой, парит в бане шелковым веником, чешет голову золотым гребнем. От утра до вечера тешит Кикимору кот-баюн, говорит ей сказки заморские про несь род человечь. Со вечера до полуночи заводит кудесник игры молодецкие, веселит Кикимору то слепым козлом, то жмурками. Со полуночи до бела света качают Кикимору во хрустальчатой колыбельке. Ровно через семь лет вырастает Кикимора. Тонешенька, чернешенька та Кикимора; а голова-то у ней малым-малешенька со наперсточек, а туловище не спознать с соломиной. Далеко видит Кикимора по поднебесью, скорей того бегает по сырой земле. Не старается Кикимора целый век; без одежи, без обуви бродит она лето и зиму. Никто-то не видит Кикимору ни середь дня белого, ни середь темной ночи. Знает-то она, Кикимора, все города с пригородками, все деревни с приселочками; ведает-то она, Кикимора, про весь род человечь, про все грехи тяжкие. Дружит дружбу Кикимора со кудесниками да с ведьмами. Зло на уме держит на люд честной. Как минут годы уреченные, как придет пора законная, выбегает Кикимора из-за каменных гор на белый свет ко злым кудесникам во пауку. А и те-то кудесники люди хитрые, злогадливые; опосылают они Кикимору ко добрым людям на пагубы. Входит Кикимора во избу никем не знаючи, поселяется она за печку никем не ведаючи. Стучит, гремит Кикимора от утра до вечера; со вечера до полуночи свистит, шипит Кикимора по всем углам и полавочной; со полуночи до бела света прядет кудель конопельную, сучит пряжу пеньковую, снует основу шелковую. На зape-то утренней она, Кикимора, собирает столы дубовые, ставит скамьи кленовые, стелит ручники кумачные для пира неряженого, для гостей незваныих. Ничто-то ей, Кикиморе, не по сердцу: а и та печь не на месте, а и гот стол не во том углу, а и та скамья не по стене.

 Строит Кикимора печь по-своему, ставит стол по-нарядному, убирает скамью запонами шидяными. Выживает она, Кикимора, самого хозяина, изводит она, окаянная, всяк род человечь. А и после того, она, лукавая, мутит миром крещеныим: идет ли прохожий по улице, а и тут она ему камень под ноги; едет ли посадский на торг торговать, а и тут она ему камень в голову. Со той беды великие пустеют дома посадские, зарастают дворы травой-муравой».

Если где поселится Кикимора, то поселяне на Грачевники призывают знахарей, которые за великие посулы решаются только изгнать нечистую силу. В этот день, с утра, поселяется знахарь в опустелый дом, осматривает все углы, обметает печь и читает заговоры. К вечеру объявляет в услышание всех, что Кикимора изгнана из дома на времена вековечные.

9 марта. Сорок сороков.— Окличка весны

На Сороки — сорок утренников.—Во что Сороки, во то и Петровки.—На Сороки прилетает кулик из-за моря, приносит воду из неволья.—На Сороки прилетают жаворонки. 

По замечаниям стариков, с 9 марта начинаются утренники — утренние морозы — и продолжаются ровно сорок дней. Если эти утренники будут продолжаться постоянно, тогда они говорят: лето будет теплое. 

Исстари ведется обычай на Руси на день сорока мучеников печь из хлебенного теста жаворонки. Затейливые старушки пекут эти жаворонки с особенными вычурами: золотят всю птичку сусальным золотом, голову обмазывают медом и посылают их по родным, в гостинцы детям. С раннего утра торговки продают хлебные жаворонки на торгах и около церквей. 

По замечанию поселян будто с 9 марта наступает весна. Поселяне Смоленской губернии выходят на этот день окликать весну, как делают первого марта. Предвестниками весны, по их словам, бывает полет жаворонков. Это поверие встречать весну по прилетанию птиц перешло к нам от греков, с тою только разницею, что они встречали весну при появлении соловьев (Вест. Европы 1827 г., № 5, стр. 64). Эта ранняя встреча весны, вероятно, есть только предание, занесенное к нам из южных стран. Москвичи говорят: «Одна ласточка весны не делает».

12 марта. Приметы

Наши поселянки замечают, если утром появится туман, то в этот год будет большой урожай на лен и конопли. А чтобы примета их сбывалась, то они бросают по двору несколько семян конопляных и льняных для угощения птиц. Рачительные хозяева прилагают особенную заботливость к лошадям. По их замечанию, если на этот день заболит лошадь, то она никуда не годится для летней работы.

17 марта. Замечания

С гор вода пролети.— С гор потоки.—Пролей кувшин.—Покинь сани, снаряжай телегу. Поселяне замечают: что если на этот день появятся большие ручьи, то полая вода будет большая и широко разольется по лугам. В Туле на эти дни бывали сборные гусиные бои, оканчивавшиеся пирушками.

19 марта. Приметы

Дарьи грязные пролубницы.— Оклади пролуби.— Стели красны по замерзам. С увеличением солнечной теплоты на прорубях рек и прудов делается грязно. Тогда поселяне говорят: «Вот пришли и Дарьи грязные пролубницы».

22 марта. Замечания

В селениях Тульской губернии поселяне выходят утром смотреть вокруг солнца красных кругов. Эти круги, по их замечанию, обещают всегда плодородие.

26 марта. Приметы

Поселяне замосковных селений, заметив на этот день светлый восход солнца, убирают всю санную сбрую и говорят: «Выверни оглобли». 

Между тем женщины на этот день оканчивают последнюю пряжу. Если же которые продолжают еще прясть после сего дня, тем говорят: «Не пойдет впрок».

25 марта. Освобождение птиц.— Капуста.— Сожигание постелей.— Приметы

На Благовещение и ворон гнезда не свивает.—На Благовещение на суровую пряжу не глядят.—Каково Благовещение, таково и Светлое Воскресенье.—На Благовещение дождь, родится рожь.—На Благовещение весна лето поборала.—До Благовещения зимним путем либо неделю не доедешь, либо переедешь. 

Исстари на Руси заведено, чтобы в этот день освобождать птиц на волю. В Москве этот обряд доселе совершается против Охотного ряда. Сюда с утра приходит народ, покупает птиц и своими руками выпускает их из клетки на волю. Прежде на исполнение этого обычая стекались со всех сторон, и только одна темная ночь прекращала сборище. 

Под Благовещенский вечер наши поселяне приходят в подвалы с кочаном капусты и кладут на землю, скрытно от всех. Этот кочан должен быть первый, сорванный осенью с гряды. На другой день, возвращаясь от обедни, рассматривают кочан. Говорят, что будто счастливцы находят в нем семена, от которых родившуюся капусту никакой мороз не убивает. 

Во многих селениях Тульской губернии осталось верование в огонь. Поселяне под Благовещение, ночью, сожигают свои соломенные постели, скачут чрез огонь и окуривают свои платья. Постелю, говорят они, будто для того сжигают, чтобы истребить болезни; скачут чрез огонь для того, чтобы избавить себя от призора; окуривают платья для того, чтобы предостеречь себя от обаяния. С сего вечера молодые поселяне переселяются с новыми постелями в холодные клети; в избах остаются старики, больные и дети. 

Пожилые женщины находят нужным в этот день пережигать соль в печи. Эта соль, по их мнению, оказывает чудеса в разных болезнях. С этой солью они из хлебного теста пекут бяшки, небольшие булки, назначаемые ими для излечения скота. 

Если на Благовещение будет день красный, то наши поселяне предполагают, что этот год будет пожарный. Если пойдет дождик, поселяне думают, что год будет грибной, а рыболовы надеются на удачный лов рыбы. Если на этот день будет мороз, то они ожидают несколько утренников. В Шенкурске и Ваге насчитывают от сего мороза еще сорок утренников. 

У наших поселян есть странное понятие о птицах, свивающих гнезда в сей день. Они полагают, что такие птицы за свой поступок теряют силу в крыльях и в наказание осуждаются ходить по земле. Не отсюда ли произошло замечание: «На Благовещение и ворон гнезда не свивает».

27 марта. Наставицы.—Полурепницы

Слово наставицы имеет двойное значение. Пиголки, птицы, прилетающие к этому дню в Нерехту и Кострому, называются там наставицами. Поверхность снега, замерзаемая утренниками после больших оттепелей, называется: наст. В это время поселяне наши говорят: «Пойдем по настам—иди по наставице». 

В селениях Рязанской губернии этот день называется: полурепницы. В этот день они отбирают годные репы для семян, что составляют у них отдельную, неприкосновенную половину.

30 марта. Беды с домовым

Многие из наших суеверных поселян, верующие в домовых, боятся в этот день и вечером ходить по двору. Они думают, что домовой в те поры бесится и не узнает своих домашних. С тходом солнца запирают весь домашний скот и птиц, а сами боятся уже подойти и к окну во всю ночь. Вот их рассказы об этом странном положении домового. 

Домовой, как и всякая нечистая сила, сумеет сотворить беду православным людям, если против него не будут приняты предосторожности. Ровно целый год он, окаянный, живет смирно, радеет о хозяйском добре пуще заботливого мужика, бережет скот, холит лошадей, смотрит за огородом, не даст потешиться в саду пешему, не даст в обиду злой ведьме коров изуродовать. У доброго домового все в доме исправно, во всем спорина, от всего прибыль, всем сытно. Вдруг встоскуется он, окаянный, невесть почему. В те поры он на всех злится, всех бы рад известь, готов сокрушить весь дом. Одного только за ним не водится: не наложит рук на себя. Зато уж всем домашним от него приходит жутко: лошадей забьет под ясли, у коров отобьет охоту от еды, перекусает со зла всех собак, раскидает по всему двору сани и телеги, хозяину подкатывается под ноги. И все это бывает 30 марта, с ранней утренней зари, до полуночи, как запоют петухи. Много ходит толков по миру крещеному о такой беде с домовым. Одни говорят, что у него в начале весны спадает старая шкура и от этой боли он бесится. 

Другие думают, что на него находит чума, вот хоть бы как на собак или на коров, и оттого он так проказит по всему двору. Третьи считают наверное, что в этот день бывает им расправа от нечистой силы за целый год. Хоть он и домовой, а все-таки набьют ему спину не хуже виноватого мужика. Недь тут нечистая сила не дает пощады и своему брату: отваляет на обе корки по-своему. А иначе отчего бы и взбеситься домовому? Четвертые рассказывают за тайну, что хозяин когда-то поссорился с знахарем не шутя и что за такую обиду знахарь и удружил ему лихим домовым. Бывают же такие беды с мужиком: все ладит с знахарем, так вдруг и завеличается: «Я, дескать, и сам не хуже его сумею сделать». Известное дело, где мужику стоять против знахаря? Хоть бы он был и посадский человек: так разве достанет силы тягаться с шахарем? Пятые, люди дальние и посторонние, уверяют со всею правотою, что в этот день приходит домовому смертная охота жениться на ведьме. Известное дело на Руси, что нечистая сила весь свой век живет неженатая; да и где им, бездомовым, будет поселиться с своей семьей, когда шатаются где день, где ночь? Уж и по всему видно, что это неправда. Вот как думают и поговаривают мои земляки об этой беде с домовым; а вы, люди православные, потрудитесь сами добиться правды, если у вас есть охота заниматься с домовым.

Месяц апрель

Слово: апрель, или априллий—не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки назвали его: березозолъ, малоруссы и поляки: кветень, цветень, чехи и словаки: дубень, сорабы: налетний, ячман, венды: чтерник (четвертый), мал-травен, кроаты: травен и джюджревчак (Юрьев день), иллирийцы: травяный. В старой русской жизни апрель считался вторым пролетним месяцем; а когда год стали считать с сентября, то он был восьмым. С 1700 года он приходится по счету уже четвертым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В АПРЕЛЕ МЕСЯЦЕ

Наши поселяне говорят: с апреля земля преет.—Ни в марте воды, ни в апреле травы.—Апрель всех напоит.—Дождались полой водицы, аи да батюшка апрель.—Апрель сипит да дует, бабам тепло сулит, а мужику что-то будет.—Играй, матушка Ока, пока апрель на дворе.—Не ломай печи, еще апрель на дворе.

1 апреля. Приметы

В замосковских селениях замечают, что если на этот день разольется полая вода, то будет большая трава и ранний покос.

«Захотел ты в апреле кислых щей». Зимний запас капусты у наших поселян всегда оканчивается в марте. Апрельские щи у них называются пустыми. Почему они и говорят тогда: «Пришли на Марью пустые щи».

3 апреля. Приметы.— Угощение водяного

Рыболовы на Оке замечают: если лед не пройдет в этот день, то рыбный лов будет самый худой.

Многие суеверные рыболовы приходят в полночь полакомить гостинцами водяного дедушку. Это угощение водяного происходит у них следующим порядком.

Покупают у цыган самую негодную лошадь, не торгуясь, ровно за три дни. В эти три дни они стараются откормить ее хлебом и конопляными жмыхами. В последний вечер вымазывают у лошади голову медом с солью, в гриву вплетают множество красных лент, ноги спутывают веревками, на шею навязывают два старых жернова. Ровно в полночь отправляются к реке. Если еще лед не прошел, то связанную лошадь опускают в прорубь; если же река очистилась от льда, то сами, садясь на лодки, стараются утопить лошадь середь реки. В то время старший из рыболовов находится на берегу реки, прислушивается к воде и дает чнак другим, когда можно утопить лошадь. Большое несчастье бывает для рыболовов, если водяной не желает угощения или он перешел на другую усадьбу. По их замечанию, водяной всю зиму лежит в воде и спит крепким сном. С 1-го апреля он просыпается голодным, сердитым. С досады и голода он ломает лед, чамучивает мелкую рыбу до смерти, а большие сами убегают в другие реки. Когда же рыболовы задобрят его добрым гостинцем, лошадкою, то он смиряется, стережет рыбу, переманивает к себе больших рыб из других рек, спасает рыболовов от бури и потопления, не рвет неводов и бредней. Во время своего гнева и голода водяной три дня дожидается гостинца, и если рыболовы не поспеют с приносом, то он, по истреблении рыбы, удаляется в соседнюю усадьбу. Желание водяного получить гостинец узнается по сильному колыханию воды и глухому подземному стону. Когда наделят водяного гостинцем, то старший рыболов, выливая в реку масло, говорит: «Вот тебе, дедушка, гостинцу на новоселье. Люби да жалуй нашу семью». Возвращаясь с этой тризны, рыболовы с радостью проводят всю ночь в пьянстве.

5 апреля. Приметы

По замечаниям поселян, в этот день начинают дуть теплые, весенние ветры. Тогда они говорят: «Пришел Федул, теплый ветер подул». Или: «На Федула растворяй оконницу».

С первым весенним ветром, говорят поселяне, прилетают сверчки и расселяются по огородам.

8 апреля. Приметы

В селениях Тульской губернии есть старинная примета, что на этот день солнце встречается с месяцем. По их замечаниям, эти встречи бывают добрые и худые. Добрая встреча обозначается ясным солнцем и светлым днем. Из этого выводят они предположения о хорошем лете. Худая встреча обозначается туманным и пасмурным днем и остается худым предзнаменованием на все лето. По рассказам поселян, солнце и месяц с первого мороза расходятся в дальние стороны: один на восток, другой на запад, и с той поры не встречаются друг с другом до самой весны. Солнце не знает, не ведает, где живет месяц и что он делает; а месяц не более того знает о солнце. Когда же они весною повстречаются, то долго рассказывают о своем житье-бытье, где были, что видели, что поделывали. Часто случается, что месяц с солнцем на этой встрече доходят до ссоры; а это всегда оканчивается землетрясением. Наши поселяне в этой ссоре обвиняют более всего месяц, называя его гордым и задорным.

11 апреля. Водополы

В замосковной стороне полагают, что с этого дня должны реки вскрываться и вода выходить из берегов. Из этого наблюдения они выводят свои замечания: вскрытие рек к этому дню обещает хороший урожай, благополучное лето. Позднее вскрытие— всегда обещает худое.

12 апреля. Приметы

Наблюдательные поселяне говорят: на день св. Василия весна землю парит.—На день св. Василия выверни оглобли, закинь сани на поветь.

Охотники утверждают, что на этот день медведь выходит из берлоги и прячется в кустах. Между тем об зайцах говорят: «Заяц, заяц, выскочи из куста».

14 апреля. Приметы

По приметам охотников, на этот день будто лисицы переселяются с старых гнезд на новые и что в первые три дня своего переселения они бывают слепы и глухи. Они пробуждаются из этого усыпления не иначе, как вороны начнут их клевать. Слепота лисиц, по рассказам поселян, происходит от куричьей слепоты.

На этот день старожилы из поселян замечают, что ворон купает своих детей и отпускает в отдел, на особное семейное житье.

15 апреля. Пчелы

Пчельники на этот день осматривают пасеки и амшеники. Когда бывает ранняя весна, то они вынимают ульи из амшеника. Наш народ сохранил поговорку, вероятно занесенную с юга: «На день святого Пуда вынимай пчел из-под спуда».

16 апреля. Рассадницы

Поселяне Московской и Ярославской губерний на этот день сеют рассаду на особенных приготовленных насадах, или срубах. Между тем на севере этот посев, в Шенкурской, Вельской и Важской областях, совершают 5 мая. 

По замечанию сибиряков, на этот день вскрывается Иртыш-река.

17 апреля. Пчелы

Вынутых пчел из амшеника пчельники выставляют в пасеках; а набожные наши поселяне не принимаются за это дело, как по совершении молебствий святым Зосиме и Савватию.

18 апреля. Посевы

Рачительные поселяне засевают на этот день морковь и свеклу. Пред посевом они выходят утром к обетным студенцам для смачивания семян и, в надежде на будущий урожай, бросают медные деньги на дно студенца. 

Другие считают более приличным вымачивать семена речной водой в продолжение трех утренних зорей. В таком случае скрытность есть важное дело: иначе урожай будет худой. Завистливый глаз здесь много вредит.

19 апреля. Новины

Поселянки на этот день, отткавши свои холсты, выходят с обетным концом в поле, раскланиваются на все стороны и, обращаясь на восток, говорят: «Вот тебе, матушка-весна, новая новинка!» После сего расстилают конец холстины по лугу, кладут на него пирог и уходят домой с надеждою, что матушка-весна оденется в новину и за хлеб-соль уродит в изобилии лен и конопли.

20 апреля. Окликание родителей

По какому-то непонятному предчувствию наши поселяне догадываются, что их покойники в этот день скорбят о прежней своей жизни и желают повидаться с родными. Это предчувствие находит только на пожилых женщин и старух. 

Рано утром они выходят на могилы и с причитанием окликают родителей. Вот два причитания:

«Родненькие наши батюшки! не над сажайте своего сердца ретивого, не рудите своего лица белого, не смежите очей горючей слезой. Али вам, родненьким, не стало хлеба-соли, не достало цветна платья? Али вам, родненьким, встосковалося по отцу с матерьей, по милым детушкам, по ласковым невестушкам? И вы, маши родненькие, встаньте, пробудитесь, поглядите на нас, на своих детушек, как мы горе мычем на сем белом свете. Без вас-то, наши родненькие, опустел мысок терем, заглох широк двор; без вас-то, родимые, не цветно цветут в широком поле цветы лазоревы, не красно растут дубы в дубровушках. Уж вы, наши родненькие, выгляньте на нас, сирот, из своих домков да потешьте словом ласковым».

«Родимые наши батюшки и матушки! Чем-то мы пас, родимых, прогневали, что нет от вас ни привету, ни радости, ни тоя прилуки родительской? Уж ты, солнце, солнце ясное! Ты взойди, взойди с полуночи, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не во тьме сидеть, не с бедой горевать, не с тоской вековать. Уж ты, месяц, месяц ясный! Ты взойди, взойди со вечера, ты освети светом радостным все могилушки, чтобы нашим покойничкам не крушить во тьме своего сердца ретивого, не скорбеть во тьме по свету белому, не проливать во тьме горючих слез по милым детушкам. Уж ты, ветер, ветер буйный! Ты возвей, возвей со полуночи, ты принеси весть радостну нашим покойничкам, что по них ли все родные в тоске сокрушилися, что по них ли все детушки изныли во кручинушке, что по них ли все невестушки с гореваньица надсадилися».

23 апреля. Наблюдения.— Обряды.— Угощенья - Сказание о Георгии Храбром

Наблюдательные поселяне говорят: «Егорий с теплом, а Никола с кормом.— Сей рассаду до Егорья, будет щей вдоволь.— Коли на Егорьев день мороз, то и под кустом овес.—Коли на Егорьев день лист в полушку, на Ильин день клади хлеб в кладушку.—Пришел бы на Егорий мороз, а то будет просо и овес.—Коли весенний Егорий с кормом, то Никола осенний будет с мостом.—Выгоняй скот на Юрьеву росу.—Егорий с водой, а Никола с травой.—На Руси два Егорья, холодный да голодный, а везде Божья благодать.— Что у волка в зубах, то Егорий дал.— Он сыт, как Юрьева гора,—говорят нерехонцы про богатого мужика.— Святый Юрий коров запасает, а Никола коней,— говорят белоруссы.—Егорий с полувозом, а Никола с целым возом. В Чухломском и Холмогорском уездах говорят: «В поле стадо сгонять и Егорья окликать ». 

В день святого Георгия выгоняют скот на траву вербою, оставленной от Вербной недели. Рано утром служат молебны на студенцах, реках, или лугах от всего мира, и после благословения от священника провожают всею деревнею скотину в поле. Здесь угощают пастухов сытною мирскою яичницею, наделяют холстом и деньгами. На этом празднике пастухов веселятся все поселяне. 

В Тульской губернии выходят на засеянные поля служить молебны с водоосвящением, окропляют нивы св. водой. После сего мужчины и женщины катаются по полям, в надежде быть сильными и здоровыми, как Юрьева роса. В Курске на Юрьев день бывает ярмарка, где продают деревянные, глиняные коровки. В Муромском уезде бывали прежде крестные ходы вокруг пашен; а в других местах вокруг сел и всех полей. В Мшюруссии 23 апреля бывает крестный ход на жито. Питчане, в память их предков, хлыновцев, одержавших победу над чудью и вотяками, на Юрьев день из села Иолкова приносили в Вятку образ св. Георгия вместе с железными стрелами. 

На Юрьев день начинаются сельские гулянья. В Шенкурске и Вельском округе разыгрываются вечерние хороводы. В Солигаличе и Буе выходят поселяне ночью петь песни, которые всегда оканчиваются припевами о сохранении стад. Смоленские жители выходят в город освежаться на горах и гуляют до поздней три. 

Между знахарками и колдуньями есть тайное предание, что ранняя юрьевская роса бывает чрезвычайно мредна для животных. Для этого самого они выходят на поле сбирать росу. Сбор росы производят напитывани-см холстины в утренней росе. По их приметам, юрьевская роса сушит рогатый скот, у коров отнимает молоко, телят ослепляет. Стоит только этой холстиной покрыть рогатый скот, и тогда все беды польются на них рекой. Одно только может не вредить скотине, если поселяне выгоняют ее на Юрьев день вербой. 

С Юрьева дня поселяне начинают производить все торговые сделки, назначают сроки. Работники, по старому обычаю, нанимаются: «с весеннего Юрья по Семен день или по Покров». Торговцы говорят: «Выставь к Юрьеву дню — доспею к Юрьеву дню». Для них этот день служит указанием события: «А это было до Юрьева дня — кажись, случилось на Юрьев день».

Наш народ сохранил древнее сказание о Георгии Храбром — искоренителе басурманства и поборнике светлой Руси. Приводим здесь это сказание:

Во святой земле, православной, Нарожается желанное детище У тоя ли преМудрыя Софии; И нарекает она по имени Свое то детище Георгий, По прозваньицу Храброй. Возростает Георгий Храброй Промеж трех родных сестер, От добра дела не отходючи, Святым словом огражаючи, Миру крещеному угожаючи. Как и стал он, Георгий Храброй, Во матёр возраст приходите, Ум-разум сознавати, И учал он во те поры , Думу крепкую оповедати Своей родимой матушке, А и ей ли, премудрой Софии: «Соизволь, родимая матушка, Осударыня, премудрая София, Ехать мне ко земле светло-Русской Утверждать веры христианские». И дает ему родимая матушка, Она ли, осударыня премудрая София, Свое благословение великое: Ехать ко той земле светло-Русской, Утверждать веры христианские. Едет он, Георгий Храброй, Ко той земле светло-Русской, От востока до запада поезжаючи, Святую веру утверждаючи, Бесерменскую веру побеждаючи. Наезжает он, Георгий Храброй, На те леса, на темные, На те леса, на дремучие; Хочет он, Георгий, туто проехати, Хочет он, Храброй, туто проторити: Нельзя Георгию туто проехати, Нельзя Храброму туто подумати. И Георгий Храброй проглаголует: «Ой вы, леса, леса темные! Ой вы, леса, леса дремучие! Зарбститеся, леса темные, По всей земле светло-Русской, Раскиньтеся, леса дремучие, По крутым горам, по высокиим, По божьему все веленью, По Георгиеву все молению, По его слову, Георгиеву, По его ли, Храброго, моленью!» Зарастали леса темные По святой земле светло-Русской, Раскидалися леса дремучие По крутым горам, по высокиим. Наезжает он, Георгий Храброй, На те горы, на высокие, На те холмы на широкие; Хочет он, Георгий, туто проехати, Хочет он, Храброй, туто проторити; Нельзя Георгию туто проехати, Нельзя Храброму туто подумати И Георгий Храброй проглаголует: «Ой вы, горы, горы высокие! Ой вы, холмы, холмы широкие! Рассыптеся, горы высокие, По всей земле светло-Русской, Становитесь, холмы широкие, По степям, полям зеленыим, По божьему все велению, По Георгиеву все молению!» По его ли слову, Георгиеву, По его ли, Храброго, молению, Рассыпалися горы высокие По всей земле светло-Русской, Становилися холмы широкие По степям, полям зеленыим. Наезжает он, Георгий Храброй, На те моря, на глубокие, На те реки, на широкие; Хочет он, Георгий, туто проехати, Хочет он, Храброй, туто проторити: Нельзя Георгию туто проехати, Нельзя Храброму туто подумати. И Георгий Храброй проглаголует: «Ой вы, моря, моря глубокие! Ой вы, реки, реки широкие! Потеките, моря глубокие, По всей земле светло-Русской, Побегите, реки широкие, От востока да и до запада, По божьему все велению, По Георгиеву все молению!» По его ли слову, Георгиеву, По его ли, Храброго, молению, Протекали моря глубокие По всей земле светло-Русской, Пробегали реки широкие От востока да и до запада. Наезжает он, Георгий Храброй, На тех зверей, на могучиих, На тех зверей, на рогатыих; Хочет он, Георгий, туто проехати, Хочет он, Храброй, туто проторити: Нельзя Георгию туто проехати, Нельзя Храброму туто подумати. И Георгий Храброй проглаголует: «Ой вы, звери, звери могучие! Ой вы, звери, звери рогатые! Заселитеся, звери могучие, По всей земле светло-Русской, Плодитеся, звери рогатые, По степям, полям без числа, По божьему все велению, По Георгиеву все молению!» И он, Георгий Храброй, заповедует Всем зверям могучиим, Всем зверям рогатыим: «А и есть про вас на съедомое — Во полях трава муравчата, А и есть про вас на пойлипо — Во реках вода студеная». По его ли слову, Георгиеву, По его ли, Храброго, молению, Заселялися звери могучие По всей земле светло-Русской; Плодились звери могучие По степям, полям без числа; Они пьют, едят повеленное, Повеленное, заповеданное От его, Георгия Храброго. Наезжает он, Георгий Храброй, На то стадо, на змииное, На то стадо, на лютое; Хочет он, Георгий, туто проехати Хочет он, Храброй, туто проторити. И стадо змииное возговорит Ко тому ли Георгию Храброму: «А ли ты, Георгий, не ведаешь, А ли ты, Храброй, не знаешь: Что та земля словом заказана, Словом заказана, заповедана. По той земле, заповеданной, Пеш человек не прохаживал, На коню никто не проезживал. Уйми ты, Георгий, своего коня ретивого, Воротися ты, Храброй, сам назад». Вынимал Георгий саблю острую, Нападал Храброй на стадо змииное. Ровно три дня и три ночи Рубит, колет стадо змииное; А на третий день ко вечеру Посек, порубил стадо лютое. Наезжает он, Георгий Храброй, На ту землю светло-Русскую, На те поля, реки широкие, На те высоки терема, златоверхие. Хочет он, Георгий, туто проехати, Хочет он, Храброй, туто проторити. Как и тут ли ему, Георгию, Выходят навстречу красны девицы, Как и тут ли ему, Храброму, проглаголуют: «А и тебя ли мы, Георгий, дожидаючись, Тридцать три года не вступаючи С высока терема, златоверхого, А и тебя ли мы, Храброго, дожидаючись, Держим на роду велик обет: Отдать землю светло-Русскую, Принять от тебя веру крещеную». Примает он, Георгий Храброй, Ту землю светло-Русскую Под свой велик покров, Утверждает веру крещеную По всей земле светло-Русской.

Подобная легенда отыскана была Колляром и напечатана в собрании Чермно-русских песен, в которой воспевается победа над змием и освобождение девицы. Немцы сохранили старинную рыцарскую песню о сражении Бернского Дидриха с драконом—Dieterichs Drachenkampf.

В Кологривском уезде сохранилось Егорьевское окликанье:

Мы вокруг поля ходили, Егория окликали, Макарья величали. Егорий ты наш Храбрый… Ты спаси нашу скотинку В поле и за полем, В лесу и за лесом, Под светлым под месяцем, Под красным солнышком, От волка от хищного, От медведя лютого, От зверя лукавого.

Благоговение к св. Георгию Победоносцу принадлежит всем христианам; но славянский мир более всех ознаменовал себя. Сербы на Юрьев день купаются до восхождения солнца и выгоняют скотину в поле вербою. Они говорят: «Нет лета без Юрьева дни». Сербянки в своих песнях поют: «О праздник св. Георгия, приди и найди меня замужем»! Булгары на Юрьев день шкалают агнца без пролития крови на землю. Этою кровью они мажут у детей чело, ланиты и бороду. 

Барашка зажаривают при собрании всех домашних и родных неженатых мужчин. После совершения молитвы священником начинается пиршество. Вечером все косточки барашка зарывают в землю. Жарение барашка совершают сербы, боснийцы и герцеговинцы. В Галиции отправляют на Юрьев день праздник пастухов с конскими ристаниями и песнями. 

В старину у наших отцов было предание, что в Лукоморье есть люди, которые 26-го ноября умирают, а 23-го апреля оживают. Пред смертью будто они сносили свои товары в одно место, где зимою соседи могли их брать за известную цену, без всякого обмана. С бессовестными покупателями они рассчитывались весною, при своем оживлении (Кар. Ист. Т. VII, стр. 233). Это предание, известное еще Геродоту, вероятно, было занесено на Русь с востока.

25 апреля. Приметы

Заботливые поселяне выходят утром в поле и смотрят: если птицы летят на конопляное поле, то ожидают хорошего урожая конопли. В таком случае они бросают по двору конопляное семя для домашних и залетных птиц.

В замосковных селениях бывало прежде, что поселяне на этот день отправлялись ловить тенетами чижей. В Туле, на оружейной стороне, продолжается этот обычай и доселе. Он часто изменялся временем и появлением самой весны; но старики всегда были неизменны ему, несмотря ни на какую погоду.

28 апреля. Приметы

Больных, страждущих весенними лихорадками, в Тульской губернии начинали поить с этого дня березовым соком. Перед этим временем всегда их купали в дождевой воде, а другие вытирали сбереженным мартовским снегом. День ясный и теплый всегда предвещал больным здоровье. В туманные и холодные дни никто не прибегал к этому средству. Суеверные старушки и здесь находили себе дело: с обетными ладонками выходили на перекрестки и дожидались попутного, теплого ветра с юга. По их понятию, ветер южный приносил с собою здоровье и поселялся в обетную ладонку, которую после надевали на больного. Уверенность в средстве и простая жизнь были лучшими целителями их болезней.

30 апреля. Наблюдения

В замосковных селениях в этот день замечали: если вечером взойдут звезды и подует с юга теплый ветер, то оставались с полною уверенностью, что лето будет грозное и теплое, плодородие изобильное. Старики всегда ручаются за эту примету. 

В Туле было предание, что на этот день никогда не должно выезжать в дальний путь, не искупавшись наперед в воде из мартовского снега. Старушки уверяли, что с этого дня будто в чужих сторонах начинают бродить тощие, замореные, весенние болезни и что без мартовской воды будто заезжему нет от них спасения. По их понятиям, весенние болезни на зиму запираются и снежные горы, где сидят всю зиму до оттепелей. Когда солнце отогреет землю, растает снег, тогда весенние болезни разбегаются по белому свету и нападают на неосторожных. Один только мартовский снег будто спасает от их нападений. 

Наши чадолюбивые старики с этого дня прекращали исякое сватовство. По их понятиям, наступающий май месяц очень невыгоден бывает для новобрачных. Всякое предложение о сватовстве считалось делом обидным и даже зазорным. Худая бы молва пронеслась о том семействе, когда прослышат соседи, что есть люди, помышляющие в это время о свадьбе. В старину строго держались этой приметы. 

В селениях Рязанской губернии наблюдали в этот день восход солнца. Если оно восходило на чистом, ясном небе, то ожидали, что все лето будет ясное и ведреное.

 Месяц май  

Слово: май, или маий — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: травен, травный; чехи и словаки: кветень или цветень; кроаты: розоцвет, розняк, велик травен, шебой или швибан; сербы: рожелони, майский; карниольцы: велик травен, венды: майник, пятник, желто-пушник, цветичнек; иллирийцы: швибан, швибаный. В старой русской жизни май считался третьим пролетним месяцем; а когда год считали наши отцы с сентября, он был тогда девятым. С 1700 года, по счету, он приходится уже пятым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В МАЕ МЕСЯЦЕ

В мае добрые люди не женятся.— Рад бы жениться, да май не велит.—Кто в мае женится, тот будет чек маяться.— Захотел ты в мае добра.—Живи, весе-\ись, да каково-то будет в мае.—Наш пономарь понадеялся на май, и без коровы стал.—Коли март сух, да мокор май, так будет каша и каравай.— Майская трава и голодного кормит.— Сей и холь яровое в мае, так будет зимой добро.—Понадеялся на май да на сладимой ветерок, вот тебе и хлебец.— Даром, что соловей птица малая, а знает, когда май.— Захотел ты у мужика да в мае перепутья.— Аи, аи, осударь май, тепел да холоден.

  1 мая . Посевы.— Гулянья

Майское гулянье заведено жителями в позднее время; наши поселяне не знают и не ведают об нем. Этот западный праздник переселился в наши загородные рощи и раскатывается только в экипажах со всеми заморскими причудами. Русские любят гулять пешком, без всяких затей, в кругу своего семейства. Московское майское гулянье отправляется в Сокольницкой роще, где прежде наши цари потешались охотами звериною и соколиною. Простой народ соколь-ницкое гулянье называет немецкими станами. Есть предание, что здесь когда-то были поселены заезжие немцы и что этот праздник выдумали они на помин своей земле. В Петербурге первое майское гулянье отправляется в Екатерингофе и заведено с недавних времен. Наши старые, школьные майские праздники перешли к нам из Польши и Литвы. Тамошние maiowki, rekreacie maiowe поселились в прежней Киевской академии и оттуда распространились по духовным и светским училищам в XVIII столетии. В рекреационный день, т. е. первого мая, в Киеве выходили на гору Скавыку, при урочище Глубочица. Здесь ученики меньшего возраста забавлялись играми, студенты пели канты, разыгрывали комедии и произносили диалоги. Комедии для рекреационного дня сочиняли учителя поэзии, а диалоги писали учителя философии и риторики. Здесь был зародыш нашего театра. 

Наши поселяне с первой майской росы выходят на посевы. Тогда они говорят: подымай сетево — лукошко с семенами. В старину они прихаживали в церковь, служивали молебны св. пророку Иеремии и потом выходили в посев. Вступая в поле, засевалыцики молятся на все три стороны, кроме северной, бросают на каждую сторону по горсти жита, с низкими поклонами, и потом уже засевают.

Наблюдательные старики, по своим замечаниям, уверяют: если этот день будет погож, то все время для хлебной уборки будет хорошее. При худой погоде говорят они: «Всю зиму будем маяться». 

Воспоминая об этом дне, они обыкновенно говорят: «Посев-то был на Иеремию запрягальника». Опытные наши поселяне иначе не севали хлеб, как при теплой погоде, клали обе руки на землю и замечали, что если земля тепла, то уже нет никакой опасности для посева. По их замечаниям, холодная земля сама сказывается, что она в глубине еще не оттаяла, и что будущий рост легко уничтожится в самом зародыше. Знатоки уверяют, что это замечание никогда не обманывало наблюдателей. Посев с первого мая не везде принят поселянами. В Вологодской губернии начинают его с Юрьева дня; в других местах, костромичи и владимирцы, за три дня до пророка Иеремии. Двухнедельный посев есть общий в целой России. Об нем говорят старики: «Сей неделю после Егорья, да другую сей после Иеремия». 

О посеве овса и другого ярового хлеба поселяне сохранили свои наблюдения в поговорках: Раннее яровое сей, когда вода сольет, а позднее, когда цвет калины будет в кругу.—Лягушка квачет, овес скачет.— Когда на дороге грязь, тогда овес князь.— Овес сквозь лапоть прорастает.—Яровой хлеб сей с одышкой и поглядкой.—Рожь говорит: сей меня в золу, да в пору; а овес говорит: топчи меня в грязь, а я буду князь.— Сей овес хоть в воду, да в пору.

2 мая. Приметы

Наши поселяне говорят, что с этого дня начинают петь соловьи. В Нерехте 2 мая называют соловьиный день. Тульские оружейники в старину отправлялись в этот день на соловьиную охоту в Носильские и Курские леса, с надеждою поймать белого соловья. Странствие их по лесам обыкновенно продолжалось по месяцу и оканчивалось путешествием в Москву для продажи наловленных птиц.

5 мая. Рассадницы

В замосковных селениях в этот день начинают рассаживать по грядам рассаду. Предприимчивые старушки с вечера еще выносят на гряды горшок, кладут в него крапиву с корнем и ставят вверх дном на средовую гряду. При сажании рассады приговаривают: «Не будь голенаста, а будь пузаста; не будь пустая, а будь тугая; не будь красна, а будь вкусна; не будь стара, а будь молода; не будь мала, а будь нелика».

6 мая. Горошники

С этого дня поселяне начинают сеять горох. Этот день слывет у них под именем Горошника; а в других местах говорят: «Приходи работать на белые горохи».

В Тульской губернии сеянье гороха сопровождалось особенным приговором: «Сею, сею бел горох; уродися, мой горох, и крупен, и бел, и сам тридесят, старым бабам на потеху, молодым ребятам на веселье».

Огородники в этот день замечают росу: если будет большая роса, то ожидают большого рода огурцам. Этот день известен у них под именем Росенника.

8 мая. Посев

В степных местах с этого дня начинаются ранние посевы пшеницы, а в Костромской губернии еще только оканчивают паханием под пшеницу. Зажиточные поселяне на этот день пекли обетные пироги и угощаля ими бедных соседей и прохожих людей.

Старики для встречи прохожего человека выхаживали на большие дороги и перекрестки. Худая примета западала на сердце старика, когда он возвращался назад с пирогом; с отчаянием встречали его все домочадцы. До обетного пирога никто не касался: его отдавали птицам на съедение. Замечательны и слова тоскующего старика над обетным пирогом: «Прогневил я господа создателя при старости лет; не послал мне доброго человека разделить хлеб трудовой; не в угоду Его святой милости было накормить мне горемычного, при истоме усладить мне старого старика в безвременьице. А и как-то будет мне на мир божий глядеть, на добрых людей смотреть! А и как-то мне будет за хлеб приниматься!» Так крепко блюлись заветные обычаи нашей родной старины.

9 мая. Приметы

Наши наблюдательные поселяне сохранили свои приметы об этом дне в поговорках: «Никола осенний лошадь на двор загонит, а Никола весенний лошадь откормит.— Егорий с ношей, а Никола с возом.— Никола вешний с теплом.— До Николы крепись, а с Николы живи, не тужи.— Прошел бы Николин день, а то будет тепло.— Городи городьбу после Николина дня.— Не хвались на Юрьев день посевом, а хвались на Николин травой.— Велика милость мужику на Николин день, когда поле польет дождичком».

В замосковных селениях с этого дня выгоняют лошадей на ночнину. Для этого вечера из каждого семейства снаряжаются холостые ребята и всем селом провожают их до поля. Для этого дня пекутся пироги с гречневой кашей. Ребята всю ночь проводят в играх. В белорусских селениях бывает на этот день праздник конюхов. Конюхи с подарками и пирогами, после угощений, едут на ночлег с лошадьми и целую ночь проводят в гулянии.

10 мая. Посев

В селениях Смоленской и белорусских губерниях сеят на этот день пшеницу. Тамошние поселяне говорят: «Кто сеет пшеницу на день св. Симо-иа Зилота, у того родится пшеница аки золото».

11 мая. Замечания

В селениях Костромской губернии «амечают, если этот день будет мокрый, то и все лето пудет мокрое. В Тульской губернии, по замечаниям поселян, случившиеся в этот день туманы означают также сырое лето. Там же замечают: если солнце посходит в этот день на красном небе, то ожидают лета грозного и пожарного.

13 мая. Комарницы

В Рязанской губернии в этот день, говорят поселяне, появляются комары вместе с теплым ветром. 

Этот день у них известен под именем комарницы. Наши поселяне думают, что комары пред осенью уносятся ветрами на теплые моря и весною опять приносятся на Русь, где всего урожается вдоволь на все души. 

В Москве на этот день, в старину, было гулянье на Девичьем поле.

14 мая. Прилет птиц

В Тульской и других смежных губерниях утверждают поселяне, что на этот день прилетают из-за теплых морей стрижи и касаточки, а с ними приносится тепло.

В селениях: Московской, Ярославской и Костромской губерний полагают, что с этого дня прекращаются северные ветры. Там говорят: «На день св. Исидора отойдут все сиверы», или: «Как пройдет Исидоров день, так пройдут и сиверы».

18 мая. Приметы

По медленному развертыванию дубовых листов в Тульской губернии замечают о будущем урожае ярового хлеба. Там говорят: «Сей овес, когда дуб развернется в заячье ухо.— На дубу лист в пятак, быть яровому так.— Коли на день св. Федота на дубу макушка с опушкой, будешь мерить овес кадушкой.— Не сей пшеницу прежде дубового листа». Поселяне на этот день, увидевши совершенно развернутый дуб, предполагают, что земля принялась за свой род.

20 мая. Огуречники

В Рязанской губернии на день святого Филиппа начинают садить огурцы. Там эти дни известны под именем огуречников.

21 мая. Посев льна

На день св. Елены поселяне начинают сеять лен. Этот день они называют: длинные льны. В надежде на хороший урожай льна старушки с каждой бабы собирают по паре печеных куриных яиц и кладут их тихонько в мешок с семенами. Мужик-сеяльщик, хотя бы и знал об этом заранее, но должен молчать—иначе ему не будет житья от баб, и на все село прослывет озорником. Выезжая на поле, он прежде всего принимается за завтрак и домой привозит одни только скорлупки.

В Костромской губернии поселяне говорят: «Лен с ярью не ладит». Потому-то самому они никогда на льнищах не сеют ярового хлеба, будто другое ничто не родится на них.

23 мая. Приметы

В Тульской губернии на день св. Леонтия садят огурцы. Там наблюдают, чтобы первую посадку никто не видал, и потому всегда скрывают первую гряду и первый выросший огурец. Этот первенец тут же зарывается. Огородники думают, что по его только милости могут расти огурцы. Ветви желтые, поблекшие на грядах считают зазозренными от постороннего глаза, подсмотревшего на росту первый огурец.

25 мая. Приметы

Поселяне замечают, что с этого дня будто появляются худые, вредные росы. Заболит- ли скотина, и они говорят: «Верно напали на медяную росу». Заблекнут ли на сухом дереве листья, считают, что завелась медяная роса. Заболит ли ребенок, думают наверное, что он бегал по медяной росе. От медяной росы не скоро избавляется больной: надобно знахаря, да знахаря. В этот день замечают рябину. Если на ней бывает много цветов, то полагают, что будет хороший урожай овса. При малом цвете говорят: «Знать рябину на цвету, что идет к мату».

29 мая. Колосяницы

По замечанию поселян, на день св. Феодосии начинает рожь колоситься. От этого самого и сей день у них известен под именем колосяницы. Старики поселяне говорят: рожь две недели зеленится, две недели колосится, две недели отцветает, две недели наливает, две недели подсыхает. В Архангельской губернии говорят: «Хлеб поспевает из закрома в закром в восемь недель».

С этого дня начинают скотину кормить печеными сочнями и хлебными баранками, с надеждою, чтобы она более плодилась.

30 мая. Приметы

В селениях Тульской губернии замечают, что с этого дня будто бродят змеи по лесам станицами и что их тогда убивать очень опасно. Поселяне думают, что змеи тогда идут поездом на свои свадьбы и что каждому встречному готовы мстить без милосердия, и что от укушения змеи в этот день ни один колдун не может заговорить.

На этот день начинают садить бобы. Дальновидные старушки иначе не приступают к сажанию бобов, как наперед не вымочивши их в озимой воде. Озимую воду для этого собирают в лесных оврагах, где долго лежит снег. При сажании бобов, они приговаривают: «Уродитесь, бобы, и крупны и велики, на все доли, на старых и малых, на весь мир крещеный».

 Месяц июнь  

Слово: июнь, или иуний — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: изок, поляки: червец, чехи и словаки: червень, иллирийцы: липань, кроаты: розенцвет, иванчак, клисенъ, сорабы: смазник, розовой, карниольцы: розенцвет, кресник, венды: шестник, прашник, кресник. В старой русской жизни месяц июнь был четвертым. Когда год начинали считать с сентября, он был десятым; а с 1700 года он приходится, по счету, шестым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ИЮНЕ МЕСЯЦЕ

1 июня. Приметы

В селениях Тульской губернии замечают старики восход солнца. Если солнце восходит на чистом небе, ясно освещает поля, то полагают, что будет хороший налив ржи. По дождливому и мрачному дню старушки угадывают о добром урожае льна и конопель.

3 июня. Наблюдения

В Владимирской, Ярославской и Тверской губерниях поселяне наблюдают течение ветров: ветер московский или южный приносит с собою скорый рост яровым хлебам; ветер северо-западный предвещает сырую погоду и приносит болезни; ветер восточный, по их замечаниям, всегда уже влечет за собою наносные болезни.

В Тульской губернии поселяне более всего опасаются северо-восточного ветра, который будто бы приносит с собою беспрерывные дожди, вредные при наливании ржи.

8 июня. Наблюдения.

Гром и молния, появляющиеся с этого дня, по замечанию поселян Тульской губернии, предвещают худую уборку сена. Старушки с этого дня наблюдают восход льна и конопель по утренним росам. Они замечают, что если утренниками появляются большие росы, хотя бы лето было и сухое, урожай будет хороший и выгодный для сбыта.

Колодезники, особенный класс народа на Руси, выводящие начало своего искусства из Вологодской и Пермской губерний, считают сей день важным в своих работах. С вечера под этот день они кладут сковороды на места, назначенные для колодезей. На другое утро, при солнечном восходе, они снимают их и, по отпотевшей сковороде, выводят свои наблюдения: сковорода, покрытая водяными струями, указывает на обильные водяные жилы; сковорода, слегка отпотевшая, обещает маловодный колодезь; сковорода, совершенно сухая, ничего не обещает хорошего; сковорода, облитая дождем, предвещает все невыгоды их летних занятий.

10 июня. Поверья.

По замечаниям поселян, будто к голодному году на этот день бывают разные знамения: то по гумнам бегают вереницами мыши, что никакой глаз сосчитать их не может; то по полям во все утро бродят голодные волки стадами, что ужас нападает и на самого бесстрашного; то вороны стадами летят из-за лесов, что и свету божьего не видно; то будто самая земля стонет, и так жалобно, что у крепкого мужика текут слезы от надсады; то будто яровой и озимый хлеб играет от межи до межи, что православному человеку и глядеть страшно на такие ужасти; то будто весь скот ходит по полю избитым и изломанным, что у мужика опускаются с горя руки. Всего этого вдруг будто в одном месте не бывает: одно знамение покажется в одном месте, другое в другом. Зато в селах знают все, что делается в других местах. Стоит только одному мужику съездить на базар, так уж к вечеру верно будут знать в десяти деревнях, что делается и было доброго и худого у соседей.

12 июня. Приметы

Наблюдательные поселяне говорят, что на день св. Петра Афонского солнце укорачивает свой ход, а месяц на прибыль идет. Это будто происходит оттого, что солнце поворачивается на зиму, а лето на жары.

Огородники производят на этот день последний посев огурцам и рассаживают последнюю рассаду. (тот день у них известен под именем: запоздалого капустника.

13 июня. Гречишницы

В степных губерниях поселяне начинают сеять гречиху, смотря по погоде. Обыкновенный срок сеяния гречихи, по их замечаниям, наступает или за неделю до Акулин, или спустя неделю после Лкулин». Наши поселяне сохранили о гречихе свои наблюдения в поговорках: гречиху сей, когда рожь \opouia.—Или: не ровна гречиха, не ровна и земля: в иную и воз бросишь, да после зерна не сберешъ.—Или: холь гречиху до посева, да сохни до покоса.—Или: осударыня гречиха ходит боярыней, а как хватит морозу, веди на калечий двор.—Не верь гречихе на цвету, а верь закрому. 

По старому русскому обычаю, наши степные поселяне варили в этот день мирскую кашу для нищей братии. На такой радушный привет сходились нищие и слепые со всех сторон. После небогатого, но сытного стола нищия братия благодарила хозяев ласковым словом: «Спасибо вам, хозяин с хозяюшкой, со малыми детками и со всем честным родом — на хлебе, на соли, на богатой каше! Уроди боже вам, православным, гречи без счету. Без хлеба, да и без каши ни во что и труды наши».

Наши слепцы из нищей братии сохранили народную сказку о переселении гречи на Русь. Вот она:

 «За синими морями, за крутыми горами жил-был царь с царицей. На старость послал им господь на утеху единое детище, дочь, красоты несказанныя. Вот они, царь с царицей, и думают думу крепкую: как бы им назвать свое нарожденное детище? И молвит царь: а кабы так назвать? А царица молвит: а и то-то имя есть у боярина. И молвит царь на инако? А царица молвит: а и то-то имя есть у княжича. И молвит царь: ну ин так шать? А царица молвит: а и то-то имя есть у посадского.— Думали, думали и придумали: пошлем, де, посла на встречного спрошать по имени и по изотчеству, и во то имя наречем нарожденное детище. И ту свою думу крепкую оповедали князьям и боярам. И князья и бояре приговорили: быть делу так! Снарядили посла.

 По слову царскому, по приговору боярскому идет посол искать встречного, спрошать его по имени и по шотчеству, чем бы можно наречи нарожденную дочь у царя с царицей. Сидит посол на перекресице день, сидит и другой. На третий день ко вечеру идет навстречу старая старуха во Киев град богу молитися. Вот и молвит ей посол думу царскую: «Бог на помочь, стар человек! Скажи всю правду, не утай: как тебя звать по имени, да и как величать по изотчеству?» И молвит в отповедь ему старая старуха: «Осударь, ты мой боярин милостивой! Как народилась я волею божьею на белый свет, и туто, де, отец с матерью нарекли меня: Крупеничкою», а как звали батюшку родимого, то она во своем сиротстве не помнит.— И учал посол пытать старую старуху: «Али ты, старая, из ума выжила, али на те, старую, дурь нашла—что невесть что говоришь? Да такого имя слухом не слыхать, видом не видать, как белый свет стоит. Буде ты, старая, на правду не идешь, ино не ходить тебе на сырой земле. Спокайся и молви без утайки». И взмолилась старая старуха: «Осударь, ты мой боярин милостивой! Не вели казнить, вели слово вымолвить. Оповедала я тебе, боярину, всю правду со истиной, молвила все дело без утайки. А во всем во том кладу порукою всех святых и угодников. Умилосердись, осударь, ты мой боярин милостивой! Пусти душу на покаяние, не дай во грехах умереть». И думает боярин сам с собой: «А и что? Никак, старая правду молвила? А и что старую до пытки доводить? Быть делу так, как молвила старая». Отпускал боярин старую старуху во Киев-град 6oFy молитися, а на отпуске наделял золотой казной, да и крепко наказывал: молитися за царя с царицей, да и за их нарожденное детище. С диву дивовалася старая, что с нею содеялось, а со того дива еле душа во теле осталася. Идет посол ко князьям и боярам оповедати содеянное. Входит он, посол, во палату боярскую, посередь пола становится, на все стороны поклоняется, а сам и молвит им, боярам, речь посольскую: «По слову царскому, по приговору боярскому, правил я посольство на перекресице на встречного, а на том посольстве было дело так: сидел я на перекресице три дня с места не сходючи, ни едину ночь не всыпаючи, а на третий день идет встречная старая старуха, а ей-то молвил: скажи всю правду, не утай: как звать тебя по имени, да и как величать по изотчеству? И на ту речь посольскую молвит в отповедь старая старуха: как народилась она волею божьею на белый свет, и туто, де, отец с матерью нарекли ее: Крупеничкой, а как звали ее батюшку родимого, про то она, старая, во своем сиротстве не помнит. И он, де, посол, выслушавши такие речи небывалые, пытал старую старуху крепко-накрепко, да и с угрозою. И она, де, старая, крепко стояла на своем слове: оповедала, де, всю правду со истиной, молвила, де, все дело без утайки. И он, де, мосол, принял те речи за правдивые, отпустил старую старуху во Киев-град богу помолитися, а на отпуске наделял золотой казной, да и крепко наказывал: молитися за царя с царицей, да за их нарожденное детище». А опосле того он, посол, клал на стол статьи писанные, что деялось во посольстве. От тоя речи посольские все князья и бояре с диву дивовалися, что содеялось. И приговорили бояре: оповедать царю все дело посольское, а на челобитье поднесть статьи писанные всему делу посольскому.

 Идут князья и бояре во терем княженецкой со словом посольским, со статьями писанными. Как взошли они, князья и бояре, во терем ко своему осударю царю, били челом, о сыру землю кланялись, а на челобитьице молвили всю речь и подносили статьи писанные всему делу посольскому. Слушает осударь царь речь посольскую, читает статьи писанные всему делу посольскому, да и возговорит опослей того: быть делу тому так, как содеялось.

 И нарекали царь с царицей свое нарожденное детище, но имя встречного, Крупеничкой. Вырастает та царская дочь Крупеничка не по дням, а по часам, спознавает нсякую мудрость книжную болей старых стариков, а на возрасте печаловалась о старом и о малом. Вот и задумали царь с царицей: кабы свое детище замуж отдать? И опосылают послов во все царства и государства, да и по всем королевствам искать себе зятя, а своему детищу мужа.

 Не думано, не гадано подымалась Золота орда бесерменская на его, осударя царя, войной воевать, его царство полоном полонить, его слуг верных сгубить. Ныходил осударь царь на Золоту орду бесерменскую койной воевать со всеми князьями и боярами, со всем своим царством, опричь баб и ребят и старых стариков. На той войне ему, осударю царю, не посчастливилось: положил он, осударь царь, свою голову со всеми князьями и боярами, со всем своим воинством. А и та '5олота орда бесерменская полонила полоном всех баб и ребят, всех старыих стариков. А и того царства кабы не бывало.

 Доставалась та царская дочь Крупеничка злому татарину во полон. И он ли, злой татарин, нудил Крупеничку во свою веру бесерменскую. Я, де, тебя, Крупеничка, молвит он, собака, за то наряжу во наряд оксамитной, во монисто с ожерельицем. Будешь ты, Крупеничка, молвит он, окаянной, ходить в чистом золоте, будешь спать на хрустальчатой кроватушке, будешь есть яства лебединые, будешь . пить питья медвяные. Его-то речам бесерменским она, Крупенич-ка, веры неймет; его-то словам окаянным она, Крупеничка, и отповеди не дает. А и думает он, злой татарин: «Аи, постой ты, Крупеничка, аи, погоди ты, упрямая! А я те во работу отдам, а я те во неволю пошлю». И мучал он, окаянной, Крупеничку работою великою, неволею тяжкою ровно три года; а на четвертый год нудить стал во свою веру бесерменскую. И стояла она, Крупеничка, крепко на своей православной вере.

 Во те поры проходила старая старуха из Киева через Золоту орду бесерменскую. Вот и видит она, старая, Крупеничку в работе великой, во неволе тяжкой. И стало жаль ей, старой, Крупеничку. И оборачивает она, старая, Крупеничку во гречневое зернышко и кладет то гречневое зернышко во свою калиту. Идет она, старая, путем, дорогой немалою на святую Русь. И в те поры возговорит ей Крупеничка: «Сослужила ты для меня службу немалую, спасла меня от работы великие и тяжкие; сослужи еще службу последнюю: как придешь на святую Русь, на широки поля, привольные, схорони меня в землю». Старуха по сказанному, как по писанному, все сделала, что заповедала ей Крупеничка. Как схоронила она, старуха, гречневое зернышко на святой земле русской, на широком поле, привольном, и учало то зернышко в рост идтить, и выросла из того зернышка греча о семидесяти семи зернах. Повеяли ветры со всех со четырех сторон, разнесли те семьдесят семь зерн на семьдесят семь полей. С той поры на святой Руси расплодилась греча. А то старина, а то и деянье добрым людям во услышанье».

Поселяне Нерехотского уезда день 13 июня называют: бызы. По их замечаниям, в этот день нападают мухи на скотину, которая с беспокойством отмахивается от них хвостом и бегает взад и вперед. Глядя на тревогу скотины, они говорят: «Пошли бызы на скотину».

16 июня. Приметы.—Толока

Поселяне думают, с этого дня начинают затихать певчие птицы, кроме соловья, который будто только поет до Петрова дня.

В белорусских селениях на этот день отправляется толока, пир для тружеников, собранных на помочь унавоживать поля. Избранных охотников угощают обедом, вином и брагою; песни и игры оканчивают пиршество толоки. В Вятской и Пермской губерниях удобрение полей начинается с Петрова дня. Там вместо голоки весь сбор рабочих называется помочи. Смоленские толоки описал Кельхен в своей Лифляндской истории и говорит, что слово толоки происходит от древнего эстского слова: Talek, означающего работу за питье и кушанье. Русские помочи заведены с другою целью — обеспечить бедные семейства, и самые увесе-иения, отправляемые рабочими, называются: в назьмы играть.

20 июня. Приметы

С этого дня перепелиные охотники наблюдают приметы об удачном лове. По их замечаниям, если над озимым хлебом носится паутина, летает мушкара, то здесь-то более всего будут сбираться перепела. Каждый охотник старается для будущего счастья непременно в этот день поймать хоть одну птичку. Другие наблюдают, что там, где более слышно перепелиного свиста, всегда менее можно ожидать успеха. Охотники заранее приучаются к свистку и другим инструментам, завлекающим подражательным звуком к сбору перепелов. И у них есть своя страсть: поймать совершенно белого перепела, предводителя птиц своего рода, обещающего всегдашний успех в ловле. Записные охотники странствуют во ржах по целому месяцу.

23 июня. Купальницы.— Обряды.

Наши поселяне купальницею называют особенную траву, известную под именем: кошечьей дремы (trollius europaeus. Другие это имя относят к лютику (ranun culus). Этой траве приписывают разные целебные действия. На Ваге и в Вологодской губернии сбирают утром траву купальницу, когда она бывает еще в росе, и сохраняют в стклянках для лечения. В селах из этой травы взрослые делают венки и парятся ими в банях. Дети из нее плетут венки, колпаки, шапки и надевают их на головы но время игр. 

На Руси исстари велось париться в сей день, утреннею порою в банях, а днем купаться в реках или прудах. Поселяне Рязанской губернии этот день называют: лютые коренья. Смышленые старые люди, моясь и бане, парились лютыми кореньями в надежде помолодеть. В степных селениях вместо соломы набрасывали и печь жгучей крапивы и на ней паривались. Все это делалось для исцеления болезней. 

По выходе из бани садились за стол завтракать, где заранее становилась постная каша. Больных старух и хворых людей выносили в баню на жгучей крапиве и паривали целебными травами. Купанье в реках начиналось с полдня и продолжалось до вечерен. В Переславле-Залесском купались в озере Клещине с песнями и играми. Там, пока одни купались, другие на берегу пели песни. В Зарайске выхаживали купаться на реку Осетр, к белому колодцу. Здесь между купаньем происходили игры и пиршества. В Туле прежде купанье детей происходило в пруде (ныне уничтоженном), на Ивановском монастыре. Пожилые старушки выходили с детьми умываться к студенцам. Здесь они, умывая детей, бросали в студенцы медные деньги, старые сорочки или дарили нищей братии, или сжигали в лесу. 

Купальницкая обетная каша отправлялась с разными обрядами. Поселяне Нерехотского уезда предоставляли это дело красным девицам. Там они собирались к одной из своих подруг с вечера: толокчи в ступе ячмень. Песнями и веселыми играми сопровождается толчение ячменя. Рано утром варили из этого ячменя кашу, которую съедали во время полудень, с маслом. После полудника вывозили из сарая передовой станок от телеги на улицу. Одни из них садились на ось, другие, схватясь за оглобли, возили их по селению с песнями, потом выезжали на поле, где, по появлении вечерней росы, умывались для здоровья. В степных селениях обетную кашу варили пожилые женщиньд. Из разных семейств сносилась крупа, оставляемая для сего обряда от первого рушения. На эту кашу сзывались почетные старики и старушки после банного мытья. В селениях Тульской губернии в старину известна была еще мирская каша. Зажиточные семейства варивали эту кашу для нищей братии. Увечные, бесприютные люди заранее приглашались в баню и после угощаемы были мирскою кашею. Многие семейства считали это дело за необходимую обязанность в жизни. 

Усердные и сострадательные люди сами нашивали эту кашу по домам к бедным больным и по тюремным заведениям к колодникам. Все это делалось по обещанию, в память какого-нибудь избавления от бед или болезней. 

Во многих местах имя Купальницы усвоивалось вместо названий. В Переяславле-Залесском бываемая в этот день ярмарка, при Владимирской церкви, называется Купальницею. Другие называли этим именем поляны, где они собирали целебные травы. Иные называли самые студенцы купальницами. 

В старину слепцы и нищая братия, после банного мытья и угощения мирскою кашею, воспевали стихи про убогую вдовицу Купальницу.

«Как во старом городе, во Киеве, как у богатого князя-боярина, у Неупокоя Мироновича жида во сиротстве убогая вдовица Купальница. Как у того ли у князя боярина, у Неупокоя Мироновича, было всякого бога-чества на все доли убогие. Золотой казной оделял он, князь-боярин, храмы божий, чистым серебром питал убогое сиротство. К его ли столам белодубовым, к его ли скатертям браным сходились калики перехожие со всех сторон. Всего было у князя-боярина вдоволь, одного только не было — желанного детища. Скорбит князь-боярин о своей беде, не знает, не ведает в своем гореваньице ни малой утехи. А и во той скорби дожил он и до старости. Во едину нощь видит он, князь-боярин, чудный сон: а кабы за городом за Киевом, подалей перевесища, лежит никем не знаема убогая вдовица во хворости и болести. А и тут ему, князю-боярину, послышался голос неведомый: возьми ты, князь-боярин, тую убогую вдовицу к себе во двор, пои и корми до исхода души. А и за то тебе будет во грехах отрада. Просыпается князь-боярин на утренней заре, выходит за Киев-град, ко тому ли перевесищу, и видит он туто наяву убогую вдовицу во хворости и болести. И спроша.ет князь-боярин ту убогую вдовицу: «А и скажи ты по правде и по истине, откуда родом ты, да и как тебя величать по имени и по изотчеству?» И молвит ему убогая вдовица: «Родом, де, я из Новагорода, а и зовут, де, меня Купальницей; а опричь того за старостию, де, своего роду и племени не помню». И нудил он, князь-боярин, тую убогую вдовицу на житье к себе во двор, а сам возговорит: «А и буду те поить, кормить до исхода души». И в отповедь молвит ему та убогая вдовица: «Спасибо те, князь-боярин дорогой, на ласковом слове, на великом жалованье. А созови ты наперед того нищую братию, всех калик перехожиих, да напой и накорми сытой медовой, кашей грешневой». Идет боярин к себе во двор, опосылает своих верных слуг по всем дорогам и перепутьицам кликать клич на нищую братию, калик перехожиих. Сходилася нищая братия, все калики перехожие ко князю-боярину на широк двор. А и тут к нему опослей всех приходила убогая пдовица Купальница, а садилась с нищей братией за столы белодубовые, за скатерти браные. И выходил туто к ним князь-боярин дорогой, бил челом всей нищей братии, каликам перехожиим, поил, кормил их сытой медовой, кашей грешневой. Со той поры поселилась у князя-боярина во дворе убогая вдовица Купальница; с той поры строил он кормы ежегод про всю нищую братию, про всех калик перехожиих; а на тех кормах была сыта медовая да каша грешневая. И жила та убогая вдова Купальница у князя-боярина во дворе до исхода души».

24 июня. Иванов день.— Купало.— Обряды

Народное празднество, отправляемое на Руси в Ивановскую ночь, известно во всем славянском мире. Отличительные обряды этого празднества составляют: зажженные костры, песни, игры, перепрыгивание чрез огонь и крапивные кусты, купанье ночью в росе, а днем в реках, пляски вокруг дерева марины и погружение его в воду, зарывание трав, поверье о полете ведьм на Лысую гору. 

Купало и Купальские огни известны более в Великой России, Малоруссии и Белоруссии. Новейшие мифографы включили Купало в число славянских божеств; но его не было ни в Киеве, ни в других славянских землях. Об нем не говорят ни Нестор, ни другие писатели; это слово известно в наших письменных памятниках с XVII столетия. 

Русское Ивановское празднество известно у чехов, сербов, моравов, карпато-россов, болгар и поляков. Там Ивановская ночь известна под именем Соботок. Самое величественное торжество этого дня совершается славянами в Силезии и чехами. Там ивановские огни горят на Карпатских горах, Судетах и Крконошах на пространстве нескольких сот верст. Гулевой народ опоясывается перевязями из цветов, на головы надевают венки из трав, составляют хороводы, поют песни, старики добывают из дерев живой огонь. После перепрыгивания чрез костры огней купаются в росе. Поляки, по описанию Кохановского, отправляли этот день в черном лесу в Сендомирском воеводстве. В песне купальской они поют там, что это празднество передали им матери:

Takto matki nam podaly, Same takze z drugich mialy Ze na dzien Swietego Jana Zawzdy Sobotka palana (польск.).
Так-то матери нам передали Сами также у других переняли, Чтобы на день святого Яна Всегда была Соботка опалена.

Голембовский говорит, что польские поселяне, опоясанные чернобыльником, целую ночь прыгают около огней. Ивановские празднества в Кракове отправлялись на Кремионках, в Варшаве на берегу Вислы и на острове Саксонском. Огиер, путешествовавший по Польше в 1635 г., говорит, что огни изжигались на площадях, около лесов и в разных окрестностях, в дома сносились цветы, травы. Ивановский огонь назывался тогда у них: kresz. Польский писатель Мартин свидетельствует об участии поляков XVI века в этом тржестве: «С вечера Иванова дня женщины зажигали огни, плясали кругом их, пели песни, воздавая честь и мольбы демону. Сего языческого обычая доселе не оставляют в Польше, приносят жертвы из травы чернобыльника, зажигают костры огнем, полученным чрез трение дерево об дерево». Сербы думают, что Иван дан столь велик, что для него солнце на небе трижды останавливается. У Вука Стефановича находим сербские Ивановские песни: «Иваньско цведье, Петров-ско» и проч. Литовцо-руссы называют Ивановское празднество — праздником росы. С вечера, под Ивановскую ночь они собираются на избранном месте, на поляне ставят шалаши, разводят огни, поют песни, пляшут с факелами и перескакивают чрез огонь. Рано утром отправляются в лес — на росу. Утренние сборы называются у них стадом, а пляска коркодоном. Утром сбирались травы для врачевания и чарования. Литовцо-руссы верят и в папортников цвет. 

В письменных памятниках великорусские ивановские обряды известны не ранее XVI века. О псковских обрядах говорит игумен Памфил в своем послании к псковскому наместнику: «Егда приходит великий праздник день Рождества Предтечева, исходят огньни-цы, мужие и жены чаровицы по лугам, и по болотам, и в пустыни, и в дубровы, ищущи смертные отравы и приветрочрева, от травного зелия на пагубу человеком и скотом; тут же и дивии корения копают на потворе-пие мужем своим. Сия вся творят действом диаволим в день Предтечев с приговоры сатанинскими. Егда бо нриидет самый праздник Рождество Предтечево, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в селех возбесятся в бубны, и в сопели, и гудением струнным и всякими неподобными играми сатанинскими, плесканием и плясанием, женам же и девкам и главами киванием и устнами их неприязнен кличь, вся скверные бесовские песни, и хребтом их вихляния и йогам их скакание и топтание; что же бысть во градех и и селех». 

На Стоглавом соборе говорили: «Против праздника Рождества великого Иоанна Предтечи, и в ночи на самый праздник, и в весь день и до нощи, мужи и жены и дети в домех и по улицам ходя и по водам глумы творят всякими играми, и всякими скомраше-ствы, и песни сатанинскими и плясками, гусльми и иными многими виды и скаредными образовании. И егда нощь мимо ходит, тогда отходят к роще с великим кричанием, аки бесы омываются росою». 

В указе 1721 года, 17 апреля сказано: «К тому ж будто бы воспоминают мерзких идолов, в них же был некий идол Купало, ему же на Велик день приносили жертву оным купанием; о чем пространно зрится в Летописце Киевском». О малорусских обрядах Ивановской ночи Ги-зель в своем Синопсисе писал по-своему: «Пятый идол Купало, его же бога плодов земных быти мняху, и ему прелестию бесовскою омрачении благодарения и жертвы в начале жнив приношаху. Того же Купало бога, истинны беса, и доселе по некиим странам российским еще память держится; наипаче же в навечерии Рождества св. Иоанна Крестителя, собравшеся ввечеру юноши мужеска, девическа и женска пола соплетают себе венцы от зелия некоего и возлагают на главу и опоясуются ими. Еще на том бесовском игралище кладут и огнь, и окрест его емшеся за руце нечестиво ходят и скачут и песни поют, скверного Купала часто повторяюще и чрез огнь прескачуще, самих себя тому же бесу Купале в жертву приносят». 

В Потребнике 1639 года находим: «Нецыи пожар запалив, предскакаху по древнему некоему обычаю». 

Таковы известия, сохранившиеся в наших письменных памятниках. Перейдем теперь к описанию народного празднества, отправляемого в разных местах. Следы обрядов Ивановского празднества, сохранившегося в новгородских окрестностях, суть следующая: 

В старой Ладоге Ивановские огни совершаются на горе Победище, при впадении речки в Волхов. Там сей огонь, добытый при трении из дерева, известен под именем: живого, лесного, царя огня, лекарственного. Тихвинцы купаются в озере, находящемся близ Антониева Дымского монастыря. 

После купают там и лошадей хворых. В окрестностях Петербурга, по рижской дороге бывали в XVIII веке ивановские огни, где участвовали вместе с русскими и ижорцы. Последние это игрище называли: кокуем. В Лужском уезде, по реке Луге, Ивановское празднество известно более под именем Соботок. Вероятно, что это название занесено из Литвы. 

В Парголове ростовские переселенцы справляют ивановские огни со всеми обрядами. Зажженные костры, игры, песни и купанье там одинаковы со всеми другими обычаями, встречаемыми в московских окрестностях. 

В московских окрестностях ивановские огни зажигались на горах, полях и по берегам рек. Чрез эти огни перескакивали мужчины и женщины, перегоняли скот. Игры и песни продолжаются до утренней зари.. Заметим важное обстоятельство: великоруссы не поют песен с именем Купало, как это находим у малоруссов. Москвитяне Иванов день празднуют на трех горах. В 'Гуле это празднество отправлялось близ Щегловской часеки. Вечером 23 июня крестьяне выходят в поле в чистых белых рубашках, составляют костры из хворосту; другие приносят с собою дегтярные баклаги. Старики садятся в кружок и начинают чрез трение добывать огонь из двух старых, сухих дерев. Кругом их все стоят в глубоком молчании. Едва показался огонь, все ожило, запело и завеселилось. Зажигаются костры и баклаги. Молодые поют и пляшут, старики сидят в кружках, беседуют о старине и от радости попивают винцо. Часто случалось видеть, как над этим костром старушки-матери сжигали сорочки, взятые с больных детей, с полною уверенностью, что от сего обряда прекратятся болезни. Наш народ думает, что перескакивание чрез огонь избавляет от очарования. В купаньи утренней росою они полагают очищение тела и избавление от болезней. Других поверий мне не случилось слышать. 

Напрасно я доискивался проверить на месте остроумные замечания наших изыскательных археологов, которые в празднествах Купалы и Купальницы отыскивают мифы физические и астрологические, видят в них почитание солнца и луны, находят благоговение к стихиям природы — огню и воде. Наш народ этого не знает и не понимает. Может быть, или самое время истребило эти понятия в народе, или гг. археологи слишком умствуют в идеях водопоклонения и травоволхвования. По крайней мере, остается одно верным, что в этих идеях не участвует великорусский народ. 

В малорусских селениях ивановские огни соединяются с особенными обрядами, которых нет у великорусского народа. Здесь видим: крапивный куст, куклу, пирование около дерева марины; здесь слышим песни с именем Купало. В Харьковской губернии поселяне собираются в назначенное место и перепрыгивают чрез крапивный куст. В старину перепрыгивание бывало чрез зажженную солому с песнями купальскими. Другие срубают дерево марину, украшают его венком из цветов и относят его в отдаленное место. Здесь под деревом сажали куклу, изукрашенную разными уборами. Подле дерева ставили стол с горилкою и закусками. Молодые, схватясь руками, ходили вокруг дерева и пели песни. 

По окончании игр снимали дерево с песнями и относили к реке. Во время сего поезда пьют горилку и едят закуски. С приходом к реке начинали все купаться. Дерево марину потопляли в реке. В других местах куклу делали не более трех четвертей аршина, украшали цветочным венком и с ней перепрыгивали чрез огонь. Иные делали куклу из соломы в рост человека, одевали в женскую рубашку, голову убирали лентами и намистами. Кукла с именем Купала ставилась подле дерева марины, черноклена. Женщины одевались в праздничное платье, венки для головы сплетались из цветов и перевивались кануфером и другими душистыми травами. Венками закрывали лица до половины. В некоторых местах, когда приносили дерево и куклу к реке, то прежде снимали с себя венки, которые или прямо бросали в воду, или надевали на куклу. Другие тайно уносили с собой венки и вешали их в сенях, для предохранения от бед и напастей. В селениях Подольской и Волынской губерний поселяне, приходя в назначенное место, приносили с собой ветвь вербы, убранной цветами. Эта верба, называемая у них Купайло, утверждалась в землю, вокруг ее ходили и пели купальские песни. После песен девицы становились подле вербы, а мужчины отходили в сторону. Потом вдруг мужчины нападали на девиц, похищали вербу и обрывали ее в клочки. 

Зарывание трав на Иванов день производится великоруссами и малоруссами. Поверье о цвете папоротника, или кочедыжника, цветущего огненным цветом в Ивановскую ночь, есть общее в народе. Знахарки отыскивают разрыв-траву, терлич и архилин. О последней говорят, что «она растет при большой реке, срывать ее должно чрез золотую или серебряную гривну, а кто носит на себе, и тот не будет бояться ни дьявола, ни еретика, ни злого человека». Народ собирает свои травы: купаленку, медвежье ушко, богатеньку. Эту последнюю траву поселяне Новгородской губернии вешают на стену на имя каждого человека. Чей цвет завянет, тот или умрет, или заболеет на этот год. Тихвинцы и ладожане в истопленную баню приносят веники с травою Иван-да-Марья и парятся ими на здоровье. В муравьиных кочках отыскивают целебное масло. В садах, под корнем чернобыльника, отыскивают земляной уголь, исцеляющий черную немочь и падучую болезнь. 

В Малоруссии сбирают: голубые сокирки, красные пахучие васильки, пунцовые черевички, панский мак, желтый зверобой, ноготки, разноцвет, мяту, канупер, колокольчики, полынь. Из этих трав свивают купальский венок, а полынь носят под мышками, в предохранение от обаяния нечистой силы. 

В Белоруссии есть народное предание о мужике, которому цвет папоротника попал в лапоть. Этот счастливец знал, где закопаны были клады, где лежали деньги; но он его как-то под хмельком потерял, а с ним исчезло и все знание о кладах. 

Народное предание о полете ведьм на Лысую гору известно по всей Руси. Народ твердо уверен, что они в Ивановскую ночь летают на эту гору на помелах. Малоруссы знают, что они слетаются на Чертово Беремище под Киевом. У поляков эта Лысая гора известна под Сендомиром. Белоруссы говорят, что сборище ведьм бывает на горе Шатрии, где могила Альциса и где угощает их чародейка Яусперита. Подробности о ведьмах будут изложены в демонологии. Белоруссы из предосторожности запирают в Ивановскую ночь лошадей, боясь, чтобы на них не поехали ведьмы на Лысую гору. Малоруссы для защиты от ведьм вешают на окнах и порогах дверей жгучую крапиву. Великоруссы думают, что с этой ночи появляются светляки — ивановские червячки. Дети, кладя их на ладонь, говорят: «Иванушка, Иванушка! полетай за Волгу, там тепленько, а здесь холодненько». Наши огородники по обильной ивановской росе угадывают о большом урожае огурцов.

26 июня. Приметы.

В замосковных селениях полагают, что с этого дня начинает поспевать земляника. Пчельники твердо уверены, что тогда же пчелы вылетают из ульев за медовым сбором.

27 июня. Приметы

В северных губерниях замечают в сей день о погоде. Если на день св. Самсона будет дождь, то все лето будет мокрое до бабьего лета. В Сибири сей день называется: Никола обыденный. В Тобольске приводят на этот день лошадей к церкви Рождества богородицы, служат молебны и после кропят лошадей св. водою.

29 июня. Приметы.— Обряды.— Играние солнца

Поселяне все свои наблюдения сохранили об JTOM в поговорках: На Петров день и солнышко играет.— С Петрова дни красное лето, зеленой покос.—Женское лето по Петров день.— С Петрова дни и барашка в лоб.— С Петрова дни зорница зорит хлеб.—Петр и Павел два часа прибавил.— Утешили бабу петровские жары голодухой.— У мужика то и праздник, что Петров день.— Строй косы и серпы к Петрову дню, так будешь мужик.—Не хвались, баба, что зелен луг, а смотри, каков Петров день. 

В старину Петров день был сроком судов и взносов дани и пошлин. Известна еще Петровская дань, в которой «тянули попы». По зазывным грамотам приезжали в Москву ставиться на суд. Петровские торги, известные с XVI века, составляли особенные местные ярмарки по селам. 

На Петров день бывают обетные угощения. Так на Ваге и в Вельском уезде тещи приносят почетный сыр своим зятьям, во второй год бракосочетания. Зять угощает тещу при сборе всех родных. В степных селениях бывало в старину проведывание крестников. Кумы принашивали своим крестникам пшеничные пироги. В Тульской губернии сваты со стороны жениной родни угощали сватов ужином, что называлось у них отводным столом. 

Поселяне Тульской губернии выходят под Петров день караулить солнце, как оно будет играть на небе при восходе. Это верование, известное исландцам, сохранилось только в Тульской губернии. Поселяне всех возрастов собираются на пригорки, раскладывают огонь и в ожидании солнца проводят ночь в играх и песнях. Едва начинает восходить солнце, все испускают радостные клики. Старики наблюдают, как солнышко играет по небу: оно то покажется, то спрячется; то взойдет вверх, то опустится вниз; то заблещет разными цветами — голубым, розовым и белым, то засияет ясно, что ничьи глаза не стерпят. Молодые поют песню: «Ой, ладо! на кургане». 

Петровские гулянья отправляются почти во всей Великой России с песнями, хороводами и рельными качелями. В Туле гуляют на оружейной стороне, и самое гулянье слывет Облупою. Там говорят: «Пойдем на Облупу.— Был ты на Облупе?» В Туле к этому дню окрашивают яйца в желтую краску пупавками и продают их на гуляньях. В Кашине бывает гулянье у Клобукова монастыря, близ Петропавловской церкви, подле родника. Старики умываются из родника для здоровья, молодые веселятся. Там прежде бывало ночное гулянье с особенным обрядом: холостые парни прогуливались с закрытым лицом, а девицы с полуоткрытым. В это время девицы должны были угадывать мужчин. 

Часто от соперничества и за нескромное слово гулянье обращалось в побоище. В Старицах народ выходил на три ключа, за четыре версты от города, пить воду из родников и веселиться. В Переславле-Залесском бывают гулянья на разных местах: у села Веськова на Гремячем ключе, на Александровской горе около села Городища, на берегу озера Клещина. В Ярославле в Таборах, близ Петропавловской церкви, где, по преданию, стоял князь Пожарский со своими дружинами в 1612 году. 

Поселяне замечают, что если на Петров день пойдет дождь, то сенокосы будут мокрые. В Тульской губернии говорят, что сего дня перестают петь соловьи.

30 июня. Провожание весны

Провожание весны принадлежит к сельским обрядам. В степных губерниях в этот день поселяне, сбираясь на сенной покос, одеваются во все лучшее платье и веселятся весь вечер. Это называется у них: проводы весны. 

В Саратовской губернии делают соломенную куклу, убирают ее в кумачный сарафан, на голову надевают — чуплюк — кокошник с цветами, на шею подвязывают ожерелье. Эту куклу носят по селу с песнями и потом, раздетую, бросают в реку. 

Кажется, что этот обряд занесен из Польши. Там соломенная кукла, убранная в виде женщины, называется маржаною и с обрядами потопляется в реке. 

В Симбирской и Пензенской губерниях провожание весны отправляется в заговенье Петровского поста. 

В селениях Тульской губернии последняя окличка весны. Поселяне при солнечном закате выходят на пригорки играть в хороводы и поют песни: «Весна красна, ты когда, когда пришла, когда проехала». Потом садятся в кружки, размениваются яйцами, окрашенными в желтую краску, угощаются брагою и все расходятся навеселе. В некоторых селениях угощают пастухов вечером яичницами и на отходе наделяют желтыми яйцами.

 Месяц июль  

Слово: июль, или июлий — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: червень, малоруссы и поляки: липец, чехи и словаки: червенец и сеченъ, карниольцы: серпан, венды: седмник, серпан, иллирийцы: шерпен и шарпан. Поселя-мс Тульской губернии сей месяц называют: сенозорник, Тамбовской: макушка лета. В старой русской жизни он был пятым месяцем, а когда начали считать год с (Сноября, он приходился одиннадцатым. С 1700 года его считают седьмым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ИЮЛЕ МЕСЯЦЕ

Наблюдения поселян о июле месяце сохранились в поговорках: В июле хоть разденься, а все легче не будет.—В июле на дворе пусто, да на поле густо.—Не топор кормит мужика, а июльская работа.— Сбил сенозорник у мужика мужицкую спесь, что некогда и на печь лечь.— Знать, мужик—доможил, что на сенозорник не спит.—Плясала бы баба, да макушка лета настала.—Макушка лета устали не знает, все прибирает.—Всем лето пригоже, да макушка тяжела.

1 июля. Наблюдения

Поселяне Тульской губернии выходят с этого дня на покосы. Огородники начинают полоть гряды и вырывать корневые овощи для продажи. В окрестностях московских и степных местах собирают красильные растения.

4 июля. Приметы

В степных местах замечают, что с этого дня озимый хлеб вполне наливается. Тогда поселяне говорят: озимы в наливах дошли. Об овсе: батюшка овес до половины урос. О гречихе: овес в кафтане, а на грече и рубахи нет.— Озимы в наливах, а греча на всходе.

5 июля. Приметы

В замосковных селениях вечером выходят смотреть на играние месяца. Если месяц при всходе своем виден, то он будто кажется перебегающим с места на место или изменяет свой цвет и прячется за облака. Все это, по их замечаниям, будто происходит оттого, что у месяца бывает свой праздник. Играние месяца обещает хорошие урожаи.

8 июля. Наблюдения

Поселяне замечают, что если с этого дня начинает поспевать черника, то озимый хлеб бывает готов к жатве.

Есть странное поверье у поселян, что на этот день является сама собою камаха, краска червец. Они думают, что камаха заносится ветрами на наши поля с теплых стран, свивается в клубок и первому счастливцу, который ей встретится, подкатывается под ноги. Находка камахи предвещает счастливцу благополучие на целый год. В старину бывали страстные охотники отыскивать камаху. Неудачные искатели говорят, что она достается тем только, кому написано на роду такое счастье. В Туле бывает на этот день ярмарка, куда сходятся поселяне для продажи холста и ниток и возвращаются домой с глиняными куклами.

12 июля. Приметы

По замечаниям поселян, будто с этого дна наступают большие росы. До этого дня они спешат высушивать сено грядушками. Большие росы будто загнаивают сено. Старушки-лечейки собирают большие росы для очного врачевания. Этой, де, водицей, говорят они, изводится очной призор.

16 июля. Жатва

В Тульской губернии с этого дня начинают жать рожь. Тульские жители праздновали сей день в селе Высоком. Первый сжатый сноп называется именинным. В старину бывало, что вечером именинный сноп приносили с песнями на гумно. Впереди шел хозяин с снопом, за ним все рабочие. Когда наши бояре живали в деревнях, именинный сноп приносился на барский двор. Его, как дорогого гостя, встречал боярин со всей семьей и за принос угощал крестьян вином. Именинный сноп в старину имел много чудесного: с него начинали молотьбу, соломой кормили больную скотину, зерны ржи считались целебными в болезнях для людей и птиц. Без именинного зерна не бывало посева. Все время жнитвы хлеба наши поселяне называют: рабочая пора, страдная пора, страда. Они говорят тогда: пойдем на жнитвы—умаялся на жнитве. 

В Костромской губернии при начале жнитвы оставляют на поляне клок несжатого хлеба, что называется у них: Волотка на бородку. Волоткою называют они верх снопа, а колос волокном. 

В Малороссии старухи пред жатвою завивают бороду Волосу. До этой бороды во все жнитво не касается рука жниц.

19 июля. Мокриды

Поселяне по погоде сего дня замечают и о будущей осени. Хороший день предвещает сухую осень; если идет дождь, то осень будет мокрая и сырая. Этот день они называют Мокриды. Тогда они говорят: смотри осень по Мокридам.—Прошли бы Мокриды, а то будешь с хлебом.—Коли на поле Мокриды, а ты свое смекай.

20 июля. Наблюдения

Поселяне свои наблюдения об этом дне сохранили в поговорках: на Илью до обеда лето, а после обеда осень.—На Ильин день и камень прозябает.—До Ильина дни под кустом сушит, а после Ильина дни и на кусте не сохнет.—Илья пророк три часа приволок.—До Ильина дня сено сметать, пуд меду в него накласть.—Богат, как Ильинской сот.—Ильинская соломка — деревенская перинка.— Новый хлеб на Ильин день.—Знать осень на Ильин день по снопам.—До Ильина дня мужик купается, а с Ильина дня с рекой прощается.— То и веселье Ильинским ребятам, что новый хлеб.— У мужика та обнова на Ильин день, что новинкой сыт.— Знать бабу по наряду, что на Ильин день с пирогом.

В этот день на Руси совершаются многие местные обряды. В Тульской губернии, в Шенкурском и Вельском округах пекут из новой ржи хлеб и приносят для благословения в церковь. В старину без благословения священника никто не дотрагивался до новины. В Новгородской и Тульской губерниях поселяне устраивают себе постели из новой соломы, о которой они говорят: «Ильинская соломка — деревенская перинка». Пчельники на этот день осматривают свои ульи и запродают прасолам соты.

От этого взошло у них в поговорку про богатых пчельников говорить: «Богат как Ильинский сот». К Ильину дню стараются скошенное сено высушить и убрать в стоги. Здесь, де, говорят поселяне, сладимая яства в цветах для скотинки. И о таком душистом сене в Костромской и Владимирской губерниях говорят: «До Ильина дни сено сметать, пуд меду на него накласть». Из мирских складчин устраивают на Ильин день обеды. Так видел Лепехин в селе Обыченском, Пермской губернии, что поселяне на мирскую складчину приводили с собою быка, другие теленка, убивали их и съедали всею деревнею. В старину в Тульской губернии на мирскую складчину поселяне пекли новый хлеб и раздавали нищей братии от всей деревни. По наблюдениям поселян, с Ильина дня начинается осень, появляются холодные утренники. Отчего у них взошло в поговорку: «на Ильин день и камень прозябает». С этого дня они перестают купаться. Старинные наши охотники выезжали в сей день с собаками в отъезжее поле травить волков. У них была своя примета: если они затравят тогда зверя, то весь год будут счастливы. Поселяне уверены, что волки выходят из своих нор после покосов; а до тех пор будто никто не может открыть волчьих выходов.

Суеверные наши поселяне уверены, что в сей день звери и гады выходят из своих нор и бродят по лугам и лесам. Скотина, выпущенная на луг, бывает растерзана зверями или ужалена змеями. Они думают, что нечистые духи поселяются тогда в зверей и гадов, мстят домашнему скоту и людям и что только один гром в состоянии разогнать этих врагов. Бесстрашные знахари, не смотря на все опасности, отваживаются сбирать имей и вытаивать из них сало на свечи. Поселяне уверены, что в руках знахаря змеиные свечи производят непостижимые чудеса. Другие отгоняют от себя кошек и собак. Недоверчивость поселян и в них находит своих врагов. По замечаниям ворожеек, дождь, собранный на Ильин день, избавляет от очного призора и всякой вражей силы. В старину в засеках Тульской губернии поселяне отыскивают пни старых дубов, при которых вытекали бы ключи. С мелких дубов они сдирали кору, вымачивали ее в i ночах, а потом привешивали себе на ладонки — в предохранение от зубной боли.

22 июля. Приметы

Поселяне Тульской губернии замечают появление росы на льнах, если роса будет обильная, то ожидают серого льна. По их наблюдениям, роса уничтожает белизну льна и укоротывает самый рост. Тогда они говорят: «Коли на святую Марью росы, то льны будут серы и косы».

24 июля. Поликопны

Малоруссы говорят: «На Глеба и Бориса за хлеб не берися». В Рязанской губернии юиорят: «На Борис и Глеб поспевает хлеб». В Белой и Чёрмной Руси называют сей день: поликопом. У поселян Тульской губернии он известен под именем: поликопны. Но замечанию стариков, будто в старину на этот день бывали большие грозы и спаливали копны у тех, которые работали в поле.

30 июля. Поверья

Между поселянами есть старое поверье, что на этот день обмирают ведьмы. Все это происходит оттого, что они опиваются молоком. Всякому известно, что ведьмы умеют задаивать коров до смерти, тот не может себе представить, как они приходят в такое состояние. Уж если обомрет ведьма, говорят поселяне, то ее ничем не пробудишь. Жги скорей пяты соломой; все дело пойдет на лад. Наши поселяне были бы очень рады видеть их всех мертвыми, да то беда: умирают страшно. Страшней того смотреть на ведьму, когда она обомрет: под ней и земля трясется, и в поле звери воют, и от ворон на дворе отбою нет, и скот нейдет на двор, и в избе все стоит не на месте. От такой напасти поневоле примешься за солому, да жечь пяты. Говорят старухи, что ведьмы после такого пробуждения никогда уже не дотрагиваются до коров и не смотрят на молоко. Услужливые знахари снабжают наших поселянок разными снадобьями, спасающими коров от нападения ведьм. Мужики знают, что такие снадобья не всегда помогают. Хитрые ведьмы умеют их отхаживать назад пятами.

 Месяц август  

Слово август — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: зарев, малоруссы, поляки, чехи и словаки: серпенъ, сорабы: женчь, жнейска, прашник, яцменски, карниольцы: великсерпен, венды: осемник (осьмой), госпожник, кроаты: великомешняк, кимовец, иллирийцы: коловоц. Народное название: зорничник. В старой русской жизни август был шестым месяцем, с XV века двенадцатым. С 1700 года он считается восьмым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В АВГУСТЕ МЕСЯЦЕ

Наши поселяне об августе сохранили в поговорках свои наблюдения: Батюшка август крушит, да после тешит.— У мужика в августе три заботы: и косить, и пахать, и сеять.— Кому работа, а нашим бабам и в августе праздник.— Овсы да льны в августе смотри.

1 августа. Наблюдения

Наши поселяне говорят: Во что Маккавеи, во то и розговины.— С первого Спаса и росы хороши.— Олень обмакивает лапу в воду.

С этого дня в селах зачинают защипывать горох, выезжают пахать под озимы, заламывают в ульях соты, отделывают овины, очищают гумны.

Поселяне уверены, что с этого дня пчелы перестают вырабатывать мед. Если пчельник не заломает сота, то они говорят, что соседние пчелы вытаскают весь мед.

Неизвестно, откуда зашло к нашим поселянам странное понятие о розах. Они думают, что когда перестают цвесть розы, тогда происходит перемена и в росах. Общее мнение их, что с 1 августа выступают росы хорошие и безвредные, известно повсюду. Перенесение роз в русскую землю последовало в царствование Алексея Михайловича. Следовательно, это поверье нестарое. На этот день бывают народные гулянья. В Москве сходятся гулять под Симоновым; в Туле бывает собрание на Поповом болоте, за городом.

2 августа. Поверье

Многие поселяне поят в сей день лошадей чрез серебро. Искупавши лошадей, они проводят их к студенцам, бросают в воду мелкую серебряную монету и потом поят лошадей из шапки, где также лежит монета. Поселяне думают, что от этого обряда лошади добреют, не боятся лихого глаза, приходят в милость у домового. Серебряную монету берут из шапки и кладут, скрытно от всех, в конюшню под яслями. Такая монета в старину часто переходила от отца к сыну.

3 августа. Приметы

Поселяне замечают, что если в сей день будет ветер с юга и появятся вихри, то ожидают зимою больших снегов. Отчаянные люди выходят на перекрестки допрашивать вихрь о зиме. Для сего они заранее запасаются ножом и петухом. Выходя на перекресток, они сторожат вихрь. Едва он появится, отважный втыкает в самый вихрь нож и в то же время держит за голову петуха. После сего допрашивается вихрь. Люди, испытавшие это на самом деле, уверяют, что вихрь им сказывал всю правду. Заметим одно: все такие рассказы основаны на преданиях. Подробности таких подвигов будут изложены в русской демонологии.

4 августа. Сеногнойки

По замечанию сибиряков, с этого дня начинают идти дожди, вредные для сена. Эти дожди называют сеногнойками.

  5 августа . Жнивы

Рачительные домоводцы из наших поселян находят нужным заклинать жнивы. Это, говорят они, будто нужно для того, чтобы нечистая сила не поселилась на жнивах и не выжила с пажитей скот. Для сего они, раннею зарею, выходят на жнивы с маслом конопляным. Обращаясь на восток, говорят: «Мать сыра-земля! уйми ты всяку гадину нечистую от приворота, оборота и лихого дела». Проговоривши, выливают на землю масло. Потом, обращаясь на запад, говорят:

«Мать сыра-земля! поглоти ты нечистую силу в бездны кипучие, в смолу горючую». После сего выливают масло на землю. Обращаясь на юг, говорят: «Мать сыра-земля! утоли ты все ветры полуденные со ненастью, уйми пески сыпучие со метелью». И здесь опять выливается масло. Обращаясь на запад, говорят: «Мать сыра-земля! уйми ты ветры полуночные со тучами, содержи морозы со метелями». Здесь бросают сткляницу на землю. Есть люди, которые уверяют вас, что такое дело необходимо должно исполнять всякое лето. Многие из робости не решаются на такой подвиг, несмотря на свое непреодолимое желание.

6 августа. Наблюдения

Во всей Великой Руси с этого дня начинают есть плоды и фрукты. Люди, имевшие сады, в старину принашивали в храмы плоды для освящения. Здесь они, из рук священника, раздавались всем прихожанам. Кроме того, наши предки поставляли себе в обязанность наделять всех бедных плодами, а больным посылать в дом. Не исполнившие сего старого обычая почитались людьми недостойными общения. Об них говаривали наши старики: «А не дай-то боже с ним дела иметь! Забыл он старого и сирого, не уделил им от своего богачества малого добра, не призрил своим добром хворого и бедного». К сожалению, должно заметить здесь, что заморские новизны вытесняют этот старый обычай. Со слезами смотрят старики на равнодушие молодых людей.

Во многих местах на этот день бывают народные гулянья. В Москве гулянье бывает у Нового Спаса, в Туле за городом, в селе у Спаса на Рогожни.

Поселяне наблюдают в этот день захождение солнца. Выходя вечером на пригорки, они с песнями и плясками проводят время. Едва начнет скрываться солнце на запад, они поют:

Солнышко, солнышко, подожди! Приехали господа бояре Из Велика, де, Новагорода На Велик день пировать. Уж и вы ли, господа бояре, Вы, бояре старые, новгородские! Стройте пир большой Для всего мира крещеного, Для всей братии названой. Строили господа бояре пир, Строили бояре новгородские, Про весь крещеный мир. Вы сходитеся, люди добрые, На велик званый пир; Есть про вас мед, вино, Есть про вас яства сахарные. А и вам, крещеный мир, Бьем челом и кланяемся.

10 августа. Приметы

В Тульской губернии поселяне на этот день примечают в полдень колебание воды. Если реки, озера и болоты не волнуются ветром, лодки стоят покойно, то ожидают, что осень будет тихая и зимой не будет метелей.

11 августа. Поверье

В Рязанской губернии, в селениях, расположенных на берегах рек Вожи и Быстрицы, есть предание, что на могилках Перекольских бывает чудо чудное, диво дивное. Там, на болоте Ермаковом, бывает свист, слышны песни. Кто свистит, кто поет — никто не ведает. Из болота выбегает на могилки белая лошадь. Эта белая лошадь обегает все могилки, прислушивается к земле, раскапывает землю и жалобно плачет над покойниками. Зачем она бегает, что слушает, о чем плачет, никто не знает, не ведает. Ночью над могилками появляются огни и перебегают на болото. А эти огни не то, что в городах бывают на свечах, а в деревнях на лучине; нет, эти огни горят по-своему, светят иначе. Как загорят они, так видно каждую могилку, а как засветят, то видно, что и на дне болота лежит, да уж так видно, что в избе лавка. Пытались добрые люди поймать белого коня, дознать, кто свистит, кто поет, поймать огонь на могилках и на болоте. Не тут-то было. Конь никому в руки не дается, от свисту и от песней только глохнут, а про огонь и нечего говорить. Вестимо дело: кто огонь поймает? Поселяне говорят, что здесь когда-то было побоище. Сражались русские князья с татарами, бились не на живот, а на смерть. Татары начали одолевать князей, как ни отсюдова, ни оттудова выезжает на белом коне неведомый богатырь с своими сотнями. Бьет и колет татар, направо и налево и добил их чуть не всех. Тут подоспел окаянный Батый; он убил богатыря, а белого коня загнал в болото. С тех пор белый конь ищет своего богатыря; а его сотня удалая поет и свищет, авось откликнется удалый богатырь.

15 августа. Обычаи

Во многих селениях Великой Руси, с приходом Оспожинок, празднуют окончание жатвы. Этот праздник слывет у народа Успенщиною. Поселяне на мирскую складку варят пиво, убивают барана, пекут пироги и сзывают родных и соседей на пир пировать. Наши старые бояре угощали на этот день своих крестьян и праздновали с ними окончание жатвы. Поселянки выходят в поле, обвязывают последней соломой все серпы, потом катаются по жнитве, приговаривая: «Жнивка, жнивка! отдай мою силку на пест, на колотило, да на молотило и на криво веретено». После сего последний сноп, именинный, наряжают в сарафан и кокошник и с песнями несут на гостиный двор. Здесь их бояре встречают и угощают обедом и вином. Сноп во весь обед стоит на столе. В Юхновском уезде Смоленской губернии к именинному снопу приделывают руки, на кичку надевают белую насовку. Именинный сноп две бабы несут на руках на господский двор, а другие бабы вокруг их поют и пляшут. Приходя на двор, одна из баб выходит с веником и сечет сноп с припевами. Мужчины в старое время прихаживали от всего мира с караваем на барский двор ударить боярину челом на новой новине. Боярин угощал челобитчиков и всему миру крещеному посылал подарки. В Гродненской губернии, по Украине, Подолии и Больший, с сжатием последнего снопа, сплетали с песнями венок и клали на голову почетной девице. После сего все отправлялись на боярский двор ударить челом своему боярину. Девица на дворе вручала боярину венок, а боярин, принимая венок, целовал девицу и угощал поселян. Так в старину праздновалися на Руси Дожинки. Все это было воочию и быльем поросло. Старина, старина! Как была ты мила нашим предкам и как мы, их потомки, успели скоро променять тебя на заморские причуды! С 15 августа начинаются осенние хороводы в городах и селах. В селах с этого дня в старину начиналось молодое бабье лето и продолжалось до 29 августа, до Ивана постного.

16 августа. Посевы

Степные поселяне посев озимого хлеба начинают за три дня до Успеньева дня и продолжают еще три дня после. Все это зависело от погоды и скорой уборки. Были времена, говорят старики, что в старину наши отцы отсевались к Преображению, а к Успению весь хлеб стоял на гумне. Пред посевом вся семья приносила усердные моления ко Господу, женщины провожали мужей с хлебом и солью, на телегу клали три снопа, а на них в мешках укладывали рожь. На поле встречали засевальщика ребята с грешневой кашей. После отсевания пирог и каша съедались всей семьей. Досевки в старину отправлялись целым миром и в складчину. В городах с этого дня начинаются великоденские гулянья. В Туле сходбище бывает на кладбище, за оружейной стороной.

18 августа. Приметы

В старину к этому дню оканчивали поселяне посев. О ленивых они говаривали: «Кто сеет рожь на Флоров день, у того родятся флорки». В Костромской губернии говорят: «С Флорова дня заси-вивают ретивые, а с Семена ленивые».

Наши поселяне этот день празднуют с своими лошадками. Купают их в реке, для корма дают овса, гривы убирают лентами, приводят к церкви, где, после молебна, кропят их св. водой.

В степных губерниях с этого дня начинаются помочи, работы, предпринимаемые крещеным миром в пользу вдов и сирот. Наш народ говорит: «На вдовий двор хоть щепку брось». На таких сходках косят сено, сжинают хлеб, удобряют поля, рубят дрова, молотят снопы. Все эти работы имеют свои названия: полотуш-ки, потрепушки, супрядки, назьмы, дровяницы, сенов-ницы. Помочи у зажиточных людей сопровождаются угощениями. Для рабочих тогда выставляются на дворе столы с хлебом-солью, пирогами или калачами, кадки с брагой, сулейки с вином. Такое угощение продолжается во все время работы.

19 августа. Наблюдения

Поселяне степных мест наблюдают в это время течение ветра. Если дует ветер с юга, тогда они говорят: Пошли овсы на спех.— Батюшка юг пустил ветер на овес.

В Москве на этот день бывает народное гулянье под Донским монастырем; в Туле веселятся у Николы за валом.

22 августа. Поверье

В Тульской губернии поселяне выходят ночью осматривать снопы и караулить их от потехи лешего. Они уверены, что в эту ночь леший выходит на луга и гумны потешиться над соломкой. Потехи лешего заключаются в раскидывании снопов с одного гумна на другое или в развязывании их. Если хозяин караулит свое гумно, то будто леший тогда не смеет подойти к загороди. Поселяне, сбираясь в ночную, надевают тулуп навыворот, голову обвязывают полотенцем, для обороны берут кочергу. Приходя на гумно, они кочергою обводят круг и садятся в него. С этими предосторожностями никакой леший не смеет подойти к полю и гумну.

24 августа. Наблюдения

Поселяне замечают в этот день: если поспела брусника, то и овес созрел. Другие говорят, что на этот день льны лупятся. По их наблюдениям: лен две недели цветет, четыре недели спеет, а на седьмую семя летит. В Сибири появляются с этого дня первые морозы. Об осенних морозах там говорят: морозы лупенские, покровские, екатерининские, Михайловские.

26 августа. Овсяницы

С этого дня начинают косить овес. Поселяне в первый день покоса, скосивши пук овса, вяжут сноп, несут его с песнями на боярский двор или в свои избы. Сноп ставят в большой кут, под образа, в сутки. Хозяин с своими работниками садится за стол. Здесь хозяйка начинает угощать их деженем — толокном, замешанным на кислом молоке или на воде с медом, потом овсяными блинами. 

Гости, вставая из-за стола, благодарят хозяев: за сладкий дежен и за сытые блины, спасибо, хозяин с хозяюшкой! В старину угощение на боярском дворе за овсяный сноп состояло мужикам из деженя и браги, а бабам из грешневой каши. Во все время овсяного покоса, за паужиною — полдником, поселяне лакомятся толокном. 

В Москве на этот день бывает народное гулянье у Сретенского монастыря; в Туле веселятся у Георгия на Ржавцах.

28 августа. Скирдницы

С этого дня степные поселяне начинают убирать сжатый хлеб в скирды. Там из 13 снопов складываются прежде на поле: хрестцы, из хрестцов делают одонья и копны, из копен и одоней уже убирают скирды. В северных губерниях вместо хрестцов делают суслоны, из озимого хлеба в 13, из ярового в 6 снопов. В других местах вместо скирдов делают городки. Эти городки складываются в три больших стены, а четвертая вполовину; или треугольником в три стены, или длинною полосою с углами. Число снопов в одоньях и копнах соразмеряется местными обычаями.

29 августа. Наблюдения

В Тульской губернии поселяне наблюдают полет птиц. Если журавли летят на Киев, к югу, тогда говорят: Скоро наступят холода. Вообще все наблюдения о птицах они сохранили в поговорках: Лебедь летит к снегу, а гусь к дождю.—Лебедь несет на носу снег.—Ласточка день начинает, а соловей вечер оканчивает.— Сколько раз бухало (филин) будет бухать, по столько кадей хлеба будет молотить с овина.— Одна ласточка весны не делает.—Петух не человек, а свое все скажет и баб научит.— Чай, примечай, куда чайки летят.—Прилетела бы чайка, а то будет весна.—Видна птица, что журавль, коли летит на юг.— У журавля та и дорога, что на теплые воды лететь.

 Месяц сентябрь  

Слово: сентябрь, или септемврий—не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: рюин и рюен, малоруссы: вресень, поляки: вржесенъ, чехи: заржи, словаки: грудень, сорабы: назимский, карниольцы: кимовц, венды: деветник, лесеник и косаперск, кроаты: маломешняк, михол-чак и рюян, иллирийцы: рюян. Народное название сентября: ревун. Первая неделя сентября у народа известна под именем семенской, вторая михайловской, третья никитской, четвертая дмитриевской. В старой русской жизни сентябрь был седьмым месяцем; а когда год начали считать с Семена летопроводца, он был первым. С 1700 года он считается девятым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В СЕНТЯБРЕ МЕСЯЦЕ

Наблюдения поселян о сентябре месяце сохранились в поговорках: Батюшка сентябрь не любит баловать.—В сентябре держись крепче за кафтан.— Считай баба осень с сентября по шапкам да по лаптям.—Понеслись ветерки с полуночи, аи да сентябрь!—Хвалилися бабы да бабьим летом на Семен день, а того бабы не ведали, что на дворе сентябрь.— Зажигай огонь с сентября в избе и на поле.—В сентябре одна ягода, да и та горькая рябина.—В сентябре и лист на дереве не держится.— У мужика в сентябре только те и праздники, что новые новины.

  1 сентября . Обычаи

Первое сентября в замосковных селениях называется: бабьим летом. Там говорят: «Бабье лето восемь дней». Это лето известно у чехов, сербов, малоруссов и поляков. Малоруссы справляют свое бабыно лето. У чехов бабье лето слывет под именем паутинного, и от чего даже произошла у них поговорка: «Бабье лето летает (babi leto lita)». У карпаторуссов есть предание, что бабин мороз заморозил на Полони-ных горах (Альпийских) бабу-чародейку. Бабье лето в других местах начинается с 8 сентября. В Саратовской и Пензенской губерниях этот день называется: пасиковым. Там в это время убирают улья. В Ярославской и Вологодской губерниях тот же день называется луковым днем. Там в это время вырывают с гряд лук и чеснок. В Рязанской губернии он слывет Аспосовым днем. Там говорят: «Бабье лето по Аспосов день». 

По погоде бабьего дня судят поселяне об осени. В Тульской губернии замечают: если первый день бабьего лета будет ясным, то вся осень выйдет теплая и ведреная. В Костромской губернии есть свои приметы. Там, если на бабье лето луга будут опутаны тенетником, гуси гуляют стадами, скворцы не летят, то осень будет протяжною и ведреною. В московских окрестностях по вечерней заре также замечают о теплой осени. В Московской и Тульской губерниях поселяне под Семен день тушат огонь, кроме тепла лампадного. Едва только начнет заниматься утренняя заря, вздувают новый огонь. В старину новый огонь добывали из сухого дерева. Старики и старухи садились середи двора и терли сухое дерево об дерево. Молодая невестка или девица, или сын зажигали спицею новый огонь. Этим огнем топили печи в избах и банях, на засидках зажигали свечи и лучину. 

В селах с Семена дня зачинались бабьи работы. Дневная работа начиналась с пеньки и льна. С раннего утра мнут и треплют пеньку, лен моют в воде и стелят по лугам. На этот же день затыкают красна. Вечером садятся за пряслицы и веретены. В селах с бабьего лета начинаются осенние хороводы. 

В городах на Семен день отправляются игры, хороводы и обряды. В Туле и Серпухове девушки хоронят мух и тараканов. Серпуховские девушки хоронят мух в морковных и свекловичных гробах. В это время выходят женихи смотреть невест. Тульские девушки хоронят мух в садах в репных гробах, а тараканов в щепках. Это поверье основано на том, что будто от такого погребения погибают мухи и тараканы. Матушки, приглашая красных девушек, родных и соседних, позабавиться со своими детками, приказывали чрез своих зватых объявить гостям: у нас, де, пироги напечены и мед наварен. В старину богатые посадские люди ставили у ворот ушаты с брагой и пивом. Хороводники подходили к воротам, где хозяева угощали их. 

С первого августа начинаются у рабочих засидки, или Семенинские вечера. На этих засидках зажигаются свечи, хозяева угощают рабочих, и весь вечер проводится в песнях. В Киеве об этих засидках говорят: женить Семена. 

Семен день, бывший прежде первым днем нового года, отправлялся на Руси со всеми весельями. Московское празднество преимуществовало перед всеми. Москвичи, собрав у себя гостей, проводили с ними встречный вечер до петухов. Эти вечера бывали семейные: молодые и старые сходились на Семенины посиделки к старшему в роде, с тишиною и скромностию встречать новое лето. С посиделок отправлялись к заутрене в церковь Симеона Столпника. В полночь ударяла в Кремле вестовая пушка, гудел колокол на Иване Великом и городские ворота растворялись настежь. Так новый год возвещался на Руси. С рассветом дня москвичи спешили в Кремль, где патриарх и царь встречали новый год в Успенском соборе. В книге: глаголемой Потребник мирской, 1639 г. находим: «чин препровождению лету», или «начало индикта, еже есть новое лето». Патриарх Филарет совершал этот обряд на Ивановской площади, между Архангельским и Благовещенским соборами. У Благовещенского собора устраивалось царское шатерничье место с паволоками, а патриаршеское с коврами. Патриарх выходил, после утренней службы, из Успенского собора в западные двери со святыми образами и духовенством и на дворе, пред вратами, совершал молитвословие. После сего царь подходил к Евангелию и принимал благословение от патриарха. Осенивши государя животворящим крестом, спрашивал о царском здравии. Потом отправлялись на Ивановскую площадь, где совершалось молебствие с водоосвящением. В это время государь и патриарх стояли на своих местах. По окончании чина патриарх подходил к государю и приветствовал его речью:

«А государь боговенчанный, и благочестивый и христолюбивый царь и великий князь владимирский, московский, новгородский, царь казанский, царь астраханский, и многих государств государь и обладатель и всея Русии самодержец! В нынешний и настоящий день праздника начало индикту, сиречь нового лета, соборне молили всемилостивого, и всещедрого и человеколюбивого, в Троице славимого бога и пречистую его матерь, и всех святых о вселенском устроении святых божиих церквей, и о вашем государеве многолетном здравии, богом венчанного, и благочестивого и христолюбивого государя нашего, царя и великого князя Михаила Феодоровича всея Русии, и о болярех, и о христолюбивом воинстве, и о доброхотех, и о всем православном христианстве, чтобы всемилостивый, в Троице славимый господь бог наш, в нынешний и в настоящий год, и в предбудущие многие лета, вам, великому государю, царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея Русии, умножил лет живота вашего и даровал бы господь бог вам, великому государю, и христолюбивому нашему воинству свыше победу, и крепость, и храбрость, и одоление на все видимые и невидимые враги, и возвысил бы господь бог нашу царскую десницу над бесерменством, и над латинством, и над всеми иноплеменными языки, иже бранем хотящая; и покорил бы господь бог под нозе ваша всякого врага и супостата, и царство бы ваше устроил мирно и немятежно во благоденствии и во изобилии плодов земных. Дай господи, чтобы вы, государь, царь и великий князь, всея Русии самодержец, здрав был с своею государевою царицею и великою княгинею, а с нашею великою государынею, и с своими государевыми благородными чады, и с своими государевыми богомольцы, с преосвященными митрополиты, с архиепископы и епископы, и со архимандриты и игумены, и со всем освященным собором, и с боляры, и с христолюбивым воинством, и с доброхоты, и со всеми православными христианы. Здравствуй, государь, нынешний год и в предбудущие многие лета в род и род и во веки».

После сего патриарх, осенив государя крестом и окропив его св. водою, возвращался в Успенский собор. Государь приветствовал весь народ своим милостивым словом. На его царские речи народ восклицал: «Здравствуй, здоров будь на многие лета, надежа государь». Из царской казны в этот день раздавалась милостыня бедным и нищим—молить о многолетнем здравии государя царя. Последнее торжество летопровождения было в Москве 1699 года. Здесь великий Петр справлял старый обычай своих предков, сидя на престоле, в царской одежде. В 1689 году патриарх Иоаким, отправляя чин летопровождения, поздравлял государя и говорил речь по письму. Вероятно, эта речь была одна и та же, что говорил патриарх Филарет. 

В старину на Семен день приезжали в Москву ставиться на суд перед государем и его боярами. Неявившиеся на этот срочный суд считались виноватыми. Челобитчик получал правую грамоту и по суду считался правым. Судебная формула: копиться жалобным людям на судебный день в Москву — известна со времен великого князя Иоанна Васильевича. Для монастырских слуг и крестьян были три срока в году ставиться на суд: Рождество Христово, Троицын и Семен дни. Царь Василий Иоаннович Шуйский в 1607 году уложил: «Если не подадут челобитья по первое сентября о крестьянах, то, после того срока, написать их в книги за тем, за кем они ныне живут». 

Семен день считался срочным днем для взноса оброков, даней и пошлин. С него начинались и оканчивались все условия между поселянами и торговыми людьми; с него отдавались внаем земли, рыбные ловли и другие угодья. В условиях писали: «Платить оброк ежегодно на срок по Семен день летопроводца». 

В старину наши бояре выезжали на Семен день поохотиться за зайцами. Выезды бывали сборные, от богатого боярина. У них было поверие, что от Семенинского выезда лошади смелеют, собаки добреют и не болят, первая затравка наводит зимою большие добычи. Выезды барские продолжались от одной недели до двух и более, объезжали по всем островам (лесам). Для выездов готовились запасные кушанья, наливки, меды и романеи, для ночлегов бирались шатры. Выходя на двор, бояре садились на коней, а псари, держа на сворах собак, кричали: восяй! Здесь-то раздавались заветные, охотничьи слова: бери, бери, улю, лю, лю! Ту тут был, тут играл, тут сметку дал. 

С Семенина дня начинались запашки, особенное празднество поселян при опахивании полей. Для этого пиршестйа на мирскую складчину варилась брага, пекли пироги, убивался баран. В Костромской губернии говорят: «На Семен день до обеда паши, а после обеда пахаря и вальком погоняй». В Тверской и Новгородской губерниях говорят: «На Семен день с головней на постать (пахотная полоса земли) ходи». Костромичи говорят: «На Семен день семена выплывают долой из колосьев». 

Наши предки на Семен день перебирались в новые дома. Для сего сзывали родных и почетных гостей. На такое новоселье хаживал сзывать гостей сам хозяин. Первыми гостями считались тесть с тещей, сваты, дяди и кумовья. Гости наперед присылали на новоселье хлеб-соль, по усердию и состоянию. Тесть присылал коня любимому зятю, а теща корову для внучат. Коня встречал зять у ворот с поклонами и почетами из полы, у крыльца кормил ячменем и пшеницей из рукавицы, а в конюшне поил сытой медовой чрез серебро, из ковша. Корову провожала сама теща до зятина двора. Хозяин с хозяйкой встречали корову на дворе с поклонами и ласковым словом, у крыльца кормили хлебом и с радостью провожали все свою буренушку до сарая. Кум с кумой приносили на новоселье мыло и полотенце. Встреча им была в сенях, где угощали чаркою вина. Сваты приносили домашнюю птицу, и новых переселенцев кормили на дворе овсом и гречихою. Все званые сходились праздновать новоселье к обеду, и пиршество оканчивалось вечером, с большими проводами гостей. 

Перейдем теперь к тайной стороне новоселья, раскроем поверье наших отцов и их заботу с новым домом. Дом готов, все отделано, все припасено, все убрано; но не сделано важного, не исполнено нужного. Это важное, это нужное не продается, не покупается. Об нем все старшие в доме со страхом вспоминают. А без этого нужного как перейти в новый дом? Как будет жить? Давно ли были приметы у соседей, что в новом доме пропадало и счастье, и богатство, и веселье? Если вы знаете заветные тайны наших отцов, вы уже догадались, что в новый дом нельзя перейти без домового дедушки. Он в старом доме берег все хозяйское добро, холил домашний скот, радел и заботился о дворе пуще хозяйского глаза. И его ли оставить, бросить на старом пепелище? Может быть, на новом дворе заведется лихой и грозный домовой? И вот хозяева решаются перевесть с собою и домового дедушку. 

Свекровь, или бабка, или старшая нянька отправляет с старого пепелища молодую хозяйку, а сама топит печь в последний раз. Весь жар выгребает она из печи в печурку и дожидается полдня. У ней уже заранее приготовлен горшок с скатертью. Ровно в полдень, по солнцу, свекровь кладет в горшок горячие уголья и накрывает его скатертью. Потом растворяет двери и, обращаясь к заднему куту, говорит: «Милости просим, дедушка, к нам на новое жилье». После сего отправляется из старого пепелища на новый двор. Здесь хозяин с хозяйкой, у растворенных ворот, ожидают уже дедушку с хлебом-солью. Подходя к воротам, свекровь стучится в верею и спрашивает: «Рады ли хозяева гостям?» Ей отвечают молодые хозяева с низкими поклонами: «Милости просим, дедушка, к нам на новое место». Свекровь идет в новые покои; впереди несет хозяин хлеб-соль; сзади провожает хозяйка. Входя в избу, свекровь ставит горшок на загнетку, берет скатерть и трясет ее по всем углам, как будто выпуская домового; потом высыпает все уголья в печурку. С восторгом и радостью садятся всею семьею за стол и едят хлеб-соль. Горшок разбивают и зарывают ночью под передний угол дома. Для предосторожности, чтобы злые люди не напустили на двор лихого домового, вешают в конюшню медвежью голову. Все это делается будто для того, чтобы лихой не вступал в борьбу с добрым за жилое и не обессилил бы его. 

В старину на Семен день бывали постриги и сажание на коня. Постриги совершались в одних семействах на каждом сыне, а в других на одном первенце. Этот древний русский обычай ныне прекращается. В наших летописях мы находим его в 1191 г. едва ли не в первый раз. Он тогда был совершен над Ярославом, сыном великого князя Всеволода (Кенигсбер. список летописей, стр. 286). Великий Всеволод III постригал сына своего Георгия: «быша постриги у великого князя Всеволода Юрьева сына Долгорукого сыну его князю Юрию в граде Суздале; того же дни и на конь всадиша его» (лет. по Никон, сп. т. III, стр. 226 под годом 6699). В 1230 году «князь Михаил сотвори постриги сынови своему, Ростиславу в Новгороде у святой Софии; и у я влас архиепископ Спиридон» (полн. собр. русск. лит. т. III., стр. 46). Константин Всеволодович постригал сыновей своих, Василия и Михаила, в 1213 году (лет. по Никон, сп. т. П., стр. 314). Возраст для постриг не имел определенного времени. Так Георгий Всеволодович, рожденный в 1189 г., был пострижен в 1191 г., следственно на третьем году. Василий Константинович родился в 1209 г., а постриги его были в 1213 г.,— на 4 году. Всеволод Константинович родился в 1210 г., а постриги его были в 1213,— на 3 году. Древний обряд пострижения над великокняжескими детьми совершался в церкви, от руки епископа. Все подробности этой старой жизни наших отцов остаются в неизвестности. 

Историк Татищев передал нам о своих современниках, и после него все стали утверждать, что постриги на Руси прекратились. В 1840 году М. Н. Макаров в «Русских преданиях» (кн. 3, стр. 52) рассказал, что в роде Писаревых сохранялись постриги и сажание на коня и что он сам то же испытал на себе. Заметим здесь: древние постриги, вероятно, разнились в обрядах с новыми, современными нам. Ныне совершаются постриги между старообрядцами и простым народом более по старой привычке, нежели в воспоминание древнего обряда. Казаки совершали постриги после сорока дней от рождения. Простой народ совершает постриги на Семен день, а другие в именинный день. Для сего созывают родных, приглашают кума с кумой. После молебствия отец подает куму ножницы, а кум выстригает у крестника гуменцо. Выстриженные волосы кума передает матери. Волосы зашивали в ладонку. Кум и кума выводили своего крестника на двор, где отец ожидал их с конем, а мать расстилала для них ковер. Здесь кум, на ковре, передавал своего крестника отцу с ласковым словом, а отец, принимая своего сына с поклонами, сажал на коня. После сего кум водил коня по двору за узду, а отец придерживал сына. У крыльца отец снимал сына с коня и передавал его куму; кум отдавал его из полы своей куме с поклонами; кума с ласковым словом вручала его матери. Наконец, отец с матерью одаривали кума с кумой, а они крестника. Подарки кума почти всегда состояли из коня, а кума дарила подпоясъю и галицами. За обедом, на голове крестника, разламывали кум с кумой именинный пирог, с пожеланием всякого богатства и счастия. Наши поселяне ранее семи лет не приступают к постригам. Первенца постригают кум с кумой, а всех других сыновей отец с матерью, по прошествии трех лет, без всяких обрядов. Выстриженное гуменцо сохранялось до самой смерти. В старину на боярские постриги прихаживали крестьяне с челобитьем и подарками. Челобитчиков угощали вином и именинным пирогом. 

В Новгородской губернии, в селениях около Валдая, есть поверье, что на Семен день рыба угорь утренней зарей выходит из воды и прогуливается лугом на три версты по росе. Эта рыба будто тогда смывает с себя все болести. Наши поселяне считают угорь в числе непозволенных яств. Одна только крайность заставляет мужика покуситься на эту рыбу, но и то с условием: обойди наперед семь городов, и если не сыщешь никакой яствы, тогда можно есть угорь, не касаясь головы и хвоста. Они считают его за водяного змея, хитрого и злобного, но за какие-то грехи лишенного жалить людей и зверей. При всем том колдуны употребляют его в своих кудесах, когда нужно знать о пропаже. Тогда они кладут угорь на горячие уголья и по прыжкам и движениям гадают, где скрыта пропажа.

  8 сентября . Аспосов день

На Аспосов день наш народ встречает осенины играми и песнями. Рано утром женщины выходят к берегам рек, озер и прудов встречать матушку осенину с овсяным хлебом. Старшая женщина стоит с хлебом, а молодые вокруг ее поют песни. После сего разламывают хлеб на куски по числу народа и кормят им домашний скот.

В Тульской губернии к новобрачным сходились все родные и знакомые. Таких гостей позыватый приглашал: навестить молодых, посмотреть на их житье-бытье и поучить их уму-разуму. После сытного обеда молодая хозяйка показывала в доме все свое хозяйство. Гости, по обыкновению, должны были хвалить и учить уму-разуму. Хозяин водил гостей на двор, показывал им в амбарах жито, в сараях летнюю и зимнюю упряжь, а в саду угощал пивом из бочонка.

12 сентября. Приметы

В селениях Московской губернии есть поверие, что змеи с этого дня перебираются из нолей в леса и уходят в землю.

14 сентября. Приметы и обычаи.

Поселяне Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний сохранили свои наблюдения в поговорках: Шуба за кафтаном тянется.— Гад и змея не движется, а хлеб с поля сдвинется.— Вздвиженские зазимки мужику не беда.— Смекай баба про капусту на Вздвиженъев день.— У доброго мужика на Вздвиженьев день и пирог с капустой.

С сего дня в городах начинаются девичьи вечеринки— капустницы. Это народное торжество, отправляемое горожанками, известно во многих местах. В Алексине, уездном городе Тульской губернии, девушки, в богатых уборах, ходят с песнями из дома в дом рубить капусту. В домах, где приготовлена для гостей капуста, убирается особенный стол с закусками. За девицами является молодежь с своими гостинцами высматривать невест. Вечером по всему городу разыгрываются хороводы. В Сибири на капустенские вечерки приглашались соседки. Там капустницы, входя в дом, поздравляли хозяев с капустой, как с праздником. Для добрых гостей варилось пиво, приготовлялся обед и ужин, где все торжество хозяйки составлял пирог хлебальный. День оканчивался плясками и играми. Капустницы на Руси продолжались две недели.

15 сентября. Наблюдения

Гусиные промышленники и охотники празднуют сей день с особенными обрядами. В старину охотники хаживали по дворам с пшеницей в руках. Входя на двор, они стучали в притолоку и вызывали хозяина показать свою охоту. Хозяин встречал гостя на крыльце и уводил его на загородь, где содержались гуси. Здесь хозяин угощал гостя чаркою вина, а гость рассыпал гусям пшеницу. Такие посещения продолжались во весь день и оканчивались вечером пирушками. Друзья-охотники дарили друг друга лучшими гусями. Гусь передавался из полы в полу, с особенными пожеланиями и проводами до ворот, где чарка с вином скрепляла будущие уверения в дружбе. Вечерние угощения происходили в доме богача охотника. Здесь круговые чаши с вином и медом стояли с самого утра на столе. Гость, входя в дом, после обыкновенных приветствий, угощался из этой чаши вином или медом и клал на стол калач на новоселье гусям. После сбора всех гостей хозяин вносил в комнату пару гусей-бойцов на похвальбу своей охоты. Гуси-бойцы украшались красными лентами. Над головами этих красавцев все гости пили из круговой чаши вино или мед. Хозяин сбрызгивал гусей-бойцов медом. Нередко бывало, что ретивые охотники на веселой пирушке заводили споры и побоища.

Поселяне сей день называют: гусепролет, гусари, репорезы. По их замечаниям, с этого дня дикие гуси улетают стадами на теплые моря. По крику гусей и полету они заключают о наступлении скорых холодов. Огородники начинают на этот день вырывать в полях репу. Тогда они говорят: «Уж видно мужика по репе, что подошли репорезы.—Не дремли баба на репорезов день.» Гусиные промышленники с этого дня начинают скупать по селам гусей. В селах бой гусей прежде начинался с 15 сентября. Когда наши бояре живали в деревнях, им подносили старики на челобитье гуся с гусыней от всего мира. Гусыню накрывали кумачной ширинкой, а на шею гуся надевали льняную плетенку в виде кольца. Челобитчиков бояре одаривали ширинками и угощали вином.

Наши поселяне сохранили странное поверье о гусях: будто они все лето живут под надзором водяного дедушки. Чтобы задобрить сего неумолимого дедушку, они ночью, под 15 сентября, отрывают гусю голову и бросают туловище в воду. Водяной за такие поминки стережет гусей и никому не дает их в обиду. В противном случае он мучит гусей или изводит их. Оставшуюся голову относят на птичий двор из опасения, чтобы домовой по убыли не узнал о проделках мужика. Известное дело, что заботливый домовой ведет счет по головам. Есть голова налицо, он покоен; нет головы, мужик виноват.

Во многих городах на этот день бывают гулянья, а в селах ярмарки. В Ярославле бывает гулянье на Никитской улице, в Москве близ Никитского монастыря. Наши поселяне в старину приезжали с своими новинами на ярмарки, не то чтобы для продажи, а так, запросто, чтобы допытаться: какие цены устаноэятся на хлеб?

18 сентября. Приметы

Наши поселяне замечают о последнем полете журавлей на теплые моря. Если в сей день полетят журавли, то на Покров будет первый мороз. Если не случится заметить им полета журавлей, то ожидают первого мороза не ранее 20 октября. Тогда дети и взрослые, заметивши издали журавлей, кричат: «Колесом дорога! колесом дорога!» Они твердо уверены, что сей крик расстраивает журавлей: отвращает их от полета на теплые моря, а с ними вместе возвращается и зима назад. В Туле очень часто мои земляки спорили о возможности этим средством отдалить зиму.

20 сентября. Наблюдения

Поселяне в сей день замечают течение ветров. Так на Онеге шелоник — ветер, дующий с юго-запада, производит бури. Рыбаки о нем говорят: «Ветер шелоник на Онеге разбойник». Другие ветры называют там: зимняк, северик, подсеверный, меженец, Галицкие рыбаки ветер, дующий вдоль озера, называют продольным; второй — восточный от столбища, где когда-то, близ княжеского дворца, стоял столб; третий— средним, когда он дует с севера; четвертый — ребровским, когда он дует от села Реброва. Средний ветер, дующий при начале ловли, по их замечаниям, приносит с собою стужу и дождь. Северный ветер почитается у них самым опасным, а в окрестности называется: галицкими ершами. О нем рыбаки говорят: «Подули галицкие ерши.» На озере Селигере есть свои названия. Там попутный ветер называют: поветер, северо-восточный: межник, меженец, противный: противень, боковой: покачень, боковик. Южный ветер волжские рыбаки называют: хилок, и считают его предвестником ведра. Наши степные поселяне имеют свои названия. Сладимте ветры, дующие с юга, при начале посева, обещают плодородие. Ветер весняк, дующий с юго-востока, разбивает почку у дерев. О ветрах полуденном и полуночном они имеют свои поверья. Все подробности о ветрах с их олицетворениями будут изложены в Русской народной символике. Свежий юго-восточный ветер на Волге называется: моряно, моряна. Когда там говорят: «Дует моряна», то это значит, что ветер дует с моря. Там он всегда поднимает воду в Волге, что рыбаки называют нагоном. Перекатом называют переменный, благоприятный ветер, дующий на Каспийском море. При перекатах идет рыба на ловлю. Перекатом дошел — у них значит: проплыл переменными, попутными ветрами в море. Сорочиком или соровчаком называется в Каспийском море ветер, дующий с северо-восточной стороны. Ветры на Байкальском озере имеют свои названия. Веток есть ветер восточный, шелоник — юго-восточный, полуденик—южный, глубник — юго-западный, горный — северо-западный, обетонъ — дующий прямо, битезь — наискось, колышет — зыбление воды под ветром, пурга — вьюга и метелица с ветром и снегом, толкунцы — бурные ветры со шквалами. На Белом море зводнями называются валы, обедни-ком — юго-восточный ветер, шелоником — юго-западный, полудником — северо-западный, полунощни-ком — северо-восточный, голымя — ветр, дующий в открытое море. В Туле московским ветром называют северо-западный; он, по мнению их, приносит с собою холод и дожди. Киевским величают южный; об этом думают, что он приносит с собою теплую погоду. Может быть, со временем успеем привести в известность все местные названия ветров, успеем ими заменить нашу морскую технику. Все эти ожидания скорее исполнятся нашими потомками. Мы слишком спесивы.

21 сентября. Заревницы

С этого дня наши бояре в старину начинали замолотки. С вечера топились овины, около их собирались молотильщики и всю ночь проводили с песнями и играми. С полуночи зажигались костры — заревницы — и начинались замолотки. Первый овин наши поселяне называют именинным. Для именинного овина варят молотильщикам кашу. Садясь за завтрак, они говорят: «Хозяину хлеба ворошок, а молотильщикам каши горшок». Вечером бояре угощали на- своем дворе молотильщиков пирогами и брагою.

25 сентября. Приметы.

Наши поселяне по погоде сего дня замечают об установлении зимы. Первый снег, по их наблюдениям, выпадает за 40 дней до зимы. О первом снеге они говорят: «Если выпадет первый снег на Сергиев день, то зима установится на Михайлов день». Они думают, что первый снег выпадает от Сергиева дня в продолжение четырех семин (недель). На основании этих данных выводятся все их расчеты. Число: 5, 11 и 21 ноября и 6 декабря принимаются за основные указания установки зимы. Впрочем, эти правила принадлежат местностям и имеют свои исключения.

 30 сентября. Наблюдения

Вечером молодые бабы в степных селениях сжигают свои соломенные постели — одни в печах, другие в овинах. Все это делается будто от призора недоброго глаза. С этой ночи они уже спят на новых постелях. Между тем старушки сжигают только одни лапти. Детей купают на пороге из решета. И это все делается в избежание будущих болезней.

 Месяц октябрь  

Слово: октябрь, или октоврий—не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки, кроаты и иллирийцы называли его: листопад, поляки и малоруссы: паздерник (паздерыкострики), сорабы: винский, карниольцы: косаперск, чехи и словаки: ржиень, венды: оброчник, десетник, косоперц. Народное название сего месяца: грязник.В старой русской жизни октябрь был восьмым месяцем, с XV века вторым. С 1700 года считают его десятым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ОКТЯБРЕ МЕСЯЦЕ

Наши поселяне об октябре сохранили свои наблюдения в поговорках: Мни и топчи льны с половины грязника.— Знать осень в октябре по грязи.—В октябре та бабам и работа, что льны приспевать.—Всем бы октябрь взял, да мужику ходу нет.— Ох ты, батюшка октябрь! только и добра в тебе, что пивом взял.—В октябре и изба с дровами и мужик с лаптями, а спорины все нет.—В октябре только и ягод, что рябина.—В октябре мужик живет с оглядкой.

1 октября. Наблюдения.

В Сибири говорят: «Покров не лето, а Сретенье не зима». В северных губерниях поселяне говорят: «На Покров первое зазимье». В Тульской губернии замечают: «Если на Покров ветер подует с востока, то зима будет холодна».

1 октября у наших поселян бывает сроком работ и наймов. Этот срок у них заключается в выражениях: от Покрова до Евдокей.— От Покрова до Крещенья.— Приспей товарец к Покрову.— Сдам на Покровской ярмарке.— Подожди до Покрова: весь долг выплачу.

С 1 октября в селах начинаются свадьбы. Наши старушки выпадение снега на этот день считают счастливым предзнаменованием для обрученных. Тогда девицы говорят: «Батюшка Покров, покрой сыру землю и меня молоду». Иные говорят: «Бел снег землю прикрывает, не меня ли, молоду, замуж: снаряжают?»

Покровское гулянье считается последним игрищем у поселян и горожан. Гулянье в селе Покровском доселе напоминает москвичам об окончании войны 1613 года.

4 октября. Поверье о лешем.

Наши поселяне думают, что с сего дня перестают бродить по лесу лешие. Расставаясь с лесом, они, будто с досады, ломают деревья, как тросточки, в полянах вырывают землю на семь пядей, загоняют всех зверей по норам, а сами проваливаются сквозь землю. Во весь день ветер воет по лесам, птицы не смеют прилетать к деревьям. Об мужике и говорить нечего: ни за что из доброй воли не пойдет в лес. Леший не свой брат — переломает все косточки не хуже медведя. Между поселянами существует предание об удалом мужике, желавшем подсмотреть, как леший будет проваливаться сквозь землю.

«Жил когда-то в деревне мужик, не в нашей, а там, в чужой, собой не мудрой, но зато такой проворной, что всегда и везде поспел первый. Поведут ли хороводы, он первой впереди; хоронят ли кого, он и гроб примеряет и на гору стащит; просватают ли кого, он поселится от рукобитья до самой свадьбы, и поет и пляшет, обновы закупает и баб наряжает. Отродясь своей избы не ставил, городьбы не городил, а живал в чужой избе, как у себя во дворе. Хлебал молоко от чужих коров, ел хлеб изо всех печей, выезжал на базар на барских конях, накупал гостинцев для всех деревень. В деньгах счету не знал. У кого нет избы, он даст денег на избу; у кого нет лошадки, он даст денег на пару коней. Одного только не знали православные: откуда к нему деньги валятся? Старики поговаривали, что он продал свою душу нечистому за деньги, и утверждали за правду, что трудовая копейка не велика и для своей нужи. А у него отчего же завелись деньги для всех? С работы, де, не будешь богат, а только горбат. Бабы говорят свое: старики никогда правды не скажут. Ну, кто баб переспорит? Молодые судили по-своему: он, де, кладь нашел с золотом и серебром. Вот отчего и богатство. Бабы и тут стояли на своем: что молодые знают? Молодо-зелено. Поди уверь их, что молодые не дураки, так после и беги сам с бела света. Старушки уверяли своих кумушек, что удалой таскает свои деньги из вороньего гнезда. Там, де, никогда деньгам перевода нет. Вот затем-то он и в лес ходит всякий день. Бабы и тому не верили: где, де, старухам знать? Давно из ума выжили! А скажи бабам, что старухи умнее их, так и в избе места не дадут. Один только староста говаривал под хмельком, что он знает всю правду. Старосте можно было бы поверить: мужик он богатый, поит стариков брагой, кормит ребят пирогами. Все это говорят мужики; а бабы думают другое: староста, де, все делает по женину веленью. Что скажет его баба, так тому и быть. А с бабьим умом далеко ли уйдешь? Послушайте-ка, что соседи говорят про старосту. Раз случилась на него, старосту, беда: недочет вышел в подушных. Вот он и начал спрашивать бабу издалека: «Хвалишься ты, баба, что умней тебя нет, а знаешь ли ты, баба, сколько у нас в селе дворов?» — «Знать не знаю, а сочту поумней твоего». И начла баба всех тридцать дворов. Староста сидит за столом, бороду поглаживает, на бабу поглядывает, да и молвит: «Дворов-то было тридцать еще до тебя, когда я не женился, а ты, баба, замуж ке шла. А знаешь ли ты, баба, сколько подушного с мужиков идет?» — «Вот еще чего не знать! С Петрова по рублю, с Евдокей по рублю, с Радуниц по рублю; а сколько всего, ты сам смекни, умная голова». Сидит мужик и думает: «Нет, эдак и в год не сочтешь! Есть дворы вдовьи, есть и в пусте. В приказе уряжено со вдовьего двора не брать, а с пустого нечего взять». И пошел староста к удалому мужику на совет, ума-разума набраться. А пошел было он не просто с поклонами, а с дорогими посулами: с вином и пряником. Дозналась баба, что у мужа на уме сидит, так и невесть что было: и била-то его, и бранила-то его, и на неделю в амшеник заперла. Ну, сами вы, православные, народ толковый, посудите поумней: можно ли веру дать старосте, что он говорит? Другое дело удалой мужик: ума палата. Все знает, что на свете делается: как на торгу купец торгует; как в городе воевода судит-рядит; как бояре живут в каменной Москве. Кажись, мужику чего бы больше и знать? Так нет: давай то, что не знаю, говори то, что не ведаю. Наш удалой одного только не знал: как лешие проваливаются сквозь землю. Задумал мужик сам собой посмотреть на лешего, да и был таков. Ну что бы ему попросить совета у баб? Все бы лучше присудили: как миновать беды? Старики прежде нас говаривали, что бабы на это дело умней мужиков. Вот и ходит мужик по лесу, а тут навстречу ему леший. Он и тут не сробел: шапку долой, да и ему ж челом. Известное дело, что леший не говорит, а только смеется. Удалой себе на уме молвит: «Нет, брат, меня этим не проведешь, смейся себе, сколько хочешь. Лучше попытаю: где его жилье?» И начал пытать его, вот так: «А есть ли у тебя, Иваныч, хата да жена баба?» И повел леший мужика к своей хате, по горам, по долам, по крутым берегам. Шли, шли и пришли прямо к озеру. «Не красна же твоя изба, Иваныч,— молвил удалой.— У нас, брат, изба о четырех углах, с крышкой да с полом. Есть в избе печь, где ребятам лежать, есть полати, где с женой спать, есть лавки, где гостей сажать. А у твоей хаты, прости господи, ни дна, ни покрышки». Не успел мужик домолвить слова, как бух леший о землю: земля-то расступилась, туда и леший попал. С тех пор удалой стал дурак дураком: ни слова сказать, ни умом пригадать. Так дураком помер. Зачем было ему смотреть на лешего? Хотел умней всех быть. Да и чего набраться у него, лешего? Важное дело: смотреть, как будет он сквозь землю проваливаться! Небось весною опять выскочит из земли как ни в чем не бывало. Вишь их такая порода».

10 октября. Приметы

Поселяне выходят смотреть на месяц: куда он смотрит? Если золоты рога у месяца на полночь, то оттуда повеют метели со снегом и зима ляжет по суху; если рога на полдень, то прежде наступят грязи и зима долго не станет.

12 октября. Наблюдения

В степных селениях с сего дня наблюдают появление звезд с полудня и полуночи. Наша народная астрономия очень мало известна грамотным людям, и многие даже не верят ее существованию. Все подробности, мне известные, будут изложены в Русской символике; здесь предлагаю одни приметы о звездах.

Чигирь звезда. Так поселяне называют Венеру. Предание о сей планете заключается в том, что она показывает человеку счастие и несчастие, что делать и чего нет. Наши грамотные старики записали о ней следующее: «Сия бо звезда едина именем Чигирь есть, меж всеми звездами 10 мест во всяком месяце имеет, а по трижды приходит на всякое место коегождо месяца. Сие есть великая мудрость. Аще кто добр горазд и разумеет месячному нарождению, той видит и кий круг ведает сия звезда Чигирь. Аще кому ехати, или идти куда, или селиться, смотри, на которую сторону та звезда стоит: аще она станет противу, и ты противу ее не езди никуды. Во дни 1, 11 и 21 стоит Чигирь на востоце, и ты храмины не ставь, на дворе главы своей не голи. Во дни 2, 12, 22 стоит Чигирь меж востоком и полуднем, и ты с женою не спи; ино рожденное будет курчя и бесплодно. Во дни 3, 13, 23 стоит Чигирь на полудни, и ты в те дни в полдни не купайся, в баню не ходи: изойдешь лихом, или учинится переполох».

Сажар звезда. Сажаром поселяне называют Медведицу. Они думают, что это созвездие благоприятствует охотникам отыскивать зверей и что медведи живут под ее защитой. За воровство и кражу Сажары наводят сон на медведей во всю зиму. Когда Сажары глядят на землю, тогда медведи бывают смирны и не нападают на человека. Основываясь на этом предании, охотники пускаются в лес только при появлении Сажар.

Гнездо утиное звезда. Так поселяне называют Плеяды. Они думают, что Гнездо населено духами, в последний день новолуния горит ярким огнем, и что тогда там бывает праздник. По яркому свету поселяне угадывают о погоде всего месяца.

Кигачи звезда. Так поселяне называют Орионов пояс. В Костромской губернии по этому созвездию поселяне узнают время. В степных селениях говорят, что Кигачи ездят впятером по небу на колесницах, по тысяче верст на час. Где они станут на небе на постой, на земле поют петухи. Кигачи такие же люди, как и мы; только ростом и дородством непохожи на нас.

Железное колесо. Так поселяне называют Арктический пояс. Они думают, что там заключены татары и что их избавлению не будет конца. Заключены они, татары, в железный дом; а дом тот стоит от земли до неба, на железном колесе.

Девичьи зори. Так и эселяне называют три звезды подле Млечного Пути. Они рассказывают: «Жили когда-то на белом свете три родные сестры; а были те три сестры родством и дородством сестра в сестру: что глядеть на одну, то увидишь и на другой. Жили те три сестры в одном доме, без отца и без матери, сами правили домом, сами пахали, сами хлеб продавали. Приходили сваты и свахи сватать тех сестер за молодых ребят; придут сваты к воротам, ворота сами растворяются; пойдут к избе, двери сами отойдут настежь, взойдут в избу, в избе нет ни живого, ни мертвого, как после мора. Постоят, постоят, так и пойдут ни с чем. Выйдут на улицу, посмотрят на окна, а у окон сидят три сестры вместе, прядут одну кудель. Вот и придумали бабы сжить тех трех сестер: они, де, поведьмились, оттого и живут врозь от народа крещеного. Сдумано и сделано. Пойдут ночью зажигать городьбу, глядят—городьбу и огонь не берет. Зажгут избу, и изба не горит. Пытались бабы достать и живой огонь в Ивановскую ночь; и тот огонь не берет их. Ходили по знахарям и колдунам; и те ума не приложат, что с тремя сестрами делать. Уж какие кудесы не строили над ними? Им все ничего. Вот раз и видят бабы: летит огненный змей по селу и прилетел прямо в избу к трем сестрам. Что ж, скажите, змей в избу влетел? Не тут-то было: побегал, побегал вокруг избы, да и прочь полетел. «Вот так народец,— думают бабы,— и змей не берет их». Ну, где тут сладить бабам? Дознались бабы, что померли те три сестры. Хочется бабам поглядеть на тех трех сестер, да как войти в избу? Страшно и подумать, кому идти наперед. Всякому своя жизнь дорога. Сжалились мужики над бабами, да и пошли сами вперед. Подходят к городьбе, городьба расступилась на четыре стороны; подходят к избе, изба рассыпалась на мелкие щепки. Тут-то мужики догадались, что те три сестры были прокляты на роду. Да и после смерти им худое житье: досталось весь век гореть зорями. Вот их уж немножко осталось: только три красных пятнышка. Ништо им проклятым: таковская и честь».

Косари. Так поселяне называют голову Млечного Пути. Они думают, что у Млечного Пути голова состоит из четырех косарей. Эти косари секут и рубят всякого встречного на пути.

Становище. Так поселяне называют Млечный Путь. Они думают, что Становище наполнено старыми служивыми, басурманского отродья. По тому-то Становищу хаживали татары на святую Русь прямо от железных гор. В Тульской губернии старики рассказывают, что татары хаживали на Русь по Комаринской дороге. Это самое записано и в древней Русской Идрографии. Неподалеку от Тулы есть и Комаринский брод чрез Упу-реку. Чрез этот брод татары прихажива-ли к сему городу. О самом Млечном Пути наш народ рассказывает: «Когда-то на Становище басурманка мать кормила свое дитя грудным молоком. Басурманское отродье не умело сосать молока, которое будто бы разлилось по небу. Потом из этого молока развелись по Становищу старые служивые. А эти служивые до того дожили, что не владеют от старости ни руками, ни ногами. Зато вместо них поставлены настороже четыре Косаря, которые секут и рубят всякого».

Маньяк. Так поселяне называют падающие звезды. Наши грамотные деды этот Маньяк величали Белым путем. О Маньяке наши поселяне рассказывают разные предания. Одни говорят, что Маньяк всегда падает с неба на тот двор, где девица потеряла невинность. Другие утверждают, что в его виде летают нечистые духи посещать одиноких баб, когда их мужья пускаются в дальний путь на заработки. Тогда они, при виде Маньяка, говорят: «Аминь! рассыпься!» Третьи со страхом уверяют, что это блуждают проклятые люди и что они сгоняются с места на место до тех пор, пока будут прощены.

14 октября. Грязнихи

Так поселяне привыкли называть осенние грязи. В этом дне у них сосредоточены свои наблюдения. Если 14 октября будет полная, осенняя грязь, то они насчитывают четыре седмины до появления зимы. Грязнихи известны и в Сибири.

22 октября. Наблюдения.

Поселяне сохранили об этом дне свои наблюдения в поговорках: Коли на Казанскую дождь пойдет и все луночки нальет, то и зима пойдет (другие говорят: то и зиму приведет).— На Казанскую добрые люди вдаль не ездят.—Пошел бы на Казанскую дождь, а то будет зима на дворе с сугробами.—Ранняя зима и об Казанской на санках ездит.—Наряжали баб из Захаръева села с блинами становиться об Казанской на суд, а нашим бабам то и на руку.

26 октября. Приметы

В Сибири говорят: Дмитриев день перевоза не ждет. Поселяне Тульской губернии замечают: «Если Дмитриев день будет по голу (без снега), то и Пасха будет теплая».

28 октября. Льняницы

Поселянки Костромской губернии празднуют сей день с началом уборки льна. С вытрепанными опышками льна выступают на улицу напоказ добрым людям. Пожилые старушки ходят в церковь служить молебны и с усердием испрашивают благословение своим начаткам. В Тульской губернии с этого дня начинают мять и трепать льны.

29 октября. Овчарь

С этого дня поселяне начинают стричь овец. В степных селениях для овчаря пекут пироги и

угощают пастухов.

30 октября. Юровая

Так в Сибири называется праздник рыбаков: он совершается при отправлении их по Иртышу за ловлею красной рыбы.

В Тульской губернии охотники, сбираясь на охоту за зайцами, сходятся пировать в одну избу. Если на этот день выпадет снег, то они, вместо пирушки, разгуливают по порошам, и тогда уже именинный заяц довершает их пирушку на другой день.

В замосковных селениях замечают: если появятся на этот день волки по полям, то будто они предвещают им мор, или голод, или войну. По большей части все эти приметы основаны на преданиях и рассказах. Кумушки и бабушки бывают первыми участницами в этих рассказах. А кто более всех знает примет, как не кумушки и бабушки? Только в городах не верят, что такие приметы сбываются, что сельские кумушки знают меньше всех.

 Месяц ноябрь  

Слово: ноябрь, или ноемврий — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: грудень, поляки, малоруссы, чехи и словаки: листопад, иллирийцы: студеный, сорабы: млошный, подзимный, карниольцы: листогной, венды: гнилец, еднаистник (одиннадцатый), кроаты: вшешвечак. В старой русской жизни ноябрь был девятым месяцем, с XV века считали третьим. С 1700 года он числится одиннадцатым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В НОЯБРЕ МЕСЯЦЕ

1 ноября. Замечания.— Обычаи

Поселяне Тульской губернии полагают, что с этого дня начинаются морозы. Об этом морозе они сохранили свое наблюдение в поговорке: Козьма и Дамиан с гвоздем.

Поселянки в сей день справляют курьи именины. Этот старый обычай известен был в Москве. Там, в Толмачевском переулке, за Москвою-рекою, женщины собирались вокруг церкви Козьмы и Дамиана с курами. Усердные старушки после обедни служили молебны. Богатые люди рассылали кур в подарки по своим родным. В селах женщины прихаживали с курами на боярский двор и с челобитьем подносили их своей боярыне на красное житье. Боярыни отдаривали поселянок лентами на убрусник. Такие челобитные куры содержались в почете: их кормили овсом и ячменем и никогда не убивали. Яйцы, выносимые ими, считались целебными: ими кормили больных, страждущих желчною болезнью.

В Тульской губернии к этому дню изготовлялись боярынями обетные работы. Деньги, выручаемые от продажи своих изделий, они употребляли на милостыню нищим и на свечи.

В селениях Мышкинского уезда Ярославской губернии поселяне убивают кочета в овинах. Старший в доме выбирает кочета и сам отрубает ему голову топором. Ноги кочетиные бросают на избы для того, чтобы водились куры. Самого кочета варят и за обедом съедают всей семьей.

В селениях Валдайского уезда варят козьмодемьян-ское пиво для честных гостей.

Поселяне Ярославской губернии управляются на этот день с дворовым. Так они называют домового, имеющего попечение за домашним скотом. Если в чьем дворе заведется лихой, то они берут помело, садятся на лошадь, которую не любит дворовой, и ездят на ней по двору. Во время сих разъездов они машут по воздуху помелом и кричат: «Батюшка дворовой! Не разори двор и не погуби животину». После сего остаются покойными и думают, что лихой унялся. Другие помело обмакивают в деготь с намерением: отметить на лысине дворового зазубрину. С этой зазубриной будто лихой сбегает с двора.

8 ноября. Наблюдения

Наши поселяне имеют разные наблюдения об этом дне. Одни и те же лица будут вам рассказывать о Михайловских грязях и о том, что день Архангела Михаила бывает с мостом; другие, что с Михайлова дня зима не стоит, земля не мерзнет, что со дня Михаила Архангела зима кует морозы. И эта видимая разность имеет свои основания. Признаки, по которым они судят о появлении зимы, основаны на наблюдениях 25 сентября. Здесь ключ к сельским, метеорологическим замечаниям.

9 ноября. Приметы.

В селениях Тульской губернии полагают, что с Матрены зимней зима встает на ноги и морозы прилетают от железных гор.

10 ноября. Приметы.

Если после Михайловского мороза появится на деревьях иней, то поселяне ожидают больших снегов. Если день начинается большим туманом, то ждут оттепели.

11 ноября. Приметы.

В селениях Калужской губернии говорят: «Со дня св. Феодора Студита прилетают зимние ветры, от которых бывает студено на дворе и морозно на земле».

12 ноября. Приметы

Если на этот день выпадет снег, то замечают, что оттепели продолжатся до 21 ноября, до Введения.

15 ноября. Поверья

Наши суеверные поселяне думают, что с этого дня все нечистые убегают с земли, боясь морозов и зимы. По их замечаниям, зима приезжает на пегой кобыле и разгоняет всех нечистых.

21 ноября. Наблюдения.

В Тульской губернии говорят: «Введенъе ломает леденье», а в Рязанской: «На Введете толстое леденье». В замосковных селениях замечают, что Введенские морозы не ставят зимы. Общее народное замечание, что появляющиеся оттепели с 21 ноября расстроивают зимний путь, основано на многолетних наблюдениях. Со дня Введения начинались зимние торги. В Москве первый зимний торг, с санями, бывал на Лубянке. Здесь были лубяные и санные ряды. Сюда привозились расписанные сани разными красками из разных мест. Галицкие сани с позолотой красовались на Лубянке как особенная редкость.

22 ноября. Обычай

Пермской губернии в селе Обыченском на день св. Прокопия бывал мирской праздник. Поселяне в складчину убивали мирского барашка и съедали его с зваными гостьми. Этот обычай существовал и в Олексинском уезде, где вместо барашка угощали гостей караманной рыбой.

24 ноября. Обычаи

С сего дня начинаются в городах зимние гулянья на санях. В старину к этому гулянью бывали особенные приглашения. В дом богатого и зажиточного семьянина, где была осенняя свадьба, сходились все родные смотреть, как поедут новобрачные. За молодыми снаряжался длинный поезд всех родных. Здесь впервые показывалась молодая после свадьбы и, по старому обычаю, должна была раскланиваться всем соседям. Сани новобрачных всегда отличались пред другими: их или расписывали красками с выводами, или позолачивали сусальным золотом. Боярские сани украшали волчьи и медвежьи меха. Поездом новобрачных управляли самые близкие родственники. Свекор и свекровь, отправляя свою невестку на гулянье, просили провожатых беречь молодую от всякой беды, а более всего от лихого глаза. Подле порога, в сенях, постилали овчинную шубу навыворот. Когда приезжали с гулянья, на этой шубе свекор и свекровь встречали свою невестку. Здесь провожатые сдавали с рук на руки молодых. Вечерняя пирушка оканчивала торжество.

Маленьким детям, именинницам, посылали в подарок козырные санки с куклами. Эта обязанность лежала на тещах и крестных матерях.

26 ноября. Юрьев день

Поселяне об этом дне сохранили свои воспоминания в поговорках: Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!—Наряжалась баба на Юрьев день погулять с боярского двора.—Верстался мужик на Юрьев день радеть о боярском добре.—На чью долю потянет поле, то скажет Юрьев день.— Судила Маланья на Юрьев день, на ком справлять проторы.—Мужик не тумак, знает, когда живет Юрьев день.—Позывал дьяк мужика судиться на Юрьев день, а мужик и был таков.—Крепки ряды Юрьевым днем.—Мужик болит и сохнет по Юрьев день. Малоруссы сохранили об Юрьеве дне свою поговорку: Вот, тыбе, бабо, и Юрьев день! Сербы имеют свое воспоминание о Юрьеве дне: Дан по дань шать додье, и Дьурдьев день, аль е много неделя, баба говорила (день за день, придет и Юрьев день, но еще не скоро, баба говорила).

Юрьев день осенний был временем перехода крестьян от одного помещика к другому. В Судебнике этот срок определялся: «за неделю до Юрьева дня и неделю по Юрьеве дне осеннем». В Стог лаве (глава 97) было уложено: «А в которых старых слободах дворы опустеют, и о те дворы называти сельских людей пашенных и непашенных по старине, как преже сего было. А отказывати тех людей о сроце Юрьеве дне осеннем, по цареву указу и по старине. А из слобод митрополичьих, и из архиепископльих, и епископльих, и монастырских, которые христиане похотят идти во град на посад, или в села жити, и тем людям идти волно о сроце Юрьеве дни с отказом по нашему царскому указу». Крестьяне, переходя на помещичью землю, обязывались подчиняться помещикам, исполнять условные повинности и платить подати за владение их вотчиною. Обязанные условиями, они не могли отойти прежде срока, уложенного законами; не могли подняться с своими животами, не рассчитавшись за пожилое. Помещик не мог брать и требовать лишнего; сделки бывали при свидетелях и послухах; он не мог удержать его на своей земле: закон ограждал и мужика, и владельца. Переходы совершались после предварительного объявления помещику и при свидетелях. Сбежавший тайно считался беглецом и наказывался пенями. По Судебнику видим, что семь дней назначались для объявлений и сделок, и семь дней для сборов. Царь Борис Феодорович первый остановил бродяжничество крестьян и укрепил их за владельцами. Царь Василий Иоаннович Шуйский, указом 1607 г., марта 9, решительно запретил крестьянские переходы. Царь Михаил Феодорович, введением Писцовых книг и всеобщею переписью, определил права помещичьи и оставил крестьян навсегда при земле владельца.

Помещичьи сборы с крестьян доселе называются в Костромской и других губерниях Юрьевским оброком. Воспоминание крестьян о переходах совершенно исчезло в народе; но доселе сохранился обычай у крестьян при отъезде служить на этот день молебны об успехе в пути.

30 ноября. Приметы

В селениях Тульской губернии выходят вечером на реки, озера и колодцы прислушиваться к воде. Если вода стоит спокойно, то это означает, что зима будет теплая, без метелей. Если вода гудёт и стонет, то это предвещает бури, большие морозы и беды.

 Месяц декабрь  

Слово: декабрь, или декемврий — не русское; оно зашло к нашим отцам из Византии. Коренные, славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: студен, поляки: грудзень и грудень, чехи и словаки: просинец, сорабы: зимский, волчий, иллирийцы: просцинец, карниольцы: груднь, венды: грудень и дванаистник (двенадцатый), кроаты: грудень и великобожничак. В старой русской жизни декабрь был десятым месяцем, а с XV века четвертым. С 1700 года его считают двенадцатым.

ЗАМЕЧАНИЯ СТАРЫХ ЛЮДЕЙ В ДЕКАБРЕ МЕСЯЦЕ

1 декабря. Обычаи

С 1 декабря наши предки начинали учить своих детей грамоте. Для сего заранее условливались с приходским дьячком или другим лицом. Все семейство отправлялось в церковь, где, после обедни, служили молебен, испрашивая благословение на отрока. Учитель являлся в назначенное время в дом родителей, где его встречали с почетом и ласковым словом, сажали в передний угол с поклонами. Тут, держа сына за руку, отец передавал его учителю с просьбами научить уму-разуму и за леность учащать побоями. Мать, по обыкновению, стоя у двери, должна была плакать. Иначе худая молва пронеслась бы во всем околотке. Ученик, приближаясь к учителю, обязан был сотворить ему три земных поклона. Так установлено было нашими предками. После сего учитель ударял осторожно своего ученика по спине три раза плеткой. Мать сажала сына за стол, вручала ему узорчатую костяную указку, учитель развертывал азбуку, и начиналось велемудрое учение: аз-земля-ер-аз. Мать усугубляла свой плач и умоляла учителя не морить сына за грамотой. На одном азе оканчивалось первое учение. Учителя после трудов угощали, чем бог послал, и дарили подарками. Отец награждал учителя платьем или хлебом, мать полотенцем от своих трудов. Проводы и угощения продолжались до ворот. На другой день ученика отправляли к учителю с азбукой и указкой. Матушка снаряжала с сынком огромный завтрак и подарок для учителя, который состоял из домашних птиц.

4 декабря. Приметы

В Киеве есть примета, что на этот день устанавливается зимняя погода. Там говорят: «На день св. Варвары зима мосты мостит». Между тем в Орловской губернии говорят: «К Варварину дню зима дорогу заварит».

5 декабря. Приметы.

В южных губерниях об этом дне ведется исстари поговорка: На день св. Саввы зима гвозди вострит. В Орловской губернии говорят: На день св. Саввы зима реки засалит.

6 декабря. Наблюдения.

Наблюдения поселян об этом дне сохранены в разных поговорках: На день святого Николая зима ходит с гвоздем.—Подошел бы Николин день, а то будет зима на санках.—Коли на Михайлов день зима закует, то на Николу раскует.—Провезли зиму на санках до Николы, вот тебе и оттепель.— Коли зима до Николина дня след заметает, дороге не стоять.—Хвали зиму после Николина дня.—Цены на хлеб строит Никольский торг.—Никольский обоз для боярской казны дороже золота.—Веселилась Маланья на Николин день, что мирскую бражку пьют, а того Маланья не ведает, что за похмелье мужиков бьют.—Никольщина красна пивом да пирогами.— Звали бабы Никольских ребят брагу варить, а того бабы не ведали, что ребяты только брагу пьют.—На Николыцину едут мужики с поглядкой, а после Николъщины валяются под лавкой.— Знать мужика, что Никольщину справлял, коли на голове шапка не держится.—Никольщина не ходит с поклоном на барский двор.—Для кума Никольщина бражку варит, для кумы пироги печет.—На Никольщину зови друга, зови и ворога, оба будут друзья.—Горевал мужик по Никольщине, зачем она не целый век живет.— У доброго мужика и на Никольщину торг стоит.—Никольский торг всему указ.—Городская Николъщина на санках по улицам бежит, а деревенская в избе сидит да бражку пьет.—Позывала Никольщина барщину в гости пировать, а того Никольщина не ведала, что на барщину заказ положен.

12 декабря. Солоноворот

Поселяне говорят, что с этого дня солнце поворачивает на лето, а зима на мороз. Вот отчего этот день они называют: солоноворотом, поворотником, поворотом. В народных повериях находим особенные предания о солнце и зиме. Солнце будто с этого дня наряжается в праздничный сарафан и кокошник, садится в телегу и едет на теплые страны. Зима ходит с сего же дня в медвежьей шкуре, стучится по крышам и будит баб ночью топить печи. Если зима ходит по полю, то за ней вереницами ходят метели и просят дела. Если ходит по лесу, то сыплет из рукава иней. Если по реке идет, то под следом своим кует воду на три аршина.

В Тульской губернии существует поверье, что на солоновороты медведь ворочается в берлоге с одного бока на другой, что солнышко на прощанье нагревает коровам бочок.

Старики замечают: с какой стороны на этот день подует ветер, с той стороны будет дуть он до весеннего равноденствия.

16 декабря. Приметы.

Поселяне замечают: если на этот день будет на деревах иней, то святки будут теплыми. Если будет утром большой мороз, то он продлится до Крещенья.

24 декабря. Коляда.— Обычаи

В русском колядовании участвуют ныне одни только дети. Древняя Коляда и все старинные обряды совершенно исчезли: нет ни воспоминаний, ни рассказов. Дети ходят под окнами величать богатых хозяев с Колядою и виноградьем. За колядование награждают их деньгами и съестными припасами. Виноградъе напоминает нам о каком-то старом обряде славян южных стран. 

В селениях Шенкурского и Вельского округа сохранился старый обычай приготовлять к этому дню из пшеничного теста животных: коров, быков, овец и домашних птиц. Животные выставлялись на окна для показа проходящим, на столе они с утра красовались для семейства и уже вечером рассылались в подарок родным. 

Для вечерней трапезы готовится доселе из круп каша, а из пшена и ячменя кутья сочелышцкая. Малоруссы варят также свою особенную кутью. В одном горшке изготовляют пшеницу, а в другом вареные в меду яблоки, груши и сливы; оба горшка ставятся на покути, в переднем углу. В старину в замосковных селениях в санях возили Коляду — девицу, одетую, сверх платья, в белую рубашку. Колядовщики пели песню: «Уродилась Коляда накануне Рождества». В других местах пели: «Шла Коляда из Новагорода». В Муромском уезде прибавляли: «Коляда Таусень». 

Наши затейливые мифографы, по следам Гизеля, в Коляде находят особенное славянское божество. Карпаторуссы нашу Коляду называют: Керечун, а румыны — Кречуном. Наши простолюдины рождественский пост называют Корочуном. 

В Валахии и Болгарии родившихся 25 декабря называют Крачунами. В списке Воскресенской летописи мы находим: Корочунов камень. Сохранившаяся у нас поговорка: Карачун дать — выражает решительную погибель. В Шелонской пятине в XVII веке упоминался в грамотах: Карачуницкий погост. 

Но нет ничего смешнее, как читать догадки наших археологов о Коляде. Так одни в ней находят празднество в честь Перуна; другие видят в ней связь с солнцестоянием зимним и летним; третьи, словопроизводы, отыскивают Коло, символ солнечного оборота и коловратности судьбы человеческой; четвертые находят сходство с египетским Озирисом. И все это, в XIX веке, называется критическими, учеными исследованиями!

25 декабря. Святки.— Обряды

С вечера 25 декабря начинаются на Руси святки, веселое время для всех возрастов. Утро дети проводят в славлении и виршевании. 

Славление на Руси заключается в хождении с вертепом, звездою, рацеями и виршами. Вертеп в Сибири прежде устраивался в виде ящика о двух ярусах. Здесь помещались деревянные фигуры. В верхнем ярусе изображалась смерть Ирода, а в нижнем Иродиадины пляски. В вертепе горели свечи. Славель-щики ходили с ними по домам. За пение награждали деньгами и пирогами. Для сбора пирогов один носил кузов, а для денег другой хаживал с тарелкой. На рассвете к ним присоединялись гудочники и участвовали в дележе. 

Хождение со звездою есть общее во всей Руси. Звезда делается из бумаги величиною в аршин, раскрашивается красками и освещается свечами. Мальчики, ходя по улицам, для важности, вертят звезду во все стороны. За свое пение славелыцики получают разные подарки. Рацеи и вирши завелись сначала по бурсам. Славелыцики хаживали до обедни к своим патронам и милостивцам и приветствовали их виршами. Рацеи переходили из поколения в поколение и остались только у малоруссов. 

Славление у взрослых начиналось около полудня. В старину в этом участвовали все сословия. Корнелий Брюин описал нам московское славление. Впереди всех появлялись двое с барабанами и ударяли в них палочками; за ними в санях ехал царь с князьями, боярами и придворными. Входя в дом, пели стихеры и поздравляли хозяина. Хозяин подносил царю в подарок деньги и угощал всех славельщиков. Великий Петр участвовал в славлении. С великолепным поездом, 1702 года, сей государь славил у Бранса и Лупса. Славельщиков записывали в списки и за небытие наказывали плетями. Так, по словам Желябужского, наказан Григорий Камынин. Ныне, вместо славления, взрослые ездят с поздравлением по родным и знакомым. 

В Малоруссии с 25 декабря начинаются Колядки. В них участвуют взрослые и дети. Колядовщики поют Колядки — песни, в которых величают хозяина со всем семейством, и получают в награду разные подарки, в том числе и свиные кишки. Покойный Гнедич от этих кишок производил Коляду.

Поселяне Рязанской губернии говорят: «Темные святки—молочные коровы.— Светлые святки — ноские куры».

26 декабря. Гадания.— Поверия

С этого вечера на Руси начинаются гадания и переряживания. Все подробности о вышеизложенных гаданиях были изложены в первом томе.

Общее поверье существует у наших поселян, что с этого вечера начинаются бесовские потехи и что нечистые прилетают тогда на землю. Ведьмы будто сдружаются с духами, летают на шабаш, скрадывают с неба месяц и звезды. Подробности об этих поверьях будут изложены в Русской Демонологии.

 30 декабря. Наблюдения

Наши поселяне на этот день бьют свиней и по печени и селезенке судят о зиме. Если селезенка будет ровная и гладкая, то ожидают зимы суровой; если она к спине будет толще, то думают, что зима придет с холодами в конце. Толстая печень в середине означает, что стужи начнутся с половины зимы. Широкая сторона печени к брюху обещает морозы с перезимья. В Костромской губернии варят на этот день свиной желудок, отчего и самый день называется у них: желудочницы.

31 декабря. Щедрый вечер

Малоруссы вечером под Новый год ходят по домам щедровать и поют щедровки — песни, в которых величают хозяина. За щедровки награждают подарками.

 

Народные праздники и обычаи

Замечания старых людей по дням и неделям

Недели

Свадебные недели

Так исстари называются на Руси те недели, которые начинаются с 6 января и продолжаются до масленицы. В эти недели производятся: сватовство, разыгрывание свадеб, княжий и отводные столы. В некоторых местах свадебными неделями называются дни с 1 сентября до 15 ноября.

Пёстрые недели

Пестрыми неделями называются на Руси последние недели пред постами; они обыкновенно следуют после всеедных недель. Богатые люди, одни из тщеславия, другие по старым приметам, не решаются играть свадеб на этих неделях. В народе распространены поговорки: На пестрой неделе женится голь да беда.—На пестрой жениться с бедой породниться.— От того и баба пестра, что на пестрой замуж шла.

Масленица  

Русский народ свою масленицу величает: честная масленица — широкая масленица — веселая масленица. В наших церковных книгах масленица называется: сырною неделею.

Все дни масленой недели имеют свои особенные названия: встреча — понедельник, заигрыши — вторник, лакомка — среда, разгул, перелом, широкий четверг— четверток, тещины вечерки — пятница, золовкины посиделки— суббота, проводы, прощанья, целовник, прощеный день — воскресенье. 

На первый день масленицы наш народ справляет встречу честной масленицы, широкой боярыни. Дети с утра выходят на улицу строить снежные горы. Здесь они, устроивши горы, скороговоркою причитывают: «Звал, позывал честной семик широкую масленицу к себе в гости во двор. Душа ль ты моя, масленица, перепелиные косточки, бумажное твое тельце, сахарные твои уста, сладкая твоя речь! Приезжай ко мне в гости на широк двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешаться. Уж ты ль, моя масленица, красная краса, русая коса, тридцати братов сестра, сорока бабушек внучка, трех-материна дочка, кветочка, ясочка, ты же моя перепелочка! Приезжай ко мне во тесовой дом душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться. Выезжала честная масленица, широкая боярыня на семидесяти семи санях козырных, во широкой лодочке, во велик город пировать, душой потешиться, умом повеселиться, речью насладиться. Как навстречу масленице выезжал честной семик на салазочках, в одних протяночках без лапоток. Приезжала честная масленица, широкая боярыня к семику во двор на горах покататься, в блинах поваляться, сердцем потешиться. Ей-то семик бьет челом на салазочках, в одних протяночках, без лапоток. Как и тут ли честная масленица на горах покаталася, в блинах повалялася, сердцем потешалася. Ей-то семик бьет челом, кланяется, зовет во тесовой терем, за дубовый стол, к зелену вину. Входила честная масленица, широкая боярыня, к семику во тесовой терем, садилась за дубовый стол к зелену вину. Как и она ль, честная масленица, душой потешалася, умом повеселялася, речью наслаждалася». 

После этой встречи дети сбегают с гор и кричат: «Приехала Масленица! Приехала Масленица!» Встреча оканчивается кулачным боем. В некоторых местах мне случалось видеть, как дети приготовляли утром соломенную куклу — Масленицу. На Масленицу надевали кафтан и шапку, опоясывали кушаком, ноги обували в лапти. Эту Масленицу-куклу на салазках ввозили на гору с причитанием встречи. Неизвестно, когда и кем позывание Масленицы перенесено было на лубочные картинки. 

Наш степенный народ, люди зажиточные, встречу масленицы начинали посещением родных. С утра свекор с свекровью отправляли невестку на день к отцу с матерью, а вечером сами приходили к сватам в гости. Здесь, за круговой чашей, условливались: когда и где проводить время? кого звать в гости? когда кататься по улицам? 

К первому дню масленицы устроиваются общественные горы, качели, вислые и круглые, балаганы для скоморохов (паяцев и комедиантов), столы с слади-мыми яствами: здесь народ торговый сбирает дань с праздности и лени; здесь копейка ставится на ребро. Не ходить на горы, не качаться на качелях, не потешаться над скоморохами, не отведать сладимых яств — значило в старину: жить в горькой беде, и то при старости, лежать на смертном одре, сидеть калекой без ног. В старину москвичи масленицу справляли у Красных Ворот. Здесь Петр Великий открывал масленицу с понедельника и качался на качелях с офицерами. 

Богатые люди с понедельника начинают печь блины, а бедные с четверга или пятницы. В старину первый блин отдавался нищей братии на помин усопшим. В степных селениях первый блин кладут на слуховое окошко для душ родительских. Старухи, кладя блин на это окно, приговаривают: «Честные наши родители! вот для вашей душки блинок». Прежде печения блинов наши женщины-стряпухи изготовляют опару с особенными обрядами. Одни опару готовят из снега, на дворе, когда взойдет месяц. Здесь они причитывают: «Месяц, ты месяц, золотые твои рожки! Выглянь в окошко, подуй на опару». Они остаются в полной уверенности, что месяц выглядывает из окошка и дует на опару. От этого будто блины бывают белые, рыхлые.. Другие выходят вечером готовить опару на речки, колодези и озера, когда появятся звезды. Приготовление первой опары содержится в величайшей тайне от всех домашних и посторонних. Малейшая неосторожность стряпухи наводит на хозяйку тоску в продолжение всей недели. Где нет свекра и свекрови, где молодые встречают первую масленицу, тещи приходят к зятьям в дом учить своих дочек печь блины. В старину зятья и дочери приглашали заранее таких гостей поучить уму-разуму. Это призвание считалось нашими бабушками за великую честь; об нем говорили все соседи и родные. Званая теща обязана была прислать с вечера весь блинный снаряд: таган, сковороды, дежники, половник и кадку, в чем ставить блины. Тесть присылал: мешок манной грешневой муки и коровьего масла. Неуважение зятя к сему обычаю считалось бесчестием и обидой и поселяло вечную вражду между тещей и зятем. 

На заигрыши с утра приглашаются девицы и молодцы покататься на горах, поесть блинов. В богатых домах к этому дню братцы устраивали горы для сестриц среди двора. Матушки посылали позываток звать по родным и знакомым дочек и сынков, с наказом: у нас, де, горы готовы и блины испечены — просим жаловать. Позываток встречали с почетом и приветом, угощали вином и блинами и отпускали с наказом: «Кланяться хозяину и хозяйке с детками, со всеми домочадцами; а деток своих пришлем к вечеру». Отказ всегда объявлялся условленным, общим выражением: «У нас, де, состроены у самих горы и прошены гости». Соседи толковали такие отказы по-своему: «Здесь, де, начинается разлад и дочку прочат за другого». Гостей принимали с встречами у ворот, крыльца и образной. После нескольких угощений гостей отпускали потешиться на горы. Здесь братцы высматривали невест, а сестрицы поглядывали украдкой на суженых. Нянюшки, матушки, бабушки все это знают; с ними встарь то же бывало; теперь они радуются на веселости своих деток, воображая их будущее счастье. 

На лакомки, в среду, тещи приглашали своих зятьев к блинам, а для забавы любимого зятя сзывали всех своих родных. В Туле тещи для зятя пекут еще блинцы, оладьи и творожнички. В Нерехте бывает съезд из деревень девиц, молодых и пожилых, где они, в праздничных платьях, катаются отдельно от мужчин. Насмешливый русский народ составил несколько песен о заботливости тещи при угощении зятя. Эти песни вечером поют холостые, с разными олицетворениями. Здесь наряженный медведь играет разные фарсы, «как теща про зятя блины пекла—как у тещи головушка болит—как зять-то удал теще спасибо казал». 

В широкий четверг начинается масленичный разгул: катанье по улицам, разные обряды и кулачные бон. 

В Переславле-Залесском, Юрьеве Польском и Владимире возят по улицам мужика. Для поезда выбирают огромные сани, утверждают в средине столб, на столбе привязывают колесо, на колесо сажают мужика с вином и калачами. За этими санями тянется поезд с народом, который поет и играет. В старину в Зарайске возили на санях дерево, украшенное лоскутами и бубенчиками в сопровождении народа. В Архангельске прежде мясники возили быка по городу на огромных санях, к которым прицеплялся поезд с народом. 

В Ярославле с четверга начинают колядовщики петь Коляду. Там фабричные ходят по домам с оубнами, рожками и балалайками для поздравления с праздником: «Прикажи, сударь-хозяин, Коляду пропеть». За колядские песни колядовщиков угощают пивом и награждают деньгами. В Сольвычегодске на мирскую складчину варят пиво. Братчина, разгульный народ, сходится в назначенное место пить пиво и петь песни. В Сибири масленица возится на нескольких санях, на которых устраивается корабль с парусами и снастями. Здесь усаживаются люди, медведь и честная Масленица. Сани, запряженные в 20 лошадей, возят Масленицу по улицам в сопровождении поезда песенников и шутов. Кулачные бои начинаются с утра и продолжаются до вечера. Сначала начинают бои сам на сам, один на один, а потом уже стена на стену. В кулачных боях прежде принимали участие все возрасты; но ныне они находят редких поборников и только одни мальчики напоминают о старых потехах. 

В XVIII столетии Москва видела три царственные увеселения на масленице. В 1722 году, после Нейштадт-ского мира, Великий Петр снарядил масленичный поезд из Всесвятского села чрез Тверские Ворота прямо в Кремль. Празднество продолжалось четыре дня. Императрица Елизавета Петровна открывала масленицу в селе Покровском. Императрица Екатерина И, после своей коронации, справляла на масленице трехдневный маскарад на городских улицах. 

На тещины вечерки зятья угощают своих тещей блинами. Приглашения бывают почетные, со всею роднёю, к обеду, или запросто, на один ужин. В старину зять обязан был с вечера лично приглашать тещу, а потом, утром, присылать нарядных зватых. Чем более бывало зватых, тем теще более оказывалось почести. Дружко или сват приглашались к таким нарядным позывам и за свои хлопоты с обеих сторон получали подарки. 

На золовкины посиделки молодая невестка приглашала своих родных к себе. Если золовки были еще в девушках, тогда невестка сзывала старых своих подруг-девиц; если они были выданы замуж, тогда она приглашала родню замужнюю и со всем поездом развозила гостей по золовкам. Новобрачная невестка обязана была дарить своих золовок подарками. 

В Тульской, Пензенской и Симбирской губерниях в субботу дети строят на реках, прудах и полях снежный городок с башнями и воротами. После своей работы они разделяются на две стороны, одна принимает на себя охранять городок, другая должна отбоем занять его. Охранители вооружаются метлами и помелами, а храбрецы палками. Когда порядятся взять городок, тогда вдруг нападают на охранителей, и после битвы врываются в ворота и разрушают городок. В этой игре принимают участие и взрослые. Тогда храбрецы садятся на лошадей и конные нападают на городок. После взятия городка взрослые воеводу купают в проруби. После сего начинается всеобщее угощение и с песнями возвращаются по домам. 

Проводы масленицы и прощание отправляются на Руси с разными обрядами.

Проводы честной масленицы в Симбирской, Саратовской и Пензенской губерниях состояли в поезде по городу и селам. Для поезда сколачивали несколько дровень и саней. В средние дровни ставили большой столб, на него клали колесо, на колесо сажали мужика, опытного в разных забавах и причитаниях. Вместо лошадей запрягали разукрашенных людей. Такой поезд разъезжал по всем улицам; впереди и вокруг его пели, играли и плясали скоморохи и колоброды, приходившие из деревень забавляться с городскими весельчаками. Прощальный поезд в Ярославле называется: околка, в Нерехте: обоз, в Туле: круг и конец. В Нерехте на проводах сожигают Масленицу. Вечером, после всех гуляний и забав, выходит молодой народ, мужчины, женщины, девицы и дети, из своих дворов с соломою. При пении песен сожигается солома. 

Прощание бывает с живыми и покойниками. В Туле и Зарайске выходят на кладбища утром и на могилах просят прощения у покойников. С кладбищ заходят прощаться к священникам. В Нерехте сей обряд отправляется вечером. 

Новобрачные ездят по своим родным отдаривать тестя с тещею, сватов и дружек за свадебные подарки. Здесь, кроме подарков, приносились и пряники, испещренные узорами и надписями: Кого люблю, того дарю.— От милого подарок дороже золота.— Чин чина почитай, и подарок не забывай.—Милости просим нашей хлеба-соли.— За все благости наше низкое челобитыще. Тульские пряники, белевские медовики, вяземские коврижки считались у наших отцов дорогими подарками. 

На прощеный день ездят отдаривать кума с кумой. За ризки и зубок привозят соответственные подарки равным по состоянию, щедрые бедным. И здесь пряники составляют необходимую принадлежность. В деревнях самый почетный подарок для кума состоит из полотенца, для кумы из бруска мыла. 

Прощание между родными и знакомыми происходит вечером. Прощаться приходят родные к старшему в роде, бедные к богатым. В старые годы на прощанье приносили пряники. Прощаясь, говорили, по обыкновению, друг другу: «Прости меня, пожалуй, буде в чем виноват пред тобою». Прощание заключалось поцелуем и низким поклоном. Прощание между домашними бывало после ужина, пред сном. Здесь дети кланялись в ноги своим родителям и просили прощения. После их приходили все находящиеся в услужении и справляли свое челобитье. 

В XVII столетии государи хаживали на прощанье к патриарху с боярами, окольничими и думными людьми. Патриарх угощал дорогих гостей медами и романеею. Маржерет, очевидец русской масленицы, описал только одно прощание. Неизвестный сочинитель книги: Anhang von der Russischen odef Moskowitischen Religion, бывший в Москве, описал нашу масленицу с самой невыгодной стороны; выдумал, что будто патриарх хотел уничтожить этот праздник, но не успел, и только сократил его на восемь дней, тогда как прежде он продолжался четырнадцать дней; сравнивал нашу масленицу с итальянским карнавалом. 

О русской масленице между народом сохранились поговорки: Не житье, а масленица.—Не всегда коту масленица.—Масленица семь дней гуляет.— Милости просим к нам об масленице с своим добром, с честным животом.— Сваталась Маланья на масленице, думала-гадала замуж пойти, а того Маланья не ведала, что масленица только ставит молодых на показ.— Пируй и гуляй баба на масленице, а про пост вспоминай.— Выпили пиво об масленице, а с похмелья ломало после Радуницы.

Средокрестная неделя

Так на Руси называется четвертая неделя великого поста. В народе есть поверье, что будто бы в среду на этой неделе переламывается пост в переднем углу. Нянюшки и бабушки, забавляя детей, садятся в передний угол, за стол, и стучат под лавкой. Этот стук, как уверяют они детей, будто происходит от ломанья поста. По замечанию старушек, будто с этого дня щука разбивает хвостом лед.

Святая неделя

Святая неделя называется у народа: великоденскою, славною, великою и радостною. Первый день Пасхи они называют: Велик день, утро вторника: купалищем, пятницу: прощеный день, субботу: хороводницы. Поселяне Черниговской губернии эту неделю называют: гремяцкою. 

С Святой недели начинаются городские и сельские гулянья, разыгрывание хороводов и окликание весны. В Туле гулянье называется тюльпою. 

В первый день Святой недели поселяне Тульской губернии выходят смотреть на играние солнца. Взрослые, мужчины выходят смотреть на колокольни, как будет играть солнце; а женщины и дети наблюдают появление его на пригорках и крышах домов. При появлении солнца дети поют:

 Солнышко, ведрышко, Выгляни в окошечко! Твои детки плачут, Сыр колупают, Собакам бросают; Собаки-то не едят, А куры-то не клюют. Солнышко, покажись, Красное, снарядись! Едут господа бояре К тебе в гости во двор, На пиры пировать, Во столы столовать.

По замечаниям поселян, появление солнца на чистом небе и его играние предвещает хорошее лето, благополучный урожай и счастливые свадьбы. Старушки, при появлении солнца, умываются с золота, серебра и красного яйца, в надежде разбогатеть и помолодеть. Старики расчесывают тогда же свои волосы с причитанием: сколько в голове волосков, столько бы было и внучат. 

В понедельник Святой недели в Туле и других местах выходят на кладбища похристосоваться с своими и погоревать о житье-бытье. Здесь вдовушки, помышляющие о замужестве, часто находят себе женихов. В старину на могилки выхаживали всей семьей и пировали до вечера. В Шенкурском и Вельском округах хождение на кладбище называется на горы шпить. 

Во вторник Святой недели утром народ исправляет купалище. Молодые и старики обливают холодной водой тех, которые просыпают заутреню. В указе Правительствующего Синода 1721 г., апреля 17, находим строгое запрещение сего обычая: «В Российском государстве как в городах, так и в весях происходит от невежд некоторое непотребство, а именно, во всю Светлую седмицу Пасхи, ежели кто не бывает у утрени, такового, аки бы штрафуя, обливают водою и в реках и в прудах купают; и хотя простой народ делает себе будто за забаву праздничную, однако от той суетной забавы делается не токмо здравию, но и животу человеческому тщета; ибо оным от невежд купанием в глубинах иногда людей потопляют, или разбивают, а сонных и хмельных внезапно облиянием ума лишают». 

В Белоруссии на Святой неделе поют великоденные песни под окнами, ходят играть с музыкою по домам. Таких песенников называют: волочебниками, а запевал: починальниками. В Минской губернии и окрестностях местечка Юрьевичи пляшут на игрищах: метелицу и завейницу. 

На прощеный день в Тульской губернии сзывают тесть и теща зятниных родных на молодое пиво. В Костромской губернии варят моленое пиво, козьмо-демьянское, в складчину. При сливании пива в лагуны сходятся молодые и старые распивать остаток. Каждый из них, отведывая пиво, обязан говорить: «Пиво не диво, и мед не хвала, а всему голова, что любовь дорога». Царь Иоанн Васильевич дозволял народу пировать на Святой неделе в кабаках. В уставной Пермской грамоте 1555 года дозволено было народу на великоденной неделе варить питья и пить их. 

С Святой недели начинают повсеместно разыгрывать хороводы. Соберем все предания об них, об их введении в жизнь наших отцов и времени их действия.

Хороводы

Русские хороводы, украшая собою нашу семейную жизнь, представляются столько же древними, сколько древня наша жизнь. Жили ли предки наши дома, они занимались играми, плясками, хороводами; были ли они на побоище, они воспевали родину в своих былинах. С веселых пиров Владимира песни разносились по всей Руси и переходили из рода в род. Прежние наши гусляры, вдохновители русской народной поэзии, видны доселе еще в запевалах, хороводницах, свахах. Как гусляры в старину открывали песнями великокняжеские пиршества, так и наши запевалы и хороводницы составляют хороводы и пляски. Есть люди, указывающие нам на былое действие, но нет верного указания, когда начались наши хороводы. История хороводов заключается в преданиях; а все наши народные предания говорят о былом, как о настоящем времени, без указаний дней и годов; говорят, что делали наши отцы и деды, не упоминая ни места действия, ни самих лиц. 

Первоначальное значение хоровода, кажется, потеряно навсегда. Мы не имеем никаких источников, указывающих прямо на его появление в русской земле, и поэтому все предположения остаются ничтожными. Было счастливое время, когда наши филологи производили хоровод от греческих и латинских слов. Счастливо было то время, когда наши умники верили, что наш хоровод происходит от греческого слова chorobateo — ступаю в хоре; невозвратны и те наслаждения, когда с торжеством произносили, что хоровод заключается в словах: choros — лик поющих и пляшущих, ago — веду. 

Утешны и споры филологов. Латинцы отыскали созвучие у Горация в IV книге, 7 оде — horos ducere — вести хоры, лики, и утверждали первенство за собой. Всматриваясь в это изыскание, как в предположение, находим, что оно прекрасно, что оно открыло труженикам мечтательное созвучие в словах; но кто поручится, что это было так? Кто докажет нам, что русские, вводя в свою семейную жизнь игры, составили свой хоровод из латинского выражения Горация? Много, очень много есть прямых указаний, как русские умели заимствовать из Греции обряды для своей жизни; и во всем этом мы только находим приблизительные указания. Очевидностей нечего и искать; их нет у нашего народа, когда предания передают былое вам о старой жизни. 

Хороводы мы встречаем у всех славянских племен. Литовцо-руссы хоровод переименовали в корогод. Богемцы, хорваты, карпато-руссы, морлаки, далматы обратили его в kolo — круг. Славянское коло также сопровождалось песнями, плясками и играми, как и русский хоровод. Подобные изменения мы находим и в русских селениях. Поселяне Тульской, Рязанской и Московской губерний, говоря о хороводниках, выражаются: «Они пошли тонки водить». В слове тонки мы узнаем народную игру толоки, в которой игроки ходят столпившись, как в хороводе. 

Важность русских хороводов для нашей народности столь велика, что мы, кроме свадеб, ничего не знаем подобного. Занимая в жизни русского народа три годовые эпохи: весну, лето и осень, хороводы представляют особенные черты нашей народности — разгул и восторг. Отделяя народность от простонародия, мы в ней открываем творческую силу народной поэзии, самобытность вековых созданий. В этом только взгляде наша народность ничего не имеет подобного. Отнимите у русского народа поэзию, уничтожьте его веселый разгул, лишите его игр, и наша народность останется без творчества, без жизни. Этим-то отличается русская жизнь от всех других славянских поколений, от всего мира. 

Русские хороводы доступны всем возрастам: девы и женщины, юноши и старики равно принимают в них участие. Девицы, окруженные хороводницами, изучают песни и игры по их наставлениям. В нашей хороводнице сохраняются следы глубокой древности. Обратите внимание на ее заботливость передавать вековые песни возрастающему поколению, на ее желание внушить девам страсть к народным играм, и вы увидите в ней посредницу между потомством и современностью, увидите в ее думах гения-блюстителя нашей народности. При всей этой важности, хороводница считается у нас обыкновенною, простою женщиною, способною только петь и плясать. Так одно время могло измениться народное значение этого слова. Между нашими православными людьми соблюдается доселе почет к хороводнице: подарки сельских девушек, угощение матушек, безденежные труды отцов на ее поле. Это все делается во время хороводных игр. В другое время она изменяет свой характер: делается свахою на свадьбах, бабкою-позываткою на пирах, за безлюдьем кумою на крестинах, плакушею на похоронах. Таков круг жизни, совершаемый русскими хороводницами. Кроме того, есть еще особенные отличия в хороводницах городских и сельских.

Городскою хороводницею может быть нянюшка, взлелеявшая целое семейство, и соседка, живущая на посылках у богатых купцов. Нянюшка из любви к детям утешает молодежь хороводами, передает им старину своего детства — сельскую; ибо большая часть русских нянек родились в селах, а доживают свою жизнь в городах, в чужом семействе. В этом классе всегда преимуществуют мамки, воспитавшие детей на своих руках. Соседка, удивительная своею заботливостью по чужим делам, представляет в нашей народности лицо занимательное. Она знает все городские тайны: кто и когда намерен жениться, кого хотят замуж отдать, кто и где за что поссорился. Без ней нет в семействе никакого утешения: зимой она приходит детям рассказывать сказки, матушкам передавать вести; летом она первая выходит на луг составлять хороводы, первая пляшет на свадьбе, первая пьет брагу на празднике. Соседку вы всегда встретите в доме зажиточного купца утром, в полдень и вечером; она всегда бывает весела, шутлива, бедно одета. Заговорите с ней поближе, словами, близкими к ее сердцу, и она передаст вам все сокрытое и явное; она ознакомит вас с городом и горожанами; она обрисует вам картины своего века так резко, что вы во сто лет не могли бы сами изучить так отчетисто и верно. 

Сельская хороводница—женщина пожилая, вдова, живущая мирским состраданием. Отвага, молодость и проворство отличают ее от всех других. Ей не суждено состариться. Она вечно молода, игрива, говорлива; она утешает всю деревню; она нужна для всего деревенского мира: она распоряжает всеми увеселениями; она не пирует на праздниках как гостья, но зато все праздничные увеселения исполняются по ее наставлениям. Весь круг ее жизни и действий сосредоточивается в одной и той же деревне, где она родилась, где состарилась и где должна умереть. 

Места, где отправляются народные хороводы, получили во многих местах особенные названия и удержали исстари за собою это право. Реки, озера, луга, погосты, рощи, кладбища, огороды, пустоши, дворы — вот места для их отправления. На одних местах бывают хороводы праздничные, на других обыкновенные, запросто. Праздничные хороводы есть самые древние: с ними сопряжено воспоминание прошлого, незапамятного народного празднества. Для таких хороводов поселяне и горожане приготавливаются заранее, сзывают дальних гостей и соседей, красят желтые яйца, пекут караваи, яичницы, пироги, варят пиво, мед и брагу. Праздничные хороводы отправляются равно поселянами и горожанами, обыкновенные же более заметны по городам. Девушки богатых отцов выходят повеселиться на свой двор, куда сбираются к ним подруги. Все это бывает вечером, с окончанием работ. 

Женщины и девушки, приготовляясь к хороводам, одеваются в лучшие наряды, предмет особенной заботливости поселян. Сельские девушки для сего закупают ленты, платки на ярмарках, и все это на свои трудовые деньги. Из мирской складчины они покупают для хороводницы платок и коты. В городах вся заботливость лежит на матушках, награждающих хороводниц и соседок из своих молочных денег, из барышей, остающихся у богатых купчих от продажи молока. 

Мужчины в сельских хороводах представляют гостей, призванных разделять веселье и радости. Молодые ребята, неженатые, вступают в игры с девушками по приглашению хороводницы. В городских хороводах, совершаемых на дворах и площадях, редко участвуют мужчины; там можно видеть братцев и родных, будущих суженых. Эти братцы живо представят вам особенный быт нашей семейной жизни: родниться с своим кругом и заранее сближаться с подругами жизни. 

Русские хороводы распределены по времени года, свободным дням жизни и по сословиям. Сельские начинаются со Святой недели и продолжаются до рабочей поры; другие появляются с 15 августа и оканчиваются при наступлении зимы. Поселяне веселятся только по дням праздничным; в другие дни окружают их нужды, а для искупления их они должны жертвовать всем. Городские хороводы также начинаются с Святой недели и продолжаются во все лето и осень. Горожане, люди досужливые, более имеют времени гулять и петь; они пользуются всем готовым. Время и разные обычаи до того разнообразят увеселения православных, что в одно и то же время в одном городе встречаем такой праздник, а в другом находим совершенно иной; там есть свои стародавние обряды, здесь другие. Весна и осень, два времени, в которые поселяне более всего веселятся. Здесь семейная жизнь представляется в разных картинах. Принимая разделение хороводов на весенние, летние и осенние, мы увидим настоящую картину русской жизни и правильнее можем следить за постепенным ходом народных увеселений. 

Первые весенние хороводы начинаются с Святой недели и оканчиваются вечером на Красную горку. Здесь соединялись с хороводами: встреча весны, снаряжение суженых к венечному поезду. Радуницкие хороводы отличаются разыгрыванием Вьюнца, старого народного обряда в честь новобрачных. Георгиевские хороводы соединяют с собой выгон скота на пастьбы и игры на полях. В этот день к хороводницам присоединяются гудочники—люди, умеющие играть на рожке все сельские песни. Последними весенними хороводами считаются Никольские. Для празднования Николыцины званые гости съезжаются с вечера и принимаются с почетом, поклонами и просьбами пировать на празднике. Целое селение складывается в складчину на мирской сбор: поставить угоднику мирскую свечу; сварить браги, щей, лапши, каши; напечь пирогов для званых гостей. Все это дело присуждалось старосте или земскому. Званые гости уезжали с лошадьми в ночную, где пиршества продолжались до утра с плясками и песнями. Наставал праздник, со всех сторон стекались православные, званые и незваные. Богатые незваные приходили к старосте и давали вкладу пировать Никольщину; бедные только отделывались поклонами. Кругом погоста ставили столы с пирогами, кадушки с брагой; а в земской избе стояли на столе: щи, лапша, каша. С окончанием обедни начиналась пирушка. Гости ходили по избам, ели, что душе было угодно, пили донельзя. Пред вечером женщины выходили на улицы петь песни, играть в хороводы. Раздолье бывало шумное и гульливое, когда боярин жил в селе и справлял с своими гостями Никольщину. Двор его наполнялся людьми; боярин с боярыней угощали гостей вином и брагой. Все это бывало прежде, а ныне быльем заросло. Вот о чем с горестью воспоминают старики! Вот отчего мила русскому по душе и сердцу русская старина! Николыцина продолжалась три дня, а иногда и более. Заезжие гости до того наслаждались брагой, что не могли руками брать шапку. Это считалось для хозяев особенным почетом, а гости почитали себя вправе величаться таким угощением. В пиршестве не участвовали только девицы; они наслаждались хороводами, когда женщины плясали «во всю Ивановскую». 

Летние хороводы начинаются с Троицкой недели и бывают веселее и разнообразнее весенних. Поселянки закупают наряды: платки и ленты. Семейная жизнь пробуждается со всеми причудами. Московский семик, первенец троицких хороводов, отправляется во всеми увеселениями. К этому дню мужчины рубят березки, женщины красят желтые яйца, готовят караваи, сдобники, драчены, яичницы. 

С рассветом дня начинались игры и песни. Троицкие хороводы продолжаются всю неделю. В это время только можно изучать семицкие песни. Всесвятские хороводы продолжаются три дня и соединены с особенными местными празднествами. Петровские и пятницкие хороводы отправляются почти в одно и то же время. Начатие и продолжение их зависит от изменяемости нашего месяцеслова. Ивановские хороводы начинаются 23 июня и продолжаются двое суток. На Петров день оканчиваются наши летние хороводы. В городах и селах они отправляются на площадях, вместе со всеми другими увеселениями. 

Осенние городские хороводы в одних местах начинаются с Ильина дня, а в других с Успеньева дня. Сельские хороводы начинаются с бабьего лета. Такая разность указывает более на местности, нежели на различие обрядов. Успенские хороводы начинаются с 6 августа, когда начинают сбирать фруктовые плоды. В старину эти празднества бывали сборные в тульских садах. Веневцы, исключительно занимавшиеся садовыми промыслами, начинали сбор яблок и груш песнями и хороводами. 

Семенинские хороводы отправляются по всей России с разными обрядами и продолжаются целую неделю. Капустинские хороводы начинаются с половины сентября и отправляются только в городах. Последние хороводы бывают покровские, и отправление их зависит от времени года. 

Кроме сих обреченных дней, русские хороводы отправляются на свадьбах, даже зимою. Мне часто случалось видеть, как зимою на московских свадьбах девушки разыгрывали хороводы в комнатах. 

Русские хороводы сопровождаются особенными песнями и играми. Песни принадлежат ко временам отдаленным, когда наши отцы живали припеваючи, без горя и забот. Нет никакой возможности определить, когда игры были соединены с хороводами. Такое смешение игр и хороводов заметно более в городах. Игры хороводные содержат в себе драматическую жизнь нашего народа. Здесь семейная жизнь олицетворена в разных видах. В хороводах, исключительно взятых, заключается народная опера. Ее характер, исполненный местными обрядами, старыми поверьями, принадлежит включительно русскому народу. 

В Черниговской губернии в конце Святой недели бывает особенное игрище: изгнание, или провожание русалок.

Радуница

Радуницкая неделя начинается с Фомина воскресенья и вмещает в себе старые обряды наших отцов. Первый день сей недели называют: Красная горка, понедельник: Радуницею, вторник: Наской, или Навий день, или Усопшие радаваницы. На этой неделе отправляют: хождение вьюнитства. Малоруссы Фомин понедельник называют: могилками, гробками, проводами; а в Мохновском округе Киевской губернии величают сей день: бабским праздником. В Киеве наша Радуница известна под именем: проводов. Болгары справляют свою Радуницу на могилах родителей, пируют с родными и катают по могилам красные яйца.

Красная Горка

Красная горка на Руси составляет первый весенний праздник. Великоруссы здесь встречают весну, венчают суженых, разыгрывают хороводы. Малоруссы отправляют свои веснянки, ходят с песнями по улицам. 

Поселяне Тульской губернии на Красную горку закликают весну с хороводными песнями. При восхождении солнца они выходят на холм или пригорок, под предводительством хороводницы. Обращаясь на восток, хороводница, проговорив молитву, входит в круг с круглым хлебцем в одной руке и с красным яйцом в другой и начинает песню:

Весна красна! На чем пришла? На чем приехала? На сошечке, На бороночке и проч.

В Калужской губернии поселяне зазывают весну также с песнями. Соломенное чучело, укрепленное на длинном шесте, ставится на горке; кругом его сбираются женщины и мужчины. После песен садятся вокруг горки, угощают друг друга яичницами. Вечером сожи-гают чучело с песнями и плясками. В степных селениях встречают весну с одними песнями, без всяких обрядов.

В Вязьме выходят невесты и женихи в праздничных нарядах погулять на Красную горку. Здесь невесты выглядывают своих женихов. Там очень часто случается, что на этот день происходят и самые рукобитья. 

В Буйском уезде для встречи весны взрослые девицы и холостые ребята, при восхождении солнца, обливают себя водою на открытом воздухе. Отчаянные и смелые купаются в реках. После на сходбище поют песни, перепрыгивают чрез плетень огорода, взлезают на деревья, ходят вереницами вокруг сенных стогов. В это время они поют:

Весна, весна красная! Приди, весна, с радостью

и проч.

На Красную горку начинается и поминовение родителей. В Спасске-Рязанском девицы и женщины в жаленом платье (траурном) выходят на кладбище поклониться своим родителям. Сначала, по обыкновению, плачут на могилах с разными причитаниями о житье-бытье покойников, потом принимаются раскладывать по могилам кушанья и напитки. Родные и знакомые ходят по могилам в гости. Здесь старые занимаются угощением, а молодые катают по могилам красные яйца. Остатки вина выливаются на могилы. С кладбищ отправляются в праздничных платьях разыгрывать Красную горку в хороводах. 

На Красную горку начинают играть: в горелки, сеять просо, плести плетень, прославлять заинку, сходбище Дона Ивановича. 

В Малороссии и по всей Украине ходят дети по домам славить ярь и зеленачку. Дети носят с собою в руках деревянную ласточку. Девушки ходят по улицам и поют веснянки.

Вьюнец  

Вьюнец принадлежит к незапамятным, старым русским обрядам. Этот обряд, доселе не вполне объяснимый, упоминается в 25 вопросе Стоглава: «И на Радуницу Вьюнец и всяко в них бесование». Остатки сего обряда состоят в хождении по улице — с въюнитством, в пении обрядных песен в честь новобрачных. Вьюнец справляют в одних местах в субботу на Святой неделе, в других в Фомино воскресенье. Вьюницкие песни помещены в первом томе Сказаний. 

В селениях Семеновского уезда Нижегородской губернии Вьюнец справляют в субботу на Святой неделе. Там поселяне сбираются с рассветом за околицею, а потом толпою ходят по улицам. Подходя к дому, они поют песни. Молодые угощают взрослых вином, а детей оделяют деньгами. Вечером на эти деньги покупается вино и пряники. Девицы разыгрывают хороводы, а молодцы бьются на кулачки и борются один на один. 

В Переславле-Залесском народ хаживал по улицам для отыскания молодых, вьюна и вьюницы. Подходя к их домам, холостые приговаривали у окон: «Вьюн-вьюница, отдай наши яйцы!» Молодые обязаны были выдавать из окна кулич, окрашенные яйца, поить вином и брагой. В селениях Нерехтского уезда ходят ребята беседами по домам и поют под окнами: «Вьюн да вьюница, давай яйцо; а не дашь яйцо, придет ветрица». Окликальщикам выдаются яйца, а где есть новобрачные, там угощают их вином и брагой. Собранные яйца употребляют на яичницы. В Галиче хождение народа происходит ночью, до самого рассвета. Вьюнишники распевают под окнами: «Юница, молодица! подай яйцо в перепечу». Молодые угощают ребят вином и брагой, детей ладышками и казанками, девиц пряниками и красными яйцами.

Радуница  

Радуница, называемая иначе: радунец, радоница, радавница, радованица, сопровождается особенными обрядами и песнями. В Нерехте сохранилась поговорка: Расплакалася, как усопшая радуница. В одной народной песне поют: «Как зять звал ли тещу ко Радунице». В Костромской губернии Радуница бывает в Фомино воскресенье, а в других в понедельник. Белоруссы справляют свою Радуницу во вторник, как и рязанцы. В наших летописях слово радуница принималось за вре-мясчисление. Так в Киевской летописи бывший пожар 16 апреля 1493 года показан, что был на Радуницу. Апреля 16 приходилось тогда во вторник Фоминой недели. Троицкий летописец, упоминая в 1372 г. о нападении Литвы на Переславль, говорит, что оно было по Велице дни на другой недели во вторник, на заутрие по Радунице. В Стоглаве находим обвинение на тех, которые оклички на Радуницы творят. 

В Москве в Фомин понедельник сохранилось гулянье в гостином ряду. Сюда женщины сходятся покупать остатки за дешевую цену. В Туле на этот день ходят женщины на кладбище поминать родителей с калачами и кануном. В Устюге Великом, в память события 1445 года, бывает крестное хождение на убогий дом, а вечером отправляется гулянье в сосновой роще, при кладбище. В Иркутске Радуницу справляют на Крестовой горе. Сюда, как на общее кладбище, сходятся поминать усопших, гулять с родными и знакомыми и пировать за упокой родителей, чем бог послал. В Киеве поминали прежде родителей на горе Скавице. Здесь, после панихиды, происходило в семейных кружках угощение. Бурсаки певали тогда особенные плачевные канты. 

Белоруссы выходят во вторник на могилы своих родителей, в 2 часа пополудни, обедать и поминать их за упокой. Сначала начинается катание на могилах красных яиц, потом обливание могил медом и вином. Яйца раздаются нищим. Могилы накрываются белым столечником, устанавливаются кушаньями. По старым приметам кушанье должно состоять из нечетных блюд и сухих. Богатые снабжают бедных кушаньями для родительской трапезы. После сего приветствуют родителей: «Святые родзицели, ходзице к нам хлеба-соли кушаць!» — И садятся на могилах поминать их. По окончании поминок говорят: «Мои родзицели, выбачай-те, не дзивицесь, чем хата богата, тем и рада». Остатки кушанья раздаются нищим, и день оканчивается при корчмах с песнями и плясками. Славянские Дзяды, по своему сходству с нашей Радуницею, заслуживают особенное внимание. 

Обкладывание родительских могил на Фоминой неделе почитается у русских в числе необходимой принадлежности старых людей. Сюда сходятся женихи и невесты испрашивать благословение у своих покойных родителей на любовь и союз и в воспоминание своего обета кладут на могилы красные яйца. 

Радуницы напоминают нам древние тризны наших праотцев, сопровождаемые поминками, жертвами и возлияниями в память усопших. Дьякон Лев Калойский говорит: «Русские, следуя языческим обрядам греков, совершали жертвы и возлияния в честь усопших». Кажется, что русские переняли у греков и римлян только возлагание яиц на могилах. У греков этот обряд принадлежал к числу умилостивительных жертв над усопшими. 

В Орловской губернии на Радуницкой неделе поселяне прогоняют смерть из своего села. В полночь девицы выходят с метлами и кочергами и гоняют по полю смерть. В степных губерниях женщины убирают всю неделю свои избы и на ночь оставляют на столе кушанье для покойных родител_ей. Они твердо уверены, что их покойные родители на Радуницкой неделе заглядывают в избы к своим родным и наказывают тех, которые не приготовятся к этому. 

В Тульской и Костромской губерниях на Радуницкой неделе поселяне и горожане окликают первый дождь. По преданиям известно, что прежде в оклика-нии дождя участвовали все возрасты; а ныне.только этим делом занимаются одни дети. При появлении тучи или облаков дети выбегают на улицу и нараспев причитывают: 

 Дождик, дождик! Снаряжайся напоказ. Дождик, припусти, Мы поедем во кусты, Во Казань побывать, В Астрахань погулять. Поливай, дождь, На бабину рожь, На дедову пшеницу, На девкин лен Поливай ведром. Дождь, дождь, припусти, Посильней, поскорей, Нас, ребят, обогрей.

После сего дети дожидаются дождя, распевая свою окличку несколько раз; а когда пойдет дождь, то они умывают им лицо и руки. Если при дожде появится молния, тогда выбегают на двор девицы и женщины и умываются дождем с золота и серебра. Для сего выносят в чашке каждая из них золотые и серебряные кольца. Все это делается с полной уверенностью помолодеть и похорошеть.

Сёмицкая неделя

Семицкая неделя бывает на седьмой неделе после Пасхи и получила такое народное название от Семика. Эта неделя в старину известна была под именем Русальной. Малоруссы называют ее зеленою, клечаль-ною, а последние три дня зелеными святками. Около Стародуба ее величают Греною, где и семицкие песни называются Гренухами. Дни семицкой недели наш народ называет особенными именами: вторник: задуш-ными поминками, четверг: семиком, субботу: клечаль-ным днем, семицкие ночи называются: воробьиными. Литовцы и поляки называют нашу Семицкую неделю зеленою неделею, чехи и словаки—Русальдою, карпато-руссы — Русалье. 

На Семицкой неделе отправляются разные обряды: Задушные поминки, Семик, Кукушки, Моргостье, завивание венков, поются особенные семицкие и троицкие песни.

Задушные поминки  

В народе существует странное понятие о покойниках: будто они вспоминают о старой своей жизни, бродят в Семицкую неделю по кладбищам без пристанища. Добродушные старушки, из жалости, приходят беседовать во вторник на их могилы и справляют по них задушные поминки. По их предположениям, покойники, довольные таким угощением, уже не выходят из могил. Забытые покойники часто вступают в ссоры и драки с русалками, а русалки за все обиды мстят уже живым. 

Подобное же понятие существует об удавленниках и утопленных. Поселянки Тульской губернии выходят и на их могилы для поминок. Здесь для них оставляют разбитые яйца и блины, с полною уверенностью, что все их приношения будут съедены покойниками. Подробности будут изложены в Русской Демонологии.

Семик

Семик отправляется народом в четверг в рощах, лесах, на берегах рек и прудов. К этому дню рубят березки, красят яйца в желтую краску, готовят караваи, сдобники, драчены и яичницы. С рассветом дня молодежь расставляет березки по домам, улицам и дворам. В Тульской губернии семицкая береза называется кумою. Напротив того, в замосковных селениях мужчину с березкою в руках называют кумом, а девицу в венке кумою. В старину наши старики хаживали встречать Семик на могилах родителей, где, после поминовения, они с своими семействами разъедали яичницы и драчены. Отсюда молодежь отправлялась в рощи завивать венки из берез. Здесь пели, плясали, играли в хороводы до глубокой ночи. После игр «всею гурьбою» заламывали березку, обвешивали ее лентами и лоскутками, и с песнями возвращались домой. 

Московский Семик справляется ныне в Марьиной роще, в виде одного гулянья; а прежде каждое семейство выходило веселиться на свое родовое кладбище. В Сибири Семик называют тюльпою. В городе Туле не справляют Семика, а он известен только в некоторых уездах сей губернии.

В старину на Семик отправлялся древний обычай поминовения убогих на убогих домах, или божедомках, или скудельницах. Убогие домы в Тверской и Псковской губерниях назывались буйвищами, а в Новгородской жалями и жальниками. Охранители убогих домов назывались: божедомами, а в Новгородской и Псковской губерниях: богорадными и божатыми. В народе об них сохранились доселе поговорки: живет один как божедом; божатому и хлеб и изба готова. Сюда свозились покойники: люди или несчастно умершие, или удавленники, или утопленники, или найденные в окрестностях. Из ближайшей церкви бывал крестный ход на убогий дом. Наши добродушные отцы приходили с рубашками, саванами и гробами для покойников; сами рыли могилы, сами опрятывали покойников в саваны и рубашки. В успокоение их душ возносили к богу бескорыстные молитвы. В убогий дом был отвезен и Лжедимитрий. 

Местные обряды, отправляемые народом в Семик, заслуживают особенного внимания. В Покрове, уездном городе Владимирской губернии, девушки ходят с пирогом сбирать деньги. Вероятно, что это старый божедомский остаток, когда собирались деньги для похорон в убогом доме. В степных селениях девушки сносят ссыпчину — муку, крупу, хлеб и блины. Ссыпчину раздают нищей братии. В селениях Нерехотского уезда девушки изготовляют козули — круглые лепешки с яйцами в виде венка. 

С этими козулями они ходят в лес завивать венки. Обвивая плакучие березы лентами, нитками, привязывают венки к ветвям, а из ветвей делают один венок. Подходя к венку, целуются и приговаривают: «Здравствуй, кум и кума, березку завивши!» После этого обвивают березу поясом и лентами и поют песни. По окончании всех игр садятся под березки, съедают козули и яичницы. В Нерехте Семик справляется на Пахомиевской поляне. Вологодский Семик справляется на поляне, где погребены белоризцы, сражавшиеся с Литвою. В Цивильске девицы и женщины ходят завивать березку с пивом. В Галиче, при завивании венков, девицы меняются кольцами и серьгами. В Саратовской губернии, в селениях по Волге, выходят в лес срезывать березки; с этими березками и венками, украшенными лентами, приходят в село. Березку врывают в землю и поют семицкие песни. После песен становятся две девушки с поднятыми руками вверх, а другие ходят кругом их и поют песни. Семицкие песни помещены в первом томе Сказаний. 

Семицкие венки в одних местах сохраняются в избах до Троицына дня, а в других бросают их в воду с гаданием: потонет ли венок или нет? На одном ли месте он остановится или поплывет в сторону? Чей венок плывет впереди и чей остается назади? Подруги бросают свои венки вместе, а иногда и брат с сестрой. Нередко случается, что влюбленные, как будто нечаянно, бросают свои венки вместе. Догадливые люди о сближении таких венков на воде нередко угадывают о близкой свадьбе. Бывали примеры, что матушки никогда не отдавали своих дочек за таких суженых, которых семицкие венки потопли в воде в виду всех. По замечаниям старушек, такие суженые или скоро умирают, или спиваются с круга. Ленты, которыми наши бабушки перевивали семицкие венки, сохранялись всю жизнь. Когда они в этот год выходили замуж, ими связывали венчальные свечи.

Клечальная суббота

С именем Клечальной субботы в понятиях нашего народа соединяется старое верование в русалок. В этот день суеверные поселяне думают, что русалки бегают по ржам, бьют в ладоши и распевают: «Бух, бух! соломенный дух! меня мати породила, некрещену положила». Верование в русалок будет подробно изложено в Русской Демонологии. 

Жители села Горохова, Воронежской губернии, на берегу озера, соединяющегося с Доном, устроивали на лугу особенный шалаш, убирали его цветами и венками, в середине ставили соломенное чучело. Это чучело сначала наряжали в женское платье, а потом в мужское. В шалаше пред ним ставили приносимое кушанье, вино и другие лакомства. Вокруг шалаша одни поселяне разыгрывали хороводы, молодые плясали, иные в кружках пели песни, другие вели борьбу. После всего начиналось пирование. Поселяне угощали друг друга кушаньем, вином и лакомствами. В заключение всего раздевали чучело и бросали его со смехом в озеро. В этом старом обряде заметно сходство с Костромою и Ярилою (Украин. журн. 1834 г., № 18). 

В Саввине городке, Чистопольского уезда, утром, на ржаных и яровых полях бывает молебствие, при стечении многочисленного народа. Вечером поселяне на своих полях разыгрывают хороводы, поют песни и пляшут почти до рассвета. 

В селениях Ефремовского, Епифанского и Новосильского уездов, особенно по берегам реки Красивой Мечи, бывают проводы русалок. С вечера поселяне начинают сбираться на полянах и поют песни. Когда же наступит ночь, то они бегают по полянам с помелами, машут ими по воздуху и кричат: «Догоняй, догоняй!» Некоторые из отчаянных, которых в деревнях очень немного, рассказывают за правду, что они видели, как русалки отбегали от их селения за лес с плачем и воплем. После сего, на рассвете, купаются в реке. Народ наш твердо уверен, что на русальной неделе опасно купаться в реках; тогда будто купаются там русалки и всякого неосторожного защекочивают до смерти. С изгнанием русалок эта опасность прекращается. 

По берегам реки Оки, рассказывают поселяне, в старину бывало особенное народное сборище для усмирения водяного дедушки. Встревоженный и огорченный появлением русалок, он в полночь начинал поднимать воду из берегов так высоко, как будто бы гора вырастала из воды. Суеверные поселяне раскладывали по берегам огни и пели песни. Водяной, услышав народные песни, смирялся, и вода входила опять в свои берега. Там же, где не предпринимали таких мер, всегда случались несчастия. Это горе постигало более всех рыбаков.

Кукушки

На Семицкой неделе отправляется поселянами старый обычай кумовства над кукушками. Для совершения сего обряда поселянки Калужской губернии приготовляют заранее птицу кукушку, а за неимением сплетают из травы кукушкины слезы (orchis latifolia) венок, перевязывают его красною лентою и выходят на луг или в лес. Здесь они расстилают на траве платок, кладут на него кукушку, а сами садятся в кружок. После сего меняются крестами и целуются между собою с обещанием сохранить вечную дружбу. С сего времени они величают друг дружку кумами. Кумовство оканчивается угощением и яичницею. 

Поселянки Тульской губернии выходят для совершения сего обряда в лес, отыскивают там две плакучие березы, связывают их ветви между собою платками или полотенцами, в виде венка, а к самым деревам вешают свои кресты. В средину, над венком, кладут птицу кукушку, или траву кукушкины слезы, или семицкий венок. Все подруги, решившиеся покумиться над кукушкой, ходят в разные стороны вокруг венка и после целуются три раза сквозь венок. В это время другие женщины поют: «Ты, кукушка, ряба» — и проч. В заключение меняются кольцами и крестами, дают обет жить в мире и согласии. Оставшиеся от сего обряда венок или кукушку разделяют между собою по частям и хранят на память кумовства.

Мужчины не допускаются к исполнению сего обряда, и женщины с ними не кумятся над кукушкой. 

Наши старики кумовство над кукушкой причисляют к древним обрядам птицегадания. И. М. Снегирев сей обычай называют: крещением кукушек (Русские простонародные праздники, ч. 3, стр. 95); а А. М. Глаголев полагает, что его справедливее надлежало бы назвать крещением русалок (Тр. Общ. Любит. Российск. Слов. М. 1821, ч. XIX). О справедливости сих предположений мы не входим в разбор; они сами за себя говорят вернее возражений. Наша народная символика имеет совершенно другое верование о кукушках. 

Моргостье  

Так поселяне Лихвинского уезда Калужской губернии называют нарядный поезд кумы. Для спрагиюния Моргостья одна кума ездит к другой на помеле. Здесь гостью угощают пирогами. Что такое Моргостье? Не скрывается ли здесь опять какой-нибудь старый обычай кумовства?

Змейка

Так в городе Скопине Рязанской губернии называют особенный хоровод, начинающийся с понедельника Семицкой недели. Вечером девицы и женщины, держась за конец платья, ходят змейкою, поют песни, с припевом: «Лелий, лелий, лелий зеленый и ладо мое!» Змейка продолжается до всесвятского заговенья, ежедневно. Этот местный обряд увидим в городах под другим названием.

Троицын день

В этот день по всей Руси отправляется народное празднество завивания венков, семейного каравая и хороводных игр. В завивании венков сохранились следы древнего гадания русских девушек о своих суженых. Семейный каравай выражает остатки какого-то древнего, теперь нам непонятного торжества. В местных обрядах замечаем только, что из всего народного празднества остались едва заметные следы древнего верования в гадание о будущем. 

Рано утром в городах и селах убирают дома березкою и цветами, пекут караваи, сзывают гостей, завивают венки из березы и цветов для старых и молодых людей. В полдень, после обеда, начинается празднество молодых людей. В старину бабка-позыватка повещала по всем домам и сзывала девушек на гульбище. Хороводница, с караваем в руках, выходила на улицу и запевала зазывную песню. К ней со всех сторон сбирались девушки с своими матушками и нянюшками. С толпою народа она отправлялась в рощу. На широкой поляне расстилалась скатерть, и каравай, убранный цветными венками, после троицких песен, клался на скатерть. Народ рассыпался семейными кружками полдневать. В это время пожилой народ занимался угощением родных и знакомых, а молодежь завивала венки. Здесь братцы завивали цветные венки для своих сестриц. Случалось часто, что сестрицы такие венки успевали скрытно передавать суженым, по наказу братцев. Троицкий венок считался неизменным вестником брачного обета. С венками на голове, молодежь начинала разыгрывать хороводы, сначала отдельными кругами, где участвовали родные и знакомые, а потом в мирском круге соединялись все, под защитою матушек и нянюшек. С окончанием хороводов начиналась игра горелки. Вечером уже возвращались из рощи прямо к реке, где молодой народ бросал свои венки в воду. Если венок поплывет, то это означало неизменное счастье. Если венок завертится на одном месте, то это предвещало расстройство свадьбы, семейные ссоры. Если венок потонет, то это угрожало великим несчастием, смертью родных или суженого. Если венок останавливался на одном месте, то из этого заключали, что девицам в этот год не быть замужем, молодцам оставаться неженатыми. Смышленые нянюшки по плаванию венка угадывали о местопребывании суженого. В той, де, стороне девушке придется быть замужем, куда вода понесет венок. В селениях Московской губернии старушки выхаживали с своими цветными пучками к реке, бросали их в воду и, по своим наблюдениям, гадали о будущем для себя и родных. 

Троицкий каравай и скатерть прежде у наших бабушек заключали в себе особенные тайны. Хороводницы каравай раздавали по богатым семьям. Его засушивали в сухари и хранили на свадебный обиход. Эти сухари замешивались в свадебный каравай на счастье и на любовь молодых. Скатерть играла важную тайну на смотринах. Ее клали тайно от всех на стол и накрывали другою скатертью. Старушки уверяли, что эта скатерть приковывала суженого к девушке крепче всякого железа. Но на такой подвиг отваживались не все матушки из опасения: не доспеть бы своему детищу лихого суженого. 

На берегах Оки, около Алексина, есть старинное предание о двух суженых, погибших в Оке с венками. Жили два семейства в счастии, довольстве и согласии, как живут на Руси добрые соседи. В каждом семействе были красные детки, дочь и сын. Старики думали свое: как бы породниться с соседями? Молодые гадали по-своему: как бы взять суженую, как бы не потерять суженого? Матушки прочили своих дочек и рассуждали по-своему. Батюшки думали и спорили по-своему, или отдать дочь или женить сына? Жаль обездолить сына, а жальчей того засадить дочь в девках. Наступил Троицын день, завели венки и бросили их наугад в реку, на счастье, на долю суженых. Сначала венки плыли ровно, потом закружились и потонули на дно. Закипело ретивое у суженых, замерли сердца у девиц. Молодым ли стерпеть беду неминучую? Кинулись оба в Оку доставать венки. Замутилась вода в реке, всплыли венки, но не всплыли суженые. С тех пор, говорят, каждый год на этом месте, в Троицын день, всплывают венки. 

В Тульской губернии, на берегу Красивой Мечи, в селе Козьем, существует старое предание о погибели троицкого хоровода. Был год худой и неурожайный, были знамения на войну и на мор, носились по селам худые толки о большой беде, о великом горе. Народ жил с кручиною всю весну: никто не смел песни спеть, никто не думал о хороводах. Наступил Троицын день. Молодежь не стерпела и вышла на поле разыграть хоровод. Долго старики уговаривали молодых не играть хоровода, забыть про веселье. Молодые поставили на своем, заиграли хоровод. Вдруг налетела грозная туча, ударил гром, и весь хоровод обратился в камни. С тех пор, говорят старики, каждый год на этот день воют камни и вещают всем беду неминучую, кто будет только на этом месте играть в хоровод. Груды камней действительно находятся на берегу Красивой Мечи; но с чего началось предание о погибели троицкого хоровода, народ молчит. 

Местные обряды троицкого народного празднества имеют свои отличия.

В Тульской и Псковской губерниях старшей и старушки, после вечерни, выходят на кладбища обметать троицкими цветами могилы родителей. Этот обряд называется: глаза у родителей прочищать.

Поселяне Орловской губернии выходят в рощи: молить каравай. Для этого они готовят два каравая: один мирской для стола, другой для рощи. С последним караваем выходят завивать венки. Мирской каравай остается для домашнего угощения, а остатки раздаются нищей братии. 

В Нерехте и окружных селениях на Троицын день кумушки сбираются в рощи, целуются сквозь березку при развивании венков и дарят друг друга лентами или полотенцами. 

В Енисейской губернии, в Минусинском округе, изготовляется поселянками гостейка, березка, одетая в лучшее женское платье. Гостейку на Семик приносят в клеть, где она стоит до Троицына дня. Молодцы и девицы приходят проведывать гостейку, поют песни и играют хороводы. На Троицын день, после обедни, сбираются к клети девицы с молодцами, выносят гостейку, отправляются к реке, играют в хороводы, завивают венки и бросают их в воду для загадывания. 

В Белоруссии также завивают в рощах из березок венки для родных и милых. Матери завивают венки для детей, дети для отца и матери, братья для сестер и суженых. Девушки меняются кольцами на вечную дружбу и поют русальные песни. 

В Ярославле троицкое гулянье отправляется на Тверицах, где прежде была слобода Заволгоны.

В Туле троицкое гулянье отправлялось прежде за городом в Горельской роще. Ныне уже этой рощи не существует и народ рассыпается в разные места. 

В Шенкурске народное троицкое гулянье было за городом на лугу. Сюда сбирались горожане и поселяне. Девицы, отделяясь от мужчин, схватывались за платки, соединялись в круг и медленным, тихим хороводом переходили с одного места на другое. Кругом их обходили молодцы и высматривали себе невест. 

В Москве народное троицкое гулянье бывает на Красном пруде, у Каланчевского поля и Дорогомиловского моста. Красный пруд, по преданию стариков, назывался прежде Русальским.

В степных селениях троицкое гулянье считается последним праздником. Там кумы посылают в гостинцы своим крестникам грешневые караваи и желтые яйца. Девицы дарят друг друга лентами и меняются кольцами. Меновые венки хранят на память дружбы, перевязывая их лентами. 

В Чухломе сохранились особенные хороводы и игры. Там в троицком празднестве участвуют одни девицы. Дочь зажиточного отца приглашает на веселье своих подруг. Эта девица называется тогда большухою и управляет играми. Девицы, в сопровождении матушек и нянюшек, сбираются в назначенное место, на площадь, или на загородь, или на улицу, против дома большухи. Все девицы соединяются в кружок и поют песни троицкие. При пении первой песни в средине круга ходят две девицы, дочери почетных отцов, а по окончании песни раскланиваются и выходят из круга. После сего начинается новая песня и другие девицы вступают в круг. Часто случается, что между подругами затеваются ссоры и неудовольствия: будто песня для них была выбрана худая и оскорбительная, будто младшая вступила в круг прежде старшей. В ссоре девиц принимают участие и матушки. В старину из сего происходили многолетние ссоры между горожанами. Таких обид никогда не прощали. После сего хоровода начинается игра: красны сновать. Две девицы, схватясь рука с рукой, ходят взад и вперед углами, как снуют красны, при пении песен. Игры и песни продолжаются до вечера. 

В Малороссии известна Семицкая неделя с своими обрядами и верованиями. Там с утра приготовляют в виде снопа травы: зорю, калуфер, мяту, связывают их веревкою, а в средину ставят тройную свечу. С этими травами отправляются в церковь. Травы берегут для лечения болезней, а свеча сохраняется для умирающих. Завивание и развивание венков совершается одинаково с русскими. Там поют свои особенные троицкие песни. Верование малоруссов в русалок есть общее по всей Украине. В Новгороде-Северском есть предание, что криницы, девицы с русыми волосами, появляются на роднике Заручейская криница или на Ярославовом роднике, на рассвете зеленой недели, и расчесывают свои волосы. В троицкую ночь их мавки—русалки бегают по берегам рек и озер, поют песни, хлопают в ладоши, играют и мяукают как кошки. Там есть верованье в свадьбы русалок. 

Троицын день был сроком для приезда в Москву становиться на суд. В грамотах этот срок считался особенным правом, дарованным в виде царских и княжеских милостей. По большей части таким правом пользовались монастыри и подвластные им крестьяне. 

Троицкие и семицкие народные игры были строго преследованы еще в XVI столетии. В Стоглаве находим, что в троицкую субботу «сходятся мужи и жены на жальниках, и плачутся на могилах с великим кричанием, и егда станут играть на могилах скоморохи, гудцы и прегудницы, они же переставше от плача и начнут скакать, плясать и в ладоши бить, песни сатанинские петь». Все это доселе сохраняется в разных местах. Ни время, ни преследования не могли уничтожить народных обрядов. 

Память о Семике сохранилась в названии местностей. Так под Ярославлем называется слобода Семик, в Мосальском уезде есть село Семиково, в Устюжском уезде есть пустошь Семики, в Боровицком есть сельцо Семицы. Замечательнее всего, что в письменных памятниках слово семик встречается только с конца XVII столетия. Народная память долговечнее письменных памятников.

Всесвятская неделя  

В продолжение всесвятской недели отправляются разные народные обряды и увеселения. В одних местах мы видим похороны Костромы, гульбище Ярилы, в других развивание троицких венков, проводы весны и народные гулянья. В Спасске, Рязанской губернии, самое воскресенье этой недели известно под именем Русального заговенья.

Кострома

Народное празднование Костромы в селениях Пензенской и Симбирской губерний отправлялось в понедельник, а в Муромском уезде — в воскресенье. Местные обряды сего празднества имеют свои отличия. Замечательно, что в наших письменных памятниках не находим верования в Кострому. Страннее всего, что в городе Костроме это празднество совершенно неизвестно. 

В селениях Пензенской и Симбирской губерний сбираются девицы в простых платьях, в назначенное место. Здесь они выбирают из среды себя одну девицу и называют ее Костромой. Отделившись от всех подруг, Кострома стоит с потупленной головой. Другие девицы подходят к ней с поклонами, кладут ее на доску и с песнями относят на реку. На берегу пробуждают Кострому и поднимают за руки. После сего начинается купанье: здесь девицы купают друг дружку. Старшая из них сгибает из лубка лукошко и бьет в него, как в барабан. Девицы выходят из воды и отправляются домой. В новых, праздничных платьях выходят на улицу и доканчивают день в хороводах и играх. 

В Муромском уезде похороны Костромы справляли молодцы и девицы. Собравшись в назначенное место, они делали из соломы чучело. В одних местах убирали его в какое-нибудь платье, в других только перевязывали веревками. Чучело называли Костромой и становились все пред ней в почтительном виде. Старшие почетных родителей девицы и молодцы брали Кострому на руки и с песнями относили на берег озера или реки. Здесь все, сопровождавшие Кострому, разделялись на две стороны. Одна, охранявшая чучело, становилась в кружок, молодцы и девицы кланялись Костроме и производили перед ней разные телодвижения. Другая сторона нападала внезапно на первую для похищения ^Костромы. Обе стороны вступали в борьбу. Как скоро захватывали чучело, то тотчас срывали с него платье, перевязи, солому топтали ногами и бросали в воду со смехом. Первая сторона с отчаяния производила заунывный вой, другие закрывались руками, как бы оплакивая погибель Костромы. После сего обе стороны соединялись вместе и с веселыми песнями возвращались в селения. 

Неизвестный описатель сего обряда (Северн. Пчела 1842, № 267) полагает, что сей суеверный обряд сохранился от древности, с времен Владимира, когда русская земля была крещена, что муромцы погребением Костромы выражали Перуна, утопленного в Днепре, в насмешку киевским язычникам, и что похоронная песня Костромы оканчивалась припевом: «Выдыбай, боже». Догадка очень остроумная. Вообще все наши народные игры и обряды остаются часто без объяснения. Историческая критика обязана прежде всего отыскать верные и основательные указания и на основании их выводить свои заключения. Для объяснения муромского обряда нет пока верных указаний; но есть сравнение с чуждыми нам поверьями. В обряде Костромы видно более сходства с польскою Марзаною. Не здесь ли должно отыскивать происхождение муромского обряда? 

Во Владимире-на-Клязьме прежде отправлялось подобное народное празднество с пением песен и припевом: «О Ладо мое». Один из наших старинарей, вероятно получивший об этом известие из третьих рук, провозгласил, что «во Владимире-на-Клязьме бывает погребение Лады» в противоположность Костроме. Смеем уверить, что там никогда не бывало погребения Лады, как никогда не бывало божества Лады у язычников славяно-руссов. Затейливые наши старинари всячески стараются увеличивать нашу мифологию своими вымышленными мечтами. Отсюда происходят все выдумки, отсюда появилось и погребение Лады. Мало того, что смешивают без всякого основания мифологию с демонологиею, символику с простыми обычаями, они еще под видом ученых исследований прибегают к небывалым открытиям и наводят на наших предков позорную тень многобожия.

Ярило  

Народное игрище Ярилы совершалось в губерниях: Владимирской, Нижегородской, Тамбовской, Рязанской, Тверской, Воронежской и Костромской. Местные празднества различались обрядами и временем отправления. В одних местах это игрище сходствовало с погребением Костромы, в других имело свое олицетворение. В одних местах оно начиналось с пятницы Всесвятской недели, в других с воскресенья, в третьих с первого воскресенья после Петрова дня. Имя Ярилы сохранилось в названиях мест. Так в Костроме есть Ярилово поле, под Кинешмою была Ярилова роща, в Дорогобужском уезде есть село Ерилово, в Тихвинском и Валдайском уездах есть урочища Яриловичи. Во многих местах игрище Ярилы соединялось с ярмарками, где нововведения придавали как бы особенные отличия. 

Наши старинари, кажется по ошибке, придавали эти отличия Яриле, не различая старых обрядов от новых и посторонних прибавлений. Соображая все местные обряды, находим два главные олицетворения Ярилы, и они-то составляют основание сего игрища и отличают от всех посторонних прибавлений. Подивимся еще странности наших мифографов, умевших Ярило причислить к славяно-русским божествам. Посмотрите на мнение нашего народа, как он умеет резко отличать свои обряды. 

Преосвященный воронежский, Тихон, передавая нам понятие воронежских жителей, говорит: «Праздник сей, как я от здешних старых людей слышу, называют игрищем, которое издавна началось и год от году умножается, так что люди ожидают его как годового торжества». Если хотят причислять Ярило к божествам славяно-русским, то после этого можно обращать в такие же божества и масленицу, и святки. Костромское и Воронежское игрища разве можно принимать за мифические олицетворения Ярилы? 

Костромское игрище отправлялось в воскресенье Всесвятской недели. Народ собирался на площадь после обеда. Из среды его избирался старик; на него надевали старое, поношенное платье, клали на руки гроб с чучелою — Ярилою. После сего начиналось шествие из города в поле. Женщины в это время завываниями и причитываниями выражали скорбь и отчаяние; мужчины пели песни и плясали; дети бегали взад и вперед. В поле вырывали палками могилу и в гробе хоронили Ярилу с плачем и воем. Игрище оканчивалось плясками и играми. В этом обряде ко-стромитян находим очевидное сходство с муромским обрядом Костромы. Погребение Ярилы отправлялось прежде в Калязинском уезде по дороге к Троице Нерли, близ старой сосны. Здесь ныне только осталось одно народное гулянье. 

Воронежское игрище начиналось с пятницы Всесвятской недели и продолжалось в субботу и воскресенье. Игрище было на городской площади, за старыми московскими воротами. Сюда с раннего утра собирались горожане и окрестные поселяне. Мир избирал для сего игрища особенного человека. После провозглашения одевали его в разноцветный кафтан, украшали лентами, колокольчиками, на голову надевали раскрашенный бумажный колпак с ленточными кисточками; лицо сурмили красками; на руки привязывали позвонки. Избранный человек в таком наряде назывался Ярилою. Он ходил по площади, плясал и пел песни. Вокруг него толпился народ всех возрастов: одни пели, другие плясали, третьи бились на кулачки. В 1771 году преосвященный Тихон I уничтожил это игрище. Слово, произнесенное им для уничтожения сего обряда, увековечило память святителя. 

Близ Галича в селе Туровском, где поклонная гора, происходило почти одинаковое игрище с воронежским. Поселяне и горожане избирали из среды себя старика, поили его вином, одевали в разное платье, шутили и забавлялись над ним. Потом выводили его на луг, где становились все в круги. Молодцы и девицы, подходя к нему, кланялись в пояс. После сего начинались игры и хороводы. Гулянье оканчивалось проводами Ярилы до села или города. 

То же самое игрище происходило и в Кинешме. Народ сбирался в рощу, где протекает речка Кинешем-ка, и праздновал игрище Ярилы. 

В Нерехте игрище ярилинское называлось конюхов-скою и производилось при речке Солонице. В уезде остались только одни народные гульбища в селах: Кочуровом подле леса Рамишки, Никольском, Писцовом и Сотницком. 

В Саввином городке Чистопольского уезда ярилинское игрище производится ночью и состоит из игр и плясок. 

В селениях Рязанской и Тамбовской губерний яри-линские игрища производились по селам. Предания и рассказы подтверждают, что горожане сих губерний не участвовали в этом игрище. В игрищах всегда первенствовал избранный миром человек, как в Воронеже. 

В Нижегородской губернии ярилинское игрище начиналось 4 июля, вместе с ярмаркою. Поселяне для этого игрища продавали пряжу и на вырученные деньги покупали обновы и лакомства. 

В Твери ярилинское игрище начиналось в первое воскресенье после Петрова дня. Народ собирался вечером в Тресвятском саду, близ речки Лазури. Здесь плясали бяанжу, пляску в восемь пар, под балалайку или торбан. На бланжу ряпушницы (мещанки) отпускали своих дочерей поневеститься. Тверские святители, преосвященные Мефодий и Амвросий, уничтожили в Твери ярилинское игрище. Ныне только в Твери сохранилась одна пляска бланжа. 

Известные наши старинари, М. Н. Макаров и И. М. Снегирев, об ярилинских игрищах выводили свои заключения. Г. Макаров говорит: «Ярило, кажется, был древний праздник наших вакханалий, буйств, пьянства, великого разврата… Суздальский летописец в числе своих идолов его же называет Яруном» (Предания, к. I, стр. 45). И. М. Снегирев говорит: «Празднество это, соответствуя времени года, местности и духу народа, намекает на чествование языческого божества (?), имевшего у разных народов нашего севера значение то Ареса, то Ерата, или Приапа, смотря по свойству жителей и климата» (Русск. прост, праздн., ч. IV, стр. 61). 

Уважая вполне труды сих ученых мужей, мы находим свои основания не соглашаться с их выводами о ярилинском игрище. Принявши однажды и навсегда выводить заключения о народных обрядах только на основании исторических данных, уклоняемся и ныне от всяких предположительных заключений. Наши предания еще едва-едва начинают приходить в известность. Только основательные сведения, собранные из всех мест Русской земли, могут окончательно решить это дело.

Развивание венков  

Развивание венков на всесвятское заговенье совершалось в Калуге, Воронеже, Мценске; ныне этот обычай сохранился только в степных селениях. Молодые женщины, девицы и холостые ребята выходили на реку или на родник с своими венками. Здесь прежде разыгрывали хороводы с венками на голове, а потом бросали венки в воду. Молодежь бросалась в воду и доставала венки своих возлюбленных. Девицы и женщины за пойманный венок отдаривали своих защитников поцелуями. 

Молодец, после поцелуя, надевал венок на свою голову и назывался для женщины кумом, для девицы красным молодцем. В этих венках пели плясовые песни, а после с кумушками и девицами плясали. 

При доставании венков часто случалось, что молодцы, из ненависти к девицам или женщинам, топили венки или развивали. Такой поступок считался оскорблением для женщины и навлекал ссоры от родных. После плясок разменивались венками. Женщины тут же развивали свои венки, а девицы возвращались с ними в свои дома и хранили их до будущей радости, до свадьбы.

Проводы весны

Проводы весны сопровождаются разными обрядами и в разные дни. В Саратовской губернии для сего делали из соломы чучело, одевали его в сарафан и кокошник с ожерельем. Чучело носили по деревне с песнями, а после раздевали и бросали в воду. В старину в степных селениях Тульской губернии избирали мужика, надевали на его голову березовый венок, на кафтан нашивали ленты, в руки давали древесные ветви с полевыми цветами. Такой мужик назывался водок. Его угощали брагой и пирогами, провожали все по селениям с песнями и плясками. 

В селениях Симбирской и Костромской губерний поселяне наряжались в оборванные старые платья и представляли из себя хромых, увечных калек, слепых попрошаек. Девицы приготовляли соломенное чучело, а молодцы вывозили на улицу телеги без передних колес, связывали их одна с другою веревками в виде гуська и впрягали лошадей. Потом начинался поезд с одного конца селения до другого. На передней телеге помещалась старуха и держала на коленях чучело. После поезда разыгрывали хороводы. Вечером с песнями отправлялись к реке и бросали чучело в воду. 

Народные всесвятские гулянья состоят ныне в веселом провождении времени. Здесь нет ни обрядов, ни игр. В Туле гулянье бывает на Всесвятском кладбище, почти с самого утра. Москвичи выходят гулять на Ваганьковское кладбище и Всесвятскую рощу. В Ярославле гуляют на Бутырках, в слободе за рекою Коростью. Провожание Всесвятского заговенья.на могилах родителей сопровождалось прежде семейными угощениями. Родные сбирались к старшему в роде со своими приносами — пирогами, караваями и вином — и потом полным поездом отправлялись на кладбище. 

Чем поезд был многочисленнее, тем более было славы для стариков. Старики, как хозяева, расставляли на могилах приносы и угощали родных и знакомых. Остатки приноса раздавали нищей братии. При каждом угощении старики вспоминали о жизни покойников, рассказывали про их житье-бытье на земле и желали, чтобы все молодые жили так на земле, оставляя по себе почет и привет.

Дни

Понедельник

Понедельник первой недели великого поста называется у нашего народа чистым днем. В Туле в этот день с раннего утра начинались кулачные бои. В них участвовали все возрасты; но более всех сражались посадские с оружейниками. В Костроме бойцы разделялись на дебрян — жителей нижнего берега Волги и сулян — жителей около ручья Сулы. Бои бывали на Молочной горе, к Волге, где ныне перевоз. Этот обычай, говаривали старики, заведен для вытрясания блинов. Самое похмелье называется тогда: полосканьем ртов. 

С понедельника второй недели великого поста начинаются в городах поезды молодых женщин к своим матерям. Свекровь, отпуская свою невестку, наделяла ее каким-нибудь рукодельем, чтобы по-пустому не проводить время. В старину с этого дня начинали перенизывать жемчуг, убирать убрусники и кокошники, вышивать фаты шелками. На все такие работы приглашались старые, опытные женщины. 

В понедельник четвертой недели великого поста опытные старушки выхаживали вечером на реку, к прорубям, окунать свою пряжу в воду. От этого, по их приметам, пряжа получала необыкновенную белизну, крепость и прочность. С этого дня начинали варить поспу для холстов. 

В понедельник шестой недели великого поста бывали вечером приносы от тещи в дом зятя. Приносы состояли из убрусников, кокошников, фаты и жемчугу. Теща приглашала с собою самых близких родных. Вечером зять встречал тещу у ворот, а сваты на крыльце. Для смотра приносов свекровь приглашала также своих близких родных. Все приносы теща вручала свекрови и просила не погневаться на желанном добре. Свекровь передавала приносы невестке, с наказом: бить челом и кланяться матери за желанное добро. Невестка, по обычаю, должна была просить у свекрови позволение примерить наряды. В полном наряде невестка кланялась в ноги свекрови и матери. Все это делалось в особенной комнате, где не бывало мужчин, даже мужа. Потом, в своем наряде, невестка входила к свекру и испрашивала у него позволение носить желанное добро. Свекор обязан был дарить невестку. Семейным угощением оканчивалась беседа родных. 

В первый понедельник Петрова поста бывало в Москве гуляние в рощах, близ урочища Наливки, или Налейки, где, по указанию Стоглава, совершались бесовские потехи. 

В Спасске-Рязанском, в старину, в первый понедельник Петрова поста совершалось игрище: провожание русалок. Для сего игрища женщины снаряжали из соломы два чучела, в виде женщин. Вечером выходили женщины и девицы на улицу, разделялись на две половины и тихими хороводами приближались к концу улиц. Здесь распевались попеременно хороводные песни. Во время пения хороводница с чучелою плясала и своими кривляниями старалась приводить в смех игроков. После песен игроки сближались. Здесь открывалась война. Соломенное чучело, русалку, девицы принимали на свои руки, для защиты, а женщины, стоя кругом их, нападали на другой хоровод или защищались сами от нападения. Защитницы кидали друг в дружку песком, обливали водой, отмахивались соломой. Бойцы из улицы переселялись на поле, где оканчивалось побоище растерзанием чучел и разбрасыванием соломы по полю. В это время девицы причитывали похоронные завывания, а отчаянные, распустив косы, припадали к земле, как бы к могилам. Так оканчивалось игрище провожание русалок.

Вторник  

Со вторника первой недели великого поста старики замечали в селениях Тульской губернии появление звезд и по ним угадывали о погоде всего лета. Звезды яркие, небо безоблачное предвещали им лето сухое и грозное. Восток, сокрытый туманом и облаками, предвещал холодное лето. Снег и буря обещали дождливое лето. 

Во вторник на пятой неделе великого поста бывали в городах семейные угощения. Молодой зять сзывал женину родню к себе на вечер посмотреть на житье-бытье. Родные прихаживали с приносами для всей семьи. Теща дарила своими подарками свекровь, зятя, золовок, тесть дарил свекра, свою дочь и деверьев. После учтивых отговорок: к чему это и для чего? начиналось угощение. На проводах свекор и свекровь отдаривали своих сватов. Часто случалось, что родные, недовольные подарками, заводили ссоры, и все горе отзывалось на одной невестке. Умная теща прекращала такие ссоры новыми подарками уже на Святой неделе. 

Во вторник последней недели великого поста в селениях Тульской губернии сбирают из закромов семена льняные и конопляные вместе, толкут их в ступке и потом с водою приготовляют из них соченое молоко. Все это делается утром, до рассвета. Таким молоком на рассвете поят всех домашних животных, в предосторожность от будущих болезней. Здесь главное условие: мужчины не должны знать сего дела, а иначе оно будет без пользы. По замечаниям старушек известно, если животное не пьет соченого молока, то в нем нельзя ожидать никакого прока; оно бывает тогда уже или больным, или очарованным. 

Во вторник на третьей неделе после Пасхи сбираются поселяне на ржаные поля и по взошедшим озимым растениям замечают о будущем урожае. Сельские старушки, занимающиеся лечением болезней, сбирают тогда озимую рожь. По замечаниям их известно, что озимая рожь, собранная только в этот день, может лечить болезни; а от собранной в другие дни нельзя ожидать пользы. 

Во вторник на первой неделе Петровского поста поселяне степных селений сбираются на луга заповедывать всякий гад. Опытные знахарки объезжают часть луга на помелах, соображая свой поезд от запада на восток. В левой руке держат кнут и махают им по воздуху или ударяют по земле, приговаривая: «Заповедываю всякому гаду выходить во ино поле». По следам за ней идет старик и заметает метлой браздоводную черту. После сего кланяются на все четыре стороны и расходятся по домам, с полной уверенностью, что гады не будут больше жить на заповеданном луге. Все случившиеся неудачи, полагают, что происходят от напуска злых людей.

Среда

В среду на первой неделе великого поста поселяне Тульской губернии выходят к родникам или к речкам и прудам прислушиваться: не шумит ли вода? Не стонет ли она? Не слышно ли в ней человеческого голоса? Если вода шумит, как жернов на мельнице, то ожидают летом больших дождей с грозами. Если стонет вода, как ребенок или как старая баба, то это предвещает большие беды: пожар, смерть родного, землетрясение. Если замечают, что из воды отдается человеческий голос, то остаются с полною уверенностью, что лето будет благополучное. Больше всего поселяне боятся свиста: они думают, что их выживает нечистая сила из родимого места. 

В среду на пятой неделе великого поста в селениях Алексинского уезда Тульской губернии бывают сходбища по избам для проводов зимы. После работ выходят мужчины и женщины на улицу, берут по горсти снегу и бросают на юг. Молодые, неженатые молодцы вывозят сани, сажают в них девиц и женщин, с шумом и криком возят их по улицам. Женатые в это время бегают кругом саней и бросают в женщин и девиц снежными комками. Подъезжая к изгородью, женатые сменяют холостых и везут сани по той же улице. Тут холостые стараются опрокинуть сани с товаром. Женатые вступают в борьбу с ними и всячески стараются отбивать их нападения. В это время женщины выскакивают из саней. Порок и бесчестье падает на холостых, если женщины успеют выскочить прежде, нежели они успеют взвалить сани. Тогда женатые, женщины и девицы бросают в холостых снежными комками и отгоняют их прочь. Если победа остается на стороне холостых, тогда позор обращается уже на женатых. 

В среду на последней неделе великого поста в степных селениях обливают утром водою всех домашних животных в предосторожность от будущих болезней. Для сего сбирают по полям чистый снег, растапливают его в избе в горшках по числу животных. Потом солят воду старою четверговою солью. По замечаниям опытных людей известно, что после такой воды ни один знахарь не может чаровать домашних животных.

Четверг  

В четверг на первой неделе великого поста, по замечаниям поселян, начинают улетать зимние птицы, грачи и вороны. Расставаясь с своими гнездами, говорят старики, эти птицы кладут на деревах приметы, а в гнездах прячут деньги, которых будто простыми глазами нельзя видеть. Кто сумеет достать эти деньги, тот будет жить богачом. Охотников на такую добычу бывает очень мало, из опасения, будто с похитителями птицы поступают очень гневно: искореняют весь двор наносными болезнями, на полях и гумнах поедают хлеб. 

В четверг на последней неделе великого поста совершаются на Руси разные обряды. 

В деревне Сосновке Чистопольского уезда бывают в полночь сборы на речке Вахту. Ровно в полночь, после пения первых петухов, выходят девицы и молодцы на речку почерпнуть воды, пока ворон не обмакнул крыла. Почерпая воду, они поют песни и умывают лицо. По замечаниям сосновцев, будто в полночь с этого дня наступает весна и приносит с собою красную красоту и здоровье и что ворон, из зависти, спешит запастися здоровьем прежде людей. 

Поселяне Буйского уезда Костромской губернии выходят рано утром встречать весну. Буйские девицы выходят для сего к рекам. Если вскрылась вода, то они входят по пояс в реку, соединяются в кружок, держась рука за руку, поют: «Весна, весна красная, приди, весна, к нам с милостью, со тою милостью, с великою благостью». Если еще реки покрыты льдом, то они окружают проруби, умывают водой лицо, вертятся кругом и призывают весну. 

Солигалические девицы выходят на речки при восхождении солнца, погружаются трижды в воду, катаются по три раза по земле, на восточную и западную стороны; после по углам взлезают на избы, где поют песни и призывают весну. Все это делается для здоровья. 

Почти во всех местах на Руси пожилые старушки пережигают в этот день в печах соль. Такая пережженная соль, называемая четверговою, употребляется в домашнем лечении от многих болезней.

Наблюдательные старики и старушки уверяют, что в этот день ворон купает своих детей и отпускает их в отдел. Все это происходит в глухую полночь. Многие в старину, для счастья, прорубали на речках проруби для такого купанья. Ворон в благодарность будто охранял поля и дворы от хищных зверей и птиц. 

Из Стоглава узнаем, что наши предки «порану солому палили и кликали мертвых». Мне нигде не встречалось видеть исполнение такого обычая, и существует ли он где доселе — не знаю.

В четверг на Вознесенье бывают во многих городах народные гулянья. В Ярославле гуляют у Вознесенской церкви. В Туле сбираются с утра к Вознесенской церкви, а потом расходятся пировать на перепутье по родным и знакомым.

Пятница  

С именем пятницы соединяются на Руси воспоминания о разных днях, обрядах, празднествах и торжищах. 

В Буйском уезде на третьей неделе великого поста молодой зять справляет для тестя с тещей обжорную пятницу. Для сего пира варят кисель и угощают им званых гостей, с конопляным маслом.

Издавна принято разделение пятниц на временные и обетные. Во все десять недель после Пасхи бывают по пятницам ярмарки. Отсюда возникло новое название, и народ считает до ныне десять торговых пятниц (подробности о торгах смотри в Академич. извест. на 1781 год, ч. 7). Обетные пятницы образовались с незапамятных времен, когда наши простодушные предки, в страхе и отчаянии от падежа скота или неурожая, обещались не работать, а праздновать по пятницам. В уверение сего обета писались заповедные записи. Одна из таковых записей находится в собрании И. Н. Царского. В девятую пятницу в пяти верстах от Верхо-важья бывает народное игрище полукрест. Из девиц и молодцев составляются особенные два круга, в отдалении один от другого; потом кругами девицы сближаются с молодцами, в молчании, без всяких песен. По приближении круги разрываются, и девица с парнем начинают бегать взапуски; за ними все другие. Оставшиеся молодцы или девицы без подруги начинают разлучать пары. Если случится разорвать на бегу подруг, то преследователь получает подругу и пускается с ней бегать взапуски. О суеверных обрядах наших отцов в XVIII веке находим в Духовном Регламенте: «В Малой России, в полку стародубском, в пяток водят жонку простовласу, под именем пятницы, и водят в ходе церковном, и при церкви честь оной отдает народ с дары и с упованием некия пользы». Ныне сего обряда уже нигде не заметно. 

Берендеева пятница. Так в Звенигородском уезде называется ярмарка. Сюда сбираются для трехдневного празднества родные и знакомые. Когда за обедом начинают пить вино, то говорят: «Празднику честному злат венец, а хозяину доброе здоровье». В Переславль-Залесском уезде был город Берендеев, от которого ныне остались одни развалины. 

В старину перекрестки на дорогах назывались пятницами. Здесь были выстроены часовни на столбиках. Здесь невесты вымаливали себе женихов. Здесь бывали встречи и проводы родных.

В десятую пятницу бывает ярмарка в Туле. Сюда съезжаются поселяне из окрестных сел и деревень для продажи своих изделий. В Гончарской слободе приготовляют к этой ярмарке из глины разные куклы для детей. 

В десятую пятницу бывает крестный ход из города Курска в Коренную пустынь с чудотворным образом курские пресвятые Богородицы, установленный с 1618 года. 

В народе о пятнице сохранились поговорки: На неделе семь пятниц.—Добрые люди в пятницу не рядятся.— Считай работу по пятницам.

Суббота  

В субботу на первой неделе великого поста справляется народом тужилка по масленице. В этот день пекут блины с постным маслом. В старину справлялась тужилка во всем разгуле на ростовской ярмарке. 

В субботу на третьей неделе великого поста справляется в Кинешемском уезде обжорная суббота. Там в это время зять угощает тестя с тещей киселем с маслом. 

В субботу на пятой неделе великого поста бывают в степных селениях званые поминки. На эти поминки в старину сбиралась складчина со всего мира. Староста, распорядитель поминок, сзывал нищию братию и угощал их от всего села; нынешние поминки справляются особенно, в семействах.

Вербная суббота, известная во всей России по разным украшениям, приготовляемым из вербы и цветов, исстари справлялась в Москве с особенным гуляньем на Красной площади. В старину расставляли с утра ивы и вербы по берегу Неглинной речки. Сюда сбирался народ ломать вербу, покупать ветви с херувимами. Впоследствии торг вербами и цветами перенесен был с Неглинной на Красную площадь и в Вознесенский монастырь. После обеда начиналось катание в экипажах вокруг Кремля. Катание вокруг Кремля есть обычай новый, появившийся в первой половине XVIII столетия.

В вербную субботу совершался в 'Москве обряд шествия святителя на осляти. Подробности сего обряда, не принадлежащие к нашему изложению, описаны в Триодионе, изданном в 1666 году.

В субботу на последней неделе великого поста в селениях Тульской губернии заклинают мороз, как губителя овса, льна и конопли. (Смотри об этом в I томе Сказаний Р. Н. Кн. 2.) 

В субботу на четвертой неделе после Пасхи вятчане празднуют на берегу реки Вятки свистопляску, народный праздник в память убиенных в 1480 году. На горе Раздерихе, где построена часовня, ставят палатки с глиняными изделиями: лошадками, свистками, шариками и с лакомствами. Здесь после панихиды начинается гулянье взрослых и детей. Взрослые поют песни, играют на балалайках; дети же свистят в глиняные свистки, пляшут, а потом бросают друг в друга глиняными шариками. 

Дмитриевская суббота, учрежденная в память знаменитой Куликовской битвы 13Ьи года, справляется во всей России между 18 и 26 октября. К этому дню пекут во всей России блины, пироги, а в смоленских селениях тонкие, угловатые лепешки—резни. В старину варивали брагу, сзывали родных на канун, кисель с сытой и блины.

Воскресенье  

Ярмарки, торги, разные охоты, справляемые в воскресенье на первой неделе великого поста, получили названия сборных. По этим сборам и самое воскресенье называют сборным.

В Туле с этого воскресенья начинаются гусиные бои. Охотники вывозят своих гусей в назначенное место, в сопровождении любопытных зрителей. Бои давались: по условиям, за определенную цену, из зависти, уничтожить хвастовство соперника, по новости, показать добрым людям свою охоту. Бои оканчивались пирушками и ссорами. 

В десятое воскресенье тюменцы, жители Тобольской губернии, празднуют ключ за белым городищем. Веселье открывается сборищем знакомых и родных, а оканчивается песнями, плясками и борьбою.

В городе Осташкове по воскресеньям петровского поста бывает гулянье вечером по улицам. Все общество гуляк называется: беззаботною площадью. В Цывильске такие гулянья девиц называются холками.

 

Приложения к Народному Дневнику

Грамота царя Алексея Михайловича Шуйскому воеводе Змееву о Коляде, Усени и народных играх, 1649 год

От царя и великаго князя Алексея Михаиловича всея Русии въ Шую воеводЬ нашему Семену Ильичу Змееву.— Въ нынЬшнемъ въ 157 году, декабря въ 22 день, въ Галицую четь, къ диаку нашему къ Семену Софонову въ памяти изъ СтрЬлецкаго приказу, за приписью диака нашего Дмитрия Жеребилова, написано: въ нынЬшнемъ въ 157 году, декабря въ 19-й день, вЬдомо намъ учинилося, что на МосквЬ, напередъ сего въ Кремль и въ КитаЬ, и въ БЬломъ, и въ Земляномъ городахъ, и за городомъ, и по переулкамъ, и въ черныхъ и въ ямскихъ слободахъ по улицамъ и по переулкамъ, въ навечери Рождества Христова кликали многие люди Каледу и Усень, а въ навечери Богоявления Господня кликали плугу; да въ МосквЬ жЬ чинится безчинство: многие люди поютъ бЬсовския, сквернословныя пЬсни, и противъ воскресныхъ дней въ субботу ввечеру, и въ воскресные дни, и въ Господские и Богородичные праздники топятъ бани и платья моютъ; и многие жЬ люди бранятся межъ себя матерны и всякою неподобною лаею, и жены и дъвицы бранять позорными словесы.— Да на Рождество Христово и до Богоявленьева дни собираются на игрища сборища бЬсовския, да пьяныя же ходятъ на МосквЬ попы и иноки, и всякихъ чиновъ православныхъ христианъ и безчинною бранью бранятся, и дерутся, и бьются, кричать и вонять, и безъ памяти упиваются; и многие люди, ереси послъдующе, бороды бръютъ, и въ воскресные дни сидятъ въ харчев-няхъ и по улицамъ до обедни продаютъ всякой харчь; и въ воскресные жЬ дни и въ Господские праздники и въ Богородничные, и въ среду, и въ пятки, и посты игрецы бЬсовские — скоморохи съ домрами, и съ дудами, и съ медвЬди ходятъ, и дару Божию, хлЬбу, поругаются, всяко животно скотское, и звьрино и птичье пекутъ. И мы указали о томъ учинить на МосквЬ, и въ городъх, и въ уЬздахъ заказъ крепкой, чтобъ нынъ и впредь никакие люди по улицамъ и по переулкамъ, и на дворъхъ, въ навечери Рождества Христова и Богоявленья, Коледь и Плугъ и Усеней не кликали, и пЬсней бЬсовскихъ не пЬли, матерны и всякою неподобною лаею не бранилися, и въ воскресные дни и праздники, и противъ воскресныхъ дней въ субботу ввечеру банъ не топили, и въ воскресные жЬ дни и въ Господские праздники платья не мыли, и никакого безчинства, что сопротивно христианскому закону, ни отъ какихъ людей не было. И по нашему указу диаку нашему Семену Сафонову велЬно послати нашя грамоты въ городы, которые городы вЬдомы въ Галицкой чети, и велЬно въ тЬхъ городъхъ по улицамъ и по торж-камъ, и по крестцамъ, и по переулкамъ, прокликати бирючемъ по многие дни, чтобъ всякихъ чиновъ люди нынъ и впредь въ навечери Рождества Христова Коледы и Усении въ навечери Богоявления Господня Плуги не кликали, и бЬсовскихъ, сквернословныхъ пЬсней не пЬли, въ субботу ввечеру противъ воскресныхъ дней и въ праздники бань не топили, и въ воскресные жЬ дни и по Господскимъ праздникамъ платья не мыли, и пьяные бъ люди всякаго чину не ходили, и бородъ не брили, и на качеляхъ не качалися, и до обЬдни въ харчевняхъ не сидЬли, и по улицамъ не разносили, на игрища не сходились. А которые люди ныиъ и впредь учнутъ Коледу и Плуги, и Усени, и пъть скверныя пЬсни, или кто учнетъ кого бранить матерны и всякою лаею,— и тЬм людямъ за такия супротивныя христианскому закону за неистовства, быти отъ насъ въ великой опалЬ и въ жестокомъ наказаньъ. И велЬно тотъ нашъ указъ сказывать всякимъ людемъ всЬмъ вслухъ, и бирючемъ вел оно кликати по многие дни, чтобъ тотъ нашъ указъ всякихъ чиновъ людемъ былъ вЬдомъ, чтобъ нынъ и впредь такого неистовства не было. А которые люди учнутъ такия неистовства чинить и тЬх велЬно имать, и за тЬ ихъ вины наказанье имъ чинить по нашему указу. А какъ къ тебъ ся наша грамата придетъ, и ты бъ въ Шуъ по улицамъ и по торжкамъ, и по крестцамъ, и по переулкамъ, и въ Шуйскомъ уЬздъ велЬлъ кликати бирючемъ по многие дни, чтобъ всякихъ чиновъ люди нынъ и впредь въ навечери Рождества Христова Коледы и Усени и въ навечери Богоявления Господня Плуги не кликали, и бЬсовскихъ сквернословныхъ пъсенъ николи не пЬли, и въ субботу въ вечеръ противъ воскресныхъ и въ праздники бань не топили, и въ воскресные же дни и по Господскимъ праздникамъ платья не мыли и матерны не бранилися, и пьяные бъ люди всякаго чину не ходили и бородъ не брили, и на качеляхъ не качалися, и до обЬдни въ харчевнях не сидЬли, и по улицамъ не разносили, и на игрища не сходилися. А которые люди нынъ и впредь учнутъ кликать Коледы и Плуги и Усени, пЬсни скверныя пъти, или кто учнетъ кого бранити матерны и всякою лаею,— и тЬмъ людемъ, за такия супротивныя христианскому закону за неистовства, быть отъ насъ въ великой опалЬ и въ жестокомъ наказаньЬ; и велЬли бы еси тотъ нашъ указъ сказывать всякимъ людемъ всЬмъ вслухъ, и бирючемъ велЬли кликать по многие дни, чтобъ тотъ нашъ указъ всякихъ чи-новъ людемъ былъ вЬдомъ, чтобъ нынъ и впредь ни отъ кого такого неистовства не было, а которые люди учнутъ какия неистовства чинить, и тЬхъ велЬли бы еси имать и за тЬ ихъ вины наказанье имъ чинить по нашему указу.

Писанъ на МосквЬ лъта 7157, декабря в 24 день.

Взята из Москвитянина 1842 года, № 1, стр. 237.

У нашихъ предков в числе запрещенныхъ книгъ считалась: Книга Коледникъ. См. Иоаннъ Экзархъ Болгарский

Выписки из Стоглава

Глава 40, вопросъ 16. Въ мирскихъ свадьбахъ играют глумотворцы, и органники, и смЬхотворцы, и гусельники, и бЬсовския пЬсни поютъ. И как къ церкви вЬнчатися поЬдутъ, священникъ со крестомъ будетъ, а предъ ним со всЬми тЬми играми бЬсовскими рыщутъ, а священники имъ о томъ не возбраняютъ, и священникомъ о томъ достоитъ запрещати.— Вопросъ 17. Да въ нашемъ же православии тяжутся, и нЬцыи же не прямо и поклепавь, крестъ цЬлуютъ или образа святыхъ, и на поли бьются, и кровь проливаютъ, и въ тЬ поры волхвы и чародЬйники отъ бЬсовскихъ научений пособие имъ творятъ, кудесы быотъ, и въ Аристотелевы врата и въ Рафли смотрятъ, и по звЬздамъ и по планетамъ глядаютъ и смотрятъ дней и часовъ, и тЬми дьявольскими дЬйствы миръ прельщаютъ и отъ Бога отлучаютъ, и на тЬ чарования надЬяся поклепца и ябедникъ не мирится, и крестъ цЬлует и на поли бьются и, поклепавъ, отбиваютъ.— Вопросъ 19. Да по дальнымъ странамъ ходятъ скоморохи, совокупляяся ватагами многими по шестидесятъ, и по семидесятъ и до ста человЬкъ, и по деревнямъ у крестьянъ сильно Ьдять и пьютъ, и из клЬтей животы грабятъ, а по дорогамъ людей разбиваютъ.— Вопросъ 20. Да дЬти боярские и люди боярские и всякие бражники зернью играютъ и пропиваются, ни службы не служатъ, ни промышляютъ, и отъ нихъ всякое зло чинится: крадутъ и разбиваютъ и души губятъ и то бы зло искоренити.— Вопросъ 21. Да по погостамъ и по селамъ и в волостяхъ лживые пророки, мужики и жонки, и дЬвки и старый бабы, наги и босы, и волосы отростивъ, распустя, трясутся, и убиваются, а сказываютъ, что имъ является св. Пятница и св. Анастасия, и велятъ имъ заповЬдывати канунъ засвЬчивати; онъ же заповЬдываютъ христианомъ въ среду и въ пятницу ручнаго дЬла не дЬлати, и женамъ не пряти, и платия не мыти, и камения не разжигати, и иныя заповЬдываютъ богомерзкия дЬла творити, кромъ Божественнаго писания; то бы тЬмъ нагимъ и босымъ и лживымъ пророкомъ путь запретити, чтобы миръ не соблазняли.— Вопросъ 22. Злыя ереси, кто знаетъ ихъ и держатся: Рафли, Шестокрылъ, Вороно-гай, Остромий, Зодий, Алманахъ, ЗвЬздочетие, Аристотель, Аристотелевы врата, и иные составы и мудрости еретическия и коби бЬсовския, которыя прелести оть Бога отлучаютъ, и въ тЬ прелести въруючи, многихъ людей отъ Бога отлучаютъ и погубляютъ.— Вопрос 23. Въ Троицкую субботу по селамъ и по погостамъ сходятся мужи и жены на жальникахъ и плачутся по гробамъ съ великимъ кричаниемъ, и егда учнутъ скоморохи, и гудцы и прегудницы играти, они же, отъ плача преставше, начнуть скакати и плясати и въ ладони бити, и пЬсни сатанинския пЬти; на тЬхъ же жальникахъ обманщики и мошенники.— Вопросъ 24. Русалии о Иоаннъ днъ, в навечерии Рождества Христова, и Крещения сходятся мужи и жены и дъвицы на нощное плещевание, и на безчинный говоръ, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкия дЬла, и бываетъ отрокомъ осквернение и дЬвамъ растлЬние, и егда нощь мимо ходить, тогда отходять къ рЬцъ съ великимъ кричаниемъ, аки бЬснии, умываются водою; и егда начнуть заутреню звонити, тогда отходятъ въ домы своя, и падаютъ, аки мертвии, отъ великого хлохотания.— Вопросъ 25. А о ВелицЬ дни окличка, на Радоницю и Вьюнецъ и всякое въ нихъ бЬсование. И о томъ отвЬтъ. Чтобы о ВелицЬ дни оклички и на Радуницы не творили, и скверными рЬчьми не упрекалися, и о томъ священни-комъ дЬтемъ своимъ духовнымъ запрещати, чтобъ впредь таковая не творили.— Вопросъ 26. А въ великий четвертокъ порану солому палятъ и кличутъ мертвыхъ; нЬкоторые же невъгласи попы въ великий четвергъ соль подъ престолъ кладуть и до седьмаго четверга по ВелицЬ дни тако держать, и ту соль даютъ на врачевание людемъ и скотомъ.— Вопросъ 27. В первый понедЬльникъ Петрова поста въ рощи ходятъ и въ наливки бЬсовския потЬхи дЬяти. И о томъ отвЬтъ. Чтобы православные христиане въ понедЬльникъ Петрова поста въ рощи не ходили и въ наливкахъ бЬсовскихъ потЬхъ не творили, и отъ того бъ въ конецъ престали, понеже то все еллинское бЬсование, прелесть бЬсовская; и того ради православнымъ христианомъ не подобаеть таковое творити.

Глава 26. О училищахъ книжныхъ по всЬмъ градомъ. И мы о томъ по церковному совЬту соборнЬ уложили въ царствующемъ градЬ МосквЬ и по всЬмъ градомъ: тЬмъ же протопопомъ и старъйшимъ священникомъ и со всЬми священники и дьяконы, коемуждо во своемъ градЬ по благословении своего святителя избирати добрыхъ священниковъ и дьяконовъ и дьяковъ, женатыхъ и благочестивыхъ, имущихъ въ сердца страхъ Божий, могущихъ и иныхъ пользовати, и грамотЬ бы и чести и писати горазды были, и у тЬхъ священниковъ и дьяконовъ учинити въ домЬхъ училища, чтобъ священницы и дьяконы и всЬ православные христиане въ коеждо градЬ предавали имъ своихъ дътей на учение грамотЬ, и на учение книжнаго письма, церковнаго пЬния псалтырнаго и чтения налойнаго, и тЬ бы священники, дьяки, избранные учили своихъ учениковъ страху Божию и грамотЬ, и писати и пЬти и чести со всякимъ духовнымъ наказаниемъ, наипаче же всего учениковъ бы своихъ брегли и хранили во всякой чистотЬ, и блюли ихъ отъ всякаго растлЬния, наиначе отъ сквернаго содомскаго грЬха и рукоблудия и отъ всякия нечистоты, чтобъ имъ вашимъ брежениемъ и поучениемъ пришедъ въ возрасть достойнымъ быти священническому чину. Да учениковъ же бы естя своихъ во святыхъ Божиихъ церквахъ наказывали и поучали страху Божию и всякому благочинию, псалмопЬнию, и чтению, пЬти и канорхати по церковному чину, учили бы есть своихъ учениковъ грамотъ довольно, сколько сами умЬют, и силу бы сказывали по данному вамъ отъ Бога таланту, ничто же скрывающе, чтобы ученицы ваши книги учили всЬ, которыя соборная святая церковь приемлетъ, чтобы потомъ впредь могли не токмо себя, но и прочихъ поучати, и учити страху Божию о всЬхъ полезныхъ. Тако же бы учили своихъ учениковъ чести и пЬти и писати, сколько сами умъютъ, ничто же скрывающе, но отъ Бога мзды ожидающе, а здЬ отъ ихъ родителей дары и почести приемлюще по ихъ достоинству.

Глава 28. О книжныхъ писцахъ. Такожде, которые писцы по градомъ книги пишутъ, и вы бъ имъ велЬли писати съ добрыхъ переводовъ, да написавъ, правили, потомъ же бы продавали; а не правивъ бы, книгъ не продавали; а который писецъ написалъ книгу, продастъ не исправивъ и вы бы тЬмъ возбраняли съ великимъ запрещениемъ. А кто у него неисправленную книгу купить, и вы бы тому потому жЬ возбранили съ великимъ запрещениемъ, чтобы впредь тако не творили. А впредь, когда таковые обличены будутъ, продавецъ и купецъ, и вы у нихъ тЬ книги имали даромъ, без всякаго зазора, да исправивъ, отдали бы въ церковь, которыя будутъ церкви книгами скудны. Да видяще таковая вашимъ брежениемъ и прочие страхъ приимуть. И вы о всЬхъ тЬхъ, предреченныхъ церковныхъ чинЬхъ, и о честныхъ иконахъ, и о святыхъ книгахъ, о всемъ о томъ потщалися совершити и исправити, елика ваша сила, и за то отъ Господа Бога великую мзду восприимите, отъ благочестиваго государя хвалу и честь, отъ нашего смирения соборное благословение, а отъ всего народа благодарение и хваление за ваши священнические труды и подвиги. А аще сия съ благодарениемъ и хотениемъ сердечнымъ исправити потщитеся, то съ радостию ожидайте сугубые мзды отъ Бога царства небеснаго, по реченному Христову словеси: добрый мой рабе, благий и вЬрный о малъ ми бысть вЬренъ, надъ многими тя поставлю. Вниди въ радость Господа своего — и прочее. Сия убо до здЬ священству вашему написахомъ.

Глава 92. ОтвЬтъ о игрищахъ еллинскаго бЬсования. Еще мнози отъ неразумия простая чадь православныхъ христианъ во градЬхъ и въ селЬхъ творятъ еллинския бЬсования, различныя игры и плясание, противъ праздника Рождества Христова, великаго Иоанна Предтечи и въ нощи на самый праздникъ, весь день и до нощи, мужи, и жены, и дЬти, въ домЬхъ и по улицамъ обходять и по водамъ глумлы творятъ всякими плясаньями и игрании гусльми и иными многими виды, сирЬчь играми и скаредными образовании. Еще же и пьянствомъ подобие же сему творятъ во днъхъ и въ навечерии Рождества Христова, и въ навечерии Василия Великаго, и въ навечерии Богоявления. А индъ и инымъ образомъ таковая непотребная дЬла творятъ въ Троицкую субботу, и заговЬнь Петрова поста въ первый понедЬльникъ ходятъ по селомъ, и по погостомъ, и по рЬкамъ на игрища, тамъ же неподобная еллинская бЬсования творятъ, и тЬмъ Бога прогнЬвляютъ, въ невЬдЬнии согрЬшаютъ простая чадь, никъмъ же возбраняеми, ни обличаеми, ни запрещаеми, ни отъ священниковъ наказуеми, ни отъ судей устра-шаеми таковая творятъ неподобная дЬла, святыми отцы отреченная. Вмъсто же сего бъеования отнынъ и впредь подобаетъ православнымъ христианомъ за таковые святые и честные праздники по святымъ церквамъ Божиим на молитвЬ упражнятися и пЬниемъ Божественнымъ услаждатися, и святаго почитания Божественнаго со вниманием слушати, и на Божественныхъ литургияхъ со страхомъ стояти, и потомъ брашномъ и питиемъ въ до-мъхъ стоихъ учрежатися вкупЬ о БозЬ ликоствующе съ священническимъ чиномъ, и съ друга своими, и мало-мощнихъ питающе и веселящеся во славу Божию, а не въ пиянство, яко же и въ прочие Господские праздники. И того ради, по священным правиламъ и по заповЬди св. отецъ, отнынъ и впредь православнымъ христианомъ на таковая древняя еллинская бЬсования не исходите, ни по городомъ, ни по селомъ, ни по рЬкамъ, и о томъ благочестивому Царю по всЬмъ градомъ и по селомъ своя царская заповЬдь учинить, чтобъ православные христиане на таковое бЬснование еллинское впредь не исходили, чтобы то еллинское бЬснование отнынЬ, Божиею благодатию, и во твое христолюбивое царство попрано было до конца.

Глава 97. ОтвЬтъ о милостыни и о ругЬ по многимъ монастырямъ. А по нъкоторымъ монастырямъ, отецъ, твой, государев, князь великий Василий Ивановичъ всея Русии самодержецъ, давалъ милостиню въ приказъ, а не въ прокъ, и хлЬбъ, и соль, и деньги, и воскъ на свъчи, и медь на кутью и пшеницу на просвиры. И послъ того мати твоя, государыня великая княгиня Елена несполна въ приказъ же, а не въ прокъ давала не по вся годы: а пос-лъ твоея матери и великия княгини, до твоего царскаго возраста, многие монастыри грамати поймали по вся годы имать милостыню въ прокъ в ругу; а иные монастыри и церкви многая приходный вновь въ тЬ же времена граматы поймали ругу имать изъ казны; а у тЬхъ монастырей и села есть и иные доходы, а у приходныхъ церквей приходу есть улица, а у иныхъ села, и огороды, и сады, и пожни, и иныя пошлины, и лавки поземныя, да и твою царскую ругу устроили себъ же въ тЬ же времена изъ казны до твоего царскаго возраста. И о томъ тебъ, государю, благочестивому царю, велЬти обыскать известно: по кото-рымъ будеть монастырямъ, по большимъ и менылимъ, и по убогимъ мъстамъ твой приснопамятный государь, князь великий Василий Ивановичь всея Русии, давалъ въ прокъ милостыню, и тебъ бъ, государю, и нынъ по тЬмъ монастыремъ по тому жЬ давати милостыни въ прокъ; а по которымъ монастыремъ давалъ отецъ твой милостыню въ приказъ, а будутъ у тЬхъ монастырей села и доходы, и мочно имъ безъ тое руги прожити, и то государь въ твоей царской воль: дати или отложити? А которымъ будеть убогимъ монастырямъ, и святымъ церквамъ и убогимъ мъстамъ без твоея руги впредь прожити невозможно, а отецъ твой милостыню въ приказъ давалъ, а у тебя царя всъ граматы поймали многие, что имъти милостыни въ прокъ, и тебЬ, государю, благочестивому царю, и о томъ велЬти обыскати извъетно: которымъ будетъ убогимъ монастырямъ и церквамъ мочно безъ той руги прожити, и то, государь, въ твоей царской волЬ. А которымъ будетъ убогимъ монастырямъ и святымъ церквамъ безъ твоей руги прожити невозможно, и тебЬ бы, благочестивому царю, достойно и праведно таковыхъ пожаловати. Да и прочие монастыри и мъста, и св. церкви, неимущимъ ни откуду помощи устроити въ свое христолюбивое царство. А которые ружные попы и диаконы времянники въ нынЬшняя лъта причли къ соборомъ своихъ поповъ и диа-коновъ, да и руги имъ и милостыню изъ царския твоея казны устроили безъ твоего царскаго вЬдома, и тЬхъ всЬхъ поповъ и диаконовъ отставити и руги имъ царския не давати, и за столы ихъ не пущати, а жити имъ и молити Бога по старинЬ, у своихъ церквей.

Глава 99. ЛЬта 7059, сентября в 15. Говорилъ со царемъ и великимъ княземъ отецъ его, Макарий, митрополитъ всеа Русии: приговорилъ еси государь съ нами прежъ сего со своими богомольцы, со архиепископы и епископы, о слободахъ нашихъ митрополичьихъ, и архиепископлихъ и епископлихъ и о монастырскихъ, что слободамъ всЬмъ новымъ тянути съ городскими людьми во всякое тягло и съ судомъ, мы нынЬ тотъ приговоръ помним, что въ новыхъ слободахъ вЬдаетъ Богъ да ты, царь государь, опричь суда; а нынЬ намЬстники твои царевы государевы и властели возлЬ техъ новыхъ приходцовъ и старыхъ слобожанъ хотятъ судити, и въ томъ тЬмъ слобожаномъ нашимъ запустъти: а прежъ сего, государь, твои намЬстники и волостели нашихъ слобожанъ не суживали. И ты бЬ, государь, своимъ намЬстникомъ и волостелемъ и впредь нашихъ слобожанъ не велЬлъ судити. А нынЬ твой царский приговоръ съ нами, что въ тЬ новыя слободы вышли посацкие люди послъ отписи, и тЬх бы людей изъ новыхъ слободъ вывести въ городъ на посадъ. И о томъ вЬдаетъ Богъ да ты, государь, как тебЬ о нихъ Богъ извЬститъ. И впредь бы митрополитомъ, и архиепископомъ, и епископомъ, и монастыремъ держати свои слободы по старинЬ о судЬ и о всякихъ дЬлЬхъ по прежнимъ граматамъ; а новыхъ бы слободъ не ставити, и дворовъ многихъ въ старыхъ слободахъ не прибавливали, развЬ отъ отца дЬтемъ или отъ тестя зятю, или отъ брата брат выставливалися и своими дворы жити. А опричнымъ прихожимъ людемъ, градскимъ и сельскимъ, въ тЬхъ старыхъ слободахъ новыхъ дворовъ не ставити, а въ которыхъ слободахъ дворы опустъютъ, и въ тЬ дворы называти людей сельскихъ пашенныхъ и не пашенныхъ, по старинЬ, какъ прежъ сего было, а отказывати тЬхъ людей о сроцЬ ЮрьевЬ дни осеннем, по цареву же указу, по старинЬ же. А съ посаду впредь градскихъ людей въ слободы не называти и не приимати, разве казаковъ, нетяглыхъ людей, а изъ слободъ изъ митропольихъ, и архиепископлихъ, и епископлихъ, и изъ монастырскихъ, которые крестьяне хотятъ идти въ городъ на посадъ, или въ села жити, и тЬмъ людемъ идти вольно, о строцЬ же о ЮрьевЬ дни, отказомъ, по нашему царскому указу.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

09.01.2010