Кабобы

Саидов Голиб

Кавурдок

 

 

С кавурдоком неразрывно связаны дорога и путешествия. Вот и я позволю себе возвратиться в своё прошлое.

Страсть к путешествиям, вероятнее всего, мне передалась от отца. Он тоже, в душе был романтиком. Всякий раз, когда предстояли отпуск или очередная командировка, папа готовился основательно: заблаговременно доставал из-под кровати запылившийся старый чемодан с блестящими металлическими уголками; собирал необходимые в дорогу вещи; мама же, тем временем, готовила кавурдок – незаменимое в дороге блюдо.

Причём, воздушному транспорту папа предпочитал наземный – поезд. И вовсе не потому, что не доверял «Аэрофлоту». Просто, ехать в купе и смотреть на периодически меняющийся в окошке ландшафт, было гораздо приятнее, нежели слушать монотонное гудение турбин, от которых закладывало уши. К тому же, поездка на поезде всегда сулила массу всякого рода впечатлений: приключений, интересных встреч и необычных попутчиков, с которыми отцу, как журналисту, всегда было интересно общаться, пополняя свежим рабочим материалом свой неизменный дорожный дневник.

Помимо прочего, это позволяло ему видеть происходящие в стране перемены, фиксировать, сравнивать с прошлым и анализировать данные. Словом, с блокнотом и ручкой отец не расставался ни на минуту. Даже во время отпуска.

Иногда он брал меня с собой.

Впервые это произошло, когда мне едва исполнилось три или четыре года. Это была моя первая поездка в Ташкент. Я почти ничего не помню. За исключением отдельных эпизодов и смутных картинок, связанных с дорогой, а точнее – с поездом. Отцу же, она западёт на всю жизнь. Позже, когда я уже стану взрослым, он не раз со смехом будет вспоминать, как в его отсутствие я умудрился перепачкать неизвестно откуда взявшейся краской все огромные зеркала в вестибюле столичной гостиницы, и как ему потом с трудом удалось уладить конфликт с администрацией.

Затем была поездка в Таджикистан.

Когда мы подъезжали к столице, из динамиков полилась песня, отдельные строчки которой до сих пор, почему-то, сидят во мне:

«Пусть, где-то на Земле, редкой красоты есть города. Но, только Душанбе в сердце сохраню я навсегда…»

Детская память сохранила некоторые фрагменты той поездки.

Вот мы купаемся в бурной и стремительной реке Кофарнион. Я «мёртвой хваткой» обхватил шею отца. Мне ужасно страшно: ещё мгновение, и эти воды сейчас оторвут меня от родителя и унесут прочь, в бездну. А отец, как ни в чем, ни бывало, смеётся, словно никакой опасности не существует.

Потом, поездки к многочисленным родственникам: Оби-гарм, Файзобод, Дасти-шўр. Первая встреча с горами – величественные и гордые. От них веет независимостью и уверенностью в себе. Наверное, именно с того момента образ гор и такие понятия, как независимость и свобода, сольются в моём сознании в единое целое.

Вот меня пытаются усадить на лошадь. Я плачу, мне высоко и страшно: ещё немного, и я упаду и разобьюсь насмерть. Но все кругом, почему-то, только смеются.

Затем проводы. Среди провожающих запомнилось загорелое лицо бабушки-старушки, испещрённое многочисленными глубокими морщинами. Она с трудом сдерживает слезы и, глядя мне вослед, горестно причитает:

– Бар хокои поят бимурум…

Дословный перевод которого не в состоянии передать и сотой доли тех чувств, что исходят от этой бедной женщины, жалеющей меня.

Мы идём с отцом, взявшись за руки, по пыльной дороге. А вокруг нас горы, горы… Словно добрые великаны сопровождают нас.

Потом будет ещё немало поездок. И с отцом, и без него.

Москва, Ленинград, города Прибалтики, Белоруссия, Украина…

Вот и сейчас, когда мне перевалило за пятьдесят, любовь к путешествиям и к дороге во мне нисколько не угасла. Перед сном я люблю, лёжа в постели, разглядывать различные атласы и карты и, закрывая глаза, мысленно представлять себя в той или иной стране.

И каждый раз, когда мне случается ехать на поезде, передо мной неизменно возникает образ отца. Иногда я представляю его сидящим напротив и радостно улыбающимся. Мне так и хочется снова взять его за руки и теперь уже не отпускать более, никогда. Потому, что порой мне так не хватает его смеющихся глаз, его ободряющего голоса, его мягких и тёплых рук. Ведь, так удобно, оказывается, ухватившись за надёжные руки родителя и чувствуя себя в безопасности, продолжать это увлекательное путешествие. Путешествие, длинною в человеческую жизнь.

 

Культурная столица

Больше всего на свете папа любил свою работу, хороший юмор и путешествия. Иногда мне кажется, что последнее он любил более всего.

Одним из самых приятных путешествий, глубоко запавшим в душу отца, несомненно, является поездка в Ленинград, в начале 70-х годов прошлого века.

Тогда, в советскую эпоху, ещё можно было встретить людей старой, что называется, «питерской закваски», с которыми и связан сложившийся стереотип «колыбели революции», как культурной столицы России.

Казалось бы, совершенно банальная история, на первый взгляд. Но на отца она произвела неизгладимое впечатление.

Стоя, как-то раз, на остановке, в ожидании городского транспорта, папа, докурив сигарету, бросил окурок не в урну, а рядом, на асфальт.

И тут, прямо над своей головой, он вдруг услышал:

– Молодой человек, Вы нечаянно уронили сигарету.

Задрав голову кверху, отец увидел, как из распахнутого окна на уровне второго этажа, ему мило улыбается пожилая женщина.

– Простите – пробормотал, пристыженный родитель, и в ту же секунду, быстро подняв с земли окурок, опустил его в урну.

Позже, не раз возвращаясь к этой истории, он неизменно будет восхищаться тактичностью этой женщины, с образом которой и будет на всю оставшуюся жизнь ассоциироваться город на Неве:

– Нет, ну надо же: как красиво она меня…

 

Кавурдок

Я уже смирился с тем, что многие блюда азиатской кухни в переводе на русский язык изменены до неузнаваемости, а потому настоятельно прошу: давайте то немногое, что ещё осталось, называть так, как оно произносится в оригинале. Почему совершенно нормальное «кавурдок» следует обязательно «переводить» как «кавурдак»? Кстати, не от него ли идёт такое понятие, как «кавардак», от которого и до настоящего «бардака» недалеко? Вряд ли, поскольку я полагаю, что это слово является мотивированным и в узбекском языке связано с глаголом «жарить», «обжаривать» («ковурилган»). Одним словом, кавурдок – это, можно сказать, жаркое в чистом виде, другими словами – мясо, обжаренное в собственном жиру.

Kавурдок, достаточно распространённое блюдо в среде племён скотоводов-кочевников и степняков, издревле являясь чуть ли не основным продуктом. Поскольку отвечало всем основным требованиям, продиктованных самой жизнью: несложно в приготовлении, удобно в переноске, имеет длительный срок хранения, да к тому же, оставаясь отличным консервантом и базовым элементом для многих блюд (кабоб, шурпа и т. д.).

Однако, в современную эпоху, когда появились холодильники, морозильники и прочие устройства, позволяющие сохранять скоро портящие продукты, это блюдо потеряло свою актуальность, оставаясь пищей, вносящей разнообразие в домашнее меню.

Насколько я себя помню, кавурдок мы готовили, как правило, тогда, когда предстояла длительная командировка или какое-либо путешествие, связанное с отпуском и дальней дорогой. В некоторых восточных областях Узбекистана подобная практика существует, и по сей день.

К примеру, ферганцы, собираясь даже в короткую командировку, достаточно часто берут с собой в дорогу кавурдок или плов, приготовленный из баранины, плотно набив 3-литровую банку соответствующим блюдом. Во-первых, своя еда – «ближе к телу», а во-вторых – существенная экономия денег в наше непростое время. То же самое, можно сказать и про жителей других областей Узбекистана.

Ну, а теперь, полагаю, можно и возвратиться к нашему рецепту.

Из продуктов нам понадобятся только сама баранина и специи:

Баранина – 2 кг;

Специи (соль, перец чёрный молотый, зира).

Это единственное блюдо, не требующее никаких особых пояснений, поскольку, ничего, кроме обычной обжарки крупно-кускового мяса в казана, с последующим тушением и томлением в собственном жиру, пожалуй, не требует.

Мясо барашка разделывается и рубится на произвольные (но не очень крупные) куски. Баранье сало, именуемое курдюк, также нарезается небольшими кусочками и забрасывается в казан, прежде всего.

Буквально следом, минуты через две, можно забрасывать остальное мясо. Все жарится в собственном жиру, который в процессе жарки постепенно растапливается. Через некоторое время (10 – 12 минут), пламя можно убавить и содержимое казана тушится до готовности. Необходимо только периодически помешивать шумовкой мясо. Посолить и поперчить можно как вначале, так и в конце: существенной разницы нет.

Как правило, по окончании томления, блюду дают остыть, после чего раскладывают по банкам и ставят в прохладное место. В холодильнике оно может храниться месяцами, нисколько не теряя своих качеств.

В исключительных случаях, кавурдок представляет собою отдельное блюдо-угощение, как, например, на фото, представленном вверху. По желанию, дополнительно к мясу обжаривается молодой весенний картофель и украшается овощами и свежей зеленью.