30 ноября пленнице стало очень дурно; она часто бредила слабым голосом, и страдания сменялись забытьем, а после облегчения душевных пыток от потери сознания начинались снова пытка тела и пытка души.

Восставало в памяти прошлое, теперь только милое и дорогое… Являлось сознание едкое и гнетущее потерянного счастья и свободы… Представало призраком, пугающим и кровь леденящим, будущее, смутное или слишком ясное.

Сибирь! Каземат! Каторга! Казнь на плахе!.. Все! Только не свобода и не счастье…

На другой день, чувствуя приближение не суда, не казни, даже не мучений, а чего-то иного… великого и неведомого, пленница попросила священника.

Протоиерей Казанского собора, отец Петр, понимавший немного по-французски, был приведен тоже к присяге, как бы офицер или солдат, и тайно привезен в крепость.

Целый день 1 декабря пленница провела с ним. Говорить было нечего, но присутствие священника избавляло ее от солдат.

Вечером она, будто предчувствуя скорое освобождение из Алексеевского равелина, попросила взять ребенка.

Второй день опять с утра до сумерек священник провел в духоте каземата и усовещевал преступницу покаяться, назвать сообщников, хоть не всех, а только русских… Пленница грустно смотрела на своего духовного отца, но никого не назвала…

– Ну, что, отец Петр?! – спросил вечером секретарь Ушаков вышедшего от пленницы священника.

– Ничего не сказала! Совсем бесчувственная… Всячески старался!.. Что ж, неверие и бесстрашие иноверческое!! Завтра опять попытаюсь!

Наутро пытаться и пытать усердствующему отцу не пришлось… Узница была без памяти… Началась агония…

Через двое суток с лишком, 4 декабря, в семь часов вечера, в Варварин день, слабо, часто и неровно дышавшая женщина, стихла, стихла и замолчала навеки.

Прежняя красавица, кокетка, талантливая, блестящая, одаренная, будто предназначенная по воле природы на видную роль, но по воле слепой судьбы загубленная, скончалась мученицей не за преступление, а за легкомыслие…

Фельдмаршал Голицын, узнав о смерти узницы, вздохнул сочувственно, но и с чувством нравственного удовлетворения. И его замучили с этой пленницей… Князь немедленно приказал объявить всей свите самозванки, что она сама останется в заключении в России, а они освобождаются и будут отвезены до границы и выпущены на все четыре стороны…

Вместе с тем князь приказал ночью, без шуму, тайно, выкопать поглубже яму на площадке Алексеевского равелина и зарыть умершую…

Поздно ночью 7 декабря трое солдат вынесли из каземата труп и донесли до глубоко вырытой ямы… Опускать было нельзя, веревок не было.

– Что ж? Прости, Господи!.. Бросай, ребята!..

Труп из рук солдат со странным звуком упал на дно ямы, на мгновение нарушив ночную морозную тишину шуршанием и хряском…

Солдаты перекрестились суеверно…

– Вот тебе…

– Да-а…

– Виновница… Теперь шабаш. Конец!

– Да, теперь, вестимо… Ответ даст Господу Богу!..

– Он, Отец Небесный, все видит!.. И тоже простит, коли можно…