Отзвучали фанфары небывалого в истории разведки США успеха. «Звездопад» затронул всех, имевших отношение к супероперации с К-129. Не забыли и непосредственных исполнителей. Экипаж Эдварда Беста осыпали фейерверком наград, которые были многократно обмыты в местных ресторанах. В этих мероприятиях участвовал и их, ставший теперь знаменитым в военно-морских кругах, кэптен Бест. Впрочем, капитан, с медалью на мундире от самого Президента Соединенных Штатов, был неоднократно замечен и в других местах Бангора в окружении двух прелестных дам, прогуливавшихся с ним под ручку. Как и обещал, Бест регулярно прохаживался по набережной с молодой супругой и матерью, стараясь соединить несовместимое — свекровь и невестку.

Бангоровские подводники пытались выудить у Беста и его подчиненных причину такого всеобщего почета. Но в экипаже только разводили руками: мол, сходили в море, да и только. Кто-то, как и положено, «держал рот на замке», а кто-то ничего и не ведал о деталях этой спецоперации.

В экипаже осознавали, что это временное затишье и командование разведки на достигнутом успехе не остановится. Поэтому, многие подводники морально настраивались и готовились к новому походу. Каждый день на нижней площадке дока проводилось утреннее построение экипажа.

Здесь сразу было видно — замышляется очередное ноу-хау, а иначе, зачем так тщательно прятать «Гоуст» в армейские маскировочные сети? Под днищем подлодки день и ночь шли сварочные работы, о назначении которых знали только главные подводные начальники и «спецы». Само днище было также тщательно замаскировано, но в экипаже уже догадались — снизу готовят люк для выхода людей за борт. Догадка подтвердилась, как только в штате появились первые водолазы-глубоководники. «Гоуст» нашпиговывалась всё новыми и новыми причиндалами и к лету 1971 года работы завершились.

Параллельно с этим разрабатывался очередной план боевой эксплуатации «Гоуст». Шеф Беста Бредли, теперь воспринимался как «тот самый, который…, ну, вы знаете» и, несмотря на его прежнее воинское звание кэптена, умудрялся проникать в высшие эшелоны власти. Там он обкатывал свои умопомрачительные идеи. Так получилось и в это раз. Получив очередное «добро» своих военно-морских шефов, он добился встречи в Белом доме с… советником Президента США по национальной безопасности Генри Киссинджером.

Начало диалога не предвещало ничего хорошего, но именно поэтому оно и вошло в историю подводных операций США. Было сказано буквально следующее:

Киссинджер: «У вас есть десять минут. Начинайте.»

Бредли: «Уложиться в десять минут я не могу. Если это всё время, каким мы располагаем, то лучше вернуться к этому вопросу позже.»

Киссинджер: «Хорошо, хорошо. Начинайте, я сам вас остановлю».

Они проговорили больше часа. Учитывая сверхсекретность подобного рода диалогов, можно только догадываться, как всё происходило. Но, вероятно, это было так…

— Сэр, вы, конечно, наслышаны о проведенной нами подводной операции по обнаружению русской подводной лодки в 1700 милях к северо-западу от Гавайских островов на глубине более трехсот миль?

— Иначе бы мы с вами здесь не сидели, Бредли, — сказал Киссинджер с присущим ему немецким акцентом. — Я видел фотографии. Дальше.

— Сэр, мы технически подготовили «Гоуст» к ещё одной не менее заслуживающей вашего внимания операции.

— Но ведь вашу «Гоуст», если мне не изменяет память, спланировали на обеспечение подъема К-129?

— Да это так, сэр, — подтвердил Бредли. — Хотя я был против… Не против участия «Гоуст», нет. Я был против самого подъёма подлодки. Мне кажется, что лучше было бы разработать специальные глубоководные аппараты для проникновения внутрь корпуса русской подлодки. Ведь для нас что важно? Важно достать аппаратуру сверхбыстродействующих передач, кодовые таблицы, документацию. Но…

— Что но? — быстро уточнил Киссинджер.

— Вмешалось ЦРУ, и они решили поднимать её целиком.

— И правильно, — подтвердил главный советник Президента. — Надо достать всё разом. Для вас главное отдельные фрагменты. Для нас — создание новых технологий по подъёму утонувших в разное время крупных объектов. Это предполагает… Впрочем, Бредли, мы ведь не для этого здесь собрались. Что у Вас конкретно?

Киссинджер, в преддверии чего-то интригующего, поудобнее разместился в кресле, уложив обе ноги на журнальный столик. Бредли первоначально хотел довести до сведения высокопоставленного лица свои большие сомнения в целесообразности подъема подлодки, имевшей пробоину и стопроцентную разгерметизацию корпуса после удара о грунт. Теперь же, он окончательно убедился в бесперспективности своих доводов и не стал возобновлять дискуссию на эту тему, решив для себя: «Время рассудит кто прав, а кто нет.»

— Сэр! — с самым серьёзным видом произнес Бредли. — Речь идет о прослушивании подводных кабельных линий, по которым ведутся переговоры должностных лиц военного флота СССР.

— Так! — сходу заинтересовался Киссинджер. — И о чем, как вы думаете, они там говорят?

— Полагаю, сэр, о дислокации, составе воинских формирований и руководителях, вооружении и снабжении, планировании боевых походов субмарин к нашему побережью… Обо всём, сэр!

Киссинджер задумался, затем пристально взглянул на Бредли и неожиданно задал ему вопрос не по теме:

— А скажите Бредли, почему вы, имея допуск в высшие инстанции, до сих пор не имеете адмиральского звания? Вам было бы проще решать многие проблемы.

— Вам покажется странным, сэр, — скромно ответил Бредли. — Но мне некогда заниматься этим вопросом. Тем более, что некоторые назойливые генералы, пытавшиеся быть в курсе наших дел и получившие «от ворот — поворот», пообещали торпедировать любые предложения на этот счет. Главное для меня, не очередное воинское звание, а ваше мнение. Важно, чтобы вы, выслушав мои аргументы, поддержали новую идею. Она менее грандиозная, чем предыдущая, но очень необходимая для безопасности страны.

Киссинджер одобрительно взглянул на своего собеседника, отметив про себя: «Вот на таких парнях и держится американская нация».

— Хорошо Бредли, — подвел черту первого этапа переговоров Киссинджер. — Теперь коротко и понятно поясните мне технологию спецоперации.

Бредли подробно довел до сведения советника Президента все нюансы планировавшегося похода, честно сказав об опасностях, которые могут подстерегать экипаж «Гоуст». Камнем преткновения стало само место проведения операции. По замыслу Бредли, этим местом должно быть Охотское море — именно где-то здесь проложен подводный кабель, связывающий полуостров Камчатку с основным материком. Киссинджер возражал — ведь Охотское море является внутренним морем СССР. Экипаж может быть захвачен в плен. И что тогда?

— Тогда, сэр, — сурово ответил Бредли. — Экипаж взорвет себя. Это сделает капитан Бест.

— Нет, Бредли! — резко возразил Киссинджер. — Рисковать экипажем ради информации, какой бы ценной она не оказалась, я не соглашусь.

— Сэр! Служба подводников в принципе основана на риске. Вспомните «Трешер», «Скорпион». Они погибли в обычных условиях повседневной боевой подготовки. В нашем случае, всё по-другому. Мы тщательно подготовили операцию и маршруты движения «Гоуст». Обнаружить субмарину весьма сложно. К тому же, Бест один из лучших капитанов подводного флота. Он и его экипаж подбирался для работы, как мы говорим в разведке, «по лезвию бритвы». А информация, которую они добудут, поможет сохранить не одну жизнь. Если станут известны дислокация и планы развертывания, нам останется лишь отслеживать маршруты передвижений русских подлодок. Здесь, по сути, и агентурная работа. Ведь мы до сих пор не имеем проникновения в экипажи русских субмарин.

— Кроме Охотского моря, — уточнил Киссинджер, — есть другие варианты?

— Нет, сэр! — уверенно ответил Бредли. — Подводный кабель проложен именно там.

Киссинджер встал, прошелся по комнате, пристально взглянул Бредли в глаза и твердо сказал:

— Замысел смелый. Надеюсь, вы понимаете, что будет, если его реализация пойдет по худшему сценарию?

— Да, сэр!

— Несмотря на риск, ваша идея мне нравится. Я буду говорить о спецоперации в Охотском море с Президентом. Если он согласится, вы об этом узнаете. До подъема русской лодки есть ещё некоторое время. Думаю, «Гоуст» не должна стоять без дела.

Выходя из комнаты, Киссинджер произнес:

— Вы дипломатично промолчали про «Комитет сорока», который должен утверждать все разведывательные операции за пределами страны… Хорошо, я возьму эту проблему на себя.

Киссинджер распрощался с Бредли кивком головы и покинул помещение. Уже потом выяснилось, что многие подобные операции он утверждал самолично. Как было на этот раз до конца неизвестно, но вскоре в аппарат разведки ВМС США поступило долгожданное «добро». Бредли, для которого все эти спецоперации становились смыслом его жизни, как говорят в таких случаях, «ловил кайф». Последняя идея имела свою предысторию. Ещё в детстве, он, прогуливаясь по берегу знаменитой реки Миссисипи, обращал своё внимание на яркие надписи, красовавшиеся на специальных щитах: «Якоря не бросать!», «Подводный кабель!»… Он полагал, что и в России, где-то на берегу должны быть подобные надписи, которые и выведут разведчиков на подводный кабель.

Известие о новом походе первоначально в экипаже Беста было воспринято весьма положительно. Однако это продолжалось недолго — ровно до тех пор как стал известен район проведения спецоперации. Начались явления, не вписывающиеся в героический облик экипажа. Как бы высокопоставленные начальники не старались «запудрить мозги», замысел засекреченной операции стал просачиваться в стройные и монолитные ряды экипажа «Гоуст».

В ходе отходной пьянки, штурман, сделавший накануне прокладку курса из Бангора прямиком в один из проливов, отделяющих Тихий океан от Охотского моря, всё же «раскололся», достававшим его ещё с утра электрикам. Он шепнул им по большому секрету, что район очередного плавания «Гоуст» находится в закрытом для иностранцев внутреннем море СССР. Из чего сам собой следовал неутешительный вывод: в случае обнаружение подлодки противолодочными силами русских она может быть уничтожена. Вскоре эту пикантную подробность знали все, кто оказался в ресторане. Конечно, должен был взыграть патриотизм, но, «по пьяной лавочке», он так ни у кого и не проявился. Профессионализм? От части. Тот же штурман, смекнув, что болтнул лишнее и по черепку его утром уж точно никто не погладит, стал бить себя в грудь и обещать сомневающимся уклониться от любых вражеских пеленгов на обожаемую всеми «Гоуст». Очередное сообщение пьяного навигатора было воспринято не убедительно, и все разом заговорили о пресловутой «кнопке самоликвидации». Она уже была смонтирована и находилась в каюте капитана, откуда приводила в действие недавно уложенные в носу и корме заряды взрывчатки. Публика притихла, переваривая в умах новые реалии подводной жизни. Может быть, на этом все бы и закончилось, но в сигаретном тумане прозвучал чей-то логический вывод: «Нам подготовили не поход, а братскую могилу!» Этой фразы оказалось достаточно, чтобы дискуссия разгорелась с новой силой.

— С какой стати? — раздался хрипловатый голос изрядно поддавшего старшины команды электриков мичмана Хэмптона. — У нас что, война с «красными»? Не собираюсь я жертвовать ради… непонятно чего. Не знаю, как вы? А с меня хватит предыдущих походов. Ты как, Малер? — подливая порцию виски, он обратился к одному из героев знаменитой «масляной эпопеи». — Готов ли ты опять расстаться с жизнью?

— Черт его знает, — ответил раскрасневшийся от спиртного Джонни Малер.

— В аварийной ситуации… понятно. На то мы и подводники — сами себе судьбу выбрали. Но взорваться всем экипажем? Не знаю, не думал.

После известного случая в аварийном отсеке Малер и Гаррисон везде появлялись вместе. Поэтому Хэмптон обратился и ко второму камикадзе.

— А ты Гаррисон, после всего произошедшего с тобой, согласен, вместе со всеми оказаться в огненном аду? Вижу, что данная перспектива не по тебе. Когда ты на ощупь пробирался к рукояткам управления напорной и сливной магистрали, зная, что в любой момент и сам можешь стать масляным туманом, думал ли ты, что по милости наших, — Хэмптон растопырил пальцы обеих рук, — стра-те-гов…, мы все станем заложниками какой-то дурацкой кнопки? Отвечай, мой механический брат, боишься ты или нет?

— Что тут говорить? — вопросом на вопрос ответил Гарри-сон и добавил, как его нынешний напарник:

— Не знаю, не думал еще.

Не добившись должного ответа и от Гаррисона, Хэмптон встал из-за стола и пошатываясь прошелся между столиками, разливая из бутылки остатки спиртного всем, кто попался на его пути. Присев рядом с Канетти, он продолжил:

— Вот ты, Тони, — обратился он ко всеми уважаемому в экипаже старшине. — Зачем тебе чернокожему многодетному папаше лезть в это пекло? Ну, скажи мне откровенно, зачем? Молчишь? Конечно, ты друг самого капитана! Тебе не ловко. Но вот что я тебе скажу, Тони.

Хэмптон для большей убедительности встал на стул и гаркнул во весь голос:

— Никто нас больше не родит на этот свет, господа! Это я знаю точно! А, твоим малышам, Тони, нужен ты, а не эти блестящие бирюльки на груди и героические подвиги! Плевать на все награды, когда речь идет о собственной жизни. Тони…

Хэмптон потерял равновесие, но собутыльники, и прежде всего Тони, успели его подхватить. Перед тем как отключиться, он дружелюбно похлопал ладошкой по его чернокожей щеке и сказал:

— Ты даже здесь пытаешься кого-то спасти. Извини, дружище, но в этот поход ты пойдешь без меня.

Часть компании убыла передавать Хэмптона из рук в руки его супруге — благо, они жили недалеко от ресторана. Другая часть, состоявшая в основном из холостяков, под впечатлением от речи свалившегося со стула оратора, ещё долго донимала окружающих своими пьяными выходками и выкриками. Особенно буйствовал связист. Как и Хэмптон, он поддался паническим настроениям.

— Та пошли они все к Дюреру-Фюреру! — ни при каких обстоятельствах он не забывал про своего «лучшего» друга. — Хэмптон был прав, когда орал со стула…

— Мама! Мамочка! — театрально воскликнул Генри. — Ты никогда не узнаешь, где бросил свои кости твой любимый сынок… Мама! Роди меня обратно!

До военной полиции дело не дошло — в Бангоре привыкли к встречам и проводам подводников.

У Беста была налажена система сбора внутренней информации. К утру, он знал обо всём произошедшем в ресторане в подробных деталях. Бест никак не ожидал, что после ухода из этого заведения основного командного звена, там разразится пьяная разборка с разглашением тайных сведений, а пьяные выкрики отдельных личностей трансформируются в рапорта с просьбой о переводе на береговую службу или увольнение. Основной виновник, а это, как известно, был штурман, получил своё — он уже давал показания перед соответствующими органами флота о разглашении военной тайны. Пришлось приложить немало усилий, чтобы штурмана не заменили на другого офицера.

Бест понуро прохаживался по причалу, изредка поглядывая на дежурную команду, загружающую во все люки продукты питания и вещевое снабжение. В руках он держал два рапорта: один был от старшины команды электриков, другой — от связиста. Вскоре эту новость знал каждый, что не лучшим образом отразилось на морально-психологическом состоянии экипажа. Как Бест не уговаривал отщепенцев, пришлось искать им замену. Через некоторое время, экипаж без команды сверху построился, чтобы проводить своих бывших сослуживцев. Дюрер, по старой привычке, прокомментировал случившееся уже не раз звучавшей из его уст фразой:

— Крысы бегут с корабля!

Связист обернулся на эту реплику и хотел, опять же по старой привычке, что-то возразить своему «другу» механику, но улыбнулся и спокойно сказал:

— Несмотря на все твои пакости, Девис, я на тебя не сержусь и желаю удачи!

— Он впервые назвал его по имени! — раздалось из толпы. — Он даже не сказал Дюрер-Фюрер!

— Вот чёрт! — спохватился механик, как будто до него только сейчас дошло осознание того факта, что связист действительно покидает «Гоуст». -Похоже, я переборщил! Может, всё же вернешься, дружище Генри?

— Он сказал «дружище»! — опять раздалось из толпы.

— Я серьезно! — взмолился механик. — Клянусь реактором — больше ни одной крысы!

— Поздно, Девис! Надо было раньше.

— Слово офицера!

— Прощай, приятель!

— Жаль, Генри! Мне тебя будет не хватать!

— Я это знаю.

Теперь они стояли друг против друга и неожиданно для всех присутствующих обнялись. Строй подводников приветствовал этот жест примирения гулом одобрения. После того как строй распался, каждый посчитал своим долгом персонально попрощаться с бывшими сослуживцами. Их никто не осуждал — слишком много было пережито вместе в отсеках «Гоуст». Бест также подошел попрощаться с ними, сказав напоследок:

— Я объяснил командованию ваше решение семейными проблемами. Последствий не будет. Удачи!

— Сэр, вы парень что надо! — по-ковбойски ввернул Хэмптон, которому теперь и оставалось, что возродить своё прежнее ремесло фермера. В отличие от молодого по возрасту связиста, ему, прослужившему в подплаве больше двадцати лет, дозволялось уйти на пенсию по выслуге лет.

— Иди уже куда подальше, электрозамыкание моё, — сказал Дюрер вместо капитана, давая понять — ушел, значит ушел. И нечего здесь молоть языком.

Парочка ресторанных горлопанов удалилась. Старпом, по просьбе капитана, вновь построил экипаж.

— Господа! — начал он свою речь. — Я не приказал. Я попросил старпома построить вас, чтобы объясниться. Надо было сделать это раньше — может, не было бы потери двух наших подводников только что покинувших экипаж. Мне понятно ваше моральное состояние перед выходом в сложный океанский поход — оно не лучшее.

Бест, сутулясь, шел вдоль строя, заложив руки за спину и, как он делал всегда, всматривался в лица подводников.

— Скажу честно, — продолжил Бест, — предстоит опасная работа. Она рискованнее той, что мы уже делали с вами.

Он взглянул на интенданта, накануне выдавшего каждому нехилый аванс и затронул немаловажную для всех финансовую тему, отразив её в своей речи по-своему.

— Я даже не хочу обсуждать тему денежных выплат. Дело здесь не в премиальных, которые вы получали и ранее или получите за этот поход в двойном размере. К черту все деньги мира! Дело в другом! Я, как и вы, хочу вернуться домой. У меня прекрасная жена и замечательная мать. Они ждут меня также как и ваши близкие. Да, у меня в каюте есть то самое устройство, которое может отправить всех нас разом на тот свет! Но на то я и капитан Бест, чтобы уберечь всех нас от этого шага. Повторяю, я не фанатик и не камикадзе. Ваш капитан самый обыкновенный человек, который, как никогда раньше, хочет поскорее выполнить очередное задание правительства Соединенных Штатов и вернуться домой к своей любимой жене, которая… беременна.

— В-а-у! — пронеслось над строем — этого признания не ожидал никто, как, впрочем, и сам Бест, но в эмоциональном порыве слово было сказано.

Свою проникновенную речь Бест завершил серией возгласов:

— Мы сделаем нашу работу! Мы вернемся домой! Это говорю вам я — капитан Бест! Ваш капитан!

Все дружно зааплодировали, тем самым показывая, что полностью доверяют своему надежному в море капитану.

— Отлично сказано, сэр! — поддержал его старпом.

Другие выкрики из строя были в том же духе:

— Мы верим вам, сэр!

— Мы вернемся, сэр!

— Поздравляем, сэр!

— С нами Бог! Сэр!

Старпом уловил взгляд Беста, означающий: «Поорали и в железо!» и начал действовать. Он сложил ладони рупором и громко скомандовал:

— Всем вниз! Вниз, я сказал!

Толпа, беспрекословно, мигом устремилась в открытые люки субмарины. Когда все члены экипажа заняли свои боевые посты, Бест окинул взором пустой причал, поднялся в рубку и сверху прокричал что было сил, специально выделенной для проводов швартовой команде:

— Отдать концы!!!

Дальше, как обычно: «Гоуст», без лишнего шума и проводов с оркестром по случаю убытия в преисподнюю, отчалила от своего штатного причала, бесшумно прочухала через пролив Вуд и в назначенное время быстро погрузилась на три месяца в водную среду обитания. Наступили будни походной жизни…

Первая неделя перехода под водой, как обычно, прошла под знаком приятных береговых воспоминаний. В каждой каюте женатики выставили на всеобщее обозрение «свежие» семейные фотографии. Холостяки, в противовес женатикам, обновили вырезки из порно-журналов, наклеив их на переборки и на все свободные места в шкафчиках. В каюте Беста на рабочем столе также появились новые фотографии: одна, в позолоченной рамке, с изображением Эльзы; другая, в красивой деревянной рамке, с Элизабет. Дамы, подозревая, что их фотки займут достойное место в каюте Эдварда, посостязались между собой в фотогеничности. Эльза, подражая Мерлин Монро, вытянула вперед губки, как бы призывая Эдварда их поцеловать. Что он и сделал, в первые же сутки похода. Элизабет сфотографировалась в профиль, демонстрируя, несмотря на свои годы, полное отсутствие второго подбородка. Никто не хотел уступать первенства. Но, как бы этого не хотелось Элизабет, лидером становилась Эльза. И основание для этого возникло естественным путем — она была беременна. Когда это выяснилось, Бест от радости подпрыгнул под потолок. Он метался по комнате из угла в угол, не веря в свалившееся на него, накануне выхода в сложный океанский поход, счастье. Успокоившись, Бест нежно поцеловал Эльзу в животик, заверив, что в их семье всегда были сильные мужские гены и там конечно мальчик. Элизабет с удовлетворением восприняла новость, пообещав заботиться об Эльзе. Первым делом, она, как опытная мама, посоветовала отменить, планировавшуюся, и ставшую привычной, после каждого убытия Эдварда в дальний поход, недельную поездку в Австрию — перелеты могут повредить ребенку. Эльза «со скрипом», но всё же согласилась с этим мнением, и теперь обе дамы с нетерпением ждали одного — возвращения Беста домой.

Во время проводов на бугорке, стоя как обычно отдельно от семей экипажа, до них донеслась жуткая весть — будто экипаж идет на очень опасное задание и именно по этой причине нервы у некоторых не выдержали и они отказались идти в поход. Провожающие расстались не в лучшем расположении духа. В подавляющем большинстве все они были молоды и никто из них не хотел овдоветь. На этом не закончилось. Уже утром делегация из самых активных морячек, прихватив беременную Эльзу, которой, как жене капитана «Гоуст», полагалось выслушать их опасения и доложить командованию по сути вопроса, двинулась к пропускному пункту. Узнав, кто они, дежурный офицер доложил по команде начальству, после чего женщин проводили в береговой штаб спецопераций, где их дружелюбно приняли профессиональные разведчики, напоили чаем и, «навешав лапши на уши», успокоили и развезли по домам.

Тем временем на самой «Гоуст», по мере приближения к островам Курильской гряды, шли ежедневные учения по борьбе с взрывами и пожарами, отрабатывались упражнения по уклонению от торпед вероятного противника с имитацией постановки приборов помех, которые якобы уведут за собой эти самые торпеды. Эти отвороты-повороты так достали механика, что он не выдержал и обеспокоено заметил Бесту:

— Сэр, пока у нас не заклинило рули, может признаемся друг другу, что наша «Гоуст» так гремит в океане, что никакие имитаторы не заглушат её шумность.

— Ты хочешь сказать, что все-все торпеды наведутся именно на нас? — улыбнувшись, уточнил Бест.

— Это очевидно, сэр, — с серьезным видом ответил механик.

— А как же «режим — тишина»? — с сомнением в голосе произнес старпом.

— Не хотел вас расстраивать, сэр, но и это бесполезно.

— Дюрер! — встрял минер, который был одним из главных действующих лиц этих маневров. — Вечно ты всё испортишь.

— Не понял? — удивился мех.

— Мы и без тебя знаем, — продолжил свою мысль минер, — что на «Гоуст» наводится даже та торпеда, которую мы сами выстреливаем по противнику.

— Знаете и…, — до Дюрера только сейчас дошло, что все всё знают.

— Вот бы Генри позабавился над Дюрером-Фюрером, — гоготнул минер.

— Вот ты и будешь мне «крысоловом», — тут же констатировал механик, который уже не первый день выискивал очередную жертву.

— Только попробуй, — вмиг посерьёзнел худощавый минер.

— И что будет? — поинтересовался упитанный Дюрер.

— Попробуешь, узнаешь!

— Так, господа, — вмешался Бест, которому порядком поднадоели предыдущие разборки Дюрера со связистом. — Никаких крысиных приключений! Механик! Подать сигнал: «Отбой учебной тревоги!» Учения закончить!

Прозвучал сигнал, означавший окончание учений. Бест быстро произвел «разбор полетов», выставил очередную ходовую смену и собрал на совещание командный состав. Он пригласил и прикомандированных двух «морских котиков». Надо было всем вместе определиться в главном: где искать подводный кабель? В штурманской рубке разложили навигационные карты советского производства, заранее украденные с одного из гражданских пароходов. После непродолжительной, но жаркой дискуссии основных действующих лиц операции, старпом зачитал первое в этом походе боевое распоряжение капитана субмарины «Гоуст»:

«1. С прибытием в северо-восточную часть Охотского моря, произвести высадку боевых пловцов через торпедные аппараты на перископной глубине в предполагаемом районе установки береговых знаков о прокладке подводного кабеля.

2. Через двое суток принять на борт боевых пловцов.

3. Оценить результаты высадки боевых пловцов. Принять решение.

Подпись: капитан «Гоуст» кэптен Э.Бест.»

— О кей, господа! — удовлетворенно заметил Бест. — Остается самая малость — незаметно пробраться в Охотское море.

Им повезло. При подходе к проливу Буссоль, расположенному между островами Симушир и Уруп, они поднырнули под транспорт, следующий в попутном направлении. Теперь у Беста была полная уверенность, что их никто не обнаружит. Крупнотоннажный транспорт создавал своими винтами такой гул, что по уровню шумности забивал даже гремучую «Гоуст». В глубоководной Курильской котловине они разбежались: «Гоуст» направо, транспорт налево. Через трое суток подлодка прибыла в заданный район Охотского моря, находясь в наиболее предпочтительном для прокладки подводного кабеля районе — между городами Магадан и Усть-Хайрюзов. «Гоуст» подкралась как можно ближе к западному побережью Камчатки и всплыла под перископ. Бест лично проштудировал район поиска на русской карте, обратив внимание на места, где запрещалось ловить рыбу. Затем, он нарисовал на ней предполагаемое направление укладки кабеля и дал «добро» на высадку «морских котиков» через торпедный аппарат. Но Бест не был бы Бестом, если б лично не пообщался с теми, от кого теперь зависела первая стадия операции.

— Итак, господа, как старший на борту, я хотел бы узнать замысел ваших действий на территории не подконтрольной Президенту Соединенных Штатов?

Боевые пловцы имели официальные атрибуты, включавшие в себя название должности, воинского звания, фамилии и имени военнослужащего. Но, как это принято в военно-морском флоте, с момента появления в дружном экипаже «Гоуст», им дали кликухи — отныне они были Стэн и Стоун. Стэн — лаконичный и хмурый, всегда кивал головой и соглашался с первыми же, предложенными бредовыми идеями. Складывалось впечатление, что ему только скажи «фас!» и он раскромсает всё на свете.

Стоун, как раз и выдвигал эти самые идеи. Он был типичным «качком», с выпирающими сквозь одежду крупными бицепсами. Внешне, Стоун походил на славянина: белобрысый, голубоглазый, простоватый. Вместе, они смотрелись неплохо. С кем их сравнить?… Нет, это явно не Чип и Дейл.

— Замысел прост, капитан, — Стэн начал озвучивать заранее согласованную со Стоуном идею проникновения на чужую территорию. — Мы пробираемся в первую же хижину и захватываем…

— Кого же? — подыграл Бест, у которого появились некоторые сомнения в отношении этих профи с их вьетнамским прошлым.

— Большевичка! Воткнем ему иголки в ногти — мигом заговорит! Тут и думать нечего!

— Минутку, Джордж, — вклинился Стоун, вспомнив, что именно он является носителем плодотворных идей. — Капитан уточняет, мол, каковы мы в деле на территории противостоящего нам коммунистического государства. Тут надо вспомнить вьетнамский опыт. Смекнул? Что толку, что ты влезешь в одну хижину? Мы это уже проходили. Акция! Нужна карательная, устрашающая акция! Для этого, надо собрать жителей кантри на центральной площади, выявить старшего…

— Это всё, господа диверсанты? — спокойно перебил Бест очередного выступающего. — Будем считать сказанное шуткой.

Он посмотрел на их изумленные физиономии и продолжил:

— Как вижу, слово «замысел» вам не знакомо. Напоминаю, господа, что мы имеем дело не с Вьетнамом, не с Кубой, даже не с социалистической Германией, а с ядерным монстром под названием СССР. Любое опрометчивое деяние с вашей стороны и нам всем крышка. Я не просил вас в помощь, полагаясь на собственную интуицию и опыт. Но коль мне вас приписали, попрошу пунктуально выполнить мои инструкции: первое, не ввязываться ни в какие контакты с местным населением; второе, спрятаться в зарослях у береговой черты и двигаться строго на север; третье, искать визуальные знаки прокладки кабеля; четвертое, если не найдете кабель — не дергайтесь, мои водолазы всё равно его найдут на подступах к Магадану; пятое, если есть вопросы, я на них отвечу.

— Всё ясно, сэр, — слегка поникшим голосом ответил Стэн, впервые назвав Беста, как положено, «сэр». — Будем следовать вашей инструкции. Просим понять нас, сэр, мы со сдвигом, после Вьетнама…

Инструктаж завершился, и диверсанты убыли в носовой торпедный отсек. Там уже вытащили на стеллаж торпеду из торпедного аппарата и в него поочередно втиснулись боевые пловцы с надетым снаряжением аквалангистов и малогабаритным снарядом для быстрого движения под водой. Торпедный аппарат загерметизировали, заполнили водой, сделали давление в нем сопоставимым с забортным. После всех этих действий, минер дал команду на открытие передней крышки торпедного аппарата. Боевые пловцы выползли наружу и, подав условный знак, означавший, что у них всё в норме, пошли на задание. Присутствовавший в торпедном отсеке Бест едва не расстроился, посчитав, что обошелся с ними, настоящими героями, несколько высокомерно.

Не прошло и суток, как с берега поступил условный сигнал, означавший: «Задание выполнили, начинаем возвращение!» Субмарина «Гоуст», затаившись на перископной глубине, тихо под дизелями приблизилась к береговой черте. В темноте незаметно, выключив бортовые огни, она всплыла. Через некоторое время дежурный офицер заметил две тушки, быстро приближавшиеся к субмарине. Подали шторм-трап и «морские котики» лихо вскарабкались по нему, прихватив и нелегкий быстроходный подводный снаряд. Бест лично встречал Стэна и Стоуна.

— Ну, как вы, парни? — не по-уставному спросил он, как только они вошли в ограждение рубки.

— Отлично, сэр, — ответил Стоун. — Кабель левее створки навигационной вехи. Её и сейчас видно. Взгляните в бинокль, сэр. Два черных шара друг над другом. Там и надпись на берегу на русском языке: «Якорей не бросать!»

Стоун протянул свой специальный бинокль, в который ночью было видно как днем. Бест пошарил по горизонту и нашел что искал.

— Молодцы, парни! Вы уж извините, там на мостике…

— Всё нормально, сэр! — примиренчески ответил Стэн. — У них там такие красотки… Ух!

— Обыкновенные, не перекручивай, — поправил напарника Стоун. — Но есть, конечно, и супер. Сэр!

— Как вы умудрились их разглядеть? — ненароком спросил дежурный офицер.

— В бинокль, конечно! — заржал мускулистый Стоун.

— Обсудим это внизу, господа! — спохватился Бест. — Дежурный офицер! Погружение! Всем вниз!

«Гоуст» медленно погрузилась в противоположном от берега направлении. В дело вступили «спецы». Телекамера «рыбки» шарила по дну, выискивая в песке и иле признаки прокладки подводного кабеля. Как обычно, фотокамера шлёпала двадцать четыре кадра в секунду. Когда «рыбку» подняли и проявили пленку, на фотографиях отчетливо обозначился подводный кабель.

— И-е-с! — воскликнул Ричард-«Львиное сердце», первым заметивший очертания кабеля. — Сэр! — обратился он к своему морпеховскому начальнику во избежание его строевых воплей. — Вы сами доложите командиру или…

— Сам доложу, — спохватился Вуд, до которого не сразу дошел смысл произошедшего. — Что там у нас?

— Кабель, сэр, — произнес Ричард, умышленно делая неправильное ударение.

— Что за порода? Где пес? — сходу уточнил Вуд.

— На дне, сэр, — прокомментировал научный Гилберт.

Тут, наконец, до морпеха дошло.

— Ах ты прицел узкоглазый! — заревел Вуд под хохот окружающих. — Ах ты, научный уродец! Я те покажу кабе-е-е-ль! Ты сам будешь у меня кабе-е-е-лем!

— Сэр, надо доложиться! — напомнил бывший расист Джон.

Вуд тут же включил тумблер громкоговорящей связи с мостиком и произнёс:

— Мостик — спецпост! Докладывает руководитель спецподразделения Мэтью Вуд. Мы нашли его, сэр!

— Кого его? — запросил мостик голосом Дюрера.

— Мне капитана! — затребовал Вуд.

— Говори, Вуд! — раздался голос Беста. — Что нашли?

— Кабе-е-еля, сэр! — запинаясь от волнения, прокаркал Вуд и спохватившись поправился:

— Мы нашли ка-а-бель, сэр!

На громкой связи был слышен гогот спецов, словесно запутавших своего строевого шефа.

— Спецпост! — запросил Бест. — Что у вас происходит?

— Мы раду-е-е-мся, сэр! — раздался гогочущий ответ Ричарда-«Львиное сердце».

— Всем драить гальюн! — раздалось в динамике на весь мостик, и связь со спецами прервалась.

— Старпом, — спокойно сказал Бест, обрадованный этим сообщением, — сходи, разберись. А то он и вправду сделает интеллектуалов туалетными работниками.

На мостике так же было радостно, но не столько от бестолковости Вуда, сколько от осознания реальности очередной удачи, посетившей экипаж Беста. Сам же Бест, нарушив корабельные правила, отправился в спецпост следом за старпомом и вскоре, убедившись в правдивости поступившего от Вуда доклада, санкционировал постановку «Гоуст» на оба якоря и спуск на дно водолазов-глубоководников.

Работа закипела. Надышавшись суррогатом гелия и кислорода в декомпрессионной камере, водолазы погрузились на дно. Специальными шлангами, по которым подавался воздух высокого давления, они расчистили кабель и установили рядом с ним контейнер, «скачивающий» все радиопереговоры русских. Неделю они висели над кабелем. Переводчик из спецов, а это был, конечно, умный Гилберт, не успевал печатать сводки, вычленяя из добытого материала самую важную информацию. Они уже знали то, что не могла добыть даже агентурная разведка и если бы не разразившийся шторм, так и дальше парили бы над кабелем.

— Сэр! — прокричал старпом капитану. — Надо срочно поднимать водолазов — наверху заштормило, могут не выдержать якоря.

— Водолазов на борт! — теперь уже крикнул Бест, хотя в повышении голоса не было никакой надобности.

Впрочем, вопрос этот дискуссионный — кричать им каждый раз или не кричать. Может так они и вырабатывают свой командирский голос. К крикам все давно привыкли и оставалось только по степени резкости и громкости определять уровень ответственности или опасности ситуации, в которую в очередной раз попадала «Гоуст». Судя по этим параметрам крика, в данном случае ничего хорошего не ожидалось.

— Лодку вытягивает на поверхность, сэр! — проорал старшина Канетти. — Якоря не держат!

— Ты хочешь сказать старшина, что мы всплываем? — кинулся к приборам погружения-всплытия старпом.

— Так точно, сэр! — Тони моментально вспотел. — Лодка всплывает!

— Экстренно принять балласт! — проорал Бест. — Порциями по…

Бест жгуче взглянул на механика, и тот мгновенно проорал трюмным:

— Принимать балласт порциями по тридцать тонн. Доклады на мостик! Осмотреться в отсеках! Водолазы на связь!

— Сэр, — настороженно обратился механик к капитану, — здесь мелко и лодка не успеет задержаться на глубине. Мы можем раздавить водолазов.

— Твои предложения? — быстро спросил Бест.

— Я уже не предлагаю, сэр. Я командую!

Механик тут же проорал что было мочи в переговорное устройство, связывающее мостик с водолазами:

— Срочно уйти влево! Лодка не держит глубину! Повторяю! Срочно уйти подальше от лодки! Как поняли?

— Ухо-дим вл-е-во! — по слогам раздалось откуда-то снизу. — Ухо-дим вл-е-во!

— Поняли правильно! — проорал Дюрер и опять набросился на трюмных:

— Стоп принимать! Стоп!!!

Через пару-тройку минут лодка всё же задела дно. Удар был не сильным, но пришелся как раз на кабельную трассу и контейнер. «Гоуст» зависла в сорока футах от дна и теперь водолазы могли вернуться в подлодку. Переходной люк был также поврежден, и им пришлось изрядно попотеть, прежде чем попасть в свою декомпрессионную камеру.

— Пошло оно все к… такой-то матери! — были слова первого водолаза, как только он вылез из камеры в отсек. — Смотрю вверх и глазам не верю — якоря сорваны, а «Гоуст» болтается как…, вот именно!

— Хорошо, механик вовремя предупредил, — добавил второй водолаз. — А то б всмятку!

Для пущей убедительности, он хлопнул ладонью об ладонь.

Появился Дюрер. Приняв полагающиеся ему слова благодарности, он возбужденно сказал: — Я и сам было труханул — лодку стало болтать туда-сюда. Если б она всплыла, парни, вас бы выбросило наверх. Баротравма лёгких — это минимум, в такой ситуации.

— Да, сэр, мы были на грани! Я и нож достал, чтобы перерезать дыхательный шланг. Думал, сброшу балласт и поднимусь на поверхность свободным всплытием. Если б не выжил, хоть тело бы выловили, отправили семье. Не хоте-лось кормить собой крабов.

— Слава Богу, всё обошлось, — подвел итог дискуссии механик и они, похлопав друг друга по плечам, разошлись по своим отсекам.

— Как водолазы? — тревожно спросил Бест, едва механик появился на мостике.

— Натерпелись, сэр. Пошли отдыхать. Я послал доктора — пусть осмотрит, мало ли что.

— Верно, мех, — согласился Бест, согнувшись над оперативной картой района.

Последовал доклад дежурного офицера:

— Сэр! Начали маневрирование для выхода в глубоководный район.

— Есть! — гаркнул Бест. — Держать курс двести десять!

Посыпались обычные команды:

— Боцман! Курс два-один-ноль!

— Есть, сэр! Руль лево на борту на курс два-один-ноль!

— Лодка циркулирует нормально!

— Есть! На румбе?

— Сэр! На румбе два-один-ноль!

— Одерживай!

— Есть, сэр! На румбе два-один-ноль!

— Понял! На курсе двести десять! Так держать!

— Есть, сэр!

Также и по глубине хода. Вскоре подлодку перестало болтать, что было воспринято экипажем с большим удовлетворением. Собственно, в этом и состоят прелести подводной службы! Наверху шторм, тошнотворная качка, а внизу на глубине — полный штиль.

Бест отправился к «спецам», помешанным на старой идее — найти фрагменты русских боеголовок. Они достали его своими предложениями на этот счет, и он решил их выслушать.

— Сэр, — слово взял главный идеолог и мозг «спецов» Гилберт, он же «Планктон». — Не мне вам говорить, насколько важно найти боеголовки. Охотское море — это внутреннее море СССР. Здесь всегда что-то испытывали. Я просто уверен — мы что-нибудь найдем. Теперь у нас есть водолазы, которые могут работать на глубинах триста тридцать футов.

Они будут складывать в прикрепленную снизу гондолу все, что обнаружит «рыбка».

— Если гондолу не расколотило во время удара об грунт, — поправил Гилберта Вуд — он желал напомнить Бесту о своем присутствии и соучастии в докладе «Планктона».

— Надеюсь, этого не произошло, — настороженно изрек Бест в свойственной ему манере быстро реагировать на поступающую информацию.

Немного подумав, он сказал:

— Основное задание мы с вами выполнили. Информации собрано на год вперед. Можно идти домой и бить в барабаны. Успех очевиден. Но все мы помним наш старый должок перед центром. Бредли намекал мне об этом варианте поисковых действий, если будет такая возможность. Такая возможность есть. Мы обследуем полигон боевых стрельб, что в двадцати милях отсюда, и будем искать фрагменты крылатых ракет, предназначенных для поражения наших авианосцев. Готовьте «рыбку» господа!

— Мы в постоянной боевой готовности, сэр! — радостно саданул морпех, прямо над ухом Беста.

— Я в курсе, Вуд! — тихо произнес капитан субмарины, напоминая ему, что здесь нет необходимости орать.

Морпех все больше утомлял своей прямолинейностью. Но капитан не стал в очередной раз поучать этого «солдафона», как ему себя вести. Во-первых, это бесполезно. Во-вторых, что не говори, а при его кураторстве над «спецами», достигнуты превосходные результаты.

— Через пару часов, — спокойно сказал Бест Вуду, — совместно с водолазами, представите мне на мостик план спецоперации. Не командуйте!

— Да, сэр! — шепотом произнес Вуд, вслед выходящему из поста Бесту.

«Добро» на проведение поиска боеголовок и фрагментов крылатых ракет, после совместного совещания, сразу же было оформлено старпомом в боевое решение капитана и «Гоуст» приступила к работе. В этом походе им невероятно везло — дно было усеяно фрагментами ракет и водолазы, не останавливаясь ни на минуту, битком заполнили ими всю гондолу. Чего там только не было: фрагменты корпусов ракет, хвостовые стабилизаторы, складывающиеся консоли крыльев, турбореактивный двигатель, радиовысотомеры. Бест внимательно смотрел на телеэкран, в котором транслировалось изображение поверхности дна, и только успевал выдавать команды водолазам:

— Это бери!

— Это не надо, уже есть! Оставь, тебе говорят!

— Теперь справа! Все, что с проводами, грузи в первую очередь!

— Не вижу инфракрасной ГСН. Всё то, да не то…

Самого главного, к сожалению, не было — инфракрасной ГСН — головки самонаведения, которая наводила крылатую ракету на авианосец. Русские вундеркинды были на высоте — никакие помехи на неё не действовали. Получалось, что средств противодействия, не имея реальной ГСН, американцы не изобретут. Тем не менее, успех этой поисковой операции был значителен. Из того, что они насобирали на дне Охотского моря, можно было вполне слепить русскую ракету в оригинале.

Бест уже предвосхищал свое повторное появление в Белом доме, длительное рукопожатие Президента, вручение очередной награды под бурные продолжительные аплодисменты. Все верно, так должно быть — ведь задание Родины выполнено на двести процентов! Следовательно, господин капитан, возьми, да этак тихонечко уйди в тот самый Тихий океан и мчись домой к своей Эльзе на крыльях любви!

Так должно было быть, но не произошло. Почему? Объяснение этому явлению простое: не могут некоторые господа-товарищи военные вовремя остановиться. Азарт их, что ли одолевает или мания величия? В России в таких случаях говорят так: «Жадность фраера сгубила!» Но теперь уж ничего не поделаешь — поперлись американские разведчики вновь к подводному кабелю, чтобы прилипнуть к нему в очередной раз.

Начало было неплохое. Быстро нашли кабель. Водолазы поставили контейнер. Бест ювелирно уложил «Гоуст» на дно рядом с кабелем и под аплодисменты мостика, сопоставимые им с репетицией предстоящих аплодисментов в Белом доме, направился к «спецам», чтобы присутствовать на начальной стадии «прослушки». Ещё в коридоре, Бест услышал гогот и поспешил на пост. Он жестом дал понять Вуду, чтобы тот не командовал «Смирно!» и вместе со всеми присутствующими стал свидетелем синхронного перевода переговоров двух молодых особ противоположного пола. Гилберт переводил со всеми причитающимися интонациями и охами-вздохами.

— Она ему: «Нам было так хо-ро-шо, когда ты, хрюшечка, прилетал ко мне в Москву из Рыбачьего, вернувшись из морского по-хо-да», — растягивал слова Гилберт.

Затем он прислушивался и снова переводил:

— Он ей… Ну, понятно, она ему нравится… Даже хочет на ней жениться… Она спрашивает на счет какого-то старшего лейтенанта Крылова. А, понятно! Это муж ее подруги, работающей в главном штабе военно-морского флота в Москве. Убыл на судостроительный завод в Комсомольске на Амуре…

Амур — это река в Приморье… Ух, ты! Убыл в состав экипажа новой атомной подводной лодки с крылатыми ракетами… Не понял… Ба!!! Да, он, господа, просто хрюкает! Причем, на весь эфир! Вот свинка, нашел когда хрюкать. Свин, признавайся, когда твоя субмарина К-68 снова выходит в море?

Тут же, с разных сторон поста все захрюкали, перехрюкивая друг друга. А что делать — таковы люди науки. Вуд мгновенно взглянул на Беста и оценив ситуацию как неблагоприятную, рявкнул на весь пост:

— Отставить!!! Отставить: «хрю»!

— Вуд! — спокойно сказал Бест. — Ну, их! Пусть хрюкают. Но информация между прочим интересная. Они еще не строили на Дальнем Востоке атомоходы с крылатыми ракетами. Тщательно все записывайте. Не надо командовать! Я пойду вздремнуть в свою каюту. Если будет что интересного — позовешь!

Обычно, Бест моментально отключался и тут же, в его воображении, появлялась любимая супруга Эльза. В этот раз, она стояла на берегу, протягивая к нему свои нежные ручки. Он в этом сне оказался за штурвалом какой-то яхты. Ему оставалось преодолеть совсем небольшое расстояние, чтобы приблизиться к берегу. Но яхта, по неведомой причине, отдалялась всё дальше и дальше от берега и его любимой Эльзы. Бест кричал ей вслед: «Сейчас, дорогая! Здесь сильное течение, но я справлюсь! Вот увидишь! Я справлюсь!»

«Я люблю тебя, Эдвард! — кричала Эльза. — Мой милый капитан, я жду тебя! Иди же ко мне!»…

«Иду!!!.. — отчаянно кричал Бест, не понимая, почему вопреки всем усилиям, яхту уносит в океан».

— Сэр! Сэр! — рассыльный матрос теребил Беста за рукав. — Вас ждут на мостике, сэр! Вставайте! У нас неприятности, сэр!

— Ждут кого? — спросонья не понял Бест. — Эльзу?

— Сэр, вас ждут на мостике! У нас проблемы, сэр!

Как это бывало и раньше, происходило мгновенное прозрение и рука Беста автоматически тянулась к тумблеру громкоговорящей связи с главным командным пунктом.

— Мостик! В чём дело?

— Сэр! — отвечал, как полагается, старпом. — Реактор не выходит на мощность!

— Что механик?

— Я здесь, сэр! Докладываю! Кроме того, что «Гоуст» сама по себе застряла в песке, клапана водозабора также забиты песком. Вода не поступает во второй контур реактора. Я начал ревизию турбин, генераторов… Везде песок, сэр!

— Понял, бегу на мостик!

Подчиненные молча вытягивались вдоль коридоров, пропуская капитана. На их лицах застыл страх. Сбывались предчувствия электрика и связиста. Некоторых, поверивших в эту версию, пришлось нашпиговать успокоительными лекарствами.

— Что делаем? — прокричал Бест, как только он появился на мостике. — Какие есть предложения?

— Главное, сэр, оторваться от дна! — уверенно сказал Дюрер. — Мощности реактора для этого хватит. Мои «бубуины» уже очищают механизмы от песка, мелких рачков, ракушек. Как только оторвемся, пойдет нормальная забортная вода — всё нормализуется. Не на сто процентов, конечно, но… Других вариантов нет, сэр. Если остановим парогенератор — он больше не включится. Также и по реактору — ничего останавливать нельзя. Да вы это и без меня знаете, как бывший главный ядерщик. Сэр!

— Да, Дэвис, мне понятно. Какие ещё есть мнения? — Бест решил выслушать всех желающих высказаться.

— У нас винты конструктивно находятся над песчаной поверхностью дна, сэр, — заметил старпом. — В этом, в данной ситуации, наше преимущество.

Поэтому, они не зароются в песок, и им не повредит наша попытка оторваться от дна с одновременной дачей хода.

— Хорошая мысль, кто ещё?

— Позвольте, сэр? — вклинился один из дежурных трюмных.

Бест взглянул на Дюрера, как бы запрашивая его компетентность. Тот молча кивнул головой, и все услышали мнение трюмного старшины:

— При экстренной продувке балласта, сэр, учитывая глубину моря в этом месте, мы не удержим «Гоуст». Она неизбежно вылетит на поверхность. Что не желательно…

— Это точно! — вклинился старпом. — Нам категорически нельзя всплывать в надводное положение! Любой случайный свидетель и всё — жди глубинные бомбы!

— Из этого следует, господа, — решительно сказал Бест, — что мы будем продуваться порциями.

Бест, по привычке, заломив руки за спину, прошелся туда-сюда по мостику. В его голове созрел план. Он уже собрался скомандовать, как раздался голос Каннети:

— Якоря, сэр…

— Точно, Тони, — спохватился Бест. — Нас держат якоря. Так, так…

— Придется, сэр, — прозвучало предложение старпома, — якоря оставить здесь. Иначе они не дадут нам оторваться от дна.

— Это не лучший вариант, но другого нет. Попробуем действовать поэтапно! — решил Бест. — Дать слабину якорям!

Его первая команда была моментально исполнена. Якорь-цепи словно подводные змеи выползли из клюзов и расположились вдоль бортов.

— Продуть главный балласт порциями по пятьдесят тонн! Дюрер! Улови момент, и дай турбине малый вперед!

— Есть, сэр! — рявкнул мех и напрягся, чтобы вовремя дать ход.

«Гоуст» попыталась одновременно подвсплыть и сдвинуться с места. Вибрация корпуса была настолько сильна, что со столов на мостике стали съезжать документы, падая на палубу.

— Турбина средний вперед! — напряженно прокричал Бест, как бы помогая «Гоуст» усилием своего голоса.

— Есть, сэр! — гаркнул мех, и с силой двинул вперед рукоять машинного телеграфа. — Турбина работает на средний ход!

Подлодка не сдвинулась с места.

— Всё! Нам конец! — эхом прозвучало где-то по громкоговорящей связи и всем стало не по себе.

Бест поочередно глянул на мокрых от пота старпома и механика, ожидая от них комментариев произошедшего. Старпом вгляделся в лица подводников и твердо сказал капитану, а в его лице и всем остальным:

— Сэр! Надо сбросить якоря! Это — первое! Второе — нам не следует так расходовать воздух высокого давления! Необходимо одним рывком продуть весь имеемый на борту балласт! Теперь уже, нам наплевать на то, что мы вылетим на поверхность. Других вариантов нет, сэр!

— Он прав, сэр! — поддержал идею старпома Дюрер. — Мы напрасно потратили воздух! Выход один — продуть всё сразу, предварительно сбросив якоря. Всё это сделать с одновременной дачей хода.

— Согласен! — после некоторого раздумья сказал Бест и что-то шепнул старпому. Тот выбежал с мостика и вскоре вернулся. Все заметили, что его карманы чем-то набиты. Старпом, не стесняясь взглядов подводников, тут же вынул из карманов три пистолета и дал один из них капитану, другой механику. Затем Бест взял в руку микрофон боевой радиотрансляции и сказал:

— Внимание! Говорит капитан! У нас возникла чрезвычайная ситуация! Подводная лодка застряла в грунте. Есть только один шанс спастись — продуть весь балласт с дачей переднего хода, предварительно сбросив якоря. От каждого зависит всё! Либо мы всплываем, либо… Никакой паники! Паникеры будут расстреляны на месте! Мы прорвемся! Готовность номер один!

Бест еще раз окинул взглядом всех присутствующих на главном командном пункте, задержав взгляд на старшине Канетти.

— Тони! — не по-уставному скомандовал Бест. — Сбро… Отставить!

Все удивленно взглянули на Беста, в голове которого в этот миг родилась новая идея. Канетти покрылся потом, будучи готовым исполнить предыдущий замысел капитана. Он ждал команду сбросить якоря, но услышал, как и все остальные на мостике, совсем другое:

— Якоря сами оторвутся, если не выдержат нагрузки при всплытии. А если выдержат, мы зависнем на якорь-цепи, не всплывая на поверхность. Понимаете разницу? Также и с дачей переднего хода. Будем на «товсь»! А там — по ситуа-ции!

— А ведь верно замечено! — после некоторого раздумья согласился Дюрер. — Как я сам-то не допер?

— Согласен, сэр! — коротко подтвердил свое мнение на это счет старпом и добавил:

— Сэр! С дачей хода, можно намотать на винты собственную якорь-цепь! Тут надо четко уловить момент!

— Верно, старпом! Но, это уже моя проблема.

Старшина Канетти взглянул на Беста, как бы спрашивая, когда ему действовать в новой ситуации и тот, поняв беспокойство боцмана и уловив его взгляд, спокойно сказал:

— Слушай мои команды, Тони!

— Понял, сэр! — твердо сказал Канетти и на всякий случай взялся за рукоятки прибора по отдаче якорь-цепей.

Капитан поочередно посмотрел в глаза всему расчету мостика и убедившись, что все готовы действовать, уверенным громким голосом произнес:

— Всплываем! Продуть все балластные цистерны!

Поток команд смешался с нарастающим гулом. Атомарина напряглась из последних сил. Она сейчас чем-то напоминала штангиста, делающего последний подход для взятия веса, когда болельщики почти не верят в успех. Иногда, пропроисходит невероятное. Штангист, усилием всех собственных и потусторонних сил одерживает победу! Но это иногда…

— Давай, малышка, отрывайся! — механик нутром почувствовал момент отрыва от дна. — Давай, милая…

И субмарина оторвалась. Сначала медленно, а затем, набирая скорость всплытия — ведь продули почти весь воздух. Наконец наступил решающий момент: подлодка содрогнулась всем корпусом и… зависла на якорь-цепях.

— Держать! — громко проорал Бест, полагаясь на трюмных Дюрера, которые и без команды удифферентовывали лодку на зависании, то принимая, то удаляя забортную воду. Наконец, им удалось удержать её на глубине.

— Лодка стала! — радостно проорал Дюрер. — Лодка держит глубину!

— Под килем семьдесят футов! — ликующе прокричал дежурный офицер.

— Так!!! — изрек Бест, в голове которого рождалась очередная идея. — А что, если попытаться сохранить якоря?

Намек был понят и Бест впился глазами в Дюрера, ожидая мгновенной реакции главного механика-ядерщика. Тот что-то подсчитал себе в уме и затем уверенно сказал:

— Сэр! Попробовать можно, но вы должны отдавать себе отчет о последствиях этого шага. Если якоря притянут атомоход вниз, на дно — второго всплытия не будет! Мы уже потеряли контейнер «спецов» со всей аппаратурой прослушива-ния, что, согласитесь, гораздо дороже якорей.

Бест посмотрел на старпома, который без раздумий жестко выразил своё мнение:

— Сэр! Я категорически против этой затеи! Черт с ними, с этими якорями. У нас на борту столько ценной информации, что рисковать из-за сбережения каких-то железок, лично я, не вижу никакого смысла.

— Старшина Канетти! — решительно произнес Бест, давая тому понять, что наступил момент его действия.

— Есть, сэр!

— Обе якорь-цепи — за борт!

— Есть, сэр!

Раздался скрежет металла, грохот. Когда всё стихло, Бест спокойным голосом выдал очередные команды:

— Малый вперед! Дифферент три градуса на нос!

Подлодка повиновалась. Хотя реактор не набирал всей мощности и корпус, при каждом переключении машинного телеграфа на изменение скорости хода, вздрагивал, «Гоуст», шумя как никогда, всё же двигалась в нужном Бесту направ-лении. Он понял, что самое страшное позади, вернул свой пистолет старпому и взяв микрофон в руки, произнес:

— Слушать в отсеках! Говорит капитан! Господа! Я вас поздравляю! Мы вырвались из ада!

Радости не было предела. Все, не обращая внимания на различие в рангах, бросались в объятия друг друга. Они уже собирались качать на руках Беста, но только не знали где его подбросить — слишком низкие были потолки. Кто-то судо-рожно молился: мусульмане на коленях воздавали руки вверх и тут же кланялись в палубу; христиане набожно крестились, что-то шепча себе под нос. Сам капитан, выбрав момент, оставил на мостике старпома, забежал в каюту и поочередно поцеловал фотографии Эльзы и Элизабет.

— Всё обошлось, дорогие мои, — сказал он, глядя на их фотографическое отображение. — Всё обошлось!

Ночью всплыли. Бест, несмотря на отчаянные просьбы утопленников-курильщиков, не разрешил никому подняться наверх в рубку. Обстановка оставалась опасной и надо было пребывать в готовности немедленно вступить в бой. Компрессора судорожно заглатывали воздух, набивая систему ВВД — воздуха высокого давления. Только через три часа «Гоуст» восстановила свою способность погружаться и всплывать. Бест закрыл верхний рубочный люк, и субмарина погрузилась на заданную глубину. Она полным ходом помчалась в глубоководный район, подальше от своего рокового места, гремя турбинами на всё Охотское море. Глубины под килем достигали двух миль, но «Гоуст» достаточно было и одного кабельтова, чтобы иметь возможность обнаруживать противолодочные корабли до того, как они обнаружат её. Бест стремился уйти на юг как можно дальше — туда, где было интенсивное судоходство.

С каждой пройденной милей, жизнь подводников входила в прежнее русло: кто-то нес вахту, кто-то играл в покер, кто-то читал книги, кто-то писал отчеты. Но все хотели одного — скорее вернуться домой! Собственно, они уже шли домой, не дожидаясь команды с берега. Им оставалось только выйти из Охотского моря в Тихий океан, подтвердив радио донесением своё существование на этом свете. Они ещё не знали, что обнаружены самым обыкновенным вертолетом рыбоохраны. Эпизодически, когда было топливо, инспектора пролетали вдоль побережья в поисках браконьеров, добывающих знаменитую на весь мир камчатскую красную икру. Собрав дань и штрафы, они возвращались на базу и обратили внимание на какой-то темный силуэт, просматривающийся из-под воды. Они пролетали здесь не в первый раз, поэтому сразу заподозрили неладное. Из Магадана пообещали разобраться и уже вскоре там появились военные. Началась проверка района и состояния кабеля. Вроде бы все было как обычно, и кабельная линия функционировала нормально. Военные уже собирались свернуть поисковую деятельность, полагая, что инспектора нафантазировали на пьяную голову, как вдруг с водолазного катера поступил доклад об обнаружении утерянного «Гоуст» контейнера с четко различимой биркой на английском языке: «Собственность правительства США»…

— Ни хрена себе! — воскликнул Главком ВМФ СССР, получив доклад Командующего Тихоокеанским флотом о таинственной находке на дне Охотского моря. — Найти супостата и уничтожить!

Те, кто пришпиливал эту бирку, и представить себе не могли, что американская собственность окажется в «Совдепии». С момента ее обнаружения, в поисках неизвестной подлодки задействовался весь советский тихоокеанский флот от Камчатки до Владивостока. «Гоуст» находилась в Курильской котловине и подворачивала ближе к проливу Буссоль, когда прозвучал доклад гидроакустика:

— Мостик — акустик! Пеленг двадцать градусов, удаление две мили — слышу работу гидроакустического буя!

— Есть акустик! — отреагировал несший вахту старпом. — Боцман! Право на борт! Курс один-семь-ноль!

У Канетти было два сменщика. Все они не первый год служили в подплаве, поэтому, один из них, по кличке «Медуза», четко проорал:

— Есть, сэр! Право на борт! На курс один-семь-ноль градусов по гирокомпасу.

Пока подворачивали, старпом с минером и присоединившийся к ним поднятый по тревоге Бест, вспоминали основы противолодочных действий.

— Почему они сразу применили активные буи? — сам у себя и у всех остальных спросил капитан.

— Сэр! Наверняка работают и пассивные, — ненавязчиво заметил минер. — А это не только спектральный анализ и определение интенсивности шума наших винтов, но и пеленгование. С нашей шумностью, удивительно, что акустики вообще обнаруживают буи, — минер укоризненно посмотрел на Дюрера, как будто он во всем и виноват.

У Дюрера от такой наглости минера самопроизвольно выпятились глаза. Не давая опомниться механику, тот выдвинул свою следующую мысль:

— Мы сейчас находимся в зоне звукового эффекта, сэр. Отразившийся от нас сигнал в виде эха подается на сброшенные в море буи. Соответственно, принятые ими эхо-сигналы по радио передаются на самолет, где обрабатываются и отображаются. Как только наши акустики обнаружат работу других буев, станет понятно куда дальше подворачивать, чтобы выйти из опасной зоны.

Минер как в воду глядел, ибо поступил второй доклад:

— Мостик — гидроакустик! Пеленг сорок, удаление четыре — взрыв заряда гидроакустического буя.

— Минер? — автоматически спросил командир, видя, что тот в этом вопросе «дока».

— Дождемся следующего взрыва, сэр. Курс можно не менять — противолодочный барьер, судя по всему, пока только выставляется. Гидроакустик? — минер захватил инициативу на мостике, вероятно, воображая себя будущим капитаном подлодки, чего его «друг» Дюрер, также претендующий на аналогичное место, явно не ожидал.

— Есть акустик! — прозвучало как из погреба.

— Искать большую надводную цель, следующую в пролив Буссоль. Найдете — с меня пузырь!

— Не найдете, — добавил Бест, вспоминая в этот момент почему-то любимые словечки Эльзы, — нам капут!

Некоторое время все молчали, ожидая третьего взрыва.

— Сэр, — мрачно сказал минер, до которого что-то дошло. — Я знаю, где будет третий взрыв — они отсекают пролив Буссоль. Барьер выставляется параллельно Курильским островам.

— Ты уверен? — мрачно произнес Бест.

— На сто процентов, сэр, — твердо произнес минер. — Но…

— Что? — как за соломинку уцепился Бест за последнюю фразу минера.

— Сэр! Слишком огромная территория! Все пространство одной авиацией они не охватят.

Бест задумался над последними словами минера буквально на несколько секунд и, неожиданно даже для него, проорал:

— Боевая тревога! Торпедная атака! Выставить имитатор по курсу тридцать! Право на борт на курс два-один-ноль!

Через небольшой промежуток времени, атомоход едва заметно содрогнулся. Все поняли — имитатор подводной лодки покинул «Гоуст», чтобы отвлечь противника на себя.

— Приготовиться к погружению на предельную глубину! — уверенно скомандовал Бест. — Проверить лодку на герметичность!

Когда все наорались и накомандовались, Бест спокойным голосом сказал:

— Перед тем как погрузиться на предельную глубину, надо напрячь мозговые извилины, и поискать другой выход из ситуации — не стандартный! Мы ведь не уверены, что найдем под кого поднырнуть. Всем думать!

На мостике на некоторое время воцарилась тишина. Народ лихорадочно соображал что предпринять. «Гоуст» тем временем зашумела в противоположную сторону, отдаляющую её от входа в океан.

— Сэр! — первым, как и положено, сообразил опытный старпом. — Самое логичное для нас, предполагая, что они будут пытаться перекрыть пролив Буссоль, ближайший для выхода в океан, идти на юг. Там Японское море…

— Нет, старпом, — перебил его Бест, редко с ним не соглашавшийся. — На юге, русские как раз и создадут мощный противолодочный рубеж. Там сосредоточено большинство их сил и средств. А здесь, кроме авиации, никого нет.

— К тому же, сэр, — нагленько вклинился минер, — у нас есть еще один имитатор и приборы помех.

— Это наша последняя надежда, — согласился с минером Бест. — Пока они с ними разберутся, мы кого-нибудь да найдем. Не может быть, чтобы здесь, в районе интенсивного судоходства, мы не сможем найти хоть какое-нибудь судно.

— Минер! — Бест впился в него своим, не мигающим трудно-выносимым подчиненными взглядом. — Ты уловил суть проблемы и поставил правильную задачу акустикам. Иди к ним! Передай, что я, и весь экипаж… Мы рассчитываем на них!

Минер, гордо поглядывая на меха, ушел. Прошло некоторое время, и прозвучал доклад акустика. Он доложил, что противник произвел… бомбометание глубинными бомбами.

— Мать их так…! — проорал расстроенный этим известием Бест. — Где они бомбили?

— Сэр! — на этот раз прозвучал голос минера. — До нас это далеко. Вероятно, они жахнули на всякий случай…

— Понял! — коротко ответил Бест и начал на карте измерять расстояния до ближайших проливов, чтобы прорваться в океан через один из них.

Это было плохое известие, но вскоре последовало и хорошее. Акустики смогли обнаружить несколько гражданских судов, двигающихся прямиком в ближайший пролив. Им опять повезло. Они не стали, как ранее планировал Бест, погружаться на предельную глубину и даже подвсплыли, нацелившись поднырнуть под судно, как вдруг что-то крупное и неуклюжее свалилось на них прямо с неба. Субмарина, не ожидавшая этого коварного вражеского маневра, пусть даже случайного, слегка «провалилась» вниз с заданной глубины.

Экипаж «Гоуст» не мог знать, что в дело поиска вражеской подлодки включился гроза и гордость советского Тихоокеанского флота лётчик первого класса майор Вонифатьев…

Аэропорт Елизово, МАП [24]МАП — морской авиационный полк
Запашок в комнате стоял специфический: смесь летно-технических компонентов, издаваемых не снятым с тела пилота комбинезоном, обыкновенного человеческого пота и проспиртованного от всех предыдущих попоек пространства. Фамилия Вонифатьев в сочетании с этим запашком, прозванным почему-то именно французским, и определили его кличку «французская вонючка». Догадывался майор о ней или нет нам неизвестно, но, как и в американском, в советском флоте, а тем паче в морской авиации, за каждым начальником числилась какая-нибудь кликуха-погремуха.
За командиром МАП полковником Горихвостовым, к примеру, числилась кличка «птица». Приклеил её один из оперативных дежурных, вычитавший в энциклопедии, в ходе своих бесконечных дежурств, что есть такая птица горихвостка. Теперь при смене с дежурства так и говорили:
— А «птица» где?
— Та полетела в Петропавловск-Камчатский на совещание к градоначальнику. Танкер с топливом должен подойти — вот он и помчался выбивать «эквивалент» на весь полк.
— «Эквивалент» в смысле спирт?
— Ну не керосин же? Его нам и так затарят. А с «эквивалентом» посложнее — предстоит борьба с подводниками из Рыбачьего.
— Это с теми бедолагами, что потеряли К-129-ю?
— Верно.
— Меня тоже запрягали на поиски лодки. Но всё бесполезно — океан поглотил её вместе с экипажем.
— Не повезло мужикам.
— А семьям каково?
— Говорят, пенсии до сих пор за мужей не начисляют.
— Ты же знаешь — для пенсии нужны трупы. А их нет. Поэтому, они до сих пор числятся пропавшими без вести. Всё как у нас в авиации.
— У нас, всё же, проще. Прокукарекал в эфир, мол, квадрат такой-то, падаю, мать вашу за ногу…
, Камчатский полуостров, Российская Федерация

Его звали просто: «Французская вонючка».

Майор Вонифатьев, Иван Дмитрии, имел привычку, вспотевши после напряженного, изнурительного во всех отношениях полета на новом, ещё никем не освоенном, поэтому очень секретном, вертолете-амфибии МИ-14, падать, не раздеваясь, прямиком вниз… на пол.

Вообще-то, он постоянно падал… на обнаруженные всем ТОФ-ом, то есть Тихоокеанским флотом, подводные лодки, время от времени, попадавшиеся в сети противолодочных сил. Но это было там — над морями и океанами. А здесь, в офицерском общежитии, могли бы, что-нибудь и подстелить, уважаемому летчику, зная его странные привычки.

Майор упал и уснул одновременно. Сегодня, он даже не «принял на грудь» из сэкономленных спиртных запасов, которые, как это известно не только в его доблестном полку, должны были быть использованы в очередном полете по прямому назначению — для предотвращения обледенения стёкол кабины его же вертолёта. Однако и на этот раз, естественно за счет мастерства пилотирования, спирт был оптимизирован, то есть сэкономлен. Для чего? Правильно! Для профилактики внутренних органов. А причин выпить было более чем достаточно. Взять хотя бы его вторую половину — умчалась восвояси «в ридну Вукраину», не дождавшись пока майор объяснит, что вовсе не он на последней вечеринке полкового начальства прижимался к официантке Верке, а это она, «разведёнка», липла к нему, как банный лист. А как его голова оказалась у неё на груди, он тем более не знает. И вообще, какой козёл придумал эту фразу: «Дамы приглашают кавалеров!» Опередив законную жену, на танец его пригласила именно Верка. Хотя она на этом вечере должна была наливать и подносить — на то ее и взяли официанткой в столовку лётного состава.

Запашок в комнате стоял специфический: смесь летно-технических компонентов, издаваемых не снятым с тела пилота комбинезоном, обыкновенного человеческого пота и проспиртованного от всех предыдущих попоек пространства. Фамилия Вонифатьев в сочетании с этим запашком, прозванным почему-то именно французским, и определили его кличку «французская вонючка». Догадывался майор о ней или нет нам неизвестно, но, как и в американском, в советском флоте, а тем паче в морской авиации, за каждым начальником числилась какая-нибудь кликуха-погремуха.

За командиром МАП полковником Горихвостовым, к примеру, числилась кличка «птица». Приклеил её один из оперативных дежурных, вычитавший в энциклопедии, в ходе своих бесконечных дежурств, что есть такая птица горихвостка. Теперь при смене с дежурства так и говорили:

— А «птица» где?

— Та полетела в Петропавловск-Камчатский на совещание к градоначальнику. Танкер с топливом должен подойти — вот он и помчался выбивать «эквивалент» на весь полк.

— «Эквивалент» в смысле спирт?

— Ну не керосин же? Его нам и так затарят. А с «эквивалентом» посложнее — предстоит борьба с подводниками из Рыбачьего.

— Это с теми бедолагами, что потеряли К-129-ю?

— Верно.

— Меня тоже запрягали на поиски лодки. Но всё бесполезно — океан поглотил её вместе с экипажем.

— Не повезло мужикам.

— А семьям каково?

— Говорят, пенсии до сих пор за мужей не начисляют.

— Ты же знаешь — для пенсии нужны трупы. А их нет. Поэтому, они до сих пор числятся пропавшими без вести. Всё как у нас в авиации.

— У нас, всё же, проще. Прокукарекал в эфир, мол, квадрат такой-то, падаю, мать вашу за ногу…

Раздался звонок оперативного дежурного ТОФ-а, что из славного города Владивостока, прервавший беседу двух, как говорили раньше, сталинских соколов.

— Есть дежурный МАП!

Связь была как всегда паршивой, но дежурный уловил, что спрашивают командира полка.

— Птиц… Отставить! Горихвостов в Петропавловске. За него начальник штаба… Есть! Соединяю!.. Маша! — обратился дежурный МАП к связистке. — Переключи на «вьюрка»!

Тут вообще было сборище пернатых. Начальник штаба подполковник Вьюрков не был исключением и носил фамилию певчей птицы из отряда воробьиных. Ему «кликуху» придумали без труда — она вытекала из самой его фамилии. Даже начальник тыла, которому по должности не положено было летать на самолетах и вертолетах МАП, носил птичью фамилию Орлов. Похоже, что кто-то из кадровиков умышленно комплектовал полк комсоставом с птичьими фамилиями. Одним из исключений из этого правила был «французская вонючка». Он прибился к МАП-у волею судьбы, бросившей его на окраину страны Советов испытывать вертолет-амфибию МИ-14. С аварийностью на ТОФ-е было не вполне нормально, поэтому его приписали к полку и как спасателя, и как противолодочника. В этот раз, его посылали в качестве противолодочника. Впрочем, стратеги из штаба флота, спланировали в группу поиска вражеской подлодки и другие «единички»: МИ-8-й из Долинска с островного Сахалина и МИ-6-й из материкового городка с названием Большой Камень. Координировал работу авиаторов экипаж ИЛ-38-го, который, кроме того, что сбросил на «вражену» — любимое выражение пилота подполковника Рожнова — радиогидро-акустические буи, мог двенадцать часов подряд «висеть» над районом поиска, ведя учет и анализ всей информации и выдавая ценные указания.

«Вьюрок» отозвался скоро:

— Вонифатьева на вылет! Срочно! Пошлите за ним машину! Задачу поставлю на аэродроме! Вперед!

— Есть!

МАП завертелся по заранее отработанным схемам — на то они и летчики, чтобы быстро реагировать на происходящее. Не прошло и получаса, как Вонифатьев оторвал свой экспериментальный вертолет-амфибию, прозванную почему-то на немецкий манер «Ахтунг», от ВВП — взлетно-посадочной полосы. На борту «Ахтунг» имел неплохое снаряжение: магнитометр АПМ-60, для обнаружения подлодки по аномалии магнитного поля; опускаемую гидроакустическую станцию АГ-19, работающую в режиме шумопеленгования с дальностью обнаружения до четырех километров; циркулирующую самонаводящуюся торпеду АТ-1, для поражения цели на глубине до двухсот метров и дальностью системы самонаведения до пятисот метров; глубинные бомбы и комплект из восемнадцати буев с дальностью обнаружения подлодки до четырех километров.

Все свои надежды на обнаружение подводного супостата Вонифатьев, он же «французская вонючка», возлагал на своего штурмана Петю Боева, по кличке «ковбой». Учитывая, что у летчиков в составе экипажей не было акустиков, и вообще отсутствовала как таковая акустическая подготовка, решили спихнуть эту проблему на авиационных штурманов — мол, выкручивайтесь, как хотите, но чтоб…. была и точка! «Ковбой» не растерялся, прихватил у командира канистру «эквивалента», и добыл записи шумов подводных лодок супостата у гидроакустиков-противолодочников из Петропавловска-Камчатского. Нужные шумы он записал на свой собственный магнитофон, вперемежку с запрещенными тогда песнями Владимира Высоцкого и ливерпульских «битлов». Так что к противолодочным действиям экипаж был вполне подготовлен — почему его и задействовал «вьюрок».

— «Коршун», я «Стрелец»! Прием! — послышался в шлемофоне Вонифатьева голос начальника штаба.

— Я, «Коршун»! Прием! — ответил командир МИ-14-го, подтверждая тем самым, что готов к работе.

— Целеуказание от «Тучи»! Как понял? — опять прозвучало в динамике.

— Понял! Целеуказание от «Тучи»! Прием!

Позывной «Туча» принадлежал ИЛ-3 8-му и всё бы ничего, но тут он услыхал неприятное для него сообщение:

— Раз уж тебя задействовали, по завершении отработаешь спасательный вариант с фактическим приводнением! На страховке МИ-6-й. Позывной «Телец»! Соблюдать меры безопасности! Как понял?

— Понял! Отработать приводнение! На страховке «Телец»! Прием!

— Понял правильно! Конец связи!

Сама процедура поиска подводной лодки — это длительное по времени нудное дело. Примерно, то же самое, что искать иголку в стоге сена. Да и была ли подводная лодка? Вот в чем вопрос? Говорят — была! Но когда? И главное — где? Тем не менее, приказ — есть приказ! Два часа майор работал в поте лица, исполняя все вводные «Тучи» по поиску «вражены». Он уже сбился со счета, вычисляя количество зависаний над назначенной точкой. Его спецы работали четко, опуская и выбирая обратно кабель-трос с гидроакустической станцией на заданную «Тучей» глубину постановки. Так было и в очередной раз, когда гидрофоны нескольких буев с интригующим названием «Чинара» уловили шум, схожий с шумами подводной лодки и выдали информацию в бортовой приемник «Тучи». Работа закипела:

— «Коршун»! Я «Туча»! Предположительно, контакт с подводной лодкой. Осуществить «Поиск по вызову»! Даю координаты…

Такая же вводная давалась и на две другие «единички». Их построили строем «фронта», то есть на одной линии, так что каждый мог видеть друг друга побортно — слева или справа. С точки зрения тактики действий, это был поиск на прямом галсе параллельными курсами. Галс прокладывался так, чтобы середина строя вертолетов прошла через исходное место обнаружения подлодки. Курс движения был определен по уже просчитанными «Тучей»

ЭДЦ — элементам движения цели и составлял тридцать градусов. Скорость цели — пятнадцать узлов. Вертолеты периодически зависали и опускали в море гидроакустические станции, работавшие в режиме шумопеленгования. Цель, а это был тот самый имитатор АПЛ «Гоуст» с большой шумностью, то нащупывалась, то пропадала, маневрируя курсами и глубиной по заданной программе. Гидрология моря, а это не что иное, как физические параметры водной среды — соленость, плотность, температура, скорость распространения звука в воде и тэ дэ, и тэ пэ — также не была идеальной для поиска «вражены». В конце концов, её и потеряли.

Ещё ранее, Вонифатьев выставил все свои восемнадцать гидроакустических буев. А вообще, совместными усилиями авиационной группировки, был создан рубеж из барьера буев протяженностью сто сорок километров. Но супостат, так больше и не попался.

Топливо у вертолетчиков, несмотря на подвесные баки, заканчивалось. Всё это, вместе взятое, а также фамилия старшего группировки Рожнов — он должен был обязательно «лезть на рожон» — привело к тому, что и произошло далее.

«Туча», он же Рожнов, в гневном порыве приказал всем выполнить контрольное бомбометание. Авиаторы дружно один за другим шлепнули в море изрядную часть своих противолодочных глубинных бомб, но на поверхность так ничего и не всплыло. Но вот радиограммы со всех находившихся в Охотском море судов, и особенно от рыбаков, посыпались мгновенно. Похоже, что кто-то из них оказался вблизи от района бомбометания и изрядно труханул. Командир «Тучи» собирался запустить ещё более эффективное оружие — самонаводящуюся торпеду АТ-1, но тут в шлемофоне раздался голос оперативного дежурного штаба морской авиации ТОФ-а:

— «Туча»! Вы что там озверели! Бомбите рыбаков! Всем, кроме «Тельца» и «Коршуна» на базу! Данные по цели передать противолодочным силам Камчатской флотилии. Как поняли? Приём!

— Понял! Всем на базу! Наблюдаю караван судов, двигающихся в залив Буссоль. На месте супостата, я бы поднырнул под один из них. Я «Туча», прием!

— Вас понял! «Единички» из Рыбачьего их уже караулят! Удачи, командир! Конец связи!

Вообще-то, у «Тучи» были все основания топить «вражену» в своем внутреннем море, но разного рода чрезвычайных ситуаций на ТОФ-е было больше чем предостаточно. Поэтому, вышестоящее начальство и охладило пыл ретивого летчика — не хватало ещё утопить своих же рыбаков. В итоге, авиаторы разлетелись по своим аэродромам, передав всю наработанную информацию противолодочным кораблям. Остались только «Телец» и «Коршун» — он же «Ахтунг». Пилоты друг друга знали не понаслышке, бывало вместе опрокидывали не один пузырь, но четко соблюдали дисциплину переговоров в радиоэфире:

— «Телец!» Я «Коршун»! Начал снижение! Перешел на минимальный режим!

— Понял! Работаешь на малых оборотах! Визуально, тебя наблюдаю! Я «Телец»! Прием!

При больших оборотах двух турбовинтовых двигателей ТВ Д-2, мощностью одна тысяча двести лошадиных сил каждый, несущий винт создавал на поверхности моря своеобразную воронку, в которую вертолет мог сам же и угодить. Поэтому, Вонифатьев работал на малых оборотах, соблюдая минимальный скоростной режим. Ещё одну проблему создавали резиновые уплотнения грузового отсека — они не обеспечивали герметичность при соприкосновении с водной поверхностью. Сам отсек был выполнен в форме лодки, на которую собственно и приводнялся вертолет-амфибия. Борттехник и штурман как раз спускались в него, когда и возник тот самый «Ахтунг», которым и нарекли вертолет-амфибию знатоки нюансов.

Сверху волны выглядели вполне безобидно, и майор смело пошёл вниз. Но где-то он просчитался, ибо вертолет буквально плюхнулся в море над тем местом, где маневрировала атомарина «Гоуст», выходя в этот момент на транспорт, чтобы поднырнуть под него и незаметно уйти в океан.

На обоих судах — подводном и воздушном — тут же началась борьба за живучесть. Получился, своего рода, гидродинамический удар, не столь значительный, но неприятный.

— Я-по-на мама!!! — завопил благим матом борттехник, больно ударившись о днище вертолета.

Тут же из всех щелей в грузовой отсек хлынула вода. Вертолет чуть было не зачерпнул воду несущими винтами и Вонифатьев только за счет мастерства пилотирования смог оторваться от поверхности моря. Наблюдавший всё это безо-бразие «Телец», прокричал на весь эфир:

— Иван! Ты чё сдурел?

Командир «Тельца» тут же развернул свой вертолет в сторону «Коршуна», но, видя, что тот завис над поверхностью моря, замедлил сближение.

— Всё в порядке! Я «Коршун»! Прием! — ответил на официальном языке Вонифатьев, подтверждая тем самым, что все это безобразия на том и закончились. — Спасибо за подстраховку!

На самом деле, на вертолете не всё было в порядке.

— Как вы там, мужики? — прокричал майор вниз.

— Ну, вы блин, даете, т-щ командир! — отозвался борттехник. — У меня, кажется проблемы с ногами. Бросило о днище, как об асфальт! Кроме того, мы с «ковбоем» по пояс в воде. Затоплена часть отсека.

— Ковбой, ты живой? — громко справился пилот.

— В порядке, командир! — прокричал штурман. — Тону!!!

Вскоре, оба пострадавших в этой переделке оказались в проходе, там, где располагалось кресло борттехника.

— Рули домой, командир! — на полном серьезе произнес штурман. — Надо Игоря везти в госпиталь.

«Ковбой» разорвал у борттехника брюки, быстро осмотрел ноги и, вместо лекарств, тут же протянул фляжку с разбавленным под сорок градусов «эквивалентом». А что ещё оставалось делать — боль начала ощущаться во всей нижней части тела.

— Командир! У него, похоже, закрытые переломы. Я вскрою бортовую аптечку и наложу ему шину. Голова гудит! Похоже, я и сам получил сотрясение мозгов.

— У тебя ещё и мозги имеются? — попытался пошутить Вонифатьев, но взглянув на обоих страдальцев, понял — пора на базу!

— «Стрелец»! Я «Коршун»! Прием! — упадшим голосом проговорил майор, вызывая старшего на связь.

— Я «Стрелец»! Что там у вас происходит? — раздался недовольный голос «вьюрка». — Доложите обстановку!

— Имею раненных на борту! Прошу подготовить скорую помощь! Я «Коршун»! Прием!

— Вас понял! Возвращайтесь на базу! Готовим скорую! Конец связи!

Знал бы Вонифатьев, что под ним оказалась, как говаривал подполковник Рожнов, «вражина» — не раздумывая, пошел бы на таран. Но он не знал, потому и не пошел.

После всего произошедшего в этом полете, майору ничего не оставалось, как «принять на грудь» и в очередной раз, не раздеваясь, плюхнуться на пол.

«Гоуст» тоже досталось.

— Продуть носовую группу цистерн главного балласта! — проорал Дюрер, не дожидаясь команды капитана или старпома. — Доклады из отсеков!

Подводная лодка перестала погружаться, зависла и медленно стала всплывать. Доклады командиров отсеков показали, что никаких повреждений нет. Когда атомоход достиг прежней глубины погружения, в дело вступил Бест.

— Заполнить носовую группу! Боцман держать глубину сто шестьдесят футов!

— Что это могло быть? — как бы у всех присутствующих спросил Бест. — Будто кувалдой прихлопнули сверху.

— Может, гидросамолет приводнился? — ввернул свою версию старпом. — Есть у них такой Бе-12. Говорят, что его трудно оторвать от воды, а посадить ещё труднее. Вот он и плюхнулся.

— Зато вооружение у него, что надо, — добавил минер. — Девяносто буев, магнитометр, две торпеды и, не помню сколько глубинных бомб.

— Надо сматываться отсюда и побыстрее, — подытожил мнения сослуживцев Бест и продолжил маневрирование.

— Акустик! Пеленг на второе судно?

— Сэр! Пеленг на второе судно семьдесят два градуса!

— Штурман! Рассчитать курс на сближение со вторым судном, элементы его движения!

— Есть, сэр!

На мостике на минуту воцарилась тишина, которую через некоторое время нарушил доклад штурмана:

— Сэр! Курс на сближение со вторым судном пятьдесят восемь градусов. Цель движется курсом двадцать два градуса, скорость одиннадцать узлов.

— Есть штурман! Но это не цель, а средство спасения, которое как раз и зачтется при снятии с тебя взыскания за разглашение тайны.

— Понял, сэр! — штурман тут же уразумел, что у него есть реальный шанс выслужиться.

— Остается ввести элементы движения цели, — заметил, прибывший на мостик из рубки гидоакустиков, минер, — и пульт управления торпедным оружием будет готов к стрельбе.

— У тебя ещё будет такая возможность, — встрял старпом, предчувствую реплику Беста в адрес минера. — Неизвестно, что нам уготовили русские на выходе из пролива.

— Это точно! — поддержал старпома Бест.

Обстановка действительно была очень близкой к этим размышлениям, но об этом знали только Бест и его шифровальщик. После прочтения шифротелеграммы из Штатов, Бест понял, что русские бросили все силы флота, чтобы их обнаружить и утопить. Можно сказать ещё точнее: ситуация была на грани фола — торпеды готовились с обеих сторон. У проливов Буссоль, Крузенштерн, Уруп и Фриза концентрировались противолодочные силы. Всего у Курильских островов двадцать шесть проливов, но эти посчитали наиболее вероятными для прорыва подводного супостата в океан. В южной части Охотского моря всё было нашпиговано противолодочными кораблями в готовности к применению оружия при первом же достоверном контакте с подводным объектом. После обнаружения американского контейнера, русские поняли, что у них в руках может оказаться золотая добыча — в живом или мертвом виде. Американцы также готовились и передали Бесту координаты многоцелевой атомной подводной лодки типа «Стержен», которая должна была отсечь их от русских и даже вступить в бой, если дело зайдет так далеко.

«Гоуст» удачно прошла пролив Буссоль и находилась под судном до тех пор, пока не вышла на ближайшее расстояние к позиции американского атомохода. Бест поставил в известность всех в экипаже, кому полагалось знать о сложности ситуации, и нацелил акустиков на поиск американцев. Когда настал нужный момент, «Гоуст», выйдя из под брюха судна, помчалась что было мочи в океан. Капитан, как и все на мостике, сосредоточился в ожидании долгожданного контакта со своей подлодкой. Контакт они получили…, но с другой стороны.

— Сэр! — заверещал акустик. — Слева сто десять шум винтов подводной лодки.

— Есть! Классифицировать контакт!.. Право на борт! Мне понятно, что это русские!

— Билл? — Бест, показывая значимость минера в данное непростое время, обратился к нему по имени.

— Сэр! Предлагаю немедленно выставить имитатор на прежний курс подводной лодки. Глубину постановки не менять! Пусть думают, что мы их не видим и следят за имитатором, полагая, что это «Гоуст».

— Согласен! Но не забывай, что это последний имитатор, а наши приборы помех, не отвлекут торпеду противника из-за…

— Нашей шумности, сэр! — нагло вставил минер и добавил:

— И за что только Дюреру деньги платят!

От такой наглости механик даже привстал. Но Бест жестом руки посадил его на место, не дав оправдаться.

Минер ввел в имитатор параметры движения и выстрелил его за борт. Старпом тем временем разложил на столе маневренный планшет и с умным видом что-то решал. Но всем было понятно, что и он поддерживает действия минера, поэтому не вмешивается, каждый раз кивая головой в знак одобрения.

— Сэр! — в очередной раз засветился минер. — Предлагаю на циркуляции зайти в корму русской подлодке в готовности первого и второго торпедных аппаратов нанести упреждающие удары.

— Так! — вместо ответа сказал Бест, ожидая дальнейшего хода мыслей минера.

— Надо полагать, сэр, что русские не заметят нашего маневра, удерживая имитатор на контакте.

— Умные вещи говоришь, Билл, — ещё раз фамильярно заметил Бест. — Но мы сделаем всё по-другому. Я не могу рисковать. Слишком дорого мы сейчас стоим.

— Как ЗПС? — Бест запросил связистов.

— Сэр! Звукоподводная связь не работает. Не хватает дистанции.

— Акустики? — теперь очередь дошла и до них.

— Сэр! Русская подлодка и наш имитатор остались на кормовых курсовых углах. Чтобы их услышать мне надо дать сектора слышимости.

— Боцман! Лево на борт!

— Есть, сэр! — прокричал Тони Канетти. — Руль лево на борту! Глубина триста футов!

Никто не просил Тони говорить о глубине погружения подлодки, но из опыта походов, когда капитан сосредоточен на более важных вопросах, он знал, что лишнее напоминание не помешает.

— Есть, боцман! Держать дифферент пять градусов на нос на глубину пятьсот футов!

Как только они вернулись на прежний курс, акустик обнаружил американскую подводную лодку. Тут же заработала ЗПС. Капитаны быстро договорились, кому какими курсами и глубинами двигаться. После этого, «Гоуст» ушла на предельную глубину погружения, и полным ходом пошла на отрыв от противника. Многоцелевик проследил, нет ли слежения за «Гоуст» и остался в секторе ее отхода. Тем временем, командир русской субмарины уразумел, что ему подсунули кусок умного железа с винтом на корме, и искал реальную цель. «Америкоз» также искал контакт, стремясь зайти в корму «русскому медведю». Он был почти уверен, что всех перехитрил, но не учел специфического русского маневра по проверке наличия слежения. Этот маневр сродни знаменитой «русской рулетке» и состоит в быстрой циркуляции субмарины на обратный курс. При этом русские подводные атомоходы совершают головокружительную петлю, последствия которой испытал на себе не один американский капитан. Так было и в этот раз. Сначала подлодки потеряли друг друга, а затем нашли… во время столкновения. При этом русский камикадзе срезал американцам кормовой вертикальный руль, который как боевой трофей величаво торчал в районе смятых ударом носовых крышек торпедных аппаратов. Оба атомохода по аварийной тревоге экстренно всплыли в надводное положение. Капитаны вылезли из своих вертикальных люков, осмотрели помятые корпусы своих субмарин и мило этак пообщались меж собой с помощью «матюгальников», посылая друг друга куда подальше. Затем, вдоволь наговорившись, отдали друг другу честь и, более не погружаясь, убыли восвояси «получать благодарности» от вышестоящего начальства и ремонтироваться: русский командир — на Камчатку, американский капитан — в ближайший порт Японии. Но об этом инциденте экипаж «Гоуст» узнал уже дома.

В Бангоре им оказали невиданные почести. Навстречу вышел катер с командующим подводными силами. Бест даже не успел толком обнять своих любимых женщин, как на специально выделенном ему самолете был немедленно отправлен в Вашингтон, где президент страны лично заслушал его доклад об итогах дальнего похода и поздравил с очередным невероятным успехом. Все присутствующие при этом докладе и особенно те, кто был не в курсе деталей, были шокированы подробностями и особенно наличием кнопки самоликвидации экипажа. Был устроен прием в Белом доме, где высшее должностное лицо государства объявило Беста «гордостью нации», а его славный экипаж удостоило личной благодарности. Кстати, до перевода в Вашингтон, Беста повсюду так и называли: «Гордость нации». Деваться некуда — кличку прилепил сам президент.

«Гоуст» поставили в длительный ремонт. Некоторые военные, в знак особых заслуг, предлагали увековечить субмарину на набережной Бангора, где обычно прогуливался Бест со своими красотками. Кстати, его семья теперь состояла из четверых человек. Как и заказывал капитан «Гоуст», Эльза родила ему мальчика. Распрощался же Бест со своей «Гоуст» самым странным образом. Однажды подлодку навестил один известный в стране адмирал. Он никак не мог пережить, что великие дела, в которых участвовала «Гоуст», замышлялись и воплощались без его непосредственного участия. Адмирал прибыл на причал по гражданке, где его тормознули самым обыкновенным образом: есть пропуск — проходи, нет пропуска — уходи! «Вы должны знать меня в лицо!» — возмутился адмирал, но, морпеховские друзья Вуда были непреклонны. Он всё же прорвался к «Гоуст», но принципиально не стал её осматривать. Как Бест не извинялся потом, адмирал не простил унижения и привел все свои угрозы к исполнению. Через некоторое время, капитан был освобожден от должности, но… с повышением. Ещё бы — «гордость нации» как никак. Расстроился Бест или нет, знает лишь он один. Что касается экипажа, то он не хотел расставаться со своим проверенным в тяжелых походах капитаном. Запахло порохом, но до прямого неповиновения дело не дошло. Разрядил накалившуюся до предела обстановку сам Бест. Он заявил, что не прощается с экипажем и будет курировать его из Пентагона. А за себя он оставляет старпома, подготовленного не хуже, чем он сам. Ещё был момент, заставивший всплакнуть каждого, кто при этом присутствовал. Бест обнял рубку и долго так стоял, что-то говоря ей, как живой. На «Гоуст», в чем он был уверен на все сто процентов, прошли его лучшие годы. Теперь, он прощался с ней. Прощался, как с чем-то родным. Торжественно спустили флаг США и Тони Канетти от имени экипажа преподнес его Бесту в память о совместной службе. Тут же под командованием нового командира Джона Хантера подняли новый флаг.

Прощание с экипажем проходило буйно. Как Бест не сопротивлялся, но до ресторана его несли на руках. Эльза, как впрочем и Элизабет, не ожидали увидеть такого неистового проявления всеобщей любви к близкому им человеку. Они проследовали за разгоряченной толпой подводников от причала, где все началось, до ресторана, где всё и завершилось. Бест и его прелестные дамы выслушали столько хороших слов, скольких прежде не слышали за всю свою жизнь. Само собой больше всего говорилось о виновнике торжества, но не забыли мать Беста, предварительно помянув отца, и особенно трогательно сказали об Эльзе, не сообщившей женщинам во время известного всем хождения в штаб спец-операций о беременности и родившей защитника Отечества. Апофеозом всех выступлений явилось исполнение песни детьми подводников, известных по «масляной истории». Они пели про Беста — капитана и человека, который в нарушение всех правил позволил выйти из аварийного отсека их папашкам-бедолажкам. Окончательно растроганный и подвыпивший Бест бросился всех их целовать, поднимая каждого ребенка на руках под бурные аплодисменты присутствующих…

Это было вчера, а сегодня Бест в парадной форме и пока ещё в одиночестве убывал к новому месту службы в расположенный близ Вашингтона и известный всему миру Пентагон, где его с нетерпением ждали, чтобы он продолжил своё участие в тайных операциях США в качестве ведущего специалиста военно-морского флота.

Когда самолет набирал высоту и делал разворот над Бангором, Бест приник к иллюминатору. Внизу у родного причала стояла его «Гоуст». Она блестела на солнце и посылала ему прощальные, солнечные лучи-зайчики.

«Прощай «Гоуст» — подводная лодка призрак. Нескоро люди узнают о твоих славных и тайных делах, — подумал Бест, вытирая рукой набежавшую слезу».