— Как прошло твое путешествие, Гай? — спросила Джинджер Хортон, слегка шмыгнув носом.

Гай пожал плечами.

— Ох, все те же самые шесть и семь, Джинджер, — ответил он.

— Я прошу прощения… — вмешалась тетя Агнесс.

Эстер улыбнулась, выражая Гаю своё полное одобрение. В конце концов, для нее и ее сестры он был единственным и любимым сыночком.

— Это значит — не очень хорошо, Агнесс, — с пафосом провозгласила она. — Эта фраза используется при игре в кости: «Ты выбываешь! — правильно, Гай? — когда выпадает «шестерка», а потом ты выбрасываешь «семь», и это значит: все плохо, ты проиграл. — Она посмотрела на своего обожаемого Гая: — Правильно, дорогой?

— О, эта фраза используется в азартных играх! — сказала Агнесс Эдварде с забавным самодовольством. Она приподняла чашку, выражая одобрение, а Эстер осталось только лучезарно улыбнуться Гаю.

— В таком случае твоя поездка была… не очень хорошей? — серьезно спросила Джинджер Хортон, поставив чашку и быстро промокнув салфеткой губы.

Эстер начала было отвечать, но, замешкавшись, посмотрела на Гая.

— О, это всего лишь речевой оборот, — безмятежно сказал Гай. — Почему так — да потому что «шесть» — в основном — выкинуть очень легко, понимаете, и… но факт тот, что… уфф… национальная экономика, скажем так, сейчас находится не в лучшей форме. Невыгодная конъюнктура для покупателя. Тенденции к снижению на рынке ценных бумаг, вот в чем дело. — Он хихикнул, поглядывая на пекинеса.

Джинджер Хортон не упустила шанса втянуть в беседу и собаку.

— Ты все понимаешь, Битси? Даааа? Ты все понимаешь, сладкая Битси? Дааа?

— Пессимистично… — начала объяснять Эстер.

— Я думаю, мы все знаем, что на самом деле это значит, — отрезала Агнесс, и ее глаза засияли, как огромные бриллианты, которые она привыкла носить.

Гай, безусловно, любил притворяться ослом.

Он приобрел огромный кинотеатр в Филадельфии. Этот кинотеатр терпел убытки вот уже в течение шести месяцев, и, конечно, без серьёзной встряски для менеджера и персонала, которые ничего не знали о прошлом Гая, здесь обойтись не могло.

Менеджер был очень умным и способным человеком, с огромным опытом работы в области кино-проката. Работа была для него любимым и единственным в жизни делом. Он решил, что под влиянием обстоятельств лучшим решением проблемы будет заявиться к Гранду и ненавязчиво порекомендовать урезать зарплаты всему персоналу.

В ходе их первой беседы Гранд, на правах нового владельца, взял инициативу в свои руки.

В ходе предварительных расспросов, пока менеджер, нервничая, пытался устроиться на краешке большого кожаного кресла, Гай мерил шагами пол своего комфортабельного офиса, слегка нахмурившись. Наконец он остановился в центре комнаты и провозгласил:

— У китайцев есть выражение, мистер… Мистер Менеджер. Кажется, оно встречается в книге.

И Чанга: «Содержи свой дом в порядке». За этим следует: «Это первый шаг».

От этих слов кровь прилила к лицу менеджера, и он вцепился руками в кресло.

— Мой отец, — произнес Гранд с явным пиететом, — приехал в Америку в 1920 году. В то время для него было открыто несколько границ. И есть несколько границ, которые по-прежнему открыты для нас сегодня!

Он взглянул на менеджера, как бы пытаясь передать ему инициативу разговора, глядя прямо ему в глаза. Но тот смог только кивнуть, изображая глубокомысленное согласие.

— Если есть хотя бы одна неизведанная территория, — продолжал Гранд с пафосом, — одно живое деревце в нашей стране, заселенной такими людьми, как мы, — то это кинопрокат! Мой отец — «Папа Гранд» — был чемпион по гольфу. Может быть, поэтому… хотя теперь можно только догадываться… может, поэтому он всегда побеждал: «Если ты хочешь, чтобы они играли по твоим правилам — не клади камни в траву!»

Гай сделал паузу, уставившись на сияющие ботинки менеджера. Затем сдвинул брови на переносице и сжал губы в предельной задумчивости. А после выстрелил вопросом:

— Вы знаете историю театра Маджестик в Канзас-Сити?

Менеджер, человек с тридцатилетним опытом работы в этой области, знавший историю каждого театра в этой стране, как выяснилось, никогда не слышал об этой истории.

— В августе 1939 года менеджмент театра Маджестик сменил персонал и стратегию бизнеса. Они поставили новые кресла — на четыре дюйма шире стандартных, а стоимость входных билетов урезали вдвое… каждое кресло теперь могли занять два человека. Новый менеджер, Джейсон Франк, который умер от кровоизлияния в мозг в том же году, потратил на рекламу девять миллионов долларов ради одной фразы: «Полцены и шанс быть зажатым в тиски», которая впоследствии стала поговоркой.

Гранд прервался, испытующе взглянул на ме-неджера, и продолжил:

— Но это не сработало, сэр! Это не сработало… и я скажу почему: это был издевательский план! Издевательский план и камни в траве! Это стоило Франку его лицензии, его здоровья, и, видимо, его жизни.

Гранд выдержал эффектную паузу, после чего подошел к столу, взял пачку бумаг и потряс ими перед носом менеджера. Каждый лист был испещрен цифрами.

— В соответствии с моими расчетами, — отрезал он, — это заведение продержится еще в течение девяти месяцев, если плата за входные билеты будет поднята как минимум на восемь процентов.

Он несколько минут стоял нахмурившись. А затем вдруг улыбнулся, пару раз хлопнул в ладоши, как бы подведя итог своему спичу, и продолжил уже гораздо более жизнерадостно:

— Конечно, у нас здесь есть некоторые возможности … У меня есть определенный план… Это просто попытка, это секрет, но я скажу так: я оставляю работать вас и весь ваш персонал. Мы не кладем камни в траву. Вы согласны? Далее. Для этого я поднимаю вам зарплату — на десять процентов. Я не скажу, что это существенная прибавка. Я скажу просто — десять процентов… что значит, конечно, все это… все эти цифры, — и он взмахнул бумагами, выражая этим жестом полную безнадежность. А затем опустил их в корзину для мусора. — Мы должны все это исправить! Много времени пройдет, прежде чем мы поймем, где находимся! С этим ничего не поделаешь. Но этот шаг… я бы сказал, что это шаг… в правильном направлении!

Он проговорил с менеджером около часа, размышляя вслух, искренне пытаясь осмыслить ситуацию. После этого он отправил менеджера в трех-месячный оплачиваемый отпуск.

Театр Гранда был одним из самых больших в городе и имел право первого проката на большинство разрекламированных фильмов. В отсутствие менеджера какое-то время дела шли нормально, пока в один прекрасный вечер кинотеатр не оказался переполненным. Зрители собрались на просмотр нового мюзикла «Главная улица, США».

В начале была утомительная задержка показа на добрых полчаса. Были проданы даже места на раскладных стульях, и они спешно расставлялись в проходах. Затем, когда погас свет и зал погрузился в полную темноту, а зрители, в предвкушении просмотра, откинулись на спинки кресел, Гранд устроил им то, чего они уж точно никак не ожидали: начал показывать дешевый иностранный фильм.

Ровно в тот момент, когда начался фильм, люди потянулись к выходу. Однако это было весьма затруднительно: в темном зале практически все проходы были заставлены раскладными стульями. Так что большинство зрителей вынуждены были вернуться на свои места. Таким образом, кино продолжалось, минуты текли, а Гранд, запершись в комнате киномеханика наверху, разгуливал от стены к стене, задыхаясь от смеха.

Через сорок пять минут фильм был прерван, а через громкоговоритель объявили, с небывалой доселе громкостью, что произошла досадная ошибка, и зрителям был показан не тот фильм.

Из толпы раздались крики:

«Как это так!?»

«Я же говорил, что это не то!»

«Вы мне говорите! Господи!»

Еще некоторая задержка была вызвана тем, что перематывали пленку. После этого включили тот же дешевый иностранный фильм, но теперь уже вверх ногами.

В 10.30 публика в кинозале была близка к панике. Гай отдал распоряжение вернуть деньги каждому желающему, способному пробиться к кассе. В одиннадцать вечера очередь в кинотеатр вытянулась аж на две улицы.

Из своего офиса наверху Гранд всячески пытался помешать кассиру работать, звоня ему по телефону каждую минуту, чтобы спросить: «Что происходит?» или «Как там дела?»

На следующий день на центральном стенде был вывешен плакат: «Камни в траве! Будьте бдительны!»

Так была анонсирована следующая шутка Гая.

В некоторые фильмы, например, в «Миссис Минивер», Гранд сделал неожиданные вставки.

В одной из сцен фильма «Миссис Минивер» Вальтер Пиджеон сидел вечером за столом и делал записи в дневнике. В этот день он познакомился с миссис Минивер и, без сомнения, думал сейчас о ней. Это было ясно в те моменты, когда он останавливал свой взор на огне в камине. В оригинальной версии этого фильма он должен был взять маленький нож для резки бумаг со стола и начать медленно оттачивать карандаш, которым писал. В течение этой сцены камера останавливалась на его лице, которое выражало полное спокойствие, умиротворение, надежду, так что смысл сцены был полностью понятен: его благородные устремления и планы относительно миссис Минивер.

Вставка, которую Гранд сделал в этот фильм, как и те, которые он сделал в другие, была сработана технически безупречно. Она была вмонтирована как раз на том моменте, где Пиджеон достает нож. Это был трехсекундный крупный план сияющего огнем лезвия.

Эта простая вставка полностью сменила акценты: сияющее огнем лезвие, казалось, предвещает зловещий исход, и, поскольку сцена была в самом начале, фильм оказался попросту испорчен.

Гранд прогуливался по фойе после показа, прислушиваясь к высказываниям зрителей, покидавших зал после просмотра, и частенько сам присоединялся к беседе:

— А что это была за часть с ножом? — нетерпеливо спрашивал он, прогуливаясь вверх и вниз по фойе и ударяя кулаком в раскрытую ладонь, — у него был такой нож… Я думал, он его проверяет, чтобы убить ее! Господи, и я этого не увидел!

В некоторых случаях театр Гранда делал про запас вторую копию фильма. Эти вставки были настолько вопиющи, что Гранд счел неблагоразумным демонстрировать их дважды во время сеанса.

Подобную выходку он проделал с популярным фильмом «Лучшие годы нашей жизни». Этот был фильм, сделанный в реалистической манере, хотя и довольно странной. В главной роли был юный ветеран войны с ампутированными руками, вместо которых он носил металлические протезы.

История жизни, рассказанная предельно серьезно. Зиждилась она на драматизме: лицом к лицу противостояли незавидное положение молодого ветерана войны и его отношение к жизни. Вставка Гранда была в середине фильма, в одной из центровых сцен.

По идее, в оригинальной сцене фильма должна была демонстрироваться семисекундная панорама с двумя главными героями: ветераном и его юной хорошенькой подружкой. Летним вечером они сидели на семейной веранде за игрой в свинг. Наш герой нежно ухаживал за девушкой, и в его храброй улыбке, казалось, сквозило извинение за то, что вместо рук у него металлические протезы… А глаза юной леди сияли терпением и пониманием… сцена, которая была прервана вставкой Гранда: протезы на какое-то время появились, потом исчезли, оказавшись у девушки под юбкой. Вставка длилась не более полсекунды, однако была замечена абсолютно всеми, за исключением тех, кто умудрился уснуть в кинозале.

От удивления некоторые подскочили на месте. Другие находились в замешательстве, пытаясь осознать увиденное. Остальные, около трети аудитории, решили вообще не обращать на это внимание, и фильм продолжился. Никто не мог поверить своим глазам. Позитивно настроенные зрители расценили сцену как забавную шутку среди этого сурового кинореализма. Все остальное время показа они таращились на экран, пытаясь понять, не было ли это обманом зрения. Хотя, разумеется, вставка появлялась только однажды… Но все видевшие ее были настолько потрясены, что с этого момента не могли далее адекватно следить за развитием сюжета. Хотя это была обычная история, такая, как и предполагалось, без сюрпризов и несоответствий.

Позже у Гранда были большие неприятности из-за его самовольных вставок в фильмы, поскольку несколько киностудий возбудили против него уголовное дело. Как вы можете догадаться, ему пришлось дорого заплатить, чтобы выйти из этой истории чистым.