Я приходила в себя медленно, рывками. Сначала увидела сероватый свет, пробивающийся сквозь горизонтальные щелки. Почувствовала тепло на щеке, словно кто-то согрел ее горячим дыханием. Услышала голоса — в основном, Спиннинга и Грейвса.

— Она еще без сознания? — В тоне какая-то злая обеспокоенность. Да и голос дрожит.

— Пока да. И кто тебя просил такое предлагать…

У Грейвса был усталый, измученный голос. Мы уже никуда не бежали. Ветер поглаживал мне волосы, и я наконец-то ощутила не только запах дыма, но и аромат прелой листвы, свежего воздуха и металлическую ноту раннего утра или позднего вечера.

— Черт, а что было делать? — Послышались шаги. — Ладно, все встаем. Пора в путь.

Горизонтальные щелочки сузились и исчезли. Я снова провалилась в темноту. Что-то внутри меня ощущалось по-другому, но я не поняла, что.

Меня окружили звуки, похожие на хлопанье крыльев — я ожидала увидеть сову, но она не показывалась. Крылья рассекали воздух бешено и ритмично, вторя биению сердца. Горизонтальные щелки засветились вновь — это приоткрывались мои веки.

Снова голоса. На этот раз они переругивались.

Меня словно порвали на части, а потом собрали не в том порядке. Руки обнимали что-то, а спиной я прислонялась к стволу дерева. Ноги болтались. Сделала вдох: дышать уже не так трудно, как раньше. Ребра и легкие решили поработать в унисон, а воздух перестал быть тяжелым, как свинец.

— Вампиры уже попрятались. Если, конечно, Рейнард оставил кого-то в живых. Нам нужно двигаться дальше и найти надежное укрытие.

— И где же ты его найдешь? К тому же Спиннинг тяжело ранен. Мы не можем его оставить.

— Ты тут не главный. Мы вон ее тащим. Его тоже, что ли?

— Да пошел ты! Мне плевать, что я не главный. Мы никого не бросим.

Это говорил Грейвс. Надо же, он может быть таким — злым, решительным. Рычание вот-вот прорвется сквозь слова. Он знает, о чем говорит, и не потерпит возражений.

Я осознала, что у меня открыт рот. Вкус такой, словно там что-то сдохло. Я сжала губы и попыталась пошевелиться. Тусклый свет, проникавший сквозь щелочки, стал ярче.

— Ой-ой-ой! Кого ты хочешь насмешить? Дампир еще подумает, что ты тут командуешь.

Шорох. Меня перевернули на бок. Я тихо застонала, как от кошмарного сна. Ничего себе…

— Давай прямо сейчас и выясним, — тихо сказал Грейвс. Рычание перешло в глухое потрескивание.

Боже…

Мысль была четкой и ясной, от этого стало еще легче. Внутрь пробралась маленькая частичка тепла. Медальон оттягивал шею. Глубоко во мне все ныло и зудело, как едва затянувшиеся раны. Но вместе с мыслью пришло осознание собственного бытия. Я есть, я существую. Я Дрю.

А это Грейвс.

Внезапно на меня обрушилась жизнь, цвета и звуки. Я открыла глаза. Оказалось, что меня поддерживает Дибс — весь бледный, он огромными испуганными глазами смотрит в центр импровизированной арены, образованной стоящими и сидящими по кругу вервольфами. Некоторые даже лежали прямо на земле. Масляно-белый, почти светящийся туман заполнял собой пространство между деревьями. Неуверенно перекликались птицы. Пахло утренней зарей — если вы хоть раз выходили на улицу, когда встает солнце, то поймете, о чем я: первые лучи только-только прорываются из-за горизонта, в воздухе появляется металлический привкус, и все жаждут хорошей дозы кофеина.

В середине арены стояли Грейвс и черноволосый парень. На волосах у Грейвса сверкали капельки воды. Туман был такой плотный, что казалось, нас заключили в шар, а весь остальной мир перестал существовать.

У моих ног лежал Спиннинг. На лице у него засох огромный кровоподтек. Одежда изодрана, тело покрыто запекшейся или еще свежей кровью — черной, вампирской и алой, человеческой. Он был весь изжелта-белый, часто и поверхностно дышал, бока ходили туда-сюда.

Грейвс подался вперед. Тот, другой парень — стройный, черноволосый, с короткой стрижкой и с большими, горящими яростью глазами — отшатнулся назад, словно его ударили. Между ними, как дымка над асфальтом в жаркий день, стояло невидимое напряжение.

— Не советую сейчас со мной связываться. — Грейвс говорил медленно и четко, тщательно артикулируя каждое слово — у него начала трансформироваться челюсть. Однако командный голос не потерял своей звучности. Противник отшатнулся еще дальше, едва устояв на ногах, вжав голову в плечи.

— Мы все погибнем, — заскулил он. Всю его наглость как рукой сняло. — Ты к этому не готов.

— Я не готов?! Да пошел ты! — огрызнулся Грейвс. — Я с рождения готов, ты, лох печальный! Валяй, проверяй, если неймется. Только зря потратим время. Если попадемся, умрешь, как все. Так что заткни фонтан и не вякай.

Повисла тишина. Напряженная, как мгновения, когда ты уже шагнул с вышки, но еще не коснулся воды. Прислонившись к Дибсу, я посмотрела на Спиннинга: глаза полуприкрыты, в щелочках между веками поблескивают белки. Ни радужки, ни зрачков не видно.

Что-то не так. Мир стал как будто плоским, двухмерным. Я запрокинула голову назад, пытаясь услышать и ощутить хоть что-нибудь своим «шестым чувством», тем «даром», доставшимся мне от бабушки. Попыталась разжать мысленный кулак, чтобы маленькие незаметные пальчики смогли пощупать мир вокруг.

Пульс зашкаливал, сердце подпрыгнуло до горла. Ничего не получается.

Перестань. Ты просто устала. Одному богу известно, как я измотана. Но я была словно слепая. Я никогда не осознавала, насколько мой «дар» поддерживал каждую мою мысль, закипая, вспениваясь и открывая суть вещей.

Он исчез. И я ослепла. Как же тошно теперь.

Я поняла, что могу встать на ноги. Дибс еще держал меня. Я ощущала его горячее тело. От него пахло не как от волка — холодной шерстью и опасностью, — а как от обычного парня.

Это и означает быть нормальным? Я снова задрожала. Деревья вокруг будто мертвые. Туман плоский. Грейвс и все остальные тоже…

Нет, стойте. Грейвс как раз нормальный. С лихорадочным румянцем на щеках он смотрел на того парня горящими зелеными глазами. В полуазиатском лице сейчас было больше ястребиного, чем человеческого. Ну, а в остальном — обычный парень, только неопрятный: плащ замызган грязью, волосы всклокочены. Его противник опустил глаза, и тут мне в грудь словно ударило что-то горячее. Грейвс не отрывал от него взгляда, пока тот не присел на землю, будто взгляд зеленых глаз давил непосильным грузом.

Мне казалось, что передо мной кадры из фильма, который я смотрела поздно ночью в том странном мотельчике на окраине крошечного городка Завалла в Техасе. По спутниковому каналу шла передача из серии «Жизнь животных» про волчьи стаи. Там объяснялось, как более слабый самец может сдаться или уступить более сильному, чтобы не быть убитым. Потасовки с рычанием и визгом — это в порядке вещей, но убивать всех, кто стремится забраться выше по иерархической лестнице, неразумно с точки зрения эволюции.

Я моргнула. В уголках глаз скопилась грязь. Грейвс и в самом деле был будто единственной трехмерной фигурой на поляне. Даже с растрепанными волосами и в грязном плаще он выглядел… не знаю… Цельным. Вселяющим уверенность. Словно он тот последний кусочек головоломки, который скрепляет собой весь мир.

Я осторожно вдохнула, боясь снова почуять запах дыма, поднимавшегося с земли, или опасности, витавшей в воздухе. Но вокруг не пахло ничем. Как будто мир отмыли, и он перестал быть реальным.

Но в груди ощущалось тепло. Это успокаивало.

— Так, — наконец, сказал Грейвс, — кто-нибудь еще желает меня позлить? Еще кто-нибудь выступает за демократию? — Я громко сглотнула, но никто не обратил внимания. Выпрямившись, Грейвс медленно обходил круг, оглядывая всех по очереди. — Мы стая.

Закончив обход, он остановился перед противником. Где-нибудь в другом месте это смотрелось бы дико, но здесь, в затянутых туманом лесах, казалось нормальным. Ну, если не нормальным, то естественным. Было ощущение, что Грейвс здесь свой, весь в грязи и ожогах, с горящими глазами и в натянутом на окрепших плечах плаще. В нем говорила сущность лупгару, сотворившая все эти перевоплощения с худым забитым мальчиком-готом, который совсем недавно прятался по углам обычной школы.

Он сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.

— Мы стая. Мы никого не бросаем. Нас всех когда-то бросали, но мы никогда не поступим так же. Может быть, кто-то не понял?

Бежали секунды. Напряжение спало, но Грейвс наклонил голову. Несколько ребят выпрямились, а черноволосый противник Грейвса удивленно вздрогнул.

— Ты слышишь? — прошептал Дибс. Или он такой горячий, или у меня кожа ледяная. — Вертолеты. Опять.

— А вдруг это из Братства? — предположил кто-то. — В смысле, за нами?

— Слишком поздно, — пробормотал черноволосый. — Питер, — наконец, выдал уставший мозг. — Его зовут Питер.

Грейвс потер подбородок длинными пальцами.

— Будем двигаться, насколько хватит тумана. Неизвестно, что это за люди.

— И как же? Мы теперь сами по себе? Без Братства? — воскликнул Дибс. Он был растрепан и весь в грязи — не чище остальных — а его светлое круглое лицо исказилось от беспокойства. Но он уже не выглядел таким напуганным, как тогда в столовой.

— Еще не знаю, — вздохнул Грейвс. — Будем двигаться, пока хватит прикрытия, а потом спрячемся до ночи. К этому времени нас уже должен нагнать Кристоф.

— И носферату тоже. — Высокий парень с каштановыми волосами лежал на спине, прикрыв лицо локтем. На нем была потрепанная фланелевая рубашка, а на голове грязная повязка с темно-красным пятном на левом виске. — У меня идея.

— Давай, — отозвался Грейвс.

— У меня тут недалеко родственники. Не кровные — родня мужей моих теток. Можно к ним завалиться. Это рукой подать от городка, который мы уже прошли. Мы все устали, девчонка сама не своя. Если мы сейчас отдохнем, то завтра с восходом рванем в полную силу.

Грейвс обернулся и посмотрел на меня через всю поляну. Я глядела на него решительно и твердо, хотя и была зажата между Дибсом и стволом дерева. Грейвс хотел от меня указаний. Тогда, в его родном городишке, именно я всегда знала, что делать, если дела шли наперекосяк. По крайней мере, в тот момент, когда горящая собака и белоголовый вервольф хотели нас убить. Я привела Грейвса в свой дом. И именно у меня были книги, оружие и знания, хотя и обрывочные.

Мы смотрели друг на друга.

Что, черт возьми, нам теперь делать? — вопрошал его взгляд.

Я попыталась сосредоточиться.

— Что у нас есть? — Горло пересохло, поэтому слова получились непривычно плоскими и бумажными — не такими звучными. — В смысле всяких припасов.

Я знала, как это все делается. И не потому, что у меня «дар» или другая «сущность», нет. Просто я хорошо запомнила то, чему меня учили. Мы на вражеской территории, и наша цель — выжить.

Сначала выясняем, что у нас есть, говорил папа. Потом придумываем, как это использовать, потому что у нас только то, что есть, а не то, что нам хочется.

Оказалось, у нас есть кое-какие деньги, моя сумка, одежда на нас самих, несколько ножей, кислородный баллон, аптечка первой помощи у Дибса и две пачки сигарет. Спиннинг лежал на земле и хрипло дышал. Вид у него был не лучший.

Мозги снова работают нормально. Какое облегчение! Неимоверно болел каждый мускул тела, а двухмерность мира была непривычной и тягостной. Голова трещала. Я вспомнила, как папа тренировал меня — обрисовывал ситуации, чтобы научить составлять план действий.

— У нас не было времени, чтобы зайти в арсенал. — Питер очень аккуратно засунул нож в карман. — Они напали неожиданно. Да еще и с Поджигательницей. Черт.

Хотя бы деньги есть. Я оперлась о дерево. На левое запястье была наложена профессиональная давящая повязка. Я зажмурилась и глубоко вздохнула. Давай, Дрю. Ты знаешь, что делать.

— Итак, выбор следующий: или сегодня бежим до города вместе с ранеными, или до завтра прячемся у родных Энди. — Я помолчала. — А нам известно, куда идти, когда доберемся до города?

— Спиннинг знает. — Энди сел и посмотрел на меня так, будто у меня выросла еще одна голова. — Мои тетки нас не выдадут. И даже в Темные времена не выдали бы.

— Я просто не уверена, что мы не накличем на них беду. — Я снова заморгала, пытаясь сфокусироваться. Мир вокруг еще был какой-то не такой, а в груди что-то странно подрагивало. Сомневаться не приходилось. Это страх. Совершенно другой. Он неуверенным горячим сгустком пульсировал под теплым маминым медальоном. Я уже начала понимать, что у страха есть оттенки, как в палитре цветов, и каждый страшен по-своему. Я подняла глаза на Грейвса. — Моя идея тебе не понравится.

— Какая именно? — Он оперся о другую сторону дерева, спутанные волосы упали на лицо. В нем снова проглядывал мальчик-гот. Серьга сверкнула серебром.

— Отец многому научил меня. Я могу незаметно добраться до города и сесть на любой транспорт. Я просто исчезну, и у них пропадет мотив вас преследовать…

— Нет, — Грейвс замотал головой. — Нет, черт возьми.

— Дай ей договорить. — Питер присел рядом со Спиннингом. При взгляде на товарища у него горестно сошлись брови.

Грейвс напрягся.

— Заткнись, ты. Есть ты с нами или нет, Дрю, они все равно будут за нами гнаться. Ты что, не поняла? Я тебя не оставлю.

— Если вампиры осмелились напасть на целую школу, где учат сражаться против них же, только чтобы убить меня, то кто им помешает напасть на дом вервольфа? И… Сергей… он тоже, наверное, уже в пути. Так что не валяйте дурака.

Я снова оперлась о дерево. При страшном имени никакой боли я не почувствовала, однако некоторые вервольфы содрогнулись.

— Да там огромный дом! Целый комплекс! — воскликнул Энди. — И куча народу. Там мои тетки, дядья, бабушка с дедушкой, двоюродные братья…

Великолепно. Еще куча смертей.

— Все-таки лучше, если я пойду одна. Доберусь до ближайшего города, раздобуду еды, транспорт и…

Грейвс нетерпеливо сплюнул.

— Список добрых дел пополнится угоном машины или ограблением супермаркета? Нет уж, Дрю. Ты посмотри на себя — едва на ногах стоишь.

Он был прав. Я держалась за дерево.

— Да я еще тебе задницу надеру! — пригрозила я. Но это была бравада, и мы оба это знали. Он откинул волосы с лица и улыбнулся мне во весь рот чудаковатой улыбкой. Через несколько лет эта улыбка будет разбивать сердца. Да кого я обманываю? И сейчас разбивает. Почему же я раньше не замечала? Или это только сейчас в нем проявилось?

— В любое время, милая. — Он встряхнулся, отошел от дерева — и куда подевался испуганный подросток? Тот, который обнимал меня на холодных ступенях, когда нечто ужасное стучалось в двери — разлагающееся, с запахом запекшейся крови. — Ладно, Энди, показывай дорогу. Тони, Боу — вы понесете Спиннинга. Дибс, может, ему еще укол сделать?

— Нельзя. — Блондин покачал головой. — Еще одна доза успокоительного, и у него уже не будет сил для дыхания и исцеления.

Туман прижимался все ближе, словно подслушивая. Он причудливым образом отражал солнечный свет и походил на занавес, за которым двигались бесформенные тени. Вервольфы начали собираться. Высунувшись из-за дерева, Грейвс посмотрел на меня. Он показался мне выше, чем обычно, — наверное, я слишком устала, хотя и старалась держаться. Свет стал ярче, а гул вертолетов затих где-то вдали. Я не знала, ни где мы, ни куда идем.

Двое вервольфов подняли Спиннинга. Грейвс взял меня за левую руку и поднырнул под нее, чтобы забросить себе на плечи.

— Я никого не брошу, — сказал он тихо и зло. — Никого. И никогда.

— Прости, — начала я тоже тихо, — если я…

— Заткнись. — Он сделал несколько пробных шагов. Как только я отпустила дерево, земля зашаталась под ногами. — Пошли.

— Капитан-сороконожка, — хохотнул кто-то, и я поймала себя на том, что хихикаю. Звук получился тихим и несчастным, но Грейвс взглянул на меня, и уголки его губ слегка поползли кверху. Совсем чуть-чуть.

Пустота внутри меня стала сокращаться.

Я хотел кое-что у тебя одолжить… Оно к тебе вернется, вот увидишь.

Я не спрашивала, где Кристоф. Я была слишком занята тем, чтобы держаться прямо. Если совсем честно, то не хотела знать. По крайней мере, пока сердце бьется болезненно и часто. Пока мир похож на бумажную аппликацию, а внутри меня, там, где обитал мой «дар», зияла пустота. И пока я напугана, голодна и пахну дымом.

Как приятно прижаться к Грейвсу и вдыхать аромат шампуня — его еще можно было учуять сквозь запахи леса, дыма и здорового парня, которому не мешало бы сходить в душ.

Поддерживая друг друга, мы вошли в странный туман. И исчезли, как привидения.