Через несколько дней корпус отперли и фабрику пустили в ход. Утром, в половине пятого, над кочегаркой раздался пронзительный свисток. Спальня зашевелилась. Подымались все с лохматыми головами, мятыми лицами; у ребят были слипшиеся глаза. Все спешили зачерпнуть воды деревянным ковшом и умыться. Умывшись, накидывали на себя какую-нибудь одежонку и, покрякивая, спускались с лестницы и шли в корпус.

Корпус был длинный и высокий, как сарай. Посредине его вдоль тянулись железные столбы, а по сторонам стояли громоздкие и хитрые машины. Над ними вертелись уже пущенные в ход железные валы со шкивами. Такие же шкивы были приделаны у машин, и верхние шкивы с нижними соединялись ремнями. В конце корпуса, за деревянной перегородкой, в четырехугольной яме, в которую вела лестница, помещалась паровая, приводившая в движение весь корпус. Уже двигалась огромная стальная рука и вертела маховое колесо таких размеров, какого Макарка еще не видывал. Рядом с маховиком было колесо поменьше, с него кверху бежал широкий кожаный ремень и вертел другое колесо, укрепленное на длинном стальном валу. Этот вал тянулся через весь корпус, с него шла передача по всей фабрике.

Машинки, к которым поставили мальчиков, стояли у наружной стены паровой. Устройство их было очень простое. На каждом станке было шесть веретен, на веретена нужно было надевать деревянные шпульки, на эти шпульки наматывались с катушек гарус или бумага. Были даже пристроены проволочные крючки, которые водили нитку во время наматывания от края до края. Мальчикам нужно было только вовремя вставить катушку, снять намотавшуюся шпульку и поставить опять пустую. Показывать, как это лучше делать Макарке, велели его сменщику, Ваньке, бойкому и насмешливому мальчику. Ванька наскоро рассказал ему, как что делать, и ушел.

Макарке было трудно приноровиться к делу сразу, и он не мог, как другие, ни вставить шпульку, ни снять ее. Они выходили у него какие-то неуклюжие. Митяйка или Похлебкин, бывшие с ним на одной смене, глядели на него и смеялись. К тому же ткачи один за другим пускали свои машины, и в корпусе поднялся такой грохот, что нельзя было разобрать, что говорят. Это еще более сбивало с толку Макарку, и он растерялся окончательно.

Мишка тоже стал за машинку первый раз, но у него дело наладилось скорее. Макарка с завистью поглядывал на него и разрывался от досады на свои неудачи.

Когда шпульки наматывались, их снимали и ставили на боронку. Боронки брали ткачи. Нужно было, чтобы боронки всегда были полные, иначе ткачи сердились и ругались. Макарка никак не мог загнать боронок, и ткачам приходилось его ждать.

– - Ну, привыкай, привыкай, -- сказал Макарке скуластый, с прямым пробором ткач. -- Сперва немного пообождем, а там и того… не обессудь… Вот так будем подгонять… -- И он всей пятерней схватил Макарку за волосы; у Макарки сразу же брызнули слезы.

– - За что ты его? -- как будто бы участливо спросил скуластого другой ткач, без бороды и сутуловатый, Семен.

– - За волосы.

– - Вижу, что за волосы, да зачем?

– - Для порядку.

– - Для порядку нужно таскать да приглаживать.

И он, в свою очередь, провел рукой по голове так, что у Макарки поднялся шум в ушах.

– - Плачешь? -- сказал, подходя к Макарке, Митяйка. -- Москва слезам не верит. Плачь, не плачь, а делать дело нужно.

А дело все не выходило. Наступила смена, а у него к смене почти все боронки оказались пустые.

– - Ты что же это, паршивый черт, мух ловишь? Смотри у меня -- и я тебе то же буду делать! -- ругнул его Ванька.

Макарка ничего не сказал и печально пошел из корпуса.

– - Ну что, дается дело-то? -- спросила его Матрена.

– - Нет, -- насупившись, прошептал Макарка и готов был заплакать.

– - Ну, ничего, наладится, все ведь помаленьку привыкали, сразу ни у кого не выходило…

Макарка ничего не сказал и печально пошел из корпуса. Он ходил насупившись, сторонился от других и со страхом ждал того времени, когда наступит новая смена.

Подошло время идти сменять; Макарка пришел в корпус и опять стал за свои машинки. В это время к нему подошел Лаврентий.

– - Ну что, не ладится? А ты -- вот как! гляди…

И он стал показывать Макарке, как обращаться со шпульками и катушками, как уставлять крючки. Случилось, что у него все машинки пошли в ход сразу, шпульки наматывались, а он стоял, сложивши ручки.

– - Видишь, и делать нечего. Ничего не трудно…

Но только он ушел, у Макарки опять разладилось, и эта смена для него вышла так тяжела, что когда она кончилась, то ему не хотелось идти ужинать. Он хотел пройти прямо в спальню, лечь на свою постель и, закрывшись с головой, вылить в слезах досаду на свою неудачу, но Мишка его уговорил:

– - Пойдем, будет тебе; на хлеб сердиться нечего.

После ужина другие ребята остались на дворе, где молодежь пела песни, а ребятишки играли в ловички. Макарка же прямо лег и вскоре крепко и тяжело заснул и проспал без всяких сновидений.