Ужин прошел очень хорошо. Бетти много говорила, а поскольку об убийстве речи не было, Конвей не испытывал напряжения и мог расслабиться. Он понял, что впервые за много месяцев радуется общению с человеческим существом. Бетти прочла все его опубликованные рассказы и говорила исключительно о них. После ужина они пили кофе на террасе, и Конвей поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы Бетти уходила из его дома.

— Вам хорошо? — спросил он.

— Да, вполне, — Бетти помолчала. — Понимаете, я хочу прояснить все до конца, чтобы вы не относились ко мне с подозрением. Теперь я понимаю, что у вас были на то причины. — Она подалась к нему.

Конвей не удержался и проговорил:

— Вы просто прелестны.

— Что? — Бетти отпрянула. — Не сбивайте меня с толку. Послушайте сначала, что я скажу.

— Я слушаю.

Бетти глубоко вздохнула, словно готовясь нырнуть в холодную воду.

— Узнав об убийстве Хелен, я нутром почуяла, что это ваших рук дело.

— Что?! — Конвей ожидал чего угодно, только не этого.

— Пожалуйста, не перебивайте. Я взяла билет на ближайший рейс и прилетела сюда, боясь, что вы уже в тюрьме. Хочу, чтобы вы знали: я на вашей стороне. Я могла бы выступить на суде и рассказать, что она была за штучка. Это хоть как-то помогло бы.

У Конвея пересохло в горле.

— Продолжайте, — с трудом выговорил он.

— Прибыв сюда и узнав, что вы не арестованы, я засомневалась в верности своих догадок. И зря: ни в какого дурацкого сексуального маньяка я не верю. С Хелен и ей подобными такое никогда не случается.

— Вы не виделись с Хелен пять лет. Откуда вам знать, какой она стала?

— Да, я даже начала верить, что она изменилась. Вы играли весьма достоверно, но потом я заметила шероховатости. И вконец запуталась. Только теперь я все поняла — вашу грубость, холодность, стремление избавиться от меня. Не хочу хвалиться, но все мои знакомые мужчины так или иначе норовили приударить за мной, а вы были совершенно равнодушны. Но теперь все стало на свои места. Поначалу я думала, что вы убили Хелен в припадке ярости, это было бы понятно. Но потом увидела, что вы не такой. Вы предпочли бы развестись. Но если у вас появилась другая женщина, Хелен этого не потерпела бы, и вам пришлось бы убить ее.

Конвей слушал ее с растущим изумлением и даже некоторым облегчением. Если она зашла так далеко в своих фантазиях, мне нечего бояться, подумал он и спросил:

— Вы не пытались сочинять книжки, Бетти? При вашем воображении можно неплохо заработать.

— Одним словом, я решила, что, пока я здесь, вы не осмелитесь встречаться со своей любовницей и не сможете навлечь на себя подозрения.

— Если вы так решили, то почему нашли себе квартиру?

— В том-то и дело, что не нашла. Вернее, и не искала. Я просто походила по магазинам и вернулась. А тут и Бауэр приехал.

— И что вы ему рассказали?

— Ничего. Говорил в основном он. Извинился за свое поведение, объяснил, что нельзя оставаться в доме, что соседи могут заподозрить неладное. Полицейские тоже начнут сомневаться. И тогда я подумала, что, возможно, мне и впрямь следует побыстрее убраться отсюда.

— К сожалению, это верно. Единственное, в чем вы оказались правы. Мне нечего скрывать, и я не боюсь полиции. Но, если газетчики узнают, что у меня живет миловидная девушка, они раздуют из мухи слона.

— Мне уйти сегодня?

— Можно и завтра.

— Я все испортила своим приездом.

— Нет. Я благодарен вам за то, что приняли мою сторону.

Они перешли в гостиную, и Бетти села рядом с ним на кушетку.

— Я рада, что вы так думаете. Я действительно хотела как-нибудь помочь вам. Пожалуйста, поверьте мне.

Ее губы оказались совсем близко. Остальное было естественно и неизбежно: существовал лишь один вариант развития событий. Конвей обнял Бетти. После долгого поцелуя она отстранилась и спросила:

— Ведь ты не любил ее, правда?

— Не любил, — ответил Конвей и осекся. Неужели все это — спектакль, ловушка? Он снова поцеловал девушку. — Я не любил ее, но ты заблуждаешься, полагая, что я не мог ее терпеть и что она сводила меня с ума. И что я убил ее. Я просто разлюбил, и все.

— А меня ты любишь?

— Да, мне кажется, что люблю. Но все это очень странно.

— Я понимаю. — Она положила голову ему на плечо. — Сегодня удивительный вечер. Дома так хорошо. А зачем Бауэр потащил нас в это ужасное кафе?

Конвей усмехнулся.

— Он привел туда официантку, которая обслуживала нас с Хелен перед киносеансом. Хотел, чтобы она меня опознала.

— А зачем ты плел всю эту чепуху о куче денег у Хелен, о ваших мелких размолвках?

Конвей напрягся, и Бетти это почувствовала.

— Это правда, — с прохладцей ответил он и погладил ее по голове. — Я рад, что ты не стала искать жилье.

Бетти отодвинулась.

— Не говори так.

— Почему? Разве ты меня не любишь?

— Конечно, люблю. С того мгновения, как переступила твой порог. Мне не хочется расставаться с тобой, но… но я не могу здесь остаться, потому что, кажется, ты не доверяешь и врешь мне. Я не виню тебя за содеянное, я понимаю. Но, если мы что-то значим друг для друга, я должна знать правду. Я не могу любить человека, который относится ко мне подозрительно.

— Ты заблуждаешься, — твердо ответил Конвей. Эти слова вырвались сами собой, но мгновение спустя он заколебался. Она знала правду. На миг ему захотелось обрести покой с человеком, которому известно все, и забыть о проклятой неусыпной бдительности. Но Конвей одернул себя. Ставки были слишком высоки. А вдруг все это — западня? Такую игру он мог вести только один.

— Я не имею никакого отношения к смерти Хелен и сказал тебе правду.

— Пожалуйста, лучше не говори мне ничего, если не доверяешь, — попросила Бетти. — Но только не лги. — Она затушила сигарету. — Я пошла спать, завтра рано вставать. Дверь я закрою на замок, понятно? Доброй ночи.