В 1929 году в Казахстане продолжалась коллективизация сельского хозяйства. Возле заставы начал действовать первый колхоз. Однако кулаки и баи не собирались мириться с коллективизацией. Они распространяли слухи, что будто у них хотят отобрать весь скот для себя, а казахов перегнать на фабрики и заводы. Были батраки, которые больше верили им, чем нам. Дело Омара Оспанова не только не остановило других баев, но словно бы подхлестнуло их. В 1929 году я все чаще получал сведения, что готовится крупная откочевка скота под прикрытием банды из Китая.

Как-то, уже поздней весной, пришел ко мне активист Степанчук из соседнего селения.

— Сильно шевелятся наши баи, — сообщил он. — Что Омару Оспанову, то и всем нам будет, говорят. Агитируют батраков в Китай удирать, пока, мол, русские нас всех в кабалу не взяли. А тут еще какой-то человек у них объявился, от англичан действует и атамана Анненкова ищет.

— Русский?

— Нет, казах. Готовит большой угон скота. Банды собирает.

— Своими бандами хотят прикрыть откочевку?

— Нет. Слышно, из Китая придут на помощь анненковцы.

— Когда думают делать откочевку, не слышали?

— Пока только разговоры ведут. Время не назначили еще.

— А место перехода?

— Тоже неизвестно.

— Как того человека зовут, что с англичанами связан?

— Не скажу, не знаю.

— Сам не видел его?

— Нет, только слышал.

— Ну, что ж, большое спасибо. Если что новое узнаете, сообщите.

— Добре!

Пришлось мне вспомнить старые связи. Через некоторое время я уже знал кое-что о загадочном организаторе. Бывший крупный бай, малограмотный, но энергичный, Калий Мурза-Гильды, бежал в начале двадцатых годов за границу. Здесь его и нашла английская разведка. После исчезновения Анненкова решили воспользоваться им. Калий Мурза-Гильды был уже не так молод — около пятидесяти лет, но при огромной ненависти к Советской власти и знании здешних мест показался английской разведке подходящей фигурой для осуществления задуманного.

Я передал эти сведения в отряд, а сам был настороже.

Прошло еще время. Как-то летом меня остановил пастух:

— Джелдас-начальник, ты меня не знаешь. Не надо говорить, что послушаешь, баев боюсь! Хочу сказать: сейчас надо хорошо смотреть граница! Бай сундай-мундай делает. К горе идет верблюд, идет лошадь, баран. Понимай!

Я поблагодарил.

К сентябрю я знал уже и место, где баи собираются перегонять скот.

Распространялись противоречивые слухи. То сообщали, что перед этим должны разгромить заставу соседнюю, то говорили, что заставу уничтожать не будут, а отвлекут пограничников ложными маневрами. Ожидалось триста человек анненковцев из Китая.

Срок откочевки все еще не был намечен. Однако байские стада паслись в опасной близости к границе.

Метрах в двухстах выше нашей заставы по реке стояла мельница. Пожилой мельник, — украинец, был всегда приветлив с нами, но, кроме взаимных приветствий, никаких контактов у пограничников с ним не было. Зато его хорошенькая, темноволосая, с голубыми глазами дочка вызывала живейшее любопытство у молодых пограничников. Она со всеми была одинаково приветлива и улыбчива, и никто из наших ребят не мог похвастаться особым вниманием с ее стороны, пока в нее не влюбился командир отделения Черепанов, лихой кавалерист, смельчак и балагур. Мельник не поощрял эту дружбу. И все-таки Надя и Черепанов находили возможность встречаться…

Однажды Черепанов явился ко мне мрачный:

— Разрешите поговорить с вами, товарищ начальник. Вы знаете Надю, дочку мельника. Мы с ней любимся, это вы тоже знаете. Девушка она хорошая, но вот ведь что получается. Мне уже давно не нравилось, что она часто разговаривает о том, что у нас на заставе делается. От них вся застава, как на ладони, видна. «Ты, — скажет, — сегодня в наряд ездил, а потом лошадь купал». — «А тебе-то что, — втолковываю ей, — это служба, и тебя не касается». А она опять за свое: «Я видела, что ваш начальник куда-то опять с Калатуром поехал». Стали мы, наконец, ссориться. «Ты что, — говорю, — ничего не делаешь, только за нами следишь? Смотри, мне это не нравится!». Но я все думал, что это она от любви глаз с нашей заставы не спускает, все хотел ее перевоспитать и говорил, что перестану с ней свиданничать, если она будет такая любопытная. А тут вчера Надя расплакалась и призналась, что это отец заставляет ее следить за нами и сам тоже следит. Он жадный. Ему платят за это. «Почему же, — спрашиваю, — ты раньше не сказала об этом?» — «Я боялась, что папаша убьет меня. Он и так уже грозился. Только ты не бросай меня! Я ведь не хотела, и все папаше не так говорила». — «Кто же, — спрашиваю, — твоему бате платит за слежку?» — «А казахи». — «И не стыдно тебе, ты же комсомолка!»— «А почему, думаешь, я тебе все время говорила о заставе? Все надеялась, что ты сам догадаешься». — «Если бы я к тебе хуже относился, может, и догадался бы». — «Только не бросай меня», — плачет.

— Ну, и что вы решили, Черепанов?

— Не знаю… К вам пришел посоветоваться.

— Вы ее любите?

— Надя — хорошая девушка. Конечно, дала немного маху. Но она теперь хочет отказаться следить. Если вы разрешите, мы поженимся…

— Подожди. Пока пусть не отказывается следить за нами, ни в чем не признается отцу. А мельник, старая лиса, пускай хитрит. Это нам даже на руку!

Начали и мы наблюдать за мельницей. А Черепанов держал связь с Надей. Я понимал, что сейчас, подготавливаясь к откочевке, баи должны усилить наблюдение за пограничниками. И, когда увидел двух подозрительных казахов, задержавшихся у мельника, решил поторопить события, испробовать хитрость.

Вдвоем с Черепановым отправились к соседу.

— Есть у меня к вам дело, — сказал я мельнику. — Только не помешал ли я вам?

— О, шо вы балакаете?! Вы у нас николы не булы! Слава богу, пришлы до менэ! — рассыпался в любезностях мельник.

— Як вам вот по какому делу. Завтра должен ветеринарный врач осмотр лошадям делать, так нужно нам их выкупать до утра.

— А шо ж такэ? Яка ж така хвороба причепилась до конэй?

— Прививки будут делать.

— Ото ж вам морока!

— И не говорите. Дней пять-шесть пропало, никуда не выедешь с заставы… Так что я хочу попросить? Нам вода для лошадей нужна будет. Чтобы вас не беспокоить и не мешать работе мельницы, я пришлю завтра рано утром товарища Черепанова, он откроет заслонку.

— Нэ турбуйтесь! Я сам цэ зроблю — открию. Нэ трэба вам беспокоиться! Купайте конэй, скильки вам трэба!

— Да мы за утро управимся.

— О це и ладно. Я до десятой годыны воду брать нэ стану.

Разговор мы вели в большой столовой. Казахов не было видно. Верно, мельник не хотел их показывать мне. «Значит, правильно, — подумал я, — не простые это гости».

На другой день, встретившись с Черепановым на реке, Надя сказала, что казахи подслушивали нас и тотчас уехали в аул.

Не медля ни минуты, я вызвал к себе Мушурбека и попросил его разведать, поднялись ли баи на откочевку, идут ли к ним на помощь анненковцы. И все-таки недооценил я расторопности баев. Прежде чем вернулся Мушурбек, меня вызвал к прямому проводу начальник управления пограничной охраны Казахстана товарищ Ковалев.

— По нашим точным, проверенным данным, — сказал он, — анненковская банда численностью до трехсот человек намерена перейти границу. Цель — уничтожить внезапным налетом соседнюю погранзаставу и дать возможность баям перегнать скот на китайскую территорию. Примите меры, не допустите угона скота в Китай. Ваше решение доложите мне через двадцать минут. Я буду ждать у аппарата.

Положение складывалось серьезное. Мой заместитель с десятью бойцами был далеко — задерживал контрабанду. Значит, в моем распоряжении было немного людей. Оставить, заставу без бойцов я тоже не мог. Но у меня была налажена связь с коммунистами и комсомольцами волости, были у меня на учете и все красноармейцы запаса. Через двадцать минут я передал свое решение: десять пограничников оставить на заставе; мобилизовать в округе членов партии и проверенных комсомольцев. Из них часть оставить с Черепановым, с остальными идти на соседнюю заставу, куда готовилось нападение.

Начальник управления одобрил решение, и на следующий день рано утром мы выехали с заставы.

Накануне в этих местах прошел ураган, В такие дни ни пеший, ни всадник не отважится войти в долину — ветром сбивает с ног, прибрежная галька с озера летит с такой силой, что рассекает кожу, забивает насмерть людей и лошадей. И, хотя ураган уже закончился, я решил, не спускаясь в долину, пройти к соседям другим путем — через перевал вдоль границы. Кстати, это была та самая дорога, которой девять лет назад удирали от Красной Армии анненковцы.

Чем выше мы поднимались, тем сильнее пронизывал холод. Однако лошади от трудного подъема были совершенно мокрые. Пограничники спешились, вели коней на поводу. Вот мы уже по колено в снегу. Поднимаемся к самым тучам. В двух шагах ничего не видно. Скользим, падаем. Темнеет, но мы продолжаем путь. Один пограничник с лошадью сорвался вниз, но глубокий снег задержал, к счастью, их падение. Товарищи вытащили пострадавших веревками. Все так устали, что пришлось сделать короткий привал. А потом снова в путь.

Но вот, наконец, преодолев хребет, отряд у подошвы горы, где ожидалась банда. У одного из двух ближайших перевалов должна, по нашим данным, находиться байская откочевка. Чтобы не попасть в ловушку, решили замаскироваться и ждать рассвета.

Утром вышли к урочищу. У шлагбаума нас встретили часовые.

— Бандиты обнаружены в пяти километрах отсюда, — доложил часовой. — Десять пограничников двинулись туда. Три часа назад слышна была, перестрелка в горах.

— Отправляйтесь на поиски вашей группы. Мы подождем на заставе. В казарме кто-нибудь есть?

— Никого. На заставе только две женщины — Рогова и Романова.

На наш стук в дверь маленького домика откликнулся женский голос:

— Отойди от двери — стрелять будем!

Кое-как удалось растолковать, что мы свои.

Нам открыли вооруженные женщины — обе молоденькие, обе заплаканные.

В то время как мы торопливо пили чай, вбежал часовой:

— Товарищ командир, в двух километрах от заставы пробираются лесом вооруженные всадники!

— Сколько их?

— Десять человек.

Тревога, однако, оказалась напрасной. Это шла к нам помощь. Радостный, командир группы доложил:

— Товарищ начальник, с отрядом явился к вам на помощь!

Улыбаясь, я сказал:

— Вообще-то являются привидения на кладбищах, любимые во сне и волшебники в сказках, а военнослужащие рапортуют о прибытии, но сейчас вы действительно явились, как волшебник, так что, пожалуй, доложили верно. Пейте чай, а я вышлю разведку к перевалам.

Прибыл со своими пограничниками Рогов.

— Ну, что? Ну, как? — набросился я на него с расспросами.

— Да что ж… Пришлось нам отступить в горы. Бандитов много, и расположились они удачно, все рассчитали.

— Все рассчитать невозможно. Вот вернется разведка, будем думать, что делать.

Разведка доложила, что скот подошел к подножию горы, а вооруженная банда расположила свои огневые точки так, чтобы обеспечить беспрепятственный подход скота к перевалу.

Взять бандитов в лоб было совершенно невозможно. Тогда я решил выдвинуть роговскую группу так, чтобы она сковала огневые точки противника, отвлекая внимание на себя, сам же с основным отрядом двинулся в обход горы.

Маневр удался. Анненковцы приняли отвлекающую группу за отряд и сосредоточили на ней все внимание. Роговцам пришлось трудно. Они едва сдерживали бешеный натиск противника. Но в это время с тыла неожиданно ударили мы. Скот, уже подходивший к перевалу, шарахнулся обратно. Анненковцы сопротивлялись отчаянно. Но дело уже было проиграно ими, и остатки банды, бросив скот, баев и их батраков, ушли на китайскую территорию.

Среди убитых бандитов мы обнаружили трех офицеров, возглавлявших анненковский отряд. Но Калия Мурза-Гильды ни среди убитых, ни среди задержанных не было.

Допрошенный бай сказал, что откочевка была пробной: удайся она — в прорыв пошли бы остальные массы подготовленного к угону скота. Сам Калий Мурза-Гильды с пробной откочевкой не пошел, и где он сейчас, неизвестно.

Мы задержали более десяти тысяч голов баранов, коров, верблюдов и лошадей.