100 великих творцов моды

Скуратовская Марьяна Вадимовна

Живая классика (1970-е — наши дни)

 

 

Джин Мюир

(1928–1995)

В своё время её называли «лучшей портнихой в мире» и «королевой платьев». Она совершенно заслуженно считалась гением в области технологии пошива, и её имя вполне достойно стоять рядом с именами таких признанных мастеров, как Жанна Ланвен и Аликс Гре. Сама же она признавалась, что не прилагала к этому никаких усилий, всё происходило естественно, как бы само собой… Впрочем, именно в этом и состоит талант.

Джин Мюир родилась в Лондоне, в 1928 году — её отец Сирил был выходцем из Абердина, и шотландским происхождением она всегда гордилась. Родители расстались, когда она была ещё совсем девочкой, и мать, Филлис Кой, переехав в Бедфорд, воспитывала их с братом в одиночку. В школе Джин особенно не блистала, однако именно там проявились её способности к рисованию и интерес к истории искусства. А вот с рукоделием всё было отлично — Джин начала и шить, и вязать, и вышивать очень рано, так что в шесть лет уже вполне овладела этими навыками, а с годами усердно их оттачивала. После окончания школы у неё поначалу была мысль учиться дальше, поступить в школу искусств, однако она так на это и не решилась, о чём впоследствии не жалела. Какое-то время она работала в адвокатской конторе, а затем в местном городском совете, а в 1950 году переехала в Лондон.

Джин нашла работу на складке в одном из универмагов известной сети «Либерти и компания», где и проработала следующие шесть лет, постепенно двигаясь от одной должности к другой; помимо прочего, она успела побывать и продавщицей в отделе белья. А затем, хотя Джин вовсе не была профессиональным дизайнером, она, работая в отделе изготовления одежды на заказ, начала рисовать эскизы. И это получалось у неё настолько хорошо, что в результате её перевели в отдел, где продавали одежду молодёжной линии марки Либерти — Джин продолжала рисовать эскизы, постепенно её начали привлекать и к подготовке модных показов. Работа в «Либерти» оказалась отличной школой, в которой она изучила производство одежды с самых разных сторон. Как будет Джин говорить позднее, «мода — это не искусство, это индустрия».

Джин Мюир

В 1956 году она вышла замуж — за немецкого актёра Гарри Лёйкерта, и перешла в старинную, возникшую ещё в 1886 году, фирму «Егерь», где ей предложили место дизайнера, и она оказалась одним из самых молодых сотрудников, которые занимались разработкой дизайнов. Это место тоже было хорошей школой — именно там Джин много работала с трикотажем и джерси, и позднее, когда она станет модельером, это будут её «фирменные» ткани. Талант её и тут проявил себя, так что вскоре Джин доверили создавать небольшие коллекции для линии «Бутик», которая представляла собой вечернюю и парадную одежду и была предназначена для более молодых и менее консервативных клиентов, чем основная целевая аудитория фирмы.

Когда же Джин ушла оттуда, к ней обратился предприниматель Дэвид Барнс — он занимался производством готовой одежды из джерси, и, познакомившись с работами Джин для «Егеря», счёл, что она была бы очень ценным приобретением для его компании. Однако Джин отказалась — массовое производство её не интересовало. И тогда Барнс предложил ей спонсировать собственное дело, если она его откроет, — настолько он был уверен и в таланте Мюир, и в её успехе. И она решилась — так появилась компания «Джейн & Джейн». В 1964 году одно из её платьев получило премию «Платье года» (её буквально за год до того учредил музей моды в Бате; впоследствии Джин Мюир получит эту премию ещё дважды). Дела шли очень успешно, и в 1966 году Мюир ушла из «Джейн & Джейн», чтобы основать собственное дело, а эта марка просуществовала ещё несколько лет, вплоть до 1970 года — её выкупил один английский дом моды, но без таланта Мюир это, как оказалось, не имело смысла.

Позднее она будет говорить: «Когда я начинала своё дело, я хотела делать одежду, которая выглядела бы как одежда “от кутюр”, была бы скроена так же, и при этом была бы прет-а-порте». Тогда и родился термин «кутюр оптом». Муж Джин, Гарри, который всегда и во всём её поддерживал, взял на себя деловые обязанности, так что Джин могла полностью отдаться творчеству. Летом 1966 года они основали компанию «Джин Мюир», а уже в октябре была представлена первая коллекция.

Точность кроя, уровень работы, внимание к деталям действительно поднимали работы Мюир на уровень куда более высокий, чем обычно бывает у готовой одежды. Такой подход был для Мюир делом принципа — она полагала, что нужно придерживаться высоких стандартов качества и задавать новые. Все, кто окружал её, знали, что Мюир была перфекционисткой, и это касалось абсолютно всех аспектов её работы. Когда, после работы над эскизами выкроек, её сотрудники создавали первую версию очередного наряда, поначалу из простой ткани, она проверяла и исправляла каждую модель, точно так же, как затем она проверяла каждую выкройку и подбирала образцы всех материалов, которые были нужны (само собой, они всегда были только самого высокого качества). Той же скрупулёзности в работе требовала от всех тех, кого вовлекала в процесс создания одежды, — от дизайнеров тканей до вышивальщиц, от ювелиров до шляпников. Маленькая деталь могла заставить заиграть образ совсем по-другому, и Мюир никогда об этом не забывала.

Её работы были очень женственными, однако вместе с тем удивительно удобными и обманчиво простыми (они зачастую выглядели очень минималистскими, но крой при этом мог быть достаточно сложным). Никаких жёстких структур, косточек, корсетов и прочего, никакого плотного облегания, которое стесняет тело при движении, никаких жёстких тканей. Фигуру можно и нужно подчёркивать, полагала она, но нельзя при этом заковывать в неудобный панцирь. Мягкая кожа и замша, джерси и трикотаж, ангора и креп, шёлк — с этими материалами она работала особенно охотно, они были достаточно изысканными, и позволяли создавать летящие, лёгкие, элегантные силуэты, которыми так славилась Мюир.

Она полагала, что не могла бы создавать одежду для женщин с таким успехом, если бы сама не была женщиной — как можно, работая только с манекеном, понять, как будущая вещь будет сидеть на груди или в бёдрах, если не можешь этого «почувствовать»? «Если вы делаете одежду для женщин, то, что вы женщина, которая знает, как носить эту одежду, должно играть определённую роль». По словам Мюир, она создавала очень «феминную», женственную одежду, но не феминистскую. Однако эта женственность не была вычурной, не была перегружена деталями — такой подход к одежде нравился ей ничуть не больше, чем «феминистский», отодвигавший женственность на задний план. А ещё она никогда не стремилась следовать за трендами, да и само понятие «мода» не любила. Её творения, пользовавшиеся огромным успехом, получались вневременными… что не мешало им быть модными.

Признание публикой сопровождалось признанием коллег — так, Мюир неоднократно получала разнообразные премии в области моды и дизайна, в 1984 году она получила орден Британской империи; была членом совета по дизайну, а затем и вице-президентом общества друзей музея Виктории и Альберта. Она давала множество интервью, в 1994 году написала «Манифест настоящего дизайна», ездила в лекционные турне, словом, была человеком, который не просто создавал одежду, а умело доносил свои воззрения на моду и дизайн до окружающих и оказывал на них достаточно заметное влияние.

Маленькая и хрупкая, Джин Мюир почти всю жизнь использовала один и тот же созданный ею для себя образ — чёрные или тёмные платья, в основном из джерси, сильно напудренное лицо и тёмно-красные губы. Эта женщина обладала очень сильной волей, почти непоколебимыми воззрениями на самые разные аспекты моды, и огромным талантом. В 1970-е в мире было два дизайнера, работы которых чаще всего копировались, — это были Ив Сен-Лоран и Джин Мюир…

Её не стало в 1995 году — она скончалась от рака груди. Все друзья, которые пришли на её похороны, были одеты в чёрное и принесли только белые цветы. Такова была её воля, воля женщины, которая отдала моде всю жизнь.

 

Лора Эшли

(1925–1985)

Она не получила специального образования ни в области дизайна, ни в области пошива одежды, однако это не помешало ей создать свой собственный уникальный стиль, нежный и женственный, напоминающий о прошлых веках и в то же время прекрасно вписывающийся в день сегодняшний стиль, у которого нашлось так много поклонников во всём мире…

Лора Маунтни родилась в 1925 году, в уэльском городе Мертир-Тидвиле. Да, хотя многие считают её англичанкой, она родом из Уэльса, где родилась, выросла, провела много времени, и покоится она тоже там. Её мать, хотя последнее время и жила в Лондоне, вернулась перед рождением дочери на родину. В 1942 году — Лоре тогда было шестнадцать — она вступила в ряды женской вспомогательной службы ВМС. В то время она и встретила Бернарда Эшли, который в своё время станет и её мужем, и деловым партнёром; после войны, когда его отправили работать за границу, они переписывались, а в 1949 году смогли пожениться. Сама же Лора, когда война закончилась, осталась в Лондоне, и вплоть до 1952 года работала в Национальный федерации женских институтов в качестве секретаря. Работа была совершенно не творческой, однако творчество в жизни Лоры Эшли вскоре всё-таки появилось.

Лора Эшли

Вдохновившись экспонатами выставки рукоделия, которую Федерация устроила в музее Виктории и Альберта, в 1953 году она и сама занялась рукоделием — салфетки, скатерти, покрывала, передники и прочие приятные домашние мелочи. Любовь Лоры к очаровательным узорам викторианских времён привела к тому, что они с мужем сами стали делать ткани с соответствующим рисунком — таких тогда просто не выпускали. Лора и Бернард закупили необходимые материалы и начали работать прямо у себя дома, в маленькой квартирке, на кухонном столе.

Тогда на экраны как раз вышел фильм «Римские каникулы» с очаровательной Одри Хэпберн, героиня которой носила платки, и, поехав в отпуск в Италию и обнаружив, что это породило новую моду среди молодых итальянок, Лора и Бернард решили, что и сами могут делать нечто подобное. Платки с принтами в виде афишек и объявлений времён королевы Виктории они начали продавать в различные магазины (в частности, знаменитый «Либерти»), и вскоре дела пошли настолько успешно, что Бернар оставил свою основную работу, чтобы целиком посвятить себя зарождавшемуся семейному бизнесу.

В 1954 году они зарегистрировали собственную торговую марку. Можно было бы остаться в Лондоне, но Лора признавалась, что куда больше любила загородную жизнь, подальше от городского шума и суеты, и они переехали сначала в Кент, а затем отправились на родину Лоры, в Уэльс.

Компания росла и развивалась — постельное и столовое бельё, аксессуары для дома (от штор до подушек), обои, а затем и одежда, женская и детская, ткани… И всё это имело узнаваемый стиль. Это был нежный и романтичный, простой и в то же время очаровательный стиль, напоминавший о прошлом, о такой Британии, какой она была за век-другой до того. В нём слились ностальгия по прошлому, идеализированная невинность сельской жизни, стремление к простоте. Ничего яркого, кричащего, только нежное, трогательное, словно английский сад весной. Характерной чертой стали цветочные узоры, которые Лора либо разрабатывала на основе образцов прошлого, которые изучала в музеях, либо заимствовала напрямую. Эти мелкие цветочки, пейсли («огурцы») и прочее в том же духе были одновременно и очень традиционными, отчего казались узнаваемыми, знакомыми каждому с детства, и в то же время обладали свежестью дня сегодняшнего. Разрабатывались всё новые и новые оттенки, сочетания цветов, вводились в оборот новые материалы — начинали супруги Эшли с хлопковых тканей, а затем к ним прибавились и шерсть, и креп, бархат и вельвет, джерси и шёлк.

Позднее Лора вспоминала: «Когда в 1960-х мы начали делать одежду, вокруг были сплошные кукольные мини — а мы были против. Это казалось таким неправильным, таким ненужным. Одежда меня не интересует, я не хочу помнить, что на мне надето. В идеале я бы обошлась четырьмя совершенно одинаковыми комплектами». «Мне кажется, люди должны держаться за те вещи, которые им нравятся. Им не нужны шкафы, полные одежды». Парадоксально, но женщина, которая говорила, что её не интересует одежда, стала одним из самых популярных дизайнеров, и вещи от неё обожала даже та, чьи гардеробные действительно ломились от одежды, леди Диана, принцесса Уэльская.

Многослойные юбки, блузки, отделанные кружевами, платья в эдвардианском стиле, ночные рубашки в стиле пра-пра-прабабушек… Пышные рукава, светлые ткани с нежными узорами, цветочки и оборки, широкополые шляпы — одежда от Лоры Эшли напоминала о романах Джейн Остин и прелестях сельской жизни, о временах короля Эдуарда VII и тогдашних дамах, разодетых в кружева, о прелестных деталях моды викторианской, о книгах Энтони Троллопа… И, как ни странно, этот романтичный стиль прекрасно вписался сначала в 1960-е, с их ориентацией на моду для молодых, а затем в 1970-е, с их хиппи-стилем. Сама же Эшли говорила, что, живя вдали от города, она не подвержена его влияниям, и создаёт только то, что ей нравится, что считает нужным. И пусть её стиль резко контрастировал с тем, что предлагали тогда дизайнеры Франции и Италии, тем не менее успех ему сопутствовал огромный.

В 1968 году Лора Эшли открыла свой первый магазин в Лондоне, первый магазин в США открылся в 1974 году, в Сан-Франциско. К концу 1980-х их было уже около 450! Маленькое семейное дело, начинавшееся на кухне, превратилось в огромное королевство. В магазинах «Лоры Эшли» предлагали не просто одежду и аксессуары, мебель и ткани, там предлагали стиль жизни, и он оказался привлекательным для множества людей.

В 1979 году Лора и Бернард переехали в северную Францию, но часто навещали Англию и продолжали активно работать. В 1985 году, во время визита к одной из дочерей (у супругов Эшли четверо детей, которые в своё время тоже присоединились к семейному бизнесу), Лора споткнулась и упала с лестницы. Через десять дней она скончалась от кровоизлияния в мозг…

Это стало огромной потерей и для семьи, и для семейного дела. Оно, однако, выстояло, благодаря чему мы до сих пор помним имя этой очень простой, очень преданной своему дому и семье женщине, которая смогла разделить свою любовь к романтическому прошлому со всем миром.

 

Соня Рикель

(1930)

Соня Рикель — воплощение парижской живости, Соня Рикель — «королева трикотажа», Соня Рикель — «Рыжая Соня». Женщина, которая могла бы и не стать модельером, но тогда наша одежда была бы чуточку скучнее и… неудобнее. Как писала одна журналистка, «платье от Сони Рикель не удивляет меня; оно подходит мне, соглашается со мной, а я — с ним, и мы похожи друг на друга». Царствовать в мире моды достойны не только роскошные вечерние платья, но и удобные свитера, уютные кардиганы, словом, повседневный, но от того особенно необходимый трикотаж. Когда-то ему приходилось довольствоваться задворками, но Соня Рикель сумела это изменить — так скажем ей спасибо!

Соня Рикель

Родилась она в 1930 году в Нейи-сюр-Сен, в западной части Парижа. Отец, часовщик, был родом из Румынии, мать — из России, у обоих были еврейские корни. В семье было пять дочерей, и Соня — старшая из них. Позднее она вспоминала: «Я выросла в очень буржуазной семье. Мы всегда говорили о политике, или об искусстве, или о живописи. Мой дядя был художником, он научил меня видеть красоту».

В семнадцать лет Соня устроилась на свою первую работу — оформителем витрин в одном из парижских магазинов, торговавших всевозможным текстилем. А в 1951 году вышла замуж за Сэма Рикеля, который три года спустя сменит своего отца и станет владельцем магазина одежды «Лора». Означало ли это, что Соня, отныне мадам Рикель, как-то приблизилась к миру моды? Вовсе нет. Она собиралась быть женой и матерью. В 1956 году родилась дочь Натали, в 1961 году — сын Филипп, и…

И, как ни странно, именно материнство толкнуло её на совершенно новую дорогу. Хорошо образованная молодая женщина с тонким вкусом внезапно обнаружила, что не может красиво одеваться во время беременности. Всё, что могла предложить тогда мода будущим матерям, — одежда, которая делала фигуру грузной или бесформенной.

Так что, зайдя однажды в магазин мужа и обнаружив, что свитера, которые там продавались, ей не подходят, она договорилась, что на фабрике для неё сделают новый. Поставщикам-венецианцам пришлось с мадам Рикель нелегко — она одобрила только седьмой по счёту вариант. Но зато он был именно таким, какой она хотела. А в 1962 году, после рождения сына, она придумала новый свитер — короткий, удобный, мягкий, серый и, в общем, очень простой. Да ещё со швами наружу. «Свитер бедного мальчика», как его назовут. Но, как оказалось, парижанкам именно его и не хватало! Модель выставили в магазине мужа Сони, и она начала пользоваться огромной популярностью. А вскоре, после того как в магазине побывал редактор «Элль», свитер попал на обложку этого известного журнала.

Так Соня Рикель, «ничего не знавшая о трикотаже», никогда не думавшая о том, чтобы стать модельером, внезапно стала им, да ещё известным. «Мода для меня была чистой страницей, и поскольку я о ней ничего не знала, то делала то, что хотела». Но казалось, что желания Сони совпадали с тогдашними настроениями, и публика с радостью принимала то, что Соня могла ей предложить. Это был 1962 год. Женственные силуэты 1950-х, с тонкими талиями и пышными юбками уходили в прошлое. От моды ждали простых линий, удобства, лаконичности, свободы в движениях. И трикотаж для этого подходил идеально. Кто знает, быть может, если бы Соня пыталась угадать настроения, тенденции, начала идти на какие-то компромиссы для того, чтобы достичь успеха, у неё ничего бы и не вышло. Но она с радостью начала творить, освобождая женское тело и наряжая его в красивые, а главное, удобные вещи, а женщины — с той же радостью это носить.

В 1964 году «Лора» переехала в Галери Лафайет, в 1965 году Соня зарегистрировала компанию под собственным именем, а в 1967 году появилась на страницах журнала «Вог». Для мира моды она стала «великолепной рыжеволосой Соней Рикель, королевой бутика «Лора». Это был настоящий успех, настоящая известность! Вот только с мужем в 1968 году Соня развелась — скандалы в семье стали слишком частыми. В таких случаях обычно говорят, что один из супругов не перенёс громкого успеха другого. Но так ли это важно?

Важно то, что в мае этого же года Соня открыла собственный бутик на рю де Гренель. Правда, на следующий же день его пришлось закрыть — в Париже начались студенческие волнения. И, заметим, в отличие от многих других роскошных магазинов, не пострадал. Случайность — или симпатия со стороны молодёжи?

Уже в декабре «Вог» писал о ней: «Соня — один из величайших, и в значительной мере не воспетых, дизайнеров мира бутиков. Она предлагает одни из самых лучших на сегодняшний день силуэтов, узкие и гибкие». В следующем году Соня открыла ещё один магазин, в Галери Лафайет, и закинула свои трикотажные сети за океан — её моделями заинтересовались в США. Америка покорилась быстро: «Она повелительница джерси и трикотажа в наши дни, дни, когда молодые женщины с красивыми фигурами решили, что не будут носить ничего, кроме джерси и трикотажа. ‹…› Её свитера с маленькими пуговками делают то, что не делают другие свитера… Гениальность её моделей заключается в том, что любой, кто их надевает, кажется стройным».

Она создавала свитера длинные и короткие, свитера вышитые и с поясами, вязаные платья… Они ощущались на теле, как вторая кожа. А сама идея «второй кожи» приводит к тому, что в 1974 году Соня придумала костюм, как бы вывернутый наизнанку: «Я хотела показать ту сторону, что прилегает к коже, — она более красива, а швы, повторяющие форму тела, — это как своды храма».

Она постоянно была готова экспериментировать. Надписи на свитерах, асимметричный крой и неровные подолы, возвращение в моду чёрного цвета, популяризация узкой полоски, вечерние наряды из трикотажа — казалось, что фантазия у Сони Рикель неиссякаема.

«Женщины работают, у них есть дети, есть мужья. Им надо как-то организовывать свою жизнь». А ко всему этому нужны хорошо подобранные аксессуары, ведь даже если у вас всего несколько вещей, но есть пояса, шарфы, платки и перчатки, можно с их помощью каждый день создавать новый образ. Так что постепенно под маркой «Соня Рикель» начали выходить и аксессуары, а позднее и бельё. И, конечно, парфюмерия — ведь завершающий штрих в женском наряде — это именно аромат. Ну а оттуда уже и рукой подать до косметики, обуви, мужской одежды, одежды для детей и многого другого…

Империя Сони Рикель продолжает расти.

В 1973 году она стала вице-президентом парижского Синдиката Высокой моды. На этом посту в 2008-м её сменит дочь Натали, которая долгие годы работала рядом с матерью, ещё в 1975 году начав работать у неё моделью. Магазины Рикель открываются по всему миру. Она создаёт новые коллекции, оформляет несколько парижских отелей, рисует сама — и позирует для портретов, создаёт костюмы для мюзикла, пишет книги — и для взрослых, и для детей, организует выставки…

Её энергия безгранична. Только в 2007 году на посту президента компании её сменила дочь, и появился креативный директор, представивший свою первую коллекцию для дома Рикель в 2008 году, и тогда же дом отпраздновал своё сорокалетие. Солидный возраст, но Соня, один из талантливейших дизайнеров и прошлого, и нынешнего века, «королева трикотажа», элегантнейшая женщина, в чью честь назвали сорт роз, по-прежнему энергична. Ведь источник её вдохновения неисчерпаем: «Вдохновение мне придают женщины. Женщины, которых я вижу, рядом с которыми живу, моя сестра, моя дочь, моя мать, мои подруги. Настоящее вдохновение всегда идет изнутри, из души тех, кто тебя окружает, и тот, кто думает иначе, ошибается».

 

Сёстры Фенди

Их история — это история о женщинах, которые, будучи совсем юными, приняли свалившуюся на них ответственность за семейное дело, и смогли настолько достойно его продолжить, что теперь о них знает весь мир. В сказках обычно бывает три сестры, их же — целых пять…

А началось всё в 1918 году, когда юная Аделе Касагранде открыла в Риме небольшой магазин изделий из кожи, позднее присоединив к этому и меховое ателье. В 1925 году она вышла замуж за Эдуардо Фенди, и супруги начали вести дело вместе. Они жили в небольшой квартирке прямо над магазином и проводили всё время за работой. Наградой была всё больше растущая популярность, поскольку продукция Фенди отличалась и качеством, и хорошим вкусом. В 1931 году родилась их первая дочь, Паола, а за ней последовало ещё четыре девочки — Анна, Франка, Карла и Альда. Как впоследствии признается Карла, их первыми игрушками были аксессуары, которые продавались в родительском магазине. Дела шли настолько хорошо, что в 1932 году Фенди открыли новое ателье на престижной виа Венето.

Первой родителям стала помогать старшая дочь, Паола, когда ей исполнилось пятнадцать лет, остальные пока ещё учились. К началу 1950-х репутация Фенди была устоявшейся, дела шли отлично, и тут внезапно скончался Эдуардо Фенди. Карла рассказывала впоследствии: «Мама оказалась вынуждена опереться на нас, хотя и не хотела этого делать. Мы были ещё девчонками, учились, да и в любом случае она видела нас в будущем просто домохозяйками. Для нас же начать работать с мамой казалось совершенно естественным, но, как только мы оказались вовлечёнными в дела фирмы, поняли, что хотим делать что-то своё. Это было нелегко, как вы можете представить — мы были молодыми, мы были женщинами, а в меховом бизнесе первенство всегда принадлежало мужчинам…» И тем не менее они смогли выстоять.

Сестры Фенди с Карлом Лагерфельдом

В 1965 году сёстры Фенди пригласили молодого дизайнера, Карла Лагерфельда. Почти сорок лет спустя он будет вспоминать: «Это всё ещё был семейный бизнес, мать и пять дочерей, которые должны были делать то, что она скажет, поскольку мать была сильной, сильной, сильной… и вместе с тем божественной. Настоящая римская матрона, как в книжках». Тогда же был придуман знаменитый теперь логотип — две буквы «F», которые означают не только «Фенди», как можно было бы предположить, но и являются аббревиатурой «fun fur», то есть «поддельный мех».

Лагерфельд, в сотрудничестве с сёстрами, смог полностью обновить стиль марки, и, более того, им удалось изменить саму концепцию одежды из меха, превратив её из показателя статуса в одежду не только красивую, но удобную и модную. Они пробовали новые технологии, новые методы обработки, кроя, окраски и т. д. Так, например, в изделии пробивались тысячи крошечных дырочек, и оно становилось гораздо более лёгким; шубы делались двусторонними, так, что их можно было носить как мехом внутрь, так и наружу; мех сочетался с самыми разными тканями, от шёлка до денима; использовались необычные виды как кожи, так и меха, искусственный мех… Словом, это были годы экспериментов, и эти эксперименты показали всем, насколько изысканными, оригинальными, и при этом вписывающимися в современную жизнь, могут быть меховые изделия.

В 1966 году Фенди представили свою меховую коллекцию Высокой моды, а три года спустя — первую коллекцию прет-а-порте. Постепенно на смену местной популярности приходил громкий успех, в том числе и за пределами Италии и даже Европы. Сёстры Фенди превратились в «императриц римской моды», однако одним только Римом больше не ограничивались. С годами к изделиям из меха добавилась обычная одежда — сначала женская, а потом мужская, ароматы, и так далее. А что касается кожаных аксессуаров, то они давно пользовались популярностью не меньшей, чем меха от Фенди, а выпущенная в 1997 году сумочка «Багет» стала одной из самых знаменитых и часто копируемых сумок в мире.

В 1985 году они отпраздновали шестидесятилетие семейного дела и двадцатилетие сотрудничества с Карлом Лагерфельдом (пять сестёр, любя, называют его «шестым Фенди»). В честь этого в Национальной галерее современного искусства в Риме прошла выставка Фенди, и это была первая выставка, посвящённая моде, которая проводилась в итальянском музее национального уровня. С тех пор прошло уже немало лет, они отпраздновали ещё несколько юбилеев, но их имя — по-прежнему символ высокого качества и отличного вкуса.

Сёстры работали дружно. Карла Фенди поясняла: «Паола самая старшая, она эксперт по мехам. Анна — дизайнер, и занимается кожей. Франка ответственна за магазины, Альда — за продажи. Ну а я координирую работу всех отделов». Изначально место главы компании занимала Паола, но в 1994 году её место заняла Карла. Все сёстры в своё время вышли замуж, и все их мужья, за исключением мужа Анны, врача, присоединились к семейному делу, так же, как и их дети, уже третье поколение семьи. Каждому нашлось место для проявления своего таланта. И все они признают, что не смогли бы достичь того, чего достигли, если бы их не связывала семейная любовь…

 

Рой Хальстон

(1932–1990)

«Хальстон» — это не просто очередное имя в списке известных дизайнеров, это целая эпоха в американской моде. Несколько раз в течение двадцати лет после смерти дизайнера его марку пытались возродить, и всякий раз неудачно. Чтобы создавать красивые вещи, нужно иметь талант, чтобы задавать стиль и оказывать влияние на других, нужно иметь очень большой талант, уже ближе к гению. Судя по всему, у Хальстона он был.

Рой Хальстон Фровик родился в 1932 году в городе Де-Мойн, штат Айова. В семье было четверо детей, Рой был вторым по старшинству. Отец, мистер Фровик, был норвежского происхождения, работал бухгалтером и, увы, страдал от алкоголизма. Впрочем, пострадавшей оказывалась и его немаленькая семья — он в очередной раз терял работу, и им приходилось переезжать на новое место. Так они сначала переехали в штат Иллинойс, в 1940 году, а в конце 1943 года — в Индиану. Мать, Холли, вела домашнее хозяйство. Конечно же, она, как и многие женщины в ту эпоху, умела шить и рукодельничать, и Рой рано проявил интерес к этим занятиям. Так, будучи совсем ещё мальчишкой, лет восьми, он сделал матери в подарок цветочное украшение для волос, а для двухлетней сестрёнки — шляпку, украшенную перьями (куриными — других не было под рукой). Кто знал тогда, что именно интерес к головным уборам выведет его на путь к славе?

Рой Хальстон

В 1950 году он закончил школу, а затем поступил в университет штата Индиана, правда, проучился там всего один семестр. В 1952 году семья переехала в Чикаго, и там Рой по вечерам учился в известной Чикагской школе искусств, а днём работал оформителем витрин в одном из универмагов. Тогда он и познакомился с известным чикагским мастером-парикмахером, Андре Бэзилом — его салон находился в одном из самых роскошных отелей города, в «Амбассадоре». Разница в возрасте между Андре и Роем («Фро», как его прозвали) была двадцать пять лет, что не помешало им сблизиться. Бэзил выделил у себя в салоне уголок, где Рой начал выставлять сделанные им головные уборы, — что ж, он, как и мадемуазель Шанель, начал свою карьеру в моде именно как шляпник.

Салон Бэзила посещало множество богатых и знаменитых клиентов, и на головные уборы, сделанные молодым мастером, постепенно появлялся спрос — в главной чикагской газете даже появилась статья, посвящённая его работам. А в 1956 году Бэзил познакомил своего протеже с Лили Дашей, известной шляпницей, француженкой по происхождению, которая в 1920-х переехала в Америку и покорила её своим мастерством. И к 1958 году он уже работал у неё в Нью-Йорке, изучая одновременно и тонкости шляпного мастерства, и тонкости бизнеса (Лили отличалась прекрасной деловой хваткой) и обзаводясь новыми связями. Вскоре Рой, вернее, уже Хальстон — он начинает использовать своё второе имя — понял, что способен на большее, чем работать на другого, пусть и очень известного мастера, и когда знаменитый универмаг «Бергдорф» предложил ему место главного дизайнера головных уборов, Хальстон тут же согласился.

Дважды в год он должен был ездить в Париж, чтобы присутствовать на модных показах, следить за тенденциями, набираться новых идей, закупать материалы. В «Бергдорфе» клиентам обычно предлагали местные копии французских моделей, но Хальстон не собирался этим ограничиваться. Поездки в Париж познакомили его с миром Высокой моды, с работами лучших модельеров того времени, он смог многому научиться, однако у него были и желание, и возможности предлагать миру что-то своё. И, главное, талант.

В январе 1961 года Жаклин Кеннеди, жена нового президента США, появилась на инаугурации своего супруга в платье и пальто от Олега Кассини и в очаровательной шляпке без полей, «таблетке». Простая, без отделки, но очень элегантная, она, главное, идеально подходила Жаклин. Мастером, сделавшим одну из самых знаменитых шляпок в истории, был Хальстон.

Диана Вриланд, редактор «Вога», как-то сказала о нём: «Вероятно, он был лучшим шляпником в мире. Я могла сказать ему: “Слушай, мне прошлой ночью приснилась шляпка”. И начать описывать её. А потом, о боже, он делал её для меня, точь-в-точь такую…» Строгие шляпки, кокетливые шляпки, шляпы и шапочки; всевозможная, порой очень прихотливая отделка или же, наоборот, её отсутствие и простые формы — головные уборы от Хальстона стали пользоваться огромной популярностью. Среди его клиенток появились и голливудские звёзды, и сливки нью-йоркского и вашингтонского общества, и представительницы мира моды. Он получил премию «Коти» (первую из пяти). И постепенно он пришёл к выводу, что не стоит ограничиваться только шляпами…

Позднее о нём будут писать: «Хальстон занялся выпуском одежды в тот период, когда больше не было модно выглядеть богатым». Мир шляпок, мир роскошных платьев «от кутюр» постепенно уходил в прошлое. Что мог предложить Хальстон? Те же роскошные ткани, которые использовались в Высокой моде, но модели при этом должны были быть очень простого силуэта. Прет-а-порте, готовая одежда, пока ещё не очень привлекала женщин, которые предпочитали Высокую моду, но то, что собирался предложить им Хальстон, вполне было способно заставить их к ней обратиться.

В 1966 году в «Бергдорфе» прошёл показ первой коллекции Хальстона, которая состояла всего из двух десятков предметов гардероба — их можно было по-разному комбинировать между собой. Минимализм, который будет так характерен для этого модельера, будет проявляться во всём. В прессе коллекция заслужила немало хвалебных отзывов, а вот продажи шли не очень хорошо, так что полтора года спустя, в 1968 году, Хальстон открыл собственный дом моды, на Мэдисон Авеню. Тогда эта улица ещё не была модным местом, но начала им становиться, и в немалой мере — благодаря Хальстону.

Его одежду отличала изысканная простота. Недаром Хальстона будут называть «минималистом из минималистов» — простые линии (чаще всего он использовал крой по косой), минимум застёжек, минимум швов, минимум деталей, чтобы ничто не нарушало плавный силуэт. Дорогие качественные ткани — шёлк, кашемир, шифон, джерси, замша. Простая цветовая гамма — в основном белый (вернее, оттенок слоновой кости), чёрный, красный; иногда он использовал и яркие цветные акценты, но, опять-таки, всегда в меру. И в результате получалась одежда очень изысканная, весьма эффектная, но вместе с тем удобная и простая.

Всего несколько лет спустя после основания марки «Хальстон» его уже называли «безусловно, самым главным дизайнером Америки». Его модели резко отличались от перегруженных деталями нарядов от европейских дизайнеров, а сам Хальстон говорил: «Американский стиль начинает набирать обороты. Современный образ жизни — именно американский, и он должен начать работать на мировом рынке. Любой американский дизайнер, если у него есть своя, оригинальная точка зрения на всё, и есть товар, имеет неограниченные возможности, которых не было раньше». Да, идеи Хальстона в значительной мере сформировали американскую моду конца 1960-1970-х годов, и отклики этого влияния чувствуются до сих пор.

Он выпускал женские брюки, и никакие споры об уместности брюк для женщин не могли его остановить, скорее наоборот: «Они дают женщине ощущение свободы, которой до этого у неё никогда не было, и она не откажется от них». Кашемировые свитера. Шёлковые платья-рубашки. Платья простого кроя из тончайшей замши, которые отлично сидели на фигуре, не мялись, и их можно было стирать в стиральной машине — одного из самых популярных его нововведений. Платья с воротником-хомутом. Длинные платья с асимметричным декольте, без бретелек или с одним открытым плечом. Его модели вытягивали фигуру, визуально делали её стройнее, и при этом были очень простыми и не стесняли движений.

Мы говорим о 1970-х? Значит, имеем в виду Хальстона. Это была его эпоха.

Подтянутый, элегантный, приветливый, он был героем статей и передач, желанным гостем на самых блестящих мероприятиях Нью-Йорка, другом звёзд — от Лайзы Минелли до Энди Уорхолла. Он и сам стал звездой — причём уже не только в США, но и за их пределами. Что касается его личной жизни, то она была именно такой, как и «положено» звезде, бурной, и порой чересчур. Ночные клубы, то, что называют «беспорядочными связями», наркотики… Но несмотря на всё это, главным в его жизни была работа.

В 1973 году марку «Хальстон» купила компания «Саймон Индастриз» — за двенадцать миллионов долларов. С одной стороны, это была неслыханная сумма, и казалось, что дизайнер совершил выгодную сделку — ведь он получал целое состояние и оставался там заниматься, как и прежде, творчеством, получая огромную зарплату. С другой стороны — и мало кто тогда это понял, — такая ситуация была чревата тем, что дизайнер мог потерять контроль над тем, что будет выпускаться под его именем… Что впоследствии и произойдёт.

Хальстон начал одним из первых дизайнеров в мире ставить своё имя на самых разных товарах, способствуя популярности марки, но он всегда крайне ответственно относился к этому, и всё, что носило имя «Хальстон» — будь-то духи или шарф — было высокого качества и непременно носило отпечаток личности модельера. Так, например, тёмные очки «Хальстон» были неотъемлемой частью множества придуманных им образов, можно сказать, фирменной подписью (что, как говорили злые языки, было обусловлено тем, что из-за бурных ночей и наркотиков сам дизайнер был просто вынужден прятать глаза). И так было со всем.

С 1975 года начался выпуск мужских коллекций. В 1977 году авиакомпания «Бранифф Интернешнл Эйрвейс» пригласила его для разработки новой формы для своих сотрудников — в своё время они также обращались к другому знаменитому модельеру, Эмилио Пуччи. В 1975 и 1976 годах соответственно он разрабатывал дизайн формы американских команд, участвовавших в Панамериканских и Олимпийских играх. А кроме того, стал автором формы полиции Нью-Йорка, и даже формы девочек-скаутов — к кому было обращаться за созданием красивой и удобной форменной одежды, как не к дизайнеру, имя которого прославило именно стильное сочетание красоты и удобства?

Словом, суперзвезда Хальстона продолжала сиять на модном небосклоне, он безумно много работал, но… Тут и начали сказываться последствия сделки, которую многие когда-то сочли столь успешной. Последнее слово в компании уже давно было не за ним, и хорошо, когда удавалось найти компромисс или настоять на своём, а если нет? Компания, выкупившая марку Хальстона, была, естественно, заинтересована в том, чтобы с помощью известного имени получать как можно более высокие доходы, а значит, под его именем должно было выпускаться как можно больше продукции. Требования росли, давление на дизайнера усиливалось — бизнес был достаточно успешным, но не настолько, как хотелось правлению компании. Хальстон даже согласился поработать в качестве дизайнера для одной компании, выпускавшей довольно посредственную одежду. Но это оказалось последней каплей — несмотря на то, что сама по себе коллекция, как и всё, что делал Хальстон, была хороша, подобной «измены» ему не простили, и «Бергдорф» отказался её закупать, а многие клиенты от него отвернулись. Ситуация зашла слишком далеко, и отношения Хальстона с его начальством ухудшались с каждым днём. А если прибавить к этому не очень-то здоровый образ жизни и сильный стресс… Словом, в 1984 году, после очередного скандала, Хальстона уволили. Выставили за дверь. Многие будут говорить, что к этому шло — ведь употребление наркотиков сказывается на характере человека, он становится более взрывным, более непредсказуемым, и что компания просто избавилась от сотрудника, на которого нельзя полагаться. Но на самом деле компания избавилась от единственного человека, на чьём таланте всё и держалось.

А в 1988 году Хальстон узнал, что он ВИЧ-инфицирован. Он продал дом в Нью-Йорке и переехал в Сан-Франциско, где продолжал работать, но уже только частным образом, для родных и самых близких друзей, включая Лайзу Минелли. Тот, кто некогда был душой нью-йоркского общества, был этим обществом быстро забыт. В 1990 году он умер от рака лёгких и осложнений, вызванных ВИЧ.

Его не стало, а имя осталось. Марку «Хальстон», «американскую легенду», пытаются возродить. Но, видимо, сделать это без самого Хальстона почти невозможно — пока не появится новый Хальстон.

 

Валентино Гаравани

(1932)

Его карьера в моде длилась немногим меньше, чем полвека, и стоит произнести его имя, как в воображении возникают великолепные наряды, воплощение сдержанной роскоши, современного гламура — в истинном, не опошленном смысле этого слова. «Он один из немногих, кто поднял платье до уровня предмета искусства», — сказала как-то одна из его верных клиенток. И была абсолютно права.

Валентино Клементе Людовико Гаравани родился в 1932 году на севере Италии, в небольшом городке между Турином и Миланом — Вогере. Ещё учась в школе, мальчик проявлял интерес к рисованию, а также и к моде. Он мог бы продолжать дальше образование в Милане, в местной Академии искусств, но его тянуло в Париж, и родители согласились отпустить туда семнадцатилетнего паренька — надо сказать, что и отец, Мауро Гаравани, и мать, Тереза, всегда поддерживали сына. Они позаботились о том, чтобы в Париже он остановился у знакомых, и снабдили его деньгами. Так начался десятилетний период, который Валентино провёл в Париже и благодаря которому он и сможет осуществить свою мечту и стать модельером.

Валентино Гаравани

Он приехал туда в 1949 году; как позднее напишет один известный историк костюма, когда слушаешь рассказы Валентино о той поре, когда он рисовал эскизы на клочках бумаги, проходил собеседование у Баленсиаги, получал место у Жана Дессе, — всё это кажется бесконечно далёким от современных колледжей моды, модных показов и «быстрой моды», которую делают на фабриках. «Начинающий дизайнер застал расцвет Высокой моды».

Валентино поступил в Школу парижского Синдиката Высокой моды и параллельно с учёбой начал искать работу. Сначала он попробовал устроиться к Жаку Фату, затем Кристобалю Баленсиаге, и в конце концов ему повезло — молодого человека взяли ассистентом к Жану Дессе. В основном его работа заключалась в принятии клиентов, которые приходили на частные показы, и в оформлении витрин, но, разумеется, он постоянно рисовал.

В доме моды Дессе он провёл пять лет, а затем вынужден был уйти — инцидент не имел отношения к творческой стороне работы. После этого он перешёл к Ги Лярошу, который тоже работал у Дессе и решил открыть свой дом моды. Позднее Валентино вспоминал: «Я оставался у Ляроша два года, и поскольку тогда это был очень маленький дом моды, я работал всё больше и больше, и всё больше и больше узнавал. Я делал буквально всё — рисовал эскизы, одевал девушек перед показами, доносил платья до такси. Восемь лет я был подмастерьем в Париже. Зарплата у меня была 13 тысяч франков в месяц. В месяц! Так что родители каждый месяц посылали мне 50–70 тысяч. Однажды, приехав летом домой, я сказал родителям: «Мне хотелось бы открыть собственный дом моды. Почему я должен делать всё это для других людей, в то время как можно заниматься этим для себя самого? И отец — о, он был поразителен! — сказал: “Хорошо, я дам тебе немного денег”». Друзья уговаривали его остаться — покидать Мекку моды, Париж, и ехать обратно в провинциальную в этом плане Италию? Многие считали, что это было безумием, но Валентино был твёрд — и оказался прав в конечном счёте.

В 1959 году он покинул Францию и обосновался в Риме, где, с помощью отца, который даже продал ради этого загородный дом, открыл свой дом моды в самом центре, на виа Кондотти. Молодой дизайнер, только приехавший из Парижа, заинтересовал избалованную римскую публику, а роскошное белое платье, которое Элизабет Тейлор заказала Валентино, чтобы надеть его на премьеру фильма «Спартак», послужило сигналом для многих дам — Валентино может предложить им нечто потрясающее!

Летом 1960 года состоялась встреча, которая подарила Валентино и друга, и партнёра на всю жизнь — в «Кафе де Пари» он познакомился с Джанкарло Джакометти, студентом, будущим архитектором, который был на несколько лет младше его самого. В следующий раз они встретились на Капри буквально через десять дней, а по возвращении в Рим стали встречаться всё чаще и чаще. И когда Валентино предложил Джанкарло начать работать у него, тот сразу же согласился. Как Джанкарло рассказывал позднее, им приходилось поначалу очень нелегко — за первый год работы Валентино истратил почти все средства и оказался буквально на грани банкротства, а Джакометти вообще не разбирался в бизнесе. Им пришлось закрыть старую компанию, переехать в более скромное место, открыть новую, начать экономить. Как признавался Джакометти, он никогда не просил Валентино «не делай этого» или «делай поменьше того», тот использовал самые дорогие и роскошные ткани, вышивку, и партнёр его в этом поддерживал — ведь это были произведения Высокой моды! Однако на всё остальное расходы он сократил и не стеснялся сам заниматься, например, упаковкой, если это позволяло сохранить средства и ещё одно рабочее место.

Главный тогдашний редактор журнала «Вог» вспоминала: «Я встретилась с Валентино и Джанкарло в первый раз, кажется, в конце 1950-х. Одежда, которую они делали, была потрясающей. Знаете, в Париже тогда делали одежду с жёсткой конструкцией, как Баленсиага и Живанши. Всё имело чёткую форму, плотно облегало и стягивало. Валентино был первым, кто начал делать одежду, которая по-настоящему улучшала женщину и двигалась вместе с ней, так что она выглядела сексуальной, провокационной, соблазнительной. Я думаю, в этом и заключается его огромный вклад в моду».

В 1962 году Валентино принял участие в модном показе во Флоренции, которая была тогдашней столицей итальянской моды. Ему досталось самое неудачное время — последний день показа, последнее место в очереди. И, несмотря на это, его модели имели огромный успех. Джакометти позднее вспоминал: «Мы провели всю ночь, оформляя заказы. А в следующем сезоне нам уже достался лучший день и лучшее место, и мы стали звёздами».

Графиня Консуэло Креспи, которая возглавляла тогда итальянский «Вог», писала: «Жизнь тогда была совершенно другой. Она была экстравагантной. Постоянно устраивались балы, и женщины меняли одежду три или четыре раза в день. Это было особое время, и Валентино был буквально создан для него. Он получал всех клиенток, которых хотел — Марелла Аньелли, Одри Хэпберн. У него была Фара Диба и арабские принцессы. Через некоторое время они так полюбили его наряды, что Валентино мог послать клиентке целую гору, и она скупала всё — туфли, шляпки, чулки, всё созданное специально к каждому ансамблю. Это было потрясающе. Он был звездой 1960-х и 1970-х. Тогда были Сен-Лоран, Живанши и Валентино. Но клиенты, которые раньше никогда бы не изменяли Сен-Лорану и Живанши, теперь делали это в первый раз и приходили к Валентино». Перечислять клиенток Валентино бесполезно, список получился бы огромным — от Жаклин Кеннеди до сестры Елизаветы II, принцессы Маргарет, все те, кто блистал в тогдашнем мире.

В 1966 году он перенёс свои модные показы в Рим (позднее он перенесёт их в Париж) — что ж, теперь, укрепив свои позиции в моде, Валентино мог себе это позволить. К началу 1970-х его магазины были уже и в Милане, и в Нью-Йорке (в 1975 году Валентино открыл два магазина в городе, где начинал свою карьеру, в Париже), но он по-прежнему оставался именно римским модельером. В 1968 году фотография Валентино появилась на обложке журнала «Лайф». «Великолепный Валентино», буквально за десять лет самостоятельной карьеры, совсем ещё молодой, тридцатишестилетний кутюрье, поднимался на самую вершину модного олимпа.

В его доме моды создавалось всё, что составляло женский гардероб, однако наибольшую славу ему принесли вечерние наряды. В одежде от Валентино нельзя было оставаться незамеченной: «Женщины часто говорят: «Ах, если вам нужно вечернее платье, идите к Валентино». Какой смысл выходить на люди если никто вас не замечает? Оставайтесь дома! Оставайтесь дома, приглашайте друзей, и носите всё, что вам угодно. Но если вы хотите выйти в свет и стать, пусть на один вечер, прекрасной, соблазнительной, сексуальной и так далее, вам нужно нечто потрясающее, разве нет?»

В его коллекциях использовались разные цвета, много чёрного, много белого, но любимым цветом стал красный, оттенок средиземноморского мака, тот цвет, который теперь называют «красным Валентино». Кутюрье рассказывал, что впервые осознал силу красного, когда, будучи студентом, поехал на каникулы в Барселону и там побывал в опере: «Костюмы на сцене были красными. Женщины в ложах в большинстве своём были в красном, они наклонялись вперёд, словно герани на балконе; обивка стульев, драпировки — всё это тоже было красным… Я понял, что, если не считать чёрного и белого, — именно это самый прекрасный цвет».

К концу 1970-х Валентино уже был не просто преуспевающим римским кутюрье, он был звездой международного уровня. И хотя дорога перед ним была та же, что и у остальных модельеров, но Валентино, казалось, шагал по ней семимильными шагами.

Шли годы. В отличие от многих дизайнеров, успех которых исчислялся несколькими сезонами, успех Валентино был стабильным — даже 1990-е, когда в моду вошли направления, крайне далёкие от того, что предлагал он, дом Валентино смог выстоять. Может быть, потому, что его чувство красоты позволяло ему делать женщин прекрасными вне зависимости от того, какой год был на дворе?… Он отошёл от дел только в 2008 году, в 2007-м отпраздновав сорокапятилетний юбилей своей деятельности с огромным размахом. Он покорил мир, завоевал все возможные награды, его имя — давно уже символ высочайшего качества и изысканной роскоши. Он стал живым классиком… И он счастлив.

"Есть много людей, которые, когда создают что-нибудь, тратят так много сил, что страдают. Я не страдаю и не мучаюсь, извините. Когда я создаю платье, я хочу быть счастливым. И я счастлив, когда создаю что-то, что мне нравится — что-нибудь прекрасное».

А полюбоваться плодами его многолетних трудов теперь может каждый, у кого есть доступ к Интернету, — в 2011 году открылся виртуальный музей Валентино. И он стоит того, чтобы его посетить.

 

Оскар де ла Рента

(1932)

Латиноамериканская страстность, помноженная на европейскую изысканность, — вот, наверное, как можно описать творения Оскара де ла Ренты. Их нередко выбирают те, кто хочет затмить всех остальных, будь то на свадьбе или красной дорожке. Его наряды могут превратить женщину в звезду — а зажигать звёзды нелёгкое занятие… Но Оскар де ла Рента успешно с ним справляется.

Он родился в 1932 году в Доминиканской Республике, в Санто-Доминго, в семье доминиканки Марии-Антонии де Фиалло и пуэрториканца Оскара де ла Рента. Позднее он будет говорить, что его сила в том, что он знает кто он и откуда, — «с моего острова». С тропического острова, полного ярких красок неба, моря, цветов — эти впечатления он пронесёт с собой через всю жизнь.

Семья была большой и дружной, на двух мужчин, отца и сына, приходилось семь женщин — мать и шесть дочерей. Отец надеялся, что Оскар пойдёт по его стопам и будет заниматься страховым бизнесом, но мальчик рано решил, что станет художником. Так что после окончания средней школы он, несмотря на возражения отца, поступил в местную школу искусств.

Там он проучился год, а когда ему исполнилось восемнадцать лет, в 1950 году, покинул родину. Мать, у которой была тяжёлая стадия рассеянного склероза, знала, что если сын уедет сейчас, то больше она его не увидит, и всё-таки разрешила ему уехать, зная, как страстно он мечтает стать художником. Оскар отправился в Испанию, в академию Сан-Фернандо в Мадриде, где начал учиться рисованию. Испания с её старинной культурой, потрясающей музыкой, танцами, архитектурой, живописью, с её живой яркостью просто приворожила молодого человека. А вскоре начинающий художник увлёкся ещё и модой, и его эскизы заинтересовали ведущие испанские дома моды, что помогало ему оплачивать своё пребывание в Мадриде. Мать умерла, а отец отказался ему помогать, так что Оскару пришлось самому зарабатывать себе на жизнь: «Если бы мой отец узнал, что я хочу стать модельером, он, наверное, умер бы прямо на месте».

Оскар де ла Рента

Один из таких эскизов внезапно серьёзно изменил жизнь молодого художника. Супруга Джона Лоджа, посла США в Испании, увидев его работы, предложила нарисовать эскиз платья для своей дочери, которая должна была дебютировать в нём на балу. И в сшитом по этому эскизу роскошном бальном платье юная Беатрис появилась на обложке журнала «Лайф».

Вдохновлённый успехом, Оскар де ла Рента решил дальше пробовать себя именно в моде и поступил ассистентом в испанский филиал модного дома гениального Кристобаля Баленсиаги. Спустя несколько лет он решил, что настало время двигаться дальше, и в 1960 году уехал в Париж, где стал ассистентом Антонио Кастильо в другом известнейшем доме моды «Ланвен». Там он продолжал рисовать эскизы и одновременно знакомился с миром парижской Высокой моды. Позднее он говорил: «Работая на таких необыкновенно талантливых людей, как Баленсиага и Антонио Кастильо, я узнал, сколько высочайшего мастерства и творческих способностей вкладывается в моду. Сегодня, в моих собственных работах, я стараюсь достигать того же уровня мастерства и скрупулёзности в деталях».

Тогда, в начале 1960-х, Оскар начал осознавать, что будущее — не за Высокой модой, сколь бы великолепными ни были платья и костюмы «от кутюр», с работой вручную и высокой стоимостью, а за прет-а-порте. И в 1963 году он уехал в Америку. Правда, по совету главного редактора журнала «Вог», Дианы Вриланд, он решает заниматься не разработкой линий готовой одежды в доме «Кристиан Диор», как ему предлагали, а начинает работать по индивидуальным заказам клиентов у Элизабет Арден. Как сказала знающая Вриланд — и оказалась совершенно права, — работа у Арден, которая всё-таки занималась косметикой, а не модой, позволила бы ему быстрее заработать себе репутацию. Так и вышло — имя Оскара де ла Рента, который стал у Арден дизайнером, появлялось на всех выходивших под его руководствам вещах, что способствовало его популярности. Впрочем, для самой Элизабет Арден и её империи красоты это сотрудничество тоже было выгодным — продажи росли, поскольку работы дизайнера отличались высоким мастерством.

В 1965 году он начал сотрудничать с Джейн Дерби, одним из виднейших американских дизайнеров, занимавшихся производством готовой одежды. Но в августе того же года Джейн, которой было семьдесят лет, не стало, и Оскар возглавил их компанию. Сначала он выпускал вещи под маркой «Оскар де ла Рента для Джейн Дерби», но спустя год он оставил уже только своё имя. Так началась история модного дома «Оскар де ла Рента».

Выучка в лучших европейских домах Высокой моды, умение выбрать лучшие ткани, великолепное чувство цвета, своё собственное, очень глубокое понимание женственности, вскоре вывели его в первые ряды дизайнеров в США, а затем и в мире.

Шёлковые сари и кафтаны, мини-платьица с вышитыми шортами в 1960-е; в 1970-е — этнические мотивы (в немалой степени имени благодаря Оскару де ла Рента они вошли тогда в моду), платья в стиле танцовщиц фламенко — память о прекрасных годах в Испании, цыганские юбки, крестьянские блузы; в 1990-х — роскошные вечерние наряды из парчи, прозрачного шифона, вышитого фая… Его модели порой бывали экстравагантными, но всегда при этом отличались безупречным вкусом. Быть может, именно поэтому среди поклонниц его работ было — и остаётся — множество звёзд («наденем платье от Оскара на Оскар!») и первых леди США.

В 1967 году, в гостях у герцогов Виндзорских — Уоллис, супруга бывшего британского короля Эдуарда VIII, была одной из его клиенток — Оскар познакомился с Франсуазой де Ланглад, редактором французского издания журнала «Вог». Вскоре они поженились, для него это был первый брак, для неё — третий. Союз оказался очень успешным (хотя, заметим, любимым модельером для своей жены Оскар так и не стал) и помог начинающему дизайнеру продвигаться дальше, поскольку знакомства у Франсуазы были обширнейшими, что привлекало всё новых и новых клиентов. Забегая вперёд, скажем, что в 1983 году Франсуаза умерла от рака, а в 1989 году Оскар женился во второй раз — на Аннет (Анне Франс) Рид, бывшей жене богатого предпринимателя. Своих детей у Оскара де ла Рента так и нет, зато от обоих браков у него трое пасынков и падчериц, а ещё есть приёмный сын.

Два года подряд, в 1967 и 1968 годах, он получал премию «Коти», «Оскара» мира моды. С 1973 по 1976 год (а затем с 1986 по 1988) он был президентом Американского совета дизайнеров моды (CFDA). Премия «Коти» спонсировалась одноимённой известной компанией по производству косметики и ароматов, и когда под руководством Оскара CFDA учредил собственную премию, появилась возможность награждать ею дизайнеров, не завися от «Коти». А если учесть, что в 1970-х многие дизайнеры начали выпускать ароматы под собственным именем, новая премия помогла избегать конфликта интересов. Впоследствии де ла Рента сам не раз будет награждён этой премией, а также получит множество других наград, включая ордена Хуана Пабло Дуарте и Христофора Колумба от родной страны, Доминиканской Республики, которая очень им гордится.

В 1977 году вышел первый аромат Оскара, названный его же именем. Как он признавался, в детстве ему казалось, что, если встать пораньше и собрать росу с цветов, тогда и получатся духи… «А когда я понял, что роса на лепестках не имеет к духам никакого отношения, то никак не мог понять, как из цветов получается жидкость!» Несмотря на то, что прошло уже много лет, и с тех пор компания выпустила ещё ряд ароматов, «Оскар» всё ещё, и вполне заслуженно, пользуется популярностью.

В 1993 году Оскар де ла Рента стал первым американцем на посту главного дизайнера французского дома моды — его пригласили в дом «Бальма». Он проработал там одиннадцать лет, вплоть до 2002 года, буквально возродив некогда знаменитую марку. А когда он покинул её, то продолжал применять разработанные там технологии в своих собственных коллекциях в США: «Всё, что я делал в Париже, вполне применимо к моим коллекциям прет-а-порте, просто оно было непрактично. В доме «Бальма» у нас было пятнадцать сотрудниц и две швейные машинки, поскольку буквально всё шилось вручную. В Нью-Йорке у меня пятнадцать сотрудниц и пятнадцать швейных машинок, так что мы можем воплощать дивные фантазии в реальность для куда большего количества женщин».

С 2006 года выходят свадебные коллекции Оскара де ла Ренты, и с тех пор он заслуженно считается одной из звёзд свадебной моды. Изысканные силуэты, лучшие материалы (французские кружева, роскошная вышивка, атлас и шёлк), изящные аксессуары привлекают невест во всём мире, и его новых коллекций ждут каждый раз с нетерпением — что на этот раз подарит миру мужчина, который прекрасно знает, чего ждёт женщина в свой самый главный день?

"Я всегда полагал, что моя роль как дизайнера состоит в следующем — прилагать все усилия к тому, чтобы женщина выглядела наилучшим образом. Модная вещь только тогда становится модной вещью, когда женщина надевает её». А ещё он любит рассказывать такую историю: «Когда я начинал, женщина приходила в магазин купить платье. Там было розовое и красное. Она вспоминала, что её муж, который, вероятно, и будет платить за платье, любит розовый цвет, и покупала розовое. Сегодня эта же женщина приходит в магазин, вспоминает, что муж любит розовый, и… покупает красное». Женщины стали самостоятельными, они больше не приложение к мужчинам, а хозяйки собственной жизни и собственного гардероба.

Ну а если у женщины есть свобода и выбор, она обязательно не устоит и… захочет платье от Оскара де ла Ренты.

 

Эммануэль Унгаро

(1933)

Когда он работает, в мастерской звучит классическая музыка. В ней черпает он своё вдохновение — быть может, потому, что мать его всегда напевала что-нибудь, пока шила. И наряды, которые он создаёт, тоже порой похожи на музыкальные мелодии. Вот уже отпущены клавиша и струна, а звук ещё трепещет, и трепещет подол летящего платья женщины, которая уже прошла мимо…

Эммануэль Унгаро родился в 1933 году на юге Франции, в городе Экс-ан-Прованс, однако родители его не были французами. Выходцы из Бриндизи, они бежали из Италии во Францию, когда в их родной стране начал набирать силу фашистский режим. В семье было шестеро детей (пять сыновей и одна дочь, Эммануэль был вторым по старшинству), и это была настоящая, классическая, шумная итальянская семья. И дружная. Как будет вспоминать Эммануэль позднее, несмотря на то, что денег в семье было мало, родители заботились не только о том, чтобы прокормить своих чад, а и о том, чтобы привить им чувство прекрасного, и кое-какие отцовские уроки он пронесёт через всю жизнь. Несмотря на то, что они уехали из Италии, родители не забывали сами и не давали забыть детям, откуда все они родом, так что дома звучала итальянская речь, а итальянская музыка сопровождала их постоянно — от народных песен до оперных арий. Но ведь жили они во Франции, в прекрасном Провансе, похожем на букет цветов и душистых трав, так что, когда придёт время и в творчестве Эммануэля-дизайнера воплотятся воспоминания Эммануэля-мальчишки, там найдётся место для обеих прекрасных стран, и Италии, и Франции. «Я думаю на французском, но смеюсь на итальянском», — будет говорить он.

Эммануэль Унгаро

Ещё будучи совсем маленьким, Эммануэль мог часами сидеть, наблюдая за тем, как работает одна из самых важных и дорогих для семьи вещей, швейная машинка «Зингер» — отец был портным и содержал небольшое ателье. Впрочем, мальчик тоже научился с ней обращаться, конечно, с помощью отца, который только поощрял подобное увлечение, и вскоре начал помогать, по мере своих маленьких сил участвуя в семейном деле. Так определился путь будущего известного модельера.

В двадцать два года он уехал в Париж — да, у него был огромный интерес к шитью, он успел отучиться в школе портных, но Эммануэль понял, что оставаться в Экс-ан-Провансе и просто заниматься пошивом одежды для местных модников ему не хочется. Этого было слишком мало… И в течение двух лет в Париже он добивался своей мечты — работы у знаменитого Кристобаля Баленсиаги. То был один из величайших мастеров своего времени, и ассистируя ему, начинающий модельер познавал саму суть Высокой моды. Быть кутюрье означает не только и не столько шить одежду, это означает быть настоящим творцом, и именно этому учился Унгаро у Баленсиаги в течение нескольких лет.

А в 1961 году он решил, что пора двигаться дальше, и перешёл в дом моды Андре Куррежа. Модели, разработанные им, оказались весьма популярны, и в конце концов Эммануэль решил, что набрался уже достаточно опыта и может попробовать открыть собственное дело. Он снял небольшое помещение — всего сорок квадратных метров, нанял нескольких портних, и даже для этого ему потребовалась помощь его подруги, художницы-графика Сони Кнапп (которой пришлось продать машину, чтобы помочь начинающему дизайнеру, а впоследствии она будет много лет создавать для него, уже знаменитого, прекрасные рисунки для тканей). На обслуживающий персонал денег уже не хватало, поэтому Унгаро в своём ателье играл и роль управляющего, и принимал клиентов, и, конечно же, занимался дизайном одежды…

Собственное дело Эммануэля Унгаро «родилось» в 1965 году, однако расти начало, что называется, не по дням, а по часам. И уже два года спустя он смог переехать в место, куда более подобающее востребованному модельеру — на знаменитую авеню Монтень, где его дом моды находится и сегодня.

Чем же подкупили работы Унгаро капризных парижанок, жительниц столицы моды? Ещё создавая свою первую коллекцию, он отказался от вполне ожидаемого хода и не представил вечерние платья: «Они не в моём стиле. Я человек этой эпохи, и буду делать одежду для женщин этой эпохи». «Мои вещи заставляют женщину чувствовать себя свободной. Она их может носить, не задумываясь ни о каких ограничениях» — и действительно, его наряды были женственны, но одновременно удобны.

Его карьера будет долгой, перепробует он, как будет казаться, самые разные вещи, и тем не менее его стиль будет узнаваем — яркие краски, смешение в одном наряде разных оттенков и разных узоров, плавные линии силуэта… В отличие от многих дизайнеров, Унгаро, работая над новой моделью, первым делом брался не за бумагу и карандаш, а за ткань — накалывая, драпируя, убирая и добавляя прямо на манекене или манекенщице, он мог понять, как это будет выглядеть в результате, как это будет выглядеть в движении. А работа у Баленсиаги научила его секретам кроя, привила понимание важности мельчайших деталей, научила не просто шить, а творить.

А ещё Эммануэль Унгаро не стеснялся идти не в ногу с остальными модельерами, если чувствовал, что к очередному новому направлению не лежит душа. Он предлагал нечто своё — и это принимали, и принимали с радостью.

Так что неудивительно, что модели Эммануэля Унгаро с самого начала имели успех, который с годами только укреплялся. Среди самых его известных клиенток будут Катрин Денёв и Анук Эме, затем Изабель Аджани, а кроме кинозвёзд — множество других знаменитых женщин, включая модницу Жаклин Кеннеди-Онассис.

В 1968 году он запустил линию прет-а-порте — Высокая мода Высокой модой, Унгаро всегда почитал её, как искусство, но понимал, что будущее не за ней, к тому же ему хотелось, чтобы его работы были доступны не только тем немногочисленным клиентам, которые могут позволить себе покупать платья «от кутюр». В 1973 году он выпустил первую коллекцию мужской одежды. В начале 1980-х вышел его первый аромат, «Дива» — отличное название, если учесть, что среди его клиенток было немало див (а многим другим женщинам хотелось ими стать — и первым шагом могли быть наряды от Унгаро… или хотя бы духи).

Шли годы, слава Унгаро росла. Личная жизнь известного модельера всегда была бурной, и женился он только в 1988 году, когда ему было уже пятьдесят пять, на итальянке Лауре Бернабей. Дочку назвали Козимой — в честь Козимо Унгаро, отца Эммануэля, первого учителя, который дал сыну не меньше, чем наставники в парижских домах моды. И свой дом у них не в пригороде Парижа, как можно было бы ожидать, а в Экс-ан-Провансе, месте, где дизайнер провёл своё детство и юность…

Он долго оставался хозяином собственного дела, и только в 2005 году продал свой дом моды. Главные дизайнеры стали там сменяться один за другим, и никто из них не был в состоянии подняться до тех вершин, до которых поднялся Унгаро.

"Я создаю не платья, а эмоции», — говорил он. А ведь это, пожалуй, ещё труднее, чем просто сшить наряд, пусть даже самый красивый…

 

Джорджо Армани

(1934)

Его имя давно стало символом непринуждённой элегантности, его сдержанный, но при этом не лишённый чувственности стиль равно импонирует и мужчинам, и женщинам. «Я остановился в полушаге от того, чтобы сделать нечто удивительное, точнее, то, что производит эффект и порождает всяческие споры. Я просто дарю людям одежду, в которой они смогли бы чувствовать себя хорошо». Это звучит, пожалуй, слишком скромно для человека, который в значительной мере изменил деловую моду во всём мире и доказал, что итальянская мода может быть не менее изысканной, чем французская.

Джорджо Армани родился в 1934 году в Пьяченце. Он был средним из трёх детей, и со своим старшим братом и младшей сестрой будет сохранять тёплые отношения всю жизнь. Впрочем, вся семья их была очень дружной, что помогло справиться с тем, что произошло после войны — отец, Уго Армани, работал в фашистской администрации города, так что из-за своего политического прошлого ему пришлось почти год провести в тюрьме. В конце 1940-х Уго устроился работать бухгалтером в Милане, а затем забрал туда и всю семью.

Джорджо с детства обожал кино, увлекался фотографией, у него были очень умелые руки — он часто что-нибудь мастерил, однако о моде, о профессии, связанной с этой сферой, он совершенно не задумывался. Правда, у него было врождённое чувство стиля, и его советами пользовались и мать, и сестра, и подруги.

Джорджо Армани

Когда пришло время выбирать профессию, он поступил на медицинский факультет местного университета. С одной стороны, свою роль тут сыграла и книга Арчибальда Кронина «Цитадель», благодаря которой у Джорджо сложилось довольно романтическое представление о работе врача; с другой — семья ожидала от него, что он выберет дело, которое позволит крепко встать на ноги (старший брат к тому времени уже учился на юридическом факультете). Джорджо проучился два года и ушёл с третьего курса — как ни странно, с анатомией, которая его всегда интересовала, он справиться не смог. Прежде чем пытаться выбрать что-то ещё, он решил сначала послужить в армии, и вновь его представления о том, что его ожидает, оказались чересчур романтическими. Работа в санитарной службе окончательно показала, что доктором ему не бывать. Тогда кем же?

Ещё до демобилизации он получил свою первую работу, и по чистой случайности — в мире моды, а конкретнее — в одном из крупных универмагов. Он выполнял функции и ассистента фотографа, и декоратора, и оформлял витрины. Затем он перешёл в отдел оптовиков, где «следил за тем, чтобы при выборе модельеров и ведущих тенденций сохранялась определённая линия», а после этого — в отдел, занимавшийся мужской одеждой. Впоследствии Армани будет признаваться: «Мне не довелось войти в группу какого-нибудь знаменитого стилиста, поработать в коллективе, занимающемся непосредственно созданием моды. Меня окружали прекрасные портные-ремесленники».

В 1961 году он познакомился с Нино Черрути, известным текстильным фабрикантом, который как раз искал человека, которому мог бы доверить контроль над его новой линией мужской одежды. После месячного испытательного срока Джорджо получил место дизайнера, и провёл у Черрути следующие семь лет. Сам Черрути, когда ему приписывали «открытие» Армани для мира моды, всегда отвечал, что его заслуги тут не было и что Армани сам, так или иначе, сумел бы добиться успеха благодаря своему таланту. Годы работы у Черрути подарили тем не менее бесценный опыт — как создания одежды, так и ведения дел. Параллельно он работал фрилансером и с другими компаниями, и его коллекции начинают привлекать всё больше внимания и публики, и прессы.

Знакомство с Серджио Галеотти, обаятельным архитектором, который был моложе Джорджо почти на одиннадцать лет, стало ещё одним переломным моментом в жизни Армани. Отношения с Серджио переросли в любовь, партнёрство и дружбу, которые оборвались только с его смертью от ВИЧ-инфекции в 1985 году. А тогда, в начале их знакомства, Серджио помог Армани принять окончательное решение о начале самостоятельного пути. И в 1975 году они основали собственную компанию. Взяв на себя организационную сторону (хотя при этом у него не было особого опыта), Серджио позволил Джорджо полностью отдаться творчеству.

Им приходилось нелегко, средств почти не было, и хотя первая коллекция, для мужчин, продемонстрированная летом 1975 года, формально принесла большой успех, продать ничего не удалось. Через три месяца после этого показа состоялся второй, коллекции для женщин. С самого начала самостоятельной карьеры Армани начал идти по пути сближения женской и мужской моды. Женское начало смягчало, придавало больше яркости моделям для мужчин, а мужское — соответствующий строгий крой и ткани — делали модели для женщин более сдержанными и элегантными.

Впоследствии Армани скажет: «Работающие женщины нуждались в такой же удобной и практичной одежде, что и мужчины, однако при этом следовало в моделях сохранить элегантность, женственность и ощущение современности». Именно этот подход, своеобразная эмансипация женской одежды, а также создание более лёгкой и удобной мужской и позволили Джорджо Армани занять своё место в истории моды.

Минимализм — казалось, что он, как строгий скульптор, отсекает всё лишнее, сдержанная цветовая гамма, элегантность в сочетании с удобством очень быстро завоевали поклонников как в Италии, так затем и по всей Европе и Америке. Его эксперименты в области текстиля — для работы Армани требовались ткани мягкие, струящиеся — подстегнули технологический прорыв в итальянском текстильном производстве, а итальянская мода в немалой степени именно благодаря ему начала играть заметную роль на европейской модной арене.

Всего за несколько лет Армани стал всемирно известным дизайнером, и при этом был первым из итальянских модельеров, кому это удалось. Среди его поклонников появилось множество знаменитостей, в том числе голливудских кинозвёзд; он получал престижные премии… В апреле 1982-го журнал «Тайм» вышел с фотографией Армани на обложке — из европейских модельеров там прежде появился только Кристиан Диор, и за много лет до того!

В 1980 году на экраны вышел фильм, имевший огромный успех, — «Американский жиголо» с Ричардом Гиром. И весь великолепный гардероб главного героя — костюмы, рубашки и аксессуары от Армани — играл в фильме свою особую роль, став своеобразным гимном стилю, который Армани последовательно воплощал в жизнь. И когда начнутся 1980-е, с их буйством красок, с броскими вызывающими нарядами, он не поддастся соблазну — его эстетические убеждения всегда были очень твёрдыми. Что бы ни предлагал он публике, это всегда было гармоничным, элегантным, удобным, дарующим ощущение свободы.

Сфера деятельности постепенно расширялась, империя росла. Как Армани позднее рассказывал, у него и у его соратников не было какой-то особой стратегии, просто жизнь сама постоянно предлагала ему новые задачи, и их нужно было решать: «После того, как мы основали бренд “Джорджо Армани”, стало ясно, что есть ещё один рынок, который заинтересован в подобном стиле, он моложе, и у него куда меньше денег; так возник “Армани Джинс”. Но где это продавать? Так возник “Эмпорио Армани”». Первый магазин «Эмпорио Армани», предназначенный для молодёжи, появился в 1981 году, а всего через два года их было уже под сотню — и это не считая других торговых точек, количество которых к концу 1980-х достигало двух тысяч. Ассортимент продукции всё время расширялся, одна за другой открывались новые линии… И тут пришла беда.

В 1985 году не стало Серджио Галеотти — помимо самого близкого человека, Джорджо Армани лишился партнёра, который был с ним с самого начала и брал на себя почти все аспекты деятельности фирмы, за исключением непосредственно дизайна одежды. Так что теперь, пережив тяжёлую потерю, Армани пришлось к тому же перестроиться и самому отныне стать не только модельером, но и предпринимателем. И здесь его тоже поджидал успех — империя не пришла в упадок, а наоборот, активно развивалась дальше.

Следующие два десятилетия показали, что, несмотря на все изменения в моде, у стиля Армани всё ещё много поклонников. «Если в какой-то момент я увижу, что мои изделия не интересуют публику и продажи падают, я или оставлю всё, или найду что-то новое. Но каждый раз, когда я изменял что-то в моей моде, все — и пресса, и клиенты — в один голос говорили, что мне это чуждо, что от меня ждут другого, соответствующего моей эстетике». И Армани приходилось соблюдать баланс — продвигая вперёд в поисках нового, и одновременно сохраняя свой стиль.

При этом сфера его интересов никогда не ограничивалась только модой, хотя и там он порой отклонялся от «основного курса», то одевая английскую сборную по футболу (в 2003 году), то разрабатывал костюмы для участников открытия зимней Олимпиады в Турине. Будучи поклонником такого вида искусств, как кино (по словам Армани, профессия актёра стала для него несостоявшейся мечтой), он создал костюмы к десяткам фильмов. Выступал он и в роли продюсера — в частности, фильма Скорсезе «Моё путешествие в Италию». С его помощью были отреставрировано множество прекрасных старинных зданий и построено немало новых…

Словом, его жизнь необыкновенно насыщена. Но главным, конечно, для него всё равно остаётся мода, и, несмотря на возраст, Джорджо Армани по-прежнему стоит у её руля.

 

Пако Рабанн

(1934)

Его будут называть «футуристом», а он будет уверять, что не сделал ничего нового, что работал всегда только с тем, что предоставлял ему сегодняшний день, а не завтрашний. Но того, что у него необычное видение, не отрицает — «я всегда любил создавать безумные вещи». И не для того, чтобы отличаться от остальных — просто это внутренняя потребность…

Пако Рабанн

Франсиско Рабанеда Куерво родился в 1934 году в испанском городе Сан-Себастьян — впрочем, вернее будет сказать, что этот город-порт находится в Стране Басков. Мальчика растили в основном мать и бабушка, и обе оказали огромное влияние на его дальнейшую жизнь. Бабушка была крестьянкой, глубоко верующим, и к тому же мистически настроенным человеком; а мать, наоборот, была атеисткой, пылкой коммунисткой, и была настроена весьма радикально (именно представляя испанскую коммунистическую партию, она и побывала в 1950 году в Москве, взяв шестнадцатилетнего Франсиско, и встреча со Сталиным запомнилась ему навсегда). Семейные споры, семейная атмосфера сделали из него человека, который много времени уделяет исследованию своего внутреннего мира и мира вокруг него, так что спустя годы его будут называть и философом, и мыслителем, и визионером, и мистиком.

И всё-таки прежде всего он — дизайнер. Мир моды тоже оказался Франсиско близко с детства — мать была портнихой и возглавляла мастерскую у самого Кристобаля Баленсиаги. Франсиско с двумя сёстрами и братом часто ей помогали.

Во время Гражданской войны в Испании отец семьи сражался на стороне республиканцев и погиб в 1939 году. Тогда мать забрала детей, и, чтобы избежать преследования со стороны победивших сторонников Франко, бежала во Францию (через Пиренеи им пришлось переходить пешком). И вот, когда они с трудом добрались и поселились в доме у одного из местных социалистов, через три месяца немецкие войска вступили на территорию Франции… Так что детство у Франсиско, как и у многих тогдашних детей, оказалось нелёгким.

Когда настало время выбирать будущую профессию, Франсиско остановился на архитектуре. Позднее он будет говорить, что изучение именно этого точного искусства позволяло ему смотреть на одежду по-другому, не так, как это делают остальные дизайнеры — оценивая объём, представляя себе будущую вещь сразу в трёх измерениях. Впрочем, в парижской Школе изящных искусств Франсиско изучал, конечно, не только архитектуру, но и живопись, и историю искусств и другие подобные предметы.

В 1964 году он завершил своё образование. Ещё во время учёбы он, чтобы подзаработать, начал рисовать эскизы сумок и обуви, а также создавать аксессуары (пояса, бижутерию, пуговицы), порой из самых необычных материалов. Ну, например, покрывал зёрна кофе прозрачным пластиком. Эти вещи охотно покупали известные дома моды, сначала у Баленсиаги, а потом и у Кристиана Диора, и у Юбера де Живанши.

Что побудило Франсиско в результате обратиться именно к моде, а не к архитектуре? Позднее он будет говорить, что дело было в отсутствии новизны, в том, что кутюрье предлагали в общем всё то же самое, что и за десять, двадцать, тридцать лет до того. Мир моды нужно было встряхнуть… и он решил это сделать сам.

В феврале 1966 года начинающий дизайнер, которого мир узнает под именем «Пако Рабанна», представил свою первую коллекцию. В ней было всего двенадцать платьев, и называлась она «Платья, которые нельзя носить». Он использовал пластик, целлофан, алюминий, картон — уже хорошо знакомые материалы, которые до того никому и в голову не приходило использовать в одежде. Более того, Пако Рабанн был первым, кто вывел на подиум моделей с тёмным цветом кожи — не потому, что хотел удивить публику, а потому что, по его словам, хотел создавать одежду для самых разных женщин, в том числе и темнокожих. Босоногие девушки, белые и чёрные, в необычных платьях шли по подиуму, пританцовывая, а публика смотрела на это с огромным удивлением. В прессе затем писали, что это была коллекция «космической эпохи» (так что неудивительно, что когда начнутся съёмки фантастического фильма «Барбарелла», о космических приключениях красотки-блондинки, основой для её костюма послужат именно эскизы Пако Рабанна), но вообще реакция была самой разной. Кто-то восторгался модельером-новатором, кто-то, как мадемуазель Шанель, называл его «металлургом». Кто-то ужасался, кто-то хвалил за дерзость. Что ж, латинское крылатое выражение гласит: «Счастье покровительствует смелым». И, как оказалось, смелости Пако Рабанну было не занимать, а его необычные идеи стали пользоваться большим успехом.

Он хотел взорвать мир моды, и он это сделал. Дальше последовали столь же необычные коллекции — бумажные платья, платья-кольчуги, из стекла, из кожи… Что только не использовал он в качестве материалов в течение своей долгой карьеры модельера! Перья, пластиковые бутылки, плексиглас, фольгу, гофрированную бумагу, самый разный металл, лазерные диски и многое, многое другое. По его собственному признанию, у него не очень хорошо обстоят дела с чувством цвета — он архитектор, а не живописец, но вот материалы, их фактуру он чувствует отлично, что позволяло ему экспериментировать. Иногда в его коллекциях использовались и более привычные вещи — мех, шёлк, шерсть и так далее, но и их дизайнер обыгрывал таким образом (нарезая, связывая, переплетая), что они становились неузнаваемыми.

Дом моды «Пако Рабанн» возник в 1960-е и успешно существовал почти три десятка лет. А в 1999 году, когда Пако Рабанн достиг всего, чего может достигнуть кутюрье — добиться всемирной известности, получить множество наград, завоевать своим талантом места для своих творений в музеях, — он решил оставить Высокую моду. Наступало новое тысячелетие, и мода «от кутюр» в него, казалось, уже не вписывалась…

Но в его жизни всегда находилось место и другим увлечениям — в частности, Пако Рабанн писал книги. О творчестве, о себе, о поисках правильного жизненного пути. Его же собственный путь оказался более чем своеобразным.

Говорят, что известная парижская ясновидящая предсказала юному Франсиско, что ему предстоит работать в окружении женщин, и именно женщины сделают его богатым. Тогда он ещё мечтал стать вовсе не великим модельером, а великим архитектором. То, что мы называем «мистикой», всегда играло в его жизни важную роль. Предсказание сбылось. Но, наверное, даже ясновидящая не могла тогда представить, насколько необычным окажется творчество этого кутюрье…

 

Ив Сен-Лоран

(1936–2008)

Его справедливо называют одним из самых влиятельных дизайнеров второй половины XX века. Одного того факта, что он возглавил дом моды знаменитого Кристиана Диора, когда ему было всего двадцать один и смог спасти от финансового краха и вдохнуть в него новую жизнь, было бы достаточно, чтобы вписать его имя в историю моды. Однако это было только начало его блистательного пути, и, как написал французский историк моды Франсуа Бодо, «дыхание юности и поразительная способность понимать нужды современников привели к тому, что монограмма “YSL” наложила свой отпечаток на целую эпоху».

Ив Сен-Лоран

Ив Анри-Дона Маттьё-Сен-Лоран родился в 1936 году в Алжире, в городе Оране. Как и многие будущие модельеры, Ив начинал с бумажных куколок и нарядов для своих сестёр. В семнадцать лет он решился принять участие в конкурсе, объявленном Международным секретариатом шерсти для молодых дизайнеров, и отправил несколько эскизов. И… занял призовое место! Вместе с матерью он отправился в Париж, чтобы принять участие в церемонии награждения, и там состоялась встреча, которая помогла Иву определиться с будущим — редактор французского «Вога», Мишель де Брюнофф, на которого работы молодого человека произвели очень хорошее впечатление, предложил ему серьёзно подумать о карьере модельера. И Ив последовал его совету — ненадолго вернулся в Оран, закончил среднюю школу и уехал в Париж, где осенью 1954 года начал учиться в Школе при парижском Синдикате Высокой моды.

В том же году он вновь принял участие в конкурсе и вновь получил первое место в категории «платья» (за дизайн пальто первое место получил тогда Карл Лагерфельд). Вскоре он показал свои очередные эскизы Брюноффу, и тот не без удивления обнаружил сходство с эскизами, которые буквально перед этим показывал ему Кристиан Диор. И он решил представить талантливого молодого человека великому мастеру, рассчитывая, что они смогут найти общий язык. Так и оказалось — посмотрев портфолио Ива, Диор сразу предложил ему место ассистента в своём доме моды. Позднее Ив вспоминал, что стеснялся даже разговаривать при этом великом человеке. «Он научил меня основам мастерства. Что бы ни случилось после, я никогда не забуду тех лет, которые провёл рядом с ним».

Поначалу, как и все подмастерья, он выполнял не самые ответственные задания, однако шло время, и он стал делать то, о чём мечтал, — рисовать эскизы. Диор ценил талант молодого человека, и даже больше, чем он ожидал, — уже в августе 1957 года он сообщил мадам Маттьё-Сен-Лоран, что рассчитывает сделать её сына своим преемником. Новость потрясла и её, и его, но всё это казалось делом отдалённого будущего, ведь Кристиан Диор в ту пору был ещё достаточно молод, всего пятьдесят два года. Однако уже в октябре его не стало… И Ив Сен-Лоран, которому недавно исполнился двадцать один год, обнаружил себя на месте всемирно признанного кутюрье, месте, которое накладывало огромнейшую ответственность.

Он представил свою первую коллекцию в январе 1958 года, когда после смерти Диора прошло три месяца, и все, кто должен был присутствовать на показе, не могли не спрашивать себя, справится ли молодой дизайнер с таким безумно трудным заданием, как поддержать имя великого дома моды на достойном уровне? Он справился, и сделал это с блеском — коллекция, которая получит название «Трапеция» и станет классикой, вызвала бурю восторга: «Традиции великого Диора будут продолжены», «Сен-Лоран спас Францию». Всего Сен-Лоран (он, для удобства, сократил свою длинную фамилию) создал для дома «Диор» шесть коллекций.

Однако не всё шло гладко. Если Кристиан Диор в своём творчестве ориентировался на взрослых женщин, то молодой Сен-Лоран предпочитал творить для молодых. Так, его весенняя коллекция 1960 года была не просто молодёжной, а вызывающе молодёжной — чёрные кожаные мотоциклетные куртки, короткие юбки. Это вызывало недовольство тех клиентов, которые любили дом Диор за другое, и вызывало недовольство руководства компании. И когда в 1960 году Сен-Лорана призвали в армию, то это произошло, как считают некоторые из его биографов, потому, что Марсель Буссак, глава компании, предыдущие несколько лет спасал главного дизайнера дома от призыва, а теперь, решив его заменить, не стал этого делать.

Как бы там ни было, в армии Сен-Лорану пришлось нелегко. Хрупкий молодой человек, да ещё обладатель такой, с точки зрения большинства, немужественной профессии, как модельер, не вызывал бы в сослуживцах симпатии, наверное, в любом случае, а если учесть, что его склонность к мужскому полу, видимо, тоже быстро стала очевидной и вызвала у окружающих неприязнь, которая выражалась в постоянных нападках… Словом, неудивительно, что это привело к нервному срыву, и уже через три недели Сен-Лоран попал в госпиталь. Ситуация только ухудшилась, когда он получил новость из Парижа — о том, что его место в доме Диора уже занято. И в результате ему пришлось провести немало времени в Валь-де-Гра, военном госпитале, где лечение нервных заболеваний в ту эпоху тоже не отличалось деликатностью — сильнодействующие лекарства, электрошок… С подорванным физическим и психическим здоровьем Сен-Лоран вышел оттуда для того, чтобы начать всё сначала.

Ещё в самом начале своей самостоятельной карьеры у Диора, он познакомился с Пьером Берже, человеком, с которым у него было очень много общего. Это была и любовь, и дружба, и партнёрство — Берже, который был старше на шесть лет, находился рядом, помогал, поддерживал; именно с его помощью Сен-Лоран вышел из госпиталя раньше, а затем, подав в суд на дом Диора, получил материальную компенсацию, около ста тысяч долларов. И тогда было решено — нужно открыть собственный дом моды. Оправившись от потрясений, придя в себя, разыскав с помощью Берже спонсора, Сен-Лоран так и сделал — в январе 1962 года открылся дом «Ив Сен-Лоран».

Первая же коллекция произвела фурор; о ней писали — «лучшая коллекция костюмов со времён Шанель», и уже после второй стало ясно, кто именно будет задавать моду на ближайшие годы. А оказалось — больше, чем на два десятилетия… С того времени модельер стал звездой мирового уровня, со всеми плюсами, но и со всеми минусами такого положения. Однажды он сказал, что этот мгновенный успех загнал его в ловушку. Что ж, ему ничего не оставалось, как сезон за сезоном, год за годом оправдывать ожидания окружающих.

Кристиан Лакруа однажды сказал: «В этом веке было немало великих дизайнеров, но ни одного такого уровня. Шанель, Скьяпарелли, Баленсиага и Диор — все они были выдающимися творцами. Но все они работали в рамках определённого стиля. Ив Сен-Лоран куда более разносторонний, как будто он объединяет их в себе. Иногда мне кажется, что он воплощает формы Шанель, великолепие Диора и остроумие Скьяпарелли».

Одни только названия его коллекций могут дать представление о широчайшем спектре интересов и источников вдохновения Сен-Лорана — «Мондриан» и «Поп-арт», «Африка» и «Сафари», «Русские балеты» и «Веласкес», «Пикассо» и «Матисс», коллекции, посвящённые Марлен Дитрих, и коллекции, посвящённые литературе. Театр, живопись, опера — всё находило собственное, особенное преломление в его творчестве.

Вечер, как полагал Сен-Лоран, это время «для фольклора», и в его вечерних нарядах встречались мотивы Марокко и Центральной Африки, Китая и Перу, Греции и России; или же это были изысканные ретро-ассоциации, например, с 1920-ми или 1940-ми.

Что касается повседневной одежды, то Сен-Лоран говорил: «Из всего, что я создал, больше всего мне нравится то, что я заимствовал из мужского гардероба; блейзер, брючный костюм, тренч, бриджи, шорты, куртка-сафари, футболка, костюм, своеобразие костюма, двойственность всего этого — то, что меня интересует». С его лёгкой руки эти «мужские» предметы гардероба входили в гардероб женщин. И пусть поначалу брюки и даже смокинги на представительницах прекрасной половины человечества вызывали бурю протеста — как у сильной половины, так и у более консервативных представительниц своего пола — разве могут женщины теперь представить, как жили без них раньше?

Сен-Лоран видел, что Высокая мода уходит в прошлое и, по его словам, продолжал выпускать коллекции «от кутюр» только потому, что «не хотел быть морально ответственным за выбрасывание ста пятидесяти сотрудников на улицу». В 1966 году он запустил линию прет-а-порте, и при этом был первым дизайнером, который это сделал, затем последовала третья линия, ещё менее дорогая. И несмотря на великолепие и изысканность его творений Высокой моды, именно прет-а-порте сделало его не просто известным, а безумно популярным.

Его коллекции всегда вызывали бурю эмоций, и среди них было не только восхищение, но и возмущение. Но Сен-Лоран всегда делал только то, что хотел. Когда в 1970-х, выпустив мужской аромат, он снялся для его рекламы полностью обнажённым (и только в неизменных своих очках), что, опять-таки, вызвало очередную бурю, он честно признавался: «Я хотел скандала». Даже аромат «Опиум», ставший классикой, был кое-где запрещён, поскольку название, как сочли в некоторых странах, пропагандировало наркотики.

Частная жизнь Сен-Лорана была достаточно сложной. Его всегда окружали люди — друзья и приятели, однако, как говорил Пьер Берже, самый, наверное, близкий его человек, Сен-Лорана «не интересовали другие люди». Он часто чувствовал одиночество, даже когда его не оставляли одного, и часто его искал, скрываясь от всех. Меланхолия и депрессия были почти постоянными его спутницами. Как неоднократно замечалось, жизнь на вершине модного олимпа могла морально подкосить и более крепких во всех отношениях людей, чем он, а Сен-Лоран был хрупок. Алкогольная и наркотическая зависимость, которую он фактически и не скрывал, подтачивала здоровье, ухудшала внешность. Но на таланте это тем не менее никак не отражалось.

В 1983–1984 годах Метрополитен-музей в Нью-Йорке устроил выставку его работ, и Ив Сен-Лоран был первым из модельеров, кто при жизни удостоился такой чести. Несколько раз его награждали орденом Почётного легиона, и каждый раз он получал следующую, более высокую степень. Он… Он стал живой легендой…

В 2002 году Сен-Лоран отошёл от дел, после чего проводил большую часть времени в Нормандии и в Марокко, а в 2008-м его не стало — причиной послужила злокачественная опухоль мозга. Он умер в Париже, где и состоялись торжественные похороны, но прах его был развеян в прекрасном ботаническом саду в Марокко, в месте, где он проводил немало времени в поисках отдыха и вдохновения.

Диана Вриланд, редактор «Вога», человек, чьё мнение было одним из самых авторитетных в мире моды, сказала тогда: «Шанель и Диор были гигантами. А Сен-Лоран был гением».

 

Жан-Луи Шеррер

(1936)

Список домов «от кутюр» полон блистательных имён и весьма… короток. Не считая тех, что входят в состав парижского Синдиката Высокой моды сегодня, всего в нём около полусотни названий. Одни мы отлично помним и по сей день, другие давно забыли. Но если наша память оказалась короткой, это не означает, что забытое не заслуживает внимания. И одно из таких имён — это Жан-Луи Шеррер, французский кутюрье, чьи творения в своё время были символом роскошной элегантности.

Он родился в Париже, но когда именно, источники расходятся во мнениях — то ли в 1936, то ли в 1935 году. У мальчика с детства проявились отличные танцевальные способности, так что его отдали в школу классического танца. Много лет занимаясь классической хореографией, Жан-Луи готовил себя к балетной карьере, но, как это часто и бывает, вмешался случай. Неудачное падение привело к серьёзной травме, и стало ясно, что продолжать танцевать он не сможет. Нужно было искать новое занятие, и в 1955 году он поступил в школу при Синдикате Высокой моды, чтобы попробовать себя совсем в другом мире, но в какой-то мере тоже претендующем на принадлежность к искусству.

И тут оказалось, что таланты молодого человека не ограничиваются областью хореографии. Годы, проведённые в балетной школе и театре, подарили ему знакомство с иллюзорной роскошью и неподдельным блеском театральных костюмов, их эффектностью, так что теперь, учась воплощать на бумаге, а затем и в ткани, свои фантазии, Жан-Луи показал себя отличным учеником с задатками будущего прекрасного модельера. Его заметил сам великий маэстро Кристиан Диор, и в 1955 году Шеррер попал в знаменитый дом моды, подаривший миру стиль «нью лук», в качестве ассистента. Там же в это время работал и Ив Сен-Лоран, ровесник Шеррера, которого Диор выбрал своим преемником. Именно там будущий известный дизайнер постигал все тонкости мастерства, изучал свойства тканей, крой, способы отделки — словом, всё то, что позволяло создавать великолепные наряды «от кутюр».

Жан-Луи Шеррер

В 1957 году великого кутюрье не стало, и дом Диора возглавил Ив Сен-Лоран. Жан-Луи оставался там ещё два года, затем, в 1959 году, перешёл к Луи Феро, проработал два года там, и в конце концов решил, что настало время пуститься в самостоятельное плавание. И в 1962 году открыл дом моды «Жан-Луи Шеррер».

Это было время, когда в мире Высокой моды разгорался кризис, и стало понятно, что будущее именно за готовой одеждой, прет-а-порте. Но Шеррера влекло именно к «от кутюр». Отличная выучка у едва ли не лучшего кутюрье эпохи и собственные вкус и талант позволили ему сразу занять собственную нишу — великолепные изысканные наряды в классическом стиле, не экстравагантные, но эффектные, сексуальные, но не вульгарные. «Чувственность, элегантность и еще раз элегантность» — именно под этим девизом работал Шеррер. Так что неудивительно, что среди его клиенток уже в самом скором времени появилось множество женщин, которые, в силу своего высокого положения, стремились выглядеть блистательно, однако ни на йоту не преступая правил хорошего вкуса, — супруга и дочь тогдашнего президента Франции Жискара д’Эстена, королева Нур — супруга короля Иордании Хуссейна, иранская шахиня Фара Диба, Паола, принцесса Льежская — супруга наследника бельгийского престола Альберта, писательница Франсуаза Саган, Патриция Кеннеди Лоуфорд — сестра американского президента, прославленные актрисы Мишель Морган и Софи Лорен, и многие другие.

Шеррер не был новатором, не вводил новых силуэтов, новых стилей. Но умел взять уже существующее и довести его до совершенства — это казалось ему куда важнее. Вдохновлённый искусством Востока, он создавал вечерние наряды в духе «тысячи и одной ночи» из множества слоёв летящих тканей, в стиле индийских раджей — вышитые жемчугом и украшенные перламутром жакеты с шароварами, тюрбаны с перьями. Китай, Монголия, Греция, Россия — экзотические мотивы в работах Шеррера добавляли им эффектности, и когда его модели выходили на подиум, у зрителей перехватывало дыхание. Даже когда в 1971 году модельер занялся выпуском одежды прет-а-порте, эти коллекции явно говорили о том, что делал их дизайнер, для которого главной была всё-таки именно Высокая мода. Шифоновые и шёлковые платья, броская отделка мехом, кожей и вышивкой, бархатные аппликации на одежде из шерсти или золотые канты на пальто… Словом, прет-а-порте в его исполнении выглядело роскошно и дорого. Ну а что уже говорить о коллекциях «от кутюр»!

В 1970-х работы Шеррера продавались во множестве американских магазинов — США тоже подпали под обаяние скромных (не вульгарных, не коротких, не чересчур открытых) и одновременно нескромно-эффектных нарядов от французского кутюрье. К 1980-м они продавались в более чем двадцати пяти странах мира, включая Японию. Начиная с 1979 года Шеррер начал выпускать и ароматы, в 1980 году получил заслуженную награду — «Золотой напёрсток».

Именно на 1980-е пришёлся пик его популярности, и Жан-Луи мог бы продолжать работать ещё много лет, но… В 1990 году компанию Шеррера купили японцы, что было вполне нормальной ситуацией и беды ещё не предвещало. Но в 1992 году, когда компания столкнулась с финансовыми сложностями, Шеррера уволили из его дома. Он подал в суд и получил материальную компенсацию, а вот имя вернуть не смог. Новые хозяева наняли новых дизайнеров, и свою дальнейшую жизнь — впрочем, не такую блестящую, как когда-то — модный дом «Шеррер» продолжил уже без собственно Шеррера. А в 2008 году его двери закрылись навсегда… Впрочем, владельцы продолжают выпускать солнечные очки под этой маркой, но разве это можно принимать всерьёз?

Жан-Луи Шеррер не единственный из кутюрье, кого постигла такая участь, не первый, и надо полагать, не последний. Искусство и бизнес совместимы плохо, а мода, в силу самой своей сути, к тому же не являясь «чистым искусством», вне бизнеса существовать не может. Или может — но недолго. Но разве от этого менее грустно, когда происходит подобное и ещё один творец моды сходит со сцены?…

 

Иссей Мияке

(1938)

Маленький мальчик, видевший ужас атомной бомбардировки Хиросимы, выжил — выжил, чтобы стать самым известным японским модельером в мире, чтобы соединить в своих работах Восток и Запад, чтобы создать свой уникальный стиль — простота и практичность, возведённые в ранг искусства.

Он родился в Хиросиме в 1938 году, а когда ему было семь лет, потерял практически всю семью, да и сам, можно сказать, выжил только чудом в атомном аду. Но жизнь продолжалась. У Иссея довольно рано проявились способности к рисованию, так что сначала он учился в художественной школе, а с 1959 года изучал графический дизайн в токийском университете «Тама Арт». В 1963 году, ещё будучи студентом, он создал свою первую коллекцию, которая называлась «Поэма из ткани и камня».

После окончания учёбы начинающий дизайнер отправился во Францию, чтобы учиться в школе при Синдикате Высокой моды. В 1966 году он начал работать у известного модельера Ги Ляроша, а в 1968-м стал ассистентом ещё более известного модельера, Юбера де Живанши. Оба французских мастера высокого оценили талант молодого японца. Однако оказалось, что в рамках тогдашней европейской Высокой моды ему тесно, и в 1969 году Иссей уехал в Нью-Йорк, где начал работать у Джеффри Бина. Там, наблюдая за жизнью огромного города, глядя на изменения, происходящие в моде, он решает, что хочет буквально начать всё с начала, создавать одежду совсем по-другому… И в 1970 году он вернулся на родину, чтобы начать воплощать свои идеи.

Иссей Мияке

Он погрузился в изучение японской одежды, её пошива, её тканей, её эстетики. К тому времени у него был уже немалый опыт работы в Европе и Америке. И всё же с первых его коллекций стало ясно, что появилось нечто принципиально новое, не «японское» и не «европейское». Однажды он скажет в интервью: «В японском языке есть три разных слова для понятия “одежда”:1) западная одежда, 2) японская одежда, 3) одежда вообще, но это слово может означать и удачу, и радость. Когда меня спрашивают, какое из этих значений подходит к моей одежде, я отвечаю, что создаю радость».

Он не стал следовать никаким модным тенденциям, не стал просто обыгрывать элементы костюмов прошлого, уделял много внимания изучению новых техник пошива, и в результате на свет появлялась удивительно удобная, простая с виду «одежда для людей». Одежда для тех, кто хочет «просто одеваться», а не следовать за модой. И, парадоксальным образом, тем самым Иссей Мияке создал новую моду.

В 1970 году вместе со своим приятелем, Томоко Комуру, он основал «Мияке Дизайн Студио» и начал готовить свою первую коллекцию — майки, украшенные необычными рисунками. Техника рисунков была в стиле татуировок японских мафиози «якудза», а изображены на них были Джимми Хендрикс и Дженис Джоплин, кумиры тогдашней западной контркультуры. Коллекцию показали главному редактору американского «Вога», влиятельнейшей женщине в мире моды, Диане Вриланд. Первое слово Иссея Мияке в моде прозвучало, и оно было услышано — молодой дизайнер-авангардист оказался на своём пути к успеху, и путь этот оказался довольно коротким.

Оставаясь жить в Токио, он постоянно ездил в США. Следующая коллекция была продемонстрирована на открытии галереи «Японский дом» в Нью-Йорке, в 1973 году Иссей в первый раз принял участие в парижской неделе моды прет-а-порте, год спустя открылся его первый магазин в Токио, а затем в Париже, а в 1977-м он стал первым, кто получил японскую премию, «Mainichi Design Award».

Он умело соединял в своих работах Восток и Запад, создавая одежду, в которой человек чувствовал себя свободно и удобно, в которой было легко двигаться, которая казалась универсальной, подходившей для самых разных случаев жизни. Очень часто она была многослойной. Некоторые модели, если их разложить на плоскости, оказывались простыми геометрическими фигурами — квадратом, кругом и т. д.

В 1997 году Иссей Мияке запустил линию A-POC, «a Piece of cloth», буквально — «кусок ткани». Одежда действительно представляет собой просто кусок ткани, из которого, пользуясь нанесёнными на него штриховыми линиями, покупатель может выкроить вещь по собственному вкусу и, делая прорези в тех или иных местах, пришивая рукава, карманы, по-разному оборачивая вокруг себя, регулируя длину, глубину выреза, может трансформировать как угодно. Модельер говорил: «Без изобретательности тех, кто будет ее носить, моя одежда — не одежда. В ней предусматривается простор для фантазии потребителя, который сможет понять ее по-своему».

Мияке много времени уделяет изучению возможностей ткани — её раскрою, технике обработки, тому, как по-разному можно соединять детали, драпировать, завязывать. Так, в 1993 году он применил совершенно отличавшийся от принятого способ создания плиссированной одежды — если раньше сначала делалась плиссировка, а потом из этой ткани делался костюм, то Иссей делал наоборот — сначала одежда кроилась, а затем укладывалась под горячий пресс. Получившиеся складки сохранялись даже после стирки, что сделало плиссировку куда более простой и удобной в обращении. Другой его проект — трёхмерная одежда, на которую модельера вдохновила техника оригами.

Показ коллекций Мияке, где бы они ни проходили — в Париже, Нью-Йорке или Токио, тоже были необычными, напоминая яркие теат-рализованные шоу. А одним из самых запоминающихся для японцев, которые до того видели на подиумах только своих соотечественниц, стал показ «Иссей Мияке и 12 чёрных девушек» в 1976 году с чернокожими моделями. Иногда его коллекции демонстрировали самые обычные люди, скажем, на одном из шоу его моделям было от 60 до 93 лет. Ведь его одежда подходит для любого возраста, для любого типа фигуры. В 1981 году он начал выпуск линии «Плантация», одежды для тех, кто не может позволить себе дорогую дизайнерскую одежду.

Всё, создаваемое модельером, модно… и одновременно вне моды, а значит, сегодня вы вполне можете надеть то, что он создал 10 лет назад, и чувствовать себя так же уверенно. В 1986 году он открыл магазин, где продаётся одежда не только из последних коллекций, как это обычно бывает, а и из прошлых. Почему нет, если она вне времени?

В 1994 году Иссей Мияке передал создание мужской, а в 1999-м и женской одежды другим дизайнерам из своей команды. Но не для того, чтобы удалиться на покой, а чтобы иметь возможность полностью отдаться своим исследованиям (хотя по-прежнему контролирует всё то, что выходит под его именем).

Почить на лаврах — это было бы легко, учитывая его всемирную славу и признание, включая французский орден Почётного легиона и «Kyoto Prize», награды, которая присуждается за заслуги в области искусства и философии, — было бы легко. Но это не для него. Новатор Иссей Мияке всё ещё в поисках нового…

 

Карл Лагерфельд

(1938)

«Я не буду ничего рассказывать, ничего пояснять. Я делаю массу усилий, чтобы забывать, и я не могу рассказать историю своей жизни, потому что, слава богу, я всё ещё живу. Я не могу сказать правду» — так говорит о себе один из самых знаменитых кутюрье XX и XXI веков. Долгие годы он строил собственный облик, пока сам не стал иконой моды и стиля, и предпочитает прятать глаза за тёмными очками. Его белоснежные накрахмаленные рубашки, чёрные пиджаки и волосы, собранные в хвост, — словно рыцарская броня, которая укрывает его от любопытных, которые постоянно толпятся вокруг. Ну что ж, если он хочет оставаться человеком-загадкой, это его право, а нам нужно уважать его выбор. В конце концов, разве то, что человек делает, не важнее его частной жизни? Но всё-таки, кто он, Карл Лагерфельд?

Точная дата рождения неизвестна. Официально считается, что это был 1938 год, однако, судя по записи о крестинах, это был 1933 год. Сам же Лагерфельд утверждает, что никто не знает, когда именно он родился, и это и не 1933-й, и не 1938-й.

Как бы там ни было, на свет он появился в Гамбурге, отец был преуспевающим предпринимателем (он сделал состояние на сгущённом молоке). Когда политическая обстановка в Германии начала становиться всё более напряжённой, он перевёз свою семью подальше, в сельскую местность на севере страны. По словам Карла, он в основном получал домашнее образование — уже к шести годам свободно говорил, кроме родного немецкого, на французском и английском, много читал, рисовал… и очень хотел поскорее стать взрослым.

В 1952 году он отправился во Францию, где учился сначала в частной школе, а потом в известном лицее «Монтень». Он обожал рисовать, и с удовольствием изучал, в частности, историю костюма; и, развлекаясь, интерпретировал по-своему наряды тех или иных эпох в своих рисунках.

Карл Лагерфельд

В 1954 году он увидел развешанные по городу большие плакаты — Международный секретариат шерсти объявлял о конкурсе для дизайнеров. И спустя полгода Карл получил свою первую награду — за дизайн пальто. За дизайн платьев первое место тогда получил Ив Сен-Лоран. Тогда же он стал ассистентом, как сказали бы когда-то, «подмастерьем», у знаменитого кутюрье Пьера Бальма — тот был одним из судей конкурса, и, конечно, отметил молодой талант.

Спустя три с половиной года Карл перешёл в другой известнейший дом моды, «Жан Пату», где был уже главным дизайнером. Его коллекции (которые он выпускал под именем «Роланд Карл», потому что немецкую фамилию «Lagerfeldt» постоянно норовили написать неправильно) привлекли внимание, но большого успеха не имели.

В 1960-е он стал свободным художником, работая то на один дом моды, то на другой, и для каждого создавал коллекции, совершенно не похожие на свои же коллекции для других. Как он позднее скажет, «у меня нет личности, а может, у меня их три, в зависимости от того, как на это посмотреть; и мне нравится, что они не накладываются друг на друга».

А в 1983 году его позвали в «Шанель»… Дизайнер Том Форд как-то сказал, что до него Карл Лагерфельд был единственным, кто работал на несколько домов моды одновременно — известных, международных домов. По словам самого Лагерфельда, ему удавалось — и удаётся — одновременно работать в разных направлениях, поскольку стили у этих домов моды совершенно разные, «у них нет ничего общего». Впрочем, это походит на объяснения искусного жонглёра, как ему удаётся манипулировать множеством предметом одновременно, — он просто их ловит и подбрасывает. Лагерфельд хотел создавать, и успешно создавал, самую разную одежду для самых разных женщин…

Похоже, что тогда он охотнее работал на других, чем на себя. Впрочем, собственное «я» у него настолько яркое и требовательное, что он не просто поддерживает стиль определённого бренда, причём на высоте, а ни на мгновение не даёт забыть окружающим, благодаря кому это происходит. Не просто «Шанель», а «Карл Лагерфельд для Шанель».

В частности, своим возрождением дом, когда-то основанный Великой мадемуазель, обязан именно ему. Тогда, в начале 1980-х, казалось, он отживал свой век. А Лагерфельд, который сумел и удовлетворить нужды старых преданных клиентов Шанель, и разработать нечто совсем новое, что привлекло новых клиентов, молодое поколение, смог вернуть имени дома былой блеск, смог сделать его одним из самых преуспевающих модных домов мира. И одним из самых важных источников вдохновения Лагерфельда для Шанель стала… сама Шанель. Обыгрывая по-новому созданное ею, её жизнь, её личность, её пристрастия, он, несмотря на то, что сочетает это с множеством примет сегодняшнего дня, сохраняет и память о Коко Шанель, и её стиль. «Мода уходит, стиль остаётся», — говорила она когда-то.

Ещё до прихода в «Шанель», Лагерфельд сотрудничал не только с другими домами моды, а и с театрами — в Милане, в Вене, в Зальцбурге, и т. д. В 1975 году он основал компанию «Парфюм Лагерфельд», которая начала производство ароматов. В 1987 году начал серьёзно заниматься фотографией и открыл в Париже фото-галерею. Занимался дизайном фарфора. Иллюстрацией. Да что там, даже спроектировал одну немецкую швейную фабрику! Основал собственный издательский дом, а, помимо огромной личной библиотеки, владеет ещё и книжным магазином. Он считается прекрасным специалистом по искусству XVIII века и находит время для покупки антиквариата. Принимает участие в создании собственных рекламных кампаний, занимается редакторской деятельностью в крупнейших журналах, посвящённых моде, и…

Перечислить всё просто нет возможности. Список проектов, в которых он прямо или косвенно принимает участие, получился бы слишком длинным. А если добавить к этому скандалы и сплетни, то тем более.

Но, если отбросить всю суету и суматоху вокруг его имени, главным окажется следующее: год за годом, сезон за сезоном Карл Лагерфельд продолжает творить. Его работоспособность и плодовитость таковы, что, если сравнить его с «человеком эпохи Возрождения», это не будет преувеличением. «Я работаю, повинуясь инстинкту, и не задаю себе слишком много вопросов», — как-то сказал он. И в самом деле, лучше не задавать вопросы. Лучше работать.

 

Вячеслав Зайцев

(1938)

Советский Союз был страной, в которой, в силу самых разных причин, моде уделялось немного внимания. Что ж, тем ярче на этом фоне выделялись те немногие, о которых восхищённо можно было сказать «наш прекрасный модельер». И он — один из них.

Вячеслав Зайцев родился в 1938 году, в городе Иваново; родители, Михаил Яковлевич и Мария Ивановна, были рабочими. Детство, школа — всё это пришлось на годы Великой Отечественной войны. В 1952 году, в четырнадцать лет, Вячеслав поступил в химико-технологический техникум, там же, в Иванове, и окончил его с отличием, получив специальность «художник текстильного рисунка». После этого он уехал в Москву и продолжил образование в Текстильном институте, став художником-модельером. Именно тогда он познакомился и со своей будущей женой, Мариной, которая училась в том же институте, — в 1959 году они поженились, спустя год родился сын, который в своё время тоже станет художником-модельером, как и отец.

Вячеслав Зайцев

Первым местом работы Зайцева стала Экспериментально-техническая швейная фабрика в городе Бабушкине, куда он пришёл в 1962 году, а три года спустя он стал художественным руководителем экспериментально-технического цеха Общесоюзного дома моделей одежды, знаменитого на всю страну Дома моделей на Кузнецком мосту. Тогда и состоялась первая встреча с самыми знаменитыми модельерами той поры — с Пьером Карденом, Ги Лярошем, с возглавлявшим тогда дом моды «Кристиан Диор» Марком Боеном — Запад смог ближе познакомиться с модой СССР и признать, что и она достойна внимания.

В последовавшие за этим годы работы Зайцева были неоднократно представлены за рубежом, показы проводились и в Западной Европе, в частности, во Франции и в Италии, и в Канаде, и в США, и даже в Японии. Однако автор, разумеется, их не сопровождал — не те были времена… А когда поступило предложение американской стороны открыть на Западе магазины Зайцева, сторона советская твёрдо предложение отклонила.

С 1969 по 1990 год Вячеслав Зайцев начал сотрудничать с театром и кино в качестве художника по костюмам, а также с эстрадой, создавая костюмы для самых известных советских артистов той эпохи, от Муслима Магомаева до Эдиты Пьехи.

В 1972 году, после автокатастрофы и длительного лечения, он вернулся на работу в ОДМО, уже заместителем художественного руководителя, и спустя шесть лет ушёл оттуда, занявшись, в частности, педагогической деятельностью, — с 1979 по 1996 год он преподавал на кафедре моделирования одежды факультета прикладного искусства тогдашнего Московского технологического института (теперь это Академия сферы быта и услуг). В том же 1979 году Зайцев начал работать в системе службы быта на фабрике индпошива, и со временем она превратится в Московский Дом моды.

1980 год ознаменовался двумя важными событиями — члены советской спортивной делегации на Олимпийских играх появились в костюмах, разработанных Зайцевым, и вышли его книги «Такая изменчивая мода» и «Этот многоликий мир моды». А ещё, наконец, Зайцев смог и лично принять участие в событиях мира моды за границами СССР, в частности, побывать на симпозиуме моды в Софии, сопредседателями которого был он сам и Пьер Карден. Выехать первый раз в «капиталистическую» страну он смог только в 1986 году — это была Канада, где в Ванкувере проходила Всемирная выставка средств передвижения.

С 1982 года Вячеслав Зайцев стал художественным руководителем Московского Дома моды (в 1988 году он был единогласно избран его директором, а в 1996-м — президентом ОАО «Дом моды Вячеслава Зайцева», в который тот преобразовался) и создал первый в стране Театр моды. В конце этого десятилетия он сократил имя «Вячеслав» и с тех пор стал известен как в российской, так и зарубежной моде, как «Слава Зайцев».

С распадом СССР всё изменилось. Границы открылись, и поездки за границу, показы, выставки, участие в фестивалях и семинарах, гастроли, знакомство с зарубежными коллегами, словом, всё то, что раньше было или мало доступно или почти недоступно, теперь стало неотъемлемой частью жизни самого известного из российских модельеров. Впрочем, в родной стране он тоже будет принимать активнейшее участие в бурно развивающейся жизни моды. С 1994 года под патронажем Зайцева стал проводиться Конкурс профессиональных художников-модельеров имени Надежды Ламановой, замечательного русского мастера, и это только один из огромного множества примеров. Помимо дизайна одежды, много времени Зайцев посвящал и живописи, и графике; словом, его художественный талант смог проявиться всесторонне.

Сегодня он, наверное, самая «историческая» фигура советской и российской моды. Многочисленные награды и медали, звания, почётные степени и прочее занимают не одну строчку на его официальном сайте, и вполне заслуженно. В своё время Зайцев смог стать «лучом света в тёмном царстве», а это нелёгкий труд…

 

Кензо Такада

(1939)

Его яркие, жизнерадостные работы привнесли когда-то в Высокую моду свежие нотки, дух молодости и веселья. Японский дизайнер, поселившийся во Франции, он умел примирить между собой Мексику и Румынию, Испанию и Китай, Индию и Египет, словом, самые разные страны, которые могли быть очень далеко друг от друга, но в складках тканей обретали общие границы и начинали дружить.

Кензо Такада родился в 1939 году, в городе Химедзи, где находится знаменитый одноимённый замок. В семье было семеро детей, Кензо был пятым. Отец содержал чайный дом и, в общем, не одобрял увлечений сына, которому с детства было куда интереснее рассматривать модные журналы, которые покупала сестра, и шить одежду по приложенным к ним выкройкам, чем играть со сверстниками. Позднее он скажет: «Так я проложил свой путь в моду, и в своих мечтах я создавал одежду для круглоглазых дочерей далёкого Запада».

Кензо поступил в университет Кобэ, но проучился недолго и бросил в 1958 году — это было не то, чего он хотел, ему было там скучно и тесно. В "Бунка Фукусо Гакуин», школе моды, тогда как раз начали принимать молодых людей, и он решил поступить туда, чтобы попробовать осуществить детские мечты. Семья не поддержала это решение и отказалась ему помогать, так что по вечерам он ходил на подготовительные курсы, а днём работал. Через полгода он поступил, и учёба здесь, в отличие от университета, наконец начала приносить радость. И успех — талант начинающего дизайнера отмечали и учителя, и даже пресса, которая вскоре его заметила. Одна из преподавательниц Кензо училась в своё время в Париже, в школе при Синдикате Высокой моды — она и подала ему идею тоже поехать учиться во Францию.

Первые годы после выпуска Кензо оставался в Токио, сначала он работал дизайнером в одной из фирм по производству готовой одежды, затем перешёл в магазин, в котором продавалась одежда для молодёжи, — там он должен был придумывать не менее сорока новых моделей в месяц, потом — в один из токийских журналов.

И, наконец, в 1964 году он отправился в Европу. Морской путь оказался длинным, но довольно увлекательным — по пути корабль посетил Гонконг, Сайгон, Сингапур и другие города, прежде чем добраться до Марселя. А там Кензо вместе с приятелем, вместо того чтобы сразу отправиться в Париж, ещё долго путешествовали по Европе, посетив Италию, Испанию, Германию и Англию. Позднее, когда Кензо станет известным дизайнером, ему зададут вопрос — правда ли, что он путешествует для того, чтобы набраться новых впечатлений, ведь в его работах так много этнических мотивов самых разных стран? А он ответит: «Я путешествую для того, чтобы отдыхать, а не для того, чтобы на меня что-то повлияло. Я просто набираюсь сил».

Кензо Такада

А тогда, наконец, настала очередь и Парижа. Молодой японец не говорил по-французски, у него почти не было денег, не было связей. Он прибыл в совершенно чужую для него страну и сделал единственное, что могло помочь ему найти своё место, — начал её изучать. Его школой стал Париж. Позднее он писал: «Я наблюдал и изучал, пытаясь понять, что такое парижские шик и элегантность. Будь это “от кутюр” или прет-а-порте, французская одежда всегда отлично сидит. Отличный крой, тщательная подгонка по фигуре, безупречное исполнение; и у них есть определённые формы, изгибы. В этом заключаются парижские шик и элегантность. Такой подход к созданию одежды имеет свои определённые правила по выбору форм, тканей, сочетаний цветов, и, как мне казалось, даже по тому, как носить эту одежду. И всё это в рамках определённого стиля мышления. Я бы стал задыхаться».

Постепенно обживаясь в Париже, Кензо работал то там, то там в качестве дизайнера-фрилансера. А в 1970 году он вместе с двумя соотечественниками, которые учились в той же токийской школе моды, открыл свой первый магазин. Потом он будет признаваться, что из-за нехватки средств ему приходилось покупать ткани на блошиных рынках, какие-то ему привозили из Японии. И Кензо начал смело смешивать цвета и узоры — подобно тому, как гейши, за которыми он наблюдал в детстве, надевали одно поверх другого несколько красивых, разноцветных кимоно.

Работы Кензо очень быстро произвели сенсацию в мире парижской моды — они казались глотком напоённого экзотическими ароматами, но вместе с тем свежего воздуха. Простой, но выверенный крой, яркие ткани, неожиданные сочетания принтов — Кензо, как писали в прессе, предложил миру именно то, чего тот ожидал в то время, в начале 1970-х. «Никаких метаний, мне нравятся смелые, простые линии. Использовать хлопок летом и обходиться без подкладки зимой. Сочетать яркие цвета, смело объединять цветы, полоски и клетку. Так рождался мой стиль», — будет писать он почти двадцать лет спустя.

Он никогда не останавливался долго на каком-то определённом стиле, наоборот, его стилем стало путешествие по миру и мирное соседство самых разных вещей из разных стран. Китайские туники и фартуки европейских крестьянок, украшенная перьями одежда американских индейцев и национальная одежда индийцев — его вдохновляло многое. «Я люблю соединять вместе узоры Африки и узоры Японии», — говорил он. Сегодня он демонстрировал коллекцию, на которую его вдохновил Китай, через несколько лет — показывал свою интерпретацию Северной Африки. Одна из его коллекций называлась «Вокруг света за восемьдесят дней», и, наверное, это самое подходящее название для того, что делал Кензо. Да, этническими мотивами вдохновлялись самые разные дизайнеры, но именно у Кензо это получалось сделать настолько смело и дерзко, и при этом сохранять определённую гармонию.

В 1980-х мода изменилась, на смену яркому буйству предыдущего десятилетия пришёл минимализм. Мода изменилась, она ринулась к другому полюсу, а Кензо остался на своём. Он пытался идти в ногу со временем, но при этом не поступаться собственными принципами и сохранять, насколько возможно, собственный стиль. И в принципе у него это получалось, и недаром в начале 1990-х интерес к его дому моды проявила группа LVMH, которая вскоре его и приобрела.

Сам Кензо отошёл от дел в 1999 году, причём прощальная вечеринка была оформлена столь же ярко и жизнерадостно, как то, что он делал в течение всей своей жизни в моде. Марка «Кензо» успешно продолжает существовать и в наше время, а что касается её создателя, то однажды его вклад в моду удачно определили так: «Он мог быть не таким радикальным и авангардным, как дизайнеры, которые последовали за ним, но он показал, как превращение чего-либо из немодного в модное зависит от контекста, в который помещают одежду, и процессов, через которые она проходит».

«Глобализация» — не обязательно скучный политический термин. Его вполне можно применять и к моде, и результаты опять-таки вовсе не будут скучными. Мы это точно знаем — благодаря Кензо.

 

Ральф Лорен

(1939)

Его жизнь стала воплощением «американской мечты», от бедного мальчика до миллионера, а выработанный стиль — узнаваемым и желанным во всём мире, в том числе за пределами Америки. И именно в этом заключается, по меньшей мере, частично, успех, который сопровождает его уже в течение нескольких десятков лет — он создаёт не просто отдельные прекрасные вещи или коллекции, он создаёт отдельный мир, вернее будет сказать, приближает существующие, узнаваемые, желанные миры, делая их более близкими и куда более доступными. Кому не хочется осуществить мечты? И вот их он умеет угадывать, как никто. Он так и говорит: «Я создаю не одежду, я создаю мечту».

Ральф Лифшиц родился в 1939 году в Бронксе, в семье еврейских эмигрантов, приехавших из Пинска. Мать, Фрида, вела хозяйство, отец, Фрэнк Лифшиц, зарабатывал на жизнь тем, что красил и декорировал стены домов. Детей было четверо, и Ральф был самым младшим. Он вовсе не думал о том, чтобы стать модельером. Мечта у него была, и вполне определённая, а вот как её достичь — это уже другой вопрос. Как и многие дети из семей со скромным достатком, он мечтал добиться успеха и разбогатеть. Кого не тянет к «красивой жизни»? И, будучи ещё совсем мальчишкой и подрабатывая после школы, он тратил заработанные деньги на одежду, которая была дороже, чем могли себе позволить в его семье. Лучше один дорогой костюм, чем несколько дешёвых, полагал он уже тогда.

После школы Ральф (к тому времени уже Лорен — его старший брат решил сменить их фамилию) поступил в колледж, где стал изучать бизнес и экономику, но уже довольно скоро понял, что это его интересует мало. Он бросил учёбу, так и не получив диплома, и решил уйти в армию, а в ожидании этого устроился на очередную временную работу. Это оказался магазин «Брук Бразерс», где продавалась мужская одежда высокого класса — отлично скроенные костюмы, изысканные галстуки и прочие атрибуты настоящего джентльмена. Позднее он признавался: «Для меня это место стало настоящей Меккой. Это был просто отпад!»

Ральф Лорен

Он ушёл в армию, а в 1964 году вернулся и, сменив одну за другой несколько работ, очутился, наконец, у Эйба Ривеца, который выпускал галстуки. Ральф стал у него дизайнером и начал предлагать модели с широкими, крупными узлами. Ривец этого не одобрил: «Мир ещё не готов к твоим работам, Ральф». И тогда Лорен, уверенный в том, что он как раз делает именно то, что нужно, решил открыть собственное дело, что и сделал в 1967 году. Его офис был маленьким, зато в одном из самых знаменитых зданий в Америке, в Эмпайр Стейт Билдинг. Та же самая история, что и с дорогим костюмом, купленным в двенадцать лет, — нужно уметь производить хорошее впечатление, если хочешь добиться успехов в определённых областях.

В то время мужчины носили в основном узкие галстуки тёмных расцветок. Лорен же, ещё до того, как основал свою компанию, начал выпуск галстуков ярких, с красочными рисунками, широких, с крупными узлами. Сеть универмагов «Блумингдейл» готова была закупать их, но только в том случае, если он сделает галстуки более узкими и уберёт с этикеток своё имя. Лорен категорически отказался это делать, и когда оказалось, что его галстуки имеют огромный успех, «Блумингдейл», что называется, пошёл к нему на поклон. Ральф Лорен действительно знал, что делал — его работы отражали не то, что хотят и носят сейчас, а шли на несколько шагов впереди. Он умел угадывать, что захотят завтра.

А в следующем году он выпустил первую коллекцию мужской одежды. Его вдохновляли образы мужчин безупречно элегантных, таких, например, как герцог Виндзорский — бывший король Британии Эдуард VIII, или знаменитый артист Фред Астор. Эта его коллекция, как и многие последовавшие за ней, представляла собой объединение английской и американской классики. Стиль английских джентри для американцев среднего класса, которые хотели бы казаться представителями класса высшего, — вот что предлагал Лорен. Его компания недаром называлась «Поло Фэшн» — игра в поло ассоциировалась с жизнью высших кругов, с людьми, обладавшими властью. И с собственным стилем — элегантностью вне времени, элегантностью, уверенной в себе и непринуждённой.

В 1971 году он обратился к созданию женской одежды и применял к ней те же принципы. Добротные, очень качественные ткани, сдержанная, изысканная отделка, хороший крой, который позволял его вещам отлично садиться по фигуре, отдельные элементы, заимствованные из мужского гардероба и придававшие женскому особую элегантность.

Лорен не хотел гнаться за всегда ускользающей, вечно меняющейся модой, он предпочитал создавать — и предлагать — определённые стили. И этот подход начал пользоваться огромной популярностью. В 1969 году Ральф Лорен стал первым дизайнером, который открыл в нью-йоркском универмаге «Блумингдейл» свой магазин мужской одежды, два года спустя открылся его магазин в Калифорнии, в знаменитом престижном районе Беверли-Хиллз. В 1972 году он запустил линию разноцветных рубашек-поло — у рекламной кампании был лозунг: «Каждой команде — свой цвет, у Поло их 24».

В 1974 году на экраны вышла очередная экранизация романа Джона Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби» с Робертом Рэдфордом в главной роли. Герои-мужчины, пожалуй, даже затмевали женщин своими изысканными костюмами нежных пастельных цветов — костюмами от Ральфа Лорена. И сцена, в которой герой распахивает свои шкафы, демонстрируя великолепный мужской гардероб, в частности, многочисленные разноцветные рубашки, отлично демонстрировала, кем был тот мужчина, для которого трудился Лорен. Его происхождение неважно, важно, что сегодня он хочет выглядеть безупречно.

Времена действия романа, 1920-е, стали одним из источников вдохновения для модельера. А ещё — золотая эпоха Голливуда с красавицами-актрисами в длинных облегающих платьях, английские загородные поместья с их садовыми приёмами и охотой, роскошные балы, сафари в Африке, морская тематика, прошлое Америки — с индейцами, ковбоями и кантри-стилем, её настоящее — со строгим стилем университетов, входящих в Лигу плюща… Он умело выбирал то, что казалось людям привлекательным, умело использовал знаковые образы. И можно сказать, что в результате получалось нечто, что можно назвать «американским аристократизмом».

Его одежда и реклама этой одежды творили миф, рассказывая об увлекательной жизни, и получалось, что, покупая одежду от Лорена, его клиенты соприкасались с этой жизнью, окунались в неё. И постепенно он всё больше выходил за рамки создания одной только одежды. Да, аксессуары и ароматы дизайнеры одежды выпускали уже давно, но Лорен первым решился пойти дальше. С 1983 года он начал выпускать предметы домашнего обихода, от мебели до посуды — всё это создавало целый отдельный мир, «стиль жизни от Ральфа Лорена», к которому тянуло очень многих. Мужчины, женщины, дети, пожилые люди и молодёжь — все могли найти у него что-то по душе, что-то, чем могли украсить себя, украсить свой дом.

Его компания превратилась в гигантскую империю, одну из самых успешных в мире современной моды. И, конечно, отличная маркетинговая стратегия и умелый брендинг сыграли тут свою роль. Ральф Лорен стал одним из самых «продаваемых» дизайнеров в мире, заработав гигантское состояние, которое, как он сам признаётся, не в состоянии потратить, несмотря на то, что тратит он много.

Его заслуги были отмечены множеством наград, в том числе и табличкой на «аллее славы в мире моды», а сорокалетие его деятельности было отмечено присвоением ему Американским советом дизайнеров моды титула «Легенда моды». Что ж, кто заслуживает его, как не человек, который умеет создавать мечты и, более того, умеет убеждать в том, что их не так и трудно достичь? И для этого достаточно зайти в один из его магазинов.

 

Азеддин Алайя

(1940)

«Успех для меня неважен, это не то, о чём я забочусь, к чему стремлюсь, — сказал он однажды, именно тогда, когда успех к нему и пришёл. — Работа, одежда, клиенты, женщины — вот в чём заключается для меня истинное удовольствие. Я никогда не обладал особыми богатствами, но вокруг меня всегда были люди. Прекрасные женщины — вот что для меня важно. Я скульптор, и, возможно, мне удаётся сделать их ещё прекраснее». Незаметно для себя он оказался в самом сердце парижской моды 1980-х годов, его плотно облегающие, подчёркивавшие все изгибы фигуры платья вызывали восторг и у клиентов, и у прессы, а он… Он делал только то, что ему нравится, невзирая на то, что творилось вокруг, и не следовал за модой, а сам задавал её, превратившись в одного из самых влиятельных модельеров последних десятилетий. Кто же он?

Когда Азеддин Алайя появился на свет, нам точно неизвестно — скорее всего, это произошло в 1940 году (по другим сведениям — в 1939-м); сам же он на вопрос о возрасте загадочно улыбается: «Я стар, как фараоны». Было это в Тунисе. Родители его были самого простого происхождения, а воспитывали его не родители, а дедушка с бабушкой, бабушка же в своё время отправила его изучать искусство скульптуры в местную школу изящных искусств — чтобы учиться там, ему пришлось немного прибавить себе возраст.

Путь его в моду оказался тоже не таким, как у всех, — юноша решил подрабатывать по ночам в акушерской клинике, а там, в приёмном покое, лежали стопки модных журналов. Рассматривая их в свободную минуту, Азеддин, как рассказывал он позднее, внезапно прозрел, осознав, что судьба его заключается вовсе не в том, чтобы создавать женское тело из глины или мрамора, а в том, чтобы очерчивать его формы с помощью одежды. И, разумеется, лучшим местом, чтобы научиться это делать, был Париж. Чтобы доказать родным серьёзность своих намерений, он устроился работать помощником местного портного. И дедушка, наконец, решился его отпустить, для чего, несомненно, и ему, и его жене потребовалось победить свои опасения — в конце концов, Азеддину было тогда всего семнадцать лет!

Итак, в 1957 году он приехал в Париж, в дом моды Кристиана Диора — заранее было оговорено, что он сможет работать там на первых порах. Однако у Диора он провёл всего несколько дней — началась война в Алжире, и, как говорили потом, молодой араб там оказался никому не нужен, и только бы вызывал подозрения. К счастью, его представили Ги Лярошу, и в его доме Азеддин провёл следующие два года, многому научившись.

Да, вокруг него всегда были люди, и, что немаловажно, женщины. Речь идёт не о любовных связях, а именно дружеских. Уйдя от Ляроша, он два года жил в доме графини де Блежьер — присматривал за её детьми, готовил, и… продолжал готовить себя к роли модельера. Работал над своими первыми эскизами, расширял круг полезных знакомств (учитывая круги, в которых вращалась графиня, это было нетрудно — там были сливки общества, начиная от легендарной актрисы Греты Гарбо до Сесилии де Ротшильд). И, когда почувствовал себя достаточно уверенно, снял небольшое помещение, переехал и открыл своё первое ателье.

Азеддин Алайя

Много лет широкая публика о нём не знала — Алайя работал только с отдельными клиентками, их круг был достаточно широк и устойчив, однако вовне информация о модельере практически не просачивалась. Его заказчицами были в основном обеспеченные дамы, причём уже, что называется, не первой молодости, утратившие девичью стройность. Что ж, тут-то им и приходил на помощь несостоявшийся скульптор. Его платья не просто облегали тело, а формировали его, поддерживали, утягивали, подчёркивали и скрывали. Он работал с тянущимися тканями, например, джерси, трикотажем, с материями, содержащими лайкру, с кожей; часто при этом он использовал крой по косой. Годами он совершенствовал свою технику, основам которой научился, работая у Ляроша, но постоянно находился в поисках нового, зачастую при этом обращаясь к старому, — Алайя собирал коллекцию винтажной одежды, которая подбрасывала ему очередные идеи. Так, определённое влияние на него оказали работы Мадлен Вионне, модельером, популяризовавшим в своё время крой по косой, и Чарльза Джеймса, американского модельера, который, можно сказать, не столько шил свои наряды, сколько строил их, как инженер. Результатом были потрясающие платья, которые скрывали недостатки и подчёркивали достоинства женской фигуры, зачастую весьма выдающиеся (и в прямом, и в переносном смысле).

В 1979 году фотографии его костюма и плаща появились в журнале «Элль» — вероятно, это и можно считать первым выходом в «широкий мир». Знакомые редакторы модных журналов давно уже подталкивали его к тому, чтобы он начал работать над собственной линией готовой одежды, и Алайя, наконец, решился. В 1980 году прошёл первый показ — никаких объявлений в прессе, никаких приглашений, информация о нём распространялась так же, как все эти годы — от одного клиента к другому, их знакомым и друзьям. Показ прошёл более чем успешно — чёрные наряды с преувеличенно женственными формами и широкими плечами оказались именно тем, чего ожидала публика. Тогда же появился новый предмет одежды, введённый арабско-французским дизайнером, — боди, которое всего через несколько лет станет безумно популярным (в немалой степени — благодаря другому дизайнеру, Донне Каран).

Его работы всегда отличались простотой отделки, они почти всегда были очень сексуальными, но никогда — вульгарными. Сдержанные цвета — пастельные или, наоборот, тёмные, чёрный, серый, бежевый. В отличие от моделей прошлого, которые тоже придавали определённую форму женскому телу, работы этого дизайнера давали гораздо больше свободы движения, не превращаясь в жёсткий негнущийся каркас, и в этом, конечно, важную роль играло использование соответствующих тканей и соответствующий крой. О нём будут говорить, что ему удалось таким образом перекинуть своеобразный мост между прошлым и будущим…

Его слава вышла за пределы Франции, он открывал бутики не только в Париже, но в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, среди его клиенток появилось множество звёзд — от Мадонны до Тины Тёрнер до Джанет Джексон. Казалось, это означало настоящий успех… Так оно и было, но он же и повлёк за собой определённые трудности. Алайя всегда очень внимательно относился ко всему, что делает, его смело можно назвать перфекционистом, а во всё ускоряющемся темпе, в котором теперь живёт мир, в том числе и мир моды, любые задержки, пусть и вызванные желанием добиться безупречности, не приветствуются. Так что одна вторая, третья задержка (то на несколько дней, то на более длительный срок) его показов, задержки поставок привели к тому, что модельера стали обвинять в непрофессионализме, в неуважении к заказчикам… Он не поспевал. Он не стремился угнаться за другими, но оказалось, что теперь без этого уже не обойтись.

Всё это, а также личные обстоятельства — скончалась его любимая сестра, которая в своё время поддерживала его в выборе профессии — привели к тому, что в 1992 году Алайя перестал выпускать готовую одежду. 1990-е он провёл, работая только для частных клиентов в своём ателье-бутике-квартире в парижском квартале Маре. В 2000 году он продал свою компанию финансовой группе «Прада», а в 2007-м выкупил её обратно. Он планирует основать фонд в здании, которое соседствует с его домом моды, в котором будут храниться около пятнадцати тысяч эскизов и образцов его работ, созданных за долгие годы.

Его возвращение в моду было не быстрым, но успешным. Среди поклонников его творчества оказалось не меньше звёзд, чем раньше, а то и больше (в том числе и нынешняя первая леди США, Мишель Обама). В 2000 году в музее Гуггенхайм прошла первая выставка его работ, в 2008-м он был награждён орденом Почётного легиона.

И всю жизнь этот человек — небольшого роста, обычно в чёрном, загадочный, избегающий публичности, талантливый и упрямый — делает только то, что считает нужным. Он не прогибается под изменчивый мир, но мир иногда прогибается под него.

 

Роберто Кавалли

(1940)

«Женщина должна знать, что иногда платье может полностью изменить её судьбу», — сказал однажды Роберто Кавалли. А уж ему, человеку, который, по собственному признанию, обожает женщин и всю жизнь работает только для них, можно верить. С приходом в мир моды талантливого итальянца, который предпочитает, чтобы его называли не модельером, а «художником моды», мы, возможно, потеряли талантливого живописца. Зато обрели мастера, который в очередной раз подтвердил, что мода — это искусство.

Роберто Кавалли родился в 1940 году во Флоренции, городе, где творили одни из самых замечательных художников итальянского Возрождения, чьи работы до сих пор украшают стены всемирно известной галереи Уффици. Роберто может гордиться — там хранится и несколько работ его деда, известного в своё время художника-импрессиониста Джузеппе Росси.

Как часто бывает в творческих семьях, Роберто должен был пойти по тем же стопам — так что учиться он отправился в местную школу искусств. Но, как оказалось, молодого человека больше интересовало практическое применение своих познаний в мире изобразительного искусства, и он сосредоточился на рисунках для ткани, видя в них прекрасное поле для воплощения своих фантазий. Ткань с изумительным узором — это просто материя? Или уже искусство?

Ещё во время учёбы работы молодого Кавалли, а конкретно, цветочные принты, привлекли внимание нескольких ведущих итальянских трикотажных фабрик. В 1972 году, в другом известнейшем здании Флоренции, палаццо Питти, он показал свою первую коллекцию. Нет, она не имела успеха, как можно было бы ожидать. И дело не в таланте Кавалли — просто дизайнер выбрал для воплощения своих фантазий не роскошные дорогие ткани вроде шёлка или тончайшего шифона, а ткани куда более простые, хлопчатобумажные (ну что ж, когда-то хлопок в Европе был роскошью, но с тех пор прошло много столетий). Первое разочарование не остановило Роберто, и он продолжал работать, пробуя себя в разных направлениях. В том же 1972 году открылся его первый магазин — но не в Италии, а во Франции, в курортном Сан-Тропе. Одежда от Кавалли с яркими принтами пользовалась огромным успехом у молодёжи.

Роберто Кавалли

Вскоре дизайнер изобрёл и запатентовал особый процесс печати рисунка на коже — до него никто и не пытался использовать кожу в качестве основы для воплощения художественных фантазий. Делать из неё аксессуары — естественно, но рисовать на ней?… Разработка технологии потребовала долгих экспериментов и дорогостоящих материалов (Кавалли использовал тончайшую кожу с одного из французских заводов, где выделывали кожу для перчаток), зато результат оказался потрясающим. Из кожи, как оказалось, можно создать всё, что угодно — даже «розовое вечернее платье».

Он женился на своей первой любви, как только у него появились хоть какие-то деньги, чтобы содержать семью, а в 1977 году встретился с австрийкой Евой Дюрингер, причём были они, как говорится, по разные стороны баррикад — Ева была претенденткой на титул «мисс Вселенная», а Роберто — одним из судей. Они встречались четыре года, а потом поженились. Их браку уже много лет — редкость в переменчивом мире моды, и жена всегда оставалась одним из его ближайших помощников и советников.

Двадцать лет Кавалли создавал очень женственные и сексуальные наряды для итальянок и француженок, но настоящий успех пришёл к нему только в середине 1990-х. В 1994 году он представил первую коллекцию джинсов, обработанных пескоструйным аппаратом. И они моментально взлетели на модный олимп — их хотели носить все, особенно молодёжь. А ставший внезапно очень популярным кутюрье мог продолжать экспериментировать дальше — с тканями, с отделкой, кроем. Минимализм — это не про него и не для него! И Кавалли разрабатывает свой, теперь легкоузнаваемый стиль — с принтами в виде кожи животных (например, леопарда и зебры), с блёстками, с использованием кожи — в этом он был и остаётся настоящим гением, с лоскутной техникой, с экстравагантными деталями… К концу столетия, а заодно и тысячелетия, в моду вернулась броскость, даже избыточность, и оригинальные, яркие модели Кавалли пришлись как нельзя более кстати. Они отлично смотрелись на сцене, на ковровых дорожках, и среди поклонников кутюрье появилось множество актрис и певиц.

Империя Кавалли росла с каждым годом, коллекции Высокой моды стали дополняться линиями готовой одежды (так что вещи с маркой «Кавалли», а точнее, «Джаст Кавалли», «просто Кавалли», могут позволить себе не только звёзды), детской одежды, аксессуарами, нижним бельём…

Одежда от Кавалли легко узнаваема, кто-то стремится к элегантной сдержанности, кто-то — к изяществу линий, кто-то — к необычному сочетанию цветов… А к чему стремится он? Как-то, отвечая на вопрос о ставших его фирменном знаком принтах с узорами в виде кожи животных, Роберто Кавалли сказал: «Не то чтобы они мне как-то особенно нравились. Мне нравится всё, что связано с природой, всё “природное”, что окружает меня. ‹…› Я начал понимать, что самый лучший дизайнер — это Бог, так что я стал подражать ему».

 

Вивьен Вествуд

(1941)

Её идеи — уникальны, её работы резко отличаются от того, что делают другие дизайнеры, она вне школ, она разрушает клише, она терпеть не может предубеждения, сохраняя при этом гордость. Она англичанка до мозга костей, и при этом способна эпатировать публику так, как не снилось представителям других, куда более несдержанных наций. Быть одновременно панком и дамой-командором ордена Британской империи, наверное, сложно… но только не для неё!

Вивьен Изабель Свайр родилась в Тинвистл — деревне возле города Глоссоп в графстве Дербишир. Гордон Свайр и Дора Болл поженились вскоре после начала Второй мировой войны, и Вивьен, родившаяся в 1941 году, стала их первым ребёнком из трёх. Впоследствии не раз будут писать о том, что предки знаменитого модельера имели некое отношение к моде. Честно говоря, достаточно отдалённое — её дед по отцовской линии, как и другие мужчины этой семьи, начиная с середины XIX века, делал обувь, а по материнской линии в роду были ткачихи. Мать Вивьен тоже работала ткачихой на местной фабрике, а отец до войны был торговцем фруктами, затем стал работать на складе авиационного завода.

Но всё это не означает, что девочка и понятия не имела о том, что такое мода. Позднее она вспоминала, как мама указывала ей, шестилетней, на соседку в нарядном костюме, как раз набирал популярность стиль «нью лук». А сама она во время учёбы в школе перешила форменную юбку, заузив её и превратив в юбку-карандаш, — силуэт, который казался ей очень женственным.

В 1957 году семья переехала в Харроу — район на северо-западе Большого Лондона. Шестнадцатилетняя Вивьен поступила в местный колледж, где решила изучать ювелирное дело, искусство и дизайн одежды, однако пробыла там только один семестр: «Я не знала, как девушка вроде меня, из рабочего класса, могла бы зарабатывать себе на жизнь, занимаясь искусством». Так что поначалу она продавала украшения на известнейшем блошином рынке Лондона, на Портобелло-роуд, а затем устроилась на фабрику — эта работа позволила ей откладывать деньги на то, чтобы всё-таки продолжить обучение, но на этот раз — чтобы стать учителем.

Вивьен Вествуд

Так и получилось. А в 1962 году молоденькая учительница младших классов встретила на танцах Дерека Вествуда. Они поженились, и, разумеется, Вивьен взяла его фамилию. Этот брак распался вскоре после рождения сына, но фамилия осталась, и в историю моды она войдёт как Вивьен Вествуд. До начала карьеры в этом мире оставалось совсем немного.

В 1965 году, ещё будучи замужем за Дереком, она повстречала Малькольма Макларена, к которому и ушла и который стал отцом её второго ребёнка. Но дело было не просто в том, что в её жизни появился другой мужчина, а в том, как он на эту жизнь повлиял. Дитя эпохи «секса, наркотиков и рок-н-ролла», Малькольм вёл образ жизни, который, вероятно, для Вивьен был поначалу странен, но затем она с энтузиазмом погрузилась в ту атмосферу бунтарства с привкусом безумия, которую создавал Мальком вокруг себя. Привычная одежда, надетая самым неожиданным образом, выкрашенные в яркие цвета и частично сбритые волосы, безумные украшения… Позднее Вивьен говорила: «Одежда, которую я носила, шокировала людей, а носила я её просто потому, что мне казалось — в ней я принцесса с другой планеты». Что ж, ей суждено будет стоять у истоков формирования эстетики одной из самых необычных и противоречивых субкультур, «панка». Она действительно была — да и остаётся — панк-принцессой.

Вивьен и Малькольм переехали в небольшую квартиру в муниципальном доме на другом конце Лондона, и в 1971 году он, с помощью своего приятеля, открыл в Челси магазин, где они продавали пластинки и журналы эпохи расцвета рок-н-ролла, а также одежду, которую начала делать Вивьен. Вскоре Малькольм Макларен станет продюсером панк-рок группы «Секс Пистолз», которая станет олицетворением этой субкультуры, — так вот, четверо будущих членов группы часто бывали в этом магазине, а один даже подрабатывал там по выходным. Словом, британская панк-революция, можно сказать, зарождалась именно там, а Вествуд и Макларен сыграли роль приёмных родителей.

В 1976 году магазин получил новое название «Седитишинерз», интерьер украсили фотографиями разрушенного Дрездена, разорённой лондонской улицы Пикадилли и… клеткой с крысой. Теперь там в основном продавалась одежда, всё так же специфическая, и подобрать для себя вещи могли и поклонники 1950-х, и рокеры, и фетишисты, и… панки. Их вызывающий внешний вид вызывал протест у «приличной публики», особенно у старшего поколения. Но, как оказалось впоследствии, модельеру Вивьен Вествуд суждено было стать не просто дизайнером панковской одежды, оставаясь в рамках этой субкультуры, а медленно, но уверенно ввести её за собой в мир большой моды. И сделать это столь мастерски, что даже люди, как нельзя более далёкие от панка, будут восхищаться. Как позднее скажет Вествуд, ей хотелось засунуть палку в колесо системы. Что ж, оказалось, что она изменила и само колесо.

К началу 1980-х Макларен полностью сосредоточился на музыке (группа всё больше набирала известность), а на долю Вивьен остался дизайн одежды. Магазин в очередной и последний раз изменил название — «Ворлдс Энд», «Край света». Его оформили в виде пиратского галеона (даже пол был с наклоном), и первая коллекция, которая была показана в 1981 году, была посвящена пиратской теме. Начало ознаменовал выстрел из пушки — так же «выстрелит» и она сама. В то же время была показана вторая коллекция, «Дикари», а за ними появились «Девушки из Буффало», «Ведьмы», «Клинт Иствуд» и другие.

Перечислять всё, что находило отражение в творчестве Вествуд в эти годы, не имеет смысла — её интересы были обширными, а фантазия буйной; заметим только, что в эти годы сформируется ещё одна из важных составляющих стиля Вествуд — использование элементов костюмов XVII–XVIII, а впоследствии и XIX веков; она зачастую использовала совершенно аутентичные выкройки, но, конечно, обыгрывала получившийся результат совершенно по-другому. И результат получался ещё более шокирующим.

В 1983 году она показала свою коллекцию в Париже, став первой англичанкой после Мэри Квант, сделавшей это — и шокировавшей (а заодно и покорившей) Париж. С Маклареном они к этому времени расстались, их магазины закрылись, но это вовсе не означало, что Вествуд перестала работать — наоборот, начав уже только свой собственный бизнес, она, казалось, стала работать ещё энергичнее. Вивьен открыла маленькую студию, довольно далеко от своей квартиры, но это было только начало.

В её творчестве будет несколько периодов, и на её стиль будут продолжать влиять самые разные вещи — от классических английских твидовых костюмов до древнегреческих одежд, от символов британской монархии до галантных французских похождений XVIII века, от шотландского тартана до мужских костюмов времён королевы Елизаветы (не Второй, во времена царствования которой живёт Вествуд, а Первой). Рей Кавакубо, известный японский модельер, однажды сказала о ней так: «То, как она уничтожает традиции, чтобы создать нечто совершенно новое, восхитительно».

В 1992 году Вивьен Вествуд, во-первых, снова вышла замуж (за Анд-реаса Кронталера, который на двадцать пять лет моложе неё, но, судя по всему, у них получился очень удачный союз, и семейный, и творческий), а во-вторых, была награждена орденом Британской империи — его вручала ей королева в Букингемском дворце. Но, конечно, она не была бы собой, если бы не устроила после этого какую-нибудь выходку. Так что, покинув дворец, Вивьен (которой, заметим, тогда уже был пятьдесят один год) широко взмахнула подолом своей великолепной длинной юбки, продемонстрировав журналистам красивую золотистую подкладку и… полное отсутствие белья. Вероятно, королева не стала за неё на это особо сердиться, поскольку в 2006 году Вествуд стала дамой-командором ордена.

С начала 1990-х она снова преподавала, но на этот раз — уже моделирование одежды — в Лондоне, в Берлине, в Вене. В 1996 году запустила линию мужской одежды, а два года спустя появился первый её аромат, «Будуар». Затем последовали аксессуары; кстати, её младший сын — основатель знаменитой марки белья «Ажан Провокатёр» («Agent Provocateur»). Магазины Вествуд начали открываться по всему миру, одна за другой следовали всевозможные награды…

Она не просто эпатажный модельер. Она мастер, которого совершенно справедливо не раз называли одним из самых талантливых в мире. Ну а что делать тем, кого всякий раз удивляет деконструктивизм, который то и дело проявляется в её моделях — то внешние швы, то асимметрия, то пуговицы, которые застёгнуты «не так»? Прислушаться к тому, что говорит сама Вивьен Вествуд: «Одежда всегда изменяла структуру тела, делает она это и по сей день. А удивляет и огорчает людей то, что эти изменения не соотносятся с тем, что они привыкли полагать нормальным, с нынешним принятым идеалом красоты».

Но ведь идеалы могут меняться? Да что там, они точно меняются! Кому знать, как не Вествуд, посвятившей этому жизнь?

 

Кельвин Кляйн

(1942)

Однажды он сказал: «Я не чувствую, что достиг чего-то в этой жизни. Хотя я и признаю, что нам удалось придумать несколько хороших вещей, я по-прежнему ищу, как сделать их лучше и как открыть для себя новые горизонты». Звучит очень скромно для человека, который успешно использовал свою частную жизнь при продвижении результатов своего труда и чья реклама зачастую была вызывающей, и даже откровенно провокационной. Что ж, талант Кляйна проявлялся не только в том, как придумать и воплотить интересную модель, а и в том, как заинтересовать ею окружающих…

Кельвин Ричард Кляйн родился в 1942 году в Нью-Йорке, в Бронксе, в семье еврейско-венгерских иммигрантов первого и второго поколений. Отец держал бакалейную лавку, а мать… «Мать обожала одежду. Очень многое в этой области я перенял от неё», — говорил Кляйн позднее. Мальчиком он проводил долгие часы, рисуя разные модели женских нарядов, что для того времени и тех мест было, мягко говоря, необычным. Но уже с пяти лет, как говорил Кляйн позднее, он знал, кем хочет стать — модельером. Он умел настоять на своём, так что отправился учиться в Высшую школу искусства и дизайна, а потом в Технологический институт моды (который, правда, так и не окончил; зато в 1964 году он женился на Джейн Сентер, с которой познакомился во время учёбы).

В 1962 году он начал работать у Дэна Милштайна, который специализировался на немного старомодных классических пальто. Кляйн проработал у него два года, а в течение последующих пяти лет пробовал свои силы, работая дизайнером то в одном, то в другом нью-йоркском магазине.

Кельвин Кляйн

А в 1967 году его друг детства, Барри Шварц, пришёл к Кельвину и предложил начать ему совместный бизнес. Бакалейный. И, пока Барри описывал блестящие перспективы, он едва не соблазнился… Но всё-таки уговорил приятеля пока что ещё попробовать свои силы в области производства одежды, а уж если не получится, тогда переключиться на бакалею. Год спустя, на унаследованные Шварцем десять тысяч долларов, Кляйн открыл маленькую мастерскую. Его первая коллекция была крошечной (шесть пальто и три платья, которые, по эскизам Кельвина, сшила местная портниха, которую он нанял с помощью всё тех же денег Барри), но он всё-таки сумел получить заказ в крупном магазине одежды. Так начался путь Кляйна в мир большой моды. Как скажет он позднее, «хороших дизайнеров много, но у меня, в отличие от них, есть Барри». Если бы не поддержка друга, кто знает, получилось бы у Кельвина Кляйна сделать своё имя таким знаменитым?

Его одежда начала становиться всё более популярной — Кляйн создавал отличную повседневную одежду, простую и в то же время очень элегантную. Роскошное вечернее платье — это прекрасно, но в чём прикажете ходить на работу? А вещи от Кляйна, красивые, удобные, из отличных тканей, нейтральных цветов, можно было по-разному комбинировать между собой, разнообразя гардероб, и десятки тысяч работающих женщин не уставали его за это благодарить. Начиная с 1973-го, три года подряд, Кельвин Кляйн получал престижную премию «Коти», и был при этом самым молодым американским дизайнером, который когда-либо её получал.

Разработав коллекцию джинсов, Кляйн вновь стал первым — первым, кто превратил удобную повседневную одежду в престижную «дизайнерскую», и стал представлять её на подиумах. На заднем кармане джинсов появилось название марки, и с тех пор многие модельеры следовали и продолжают следовать его примеру. В 1980-е появилась первая из дерзких реклам Кляйна — очаровательная, и, несмотря на свои пятнадцать, уже соблазнительная, будущая звезда Брук Шилдс, рекламируя его джинсы, многозначительно спрашивала: «Что между мною и Кельвином? Ничего!» Реклама вызвала одновременно и восторг, и скандал, определив дальнейшую стратегию Кляйна, — реклама не должна быть скучной, и фокусировать внимание она должна вовсе не на рекламируемом товаре… а на чём-нибудь другом, способном привлечь внимание и вызвать бурную реакцию. Благодаря рекламе с Шилдс продавалось сорок тысяч пар джинсов в неделю, так что стратегия была успешной, что Кляйн и продолжал доказывать долгие годы. А выпущенная позднее, в 1992-м, модель джинсов, которая подходила как мужчинам, так и женщинам, фактически сделала модельера родоначальником стиля «унисекс».

В 1982 году он начал заниматься мужским нижним бельём, а фотограф Брюс Вебер снял для Кляйна очередную дерзкую фотосессию, вызывающую и эротическую, — Кляйн был первым, кто стал использовать в рекламе одежды полуобнажённое мужское тело. Год спустя он начал выпуск женского белья, тоже пользовавшегося большим успехом, а чуть позже продал эту часть бизнеса. Правда, оставив за собой контроль творческой части производства. Что ж, Кляйна всегда тянуло попробовать что-нибудь новое, и, добившись успеха, он шёл, вернее, бежал дальше. То он одним из первых разрабатывал коллекцию в стиле «милитари», то занимался новыми ароматами (и в женском, и в мужском вариантах).

Частная жизнь его при этом, заметим, была вовсе не безоблачной — в 1974 году он развёлся с женой, а в 1978-м их единственную дочь похитили, потребовав выкуп в размере ста тысяч долларов. Девочку через девять часов отыскали, вымогателей поймали, но, по словам Кляйна, это время было для него «хуже смерти». В 1986 году он женился на своей ассистентке Келли Ректор и в честь этого союза два года спустя выпустил новый, к тому времени уже не первый, но зато получившийся очень удачным (во всяком случае, ставший популярным) аромат. Он назывался «Этернити», то есть «вечность», но сам брак продлился десять лет и распался. Удачная карьера вовсе не означает удачную личную жизнь.

А карьера американского дизайнера и в самом деле получилась на удивление удачной. Союз с Барри Шварцем, другом детства, продолжался и приносил обоим миллионы, а Кельвину Кляйну ещё и славу. Правда, заметим, порой скандальную (например, однажды он нарядил в джинсы апостолов со знаменитой «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, и церковь предъявила вполне понятные претензии, в другой раз — плакаты с моделями-подростками оказались настолько вызывающими, что его обвинили чуть ли не в распространении детской порнографии), но это его не останавливало.

Одежда, аксессуары, косметика, очки — имя Кельвина Кляйна появлялось и появляется на множестве вещей. Погоня за заветным логотипом не особо красит человека, но нельзя не отдать должное тому, кто понял, что имя само по себе может пользоваться огромной популярностью, если, конечно, за ним стоит что-то по-настоящему хорошее. Был ли Кляйн изобретателем этого подхода? Отнюдь. Зато с его помощью он добился огромного успеха.

В 2002 году талантливый дизайнер продал своё дело. Оно вполне успешно развивается и без него, а он… он «счастлив, что может больше не обращать внимания на тренды; они слишком быстро устаревают». Всю жизнь Кельвин Кляйн отдал моде, сознавая её переменчивость. Он играл с ней и с её поклонниками, порой серьёзно рискуя, и при этом никогда не проигрывал. Наоборот, его поджидала очередная удача. А вписать своё имя в историю моды — пожалуй, самая большая из них.

Однажды, награждая Кляйна в очередной раз, президент Совета дизайнеров моды Америки сказал: «Награда за вклад в развитие моды присуждается тому, кто занимается своим делом уже долгое время, и в том, что Кельвин достоин этого статуса, никто не сомневается».

 

Рей Кавакубо

(1942)

Однажды она сказала в интервью: «Обеспечивать себя, быть самодостаточной — вот что должно быть целью всех женщин. Это философия одежды. Она предназначена для современных женщин, женщин, которые достигают счастья не потому, что привлекают мужчин своей сексуальностью, подчёркивая фигуры, а потому что привлекают их своим умом». О её работах будут говорить как о проявлении интеллектуализма в моде — отвергая клише Запада и клише Востока, в частности, Японии, она постоянно ищет ответы на вопрос, что есть красота, и заставляет думать об этом тех, кто носит её одежду.

Рей Кавакубо родилась в 1942 году в Токио, в семье преподавателя университета Кейо. Туда же она в своё время и поступила, чтобы изучать западное и японское искусство и литературу. Окончив университет в 1964 году, она поступила на работу в крупную компанию по производству акрилового волокна. Рей работала в отделе рекламы, готовила материалы для рекламных статей в прессе и телевизионных передач — именно так она постепенно стала стилистом, и через три года ушла из компании на, что называется, вольные хлеба. Работа стилиста — а эта профессия в Японии тогда только появилась — была, конечно, увлекательной, однако вскоре Рей поняла, что этого ей мало: «Ответственность, которая лежит на стилисте, куда меньше той, что лежит на постановщике и фотографе. Меня разочаровало то, что я делаю, мне хотелось большего…» И, как она уверяла, следующий шаг казался вполне естественным продолжением того, чем она и так уже занималась — в 1973 году она основала компанию «Comme des Garcons» («Комм де Гарсон») по производству одежды.

В 1975 году состоялся показ её первой коллекции для женщин. В том же году Рей выпустила каталоги, в которых были представлены не просто фотографии тех или иных её моделей, а целые образы: «Я пыталась выразить мой подход не только с помощью одежды, а с помощью аксессуаров, моих показов, магазинов, даже моего собственного офиса. Я хотела, чтобы впечатление было цельным, а не чтобы люди просто смотрели на чёрный цвет и швы наружу».

Рей Кавакубо

Да, её работы были специфическими, они не были «милыми, мягкими, они не соответствовали представлению мужчины о женщине». Простой стиль, простые ткани, простые цвета — фирменным цветом Кавакубо, в частности, стал чёрный, но в её исполнении он мог быть любым, только не сексуальным. Как и её коллеги, другие японские дизайнеры, она, помимо прочего, искала вдохновение в японской национальной одежде, но и это снова-таки уводило её работы от подчёркнутой сексуальности. Многослойность, строгость, минимализм — одежда Кавакубо строила вокруг человека его отдельную маленькую личную вселенную, а не служила украшением. Да и что такое красота? «В поисках красоты я смотрю на вещи под разными углами. Я хочу найти нечто такое, чего не мог обнаружить никто… Бессмысленно создавать что-то предсказуемое». И её работы действительно были непредсказуемы, подчас вызывая удивление и у прессы, и у публики. Но тем не менее поклонников этого стиля тоже находилось множество.

В 1981 году она отправилась во Францию, чтобы показать свои работы в Париже. И её, и Ёдзи Ямамото (тогда они были парой) Синдикат Высокой моды пригласил показать свои коллекции в следующем сезоне. Это был первый раз, когда такое предложение получили иностранные дизайнеры. Показ Кавакубо стал для Парижа шоком — объёмные, асимметричные пальто и свитера тёмных цветов, никакой музыки — только звуки, похожие на шум от манекенщиц с бесстрастными лицами. Такого раньше никто не делал. Это казалось уродливым, антиэстетичным… И в то же время это заставляло думать.

Через пятнадцать лет после этого показа она сказала: «Я не думаю, что моя одежда сильно изменилась с годами, хотя я, конечно, надеюсь, что меняюсь и двигаюсь вперёд». Стиль Кавакубо и сегодня остаётся узнаваемым, поскольку установленные им эстетические ценности достаточно чётко определены, но это совершенно не означает, что с годами она создавала одно и то же, отнюдь. Как говорил один из её коллег, который занимается производством тканей, — Кавакубо использует их в своих коллекциях — «она не любит делать одно и то же дважды». У Рей нет профессионального образования дизайнера одежды, что, впрочем, ей никогда не мешало, ведь главное — обладать фантазией. «Некоторые дизайнеры делают подробный эскиз, а затем на его основе делается выкройка. Я же начинаю с абстрактного наброска, а закройщики затем интерпретируют то, что я пытаюсь создать».

Рей всегда старалась не привлекать внимание к своей частной жизни (её мужем стал Адриан Жоффе, архитектор, родившийся в Южной Африке — сейчас он президент компании «Комм де Гарсон»), да и о своей работе, о подходе к ней говорит порой загадками. Впрочем, почти каждый показ её очередной коллекции — это тоже загадка.

С начала 1990-х дважды в год стал выходить журнал «Шесть» (аллюзия на «шестое чувство»), который продолжал традиции каталогов Кавакубо — текста в нём немного, зато много иллюстраций, на которых образы, созданные Кавакубо, предстают во всей своей неоднозначности. Идут годы, а марка одежды, созданная некогда этим японским дизайнером, несмотря на всю странность — с общепринятой точки зрения, — продолжает оставаться необыкновенно популярной, и оказывает огромное влияние на современную моду. Многие из работ Кавакубо сейчас выставлены в музеях, но… «Мода — не искусство. Искусство вы продаёте одному человеку. Мода выходит комплектом и является социальным феноменом. Также это нечто более индивидуальное, потому что через неё вы пытаетесь самовыразиться. Искусство пассивно, а мода — это активное соучастие».

Что ж, у Рей Кавакубо соучастников много.

 

Ёдзи Ямамото

(1943)

Однажды про него было сказано: «Наверное, это единственный из нынешних дизайнеров, работы которого шестидесятилетние считают невероятными, а семнадцатилетние — очень классными». Будучи родом из Японии, Ёдзи Ямамото, как и его талантливый коллега Иссей Мияке, не стал строить свой стиль на национальной основе, предпочтя соединить Восток и Запад. Взяв от них самое лучшее, постоянно экспериментируя, он создал своё уникальное направление, в котором столько же от философии и искусства, сколько от мастерства.

Ёдзи родился в 1943 году в Йокогаме. Отец погиб на Второй мировой войне, так что мать, портниха, растила сына в одиночку. Сначала он учился во французской школе, в двадцать один закончил университет Кейо, где изучал право, а затем отправился в «Бунка Фукусо Гакуин», школу моды. Молодых людей там было куда меньше, чем девушек — буквально один на сотню. И, в общем, неудивительно — профессия портного (ну или модельера) не считалась тогда в Японии престижной. Ёдзи проучился там два года, под руководством преподавателя, который в своё время учился вместе с Ивом Сен-Лораном. Будучи одним из лучших студентов, Ёдзи получает награды, в частности, стипендию на учёбу в Париже.

После возвращения из Европы он несколько лет работал в разных дизайнерских студиях, а свою собственную компанию открыл в 1972 году. Первая коллекция модельера вышла в 1976 году. И он сразу оказался весьма востребованным.

Однако настоящий, громкий успех пришёл после первого показа в Париже, в 1981 году. Что же было в его работах необычного, привлекающего внимание? «Чтобы создать что-то хорошее, художник должен сделать решительный шаг; он подвергает сомнению всё, что находится за пределами нашего понимания и что разрушает привычные стереотипы. Искусство — это всегда шок, потому что наступает на пятки тому, что мы привыкли считать допустимым», — скажет он потом. Кто-то будет возмущаться, а кто-то — и особенно это касалось людей творческих — восхищаться и спешить примерить на себя.

Ёдзи Ямамото

Ёдзи Ямамото создавал новые силуэты, переосмысляя женскую красоту — не обнажая её, как в западной культуре, а изящно драпируя в просторные лёгкие одежды. Разве о женщине должны судить только по её фигуре? Закрытая одежда может быть не менее элегантной, чем открытая (и даже не менее соблазнительной, если уж на то пошло). Он не акцентировал внимание на изгибах женского тела, а пытался перенести этот акцент на спину, на руки, на другие места. Японские традиции создания одежды, переосмысленные с помощью западного опыта, активное использование монохромной гаммы, особенно чёрного цвета, использование необычных материалов — всё это давало эффектный результат. Модели получались необычными, стирающими границы между прет-а-порте и Высокой модой. И между мужским и женским. Как говорил Ямамото, «в моей философии слово “андрогин” лишено всякого смысла; я полагаю, между мужчиной и женщиной нет никакой разницы; наши тела отличаются, но чувства, дух и душа — всё те же».

Однако, как он всегда подчёркивал, мода — это не искусство ради искусства, ведь «одежду покупают и носят каждый день». Поэтому функциональность и удобство одежды всегда играли для него огромную роль. И вновь обыгрывая Восток и Запад, от японского кимоно до одежды европейских рабочих, отказываясь от лишней отделки, от «украшательства», он создавал вещи для повседневной жизни, в которых было легко и свободно. «Идеал — уродлив», а симметрия — «недостаточно человечна», и едва ли не по-монашески скромные, с неровными подолами, с асимметричным кроем вещи, резко отличающиеся по своей эстетике от западных традиций, привлекали внимание и… западали в душу. Но и позднее, когда Ёдзи Ямамото стал активнее использовать в своих работах отсылки к французской Высокой моде, он всё равно оставался самим собой.

А его любимый чёрный? «Он ленив и прост — но таинственен. Чёрный цвет позволяет многое сочетать между собой, но он по-разному смотрится в разных тканях. Чтобы обозначить силуэт, вам нужен чёрный. Чёрный может поглощать свет, делать очертания более чёткими. Но главное, он говорит: “Я тебе не докучаю — и ты мне не докучай!”» И необычные, скульптурные, многослойные силуэты модельера отлично смотрелись именно в его любимом цвете.

Тогда, в 1981 году, он дебютировал в Париже вместе с дизайнером Рей Кавакубо, с которой в ту пору его связывали романтические отношения (затем переросшие просто в дружеские). В том же году он открыл в Париже свой первый магазин, в 1984 году начал выпускать одежду для мужчин.

Его популярность набирала обороты, а он тем временем мог продолжать свои эксперименты, в частности, пробуя новые для себя ткани и их сочетания — Ямамото всегда полагал, что роль ткани огромна — и новые силуэты. И если было что-то, что он терпеть не мог, так это штампы.

Он сотрудничал с другими брендами, создавал костюмы для оперных постановок, для изумительно красивого фильма «Куклы» своего соотечественника Такэси Китано, для певцов и музыкантов. Он сумел пробудить в своей дочери интерес к тому, что делает, — она пошла по его стопам и стала модельером, и находил время для занятий каратэ (у него чёрный пояс). Он учредил стипендию для молодых китайских дизайнеров — ежегодно кто-то из них, как в своё время сам Ёдзи Ямамото, отправляется на стажировку в Европу (или в Японию). О нём пишут книги, сняли фильм, проводят выставки его работ, вручают награды… Словом, его жизнь необыкновенно насыщенна. И, несмотря на все перемены, на все поиски нового, в чём-то он продолжает оставаться всё тем же, то есть — неповторимым.

 

Джанфранко Ферре

(1944–2007)

Когда знаменитого кутюрье Джанфранко Ферре не стало — а было ему всего шестьдесят два — глава Национальной палаты итальянской моды сказал о нём: «Он был уникальным, превосходным дизайнером одновременно высокой моды и прет-а-порте. А ещё у него было уникальное образование, он был творческим гением с архитектурной и культурной базой, он мог ещё многое сказать…» Не успел. Но и сделанного им было достаточно, чтобы навсегда запомнить «архитектора моды», как одного из самых талантливых кутюрье не только в Италии, но и во всём мире.

Джанфранко Ферре родился в Леньяно, небольшом городке неподалёку от Милана, в 1944 году. Отец был инженером, ушёл из жизни достаточно рано, и мать сама воспитывала Джанфранко и его брата. В 1969 году молодой человек окончил Миланский политехнический институт с дипломом архитектора, и хотя о моде он тогда ещё не помышлял, образование в этой области поможет ему найти свой собст-венный стиль.

Джанфранко Ферре

Ещё во время учёбы он подрабатывал, делая кожаные пояса, а затем занялся украшениями; сделанные для одной из его знакомых вещицы увидел владелец одного из бутиков курортного городка Портофино, и вскоре Джанфранко уже посвятил себя дизайну украшений. Вскоре его таланты заинтересовали и производителей одежды, так что он начал работать сразу в нескольких фирмах, а когда одна из них, где производили плащи-дождевики, предложила ему отправиться в командировку в Индию, с удовольствием согласился. Позднее он скажет: «Всё, что связано в моих моделях с другими культурами, было пережито мною лично, особенно когда я был на Дальнем Востоке (Индия, Китай, Япония). Это так же просто увидеть в моих работах, как и тенденции западной культуры, от барокко до неоклассицизма, от романтизма до декаданса». В Индии он провёл несколько лет, много путешествовал, помогая развивать зарождающуюся местную индустрию моды, а взамен страна дарила ему свою яркую красоту.

В 1973 году Джанфранко вернулся в Италию. Франко Маттиоли, хозяин небольшого дома моды, пригласил его работать к себе, и в следующем году вышла первая коллекция молодого модельера, пока под маркой «Баила». Спустя четыре года, Джанфранко, определившись со своим будущим — он окончательно решил посвятить себя дизайну одежды, а не архитектуре, решил, что настало время открыть собственный дом. Что он и сделал, на пару с Маттиоли — партнёрам принадлежало по пятьдесят процентов.

Уже первая коллекция, прет-а-порте для женщин, имела огромный успех. Сам Ферре полагал, что именно с этого момента, можно считать, он и начал свою деятельность в мире моды. В 1978 году вышла мужская коллекция и начался выпуск аксессуаров. А уже в 1984 году он получил звание «Дизайнера года», а высшую награду в мире итальянской моды получал шесть раз!

Строгие линии, чёткие формы, выверенный до последнего миллимет-ра крой, сочные цвета — свои модели Джанфранко создавал так же, как, наверное, создавал бы дома, стань он архитектором. Даже простая белая блуза в его исполнении была настолько изысканной, что не нуждалась в аксессуарах, хотя в них модельер-архитектор тоже отлично знал толк — она, выполненная в самых разных вариантах, из шёлка, из хлопка, из органзы, навсегда останется его фирменным знаком.

В 1986 году он представил свою первую коллекцию Высокой моды, и в том же получил высокую награду, уже вне мира моды — президент наградил его высшим орденом Италии. Его называли талантливым, его называли гениальным, его называли «Франком Ллойдом Райтом итальянской моды», сравнивая с великим американским архитектором.

В 1989 году случилась вещь, до сих пор неслыханная, — иностранца пригласили возглавить знаменитый французский дом моды «Кристиан Диор». Бернар Арно, глава группы LVMH, решил, что именно талантливый итальянец заменит на этом посту Марка Боана. Это вызвало довольно бурную реакцию; позднее Ферре рассказывал, что, к счастью, и не знал обо всём этом тогда.

Но даже те, кто возражал против иностранца во главе знаменитого модного дома, признали, что Джанфранко Ферре занимает это место по праву, когда тот выпустил свою первую коллекцию для «Диора». За неё он получил «Золотой напёрсток» — и был при этом первым итальянцем, который получил престижнейшую французскую награду. Сотрудничество продлилось много лет, и последней коллекцией Ферре для дома «Кристиан Диор» стала коллекция весны-лета 1997 года. «Это опыт, о котором я никогда не пожалею, — говорил он. — Полагаю, что я превратил Диор во что-то настоящее и живое, не предав при этом ни фактора роскоши марки, ни клиентов дома». Все эти годы он умело отделял то, что делал для «Ферре», и то, что делал для «Диора». И в конце концов решил: «Я больше никогда не буду создавать Высокую моду. Ни под своим именем, ни под чьим-либо другим. Подобное удовольствие можно доставить себе лишь в Париже, в доме “Диор”».

Впрочем, те роскошные вечерние туалеты, которые Ферре продолжал создавать в своих коллекциях готовой одежды, вполне могли соперничать с произведениями Высокой моды. Талант есть талант!

Джанфранко Ферре активно работал ещё много лет. В 2002 году он продал свою марку, однако остался её креативным директором и по-прежнему был ответственен за всю творческую часть работы. Он много путешествовал, вплетая новые впечатления в свои модели, словом, казалось, мог ещё так много сделать… Его не остановили даже два инсульта. Но кровоизлияние в мозг, случившееся летом 2007 года, положило конец всему.

Донателла Версаче так сказала о нём: «Он был новатором форм — он создал моду, которая одновременно поражала своей зрелищностью и была безупречной. Это великий кутюрье, который с помощью деталей создавал абсолютный шик, и он навсегда останется частью истории моды».

 

Джанни Версаче

(1946–1997)

Его звезда в своё время взлетела очень быстро, и, как ни банально это сравнение, ярко сияла на протяжении всей карьеры. Да и те, кто надевал одежду от Джанни Версаче, тоже чувствовали себя звёздами, вне зависимости от того, были они ими или нет. И не исключено, что сегодня он успешно продолжал бы работать, как и многие его коллеги-ровесники, вот только конец у этой истории тоже оказался вполне «звёздным», правда, печальным…

Он родился в Калабрии, на юге Италии, в 1946 году. У его родителей было небольшое ателье — мать была портнихой, и мальчик с самого раннего возраста привык ей помогать. Своё первое платье Джанни сшил, когда ему было девять, бархатное платье, открывающее плечо (что ж, и взрослым модельер будет тяготеть к броским, роскошным, вызывающе женственным вещам). Он отлично изучил портновское мастерство, а заодно, помогая матери закупать ткани, научился разбираться и в них.

Джанни Версаче

Однако родители вовсе не рассчитывали, что Джанни пойдёт по этому пути, они надеялись, что он станет архитектором. Что ж, он изучал архитектуру, но всё равно проводил довольно много времени в ателье. И только в 1971 году, в двадцать пять лет, решился начать самостоятельную жизнь. Переехал в Милан и первые годы работал дизайнером то в одной, то в другой компании. Переломным в карьере молодого дизайнера оказался 1978 год. Той весной в палаццо Перманенте он представил свою первую коллекцию женской одежды, осенью — мужской, и открыл в Милане свой первый магазин. С финансовыми вопросами ему стал помогать старший брат, Санто, а позднее к ним присоединится и младшая сестра, Донателла. С семьёй у Джанни всегда были отличные, очень тесные отношения, так что теперь, с братом, коммерческим директором, и сестрой, которая занималась пиаром, а также вдохновляла его — Донателлу часто называли музой Джанни, — модельер мог полностью отдаться творчеству.

В одном из интервью начала 1980-х ему задали вопрос — если ему суждено войти в историю моды, то чем бы он хотел запомниться? Ответ оказался почти пророческим, а может, Версаче уже тогда очень хорошо понимал, чего хотел: «У меня есть цель, и эта цель — представлять женщин нашего времени. Если меня запомнят, то пусть запомнят как представителя 80-х, именно такой образ Версаче порадовал бы меня больше всего, образ женщины, которая ведёт динамичную, спортивную, “молодёжную” жизнь, в костюме которой есть и кожа, и металл; не женщина Шанель со своим одним костюмом! У моей женщины — целый мир, мир опыта, мир моды».

И действительно, теперь мода 1980-х в немалой степени ассоциируется именно с работами Версаче. Он смешивал элементы стилей разных эпох, экспериментировал с силуэтами и формами, словом, его сложный коктейль был откровенно постмодернистским. Но тем не менее его работы, несмотря на самые разные темы коллекций, всё равно были узнаваемы.

Женщины, для которых творил Версаче, — яркие, уверенные, чувствующие себя совершенно свободно даже в вызывающем наряде. Он создавал платья сексуальные, провоцирующие, открытые, яркие, роскошные. О, именно роскошь так привлекала к нему многих — дорогие ткани, красивые принты (цветочные или с имитацией шкуры животных), кружева, вышивка, и всё это в сочетании с подчёркивающими фигуру силуэтами и глубокими декольте. По пути создания подчёркнуто женственных нарядов шёл тогда не только Версаче, но именно у него они получались особенно соблазнительными. Впрочем, не следует думать, что только в этом и было достоинство его работ, отнюдь — у него было потрясающее чувство цвета, и твёрдая рука архитектора в том, что касалось линий. К тому же он смело обращался с материалами, и не только с тканью — в его работах использовались кожа, винил, металл (например, однажды он сделал платья из тончайшей алюминиевой сетки). Впрочем, его мужские коллекции тоже были вызывающими — мужчины без галстуков, на высоких каблуках, в облегающих кожаных штанах, в ярких рубашках…

Имя Джанни Версаче, символ его дома — голова Медузы Горгоны со змеями вместо волос — быстро стали во всём желанным символом принадлежности к особому миру, миру «дольче вита», «сладкой жизни».

Уже в 1985 году прошла первая выставка работ модельера, в 1989 году он запустил линию и «от кутюр», и молодёжную линию, в создании которой принимала активное участие его сестра Донателла. Он выводит на подиум такую повседневную одежду, как джинсы, отчего мир моды просто взрывается восхищением и возмущением. Считается, что именно благодаря ему возникло понятие «супермодели» — когда он согласился платить известным моделям Наоми Кэмпбелл, Синди Кроуфорд и нескольким другими неслыханно огромные суммы.

Джанни Версаче стал не звездой, а суперзвездой, одежду от него носили самые знаменитые люди. И наоборот — если вы носили одежду от Версаче, то демонстрировали своё желание быть знаменитым, ну или хотя бы замеченным.

Такой взлёт привёл к тому, что начали появляться слухи — мол, успех такого масштаба невозможен без дополнительных факторов, например, вмешательства мафии… что ж, тогда Версаче подал в суд и выиграл в дело, но, когда его не станет, эта тема будет подниматься снова и снова.

В 1992 году Джанни Версаче переехал в Майами. Спустя пять лет, 15 июля 1997 года, именно там преуспевающий, богатый, знаменитый, один из самых влиятельных дизайнеров планеты, он был убит буквально на пороге собственного особняка. Эндрю Кьюенен, которого будут называть «серийным убийцей-гомосексуалистом», застрелил Версаче без всяких видимых причин, а через несколько дней покончил с собой.

Версий произошедшего было выдвинуто множество — обвиняли итальянскую мафию, обвиняли семью модельера, обвиняли… Неважно. Об истинных причинах никто не узнал, а строить домыслы бессмысленно. Донателла Версаче, сестра модельера, заменила его на посту главного дизайнера модного дома и, как говорится, подхватила падающее знамя, которое с тех пор держит весьма успешно. А сам Джанни ушёл на взлёте, когда ему было всего пятьдесят.

Смог бы он также ассоциироваться с модой начала нового, XXI века, как ассоциировался с модой конца XX? Хотел бы он этого? Мы никогда не узнаем.

 

Диана фон Фюрстенберг

(1946)

Коко Шанель придумала «маленькое чёрное платье», а она придумала платье с запа́хом — удобное, универсальное, женственное. Идут годы, а оно, изменяясь совсем немного, всё ещё остаётся в моде, занимая особенное место — как бы в ней, но и вне её. Совсем как женщина, которая его создала…

Диана Симона Мишель Халфин родилась в Брюсселе, в 1946 году. Её отец, Леон Халфин, родился и вырос в Кишинёве, откуда уехал в восемнадцать лет, чтобы, как и старший брат, учиться в бельгийском университете. Дядя, как рассказывала Диана, «вернулся домой после окончания, а отец так и не закончил университет, и так и не вернулся домой». Началась Вторая мировая война, отец Леона умер, семейное дело продали, так что поначалу, по просьбе матери, он оставался в Бельгии, а в 1942 году перебрался в Швейцарию. Вернувшись после войны в Бельгию, он открыл небольшое предприятие по торговле электротоварами, а вскоре оно переросло в бизнес-империю. В 1946 году он женился на Лилиан Нахмияс, девушке, которая жила в Бельгии, но чьи родители-сефарды были выходцами из греческого города Салоники. В 1943 году она вместе с родителями попала в один из самых страшных концентрационных лагерей, Освенцим, где провела четырнадцать месяцев — и выжила. В лагере она познакомилась с некоей молодой женщиной по имени Сима, и, встретившись после войны с двоюродной сестрой мужа, Лилиан узнала в ней ту самую Симу. Колода тасуется причудливо! Семейная история всегда была важна для Дианы. В её жилах смешается еврейская и греческая кровь, она будет свободно говорить на нескольких языках (русский для неё тоже не чужой — как она будет вспоминать, отец всегда разговаривал и с ней, и с Симой по-русски), а ещё она научится выживать — и всегда добиваться того, чего хочет.

Диана фон Фюрстенберг

Родители развелись, когда Диана была подростком, и юность она провела в интернатах — то в Швейцарии, то в Англии, то в Испании. В Швейцарии они с матерью (и приятелем матери) в конце концов и поселились.

В восемнадцать лет она поступила в Женевский университет, чтобы изучать там экономику. Там она и встретила своего будущего мужа, князя (или, как его чаще называют в русскоязычной прессе, «принца») Эгона (Эдуарда Эгона Питера Пауля Джованни) фон Фюрстенберга — он был сыном немецкого князя и его первой жены, богатой итальянской наследницы. Сначала Эгон, как рассказывала Диана, совершенно ей не приглянулся, но затем она влюбилась, и через два года они стали любовниками.

В 1966 году Диана начала работать. Сначала, недолго, у бизнесмена Бернарда Горнфилда, затем была ассистентом в ателье фотографа в Париже, а затем, буквально на несколько месяцев, стала ассистентом итальянца Анджело Феррети, который занимался дизайном тканей. Именно там она изучит тонкости производства тканей, что впоследствии ей очень пригодится.

Эгон уехал работать в США и предложил Диане переехать к нему, а весной 1969 года они обручились. Когда же летом оказалось, что Диана беременна, Эгон срочно вернулся из кругосветного путешествия, и они поженились — отец Дианы устроил в Париже роскошную свадьбу. Мать Эгона этот брак одобряла, а вот отец — нет, и хотя он присутствовал на церемонии, на последовавший за этим приём идти отказался, чем, конечно, серьёзно оскорбил Диану. Как она скажет позднее, «моя жизнь сегодня — это реакция на те события».

Молодая пара поселилась в Нью-Йорке, они были совсем молоды — ей двадцать два, он на год старше. В январе 1970 года родился сын, Александр, а год спустя — дочь, Татьяна. Диана, отныне принцесса фон Фюрстенберг, и к тому же дочь очень богатого человека, могла бы стать очередной светской дамой, чьи фотографии регулярно появляются в журнале «Вог», но она не собиралась этого делать: «В ту минуту, когда я узнала, что стану женой Эгона, я решила делать карьеру. Я хотела что-нибудь из себя представлять, а не быть простой маленькой девочкой, которая более успешно, чем могли бы ожидать, вышла замуж». Забегая вперёд, скажем, что в 1973 году они с Эгоном расстались, хотя и продолжали оставаться друзьями. После развода а, тем более, заключения второго брака (в 2001) Диана уже не могла носить титул княгини, однако фамилию мужа она оставила, войдя в историю моды под именем Дианы фон Фюрстенберг.

В 1970 году она как раз только что родила, была беременна вторым ребёнком, но просто сидеть дома не собиралась. Диана встретилась со своей тёзкой, Дианой Вриланд, редактором журнала «Вог», и показала ей несколько разработанных ею моделей одежды. «Она посмотрела на них и сказала: «Потрясающе! Отлично! Тебя ждёт огромный успех». А потом выставила меня из своего кабинета. Я спросила её ассистентку, что мне теперь делать, и она сказала: «Ну… Вы должны устроить показ». И уже в апреле, в одном из известных нью-йоркских отелей, состоялся первый показ, а в ноябре в «Воге» появились фотографии работ начинающего дизайнера. А в 1972 году она, получив от отца тридцать тысяч долларов, открыла шоу-рум на Седьмой авеню, и сама появилась на рекламном плакате — худенькая эффектная брюнетка в платье с запахом сидела на большой белой коробке, на боку которой было написано: «Почувствуй себя женщиной, надень платье!»

То самое платье, благодаря которому Диана фон Фюрстенберг войдёт в историю моды. Шить она сама не умела, так что её замыслы воплощали в жизнь несколько нанятых портних. Как сама она будет говорить, в придуманных ею платьях не было «ничего особенного — просто кусок ткани с рукавами». На самом деле всё гениальное просто — у платьев был крой, который выгодно подчёркивал почти любую женскую фигуру. Он скрывал недостатки, акцентировал внимание на талии, а в результате получались соблазнительные «песочные часы», чрезвычайно женственный силуэт. Но вместе с тем платье с запахом было очень легко надевать и снимать, оно не стесняло движений, словом, ещё и оказалось очень удобным. А ещё эти платья были из тканей с яркими принтами и отлично подходили для самых разных случаев. Что ж, это оказался универсальный красивый наряд, который немедленно начал пользоваться огромным успехом. Да что там — просто сенсационным! И недаром платье с запахом, сделанное из джерси, войдёт в музейные коллекции — оно оказало огромное влияние на моду 1970-х. «Я помогала женщинам выглядеть лучше, чувствовать себя лучше, быть более уверенными в себе».

К 1975 году было продано пять миллионов экземпляров таких платьев! В 1976 году её фотография появилась в журнале «Ньюсуик», и там же было написано, что Диана фон Фюрстенберг — самая «продаваемая» женщина-дизайнер со времён Коко Шанель. А сама она говорила: «Я не занимаюсь модой. Я просто делаю одежду для таких людей, как я».

Но Диану всё равно называли «королевой нью-йоркской моды». А она… Начала развивать свой бизнес дальше, представив косметическую линию, начав выпуск украшений, мебели, аксессуаров для дома; написала книгу — о том, «как стать более привлекательной, уверенной в себе и сексуальной»; придумала новую модель платья — платье-рубашку. И при этом вела бурную светскую жизнь. В прессе появлялось огромное количество статей, ей посвящённых, — как о работе, так и о личной жизни (одного поклонника сменял другой, но именно тогда она познакомилась с бизнесменом Барри Дилером, своим будущим вторым мужем — однако вышла за него замуж только в 2001 году), Энди Уорхолл нарисовал её портрет, она веселилась на самых модных вечеринках… Но, заметим, утром всегда отправлялась работать.

И тут оказалось, что рынок просто перенасыщен — если выпускать по двадцать тысяч платьев в неделю, то рано или поздно ими обзаведутся все желающие. И тогда Диана продала дело и в 1984 году уехала в Париж. Как она позднее будет говорить, ей казалось, она утратила контроль над своим бизнесом, а бывший муж Эгон будет немного критически возражать — мол, Диане просто так казалось, а на самом деле всё было не так плохо.

Но, как бы там ни было, ей нужно было или всё, или ничего. Ей всегда было чем заняться — в Париже она основала издательский дом, сколько-то времени посвящала и моде, попытавшись и там ввести в моду своё фирменное платье, а через несколько лет всё-таки решила вернуться в Нью-Йорк. И тут произошло чудо — обычно в таких случаях дизайнера успевают подзабыть, да и надеяться на вторую волну успеха маловероятно. Разве можно вновь стать королевой моды, один раз добровольно уйдя в изгнание? Вообще-то нельзя… Но Диана фон Фюрстенберг в очередной раз доказала, что из всякого правила есть исключения.

Борясь с онкологическим заболеванием, она тем не менее стала редактором журнала «Вэнити Фэйр», а её новая коллекция «Силк Ассетс», свободного кроя шёлковые блузки, пиджаки и штаны, была моментально раскуплена на телеканале QVC, буквально за два часа. И это придало ей уверенности в себе — она поняла, что может всё начать сначала. Прошло ещё несколько лет — Диана успела поработать с телеканалами QVC и HSN, разработать линию спортивной одежды для компании «Эйвон», и прорыв, наконец, произошёл — в 1999 году она появилась на показах домов моды «Диор» и «Шанель» в своём платье с запахом, выкупила пятнадцать из семнадцати проданных ею когда-то лицензий, восстановила свой бренд и подписала эксклюзивный договор с сетью универмагов «Сакс Пятая авеню», которая должна была представить платья с запахом (результат встречи с президентом сети на модных показах в Париже).

Так публика вновь получила пресловутые платья, но модели были немного обновлены. К тому же теперь для их производства стали использовать другую ткань: «Сначала это было итальянское хлопковое джерси — замечательная вещь, платья из него до сих пор держатся. А потом я решила сделать такую ткань из шёлка, отправилась в Китай и там разработала шелковое джерси». И… платья вновь стали пользоваться популярностью. Диана вернулась в моду, и пока уходить из неё не собирается.

Её магазины открывались по всему миру, она начала выпускать, как и прежде, множество сопутствующих товаров, от очков до ювелирных украшений. О ней пишут статьи и книги, она одевает звёзд, постоянно мелькает на телеэкранах. Да, она зарабатывает миллионы — но миллионы же и тратит на благотворительность. Она получает награды и награждает сама, ведь с 2006 года Диана фон Фюрстенберг — президент Американского совета дизайнеров моды (CFDA). Словом, хотя она давно не имеет право носить титул княгини (принцессы), в мире моды Диана действительно княгиня.

«Я всегда говорила, что моя одежда позволяет вам быть самими собой». Она не придумывает сказки, как многие другие дизайнеры. Она просто позволяет людям быть собой, а это, на самом деле, значит очень многое…

 

Донна Каран

(1948)

Эта женщина доказала всему миру, что гениальный модельер — вовсе не обязательно тот, кто создаёт умопомрачительные наряды. Порой куда важнее создавать простые вещи, те, которые будут носить каждый день, а, надевая, чувствовать себя не менее уверенно, чем в роскошном платье…

Американка Донна Айви Фаске родилась в 1948 году в Квинсе, а выросла на Лонг-Айленде. Потом будут говорить, что её карьера в качестве модельера была, видимо, предопределена изначально — её отчим был портным, а мать моделью. Однако таких семей немало, а вот всемирной известности добиваются потом отнюдь не все.

И всё же атмосфера, в которой росла маленькая Донна, не могла не оказать на неё своё влияние. Она обожала рисовать, и постепенно среди её рисунков появлялось всё больше и больше платьев, а свою первую коллекцию она создала, ещё будучи школьницей. И, как «у большой», её продемонстрировали настоящие манекенщицы (тут, конечно, не обошлось без помощи матери).

В восемнадцать лет Донна поступила в престижную нью-йоркскую школу дизайна Парсонс. Там она проучилась несколько лет, но вскоре ушла — известный модельер Анна Кляйн пригласила талантливую девушку работать к себе. Упускать такой случай, даже ради учёбы, не хотелось. Позднее Донна говорила: «Анна Кляйн была женщиной, которая понимала женщин. Она была таким рационализатором! Я благоговела перед ней».

Донна Каран

Она стала ближайшим помощником Анны, однако брак с Марком Караном и рождение дочки почти заставило её изменить планы на ближайшее будущее — Донна решила посвятить себя семье, карьера (пусть даже речь шла о совместной работе с выдающимся модельером) могла подождать. Однако всё пошло по-другому — выяснилось, что Анна Кляйн тяжело больна. Ни о каком отпуске по уходу за ребёнком речь уже не шла, и Донна вернулась на работу. А в 1974 году Анна скончалась от рака, и тогда двадцатишестилетней Донне приходится самой возглавить модный дом. Ей помогал друг, Луис Делль’Олио, с которым она когда-то вместе училась. Что ж, Донна успешно продолжила дело своей наставницы — за те годы, что она провела в доме моды «Анна Кляйн», она дважды была удостоена престижной в мире моды премии «Коти».

В 1984 году Донна решила, что отдала своему первому месту работы достаточно и пора открыть собственное дело. К тому времени она уже развелась с мужем и вышла замуж во второй раз, за скульптора Стивена Вайса. Однако в историю моды Донна вошла под фамилией первого мужа, «Каран». «Донна Каран».

Уже первая коллекция вызвала восторг и у модных критиков, и, главное, у публики. И в немалой степени потому, что Донна Каран сумела очень хорошо понять, что же нужно современной женщине. «Знаете, на свете столько разных вещей, которые можно заметно упростить — упростить жизнь, упростить стиль одежды, чтобы было удобно путешествовать, заниматься любимым делом, одним словом, жить в гармонии с окружающим миром».

Именно Донне Каран мы обязаны расстёгивающимся «боди». Модельер терпеть не могла, когда рубашки и блузки выбивались и высовывались из-под пояса, поэтому придумала вещь наподобие комбинезона — верхняя часть играла роль блузки, а нижняя — нижнего же белья. Идея распространилась мгновенно поскольку боди было очень удобным. Его можно было носить с юбкой, с брюками, с жакетом, без него, а в сочетании с юбкой того же цвета оно помогало даже заменить платье. Боди легло в основу гардероба деловых женщин, над которым Донна Каран работала много лет, постоянно совершенствуясь.

Удобство и практичность — непременно в сочетании с элегантностью — стали её основными принципами. Она стала изобретательницей формулы «семь простых вещей», которая как нельзя кстати пришлась работающим женщинам, у которых не было времени уделять много внимания своему гардеробу, но которые, в то же время, хотели хорошо выглядеть в любой ситуации. А эти «простые вещи» можно было по-разному комбинировать между собой, что давало немало вариантов. При этом одежда отлично скрывала недостатки фигуры, была однотонной, и в каждой новой коллекции появлялись вещи, которые отлично комбинировались с вещами из предыдущей. Сама не обладая модельными пропорциями, Донна Каран стала предлагать прекрасную дизайнерскую одежду женщинам с обычными фигурами, за что ей опять-таки были благодарны тысячи и тысячи представительниц прекрасного пола. Она акцентировала внимание на верхней части, отвлекая его от бёдер, отлично зная, какие именно места обычно бывают у женщин «проблемными». Словом, она «заботилась о женщинах», и это не пустые слова.

В 1985 году она была удостоена звания «Дизайнер года» в первый раз (а всего список её наград получается слишком длинным, чтобы его перечислять). В 1989 году запустила линию «Донна Каран Нью-Йорк», DKNY, одежды для молодых женщин по более доступным ценам — считается, что на её создание модельера вдохновила старшая дочка Габриэла (всего у Донны Каран трое детей). В 1992 году начала выходить линия мужской одежды — тут снова сыграла свою роль семья, Донной двигало желание придумать что-то для мужа. И хотя поначалу её мужской коллекции предрекали провал, мол, женщине не стоит браться за одежду для мужчин, «Королева Седьмой авеню», как прозвали Донну Каран, вновь оказалась на высоте.

В середине 1990-х её модный дом, однако, едва не потерпел финансовый крах, но дело тут было вовсе не в творческих неудачах, а в неважном управлении. Однако к тому времени модельер уже настолько укрепила свои позиции в мире моды, что инвесторы не побоялись вложить в дело новые средства, и в результате это привело к ещё большей популярности марки, и уже далеко за пределами США.

В 2001 году не стало Стивена, мужа Донны, и в том же году она продала свой дом группе LVMH. Однако, перестав быть его хозяйкой, она осталась главным дизайнером и продолжает активную работу. Коллекции продолжают выходить регулярно, и пока она не собирается останавливаться. «Для меня моделирование — это способ самовыражения: кто я в данный момент — женщина, мать, подруга, предприниматель, роли, которые каждой женщине приходится играть постоянно, именно поэтому я пытаюсь уравновесить их».

Что ж, мы действительно постоянно играем эти роли, и замечательно, что есть на свете человек, которому хочется, чтобы мы, играя их, выглядели отлично.

 

Тьерри Мюглер

(1948)

За долгие годы работы он пробовал себя не только в качестве модельера, а и фотографа, и режиссера, словом, художника, который пытается познать мир, а потом выразить своё понимание самыми разными средствами. Однажды он сказал: «Я начал делать одежду, потому что искал нечто такое, чего пока не существовало в природе. Я должен был найти свой собственный мир». И мир этот оказался удивительно ярким и разнообразным — мода, театр, танец, шоу слились в нём в единое целое.

Тьерри Мюглер родился в 1948 году в Страсбурге. Сложно сказать, что привлекало его в юности больше, танец или изобразительное искусство. Ещё мальчиком он начал занятия классической хореографией, оказавшись чрезвычайно одарённым, и в четырнадцать лет стал членом труппы местного театра оперы и балета. То, как соединялись в спектаклях движение, свет, костюмы, подчиняемые некоей единой общей теме, произвело на него огромное впечатление. Когда ему исполнилось восемнадцать, он начал заодно и посещать занятия в Страсбургской школе изящных искусств, изучая дизайн одежды. Первые попытки Тьерри в этой области относятся ещё к подростковому возрасту, когда он сшил платье для своей подружки, а затем начал делать одежду и для себя самого, пробуя разные стили.

В двадцать лет он переехал в Париж, где начал с того, что стал оформлять витрины в одном из известных бутиков. Параллельно он продолжал заниматься дизайном одежды, для себя и друзей. Набрав опыта, он попробовал предложить свои услуги домам моды, и следующие несколько лет провёл между Парижем, Лондоном, Барселоной и Миланом, работая в качестве дизайнера-фрилансера и делая для разных марок до двенадцати коллекций ежегодно. Причём это была и женская, и мужская, и детская одежда.

Тьерри Мюглер

Свою собственную первую линию одежды, «Кафе де Пари», он создал в 1973 году, а год спустя открыл и свой дом моды. Долгое время модные показы были, собственно говоря, просто демонстрацией одежды, а Мюглер превратил их в яркие театрализованные представления, и этой идеей затем начали пользоваться и другие дизайнеры — скажем, Александр Маккуин или Джон Гальяно.

Если же называть источники вдохновения, которые питали Мюглера все эти годы, список получится чрезвычайно длинным и необыкновенно разнообразным. Роскошь Голливуда времён его «золотой поры» с платьями великолепных Адриана и Эдит Хед; различные стили прошлых эпох, в частности, Средние века и викторианство; тема садо-мазо; образы киборгов, роботов, различных механизмов; русский конструктивизм; энтомология и многое, многое другое. Он увлеченно исследовал моду, не то чтобы не признавая границ, а пытаясь найти собственные. Самые разные его модели, впрочем, объединяли такие черты, как скульптурность, чёткие силуэты — как он говорил, чтобы носить его наряды, нужно быть в очень хорошей форме, ведь они подчёркивали все анатомические особенности тела. Помимо обычных для модельера материалов, он много работал с кожей и поливинилхлоридом, латексом, пластиком и прочим в том же духе. Это жёсткие материалы, которые меняют форму тела, заковывая его в своеобразный панцирь, — тема, которая часто находила отражение в коллекциях Мюглера и которая подходила излюбленному им образу властной, сильной, жёсткой женщины, которая уверена в себе и знает, в чём её сила. Первая его коллекция «от кутюр» вышла в 1992 году, и создана она была не столько по его собственной инициативе, сколько по предложению Синдиката Высокой моды.

Первая книга Тьерри вышла в 1988 году и называлась «Тьерри Мюглер: фотограф». История, можно сказать, началась в 1976 году, когда известный фотограф Хельмут Ньютон, который делал съемку для рекламной кампании Мюглера, устал от его бесконечных замечаний и поправок и заявил, что раз так, пусть он фотографирует сам. И начиная с 1978 года так фактически и происходит — Мюглер сам руководит съемками, выбирая всё, от мест их проведения до поз моделей. Кроме того, он немало фотографирует сам. И в книге — предисловие к которой, кстати, написал тогдашний министр культуры Франции — были собраны не только его рекламные кампании, но и снимки, которые он долгие годы публиковал в различных известных журналах, от «Пари матч» до «Мадам Фигаро», от «Мари Клер» до «Плейбоя». Вторая книга, под названием «Мода, фетиш, фантазия» вышла ровно десять лет спустя. Великолепные фотографии его моделей на различном, но всегда впечатляющем фоне, от Зеркальной галереи Версаля до пустыни Сахара — отдельное наслаждение.

В 1992 году появился его первый аромат, «Ангел», мгновенно ставший популярным и в 1998 году опередивший по продажам даже такой знаменитый аромат, как «Шанель № 5». Впоследствии он выпустил ещё несколько, тоже пользующихся большим успехом.

Он снимает рекламные ролики и короткометражные фильмы — в частности, был режиссёром видеоклипа на одну из песен Джорджа Майкла, где появились несколько его моделей, в том числе и ставший знаменитым «мотоциклетный корсет»; принимал участие в работе над фильмом «Прет-а-порте», вышедшим в 1994 году, где снялось множество звёзд мира кино и моды. В 2002 году он создал ряд костюмов и стал режиссёром-постановщиком одного из шоу знаменитой цирковой компании «Цирк дю Солей»; работает с различными известными представителями современной поп-музыки, делая для них и сценический гардероб, и повседневный; работает над костюмами для оперных и театральных спектаклей…

Последнюю свою коллекцию «от кутюр» он выпустил в 2003 году (сказались финансовые трудности) и взял перерыв, но, конечно же, учитывая его энергичную натуру, не для отдыха, а для работы над другими своими многочисленными проектами, а их у него всегда было множество. А сейчас его имя вновь у всех на слуху, ведь Тьерри Мюглер не только известный дизайнер, но и хороший режиссёр, в том числе — своей собственной жизни.

Недаром он говорит: «Мода — это фильм. Каждое утро, когда вы одеваетесь, вы становитесь режиссёром».

 

Миучча Прада

(1949)

Она получила наследство, но не растратила его, а прославила семейное имя. Она собиралась стать политологом — а стала во главе одного из самых известных домов моды в мире, и при этом влиятельнейшим дизайнером. Она занималась аксессуарами, и ей говорили, что с одеждой у неё ничего не получится… А у неё получилось. У неё всё получается.

Мария Биянчи, или, как её стали называть в семье, Миучча, родилась в 1949 году в Милане. Её дед, Марио Прада, и его брат Мартино ещё в 1913 году основали компанию «Фрателли Прада» («братья Прада») по производству и продаже аксессуаров высокого класса, в основном из кожи. Миучча вовсе не собиралась связывать свою жизнь с семейным делом — она училась в университете, получила степень «PhD» (что более-менее аналогично кандидатской степени), а потом погрузилась в искусство, занимаясь мимансом в одном из миланских театров, да ещё была членом коммунистической партии, боролась за права женщин… Словом, бизнесу, да ещё в области моды, в этой насыщенной жизни места не было. В 1977 году она познакомилась с Патрицио Бертелли, с которым они сначала станут деловыми партнёрами, а спустя десятилетие и супругами. Впрочем, они всем будут заниматься вместе — и семейными вопросами, и деловыми…

Неизвестно, как стала бы развиваться карьера Миуччи, однако после смерти матери, которая вела дела семейной компании, всё изменилось. Миучче пришлось взять дело в свои руки, а позднее сестра матери официально удочерила её, так что она стала носить ещё и фамилию Прада.

Итак, в 1978 году Миучча стала во главе компании. Поскольку продажи к тому времени сильно упали, к роскошным кожаным сумкам она решилась добавить удобные, лёгкие сумки того же дизайна, но из нейлона. А в 1985 году разработала новую линию сумок, тоже нейлоновых, которые стали пользоваться огромной популярностью. «Сумочка от Прада» — это было красиво, удобно и очень престижно. Их отличало к тому же высочайшее качество и, несмотря на вроде бы непритязательный материал, элегантность и изысканность.

Миучча могла бы продолжать работать в этом направлении, однако ей показалось скучно заниматься одними только аксессуарами. В одном из интервью она как-то сказала: «Я сама как дизайнер родилась, создавая именно аксессуары, и все вокруг говорили, что у меня никогда ничего не выйдет с одеждой, поскольку я начала с аксессуаров. Теперь же все наоборот: дизайнер не может быть успешным, если в дополнение к своим основным коллекциям не создаёт хотя бы обувь и сумки». Что ж, она зашла в модную индустрию с другого входа, но вошла решительно.

Миучча Прада

Её первая коллекция женской одежды появилась в 1989 году. И она, и несколько следующих не снискали особых восторгов у модных критиков, к работам Миуччи даже приклеилась кличка «безобразный шик». Однако публика заинтересовалась новыми работами — они были не сексуальными, но скорее «интеллектуальными»; роскошными, но и практичными одновременно. Так что постепенно популярность одежды от Миуччи Прада начала догонять популярность её аксессуаров.

В 1992 году она запустила ещё одну линию, «Миу Миу», рассчитанную на более молодых покупательниц, и поэтому менее дорогую. И в ней, как принято считать, больше, чем в основных коллекциях, отражается вкус самой Миуччи, её личные пристрастия.

В 1993 году она получила награду американского Совета дизайнеров моды, в 1994-м состоялся первый показ мод в Нью-Йорке, в 1996 году открылся первый магазин в Америке, а всего к концу 1990-х по всему миру магазинов насчитывалось уже более сорока (сейчас — более двухсот пятидесяти).

Сегодня к услугам поклонников марки всё, что угодно, самые разнообразные модели обуви, одежды, сумок, очков и так далее. Все коллекции отличаются разнообразием, Миучча Прада акцентирует внимание то на одном, то на другом, но главное — всегда придерживается высочайших стандартов качества, полностью контролируя весь процесс, и проявляет неиссякаемую фантазию.

В 1995 году она создала фонд современного искусства, «не для того, — как сказала она в одном из интервью, чтобы лучше продавались мои сумки; ровно наоборот». Сумки, да и всё остальное, отлично продаются и так — на сегодняшний день дом моды «Прада» уже давно не семейный бизнес, а огромный конгломерат, который выкупил некоторые другие известные бренды. Это огромное дело, с которым нелегко управляться, но у Миуччи — с помощью ближайшего помощника, её мужа — получается.

Она не эксцентрична, у неё крепкая семья, и она совершенно не стремится привлекать внимание к себе самой (даже после показов, когда дизайнеры обычно выходят на публику, она появляется буквально на несколько мгновений — ни к чему демонстрировать такой резкий контраст со своими роскошными манекенщицами, — говорит она). Словом, она предпочитает демонстрировать окружающим плоды своей работы, сама оставаясь за кулисами и в прямом, и в переносном смысле.

В чём секрет её успеха? «Моя работа состоит в том, чтобы вместить в простой банальный предмет такое сложное понятие, как женщина, эстетика и правильное время».

 

Кристиан Лакруа

(1951)

Его будут называть одним из самых блистательных кутюрье, одной из самых ярких звёзд мира моды конца XX — начала XXI века. И это справедливо — работы Кристиана Лакруа, «мастера волшебной кисти» и «короля узоров», завораживают. Они прихотливы, эффектны, полны ярких цветов, а главное, радости, и как признаётся сам кутюрье, именно в этом его цель — творить радость…

Кристиан Мари Марк Лакруа родился в 1951 году на юге Франции, в Арле, в семье инженеров. На будущего модельера повлияло множество впечатлений его детства и юности, но одними из самых важных были те, что он впитал благодаря самым близким людям. Всегда элегантные мать и бабушка; дед, который тоже одевался с большим вкусом; совместные посещения театра, оперы и балетных спектаклей; старинные французские журналы мод, которые хранились у деда на чердаке, и костюмы из которых маленький Кристиан с удовольствием перерисовывал; новые модные журналы — в одном из них он увидел первую на тот момент коллекцию Ива Сен-Лорана, «Трапеция» 1958 года, и мальчика заворожили её яркие краски… Словом, неудивительно, что, как любят рассказывать, когда дед спросил внуков о том, кем они хотят стать, шестилетний Кристиан уверенно заявил: «Кристианом Диором!» Что ж, он осуществил ту детскую мечту, став вторым знаменитым Кристианом в мире французской — и не только французской — моды.

Кристиан Лакруа

Но в юности это намерение было забыто — молодой человек собирался посвятить себя вещам более «серьёзным», искусству, особенно живописи. В 1969 году он окончил школу и уехал изучать историю искусства в старинный университет Монпелье. Проучившись там четыре года и получив степень бакалавра, он отправился учиться дальше — в Париж, в Сорбонну и в школу Лувра, где изучал музейное дело, решив стать музейным куратором или, быть может, даже художником по костюмам в театре или кино, которые он обожал. Его дипломная работа была посвящена костюму в живописи XVIII века.

Тогда, в начале 1970-х, Кристиан не собирался оставаться в Париже — как признавался он позднее, ему там не понравилось, он чувствовал себя довольно уныло и, скорее всего, вернулся бы в Арль или Монпелье, если бы не одно событие. Франсуаза Розентьель была очаровательна и заворожила Кристиана с первой же встречи — в этой молодой женщине воплотился облик истинной парижанки в его представлении. Они начали встречаться — Франсуаза была замужем, но вскоре развелась. В 1974 году они поженились; их союз окажется очень тесным, и жена станет для Лакруа и возлюбленной, и близким другом. Именно Франсуаза убедила его остаться в Париже и попробовать себя в мире моды.

Немного раньше Кристиан повстречал другого будущего близкого друга и партнёра, Жан-Жака Пикара, который помог ему в 1978 году получить место ассистента дизайнера в доме моды «Эрмес», а в 1980-м — в доме «Ги Полен». Параллельно Лакруа выполнял отдельные заказы по дизайну обуви как фрилансер и продолжал учиться в школе Лувра. А окончив её, он возглавил дом моды «Жан Пату».

Это имя в начале 1980-х уже, к сожалению, мало кто помнил, но всего за несколько лет Кристиан Лакруа возродил его, заодно прославив и собственное имя. Работа талантливого дизайнера привлекала всё больше внимания, и в 1987 году магнат Бернар Арно, глава группы LVMH, предложил ему финансовую помощь, с тем чтобы тот смог открыть собственный дом моды. Кто устоит перед таким искушением? И Лакруа ушёл из «Пату», даже не выпустив в свет последнюю свою коллекцию для этого дома и разорвав контракт в одностороннем порядке, в результате чего на него подали в суд. Дом «Жан Пату» так и не выпустил больше ни одной коллекции, зато возник новый дом моды «Кристиан Лакруа».

Летом 1987 года модельер показал Парижу свою первую коллекцию Высокой моды, которая называлась «Прекрасная арлезианка». Эффект был поразительным — её не просто одобрили, её приняли не то что с восторгом, а с бурным восторгом, с громкими овациями и приветственными выкриками. Эффект был потрясающим, но потрясающими были и наряды, которые продемонстрировал Лакруа. Мир Высокой моды к тому времени не умер — в доме «Шанель» царствовал Лагерфельд, свои прекрасные коллекции выпускал и дом «Кристиан Диор». Но они предназначались для истинных, достаточно сдержанных леди. Жан-Поль Готье, талантливый безумец, творил на подиумах, что хотел, и сводил публику с ума своей смелостью и тем, что, казалось, постоянно что-то опровергал и что-то доказывал. А Лакруа…

Он, как художник на палитре, смешивал яркие краски и всевозможные узоры, роскошные ткани, кружева, мех и аксессуары, и умело соединял то, что прежде казалось несочетаемым. Лакруа, хорошо изучивший историю костюма, прекрасно разбиравшийся в живописи, мог соединять воедино, как говорил он позднее, все свои «эмоции, вкусы и воспоминания».

Его родной красочный Прованс, соседка-Испания, театр и кино, Париж (недаром о Лакруа будут говорить как о самом парижском из всех парижских кутюрье), любимый с детства Оскар Уайльд, оперы Пуччини и Верди и песни «Битлз», Средние века и XIX век, и многое другое соединялись, порождая наряды, которые напоминали букеты из фантастических цветов. Сочетание розового и оранжевого, зелёного и розового, жёлтого и пурпурного — только Лакруа мог создавать комбинации, которые не резали глаз, а радовали его…

В своём творчестве Лакруа пройдёт несколько этапов, и если первые десять лет будут посвящены обыгрыванию силуэтов и деталей костюмов предыдущих эпох, то впоследствии он отошёл от этого; но тем не менее его новые силуэты, благодаря всё той же смелости и всё тому же таланту в сочетании цветов и фактур, оказались столько же узнаваемы, обворожительны и нарядны.

И сколь бы яркими и необычными они ни были, Лакруа никогда не переступал черту, превращающую их в китч. Высокая мода для него и была, и остаётся искусством, которое, помимо прочего, призвано развлекать публику. Очередная коллекция — это очередь из масок, карнавал, на котором ликуют и веселятся. Это — игра! «Современное искусство и дизайн — это пародия, шутка, они полны аллюзий на прошлое», — говорил он.

Уже за свою вторую коллекцию «от кутюр» Лакруа получил свой второй «Золотой напёрсток» (первый он получил ещё за несколько лет до того, работая в доме «Жан Пату»). В 1988 году он запустил линию прет-а-порте; в 1989-м он начинает выпускать аксессуары, от сумок, обуви и очков до украшений; в 1990 году вышел аромат «Се ля ви» («Такова жизнь» — едва ли не самая известная фраза на французском), в 1991-м — открылся новый магазин на авеню Монтень; магазины «Кристиан Лакруа» появились также в Тулузе, родном городе кутюрье — Арле, в Лондоне и Женеве, а затем и в Токио, и в других странах; в 1994 году он запустил линию молодёжной одежды; с 1995 года начинало выходить постельное бельё — столь же яркое и необычное, как одежда от Лакруа; с 1996 года — джинсы, с 2001-го — одежда для детей, а затем мужское и женское бельё, новые ароматы… В 2005 году сотрудники «Эйр Франс» получили от Лакруа новую форму — изящ-ную, элегантную, привлекающую внимание. Лакруа разработал интерьер новых скоростных вагонов на железной дороге, занимался он и дизайном интерьера модных магазинов, и многим другим… И на всём этом будет лежать чёткий отпечаток личности модельера. Да, Лакруа хорошо понимал, что Высокая мода убыточна, что она не может существовать сама по себе, и для того, чтобы продолжать создавать коллекции «от кутюр», нужно рекламировать имя и выпускать массу других сопутствующих товаров. Но никогда он не позволял себе делать что-то просто ради денег, и любая вещица, на которой стояло его имя, могла носить его с честью.

Параллельно со всем этим Лакруа работает над костюмами для самых разных театров, и во Франции, и в Австрии, и в Италии, и в других странах, и для самых разных оперных и балетных спектаклей — среди них будут «Кармен» и «Отелло», «Дон Жуан» и «Федра», «Шахерезада» и «Береника», «Вальс драже» и «Голубой Дунай» — и здесь его знание истории костюма и тяга к театральности смогут проявиться наилучшим образом.

В 2002 году его пригласили в качестве креативного директора в дом Эмилио Пуччи, и это сотрудничество продолжалось несколько лет. В том же 2002 году он получил орден Почётного легиона. В 2007 году, в честь двадцатилетнего юбилея дома Лакруа прошла выставка его работ — что ж, за эти годы он стал одним из самых популярных и любимых публикой дизайнеров. Словом, он творил и был востребован, но…

В 2009 году дом моды «Кристиан Лакруа» лишился своего главного сокровища — Кристиана Лакруа. Вернее, дом перепродали американским инвесторам, которые вынудили Лакруа и его команду уйти, но оставили себе его имя. Для мира Высокой моды это была настоящая катастрофа.

Но талант у человека отнять нельзя. И, пытаясь не унывать, Лакруа решил воспринимать случившееся как повод начать новую страницу в красочной книге своей жизни. Главное — работать дальше, не останавливаться. Так что сейчас он продолжает сотрудничество с театрами, принимает участие и в других проектах, а потом… Кто знает, что будет потом? Главное, он останется в моде в том или ином качестве.

 

Жан-Поль Готье

(1952)

Его будут называть «анфан террибль Высокой моды», о нём будут говорить едва ли не больше, чем о любом другом кутюрье, кто-то будет восхищаться его творениями, другие будут отворачиваться, но равнодушным не останется почти никто. Всю жизнь он пытается объединить в моде всё то, что встречается ему на пути (а встречается ему немало), невзирая на любые правила, любые традиции. Правда, сам он утверждает, что просто обыгрывает их по-новому, так, как диктует сегодняшний день, омолаживает их… Хулиган? Гений? Как бы там ни было, Жан-Поль Готье — модельер, которого невозможно забыть.

Он родился в пригороде Парижа, в Аркёе, в 1952 году. Как и все, учился в школе, читал, гулял, смотрел телевизор — последнее он особенно любил и честно потом признавался, что мог смотреть его целыми днями, когда приходил к своей бабушке, Мари Гарриб. Жан-Поль впитывал впечатления, как губка, и позднее, став заниматься дизайном одежды, именно в окружающем мире он будет черпать вдохновение, и в ход пойдёт абсолютно всё — прочитанное, увиденное, прочувствованное. И коктейль окажется взрывоопасным.

Подростком он решил изучать парикмахерское мастерство. Он и не думал становиться модельером — наряды, которые он делал для своего любимого медвежонка, не в счёт. Однако лет в четырнадцать он начал рисовать, воплощая на бумаге разные идеи костюмов, которые приходили ему в голову, а когда ему исполнилось семнадцать, начал предлагать свои работы известным домам моды — в смелости ему никогда отказать было нельзя. И в 1970 году он получил прекрасный подарок на своё восемнадцатилетие — известный кутюрье Пьер Карден, на которого работы молодого человека произвели очень хорошее впечатление, взял его к себе ассистентом.

Но там Жан-Поль не задержался. Уже через год он перешёл в дом моды «Жан Пату», тоже знаменитое место, в 1973 году стал работать у Жака Эстреля, весьма эксцентричного модельера, где разрабатывал мужскую одежду, словом, искал себя. Эти поиски в 1974 году привели его обратно к Кардену, правда, на этот раз он представлял дом Кардена на Филиппинах, где работал стилистом и заведовал отделом, занимавшимся готовой одеждой для американского рынка.

Жан-Поль Готье

Проработав там год, Жан-Поль решил работать сам на себя, в чём ему помогли друзья — Франсис Менюж и Дональд Потар, и в октябре 1976 года он представил свою первую коллекцию. Денег у них было не так уж много, но на создание этой коллекции много и не понадобилось — платья из столовых салфеток и украшения из чайных ситечек и батареек. Это было, мягко говоря, смело… но никого не заинтересовало. После показа первых двух коллекций у друзей образовался немаленький долг. Одна из фирм обещала поддержать его, чтобы он смог продемонстрировать третью коллекцию, а взамен Жан-Поль должен был создать коллекцию для неё. И вот за десять дней до показа обе стороны взяли свои обязательства назад… Но, конечно, такие мелочи не могли остановить Готье.

В 1977 году он основал модный дом под собственным именем. Показы, привлекая к ним внимание, он стал проводить в необычных местах — то это был музей старинных каруселей, то боксёрский ринг, то даже бывшая тюрьма, мрачное место в истории Франции — Консьержери. В качестве моделей он стал использовать не тоненьких высоких манекенщиц, а обычных женщин — и небольшого роста, и полноватых, и в возрасте, словом, самых разных. Позднее он будет говорить: «Мне нравятся разные типы людей, различные типы красоты, различные образы жизни». Возраст, цвет кожи, телосложение — всё это одновременно не имеет значения, и в то же время имеет, потому что красота бывает разной.

И понемногу то, как модельер брал самые обычные вещи и находил им новое, порой совершенно неожиданное применение, то, как он не боялся экспериментировать, то, как он раздвигал границы подхода к моде и самой моды, начало находить признание. О нём заговорили в прессе. С 1978 года он начал сотрудничать с японской фирмой «Кашияма», которая стала спонсором его тематической коллекции, посвящённой фильмам о знаменитом агенте Джеймсе Бонде. Эта коллекция произвела в мире моды эффект разорвавшейся бомбы. Ещё бы — в ней Готье использовал, помимо прочего, мусорные вёдра и консервные банки. Хулиганство? По словам самого модельера, попытка привлечь внимание к теме переработки отходов.

Начались 1980-е, тогда же зародился и яркий, узнаваемый стиль Готье, и какое бы название ни носила его очередная коллекция, от «Хайтека» до «Консьержки», от «Дадаизма» до «Кукол», что бы ни демонстрировал он публике — от юбок на мужчинах до корсетов с остроконечной грудью, от кринолинов до элементов иконографии католицизма, от костюмов, напоминающих обнажённую, без кожи, мускулатуру человека, до костюмов с национальными мотивами — спутать их с произведениями других модельеров было невозможно. И по-прежнему невозможно.

Границы между полами? Границы между странами? Границы между «можно» и «нельзя»? Жан-Поль Готье уверенно раздвигал все, и мода, по его словам, это прежде всего — «философия и политика, концентрирующаяся на спорных проблемах человечества».

Он мог взять привычную деталь одежды, сотворить с ней нечто невообразимое и… при этом она по-прежнему была узнаваема. Перемены неизбежны, полагает он, и это касается всего, в том числе и одежды. «Я хочу быть открытым для перемен».

С 1981 года его магазины открываются буквально по всему миру. В 1987 году он получил самую высокую награду в мире французской моды. С 1988-го выходит линия украшений, с 1993-го — парфюмерия, в 1997 году он выпускает первую коллекцию «от кутюр». Его костюмы носили одни из самых известных и экстравагантных звёзд популярной культуры — Мадонна и Мэрилин Мэнсон (а знаменитый сценический костюм Мадонны с остроконечным бюстгальтером, который он создал для её турне в 1990 году, станет одной из самых знаменитых его вещей). Костюмы в фильмах «Пятый элемент» Люка Бессона, «Повар, вор, его жена и её любовник» Питера Гринуэя, «Город потерянных детей» Жан-Пьера Жене и «Кика» Педро Альмодовара — это тоже Жан-Поль Готье.

В 1990 году не стало друга и партнёра кутюрье, Фрэнсиса Менюжа, который был директором их компании и самым близким человеком Готье. После смерти Менюжа от СПИДа он признавался: «Я хотел всё бросить, потому что не представлял, зачем всё это теперь нужно. Кончить жизнь самоубийством или нет, мне было всё равно. Но он подал мне знак: “Не надо, продолжай жить”. И что я умею делать, кроме одежды? Абсолютно ничего. И я вернулся к работе». Но с тех пор часть своих доходов Готье обязательно переводит в фонд борьбы со страшной болезнью.

В 2003 году в лондонском музее Виктории и Альберта с большим успехом прошла выставка творений Готье. В том же году он стал креативным директором знаменитого парижского дома «Эрмес», который приобрёл часть акций его компании. Свой уход в 2010 году после семи лет очень плодотворного сотрудничества Готье объяснял тем, что хотел сосредоточиться на собственных коллекциях, ведь ему приходилось каждый сезон делать по три коллекции, и для себя, и для дома «Эрмес».

А с 2010 года он стал президентом собственного дома моды и своей компании, став во главе огромной империи. Что ж, Жан-Полю Готье море по колено, и бурное море моды — не исключение!

 

Доменико Дольче и Стефано Габбана

(1958) и (1963)

Творческие натуры обычно предпочитают работать в одиночку — чтобы никто не мешал, не перебивал полёт твоей фантазии своей. Найти партнёра, с которым можно не просто работать, а именно творить, созидать нечто новое, талант которого будет дополнять твой собственный, — огромная, редкостная удача. Что ж, двум итальянским дизайнерам повезло. Они нашли друг друга. И хотя вот уже несколько лет, как их фактически семейный союз распался (что, впрочем, не мешает им по-прежнему работать вместе), в историю моды они войдут не по отдельности, а вместе, как идут рука об руку много лет. Дольче и Габбана. «Дольчегаббана».

А пришли в моду они совершенно разными путями, можно сказать, с разных сторон.

Доменико Дольче родился в 1958 году в небольшой деревне близ Палермо, столицы Сицилии. Отец-портной управлял небольшим швейным предприятием, так что мир пошива одежды был мальчику близок с самого раннего детства, и с иголкой он управлялся очень ловко. Настолько ловко, что его прозвали «Моцартом», в честь другого гения, проявлявшего свои способности с ранних лет. Однако при этом жила семья очень скромно, и, в отличие от своего будущего партнёра, Доменико одевался очень непритязательно — в семье просто не было на это средств. Да и тратиться на это не считали нужным, главным в жизни считалась работа. И, конечно, предполагалось, что Доменико унаследует семейное дело.

Однако… Его, конечно, интересовала мода, но не в таком мелком масштабе, который могло предоставить его будущее наследство. Там делали хорошую, добротную, повседневную и, как казалось молодому человеку, весьма скучную одежду. Доменико же хотелось придумывать нечто новое. Поэтому, окончив школу, он поступил в университет. Правда, там он проучился всего год, затем университет сменился художественной школой, а затем, вместо того чтобы вернуться домой, он решился и уехал в Милан, где быстро нашёл работу у одного из достаточно известных местных дизайнеров. И вот тогда окончательно понял, что нашёл свой путь.

Доменико Дольче и Стефано Габбана

А Стефано Габбана родился в 1962 году в Венеции, детство и юность провёл в Милане (по другим сведениям, в Милане он и родился). Так что, в отличие от своего будущего партнёра-южанина, Стефано был северянином и о карьере в мире дизайна одежды никогда не мечтал. Его семья была достаточно обеспеченной, так что он мог позволить себе хорошо одеваться — и, пожалуй, именно тогда он и заинтересовался модой, но пока что только как её потребитель. Доменико рос в мире строгих традиций, Стефано вырос в атмосфере бурной жизни большого города. По его словам, он «родился с карандашом в руках», и в университете стал изучать графику, планируя в будущем работать в рекламе. После получения диплома он какое-то время поработал в этой сфере, но внезапно осознал, что ему это вовсе не интересно. Как вспоминал он позднее, «мне повезло, поскольку меня взял под своё крыло дизайнер и помог разобраться в мире моды».

В 1980 году, в Милане, Доменико и Стефано встретились в первый раз. Они оба работали ассистентами в одной известной дизайнерской студии, а через два года решились начать собственное дело. Доменико признавался в интервью: «Дизайн одежды позволил мне делать вещи, о которых я мечтал. Моя работа в качестве модельера — это воплощение мечты других людей. Это всё равно что быть психологом. Я должен понять, что чувствуют люди, и перевести это на язык моды; дать людям то, что они хотят, ещё до того, как они успели осознать своё желание». А Стефано говорил: «Всё, что я знаю о моде, я узнал именно от Доменико. А пока я учился, я влюбился — в дизайн одежды, в её пошив, в то, что мы одеваем людей».

Эта любовь, и любовь к искусству, их, таких разных, и объединила. Так началась совместная жизнь и совместная работа. Поначалу молодым дизайнерам приходилось тяжело, денег не хватало, и полностью отдаться своему творчеству они не могли — ближайшие несколько лет они всё ещё продолжали время от времени работать и на других, своих более преуспевающих коллег. Но тем не менее они создавали и собственные модели. Дольче затем вспоминал об их первом показе: «Мы устроили его в небольшой миланской квартире. Всем занимались мы сами, я и Стефано, без пиара, без всего. У входа стояли мои сестра и брат». Свои показы они затем проводили, где только могли, даже в ресторанчике быстрого питания — с приглашениями в виде гамбургеров. Словом, изворачивались, как только можно, пытаясь донести свои идеи и свои модели до публики. И преуспели — модели оказались настолько интересными, что в 1984 году они смогли участвовать в показах на Миланской неделе моды. Но настоящий первый успех пришёл в октябре 1985 года, когда Доменико и Стефано приняли участие в модном показе «Новые таланты», и уже в марте 1986-го вышла их первая коллекция женской одежды, под маркой «Дольче & Габбана». «Real woman», «настоящая женщина» — так она называлась.

В 1989 году открылся их первый магазин, и не в Италии, как можно было бы ожидать, а в Японии. Впрочем, итальянские магазины тоже не заставили себя ждать, и первый из них появился, разумеется, в Милане. Вдохновлённые успехом, они занялись выпуском и мужской одежды, которая тоже стала пользоваться большой популярностью (правда, всё же не такой, как женская).

К середине 1990-х под именем этой итальянской пары выпускалась не только одежда, но бельё, купальники, аксессуары, ароматы, и всё это пользовалось огромной популярностью. Почему же?

«У нас разные вкусы, — говорили они, — а это означает, что мы объединяем мечты. Иногда мы создаём что-то, что более близко Габбане, иногда — Дольче. Но в наших работах мы всегда приходим к некоему общему соглашению». Возможно, сказалось именно то, что они были такими разными — как сказала их восторженная поклонница, известная актриса Изабелла Росселини, они смогли «объединить несовместимые вещи — соблазн и яркие краски, без которых не может существовать современная мода, и «старый мир» Сицилии, где свято чтут древние традиции». А если добавить чувство юмора, бурную фантазию и чётко выверенные линии, можно понять, почему этот творческий союз долгие годы, вернее, уже десятилетия остаётся одним из самых успешных в мире.

Они заработали огромное состояние и ещё большую популярность, множество наград, но главное, что они всегда делали и делают то, что им нравится. А то, что им нравится, подходит самым разным людям, вне зависимости от их роста, размера, цвета кожи. И в этом — один из их секретов.

 

Джон Гальяно

(1960)

Именно он создал одни из самых прекрасных нарядов конца прошлого и начала нынешнего века. Именно он, вдохновляясь предыдущими эпохами в истории костюма, умел сотворить, казалось бы, нечто совершенно новое… и в то же время узнаваемое. Именно он делал одежду, которую зачастую трудно носить, но об этом не думаешь, заворожённый её красотой. Романтика, театральность, ликующее великолепие — вот он, Джон Гальяно.

Вернее, Хуан Карлос Антонио Гальяно Гильен, родившийся в 1960 году в Гибралтаре, в семье гибралтарца с английскими и итальянскими корнями и испанки, водопроводчика и преподавательницы фламенко. Помимо него, в семье было ещё две девочки, и позднее он вспоминал, что мать всегда тщательнейшим образом следила за тем, чтобы дети выглядели идеально, даже если им предстояло всего лишь зайти в магазинчик на углу, — чистые, гладко причёсанные, надушенные, нарядные. Когда ему было шесть лет, семья переехала в Лондон. После окончания школы перед ним встал выбор, что делать дальше, и поначалу он собирался изучать языки, но тут выяснилось, что у него талант художника-иллюстратора; ему посоветовали поступать в школу искусств Сент-Мартинс — вскоре она превратится в Центральный колледж искусства и дизайна.

Джон Гальяно

«У меня не было стипендии, и жил я дома. Денег не хватало, так что я поступил работать костюмером в Национальный театр. Это изменило мою жизнь. Тогда сформировались мои представления о театре, об одежде, о костюме», — рассказывал позднее Гальяно в одном из интервью. Он закончил Сент-Мартинс в 1984 году, и первая же его коллекция имела ошеломляющий для новичка успех — она была вдохновлена временами Великой французской революции и называлась «Невероятные». Так почти за двести лет до того называли молодых людей, утрировавших тогдашнюю моду и сводивших с ума своим вызывающим внешним видом и без того растревоженных революцией французов. Потом Гальяно признавался, что полагал эту свою работу настолько хорошей, что мог бы на этом и завершать карьеру в моде. К счастью, он этого не сделал. Коллекцию полностью купил один из магазинов, и бедный вчерашний студент, у которого ещё вчера не было денег на такси, чтобы отвезти заказанное покупателям, завтра уже смог открыть собственное дело. Так начался путь Гальяно-звезды — пятнадцать лет спустя один из его преподавателей в Сент-Мартинс посвятит своему бывшему ученику целую монографию…

Талант дизайнера у него был несомненный, а вот деловых способностей не хватало. Да, три года спустя его объявили британским «Дизайнером года», но всё равно это были довольно трудные, особенно в финансовом плане, времена — он искал поддержки то в одном, то в другом месте, а, помимо того, Гальяно чувствовал, что ему чего-то не хватало. И этим «чем-то» был Париж. Нужно было не останавливаться на достигнутом, а развиваться дальше, а для этого нужно было завоёвывать признанную столицу мировой моды. В 1989 году состоялся показ первой коллекции Гальяно в рамках парижской недели моды, а в следующем году он переехал во Францию. Здесь его тоже ожидали финансовые трудности, однако, к счастью, вокруг него постоянно оказывались люди, готовые оказать поддержку такому таланту. Одним из этих людей была знаменитая Анна Винтур, редактор американского «Вога» — когда в 1994 году оказалось, что Гальяно нужно срочно представить что-то на показах осенних коллекций, а у него не было ни помещений, ни материалов, словом, ничего, Винтур помогла ему найти всё и всех, и даже знаменитые супермодели той эпохи, включая Наоми Кэмпбелл, Кейт Мосс и других, согласились принять участие в показе, причём совершенно бесплатно.

Впрочем, они не пожалели. Показ этой коллекции, почти целиком, за исключением двух розовых нарядов, сделанной из дешёвого чёрного крепа (Гальяно использовал и матовую, и блестящую его стороны — «чтобы казалось, что ткань разная»), созданной за такое короткое время, имел тем не менее ошеломляющий успех и навсегда вошёл в историю моды. Диана де Фюрстенберг говорила: «Мы все понимали, что увидели нечто, до сих пор невиданное. Одежда была великолепной, простой и женственной одновременно. Вам хотелось надеть каждое из платьев».

Дела пошли на лад, а в 1995 году Джона Гальяно пригласили возглавить знаменитый парижский дом моды «Живанши» — и в первый раз со времён легендарного Чарльза Фредерика Ворта британец поднялся на вершину французского модного олимпа. Однако не прошло и двух лет, как группа LVMH, которую возглавлял Бернар Арно, переставила фигуры на своей шахматной доске — в «Живанши» в качестве главного дизайнера пришёл другой британец, которому суждено было стать не менее известным, Александр Маккуин, а Джон Гальяно перешёл в дом «Кристиан Диор», где и оставался много лет.

Его первая коллекция была показана в январе 1997 года — ровно полвека спустя после того, как сам Кристиан Диор предъявил миру свой «нью лук». Затмить успех гениального модельера середины XX века, наверное, уже и невозможно, однако Гальяно сумел стать его достойным наследником — как писали затем в прессе об этом показе, «несомненно, шестнадцать лет карьеры Гальяно были репетицией этого потрясающего момента».

Так началось сотрудничество, поддерживавшее на должном уровне славу одного из самых великих французских домов моды и одного из самых выдающихся британских модельеров. Джон Гальяно — истинный постмодернист, умело преломляющий в одежде сегодняшнего, и даже завтрашнего дня одежду прошлого. Любовь к «историзму» возникла рано, ещё во время учёбы в колледже, и он пронёс её через все годы, обращаясь то к вычурности барокко, то к пышно-парадному и одновременно кокетливому XVIII веку, то к элегантности британских денди начала XIX века, то к изысканным линиям модерна, то ко временам самого основателя дома, Кристиана Диора. Тяготел он и к «ориентализму», к влиянию Востока: «У творчества нет национальности, я готов заглянуть под каждый камешек. Мне нравится рассматривать и проникать в другие культуры». И всё это смешивалось в причудливый, но продуманный до мельчайшей детали, до последнего стежка и пряжки на туфле, коктейль. «Слишком авангардно», «слишком вычурно», «слишком громоздко», «слишком сексуально» — за долгие годы работам Гальяно ставилось в упрёк многое… но не залюбоваться ими было трудно.

«Мода явление не элитарное, а эскапистское. Диор побуждал женщин мечтать, вернуть романтику, женственность, соблазн. Он вернул радость на улицы городов. Думаю, это и моя задача». Он успешно справлялся с ней много лет, каждый год даря миру очередные незабываемые коллекции, очередные яркие театрализованные показы, и появляясь каждый раз в новом образе в соответствии с новой коллекцией. Множество работ Джона Гальяно навсегда вошли в историю моды, и совершенно заслуженно.

Правда, расставание с домом «Диор» оказалось, увы, некрасивым — настолько же некрасивым, насколько красивы работы модельера. История с антисемитскими высказываниями нетрезвой знаменитости мгновенно облетела весь мир, заставив одних возмущаться и говорить о низком и недостойном поведении, а других — защищать Гальяно, апеллируя к тому, что творческим личностям, тем более такого масштаба, можно простить многое. Как бы там ни было, в марте 2011 года Джон Гальяно был уволен из дома «Диор», а в сентябре того же года был признан судом виновным — речь шла не о тюремном заключении, а о денежном штрафе. Так бесславно закончилось славное сотрудничество, которое длилось к тому моменту пятнадцать лет, по сути, половину своей жизни в моде Гальяно отдал работе на именитую марку, чей престиж значительно упрочил за это время.

Безусловно, можно долго рассуждать о том, почему и как это произошло, чем упоённо и занимались СМИ в течение долгого времени, но зачем? Сказанного не вернёшь. Гальяно был не прав — и он был наказан. Репутация, положение в мире моды — всё рухнуло в один вечер. Вернётся ли он?… Неизвестно. Если да — значит, у нас есть шанс увидеть его новые работы и надеяться на то, что они не уступят созданному им в прошлом, а если не вернётся… великолепного прошлого отнять нельзя. Ни у самого Гальяно, ни у поклонников его творчества.

 

Том Форд

(1961)

Талант и харизма — взрывоопасная смесь, которая в своё время позволила ему стать звездой не менее яркой, чем его знаменитые клиенты. Он блистал, получая откровенное удовольствие от того, чем занимался, ведь быть дизайнером, «говорить людям, как им одеваться, как должны выглядеть их дома — это способ говорить миру, каким он должен быть»!

Томас Карлайл Форд родился в 1961 году в Остине, штат Техас. В Техасе он и провёл своё детство вплоть до одиннадцати лет, когда родители переехали в Нью-Мексико, в Санта-Фе. Говорят, что в немалой степени на выбор профессии будущего дизайнера повлияла его бабушка, прививавшая ему вкус к хорошей одежде, пояснявшая важность выбора собственного стиля; однако, судя по всему, это был тот случай, когда семена упали на благодатную почву — не то чтобы Том хотел стать модельером, нет, но у него были довольно чёткие представления о том, как должны выглядеть люди и вещи, его окружавшие — от обстановки дома до внешнего вида родных и друзей.

Так что, наверное, неудивительно, что после школы он отправился изучать искусство в Нью-йоркский университет. Он ушёл оттуда через год — сниматься в рекламных роликах, пробовать себя в роли модели, вести бурную, особенно ночную жизнь в окружении интересных людей показалось ему куда увлекательнее. Затем он всё-таки решил изучать дизайн интерьеров в известной Школе дизайна Парсонс, которую и окончил с дипломом архитектора. Ещё во время учёбы он полтора года провёл в Париже, работая в доме «Хлоэ», — Париж произвёл на него тогда огромное впечатление, а работа, заключавшаяся в том, что он был ответственен за доставку одежды для съёмок, пробудила в нём интерес к моде, и оставшееся в Школе время он посвятил её изучению.

В 1986 году Том получил первую работу, место ассистента дизайнера Кэти Хардвик, а уже в 1988-м стал главным дизайнером в «Перри Эллис» — если учесть, что у Форда фактически не было специального образования и на тот момент ему не было и двадцати семи, это было большим успехом. А ещё через два года Форд шагнул ещё дальше и в прямом, и в переносном смысле — он уехал в Милан, где стал во главе линии готовой женской одежды знаменитой компании «Гуччи». Форд хотел развиваться как дизайнер, а раз так, то нельзя было ограничиваться одной только американской модой, в «Гуччи» же нуждались в притоке молодой крови. Этот союз оказался более чем удачным для обеих сторон — Форд некоторое время спустя занял пост главного дизайнера (правда, до этого едва не уволили, поскольку сочли, что он слишком уж следует за модой, вместо того, чтобы соблюдать стиль, сложившийся там за долгие годы), а «Гуччи» из старинной компании с хорошей репутацией, но с проблемами, особенно в последние годы, начала превращаться в огромную процветающую империю моды. Когда эта империя поглотила марку «Ив Сен-Лоран», Том Форд стал главным дизайнером и в этом знаменитом доме моды.

Том Форд

Ему приходилось нелегко — каждый сезон он должен был выпускать две коллекции, спал он мало, а работал очень много. Но результаты того стоили. Том Форд создавал не просто одежду — дерзкую, сексуальную, вызывавшую восторг у покупателей и недовольство критиков (его работы считались порой очень коммерческими, рассчитанными на успех, что Форда совершенно не смущало; «Коммерческий» — это комплимент», — полагал он, а однажды сказал: «Моя работа — это создавать нечто восхитительное и продавать это. Не хочу разделять эти два процесса»). Форд создавал образ жизни. «Мода для меня не ограничивается одеждой. Искусство, музыка, интерьер, волосы, макияж… всё это сливается разом, образуя очередной момент времени». А он отлично чувствовал то, что людям нужно в данный момент, — и делал это.

Он стал одним из самых влиятельных дизайнеров 1990-2000-х годов, один только список наград и призов которого вызывает уважение. И если то, что в 1997 году он вошёл в список самых красивых пятидесяти людей планеты, по версии журнала «Пипл», имеет всё-таки отношение не столько к моде, сколько к яркой и действительно очень привлекательной личности Форда (как и другие премии вроде очередного «человека года»), то множество наград «дизайнер года», награда от Совета американских дизайнеров моды и прочие — признание его заслуг именно в этой области.

В 2004 году, однако, из-за ряда несогласий Форду пришлось покинуть «Гуччи». Но этот человек никогда не сдавался и конец долгого сотрудничества с одной компанией привёл к созданию своей. Начиная с 2007 года Форд занимается выпуском — уже под собственным именем — мужской одежды и аксессуаров высокого класса, а также пробует себя в самых разных областях. Так, в 2009 году вышел фильм «Одинокий мужчина», где Форд выступил в качестве режиссёра — и не без успеха.

И он ещё полон сил. Кто знает, что предложит нам Том Форд в будущем? Да что угодно! И можно быть уверенным — что бы это ни было, оно будет отличным.

 

Валентин Юдашкин

(1963)

В перестроечной и постперестроечной России царила эйфория — казалось, теперь можно было всё, что было запрещено раньше. И мода, мода, которая десятилетиями находилась под строгим контролем государства, тоже внезапно оказалась «свободной», открыв молодым дизайнерам перспективы, о которых раньше они не могли и мечтать. Однако одной свободы мало, нужен талант… И у него он был.

Валентин Юдашкин родился в 1963 году в посёлке Баковка Одинцовского района Московской области. Интерес к моделированию одежды у него проснулся рано, так что, когда пришло время выбирать профессию, он не колебался и в 1981 году поехал поступать в Московский индустриальный техникум на факультет моделирования. Учёба прервалась службой в армии, а затем Валентин вернулся, и в 1986 году защитил сразу две дипломные работы, «Исторический костюм» (к этой теме он будет неоднократно возвращаться в своих коллекциях) и «Макияж и декоративная косметика». После выпуска его направили в Центральное проектно-конструкторское бюро при Министерстве бытового обслуживания, где он стал старшим художником.

Валентин Юдашкин

В 1987 году Юдашкин создал коллекцию одежды для российских участников конкурса причёсок и макияжа в Польше, следующая тоже была сделана к очередному зарубежному конкурсу, однако ему, как и любому модельеру, хотелось самостоятельности. И первая его коллекция из ста пятидесяти моделей, представленная в том же 1987 году, привлекла всеобщее внимание. Год спустя — благо это было уже возможно — он открыл первую собственную фирму, «Vali-Мода», и его коллекции были продемонстрированы в Колонном зале Дома союзов. Успех был не только «местным», Юдашкина пригласили в Париж, что, конечно, произвело на молодого модельера огромное впечатление — попасть в мировую столицу моды, имея за плечами лишь «советский» багаж! Что ж, он никогда не упускал возможность поучиться.

В 1991 году Юдашкин, открыв фирму «Valentin Yudashkin», принял участие в парижской неделе Высокой моды. Для мира моды он был тогда никем, и тем более яркое впечатление произвёл показ его коллекции «Фаберже». После Парижа коллекция с успехом была показана в нескольких странах, после чего несколько платьев из неё приобрели зарубежные музеи — для российской моды это было настоящим признанием!

Дом моды Юдашкина открылся в 1993 году — механизм, давно отлаженный на Западе, но давно позабытый в России, так что всем тонкостям ведения работы модного дома приходилось учиться буквально с нуля. Однако всё шло успешно, и настолько, что в 1996 году дом «Valentin Yudashkin» был удостоен статуса зарубежного члена-корреспондента парижского Синдиката Высокой моды и готовой одежды — для тридцатитрёхлетнего модельера стать членом такой известной организации, да ещё первым из россиян, было огромным шагом вперёд и настоящим признанием со стороны зарубежных коллег. Однако впоследствии, когда Синдикат начал настаивать на том, чтобы Юдашкин открыл во Франции ателье «от кутюр», тот отказался — это обошлось бы ему слишком дорого во многих отношениях, в том числе пришлось бы жить на две страны. И когда в 2000 году он провёл свои показы вне обычного графика Синдиката, оказалось, что интерес к его работам не уменьшился!

Прошли годы. Дом моды Юдашкина, первый из российских домов моды добившийся такого большого успеха за рубежом, продолжал развиваться, что успешно делает и по сей день. Высокая мода и готовая одежда, парфюмерия, обувь, ювелирные украшения… Регулярные показы, выставки, участие во всевозможных мероприятиях, связанных с модой, магазины в других странах, работа со «звёздами» — российский дом моды продемонстрировал, что может наладить свою работу на таком же уровне, как и его зарубежные коллеги. А если учесть, до какой степени Россия в своё время была отрезана от мировых событий в этой области, успехами Валентина Юдашкина можно только гордиться.

 

Эли Сааб

(1964)

Он умеет превращать обычных женщин в принцесс, но при этом королём себя не считает, хотя и мог бы, ведь великолепные наряды, им созданные, год за годом блистают — во всех смыслах это слова — на самых известных мероприятиях. Они так прекрасны, что порой могут и затмить свою хозяйку. Но тут уже её вина, а не их, и не мастера, который их придумал и воплотил в жизнь.

Эли Сааб родился в 1964 году в Бейруте, столице Ливана. Его родители не мусульмане, как хочется сразу предположить, услышав о восточном происхождении, а марониты (направление христианства, принадлежащее к Восточным католическим церквям). Его отец занимался оптовой торговлей древесиной, и Эли в детстве увлекался выпиливанием с помощью лобзика всяческих деревянных безделушек. А ещё вырезал фантастические платья из бумаги и наряжал в них сестёр. Так что можно сказать, что интерес к моде проявился у него рано, но портной в Ливане — не очень престижная профессия, а модельер — и вовсе неслыханно не мужская. Но родители, к счастью, поддержали увлечение сына.

В 1981 году он уехал в Париж, чтобы изучать там дизайн одежды, знакомиться с Высокой модой. Но долго он там не пробыл — его снедало нетерпение начать как можно скорее, и, получив самые необходимые навыки, он вернулся обратно в Ливан. И в 1982 году, когда Эли было всего восемнадцать лет, он открыл в Бейруте своё первое ателье и нанял двенадцать сотрудников. С самого начала он специализировался на вечерних и свадебных платьях, и всего несколько месяцев спустя о начинающем модельере начали говорить в Бейруте, а потом его известность стала просачиваться и за пределы Ливана.

Не следует думать, однако, что всё было как в сказке — модное ателье и мгновенный успех. На самом деле Эли приходилось нелегко, как, впрочем, и остальным его соотечественникам, — не будем забывать, что пятнадцать лет, начиная с 1975 года, в Ливане шла гражданская война. Как говорил он потом, всякий раз приходилось переживать — дойдёт ли очередной паром, связывавший Ливан и Кипр, до места назначения или его потопят меткие выстрелы? Сложно было делать всё — и заказывать ткани, и работать в самом Бейруте, который за эти годы настолько пострадал от военных действий, что центр города пришлось фактически восстанавливать заново, и отправлять готовые заказы…

Эли Сааб

И всё-таки, несмотря на работу в таких условиях, Эли Сааб создавал прекрасные наряды, глядя на которые невозможно было поверить, что их создавали в стране, где идёт война. Они могли быть самыми разными, но всех их объединяла изысканность, женственность — не будучи ни в коей мере вульгарными, они мягко подчёркивали фигуру — и, можно сказать, романтичность. Как он однажды заметил, он родом из страны, где споры приводят к войнам, а потому в своих работах он воздерживается от любых провокаций. Сааб успешно объединял в своих работах Восток и Запад, использовал роскошные, но лёгкие ткани — различные виды шёлка, муслин, шифон, а в качестве отделки использовалась в основном ручная вышивка, в том числе и бисером.

Уже через пять лет у него было множество клиентов, в том числе и представители различных королевский семей Востока (например, одна из самых высокопоставленных его поклонниц — королева Иордании Нур, теперь уже вдовствующая королева). Дела пошли настолько успешно, что Сааб смог нанять большее помещение, и стал принимать заказы из Европы, в том числе и из Парижа! А в 1997 году он в первый раз показал свою коллекцию за пределами Ливана, и произошло это в Риме. В том же году его приняли в синдикат, объединяющий итальянских модельеров, причём Сааб стал первым иностранным его членом. Год спустя он запустил линию готовой одежды, и уже не в Бейруте, а в Италии, а конкретнее, в Милане. Тогда же он провёл показ свих коллекций в Монако, а в 2000 году, по приглашению парижского Синдиката Высокой моды — в Париже. Шесть лет спустя модный дом Эли Сааба вошёл в число иностранных его членов (на данный момент их всего пять), а в 2007 году он открыл свой бутик в сердце Парижа. Не об этом ли он мечтал, когда ещё мальчишкой хотел стать кутюрье?

Всемирная известность — хотя сам Сааб скромно отказывается от таких пышных слов — пришла к нему в 2002 году, когда известная американская актриса Холли Берри появилась на вручении наград Американской киноакадемии, проще говоря, на «оскаровской» церемонии, в необычном платье. У него была роскошная тёмно-красная юбка и прозрачный лиф с вышитыми аппликациями, которые делали наряд очень соблазнительным, но не вызывающим. Платье привлекло всеобщее внимание, и с того времени наряды от Эли Сааба появляются там, где женщина должна предстать во всём великолепии, от Каннского фестиваля до приёма в честь королевской свадьбы. «Роскошная элегантность» — так, наверное, вкратце можно охарактеризовать его произведения.

И ещё одна маленькая, но существенная деталь, которая говорит об кутюрье даже больше, чем изысканные детали его нарядов. Несмотря на огромную популярность и признание в самых разных странах, он остаётся жить на родине. Из Ливана, из-за тяжёлой политической и финансовой ситуации ежегодно уезжает множество людей, особенно молодёжь. Но сердце империи Эли Сааба — по-прежнему в Бейруте. Он — лицо своей страны, один из самых известных ливанцев в мире. Если есть талант и желание работать, то создавать Высокую моду можно везде. Не только во Франции — можно и в Ливане.

 

Александр Маккуин

(1969–2010)

В 2011 году в нью-йоркском Метрополитен-музее прошла выставка, посвящённая творчеству недавно ушедшего модельера, а предисловие к каталогу начиналось с упоминания о татуировке на его руке, цитате из «Сна в летнюю ночь»: «Любовь глядит не взором, а душой». В сущности, вся пьеса именно о том, что любовь способна преобразить что угодно и кого угодно, сделать уродливое прекрасным. Всё зависит от того, как смотреть… И это стало своеобразным девизом его недолгой, но такой насыщенной жизни.

Ли Александр Маккуин родился в одном из районов южной части Лондона, в 1969 году. Вскоре после его рождения семья переехала в Стратфорд, район на северо-востоке города. Отец, Рональд Маккуин, был водителем такси, классического английского чёрного кэба; мать, Джойс, довольно долго не работала — в семье было шестеро детей, о которых нужно было заботиться. И только когда самому младшему, Ли Александру, исполнилось шестнадцать, она устроилась учительницей в местную школу. Среди прочего, она преподавала там генеалогию — её предки, французские гугеноты, переселились в Англию в начале XVIII века. Александр всегда будет интересоваться историей своей семьи, и в то же время подсмеиваться над собственной историей, мальчишки из скромной семьи лондонского Ист-Энда, который добился успеха, — слишком уж избит такой сюжет, а если он что-то особенно не переносил, так это стереотипы.

Александр Маккуин

«[Мои коллекции] возникали из моего детства, из того, как я воспринимал жизнь, из того, как меня учили воспринимать жизнь», — говорил он. И о том, чему он посвятит эту жизнь, Ли (в юности он использовал первое своё имя), похоже, знал почти с самого начала — это должно было быть «что-то, связанное с модой»: «Я начал рисовать, когда мне было три года. Я делал это всю жизнь, в начальной школе, в средней школе, всю жизнь. Я всегда, всегда хотел стать дизайнером».

Ли ушёл из школы в шестнадцать лет, и единственный предмет, который он «сдал», — это «искусство», что, впрочем, неудивительно. Как раз в это время Джойс Маккуин узнала — об этом рассказывали по телевизору, — что на Сэвил-Роу (можно сказать, сердце английской мужской моды) не хватает подмастерьев. И она убедила сына попробовать свои силы. Попытка оказалась успешной — юного Ли приняли в солидную фирму, к услугам которой обращались даже члены британской королевской семьи, где он стал помощником известного мастера по пошиву пальто Корнелиуса О’Каллагана. Как случилось, что в такое место приняли совсем молодого человека без какого-либо опыта? Его отсутствие скорее было плюсом — проще было научить с нуля, чем переучивать. Ли проработал там два года — поначалу ему было интересно, он жадно изучал все тонкости пошива, а затем, как он признавался семье, ему стало там слишком скучно (что, вероятно, и послужило причиной не такой уж невинной выходки — позднее он сказал в одном из интервью, что исписал неприличными выражениями подкладку для пиджака принца Уэльского, так что фирме пришлось отозвать обратно все предметы гардероба принца, сделанные Маккуином во время работы в «Андерсоне и Шеппарде»; их все тщательно проверили, ничего не обнаружили, но, правда это или нет, подобный поступок вполне был в его духе!). В 1988 году он перешёл в другую фирму, «Гивс и Хоукс» — там делали военную форму, и он задержался у них меньше, чем на год, а затем устроился в «Энджелс и Берманс» — это место было уже, пожалуй, ближе к тому, к чему он стремился; там занимались театральными костюмами; среди самых известных постановок, над которыми Ли довелось тогда работать, были «Отверженные». Однако и там он пробыл недолго, перейдя к дизайнеру Кодзи Тацуно, а когда тот обанкротился, покинул Лондон и уехал в Милан: «В Лондоне ничего не происходило, а самой значимой фигурой тогда был Ромео Джильи. Он был везде. Я думал, что это единственный человек, у которого мне бы хотелось работать». Ли взял билет в одну сторону, и явился в офис своего кумира, прихватив портфолио, о котором он затем говорил, что оно было «ужасным». Там двадцатилетнему нахалу из Англии сначала сказали, что места для него нет, но не успел он спуститься по лестнице и выйти на улицу, как одна из девушек в приёмной побежала вслед за ним, крича, что господин Джильи всё-таки назначает с ним встречу. Назавтра Маккуин получил работу своей мечты, и год, который он провёл у известного итальянского модельера, он вспоминал с восхищением, поскольку много чему научился.

Вернувшись в Лондон, он подал документы в Сент-Мартинс, Центральный колледж искусства и дизайна. На самом деле он поначалу пришёл туда в поисках работы — учить студентов делать выкройки, и хотя там не было такой должности, молодой человек, успевший к своим двадцати годам поработать в нескольких фирмах на Сэвил-Роу и у Ромео Джильи, не имеющий образования в области дизайна одежды, зато уже имевший опыт и мастерство, а, судя по всему, и талант, заинтересовал преподавателей. Он закончил Сент-Мартинс в 1992 году, его дипломная коллекция называлась «Джек Потрошитель» и была посвящена знаменитому лондонскому маньяку XIX века — тогда он и познакомился с женщиной, которой суждено было сыграть большую роль в его жизни, стилистом Изабеллой Блоу (она была музой многих, в том числе и ещё одной будущей знаменитости, дизайнера головных уборов Филиппа Трейси). Нет, о романе речь не шла — Маккуин с ранних лет знал о своей гомосексуальной ориентации, это была дружба, много значившая для обоих. Она скупила его первую коллекцию практически целиком, и очень хотела, чтобы Александр Маккуин (она предложила обходиться без первого имени) добился признания.

Его ранние коллекции, пусть в них уже и был чётко виден стиль, который в своё время принесёт ему славу, особого внимания не привлекли, а вот пятая и те, что последовали за ней, быстро заработали ему прозвище «хулигана от моды». Коллекция осени-зимы 1996–1997 года называлась буквально «Хайлендское насилие» (рваное кружево, тартан, много обнажённого тела), после чего критики обвинили Маккуина в ненависти к женщинам; на самом же деле произошло недопонимание, и он имел в виду то, как жестоко обходились с шотландцами англичане три века назад. Но, как бы там ни было, коллекция привлекла внимание, о нём заговорили. И, в частности, Маккуина приметил Бернар Арно, глава группы LVMH. Осенью 1996 года Джон Гальяно перешёл в дом моды Кристиана Диора, покинув дом Живанши, а Маккуин занял его место. Назначение молодого скандального модельера главным дизайнером «Живанши» вызвало противоречивые реакции, но в тот день, когда об этом было объявлено, Катель ле Бури, историк моды, сказала: «Со всей очевидностью, он один из самых сильных дизайнеров, появившихся за последние четыре года. Он представляет собой могучую, незаурядную силу, и обладает огромным творческим потенциалом». И оказалась совершенно права.

Сам Маккуин потом говорил: «Может быть, я и был слишком молод, чтобы принять предложение работать у Живанши. Но кто на моём месте поступил бы иначе?» Четыре с половиной года, которые он провёл в Париже, были очень плодотворными — каждый сезон он представлял по коллекции «от кутюр» и прет-а-порте, создавая вещи порой поразительно красивые, порой удивляющие, но никогда и никого не оставляющие равнодушным.

Покинув Живанши, он обрёл ещё большую свободу — всё-таки работая на столь известный дом, он был связан определёнными правилами игры, которая, как Маккуин потом говорил, всё-таки была не для него. В конце 2000 года он продал 51 % своей компании финансовой группе Гуччи и, имея теперь сильную финансовую поддержку, мог творить дальше. Вокруг него была тесная сплочённая команда, в том числе и Сара Бёртон, которая возглавит в своё время дом Маккуина. С годами дом расширял поле деятельности, начав, как и другие, выпускать различные аксессуары, открывал магазины в Европе и США, а звёздными клиентами его давно уже было не удивить. Но всё это казалось неважным по сравнению с работой.

Показ очередной коллекции Маккуина превращался в незабываемое, вызывавшее самые разные эмоции, шоу. За каждой коллекцией стояла история. За каждой историей — выдуманная и продуманная жизнь. Его модели, как и источники вдохновения, могли быть самыми разными, но почерк Маккуина был узнаваем всегда. Цвета могли быть яркими или нежно-размытыми, ткани — тончайшими или, наоборот, жёсткими, силуэты — плотно облегающими или летящими, настроение — мрачно-безумным или торжествующим, но в любом случае его безграничная фантазия позволяла создавать фантастические наряды. Он часто обращался к прошлому — «мне нравится, когда вещь современна, но опирается на традиции» и обыгрывал эти традиции так, что, казалось, они пришли из будущего. Он обращался к экзотике — искусству Японии, Китая, Индии, Турции, Африки, и к знакам и символам тех мест, что были ему близки, Шотландии и Англии. С тканью, равно как и со всеми другими материалами, металлом, пластиком, деревом, он обращался виртуозно, будучи при этом не просто дизайнером, сколько «пластическим хирургом со скальпелем». Как можно было определить, что именно эта модель — от Маккуина? Наверное, если зрителю хотелось воскликнуть: «Это фантастика!»

Порой эта фантастика пугала — что ж, этого он и добивался: «Я хочу наделять женщин властью. Я хочу, чтобы люди боялись тех женщин, которых я одеваю». Порой она отвращала: «Я устраиваю не вечеринки с коктейлями, пусть люди лучше уйдут с моего показа и их стошнит. Я предпочитаю сильную реакцию». Порой дыхание захватывало от восторга.

За период с 1996 по 2003 год он четырежды становился «Британским дизайнером года», в 2003-м он получил награду от Американского совета дизайнеров моды, а также орден Британской империи — признания ему хватало. Но он к нему не очень-то стремился.

Скорее, наоборот, с годами он стал всё больше замыкаться в себе. Ограничивал, насколько это возможно, контакты с публикой — как на показах, так и на светских мероприятиях, и ближе к концу — а он, к сожалению, оказался совсем близок — предпочитал общаться уже только с самыми близкими друзьями. Успех оказался, как потом писали, палкой о двух концах, дав ему свободу и одновременно лишив её. Он по-прежнему много и очень продуктивно работал, но коллекция осени-зимы 2010–2011 года оказалась незаконченной…

2 февраля 2010 скончалась от рака мать Маккуина, Джойс, а 11 февраля знаменитого модельера нашли в его доме повесившимся. Официальное заключение гласило — самоубийство. Буря эмоций, которые вызвало это событие во всём мире, похороны, поминальная служба, выставки, книги, показы, посвящённые его памяти, — всё это нужно было тем, кто восхищался его творчеством, чтобы хоть как-то заполнить внезапно образовавшуюся огромную пустоту в мире моды.

Теперь уже вряд ли кто-то возразит, если Маккуина назовут не просто талантом, а гением. Он сумел стать мифом ещё при жизни, а смерть утвердила это окончательно. И всё же так хотелось бы, чтобы он не уходил всего в сорок лет, а оставался и продолжал творить дальше…

 

Николя Гескьер

(1971)

Поклонник творчества Кристобаля Баленсиаги, он возглавил его дом моды в конце XX века и сумел перевести в следующий век без потерь, наоборот, преумножая славу некогда знаменитого имени. Его влияние на современную моду велико — он постоянно опережает других, идя всегда на несколько шагов впереди и задавая очередное направление. Он постоянно заглядывает в будущее, экспериментируя с тканями, экспериментируя с формами. По сравнению со многими другими известными дизайнерами он молод, зато в своём поколении он, вероятно, «самый значительный», как было сказано однажды. И, вероятно, будет сказано ещё не раз.

Он родился в 1971 году в Комине, на севере Франции, неподалёку от границы с Бельгией. Его мать — француженка, а отец — бельгиец. Большую часть детства Николя провёл на западе страны, в Пуату. Спорт играл в жизни мальчика довольно большую роль — он занимался и фехтованием, и плаванием, и верховой ездой. Лет в двенадцать Николя заявил, что хочет быть модельером, и начал рисовать эскизы костюмов, а потом воплощать их в жизнь из подручных материалов, в том числе и штор в их доме. Это путь, через который прошло немало будущих модельеров — правда, позднее Николя признавался, что ему, помимо прочего, хотелось чего-то необычного, выходящего за рамки их спокойной жизни в провинции, не того, чем занимались его родители — мать вела домашнее хозяйство, отец владел площадкой для гольфа.

Николя Гескьер

Однако намерение стать дизайнером оказалось всё-таки не мимолётной детской прихотью, и ещё будучи подростком, он как-то устроился стажёром на летние каникулы к Агнес Б., известному французскому дизайнеру. Это была, конечно, ещё несерьёзная работа («я наблюдал, я делал ксерокопии, я варил кофе»), в конце концов, ему было только пятнадцать, да и денег она не предполагала — за свои услуги он получал вещи марки, но она познакомила его с настоящим, взрослым миром моды. Затем он перешёл к другому дизайнеру, Корин Кобсон, но потом решил всё-таки сначала окончить школу.

В 1990 году Николя стал ассистентом у Жан-Поля Готье, «анфан террибля» французской моды. Он проработал там два года, получив по-своему бесценный опыт, затем стал заниматься дизайном трикотажных изделий, затем сменил ещё несколько мест, работая дизайнером-фрилансером то для одной марки, то для другой, и даже недолго поработал в Италии. Но в 1995 году Николя, наконец, попал в то место, которое и определило его дальнейшую жизнь в мире моды.

В самом начале своей карьеры у Баленсиаги Николя работал в отделе лицензирования и занимался дизайном вещей, предназначенных для японского рынка (в частности, траурной одежды), и то, что его работы заметили, стало, вероятно, тем самым счастливым случаем, которого ожидают почти все. В данном случае повезло и Гескьеру, и Баленсиаге.

К тому времени от знаменитого некогда модного дома Кристобаля Баленсиаги мало что осталось, и когда в 1997 году на место главного дизайнера взяли нового, молодого (Николя только-только исполнилось двадцать шесть), никому неизвестного модельера, на это кто мало обратил внимание. Возрождение этого дома казалось очень маловероятным — как будет позднее говорить Гескьер, «когда я пришёл туда, дом Баленсиаги был полон призраков — хороших и плохих. ‹…› Некоторые люди со мной не разговаривали. Возможно, они полагали, что я сделаю что-нибудь невежливое, дерзкое, что я попытаюсь всё переделать по-своему… Но я, конечно, не собирался делать ничего такого».

Его первые коллекции шумного успеха не имели, хотя их всё же заметили. Работу Гескьера затрудняло и то, что у него поначалу не было доступа к архивам его знаменитого предшественника, и он работал, опираясь в основном на книги и фотографии работ Баленсиаги. Он не пытался копировать его, нет: «Мои отношения с Баленсиагой — это не прямое наследование, это исследование его работы». «Кристобаль Баленсиага открыл много нового, его работы столь изобретательны, что я не перестаю изумляться. Я могу над чем-нибудь работать, а затем вдруг оглянуться и вспомнить прошлое и, подняв архивы, найти многое там».

Уже несколько лет спустя стало ясно, что Гескьер не просто поне-многу возрождает известный дом моды, а что он представляет собой крайне интересного модельера. Его пригласили стать главным дизайнером дома «Труссарди», затем — дома «Каллаган» (и там, и там он в своё время подрабатывал фрилансером), и всё это он делал параллельно со своей основной работой, у Баленсиаги.

В 2000 году он получил титул «авангардного дизайнера года», а в следующем — награду от Американского совета дизайнеров моды. В том же 2001-м показ Гескьера в Париже имел такой успех, что возле магазина каждый день собирались толпы и он просто не мог вместить всех желающих. Так началась настоящая слава, хотя сам он говорит, что никогда не хотел быть знаменитым, он хотел просто работать. Что ж, он работает, и его называют одной из самых влиятельных фигур в мире современной моды, самым необычным дизайнером своего поколения… За что?

Долгие годы своей карьеры Кристобаль Баленсиага посвятил всевозможным экспериментам, особенно с тканями, с силуэтами, с конструированием одежды. Гескьер пошёл по тому же пути, не подражая Баленсиаге, но опираясь на созданное им и проводя собственные изыскания. Его решения обычно инновационны, однако, в отличие от результатов работы многих дизайнеров-экспериментаторов, то, что предлагает Гескьер, можно использовать в повседневной жизни, так что его «футуризм» оказывается практичным и оттого востребованным. И то, что создаёт Гескьер, каким бы странным оно порой ни казалось — то вроде бы жёсткие и негнущиеся костюмы, похожие на доспехи, а на самом деле мягкие и удобные, то одежда, сделанная как будто из солнечных батареек, — всё это можно носить. Пусть его модели кажутся пришедшими из будущего, в конце концов, мы в это будущее понемногу двигаемся… Просто Гескьер делает это быстрее других.

Благодаря ему некогда великий дом моды стал теперь вновь одним из самых влиятельных в современном мире, и, как говорит Гескьер, то, что он делает, это не «революция, а эволюция». Его модели копируют, им подражают, они превращаются в своеобразную модную парадигму… В 2005 году газета «Таймс» включила его в список ста самых влиятельных людей в мире. А он, старательно не привлекая внимания к своей частной жизни, продолжает работать. «В чём особая привлекательность работы дизайнеры в наши дни — вы можете заниматься двумя вещами одновременно, быть экспериментатором и продавать одежду».

Николя Гескьер ещё молод, и, надо думать, несмотря на то, что он уже достиг очень многого, самое лучшее и самое интересное — впереди.