Некоторое время они лежали молча, невольно примеряя сказанное на совместную будущую жизнь. Потом Фива сказала, что, наверное, не все люди индиго обладают способностью входить в контакт с Землёй так, чтобы уже чувствовать её силу своей силой. Ей известно, что такого человека индиго в детстве зовут Звёздным Ключиком , а в зрелости  – Звёздным Спасом. Именно ему дано предотвратить Конец света и вывести людей индиго из тени небытия в мир созидания. Именно он положит начало новой цивилизации, в основе которой восторжествует понимание, что Земля, как и человек, живая. Его ждёт всемирная слава первопроходца нового неба и новой земли. Его слава будет подобна славе Гагарина.

– Удивительно! И откуда что берётся?! – весело восхитился Кеша.

– Я даже знаю, что Звёздный Спас  – это ты! – вдруг выпалила Фива.

– Ну зачем уж так? – несколько опешив, сказал Кеша.

– А откуда тебе известно и про волевое усилие, и про интеллект, и про всё? – нашлась Фива.

Кеша посерьёзнел.

– Откуда известно – не знаю. Но откуда-то знаю, что всё, что сказал, – правда. Да, правда.

– Вот и я не знаю, откуда знаю, что ты – Звёздный Спас. Но главное – не это. Главное – что так или иначе, а я всегда буду видеть в тебе Звёздного Спаса . Я даже бабушке об этом заранее сказала.

Фива решительно тряхнула головой – свой путь она пройдёт до конца. Её потемневшие глаза полыхнули отвагой, как в тот раз, когда, внезапно оставив вагон электрички, он очутился рядом с нею. И они, как тогда, обнялись и, сознавая, что словами не могут выразить глубины своих чувств, невольно перешли на общение посредством мыслей.

Общение посредством мыслей не требует логики. Логика только усложняет и замедляет общение. Всё, что требуется для телепатии, – чувство полнейшего доверия к собеседнику. И ещё чувство уверенности в необходимости данного общения. Словом, как логика сторонится чувств, так и чувство избегает логики.

Поэтому не удивительно, что Фива и Кеша, перейдя на общение посредством мыслей, с лёту начали разговор о предстоящей свадьбе. Сразу решили, что свадьбу будут справлять три дня. Один день в Озёрках, у её родителей. Другой – в Андреевке, у Кешиного отца. А заключение – в Москве, с приглашением, как обещано, Фивиных подруг и их хахалей. Всех аспирантов во главе с Богданом Бонифатьевичем и, разумеется, всех, кто заглянет к ним на торжество. В общем, кого пригласят – не вызывало вопросов. А вот место, где лучше сыграть свадьбу, в кафе или ресторане, до того распалило воображение, что Фива воскликнула:

– Только не в кафе «Сталкер», – сказала и засмеялась, вспомнив своё хождение туда со своими подружками Ксенией и Агриппиной, и вдруг мечтательно предложила: – Пожалуй, лучше всего было бы сдвинуть столы под вечным деревом.

Вспомнив о вечном дереве , Фива сейчас же вспомнила, что под ним их одежды, а на часах уже семь утра, работа с восьми.

– Не переживай, – сказал Кеша. – Не опоздаешь.

Кеша ещё только решал, пойдут они к вековому дубу или одежда сама, как бы по щучьему велению, окажется здесь в комнате, а над креслом уже возникли серебристые струйки искрящегося тумана, размывшие его очертания. Впрочем, никакого тумана не было. Была игра света статического электричества, зеленоватого, как болотный газ, которое, исчезнув, обнаружило не только кресло, но и Фивину одежду, лежащую на нём. Причём сложенную с такой аккуратностью, какой за собою Кеша не замечал.

Нет-нет, с его стороны не было никакого волевого усилия – это она. Он взглянул на Фиву, она, словно зачарованная, смотрела на свою одежду. Восторг и ужас были запечатлены на её лице.

– Фивочка, я вижу твоё пальто, и шапочку, и платье, и перчатки, а где моя одежда? Ты что, обо мне забыла? – весьма громко удивился Кеша потому, что главным было не удивление, а именно громкость, чтобы вывести Фиву из шокового состояния.

Наконец она очнулась и сразу же бросилась в его объятия.

– Я даже думать не думала об одежде. Так, чуть-чуть подумала и невольно испугалась, а вдруг она действительно возникнет на кресле, и что я буду делать?

– И всё-таки где моя одежда? – стараясь отвлечь её от потрясения, которое сам недавно испытал, впервые столкнувшись с материализацией предметов, появляющихся как бы из воздуха.

– Кешенька, милый, прости! Если бы знала, что у меня получится, то и твою бы взяла, – всё ещё в замешательстве повинилась Фива.

Впрочем, придя в себя, высказала сомнение в успешности такого мероприятия, потому что не помнит Кешиной одежды, кроме демисезонного пальто, которое запомнилось только благодаря злополучной пуговице, вырванной с мясом.

– А ничего не надо помнить, – сказал Кеша. – То есть достаточно вообразить в памяти какой-нибудь один предмет (не имеет значения какой): сорочку, сапожки, или пальто, или пуговицу от пальто. Все предметы одежды, как бусинки, связаны между собою одной нитью – одним и тем же личным временем создателя волевого усилия. Так что, выдернув один предмет, поневоле выдёргиваются все.

– Кеша, а если, находясь в другом пространстве, вообразить какого-нибудь лично знакомого человека, чтобы он переместился в мир тонких материй, – он переместится? И если «да» – можно ли, используя временну́ю нить , прибрать, то есть переместить к себе, целый город, в котором живёт этот лично знакомый?

– Ну вот – сразу прибрать, ты же не жена олигарха! – весело сострил Кеша.

И Фива, прильнув к нему, ласково поинтересовалась:

– Кеша, а я чья жена, чья – может, ответишь?

– Да ты же сама знаешь, – несколько в растерянности сказал Кеша.

– Я знаю, – сказала Фива. – А потому именно у тебя спрашиваю – можно вслед за одним горожанином весь город переместить?

Ничего не осталось от Кешиной весёлости.

– Я не знаю, – сказал он. – Во всяком случае, чтобы это произошло, каждый житель города должен страстно желать перемещения города. Так сказать, помогать этому своим волевым усилием. Я думаю, что легенда о граде Китеже – не совсем легенда. Вера и желание многое могут, когда сопоставляются с главным, когда находятся в соразмерности с миссией, ради которой напрягают волевое усилие.

– Миссия у нас одна – предотвратить Конец света , – с некоторой обидой в голосе сказала Фива.

Ей показалось, что Кеша не считается с нею, игнорирует её мнение.

– Как можно предотвратить, если люди не изменятся в своей сути? Если опять примутся наращивать ядерный потенциал, если опять будут накапливать любое другое оружие массового уничтожения всего живого. Это невозможно, всё опять повторится сначала, и опять – Конец света !

– Кешенька, а если мы вместе произнесём наши заветные слова – всегда, буду, хочу ?

Он грустно улыбнулся, сказав, что у них теперь другой уровень понимания, а тот, прежний, остался позади. Однако Фива не хотела его понимать. И тогда он сказал, что чувствует множество поселений в будущем, но они фиксируются расплывчато, как бы наслаиваются друг на друга. Возможно, это поселения отдалённого завтра, а возможно, это одно и то же поселение, но в разные отрезки времени.

Кеша вспомнил о странном городе будущего, о потерянных беженцах, ждущих допотопную электричку, и ему стало не по себе – не они ли с Фивой как-то повинны в иной, но, может быть, ещё более страшной людской трагедии, чем столкновение с Фантомом?!

И он сказал, что спасение возможно только в настоящем времени. Наверное, святой Серафим Саровский имел в виду таких, как они, страждущих, когда говорил: главная цель человеческой жизни – стяжание Святого Духа. Спасись сам, и возле тебя спасутся десятки. А перемещать волевым усилием города и страны – это представляется Кеше соблазном.

– Ты уверен? – спросила Фива.

Её обидела мягкая настойчивость Кеши, отклоняющая её искреннее желание стремглав бежать спасать Землю. Она понимала, что нельзя охватить необъятное. Но всё же «попытка не пытка», а он испугался.

Не понимая его внезапного страха, она не понимала смысла Кешиных слов и хотела лишь одного – увлечь его своей смелостью.

– Хорошо, – решительно сказала она. – Сейчас мы появимся в каком-нибудь «расплывчатом» городе, наподобие Москвы, и точно всё узнаем, потому что это важно знать для будущего.

Кеша легко прочитал настроение Фивы и был пленён её самоотверженностью. Однако объяснять своих страхов не стал. Напомнил, кто-то опасался опоздать на работу.

– А кто-то сказал: не переживай – не опоздаешь.

Она стала убеждать Кешу, что им надо появиться в тонком мире, потому что ключевое знание никогда не откроется в обычном мире. Тем более оно не откроется обычному человеку, он не сумеет его усвоить. Лучшие человеческие умы, так называемые учёные мужи, в большинстве своём не в состоянии представить, что Земля, как и человек, живая.

В ответ Кеша ничего не сказал, подобные мысли уже проходил и теперь подивился, как быстро идёт созревание Фивы-индиго . – Хорошо, она сама отправится туда, под вечное дерево . Заодно захватит Кешины одежды. Только он никуда не отлучается и ждёт её. Она будет настраиваться на него, как на родной маячок.

И тогда он сказал:

– Посмотри на свой перстень. Посмотри, как горит и мигает!

Фива удивилась – с момента помолвки ничем не проявлял себя, а тут надо же! Она заглянула в него и увидела на самом донышке, поочерёдно появляющиеся знаки – «плюс», «минус». Ей показалось, что «минус» запечатлевался несколько резче, а может быть, продолжительнее. Как раз на это она хотела обратить Кешино внимание.

Ей пришлось удивиться ещё раз. Кеша одевался. Одежды лежали перед ним на диване-кровати, словно они всегда были здесь. И никаких серебристых струек, и никаких всполохов статического электричества.

– Ты, наверное, принимаешь меня за полную дуру, – с грустью констатировала Фива. – Почему нет серебристых струек, или ты каким-то иным способом вернул свои одежды?

– Способ тот же – желание и волевое усилие. Серебристые струйки – это отсутствие навыка мгновенной концентрации. Поначалу и у меня такое бывало – болезнь роста. Пройдёт, – заверил Кеша.

– Тогда, может быть, ответишь – где взял этот чудесный перстень? И о чём он сигнализирует?

Кеша взял её руку и, прежде чем остановил взгляд на сапфире, бережно поцеловал её. Фива смутилась и зарделась от удовольствия.

Смутив Фиву, Кеша и сам смутился. И, чтобы скрыть возникшую неловкость, преувеличенно бодро отрапортовал, что и перстень, и прозрачный диск в целлофановом пакетике, и фляжку ректификата, а может быть, живой воды, он получил от вестников. Так сказать, их энергетических сущностей. Наподобие той, что угостила их сигаретами у главного корпуса сельскохозяйственной академии.

– В день встречи у Тимирязевки? – засмеялась Фива.

Её обрадовало смущение Кеши, и, как тогда, в первое утро Нового года, она поправила его:

– Не той, а того.

Ей действительно тогда привиделся парень в серебристом комбинезоне, похожий на космонавта. Но она поправила Кешу и тогда, и сейчас не поэтому. Она почувствовала, что люба ему. Люба и в согласии, и в несогласии, и сердце её пролилось теплом.

– Ну что, подождёшь меня здесь? – сказала Фива.

– Ага, размечталась! – весело отозвался Кеша.

Он тоже подумал о встрече Нового года, закончившейся слезами Фивы. Всего две недели прошло, а кажется – месяцы и даже годы. Но она рядом, она стала ближе и роднее.

– Я понимаю, – весело иронизируя, заметил он. – Вы собрались идти к грандиозному дубу, к своему, так сказать, вечному дереву . Но, может быть, прежде вы ещё раз заглянете в пространство перстня и как-то истолкуете чередование знаков, очень похожее на предупреждающие сигналы?

– Предупреждающие?! – Фива вскинула брови.

И Кеша объяснил ей, что перстень на её пальце – своего рода индикатор, указывающий на состояние её чувств. Сейчас он неистовствует, разрываясь между будущим и прошлым. Потому что, с одной стороны, Фива желает попасть в будущее, чтобы получить ответ – можно ли погружать в биополе Земли целые города с людьми (знак «плюс»). А с другой – желает попасть в прошлое, потому что вечное дерево на холме – это место их встречи в детстве.

– И что же теперь делать? – обеспокоенно спросила Фива.

– А ничего, – сказал Кеша. – Доверься мне.

Странно, но ироничность и бравада только усиливали серьёзность происходящего.

Есть у него местечко в будущем. Правда, в нём большинство людей ждут допотопную электричку, чтобы вернуться в какое-то своё реальное время. Зато там он познакомился с удивительной троицей – мужчиной, женщиной и четырёхлетним мальчиком. Он даже помнит его имя – Адам. Вот уж кто-кто, а он точно Адам-индиго , развит не по годам.

Кеша стал заводить будильник, а Фива посмотрела на перстень. Он горел ровным иссиня-голубым пламенем, а на самом донышке резко темнел знак «плюс».

– Ты настраиваешь радиомаячок? – весело ехидствуя, поинтересовалась Фива. – Как только он зазвенит, мы поймём, что пора на работу.

– Именно так, – сказал Кеша.

Он обнял Фиву, и они исчезли. Растворились в воздухе, не оставив после себя ни серебристых, ни каких других струек.