Они стояли в полумраке, как бы под сводом беседки, выстроенной из арок. То есть им так казалось, потому что с усилением света стенки беседки разъехались, точно страницы раскладывающейся детской книги. Стена между лифтами опять украсилась ложными арками, а в простенках опять появились огромные тарелки, похожие на древние щиты. В глубине зала за «оазисами» из стеклянных журнальных столиков, кресел и диванов, обтянутых мягкой кожей, вновь обнаружилась овальная стойка «ресепшн».

Ни к кому не обращаясь, Дядя Сэм кивнул в её сторону.

Теперь он шёл впереди, за ним следовал японец, а полковник замыкал шествие.

Зачем он здесь, среди этих неизвестных людей? Может быть, лучше всего ему приотстать, тихонько выйти из гостиницы и направиться в кафе «Сталкер», как он и планировал до встречи с иностранцами?

Американец, резко остановившись, оглянулся, японец едва не наскочил на него.

– Агапий Агафонович, не отставайте, видит бог, что всё, что происходит вокруг нас, архиважно.

Возле стойки администратора стояли несколько человек с небольшими рюкзаками и чемоданчиками. Иностранцы с проекторами весьма легко влились в очередь и как бы растворились в ней, стали менее заметными. Впрочем, слабое утешение, потому что от столиков то и дело подходили новые клиенты, имеющие бронированные места, и очередь практически не продвигалась. И тогда, со всей своей представительностью начальника СОИС МГУ, Агапий Агафонович попросил одного из сотрудников за стойкой подозвать главного администратора гостиницы.

– Она занята и просила её не беспокоить, – ответствовал сотрудник, принимая паспорта поверх голов очереди.

Ничто не меняется, что прошлое, что будущее, всюду одно и то же, беззлобно и даже с некоторым удовольствием отметил полковник нерушимость российского обормотства. Увы, даже время пасует перед ним. Именно поэтому он не стал предъявлять корочки начальника СОИС МГУ, а воспользовался опытом бывшего заместителя проректора по международным вопросам.

– А я ещё раз настоятельно прошу позвать сюда главного администратора, – сказал Агапий Агафонович и весьма расчётливо возвысил голос. – У нас иностранные учёные отстали от группы… Или нам нужен международный скандал?

Из кабинетика с открытой дверью появилась очень милая молодая женщина в лёгкой кофточке и чёрной юбке в белый горошек. Она улыбнулась полковнику, и он, указывая на Дядю Сэма и штабс-капитана Рыбникова, сказал, что у них есть проблемы.

Едва ли женщина-администратор слушала иностранных учёных с бо́льшим вниманием, чем Агапия Агафоновича.

– Сегодня какой день и какое число? – почти синхронно поинтересовались Дядя Сэм и штабс-капитан Рыбников.

Это было настолько странно, что молодая женщина опять улыбнулась Агапию Агафоновичу.

– Сегодня первое мая, четверг, и к тому же выходной день. Я совершенно случайно оказалась на рабочем месте.

И тут выяснилось, что учёные-иностранцы поселились в две тысячи двадцатом номере ровно двадцатого марта, в день открытия гостиницы и тоже в четверг. Уплатили загодя, за месяц вперёд, но так получилось, что были в отъезде и задержались, а теперь не знают – их выселили из номера или нет?

Администратор села за компьютер, и уже через минуту было известно, что они выселены, а их багаж (два чемодана) сданы в камеру хранения гостиницы, которая работает круглосуточно, так что они могут получить его в любое время. Иностранцы пожелали продлить пребывание в гостинице, причём в том же номере. Администратор сказала, что прежний номер хотя и не занят, но уже забронирован. Она пообещала за ту же цену предоставить им номер более привлекательный, с видом на университетский парк. Но иностранцы стали настаивать, чтобы их снова поселили в две тысячи двадцатый. Более того, они готовы были проплатить десять суток своего отсутствия, чтобы ни у кого не возникало даже подозрений, что они съезжали из номера.

Здесь администратор опять со значением взглянула на Агапия Агафоновича, и он опять виновато пожал плечами. Он действительно не понимал иностранцев. Между тем главный администратор поняла их по-своему. Неожиданно резко сказала:

– Только не надо никаких проплат!

Она приказала сотрудникам немедленно поселить учёных в две тысячи двадцатый номер и ушла, даже не взглянув на Агапия Агафоновича.

Получив ключи, Дядя Сэм и штабс-капитан Рыбников попросили полковника незамедлительно подняться с ними. На его предложение – захватить багаж – заявили, что багаж подождёт. Штабс-капитан Рыбников с удовольствием постучал по проектору.

– Главное сейчас здесь.

Две тысячи двадцатый номер оказался люксом. Агапия Агафоновича не удивило, что Дядя Сэм и штабс-капитан Рыбников, не снимая обуви, прошли по роскошным коврам и прямо в верхней одежде стали устанавливать на столе принесённые проекторы. Он чувствовал, что сейчас произойдёт что-то очень важное.

Занятые установкой аппаратов, иностранцы как бы забыли о присутствии полковника. И тогда он сам напомнил о себе – потребовал, чтобы его немедленно отправили в настоящее время. Однако требование, как говорится, повисло в воздухе. Иностранцы не спешили реагировать: как протирали линзы окуляров, так и продолжали протирать. Полковник рассердился.

– Штабс-капитан Рыбников, с вами говорит полковник, не забывайте о субординации – выполняйте приказ.

Иностранцы переглянулись, и Дядя Сэм сказал, что звание здесь ни при чём – приказ невыполним. В море застывшего времени девятисекундная полоска настоящего – настолько крохотная полынья , что в неё просто невозможно попасть. Чтобы осилить проблему, они отказались от прошлого. Им казалось, что таким способом они уменьшат море и полынья станет как бы побольше. Из будущего (без прошлого) будет попроще попасть в настоящее время . Они не учли, что настоящее для будущего – это прошлое. Так что отправить полковника в настоящее время у них нет никакой возможности. Они лишились настоящего, когда в угоду своим ошибочным представлениям переформатировали телелинзы.

– И ещё моя скажет вам, господин полковник, в Горном Хуторе (двести «камэ» – Владивосток) мы понарошку капали на кнопка телелинзы раствором белой глины, настоянной на дальнегорской сеточка , чтобы лучше цель попадать. Обман получился. За будущим – будущее время попадать: десять – десять. А наводка на цель прошлогоднюю: ноль – ноль и ни с места.

– А как же вы сами теперь – навсегда останетесь в будущем? Или отсидитесь, пока произойдёт столкновение с астероидом, а там видно будет? – изумился полковник.

Он решил работать под дурика, чтобы, не афишируя намерений, досконально разобраться, откуда и каким образом попали в его стол донесения Гарвардских изобретателей.

– Не будем скрывать, – сказал Дядя Сэм. – И такие мысли имели место быть, но только как крайний случай.

И тут выяснилось, что они спешили на встречу с Агапием Агафоновичем как раз потому, что надеялись с его помощью попасть в настоящее время . С тех пор, как они оказались в будущем, а они оказались в нём двадцать шестого декабря две тысячи четвёртого года, они всячески пытались встретиться с ним.

– Ну, как-то бы сообщили донесением, мол, так-то и так-то – находимся в будущем, – хитро подсказал Агапий Агафонович.

Сообщали, в голос воскликнули иностранцы. Да только их донесения в любом виде не доходили. По эйнштейновской теории относительности их адресат всегда оказывался в прошлом.

Агапий Агафонович едва не ляпнул, что два последних донесения дошли. Ну просто как олух, чуть не раскрылся. Видимо, в его обстоятельствах, чтобы стать всамделишным дуриком, уже не много ему и осталось. И он приказал себе – бдительность и ещё раз бдительность!

Между тем иностранцы в отличие от него, ни о чём не заботясь, продолжали открывать свои карты как по заказу.

Вначале у них стояла задача наблюдать за лабораторией профессора Бреуса. Дело в том, что «компьютер-коллайдер», или, как называют его аспиранты ЛИПЯ, Властелин колец , – в какой-то степени прообраз машины времени. Во всяком случае, сверлит дыры в веществе времени не хуже дантистской бормашины «Siemens».

– Вы знаете, как называется сверхсекретная лаборатория? – всё ещё играя дурика, вскинул брови полковник.

– Мы же говорим, что уже много лет наблюдаем за профессором Бреусом, – сказал Дядя Сэм и пояснил: – А с тех пор, как он стал работать исключительно с аспирантами индиго , наблюдение было усилено.

– Ничего себе, было усилено! – забыв, что он дурик, искренне возмутился полковник и взглянул на штабс-капитана Рыбникова так, словно приглашал и его разделить своё возмущение. – Это же шпионаж, это же шпионаж чистой воды!

– Моя ничего не знает о шпионаже, моя работала над телелинзой , япона мать!

– Твоя над телелинзой ?! – взвился полковник, ему не понравилась реакция японца как младшего по званию. – А я всё думал: почему он штабс-капитан Рыбников (теперь Агапий Агафонович обращался уже к Дяде Сэму), у него же имя выдающегося японского шпиона, о котором в своё время писал Александр Куприн. Вы, наверное, знаете обычай – называть человека именем той страны, из которой он приехал или долго обретался в которой, то есть жил.

Дядя Сэм утвердительно кивнул: евреи, приехавшие из России, – русские. Немцы, приехавшие в Германию из России, – тоже русские. А русские, прошедшие Афганистан и Чечню, – афганцы и чеченцы.

– Вот-вот, – неискренне обрадовался полковник. – Знакомьтесь, шпион штабс-капитан Рыбников. Штабс-капитан – это звание в российской царской армии. А Рыбников – истинно русская фамилия. Может быть, слышали: звезда советского киноэкрана первой величины, артист Николай Рыбников?

– Собственно, в чём проблема? – сухо спросил Дядя Сэм.

– А у тебя, конечно, никакого звания?! – вскипел полковник и уличил американца. – Резидент!

Его понесло вразнос, использовал сведения, почерпнутые из сверхсекретных донесений Гарвардских изобретателей, которые сжёг и дал себе слово не использовать их ни при каких обстоятельствах.

– А я ещё раз спрашиваю: в чём проблема? – неестественно мягко повторил вопрос Дядя Сэм (полковник стал давить ему на нервы).

– А в том, что вы незаметно пробрались на суверенную территорию России, а шпионаж, согласно международной конвенции, преследуется во всех странах, даже в странах-изгоях он не приветствуется. И я не потерплю здесь (полковник жёстко сверкнул острым взглядом в сторону японца) никаких мата хари и харей с матом ! Здесь ваш хвалёный однополярный мир закончился – и прошу-с не спорить.

– Так в чём проблема, арестуйте нас, верните в реальное время. Мы даже с благодарностью попаримся в вашей «Матросской Тишине», пока вы будете фабриковать улики, – явно иронизируя, подсказал план действий Дядя Сэм. И совсем уже не скрывая сарказма, заметил: – Кстати, пока будем сидеть в тюряге, глядишь, из ненавистной вами Америки пришлют разрешающие грамоты от международной конвенции.

Воцарилось напряжённое молчание.

Агапий Агафонович словно налетел на невидимую стену. Всё, что знал и не знал, смешалось в голове. В самом деле, чего он добивается? В их профессии нет никаких разрешающих удостоверений, нет ничего, а всё, что есть, – улики. А улики никто не приветствует, даже штатские их избегают, а уж профессионалы… Президенты, конечно, будут между собою договариваться. Но что делать ему, полковнику Акиндину? Может, для того чтобы они договорились, надо сейчас сгрести иностранные телелинзы под мышки и сигануть в окно с двадцатого этажа? Тут уж наверняка присвоят ему звание Героя России. Правда, посмертно – бедная Люси!

Полковник сделал решительный шаг к окну – а, пусть разбираются…

– Эй вы?! Послушайте моя, япона мать! Астероид Фантос-Масс, он на всех ещё летит! – досадуя, вскричал штабс-капитан Рыбников.

– Не Фантос-Масс, а Фантом, – поправил Дядя Сэм.

До чего же замечательный человек, этот «япона мать»! Остановил, увёл от греха, приходя в себя, подумал полковник и рассудительно предположил: наверное, наших людей наслушался и хотел сказать «Фантомас».

– Почему вы, русские, такие, всё вам кажется, что кто-то желает вас обидеть, наказать? – спросил Дядя Сэм. – Откуда такая подозрительность? (Он почувствовал перемену в настроении полковника.)

– По мне не судите о русских, я русский на одну треть, а на две третьих – помесь хохла с грузином.

– Я тоже на две третьих помесь афроамериканца с папуасом!

– Да вы что! – восхитился Агапий Агафонович. – Вот вы и ответили на свой вопрос. Ваш прапрадедушка папуас съел нашего путешественника Миклуху-Маклая, вот с тех пор мы и опасаемся – как бы вы нас не съели.

Дядя Сэм и Агапий Агафонович смеялись от всей души. Дважды в их веселье вмешивался штабс-капитан Рыбников, предупреждал: япона мать, астероид всё ещё летит, чем только добавлял веселья. Оказалось, что Дядя Сэм на одну треть француз, а полковник Акиндин души не чает во французском юморе. Так что после резкого неприятия друг друга и антипатии у них возникли приятие и симпатия.

– Говорят, у вас в Америке самая страшная кара – это за нарушение прав и свобод человека? За нарушение прав и свобод простого человека могут даже президента страны с работы выгнать. И якобы есть примеры, уже выгоняли. Не будем уточнять кого.

– Сейчас везде так – демократия, – сказал Дядя Сэм.

– Ну, не скажи, – возразил полковник. – Мы такой демократической вакханалии никогда не допустим. У нас глава страны может любого выгнать: и простого человека, и непростого, для него все равны. И у нас тоже есть примеры, уже выгоняли, и не раз.

– Что это за демократия, когда всё сверху, а не снизу, почему так? – удивился Дядя Сэм.

– Потому что у нас демократия суверенная , а наш глава страны, не будем уточнять кто, как раб на галерах, прикован к своему руководящему месту цепями. И не простыми, а цепями адамантовыми, как Прометей.

– Зачем, как раб, цепями? Моя не понимай.

– Затем, чтоб другим неповадно было лезть на его место. – Неужто лезут?! Насколько мне известно, у Прометея живую печень орёл клевал и когтями рвал, а это похлеще раба на галерах, – заметил Дядя Сэм.– Если бы один орёл – орлы! – невольно возвысил голос полковник, он вспомнил старлея Наумова и лейтенанта Кимкурякина. – Чуть зазеваешься, и они уже тут как тут, так и вьются, так и норовят тебя побольнее по носу клюнуть, а то и с места спихнуть.Иностранцы недоумённо переглянулись.Агапий Агафонович спохватился, что его занесло не туда, резко перевёл разговор: как получилось, что они ждали его возле кафе «Сталкер»?Иностранцы и прежде не отличались бдительностью, а после стычки характеров их как прорвало. Напропалую делились информацией. Из которой, между прочим, выходило на полном серьёзе, что такой человек, как Агапий Агафонович (абсолютно земной и реальный, не доступный никаким силам звёзд), им как раз-то и нужен был для возврата в настоящее реальное время. У него какой-то особенный менталитет, совпадающий с вектором движения жизни, на который живые электромагнитные волны Земли всегда реагируют, потому что не могут не реагировать. И причём реагируют всегда в его пользу. – О-хо-хо! – глубоко вздохнул Агапий Агафонович. (Знали бы эти иностранцы о проишествии в ресторане «Ермак» – ни за что бы не впали в подобное заблуждение.) Но переубеждать их не стал, по ходу дела хотел выяснить – что за субъекты под их личинами спровоцировали тогда драку в ресторане?Между тем иностранцы удивляли его чем дальше, тем больше. Они были уверены, что сила вектора его реальности сломает и рассыплет в прах любые заграждения, разорвёт, а может быть, и взорвёт любой электромагнитный временной раздел, отделяющий будущее , и они окажутся в реальном времени. Но более всего они рассчитывали на лабораторию, исследующую паранормальные явления, в которой компьютер-коллайдер, или Властелин колец , вылавливал из будущего не только мелкие предметы, но и подопытных обезьянок. Слава богу, подумал Агапий Агафонович, тут у них были хоть какие-то шансы на успех. Но и здесь он промолчал. Главное качество работника СОИС – не перебивать людей, давать возможность высказаться полностью. А когда человек станет как выжатый лимон, то тогда уж конечно.Они верили, они надеялись, что с помощью Агапия Агафоновича, имеющего доступ в лабораторию, смогут заново переформатировать свои телелинзы и как-то вернутся в реальное время. К тому же появились милые энергетические создания , действительно помогающие им не только оптимально использовать свои телелинзы , но и по-домашнему осваиваться в новом биопольном пространстве. Это их, иностранцев, весьма и весьма обнадёживало. Здесь Агапий Агафонович позволил себе осторожно вмешаться. Попросил поподробнее остановиться на милых энергетических созданиях. Иностранцы отозвались с готовностью. Было видно, что они буквально опьянены этими энергетическими созданиями. Особенно усердствовал Дядя Сэм. Впрочем, его речь намного лучше поставлена, чем штабс-капитана Рыбникова. Он просто взахлёб поведал о первой встрече.– Потихоньку кручу окуляр, настраиваю резкость, а в круге, на белом фоне, как бы две мошки бодаются. Потом, сцепившись, замерли, а я кручу окуляры, приближаю этих козявок, чтобы получше рассмотреть. И вдруг стоп – скульптура «Рабочий и колхозница». Она в тёмно-синем лапсердаке – расстегнута на все пуговицы. А он – заросший мужчина в сосульчатом малахае и галифе поверх ботинок.Дядя Сэм весело засмеялся, ожидал, что и полковник разделит его веселье, но полковник как-то весь ушёл в себя, словно перемножал в уме какие-то большие и немножащиеся числа.– И что любопытно, – неистовствовал Дядя Сэм. – Крутишь окуляр – они, эти создания , ещё маленькие, как мошкара, а потом враз увеличиваются, увеличиваются и уже не в телелинзе стоят, а рядом с тобою. Стоят, а ты ничего не можешь понять. Потому что у тебя нет нужного жизненного опыта, чтобы привыкнуть к ним. Потому что ты смотришь здесь уже не глазами и слышишь уже не ушами, а всем своим биополем, заменяющим тело. – В общем, так, господа демократы, – довольно резко и твёрдо перебил Дядю Сэма полковник Акиндин. – Теперь послушайте меня.Он наконец-таки перемножил немножащиеся числа и употребил «демократы» только для того, чтобы потрафить иностранцам. На самом деле «господа бедолаги» здесь было бы уместнее. Но что поделаешь, «япона мать» всё ещё летит, надо действовать сообща, а иначе все вместе, и демократы, и недемократы, так и загнутся в этом светлом будущем.И Агапий Агафонович всё, что знал, без утайки рассказал иностранцам. И не лукавя указал: всё замыкается на Бэмсике, на его информаторе из кафе «Сталкер». Так что сейчас пусть господа демократы постараются и с помощью телелинз закинут его в логово, где лжепредседатель комитета СОИС проводит своё очередное пагубное совещание. А уж он, полковник Акиндин, не подведёт, по рукам и ногам повяжет оборотня. Будьте спокойны, не таких фонвизиных скручивали в бараний рог. Последнее полковник сказал для острастки самому себе – настраивался. И ещё предупредил, чтобы ни при каких завихрениях, настоянных на дальнегорских сеточках , иностранцы не вмешивались в акт задержания преступника индиго  – здесь суверенная территория, Россия. К тому же ему известно, что рядом с оборотнем уже обретаются два его спецсотрудника. Кто-кто, а они уж точно милые энергетические создания и в случае чего помогут ему раздобыть нечто или, вероятнее всего, от мёртвого осла уши. – В общем, пора, приступайте к телепортации, япона мать!Агапий Агафонович незло ругнулся и по-военному чётко вначале припечатал свой поцелуй прямо под правый глаз Дяде Сэму, а потом – на лоб штабс-капитану Рыбникову.Полковник Акиндин всегда всё делал с большим чувством, а потому и под глазом, и на лбу припечатанные поцелуи ещё долго светились, как своеобразные ордена. Но Агапий Агафонович уже этого не видел, он смотрел в окно, из которого едва не сиганул. Но и окна не видел. Он шёл в рукопашный бой изничтожать нечисть, и все его мысли были там. Так что, когда защёлкали включённые телелинзы и в треске молний пространство номера стало, как облако, комкаться и, поглощая предметы, исчезать, внезапно из клубящейся сердцевины марева раздался строгий голос полковника. – Джавгета не трогать, он мой!Иностранцам было недосуг разбираться – кто такой Джавгет?Откуда-то сверху послышался шум как бы железного ветра или приближающейся допотопной электрички. Он нарастал, подавлял сознание и наконец исчез, рассеялся, и вместе с ним исчезли выдающиеся Гарвардские изобретатели индиго.