Адептус Астартес: Омнибус. Том I

Смайли Энди

Данн К.З.

Дембски-Боуден Аарон

Хейли Гай

Каунтер Бен

Кинг Уильям

Анселл Брайан

Прамас Крис

Бейли Баррингтон

Торп Гэв

Паркер Стив

Уотсон Йен

Робертсон Крис

Рейнольдс Энтони

Сандерс Роб

Грин Джонатан

Харрисон Рей

Вернер К.Л.

Ли Майк

Паррино Джо

Манн Джордж

Скотт Каван

Соулбан Люсьен

Гото К.С.

Голдинг Лори

Френч Джон

Эннендейл Дэвид

Макнилл Грэм

Бен Каунтер

Испивающие души

 

 

Испивающие души

 

Глава первая

В тишине вакуума на звездный форт стремительно падал воронено-черный спускаемый аппарат, его волнистая металлическая поверхность была усеяна соплами изрыгающих пламя дирекционных двигателей, тормозящих приземление. Челнок шел по траектории, частично совпадавшей с орбитой Лаконии, холодно мерцавшей внизу. Боевой крейсер, бывшее пристанище маленького корабля и полудюжины его братьев, сверкал на фоне непроницаемой черноты космоса с другой стороны планеты. Никто в звездном форте не знал о его появлении, что входило в планы Испивающих Души.

Внутри челнока Сарпедону были слышны только тихие песни сервиторов и нежное жужжание брони. Воины притихли, размышляя о грядущей битве, о многих годах сражений, приведших их на вершину человеческой славы.

Они думали о примархе Рогале Дорне, отце Ордена, — как символическом, так и вполне буквальном, — о его благородной жизни, примеру которой десантники поклялись следовать. Они наслаждались благосклонностью, ниспосланной Императором, своим путешествием меж звезд и ролью, отведенной им в жизненно важном замысле, столь хрупком, что его не смогли доверить никому, кроме них. Они снова и снова размышляли об этом, подготавливая тела и души к вареву битвы, отметая сомнение, ибо солдат, боящийся смерти, не может быть космодесантником, Испивающим Души.

Сарпедон переживал то же самое. Но в этот раз все было иначе. В этот раз груз истории, уже сотворившей из Ордена образец чести и достоинства, оказался слишком велик. На кону не просто битва, поражение или победа. Скоро, когда сражение завершится, они займут место в легендах, о них будут рассказывать послушникам, их подвиги будут вспоминать на дружных ночных застольях.

Нежные лица хора, вставленные в медный каркас, повернулись к потолку корабля, когда мелодия песни некогда человеческих голосов пошла ввысь. Орден Испивающих Души использовал для всех подсобных, не требующих особых навыков работ неразумных сервиторов, лишь отчасти сохранивших что-то человеческое. Хор состоял из синтетических лиц и проекторов голоса, намертво приваренных к обшивке челнока. Согласно традиции песня помогала воинам сосредоточиться перед грядущей битвой.

Они уже приближались. Они были готовы. Сарпе-дон кожей чувствовал жажду схватки, изливающуюся из его боевых братьев, их заботу о надлежащем поведении в бою, презрение к трусости, способной проникнуть в душу воина. Эти чувства горели в душах бойцов столь сильно, что, казалось, все вокруг озаряется ими.

Корабль содрогнулся, войдя в верхние слои атмосферы Лаконии, но тридцать воинов, два тактических отряда и один штурмовой, сидящие в гравитационных креслах, даже не заметили этого, грезя наяву. Их темно-пурпурные силовые доспехи сверкали, а оружие призрачно мерцало.

Его братья. Избранные, железной стеной стоящие между судьбой человечества и его разрушением. Мелодия хора, практически не слышная на фоне шипения тормозных двигателей, изменилась, когда челнок вошел в завершающую фазу полета. Сарпедон взял шлем с ручки кресла и надел его, почувствовав, как герметическая печать плотно захлестнулась вокруг горла. Новые руны, появившиеся на дисплее, спроецированном прямо на сетчатку глаза, подтвердили воздушную непроницаемость массивных доспехов. Каждый космодесантник провел много часов на ударном крейсере, проверяя снаряжение, так как скорее всего им придется драться в почти безвоздушном пространстве, прежде чем точки входа будут зафиксированы. Сарпедон активировал руну на дисплее, и защитная броня ожила, поприветствовав хозяина тихим гудением. Полузабытая технология ее изготовления передавалась от одного старшего библиария Испивающих Души к другому и теперь защищала и обогревала Сарпедона, ведущего своих братьев-космодесантников навстречу судьбе их Ордена.

Ближе. Еще ближе. Он все чувствовал, не нужны были тревожная мелодия, выводимая хором, и вой сирены предупреждения. В мозгу пронеслись картины того, как громада звездного форта выступает из тьмы, как его размытая тень крадется по коричнево-зеленой поверхности Лаконии. Системы торможения вошли во вторую фазу, а гравитационные кресла прогнулись, смягчая перегрузки.

— Испивающие Души, — раздался из динамиков голос командора Кэона, как всегда четкий и гордый. — Я не буду говорить, для чего вы здесь, чего от вас ждут, или объяснять вам, как вы должны драться. Я не сомневаюсь в вас. Но если в будущем молоденький послушник или изрезанный шрамами ветеран спросит, где вы были, служа Империуму, просто расскажите ему про этот день, когда Орден доказал, что не забывает вопросов чести. Просто расскажите, как вы вернули Копье Души.

Хорошие слова. Кэон затронул души своих подчиненных, сумел использовать власть незыблемых священных традиций, сила которых могла подвигнуть солдат на нечеловеческие усилия.

Свет озарил палубу челнока. Хор сервиторов вплетал свои гармонии в нарастающий шум, и стена звука росла, заставляя сердца воинов парить в ожидании битвы. Из-под обтекателей выползли причальные амортизаторы, их когти, покрытые керамитом, впились в стальное покрытие станции, металлический гул проник сквозь обшивку. Образ звездного форта, который он слишком часто видел на собраниях, посвященных обсуждению миссии, ясно предстал перед глазами Сарпедона. Ныне уродливый и бесформенный, когда-то форт имел форму сферы. Коридоры посадки пронизывали его испятнанную поверхность. Вся операция была расписана по минутам.

К станции уже несколько дней не подлетали грузовые корабли, значит, посторонние при штурме не пострадают. Защитникам будет некуда податься. Картель Ван Скорвольдов и его прославленная частная армия считали звездный форт неприступной крепостью и верили, что оружейные системы внешней обороны и запутанные коридоры защитят их от любой опасности. Испивающие Души же намеревались превратить станцию в смертельную ловушку.

Сканеры дальнего действия проникали только через первые несколько платформ звездного форта. Продумать стройный план атаки не удалось, так как о внутреннем расположении станции не было известно практически ничего, поэтому миссия казалась простой только в принципе. Ворваться внутрь, подавить возможное сопротивление и найти цели. Где они находятся и какого рода оборону может противопоставить Испивающим Души форт, предстояло выяснить на месте непосредственно командирам штурмовых групп, в том числе и Сарпедону.

Всего целей было три. Первые две вели к главной, абсолютной, и успех этой миссии впишет имя каждого космодесантника, сражавшегося на орбите Лаконии, в летописи Ордена.

Сарпедон еще раз проверил болтер и крепко стиснул энергетический посох, рукоятка которого была сделана из рунного дерева и реагировала на изменения в нервной системе хозяина, отзываясь теплом на его прикосновения. Другие космодесантники в последний раз перед боем проверяли вооружение и амуницию — шлемы, подвижные сочленения доспехов, болтеры. Плазмаган отряда Гивриллиана был заряжен под завязку, его энергетические кольца ярко сверкали. Штурмовое подразделение Теллоса стояло с цепными мечами на изготовку. Сарпедон как наяву видел лицо сержанта, скрытое щитком шлема, искажавшим голос, спокойное и безмятежное, с легкой тенью улыбки, игравшей на губах. Все Испивающие Души рождены для битвы, но Теллос мог расправиться с любым количеством противников, стоявших на расстоянии клинка его меча, посмевших поднять руку на избранника Императора. Он был создан для великого. Так говорили в верховном командовании Ордена. Сарпедон был с ними согласен.

Хор неожиданно замолк, и в разуме космодесантников осталось только предвкушение битвы. Заревели в унисон стыковочные заряды, атака началась.

Шлюз челнока распахнулся, и воздух со свистом, больше похожим на крик, устремился наружу. Плоть на лицах хора сервиторов вздулась пузырями и треснула от внезапного холода. Вокруг стояла тишина, если не считать еле слышного гула портативного генератора в ранце Сарпедона да практически слышимых мыслей, проносящихся в сознании его боевых братьев, подобно приливу. Шла привычная рутина ориентации/понимания местности — процедура, имплантированная солдатам в мозг во время психодоктринации.

Вид — клубы дыма, вырывающиеся из пробитых дверей, кристаллы льда и металла, повисшие в воздухе. Звук отсутствует, безвоздушное пространство. Движение отсутствует.

Космодесантники расстегнули удерживающие их ремни безопасности, готовые ринуться в проломленную брешь. Штурм возглавил Теллос, цепные мечи его воинов жаждали погрузиться в тела солдат первой линии обороны. Сарпедон командовал тактическим подразделением, по пятам следующим за штурмовиками, готовым дать волю ярости, кипевшей в его разуме.

Библиарий лишь слегка кивнул, и Теллос рванулся в брешь.

— Вперед! Вперед! За мной! — Его молодой голос разорвал тишину, словно выстрел. Затем в наушниках некоторое время слышалось только дыхание сержанта.

Каждый космодесантник с нетерпением ждал первого контакта с врагом.

Тактические отряды выдвинулись вперед.

— Чисто! — крикнул Теллос.

Они нырнули в задымленную дыру, их светящиеся от энергии доспехи исчезли в темноте. Первыми шли Гивриллиан и брат Такс с плазмаганом на плече. За ними последовал Сарпедон с болтером в руке и энергетическим посохом, покоящимся под ранцем. Нырнув в пролом, он краем глаза увидел поверхность Лаконии, сверкающее серебро мира, пойманное провалом между посадочным отсеком челнока и звездным фортом. Корабль подошел к станции наискось, шлюзовой рукав прилегал к металлу неплотно, и воздух из челнока и окружающего пространства улетучивался в окружающую пустоту.

Другой штурмовой корабль в подобном случае должен был бы срочно отойти, загерметизировать люки и беспомощно дрейфовать, ожидая вторую волну атакующих, которая подобрала бы его. Но Испивающих Души подобные мелочи не заботили — непроницаемая поверхность силовых доспехов позволяла не обращать особого внимания на опасности вакуума. К тому же второй атакующей волны не будет.

Дым рассеялся, и Сарпедон впервые увидел внутренние помещения звездного форта. Для его сверхчеловеческого роста грязный, потрескавшийся потолок оказался низковат — они вторглись в заброшенную секцию, которых, похоже, на станции было предостаточно. Трубы, покрывающие стены, блестели от масла и густого жирного налета. Точка входа пришлась на пересечение двух коридоров, один выход был завален грудой ржавеющих механизмов, но три прохода зияли незащищенностью. Два змеями уходили в неизвестность, а третий упирался в массивную дверь переборки. Там уже стояла штурмовая группа Теллоса, готовая взорвать ее мелта-бомбами.

На полу лежали два трупа. Это были скорее всего техники, не защищенные от вакуума. Одного отшвырнуло на опору взрывом декомпрессии, и он лопнул, как перезревший плод, — капли крови усеивали все вокруг, подобно драгоценностям из алого льда. Другой жалко растянулся на полу коридора, рот застыл в крике, глаза уставились на разлом, красные от лопнувших капилляров. Опытный взгляд Сарпедона уловил отблеск значка эмблемы, висящего на заляпанном смазкой рабочем комбинезоне, руна на сетчатке замерцала, когда он приказал увеличить изображение.

Стилизованные человеческие фигуры, близнецы, стоящие по обе стороны золотой планеты.

Герб Ван Скорвольдов.

Тактическое подразделение десантников веером рассыпалось вокруг Сарпедона — болтеры наготове, улучшенные органы чувств сканируют местность вокруг.

— Взорвать переборку, сэр? — зазвучал в наушниках голос Теллоса.

— Не сейчас. Летная команда, держите печать неподвижно. Я не хочу, чтобы из-за декомпрессии наша цель вылетела в космос.

— Принято, — донесся металлический голос серво-пилота из кабины челнока.

Вибрация пронеслась по тускло отсвечивающей стальной решетке пола, когда зажимы стыковочной печати прижались к краям разлома.

Сарпедон сократил горловые мышцы, чтобы увеличить частоту бусины вокса.

— Это Сарпедон. Группы Теллоса, Гивриллиана и Дрео заняли позиции. Контакта нет.

— Сарпедон, принято. Подтвердите расположение и продвигайтесь к цели. — Голос командора Кэона донесся с задержкой, сигнал шел через тысячи тонн стали звездного форта. Вместе с Кэоном, Сарпедоном и их отрядами еще шесть посадочных орбитально-штурмовых челноков вторглись на обращенную к космосу сторону звездного форта, высадив элитные подразделения Испивающих Души. Еще три были на подлете с экипажами апотекариев и технодесантников, вместе со взводом сервов-рабочих, обеспечивающих деятельность техники, готовых поддержать своих боевых братьев и укрепить плацдармы высадки.

Три отряда Испивающих Души. Сила, способная встретиться лицом к лицу с любой опасностью, которую Галактика может наслать на человечество. Избранные Императора. Но цель, призывно мерцавшая в глубине звездного форта, была их достойна.

Сарпедон вытащил голографическую пластину из футляра на поясе и включил ее. Зеленое схематическое изображение коридоров, непосредственно окружавших место их высадки, засветилось над прибором. По граням пробегали колонки цифр. Звездный форт построили на очень древней оборонительной орбитальной платформе, и ее план всегда выдавался в случае, если какой-нибудь штурмовой челнок вторгнется на старые уровни сооружения.

— Подразделение дельта — тридцать девять! — скомандовал Сарпедон. — Избавьтесь от груза и следуйте по своему маршруту.

— Принято. Закрепляемся.

Пальцы Сарпедона, достаточно ловкие даже в перчатках из пурпурного керамита, дотронулись до рун, идущих по краю голографической пластины, и система коридоров разделилась на различные цветовые блоки, в зависимости от пути, выводящего их с занятой позиции. Перекрестие мерцало на точке, светившейся красным, указывающей на пересечение трех групп. Их непосредственной целью, если не принимать во внимание оборону противника, была первичная шахта воздуховода, сверкавшая зернистым зеленым зигзагом на краю дисплея. Она позволит космодесантникам получить доступ к кислородным насосам и перерабатывающим турбинам, а потом через жилые помещения среднего уровня выйти к бронированной оболочке, окружающей основную цель номер два. На дисплее сетчатки замерцала руна послания. Стыковочная печать встала на место.

— Разделиться! — приказал Сарпедон группе, указав сержантам на голоплату.

— Теллос, переборка! Дрео, налево! Гивриллиан, направо, вместе со мной! Хладнокровно и быстро, Испивающие Души!

Отряды исчезли во тьме, оставив двух космодесантников от каждой группы удерживать зону входа и прикрывать прибывающих специалистов, приписанных к окружению Сарпедона. Раздался сильный удар детонировавших мелтабомб и рев воздуха, ворвавшегося в отсек после обрушения переборки.

Сарпедон повел отделение Гивриллиана по боковому коридору в грузовой туннель, широкий и прямоугольный, с идущими по центру массивными рельсами для картов и рабочих транспортировщиков. Такс проскользнул внутрь.

— Ничего.

— Неудивительно, — откликнулся Сарпедон. — Они нас не ожидали.

Никто никогда не ожидал. Таковы были Испивающие Души. Хладнокровные и быстрые.

В разреженном воздухе послышался отдаленный гул выстрелов из болтера.

— Контакт! — раздался голос Дрео.

Сарпедон на секунду задумался.

— Враг внизу, — отрапортовал сержант. — Полдюжины, патруль безопасности. Автоматы и тяжелые пулеметы, униформа.

— Принято, сержант Дрео. Следуйте к точке встречи.

— Мутанты, сэр.

Кожа Сарпедона пошла мурашками от одного слова, и на него хлынул мощный поток общего презрения его боевых братьев. Доказательство нелегальных генетических опытов само по себе ужасало, но ходили разные слухи, что картель Ван Скорвольдов отбирает самых лучших особей из груза пленников, используя их в качестве материала для создания своей собственной армии. Теперь это можно было утверждать с уверенностью.

— Перекиньте огнеметы в тыл и поджарьте их. Отряды, будьте бдительны. У мутантов скорее всего улучшенные органы восприятия. Некоторые из этих тварей могут видеть так же хорошо, как вы. А дальше их будет еще больше.

Падшие, опасные люди, но трусливые в сердце своем. На подобных противников их сил хватит с лихвой. Но сначала хозяев мутантов надо найти.

«Полноценный контакт, грузовой центр номер семь!» — замерцала иконка вызова Люко. Его отряд входил в штурмовую группу с другого челнока, высадившуюся недалеко от Сарпедона. Парню не терпелось вонзить свои когти-молнии в плоть еретиков, и вполне справедливо, что он первый столкнулся с основными силами врага.

— Сарпедон на связи! Запрашиваете поддержку?

— Приветствую, библиарий! Добро пожаловать на огонек! Охота сегодня — как никогда! — В голосе Люко всегда слышалась усмешка, особенно когда противник осмеливался показать свое нечестивое лицо.

Гивриллиан повел их в боковой туннель, проходящий наискось через непроверенные секторы дельта — тридцать восемь и тридцать семь. Вспышка на голоплате показала информацию, пришедшую с датчиков биосканеров Люко, — красные треугольники, неизвестные сигналы, скользящие на границе тридцать пятого сектора.

— Дюжины, сэр, — доложил Гивриллиан.

— Вижу, сержант. Предложения?

— Теллос достигнет точки контакта первым, так что их основные силы уже будут вовлечены в битву. Мы воспользуемся огнеметами и войдем прямо посредине. Главное — не дать им там закрепиться.

— Молодец. Исполняй.

Они все слышали призыв Теллоса к своим братьям убивать за Императора и Дорна, а затем знакомый звук входящих в плоть цепных мечей. Огонь из болтеров, открытый отрядом Люко, вплел еще один привычный штрих в звуковую картину, которую каждый десантник слышал уже миллион раз. Гивриллиан бросился через открытый люк в грузовой центр, занимавший сектор дельта — тридцать пять, и тут же выпустил очередь по противнику. Такс был на шаг позади него, и из дула его оружия вырвался заряд жидкой плазмы, в полутьме замерцали силовые кольца.

Сарпедон взвел затвор болтера и в первый раз воочию увидел врага. Когда-то грузовой центр был весь перепоясан рельсами, располагавшимися на потолке, по которым на крючьях перевозили ящики через огромное пространство помещения, лавируя между герметичными люками и пневмоподъемниками. Вся система некогда покоилась на лесе подпорок, но сейчас практически все они обрушились или стояли накренившись от старости и плохого обслуживания. Именно эти обломки мутанты использовали в качестве прикрытия.

В мгновение ока Сарпедон заметил около сотни нечестивых уродов — с когтями вместо рук, с лицами, черты которых были или сморщены, или изменены, или просто стерты, с противоестественно вывернутыми позвоночниками, с чешуей, перьями и кожей, блестящими от слизи. У них были автоматы, какие-то разрядники и неуклюжие дробовики, у некоторых — имплантированные резаки и пилы, а иные просто лучились неудержимой, дикой силой. Тела мутантов облепляли лохмотья, в которых смутно угадывались остатки темно-зеленой формы с гербом Ван Скорвольдов.

Их там было не меньше тысячи, толпа жаждущих крови тварей притаилась за самодельными укрытиями.

Предводители — одни с ужасающими мутациями, другие с хитиновыми когтями или повышенной мышечной массой — носили коммуникаторы или грубо врезанные под кожу горла передатчики. Противник не страдал от отсутствия организации, и недооценивать его не следовало.

Люди Теллоса взобрались на первые баррикады и орудовали там цепными мечами — срезали конечности, отрубали головы. Сам сержант сражался с чем-то огромным и уродливым. Мутант умело отражал атаки десантника лезвием, оторванным от мусоросборника, пользуясь им как мечом. Может, это был и не лидер, но существо определенно подавало пример толпе чудовищ, окружающих его. Теллос всегда выискивал такую цель, устранение которой наносило максимальный урон врагу, используя все свое умение. Если ему удастся победить зверя, подумал Сарпедон, то он точно замолвит за него слово перед командованием.

Самому же командиру понадобилось меньше секунды, чтобы оценить ситуацию и выработать план действий. У противника было явное численное преимущество, и Испивающим Души придется нейтрализовать его до того, как мутанты организуют нормальную линию обороны. Поэтому десантникам не оставалось ничего иного, кроме как безжалостно атаковать слабые позиции врага до тех пор, пока тот не сломается.

Сарпедон выпустил пару зарядов в толпу мутантов и рабочих, укрывшихся позади оплывших ящиков с грузами от пронизывающего огня Люко. Отдача болтера была привычно тяжелой и приятной, а в гуще противников расцвели два красных цветка — поток автоматного огня понесся к нему, несколько пуль отскочили от доспехов. Пришлось укрыться.

Первая кровь. Сарпедон мысленно сделал заметку и окунулся в пламя битвы, с радостью исполняя задание в полном согласии с уставом Ордена.

— Гивриллиан, расчисти пространство перед собой и отвлеки их. Берегись бокового огня Люко. Я пойду следом.

— Есть, сэр.

Сарпедон явственно видел улыбку на лице сержанта. Тот знал, что сейчас будет.

Командир рванулся вперед, к колонне, за которой укрылся и позволил себе сосредоточиться. Противник был морально слаб — число мутантов могло перевалить за тысячу, но они по-прежнему оставались плохо соображающими дегенератами. Даже те, кто не запятнан генетическими изменениями, все равно слаб духом, сражаясь среди нечистых. Повышенный слух Сарпедона уловил среди звуков непрестанного огня скрежет цепного меча, врезавшегося в кость. Теллос все-таки достал своего противника. Смерть зверя ослабит врага, подорвет его дух, а Сарпедон только довершит начатое.

Отряд Гивриллиана растекался вокруг него, и было слышно, как плазмаган изрыгнул волну сжигающей жидкости прямо на фланг врага, от которого остались только обгоревшие шкуры да тающие тела.

Чего они боялись? Скорее всего власти, силы, наказания. Вполне достаточно. Сарпедон переложил болтер в другую руку и вынул из кожаных ножен энергетический посох из рунного дерева. Его наконечник с эмблемой орла сверкал так же, как и чудотворная сердцевина, переполненная психической энергией. Библиарий сосредоточился, сотворил подходящие случаю образы, собрал их за наспех воздвигнутой ментальной дамбой, чтобы эффект был еще более разрушительным, затем снял шлем, пристегнул его к поясу и полной грудью вдохнул жирный, кислый, переработанный воздух.

Он вышел на поле боя. Отряд Гивриллиана разметал первый ряд мутантов, и теперь они прижались к земле, скользкой от нечестивой крови, а ответный огонь сплошным потоком лился над их головой. Шайки уродов отступили и, неслышно скользя через развалины, начали заходить с флангов, пытаясь окружить десантников. Теллос тем временем поставил зверя на колени. У того был отрублен один рог, а огромное лезвие иссечено быстрыми, как молнии, атаками цепного меча сержанта.

Сарпедон прошел сквозь гущу битвы, не обращая внимания на разрывы и лучи лазеров, брызжущие в тесном полумраке грузового дока.

Он раскинул руки, почувствовал, как вокруг его тела, закованного в броню, зажглись и волной потекли кольца защитного контура. Библиарий довел образы в голове до обжигающей пронзительности, а затем отпустил.

И начался Ад.

По крайней мере двести сильных мутантов залегли недалеко, активно перестреливаясь с десантниками Гивриллиана. Огонь прекратился, когда они удивленно уставились на высокие, закутанные в плащи фигуры, возникшие прямо из пола, с мечами справедливости и большими светящимися серпами наперевес, готовые покарать виновных. Некоторые ударились в бегство, увидев руки, тянущиеся к ним из теней, жаждущие раздавить грешников.

Создания с крыльями летучих мышей обрушились на мутантов сверху, и те побежали, крича во все горло, зная, что сама судьба пришла наказать их за грехи. Они услышали громоподобный, глубокий, сочный смех, раздавшийся под потолком, глумящийся над их напрасными попытками спастись. Огонь прекратился, когда мутанты в панике принялись отступать сквозь собственные ряды, сея разрушение среди себе подобных и проиграв несколько решающих, фатальных секунд.

Сарпедон взобрался на баррикаду с ближайшим из десантников Гивриллиана и обрушился на укрепление противников. Большинство из них все еще тупо таращились на привидения, кипящие в клубах тьмы. Взмах посоха прошел сквозь ближайших двух на высоте плеча — Сарпедон почувствовал, как их слабые жизненные силы истекают из тел, когда посох легко миновал плоть со вспышкой высвобождающейся психической энергии. Ее взрыв сбил с ног еще троих, и они с тяжелым стуком упали на пол, выронив оружие.

Ад. Оружие утонченное, но разрушительное, опустошающее разум врагов, пока десантники расправлялись с их телами. В неожиданных, стремительных атаках, которыми славились Испивающие Души, оно выигрывало секунды, необходимые для победы. Оружие работало на ближних расстояниях, в гуще битвы, где десантники всегда были рады служить своему Императору.

Трое из подчиненных Гивриллиана, после многих лет тренировок и боевых операций давно привыкшие к колдовству Сарпедона, навели дула болтеров на временную баррикаду мутантов и убили несколько упавших врагов, пробив в их телах дыры размером с кулак. Несколько других воинов пригнулись, решив расправиться с группой тварей, в смятении оставивших свои позиции из-за неожиданного прорыва их оборонительной линии. Прогремели выстрелы, упали тела.

Чье-то щупальце в агонии колотило по полу. Нечто с костяными крыльями за спиной перекувырнулось через голову, когда ему в грудь попала ракета и разнесла ее на части.

Сарпедон вышел из-за укреплений и разрубил на две половины еще одного солдата-рабочего, когда тот пытался уползти. Из-за плеча командира появился Гивриллиан, его болтер изрыгал разряды в спины убегающих врагов. Наступающие десантники окружили и преследовали мутантов, устремившихся в дальний конец дока. Доспехи Теллоса стали скользкими от черно-красной запекшейся крови.

На плечо Гивриллиана опустилась чья-то рука — это был Люко. За секунды два отряда объединились в единую огневую линию, и цепи обжигающе-белых разрядов прикрывали штурмовиков, пока они завершали свою жестокую работу. Некоторые мутанты сумели убежать, но большинство погибли под клинками Теллоса и его отряда или были разорваны в клочья болтерами Люко и Гивриллиана. Крики тварей наполнили грузовой док эхом смерти.

Враг был разбит полностью, а привидения Ада все еще шествовали между паникующими мутантами, пока десантники убивали их сотнями.

Испивающие Души всегда побеждали так. Ломали врага, выбивали из него саму возможность сражаться. Остальное было делом дисциплины и праведного гнева.

Гивриллиан пожал руку Люко в воинском приветствии.

— Жаркая битва, — сказал Люко. — Надеюсь, все твои воины в крови врагов.

Гивриллиан снял шлем и огляделся:

— Каждый, Люко. Хороший день.

Сержант почесал щеку, представлявшую собой один сплошной рубец, — при штурме Одерика он попал под артобстрел и ему снесло половину челюсти.

— Хороший день. — Он посмотрел на десантников Теллоса, прокладывающих себе путь сквозь горы искалеченных трупов. Бойня была беспрецедентная. Но теперь, разумеется, весь звездный форт знал, что они здесь.

— Сержанты, ваши люди блестяще проделали свою работу, — сказал Сарпедон. — Но мы не должны давать противнику передышки. Как нам пройти отсюда ко второй цели?

— Грузовые туннели, ведущие к порту, выглядят неплохо сохранившимися, — ответил Люко, взмахнув латной перчаткой. — Войска врага скорее всего решат сосредоточить свои силы там. Если мы решим пройти по правому борту, то избежим контакта и дадим им меньше времени для обороны цели.

Сарпедон кивнул и сверился с голопанелью, посмотрев самый короткий путь к бронированной сфере. По мере того как другие подразделения Испивающих Души продвигались вглубь звездного форта, их ручные сканеры собирали информацию об окружающей обстановке, передавая ее друг другу, так что каждый командир получал все более точное представление о внутреннем плане помещений. На дисплее голопанели теперь отражалась достаточно подробная схема орбитальной станции, а несколько маршрутов сквозь путаницу коридоров и туннелей были помечены красным, как потенциальные пути атаки второй цели.

Информации об объекте катастрофически не хватало. Скорее всего он находился в панцире, бронированной сфере, подвешенной в центре станции, на расстоянии двух километров от нынешнего места положения космодесантников. Звездный форт когда-то был орбитальной оборонительной платформой, и панцирь защищал ее командный центр, еле вмещающий двух человек. Возможно, Ван Скорвольды использовали его в качестве убежища на случай опасности.

Основная цель номер один оказалась на попечении войск под командованием самого командора Кэона, за вторую отвечал Сарпедон. Это позволяло ему принимать решения, считаясь с расходованием психической энергии, что было необходимо в условиях сражения на территории звездного форта. Сарпедон не думал о провале, слишком многое поставлено на карту, чтобы позволять сомнениям завладеть разумом. К тому же командор Кэон оказал доверие библиарию, хотя вполне мог поручить исполнение задания капитану или капеллану.

Как только оба объекта будут захвачены, информация, полученная от них, позволит совершить финальный бросок к абсолютной цели, главной.

Если бы Сарпедон взял главный приз… Он сражался за Орден, за великий план Императора Человечества, не за себя. Но не стоило кривить душой. В сердце библиария теплилась надежда, что он первым увидит цель атаки, снимет свои перчатки, возьмет ее в руки, как когда-то это сделал примарх Дорн.

Копье Души. На секунду оно стало для Сарпедона всем.

— Отряд Дрео пойдет сзади, со стороны шахты воздуховода, — начал он, отмечая красными линиями траектории движения на голограмме. — Они — наш арьергард. Теллос — первым по туннелям правого борта и сквозь хабитаты. — На проекции показался ряд на скорую руку сделанных ячеек, возможно кварталы рабочих низшей ступени или цеха. — Вот тут находится туннель магнит-но-левитационного поезда для развозки персонала.

— Мы сможем пройти по нему, если взорвем систему управления, — заметил Гивриллиан.

— Правильно. Здесь есть терминал. У нас пока нет данных об этой территории, так что там мы встретимся с другими группами и выработаем дальнейший план действий. Вопросы?

— Эти еще будут? — спросил Теллос, ткнув пальцем в сторону дымящейся, истекающей кровью туши, оставшейся от мутанта.

— Ну, если нам повезет, — ответил Сарпедон. — Давайте, вперед!

Группа сопровождения — апотекарии, технодесантники и дюжина сервов-рабочих — уже была на подходе к плацдарму. Сарпедон приказал космодесантникам, прикрывавшим зону высадки, присоединиться к отряду Дрео в условленной точке и следовать вместе с ним.

Головной отряд Испивающих Души покинул грузовой док, оставив за собой тысячу трупов мутантов. На полу уже скопилось целое озеро крови. С начала атаки прошло около восьми минут.

Ни командование Ордена Испивающих Души, ни сами космодесантники атакующей группы ничего не знали о Ван Скорвольдах, за исключением разведданных о степени и составе возможного сопротивления. Все, кроме этого, не составляло для них никакого интереса. Подразделения Гвардии располагали еще меньшим количеством сведений о своем противнике, они знали только, что являются частью поспешно собранной ударной группы, готовой к атаке на космическую станцию. Но были и те, кто пристально наблюдал за картелем Ван Скорвольдов и постепенно из разрозненных сведений, обрывков информации, точно заданных вопросов вычленял истину.

Диего Ван Скорвольд скоропостижно скончался от болезни за двенадцать лет до атаки Испивающих Души на звездный форт. Его прапрапрадед купил защитную орбитальную платформу по дешевке у вечно страдающих нехваткой финансирования Сил Планетарной Обороны Лаконии и потратил большую часть семейных сбережений на превращение ее в жилую территорию торговой базы в районе Гериона. Последующие поколения постоянно достраивали звездный форт по мере того, как бизнес Ван Скорвольдов становился все более и более специфическим. Со временем в доках и на складах станции остался только один вид груза.

ЛЮДИ. Несмотря на все технологические достижения Адептус Механикус и инженерное превосходство боевых флотов, Империум работал исключительно на человеческом поте и страданиях. Ван Скорвольды всегда знали это, и звездный форт стал идеальным местом для наживы на столь выгодном товаре. Дикие мясорубки крестовых походов на галактический Восток приносили огромное количество беглецов, дезертиров и захваченных мятежников. Из адских ульев Стратикса, полуночных миров Диемоса и дюжины других жутких скопищ страдания и гнева лился нескончаемый поток пленников — еретиков, убийц, раскольников, приговоренных к смерти законами Империума.

Несчастных преступников везли на тюремных звездолетах в форт Ван Скорвольдов. Казематы оставались в доках, а человеческий груз переправляли на стальные темно-красные суда, предназначенные для производства сервиторов для механикусов, где материалу промывали мозги и превращали в живые машины. Гильдия Департаменто Муниториум вечно нуждалась в свежем мясе для карательных легионов, которые гибли сотнями в различных боевых зонах. Огромные линкоры Имперского Флота всегда были не прочь взять на борт новых рабочих для обслуживания вооружения и двигателей, чтобы заменить прежнюю команду, срок жизни которой уже подходил к концу.

И каждая пара скованных ног, с трудом шаркающих в корабль механикусов, приносила семейству Ван Скорвольдов доход. Бизнес давал баснословные прибыли — в вечно изменчивой Галактике человеческий труд до сих пор остался одним из немногих товаров, всегда бывших в цене.

А потом старый Диего Ван Скорвольд умер, завещав звездный форт своим двум наследникам.

По правде говоря, странные слухи ходили и о старике Диего, и об одном или двух его предшественниках, но все они повисали в воздухе. Новое потомство семьи оказалось иным. Байки превратились в теории, а теории — в доносы, указывающие на очень серьезные преступления. Люди начали обращать на них внимание, и в конце концов это дело дошло до ушей Администратума.

Вокруг системы Лаконии постоянно сновали пиратские флоты и частные суда. Торговля людьми в звездном форте проводилась на строгих условиях: всех пленников должны были продавать только на имперские корабли. Империум не мог спокойно смотреть на то, как столь ценный товар уплывает из-под носа в частные руки.

Дальше — больше. Поговаривали о торговле мутантами, о личной армии Ван Скорвольдов, о рабочих, набранных из лучших опытных образцов. Ходили даже слухи о корабле ксеносов, попавшем под огонь патруля сектора, трюмы которого были забиты свежеприобретенными рабами-людьми. Кто-то рассказывал о коллекции редких, незаконных артефактов, которую семейство хранило в недрах звездного форта. Пустячки, которыми ксеносы заплатили за людей со сломленной волей? Вполне возможно. И этой возможности оказалось вполне достаточно для превентивных мер.

Вопросы, имеющие отношение к звездному форту, попали под юрисдикцию Администратума, и там пришли в серьезное волнение. Ван Скорвольды были баснословно богаты, но упорно циркулирующие вокруг них слухи предоставляли достаточно доказательств для вынесения решения. Обвинения в коррупции и должностном преступлении указывали на то, что торговля пленниками находится в руках нарушителей законов Империума, а потому Администратум решил установить контроль и над фортом, и над бизнесом картеля.

Новое поколение Ван Скорвольдов проявило неожиданное упорство. Несколько ультиматумов остались без ответа. Администратум решил прибегнуть к крайним мерам, но чистка силами арбитров или, Терра упаси, Инквизиции нанесла бы излишний ущерб важной и чрезвычайно выгодной торговле. Со станции тек постоянный поток сервиторов и рабочих, и рисковать им было нельзя. Вопрос требовал деликатного решения.

Последующие десятилетия и века имперской истории забудут большинство из этих фактов, рассказывая о длинном и извилистом пути Испивающих Души. Но начало ужасной цепи событий было положено там, в пыльных серых коридорах Администратума и алчных сердцах молодого поколения Ван Скорвольдов. Дотошный историк мог бы предположить, что, если бы картель не нарушал торговых законов или Администратум уладил вопрос путем переговоров и санкций, Орден Испивающих Души так и остался бы примером мужества, чести и благородства. Но судьба, как это часто происходит, решила все иначе.

— Они повсюду… гранату… повсюду…

— Они на стенах, они на всех стенах… броня, пушки… монстры, все…

Сообщения из звездного форта Ван Скорвольдов приходили на имперский линейный крейсер «Упорный» сотнями, их количество и срочность только возрастали. Тактические команды, суетящиеся вокруг комм-консолей связи, вели параллельно десятки битв и перестрелок, по мере того как маленькая, но абсолютно безжалостная армия прокладывала себе путь сквозь полчища мутантов картеля Ван Скорвольда.

Из динамиков неслись звуки паники и смятения, смерти, ранений и шока. Крики, всхлипы, приказы, выкрикиваемые снова и снова, хотя некому уже было их исполнять. Хлур слышал, как они в панике отступают, как заряды болтеров впиваются в плоть, а лезвия цепных мечей с визгом рассекают кости.

Эти звуки означали, что Иокантос Галлиан Кревик Хлур вот-вот станет богатым. Дело заключалось, разумеется, не в этом — надо было сохранить экономическую базу сектора и вырвать с корнем всю грязь, угрожавшую власти Империума. Но богатство — такой неплохой довесок.

Да и большинство из них всего лишь мутанты. Старший консул Администратума Хлур видел только малую часть резни, происходящей в звездном форте, которую транслировали на экран, занимающий большую часть капитанского мостика «Упорного». Встроенные увеличительные панели появлялись по углам, когда когитаторы видели что-то интересное: завихрения вырывающегося в вакуум воздуха или ребристые, приземистые посадочные челноки, украшенные гербом Ордена Испивающих Души — золотым потиром.

Космодесантники. Хлур никогда их не видел. Он десятки лет служил Империуму, не покидая коридоров Администратума, занятый нудной бумажной работой. Взрослые люди говорили о них, как дети говорят о героях: они разрывают человека голыми руками, видят во тьме, выживают после заряда бластера, попавшего в грудь, носят доспехи, от которых отскакивают пули. Они ростом три метра. Они никогда не проигрывают. И тем не менее старший консул Хлур, получив задание захватить и очистить звездный форт Ван Скорвольдов, сумел заставить этих суперменов проделать всю работу за него. В его распоряжении находилось три линкора и один корабль Адептус Механикус, и если все пойдет по плану, то их участие не понадобится до финального этапа зачистки.

Экраны на секунду потемнели, когда на мостик поднялся архимагос Адептус Механикус Хоботов в сопровождении охраны из сервиторов-защитников. Еще один сервитор, покрытый позолоченной броней, летел впереди, разматывая перед архимагосом ковер цвета морской волны. Три или четыре треклятых сенсор-техномата гудели в воздухе, трепеща крохотными крылышками колибри, волоча за собой провода, словно долгоножки. Хлур ненавидел их, эти пухлые детские тела, безжизненные лица херувимов. Наверное, Хоботов специально настраивал своих механических слуг так, чтобы они внушали неуверенность каждому, встречающемуся на его пути.

Хлур достаточно долго проработал в Администратуме, этом огромном и запутанном учреждении, изо всех сил старавшемся управиться с непредставимо огромным Империумом, и знал цену политики. Адептус Механикус хотели урвать кусок от картеля Ван Скорвольдов после зачистки и поэтому послали к флоту линкоров архимагоса Хоботова и его корабль, 674-ХU8.

Хлур нормально отнесся к перспективе участия Хоботова в операции. Это могло уменьшить трения между механикусами и Администратумом, но сейчас он от всей души желал, чтобы архимагос исчез. Механикусы были необходимы для функционирования Империума, конструируя и поддерживая в рабочем состоянии все сложные машины, позволявшие человечеству путешествовать меж звезд и защищать рубежи своих владений, но они производили такое жуткое и странное впечатление, что в их присутствии у Хлура нередко схватывало живот. 674-ХU8 практически всегда безмолвствовал, и первые предупреждающие сигналы о том, что архимагос Хоботов желает нанести визит, шли уже тогда, когда тот всходил на капитанский мостик.

Консул поднялся со своего кресла, мимоходом одернув черную атласную шинель. Шествуя по палубе центра управления, как обычно забитой толпами младших офицеров и механиков, он ответил на приветствие флаг-капитана Векка. От Хоботова шла аура тайны, архимагос был закутан в темно-зеленую ткань. Из-под края одежды торчали ребристые силовые кабели, и маленькие сервиторы, порхая вокруг хозяина, держали их в серебряных челюстях, Не давая зацепиться за заклепки или консоли, в изобилии раскиданные по палубе капитанского мостика «Упорного». В результате провода парили в воздухе, словно длинные искусственные змеи, что также крайне раздражало Хлура.

Хотя он считал, что судьбу всегда надо благодарить и не сетовать по пустякам. В конце концов, Адептус Механикус — не самый худший вариант. Пуритане Экклезиархии или несгибаемые ищейки Адептус Арбитрес были бы более надоедливыми и гораздо более бесполезными.

Хлур, как обычно, сделал то, к чему приучил его Администратум за долгие годы службы, — улыбнулся и задвинул свои чувства подальше. Так лучше для политики.

— Архимагос Хоботов, — сказал он, излучая поддельное радушие. — Надеюсь, вы уже слышали хорошие новости.

Один из техномагов пролетел мимо, неся в руках переплетенный в кожу том, и Хлур с трудом подавил в себе желание прихлопнуть его, как муху.

— Слышал, — ответил Хоботов, его искаженный голос проскрежетал из-под темно-зеленого капюшона. — Меня заботит тот факт, что ни ваша команда, ни моя не заметили их приближения.

— У них, как и у любого Ордена, великолепные пилоты. К тому же, насколько мне известно, это фирменный почерк Испивающих Души — быстрый, решительный абордаж, если можно так сказать. Держу пари, Ван Скорвольды тоже их не заметили.

— Хм, я полагаю, это значит, что ваша разведка точно определила местоположение артефакта.

— Скоро увидим. Будем надеяться, что к тому времени, как они закончат свою миссию, нашим охранникам останется только оккупировать зону. Так сказать, обезопасить все к нашему прибытию. — Хлур неожиданно понял, что до сих пор глупо и явно фальшиво улыбается, и от всей души пожелал себе завершения этой нелегкой беседы.

— Мои техногвардейцы желали бы принять участие в процедуре высадки, консул. — Даже если Хоботов и возмутился поведением своего собеседника, то виду не подал. — Войска достаточно компактны и хорошо вооружены. Но следует признать, любая атака влечет за собой неминуемые потери и расход материала, который мог бы быть потрачен с большей пользой.

— Да. Хорошо. — Хлуру неожиданно захотелось увидеть лицо архимагоса — улыбается он сейчас или же сердится? Только потом он вспомнил, что Адептус Механикус известны своими бионическими усовершенствованиями и изменениями структуры тела. Возможно, под этим капюшоном вообще нет ничего даже отдаленного похожего на человеческую голову. — Я буду держать вас в курсе происходящего.

— В этом нет нужды. Мои сенсоры и технооракулы гораздо лучше ваших.

— Разумеется. Замечательно.

Архимагос Хоботов плавно развернулся и в окружении свиты безжизненных существ неспешно поплыл по направлению к шлюзу, где находился его челнок. Ржавокрасный корабль Адептус Механикус 674-ХU8 по документам значился как вооруженный разведчик, но на самом деле был гораздо больше и куда как опаснее. В трюме располагалась целая армия техногвардейцев, хотя по размерам он мог вместить гораздо более солидный груз.

Если бы до этого дошло, то именно они вместе с подразделениями Имперской Гвардии сейчас штурмовали бы форт Ван Скорвольдов. На крейсере «Гидранэ Ко» также был расквартирован неукомплектованный полк со Стратикса-37, банда отребья, готовая за деньги прирезать собственную мать и присоединившаяся к экспедиции, так как здесь условия были в любом случае лучше, чем ад их собственной планеты. На крейсере «Византийский дьякон» летели Костоломы с Диомеда-14 и приписанные к операции из-за административной ошибки ударная группа и осадные машины бронетанковой бригады Ористии IV. На самом «Упорном» летели Дикие Всадники с равнин Мориши, погруженные в черную меланхолию из-за разлуки со своими лошадьми, зимовавшими на расстоянии нескольких систем отсюда.

Три крейсера не самого лучшего качества, но недавно побывавшие в ремонте и с хорошо вымуштрованной командой. Конечно, не стоило их сравнивать с огромными флотами, бороздившими космос во время крестового похода или нашествия, но это было все, что смог достать Хлур за короткое время, отведенное для подготовки миссии. И то ему пришлось нажать на все педали и потянуть за все ниточки, которые он приобрел за время долгой службы в Администратуме. Он должен был захватить звездный форт и его процветающий бизнес сам, пока какая-нибудь имперская шишка не прознала про это дело. И если все получится, то он будет обеспечен до конца своей жизни, сидя на бывшей станции Ван Скорвольдов, довольный и счастливый. В конце концов, разве Хлур не заслужил награду за многие десятилетия перекладывания бумажек и бегания по кабинетам во славу Императора?

Но, похоже, Гвардии и техногвардейцев будет более чем достаточно для завершения самой большой аферы в его жизни. Информация о местонахождении Копья Души попала именно туда, куда он хотел, в уши Ордена Испивающих Души. Судя по перемещениям маленького флота Астартес, расположившегося на дальней стороне Лаконии, и числу посадочных челноков, на станцию высадилось около трех сотен космодесантников.

Три сотни. Меньшие силы покоряли звездные системы. Естественно, официально их присутствие здесь было полнейшей неожиданностью, и Хлур не мог им приказывать. Адептус Астартес славились своей независимостью. Но Испивающие Души всегда очень серьезно относились к вопросам чести, их реакцию на информацию о Копье Души можно было предсказать, не особо затрудняясь. Хлур знал, что они даже не обратят внимания на его флот, огнем и мечом пройдясь по звездному форту в поисках древней реликвии. Когда же десантники найдут ее, то исчезнут столь же быстро, как и появились, оставив после себя станцию, набитую трупами, перезрелый плод, готовый пасть в руки Гвардии консула.

Мечты казались такими прекрасными и близкими, но даже сейчас Хлур не смог побороть отвращения, когда техноматы архимагоса Хоботова проплыли мимо. Скоро, когда звездный форт будет захвачен именем Ад-министратума, все кончится, а сам консул будет обеспечен до конца дней. И ему не придется вновь разговаривать с этим привидением.

Изер спрятался, как только началась стрельба. Сначала под удар попала выбраковочная команда коммуникаторов — скрипучие, искаженные крики и глухие удары пуль, пронизывающих плоть. В воздухе висели смятение и злоба, но Изер и его паства не имели к ним отношения. Появилось что-то новое, что-то ужасное. Говорили о гигантах. Гигантах, закованных в броню, с оружием и мечами. Они возникли на солнечной стороне форта, неожиданно оказались повсюду, и не было им числа.

Изер наблюдал за происходящим в щелочку между упаковочными ящиками, стоявшими в углу терминала магнитно-левитационного поезда. Он хотел украсть еды с неуклюже двигающихся тележек обеспечения, которые, жужжа, отправлялись по рельсам в сердце форта, но выбраковочная команда была тут как тут, и его загнали в угол. Изер уже приготовился к тому, что его схватят. В патрули набирали свирепых мутантов, пораженных полустабильной примесью нечистой крови, из-за чего их мускулы росли совершенно бесконтрольно. Они шумно топали по палубе терминала, дробовики и копьеметатели зажаты в массивных лапах. Изер не особо протестовал — не самый худший способ умереть, стараясь дать своей пастве шанс выжить, пытаясь продолжить служение Императору. А что ему еще оставалось?

Затем пошли сообщения. Пронесся слух, что убили Миртора. Это было просто невозможно, Ван Скорвольды специально назначили его главой охраны, так как все знали о его почти сверхъестественной неуязвимости. Огромный рогатый монстр, в два раза выше любого человека, и тем не менее бронированные гиганты разорвали его на куски. Они появились из тьмы, и духи возмездия шли за ними.

Невозможно. Но Изер прошел долгий путь от мелкого воришки до священника, несущего веру своей пастве беглых рабов. Это тоже было невозможно, но он смог преодолеть все преграды, хвала Архитектору Судеб, истово веря, что однажды в глубинах звездного форта произойдет чудо, а он станет его свидетелем, дожив с благословения Императора до этих счастливых дней.

Монстры стали занимать огневые точки по мере того, как из динамиков раздавались сообщения о стремительном приближении атакующих, и совершенно неожиданно стрельба и разрывы стали реальными, эхом раздаваясь в грузовых трюмах и шахтах переработки, змеями расстилающихся во все стороны от главного терминала.

Подоспело подкрепление — серия Данвайо, существа с незначительными мутациями, тем не менее вполне достаточными, чтобы сделать их внешний вид уродливым и отталкивающим, а также группа нормалов, неизмененных людей из обслуги главного дока, в темно-зеленой униформе армии Ван Скорвольдов. Изер слышал их искаженные передатчиками голоса. Защитники использовали все, что было под рукой, спешно организовывая оборону, так как атакующие направлялись в их сторону. Несчастные попали меж двух огней, судя по докладам, гиганты не щадили никого, но и отступить мутанты не могли, так как проклятая тварь Веритас Ван Скорвольд заживо сняла бы с них шкуру за трусость.

Защитники все еще спорили о том, как им действовать, когда взрыв разметал в клочья боковую стену магнитно-левитационной платформы.

Изер задрожал и упал на спину, в ушах его стоял дичайший вой, а перед глазами расстилалось белое пятно, закрывшее весь обзор. Когда зрение восстановилось, он увидел, что вся платформа залита кровью там, где серия Данвайо попала под взрывную волну, куски их тел лежали везде вперемешку с пластобетонными обломками.

А потом Изер увидел их. В пурпурных доспехах, украшенных черепами, с тяжелыми короткими болтерами или подвывающими цепными мечами длиной чуть ли не с самого Изера. Сначала ему показалось, что это какая-то причуда освещения, но нет, эти люди действительно были настолько высокими — они вздымались над всем, как самые огромные мутанты, а их доспехи придавали их и без того колоссальным фигурам совершенно чудовищные размеры. Атакующих было около дюжины, они быстро приближались к воздвигнутым на скорую руку заграждениям. Кто-то пытался в них стрелять, но пули отскакивали от доспехов. В ответ атакующие открыли огонь и прошили насквозь пластобетон вместе с укрывшейся за баррикадами плотью, разорвав на куски с полдюжины нормалов.

Изер видел их прежде, в своих вещих снах, когда к нему явился Архитектор и ответил на мольбу. Это были его избранные, воины справедливости, чья непрекращающаяся битва искупит грехи человечества и заложит основание для исполнения его великого плана. Возможно ли это? Он всегда считал их более легендой, чем-то, что придет столетия спустя после его смерти. Что же происходило сейчас? Неужели Архитектор Судеб действительно послал сюда своих воинов спасти паству Изера?

Гиганты все вливались в пролом, когда первая волна смяла защитников форта, мутанты и нормалы разлетались на куски от гранат и цепных мечей. Воины прыгали через баррикады в пасть, полную лезвий и рабочих топоров. Среди вновь прибывших выделялся один — без шлема, наголо обритый, с несколько изможденным, но вдохновенным лицом. Вокруг его головы играла иссиня-белая корона, сияние которой перекликалось с ослепительным блеском наконечника огромного посоха и сверкающими отсветами позолоченного символа чаши, хорошо видного на плечевой пластине доспехов. В воздух взлетели искры, когда он спрыгнул на пол и рванулся со своими братьями в битву.

Изер съежился и увидел, как все больше и больше мутантов прибывает из магнитно-левитационных туннелей. Голос самой Веритас Ван Скорвольд впивался сейчас в уши защитников, носящих коммуникаторы, требуя, чтобы они дорого продали свои жизни, обороняя звездный форт. Священник видел, как охотничьи банды, выслеживавшие сбежавших рабов по всему форту с помощью своих стебельчатых глаз и сверхчувствительных антенн, вбежали в зал и тут же попали под ураганный огонь болтеров атакующих, разлетевшись во все стороны сотней кровавых ошметков. Он видел, как бритый наголо воин поднял свой посох и выпустил на волю силу, собравшуюся в темные смутные формы, которые пали на орды мутантов и обратили их в бегство.

Изер никогда не был свидетелем такой бойни. Многие из его паствы, пойманные выбраковщиками, были зарезаны или расстреляны во сне, многие их них умерли на глазах своего священника, но теперь за все те жестокости мутанты заплатили сторицей, пав от руки праведных воинов Архитектора Судеб. То был приговор справедливости, такой, каким его представлял себе Изер, быстрый и беспощадный. Крики умирающих и смрад крови вторгались в его убежище, а когда он осмелился выглянуть наружу, то увидел горы трупов мутантов, сваленных вокруг магнитно-левитационной платформы. Воины, даже не остановившись, чтобы отпраздновать победу, быстро вошли в туннели, бритый наголо выкрикивал приказы. Изер расслышал их — они должны были не ослаблять натиск, не дать защитникам собраться и встретить их в третий раз, а найти объект и соединиться с остальными братьями.

А потом они ушли, оставив за собой мертвых.

Предположения оправдали себя. Магнитно-левитационная линия вела глубоко внутрь форта, мимо пещеристых генераториумов и паразитных спонтанных поселений, прямо к входу в защитную оболочку. Оборонительные точки мутантов испещряли разбитый на прямоугольники туннель, но энергетические ружья, установленные на носу, вскрывали защитные укрытия, а гранаты разносили на куски плотные группы тварей. У некоторых из них были коммуникаторы, о продвижении космодесантников сообщал скрежещущий женский голос, выкрикивающий приказы в наушниках.

Испивающие Души продолжали движение к сердцу звездного форта, оставляя пикеты для охраны маршрута, а за головным отрядом продвигались сервы Ордена. Армия мутантов была разбита и рассеяна, поэтому Испивающие Души миновали практически нетронутый командный сектор старой орбитальной платформы защиты и достигли оболочки.

С начала атаки прошло тридцать девять минут.

Сарпедон проверил по компьютеру, как дела у Кэона. Большая часть Испивающих Души двигалась широким фронтом, так как основная цель номер один, по сообщениям, находилась в роскошных личных покоях Ван Скорвольдов — четыре этажа блестящего декаданса, хорошо укрепленные и требующие одновременной атаки с разных сторон.

Замечательно. Кэон сделает свою работу, он опытный и надежный военачальник. Для самого Сарпедона это была первая настоящая кампания в ранге командира, но с такими помощниками он мог спокойно сконцентрироваться на своей части миссии — на основной цели номер два.

Сарпедон наблюдал за группой рабочих, сильных сервов. Они топали позади и несли мелтапилу с игольным наконечником. На содержании Ордена находилось несколько тысяч работников, которые выполняли рутинные обязанности, слишком низкие для самих космодесантников. После фиксирования герметичных печатей и быстрого марша по следу, выжженному Испивающими Души, их тела, обнаженные до пояса, блестели от пота.

Сервы прошли в окружение десантников — пятьдесят лучших воинов Империума создали железный кордон вокруг открытой секции оболочки. Остальную часть команды, примерно сто человек, Сарпедон послал патрулировать ближайшие районы, справедливо опасаясь неожиданного нападения со стороны охотничьих отрядов мутантов, которые, согласно данным биосканеров, рыскали неподалеку.

Были и потери, однако число сопротивлявшихся делало их неизбежным. Но каждая рана космодесантника — это само по себе событие. Коро и Сильвикк уже никогда не увидят следующего рассвета, а Гивлор выжил, хотя ему в горло попал заряд из копьеметателя. Было еще несколько ран, переломов и открытых разрывов, но Испивающие Души могли не обращать внимания на такие мелочи до завершения операции. Она прошла четко и быстро. Сам магистр Ордена Горголеон гордился бы ими.

Сарпедон наблюдал, как команда сервов готовилась проделать отверстие в оболочке. Стена была покрыта грубо приваренными к металлу информационными консолями, графиками, картами — остатками бизнеса Ван Скорвольдов. Несомненно, Администратум сможет извлечь немало полезного из разбросанных вокруг цифровых хранилищ информации, но библиария они не интересовали. Как только Испивающие Души доберутся до главной цели, то покинут эту территорию, позволив боевому Имперскому Флоту занять ее и распоряжаться здесь, как ему угодно.

В командный модуль, расположенный внутри оболочки и рассчитанный только на одного человека, вел единственный вход. Он был запечатан, и Сарпедон знал, что для вскрытия кодовых замков понадобится немало времени. Вот поэтому потребовались сервы.

Один из сервов, с искусственными зубцами вместо рук, входящими в сочленения мелтапилы, поднял массивный резак, позволив тонкой испепеляющей линии зарыться в стальную поверхность оболочки. Вскоре по стене неторопливо сползла красная слеза расплавленного металла.

Рабочий постарался ускорить процесс и надавил на аппарат, пытаясь побыстрее протащить режущий луч через последние несколько сантиметров, и в воздух взвился черный дым там, где бионика соприкасалась с плотью плеча. Апотекарии и слуги-санитары часто использовали кибернетическую хирургию для повышения рабочих характеристик сервов, но искусственные протезы не всегда были хорошего качества. Однако сейчас их оказалось вполне достаточно, так как большая секция оболочки все-таки с громким лязгом выпала наружу.

Сарпедон прошел вперед, увеличив потрескивающую ауру силы вокруг своей головы. Простой трюк, но на существ со слабой волей он действовал безотказно. Несколько десантников Гивриллиана последовали за ним.

Внутри было чисто и опрятно. Комната маленькая, рассчитанная всего на одного или двух человек, но отсюда убрали все командные мысленно-импульсные аппараты и когитаторы, превратив ее в роскошную спальню. Тут стояли кровать с пологом, туалетный столик с большим зеркалом и голопроектором, лежали ворсистые ковры. Древний фарфор украшал полки, на стенах висели несколько картин и изящно декорированный меч, который, похоже, никогда не вытаскивали из ножен. По-видимому, это помещение предназначалось для спасения знати, привыкшей к комфорту.

Аристократ лежал, съежившись, на кровати, стараясь спрятаться под простынями. Он был одет в костюм из голубого бархата с золотой тесьмой. Парик упал и валялся на полу рядом с кроватью. Объект оказался на удивление молодым, со слабым подбородком и водянистыми глазами. Прилизанные белые волосы были припорошены пудрой. От человека исходил легкий запах мочи — улучшенное обоняние Сарпедона позволяло превосходно ощущать его.

Основная цель номер два — Каллисфен Ван Скорвольд.

Библиарий передавал мысли, а не принимал — редчайший талант, хотя от него было мало пользы при препарировании разума человека во время допросов. Но один вид хозяина звездного форта ясно говорил, что тут никаких изощренных телепатических уловок не понадобится.

— Каллисфен Ван Скорвольд, — начал десантник, — несомненно, твои преступления против Империума серьезны и многочисленны. С ними мы разберемся позже. Но сейчас меня интересует лишь одно: где Копье Души?

В глубине звездного форта, среди гобеленов и канделябров роскошных частных покоев картеля Ван Скорвольдов, силы командора Кэона сомкнулись над основной целью номер один. Атака была практически идеальной; они вторглись в заданный сектор сквозь тщательно построенные оборонительные рубежи сразу с нескольких сторон, изолируя группы защитников друг от друга и уничтожая их массированным шквальным огнем или зарядами из плазмагана перед тем, как продвинуться дальше.

Жестко, быстро, беспощадно. Дениятос, воин-философ из легенд Ордена, написал бы о такой атаке, когда анализировал систему тактики Испивающих Души тысячи лет назад.

Болтеры прожигали путь сквозь оставшихся охранников. Те были профессионалами, выбирали точки для огня осторожно, старались отступать организованно. Но их высокая военная подготовка не имела никакого значения. Они просто удостоятся чести умереть как мужчины в огне атаки Кэона.

Командор широкими шагами прошествовал мимо тактического подразделения Финриана сквозь огромные зияющие дыры, прожженные мелтаганами в перегородках между гостиной, залом для аудиенций и спальнями. Его ноги сминали стекло разбитых канделябров и разбитую в щепы бесценную мебель, которую защитники использовали для укрытия.

В воздухе вокруг кольцами завивался дым, а языки пламени лизали деревянные панели. Роскошь покоев превратилась в руины, заваленные телами и усеянные пулевыми отверстиями. Испивающие Души явились в дыму от разрядов, когда эхо болтерных выстрелов смолкло, поводя стволами орудий по залитому кровью коридору в поисках выживших.

— Чисто, — раздался в наушниках голос Финриана, а на сетчатке командора согласно сверкнули двадцать иконок сержантов.

Кэон, которому уже исполнилось триста лет, старый, седой, пнул тела погибших охранников с презрением, приличествующим герою-космодесантнику. Он сражался в самых страшных схватках Ордена Испивающих Души за последние двести лет, в коллекции его трофеев были орки, кракены некроны и с дюжину других видов. Он пристально вглядывался сквозь дым, оставленный болтерами, в поисках основной цели номер один.

Пара оглушенных рабов-слуг бродила вокруг, космодесантники не обращали на них внимания. Худощавая пожилая женщина тихо плакала, спотыкаясь на руинах, похоже не замечая гигантов, занявших территорию. Толстенький ребенок бегал туда-сюда, как будто стараясь найти выход наружу. Еще несколько собрались по углам, практически в кататоническом состоянии. Они едва обращали внимание на Кэона.

Место было пустынное. Сообщений о цели не поступало, а время уже уходило. Командор хотел найти главный объект и убраться из звездного форта до того, как придется иметь дело со слугами Администратума, считавшими станцию своей территорией. Он не желал тратить лишнее время, заставляя своих десантников бегать вокруг, как детей.

Неожиданно Кэон почувствовал острую боль в ноге там, где наголенники переходили в коленный доспех. Он подумал, что это, должно быть, старая рана, которым он давно потерял счет, но, посмотрев вниз, увидел толстенькую, хлопающую глазами девочку со следами явного вырождения на лице, убирающую руку, в которой блестело что-то длинное.

Как она к нему подобралась? Ребенок! Языческая рабыня! Конечно, при нем об этом вспоминать не будут, но ведь каждый десантник узнает…

Он сбил ее резким ударом наотмашь, она тяжело приземлилась на пол, но тут же резко подпрыгнула, уродливое личико исказилось от ненависти.

— Мразь! Любители хрудов! Гроксово отродье! Это мое дело! Мое! Как вы смеете уничтожать мое дело!

Боль в ноге Кэона не проходила. По всему телу стал распространяться жар, проникающий глубоко в мускулы.

Один из десантников Финриана, брат К'нелл — черепа и пурпур доспехов зачернены оспинами разрывов, — схватил девочку за руку, так что она закачалась, пронзительно визжа. В ее руке было зажато тяжелое наборное золотое кольцо, из которого выступал тонкий серебряный кинжал.

— Пальцевое оружие, мой повелитель. Скорее всего ксеносов.

Игольник. У ребенка был пальцеигольник. Какого черта она…

— Мясники! Твари желчные! Трахать к'нибов любите, наверное! Кровопийцы! Посмотрите, что вы наделали!

Боль обернулась холодом, и Кэон почувствовал, как у него закружилась голова. Он выжил после страшных боевых ран, но уже понял, что в этот раз не сможет вернуться назад.

Прямо на глазах подразделения Финриана массивный командор пошатнулся, как огромное срубленное дерево, и рухнул на пол.

— Нинкеры! Разбойничье дерьмо! Мой дом! Моя жизнь! — вопила основная цель номер один, Веритас Ван Скорвольд.

 

Глава вторая

Огромный перевернутый конус плотных цепей суперпроводников свисал острием вниз с потолка комнаты, словно гигантский сталактит. Хотя зал занимал внушительное пространство корабля Адептус Механикус, он почему-то производил впечатление низкого и маленького из-за присутствия этой древней машины.

Архимагос Хоботов помедлил немного, прежде чем начать церемонию. Когда обращаешься к столь священным механизмам, надо сделать паузу, в полной мере насладиться их красотой и сложностью. Его бионические глаза, устроенные на манер фасетов насекомых, отражали множество маленьких картинок, собирая из них одну большую, невыносимо прекрасную в своей сложности и логичности. Только подумать, руки самых обыкновенных людей создали эту машину! Такие чудеса всегда вдохновляли магистров, техножрецов, обслуживающих подобные механизмы, на подвиги познания. Понадобятся многие тысячи лет тщательной и опасной работы, но время и трудности не принимались во внимание Омниссией, поэтому не брались в расчет и его преданными слугами.

Когда-нибудь великий шедевр знания, шедевр творца наконец-то получит завершение. И на этот раз его не оскорбят дурным обращением, как это делали древние, а порукой тому послужат компетентность и секретность Адептус Механикус, где уже не осталось места непостоянству мелочных эмоций. Это была мечта, хрупкая мечта, ведь с каждым обрывком знаний, ускользающим в вечную тьму, человечество все дальше отступало от образа Галактики, созданного Омниссией, где ее великие и ужасные силы контролируются человеком с помощью машин.

Да, впереди еще куча дел. И всегда так мало времени, а архимагос так занят…

Хронометры достигли назначенной сотой доли секунды, и сто девяносто восемь церемониальных сервиторов неожиданно очнулись от сна, их морщинистая мертвая кожа отливала янтарем в теплом сиянии машины. Искусственные суставы Хоботова зажужжали, когда он поплыл к провалу в полу палубы, где была снята часть листовой обшивки, обнажившая сплетение зубцов и шестеренок. Архимагос встал на колени — он ничего не почувствовал, так как давно избавился от нервных Окончаний в главных частях своей искусственной анатомии, — и вынул из-за пазухи маленький горшочек с машинным маслом, освященным шесть раз. Пальцем из матово-серого сплава Хоботов нанес символический слой смазки на зубцы верхней шестеренки. Рты сервиторов открылись, и из глоток раздались скрежещущие, пощелкивающие звуки — хвалу Омниссии пели в унисон, на языке, который, как говорили, более всего услаждал слух Бога-Машины.

Архимагос выпрямился и плавно перелетел к консоли управляющего узла, подключенной к полу. Он нарисовал на поверхности, покрытой пятнами ярь-ме-дянки, знак Марса и нажал большую плоскую панель в центре. Та зажглась, и отпечатанные пленки молитв застрекотали в двух одинаковых прорезях, подтверждая, что работа даже этой малой части машины проникнута священной серьезностью.

Заскрежетали шестеренки, приятно и предсказуемо завибрировали большие силовые изолированные кабели, идущие по краям комнаты в основание конического излучателя. Машине нужно было столько энергии, что канал качал плазму прямо из двигателя космического корабля механикусов. Как только стыковочная система разогреется, должен активироваться сам аппарат.

Сервиторы составили линию, потом треугольник, затем квадрат идеальной формы, строго придерживаясь программы. Машина дышала древностью, но воспроизвести ее на нынешнем уровне технологий Адептус Механикус не могли, поэтому приходилось просить о благосклонности Омниссию, прежде чем пользоваться ею. Геометрические фигуры и числа, полные смысла, радовали бога, ибо он превозносил логическую структуру вещей превыше всего, и в том была внутренняя правота, что, прежде чем использовать священные устройства, надо добиться его расположения.

Сервитор с обнаженными механическими секциями приблизился из дальнего, погруженного во тьму угла зала. Он вошел в священный квадрат и передал Хоботову контрольный скипетр — жезл из твердого углерода, покрытый изящной спиральной вязью машинных кодов, вершина которого была увенчана сферой совершенной формы, где вращались две одинаковые шестерни с отверстиями посредине, символ механикусов и их работы. Глубоко внутри цилиндра покоился тончайший силиконовый провод, в который были вплетены нити до сих пор неизвестного элемента, столь же древнего, как и сама машина, ключ, необходимый для активации священного механизма. Как он работал, оставалось для техножрецов тайной, но, несомненно, это, да и все остальные секреты станут ясны Ордену, как только Омниссия сочтет их труд удовлетворительным.

Хоботов прикоснулся скипетром к руне активации на поверхности конуса машины, и воздух наполнил тихий шум голосов, сплетающийся в изысканные хоровые мелодии. Сервиторы немедленно сформировали шестиугольник, потом восьмиугольник, пока машина заряжалась. Слабое серебряное и золотое мерцание проскальзывало по сетям сверхпроводников, а кольца глубоко внутри конуса начали монотонно гудеть. Именно они, согласно поверьям, генерировали защитное поле против варпа.

Хоботов жестом отдал приказ, и тремя палубами ниже руки сервитора открыли плазменные печати, посылая буйные струи активной энергии по трубам. Эта технология была новой и гораздо менее утонченной, чем сама машина, путь плазмы сопровождался воем сирен тревоги и грохотом. Капли обжигающей жидкости просачивались сквозь перегруженные сочленения труб и с шипением падали на палубу. Но силовые сцепления держались и доставляли свой ценный груз в сердце машины.

Звуки стали песней — прекрасной гармонией сияющей энергии. Машина ожила.

Хоботов повернулся и направился к реактивному лифту, который шел прямо на палубу сбора команды. Пришла пора созвать вооруженных слуг Бога-Машины и подготовить их к выполнению его цели.

Телепортер готов к работе. К концу этого дня шедевр Омниссии станет на один шаг ближе к откровению.

Апотекарии говорили, что Кэон умирает. Глядя на него, Сарпедон помимо своей воли признал, что они правы. ОНИ сделали все, что могли, но игольник был заряжен коктейлем из вирусов и нейротоксинов. Могучее здоровье ветерана справилось с большинством из них, но несколько ксеновирусов добрались до нервной системы, и шансы командора равнялись нулю. Иммунная система Кэона сопротивлялась столь яростно, что стала отторгать имплантаты, вживленные в тело космодесантника. Скоро они откажут, и сердце великого воина остановится.

Командор лежал в боковой часовне, в стороне от личных апартаментов Ван Скорвольдов. Это место нечасто посещали, так как семья, владевшая звездным фортом, не отличалась излишней набожностью, поэтому его сочли относительно незапятнанным для смертного ложа Кэона. Сарпедон взял подразделения Гивриллиана и Теллоса и бурей прошел через весь форт, как только в эфире раздалась весть о ране командора. Другие отряды из его группы держали оборону вокруг оболочки, охраняя сломленного Каллисфена Ван Скорвольда. В остальном захват станции прошел успешно, хотя несчастье с Кэоном повлекло за собой задержку в наступлении. Впрочем, без лидера в лице Веритас Ван Скорвольд армия мутантов разбежалась, и отдельные группы теперь пытались выбраться из района, контролируемого космодесантниками.

Самые смелые из них пытались напасть. Самые смелые из них умирали.

Внутри крохотной, скудно обставленной часовни лежал командор, с него уже сняли громоздкие доспехи и с почтением сложили их в углу. Руки, израненные о зубцы крепости Квиксиан Обскура, неподвижно лежали по обе стороны тела, пурпурно-черные от яда вены вздулись. Ладони, сломавшие шею князя-корсара Аркудроса, от боли превратились в крючья шишковатой плоти. Черты лица заострились от напряжения.

Черный панцирь, имплантированный под кожу, стал серовато-синим, а по краям — красным.

С начала атаки Испивающих Души на звездный форт прошел один час тридцать семь минут.

— Что прикажете, командор? — Сарпедон знал, что время для чувств и скорби придет позже. Сейчас требовались только быстрота и хладнокровие. Больше ничего.

— Библиарий Сарпедон, я не могу выполнить свой долг перед Золотым Троном. — Голос Кэона, некогда рокочущий от полноты власти, стал слабым и надломленным. — Я не могу сражаться. Я умираю и вверяю себя суду Дорна и Императора. Ты достанешь Копье Души.

Копье Души. По правде говоря, Сарпедон тешил себя фантазиями об обстоятельствах, — в которых именно он найдет священное оружие. Но не так он все себе представлял. Кэон был слишком значительным человеком, чтобы его терять.

— Я исполню ваше желание и мой долг перед Орденом, командор.

— Я знаю, что могу на тебя положиться, Сарпедон. Не так надо выяснять, подходишь ли ты для командования, но думаю, ты хорошо послужишь Императору. — Уголки рта Кэона слиплись от пузырящейся крови. — Могу я попросить тебя вверить мою душу древним?

Сарпедон засомневался. Перед ним лежал великий воин, страдающий в невыносимой агонии, и надо было сделать все, чтобы он умер с честью. Но…

— Ваша… ваша смерть была не смертью воина, командор.

— Хм, да, это правда. — На лицо ветерана набежала тень, когда он вспомнил смертельно ранившее его дитя. — Вероломная убийца. Отвлекся всего на секунду. Всегда будь бдительным, Сарпедон. Если не можешь помолиться за меня, то хотя бы крепко заучи этот урок. Уродливая девочка-рабыня может оказаться чем-то большим. Невинное может оказаться смертельным. Не попадись, как я, иначе это будет стоить тебе жизни, а молитвы твоих братьев не проводят тебя в Зал Правосудия Дорна.

Печальная судьба. Кэон сражался на стороне Императора в легионе Рогала Дорна, когда разразилась финальная битва бесконечной войны, — никто не сомневался в этом. Но он не войдет в ряды павших с триумфальными фанфарами, хотя должен, он умер не от руки смертельного врага, а из-за мимолетной потери концентрации. Веритас Ван Скорвольд не тот противник, который может убить космодесантника, не говоря уж об Испивающем Души и тем более о ком-то уровня Кэона, поэтому именно собственная ошибка сразила его, а не игольник Веритас. Командор и перед лицом небытия оставался верен заветам Ордена, не спорил, но спокойно принимал оскорбление, нанесенное ему такой смертью.

Апотекарий Паллас вошел в боковую часовню. За ним сервы тащили банки с мазью, которая должна была облегчить путешествие Кэона в иной мир. Сарпедон покинул помещение и вошел в разгромленные личные покои Ван Скорвольдов, приспособленные Испивающими Души под штаб-квартиру. Неожиданно он понял, что теперь это его штаб-квартира.

Веритас Ван Скорвольд было сорок семь лет, с самого детства она страдала от редкой и коварной мутации, которая задержала ее рост и придала ей внешность на редкость отвратительной восьмилетней девочки. Она была столь же жестока, насколько ее брат — слаб, ставила эффективность и выгоду выше морали и законов Империума и провернула множество противозаконных сделок, которые дали семейству Ван Скорвольдов баснословное богатство, одновременно сделав их конфликт с Администратумом неизбежным. Теперь Веритас пожинала плоды своих грехов, наказание ее, несомненно, будет очень суровым. Пока же она страдала от неудобств, запертая в крохотном карцере. Ее громкие проклятия несли в себе столько яда и были так изобретательны, что приходилось ежечасно сменять охранников, дабы не подвергать их моральному осквернению.

Снаружи часовни в ожидании замерли сержант Теллос и брат Михайрас, которых Сарпедон попросил разделить с ним Обряд Возлияния. Теллос удостоился такой части за убийство огромного мутанта на первых этапах наступления. Михайрас, послушник, до своего возведения в ранг космодесантника долгое время был слугой Кэона и потому не только чтил авторитет и честь командора, но и был с ним духовно связан. Он храбро сражался во время штурма покоев Ван Скорвольдов, но именно его ментальная связь с умирающим привела Сарпедона к решению вызвать юношу сюда.

Не проронив ни слова, все трое прошли в картографическую комнату, где большая звездная карта сияла на стеклянной поверхности стола. Другие, нарисованные от руки, висели на стенах или рулонами лежали на полках. Очередная коллекция Каллисфена Ван Скорвольда.

Сарпедон поставил на стол золотой потир, до того висевший у него на поясе. Сосуд был стар, и, несмотря на должный уход библиария за всем своим снаряжением, тусклость уже проникла в глубокую резьбу. Сарпедону дали священный кубок, когда он наконец перестал быть учеником-послушником и стал библиарием, более семидесяти лет назад, так давно, что он иногда даже сомневался, а он ли был тем человеком, или, может, какой-то другой? Ему казалось, он всегда был Испивающим Души, его жизнь — циклом битв и почестей, а дух вечно полнился свирепой страстью искоренить врага и нерушимым кодексом военного достоинства.

Михайрас отцепил от пояса контейнер, вроде тех, которые апотекарии использовали для перевозки и хранения образцов неизвестных организмов, с которыми сражались Испивающие Души. Сейчас в нем лежал кусок спинного мозга огромного мутанта, которого убил Теллос. Сержанту не пристало таскать его, ибо он уже взял один трофей — огромный рог, срезанный со лба чудовища.

Кровавая, сочащаяся масса перекочевала в потир, и Сарпедон обхватил чашу массивной керамитовой перчаткой.

— Знай врага своего, — нараспев произнес Теллос.

Только эти слова были дозволены на древней и священной церемонии, но одновременно короткой и простой, дабы сохранить ясность разума.

Теперь, как командору, именно Сарпедону пришлось изучать душу поверженного врага. Он запрокинул голову и влил полужидкую массу себе в рот. Сглотнув, библиарий поставил потир на стол и принялся выполнять необходимые ментальные операции, начав обряд.

Внутри него жило око духа, видящее то, чего физические чувства видеть не могли. Он представлял, как оно открывается, впитывал всей душой свет после столь долгого периода абсолютной темноты, стараясь не ослепнуть от сияния знания. В желудке началось теплое покалывание, процесс пошел.

Он чувствовал на своем теле словно тонкий слой несмываемой грязи. Его конечности стали неуклюжими и неловкими, во рту застыл вкус нечистот, а в уши как будто набили вату. Библиарий окинул взглядом комнату и увидел своих братьев-десантников как будто сквозь дымку, с искаженными лицами, все карты в комнате неожиданно сдвинулись, потеряли реальность. Его внутренние органы теснились в теле, почти терлись друг о друга. Все было неправильно, абсолютно неправильно. Сарпедон стал не человеком, а рисунком неумелого ребенка, уродливым и грубым. Сверху, снизу, со всех сторон что-то давило — остальное человечество, вся Вселенная питали к нему такое отвращение, что оно обжигающим клеймом отпечаталось в его душе и грузом висело на плечах. Он был человеком и одновременно чем-то меньшим. Он жил, но не чувствовал этого.

Сарпедон почувствовал скорбь нечистого существа, способного жить только во тьме, подальше от обжигающего света Золотого Трона. Он не мог выбраться, он был заперт в этом гнусном теле, пойман навсегда. В его душе плескалась паника, ибо так будет вечно, до самой смерти, а после нее придет пустота. Пустота, просто осознание того, что он не должен был даже появляться на свет…

Ошеломленный, Сарпедон крепко зажмурился, и грязь неожиданно исчезла из его глаз. Михайрас обеспокоенно смотрел на него, так как до сих пор не видел церемонии потира, а библиарий, должно быть, сейчас казался слабым и напуганным, что невозможно для космодесантника. Но оно того стоило. Теперь он знал своего противника намного лучше, а знание на войне — все.

Каждому послушнику при его посвящении в космодесантники вживлялся новый орган, омофагия. Она поглощала расовую память и извлекала психогенетические следы из введенных органических материалов, что давало десантнику представление об уровне подготовки врага, его вере, морали, иногда даже о стратегических планах и расположении войск. Омофагия Испивающих Души была гиперактивна по сравнению с аналогичными органами воинов других Орденов, давая очень четкие и интенсивные картины. Они могли переживать мысли и чувства своих противников, но при этом оставаться разумными и неоскверненными, испытывая прежнее отвращение к нечеловечности своих врагов, но зная все об их поведении.

И здесь этот дар сослужил хорошую службу. Сарпедон чувствовал скверну мутанта, грех, лежащий в основе его существования, огромный и могучий, но одновременно не несущий в себе ничего — ни долга, ни цели. Мутант ни во что не верил и выживал, только чтобы существовать. Смерть для него — подарок. Испивающие Души оказали защитникам форта услугу, послав сегодня столь многих из них в чернильную темноту небытия.

— Я в порядке, братья мои. Приношу вам благодарность за помощь в проведении церемонии. Но хотя победа уже одержана, она еще не завершена. — Сарпедон мысленно ударил по иконке, горящей на сетчатке, и перевел свой передатчик на все частоты. — Испивающие Души, отзывайте патрули и собирайтесь внутри главной линии обороны. Время пришло.

Каллисфен Ван Скорвольд долго не продержался. Сарпедону понадобилось всего лишь один раз схватить его за горло и ударить о стену оболочки, как он все рассказал о многочисленных и разнообразных преступлениях, совершенных его сестрой ради извлечения выгоды, о незаконных сделках для пополнения коллекции и множестве других вещей, о которых Сарпедон предпочел бы не слышать. Каллисфен оказался тем редко встречающимся типом преступника, которые совершают свои злодеяния скорее из скуки и праздного любопытства, чем от желания выжить. Порочность таких людей постепенно принимает просто гигантские масштабы, и тогда они становятся ничем не лучше еретиков, валяющихся в сточной канаве.

Сарпедону все это было совершенно неинтересно. Но где-то в середине своей судорожной исповеди Каллисфен Ван Скорвольд упомянул о корабле звездного форта, сохранившегося еще со времен, когда здесь была орбитально-защитная платформа. Поколения семьи Ван Скорвольдов перестраивали его и расширяли, превратив в укрепленную сокровищницу для хранения ценностей. Именно там располагалась коллекция технических и чужеродных артефактов Каллисфена. Именно ее искали Испивающие Души. И хотя операция стоила им жизни командора, она все равно войдет в анналы прославленных свершений Ордена.

Сарпедон лично возглавил ударную группу и повел ее через лабиринт проходов и машин к кораблю. С ними шли сервы с резаками наготове, а также технодесантник Лигрис. Как и ожидалось, сопротивление сошло на нет, но впереди Испивающих Души ждала главная цель их похода, и случайностям нельзя было дать ни малейшего шанса. Десантники приблизились к огромной металлической плите осторожно и во всеоружии.

Но открывшаяся их глазам картина потрясла бы любого.

— Как вы думаете, мы можем взять отсюда парочку трофеев, сэр? — Голос Люко разорвал тишину так, как мог только он.

Всего лишь один зал корабля, но здесь стояли такие диковинные экспонаты, которые вызывали одновременно ужас и восторг в душах воинов. Никто не мог отрицать — некоторые из этих вещей были безумно красивы и именно поэтому страшно опасны.

Пол от стены до стены покрывал темно-голубой ковер, а со стен свисали гобелены. В потолке горели прожектора, и их лучи освещали стеклянные витрины лелеемой Калисфеном Ван Скорвольдом коллекции. В одной лежало с полдюжины древних пистолетов, в другой — поразительно компактный мелтаган, в третьей — нечто многоствольное с постоянно растущим кристаллом для боеприпасов. Здесь стояли статуи женщин с головами насекомых и гуманоидные фигуры из окаменелых лоз, похожие на сплетенных змей. Глазам удивленных Испивающих Души предстала композиция из рога и матово-серого металла, ростом выше любого из десантников, с колчаном стрел, увенчанных наконечниками из ядовитых зубов рептилии, и полный доспех, сделанный из бриллиантовых пластинок, прошитых серебряными нитями.

Десантники ждали приказа Сарпедона. Он прошел сквозь массивную отполированную металлическую дверь сокровищницы в зал, его психологически чувствительный разум гудел от холодных и острых вибраций изысканности и высоких технологий. Библиарий чувствовал себя неуютно, в этой комнате хранилось слишком много неизвестного, слишком много запрещенного. Сарпедон решил, что большинство из этих вещей будет предано огню, как только они завершат свою миссию, а Люко — наказан за предложение Ордену осквернить себя ксенотехнологиями и запрещенными приборами, даже в шутку. Среди них не было экспертов в архео-технике, и никто не знал, откуда ждать опасности. Лучше все уничтожить, чем подвергать себя риску осквернения.

— Библиарий Сарпедон, — раздался голос в передатчике, потрескивающий от искажения сигнала, проходящего сквозь массивные плиты внутренних структур звездного форта. — Отделение Ворца. Мы нашли гражданских.

— Гражданских?

— Груз, сэр. Рабы или пленники.

— Я думал, что в звездном форте нет груза. Нет пришвартованных кораблей.

— Наверное, беглецы, сэр, сбежали с транспортов. Здесь есть человек по имени Изер, какой-то священник. Похоже, они хотят нам помочь.

Половина Испивающих Души, среди них отделение Ворца, на всякий случай держала оборону вокруг сокровищницы, кругами прочесывая территорию. Особо опасаться массированной атаки со стороны разбитых защитников форта не стоило, но десантники уже потеряли своего командора от предательской руки и больше не хотели давать шансов противнику. Штурм предприняли в тот момент, когда поблизости не было замечено крупных грузовых судов, чтобы не повредить человеческий материал, но люди на станции оказались все равно беглецы, скрывавшиеся в канализации форта.

У Сарпедона не было на них времени. Он хотел закончить миссию до того, как темные тучи, собравшиеся вокруг них, начнут изливать на воинов свои несчастья.

— Передайте всем подразделениям обороны. Не трогать гражданских. Скоро мы уйдем и не можем позволить себе осложнений. Отбросы оставьте Гвардии.

Замерцали руны подтверждения. Группа сервов и технодесантник Лигрис аккуратно обогнули витрины и теперь трудились над массивными закрытыми дверями в дальнем конце первого зала.

Рабочие старались не смотреть на экспонаты, зная, что недозволенное любопытство приведет к очень суровому наказанию. Даже низшие человеческие существа способны на многое, подумал Сарпедон, если принадлежат Ордену с самого рождения и воспитываются в почтении к своим повелителям. Позади Лигриса летел криптодрон, он приземлился, словно жирное насекомое, на тускло мерцавшую руническую панель первой двери. На его изогнутом металлическом теле вспыхивали лучи света, пока он обрабатывал кодовые алгоритмы замка. Раздался звук подтверждения и шипение воздуха, когда замок открылся.

Как только сервы закрепили цепи и приготовились широко раскрыть дверь, Сарпедон взглянул еще на несколько объектов из собрания Каллисфена. Рядом с ним висело знамя, по-видимому сотканное из человеческих волос, и лежала превосходная копия человеческого черепа, вырезанная из камня темно-красного цвета с нефритовым отливом. Каллисфен Ван Скорвольд за свою жизнь собрал потрясающую воображение коллекцию запретных артефактов. Со сколькими чужаками-работорговцами и благородными, но падшими семьями пришлось ему иметь дело?

Библиарий понимал, что многие из этих вещей были очень красивыми, но чувствовал скверну, окружавшую их. Безделушки не обманут избранного воина Императора, как они уже проделали это с Каллисфеном Ван Скорвольдом.

Дверь открылась. По сигналу Сарпедона ближайшие тактические подразделения осторожно вошли в следующую сокровищницу, опасаясь ловушек или засады. Они не могли предположить, что Ван Скорвольды пожертвуют своими самыми ценными приобретениями просто так.

Перед глазами десантников предстал коридор, по обе стороны заставленный клетками, — маленький зверинец чуждых форм жизни, ухающих и чирикающих. Сарпедон приказал тактикам остановиться и пустил вперед брата Заэна, огнеметчика из подразделения Люко. Тот осторожно вошел в коридор, миновав восьминогих обезьян и птиц с оперением из стекла. Впереди, по застеленному ковром полу, катилось несколько сервиторов, простые работы, ростом по грудь человеку, добавляющие еду в кормушки и чистящие клетки от экскрементов. Несомненно, тщеславие Каллисфена тешил этот зоопарк между двумя залами корабля, за которым ухаживали только сервиторы и куда не допускались даже слуги.

— Все чисто, — послышался в наушниках голос Заэна.

Сарпедон последовал за ним, чувствуя грубые мысли животных. Он никогда не получал четких образов от разумных существ, так как скорее передавал мысли, нежели получал их, а любой высокоразвитый мозг слишком сложен и непостоянен, чтобы уловить его импульсы. Ничто здесь не было достаточно разумным, вреда эти создания причинить не могли, но библиарий все равно решил предать зверинец огню, правда не сейчас. Потом. Цель звала. Пара крохотных сапфирово-голубых глаз уставилась на него из симбиотического клубка змей, а какое-то полурастение печально прокричало десантникам вслед. У Каллисфена были странные вкусы.

Коридор заканчивался комнатой со стенами из отполированного металла, огромной, мрачной и скудно обставленной. Единственный луч света озарял простой стол в центре комнаты.

Там лежала главная цель: Копье Души.

Эта история вырезана на стенах всех часовен и келий для медитации в каждой крепости-монастыре, раскиданных по флоту Испивающих Души. Именно ее узнавали рекруты первым делом — еще до того, как их подвергали постоянным жесточайшим тренировкам и неуловимым обработкам химическими методами до тех пор, пока не оставалось только несколько удостоенных чести стать послушниками. В происхождении Ордена лежала причина суровой военной гордости, ставшей фундаментальной частью любого космодесантника. Именно поэтому только смерть могла остановить воина перед лицом противника.

Рогал Дорн, совершенный человек, созданный Императором, величайший из примархов, дал свой генетический образец легиону Имперских Кулаков. Его бойцы следовали за ним в битвах, как сыновья. За десять тысяч лет до того, как Сарпедон сложил облачение послушника и принял доспехи Испивающего Души, Имперские Кулаки сражались на стенах Дворца Императора на Терре против несметных полчищ Предательских Легионов Хоруса. Аббаты рассказывали эту историю детям в схолумах, и она стала легендой для миллиардов, поклявшихся в верности Империуму.

Когда Хоруса убили, а восстание захлебнулось в крови, оставшиеся Легионы, не предавшие Императора, были разбиты на множество Орденов, чтобы ни у одного человека не было власти над слишком большим числом космодесантников одновременно. Дорн знал, как гордятся его сыновья славой имени Имперских Кулаков, и сражался за то, чтобы его легион остался в неприкосновенности. Но ему пришлось склониться перед волей остальных примархов, а его десантники образовали множество новых Орденов. Одни сохранили прежнее имя, прочие получили другое название, новый герб и стали творить собственную историю на службе Империуму.

Багровые Кулаки, Черные Храмовники, Испивающие Души…

Каждому из них Дорн дал символ священной цели, чтобы они всегда помнили: его дух с ними, а его слава — это их слава. Испивающие Души, сформированные из подразделений штурмовиков, получили Копье Души. Примарх лично нашел его в каком-то темном, одиноком мире во время Великого Крестового Похода.

Им он поразил множество отродий варпа, и именно на нем развевалось знамя в сотнях миров, покоренных в честь Императора.

Капелланы рассказывали эту историю рекрутам, прежде чем те отправлялись в мясорубку селекции, чтобы дать им хотя бы слабое представление о тех идеалах, за которые они страдают.

Сарпедон и сам знал ее, как и все десантники под его командованием. Он прошел сквозь огонь и мучение тренировочного отбора, получил новые органы космодесантника, миновал процедуру психодоктринации. И именно Копье Души удерживало его на поверхности в самые трудные минуты, а для всего его поколения оно стало чем-то еще большим: смыслом возмездия, катализатором священной ярости, столь хорошо служившей десантнику в разгар битвы.

Ибо артефакт затерялся на тысячи лет, когда флагман Испивающих Души «Благословитель» исчез в варпе. Теперь же оно нашлось в коллекции дегенерата, который понятия не имел о его подлинной сущности и значении. Командор умирал, и именно Сарпедон вернет священную реликвию обратно в лоно Ордена.

Копье Души оказалось сверкающе-черным цилиндром длиной с человеческое предплечье, украшенным затейливыми диаграммами, постоянно менявшими свою форму, стоило только на них посмотреть. На поверхности реликвии ярко выделялись выемки для пальцев, в каждой гнездилась лазерная игла, окруженная кольцом реагирующего на ДНК психопластика. Судя по размерам импровизированной рукоятки и по расположению и форме выемок для пальцев первоначально артефакт предназначался не для людей.

Даже Каллисфен почувствовал силу в этой простой элегантности и отвел Копью отдельную комнату. Но для Сарпедона оно сияло, как маяк надежды, ярости и праведности, как если бы все, за что он сражался: Император, примарх, место человечества во главе Галактики и священный план, ведущий людей к вселенской власти, — слилось, получило свое воплощенное завершение в одном совершенном артефакте.

Заэн замер рядом с ним, библиарий чувствовал, как у воина перехватило дыхание от благоговейного ужаса. Следовавшие за ними тактические взводы также онемели от восторга.

— Приготовьте челноки к отстыковке, — тихо скомандовал Сарпедон. — Мы нашли главную цель и теперь уходим. — Потом, переключившись на местную частоту, приказал: — Подразделение Люко, подразделение Хастиса, ко мне. Окажем реликвии должные почести.

А затем мир вокруг померк.

Он потряс головой, пытаясь выгнать тьму, прийти в себя. Сарпедон валялся в неудобной позе на полу, рядом неподвижно лежал Заэн. Слух медленно приходил в норму после ударной волны, повергшей их всех наземь, в уши уже пробивались звуки внешнего мира, причиняя легкую боль.

Бомба? Это было бы в духе Ван Скорвольдов. Но технодесантники зачистили территорию. Возможно, но мало вероятно. Что тогда?

Зрение постепенно возвращалось, вокруг клубилась смутная мгла. Потом неожиданно вспыхнул яркий свет. Сарпедон резко приподнялся и увидел, что его отбросило на середину коридора, — клетки смяты, а те инопланетные создания, которые остались в живых, в панике носились вокруг. Слышался скрежет стекла, когда десантники вставали на ноги с усыпанного осколками пола первой комнаты, куда их швырнуло взрывом.

Впереди двигались какие-то фигуры — черные, в плащах. Не меньше дюжины их сгрудилось вокруг Копья Души. Ржаво-красные лица скрыты капюшонами.

Значит, не бомба… Телепортер. Но как? Такая технология была очень редкой, а те приспособления для телепортации, которые находились в распоряжении Испивающих Души, не работали уже веками. Но дело даже не в этом, а в столь запредельной точности наведения — одна маленькая комната в сердце огромной и запутанной космической станции. Сумасшествие! Этого не мог сделать никто!

В воздухе стояло жирное зловоние, и Сарпедон заметил на полу куски перекрученной плоти, спутанные с обрывками темно-красной ткани и обломками металла. Некоторые из вновь прибывших тоже пострадали; кто бы ни активировал устройство телепортации, он, похоже, знал о возможных потерях, но не остановился перед этим.

Сарпедон быстро вскочил на ноги, болтер уже в руках. Заэн тяжело пострадал, и библиарий слышал, как десантники перешагивают через него. Сзади раздалось мурлыканье плазмагана, когда один воин из наступательного отделения Хастиса изготовился к битве.

— Вы! — крикнул Сарпедон, кипя от гнева. — Вы! Именем Трона, назовите себя!

Ближайшая фигура повернулась. Пустые увеличивающие линзы встретились со взглядом библиария. Широкий ребристый кабель змеей выходил изо рта незнакомца, покрытого мертвой кожей, железные жвала, похожие на ножки насекомого, выступали из верха груди и шеи. По краям капюшона был вышит узор из заостренных шестеренок, символа Адептус Механикус, а тяжелый, отливающий черным болтер выступал из рукава воина.

Осадные инженеры. Элита механикусов. Они скорее всего прилетели на своем корабле, который входил в состав эскадры, а Хлура не оповестили о том, что привезли устройство для телепортации.

Но зачем?

— Никому не двигаться! Мы космодесантники, Орден Испивающих Души, избранные Императора, и на ходимся здесь по его воле. — Сарпедон поднял болтер, и все десантники, набившиеся в коридор позади него, сделали то же самое.

Тяжелое оружие инженера со стрекотом поднялось чуть повыше, уставившись в грудь библиария. Остальные двенадцать, уцелевшие после прыжка, как один нацелились на отряд Испивающих Души лазерными пушками, многоствольными мелтаганами и каким-то странным оружием, проводами соединенным прямо с телами механикусов. Если они выстрелят, то Сарпедон и все десантники вокруг него будут разорваны на куски.

Но огневая мощь никогда не решала исход битвы. Побеждала сила разума. Сарпедон знал это всю свою жизнь. Он не мог потерпеть поражение сейчас.

— Вы возвратитесь на свой корабль, — скомандовал библиарий. — Станция сейчас находится под нашим контролем, и вам будет позволено войти на ее территорию, только когда мы уйдем, получив свое. Подозреваю, произошло какое-то недоразумение. Не надо доказывать мне, что я ошибаюсь.

Мог ли он пустить в ход силу Ада, если до того дойдет? Чего могли бояться эти люди? Да и были ли они вообще людьми? То, что Сарпедон знал об элитных войсках Адептус Механикус, создавало образ бесчувственных, хладнокровных воинов, способных сражаться, не поддаваясь панике, даже когда число противника в десятки раз превосходило их собственное, или поддерживать непрерывный огонь неделями без сна и отдыха. Боялись ли они чего-нибудь в нормальном человеческом смысле?

Ближайший инженер отвернулся от них. Из-под капюшона троих механикусов вырвались механические дендриты и обернулись несколько раз вокруг Копья Души, поднимая его в воздух.

Самая священная реликвия в истории Ордена находилась в их холодных, презренных руках. Это очень сильно походило на богохульство.

Потрескивающая корона голубого цвета зажглась ярким пламенем, молнии побежали по стенам комнаты, скрыв инженеров покровом обжигающе ледяного огня. А потом с грохотом настолько громким, что он скорее чувствовался, чем слышался, они исчезли.

Иокантос Галлиан Кревик Хлур спал, когда пришли последние новости. На какой-то ужасающий момент ему показалось, что он снова оказался в жилой зоне Администратума на агропланете, бывшей местом его службы последние пятнадцать лет, и теперь опять придется тащиться на работу и проводить еще один бесполезный день, анализируя доли производства и сбыта, поступающие от фермы по выращиванию гроксов размером с целый континент, ради которой и существовала планета.

Затем он увидел сияние яркого диска Лаконии, пробивавшееся сквозь бортовой иллюминатор хорошо оборудованной, но мрачной каюты, и вспомнил, что находится на борту «Упорного», стараясь обеспечить свое будущее и защитить интересы Империума. Кто-то громко стучался в дверь.

— Кто там? — крикнул он, надеясь, что голос прозвучит достаточно весомо.

Хлуру определенно не нравились космические путешествия — никак не удавалось выспаться, сон постоянно прерывался из-за расстройства метаболической системы, по причине постоянного полумрака, и периодических вибраций, шедших из самого нутра «Упорного».

— Приказ капитана Векка, сэр. Что-то показалось на сканерах. Что-то очень большое.

Хлур с трудом влез в простую черную форму Администратума, набросив на плечи шинель. Скорее всего выглядел он отвратительно, но еще хуже проигнорировать приказ капитана Векка, очень опытного человека, командовавшего флагманом. Если намечалось что-то серьезное, консул должен об этом знать. В конце концов, официально флотом командовал именно он, поэтому приходилось находиться в курсе принятых решений.

— Отведите меня на мостик, — приказал он стоявшему за дверью пареньку, одетому в форму какого-то офицера младшего ранга. Похоже, мальчишка нанялся на борт, только чтобы получить очередное номинальное звание.

— Они находятся в сенсориуме, консул.

— Ну тогда отведи меня туда.

Младший состав «Упорного», мускулистые рекруты и потемневшие от времени сервиторы, казался более занятым, чем обычно, — на каждом повороте младший офицерский состав изрыгал приказы. Похоже, они готовили корабль к обороне — оружейники подносили снаряды, а для наблюдения за смазочными каналами инженерные бригады будили вторые смены. Хлур начал нервничать.

Сенсориум — прозрачный купол, выступающий посредине корабля и украшенный готическими завитушками. Вид на пустоту снаружи искажался слоями фильтрации, созданными для защиты наблюдателей, когда корабль проходил сквозь варп, поэтому звезды отсюда казались серыми смазанными пятнами на черном фоне. Но сейчас там висел голубовато-белый цветок, затмевающий свет солнца. Даже Хлур понимал, что это нечто огромное.

Векк стоял при полном параде в центре палубы сенсориума, окруженный возбужденно обсуждающими проблему логистами и лексмеханиками. Пришел даже один из корабельных навигаторов, и вид у него был крайне обеспокоенный. Хлуру стало интересно, видит ли тот; своими генетически модифицированными глазами, приспособленными к варпу, нечто такое, чего не улавливают сенсоры корабля. Двое астропатов из корабельной бригады бродили тут же, закутанные в свои хламиды, незрячие глаза устремлены в пустоту. Сервитор-официант, ростом человеку по грудь, с широким плоским черепом, на когором крепился поднос с напитками, сновал поблизости, видимо приняв столь большое скопление людей за светский раут.

— Хлур, — позвал Векк. — Хорошо, что вы здесь. Похоже, это чрезвычайно важно. — Голос капитана был встревоженным и четким. Консул подумал, спал ли командир вообще. — Мы заметили эту маленькую вещицу двадцать минут назад. — Он показал на аномалию над ними. — В обычном видимом спектре ничего не видно, но слои, реагирующие на варп, расцвечивают ее, как фейерверк.

— Что это?

— Трещина, — послышался голос навигатора, высокого, худого мужчины. До этого Хлур никогда его не видел — как и большинство представителей своей касты, этот человек избегал любых контактов с остальной командой, большую часть времени проводя в личных покоях с бронированными стенами. — Она локализована в корабле наших союзников, Адептус Механикус, и для корабля маловата.

— У них повреждения? — Хлуру очень бы не хотелось потерять корабль сейчас, когда цель была так близка.

— Вы не поняли, консул. Трещину создали намеренно. Архимагос сам создал ее.

— Как?

— Интересно, что вы спрашиваете, — заметил Векк. — Дигорян и я обсуждали то же самое. Сначала мы приняли это за субпространственную импульсную установку, одно из тех транзисторных устройств, которые механикусы пристыковали на Гидрафуре пару лет назад.

— Но их использование, разумеется, повлекло бы за собой инфраквантовые флюктуации гораздо больших объемов, чем мы наблюдаем сейчас, — сказал навигатор Дигорян, сплетя свои длинные узловатые пальцы в замок под подбородком.

Хлур кивнул. Он понятия не имел, о чем они говорят, так как, хотя мог с нуля построить экономику целой планеты, причуды варп-науки были просто за пределами его понимания.

— Мы думали, это запуск психопортальной оборонной системы, — продолжил Дигорян. — Но астропаты не засекли никакой активности подобного рода.

— Тогда мы поняли, — с азартом подключился Векк. — Это телепортер. Механикусы привезли с собой телепортер.

Может, Хлур и не был слишком силен в секретных технологиях, но имел представление о той степени влияния, которое нужно для приобретения телепортера, даже среди Адептус Механикус. Ради Трона Императора, что происходит? Хоботова атаковали? Или он сам на кого-то напал?

— Мы привели все корабли в боевую готовность, — заметил Векк, — просто на всякий случай. Но, похоже, У архимагоса Хоботова есть свои планы, которыми он не удосужился поделиться с нами.

— Я… я свяжусь с ним. Мы выясним, что он задумал. — Правда, Хлур уже знал ответ на свой вопрос, в конце концов, он получил должность консула не из-за больших связей.

Существовало два типа операций, в которых задействовали космодесантников. Первый, крайне часто встречающийся, — хирургическая атака. Малые по численности, но превосходящие по качеству, вооружению и организации войска отправлялись на строго конкретное задание, выполняли его и тут же покидали пола боя. Врагу наносился сокрушительный удар, атака проводилась настолько молниеносно, что противник зачастую просто не понимал, откуда исходит опасность. Неприятель не может обороняться, если не знает, что воюет.

Космодесантники превосходили всех в подобного рода операциях. Они мгновенно разворачивались, продвигались четко и уверенно по любой поверхности, принимали на себя огонь и отвечали на него троекратно. Они были самыми лучшими наступательными войсками во всей Галактике. Испивающие Души специализировались на корабельных абордажах и десантных высадках с использованием посадочных челноков, специалисты даже говорили, что среди Адептус Астартес мало Орденов могло с ними сравниться. Их тактика базировалась на собственной скорости и замешательстве противника и, как показал штурм звездного форта, была дьявольски эффективна.

Второй тип операций, более серьезный, встречался гораздо реже. Иногда в тысячах войн Империума, шедших практически одновременно по всей Галактике, возникали ситуации, когда речь шла не о победе, а о стратегии, чести и славе. Опорный пункт, потеря которого грозила прорывом линии обороны. Космический порт врага, угрожающий целому сектору. Крепость, чья важность была столь огромной, что стоила любых потерь, пусть даже все войска Императора падут обескровленными у ее ворот. При таких обстоятельствах ставки превосходили все разумные пределы, враги становились неустрашимыми, а сила разума и вера в Святой Трон превращались в такое же оружие, как цепной меч и верный болтер, ибо Империум рожден только для победы. Тогда космодесантники занимали позиции и готовились умереть, если понадобится.

Их тренировали для первого типа миссий, но предназначены они были для второго.

Только эта мысль не позволила гневу Сарпедона превратиться в отчаяние. Они сделали все, что от них требовалось: провели атаку хирургической точности, превосходящую любые потуги имперских войск, прожгли себе путь сквозь орды мутантов и преступников, выставленных Ван Скорвольдами на их пути. Пережили страшную потерю — потерю Кэона, но овладели каждой запланированной целью за максимально короткий срок. Они буквально следовали всем принципам ведения атаки воина-философа Дениятоса — были быстрыми, хладнокровными, бесстрашными и безжалостными, гордыми и смертоносными.

Но этого оказалось недостаточно. Цель украли из-под носа те, кто осмелился назвать себя союзниками Испивающих Души. И теперь первый тип миссии опасно приблизился к тому, чтобы стать вторым.

— Оскорбление нанесено не вам. — Голос Кэона походил на шепот, командор уже умирал. — Вы — избранники Императора. Оскорбление, нанесенное вам, — это оскорбление самого Императора, квинтэссенция ереси.

Сарпедону было больно видеть его таким, ведь еще недавно могучий воин отдавал приказы голосом, от которого дрожали стены.

Капеллан Иктинос стоял рядом с ним, наблюдая за смертью командора через бесчувственные красные глаза вечно надетой на лицо маски. Когда Кэон умрет — не если, а когда, — Иктинос поможет провести предписанные обычаями ритуалы, пока апотекарий Паллас будет удалять прогеноиды прославленного ветерана для транспортировки обратно на корабль Испивающих Души.

Капеллан молчал. В минуты кризиса, когда затихала битва, он наблюдал и выносил решение, не произнося ни слова, а потом докладывал высшим эшелонам Ордена о степени морали во время операции.

— Они будут молить о пощаде, лорд Кэон, — поклялся Сарпедон. — Они узнают, как Испивающие Души отвечают за поруганную честь.

— Испивающие Души не могут принять последний бой здесь, Сарпедон, среди скверны и зловония мутантов. Не позволяй загнать себя в ловушку, не позволяй угрожать себе, не поддавайся, не отступай. Если придется сражаться, помни, для чего мы рождены: бей быстро, сильно и никогда не оглядывайся.

Кэон договорил на последнем дыхании, его глаза медленно закрылись, грудь вздыбилась, пытаясь втянуть хотя бы каплю кислорода, зазубренные красные линии на мониторах Палласа угрожающе подпрыгнули. Яд уже проник в мышцы командора, теперь настал черед легких.

Его жертва не напрасна, поклялся сам себе Сарпедон перед оком всевидящего Дорна, Орден победит, его честь будет восстановлена. Там, над станцией, находились тысячи сильных, модифицированных гвардейцев, войска Адептус Механикус, и все они содрогнутся перед гневом Испивающих Души.

Стоп. О чем он думает? Сражаться с силами боевого флота? Мало славы в такой битве. Он и его Испивающие Души должны выполнить свой долг здесь, ибо они — космодесантники, лучшие и должны быть лучшими во всем. Нельзя просто напасть и отобрать Копье Души, как поступил бы любой другой солдат. Должен быть другой путь.

Воин-философ Дениятос, величайший герой Ордена, за исключением самого Рогала Дорна, писал о силе, которую внушали Испивающие Души, просто стоя на месте. Им не нужно было ввязываться в драку, чтобы победить, — порой одна лишь их слава заставляла противников сдаваться без единого выстрела. Конечно, такие случаи происходили редко — враги Империума обычно слишком глупы и развращены, чтобы вовремя отступить. Но Адептус Механикус и флот Хлура — имперские слуги, прекрасно понимающие, как опасен разгневанный космодесантник.

Не надо угрожать слишком сильно. Администратуму, под командованием которого находился линейный флот, нужен форт. Испивающие Души станут удерживать станцию, потребуют обратно Копье Души и покинут плацдарм только тогда, когда им вернут священную реликвию. Конечно, придется убедить своих бывших союзников в том, что угроза вполне реальна, разместив людей у оборонных систем станции и подготовившись к нападению. Но гвардейские подразделения и войска Адептус Механикус просто не осмелятся напасть, зная, что космодесантники контролируют территорию. Разумеется, сначала будет парочка хвастливых заявлений, обычные бюрократические проволочки, но командующий консул Администратума Хлур — имя всплыло в памяти Сарпедона из инструктажа перед миссией — никогда не осмелится всерьез рассмотреть вариант сражения с Испивающими Души.

Да, это должно сработать. Они признают свою ошибку, отдадут обратно Копье Души с раболепными извинениями, и десантники отправятся домой с триумфом, забрав с собой тело Кэона. Именно так Орден стал тем, что он есть, отказываясь отступать или склоняться перед слабостями людей второго сорта. Они — избранники Императора и отвечают только перед Императором, а не перед медной жестянкой, полумашиной, техножрецом или прикованным к столу бюрократом Администратума.

Достаточно сражений. Все реальные враги уничтожены, потери минимальны, но погиб лучший из Испивающих Души. Пришла пора решить конфликт без кровопролития, таким образом, чтобы десантники восстановили поруганную честь и вернулись домой без потерь, со священной реликвией Ордена. Это место многого им стоило, и, как только этот неприятный инцидент разрешится, они уберутся отсюда как можно скорее.

Сарпедон отдал честь Кэону и вышел из часовни, оставив Иктиноса бодрствовать над телом.

Пора приготовиться к обороне.

 

Глава третья

Хотя флотские офицеры, собравшиеся на борту «Упорного», были представителями старой военной аристократии и никогда бы не посмели проявить слабость перед логистами или младшими чинами, сейчас большинство из них пребывали в состоянии тихой паники.

Посредине капитанского мостика стоял голографический сервитор, его торс раскрылся мясистыми лепестками, показывая картину, проецируемую на переднюю часть обзорного экрана.

Многие впервые видели космодесантника, если не считать манекенов в витринах да цветных картинок в схолариумах или часовнях кадетских школ. Его лицо было иссечено шрамами, не такими, которыми были отмечены большинство флотских офицеров, считая их своеобразным знаком призвания, но сотнями крохотных ранок, за многие годы превративших человека в воплощение войны, в утес, постоянно подвергающийся ударам волн. Возраст Испивающего Души не поддавался определению, в нем юношеская сила соседствовала с усталостью от времени, а глаза сияли опытом и молодым бездумным фанатизмом. Голова человека была обрита, а из-под массивного темно-пурпурного воротника доспехов выступал защитный капюшон. На плечевом бронированном щитке виднелся знак потира, символ Ордена, перекликавшийся с эмблемой крылатой чаши, ярко сиявшей на груди воина.

— У нас звездный форт, — сказал десантник, и голос его раскатился по мостику, подобно грому. — Мы можем оборонять его бесконечно. Я думаю, не надо лишний раз повторять, насколько недальновидны будут любые силовые действия с вашей стороны.

Человек назвался командором Сарпедоном, и, хотя оглушительный бас сдерживался тисками холодной дисциплины, было видно, что он просто кипит от гнева. Его глаза горели лихорадочным огнем, взглядом пришпиливая офицеров к палубе, а канаты мускулов на шее напряглись от злобы.

— Если вы хотите получить свой приз, консул, у вас есть два пути. Вы можете попытаться отобрать его у нас — в этом случае вас ждет незавидная участь. Или можете вернуть наш трофей, принадлежащий нам по праву победителя.

Старший консул Хлур был дипломатичным человеком. Он всю жизнь провел, обсуждая крайне деликатные сделки, от которых зависела экономика целых планет, поэтому сейчас надеялся на свои таланты.

— Командор Сарпедон, — начал он, стараясь не показать свой ужас перед этим человеком, но тут же потерпев полное фиаско, — вы должны понять, что Адептус Механикус только номинально находятся под нашей юрисдикцией.

— Наши попытки связаться с их кораблем оказались безрезультатными! — загрохотал Сарпедон. — Они украли нашу вещь, нашу реликвию, убежали на свой корабль и оборвали все контакты. Все это прямым образом касается вас, консул. Если вы не можете командовать собственным флотом — это ваша проблема, а не моя. Возвратите Копье Души или возвращайтесь домой без звездного форта. Сеанс связи окончен. Не заставляйте нас долго ждать.

Изображение замерцало и исчезло, голографический сервитор с жужжанием закрылся. Несколько секунд на командном мостике «Упорного» стояла тишина, огромное серое лицо все еще живо стояло в памяти офицеров.

— Сэр? — очнулся первым флаг-капитан Векк. — Ваши приказы?

Космодесантники. Хлур так гордился собой, что сумел привлечь их к операции. Она могла стать вершиной его достижений, залогом комфортабельного будущего, которого он так жаждал. А теперь стало понятно, что все предварительно оговоренные планы рухнули, а вместо них пришла только зловещая неопределенность.

Но он не мог позволить миссии развалиться просто так. Хлур уже много лет сталкивался с конфликтами и постоянным упрямством. Он десятилетия провел в договорах, выбивая из жадных торговцев и фермеров долю Империума. Просто надо сделать это еще раз.

— Они держат звездный форт. И больше ничего. Флот у них маленький, всего два ударных крейсера. У нас преимущество по кораблям, идеальные условия для блокады. У них нет снабжения и поддержки, покинуть станцию без нашего разрешения они также не смогут. Если дело дойдет до блокады, десантникам придется уступить.

— Это космодесантники, сэр. Им не нужны припасы… — встрял Мание, командир корабельных вооружений.

— Мы все слышали байки о том, как они могут выжить, питаясь только воздухом и верой, Манис. Но, в конце концов, Император избрал людей, им нужно есть и дышать, а форт построен на основе старой ор-битально-защитной платформы, которой нужны новые фильтры переработки и сжиженный кислород, чтобы поддерживать приемлемую для людей атмосферу. Нам надо просто подождать до тех пор, пока они не образумятся и не попросят нас позволить им вернуться на свои корабли.

— Гораздо проще вернуть им их реликвию, дорогой консул, — медленно произнес Курдья, капитан «Гидранэ Ко».

— Это решение также кажется мне самым простым, капитан Курдья. Но не думаю, что кто-либо из здесь присутствующих может мне сказать, как повернутся мысли у этих космодесантников, поэтому нет ничего зазорного в планировании всех возможностей.

Собрание все еще продолжалось, когда младший офицер — тот же самый суетливый парень, который разбудил Хлура утром, — подбежал к начальникам, сгрудившимся около голопроектора.

— Офицер на мостике, — объявил он. — Архимагос Хоботов.

Противоударные двери мостика тут же открылись, и в помещение вплыл Хоботов. Его сопровождало с дюжину техногвардейцев в ржаво-красных бронеплащах и со странными ружьями в руках. Над ним летали дроны, похожие на жирных омерзительных насекомых.

— Думаю, — сразу перешел к делу Хлур, — что вы все слышали. — Консул махнул рукой в сторону проектора, откуда час назад на них взирало лицо Сарпедона.

— Естественно, — прогудел архимагос.

— Тогда вы понимаете, что у нас к вам есть несколько вопросов.

Векк, увидев техногвардейцев, молчаливо вызвал отряд из батальона безопасности «Упорного», который незаметно проник на мостик. Хлур уже достаточно знал об Имперском Флоте, чтобы понять, как капитаны не любят, когда кто-то другой распоряжается на их корабле. Иногда Векк был просто невыносим, но консул радовался, что этот человек на его стороне.

— Мы просмотрели сообщение, — сказал Хоботов. Техногвардейцы вокруг него сомкнули ряды, как только войска безопасности в черных доспехах вошли на мостик. — И приняли к сведению взгляды командора Сарпедона.

— Вы планируете что-нибудь сделать, исходя из вновь полученной информации?

— Силы командора Сарпедона скудны, плохо обеспечены и не оснащены для длительной обороны. Вряд ли они выдержат массированный удар со стороны Имперской Гвардии и Адептус…

— Мы не собираемся атаковать их, Хоботов, — резко заявил Хлур. Как всегда, было совершенно непонятно, серьезен ли архимагос или намеренно вводит всех в заблуждение. Он что, действительно хочет воевать с космодесантниками? Говорят, техножрецы начинают по-другому мыслить, когда в них становится больше от машины, чем от человека, но Хоботов же не мог просто так отправить на смерть столько людей. — Мы хотим дать им то, что они требуют, и забыть об этом инциденте. Вы все еще находитесь под моим командованием, архимагос, как бы вам ни хотелось представить ситуацию по-другому. В следующий раз, когда Сарпедон выйдет на связь, я хочу, чтобы вы сказали ему, где находится Копье Души и сколько времени займет его возвращение. И эти же вопросы я задаю вам сейчас.

Хлуру приходилось иметь дело с неуклюжими клиентами. Он договаривался с планетами, крайне враждебно относившимися к Империуму. Но ему еще никогда не приходилось оценивать реакции человека, который скорее всего в физическом смысле уже давно человеком не был. Хлур мог по тону голоса и языку тела сказать, о чем думает его собеседник, но с Хоботовым это не работало. Приходилось изображать твердость и прямоту, а в душе лелеять надежду, что точка зрения архимагоса совпадает с мнением консула и техножрец еще в своем уме, несмотря на неумеренное увлечение имплантатами.

— Хорошо. — Хоботов посмотрел Хлуру прямо в глаза, а тот поймал только отсвет линз глубоко внутри капюшона. — Копье Души сейчас находится на борту высокоскоростного тяжелого корабля, следующего по варп-маршруту двадцать шесть, Ипсилон-Супериор.

— Пункт назначения?

— Коден Тертиус.

Коден Тертиус. Мир-кузница, планета, находящаяся в полной власти Адептус Механикус, центр производства и исследований, знаменитый надежностью военных двигателей, поставляемых имперским армиям сек-тора Обскура. Между Коденом и Лаконией находилось пол-Галактики. Название именно этой планеты было выгравировано на корабле 674-ХU8, оттуда прилетел сам Хоботов и вся его команда. Архимагос отправил Копье Души к себе домой.

— Понятно, — проронил Хлур. — Похоже, просить вас возвратить артефакт бессмысленно.

— Именно так, старший консул. Связь с кораблем, находящимся в варпе, невозможна. По достижении точки назначения он переходит под юрисдикцию архимагосов Коден Тертиуса, а не вашего флота.

— Поэтому вы навязались к нам, не так ли?! — воскликнул капитан Курдья откуда-то из-за спины Хлура. — Коварная собака! Вы прилетели сюда, только чтобы выкрасть свою маленькую игрушку!

— Думаю, старший консул Хлур сам придет к такому выводу, поэтому нет нужды лишний раз подкреплять его фактами. — Каким-то образом монотонный голос техножреца казался издевательским.

Хлур не мог справиться с дрожью. Копье Души исчезло, ситуация стала практически неразрешимой. К тому же Хоботов мог делать все, что ему вздумается, консул просто не в состоянии был следить за его сообщениями или применить прямую власть в условиях, когда 674-ХU8 обладал неизвестными, но, по-видимому, превосходящими Имперский Флот возможностями.

Похоже, Копье Души потеряно окончательно, главный козырь сделки оказался на Коден Тертиусе, а достать его оттуда нереально. Но Хлур прилетел сюда делать свою работу, установить контроль Администратума над звездным фортом Ван Скорвольдов. Надо довести все до конца, не важно, сколько времени это займет. После таких поворотов, сказал он сам себе, награда будет принадлежать ему по праву.

— Не думаю, что нам нужно знать больше, — сказал Хлур.

Флагман-капитан Векк махнул рукой, и войска безопасности отошли назад, когда техногвардейцы стали спускаться с мостика. Хоботов направился к выходу, двигаясь обманчиво быстро. Он не шел, а скользил, его одежды шуршали по полу сзади. Пухленькие дроны, созданные из переработанного человеческого материала, последовали за хозяином, напоминая внимательных херувимов, следящих за проводами.

На плечо консула опустилась тяжелая рука, он почувствовал запах дыма и старости.

Друвильо Трентиус, седой и обычно склочный капитан «Византийского дьякона», уставился на него пьяными глазами.

— Полный провал, Хлур. — Это были первые слова, которые он произнес на мостике за весь день.

Пока офицеры вместе со своими лакеями направлялись в сторону челноков, консул пытался побороть в себе уверенность, что Трентиус на самом деле прав.

Изер выглядел плохо. Ему уже перевалило за пятьдесят, от постоянного недоедания он выглядел тощим и измученным. Его волосы и борода походили на спутанные крысиные хвостики. По-видимому, священник старался держать тело в чистоте, но в результате всего лишь подчеркнул изможденную бледность кожи. Изер был одет в лохмотья, грудь практически открыта. На его шее висел кулон, какое-то украденное украшение, двуглавый имперский орел с просверленными глазками на каждой голове, смотревший в обе стороны. Вперед и назад, в прошлое и будущее. В центре фигурки пробито отверстие для цепочки. Символ придавал этому человеку ауру святости и целеустремленности, которая произвела впечатление даже на Сарпедона.

Они стояли в помещении, которое Изер называл своей церковью, бывшем бункере обеспечения, массивном закругленном по краям цилиндре, расположенном в глубине звездного форта, куда свет попадал только изредка, а единственный доступный воздух висел в карманах вокруг утечек из линий переработки. Тут когда-то стояли груды еды и других припасов, которые должны были перегрузить огромным грузовым краном, но запасы уже подошли к концу или стали мусором, усеивавшим пол бункера. Большая четырехпалая рука крана, упавшая с опоры, заменяла церкви купол, а контейнеры беглецы приспособили под скамьи и боковые часовни. Порванные знамена — потертые ткани, сшитые вместе, разрисованные символами, похожими на детские рисунки, — свисали с пластиковых балок. Место, освещенное призрачным светом галогеновых рабочих ламп, качавшихся наверху, казалось странно безмятежным. Вокруг дул мягкий ветер конвекционных потоков, колыхавший знамена.

— Ты — Изер? — спросил Сарпедон. Он стоял в тени храма, возвышаясь над крохотным человечком, который выказывал на удивление мало страха. Для космодесантника такая ситуация была непривычной.

— Да.

— Священник?

— Да, служу своей пастве. Нас мало, но Архитектор пролил свой свет на нас.

Архитектор Судеб оказался Императором. У Божественного Императора было столько имен, Его почитали по всему Империуму, Он мог быть Властелином Погоды на какой-нибудь примитивной сельскохозяйственной планете или Избирающим Воинов в зараженных преступностью трущобах очередного мегаполиса. Адептус Министорум закрывал глаза на такие вещи, если только на месте признавали верховность имперского культа. Сарпедону такое измельчание казалось лишним доказательством того, что ничтожные люди просто не способны понять подлинное величие Императора и Его примархов. Но человек, стоящий перед ним сейчас, совсем не казался слабоумным.

— Наша церковь небольшая, к сожалению, — продолжил Изер. — Все, что мы могли, — это постараться выжить в глубинах станции, когда сюда посылали команды загонщиков. Но больше… Вы пришли, и настала их очередь платить за свои грехи.

Отряд Ворца обыскивал церковь и кучи обломков. Нашедшие Изера теперь изучали храм и прилегающие к нему территории, чтобы произвести оценку. Тут оказалось много полезных заброшенных линий переработки и грузовых каналов, лучами расходящихся от бункера обеспечения. Пункт стоило укрепить. Большинство остальных Испивающих Души подготавливали к работе макролазерные орудия и ракетные установки, которые еще можно было задействовать, а Сарпедон хотел, чтобы маршруты внутри станции оставались безопасными для повторного развертывания сил и перемещения грузов.

Разумеется, до такого не дойдет. Они выступили против бумажных червей Администратума и гвардейцев, которые отступят, как только полностью осознают, против кого собираются воевать. Но на всякий случай стоило приготовиться к обороне — и сделать это на совесть.

Отряд Гивриллиана охранял подступы к бункеру, теперь он стал командным подразделением Сарпедона, когда командор передвигался с одного конца форта на другой. За последние несколько часов библиарий проконтролировал подготовку к бою оборонных установок с солнечной и орбитальной сторон, изучил обстановку на магнитно-левитационном терминале, где Теллос расквартировал мобильный наступательный батальон, в задачу которого входила немедленная реакция на любые попытки высадки противника.

До этого не дойдет. Но лучше быть уверенным.

— Я всегда знал, что Он пошлет своих избранников спасти нас, завершить Его план, — захлебывался от восторга Изер. — Никогда не думал, что увижу такое при жизни, но сны мои сошли в реальность и стали явью.

— Сколько вас?

— Где-то четыре дюжины. Мы строим дома по темным углам станции и собираемся здесь на службы.

— Сбежавшие заключенные?

— По большей части. И один или двое — из людей Ван Скорвольда, уставших от постоянного труда в юдоли скверны.

— А, скверны. Хорошо, что ты и я видим ее в этом месте. Мои люди должны укрепить станцию, и нам нужен кто-то, знающий все системы обороны, которые мы можем пропустить. Если хочешь послужить своему Императору, то должен рассказать нам все, что знаешь о звездном форте.

Изер улыбнулся:

— Вы — избранные Архитектора, лорд Сарпедон. Я видел вас, когда Он посылал видения в мой разум. Любую вашу просьбу я постараюсь исполнить беспрекословно.

Видения. Обычно разговоры о видениях опасны. Сарпедон уже видел последствия телепатического дара, когда тот становился достоянием слабой воли или откровенного зла. Он видел, как радуги зеленых молний пронзают вершины гор Адского Лезвия, слышал невнятные крики безумцев городских трущоб, знал, что видения постоянно посещают вероломных ведьм. Такие люди всегда говорили, что голоса и сны посланы им исключительно Богом.

Но Изер казался совсем другим. Брошенный в темноту этого проклятого места, он ответил судьбе, вцепившись в веру, и та одарила его аурой святости. Может, годы, проведенные здесь, стоили ему слишком больших жертв, а может, он действительно получил благословение света Императора. Сейчас Сарпедон радовался, что заполучил хотя бы одного союзника.

— Я спрошу совета у своей паствы. Мы сможем заново подключить некоторые из куполов слежения и снова ввести в строй боевых сервиторов. Скорее всего мы придумаем что-нибудь еще, в любом случае я тутже дам вам знать, лорд Сарпедон.

— Хорошо. Люди сержанта Ворца пойдут с вами.

Изер кивнул и улыбнулся, заторопившись обратно к своим прихожанам. Создавалось впечатление, будто он действительно всегда ждал Испивающих Души и теперь искренне радовался возможности наконец выполнить свою задачу. Сарпедон на секунду задумался, что случится с этим человеком, когда космодесантники получат Копье Души и улетят со станции. Скорее всего его ждет судьба, которой он всеми силами пытался избежать, — промывка мозгов, а затем переработка в сервитора. Совесть? Возможно. Но он всего лишь человек, а правила категорически запрещали брать на корабль Испивающих Души любое существо, не являющееся членом Ордена, поэтому с ними он улететь не мог.

Неожиданно библиария озарило.

— Изер! — крикнул он. — Ты был заключенным. За что тебя посадили?

— Я был вором, — ответил священник.

— А теперь?

— Я то, что пожелает создать из меня Архитектор Судеб.

Кораблю 674-ХU8 Адептус Механикус было уже больше тысячи лет. Каждую сотню лет с точностью до дня он проходил полную реконструкцию в доках Коден Тертиуса, в него встраивали последнюю заново открытую и переоборудованную археотехнику, улучшали показатели духа машины. Боевую силу звездолета поддерживали цехи техногвардейцев, осадных инженеров и других, еще более необычных солдат, которые нуждались в постоянном улучшении и замене износившихся деталей, для того чтобы действовать соответственно своему полному потенциалу.

Уже долгое время эта работа шла под руководством архимагоса Хоботова, которому недавно исполнилось триста лет.

Он верил в верховенство машины, считал ее краеугольным камнем человеческой цивилизации. Техника эффективна и неутомима, она обладает холодной, аналитической и всегда преданной индивидуальностью, которой Хоботов и сам бы гордился. Ее преданность обретению потерянного шедевра знания Омниссии вполне сравнима с его, и именно машины ежедневно подавали людям пример микрокосма человеческого совершенства.

Кроме подразделений техногвардейцев, 674-ХU8 был полностью укомплектован командами сервиторов и техножрецов, чье трудолюбие и одержимость знаниями соответствовали стандартам архимагоса. Здесь царствовали имплантаты и высокоэффективные протезы, со всей команды едва ли удалось бы наскрести плоти, чтобы составить хотя бы одного полностью естественного человека. Хоботов и сам уже давно забыл, сколько в нем органики, а сколько — синтетики, хотя и был рад этому, ибо так исчезало еще одно препятствие на пути к шедевру Омниссии. В массивных криптомеханических внутренностях корабля, в коридорах сверкающего стекла, где царил дух древних машин, среди орудийных рельсов отката и рукавов сенсориума перестраивалась карта человеческого знания. Между магами и сервиторами, суровой личностью самого Хоботова и темной пульсацией духа корабля плелась паутина информации, которая будет расти и зреть, пока однажды Омниссия не увидит в ней часть себя самого. Как только будет достигнута некая критическая точка знаний, их совокупность позволит раскрыть любой секрет Галактики, ничего не бояться и раздвинуть решетку тюрьмы реальной Вселенной. Однажды, когда корабль, его команда и информация станут единым целым, в этом далеком будущем все утерянное в извращениях Темных Веков Технологии вернется…

Но сейчас корабль еще слишком молод. Тысячи лет недостаточно для такой задачи. А архимагос всегда занят, так занят. Иногда цель казалась такой далекой, что о ней даже не приходилось фантазировать.

Вот так говорит в техножреце слабость человека.

Хоботов взглянул на огромный строй массивных поршней, пребывающих в уравновешенном состоянии, но готовых в любой момент вырвать кусок из днища корабля и отправить его истекать воздухом и смазкой в открытый космос. Архимагосу было физически больно наносить такую рану кораблю, частью которого являлся он сам, но Хоботов знал, что это только к лучшему. Дух машины согласился с ним, пылко громыхнув гидравлическими поршнями и пробивными разрядами.

Вокруг стояло всего лишь несколько сервиторов, так как атмосфера, близкая к вакууму, разрушала их ткани, поэтому положенные ритуалы пришлось исполнять техножрецам и более высоким по положению магистрам. Разумеется, это была не столь утонченная операция, как при запуске священного телепортера, но и такая работа требовала точности, четкости и аккуратности. Некоторые из присутствующих навевали страх своими темными согбенными или нечеловечески изогнутыми фигурами, закутанными в плащи. Другие, напротив, вызывали улыбку, яркие и сияющие, с молодыми человеческими телами, украшенными декоративными протезами из стекла и хрома.

Не следует думать, что Хоботов был бесчувственным, полностью избавившимся от человеческих инстинктов. Он хорошо понимал обыкновенных людей. Как дети и животные, они легко сердились и постоянно искали удобств, нуждались в поощрении, чтобы совершать логические поступки, а иногда и в страхе.

Говорили, будто космодесантникам неведом страх, но они все равно оставались людьми. Хоботов знал столько, что не сомневался в своих способностях просчитать их действия и разрешить ситуацию, которую те создали своим невыносимым упрямством. Все просто. Надо не дать им другого выхода, надо заставить их уступить. Они считали себя элитой Империума, следовательно, логика подсказывала, что их надо поставить перед такой ситуацией, в которой у них останется только один вариант действий, но при этом не дать повода и возможности применить силу против собственных союзников.

Архимагос мог спокойно все бросить, вернуться на Коден Тертиус и приступить к изучению Копья Души, оставив Хлура разрешать конфликт. Но тогда механикусы будут выглядеть в глазах Испивающих Души трусами, а в глазах Администратума — безмозглыми головорезами. Сами по себе эти понятия не имели смысла, но Хоботов понимал, что они очень важны для других имперских властей. Он не был политиком, но человеческие мысли так легко просчитать. Если ему удастся вынудить космодесантников отступить, то они начнут уважать Адептус Механикус, станут считать их храбрыми и сильными. Администратум с радостью встретит возможность новых альянсов. Но в конце концов такой результат будет выгоден прежде всего самим Адептус Механикус. Методы, которыми приходилось действовать, сейчас казались ему невыносимо инфантильными, но Хоботов еще раз напомнил себе, что, прежде чем вступить на тропу познания Бога-Машины, он и сам старался соблюсти лицо и часто думал о политической выгоде.

Поэтому он не улетел. Космодесантники оставят звездный форт, Администратум получит свою вожделенную добычу, а Хоботов поможет им в этом, так как это даст величайшую выгоду слугам Омниссии.

План был прост. Испивающим Души не оставалось ничего, кроме как оставить форт и возвратиться на свои корабли согласно условиям перемирия. В любом другом случае им придется сражаться с войсками Хлура и силами самого Хоботова. Такой вариант неприемлем для всех. Десантники отступят.

Все просто.

Удовлетворенный качеством проведенных ритуалов и приготовлений, Хоботов решил вернуться в архив и продолжить изыскания. В этом мире столько всего непонятного, нерешенного, неосмысленного. Проблема, поставленная перед ним, больше не потребует внимания. А он так занят…

— На дальних какое-то движение, — сказал брат Михайрас. — Как думаешь, что это?

Бывший слуга Кэона сейчас наблюдал за сенсориумами, усеивавшими всю поверхность звездного форта. Несколько часов назад он заступил на смену в прозрачном пузыре, смотрящем на звездное поле и огромный сияющий диск Лаконии. Флот Администратума и Адептус Механикус казался скопищем сверкающих продолговатых тел, подвешенных в пространстве. Его внимание привлек яркий белый сноп огня, выделяющийся на черном фоне космоса.

Как только брат Михайрас увидел его, то тут же вызвал технодесантника. Вспышка произошла в центре корабля механикусов, но на этот раз она гораздо больше походила на обыкновенный взрыв.

— Как давно? — Технодесантник Лигрис забрался в тесную оболочку сенсора вместе с увенчанной зажимами серворукой, выступающей из его ранца.

— Три минуты.

— Хм… — Лигрис постучал по закругленной поверхности отполированного пузыря. — Если это второй взрыв после атаки, то тогда у механикусов серьезные проблемы. Но вот тут виден намеренный выброс газов. Не воздуха. Пневмодвигатели посадки или воздушные поршни. И еще поток ледяных кристаллов, они тоже говорят о гидравлике.

— И что это значит?

Лигрис взглянул на потемневшие стекла приборов и счетчиков, увидел данные, подтвердившие его подозрения.

— Это значит, они запустили что-то в нашу сторону. Что-то большое.

Капитан Векк имел привычку кричать на сервиторов по пустякам. Пустоглазая штуковина всего лишь доставила анализ корпуса логистов, но всегда лучше наорать на робота, которого человеческие эмоции совершенно не волнуют, чем срывать злость на живых членах команды.

— Мне нужно больше! — надрывался он. — Шестьсот семьдесят четвертый подбит?

Взрыв был ясно виден на обзорном экране, на маленьких дисплеях транслировались изображения, полученные с сенсориумов других кораблей. Звездолет Адептус Механикус выплюнул белое облако пара из своего корпуса, огромную массу газа и жидкости, растущую на глазах. А потом капитан увидел это. Сначала крохотный проблеск, стремительно приобретающий форму. Что-то большое и Плоское — часть палубы? Крупная нетронутая секция корпуса, вырванная каким-то внутренним взрывом? Или?…

— Мне нужны спецификации, немедленно! Размер, направление, класс!

— Похоже на обломок, сэр…

Векк пронзил взглядом молодого офицера из группы тактиков, встрявшего в разговор.

— Он совершенно не похож на обломок. Я был У туманности Дамокла, сынок. Я знаю, как выглядит кусок металла, вырванный из корабля. Я хочу, чтобы эту штуку просканировали и классифицировали, причем очень быстро! Двигайтесь!

Через несколько минут у Векка не осталось никаких сомнений. Может, это и к лучшему, а может, и к худшему. Все зависит от того, какой план созрел в кибернетических мозгах архимагоса.

— И разбудите Хлура кто-нибудь!

 

Глава четвёртая

Орбитальная артиллерийская платформа класса «Герион» быстро получила признание среди обитателей искусственных миров, находящихся на самом краю Империума, на границе галозоны. Они постоянно сталкивались с противником или просто какими-то неизвестными силами, неизменно встречающимися в глубинах космоса. В таких условиях сумятица и разрушение оказывались потенциальным оружием, которым можно было прикрыть отступление или задержать возможного врага для сбора дополнительной информации. «Герион» с самого начала задумывался как оружие дальнего массового поражения, его электромагнитные и магнитно-осколочные пушки сеяли хаос в рядах противника, полностью ликвидируя связь и вырубая все сенсоры в радиусе нескольких тысяч километров от точки разрыва, по сути оставляя врага на поле боя слепым, глухим и немым. После этого дело решало более традиционное вооружение, также входившее в комплект системы.

Огромная пушка располагалась на уровне ординаты станции, она выбрасывала разрывные снаряды в глубины космоса, которые детонировали посреди атакующих кораблей. Размещенное на орбитальной платформе, орудие само напоминало маленький космический корабль. К сожалению, «Герион» был фактически бесполезен в обычных схватках по сравнению с менее специализированным вооружением такого же размера. Его польза и популярность постепенно понижались, так как командиры все чаще и чаще в случае нестандартных ситуаций предпочитали просто подрывать все вокруг, применяя более изощренные методы только при виде горящего и потерявшего управление корабля противника.

Тем не менее архимагос Хоботов, похоже, доверял «Гериону», поскольку именно эта установка отделилась от 674-ХU8 и сейчас спускалась на геостационарную орбиту Лаконии за несколько тысяч километров от звездного форта, представляя собой стандартную артиллерийскую платформу диаметром с остров средних размеров.

Сарпедон быстро пробежал глазами данные на информационной панели, переданной ему технодесантником Лигрисом, и задумался. До очередного хода механикусов ситуация уже зашла в тупик, но космодесантники контролировали ситуацию, так как могли держать станцию столько, сколько нужно. Теперь все изменилось. Администратум взял верх.

Они знали, что не могут захватить звездный форт, не могут сражаться с Испивающими Души. Но теперь им это было и не нужно. Можно спокойно забрасывать станцию ракетами, пока силы десантников не окажутся полностью подавленными и не падут перед солдатами Гвардии, только ждущей, как бы выбить их с платформы. Они не могли встретиться лицом к лицу с избранниками Императора, но были столь мелочными и тщеславными, что не желали признать поражение. Стало ясно, бывшие союзники скорее вырежут лучших представителей человечества, чем признают свою неправоту.

— Оскорбление, нанесенное нам, — это оскорбление Императору, ибо мы — Его избранные, а Дорн — Его сын, — отчеканил Сарпедон.

— Согласен, командор, — ответил Лигрис.

— Значит, эти люди оскорбили Императора.

— Именно так, командор. — Лигрис говорил рублеными, жесткими фразами, как и большинство технодесантников, его голос легким эхом раскатывался по магнитно-левитационному терминалу, очищенному от трупов мутантов. — Вы говорили об этом с Кэоном?

— Кэон умирает, Лигрис. Я не могу доверять ему, он уже не владеет собой полностью.

— Плохая смерть.

Сарпедон захлопнул информационную панель.

— А хороших мало.

Что теперь делать? Их корабли находились с другой стороны Лаконии, да они и не смогут сражаться с линкорами Имперского Флота. Уйти с форта тоже не удастся — это, несомненно, входило в планы Администрату-ма и механикусов: загнать космодесантников, как крыс, и истребить их издалека. Будь они прокляты, совершая подобное именем Императора! Испивающие Души были лучшими людьми Империума, и все же Администратум и Адептус Механикус сначала украли священную реликвию, а потом посмели угрожать им, чтобы оставить Копье себе. О чем они думают? Разве они не знают, с кем имеют дело?

Как может Империум быть инструментом воли Императора, если его населяют такие ничтожные люди? Как могут воины и корабли, облеченные волей Императора, унижать тех, кто лучше всех понимает Его замысел? Сарпедон давно знал, что гниение и праздность проникли в самую суть Империума, но никогда не видел столь вопиющего примера этому и никогда не подвергал такому риску свою жизнь и жизнь своих братьев.

Когда «Герион» заговорит, Испивающие Души проиграют, а Администратум и Адептус Механикус сохранят лицо. Этого нельзя допустить. Этого не должно случиться. Но как Сарпедону найти выход из такой ситуации? Их поймали в ловушку в звездном форте, над ними нависал орбитальный артиллерийский комплекс, а в трюмах кораблей Имперского Флота томилась ожиданием Гвардия.

Похоже, старший консул Хлур и архимагос Хоботов собираются применить силу, если Испивающие Души не сдадут звездный форт, но космодесантники не могут отступить, по крайней мере пока жив Сарпедон.

Неужели им придется умереть вот так, отвечая на оскорбление, нанесенное слугами Империума? Отстаивая свою гордость, свою честь? В чем тогда разница между сопротивлением Администратуму и кражей Копья? И то и другое — преступление. Но не в этом суть проблемы. Испивающие Души были выше всех, кого мог поставить против них флот. И властям следовало обращаться с десантниками как с элитой, как воины того заслуживали.

Если Испивающим Души суждено умереть, а Галактике увидеть, насколько серьезно они относятся к вопросам воинской чести, лежащей в основе их жизненного кодекса, так тому и быть.

Но оставалась надежда. Сарпедону не пришел в голову гениальный план, просто любому космодесантнику чуждо отчаяние. Выход найдется, даже если им придется встретить смерть как воинам. Легенды не лгали — десантники никогда не проигрывают, даже умерев.

Гивриллиан, охранявший периметр терминала, подошел к Сарпедону, сбив того с мысли.

— Командор, у меня сообщение от Ворца.

— Обычный доклад? — Сейчас его занимали совершенно другие вопросы.

— Нет, сэр. Священник Изер показал им какие-то устройства с орбитальной стороны, и… в общем, он кое о чем вспомнил. О чем-то древнем. Ворц думает, вам и Лигрису будет интересно на это взглянуть.

Лигрис уже осматривал технику, показанную Изером, когда подошел Сарпедон. Принимая во внимание общую разруху и плохое состояние звездного форта, такого сюрприза командор не ожидал. Полностью функциональную, оборудованную летающую платформу.

Лигрис имел дело в основном с оружием и доспехами, в особо трудных случаях занимался починкой посадочных челноков, когда не справлялись сервы. Но каждого технодесантника во время послушничества натаскивали на бесчисленное множество боевой техники. Так что он разбирался и в истребителях.

— «Разящие молоты», — бормотал он. — «Охотники за скальпами». Троном Земли клянусь, этим штукам место в музее.

Все вокруг действительно легко можно было принять за музей. Летающую платформу, широкую и относительно громады звездного форта тонкую, встроили прямо внутрь орбитальной станции, в результате она горизонтальной трещиной проходила через несколько палуб. Здесь осталось очень мало воздуха, поэтому Изеру выдали респиратор одного из сервов-рабочих, а десантники надели шлемы.

Там, где в помещение просачивался кислород, металл проржавел и истончился, но большая часть летающей платформы осталась нетронутой, на ней до сих пор сохранились темные ожоги от взрывов. Яркие черные и желтые полосы отмечали пути управления на оружейной палубе, тут и там вздымались топливные баки, датчики на многих из них до сих пор показывали максимальный уровень наполнения.

А вокруг стояли корабли. Одни уже превратились в груды ржавчины, с других ободрали все, оставив только скелет опор. Но многие выглядели вполне целыми. По сравнению с современными тупыми машинами убийства эти казались гладкими и благородными, с ребристыми надстройками и крыльями обратной стреловидности, кончики которых были увенчаны лазерами. «Разящий молот» мог похвастаться огромным подвесным плазма-разрывником, еще один корабль, с башенками мегаболтеров малого сечения, оказался «Охотником за скальпами», истребителем сверхкласса. Эти модели признали устаревшими тысячу лет назад, когда еще не пропало Копье Души. Тогда они патрулировали пространство вокруг Лаконии, до того, как платформу приобрел картель.

— Ван Скорвольды думали использовать их снова, — рассказывал Изер, его дыхание затуманивало маску респиратора. — Но ремонт скорее всего слишком дорого стоил, да и кто бы на них летал? Мы иногда использовали это место как укрытие, когда с воздухом было получше.

Были и другие корабли — огромный заправщик ближнего действия, истребитель-бомбардировщик с единственной бомбой, прикрепленной к днищу. Ленты снарядов кучами валялись по всей палубе, а помеченные предупреждающими знаками ракеты выглядывали из-под пола. Корабли, топливо, боеприпасы…

Сарпедон думал, что они в ловушке, что им придется защищать каждый метр звездного форта в случае нападения. Но вдруг появилась альтернатива, теперь Испивающие Души могли действовать так, как умели лучше всего. Воин-философ Дениятос писал, что самый лучший способ обороны — это атака на врага до тех пор, пока тот уже просто не сможет ничего захватить. С таким вооружением данный пункт «Боевых Катехизисов» вполне можно было воплотить в жизнь.

Сарпедон повернулся к технодесантнику и увидел, что тому явно пришла в голову похожая мысль.

— Лигрис? Сможешь сделать?

Техник посмотрел на площадку, куда привел их Изер.

— Один не справлюсь. Отзовите остальных от орудий и дайте мне всех сервов. Возможно, тогда некоторые из этих штук полетят.

— Пусть будет так. Не отказывай себе ни в чем.

— Слушаюсь, командор. Могу ли я спросить, что вы планируете?

— Очевидное.

Пока Сарпедон собирал силы, а сервы-рабочие надрывали спины под галогеновым светом оружейной палубы, командор Кэон умер.

Капеллан Иктинос провел похоронные обряды почти в одиночестве. В случае такой смерти много народу не требовалось, к тому же остальные были заняты подготовкой к обороне. Присутствовали только Михайрас и апотекарий Паллас. Церемония прошла быстро, как будто на поле боя: Иктинос монотонно, почти скороговоркой прочитал песнь о Кэоне, перечислив подвиги командора. Жизнь ветерана оказалась достойной эпоса Ордена, а его дневник, вести который были обязаны все десантники, станет частью общего летописного свода. Паллас со всеми приличествующими церемониями извлек железы генокода, оружие усопшего опечатали и отправили в арсенал. Рано или поздно его выдадут очередному послушнику, а когда тот достигнет статуса десантника, капелланы расскажут ему историю Кэона, лишний раз подчеркивая преемственность и важность призвания, судьбы воина, живущего для славы своего Ордена.

Командору не нашли даже подходящей могилы, перед входом в часовню просто навалили пирамиду из обломков и мусора. А потом все ушли, возвратившись на свои посты.

Меньше чем через двадцать минут после того, как Лигрис поклялся, что приведет боевую платформу в рабочее состояние, вокруг церкви Изера собралось около сотни Испивающих Души. Все понимали, что происходит, знали, на что им, возможно, придется пойти ради собственной защиты, на лицах многих застыла печать странной, мрачной тоски.

Но смерть Кэона и потеря Копья ожесточили их разум, Сарпедон видел гордость, блестевшую в глазах своих воинов. Скорее всего никому из десантников не нравилась перспектива поднять оружие против слуг Импе-риума, но они были уверены, что честь превыше жизни. Библиарий чувствовал надежду, тлеющую затаенными углями в их глазах, что Адептус Механикус раскаются в собственной глупости, осознают свою ошибку и отдадут Копье Души. Когда артефакт попадет к ним в руки, а сами Испивающие Души вернутся на корабль, оскорбление можно будет считать смытым.

Сарпедон втайне радовался, что сержант Теллос сейчас стоит вместе с ними. Его неистовый напор в битве, кровавая жажда победы заражали других, он уже давно стал талисманом для штурмовиков, которых в окружающей новоявленного командора толпе было большинство. Гивриллиан также решил участвовать в операции. Внушительный, надежный человек, на него можно положиться в случае, если начнется безумие. Большинство тактиков останутся обеспечивать оборону форта. Атакующая сотня, состоящая в основном из наступательных подразделений и нескольких специалистов, оказалась самой быстрой и самой смертоносной из всех, что когда-либо встречались Сарпедону. И они, эти совершенные воины, подчиняются ему. Он ими командует. Смерть Кэона, конечно, трагедия, но он уже умер, и не надо лишний раз поминать прошлое. Сарпедон поведет своих братьев, пусть не в бой, пусть просто показать силам Администратума реальность угрозы. Библиарий вспомнил тот прилив гордости, который обуял его, когда он только вошел в ряды Испивающих Души. Знать, что сейчас эти люди смотрят на него, как он сам смотрел на командора Кэона или на самого магистра Ордена Горголеона… Просто неописуемо.

Сарпедон не мог читать чужие мысли, но все равно чувствовал готовность воинов, стоящих перед ним, вселить страх перед Императором в своих противников. Они все видели то оскорбление, которое им нанесли техножрецы, и сейчас желали поставить механикусов на колени. И если кто-нибудь осмелится сопротивляться, они преподадут ему урок всеми силами, имеющимися в их распоряжении, они покажут, что бывает с теми, кто выступает против Испивающих Души.

— Лигрис здесь, командор. — Голос техника раздался в бусине передатчика. — Истребители старые, но в космос выйти смогут, в них достаточно горючего для полета в один конец. Можно взять на борт сто двадцать десантников, если снять большинство оружейных систем.

— Нас всего около сотни, не надо экономить на вооружении. Выбери пилотов, если еще не сделал этого.

Сколько тебе нужно времени?

— Два часа.

За два часа бурильные ракеты проложат себе путь в сердце форта и взорвутся там или магнакластерные бомбы прольют смертельный заряд осколочных торпед на его поверхность.

— У тебя есть один.

— Слушаюсь, командор.

— Сержант Теллос! — рявкнул Сарпедон, повернувшись к собравшимся десантникам. — Я хочу, чтобы ты разбил группу на отряды по восемь человек, по крайней мере одно плазменное оружие в каждом. Возьмите с собой столько мелтабомб, сколько сможете унести. Организация отрядов на твое усмотрение. Все приготовления следует закончить в течение часа.

Теллос отдал честь и принялся собирать автономные отряды, каждый со своим командиром, технодесантником или апотекарием. Впереди их ждала возможная битва в неизвестном и непредсказуемом окружении, где каждый боец должен действовать, полагаясь только на собственные силы.

Это была первая полноценная операция, проходившая под командованием Сарпедона, и он понимал, насколько она рискованная. Если Адептус Механикус начнут сопротивляться, то прольется много крови, а многие боевые братья умрут.

Но даже если такой совершенно невозможный вариант развития событий сбудется, Испивающие Души будут сражаться с честью и вернут Копье Души. Невзирая на все обстоятельства, в душе библиария все еще билась надежда, что оскорбление будет стерто, все недоразумения останутся в прошлом, а Сарпедон вернется на корабль со священной реликвией в руках.

Дениятос писал: «Когда вокруг царит тьма, а любой путь отмечен кровью и озарен огнями битвы, всегда остается надежда».

Но до этого не дойдет. Механикусы не станут драться с космодесантниками, одно имя которых внушает противникам ужас. До этого не дойдет.

Человеческая жизнь в Шестерках. Полное имя подразделения состояло из двенадцати букв и символов, говоривших о его размерах, составе и расположении базового лагеря на борту 674-ХU8. Только техножрецы, магистры команды и старшие офицеры, нетерпеливо ждущие своего посвящения в ранг жрецов, помнили его полностью. Логическая цепочка начиналась с цифры шесть, и бойцы всегда называли себя Шестерками.

Кив был Шестеркой всю свою жизнь, как и большинство техногвардейцев. Во время редких набегов на населенные миры он всегда тревожился и страшился того, как люди строили свою жизнь. Ему вручили гранатомет еще в детстве, когда только подключили нейроразъемы в основание черепа, а потом усовершенствовали до техногвардейца. Он знал свой темп огня до десятой доли секунды и расстояние, на котором электромагнетические импульсы и пламя фотонов сохраняли эффективность. Он знал, что вот под этим определенным углом может запустить осколочную гранату, а она аккуратно пройдет между переборками управляющей палубы «Гериона» и попадет прямо в горло атакующему. Платформу полностью ободрали, а затем отремонтировали так, что ни одного первоначального компонента не осталось, но сохранился дух машины, с которым Кив говорил трижды в день во время обязательного Ритуала Эксплуатации. У архимагоса Хоботова существовала такая же общность с огромным и сложным комплексом корабля, она давала ему глубокое священное понимание упорядоченной Вселенной, которую магистры создавали своим трудом.

Великий дух логики, противостоящий случайному хаосу Вселенной, — Омниссия, Бог-Машина, защитник разума и знания. Кив предполагал, что Омниссия и Бог-Император — просто две стороны одной медали, хотя магистры, когда он задавал им этот вопрос, посто-янно уходили от ответа. Наверное, выводы подразумевали под собой концепции, которые ему просто не понять.

— Выше головы, Шестерки! Боевой протокол номер девяносто три, жесткая оборона и отражение — Голос жреца-полковника Клайдена, грохоча, перекатывался по палубам, каждый Шестерка на управляющей палубе пробудился от своих снов. — Действуйте, собаки, действуйте!

Через секунду завыли сирены, статус командующего позволял проникать на элементарные уровни духа машины и предсказывать важные решения корабля.

Батальон Шестерок в полном составе перевели на артиллерийскую платформу перед запуском. Сейчас каждый был наготове, все заряжали оружие, вокруг стояли кофры с боеприпасами, солдаты поспешно натягивали пуленепробиваемые доспехи. Подразделения вывели даже на поверхность платформы. Огромный ствол пушки призраком маячил вверху, далеко выступая над верхней границей корпуса, но массивные гасители отката и боеприпасы располагались в середине платформы, и именно на этой стальной горе разместились основные силы техногвардейцев, организуя оборону.

Бой. Кив видел его много раз, и его постоянно удручали неминуемая случайность и хаос, царящие на поле сражения. Это чувство походило на праведную решимость, с которой техногвардейцы и другие боевые подразделения Адептус Механикус брались за оружие и старались одержать победу, дабы превосходящая все и вся логика, построенная ими, сохранилась в неприкосновенности, а беспорядочные волны битвы отхлынули назад. Кив надел тяжелый пуленепробиваемый плащ и затянул на уровне колен ремни высоких ботинок, защищавших ноги и ступни от осколочных гранат. Он поднял металлический цилиндр гранатомета, знакомый ему так же, как и обыкновенная конечность, вытащил провода из устройства прицеливания и подключил их к разъемам в своем черепе, мгновенно слившись с машиной, ощущая систему наведения оружия собственным вес-тибулярным аппаратом, температуру ствола — кожей, а количество гранат в магазине — как полноту желудка. По сравнению с операциями, через которые проходили архимагосы Адептус Механикус, имплантаты, встроенные в техногвардейца, были очень простыми, но все равно помогали Киву чувствовать хотя бы отдаленное подобие экстаза полного единения с машиной.

— Подсистема девять! Перейти и развернуть оборону! — пришел сверху усиленный динамиками голос Клайдена.

Подсистема девять была участком мобильного отряда Кива.

Рядом пробежал техногвардеец, волоча за собой тележку с мелтаганами, плазменными винтовками и хеллганами. Механикусы подходили к сражению по-особому, каждому оружию отводилось свое собственное место, чтобы разрушительная сила гранатомета Кива, урон, наносимый энергетическим оружием, и огонь хеллганов создавали точную и эффективную боевую машину.

Пришел страх. Но это был хороший страх, походивший на ритуал диагностики, он проверял каждую цепь мозга, вычисляя слабые звенья трусости. Их не нашлось. Кив — Шестерка всю свою жизнь, а Шестерки не умирают. Они ломаются.

— Засечены множественные сигналы, — прогремел голос духа машины, живущего в артиллерийской платформе. Он был частью 674-ХU8, и в нем звучали столь знакомые всем техногвардейцам властные нотки. — Векторы приближения подтверждены. Приготовьтесь к высадке в двенадцатый сектор.

Враг, кем бы он ни был, наверное, думал, что подлетает незаметно, что нанесет неожиданный удар. Но дух, контролировавший «Герион», обладал такой же проницательностью, как и его родитель на 674-ХU8. Никто не мог приблизиться к пушке незамеченным. Атакующих встретят готовая к бою армия техногвардейцев и оружейные системы полностью контролирующей ситуацию орбитальной платформы.

Высоко над управляющей палубой другие подразделения техногвардейцев карабкались по загрузочным подъемникам и кранам, подающим снаряды, готовые дорого продать свои жизни, но не допустить проникновения беспорядка на шедевр мысли, каким являлся «Герион».

Артиллерийская платформа класса «Герион» сверкала серебристым бриллиантом на фоне космической черноты, отражая свет планеты Лакония. Сарпедон наблюдал за ней сквозь стекло иллюминатора, покрытого грязью, накопившейся за много лет. Плоть истребителя-бомбардировщика «Разящий молот» содрогалась вокруг командора по мере того, как пилот вел машину к цели.

На корабле, кроме Сарпедона, находились еще девять десантников под командованием сержанта Гивриллиана. Еще одиннадцать истребителей, «Разящих молотов» и «Охотников за скальпами», стремительно, рассыпным строем приближались к «Гериону». Они рассядутся по всему периметру платформы, войдут в нее с двенадцати разных сторон, уже внутри свяжутся друг с другом и установят контроль над оружием. Как только пушка окажется в их руках, у Адептус Механикус не останется другого выбора, кроме как вернуть Копье Души. Затем два крейсера Ордена спокойно подлетят к форту и заберут Испивающих Души с платформы и еще около двух сотен воинов, оставшихся внизу.

— По нам стреляют! — затрещал в передатчике голос пилота-серва.

Сарпедон взглянул на голопроектор, установленный посредине трюма, и увидел, что тревожным красным цветом горит руна подразделения Фоделя.

— Фодель, сообщи детали.

— Массированный лазерный огонь, — сообщил пилот-серв, его голос страшно исказился из-за неожиданных статических помех.

Командор посмотрел сквозь толстое стекло иллюминатора наружу и увидел рубиново-красные лазерные полосы, идущие от платформы, пущенные прямо в сторону серебряных вспышек, наступательных кораблей Испивающих Души.

Несмотря ни на что, несмотря на законы чести, традиции, да просто самую обычную верность общему делу, Адептус Механикус начали сопротивляться. Это должна была быть всего лишь демонстрация силы, молниеносный рейд, бескровный захват артиллерийской платформы, но техножрецы решили ввязаться в драку.

Пока готовилась операция, в душе Сарпедона не переставая копошился червячок сомнения. Те, кто не побоялся обокрасть избранников Императора, просто так не отступятся, они будут сражаться. Он утешал себя мыслью, что человек в здравом уме никогда не поднимет оружие против Испивающих Души, но, похоже, им противостояли безумцы.

В чернильной тьме космоса вдруг разгорелась ослепительная вспышка, и связь с подразделением Фоделя прервалась. В эфире заскрежетали помехи. Луч лазера рассек серебряный кораблик, и тот свалился на быстро приближающуюся платформу. Шесть отличных десантников погибли мгновенно, когда «Охотник за скальпами» развернулся от взрыва, косым крылом задел угол платформы и, кувыркаясь, врезался в стойку опоры. Его разнесло на куски, топливо расплескалось, а обломки разлетелись вокруг механизма, поддерживающего огромный ствол пушки наверху.

Две руны еще горели — десантника из взвода нападения и апотекария. Они зацепились за корпус платформы, спиной к вакууму, посреди озера горящего топлива, наблюдая, как спускаются остальные.

Сарпедон смотрел, как шесть датчиков жизни, поморгав, погасли на командной голопанели.

Первые потери под его командованием.

«Разящий молот» страшно содрогнулся — Гивриллиан и шесть десантников его подразделения зацепились за балки и стойки грузопассажирского отделения корабля. В иллюминаторе уже показались огромная металлическая поверхность артиллерийской платформы и колоссальная туша самой пушки. В ее гигантском жерле могли скрыться все его корабли, а за свою долгую жизнь библиарий видел города меньшие по размеру, чем паутина откатогасителей, теснившихся вокруг основания. Еще три истребителя нырнули вниз, намереваясь сесть на широкую поверхность между антеннами сенсориума и соплами двигателей поворота.

Очевидное предательство Адептус Механикус стоило жизней Испивающих Души, с которыми не мог сравниться ни один техножрец. Каждый десантник знал об этом, как здесь, так и внизу, в звездном форте. Потеря боевых братьев только ожесточит их сердца, хотя сейчас они шептали молитвы Дорну, прося за души погибших.

Сарпедон чувствовал их гнев, ибо он был внутри него, отливаясь в холодную решимость. Это война, все-таки война. Механикусов придется убивать, силой возвращать священную реликвию. Честь требовала, чтобы преступники ответили за свои грехи.

Защитники привели в действие все оборонительные системы, вокруг мелькали ракеты и лучи лазеров. Яркие разряды энергии пронеслись рядом с иллюминатором, когда сервитор истребителя захватил цель и открыл огонь. Сарпедон недоумевал, почему защитники «Гериона» не понимают, что Испивающие Души летят просто установить контроль над платформой. В ином случае они не стали бы атаковать так глупо, в лоб, а облетели бы с другой стороны, взорвали колонны двигателей и склады боеприпасов, и тогда от проклятой пушки осталась бы груда обломков.

В них едва не попали, корабль тряхнуло, десантники попытались удержаться в условиях нулевой гравитации. Впереди замаячила платформа — они стремительно подлетали к огромной металлической поверхности, два истребителя рядом. За воем двигателя Сарпедон слышал свист и треск лазерных зарядов, проносящихся мимо и обжигающих корпус.

Подбили «Разящий молот», ему отрезало одно крыло, корабль под углом обрушился на платформу. Командор не видел взрыва, но еще девять датчиков жизни мигнули и погасли.

Потом пилот-серв резко направил истребитель вниз. Наступала финальная стадия полета, внизу проносились холмы и долины стального пейзажа, над ними, в черноте космоса, огненными цветками распускались ракеты.

Корабль грохнулся прямо на брюхо, пилот использовал столкновение, чтобы замедлить падение, — на «Разящем молоте» плохо работали реверсивные двигатели. Шум стоял ужасный — скрежет металла, который, казалось, никогда не кончится, треск опор. Обшивка корпуса под давлением расползлась, как сдираемая кожа. Пол истребителя выгнулся и прорвался, а плиты корпуса платформы, попавшие под удар, разлетелись в разные стороны, когда отсек затрясся, как будто попав в кулак великана. Сарпедон заглянул в кабину пилота, тот боролся с управлением, вакуумный щит из-за падения раскололся на куски. К тому времени воздух из корабля уже улетучился, а респираторный капюшон серва затуманился от пота.

Истребитель остановился. Свет погас, и только командная голопанель светилась смазанным зеленым пятном в темноте.

— Доложить о повреждениях!

Взвод откликнулся. Все остались живы. Серв, если выживет, будет соответственно вознагражден по возвращении.

— Дверь шлюза заело, — выдохнул пилот.

— Вытащи нас отсюда, — приказал Гивриллиан, взглянув на Такса. Тот стоял в хвостовой части трюма.

Гравитация восстановилась, они вошли в силовое поле платформы, а Такс выступил вперед, держа в руках лазерный резак. Такое приспособление входило в оснащение каждого истребителя. Пока он беззвучно вырезал большую дыру в обшивке, тишину заполнил звон распарываемого корпуса «Разящего молота». Передатчики слабо шипели, механикусы подавили радиосвязь, и пришлось перейти на обычные разговоры, для чего был необходим воздух.

Кусок обшивки выпал наружу, и Сарпедон увидел поле битвы. Холмистое пространство склепанных плит корпуса, кое-где его пронзали какие-то механические приспособления и неуклюжие горы ангаров для техники. Мощный ствол пушки парил в космосе высоко над ними, угрожающий и мрачный. От него отражался мерцающий свет ослепительного диска Лаконии, а дальше виднелись звезды.

Гивриллиан встал рядом, болтер на изготовку, десантники резво выбирались из изувеченного истребителя.

— Похоже, туннель для боеприпасов располагается где-то в полукилометре, если идти на запад. Подойдет для входа?

— Веди нас, сержант.

Десантники быстро продвигались по платформе, составив кордон вокруг Сарпедона. Такс с его плазмаганом шел впереди, а двое Испивающих Души прикрывали тыл группы, готовые встретить огнем любую неожиданность.

Туннель подачи снарядов оказался большим открытым квадратным люком, перечеркнутым чересполосицей металлических перекладин, и вел в неизвестность. Вполне возможно, его специально оставили открытым, подготовив атакующим ловушку.

Хорошо. Пусть попробуют. Пусть узнают, что бывает, когда скрещиваешь мечи с Испивающими Души.

Сарпедон переключил передатчик на командную частоту. До боли знакомый гул и крики битвы полились в уши:

— Подразделение Фоделя погибло. У меня визуальное…

— …приземлились тяжело, множественные повреждения, направляемся ко второму шлюзу…

— …противоперегрузочные скафандры и энергетическое оружие, попали под огонь…

Они уже теряли людей. Но в предприятии такой сложности риск был запланированным. Когда они окажутся в гуще врагов и смогут ответить, механикусы заговорят по-другому. Если бы существовал иной путь решения проблемы, Сарпедон с радостью выбрал бы его. Но других не было. Воры, недостойные носить эмблему с имперским орлом, вынудили их отвечать смертью на смерть. И сейчас предатели просто лишний раз показали всю глубину позора, в которую загнала их скверна.

Библиарий задержался на этой мысли, стал лелеять ее — Чистота через ненависть. Гордость через ярость. Слова воина-философа Дениятоса, написанные восемь тысяч лет назад на страницах «Боевых Катехизисов», — скала в море войны.

«Чистота через ненависть. Гордость через ярость. Пусть огонь внутри тебя зажжет все вокруг».

Картина прояснялась. Первый истребитель сел неповрежденным, экипаж получил только несколько ран. Следующие попали под оборонный огонь, два корабля подбили, погибло около четырнадцати десантников. Среди них атакующее подразделение сержанта Фоделя и один технодесантник. От еще двух кораблей сообщений не поступало.

Подразделение Теллоса уже было внутри, появившись в главном проходе и пробив огромную брешь в рядах защитников мелтабомбами и зарядами болтеров. На фоне криков хорошо слышался узнаваемый рык цепных мечей, рассекавших тела.

Лазерный огонь бесшумно бормотал над их головой, а отряд Гивриллиана застыл у входа в грузовой отсек. Гранаты с корнем вырвали несколько плит для обеспечения прохода. Частички металла, взметнувшиеся от взрыва в полном вакууме, причудливо застыли на лету.

— Вперед! Вперед!

Десантники быстро запрыгнули в шахту, Такс первым, Гивриллиан и Сарпедон следом. Туннель оказался извилистым и вел в сердце платформы. Испивающие Души старались держать шаг. На голоплате засветился план платформы — шахта шла вдоль массивных механизмов зарядки «Гериона» и откатогасителей прямо к палубе управления, где десантники смогут оглядеться и захватить орудие. Они двигались в правильном направлении.

— Сигналы не проходят, — послышался голос Гивриллиана из темноты. — Помехи.

Еще глубже, по кишкам огромной машины. Через решетки по бокам шахты улучшенное зрение Сарпедо на улавливало движение массивных шестеренок, ритмичные удары поршней. В наушниках раздавались обрывки голосов, но по ним можно было понять только то, что схватка уже началась. Через помехи прорвался ликующий голос Теллоса.

— Контакт! — послышался крик снизу, а через секунду мощная взрывная волна пронеслась по туннелю.

Атмосфера. Тут должны быть техногвардейцы.

Яркое свечение плазмагана Такса волнами разлилось внизу. С двух сторон затрещал огонь. Сарпедон сорвал шлем, почувствовав вкус масляного воздуха во рту, и проскользнул вниз.

— За Дорна! — закричал он, воздев над головой энергетический посох.

Контакт.

Ветер завыл в шахте, когда техногвардеец Грик повернул ручку насоса. Дух машины 674-ХU8 говорил с платформой, вдыхавшей атмосферу в грузовой трюм, Шестерки могли сражаться, не боясь смерти в вакууме. Пока они бились внутри «Гериона», то были уверены: поле боя на их стороне.

Грузовая шахта, сквозь которую проник враг, выходила прямо в горловину механизма распределения боеприпасов, все машинные блоки из отполированного металла были испещрены бронзовыми иконами и вырезанными молитвами. Огромные шестерни за спиной двигались, периодически создавая огромную засасывающую воронку, втягивающую ракеты в казенник «Гериона». Механикусы переменили направление всасывания, а сами поднялись наверх, готовясь встретить атакующих. Они создали Испивающим Души лишнюю преграду, создав практически непробиваемый воздушный поток.

Боевой отряд из двадцати техногвардейцев распределился вокруг выхода из шахты, лучи фонарей устремлены в изогнутую трубу. Клайден поднял руку, и они замолчали, прислушиваясь.

В шахте раздался крик. Паника, без сомнения. Атакующие поняли, что их обнаружили, и теперь скорее всего карабкаются назад, пытаясь найти выход из ловушки.

Кулак сомкнулся. Успех.

Оба Шестерки-огнеметчика поспешили вперед, направив стволы орудий в отверстие туннеля. После того как они все обработают пламенем, подключатся техногвардейцы с хеллганами и мелтаганами, уничтожая выживших после предварительной зачистки.

Неожиданно из темного отверстия с диким ревом вырвался плазменный заряд, стрела ослепительно обжигающего жидкого огня, пронзив огнеметчиков и растворив одного на месте.

Краем глаза Кив увидел захватчиков — блеск пурпурного керамита, на котором ярко отсвечивались вспышки жара, мерцание нефритово-зеленых глаз, сияние костей.

Второй техногвардеец потерял половину тела, кости руки каплями сочились на пол, ребра сожжены начисто. Он увидел атакующих, как только плазмаган выстрелил.

— Космодесантники, — прохрипел несчастный и умер.

— Давай спутывающие бомбы! — закричал Клайден, когда из трубы вылетел заряд болтера и прожег несколько дыр в техногвардейце, рикошетом отскочив от распределителя.

Кив понимал, что теперь вся надежда только на него, его гранаты электромагнитным ударом могли временно лишить десантников подвижности, оглушив их и повредив силовые доспехи. Он хотел закричать вместе со своим гранатометом, посылая на Испивающих Души волны гнева, ослепляя их, спутывая суставы ненавистного пурпурного керамита. Вокруг умирали Шестерки, одному шар заряда вонзился в горло и начисто оторвал голову. Разряды резали края пуленепробиваемого плаща Кива, трещали в ушах разрывы, а оружейный дым кольцами вился в воздухе.

Он прицелился, изготовился выпустить гранату в горловину шахты, прямо в массивные фигуры нападавших, вбить ее в их лица. Гранатомет сам вел его палец к курку.

За порядок. За логику. За Омниссию.

Потрескивающий посох из рунного дерева неожиданно вырвался из шахты и вонзился Киву в глаз.

Первый враг, который попался Сарпедону, оказался бледным, наголо обритым техногвардейцем, облаченным в красно-коричневый пуленепробиваемый плащ, с кожей, испещренной проводами и интерфейсами. У него было трогательно юное лицо, ярко контрастировавшее с выражением решимости и гнева, исказившим черты. Тело легко соскользнуло с силового посоха, стоило библиарию слегка повернуть кисть.

С дюжину механикусов все еще сражались, а десантники до сих пор понятия не имели, сколько же человек обороняет платформу. Сотня? Тысяча? Пять тысяч? Сколько людей придется уничтожить Испивающим Души, прежде чем будет гарантирована безопасность их чести и жизни?

Сарпедон на секунду задумался, но потом решил, что это не имеет значения. Техногвардейцы всего лишь люди. И не более.

Он окунулся в гущу схватки, сзади из шахты выпрыгивали десантники с болтерами наперевес. Библиарии выпустил три заряда в грудь ближайшего механикуса, упала на пол отрезанная по локоть рука с зажатым в ней хеллганом.

Гивриллиан на полной скорости врезался в полуа бионического предводителя техногвардейцев, повалил его на пол и размозжил голову прикладом болтера. Видоизмененная рука впилась в наплечники доспеха сержанта, вырывая целые пригоршни керамита, добираясь до плоти, пока десантник не пробил кулаком грудную клетку противника.

Другой брат стащил Гивриллиана с тела врага, а Такс спокойно выстрелил в спину механикусам, отступавшим, скрываясь за массивными стальными опорами. Одного заряд пронзил насквозь, на других попали капли раскаленной плазмы, и они упали, крича от невыносимой боли. Десантники быстро продвигались вглубь машины, расправляясь с техногвардейцами до того, как те успевали раскрыть рот.

Сарпедон добил последнего раненого механикуса посохом.

— Обеспечить сохранность точки входа, командор? — спросил Гивриллиан.

Библиарий указал на широкий темный туннель, идущий вниз.

— Нет времени, сержант. Надо продолжать движение, помни о цели.

Пол содрогнулся так, как будто со стальных небес ударил гром. С вибрирующих стен слетали хлопья ржавчины, а огромные глыбы железа стали сдвигаться. Между ними открылись проходы, и Сарпедон увидел, как медленно провернулись шестерни.

Механизм активировался. Десантников поглотил отпрыск 674-ХU8.

Никрос, единственный космодесантник, оставшийся в живых после крушения истребителя Фоделя, вместе с апотекарием Диоганом каким-то образом умудрились отыскать дополнительный склад боеприпасов и установить там мины замедленного действия. Правда, на этом их удача закончилась. Застигнутые врасплох отрядом осадных инженеров, Диоган погиб под огнем болтеров, а Никрос получил серьезное ранение.

После этого сработали таймеры, и взрыв выдрал огромный кусок из тела платформы, испепелив все живое на расстоянии двухсот метров вокруг. Несколько дюжин техногвардейцев погибли из-за разгерметизации, не успев надеть скафандры. Когда переборки закрылись, ликвидировав утечку, на личном счету Никроса и Диогана оказалось около трехсот убитых защитников «Гериона».

Подразделение сержанта Грэвуса вместе с еще двумя взводами — одним атакующим, другим тактическим — захватили огромную посадочную зону в углу платформы, обращенном к солнцу. Они действовали, ни на шаг не отступая от канонов, изложенных в «Боевых Катехизисах», ими гордился бы сам Дениятос. Грэвус ворвался на огневую позицию противника, как в укрепленный город. Разя направо и налево, десантники с легкостью проложили себе путь к огромному сплетению проводов и датчиков, в котором жила часть духа 674-ХU8. Отряды техногвардейцев не могли стрелять, опасаясь повредить священные когитаторы и средства передачи знаний, поэтому набросились на Испивающих Души с голыми руками.

Грэвус, хладнокровный убийца, только усмехнулся, глядя на столь нелепую выходку. Он разделался с механикусами несколькими ударами силового топора, пока технодесантник Лигрис устанавливал связь между духом машины и контрольными системами «Гериона».

Отряд Теллоса пробился сквозь поверхность платформы с помощью мелтабомб и соскользнул в гущу техногвардейцев, готовящихся к обороне на обширной палубе управления с высоким потолком. Подразделение вырезало себе плацдарм на поршнях отката, сделав его фокусной точкой для развития наступления.

Теллос стоял на холме из трупов механикусов, вокруг него нимбом полыхала энергия, сверкали лучи лазеров, а позади с потолка сыпались десантники, стреляли, резали, убивали. Защитники «Гериона» скармливали все больше и больше людей всепожирающей воронке смерти, которую создал вокруг себя сержант. Он принял решение истощить живую силу противника, перевести огонь на себя, пока разрозненные отряды Испивающих Души решают более важные вопросы.

Машина изрыгнула Сарпедона и подразделение Гивриллиана в приемник смазочных материалов. Они прошли половину пути по огромным гасителям отката. Металлические жвала раскрылись перед ними, и десантники вошли в скользкий коридор, темно-зеленая смазка дождем лилась с потолка. Брата Дошана засосало в зияющую черную дыру, прежде чем Гивриллиан успел схватить его, погрузив ботинки доспехов в окрашенный металл и прекратив скольжение.

Сарпедон подтянулся на руках так, чтобы его глаза находились на уровне траншеи распределителя, и посмотрел вниз.

До главной палубы было где-то сто пятьдесят метров. С одной стороны вздымалась полусфера огня, где минуту назад взорвались боеприпасы. В воздухе стоял густой дым, а беспорядочные группы техногвардейцев пытались скоординировать огонь. Ниже находился отсек, разделенный на комнаты и коридоры без крыши, забитый механикусами, стремительно двигавшимися к центру.

К склепу. Тела лежали так плотно, что защитникам приходилось взбираться на трупы погибших — только чтобы попасть под огонь десантников. Тактические отряды, организовавшие завал, открывали ураганный огонь, стоило показаться очередной группе противников, бесполезно стрелявших в подразделение атакующих космодесантников.

Разумеется, во главе бойни стоял Теллос. Волосы спутаны, доспехи потемнели от крови. Она текла по его обнаженному лицу и дождем лилась с вращающихся зубцов цепного меча. Сарпедон увидел, как он одним ударом сразил двоих, проигнорировав выстрел из хеллгана, выжегший в доспехах целые каналы, похожие на отметины когтей.

— Связь восстановлена, сэр! — крикнул Гивриллиан. — Лигрис докладывает, что установил контакт с духом машины!

— Скажи ему, пусть держит нас в курсе. Мы тут пока держимся.

— Принято, командор.

Лигрис — хороший техник. Он знает, что делать.

Каждая битва трудна по-своему. Сражение в звездном форте было трудным, но это оказалось намного страшнее. Мутанты Ван Скорвольдов дрались храбро, но за них все решили отсутствие должной подготовки и недостаток вооружения. Техногвардейцы же были регулярными войсками, экипированными самыми последними разработками Адептус Механикус. Звездный форт — всего лишь репетиция, время для настоящей схватки пришло только сейчас.

— За мной! — закричал Сарпедон, и подразделение Гивриллиана рванулось за ним, как только ближайший отряд техногвардейцев заметил их и открыл огонь.

Для этого он родился. Вот почему Император взглянул на него и отметил печатью воина. Великая Жатва испивающих Души заметила его, сильного и отважного юношу, обреченного на превосходство, не испугавшегося даже бронированных гигантов, спустившихся со своего корабля, чтобы судить его.

Сражаться. Купаться в крови своих врагов, знать, что каждый разрез, удар, выпущенная пуля ведут к счастью человечества, к великой славе Империума.

Вот для чего родился Теллос.

Техногвардейцы быстро учились, как и все, кому приходится учиться, чтобы выжить. На их стороне были скорострельные энергетические винтовки высокой мощности, и они атаковали плацдарм десантников сразу со всех сторон. Теллос, как и любой Испивающий Души, знал, какую силу имеет психология во время битвы, поэтому выбрал одну линию врага, полностью ее уничтожил и оставил других с ужасом глазеть на зияющую дыру в своих рядах. Они заколебались, повернули. А потом умерли, ибо самое опасное, что может сделать в бою воин, — это развернуться и побежать.

Он нырнул в гущу схватки. Лезвие мелькнуло над головами техногвардейцев, два из которых держали в руках автопушку с бронзовым стволом. Теллос ударил плечом, смяв чью-то грудную клетку, цепной меч срезал кому-то ноги, боевой нож, который держал в левой руке, он загнал в подбородок командира расчета, провернул лезвие и одним резким движением вытащил, — почувствовав, как с хрустом поддались хрящи. Челюсть противника упала на пол. Забил фонтан крови.

Руку пронзила острая боль — заряд из хеллгана, точный и мощный, прошел сквозь мускулы. В вены хлынули болеутолители. Теллос рассек обидчика широким ударом сверху вниз, приемом новичка, который позволил бы любому другому врагу, не будь тот оглушен и напуган, пронзить грудную клетку десантника.

Он знал, что уже проигрывает, нервы напоминают лохмотья, тело просто не успевает регистрировать повреждения. Иногда на войне находится место элегантности и поединкам, но эта схватка с самого начала походила на кровавую резню.

Теллос любил все — изысканное искусство благородной дуэли и славный натиск праведного побоища. Он любил их еще до того, как корабли Великой Жатвы пришли в его мир. Поэтому стал избранным.

За ним следовали десантники, стреляя из болтеров в спину убегающим и быстро убивая любого, находящегося поблизости. Над головой Испивающих Души проносились снаряды, посылаемые тактиками из тыла, они разрывались о переборки, окатывая техногвардейцев волнами пламени так, что те даже не могли поднять головы.

Несколько энергетических разрядов вырвались из какого-то невидного Теллосу укрытия и практически разрезали пополам стоящего рядом с ним десантника. Другой получил скверную рану в живот из лазера, его оттащили назад. Нападающим пришлось срочно перегруппироваться, пока их не окружили.

Они умирали. От подразделения Теллоса уже осталась половина. Только несколько из выбывших снова смогут стать в строй — великолепная техника противника наносила серьезные и непоправимые повреждения. Паллас, апотекарий, действующий в связке с тактиками, вырезал у мертвых прогеноиды и штопал раны тем, кто еще мог выжить.

Но они забрали с собой сотню, а может, даже тысячу врагов, хотя еще много техногвардейцев оставалось на платформе. Десантников тяжело убить, тяжело нанести им удар, и, хотя сам Теллос уже истекал кровью от дюжины нанесенных ему ран, он, как никогда, рвался крушить все вокруг себя. Может быть, им суждено умереть здесь. Всем. Но они все равно победят.

Сзади кто-то крикнул, и Теллос с ужасом понял, что никогда не слышал из уст своих братьев вопля такой агонии. Подразделение Ворца попало под неожиданную атаку. Авточувства сержанта затемнили вспышку, но поток искр, дождем сыпавшийся из разрезанного тела десантника, все равно ошеломлял. Защитники платформы зашли им в тыл, соскакивая со стен и консолей, бесчувственные, словно создания Хаоса.

Их было всего шесть, кожа нападавших полыхала спиральными рисунками, сияющими ослепительно синей белизной. Этот огонь мог выжечь глаза обыкновенному человеку. Вспышки молний рассыпались из-под их пальцев, мелькали в глазах, пробегали по обнаженным телам. Они двигались так быстро, что у людей Ворца не было никаких шансов.

Электрожрецы. Теллос никогда не видел их живьем, только слышал легенды о малочисленных фанатиках, смертоносных дервишах культа машин. Он встретился с ними лицом к лицу и принял вызов. Просто не мог иначе.

Одного электрожреца сразил заряд из болтера, прежде чем он спрыгнул на пол. Другой попал под удар цепного меча. Остальные неожиданно оказались в самой гуще подразделения Ворца — шлемы взрывались под ударами электрических рук, какого-то космодесантника отшвырнуло на двадцать метров вспышкой выпущенной энергии, из сочленений изувеченного доспеха повалил густой дым.

Теллос выбрал себе одного из нападавших и начал атаку, парируя удары обнаженных рук, сильных, будто сделанных из пластали. Глаза электрожреца слепо сияли серебром. Он двигался и прыгал быстрее любого человека, опережая все выпады десантника. Механикус завертелся, поднырнул вниз и схватил Теллоса за колено. Тот еле удержался на ногах от боли, пронзившей ногу, и почувствовал, как обожженная кожа и мускулы прилипают к внутренней поверхности доспехов.

Сержант извернулся, нанес удар, и из тела жреца хлынул сноп искр. Но противник все еще был жив и искрящимися пальцами схватил цепной меч прямо за лезвие. Оружие содрогнулось, во все стороны, как шрапнель, полетели зубья цепи. Теллос ответил ударом ножа, целясь в пространство между ребрами, туда, где билось сердце еретика, но другая рука жреца с нечеловеческой силой схватила его за запястье.

Ток лезвием пронзил сержанта. Он не мог убрать руку, хватка была слишком сильной, как будто кисть облепил магнит. Теллос попытался ударить жреца в лицо обломком меча, но тот поднял вверх другую руку и замкнул цепь. Электричество огнем прошило тело десантника, прежде чем тот в последней попытке сумел освободиться.

Теллос тяжело упал на спину и заметил, как враг поднимается на ноги. Дым струями бил из ран, оставленных на его теле цепным мечом. Противник поднял с пола две пурпурные латные перчатки.

Сержант посмотрел, держит ли еще в руках нож, но увидел только обугленные обрубки кистей. Его руки. Жрец держал его руки.

Мир стал белым, в ушах раздался страшный звон. Кто-то схватил его, и Теллос краем глаза увидел белый наплечник. Паллас тащил сержанта подальше от схватки за воротник доспехов, разряжая болтер прямо в лицо электрожреца.

Его руки.

Вот так. Он здесь умрет. Теллос был создан для битвы. Теллос был рожден, чтобы умереть здесь. Изувеченный, окровавленный, в окружении братьев и трупов врагов.

Это не так плохо. Его будут помнить. Но он еще так много мог сделать, так много…

Что-то темное и большое возникло перед ним. Вокруг жезла и защитного капюшона вновь прибывшего струилась искрящаяся энергия. Душа Теллоса встрепенулась, он умирал на глазах командира. Его смерть будет славной.

Сарпедон решил дать техногвардейцам то, что они заслуживали. Решил наслать на них Ад.

Чего они боятся? Элементарно. Надо просто понять, чего они хотят. Порядка, логики, плана во Вселенной, Галактике, где будут править согласно законам Бога-Машины. А страх? Беспорядок и анархия, смятение и безумие, хаос, импульсивность, ярость.

Вот он, их ад.

То, что эти люди когда-то называли себя союзниками Испивающих Души, даже облегчило задачу. Предательство в глазах Сарпедона было хуже, чем печать чуждости или скверна мутантов, — оно казалось ему воплощением подлинного зла. Те, кто связал свою жизнь с развратом Хаоса, тоже становились предателями, они шли против Императора, против праведности Вселенной. А измену десантники презирали больше всего.

Вот так, очень просто.

Он позволил Аду пеной излиться с гор трупов под его ногами и дождем хлынуть с конструкций платформы вверху. Крики умирающих превратились в завывания жаждущих крови, вокруг разлился смрад серы и горящей плоти. В воздухе замелькали круги света, переливающиеся невозможными, сводящими с ума цветами, а смертельные пятна ржавчины плесенью расползались под руками огромных призраков разложения.

Техногвардейцы побежали, но электрожрецы только содрогнулись от омерзения и ярости, они зашли слишком далеко, но не могли сражаться посреди запахов, звуков и образов Хаоса, круживших вокруг них. Остатки подразделения Ворца повалили одного, в воздух взлетели искры, когда цепной меч погрузился в плоть жреца и добрался до гиперактивных внутренних органов.

Сарпедон усилил давление. Стоны ломающихся машин, тающих, как айсберги под лучами солнца, потрясли главную палубу, а в воздухе замелькали слабо светящиеся тени падающих шестеренок и разрушающихся автоматов.

— Вперед! — крикнул Паллас, приняв на себя командование среди выживших.

Подразделения Волиса и Гивриллиана подняли болтеры и открыли огонь по дрогнувшим рядам технгвардейцев, пришедших в невыносимый ужас под действием Ада. Стена смертоносных разрядов прокатилась по пуленепробиваемым плащам и усовершенствованным телам. Подоспело подразделение Грэвуса, обрушившись из вентиляционных туннелей прямо на собирающихся с силами осадных инженеров. Виден был только мерцающий топор сержанта, яркий голубой бриллиант, снова и снова вздымающийся в гуще алого тумана.

Сарпедон присоединился к трем выжившим из подразделения Ворца, когда они устремились вслед за Волисом к механикусам, пытавшимся выкатить на поле боя тяжелую артиллерию. Две лазерные пушки и одна автопушка, шесть единиц обслуги, тридцать техногвардейцев, укрепившихся за колоннами блоков памяти когитатора.

— Лигрис! — связался Сарпедон с техником. — Эта платформа управляется духом корабля?

— Да, мой лорд.

— Выясни, как он связывается с командой. Если команда словесная, мне нужен образец. У тебя двадцать секунд.

Лигрису хватило пятнадцати.

Сарпедон подбежал к подразделению Ворца, укрывшемуся за энергоустойчивыми плитами. Он уже знал, что слышат механикусы, когда дух машины общается с ними при помощи громкоговорителей, разбросанных по всей платформе и на основном корабле. Мягкий мужской голос с оттенком аристократического превосходства, обнадеживающе уверенный, спокойный и понимающий. Прекрасно.

Он еще больше усилил психическое давление, едва заметив, как наконечник посоха срезал руку одному из противников, который уже хотел выстрелить из пушки. Все мысли Сарпедона занимал только Ад.

Чего они боялись?

— Умрите! — прогремел голос духа машины. — Умрите! Умрите! Умрите!

Большинство механикусов знали, что происходящее — всего лишь какой-то хитрый трюк, но это не имело значения. Противники замерли, просто не могли понять, как их возлюбленная машина, единственная вещь во всей Вселенной, которой они доверяли, могла повернуться против них.

— Умрите!

И они выполнили приказание. Болтеры Волиса поглотили десятки, цепные мечи подразделения Ворца расправились с еще большим количеством человек. Сарпедон вырезал двадцать техногвардейцев, беспорядочно палящих в воздух или пытающихся убежать. Они наконец смогли соединиться с Грэвусом, оставляя позади себя усыпанный телами коридор, окружая и убивая паникующих механикусов.

Но даже если они вырежут всех на платформе, боевой флот просто уничтожит их, как только поймет, что пушка захвачена. Всеми своими усилиями они покупали время — и ничего больше.

Над главной палубой, в темном и холодном комплексе банков памяти, который Грэвус захватил в самом начале атаки, Лигрис и еще несколько десантников разбирали груду запоминающих устройств. Сооружение представляло собой скопище когитаторов и банков памяти, соединенных плакированными каналами и бесконечными, извивающимися во всех направлениях кабелями. Стоны умирающих и громкий треск разрядов просачивались с палубы внизу, отражаясь причудливым эхом в смутных тенях. Десантники наконец оторвали тусклую металлическую пластину от четырехметрового обелиска когитаторов, обнажив путаницу разноцветных проводов. Лигрис нагнулся и вытащил наружу целую связку.

— Ну, не будем излишне оригинальничать, — мрачно сказал он и ножницами своей серворуки перерезал основной кабель, толщиной со среднего человека.

Судорожно замигали лампы, висящие под потолком, а сотни огней в сплетении проводов и когитаторов потухли. Дух машины отрезали от «Гериона», по крайней мере на какое-то время.

Лигрис вытащил из ранца за спиной интерфейс — извивающуюся связку проводов, увенчанную острым серебряным шипом. Он редко использовал это устройство, но знал его досконально. Такое слияние с техникой трудно объяснить тем, кто никогда не сталкивался с учением машинного культа. Сейчас десантник хотел сделать то, к чему обычно готовили только представителей высшего командования, и хотя он был Испивающим Души и лучшим из людей, но все равно содрогался от ужаса, который бы испытал любой техножрец при виде такого святотатства. В любом случае других вариантов просто не существовало.

Лигрис вытащил подходящие для дела кабели передачи данных, пульсирующие от информации, которая бежала по их волокнам, нашел гнездо входа и подключил туда еще один провод, чувствуя, как тот оживает в его руках.

— Прикройте меня, — сказал он, взглянув на взвод десантников-тактиков. — Пару минут я буду без сознания.

— Будет сделано, сэр.

Лигрис взял кабель интерфейса и воткнул шип в нейроразъем на затылке. Глаза его закатились, руки бессильно повисли, но он ничего не заметил. В разуме техника расцвел ослепительно белый бутон знания — обыкновенный импульс связи обычно просто дезориентировал человека, этот легко мог выжечь мозг. Сквозь Лигриса шел поток информации с корабля механикусов, ее было слишком много, он не мог даже рассмотреть ее толком, не то что прочитать.

Техник знал, что не может подсоединиться напрямую. Никто не мог. Если такая технология когда-то и существовала, то навсегда осталась в прошлом. Он должен сконцентрироваться, найти системы наведения и запуска, сделать свою работу и уйти.

Помни, за кого ты сражаешься. За Императора. За Дорна.

Казалось, десантник сейчас утонет в потоке информации. Но в конце концов Лигрис засек форму — нечто огромное, сильное и жестокое. Он чувствовал, как пылает этот разум, выплывший из горячей белой реки данных, слышал гулкое биение виртуального сердца, ощущал зловоние старого железа, словно кровь на губах.

Он искал имя и нашел его: «Герион».

Лигрис знал, что дух машины будет проверять все второстепенные цепи и системы резервирования, стараясь выследить того, кто посмел вторгнуться в его владения. Черный луч, как отблеск фонаря, уже ощупывал глубины систем памяти платформы, охотился. У техника было всего лишь несколько секунд, прежде чем огромная аморфная тьма духа машины найдет его.

Никто, кроме механикусов, не знал, что может сделать древняя и могущественная машина с нарушителем ее границ. Лигрис знал, ему крупно повезет, если он отделается только полным стиранием памяти.

«Герион» разверзся перед ним, колоссальный и темный. Техник принялся быстрее карабкаться по бледным кристаллам, которые его разум создал, изображая файлы банков памяти, он прорывался сквозь бесконечные петли кабелей, контрольных интерфейсов, взламывал пластальные двери, которые представлял вместо электронных барьеров жесткой защиты. Лигрис погрузил воображаемые пальцы в твердый металл командной программы, принуждая ее подчиниться своим рукам, чувствуя гигантскую машину, бормочущие массивные тени, касающиеся его кожи. Он приказал огромным перевозчикам боеприпасов задвинуть дизрапторные ракеты весом с танк в казенник. Охладители, компенсаторы отката, баки с топливом — все пришло в движение. Слишком поздно. «Герион» навис над ним, направив информационный удар такой силы, что тот должен был взорвать разум техника, а схлынув, оставить мозг, лишенный памяти и рассудка. Все кончено. Лигрис уже практически умер.

Но он совершил то, чего дух машины ожидал от него в последнюю очередь, нырнул прямо в черное облако, в дымную глотку «Гериона», почувствовав, как его зловонное дыхание обожгло кожу. Техник карабкался вверх быстрее любого живого существа в Галактике, но все равно каждую секунду ожидал, что «Герион» сейчас поймает его и сдавит кольцами информации.

Лигрис пробирался во тьме, направляясь к мятущемуся черному безумию нейроцепей, мозгу духа. Он искал маленькую точку света, связь между «Герионом» и сенсориумами платформы, канал, по которому информация о внешней пустоте вливалась в разум машины.

Быстрее, еще быстрее. Лигрис думал, что сейчас умрет от перенапряжения. Но «Герион» не отставал ни на шаг, его дыхание опаляло спину техника, зубы заскрежетали, когда десантник нырнул в мерцающий портал и оказался внутри сенсорных систем.

Лигрис посмотрел на космос сквозь огромное око машины. Заметил что-то, сконцентрировался. Разрешение возросло: управляющие башни, орудийные гнезда, орлиный нос, яркое сияние двигателей. Имперский линкор, гордый, сильный, — большая и такая соблазнительная мишень.

Он взял цель. Он был заряжен.

Он выстрелил.

Артиллерийская платформа класса «Герион» имеет несколько видов вооружения. Во-первых, разрушитель звезд, одну титаническую ракету с колоссальным радиусом действия, создающую непосредственную зону за-граждения, через которую любые атакующие корабли, даже самые маленькие крейсеры, не могут пролететь.

Во-вторых, полдюжины вакуумных зарядов, которые распространяют во всех направлениях электромагнитный мусор и импульсные волны. В результате такого взрыва вся территория, попавшая в зону поражения снаряда, становится звездным минным полем.

И наконец, около сотни дизрапторных ракет, основанных на картечном принципе. Они вызывают временное отключение систем наблюдения и связи, создавая мощную волну помех. Именно такая ракета вылетела из огромной металлической глотки «Гериона» и разорвалась на орбите Имперского Флота Хлура, выпустив на волю десятки цилиндров, забитых электромагнитным сором.

Один ударился о дно «Гидранэ Ко» и с разгона прошел сквозь семь палуб, прежде чем взорваться, посылая тучи волокон и обрывков по коридорам и грузовым трюмам. Более тридцати человек погибли в момент взрыва, еще около семидесяти задохнулись из-за мусора, заполнившего нижние палубы. Половина воздушных фильтров оказалась забита, и корабль принялся посылать во все стороны призывы о помощи.

Несколько цилиндров разорвалось между звездным фортом и кораблями флота. «Упорный» и «Византийский дьякон» практически не пострадали, но у них отказали все приборы наружного наблюдения. Два разведывательных корабля, патрулирующих пространство вокруг «Дьякона», лишились управления, у них накрылись сервиторы и вся компьютерная система. Через несколько часов в машинах закончилось горючее и их экипажи погибли от обморожения.

«Дьякон» быстро ответил на неожиданную атаку, запустив несколько осколочных торпед в направлении поля помех. Боеголовки вышли из строя, как только достигли электромагнитной зоны, и быстро взорвались, лишь добавив шума к общей сумятице.

На мостике «Упорного» одним мощным импульсом замкнуло все командные системы, загорелись навигационные консоли. За несколько минут все вокруг погрузилось во тьму, жар и смерть. Крики умирающих и рев пламени смешались с шипением экстренных систем пожаротушения, заполнивших зоны огня туманом и пеной.

Команда контроля неисправностей прибыла через три минуты, мускулистые солдаты с ломами и веревками вытаскивали офицеров и навигаторов-сервиторов из горящего месива. Когда пожар наконец потушили, выяснилось, что артиллерийская платформа оказалась в руках Испивающих Души, а маленькие звездолеты засеченные радарами, были отнюдь не кораблями обслуживания.

Стало ясно: десантники решили действовать гораздо более жесткими методами. Прогноз Хлура не оправдался, но консул решил не упоминать об этом.

Только 674-ХU8 относительно не пострадал, расположившись так, чтобы иметь полный обзор звездного форта, и использовав все системы подавления для нейтрализации последствий электромагнитного удара. К сожалению, вооружение механикусов сейчас оказалось под контролем Испивающих Души на орбите Лаконии и у них осталась только пара турелей для оборонительного огня.

Техножрецы 674-ХU8 заметили любопытный факт: на оборонительных системах звездного форта резко упала энергия.

— Рапорт о повреждениях! Быстро! И сенсоры!

Гиво Курдья ненавидел, когда вещи выходили из-под контроля. Он выпрыгнул из капитанского кресла, обитого темной кожей, крича на младших офицеров и логистов, переминающихся с ноги на ногу в полусумраке командного мостика. Большинство ламп взорвалось, только мерцали экраны когитаторов. Завитки белого дыма струей выбивались из разбитых кабелей, а экран визуального наблюдения был забит призрачными помехами. Слышались шипение искр и пара да выкрикивание приказов и проклятий. В остальном вокруг стояла тишина, привычный шум двигателей неожиданно смолк.

Строчки яркого зеленого текста доклада застрекотали по панели экрана, встроенного в командное кресло: структурные повреждения от боеголовки ракеты ограничивались достаточно малой территорией, но половина контрольных систем вышла из строя.

Двигатели остановились из-за экстренного отключения. Курдья знал, что они не включатся еще несколько часов, так как команда по ремонту сначала должна была проверить охлаждающие системы, до того как плазменные реакторы перегреются.

Сенсоры — самая тонкая и самая полезная вещь на любом корабле, — к всеобщему прискорбию, не работали. «Гидранэ Ко» фактически ослеп. Самым эффективным средством навигации, наведения и маневрирования стал обзор из иллюминатора.

— Фронтальный сенсориум сдох, сэр, — доложил техник, которому досталась невеселая обязанность поддерживать контакт между персоналом механикусов и экипажем корабля. — Но тыловые сенсоры в рабочем состоянии.

— И?

— У нас на экранах энергетические следы, идущие с дальней стороны планеты, сэр. Два крейсера направляются…

— С какой скоростью?

— Очень быстро, сэр. Наш корабль не приспособлен для таких гонок.

— Крейсеры космодесантников, — пробормотал Курдья. Великолепно. Его корабль временно ослеп и неисправен, но это не имело значения.

Настоящей целью залпа «Гериона» было предотвратить связь между тремя крейсерами Флота, иначе они смогли бы перехватить корабли десантников, на которых было не слишком много вооружения. Но один на один «Гидранэ Ко» имел мало шансов, даже находясь в полном порядке.

Курдья рухнул в командное кресло и нажал контрольную кнопку на подлокотнике. Если она еще рабоала, то сейчас где-то на нижних палубах прозвенит звонок, давая знак слуге-сервитору идти на мостик и принести графин с ликером из дьявольских ягод восьмидесятилетней выдержки и бокал. «Гидранэ Ко» все равно сейчас недееспособен, а в таких ситуациях Курдья всегда старался позволить себе маленькие радости, пытаясь убедить себя, что все еще не так плохо.

— Как бы я хотел никогда не получать под командование этот корабль, — задумчиво произнес он, дожидаясь выпивки в полумраке мостика.

Сарпедон посмотрел вокруг — он стоял в коридоре из огнеупорных плит, в который они ворвались прямо с главной палубы, постоянно ожидая атак со стороны техногвардейцев. Вокруг все еще горел Ад — в воздухе пылали исчезающие уравнения, а по пропитанному кровью полу ползли змейки ржавчины. Сейчас первоначальный шок уже прошел, но тут и там десантникам попадались заблудившиеся механикусы, призывающие заткнуться насмешливый баритон духа машины.

В наушниках раздался голос, сильно искаженный помехами:

— Командор Сарпедон, это «Вечное правосудие». Мы сможем вас забрать.

Сработало. Лигрис все сделал. Если технодесантник уцелел, а воины, приставленные к нему для охраны, доложили, что соединение с духом машины не прошло для него бесследно, то его вознаградят по справедливости.

— Принято, «Вечное правосудие», — ответил Сарпедон, стараясь перекричать шипение статики. — Готовимся к выходу.

Вокруг библиария собрались почти все Испивающие Души, кроме тех, что охраняли Лигриса. Он навскидку выстрелил в голову, высунувшуюся над грудой покореженного металла, промахнулся, на глаз прикинул расположение тела и выпустил очередь по укрытию. Кто-то вскрикнул.

Предательству не спрятаться.

— Испивающие Души! — закричал Сарпедон. — Готовьтесь к отступлению! Грэвус, Ворц, встречайте Лигриса и обеспечьте безопасный отход. Остальные — за мной!

«Гончая» и «Вечное правосудие» проскользнули с другой стороны орбиты Лаконии, где висели в зоне, недоступной для сенсоров, пока десантники занимали звездный форт, а затем платформу. Их двигатели, перегруженные из-за сумасшедшей скорости, излучали спаренный сигнал, в результате чего на сенсорах «Гидранэ Ко» появилась информация о корабле гораздо большем, чем просто крейсер.

Имперский звездолет решил не вмешиваться. Испивающие Души пролетели рядом с линейным флотом, воспользовавшись временно царящей суматохой и бездействием сенсоров. Только судно Адептус Механикус попыталось остановить их, открыв символический огонь из орудийных башен, но темно-пурпурная обшивка «Гончей» лишь слегка потемнела от выстрелов, больше ничего.

Ударными крейсерами управляли экипажи сервов под командованием небольших групп Испивающих Души. Они знали, когда надо запускать двигатели и открывать огонь, а когда лучше попридержать пыл. Оба корабля были переоборудованы для ближнего боя и сейчас элегантно спускались на платформу, все еще окутанную кольцами пара после выстрела «Гериона». Лигрис успел включить несколько оборонительных систем — прицельные батареи близкого действия и легкие волновые торпеды гарантировали, что больше к платформе никто не приблизится.

Из «Вечного правосудия» вырвалось двадцать «Громовых ястребов», направившихся к стыковочному доку, который подразделение Грэвуса заняло час назад. Десантники уже собрались рядом со станцией дозаправки, охраняя зону приземления.

Трюмы «Гончей» были пусты, все ее челноки усеивали корпус звездного форта. Лишившись средств для эвакуации войск, команда корабля решила подлететь прямо к станции, присоединившись к широкому корабельному проходу, по которому за столетия существования картеля прошла не одна тысяча обреченных. Сервы Ордена обеспечили безопасную стыковку, и Испивающие Души быстро покинули оружейные гнезда и точки сбора, поднявшись на борт крейсера.

Капеллан Иктинос, в отсутствие командора являющийся старшим по званию, лично проверил, чтобы приказы Сарпедона были выполнены с точностью, забрав с собой весь персонал, в том числе и священника Изера с его паствой.

Когда Испивающие Души поднялись на борт «Громовых ястребов», оказалось, что в кораблях осталось много места. Из высадившихся на платформу ста десантников в живых остались только шестьдесят три.

Как только они прибыли обратно на крейсер, «Вечное правосудие» изящно развернулось и запустило основные двигатели, чтобы как можно быстрее отправиться к краю системы на встречу с «Гончей», к точке перехода в варп. Позади остались тридцать семь мертвых десантников и неисчислимые тысячи тел техно-гвардейцев.

Когда «Упорный» восстановил свои системы и сумел сфокусировать сенсоры, миновав поле помех, два ударных крейсера Испивающих Души уже давно исчезли. Хлуру осталось только сидеть в командном кресле и смотреть, как умирает звездный форт. Весь обзорный экран занимала уродливая туша станции Ван Скорвольдов. Она засверкала, как молния, когда первые заряды взорвали ее металлическую оболочку.

— Вспомогательные топливные баки, — пробормотал Мание, командующий вооружениями «Упорного», когда завязь огня смяла кожу станции. — Они знали, что делали.

Скорее всего Испивающие Души заложили связки гранат или позаимствовали взрывчатку из арсенала картеля, снабдив ее таймерами. Каждый космодесантник проходил специальную тренировку по уничтожению крупных объектов, точно зная, куда заложить заряд для причинения максимального ущерба.

— Мы можем спасти станцию? — спросил консул.

— Никаких шансов, — ответил Мание.

Звездный форт опасно накренился по направлению к бледной сфере Лаконии. Мание оповестил Хлура, что первыми взорвались гравитационные стабилизаторы. Наверное, сработали мелтагранаты, объяснял он, хотя можно обойтись и обыкновенными, если знать, куда их класть.

Еще один взрыв, самый мощный, вырвал огромный кусок из тела станции. Пылающие обломки медленно скатились с корпуса, прежде чем погаснуть в вакууме. Теперь станция двигалась быстрее, тяжеловесно переворачиваясь, падая с орбиты.

Хлур должен был арестовать Ван Скорвольдов, разрушить их империю и реквизировать ее именем Администратума. Он думал, что провернул гениальную операцию: с помощью правильно поданных слухов привлек к миссии Испивающих Души, тем самым избавившись от ненужных потерь и сохранив собственные войска. Но вместо этого провалил миссию так позорно, как только мог: форт уничтожен, Флот поврежден, выгодный бизнес по переработке человеческого материала сгорел, Администратум потерпел колоссальные убытки. Правда, во всем можно было обвинить Ван Скорвольдов и хоть как-то сохранить лицо.

Хлур старался убедить себя, что самое худшее — это потеря миллиардов кредитов, сгоравших прямо на его глазах, но постоянно вспоминал об имперских службах, вся деятельность которых была посвящена публичному наказанию таких людей, как он.

— Ваши приказы, сэр? — Векк стоял перед ним, руки скрещены за спиной, как будто ничего не произошло.

— Я думаю, нам лучше последовать за ними, — устало произнес Хлур. — Мы их все равно потеряем, но могут возникнуть вопросы, если не попытаемся.

— Слушаюсь, сэр. — Флаг-капитан развернулся и стал выкрикивать приказы, словно они еще были важны.

Проклятый Хоботов. Чертовы десантники. Ни денег, ни славы.

Каллисфен Ван Скорвольд так и не нашел выхода из старого командного центра защитной платформы. Когда трение атмосферы Лаконии расплавило внешнюю оболочку, а по коридорам звездного форта понесся поток огня, он умер в муках, чувствуя, как сгорают на костях мускулы и кожа. В конце концов бывший коллекционер превратился в пепел, разбросанный по холмистым зеленым равнинам Лаконии вместе с миллионом тонн пылающих обломков.

Веритас Ван Скорвольд сумела добраться до спасательного челнока, который всегда держала наготове, и отлететь на порядочное расстояние от звездного форта, чтобы не попасть в воронку падения станции с орбиты. Она дрейфовала три дня, пока ее не подобрала команда «Гидранэ Ко», который висел на высокой орбите в ожидании хотя бы частичной ликвидации ущерба, нанесенного выстрелом Лигриса. Ее арестовали и тут же бросили в камеру. На корабле не работали системы безопасности, и содержание Веритас оказалось очень хлопотным делом, особенно когда она принялась кусать приставленных к ней охранников. До капитана Курдьи иногда долетали разговоры, что Испивающие Души специально оставили ее им, зная, какой это подарочек.

Каждому воину нужен погребальный костер. Командор Кэон получил свой, когда огонь прорвался сквозь обшивку звездного форта при входе в атмосферу Лаконии. Тело десантника сжечь очень трудно, но к тому времени, как орбитальная платформа распалась на сотни пылающих кусков, тело самого гордого из Испивающих Души уже обратилось в пыль.

 

Глава пятая

«Гончая» и «Вечное правосудие» убегали от Имперского Флота уже шесть месяцев, последний из которых они провели в гуще Поля Цербера. На расстоянии оно казалось прекрасной россыпью мерцающих пылевых облаков и ярко святящихся астероидных скоплений, озаряемых светом звезд, сверкавших в глубине. Но, подлетев поближе, вы понимали, что глубоко заблуждались. Вид открывался омерзительный. Поле целиком состояло из как будто пережеванных глыб камня, вращающихся совершенно независимо друг от друга. Самые большие из них были размером с луну Терры, хотя больше всего вреда причиняли маленькие, постоянно набиваясь в сопла двигателей и оставляя на стеклах иллюминаторов извилистые трещины.

Именно тут нашли пристанище крейсеры космодесантников. Они висели в груде камней с выключенными двигателями, темно-пурпурная краска на корпусе кораблей была уже практически полностью содрана постоянными столкновениями с микрометеоритами. Постоянное мельтешение пыли и каменных облаков скрывало их от корабельных сенсоров, поэтому команды звездолетов могли спокойно переговариваться друг с другом. Засечь местоположение крейсеров можно было только случайно, посмотрев на каменное поле и заметив крохотные серебряные всполохи звездного света, отражающегося от металлической обшивки.

Но не это определяло ситуацию. На кораблях осталось мало горючего и подходило к концу продовольствие.

Апотекарий Паллас беспокоился за сержанта Теллоса, даже лично вызвался заботиться о нем, так как чувствовал странную ответственность за этого человека. Он вытащил его из переделки и доволок огромное тело десантника до поверхности платформы, и долг заставлял Палласа завершить лечение.

Но это было давно. Теперь, шесть месяцев спустя, любопытство и интерес сменились заботой и обеспокоенностью за изувеченного сержанта. Правда, прежде чем приступить к лечению Теллоса, сначала его надо было найти, так как десантник опять сбежал из лазарета, где Паллас наконец-то придумал, что же с ним делать.

Теллоса было нелегко отыскать, впрочем, это уже никого не удивляло, так как беспокойный больной сбегал с больничной койки уже по меньшей мере раз шесть. «Гончая» была не самым большим кораблем Испивающих Души. Где-то там, на их базе, стояли огромные боевые баржи и раздутые транспорты снабжения, но экипаж крейсера был лучшим из лучших, а вследствие этого крайне малочисленным, поэтому целые палубы пустовали. Здесь, в монастырском крыле, где ни один брат-десантник не появлялся веками, грохот тяжелых керамитовых подошв эхо разносило по кельям и часовням. Тут и там мелькали сервиторы-уборщики, поддерживающие это место в идеальной чистоте, но каким-то образом их присутствие делало все вокруг еще более пустым и бесприютным.

Паллас проверил биосканер. Ничего. Это само по себе беспокоило — датчики жизнедеятельности Теллоса за последние несколько недель все реже и реже мелькали на экранах прибора апотекария. Он взглянул на высокие арки потолка и на темные, матово-серые стены келий, выстроившихся аккуратной линией вдоль прохода. Множество мест для укрытия, особенно если знаешь, чего хочешь. Может, Теллос считал эти еженедельные прятки своеобразным вызовом судьбе? Если так, то он мог скрываться тут неделями и даже дольше — согласно последним данным, сержант отдыхал и ел все меньше и меньше, существуя только на энергии собственного тела.

Коридор привел к флигелю либрариума. Прошли годы с тех пор, как сюда ступала нога космодесантника или послушника, а «Гончую» переделали в абордажный корабль. Раньше здесь держали летописи Ордена, от новейшей боевой статистики до древних песен, сочиненных давно умершими героями, желавшими, чтобы их легенды не канули в бездну времени.

Сейчас полки, упиравшиеся в потолок, стояли пустые, только пара книг виднелась то тут, то там. Рядом стояла кафедра, с которой капеллан некогда бранил послушников или вдохновлял их рассказами о великих свершениях Ордена. На ней лежал текст эпической поэмы о каком-то крестовом походе, даже память о котором давно исчезла во тьме веков. Паллас постарался не дотрагиваться до пожелтевших ветхих страниц перчаткой доспеха.

Одна стена полок была доверху забита тонкими томиками «Боевых Катехизисов» Дениятоса с иллюстрациями. Здесь все говорило о смерти, так как эти книги принадлежали погибшим десантникам, и на их страницах навеки остались комментарии, написанные от руки. По правилам, убрать все тексты из либрариума можно было только после того, как «Гончую» спишут в утиль.

Запищал биосканер, краем глаза Паллас заметил предупреждающий огонек. Сигнал слабый, но это все равно мог быть Теллос.

Апотекарий прижался к стене, зная, что тени, привольно раскинувшиеся в сумрачном свете, не скроют его от зоркого взгляда другого десантника. Одна рука сомкнулась на ручке инжектора, впрыскивающего лекарство и извлекающего генное семя из мертвых тел, другая обхватила рукоятку болтера.

Нет, Теллос, конечно, не станет нападать, но сержант всегда был непредсказуем. Паллас чувствовал в душе холодок неуверенности, слишком уж изменился за последнее время его пациент.

Он увидел, как кто-то пересекает либрариум и входит в арочный проем, ведущий в боковую часовню. Лишенные кожи мускулы существа обвивали прутья ржавого металла, две сверкающие линзы выдавались вперед из ободранной головы, казалось, состоящей только из сухожилий и костей. В одной руке создание держало пулемет, в другой — алебарду с двумя лезвиями. За ним шлейфом вились пучки проводов, а сервомоторы выли при движении.

Боевой сервитор. Еще послушником, как и любой Испивающий Души, Паллас истребил десятки подобных штук болтером, цепным мечом, ножом, голыми руками и всеми видами оружия, которые мог использовать или найти на поле боя. Он до сих пор помнил, как трудно было их убить, к тому же тренировочный автомат стрелял далеко не холостыми патронами. Ученики, провалившие боевые испытания, не выживали по определению.

Искусственные глаза сервитора сканировали либрариум. Паллас знал, что у механизма ограниченный угол зрения и пока он его не видит. Апотекарий даже не предполагал, что на «Гончей» остались столь древние машины. Должно быть, их, как и книги, забыли, когда перевозили оборудование монастыря.

В тишине зала послышался легкий щелчок, сервитор переключил пулемет со стрельбы одиночными на стрельбу очередями.

Паллас поднял болтер, прочитав молитву, когда взгляд механических глаз остановился на нем.

Вторая фигура, на этот раз человеческая, упала прямо с потолка, блокировав прицел Палласу. Сверкнуло что-то длинное и серебряное, и половина головы сервитора упала на землю, поблескивая влажной поверхностью свежеразрезанного мяса. Пулемет выпустил очередь, пули защелкали по массивным колоннам, остановился на секунду, выбрал мишень и выдал еще одну очередь.

Но атакующий был слишком быстр. Робот промахнулся.

Мелькнула алебарда. Разумеется, у нее не было силового лезвия, но голубое потрескивающее поле энергии могло парализовать мускулы и отвлечь противника, давая сервитору драгоценные секунды найти в теле мишени уязвимое место. Послышался лязг, когда вновь прибывший парировал удар изящным движением, закрутив меч вокруг алебарды.

Неожиданно механизм разрезало от горла до крестца, кабели и петли мышц повалились на пол. Потом удар пришелся на оружие, затем на ногу и, наконец, на оставшуюся часть головы.

Куски соскользнули по металлической поверхности сервитора и с хлюпаньем шлепнулись на пол. В неожиданно наступившей тишине слышалось только бормотание затихающих сервомоторов да тяжелое дыхание победителя.

Обнаженный по пояс, бледный, с широкой спиной, человек стоял над останками тренировочной машины. Кожа мужчины просвечивала, и Паллас видел, как перекаченные мускулы спины и рук медленно расслабляются по мере того, как остывает ярость схватки, а под ними проступают странные черные щитки.

Оружием необычного воина оказались любовно заточенные метровые лопасти вентилятора воздушной шахты, отполированные до зеркального блеска. Мужчина прикрепил лезвия к культям рук.

— Приветствую, сержант Теллос, — медленно произнес апотекарий.

Десантник повернулся. Кожа на его лице была такой же, как и на спине. Паллас видел, как двигаются мускулы челюсти при разговоре.

— Апотекарий. Не ожидал, что ты найдешь меня даже здесь.

— Ты подчиняешься приказам, Теллос, и должен оставаться в лазарете. Тебе надо вылечиться. — Паллас почувствовал запах пота, когда подошел поближе к своему пациенту. Затем он взглянул на сочащиеся останки сервитора. — Практикуешься?

Теллос улыбнулся:

— Заново прохожу тренировку, апотекарий. Если Орден захочет снова отправить меня в бой, я должен всему учиться заново.

— Сержант, ты не можешь сражаться. Мы тебе говорили это много раз. Шок повредил нервы, мы не можем поставить бионические…

— Мне не нужны протезы, Паллас. Я не могу держать в руках цепной меч, но зато могу отдать свою жизнь за честь Ордена. Ничего не изменилось. — Теллос поднял свои самодельные лезвия, их кромки ярко засверкали в полумраке. — Мне просто нужно больше практиковаться. В конце концов, все мы когда-то были новичками.

— Нет, Теллос. Все кончено. Поговори с капелланом, если тебе трудно принять это. Я забочусь о твоем физическом здоровье, ты — мой брат, и, хотя твоя жизнь на поле боя осталась в прошлом, я все равно за тебя в ответе. Мы не знаем, что с тобой происходит, Теллос. Ты меняешься. Может быть, это твои прогеноиды так реагируют на травму, мы не знаем. До тех пор, пока твое состояние не стабилизируется, апотека-риум не может позволить тебе гулять где вздумается. — Он снова посмотрел на сервитора. — Откуда ты выкопал эту древность?

— Просто исследовал все вокруг. Никогда не делал этого раньше. Я годами летал на одном корабле, потом на другом, но никогда не задумывался, что находится за следующей переборкой. Почему так, Паллас? Может, мы боимся? Подчиняемся приказам? Или просто нам никогда не приходит в голову спрашивать?

— Такие вопросы надо обсуждать с капелланом, Теллос. Позволь мне тебя осмотреть, и ты сможешь поговорить с ним.

— Я снова буду сражаться, Паллас.

— Знаю, сержант. Так ты пойдешь со мной?

Апотекарий повел Теллоса из либрариума обратно в лазарет «Гончей», где сервы и апотекарий Ордена снова изумятся процессам, происходящим в его теле, и в очередной раз пожмут в недоумении плечами.

Обзорный экран в лекционном зале на борту «Упорного» уже несколько месяцев показывал одну и ту же картину — Поле Цербера, озаренное отблеском дальних звезд. Где-то там, в парящей массе камня, затаились два крейсера Испивающих Души.

Скопище астероидов блокировало для сканеров флота все сигналы, кроме самых основных. Пока все данные разведки говорили только о том, что «Гончая» и «Вечное правосудие» практически не сдвинулись с места за пять месяцев. Что делают десантники, сколько их осталось, каковы их планы, состояние кораблей, количество боеприпасов — все это по-прежнему оставалось в области предположений.

Поле Цербера было подлинным кошмаром, попытки вытащить оттуда Испивающих Души — верным самоубийством. Крейсеры всего лишь уйдут еще дальше, а имперские линкоры попадут под массированный удар астероидов, если попытаются продолжить преследование. Но, с другой стороны, десантники не могли покинуть свое убежище, у них практически не было шансов уцелеть в случае побега, так как флот Администратума стал гораздо больше и мог запросто обложить все Поле Цербера по периметру.

Старший консул Хлур никогда не думал, что будет рад потерять контроль над самой важной миссией в своей жизни, но теперь ощущал странное облегчение — теперь от него ничего не зависело. Конечно, его имя вписывалось в официальные коммюнике, давая принятым решениям статус номинального одобрения Администратума, но вот его мнение больше никто в расчет не принимал.

Хлур стал пассажиром, наблюдателем, неспособным изменить события вокруг себя. Он избавился от любой ответственности за то, что могло стать очередной кровавой бойней.

Если бы Векк не решил действовать быстро и решительно, они бы никогда не нашли след двух ударных крейсеров в варпе. В зоне астероидов связь с адмиралтейством подсектора отсутствовала, поэтому линейный флот Администратума больше не получал подкреплений. «Гидранэ Ко» остался у Лаконии на ремонт, но еще до прибытия в Поле Цербера в их распоряжение поступили два новых крейсера, артиллерийский дивизион эскорта, несколько подразделений истребителей-бомбардировщиков, космический госпиталь Департамента Муниторум и огромное количество кораблей поддержки, роем носящихся вокруг гигантских звездолетов. Им даже прислали «Ярость кающегося грешника», видавший лучшие дни «Рагнарек», огромный боевой корабль, оснащенный большим количеством разрушительных средств, чем Хлур мог себе представить.

— Пять месяцев, — пробормотал он.

— Консул? — Кто-то неслышно подошел к нему сзади.

Талая, должно быть, стояла там уже какое-то время. Она была флотским тактиком, одной из семи дюжин, которых послало адмиралтейство. Именно они в конце концов вырвали власть из рук Хлура и теперь все вместе фактически управляли флотом Администратума.

— Тактик, я думал, что нахожусь здесь один, — указал он на гигантский обзорный экран амфитеатра. Обычно на нем показывали тренировочные лекции, но сейчас подключили к экрану капитанского мостика. — Иногда вдали от шума и суеты легче критически оценить ситуацию.

— Согласна с вами. Вам не нужно ничего объяснять. Ваша должность — это такой стресс и напряжение.

Хлур не мог понять, скрывалась ли в ее словах издевка, или просто Талая мало общалась с людьми. У нее было острое бледное лицо, призрачным пятном выделяющееся на фоне темно-синей униформы, которое, казалось, просто не создано для выражения эмоций.

— Вы что-то сказали, консул?

— Просто думал… Они там уже пять месяцев. Никто не приходил и никто не уходил. Нам постоянно подвозят припасы, а у них ничего нет. Ни одного шаттла. Что они делают с едой? Или топливом?

— У нас очень мало информации, мы не знаем, какова степень сопротивления космодесантников физическим лишениям, — ответила Талая. — Вполне возможно, что в традиционном смысле им вообще не нужны еда и вода. Даже требования, предъявляемые к поддержанию жизни, у них совсем другие, не как у обычных членов корабельного экипажа, принимая во внимание их сопротивление ужасающим условиям на поле боя.

— Может быть. Ваши выводы как-то не вдохновляют, мы же вроде собираемся уморить их голодом.

Он видел только один путь сломить волю Испивающих Души и послать их на дисциплинарные процедуры. Все наступательные стратегии были отклонены с порога, учитывая плотность поля астероидов и возможную наступательную способность ударных крейсеров. Правда, люди просто не упоминали об ужасе перед еще одним абордажем Испивающих Души.

До сих пор никто не мог понять, кто же будет проводить военный трибунал над тремя сотнями космодесантников, никто не мог подсчитать ущерб, нанесенный разрушением звездного форта и захватом «Гериона». На фоне ожесточенных ведомственных споров как-то затерялся резонный вопрос, есть ли на кораблях достаточно крепкие и просторные тюрьмы, в которые можно посадить солдат, по слухам, разбивавших переборки голыми Руками и смеявшихся от прямого попадания из хеллгана в грудь. Так далеко у тактиков мысли не заходили.

— Блокада — это только одна стратегия. Есть и другие. Когда подойдут еще несколько наступательных кораблей, мы сможем провести полноценную атаку, для чего запросили космическую фабрику класса «Голгофа».

С ее помощью мы сможем расчистить дорогу сквозь поле астероидов.

— Талая, это займет месяцы. Годы.

— Если понадобится, то мы пойдем и на это, консул. Они предатели, эти космодесантники из знаменитого и проверенного в боях Ордена. Я не могу даже представить себе более опасного врага.

Естественно, она была права. Где-то в гуще Поля Цербера дрейфовали два корабля с самыми смертоносными и фанатичными солдатами, которых уже трудно было назвать людьми. Что бы ни заставило их вонзить нож в спину союзников, пусть даже этот урод Хоботов и тупая безделушка, которую все вокруг напыщенно называли Копьем Души, Хлур слышал достаточно легенд о десантниках и понимал очевидное: они не сдадутся, они не простят обид, они скорее всего просто не поймут, что предали Империум.

— Нам придется убить их всех, консул. У нас нет другого выхода.

Он посмотрел на Талаю. На лице женщины не отразилось ни единой эмоции.

— Вы отдаете себе отчет в том, что сказали, Талая? Я имею в виду, это же…

— Нельзя представить ничего хуже, консул. Предатели, свободные делать все, что им вздумается. Бандитизм, идолопоклонничество, раскол — все самые страшные преступления, совершенные с доблестью и самоуверенностью Ордена Космодесанта. Если у нас уйдет век и мы потеряем все корабли этого флота, все равно надо их остановить. Мы осознаем, к каким последствиям может привести уничтожение воинов такого класса, но также понимаем, что сделают они, если мы не будем действовать с максимальной жестокостью.

— Я знаю, тактик. Я видел, что осталось от «Гериона». Но… я никогда в жизни не мог себе представить, что дойдет до такого.

— Разумеется, нет, консул. И вам не надо винить себя за потерю звездного форта и предательство Испивающих Души. Вы просто не ожидали такого поворота событий.

По-видимому удовлетворившись моральным воодушевлением, тактик Талая неслышно поднялась по ступеням аудиториума и исчезла в артериях «Упорного», где офицеры и специалисты из разных имперских ведомств объединили усилия, сформировав нервный центр миссии. У него даже имя появилось. Попытку выследить и поймать или скорее всего убить предателей официально нарекли «Лаконийской травлей».

В тщедушном теле Изера жил на удивление мощный голос, наполнявший часовню «Вечного правосудия». Комната была полностью высечена из камня, от кафедры впереди до скамей с высокими спинками, на которых разместилась паства священника. Под потолком металось холодное эхо. Это место, казалось, несет на себе печать возвышенной одухотворенности, а Испивающие Души сейчас очень в ней нуждались.

— Вы уже видели, что происходит, когда имя Императора поминают всуе, — говорил Изер. — Когда Он становится всего лишь предлогом для установления законов, помогающих некоторым получить власть и богатство, когда Он превращается в монстра из детских сказок, дабы боялись Его слабые и подчинялись раз вращенным.

Вы видели, ибо все вы, мои заблудшие братья и сестры, подвержены этому богохульству, как десантники, так и низшие из паствы моей. Теперь на нашу долю выпали тяжкие испытания. Столь велики машины порчи и самолюбования, построенные этими людьми, что Даже величайшие из воинов, избранники самого Императора, тяжко гонимы их наваждением.

Но Император, Архитектор Судеб, все видит и все знает. Разве не нанесено подлинное оскорбление Империуму, живо стоящее пред глазами вашими? Разве не проявили себя отступники самовлюбленные, кинув в грязь имя Испивающих Души и подняв руку на них? Но знаем мы, что, хотя мало число наше, а враги Императора окружают нас даже сейчас, ведомы нам подлинные замыслы Повелителя нашего и сильнее они, чем самый могущественный космический флот.

Возможно, слова эти покажутся слабым утешением тем, кто много потерял или уже умирает. Но быть просветленным на пороге смерти в тысячи раз величественнее, чем жить веками, пребывая в невежестве. Нас мало, нас окружили со всех сторон, но мы свободны.

Изер взглянул на собравшуюся перед ним паству. Из его последователей осталось меньше тридцати человек — многие оказались ранены или просто забыты в суматохе эвакуации из звездного форта, другие умерли от слабости, болезней, из-за скудной пищи. Но среди выживших стояли новые последователи, привлеченные светом истины Архитектора Судеб, — космодесантники, Испивающие Души. Около сотни гигантов в полных доспехах, отремонтированных и сверкающих, стояли перед ним на коленях и молились.

Его обескураживала сама мысль, что такие люди слушают его, когда сам он некогда был вором, низшим из низших. Но Изер знал: истина на его стороне. Он слышал, как Архитектор зовет его, убеждает, призывает сыграть решающую роль в его священном плане, уводя от развращенной идолопоклоннической церкви Адептус Министорум и суеверного ига ее многочисленных культов. Теперь, когда Испивающие Души вживе увидели, как Империум обращается с теми, кто старается следовать по дороге Императора, они открылись учению Изера. Каждый десантник, у кого не было работы на «Гончей» или на «Правосудии», стоял тут, безмолвствуя, погруженный в размышления, постепенно позволяя словам священника смешаться с десятилетиями обучения, через которые они прошли. Даже их капеллан Иктинос, никогда не снимавший свой шлем в виде черепа в присутствии Изера, слушал его и находил зерна истины в словах проповедника.

Бывший вор чувствовал силу. В своих мечтах он видел легион воинов в пурпуре и кости, который возьмет планы Архитектора Судеб и воплотит их в реальность. Если Изер будет с ними, когда это произойдет, если поможет показать им путь… Но сам он ничего не значит, он просто рука Императора, направляющая их мысли.

— Будьте сильными, братья и сестры. Не сдавайтесь пред оком Его. Наполните жилы свои верой, отриньте врагов и приготовьтесь. Ибо Он — наше спасение, погибнем ли мы под руками неверных или нет.

Когда проповедь закончилась, паства вернулась к своим обязанностям. Одни отправились к больным, другие — на корабль, многие десантники решили посвятить эти минуты предписанным периодам размышления, они думали о принципах, на которых построена их жизнь. Один подошел к священнику — Изеру не нужно было даже подымать голову, чтобы понять, кто это, так как он ощутил энергию, клокочущую в его собеседнике.

— Изер, я бы хотел поговорить с тобой, — сказал Сарпедон, тот, кого другие десантники называли командором. — Некоторые из нас… меняются. Ты, наверное, слышал о Теллосе.

— Мне стыдно, но моих ушей коснулись эти слухи. Несколько моих последователей внушают твоим воинам благоговение, командор Сарпедон. Они любопытны, и они говорят.

— Мы не знаем, что с ним происходит или как именно он меняется. Детали сложны, но полностью трансформировалась химия тела Теллоса, и он отказывается признать, что его боевые дни кончились, хотя раны говорят сами за себя. Есть и другие, но у них все не столь явно. Модифицируется костная структура руки сержанта Грэвуса, а Гивриллиан говорит, что какие-то изменения происходят с его зрением. И это всего лишь два человека из множества.

— Если ты желаешь услышать объяснение от меня, командор, то я тебя разочарую. Я могу чувствовать присутствие Архитектора Судеб, я ловлю отблески того, что Он хочет мне сказать, но больше ничего не знаю.

Сарпедон развернулся, намереваясь уйти, но затем остановился:

— Изер, есть еще кое-что.

— Командор?

— Мы повернулись спиной к тому, что, как нас учили, является священным. Мы увидели угрозу, которую сам Империум представляет для порядка во Вселенной. Думаю, мы просто поняли, как мало знаем и насколько различны причины, по которым сражаются люди… Для нас это слишком много. Я сам не уверен, что происходит со мной. Вся Вселенная переменилась.

— Вера, командор Сарпедон. Больше ничего не нужно. Но думаю, это тебе известно.

— Разумеется, проповедник.

После того как Сарпедон ушел, образ его горел в разуме Изера еще долго. Он никогда не чувствовал такой силы. Понимал ли Сарпедон, кем может стать? Могли ли даже избранные воины Императора быть полностью готовы к исполнению Его воли? Видения священника показывали, что должно сделать. Он видел мир, построенный на лжи, и ужасный разум в сердце его, и надо было чистить от скверны все вокруг, дабы доказать Императору, что они достойны быть Его слугами. Готовы ли они? Существуют ли на свете люди, способные выдержать такую ответственность?

На все вопросы существовал только один ответ. Вера. А больше ничего не нужно.

Ни единый луч света не пробивался сквозь пурпурно-серые облака искусственного мира Коден Тертиус, но снизу он освещался огнями фабричных ям. Огромные колонны пламени километровой высоты вырывались из выхлопных отверстий, погруженных в каменистую почву, обжигая жилые хабитаты и комплексы управления, ревя от ярости, горящей в сердце планеты. Здесь большинство жилых территорий располагалось в толще скал или под землей, а на поверхности взору наблюдателя открывались длинные и тонкие металлические паутины, раскинутые между опорами и пиками гор, — поддерживающие стойки и сенсорные вершины. Густой слой дыма висел везде, делая любую картину размытой и серой, перечеркнутой мощными колоннами огня, вырывающимися из геотермального ядра планеты.

Техножрица Сасия Коралот смотрела на это зрелище через иллюминатор во флигеле ее лаборатории. Она знала, что когда-нибудь перестанет считать тьму и огни родной планеты такими уродливыми. Мелкие эстетические абстракции становились ничем, когда все вокруг поглощала гениальная логика — инструмент и создание Бога-Машины.

Постепенно Сасия будет улучшаться, получать новые имплантаты, пока от ее первоначального тела не останется столь мало, что разум ее отринет внешний мир, сосредоточившись только на механике реальности.

Техножрица так ждала этого дня, ведь Вселенная была таким мрачным местом, и только Омниссия мог принести в нее смысл.

Покой лаборатории нарушился, и в помещение вплыл сервитор, примитивный механизм, состоящий из устройства передвижения и голосовой коробки.

— Сообщение техножрице Коралот. До вашего сведения доводятся пожелания архимагоса Хоботова. Первое: техножрица Коралот должна связаться с ним, точка встречи — выход Кобальтового маршрута. Второе: ее лаборатория и все инструменты должны пройти очистку и быть готовыми к временному осмотру. Третье: архимагос ожидает, что он получит доступ к проведенным исследованиям и материалам дискуссий. Запрошен ответ.

— Я приду, — ответила Сасия, и сервитор с жужжанием уплыл.

Сама идея, что архимагос Хоботов выбрал ее, что ее работу наконец заметили… Кропотливый инженерный анализ различных объектов, прибывавших с экспедициями, занимал все ее время, рабочие столы лаборатории Сасии были сплошь завалены до блеска отполированными деталями. Но она никогда не думала, что откроет нечто, достойное упоминания, или что ее прилежание и преданность работе заметит кто-то из вышестоящих.

Может, вот оно? Может, так начнется ее восхождение? А может, это просто наивные мечты. Информационная панель, имплантированная в кожу левой руки, засверкала, показывая на карте Кобальтовый маршрут. Сасия вышла из своей мрачной лаборатории и заторопилась по каменным коридорам, забитым сервиторами всех размеров и модификаций, единственной общей чертой которых было присутствие переработанных человеческих тканей, использовавшихся для построения нервной и мускульной систем. Изредка попадались техножрецы, такие же послушники, как и она, или более почтенные магистры, за которыми обычно трусила толпа подмастерьев.

Она уже начала смотреть на людей как на машины из мяса и костей. Лежащая в основе Вселенной логика очаровывала ее, а налет ржавчины, который ей приходилось регулярно счищать с техноклавов и зондов для сбора данных, с каждым разом вызывал все большую волну отвращения. Когда-нибудь она будет парить в этих каменных анклавах со своими собственными подмастерьями, терпеливо снося их бесконечные вопросы и совершенно о них не заботясь. Она все поймет.

Кобальтовый маршрут редко использовался, он был проведен в каменной толще прямо к причалу шаттлов на поверхности. Когда Сасия вышла наружу, то сначала увидела сервиторов, стоявших плечом к плечу по всей улице. Фаланга охранников разделилась, и показался Хоботов собственной персоной, его глазные линзы сверкали в тени капюшона.

Когда-нибудь она станет такой же.

— Техножрица Коралот, — сказал архимагос голосом, похожим на великолепный металлический гул. — Я даю вам разрешение самой набрать команду для испытаний и провести обряды инженерного анализа на свое усмотрение.

Что-то прожужжало за ее спиной. Дрон-херувим — мертвая кожа лица застыла в безмятежной улыбке, вместо рук извиваются ловкие механические дендриты — с преувеличенной предосторожностью передал ей объект исследования.

Сверток, простой, самый обыкновенный сверток, едва ли длиннее ее предплечья. Сасия развернула его и увидела то, что ей предстояло исследовать.

Цилиндр, поверхность которого сверкала затейливыми золотыми графиками, с какими-то устройствами, встроенными в рукоятку. На первый взгляд они напоминали запредельно миниатюрные генные дешифраторы. Достаточно маленькая вещица, но ее опыт общения с доимперскими технологиями подсказывал, что этот артефакт — нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Сасия почувствовала энергию сложности, переливающуюся под ее пальцами.

— Архимагос, что это?…

— Эта вещь известна как Копье Души. Нам стоило больших усилий достать ее. Я ожидаю от вас предварительной информационной исповеди в течение года.

Коралот не могла отвести глаз от артефакта, даже из почтения к Хоботову. Чем же он был — оружием, щитом, средством транспортировки, если один взгляд на него вселял в нее уверенность, что в ее руках лежит шедевр? И разве сможет она сделать анализ подобного творения?

Сасия с усилием оторвала взгляд от Копья и посмотрела на Хоботова:

— Почему вы выбрали меня, архимагос?

— У вас не слишком высокое положение, поэтому ваши исследования не привлекут к себе излишнего внимания. Благоговение передо мной и перед ценностями Омниссии, которые я олицетворяю, не позволит вам предать меня. Когда на карту поставлено столь многое, разумно извлечь выгоду из низших.

Хоботов пронесся мимо, широкими шагами удаляясь по Кобальтовому маршруту, в сопровождении стражи из сервиторов, сомкнувшейся вокруг своего хозяина. Коралот осталась наедине с Копьем Души.

«Низших». Слово неприятно резануло. Но такой она останется недолго.

Кое-что о ней не знал даже Хоботов. Он не понимал глубину ее решимости посвятить себя работе Омниссии, яркости, с которой цель горела перед ее глазами. И не только.

Много больше. На Коден Тертиусе жили и другие, такие же преданные делу, как она. Их связывала не только обычная профессия. Они станут ее командой и с помощью Копья Души начнут свое восхождение в ранг магистров.

Стены цитадели Квиксиан Обскура горели. Артиллерия утюжила их целую неделю, прежде чем началась полноценная атака, и химические пожары, разожженные снарядами, бушевали на зубчатых камнях огромной крепостной стены.

Сарпедон выкарабкался из посадочного челнока и увидел, что они приземлились одними из последних. Командор Кэон уже перебросил свое грузное тело в тяжелых доспехах через край подъемника ворот, поливая зарядами из болтера ксеносов внизу, в то время как энергетические разряды плавили камни вокруг него. Подразделение Каллиса, к которому был приписан Сарпедон, заняло оборонительную позицию, готовясь прикрыть штурмовиков, высадившихся до них. Пятнадцать человек, они должны были захватить управление гидравлическим подъемником и открыть огромные ворота внизу, чтобы ударные части авангарда имперской армии смогли испробовать свои мечи на ксеносах.

Над ними пронесся всполох огня, раздуваемый воющим ветром, но десантники не обратили на него внимания. Каллис оценивал ситуацию. Старый, седой, с лицом как будто сшитым из лоскутков измятой кожи, он командовал еще зелеными юнцами, только недавно посвященными в Испивающие Души, проверял, что же они выучили, будучи послушниками. Они все прошли сквозь жесточайшие тренировки, участвовали в патрулировании, но только некоторые побывали в схватке, подобной этой.

— Я хочу, чтобы плазма сожгла весь восточный край. Огнеметчик, библиарий, снимите вон тот укрепленный узел! — Каллис показал на оружейное гнездо, вырезанное прямо в камне, где раньше скорее всего стояла лазерная пушка или пусковая установка, но сейчас там закрепились шесть чужаков с тонкими чертами лиц, орудийный расчет огромной энергетической пушки, из которой они вели бешеный огонь в тыл наступающим Испивающим Души. Вперед пошел Виксу, огнеметчик, сзади Сарпедон, готовящийся выбросить энергию Ада. Некоторые библиарии Ордена расправились бы с оружейным гнездом с помощью телекинеза или пирокинеза, но у Сарпедона был другой метод. Он взламывал разум врага.

И все-таки… в чем заключался смысл этой битвы? Мысль ворвалась в его разум, подобно захватчику. Он помнил каждую деталь боя за крепость Квиксиан Обскура, как, собственно, и любого сражения, в котором принимал участие, но никогда, никогда не задумывался об их смысле. Нет, он старался представить себе самый страшный кошмар, которого боялись эльдары, и выжигал их, не отставая от своих братьев-десантников, чувствуя только, как по всему его телу разливается праведная ненависть.

Но в чем был смысл? После того как цитадель взяли, что с ней стало? Еще один мир, пустая оболочка, где правят жадность и жажда наживы, населенная мелкими чиновниками, которым просто не понять всю тщетность их жизней. Уничтожить ксеносов — это благородная цель, но потом потакать капризам жирных торговцев и лживых священников? Что в этом-то благородного?

Неожиданно все вокруг стало новым, непривычным. Сарпедон понял, насколько изменилась вселенная вокруг него. Подвиги, которыми он так гордился, теперь казались пустыми и напрасными. Тупой героизм, поддерживающий гнилой режим. Он пытался избавиться от этих мыслей, вытрясти их из головы, но ничего не получалось. Ворчливый голос где-то глубоко внутри оставался, ноя, что все бессмысленно, что он сражался, удовлетворяя прихоти самовлюбленных бюрократов, которые теперь хотели уничтожить его боевых братьев. Когда Сарпедон хотел посмотреть на себя со стороны, то старался оживить битву, а не просто наблюдать, как она бездушной лентой прокручивается в его памяти. Он представлял резкий, режущий ветер, проносящийся над зубцами крепости, зловонные серные облака артиллерийских выстрелов, клубящиеся внизу, тихое громыхание приказов, вырывающихся из миллионов глоток имперских гвардейцев, и мерцание в воздухе сотен несущихся к ним сюрикенов, выпущенных неприятелем.

Неожиданно Сарпедон снова оказался там, когда десантники ворвались на позицию, превратив энергетическое оружие в полыхающий костер и заминировав все боеприпасы. Но это оказалась засада, и из-за края стены вырвались эльдары в масках, с ярко сверкающими силовыми мечами, они с невероятной быстротой и ловкостью подпрыгивали, увертываясь от выстрелов.

Сложилась критическая ситуация. Но Сарпедон не боялся. Пришла ярость, она бросила его в гущу схватки, заставляя раз за разом разряжать болтер в незащищенные тела, сворачивать шеи и раскалывать черепа, скрытые масками с драгоценными камнями вместо глаз.

Очередь из болтера перерезала ближайшего из нападавших, его почти разорвало надвое, вся красота ксеноса истекла, как только тело упало на камни. За время меньшее, чем понадобилось пуле найти свою цель, к смерти приблизились еще двое. Он рубанул мечом одного, тот упал, другой ответил, и язык лезвия глубоко погрузился в бедро библиария. Десантник ударил нападающего в голову, позволил ему упасть, а потом наступил на шею керамитовым ботинком, почувствовав, как под ногой сминается плоть.

Но в этот раз, переживая все заново, Сарпедон ничего не ощутил. Как будто под подошвой хрустнула яичная скорлупа или какая-то былинка.

Когда покачнулся третий, оставив свою руку зажатой в кулаке библиария, Сарпедон не ощутил священного триумфа, который охватил его в тот день. Когда тело противника, больше похожее на кровавое месиво, перевалилось через край стены и полетело к земле, маячившей в ста метрах внизу, он не воскликнул от радости победы, хотя помнил, что делал так всегда.

То был момент, когда Сарпедон доказал, что достоин носить имя Испивающего Души, показал себя на поле боя. Младший библиарий со странными психопе-редающими способностями, которого приняли в Орден только в качестве эксперимента, убил троих вероломных ксеносов, поддержав арьергард наступающей группы. Его хлопали по спине и приветствовали на победном пиру, когда крепость сгорела. Он знал, что наконец заслужил свое место на стороне Дорна. Теперь все это не имело значения. Вообще.

Архивисты Ордена даже посвятили ему несколько строк в своей саге об осаде крепости Квиксиан Обскура. Это был его третий бой после послушничества. Десантники говорили, что он, наверное, сильно проникся словами Дениятоса, если столь уверенно следует букве «Боевых Катехизисов». Такая честь выпадала только нескольким воинам его статуса, но теперь Сарпедону почему-то стало на все это просто наплевать.

Он знал, что посмотрит вокруг, увидит тело сержанта Каллиса, зарубленного силовыми мечами эльдар, соберет оставшихся в живых из своего подразделения и ударит в тыл ксеносам, уже собравшимся нападать на атакующих боевых братьев. Он знал, что услышит страшный грохот открывающихся ворот, от которого содрогнется земля, и радостные крики тысяч гвардейцев, вливающихся в крепость, дабы предать ее мечу и огню. Он был там, вспоминал момент своего триумфа сотни раз. Но сейчас все оказалось другим, незначительным и отдаленным. Братья-десантники погибли. За что? Презренные тела ксеносов лежали перед ним — разве стоило из-за них тратить жизни отличных воинов? И кишащая тупая орда гвардейцев внизу — разве было в той крепости хоть что-нибудь, за что стоило сражаться? Император, чье имя звенело у всех на устах, находился за тысячи световых лет от поля боя, а Его воля извращалась и попиралась людьми, которые правили вместо Него.

Вокруг простиралась пустыня. Вместо гордости осталась огромная пропасть.

Кэон, стоявший на зубцах гидравлического подъемника ворот, скользких от крови ксеносов, неожиданно повернулся и уставился на Сарпедона глазами, в которых горел бес войны.

— Умри, — сказал он голосом духа машины 674-ХU28. Сарпедон ожесточенно затряс головой, и перед его глазами вновь появились стены кельи. Космодесантники никогда не спали, но в редкие часы полудремы могли грезить, и в этих снах Сарпедон часто посещал крепостную стену цитадели Квиксиан Обскура. Но никогда он не чувствовал того, что сейчас, такой пустоты перед лицом битвы, когда Испивающий Души должен наслаждаться славой сражения.

Зарево горящей крепости наконец погасло, и библиарий оказался один в келье. На стене висела панель Для чтения инструктажей и докладов да полка, на которой стоял томик «Боевых Катехизисов». Доспехи аккуратно сложены в углу, болтер и энергетический посох размещены на оружейной стойке. Больше в комнате ничего не было. Хотя разве Испивающему Души нужно что-то еще?

Все смешалось, волнение переполняло библиария. Он воюет уже семьдесят лет, но понимает ли хоть что-нибудь в этой жизни? Сарпедон затерялся в бесконечной круговерти чести, сражений, священного гнева. Семьдесят лет, сотни битв, а больше ничего нет. Победы, как и прежде ярко горящие в памяти, почему-то перестали наполнять гордостью, хотя еще пару месяцев назад от воспоминаний замирало сердце. Сарпедон посмотрел на свое тело и увидел шрамы от ран и операций — десятки порезов по краям имплантированного панциря, уродливый рубец, оставшийся от орочьего цепного меча, белесое пятно там, где ему пересадили кожу, и дюжина оспин, оставшихся после удачных выстрелов противника. Они никуда не исчезли, просто теперь он почувствовал, что, получив их, ничего не приобрел взамен.

Крохотный зеленый курсор замигал в углу панели корабельной связи. Сарпедон сосредоточился на иконке сетчатки, и на экране появилось изображение техноде-сантника Лигриса. Тот получил ужасную нейротравму во время борьбы с духом машины, и апотекарии хирургическими скобками зафиксировали его лицевые мускулы, чтобы предотвратить постоянные спазмы. Выглядело это так, как будто чье-то чужое лицо прибили к передней части головы техника.

— Командор Сарпедон, требуется ваше присутствие на мостике. Команда сервов что-то засекла.

— Что-то?

— У нас есть некоторые предположения, но нет должного допуска. Тут самые засекреченные коды, которые мы когда-либо видели.

— Поподробнее.

— Карминный уровень, командор.

— Даже наши старшие тактики не могут открыть карминный уровень кодировки. Придется ждать, пока они до нас доберутся, если хотим узнать, кто же это такие. — Векк изо всех сил старался казаться важным, поэтому набрал полную грудь воздуха и заложил руки за спину соответственно ситуации. Скорее всего медали за долгую службу, висевшие на мундире, капитан полировал именно для таких случаев.

Талая взглянула на плывущие по экранам потоки бессмысленных символов.

— Согласна. Предварительное сканирование показывает значительный энергетический потенциал. Предлагаю включить защитные поля, как того требует стандартная процедура на случай приближения неизвестного корабля.

— И приготовить красную ковровую дорожку в одном из стыковочных шлюзов, — продолжил Векк. — Могут быть гости.

— Очень хорошо. Сделайте все. — Хлур не сомневался, что решение приняли без него. Он окончательно превратился в марионетку.

Два взвода истребителей с «Грандиозного» даже сейчас виднелись маленькими помеченными пятнышками на обзорном экране капитанского мостика. Они развернулись веером, окружив новый корабль и тщательно карауля его. На всякий случай.

— Связь потеряна! — закричал кто-то, неожиданнотревожные сигналы цвета спекшейся крови озарили мостик своим болезненным светом. — Мы потеряли контроль над связью!

На палубу по команде тревоги ворвались войска безопасности и несколько команд ремонтников, техножрецы низшего ранга. Служебные сервиторы, блистающие множеством сервоинструментов, выкатились из ремонтных альковов. Все начали ожесточенно рыться в консолях, отвечающих за обеспечение связи.

— Перехвачено управление системой оповещения и сетью связи, — невыразительно пробормотала Талая. — Воспрещение и использование.

— Почему? Они враждебны? — Хлуру пока удавалось избегать непосредственного участия в конфликте, и он явно не желал менять сложившуюся ситуацию.

— Неизвестно, — предсказуемо ответила Талая, темно-красный свет только подчеркнул острые черты ее лица.

Векк спрыгнул в отделение датчиков сенсориума, погруженного в палубу «Упорного», которое сейчас было забито жестикулирующими, гомонящими техножрецами и младшими офицерами, старавшимися понять сигналы, залившие информацией корабельные сенсоры. На полу валялись горы распечаток.

— Вот! — закричал Векк, указывая на поток координат. — Выведите это на экран!

Появился корабль. И какой корабль! Яркая вспышка в космосе, деформирующая потоки света, проходящие сквозь нее, так, что звезды превращались в длинные белые полосы. Несколько сенсорных датчиков, показания которых понимал Хлур, утверждали, что перед «Упорным» ничего не было.

— Это имперские корабли? — спросил консул.

— Возможно, — ответил Векк из сенсориума. — Вот только если это так, нас ждут большие неприятности.

Неожиданно завопили корабельные громкоговорители, Хлур попытался прикрыть уши, но тщетно. Он представил, как точно такой же звук несется из каждого динамика на всех кораблях флота, но связи до сих пор не было, поэтому наверняка ничего сказать было нельзя.

— Потерян контроль над управлением, — сказала Талая, прежде чем полностью вырубилось освещение.

Экипаж застыл. Капитанский мостик «Упорного» освещал только обзорный экран, озаряя лица команды призрачным бело-голубым светом.

— Именем Бессмертного Императора и всех Его Доминионов, — раздался звонкий гортанный голос из каждого громкоговорителя на корабле. — Этот линейный флот переходит под командование лорда Горго Тсураса и Ордо Еретикус. Ваши корабли теперь мои, как и ваши души и тела. Все вы всего лишь инструменты для исполнения воли Императора.

Хлур слышал шепот младших офицеров внизу. По правде говоря, он знал, что это произойдет. Принимая во внимание природу их противника и принципы, поставленные на кон, это должно было случиться. Консул отдал бы все, чтобы сейчас очутиться на какой-нибудь ферме по разведению гроксов, где угодно, только подальше от организации, теперь командующей его флотом.

Изображение на обзорном экране поплыло, когда линкор попал под действие сенсорозащитного поля, отражающего любой сигнал от корабля, омываемого потоками мерцающего света. Взглядам команды «Упорного» предстал темный лоснящийся металл, разбитый на сенсороотражающие треугольные панели, со светящимися черными портами просмотра, похожими на прищуренные глаза, и острыми лезвиями излучателей, выступающими вперед. Звездолет походил на блестящую летучую мышь. Два обтекателя светились сзади, словно веера из стальных перьев, а из сверкающей сердцевины вырывались на волю маленькие хлопья — служебные корабли, образуя вокруг своего родителя ожерелье охраны, сияющее голубым светом выхлопов двигателей.

На полностью черном корпусе корабля сверкала ЭДая эмблема. Очень простой символ, но его хватило, чтобы подтвердились наихудшие опасения Хлура и перехватило дыхание у всех членов экипажа. Мало кто из команды когда-либо видел его вживе, но каждый знал, что он значит, по детским историям, которыми проповедники схолариумов вбивали послушание в учеников.

Большая стилизованная буква «I» со светящимся черепом наверху.

«Лаконийская травля» теперь официально переходила под командование Священной Имперской Инквизиции.

 

Глава шестая

Угловатый черный шаттл, с символом Инквизиции, выписанным на корпусе, упорно петлял среди вращающихся камней Поля Цербера. Он не был вооружен и передавал сигнал перемирия, держась на почтительном расстоянии от «Громовых ястребов», которые «Вечное правосудие» выделило для сопровождения.

Сарпедон наблюдал за приближением челнока с капитанского мостика «Вечного правосудия». Как только корабль стал виден на экране, библиарий уже знал, что он послан Инквизицией. Сервы в вакуумных скафандрах зафиксировали блестящий звездолет в шлюзе стыковки и поспешили удалиться, едва захватчики появились.

Сарпедон ждал в комнате для аудиенций, где на потемневших от времени стенах висели гобелены с изображениями героев Ордена, а плиты пола стали идеально гладкими от поколений топтавших их керамитовых ботинок. Он смотрел на голопанель, наблюдая за появившимися из корабля людьми, оценивая возможный потенциал противника.

Хотя челнок пришел под флагом перемирия, не было никакого сомнения, что представители Инквизиции доверяли только бросающейся в глаза силе. Фаланга из двадцати отрядов Ордо Еретикус промаршировала по трапу шаттла, все в блестящих темно-красных доспехах, вооруженные хеллганами, лица закрыты алыми масками, на поясах висят связки гранат. Последним из челнока вышел человек, полностью закутанный в темно-серые одежды, большая, прикрепленная к плечам установка для подкожных вливаний вкачивала какую-то мутную жидкость в шею вновь прибывшему.

Астропат, предположил Сарпедон, для быстрой психической связи с главным кораблем Инквизиции. Скорее всего пожилой и опытный, судя по сгорбленной спине и неестественной походке.

По краям инквизиторских войск шли два наемных стрелка. Один — мужчина, одетый в странный костюм из потрескавшейся кожи, с шотганом в руке, с мускулами, покрытыми обильной росписью татуировок, с казавшимся уродливо большим имплантированным глазом. Другой оказался женщиной с огромным шрамом от ожога на лице, в увесистых раздутых доспехах, с тремя пистолетами на поясе. Сарпедон слышал рассказы, что некоторые менее ортодоксальные инквизиторы нанимали всяких подонков в качестве полевых агентов и телохранителей. Эти двое низкорожденных контрастно выделялись на фоне войск Инквизиции, маршировавших рядом с ними.

В центре фаланги стоял человек, одетый в медные доспехи с непомерно огромным нагрудником и латными перчатками. Лицо инквизитора казалось неуместно молодым, даже красивым, он был чернокожим. За спиной у него висел меч с огромным лезвием, примерно полтора метра длиной и полметра шириной. Сарпедон удивился, не понимая, как воевать с таким оружием, но вида не подал.

На шее у красавца висела инсигния Инквизиции, сделанная из чистого серебра, простой и совершенно ясный знак власти.

Для подобного рода процедур существовали протоколы. Сарпедон стоял в центре зала для аудиенций, Гивриллиан со своим отрядом тактиков расположился за его спиной, наблюдая за ходом церемонии. Инквизиторские войска остановились в противоположном конце помещения, а гость неторопливо отправился навстречу Сарпедону.

Доспехи этого человека делали его похожим на космодесантника. Меч на спине по-прежнему казался чрезмерно огромным. Сарпедон внимательно изучил противника и не увидел мест, где тот мог спрятать еще какое-нибудь оружие.

— Библиарий Сарпедон, — произнес гость спокойным и учтивым тоном. — Я — дознаватель К'Шук, посланник лорда-инквизитора Тсураса из Ордо Еретикус. Мой повелитель прислал меня донести его требования до вас и ваших людей. Вы обвиняетесь в измене, ереси действием и множественных убийствах слуг Святого Императора в лице техногвардейцев, размещенных на корабле 674-ХU8.

Вы немедленно передаете свои транспортные средства под мое командование, все оружие и доспехи сдаете команде герметизации. Вас заключат под стражу и подвергнут процедуре Военного Дознания и полного Медицинского Допроса во время транспортировки в мир-крепость Инквизиции для переработки. Вам следует сотрудничать с нами во всех вышеперечисленных пунктах, отказ выполнить любое из наших требований будет считаться признанием собственной вины.

К'Шук сложил руки за спиной, ожидая ответа.

Чего-то подобного и ожидал Сарпедон, как только стало понятно, что к делу подключили Инквизицию.

Тсурас заберет у Испивающих Души оружие, доспехи, перевезет на тюремный корабль и использует все средства, как старые, так и новые, чтобы выбить из них признание. Независимо от результатов Военного Дознания, Сарпедона и его десантников отвезут на планету, находящуюся под контролем лорда-инквизитора, подвергнут пыткам и казнят. Обвинительный приговор, смерть всех его людей казались неизбежными, но не это потрясло библиария. Разоружиться, безвольно лежать, пока тебя мучают и пытают, добровольно отказаться от возможности ответить, защитить свою честь, содранную вместе с кожей, — для любого Испивающего Души это было хуже смерти.

Подобным ультиматумом Ордену только что нанесли страшное оскорбление, беспрецедентное по своим масштабам. Тсурас и К'Шук знали, каким будет ответ десантников. Но все равно для подобного рода процедур существовали протоколы.

— Дознаватель К'Шук, — начал Сарпедон, — Испивающие Души не признают власти лорда-инквизитора Тсураса и любого чиновника Империума. Империум прогнил, он служит только себе, его действия — насмешка над священными заветами Бога-Императора. Он отнял у Ордена то, что по праву принадлежит Испивающим Души. Мы попытались вернуть похищенное, нас решили уничтожить, затем стали преследовать, и в конце концов Империум послал своих агентов, чтобы нанести нам невиданное по дерзости оскорбление, требуя от воинов добровольного унижения.

Мы отвергаем ваши требования, дознаватель К'Шук. Испивающие Души подчиняются только воле Императора, а вы действуете исключительно от своего имени.

— Очень хорошо. — Лицо инквизитора осталось не проницаемым. — Командор Сарпедон, я считаю своим долгом оповестить вас, что Ордену Испивающих Души объявляется Экскоммуникатус, отныне вы считаетесь изменниками, а ваши имена будут стерты из анналов истории. Имя Ордена будет убрано из списков почета Зала Героев, вычищено из памяти имперских архивов. Ваш генокод будет уничтожен, а тела подвергнутся кремации, дабы ваша кровь более не оскверняла человечество. Империум людей поворачивается к Испивающим Души спиной.

Признайся сейчас, Сарпедон, раскайся в своих грехах, и смерть твоих людей будет быстрой. В ином случае вы будете мучиться столько, насколько тяжелы ваши грехи перед Императором.

Библиарий промолчал. Глубоко в душе он уже знал, что этим все кончится, но не мог смириться с самой мыслью о подобной возможности. Отлученные Изменники. Изгои человеческой расы. Лишенные света Императора. Хотя он и его десантники уже познали подлинную скверну Империума, отказались служить ему, эта мысль до сих пор наполняла его трепетом. Его отлучили от человечества. Не было да и не будет судьбы страшнее.

Сарпедон содрогался от ужаса, но одновременно в нем закипал гнев. Империум посмел осудить их, тех, кого не один смертный не мог осудить. «Используй свой гнев, — подсказал внутренний голос. — Используй его, пусть он заострит твои чувства, пусть не даст оцепенеть от удара или похолодеть от страха. Злись, гневайся, в этом сейчас твоя жизнь».

К'Шук потянулся к эфесу огромного меча, висевшего у него за спиной.

— Вы понимаете, командор Сарпедон, что ваше поведение сейчас показало, какую угрозу вы представляете стабильности Империума. Инквизиция не может допустить, чтобы ваше существование и далее множило ваши грехи. Я уполномочен инквизитором Тсурасом провести вашу немедленную казнь.

Сарпедон знал, что они попытаются снова убить его, как уже хотели сделать это, запустив «Герион» и намереваясь покрыть огнем звездный форт. Так логично — он понял, что же на самом деле представляет собой Империум и теперь его слуги сделают все, пытаясь искоренить правду. Но теперь, когда перед ним открылась истина, здесь, в освященном веками зале «Вечного правосудия», он позволил своему гневу вновь взять верх. Кто-то воображал себя не просто равным Сарпедону, а выше него, кто-то позволил себе вынести ему смертный приговор — это уже граничило с откровенной непристойностью. Дениятос писал, что эмоции — враги простого солдата, но союзники космодесантника. Используй ненависть, направь ее, обрати в силу.

К'Шук вытащил меч, он казался невозможно легким в его массивных латных перчатках, и улучшенный слух Сарпедона уловил слабый шум маленьких антигравитационных моторов, когда лезвие пролетело над плечом дознавателя. Устройства поддержки, одно в рукоятке, другое в лезвии. Меч действительно был легким, его мог поднять и ребенок, но абсолютно несбалансированным и настолько трудным в обращении, что большинство трактатов по военному искусству считало подобное оружие абсолютно бесполезным в битве.

Но К'Шука послали сюда в качестве палача, он владел антигравитационным мечом в совершенстве, его искусство находилось за гранью человеческого понимания. Дознаватель вышел вперед и неожиданно нанес удар.

Подразделение Гивриллиана и отряд Инквизиции не двинулись с места. Вмешиваться в дуэль между обвинителем и обвиняемым не позволяли законы чести.

Лезвие взвизгнуло рядом с ухом Сарпедона, казалось, оно разрезало воздух, настолько было острым. Библиарий уклонился и вытащил энергетический посох, едва успев парировать очередной удар.

К'Шук владел оружием превосходно, делал выпады с такой быстротой и изяществом, которые приходят, только если тренироваться с детства. Тсурас, наверное, держал целый отряд постоянно обучающихся юных дознавателей и каждый раз находил какого-нибудь очередного К'Шука.

Сарпедон отступал, лезвие резало воздух перед ним, подобно молнии. Движения дознавателя были стремительными и точными. Укол в горло плавно переходил в атаку на плечо, и лезвие глубоко вонзилось в керамит доспеха, вспарывая его, как обыкновенную бумагу. К'Шук отбросил наплечник в сторону, провел красивый выпад Сарпедону в торс, который тот парировал широким замахом, на секунду открывшись.

Инквизитор снова закрутил меч, и в этот раз массивное широкое лезвие впилось библиарию в живот. Красная боль расплескалась по всему телу, из раны полилась кровь, но Сарпедон знал, что выживет, знал, что продолжит поединок. Он уже получал тысячи ранений и понимал, какие способны его действительно замедлить.

Более того, он знал, как победить. К'Шук был подобен молнии, а его меч казался совершенным оружием, с которым десантник еще никогда не встречался, но техника дознавателя превосходила разнообразие его приемов. Какую бы древнюю систему боя ни использовал инквизитор, она основывалась на замысловатой серии ударов, которые позволяли ее последователям применять невесомый меч в гневе. В ней сплелись миллионы вариаций на тысячу приемов, но все они сейчас жили здесь, в ногах К'Шука, передвигающихся по полу, в ярких фигурах, создаваемых лезвием, рассекающим воздух. Полуотступ назад становился прологом к боковому выпаду, а верхний удар силового посоха обычно отражался широким круговым взмахом, переходящим в контратаку, направленную в солнечное сплетение. В каждом действии инквизитора сквозили некие ключевые принципы, и Сарпедон мог их вычислить…

Постепенно он начал понимать основы владения невесомым мечом. При ударах снизу вверх оружие вырывалось из рук своего обладателя благодаря антигравитационному оборудованию, поэтому К'Шук старался ими не пользоваться. Инквизитор не мог сразу поменять направление меча, поэтому последовательность ударов строилась им так, чтобы один плавно перетекал в другой. Техника была быстрой и очень эффектной на вид, но серьезно ограничивала возможности дознавателя. Тот компенсировал недостатки высокой скоростью, но этим мог похвастаться и Сарпедон.

Библиарий напомнил себе, что хотя он никогда не сражался с противником, равным К'Шуку, верно было и обратное. Инквизитор, наверное, уже казнил сотни умелых противников, язычников-чужаков и еретиков, пронизанных щупальцами варпа, но он никогда не встречался лицом к лицу с кем-то, представляющим такую же опасность, как разгневанный космодесантник, сражающийся за свою честь.

Тело Сарпедона быстро покрывалось ранами — глубокий прокол предплечья, выпад, опасно приблизивший кончик меча дознавателя ко второму сердцу Сарпедона. Лезвие было широким, поэтому каждая рана немилосердно кровоточила, несмотря на быстро сворачивающуюся кровь десантников. К'Шук мог убить Сарпедона, просто истощив его множественными ранами. У библиария кончалось время. Ему срочно надо было расшифровать код техники боя инквизитора, иначе он так ослабеет, что никакое знание уже не поможет.

Сарпедон блокировал удар сбоку и понял, что за ним последует. У К'Шука появилась возможность нанести выпад вверх, смертельный удар прямо под челюсть. Библиарий отступил назад, и лезвие просвистело на волосок от его лица.

Дознавателю понадобилась драгоценная доля секунды, чтобы остановить движение меча вверх, развернуть его и направить вниз. В этот момент он открылся, и Сарпедон ударил.

Выпад в живот не пробил бронзовые доспехи К'Шука, но тупой конец энергетического посоха оставил массивную вмятину, которая должна была разорвать внутренние органы инквизитора. Он кубарем покатился назад, меч упал на рукоятку. Сарпедон продолжил удар, и его оружие ударилось о доспех рядом с ключицей противника.

Библиарий снова сделал выпад и попал. Конец посоха прошел через горло К'Шука, выйдя с другой стороны шеи. Сарпедон обошел дознавателя, схватил скользкое от крови рунное дерево и потянул, протаскивая оружие на всю длину сквозь плоть противника, пока увенчанная орлом рукоятка не вспорола горло инквизитора. Хлынул поток крови.

К'Шук старался повернуться, но Сарпедон разорвал ему позвоночник. Ноги дознавателя подогнулись, и он, кинув последний обвиняющий взгляд на десантника, рухнул на пол, практически обезглавленный. Невесомый меч выскользнул из его руки и спланировал вниз с изысканной медлительностью опавшего с ветки листа, моно-молекулярное лезвие наполовину погрузилось в плиты.

Вокруг стояла тишина, слышался только еле различимый звук льющейся крови, толчками бьющей из горла К'Шука.

Сарпедон вложил энергетический посох в ножны на спине и посмотрел на войска Инквизиции и наемников, на десантников подразделения Гивриллиана, аккуратно занимающих зал. Стало понятно: схватка будет жаркой.

— Перережьте подачу топлива на их челноке, — приказал командор. — Пусть дрейфуют.

Он услышал, как штурмовики Ордо Еретикус убрали пальцы с курков своих хеллганов.

Подразделение Гивриллиана окружило их, а перед Сарпедоном замерцали руны подтверждения — сервы-рабочие уже работали над шаттлом.

Он хотел убить их прямо сейчас, всех воинов Инквизиции и наемную шайку К'Шука, только за то, что они посмели осквернить своим присутствием корабль Испивающих Души. Но они могли ответить, могли погибнуть хорошие десантники.

К тому же для подобного рода ситуаций существовал протокол.

В лекционном аудиториуме «Упорного» голографический экран на всю стену проецировал изображение Поля Цербера, астероидов, зернистого тумана оранжевых пятен. Линейный флот операции «Лаконийская травля» был представлен набором голубых иконок на краю большой круглой комнаты. Между флотом и противоположной границей астероидной зоны маячили два кинжалоподобных маячка: «Гончая» и «Вечное правосудие», направляющиеся к выходу из Поля.

Большинство из команды «Упорного» сидели тут же, смотря на повторение сцены, когда Испивающие Души несколько месяцев назад убегали от их флота.

В отдалении от остальных расположился инквизитор Тсурас, бесстрастно взирая на экран из последних рядов. Сноровка, с которой крейсерам Ордена столь долго удавалось уходить от преследования, вызывала в нем восхищение. Правда, невольное.

Сдвоенные ударные волны рассеяли ближайший край астероидного облака, вызвав бурю оранжевых вспышек. Кинжалы влетели в образовавшийся просвет, астероиды стеной сомкнулись за ними, а голубые квадраты резко затормозили, как только Поле Цербера восстановило первоначальное положение.

— Гравитационные торпеды? — спросил инквизитор Тсурас.

— Мы так не думаем, сэр, — ответила старший тактик Талая, поставив на паузу голографическую проекцию. — Скорее всего Испивающие Души сымпровизировали. Использовали торпеды для нападения, нагрузив их дополнительными боеприпасами, так как взрывная волна пошла во все стороны.

— Тогда их полет вполне можно назвать безрассудным.

— Безумным, — согласилась Талая. — По нашим данным, у них случилась какая-то поломка уже внутри Поля Цербера, но проверить точно мы это не можем. Повышенный риск их маневра говорит об отчаянии.

— Похоже, вашим силам не по зубам такие трюки, а, консул?

— Их ударные крейсеры гораздо более подвижны, чем любой из наших звездолетов, лорд-инквизитор, — ответил Хлур, не сумев побороть в голосе оттенок нервозности, который, естественно, не укрылся от острого слуха Тсураса.

— Разумеется.

Инквизитору не нравился старший консул Хлур. Он постоянно потел, был чересчур робким и явно не на своем месте. Любой порядочный командующий, осознавая беспрецедентную важность миссии, пожертвовал бы одним кораблем, тем самым проверив почву и убедившись, что возможностей для непосредственного штурма действительно нет. Тут найдется предостаточно капитанов и экипажей, которых можно отправить на смерть без ущерба для дела.

Хорошо, что он прибыл на место. Такие операции всегда балансируют на грани полного фиаско. Инквизитор уже много раз видел подобные ситуации и часто выносил смертельные приговоры за некомпетентность.

Но не в этот раз. С таким предательством ему еще не приходилось сталкиваться. Высочайшая Имперская Измена. В первый раз приказ Тсураса не был исполнен. Его палач, дознаватель К'Шук, не вернулся и не доложил об успехе. Позор, ведь Тсурас возлагал на этого человека большие надежды, поскольку тот был самым хладнокровным убийцей, с которым когда-либо встречался лорд-инквизитор. Но по крайней мере теперь сомнений касательно командора Сарпедона и его Испивающих Души не осталось.

— Как вы можете себе представить, инквизитор, — продолжала Талая, — наша текущая тактика заключается в усилении блокады и поиске альтернативных путей. Нашему подразделению ясно, что лишения могут сделать противников беспомощными, позволив нам начать кампанию по проникновению в Поле Цербера.

— А в этот раз противник не предпримет никаких действий, которые застанут вас врасплох? — спросил Тсурас. — У них нет возможности втянуть вас в драку? Из-за длительной осады люди устают, дисциплина слабеет, реакция становится вялой и заторможенной от долгого бездействия. Подобные вещи происходят сплошь и рядом. Люди становятся ленивыми. Нерешительными. А вот космодесантники просто не способны на такое. Они не устают. Их разум действует с остротой лезвия бритвы до самого конца, и скоро они уже будут ликовать над обугленными останками ваших кораблей.

Талая ничего не ответила. Хлур беспокойно заерзал, и Тсурас лениво подумал, что у него пока не нашлось причин, по которым консул должен остаться в живых.

— Мы будем действовать сейчас, решительно. Не важно, сколько людей мы потеряем, каждая секунда промедления дает преимущество нашим противникам. Они не спят. Очень редко едят и пьют, и если по каким-либо причинам лишатся пищи, то проживут за счет слуг своего Ордена. Там не вопящая от ужаса толпа. Они не сломаются, чтобы доставить вам удовольствие. Мы сами должны сломать их.

— Мы не знаем, — встряла Талая, сохраняя железное спокойствие, — могут ли вообще наши корабли войти в Поле Цербера.

— Не надо со мной спорить, тактик. Десантники пробили себе путь внутрь, хотя у них не было гравитационных боеголовок. У нас же нет такой проблемы. На моем корабле предостаточно гравитационных ракет — как раз для этой цели. В любом случае, увидев, как тут управляют делами, я беру командование на себя лично. Пусть каждый капитан имеет на своем корабле подразделение истребителей с полным боекомплектом, готовое к вылету. Возможно, вы сможете сохранить хоть каплю собственного достоинства, перестав постоянно мне перечить.

Ересь. Как они не понимали? Она словно чума, похожа на паразитов. Ее невозможно уничтожить, если ты не готов принести в жертву большую часть того, что должен спасти. Если мир будет заражен ересью, то можно покрыть каждый квадратный метр каждой планеты дымящимися кратерами глубиной в рост человека, но и тогда где-нибудь затаится предатель, готовый отравить, осквернить все, что осталось. Инквизитор Тсурас прекрасно это знал, так как уже видел нечто подобное.

Тут целый Орден Космодесанта впал в ересь, а эти офицеры дрожат, словно малолетние сосунки, не видя, как под их носом разрастается раковая опухоль. По крайней мере теперь противнику официально объявлен Экскоммуникатус и к нему можно применять любые меры. Его надо подвергнуть Правосудию Императора.

Тсурас встал, возвышаясь над всеми тремя метрами своего роста. Скелетные удлинители, бронзовые наплечники, украшенные стилизованными рогами, толстая кожаная мантия и пустые желтовато-серые глаза — все было призвано поставить на колени собравшихся здесь людей, чей дух столь слаб. Простые, фактически косметические имплантаты, бесконечно далекие от сложных протезных систем, которые, по слухам, использовали Адептус Механикус, но они работали. Только на офицера-тактика Талаю представление, казалось, не произвело никакого впечатления, из чего Тсурас заключил, что она еще более глупа, чем позволяла предположить ее речь, сплошь состоящая из бесконечных цитирований кодекса.

Он эффектно покинул аудиториум, оставив офицеров наедине с голографической проекцией их флота, беспомощно замершего на краю астероидного поля.

Десантники. Испивающие Души, которые по всем параметрам явно не были самыми дружелюбными из слуг Императора. Лорд-инквизитор не мог дождаться того момента, когда он принесет тысячу отрубленных голов конклаву проповедников Ордо Еретикус, когда увидит вытянувшиеся лица своих союзников и врагов. Это дело прославит его. Его имя впишут в историю, о нем будут рассказывать ученикам-дознавателям, как один человек смог уничтожить целый легион самых смертоносных убийц Галактики. Просто на стороне Инквизиции справедливость и вера, а значит, и победа.

Но надо еще столько сделать. Проверить, как устанавливаются и настраиваются гравитационные боеголовки, — старая технология, очень тонкая, требующая деликатного подхода. Он не позволит, чтобы чья-нибудь беспечность поставила под удар звездный час его карьеры, только не теперь, когда потеря палача наглядно показала всю злобу противника.

Даже сейчас хор астропатов передавал приговор Испивающим Души по всему Империуму, объявлял их Экскоммуникатус — Изменниками, каждый инквизитор знал о том, как важна миссия Тсураса. Позади него будут наблюдать за происходящим бесполезные офицеры, дрожать от ужаса и повиноваться каждому его слову, зная, что промедление может стоить им жизни. Они будут потеряны, запуганы, одноразовые людишки. Те из них, кто хоть что-то знал об Инквизиции, слышали лишь байки о безжалостных крестовых походах, во время которых убивали и подвергали пыткам население целых планет, ибо ничто не должно стоять на пути моральной чистоты Империума.

Большинство из этих рассказов были правдой.

Инквизитор Тсурас улыбнулся.

Приказы, подтвержденные высочайшими инквизиторскими полномочиями, исполнялись в мгновение ока. Наступающий флот «Лаконийской травли» был полностью вооружен и заправлен горючим через три с половиной часа после объявления Тсураса, каждый член команды занял свой пост, всех расставили по местам. Люди ждали приказа. Первое подразделение бомбардировщиков вылетело с «Ярости кающегося грешника». Никто не ожидал, что им будет кто-то противостоять, но тем не менее они пошли в атаку в сопровождении истребителей, просто для уверенности.

За первым, звеном последовали полчища кораблей. «Мстители» и «Преторианцы» с трюмами, наполненными бомбами, контрольные звездолеты, несущие на борту груз полуразумных торпед, сверкающие черные «Кошмары» с треугольными крыльями, вылетевшие из доков инквизиторских кораблей. Точного количества истребителей и бомбардировщиков, задействованных в операции «Лаконийская травля», не знал никто. Примерные подсчеты показывали чудовищные числа, тысячи единиц техники.

Авангард, хотя члены экипажей об этом даже не подозревали, отправили, чтобы проверить плотность Поля Цербера. Дюзы кораблей забивались микрометеоритами, корпуса рассекали ледяные глыбы или изгибались под воздействием гравитации суперплотных железистых астероидов. Флотские логисты под командованием Тсураса контролировали количество смертельных случаев, высчитывая, где лучше всего ударить. Когда о стену битого камня разбилось около сотни кораблей, залп гравитационных ракет вырвался из острого носа звездолета Инквизиции.

Размер торпед говорил об их возрасте, они действительно оказались древними, секрет их производства затерялся в толще времен. Они стоили очень много, еще труднее было их достать, но Тсурас знал, на что идет.

Звено бомбардировщиков шарахнулось в сторону от медленно летящих ракет, и вот немыслимо дорогие снаряды взорвались на каменной границе. Поле Цербера начало разрушаться. Волны электромагнитной энергии сдвигали глыбы космической породы все ближе и ближе, формируя гравитационную ловушку. Астероиды втягивались в эпицентр, в свою очередь увлекая за собой еще больше материала до тех пор, пока не началась цепная реакция и Поле не сжалось в единый каменный монолит.

Взорвалась следующая волна боеголовок, и эффект стал глубже, растапливая путь к позициям Испивающих Души в сердце скопления астероидов. За ними следовал наступательный флот, и многие летели к цели вслепую, так как навкогитаторы выключились из-за чрезмерного фона помех. «Гончая» и «Вечное правосудие» едва виднелись далеко впереди — двойные серебряные вспышки темного пурпура в черноте космоса. Корабли висели с выключенными двигателями, бомбардировщики могли спокойно подлететь поближе и сделать все по старинке.

— Мы здесь не беспричинно, дети мои. — Голос Изера был вдохновенным как никогда, но в этот раз более тихим и каким-то задумчивым. — Архитектор предвидел, как все наши поступки, хорошие ли, плохие, приведут нас к этой точке. Если мы умрем здесь, то это Его выбор. Так Он нас наказывает. Или вознаграждает.

Первый урок Архитектора Судеб. Любой, кто захочет посвятить свою жизнь исполнению Его плана, будет послан сквозь сеть, сплетенную Им, к тому концу, какого человек заслуживает. Изер знал, что сделал все, ибо Бог говорил с ним, а священник всегда его слушался. Он основал церковь, защитил свою паству, просветил избранных Им воинов. Если Изеру суждено здесь умереть, то это только к лучшему. Так тому и быть.

Первые бомбы прогремели, как раскаты грома, сердце «Гончей» заскрипело. Мужчины и женщины его паствы затрепетали как от страха, так и от холода, вызванного временным отключением систем жизнеобеспечения, чтобы поддержать минимальный энергетический уровень корабля. Пар заволок помещение арсенала, где они притаились. Изер стоял в центре, средоточие их веры.

В оружейной не было оружия, и теперь она стала самой укрепленной частью корабля. Но это не спасет их, если взорвутся реакторы или бомбы нанесут звездолету критические повреждения. А может отключиться энергия, и их здесь замуруют. Тогда паству ждет смерть от холода или от удушья.

Если же каким-то чудом корабль будет потерян, но они выживут, тогда их ждет мучительная смерть в застенках Инквизиции. Их преступления, да и Экскоммуникатус, официально объявленный космодесантникам, несомненно, потребуют ритуального очищения их плоти перед смертью. После такого наказания они точно сойдут с ума.

Сможет ли он это перенести? Изер прошел через множество лишений, когда был бедняком, вором, заключенным, но есть ли та точка, после которой он сможет отречься от своей веры? Сможет ли предать Архитектора Судеб и взять на себя самое низменное из преступлений под лезвием мучителя? Никто не знал. Говорят, слава человека заключается в том, как он умер. Изер надеялся умереть внезапно и быстро, во вспышке ядерного огня или в убийственном холоде пустоты.

Рядом с ним тихо плакала маленькая девочка. Храбрая, но сейчас на нее слишком много свалилось.

— Все в порядке, — сказал Изер, надеясь, что его голос звучит уверенно.

— Она плачет, потому что ничего не может с ними сделать, — ответил отец ребенка, похоронивший свою жену в мусорном аннигиляторе год назад, еще на звездном форте. — Можно справиться с чем угодно, если ты можешь с этим бороться. Но сейчас… мы все чувствуем себя такими маленькими.

— Вера, — тихо пробормотал Изер. — И больше ничего.

Еще один удар, за которым последовал грохот взрыва, казалось идущий отовсюду. Ударная волна бросила людей на пол. Какое-то время вокруг стояла тишина, звенящий белый шум.

Они умрут. Они все умрут.

— Это невозможно. — Лицо Талаи озарялось призрачным зеленым светом экранов, на которых переливались потоки информации. Хлур уже начал думать, что это ее естественный вид. — На этот маршрут был наложен интердикт шестьсот лет назад.

— Тогда что происходит?

Половина обзорного экрана мостика была занята самым лучшим изображением «Гончей», которое они смогли получить, — размытой, искаженной темно-пурпурной формой, омываемой крохотными бело-желтыми пятнышками взрывов, когда заряды первой волны бомбардировщиков достигли цели. Вторая половина была заполнена постоянно меняющимися сложными показаниями приборов, измеряющих длину волн. Хлур в таких вещах не разбирался, но каждый офицер на мостике «Упорного» говорил ему то же самое. На экране появился значок варп-маршрута, точка входа-выхода редкого и относительно стабильного пути сквозь варп-пространство. Он пульсировал энергией большого количества пробивающихся через варп кораблей. Но все справочники утверждали, что в этом секторе нет никакой точки выхода.

— Я не знаю, — ответила Талая.

Хлур в первый раз услышал неуверенность в голосе твердокаменного тактика. Может, в этой женщине все-таки не до конца умер человек.

— Хорошо. А Тсурас об этом знает?

— Должен, причем лучше нас, — заметил Векк. — разумеется, вы понимаете, что здесь происходит.

Он помедлил, выдерживая эффектную паузу. Хлур попытался испепелить его взглядом.

— Шестьсот лет назад Инквизиция закрыла варп-маршрут Триста девяносто один-С, когда там что-то пробудилось и сожрало транспортный конвой. Тогда исчезло около трехсот тысяч душ. Астропаты попытались получить оттуда сигнал, но услышали только какие-то отголоски. Там стены плоти, так они сказали. Смыкающиеся стены плоти.

— А почему об этом никто не говорил?

— Маршрут не подавал признаков жизни веками, консул. Кроме того, многие считали эту историю просто флотской легендой.

— Только теперь эта штука снова проголодалась?

— Может быть, консул.

Потом один из логистов неожиданно закричал, и из высокоимпульсного нейроразъема, соединяющего его с банком данных сенсориума, вырвался сноп искр. Человек выгнулся от чудовищного спазма, пока штекеры не выскочили из его головы, и упал, содрогаясь в конвульсиях. Младшие офицеры отдавали приказы, больше похожие на проклятия, а двое слуг поспешили убрать дымящееся тело. Остальные логисты не отреагировали на происходящее, запертые в мире, созданном сенсорами.

— Что теперь? — спросил Хлур, стараясь унять тошноту, вызванную зловонием сожженной кожи.

— Обратная связь, — ответила Талая. — Там летит что-то большое.

Варп-маршрут 391-С открылся впервые за шестьсот лет.

Командный пункт «Ярости кающегося грешника» представлял собой большую круглую яму с отвесными стенами из железа, в которой, ряд за рядом, перед сенсорными экранами и голодисплеями располагались контролеры полета, лексмеханики, статистики, техноадепты. Большинство из них никогда не покидали рабочего места. Некоторые здесь родились.

В воздухе звенели обрывки сообщений. Звенья смешались — одни по-прежнему бомбардировали крейсеры Испивающих Души, другие еще только направлялись в утробу Поля Цербера или на последнем издыхании плелись обратно к флотским перевозчикам. Каждый экипаж испытал шок, когда буквально за несколько секунд за пределами Поля Цербера разверзлась трещина в вар-пе и принялась поглощать звездолеты.

— …из ниоткуда… сворачивайте вправо…

— Держитесь за ведомым! Разворачивайтесь и летите обратно! Сейчас же!

— …вниз, падаю вниз…

Тсурас метался между колоннами банков памяти и звездными картами. Он слышал звуки приближающегося кризиса. Флотские капелланы по связи нараспев читали похоронные молитвы экипажам попавших под огонь или горящих кораблей. Вакуумные печати взрывались, люди кричали, горючее огненной рекой лилось по корпусу. Там, где всего несколько минут назад властвовала холодная эффективность, теперь царили хаос и отчаяние.

На каждом дисплее была одна и та же картина: неизвестный корабль вынырнул из варп-маршрута 391-С, безумно близко в краю Поля Цербера, и выпустил залп снарядов по истребителям, направляющимся к Испивающим Души. Огонь в упор из артиллерийских орудий и турелей в клочья порвал несколько звеньев бомбардировщиков, прежде чем они успели разомкнуть строй. Передние эскадрильи оказались в ловушке: с двух сторон каменные стены гравитационного коридора, впереди крейсера Испивающих Души, сзади быстрый и хорошо вооруженный звездолет. Тсурас видел, как истребители расстреливаются практически в упор. Вновь прибывший корабль был большим, больше «Ярости кающегося грешника», быстрым и под завязку набитым оружием близкого поражения. Им правили пилоты-маньяки, а стрелки, похоже, прошли какую-то нечеловеческую тренировку.

На краю Поля Цербера разворачивались десятки историй героизма и трагедий. Но Тсурасу было не до них. «Гончая» и «Вечное правосудие» по-прежнему оставались нетронутыми. По сравнению с этим меркли все остальные проблемы.

— Лорд-инквизитор! — Хрорвальд, капитан «Ярости кающегося грешника», появился из облака курящегося ладана. У него была огромная челюсть и гигантское тело, для которого, по-видимому, никто не смог сшить подходящей по размеру формы. — Катастрофа! Этот маршрут был закрыт столетиями! Столетиями! Я приказал команде организовать полное отступление всех атакующих подразделений с последующей перегруппировкой…

Тсурас поднял тощую руку, больше похожую на лапу со скрюченными когтями, прерывая капитана:

— Я хочу, чтобы все были в космосе. Все. Это могут быть пираты или контрабандисты, но скорее всего нашим врагам пришли на помощь другие еретики. Если Испивающие Души сбегут, наши действия не будут стоить и гроша. Когда мы получим подтверждение, что цели уничтожены, войска смогут перегруппироваться.

Хрорвальд оглянулся на офицеров, окружавших его, как ученики учителя.

— Да наших людей просто забьют! Как скот! Мы не можем…

— Капитан Хрорвальд, мне кажется, или вы сейчас подвергаете сомнению мой авторитет? Я искренне надеюсь, что вы уверите меня в вашей неподдельной преданности.

По красному, взволнованному лицу Хрорвальда прошла удовлетворившая инквизитора волна страха.

— Вот и хорошо. Кстати говоря, чисто для информации. Ваши люди все равно не выживут. Это было запланировано. Теперь, я предполагаю, вы наконец скажете мне, кто же наш новый гость.

— Они блокируют наши сигналы, лорд-инквизитор, очень эффективно. Но… визуальный сигнал крайне ненадежен… у наших тактиков есть версия. Она достаточно натянутая, понимаете, и я… ну, длина и ширина… это «Хищник», лорд-инквизитор.

Наступила тишина, разрываемая приглушенным фоном криков и молитв.

— Понятно, — помедлив, ответил Тсурас. — Мои приказы не изменились. Уничтожение «Гончей» и «Вечного правосудия» — наша главная задача. Она превосходит все. Включая жизнь людей. Вам ясно, капитан?

За «Хищником» из варпа вынырнули «Сын Благословителя» и «Небесное лезвие», размерами меньше первого корабля, но смертоноснее любого звездолета Имперского Флота. «Небесное лезвие» полетело к силам Инквизиции и Администратума, где поспешно организовывали линию обороны. Ряды истребителей смешались, их практически полностью уничтожили, а оставшиеся просто не могли остановить «Лезвие». Оно направилось прямо к «Византийскому дьякону», проигнорировав выстрел из пушки, попавший ему в правый борт.

«Сын» выпустил рой истребителей, и пространство, где перегруппировывались флотские силы, превратилось в бурлящий котел битвы. Корабль нырнул туда же, щедро раздавая ракетные удары, расправляясь с маленькими корабликами, как с мухами.

— Цели, сэр?

Капитан Трентиус мерил шагами палубу капитанского мостика «Византийского дьякона».

— Нос. Днище. Грузовые шлюзы.

— Противник наращивает скорость, сэр. Близок к таранной скорости. Мы…

Трентиус взглянул на мастера-артиллериста:

— Ваша работа заключается в том, чтобы поражать цели, выбранные мной, Балин. Не надо говорить мне, куда я должен стрелять, а куда не должен. Нос, днище, грузовые шлюзы.

— Я просто подумал, что удар по двигателям может…

— Вам не кажется, что вы слишком много думаете, Балин? Вам это не идет. Дайте мне цели и зарядите торпедные отсеки. — Трентиус повернулся к главе команды наблюдения. — Ты, займи нормальной работой этих ленивых придурков, хватит просчитывать варианты высадки, пусть контролируют ущерб, распоряжаются бригадами ремонтников.

«Небесное лезвие» угрожающе приблизилось, его нос цвета кости походил на кончик ножа, устремленный на «Дьякона».

— Возможно, — раздался уклончивый вежливый голос флаг-лейтенанта Лрисса, — нам надо оценить наши возможности. Принимая во внимание природу врага и его тактику, скорее всего…

— Они не будут высаживаться, Лрисс, — пророкотал Трентиус. — Они не собираются нас таранить или делать то, что обычно делают. Представь, Лрисс, твоя миссия — спасение, а не разрушение. Перед тобой численно превосходящие, но мало боеспособные войска, чьи ряды уже расстроены. Ни один из этих кораблей тебя недостоин, поэтому и брать их на абордаж не стоит. И ты не будешь рисковать собственным звездолетом, тараня что попало. Что ты сделаешь в такой ситуации?

Лрисс решил не вмешиваться в разговор.

— Нет ответа? — Капитан вытащил толстую сигару из кармана своей желтой от никотина униформы и с шиком ее зажег. — Ты посылаешь брандер, Лрисс. Обыкновенный брандер.

«Небесное лезвие» неожиданно вильнуло в сторону, показав свой бронированный борт.

Трентиус увидел, что он выкрашен в темно-пурпурный цвет, а посредине сияет золотом огромный символ чаши.

С «Дьякона» вырвалась торпеда, днища «Лезвия» окатило волной огня. Похоже, Испивающие Души залили все нижние палубы топливом, не вступающим в реакцию с воздухом. Облако пламени кипело, похожее на внешние слои умирающей звезды, побеги внутренних секций проступили на поверхность сквозь массивные трещины, вскрытые торпедными взрывами.

— Включайте двигатели и сдавайте назад! Сейчас же! — приказал Трентиус, пока команда взирала на открывшееся перед ними зрелище. — Скоро будет жарко.

И стало жарко. Экран побелел на полминуты, плазменные оболочки достигли критической температуры, а затем резко расширились, взорвавшись и оставив от корабля только побитую обшивку.

— Перезарядить и идти на подмогу, сэр? — спросил Лрисс, улыбаясь.

— Не будь таким кретином. Думаешь, мы действительно можем с ними сражаться?

Боевой баржи «Хищник» вместе с ударными крейсерами «Небесное лезвие» и «Сын Благословителя» вполне хватило. Но вскоре к ним присоединились еще несколько кораблей — перехватчик «Враждебность» разметал один из флангов Имперского Флота своими кинжальными ударами. Боевая баржа «Маре Инфернум» несла на себе столько истребителей, что со стороны ее корпус казался чешуйчатым из-за многочисленных причальных доков. Это стало последней каплей для сил Империума, они организовали массовое отступление, не обращая внимания на проклятия Тсураса. «Небесное лезвие» горело прямо посредине боевого построения, первоклассные корабли висели у имперских войск на хвосте, стройный план инквизитора превратился в полный хаос.

Только «Византийский дьякон», хотя и попал в окружение, оставался островком спокойствия в море общего безумия, отказываясь следовать за беспорядочно отступающим флотом. Просто капитан знал, что никто не собирается на них нападать.

«Маре Инфернум» отошла назад, эскортируя «Вечное правосудие», изрядно побитое, но не сломленное. Сарпедон наблюдал сквозь стекло иллюминатора своей кельи, как практически неразличимая масса боевой баржи степенно скользит сквозь обломки камней и истребителей. «Гончая» тащилась рядом с потрепанным в бою «Сыном Благословителя» — первые подразделения бомбардировщиков начисто снесли ей двигатели, но корабль оказался крепким.

Сообщение пришло одновременно на оба крейсера:

— Флот — командору Сарпедону. Возвращайтесь на базу немедленно. Собирается судебный конклав. Сообщение закончено.

Просто и резко. Но библиарий услышал все, чего ожидал.

К тому времени, как флот операции «Лаконийская травля» начал перегруппировку на краю Поля Цербера, «Гончая» и «Вечное правосудие» уже были вне его досягаемости, сопровождаемые огромной и опасной фалангой кораблей по варп-маршруту, где точно не мог появиться какой-нибудь заблудший бомбардировщик.

Силы Империума остались позади, рассеянные и бесполезные, все командиры пребывали в замешательстве, а крейсера и линкоры оказались на огромном расстоянии друг от друга.

Точка входа варп-маршрута 391-С уже сжималась, когда «Враждебность» проскользнула через светящиеся ворота в имматериум. Проход закрылся с пугающей быстротой сразу же за перехватчиком, отрезав корабли от реального космоса.

Новый флот — две боевые баржи и три ударных крейсера, сила достаточная, чтобы отбить любую атаку, — был послан магистром Ордена Горголеоном. Под командованием Сарпедона находились три сотни бойцов, остальные семьсот вытащили их из лап смерти и теперь ожидали ответов на свои вопросы.

 

Глава седьмая

Сарпедон в сотый раз посмотрел в иллюминатор, вновь увидев черноту космоса, скрывшую Испивающих Души от надоедливых глаз. Они находились на северо-востоке Галактики, миновав систему Кисто'Рол и варп-шторм Гнев Императора. Тут проходила граница владений людей, и Имперский Флот старался лишний раз сюда не забираться. Но библиарий знал это только по памяти, глазу было не за что зацепиться.

Вокруг стояла тьма. Сквозь гигантские облака туманностей, в которых спокойно могли скрыться целые звездные системы, пробивался свет лишь самых ярких звезд. Вокруг во все стороны простиралась безмолвная пустыня мрака, и любому, кто захотел бы найти Испивающих Души, понадобились бы на поиски десятилетия. Тысячи лет назад командование Ордена приметило этот сектор, где можно скрыться в случае необходимости. Такой, как эта.

Армада Испивающих Души по размерам занимала средней величины звездную систему и почти полностью состояла из штурмовых кораблей быстрого реагирования. Некоторые были забиты посадочными челноками, истребителями и абордажными торпедами, другие везли груз ракет и зарядов к новапушкам. Рядом с тюремным кораблем, на котором перевозили десантников Сарпедона, в темноте висели «Левктры», а с другой стороны «Хищник». Редкие искорки света играли на его свежих шрамах, оставшихся после Поля Цербера.

Боевая баржа считалась одним из самых смертоносных человеческих изобретений. Во флоте их было две, и теперь обе сопровождали темный корабль. Библиарий даже почувствовал какую-то странную гордость, когда понял, какими важными пленниками они стали. Остальные члены Ордена принимали их за бунтовщиков, чье поведение бросило тень подозрения на всех Испивающих Души, и разозленные космодесантники явно не собирались шутить.

Другие корабли призрачными тенями сияли вдали. Крупный серебристый бриллиант был огромной тренировочной платформой, на которой послушники и десантники проводили захваты и штурмы, настоящее оружие и условия вакуума вселяли в братьев дисциплину. Ударные крейсеры походили на косяк ярких крупных рыб. К ним отогнали «Гончую» и «Вечное правосудие», теперь бывшие корабли Сарпедона проходили процедуру полной очистки. Санитарным командам сервиторов приказали не жалеть огня на случай, если изменники принесли с собой ржавчину скверны. В отдалении сверкала позолоченным корпусом гигантская «Слава», флагманский линкор размерами с половину стандартной боевой баржи. На его боку красовался отделанный Драгоценностями символ чаши, ослепительно сиявший на многие километры вокруг.

Судьба Сарпедона теперь решалась в священном зале собраний старейшинами Ордена и в личных покоях магистра Горголеона. Возможно, библиария и его десантников оправдают, но скорее всего уже приговорили к смерти. Просто гораздо легче, когда твоя судьба находится в руках твоих же боевых братьев, а не палачей Инквизиции.

Сарпедон отошел от иллюминатора и пошел обратно на свет, излучаемый автохирургом, выделявшимся ярким пятном в сумрачном воздухе лазаретной палубы. Тусклая металлическая плита, на которой лежал сержант Теллос, мерцала от крови. Зонды сняли кожу с его живота, запустив тонкие стебельки во внутренние органы. Апотекарий Даллас, стоявший рядом с двумя сервами-ординарцами, наблюдал за данными, поступавшими на голопанель. Та непрерывно мерцала потоками информации. У ординарцев были зашиты рты и уши — их прислали из лазарета Ордена, и им не разрешалось говорить или слышать слова порока.

— Он живой? — спросил Сарпедон.

— Я начинаю подозревать, что жизнь и смерть — понятия относительные, командор, — ответил Паллас. — Возможно, скоро он перестанет быть живым в общепринятом смысле этого слова. Но не умрет. — Он приложил палец к груди Теллоса. Кожа сержанта посерела и стала почти прозрачной, сквозь нее было хорошо видно, как бьются два сердца, вздымается и опадает третье легкое. От нажатия она смялась, пошла волнами и вообще больше походила на желатин, чем на обыкновенный человеческий эпидермис. — Биохимия его тела полностью изменилась, а биоритмы стали крайне неровными. Он постоянно испытывает неожиданные приливы энергии.

— А разум?

Паллас пожал плечами:

— По словам Иктиноса, сержант хочет сражаться, просто жаждет. Невзирая на все наши просьбы, Теллос продолжает тренироваться. Десантник без рук — это насмешка над воином, но иногда его упорство убеждает даже меня. Не могу сказать, что знаю, о чем он теперь думает.

Зонд, похожий на тощую металлическую руку, повернулся, и палец с длинной просвечивающей трубкой вошел в живот Теллоса. По ней побежала тонкая струйка крови.

— В генокоде аномалий не нашлось, поэтому источник изменений остается загадкой. Я попытаюсь выяснить, в чем причина, но наши возможности здесь крайне ограниченны. Мы дали образцы апотекариям Ордена, надеясь, что они нам помогут, но получили отказ.

— Они не пойдут нам навстречу. По крайней мере пока остается подозрение, что они помогают предателям.

Зонд вынул свои щупальца и принялся зашивать кожу Теллоса, но лезвия крохотных манипуляторов постоянно скользили по измененным тканям, и он не смог закрыть разрез. Края раны медленно потекли друг к другу, как будто тая, пока от операции не осталось и следа.

— У остальных братьев то же самое, — прокомментировал Паллас, наблюдая за процессом. — У них вообще нет причин меняться. В том числе и у меня. Мы не ели уже несколько недель, должно начаться снижение энергического уровня и мышечной массы. Но ничего такого нет.

— Я стал чувствовать себя сильным.

— Вообще-то нам об этом трудно судить.

— Я имею в виду психически. Почувствовал это еще на «Герионе». Воздействие Ада никогда не было таким глубоким, Паллас. Да, это великолепное оружие, но такой мощи я не видел никогда. Изер говорит, что сила рождена верой, мы увидели истину, и на нас снизошло благословение Архитектора.

Теллос потянулся на хирургическом столе. Даже самые сильные анестетики не могли погрузить его в сон больше чем на час. Как будто внутри десантника жило нечто, постоянно боровшееся с любой попыткой установить контроль над этим телом. Сарпедон запретил сажать его в тюрьму, так как сержант не совершил никакого преступления, поэтому Палласу приходилось неусыпно следить за своим беспокойным пациентом. У него несколько раз вытаскивали из обрубков рук заточенные лезвия, но Теллос постоянно делал себе новые. После пятой сломанной воздушной шахты его решили оставить в покое.

— В любом случае, командор, — заметил апотекарий, — эти изменения нам еще припомнят. Скорее всего Орден проведет самое полное расследование и заметит любые аномалии. Но без оборудования и энергии я ничего не могу поделать.

Энергия. Тусклый свет и недостаток самых необходимых устройств — часть наказания. Еще не создали тюрьму, которая могла удержать космодесантников, поэтому для них отвели целый корабль. Его плазменные реакторы были повреждены, он мог летать, только находясь в поле другого звездолета, все оружейные системы вырвали с корнем, поступление энергии сократили до обеспечения минимального уровня поддержки жизненно важных систем. Когда-то этот темный корабль назывался ударным крейсером «Отважным», но теперь его лишили даже имени.

На периферии зрения Сарпедона замерцала иконка вызова.

Непреклонный голос капеллана Иктиноса загрохотал в наушнике:

— Магистр Ордена просит присутствия библиария Сарпедона. За тобой будет выслан челнок. Пойдешь один.

— Скажи ему, что я готов. — Сарпедон переключился на другой канал. — Сержант Гивриллиан, готовься. Дипломатический эскорт. Мы летим на «Славу».

Магистр Ордена Горголеон придерживался только одного правила в войне — правила отчаяния. Если противник в отчаянии, если он больше не верит в надежду, если увидел, как умерли его товарищи, и уже изувечен непобедимым врагом, то он проиграл. В таком состоянии никто не может сопротивляться. Когда впереди только плен, смерть или падение, наступает ужас. Битвы выигрывают, когда одна из сторон не может сражаться, а это лучше всего достигается мощным и беспощадным потоком отчаяния. Один из основных принципов ведения войны Дениятоса, но именно Горголеон превратил его в науку. Поэтому он стал магистром. Поэтому столь редко терпел поражение.

Отчаяние обычно приходило, когда противнику наносился фатальный или мучительный удар, но были и другие пути. Именно поэтому стены личных покоев магистра покрывали плиты мрамора с изображениями сцен из героической жизни Горголеона. Вот он упал на колени посреди кучи мертвых тау, спиной опираясь на труп погибшего в битве капеллана Сурриана, а импульсные выстрелы сжигают его тело. Вот он входит в залы демона Хаоса, смотрит ему в глаза, и огонь из болтера потоком льется в грязную плоть врага. Снова он, но уже в джунглях Актиума, и снова — на истерзанных улицах Адского Предела. Застывшая в камне песня славной жизни Горголеона встречала всех, кто входил в его личные покои.

Самого магистра эти чрезмерно пафосные фрески иногда даже раздражали. За свою долгую историю Орден стал домом для таких героев, по сравнению с подвигами которых карьера самого Горголеона казалась обычной. Эти картинки не тешили его самолюбие, просто тем, кто видел их, они внушали неподдельное благоговение, а при правильных обстоятельствах и подлинное отчаяние.

По длинной галерее, ведущей к покоям Горголеона, мимо стел, запечатлевших его ранние подвиги, прошаркал сервитор.

— Шаттл приближается, — сообщил он слабым тонким голоском.

Когда-то сервитор был сервом Ордена, но потом постарел, стал немощным, поэтому его переработали под личного слугу Горголеона. Магистр прилагал много усилий, чтобы лакеи в его присутствии казались действительно увечными.

— Передай им разрешение взойти на борт «Славы». Пусть Сарпедон оставит подразделение эскорта в шлюзовом отсеке, а сам немедленно идет ко мне. Проверь, чтобы они не получили еды от кого-нибудь сочувствующего.

— Слушаюсь, лорд Горголеон, — пролепетал умудренный годами сервитор и похромал прочь по золоченым плиткам пола.

Горголеон разместил свое закованное в доспехи тело на кресле из слоновой кости, больше похожем на трон. Экраны, встроенные в стол, передавали изображения Сарпедона и офицеров, сейчас находящихся под его командованием. Он вызвал на экран список наград библиария: взятие крепости Квиксиан Обскура, Карластерский мост, лес Гемона. Сарпедон повернул ход всех этих сражений, дал время, когда, казалось, все уже было потеряно, сея хаос, пробивая трещины даже в самых неуязвимых позициях врага. Горголеон переключился на список операций, прошедших под командованием отступника. Там значилась только одна: звездный форт Ван Скорвольдов, объединенное командование с Кэоном. Обычно библиарии не добивались таких высот в Ордене, только проверенным во множестве боев воинам позволяли руководить столь ответственными кампаниями. Должно быть, Кэон доверял компетенции Сарпедона, раз выбрал его, но все, даже прославленные ветераны, иногда ошибаются.

Магистр стал читать досье библиария. Сарпедон был уникумом, обладая не только ментальными способностями, необходимыми для десантника, но и огромным психогенным потенциалом, который позволял ему использовать свои возможности без опаски. Необычная природа его дара не разубедила Либрариум, и послушника взяли, правда в качестве эксперимента.

Во время обучения приверженность Сарпедона принципам Дениятоса стала притчей во языцех. Уже десантником он доказал, что его пси-способности позволяют побеждать противников, намного превосходящих Испивающих Души по числу. Карьера такого уникального бойца должна была идти только в гору, став образцом применения учения воина-философа на практике. Но что-то пошло не так.

Горголеон не мог найти ни единого признака нестабильности или некомпетентности. При других обстоятельствах он бы посчитал Сарпедона идеальным примером для послушников. Идейный солдат, который использует традиции и верования Ордена в качестве оружия.

Но он вдруг восстал. Пролил кровь союзников. Его слова, брошенные убитому посланнику Инквизиции, были хуже всего. Казалось, Сарпедон повернулся спиной к тому самому Империуму, который Испивающие Души вели к величию.

Горголеон хорошо исполнял свои обязанности. Он Редко вызывал десантников в свои покои для покаяния в грехах. А теперь весь Орден оказался под угрозой. Ничто не могло действительно его напугать, но магистр почувствовал непривычный холодок в душе, когда услышал уродливые слова инквизитора Тсураса, скрежещущие в горле астропата.

Горголеон слышал об Астральных Когтях, Громовых Баронах, об Орденах, впавших в ересь. Испивающие Души не станут еще одним пунктом в этом списке. Пока он жив, не станут.

Обитые медными полосами двери бесшумно открылись, и сервитор-секретарь с жужжанием заехал внутрь.

— В присутствии Дорна, пред глазами Императора предстает библиарий Сарпедон.

Изменник не походил на человека, который перенес месяцы лишений. С тюремного корабля специально увезли все припасы, а то немногое, что осталось у десантников, они тратили на пленников, грязное отребье, которое привезли с собой. Когда библиарий шел по галерее, Горголеон неожиданно увидел перед собой пышущего здоровьем человека, готового к битве.

Покои были спроектированы так, что любой воин, входящий в них, проходил мимо внушительной галереи фресок с изображениями славных страниц истории Ордена и подвигов самого магистра. Но это не сбило с толку Сарпедона. Он выглядел крайне решительно.

Горголеон сидел за столом и ждал, пока десантник подойдет поближе, стараясь сохранить молчание как можно дольше.

— Библиарий Сарпедон, — сказал он, помедлив, — у нас есть дела, требующие незамедлительного обсуждения.

Его собеседник стоял, гордо распрямив спину, руки сложены за спиной, на лице не заметно ни капли страха.

— Действительно, есть.

— Возможно, ты до сих пор не осознал до конца всех последствий своих действий. Несколько месяцев назад я получил сообщение от инквизитора Тсураса и от имени лордов Ордо Еретикус. Нам приказали сложить оружие и вверить себя процедуре очищения. Мы отказались, так поступил бы сам Дорн. А потом сбежали.

— Лорд Горголеон, у меня тоже были…

— Мы сбежали! — заорал Горголеон, встав и ударив кулаком по столу. — Ты понимаешь, что ты сделал? Мы теперь беглецы! Мы! Лучшие люди Империума — и бежим, как преступники! Они хотели забрать наше оружие, Сарпедон. Они бы содрали с нас доспехи и похоронили в какой-нибудь каменной тюрьме, пока не решили, какой способ казни выбрать. С нами будут обращаться как с мусором, Сарпедон! Как с паразитами! Они заставили меня приказать бежать собственному флоту, как будто мы презренные трусы. Я не могу описать это унижение. Мы сбежали, когда каждое слово Дениятоса, которое он когда-либо написал, говорит, что мы не должны бежать. Никогда! Но и это не самое худшее, Сарпедон. Не самое худшее.

— Это сложный вопрос, мой лорд…

— Нет, Сарпедон, все очень просто. После того как от нас потребовали сдать оружие, хотели заковать, я получил второе сообщение, гораздо худшее, чем все, что я когда-либо видел.

Сарпедон промолчал, скорее всего пытаясь как-то совладать с нечистыми словами, рвущимися из его уст.

— Нам объявили Экскоммуникатус. Нас отлучили! — Горголеон практически выплюнул это слово. — Мы теперь низшие из низших, Сарпедон. Худшие из худших. Я послал тебя с Кэоном исправить страшную несправедливость, а ты запятнал наше имя позором. Таким позором, какого наш Орден никогда не испытывал. Нас теперь могут убить, просто увидев, Сарпедон! Они сотрут из архивов любое упоминание о нас! Просто покончат с нашим существованием! — Горголеон неожиданно сел и умолк на мгновение, позволив своей ярости утихнуть. — Что с тобой случилось, Сарпедон? Что заставило тебя так возненавидеть ту веру, которой ты придерживался, как ты позволил своим братьям пасть так низко? Почему ты стрелял в своих союзников, почему пошел против высочайшей власти Империума? Почему ты замарал всех нас своим позором?

— Почему? — невозмутимо ответил Сарпедон. — Потому что я верю, лорд Горголеон. Я верю в справедливость и достоинство, я верю в волю Императора. Я верю в лучших людей, которые исполняли свой долг. Я верю, что те, кто пошел против нас, становятся нашими врагами, так как они отрицают все, что делает нас великими. Меня обвиняют в том, что я проливал кровь союзников. Но Империум более не союзник мне.

Горголеон покачал головой:

— Нет, разумеется, нет. Потому что так говорит этот бродяга-священник. Плоть Дорна, да даже твой капеллан стоит на коленях во время его проповеди! Сарпедон, твой разум так силен. Но сейчас он запятнал нас всех. Ты понимаешь, у меня осталась только одна возможность.

Библиарий молчал. На его лице не было и следа раскаяния. Он полностью осознавал, что сейчас скажет Горголеон.

— Ордо Еретикус хочет, чтобы я отдал тебя им, — произнес магистр. — Когда твоя голова окажется на пике, а от твоих десантников не останется даже пепла, они снимут с нас клеймо изменников. Я избавлюсь от предателя, а Инквизиция получит еретика на сожжение. После жертвоприношений и очищения мы избавимся от позора. Мы сдаем тебя. Мы снова свободны.

— Но вы так не поступите, лорд Горголеон.

— Нет? Почему я не должен этого делать, когда ты совершил самый серьезный из грехов, который может сделать десантник?

— Только мои братья могут судить меня.

Магистр с удовольствием бросил бы библиария волкам за все то бесчестье, что он причинил Ордену. Но ненависть мертвым холодом застыла в жилах, ибо существовали определенные принципы, которые делали его Испивающим Души, а не обычным человеком.

— Только твои братья. Инквизиция ничего не знает о стандартах, которых должен придерживаться десантник, или о вере, которая ему дорога. Мы все лишь на один шаг отстоим от Императора, Сарпедон, ибо Его кровь текла в венах Дорна, а кровь Дорна течет в наших. Пред оком Императора никто не может судить нас, кроме наших братьев.

— Таковы слова Дениятоса, лорд Горголеон.

— И я намереваюсь следовать им. Ты привел нас сюда, Сарпедон, в это ужасное место, но не будет нам прощения, если мы предадим собственные традиции. Суд состоится в храме Дорна через три дня. Император дает силу только праведным.

— Я готов, лорд Горголеон. Я подчиняюсь воле Императора.

— Я тоже, Сарпедон. Чем страшнее грех, тем страшнее приговор. Я — лучший воин Ордена. За твои грехи ты встретишься в бою со мной.

— Да будет так. — Голос Сарпедона оставался бесстрастным.

Неужели он отрицает свое предательство? Неужели его вера настолько сильна? Неужели он действительно убедил себя, что, вонзив кинжал в спину своим союзникам, совершает правое и славное дело? Невозможно. Это заблуждение или иллюзия.

— Ты не боишься? Ты знаешь, что я сделал. Ты видел мои свершения, они запечатлены на этих стенах.

Ты слышал рассказы обо мне, когда еще был послушником. Мне СТОИТ только подумать, и ты умрешь. Ты силен, Сарпедон, но не настолько.

— У меня есть вера, лорд Горголеон. А больше ни чего и не нужно.

Магистр замер, уставившись на предателя тяжелым взглядом, но в Сарпедоне не было страха или даже гнева перед неизбежной смертью. Что с ним случилось? Неужели Копье Души так сильно повредило его разум? Говорили, что Сарпедон одержим видениями, а среди его подчиненных уже видны признаки физической скверны.

Оставался только один путь. Библиарий должен умереть, правосудие должно свершиться.

— Три дня, — тихо произнес Горголеон. — Надеюсь, Дорн простит тебя, но я не прощу.

Сарпедон развернулся и ушел, ни разу не взглянув на затейливые фрески, где магистр стоял на поле, усеянном мертвыми телами, или разряжал болтер в орды ксеносов.

Он мог добиться таких высот, подумал магистр. Мог войти в легенды. Если бы он остался таким, каким был, Орден никогда не познал бы позора Отлучения.

Но Испивающие Души не лишатся святости Императора. Пока жив Горголеон, этого не случится. Но прежде чем он начнет исцелять рану бесчестия, Сарпедон должен умереть. Пусть он его брат-десантник, но магистр уже предвкушал, как разрубит отступника на части.

Защитные ритуалы занимали много времени, если воин никуда не торопился. Обычно они проводились на скорую руку в боевых условиях, когда каждая секунда была на вес золота. Но когда впереди солдата ждал крестовый поход или время позволяло не спеша обдумать грядущие испытания, ритуал требовал к себе внимания.

Сарпедон почти закончил. В полумраке тюремного корабля его взгляд застыл на искре света, увязшей в керамите доспехов, там, где он соскреб грязь, глубоко въевшуюся за последние месяцы. Пыль и мелкие частички сажи постоянно набивались в сочленения и между пластинами брони, а с золотом канители было еще больше. Капризный металл постоянно доставлял своему хозяину массу неприятностей и ненужной возни, а каждый шрам от пули нуждался в деликатном ремонте.

Сарпедон глубоко вдохнул аромат благовоний и вставил на место линзу из шлема. Разумеется, на поединок он его не наденет, но ритуал включал в себя подготовку к бою духа доспехов, и каждый кусочек требовал самого пристального внимания. Библиарий чувствовал себя странно ранимым без брони, ибо она была его кожей, без нее тело кровоточило. Легкое дуновение переработанного кислорода потерлось о его спину, и воздух вокруг неожиданно показался десантнику холодным и жестким.

Сарпедон отложил шлем в сторону, довольный, что закончил с ним. Каждая часть доспеха — наголенники и наколенники, набедренные пластины, латные перчатки, ранец — была проверена Лигрисом и надраена самим биб-лиарием. Наконец перед битвой он снова стал чистым.

Дверь кельи с шипением открылась. Сарпедон услышал шлепанье босых ног по металлическому полу и понял, кто к нему пожаловал.

— Отец Изер. Спасибо, что пришел.

— Все для моей паствы, лорд Сарпедон. Сейчас вас, Должно быть, тревожит многое.

Библиарий повернулся к священнику. Без жидкой бороды и слоя грязи на лице тот выглядел гораздо лучше, несмотря на плохие условия.

— Изер, скорее всего сегодня я умру. Это могло случиться много раз. Я не боюсь… но хотел бы кое-что узнать.

— Спрашивайте.

— Я видел странные вещи, Изер. В моих снах. Я видел мир, погрязший в мерзости, и что-то ужасное в самом его сердце звало меня к себе. Мое тело меняется. Я уже давно ничего не ем, а кости… Паллас не может объяснить, что с ними происходит. Я никогда ничего не боялся, Изер, но это совсем другое. Мне нужно знать, что все это означает. Почему меня посещают видения?

Почему я меняюсь?

Священник улыбнулся:

— Лорд Сарпедон, мы все чувствуем одно и то же. Это рука Архитектора Судеб. Император готовит вас. Он показывает вам мир, который надо преодолеть, дабы показать, чего мы стоим. Суд, который состоится сегодня, также послан Им. Архитектор видит несправедливость, нанесенную вам, и обратил ее в проверку, которая сделает Его слугу еще сильнее.

— Я следовал воле Императора много лет, Изер, — ответил Сарпедон, — но никогда не чувствовал ничего подобного.

— Потому что не знали правды, мой лорд. Вы следовали лжи. Но теперь истина открылась вам, и наконец вы действительно исполняете Его волю.

Если это правда… Если на Сарпедона действительно снизошло благословение Императора? Сколько человек удостоилось такой чести за десять тысяч лет, с тех пор как Император взошел на Золотой Трон? Может, никто?

— Но все станет бессмысленным, — продолжал Изер, — если вы умрете. Вы можете одержать победу в этом сражении?

— Горголеон — лучший воин Ордена. Таких не было веками, Изер. Раньше я бы сказал, что у меня нет никаких шансов. Но теперь все изменилось.

— Нет, Сарпедон. Все осталось таким, как и прежде.

Изменились только вы.

Библиарий поднялся на ноги и взял с пола массивный нагрудник с вырезанной на нем крылатой золотой чашей и воротником с застегивающимся защитным капюшоном.

— Спасибо, Изер. Скажи моим братьям, что я сейчас проверю оружие и пойду. Не стоит заставлять их ждать слишком долго. Кстати…

— Лорд Сарпедон?

— Они принесут мне энергетический посох. Благослови его и пожелай мне удачи.

Братья шептались между собой, а магистры и командоры говорили в открытую, что Дорн был наследником Империума.

Император создал двадцать примархов, двадцать суперлюдей, призванных завоевать Галактику во имя Человечества. Но темные силы пристально следили за его работой и с помощью слабости смертных вмешались в нее. Примархи родились с изъянами. Половина оказалась предателями, что показало пламя Ереси Хоруса. Из других получились вампиры, буйные убийцы, варварские душегубы, тираны, жаждущие власти. Все их недостатки через генокод перешли к Орденам, наложив на них некое клеймо бесчестья, о котором никто не говорил, но иногда его вполне хватало для очередной кровопролитной войны.

Все примархи оказались ущербными, за исключением Дорна. Мудрый и справедливый Император перехитрил темные силы, сделав одного из своих сыновей образцом совершенства. Хотя десантники, несущие в себе генетическое семя других примархов, скорее умерли бы, чем признали это, но Дорн был лучше их всех. Он не жаждал власти, только справедливости. Он сражался, не испытывая злобы или дикой ярости, но думая исключительно о чести. Его легион превосходил всех во всем — в мужественной обороне, безжалостной атаке, искусной хитрости. Эти качества по сей день отличали Ордена, сформированные из Имперских Кулаков.

Да, Дорн был лучшим из всех когда-либо живших людей, за исключением Божественного Императора. Следуя его примеру, Испивающие Души знали, что они тоже лучше всех. Безупречный примарх остался сердцем Ордена, его слова и поступки сверкали так ярко, как будто он до сих пор был жив. Самые важные вопросы решались пред оком Дорна, ибо он следил из своих чертогов в загробной жизни, как его сыны следуют примеру справедливости и праведности своего прародителя.

Именно поэтому магистр Ордена и предатель встречались в храме Дорна, в сердце «Славы», чтобы разрешить самый великий кризис, который когда-либо видели Испивающие Души.

Горголеон в полном боевом облачении внушал ужас. Его доспехи были отполированы и переливались в лучах тысяч свечей, герб Рогала Дорна сверкал на одном наплечнике, золотой потир сиял на другом. Магистр до сих пор носил на шее вырезанный в виде двух костей крест терминаторов, оставшийся с тех далеких дней, когда ему принадлежал один из немногих оставшихся доспехов этого типа. Церемониальная броня, надетая на нем сейчас, была такого же размера, как и у Сарпедона, но блестела из-за украшений ремесленников и постоянного внимания технодесантников Ордена. Одна рука Горголеона казалась более массивной и постоянно покачивалась из-за силового кулака, который он носил, — встроенного генератора энергетического поля. При включении оно позволяло магистру пробивать стены и сминать танковую броню. Сарпедона же разорвало бы одним хорошим ударом. Поле включалось и отключалось по желанию Горголеона, поэтому его рука могла быть ловкой в один момент и разрушительной в другой.

Магистр ждал, стоя в центре храма, под сводчатым потолком, когда Сарпедон, чеканя шаг, вошел внутрь в сопровождении охраны из шести десантников. Он оставил свой болтер, так как в ритуальном поединке не дозволялось применять огнестрельное оружие. У него при себе был только энергетический посох, который послужит своему хозяину еще раз. Возможно, в последний.

Испивающие Души стояли вокруг собора, используя свое право наблюдать дуэль чести, — традицию столь же старую, как и сам Орден. Рогал Дорн лично взирал на своих сыновей — огромная фигура из тусклого стекла, стоящая над алтарем. Легкий туман, оставшийся от благовоний, висел под потолком, а весь собор омывал теплый пульсирующий свет свечей.

Стояла тишина, собравшиеся десантники не проронили ни слова, уважая священную минуту перед боем. Это время всегда отдавалось лицезрению Императора, именно поэтому схватка стала центральным обрядом в традициях Испивающих Души. Сегодня внимательнее, чем всегда, Он будет следить за ними, ибо Он — истинный судья и Его воля определит победителя.

Минута торжественного молчания подошла к концу. Охранники Сарпедона отошли в сторону и присоединились к своим боевым братьям вокруг собора. Старый капеллан, один из немногих десантников, который выжил и теперь мог умереть своей смертью, вышел вперед, гулко жужжа сервомоторами ног, и нараспев прочитал ритуальные слова:

— Его Величество Император, чьему плану мы, братья, верны, и Рогал Дорн, чья кровь — наша кровь, зрите с нами, дайте силу вашу руке праведного и победой покажите нам ваш замысел.

Капеллан, поклонившись, отошел, Горголеон активировал поле своего силового кулака, схватка началась.

Сарпедон уклонился от первого удара магистра, но слишком поздно понял, что тот действительно хотел сделать. Колено противника взмыло вверх и ударило библиария в лицо. Перед его глазами все завертелось — сводчатый готический потолок, тусклое стеклянное лицо Дорна, свирепо смотрящее вниз, ряды пурпурных доспехов десантников, превратившие неф в арену.

Он чувствовал кожей взгляды братьев, они наблюдали за каждым движением, зачарованные и напуганные величием того, что совершалось сейчас перед их глазами. Даже человек, не обладавший телепатическими способностями, почувствовал бы напряжение, ощутимо висевшее в воздухе.

Другой на месте Сарпедона слепо замолотил бы кулаками по воздуху, десантник же замедлил мир вокруг себя и увидел, откуда придет следующий удар. Он смог ухватить Горголеона за предплечье, почувствовав, как выгнулся керамит под давлением силы магистра, потом отошел в сторону и посохом парировал апперкот силового кулака. Энергетическое поле и силовой контур столкнулись друг с другом, вырвался нестерпимо яркий сноп искр, сбив с ног обоих мужчин.

Горголеон улыбался. Он знал, что победит, и медленно сомкнул пальцы своей смертоносной руки. Сарпедон увидел сотни золотых заклепок, вбитых в поверхность доспеха, — по одной на каждого убитого врага.

— Сдавайся, предатель, — сказал магистр, даже не запыхавшись. — Тогда я все сделаю быстро.

Десантники в толпе кричали, требуя быстрого конца, или длинного, или кровавого, заявляя свои права на ту ИЛИ иную часть трупа мертвого изменника. Только схватка за честь могла разогреть кровь этих дисциплинированных воинов. Говорили, что она старше самого Ордена, стара, как само человечество. Два человека решают между собой вопрос чести, вооруженные своим любимым оружием, в священной битве, которая может закончиться только смертью. Столь священно было это действо, что сам Император давал силу правому, грешник принимал кару от руки праведника.

Император знал. Император наблюдал. В этой битве чести будет явлена Его воля.

Сарпедон нанес удар торцом энергетического посоха, намеренно направив его по широкой траектории, чтобы Горголеону пришлось уклониться. Магистр, сражавшийся с тысячью врагов в сотнях миров, отбил удар. Библиарий понял, что открылся, когда его противник перенес вес своего тела вперед, сильно толкнул Сарпедона, застав его врасплох, и откинул назад.

Испивающие Души радостно заорали, когда изменник скатился по ступенькам к скамьям из тяжелого дерева. Кричали все, кроме одной части толпы, — его десантников привели сюда, чтобы посмотреть, как погибнет их командор.

Когда Сарпедон умрет, они последуют за ним.

Нет, так все не кончится. Если сейчас он проиграет, то бывшие братья пронесут его окровавленные останки по «Славе», показывая сервам и послушникам, что случается с предателями, а потом предадут мечу всех, кто оыл под его командованием. Этого не должно случиться. Не важно, возможно или нет, но Сарпедон должен выжить.

Время замедлилось. Туша Горголеона устремилась на него сверху — картина, застывшая в обрамлении тусклого витража на дальней стене храма и толп десантников, смотрящих на них. Энергетическое поле кулака казалось ореолом молнии. Глаза магистра засверкали в триумфе.

Они убьют его братьев, они убьют Изера, они убьют его паству. Архитектор Судеб канет в бездну забвения. Истина умрет, а Испивающие Души снова станут прислуживать, потакать капризам увечных, злых людей.

Что-то внутри него снова заговорило. Все не должно закончиться так.

Со скоростью, которой он никогда за собой не знал, Сарпедон схватил ближайшую скамью, оторвал ее от пола и метнул в тело Горголеона, отшвырнув противника в сторону, как муху. Дерево разлетелось в щепки, магистр пролетел сквозь ряд сидений и врезался в колонну.

Теперь они закричали от злобы. Они шипели, они вопили, требуя голову предателя.

Ну что ж, если хотят, то пусть подойдут и попробуют взять.

Горголеон был быстр, но Сарпедон еще быстрее. Он одним огромным прыжком подскочил к лежащему навзничь магистру, схватил его за руки, поднял и со всего размаху ударил о колонну. Брызнули куски камня, а голова великого воина Ордена замоталась из стороны в сторону.

— Ты осмеливаешься называть меня предателем? — закричал Сарпедон. — Только я здесь подлинный человек! Истинный!

Тело магистра снова ударилось об опору, и по каменной поверхности побежала трещина.

— Вы — рабы порочности! Марионетки жадности!

Неожиданно свободной рукой Горголеон вцепился в горло Сарпедона, безумные, фанатичные взгляды схлестнулись, последние крупицы дисциплины растворились в жарком море ярости. Каждый увидел напротив себя человека, сражающегося за выживание всего того, что ему дорого.

— Тварь! — прохрипел магистр.

Силовое поле кулака с ревом ожило, и Сарпедон отпрыгнул в сторону, когда толстые пальцы чуть не вырвали кусок мяса из его тела. Горголеон другой рукой схватил библиария за воротник нагрудника и ударил прямо между глаз.

Сарпедон покачнулся. Он чувствовал, как его боевые братья сломали строй, беспорядочно стали подбегать ближе, превратившись в лающую толпу, гомонящую всего в паре метров от сражающихся, — стена тел в пурпурных доспехах. Они хотели разорвать его на части.

Ха! Пусть попробуют.

Сильный удар Горголеона слева чуть не разорвал Сарпедона надвое, десантник повернулся как раз вовремя, поэтому удар пришелся прямо в спину, отбросив Сарпедона на сгрудившихся Испивающих Души. Бронированные тела подтолкнули его, когда библиарий с трудом вставал на ноги, ожидая в любой момент веса силового кулака, который пробьет его тело насквозь.

Сарпедон посмотрел на людей вокруг и понял, что он среди своих, по крайней мере на секунду. Дрео и Гивриллиан помогли своему командору подняться, прошептав несколько ободряющих слов. У них отобрали оружие, но одно их присутствие придавало ему сил. Он выживет.

Его братья. Они сражались вместе все эти годы, десятилетиями подчинялись всепроникающей лжи. Библиарий чувствовал их гнев, и ярость вскипела в его Душе. Он использует ее, как учил Дениятос.

Чистота через ненависть. Достоинство через ярость.

Горголеон отшвырнул Дрео в сторону, и толпа расступилась, давая сражающимся пространство.

Оба уже были покрыты синяками. У обоих текла кровь. Никто не думал о пощаде и прощении. Удар кулака Горголеона — это неминуемая смерть, если предоставить магистру шанс. Но посох Сарпедона может пробить даже изукрашенный доспех противника, если библиарий сумеет сосредоточиться и точно выбрать цель. Они уклонялись, отбивали удары, парировали, увертывались, а толпа следовала за ними по каменным плитам храма. В древнем святилище, тишина которого обычно нарушалась только пылкими словами капелланов, теперь гуляло эхо треска ломающегося керамита и криков собравшихся космодесантников. Запах пота и крови смешивался с ароматом благовоний, а пламя свечей колыхалось от столкновения с мощью противников.

Сарпедон чувствовал, как кровь коркой стягивает кожу вокруг глаз, знал, что удар в спину разбил реберную пластину доспеха и повредил одно из легких. У Горголеона кровоточила щека, но если у него и были какие-то внутренние повреждения, то виду он не подавал.

Ярость. Вот ключ. В чем причина всего этого? Почему произошла резня на «Герионе»? Почему палач из Инквизиции столкнулся с таким диким отпором? Сарпедон желал скорее умереть, чем отступить, а его боевые братья следовали за ним. Почему он сделал это?

Ярость. Гнев. Единственная сила. Но неужели только утрата Копья Души привела к таким ужасающим последствиям? По правде говоря, Сарпедон почти не вспоминал об артефакте за последние несколько месяцев. Его потеря была всего лишь одной ниточкой в огромной паутине несправедливости.

Что надо вспомнить? Чем вызвать гнев, достаточный для победы? Надо думать, думать быстро, иначе Горголеон убьет его.

Сарпедон понял, что расслабился, и магистр неожиданно появился у него за спиной, схватив за горло.

Глава Ордена поднял изменника в воздух, воздев ненавистное тело врага высоко над головами ликующих десантников. Парящие арки потолка храма растянулись перед Сарпедоном, и магистр побежал к алтарю.

Десантник сопротивлялся. Это не помогало. Горголеон достиг конца нефа и снова поднял библиария высоко над головой.

— За Дорна! — проревел он и метнул Сарпедона в цветной витраж.

Мир превратился в острые, как бритва, осколки цвета. Железный пол ударил его, и библиарий почувствовал, как внутри что-то оборвалось.

Нет. Не умирай. Не сейчас. Еще есть надежда.

Он увидел над собой ошеломленные юные лица, уставившиеся на него, — черепа свежевыбриты, имплантаты еще кровоточат. Послушники.

Сарпедон оказался в Зале Послушников, где собирались новые рекруты обдумать традиции Ордена и важность своей будущей миссии. Сарпедон провел здесь бесчисленные часы, когда его обтачивали, превращали из необработанного камня в скульптуру, достойную носить символ Испивающих Души. Из альковов серых стен сурово взирали статуи святых и героев Ордена, вокруг парили жирные молитвенные дроны, извергая благовония из пухлых тел.

Закутанные в пурпурные одежды послушники рассыпались в стороны, сжимая в руках томики «Боевых Катехизисов». Должно быть, они собрались здесь помолиться за своего магистра и даже не подозревали, что смогут увидеть саму схватку.

Сарпедон схватил посох и вскочил на ноги. Кажется, у него открылось внутреннее кровотечение, а второй нагрудник, вплавленный прямо в ребра, раскололся. Организм временно уменьшил болевые ощущения, но библиарий чувствовал, что очень серьезно ранен.

На секунду он снова вернулся на крепостные стены цитадели Квиксиан Обскура, шея чужака хрустнула в кулаке, а в душе разверзлась жуткая голодная бездна пустоты.

Сарпедон сражался на сотне планет, получил множество страшных ран. Он видел десятки погибших братьев-воинов, убивал врагов тысячами.

Почему? Почему они умерли? Почему он убивал?

Горголеон впрыгнул в разбитую раму витража и приземлился рядом. Другие десантники набились в Зал Послушников, желая увидеть чужую смерть.

Слуги Императора умирали на стенах крепости Квиксиан Обскура, в звездном форте, на «Герионе». По всему Империуму — на Армагеддоне и Икаре IV, в бездне миров Саббаты, на Талларне, Вальхалле, Вогене. Они умирали у Кадианских ворот, они умирали в ульях Ластратии, они умирали в долинах Авиньона, они умирали на Терре в агонии Ереси — миллионы космодесантников и неисчислимые миллиарды самых обычных граждан Империума отдавали свои жизни, защищая его святость, защищая ложь.

Но не это самое худшее.

Шаги Горголеона казались медленными и размашистыми. Сарпедон чувствовал силу, о которой писал Дениятос, — священный гнев, позволяющий людям совершать небывалые подвиги, переходящие все грани разумного. Она наполняла его, пронзая тело и контур защиты. Сарпедон чувствовал, как лучи света Архитектора Судеб сияют на его теле. Знал, что надежда есть всегда.

Библиарий понял, какая страшная истина кипела в его подсознании, нечто настолько ужасное, что он даже не осмеливался думать об этом. В гуще бесполезных смертей и ничего не значащей войны сражались Испивающие Души. Храбрее, чем их братья, чище, чем кто бы то ни был. ОНИ старались быть лучшими. Самыми лучшими.

Но заслужили только позор, ибо сохраняли разложение и порочность Империума. Они думали, что следуют примеру Дорна с фанатическим энтузиазмом. Они даже не подозревали…

Горголеон провел мощный апперкот. Сарпедон отразил его посохом, отвел в сторону и сумел погрузить наконечник оружия глубоко в тело магистра.

— Все это время, — крикнул библиарий, — мы были ничем!

Он схватил Горголеона за руку и бросил прямо на стену Зала Послушников. Тело противника пробило несколько перегородок между кельями.

Был ли он когда-либо настолько сильным? Нет, это Император, Архитектор Судеб, наполнил его такой мощью, что тело и разум едва могли ее вместить. Сарпедон прошел сквозь разбитую вдребезги стену и увидел Горголеона, избитого, окровавленного, пытающегося встать на колени. Тень паники набежала на лицо магистра. Он никогда не видел никого, подобного Сарпедону. Никто не видел.

Чего больше всего боялся Горголеон? Поражения.

Ад.

Бесплодные, изрезанные рубцами камни лежали под их ногами. Наверху раскинулась чернота космоса, звезды вздулись, умирая. Бесформенный инопланетный корабль рассек мрак желто-гнилостной полосой, бури варпа вскрыли жуткие раны в ткани реальности, из них бурньм кровавым потоком изверглись орды Хаоса. Холодная и жестокая Галактика попала в руки чужих, в Руки демонов, высосанная до донышка врагами человечества. Эта картина могла напугать самого стойкого слугу Империума, это было место, где все его мечты, все старания обратились в прах.

Самыми жуткими оказались звуки. Кудахтанье инопланетных работорговцев. Бормотание безмозглых демонов. Отдаленные крики умирающих людей. Даже Горголеон пришел в ужас от картины, открывшейся перед ним.

Сарпедон никогда не заходил так далеко, Ад никогда не создавал целый мир, сочащийся страхом. Но библиарий знал, что иначе ему не сломить дух магистра, чувствовал силу Императора, бьющую через край, наполняющую его психической энергией до тех пор, пока она не стала обжигающе-белоснежной звездой, истекающей в Ад. Вся его мощь сосредоточилась исключительно на Горголеоне — кошмар видел только он и Сарпедон, легкая дымка скрыла сражающихся противников от остальных десантников.

— Ты не можешь победить колдовством, Сарпедон! — закричал магистр, пытаясь заглушить дикий стон измученной Вселенной.

Библиарий чувствовал, как растет в нем сила, раздаваясь вширь, распирая его изнутри. Она стучалась в его кожу и кости изменившегося скелета. Он был переполнен огнем. Казалось, энергия сейчас выйдет из десантника, в клочья разнеся все вокруг.

Горголеон с трудом поднялся на ноги, со злобой ударил силовым кулаком по каменным плитам, пробив в полу огромную дыру. По его лицу струилась кровь, зубы скрежетали, на челе лежала печать смерти, как уже много раз до этого. Магистр Ордена вложил каждую частичку своей силы в атаку, обрушившись на Сарпедона, парируя выпады энергетического посоха, отчаянно стараясь переполнить свой разум яростью, не дать ему подчиниться воле Ада. Но Сарпедона уже нельзя было победить — в его венах бушевал кипящий океан огня, рука Архитектора Судеб лежала на нем.

Два десантника ринулись вперед, их взгляды на секунду схлестнулись. Лицо Горголеона осветилось, и библиарий неожиданно понял, что свет узкими лучами бьет из его собственных глаз, энергия сочится из каждой поры тела. Керамит доспехов Горголеона стал сминаться под его хваткой, Сарпедон уже не мог вместить в себя всю силу, не мог вынести крик, гремящий в ушах, не мог сдержать море огня, ревущее внутри.

Раздался визг рвущейся брони и треск костей. Огромный луч света вырвался, когда энергия высвободилась из тела Сарпедона. Ноги подогнулись, а затем он ощутил то, что никогда не чувствовал до этого, — рост, разделение, изменение.

Неожиданно они возвратились на руины зала обучения. Не в силах скрыть ужас, Горголеон неподвижно лежал там, куда его швырнул изменник. На стенах остались широкие полосы крови, а вокруг валялись обломки пурпурного керамита.

Из тела Сарпедона выступили восемь огромных членистых паучьих ног, каждая — увенчанная ядовитым когтем.

Боль прошла. Ад прошел: больше он был ему не нужен. Вот благословение Архитектора Судеб — новое тело, быстрое, смертоносное, символ того, как он отбросил в сторону все, десятилетиями державшее Испивающих Души в заточении. Сарпедон поднялся на задние ноги, став около четырех метров высотой, и обрушился на Горголеона. Два передних когтя пронзили грудь магистра и подняли его в воздух. Библиарий запустил пальцы в наплечники доспехов противника, посмотрел в его обжигающие ненавистью глаза и потянул.

Мощь. Величие. Сарпедон никогда не чувствовал себя таким сильным.

Тело Горголеона разорвалось надвое, кровь полилась дождем, заструились кольца кишок. Бывший библиарий бросил останки на пол, тяжело дыша. В ушах звенело.

Гул смолк. Стояла тишина, нарушаемая только тихим шуршанием крови, стекающей по стенам и с наплечников Сарпедона.

Он осмотрелся и увидел, что Испивающие Души собрались вокруг окровавленных руин, оставшихся от келий. Постепенно к бывшему библиарию возвращался слух, а над мерным стуком капель крови и шипением завивающегося кольцами дыма вздымался звук тысяч голосов, наполнявших душу Сарпедона.

Они пели.

Они пели его имя.

 

Глава восьмая

Варп. Темное и страшное место. Пространство, где оживают чувства и страхи. Где обретают форму человеческие кошмары. Где живут ужасные существа. Здесь обитают злобные силы, называющие себя богами, и неразумные, но чрезвычайно жестокие хищники. В варпе нет безопасных путей, и только путеводный свет Астрономикона и умения касты навигаторов могут привести корабль домой.

Риск путешествий по изменчивым дорогам эмпиреев затмевался огромными расстояниями, которые покрывались за несколько часов. Корабль, лишь несколько минут проведший в варпе, мог преодолеть пространство, на перелет через которое потребовались бы годы. Но те, кто покидал привычную безопасность реальности и принимался бороздить волны иного мира, иногда исчезали — это было неминуемо.

Хуже того, временами некоторые возвращались изменившимися.

Корабли-призраки. Пропавшие. Иногда звездолеты, сгинувшие тысячи лет назад, неожиданно снова появлялись в реальном космосе. Жуткие силы, бушующие в варпе, могли вывернуть судно наизнанку, слить два вместе, но самое худшее случалось тогда, когда вместе с ними возвращалось что-то еще. Никто не знал имен таких кораблей, поэтому обычно их называли «Космическими скитальцами».

Сарпедон не имел сведений, насколько стар конкретно этот звездолет, но его возраст, похоже, превышал все, о чем когда-либо слышало человечество. Это был не первый «Скиталец» Испивающих Души, их иногда вызывали уничтожать подобные объекты, прежде чем обитатели кораблей вырывались наружу, но этот впечатлял не только своей видимой древностью, но и колоссальными размерами.

Этот «Скиталец» принадлежал Империуму, о чем свидетельствовали знак орла и тексты молитв, вырезанные на переборках. Корабль оказался гвардейским госпиталем, со множеством больничных палат, огромными отсеками карантина и дезинфекции на корме. Он скрывался в сенсорной тени, часть корпуса не пропускала сигналы биосканеров. Поэтому его пришлось исследовать по старинке.

Новая полупаучья форма тела позволяла Сарпедону карабкаться по стенам и бегать по потолку, что вводило врага в замешательство, давая бывшему библиарию драгоценное мгновение для решающего удара.

Сарпедон завернул за угол и с потолка оглядел палату. Она была длиной полтора километра. В прошлом ряды кроватей и передвижное оборудование освещались ослепительно яркими лампами, но теперь здесь царил полумрак, а койки рассыпались. Даже зоркие глаза десантника плохо видели в больничном сумраке.

Он спрыгнул на пол и потрогал несколько кроватей когтем. За несколько веков на них наросли слои грязи. Хороший признак, значит, за это время их никто не потревожил.

— Сарпедон контролю, точка девять достигнута.

— Принято, лорд Сарпедон, — раздался в наушниках голос Гивриллиана.

Командор с радостью назначил его координатором миссии, туда, где умный тактик принесет максимальную пользу. Подчиненный остался на «Славе», тогда как Сарпедон возглавил поиски.

Библиарий вспомнил, как на месте лицевого шрама Гивриллиана открылись четыре глаза. Если они и беспокоили его, то виду десантник не подавал.

Появилось несколько солдат из подразделения Люко, болтеры наготове, глаза реагируют на малейшее движение. За ними следовало еще несколько огнеметчиков. Сам Люко оказался в конце отделения со своим отрядом.

— Что-нибудь есть?

— Ничего, — пришел слегка искаженный помехами голос.

Подразделение обследовало отсек, постепенно двигаясь из одного конца в другой разрозненными группами. Тут и там стояли тележки с медицинским оборудованием, баночками, тюбиками мазей, лекарствами. Несколько автохирургов склонилось над незастеленными кроватями — лезвия покрыты пятнами, провода подачи энергии полностью сгнили.

— Люко?

— Лорд?

— Почему они оставили оборудование?

В огромной палате стояло приборов на миллионы кредитов. Более того, если бы что-то случилось в варпе, команда постаралась бы эвакуироваться скорее всего на карантинную палубу или воспользовалась бы спасательными челноками. Они должны были взять хоть какие-то лекарства, необходимые инструменты, чтобы Ухаживать за пациентами. Не могли же они просто уйти ни с чем. Это бессмысленно.

Если только произошедшее не было настолько неожиданным, что они умерли без предупреждения. Но в таком случае в каждой постели должен лежать скелет.

Сарпедон взбежал по стене на потолок, распластав хитиновые ноги и приблизив лицо к металлической поверхности.

Ни царапины. Ни пятнышка. Он двинулся дальше, ища хоть какие-то признаки того, что здесь побывало нечто живое. Может, атакующие воспользовались шахтами вентиляции? Не похоже, особенно если вспомнить о количестве фильтров. И что тогда? И если кто-то забрал тела, куда они делись?

Где они сейчас?

— Гивриллиан? Мне нужна информация о системе очистки воздуха в этом секторе.

— Слушаюсь, командор. Не знаю, насколько стар этот корабль, но можно проверить банки памяти.

Сарпедон переключился на частоту подразделения:

— Люко, не расслабляйтесь. Думаю, мы что-то нашли.

— По-прежнему никаких контактов, командор.

Пациенты и команда, сестры Ордена Госпитальеров, Гвардейский Медицинский корпус. Всего лишь люди. Ими могли управлять как обыкновенными людьми. Загнать, как скот на бойню, а потом…

— У нас что-то есть, сэр, — заговорил Гивриллиан. — Госпитальные корабли этого класса имеют отдельные системы фильтрации для медицинских отсеков, командных палуб, карантинных зон и операционных. Для предотвращения массового заражения.

Вот оно. А это значило, что нападавшие до сих пор могли быть на корабле.

Сарпедон поспешил вперед, загнутые когти на лапах позволяли ему двигаться быстрее, чем мог бежать космодесантник. В конце отделения находилась операционная, где два автохирурга проводили особо тонкие операции тяжелораненым или, скорее, самым важным пациентах. От остального помещения ее отделяли герметичные двери. Края их были чистыми, но другой выход отсутствовал.

— Люко! Мне нужна огневая команда, срочно! Остальным оставаться на месте.

— Слушаюсь, лорд!

К нему подбежали трое десантников — Маллик, Скен и Заэн, огнеметчик из подразделения Люко.

Сарпедон просунул когти двух передних лап в щель между дверьми и, слегка напрягшись, раздвинул их. Это его неприятно поразило, обычно герметические шлюзы просто так не открывались. Санитарное помещение впереди оказалось девственно-чистым. Двери операционного блока были сделаны из прозрачных панелей, но вот что находилось за ними, Сарпедон не видел из-за грязи, налипшей на стекла. Командор поднял болтер, жестом приказав Враэ занять место за своим плечом, и рванулся вперед, чувствуя, как двери поддаются под его напором.

На полу лежала корка экскрементов, ими же были заляпаны все стены. Рядом со стенами валялись кучи костей, некоторые уже посерели и раскрошились от времени, другие сияли белизной, из горы гнили на десантников слепо уставились чьи-то глаза, пальцы и зубы хрустели под ногами, как костяные личинки. Руки автохирурга почернели от засохшей крови и грязи там, где на него взгромоздилась какая-то тварь, когда кормилась.

На периферии зрения замигали предупреждающие Руны опасности. Смрад в помещении был настолько сильным и заразным, что мог убить обычного человека, но доспехи десантников и имплантаты заблокировали вредное воздействие. Сарпедон поблагодарил про себя безответную технику.

Атакующие перерезали подачу воздуха в отсек или, возможно, чем-то его заразили. Команда перевезла раненых в операционную, где была отдельная система фильтрации и независимая система подачи воздуха, тут они могли продержаться подольше. Вот только набившись в одну комнату, люди стали мишенью, у которой не оказалось путей отступления, когда пришли хищники.

Их загнали на бойню.

В стройной реконструкции событий имелся один изъян. Некоторые кучи костей на полу принадлежали людям, чьи тела, по всем признакам, разложились тысячелетия назад, а вот другие выглядели неприятно свежими. Может, обитатели этого корабля кормились на каких-нибудь дальних космических маршрутах? В космосе постоянно рассказывали байки разной степени омерзительности о том, как охотники за сокровищами, польстившись на груз или археотехнику, поднимались на борт «Скитальцев», вот только, судя по рассказам, возвращались они редко. А может, захватчики нашли какой-то способ привлекать корабли или охотиться на них?

Сарпедон прошел дальше по комнате, с хрустом смяв ветхую грудную клетку, посмотрел на потолок, стараясь найти путь, по которому враги вторглись в отсек. Вентиляционные решетки выглядели целыми, а сквозь главный шлюз они не проходили.

Он понял, как захватчики пробрались в операционную, и тут же на него напал первый хищник. Тварь вырвалась из люка для отходов, встроенного в дальнюю стену, разбрасывая искры и обломки. Сарпедон краем глаза уловил вспышку мясистой серо-бежевой плоти под блестящим темным экзоскелетом, пару черных маленьких глаз и зияющий грязный рот. Когти ударили и сбили Сарпедону прицел, он выпустил очередь из болтера прямо в стену позади существа.

Генокрад. Четырехрукий хищник-паразит. Он откладывал куколки в своих жертв, если, конечно, не разрывал их когтями, и несчастных ждала крайне мучительная смерть.

Болтеры выстрелили разом, но тварь оказалась очень быстрой. Она прыгнула прямо на щиток шлема Маллика и повалила его на автохирург, разбросав во все стороны почерневшие лезвия. Сарпедон пробежал по потолку, пронзил ее посохом, спрыгнул вниз и, схватив за горло, поднял повыше, стиснув кулак и чувствуя, как шейный хрящ существа треснул у него в руке.

Генокрад, в непосредственном контакте. Сарпедон всегда знал, что грозен в сражении, но таким сильным не был никогда.

— Огнеметчик! — крикнул он, бросив на пол мерзкий труп.

Заэн уже вбежал в оперблок и теперь заливал огнем шахту для отходов. Оттуда послышался булькающий звук и взметнулся густой коричневый дым.

Паразиты проникли на корабль с палубы для хранения отходов, куда отправляли медицинский мусор и тех, кто умер на операционном столе. Останки выбрасывали прямо в космос, и генокрады пробрались через практически не охранявшийся шлюз. Скорее всего, прежде чем захватить весь госпиталь, они несколько месяцев жили внизу, размножаясь среди автоматических аннигиляторов и свалок замерзших трупов. Команда звездолета решила уйти в варп, пытаясь избавить реальный космос от вредителей. Храбро, и даже могло сработать, если бы лазарет не стал частью огромного «Космического скитальца».

— Сарпедон контролю. Подтверждаю, контакт с чужими. Пошлите подразделение на палубу отходов, сформируйте кордон и подготовьте команды зачистки. — Он взглянул на Маллика, который пытался снять свой искореженный шлем. Из глазной линзы струилась кровь. — Один человек ранен. Нужен апотекарий.

— Принято.

— Да, и пришлите Теллоса.

— Слушаюсь, сэр.

Разыгралась гражданская война. Иначе не скажешь. Традиции Ордена гласили, что Сарпедон оправдан перед Императором и Дорном фактом своей победы над Горголеоном. Большинство из тех космодесантников, кто видел, как библиарий разорвал магистра на части, поклялись ему в верности прямо на месте. Они говорили, что вокруг Сарпедона разливалось золотое сияние, когда он стоял обагренный кровью Горголеона, а в воздухе слышалось пение хоров Терры. Бывший библиарий стал магистром Ордена Испивающих Души при полной поддержке боевых братьев.

Но были и те, кто не поверил. Они видели, как их предводителя убил полумонстр-получеловек, безумный телепат, и объявили Сарпедона злом, страшным демоном, сеющим гниение. Раскольники стали сражаться, принялись строить баррикады, отправившись в последний бой против собственных братьев.

И, пришлось признать Сарпедону, воевали они хорошо. Он так и не понял, почему ветераны и специалисты полностью перешли на его сторону, а большинство послушников восстали. Подавить основные укрепленные пункты бунтовщиков и выследить партизанские отряды, укрывшиеся в запутанных лабиринтах «Славы», удалось только через несколько недель. Повстанцы захватили «Сына Благословителя» и попытались сбежать. Пришлось взорвать корабль бортовым залпом, когда тот пытался выйти на маневр и прыгнуть в варп.

Но восстание в конце концов усмирили. Выживших окружили и отправили на тюремный корабль, который тут же уничтожили массированным кинжальным огнем.

Когда специалисты подсчитали потери после захвата звездного форта, атаки на «Герион» и революции Сарпедона, выяснилось, что Испивающие Души потеряли треть личного состава. Новый магистр одновременно скорбел по восставшим, ведь они были его братьями, и радовался их смерти, потому что они предали Орден. Если им было суждено умереть для того, чтобы Испивающие Души вырвались из-под имперского ига, значит, такова судьба. Он и раньше отправлял людей на смерть и никогда не сожалел об этом. Жестокость — это неотъемлемое качество хорошего командира.

Правда, иногда, ночью, его преследовал образ Михайраса, десантника, постоянно сопровождавшего Кэона, того, кто стал свидетелем церемонии с чашей, проведенной Сарпедоном. Бывший библиарий встретился с ним, когда изменник с группой послушников пытался сбежать со «Славы». Он вырвал его респираторные имплантаты и выбросил в открытый космос. По каким-то причинам Сарпедон никак не мог выкинуть из головы его лицо. Даже сейчас он видел глаза Михайраса, до краев переполненные страхом и ненавистью.

Храбрый мальчик. Но он должен был умереть. Такова цена истины. Никто не говорил, что за ней легко следовать.

Когда мертвых отправили к Дорну, а предателей выбросили через люки для отходов, флот оказался в ужасающем положении. Имперские корабли скоро найдут их. Пусть не те, что находятся под командованием инквизитора Тсураса, тогда другие, возглавляемые каким-нибудь адмиралом, который с радостью снимет скальп с отлученного Ордена. Флот Испивающих Души был большим и не мог прятаться вечно, а Империум имел в своем распоряжении достаточно кораблей, чтобы разбить их в открытом бою или преследовать до конца Дней. Десантники оказались одни во всей Вселенной, без союзников, без спокойного пристанища. Их судьба уже решена. Вопрос только во времени.

Путь указал Изер. Архитектор Судеб явился ему во сне. На Его челе сияла корона из звезд. Священник запомнил картину во всех подробностях, и венец оказался картой, которая привела их к «Космическому скитальцу». Еще одно чудо: Император увидел страдания Испивающих Души и даровал им новый дом и новую жизнь. Теперь и капелланы, и рядовые десантники полагались на слово Изера, он стал главным советником Сарпедона. Без него Орден скорее всего развалился бы окончательно, но священник дал десантникам духовную опору, тогда как новый магистр был живым воплощением силы. Огромный, древний, безжизненный, за исключением изолированной колонии генокрадов, «Скиталец» поражал великолепием. Варп слепил его примерно из двадцати кораблей, сломанных и слитых воедино. Достаточно большой, чтобы вместить весь Орден, вместе с тем он оставался единым целым, которое было гораздо труднее засечь, чем флот. Недоступный для сенсоров, звездолет мог прятаться в обломках, поясах астероидов или пылевых облаках, а технодесантники, проведя предварительный инженерный анализ, сообщили, что на борту находится достаточно вооружения, которое после ремонта и оснащения позволит превратить колосса в неприступный бастион. С виду корабль производил впечатление ужасающе перекрученного, деформированного создания, поэтому Испивающие Души назвали его «Сломанным хребтом».

«Сломанный хребет». Новый дом Отлученных от Церкви Изменников, последняя надежда Ордена предателей. Название вполне соответствовало действительности.

— Грустно видеть, как они улетают, командор? — спросил Лигрис.

— Немного, — ответил Сарпедон. — Но нам надо использовать эту возможность. Основать Орден заново.

— Возможно.

— А разве тебя это не печалит, Лигрис? Для технодесантника потеря столь большого количества отличных кораблей — это все равно что потеря какой-нибудь конечности.

Лигрис улыбнулся, его мертвая кожа пошла легкими складками в уголках рта.

— С потерей флота Орден теряет часть души, командор. Но мы уже столько потеряли, что, наверное, лучше уничтожить последние нити, связывающие нас с ложью. И не надо забывать о том, что мы имеем сейчас, здесь, на «Сломанном хребте». Мы лишились флота, но взамен получили самого большого «Космического скитальца», которого когда-либо удавалось захватить неповрежденным. Тут около тридцати плазменных реакторов. Один только потенциал прохождения через варп переходит все грани разумного.

Сейчас они находились в одной из известных частей нового корабля — на частной яхте, столетия назад принадлежавшей какому-нибудь богатому аристократу или торговому магнату. Правда, бывший владелец явно не отличался особой тонкостью вкуса, и каждую поверхность на судне покрывал аляповатый орнамент из чистого золота, сейчас уже потемневший от пятен времени. Они стояли на обзорной галерее яхты, где кучки высших сановников некогда собирались, дабы посмотреть на какое-нибудь небесное представление за бокалом сухого вина, — огромный глаз иллюминатора занимал весь потолок, глядя в космос.

Флот Испивающих Души беспомощно дрейфовал снаружи, без энергии. Как только корабль вычистили от паразитов — простая и быстрая операция, проведенная под командованием Теллоса, руколезвия которого блестели от грязной крови, — Орден в полном составе перешел на «Сломанный хребет». Став ненужным, флот превратился в обузу, которую было слишком легко засечь, поэтому его пришлось оставить.

На корме «Славы» расцвел взрыв, там, где заправочные челноки врезались в реактор. Белое кольцо огня неожиданно прорвалось сквозь сердце корабля и разрезало его надвое, разметав вокруг горящее топливо и обломки. Два штурмовых крейсера попали под удар разлившейся плазмы, и их корпуса смялись, как будто были сделаны из фольги. Еще один заряд снес нос; «Хищника», повреждения оказались столь велики, что баржа тут же разлетелась, взрывная волна разнесла ошметки корпуса на десятки километров.

Флот Испивающих Души умирал медленно и совершенно бесшумно. Аккуратно заложенные мины вскрывали топливопроводы и срывали защитный слой с реакторов. Разрушение заняло целый час, и Сарпедон досмотрел его до конца.

Они спасли все, что смогли, — записи, оборудование, либрариум и апотекарион, всех сервов-рабочих. Но все равно потеряли очень много — когда-то существовавший Орден Испивающих Души умер, и его место заняло нечто новое.

Так и должно быть. Они больше не имперские космодесантники, они не подчиняются никому, кроме Императора, который одобрял их действия, являя чудеса и ниспосылая видения. Испивающие Души наконец стали свободными. Наконец-то они смогли обрести себя после столетий прислужничества тирании Империума.

Когда от флота осталось лишь несколько обожженных каркасов, Сарпедон и Лигрис посмотрели, как они улетают вдаль, чувствуя освобождение от груза истории, давившего на плечи. Все это время, все эти годы они были никем. Но теперь все начиналось заново. Теперь они понесут свет Императора во тьму.

— Лорд Сарпедон, — разрушил очарование момента голос, затрещавший в наушнике. — Это сержант Солк, второе подразделение ремонта и контроля. Мы работаем с духом машины, расположенным в секторе Индиго, и обнаружили аномалию. Требуется присутствие специалиста. Техники, апотекарии и капеллан.

— Капеллан?

— Так точно, сэр. По-моему, здесь угроза моральной безопасности.

Сарпедон отключился и открыл другой канал, почувствовав, как участился пульс.

— Сарпедон всем постам. Специалисты, в сектор Индиго. Моральная угроза, повторяю, моральная угроза.

Испивающие Души тщательно обследовали весь корабль, но всегда оставалась возможность, что в каком-нибудь закоулке еще таится незваный местный обитатель. Не следовало давать опасности шансов.

— Лигрис, за мной! — приказал магистр. — Хочу сам посмотреть на это.

Количество конечностей позволяло ему передвигаться по земле с гораздо большей скоростью, чем обыкновенному человеку, и вскоре Лигрис остался далеко позади, в то время как Сарпедон пронесся по обзорной галерее и по потолку коридора.

Сектор Индиго был исследовательским кораблем, приземистым квадратным судном. В его коридорах вдоль стен стояли банки с образцами в человеческий рост, заполненные какой-то молочной жидкостью. Знаки ксено-оиологии Адептус Механикус стояли везде, а командный мостик сверкал устройствами для управления звездолетом непосредственно при помощи разума. На борту не осталось ничего живого, но вся обстановка великолепно сохранилась благодаря системам воздушной стерилизации, даже когда корабль поглотила туша «Сломанного хребта».

Главным трофеем оказался дух машины. Он хранился в керамитово-пластиковом футляре под мостиком — огромная сфера, испещренная диаграммами, поверхность усыпана клапанами и слотами для информационных карт. Первоначальная проверка показала, что механизм поврежден. Механикусы были гениями, но полностью обезопасить свои создания от царапин не могли даже они. Если же его удастся починить, то дух машины сможет обеспечить контроль над всеми основными системами «Сломанного хребта».

Поэтому сержант Солк отправился со второй ремонтной бригадой вскрывать механизм, чтобы технодесантники поскорее начали его непосредственное изучение.

И нашел источник моральной угрозы.

Сарпедон передвигался быстро, но, когда добежал до места, туда уже прибыл апотекарий Карендин, который теперь склонился над ранеными сервами-рабочими в одном из отсеков для хранения образцов.

— Как обстоят дела, Карендин?

— Плохо, сэр. — Апотекарий был самым молодым Испивающим Души, вставшим на сторону Сарпедона, недавно посвященным в апотекарий, поэтому война Ордена стала для него крещением кровью. — Мы потеряли шесть сервов-рабочих. — Он посмотрел на тело, лежащее у его ног, — лицо наполовину сожжено кислотой, оставившей уродливую зелено-черную корку по краям раны. Серв еле дышал, остальные четверо лежали рядом с контейнерами для образцов, без конечностей, голов или даже тел. От носа корабля тянуло неприятным едким запахом.

— А Солк?

— У оболочки духа машины, сэр. На случай, если он попытается вырваться наружу.

Сарпедон побежал по галерее с образцами туда, где сержант, сняв болтер с предохранителя, склонился над запечатанным люком. Рядом стояли двое оставшихся в живых рабочих. Доспехи сержанта кое-где оплавила или практически прожгла кислота.

— Плохо, сержант?

Солк поспешно отдал честь.

— Мы открыли сферу, и в нас что-то выстрелило. Половина сервов погибла, пока мы выбирались, я сам чуть не умер. Я понимаю, что не в моей компетенции судить, но, по-моему, эта штука одержима.

Сарпедон взглянул на черный металл люка. Он чувствовал неправильность, таящуюся за ним, так же сильно, как если бы оттуда несло смрадом разложения.

— Командор! — крикнул Лигрис, вваливаясь в помещение. — Подкрепление на подходе! Три подразделения из сектора Гладиус! Пять минут!

— Слишком долго. Оно пробудилось. Будем медлить — тварь или вырвется, или станет еще сильнее.

Сарпедон вытащил энергетический посох, с которого только недавно отскоблил пятна крови генокрадов. Похоже, скоро его придется чистить снова.

— Серв? — произнес командор, и один из рабочих подбежал поближе. — Откроешь люк по моему сигналу.

Рабочий всем телом налег на колесо замка. Поверхность двери трещала и покрывалась пузырями рядом с ним.

— Открывай.

Серв повернул колесо и тут же умер. Люк с треском Распахнулся, изрыгнув на него поток серо-зеленой кислоты. Сарпедон и Лигрис отреагировали быстрее, пригнувшись и быстро отскочив в сторону.

Воздух в помещении стал токсичным. Но космодесантник с дополнительным биомеханическим легким и встроенными респираторами мог задерживать дыхание на достаточно долгий срок. Выполнению задания ничто не должно мешать.

Сарпедон перепрыгнул через разлагающееся тело серва прямо в комнату духа машины, Лигрис — за ним. Сфера оказалась полуоткрытой, одна часть упала в сторону. Внутри, как в сердцевине гнилого фрукта, зияла яма, переполненная темно-зеленой скверной, булькающей от жара и злобы, выплевывающей комки разъедающей все вокруг жидкости и выделяющей волны какого-то высокотоксичного газа.

Сарпедон взбежал на цилиндрическую стену комнаты, а техник бросил гранату в гнилостное ядро. Текущая мерзость поглотила ее и растворила прежде, чем та успела взорваться.

— Огнеметчиков в сектор Индиго! — крикнул в микрофон Сарпедон. — Быстро!

— Четыре минуты! — пришел ответ.

Голос Гивриллиана, понял магистр. Хорошо.

Задняя часть сферы казалась относительно неповрежденной, но плиты на ее поверхности уже стали обвисать, а из гнезд для плат текли ручейки зелено-коричневого гноя. Трон Императора, он чувствовал их, волны обжигающей неприкрытой злобы. Здесь не было разума, способного чувствовать, но оно ненавидело так, будто олицетворяло ненависть.

Сарпедон провел посохом по проводам и вонзил его в сердце твари, почувствовав, как наконечник разрезал полужидкую машину, но она не умерла.

Лигрис пускал в монстра ракеты, хотя скорее всего понимал, что перед ним не смертный противник, которого можно убить снарядом. Он старался отвлечь его, дать Сарпедону время нанести смертельный удар. Техник, как и большинство Испивающих Души, по-видимому, безоглядно верил в возможности своего магистра — он тоже видел, как из его тела струился свет Императора, был свидетелем чудесного дара, превращения Сарпедона. Бывший библиарий так надеялся, что сможет оправдать их ожидания.

Магистр покрепче обхватил рукоятку из рунного дерева и направил психическую энергию в посох, стараясь сломать, разжать хватку твари. Волны зла содрогнулись, сместились, стали еще более сильными, но менее концентрированными.

Что это? Чужая форма жизни? Существовали легенды о созданиях, способных брать машины под контроль. Но почему тогда эта вещь излучала такую ужасающе знакомую, совершенно человеческую ненависть?

Рунное дерево съежилось в его руке, отвергая грязь вещества, забившего машинное сердце. Сарпедон взбежал на потолок, пробив несколько глубоких отверстий в поверхности оболочки, сквозь которые тут же начала сочиться желчная мерзость.

Лигрис отскочил в сторону, когда язык кислотной запекшейся крови рванулся к нему, с шипением вонзившись в противоположную стену. Технодесантник откатился, приземлившись, смял жалкие останки последнего серва-рабочего, затем встал на колени и нащупал интерфейс нейроразъема в основании шеи.

— Лигрис, нет! Оно убьет тебя! — Сарпедон рисковал, просто раскрыв рот в этом гнилостном пространстве, но, зная, что собирается сделать Лигрис, не мог промолчать. Технодесантник едва выжил после атаки духа «Гериона», имея дело только с частью сознания 674-ХU8. Сейчас же он бросил вызов чужеродной инфекции или искусственно созданной техноереси. Тварь просто разорвет его разум своей ненавистью.

— Отвлеки его, Сарпедон! — раздался ответ, а потом техник вставил штекер кабеля в инфопорт и тут же упал без сознания.

Магистр закричал, уже не заботясь об остатках воздуха в легких, и по локоть погрузил руку с посохом в сердцевину духа машины. Гной, какие-то машинные кишки обвились вокруг его запястья и стали засасывать. Сарпедон провернул посох, почувствовал, как тварь вскрикнула от боли. Он понял, что делать.

Лигрис бился в конвульсиях на полу. Теперь Сарпедону надо было отвлечь омерзительный разум, дать технодесантнику шанс.

«Ты здесь? — подумал Лигрис. — Ты здесь? Потому что, если тебя нет, все напрасно».

«Я здесь, — донесся ответ, еле слышный за ревом богохульных криков. — Но я не могу сражаться».

«Мы его повредили. Сильно ранили, мой лорд и я. Но мы не можем убить это без твоей помощи, сектор Индиго».

«Я знаю. Но оно так сильно. Когда я еще был исследовательским кораблем „Беллерофонт“, то нанес на карты системы, которые никогда не видел человек, каталогизировал виды, о которых мы просто ничего не знали. Теперь же я так мал и испуган. Это существо — гниль и скверна, технодесантник Лигрис. Призрак разложения, абсолютно беспощадный, он побил меня по всем статьям».

«Но его можно убить. Я покажу путь. Я помогу. Пока оно ослеплено болью, ты можешь перерезать подачу энергии к машинному ядру, где оно обитает Физически. Его можно лишить питания, заставить умереть от голода».

«Я могу сделать это, технодесантник Лигрис, но тогда умру сам, в ядре расположены банки моей памяти».

«Но оно умрет. Ты будешь знать, что своей смертью уничтожил огромную, ужасающую тварь. Ты сможешь отомстить, сектор Индиго. Ты хочешь принести себя в жертву?»

«Технодесантник Лигрис, это создание — враг всего, для чего я был создан. Ты же знаешь, ты же космодесантник, когда выбор стоит между жизнью и местью, его на самом деле нет».

Сарпедон сражался с клейкой мерзостью, которая пыталась поглотить его. Кислота уже доходила ему до плеч, две передние ноги глубоко погрузились в разъеденную плоть сердцевины оболочки, стараясь зацепиться за осколки металла. Он держал энергетический посох обеими руками, двумя концами отбиваясь от твари, а она старалась вырвать оружие.

Доспехи на предплечьях практически растворились. Руки и запястья горели там, где бронированная изоляция исчезла под потоками кислоты. Тварь разозлилась, полностью сконцентрировавшись на магистре. Если Лигрис сможет что-то сделать, то только сейчас, когда монстр повернулся к нему спиной, сфокусировав все внимание на Сарпедоне.

Если оно выживет, то сможет сбежать, сможет захватить весь корабль. На кон поставлена судьба Ордена. Ситуация предельно проста — Сарпедон должен победить или умереть.

А потом появилось что-то еще. Страх.

Свет в комнате замерцал, а потом окончательно погас. Рядом неожиданно появился Лигрис, с кабелем нейроразьема, все еще выбивающимся из основания шеи, просунул ствол болтера в дыры, проделанные Сарпедо-ном, и принялся поливать монстра очередями.

Тварь закричала от ужаса, когда все вокруг погрузилось во тьму, а основа ее мира покачнулась — из ядра стремительно исчезала энергия. Оно сражалось до конца, но теперь, когда его лишили подпитки, существо не могло сравниться с двумя разъяренными космодесантниками, которые снарядами болтера и ударами посоха разрывали его внутренности на куски.

Сарпедон и Лигрис вышли из ядра духа машины через три минуты после того, как вошли внутрь, покрытые свернувшейся кровью и пятнами от кислоты. Навстречу им бежали отряды подкрепления с огнеметами и плазмаганами, готовые очистить комнату. Карендин тут же покинул умирающих сервов и занялся ранами командора, а Солк взял на себя процесс зачистки ядра.

К апотекарию, сдиравшему доспехи с почерневших рук Сарпедона, подошел Гивриллиан. Его старый шрам ярко горел синевато-багровым цветом, рана раскрылась. Из складок изорванной кожи выглядывали шесть глаз, осматривающих все вокруг. Они придавали седому тактику еще больше внушительности и важности. Перемены, произошедшие с сержантом, были еще одним из сверхъестественных жутких даров Архитектора Судеб.

— Командор, вы серьезно ранены?

Сарпедон покачал головой:

— Несколько курсов синтеплоти — и все будет в порядке. Бывало и хуже.

— Сержант Гивриллиан, — прохрипел Лигрис — его горло было сильно обожжено газом. — То, с чем мы сражались, было тут не случайно. Не думаю, что это чужой организм. Есть предложение. Надо собрать всех технодесантников, специалистов либрариума и исследовать информацию, оставшуюся здесь.

— Согласен, — ответил Сарпедон. — Если на «Сломанном хребте» есть какая-то другая сила, мы должны о ней знать.

Гивриллиан отдал честь и ушел готовить команду для расследования.

Лигрис повернулся к магистру: — Оно пыталось победить, командор. И не для себя. Мутант.

Прошел месяц с тех пор, как очистили дух машины в секторе Индиго. Все это время продолжалось исследование «Сломанного хребта», банки памяти, спасенные со старых кораблей, переполнялись информацией о новом доме Ордена. Оказалось, что в нем находятся шестнадцать звездолетов, от некоторых остались только гнилые скорлупки, другие были такими чистыми и нетронутыми, как будто недавно сошли с конвейера. Группа поиска нашла целое звено истребителей, использовавшихся еще до Ереси Хоруса, слитых воедино и теперь напоминавших застывшую скульптуру взрыва, платформу орбитального генераториума, которую технодесантники активировали, заново восстановив мириады варп-приводов «Скитальца», и целый схолариум, разделенный на аккуратные монастырские кельи. Постепенно колосс обживался и размечался — в перспективе из него могла получиться колоссальная крепость-монастырь, которой мог позавидовать любой Орден.

Раны Сарпедона оказались тяжелыми, но быстро зажили. Обожженная черная кожа на предплечьях слетела хлопьями, обнажив новую, молодую. Ожоги от кислоты, покрывавшие паучьи ноги магистра, смыли бальзамы апотекариев, остались только жесткие края хитиновых шрамов. Сожженные ткани восстановились за несколько дней, а на массивный экзоскелет конечностей заново нарастили новые мускулы.

И вот в этом заключалась проблема. Сарпедон шел по пещеристым оружейным палубам, напоминавшим огромную яму в теле «Сломанного хребта», и понимал, что сила, бурлящая внутри него, не совсем естественного происхождения.

Мутант.

Его так называли, когда разразился бунт после смерти Горголеона. Михайрас прохрипел это слово прямо ему в лицо, уже задыхаясь. Мутант, нечестивый, отклонение, грешник по самой своей природе. Не было для космодесантника оскорбления страшнее, и Сарпедон убил из-за него много человек, хотя разумом понимал своих противников, вот только простить не мог.

Имперский линкор с огромной оружейной палубой, который сейчас занимал половину передних отсеков «Сломанного хребта», похоже, когда-то сеял ужас во, множестве битв за ложь Империума, судя по количеству названий, вырезанных на орудийных стволах. Имя звездолета, «Махария Виктрикс», красовалось на каждой переборке и опоре. Но потом герой исчез в варпе, пока его не поглотил «Космический скиталец», заставив бортовые пушки наконец замолчать и отдав их на расправу ржавчине.

Артиллерийские отсеки, покрытые пятнами, были усеяны хрупкими кучками костей. Похоже, команда линкора собралась здесь, во тьме, когда безумие ирреальности захватило их. На некоторых останках виднелись отметины зубов.

Сарпедон побежал, чувствуя, как натянулись стальные сухожилия суставчатых ног, как сокращаются сплетения мускулов. Восемь когтей выбивали искры из решетки пола, а он то ускорялся, то резко тормозил, сворачивал, испытывая возможности своего видоизмененного тела. Боль прошла. Вновь выросшая плоть казалась даже сильнее прежней.

Глазам неверующего Сарпедон скорее всего представлялся жутким монстром, кентавром-мутантом, получеловеком-полупауком. Космодесантники сами по себе внушали страх, но магистр знал, что выглядит воистину ужасающе для тех, кто не видел его триумфа в храме Дорна. Послушники-изменники просто еще не ощутили истинную священную силу Испивающих Души, иначе узрели бы ореол славы Императора, окружающий Сарпедона в момент его победы. Они все еще сомневались, десантник же не должен сомневаться. Они увидели чудовище и решили, что библиарий действительно чудовище, не почувствовав величия истины.

Но Сарпедон знал, он не монстр, а Император и Дорн следят за каждым его шагом. Он понял, что значит жить с клеймом скверны, когда поглотил плоть убитого Теллосом рогатого гиганта, помнил каждую деталь своих ощущений — уродство, покрывающее тело, подобно слою грязи, ауру отвращения, которую изливала на него вся Вселенная. Проклятие мутанта — это нечто ужасное, всепоглощающее. Сарпедон не чувствовал ничего подобного. Сейчас в нем жила только божественная сила Архитектора Судеб, хлещущая через край, дающая новым паучьим конечностям и рукам небывалую мощь.

Сарпедон ударил одну из стоящих рядом пушек — когти оставили глубокие царапины на поверхности древнего металла. Он вскарабкался по стене и поднимался все выше — до тех пор, пока не оказался вниз головой на потолке, наблюдая, как тенистые глубины оружейной палубы проносятся под ним.

Его боевые братья не сомневались в нем. С момента жестокого взлета Сарпедона он не видел даже признака Раскола. Многие менялись. Гивриллиан с его новыми глазами, Теллос с его странно изменившейся кожей и обостренными чувствами. Каждый день люди получали новый дар. У Заэна на спине вырос ряд прочных острых чешуи и пара верхних рук, пальцы руки сержанта Рэвуса стали такими длинными и сильными, что он мог обращаться со своим боевым топором так, словно тот весил не больше перочинного ножика.

Сарпедон отцепился от потолка и упал, расставив ноги, чтобы смягчить удар, пробив дыры в ржавом металле.

Мутант? Нет, его новая форма, изменения у его братьев — это дары Императора, знаки того, что они ушли еще дальше от неразумной массы остального человечества, что они стали отличными от нее не только духовно, но и физически. Скорее всего слабовольные обитатели Империума примут их за отвратительных монстров, чем лишний раз докажут свое врожденное слабоумие.

В покоях на корме «Сломанного хребта» технодесантники перевозили мертвые банки памяти сектора Индиго к поглотителю информации, который соорудили в куполе сенсориума яхты. Если там осталось хоть что-нибудь, они выяснят, почему та мерзость столь страстно хотела захватить контроль над их новым домом.

У этого места не было имени. Полный абсурд — у любой планеты есть имя, пусть только ряд цифр, которым навикогитаторы обозначали их на карте. И вот ничего, каждое поле в данных, выплеснувшихся на экран, оказалось пустым. Расположение, изображение и все. Но от них было мало толку, поскольку мир скрывался за толстым слоем облаков, под клубящейся, беспрестанно вращающейся серо-белой мантией, заключившей планету в свои объятия от полюса до полюса. Молочная яркость изображения отбрасывала острозубые тени на стены каюты капитана яхты, которую превратили в покои Сарпедона.

— Я не понимаю, что вообще привлекло ваше внимание, — произнес магистр, сидя на бедрах своих новых черных ног.

Технодесантник Солан подключил голографического сервитора, и изображение на экране поблекло, сменившись визуальным воплощением базы данных с сектора Индиго. Информация даже на вид казалась разрозненной, искаженной, как будто изрезанной сеткой шрамов, испорченной до такой степени, что не подлежала даже частичному восстановлению.

— Банки памяти, к которым обращался дух машины, находились в ужасном состоянии, — принялся объяснять Солан. — Инфекция полностью разрушила систему. Платы были чуть ли не жидкими, когда мы открыли корпус.

— То есть там остались данные только об этом мире. Почему?

Техник снова включил сервитора, и на экране замерцала навигационная карта сектора Индиго. Солан, как и все технодесантники, отвечал за поддержание в боевом порядке оружия и исполнял инженерные обязанности на поле боя, но, в отличие от собратьев, его страстью был сложный и почти магический мир информации, ее получения и сохранения. Временные банки памяти располагались в его рюкзаке и плечевых лезвиях, а на конце серворуки поблескивал похожий на шприц зонд для сбора данных.

— Это собственная навигационная система сектора Индиго, — объяснил Солан, подсветив часть карты красным. — Она была передана на мостики по крайней мере восьми кораблей, входящих в состав «Сломанного хребта». Особенно стоит отметить грузовой корабль повышенной вместимости и инопланетный звездолет, сейчас находящийся в карантине. Скорее всего контроль над их перемещением позволял «Скитальцу» передвигаться с достаточной степенью эффективности.

— Стало быть, дело в контроле? Та тварь овладела бы кораблем и отправилась на эту таинственную планету?

Солан кивнул:

— Таково наше заключение.

— Очень хорошо. Прекрасная работа, технодесантник. — Сарпедон посмотрел еще на одну фигуру, сейчас полускрытую тенями, отбрасываемыми голопроекцией. — А мы знаем, что это было?

Капеллан Иктинос, как обычно сверкая начищенными черными доспехами, возник из темноты.

— Это был демон, — ответил он невозмутимо. — Вы сказали, что почувствовали его разум. Знакомую ненависть, командор. Это был не чужой и не мерзость, созданная руками человека. Это был прислужник врага.

Демон. Пехотинец варпа, слуга темных богов Хаоса, жуткой реальности, ужаса. В борьбе с этим злом погиб Император, когда Воитель Хорус напал на Терру. Хаос, развративший сердца слабых примархов, породивший легионы омерзительных предателей.

Когда Сарпедон отвернулся от Империума, ему стало ясно, что в таком государстве Хаосу есть где развернуться. В нем все насквозь прогнило, мерзкие демоны варпа легко могли проникнуть в Галактику людей. Магистр видел в своих снах, как Испивающие Души сражаются с первобытным ужасом Хаоса и даже срывают покровы с Империума, стараясь лишить противника почвы для роста. Но оказалось, противник опередил их, пробравшись сюда, на «Сломанный хребет».

Мысль пришла незвано. Наконец-то Сарпедон нашел противника, с которым стоит сражаться.

Но было и еще что-то. Тонкий голосок, беспрестанно звенящий где-то в подсознании…

Ты уже видел это место. Видел в своих снах, чувствовал смрад его обитателя. Сорви покров облаков, и страшная кровоточащая планета, открывшаяся взору, покажется тебе такой же знакомой, как и собственное оружие.

— Оно направлялось в это место, верно? — спросил Сарпедон. — Демон хотел настроить систему навигации «Сломанного хребта» так, чтобы он отправился к этой планете.

— По крайней мере таков мой вывод. Библиарии соглашаются со мной. Остается вопрос: почему?

— Потому что это место зла, Иктинос. — Магистр перевел взгляд с молочной сферы безымянной планеты на безразличную шлем-маску капеллана. — Именно о нем говорил Изер. Там нам предстоит доказать, что мы достойны благословения бессмертного Императора. Я видел мрак, он ждет нас, и теперь у нас есть доказательства. Зло послало демона, чтобы привести на эту планету «Скитальца». Завершим его миссию. «Сломанный хребет» действительно отправится к этому миру, но командовать им будем мы.

— Я так понимаю, лорд Сарпедон, мне следует начать читать воинам литании готовности, — заметил Иктинос, как будто ожидал этой фразы.

— Разумеется, капеллан. Как только команда будет готова к переходу в варп, мы направимся туда, — указал Сарпедон на безымянный мир, и, хотя поверхность планеты скрывалась под непроницаемым слоем облаков, магистр обжигающе ясно видел кошмар, кипевший на его поверхности.

Существовало ли большее благословение для воина? Перед ним лежало абсолютное зло, его следовало сокрушить и уничтожить. Нечто, оскверненное не из-за предательства или жадности, но по своей сущности. Чистый, понятный грех.

Нечто, чему можно противостоять.

Нечто, что можно убить.

 

Глава девятая

Верхние слои атмосферы были жесткими и холодными, но даже здесь он чувствовал теплое биение нечестивой жизни, пульсирующей внизу. Изер знал, что если посмотрит вниз, то увидит ту же самую картину, которая сводила его с ума все последние месяцы, но не мог просто закрыть глаза и отказаться верить. Он пришел сюда не просто так, ибо все в этом мире происходит по воле Архитектора Судеб.

К горлу подкатила мерзкая тошнота, священник отправился в свободное падение. Он открыл глаза и увидел желтоватые берега облаков, разбегающиеся перед ним, а потом погрузился в разящую нечистотами грязную жижу. Она толстым липким слоем осела на коже, сдавила дыхание, словно больное легкое. Но Изер знал, на следующем слое будет еще хуже.

Как обычно, сначала раздались звуки. Завывание ветра и зловещее булькание гнилых облаков бормотанием включенной пилы разрезала клятва, изрыгаемая триллионами крохотных ртов. Священник попытался приготовиться, но ужас все равно подступил к горлу за секунду до удара.

Мухи. Почти твердая глыба жирных мух с полкилометра глубиной, гнусный черный хор паразитов. Они со всего размаха врезались в тело Изера, покрывая кожу оболочкой из толстого слоя запекшейся крови, залезали в нос и уши, набивались в рот и глазницы. Рев миллионов разрываемых тел наполнил разум священника, но он не останавливался, все глубже погружаясь в мушиную массу, дико молотя руками по окружающей сминающейся плоти.

Только и дальше не было успокоения. На секунду Изер даже взмолился, чтобы насекомые вернулись, чтобы живые существа поддерживали его, только бы не видеть. Но их скользкая хватка постепенно ослабела, человек проскальзывал все ниже и ниже, пока слой мух не истончился и на священника не обрушился, выжимая пот из тщедушного тела, тяжелый липкий воздух.

Он открыл глаза. Он должен был это сделать. Архитектор хотел, чтобы он все видел.

Изер знал, что на самом деле все будет выглядеть не так. Но чувства не обманывали. Его глазам постоянно представала колонна, раздирающая пурпурные небеса, цветок темного пламени высотой в милю. Жар, сочащийся из него, был влажным и тяжелым, он наблюдал за священником. Священник чувствовал холодный, невыносимо страшный, жестокий разум, горящий напротив него. Зло говорило с ним, насмехалось неслышными словами. Оно смеялось. Оно видело его, знало, насколько человек слаб и жалок.

Священник посмотрел вниз. Так хотел Архитектор.

Миллионы миллионов трупов кучами валялись на влажной бледной земле страдания. Изер знал: это все хорошие люди, мужчины и женщины, которых Архитектор хотел привести к свету. Эта мерзкая злобная тьма забрала их, поработила и убила всех, теперь живя за счет своих жертв, как хищник, питающийся падалью.

Они — топливо для огня. Эта тварь жила, поглощая святость и истину, и черное жаркое пламя лизало поверхность земли, превращая мертвецов в хрупкие кучки пепла. Ей были нужны порядочность, честность, чистота. Она жила, извращая праведность, превращая ее в нечто иное, в свою еду. Эти женщины и мужчины были последним шансом человечества, единственными, кто обладал достаточной силой, чтобы узреть истину воли Архитектора. Злая сила жрала их, угрожая проглотить всех в мире, пока ничего не останется.

Когда-нибудь придет черед Изера стать топливом для пламени тьмы.

Если только его не остановить. Таково было послание Архитектора. Именно поэтому Он показывал священнику все эти ужасы. Видение говорило не о настоящем, а о грядущем, когда восторжествует зло, а паства Архитектора будет лежать среди груд мертвых тел. Но будущее можно изменить, если только Изер и священные воины Императора смогут найти кошмар и убить его до того, как тот станет всепожирающим огнем.

Изера подхватила огромная невидимая рука, потащив его вверх, прочь от долины смерти, сквозь слой мух и грязные облака. Быстрее, дальше, в грубый холод космоса.

В последний момент перед его глазами всегда представала одна и та же картина: мир, который надо очистить. Бледный, покрытый облаками, похожий на огромную катаракту, он гнил на орбите раздутой, умирающей звезды, как будто адская планета заразила ее злом.

Потом все вокруг обволакивала тьма, и видение кончалось.

Изер рассказал Сарпедону о послании Императора в новом храме Дорна. В воздухе стоял тяжелый запах старого машинного масла и курящихся благовоний, под потолком металось эхо молитв.

— Такое же, как обычно?

— Нет. Более интенсивное, лорд Сарпедон, более реальное.

— Как будто ты стал ближе?

— Да. Да, именно так. Мы близко. Я чувствую это. — Изер держал «Боевые Катехизисы» во все еще трясущихся руках. Теперь он всегда носил шедевр Дениятоса с собой. В высоком нефе, выбранном под новый храм Дорна, голос священника казался тоненьким и слабым. Хотя Изер стал выглядеть чище и здоровее, было видно, что он всего лишь старый больной человек.

— Тебе страшно?

Старые слезящиеся глаза Изера оторвались от переплета книги.

— Лорд Сарпедон, это не имеет значения. Я сделаю то, что должен. И все мы.

Когда-то в нефе держали торпеды, готовые к загрузке в оружейные каналы боевого корабля. Они уже давно куда-то исчезли, оставив после себя огромную пирамидальную впадину, чья вершина скрывалась в тенях. Сюда с кораблей флота перенесли статуи героев Ордена, теперь они стояли по краям зала, яркие и огромные. В центре возвышалась мощная статуя примарха Рогала Дорна. Острие силового меча направлено вверх, боевого лезвия — вниз, символизируя мощь искусной силы Испивающих Души. Его благородное лицо с высокими скулами было обращено кверху, в сторону от тварей, копошащихся под его ногами и олицетворяющих создания Хаоса. За каменной статуей стояла кафедра из черного Дерева, где читали проповеди капелланы, с которой Изер говорил о новой истинной вере Испивающих Души. Сами капелланы получали наставления от священника, Дабы словами истины вдохновлять людей на подвиги.

— А витраж перестроят, как вы думаете? — неожиданно спросил Изер.

Сарпедон вспомнил бурю разбитого стекла. Потом осколки аккуратно собрали с пола Зала Послушников и перевезли на «Сломанный хребет» перед разрушением флота. Но магистр чувствовал, что будет как-то неуместно заново восстанавливать окно, словно вновь подчиняя Орден прихотям Империума. Теперь он остался позади, и каждый символ Испивающих Души нужно было изобрести заново, отражая обретенную свободу.

— Ремесленники делают новый. Я за этим пригляжу, когда мы вернемся.

— Вы окажетесь здесь, лорд Сарпедон, — сказал Изер, махнув рукой в сторону суровых статуй, окружающих зал.

Магистр улыбнулся:

— Надеюсь, они изобразят все шрамы. Не хотелось бы запомниться потомкам красавчиком.

— И ноги.

— Разумеется.

Тишина в соборе умиротворяла и успокаивала. Сарпедон просто не мог себе представить поток варпа, кипящий вокруг «Сломанного хребта». Уже несколько недель корабль Испивающих Души пронизывал ирреальное пространство, но в этот раз под контролем людей. Десантники соединили массивные варп-двигатели с навигационными когитаторами «Махарии Виктрикс» и еще полудюжиной относительно сохранившихся кораблей, внеся в них координаты неизвестной планеты из банков памяти «Беллерофонта». Через пару дней «Сломанный хребет» подойдет к цели на достаточное расстояние, чтобы начать предварительное сканирование.

— А вы, Сарпедон? — спросил Изер. — Что видели вы?

Магистр помедлил, вспоминая глубины видений, посетивших его в полудреме.

— Квиксиан Обскуру. Снова. И… что-то еще. Когда я уже взобрался на крепостную стену, когда опять не мог понять, за что же сражаюсь, за моей спиной появилось нечто странное. Не где-то в отдалении, нет. Как будто мне открылся новый слой реальности, который я до того не видел. Что-то огромное и черное, похожее на темное облако. Я чувствовал его голод. Я слышал, как оно смеется надо мной. Когда я сразил пришельцев, когда умер Каллис, Кэон взглянул на меня, но его слова потонули в хохоте, гремящем вокруг, в каждой клеточке мира.

Изер улыбнулся:

— И когда это произошло, вы увидели испорченный мир, похожий на человеческий глаз, пораженный катарактой.

— Да, отец.

— Это хорошо, лорд Сарпедон. Теперь вы знаете, к чему стремитесь. Как мало в мире счастливчиков, которые знают, для чего существуют. На свете живут миллиарды людей, потерянных, оступившихся, не видящих истины, не понимающих, как они могут послужить Императору лучше всего. Но вы — другой, мой лорд. Вы видели. Знаете, куда идти, узрели величие зла, которое надо уничтожить. Разве это не благословение, Сарпедон?

Магистр посмотрел на возвышающуюся статую Рогала Дорна. Скоро, когда батальоны сервов закончат работу над камнем, а ремесленники завершат резьбу, за ней появится новый памятник. Император, Архитектор Судеб, такой, каким Он представал в писаниях паствы Изера, такой, каким Он вырисовывался в мимолетных видениях, являвшихся десантникам. Лицо скрыто маской, плечи широкие, огромные золотые крылья распростерты за спиной. Это будет первое истинное изображение Императора, которого теперь чтили Испивающие Души.

Он будет смотреть на них пытливыми глазами, обвиняя за неудачи и гордясь успехами. Они никогда не забудут, что за ними наблюдает Император.

— Да, Изер, — ответил Сарпедон. — Благодать снизошла на меня. Такой шанс редко выпадает человеку. Но Император поставил перед нами непростую задачу. Я возьму с собой лучших бойцов, и, даже если мы победим, тебе придется проповедовать перед Орденом, самые бесстрашные воины которого полегли в борьбе со злом.

— Я посвятил свою жизнь служению Архитектору Судеб, Сарпедон. Я не владею оружием, но знаю, мне тоже придется сыграть свою роль.

Магистр встал, изогнув ноги. Они уже практически вылечились, опухоль вокруг суставов почти прошла. Он чувствовал, что может пронзить когтем скалу.

— Естественно, Изер. Но я был бы плохим командиром, если бы не верил своим подчиненным.

— Не беспокойтесь обо мне, командор. Орден стал моей паствой, я отдам за него сердце и душу, если понадобится.

Сарпедону неожиданно пришла в голову мысль, что статуя Дорна — это фантазия скульптора. Примарх — легенда, его деяния — полумиф, никто не знал, как он выглядел на самом деле. Но символа всегда достаточно. Дорн среди них, наблюдает за ними, судит их, и, когда наступит финал, он будет знать — лучшие люди на его стороне.

— Командор, и…

— Что, Изер?

— Убейте нескольких за меня.

На Коден Тертиусе лил дождь, мир Адептус Механикус, как обычно, перешел на режим полной изоляции. Трехслойные армапластиковые ставни закрыли окна просмотра и дверные проемы, а сенсориумы затянуло гладкими белыми оболочками, защищающими от буйства стихий. Кислотный серный дождь и ядерные грозы, окутавшие все вокруг, могли за секунду убить даже тех-ножреца, в котором уже не осталось ни капли живой плоти, поэтому каждый прибор на планете приходилось герметично запечатывать. Кислота проникала в любую щель, разъедала провода, в результате любая металлическая поверхность становилась источником смертельной опасности для лабораторий и заводов. Когда на поверхности Коден Тертиуса гремели бури, все производство останавливалось, а прислужники техножрецов отправлялись в хабитаты, запрятанные глубоко в скалах, размышлять над совершенством шедевра Омниссии.

Официально день самоанализа объявили еще с утра, но во многих уголках мира-кузницы продолжалась работа. Бодрствовали те, для кого желание разобрать самые священные тайны Вселенной перевешивало все. Пятеро из них собрались в лаборатории инженерного анализа Сасии Коралот.

На скамью, усыпанную частями сервитора, взобрался Коло Вайен — бледный подросток, кожа которого постоянно блестела от пленки липкого пота. Его нашли за пределами храма-лаборатории в отдаленном городе-улье. Поразительная способность вбирать и обрабатывать огромное количество информации позволила ему попасть на Коден Тертиус.

Рядом с Вайеном сидел Таллин, один из техногвар-дейцев-скитариев, которого отправили помощником инженера на радиаторные фабрики мира-кузницы, а он упорным трудом уже почти добился посвящения в техножрецы. Его кожа была сморщена, покрыта шрамами, ловкие руки, больше похожие на скрюченные лапы, сжимались от нетерпения.

— Ты видела его, Сасия? Ну, давай же, девочка, не тяни!

— Не все так просто, Таллин. Активация Копья может иметь непредсказуемые последствия. Мы не думали, что артефакт является источником такой колоссальной энергии.

— Есть способы изоляции, — раздался сухой мертвенный голос.

Это были первые слова, которые Эль'Хирн сказал за много месяцев. Он присоединился к группе уже в середине исследований, без предупреждения, никто ничего о нем не знал, и, хотя старик внушал остальным механикусам серьезные подозрения, они повисли в воздухе невысказанными вопросами.

— Ваша лаборатория оснащена электромагнитным карантинным полем, техножрица Коралот. Отсюда никакая энергия вырваться не может. — Старик повел рукой, обмотанной рваными полосами пестрой ткани, которая покрывала его с ног до головы.

— Вы очень наблюдательны, — заметила Коралот, как всегда подумав, что Эль'Хирн может оказаться кем угодно, даже шпионом магистров Коден Тертиуса. — Но я начинаю осознавать величие вещи, с которой мы имеем дело. Я приняла все меры предосторожности, какие только можно, но их явно будет недостаточно, если что-то пойдет не так или если этот артефакт окажется чем-то иным, не тем, чего мы ожидаем.

— О какой вообще энергии мы говорим? — спросил Гелентиан, уродливый ученый с чрезвычайно дряблой кожей, стоявший у стены лаборатории на имплантированных протезах, заменивших ему отсохшие ноги. — Эта вещь — бомба? Мина? Она может повредить нам или навеки закрыть вход в высшие ранги жречества? У нас слишком мало результатов, Коралот, а миновал уже год. Время утекает. — Он прошел курс специальных операций, в результате чего стал идеальным сосудом для обработки и хранения информации. Если Ваиен был еще слишком молод и неотесан, то калека — опытен и дисциплинирован. Коралот использовала его как архивиста группы, все их открытия хранились в его памяти. Информация была слишком изменчива, чтобы доверять ее банкам памяти.

— Гелентиан, — спросила Сасия, — ты когда-нибудь видел взрыв вихревой гранаты?

Группа замерла на секунду. Вихревые виды вооружения сняли с производства тысячу лет назад. Существовали теории, согласно которым их запретили еще до Темных Веков Технологии.

— Не видел, — ответил Таллин. — Зато я видел, когда мы поддерживали гвардию на Икаре Четыре. Там с титана Императора запустили всего лишь одну вихревую ракету. Больше не понадобилось. Подбили одного из этих огромных биотитанов тиранидов. Массивный черный взрыв, и ничего. Ничего на месте его головы.

— Чтобы убить одного биотитана тиранидов класса «Вермис», нужно семнадцать тысяч зарядов стандартной батареи титана, — отозвался Вайен, в его голосе почти проснулся ужас. — Двенадцать ракет адского удара. И один вихревой выстрел. Это то, что у нас на руках, жрица Коралот?

Она покачала головой:

— Вихревая граната или ракета создают одномоментный эффект провала реальности, зону нулевого пространства. Все внутри этой зоны разрывается и аннигилируется. Собственно, больше нам ничего не известно об этой технологии. С другой стороны, любая столь же неконтролируемая и недолговечная энергия, какой является взрыв, практически бесполезна.

— А, Коралот, мы начинаем понимать! — прошипел Эль Хирн. — Дело не в энергии. Дело в контроле.

Коралот вышла в центр лаборатории, где стояла обвитая медными полосами криокамера. Она положила палец на устройство для чтения дактилоскопических отпечатков, и крышка плавно открылась, выдохнув туман замороженного воздуха. Копье Души излучало легкий радиоактивный фон, поэтому приходилось принимать меры предосторожности, чтобы к их лаборатории не проявили излишнего внимания. Сасия надела термоперчатку, доходящую до локтя, и вытащила артефакт из контейнера. Группа изучала его уже целый год, видела не раз, но снова и снова их охватывал глубокий трепет при виде совершенства таинственного устройства.

Оно оказалось крайне эластичным, состояло из сплавов и высокоплотного керамитопластика, отличительных особенностей которого они не смогли найти ни в одной базе данных. Группа умудрилась снять несколько внешних секций Копья и напрямую подключить информационные зонды, теперь свисавшие с цилиндрического посоха, словно бескровные вены. Крохотные отверстия на рукоятке загорелись красным цветом, как только они начали работу, и до сих пор подмигивали, как будто протестуя против вмешательства.

— Мы думали, что это генодешифраторы, — сказала Коралот, указывая на горящие отверстия. — Но полагаю, это все же нечто другое. Скорее всего они измеряют не только генетическую информацию, но и химический баланс, кислотность, даже температуру.

— А ты пыталась их обойти? — спросил Таллин. — Обычно генодешифраторы замыкает от малейшей перегрузки. У нашего магистра был такой замок на шкафчике с винами, но он нас никогда не останавливал.

— Пыталась, — ответила Коралот. — Почти сработало. Но этой вещи не нравится, когда в нее пытаются проникнуть насильно. Структура схем меняется даже от простого взгляда. Копье перекрывало любые мой попытки пробиться к системам контроля. У меня нет мощности когитатора, чтобы опередить такую защиту. Я активировала артефакт на несколько десятых секунды, но это слишком мало, чтобы полностью снять данные.

— Ты говоришь так, будто эта штука живая, — заметил Гелентиан. Он явно был недоволен.

— Так и есть, ученый. Если у машины есть душа, а Омниссия учит нас именно этому, то у Копья Души она сильная и очень умная. — Коралот повернулась к Вайену, который нервно ходил по комнате, как всегда в присутствии таинственного механизма. — Вайен, мы не сможем взломать этот артефакт грубой силой. Нам надо его перехитрить. Поэтому я привела тебя. Ты знаешь, что надо делать?

Вайен молча закатал рукав простой туники и убрал искусственную левую руку. Под ней находился настоящий имплантат. В локоть мальчика было вживлено простое, но изящное нейробионическое приспособление, состоящее из двух длинных тонких тупых отростков. Сервомоторы слегка забормотали, когда оборудование содрогнулось и стало быстро нагреваться.

Коралот взяла большую клавиатуру с одной из скамей и соединила ее инфопорты с зондами, свисавшими с Копья Души. По голоэкрану, висевшему за клавиатурой, тут же побежали яркие зеленые строчки текста и чисел. Глаза Вайена пристально следили за ними, зрачки затуманились, когда сырая информация, генерируемая артефактом, полилась в его удивительный мозг.

— Готов? — спросила Сасия. Мальчик почти равнодушно кивнул, потоки цифр отражались в его сверкающих глазах. — Очень хорошо.

Коралот сложным движением свободной руки, в пальцы которой были вживлены контрольные штифты, активировала сдерживающее поле. Раздался глубокий гул, когда ожили кольца, встроенные в лабораторные стены, излучая паутину электромагнитных линий для сдерживания энергии Копья Души. Правда, все присугствующие знали: если что-то пойдет не так, их явно не хватит.

Манипуляторы толщиной с иголку выскользнули из кончиков пальцев Сасии, она начала работать с первым дешифратором, обходя защиту артефакта, чтобы сигнал активации пошел дальше, в лабиринт схем.

Как только Копье отразило попытку взлома, его поверхность стала изгибаться и меняться. Искусственная рука Вайена с огромной скоростью напечатала что-то на клавиатуре, развязав информационную войну с объектом изучения, — безмерно древняя археотехника против гениального человеческого мозга.

Первый дешифратор сдался, потом второй, Копье Души не успевало парировать удары. Оно собралось с силами, и схватка продолжилась со скоростью мысли, активационные команды Коралот прорвали третий барьер. Над сияющими наконечниками Копья затанцевали серебряные искры, а воздух стал густым.

Эль'Хирн медленно отходил назад, Гелентиан заносил данные на информационную панель, висящую у него на шее, а Таллин стоял, сложив руки на груди, словно вызывая Копье на бой.

Четвертый барьер защиты оказался покрепче, а энергия, мечущаяся по интерфейсу между Вайеном и артефактом, вырубила местные системы подачи электричества. Свет в лаборатории потускнел, заботливые серво-руки безжизненно повисли на стенах.

Рухнула пятая защита, и первый раз за тысячу лет Копье Души активировалось.

По всему Корден Тертиусу завыли сирены тревоги — Станции наблюдения купались в пульсирующем янтарном свете, а обслуживающий персонал был тут же переведен в состояние повышенной готовности. Каждый искусственньш мир постоянно находился под угрозой тотальной индустриальной катастрофы из-за величия сил, задействованных в производстве, и количества энергии, потребляемом планетой. Бдительность только усиливалась во время регулярных смертельных штормов.

Поначалу магистры предположили, что защита каким-то образом дала сбой и кислотный дождь разъел важные компоненты электрической сети или молния ударила где-то в стороне от башен заземления, попав в важную контрольную систему. Первые поспешные диагностические ритуалы показали огромный выброс энергии на экваторе, в зоне исследовательской и теоретической инженерии, находящейся под управлением архимагоса Хоботова.

Привели в действие ближайший гарнизон техногвардейцев, торопливо собрали спасательно-карательную экспедицию. В истории Коден Тертиуса не раз случались индустриальные катастрофы и редкие потери живого состава рабочих и даже техножрецов, причем довольно часто они происходили не из-за случайности, а из-за халатности или откровенного саботажа. Сектор окружили, техногвардейцы заняли оборонительную позицию вокруг источника возмущений, не позволяя выйти из зоны аномалии никому, пока не будут получены хоть какие-то ответы.

Они спешили по улицам-туннелям, по гигантским подъемным мостам, протянутым над безднами генераторов, пока четыреста человек не окружили лабораторию техножрицы Сасии Коралот.

Когда Сасия пришла в сознание, то тут же увидела лабораторный стол, разрезанный надвое, его края расплавились, стекая обжигающими каплями. Оборудование, находящееся в комнате, явно не выдержало перегрузки, и все вокруг заволокло едким черным дымом.

Одну стену полностью забрызгал черный охладитель, фонтаном бьющий из рассеченной гидравлической линии. Он смешивался с кровью, сочащейся из тел членов ее группы, разбросанных по комнате.

— Таллин? Кто-нибудь?

Коралот потеряла сознание максимум на пару секунд, но за это время лаборатория успела превратиться в руины. Сасия попыталась встать на ноги, но боль оказалась слишком сильной. Кости одной руки превратились в труху от ужасающих вибраций, когда Копье Души пыталось вырваться из объятий защитного поля. Техножрица закашлялась и попыталась осмотреться в чаду горящего пластика.

Гелентиан, похоже, умер мгновенно. В его груди зияла чистая круглая дыра. Вайен продержался подольше, руку и плечо парня срезало начисто, когда Копье принялось дико раскачиваться в руках Коралот после сбоя электромагнитного поля. По всей лаборатории были разбросаны обрубки столов, оборудования, куски стен.

— Эй, девочка! — окрикнул ее Таллин. Оставшись в душе солдатом, он сразу же рухнул на пол, как только артефакт заработал, и тем самым спас себе жизнь. — Кажется, наш эксперимент оказался даже слишком удачным?

— Омниссия нас спаси… — прохрипела Коралот, с содроганием глядя на однобокий труп Вайена. — Ты видел это?

Оно было… великолепным. Два одинаковых лезвия чистой тьмы, два разрыва реальности вырастали с обоих концов Копья. Как и подозревала Сасия, артефакт генерировал вихревое поле, как вихревая граната или ракета, но он мог поддерживать его целостность, вместо того чтобы испепелять все вокруг в едином взрыве. Если только им удастся понять внутреннее устройство Копья… Только подумать о тех чудесных открытиях, которые их ждут…

— Возможно, со временем, — раздался зловещий шипящий голос. — Но сейчас, техножрица Коралот, у нас не столь возвышенные цели. Нам нужно бежать.

Эль'Хирн поймал ее за неповрежденную руку и потянул на пол с удивительной для старика силой.

— Техногвардейцы уже идут сюда. Если они выяснят, что вы работали не одна, то Хоботову станут известны наши истинные намерения. Вы понимаете, этого не должно случиться.

Таллин поднялся на ноги.

— Куда нам идти? Они нас уже окружили.

— Есть места, — заверил его Эль'Хирн. — Я уже некоторое время живу на этой планете и знаю множество темных закоулков, где может спрятаться беглец.

— Не просто спрятаться, — встряла Коралот, ее лицо побледнело и блестело от пота из-за ужасной боли. — Нам нужно закончить исследование. Мы знаем, что может делать Копье. Мы все эти годы искали это, именно поэтому я собрала здесь вас, Вайена и Гелентиана. Мы услышали подлинное слово Омниссии и должны предложить жертву в обмен.

Эль'Хирн направился к выходу из лаборатории.

— Да, должны. Омниссия тоже явился мне под маской Инженера Времени и рассказал все те вещи, в которые вы верите. И я знаю, он потребует доказательств преданности, прежде чем допустить нас к истине. Мы предложим ему Копье Души, но сначала нам надо выжить.

Эль'Хирн взял артефакт и повел уцелевших из лаборатории. В коридоре стоял гулкий топот сапог приближающихся техногвардейцев. Старик откинул панель на стене, обнажив шелестящую пустоту шахты охлаждения, и молча скрылся во тьме. Таллин последовал за ним. Коралот, едва не падая в обморок от боли, но полная решимости продержаться до конца, замыкала шествие.

Если они смогут найти подходящее убежище, если смогут выжить, то сумеют завершить задачу, которую доверил Сасии Коралот Инженер Времени, явившийся ей в снах и рассказавший истину. Он объяснил ей, насколько бездумными и закоснелыми стали Адептус Механикус, не видя целой вселенной сложнейшей технологии, которая только и ждет под покровом реальности, умоляя какой-нибудь открытый разум найти ее. Когда Сасии дали Копье Души, ее решимость только укрепилась, она поняла, что ей надо сделать.

Она предложит Копье Души Инженеру Времени и увидит истину сама.

Поначалу сенсоры принялись выдавать странную, противоречивую информацию. Неизвестная планета обращалась по дальней орбите вокруг почти мертвой звезды и тем не менее была теплой и кишела жизнью, ярко сиявшей на биосканерах даже на максимальном расстоянии. Атмосфера оказалась теоретически пригодной для человека, но практически — по всем параметрам токсичной. То, что в воздухе присутствовал кислород, само по себе было аномалией, так как поверхность планеты оказалась сплошным океаном, где изредка попадались разрозненные архипелаги и цепочки островов. Там не росли растения, у этого мира отсутствовали легкие. Чем ближе подходил «Сломанный хребет», тем яснее становилось, что на планете есть процветающая цивилизация, только вот полчища живых организмов к ней не принадлежат. На датчиках периодически появлялись незначительные всплески искусственной энергии, отсутствовали какие-либо коммуникационные связи, а две или три орбитальные установки, вращавшиеся вокруг странного мира, выглядели холодными, древними и заброшенными.

«Сломанный хребет» уже приблизился на максимальное расстояние и теперь ежесекундно подвергался риску обнаружения. Испивающие Души обратились к магистру за решением.

— На планете нет достаточного количества суши для посадки, я уж не говорю о мерах безопасности приприземлении. — Варук, технодесантник, который наблюдал за сканерами множества сенсорных игл, усеивавших корпуса «Сломанного хребта», указал на несколько островков, светившихся на гигантской голопроекции неизвестной планеты. Сигналы сенсоров смогли проникнутьсквозь необычайно толстый облачный слой и создать картину поверхности, лишенную бледного савана. — Вот это самые большие острова, но они вулканического происхождения, причем активные, так что просто взорвутся под весом корабля.

Самые способные командиры собрались в зале для аудиенций на борту яхты, которая превратилась в покои Сарпедона и командный центр. Большинство из них, например нахмурившийся Грэвус или вездесущий Гивриллиан, были с новым магистром еще со звездного форта. Они делом заслужили его доверие, он знал их сильные стороны. Присутствовали и несколько других, из тех, кто признал верховенство Сарпедона после победы над Горголеоном. С ними бывший библиарий сражался бок о бок еще до инцидента с Копьем Души.

Сарпедон восседал на троне, некогда принадлежавшем аристократу, хозяину этих покоев.

— Приземление на «Сломанном хребте», собственно, и не рассматривалось, — заметил он. — Как насчет «Громовых ястребов»? Или посадочных челноков?

— Их нельзя будет использовать для прямого удара по врагу, командор, — ответил Варук. От изображения планеты оторвался крупный кусок, показав собравшимся архипелаг, цепь вулканических островов, разбросанных по океану. Изображение периодически затуманивалось из-за облаков интерференции. — Либрариум считает, что вот здесь находится источник психических эманации, — пояснил техник. — Если мы намереваемся сразить врага, захватившего планету, то нам надо добраться до этого сектора.

Сарпедон понял это еще до того, как Варук показал на острова. Да, именно там горел черный огонь.

— Но, к сожалению, атмосфера в этом месте наиболее нестабильна, — продолжал десантник. — Видите, сигналы сканеров едва проходят сквозь нее. Там постоянные штормы, слишком густой облачный покров, он почти непроницаем для сигналов из тропосферы. Похоже, какой-то полужидкий слой. «Громовые ястребы» будут летать практически под водой.

— Тогда придется приземлиться где-нибудь в другом месте, — резюмировал Сарпедон. — Есть идеи?

Неожиданно поднялся сержант Люко, широко улыбаясь:

— Командор, мне кажется, у меня есть ответ на ваш вопрос. Атмосфера становится более терпимой чуть дальше, особенно вот тут. — Изображение переключилось на бледные островки. — Вам уже докладывали, что на планете когда-то существовала цивилизация, возможно даже человеческая. Эти острова, похоже, были одним из ее центров.

— Если тут жили люди, осталось ли от них что-нибудь? А если осталось, на кого они сейчас похожи? — мрачно осведомился Грэвус.

Сарпедон заметил, как он сжимает и разжимает свои неестественно длинные сильные пальцы.

— Об этом я как-то не особо задумывался, сержант, — невозмутимо ответил Люко. — Меня заинтересовало, что местные жители оставили после себя.

Сигнал сканеров в этом месте был более четким, поэтому изображение смогли увеличить. Появились контуры, грубые узлы базальта, холодные рябые потоки лавы. Люко выбрал участок береговой линии второго по величине острова и резко усилил изображение. Перед десантниками предстала большая естественная гавань.

— Командор, у нас нет логической структуры этой планеты. «Громовые ястребы» не смогут просто остановиться в воздухе над океаном, если у них кончится горючее. Но те, кто жил в этом мире до того, как он подпал под влияние темных сил, имели свои собственные средства сообщения. Вот.

Теперь они увидели их. Три корабля, большие и мрачные, необычайно уродливые, построенные скорее с расчетом на стабильность и прочность, чем на скорость. Они вполне годились для перевозки грузов или войск.

— Похоже, на островах находились какие-то важные поселения, — продолжал Люко, — но все постройки сейчас явно находятся в руках не тех, кто их построил. Мы точно ничего не узнаем, пока не подлетим поближе, но корабли выглядят относительно целыми.

— Значит, поплывем, — улыбнулся Сарпедон. — Хорошая работа, Люко. Поверь мне, это одна из самых нестандартных тактических операций, о которых мне доводилось слышать.

— Значит, мы высадимся на планету, полностью захваченную врагом, — подал голос Дрео с другой стороны зала. — Вокруг океан, никакой поддержки… А что потом?

Сарпедон испепелил его взглядом:

— Это не имеет значения, сержант. Если даже ни какого «потом» не будет, мы должны добраться туда всеми возможными способами. Я отказался от выбора, когда стал руководствоваться волей Императора. — Он повернулся к Варуку. — Можно оснастить морские корабли двигателями с «Громовых ястребов» и получить преимущество в скорости. Это осуществимо?

— Мы можем взять с собой несколько сервов для выполнения этой задачи, только в такой атмосфере они долго не протянут. Но сделать можно.

— Хорошо. Варук, Люко, мне понадобится полная тактическая исповедь через восемь часов. Продумайте детали, а мы пойдем дальше. Мне нужны более полные данные по архипелагу и полный отчет по зоне высадки. Разойдитесь, братья.

Либрариум Ордена был таким же старым, как и сам Орден, во многих отношениях даже старше, так как происходил от конклава библиариев легиона Имперских Кулаков еще времен Рогала Дорна. Каждый послушник с телепатическими способностями проходил здесь суровую проверку. Те, кто выдерживал ее, в дальнейшем обучались не только на тренировочных базах космодесантников, но и тут. Новичков учили контролировать свои силы; овладение собственным разумом походило скорее на искусство, а не на дисциплину. Судьба провалившихся не имела значения, ибо срыв задания в Ордене всегда означал смерть. Это было крайне суровое испытание, о котором никогда не говорили, но никто не забывал. Послушник становился на колени перед тремя библиариями и держал свои разум закрытым под жесточайшей телепатической атакой. Сарпедон сам прошел этот процесс, правда, в его случае результат получился несколько неожиданным. Вместо простой блокировки разума он установил связь, соткал сложную паутину образов и посеял страх среди самих библиариев. Каждый послушник, проходивший испытание, поступал по-своему. Кто-то отбрасывал своих мучителей прочь, кто-то выстраивал непробиваемую стену защиты. Многие сжигали себя пирокинезом, болью блокируя прощупывание. Такие послушники потом просыпались в инкубаторе синтеплоти под аплодисменты библиариев, радующихся их успеху.

В мирное время библиарии становились независимыми советчиками магистра Ордена, и именно поэтому Сарпедон приказал им создать модель угрозы, ожидающей десантников на безымянной планете. После революции, произошедшей в Ордене, в живых остались только семнадцать телепатов, исключая самого Сарпедона, и сейчас они целыми днями пребывали в медитации, зондируя психический поток, бурлящий под облаками, обремененными бурей.

Там царствовал кошмар. Библиарии Экар умер, его глаза вытекли трясущимся желе, а внутренние органы разорвались, когда он шестым чувством псайкера всмотрелся в кипящую массу безумия. Других преследовали отвратительные кошмары, страшные сны о пурпурно-черных штормах огня и каньонах, заваленных трупами. Прозондировав тьму, они смогли найти ее источник — большую гору в цепочке коралловых островов архипелага. Там, внизу, было что-то горящее злобой, качающееся на волнах жизни. Телепаты не смогли определить его форму или оценить степень силы. Сказали только, что оно достаточно сильно, чтобы подчинить планету своей воле, а его власть распространяется от самых верхних слоев атмосферы до глубин океанических впадин и каждое живое существо в этом мире или лишилось разума, или порабощено.

Уже почти перед высадкой Тирендиан погрузил сознание в грохочущую, воющую стену безумия глубже, чем осмеливался кто-либо, за исключением Экара, рискуя разумом в надежде, что им удастся выяснить хоть какую-нибудь мелочь о противнике.

Он услышал их, рев миллионов тварей, собравшихся на черных коралловых утесах. Они пели, пели имя существа: Ве'Мет.

Где-то там за полускрытым горизонтом притаился Ве'Мет, невероятно жестокий, безжалостный демон, сеющий скверну. Командор Сарпедон рассказал им о его страшной сущности и о желании Архитектора предать это создание мечу. Но все десантники и так чувствовали пульсацию чистого зла, биение невыносимого ужаса за обшивкой «Громовых ястребов», пристально наблюдающего за ними. Уже несколько месяцев он врывался в их сны.

Брат Заэн увидел безымянную планету сквозь иллюминатор, когда корабль нырнул вниз, к темным волнам. Небо было пурпурно-серого цвета, похожее на старый синяк, — тяжелый, гнетущий покров дождевых облаков. Внизу кипело море, заостренные волны разбивались о разбросанные черные скалы, а боевой корабль летел, ревя, на полной скорости к острову, к своей цели.

За свою короткую карьеру Испивающего Души Заэн уже не раз участвовал в десанте. Но в этой операции все было по-другому. Обычно они всегда располагали хоть какой-нибудь информацией о своем враге, просто кто он — нечестивые орды орков, удерживающие нефтеперерабатывающие заводы на ледяных мысах Гирикса, раскольники, захватившие фабрики на Ахиллее XII. Сейчас же они знали только имя и чувствовали ужас, который внушал им противник.

Воздух водоворотом кружился за кормой «Громового ястреба». Заэн инстинктивно проверил датчики жизнеобеспечения, отражающиеся на кристальном щитке шлема. Он мог дышать воздухом планеты, но легкие скоро наполнились бы слизью, а глаза начали вытекать уже через полтора часа — поэтому правила всегда предписывали ношение доспехов и шлема.

Земля приблизилась, и неожиданно из расщелин острова возник вулканический пик, похожий на сломанный зуб. За камни цеплялись полуразрушенные руины, сгнившие в едком воздухе. Когда-то эти здания излучали величие, но теперь от них остались только разлагающиеся скелеты цивилизации.

Последняя проверка печатей на топливном цилиндре огнемета. Последнее слово, сказанное шепотом всевидящему Императору и бдительному Дорну, чья кровь текла в жилах Испивающих Души.

Подразделение Люко шло первым. Заэн занимал позицию, где его огнемет мог подарить десантникам драгоценную секунду, если им вдруг встретится неожиданная опасность. В прошлый раз, когда они высаживались у реки Собачья Голова, два ксеноса умерли в потоке пламени огнемета, прежде чем подразделение Люко успело развернуться.

Боялся ли он? Нет. Что обыкновенные люди считали страхом, для космодесантника становилось состоянием повышенной восприимчивости, позволявшей действовать стремительнее, думать быстрее, ударять сильнее. Так писал Дениятос, ибо космодесантнику страх неведом.

Внизу промчались острые как бритвы скалы, когда они свернули к берегу, серо-черной полосе, пронизанной жилками кварца. «Громовой ястреб» накренился на один бок и, сделав широкий поворот, пошел на снижение, стремительно теряя скорость, и перевалил через хребет.

Полоса приземления оказалась широкой чашей разбитого камня недалеко от гавани, но на значительном Расстоянии от ближайших руин. Испивающим Души надо было зачистить зону, прежде чем «Громовые ястребы» смогут приземлиться, поэтому корабли зависли, а десантникам пришлось совершать высадку прямо с воздуха. Вой двигателей стал тише, когда челноки достигли высоты четырех метров, уровня выброса. Заэн прыгнул.

Десантники еще были в воздухе, когда он приземлился так, как делал это множество раз до того: прокатившись по земле, встал на одно колено, огнемет наготове, голова крутится в поисках движения. Секунду или две он держал площадку один, пока девять воинов из подразделения Люко не опустились рядом. Сержант завис в воздухе, на его руках мелькнули отсветы когтей-молний, неприятно похожие на костяные крылья.

— Подразделение Люко, высадка прошла успешно, контактов нет, — услышал Заэн доклад сержанта командору.

Прозвучал сигнал подтверждения, и Люко поднял руку, приказывая идти за ним.

Омытый бурями остров казался мертвым. Заэн не видел никакого движения, за исключением десантников и летящих «Громовых ястребов». Вокруг раздавался только шум океана, топот ботинок, да громко стучало его двойное сердце.

Подразделение Люко перебежками направилось к гавани, осторожно ступая по острым камням. Бухта находилась в странной выемке, похожей на огромный укус, отхвативший полскалы, а океан вдали отражал мрачную серость неба. Вулканический пик маячил где-то на границе зрения, жалкие руины зигзагом рассекали темную скалу. Все вокруг было покрыто каплями воды, мерцавшими в слабом свете.

— Движение! — раздался в наушниках голос брата Грива. — Северо-северо-восток!

Спустя секунду Заэн заметил нечто бледное, тонкое и стремительное посреди скал впереди него. Он знал, что подразделения Грэвуса и Дрео высадятся на некотором расстоянии от них, создавая единую линию защиты. Отряд Люко оказался в центре. Двадцать секунд без прикрытия, пока не прибудет подкрепление.

— Парни, первая кровь! — заорал Люко.

Грив выстрелил на движение, но промахнулся. Грянули очереди из трех болтеров. Нечто тонкое, похожее на человека, согнулось от боли, а следующим выстрелом ему оторвало руку.

Подразделение Люко попадет в летописи Ордена. Они первые пролили кровь на безымянной планете. Заэн знал, что командир сейчас гордится собой и своими подчиненными, и тоже радовался. У него просто руки чесались испробовать на комнибудь свое оружие.

— Командор, это отряд Люко. Контакт, повторяю, контакт.

Заэн оглянулся и увидел, как сам лорд Сарпедон высаживается вместе с Гивриллианом во главе командного подразделения. Он был просто великолепен: сильные когтистые ноги быстро переступают по камням, болтер изрыгает пули в сторону фигур, несущихся к десантникам.

Наконец-то они как следует разглядели противника. Гуманоиды, чем-то похожие на людей, если не обращать внимания на шаркающую, дерганую походку да язык, вываленный изо рта во всю длину. Люко скользнул под прикрытие скального выступа и выстрелил из пистолета, встроенного в правую перчатку с когтями-молниями. Отряд последовал за ним.

— Стреляйте точнее, парни, берегите патроны, они нам еще понадобятся! — крикнул он. — Огонь!

Врагов стало больше, уже дюжина добежала до глубоких скальных борозд, где нашли укрытие десантники. Глаза аборигенов напоминали широкие слезящиеся тарелки, а по коже струились кровь и гной.

Вот что случилось с людьми, когда-то называвшими эту планету домом. Возможно, они были гордыми, благородными, пока не пришел Ве'Мет. Теперь прошли поколения, и влияние демона лишило их разума, превратив в дегенератов с отвисшей челюстью, в каннибалов, сжимающих в руках дубины из человеческих костей и заостренные куски кремния.

Болтеры выстрелили, и дюжина нападавших повалилась на землю, их мягкая, легкая от постоянного голода плоть разлетелась. Заэн услышал крики боли и гнева, доносящиеся сквозь грохот орудий. Прикрываясь трупами собратьев, еще больше нежити полилось из трещин в земле: двадцать, пятьдесят, сотня.

— Держитесь, братья, ближе ко мне! — крикнул Люко, перекрывая бормотание гуманоидов и рявканье болтеров.

Твари уже находились на расстоянии полудюжины шагов, карабкаясь по мертвым, вереща от гнева. Их зубы скрежетали, а глаза влажно сверкали яростью, которую вызвали пришельцы, вторгшиеся на их планету.

Люко перепрыгнул через гребень скалы, и три врага пали мертвыми еще до того, как он приземлился, рассеченные на толстые кровавые ленты ударом молниевых когтей. Еще один взмах разорвал подбежавшего гуманоида на куски импульсом силового поля. Вой стал криком, а создания — стеной землистой плоти, набегающей над Люко приливами изломанных тел.

Но затем рядом с ним оказался брат Заэн, и сержант, весь в потеках водянистой крови, позволил ему сделать свою работу.

Огнеметчику понадобилась доля секунды, чтобы оценить расстояние и плотность мишени. Близко, скученно. Идеально. Огонек на сопле огнемета голодно мерцал, а Заэн беззвучно вознес молитву бдительному примарху и мягко надавил на спусковой крючок рукой в защитной перчатке.

Бело-голубой конус пламени прошил ближайшие тела столь же уверенно, как пуля, превратив пять или шесть несчастных недолюдей в пепел, заметавшиеся конечности ярко блистали в море пламени. Те, кто стоял в отдалении, пострадали еще больше. Их объял покров разъедающей кожу горящей нефтехимии, превращая жителей планеты в кричащие, пылающие скелеты, дергающиеся в ужасающих конвульсиях, прежде чем умереть.

Те, кто выжил, получили страшные ожоги и в панике побежали, вопя от боли. Подразделение Люко полностью разбило неприятеля. Сержант преследовал отступающих врагов, вонзая в них сияющие когти-молнии. Заэн омыл землю огнем, превращая нескольких выживших в горящий пепел, растворяя плоть павших.

— Отряд, ко мне, перегруппировка! — последовал приказ Люко, и солдаты побежали к сержанту по липким, еще тлеющим останкам каннибалов.

Силовое поле вокруг его когтей мерцало, сжигая повисшие на лезвиях куски костей и мускулов. Заэн шел впереди, готовый ответить на любую хитрость врага взрывом огня.

Он услышал треск болтеров, когда убегающие твари попали в огневую зону другого подразделения. Блеснула вспышка — молния псайкера окутала убегающие тела, разорвав их на куски. Это библиарий Тирендиан присоединил свою ментальную силу к огню боевых братьев. Заэн знал, слуги демона не вернутся после того, как столь много их собратьев полегло под белым зноем его огнемета, под быстрыми, неумолимыми когтями Люко и массированным огнем остальных Испивающих Души.

Они испили первой крови. Хорошее предзнаменование, одно из лучших, оно говорило, что Испивающие Души встретят противника лицом к лицу. Правда, эти каннибалы вообще не походили на серьезных врагов. Один взгляд на фиолетовое небо и смертоносный грязный океан обещал, что впереди их ждет одно из самых-страшных испытаний, которое может выпасть на долю человека.

Заэн мог не выжить. Но ему было все равно. Умереть, уничтожая такое зло, — это само по себе победа. Как бы ни повернулась судьба, его имя все равно останется в легендах, вместе с именами других братьев, тех, кто принимал участие в первой настоящей битве единственного свободного Ордена Галактики.

Он проверил уровень нефтехимии в огнемете. Почти норма, оружие только слегка прочистило горло. Скоро им понадобится каждая капля горючего.

Сарпедон взобрался на вершину скалы, наблюдая, как патрульные отряды уничтожают сопротивляющихся тварей массированным огнем. Штурмовые подразделения берегли боеприпасы и использовали холодное оружие. Теллос, легко заметный даже на большом расстоянии благодаря обнаженному бледному телу, использовал противников для оттачивания сложной техники боя с двумя мечами, которую нашел в древних записях архива Ордена.

Сарпедон был доволен. Конечно, это сложно назвать битвой, но десантники ответили на удар с такой точностью и дисциплинированностью, которые порадовали бы сердце любого магистра Ордена. Подразделение Люко столкнулось с самым большим количеством врагов, а Грэвус попал в окружение, но в каждом случае противник быстро получил суровый отпор.

Это произошло три дня назад, за это время Сарпедон приказал выставить патрули и не церемониться с островитянами. Он знал, что для поддержания в войсках постоянной боевой готовности надо перемежать отдых с работой, нельзя позволить людям расслабиться, когда впереди их ждет неизвестная, но явная опасность. Испивающие Души шли на войну с неведомым врагом, который скорее всего в прямом смысле слова будет контролировать поле боя, если верить словам библиариев. Разумеется, десантники уже сталкивались с подобной ситуацией, их специально обучали сражаться в подобных обстоятельствах, но неопределенность всегда умножает опасность стократно. Если Испивающие Души не справятся с этой ситуацией, то с ней не справится никто.

Он видел три корабля в гавани, озаряемые потоками искр. Сервы-рабочие устанавливали двигатели «Громовых ястребов» на их корпуса. Суда были сделаны из поразительно легкого дерева, обитого стальными полосами, годы причинили им на удивление мало вреда. Паруса давно разложились под гнойным ветром, поэтому Испивающие Души с легким сердцем срубили мачты, чтобы силуэты кораблей не сильно выступали над линией горизонта. Судя по технике, когда-то на этой планете существовала развитая цивилизация, пока Ве'Мет не принес сюда зло.

Технодесантник Варук руководил установкой двигателей. Под его бдительным присмотром силовые установки «Громовых ястребов» превратились в водные реактивные агрегаты, позволявшие кораблям развивать огромную скорость. Спускаемые аппараты, четыре из которых разобрали на детали, стояли на продуваемых ветрами скалах, прикованные к камням тяжелыми цепями.

Сарпедон привез с собой четыреста Испивающих Души, половину оставшихся воинов Ордена. Существовала вероятность, что ни один из них не вернется Домой, и все это прекрасно понимали. На глади океана они будут уязвимы, да они уязвимы даже сейчас, просто потому, что темная сила, которую Испивающие Души пришли уничтожить, уже знает об их присутствии. И если все пойдет нормально, им, по всей видимости, придется атаковать хорошо защищенную и укрепленную позицию, защищаемую фанатиками и демонами. К тому же никто не знал, смогут ли десантники вернуться на «Сломанный хребет», даже если операция на земле завершится успехом.

Но это ничего не значило. Испивающие Души в долгу перед Императором. Архитектор Судеб показал им истину и теперь требовал доказательства того, что они достойны стать Его божественными воинами. Если им придется умереть, они умрут. Десантники боялись погибнуть, не сумев выполнить цель своей жизни, не убив отродье Хаоса. Но причина, по которой они прибыли на безымянную планету, превышала все, о чем только могут мечтать слабовольные имперские прислужники.

Над гаванью пронесся низкий хриплый рокот, когда сервы запустили двигатели. Уже через несколько часов Испивающие Души отправятся к логову Ве'Мета.

Сарпедон спустился по каменистому хребту, чтобы проследить за погрузкой десантников на корабли. Скоро они уйдут с острова, оставив группу сервов-рабочих, присматривающих за «Громовыми ястребами», и двести трупов недолюдей.

 

Глава десятая

Представьте себе человека. Теперь представьте его без кожи. Мускулы влажно поблескивают на открытом воздухе, собранные в пучки мясистой розовой ткани. Извиваются вены, корчатся, как змеи, артерии. Множество светящихся черно-голубых глаз усеивают верхнюю часть лица. Вместо рта вообразите яму, заполненную дюжиной жвал, раскрывающихся, словно лепестки хищного цветка.

Вбейте кусок изрытого оспинами металла с заостренным концом в костистую культю руки, чтобы человек обращался с ним как с мечом.

Наденьте на него доспехи, но не из железа, а из клубков мощных мышц, наросших на его собственные. Тело становится массивным и широкоплечим, из рубчатых сухожилий выступают шипы. Слепите этот органический панцирь с хрящевым воротником и костяными перчатками. Пусть человек оставляет следы запекшейся крови там, где проходит, а из каждой его поры сочится чистая серая жидкость.

Гелентий Ворп знал, как он выглядит. Он наслаждался этим. Его кожистое сердце с семью клапанами почти всегда замирало при мысли о том, что даже самые могущественные вожди Мафусаила-41 дрожали бы при его приближении.

Народы внешних холмов его родной планеты так и не покорились, хотя Имперская Гвардия беспрестанно сражалась с ними оружием, а Галактические Миссионеры — верой. Они жили, добывали оружие и средства пропитания, грабя имперские поселения и посты рядом с перерабатывающими фабриками, видели в этом доказательство своей мужественности. Наездники обрушивались как гром, разили как молния и никогда не щадили павших врагов.

Хорошая жизнь. Гелентий Ворп гордился своим народом. Он вырос на берегах азотной реки, его привязали к седлу лошади, когда мальчик еще не умел ходить. Он попробовал человеческую кровь, когда сосал молоко матери, а первую голову срубил, когда мог на пальцах подсчитать количество прожитых лет.

Стоя на берегу из обломанных черных кораллов, Ворп в очередной раз задал себе вопрос: любил бы он по-прежнему ту жизнь на Мафусаиле-41, если бы знал, что скрывается под слоем реальности желто-зеленого неба бескрайних долин? Нет. Совершенно точно — нет. Рядом с его шатром из шкуры грокса красовались тысячи голов, нанизанных на колья, но они не смогли удовлетворить его страсть к унижению слабых, к власти, к раболепию подданных. Когда Ве'Мет пришел в его мир, Гелентий познал так много, увидел столько чудес, что просто забыл о равнинах родной планеты.

Правда, вернуться домой он все равно не мог, даже если бы захотел. После своего визита на Мафусаил-41 Ве'Мет оставил от него одни руины, истекающие ядами, враждебные всему живому. Гелентий подумал, что тогда повелитель создал прекрасный мир, правда, самому Ворпу он не слишком понравился. Новая планета после захвата, по крайней мере, осталась относительно холодной. Единственный мир, на котором мог жить и Ве'Мет, и армия его последователей. Гелентий был одним из самых лучших учеников принца-демона, он вел чумные отряды в отдаленные районы космоса и безрассудно грабил храбрых космических торговцев. Когда-нибудь он тоже станет демоном, возьмет себе планету и построит свой собственный мир, убивая, пока вокруг него не умрут даже звезды.

От размышлений Ворпа отвлек посланник, высохшее переплетение жил и хлопающей кожи, кособоко подпрыгивающее по пляжу, направляясь к воину Хаоса. В отдалении Гелентий увидел рабов, возводящих острые баррикады из коралла и укрепления, а сгорбленные легионы Ве'Мета маршировали под мелодию диссонирующего визга, издаваемого штурмовыми зверями, следующими за ними по пятам. Демоны — желтоватая влажная кожа, уродливая варп-плоть, слабо светящаяся в сумерках, — взбирались на волнистые пики кораллов и камня, оскверняя каждый сантиметр, к которому прикасались. Каждое живое создание в этом мире было деформировано, истощено болезнью, изорвано мутациями. Повсюду конечности обрывались костяными культями, кожа слетала пригоршнями, скелеты искривлены непомерным ростом, а рты искажены безумием.

А по ту сторону пляжа рокотал океан. Там, в глубине, изнывали от боли огромные сумасшедшие создания, только ждущие знака повелителя, чтобы подняться на поверхность. Стаи злобных тварей плавали вокруг них, откусывая кусочки их плоти, смеясь над их агонией. Планета кишела жизнью, и вся она стала оружием Ве'Мета.

Прекрасный мир, шедевр Хаоса.

— Гелентий Ворп, обрати на нас внимание, — прошипел посланник. — Наш повелитель будет говорить с тобой.

Хотя он уже давно состоял на службе, — годы? века? — Ворп редко удостаивался аудиенции самого принца-демона. Лорд Ве'Мет избирал для встречи только тех, кто изумил его или, наоборот, крайне разочаровал. Первых ждала награда, вторых — участь столь ужасная, что ее не могли вообразить даже самые верные его последователи.

— Тебе ведом страх, Гелентий Ворп? — надменно спросил посланник.

— Нет, тварь. Я ничего не боюсь. Я служу моему повелителю и еще никогда его не подводил.

Создание улыбнулось, хотя об этом было трудно судить с уверенностью из-за обвисшей кожи и гниющего лица, и с шумом удалилось, хлопая складками шкуры.

Демоны. Они презирали смертных. Не важно. Когда-нибудь Ворп сам станет частью Хаоса и будет играть с младшими демонами, как ему вздумается. Ве'Мет иногда причинял боль просто ради забавы, особенно рабам, пригнанным с разграбленных кораблей, и Гелентий сам будет делать так же, когда придет время.

Он направился к крепости лорда, выросшей на мертвом коралле, похожем на массивный черный камень. Цитадель походила на пустулу, увенчанную кратером, со вздрагивающих боков которого, пузырясь, сочился водянистый гной. Ворп чувствовал, как осколки кораллов впиваются в обнаженные подошвы ног, и гордился тем, что может принимать боль как благо.

Он шел по угорьям, через ворота, похожие на огромную рану, во внутренние покои дворца Ве'Мета, где полы были устланы полуживыми телами изможденных, зараженных чумой рабов, а на стенах каплями пота выступала желчь. Вверх по мучительно изогнутым лестничным пролетам, в залы, где стояли воины, сверкающие пластинами металла, вбитыми в их покрытые гнойными нарывами тела, через просверленные коридоры, увешанные клювами и лезвиями, пронизывающими воображаемых врагов, дальше, по обзорной галерее, где виднелись грязные облака, чьи тени неслись по комнате, минуя стонущие кучи пораженных болезнью рабов, разочаровавших своего повелителя, в зал для аудиенций принца-демона Ве'Мета.

— Ворп. Хорошо, — раздался голос, женский, жесткий и четкий. Потом он сменился глубоким небрежным мужским баритоном: — Этот мир уже не такой скучный, будет добрая охота.

Зал представлял собой огромный абсцесс под переполненной гноем вершиной крепости-опухоли. В нем стояло восемьсот человеческих тел, мужских и женских, всех размеров и форм, одетых в лохмотья, или пышные наряды, или в жесткие космические скафандры. Но все лица были отмечены печатью болезни, ясно видимой на одутловатой коже. Странные люди, все как один, развернулись в сторону Ворпа.

— Нечто чистое и неоскверненное пришло в наш мир, мой избранник, — произнесло еще одно тело. Каждое предложение вырывалось из другого рта. — Неосвященные! Незапятнанные! Четыре сотни, Ворп, и сейчас они бороздят волны моего мира, надеясь найти меня и уничтожить.

Гелентий улыбнулся, если это было можно назвать Улыбкой.

— Вас нельзя уничтожить, лорд Ве'Мет.

Все, обласканные благосклонностью принца-демона, знали это. Принц получил благословение от бога чумы — форму, наиболее благоприятную для тех, кто чтит мор и разложение. Он стал разумным вирусом, колонией трудолюбивых микробов, которые проникали в избранных носителей и разлагали их чувства, пока полностью не подчиняли себе. Восемьсот тел Ве'Мета, соединенные вместе инфекционным разумом-колонией принца, были разрушительным центром безымянного мира, началом крестового похода скверны, которая однажды вырвется с этой планеты, вонзившись прямо в мягкое брюхо Вселенной.

Восемьсот ртов Ве'Мета осклабились:

— Разрушение, Ворп? Какая примитивная, грубая, хлопотная вещь! Мы боимся разрушения? Принадлежит ли тебе по праву рождения та плоть, что сейчас висит на твоем скелете? Нет, я полагаю. Тебя разрушили, Ворп. Меня тоже, миллионы раз, пока я взбирался по лестнице благосклонности Папаши Нургла.

Нет, я думаю о том, что эти чистенькие десантники смогут сделать для грядущего! Потенциал, созданный мною, Ворп, — это пронизанное гноем разлагающееся будущее! А они хотят сделать нас ничем, лишить нас силы, соскоблить с нашего прекрасного мира грязь и сделать его еще одной ничего не значащей каплей ничтожности! Разрушение, Ворп? Это ничто. Мы выживем. Но вот ничтожность… Ее надо опасаться.

Шестнадцать сотен глаз засверкали от гнева. Ве'Мет никогда не признавался в слабостях, тем более в страхе. Но Гелентий Ворп, воин бога чумы, тоже боялся. Они с принцем-демоном прошли огромный путь, следуя за лордом Нурглом от звезды к звезде, возглавляя один из его боевых отрядов, в конце концов достигнув совершенства этого мира, слепленного волей Ве'Мета, великолепия семени, которое прорастет империей изобилия и разложения. Они были так близки к своей цели, но враг, фанатичный и смертоносный, мог разрушить все их планы.

— Чего вы хотите от меня, лорд Ве'Мет?

Принц помедлил, восемьсот голов, казалось, обдумывают вопрос.

— А, что делать? Ты не только солдат, Гелентий Ворп, я вырастил тебя, сделал своей правой рукой. Если враги собьются с пути, они умрут, мои океаны поглотят их. Но если они доберутся до этого места, то станут нападать на нас до последнего чистого духом бойца. Поэтому я даю тебе, Гелентий Ворп, задание отправить армию на берег и отразить нападение непорочных. В твоем распоряжении теперь самые оскверненные из поклоняющихся мне и создания моего гения. Ну и рабы, если ты, конечно, сможешь извлечь из них хоть какой-то толк.

Гелентий Ворп почувствовал, как личинки в его кишках закорчились от гордости. Только подумать, сам принц-демон лично избрал его для выполнения такой задачи! Он командовал кораблями, под завязку забитыми демонами, отправляясь грабить глупых торговцев, подошедших достаточно близко к их миру, но всегда желал возглавить настоящую армию на поле боя, сразиться с достойным противником. Теперь его мечта исполнилась — на пороге крепости, пред ликом самого Ве'Мета!

— Лорд Ве'Мет, это самая досадная честь, которую…

— Не разочаруй меня, Гелентий Ворп, генерал Хаоса. — В этот раз голос принца-демона стал жестким и твердым. — Твое наказание не доставит мне ровным счетом никакого удовольствия. Только лишняя трата энергии. А теперь уходи. Приготовься к обороне.

Восемьсот спин разом повернулись к нему. Ве'Мет не любил подобные аудиенции, и потому они всегда были короткими. Ворп развернулся и покинул зал, неожиданно почувствовав на своей спине взгляд шестнадцати сотен глаз.

— Ворп? Разве я не смраден? Разве я не молниеносная боль Папаши Нургла, его радостной скверны? — спросили восемьсот голосов.

— Да, мой принц. Как всегда.

Когда-нибудь, думал Ворп, идя по залам, на стенах которых застыли потеки сукровицы и гноя, он примерит мантию демона в ордах священного похода Ве'Мета, а эта планета расцветет раковой опухолью империи, разносящей гниение среди звезд.

Но для начала должны умереть чужаки. Мускулы сомкнулись вокруг рукояти изломанного меча, а черви обвили кости позвоночника в предвкушении. Когда-то он гордился тем, что командует дюжиной всадников, атакуя жалкие форты галактических миссий. Теперь под его хлыстом будут извиваться демонические отродья, а десять тысяч мерзких рабов будут разбивать головы о камни по его прихоти. Они убьют тех, кто хочет разрушить его мир своей чистотой.

Ворп неожиданно понял, что жаждет увидеть пришельцев на этом берегу, услышать их жалобные крики, когда он погонит их в море.

Туман перекатывался вокруг, словно обладая разумом. Сарпедон взгромоздился на бак, вонзив когти в твердое, как железо, дерево, лезвие носа корабля рассекало волны перед ним. Двигатели пульсировали под палубой, устремляя корабль вперед со скоростью, которая устраивала даже придирчивых технодесантников.

Чем дальше они продвигались, тем грязнее делался воздух. Постепенно дышать становилось все труднее, Сарпедон был уверен: они приближаются к источнику болезни планеты. Каждый десантник носил шлем, а у сервов-рабочих уже появились язвы на теле, как ни старались они прикрываться и не выходить наверх. Небеса стали непроницаемым потолком желто-серых облаков, даже когда уходил туман, а на волнах плесенью цвела пена. Рыбы с гигантским количеством плавников и огромными ртами пиявок прицепились к борту, а титанические тени скользили в глубине на расстоянии.

Безымянная планета боролась с ними. Каждый раз, когда впередсмотрящий видел сушу, ее заволакивал предательский туман, будто знал, что они здесь, и специально ослеплял Испивающих Души. Определить верный курс было практически невозможно, не в последнюю очередь из-за того, что, как и ожидалось, связь со «Сломанным хребтом» пропала. За навигацию отвечал Тирендиан, идущий на втором корабле, сейчас еле видном в тумане. Он забил целую каюту распечатками данных орбитальных сканеров, усеянных сделанными от руки пометками. Космодесантники надеялись, что Сарпедон и Тирендиан смогут проложить курс, используя свои телепатические способности, но угрожающая тьма пламени горела столь мощно, что библиарии побоялись отравить свой разум.

Вторым кораблем командовал капитан Каррайдин — уважаемый военачальник, который полностью и безоговорочно перешел на сторону Сарпедона в самый разгар междоусобной войны после смерти Горголеона. Рядом с ним находился капеллан Иктинос вместе с несколькими тактическими отрядами и парочкой сервов-рабочих. Корабль Каррайдина окрестили «Ультимой», в память о сражении на планете Ультима Махарии.

На корабле Сарпедона, «Адском лезвии», названном в честь перевала Адского Лезвия, где Орден долго держал оборону, разместился командный отряд под предводительством Гивриллиана и около сотни космодесантников. Третье судно, держащееся в кильватере первых двух, перешло под контроль сержанта Грэвуса. На его борту находились штурмовики во главе с Теллосом. Сарпедон долго не решался поставить бывшего сержанта на командование. Тот так сильно изменился, как телом, так и разумом, что любой другой человек посчитал бы его ненадежным. Но воодушевление Теллоса будто подстегивало других братьев, они чувствовали какую-то неправильность, если сержант не сражался рядом с ними, а два его руколезвия не взметывались над головой врага. Все знали: когда корабль Грэвуса достигнет берега, Теллос сойдет с него первым.

Сержант хотел дать кораблю имя «Квиксиан Обскура», но Сарпедон решил иначе. Он нарек его «Лаконией», посчитав добрым предзнаменованием назвать корабль в честь первой подлинной победы Испивающих Души.

Четыреста десантников, втиснутых на три корабля. Три стрелы, устремленные в сердце скверны? Возможно. Три загона со скотом, плывущим на бойню? Определенно. Они никогда еще не были более беззащитными. Не важно, что усиленная мускулатура и измененные нервные окончания делали десантников прекрасными пловцами. Для любого десантника, упавшего в воду этой планеты, счет шел на минуты, и это при условии, если он успевал выбраться из доспеха, который тяжелой глыбой тащил его ко дну. Тонущий корабль всех утянет за собой.

Какое-то огромное и неразумное существо маячило прямо рядом с «Ультимой». Его плоть была серой и резиновой на вид, Сарпедону даже показалось, что он видит огромные бледные глаза, уставившиеся на него сквозь опухоли волн. В тумане иногда мелькали какие-то создания, громко хлопающие крыльями, и магистр подумал, насколько же изменилась жизнь на этой планете, чтобы дышать в таком воздухе. Внутренний респираторный имплантат у всех десантников уже покрылся налетом. Когда они вернутся на «Сломанный хребет», апотекариям придется изрядно повозиться, меняя пред-легочные фильтры.

Если они вообще вернутся.

Но это не имело значения, если им удастся вырезать раковую опухоль Ве'Мета или покрыть себя славой, пытаясь сделать это.

Загрохотал болтер. Одно из летающих созданий содрогнулось и упало в море, крики агонии поглотили громыхание волн и треск корабельного дерева. Сарпедон оглянулся и увидел, что сержант Дрео стоит с оружием на изготовку, а вокруг него собрались десантники, настороженно осматривающие небо в поисках целей. В Ордене любили эту игру. Любой воин, сбивавший мишень до сержанта, освобождался на целый день от обязанностей по кораблю, проводя его в размышлениях или копаясь в архиве. С тех пор как сержантом стал Дрео, это случилось лишь дважды, и то двадцать лет назад.

Он был отличным стрелком, одним из лучших в Ордене. Сейчас Дрео подбил создание, которое другие даже не успели заметить. Но мужество, а не зоркий глаз делали сержанта надежным офицером, и именно мужество поможет им выиграть битву.

Сарпедон от нечего делать наблюдал за своими братьями. Неожиданно сержант стал пристально вглядываться в море. Он снял шлем, подставив голову ударам загрязненного воздуха, и, прищурившись, высматривал что-то в тумане.

Зажглась руна предупреждения, в наушниках затрещал голос:

— Командор, я что-то вижу.

— Дрео, а поподробнее. Корабль?

— Ну, назвав это кораблем, я несколько погрешу против истины.

— Вот, брат. Видишь?

Заэн вглядывался с кормы «Ультимы» в темноту, туда, куда указывал Келдин. Не было ничего видно, кроме размытого пятна далеко в черно-коричневой, мгле, вздымающегося и опускающегося вместе с набухающими волнами. Объект находился примерно в пятистах метрах от корабля и приближался.

— Точно. Вижу.

Остальные воины подразделения Люко уже высыпали на корму, хотя руны тревоги замигали в их шлемах секунду назад. Сержант сложил лезвия своих энергетических когтей и теперь заряжал болтер, зафиксированный на рукаве доспеха. Брат Грив вытащил ракетомет, который взяли с собой штурмовики. Испивающие Души вообще-то редко пользовались тяжелыми видами оружия, предпочитая быстроту и внезапность, но даже самые гордые командиры признавали его полезность.

— Грив, стреляй, как только они окажутся в досягаемости. Целься пониже, — сказал Люко.

Десантник занял позицию на самом краю кормы, под ними бурлили волны. На палубу вышло еще несколько подразделений, проверяя оружие и на скорую руку собирая из оборудования баррикады. Капитан Каррайдин, поражающий взгляд своим доспехом терминатора, одним из немногих находящихся в распоряжении Ордена, гордо возвышался посреди палубы, наблюдая, как десантники под его командованием быстро настраиваются на битву и совершают необходимые ритуалы.

Вражеский корабль подошел уже достаточно близко. Это было странное раздутое судно, на вид просто не предназначенное для воды. Расколотые мачты высовывались из палубы, словно обломки сгнивших зубов, а вокруг корпуса клубилась слоистая тьма, как будто следующая за кораблем. Заэн решил, что, должно быть, помехи влияют на автосенсоры шлема, но потом действительно услышал низкое мрачное жужжание и понял, что это мириады насекомых роятся над палубой врага, как над разлагающимся трупом.

От огнемета на таком расстоянии толка не будет.

— Возьми мое оружие, — сказал Грив, заряжающий ракетную установку, передав болтер Заэну.

— Благодарю, брат, — ответил тот, приняв его.

— Не забудь вернуть, Заэн. И за пули я с тебя спрошу.

В наушниках десантников раздался скрипящий голос:

— Всем подразделениям! Это Грэвус! Мы заметили еще один вражеский корабль.

— Принято, Грэвус, — пришел ответ Каррайдина. — Мы займемся своим. Вы разбирайтесь с вашим.

— Вы слышали командира, — сказал Люко, кивнув Гриву. — Давай подорви их.

Тот взвалил на плечо ракетную установку и выстрелил.

Ракета пронеслась над волнами и врезалась в борт корабля, над ватерлинией расцвел шар огня. Враг уже подошел достаточно близко, и было видно, как из пробоины полилась какая-то полужидкая масса с комками.

— Троном Терры… — прошептал Келдин.

Груз? Балласт?

Нет. Личинки.

Вражеский корабль наклонился вперед, как будто оскорбленный атакой. Ответный огонь вырвался с носа — большой калибр, однако маленькая скорость. Выстрелы вспенили воду перед кормой, несколько попало в корпус. Но «Ультима» была сделана из прочного материала.

— Сержант Люко, расстояние до цели? — раздался голос Каррайдина.

— Через тридцать секунд войдет в зону поражения болтеров.

— Хорошо. Поверю на слово.

— Разумеется, сэр.

Грив зарядил еще одну ракету, поднял установку на плечо, нацелившись в точку чуть ниже носа.

В десантника и еще нескольких воинов из подразделения Люко метнулась черная тень. Слишком поздно Заэн понял, что это не тень, а крылья какого-то огромного пикирующего существа, ударившегося о палубу Оно заверещало, когда разряды болтеров стали рвать ему брюхо, а костистая голова начала лихорадочно наносить удары, ища клювом Грива.

Заэн бросил болтер, вырвал огнемет из футляра на спине и пустил поток огня в зверя, услышав, как тварь взвыла от боли. Мелькнула ослепительная вспышка, когда когти-молнии срезали ей голову. Еще один летун нацелился на нос корабля, но пули болтеров разорвали его в клочья, в то время как десантники, оказавшиеся под первым ударом, быстро выкинули первую тушу за борт.

В воздухе показались мухи, небо потемнело от бури маленьких черных тел. Вражеский корабль подобрался поближе, и Заэн даже не удивился, увидев, что на корпусе у него висят гирлянды изрубленных трупов. Огромное судно походило на брюхо какого-то гигантского насекомого, расщепленные доски еле держались под напором разбухшей белесой массы личинок, извергающихся сквозь пробоину в море и пеной оседающих на волнах. На палубе показались странные бестелесные фигуры, словно ужас корабля высосал из них всю реальность. Они не стоили внимания, понял Заэн, они не угрожали десантникам. Сам корабль был врагом, переполненным скверной: доски покрыты пятнами плесени, как кожура гнилого фрукта, отрубленные конечности и высохшие головы прибиты к корпусу.

Противник вошел в зону поражения.

— Огонь! — закричал Люко, и болтеры десантников, как один, выплюнули очереди пуль, вырывая целые куски из вражеского корабля. Заряды разносили палубу на части, в щепки раскалывали дерево, срывая покровы, сбивая мачты, словно трухлявые дубы. Отдаленно напоминающие гуманоидов фигуры скорчились и упали. Огромный разрез открылся в стене мух, словно темное облако унесло вдаль ветром.

За то время, которое понадобилось воину, чтобы положить огнемет и схватить болтер Грива, брат Заэн сумел лучше рассмотреть личинки и желчь, потоком бьющую из пробоины. На экране горели десятки предупреждающих рун — уровень вредоносности атмосферы зашкаливал: смертельные токсины, инфекционные реагенты, — но все отступало перед концентрированной мерзостью, бурлящей внутри корабля.

Грив выпустил еще одну ракету и на этот раз попал ниже ватерлинии. Корабль стал набирать воду и заваливаться на нос.

Из новой пробоины в корпусе что-то выскочило. Не конечность, не щупальце, но нечто одновременно суставчатое и гибкое, уродливого серого цвета, со слюнявым ртом миноги, усеянным присосками. Из тела твари вырвалась псевдоподия, и раздался громкий, слышный даже за массированным огнем треск, когда она врезалась в корпус «Ультимы».

— Проклятие, что это за дрянь?! — заорал Келдин.

— Мне наплевать, но я хочу, чтобы она сдохла, — ответил Люко.

Десантник из подразделения ветеранов Каррайдина подскочил к борту и выпустил испепеляющий заряд из мелтагана прямо в резиновую плоть извивающейся конечности.

Но монстр уже зацепился за «Ультиму» и теперь подтаскивал свое тело еще ближе. От него исходил такой смрад, что он проник сквозь фильтры шлема Заэна, а зловоние гниющей плоти и экскрементов донеслось даже сквозь автосенсоры. Какое существо могло выжить запертым в гниющем трюме корабля, валяясь в личинках и грязи?

Только отродье Хаоса. У великого врага было множество лиц, и это одно из них — омерзительное, изувеченное, неразумное и разрушительное. Их звали тварями Хаоса, они постоянно мутировали, безмозглые машины убийства. Вполне логично, что для одной из них этот уродливый мир стал домом.

Заэн присоединился к своим братьям, посылая пули в борт вражеского корабля, надеясь, что разрывает тем самым тело монстра. Ответный огонь был слабым, большинство из команды гуманоидов или уже умерли, или лежали на палубе из-за сильной болтанки, когда корабль стал приближаться к «Ультиме». Главную угрозу представлял зверь.

Пальбу разорвал вопль разрываемого дерева. Целый борт вражеского судна откололся, и оттуда что-то вывалилось, раздутое и омерзительное, его текущая кожа пузырилась, постоянно образовывая все новые и новые формы. Жуткий спазм, сорвав палубу, окончательно выбросил отвратительную массу из корабля навстречу десантникам.

Оно было огромным, размером с космический посадочный челнок. По совершенно невозможной траектории ужас обрушился на «Ультиму» сверху. Два подразделения попали под удар огромной туши. Кого-то размазало по палубе, кто-то сумел при помощи боевых братьев выбраться. Остальные прилипли, но смогли вытащить болтеры и разрядить магазины в нависающую плоть.

Тварь содрогнулась от боли, из ее нутра вырвалось нечто, напоминающее щупальца, и отбросило десантников в сторону. Заэн увернулся от летящих во все стороны тел и ошметков щупалец, подбежал к незащищенному боку зверя и выпустил струю пламени прямо в сверкающую кожу.

Он увидел, как сверкнули когти Люко и на палубу упало обугленное щупальце толщиной с человека. Он увидел, как Каррайдин, в своих доспехах терминатора больше напоминающий танк, ударил силовым кулаком в спускающуюся сферу плоти, превратив ее в смявшийся гнойник. Он увидел, как десантники выстроились в боевую линию и посылают рой обжигающих пуль, глубоко вонзающихся в тело отродья, как палуба пропитывается чем-то влажным и коричневым, отдаленно похожим на кровь. Он видел закованного в черную броню капеллана Иктиноса и силу, фонтаном хлещущую с крозиуса, погруженного в тело врага.

Плоть залила раны, тварь снова стала меняться, из ее боков неожиданно выросли костяные рога, один из которых вонзился в бедро Келдина.

— Пришпильте тварь! Зафиксируйте ее хоть как-нибудь! — раздался еле слышный за грохотом боя крик Каррайдина, а по его массивному пурпурному доспеху било месиво зубастых щупалец.

Пули погружались в чудовище, заряды энергетических ружей все глубже проникали в его бок, и Заэн понял, что существо не чувствует боли или страха, вообще ничего, его нельзя заставить отступить. Оно будет всасывать пули, пока не погибнет последний десантник, а затем совьет гнездо в трюме «Ультимы», пока не подберется к еще одной жертве. Келдин закричал, когда плоть мутанта потекла вокруг него и засосала в брюхо монстра.

Иногда глупый враг — самый опасный из всех.

Зверь сбил с ног и выбросил за борт половину подразделения Ворца, когда «Ультиму» сильно завертело. Огнемет Заэна и плазмаган Каррайдина срезали еще один слой кожи твари, но кишки, вырвавшиеся изнутри, быстро залатали рану. Сервы-рабочие, которым разрешалось участвовать в битве только в самых крайних случаях, выбирались из трюма с энергетическими ключами и ломами, приготовившись умереть вместе со своими хозяевами.

Испивающим Души придется убить это создание. Пока оно не сделало с ними то же самое.

Варук метался по трюму, крича на десантников, которые старались развернуть «Адское лезвие», чтобы помочь «Ультиме» огнем. Сарпедон слышал его с палубы, но гораздо больше его занимали раздающиеся в наушниках крики Каррайдина и Люко, пытавшихся остановить отродье Хаоса. Он видел россыпь выстрелов, пульсацию энергетических разрядов и колоссальную аморфную массу, уже поглотившую полкорабля.

— Начинаем разворот, командор, — доложил запыхавшийся Варук, когда нос «Адского лезвия» стал разворачиваться по направлению к раненой «Ультиме».

— Хорошо. Подойдите на половину зоны поражения болтеров. Не хочу, чтобы эта дрянь утащила нас за собой. И обеспечьте резерв из десяти человек. Они будут вытаскивать упавших в воду. — Сарпедон переключил канал. — Дрео?

— Командор?

— Ты в боевой бригаде. На палубе будет просто ад, но цель большая. Постарайтесь стрелять в основную массу, надо, чтобы оно истекло кровью.

— Принято, командор. Убьем ее во славу Трона.

— Да, убейте тварь во славу Трона, сержант.

Сарпедон снова переключился на частоты «Ультимы». Иктинос распевал молитвы, поддерживая боевой дух своих братьев. Каррайдин сражался в первых рядах, но большинство воинов из его подразделения уже погибли, и только доспехи терминатора до сих пор хранили капитана от смерти. Люко стоял рядом с монстром, его люди отстреливали конечности чудовища. Даже сквозь статические помехи Сарпедон слышал, как когти-молнии рассекают плоть отродья Хаоса и ревет огнемет. Издалека до магистра доносился мучительный скрип разваливающегося корпуса «Ультимы».

— Сарпедон — Грэвусу. «Адское лезвие» идет на помощь «Ультиме». Что у вас происходит?

— Один корабль, быстро приближается, — ответил грубый голос сержанта. — На борту куча солдат, тяжеловооруженных. Мы собираемся атаковать и готовимся к абордажу.

— Короче говоря, ситуация прекрасная.

— Лучше не бывало, командор. Конец связи.

Сержант Грэвус покрепче обхватил рукоятку силового топора измененной рукой и переключился на частоту подразделения:

— Парни, они идут! Не будем же мы просто сидеть и ждать! Следуйте за мной! Возьмем их на абордаж!

Штурмовики одобрительно закричали хриплыми от гнилого воздуха голосами. Испивающие Души прославились своими абордажными операциями в космосе. Пока противник проводил сложные манипуляции, сближаясь с их кораблем, они защищались, а потом неожиданно начинали атаковать, сбивая с толку нападавших и вламываясь на вражеский корабль. В принципе сейчас их не ждало ничего нового — узкие пространства, страшный враг и смерть любому, кому не посчастливится оказаться за бортом.

Корабль Хаоса выплыл из тумана, и десантники поняли, что это вообще не корабль, а морской монстр, огромная акула около ста пятидесяти метров длиной, колоссальный живой труп с темной серо-голубой кожеи, изрытой шрамами и отметинами от укусов, с крохотными слепыми глазками, затянутыми катарактой, и огромным ртом, переполненным зубами, больше похожими на мечи. На животе и груди рыбы плоть была содрана, ребра зияли коричневыми обручами, а внутри, на палубе из рассеченных органов, стояли ударные части Хаоса. Массивный хвост акулы вертелся, гоня ее по волнам в сторону «Лаконии».

Войска противника сияли черной броней, в руках они держали угрожающего вида секиры и алебарды, на боках поблескивали мечи. Тела бойцов были сильно деформированы, а лица закрыты масками, как будто спасая Вселенную от уродства. Они выглядели бы как отсталые дикари из какого-нибудь порочного феодального мира, если бы предводители этой отвратительной ватаги не держали в руках силовые топоры, болезненным ореолом освещавшие все вокруг. Грэвус насчитал около сотни воинов, изготовившихся к абордажу в брюхе рыбы-корабля.

Кто-то выстрелил в сторону «Лаконии» из пистолета. Несколько пуль ударилось в силовые доспехи Испивающих Души, но никто не обратил на них внимания. Сто тридцать десантников готовились принять удар врага и отразить его.

Грэвус заметил, как Теллос склонился над водой, первый в линии, вызывая на бой паразитов Хаоса. Его обнаженное тело сверкало. Каким-то образом, несмотря на отсутствие доспехов, он казался смертоноснее любого десантника благодаря решимости в глазах, шокирующей бледности кожи и остроте лезвий, заменивших ему потерянные руки.

Сближение. Грэвус уже видел полчища клещей, снующих в глазницах акулы, и полосы из стали и кости, вставленные в ее ободранные розовые десны. Рыба резко развернулась, показав «Лаконии» свой бок. Воины в ее брюхе обхватили ребра, наклоняясь вперед, готовые уцепиться за борт корабля крючьями алебард и подтянуть его к себе, чтобы запрыгнуть на палубу. Совсем близко.

— Огонь! — закричал Грэвус, и сто болтеров одновременно выплюнули свой смертоносный груз.

Выяснилось, что бойцы Хаоса защищены лучше, чем казалось на первый взгляд. Скорее всего их болевой порог значительно превышал человеческий, а шкуры спасали от пуль лучше любого железа. Около полудюжины все-таки упали, а еще двоих в клочки разорвало зарядами плазмагана.

Теллос первым сорвался с «Лаконии», впрочем, все этого ожидали. Сержант огромным прыжком покрыл расстояние между двумя кораблями, приземлившись, закрутился, тут же отрубил голову огромному воину, оказавшемуся рядом, и срезал руку другому. Он скалился, но не от злобы, а от радости. Теллос всегда любил хорошую схватку. По крайней мере это в нем осталось прежним.

За несколько секунд, пока он в одиночку дрался с командой акульего корабля, около двенадцати врагов отправились к своему хозяину. Теллос разваливал их на части, пронзал животы, рубил головы или просто проталкивал сквозь грудную клетку акулы в воду. Лезвия были продолжениями его тела, он бился в неимоверно быстром, молниеносном стиле, удар, парирующий атаку одного противника, продолжаясь, срезал голову другому. Воины Хаоса с трудом пробивались сквозь завалы мертвых тел и тут же попадали под очередной взмах смертоносных рук.

Акула врезалась в борт «Лаконии», твердое дерево корабля расплескало плоть с ее бока.

— Вперед! — закричал Грэвус и перепрыгнул через борт.

Штурмовики напали единым строем, цепные мечи глубоко погружались в стоящих рядом врагов, они сразили первую линию воинов Хаоса, как смерч валит деревья. Плацдарм, захваченный Теллосом, позволил тем Испивающим Души, кто находился ближе к носу, сразу врезаться в войска противника, пробиваясь к покрытому кровью врагов сержанту, убивая тех, кто сумел избегнуть его лезвий.

Грэвус с дюжиной космодесантников прыгнули с кормы, ближе к хвосту акулы, высохшие кольца кишок монстра пружинили под ногами. Его тут же окружила стена черного железа, а в тело устремились лезвия сотен алебард. Он блокировал удар, развернулся, одной рукой рассек тело солдата Хаоса, а другой развалил надвое маску шлема, застывшую в издевательской гримасе. Из-за спины Грэвуса вырвались цепные мечи, отсекая противникам ноги и головы. Испивающие Души кричали от ярости, воины Хаоса орали от гнева и боли, тут и там раздавались выстрелы из болтеров, жуткое хлюпание и скрежет зубьев цепного меча, распиливающего кость.

Грэвус на секунду остановился, заметив, как солдаты Хаоса по мановению пальца парящей в воздухе фигуры со всего размаха ворвались в кровавое месиво битвы, кипящей на носу. Летающее создание было гуманоидом, закутанным в странные изорванные тени, на весу его поддерживали плотные облака мух. Неожиданно Теллос подпрыгнул, просунул локоть под позвоночник акулы и подтянулся на уровень чародея. Он рванулся вперед, сделал выпад и пронзил волшебника руколезвиями, подняв его высоко в воздух и не обратив внимания на серную молнию, дугой вырвавшуюся из рук противника.

Пули болтеров поддерживающего подразделения тактиков, оставшихся на «Лаконии», вонзились в дергающееся тело колдуна. Его разорвало на куски, остались только обрывки теней, слабо покачивающиеся на ветру, да темные пятна ожогов на лезвиях Теллоса. Признательно взглянув на десантников с корабля, сержант спрыгнул с потолка в гущу стычки.

Грэвус позволил себе улыбнуться и вонзил топор в черную броню воина Хаоса, зная, что каждый удар уносит жизнь еще одной ненавистной Императору мрази.

Все десантники горели огнем битвы, тем обжигающе-белоснежным всплеском гнева и славы, который делает из обыкновенных людей героев, а из космодесантников — нечто еще большее. Грэвус сам потерялся в пламени войны, он знал, что Испивающие Души не отступят, пока последняя отвратительная тварь не будет разорвана на куски.

Заэн сражался спиной к спине с капелланом Иктиносом. Палуба под ними была скользкой от крови воинов подразделения Ворца, из которых никто не выжил, смешанной с дымящейся гадостью, потоками льющейся из отродья Хаоса. Тварь выдавила из себя огромную конечность, заканчивающуюся неким подобием дубины, которой сейчас замахнулась на них. С кончика этой импровизированной руки свешивались зазубренные плети ткани. Иктинос парировал их удары крозиусом, каждый раз извергая снопы искр, тогда как Заэн раз за разом жал на гашетку огнемета, поливая пламенем бок монстра.

Они были отрезаны, окружены стенами плоти. Пришлось самим обороняться от чудовища, не надеясь на боевых братьев, сейчас пробивающихся к ним на помощь.

Послушником Заэн очень боялся Иктиноса, и часть благоговейного ужаса осталась в нем до сих пор. Сама мысль о том, что среди таких фанатичных людей, как Испивающие Души, можно выбрать кого-то за благочестие и силу разума, поражала. Теперь огнеметчик умирал рядом с капелланом, который завораживал его еще во время послушничества, и гордился этим.

Он едва ли мог сказать, что сейчас творится на борту «Ультимы». Вся палуба превратилась в труху, и растущая на глазах мерзкая туша твари провалилась в трюм. Со всех сторон раздавался рев болтеров, иногда массивными волнами, иногда одинокими выстрелами братьев, попавших в ловушку или смертельный захват постоянно видоизменяющихся конечностей чудовища. В наушниках стоял полный хаос, только грубый голос Каррайдина иногда прорывался сквозь крики умирающих и боевые кличи.

— Мы уйдем в залы Дорна вместе, капеллан, — задыхаясь, прохрипел Заэн, разорвав очередную ложноножку выстрелом из болтера Грива и остановившись, чтобы зарядить последнюю канистру в огнемет.

— Там еще нет места для меня, брат Заэн, — ответил Иктинос, взрезав судорожно извивающееся копье внутренностей. — Когда моя задача будет выполнена, тогда я умру.

Тварь вздыбилась над ними волною плоти. Она заревела так, как не могло ничто живое, и обрушилась, подобно лавине.

Дряблые плиты жира и скользкие петли внутренностей сомкнулись над Заэном, он попытался увернуться, но массивный поток жидкости врезался в него, практически вбив в палубу. Все вокруг стало темным и обжигающим, сквозь фильтры шлема пробивался зловонный гной. Руки оказались скованными, одна нога неестественно выгнулась, прострелив тело зарядом боли, он чувствовал, как распадается пласталь рюкзака и изгибается бронированный нагрудник. Наплечники расщепились, а голову пронзила волна невыносимой боли, когда начал трескаться череп.

Палец на курке свело, заряды из болтера Грива беспрестанно взрывали смыкающуюся вокруг массу плоти. Но никакого толку. Он попробовал выпустить струю огня и увидел, что запал потух.

Редкий космодесантник мог освободиться от боевых обязанностей. Они жили, чтобы умереть на поле боя. Брат Заэн проходил жесточайшие тренировки, биохимические и хирургические процедуры улучшения не только для того, чтобы сражаться с врагами Императора среди звезд. Он должен был отдать свою жизнь пламени, его смерть должна была стать частью великой легенды Ордена, которая в будущем вдохновит других десантников на их собственные подвиги и самопожертвования.

Заэн бормотал про себя строки из «Боевых Катехизисов», когда доспехи на животе лопнули, а внутренние органы стали взрываться под весом монстра.

Перед его глазами неожиданно открылся бело-голубой пролом, рука в черной броне протянулась внутрь, схватила его за край наплечника и вытащила обратно на палубу. Боль прошила все тело, когда скрученная нога вывернулась еще больше, но он остался жив. Огромная надежная фигура Иктиноса склонилась над ним, таща подальше от сосущей плоти.

Неожиданно оттуда вырвалась жирная кожистая масса и ударила капеллана прямо в грудь, отшвырнув назад. Заэн обернулся и сквозь дымку боли увидел пещеристую рану, открывшуюся в теле монстра. Это был рот — огнеметчик смотрел в содрогающийся туннель глотки твари. Иктинос получил удар языком чудовища, толстым кожаным стеблем мяса, увенчанным массивным узлом мышц.

Пузырящаяся плоть твари проскользнула под Заэна, и его понесло к разверстой пасти. Он пытался зацепиться руками, но кожа оказалась слишком скользкой, а над ним уже нависла тень челюсти монстра. Под ногами огнеметчик увидел ребристую шахту горла, содрогающуюся, когда чудовище сглатывало, жаждая сожрать его, размолоть в кровавую кашу.

Когда Заэн миновал порог челюсти, из мясистых десен выскользнули зубы. Один пробил пах десантника, выйдя пониже спины, другой пронзил плечо, прорвал легкое и завяз в кишечнике.

Все тело Заэна было переломано, не пострадала только левая рука. В ней он держал огнемет, но ему нужна была вторая, чтобы поджечь запал на сопле. Заэн со злобой выкинул бесполезное оружие в утробу отродья. Свет стремительно убывал, рот закрывался.

Огнеметчик посмотрел направо, туда, где безжизненно висела другая рука. Из-за поврежденных нервов ее свело, и она намертво зажала болтер Грива. Но оружие было слишком далеко. Не дотянуться.

«Прекрати, послушник Заэн. Кто ты? Ребенок! Слабый, бесполезный ребенок! Что такое боль? Ты уже испытывал боль. Ты поборол ее. Побори и теперь. Двигай рукой, послушник. Двигай правой рукой и перестань жаловаться, как ноющий подросток».

Заэн поднял правую руку и схватил болтер левой прежде, чем порвались сухожилия. Жив ли Грив? Узнает ли он, какая судьба пришлась на долю его оружия?

Десантник увидел тусклый отсвет на канистре горючего от огнемета, повисшего в горле монстра.

Челюсти сомкнулись, и зубы твари разрезали тело Заэна. Краем глаза он увидел, как правая часть торса падает в сторону. Колено врезалось в горло.

Свет исчез, рот закрылся.

Заэн выстрелил.

Сарпедон увидел волну пламени, вырвавшуюся из огромного отверстия, похожего на глотку зверя. «Адское лезвие» подошло достаточно близко, на палубе «Ультимы» виднелись силуэты Испивающих Души, озаренные сполохами взрыва. Они стреляли в растущего на глазах монстра, который уже занял три четверти корабля. Люди магистра вытаскивали задыхающихся десантников из моря на палубу судна. Многие успели сорвать с себя доспехи, только чтобы не утонуть, некоторые оказались совсем обнаженными.

Говорили, что погибло все подразделение Ворца и еще около тридцати человек, их или разорвал зверь, или поглотил океан.

Десантники радостно закричали, когда голову твари практически оторвало взрывом, горящее топливо заструилось из огромной раны. Испивающие Души Сарпедона и все выжившие с «Ультимы», которые не потеряли в бою оружие, составили огневой взвод в три линии на носу «Адского лезвия». Магистр занял место между ними, болтер на изготовку.

— Капитан Каррайдин, это Сарпедон, — произнес он в микрофон. — Скажи своим людям пригнуться и держаться. Мы вас сейчас вытащим оттуда.

— Да, лорд! — пришел ответ сквозь шумы статики и стрельбы.

— Испивающие Души! — закричал магистр десантникам вокруг. — Зверь ранен! Он ослеп и оглушен. Если мы ударим сейчас, то убьем тварь! — Он взял на прицел выступающий бок отродья Хаоса, из огромной раны которого вырывался дым. — Открыть огонь!

На этот раз у монстра не осталось шансов на спасение. Он уже был тяжело ранен и не мог двигаться. Раньше его прикрывал корпус вражеского корабля или Разрозненный огонь сопротивляющихся. Теперь же на чудовище обрушились заряды ста пятидесяти болтеров космодесантников, жаждущих мести за смерть своих братьев.

Шкура чудовища вздулась и лопнула под воздействием жара как изнутри, так и снаружи. В воздух взметнулись ошметки окровавленного жира и фонтаны гноя, когда взорвались внутренние органы. Перед смертью тварь окончательно потеряла форму, разбрасывая во все стороны волны мускулов и шероховатую кожу, потом перевернулась и со всего размаху обрушила полужидкую тушу в море. «Ультима» страшно накренилась под ее весом, десантники, оставшиеся на борту, отчаянно вцепились в палубу, но, когда тело монстра наконец соскользнуло в воду, корабль выпрямился и твердо встал на воду.

Бойцы Сарпедона дружными криками поприветствовали смерть отродья, а Варук сразу запустил двигатели «Адского лезвия», чтобы подобрать оставшихся в живых десантников с тонущего корабля.

Акула поняла, что ее команда погибает, и начала биться, массивный хвост гнал в брюхо волны зловонной воды, огромный рот кусал воздух.

Мертвые прислужники Хаоса в два слоя лежали на палубе, Испивающие Души уже захватили половину корабля. Выжившие сомкнули ряды и отражали удары цепных мечей космодесантников алебардами и копьями с крючьями на концах. Десантники отвечали огнем из болтеров, выкашивая изуродованных воинов десятками. Теллос сражался поблизости, врезавшись в чернодос-пешную массу, изгибаясь между вражеских лезвий. Он был по пояс в крови, а убитых им никто не считал.

— Десантники, приготовьтесь отступать! Нам надо убить эту штуку! — приказал Грэвус.

Может, войска Хаоса и потерпели поражение, но они находились в брюхе огромного и голодного морского монстра, который прицепился к «Лаконии» и мог утянуть корабль на дно.

Грэвус указал на ближайших десантников:

— Вы! Дайте мне гранаты! Быстро!

Они подчинились, сержант приказал им следовать за ним и побежал к носу корабля, туда, где пульсировала стена жестких мышц. Сверкнул силовой топор Грэвуса, и в толстой мембране открылся разрез, откуда сразу полезла содрогающаяся розовая масса мозгов акулы.

— Испивающие Души, уходите!

Десантники мгновенно развернули полномасштабное отступление, продолжая отстреливаться. Теллоса пришлось буквально выволакивать из бойни и тащить обратно на «Лаконию».

Грэвус взял связку осколочных гранат в видоизмененную руку и глубоко засунул их в мозг акулы.

— Берегись! — крикнул он и отпрыгнул в сторону.

Раздался приглушенный взрыв, ливень розового жира окатил палубу. Акула страшно дернулась, сбив с ног двух десантников. Грэвус оглянулся и увидел, что «Лакония» освободилась, но все еще находится слишком близко к акуле. Он метнулся обратно на корабль, по пути рассекая солдат Хаоса силовым топором направо и налево. Умирая, акула забилась в судорогах, сержант еле удержался, но все-таки успел добежать до края палубы.

Он прыгнул и с облегчением ощутил под ногами твердое дерево корабля. Грэвус повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как корабль-акула переворачивается на спину, показав пятнистый белый живот, прежде чем исчезнуть в пене волн.

Он посмотрел на десантников, молча наблюдавших, как умирает монстр. Похоже, никто не погиб. Все перемазаны темной кровью, а на Теллосе она застыла коркой — жуткий алый на фоне мертвенной белизны. Грэвус осмотрел себя и выяснил, что весь заляпан кусками акульих мозгов.

— Грэвус — Сарпедону, — передал сержант, — Вражеский корабль уничтожен. Потерь нет.

— Принято, сержант. «Ультима» потеряна. Возвращайтесь к основной группе.

Первый настоящий бой закончился неудачно. Но они знали, что будет плохо, знали, что им сильно повезет, если они вернутся на «Сломанный хребет» живыми. Первые потери боевых братьев в этом проклятом мире.

— Принято, командор. Конец связи.

 

Глава одиннадцатая

Архимагос Хоботов слышал голос машин, нашептывающих ему о ней. Мерзавка Сасия Коралот выбрала плохое место для пряток, поскольку здесь не было ничего, кроме машин, а машины — его дети. Искусственный мир Коден Тертиуса падал ниц перед мантией архимагоса, как и 674-ХU8 до того. Когда Омниссия снисходил к нему, механизмы говорили с Хоботовым, а глубины генераториума беседовали с ним, словно старые друзья.

Она здесь. Она ранена, дорожки пропитались кровью там, где стояла предательница. Техножрица в отчаянии, регуляторы охлаждения слышали ее всхлипы. Каждая система в секторе говорила ему: Коралот несет с собой артефакт такой силы, что датчики энергии зашкаливают всякий раз, когда она проходит рядом. Это означало только одно: изменница взяла с собой Копье Души.

Механические дендриты соскользнули с консоли управления генераториумом, и обыденный мир вновь вступил в свои права. Хоботов и ударная группа техногвардейцев, находящаяся в его распоряжении, стояли на вершине массивной турбины, вертикально уходящей в цилиндрическую яму, зияющую в скале Коден Тертиуса. Гигантский механизм сковала затейливая сеть трапов и контрольных центров, где работали техножрецы, слуги и сервиторы, поддерживающие стабильный энергетический уровень установки. Весь персонал уже эвакуировали, единственными живыми людьми в зоне поиска были только Сасия Коралот и люди Хоботова.

Даже отключенная, турбина излучала сильный энергетический фон. От этого железное сердце техножреца учащенно билось.

Капитан Скрилл присоединил датчик к биосканеру и повернулся к архимагосу.

— Мы засекли небольшую биомассу, сэр. Нулевые показатели активности, похоже, человек умер. Думаете, это она?

— Навряд ли. У техножрицы Коралот очень мало имплантатов, ее биопоказатели были бы гораздо выше. В любом случае сканеры выйдут из строя, когда мы приблизимся к артефакту.

— Понятно. Мне приказать начать прочесывание?

— Приступайте.

Скрилл был хорошим человеком. Тупым, простым, понимавшим логику и не чувствовавшим жалости. Он и его люди надели тяжелые ржаво-красные пуленепробиваемые доспехи и вооружились крупнокалиберными автоматами. Хоботов уже стал свидетелем эффективности вооружения техногвардейцев, когда те участвовали в полицейских операциях против своенравных слуг. Когда сервитор, зачищавший кровавое пятно в генераториуме, распознал генный код Сасии Коралот, архимагос лично выбрал взвод Скрилла. Обычно капитан придерживался жесткой тактики, и для этой миссии его методы работы подходили идеально. Скорее всего Коралот погибнет при сопротивлении, и это устраивало Хоботова по всем параметрам.

— ВИЛНИН, прикрой нас, — приказал Скрилл. — И нестреляй без моей команды. Не хочу, чтобы ты снова испортил несколько сервиторов, нам еще за тех расплачиваться.

Тонколицый снайпер кивнул, вытащил длинную элегантную винтовку и выбрал себе место для обзора на краю портала подъемного крана.

— Остальные — за мной. Она там одна, но загнана в угол, так что будьте наготове.

Хоботов скользил по железным трапам на антигравах, медленно спускаясь по спиральным лестницам вслед за взводом, и наблюдал за фракталами, которые образовывали техногвардейцы, рассыпавшиеся по зоне поиска. Углы огня впечатляли своей математической точностью. Скрилл далеко пойдет. 674-ХU8 потерял большое количество войск безопасности после досадного провала на Лаконии. Там до сих пор не хватало надежных рук, и архимагос решил перевести весь взвод на корабль, как только с Коралот будет покончено.

Неожиданно раздался выстрел, резкий и совершенно нелогичный. Явно не люди Скрилла. Стреляли из лазерного пистолета, поставленного на полную мощность.

— Стрельба! — завопил Скрилл, его люди резко попадали на пол. — Кто-нибудь ранен? — Зажглось одиннадцать опознавательных огоньков. Стрелок промазал. — Вилнин! Цель!

— Кажется, я засек лазерный разряд, — ответил снайпер. — Где-то под вами.

Командир махнул рукой, приказав взводу разделиться и зайти на цель с разных сторон. Испарения генераториума создавали сумрачную мешанину из дыма и теней, открытые индукторные кольца истекали тусклым светом. Хорошее место для пряток, размышлял Хоботов, вот только уйти некуда, все выходы перекрыты людьми Скрилла.

— Нашел засеченную биомассу, сэр, — доложил один из солдат.

Хоботов увеличил изображение там, где техногвардеец стоял над жалкой кучкой лохмотьев. Из них выбивалась тонкая жилистая рука.

А, Эль'Хирн. Ну, разумеется. Ходили слухи, что старый призрак еще жив. Когда-то он был многообещающим магистром, пока не попал под влияние какого-то еретического учения о природе Омниссии и его не выгнали из техножрецов. Без поддержки братства механикусов его имплантаты должны были давно отказать, а кожа иссохнуть. Хоботову стало интересно, как же Эль'Хирну удалось прожить так долго, да еще и суметь присоединиться к исследовательской группе Коралот, но это, по большому счету, не имело значения. Судя по лазерным ожогам на лохмотьях, у этих двоих состоялась крупная ссора.

Хоботов вошел в систему генераториума и запустил систему оповещения.

— Техножрица Коралот! — громом раздавался его голос из множества динамиков, усеивавших стены установки. — Ты окружена, помощи ждать неоткуда. Побег невозможен логически. Сдавайся, Сасия Коралот. Отдай нам украденный тобою артефакт, и мы не будем подвергать риску перестрелки священные машины этого сектора.

Еще один выстрел поразил солдата, нашедшего Эль'Хирна, и отбросил его на спину. Доспех зашипел от жара, а взвод открыл пальбу. Коралот снова выстрелила откуда-то снизу, жаркие лазерные лучи пронзили еще одного солдата.

— Прекратить огонь! — приказал Скрилл, направив собственный автомат вниз и выпустив длинную очередь. — Крик, ты в порядке?

— Кажется, мне пробили легкое, сэр, — прохрипел раненый.

Хоботов увидел еще одного техногвардейца, стремительно спускающегося по лестнице на помощь товарищу. Может, люди Скрилла и профессионалы, но в Хоботове они уважения не вызывали. Слишком много плоти. Если бы он получил такую рану, то просто отключил бы один пневмофильтр и задействовал другой. А этот человек скорее всего умрет, ибо Омниссия не благословил его своим прикосновением.

В наушниках затрещал голос Вилнина:

— Кажется, я засек ее, сэр. Она на платформе наблюдения, от вас примерно четыреста метров вниз. У меня движение на инфракрасном визоре.

— Хорошо, — ответил Скрилл. — Давай пристрели тварь.

— Она неплохо укрылась. Не могу попасть. Там… там еще что-то, есть. Похоже на святилище.

— Что?

— Ну, священное место. Алтарь, стопка книжек. Она укрылась как раз за алтарем, я не могу ее достать. Могу обойти турбину с другой стороны, но это долго.

— Стой на месте, Вилнин. Выстрели пару раз, припугни. А когда зашевелится, всади пулю.

— Слушаюсь, сэр.

Хоботов заинтересовался. Храм. Похоже, Эль'Хирн нашел еще одного идиота, поверившего в его сырую религию.

— Сасия Коралот, твои верования ошибочны и безнадежны. Все, что говорил Эль'Хирн, — ложь. Есть только один Омниссия, и он крайне ревнив.

Хоботов неспешно заскользил вниз, следя, чтобы между ним и Коралот были лестницы и балки, не давая ей прицелиться. Получить лазерный ожог будет так унизительно.

— Ты не прав! — раздался тонкий испуганный голосок далеко внизу, слышал его только Хоботов при помощи своих механически развитых гиперчувств. Он говорил со мной! Он показал мне путь!

— Почему же ты посчитала необходимым убить своего друга-еретика?

Хоботов уже видел предательницу. Она скрывалась за плитой углерода, там стояли два канделябра и лежало несколько книг, на шестиугольной платформе наблюдения висели знамена, покрытые накорябанными от руки уравнениями. Обычно это место пустовало, если не считать редкого неразумного ремонтного сервитора, и казалось обманчиво подходящим для тайных поклонений. Сама Коралот выглядела бледной и изнуренной от слабости и страха, ее одежды порвались и перепачкались, а ствол лазера все еще ярко сиял красным.

— Он не смог встретиться с истиной! — закричала она. — Когда бог пришел к нему, он испугался! Все, что мы знаем, ложь, Хоботов! Инженер Времени сказал мне это в снах!

Сумасшествие, с прискорбием констатировал архимаг. Какой позор. Существовал крохотный шанс, что Сасия Коралот станет заметной техножрицей. В любом случае ее способности в инженерном анализе всегда пригодились бы. Вместо этого ей придется умереть. Омниссия, конечно, недолюбливал растрату доброкачественного материала, но осквернение своего имени просто ненавидел.

Хоботов сошел с лестницы и продолжал скользить вниз, придерживаясь корпуса турбины. Он редко задействовал антигравы на полную мощность, считая такой способ передвижения вульгарным, но сейчас ему хотелось взглянуть на Коралот и ее храм поближе, прежде чем техногвардейцы убьют предательницу.

Коралот подняла руку, и по неожиданной вспышке энергии, отразившейся в глазных линзах, архимагос понял, что она держит Копье Души. Артефакт излучал такую же ауру силы, как и тогда, когда Хоботов впервые увидел его. Придется приказать изучить устройство кому-то другому. Когда же будущие исследователи продвинутся в опасном и непредсказуемом деле раскрытия секретов реликвии Испивающих Души, он заберет у них результаты и величие артефакта станет частью шедевра знания Омниссии. Коралот значения не имела. Копье Души — вот главная цель.

— Смотри! — закричала она. — Смотри, сколько я знаю!

Она всадила реликвию в углеродный алтарь. На долю секунды чувства Хоботова отключились из-за огромной перегрузки, синапсы разомкнулись, не допуская повреждения мозга чудовищным объемом информации.

Энергетический пик был так высок, что даже благословенно улучшенное тело архимагоса еле с ним справлялось, а когда восстановились его акустические системы, в уши впился визг металла, распадающегося на части.

Критическая масса.

Там, где властвовали только тени генераториума, теперь на глазах рос огромный диск света, который своим ослепительно белым сиянием поглощал все вокруг, даже куски обшивки, сыплющиеся с разрушающейся турбины. Хоботов смутно слышал шум помех в передатчике, вой и крики боли техногвардейцев наверху. Обычно доминирующая, аналитическая часть его разума холодно подсказала, что сейчас их кожа сухими обрывками летит вверх вместе с колонной света, так же как и горящие прямо на нем клочки мантии. Но большая часть архимагоса просто глупо таращилась на выплеск энергии. Машинная дисциплина хорошо служила ему несколько веков, однако логика Омниссии отступила перед яростью безумия.

Сасия Коралот стояла на платформе, плывущей в сердце сияния, Копье Души ослепляющей молнией горело у нее в руке. Она что-то кричала, но все забивал гул белого шума.

Свет взметнулся и начал поглощать ее, а там, под его поверхностью, двигалось нечто. Похожее на человека, но огромных размеров, его черты маячили расплывчатым пятном за занавесом белого огня, оно протянуло руку. Ногти, подобные драгоценным камням, прорвали поверхность, явив миру бледную совершенную кожу. В воздухе замерцали символы, цифры, буквы, странные знаки, пульсирующие энергией.

Сасия Коралот утонула в свете, забрав Копье Души с собой. Бог, все еще полускрытый сиянием, посмотрел вверх горящими глазами. Сложные символы затвердели, и неожиданно воздух наполнился чудесными волшебными уравнениями, по вытянутой руке вверх побежали кольца силы. Яркие стрелы энергии плясали в воздухе ослепительными вихрями, ладонь раскрылась, и пальцы сомкнулись вокруг тела Хоботова.

Его сервомоторные системы тут же сгорели, архимагос, парализованный, висел в хватке бога. Из последних сил он принялся рыться в собственной голове и успел отключить несколько оставшихся сенсоров, прежде чем его раздавили.

Испивающие Души потеряли около пятидесяти человек. Почти четверть ударного отряда погибла за несколько минут, попавшись в ловушку на «Ультиме» или сгинув в волнах грязи. Многие из тех, кого удалось вытащить, оставили в воде большую часть своих доспехов, а некоторым десантникам придется драться в сильно изувеченной броне. Не хватало боеприпасов, энергетических батарей, многие пойдут в битву вообще без защиты, так как даже Испивающим Души тяжело двигаться в доспехе без питания. Их улучшенная физиология могла справиться с ужасающей экологией безымянной планеты, но перспектива встретиться с обороной Ве'Мета голыми никого не вдохновляла.

Однако оружие было у всех — никто из выживших не бросил его.

Настала ночь, одновременно холодная и какая-то липкая, вокруг них раскинулся жестокий, иззубренный волнами океан, бездушный и бесконечный. Он был хуже тумана. Видя его, человек чувствовал свою ничтожность по сравнению с целой планетой, желавшей их смерти. Ве'Мет узнал об их прибытии, в этом не стоило сомневаться. Встретившиеся космодесантникам корабли скорее всего входили в защитный кордон вокруг крепости, но в целом поведение планеты напоминало реакцию живого существа на вторжение инородных тел. Сарпедон чувствовал зловещий жар черного пламени, которое описал Изер, слышал ужасающий презрительный хохот из своих снов. Они не просто приблизились к Ве'Мету вплотную — он сам наблюдал за ними при помощи какой-то магии или пользуясь глазами огромных рыб и летавших в отдалении крылатых созданий.

Сарпедон оглянулся и увидел, как сервиторы подразделения Люко сменяют друг друга на карауле. Сам сержант и выжившие люди его отряда разместились на «Адском лезвии» и «Лаконии», после того как разбитые останки «Ультимы» исчезли в гнилых волнах.

Люко отдал честь Сарпедону. Магистр оставил свой пост на корме и отправился по беспрестанно качающейся палубе к десантнику.

— Сержант Люко, капеллан Иктинос рассказал мне о том, как вы сражались на «Ультиме».

— А я могу кое-что рассказать о нем. И о каждом Десантнике на нашем корабле. Мы все дрались.

— Он рассказал мне, как погиб брат Заэн.

Люко медленно кивнул:

— Заэн. Прекрасная смерть. Она останется в памяти людей. — Лицо сержанта было непроницаемым, казалось, ужасы войны не трогают десантника. Но когда рядом с ним гибли хорошие люди, даже он не всегда мог сдержаться. Те, кто плохо знал Люко, обычно искрящегося какой-то свирепой веселостью, сейчас не узнал бы его. — Ворц тоже погиб. И все сервы. Впрочем, я слышал, Грэвус лучше справился.

— Они не оставили живых и не понесли потерь.

— Дениятос был бы доволен. — Люко посмотрел вокруг, и Сарпедон, глядя на него, свободного от доспехов, неожиданно понял, насколько тот стар.

Поскольку многие потеряли броню в воде, магистр ослабил дисциплину и позволил десантникам разоблачиться. Неожиданно он понял, что тоже давно старик. Девяносто лет, семьдесят из которых отданы Ордену. Но сейчас прожитые годы казались огромным монолитом памяти, каким-то затянувшимся периодом ученичества. Новая жизнь только начиналась. Сарпедон так мечтал о славе на благо Империума, но только сейчас понял, каким несмышленышем был, постоянно совершая ошибки и совсем не учась на них.

— Говорят, половину солдат Хаоса убил только один Теллос, — заметил Люко.

— Правильно говорят. Но все-таки придется подождать, прежде чем доверить сержанту Теллосу командование. Людям Грэвуса пришлось буквально тащить его обратно на «Лаконию».

Магистр часто задавался вопросом о будущем десантника. Теллос растерял все понятия о хоть какой-то дисциплине, но зато многократно умножил свою свирепость и храбрость, став кумиром среди штурмовиков. Как бы мрачно это ни звучало, но Сарпедон подозревал, что проблема разрешится сама собой. Скорее всего Теллос первым высадится на берег крепости Ве'Мета и погибнет, обеспечивая плацдарм для остальных десантников. Прекрасная смерть, одна из лучших.

На визоре Сарпедона неожиданно вспыхнула руна тревоги. Он всмотрелся в дымящиеся сумерки, бурлившие перед носом «Лаконии», стараясь разглядеть смазанную линию горизонта. Вокруг командора собрались десантники.

Мерцала руна Иктиноса. Капеллан отправился на дежурство впередсмотрящим, исправно неся службу, как и все воины его паствы.

— Это Сарпедон. Что вы видите?

— Земля, сэр. Мы приближаемся.

— Принято, капеллан. «Лакония», вперед, мы следом. Теперь ее увидел и магистр, огромную черную язву суши, показавшуюся на горизонте.

Он приказал Грэвусу приготовиться, Теллос поступил так же на «Лаконии». Теперь черное пламя горело, как никогда, ярко, дразнящий смех громом раскатывался в голове. Начался последний отсчет, а Сарпедон уже повидал достаточно сюрпризов этого мира, чтобы верить в счастливый шанс.

Техножрица Сасия Коралот умерла. Осталась только маленькая девочка Сасия, еще ребенок, ее разум унесся назад, купаясь в море силы, объявшем все вокруг.

Она страдала от одиночества. Она боялась. Вокруг жили только свет и шум, они переполняли ее, причиняя боль чувством этой переполненности. Жар лизал кожу, потоки энергии мотали тело в разные стороны, как будто Сасию одновременно хватали сотни рук. Она открыла глаза, и белый свет практически ослепил ее. Но девочка хотела видеть. Хотела знать, где находится, что с ней случилось, кто это сделал.

Сияние уплотнилось, и перед ней предстал Инженер Времени.

Он был высотой в тысячу этажей, его кожа обжигала миллионом сверкающих кристаллов. Его мысли были волшебством, и оно воплощалось в символы, кружащие вокруг исполинской фигуры, складывающиеся в невозможно сложные уравнения силы.

Бог протянул руку размером с целый город и с неизъяснимой грацией аккуратно взял что-то у маленькой девочки. Крохотная вещь, которую ребенок сжимал в женском кулаке. И в голове Сасии сквозь дымку беспамятства заговорила мысль. Именно этот предмет она хотела принести Инженеру и теперь должна быть счастлива.

Бог держал артефакт перед глазами, больше похожими на два газовых гиганта, и пристально рассматривал его.

— Такая маленькая штучка, — прошептал голос в сознании Коралот. — Столько злобы. Просто превосходно.

И неожиданно девочка поняла, что Инженер получил от нее желаемое и теперь забыл о своей верующей.

Он отвернулся от нее, и тут же силы, не дававшие ей умереть, развеялись. Свет взорвался, вокруг заклубились непредставимо огромные острова безумия, океаны слез, злобные глыбы мыслей выступили во тьме, подобно кракенам.

Маленькую Сасию разорвало на куски бурей знания, которое человек просто не способен понять. Она потеряла разум за долю секунды до того, как ее тело распалось в глубинах варпа.

В поблекшей роскоши обзорной галереи космической яхты технодесантник Лигрис смотрел в огромный иллюминатор. Подслеповатый глаз безымянной планеты уставился на него в ответ. Лигрис знал, что Сарпедон и его боевые братья сейчас там, внизу, сражаются, умирают. Они приземлились несколько дней назад и, по самым оптимистическим прогнозам, уже должны преодолеть половину пути до цели. Связь с ними, как и ожидалось, прервалась, как только «Громовые ястребы» вошли в толстый слой облаков цвета обнаженной старой кости. В коммуникаторах трещали статические помехи.

Часть его говорила, что он должен быть там. Но магистр приказал ему остаться здесь, наверху, на «Сломанном хребте». Испивающие Души слишком мало знали о Ве'Мете и его возможностях. Они здесь для того, чтобы доказать свою преданность воле Императора, и если такова роль Лигриса в этом действе, так тому и быть.

Он хотел сражаться. Он хотел чувствовать тяжесть болтера в руках, огонь битвы, пылающий вокруг. Но его место тут, просто на всякий случай.

Лигрис почувствовал, как громыхнула палуба под ногами, и спустя долю секунды услышал звук. Изображение безымянной планеты подернулось помехами, экран вздрогнул, и где-то завыла сирена тревоги, когда включилась система оповещения корабля. Последовал еще один удар, техник еле удержался на ногах, измученный металл стен завыл от напряжения.

Он включил передатчик:

— Инженеры, что происходит?

— Сенсоры показывают какие-то флюктуации в варпе, сэр. Похоже, к нам что-то приближается.

— Я в обзорной галерее, зеленый сектор. Выдайте изображение сюда.

Огромный экран над ним замерцал, и появилось изображение: участок космоса поблизости, данные с сотен сенсориумов «Сломанного хребта». На фоне звездного поля кипела масса бело-голубого цвета, пульсируя, словно бьющееся сердце, и посылая энергетические потоки, которые ожесточенно трясли корабль. Лигрис запросил отчет о повреждениях, но «Сломанный хребет» оказался прочным, вылетело всего несколько болтов и пара заклепок.

Другой корабль? Не похоже. Но они кружили по орбите планеты, оскверненной Хаосом, и здесь могло произойти все, что угодно.

— Это технодесантник Лигрис, — объявил он по громкой связи. — Всему персоналу проследовать к корабельным орудиям.

Из-за того, что большинство Испивающих Души сейчас находились внизу, за кораблем присматривали только несколько десантников и сервы. Каждый человек знал свое место у пультов, готовый запустить торпеды, которые еще годились к употреблению, или начать стрельбу из пушек и стационарных лазеров, усеивавших поверхность «Космического скитальца».

На глазах Лигриса аномалия подернулась волнами и исчезла, утонув в черноте пространства. «Сломанный хребет» перестало трясти, а зашкалившие сенсоры вновь вернулись к нормальным показателям. Правда, за бортом еще сохранялся высокий уровень радиации и осталось чувство тревоги.

Рядом с планетой, связанной с Хаосом, вполне резонно ожидать каких-то искажений антиматерии. Но вместе с этой бурей в реальный космос, возможно, проникло что-то злое, а мириады сканеров просто могли его не заметить. Конечно, такой шанс находился в области невероятного, но Сарпедон не для того поручил Лигрису командование «Сломанным хребтом», чтобы подвергать корабль нелепому риску. Надо подержать экипаж в режиме тревоги еще пару часов, до тех пор, пока опасность окончательно не рассеется.

Технодесантник снова переключил вид на изображение безымянной планеты, и на него опять уставился слепой взгляд гнилого ада.

Казалось, чем ближе десантники приближаются к цели, тем больше островов архипелага вздымается из воды, полуночные шпили обломанных черных кораллов изъязвленными коррозией зубами выступали из океана. Влияние Ве'Мета росло с каждой секундой, это чувствовали все. На поверхности воды играла мертвенная пленка, переливающаяся всеми цветами радуги, как будто вокруг разлили машинное масло, а на кораллах налипла корка осадка там, где по ним ударяли волны. Воздух казался тяжелым от ядов, свет — слабым, а облака — темными плитами закопченного потолка. Впередсмотрящие видели острова, парящие в воздухе, и приземистых демонов-амфибий, исторгающих желчь в расселины внизу. В отдалении мелькали плавники гигантских акул и пятнистые тела кракенов.

Они видели корабли, жуткие, похожие на пауков устройства, которые парили над водой, покачиваясь на деревянных ногах, раздутые галеоны с парусами из человеческой кожи, но «Лаконию» и «Адское лезвие» прятали от врагов туманы и скудный свет. Сарпедон недоумевал, почему на них не напали снова. Может, они показали свою удаль в морском сражении и Ве'Мет просто побоялся направить еще один корабль, предпочтя встретить их на суше. А может, это место было настолько хаотичным, что Испивающие Души просто потерялись среди огромных волн безумия.

Везде летали мухи. Они забирались в сочленения Доспехов, шлемы, дула болтеров. Ритуалы приготовления оружия к бою пришлось ускорить, Иктинос читал вместе со всеми молитву, прося освобождения и силы перед лицом всепроникающей скверны. Сарпедон попросил Тирендиана, телепата штурмового отряда, сказать, что тот чувствует. Библиарию явился кошмар об огромном змее, сжимающем мир в кольцах и удушаю щем его. Тварь проглатывала все живое во Вселенной вместе с миллиардами душ.

Навигаторы были не нужны — Ве'Мет сверкал, как черный маяк, источающий зло, а Тирендиан воспринимал его пронизывающие лучи. Двигатели практически не работали, волны бесшумно гнали их сквозь тени архипелага, глыбы черных коралловых рифов попадались все чаще, пока не встали перед Испивающими Души: рядами, словно ребра огромного умершего животного.

Спустя девять дней после высадки на планету и пять после потери «Ультимы» они наконец нашли крепость Ве'Мета.

Она была похожа на гору. Большие пустулы усеивали ее поверхность, они постоянно открывались и закрывались, словно огромные рты, сочащиеся желчью. Ядовитый желтый пар облаками висел над расщелинами испещренной шрамами коралловой поверхности, а стаи каких-то крылатых созданий беспорядочно вились вокруг мерцающего вдалеке пика крепости. Реки гноя сбегали по склонам горы, они густели внизу и кишели паразитами. Далеко вверху, в монолитной черной плите мух, толстым слоем висевших в небе, бушевала гроза.

Казалось, черный коралл когда-то был живым, но заразился инфекцией столь ужасающей, что превратился в эту жуткую раковую опухоль. Даже с кораблей Испивающие Души видели колонны людей, выходящих из нее, — воинов в доспехах, вроде тех, с кем столкнулся Грэвус, неуклюжих монстров, сгорбленных рабов, демонов, чья плоть была болезнью.

Сержант Дрео наблюдал за обстановкой, когда показалась крепость, и сразу вызвал Сарпедона. Магистр посмотрел на цель и погрузился в глубокую задумчивость. Как вообще можно напасть на такое место? Это не просто огромная и хорошо укрепленная цитадель, но живая твердыня, злая и смертоносная, не поле боя, но еще один враг. Здесь приходилось действовать максимально просто: пришвартоваться, высадиться и, используя всю быстроту и пробивную мощь Испивающих Души, ворваться в крепость и найти Ве'Мета.

Просто. Как и все лучшие планы. Вот только у твари цель еще проще — бросить всю орду войск Хаоса вперед и биться до тех пор, пока ни одного Испивающего Души не останется в живых.

Сарпедон отдал приказ техникам, находящимся в трюме «Адского лезвия»:

— Варук, запускай двигатели. Подойдем с шумом.

— Принято, сэр!

Двигатели «Громовых ястребов» взревели под ногами Сарпедона, и «Лакония» рванулась вперед, рассекая волны. «Адское лезвие» не отставало, практически скользя над водой, сместившись слегка в сторону, когда показался берег. Десантники спустились с палубы в трюм, чтобы провести последние ритуалы перед битвой, оставив несколько наблюдателей следить за войсками противника.

Два корабля достигли суши почти одновременно, но на значительном расстоянии друг от друга, пытаясь рассеять силы врага и избежать общей свалки. Экипажи десантников будут действовать независимо и встретятся уже в крепости, если все пойдет по плану, хотя как раз на это рассчитывать не стоило. Сарпедон командовал отрядом с «Адского лезвия», а Каррайдин — с «Лаконии», правда, оба понимали, что ударные подразделения поведут Теллос и Грэвус.

Магистр проверил механизм болтера, позволив давно заученным движениям сработать как спусковому крючку, отсечь все посторонние мысли, чтобы думалось только о войне. Этому трюку он научился, еще будучи послушником, когда Вселенная вокруг казалась гораздо проще. Сарпедон включил защитный контур и почувствовал, как старая энергия кругами расходится по доспехам облегавшим его тело в каждой битве на протяжении вот уже семидесяти лет.

Потом он сошел в трюм проконтролировать, как его боевые братья готовятся к битве.

— Минута тридцать секунд! — крикнул Грэвус с носа.

Сто семьдесят с лишним Испивающих Души в трюме «Лаконии» возносили последние молитвы Рогалу Дорну, дабы он следил за ними и видел их доблесть.

Корабль на всех парах мчался к широкому берегу черного кораллового песка, который полумесяцем раздавался в тени крепости-горы, возвышавшейся над ним. Укрепления противника на вид казались очень грубыми: обломки темных кристаллов, заостренных костей, выступающих из куч наспех нагроможденных камней, — но они были достаточно эффективны против наступающих войск, у которых нет тяжелого вооружения или артиллерии, способной пробить наскоро построенные баррикады.

Но не они внушали опасения.

На берегу «Лаконию» ждало около пяти тысяч врагов. Впереди стояли бледнокожие, чахлые рабы, закованные в цепи. Позади них расположились огромные зверолюди, пиками и секирами подгонявшие несчастных в воду. Даже на таком расстоянии Грэвус слышал крики невольников и рычание мутантов.

— Тридцать секунд! — объявил сержант и услышал ободряющий щелчок ста семидесяти болтеров, снимаемых с предохранителя.

Корпус «Лаконии» заскрипел по песку, когда берег подполз ближе. Грэвус видел, как солдат-рабов выстроили в оборонительную линию, — они были скованы цепями, продетыми в ошейники, а в руках держали примитивные дубины. Языки подневольных бойцов свисали до подбородка, а мешки век прикрывали полумертвые глаза. Зверолюди уперли им в спины острия копий. Предательская, трусливая тактика, но эффективная. Испивающие Души завязнут в этом своеобразном пушечном мясе, дав противникам время перегруппироваться и организованно контратаковать.

Существовал только один выход. Придется убить всех.

— Десять секунд!

«Лакония» глубоко зарылась в коралловое морское дно, по корпусу задребезжали пули. Рабы сомкнули ряды, казалось, им нет числа, из их ртов текла слюна. То ли этим существам промыли мозги, то ли они такими и родились, а разводили их только на еду.

Еще ближе.

— Вперед! — закричал Грэвус, вытащив свой силовой топор из ножен на спине.

Раздались два оглушительных взрыва, заряды в трюме в щепки разнесли часть корпуса, и Испивающие Души с боевыми кличами высыпали в полосу прибоя. Тут же завязалась перестрелка. Грэвус спрыгнул с носа корабля, вытащил болтер и открыл огонь.

Рабы напоминали стену стонущей плоти, сомкнувшуюся вокруг сержанта, как только его ноги коснулись воды. Они размахивали самодельными дубинами. Грэвус выпустил обойму из болтера прямо в ближайшую группу и с изумлением увидел, что они покачнулись, но продолжают драться, даже умирая. Должно быть, их накачали френзоном или какими-то наркотиками.

— Вперед! — раздался в наушниках крик Каррайдина.

Испивающие Души усилили натиск, выстрелы и цепные мечи выкашивали целые ряды одурманенных рабов, а вода под ними стала пенисто-розовой от крови. Застучал штурмовой болтер капитана, и вспышка силового поля, словно разряд молнии, обрушилась на скопище тел.

Грэвус даже не остановился, чтобы перезарядить оружие. Его видоизмененная рука по огромной дуге нанесла удар топором, проредив ряды атакующих, разрубая тела и конечности. Штурмовики держались возле, помогая преодолеть ожесточенный отпор, завоевать плацдарм для захвата пляжа. Дубина отскочила от наплечника Грэвуса, а тяжелое лезвие вонзилось в бронированное сочленение колена, но он продвигался только вперед, зная, что его боевые братья не отстают. На коралловом дне уже громоздились холмы трупов, а вода загустела от крови.

— За мной! — закричал он, настроившись на частоту подразделения и высоко подняв сверкающий силовой топор, чтобы его все увидели. — Держитесь рядом и продолжайте двигаться!

Грэвус с риском для жизни огляделся вокруг и увидел огромную фигуру Каррайдина позади себя, ходячую цитадель, распространявшую вокруг волны силового поля, сметавшие свору воющих отвратительных гончих. Те как раз сумели зайти в тыл Испивающим Души. Полусгнившие собаки скакали сквозь водную рябь, но Каррайдин выпускал в них заряд за зарядом, а затем срезал очередью погонщиков.

Хороший план — безмозглое пушечное мясо впереди замедляет десантников, а быстро передвигающиеся псы окружают их. Против обыкновенного врага он даже мог сработать.

Теллос. Теллоса нигде не было.

Грэвус прокрутил настройку каналов и поймал шум битвы, прорывающийся сквозь размеренную перекличку Испивающих Души. Два космодесантника из подразделения Хастиса погибли, топочущая толпа рабов сбила их с ног и утопила, вскрыв доспехи коралловыми рубилами. Подразделение Карвика завязло вокруг Каррайдина, по плечи в кровавой воде, зажатое между рабами и стаями гончих. Но большинство Испивающих Души собрались вокруг Грэвуса, отталкивая друг друга, пытаясь прицелиться или замахнуться цепным мечом. Вот это сейчас имело значение. Карвику и Хастису придется защищаться самим. Или прорвутся, или погибнут.

Грэвус никак не мог найти Теллоса, у него просто не было времени на поиски. Он блокировал удар огромной дубины по ногам и обрушил древко топора на противника, почувствовав, как его мощная видоизмененная рука пробила грудь раба. Сержант рванулся вперед и ощутил, как давление воды неожиданно исчезло, ноги встали на землю, на черный коралловый песок пляжа, а линия слабоумных распалась.

Теллос.

Сержант Грэвус побывал в тысяче битв в сотне боевых зон, но никогда не видел ничего подобного. Теллос, похоже, просто просочился через первую волну противников, прогрыз путь сквозь стену тел, презирая саму мысль сражаться с пушечным мясом и желая встретиться с настоящим врагом. Он в одиночку достиг пляжа, и тут его окружили зверолюди — самоубийство для солдата, быстрая и жестокая смерть. Но он был не солдатом. Он был Теллосом.

К тому времени, когда Грэвус подбежал к нему, идеальная машина убийства стояла на горе трупов, попирая ногами истерзанные тела, а воющие зверолюди кружили возле совершенного воина, тыкая в него копьями, наконечники которых поблескивали ядом. Вокруг десантника собралось, наверное, около десяти солдат Хаоса, и он сражался со всеми одновременно, лезвия мелькали так быстро, что просто стали невидимыми, отбрасывая в сторону древки копий и рассекая низменную плоть мутантов. Там, где противникам все-таки удавалось достать его, кожа собиралась складками и затягивалась прежде, чем успевала вытечь первая капля крови.

У Сарпедона были паучьи ноги, у Гивриллиана — множество глаз, у Грэвуса — рука, все остальные братья тоже получили благословление Императора, чтобы лучше исполнять роль, уготованную им Архитектором Судеб. Теллос же после Его прикосновения превратился в человека, созданного для войны: рефлексы, подобные молнии, плоть, которую оружие могло рассекать, не причиняя ей вреда, разум, постоянно жаждущий битвы.

Грэвус встал рядом с Теллосом, присоединившись к бойне, искаженные лошадиные лица зверолюдей гримасничали от боли и ненависти, ноги с раздвоенными копытами и руки, увенчанные когтями, молотили по воздуху. Разряды догоняли тех, кто попытался бежать, когда ярость Испивающих Души прорвала оборонительную линию Хаоса, опрокинув мутантов, смешав их со скользкими от крови кораллами.

Запал атаки позволил Грэвусу оглянуться и посмотреть, что происходит с Сарпедоном и «Адским лезвием». Корабль все еще находился на некотором расстоянии от берега, и сержант понял, что на какое-то время экипаж «Лаконии» остался на пляже без поддержки.

Появилось пространство для перегруппировки, время остановиться и критически оценить ситуацию. Каррайдин все еще был где-то сзади, отчаянно стараясь выйти из воды, но большинство десантников уже пробились на плацдарм. Судя по трупам, противник понес во время высадки Испивающих Души двойные потери. Хорошее начало, подумал Грэвус, а потом сквозь туман и тени огромной крепости увидел коралловые склоны, кишащие подкреплениями Хаоса.

— Занять позиции! — скомандовал он, рванувшись к оставленным каменным укреплениям. — Перегруппируйтесь в мою сторону, живо!

Десантникам хотелось двигаться быстро, но было бессмысленно контратаковать силы, лавиной спускающиеся по склонам цитадели. Пришлось действовать постепенно: перебегать от одного укрепления к другому, брать их, перегруппировываться и переходить к следующему — до тех пор, пока крепость не окажется вблизи, враг не обратится в бегство, или они все не умрут.

Нет проблем. Их для этого тренировали, их для этого изменяли, их этому обучали. Они для этого родились.

Космодесантники образовали огневые дуги, прикрывая тех, кто все еще боролся с приливом, болтеры и пистолеты рявкали вслед беспорядочно отступающим зверолюдям. Грэвус видел, как спускаются по склонам крепости орды круторогих мутантов и закованных в черную броню воинов. Испивающие Души резко прекратили стрельбу, терпеливо ожидая, пока противник подойдет на более близкое расстояние. Минута, две — и бойня продолжится с новой силой.

Сержант вставил в болтер новую обойму. Он никогда не полагался на видения и предзнаменования, вместо этого всецело рассчитывая на рефлексы, отработанные до автоматизма в сотне боев. Но даже он чувствовал истинное зло, бурлящее в крепости наверху. Во сне каждый Испивающий Души видел своего Ве'Мета — Грэвус никак не мог избавиться от образа огромного насекомого-паразита, восседавшего на троне, с черной щетинистой кожей, огромными сегментными глазами и жвалами, грязными от крови.

Сержант мотнул головой, отгоняя непрошеные видения. Если они пришли сюда убить эту тварь, тогда все жертвы не напрасны.

Смрад был слишком силен — сырой, болотистый, зловоние разложения и смерти волнами накатывало с берега на раненое «Адское лезвие». Пляж виднелся в ста метрах впереди, скрытый тошнотворным туманом, сквозь который Сарпедон ловил тени суетящихся получеловеческих фигур, желавших сразиться с приближающимися Испивающими Души.

Они попытались преодолеть возникшую на пути преграду, но корабль повело, двигатели взревели, а вода за кормой вспенилась. Сарпедон не обратил внимания на запах и треск, раздавшийся под палубой.

— Что нас держит, технодесантник?

— Напоролись на камень! — немедленно пришел ответ. — Мы набираем воду. Я всех отправляю наверх.

Люки открылись, и десантники стали подниматься на палубу. Сарпедон посмотрел вниз и увидел, как вода, пенясь, врывается в трюм, закручиваясь вокруг черного камня, пропоровшего обшивку. Варук боролся с волнами, вода уже добралась ему до пояса, но магистр нагнулся и схватил техника за воротник, помогая выбраться наверх.

Если они останутся, то угодят в ловушку, а защитники крепости найдут способ их достать или на собственных кораблях, или с помощью огромных морских монстров, которые так часто мелькали в глубине, когда они сюда добирались. А может, используют что-то летающее. Оставался единственный вариант.

— Испивающие Души! За борт! — скомандовал Сарпедон. — Держитесь вместе и, главное, не останавливайтесь! — Он подал пример, первым спрыгнув в воду.

Глубина была около двух метров, нормальный человек тут утонул бы, но десантники могли держать голову над водой и продвигаться вперед. Восемь ног Сарпедона помогали ему балансировать на неровных коралловых камнях, но десантники вокруг него постоянно спотыкались, удерживаясь на поверхности только благодаря помощи своих братьев. Как только последние Испивающие Души покинули корабль, «Адское лезвие» страшно дернулось и завалилось на один бок.

Вода была теплой. Каким-то образом из-за этого все стало еще хуже.

Сарпедон медленно пошел в сторону берега, коралл крошился под ногами. Магистр приказал отрядам, находящимся под его командованием, доложить, как только они начнут продвижение к суше. Гивриллиан, Дрео, Корван, Карвик, Люко — здесь была дюжина сержантов подразделений, их люди, а также остатки отрядов, выживших на «Ультиме», технодесантник Варук, капеллан Иктинос и сам Сарпедон.

Клубы тумана катились с берега, открывая резаную рану ждущих их сил. Бледная шероховатая кожа, темная гниющая плоть, сгорбленные плечи и горящие желтые глаза.

Демоны. Ве'Мет создал живые воплощения силы Хаоса. На расстоянии они казались зернистыми из-за мух, ползавших по их телам. Некоторые скакали от нетерпения по берегу, другие лежали, прижавшись к земле.

Сработает ли здесь Ад? Говорят, демоны не ведают страха. Но они же никогда не встречались с Сар-педоном.

— У нас тут что-то под ногами, командор, — раздался мрачный голос сержанта Карлива, который не сражался с бывшим библиарием в звездном форте, но проявил верность во время войны Ордена.

— Что вы имеете в виду, Карлив?

— Что-то шевелится в воде.

— Убейте это и продолжайте двигаться.

Неожиданно посреди группы космодесантников забурлила вода и раздался задушенный крик одного из воинов, которого тварь утянула под воду.

— Оно утащило Трасса!

Затрещали выстрелы, подразделение Карвика открыло массированный огонь, стараясь попасть в тело твари, уже сожравшей одного бойца. В воде дико заметались щупальца, сквозь пену виднелось что-то бледное и пятнистое.

Неожиданно по глазам ударила вспышка, с шипением поднялось облако пара. Биение остановилось. Сарпедон понял, что Люко воспользовался когтями-молниями.

— Попалась, — спокойно доложил сержант.

Голос его был непривычно мрачен, он, как и все, понимал, что в воде у них очень мало шансов выжить. Но они не выбирали свою судьбу. Ве'Мет олицетворял все, против чего стоял Архитектор Судеб, и если есть возможность убить его, то надо сделать это, не важно, какой ценой.

Испивающие Души уже подошли достаточно близко к берегу и могли разглядеть наблюдателей, пристально смотрящих на них, постоянно разворачивающихся, чтобы пробормотать какие-то инструкции своим братьям-демонам. Где-то дальше по берегу прогремел взрыв — Каррайдин и Грэвус начали атаку. Сарпедон секунду или две послушал передачи — треск болтеров, выкрикиваемые приказы, вопли боли и гнева.

У магистра не было времени. Он услышал выстрел, увидел, как чья-то голова, высунувшаяся из-за камня, взорвалась потоком темно-зеленой крови. Дрео вошел в зону поражения.

С пляжа донесся рев, и демоны одновременно начали атаку, окрашивая воду в темно-зеленый цвет слизью, сочащейся из их пор, с плеском погружаясь в набегающие волны прибоя, вместо мечей орудуя заточенными стальными лентами. Они были не просто разрозненной бандой, движимой исключительно злобой. Что-то их направляло.

— Засечь цели и открыть огонь! — отдал приказ Сарпедон тактическим отрядам за своей спиной, выйдя на мелководье. — Ударные группы — за мной!

Он уже подошел ближе, были ясно видны петли гниющих кишок сквозь порезы в животах демонов, плотоядные взгляды глаз, сверкающих во лбу, открытые рты, болтающиеся губы, обломки гниющих зубов. Зловоние стеной шло впереди врагов, но Сарпедон сорвался на бег и начал атаку, срезав очередью ближайшего демона, когда тот подошел на расстояние выстрела из болтера. Вокруг загрохотали орудия, выбивая куски гнилой плоти из груди монстров.

Магистр чувствовал, как смеется Ве'Мет, наблюдая за ними из разлагающейся коралловой горы. Скоро он подавится смехом.

Испивающие Души и демоны чумы столкнулись на мелководье, цепные мечи высекали искры из уродливых двуручников. Сарпедон молниеносным движением выхватил из-за спины энергетический посох, блокировал грубый выпад по ногам и, продолжив удар вверх, разрезал мерзкое лицо демона надвое. Твари гнили на глазах, но были очень быстрыми, а их вялые мускулы оказались на удивление сильными. Из истлевшего рта вырвался вой, и монстр нанес десантнику страшный удар чуть ниже пояса. Лезвие соскользнуло, звякнув о керамитовый нагрудник, едва не сбив Сарпедона с двух ног. В момент удара демон раскрылся, магистр уклонился в сторону, вонзив посох в затылок полуразрубленной головы создания, а ствол болтера упер в тело, выпустив полмагазина и развалив монстра пополам.

Демоны презирали боль. В их телах жили переносчики разнообразных болезней, они не обращали внимания на раны, смертельные для людей. Чтобы убить тварей, приходилось полностью расчленять их.

Прекрасно, подумал Сарпедон.

Он отбил еще один удар и выбросил две передние ноги вперед, пронзив демона когтями и разорвав его надвое. Ударное подразделение Карвика подобралось поближе, силовой меч сержанта пронесся над плечом магистра, отрезав руки ближайшему демону. Сарпедон признательно кивнул, Карвик блеснул линзами шлема и развернулся, командуя своими людьми. Вокруг царило безумие, жестокая битва — чумные демоны наступали, окруженные облаками мух, Испивающие Души встречали их цепными мечами, куски отвратительного мяса падали в воду. Но демоны оказались слишком сильными, к тому же имели численное превосходство. Подразделение Дрео сдало один фланг, четыре человека уже погибли, наступление захлебнулось, а на берегу собралось еще больше гнусных тварей.

Плацдарм захватить не удалось. Испивающих Души через несколько минут окончательно окружат и забьют прямо здесь, в воде.

Время для Ада.

Чего боялись демоны? Ничего? Да, но у них был разум, хотя любой нормальный человек никогда не сможет его понять. У них были желания, они ненавидели, испытывали страсть, как и все во Вселенной. Они боялись. Чего?

Сарпедон посмотрел на десантников, сражающихся по пояс в воде. Самые великие воины Человечества, гордые солдаты императорской воли. Их вполне мог бояться даже самый низко павший разум. Вот таким и будет Ад созданий Ве'Мета.

Магистр почувствовал, как жарким белым светом растекся по коже защитный контур, когда он позволил психической энергии выплеснуться обширным потоком, поразившись ее невиданной мощи. С каждым днем его сила росла, и теперь Сарпедон освободил ее одним толчком. Вокруг забурлил прилив Ада.

Глаза его боевых братьев засверкали праведным гневом. Их мечи стали вспышками молнии, болтеры изрыгали реки огня. Они выросли на пять метров, двадцать пять, пятьдесят. Небо, заволоченное облаками, отпрянуло от них в ужасе, а вода отступила в животном страхе. Сарпедон чувствовал, как бушует в нем сила, изливаясь в других десантников. Чаши на наплечниках до краев наполнились кровью, маски на шлемах стали мрачными и угрожающими. Те, кто был вынужден сражаться без доспехов, сверкали силой, их кожа светилась, как будто отражая пули и удары мечей, подобно керамиту.

Сарпедон поднялся из прибоя, мощь пронизала энергетический посох в его руке. Сейчас он был героем Человечества, чьи подвиги останутся в истории, когда лживый Империум рухнет под собственным весом, а огонь праведности сожжет врагов Императора даже в самом отдаленном уголке Галактики. Он был Рогалом Дорном, сражающимся с предательскими ордами Хоруса на стенах Земли. Он был огромным и страшным полубогом мести, шагнувшим в гущу чумных демонов.

Атака захлебнулась, монстры своим больным разумом пытались справиться с величием воинов, представших перед ними. Лезвия на секунду перестали рассекать воздух, и в это мгновение Испивающие Души слаженно выступили вперед с Сарпедоном во главе. Посох магистра пронзал уродливые тела. Он разметал массу тварей, поверг их в шок, они побежали, а за ними по пятам следовали штурмовики и пули тактических подразделений.

Кое-кто из противников пытался сопротивляться, и среди них Сарпедон увидел лидера, руководящего ордами демонов, гиганта, казалось состоящего из одних обнаженных блестящих мускулов, с лицом, на котором красовались массивные жвала и сотня крохотных мушиных глазок. В культе руки воина Хаоса поблескивала остро заточенная стальная полоса, воткнутая прямо в мясо обрубка. Вокруг него скулили демоны.

Надо убить этого жуткого монстра, и фронт противника падет.

Сарпедон, наклоняясь вперед, выбежал на пляж, обогнав наступающих десантников, сражающихся с дрогнувшими исчадиями Ве'Мета, и направился к предводителю войск неприятеля, который осмелился выступить против него.

Гелентий Ворп увидел наступающего командора и вознес хвалу Папаше Нурглу, который дал ему такую возможность. О, слава гниению, руки его станут скользкими от крови праведников, а тело получит смертоносный дар Ве'Мета!

Враг оказался высоким, закованным в массивные пурпурные доспехи, украшенные костями и золотом, символ потира ярко горел на его плече. Космодесантники, самая упорствующая в своих заблуждениях часть человечества, просто не желающая замечать величественную скверну Нургла. Прекрасный трофей, который Ворп принесет в дар Ве'Мету. Правда, этот сильно отличался от остальных. Из его тела выдавались восемь ног, как у паука, которые помогали десантнику передвигаться гораздо быстрее своих братьев. В одной руке враг сжимал длинный посох, а глаза его горели гневом. Ворп видел, как этот гигант использовал какой-то трюк, повергший демонов в ужас, но сам был выше таких вещей, Ве'Мет защитил его разум от любой магии.

Хныкающая свора слуг сгрудилась вокруг своего предводителя, с их губ капала слюна в предвкушении убийства, а он неторопливым шагом направился к своей жертве. Ворп сделал выпад огромным лезвием, но враг оказался быстрым и отразил завертевшийся меч, подставив наплечник. Он ударил посохом и пронзил голову стоящего рядом чумного демона, провернув и сломав хрящеватый позвоночник.

ДОСТОЙНЫЙ противник. Ворп напомнил себе принести благодарности Ве'Мету и Папаше Нурглу за возможность показать свою преданность Лорду Разложения.

Гелентий подступил поближе и обрушил огромный кулак на грудь врага, смяв керамит и заставив космодесантника слегка отступить, но неожиданно получил удар по ногам и рухнул на колючий черный песок. Противник увидел, что Ворп открылся, и сильным ударом посоха отвесно вниз пронзил плечо Ворпа, чуть не раздробив череп.

Заносчивость! Дерзость!

Гелентий поднялся на ноги и хлестнул мечом, задев плечо и руку десантника. Тот отпрянул и блокировал опускающееся лезвие посохом. Ворп наклонился, схватил одну из странных паучьих ног, провернул и потянул, почувствовав, как с хрустом рвутся сухожилия.

Космодесантник взревел от злобы, увидев искалеченную ногу, из культи которой струей била ярко-красная кровь.

Ворп нанес ему рану. Теперь осталось только убить.

Обжигающая боль факелом вспыхнула в мозгу Сарпедона, волной разливаясь от культи левой средней ноги. Ее держал в своей отвратительной лапе освежеванный монстр, стоящий рядом, триумф горел в куче сегментных глазок. Звуки битвы, кипевшей вокруг, стрельба, завывания демонов отступили назад, скрывшись за белой стеной агонии.

Боль пройдет. Сарпедон получал и худшие раны. У него осталось еще семь ног.

Избранник Хаоса рванулся вперед, надеясь упрочить свою маленькую победу и прикончить Сарпедона. Магистр отступил, уклоняясь от широких размашистых ударов покрытого пятнами меча бойца. Десантник берег свою левую сторону, но знал, что противник не из тех, кто отвлекается. Нечеловечески сильный, он был так же безразличен к боли, как и снующие вокруг демоны.

Меч чуть не угодил Сарпедону в голову, он уклонился, но пропустил удар огромного мясистого колена в горло. Он взмахнул когтем, подкрепив атаку посохом, и, когда воин отступил, ребро свободной ладони вонзил в ногу противника. Где-то под скользкими мышцами, хрустнула кость. Избранник Хаоса ничего не заметил, развернулся на пятках и обрушил лезвие на затылок Сарпедона.

Удар оказался быстрым и сильным, вот только не было в нем утонченности, только жестокость и злость. Сарпедон не мог бороться против такой грубости, каждый его прием, каждый хитрый ход отражался голой тупой силой воина. Значит, надо стать сильнее его.

Битва из дуэли превратилась в драку. Воин нанес широкий дуговой удар поверху, надеясь обезглавить Сарпедона. Тот подставил наплечник, ответив взмахом посоха. Противник блокировал атаку, но Сарпедон ударил снова и снова, пытаясь пробить оборону, заставляя избранника Хаоса постепенно отступать назад. Использовав свободную руку, предводитель демонов ткнул заостренным локтем, целясь в лицо магистру, и хотел схватить его за шею своими узловатыми пальцами. Но Сарпедон полностью сконцентрировался на атаке, не отступая, не переводя дыхания, надеясь, что этого окажется достаточно.

Энергетический посох, потрескивая от психической энергии, резко пошел вниз, воин парировал его широким круговым выпадом, направив острие оружия в песок под ногами сражающихся. Атака Сарпедона приостановилась, и на мгновение оба бойца открылись для контрнаступления.

Магистр оказался на долю секунды быстрее, рефлексы, отточенные за десятилетия тренировок и сражений, превосходили инстинкты существа, посвятившего всю свою жизнь Темным Богам. Сарпедон поднялся на задние ноги и обрушился вниз, метя когтем в руку противника, из которой торчал меч. Мерзкий, усеянный жвалами рот монстра разверзся в крике, он завыл, когда Сарпедон бросил на землю посох и погрузил бронированные пальцы в его фасетчатые глаза. Свободной рукой он вытащил болтер, упер дуло в горло врага и нажал на курок. Из затылка воина Хаоса вырвалась корона грязной крови.

Он не умер. Но был близок к этому.

Воин дико закрутился на месте, куски черепа разлетелись во все стороны. Сарпедон прыгнул на него, сбив с ног. Остаток магазина он разрядил противнику в грудь, разорвав в клочья грудную клетку и разметав рваные кровавые куски внутренних органов. Когда магазин опустел, магистр наклонился и оторвал ребра прислужника Хаоса, погрузив руки в мясистую массу, вырвав кожистые легкие и мерзкое, все еще бьющееся сердце, зная, что тварь, подобную этой, убить очень трудно. Но она все еще билась и ревела под ним, огромный заржавленный меч метался в воздухе, тошнотворная кровь забрызгала песок вокруг.

Сарпедон схватил уродливую голову воина и полностью оторвал ее от плеч, отбросив в сторону, а жвала противника продолжали сжиматься, блестящие глаза горели.

Когда тварь затихла, Сарпедон, подобрав оружие и посох, оглянулся, чтобы посмотреть, как продвигаются остальные десантники. Демоны беспорядочно отступали, а Испивающие Души неожиданно остановились, собираясь с силами перед атакой крепости. Изломанная местность позволяла найти укрытие перед подъемом в святилище Ве'Мета.

Магистр встал, заблокировав боль от оторванной ноги, толчками разливающуюся по телу. Он присоединился к передовому отряду, бегущему по остаткам баррикад, выкашивая отдаленные силы Хаоса выстрелами из болтера, а вокруг них по-прежнему горел Ад.

Некоторое время Гелентий Ворп лежал на черном коралловом песке, стараясь заставить паразитов, опутывающих его тело, заново сшить разбросанные органы. Он мог выжить без головы, с разодранной грудной клеткой, но не с такими повреждениями.

Поможет ли ему Лорд Нургл? Всемогущий Нургл, да будут благословлены его последователи выносливыми телами, презирающими раны. Но когда Ворп оставшимися глазами взглянул в пурпурное небо, то понял, что даже Ве'Мет, самый могущественный слуга Нургла, сейчас не сможет его спасти.

Космодесантник заплатит, в этом Гелентий не сомневался. Если крепость не убьет его, то сам принц-демон. Но он так жаждал почувствовать наивно чистую кровь десантника на своих руках, посмотреть в его глаза, когда он вырвал бы его сердце…

На этом мысли оборвались. Истекая кровью на песке, расчлененный, Ворп наконец умер.

 

Глава двенадцатая

Гул смерти эхом раздавался по пропитанным желчью склонам крепости Ве'Мета. Скрежет прерывающейся жизни, тонкий запах боли, рев гнева. Отдаленный треск выстрелов утонул в изысканном шуме, который издают живые существа, когда внезапно умирают. Но теперь на острове стало слишком много смерти, причем убивали в основном слуг Ве'Мета. Космоде-сантники тоже гибли, их агония доставляла наслаждение, но демонов десятками рвали на куски, изгоняя их души обратно в варп, а рабов и зверолюдей убивали толпами. Предводитель неоскверненных расчленил Ге-лентия Ворпа, лучшего воина Нургла, хотя Ве'Мет был уверен, что такое не под силу смертному.

Лорд-демон послал команду сквозь живой камень цитадели. Каждый слуга, обитающий внутри этих стен, стал предельно внимательным и отправился, скользя или ковыляя, к назначенной позиции, готовясь получить задание и отразить нашествие во имя разложения. Даже если имперские слабаки все-таки доберутся до комнаты-абсцесса, его телохранители тут же с ними разберутся.

А если не смогут? Ну что ж, тогда Ве'Мету лично придется иметь с ними дело.

Носитель вышел из общего ряда и прошел в дальнюю часть зала, где принц-демон устроил для себя святилище. Символы разных культов и миров, находящихся под его властью, были свалены в кучу рядом с истекающей желчью коралловой стеной — грубые идолы бога-насекомого, великолепно выделанные реликвии в форме золотых змей, тотемы из высушенных голов и человеческих костей, сотни других предметов. Ве'Мет одним ударом скинул их на пол, найдя деревянную коробочку, горящую рунами, предостерегающими недостойных. Носитель поднял крышку, запустил внутрь руку и вынул Аргаота.

Ве'Мету доставляло удовольствие хранить память о тех днях, когда он еще был единым телом. Во время длинного путешествия сквозь Око Ужаса ему сильно досаждал демон Аргаот, который пришел в ярость, когда увидел гноящиеся отметины благосклонности бога чумы, ниспосланные на Ве'Мета. Противник наслал на него тысячу своих отпрысков, но молодой воин встретился с ними лицом к лицу и победил, разбив всех в сражении. Тогда Аргаот напал на него сам, но и тогда принц не уступил, покарав ничтожество. Он поверг врага на землю и прочитал заклинание подчинения, заставив его сущность исполнять свои желания, а потом превратил демона в любимую игрушку, чем-то напоминающую пистолет.

Аргаот тысячелетиями томился в заточении, гнев изменил его. Ствол оружия стал искривленным и покрылся зубами, металл вывернулся, на нем проступили черты лиц, они скрежетали челюстями и время от времени издавали протяжные крики. В магазине, подвешенном внизу, тысячи юных Аргаотов извивались в плену, ожидая освобождения.

Если космодесантники осмелятся пересечь порог зала Ве'Мета, их желание исполнится и поверженный демон заговорит еще раз.

— Апотекарий!

Грэвус посмотрел через плечо, увидев, как Паллас бежит к ним. На земле лежал десантник из подразделения Хастиса, пытавшийся запихнуть обратно легкие, лезущие сквозь огромную рану в груди. Воин знал, что скоро умрет, и вызвал Палласа забрать генокод и отправить его обратно на корабль Ордена.

Храбрый парень, подумал сержант, впрочем, как и все.

Передовой отряд Грэвуса продвигался по пляжу, очищая укрепления из черного камня от мутантов и солдат Хаоса. Каррайдин и подразделение Хастиса не отставали, оставляя на песке след из окровавленных трупов. Испивающие Души уже достигли подножия усеянной пещерами крепости, и теперь их поливали огнем из сотни дыр сверху. Оружие защитников крепости было грубым и плохо пристрелянным, но его оказалось слишком много.

— Грэвус, отзовись! — крикнул Каррайдин, а его огромная, закованная в доспехи фигура появилась на кромке баррикады, за которой спрятался сержант.

Грэвус посмотрел через бруствер. Испивающие Души все еще прибывали с окутанного дымом пляжа.

— Надо передохнуть. Если мы начнем штурм сейчас, то половину парней потеряем под огнем.

Каррайдин рискнул поднять голову, осматривая огневые точки в крепости над ними.

— Цитадель кипит жизнью. Там, должно быть, тысячи воинов.

— Ну, это нам только на руку, капитан. Замкнутые пространства, близкий контакт. Обыкновенная абордажная операция.

Каррайдин мрачно улыбнулся. Он участвовал в сотнях захватов космических кораблей, для которых в основном и были сделаны массивные доспехи терминатора, и очень хорошо знал, какая дикая резня практически вслепую ждет их внутри крепости.

— Не можем мы ждать, — ответил капитан.

Грэвус одобрительно хмыкнул.

Еще один человек в пурпурных доспехах нырнул под прикрытие скалы, пули чиркнули по песку прямо за ним. Это был сержант Карвик с цепным мечом в руке.

— Мое подразделение заняло позицию, сэр, — прохрипел он.

Его отряд попал в серьезную засаду на мелководье, когда главные силы уже прошли вперед, и, похоже, парням пришлось бежать под огнем из крепости, прорываясь сквозь отставшие ряды солдат Хаоса.

— Испивающие Души, за мной! — объявил Каррайдин по внутренней связи и перемахнул через стену.

Десантники вырвались из укрытий и побежали следом, изредка стреляя по бойницам вверху. Грэвус видел, как они падали, некоторым помогали встать пробегавшие рядом боевые братья, некоторые поднимались сами, а другие оставались лежать там, где упали.

Каррайдин заметил отверстие в стене крепости — иззубренный вход пещеры, из которого бежал ручей тошнотворного коричневого гноя. Внутри замелькали солдаты Хаоса, сгорбленные фигуры, закутанные в лохмотья они устанавливали автопушку, прикрывая вход. Очередь из болтера капитана заставила их пригнуться, и, когда они сумели наконец выпустить пару зарядов, ударная группа уже ворвалась в пещеру — сержант Теллос в передних рядах. Три десантника упали, насквозь прошитые зарядами автопушки, пока обороняющихся не порезали на куски. Испивающие Души ворвались внутрь.

Глаза Грэвуса быстро привыкли к темноте, и он сразу понял, что это здание не построили, а вырастили. Туннель, идущий в сердце цитадели, казался рубчатым и морщинистым, внутренним органом давно умершего или спящего существа, способного ожить или проснуться в любой момент. А мозгом этого монстра был Ве'Мет.

Передовые отряды уже углубились внутрь метров на пятьдесят, впереди шли Грэвус и Каррайдин, методично отстреливая все, на свою беду пошевелившееся в темноте.

— Какие планы? — спросил капитан.

В любой нормальной ситуации десантник, десятилетиями оттачивавший боевые инстинкты, спокойно взвесил бы все возможности и аккуратно выбрал маршрут, максимально близко подводящий его к заданной цели. Но в такой обстановке Испивающие Души оказались впервые, поэтому Грэвус не стал прикидывать варианты, он точно знал, куда надо двигаться, чтобы уничтожить заразу, изуродовавшую всю планету.

— Думаю, нам надо идти вверх.

Ад все еще был с ними. Сарпедон не мог его выключить, даже если бы захотел. Он сделал Испивающих Души десятиметровыми, ужасающими ангелами смерти с оружием, извергающим гром, и мечами, похожими на молнии. Они потеряли дюжину человек, когда их обстреляли из тяжелых орудий, покрывших воронками все вокруг, еще десять погибли в щупальцах тварей, стекающих с потолка пещеры, в которую ворвались десантники.

Но они не замедлили движения. Классический штурм Испивающих Души, быстрый и смертоносный, пренебрегающий опасностью и уничтожающий все на своем пути. Кривобокие рабы в панике разбегались перед ними, мощные воины в черных доспехах распадались под ударами мечей. С Сарпедоном во главе десантники бежали по туннелям и полостям, забитым гниющим мясом, перепрыгивали через расселины, до краев наполненные трупами, пересекали мосты, сделанные из человеческих костей.

Цитадель полнилась жизнью: в коридорах копошились насекомые, на потолках висели крылатые твари, больше похожие на скелеты летучих мышей. Большинство живых организмов инстинктивно разбегалось при подходе Испивающих Души, чувствуя ауру праведной смерти. Некоторые оставались и дрались, подчиняясь воле Ве'Мета, но Испивающие Души разрывали на куски раздутых безглазых монстров и кривоногих гуманоидов, бегающих по стенам, продолжая движение. Подразделения Дрео и Гивриллиана подстрелили около сотни врагов. Ударная группа Сарпедона, орудующего своими когтями, прорубила себе путь через вдвое большее число противников и вскоре достигла огромных подземных озер желчи, усеянных островками из складчатой кожи и возвышающимися соборами с колоннами из запекшейся крови.

Ве'Мет знал, что они здесь, и пробудил крепость. Стены вокруг дрожали, сочась влагой, оборона становилась все более организованной по мере того, как десантники поднимались выше и выше. Каверны зияли рядами остро заточенных пик. Изуродованные звери вытащили на перекрестки коридоров пушку, выщербив снарядами стены, но Испивающие Души разделались с оборонявшимися, а потом развернули оружие и расчистили пространство впереди.

Сарпедон знал, что они уже близко. Вулканический купол кипящего гноя бушевал над ними, а черный смех эхом раскатывался в голове. Он чувствовал, как на него все сильнее давит огромная ответственность, гнетущая, как смрад крепости. Они уже достигли зоны прямого поражения цели, и вдруг перед магистром огнем полыхнула возможность провала операции.

Однако Сарпедон поборол сомнение в своей душе. Он руководил самой важной миссией в истории Ордена. Они должны убить Ве'Мета или умереть. Они не вернутся на «Сломанный хребет», потерпев поражение.

Сарпедон свернул за угол и увидел перед собой библиотеку. Пещера была такой же большой, как храм Дорна на «Славе». Стены походили на кровоточащее, прошитое венами мясо, а огромные фолианты громоздились друг на друга, так что высокие, накренившиеся башни книг исчезали под потолком. Вокруг лежали миллионы томов, переплетенных в шкуру демонов, со страницами из кожи и костяными застежками, таблички черного камня, испещренные рунами, и свитки татуировок, вырезанных со спин поклоняющихся принцу-демону. Они разлагались на каждом квадратном сантиметре, в любом закоулке шелестели гниющие кучи страшной древней мудрости. Магистр слышал шепот, тексты не переставая рассказывали свои тайны на тысяче языков.

Это была коллекция мерзости, проповеди именем Ве'Мета, обширная могила богохульства, дававшая силу принцу-демону.

Сарпедон уже хотел позвать огнеметчиков, когда о коленное сочленение доспеха звякнула пуля, а еще одна вонзилась в десантника из подразделения Гивриллиана.

Выстрел болтера. Сарпедон узнал бы его везде, но этот звук был другим, каким-то низким, космодесантники не использовали такую модель уже тысячу лет…

— Предатели! — закричал он, бросаясь на пол за секунду до того, как воздух взорвался пулями.

Стена огня из болтеров рассекла библиотеку, превращая в труху книги скверны и впиваясь в десантников, вбегающих в зал через арочный проход коридора. Двадцать жизненных рун мигнули и погасли на визоре Сарпедона, а куски плоти, вырванные из мясистых стен, дождем осыпали залегших бойцов.

Десантники Хаоса. Легион изменников. Отвернувшиеся от света Императора, предавшие Человечество десять тысяч лет назад, когда Бог-Император живым ходил среди смертных, а Имперские Кулаки Рогала Дорна еще только ожидали разделения на Ордены. Это был знак. Архитектор Судеб направил их в это место не только для того, чтобы убить Ве'Мета, он столкнул их с символом того, что происходит, когда вера потеряна и уничтожена, когда щупальца врага проникают в сердце человека и он забывает о священной воле Императора.

Сарпедон видел только вспышки, вырывающиеся из стволов болтеров, — противник занял очень удобную позицию за грудами книг и возвышающимися полками с другой стороны зала. Изменники были дисциплинированными и точными, не растеряли боевых навыков. Качества, определяющие космодесантника как солдата, остались при них, вот только верности и достоинства они давно лишились.

— Вперед! — раздался крик капеллана Иктиноса, и он повел людей Карвика вглубь библиотеки, надеясь сокрушить предателей под прикрытием огня своих боевых братьев.

Но враги, казалось, не замечали пуль, разрывавших распадающиеся книги и изъеденные червями полки. Подразделение Карвика разорвали на куски, погиб и сам сержант. Оставшиеся в живых поспешили укрыться, когда вокруг прямо из пола стали расти плотные горы мяса. Один из десантников подхватил цепной меч павшего командира. Карвик бился этим оружием двадцать лет, и его бы порадовала мысль, что меч продолжит свое дело в других руках.

— Если нам суждено умереть, мы умрем, — раздался в наушниках голос Иктиноса. — Но может, есть какие-то альтернативы, командор…

— Нам нужно обойти их с флангов, — ответил Сарпедон, спешно пытаясь что-нибудь придумать. — Гивриллиан!

— Навряд ли, командор, — ответил сержант, пробравшийся сквозь завалы к магистру. — Они заняли возвышенную зону, сидят под отличным прикрытием. Все наши маневры у них как на ладони.

Гивриллиан был прав. Испивающим Души придется пробиваться через несколько шатающихся книжных завалов под десять метров высотой. Они могли или пробить их, вызвав настоящую лавину, которая погребла бы всех заживо, или вскарабкаться по ним. Последний вариант походил на организованное самоубийство — все равно что карабкаться по голому утесу под прицельным огнем. В любом случае предатели-десантники смогут спокойно отстреливать нападающих при любых маневрах и легко перегруппируются, как только поймут, что их обходят с флангов.

Но еще ничего не потеряно. Всегда есть надежда на прекрасную смерть в бою с настоящим врагом.

— Иктинос!

— Командор?

— Кажется, мы все умрем. Помолись за нас, а потом начинай наступление.

Грэвус пробивался сквозь стремительную кровавую реку, уже добравшуюся до подбородка. Ноги сминали кучи костей на дне канала, а мимо проносились какие-то крохотные востроносые твари.

Он возглавлял передовую группу, позади шли Теллос и подразделения нападения, замыкал Каррайдин. Как только они вошли в крепость, то сразу поняли, что находятся внутри какого-то колоссального живого существа. Стали продираться сквозь грязь и тину кишок, еле спаслись от разъедающих струй газов, вырывающихся из мясистых стен легких, а сейчас с трудом преодолевали сбивающий с ног поток в венах. Пол сотрясало биение злого сердца, по стенам перекатывались потоки вдыхаемого воздуха. Грэвус кожей чувствовал жужжание жирного бога-насекомого, нависшего над ними, ждущего их, жаждущего крови космодесантников.

— Впереди проем! — раздался в наушниках голос сержанта Хастиса, подразделение которого шло первым.

— Вперед! — не задумываясь, приказал Грэвус.

Доспехи Испивающих Души уже покрылись кислотными разводами тающего керамита, не выдерживая соседства с оскверненной кровью крепости.

Впереди десантники помогали друг другу выйти из засасывающего потока. Сверху протянулась рука, и Грэвуса вытащили на кромку скользкой скалы. Перед ним открылся странный коридор, стены которого слегка пульсировали и сокращались. Он, извиваясь, шел вверх.

Заглушая гул кровяного потока, заревел штурмовой болтер.

— У нас кто-то на хвосте, — передал Каррайдин. Шум стрельбы неожиданно смолк.

— Каррайдин? Это ты стрелял? — спросил Грэвус.

— Нет. Немедленно открывайте огонь.

Стрельба из болтеров. Стрельба из болтеров, нет сомнения, но не их, может, Сарпедона…

А потом Грэвус увидел разрубленную голову космодесантника Хаоса. Это был не шлем, а именно голова, хотя и походившая формой на шлем космодесантников, покрытый кожей. На месте светозащитных линз зияли живые, влажные, покрытые катарактой глаза.

Прислужник Хаоса вынырнул из кровавого потока позади Теллоса, но сержант опередил противника и вспорол ему живот. Грэвус кинулся на второго. Когда-то это существо, несомненно, было десантником, но теперь его доспех покрылся кожей, кровоточащей от язв и порезов. Некоторые органы висели снаружи — петли некротических кишок и пульсирующие, плюющиеся слизью клапаны. Вместо решетки фильтра на лицевой маске виднелись острые, покрытые ржавчиной зубы, а на дуле болтера зиял мясистый рот, буквально выплевывающий пули. На коже наплечника был вытатуирован символ из трех сфер, который Грэвус уже видел на машинах армии перебежчиков и на телах жертв, зарезанных солдатами Хаоса.

Сержант едва заметил возвышающиеся над ним тома и огромные стопки гниющих книг. Он краем уха слышал отдаленные выстрелы внизу, где люди Сарпедона пытались пробиться сквозь ряды изменников. Его внимание поглотил враг, которому он вонзил лезвие топора прямо в диафрагму, взрезав мертвую плоть.

Десантник Хаоса попытался выстрелить из болтера, но видоизмененная рука Грэвуса действовала столь быстро, что удар сержанта отбил оружие врага и на обратном пути вонзился в его грудь до позвоночника. Топор провернулся, разрубив десантника от ключицы до грудины.

Теллос уже оказался в гуще схватки, убивая все вокруг себя, а за ним по пятам следовали штурмовики.

Сверху на них лился огонь из болтеров, но все же Десантники Хаоса дрогнули, смяли ряды, пытаясь перестроиться, составить новую оборонную линию. Испивающие Души не позволили противнику прийти в себя, не дав даже краткой передышки.

Грэвус посмотрел сквозь заволакивающий все вокруг кровавый туман и приметил следующую цель, похоже командира, размахивающего мечом, на лезвии которого скрежетали зубы.

Он вытащил топор из бьющегося в конвульсиях тела под ногами и ринулся в атаку.

— Мы их отбросили, командор! Давайте двигайтесь, вперед!

В наушниках кричал Каррайдин, но этот голос вполне мог прийти от самого Рогала Дорна.

— Вы слышали капитана! — заорал Сарпедон. — Вперед!

Стена огня, удерживающая десантников, сломалась, противник запаниковал. Сверху раздавался треск цепных мечей, прорезающих силовые доспехи. Передовой отряд Сарпедона быстро пересек зловонное пространство библиотеки Ве'Мета и нырнул в проход, зияющий в дальней стене и похожий на открытую рану.

Магистр перепрыгнул через осклизлые стопки книг и ворвался в коридор, резко уходящий вверх. Потеря ноги не замедлила его. Смех Ве'Мета стал уже таким громким, что заглушал даже мысли. Защитный контур капюшона обжигал обнаженную кожу, пытаясь защитить разум телепата.

— Это оно, сэр? — выдохнул Гивриллиан рядом, прекрасно понимая, что они добрались до цели.

— Держитесь ближе, — ответил Сарпедон. — Быстро, слаженно и без беготни.

На самом деле сейчас Испивающие Души не нуждались в командах, просто хотели услышать эти слова, набившие оскомину еще во время послушничества, вспомнить прошлое, зацепиться хоть за какое-то подобие нормальности в преддверии кошмара.

Никто не знал, как убить Ве'Мета. Никто не знал, как он выглядит. Те немногие, кто видел принцев-демонов на поле боя, рассказывали разные истории, не повторяя друг друга. Хаос постоянно менялся и никогда не появлялся дважды в одинаковой форме.

Ве'Мет мог быть чем угодно. Утешало одно: во Вселенной практически не существует созданий, которых нельзя убить болтером или цепным мечом.

Вокруг стоял изнуряющий зной, но ни один из десантников не сбивал шага. Мускулы коридора сокращались, стараясь отбросить воинов прочь, но те намертво вцепились в резиновую плоть и держались, упрямо продвигаясь вперед.

На вершине путь десантникам преградил сомкнутый кулак мяса. Цепной меч с воем прорезал его, и Сарпедон продрался внутрь с помощью своих когтей.

Доля секунды понадобилась магистру, чтобы привыкнуть к темноте. Вся крепость была погружена в чернильный мрак, но здесь пульсировало что-то еще, бездонная яма черноты, как будто величие зла высосало свет из окружающего пространства и сожрало его.

А потом улучшенные глаза Сарпедона увидели Ве'Мета в его подлинном обличье.

У принца-демона оказалось огромное количество тел, от семисот до девятисот по примерным подсчетам Сарпедона. Они расположились по залу жестким квадратом. Это были женщины и мужчины — в инженерных робах, аристократических нарядах, жалких обносках и камуфляжных формах, одни приземистые и мускулистые от повышенной гравитации, другие с гибкими конечностями и тонкими лицами из-за постоянной жизни в невесомости. На каждом лице застыло напряжение. Все взгляды устремились на Сарпедона.

В середине толпы что-то зашевелилось, и магистр увидел, что один из них держит в руках оружие, нечто древнее, покрытое рунами, сияющее силой. Пистолет.

Первая пуля с жужжанием пронеслась сквозь грудь брата Никкоса, а потом ударила его снова и снова, рассекая воздух по широким вытянутым орбитам, вновь и вновь пробиваясь сквозь броню десантника. Никкос покачнулся и распался на части, детали доспехов со звоном упали на отполированный черный коралл, потянув за собой куски тела.

Пока первая пуля вилась вокруг своего хозяина, по пути скосив несколько тел Ве'Мета, еще одна вырвалась из дула пистолета, поразив следующего десантника, затем следующая, а потом еще одна, каждый раз выбирая нового Испивающего Души, пронзая его дюжину раз, разрывая на части.

Рты открылись. Восемьсот голосов рассмеялись.

Десантники вбегали в зал позади Сарпедона и погибали. Сержант Дрео рухнул на пол, увернувшись от пули-демона, пролетевшей рядом с ним, та вонзилась в стоящего сзади бойца. Капеллан Иктинос на полной скорости обогнул два распадающихся тела и разрубил крозиусом трех носителей, их отбросило назад вспышкой силового поля. Еще больше умерло от возвращающихся пуль, но Испивающие Души гибли быстрее, а воздух наполнился отвратительным жужжанием демонов.

Меткий выстрел попал стрелку в горло, но его тут же заменил другой, немедленно выпустив еще одну пулю. Древнее оружие оглушительно грохотало, вокруг умирали боевые братья, а очередного погибшего стрелка немедленно сменял следующий.

— Соблюдайте дисциплину! Нам надо убить их всех! — закричал Сарпедон и тут увидел, как Гивриллиана, многоглазого сержанта, его самого умного и верного друга, пронзил крохотный светящийся монстр, хотя десантник успел разрядить в Ве'Мета целую обойму.

Над криками умирающих и грохотом выстрелов царствовал смех, вырывающийся из глоток носителей принца-демона, разрывающий голову Сарпедона. Он постарался сориентироваться и зацепился взглядом за сержанта Дрео, пытавшегося выстроить линию огня. Половина его подразделения уже погибла.

Они должны убить каждое тело. Ве'Мет защищал себя не солдатами, не демоническим оружием, а числом носителей, он мог выжить, даже если останется только одно тело, зараженное вирусом. Тварь размножалась с потрясающей скоростью, могла инфицировать тысячи людей, а сейчас предвкушала, как завладеет разумом десантников.

Существовал только один путь. Сарпедон много раз видел эту церемонию и презирал ее. Если в живых останется достаточно десантников, если они смогут сохранить дисциплину, видя, как вокруг каждую секунду умирают боевые братья…

— Сержант Дрео! — закричал Сарпедон. — Осуществить казнь!

— Церемония казни, равнение на меня! — откликнулся Дрео, и оставшиеся Испивающие Души выстроились для исполнения ритуала.

Они проводили его много раз, когда врагов Императора захватывали живыми или когда братья совершали такой серьезный проступок, что единственным наказанием для них становилась смерть. Во время войны Ордена казнили немало человек — нераскаявшихся бунтовщиков подвергли массовому расстрелу прямо в нефе храма Дорна.

Погибла еще дюжина десантников. В огневой линии постоянно зияли провалы. Но сержант Дрео не давал приказа стрелять. Он хорошо знал, что для чистого убийства нужна концентрированная стена огня. Промедление стоило жизни многим, и все ради одного сфокусированного залпа.

Болтеры вышли на позицию, десантники встали в две шеренги, передняя опустилась на одно колено.

— Огонь! — выплюнул приказ Дрео, и первая линия выстрелила.

Сотня носителей Ве'Мета упала как подкошенная, навылет пронзенная разрывными пулями. Десантники отстрелялись, пролив дождь огня, проредивший тела зараженных. Стрелок упал, к нему тут же подбежал другой, но его отшвырнуло к стене.

Передний ряд стал менять магазины, и тогда в бой вступила вторая шеренга, не дав оборваться волне огня, прокатившейся по залу. Через несколько секунд пули уже чавкали, погружаясь в изуродованные останки восьмисот трупов, сочащихся нечистой кровью.

— Прекратить огонь! — крикнул Дрео. — Хорошая работа!

Тишина ошеломила. Сарпедон опустил болтер и сквозь дым от выстрелов уставился на то, что осталось от принца-демона, на зал, переполненный изувеченными телами, на стены, залитые кровью, на оторванные руки, ноги, головы, кучами валяющиеся на полу.

В молчание вплелся шепот, его громкость нарастала с каждой секундой, пока помещение не заполнил оглушительный крик. Зернистое облако заразы восстало из тел. Оно уплотнилось, потемнело, и в его глубинах Сарпедон увидел движение: огромные тени, запекшаяся грязь, зачумленные демоном миры уходили в бездну, падали в темноту, уносясь прочь, все дальше и дальше.

Крик стал таким громким, что у магистра заложило уши. Царство Ве'Мета, которое тот хотел построить во имя своего бога, рушилось. Демон не мог выжить вне своих носителей, но сейчас он думал не о смерти. Исчезала власть, испарялись мечты о великой империи разложения, и этого тварь не могла перенести.

Ужас. Агония. Все, чего Ве'Мет боялся, неожиданно ожило, он изливал ненависть и страх, а зал наполнился скрежетом ярости и огромным темным призраком Вселенной, очищенной от его существования. Потом крик стал тише, видения поблекли, жизненная сила принца-демона иссякла. Мрачные испарения развеялись, и зал крепости погрузился в тишину.

Защитный контур успокоился. Давление Ве'Мета исчезло, уродство истекло из этого мира. Во тьме замерцали проблески света, зловоние стало терпимым, а груз зла ослаб.

— Миссия завершена, братья мои, — сказал Сарпедон. — Посчитайте погибших и перегруппируйтесь.

Сержант Грэвус наблюдал, как распадались десантники Хаоса. Они кричали, но голоса заглушались слоями керамита и мускулов, покрывавших лица. Воин был уверен, что его люди побороли бы предателей и не оставили камня на камне от этой библиотеки. Штурм смял ряды десантников Хаоса, но они не испугались и совершенно не чувствовали боли. Испивающие Души понесли тяжелые потери. Если бы они сейчас все умерли, то Грэвус спокойно принял бы свою судьбу. Но сзади неожиданно раздался страшный пронзительный крик, и безмолвные воины Хаоса содрогнулись, словно от жуткого удара.

Испивающие Души не преминули воспользоваться шансом. Сержант понял, что Сарпедон совершил нечто невозможное на вершине башни, и с головой окунулся в битву, кипевшую вокруг, вырвав топор из тела очередного врага.

Теперь потери несли прислужники Ве'Мета, их расчленяли цепные мечи, рассеивали в пыль очереди болтеров. Кто-то перевалился через край огромной библиотеки и разбился об пол, видневшийся далеко внизу. Те предатели, что не приняли смерть от руки космодесантников, все равно погибли, их тела разжижались прямо на глазах.

Воин Хаоса стоял на коленях перед Грэвусом, его ноги уже исчезли. Видоизмененные слои кожи и металла отваливались хлопьями, показался скелет, изуродованный, вывернутый, испещренный червоточинами. Тело взорвалось под давлением тяжелых металлических имплантатов, глухо звякнувших о заляпанный кровавой слизью пол.

Сержант отвернулся от зловонного месива, неожиданно почувствовав в душе странную легкость. Жужжание исчезло.

Жирный бог-насекомое умер.

С орбиты было видно, как поверхность планеты потемнела, когда рассеялись облака. Исчезли мухи, а густой слой желтоватых отходов поблек. Совершенно неожиданно включились сенсоры «Сломанного хребта», на экранах появилась ясная картина безымянного мира, по большей части покрытого океаном, с редкими изломанными островами. В первый раз экипаж увидел возвышающиеся коралловые груды и пропитанные кровью пляжи архипелага, заметил гниющие корабли, неожиданно оставшиеся без команды, разваливающиеся и тонущие в тяжелых волнах.

Появилась связь. Командор Сарпедон приказал срочно забрать их с планеты. Лигрис направил подразделение «Громовых ястребов» прямо на заваленный телами берег в тени крепости. Биодатчики показали, что остров вымер, хотя еще несколько часов назад кишел нечестивой жизнью. Сарпедон и Грэвус встретились на пляже, подсчитали шрамы и поднялись на борт «Ястребов».

Как и после давней атаки на артиллерийскую платформу, на спускаемых аппаратах осталось множество свободных мест. Из четырехсот десантников, высадившихся на планету, половина погибла в битве около крепости, в самой цитадели или лежала на дне необъятного океана, покрывающего планету.

Когда они достигли огромного черного корпуса «Сломанного хребта», то вместо приветствия на борту их встретил крик тысяч сенсоров. Аномалия Лигриса вернулась. В этот раз она стала в несколько раз больше и стремительно приближалась.

Сарпедон быстро бежал по коридору, позади него вились бинты, которыми апотекарий Паллас перевязывал культю ноги, когда заверещала тревога. Лигрис присоединился к нему у следующей переборки, на его обеспокоенное лицо легли глубокие тени от вспышек красных лампочек.

— Мы заметили это шесть часов назад, но тогда оно ушло, — доложил он. Мимо них бежали сервы-рабочие, направляясь к станциям контроля повреждений. — Я удвоил нагрузку на сенсориумы, но аномалия неожиданно исчезла. Теперь там такая мощь, что большинство датчиков вышло из строя. Пришлось задействовать сектор Индиго.

— Где оно сейчас? — Сарпедон сорвался прямо из апотекариона, забитого ранеными Испивающими Души. Его доспехи до сих пор были покрыты коркой нечестивой крови.

— На расстоянии семнадцати тысяч километров. Оно приближается, но как-то урывками.

— Неестественно.

— Да.

— Ве'Мет умер. Планета умерла вместе с ним. Я хочу знать, что это за штука, прежде чем она войдет в зону поражения наших орудий, и объяснение, которое не позволит мне открыть огонь, должно быть очень веским.

— Я с вами, командор.

Сарпедон и Лигрис вбежали в обзорный зал, богатый декор которого сейчас казался особенно неуместным. Несколько технодесантников Ордена управляли сервиторами, запуская усилители изображения. Яркое белоснежное сияние уже заполнило весь экран. Помещение было словно окутано серебром, а в центре свечения что-то двигалось, гибкое и змееподобное.

— Цели?! — крикнул Лигрис.

— Еще нет, сэр, — ответил технодесантник Варук, которому раздробило коленную чашечку, но он до сих пор не дошел до апотекариона. — Половина сенсоров показывает, что там ничего нет, а другие утверждают, что перед нами черная дыра. Мы направляем орудия на глаз, и то только половину, остальные отказали.

Сарпедон прекрасно понимал, какая сила находится в его распоряжении, так как в «Сломанный хребет» влилось несколько имперских кораблей размером с крейсер и звездолет ксеносов с очень сложной системой вооружения. Но за бортом летел враг, который умел показываться только тогда, когда хотел, и который мог подобраться очень близко…

Ве'Мет? Но принц-демон мертв. Кто тогда?

Тень в свете сдвинулась и обрела форму — гладкая кожа, длинные сильные руки, серебряные звезды вместо глаз. Оккультные символы вращались вокруг него, такие яркие, что их свет проникал даже сквозь сомкнутые веки. К экрану протянулась рука, и неожиданно фигура стала гораздо, гораздо ближе.

— Вторжение! Вторжение! Вторжение!..

Голос, активированный предупреждающей системой какого-то древнего корабля, грохотал на палубах «Сломанного хребта», когда что-то огромное и сильное приземлилось на поверхность «Скитальца». Сенсориумы тут же отключились из-за чудовищной перегрузки, сто сервиторов перегорели за одну секунду.

«Сломанный хребет» умолк. Двигатели умерли, системы жизнеобеспечения переключились в аварийный режим, огромные пространства корабля затопил вакуум. Перегорели схемы контроля и управления, судно беспомощно дрейфовало, как будто напуганное силой, шествующей рядом. Фигура наклонилась, и ее длинные изящные пальцы погрузились в почерневший металл. Извилистые мускулы сократились, и существо с корнем вырвало шесть верхних палуб «Сломанного хребта».

Оно смотрело на людей в доспехах, сгрудившихся в коридорах и на оружейных палубах. Оно сверкало ярким серебряным светом, в его сиянии расцвел серебряный город, а прекрасные миньоны спустились, подобно падающим звездам, на корабль внизу.

— Я — Архитектор Судеб. — Голос пришельца звучал, словно музыка. — Я — Инженер Времени. Я — Абраксис, Принц Изменений, а вы — мои дети.

Сарпедон смотрел на возвышающуюся фигуру, сверкающую на фоне черноты космоса. Будучи Испивающим Души, он повидал немало, да и за последние несколько дней произошло многое. Но это превосходило все.

Оно было ростом в несколько километров. Из спины вырывались огромные крылья света, обрамляющие прекрасное лицо и гриву волос. Тело, мускулистое, но изящное, покрывала туника из ниспадающего белоснежного шелка, вокруг пришельца горели огромные круги сложнейших символов. Горящие фигуры изливались из сияющего нимба над его головой — существа странной формы пастельного цвета и птицы с аметистовым оперением.

Сарпедон еле сумел отвести взгляд и увидел разрушение вокруг. Потолок зала наблюдений исчез вместе с несколькими палубами, обнажив огромную рваную рану изувеченного металла. В нее хлынул вакуум космоса, вскрывший бесчисленные отсеки и части корабля. Сквозь искореженные плазменные цепи прорывались струи дыма. Развалившиеся иглы конденсаторов ярко светились, истекая энергией в пустоту.

Испивающие Души поспешно загерметизировали шлемы. В отдалении дергалась крохотная белая тень, некогда бывшая отцом Изером. Легкие священника стремительно теряли последние капли кислорода, а конечности сковало льдом. Его душил и раздирал холод, внутренние органы лопнули из-за резкого падения давления, а вид Архитектора Судеб немилосердно хлестал его разум. Проповедник умирал в ужасающих муках.

Отец Изер, проповедовавший Ордену Испивающих Души учение Архитектора Судеб в глубинах Поля Цербера. Так давно. Он стал причиной величайшего откровения в истории Ордена, он привел десантников на «Сломанный хребет» и к безымянной планете. Он видел весь ужас Ве'Мета. А теперь умер от первого же взгляда на того, кого почитал всей душой.

— Слабость, — вновь раздался музыкальный голос. — Видишь, как он слаб? Таким созданиям, командор Сарпедон, одно мое присутствие несет смерть. Но ты другой, не так ли? Магистр знал, что в передатчиках бушуют только статические помехи, а звук его голоса не вырвется за пределы шлема. Но он все равно заговорил, уверенный, что Абраксис сможет его услышать.

— Кто ты? — спросил он. — Откуда ты знаешь мое имя?

— Сначала отвечу на твой второй вопрос, командор. Я наблюдал за тобой очень долго, я обыскал всю Галактику в поисках того, кто может стать чем-то большим, отличным от беспросветных глупцов, заразивших своим присутствием все миры. Ты горишь так ярко, Сарпедон. Я не мог не заметить тебя, даже находясь в Серебряном Городе, где правит мой повелитель.

А кто я такой? Абраксис, вестник Меняющего Пути. Я — твое спасение. Я — слава, что Изер видел в своих снах, ставшая путеводным маяком для тебя и твоих братьев. Я даровал тебе видения, Сарпедон, повелел уничтожить мерзость. Я тот, кто благословил твое тело и тела твоих братьев, кто закалил силу твоего разума так, что демоны варпа в ужасе разбегались пред тобой.

Я — ваш повелитель, а вы — мои подданные, вы подчинялись моей воле, как только увидели абсурд Империума. Я — Архитектор Судеб, Инженер Времени. Я — великолепие и сущность того, что малые примитивные умы называют Хаосом.

Это неправда. Этого не может быть. Но… Принц-демон полнился силой, которой не обладал даже Ве'Мет. Черты Абраксиса проступали на иконах паствы Изера, его лицо было у статуи, стоявшей рядом с памятником примарху в храме Дорна. А мерцающие создания, усеявшие измятый корпус «Сломанного хребта», несомненно, были демонами. Да, перед десантниками стоял великий и могущественный принц Хаоса, и именно он являлся Испивающим Души в обличье Архитектора Судеб.

Сарпедон отбросил в сторону десять тысяч лет служения Империуму, так как видел честь и благородство только в самом Императоре, дух и заветы которого давно извратили люди. Но теперь он понял, что императорская воля оказалась еще одной ложью, махинациями Абраксиса. Все это время Испивающие Души помогали принцу-демону Хаоса избавиться от соперника.

Осознание затопило Сарпедона, он не мог его вынести. Бывший библиарий был так уверен, что они достигли чего-то великого, что они отбросили оковы слабой человечности и стали подлинными, истинными солдатами Императора. Но неужели они стали ничем? Хуже, гораздо хуже, неужели они стали гнуснейшими из предателей, причем не по злобе, а из-за невежества?

Звездный форт. Артиллерийская платформа. Поле Цербера. «Сломанный хребет». Ве'Мет. Что они наделали?! Он старался, но не мог забыть слов посланника инквизитора Тсураса и магистра Ордена Горголеона. Предательство, ересь, одержимость. Сарпедон убил их обоих, убил тех, кто говорил ему в лицо правду.

Испивающие Души подчинились воле Хаоса. Они стали такой же частью врага, как и те десантники, с которыми сражались в крепости Ве'Мета. Они были пешками в игре Темных Богов, солдатами в армии зла. То, что они не знали об этом, не имело ни малейшего значения. Ни один подлинный слуга Императора не сочтет невежество оправданием. Испивающие Души стали десантниками Хаоса.

— А, он понимает. — Голос походил на мелодию тысяч хоров, звучащих в унисон. — Он понимает, кем стал. Он отбросил, как ненужную тряпку, чистоту, которой столь дорожил. И сделал это сам, добровольно. Он повернулся спиной к союзникам, убивал моих врагов по моему приказу, принял свое новое омерзительное тело как благословение. Причем без принуждения. Сарпедон понимает, кто он такой, и осознает, что пути назад уже нет.

— Неправда! — Бывший библиарий почувствовал, что задыхается.

Абраксис усмехнулся:

— Да ты же и сам все знаешь, мутант. Я не лгу.

Мутант. Это слово… А потом Сарпедон опять, с новой силой почувствовал чудовищную тяжесть скверны, мантию презрения, окутывающую его, сминающее отвращение всей Вселенной. Он снова ощутил себя так, как тогда, когда проглотил плоть мутанта из звездного форта. В его венах тек едкий яд, плоть разлагалась ежеминутно, кожа истекала скверной. Каждый взгляд, падавший на него, был переполнен ненавистью. Он — нижайший из низших, мутант, нелюдь, паразит.

Наверное, так же себя чувствовали и его братья — Грэвус с его рукой, Теллос с ненормально развитыми чувствами и странным метаболизмом. Даже Гивриллиан, твердокаменный Гивриллиан, убитый в зале Ве'Мета, был уродливым мутантом. Когда Абраксис сорвал с их разумов покров благородства и самодовольства, осознание мерзости обрушилось на них так же, как на Сарпедона.

Бывший библиарий рухнул на искореженную палубу — ужасные ноги насекомого изменили ему и резко разъехались. Мутант. Предатель. Солдат Хаоса.

Абраксис стоял рядом с Сарпедоном. Он наклонился, и десантник посмотрел на него сквозь слезы ярости — в руке принца-демона что-то сверкало, оно казалось иголкой в длани гиганта.

— Сарпедон, твои страдания причиняют мне боль. — Лицо Абраксиса излучало подлинное беспокойство и заботу. — Разве ты не видишь, кем можешь быть? Ты и твой Орден достигли потрясающих результатов. Вы сбросили оковы Империума — и сделали это сами, я только наблюдал. Вы доказали силу своего разума, когда отвернулись от традиций бессмысленной власти, которая делала вас слабыми. С моей помощью вы уничтожили Ве'Мета, отвратительную пародию на великолепие Хаоса.

Хаос — это прекрасная вещь, Сарпедон. Это свобода, подлинная, чистая свобода. Там меняется все, а Вселенная подчиняется воле сильных. Ты искал его всю свою жизнь — освобождения от лицемерия и бесчестия Им-периума. Ты жаждал благословения Императора, так как не знал устройства Вселенной, был наивным, беспечным ребенком. Император — ничто, Сарпедон, мертвец, восседающий на троне. Ты был предан ему просто потому, что не знал силы, которую может даровать Хаос. Но теперь я показал ее тебе, и скажи честно, можешь ли ты и твой Орден служить чему-то другому, кроме Хаоса и Меняющего Пути?

Это была правда, все, от первого до последнего слова. Неужели он действительно верил, что Император мог даровать ему эту омерзительную мутацию, что он насылал еретические видения, приведшие Орден к Ве'Мету? Абраксис держал в руке сверкающий цилиндр длиной с предплечье Сарпедона, покрытый затейливой вязью проводов, светящихся в звездном свете.

— Мой повелитель — это единственная сила в Галактике, за которую стоит бороться. Присоединяйтесь ко мне, станьте моими солдатами, и вам покорятся звезды, предайте себя разрушению во имя Меняющего Пути. Что вам осталось? Ваш Император — ничто, ваш Империум отрекся от вас. Единственная цель, оставшаяся на вашу долю, — это поиск Хаоса. Вы ее уже выполнили. Вам не нужно больше жить заблуждениями, Сарпедон. Вы можете получить все, чего хотели, — жизнь, проведенную на службе силе, в которую можно поверить, движение к цели, которую можно достичь. Именем бога моего я хочу поблагодарить вас за убийство своего врага.

Копье Души. Когда-то давно оно значило все. Раскололо Орден, запустило цепь событий, которые оставили Испивающих Души ни с чем. Им осталось только вверить свою судьбу силе, оказавшейся подлинным богом. Копье Души, древнее и могущественное. Оно должно было соединить Орден, сделать его нерушимым, а вместо этого растерзало и погубило.

Сарпедон встал и взял Копье из рук Абраксиса. Новое начало. Символ нового Ордена, созданного из пепла старых Испивающих Души, следующего за богом, который всегда вознаградит за преданность. Сарпедон мог потеряться в бесконечной череде сражений, но Копье Души будет путеводной звездой, символом их разрыва с ложью Империума и мертвым Императором. Можно ликовать, убивая врагов бога изменений. Можно оставить за собой выжженный след смерти среди звезд, а в бойне, которой давным-давно стал весь мир, наконец-то найти цель.

В памяти Сарпедона возникли обрывки истории, которую он учил еще послушником. Копье Души — вечный источник гордости и гнева из-за его потери. Его даровал Ордену примарх Рогал Дорн, который тем самым показал, что именно Испивающих Души считает истинными потомками прославленного легиона Имперских Кулаков, что они — часть великого плана Императора и исполняют Его волю.

Пелена сошла с разума Сарпедона. Почему он приказал атаковать техногвардейцев на платформе, почему убил посланника Инквизиции, когда тот объявил им Экскоммуникатос? Что тому виной? Гордость? Гнев? Или что-то другое, что Сарпедон понял только сейчас?

Он посмотрел на своих братьев. Увидел Теллоса, как обычно без брони, и почему-то совершенно не удивился, поняв, что вакуум не вредит идеальному воину. Увидел Грэвуса и Каррайдина, Лигриса, Палласа и всех остальных десантников, пошедших за Сарпедоном до конца. Большинство были свидетелями катастрофы на звездном форте, сражались в аду Ве'Мета, все прошли через ужасы войны Ордена. Сарпедон мог повести их в преисподнюю, и они беспрекословно подчинились бы воле своего магистра. Если он склонится перед Абраксисом, то они тоже склонятся. И умрут, если он откажется.

Пальцы Сарпедона сомкнулись вокруг Копья Души. Он нащупал ряд ямочек на поверхности цилиндра и почувствовал, как крохотные лазерные лучи прокололи закованные в броню кончики пальцев.

Рогал Дорн так не хотел разъединять легион Имперских Кулаков, что чуть не стал еретиком. Когда ему все-таки пришлось подчиниться, то он приложил огромные усилия, пытаясь сделать так, чтобы каждый из Орденов, несущий его генокод, равно уважался другими, был пропитан независимостью и благородством, столь характерными для Имперских Кулаков. Почему он так сделал? Из-за обыкновенной отцовской гордости за свой легион, за будущие поколения, за своих сыновей? Или по какой-то другой причине?

Рогал Дорн понял то, что сейчас осенило Сарпедона. И чары Абраксиса разрушились. Поймут ли это остальные Испивающие Души? Возможно, они подчинились принцу-демону. В каком-то смысле это уже не имело никакого значения.

Кровь просочилась через крохотные отверстия в кончиках пальцев и попала на генодешифраторы, встроенные в Копье. Оно было настроено на кровь Рогала Дорна, который первым нашел его. Только те, в чьих венах текла его кровь — Имперские Кулаки или их потомки, такие как Испивающие Души, — могли его активировать. Оружие стало жарким и загудело в руке Сарпедона.

Абраксис сделал шаг назад. Светящиеся демоны сгрудились у его ног.

— Выбирай, Сарпедон.

Но Сарпедон уже выбрал.

Из Копья Души вырвались два вихря, темнее, чем даже самый беспросветный космос. Сарпедон напряг свои нечестивые ноги мутанта и приготовился бежать. Придется быть быстрым и надеяться на то, что гравитационное поле корабля не повреждено. Придется быть сильным и точным и положиться на то, что братья все сделают правильно.

Он поднял голову, посмотрел принцу-демону в глаза и отчеканил:

— Этот Орден никому не принадлежит. Сарпедон выстрелил. Он не мог связаться со своими братьями, но это было и не нужно.

Каррайдин приблизился первым, разряжая болтер в сияющих розовых и бледно-голубых миньонов с извивающимися пальцами и огромными жаждущими ртами. Штурмовой болтер беззвучно задергался в вакууме, снаряды рвали люминесцирующие тела. Теллос подошел вторым, буквально нырнув в схватку, вспарывая лезвиями плоть тварей. Потоки света безмолвно засверкали на фоне черноты космоса, когда каждый Испивающий Души открыл огонь, отвлекая на себя орду, спустившуюся на «Сломанный хребет». Дрео собрал десантников, организованно посылая волны огня в противника, взрывающие поверхность искореженного металла. Люко организовал оборону с другой стороны палубы.

Они вызывали огонь на себя, а Сарпедон должен был нанести главный удар.

Оторванная нога не сказалась на его быстроте. Он развил бешеную скорость, подлетел к возвышающейся фигуре Абраксиса, Копье Души зажато в руке. Лицо принца-демона исказилось от потрясения и гнева, когда он увидел битву, развязавшуюся у его ног. Кольца символов, кружившие в воздухе, стали красными и желтыми от ярости, сверкающие глаза потемнели, а рубиновые вены выступили на алебастровой коже, когда недоумение перешло в силу.

— Глупцы! — заревел Абраксис. — Да вы же ничто! Ничтожества!

Сарпедон не обратил на него внимания, слыша только собственное дыхание. Он должен быть быстрым, он должен быть точным. И не важно, если ничего не получится. По крайней мере хоть что-то в его жизни не изменилось. Умереть, сражаясь с врагом, — это уже цель. Создания с заплесневевшими телами, руки которых оканчивались изрыгающими пламя ранами, преградили Сарпедону путь. Взметнулись вспышки разрядов, когти-молнии Люко пали на двух из них, сзади мелькнули лезвия цепных мечей. Демоны развалились, их сияющая плоть на глазах рассыпалась искрами. Сарпедон пробежал мимо, не сбавив скорости, махнув Копьем и по пути развалив еще несколько тварей.

Он отвел руку назад, сконцентрировавшись на огромной бледнокожей фигуре Абраксиса. Серебряный дождь лился с рук принца, прожигая доспехи Сарпедона, как будто расплавленный металл, но магистр сейчас не мог позволить себе колебаться.

Он напряг все семь ног и прыгнул, отведя руку. Огонь уже тек по телу, боль взрывала кожу. Он почувствовал, как лопнуло одно легкое, а нога разорвалась по суставу. Ненавидящий взгляд принца-демона ослеплял, болтерный огонь прошивал грудь Абраксиса, и фонтанчики кровоточащего света вырывались в космос.

Время замедлилось. Во Вселенной исчезло все, кроме принца-демона, Сарпедона и священного оружия, зажатого в руке магистра. Слышался только один-единственный звук, ритмичный стук, становившийся громче по мере того, как десантник приближался все ближе. Биение сердца принца-демона, участившееся от ярости, гонящее серебряный огонь по венам слуги Меняющего Пути.

Сарпедон ударил, погрузив когти в сверкающую кожу груди Абраксиса. Прицепившись к демону, горя в магическом огне, магистр налег на Копье, и его наконечник вошел в огромное, бьющееся богохульством сердце порождения Хаоса.

После этого Сарпедон помнил мало. Но иногда ему снилась, как некогда стены крепости Квиксиан Обскура, вспышка, подобная рождению нового солнца, луч света, прорезавший грудь Абраксиса. Чистое безумие варпа, жизненные силы принца-демона вылились в космос, отшвырнув Сарпедона волной огня, отбросив на исковерканную палубу «Сломанного хребта».

Он помнил, как демоны бога изменений утонули в жидком огне, крича и причитая даже в безмолвном вакууме, когда их плоть стала растворяться. Потом, уже на исходе сна, шар белого огня, некогда бывший Абраксисом, превращался в круг тьмы, засасывающий многоцветное пламя и распадающихся демонов. Испивающие Души намертво вцепились в потрепанный металл, стараясь не попасть в вихрь. Закованная в доспех рука — Сарпедон так никогда и не узнал, кто же это был, — схватила одну из его безвольно висящих ног и прижала к палубе.

Потом наступала тьма, свет умирал, а магистр просыпался.

Сарпедон, хромая, взобрался на новый мостик «Сломанного хребта», твердый бронированный пузырь в сердце звездолета, куда подключили все контрольные системы, шедшие через различные корабли инженерного порождения варпа. Его постройка заняла несколько месяцев. На дуге сферы установили огромный обзорный экран, который выводил общее изображение, составленное из данных всех сенсориумов, усеивавших корпус «Скитальца».

В помещении стояла тишина, если не считать отдаленного гула машин и нежного мурлыканья управляющих консолей. Сарпедон почти вприпрыжку прошел по металлической палубе мостика и взобрался на командную кафедру. Протез, поставленный вместо оторванной ноги, клацал по полу при ходьбе. Выращивание бионики займет некоторое время, хотя в этом тоже был плюс. Пусть апотекарии потренируются. У магистра не действовали еще две ноги, до сих пор закованные в гипс. Раны на космодесантниках заживали быстро, но пройдет еще несколько недель, прежде чем Сарпедон сумеет отвыкнуть от хромающей, заваливающейся на один бок походки.

Контрольный дисплей мерцал датчиками и рунами вооружения. Технодесантники до сих пор находили новые направляющие двигатели и артиллерийские системы. Они даже устроили соревнование, кто быстрее свяжет их с контрольным мостиком после обнаружения. На полное обследование «Сломанного хребта» понадобятся годы, и на борту постоянно будут находиться системы и приборы, назначения которых так никто и не поймет.

Теперь этот огромный звездолет стал домом Испивающих Души — «Космического скитальца» почти привели в порядок и освятили. Он стал символом нового Ордена. Они тоже очистились от тысячелетий лжи, столь сильно влиявших на их судьбу. За свободу пришлось заплатить огромными, почти невосполнимыми потерями. Но это не сломало Испивающих Души. Великая Жатва начнется снова, когда «Сломанный хребет» спустится на одинокие дальние планеты и выберет храбрейших юношей для обучения. Это был первый приказ Сарпедона, как только он проснулся в апотекарионе, еще обожженный и изломанный. Космодесантники наберут новое поколение послушников и возместят потерянное. Потребуется время, но они блуждали в тенетах лжи тысячелетия, так что годы не имели значения.

Скорее всего многое из сказанного Абраксисом на самом деле было правдой. Император действительно всего лишь мертвец, восседающий на троне, бездыханный и беспомощный, — ересь для любого законопослушного гражданина Империума, но Испивающих Души уже давно не волновали такие вещи. Возможно, Орден действительно остался в одиночестве и нет той силы, которая могла бы им помочь и указать правильный путь.

Но это не имело значения. Император мертв, но остались принципы. Он символизировал все, за что стоило сражаться. Ужас Хаоса реален. Если бог людей не может лично направлять руку Испивающих Души, это не значит, что они не будут следовать его идеалам. Хаос — достойный противник не только из-за слов Императора. Просто уничтожение такого врага — правильная и благородная цель.

Испивающие Души были комнатными собачками Империума тысячелетиями, а потом стали рабами Хаоса. Но они отреклись от обоих хозяев и уничтожили двух ужасающих принцев-демонов. Разве такой победой не стоило гордиться?

Такова судьба Испивающих Души — они будут сражаться с Хаосом везде, где встретят, отвергнув всех хозяев, одинокие предатели в глазах людей. Они рождены для битвы и будут сражаться. Им не нужен Император или кто-нибудь еще, чтобы взять в руки оружие. Когда Сарпедон выздоровеет, а Орден перестроится, их уже ничто не остановит. Возвышенные мечтания — посвятить жизнь уничтожению Хаоса, когда тебя ненавидят все, Хаос, Империум, а во всей Вселенной нет ни единого союзника. Но если это единственный путь для Испивающих Души — бороться за то, что они сами считают нужным, — пусть будет так.

Возможно, это просто смешно. Или даже жалко. Сарпедон больше так не думал. Старался не думать. Он умрет, сражаясь за принципы, на которых Император построил Империум, ведь теперь они преданы лжецами, правившими от имени бога.

И тогда на мостике «Космического скитальца» мутант, отлученный космодесантник, поклялся выполнить работу Императора.

 

Чаша скорби

 

Глава первая

Пресс веков таким грузом опустился на Либрариум Терры, что самый воздух в его коридорах, казалось, загустел от прошедших лет. Бесчисленные шаткие колонны папок с бумагами и покрывшиеся ярью-медянкой дата-стеки помнили многие тысячелетия истории. Либрариум располагался глубоко под корой планеты, но даже в его коридоры проникал неразборчивый гул суеты, наполнявшей весь священный мир-улей Терру. Это были голоса миллиардов людей, прокладывавших свой путь через бюрократические заслоны, спаявшие Империум Человечества в единое целое.

Даже старшина отряда устранения ощущал великую важность собранной в Либрариуме информации. Всю свою жизнь он провел на Терре, связанный по рукам и ногам мириадами осточертевших дел, нагруженных на него властями Империума. Как и все его предки, он был занят этим трудом с самого своего рождения, а тенистые коридоры Терры стали для него всем миром.

Но даже он, после многолетнего неблагодарного труда, инстинктивно осознавал, что Либрариум Терры хранит в себе особенно точные и опасные сведения об истории.

Старшина заглянул за следующий поворот и увидел перед собой проход, вдоль стен которого протянулись полки, уставленные древними книгами, от старости уже ставшими не более чем пачками гниющей бумаги. В коридоре горели желтоватые люминосферы, выхватывающие из полумрака серебристую паутину, которую никто не тревожил с тех пор, как сюда поставили книги.

Подробного плана Либрариума Терры не знал никто. Оценки его размеров были весьма приблизительными и разнились, поскольку никто из возвратившихся еще не доходил до его пределов. Отряду устранения даже сюда пришлось добираться в течение трех суток. Если верить догадкам адептов, отдавших отряду приказания, цель была уже близка.

Старшина жестом приказал десятку людей, находящихся в его подчинении, продолжать свой путь. Они были облачены в черные комбинезоны с капюшонами, оставлявшими открытыми только глаза, и со встроенными масками ребриферов, защищавшими легкие от пыли. В обтянутых перчатками руках люди сжимали узконосые огнеметы, подключенные к топливным канистрам на их поясах. Сам старшина был вооружен автоматическим пистолетом с глушителем и подавителем вспышек. Бригада передвигалась быстро и практически бесшумно, постоянно прикрывая друг друга. Они всегда состояли в одном отряде, и старшина с самого начала командовал ими. Ему на самом деле уже не было нужды приказывать — они следовали привычному плану, так же как и бесчисленные поколения их предков, в вечной охоте в глубинах Терры.

Старшина стремительно промчался по проходу и выскочил на площадку, поднимавшуюся над запутанным лабиринтом книжных стоек и дата-стеков. На ветхих полках, готовых обрушиться под весом древних записей, стояли огромные, обтянутые кожей тома и потускневшие информационные планшеты, лежали рассыпающиеся свитки и распечатки. Дата-стеки — блоки гладкого кристаллического материала черного цвета, где были записаны потрясающе огромные объемы информации, — выстроились рядами, протянувшимися от зловещих матово-черных обелисков до созданных искусными руками инфо-алтарей, покрытых утонченной филигранью и окруженных скоплениями статуй. Некоторые из памятников изображали Адептус Астартес — закованных в броню космических десантников, являвших собой элиту вооруженных сил Империума и сражавшихся с чужаками и скверной среди далеких звезд.

Старшина устремил взгляд в сумрак раскинувшегося внизу лабиринта. Он заметил движение — в алькове, образованном несколькими шкафами, трудился схолар. Обложившись раскрытыми книгами, он стремительно метался от одной к другой. Лицо его было невероятно испещрено морщинами, а руки заменяли суставчатые металлические протезы, листавшие страницы книг с немыслимой скоростью. Схолар мог оказаться просто сервитором, безмозглой машиной, содержавшей в себе крупицу человеческого только потому, что его создали из очищенного человеческого мозга. Или это мог быть такой же, как сам старшина, разумный, преданный слуга Терры, прибывший сюда по заданию, которое, скорее всего, было занудным и бессмысленным, но тем не менее олицетворяло верность граждан Терры делу бессмертного Бога-Императора.

Старшина поднес к глазам свой автоматический пистолет и взял в прицел лысый, туго обтянутый кожей затылок схолара. Оружие один раз тихо кашлянуло, и голова старика смялась, точно была сделана из тонкой бумаги. Тело дернулось, повалилось, обрушив полки стоявшего позади шкафа, и исчезло под грудой упавших книг. Свидетелей удаления оставлять нельзя. Так всегда было и так всегда будет. Если бы схолар успел их увидеть, он и сам понял бы причину своей смерти.

Когда старшина спрыгнул с балкончика во мрак лабиринта, остальной отряд последовал за ним, с грохотом приземляясь на потемневший от старости деревянный пол. Воздух внизу стал настолько тяжелым от минувших лет и хранившихся здесь знаний, что людям казалось, будто они пробиваются сквозь воду. Слабый, болезненный свет редких электрических ламп только подчеркивал черноту теней. Старшина прочитал несколько заглавий и дат, проставленных на корешках книг. В этих томах содержались подробности, касавшиеся Вооруженных Сил Империума, истории полков Гвардии и отчеты о давно позабытых баталиях. В этих томах хранилась память о миллиардах погибших, и старшина чувствовал, как их голоса взывают к нему с тех же страниц, что прославляли самопожертвование людей во имя Императора.

Всего один взмах руки, и отряд устранения рассеялся по залу. Они без разбору снимали с полки книги, просматривали обложки и содержание, а затем бросали их на пол. Неожиданно появился сервитор, чьи деформированные, с широко расставленными пальцами ладони зашарили по полу в бесплодных попытках навести порядок. Ближайший к нему человек развернулся и окатил струей пламени его уязвимое человеческое тело, а затем возвратился к своей работе, пока сервитор умирал в судорогах, наполняя помещение удушливым дымом.

Другой помощник подбежал к старшине, сжимая в руках книгу в красном кожаном переплете и с позолоченным обрезом страниц. На обложке проступал рельефный знак, выполненный из черного камня, — кубок, окруженный волнистым ореолом. Именно на поиски этого герба их и отправили.

Старшина хлопнул по плечу ближайшего солдата-устранителя. Тот хлопнул следующего, и так сигнал прошел по кругу в единый миг. Все побросали книги, которые держали в руках, и подняли огнеметы.

Пламя ударило по книжным полкам, наполнив наэлектризованную атмосферу Либрариума Терры запахом гари и дымом. Защитные костюмы бригады спасали их от основного жара, но лабиринт все равно вскоре показался им печной топкой. В проходах между полыхающими шкафами заплясал раскаленный воздух.

Выбив магазин из автоматического пистолета, старшина заменил его другим, с одним-единственным патроном, который снял со своего пояса. Лидер устранителей прицелился в ближайший из дата-стеков, выполненный в форме трехгранного алтаря, на мемо-кристалле которого были выгравированы сцены героических сражений. Оружие вновь едва слышно выстрелило, и разрывной заряд превратил кристалл в груду черных осколков.

Не произнеся ни слова, с эффективностью, выработанной многими поколениями предков, занимавшихся тем же трудом, отряд устранения прошел через эту секцию библиотеки, сжигая и разрушая все, что могло содержать информацию, которую им было приказано уничтожить. Из всех углов уже летели дроны энергоподавления, проецировавшие глушащие поля, в попытке сдержать пламя и не позволить ему распространиться. Когда бригада людей ушла, дроны смогли подлететь ближе, и сила их объединенных полей затушила огонь. Но не раньше, чем книги и дата-стеки превратились в пепел и дым.

Как и в случае с большинством миров Империума, никто толком не знал, когда именно был заселен Корис XXIII-3. Со времен, память о которых не сохранилась уже даже в архивах Администратума, поверхность серовато-зеленой, почти безликой планеты покрывали огромные, площадью в целый континент, фермы. Численность населения агрикультурного мира едва достигала десяти тысяч человек, но тем не менее он стал важнейшим звеном в макроэкономике соседних систем, поскольку гроксы являли собой продукт столь же жизненно важный, как и оружие, танки или питьевая вода.

Гроксы были огромными, неуклюжими рептилоидами, грязными и тупыми животными. Но что действительно имело важность, так это их можно съесть практически без остатка. Из каждой туши получалась целая гора бесцветного и безвкусного, жилистого, но очень питательного мяса. Без гроксов, доставляемых с Кориса XXIII-3 в пузатых грузовых баржах, миллиардные армии рабочих и бюрократов, населявшие ближайшие миры-ульи, начали бы голодать, взбунтовались и погибли. А космические верфи половины сегментума обнаружили бы, что потребляемое ими людское топливо иссякло.

Администратум понимал, сколь ценный ресурс представляют собой гроксы. Поэтому агрикультурный мир перешел под его полный контроль, избавившись от взяточников-губернаторов и добившись эффективности управления благодаря тому, что его агенты являли здесь единственную власть и, конечно же, составляли все население планеты.

На Корисе XXIII-3 практически никогда не случалось чего-нибудь мало-мальски интересного, об этом позаботились трудолюбивые сотрудники Администратума. Кочующие стада гроксов и крошечные островки, где обитали адепты, веками не видели никаких происшествий. Равномерное течение лет нарушало только прибытие огромных темных туш грузовых кораблей, а также редкие смерти, рождения и продвижения по службе среди горстки обитателей.

Поэтому, когда на единственном космодроме планеты, расположенном в Хабитате Ипсилон, действительно приземлился корабль, принесший на борту нечто иное, нежели замена очередному скоропостижно скончавшемуся адепту, — это стало знаменательным событием. Судно было небольшим, но очень, очень быстрым, и бо льшую часть его составляло скопление двигателей, сходившихся клином к острому клюву кокпита. На нем не было опознавательных знаков и названия, как полагалось кораблю Администратума, не было даже стилизованной альфы, обозначавшей принадлежность к этой организации. Адепт Медиан Вринтас, самый высокопоставленный человек хабитата, предположила, что судно привезло кого-то или что-то очень важное. Она поспешно облачилась в официальное черное платье Администратума и торопливо зашагала по узким пыльным улочкам хабитата, чтобы поприветствовать пассажиров судна.

Она не знала, верна ли ее догадка.

Хабитат Ипсилон, как и все прочие поселения на планете, был возведен из прочного коричневого рокрита, который отлили заранее и сбросили затем с низкой орбиты. Здания выглядели некрасиво, угловато и безлико. Окна были из темного светоотражающего стекла, защищавшего офисы, мастерские и крошечные квартирки от яркого оранжевого сияния вечернего солнца. Единственным, что отличало Хабитат Ипсилон от других, был космодром — собранный из готовых секций круг, выступавший из поселения. Его оборудовали небольшой автоматической станцией управления посадкой и несколькими неиспользуемыми ремонтными ангарами, только лишний раз напоминавшими, что здесь практически никогда не приземляются корабли.

Часть корпуса судна отошла и опустилась с отчетливым шипением гидравлики. По рампе загрохотали сапоги, и из звездолета вышли три отряда Сестер Битвы. Солдаты Экклезиархии, церкви Императора и духовного стержня Империума, они были облачены в черные узорные энергетические доспехи, защищавшие тело владельца от подбородка и до ступней. Их болтеры и огнеметы обладали достаточной боевой мощью, чтобы не оставить от хабитата ничего, кроме груды дымящихся развалин. Лицо командира было еще более угрюмым, чем у всех остальных сестер, и свидетельствовало о приближении старости, а это говорило о том, что его обладательница оказалась на редкость живучим человеком. Она была вооружена энергетическим топором с огромным лезвием. Основной, матово-черный цвет доспехов Сестер дополнялся серебром рукавов и плащей — орденских и войсковых знаков отличия на них не оказалось.

Пока Сестры Битвы строились на феррокритовом посадочном поле, их начальница не проронила ни слова и не уделила внимания адепту Медиан Вринтас. Они встали вокруг корабля почетным караулом, взяв оружие на изготовку, — хотя вряд ли что-то в Хабитате Ипсилон могло представлять для них опасность. Адепт Вринтас была наслышана о Сестрах Битвы, о легендарной силе их веры и мастерстве в обращении с оружием, но никогда прежде не видела ни одной из них во плоти. Значит, делегация священнослужителей? Духовное здоровье планеты решили проверить Миссионария Галаксиа или какой-нибудь исповедник? Вринтас мысленно поздравила себя с тем, что всего три дня назад приказала навести лоск на маленькую церквушку хабитата.

Следующий, появившийся из корабля, оказался мужчиной. Он был не слишком высок, но ему придавали величия броня, защищавшая его торс и руки, и доходивший до земли пуленепробиваемый плащ из коричневой кожи, на который были нашиты армированные пластины. На узком морщинистом лице выделялись массивная челюсть и слегка приплюснутый нос, который, казалось, неоднократно ломали, а затем вправляли. У мужчины были удивительные, серовато-голубые глаза, намного больше и выразительнее, чем адепт ожидала увидеть на подобном лице. Черные волосы человека уже начали редеть. На одном из висков и позади уха Вринтас заметила имплантированные ему изящные нейроконтакты, достаточно простые с точки зрения последних достижений аугметики, но запредельно дорогие для привязанного к аграрной планете адепта. Руки мужчины защищали перчатки; в одной руке он держал информационный планшет.

Он прошел мимо выстроившихся почетным караулом Сестер, поглядев только на их командира и едва заметно кивнув ей. Последние солнечные лучи заставили засверкать кольца, которые мужчина носил поверх черной кожаной перчатки. Разыгравшийся ветерок развевал полы его плаща.

— Адепт? — вопросительно произнес он, направляясь к Вринтас.

— Я — Медиан Лахримилла Вринтас, старший адепт этого хабитата, — ответила она, затрепетав при мысли, что стоящий перед ней мужчина может оказаться куда более важной персоной, чем все ранее встречавшиеся ей люди. — Я надзираю над вторым по производительности континентом планеты. На нашем попечении находится пятисотмиллионное поголовье гроксов в девяти…

— Гроксы меня не интересуют, — перебил ее незнакомец. — Я прошу вас только о том, чтобы вы уделили мне несколько часов своего времени и помогли встретиться с одним из ваших адептов. У меня нет желания слишком сильно отвлекать вас от важных дел.

Вринтас немного расслабилась, увидев легкую улыбку на лице мужчины.

— Конечно, — сказала она. — Но сначала мне необходимо узнать для отчетности ваше имя и должность. Мы не имеем права разрешать кому попало бродить рядом с нашими предприятиями. И безусловно, вам с вашими коллегами придется пройти через дезинфекционные душевые. Также, если вы собираетесь покидать пределы хабитата, вам потребуется соблюсти требования карантина, поэтому, как только я узнаю, какими полномочиями вы обладаете…

Мужчина сунул руку под пуленепробиваемый плащ и извлек на свет небольшую металлическую коробочку. Он откинул крышку, и Вринтас увидела внутри стилизованную рубиновую литеру «I» на серебряной подложке.

— Я представляю власть Императорской Инквизиции, — все с той же улыбкой произнес человек. — Мое имя вам знать незачем. А теперь сопроводите меня к адепту Диессу.

Инквизитор Таддеуш обладал сверхъестественным терпением. Именно это качество лучше всего помогало ему справляться со своей работой там, где более свирепые, или гениальные, или жестокие люди сдавались. Ордо Еретикус, крыло Инквизиции, занимавшееся выявлением ростков предательства среди тех самых мужчин и женщин, которых поклялось защищать, нуждалось во всех этих качествах. Но вместе с тем нуждалось оно и в понимании того факта, что Империум невозможно излечить одним махом от всех болезней.

Оно нуждалось в людях, способных разглядеть необъятность задачи, решение которой требовало труда в течение срока, несоизмеримо огромного по сравнению с продолжительностью их жизней. И при этом инквизитор не должен был опускать руки или приходить в отчаяние. Таддеуш понимал, что, несмотря даже на имеющиеся в его распоряжении ресурсы, личный его вклад в исполнение великих планов Империума и воплощение мечтаний Божественного Императора о Человечестве будет практически незаметен. На данный момент под его командованием находились полный взвод штурмовиков Ордо Еретикус и несколько отрядов Сестер Битвы во главе с сестрой Эскарион, но он понимал, что даже при помощи их оружия не может надеяться искоренить коррупцию и некомпетентность, разрушавшие Империум изнутри так же, как чужаки и демоны уничтожали его извне. На всей Инквизиции лежала огромная ответственность. И если задача когда-либо будет решена, то сделают это люди Ордо Еретикус, которым еще только предстояло родиться много поколений спустя.

Все это Таддеуш прекрасно осознавал, но тем не менее был готов пожертвовать своей жизнью, поскольку если не он, то кто?..

Именно благодаря терпеливости Таддеуша и избрали для исполнения текущей миссии. Первый инквизитор, которому досталось это задание, кровожадный и упрямый человек по имени Тсурас, получил его только по той причине, что оказался единственным, кто на тот момент не был занят делом. И провалил его потому, что не обладал должным терпением и был способен лишь полыхать решимостью да наводить ужас и тревогу на окружающих его людей. Конечно, Тсурасу и людям вроде него можно было найти применение, но текущая задача в этот список явно не входила. Когда пришел срок, совет верховных инквизиторов избрал Таддеуша, поскольку тот обладал способностью докопаться до правды, разметав слои лжи и обмана раньше, чем это успеют заметить те, кто попытался ее скрыть.

Но сейчас сам Таддеуш мечтал, чтобы ему никогда не поручали этой миссии. Хотя высшие задачи Инквизиции и были выжжены в его немыслимо упорном сознании каленым железом, но все-таки он оставался простым человеком и мог еще разглядеть тупиковую ситуацию, когда оказывался перед ней. Проверка нескольких последних наводок в итоге никуда его не привела, и сидевший теперь перед ним столь же угрюмый, сколь и заслуживающий доверия мужчина, возможно, был его последней надеждой.

— Простите, если доставляю вам неудобство, — произнес Таддеуш, предпочитавший соблюдать вежливость вне зависимости от того, какие чувства питал к человеку на самом деле. — Я понимаю, насколько важную работу вы здесь выполняете.

— Не стоит беспокойства, — ответил адепт Диесс, — я только и делаю, что целый день ставлю печати на бумагах.

Диесс оказался мужчиной средних лет, который, впрочем, до недавнего времени хорошо заботился о своем теле и был еще довольно крепок. Но сейчас у него начали опускаться руки и он стал набирать вес, хотя по-прежнему выглядел куда внушительнее, чем любой человек на планете, которому это полагалось по званию.

— Похоже, — удивленно приподнял бровь Таддеуш, — вас не слишком вдохновляет работа на гроксовых фермах. Медиан Вринтас расстроилась бы, услышь она такое.

— Проведи вы столько времени, сводя балансы в бухгалтерских книгах, сколько этим занимаюсь я, то поняли бы, как мало значит мнение Медиан Вринтас. У нее могут быть свои взгляды на это, но именно благодаря мне Администратум вовремя собирает с планеты дань.

— Вы умеете говорить напрямик, — улыбнулся Таддеуш. — Редкое явление в наши дни, уж поверьте. Я бы даже назвал это приятным разнообразием.

— Если вы прилетели, чтобы убить меня, инквизитор, вы сделаете это вне зависимости от того, что я сейчас скажу. А если нет — то и пули зазря тратить не станете.

Таддеуш откинулся на спинку неудобного кресла. Остальным адептам достало такта покинуть офис раньше, чем инквизитор успел приказать, чтобы их вывели. Поэтому единственным посторонним звуком в помещении с низким потолком был гул когитатора, оставленного включенным где-то в дальнем конце. В ярком свете заходящего солнца, пробивающегося сквозь стекла, была видна повисшая в воздухе пыль.

Этот офис стал домом примерно для тридцати адептов, каждый из которых обладал собственным рабочим местом и терминалом. Стены и другие поверхности покрывали бумаги — распечатки статистических данных, графики, карты, показатели распространения разнообразных заболеваний, обычно преследовавших гроксов, и мрачные объявления, требующие от адептов принесения себя в жертву Империуму. Администратум пытался установить здесь те же порядки, что и в любом дворце или на заводе. Его работники должны были посвятить свои жизни служению, бесконечной рутине, без которой рухнула бы макроэкономика Империума.

— Вы интеллигентный человек, адепт. Мало кто из людей в таких вот местах может узнать инквизитора с первого взгляда. Медиан Вринтас это так сразу не удалось. Мне ведь даже доводилось слышать рассказы о том, что мы на самом деле не существуем, как и о том, что мы на самом деле всего лишь злобные боги войны, чьи пути никогда не пересекаются с дорогами простых смертных вроде вас. Но вам, похоже, известно больше, чем остальным. Я прав, консул?

— Я, — с горькой улыбкой на лице произнес адепт, — счастлив доложить, что уже не занимаю этой должности.

— Думаю, мы друг друга поняли, старший консул Иокантос Галлиан Кревик Хлур. Вы знаете, о чем я хочу с вами поговорить.

— Давно уже меня никто так не называл. — На лице Хлура проступило почти ностальгическое выражение. — Потерпеть бы всего несколько лет — и я мог даже встать во главе целого сектора. Но захотелось получить слишком много всего и слишком быстро. Думаю, вы и раньше слышали подобные истории.

— Вы понимаете, — произнес Таддеуш, и интонации в его голосе при этом нисколько не изменились, — что инквизитор Тсурас заочно вынес вам смертный приговор?

— Догадывался, — сказал Хлур. — И многим ли удалось его избежать?

— Не слишком. Капитан Трентиус был помилован, хотя ему теперь никогда не пилотировать ничего крупнее эскортного корабля. Также отпустили несколько представителей обслуживающего персонала, которых Тсурас посчитал слишком малозначимыми, чтобы обвинить в служебном несоответствии. Но практически всех остальных казнили. Должен признаться, что хотя Тсурас и не самый талантливый из моих коллег, но вы проявили великую изобретательность, убегая от него столько месяцев.

— Я прыгал с планеты на планету некоторое время, — пожал плечами Хлур. — Подделал парочку документов и связался с теми, кто не задает лишних вопросов. Наконец я оказался здесь и уже не собирался никуда улетать. Вряд ли кому-то могло прийти в голову искать меня в подобном месте. Во всяком случае так я думал, пока не появились вы.

— Вам стоило бы понимать, консул, что любое действие, связанное с Администратумом, обязательно будет кем-нибудь записано. Поиски по архивам были долгими и утомительными, но ведь у меня для этого есть помощники.

— Что ж… — протянул Хлур. Он казался скорее уставшим, чем напуганным, словно всегда знал, что этот день однажды придет. — Значит, Испивающие Души.

— Да. Испивающие Души. В свете изъявления вами готовности к сотрудничеству предоставляю слово.

— Это случилось три года назад. — Хлур вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Хотя даты вы явно знаете даже лучше меня. Как бы то ни было, но нас направили на захват звездного форта Ван Скорвольдов. Нам стало известно, что Целестина Ван Скорвольд хранит одну вещь, созданную чужаками и обладающую особой ценностью. Мы проверили полученную информацию по своим базам и установили, что это Копье Души.

— Реликвия Испивающих?

— Именно она. Наши поиски привели к древней легенде, к поэтической повести о том, как это оружие разрушало города, губило демонов — и все такое прочее. Кроме того, рассказывалось там и о потере Копья, — Хлур неожиданно подался вперед и облокотился о стол. — Я жадный человек, инквизитор. И амбициозный. Мне бы приказать Имперской Гвардии сделать это самостоятельно, но очень хотелось, чтобы все было выполнено быстрее и чище. Я понял, что легко могу заручиться помощью Испивающих Души. Если бы все было сделано так, как полагается, мы бы не знали всей этой печали. Но, как уже говорилось, я жаден. Понимаете, у всех нас есть свои мечты.

— Бывают куда более тяжелые грехи, консул, — произнес Таддеуш, добавив в свой голос нотку притворного сочувствия, которое часто удивляло людей. — Вы позволили расползтись слухам о том, что Копье Души найдено. Космодесантники должны были примчаться, сломить всякое сопротивление, забрать свою реликвию и исчезнуть, позволив вам спокойно занять форт. Так?

— Пойди все так — и мне бы не пришлось остаток своей жизни перетряхивать лопатой дерьмо гроксов. Но вижу, вам и так все известно.

— Что вы можете рассказать мне о Сарпедоне?

Хлур на минуту задумался.

— Не слишком много. Я видел его только один раз — на дисплее в командной рубке. С нами был корабль Адептус Механикус. Воспользовавшись телепортом, они перебросили отряд в звездный форт и выхватили Копье Души из-под самого носа Сарпедона.

Таддеуш мог вообразить, каким Сарпедон предстал перед собранием офицеров Военно-Космического Флота и адептов Администратума — командор Космического Десанта, псайкер, весь полыхающий гневом после свершившегося предательства.

Хлур сохранял спокойствие, даже понимая, что его ожидает расправа Инквизиции, но сейчас на его лице отчетливо отразился тот ужас, который он испытал, встретившись с Сарпедоном.

— Как бы вы оценили его психическое состояние в тот момент? — спросил Таддеуш. — Каковы были его намерения?

— Хотелось бы вам помочь чем-то еще, инквизитор, но… — Хлур покачал головой. — Он был зол. Готов убить любого, кто встанет у него на пути, как вы и сами понимаете. Так, значит, вы их не нашли? Вот почему вы здесь. Не из-за меня.

Лицо Таддеуша не выражало ничего.

— Испивающие Души будут найдены, консул.

— Должно быть, вы просто в отчаянии, если потратили столько сил, чтобы найти меня. В том путешествии я в итоге оказался простым пассажиром, всем распоряжался инквизитор Тсурас, и, судя по всему, он ничем не смог вам помочь. Так что же вы ожидали услышать от меня?

Хлур был умным человеком. Говоря по правде, Таддеуш уже давно не встречал действительно достойного уважения противника. Сложно запугать того, кто смирился с неизбежностью смерти. Консул даже сумел понять то, о чем инквизитору так не хотелось вспоминать, — следы Испивающих Души уже успели остыть. Когда боевой флот, номинально находившийся под командованием Хлура, а на самом деле направляемый Тсурасом, потерпел полное фиаско возле Поля Цербера и был разгромлен отвернувшимся от Империума Орденом Космического Десанта, у Инквизиции практически не осталось никаких наводок. Под командованием Сарпедона находилось менее тысячи человек — армия, которая казалась песчинкой в безбрежных просторах Империума и была почти незаметна в безграничной Галактике.

Кроме того, только с Хлуром были связаны последние надежды Таддеуша.

— Вы один из немногих уцелевших людей, кто хоть как-то был связан с Испивающими Души, — продолжил инквизитор. — Есть вероятность, что вы могли увидеть нечто такое, чего не заметил Тсурас.

На лице Хлура расцвела почти триумфальная улыбка.

— Кто бы мог подумать, что скромный адепт с агрикультурного мира в состоянии доставить столько проблем могучей Инквизиции! Я ведь могу рассказать вам только то, что вы и без меня знаете. Сарпедон не сложит оружие никогда. Он дорожит честью куда больше, чем жизнью или своими людьми. Пока вы гоняетесь за ним, он будет убегать, но стоит поставить на кон принципы — и он перейдет в нападение. Это все, что я знаю. И, как могу понять, ровно то же самое известно и всем остальным.

Таддеуш величественно поднялся из кресла. Казалось, будто плащ развевается за его спиной.

— Теперь Инквизиции известно ваше местопребывание, консул. Чувствую, что здесь вы куда лучше послужите Империуму, чем это у вас получалось на более высоком посту. И по этой причине считаю допустимым отложить вопрос о вашей ликвидации на неопределенный срок. Но если ваша трудовая выработка начнет понижаться, мы обязательно снова вернемся к этой теме. Мы будем очень внимательно следить за соблюдением норм. До тех пор можете считать, что меня здесь никогда и не было. Продолжайте работать в Администратуме, адепт Диесс.

Человек, некогда бывший старшим консулом Хлуром, сардонически отсалютовал ему и вернулся к своему неблагодарному труду по разбору горы бумаг, громоздившейся на его столе.

Таддеуш величаво вышел из офиса, спустился по темной лестнице и оказался на улицах угрюмого Хабитата Ипсилон, солнце над которым уже практически зашло. Бесконечные холмистые поля чернели от дремлющих стад гроксов.

Сестры по-прежнему дожидались, стоя возле корабля.

— Приготовьтесь к отбытию, сестра, — обратился Таддеуш к Эскарион.

— Опять ничего? — Она разговаривала с инквизитором как с равным, за что тот был ей очень признателен.

— Ничего. Тсурас практически лишил нас полезной информации, когда уничтожил половину людей, участвовавших в «Лаконийской травле».

— Не теряйте веры, инквизитор. Испивающие Души отвратительны взгляду Императора. Он направит нашу руку, когда придет время.

— Не сомневаюсь в вашей правоте, сестра. Но полагаю, Император вряд ли станет помогать тем, кто не продемонстрирует должного рвения. А мы пока что его явно не выказали.

Таддеуш вместе с Эскарион поднялись по рампе на борт. Сестры погрузились следом за ними, набившись в пассажирский отсек. Этот новенький, чистый корабль был реквизирован Ордо Еретикус на верфях Гидрафура и являл собой образец судна, совмещавшего малые размеры и быстроту с хорошей маневренностью и достаточной орудийной мощью, чтобы суметь постоять за себя. Внутренняя отделка была скромной: матово-черные металлические стены, украшенные только свитками с молитвами Императору, которые Сестры Битвы прикрепили к переборкам, стенам и маленьким алтарям. Таддеуш старался не допускать наполнения кокпита этими знаками веры, но везде, где находились Сестры, корабль превратился в передвижную часовню Императора.

Эскарион присоединилась к своим боевым сестрам, укладывавшимся в противоперегрузочные койки и забормотавшим молитву почтения, когда она приблизилась.

Таддеуш вошел в кокпит, который по его приказу был выстлан темно-малиновой шкурой тарра. Он занял место второго пилота. В качестве первого выступал вмонтированный рядом сервитор. Его некогда человеческое лицо заменили сканирующие устройства. Одна рука теперь состояла из золота, в которое были врезаны компасы, воспроизводившие траектории. Из грудной клетки выступали прямоугольники информационных планшетов. Вторая рука переходила в инструментальную панель кокпита, передавая приказы от некогда человеческого мозга прямо к корабельным когитаторам и управляющим системам двигателей.

— Пуск! — приказал Таддеуш сервитору, и остаточное сознание того распознало команду.

Корабль содрогнулся, когда дюзы выбросили потоки огня. Безликие просторы Кориса XXIII-3 покачнулись и исчезли. Их сменило чистое, светлое небо. Неожиданно взревели основные двигатели, и Таддеуша вдавило в мягкую обивку кресла, когда корабль разорвал атмосферу планеты.

Инквизитор не знал, охотится ли кто-нибудь еще за головой старшего консула Хлура. Но очень надеялся, что нет. Адепт Диесс принес Империуму куда больше пользы, чем Хлур мог принести за всю свою жизнь.

Обнаружив его и оставив в живых, Таддеуш одержал маленькую победу и рассчитывал вскоре добиться еще нескольких. Испивающие Души обладали большими ресурсами и были сильны, а их намерения — неизвестны. Хотя Орден Космического Десанта и мог захватить практически что угодно, но он и раньше состоял всего из тысячи человек, а сейчас Испивающих Души осталось и того меньше. Даже численность личного штата Таддеуша была больше, а ведь он не держал таких огромных личных армий, как это делали некоторые из лордов-инквизиторов.

Испивающие Души могли бы исчезнуть, если бы захотели.

Но они не могли так поступить. Во всяком случае Таддеуш очень надеялся на это. Сарпедон до сих пор, во многих смыслах этого слова, оставался космодесантником и не мог просто залечь где-нибудь в дальнем уголке Галактики, ожидая, пока о нем забудут. Он продолжал во что-то верить и — не важно, насколько извращены его понятия, — продолжит и сражаться. Однажды Испивающие Души совершат что-нибудь этакое и выплывут на свет. И тогда Таддеуш направится туда и найдет их. Он постарается заманить их в ловушку и убьет Сарпедона, если сможет. Затем он привлечет все мыслимые ресурсы, чтобы навсегда избавиться от остатков Ордена Испивающих Души.

Как и сестра Эскарион, он не терял веры. И даже если ничего, кроме нее, у него не было, инквизитору и не требовалось большего.

Орден Испивающих Души бесследно пропал во время кульминации «Лаконийской травли», когда их флотилии удалось сбежать по давно позабытому варп-маршруту, оставив войска инквизитора Тсураса скрежетать зубами. Событий, приведших к этому исходу, оказалось более чем достаточно, чтобы объявить весь Орден повстанцами особенного сорта — очень и очень опасного. В список их прегрешений попало нападение на Адептус Механикус, уничтожение звездного форта Лаконии, отказ пройти инквизиторскую проверку и убийство дознавателя, посланного к ним с ультиматумом Тсураса.

Когда дым рассеялся, Испивающих Души уже не было в Империуме.

Больше года прошло, прежде чем команды, занимающиеся сбором космического мусора в глубине Галактики, доложили о важной находке: огромном кладбище уничтоженных во время поспешного отступления кораблей, часть из которых обладала размерами линкора. После проверки имперские специалисты подтвердили, что когда-то это был флот Испивающих Души. Здесь была даже военная баржа «Слава», а кроме того, все ударные крейсера и корабли поддержки. И никаких признаков самих космодесантников. Никто не знал, куда или как они ушли, но сам факт того, что Испивающие Души уничтожили собственный флот — а тот делал их одной из самых грозных и независимых сил на несколько секторов вокруг, — позволял догадываться, что этот Орден достаточно самоотвержен, чтобы серьезно осложнить жизнь любому, кто попытается последовать за ними.

Флотилию можно было отследить. Но не тысячу человек, затерявшихся в безбрежном Империуме.

В таком состоянии дело и попало в руки Таддеуша из Ордо Еретикус. Вопрос о том, чтобы позволить Тсурасу продолжить охоту за Испивающими Души, даже не стоял. Слишком часто этот инквизитор упускал их. У Таддеуша практически не оставалось ниточек, по которым можно было бы пойти от обломков, оставшихся на месте «травли», и обгоревших остовов орденского флота. Хлур был последней его надеждой, но, как и все остальные — архимагос Адептус Механикус Хоботов, погибший во время взрыва в генераториуме на мире-кузнице Коден Тертиус, капитан Трентиус, человек кардинала Бизантина, и другие, кому удалось пережить энтузиазм Тсураса, — он не дал ключа к тому, где спрятались Испивающие Души или что они задумали. Но Таддеуш не впадал в уныние перед лицом столь грандиозной задачи. Он был упорным и внимательным человеком. Рано или поздно, но он завершил бы эту работу.

Знаний об Испивающих Души ему всерьез недоставало. Конечно же, он изучил во всех подробностях их историю, где они представали до фанатизма верным Орденом, который хоть и проявлял иногда независимую волю, но был готов во имя Императора в любое мгновение бросить своих космодесантников против любого безумия. На их репутации не было пятна. Но сейчас Таддеуш имел дело с совершенно другим Орденом — Испивающие Души столь яростно отбросили свою преданность Империуму, что от их прежнего характера ничего не могло остаться. Инквизитор полагал, что главным источником новой, богохульной сути Ордена является Сарпедон, захвативший власть над восставшими Испивающими Души. Сарпедон был псайкером, библиарием и неоднократно удостаивался наград в течение своей семидесятилетней службы. Такого человека сложно сломить. Практически невозможно.

Таддеуш понимал, что командора придется убить. Только гибель Сарпедона могла разрушить Орден. Если инквизитор не сможет справиться с этим сам, он, как только обнаружит Испивающих Души, призовет на помощь своих коллег, возможно агентов Официо Ассасинорум или даже планетарных чистильщиков из Экстерминатуса.

Грубый и дорогостоящий способ. Но каждая пролитая капля имперской крови взывала к этому. Мятежный Орден Космического Десанта был слишком опасен и непредсказуем, чтобы забывать о нем.

Эти мысли, часто посещавшие Таддеуша, занимали инквизитора, сидевшего в темноте навигационной рубки «Полумесяца». Круглая зала была обставлена мягкими, уютными диванчиками, на которых могла разместиться пара сотен человек, но, как правило, Таддеуш сидел здесь в одиночестве, погрузившись в глубокие молчаливые раздумья. Спинки диванов были наклонными, поскольку навигационный дисплей проецировался на подсвеченный диск потолка, сиявший сверху полной луной.

«Полумесяц» — ребристый, серой стали цилиндр — принадлежал самому Таддеушу. Из корабля, подобно усикам анемоны, выступали огромные уловители частиц. Кроме четырех гигантских двигателей, расположенных прямо за ними, внутри размещались мостик, жилые отсеки, грузовые трюмы, вместилище машинного духа и все остальные многочисленные территории, без которых не мог обходиться корабль. Собственные апартаменты инквизитора, как и его дознавателя Шена, находились в бронированной секции в самом сердце судна. Внутри все было оформлено в любимом стиле Таддеуша — простом и мрачном. Этот корабль был очень редкой модели. Подобную технику имперские верфи больше не могли производить. Собрали его для одного из старых наставников Таддеуша несколько веков назад из деталей, созданных за тысячи лет до того. Судно было быстрым и комфортабельным, а управлялось всего парой дюжин человек, что обычно позволяло инквизитору наслаждаться уединением. Впрочем, в последнее время на корабле стало слишком людно из-за штурмовых отрядов и Сестер Битвы, занявших переоборудованные под перевозку пассажиров трюмы.

— Вывести карту сектора, — произнес Таддеуш, и вокс-сенсор переключил дисплей с изображения сверкающего звездного поля на схему сектора, где было отмечено множество систем и планет с подписанными названиями и координатами.

«Полумесяц» по-прежнему оставался на орбите Кориса XXIII-3, и Таддеуш задумался над тем, куда отправиться теперь — возможно, к ближайшей крепости Инквизиции или прямо в штаб-квартиру этого субсектора, чтобы сообщить Ордо Еретикус о собранных крупицах информации.

Скопление агрикультурных планет было окружено кольцом перенаселенных миров-ульев и планет-мануфакторий, и на многих из них размещались постоянные офисы Инквизиции. Таддеуш гадал, какое из этих мест окажется наименее мрачным, учитывая, что ему придется объяснять отсутствие какого-либо прогресса, но тут тревожно загудел вокс.

Входящий вызов. Астропатический хор, полдюжины телепатов, связавших Таддеуша с одним из субсекторов Империума, заговорили в унисон тихими, хриплыми голосами:

— От командования субсектором Терион, сектор Борас Минор, сегментум Ультима. Подразделение связи Военно-Космического Флота доложило о блуждающем «Космическом скитальце». Предполагается активность Адептус Астартес. Рекомендовано заняться преследованием. Крепитесь, и да не поглотит вас безверие.

Таддеуш поднялся с дивана и прошел по темному аудиториуму к двери, выходящей на мостик. По правде говоря, он не слишком надеялся, что его запрос, отправленный командованию Еретикус — инквизитор требовал, чтобы его уведомили через астропата, если будет обнаружено хоть что-нибудь странное, соответствующее определенным параметрам и позволяющее предположить присутствие космодесантников, — когда-либо приведет его к сколько-нибудь полезной информации. Но теперь Имперский Флот обнаружил «Космического скитальца», и это стало известно подразделению Ордо Еретикус, надзиравшему за флотилиями сегментума Ультима. По какой-то причине они заподозрили, что тут замешаны обладающие сверхчеловеческими способностями воины Адептус Астартес. Существовал лишь один шанс на тысячу, что это окажутся именно Испивающие Души (буквально, поскольку принято было считать, что Орденов Космического Десанта именно тысяча, хотя Таддеуш и подозревал, что истинное их количество может оказаться совершенно другим). Но ничего более привлекательного, чем эта наводка, у инквизитора все равно не оставалось.

Люк отошел в сторону, и Таддеуш, вместо того чтобы увидеть перед собой коридор, столкнулся нос к носу с Пилигримом.

Высокий, закутанный с головы до ног и постоянно сопровождаемый плотным, удушливым облаком фимиама, Пилигрим прятал лицо под темно-серым капюшоном своего балахона. Руки его были плотно забинтованы. Из-под низко надвинутой ткани выходили толстые кабели, спускавшиеся к поясу, где они подключались к респиратору, помогавшему дышать тому (что бы это ни было), что скрывалось под одеждой. Громоздкий энергомодуль на спине Пилигрима, позволявший функционировать системам жизнеобеспечения, заставлял его сутулиться и делал похожим на горбуна. Фимиам поднимался от двойной кадильницы, встроенной в энергомодуль. Из прорех и разрывов в ткани балахона выбивалось тусклое свечение, словно под ним у Пилигрима была топка.

Таддеуш решил называть это существо именно Пилигримом, потому что оно проявило себя чрезвычайно ревностным последователем Императора и служило инквизитору с целью подтвердить свой религиозный пыл.

Хотя Таддеуш очень дорожил Пилигримом, тот обладал зловещей привычкой регулярно предугадывать его желания и поступки.

— Инквизитор, — произнес человек тяжелым, монотонным, полумеханическим голосом. — «Скиталец». Мы летим?

Пилигрим развернулся и зашагал следом за Таддеушем, когда тот прошел мимо него и направился к мостику. Должно быть, кутающееся в балахон создание просматривало получаемую инквизитором информацию. Таддеуш знал, что высшие эшелоны Еретикус наверняка постоянно шпионят за ним, но ему совершенно не нравилось, что в этом замешан и Пилигрим. Впрочем, инквизитор предпочитал не ссориться с этим существом.

— Наверное, — сказал он. — Мы обязаны проверить любую зацепку. Но шансы того, что это имеет какое-то отношение…

— Это они.

— Если ты не обладаешь какими-то неизвестными мне сведениями, то твои слова меня не слишком обнадеживают. Мы получали и более многообещающие наводки.

— Подумайте, инквизитор. — В голосе Пилигрима прозвучало нечто вроде обиды. — Один корабль куда сложнее отследить, чем эскадру. «Скиталец» достаточно велик, чтобы в нем мог разместиться весь Орден. А какой же верноподданный Орден станет поселяться в «Космическом скитальце»?! Подобные извращенные идеи могут прийти в голову только Сарпедону.

Пилигрим обладал глубокими познаниями в истории Испивающих Души и много читал об одержанных ими победах, начиная с рассвета Второго Основания и заканчивая закатом их ереси. Это только подстегивало в нем ненависть к тому, во что Орден превратился в итоге; сила его ненависти сделала бы честь и религиозному фанатизму сестры Эскарион. Пилигрим был настоящим тайником знаний, профессионально разбирался в вопросах верований и моральных ценностей Испивающих Души и мог оказаться самым ценным человеком во всей свите Таддеуша, если им придется гадать, что именно собирается предпринять Сарпедон.

— С уверенностью говорить нельзя, — произнес инквизитор. — Ордо Ксенос уже проверили более семисот «Скитальцев» и неоднократно подозревали некоторых из них, да еще и не всегда нам об этом рассказывали.

— Вы, конечно же, правы, инквизитор, — ответил Пилигрим. — Один корабль против сотни. Наши шансы малы. Но быть может, у вас есть лучшая наводка? Достаточно надежная, чтобы терять оптимизм по отношению к этой миссии?

Таддеуш уже давно решил, что не станет принимать близко к сердцу подначки Пилигрима. Не будь тот настолько полезен, инквизитор просто отказался бы брать его в ударную команду еще в тот день, когда это существо впервые порекомендовали из Ордо Еретикус. Но способностей Пилигрима к пониманию души мятежного Ордена очень не хватало Таддеушу.

Они миновали переборку, в которую были врезаны массивные бронзовые двойные двери. Таддеуш произнес кодовое слово, и створки распахнулись. Инквизитор вошел в просторную залу. Мостик «Полумесяца» парил над инженерной палубой, поэтому навигационные консоли и капитанская кафедра нависали над огромными плазменными турбинами, вращавшимися в сотне метров внизу. Можно было видеть, как там снуют механики, производящие последние приготовления к переходу в варп, — бледнокожие красноглазые люди, редко покидающие глубины моторного отделения.

У Таддеуша не было капитана. Он сам командовал своим кораблем. Сервиторы были жестко подключены к большинству терминалов, чтобы напрямую исполнять отданные им приказания. Сейчас на платформах мостика находились только инквизитор, Пилигрим, сестра Эскарион и полковник Винн, возглавлявший штурмовые подразделения Еретикус.

— Сестра, полковник! — бодро воскликнул Таддеуш. — Мы направляемся в субсектор Терион! Подготовьте своих людей к варп-переходу. — Сервиторы задергались, передавая его слова духу машины. — «Скитальца» будет очень непросто взять. Возможно, вам придется подвергнуть солдат значительному риску.

— Мы слишком долго гоняемся за призраками, — сказала Эскарион. — Мои сестры будут счастливы, если им предоставят возможность принести в этот мир хоть немного чистоты.

— Люди из Штурмового Полка Еретикус будут готовы, — произнес Винн.

Полковнику уже несколько раз за жизнь стирали сознание, заставляя забыть увиденное им и его людьми во время сражений на стороне Ордо Еретикус против колдовства и скверны. После этого ему приходилось заново учиться военному ремеслу. В результате он приобрел боевое чутье и накопил богатый опыт, который хоть и не запомнился ему, но сделал его эффективным лидером и не задающим лишних вопросов слугой Империума. За мягкими чертами его лица скрывалась предельная безжалостность, а под черно-красной униформой штурмовика все тело усеивали шрамы, полученные им во время проведения почти самоубийственных операций.

Его полк, на самом деле представлявший собой огромное количество бойцов, раскиданных по многочисленным личным свитам и охране инквизиторских крепостей, состоял из людей, которые были приписаны к Ордо Еретикус так давно, что уже совсем не походили на солдат Имперской Гвардии, из которой когда-то вышли. Теперь они подчинялись только Ордо Еретикус и тренировались в учебных залах Инквизиции. «Полумесяц» нес в своих трюмах пять взводов — более двух сотен человек, каждый из которых был скрупулезно подготовлен к тому, чтобы встретить любое порождение ужаса выстрелами штурмовых лазганов и взяться по приказу Таддеуша даже за самую отвратительную работу.

Инквизитор взошел по небольшой лестнице к капитанской кафедре, позволявшей наблюдать за рядами обслуживаемых сервиторами консолей и мониторов. Он ввел код субсектора, и на мерцающем дисплее, встроенном в аналой, вспыхнула цепочка координат, незамедлительно переданных сервиторам, которые, в свою очередь, стали инструктировать дух машины «Полумесяца», прокладывая маршрут через варп. Одинокий корабельный навигатор, затворник по имени Праксас, иногда месяцами не покидавший своих комнат на носу судна, должен был уже сейчас устремлять взгляд в варп, готовясь провести корабль по предательским течениям.

— У него что, было какое-то озарение? — осведомилась сестра Эскарион.

Она стояла возле кафедры и поглядывала в сторону Пилигрима, смотревшего вниз, на грохочущие двигатели и запускающих их механиков.

— Кажется, он совершенно уверен в том, что этот «Скиталец» как-то связан с Испивающими Души, — ответил Таддеуш. — И у меня есть причины доверять его суждению.

— Я понимаю, что нахожусь под вашим началом, инквизитор, и что мы с ним сражаемся на одной стороне, но мне трудно смириться с его присутствием, поскольку я совершенно не знаю, кто или что он такое.

— Сестра, неужели вы заподозрили меня в радикализме? — улыбнулся Таддеуш. — Не стоит верить слухам. Далеко не все в Инквизиции настолько безумны, чтобы прикармливать демонов. Пилигрим не монстр.

Эскарион не стала улыбаться в ответ. Она считалась опытным командиром Сестер Битвы, работавших плечом к плечу с Инквизицией, а значит, сплетен наслушалась предостаточно. И многие из них были правдивы — Таддеуш сам участвовал в зачистке во время Хаоса, к которому привела ересь Эйзенхорна, и уничтожении ячейки отступников из Еретикус на Чалчис Траксиаме.

— Сестры беспокоятся, инквизитор, — сказала Эскарион. — Вот и все. Они должны быть уверены, что ими командует человек, обладающий той же силой веры, что и мы. Пустая болтовня подрывает нравственную чистоту, и лучше будет, если вы откроете нам больше информации о своих спутниках.

— Пилигриму можно доверять, сестра. Вы слышали мое слово, и больше вам знать незачем. Сейчас вы должны пойти и убедиться, что ваши сестры готовы к путешествию. Мы пробудем в Эмпиреях несколько недель.

Сестра Эскарион отрывисто кивнула и покинула мостик, лязгая каблуками черного энергетического доспеха по металлу палубы. Полковник Винн вышел следом за ней, вышагивая, как на параде.

Приготовления не заняли много времени. Таддеуш особо ценил «Полумесяц» за то, что процедуры, необходимые для начала долгого варп-перехода и отнимавшие на крупных имперских кораблях у техноадептов много дней, здесь могли быть завершены всего за несколько часов. Вскоре массивные двигатели взревели на полную мощь и озарили мостик снизу ярко-оранжевым свечением плазмы. Уловители частиц сложились и убрались внутрь цилиндрического корпуса судна, и вокруг «Полумесяца» заплясали сине-белые дуги энергии. Корабль покинул высокую орбиту и задействовал варп-двигатели.

Обитатели агрикультурного мира, поднявшие в этот момент взгляд, увидели, как на небе вспыхнула и вскоре угасла новая звезда. Один из этих людей, адепт Хлур, вознес благодарственную молитву Императору за то, что «гости» не забрали и его с собой, а затем вернулся к бесконечному перебиранию горы бумаг.

 

Глава вторая

Небо над Юмениксом потемнело. Весь мир-улей погрузился в вечные сумерки, освещаемые только слабым оранжевым заревом, исходящим от нагревательных вышек, и мерцающими, все сильнее тускнеющими люминосферами, выходившими из строя одна за другой с тех пор, как погибла планета. Над ульем Квинтус, служившим домом стремительно сокращающемуся населению, оседал жирный пепел костров, в которых сжигали мертвецов. Дым поднимался даже над разграбленными дворцами знати. Шум, стоявший в улье, разносился на километры вокруг — выли сирены на крышах танков арбитров, скрежетали, разрушаясь, подвесные туннели, по которым горожане удирали из очередной «горячей точки», грохотали взрывы, когда срабатывали бомбы, подложенные мародерами, или разбивались на импровизированных взлетных площадках перегруженные шаттлы.

И запах. В первую очередь, конечно, пахло дымом — да и могло ли быть иначе, если теперь хоть какой-то чистоты можно было добиться только огнем. Еще ощущался смрад разлившегося топлива. И пота перепуганных беженцев. Но было и что-то еще… сладкое, но отвратительное зловоние, от которого слезились глаза и хотелось зажать нос. Оно пропитало весь город — от чертогов блаженства до самого подбрюшья улья, до бесконечных служебных лабиринтов и золотых торговых залов. Оно просочилось на бесплодные пустоши, соединяющие города. Даже дикие животные и те пытались сбежать, почувствовав этот запах, понимая еще до того, как их души забирали зараженные равнины, что так пахнет смерть. И это была не одна из тех смертей, что регулярно посещали улей Квинтус.

Чума.

Одни называли ее белой смертью, другие — низовой оспой, третьи — духом гнили. Врачи, пытавшиеся выходить заболевших аристократов, придумывали для нее длинные, сложные имена на высоком готике. Но к тому времени, когда закопали покрытое кровавыми язвами тело старого губернатора Хугенштейна, а с ним и трупы всей его семьи и большей части прислуги, заболевание обычно называли просто «чума».

Никто не знал, чем ее лечить. Были перепробованы все способы — от полной замены крови для сверхбогатых граждан до народных средств, придуманных, когда город был еще юн. Не помогало ничего. Отчаявшиеся люди стали искать причину болезни, и теперь число безвинно сожженных за умышленное распространение инфекции и ведьмовство непрестанно увеличивалось. Когда чумные костры протянулись до самого горизонта, даже те, кого обошла болезнь, не могли чувствовать себя в безопасности. Никто не понимал, откуда взялась чума. И любой, кто пытался разобраться, только погибал быстрее.

Некоторым удалось выбраться. Офисам Администратума пришлось немало потрудиться, ставя печати на бумагах, чтобы спасти представителей высших эшелонов. Части владельцев мануфакторий помог свойственный их профессии обостренный нюх на неприятности, благодаря чему они вовремя приобрели себе места на отлетающих с планеты прогулочных яхтах и шаландах контрабандистов.

Другие могли сбежать, но не стали. Губернатор сделал самый благородный поступок за все свое правление, решив остаться в умирающем городе. Адептус Арбитрес даже не помышляли о том, чтобы бросить свою работу, и продолжили насаждать имперский порядок. Не покинули мир и проповедники Министорума, все так же возносившие молитвы в храмах, куда набивались отчаявшиеся и больные горожане. Но сотни миллионов людей, населявших многочисленные слои улья Квинтус, мечтали о том, чтобы им выпал счастливый билет на борт жалкой горстки эвакуировавшихся кораблей. Любое судно, способное вывезти с планеты мало-мальски значительное количество граждан, незамедлительно расстреливалось лазерами сил орбитальной обороны, надзиравших за соблюдением карантина над Юмениксом. Спастись удавалось только единицам. Остальное население было обречено.

Опасность, конечно, не останавливала крупные суда, которые все равно пытались улететь и оставляли потом в небе длинные полыхающие полосы — очередное знамение смерти для людей внизу. Но в городе были и меньшие по размерам корабли, способные проскочить мимо карантинной блокады. Отдельные космодромы все еще функционировали, и, как только проносился слух, что готовится очередной отлет, орды полумертвых жертв собирались вокруг стартовых площадок и ангаров.

Как правило, кораблей там не оказывалось. Но когда чума добралась уже и до Центрального Дока 31, картель Поллоса сумел раздобыть небольшое исследовательское суденышко, более-менее пригодное для того, чтобы вывезти из улья Квинтос патриарха дома и его ближайших родственников. Как и следовало ожидать, стены Центрального Дока 31 тут же обступили толпы людей, которым мешала прорваться только личная армия картеля Поллоса. Корабль заправлялся и готовился взлететь под грохот ружей, бивших по беженцам. Возможно, это судно оставалось для них последним шансом на спасение от чумы.

Надежда стала редчайшим из всех товаров. Но всякие надежды угасли, когда мощный взрыв уничтожил участок восточной стены.

Автосенсоры, встроенные в шлем сержанта Солка, заставили его зрачки сузиться, когда над восточной стеной вскинулось пламя. Из руин хабитата, казавшихся островком среди обступившей их со всех сторон зачумленной толпы, он увидел взметнувшиеся с громким грохотом в воздух обломки феррокрита. Взрывом сбросило вниз охранников Поллоса, а по толпе пробежала рябь, когда ударная волна раскидала первые ряды.

Взрывпакет, установленный Карриком, сделал свое дело. Впрочем, Каррика можно было бы считать счастливчиком, если бы ему удалось прожить достаточно долго для того, чтобы объединиться с остальным подразделением, от которого он был отрезан. Разумеется, если хоть кто-то из них вообще сумеет пробиться к космодрому. Капитан Дрео погиб, и командование перешло к Солку. Подразделение вышло на цель, и сержант понимал, что, раз уж он собирается как-то рассчитаться за гибель своих братьев по оружию, миссию необходимо выполнить.

— Вперед! — прокричал он в вокс, и шестеро последних Испивающих Души выпрыгнули из обгоревших окон разрушенного здания.

Они приземлились прямо в гуще толпы, и, нырнув в нее, будто в морские воды, Солк ощутил прикосновения гноящихся рук. С трудом поднявшись на ноги, он увидел, как его собратья сражаются с людским потоком, — космические десантники на целую голову и даже плечи были выше любого неаугметированного человека, поэтому сержант легко нашел каждого из своих бойцов: Крин с плазмаганом, Дриан, Хортис, Эан и огромный Нициас, волокущий на себе единственного пленника, взятого подразделением.

Нициасу пришлось бросить свою ракетную установку еще на первых этапах кровопролитной миссии, когда они потеряли Дрео. С тех пор он пробивался только при помощи ножа и болтерного пистолета. Он взял на себя ответственность за пленника, которому связал руки, закрыл лицо и теперь тащил свободной рукой.

Солк пробивался через бушующую толпу. Безвольные, обезумевшие люди оглядывались на него, цеплялись пальцами. Их освещали пожары, полыхающие во вздымающихся скалами шпилях, и поисковые прожектора, помогающие целиться солдатам, охранявшим проломленную стену космодрома. Только с восточной стороны стартовую площадку обступили около десяти тысяч человек, и Солк видел груды живых и мертвых тел у баррикад возле стен.

Сержант проталкивался вперед, его закованное в энергетический доспех тело раскидывало людей в стороны. Тех, кто оказывался на его пути, он поднимал и отбрасывал. Ему не хотелось причинять беженцам боль — они были неповинны в безумии Империума, где имели несчастье родиться, — но, если они начинали мешать, он мог их просто раздавить. Задание с самого начала пошло отвратительно и завершиться тоже должно было мерзко.

Первые ряды оправились от взрыва, и толпа устремилась в пролом. Заговорили ружья охранников Поллоса, открывших огонь по жертвам чумы, которые перебирались через развалины к посадочной площадке космодрома.

С ближайшей наблюдательной вышки запустили ракету, оставившую широкую брешь в толпе. Солк протолкался вперед и побежал по кратеру, усеянному по краям почерневшими трупами. Теперь он был уже почти возле самого пролома, зияющего в укреплениях. Стена вздымалась на двадцать метров в высоту и имела еще несколько в толщину, но взрывпакет сумел разрушить довольно большой участок. Из-за груд кирпича уже вели автоматический огонь, а с начинающегося за ними поля доносился лай ружей — там добивали жертв, сумевших перебраться через обломки.

— Нициас, Крин, за мной! — крикнул Солк в вокс, одновременно высаживая несколько болтерных зарядов по облаченным в цветастую униформу солдатам Поллоса, укрывшимся за развалинами. — Остальным — прикрывать!

Из толпы за спиной сержанта вырвалась громоздкая фигура Нициаса, а следом за ним появился и Крин. Некоторые из охранников уже заметили массивных, облаченных в пурпурные доспехи космодесантников и скорректировали огонь, справедливо распознав в них наибольшую опасность для восточной стены. Очередь из автомата простучала по наплечнику Солка, и сержант практически вслепую стал стрелять в ответ, низко пригнув голову и выбежав на открытое пространство, отделявшее его от разлома.

Два космодесантника, укрывавшихся в толпе, открыли огонь из болтеров, установленных на стрельбу длинными очередями, и испещрили стену небольшими взрывами. Охранявшие ее солдаты дергались и падали, некоторые переваливались через край стены и повисали на ограждении из колючей проволоки и баррикадах. Их тела смешивались с трупами погибших жертв чумы.

Солк бросился в укрытие, когда землю возле него прошила очередь из тяжелого стаббера. Стреляли с вышки. Нициас, бежавший сразу за сержантом, развернулся и ответил огнем. У охранников там, наверху, были и стаббер, и ракетная установка, а Солк со своими десантниками теперь считался приоритетной целью.

И нельзя сказать, что зря. С земли за спиной Солка протянулось копье ослепительно белого света, плазменный заряд ударил по наблюдательной башне, испепелив внутри и людей, и оружие. Крин, вокруг заряжающихся контуров плазмагана которого задрожал раскаленный воздух, пошатнулся под автоматическим огнем, ведущимся со стен, но все-таки нырнул в укрытие рядом со своим другом.

Пленник Нициаса перестал сопротивляться. Облаченный в ржаво-красный рабочий комбинезон, почерневший от грязи и оружейного дыма, он просто повис тряпичной куклой на плече огромного космодесантника, сжимавшего болтерный пистолет в свободной руке.

Солк рискнул слегка высунуться вбок, чтобы узнать, что происходит за проломом. Сержант картеля Поллоса заставлял своих солдат организовать огневой рубеж. В основной своей массе они были вооружены автоматами, но попадались и бойцы с шотганами. Всего их было около двадцати человек, облаченных в изумрудно-зеленую форму со сверкающими золотыми пуговицами и пряжками и начищенные до блеска черные высокие сапоги. Как правило, эти войска использовались только показухи ради, из-за чего их форма и была столь красочной, но картель осознавал всю необходимость содержания надежной личной армии, а потому солдаты были хорошо обученными и целеустремленными людьми.

Кивнув Нициасу и Крину, Солк швырнул через груду обломков, за которой укрывался, пригоршню фраг-гранат — каждая размером с монету. Прогремела серия гулких разрывов, и космодесантник перемахнул через завал, бросаясь к огневому рубежу сквозь поднявшуюся тучу пыли.

Первые свои выстрелы он произвел в автоматическом режиме, заставляя солдат залечь, затем переключился на стрельбу короткими очередями и, не прекращая огня, побежал дальше. Когда болты пробивали черепа солдат, решивших поднять голову и попытаться ответить ему, над укреплениями вскидывались багряные брызги. Повсюду вокруг космодесантника застучали пули, и тело пронзили горячие вспышки, когда несколько попаданий пробили керамит брони. Солк продолжал нестись вперед, невзирая на боль, и прыгнул прямо в самую гущу противников.

Так и сражались Испивающие Души. Хладнокровно и быстро. Космический десантник чувствовал себя в наибольшей безопасности, когда оказывался в эпицентре сражения, лицом к лицу со своим врагом, где при помощи брони, оружия, физической силы и самоотверженности мог сломить любое сопротивление. Когда перезарядившийся плазмаган Крина обрушил раскаленные потоки на дальний конец укреплений, Солк ударил прикладом болтера в лицо первого же попавшегося ему человека. Глаза измазанного в грязи, усталого солдата недоверчиво взирали на возвышающуюся над ним трехметровую машину убийства, даже когда Солк целился ему в висок. Сержант отбросил мертвое тело в сторону и боевым ножом ударил следующего противника, стоявшего позади первого.

Вторая жертва Солка повалилась на землю, зажимая руками глубокую рану на груди, оставленную мономолекулярным клинком. Болтер Нициаса начал плевать зарядами по укреплениям, и многие солдаты уже обратились в бегство, подставляя спины под выстрелы огромного космодесантника.

Нициас продолжал тащить на себе дергающегося пленника так, словно тот ничего не весил. Если этот человек умрет, всю миссию можно считать проваленной. Но гигант закрывал его от встречного огня собственной массивной бочкообразной грудью. Нициас был огромен даже для космодесантника, благодаря чему стал одним из тяжелых пехотинцев Ордена. Немногочисленные ударившие в его броню заряды рассыпались брызгами искр.

Солк спихнул со своего ножа третье тело и разрядил половину обоймы по разлому, усыпав подходы к космодрому болтерными зарядами. Офицер охранников пытался заставить своих людей собраться и занять позиции на гладкой поверхности самой взлетной площадки, но Крин превратил его в пар потоками раскаленной плазмы. Солдаты картеля Поллоса обратились в бегство.

— Подразделение Солка, отчет! — торопливо прокричал сержант в вокс, вызывая космодесантников, оставшихся позади. — Эан, Хортис, Дриан!

В ответ он получил только обрывки слов, заглушаемых статическими разрядами. Судя по всему, того, кому посчастливилось выжить, настолько сдавила толпа, что вокс оказался поврежден. Поскольку приемник был имплантирован в ухо, а передатчик в гортань, это означало как минимум разбитый череп. Плохо, что трое достойных космодесантников погибли, будучи раздавленными завывающей, обезумевшей толпой гражданских. Жаль было терять Испивающих Души, отобранных из почти семи сотен братьев. Это задание уже обходилось Ордену слишком дорого, но командор Сарпедон заверил Дрео и подразделение Солка в том, что в случае победы они значительно ускорят воплощение плана Императора.

Солку не было известно, что задумал Сарпедон. Об этом знал Дрео, погибший в глубинах улья Квинтус. Но сержант верил в командора — мутировавшего библиария-провидца, поднявшего Испивающих Души против зла Хаоса и слепоты Империума. Если бы Солку потребовалось умереть, чтобы доставить пленника Сарпедону, он так бы и поступил.

Сержант жестом велел оставшимся двоим космодесантникам следовать за собой и вогнал свежую обойму в болтер. Надо было пробиваться вперед как можно быстрее, пока противостоящие им солдаты не пришли в себя, а толпа еще не бросилась следом. Он уже слышал, как люди начинают приливать к свежерасчищенному пролому. Три человека, даже если это космические десантники, будут легко раздавлены людским потоком.

Спрыгнув с груды обломков, Солк увидел раскинувшийся перед ним Центральный Док 31, освещенный посадочными огнями, роль которых исполняли расставленные на скорую руку бочки из-под топлива. Огромную площадку повсюду покрывали пятна гари, отмечавшие места, где раньше приземлялись корабли. Над феррокритовой гладью вздымались ремонтные ангары и огромные стыковочные зажимы, за многими из которых скрывались огневые позиции войск картеля Поллоса. Облаченные в изумрудную форму солдаты суетились возле тяжелых стабберов и артиллерийских орудий, напряженно ожидая, когда внутрь ворвутся безумные орды.

Всего в нескольких сотнях метров впереди виднелась конечная цель Солка. Неказистое, прижавшееся к земле судно напоминало огромную стальную муху, присевшую на одну из взлетных площадок. Громоздкие сервиторы тащили к кораблю тяжелые топливные шланги, а обслуживающий персонал отчаянно трудился, готовя его к взлету. По космодрому в сопровождении вооруженных ружьями солдат, на чьей форме, кроме изумрудного цвета, присутствовал и багрянец, шла стайка людей в экзотичных одеяниях. Скорее всего, это были главы картеля. Их телохранители не шли ни в какое сравнение с космическими десантниками, но без боя явно сдаваться не собирались.

Этот корабль остался единственной возможностью выбраться с Юменикса, и Испивающим Души предстояло удостовериться, что никто, кроме них, не сможет ею воспользоваться. На планету их доставил — и казалось, что это было целую вечность назад, — десантный модуль, поскольку орбитальные батареи представляли слишком большую угрозу для «Громового ястреба». По первоначальному плану Дрео должен был вывести подразделение из города по канализации, с тем чтобы их смогли подобрать позднее, пусть и только через несколько месяцев. Но угроза чумы нарастала, и риск того, что единственный пленник не выживет, стал слишком велик. Не осталось иного выхода, кроме как пробиваться к Центральному Доку 31.

Солк бросился в укрытие, когда с ближайшей огневой точки по нему стали стрелять из тяжелого стаббера. Два орудийных наряда, состоящих из двух человек каждый, прятались за огромными челюстями посадочных зажимов и прикрывали разлом в стене.

Вновь устремившись вперед, Солк накрыл огневую позицию противника смертоносными зарядами болтера. Повсюду вокруг сержанта землю взрывали длинные стабберные очереди. Один из снарядов ударил его в ногу, чуть не заставив рухнуть лицом вниз. Краем глаза он увидел, как Нициас, пытаясь закрыть пленника, получил несколько попаданий в грудь. Плазменный залп омыл стыковочный зажим, и несколько стрелков обратились в пепел, но по Солку и Нициасу продолжали стрелять, заставляя космодесантников пригибаться к земле на самой границе космодрома.

Неожиданный взрыв разорвал стыковочный зажим, разбрасывая во все стороны вращающиеся обломки металла. Ударили фонтаны земли и песка из фортификационных мешков, полетели изувеченные тела. Боеприпасы стаббера стали взрываться, точно лента фейерверков. Из-за обломков возникла единственная, облаченная в черные одеяния фигура, бегущая с оружием в руках. Солк собирался уже выстрелить, когда понял, что рост этого человека ничем не отличается от его собственного. Энергетическая броня на бегущем почернела от гари, но на одном из наплечников по-прежнему проступало изображение чаши.

— Отличная работа, брат Каррик, — произнес в вокс Солк.

Каррик метнулся в укрытие, беглым огнем мешая солдатам приблизиться к своим позициям. Солк рванулся к нему в сопровождении Нициаса. Очередной плазменный заряд взорвался в середине следующей огневой точки, когда Крин тоже выскочил из своего убежища.

Выстрелы засвистели над головами космодесантников, и Солк понял, что теперь охрана космодрома бьет по толпе, переваливающей через завалы у него за спиной.

— Сейчас! — крикнул он в вокс, и уцелевшие космодесантники стали увеличивать разрыв между собой и приближающейся ордой, бросившись к одинокому силуэту корабля.

Солк стрелял из болтера, едва успев заметить хоть что-нибудь изумрудное, а Крин опалил плазмой землю перед старейшинами Поллоса, вынуждая их отложить погрузку на борт и разбежаться.

Сержант почувствовал, как по его броне застучали мелкокалиберные заряды. Он снова перевел болтер в полуавтоматический режим и открыл огонь по телохранителям, пытавшимся посадить своих начальников на корабль. Двое повалились, а следом согнулся и третий, когда его прошили попадания из болтера Нициаса. Каррик дал очередь, обойдя судно сзади, и охранники стали отступать, закрывая своими телами сановников.

Теперь Солк мог рассмотреть глав картеля Поллоса, облаченных в непрактичные, дорогие платья, которые состояли из стольких слоев, что их владельцы выглядели раздуто и нелепо. Аристократы пытались спрятаться за кораблем, возле задних посадочных опор. Их телохранители стреляли по космодесантникам и разлившейся по взлетному полю толпе, но им недоставало дальности прицельного огня болтеров Адептус Астартес и слаженности. В результате беглой очереди, выпущенной Солком, один из охранников лишился головы, а второй рухнул на колени и согнулся, будто от сильного удара кулаком в живот. Каррик заставил остальных прижаться к земле, а Крин превратил в пар несколько солдат, пытавшихся воспользоваться ракетной установкой.

Непрестанно стреляя и на бегу меняя обоймы, Солк, пока его прикрывал Нициас, добрался до носа корабля и прицельным огнем стал снимать телохранителей, сидевших за посадочной опорой.

— На борт! — приказал Солк Нициасу.

Под прикрытием Каррика гигант обежал судно и швырнул пленника над посадочной рампой прямо в пассажирский отсек. Когда он сам втискивался в проход, по его спине, выбивая осколки керамита, застучали заряды.

Крин погрузился следующим, а за ним Солк и Каррик, продолжавшие, забираясь внутрь, отстреливаться длинными очередями.

Внутри маленькое помещение покрывала роскошная обивка насыщенных и совершенно не сочетающихся цветов картеля Поллоса — зеленого и красного. Отсек предназначался для десятка нормальных пассажиров, но, когда туда влезли четыре космодесантника и их единственный пленник, в нем стало трудно повернуться. Сержант оглядел остатки своего подразделения. Доспехи Каррика покрывала копоть, вишневая окраска почти полностью обгорела. Шлем он потерял, а одна из щек была сильно обожжена. Перчатки Крина дымились из-за перегревшегося плазмагана, а броню Нициаса испещрили следы попаданий. Многие из ран гиганта все еще кровоточили, хотя его кровь и сворачивалась мгновенно, превращаясь в темно-красные кристаллики.

Пленник сжался на застланном ковром полу и практически не шевелился, если не считать слабого дыхания.

Развернувшись, Солк увидел люк, ведущий в кокпит шаттла. Тот был закрыт. Сержант отбросил в сторону болтер и вцепился пальцами в края двери, вырвав ее из креплений под скрежет железа. В кокпите сидели двое молодых, трясущихся от страха пилотов в изумрудной форме. В затылки их выбритых голов были вставлены нейроконтакты. Солк посмотрел на показания инструментальных панелей — шаттл оказался полностью заправлен и готов к отправлению.

Сержант стащил с себя шлем, ощутив наконец бегущий по лицу пот. Его ноздри тут же наполнились дымом, поднимавшимся от болтеров, запахом опаленной кожи Каррика и вездесущими миазмами городских загрязнений.

— Взлетаем, — произнес он.

Пилоты помедлили пару секунд, загипнотизированные огромной, закованной в броню фигурой, проломившейся в кокпит. Затем они повернулись к пультам управления и почти механически стали включать основные двигатели и маневровые турбины. Рев моторов заглушил стрельбу и крики.

Солк снова обернулся к пассажирскому отсеку. Всего в нескольких метрах от закрывающейся рампы он увидел приближающуюся толпу изнуренных чумой людей, раздавившую и телохранителей, и самих глав картеля Поллоса. Крин прицелился, но сержант отвел в сторону сопло его плазмагана — в этом уже не было необходимости. До взлета оставалось всего несколько секунд. Эти люди уже ничем им не угрожали.

Рампа захлопнулась, и раздалось шипение герметизации. Солк снова вернулся в кокпит и через обзорный экран увидел, как полыхают шпили улья Квинтус, окутанные облаками дыма.

Из основных дюз вырвалось пламя, и судно устремилось вперед, удаляясь от огненного кошмара Юменикса и улья Квинтус. Сержант оставил многих достойных космодесантников в этом городе, включая капитана Дрео. И ни одну из этих потерь Орден не мог легко восполнить. Но раз уж их пленник выжил и был вывезен с планеты, любые потери можно было посчитать приемлемыми. Командор Сарпедон был предельно откровенен, когда говорил это Дрео, а значит, Солку предстояло исполнить приказ после гибели капитана.

Сержант возвратился к своему подразделению. Каррику и Нициасу требовалась медицинская помощь, а сам Солк, прежде чем превратиться в сержанта и удостоиться внимания Сарпедона после ужасной гражданской войны в Ордене, был младшим апотекарием Испивающих Души. Что еще важнее — пленник находился в шоковом состоянии и нуждался в надлежащем уходе.

Они обыскали шаттл на предмет запасов. До того как их смогут подобрать, могло пройти некоторое время, а пленник должен был остаться в живых. Затем Солк мог позволить своему подразделению погрузиться в полусон, а сам — остаться присматривать за пленником и сделать все возможное, чтобы обеспечить им безопасное возвращение к Ордену.

Солк не знал всех подробностей плана Сарпедона. Но ему было известно достаточно, чтобы догадываться: его миссия только начинается.

Субсектор Терион лежал на пустынном космическом тракте и только благодаря своим астероидным полям, богатым редкими минералами, становился известен хотя бы терпеливым геологам, обрабатывавшим их. И именно геологи первыми предупредили утилизационные команды Имперского Флота о появлении чего-то необычного и загадочного, возникшего без предупреждения и словно случайно выброшенного из варпа.

Это «что-то» оказалось огромным. В некоторых его частях все еще можно было распознать имперские военные корабли, чьи орлиные профили выпирали из искореженной груды металла. Меньшие суда — истребители и эскорты — сплавились в жуткие и угловатые стальные созвездия. Другие же секции были абсолютно чужими, составленными из серповидных корпусов или луковиц органических машин. Общее количество космолетов, объединившихся в мешанину «Космического скитальца», не поддавалось подсчету. Сказать можно было только то, что он образовался из кораблей многочисленных эпох и, иногда, принадлежавших совершенно незнакомым цивилизациям. «Скитальцу» явно довелось участвовать в сражениях, причем совсем недавно. Свежий серебристый шрам протянулся по его поверхности там, где огромный участок обшивки был словно вспорот гигантским когтем. Команды утилизаторов из Военного Флота сочли этого «Скитальца» одной из самых уродливых находок в своей жизни.

Инквизитор Таддеуш был с ними согласен. Чудовищные очертания гигантского корабля, выведенные на гололитический обзорный экран, казались огромными даже с мостика «Полумесяца», парящего в нескольких уровнях от моторного отделения. Над широким участком космоса, на который взирал Таддеуш, господствовала серо-черная туша «Космического скитальца». Свет Териона, главной звезды субсектора, выхватывал скалистые металлические выступы, пространство между которыми заполняла непроницаемо-черная тень. Рядом со «Скитальцем» поблескивали серебряные нити, выпущенные судном утилизаторов, передававшим информацию стоявшему рядом эскортному крейсеру «Покорный», а через него и «Полумесяцу».

Капитан «Покорного», не дожидаясь официального запроса, согласился принять Таддеуша в качестве командира этой операции. Судя по журналам первых дней разбора «Космического скитальца», семьдесят четыре «мусорщика» проникли на его борт. Тринадцать — возвратились.

Уцелевшие докладывали об отсутствии опасных организмов, как правило обживавших такие бродячие корабли, зато отчитывались об огромном количестве профессионально спрятанных ловушек. Связки фраг-гранат крепились к люкам. Орудийные сервиторы охраняли перекрестки. Воздушные шлюзы выходили прямо в открытый космос.

Но кое о чем все равно можно было догадываться. Внутри обнаружили области, разделенные на монастырские кельи и библиотеку, заставленную книгами в кожаных переплетах. Один из вернувшихся рассказал о палубе, где стояли истребители и грузовые суда. Все это нашли еще до того, как информация о находке достигла Таддеуша, который приказал заморозить поиски, пока он сам не прибудет и не станет присматривать за всем лично.

«Космические скитальцы», состоящие из кораблей, затерявшихся в варпе и дрейфовавших там веками, прежде чем снова вынырнуть в реальное пространство, часто становились домом для диких ксеносов, безумных культистов и куда худших тварей. Но в этом «Скитальце», каким бы огромным он ни был, похоже, не обитало ни одно подобное чудище. Кроме того, казалось, что до недавних пор это место было населено.

Пальцы Таддеуша забегали по пульту управления навигационного аналоя, и в глубине обзорного экрана возникло несколько дополнительных окон. На них выдавались размытые изображения с камер, закрепленных на плечах офицеров поисковой команды. Те сейчас сидели вместе со своими людьми в армейских посадочных шлюпках, состыковавшихся с ближайшими шлюзами «Скитальца». Учитывая общую площадь космического бродяги, шансов на обнаружение хотя бы чего-нибудь важного почти не оставалось. Подобная задача требовала многолетнего труда, поэтому Таддеуш отправил их проверить только наиболее стабильные и опознаваемые участки, такие как древний медицинский крейсер Империума и эскадренный миноносец времен Готических Войн.

Утилизационные бригады Военного Флота Империума состояли из закаленных ветеранов, привычных работать в самых опасных условиях, какие только можно было обнаружить в глубинах космоса. Они знали, что на «Скитальце» уже погибли люди, но были готовы продолжать, чтобы получить за свои находки деньги, на которые можно было бы пуститься в загул в ближайшем же порту. Вооруженные ружьями и крепкой выпивкой, они, в основной своей массе, стали бы пиратами или контрабандистами, если бы их не завербовали во Флот насильно при зачистках ульев и пограничных миров. Жаль было бы промывать им мозги, если бы они нашли там что-нибудь, о чем не должны знать. Но и про такой риск эти люди знали.

— Капитан? — произнес Таддеуш.

— Да, великий инквизитор? — откликнулся резким голосом капитан «Покорного».

Таддеуш не мог пока претендовать на статус великого инквизитора, но не стал поправлять собеседника.

— Приступайте.

Передачи с «Покорного» пробивались через постоянный треск статики в динамиках на мостике. Изображения на обзорном экране задрожали, когда утилизационные отряды, в каждом по дюжине человек, покинули свои шлюпки и проникли внутрь «Космического скитальца».

Одна из команд проходила мимо табличек с сакральными текстами и алтарей корабля-больницы. Там, где раньше сестры из Ордена Госпитальеров ухаживали за солдатами, раненными в неведомой «горячей точке» Империума, теперь было темно и пусто. Другая группа вошла под гулкие своды моторного отделения, разгоняя тени между плазменными генераторами при помощи привязанных к стволам фонарей. Коридоры были мрачными и заброшенными; слышались только звуки шагов и переговоры утилизационных бригад да постанывание корпуса. Насколько Таддеуш мог судить по поступающим к нему изображениям, «Скиталец» казался абсолютно пустым и, что даже пугало, слишком чистым. Работали системы искусственной гравитации, и примитивные ауспексы команд показывали, что атмосфера более чем безопасна для дыхания. Самые молодые члены отрядов получили приказ снять маски респираторов, и тот факт, что они не рухнули замертво, доказал — в воздухе нет токсинов.

Продвигаясь вглубь «Скитальца», одна из бригад обнаружила отсек, который, судя по всему, недавно использовался. В двери были врезаны новые замки, а на стенах комнат развешены сакральные тексты на высоком готике. Двери корабельного мостика оказались открыты, на палубе были расставлены многочисленные когитаторы и коммутаторы, с потолка свисали действующие мониторы. Плазменные генераторы, обнаруженные в моторном отсеке, кто-то отремонтировал и привел в рабочее состояние. Кто-то жил на этом «Скитальце», наводил порядок в используемых отсеках и, похоже, пытался сделать его пригодным для космических путешествий. И если бы это удалось, «Скиталец» превратился бы в мощное оружие, в крепость, способную вместить огромное количество обслуживающего персонала и обладающую огневой мощью всех объединившихся в нее кораблей.

Таддеуш со все большей уверенностью считал, что Пилигрим оказался прав.

— Здесь разделались с отрядом Лероса, — раздался голос одного из лидеров. — Это то, что от них осталось.

На соответствующем экране отображались окровавленные останки нескольких людей, разорванных на части либо взрывом, либо выстрелами из крупнокалиберного оружия.

— Будьте осторожны, седьмая бригада! — приказал капитан «Покорного».

Впрочем, подумал Таддеуш, седьмая бригада вряд ли нуждалась в подобном напоминании.

Инквизитор надавил на соответствующий значок, и изображение, поступающее от этого отряда, развернулось на весь обзорный экран. Они сейчас находились в глубине одного из боевых кораблей, стены которого набожные матросы исписали изречениями на низком готике. Тела людей Лероса оказались раскиданы по всему коридору — рука здесь, голова там, сломанное оружие валяется в стороне.

Что-то пошевелилось наверху, сверкнул металл.

— Стоять! — прокричал командир отряда. — Назад! Лорко, прикры…

По коридору прокатился бешеный треск орудийного огня. Картинка резко дернулась, изображение заслонила рябь статических разрядов. Таддеуш смог разглядеть, как человека в разорванном на груди и пропитавшемся кровью комбинезоне отбрасывает к стене. Следом рухнул второй. Верхнюю половину его тела разнесло на куски.

В ответ стали стрелять из ружей. По коридору проносились яркие росчерки автоматического огня. Командир отряда проорал приказ отступить к следующему повороту.

Таддеуш сумел заметить того, кто их обстреливал.

— Седьмая бригада, — спокойным голосом произнес он, зная, что его слова передаются командиру отряда напрямую, — это орудийный сервитор. У вас есть взрывчатка?

Офицер бежал следом за своим отрядом.

— Только сигнальные огни, — сбиваясь с дыхания, ответил он.

— Воспользуйтесь ими. Это ослепит его.

Таддеуш услышал, как командир собирает у своих людей сигнальные шашки. Экран затопило ярко-алым сиянием, когда их подожгли и швырнули в коридор.

Стрельба прекратилась. Изображение заволокло густым красным дымом, и команда бросилась к ослепленному сервитору. Секунду спустя раздался дружный грохот ружейных выстрелов.

— Он мертв, — произнес командир.

Без сомнения, ему неоднократно и прежде приходилось терять людей, так что его голос хотя бы не дрожал.

— Он никогда и не жил, — ответил Таддеуш. — Покажите.

Командир отпихнул ногой ближайшую сигнальную шашку и слегка разогнал дым. Судя по тому, что мог разглядеть инквизитор, нижнюю половину лежавшего на полу сервитора составлял антигравитационный модуль. Обе руки твари были заменены парными автоматическими орудиями, подключенными к большому цилиндру с боеприпасами. Лицо представляло собой просто скопление сенсоров. Изготовление подобного сервитора стоило дорого, а значит, он охранял что-то важное. И, надо заметить, прекрасно справился со своей задачей, когда сюда пришла первая группа.

— Продолжайте, — сказал Таддеуш.

Отряд подошел к перекрестку, подходы к которому охранял сервитор. Командир бригады стал озираться, но инквизитор заметил, что один из коридоров заканчивается арочным входом.

— Туда! — приказал он.

Отряд столпился на пороге. Помещение, открывшееся впереди, было просторным и неосвещенным. За дверью ничего не удавалось разглядеть.

— Что на ауспексе? — спросил лидер.

— Ничего, — раздался голос одного из выживших членов его команды.

Офицер посветил прикрученным к оружию фонарем. Луч света заиграл на полу, выложенном черными мраморными плитами с белыми прожилками, а потом выловил из темноты нижние полки книжного шкафа. Когда весь отряд проник внутрь, в свете их фонарей стало видно гораздо больше. Заставленные книгами стеллажи поднимались до высокого потолка. Большая часть хранящихся здесь текстов имела довольно небольшие размеры — это были томики, которые вполне могли уместиться на ладони крупного мужчины. Но встречались и более объемистые издания, свитки и даже несколько каменных табличек. Перед рядами деревянных скамей возвышалась кафедра.

— Седьмая бригада, есть признаки жизни?

— Нет, сэр, — ответил командир.

— Движение! — раздался крик из-за его спины.

Офицер резко обернулся, вскидывая оружие, и в камеру попала коренастая фигура, скользящая по полу, — еще один сервитор, только в этот раз не боевой модификации. Авто-архивариус, чьи ноги и руки заменили длинные тонкие манипуляторы из железа, благодаря чему он мог снимать и переставлять книги на полках. Перемещался он при помощи колес, встроенных в спину.

Сервитор все еще действовал. А это означало, что помещение — библиотека — еще недавно использовалось и покинуто было, скорее всего, в спешке.

— Оставьте его, — сказал Таддеуш. — Я хочу, чтобы здесь все осталось как есть.

— Понял, — ответил командир отряда. — Не стрелять! — прокричал он своим людям. — И ничего не трогать. Шеф хочет, чтобы здесь было чисто.

Робкий раздосадованный шепот остальной команды говорил о том, что они давно ищут, чем можно было бы поживиться.

Инквизитор посмотрел на остальные изображения. Один из малых экранов не передавал ничего — эта команда подорвалась, зацепив проволоку, натянутую на пороге одного из хирургических отделений корабля-госпиталя. В отряде, продвигавшемся по моторному отсеку, трое погибли, когда под ними обвалился подвесной мост. Бригада, обнаружившая жилой отсек, делила содержимое оружейного шкафчика, разбирая жуткие боевые кинжалы размером с короткие мечи, энергетические булавы и крупнокалиберные патроны, предназначавшиеся для оружия, которого там не оказалось.

Отряды постепенно продвигались вглубь «Скитальца» и, как правило, находили признаки недавней организованной и предположительно человеческой активности. Две группы вышли к секторам, явно созданным чужаками. Но здесь им было приказано остановиться.

Таддеуш снова возвратился к седьмой бригаде. Библиотека казалась огромной. Несколько перегородок было удалено, чтобы получилось помещение нужных размеров. Между книжными стеллажами матово-черными монолитами возвышались ряды мемо-блоков.

— Покажите мне одну из книг, — сказал Таддеуш.

Командир снял с ближайшей полки один из маленьких томиков.

— «Военный Катехизис», — прочел командир заглавие, выведенное на обложке золотыми буквами.

— Благодарю, — ответил инквизитор, прежде чем снова переключиться на связь с офицерами «Покорного».

Таддеуш был начитанным человеком, — чтобы искоренять ереси, поражавшие Империум, инквизитору приходилось знать большое количество исторических и философских трудов. Но о «Военном Катехизисе» он услышал только недавно. Это была работа по тактической философии, описывавшая стремительную и смертоносную методику ведения войны, где главным оружием становились скорость и удар, сфокусированный огромными силами.

Написал эту книгу философ-солдат Дениятос. Дениятос из Испивающих Души.

Пилигрим вновь оказался прав. Мятежный Орден сделал «Космического скитальца» своим домом, но недавно неожиданно исчез. Это была единственная крупная находка Таддеуша за все время, хотя она и оказалась только уликой, а не частью самого задания. Испивающие Души скрылись где-то в другом месте Галактики, выполняя какой-то свой план, пока инквизитор пытался подобраться к ним мелкими шажками.

— Капитан, — передал Таддеуш на «Покорный», — пусть ваш экипаж обеспечит безопасность зоны высадки. Я должен лично приглядеть за исследованием «Скитальца».

Когда капитан еще только готовился выразить свое несогласие с этим решением, поскольку на «Скитальце» все еще было опасно, Таддеуш уже покинул мостик.

 

Глава третья

Впервые они заметили своего врага, когда в бортовом иллюминаторе заходящего на посадку «Громового ястреба» сверкнул алый росчерк, скользнувший в верхних слоях атмосферы.

— Стрелки, вы можете захватить его в прицел? — произнес в вокс капитан Корвакс, когда судно чужаков промчалось мимо.

Вместо ответа сервы Ордена, обслуживающие боевой корабль, разорвали воздух копьями болтерных очередей. Грохот тяжелых орудий прокатился по кораблю, заглушая рокот реактивных двигателей, замедляющих движение «Громового ястреба». В иллюминаторах полыхнуло оранжевым, когда судно чужаков, несущееся на полной скорости, развалилось на части, оставляя за собой дымный след и разбрасывая обломки.

Одним меньше. Сервы-стрелки достойно проявили себя — Испивающие Души хорошо обучили их. Но сам факт, что вражеский истребитель оказался рядом, подтверждал: космодесантники опаздывали на войну. Чужаки продвигались быстро, и аванпост должен был пасть в ближайшие минуты, если Испивающие Души не поторопятся.

— Командованию Флота, что у нас с зоной высадки? — Корвакс вызвал на связь ударный крейсер «Хищник», зависший на высокой орбите, где-то над шестью «Громовыми ястребами».

— Захвачена, — пришел ответ. — Вокс-трафик свидетельствует о том, что с кораблей ксеносов выгружается легкая пехота численностью примерно три сотни.

— Принято, — произнес Корвакс.

Он прекрасно знал о том, что термин «легкая пехота» в применении к этой конкретной языческой расе — эльдарам — означает молниеносно действующих, хорошо обученных и умелых профессиональных солдат.

— Приготовиться к быстрой высадке! — приказал Корвакс, когда «Громовые ястребы» сбросили скорость до нужного уровня и под силой гравитации устремились вниз.

Сверкая дюзами, корабли зависли в тридцати метрах над землей. Корвакс выглянул в иллюминатор и увидел рядом еще два своих судна. Лабораторный комплекс — низкое здание, вросшее в твердую, промерзшую землю тундры, — облепили фигурки солдат Адепту с Механику с, стрелявших по стремительно приближавшимся эльдарам. По корпусу «Громового ястреба» застучали небольшие заряды, выпущенные из странных, стреляющих сюрикенами орудий.

Задняя рампа боевого корабля откинулась, и внутри все наполнилось ревом двигателей, заглушаемым только звуками взрывов и выстрелов. Также в «Громовой ястреб» проник и морозный воздух, поскольку аванпост находился на покрытом сплошной тундрой планетоиде, вращавшемся вокруг своей звезды по слишком далекой орбите, чтобы климат здесь был гостеприимным. Ремни, удерживавшие людей в противоперегрузочных креслах, отстегнулись, и десяток Испивающих Души, вооруженных болтерами, выпрыгнул из корабля, придерживаясь за десантные тросы.

Корвакс покинул «Громовой ястреб» одним из последних и увидел, что космодесантники, летевшие на других судах, последовали их примеру. Всего он насчитал пять кораблей и заметил в небе оставляющий дымный след маленький силуэт, набиравший высоту, — это означало, что один из «Громовых ястребов» получил повреждения и возвращался на борт «Хищника». Но на планетоид все равно высаживались пятьдесят космических десантников.

Пятьдесят против трех с лишним сотен. И хотя гордыня являлась грехом в глазах Императора, Корвакс был вынужден признать, что ему нравится сражаться с превосходящими силами противника.

Поле боя поплыло к нему, а карабин, который он сжимал в руке, зашипел, скользя по десантному тросу. Аванпост тонул в дыму и вспышках выстрелов. Техногвардейцы, стоявшие на крыше, заняли оборонительные позиции и вели огонь по окружающим их эльдарам.

Механикумы могли позволить себе использовать самые мощные модели вооружения. Корвакс видел некую разновидность скорострельной ракетной установки, засыпавшей порядки противника фраг-снарядами, и потоки удивительно текучей плазмы, сжигающей чужаков. На поле боя присутствовало множество видов эльдаров — такова была природа этой богохульной расы. Одни из них, облаченные в белые, как кость, комбинезоны с длинными масками, жутко завывали и неслись под заградительным огнем, чтобы приблизиться со своими энергетическими мечами вплотную к техногвардейцам. Другие чужаки, в шлемах, увенчанных плюмажем, обстреливали защищающихся сюрикенами. А третьи были в коричневой броне, с тяжелыми цепными мечами и в масках с мандибулами, плевавшимися лазерным огнем по укреплениям техногвардейцев. Волна эльдаров легко подмяла под себя первую линию мешков с песком и завалов. Хотя многие из них оказались искалечены и сожжены огнем механикумов, но несколько сотен чужаков все равно обступили аванпост и уже прорывались внутрь, приготовившись убивать.

Корвакс приземлился в центре своего подразделения. Быстрый взмах руки сказал его людям все, что требовалось сказать, — вперед, врукопашную! На этом пустынном поле безопаснее всего было вступить с эльдарами в ближний бой. Пусть чужаки быстры и профессиональны, но ударь с достаточной силой — и они побегут. Корвакс уже сражался с ними на Квиксиан Обскуре и разбил их тогда.

Подразделение стреляло беглыми очередями на ходу, накрывая противника болтерным огнем. Облаченные в синие доспехи эльдары, увидев новую угрозу, укрылись за укреплениями, которые только что сами захватывали. К Корваксу и его людям понеслись серебряные потоки сюрикенов, усеявшие их пурпурные доспехи бритвенно-острыми дисками. Один из космодесантников — Солус, огнеметчик, — упал на землю. Лезвие, вонзившееся в его коленное сочленение, окрасилось багряным. Все подразделения Испивающих Души быстро приближались к укреплениям по полю боя, над которым бушевала металлическая пурга из болтерных зарядов и сюрикенов.

Ночное небо над их головами было чистым и холодным, но вскоре его прорезала ракета, выпущенная подразделением Вейала и разорвавшаяся прямо среди меченосцев-эльдаров. Двое погибли, разлетевшись на куски. В пытающихся перегруппироваться чужаков ударили болтерные заряды. К тому времени как подразделение Вейала приблизилось к укреплениям, охранявшие их ксеносы были уже мертвы.

Группа Корвакса ударила по эльдарам на своем участке. Сам Корвакс взрезал край вала из песчаных мешков длинной очередью и расторопно выхватил меч из заплечных ножен. Как только его латная перчатка сжалась на рукояти, энергетическое поле активизировалось и затрещало, когда оружие обрушилось на ближайшего эльдара. Эта раса была печально известна скоростью реакции, и противник успел метнуться в сторону, но клинок все равно ударил ему в плечо, отрубив руку начисто. Корвакс прыгнул в окоп, вырытый позади мешков, отбрасывая эльдара на землю, и, используя приклад болтера как дубинку, размозжил ему череп боковым ударом.

Траншею окатил ливень болтерного огня. Эльдары гибли или же, прекратив сопротивление, пытались уйти с дороги. Окоп был глубоким, но в дальнем конце виднелся пологий склон кратера, выбитого взрывом в мерзлой земле, — ксеносы отступали туда, пытаясь отстреливаться на бегу.

Один из них двигался с удивительной быстротой, казалось, что он просто прыжками уходит от трасс болтерных зарядов. В одной руке существо сжимало меч, словно вырезанный из кости, а в другой — сюрикен-пистолет, который полыхнул и отправил стальной диск прямо в глаз брату Брисиасу.

Корвакс перепрыгнул через тело убитого им эльдара и помчался вверх по склону, преследуя вооруженного странным мечом чужака. Как он мог догадываться, это был представитель их правящей касты. Ходили слухи, что эльдары исповедуют множественные пути битвы и что каждая из разновидностей солдат являлась результатом одного из этих путей. Тот, кто полностью растворялся в своем учении, становился их предводителем на поле боя, а значит, представлял собой наиважнейшую цель во время атаки.

Эльдар заметил приближающегося Корвакса и смерил его взглядом из-под черных глазных стекол своего шлема. Словно повинуясь некому кодексу чести, ксенос помедлил долю секунды, потом взмахнул мечом и прыгнул к своему преследователю, прокрутив в воздухе сальто.

Корвакс не признавал никаких кодексов, кроме веры в Императора и священного места Испивающих Души в Его плане по обустройству Империума. Он сошелся с эльдаром в тени осажденного аванпоста, отвечая на скорость чужака собственной силой. Большая часть ударов ксеноса находила свою цель и могла бы убить обычного человека, но Корвакс знал уровень защиты, предоставляемый энергетической броней, поэтому спокойно отбивал выпады движением наплечника или взмахом руки.

Чужак попытался сбежать, но Корвакс схватил его за плюмаж свободной рукой, пригибая противника к земле, и ударил коленом в маску, закрывающую лицо существа. Эльдар откатился в сторону, и космодесантник с силой обрушил меч на его грудь, взрезая бронированные пластины, покрывавшие темно-синий комбинезон врага. Корвакс бил снова и снова, чувствуя, как тонкие ребра ксеноса ломаются и разлетаются осколками, как слабеют с каждым разом взмахи костяного меча. Последним, рубящим ударом Корвакс пробил защиту эльдара, и меч вонзился в тело чужака, перемалывая позвоночник. Существо замерло на мгновение, а затем бессильно обмякло. Оружие выпало из его рук.

Энергетическое поле, окружавшее клинок космодесантника, сжигало ткани, к которым прикасалось, и Корвакс скинул тело со своего меча одним движением кисти. Облаченный в синюю броню эльдар был мертв. Испивающие Души захватили чужаков врасплох, ударив по ним так же, как сами ксеносы собирались поступить с аванпостом, — стремительно и умело. Корвакс увидел, что подразделение Вейала уже приближается к бронированным дверям здания, которые были распахнуты настежь и дымились. Должно быть, ксеносы уже прорвались внутрь.

Аванпост Адептус Механикус Биологис являлся одной из важнейших исследовательских станций. Проводимые здесь эксперименты были жизненно необходимы Империуму. Корвакс не обладал всей информацией о природе идущей здесь работы, но то, что защитить аванпост от нападения ксеносов Испивающих Души попросили сами Адептус Терра, указывало на предельную важность задания. Если эльдары пробрались внутрь или, что еще хуже, украли разработки Адептус Механикус — последствия будут серьезными.

Они опоздали. Богомерзкие ксеносы прорвались внутрь лабораторного комплекса. Пришло время мести.

Корвакс быстро вызвал по воксу свои подразделения. Вейалу удалось продвинуться дальше, чем всем остальным. Еще две команды были вынуждены остановиться, чтобы уничтожить эльдарские подкрепления, высаживавшиеся неподалеку. Штурмовое подразделение Ливриса, вступившее в бой на цепных мечах с эльдарами в зеленой броне, сражалось на фланге. Они потеряли несколько космодесантников, но уже почти расправились со своими врагами. Это означало, что в распоряжении Корвакса оставалось три отряда штурмовиков плюс еще два препятствовали подходу свежих сил эльдаров.

— Вейал, Ливрис, к дверям! Быстро! — прокричал Корвакс в вокс по общему каналу связи и взмахом руки отправил свое подразделение вперед.

Тактический десант массированным огнем зачищал перед ними дорогу. Еще несколько эльдаров в синей броне попытались окопаться и задержать отряд Корвакса, но он ударил на них сбоку и загнал на цепные мечи Ливриса.

Так и сражались Испивающие Души. Быстро, жестоко, не останавливаясь ни на секунду.

Корвакс видел, что команда Вейала добралась до дверей и укрылась за их массивными створками из пластали, организовав огневую позицию и прикрывая два приближающихся отряда. Тяжелые орудия эльдаров, пытающихся подобраться к зданию, неожиданно плюнули огнем. Там, куда они били, взметнулись фонтаны пламени и земли. Несколько космодесантников сбило с ног. На мгновение автосенсоры, встроенные в шлем Корвакса, вышли из строя, но потом, в ряби помех, включились опять. Тревожная руна, отобразившаяся на сетчатке его глаза, показала, что пикт-модуль на рюкзаке поврежден и больше не записывает происходящее, высунувшись над его плечом, для последующего разбора миссии.

Корвакс был обязан выжить. Он уже бежал под градом осыпающейся земли, когда увидел, как гаснет руна, обозначающая брата Севериана, оставшегося прикрывать их. Корвакс нырнул в дверной проем, и остальные из отряда влетели следом. Эльдары в синих доспехах обстреляли их сюрикенами со спины, но погибли под ударом Ливриса, и штурмовой отряд Космического Десанта устремился за остальными внутрь комплекса.

Корвакс сверился с показаниями рун на своей сетчатке. С полудюжины космодесантников было потеряно. Может быть, они и не погибли, но из сражения выбыли точно. Не слишком большие потери. Но эльдары уже проникли внутрь аванпоста и прямо сейчас могли уничтожать жизненно важные для Империума исследования.

Загоняя свежую обойму в свой болтер, Корвакс услышал, как половина его отряда поступает так же. Он оглянулся на сержанта Вейала: шлем того был поврежден в бою и космодесантник стоял с непокрытой головой, выдыхая струйки белого пара в морозный воздух.

— Пусть остальные прикроют нам спину, — сказал Корвакс. — Сержант Ливрис, ваш отряд удерживает позиции. Вейал, вы со мной. Вперед!

Корвакс вскинул болтер и побежал следом за штурмовиками, устремившимися в темное сердце лабораторного комплекса…

Изображение замерцало и сменилось рябью статики. Таддеуш нахмурился и понажимал на клавиши управления информационным планшетом, отматывая запись назад от того момента, где она обрывалась. Он видел то же, что и пикт-модуль, высовывавшийся из-за плеча командора космических десантников. Экран снова заполнился летящей землей и ярко-белыми росчерками выстрелов. При перемотке все действия Испивающих Души представали в обратном порядке. Взрывы втягивали в себя десантников, снова вскакивавших на ноги.

Голомат был установлен по центру либрариума. Утилизационные команды и техножрецы с «Покорного» тщательно обследовали все помещение, потеряв несколько человек при разборе заминированных полок. Как только стало очевидно, что либрариум принадлежит Испивающим Души, Таддеуш приказал утилизаторам остаться на «Космическом скитальце» и взять участок, находившийся в непосредственной близости, под свой контроль. Коридоры были запечатаны рокритовыми пробками, чтобы декомпрессионные ловушки не смогли лишить сектор либрариума воздуха. Бригады медленно расползлись по «Скитальцу», направляясь туда, где были найдены спальни и комнаты для медитаций, оружейные хранилища и лазареты, обустроенные в древних пустых секциях имперских кораблей, вплавленных в громаду гигантского судна.

Обнаруженные ими дата-блоки по большей части оказывались пустыми. Действительно важная информация, похоже, была записана на устройствах, достаточно портативных для того, чтобы Испивающие Души смогли забрать ее с собой, когда решили бросить «Скитальца». Но кое-какие остатки сведений еще можно было извлечь из матово-черных монолитов и когитаторов. Мятежный Орден называл его «Сломанным хребтом» и явно собирался сделать своим новым домом после уничтожения собственного флота. Сохранились записи о полетах по Галактике, зачастую к мертвым секторам, и намеки на многочисленные потери, понесенные космодесантниками в сражении за некий безымянный мир.

И еще этот пикт-файл с записью сражения, который только что просмотрел Таддеуш.

— К записи регулярно обращались, — пронесся над библиотекой голос.

Дознаватель Шен был высоким и привлекательным мужчиной, все еще сохранявшим черты воина-дикаря из-за архаичной кирасы и инферно-пистолета на поясе. Речь его была несколько монотонной и казалась даже механической, поскольку высоким готиком он овладел достаточно поздно, и то благодаря техникам обучения во сне.

— Что бы это ни значило для них, но Испивающие Души всесторонне изучили запись, прежде чем уйти. Вот почему техножрецы смогли собрать ее по кускам с нескольких когитаторов.

— А они могут сказать, что там изображается? — Таддеуш медленно прокручивал запись назад, глядя, как сражение разворачивается в обратную сторону.

— Мы предполагаем, что это одна из их последних баталий. Место действия не столь важно. Возможно, именно тогда они потеряли многих своих людей. Но Адептус Механикус стали первой организацией Империума, против которой обернулся Орден, а в этой записи они почему-то сотрудничают.

Таддеуш покачал головой и указал на оружие, высасывавшее пули из тел эльдарских воинов-аспектов.

— Это болтер модели «Кентаври». Перед тем как Испивающие Души отвернулись от правды, их вооружение было значительно обновлено, а значит, запись сделана не менее десяти лет тому назад. До ереси. Необходимо узнать, где это произошло. Техножрецы приступили к доскональной проверке?

— Приступили, мастер Таддеуш, — ответил Шен. — Но тут особо не с чем работать. Аванпост являет собой обычную КСО-постройку, а местность лишена отличительных признаков. Да, это один из аванпостов Адептус Механикус, расположенных в тундре. Но таких можно насчитать несколько тысяч. А если речь и в самом деле идет о настолько давних событиях, как вы говорите, он может и вовсе уже не существовать.

Таддеуш поставил на паузу. Изображение застыло на том мгновении, когда тактический отряд перепрыгивал через первые линии баррикад, взламывая оборону Диких Мстителей — одного из наиболее дисциплинированных эльдарских аспектов, неутомимых и преданных воинов, ставших главной опорой правящей элиты этой расы. Но Испивающие Души проломились и через них, и через другие аспекты, хотя и сражались без поддержки против превосходящих сил противника. В свое время, подумал Таддеуш, они были достойны восхищения. Великие и бесстрашные воители, но одержимые гордыней. И гордыня эта привела их к ужасной ереси, заставившей порвать даже свою связь с Империумом. Жаль было уничтожать их, но Таддеушу предстояло сделать все возможное, чтобы так все и завершилось.

— Если это важно для них, — сказал инквизитор, — значит, это важно и для нас. Если мы найдем, где сделана запись, — отыщем и Испивающих Души. Шен, ты можешь пока самостоятельно проверить остальные наводки. Это большая ответственность.

— Я справлюсь, наставник.

Шен служил у Таддеуша уже семь лет, причем несколько из них — в ранге дознавателя.

В отличие от инквизитора он в первую очередь был воином, но Таддеуш приложил все свои старания на то, чтобы развить разум этого человека, и теперь не сомневался: его воспитанник сможет за себя постоять.

— Хорошо. Прикажи астропатическому хору прибыть на «Сломанный хребет» и снова провести свои ритуалы. Я хочу, чтобы они рассказали мне как можно больше про свои видения об Испивающих Души, пусть те будут даже тривиальны или неправдоподобны. Они также могут помочь нам взять эту территорию под свой контроль. Пусть к ним присоединятся и астропаты с «Покорного». Воспользуйся моей властью. «Сломанный хребет» становится нашей оперативной базой до тех пор, пока я не скажу обратного.

Шен учтиво кивнул наставнику и отправился исполнять поручение. Таддеуш задумался над тем, сможет ли его воспитанник действительно однажды стать инквизитором. По правде говоря, Шену не хватало терпения и воображения, чтобы выслеживать врагов, угрожавших человечеству изнутри. Таддеуш знал собственные силы и понимал, что воспитаннику до него еще очень далеко. Однако лучшего дознавателя он не желал — тот был преданным, исполнительным и способным проявить предельную жестокость в сложной ситуации человеком.

Таддеуш снова посмотрел на голографическое изображение, где гиганты в пурпурной броне бесстрашно мчались сквозь бурю вражеского огня. Инквизитор никогда по-настоящему не понимал, как космические десантники, а в особенности ориентированные на штурмовые операции Испивающие Души, умудрялись просчитывать тактику безумных, самоубийственных атак и каким-то образом добиваться победы за победой там, где обычных людей просто изрубили бы на куски. Казалось, что их вера и самоотверженность позволяли справиться с тем, перед чем пасовали тело и логика.

Но теперь их вера извратилась настолько, что целый Орден этих гигантов объявил себя врагами Империума. Таддеушу сложно было представить более опасного неприятеля.

Это был замечательный день. Впрочем, как и всегда в Доме Йенассис. Купол, под которым протянулся хабитат, возвели из электрореактивных материалов, благодаря чему небо над ним всегда оставалось безупречно голубым, какими бы ни были внешние погодные условия на планетоиде. Атмосфера поддерживалась на уровне, соответствующем вечному летнему дню, что позволяло буйно цвести восхитительным инопланетным растениям в саду. Франтис Йенассис каждый день отправлялся на прогулку по саду и углублялся в него до тех пор, пока золотые минареты дворца не скрывались за раскидистыми ветвями завезенных сюда деревьев.

Дом Йенассис представлял колонию, протянувшуюся на несколько километров вширь под воздушным куполом и состоявшую из самого дворца, полей с теплицами, скопления простых деревенских домиков для прислуги и напоминающего храм комплекса, где размещался Великий Галактариум. Йенассис — такова была фамилия навигаторов, служивших Империуму уже десять тысяч лет, прошедших со времен Ереси Хоруса. Франтис Йенассис, действующий патриарх Дома, и сам когда-то водил звездные суда Императора сквозь варп, где только взгляд такого, как он, мог найти дорогу, но после долгой карьеры вернулся, чтобы взять главенство над Домом. Жизнь его была хороша, особенно если учесть, в каких условиях приходилось существовать миллиардам менее преуспевших людей. Но он заслужил такую жизнь, ведь, как Франтис был абсолютно убежден, без навигаторов Империум станет только скоплением изолированных друг от друга звезд, брошенных на милость врагов.

Дел этим днем предстояло много. Франтису надо было договориться с Департаменте Муниториум о заключении контракта с Имперской Гвардией на охрану многочисленных отпрысков Дома Йенассис в их путешествиях. Требовали рассмотрения и вопросы взаимовыгодных союзов, связывавших навигаторов как с отдельными частными лицами, так и с организациями Империума. Необходимо было зарегистрировать новорожденных, и Франтис должен был расписаться под заключениями экспертизы, подтверждавшей, что новые носители гена навигаторов чисты от разрушительных мутаций. Также пора было проверить счета Дома, а это знаменовало долгий и мучительный труд. Да, челядь, без сомнения, подсунет ему под нос ворох бумаг, требующих прочтения и подписания или же каких-либо иных действий, но впереди еще целый день. Утро можно было посвятить наслаждению садом, ведь зачем еще Франтис Йенассис столь упорно трудился, если не затем, чтобы заслужить немного отдыха в старости?

Позади беседки раскинулось одно из прекраснейших озер хабитата, где под нависающими над водой ветвями пальцевых деревьев с серебристой корой скользили тенями морские дьяволы.

Франтис прошелся по изящному, стилизованному под старину мосту, перекинутому через пруд, и взглянул на стайку птичек-самоцветок, кружащих под голубым куполом.

Вдруг самоцветки, будто в страхе, бросились врассыпную. А потом Франтис услышал это — раскатистый грохот, словно по поверхности купола били огромным молотом. Неожиданно по одной из секций свода пробежали уродливые черные трещины, а затем она обрушилась со звуком, напоминающим раскат грома.

Вниз посыпались огромные листы стекла, похожие на гигантские кинжалы, вонзившиеся в землю в пределах видимости от пруда. Раздался рев ветра, когда теплый воздух вырвался в разлом, устремляясь в более холодную атмосферу снаружи. Дыра в куполе была огромной, и Франтис с ужасом увидел тучи, сереющие в небе планетоида. Деревья закачались, по воде побежала рябь. Ветер развевал изукрашенные драгоценными камнями одеяния патриарха, неожиданно ощутившего холод.

Крошечный черный силуэт выпал из грозовых облаков и устремился к разлому в куполе. Когда предмет приблизился, Франтис сумел разглядеть металлическую луковицу, разделенную на сегменты, что делало ее похожей на нераскрывшийся бутон уродливого серого цветка. Из-под днища вырывалось реактивное пламя, замедляющее спуск, но все равно, когда предмет упал на ухоженную лужайку примерно в трех сотнях метров от патриарха, на месте посадки взметнулся фонтан земли. Потом появились еще две стальные луковицы, а затем и четыре. Франтис понял, что последняя из них направляется к пруду, возле которого он стоял.

Патриарх развернулся, собираясь сбежать, но старые ноги успели сделать всего несколько шагов, когда что-то огромное упало в пруд, окатив его волной воды. Оглянувшись, он увидел, что металлическая луковица раскрывается, выпуская солдат в пурпурных доспехах — их было десять, — отстегивающих ремни безопасности и спрыгивающих в воду. Несмотря на приличную глубину пруда, их головы все равно поднимались над поверхностью, и, следовательно, эти люди были выше Франтиса не менее чем на метр. Патриарх был знаком с Адептус Астартес — за свою карьеру ему доводилось встречаться с этими воинами, обладающими сверхчеловеческими способностями, — поэтому он не сомневался, что на Дом Йенассис напали именно космические десантники.

Дом был верен Империуму. Он отдавал ему все свои силы, прося взамен только благодарность. Почему же космические десантники напали на них, помогавших Императору сохранять свою власть в Галактике?

Десантники уже выбирались на сушу, и каждый из них сжимал в одной руке пистолет, а во второй — неестественно огромный цепной меч. На их наплечниках виднелся знак потира. Рука одного из воинов была модифицирована — Франтис вздрогнул, осознав, что это не бионика, а настоящая, гротескно искаженная варпом кисть с длинными, мускулистыми и многосуставными пальцами, сжимавшими рукоять энергетического топора. Ее обладатель, десантник, не носивший шлема, был уже седеющим ветераном с морщинистым и изукрашенным шрамами лицом. Он заметил Франтиса.

Патриарх не стал убегать. Он был стар, и они с легкостью догнали бы его. Или, что тоже могло произойти, его долгую и безупречную жизнь прервал бы ударивший в спину болтерный заряд. Ближайший из космодесантников взобрался по склону, покрыл разделявшее их расстояние в несколько шагов и повалил Франтиса на землю, схватив за воротник.

К ним подбежал сержант с мутировавшей рукой. Энергетическое поле его топора было активировано, и капли воды шипели на металлическом лезвии.

— Ты. Как тебя зовут?

— Франтис Йенассис, патриарх Дома Йенассис. — Старик удивился тому, что смог ответить.

— Навигатор?

Франтис кивнул.

— Свяжи его! — приказал сержант десантнику, прижимавшему патриарха к земле. — Не позволяй снимать тюрбан. Его варп-око убьет тебя.

Франтису заломили руки за спину и связали запястья шнуром из гибкого пластика.

— Чего вы хотите? — спросил патриарх. — Мы всегда были верны. Наш род был предан Империуму, когда еще сам Император ходил среди нас! Контракт на наше служение подписан Его собственной рукой! Мы верны!

Сержант усмехнулся, обнажая обломки зубов.

— Зато мы — нет, — сказал он.

Франтиса подняли на ноги. Не верны? Патриарх слышал мрачные легенды о космических десантниках, отпавших от благодати Императора и примкнувших к величайшему из врагов, к силам Хаоса, имена которых не могли произнести уста правоверных. Десантники Хаоса, чьи гордыня и могущество привели их к предательству, кровожадности и скверне.

Военная зона, где полководец орд Хаоса Тетуракт создавал собственное царство, находилась всего в паре субсекторов от Дома Йенассис. Франтиса заверили, что боевые флотилии, собранные на границе этой зоны, защитят Дом от налетчиков, но, возможно, кому-то из них и удалось прорваться. Принадлежали ли эти десантники к ордам Тетуракта? Чего они хотели от Дома Йенассис? Получить навигаторов для своих кораблей? Рабов? Или просто разорить попавшуюся на пути крупицу красоты?

Франтис увидел других гигантов в пурпурных доспехах, выбравшихся из упавших десантных модулей и занявших огневые позиции среди деревьев. Небо, проступившее в разломе купола, стало темнее, и ледяной ветер дул с высоты. Прекрасный Дом Йенассис утратил свое совершенство.

— Командор? — произнес сержант в коммуникатор. — Мы захватили патриарха. Выдвигаемся к вам. Других контактов нет. Прием.

Ответ, которого Франтис не смог разобрать, последовал после небольшой паузы:

— Вижу вас. Грэвус прием закончил.

Патриарх проследил за взглядом сержанта Грэвуса и увидел порождение кошмара.

Командор Сарпедон, главный библиарий и магистр Ордена Испивающих Души, был наполовину арахнидом, мутантом, вероотступником. Его восемь лап — семь хитиновых конечностей и одна бионическая — стремительно перемещались по земле, когда он шагал вместе с подразделением Хастиса по холмистым лужайкам туда, откуда приближался Грэвус со своим пленником. Сапоги солдат Хастиса оставляли глубокие следы на ухоженных газонах.

Сарпедон встретился с Грэвусом под сенью раскидистого инопланетного дерева с алой листвой, отбрасывавшей неясную тень под темнеющим небом. Грэвус, как и многие другие в Ордене, был мутантом — деформация его руки даровала ему еще большую силу и мастерство в обращении с энергетическим топором. Подразделения Хастиса и Крайдела заняли оборонительные позиции по периметру на тот случай, если арбитры планеты или прислуга Дома навигаторов появятся слишком быстро. Технодесантник Солан, от чьих познаний в путях машин зависело, победят они здесь, на Кайтеллион Прайме, или потерпят поражение, находился при отряде Крайдела, и на его броне поблескивали черные мемо-пластины.

Франтис Йенассис оказался седовласым тощим мужчиной с тонкими чертами лица. Патриарх был облачен в рубиново-красные одеяния, вышитые золотом и украшенные драгоценными камнями. Тюрбан на его голове закрывал третий глаз, варп-око, расположенное по центру лба. Оно позволяло находить пути в варпе, но, кроме того, если верить слухам, могло убить человека одним своим взглядом.

— Он цел, — сказал Грэвус. — Мы взяли его, когда он был один.

— Долго он один не останется, — произнес Сарпедон, прежде чем обернуться к дрожащему патриарху. — Где Галактариум?

Несколько мгновений Франтис безучастно смотрел на него.

— Я ничего тебе не скажу, грязь Хаоса, — заикаясь, сказал он.

Сарпедон наклонился и взял Франтиса за подбородок:

— Не трать наше время, старик. Мы выполняем работу Императора. Где Галактариум?

— Ар… арбитры скоро будут здесь, для нашей защиты выделено специальное подразделение…

Сарпедон проклинал отрывочность сведений, которые ему удалось собрать о Доме Йенассис. Испивающие Души знали, что Галактариум — одно из чудес Империума по всем параметрам — находится здесь, но схемы хабитата, чтобы спланировать нападение должным образом, найти не удалось.

— Мы убьем их всех, если это понадобится, — произнес Сарпедон, понимая, что именно так и поступит, если до этого дойдет. — Но этого не должно случиться. Все, что нам нужно, — доступ к Галактариуму. Получив его, мы уйдем. Дому Йенассис ничто не будет угрожать, и он сможет продолжить свое служение Империуму, если вы дадите нам то, что мы хотим.

Франтис Йенассис закрыл глаза и захныкал, стараясь не думать о том, в насколько холодное и опасное место неожиданно превратился его дом.

— У нас нет времени на это, — раздраженно произнес Сарпедон.

Время, как и многие другие факторы, было здесь их врагом. Он вызвал все свои отряды по воксу:

— Хастис, Крайдел, распределитесь и найдите мне здание Галактариума, после чего возвращайтесь с докладом и собирайтесь. Грэвус, закрепитесь на этой позиции. Выставьте наблюдателей. Исполнять!

Дом Йенассис располагался на Кайтеллион Прайме — планетоиде со сверхплотным ядром (и примерно земной силой гравитации). Бесплодную поверхность пятнали и другие поселения, которые, впрочем, не были защищены куполами от суровых погодных условий. Как правило, это были изолированные торговые городки, основанные бывшими слугами Дома, освободившимися от своих обязанностей. Но одно из них тем не менее представляло собой массивные укрепления, огороженные толстыми феррокритовыми стенами, с наблюдательными вышками на каждом углу. Здесь размещалась база Адептус Арбитрес Кайтеллион Прайма, где жили несколько отрядов судей и групп подавления, отвечавших за безопасность Дома. Их наличие в непосредственной близости от хабитата Йенассис было одним из преимуществ, которыми навигаторов вознаграждали за верное служение флотилиям Императора.

Существовало несколько поводов, по которым арбитров могли мобилизовать. И повреждение купола над Домом Йенассис было одним из них, позволяя предположить падение крупного метеорита или другую катастрофу, а может, и практически немыслимое прямое нападение на навигаторов. Уже через несколько минут после того, как поступил сигнал, к хабитату змеей потекла колонна машин, применявшихся для подавления беспорядков, и бронетранспортеров, набитых тяжеловооруженными офицерами арбитров и судейскими командирами, готовыми исполнить свою клятву и защитить Дом навигаторов.

Астропат подразделения, как и полагалось по протоколам, составленным еще в те дни, когда семья Йенассис только поселилась на Кайтеллион Прайме, направил тревожный вызов дальше, предупреждая высочайшее начальство о том, что древнему и священному Дому Йенассис причинен вред.

Всего несколько коротких минут — и он получил ответ.

Отряд Хастиса встретил несколько слуг, выбежавших с охотничьими ружьями, и уничтожил их градом болтерного огня, прежде чем ворваться во дворец. Не вступая в сражение с автоматически активировавшимися защитными сервиторами, отряд быстро выяснил, что дворец полон мраморных коридоров и роскошных комнат, но Галактариума там нет.

Группа Крайдела, направившаяся по другому пути, обнаружила приземистое мраморное строение с панелями, покрытыми темно-вишневым лаком, и позолоченными зубчатыми стенами. Оно располагалось в неглубокой низине среди декоративных садов и было окружено кольцом деревьев. К колоннаде возле его входа вела выложенная мрамором дорога.

Улучшенные чувства Испивающих Души вычислили группки слуг из семей, связанных контрактом с Домом Йенассис, которые бежали от своей живописной деревушки на другом конце луга. Если им и хватило бы смелости напасть, ничего, кроме раздражения, они вызвать не могли, впрочем, Сарпедона они не слишком заботили.

— Готовы приступить к штурму здания, — произнес Крайдел.

Его отряд укрылся за колоннами перед постройкой. Технодесантник Солан сидел рядом с сержантом.

— Нет времени, — ответил Сарпедон. — Мы войдем туда все вместе.

Командор, отряд Грэвуса и плененный патриарх торопливо побежали мимо деревьев, приближаясь к зданию, напоминавшему храм.

— Отряд Хастиса, — вызвал Сарпедон тех, кто ушел к дворцу, — идите к нам и охраняйте периметр.

Руна подтверждения мигнула на сетчатке командора. Хастис был хорошим, проверенным солдатом, а Сарпедон опасался, что штурм-группам очень скоро потребуется прикрытие.

По взмаху его руки три отряда устремились внутрь. Там оказалось темно и прохладно и из-за пролома в куполе становилось все холоднее. Стены были сложены из огромных блоков разноцветного мрамора, с каймой из позолоченных и сверкающих лаком панелей. С потолка, который становился все выше, поскольку коридор уходил вниз, свешивались стяги с гербами ветвей рода Йенассис. Основные помещения здания располагались ниже уровня окружающих его пейзажей.

Сарпедон бежал рядом с сержантом Крайделом на своих видоизмененных ногах. Крайдел, возглавлявший тактический отряд, проявивший себя, когда принц-демон Абраксис появился на борту «Сломанного хребта», был известен невозмутимостью и хладнокровием. Сарпедон увидел, как гигантские мраморные стены расходятся впереди, выходя в главную галерею, открытую темнеющему небу и окруженную изящными нефритовыми колоннами. Просторная зала имела несколько сотен метров в поперечнике, а в центре возвышалось круглое строение из белого камня.

— Солан? — произнес в вокс Сарпедон.

— На ауспексе отображается значительная активность, — ответил технодесантник. — Под нами много электроники. Должно быть, это место снабжено собственным источником энергии.

Сарпедон повел Испивающих Души вперед, оставив несколько космодесантников охранять тылы. Грэвус тащил Франтиса Йенассиса следом за Соланом.

— Открывай! — потребовал технодесантник.

— Что вы хотите сделать? Кто вы? — прохрипел патриарх.

— Разрешите действовать по старинке? — спросил Грэвус, отстегивая от пояса связку бронебойных крак-гранат.

— Разрешаю, — ответил Сарпедон.

Франтиса оттаскивали назад, пока сержант устанавливал гранаты в швах, соединяющих блоки круглой конструкции.

Гранаты взорвались серией ружейных выстрелов, вздымая облако мраморной пыли. Франтис застонал, когда скорлупа Галактариума, одного из чудес Империума, была проломлена.

Галактариум представлял собой невероятно сложную конструкцию из странного серого металла и блестящего черного психопластика — скопления концентрических окружностей и вращающихся сфер на изящных опорах. Механизм медленно разворачивался, протягиваясь паучьими лапами. Кольца кружились, секции проворачивались, образуя комплексную сферу, которая росла, пока не заняла практически все пространство залы. Кольца и оси вращались все быстрее и быстрее под собирающимися тучами, пока в воздухе не заплясали огоньки света, словно вершилось какое-то колдовство. Странные тени заиграли вокруг собравшихся космических десантников, когда над их головами расцвели солнечные системы и созвездия.

— Хастис, взять здание под охрану! — приказал Сарпедон. — Солан, приступай.

Технодесантник побежал под вращающимися механизмами к центру Галактариума. В воздухе уже оформлялись черты карты — звездной карты, крупнейшей и подробнейшей из всех созданных. Империум слишком огромен, чтобы его можно было подробно изобразить, и никто так и не смог составить даже полного перечня всех населенных миров. Но попытки предпринимались, и Галактариум стал наиболее успешной из них за все время существования Империума. Мало что не попало на необъятную звездную карту, спроецированную вокруг Галактариума.

Это устройство было гордостью Дома Йенассис; о нем с почтением отзывались и собратья-навигаторы, и разведывательные команды Адептус Механикус. Испивающие Души сильно рисковали, избрав его своей целью, поскольку это нападение сразу же обнаруживало их и делало уязвимыми, но только с ним были связаны последние надежды Ордена.

— Командор? — раздался голос в воксе. Это оказался сержант Хастис, приближающийся со своим отрядом со стороны дворца. — У нас контакт. Арбитры проникают через ворота купола. Насчитываю семь машин, направляющихся к дворцу, и еще пять — к вам.

— Принято. В бой не вступать. Идите сюда и помогайте оборонять периметр.

— Приказ ясен. Конец связи.

Сарпедон не собирался никого убивать. В этом не было необходимости. Но если придется, он был готов пойти на это, и братья по оружию последовали бы его примеру.

Из гнезд в своих доспехах Солан извлек тонкие кабели, включив их в разъемы у основания Галактариума. Огромное изображение карты замерцало, и поверх звездного пейзажа проступили новые образы. Появилась картина приземистого здания, вросшего в мерзлую тундру, окруженного кольцом окопов и баррикад и заслоненного оружейным дымом. Изображение резко дергалось, пока камера приближалась. Сверкали взрывы, закованные в броню чужаки отстреливались и корчились от беззвучных попаданий пуль.

По полю боя бежали космические десантники в пурпурных доспехах. Испивающие Души, какими они были в последние дни до разрыва с Империумом. Десантник, несущий записывающее устройство, бросил взгляд в ночное небо.

…Ночное небо над их головами было чистым и холодным, но вскоре его прорезала ракета, выпущенная отрядом Вейала…

Солан остановил запись. Образ ночного неба над планетой, наложенный на карту Галактариума, образовал смазанную мешанину звезд. Карта неожиданно закружилась, а глаза Солана приобрели пустое выражение, когда мемо-пластины его доспехов начали наполняться информацией, а разум затопили звездные атласы.

Технодесантнику следовало поторопиться. И при этом Сарпедон не был уверен, что тот справится. Даже Лигрис — один из самых доверенных товарищей командора — и тот спасовал. Вместо себя он порекомендовал для этой задачи Солана, зная, что более молодой технодесантник стал экспертом в вопросах управления информацией. Но если его сознание не сможет выдержать лавинного натиска поступающих в него сведений, Солан превратится просто в слюнявого младенца в теле космодесантника.

— Мы под огнем, — пришло сообщение от Хастиса.

На заднем плане слышался треск очередей, выпускаемых легким автоматическим оружием.

— Подразделение Крайдела прикроет вас из храма, — ответил Сарпедон.

— Вижу их, — откликнулся Крайдел, расположившийся за колоннами перед входом в здание. — Чуть больше сотни арбитров, предназначенных для подавления массовых беспорядков. У них пять бронетранспортеров и легких машин.

Сарпедон схватил сжавшегося Франтиса Йенассиса и потащил за собой, побежав на звук болтерного огня. Семь хитиновых когтей и один бионический застучали по мрамору.

Он увидел из-за колонн темную линию Адептус Арбитрес, ведущих огонь на подавление, рассредоточившись среди деревьев. Благодаря этим офицерам, снабженным пугающим оружием и доспехами, в Империуме поддерживались законы. Каждый из арбитров регулярно проходил муштру и идеологическую обработку. Напугать их было невозможно — только полностью разгромить.

Тактический отряд Хастиса, численностью десять человек, бежал под их огнем по тропинке, обсаженной с обеих сторон деревьями. Сержант Крайдел выкрикнул приказ, и его десантники, как один, ударили из болтеров, посылая огненные копья сквозь заросли, срывая листву и заставляя арбитров залечь за холмом.

Подразделение Хастиса добежало до храма и присоединилось в стрельбе к людям Крайдела. Бронетранспортеры арбитров перевалили через насыпь и открыли огонь из спаренных тяжелых стабберов. Пули оставляли выбоины в мраморных колоннах и со звоном отскакивали от доспехов космодесантников.

Сарпедон увидел командный БТР, выползший из-за деревьев. На его крыше возвышались параболическая антенна и два знамени — Адептус Арбитрес и Дома Йенассис. Верхний люк открылся, и оттуда появился судья, чей украшенный орлом шлем вырисовался на фоне серого неба.

— Прекратить огонь! — прокричал Сарпедон.

Звуки стрельбы смолкли.

Из бронетранспортера вытащили вокс-передатчик, который установили на крыше. Судья взял микрофон.

— Нарушители! — проревел его голос, прошедший через усилитель. — Сложите оружие, освободите заложников и сдайтесь на милость правосудия Императора!

Сарпедон бросил взгляд внутрь храма. Карта Галактариума пульсировала, приближая зараз по одной звездной системе и быстро переключаясь на следующую. Солан подергивался, когда сквозь него пробегал новый поток информации. Братьям предстояло выиграть для него еще немного времени.

Командор прошел между колоннами. Он понимал, как теперь выглядит, — арбитры увидят перед собой мутанта. И не ошибутся. Сарпедон по-прежнему носил позолоченный доспех библиария Космического Десанта и сжимал в руке псионический жезл из нала, дерева с мира Танит. В другой руке у него был сделанный под заказ болтер, а на груди все также простирал крылья имперский орел, но все равно Сарпедон оставался мутантом. Он очень надеялся, что арбитры не станут сразу же стрелять только по этой причине.

Жестом командор приказал подразделениям Хастиса и Крайдела оставаться в укрытии, хотя сам он и выходил на свет, продолжая тащить за собой Франтиса. Он насчитал около тридцати офицеров, прятавшихся за деревьями, и еще больше, без сомнения, ожидали на противоположном склоне холма. В поле видимости вполз еще БТР с огромным орудием, один залп которого мог оставить даже на месте Сарпедона только дымящийся кратер.

— Мы будем сражаться, только если вы нас заставите, — крикнул командор, и его голос прокатился эхом в повисшем тяжелом молчании. — И вы погибнете все до единого. Предлагаю вам развернуться и уйти. Нам нечего с вами делить, и мы больше не подчиняемся законам Империума.

— Освободите заложника и выходите, бросив оружие, — ответил вокс-передатчик судьи.

— Грэвус? — тихо проговорил в вокс Сарпедон. — Как наши дела?

— Солан уже почти нашел, — откликнулся сержант штурмового подразделения. — Он смог установить три звезды.

Сарпедон бросил взгляд через плечо. Он видел только кружащееся звездное кольцо, заполнившее залу Галактариума. Снова обернувшись к оцеплению арбитров, он вывел Франтиса Йенассиса из-за своей спины и бросил перед собой, прижав к земле передними лапами. Затем он расчехлил болтер и приставил его к затылку навигатора.

— Жизнь этого человека куда важнее, чем все ваши, вместе взятые, — крикнул Сарпедон. — Уйдите — и он останется жить. Но если вы будете загораживать нам дорогу — он умрет.

Судья не ответил. Вместо этого он спрятался внутри бронетранспортера, но через мгновение люк открылся вновь. В этот раз снаружи появился не шлем судьи, а голова астропата, одного из сильнейших телепатов, способных обеспечить сверхсветовую связь через весь Империум. Благодаря своим улучшенным органам чувств Сарпедон смог разглядеть его слепые, заплывшие глазницы и морщинистую, преждевременно состарившуюся кожу.

Голос астропата, когда тот заговорил через вокс-передатчик, дрожал. По звучащим в нем искусственным нотам можно было понять, что произносимые слова принадлежат не ему.

— Командор Сарпедон, — заговорил он, — неужели вам хочется, чтобы все закончилось столь глупо? Эти люди действуют по моему приказу и убьют вас, если я этого захочу. Отныне вы, как и ваши собратья, находитесь под арестом от имени инквизитора Таддеуша, Ордо Еретикус.

 

Глава четвертая

Их мало заботило то, что происходило до появления Тетуракта. Для них не было никакого «до». От их прежнего существования, до того как началась чума, остались только мутные воспоминания, в то время как сейчас их жизнь озарял свет Тетуракта — спасителя, показавшего путь.

Он приходил к ним на сотнях миров, спасая от бесчинств болезни. Тетуракт научил их не сражаться с чумой, а принимать ее, делая частью собственных тел и черпая из нее силы. То, что несло смерть, по его словам, было на самом деле провозвестником начала новой жизни. На миры-кузницы, планеты-ульи и даже в дома дикарей приходил он, спасая всех. И они были готовы последовать за ним хоть на край Галактики. Ведь с его приходом не стало больше смерти, напротив, их переполняла жизнь, столь насыщенная бурлящей, питательной силой, что даже она сочилась из всех их пор и трещинок на коже.

Впервые Тетуракт явился им на Имперской Военно-Космической Верфи Стратикса. И теперь все, кто еще мог быть спасен, совершали паломничество к воздвигнутому там трону. Это был мир гигантских космических доков, нанизанных на величественные каменные и металлические опоры, которые были облеплены городами-ульями. И теперь толпы последователей Тетуракта изливались из доков, принимающих культистов, и отправлялись в шествие к тронной площади, где восседал их спаситель. Миллионы людей проходили мимо него чумной толпой, сочащейся слизью, глядя пораженными катарактой глазами на вершину вздымающегося над ними черного каменного столба. Тетуракт взирал на них в ответ из своего паланкина, поддерживаемого руками четырех крепких носильщиков, чью кожу по воле властителя разорвали невероятно огромные мышцы. Мощные мутанты-носильщики резко контрастировали с собственным, хилым и сухощавым телом Тетуракта, но в нем все равно явственно текла сила. Его тонкое, кажущееся очень древним лицо лучилось мудростью, а длинные изящные пальцы в ласковом жесте протягивались к толпе, словно передавая его благословение.

Царство Тетуракта простиралось на полдюжины систем во все стороны, и он правил им твердой рукой. Его слуги доставляли приказания целым мирам, населенным благоверными, которые подчинялись беспрекословно, не задавая вопросов. Предавший и бросивший их Империум пытался вернуть обратно свои планеты, но Тетуракт, в своей непревзойденной мудрости, призвал последователей отдать жизни во славу спасителя и заставить вражеские армии увязнуть на полях сражений, в которые превращалась вся поверхность миров. Флотилии боевых судов, стоявших в доках Стратикса, были разбиты на группы быстроходных налетчиков и мощных кораблей, способных разрушить строй приближающихся клиньев Военно-Космического Флота Империума. Оружейные, остававшиеся на планетах Тетуракта, были опустошены подчистую, чтобы превратить орды благодарных больных в верные армии, уничтожавшие Имперскую Гвардию, когда та приближалась к их городам. Гибель культистов служила защите царства Тетуракта, и не было смерти прекраснее.

В царство кроме самого Стратикса входили миры-кузницы Сальшан Антериор и Телкрид IX. Ресурсами их снабжали богатые минералами поля астероидов, круживших возле синего карлика Серпентис Минор. Благодаря всему тому, что поставляли его владения — от военных верфей, создававших корабли, до агрикультурных миров, дававших пищу тем последователям, которым она еще требовалась, — Тетуракт обладал достаточными ресурсами, чтобы втянуть Империум в войну на несколько веков. Царство Тетуракта не собиралось шататься в ближайшее время.

Царство Тетуракта замерцало на великом Галактариуме, его зараженные звездные системы кружили вокруг наложенного сверху изображения с пикт-записи. Постепенно отдельные светила занимали свое место на этом стоп-кадре, пока звездная карта и ночное небо над аванпостом не стали идентичными.

Сержант Грэвус подбежал к технодесантнику Солану, обессиленно пытавшемуся дотянуться до проводов, вставленных в его затылок. Грэвус отключил их, и глаза Солана снова обрели осмысленное выражение.

— Ты нашел, брат? — спросил сержант.

— Стратикс Люмина, — ответил технодесантник. — Окраина звездной системы Стратикс. Его до сих пор никто не трогал, поскольку этот мир никогда не был населен.

— Нас окружили Арбитрес. Сражаться можешь?

— Завсегда.

— Отлично. Следуй за мной.

Сержант Грэвус и технодесантник Солан все еще шли от залы Галактариума к выходу из храма, когда началась стрельба.

Сарпедон понимал, что Инквизиция рано или поздно найдет их, — Испивающие Души были отлучены от церкви, а сам он убил посланца Инквизиции, доставившего эту новость Ордену. Только командор надеялся, что Ордо Еретикус будет искать их след еще хоть немного подольше, а не нападет на Испивающих Души в тот момент, когда они более всего уязвимы.

Но и там служили не дураки. Инквизитор Тсурас, которого Ордену удалось перехитрить во время бегства из Поля Цербера, был не более чем мясником, головорезом, пользовавшимся своим положением, чтобы давать волю собственной грубости и жестокости. В отличие от него Таддеуш, похоже, оказался куда более утончен и терпелив. Это был тот самый враг, в котором Сарпедон нуждался менее всего. Во всяком случае сейчас, тогда, когда Орден должен действовать со всей возможной скоростью и незаметностью. Но командор понимал: рано или поздно встреча с Инквизицией состоится.

Первым выстрелил снайпер Арбитрес — хладнокровный убийца, надежный офицер. Его профессионально откалиброванная автоматическая винтовка выпустила пулю, ударившую в правый глаз Франтиса Йенассиса, разнеся его затылок и оставив патриарха висеть мертвым грузом в руке Сарпедона. Приказ стрелять наверняка поступил от самого инквизитора Таддеуша: заложник оставался единственным преимуществом командора, и это преимущество требовалось устранить. Власть Ордо Еретикус распространялась даже на Дом навигаторов, к которому было приписано данное подразделение Арбитрес.

Теперь и у всех остальных офицеров не осталось причины, чтобы не открыть огонь по стоящему перед ними мутанту. Орудия, установленные на крышах бронетранспортеров, обрушили на него град зарядов, и Сарпедон едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать попадания из пушки, оставившего глубокую воронку в земле и чуть не оторвавшего ему несколько когтей. В основной своей массе арбитры были снабжены ружьями, не позволявшими вести огонь на большом расстоянии и предназначенными для подавления мятежей, но все остальные, кто мог выстрелить по нему, сделали это — пули снайпера и осколки разрывавшихся гранат рикошетили от доспехов командора и обдирали кожу на лапах. Сарпедон бросился под защиту храма, отшвырнув в сторону дергающееся тело Франтиса Йенассиса.

Труп патриарха упал на землю. Изодранный тюрбан слетел с его головы, и в небо безжизненно уставилось матово-черное варп-око, теперь слепое и неопасное.

— Проредить их ряды и отступить! — приказал Сарпедон Хастису и Крайделу, возвращаясь к Галактариуму.

Арбитрес приближались, выпущенные ими пули обдирали облицовку со стен храма и рыхлили землю. Их ружья были бесполезны на большом расстоянии, но внутри здания они оказались бы идеальны для стрельбы по укрытиям, поэтому отряды арбитров продолжали бежать под болтерным огнем двух подразделений Испивающих Души. Сарпедон выиграл своим десантникам время, необходимое для того, чтобы выбрать цели, но выстрел из пушки уже разорвал одного из людей Крайдела на куски, а сплошные потоки пуль, выпускаемых снайперами и БТР, мешали вести прицельный огонь. Как только первые выстрелы ружей стали откалывать куски мрамора от колонн, Хастис и Крайдел прокричали своим людям приказ отступать внутрь храма и направились следом за Сарпедоном.

Галактариум застыл, его сфера теперь изображала только ночное небо Стратикс Люмина. Странно было узнать наконец имя этого мира, но, если им не удастся вынести полученную информацию с Кайтеллион Прайма, все будет бессмысленно.

Отряд Грэвуса расположился на границе залы, и Солан стоял в общем ряду. Технодесантник явно не только выжил, но и сохранил способность сражаться, что было просто замечательно. Если судьи Арбитрес обладали хоть каплей здравомыслия, они должны были послать нескольких офицеров с гранатометами на крышу храма, чтобы засыпать Испивающих Души фраг- и крак-гранатами, пока космодесантники сражаются с пошедшими в наступление арбитрами. В такой ситуации Сарпедон нуждался в каждом из своих братьев.

— Будем защищать этот участок и постараемся сломить их. Отряды Хастиса и Крайдела образуют первую линию обороны. Грэвус, ты в резерве. — Сарпедон ткнул пальцем в сторону механизмов Галактариума. — Уничтожить!

Грэвус прокричал приказ, и один из штурмовых десантников побежал к центральной машине, стаскивая со спины большой металлический контейнер — мелтабомбу. Отряды Крайдела и Хастиса уже подбегали к зале под градом ружейной картечи. Хастис остановил своих людей, приказал им развернуться и открыть огонь по арбитрам, дошедшим до колоннады. Сарпедон присоединился к десантникам, всадив заряд в живот одного из офицеров и заставив остальных искать укрытия от потока болтов.

Череда мощных взрывов сотрясла выход из храма, и внутри повисло облако земли и мраморной крошки. Отряд Крайдела попал под град осколков и был вынужден отступить, весь вымазанный в белой пыли.

— Фугасные заряды, — произнес в вокс Хастис. — Они обрушили фасад храма.

— Создали укрытие, чтобы подойти ближе, — ответил Сарпедон. — Нам неоткуда вести огонь. Придется биться врукопашную. Грэвус?

— Да, командор?

— Атакуй по моему сигналу.

— Принято.

Передышка продолжалась, пока оседала пыль. В это время Сарпедон услышал треск мелтабомбы, расплавившей механизмы Галактариума и заставившей развалиться грандиозную металлическую конструкцию. Изображение задрожало и исказилось, а затем звездное поле неожиданно исчезло, сменившись видом на мраморные стены храма. Сарпедон торопливо просканировал края крыши вокруг залы — Арбитрес еще не появились, но скоро уже должны были подойти, чтобы прижать Испивающих Души к земле, пока до них не доберутся через руины остальные офицеры.

Отряд Крайдела оказался под огнем ружей, когда арбитры, используя мраморные глыбы в качестве укрытия, приблизились к космодесантникам. Сарпедон увидел, как засверкал энергетический меч сержанта, когда тот бросился в бой. Отряд Хастиса прикрывал их со спины, высаживая болтерные заряды по Арбитрес, высунувшимся из укрытия, чтобы выстрелить из ружей.

Сарпедон убрал свой болтер в кобуру, хотя по полу вокруг него и стучали пули. Вместо этого он взялся обеими руками за силовой посох из нала и ощутил окружившие его вихри ментального пламени, образовавшего контур, по которому от самого центра его мозга к подергивающемуся в ладонях посоху побежала энергия. Командора все еще несколько пугало собственное могущество — он и раньше обладал большим потенциалом, но после ужасных событий на безымянном мире и «Сломанном хребте» его психические энергии стали вскипать жарче, чем прежде, бурля в подсознании и требуя своего освобождения.

Например, такого. В виде Ада.

Он сфокусировал ментальную энергию и выплеснул ее наружу, создавая при помощи линз своего разума картины, вызывающие чистый ужас. Визжащие, похожие на летучих мышей существа спикировали с неба, пронзая ряды Арбитрес и оставляя за собой шлейф ярко-алого пламени. Сарпедон сконцентрировался и визуализировал еще больше тварей, полностью заполнив храм Галактариума роем.

— Демоны! — раздался чей-то крик.

Инквизиция наверняка предполагала, что Испивающие Души поклоняются Хаосу, и успела предупредить арбитров об угрозе со стороны демонов. И Сарпедон был готов показать им то, чего они так боялись.

Ад — ментальная сила, позволившая Сарпедону войти в состав либрариума Ордена, — обрушился на Арбитрес. Бушующий кошмар воссоздавал и заставлял обступать свои жертвы страхами, наполнявшими головы арбитров. Сарпедон был телепатом, способным передавать, но не принимать, и обучение в либрариуме, подкреплявшееся собственной силой воли, отточило его способности, превратив их в ментальное оружие, подобным которому обладали лишь единицы библиариев. Физически оно было безвредным, зато психически — разрушительным. В руинах храма эффект усиливался, поскольку Арбитрес, не видя других офицеров, оказывались вынуждены в одиночку сражаться с завывавшими и бившими хвостами летучими кошмарами, носившимися в воздухе.

Арбитры открыли огонь. Многих охватила паника — да, эти офицеры проходили мощную идеологическую подготовку, позволявшую им устоять там, где отступит Имперская Гвардия, но мало кому из них доводилось видеть демонов. Или, как в данном случае, псайкера, который был бы столь же опытен и силен, как Сарпедон.

— Грэвус! — прокричал командор. — Вперед!

Штурмовое подразделение космодесантников промчалось через строй отрядов Хастиса и Крайдела, и Сарпедон побежал следом.

Командор еще на «Сломанном хребте» воссоздавал имитации сражений с использованием Ада, чтобы все Испивающие Души были готовы к его применению и не поддались обману так же легко, как их противники. Грэвус ворвался в гущу врагов, сверкая энергетическим топором, зажатым в мутировавшей руке. Его штурмовые десантники осыпали арбитров зарядами из болтерных пистолетов, прежде чем обрушиться с цепными мечами, рассекавшими легкую броню так, словно ее и не было.

Сарпедон ударил всего долей секунды позже, перевалившись на паучьих лапах через мраморную глыбу, за которой укрывались арбитры. Он сконцентрировал свою энергию в силовом посохе и ударил им в солнечное сплетение ближайшего офицера. Командор увидел собственное отражение в черных визорах их шлемов, когда рассек сразу двоих зараз. На ногах остался только один арбитр — Сарпедон ударил его своей бионической лапой, вонзившейся в грудь офицера и отбросившей его назад, заставив перекувырнуться через голову.

Стремительно выбежав из-за мраморной глыбы, сержант Грэвус зарубил еще одного арбитра, пытавшегося застрелить Сарпедона из ружья. Повсюду сверкали разрывающиеся болтерные заряды, оставлявшие в воздухе оранжевые трассы. Слух командора наполнял грохот битвы — он слышал вопли офицеров Арбитрес, пытавшихся найти друг друга, отдававших приказы или просто кричавших от ужаса перед чудищами, метавшимися в воздухе.

Подразделение Грэвуса яростно прорубалось через ряды арбитров. А те офицеры, которые вышли на крышу, оказались вынуждены вступить в бой не с потрепанными и зажатыми в угол космодесантниками, а с отрядом Хастиса, мгновенно открывшим ответный огонь. На пол внутреннего дворика посыпались тела арбитров, вооруженных пусковыми установками. К тому времени как Грэвус достиг выхода из храма, значительно больше сотни офицеров были убиты, ранены или же беспомощно метались по коридорам.

Испивающие Души бросились следом за удирающими противниками к выходу из храма, понимая, что у Арбитрес осталось еще достаточно людей, чтобы перегруппироваться и ударить снова, если им предоставить такой шанс. Подразделение Грэвуса быстро обезвредило бронетранспортеры, закидав их крак-гранатами, а люди Крайдела занялись отстрелом арбитров, рассеявшихся по саду.

— Экипажи не трогать! — приказал Сарпедон. — Я не хочу лишних жертв.

Заметив командный БТР на склоне холма, он поспешил к нему по иссеченной пулями земле. Командор убрал в чехол свой силовой посох и вырвал боковой люк машины.

Внутри сидел старый астропат, который не выказывал страха.

— Ты должен послать еще одно сообщение, — сказал Сарпедон. — Передай инквизитору Таддеушу, что мы не те, кем ему кажемся. Я понимаю, что он не может отпустить нас, но в конечном счете мы сражаемся с ним на одной стороне. Если до этого дойдет, мне придется убить его, чтобы продолжить свою работу. Он поймет, что движет нами, поскольку и сам руководствуется теми же самыми принципами.

Астропат молча кивнул. Сарпедон оставил его сидеть в бронетранспортере, а сам вызвал по воксу свои отряды, еще остававшиеся в храме:

— Истребители не смогут нас подобрать под куполом. Надо выйти наружу. Следуйте за мной.

Сарпедон вывел на сетчатку глаза руны жизненных показателей всех трех подразделений. Крайдел потерял троих десантников, в то время как Грэвус, оказавшийся в самой гуще сражения с Арбитрес, — только одного. Еще четыре воина, которых некем будет заменить в обозримом будущем. И командор понимал, что погибнут еще очень многие до того момента, когда начнется Великая Жатва и Испивающие Души смогут снова подняться.

Но теперь, во всяком случае, они знали, откуда начать. Стратикс Люмина. Благодаря этой информации они сделают первый шаг к спасению.

Карта царства была выложена созвездиями драгоценных камней, выдранных из ожерелий и сережек богатеев Стратикса и доставленных в качестве дани ко двору Тетуракта. Их врезали в пол третьего юго-западного дока, ставшего тронным залом. Она размещалась на глубине в несколько палуб под одним из ульев Стратикса, и стены ее были завешаны гобеленами, сшитыми из бинтов, сорванных с зараженных ран. Покрытые узорами запекшейся крови и гноя, они стали подарком от легионов носителей чумы. В углах огромного зала, между стыковочными зажимами и диспетчерскими вышками, толпились сгорбленные фигуры паломников, пришедших узреть вживую своего повелителя, но настолько охваченных благоговейным ужасом, что они не могли приблизиться. На полу были свалены в кучу тела тех, кто не пережил своего восторга, а чистая, жидкая чума сочилась со стен и капелью падала с потолка.

Тетуракт наклонился вперед в своем паланкине. Четверо могучих мутантов, настолько мускулистых, что даже черты их лиц скрывала перекрученная плоть, держали его ложе так, чтобы властителю легче было разглядывать карту. Стратикс, находящийся в самой ее середине, как звезда находится в центре системы, изображался единственным кроваво-красным рубином размером с кулак. Положение миров-кузниц указывали сапфиры, синие, точно мертвые губы. Пограничные системы, где полки Гвардии изливались на поля бойни, кишащие последователями Тетуракта, полыхали желтовато-оранжевыми опалами. Верные миры стали бриллиантами — твердыми и чистыми в своем преклонении перед спасителем. Тетуракт видел перед собой сотни драгоценных камней, каждый из которых означал крупный мир, находившийся под его властью и населенный огромным количеством людей, посвятивших свою жизнь служению.

Тетуракт умер еще несколько лет назад. Теперь его сердце представляло собой только комок иссохшей плоти внутри пыльной грудной клетки. По-настоящему живым оставалось только его сознание, пульсировавшее где-то под туго обтянувшей череп кожей и позади оскалившегося лица с жуткими иссохшими глазами. Его тело, тонкое и покрытое морщинистой желтушной кожей, приводилось в движение благодаря одной только воле, поскольку мышцы уже давно атрофировались. В самом прямом смысле этого слова Тетуракт был существом чистого разума. Он напрямую управлял всем, что окружало его. Взять хотя бы тупых, как быки, мутантов-носильщиков — ему даже не приходилось слишком напрягаться, чтобы отдать им приказание силой своей мысли. Остальных он подчинял, манипулируя вероятностями и помещая их в такие ситуации, что людям не оставалось ничего, кроме как повиноваться каждому его пожеланию.

Болезни — а он вывел их во множестве, чтобы никакое лекарство не смогло разрушить его планы, — были только одним из способов. Катализатором. Настоящим оружием Тетуракта служила его сила воли. И именно благодаря ей он заполучил в свое владение могущественную империю, какую даже во времена самих Черных Крестовых Походов не всегда удавалось создать.

Многие миры на карте изображались при помощи изумрудов, чей зеленый цвет означал большой потенциал. Эти системы только начали свой мучительный путь к покорению воле Тетуракта. На некоторых чума только-только давала о себе знать. Ее распространяли агенты, получившие задание доставить просвещение болезни губернаторам и прочему подобному сброду. Другие уже почти созрели, и скоро Тетуракту предстояло снова покинуть свои чертоги на Стратиксе и даровать им жизнь при помощи чар, которыми он научился контролировать болезни.

Его взгляд остановился на одном из изумрудов. Тот находился возле самой границы и мог предоставить значительное стратегическое преимущество, а также помочь закрепиться на участке, который, стоило только захотеть, легко можно было превратить в огромную военную зону.

— Полковник, — обратился он куда-то в тень, и его голос прокатился псионическим громом, поскольку Тетуракт уже не мог пользоваться истлевшими голосовыми связками.

К паланкину приблизилась и склонилась в поклоне подволакивающая ноги человеческая фигура. Существо было замотано в окровавленные бинты, но под ними проступали изодранная форма с серебряной кружевной оторочкой и боевые награды, покрывавшие грудь. Полковник Карендин мало чем отличался от обычного мясника, до того как его настигла чума, — Тетуракт оставил его сознание практически нетронутым, и теперь этот человек надзирал за военной обстановкой в империи.

— Что это за мир? — Тетуракт указал паучьим пальцем на заинтересовавший его изумруд.

— Юменикс, — ответил Карендин, шипя и брызжа слюной. — Он почти пал. Говорят, что губернатор уже погиб. Арбитры потерпели поражение. Ни один корабль не покидал планеты уже много недель. В крови и гное захлебнулся миллиард ее обитателей.

— Значит, туда я и отправлюсь в следующий раз, — сказал Тетуракт. — Мне нужен этот мир, и как можно скорее.

— Спаситель, даже если вы отправитесь прямо сейчас, планета созреет ко времени вашего прибытия. Если прикажете, я незамедлительно распоряжусь приготовить ваш флагманский корабль.

— Приказываю. — Тетуракт снова откинулся на подушки паланкина. — Наша империя растет, полковник. Как и болезни, наши миры многочисленны. Ты осознаешь, насколько мы заразны?

— Так точно, спаситель! — прошипел Карендин, и его поддержал одобрительный шепот столпившихся в тени пилигримов. — Мы распространяемся среди звезд, как сама чума!

— Двор должен быть готов к отлету в течение суток, — сказал Тетуракт, теряя интерес к льстивым словам полковника.

Юменикс. Идеально подходящий для захвата мир-улей, битком набитый зараженными полчищами, готовыми восстать и преклониться перед ним, как только им будет обещано освобождение. Это действительно замечательный мир, который станет прославлять его как спасителя и погибнет, считая его богом.

Сестре Беренисе Эскарион исполнилось шестьдесят три года. Пятьдесят три из них она прожила, пройдя рукоположение и став дочерью Императора. Ее тело было перестроено, а разум очищен упорным трудом и смирением, чтобы она смогла стать солдатом церкви Императора. Ее забрали из Схола Прогениум, где воспитывались сироты имперских служащих, и отдали в руки проповедников и исповедников Адептус Министорум. Там ее сознание наполнили откровениями Императора, но она не испугалась. Она узнала истории об измене и безверии, открывающих двери греха и совращения, но не предалась отчаянию.

Исповедники, грозившие адскими муками, не смогли довести девочку до слез. Слова проповедников вдохновляли ее, но не страшили. Ее сила воли оказалась достаточно высока, чтобы ввести Беренису в ряды Сестер Битвы, а во время ученичества в Ордерс Фамулус она проявила также значительную физическую подготовку и рвение, чтобы присоединиться к Ордерс Милитант.

Вера никогда не оставляла ее. Никогда, хотя ей и приходилось сражаться по всей Галактике, следуя за стягом с эбеновой чашей от аббатства на самой Терре до края владений Империума. Позднее ей довелось выследить и убить принца-демона Парменида Яростного, и именно тогда впервые пришлось действовать в ненадежном союзе между Сестрами Битвы и Инквизицией. Эскарион пользовалась репутацией одной из немногих, кто способен был разобраться во всех хитросплетениях отношений между церковью и представителями Инквизиции, не теряя при этом из виду изначального врага — Хаос, тьму, с которой по-прежнему одной силой своего духа сражался Император. Поэтому когда инквизитор Таддеуш запросил поддержки Сестер Битвы из Ордерс Милитант, именно Эскарион и приказали этим заняться.

Канонесса Тасмандер предлагала сестре Эскарион возглавить эбеновую чашу, но Берениса отказалась от принятия чина канонессы. Она сражалась всю жизнь и была уже слишком стара, чтобы изменить своим привычкам и отказаться от битвы. Только так она могла подтвердить, что ее вера — это не просто набор пустых слов. Именно благодаря этой вере она и стала Сестрой, именно благодаря ей смогла уничтожить Парменида и бесчисленное количество прочих врагов Человечества. И именно этой вере предстояло пройти тяжелое испытание в глубинах Юменикса.

Юменикс. Если свет Императора и мог оставить планету, то примерно так это и должно было выглядеть. Берениса еще никогда не видела мира, столь всецело расставшегося с надеждой, хотя ей доводилось встречаться с весьма жуткими вещами. Юменикс стал мрачной иллюстрацией того, что происходит, когда люди утрачивают веру.

Эскарион смотрела, как дознаватель Шен в своей массивной бронзовой кирасе, утратившей блеск после недельного блуждания в грязи и ужасе улья Квинтус, осторожно спускается по крутой лестнице, ведущей к еще более глубоким слоям города. Благодаря геотермальным выходам здесь стояла адская жара. Все вокруг источало зловоние. На поверхности сестра Эскарион и ее отряд видели горы разлагающихся тел, и казалось, вся планета пропиталась исходящим от них чумным смрадом — сладковатым и тошнотворным запахом гниения и скверны.

И здесь, внизу, жара делала все только хуже. Несколько дней дознаватель Шен и Сестры Битвы продвигались в глубины улья и уже находились в нескольких десятках уровней от поверхности, приближаясь к, возможно, последнему из институтов Империума в улье Квинтус. Арбитрес и замок губернатора пали, кафедральный собор стоял обгоревшим остовом, ну а офисы Администратума и вовсе погибли первыми, когда началось безумие. Последним предполагаемым оплотом сопротивления был геологический аванпост Адептус Механикус, расположенный на нижних этажах улья. Также это было последнее место, где могли подтвердить сообщение о бегстве Испивающих Души.

Это началось несколько недель назад. Инквизитор Таддеуш постарался отреагировать на новости как можно скорее, но доверил настоящее расследование дознавателю, в то время как сам продолжил осматривать «Сломанный хребет» и руины Дома Йенассис. И Шен, и Эскарион практически не надеялись найти в улье Квинтус кого бы то ни было живым — во всяком случае в привычном смысле этого слова.

Архитектура на этой глубине становилась грубой и искаженной: раздавленные, неопознаваемые останки поселений, над которыми был возведен улей Квинтус. По стенам стекала грязная влага, просачивавшаяся через сотни охваченных разложением этажей. Оборванные энергетические кабели свешивались в сыром тумане. Чумные крысы, размером с армейских собак, суетились среди перекрученного металла. Постанывание опор обреченного города иногда заглушалось криками еще одной угасающей жизни… очередной из нескольких миллиардов, поглощенных кошмаром Юменикса.

Коридор стал уходить вниз, а потолок — резко подниматься. Шен извлек из кобуры инферно-пистолет и двинулся к повороту, поскрипывая сапогами своей панцирной брони по корке кристаллизовавшейся грязи на полу. Сестра Эскарион отправилась следом с болтером в руках, так же как и Серафимы, избранные ей для этого задания. Одна из них, сестра Миксу, служила вместе с Беренисой уже десять лет. Остальных направили их собственные Ордена, но все они были вооружены привычными Серафимам спаренными болтерными пистолетами.

Шен свернул за угол. Коридор раскрылся в пещеру с неровными стенами, словно оставленную бомбой, разорвавшейся в лабиринте нижних уровней. В выбоинах пола скопилась вода, а из разорванных труб наверху струился белесый пар.

— Должно быть, усиливается геотермальная активность, — произнес Шен, выискивая цели. Его инферно-пистолет относился к крайне редкой разновидности оружия, мощь мелтагана умещалась в относительно маленьком корпусе. На небольшом расстоянии он мог пробить все, что угодно. — Без должного обслуживания весь этот улей скоро может взорваться.

Сестра Миксу указала на стилизованное изображение металлического черепа с квадратными зубами, чья кривая ухмылка проступала на груде покореженного металла.

— Знак Механикус. Похоже, мы уже близко, сестра.

— Движение! — прокричала одна из Серафимов.

Эскарион обернулась и увидела, как сестра открывает огонь по теням. Шен проследил за ее прицелом и выстрелил болт сверхраскаленной материи, озарившей на краткий миг уродливые гуманоидные тела, столпившиеся во мраке.

Их враги не были бандитами, поскольку даже не пытались грабить. Казалось, будто они набрасываются на все живое только ради наслаждения убийством. Эти волочащие ноги создания представляли собой остатки обитателей глубин улья, превращенных чумой в ходячие трупы. И теперь они, в течение всего адского путешествия по подземельям улья Квинтус, наступали на пятки Шену и Серафимам.

Благодаря кратковременной вспышке света Эскарион успела насчитать более пятидесяти созданий. Инферно-пистолет испепелил троих, а болтер проложил кровавую просеку, уничтожив еще нескольких.

— Отступаем! — прокричала Эскарион, собирая вокруг себя сестер и присоединяя мощь своего болтерного пистолета к их огню.

Отродья улья окружили их, спрыгивая с неровных стен, бормоча мантры смерти. Берениса видела отслаивающуюся кожу и слезящиеся белесые глаза, безвольно отвисшие челюсти и скрюченные, почерневшие пальцы, сжимавшие грубые дубинки и мечи.

Если и требовалось доказательство, что Юменикс был проклят Хаосом, то это было оно. Болезнь, которая не только убивала, но и обращала тела своих жертв в безмозглых хищников, охотящихся на выживших.

Серафимы медленно пятились назад, вгоняя болты в шаркающую волну мертвецов, изливающихся во все возрастающих количествах в пещеру. Инферно-пистолет Шена перезарядился и послал еще одно огненное копье, уничтожившее за один раз около дюжины тварей.

— Мы окружены, — произнес Шен со спокойствием, восхитившим Эскарион, и показал на символ механизмов. — Необходимо пробиваться. Отправиться туда и добраться до аванпоста будет проще, чем обороняться.

Эскарион кивнула, соглашаясь, и выхватила энергетический топор из заплечного держателя. Этот топор прослужил ей уже много десятилетий, и она всегда отказывалась от более совершенных видов оружия, поскольку его безжалостная мощь как нельзя лучше соответствовала задаче несения жестокого правосудия Императора.

Оружие загудело, просыпаясь, и вокруг лезвия замерцало голубоватое энергетическое поле.

— За мной! — прокричал Шен, стреляя из инферно-пистолета в толчею чумных выродков, стоявших под символом Адептус Механикус.

Дознаватель обрушился на уцелевших, раскидывая гниющие тела. Серафимы за его спиной разрывали их на куски, расстреливая из спаренных болтеров. Сестра Эскарион пробежала мимо Шена, врезавшись в обитателей подземелий и рассекая перед собой стену плоти. Скрюченные руки тянулись к ней, но Берениса отрубала их ударами топора, попутно нанося удары латной перчаткой по уродливым лицам. Она продолжала продвигаться дальше, чувствуя хруст костей под ногами. Заряды болт-пистолетов проносились мимо нее и вгрызались в пораженных чумой мертвецов, сокращая их численность, пока они с Шеном пробивались сквозь нападающих и покидали место взрыва.

Они еще сильнее углубились в темноту, стреляя по всему, что движется. С Шеном во главе отряд продолжал двигаться, понимая, что, если остановится, медлительные, но значительно превосходящие численностью противники смогут окружить их и перерезать в узких, изгибающихся нижних туннелях.

Во мраке подбрюшья улья стали попадаться потемневшие от старости бронзовые конструкции и тяжелые готические механизмы. То там, то здесь попадались массивные промышленные машины, а на каждой балке были вырезаны символы Бога-Машины. В Адептус Министорум неофициально высказывали опасения касательно Адептус Механикус — техножрецы поклонялись Омниссии, Богу-Машине, утверждая, что это одно из воплощений Императора, но в Министоруме испытывали тайные сомнения. Проще говоря, сестра Эскарион была рада тому, что механикумы хотя бы умели строить.

Их аванпост казался монолитным бронзовым кубом, чью поверхность оплетали пучки труб. Он был достаточно прочен, чтобы выдержать всю тяжесть давившего на него улья. Массивные бронированные двери были наглухо запечатаны, и Шен настороженно отступил назад, увидев оборонительные турели и иссеченные пулями трупы жертв чумы, которым не посчастливилось попасть в зону поражения.

Отряд двинулся в обход аванпоста, находя все больше мертвых тел, — в основной своей массе это были зараженные люди, но некоторые оказались облачены в ржаво-красные комбинезоны слуг Адептус Механикус. Также попалось и несколько сервиторов, в спешке переделанных для битвы. Трупы устилали грубые баррикады, предназначенные для того, чтобы направлять шаркающие орды в зоны массированного огня, теперь забитые телами. Должно быть, аванпост сопротивлялся уже несколько недель, пока улей Квинтус постепенно превращался в ад.

Одна дверь была не запечатана. Основание аванпоста в этом месте почернело от мощного взрыва, взломавшего нижний люк. Острые выступы металла обрамляли отверстие, как разорванная кожа обрамляет открытую рану.

Шен погрузился по колено в грязную воду, стоявшую в туннеле возле аванпоста. Отверстие над его головой было темным, а стены вокруг оказались иссечены попаданиями зарядов.

— Стреляли из болтеров, — произнесла Эскарион. Ей доводилось встречаться с результатами применения этого оружия чаще, чем она могла припомнить. — Профессионалы. Огонь вела плотная группа.

Последние донесения, поступившие из улья Квинтус, сообщали об отряде чудовищ в пурпурной броне, угнавших шаттл и обрекших знатнейших представителей картеля Поллоса на смерть. Шена и Эскарион послали разобраться, содержалась ли в этих докладах хотя бы крупица правды, но аванпост остался единственным местом, где еще мог найтись кто-нибудь живой из служителей Империума, способный подтвердить информацию. Но теперь казалось, что укрепления Адептус Механикус не просто пали, а были уничтожены Испивающими Души.

Шен поднял руки и уцепился за край пролома в искореженной двери. Затем дознаватель подтянулся и включил фонарик, встроенный в воротник его доспеха.

— Ничего, — произнес он. — Должно быть, здесь творился сущий ад. Стреляли из легкого оружия, использовали гранаты. Тела повсюду.

— За мной! — приказала Эскарион своим Серафимам и следом за Шеном забралась внутрь аванпоста.

Карабкаясь вверх, она ощутила собственный возраст — с прыжковыми ранцами, которыми обычно пользовались Серафимы, это было бы легче, но им пришлось оставить подобное оборудование на корабле, поскольку оно совершенно не годилось для условий улья.

Шен был прав. Прямые металлические коридоры аванпоста стали местом ожесточенного сражения. Отметины, оставленные клинковым оружием в полу и на стенах, говорили о кровопролитной рукопашной, а иссеченные пулями поверхности — о массированной перестрелке. Тела слуг механикумов лежали там, где те упали, защищая проломленный проход.

Остальные Серафимы забрались в коридор.

— Признаков жизни нет, — сказала сестра Миксу, несшая ауспекс отряда. — Но очень много помех. Стены здания слишком толстые.

— Обитатели нижних уровней не могли этого сделать, — произнес Шен. — Даже если Испивающие Души тут ни при чем, то в любом случае это работа кого-то, не уступающего им в огневой мощи. Необходимо узнать, что им было здесь нужно.

— Согласна, — произнесла Эскарион. — Могли ли Механикус что-либо разрабатывать в этом месте? Скажем, оружие?

— Узнаем. Аванпост возвели по стандартным чертежам. В центре здания располагается рубка управления, а зал исследований находится неподалеку от нас. Проверим вначале там, а потом прочешем все остальное.

Внутри аванпоста массивная промышленная архитектура сочеталась с гнетущей готикой, знакомой Эскарион еще по монастырю на Терре. Ряды колонн с каннелюрами отделяли друг от друга огромные шестерни, остановившиеся, когда отключилось энергоснабжение, и делавшие залы похожими на механизм огромных часов. Повсюду виднелись алтари Омниссии, пропитавшиеся жертвенным машинным маслом и исчерченные бинарными молитвами. Любое дело, к которому приступали механикумы, требовало проведения надлежащих ритуалов поклонения их божеству. И, судя по обилию даров и молельных табличек в пустом складе оружия, это касалось и сражений.

В исследовательском зале под мощными бронзовыми микроскопами или в высохших химических ванночках лежали сотни геологических образцов, находящихся в различных стадиях изучения. Ничто здесь не казалось достаточно ценным, чтобы нападать на аванпост. Комната управления, чьи окна позволяли смотреть сверху в исследовательскую залу, также оказалась пуста, а ее когитаторы были ритуально опечатаны рунами бездействия, чтобы успокоить машинных духов на время отключения.

— Необходимо проверить содержащуюся в них информацию, — произнес Шен. — Во всяком случае, так мы получим хоть какое-то представление о том, над чем здесь работали и кто был вовлечен в исследования. Возможно, сохранились даже пикт-записи с защитных орудий и мы сможем увидеть тех, кто напал на них.

— Я не техножрец, — сказала Эскарион. — Ты знаешь, как управлять всем этим?

Она махнула рукой в сторону темных экранов когитаторов, встроенных в стены помещения.

— Мы просто заберем с собой блоки памяти, — ответил Шен. — У Таддеуша есть люди, способные добыть из них информацию.

— Движение, — произнесла Миксу, бросая взгляд на дисплей ауспекса. — Где-то над нами.

— Должно быть, снова местные жители, — сказал Шен, вынимая пистолет.

Потолок комнаты управления пробила чья-то рука, вцепившаяся в воротник доспехов дознавателя, а затем резко дернувшая наверх и ударившая его о металлическое покрытие. Рука оказалась закована в латную перчатку из пурпурного керамита.

— Огонь! — заорала Эскарион, и болтерные заряды разорвали потолок позади Шена, пытавшегося справиться с инферно-пистолетом.

Но, не успев выстрелить, он оказался втянут наверх. Его закованное в доспехи тело разорвало металл потолка.

Сестра Эскарион первой прыгнула за ним. Дыра в потолке, судя по всему, вела к главной часовне аванпоста, где перед алтарем, созданным в виде корпуса гигантского когитатора, стояли ряды скамей, вырезанных из химически чистого угля. Стены украшали трубы и лампы механизма когитатора, благодаря чему вся часовня оказывалась словно внутри этой машины и должна была купаться в сиянии, когда тот перерабатывал информацию. Но сейчас здесь было темно, поэтому происходящее Берениса могла видеть только благодаря вспышкам фонарика, прикрученного к доспехам Шена.

Перед ней стоял невооруженный космический десантник с символом Испивающих Души — потира на наплечнике.

На краткий миг Эскарион сумела увидеть его лицо. При жизни кожа десантника, скорее всего, была смуглой, но сейчас она приобрела болезненный, пятнисто-серый оттенок. Глаза пропали, и на Сестру Битвы слепо смотрели темные, неровные дыры. Нижняя часть лица была совершенно изъедена, открывая в усмешке зубы и белые кости челюстей. Никто живой не мог выглядеть так, и ничто мертвое не могло глядеть с подобной слепой ненавистью и безумием. Сестра Эскарион увидела его лицо только мельком, в свете мечущегося фонарика Шена, но сомнения тут же отпали.

Испивающий Души, пораженный чумой. Рубцы от пуль, покрывавшие его броню, позволяли предположить, что космодесантник получил смертельное ранение в сражении за аванпост и был оставлен своими боевыми братьями с тем, чтобы стать жертвой ужасных болезней, неистовствовавших в улье Квинтус. Так сестра Эскарион впервые встретилась с одним из Адептус Астартес.

Пока она пыталась прицелиться, мертвый Испивающий Души оторвал по плечо руку дознавателя Шена, окрасив воздух брызгами алой крови. Рука, все еще сжимающая пистолет, полетела в одну сторону, а закованное в броню тело — в другую, безвольным снарядом врезавшись в стену.

Сестра Миксу возникла рядом с Эскарион, стреляя из парных болтеров. Два стремительных метких попадания пробили огромную дыру во лбу космодесантника, но Испивающий Души словно и не заметил столь тяжелой раны. Эскарион не могла похвастаться большими познаниями в области сражений с живыми мертвецами, но рискнула предположить, что им потребуется совершить нечто большее, чем просто причинить смертельную травму Испивающему Души, чтобы победить его. Ничто, кроме полного расчленения, не могло остановить зомби. И именно в вопросах расчленения сестра Эскарион разбиралась великолепно.

Она вскинула энергетический топор и бросилась на космодесантника. Тот оказался на целую голову выше ее, но она значительно превосходила его в скорости. Лезвие сверкнуло, опускаясь. Топор рассек ворот доспехов десантника и глубоко погрузился в тело, а энергетическое поле разворотило опаленную грудную клетку и прогрызло себе путь сквозь мертвые внутренние органы.

Испивающий Души схватился за рукоять топора и прокрутился на месте, швырнув Эскарион на бронзовый корпус алтарной машины. Покрытие прогнулось от удара, и Сестра Битвы сползла на пол под градом обломков. Доспех спроецировал на сетчатку ее глаза тревожные сигналы, и мгновенно вспыхнувшая боль быстро потускнела до назойливого зуда, когда по венам Эскарион помчались анестетики.

Над ней уже возвышался Испивающий Души, слепо смотрящий вниз иссохшими глазницами. Болтерный огонь изодрал ему спину, когда в часовню стали запрыгивать Серафимы. Снаряды пронзали тусклые доспехи и вырывали целые куски из черепа десантника. Изуродованное лицо улыбнулось, когда он наклонился к Эскарион.

Берениса попыталась откатиться в сторону, но тело не слушалось, — скорее всего, она сломала лопатку и, возможно, бедро тоже. Испивающий Души вцепился в сочленения ее наплечника и стал тянуть их в разные стороны, словно хищник, вскрывающий панцирь своей жертвы, чтобы добраться до прячущейся под ним плоти.

Эскарион почувствовала, как начинает поддаваться ее доспех. Здоровая рука все еще лежала на рукояти топора и ощущала гудение энергетического поля. Когда уже все сигнальные огни на ее сетчатке зажглись красным, она вскинула оружие, погрузив его в живот Испивающего Души. Чтобы пробить керамит его доспехов, ей пришлось вложить в удар каждую унцию оставшихся сил, но все равно места для замаха не было, а систем брони сейчас едва хватало, чтобы справиться с болью.

Одна из Серафимов подбежала к космодесантнику сзади и обхватила рукой его шею, пытаясь отпилить ему голову боевым кинжалом. Испивающий Души обернулся и локтем ударил Сестру в грудь, сшибая ее с ног и отбрасывая назад. При этом ему пришлось убрать одну руку от Эскарион, и та смогла упереться ногой в пол часовни, а затем, прокрутившись, вонзить топор в поясницу космического десантника, взрезая керамит и перебивая позвоночник.

Берениса повалилась на пол. Верхняя часть Испивающего Души упала позади. Его ноги еще постояли некоторое время, а потом с лязгом осели на металлический пол часовни.

Берениса заставила себя подняться и подойти к верхней половине космодесантника. Тот посмотрел на нее, уперевшись затылком в пол и задергав обрубком позвоночника, словно выброшенная на берег рыба. Эскарион подняла топор и, даже не включая энергетического поля, отрубила ему голову.

Миксу уже сидела у противоположной стены помещения, склонившись над Шеном.

— Он умирает, сестра, — сказала она.

Две Серафимы помогли Беренисе приблизиться к тому месту, где лежал дознаватель. Кровь хлестала из разорванного плеча, собираясь густой лужей под Шеном. Глаза его были открыты, но не могли сосредоточиться ни на чем, а губы, хоть и шевелились, не издавали ни звука. Миксу отсоединила от его панцирной брони кирасу, и Эскарион поняла, что у дознавателя не осталось шансов. Та же сила, которая оторвала ему руку, сокрушила и разметала его ребра. Внутренние органы были гарантированно изодраны в клочья.

Шен умер на глазах Эскарион.

— Он был солдатом Императора, — произнесла Берениса, угрюмо вспомнив о собственных ранениях. — Нельзя позволить, чтобы он поднялся снова.

Серафимы отнесли тело Шена в турбинный зал, где вложили в его рот поставленную на долгий запал крак-гранату и разметали труп дождем пепла.

Эскарион не была техножрецом и знала ровно столько догм учения Бога-Машины, чтобы поддерживать в порядке собственное боевое снаряжение. Она приказала Серафимам взломать корпуса когитаторов в контрольной рубке, чтобы забрать то, что показалось ей информационными блоками. Сама же Берениса сняла со стены комнаты табличку, где перечислялись имена всех тех адептов, кто когда-либо работал внутри этого аванпоста, — сотни имен, выведенных крошечными буквами на бронзовом листе. Подумав еще немного, она взяла голову мертвого космодесантника, уложила ее в ящик для хранения образцов, позаимствованный в лаборатории, а после бросила туда же и болтерный пистолет, все еще лежавший в кобуре со знаком золотого потира.

Больше ничего ценного здесь не было. Берениса только очень надеялась, что им удалось обнаружить хоть что-нибудь стоящее жизни Шена. Миксу постаралась сделать все возможное, чтобы закрыть раны Эскарион, и та передала ей право вести отряд к точке эвакуации.

Шену оказалось непросто уговорить экипаж корабля военных утилизаторов, чтобы тот подобрал их на пустошах, окружающих улей Квинтус, — Официо Медика наложило вето на любые путешествия сюда, и мало кому хотелось рисковать, высаживаясь в зараженной пустыне. Авторитета Инквизиции едва хватило даже на то, чтобы пробиться сквозь всю бюрократическую волокиту и позволить Шену и Серафимам добраться до Юменикса. Если бы отряд не поспел вовремя к назначенному месту, экипаж корабля просто бросил бы их на планете, без всяких шансов на спасение. До бесплодных свалок на краю улья и так требовалось добираться несколько дней, а в нынешнем состоянии Эскарион на дорогу могло уйти куда больше времени, чем она предполагала.

Как Берениса и рассчитывала, Миксу не стала мешкать и повела отряд через мрак и опасности улья Квинтус.

К карантинной линии, растянутой над Юмениксом, приближался корабль, вышедший из верфей Стратикса. Орбитальные батареи молчали при его приближении, а их экипажи сражались с самыми смертоносными болезнями. Суда Официо Медика бросались в стороны, точно косяки рыб перед акулой, когда инстинкт выживания включал тревожные сирены. К планете приближались безумие и мор, ставшие силой, сосредоточенной внутри одного-единственного существа.

Спаситель был уже почти рядом с про клятыми чумой жителями улья Квинтус.

 

Глава пятая

Тень, протянувшаяся на многие световые годы, простерлась над зоной боевых действий. Империум взял в карантин истерзанные восстанием Тетуракта миры, установив заградительные зоны вокруг изолированных звездных систем. Целые планеты помещали под домашний арест, их флотилии принуждали приземляться, а населению запрещали вылетать за пределы орбиты без разрешения со стороны военного командования и Официо Медика. В кафедральных соборах Имперской Веры беспрестанно возносились мольбы об избавлении, упрашивавшие Императора, чтобы тот не оставил их в своей милости и подарил бы победу войскам, пока чума еще не коснулась их миров. Поступали мрачные слухи о Тетуракте и о тех ужасах, которые всех ожидали, если ему когда-либо удастся пробиться сквозь флотилии, окружившие его мятежную империю. Губернаторы заверяли своих людей, что Военно-Космический Флот и Гвардия со дня на день войдут в зону боёвых действий и пронзят самое сердце чумного царства Тетуракта. Но, говоря это, сами они из сил выбивались, чтобы возвести герметичные бункеры на тот случай, если болезни все-таки доберутся и до них.

С какой стороны ни посмотри, Империум постоянно находился в состоянии войны, но вокруг владений Тетуракта она казалась удушливой, зловещей тучей, поглотившей сотни миров и миллиарды жизней. Умы людей наполнялись ужасом. Ходили слухи, что Юменикс пал, — и кто теперь мог сказать, куда придется следующий удар?

Межзвездные путешествия практически прекратились, за всеми космическими линиями пристально наблюдали. Каждый, кто собирался добраться до другой системы, должен был вначале получить разрешение властей. Исключений не делали ни для кого. Но всегда находились люди, пытавшиеся стать этим самым исключением: контрабандисты, доставляющие товары сквозь карантин, чтобы продать их по огромной цене; дезертиры, спасающиеся из зоны боевых действий; самые обычные преступники и дегенераты, которым удавалось ускользать от внимания Империума в обычное время. Большинство из них ловили или сразу уничтожали, но некоторым удавалось прорваться.

А кое-кто оказывался воистину невидимкой. Даже массивные грузовые суда, входящие или выходящие из варпа во взятых под карантин системах, было непросто отследить. И практически невозможно было обнаружить корабли, когда они оказывались размерами с боевой истребитель — лишь крошка на фоне наименьшего, пригодного к варп-переходам корабля Империума. Но ведь и те косяки кораблей, что скользили сейчас в темноте боевой зоны, окружающей Стратикс, вовсе не принадлежали Империуму.

Истребители, созданные чужаками; их блеклые и зловещие органические корпуса вмещали мощные вортексные генераторы, позволявшие пронизывать варп. Это было очень опасно, но их пассажиры и не строили на этот счет никаких иллюзий. На самом деле никто точно не знал, какая из рас ксеносов создала эти корабли, и горстка пленных навигаторов, ведущих эскадру через варп, была не из лучших. Но дело того стоило. Если бы им удалось выполнить задуманное, любой риск бы окупился.

Сарпедон смотрел на усеянную звездами тьму через иллюминатор кокпита истребителя. Впрочем, он не мог быть уверен даже в том, что это именно истребитель, — когда технодесантник Лигрис показал командору эскадрилью причудливых кораблей на одной из многочисленных стартовых палуб «Сломанного хребта», на тех не было ни артиллерийских орудий, ни другого оружия, если не считать выдающиеся из корпусов выступы. Поэтому Лигрис просто снабдил каждое судно противоперегрузочными кушетками, чтобы оно могло нести достаточно Адептус Астартес. Они безмерно рисковали, отправляя почти весь Орден на кораблях, чьи принципы прохождения через варп находились за гранью понимания технодесантников. Но другого способа не оставалось — «Сломанный хребет» не имел ни малейшей надежды на то, чтобы незаметно проскользнуть в зону боевых действий.

Среди холодных раздутых форм мостика истребителя странные серебряные отблески мешались с мрачным пурпуром. Кораблями управляли сервы Ордена — те немногие, кому посчастливилось пережить откол Испивающих Души от Империума и сражение на борту «Сломанного хребта», — отдававшие приказы системам, водя руками в котлах с каким-то жидким металлом, напоминавшим ртуть необычного цвета. Простейшие данные, поступавшие в виде аморфных, чуждых рун, еще как-то удавалось переводить, но основной поток информации, бежавший по неправильной формы экранам, дешифровке не поддавался. Корабль практически ничем не напоминал людской: коридоры петляли, загадочные вортексные генераторы выглядели как странные органические блоки, чем-то напоминающие стручки растений или раковины морских животных. Дышать внутри можно было исключительно благодаря тому, что теперь фильтры и очистители нагнетали кислород в трубы, по которым раньше протекали ядовитые для человека газы. Прежние хозяева явно обладали большим ростом, но не были такими широкими в плечах, как люди, поскольку потолки оказались высокими, но все проходы — узкими.

— Доложите наши координаты, — обратился Сарпедон к сервам Ордена.

Человек, стоявший возле навигационного терминала, ответил ему, даже не оглянувшись:

— Мы вышли в точку встречи, лорд Сарпедон.

— Дайте мне связь с Флотом.

Еще один серв погрузил руку в мерцающую поверхность металла, соединяя командора с остальными девятью истребителями.

— Всем кораблям. Ищите Дрео. Мы не можем ждать здесь слишком долго.

Где-то там, среди этого скопления звезд, находилось порочное сердце империи Тетуракта. Где-то там, только еще дальше, лежала Терра — не менее порочное сердце Империума. Галактика была чрезмерно огромна, а кроме нее был еще и варп — целое измерение, населенное ужасами, просачивавшимися в реальность всякий раз, когда люди совершали межзвездный переход. И против всего этого сражались в полном одиночестве Испивающие Души. В Ордене осталось уже чуть меньше семи сотен воинов, а ведь они, несмотря на все происшедшие с ними изменения и тренировки, все равно были только людьми. Глядя на бескрайние просторы, охваченные войной, Сарпедон ощутил некоторое смущение, вспомнив о том, что это он сам, в полном сознании, принял решение продолжать бой.

— Получаем сигнал, командор, — раздался в воксе голос технодесантника Лигриса, которому удалось активировать несколько странных сенсорных устройств, выдающихся из носа его истребителя. — Слабый. Должно быть, топливо у них на исходе.

— Есть визуальный контакт?

Прошло несколько секунд, и по воздуху потекла тонкая пленка жидкого металла, на которой проступило изображение. Шаттл мучительно медленно приближался, и одна из его турбин уже угасала, выбрасывая неровные пучки пламени. Корпус покрывали пятна коррозии и следы попаданий из лазерного оружия. Частное судно, предназначенное для коротких межпланетных прогулок, а не для долговременных путешествий от одной системы до другой. Чтобы отойти столь далеко от Юменикса, он должен был лететь несколько месяцев. Гарантии, что обычный человек сумеет выжить в таких условиях, никто дать не мог.

— Лигрис, веди нас навстречу. Я должен состыковаться с ними.

— Приказ понят. Но вы понимаете, что любой из них может оказаться заражен?

— Если они заболели, то пленник уже мертв и мы вскоре, вероятно, последуем за ним. К тому же мне надо лично допросить их.

Лигрис дал указания сервам корабля Сарпедона лететь к потрепанному шаттлу. Один из участков корпуса истребителя стал набухать, выдаваясь вперед, а затем лопнул как гнойник; вылетевшие шарики жидкого металла начали собираться вместе, создавая гладкий туннель, голодной пиявкой присосавшийся к боку шаттла.

По краям трубы из жидкого металла образовалась острая, режущая грань, и туннель принялся вгрызаться в корпус прогулочного судна.

Когда металлический мост затвердел, внутри истребителя возник герметичный карман. Одна из стен превратилась в воздушный шлюз. Сарпедон подошел к нему, как только тот окончательно сформировался.

— Отрядам Хастиса и Карвика. Встретьте меня возле шлюза. Паллас, ты тоже.

Два отряда космодесантников присоединились к Сарпедону, и шлюз раскрылся, подобно цветку, дохнув на них запахом застарелого пота. Воздух внутри шаттла, судя по всему, едва годился для дыхания.

— От них не поступало вызовов? — спросил командор в вокс.

— Нет, — ответил Лигрис со своего корабля. — И на наши запросы они тоже не отвечают. Должно быть, их коммуникаторы вышли из строя.

Сарпедон устремил взгляд в темноту выхода из воздушного туннеля. В тени появилась фигура, которая медленно побрела к ним.

Сержант Солк. Его лицо — обычно казавшееся очень молодым, но уже испещренное боевыми шрамами, как у всех ветеранов Ордена, — было крайне изнуренным, глаза запали. Доспехи его утратили блеск, и сам он двигался так, словно они тянули его к земле.

— Мы потеряли капитана Дрео, — сиплым голосом произнес он. — Нам с Карриком и Крином удалось выбраться. Нициас скончался уже в шаттле. Дрео и все остальные погибли на планете.

Сарпедону неоднократно доводилось видеть гибель отличных десантников, но сердце его все равно наполнилось скорбью. Капитан Дрео, пожалуй, был самым уважаемым во всем Ордене человеком и к тому же крайне опытным солдатом. Именно его решительность стала ключом к победе над принцем-демоном Ве'Метом, и именно под его командованием все тела — вместилища Ве'Мета — были уничтожены болтерным огнем. Вот почему Сарпедон доверил ему миссию на Юмениксе. А теперь Дрео не стало, и его невозможно было заменить новым Испивающим Души.

— Что с пленником?

— Жива.

Солк махнул рукой в сторону следующего космодесантника — Сарпедон узнал в нем Крина, обычно таскавшего на себе плазменное орудие отряда. Но сейчас он нес спящую женщину, кажущуюся крошечной в его руках. Когда-то ее одежда была ржаво-красной рясой, украшенной знаками отличия Адептус Механикус, но теперь она превратилась в опаленные, грязные лохмотья. Женщина была низкорослой и похожей на мальчишку, с широким лицом, наполовину закрытым летной маской.

Апотекарий Паллас принял безвольное тело из рук Крина и сверился с показателями на тыльной стороне перчатки нартециума — инструмента, способного сделать переливание крови или, если потребуется, проявить милосердие Императора к тому, кого уже нельзя спасти. Сейчас на ее экран выводилась информация о состоянии женщины.

— Голодное истощение, — произнес он. — Практически без сознания. На корабле Карендина достаточно медикаментов, чтобы помочь ей.

— Говорить может?

— Еще нет.

Сарпедон узнал в ней одну из самых молодых женщин, увиденных им когда-то на Стратикс Люмина. А она в свою очередь должна была узнать в них тех самых Испивающих Души, что десять лет тому назад, когда она пряталась в ужасе от болтерного огня, ворвались в лабораторию, чтобы изгнать эльдарских пиратов. Теперь женщина была значительно старше, вокруг ее глаз пролегли морщины, а волосы на затылке были выбриты, открывая доступ к разъемам, имплантированным в череп.

Где-то в отчетах капитана Корвакса содержался перечень персонала, работавшего в том комплексе, и благодаря этим записям Сарпедон узнал имя женщины — Саркия Аристея. Тогда она еще была младшим адептом, без пяти минут лаборантом, и одной из немногих участников тех событий, кого удалось найти Испивающим Души. Странно было наконец увидеть ее после того, как пришлось заплатить столькими жизнями, — она выглядела такой маленькой и незначительной. Более семидесяти лет Сарпедон сражался с демонами и чудовищными ксеносами, а теперь именно она оказалась в его планах ключевым звеном, без которого весь Орден ожидала гибель.

Стоила ли Саркия Аристея жизней капитана Дрео, Эана, Хортиса, Дриана и гиганта Нициаса? Если предстояло одержать еще сотню столь необходимых побед, тогда — да. Но впереди было еще столько дел и тяжелейших сражений.

— Стабилизируйте ее состояние и переведите на корабль Карендина, — приказал Сарпедон Палласу. — Мне необходимо допросить ее как можно скорее.

— Может быть, будет более мудрым шагом, если капеллан Иктинос… — с некоторой неловкостью начал Паллас.

— Конечно, — ответил Сарпедон, поняв причину возражений апотекария. — Она и без того видела достаточно чудовищ на Юмениксе, и ей незачем показывать еще одно. — Даже до превращения в мутанта он производил внушительное впечатление, а сейчас его вид мог снова лишить Аристею сознания. — Пусть Иктинос поговорит с ней.

Паллас понес женщину к пассажирскому отсеку, чтобы осмотреть ее должным образом. Из шаттла выбрался Каррик в обугленных доспехах. Его лицо было сильно обожжено и, так же как у Солка, выглядело неестественно усталым для космического десантника.

— Как погиб Дрео? — спросил Сарпедон.

— Сторожевое орудие, — ответил Солк. — Он взорвал нижний вход аванпоста и первым бросился внутрь. Системы безопасности Механикус были включены, ведь на этот момент вся планета уже свихнулась.

— А остальные?

— Нициас скончался по пути сюда. Он получил многочисленные внутренние повреждения, а на корабле были только наборы экстренной помощи. Их мы израсходовали на женщину. Нициас решил погрузиться в полусон — и больше не проснулся. Остальные погибли в сражении или потерялись, когда мы штурмовали космодром.

— Как долго вы дрейфовали?

— Три месяца. В соответствии с планами мы должны были встретиться с вами позже, но Юменикс погибал очень быстро, и нам пришлось убираться. К тому же я не думаю, что она могла бы выдержать на борту шаттла дольше. Пища у нас закончилась еще неделю назад. Воздух слишком много раз прошел рециркуляцию, и она уже не могла им нормально дышать, а последний фильтр к воздушной маске мы тоже израсходовали.

— Судя по перехваченному нами астропатическому трафику, на Юмениксе была чума. У тебя или у кого-нибудь из твоих десантников проявлялись симптомы?

— Нет, — покачал головой Солк. — Условия были ужасными, но мы не принесли на себе ничего. И это не просто чума, командор. Это нечто, от чего гниль охватывает само сознание. Весь улей точно сошел с ума. А может быть, и вся планета. Мертвецы бродили по улицам, а живые резали друг друга. Когда дошло до этого, мы решили бежать. Иначе нам не удалось бы вытащить Аристею с планеты.

— Вы хорошо справились, Солк. После гибели Дрео ваши шансы были очень призрачными.

— Простите, командор, но мне его смерть кажется слишком высокой ценой.

— Высокой, но не слишком. Я не могу пока тебе рассказать, с чем мы сражаемся, Солк, но, поверь мне, это стоит любых жертв. Дрео будут помнить за ту роль, которую он сыграл в нашей общей грядущей победе. Но если мы проиграем, никого из нас уже не вспомнят. Ты со своими людьми должен переправиться вместе с пленником на корабль Карендина. Пусть он с Палласом займется вами.

Оба отряда возвратились на свои места, а потрепанные остатки команды Солка направились к стыковочному отсеку, откуда им вместе с Аристеей предстояло перебраться в корабль-госпиталь.

Возможно, что Солк был прав. Возможно, миссия, предпринятая Сарпедоном, была безнадежна и командор просто разбрасывался жизнями своих людей. Но сейчас он уже не имел права на сомнения, слишком многое было поставлено на карту. Они безгранично доверяли ему, несмотря даже на то, что он не мог рассказать им, ради чего они сражаются. Сдаться сейчас значило бы предать эту веру, а в условиях, когда вся Галактика мечтала уничтожить их, вера оставалась одним из немногочисленных преимуществ Сарпедона.

Следующий этап был самым рискованным из всех. Пока Паллас и Карендин занимались здоровьем Аристеи, а Иктинос допрашивал ее, импровизированной флотилии предстояло пронзить черное сердце, окруженное кордоном кораблей Империума. Испивающие Души могли считать себя везучими, если им удастся когда-либо вернуться назад.

— Мостик? — произнес Сарпедон в вокс.

— Да, командор? — ответил один из сервов на мостике.

— Дождитесь, пока они переправятся, и направляйте нас к следующей точке маршрута. Расстыкуйтесь с шаттлом. Докладывайте о любых контактах и передайте другим кораблям требование сохранять формацию.

Саркия Аристея должна была обладать знаниями, необходимыми Сарпедону. Они очень пригодятся Ордену в следующей стадии миссии, где каждому космодесантнику придется сражаться в значительно более тяжелых условиях, чем когда-либо прежде. И Инквизиция уже скоро снова начнет преследование. Слишком многое могло пойти не так, как надо, но Сарпедону приходилось смириться с этим риском. Ему было достаточно и возможности сражаться до самого конца, не отказываясь от миссии и не показывая врагам спину. Все остальное находилось в милости Императора и силе собратьев по оружию.

Сарпедон повернулся на своих восьми хитиновых лапах и направился обратно к мостику. Поскольку они были уже достаточно близко, флотилии не требовалось совершать очередной рискованный варп-переход. Тем не менее и в реальном пространстве им надо было избежать взгляда острых глаз капитанов боевых судов и пиратов.

Странные истребители пронзали космос, выстроившись в четком порядке и неся к одному из опаснейших мест в Империуме лучших из воинов Императора.

Флагман Тетуракта представлял собой огромную летучую гробницу. До того как Тетуракт появился и спас выживших, подчинив их своей воле, на Стратиксе погибли миллиарды людей. Из их трупов, доставленных во дворцы и храмы планеты, были сложены горы — гниющие монументы, демонстрирующие могущество болезней и судьбу тех, кто посмеет сопротивляться. Столь огромное количество погибших выглядело внушительным само по себе — великолепное и достославное напоминание о том, что Тетуракт держит саму смерть в своих руках, словно королевский скипетр. Ему хотелось постоянно окружать себя ею и брать с собой, когда он покидает Стратикс, чтобы всегда иметь возможность насладиться.

Темное, тяжелое чувство погружения в смерть вдохновляло Тетуракта и напоминало всем его приближенным, что он не просто их лидер — он их бог. Только он решал, кому умереть, а кому жить. Как и то, какую именно форму примет их жизнь.

Сам же флагман когда-то был боевым судном класса «Император» — остроносым плоским кораблем, предназначенным для того, чтобы осыпать огнем врагов ложного Императора. Судно встало на ремонт в военных верфях Стратикса и, когда Тетуракт спас планету, представляло собой обнаженный каркас. Этот мир словно преподносил корабль в дар, и Тетуракт с радостью его принял. Флагман перестроили, снабдив огромным количеством оружия и защитного оборудования за счет удаления систем жизнеобеспечения и спальных палуб, поскольку никто из экипажа не нуждался ни в воздухе, ни в отдыхе.

Затем стали доставлять мертвецов, завернутых в саваны. Тысячи тел были погребены в стенах коридоров и просторных палуб, с которых взлетали истребители. Верные слуги Тетуракта расчленяли трупы и использовали их кости для украшения мостика и личных покоев своего господина. Содранная с покойников кожа покрывала стены и ниспадала гардинами. Приборные панели были выложены человеческими зубами. Позвоночные столбы оформляли двери в переборках. Коридоры, ведущие к мостику, вымостили осколками черепов. Весь корабль стал восхитительным памятником смерти, и смерть текла сквозь него, словно питательная кровь.

Круглая зала, где сейчас стоял Тетуракт, когда-то предназначалась для проведения инструктажей, и бывший капитан раньше объяснял там свою боевую стратегию подчиненным. Теперь ее стены становились свидетелями чего-то большего — встреч Тетуракта с его колдунами.

В каждой системе находились свои отступники. Среди них встречались и псайкеры — ведьмы и шаманы, — которых выслеживали инквизиторы, арбитры, охотники на ведьм и просто безмерно праведные недоумки Империума. Когда владения Тетуракта начали расширяться, он нашел этих людей, сделав псайкеров наивернейшими из всех своих сторонников. Благодаря их помощи его способности в разнесении заразы достигли своего апогея. Мощь колдунов позволяла ему сеять чуму в мирах, отстоящих от него на много световых лет, — так это было и на Юмениксе, где его прикосновение очистило мир и подготовило к завоеванию, хотя сам он все это время оставался на далеком Стратиксе.

Колдуны — уроженцы сотен планет, облаченные теперь в грязные рясы Тетуракта, — распластались перед ним на полу, точно монахи перед иконой. Их тела, закрытые балахонами, претерпели изменения: у кого-то они раздулись, у кого-то иссохли, многие обзавелись щупальцами или сегментированными лапами, завершающимися клешнями. Каждый из них вмещал в себя невероятные ментальные силы и настолько подчинялся воле Тетуракта, что даже не мог вспомнить имени, которое носил до встречи с ним.

Сиденья, стоявшие в аудиториуме раньше, заменили на украшенные резьбой костяные скамьи. Прожектор, освещавший Тетуракта, стоящего посреди зала, потускнел и пожелтел из-за скверны, пропитавшей весь корабль. Колдуны превратились в неуклюжих, истекающих гноем существ, но тем не менее в глазах, смотревших на него из-под капюшонов, Тетуракт видел преклонение.

Ни один из них не осмеливался попытаться стать лидером, поэтому все говорили по очереди.

— Юменикс готов, — пробулькал первый.

— Мы зрим это, — произнес второй. — В живых остались лишь бродяги, кочующие по пустошам, но и они скоро исчезнут.

— Посещал ли еще кто-нибудь мой мир? — спросил Тетуракт, выговаривая слова скорее разумом, чем прогнившими голосовыми связками.

— Да, мой господин. Прибыла группа фанатиков, пытавшихся распространять слово своего Императора, но ни один из них не выжил. Также появлялись и другие, выглядевшие словно воины Императора, но от них пахло мятежом и гневом. Впрочем, их было мало, и они стали последними, кому удалось покинуть мир.

Тетуракт извлек образ из памяти говорившего колдуна. Сам же псайкер подсмотрел его в умирающих сознаниях Юменикса. В мир наведывались космические десантники, — возможно, они пытались разобраться в том, что происходит на планете. Он увидел, как они мчатся по одному из космодромов улья Квинтус, перестреливаясь с отчаявшимися местными жителями и пробиваясь к последнему отбывающему с планеты шаттлу. Они убегали, точно напуганные дети, увидев, каких масштабов достигла смерть, — могущество Тетуракта было столь велико, что ему удалось обратить в бегство даже заносчивых космодесантников.

— Сколько времени осталось до моего прибытия? — спросил он.

— Варп благоволит вам, мой повелитель. Всего семь дней — и мы снова вернемся в реальное пространство.

— Хорошо. Пусть эти семь дней наполнятся особо изысканными мучениями.

Колдуны дружно склонили головы. Затем один из них зашаркал, выступая вперед. Это было жуткое, бесформенное и раздувшееся существо с пучком щупалец, растущих оттуда, где раньше было его лицо. Остальные колдуны начали петь. Низкий, атональный напев наполнил воздух гулом миллиарда чумных мух. Тело вышедшего вперед раскрылось, превращаясь в омерзительную, обрамленную щупальцами пасть, выстланную обесцвеченной плотью и наполненную пульсирующими органами. Их усеивала тысяча глаз, которые безумно закатились, устремляя свой взгляд через глубины варпа к Юмениксу.

Пока вершилось это заклятие, Тетуракт мог видеть картины, проецируемые центральным колдуном. Бесчисленные уровни улья по колено утопали в застывающей крови. Мертвецы восставали и блуждали по городу, ожидая, когда им укажут цель. Изображение заскользило по местам побоищ, где различные группировки сражались за контроль над складом с припасами или транспорт, а может, и просто давали в драке выход своему ужасу.

Колдуны поднимали из могил все новых и новых покойников. Целые горы разлагающихся трупов начинали шевелиться, подобно клубкам червей, когда тела пробивались на поверхность. Кочевники, блуждавшие по бесплодным, отравленным пустошам между ульями, в ужасе взирали на ряды мертвецов, строем выходящих из города. Вскоре на планете не должно было остаться и следа жизни, которой предстояло уступить чистому великолепию смерти.

На мгновение Тетуракт ощутил весь Юменикс разом, когда тот спроецировали в его сознание колдуны. Это было прекрасно — казалось, будто весь этот мир пропитался разложением и страхом. Сила воздействия была столь велика, что ожившие мертвецы до сих пор в отчаянии набрасывались друг на друга. Тетуракт уже повидал сотню миров, пришедших в подобное состояние, но это зрелище до сих пор наполняло его гордостью.

Картины начали тускнеть, когда колдуны закончили поднимать всех мертвецов, которых удавалось призвать. Юменикс погрузился на новые уровни кошмара, исчезая из сознания Тетуракта, оставляя привкус чистой победы.

Демон мысленно приказал своим носильщикам доставить его в личную опочивальню, где он мог дождаться окончания путешествия. Ему надо было еще очень многое обдумать до того момента, когда он станет богом для еще одного мира.

Крепость Инквизиции на Кайтаране в более спокойные дни служила для нескольких окрестных секторов координационным центром Ордо Еретикус, благодаря которому те могли наиболее эффективно сражаться с бедами, постигавшими отдельные миры и системы. Но теперь она стала штаб-квартирой, где Инквизиция планировала свои действия против Тетуракта, и была окружена кольцом заграждений. Здесь накапливалась информация, собранная инквизиторами и их агентами по всей территории, охваченной войной.

Всем здесь заправлял Великий Инквизитор Колго, оказавшийся в большом почете после того, как несколько десятилетий назад был координатором событий Ластратского Погрома. Почти три сотни инквизиторов и дознавателей напрямую подчинялись приказам Колго и его помощников, а еще большее количество людей занимались созданием тайной сети, которую и самой Инквизиции было бы не распутать.

Многие внедрялись в подразделения Имперской Гвардии, отправлявшиеся сражаться за спорные миры; другие старались выяснить, какая планета должна пасть следующей. А некоторые даже отправляли донесения с территорий, уже захваченных Тетурактом. Оттуда приходили краткие сообщения, позволявшие догадаться о невообразимом ужасе, о грудах тел, громоздящихся вровень с крышами зданий, и о чуме, заставлявшей сгнить даже человеческое сознание. Сотрудники Ордо Маллеус в поисках влияния демонов и следов Хаоса просеивали тысячи отчетов, поступавших с фронта. Даже Ордо Ксенос, в чью сферу интересов попадала деятельность в Империуме чуждых рас, изучал эти доклады на предмет вероятного применения Тетурактом ксенотехнологий.

Твердыня Инквизиции была высечена в склоне самой огромной из гор Кайтарана и поднималась настолько высоко, что облака клубились далеко внизу под космодромом крепости. Она осталась в наследство от цивилизации, поглощенной Империумом еще несколько тысяч лет тому назад. Это был воинственный народ, управляемый королями, лордами и баронами, одному из которых неслыханно повезло обустроить свой неприступный дворец на вершине горы, куда не могла бы пробиться ни одна армия. Что ж, он оказался прав — ни один захватчик не смог взять приступом его стены. Но Империум сбросил на него вирусную бомбу, когда тот отказался платить вассалитет разведывательному войску, прибывшему на Кайтаран. Вся остальная планета сдалась практически в тот же день, как только стало известно, что в стенах этой крепости не укрывается уже никого, кроме легиона мертвецов.

Хорошая история из разряда тех, что рассказывают новобранцам в Адептус Терра, чтобы продемонстрировать, как точечный удар по одной избранной цели может сделать больше, чем массированное наступление по всем фронтам. Возможно, что она была применима и в нынешней ситуации — основные свои усилия Инквизиция тратила на выслеживание Тетуракта, чтобы убить его и заставить чумное царство подчиниться столь же быстро, как и примитивных обитателей Кайтарана. К несчастью, никто не знал, кем или чем на самом деле является Тетуракт, не говоря уже о том, как его можно убить.

В действительности это была проблема не Таддеуша. Но ему повезло, и Великий Инквизитор Колго разрешил ему воспользоваться ресурсами Кайтарана. Таддеуш не руководствовался практически ничем, кроме голых инстинктов, когда предположил, что Испивающие Души могут оказаться где-то за линией фронта или, во всяком случае, направляются к ней. Мятежный Орден заметили на Юмениксе, но этот мир недавно стал недоступным из-за разразившейся там чумы. И не было даже точных доказательств вовлеченности в этом случае Тетуракта — эпидемии охватывали миры и без влияния агентов Хаоса.

Но натренированный разум Таддеуша наполняло тревожное предчувствие. Существовала даже вероятность того, что Испивающие Души состоят на службе у Тетуракта. Хотя, возможно, все было куда сложнее, ведь войска Хаоса сражались друг с другом столь же часто, как и с Империумом. Хотя Испивающие Души и могли находиться сейчас где угодно, но было очень похоже на то, что они имеют что-то общее с разрастающейся империей Тетуракта. Поэтому именно там их и намеревался искать Таддеуш.

Вскоре он собирался попытать удачи и добиться аудиенции у самого Великого Инквизитора Колго, но пока что старался создать хоть какое-нибудь подобие уюта в выделенных ему комнатах крепости. Внешние помещения так и не были модернизированы, и холодный горный ветер легко выстуживал их. Обстановка была крайне скромной, а пол казался ледяным. Зато открывался великолепный вид на горы, и Таддеушу, можно сказать, посчастливилось, поскольку он получил личные комнаты. Солдат и Сестер Битвы разместили в бараках на космодроме, а ему выделили еще и изолированное помещение, где он мог изучить находки, доставленные Эскарион с Юменикса.

С того момента, когда он в полной уверенности, что у него не осталось ниточек, ведущих к Испивающим Души, высадился на Корисе XXIII-3, прошло уже шесть месяцев. Теперь же в его руках оказался фрагмент трупа одного из них, и символ потира, украшавший пистолет погибшего космодесантника, свидетельствовал об их верности. Кроме донесений, поступивших от тех, кто пережил сражение в Доме Йенассис, это было первое настоящее подтверждение активности Ордена после Поля Цербера. Чтобы получить их, Таддеуш заплатил жизнью дознавателя Шена и несколькими дюжинами арбитров, погибших в Доме Йенассис. Голос инквизитора в его душе говорил, что это достойный обмен, — и он с удивлением осознал, что и человек с ним тоже согласился.

Таддеуш подошел к кровати, накрытой пологом на четырех колоннах, и открыл стоящий возле нее ящик. Внутри хранилась скудная коллекция собранных твердых доказательств: дата-куб, вставленный в проигрыватель и хранящий в себе копию пикт-файла со «Сломанного хребта»; опаленный томик «Военного Катехизиса» Дениятоса, найденный на борту одного из кораблей, брошенных Испивающими Души; информационные планшеты с расшифровками допросов свидетелей. Поверх всего остального лежал болтерный пистолет в кобуре.

Инквизитор достал его — оружие оказалось таким огромным, что держать его Таддеуш мог только двумя руками, хотя космический десантник и использовал его в качестве легкого пистолета. Украшенный позолотой болтер был снабжен переключателем типа заряда и двумя магазинами. На рукояти был выдавлен символ потира — знак Испивающих Души.

— Замечательное оружие, — произнес раздражающе знакомый, скрипучий голос. — Ужасно, что его использовали во зло.

Таддеуш оглянулся, чтобы посмотреть на входящего в комнату Пилигрима. Неожиданно голые каменные стены стали казаться еще мрачнее, а воздух — более холодным. Пилигрим был настолько одержим жаждой увидеть мертвые тела врагов Императора, что словно заражал все вокруг своей ненавистью.

— Медики готовы, — произнес Пилигрим, прежде чем удалиться.

Таддеуш бросил пистолет обратно в ящик и двинулся следом.

Персонал Официо Медика, расквартированный в крепости на Кайтаране, был приписан к Инквизиции, чтобы изучать всевозможные разновидности чумы, начинавшие распространяться там, куда обратился взор Тетуракта. Таддеушу удалось заручиться помощью команды патологоанатомов, состоящей из двух санитаров и одного адепта Механикус Биологис. Эти люди уже ждали его в маленьком лазарете, когда он пришел туда вместе с Пилигримом. Безликие санитары вытянулись по стойке «смирно». Адепт — коренастая и очень серьезная женщина средних лет, облаченная в белый халат, — стояла, сложив руки над огромным каменным блоком, служившим в качестве операционного стола. Изувеченная голова космического десантника лежала на нем, точно жертвенное приношение на алтаре.

— Приношу свои извинения за задержку, инквизитор, — произнесла адепт монотонным, деловитым тоном. — Необходимо было удостовериться, что препарат прошел карантин и должным образом дезинфицирован.

— Я понимаю, адепт. Мы можем приступать?

— Конечно. Изучаемый препарат является увеличенным гуманоидным мужским черепом, частично затронутым разложением. На аксис вертебра виден след рубящего удара…

Таддеуш наблюдал, как ее помощники берут скальпели и хирургические щипцы с подносов, подвешенных по бокам каменного блока, и начинают удалять гнилую плоть с черепа. Адепт продекламировала молитву о поисках и подтвердила, что перед ней голова космического десантника, да к тому же еще и ветерана, о чем свидетельствовал длинный серебряный стерженек, внедренный в его лоб. Черепные и лицевые кости покрывали старые шрамы, оставленные холодным и огнестрельным оружием. Пулевое ранение, выбившее кусок из его лба, явно было причинено уже после смерти. Адепт приказала помощникам извлечь внедренные воину добавочные органы: ухо Лимана — улучшение, затрагивающее внутреннее и среднее, наделяющее космодесантника более острым слухом и точной координацией; оккулоб — расположенный позади глаз и позволяющий видеть на большем расстоянии; находящиеся в горле остатки желез генного семени — священного органа, управляющего всеми остальными улучшениями в теле космического десантника и способствующего его метаболизму.

— Состояние препарата свидетельствует об ускоренном процессе разложения, сопровождаемом и обычным гниением, что характерно и для других образцов, полученных со спорных миров, окружающих Стратикс.

Санитар перевернул голову набок и начал удалять ее нижнюю челюсть. Ему пришлось попотеть, прежде чем удалось сломать усиленную кость, защищающую сочленение.

Челюсть со щелчком поддалась, и из сочленения вырвался фонтанчик сверкающей жидкости, описавшей в воздухе дугу и намочившей халат санитара.

Мужчина закричал, когда она разъела его одежду и стала прожигать грудь. Второй санитар сбил его с ног и стал сдирать с него загоревшуюся одежду. В воздухе разлился запах кислоты, от которого защипало в глазах, и поплыл серый дым. Адепт схватила аптечку первой помощи, лежавшую в одном из шкафчиков у стены лазарета, и начала обрабатывать шипящие раны слабым щелочным раствором, чтобы кислота не прожгла легкие.

— Инквизитор, вам лучше уйти! — резко произнесла адепт, вынимая из аптечки бинты. — Есть риск заражения.

— Нет никакого риска, — сказал Пилигрим, и его скрипучий голос мало чем отличался от хрипов пытающегося вдохнуть санитара. — Это был достаточно слабый раствор, предназначенный только для того, чтобы ослеплять; ваш человек выживет. Кислоту производит железа Бетчера.

— Невозможно, — произнес Таддеуш, глядя, как струйка зеленоватой жидкости шипит на гранитной поверхности. — Испивающие Души наследуют Легиону Имперских Кулаков. Их генное семя никогда не позволяло железам Бетчера развиться, и они всегда проявлялись только в рудиментарном виде.

— Именно, — ответил Пилигрим, протягивая к расчлененной голове свою обмотанную бинтами руку и подхватывая полоску бугристой плоти — кусок железы генного семени из горла. — Скверна, — произнес он, поднимая ее. Генное семя было пятнистым и бледным. — Испивающие Души несут в себе отпечаток мутации. Отвратительнейшая мутация из всех возможных, поскольку самое их генное семя подверглось дегенерации, а встроенные в их тела органы начали изменяться.

— Мутация, — повторил Таддеуш.

Те, кто выжил в Доме Йенассис, докладывали о чудовищном существе, командующем Испивающими Души. Ноги его напоминали паучьи, и обладало оно мощными псионическими силами. Раньше инквизитор скептически относился к этим россказням, но теперь ему уже не так просто было отбросить подобную вероятность. Испивающие Души оказались мутантами и, раз уж затронуто даже их генное семя, могли деградировать очень быстро.

Это должно было поставить их в отчаянное положение. А отчаяние порождает жестокость. Что бы они ни задумали, но Испивающие Души все быстрее и быстрее приближались к тому моменту, когда мутируют настолько, что утратят всякое сходство с людьми.

Таддеуш всегда знал, что у его терпения есть свои пределы. Но сейчас время неожиданно начало поджимать его еще сильнее. У них у всех истекал срок.

Инквизитор практически ничего не мог придумать. Но он должен был что-то сделать.

Он задумчиво вышел из лазарета и побрел к своим комнатам по холодным, продуваемым сквозняками каменным коридорам крепости. Он слышал шаги Пилигрима, идущего следом за ним, но, когда Таддеуш подошел к своей двери, странное существо уже исчезло. Он вновь распахнул сундук и извлек из него еще один предмет. Эта вещь показалась ему бесполезной, когда сестра Эскарион принесла ее, — тонкая бронзовая табличка с выгравированными именами сотен адептов… адептов, работавших в последние несколько десятилетий в аванпосте улья Квинтус. Сотни имен, начертанных крошечными изящными буквами, — от надзирателей, присматривавших за работой младшего обслуживающего персонала и ремонтом сервиторов, до старших адептов, распоряжавшихся в аванпосте.

В дверях появился Пилигрим:

— Инквизитор? Вы что-то нашли?

Таддеуш оглянулся. Ему очень хотелось провести расследование без Пилигрима, но все-таки приходилось мириться с присутствием этого существа из-за его интуиции касательно мятежного Ордена.

— Возможно, — ответил инквизитор. — Испивающие Души не просто так наведывались в аванпост. И как минимум одного они при этом потеряли. Зачем? Зачем им надо было высаживаться на охваченную чумой планету и прорываться к самому сердцу худшего из городов, чтобы ввязаться там в сражение? Зачем нападать на аванпост Механикус, который не производит ничего интересного или значимого? Образцы породы бесполезны. У адептов не было никакого особенного оборудования или оружия. Что же тогда у них было, Пилигрим?

Существо слегка наклонило голову, и Таддеуша посетило неприятное ощущение, что оно улыбается где-то там, под одеждой.

— У них были люди, инквизитор. Сотня адептов Механикус. Адептов, всегда работавших в этом аванпосте.

Таддеуш присел на кровать, по-прежнему сжимая в руках табличку.

— Один из них мог что-то знать. И этого «что-то» оказалось достаточно, чтобы Испивающие Души высадились и попытались захватить его. Если они смогли поймать его, у них, возможно, есть теперь все, что им необходимо было знать.

Он замолчал. Империум был слишком огромен, а Адептус Механикус до безумия таинственная организация — от генерал-фабрикатора на Марсе до самых низших чинов и сервиторов, трудящихся на мирах-кузницах и заводах по всей Галактике. Как он мог надеяться отследить одного-единственного адепта, даже обладая возможностями инквизитора? Один ничтожный, ничего не значащий рабочий, являвшийся не поклонником Хаоса, не раскольником, а просто никем в целой Галактике.

— Нет, — громко сказал Таддеуш. — Я не позволю себе потерять эту наводку. — Он щелкнул по переключателю вокса на своем воротнике: — Полковник Винн? Соберите через полчаса на космодроме своих лучших разведчиков. Постарайтесь реквизировать для нас шаттл и доставить его на «Полумесяц». Предельная дальность полета не важна, главное, чтобы челнок был бесшумен и годился для штурмовой операции. И лучший экипаж. Дергайте за любые ниточки, если потребуется. Конец связи.

Таддеуш уже давно не оказывался на войне, но неплохо разбирался во властных структурах сектора. Он знал, что если хочет получить нужную информацию, то придется действовать быстро, умело и надеяться на удачу. С тех пор как ему в последний раз доводилось пользоваться оружием в своей работе, прошло некоторое время, и он был даже немного удивлен, когда понял, что с нетерпением ждет такой возможности.

 

Глава шестая

Это был спокойный участок на галактическом западе, заброшенный космический тракт, по которому перемещались только мужественные старатели и бродячие миссионеры. Плотное звездное скопление, сверкавшее на галактическом диске, было пустынно на несколько световых лет вокруг, и пилот второго класса Мэзус Кин-Сяо знал, даже не связываясь с наблюдательными постами и космодромами, что вероятность нападения с этого направления ничтожна. Но его долг был находиться здесь — долг верного слуги Императора, законсервированного в кокпите истребителя класса «Скапула», обладавшего большим радиусом действия. Он служил в составе эскадрона, направленного для обороны западных рубежей военной зоны.

«Скапула» управлялась экипажем из шести человек — самим Кин-Сяо, навигатором, тремя стрелками и бортмехаником. Семьдесят таких же кораблей было разбросано по этому участку границы, и каждый из них снабдили усовершенствованными детекторами нарушителей и хорошо снаряженными мощными орудиями.

Кин-Сяо вызвал индикаторный дисплей, чтобы получить представление о текущем положении остальных кораблей эскадрона. Двадцать истребителей, каждый из которых был размером с небольшое грузовое судно, зависло в космосе так, чтобы их сенсорные поля перекрывались и ничто не могло проскочить мимо. Если бы кто-нибудь попытался вырваться из зоны боевых действий или, наоборот, проскользнуть туда, его необходимо было засечь и перехватить. И если в его действиях хоть что-нибудь показалось бы подозрительным, его полагалось уничтожить мощным залпом самонаводящихся ракет. «Скапулы» были самыми сложными и ценными боевыми машинами, какие только могло позволить себе военное командование сектора, и Кин-Сяо наслаждался чувством окружающей его мощной металлической конструкции. Впрочем, до сих пор все было тихо, и война, бушевавшая всего в нескольких световых часах к галактическому востоку, казалась чем-то далеким.

— Эскадрон, доложить обстановку, — протрещал в коммуникаторах голос командира.

Командир был молод и аристократичен, но все же казался достаточно солидным человеком. Кин-Сяо даже не успел еще проникнуться к нему ненавистью.

— Говорит Кин-Сяо, Красный Семь. В чем дело?

— Синий Пять зафиксировал аномалию. Кто-нибудь что-нибудь видит на скопах?

Кин-Сяо вызвал по коммуникатору своего навигатора — Шасс.

— Пусто, — ответила она. — Все спокойно.

— Эскадрон, всем оставаться настороже, — произнес командир, прежде чем отключиться.

— Советую меньше нервничать, — произнес Корген, сидевший в пусковой рубке на миделе корабля. — Синему Пять лучше бы не психовать так. Я видел, как такое происходит. Когда перестаешь соображать, что к чему в глубоком космосе, тебя могут запросто срубить свои же ради собственной безопасности.

— Прекрати, Корген, — ответил Кин-Сяо.

Корген уже несколько десятков лет служил стрелком на кораблях, предназначенных для сражений в открытом космосе, и побывал в баталиях за Врата Патрокла и Доки Святой Йовены, от рассказов о которых Кин-Сяо (хотя сам бы он никогда в этом не признался) никогда не уставал. Но кроме того, стрелок был полон чудовищных баек о том, как люди сходят с ума, оказавшись запертыми в корабле в нескольких световых годах от любого ремонтного судна в компании только с другими членами экипажа.

— Постойте, постойте, — снова протрещал голос по каналу общей связи. — Говорит Красный Пять. Я тоже что-то вижу.

Навигатор Красного Пять был лучшим во всем эскадроне. Он не позволил бы своему капитану гоняться за тенями.

— Очень малые линейные размеры, — продолжал пилот. — Возможно, это только мусор. Но он что-то излучает. Вероятно, это спутник каких-нибудь преступников или…

Кратко протрещала статика, и все смолкло.

— Красный Пять? — Голос командира прозвучал напряженно, он словно обвинял пилота за исчезновение. — Красный Пять, отвечай.

Кин-Сяо почти рефлекторно переключил корабельные системы в состояние боевой готовности:

— Корген, дай мне цель. Ловред, по моему сигналу переходим на скорость перехвата.

Где-то на корме Ловред, бортмеханик корабля, принялся готовить двигатели «Скапулы» к резкому переходу на скорость перехвата.

— Красный Пять пропал с карты, — с неподобающим спокойствием произнесла Шасс из навигаторской рубки, расположенной под кокпитом.

— Визуальный контакт! — прокричал голос по общему каналу. — Я виж…

— Синий Десять исчез, — произнесла Шасс.

— Цели, Корген, мне нужны цели! Эй, на шкафуте, вы зарядили?

— Первый готов, — ответил в одном ухе голос стрелка, отвечавшего за импульсные батареи правого борта.

— Второй готов, — отозвался в другом ухе стрелок левого борта.

— Ничего не вижу, — сказала Шасс. — Только обломки Красного Пять.

Наступила пугающая заминка. Пилоты забормотали по всем каналам, а голос командира пытался прорезаться сквозь их болтовню и организовать необходимый порядок выслеживания в то время, как «Скапулы» исчезали одна за другой.

— Постой, — произнесла Шасс. — Красный Пять движется.

— Огонь! Полная мощь! — проревел Кин-Сяо, и истребитель дернулся, точно вставшая на дыбы лошадь.

Корген выпустил половину ракет мерцающим потоком по направлению к тому, что на сканерах казалось обломками Красного Пять. Но сейчас эти «обломки» неслись к Красному Семь Кин-Сяо куда быстрее, чем была его собственная скорость перехвата.

Наконец он увидел это. Корабль проступил из бархатной черноты космоса: серебряный дротик, сопровождаемый россыпью звезд. По нему, точно по ртути, пробежала рябь. Судно изменило свою форму и стало шире. С передней линии раскинувшихся крыльев сорвались потоки чистого лазерного огня.

Красный Семь задергался, и Кин-Сяо понял, что корпус пробит. Система искусственной гравитации вышла из строя, и пилота прижало к боку кресла.

— Рассчитаться! Доложить о повреждениях!

— Навигатор, все в порядке, — сказала Шасс.

— Бортмеханик, все в порядке.

— Артиллерия, все в порядке.

— Бортовые орудия? Бортовые орудия, ответьте! — Кин-Сяо понял, что кричит.

Серебряный росчерк пронесся мимо, оставляя в черноте космоса ослепительный след.

— Удар пришелся по миделю, — произнес Корген. — Орудия на шкафуте потеряны.

— Вижу цель. Она движется быстрее, чем мы, и разворачивается, чтобы добить нас, — сказала Шасс.

— Корген, пускай все в ход. Малый запал. Я хочу заслониться от него.

Стрелок выпустил почти все свои ракеты в пространство, поставив их на малую дальность, чтобы они взорвались веером прямо перед «Скапулой». Между Красным Семь и нарушителем взметнулся щит из электромагнитного излучения и обломков. Этого должно было хватить, чтобы заслониться от любого нападающего, вооруженного технологиями, соответствующими уровню Империума.

Но атакующий истребитель продолжал видеть их. Он метнулся к Красному Семь и неожиданно невозможным образом замер, повиснув в пространстве прямо перед кокпитом Кин-Сяо. Острые грани, выступавшие из скопления жидкого металла, стремительно перетекали друг в друга, полностью перекраивая внешний облик корабля. Скорее всего, это судно было куда меньше «Скапулы», но его практически зеркальная поверхность сверкала столь ярко, что оно будто бы полностью закрывало обзорный экран Кин-Сяо. Темная прорезь на клиновидном носу чужака, казалось, выходила на мостик, но пилот «Скапулы» ничего не мог разглядеть внутри. Его слепил свет и отвлекало грациозное складывание в самих себя треугольных крыльев, превращавшихся в многочисленные ребристые выступы на корпусе вражеского истребителя.

Кин-Сяо задействовал двигатели обратного хода, но основные турбины все еще разгоняли его вперед с крейсерской скоростью. Слишком поздно капитан осознал свою ошибку, и «Скапула» еще какое-то время продолжала мчаться прежним курсом. Завеса обломков застучала по корпусу Красного Семь и запылала оранжевым заревом на обзорном экране.

«Скапула» закачалась в огненной буре. Кин-Сяо видел проносящиеся мимо кокпита копья чистого белого пламени. Он чувствовал, как они пробивают корпус так, словно тот сделан из бумаги. Раскатистый грохот неожиданно сменился ошеломительной тишиной, что позволило капитану предположить о взрывной декомпрессии миделя его корабля. Корген погиб, и бортмеханик, скорее всего, тоже.

Рубка наполнилась дымом и химическим зловонием горящего пластика, снизу поднимался жар. Значит, и Шасс погибла тоже, ее просто должно было кремировать внизу.

Двигатели вышли из строя, зайдясь в скрежете, прокатившемся волной по «Скапуле», и та метнулась назад, разгоняемая теперь турбинами заднего хода. Кин-Сяо увидел, как вращается в космосе вражеский истребитель, развернувшись морским скатом и извергая ослепительный поток ярких лучей.

На приборной панели не было такого тревожного сигнала, который бы сейчас не горел. Кин-Сяо понимал, что ему предстоит погибнуть, но визг сирен и рев пламени словно глушили всякую панику. Капитан надавил большим пальцем на кнопку, переключающую орудия на ручное управление огнем, и спаренные гатлинги, установленные под носом «Скапулы», начали стрелять. Пусть они не могли попасть по врагу и им даже не хватало необходимой дальности, но Кин-Сяо собирался умереть сражаясь.

Тревожные огоньки отчаянно замигали. Один из них подавала спасательная капсула, которой Кин-Сяо подумывал воспользоваться, если придется оставить «Скапулу». Жар под ногами становился почти невыносимым, из приборных панелей вырывались язычки пламени. Обзорный экран начал темнеть.

По серебряным крыльям вновь прошла рябь, и вражеский истребитель закрутился вокруг своей оси. В передней его грани открылись два темных глаза. Серебряные молнии вырвались из отверстий и, пронзив кокпит Красного Семь, разорвали «Скапулу», разлетевшуюся во вспышке огня.

Пульт управления бурлил под руками Сарпедона, когда он стрелял из основных орудий истребителя, оставляя рваные дыры в корпусе изувеченного судна, находившегося прямо перед ним.

Холодный жидкий металл просачивался в его латные рукавицы и соединял командора с кораблем. Достаточно было одной мысли, чтобы орудия истребителя пронзили пустоту болтами лазеров и плазмы. Вражеский корабль — один из тех, что применялись для сражений в открытом космосе, и являвшийся частью кордона, выставленного на самой спокойной границе охваченной войной зоны, — взорвался, разлетевшись соцветием обломков. Сарпедон пролетел прямо сквозь облака оставшегося на его месте мусора; жидкая поверхность его истребителя поглотила силу нескольких тысяч ударов.

Два серва все еще стояли за пультами управления полетом рядом с Сарпедоном, но контроль над оружием он взял на себя — ни один серв не мог разбираться в оружии и разрушениях так же хорошо, как космодесантник, воевавший уже более семидесяти лет.

Корабль Каррайдина шел первым и уничтожил три вражеских судна. Сарпедон только что ликвидировал еще два. Хотя «Скапулы» и причисляли к самым передовым технологиям Империума, они оказались слишком неповоротливыми по сравнению с инопланетным флотом Испивающих Души. А это свидетельствовало о том, в какую стагнацию впал Империум, — разработка новых технологий замедлилась до черепашьего шага. Вскоре ей предстояло совсем прекратиться, позволив ордам врагов пронестись по его землям, завоевывая и сжигая все на своем пути.

Сарпедон вызвал дисплей, информирующий о состоянии Флота. Все десять истребителей, принадлежавших Испивающим Души, оказались целы и невредимы и оставили кордон далеко позади. Судно сержанта Люко, на борту которого размещался лазарет капеллана Иктиноса, было в безопасности, двигаясь в самом центре строя, поскольку на его борту находилась их узница, Саркия Аристея. Истребитель, шедший позади остальных, вел Тирендиан — один из немногих уцелевших библиариев Ордена. Его корабль проносился сквозь поля вращающихся обломков и ни разу не оказался под огнем.

Сарпедон постоянно испытывал муки совести, когда ему приходилось лишать жизни граждан Империума. Он почувствовал их даже в момент гибели Франтиса Йенассиса. Трагедия Империума была не в том, что он стал гигантским гнездом, где плодилось зло галактических масштабов. Проблема заключалась в неисчислимых миллиардах людей, идущих в войны, начатые их властями, так, словно только в этом и было их спасение. Эти люди и были Империумом, и, если бы они только могли осознать всю ошибочность тирании, они свергли бы ее в один миг, создав на ее месте нечто такое, что по-настоящему позволит уничтожить тьму Хаоса. Но они не могли. Люди слишком близоруки и не могут увидеть, что стоит за привычной для них жизнью. Да и сам Сарпедон, как и всякий Испивающий Души, некогда был одним из самых пылких защитников Империума и верил, что само его существование входило в великий план Императора, ведущего Человечество к лучшей жизни.

Но на самом деле Император с ненавистью относился к коррупции, греху и Хаосу — всему тому, что становилось возможным благодаря существованию Империума. Вот почему Он подарил Испивающим Души возможность искупить свою вину. Теперь они не подчинялись никому, кроме Него, и Сарпедон знал, что Он не требует от них ничего, кроме уничтожения Хаоса везде и всюду. Даже если Император действительно погиб и стал только идеей, то эта идея стоила того, чтобы сражаться за нее. И все, что действительно умели делать Испивающие Души, — это сражаться.

Но Ордену необходимо было выжить. В этом и состояла цель нынешнего задания — выжить. По сравнению с войной против Хаоса задача казалась малозначительной, но ее необходимо было исполнить, прежде чем появится возможность исполнения приказов Императора.

Инопланетный флот скользил в пустоте, оставляя позади испепеленный эскадрон имперских истребителей, беззвучно углубляясь в зону войны, окружающую Стратикс и приближаясь к владениям смерти, где им предстояло добыть себе жизнь.

Великий Инквизитор Колго был стар. Практически невозможно добиться какого бы то ни было авторитета в Инквизиции, пока тебя не иссушат десятилетия, проведенные в преследовании врагов Императора. Колго поднялся из Ордо Еретикус за сравнительно короткий срок — примерно восемьдесят лет.

Обладая исполинским ростом, Великий Инквизитор носил немыслимо изукрашенный церемониальный энергетический доспех, способный соперничать своими размерами с броней терминаторов Адептус Астартес. Позолоченные ангелы танцевали на керамитовой кирасе, формой напоминающей бочку. Каждую руку венчал энергетический кулак с литаниями преданности, выгравированными на суставах, чтобы продемонстрировать: врагов Императора уничтожает сама вера, а не грубая сила. Рельефный узор на каждом наплечнике изображал неверных, погибающих под сапогами марширующих рыцарей. На бронированных конечностях крепились красные печати чистоты, от которых тянулись пергаментные ленты, испещренные молитвами.

Лицо лорда Колго, с кожей орехового цвета и маленькими пытливыми глазками, казалось, было совсем не к месту у этого золотого чудовища. Но доспех представлял собой парадное облачение Великого Инквизитора сектора Стратикс, и Колго просто не мог проводить аудиенцию без него.

В данный момент он принимал у себя инквизитора Таддеуша, сравнительно недавно вышедшего из дознавательского чина. Было что-то неподобающее уже в том, что этот человек вообще осмелился просить об аудиенции, поскольку никак не был напрямую связан с боевыми действиями, которым Колго посвящал все свое рабочее время. Круглая приемная, с полом, застланным темно-вишневым ковром, и давящими своими огромными размерами люстрами, была создана специально, чтобы напоминать всем о могуществе Великого Инквизитора. Но, к его чести, Таддеуш, похоже, не слишком трепетал в присутствии Колго.

— Инквизитор Таддеуш, — начал великан, — вы ведь понимаете, что в нынешних условиях я просто не смогу предоставить вам никаких настоящих ресурсов. Скажите спасибо, что вам посчастливилось найти в этой крепости достаточно свободного места для размещения ваших людей.

— Я понимаю, — ответил Таддеуш. — Но моя миссия созвучна вашей. Испивающие Души с большой долей вероятности могут находиться в союзе с Хаосом, а Тетуракт обретет серьезное преимущество, если заручится помощью мятежного Ордена. Присутствие Испивающих Души в зоне боевых действий, без сомнения, дает повод для тревоги.

— Возможно, вы и правы. Но вы должны понять и стоящие передо мной приоритеты. Тетуракт уже убил несколько миллиардов граждан, и, если мы не сосредоточим свои силы на его ликвидации, весь сектор может оказаться потерян.

— Услуга, Великий Инквизитор, о которой я вас попрошу, не слишком велика. — Таддеуш следовал подобающему протоколу аудиенции, но не проявлял раболепия. Колго тихо восхищался им. — Мне с моими людьми удалось очень близко подобраться к Испивающим Души. Все, чего я хочу, — это информация. У Адептус Механикус должны храниться записи обо всех их сотрудниках, находившихся в их аванпосте на Юмениксе в тот день, когда на него напали Испивающие Души…

Колго поднял руку, загудели сервоприводы массивного энергетического кулака.

— То, о чем вы просите, я не смогу предоставить.

— Но, мой лорд, в Адептус Механикус должны преклоняться перед вашим авторитетом. Я прошу не так уж и многого. Мне жаль только, что моя собственная власть несопоставима с силой архимагосов. Имей я возможность самостоятельно добыть необходимую информацию, я бы с радостью так и поступил, но ведь ваше слово обладает куда большим весом, чем мое. Поэтому мне и приходится просить вас об этом ради нашей взаимной выгоды.

— Таддеуш… — Колго вздохнул, словно очень устал. — Адептус Механикус снабжают нас ординатусами, и инквизиторы, находящиеся под моим началом, уничтожают цели, на которые те указывают. Механикумы обслуживают наши корабли и оружие. Что еще важнее, их магос биологисы изучают для нас всевозможные разновидности чумы и сопровождающих ее ужасов. В этой операции мы нуждаемся в куда более близком сотрудничестве с Адептус Механикус, чем когда-либо прежде на моей памяти.

— Когда были собраны эти инквизиционные войска, я постарался сделать все возможное, чтобы добиться такого сотрудничества. Архимагос Ультима Крайол согласился встретиться со мной ради выяснения того, чем мы можем оказаться полезны друг для друга. Он пообещал мне поставлять ординатусы и оружие, а также оказывать любую другую помощь, в которой мы столь отчаянно нуждаемся. Взамен я пообещал ему, что миры-кузницы Садльен Фолс XXI, Фемисцира Бета и Сальшан Антериор не перейдут в руки Тетуракта.

— Сальшан Антериор уже потерян. Мы полагаем, что заражению подверглись его хранилища сервиторов, которых просто разобрали вместо того, чтобы кремировать. Однажды они поднялись и уничтожили на планете все живое. Это плохо уже само по себе, и мне пришлось пойти на немыслимые уступки только для того, чтобы корабли Инквизиции и Флота продолжали летать. Но теперь и Фемисцира Бета также показывает признаки инфицирования. Я наводнил весь этот мир инквизиторами и их помощниками, но им все равно не удается найти источник заразы и предотвратить ее распространение. Поймите, Таддеуш, я просто не могу больше ничего просить от Адептус Механикус.

Таддеуш, скорее грустно, чем рассерженно, покачал головой:

— Лорд Колго, мы ведь так близки. Испивающие Души всего в шаге от нас, но я могу остановить их только в том случае, если сумею предугадать их следующее действие. Это возможно сделать, если вы мне поможете. Если бы Механикус всего на несколько минут предоставили мне доступ к своим базам данных…

— Таддеуш, если вы ищете информацию, касающуюся Юменикса, то все усложняется еще сильнее. Аванпост на Юмениксе подчинялся приказам координационного субсекторного центра, расположенного на Сальшан Антериоре, а к его базам теперь невозможно получить доступ, если они вообще существуют. Единственное хранилище информации, которое вам сможет помочь, — главный центр Адептус Механикус в секторе, а его Архимагос Ультима полагает содержащиеся там данные священной реликвией. Даже в лучшие времена пришлось бы убить несколько лет на политические игры, чтобы туда допустили инквизитора. А как вы, без сомнения, понимаете, времена нынче далеко не лучшие.

Таддеуш немного помолчал. Затем он развел руками, словно полностью смирился с ситуацией:

— Что же, боюсь, тогда мне придется найти какой-либо другой способ, чтобы выследить Испивающих Души. Благодарю вас за аудиенцию, лорд Колго. Вы преподали мне такой опыт, какого я не мог и ожидать.

— Я политик, Таддеуш. Мне пришлось принять эту роль вместе со званием Великого Инквизитора. Я обязан делать все возможное, чтобы священные приказы Императорской Инквизиции исполнялись, но для этого иногда приходится идти на некоторые уступки. В моих силах приказать казнить Архимагоса Ультима Крайола и перевернуть вверх дном центральный офис Адептус Механикус, чтобы найти нужную вам информацию, но кто тогда будет ремонтировать варп-двигатели наших кораблей? Кто найдет лекарство от чумы, распространяемой Тетурактом? Только благодаря нашему взаимному сотрудничеству Империум, Таддеуш, не разваливается на части. Если повезет, то вам никогда не придется самому оказаться в подобной ситуации, но кто-то ведь должен делать эту работу… и в данном случае этот «кто-то» — я. Желаю вам успехов. Продолжайте трудиться ради Императора.

Таддеуш слегка поклонился и развернулся, готовясь уйти.

— Надеюсь, — добавил Колго, — вы не станете совершать необдуманных поступков.

— Я даже и не помышляю ни о чем подобном, лорд Колго. Вы четко обозначили свою позицию, а мой долг — с уважением относиться к вашим приказам.

Таддеуш покинул приемную, чуть высоковато задрав подбородок. Колго улыбнулся, представив себе, какое великолепное будущее ожидает молодого инквизитора, если тот, конечно, выживет.

Саркии Аристее было сорок три года. Она родилась в одном из ульев Металора, темном и жарком лабиринте, где бесчисленные поколения людей влачили бессмысленное существование, либо работая на фабриках, либо погружаясь в кошмар нижних уровней. Саркия смогла вырваться. Она обладала острым умом и еще более острым чувством ответственности. Империум нуждался в каждой гайке и болте, производимых на Металоре, но Саркия могла принести куда больше пользы своему Императору. Она была крайне религиозна, умна и страшилась заурядной жизни. Эта женщина нуждалась в Адептус Механикус в той же мере, в какой они нуждались в ней и других подобных рекрутах.

Саркию завербовали в храме Бога-Машины на Металоре, раскрыв базовые истины об Омниссии, духе, питающем все механизмы, духе, чьи мысли — чистая логика, поклонение которому означало накопление информации. Она стала компетентным и полезным адептом и к тому времени, как ее направили в сектор Стратикс, была уже потенциальным техножрецом, практически завершив свое ученичество в качестве младшего адепта.

Затем она получила пост в исследовательском аванпосте на Стратикс Люмина, крошечном ледяном планетоиде, едва заметном на фоне гигантских верфей самого Стратикса. Работа вполне подходила ей; там она была вдали от неисчислимых людских толп и начала верить, что стала частью чего-то осмысленного. В скромной обстановке лабораторий она могла найти нечто, действительно значимое для Империума. Она только начинала прикасаться к тайнам Омниссии и обретать возведенную в религию силу чистого знания.

Спустя некоторое время эльдарские мародеры совершили свой ужасный набег на систему Стратикса, заставив гоняться за собой весь военный флот сектора. Это больше походило на игру, чем на войну. И в качестве очередной цели в своей игре молниеносные корабли эльдаров, ловившие солнечные ветра, избрали Стратикс Люмина. Но в этот раз за ними бросились в погоню космические десантники из Ордена Испивающих Души. Сигнал бедствия, поступивший с планетоида, уловил их ударный крейсер, вставший на ремонт возле Стратикса. Так и началась миссия, неполная, испорченная запись которой была найдена в архивах Ордена.

Саркия Аристея пережила нападение эльдаров и жестокий ответ на их вторжение, данный Испивающим Души. Она видела все, происходившее тогда на Стратикс Люмина, и стала свидетелем ужасам, последовавшим после. Затем, вместе с еще несколькими выжившими, она получила назначение на спокойную работу на Юмениксе. Но и эта планета погибала на ее глазах, погибала, заходясь в крике, который Саркии приходилось слышать до тех пор, пока не появились те же самые воители в пурпурных доспехах, что и десять лет назад. Они умыкнули ее с Юменикса. Неудивительно, что женщина погрузилась в почти бессознательное состояние от ужаса и шока.

Комната, подготовленная для ее допроса, была обставлена с предельно возможным комфортом. Стены задрапировали тканью, чтобы скрыть их странную, чуждую архитектуру. Ей выдали свежую одежду — облачение сервов Ордена, которое оказалось слишком свободным, но по крайней мере было хотя бы чистым. Паллас присматривал за ней и кормил внутривенно, пока ее здоровье не восстановилось, а щеки не перестали казаться настолько впалыми. Но все равно она по-прежнему находилась на борту инопланетного судна и ожидала допроса. И допрашивать ее предстояло капеллану Иктиносу.

Иктинос, как страж веры и духовной силы Испивающих Души, оказался в самом эпицентре войны, расколовшей Орден, когда Сарпедон уводил их из Империума. Он встал на сторону Сарпедона, поскольку был свидетелем того, как их предал Империум, и видел, как бывший библиарий победил в священном поединке магистра Горголеона. Ужасающие события внутренней войны в Ордене были спровоцированы принцем-демоном Абраксисом, которому почти удалось совратить Испивающих Души, чтобы они встали на сторону Хаоса. Но Орден, несмотря ни на что, все-таки сохранил свою веру. И одной из причин тому оказался Иктинос. Даже в тот миг, когда сердце каждого космодесантника наполнилось сомнением, он оставался непоколебим. Испивающие Души следовали за Императором, а не за Империумом, и отчасти причиной тому был талант лидера, присущий Иктиносу.

Он сидел за столом напротив Саркии Аристеи, кажущейся крошечной на его фоне. Облик любого космического десантника мог напугать обычного человека, а черный доспех капеллана со шлемом, напоминающим череп, — тем более. Сарпедон наблюдал за происходящим из-за занавески и гадал, не слишком ли сильный шок пережила Саркия, чтобы быть полезной. И согласится ли кто-нибудь отвечать на вопросы такого бронированного чудища, как Иктинос? Один внешний вид Сарпедона, конечно, мог убить ее, но и капеллан выглядел не намного лучше.

Иктинос поднял руки и ослабил крепления шлема. Затем он стащил его с головы и впервые за несколько дней ощутил прикосновение к лицу затхлого корабельного воздуха. Он редко снимал шлем и никогда раньше не делал этого перед теми, кого допрашивал. Вера должна быть безлика, и братья по оружию должны были видеть в нем не человеческое существо, а саму руку Императора, направляющую их. Сарпедону редко доводилось видеть лицо капеллана, и сейчас этот поступок казался тем более удивительным.

Лицо Иктиноса имело цвет темного отполированного дерева и было не таким, как у большинства космодесантников, — худым и доброжелательным, с большими глазами и абсолютно безволосым. Два серебряных и два эбеновых стерженька, вживленных в его лоб, обозначали двадцать лет службы в качестве боевого брата и двадцать — в качестве капеллана. Он словно лучился верой и непоколебимостью, и Сарпедон понимал, почему этот человек постоянно прячет лицо. Иктинос носил шлем в форме черепа, чтобы собратья шли за ним как за безликой иконой, а не как за человеком. Он легко мог стать харизматическим лидером, но это не входило в его обязанности. От него требовалось быть только сторожем душ братьев — предводительство Орденом он оставил Сарпедону.

— Саркия, — произнес Иктинос глубоким, звучным голосом, который обычно искажался механическим дроном, встроенным в его шлем, — ты знаешь, зачем мы привели тебя сюда.

Женщина какое-то время сохраняла молчание.

— Стратикс Люмина, — наконец тихо ответила она.

— Десять лет назад мои боевые братья побывали в вашей лаборатории на Стратикс Люмина. Сейчас нам необходимо снова вернуться туда — и чем быстрее, тем лучше. Ты — адепт и обладаешь правом доступа к верхним уровням. Мы нуждаемся в этом.

— Нет, — покачала головой Аристея, — это ведь было десять лет назад…

— Лаборатория на Стратикс Люмина заброшена. Тебе это известно. Все осталось так же, как и было. Мы знаем, что случилось потом, Саркия. Никто не станет посылать туда поисковые группы. Те протоколы, которые запомнились тебе, остались такими же, как и раньше, и нам необходимо узнать о них.

— Зачем? — Саркия неожиданно подняла голову и взглянула прямо в глаза Иктиносу. — Зачем кому бы то ни было понадобилось возвращаться туда?

— У нас нет выбора. Нет его и у тебя.

— Этого будет недостаточно. Я была простым адептом, а только магосы знали, как проникнуть на уровни изоляции, но они никогда не поднимались наверх. Мы ни разу не видели их и не знали даже крупицы того, чем они занимались там, внизу. Неужели вы не понимаете, что я ничем не смогу вам помочь? Мне известны только верхние лабораторные и жилые уровни, но там ничего такого не…

— Все это нам известно, Саркия. Просто расскажи нам — и, когда все закончится, ты будешь свободна.

Женщина всхлипнула в ответ:

— Вы ренегаты. Вы убьете меня.

— Ты понятия не имеешь о том, кто мы. В данный момент я могу только дать тебе свое слово солдата Императора. Расскажи нам все, что мы хотим узнать, и при первой возможности получишь свободу.

— Я умру, — пожала плечами Саркия. — И вас Стратикс Люмина тоже убьет. — Она помедлила, устремив взгляд в стол. — Решетки управляются фразами из откровений Омниссии. Их копию можно найти в любом цеху или лаборатории. Существует алгоритм, позволяющий подобрать кодовые слова, и я могу записать его. Так вы сможете попасть на первый этаж. В горячую зону вам придется пробиваться самостоятельно.

— Ты нам очень помогла, Саркия.

— Пытаешься успокоить меня? — кисло усмехнулась она. — Ты чудовище. Как и все вы. Ты ничуть не сделал мне легче. Ведь, десантник, ты все равно меня убьешь.

— Можешь звать меня Иктинос.

— Мне незачем тебя как-то звать. Я сказала то, что сказала, только потому, что иначе вы добыли бы это из меня пытками. Но теперь я больше ничего для вас не значу. Думаю, мне повезет, если вы просто вышвырните меня через воздушный шлюз.

Иктинос встал со стула и поднял усмехающийся шлем со стола.

— Еще раз повторюсь, Саркия, ты получила мое слово, что, когда мы завершим свою работу, ты получишь свободу. Нам незачем причинять тебе вред. Если бы мы по-прежнему были на побегушках у Империума, то нам наверняка пришлось бы прогнать тебя через процедуру очистки памяти. Но больше мы в такие игры не играем.

Иктинос вышел из комнаты, оставив Саркию сидящей за столом. Через некоторое время сервы должны были принести ей что-нибудь поесть и выпить, а потом показать женщине койку, подвешенную в одном из коридоров, служивших им спальней.

Кому угодно другому успешный допрос мог бы показаться триумфом. Но Сарпедона слишком тревожил тот риск, на который Ордену необходимо было пойти ради своего выживания, чтобы обращать внимание на одну небольшую победу. С какой-то стороны командор даже испытал бы облегчение, окажись, что Саркия ничего не знает. По крайней мере тогда он отбросил бы всякие надежды и направил энергию Ордена на что-либо еще. Вместо этого Саркия открыла перед ними ворота, ведущие в самое сердце порока, где им предстояло столкнуться одновременно и с ужасами, выпущенными Тетурактом, и с гневом Империума. Сарпедона уже посещали мысли о том, что лучше было бы, если Саркию не смогли бы найти. Впрочем, командор был обязан направить свой Орден к исполнению воли Императора, невзирая на опасности.

Сарпедон некоторое время понаблюдал за женщиной. Она не плакала и не дрожала. Казалось, она просто очень сильно устала, и он догадывался, что чуждая обстановка и высокая вероятность пыток и смерти лишили ее всяких сил.

Иногда, подумал Сарпедон, когда смотришь на неаугметированных людей, начинает казаться, что перед тобой представители совсем другого биологического вида. Испивающие Души были настолько изолированы от остального Империума, что единственными нормальными людьми, регулярно попадавшимися им на глаза, оказывались только сервы Ордена: мужчины и женщины, настолько преданные им, что более походили на разумных сервиторов, чем на людей. Если не считать непродолжительного знакомства с Франтисом Йенассисом, Саркия оказалась за очень долгое время первым контактом Сарпедона с гражданами Империума. И как бы ему ни хотелось того, но он не имел возможности поговорить с ней, ведь один только его облик мог довести женщину до безумия.

Сарпедон, продолжая скрываться в тени, попятился и зашагал по коридору, ведущему на мостик, оставив Саркию на попечении сервов. Если она и расслышала постукивание его когтей по металлическому покрытию пола, то не придала этому значения.

Таддеуш стал замечать, что Испивающих Души на официальном уровне начинают считать несуществующими. Несмотря на то что он был вынужден постоянно демонстрировать свою инсигнию инквизитора, наделявшую его невероятной властью, запрашивать отслеживание астропатического трафика становилось все сложнее. Зону боевых действий разделили на несколько участков, подчинявшихся военным администрациям, чтобы у Департаменте Муниториум была хоть какая-то надежда на упорядочивание донесений, поступающих со столь значительной по масштабам операции. Таддеушу каждый раз приходилось заново договариваться о проверке астропатических передач на предмет ряда ключевых слов — Астартес, космодесантники-предатели, пурпур, паук, псионика, а также еще нескольких дюжин терминов. Но вопреки ожиданиям инквизитора некоторые из участков не слишком стремились к сотрудничеству.

Слежение было невозможно в областях, полностью перешедших под контроль Тетуракта. В список таких территорий попадали, например, окрестности Стратикса, являвшиеся основной целью в этой операции. Поэтому Таддеуш не слишком рассчитывал получить сколько-нибудь важную информацию ни от одиночных разведывательных кораблей, ни от агентов Инквизиции, блуждавших по зачумленным мирам. Но ведь и сектор Септиам-Каллиарган ответил Таддеушу потоками бюрократических документов, перекидывая его от одного чиновника к другому. Туманность Аггарендона не откликнулась вовсе, несмотря на то что военная активность возле ее редко разбросанных планет-рудников практически отсутствовала. Хуже всего с ним повели себя в субсекторе Кайтаран — крошечном кусочке космоса, где тем не менее располагались крепость Инквизиции и несколько флотилий Имперской Гвардии. С его станций астропатического слежения Таддеушу поступали сообщения, которые были слишком неестественны и натянуты, чтобы у него остались хоть какие-то сомнения в том, что они сфабрикованы.

Это был только один из симптомов. Таддеуш уже пытался получить доступ к историческим архивам миров, где когда-то сражались Испивающие Души, но выяснил, что там не содержится никакой информации об Ордене. Кафедральный собор Мира Мортенкена, воздвигнутый в честь всех героев, больше не украшала фреска с изображением Дениятоса, легендарного солдата-философа, изгнавшего хрудов из священного города планеты. Почти все наследие, оставленное Испивающими Души до Поля Цербера, было стерто. Только в базах Инквизиции оставалась еще хоть какая-то связная информация о мятежном Ордене и его доблестной истории — во всяком случае она была доблестной до их предательства на Лаконии и последовавшего отлучения от церкви. И если что из их истории не оказалось запечатленным в одном из архивов Инквизиции, расположенных в крепостях тех секторов, где некогда сражались Испивающие Души, то для Империума оно теперь все равно что и не происходило.

Раньше Таддеушу не приходилось на практике сталкиваться с ордером на удаление. Конечно, он был наслышан о подобных случаях и даже участвовал в ряде операций, где применялись эти методы. Но никогда еще он не видел, чтобы Империум так старательно пытался что-либо забыть, сжигая книги и стирая данные с информационных планшетов. Вполне возможно, и людей, встречавшихся с Испивающими Души, подвергали процедуре очистки сознания. Как и положено инквизитору, Таддеуш понимал всю важность этих данных и знал, что лишние познания могут погубить души тех, кто не способен с ними справиться.

Существование преступных Орденов не было тайной — ведь кому в детстве не рассказывали мрачные легенды о временах Ереси Хоруса, когда Великому Врагу удалось совратить половину Легионов Космического Десанта? Но сама вероятность того, что это может повториться сейчас, да еще к тому же без всякого влияния со стороны Хаоса, на который легко списать всю вину, способна была вызвать крушение надежд и панику. Империум не мог себе этого позволить. Но исчезновение Испивающих Души из памяти Человечества делало работу Таддеуша чертовски трудной.

Он не знал, какой из подотделов Инквизиции издал этот приказ. Не знал и того, чьи оперативники сейчас перекапывают сообщения, проходящие через астропатические ретрансляторы, и данные в планетарных архивах, пытаясь уничтожить все касающееся запретных тем. Во всяком случае работали они эффективно, и Таддеуш чувствовал, что без поддержки Верховного Инквизитора ничего не сможет сделать. Его просто кормили объедками, и с каждым днем становилось все хуже. Он мог только надеяться, что последняя его наводка — расследование причин нападения Испивающих Души на аванпост Юменикса — приведет хотя бы к какому-нибудь прорыву. Иначе все его старания задохнутся от недостатка информации.

В Инквизиции страдали болезненной страстью к скрытию информации о своей деятельности друг от друга. Таддеуш даже задумывался порой, появится ли когда-либо возможность сдернуть с ее дел покрывало тьмы и открыть правду. Но ходило немало мрачных слухов об инквизиторах, которые в результате своей борьбы со скверной становились опасными радикалами либо сходили с ума. Поэтому возможно, что таинственность была единственным способом сохранить всю организацию от гниения изнутри.

— Инквизитор?

Таддеуш оторвал взгляд от информационного планшета. До того как его отвлекли, он изучал список потенциальных совпадений в астропатических трансляциях, но уже в который раз не находил там ничего обнадеживающего. Оглянувшись, он увидел — как и следовало ожидать — Пилигрима, стоящего за дверью холодной каменной комнаты. На Кайтаран опустилась ночь, и призрачно-бледный, синеватый лунный свет, падающий с безоблачного неба, окрашивал все в голубые и серые тона. Таддеуш настолько ушел в перебирание этих бессмысленных распечаток астропатических разговоров, что даже и не заметил, как зашли оба солнца Кайтарана.

— А, это ты, Пилигрим.

Пилигрим слегка поклонился, будто насмехаясь над инквизитором.

— Полковник Винн созвал своих людей и готов представить их вам.

— Хорошо. Но скажи, что ты сам думаешь о них?

— Я? — Пилигрим помедлил с ответом. — По большей части это ветераны разведывательных подразделений и войск, предназначенных для подавления мятежей на примитивных мирах. Опытные и самоотверженные солдаты. Они готовы пойти на смерть, но большего от них ждать не приходится.

— Тебе кажется, что все это — безумие, верно?

Таддеушу показалось, что Пилигрим досадливо морщится под своим капюшоном.

— Инквизитор, если бы вы видели то же, что видел я, вы бы поняли, что безумие — это слово, не наделенное смыслом. Я полагаю, что ваша затея закончится неудачей, если вы об этом. Штурмовые бригады, куда более опытные, чем ваши солдаты, пытались и раньше предпринять столь же рискованные действия, но никому из них не удавалось проскочить за лазерные заграждения.

— Вообще-то я не рассказывал тебе, Пилигрим, о том, для чего мне понадобились солдаты. Но судя по тому, что ты абсолютно уверен в моей неудаче, тебе уже известно о том, что я собираюсь предпринять.

— Вы направляетесь к Фаросу, инквизитор. Другого пути нет. И уж если я догадался, то и лорд Колго — тоже.

— Лорд Колго, — произнес Таддеуш, поднимаясь с кровати и роняя информационный планшет в один из кофров, которые уже почти закончил упаковывать, — будет рад моей попытке, как ничему другому. Проиграв, я всего лишь проверю для него эффективность защитных систем. Но победи я, и он узнает, как взломать этот орешек, а затем и переведет меня под свое непосредственное командование, чтобы я, если это ему понадобится, смог повторить свой трюк.

— Возможно. Но, инквизитор, вы направляетесь к Фаросу, и это кажется мне настолько очевидным, что я не вижу причин для вас что-либо скрывать. Если вам удастся найти нужную информацию и выжить, вы обзаведетесь врагами, которые никогда и ничего не забывают.

— Пилигрим, ты что, пытаешься меня запугать? Неужели ты не хочешь, чтобы я нашел Испивающих Души?

— Хочу, и куда больше, чем вы, инквизитор. Куда больше. — Нотка раздражения прозвучала в его голосе, который обычно был непроницаемо-механическим. — Не забывайте, вы пожелали узнать мое мнение. Я уверен: вы погибнете. Но будь я на вашем месте, то и сам бы мог предпочесть вероятность гибели, если в противоположном случае мои шансы стремились бы к нулю. Я только говорю, что ваша миссия безнадежна.

— Император поверг Хоруса в момент триумфа этого порождения тьмы. И это тоже казалось невозможным. Говорят, что инквизитор Чевак увидел Черную Библиотеку и остался жив. Это опять-таки было невозможно. Защита Империума от целой Галактики зла — невозможная задача сама по себе, но это долг инквизитора. Мой долг. Единственное оружие, которым я могу сейчас обладать против Испивающих Души, — информация. И если мне потребуется совершить нечто невозможное для ее обретения, я сделаю это.

— Как скажете, инквизитор. — Пилигрим, как и всегда, был услужлив. — Полковник Винн собрал своих людей для смотра.

— Передай Винну, что я доверяю его мнению. Если его люди, как вы говорите, все равно уже мертвы, то нет никакого смысла устраивать смотры. Пусть отправляются на «Полумесяц» и проследят за его дозаправкой. Я прибуду на космодром через час.

Пилигрим растворился во тьме, начинавшейся за дверью. Хотя он и был крайне необходим, если Таддеуш собирался найти Испивающих Души, но инквизитора постоянно преследовала назойливая мысль, что вообще не стоило брать с собой это существо. Казалось, будто Пилигрим просто источает миазмы предательства, ощущавшиеся в комнате и после его ухода. Но опять-таки инквизиторам приходилось сотрудничать даже с самыми отвратительными мутантами и ксеносами, если они были полезны. И раз уж Пилигрим не был ни еретиком, ни демоном, Таддеуш мог еще какое-то время потерпеть его присутствие.

Инквизитор быстро побросал остатки своей одежды и пожитков в кофр. Он путешествовал налегке и к тому же служил в Священной Инквизиции недостаточно долго, чтобы обзавестись, как и все старые инквизиторы, библиотекой или коллекцией артефактов. Все его имущество, заслуживающее упоминания, заключалось в «Полумесяце», копии «Военного Катехизиса» и значительно переработанном пистолете, который он носил на борту корабля. Пистолет этот ему подарили граждане улья Секундус на Йориане после того, как Таддеуш выгнал из его теплоотводных коммуникаций культ генокрадов. Тогда он казался самому себе одним из героев эпоса: рыцарь веры, сокрушающий скверну и зло везде, где они угрожают благословенному Империуму. Теперь же все это представало перед ним совсем в другом свете.

Избрал ли Ордо Еретикус достойного человека? Таддеуш был хорош в своем деле, в этом сомневаться не приходилось. Он умен и упрям да к тому же достаточно терпелив, чтобы приберегать все свои козыри до тех пор, пока не наступит время нанести последний, фатальный удар по своему врагу. Но ведь столько инквизиторов обладало куда большим опытом. Были среди них и те, кто специализировался на взаимоотношениях с Орденами Космического Десанта, которые хоть и почитались среди величайших героев Империума, но ввиду своей самостоятельности и индивидуальности требовали постоянного наблюдения. Годился ли Таддеуш для такой задачи, как поиски Испивающих Души? И не был ли он выбран только по какой-то политической причине инквизитором вроде лорда Колго, которому приходилось достигать равновесия между миллионами разных интересов?

Все это не имело значения. Ему дали работу, и ее надо было выполнить. Тысячи инквизиторов трудились за линией фронта, исполняя сотни различных поручений, и даже агенты Официо Ассасинорум крались между звезд, выискивая свои цели в империи Тетуракта. Одной из этих целей был и сам Тетуракт. Перед Таддеушем же стояла собственная задача, ничуть не менее важная, чем все остальные. Он либо выследит Испивающих Души, либо погибнет, пытаясь это сделать. Мог ли кто-либо обладать большей самоотверженностью, чем он? Нет, не мог, ответил себе инквизитор.

Он вызвал одного из слуг крепости, которому поручил донести свой багаж до «Полумесяца», и, покинув холодные, продуваемые всеми сквозняками комнаты, направился на космодром. Он собирался отправиться на Фарос со всей возможной поспешностью — пришло время сложить последние кусочки головоломки. Необходимо было найти то, ради чего он прибыл сюда. Ведь если ему это не удастся, он провалит задание, а этого нельзя было допустить.

 

Глава седьмая

На мгновение флотилия погрузилась в молчание. Истребители сделали остановку в спокойной системе, дожидаясь, пока плотный поток военных судов и барж Империума не перестанет отделять их от конечной цели. В этой системе царили темнота и молчание, а единственными сооружениями, воздвигнутыми людьми, оказались рудники на опаленных, богатых рудой планетах. Местная звезда пошла пятнами и начинала угасать.

Истребители ксеносов зависли на орбите над газовым гигантом, сине-белые слои атмосферы которого гнал бесконечный ураган. Болезненный свет звезды отражался от поверхности едва различимых планет и лун тусклым серым мерцанием. В ее лучах даже ярко-серебряные истребители словно выцветали и становились похожими на очередное скопление промышленного мусора, выброшенного на орбиту и оставленного ушедшими отсюда людьми.

Только после восстания Испивающих Души Сарпедон начал по-настоящему ценить Галактику. С какой-то стороны она казалась ему чудом — каждый ее отдаленный уголок содержал в себе что-то новое и необычное. Даже в этой опустошенной системе можно было найти что-то красивое, например непрерывное течение атмосферы газового гиганта под ними или бесконечно сложные орбиты спутников планеты. Но кроме того, Галактика оказалась мрачной и пугающей. В каждом из этих уголков их могли поджидать тьма и скверна, затаившаяся и застывшая, но готовая в любой миг проснуться, чтобы начать свою беспощадную охоту среди звезд.

Встреча с Хаосом могла произойти где угодно, поскольку в самую его природу входило не вступать в открытые сражения, а копиться в темных углах, подобно грязи, которую никак не удается вычистить до конца. Этим и был отвратителен Империум — занятая им часть Галактики предоставляла слишком много потайных мест для Врага, и в большинстве случаев этими местами оказывались развращенные организации самого Империума.

Люди куда больше боялись Хаоса не когда из варпа выплескивались потоки демонов, а когда тому удалось совратить величайших героев — его уговорам поддалась добрая половина примархов Космического Десанта — и Галактику разодрали войны Ереси Хоруса. Лишь благодаря таким людям, как Рогал Дорн, примарх Испивающих Души и герой Сражения за Терру, Человечество не пало окончательно. И теперь Сарпедон понимал, кем на самом деле был Рогал Дорн — мужественным человеком, созданным таковым руками Императора, но оказавшимся втянутым в лицемерные игры загнивающего Империума после того, как его отец был заточен в Золотом Троне, а Адептус Терра обратили Его план в насмешку над Человечеством.

Иллюминатор, через который командор наблюдал за космосом, располагался на миделе корабля Иктиноса, где апотекарий Карендин обустроил свою лабораторию. Паллас, старейший из апотекариев Ордена, не зная отдыха, трудился тут вместе с Карендином, поскольку Испивающие Души, как никогда ранее, нуждались сейчас в их знаниях. Паллас только что закончил обследовать самого Сарпедона — первого и наиболее явного мутанта Ордена.

— Командор? — раздался голос у того за спиной.

Сарпедон вышел из задумчивости и обернулся к апотекарию Палласу, разглядывающему результаты анализов на экране информационного планшета, подключенного к авто-медику. Апотекарион, обустроенный в истребителе, обладал всей необходимой аппаратурой, но был вынужден тесниться в том, что, скорее всего, когда-то представляло собой каюты для экипажа ксеносов. Авто-медик, сервиторы-санитары и мониторы жались друг к другу вдоль раздутых органических выступов на серебристом металле. Провода и приборы свисали с неестественно высокого потолка.

Паллас оторвался от информационного планшета.

— Ваше состояние ухудшается, — произнес апотекарий.

— Знаю, — ответил Сарпедон. — Я почувствовал это в Доме Йенассиса. Мой Ад стал… меняться. Если у нас ничего не получится, то придет день, когда я уже не смогу с ним справляться.

— Как бы то ни было, — продолжал Паллас, — ваш случай еще не самый плохой. Дейтестан из отряда Хастиса показывает развитие аномалий внутренних органов, а это либо убьет его, либо превратит во что-то другое. Двоих десантников из отряда Люко нам уже пришлось полностью снять с несения вахты. У одного из них на руках когти, из-за которых он не может держать в руках болтер, а второй отрастил еще одну голову.

— А ты?

Паллас помедлил, отложил информационный планшет и снял с одной из рук перчатку и наручи. Ярко-алые чешуйки покрывали его ладонь с тыльной стороны и убегали к локтю.

— Доросли уже до плеча, — сказал Паллас, — и продолжают распространяться. У десантников вроде вас и Теллоса мутации скрыть сложнее всего, но вряд ли найдется хоть один Испивающий Души, который бы не подвергся тем или иным изменениям. И состояние большинства из них ухудшается все быстрее и быстрее.

Сарпедон опустил взгляд на свои паучьи лапы. В те времена, когда его сознание застил морок, напущенный принцем-демоном Абраксисом, и командор, и его космодесантники полагали, что изменения были подарком Императора. Но теперь он знал, что стал всего лишь еще одним мутантом, практически ничем не отличающимся от бесчисленных полчищ других неудачников, которых в Империуме порабощали и уничтожали, чтобы обезопасить стабильность человеческого генома. Сам Сарпедон тоже убил достаточно много мутантов и понимал, что выгляди в то время хоть один из слуг Империума так же, как он сейчас, то Испивающие Души, скорее всего, расправились бы с ним.

— Сколько нам осталось? — спросил Сарпедон.

— Пара лет, — пожал плечами Паллас. — Но пройдет всего несколько месяцев, и Орден перестанет существовать как боеспособная армия. Мы уже теряем десантников, подвергшихся серьезным изменениям, и со временем их число будет только расти. Не знаю, что вы задумали, командор, но это должно стать для нас последним шансом.

Сарпедон знал, что происходило с Испивающими Души, которые больше не могли полностью исполнять свои обязанности. Большинство выбывали из строя, сходя с ума. И тогда их, заковав в цепи, отводили к плазменным генераторам «Сломанного хребта», где пускали болт в голову, прежде чем кремировать тело. Пока таких случаев было немного, но Сарпедон все равно ощущал потерю каждого из этих космодесантников как еще одну из череды бессмысленных смертей, сопровождавших войну, которую вел Орден.

— Да, это наш единственный шанс, причем далеко не только в этом смысле, — согласился Сарпедон. — По всей империи Тетуракта Флот и Гвардия втянуты в сражения, где ни одна из сторон не может одержать победу, поскольку Тетуракт обладает многочисленными армиями и способен поднимать мертвецов. А мы направляемся в самую гущу событий. Судя по информации, которую Солк доставил с Юменикса, мы окажемся прямо в мясорубке, где бьются армии Тетуракта. Наш Орден не погибнет из-за мутаций, Паллас. Он либо падет в битве, либо исцелится.

— Но ведь победа невозможна, верно? — неожиданно произнес Паллас. — Никто не прикроет нам спину. Империум уничтожит нас, если только предоставить ему такую возможность. Так же поступит и Хаос, который тоже видит в нас своих врагов, каковыми мы и являемся. Ни один Орден не способен пережить это.

— Продолжай делать анализы, апотекарий, — сказал Сарпедон. — Доложи, если будут какие-то изменения.

Командор развернулся и вышел из апотекариона, постукивая по металлической палубе восьмью когтями на пути к мостику.

Кокпит шаттла купался в зловещем синевато-сером свете. Он отражался от бронзовых поверхностей сервитора-пилота и заставлял темно-красную обивку приобретать бархатистый черный цвет. Когда сервитор увеличил давление в двигателях и устремил корабль вперед, обзорный экран заполонили белые, синие и серые вихри. Многие из сигнальных ламп на приборных панелях кокпита светились неуместным красным огнем — шаттл не был предназначен для работы в подобных условиях, но Таддеуш знал, что тот выдержит. Полковник Винн подергал за нужные ниточки в полках Гвардии, расквартированных на Кайтаране, и сумел достать для этой миссии исключительное судно. Шаттл был обшит реактивной броней, которая уже сейчас прогибалась от невероятного давления и холода, и шел в бесшумном режиме на ракетных двигателях, позволявших путешествовать под водой.

Или же, как в данном случае, под жидким водородом.

— Поверхность? — тихо спросил Таддеуш.

— Еще триста метров, — ответил механический голос сервитора-пилота.

Манипуляторы, выходившие из его плеч, опустились на пульт управления, и рулевые стабилизаторы изогнулись, направляя корабль по изящной восходящей дуге сквозь невозможно холодный океан.

Таддеуш включил корабельный вокс.

— Лейтенант, жду вас на мостике, — сказал он.

Прошло всего несколько секунд, и задняя дверь мостика скользнула в сторону, пропуская внутрь лейтенанта Киндарека.

— Да, инквизитор?

— Мы пристанем к берегу примерно через семь минут. Ваши люди готовы к высадке?

— Ждут не дождутся, сэр.

— Ракетные установки не использовать, пока не отойдем от берега. Там, конечно, установлены амортизационные поля, препятствующие подрыву жидкости, но, если кто-то выстрелит, риск все равно чертовски велик. Мне бы не хотелось потерять кого-нибудь в результате несчастного случая, а там достаточно опасно.

— Так точно, сэр. До вашего приказа будем стрелять только из хеллганов.

— Хорошо. — Таддеуш задумался, глядя на жидкость, плещущуюся перед ними. — Киндарек, что вы думаете об этом предприятии?

На размышления лейтенанту потребовалась едва ли секунда.

— Риск высок, но оно жизненно необходимо, инквизитор. Именно то, чем мы и привыкли заниматься.

— И почему вам так кажется?

— Потому что нас отобрал полковник Винн, инквизитор. Он не стал бы рисковать своим разведывательным взводом без достаточного основания на то, а достаточное основание всегда предполагает опасность.

— Никто еще не делал ничего подобного, Киндарек. Некоторые пытались, но никому это еще не удалось.

— Догадываюсь, сэр, что никто еще и не пытался воспользоваться этой дорогой.

— Вы совершенно правы, Киндарек, — улыбнулся Таддеуш. — Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Двести метров, — произнес сервитор.

— Готовьте своих людей, лейтенант. Я хочу, чтобы высадка началась, как только мы коснемся берега.

Киндарек отрывисто отсалютовал и побежал к пассажирскому отсеку. Поскольку Таддеуш не был офицером, этот жест не соответствовал протоколу, но инквизитор не стал обращать внимания. Скорее всего, лейтенант действовал просто в силу привычки. Киндарек вообще очень быстро усвоил армейские порядки, благодаря чему и был избран полковником Винном в качестве командира разведывательного взвода — профессионального и неустрашимого подразделения мирян, используемого Ордо Еретикус.

Мимо них проносились какие-то силуэты, едва заметные в почти непроницаемой жидкости и ненадолго выхватываемые из темноты прожекторами, установленными на носу шаттла. Наклонные колонны и похожие на тени глубинные структуры, ненадежно скованные предельным холодом, образующие нагромождения препятствий, которые приходилось обходить сервитору-пилоту.

Когда шаттл начал подниматься, освещение стало более бледным. Из мрака на них выкатились очертания подводного рифа, образованного серебристыми обломками машин. Впереди он завершался сверкающей полоской горизонта — линией пляжа, где должен был причалить корабль.

Возможно, их уже обнаружили. Возможно, боевые сервиторы уже мчались по океану или поджидали шаттл на берегу, готовясь превратить жидкий водород в локализованное недолговечное адское пламя, где сгорит и корабль, и его экипаж. Но штурмовики знали, на что идут, когда согласились столкнуться с Адептус Механикус лоб в лоб.

Фарос являлся астероидом, кусочком планеты, погибшей несколько миллионов лет назад. Ее обломки повисли разорванным ожерельем вокруг умирающей кроваво-рыжей звезды. Среди астероидов прятались шахтерские колонии и аванпосты несгибаемых миссионеров; про эту систему уже практически забыли.

Тысячу лет назад Адептус Механикус прибыли к цепи астероидов в процессе составления своих уравнений судеб и предсказаний техножрецов. Они избрали этот регион для размещения командования сектора Стратикс, откуда в случае необходимости можно было координировать действия войск, космических кораблей и комиссий Адептус Механикус. Но важнее всего была информация — они являли собой духовенство, чьей религией стало знание. Информация приобрела для них священный статус, и командование сектора обустроило здесь храм науки, где можно было хранить все данные, накопленные многочисленными адептами, разбросанными по всему сектору.

Собор выдавался из поверхности одного из самых больших астероидов, богатого металлами Фароса, изрытого гигантскими буровыми машинами. Здание выложили священными материалами: чистейшим железом, твердым углеродом, бронзой и цинком. Выстроено оно было в форме скопления циклонических цилиндров, напоминающих трубы органа и соединенных тысячами стеклянных мостов.

Кроме того, собор уходил и на несколько этажей под поверхность астероида, пуская корни в его сверхплотном ядре. Бесконечные ряды хранилищ информации и часовни безграничного знания заполняли просторные залы, и целый полк боевых сервиторов был вмонтирован в стены здания, чтобы оградить его от невежд.

Утонченные дата-стеки необходимо было хорошо охлаждать, чтобы гарантировать стабильность их работы и убедиться в сохранности хранимой в них информации. Целый океан жидкого водорода разлился под собором, и его подземные уровни погружались в немыслимый холод благодаря заборникам, выходившим на каменистую поверхность астероида. Плененный океан регулярно пополнялся космическим танкером Адептус Механикус, совершавшим нескончаемый цикл священного технического обслуживания, составлявшего образ религиозного поклонения тысяч адептов и служек.

Над морозным озером поднимались галереи дата-кубов, переполненных колоссальными объемами информации. Небольшой группе техножрецов было позволено проживать внутри собора, деля его с обслуживающими сервиторами и купаясь в святости таких огромных запасов информации. Эти адепты получили благословение провести свои долгие жизни в ледяном великолепии Фароса благодаря силе своей веры и успехам в служении Богу-Машине.

Когда того требовали обстоятельства, Фарос становился источником знаний, которые командование сектора могло выбросить в мир на благо Империума, — и на данный момент архивы его медицинской башни перекапывали в поисках решения проблемы ужасных болезней, бушевавших по всей охваченной войной территории сектора Стратикс. Но только техножрецы знали истинное предназначение собора — это была священная земля, монумент Омниссии, воздвигнутый механикумами, модель идеальной вселенной Бога-Машины, где безграничное познание станет единственной реальностью.

Здесь не было места Хаосу, не было места злой случайности, способной загрязнить священное познание. И Адептус Механикус намеревались так все и сохранить. Никто не мог получить доступ на Фарос иначе, чем по непосредственному распоряжению Архимагоса Ультима, а тот был известен как человек, не привыкший торопиться. До сих пор только горстка самых доверенных слуг Императора добилась права посетить священные земли Фароса, чтобы под строгим надзором провести очень кратковременные исследования. Конечно, иногда внутрь пытались пробиться души, сбившиеся с праведного пути, и еретики, но боевые сервиторы и патрульные корабли хранили святилище от осквернения.

Никому еще не удавалось похитить информацию из собора Фароса. Впрочем, никто до сих пор и не пытался пройти по трубам, заполненным жидким водородом.

— Прилегает неплотно. Позвольте мне. — Лейтенант Киндарек протянул руки и поправил шов между шлемом Таддеуша и кольцом воротника его скафандра.

Обычно использовавшийся космическими первопроходчиками или механиками, работающими на корпусе корабля, этот тип скафандра мог защитить своего владельца и от предельно низких температур, и от токсичных газов в атмосфере. Все члены разведывательного взвода уже облачились в такие же, и их лица странным образом искажались квадратными лицевыми щитками, а тела под плотной и упругой темно-серой материей скафандров казались еще более мускулистыми, чем обычно.

С тихим шипением шов герметизировался, и Таддеуш ощутил, что воздух возле его лица стал холоднее и приобрел химический привкус.

— Благодарю вас, лейтенант.

Облаченный в скафандры взвод уже набился внутрь заднего десантного шлюза, держа хеллганы наготове. У четверых штурмовиков к спинам были приторочены пусковые установки, а на поясах болтались тяжелые гирлянды фраг-гранат. Ни на скафандрах, ни на форме под ними не было никаких эмблем Инквизиции, и даже сам Таддеуш не взял с собой инсигнии Ордо Еретикус — если миссия провалится, никто не должен заподозрить, кто стоял за вторжением.

Все молчали. Собственный голос казался Таддеушу сейчас нежеланным и неуместным. Сколь много сражений прошли эти люди? Как часто приходилось им дожидаться в «Химере» или «Валькирии», не зная, не выбросят ли их прямо под вражеский огонь?

Таддеуш знал, что некоторые из них сражались на Мосту Харроу Филд, когда вместе с началом летней жатвы из-под земли полезли демоны Бога Перемен. Многие служили в разведывательном войске, обнаружившем гробницу архиидолятора на Аметисте V. У нескольких через лицевые щитки можно было увидеть шрамы и низкопробные бионические глаза. Все солдаты были молчаливы и угрюмы. Самому Таддеушу тоже не позволяла расслабиться истовая вера в путь Императора и крайне рискованный характер операции. В последние секунды перед высадкой все пребывали в сильнейшем напряжении.

Шаттл качнулся, когда сервитор-пилот развернул его. Снизу донесся металлический скрежет — корабль заскользил по берегу, подталкиваемый реактивными турбинами.

— Вышли на позицию, — раздался в воксе голос сервитора.

— Открывай! — приказал Таддеуш.

Раздалось шипение гидравлики, и задняя стена отсека опустилась, а одновременно с ней выдвинулась десантная рампа.

В помещение хлынул яркий флюоресцентный холодный свет. Нижние уровни этого цилиндра собора были заполнены водородным озером, и металлические отходы собирались в кучи под его поверхностью, образуя серебристые отмели. К одной из них и причалил шаттл. Пляж мерцал серебром, а волны, побежавшие по озеру, сверкали, будто начищенные ножи.

Наводчики спрыгнули на берег прежде, чем рампа полностью опустилась. Огромные сапоги скафандров расплескали жидкий водород. Светочувствительные щитки шлемов потемнели под ослепительным сиянием. Солдаты повели стволами, прикрывая зону высадки.

Киндарек на долю секунды наклонил голову, получив от них донесение по воксу.

— Все чисто, — сказал он на частоте отряда. — Выдвигаемся.

Взвод стремительно излился из шаттла, поднимая сапогами ураганчики металлической стружки. Таддеуш выскочил следом, чувствуя в руках тяжесть автоматического пистолета. Губы и ноздри инквизитора уже саднило от переработанного воздуха. Таддеуш погрузился в сияние и побежал по рампе. Вскоре он увидел, что вся дальняя стена представляет собой сплошной источник света, — фосфоресцирующие газы были заключены между панелями из прозрачного минерала, окружавшими цилиндр.

Этот цилиндр собора имел три километра в диаметре и, возможно, десять в высоту, а светящаяся секция поднималась вверх на сотню метров. Служебные лестницы двойными спиралями взбегали к нижним галереям. С далекого потолка свешивались матово-серые колонны, словно впитывавшие свет. Между ними паутиной протянулись стеклянные мостки и платформы, и тысячи удерживающих их тросов в свете, поступающем снизу, казались сверкающим лесом. Люди словно оказались внутри отполированного бриллианта, чьи многочисленные грани были подставлены лику юной звезды. Вокруг колонн располагались замысловатые хрустальные скульптуры, лучившиеся в свете панелей и образовывавшие сложные геометрические композиции. Математические молитвы были вписаны в изгибы и поверхности каждой из скульптур, представлявших собой хранилища информации таких объемов, что содержащимися в каждом из них данными можно было забить до отказа сотню стандартных когитационных модулей.

Несколько выше со стен свисали знамена из ржаво-красной ткани, на которых золотой нитью были вышиты бинарные молитвы. Чем выше располагался уровень, тем меньше света его достигало, и ближе к потолку ослепительное свечение сменялось глубокой темнотой, в которой Таддеуш едва мог различить рубки управления, откуда техножрецы могли прямо сейчас наблюдать за нарушителями, вторгшимися в святилище Омниссии.

Технологии, использовавшиеся в этом месте, были еще древних моделей… моделей, которые никто больше не мог повторить. Подобные вещи дошли до их времени из забытого безумия Темных Веков Технологии и оказались снова введены в строй поклонниками Омниссии. В этом воистину святом месте Адептус Механикус хранили технологии, которые не могли — а может быть, не хотели — воспроизводить.

Таддеуш наслаждался красотой храма. Но для Киндарека и его людей это место было просто очередной ареной боевых действий. Лейтенант отрывисто отдал приказ, и взвод растянулся веером позади наводчиков, торопливо сканировавших металлические отмели. Солдаты разбились на отряды, каждый из которых занял свою позицию, позволявшую организовать перекрывающиеся зоны огня.

— Где точка входа, сэр? — раздался голос Киндарека.

Таддеуш огляделся. Здесь, где им негде было укрыться и любой выстрел привел бы к взрыву водорода, они не могли задерживаться. С колонн над ними свисали служебные лестничные колодцы, по которым адепты и сервиторы могли спускаться к поверхности озера. Инквизитор махнул рукой в сторону ближайших ступеней:

— Туда. Будем проще.

— Есть, сэр.

По приказу Киндарека взвод рассеялся и направился к шаткой металлической спиральной лестнице цвета тусклого серебра, казавшейся невероятно хрупкой на фоне необъятного цилиндра собора.

Наводчики стремительно побежали по ней наверх вместе с двумя солдатами, вооруженными ручными гранатометами. Инквизитор с остальными отрядами стал подниматься следом. Его люди становились по двое на каждую ступеньку, торопясь выбраться с настолько опасного места. Таддеуш посмотрел вниз, чтобы увидеть, как корма шаттла скрывается под поверхностью озера, когда тот уходит ради уменьшения риска обнаружения.

Светящаяся паутина над ними будто разбивалась на части и перестраивалась заново по мере их восхождения, словно собор был создан так, чтобы казаться совершенно разным с различных позиций, позволяя разглядеть со всех сторон миллиарды хранилищ информации. Инквизитор чуть не споткнулся, когда разглядывал развернувшееся перед ним зрелище, задрав голову. Только тогда он вспомнил, что и сам сейчас является обычным солдатом, как и окружающие его люди, которые не обращали внимания на всю эту красоту, сосредоточившись только на предстоящем им задании.

Наводчики были уже на первом уровне паутины дорожек, аккуратно прокладывая путь по прозрачной поверхности. Они подошли к основанию одной из подвешенных в воздухе колонн, и, пока один проверял наличие движения с помощью ауспекса, остальные осторожно обходили огромный гладкий столб.

Киндарек взмахом руки приказал первому отряду занять позиции на мостках. Солдаты с хеллганами в руках рассредоточились, образовав мобильный периметр и зашагав мимо абстрактных геометрических фигур, составлявших хрустальные хранилища информации.

У нескольких людей лейтенанта на спинах и поясах крепилось оборудование — стандартные интерфейсные модули, способные выдержать предельный холод и позволяющие своему владельцу подключиться к простым информационным системам. Многие из наиболее технически продвинутых солдат срочно прошли тренировки по их использованию, и даже сам Таддеуш мог сейчас завершить начатую ими жизненно важную операцию, если это потребуется.

Наконец Киндарек лично вышел на мостки. На мгновение он задержался, бросив взгляд на бойцов, собравшихся возле колонны, — Таддеуш увидел, как один из них, тот наводчик, что стоял с ауспексом, произнес только одно слово, передавшееся лейтенанту по вокс-связи.

«Движение».

Это стало единственным предупреждением, которое успел получить инквизитор.

Солдат стал разворачиваться, пытаясь установить источник сигнала на своем ауспексе. Оказавшись лицом к колонне, он бросил сканер и вскинул хеллган, осознав, что что-то движется внутри столба.

На гладкой поверхности проступили сотни темно-серых керамических чешуек. Колонна распалась на части, и чешуйки оказались гибкой броней гигантских стальных жуков, зависших в воздухе, в то время как их сверкающие металлические глаза передавали информацию сканерам, выступающим из панцирей.

Нижняя часть колонны, распавшись, превратилась в более чем два десятка боевых сервиторов, каждый из которых в три раза превосходил ростом нормального человека. Это были очень мощные машины, парившие на встроенных в их тела антигравитационных модулях. Металлические конечности завершались соплами многоствольных лазеров и энергетическими пилами, усеянными алмазными зубьями. В те последние секунды, которые ушли у сервиторов, чтобы прийти в состояние полной готовности, Таддеуш понял, что его и в самом деле заметили, как только шаттл причалил к берегу. Защитные системы собора дождались, пока солдаты рассредоточатся по дорожкам и по лестнице и окажутся уязвимыми, лишенными строя.

Глупо. Как мог Таддеуш полагать, что сможет прорваться в архивы Фароса, если уже столько раз было доказано, что это невозможно?!

«Нет. Подобные сомнения могут прийти в голову только человеку, утратившему веру. Сражайся, ведь даже смерть на службе Императору сама по себе является наградой».

— Огонь! — проревел в воксе голос Киндарека. — Гранатометы, огонь!

Каждый солдат, имевший такую возможность, принялся стрелять, и мерзлый воздух прорезали лазерные импульсы, проносящиеся ослепительно красными росчерками, вырывавшимися из хеллганов, работающих на пределе возможностей. Многоствольные лазеры извергли потоки белого пламени, пронзая тела тех людей, кто оказался ближе всего к колонне. Слух Таддеуша наполнили визг и шипение лазерного огня, вокс забился помехами и гвалтом, люди кричали, начиная стрелять, и вопили, погибая. Тела солдат раздирало на куски, их кровь мгновенно замерзала, разлетаясь красной шрапнелью, куски застывшей плоти разбивались о прозрачные мостки. Один из бойцов повалился, потеряв ногу под ударом энергетической пилы, и полетел вниз, к водородному озеру, оставляя за собой только сверкающие шарики замерзшей крови. Жук-сервитор схватил еще одного солдата острыми как бритва челюстями, и тело человека разлетелось багряными осколками.

Раскаленный добела лазерный луч ударил в лестничную клетку и попал в разведчика, стоявшего прямо над Таддеушем, разорвав солдату грудь и пройдя насквозь. Белое пламя с визгом ударило в ступени, и вся структура стала разваливаться. Металлические ступени посыпались вниз, увлекая за собой остатки отряда.

Таддеуш всплеснул руками и вцепился в поручни, почувствовав, что ступенька под ногами исчезла. Его ударил труп погибшего солдата, и инквизитор повис на одной руке почти в сотне метров над озером. Ослепительный свет поглощал падающих, и разглядеть можно было только рябь, пробегавшую по поверхности озера, когда ее тревожило очередное тело.

Где-то наверху разрывались гранаты, распускаясь облаками шрапнели, пронзавшей сервиторов. Наносимые ими повреждения были минимальны, но взрывы ослепляли сенсоры машин, а один из инсектоидных сервиторов спикировал вниз, окутавшись странным голубым пламенем, когда его брюхо изодрала дюжина мощных выстрелов из хеллганов.

— Панисс! Теллериев! Заходите с фланга, бейте их! — проорал Киндарек.

Таддеуш увидел лейтенанта, который укрылся позади одной из информационных скульптур и теперь отстреливался из хелл-пистолета, одновременно выкрикивая приказы по воксу.

Вниз протянулась рука, и Таддеуш схватился за нее — солдат втащил его на все еще стабильный верхний участок лестницы. Инквизитор уже собирался прохрипеть слова благодарности, когда лазерный импульс промчался мимо, оставив глубокую рану на лице разведчика. Таддеуш увидел его испуг, когда солдат вдохнул застывший воздух и его легкие превратились в кусок льда. Глаза мужчины замерзли, став белыми кристалликами, тело окоченело. Тепло покинуло его скафандр, и все мышцы окаменели.

Таддеуш отпихнул труп в сторону, позволив ему упасть. Инквизитор прохромал вверх по ступеням и выбрался на дорожку, но головокружительная пропасть по-прежнему зияла под его ногами. Ширина мостика позволяла выстроиться только в шеренгу, и солдаты пробивались к пересечениям, где могли собраться группами по три или четыре человека, используя скульптуры в качестве укрытия и сосредоточивая огонь хеллганов на одном сервиторе зараз.

Выхватив свой автоматический пистолет, Таддеуш почувствовал щелчок, когда в ответ на его прикосновение в ствол пошел первый из «палачей». Под огнем лазерных импульсов, оставлявших глубокие прорези в хрустальной поверхности под его ногами, инквизитор бегом бросился к ближайшей скульптуре.

Он нырнул в укрытие рядом с двумя штурмовиками, один из которых был вооружен гранатометом и время от время высовывался из-за скульптуры, чтобы выстрелить по скоплениям сервиторов.

Другой солдат, вооруженный хеллганом, отрывисто кивнул Таддеушу, когда инквизитор присел на корточки, прижавшись спиной к прозрачной статуе.

— По ходу дела половину пацанов положили! — прокричал разведчик голосом, приглушенным лицевым щитком скафандра. — Отход продумали?

Таддеуш узнал в говорящем Теллериева, одного из сержантов взвода.

— Придется прорываться с боем, — покачал головой инквизитор.

Теллериев плюнул словечком со своего родного мира, которое, как мог догадаться Таддеуш, было крайне богохульным, а затем переключил свой хеллган на полную мощность и послал яркое лазерное копье в корпус сервитора, заходившего сбоку и парившего уже в опасной близости. Инквизитор прицелился и трижды выстрелил. Микрокогитаторы, встроенные в редкие пули, «палачи», меняли полет заряда, заставляя его бить с математической точностью.

Сервитор вздрогнул и накренился, поскольку один из его антигравитационных модулей вышел из строя, взорвавшись фонтаном искр, — Таддеуш же нацелил ствол на скопление сенсоров, составлявших голову машины, и разрядил в нее остатки магазина. Подобно стремительным металлическим насекомым, пули помчались к своей цели и разнесли железное лицо сервитора. В образовавшихся разломах засверкали электрическими разрядами поврежденные механизмы и обнажилась биологическая сердцевина — та часть, что когда-то была человеком.

Лишившись всех органов чувств, сервитор беспомощно заметался, подставив живот, к которому крепились суставчатые лапы. Второй солдат вскинул ручной гранатомет и выстрелил одну-единственную фраг-гранату, разорвавшую корпус машины и разметавшую в разные стороны обломки механизмов и обугленной плоти.

Гранатометчик позволил себе угрюмую, но все-таки победную усмешку, вгоняя в оружие новый заряд.

— Надо добраться до Киндарека! — прокричал Таддеуш.

Теллериев кивнул и вместе с инквизитором выскочил из укрытия. Гранатометчик махнул им и выпустил несколько гранат по мосткам над ними, чтобы раскаленная шрапнель ослепила сервиторов на некоторое время, позволив Таддеушу и Теллериеву пробежать.

Киндарек пытался организовать опорный пункт, используя для этого несколько скульптур и рухнувший сверху сегмент подвесного моста. Семь или восемь солдат удерживали огневые позиции, не позволяя сервиторам окружить себя. Оставалось еще порядка дюжины машин, чьи многоствольные лазерные орудия обстреливали все пространство цилиндра, но при этом сервиторы избегали попадать по статуям и поэтому пытались добраться до людей, чтобы пустить в ход энергетические пилы. Киндарек старался справиться с приближающимися к нему сервиторами и, хотя, скорее всего, в конце концов потерпел бы поражение, по крайней мере выигрывал время.

Таддеуш вместе с Теллериевым добрался до лейтенанта.

— Надо послать людей наверх, — сказал, задыхаясь, инквизитор. — Мы должны установить подключение.

Киндарек помедлил, его солдатское мышление перебирало все возможности. Что он должен был сделать: остаться здесь, где есть хоть какое-то подобие укрытия и порядка, или же заставить своих людей бежать под пулями, чтобы добыть какую-то чертову информацию из архивов собора?

— В любом случае мы уже мертвы, — ответил он, прежде чем переключиться на частоту отряда. — Огонь на подавление! Покинуть укрытие! Занять верхние мостки и сосредоточить огонь! Пошли, пошли!

Расстегнув один из кармашков на своем поясе, Таддеуш достал единственный патрон, которым и зарядил пистолет. Единственный патрон, но стоивший дороже иных космолетов. Ради горстки этих штучек инквизитору пришлось в свое время оказать много разных услуг, но сейчас он был рад, что ему хватило осторожности захватить с собой эти пули.

Таддеуш побежал вместе со штурмовиками, выстрелив на ходу в сервитора, собиравшегося открыть по ним огонь. Автоматический пистолет рявкнул, и за помчавшейся пулей протянулся сверкающий след. Благодаря бронебойному наконечнику и системе самонаведения заряд продолжал пробивать блестящую броню машины и снова возвращаться к ней до тех пор, пока не закончилось топливо. Высокомощная взрывчатка детонировала прямо в самом сердце сервитора, разметав его брызгами обледеневшей плоти и металла.

Особые заряды Адептус Механикус, вершина технологий, предназначенных для их личного вооружения. Теперь же этими патронами пользовался Таддеуш, пытаясь не позволить механикумам убить себя. Ему подумалось, что будет даже в некотором роде поучительно, если ему все-таки удастся прожить достаточно, чтобы добиться своей цели.

До того как отряд достиг перекрестка, откуда можно было подняться выше, Таддеушу пришлось истратить еще два бесценных патрона на то, чтобы уничтожить зависшего в воздухе сервитора, а еще трех тварей уничтожил отчаянный огонь хеллганов.

— Теллериев! — прокричал Киндарек, когда солдаты поднялись на следующий этаж и укрылись позади огромной скульптуры. — Возьми троих, пусть поработают! Всем остальным прикрывать спину начальника!

Таддеуш кивнул лейтенанту и извлек из набедренного кармана аппаратуру. Это был простенький портативный когитатор, подключенный к информационному планшету толстой связкой кабелей и увешанный различными устройствами, к которым подходило еще больше проводов. Инквизитор завозился с настройками аппарата, пригнувшись позади скульптуры и чувствуя жар от проносившихся в опасной близи лазерных импульсов.

Ему никак не удавалось найти контактов. Его руки скользили по гладкой угловатой поверхности кристалла, но не находили ничего, что позволило бы подключиться. Неужели он потерпит неудачу только из-за того, что его надежда на использование Адептус Механикус стандартных систем включения окажется слишком глупой?

Нет, ему что-то удалось нащупать возле самого основания скульптуры. Металлическая панель, прикрученная к поверхности статуи, уродливый дефект в идеальном кристалле. Информационный зонд выходил из панели и погружался в тело скульптуры, образуя примитивное устройство подключения. Создание дата-скульптур принадлежало к технологиям, оставшимся в прошлом, и Адептус Механикус явно недоставало знаний, чтобы разработать более элегантный способ. Им приходилось просто делать то, что они могли сделать. Тот же метод применялся по всему Империуму.

Таддеуш подключил один из кабелей к грубому интерфейсу. Через мгновение информационный планшет неожиданно ожил, наполнившись плотным потоком данных. По экрану побежали колонки бинарных кодов.

Программа, загруженная в когитатор, была, хотя и на свой манер, почти столь же драгоценна, как и пули в пистолете Таддеуша. Она осталась инквизитору от техноеретика, которого он помогал ловить в бытность свою дознавателем. Ордо Еретикус приказывали взять отступника живым, чтобы иметь возможность извлечь выгоду из его умений, но тому удалось бежать, и Таддеуш стал частью событий, которые в результате привели к гибели еретика.

Та программа, которую Инквизиция сумела получить от него до его побега, представляла собой декодер, достаточно мощный, чтобы взломать практически любой шифр, но одновременно простой, чтобы его можно было загрузить на любое вычислительное устройство.

Скрин Каванзель — так звали того человека. Безумец, превративший сервиторов и промышленные машины полудюжины миров сектора Скарус в свирепых чудовищ, — и все во славу Бога Изменений. Таддеуш и еще двое дознавателей казнили его, догнав на агрикультурной планете возле галактического ядра. То, что в первый раз Каванзелю сохранили жизнь, посеяло в душе Таддеуша сомнения, которые только подтвердил Великий Инквизитор Колго, — Инквизиция не была единым, надежным инструментом императорского правосудия, как их учили, прежде чем сделать дознавателями. Половину времени она сражалась сама с собой.

Когитатор разбил неимоверные объемы информации на категории и вычленил из них только те данные, которые касались поселений и персонала Адептус Механикус сектора Стратикс. Но даже после этого Таддеушу предстояло проверить триллионы записей. «Хорошо хоть то, — подумал он, видя сверкание лазерных импульсов и слыша короткие, сдавленные крики солдат, — что накопители информации соединены друг с другом». Теперь инквизитору оставалось только надеяться, что скульптуры, разрушенные внизу, не содержали для него ничего важного.

— Мать моя женщина! — закричал кто-то. — У нас компания!

Таддеуш поднял взгляд. В темноте, скрывавшей купол цилиндра, зажглись и пронзили тени своими лучами мощные прожектора. В их свете стали видны стремительно разматывающиеся веревки, по которым заскользили вниз солдаты в ржаво-красных комбинезонах, с оружием, переброшенным за спину.

— Фраг меня раздери, техногвардейцы! — воскликнул Киндарек.

Половину штурмовиков все еще прижимали сервиторы. Таддеуш не слишком надеялся, что остаткам его взвода удастся справиться с техногвардейцами, которые будут вести огонь сверху.

Он заметил несколько техножрецов, отдававших приказания своей гвардии, — адептов, закутанных в балахоны с капюшонами и сжимающих в руках гудящие топоры и экзотическое оружие, обрушивавшее на головы штурмовиков внизу энергетические болты.

Информационный планшет начал сортировку информации, применяя к ней те же кодовые слова, которые Таддеуш использовал для отслеживания астропатического трафика: Испивающие Души, пурпур, космодесантник, паук — и еще много других.

Когда по экрану стремительно побежали строчки данных, инквизитор переключил вокс на частоту шаттла:

— Таддеуш вызывает шаттл. Цель над нами, превосходящее число противников. Сократите их.

— Приказ принят, — раздался механический голос сервитора, сигнал искажался разделявшим их жидким водородом. — Конец связи.

Озеро взметнулось фонтаном, когда шаттл, взревев двигателями, вырвался из него и пулей помчался вверх. Как только это стало безопасно, включились основные дюзы и челнок стал подниматься на столбе пламени, минуя нижние дорожки.

Информация, которую приходилось перерабатывать когитатору, все еще поступала в немыслимых количествах. В перечень попали практически все аванпосты Механикус, от современности и до времен Великого Крестового Похода. К записям о каждом из них прилагались списки обслуживающего персонала, схемы, графики дежурств, отчеты о проводившихся исследованиях, финансовые документы, техномолитвы и все остальное, что сопровождало существование огромной организации Адептус Механикус.

Таддеуш ввел последнюю, возможную сейчас команду — приказ отсортировать данные при помощи списка персонала, который сестра Эскарион нашла в аванпосте на Юмениксе. Эти несколько сотен имен составляли последнюю надежду инквизитора — Таддеуша приводило в бешенство то, что все необходимые ему знания пробегали сейчас прямо перед его глазами, их надо было только выудить из океана другой информации.

Поток данных истончился. Зеленая лампочка, зажегшаяся на корпусе когитатора, показала, что устройство способно сохранить этот объем. Таддеуш нажал на кнопку, и собранная информация оказалась записана в память машины.

Возможно, этого было достаточно. А может быть, все было без толку. Таддеуш понимал, что ему придется действовать наугад, если удастся выжить. А это было очень большое «если».

Шаттл продолжал нестись вверх, попутно сбивая подвесные мостки. Орудия, установленные на едва заметных конструкциях под сводом цилиндра, извергли поток зарядов, застучавших по корпусу челнока, пробивая бронепластины. Из-под кожухов, закрывавших двигатели, неожиданно вырвалось яркое пламя.

Первый техногвардеец приземлился на дорожке высоко над ними и накрыл штурмовиков очередью из скорострельного автоматического оружия. Ледяной воздух наполнился шрапнелью и паром. На глазах Таддеуша один из последних сервиторов разорвал Теллериева пополам, и внутренности сержанта разлетелись алыми осколками. Еще двоих солдат смело с дорожки огнем техногвардейцев. Инквизитор сделал два выстрела, потом три… и тут же трое техногвардейцев выпустили из рук альпинистские веревки, сраженные зарядами, о которых сами могли только мечтать.

Один из двигателей шаттла вышел из строя, окутавшись облаком пара. Челнок перестал подниматься и начал терять высоту, не долетев всего несколько метров до того уровня, где сейчас высаживались техногвардейцы.

Следуя протоколам, лично прошитым в его память Таддеушем, сервитор-пилот переключил нагнетатели топлива на обратный ход, накачивая в противоположную сторону обогащенный прометий до тех пор, пока тот не заполнил воспламеняющие камеры.

Топливо вспыхнуло и испепелило в единый миг все, что находилось в рубке и пассажирском отсеке. Сервитор-пилот был уничтожен, его металлические составляющие стали паром, а плоть рассыпалась в прах.

Корпус шаттла уступил силе происшедшего внутри его взрыва. С громоподобным хлопком он стал разлетаться на куски, и вспышка окрасила собор в яркие оранжевые тона. Челнок развалился, наполнив верхнюю половину цилиндра бурлящим пламенем.

Пар, похожий на падающее облако, опустился, окутав штурмовиков. Таддеуш оказался ослеплен, ошеломительная белизна сменилась тьмой.

Вокс наполнился сплошной статикой. На несколько секунд потрясенный инквизитор оказался в полном одиночестве и холоде, пытаясь на ощупь найти карман в скафандре и запихать туда информационный планшет. Глаза Таддеуша наконец разглядели нечеткий силуэт штурмовика, которого тут же скосила случайная очередь, прозвучавшая в темноте, и солдат исчез из виду, свалившись с края дорожки.

Сверху падало что-то огромное. Звуки бьющегося стекла дополнялись лязгающим и трескучим, стремительно приближающимся грохотом. В темноте засвистели осколки кристаллов, похожие на гигантские стеклянные ножи, пронзая все вокруг. Таддеушу казалось, что в его тело проникают ледяные иглы, когда маленькие обломки пробивали его скафандр и холод успевал проникнуть внутрь раньше, чем ткань сжималась вокруг крошечных ран.

Огромный полыхающий остов корабля Таддеуша мчался вниз, оставляя за собой шлейф пламени и окутавшись облаком густого пара, точно комета. Он увлекал за собой половину подвесных дорожек, разрывал бесчисленные провода, связывавшие хрустальную сеть, и разбивал хранилища информации, разлетавшиеся бурей осколков. Отовсюду слышались крики падающих людей. Таддеуш был уверен, что в любую секунду может последовать за ними или же его скафандр окажется разрезан, а мышцы превратятся в куски замороженного мяса.

Шаттл рухнул в озеро далеко внизу, и всего долей секунды позже верхний слой жидкого водорода воспламенился.

Сдерживающие поля, предназначенные для того, чтобы защищать информационные хранилища от пожаров любой мощности, направили жар и ударную волну вниз и в стороны. Но водород все еще продолжал гореть, когда в его глубине взорвался плазменный двигатель корабля. Без сдерживающих полей все озеро загорелось бы и на месте собора поднялся бы столб пламени, уничтоживший все внутри. Но вместо этого взрывная волна пошла к подножию цилиндра, где стены из феррофибры встречались с камнем Фароса.

Стены получили катастрофические повреждения, широкие черные трещины побежали по их поверхности. Воздух с ревом вырывался в вакуум, увлекая за собой людей и обломки. Таддеуш успел вцепиться в накопитель информации, стоявший рядом, когда мимо промчался острый как бритва осколок. Без толку размахивая руками, пролетали штурмовики и техногвардейцы.

Водородное озеро, помогавшее сохранять стабильность хранилищ информации, в итоге послужило разрушению всего собора. Адептус Механикус, одержимые машинным совершенством, упустили из виду очевидную опасность. Им просто не приходило в голову, что кто-то сможет вынести экстремальный холод и справиться с боевыми сервиторами или вдруг взорвет озеро с такой силой, что не выдержат сдерживающие поля. Это был их храм. Святость хранящейся в нем информации казалась им незыблемой.

Верхние эшелоны Механикус не могли представить, что одинокий, отчаявшийся инквизитор посмеет ворваться в святилище Омниссии в сопровождении всех тех случайных, разрушительных факторов, которые смогут уничтожить здание.

Чувство иронии мгновенно покинуло Таддеуша, когда колонны оторвались от потолка и закружились вокруг, взбивая вихрь острых осколков кристаллов. Дорожка, на которой находился инквизитор, оторвалась, и весь цилиндр завращался перед его глазами. Трещины поднимались все выше, и неожиданно верхняя половина строения с грохотом распалась. Напряжение в стенах росло, пока весь цилиндр не раскрылся, точно стручок какого-то чудовищного растения.

Таддеуш пытался направить собственное движение, но ничего не получалось. Он бесплодно искал, от чего бы оттолкнуться, глядя, как выжившие штурмовики и техногвардейцы делают то же самое. Пламя внизу начинало угасать, поскольку весь воздух уже практически вышел. Теперь инквизитора окружали только темнота руин внизу и чернота космоса наверху. Остатки убегающего воздуха подхватили Таддеуша, вынося из цилиндра, и, вращаясь и выходя за пределы искусственного гравитационного поля Фароса, инквизитор смог увидеть повреждения, причиненные собору. Пожар перекинулся на соседние здания, и повсюду возле подножия храма плясало пламя.

Тысячи лет накопления бесценной информации горели вместе с оказавшимися в западне прислугой и адептами. Таддеуш увидел, что несколько штурмовиков и техногвардейцев постигла та же судьба, что и его самого. Они беспомощно извивались, увлекаемые все дальше и дальше в пространство. Выброшенные осколки кристаллов сверкали звездным дождем, кружась в черноте яркими серебряными лентами. Изувеченные, безжизненные тела и оторванные конечности плыли среди обломков.

Таддеуш торопливо пытался оценить ситуацию. Он старался мыслить объективно, как и подобает инквизитору, впервые ознакомившемуся с проблемой. Его скафандр мог выдержать вакуум, но вот воздушные фильтры скоро должны были выйти из строя, не имея атмосферы, из которой можно было бы добывать кислород и азот. Ему нечем было придать себе ускорение, да и некуда было лететь, даже если бы он мог двигаться.

Информационный планшет лежал у него в кармане. Это было уже что-то. Ему посчастливилось выполнить основную задачу. Теперь осталось всего лишь выжить.

Вокруг не было уже ничего, только космос. Позади ярко светился Фарос, на поверхности которого выделялась темная груда перекрученного металла, оставшегося от цилиндра. Воспаленный немигающий глаз умирающей красной звезды обжигал одну из сторон планеты, в то время как другая была подставлена холоду вакуума. Таддеуш привык видеть космос через обзорный экран или иллюминатор или же через ночное небо какой-либо безопасной планеты. Он никогда еще не оказывался окруженным им со всех сторон. Впервые за всю свою жизнь инквизитор осознал, насколько хрупок Империум на самом деле — бесконечно тонкий слой жизни, упорно цепляющейся за мертвый камень, который и сам по себе представляет едва заметную частицу Галактики. Неудивительно, что Человечеству приходится сражаться. Неудивительно, что на каждом углу ему приходится сталкиваться с опасностью вырождения.

Испивающие Души были где-то там, среди этих звезд. Возможно, Таддеуш уже обладал необходимой информацией, чтобы найти их, но теперь его больше волновала предательская мысль о том, насколько близка его собственная смерть. Как инквизитор, он не боялся смерти, его страшила только гибель, которая не позволит ему до конца исполнить свой долг перед Императором. И чем дольше Таддеуш свободно дрейфовал в космосе, тем сильнее становился этот страх, нарастая до тех пор, пока полностью не охватил инквизитора, заполнив собой всю равнодушную Галактику.

 

Глава восьмая

Септиам Торус представлял собой планету-сад. Оба ее крупных континента покрывали зеленые пастбища и густые, пышные леса. Разреженные метеоритные кольца, окружающие мир, создавали в его небе постоянную переливающуюся радугу, раскрашивали рассвет миллионами цветов. Кристально чистые реки несли свои воды по захватывающим дух пейзажам, обрушиваясь прекрасными водопадами, прежде чем влиться в огромный сверкающий океан, изобилующий коралловыми островками. Эволюция экосистемы планеты практически не вышла за пределы чисто растительной жизни, поэтому здесь не было ни хищных животных, ни падальщиков, только несколько видов птиц, занимавшихся опылением цветов произраставшего на планете солфайра, — эти птахи с зелеными и синими хохолками время от времени проносились в небе, точно кометы.

Тычинки солфайра входили в состав одного из самых мощных боевых препаратов, поставляемых штрафным легионам Империума и тем полкам Гвардии, чьей главной задачей было выполнить роль пушечного мяса.

Так что Септиам Торус обладал особым статусом. Свою десятину мир выплачивал исключительно урожаями солфайра, а правящая династия — она вела свой род от первого капера, обнаружившего планету и аннексировавшего ее именем Императора, — получила на Септиам Торусе бессрочное право владения.

Мир оставался практически ненаселенным, и его облик не искажало ничто, кроме единственного города: некое мраморное строение, напоминавшее окруженный колоннадой дворец; бараки и тюрьма, принадлежащие полку частной полиции; бесконечные улицы, бегущие мимо домов с черепичными крышами, где жили сборщики урожаев.

Когда в верхние слои атмосферы вошла спасательная шлюпка, писк ее маячка сообщил, что внутри находится единственный пассажир, получивший серьезные повреждения. Капсула с глухим звуком рухнула посреди поля, разметав в воздухе облако багрово-черных лепестков. Вооруженные Силы Септиам Торуса выслали к месту падения медицинский десант, чтобы помочь пострадавшему и доставить его на лечение в город. Внутри шлюпки они обнаружили серьезно обгоревшего, но все еще живого пассажира, которого и переправили в госпиталь, расположенный в тени здания сената.

В течение трех недель врачебный персонал пытался выходить пациента, и наконец этот человек — они не могли даже установить его пол — смог моргнуть в подтверждение, что слышит их.

Это произошло в тот день, когда одна из сенаторов Септиама находилась в госпитале с визитом. Время от времени сенаторам приходилось совершать подобные посещения, чтобы продемонстрировать, насколько члены их разросшейся семьи из кожи вон лезут, только бы превзойти один другого в заботе о гражданах своего мира. Сенатору не нравилось в госпитале, но только подобные шаги позволяли удерживать рабочих Септиам Торуса в повиновении и добром настроении, поэтому она вежливо вслушивалась в то, что ей рассказывали врачи, ведя ее от одной палаты к другой.

В очередной раз свернув за угол, она увидела обгоревшее тело жертвы аварии, подвешенное в медицинском гамаке и замотанное бинтами, которые уже пропитались сукровицей и пожелтели, хотя их и меняли меньше часа назад. Мониторы, следившие за состоянием пациента, мерцали и попискивали. Ароматизированные занавески, развешанные вокруг пострадавшего, не могли скрыть отчетливый смрад подгоревшего мяса.

— А, наш гость, — улыбнулась сенатор. Многим ее улыбка могла показаться проявлением дружелюбия и сочувствия к несчастному, но на самом деле сенатор впервые за весь день увидела хоть что-то интересное. — Здравствуй, незнакомец. Мы с нетерпением ждем той минуты, когда ты сможешь рассказать нам о себе. Нам всем очень хочется узнать, что же случилось с тобой и твоим кораблем.

— Пациент только сегодня начал приходить в себя, госпожа, — произнес один из санитаров. — Мы ожидаем, что очень скоро он возвратится к сознательной деятельности.

Пострадавший пошевелился и устремил на сенатора взгляд измученных, запавших глаз.

А затем, всего за несколько мгновений, тело пациента распалось на части. Бинты разматывались, увлекаемые за собой расползающейся плотью; с шипением заскользили перекрутившиеся узлами кишки, шлепаясь на начищенные до блеска полы; внутренние органы вспухали лопающимися пузырями и растекались грязной лужей. Рассыпался позвоночник, и упал череп, расплескав превратившийся в жижу мозг. Глаза поплыли по щекам, зубы казались белоснежными кубиками в зловонной каше.

Сенатор опрометью бросилась из госпиталя, а санитары спустили гнойную мешанину в канализацию. Но все-таки женщина успела вдохнуть изрядную порцию болезнетворных газов, исходящих от разлагающегося трупа пациента, подцепив тем самым чуму, которую и принесла на следующее заседание сената.

Всего через две недели от сената и половины населения планеты ничего не осталось. Десятки тысяч погибших были свалены в глубокие ямы, а прекрасное небо Септиам Торуса стало грязно-серым от жирного дыма погребальных костров. Выжившие пытались организовать карантинную зону за стенами Септиам-Сити, но обугленные до костей пальцы разрушили баррикады. Мертвецы вернулись к жизни, великолепие мира-сада нарушили кровавые кошмары, несомые блуждающими трупами.

Те немногие покойники, что еще могли разговаривать, произносили только одно слово — имя Тетуракта.

Гвардеец Сеншини мог поклясться, что слышал треск костей под траками танка «Леман Расс», модель «Палач», когда тот перевалил через лесистый холм и начал взбивать изрытую кратерами грязь. Грязь, в которую превратились земли, некогда покрытые буйными лесами и плодородными полями, где выращивались урожаи солфайра. Через окуляры системы наведения Сеншини видел теперь только неровные очертания города, поднимающегося над погибшим лесом и жидкой грязью. Септиам-Сити окопался в этом пейзаже — изъеденные оспинами мраморные блоки и завалы из рухнувших колонн образовывали огромные баррикады, противотанковые ловушки обрамляли подходы.

Сеншини достаточно знал о недолгой истории конфликта на Септиам Торусе, чтобы понимать: сражение будет суровым. Первая атака на планету была предпринята спустя всего несколько недель с момента подтверждения ее захвата Тетурактом. Полк элизианцев высадился на планету, десантировавшись на гравишютах с «Валькирий». Весь он погиб, практически до последнего человека, оказавшись в окружении толп блуждающих мертвецов там, где рассчитывал столкнуться только с горсткой повстанцев. Полки ВДВ Элизии считались элитными подразделениями, но никакие навыки в обращении с лазерной винтовкой не могут помочь убить того, кто и так уже мертв… в особенности если это твой бывший сослуживец.

Имперская Гвардия вытащила всех элизианцев, кого только смогла, и отправила вместо них полк более способных к долгим операциям солдат — XVII Йорианский. Они организовали осаду Септиам-Сити. Вскоре, когда стало ясно, что одним только двадцати тысячам йорианцев не взять стен города, им в качестве подкрепления был отправлен XXIII полк Стратикса — свирепые вояки, набранные из преступных группировок с улиц ульев и мечтающие отомстить за свой погибший мир. Чтобы проредить ряды окопавшихся защитников перед неизбежным штурмом, прислали также и личную гаталоморианскую артиллерию губернатора.

В целом, включая отряды обеспечения и поддержки, войсковая группа Торуса насчитывала всего несколько сотен тысяч человек.

И Сеншини, если быть честным, полагал, что этого вряд ли достаточно.

Он торчал здесь вместе с остальными йорианцами уже три недели. За это время гвардеец успел наслушаться историй, которые рассказывали возвращающиеся на базу патрули и ликвидационные отряды. Повсюду они натыкались на мертвецов, которые разгуливали так, словно еще были живы. На некоторых из них была форма элизианцев. А потом появились и бывшие йорианцы. Но теперь во всяком случае ожидание было закончено, хотя Сеншини, как и любой в бронетанковом подразделении, опасался того, что они могли найти на улицах города.

На краю видимости окуляра системы наведения он увидел фигуры пробегающих мимо людей в темно-серой форме XVII Йорианского. Солдаты, чьи черные шлемы и бронежилеты уже были забрызганы грязью, прижимали к груди лазганы.

Бронетанковое подразделение и пехота должны были прикрывать друг друга, приближаясь к периметру города. Затем в задачу танков входило проламывать стены, а солдатам предстояло врываться в эти дыры. Осадные машины класса «Разрушитель» катились к рощице мертвых деревьев, за которой могли найти хоть какое-то укрытие и наносить удары с большого расстояния. Танки «Леман Расс» должны были идти на сближение, чтобы из орудий средней дальности бить по завалам и сбрасывать защитников со стен. «Палачи», которых у йорианцев была всего горстка, вынуждены были подходить ближе прочих, чтобы залить проломы жидким огнем, прежде чем туда ворвется пехота.

Вооружение «Палачей» значительно отличалось от такового остальных танков Имперской Гвардии. На шасси образца «Леман Расс» покоилось массивное плазменное орудие. Бо льшую часть кабины занимали раскаленные, гудящие плазменные катушки, заряжавшие его. «Палачей» было мало, их не часто видели за пределами миров-кузниц, и Адептус Механикус ревниво оберегали свои секреты производства. Так что, можно сказать, XVII Йорианскому полку повезло, что им вообще достались эти машины. Задачей Сеншини было вести огонь из плазменного орудия, и он знал, что выстрел из него выдавал их вражеским сенсорам с тем же успехом, как если бы они начали забавляться фейерверками.

Впрочем, могло быть и хуже, подумал Сеншини, разглядывая сгорбленные фигурки, передвигающиеся между поваленными колоннами. Например, он мог сейчас сидеть в «Адской гончей», одном из печально известных танков-огнеметов, чья судьба часто была плачевной из-за внешних топливных баков, наполненных прометием. В задачу этих машин входило поддерживать пехоту огнем, направляясь следом за ней прямо в зубы врагу.

Кайто, командир «Палача», откинул верхний люк и подтянулся, чтобы выглянуть наружу. Омерзительное зловоние, витавшее над полем битвы, исходящее от разлагающейся плоти и горящих трупов, проникло внутрь, перебивая даже резкий запах плазменных катушек.

— Держи левее, Танако! — крикнул Кайто. — Они должны быть рядом с нами!

Сеншини, как и Кайто, прекрасно понимал всю необходимость движения пехоты рядом с танком. У «Палачей» не было бортовых орудий, чтобы защититься от нападения с фланга, поэтому только пехота могла сократить риск получения ими бокового попадания из лазерного орудия или удара бронебойной ракеты.

Танако, сидящий в тесной водительской кабинке под Сеншини, задергал рулевые рычаги, и танк повернул влево. Стрелок увидел в окулярах, как они приближаются к группке йорианцев, несущихся по изрытой кратерами грязи.

Вернувшись в танк, Кайто задраил люк.

— Артиллерия на подходе, — произнес командир, и Сеншини увидел, что лицо офицера уже перепачкано машинной смазкой, а плечи шинели забрызганы грязью.

Кайто был опытным воином, потерявшим предыдущую машину — модель «Завоеватель», охотник на танки, — под вражеским огнем на Сальшан Антериоре и взявшим «Палача» под командование всего неделю назад. Для Сеншини и Танако этот человек был загадкой — тихий и самоуверенный, редко начинавший разговор без особого на то повода и обладавший спокойным лицом, на котором совершенно не читалось, что он был свидетелем тяжелейших боев на Сальшан Антериоре.

Даже при закрытом люке Сеншини расслышал первые залпы артиллерийской атаки. Орудия гаталоморианцев стреляли тяжелыми бронебойными снарядами, способными разрушить стены, и мощными разрывными, несущими опустошения на городские улицы. Сеншини видел, как заряды проносятся падающими созвездиями над рядами наступающих йорианцев. Всего несколько секунд — и первые залпы настигли свои цели. Стрелок почувствовал, как содрогается танк, когда прозвучали разрывы, напомнившие ему о землетрясении. Десятки снарядов ударили по Септиам-Сити, осветив стены и окутав огнем примитивные баррикады.

«Мантикоры», ползущие позади йорианцев, послали следом яркие стаи реактивных снарядов, словно когтями прочертивших темное небо. С одной из гаталоморианских пусковых систем класса «Смертельный удар» стартовала огромная ракета, обрушившаяся на город прямо позади стены, и над Септиам-Сити поднялся голубовато-белый столб ядерного пламени.

Со стен открыли ответный огонь, и по облачкам дыма и вспышкам сразу можно было распознать стрельбу из легкого автоматического оружия и лазганов.

— Двенадцатый эскадрон дает нам наводку, — прозвучал по внутренней связи голос Кайто, чьи слова оттеняли звуки близких разрывов.

— Вас понял, сэр.

Двенадцатый эскадрон двигался в паре сотен метров левее и состоял из двух танков класса «Леман Расс», снабженных бортовыми лазерными орудиями, и «Завоевателя»; этот эскадрон служил для прикрытия пехоты от вражеской бронетехники.

Сеншини развернул систему наведения левее, чтобы увидеть, как «Завоеватель» выстреливает трассирующим снарядом в сторону стен. Немного не долетев до цели, он упал в грязь, разорвавшись малиновой вспышкой.

— Эскадрон двенадцать, вызывает канонир шестого эскадрона, — произнес Сеншини по примитивному полевому воксу. — Сигнал принят. Для выстрела из плазменного орудия необходимо подойти еще на триста метров.

— Эскадрон шесть, говорит командир двенадцатого эскадрона, — на связь вышел офицерский блок, смонтированный на «Саламандре», идущей в нескольких сотнях метров позади. — У вашего орудия недостаточная дальность. Выдвигайтесь вперед для совместного удара.

— Да, сэр. Конец связи. — Кайто выключил вокс. — Подведи нас ближе, Танако. Надо выйти на огневую позицию одновременно с «Завоевателями».

— Что ж, будем надеяться, эти любители помесить грязь ногами поспеют за нами, — угрюмо откликнулся Танако, подавая больше газа в двигатели «Палача» и набирая скорость.

Йорианцам, шедшим впереди них, предстояло оказаться в первой волне, атакующей стены. Сеншини был наслышан о том, что это великая честь для многих солдат, но, кроме того, он знал, что многие в Гвардии просто психопаты.

Когда тонкая темная линия йорианцев подползла ближе к городу, огонь, ведущийся со стен, стал плотнее, но артиллерия нанесла еще несколько ударов. Где-то там, с другой стороны города, тем же самым должны были заниматься солдаты XXIII полка Стратикса. Насильно набранные в Гвардию уличные подонки торопились сцепиться в ближнем бою и устроить бойню, которую так обожали. А защитники продолжали оставаться на стенах, даже неся потери. Они гибли и снова восставали из мертвых, если для этого сохранилось достаточно плоти.

Двести метров. Сеншини мог разглядеть едва напоминающие людей силуэты: некоторые были лишены конечностей, иные оказались без головы. Одни из них стреляли из оружия, растащенного из арсеналов Войсковой Дивизии, а другие просто бесцельно блуждали по разломанным камням. Целые мраморные крыши были поставлены вертикально, образуя новые стены, а уложенные в штабеля колонны создавали массивные препятствия. Все, что разрушал очередной разорвавшийся снаряд, тащили на окраины города, наваливая опасные холмы из раздробленного мрамора и кирпича. А наверху обустраивали новые огневые позиции, с которых можно было поливать огнем карабкающихся по склонам штурмовиков.

Сто метров.

Выстрелы из легкого оружия начали взрывать грязь вокруг солдат, но йорианцы достаточно неплохо соображали, чтобы не вступать в перестрелку на таком расстоянии. И все-таки один или два из них упали, скошенные стальным дождем. Несколько пуль срикошетило от корпуса «Палача», прозвенев на фоне рычащего мотора и треска костей, когда гусеницы поползли по останкам жертв предыдущей атаки. В грязи под ними лежали тела элизианцев и бойцов местной Войсковой Дивизии, перемешавшиеся с изувеченными конечностями рядовых септиамцев, а также с оружием и инструментами, выпущенными из мертвых рук. Как бы ни повернулись дела, но вскоре к ним предстояло добавиться и слою тел йорианцев.

Пятьдесят метров.

Будь это обычный город, Космический Флот уничтожил бы его с орбиты. Но предыдущий опыт войны с последователями Тетуракта показал, что подобные действия только создают лабиринты руин и укрытий, в которых снова восстают трупы. Воевать приходилось по старинке: солдаты должны были сами уничтожить каждого из противников и сжечь останки.

Сеншини уже слышал приказы фронтовых офицеров, собирающих свои отряды и взводы, направляя их к запланированным точкам атаки на оборонительные рубежи. Кто-то собирался совершить попытку взобраться по вертикальным мраморным плитам на веревках, которые были уже намотаны у них на плечах. Другие планировали проложить себе путь по осыпающимся склонам. Саперные отряды должны были пройти или насквозь, или под укреплениями. Их задача была самой опасной.

Расстояние до цели высветилось в уголке сетки наведения. Сеншини знал, что они уже достаточно близко. Но еще секунду он позволял «Палачу» катиться вперед, чтобы заряд плазмы мог пройти через несколько метров стены.

— Вызывает стрелок шестого эскадрона, мы в зоне досягаемости, — сказал Сеншини.

— Говорит командир шестого эскадрона, — эхом откликнулся Кайто, — готовы к стрельбе.

— Стреляйте, эскадрон шесть, — раздался ответ.

— Пли! — прокричал Кайто, и Сеншини рывком опустил пусковой рычаг.

Сетка наводки заполнилась светом, льющимся сверху и сзади. Плазменные катушки выпустили свои мощные заряды в ствол орудия. Поток энергии сфокусировался в компактный болт перегретой плазмы, раскаленной добела и жидкой, вырвавшейся с ужасающей мощью по направлению к стене, сложенной из поваленных колонн.

Огромные барабаны колонн опрокинулись, покатившись оползнем резного камня. Фрагменты скатывались в грязь у подножия стены, поднимая фонтаны жижи. Текучая плазма разлетелась вихрем смертоносных капель, проникая в бреши между камнями. Защитники падали с разрушенной стены, их тела сгорали и распадались, попадая под брызги плазмы. Снаряды расположившихся неподалеку эскадронов и дальнобойных танков, оставшихся позади, ударили следом, дробя мрамор и скидывая в грязь все новые и новые колонны.

Солдаты обегали «Палача» с обеих сторон, пока орудийные расчеты прикрывали их приближение сзади. Лазерный огонь облизал верх стены, а тяжеловооруженные солдаты пустили в ход фраг-ракеты и взрывающиеся в полете мины, наполнив шрапнелью воздух возле укреплений.

Чтобы оправиться, врагу понадобилось всего несколько минут. Завалы колонн сильно пострадали, но не были полностью уничтожены. Сеншини видел многие и многие дюжины темных фигур в обрывках одежды. Они казались полчищами насекомых, кишащими под древесной корой.

У Сеншини за спиной загудели заряжающиеся катушки. Возмущенно застонали гусеницы, когда Танако принудил танк ползти по опаленной земле к стенам, сопровождая наступающих солдат. Отряды бежали под огнем автоматического и лазерного оружия в надежде найти укрытие среди каменных развалин. Заряды рикошетили от лобовой брони «Палача», но в кабине некоторые приборы начали искрить и выходить из строя.

Танако процедил древнее йорианское проклятие, увидев, как из приборной панели вырвались язычки огня. Кайто остановил пожар при помощи небольшого огнетушителя, и помещение наполнил холодный химический запах.

Сеншини следил за яростно бурлящей схваткой, разгоревшейся среди камней, выпавших из разрушенной стены. Враг превосходил гвардейцев числом. Сотни мужчин и женщин с бледной кожей, облаченных в лохмотья, перебирались через блоки и прятались в трещинах. Зато каждый из йорианцев обладал большей огневой мощью и дисциплинированностью, чем любой их враг в этом городе. Офицеры организовали огневые рубежи, чтобы прикрыть тех, кто продвигался в руины. Прежде чем броситься в штыковую атаку и закружиться в безумной, неистовой схватке у подножия стены, штурмовые команды забросали скопления врагов фугасными зарядами.

Все по старинке. Не важно, что там еще сварят на своей кухне Адептус Механикус или пришлет Флот на орбиту, когда дело дойдет до настоящего боя, — солдату нужны штык и отвага, чтобы победить в войне. На какой-то краткий миг Сеншини захотелось оказаться там, в самой гуще сражения, с лазерной винтовкой в руках, но он видел, как валятся люди с отсеченными конечностями и выпущенными потрохами, и понимал, что должен радоваться нескольким слоям брони, отделяющим его от потоков огня, обрушившихся на йорианцев.

— Говорит командующий эскадронами, — протрещал вокс. — Требуется установить визуальный контакт с двадцатым эскадроном.

— Двадцатым? — откликнулся Кайто. — Вызывает эскадрон шесть. Они еще не могли так близко подойти к фронтовой линии.

— Мы потеряли связь с двадцатым эскадроном. Необходимо визуальное подтверждение, необходимо, чтобы они высадились возле стены.

Это была какая-то бессмыслица. Двадцатый эскадрон относился к заднему эшелону и состоял из трех «Химер», с которых было снято все вооружение. В них ехали офицеры медицинского корпуса. Предполагалось, что они выйдут вперед только после того, как первая волна атакующих проникнет в город, и подберут раненых, чтобы доставить их к полевым лазаретам позади линий йорианцев. Сеншини не хотелось думать о том, в какую ярость придут штурмовики, если узнают, что их единственная надежда на более-менее быструю врачебную помощь затерялась где-то в глубине задних эшелонов.

— Канонир! Огневая позиция над нами на тридцать градусов!

Сеншини рванул на себя рычаг вертикальной наводки, и точка обзора пошла вверх, давая вид на непрочный участок стены, где вражеский расчет заряжал снаряды в полевую пушку и практически в упор расстреливал йорианцев, пытавшихся закрепиться посреди развалин. Отрегулировав дальность и взяв на поправку несколько метров, Сеншини выстрелил. Плазма с ревом вырвалась из ствола, и огневая позиция исчезла в сверкающем огненном пузыре.

Сзади «Палача» нагнали другие бронемашины: «Разрушитель», подошедший, чтобы помочь пробить стену, и «Искоренитель», чьи спаренные автоматические орудия торопливо залаяли, осыпая шрапнелью спускающихся вниз врагов. Следом, взбивая гусеницами грязь, подошли две «Химеры», а над головами проревела «Валькирия», чей трюм был под завязку набит штурмовиками, готовыми высадиться наверху стены.

— Мать моя женщина! — раздался снизу голос Танако. — Это же двадцатый эскадрон!

Сеншини опустил прицел, чтобы увидеть зад несущейся к стене «Химеры», и заметил выгравированный на рампе знак кадуцея, обозначавший медицинский корпус. Третья «Химера» с такой же маркировкой обогнала их мгновением позже, ее водитель безрассудно давил на газ и переключал передачи, проносясь по краю кратера, оставленного снарядом.

— Давай за ними, Танако! — приказал Кайто. — Сеншини, ближняя огневая поддержка. Их прижали. И доложи командованию, что мы нашли двадцатый эскадрон.

«Палач» пополз вперед. Запах перезаряжающихся катушек окутал Сеншини, и он почувствовал, как жирная грязь запекается на руках и лице. Вид в окулярах системы наведения неистово раскачивался, и канонир на краткий миг увидел распахивающийся верхний люк ближайшей к нему «Химеры» двадцатого эскадрона.

Когда люк открылся, оттуда повели огонь из крупнокалиберного ручного оружия. Сеншини увидел, как валятся темные фигуры на обрушившемся склоне. Звуки выстрелов, косивших септиамцев, были оглушительными. Кроме того, канонира поражала точность и мощность попаданий. Ни одна лазерная винтовка не могла подобным образом разрывать человека на куски, на это не были способны даже хеллганы элитных подразделений Гвардии.

— Это не медицинские войска, — произнес Сеншини, обращаясь больше к самому себе, чем к кому бы то ни было.

«Палач» вошел в зону досягаемости легкого вооружения, и по верхним пластинам его брони громко забарабанили пули, порой оставляя в ней выбоины. Сеншини заметил ближайшее скопление противника, укрывшегося за поваленной колонной и обменивающегося огнем с йорианцами. Одетые в лохмотья, с бледной, ободранной кожей, покрытые старыми, не закрывающимися, но и не кровоточащими ранами — такими были их враги. Канонир видел изодранные пышные наряды и форму внутренних войск. Они искали цель мутными серыми глазами. Ладони с недостающим количеством пальцев сжимали охотничьи ружья и отнятые у элизианцев лазганы.

Каждый погибший снова возвращался к жизни и вступал в бой — весь Септиам-Сити и половина полка уничтоженных элизианцев, потерянные без вести патрули йорианцев, рабочие с сожженных плантаций солфайра. Да, командование предполагало, что часть населения города по-прежнему будет ждать на стенах, но сейчас Сеншини видел перед собой многие тысячи мертвецов, подобно рыжим муравьям, несущихся потоком на наступающих йорианцев. Буря лазерного огня красными росчерками бушевала между поваленными каменными блоками. Бронетехника йорианцев катилась вверх по склону, стреляя из лазерных орудий, повсюду рвались мины и противотанковые снаряды.

«Палач» вздрогнул и остановился. Сеншини навел ствол на новую мишень, подождал, пока зарядятся катушки, и отправил очередной болт плазмы в септиамцев, столпившихся в укрытии мраморной глыбы. Два отряда йорианцев, которым теперь не приходилось жаться к земле, вскочили и бросились вперед под градом падающих обломков.

«Химеры» двадцатого эскадрона остановились, зарывшись в грязь. Когда верхние люки и задние рампы машин откинулись, наружу стали выскакивать их пассажиры, тут же открывавшие огонь.

— Похоже, тут кто-то ищет славы, — произнес Сеншини. — Видимо, они укомплектовали двадцатый эскадрон штурмовиками.

Впрочем, канонир тут же понял, что новоприбывшие вовсе не были штурмовиками. Они обладали куда большим ростом, чем полагалось обычному человеку, и в те несколько секунд, за которые копоть и разлетающаяся грязь сделали их такими же темно-серыми, как и все остальные, Сеншини успел увидеть, что они облачены в пурпурную броню, а не унылую форму йорианцев.

— Мать твою! — выругался Сеншини. — Космодесантники.

Кайто откинул обзорный люк и рискнул высунуть голову на рассекаемый шрапнелью воздух. Затем он достал из кармана шинели пару армейских очков. Сеншини готов был поклясться, что, несмотря на грохот пальбы, услышал ликующий рев атакующих йорианцев, когда космические десантники устремились в бой. Каждый гвардеец был наслышан об этих могучих сверхлюдях (а некоторые даже заявляли, будто видели их в деле), носивших громоздкие энергетические доспехи, вооруженных лучшим оружием, какое только мог создать Империум, и способных молниеносно поразить самое сердце вражеской армии. В речах проповедников космодесантники представали образцом безупречной чистоты для остального Человечества. Дети упивались историями об их подвигах. Изображения Адептус Астартес смотрели на людей с миллионов витражей и фресок в храмах и базиликах, раскиданных по всему Империуму. А теперь космодесантники были здесь, на Септиам Торусе.

Спустя несколько долгих секунд Кайто спустился обратно в танк:

— Все верно, командование прислало нам несколько космических десантников. Мы видим этих шельмецов в первый и последний раз в своей жизни, так что давайте подойдем поближе и прикроем их. Если этот проход и можно взять, то мы должны оказаться там первыми. Танако, держись как можно ближе. Сеншини, залей вершину стены плазмой, чтобы уродам некуда было драпать. Короче, стреляй как знаешь. Вперед!

Взревев двигателями, «Палач» вошел в тень, отбрасываемую стенами, прокатился мимо обломков упавших колонн и пополз по телам погибших в этом бою, устремляясь к светопреставлению пролома, где космические десантники сплетали для септиамцев ткань нового ада.

Повсюду мчались йорианцы, сопровождающие «Палача» в бурю битвы. Офицеры выкрикивали приказы наступать по пути, проложенному десантниками. Сеншини увидел, как в самой середине пролома собираются трупоподобные септиамцы, приходящие в себя после шока возобновленного натиска нападающих.

Канонир выстрелил из орудия, и среди обломков распустилось облако плазмы. Он увидел, как космодесантники карабкаются по полыхающему склону, перемалывая болтерными очередями кишмя кишащих септиамцев, и понял, что в сражении за Септиам-Сити наступил перелом.

Холод был повсюду. Таддеуш не чувствовал ни рук, ни ног. В какой-то краткий пугающий миг он подумал, что потерял их в результате обморожения или их отсекла шрапнель, разлетавшаяся из погибающего собора. Но затем колкая, «электрическая» боль вспыхнула в нервах его ладоней и ступней, и он понял, что все на месте.

Инквизитор пытался напрячь те мышцы, которые ощущал, ожидая испытать взрыв боли, рассказывающей о сломанных конечностях или разрыве внутренних органов. Но никаких явных повреждений не обнаружилось, зато стало ясно, что он привязан. Скорее всего, он лежал, но не мог ни сесть, ни повернуть головы. Хотя холодное онемение не позволяло говорить с уверенностью, но ему показалось, что ладони его скованы чем-то, что мешает двигаться пальцам.

Чувствовался химический запах. Антисептики, дезинфекционные препараты и какая-то субстанция, от которой пахло ржавым металлом, словно ее изготовили из крови. Безжалостная, немилосердная чистота и стерильность.

Поначалу ему казалось, что вокруг нет никаких звуков, но спустя некоторое время он смог различить мягкий шум: фоновый гул, тихое неравномерное попискивание и постукивание стоящего рядом с его головой аппарата, едва различимое бульканье воды.

Наконец он решился на попытку поднять веки. Кинжал света ворвался в открывшуюся щелочку, и прошло несколько минут, прежде чем инквизитор смог что-либо разглядеть. Должно быть, он довольно долго пролежал без сознания, и глазам теперь непросто было привыкнуть. Какое-то время ему казалось, будто он смотрит прямо на квадрат чистого света, но постепенно Таддеуш стал различать, что перед ним выкрашенный в белый цвет потолок с двумя светящимися полосами.

Стены также были белыми. Пол покрывал отполированный металл, по поверхности которого пробегали желобки, ведущие к главному стоку, куда смывали кровь и лишние жидкости, — уже только по этому Таддеуш мог сказать, что находится в хирургическом зале. Аппарат, поскрипывавший возле его головы, оказался медицинским сервитором, чей биологический мозг таился где-то в глубине хромированного корпуса. Его металлические конечности наносили жизненные показатели инквизитора на длинный рулон бумаги, выползающей из машины. К стене было прикручено несколько цилиндров, от которых отходили тонкие прозрачные трубочки, подающие странной расцветки жидкости в перчатки на ладонях Таддеуша. Эти перчатки представляли собой одно из хитроумных врачебных приспособлений, не позволявших закрываться венам, в которые вводили лекарства. Испытанная им боль стала результатом рутинной проверки, проведенной нейросенсорами, прилепленными на его кожу. Активирование рецепторов боли позволяло узнать, работает ли все еще его нервная система.

Таддеуш прислушался внимательнее. Позади тихого гула ламп и попискивания медицинских аппаратов он услышал отдаленный рокот, напоминающий о раскатах грома, докатившихся от самого горизонта. Двигатели — значит, он на корабле. Что ж, это было логично, учитывая, что, в последний раз открывая глаза, инквизитор находился в космосе.

Раздался тихий перезвон, и на считывающем его показания аппарате зажглись лампы, свидетельствующие о пробуждении пациента. Всего несколькими минутами позже единственная гладкая дверь комнаты скользнула в сторону и внутрь вошел Великий Инквизитор Колго.

Без своего церемониального доспеха Колго казался слабым и постаревшим. Сейчас на нем была только бесформенная темная ряса, какие обычно носят монахи-отшельники, а на шее красными, воспаленными пятнами проступали нейроконтакты, при помощи которых он раньше подключался к доспеху. Любому другому он мог показаться просто еще одним стариком, но Таддеуш видел, что властность вовсе не покинула Колго, — это было некое не поддающееся определению качество, которое заставляло выполнять его приказы даже собратьев-инквизиторов.

Колго приставил к кровати хромированный стул и присел.

— Ты очень самоотвержен, Таддеуш, — произнес он. — Должен признаться, мы не ожидали, что ты зайдешь настолько далеко.

В голосе Великого Инквизитора прозвучало едва заметное смущение.

— Еретикус поручили мне эту работу, — ответил Таддеуш, чувствуя, как слова застревают в пересохшем горле. — Любой инквизитор на моем месте должен был бы поступить так же.

— Наша ошибка, Таддеуш, — с почти печальным видом покачал головой Колго, — заключается в том, что мы одновременно и переоценивали, и недооценивали тебя. Недооценили, поскольку полагали, будто твои способности еще не раскрылись достаточно, чтобы ты смог настолько близко подобраться к Испивающим Души. А переоценили, потому как надеялись, что ты сам сумеешь быстро осознать все последствия своих действий. Чисто теоретически власть Инквизиции не знает границ, но, спасение Трона, Таддеуш, — Фарос?!. И это после того, как я рассказал тебе, насколько деликатна ситуация с Адептус Механикус. Чертова дыра взлетела на воздух всего семьдесят два часа тому назад, а боевой флот субсектора Аггарендон уже потерял три корабля из-за ухода помогавших им техножрецов. Ординатусы на Каллиаргане и Вогеле готовы умолкнуть. Механикумы убеждены, что Тетуракту каким-то образом удалось добраться до Фароса и войска техногвардейцев в этом районе были усилены втрое.

— У вас свои цели, Колго, а у меня — свои.

— Ах да. Испивающие Души. Интересно, как ты думаешь, почему именно тебе поручили выследить их?

— Потому что я мог сделать это. И потому что я действую совсем иначе, нежели Тсурас.

Колго протянул руку к сервитору, наблюдавшему за состоянием Таддеуша, и что-то нажал. Перчатки на ладонях молодого инквизитора со щелчком расстегнулись, и он ощутил несколько болезненных уколов, когда сенсоры и иглы выходили из-под кожи. Тепло снова вернулось в тело Таддеуша, и он опять смог двигаться. Немного размяв пальцы, он медленно сел. Все его мышцы саднило, их переполняла усталость, но в целом было не больнее, чем должно было быть.

— Таддеуш, мы избрали тебя, — произнес Колго с незабываемым блеском в глазах, — потому что верили: ты потерпишь поражение. Мы знали, что ты станешь держаться на расстоянии от Испивающих Души, станешь собирать информацию, не нанося настоящего удара. Ты наблюдатель, Таддеуш. Да, замечательный. Но ты не победитель.

— Вы не хотели их останавливать.

— О нет, конечно же хотели. И я, и внутренний круг Ордо Еретикус видим в Испивающих Души ужасную угрозу и просто мечтаем о том дне, когда загоним их в угол и уничтожим. Только время еще не пришло. Ты сам посуди, Таддеуш. По нашим оценкам, в Ордене Испивающих Души осталось от половины до двух третей личного состава. И при этом у них нет никакой надежды на подкрепление. А значит, в худшем случае нам противостоят семь с половиной сотен космических десантников и жалкая горстка переживших все это сервов… Если, конечно, можно доверять тем доказательствам, которые мы получили с брошенных ими кораблей. Даже в моей личной свите людей в три раза больше. А штурмовики, подчиняющиеся моим приказаниям, превосходят числом Испивающих Души в десять раз.

— Да, — продолжал Колго, — космические десантники в поучительных рассказах проповедников в одиночку расправляются с целыми армиями. Только правда, скорее всего, несколько отличается от них. Без поддержки со стороны других войск Империума, или, скажем, орд культистов или сепаратистов, или легионов демонов они оказываются одинокими и уязвимыми. Нет никакого прока от наконечника копья, если оно не закреплено на древке, а древко это не сжимает человеческая рука. Испивающие Души опасны, но по сравнению с Тетурактом их значимость невысока. И боюсь, стоит признать, что тварей вроде Тетуракта немало разгуливает в этой Галактике.

— Так, значит, вы отправили меня за ними потому, что они не важны.

— Напротив, Таддеуш. Они могут оказаться очень важными. Безотносительно истины космические десантники стали легендой. А Легионы-Предатели — кошмаром. Есть нечто еретическое в самой природе того, что последние обладают куда большими силами, нежели обычные десантники.

Казалось бы, Таддеуш должен был чувствовать себя обманутым, должен был воспринять эти слова как признание в том, что им просто воспользовались. Но вместо этого он всего лишь ощутил себя ничтожно маленьким, словно крошечная шестеренка в гигантской машине. Его наполнило странное, изнуряющее чувство, будто из него до последней капли выпили кровь, заменив ее пылью. Всю свою жизнь он работал на Инквизицию, сражаясь со всей необъятной Галактикой, пытаясь что-то изменить. И вот теперь Великий Инквизитор Колго сидел рядом, объясняя, что он, Таддеуш, всего лишь пешка в игре лучших людей, и Галактика стала казаться еще более необъятной, чем прежде.

— Они только оружие, — устало произнес Таддеуш. — Просто оружие в политике.

На лице Колго появилась почти отеческая улыбка.

— Я знал, что рано или поздно ты это поймешь. Удивительно, что ты не разобрался во всем раньше. Испивающие Души — это наш политический капитал. Враг, обладающий ложной репутацией Ордена отступников, справиться с которым непросто. Могут настать времена, когда Ордо Еретикус придется отстаивать свое право на существование перед всем Империумом, поскольку наше царство часто оказывается уютной гаванью для еретиков и чужаков. И если такое случится, нам понадобятся подобные мифы, чтобы продемонстрировать свою преданность и показать себя верными служителями Императора. Испивающие Души будут ликвидированы тогда, когда это принесет нам наибольшую выгоду, и тогда мы призовем для решения проблемы множество людей, обладающих куда более острым умом.

— Поня-ятно, — протянул Таддеуш. — Вы рассчитывали, что я прослежу за Испивающими Души, но не стану ничего предпринимать, пока вы не отдадите прямой приказ.

— Пройдет еще немало времени, прежде чем ты на самом деле все это поймешь. — Колго поднялся со стула, и, точно по команде, в комнату вкатилась пара сервиторов-лакеев, которые несли в длинных и тонких манипуляторах простой темный кожаный комбинезон и пуленепробиваемый плащ дознавателя. — Ты должен возвратиться в крепость на Кайтаране и получить новое назначение. Нам в зоне военных действий необходимы люди вроде тебя, способные разобраться в проблеме. Путешествие займет порядка трех недель. Боюсь, я не смогу предложить никакой другой одежды, да и корабль у меня очень скромный, так что будет лишь минимум удобств.

— Я собрал данные. Они в информационном планшете, который был в одном из карманов моего скафандра. Он у вас?

— Все твое снаряжение потеряно. Произошедшее выдержал только пистолет. Очень занятная вещица, надо заметить, особенно в том, что касается патронов. Он лежит в моей оружейной.

— Ладно, не важно. — Таддеуш надеялся, что Колго не сможет распознать ложь. — Все равно там не было ничего слишком значимого.

Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Таддеушу удалось запомнить только два идентификатора из общей массы добытой им информации, но именно они и обладали наибольшей ценностью. Первый указывал на человека по имени Карлу Гриен, магос биологиса, оказавшегося единственным выжившим адептом, работавшим непосредственно внутри одного из учреждений Механикус, занимавшихся генетическими исследованиями. А второй — на само это учреждение: Стратикс Люмина.

Септиам-Сити горел. Гаталоморианская артиллерия усыпала снарядами предполагаемые очаги сопротивления: дворцовый квартал, здания сената, бараки Войсковой Дивизии. Разбрасываемое ими пламя поглощало легковоспламенявшиеся лачуги, облепившие некогда величественные здания города. Но куда хуже были костры, разожженные самими защитниками города, которым не требовалось дышать в отличие от нормального человека. Разлагающиеся кучи оставшихся от чумы трупов горели, заполняя улицы клубами жирного, смердящего дыма. Оружейные склады и заправки были подорваны, поэтому первые отряды XXIII полка Стратикса, прорвавшие северные заслоны, оказались в кошмаре полыхающих руин, напичканных ловушками. Йорианцы же вошли в южные кварталы, которые по большей части состояли из обширных парков и особняков, принадлежавших представителям среднего класса Септиам-Сити, поэтому здесь войска продвигались значительно быстрее.

Во главе йорианцев шли их нежданные союзники — космические десантники, появившиеся возле самого крупного пролома в критический момент и прошедшие, как нож сквозь масло, через укрепления защитников города. Мало кого из йорианцев волновало, что случилось с экипажами и медиками двадцатого эскадрона. Все они видели только пурпурных воинов, каждый из которых был на голову выше любого гвардейца. И эти воины неслись вперед с безумной скоростью, точно одержимые желанием схватиться с врагом в рукопашной.

XXIII полк Стратикса увяз среди трущоб, протянувшихся на севере. Дома мертвых сборщиков солфайра превратились в поля сражений, где солдатам приходилось с боем брать каждую комнату. Окопавшиеся орудийные расчеты рвали штурмовиков на куски в коридорах и на открытых пространствах. Растяжки, активировавшие мощнейшие заряды, задерживали войска Империума на достаточный срок, чтобы септиамцы смогли контратаковать.

Но юность бойцов XXIII прошла в предельной жестокости нижних уровней ульев их утраченной родины, так что они с куда большей радостью шли в штыковую среди руин и ловушек, чем сражались в поле. Для многих из них это было почти то же самое, что вернуться домой, так что войска Стратикса медленно, но отчаянно пробивались, заставляя сопротивляющихся до последней капли крови септиамцев проливать эту самую каплю. Все больше и больше врагов подходило с юга, вливаясь в мясорубку, устроенную воинами Стратикса. Большинство офицеров XXIII погибли, но эти солдаты по факту были одиночками, которых загнали в Гвардию, чтобы они могли искупить свои преступления, поэтому и сражались они лучше без лишних приказов.

Йорианцы довольно быстро продвигались к дворцовой площади, раньше представлявшей собой прекрасное мраморное сердце города, но с приходом чумы и смерти превратившейся в огромный морг, казавшийся издевательством над прежним великолепием. Величественные здания, с которых содрали крыши, образовали каньоны с опаленными стенами из бесценного мрамора, и кое-где еще были видны позолоченные украшения. Танки прокатились по самым широким улицам, сжигая прячущихся на стенах неумелых септиамских снайперов.

Точно в диких джунглях, среди пышных ботанических садов сенаторской виллы вспыхнула ожесточенная битва между несколькими взводами йорианцев и вымазанной в крови с головы до ног дружиной септиамской знати. Аристократы расстреливали гвардейцев из украшенных серебряной филигранью ружей для охоты на гроксов, пока солдаты пытались миновать этот крошечный участок, наполнившийся смертью.

Один из городских форумов стал критической целью, которую было необходимо захватить, прежде чем бросать бронетехнику на здание сената, и гвардейцы столкнулись практически нос к носу с тысячами септиамцев на площади едва ли в сотню метров шириной. «Леман Рассы» образовали мобильные опорные пункты, удерживавшие дворовые территории и сады, пока йорианцы, пригнувшись, перебегали от одной разрушенной резиденции до другой. Раненые тонули в роскошных бассейнах, снаряды разрывались в кронах экзотических деревьев городских парков, разлетавшиеся твердые щепки уносили десятки жизней.

И впереди медленно текущего потока йорианцев шли космические десантники, ворвавшиеся в лабиринт особняков, стреляя из болтеров и высекая искры из мрамора цепными мечами. Они выгоняли толпы оживших мертвецов под огонь Гвардии и брали приступом укрепления, которые за их спинами занимали йорианцы.

Солдаты шли за десантниками, поскольку любой человек, ценивший свою жизнь, предпочитал зачищать уже захваченные ими кварталы, нежели самостоятельно штурмовать территории, находящиеся в руках врага.

Когда космические десантники неожиданно повернули и стали пробиваться к баракам Войсковой Дивизии, вместо того чтобы двигаться к зданию сената, йорианцы, не задумываясь, продолжили прикрывать им спины. Офицеры, которые и без того испытывали трудности с тем, чтобы поспевать за стремительно наступающими гигантами, не стали возражать. Гладкие высокие стены бараков представляли серьезную преграду для атакующих, поэтому по первоначальному плану йорианская Гвардия должна была полностью обойти серьезно укрепленный комплекс, предоставив гаталоморианской артиллерии приблизиться и начать закидывать бараки мощными снарядами до тех пор, пока те не превратятся в пыль.

Но у космодесантников были другие планы. Когда они бросились в лобовую атаку на самый защищенный комплекс города, йорианцы стали задумываться над тем, зачем же их неожиданные союзники прибыли на самом деле.

— На стены! Пошли! — проревел капитан Каррайдин — огромная, будто танк, фигура в терминаторском доспехе взмахнула невероятных размеров энергетическим кулаком, направляя штурмовой десант вперед.

Теллос знал: это его работа. Да, он больше не мог быть сержантом — по факту он больше не обладал никаким официальным рангом и даже не мог считаться боевым братом. Однако штурмовые десантники Испивающих Души все равно шли за ним, поскольку нельзя было найти лучшего символа решимости, позволившей Ордену выдержать столько бед. Теллос мутировал и был искалечен в куда большей степени, чем любой другой из них, и тем не менее не видел для себя иной судьбы, чем мчаться в первой волне штурмовиков и служить Императору, истребляя Его врагов. Теллос вдохновлял остальных. Он был самым острием копья.

Теллос выскочил из укрытия и помчался в тени разрушенного здания Администратума по усеянной трупами дороге, ведущей к внешней стене бараков. Доспехи не защищали его выше пояса, и горячий, напоенный пылью ветер болезненно обжигал все еще красные обрубки там, где раньше у десантника были кисти рук. Он потерял их обе в тот день, когда Испивающие Души в результате предательства оказались вынуждены впервые отвернуться от Империума. В конечном итоге Теллос заменил кисти парными цепными мечами из хранилища Ордена — их старомодные, широкие и искривленные, клинки напоминали мачете.

По нему открыли огонь септиамцы, обслуживавшие автоматическое орудие на стене, окруженное изгородью из колючей проволоки. Осколки и несколько пуль задели Теллоса, но они просто прошли сквозь его удивительно бледную студенистую плоть, прорезав кожу и мышцы, которые тут же сомкнулись за ними. Единственным напоминанием о ранениях стали тонкие белые шрамы.

В стену врезался горящий «Леман Расс», чья объятая пламенем башня поднималась до середины укреплений. Теллос пробежал под дождем пуль, вспрыгнул на танк и быстро вскарабкался наверх, оставляя цепными мечами глубокие следы на его броне. Бывший сержант слышал топот ног двадцати бегущих следом штурмовых десантников, каждый из которых уже понимал его мысль: там, всего в нескольких шагах от него, находились бараки, битком набитые еретиками, просто взывающими к правосудию Императора.

Теллос запрыгнул на стену. Наверху она выдавалась вперед, чтобы никто не мог на нее забраться, но цепные мечи глубоко погрузились в пластикрит, и космодесантник смог подтянуться и перевалить через выступ.

Два заряда, выпущенные автоматическим орудием, ударили его в живот. Он ощутил боль, но обрадовался ей, поскольку боль говорила о том, что тело его заживает с той же скоростью, с которой получает раны. Бегущие следом штурмовые десантники открыли огонь из болтеров, и орудие на стене замолчало. Теллос едва взглянул на своих боевых братьев, чтобы удостовериться, что они идут за ним, и спрыгнул во внутренний двор.

Главное здание бараков представляло собой внушительное строение из черного металла с окнами, более напоминающими бойницы, и окруженное просторным пластикритовым плацем, простреливаемым огневыми позициями на крыше здания и в углах стен, окружавших двор. Вокруг него выросла целая деревушка из примитивных лачуг и палаток. Сотни септиамцев толпились возле массивных, крепких дверей у противоположной стены, ожидая, когда йорианцы взорвут проход и попытаются захватить двор.

Не будь здесь Испивающих Души, такой сценарий был бы вполне вероятен. Но поскольку Теллос возглавил нападение с неожиданного направления, каждый из септиамцев был уже обречен.

Сержант устремился вперед, едва его ноги коснулись земли, и два десятка космодесантников побежали следом. Каждое прошедшее мгновение он воспринимал как лишнюю секунду, которую враг оставался вне его досягаемости. Поэтому Теллос мчался напролом через халтурно возведенные домики-времянки. Не сбавляя скорости, он разрывал тонкие стены халуп, разбрасывая их ударами цепных мечей, и практически не сбивался с шага, уничтожая немногочисленных защитников, заметивших его и попытавшихся помешать.

Несколько сотен септиамцев, столпившихся позади баррикад, чтобы организовать неприступный огневой рубеж позади ворот, практически не имели времени, чтобы заметить, что на них напали сзади.

Теллос бежал в доброй дюжине шагов впереди остальных штурмовых десантников. Врезавшись в ряды септиамцев, сержант уже не мог остановиться. Он прорубился в самую их гущу и закружил, оставляя широкую просеку в рядах защищающихся. Парные цепные мечи описывали широкие дуги, с каждым взмахом разбрасывая отрубленные конечности и головы. Септиамцы разворачивались, пытаясь контратаковать его, но всего лишь вбегали в настоящий ураган смерти.

Теллос пробивался все глубже в ряды врагов, оставляя за собой усеянную окровавленными телами тропу, которой штурмовые десантники воспользовались как решающей брешью в защите баррикад.

Языки вываливались изо ртов умирающих во второй раз гниющих лиц. Покрытые язвами на серой коже руки без толку размахивали дубинками и ножами. Из толпы вплотную стреляли из лазерного и автоматического оружия, но Теллос ни на что не обращал внимания, позволяя своей мутировавшей плоти поглощать вражеский огонь и отсекая руки, которые слишком далеко выставляли оружие.

Это была чистая бойня. На Теллоса снова снизошла ярость… та же самая ярость, которая охватила его в момент, когда он потерял обе руки на орудийной платформе «Герион», которая горела в нем на берегу твердыни Be'Мета и помогала вычистить демонов с палуб «Сломанного хребта». Она подхватывала его и несла туда, куда не рискнул бы сунуться ни один другой космодесантник. Она служила топливом его мутировавшей плоти и позволяла наносить немыслимо стремительные, смертоносные удары при помощи импровизированного оружия, в которое он превратил обрубки своих рук.

Теллосу незачем было больше жить — ярость осталась единственным, что представляло для него хоть какую-то ценность. Убийство во имя Императора — вот самый чистый способ служения, и, когда дух Его нисходил на Теллоса, остановить сержанта не могло уже ничто.

Кровь струилась по его цепным мечам. Он был вымазан в ней с головы до ног. Оккулобные железы выделяли жидкости, вымывавшие ее из глаз. Кровь текла по его бледной коже и делала скользкими доспехи на ногах. Сотни лиц сливались в одно, когда Теллос рубил во все стороны. Септиамцы пытались окружить его, но только находили свою смерть, оказываясь в зоне, которую он очертил вокруг себя.

Наиболее глупые из защитников просто бежали вперед, пытаясь завалить его толпой. Он отбрасывал их в сторону или рассекал пополам, все выше поднимаясь на вал, образовавшийся из тел, чтобы сверху рубить бросающихся на него совращенных Хаосом солдат. Десятки убитых Теллосом становились сотнями, каждый удар уносил очередную незаслуженную жизнь. Штурмовые десантники теснили септиамцев к воротам, загоняя врагов на сержанта, а те, что пытались пойти в контратаку, оказывались вынужденными сражаться со сверхлюдьми в доспехах, которые не пробивали ни штыки, ни пули. Цепные мечи одинаково легко разрезали и плоть, и кости, и снятые с элизианцев бронежилеты.

Теллос видел в толпе шлемы Йориана, форму Элизии, роскошные платья сенаторов и облачения местной Войсковой Дивизии. Все это было надето на разлагающихся, едва напоминающих людей существах, чьи лица уродовали ненависть и чума. Рты с иссохшими языками перед смертью испускали стоны и невнятные, булькающие звуки. Под вращающимися зубьями цепного меча трещали кости, рвалась кожа, превращались в лохмотья мышцы. Это была самая чистая бойня из всех мыслимых: силой Императора здесь искоренялись скверна и гниль. Ярость связывала Теллоса с Императором, словно кто-то выделил ему личный вокс-канал для разговора с Золотым Троном.

Тяжелая ладонь опустилась на плечо сержанта, и только невероятные рефлексы, навсегда отпечатанные в его мозгу, остановили Теллоса от того, чтобы вонзить меч в тело собрата по Ордену.

Обветренное, морщинистое лицо капитана Каррайдина хмурилось под капюшоном терминаторского доспеха.

— Проклятие, Теллос! Враг сломлен! Взрывай двери и пробивайся к карцеру!

На какое-то мгновение Теллосом овладел гнев на то, что дело Императора было прервано столь непочтительным образом. Неужели Каррайдин не понимал, что они окружены толпой пускающих слюни отвратительных врагов?

Но затем Теллос увидел то же самое, что и капитан, — они стояли на горе трупов всего в паре метров от стены. Септиамцы были разбиты и разбегались от них.

Каррайдин был прав. Ярость могла какое-то время подождать, прежде чем разгореться вновь.

Взмахом руки Теллос приказал отрядам штурмовиков разорвать свою стальную цепь, которую они образовали, чтобы прикрывать его со спины, и выполнить поставленную перед ними задачу. Каждый из десантников нес фраг- и крак-гранаты, а также несколько мелтабомб, предназначенных, чтобы сжигать броню. Штурмовики побежали к массивным взрывоустойчивым воротам по скользкому от крови плацу, чтобы закрепить возле петлей и замков связки гранат.

Тем временем командирский отряд Каррайдина начал обстреливать из болтеров огневые позиции на стенах и крышах зданий барачного комплекса, прикрывая штурмовых десантников, пока те минировали ворота и отходили назад, прежде чем взорвать их.

Огромные двери рухнули, рассыпая искры, и стальные листы с грохотом упали на рокрит.

Под прикрытием бойцов Каррайдина внутрь вбежали отряды Люко и Хастиса. Вместе с ними шел и Сарпедон.

— Каррайдин, Теллос, вы проделали отличную работу, — произнес он в вокс. — Мы зачистили здания по периметру. Теперь их удерживают гвардейцы с Йориана. Септиамцы зажаты между ними и войсками Стратикса, но в любой миг могут попытаться пойти на прорыв, так что нельзя терять ни минуты. Хастис и Люко, вы со мной. Пойдем к камерам заключенных. Каррайдин, охраняй вход. Теллос, ты в резерве. Хладнокровно и быстро, Испивающие Души! Вперед!

Небольшая ударная группа, высадившаяся под личным началом Сарпедона возле Септиам-Сити, разделилась. Каррайдин и Теллос остались удерживать двор, заваленный изувеченными телами защитников, а командор вместе с двумя тактическими отрядами отправился вглубь главного здания бараков под непрерывным огнем, ведущимся с крыши и из узких бойниц.

Под этим строением находились тюремные камеры, где до воцарения чумы содержали преступников Септиам Торуса. Если их не выпустили, когда в город пришла смерть, и если хоть что-то живое могло остаться в этих подземельях, то где-то там, в одной из камер, должен был находиться адепт Карлу Гриен.

 

Глава девятая

С обзорной палубы яхты зона боевых действий казалась спокойной. Звезды горели тем же холодным жестким огнем, как и в любом другом месте Галактики, и, не будь Таддеуш настолько хорошо осведомлен об ужасах восстания Тетуракта, ему вполне могло бы показаться, что в небесах царит мир.

Но инквизитор знал: вокруг вот этой крошечной красной звездочки на самом деле обращается мир-кузница Сальшан Антериор, где полмиллиона гвардейцев попали в окружение на обогащенных кислородом полях и были уничтожены, где Флот готовился разбомбить мощные бункеры-фабрики, обратив их в пыль. А вот то созвездие состоит из безымянных мертвых миров, некогда принадлежавших ксеносам, где Гвардия и техножрецы бились с многотысячными армиями культистов Тетуракта. Сражения текли как вода над поверхностью планет, где замерзал кислород. Массированные операции Флота разворачивались где-то там, прямо перед глазами Таддеуша. Чернота межзвездного пространства кишела боевыми судами, устанавливавшими блокады и проводившими орбитальные бомбардировки.

Обзорная палуба представляла собой стеклянную полусферу, выступавшую сверху из корпуса яхты и позволявшую увидеть целостную панораму космического пространства. Здесь размещались несколько шкафчиков с выпивкой и кушетки для отдыха, а трио личных сервиторов стояло, внимательно ожидая любых признаков того, что их хозяева в чем-либо нуждаются. В этом месте легко было позабыть о войне.

Но Таддеуш не мог забыть. Вероятно, лорд Колго был прав — он ведь обладал таким опытом работы инквизитора, какого Таддеуш мог никогда не набрать. И тем не менее впереди ждало еще много труда. Необходимо было исполнить данную себе клятву, и Таддеуш не мог предать себя, отступившись от нее. Цена значения не имела.

В полу с шипением открылось круглое отверстие, из которого поднялась платформа. На ней стояла изумительно тощая фигура человека, казавшегося настолько бесплотным, что чудилось, будто он даже не отбрасывает тени. На нем была кобальтового цвета форма, вышитая серебряной нитью. Хрупкое тело увенчивалось головой с лицом, словно лишенным каких-либо черт. Глаза, нос и губы были почти незаметны на его иссиня-черной коже. Вокруг его лба была обмотана полоска белой ткани, украшенная молитвами на высоком готике, а опаленную кожу над ней покрывали волдыри, наглядно демонстрируя напряжение, которое регулярно приходилось выдерживать его варп-глазу, скрывающемуся под повязкой.

— Рад видеть вас, навигатор, — произнес Таддеуш. — Мне приятно, что вы согласились присоединиться ко мне.

— Ваше приглашение стало для меня сюрпризом, господин, — улыбнулся навигатор. — Я не слишком привык к неформальному общению. Надеюсь, что не окажусь для вас неприятной компанией.

— Вовсе нет, — ответил Таддеуш, постаравшись улыбнуться как можно дружелюбнее. — Нашу Галактику населяют триллионы людей, так что будет вполне логично, если вы поболтаете хотя бы с одним из них. Может быть, амасека? Если вы, конечно, не на службе.

Он извлек из шкафчика графин и бокалы.

Навигатор принял из его рук выдержанный, густой амасек, который Великий Инквизитор Колго наверняка импортировал по невообразимой для Таддеуша цене. Навигатор осторожно пригубил напиток и, казалось, оценил его.

Таддеуш окинул взглядом звездное пространство.

— Скажите, что вы там видите? — спросил он. — Когда вы в варпе, оно хоть капельку похоже на это?

Инквизитор шел на риск. Навигаторы редко заговаривали о том, что испытывали, когда вели корабли через видения и кошмары варпа, и существовало негласное табу на то, чтобы задавать им подобные вопросы. Поэтому Таддеуш предположил, что навигатора Колго никогда об этом не спрашивали, так что тот мог и испытать облегчение, исповедовавшись кому-нибудь.

— Ну… иногда. Поначалу. Понимаете, нам хочется, чтобы все выглядело так же. Каждый знает, как выглядит космос, каждый, кто хоть раз смотрел на ночное небо. Но проведешь там несколько мгновений — и все изменяется. Начинаешь видеть варп таким, какой он есть. Там не существует никаких законов, и наполовину он находится в твоей собственной голове, но от этого не становится менее реальным. Достаточно посмотреть на него, чтобы все изменилось. Единственная постоянная величина — это Астрономикон, но даже он может замерцать и оставить тебя в одиночестве. Все то, что ты видишь между сном и явью, обретает реальность в варпе. Там можно разглядеть цвета, отсутствующие в спектре. Постоянно кажется, что все, на что смотришь ты… смотрит на тебя в ответ… — Он снова улыбнулся и отпил амасека. — Кстати, можете звать меня Штарн. Язон Штарн.

— А ты можешь звать меня Таддеушем, Штарн. — Инквизитор передал графин в позолоченные ладони сервитора, который тихо парил над ним, пока он устраивался на одной из кушеток. — Полагаю, Колго очень ценит тебя.

— Не сомневаюсь. Я работаю с ним уже двадцать три года.

— Похоже, что оба мы с тобой в некотором роде пленники.

— Бывает и хуже.

— Штарн… — Таддеуш неожиданно сел, словно был удивлен. — Разве Штарны не связаны с Домом Йенассис?

— Побочная ветвь, — ответил Штарн. — Мы гордимся тем, что входим в состав Дома Йенассис. Но редко кто из посторонних способен разобраться в отношениях между Домами. Должно быть, ты немало знаешь, Таддеуш.

— Прошу прощения. Не знал, что Дом Йенассис для тебя значит так много. Должно быть, все вы скорбите о своем патриархе.

Штарн кивнул, мрачно всматриваясь в поверхность амасека:

— Да, это ужасно. Говорят, всему виной десантники Хаоса. Великий Враг внутри самого Дома Йенассис. Многие из нас не верят этому, другие понимают, что так и есть, но не могут до конца смириться.

— А ты?

— Наша Галактика, Таддеуш, охвачена тьмой. Порой происходят ужасные вещи. И одному Императору ведомо, сколько всего я навидался за годы службы у Колго.

Таддеуш выдержал паузу. Незаметные мутации, сопровождавшие гены навигаторов, скрывали тот факт, что Язон давно перешагнул отметку в восемьдесят лет. На службе же он состоял, скорее всего, еще с подросткового возраста. Как часто ему доводилось побеседовать вот так с тем, кто не был навигатором? Хотя бы и с инквизитором или еще с кем-нибудь обладающим властью, раз уж он во многом подчинялся приказам лорда Колго.

— Франтис Йенассис был не лучшим лидером, — наконец произнес Штарн. — Но без него Дом оказался просто обезглавлен. Конечно, снова начнутся все эти политические игры, но знал бы ты, как мы их ненавидим. И хотя нам запрещено говорить об этом, но знай, инквизитор, что не все из нас их переживут. Даже среди навигаторов есть свои политические фракции.

— Как и у инквизиторов, Штарн. Впрочем, нам об этом тоже запрещается говорить, так что никому не рассказывай.

Легкий кивок, и сервитор подлетел к Штарну, вновь наполнив его бокал. Вся прелесть амасека заключалась в том, что он не казался крепким, хотя и был таковым.

Но Штарн не был глупцом. Он безропотно принял наполненный бокал так, словно долго продумывал свою роль и собирался сыграть ее до конца.

Таддеуш так же хорошо знал свою часть пьесы.

— А если вдруг найдется — ты только представь! — человек, которому известно, кто убил Франтиса Йенассиса. Возможно, все будет несколько сложнее, чем гибель в результате нападения диверсионной группы десантников Хаоса. Должно быть, вам будет достаточно приятно узнать, что Франтис не стал просто случайной жертвой?

Штарн сделал большой глоток.

— Мне стоило бы догадаться, что наш разговор не будет обычной светской беседой. Ведь иначе зачем бы человеку подобного статуса понадобилось поговорить с таким, как я?

— А зачем бы кому-то вроде тебя ассоциировать себя с пленником своего господина? Да, таков уж я, Язон, и тебе это прекрасно известно. Тебе же не хочется всю свою жизнь заигрывать с безумием. Может быть, когда-то тебя это и устраивало, но не теперь. Однажды ты проснулся и понял, что хочешь стать простым гражданином. Хочешь стать чем-то большим, поскольку сейчас ты всего лишь винтик в чужой машине. Для лорда Колго ты только часть его корабля. Да и почему он должен относиться к тебе иначе? Ты никогда и не претендовал на другую роль. Но если бы тебе удалось совершить что-то значимое, что-то, что повлияло бы на весь Дом Йенассис, — вот это имело бы смысл.

— До меня доходили… слухи. — Взгляд Штарна вдруг стал более живым, словно навигатор неожиданно пришел в сознание. Его глаза теперь казались совершенно неуместными на ничего не выражающем лице. — Что инквизиторы способны, не задумываясь, приказать содрать с человека кожу живьем. Что они готовы уничтожить тысячи, а то и миллионы людей, если посчитают это необходимым. Лорду Колго ничего не стоит убить меня, если ему покажется, что я предал его доверие.

— Слишком поздно, Язон. Без сомнения, Колго все здесь нашпиговал «жучками». Он услышит каждое произнесенное нами слово. Если он и уничтожит тебя, то принял это решение уже сейчас, а потому не важно, что ты теперь будешь делать. Ты знаешь, что я прав, Язон. Так что можешь считать, что тебе повезло, — отныне ты способен принимать решения, не задумываясь о мнении Колго, поскольку он уже делает то, что должен делать.

Штарна трясло. Чтобы хоть немного успокоить свои нервы, он залпом опрокинул в себя остатки амасека.

— Теперь я понимаю, почему люди так боятся инквизиторов.

— Видел бы ты лорда Колго, когда на него нисходит вдохновение. Он так же влияет даже на коллег-инквизиторов. А теперь делай свой выбор.

— Ты знаешь, что я выбираю.

Таддеуш засунул руку за пазуху простых одеяний, полученных им еще в лазарете, и извлек небольшое, сложенное в несколько раз письмо:

— Это шифровка, текст которой тебе незачем знать. Все, что мне нужно, так это чтобы ты проследил за ее отправкой по нужному адресу. Ничего кроме. У меня нет полномочий на пользование услугами астропатов Колго, зато они есть у тебя. Великий Инквизитор предполагает, что в будущем я могу оказаться его потенциальным союзником, и потому позволит мне сейчас ускользнуть, поскольку иначе придет день, когда я сравняюсь с ним в звании и захочу всадить ему нож в спину. Да, он не хочет, чтобы меня начало крайне раздражать его «гостеприимство», но и подыграть мне просто так он не может. Значит, мне придется заручиться твоей помощью.

— Колго, — продолжал Таддеуш, — не может избавиться от тебя прямо сейчас, поскольку иначе он окажется в огромном, пустынном пространстве без навигатора, а работа, ведущаяся Великим Инквизитором в зоне боевых действий, слишком важна, чтобы он мог позволить себе несколько месяцев болтаться без дела. Как только вы вернетесь в крепость, ты тут же окажешься среди собратьев-навигаторов и, без сомнения, сможешь заручиться некоторой поддержкой со стороны других членов своего Дома. Да, эта игра сопряжена с риском, но, сам видишь, тебе предлагается относительно безопасная роль.

Штарн знаком приказал сервитору еще раз наполнить бокал.

— У этой игры непростые правила.

— Такова политика, Язон, — улыбнулся Таддеуш, на этот раз искренне. — Я сам только начинаю разбираться в них.

Навигатор поднялся, разгладил полы великолепно скроенной униформы клана Штарн и взял протянутое Таддеушем письмо.

— Боюсь, инквизитор, у меня очень мало свободного времени. Пора садиться за карты и прокладывать курс, и не секрет, что это долгий труд.

— Конечно, навигатор Штарн. Не буду становиться между тобой и твоей работой. Храни тебя Император.

— Именно этим Он и занимается, инквизитор.

Штарн взошел на платформу и удалился, опустившись под пол.

Если Таддеушу сопутствовало везение, то вскоре навигатор должен был доставить письмо в нужные руки, и, опять-таки если повезет, сообщение получат на борту «Полумесяца».

Благодаря этому Таддеуш добивался не только того, что его личная ударная группа сможет воспользоваться найденной им в соборе информацией, но и того, что Колго поймет: держать его в качестве пленника на яхте не имеет больше смысла. Великий Инквизитор не мог сделать с Таддеушем ничего серьезного, поскольку обладал над своими коллегами только той властью, которую они ему давали. В своей работе он постоянно был вынужден заручаться поддержкой менее именитых людей. И Таддеуш вполне мог однажды оказаться одним из этих людей, а значит, засаживать его в тюрьму, убивать или предпринимать еще что-то подобное было не в интересах Колго.

Таддеушу претила сама мысль о том, что закулисные войны и карьеризм составляли не меньшую часть мира инквизиторов, чем сражения с врагами Императора. Но игра уже началась, и если ему надо было включиться в нее, чтобы исполнить свои клятвы, то так он и собирался поступить.

Чего бы там ни хотел Колго, у Таддеуша имелось серьезное преимущество. Он знал про Стратикс Люмина. Вскоре, как он догадывался, все остальное не будет иметь никакого значения.

Послание было очень простым. В нем содержались координаты всего двух локаций. Первой в списке шла Стратикс Люмина, к которой строго запрещалось приближаться без самого инквизитора Таддеуша. Второе место находилось на Септиам Торусе, где в последнее время проживал адепт Карлу Гриен, и для ударной группы это был последний шанс перехватить Испивающих Души до их высадки на Стратикс Люмина, когда может оказаться уже слишком поздно.

Полковник Винн вместе со своими штурмовиками, потерявшими разведывательный взвод, погибший на Фаросе, остался дожидаться следующего сеанса связи с Таддеушем. А Сестры Битвы тем временем направились на Септиам Торус.

Сестра Эскарион выскользнула из-под ремней противоперегрузочной кушетки и схватилась за поручень, прикрученный к потолку пассажирского отсека. Три «Валькирии» и их экипажи Эскарион реквизировала у задних эшелонов войск Йориана, зная, что пятидесяти Сестер в полной боеготовности и упоминания об Инквизиции более чем достаточно, чтобы получить все необходимое.

К тому времени как она высадилась на поверхность Септиам Торус, сражение за столицу шло уже почти сутки и действовать предстояло быстро, с ходу погрузившись в самую гущу войны. Сестрам Битвы сообщили, что во главе ударных сил йорианцев движутся космические десантники, но, даже если это и не были Испивающие Души, гвардейцам явно бы не помешала помощь тяжеловооруженных боевых сестер.

«Валькирия» накренилась, совершая оборонительный маневр. Эскарион не могла видеть, что происходит, находясь в пассажирском отсеке, но зато слышала, что по ним стреляют установки ПВО, расположенные в районах, по-прежнему удерживаемых врагами. Она знала, что внизу проносятся руины Септиам-Сити. Достаточно одного точного попадания, и она, как и еще двадцать сестер, погибнет в единое мгновение, и не спасут ее ни годы тренировок, ни броня, ни даже вера. Но таков облик войны. Давным-давно Эскарион принесла клятву не бояться смерти и была готова спокойно принять ее, когда придет время.

Так же к этому относились и остальные боевые сестры. Сейчас с ней были не только Серафимы, но и еще две команды: Воздающие, вооруженные тремя тяжелыми огнеметами, под руководством сестры Аспасии и отряд из десяти человек, возглавляемый старшей сестрой Руфиллой. Две других «Валькирии» несли сходные боевые составы, а могли ли они справиться таким числом с Испивающими Души — это находилось в руках Императора.

— Мэм, у Черного Три отказал двигатель, — раздался в корабельном воксе голос пилота, в котором из-за помех прорезались металлические ноты. — Теряет высоту.

— Приземлиться смогут? — отозвалась Эскарион, чья фантазия тут же нарисовала картину гибнущих отважных сестер.

Черный Три летел впереди их формации, направлявшейся к площади возле здания сената, которую йорианцы только-только освободили из рук врага.

— Посадить смогут, но не более того. Упадут в городских трущобах.

— Нельзя разделяться. За ними! Приготовиться к высадке! Император охранит нас от Врага, гражданин.

— Как скажете, мэм, — ответил пилот. — Держитесь.

Плохие новости. Им приходилось высаживаться вдалеке от той точки, где в последний раз видели космических десантников, что не позволяло Сестрам Битвы быстро подойти к ним и напасть, если это Испивающие Души, или поддержать их в бою, если это представители Ордена, преданного Императору. Обстановка в городе была сложной и постоянно менялась, и из того, что доходило до Эскарион, следовало, что в трущобах кипели рукопашные схватки между отдавшимися мраку септиамцами и XXIII полком Стратикса. И Эскарион не была уверена, кто из них представляет бо льшую угрозу для ее сестер.

— Заходим на посадку, мэм. Открываю люки, — произнес пилот, и в его голосе зазвучало напряжение, когда он стал вытягивать штурвал, заставляя «Валькирию» выровняться после резкого спуска.

— Сестры! — прокричала Эскарион. — Приготовиться к высадке! Аспасия, сразу вступаем в бой! Руфилла, бери территорию под контроль и прикрывай нас!

Старшие сестры отсалютовали в знак того, что поняли приказ, и задняя рампа задрожала, открываясь.

«Валькирия» плавно опускалась на дорогу в трущобах, окруженную ветхими постройками. Когда-то эти жалкие лачуги громоздились одна на другую, но сейчас верхние хижины обрушились на дорогу, сокрушив своим весом нижние. Стены более солидных зданий были опалены и испещрены многочисленными попаданиями. Баррикады и перекрестки оказались усыпаны посеревшими трупами. Откуда-то снизу поднимался дым, наполняя отсек запахом горящего топлива и опаленного лазерными залпами воздуха. Из каждого окна вырывались цепочки трассеров, звуки разрывов были слышны даже за ревом двигателей «Валькирии».

Черный Три уже лежал на брюхе, и от одного из его моторов поднимался столб черного дыма. Корабль врезался в землю и какое-то время продолжал катиться, остановившись на перекрестке. Эскарион видела черные доспехи Сестер Битвы, торопливо выпрыгивавших из подбитого транспорта и либо укрывавшихся за его корпусом, либо бежавших под плотным огнем противника к развалинам возле дороги.

Как могла рассмотреть Эскарион, ее «Валькирия» зависла практически над Черным Три. Транспорт спустился еще ниже, и посадочные турбины подняли тучи пыли и мусора. Не дожидаясь сигнала от пилота, сестра пробежала по рампе и прыгнула.

Щелкнув переключателем, она активировала прыжковый ранец Серафима. Ненужные на Юмениксе, эти устройства, которыми был снабжен весь ее отряд, были очень полезны при высадке с воздуха. Остальные бросились следом за командиром. Сестра Миксу держалась всего в шаге позади, сжимая в обеих руках взведенные болтерные пистолеты.

Эскарион приземлилась и покачнулась, пытаясь обрести равновесие. Она стояла в тридцати метрах от Черного Три, чей дымящийся остов скрывался в урагане пыли. Рев моторов неожиданно сменился звуками стрельбы, ведущейся со всех направлений. Отчетливый грохот болтеров сказал ей, что сестры не только выбрались из Черного Три, но и отвечали противнику огнем, укрывшись в разрушенных зданиях вдоль дороги. Отовсюду по ним стреляли из мелкокалиберного оружия, и Эскарион понимала, что хотя у врагов и нет той же дисциплинированности, что и у Сестер, зато есть многократное численное превосходство. В воцарившемся хаосе она время от времени успевала заметить отдельные вспышки и странно перекрученные, передвигающиеся прыжками человекоподобные фигуры.

Прозвучал отчетливый одиночный выстрел, и воздух рядом с Эскарион опалил добела раскаленный лазерный импульс. Оглянувшись, она увидела, как падает одна из ее Серафимов, получившая ранение в горло.

Снайперы.

Сделав несколько неприцельных выстрелов по ближайшим противникам, Эскарион побежала в укрытие. Она не могла позволить врагам задерживать ее здесь, необходимо было выбраться из-под огня, а затем собрать сестер и пойти на прорыв. Стоило замешкаться, и их бы окружили и не давали бы даже поднять головы, пока сражение за город не завершится. Такой вариант ее не устраивал.

Обрушившееся здание позволяло спрятаться позади груд обломков и наполовину обвалившихся стен. Едва Эскарион прыжком ушла в укрытие, ее начали поливать огнем с противоположной стороны улицы. Когда она упала на землю, попадания пуль и лазерных импульсов стали поднимать вокруг фонтанчики битого камня и щепок.

Затем стрелять начали откуда-то сверху. Миксу залегла рядом с ней и вскинула болтерные пистолеты. Вместе сестры начали палить по остаткам потолка над собой.

Оказалось, они попытались спрятаться прямо под вражеской огневой позицией. Изуродованные лица глядели на них сверху через неровные дыры, безвольно отвисали гнилые челюсти, а истлевшие до костей руки нацеливали на Сестер Битвы оружие, покрытое налетом ржавчины.

Пули со звоном отскакивали от доспеха Эскарион. Вместе с Миксу она отстреливалась, всаживая в противников болтерные заряды прямо через потолок. Вниз дождем сыпались обломки. Эскарион почувствовала, как очередная пуля оцарапала ей щеку. Снаружи в бой вступали все новые и новые враги, снайперы выслеживали свои цели в клубящейся пыли, септиамцы пробирались по развалинам зданий, чтобы задушить эту неожиданную атаку. С одной руки Миксу стреляла вверх, а с другой — по сторонам. Эскарион расчехлила энергетический топор, но даже ее доспехи могли не выдержать массированных попаданий, если бы она рискнула подняться и броситься врукопашную.

Струя чистого белого пламени окатила здание на расстоянии человеческого роста над ними, а затем поползла вверх, наполняя верхний этаж ревущим огнем. Вниз рухнули полыхающие тела, а звуки стрельбы сменились сдавленными криками умирающих.

Выглянув из укрытия, Эскарион увидела сестру Аспасию, корректирующую направление стрельбы тяжелых огнеметов Воздающих, выжигавших здания вокруг Серафимов.

Эскарион отсалютовала Аспасии, когда та вместе с Воздающими и отрядом Руфиллы приблизилась, чтобы закрепиться в руинах.

— Серафимы, — прокричала командир, — за мной! Вперед!

Эскарион побежала мимо груд мусора к тому месту, где прижали к земле сестер, летевших на Черном Три. Вместе со своими Серафимами она набросилась на септиамцев, столпившихся возле дверей руин перед ними, и ворвалась внутрь, оставив позади себя полдюжины изрубленных гниющих тел. Снайпер, все еще сжимавший длинноствольную лазерную винтовку в скрюченных пальцах, упал обезглавленным. Затем топор Эскарион отсек руку еще одному септиамцу, и, когда он упал, удар ее сапога переломил ему хребет. Одна из ее Серафимов перепрыгнула через стену, схватила первого попавшегося противника и уложила еще двоих, стреляя через живот пойманного врага.

Отряд Аспасии вошел в руины следом за Эскарион.

— Руфилла зачистила посадочную площадку для Черного Два, — раздался в воксе голос старшей сестры, бегущей по развалинам.

Аспасия была настоящим ветераном и даже старше, чем далеко не молодая Эскарион. Она была вооружена энергетической булавой, в поле которой догорала запекшаяся кровь. Ее доспех промяли и обожгли вражеские выстрелы.

— Потери? — спросила Эскарион.

— Император затребовал к себе души трех сестер. Тиндария потеряла руку. Можем продолжать сражение, — ответила Аспасия.

— Хорошо. — Эскарион вызвала по воксу всех находившихся в поле досягаемости сестер. — Как только Черный Два совершит посадку, выдвигаемся на юг! Этот район удерживают септиамцы, и нам придется пройти сквозь них. Аспасия, ты пойдешь впереди ударной группы. Очистим город от скверны огнем.

Эскарион попереключала вокс, проверяя частоты Гвардии и прослушивая переговоры, ведущиеся на грани крика в разных кварталах. Два основных полка, находившихся в городе, и гаталоморианцы, пытавшиеся скорректировать огонь артиллерии так, чтобы та хотя бы уничтожала больше септиамцев, чем гвардейцев, создавали в эфире полный хаос.

Обрывки донесений с поля боя пробивались сквозь помехи. Полк Стратикса методично наступал, жестоко зачищая жилые районы и неумолимо приближаясь единой волной к зданию сената и храмам.

Йорианцы, насколько Эскарион могла судить по обрывкам переговоров в задних эшелонах их полка, образовав клин, стремительно прорывались к самому сердцу города, туда, где располагались бараки Войсковой Дивизии. Впереди этого клина шли космические десантники, появившиеся настолько неожиданно, что никто не знал ни кто они, ни зачем прибыли. Чтобы догнать их, Сестрам Битвы предстояло пройти через несколько линий укреплений до храмового комплекса, возвышавшегося над городом на краю жилых районов, а затем ударить в самое сердце обороны Септиам-Сити, чтобы добраться до отделения арбитров.

Все вокс-передачи утонули в реве двигателей, когда над дорогой пронеслась тень Черного Два. Корабль сделал круг и стал опускаться, откидывая рампу. Отряды Татлайи и Серентес выпрыгнули на краю руин. «Валькирия» развернулась, и орудия, установленные на ее носу, обрушили сотни зарядов на здания впереди, зачищая верхние этажи от снайперов. Выстрелы из болтеров рвали на части последних оставшихся в локации септиамцев. Ответный огонь был слабым и рассеянным. Сестра из отряда Серентес, вооруженная тяжелым болтером, приостановилась на подходе к руинам и послала очередь куда-то вдоль по улице. Эскарион увидела, как в одном из подвальных окон корчатся изувеченные тела.

— Выступаем! — приказала она.

Отряд Аспасии покинул укрытие и направился через руины, поливая дорогу перед собой струями пламени, чтобы выгнать затаившихся септиамцев под огонь сестер Руфиллы.

Черный Один и Черный Два взлетели, стремительно уходя из потенциально опасной зоны над дорогой. Сестры остались одни, но именно в такой ситуации они всегда сражались лучше всего.

Верхние этажи бараков кишели врагами, стрекотало оружие, похищенное с оружейных складов. Многие ожившие мертвецы были облачены в бронежилеты, нелепо смотревшиеся на их уродливых телах. Но Сарпедона они не беспокоили. Его волновало только то, что находилось на подземных уровнях здания.

Синевато-белый свет вспыхнул на узкой лестнице, когда Люко включил свои Когти-молнии. Отряд сержанта шел впереди Сарпедона, а люди Хастиса прикрывали их сзади на тот случай, если кто-то из септиамцев решит спуститься сверху.

Массивная дверь с огромным механическим замком, находившаяся внизу лестницы, была сделана из пластали. Как и в любом другом городе Галактики, в Септиам-Сити имелись и свои преступники, и мелкие еретики. И таких людей всегда и везде содержали в местах, подобных этому, откуда они не могли выбраться.

— Я разберусь с ней, — с некоторым удовлетворением в голосе произнес Люко. — Прикройте меня, парни.

Сержант прыгнул вперед, и оба набора когтей, заискрив, погрузились в металл замка. Затем Люко уперся одной ногой в основание двери и разом выдернул весь запирающий механизм, на месте которого осталась рваная дыра с шипящей по краям расплавленной пласталью.

Дверь распахнулась, и бойцы Люко нацелили свое оружие в начинавшийся за ней мрак. Сарпедон поднял посох, когда они пошли во тьму коридора. Его автосенсоры разгоняли мглу, позволяя видеть угрюмые, серые пластикритовые стены тюремного блока. Светополосы на потолке перегорели, полы и стены носили следы крови.

— Мы внутри, контакта нет, — отчитался один из людей Люко.

Тогда в дверь прошел сам сержант, и на стенах заплясали отблески, отбрасываемые его когтями-молниями.

Изнутри не доносилось ни звука. Слышен был только рокот сражения, идущего наверху. Но запах стоял невыносимый: пота, тления, гниющих отходов. Третье легкое Сарпедона включилось, защищая его от жуткого смрада, но все равно то, что он продолжал обонять, было запахом чистой смерти.

Тюрьма рассчитывалась на то, чтобы содержать две сотни заключенных. В основной своей массе камеры были одиночными, с тусклыми металлическими решетками. Первые ряды клеток оказались пусты, — должно быть, их обитателей выпустили, когда чума впервые вцепилась зубами в Септиам-Сити.

Могло статься, что Карлу Гриена не было среди них. Сарпедон знал о такой вероятности еще до того, как прибыл на Септиам Торус, но все равно пришел сюда. Надежда, какой бы слабой она ни была, все-таки оставалась.

— Впереди столовая, — раздался в воксе голос одного из десантников Люко.

— Идем дальше, — ответил Сарпедон.

В тени ничто не шевелилось. Космодесантники, проходя мимо грязных камер, привычно нацеливали на них стволы своих болтеров. Сержант Люко распахнул широкие двойные двери столовой. В помещении с высоким потолком стояли ряды скамей и столов. Пластикрит стен и потолка украшали выгравированные строчки имперских псалмов, а в одном из концов помещения возвышалась кафедра проповедника, который должен был сообщать обедающим заключенным о всей тяжести их грехов. Здесь, как и во всей остальной тюрьме, было пусто, но столовая была разгромлена, а возле кафедры валялись страницы, вырванные из священных книг.

Люко бросил взгляд на переносной ауспекс, сверяясь с картой тюрьмы. Бараки Войсковой Дивизии построили, как и тысячи аналогичных зданий в пограничных зонах и малонаселенных мирах, основываясь на Стандартном Шаблоне.

— Камёра семь-F, — произнес сержант. — Надо пройти через столовую и свернуть налево, в крыло для заключенных, совершивших преступления против морали.

Карлу Гриен был именно таким заключенным, техноеретиком, виновным в разработке запретных технологий. Когда-то его направили на Септиам Торус, чтобы присматривать за переработкой собранного солфайра, но то, что адепт увидел на Стратикс Люмина, подтолкнуло его к темным наукам, и Войсковой Дивизии пришлось запереть еретика. Если его не выпустили, то он должен был находиться в камере 7-F.

— Движение! — раздался в воксе голос сержанта Хастиса, приближавшегося к столовой.

— Каррайдин? — Сарпедон переключился на частоту отрядов, оставшихся на площади. — Кто-нибудь из врагов мог зайти нам со спины?

— Никак нет, командор, — ответил капитан Каррайдин. — Мы не даем им приблизиться.

— Хастис, отправь своих люде…

Сарпедона прервал жуткий звук, словно дюжина голосов кричала в унисон и трещали, ломаясь, сотни костей. Хастис выкрикнул приказ, и взревели, открывая огонь, болтеры, но в итоге крики стали только громче. Люко устремился к двери, готовясь пристрелить кого угодно, если тот войдет в нее и не окажется кем-то из отряда Хастиса.

Внутрь одновременно влетели три космодесантника, бегущие спиной вперед и стреляющие в коридор длинными очередями. Их преследовало нечто, что Сарпедон мог определить только как рвущуюся в двери волну плоти, поток сплавившихся человеческих тел, многие дюжины мертвецов, слившихся в единую стену мышц и переломанных костей. Из общей массы проступали уродливые лица и высовывались руки. В разрывах туго натянутой кожи виднелись пульсирующие внутренние органы. Каждый рот кричал, и их общий вопль был способен заглушить и рев выстрелов. Зловоние, исходившее от твари, обычного человека могло заставить потерять сознание, и даже Сарпедон чуть не попятился.

Масса тел практически поглотила сержанта Хастиса. Его кости с хрустом ломались в то время, как выступившие из существа руки затягивали десантника внутрь головой вперед. Воины из его отряда, которых уже проглотили, все еще пытались сражаться, пробивая себе путь наружу. Плоть рвалась и разлеталась клочьями, когда ее изнутри били боевые ножи и пронзали выстрелы.

Десантники Люко и остатки отряда Хастиса отступали вглубь столовой, вгоняя болтерные заряды в тело твари. Сарпедон крепко сжал в руках силовой посох и ощутил, как воля течет по психоактивному налу. Дерево нагрелось и задрожало в руках командора, фокусируя ментальную энергию, окутавшую его тело.

Масса плоти заполнила уже половину помещения, и казалось, что ей не будет конца. Попадания из болтеров не причиняли ей заметного вреда.

— И снова моя очередь, — произнес сержант Люко, раскидывая руки с когтями-молниями и погружая их в массу.

Когти оставили в груде плоти глубокие обожженные борозды. Сарпедон напряг задние ноги и прыгнул через всю комнату, следом за Люко обрушиваясь на мешанину оплавленных трупов. Он замолотил по бурлящей массе передними ногами, нанося ей глубокие раны, прежде чем вонзить в них посох и позволить всем своим ментальным силам пройти по нему. Кожа и мышцы закипели и потекли, оставляя под Сарпедоном огромную, опаленную по краям воронку. Удар пробил несколько слоев сплавившихся тел, и в воздухе над раной поднялось облако пепла.

Люко выдрал из твари несколько кусков плоти и вытащил сержанта Хастиса из окровавленной массы, но лицо того уже успело раствориться, и на спасателя слепо уставился голый череп, во лбу которого все еще были видны штырьки, рассказывающие о долгой службе своего владельца. Отбросив назад останки Хастиса, Люко отсек несколько мускулистых щупалец, пытавшихся опутать его ноги.

Масса продолжала надвигаться, пока не заполнила собой почти все помещение. Болтерные заряды словно тонули в ней и не могли даже замедлить ее ход — зараженная кровь по лодыжку заливала пол столовой, ошметки изодранной плоти свисали со стен и потолка.

В этой массе Сарпедон почувствовал болезнь, казавшуюся шариком белого шума где-то в самой глубине мертвых тел. Он был плотным, злым. Командор видел его псионическим зрением и ощущал своими мутировавшими ногами там, где они прикасались к омерзительной плоти. Сверхъестественная чума, что поразила Септиам-Сити, забрала себе заключенных, находившихся в камерах, и в этом спокойном месте постепенно искажала их тела, пока они не собрались вокруг главного носителя в шар сплавившихся трупов.

Носитель — первый, кто заразился здесь, внизу, а теперь сосредоточие болезни, — покоился в самом центре массы. Сарпедон ощутил это взглядом своего разума — клокочущий сгусток чумы издавал безумные ментальные вопли, заставляя двигаться две сотни тел, слившихся в одно.

Сарпедон воздел над головой силовой посох и обрушил его на тварь, оставляя в ее коже трехметровый разрыв. Передними ногами он раздвинул шире края раны, взял в свободную руку болтер и, оттолкнувшись задними ногами, нырнул внутрь. Сарпедон услышал, как Люко что-то кричит, увидев командора, погружающегося в массу. Но скоро существо должно было заполнить все помещение, и только у Сарпедона оставался шанс своевременно остановить тварь.

Он ничего не видел, но мог ощущать. По венам окружавшего его организма текла скверна. Стены плоти пытались раздавить командора, и ему приходилось задерживать дыхание, чтобы не наглотаться отвратительных газов, бродивших в кишках твари. Он продолжал прокладывать себе путь к главному носителю, подтягиваясь за счет передних ног и свободной руки. Рана тут же закрывалась за спиной Сарпедона, поэтому он постоянно находился в коконе из мышц. С треском костей конечности трупов разворачивались внутрь и меняли свою форму, пытаясь схватить незваного гостя. Внутри было очень жарко и абсолютно темно.

Но все равно командор ощущал носителя, чье все еще человеческое тело, свернувшееся в позе эмбриона, находилось в самом центре груды плоти. Сарпедон рвал и рубил, прокладывая путь к нему, пока кипящая скверна носителя не заполнила своим светом все сознание бывшего библиария. Двумя ногами Сарпедон пронзил тело и подтянул к себе. Одной рукой командор схватил его сзади за шею, а другой приставил болтер к его голове и выстрелил.

Тело зашлось в спазме, и плоть, окружающая их, задрожала в унисон, когда погиб ее чудовищный разум. Масса ослабила свою хватку на Сарпедоне, и он смог выбраться обратно. Внутренности существа превращались за ним в жижу, но наконец он снова разорвал кожу и скатился на пол в волне крови.

Сарпедон все еще держал тело носителя в одной руке. По большей части оно осталось невредимым, если не считать огромного отверстия от болтерного заряда во лбу и разорванных артерий, выходивших из его кожи и соединявшихся раньше с остальными телами. На шее виднелась электротатуировка заключенного, где указывались его имя, личный номер и штрих-код.

Почему-то никто особо не удивился, узнав, что носителем был Карлу Гриен.

— Заберите генное семя павших, — произнес Сарпедон, роняя на пол деформированное тело.

Один из десантников отряда Хастиса — брат Дворан, самый молодой из них, — снял с головы шлем и достал боевой нож. Припав на колени перед изувеченным трупом своего командира, он принялся вырезать генное семя — парные железы, вживленные в горло и грудь каждого космического десантника и управлявшие всей прочей их аугметацией.

Сержант Хастис, один из тех, кто присоединился к Сарпедону после катастрофического провала миссии возле Лаконии и победы командора над магистром Горголеоном, сражался в первых рядах во время штурма крепости Ве'Мета. Он был столь же предан, как и любой другой космический десантник, и являлся одним из тех надежных ветеранов, на кого Сарпедон полагался в той же мере, в какой они полагались на него. А теперь Хастис погиб, и это стало потерей очередного человека, которого некем было заменить. После удаления генного семени им пришлось отрубить сержанту голову, чтобы тот не смог воскреснуть и превратиться в одного из блуждающих мертвецов, которыми кишмя кишел Септиам-Сити.

Конечно, генное семя Хастиса невозможно было пересадить новобранцу, как того требовали традиции. Не сейчас. Но оно все равно оставалось одним из тех могущественных символов, которые удерживали Орден от развала, — так что Дворан вырезал священный орган из горла сержанта, чтобы возвратить его на базу.

— Мы с самого начала знали, что шанс невелик, командор, — сказал Люко, глядя на лежащее тело Карлу Гриена, единственного человека, который мог предоставить им нужную информацию.

— Оставайтесь здесь, — приказал Сарпедон, направляясь к дверям, расположенным позади кафедры проповедника.

Он сорвал их с петель и зашагал по коридору. Здесь заключенные собирались, когда безумие только начинало овладевать ими, — глубокие царапины покрывали стены там, где узники пытались проскрести их, чтобы выбраться. В пластикрит оказались вдавлены зубы и осколки костей, все вокруг покрывал слой коричневато-черной грязи. Прутья решеток были деформированы. Сарпедон просто ощущал безумие, оставившее свой отпечаток в этих стенах. Он, казалось, мог слышать крики.

Камера 7-F вся словно пропиталась мраком, кровь и грязь коркой покрывали ее стены, а прутья решетки проржавели настолько, что просто рассыпались, когда Сарпедон попытался развести их в стороны. Соломенный тюфяк, служивший Карлу Гриену постелью, давно изгнил, и когти командора, вошедшего в камеру, утонули в грязи.

В помещение размерами в лучшем случае два на два метра уместилось столько злобы и отчаяния, что Сарпедон в прямом смысле ощущал на языке их едкий металлический привкус. Должно быть, безумие охватило Карлу Гриена еще до того, как он угодил сюда, — об этом позаботился Стратикс Люмина. Чума, явившись сюда, стала искать наиболее восприимчивого носителя и натолкнулась на сознание спятившего еретика.

Сарпедон поднял руку и счистил со стены затвердевшую кровь. Поверхность под ней, так же как и в коридоре, покрывали глубокие царапины, но в этот раз они были упорядочены и образовывали на пластикрите необычные узоры. Сарпедон продолжал удалять грязь, обнажая рисунок, состоящий из прямых линий и дуг и покрывающий всю дальнюю стену.

— Они вырезали генные железы Хастиса, — сказал Люко. Обернувшись, командор увидел, что сержант стоит в коридоре, на входе в камеру. — Семя остальных спасти не удалось.

— Ясно, — произнес Сарпедон и указал на рисунок, вырезанный на стене. — Запиши это с помощью ауспекса. И приготовьтесь к отходу, здесь искать больше нечего. Свяжитесь с Лигрисом, пусть подберет нас.

— Слушаюсь, командор, — ответил Люко и побежал обратно к своему отряду.

Еще какое-то время Сарпедон продолжал разглядывать узор, выцарапанный безумцем, пользовавшимся только окровавленными огрызками своих пальцев. Если в этом и был какой-то смысл, то технодесантник Лигрис мог до него докопаться. Только подобная тоненькая струйка надежды позволяла Сарпедону продолжать сражаться и вести за собой Орден. Все его люди ждали, чтобы он вел их, даже такие прирожденные офицеры, как капитан Каррайдин и капеллан Иктинос. Стоит командору предаться отчаянию, и все Испивающие Души тоже опустят руки, но до тех пор они были готовы выдержать любое горе, обрушившееся на Орден, и отправиться на задание, которое требовало от них пожертвовать практически всем, что у них было. Сарпедон не имел права обмануть их ожидания.

Эскарион подозревала, что Д'Вейн не был офицером на самом деле. Как и большинство прочих бойцов Стратикса, он не носил куртку с полагающимися знаками отличия, и заряженные патронташи крест-накрест свисали с его голого торса, покрытого клановыми татуировками. На его поясе болталось несколько срезанных скальпов, а вооружен он был охотничьими лазерными пистолетами с рукоятками из слоновой кости, которые бы более подходили настоящему офицеру. Но как бы то ни было, его взвод, состоящий из полудикарей, явно подчинялся его приказам, а на поле сражения ничего другого сестра Эскарион и не могла просить.

— Вали их, хрудовы дети! — проревел Д'Вейн, гоня свой взвод через изрытый воронками двор храма к форуму Септиам-Сити, где обширную мраморную площадь окружали общественные здания и золоченые статуи героев Империума.

Форум стал средоточием неистовой контратаки септиамцев, заманивших сюда наиболее продвинувшиеся в город войска Йориана. Теперь бо льшая часть статуй была повалена взрывами, а мраморные плиты взлетали под ударами артиллерии, чтобы осыпаться смертоносным каменным дождем. От базилики и часовен остались только полыхающие развалины. Йорианцы и септиамцы залегли по разные стороны площади, а разрушенный форум оказался ничейной территорией, где полегли уже тысячи людей.

Самая крупная группировка септиамцев закрепилась в храме Махариуса. Гигантская порфировая статуя самого лорда Солара возвышалась над некогда прекрасными парками, теперь изрытыми окопами, где прятались неотличимые от мертвецов защитники, и утыканными огневыми позициями. Именно эти укрепления войска Стратикса и собирались атаковать с тыла, поскольку сейчас гвардейцы могли рассчитывать не только на свои лазганы, но и на болтеры и огнеметы Сестер Битвы.

Воины Стратикса покинули свои укрытия позади часовен и хранилищ малых святынь, стоявших в тени храма, и побежали к стене, окружающей двор. Кроме обычных, армейского образца, лазганов некоторые были вооружены более экзотичным образом за счет того, что удалось подобрать на поле боя: охотничьими ружьями, хеллганами и основательно потрепанными двустволками, на прикладах которых — по традиции банд ульев — каждое убийство отмечалось зарубкой. Кое-кто успел подобрать и даже залатать хорошие куртки, бронежилеты. Эти люди больше напоминали дикарей с какого-нибудь первобытного мира, чем гвардейцев, но, как бы то ни было, Эскарион видела, что, заручившись поддержкой Сестер Битвы, Д'Вейн повел своих солдат на укрепления септиамцев. Им наконец удалось вырваться из трущоб и пойти на прорыв, чтобы в центре города соединиться с силами йорианцев. И сейчас предстояло штурмовать последний оплот врага, разделявший две армии.

— Серафимы, вперед! — прокричала Эскарион, поднимаясь из укрытия следом за солдатами Стратикса и бросаясь первой.

Бойцы стали перебираться через просевшую кирпичную стену. Эскарион оглянулась, чтобы удостовериться, что ее отряд не отстал, и щелкнула переключателем прыжкового ранца, перелетев через ограждение. В полете она постаралась быстро осмотреться, чтобы оценить обстановку, — орудийные расчеты септиамцев торопливо, оставляя глубокие колеи в грязи, вытаскивали на позиции пару полевых пушек, принадлежавших ранее Войсковой Дивизии, и готовились зарядить в них мощные снаряды.

Эскарион сразу сорвалась на бег, загоняя в болтер обойму. Следом за ней, приземляясь, мчались ее сестры. Серафимы обрушились на септиамцев, заряжавших орудие, с такой стремительностью, что те даже не успели понять, что на них кто-то напал. Продырявив одного противника из болтера, Эскарион тут же взмахом энергетического топора обезглавила следующего. Миксу дала очередь, превратив в кровавые ошметки еще троих. Сестры убивали настолько быстро и эффективно, что на тот момент, когда солдаты Стратикса наконец подбежали к ним, на огневой позиции уже не осталось защитников. Мертвые тела свешивались с пушек и импровизированных баррикад.

Д'Вейну потребовался всего один взгляд, чтобы оценить обстановку и приказать своим людям захватить пушки. Не успело пройти и нескольких минут, как гвардейцы развернули орудия и принялись практически в упор расстреливать окопы и укрепления септиамцев. Разрывы снарядов вскидывали высокие фонтаны земли, над храмовым парком будто прошел дождь из обломков и изувеченных тел.

— Хорошо сработано, сестры, — крикнул Д'Вейн, ведя еще не занятых делом людей в наступление на разрушенные оборонительные рубежи.

Эскарион вместе с остальными сестрами последовала за ними. Септиамцы стали отстреливаться, и воздух наполнился пулями и лазерными импульсами. Под огнем, ведущимся со всех направлений, Эскарион и Д'Вейн обрушились на позиции горожан, и вскоре там воцарился хаос.

Сарпедон перепрыгнул через пьедестал, на котором некогда возвышалась монументальная статуя экклезиарха Палиса XXIX, и приземлился прямо в самой гуще септиамцев, окопавшихся в воронке от снаряда, образовавшейся посреди форума. Взмахнув силовым посохом, командор всадил его в солнечное сплетение одного из противников. Через мгновение рядом оказался Теллос, и из тел септиамцев под ударами парных мечей хлынули кровавые дуги. Прогнившие рты распахнулись в ужасе, когда ходячие мертвецы увидели несущихся следом штурмовых десантников. Огонь болтерных пистолетов и удары цепных мечей рассеяли септиамцев по искореженному мрамору форума.

— Теллос! — прокричал Сарпедон. — Займись пушкой!

Командор показал в сторону автоматического орудия, врытого прямого на входе в разрушенную базилику и обстреливавшего сейчас позиции йорианцев. Кроме того, его легко можно было развернуть так, чтобы сбить любой корабль, который рискнул бы приземлиться сейчас на форуме, и именно поэтому уничтожить пушку было так важно.

Теллос увлекся избиением септиамцев, чьи тела валились ему под ноги, и, казалось, не слышал приказа.

Сарпедон схватил его за плечо и вздернул, поднимая на уровень своих глаз.

— Уничтожь пушку! — прорычал командор. — Сейчас же!

Теллос посмотрел на него из-под маски запекшейся крови септиамцев, а потом, оказавшись на земле, под шквальным огнем помчался к валу, где было установлено орудие, попадая под пули и выстрелы лазганов. Следом побежала его штурмовая группа, в то время как люди Каррайдина и остатки отряда Хастиса укрылись в воронке от взрыва.

— Каррайдин, пусть твои парни рассредоточатся и не дают этим головы поднять.

— Лигрис сможет приземлиться?

— Здесь несколько жарче, чем он любит, но, думаю, справится. Выполняйте приказ, Испивающий Души!

Каррайдин поднялся со штурмовым болтером на изготовку и повел свой отряд туда, откуда септиамцы вели наиболее плотный огонь, чтобы как можно серьезнее обезопасить место посадки. Десантники Люко побежали вдоль одного из краев форума, яростно перестреливаясь с врагами, укрывшимися на нижних уровнях. Йорианцы, идущие следом, изо всех сил старались прикрыть Адептус Астартес.

Вряд ли бы гвардейцы так усердствовали в своем желании помочь Испивающим Души пробиться к форуму, зная, что те просто зачищают площадку для корабля и готовятся к эвакуации. Но Сарпедон пришел не затем, чтобы выигрывать чужие сражения, — успех всей миссии зависел от того, сколько его людей доживет до конца, и на Септиам Торусе не оставалось никакой другой задачи, кроме как улететь.

У дальнего края форума, находившегося в руках септиамцев, вспыхнуло отчаянное сражение, выплеснувшееся на площадь. Выстрелы и вспышки пламени выгоняли защитников города из укрытий. Сарпедон легко расправился с несколькими беззащитными мишенями. Еще какое-то количество врагов скосили болтеры отряда Люко. Началось наступление — Сарпедон увидел, что часть солдат, перепрыгивающих через баррикады и сцепляющихся с другими в рукопашной схватке, вовсе не септиамцы, а бойцы XXIII полка Стратикса, в которых с трудом можно было распознать гвардейцев.

— Передайте Лигрису, чтобы пошевеливался! — прокричал Люко в вокс. — Мы под огнем!

— Кто стреляет? Септиамцы? Стратикс?

— Ни те, ни другие, — пришел ответ. — Адептус Сороритас!

Стену базилики прошила очередь, и Эскарион в кувырке ушла за колонну. Помедлив всего секунду, командир выскочила обратно и побежала, отстреливаясь на ходу. Остальные сестры прикрыли ее огнем болтеров, пока она прокладывала путь к следующему укрытию. Гвардейцы Стратикса и септиамцы сошлись в безумной, кипящей схватке где-то у нее за спиной. Две армии дикарей сцепились друг с другом в рукопашной, пустив в ход ножи и ружейные приклады. Сестры надолго завязли бы на месте, если бы позволили втянуть себя в это сражение.

— Десантники! — прокричала Миксу, идущая позади.

Эскарион оглянулась и увидела, как кратко мелькнул темно-пурпурный доспех космического десантника, выстрелившего по ним из болтера и тут же нырнувшего в укрытие, когда ответные очереди стали крошить вокруг него мрамор.

Это был первый живой Испивающий Души, встреченный Эскарион. Впервые ей удалось взглянуть на врагов, уничтожения которых требовала ее вера. Укрывшийся отряд космодесантников снова начал стрелять, и командир Серафимов услышала крик умирающей сестры, когда той в живот ударил болт, пробивший броню и вышедший со спины.

— Аспасия! Давай с огнеметами вперед, заставь их пригнуться! — приказала Эскарион, после того как сестры залегли в укрытии.

Весь отряд космодесантников теперь сосредоточил свою стрельбу на них.

Умирающую втянули в безопасное место, а Эскарион прыжком скрылась за ближайшей колонной и теперь слышала, как болты барабанят по камню с противоположной стороны.

Укрытие позволяло ей видеть практически весь форум, и теперь она выискивала среди мраморных руин остальных космических десантников. Сестра заметила нескольких, которые сражались возле развалин базилики, окружив автоматическую пушку горожан и прорубаясь сквозь защищающих ее септиамцев. Другой Испивающий Души значительно отличался от всех виденных ею до этого. Облаченный в массивный и громоздкий терминаторский доспех, в сопровождении нескольких помощников он выбежал из воронки возле постамента какой-то статуи и пытался найти более надежное укрытие от огня септиамцев, которых выгнал на форум натиск гвардейцев Стратикса.

Мутант. Он промелькнул перед глазами Эскарион так быстро, что она едва могла поверить в увиденное, но, когда Испивающий Души снова выскочил из очередного укрытия, ее подозрения подтвердились. Восемь суставчатых, заканчивающихся острыми когтями лап делали этого космодесантника похожим на огромного чудовищного паука. Его доспех был украшен сильнее, чем у остальных его боевых братьев, что вкупе с силовым посохом в его руке позволило Эскарион распознать в нем библиария, хранителя псионической мощи и тайн Ордена.

Сестры Битвы презирали колдунов и не могли без подозрения относиться даже к тем из них, кто состоял на службе у Империума. Эскарион ни разу не видела, чтобы искусство псайкеров вело к чему-либо, кроме растления и Хаоса. Посему библиарий становился важной мишенью даже в том случае, если он, вопреки подозрениям Эскарион, и не был Сарпедоном — главой Испивающих Души, предводителем мятежа и главной целью ударной группы Таддеуша.

— Руфилла, Аспасия, прикройте нас! — заорала Эскарион, пытаясь перекричать грохот выстрелов и свист пуль.

Рядом с ней к колонне прижалась сестра Миксу.

— Это он? — задыхаясь, спросила она.

— Если упаду, не останавливайся, чтобы спасти меня. Любое их попадание все равно смертельно, а мы не можем себе позволить лишний раз терять сестер.

— Сможешь справиться с ним?

— Возможно, что и нет. Постарайтесь оттеснить от него остальных десантников. У меня будут шансы только в том случае, если он окажется в одиночестве.

Эскарион сорвалась с места, стреляя в Сарпедона из болтера в левой руке и сжимая энергетический топор в правой. Миксу вместе с тремя уцелевшими Серафимами бросилась следом, расстреливая из парных пистолетов все, что могло угрожать ее старшей сестре, в то время как отряд Аспасии окатил огнем десантников, укрывшихся в руинах. Сестры Руфиллы беглыми очередями прочесывали форум. Когда Эскарион, чтобы добраться до командора Сарпедона, оставалось пробежать под пулями всего несколько шагов, на другом конце поля штурмовой отряд Испивающих Души наконец закидал пушку септиамцев крак-гранатами и направился обратно.

Сарпедон заметил сверкающее бриллиантовым блеском поле энергетического топора раньше, чем увидел саму Эскарион. Командор знал, что ни один септиамец и практически никто из офицеров Гвардии не мог обладать подобным оружием, — налетевшая на него фигура, без сомнения, принадлежала Сестре Битвы, солдату Имперского Культа, фанатичной и движимой исключительно силой веры.

Если удача сопутствовала Сарпедону, то женщина должна была счесть его десантником Хаоса, измененного магией Врага. А если нет, то она принадлежала к ударной группе, которая, как знал командор, преследовала Испивающих Души с момента их нападения на Дом Йенассис.

Вогнав один из когтей в землю, он прокрутился на месте всей громадной массой — к увеличенному весу десантника добавлялись еще доспех и измененные ноги. Перехватив силовой посох одной рукой, он описал им широкую дугу. Топор и посох столкнулись в снопе искр.

Сестра оказалась настоящим ветераном с прорезанным морщинами волевым лицом. В ее рыжевато-каштановых волосах проблескивала седина. На матово-черной броне не было ни знаков принадлежности к Ордену, ни украшений. Женщина подалась назад и, не останавливая плавного хода топора, попыталась ударить командора обухом по ребрам. Сарпедон взмахнул ногой и заблокировал ее выпад, но ощутил, как сгибается его колено, и качнулся вбок настолько, что был вынужден коснуться рукой земли, чтобы остановить свое падение. Но он успел воспользоваться этим движением и перекатился, одновременно хлестнув двумя ногами, вскользь задев Сестру Битвы и заставив ее отступить на шаг. В наступившей заминке, продолжавшейся всего долю секунды, они успели смерить друг друга взглядами, пытаясь предугадать следующий ход противника.

— Предатель! — прошипела Сестра, перебрасывая топор из руки в руку.

Пистолет она как убрала в кобуру, так и забыла про него.

— Не предатель, — спокойным тоном произнес Сарпедон. — Просто свободный.

Сестра ударила первой, проведя отчасти ложный финт и метя в голову командора, с тем чтобы тот, закрываясь от этого выпада, раскрылся снизу, позволив ей таким образом отсечь ему ноги. Удар в голову Сарпедон отразил набалдашником посоха, а нижний — противоположным концом, используя его словно длинную пастушью дубину. Затем бывший библиарий ответил тычком ноги в горло, от которого Сестра ушла со скоростью, вызвавшей некоторое уважение у командора. Она была прирожденным воином, чьи боевые инстинкты отточились в многочисленных битвах и чья вера не позволяла ей отступить перед Сарпедоном.

Вера означала могущество. Вера была смирительной рубашкой, удерживавшей Испивающих Души в рабстве со дня основания Ордена, и вера же оказалась той силой, что заставляла их сражаться сейчас, когда весь их привычный уклад жизни был разрушен. Сарпедон давно научился уважать веру и видеть в ней самое смертельное оружие, какое только возможно.

Сверху раздался рев, и командору не понадобилось поднимать голову, чтобы понять: это на своем корабле прибыл Лигрис. Сестра размахнулась и ударила Сарпедона как-то несоответственно своим манерам, грубо обрушив топор на Испивающего Души. При этом она наступила сапогом на одну из передних ног космодесантника — ту, что не была бионической, — и командор почувствовал, как ломается сустав, как рвутся связки под слоем хитина. Парировав очередной выпад, Сарпедон выбросил вперед свободную руку и сжал броню Сестры Битвы в области шеи. С силой, какой не обладал даже обычный космический десантник, он оторвал ее от земли, размахнулся и швырнул, размазав по огромному обрушившемуся каменному блоку.

С неба на ослепительных копьях энергии, обжигающих здания вдоль одного из краев форума, опускался сверкающий металлом корабль. Он завис на небольшой высоте над землей, и в его боку образовались отверстия, а вниз протянулся длинный металлический язык, по которому отряд Люко поднялся на борт. Сарпедон увидел, как к истребителю от обломков автоматической пушки следом за Теллосом бегут штурмовые десантники. Не набирая высоты, корабль сделал маневр и снова выдвинул рампу, чтобы они могли взбежать по нему. По корпусу судна застучали пули, выпущенные легким оружием, и тут же из пассажирского отсека заговорили в ответ болтеры.

Сестра повалилась на землю. Она была оглушена, но не сломлена. Сарпедон раскрутил силовой посох и, сжав в обеих руках, ударил женщину набалдашником в солнечное сплетение. Но она откатилась в сторону и схватилась за одну из ног командора, воспользовавшись ею в качестве рычага, чтобы рывком подняться с земли и попасть противнику локтем в висок.

У Сарпедона потемнело в глазах. В это мгновение он раскрылся и стал уязвим. Быстрый удар вполне мог обезглавить его. Но инстинкты возобладали, он резко выбросил вперед одну из могучих задних ног и опустил ее. Щеку падающего Сарпедона обожгло силовым полем пронесшегося мимо топора. Командор оперся рукой о землю в тот же миг, когда коготь его задней ноги пробил броню Сестры и разорвал мышцы ее бедра.

Еще две ноги космодесантник вонзил в землю и, распрямившись с их помощью, швырнул Сестру через форум. Его коготь вышел из раны, и за женщиной в воздухе протянулся кровавый след.

— Сарпедон! Каррайдин! — подгоняя их, раздался в воксе крик Лигриса. — К вам приближается Гвардия, немедленно поднимайтесь на борт!

Командор отвел взгляд от распростертого тела Сестры и увидел, что через укрепления септиамцев уже переваливают солдаты — бойцы XXIII полка Стратикса, покрытые татуировками жалкие пародии на людей. Их были сотни, и Сарпедон понял, что сейчас они видят перед собой всего лишь мутанта, только что расправившегося с их союзницей из Сороритас.

В сторону Сарпедона и Каррайдина, отряд которого залег в руинах в сотне метров от командора, уже начали стрелять из лазганов. Сарпедон перепрыгнул через ближайший постамент статуи, но огонь велся со всех сторон. На броне командора оставались глубокие опаленные шрамы, несколько лазерных импульсов прожгли хитин на ногах. Один из солдат Стратикса прыгнул следом, сжимая в руках боевой нож. Сарпедон нанес резкий удар по лицу противника — голова того дернулась назад, и полудикарь осел на землю поломанной куклой. Командор дважды выстрелил из болтера, разрывая на части тело еще одного гвардейца, а затем пронзил силовым посохом следующего.

— Проклятие, мы под огнем! Прикройте же нас! — Каррайдину приходилось перекрикивать грохот своего болтера.

Но Лигрис был вынужден срочно набрать высоту, поскольку команды Стратикса, снабженные противотанковым оружием, уже заняли позиции и посылали в сторону сверкающего корабля импульсы из мощных лазерных орудий.

Без какого бы то ни было предупреждения за всем этим последовала яркая вспышка и прокатилась волна обжигающе горячего воздуха. Сарпедон, хотя автосенсорам и пришлось сжать его зрачки практически до точек, чтобы защитить глаза от света, смог разглядеть, что от приближавшихся к нему солдат остались только обугленные скелеты. Волна энергии прошла прямо у него над головой, опалив ему ноги и счистив краску с выступов доспеха.

Оглянувшись назад, командор увидел, кто дал этот залп, — танк «Леман Русс» модели «Палач», чье огромное плазменное орудие было раскалено после неожиданного выстрела, а от энергетических катушек поднимался белый дым.

На какое-то мгновение воцарилась тишина, зрение стало возвращаться к Сарпедону, и он смог разглядеть, что в рядах солдат Стратикса образовалась приличная брешь. Несколько дюжин изжарившихся тел лежало вповалку на опаленном мраморе.

Тишина сменилась отчаянной атакой йорианцев, натиск бойцов Стратикса захлебнулся под ударом солдат в серой форме. Сейчас было не важно, кто был гвардейцем, а кто — нет. Главное, что они видели в Испивающих Души своих союзников, а в войсках Стратикса тех, кто напал на друзей. Скорее всего, многие йорианцы в пылу сражения просто не смогли отличить жителей Септиам-Сити от гвардейцев со Стратикса. Поэтому, хотя некоторые из них и успели заметить мутацию Сарпедона и замерли в нерешительности, большинство устремились в драку.

На форуме разгорелась жестокая рукопашная битва. Стратикс против Йориана, трофейные ножи против штыков. Тяжеловооруженные команды попытались перевести огонь на «Палача», но другие танки, находившиеся на передовой линии, «Искоренитель» и боевые машины класса «Леман Русс», уже выкатились из-за руин, чтобы поддержать пехоту.

Лигрис увидел, что ему больше ничто не угрожает, и корабль снова спикировал, открывая вход, куда вскарабкалась громоздкая фигура Каррайдина, за которым последовал остальной отряд. Затем истребитель развернулся и прошел над Сарпедоном на достаточно небольшой высоте, чтобы тот мог допрыгнуть до него благодаря своим могучим ногам. Схватившись за край открывшегося люка, командор подтянулся и влез в пассажирский отсек. Корабль поднял нос вверх, и Сарпедон смог окинуть взглядом сражение, закипевшее на форуме. Гвардейцы со Стратикса и Йориана, сойдясь в рукопашной, убивали друг друга и захваченных этой бойней последних септиамцев.

Что-то вспыхнуло под кораблем, и командор, высунувшись из люка, увидел, как избитая им Сестра мчится к ним на прыжковом ранце. Едва сумев долететь до них, она вцепилась в край отверстия одной рукой, сжимая во второй энергетический топор.

Несмотря на то что женщина с головы до ног была вымазана кровью и грязью, ее лицо светилось уверенностью и фанатизмом.

Сарпедон оценил ее самоотверженность.

— Во имя Императора, сестра, — произнес он и легким толчком мощной бионической ноги спихнул ее.

Женщина сорвалась и беспомощно рухнула вниз, в самую гущу сражения.

— Лигрис, избавь нас от ее общества, — добавил Сарпедон.

Корабль вздрогнул, и металл по краям люка стал выгибаться, закрывая отверстие. Последнее, что осталось в памяти командора от Септиам Торуса, — безумные вопли дерущихся, убивающих и погибающих людей. Как и всегда за прошедшие тысячи лет, Империум уничтожал сам себя, хотя Сарпедону редко приходилось видеть, чтобы эта истина проявлялась в жизни с такой очевидностью.

— Ты уже видел снимки, которые мы передали тебе с ауспекса? — вызвал по воксу командор, после того как включились двигатели и он пристегнулся ремнями в противоперегрузочном кресле.

Оглядев пассажирский отсек, Сарпедон понял, что они потеряли более четверти десантников, высадившихся на Септиам Торусе. Практически весь отряд Хастиса погиб. Стоила ли добытая ими информация таких потерь? Да и могла ли?

— Получил в целости и сохранности, — ответил Лигрис из своей рубки.

— Ты знаешь, что это такое?

— Напоминает чертежи контуров когитатора. Чего-то такого, что может извлечь данные из мемо-банка. Возможно, это ключ к системе безопасности.

Включились основные двигатели, и рев разрываемой кораблем атмосферы смолк, поскольку судно вышло в открытый космос.

Это стоило того, твердил сам себе Сарпедон. Должно было стоить. Иначе ни одному из них не удастся вернуться живым со Стратикс Люмина.

 

Глава десятая

Космические путешествия казались Таддеушу самой тоскливой составляющей его работы. Время, проведенное среди звезд, проходило впустую, и, хотя варп позволял сократить сотни лет, которые требовались раньше на эти перелеты, до нескольких дней, эти дни все равно было уже не вернуть. Возможно, терпение и являлось самой сильной чертой Таддеуша, но во время полета оно истощалось, как никогда.

Он знал, что «Полумесяц» — быстрое судно, и именно по этой причине и приобрел его. Но не было никакой возможности выяснить, насколько быстро способны перемещаться Испивающие Души. Предположительно их странные космолеты, о которых докладывала Эскарион, были пригодны к варп-переходам и в то же самое время позволяли проникнуть через блокады, развернутые вокруг военных зон, с минимальным риском. Мятежники могли прямо сейчас уже высаживаться на Стратикс Люмина, и тогда Таддеуш опоздал. Впрочем, также они могли сейчас завершать еще какую-либо часть своего плана, необходимую для их дел на этой планете. А могло быть и так, что Стратикс Люмина давно потерян, ведь, как-никак, столица Тетуракта располагалась в той же системе. Демон мог разграбить все миры, соседствовавшие с его вотчиной, и разместить на них гарнизоны своих армий.

Во всяком случае Таддеуш хотя бы представлял, как выглядит то место, куда они направлялись. Прямо сейчас он при помощи личного голосервитора просматривал пикт-запись, сделанную капитаном Корваксом. Инквизитор поставил изображение на паузу, когда Испивающий Души стал разглядывать защитные сооружения, окружавшие аванпост — простое приземистое пластикритовое строение с массивными взрывоустойчивыми дверьми и огневыми позициями на крыше. Выглядело оно не слишком внушительно, но по той или иной причине Сарпедон решил рискнуть жизнью всего Ордена, только чтобы добраться туда.

Великий Инквизитор Колго освободил Таддеуша, сделав вид, будто тот никогда и не был его пленником. Он просто позволил «Полумесяцу» пристыковаться на дозаправку и ремонт, а затем выпустил Таддеуша «пройтись». Всего лишь очередной шаг в игре, услуга в обмен на услугу в будущем, когда молодой инквизитор обретет какое-то влияние. Тем не менее им с Колго никогда было не стать союзниками, поскольку Таддеуш собирался либо уничтожить Испивающих Души, либо погибнуть, пытаясь сделать это. Ни то, ни другое не могло вызвать одобрения Великого Инквизитора.

Время, прошедшее до встречи с «Полумесяцем», Таддеуш провел, занимаясь поисками сведений о Стратикс Люмина, но найти удалось немногое. Там размещалась фабрика Адептус Механикус Генетор, где адепты, пытавшиеся разгадать тайны генетики и мутаций, занимались биологическими исследованиями. Подобные аванпосты, как правило, были изолированы от внешнего мира, и Стратикс Люмина не стал исключением. Планету целиком покрывала заснеженная тундра, где не было других людей, кроме персонала фабрики. Десять лет назад эльдарские пираты, время от времени совершавшие набеги на систему Стратикс, столкнулись здесь с космическими десантниками, прибывшими по зову Адептус Механикус. Конечно же, не сохранилось никаких записей о том, какой из Орденов был вовлечен в эти события, что позволило Таддеушу заключить: это были Испивающие Души, еще не порвавшие с Империумом.

Так что же такого мог найти Корвакс, что это так заинтересовало Сарпедона? Таддеушу оставалось только надеяться обнаружить разгадку вовремя.

— Инквизитор? — учтивым тоном окликнули его от двери.

Таддеуш обернулся и увидел стоящую там Эскарион. Его личные покои на «Полумесяце» нельзя было назвать спартанскими, но им не хватало многих привычных инквизиторам удобств — вся обстановка сводилась к кровати, дорожному саквояжу, нескольким сундукам с одеждой и личными вещами и письменному столику, над которым возвышались полки с книгами. К немногочисленным предметам явной роскоши можно было приписать большой обзорный иллюминатор, выходящий в космос. Также невидимыми для глаз оставались сервитор-ядоуловитель, генератор заглушающего поля и небольшой пустотный сейф, при помощи которого Таддеуш мог перевозить особо хрупкие и потенциально зараженные предметы.

На Эскарион был надет только простой белый балахон — без своей брони она казалась вполовину меньше ростом, всего лишь стареющей женщиной с необычно гордой осанкой. Она излучала такую пуританскую чистоту, что обстановка комнаты Таддеуша начинала казаться просто декадентством.

— Сестра, — произнес инквизитор, — не ожидал, что вы так скоро сможете покинуть лазарет.

— Мне доводилось получать и худшие раны, — ответила Эскарион и направилась, слегка прихрамывая, к стулу возле столика Таддеуша. То, что она вообще захотела здесь присесть, выдавало крайнюю степень озабоченности, хотя ничем другим она ее и не выказывала. — Кость сломалась, но потеря мышечной массы минимальна. А я не привыкла болеть подолгу.

— Охотно верю.

— Мне хотелось поговорить с вами, инквизитор. Меня кое-что тревожит.

— Насчет Сарпедона? Он — магистр Ордена Космического Десанта и могущественный псайкер. Не стоит карать себя за то, что вы не смогли его победить.

— Не в этом дело, инквизитор. Мне и прежде доводилось проигрывать в сражениях, и это делало меня только сильнее. Просто… он мог убить меня, но не стал. Пути Врага многочисленны и неисповедимы, а еретикам случалось щадить своих противников только потому, что они живыми испытывали более тяжкие страдания, чем могла принести им смерть. Но ведь он понятия не имел о том, кто я такая. Я была только еще одним солдатом в городе, переполненном солдатами.

— А вы не задумывались над тем, что он мог и понимать, что вы появились там в составе моей ударной группы? Что он оставил вас в живых только затем, чтобы отправить мне какое-то сообщение?

— Все может быть. Просто мне кажется, что Сарпедон — очень необычный противник. Гвардейцы без всяких сомнений воспринимали Испивающих Души как Имперский Десант и шли за ними в бой даже против других гвардейцев. Инквизитор, я сражалась против Брата Каста и Парменида Яростного, побывала на Саафире и в Долине Скорпионов. Мне известны многие облики Врага. Но в Испивающих Души его различить сложнее всего. Это не просто звери, на которых можно охотиться. Их преследование может обойтись нам в куда большую цену, чем стоимость наших жизней.

— Сестра, вам удалось то, что не удалось мне. Вы видели Испивающих Души вблизи и сразились с их предводителем. Мне нужно, чтобы вы возглавили ударную группу и на Стратикс Люмина. Вполне возможно, что вам придется положить там свою жизнь или, скорее всего, снова встретиться с Сарпедоном. Будьте честны со мной, вас это не пугает?

Эскарион улыбнулась, что было большой редкостью:

— Да, я боюсь, инквизитор. Враг всегда внушал мне страх. Только вера спасает меня и позволяет жить с этим страхом. Но если бы я не боялась, тогда разве осталось бы место для веры? Я знаю, что Император защищает меня, ведь иначе этот страх просто парализовал бы меня. Но когда Он со мной, я способна сражаться с Врагом, несмотря ни на что.

— Очень вдохновенная речь, сестра.

— Чтобы понять это, инквизитор, мне потребовалась вся моя жизнь. И ни у кого не повернется язык назвать ее короткой.

Таддеуш наклонился и подрегулировал настройки голосервитора. Изображение замерцало и изменилось на старое досье Адептус Механикус. Узнав название Стратикс Люмина, инквизитор смог раскопать кое-какие обрывки сведений об этом месте, и самыми последними были записи, созданные спустя всего несколько месяцев после того, как Испивающие Души прогнали эльдаров. Наземный уровень здания представлял собой всего лишь примитивный одноэтажный вход, позволяющий спуститься ниже. Его окружали собранные впопыхах защитные сооружения, состоявшие по большей части из пластикритовых блоков, лежащих на промерзшей земле.

— Первый этаж — это, судя по всему, только вход, где размещается исключительно служба безопасности, — сказал Таддеуш. — Предположительно его возводили по чертежам Стандартных Шаблонных Конструкций, а значит, под поверхностью планеты располагаются как минимум два подземных этажа. Скорее всего, один из них занимает лабораторный комплекс, а на нижнем, где это проще всего обеспечить, располагаются герметичные хранилища. Это все, что нам известно, если, конечно, не считать того, что где-то там находится нечто, ради чего Сарпедон готов пожертвовать всем своим Орденом.

— Значит, надо опередить его, — произнесла Эскарион.

— Такой возможности нам может не представиться. Испивающие Души не только вылетели первыми, но и точно знают, зачем и куда они идут.

— Мои сестры в полной боевой готовности. Уверена, что так же вам ответит и полковник Винн на вопрос о его штурмовиках. У меня к вам есть только один вопрос, инквизитор.

— Задавайте его, сестра.

— Стратикс Люмина, очевидно, был заброшен. Но знаете ли вы, почему так произошло?

— Нет, сестра, — пожал плечами Таддеуш, — это нам не известно. Если не считать этих вот последних схем и планов, планета была покинута, как только оттуда улетели Испивающие Души. Должен заметить, что они сами могли послужить тому причиной. — Таддеуш поднял графин, стоявший на столике рядом с его кроватью. — Я предложил бы вам бокал настойки на дьявольской ягоде, сестра, но, смею догадываться, вы откажетесь.

— Тело человеческое сотворено по образу и подобию Императора, и грешно добровольно отравлять его, — произнесла она.

— Все мы грешны, сестра, — ответил Таддеуш, наливая себе выпить.

Эскарион поднялась и расправила подол своего скромного платья.

— Порой читать лекции просто бессмысленно, — сказала она. — Как правило, я проповедую о пользе добродетели мирянам. Также иногда приходится слушать и самой. Но в этот раз будет довольно и того, что я сама следую своим обетам.

— Рад, что мое поведение не оскорбляет ваши чувства.

— Вам прекрасно известно, что существуют куда более тяжкие грехи. А сейчас позвольте мне откланяться и провести молебен для своих сестер. С тех пор как я в последний раз руководила ими в молитве, прошло уже несколько дней.

— Замолвите пару словечек и за меня, сестра. Стоит встретить врага во всеоружии.

Таддеуш проводил Эскарион взглядом, впервые узрев в ней не воительницу, но просто пожилую женщину, возможно слишком многое повидавшую в этой Вселенной.

Он снова переключил голосервитора на пикт-запись, сделанную Корваксом, и стал уже в сотый раз пересматривать то, что, судя по всему, заставило Сарпедона отправиться в самое сердце боевой зоны. Конечно же, как и раньше, запись обрывалась на том моменте, когда Корвакс входил в здание, хотя исходный файл наверняка содержал кадры и внутренних помещений, и тех работ, что проводили там Адептус Механикус. Как бы то ни было, но Стратикс Люмина закрыли практически сразу после этих событий, а из двух выживших один сошел с ума, а другая оказалась сослана в удаленную лабораторию, практически скрытую под городом-ульем.

Таддеуш отключил голограмму. Никто бы сейчас не смог найти больше информации о Стратикс Люмина, чем знал он. Инквизитор вылил настойку обратно в графин и отправился на мостик.

До прибытия «Полумесяца» в систему Стратикс оставалось всего несколько дней, но Таддеушу каждая минувшая секунда казалась безвозвратно упущенной.

Весь космос, окружавший Стратикс, был заражен. Чумные миазмы пропитали все пространство между планетами, едва заметной дымкой окрасили далекие звезды в болезненные тона и расцветили миры системы странными оттенками разложения. Даже светило Стратикса стало бледнее, и любой, кто посмотрел бы на него через соответствующие фильтры, увидел бы на нем солнечные пятна, похожие на черные оспины. Силы Тетуракта были настолько велики, что он сумел заразить даже звезду, освещавшую его столичный мир.

Систему охраняли косяки гниющих кораблей, выпущенных из местных доков или же захваченных у торговых и охранных флотилий Стратикса, а также доставленных из миров, покоренных во имя Тетуракта.

Эскадры кораблей сопровождения, игравшие роль брандеров, были готовы взорваться, подобно перезревшим стручкам, выбросив тучи устойчивых к вакууму спор, которые должны были прогрызть себе путь через переборки и иллюминаторы вражеских кораблей и заразить их экипажи. Более крупными судами управляли команды, не нуждавшиеся ни в воздухе, ни в тепле, благодаря чему их корабли выходили из боя только в результате полного уничтожения. Носовые части нескольких почти разрушившихся крейсеров были обшиты массивными бронированными плитами, что позволяло их использовать в качестве таранных судов, похожих на гигантские шприцы с зараженной кровью. Станции слежения и орбитальные платформы развернули свои орудия вовне. Их экипажи, единственной живой частью которых оставалось сознание, теперь напрямую подключались к установкам, заряженным циклонными торпедами и магналазерами.

Сам Стратикс казался гигантским, покрытым опухолями шаром угольно-черного цвета, усыпанным янтарными точками там, где в ульях все еще полыхали пожары. Города, постоянно выбрасывавшие в атмосферу свои отходы, покрывали практически всю поверхность планеты, и ядовитые облака порой заслоняли целые районы. То там, то здесь из атмосферы выступали металлические рога космических верфей, повисших на низкой орбите.

Не меньше от Тетуракта пострадали и остальные миры. Его воля извратила облик всей Солнечной системы. Локанис, ближайшая к звезде планета, приобрела удушливую, плотную атмосферу, которая в зависимости от времени суток меняла свой цвет от мертвенно-бледного к серому, а потом и гнилостно-черному. Серебристую поверхность богатого металлами Каллистратоса, откуда раньше на фабрики Стратикса поставляли руду, обезобразили ржавые пятна, протянувшиеся на многие сотни километров. Сантафал превратился в сплошное кладбище, по которому блуждало столько оживших мертвецов, что из космоса казалось, будто поверхность планеты шевелится, как кожа на пожираемом личинками трупе.

Стратикс Люмина стал еще более белым и холодным, чем прежде. В атмосфере газового гиганта Майорис Крайн бурлили ураганы болезненно-коричневого цвета, а его луны поплыли по странным, все удаляющимся орбитам, будто сила притяжения огромной планеты больше не могла удержать их. Три Сестры — крошечные, далекие от солнца миры Цигнан, Террин и Олатинна — убегали все дальше и дальше от своей звезды, будто пытаясь спастись от заразы, распространившейся по всей системе.

Корабль-гробница Тетуракта вывалился в реальное пространство; он возвращался домой. Уютное мерцание болезней окружало планеты чумными нимбами. Здесь и безвоздушное пространство словно пахло по-другому. Оно благоухало жизнью. Даже многие слои брони, разделявшей мостик и пустоту, не могли сдержать аромата — домашнего аромата.

Экипаж, состоящий из сервиторов и прислуги, подключенной к машинам мостика, деградировал настолько, что их мозги не могли работать уже даже вполсилы. Так что приходилось подключать к системам все больше и больше новых тел, наваливая их на приборы слежения и пульты управления, пока мостик не превратился в одну огромную братскую могилу, где скорченные трупы лежали трехслойным ковром гниющих кожи и мяса.

Абсолютное рабство. Эти неотличимые от мертвецов существа подчинили своему господину даже собственное человеческое сознание. Никто, кроме Тетуракта и его носильщиков, не имел права появляться на мостике, ведь здесь всякий облеченный властью становился предметом поклонения, а подобные почести полагалось возносить только одному существу.

Впереди был установлен массивный обзорный экран, благодаря которому Тетуракт мог насладиться красотой распростершейся перед ним Солнечной системы. Стратикс не был просто одним из миров, он был первым из них. Здесь располагалось само сердце распространяющейся скверны, здесь же было получено первое доказательство того, что Тетуракт обладает могуществом править своей империей. Да, на Юмениксе было проделано много работы, и теперь он превратился в не менее надежный оплот его власти, чем любой другой мир. Но именно тут, в этой системе, находился дом.

Не произнося ни слова, одной своей волей Тетуракт приказал экипажу мостика направить корабль к Стратиксу. Под его ногами зашевелились и застонали тела, подключавшиеся к когитаторам и посылавшие команды основным двигателям и ускорителям.

Тетуракт отпустил сознание наружу. С каждым захваченным миром он становился сильнее и теперь не был привязан к своему иссохшему телу. В образе мыслеформы он проплыл по кораблю-гробнице, искупался в сверкающих и бурлящих котлах скверны, каковыми предстали перед ним сознания его колдунов. Минуя носовую часть судна, он ощутил остаточную гордость навигатора, все еще пытавшегося цепляться за идеалы старой космической аристократии, хотя плоть давно сползла с его костей.

Тетуракт мог видеть и то, что находилось за бортом и теми волнами, что оставлял корабль, вырвавшийся в реальное пространство. Космос был теплым и уютным, наполненным болезнями. До демона долетал далекий хор голосов, умоляющих его вернуться и снова спасти их. Он упивался этим чувством, их отчаянием и благодарностью и мольбами тех, кто уже понял, что всегда будет нуждаться в его помощи, чтобы держать в узде свою медленную смерть. Эти звуки придавали сил. Именно ради них Тетуракт выковал из своего царства машину войны и втянул войска Империума в мясорубку сражений, победителем из которых мог выйти только демон.

Он ощущал агонию тускнеющего солнца и искажения гравитационной сети, связывавшей миры, — Тетуракт настолько уподобился богу, что мог изменять даже окружающую его Вселенную. Он чувствовал тяжелый, насыщенный вкус чистейшего гниения, лившегося сквозь пустоту потоком, который должен был вскоре затопить собой все царство.

Сам Стратикс выглядел как прекрасное, бьющееся в мучениях сердце. Сантафал казался гнойной раной в теле реальности. Стратикс Люмина — белой жемчужиной, выточенной из безжизненного льда. Майорис Крайн — призрачным раздувшимся мертвецом. Тетуракт видел, как искажается пространство возле планет, — настолько их изменило его прикосновение. Систему охраняли флотилии кораблей, похожих на тучи саранчи или на огромных неповоротливых чудищ, и демон слышал, как повсюду взывают к его имени.

Красота этого мира по-прежнему ошеломляла его. Тетуракту довелось повидать по-настоящему экстраординарные вещи, и он уже разучился удивляться, но тут… когда миллиарды душ, страдающих от боли и заходящихся в религиозном экстазе, молили его прикоснуться к ним и распевали благодарственные молитвы. Все это сливалось в единый поток, текущий прямо в сознание демона.

Но сейчас здесь было и нечто такое, чего не было раньше. Нечто, не запятнанное прикосновением Тетуракта. Да, необычное и искажающее реальность, но не зараженное.

Демон сосредоточил свое внимание на незваных гостях. Крошечные и металлические, они неслись иглами, сшивающими рану, пронзая завесу страданий и все глубже проникая в пространство системы. Несколько небольших кораблей, двигавшихся значительно быстрее любого судна Империума сходных размеров.

При виде этого оскорбления Тетуракт преисполнился ледяным гневом. Это были его миры. Имперские ударные группы, попытавшиеся сунуться сюда еще в самом начале восстания, заплатили за свою глупость безумием и присоединились к армиям Тетуракта. С тех пор никто больше не смел отравлять своей чистотой этот котел, полный заразы.

От одного из кораблей до Тетуракта донесся жаркий, оглушительный аромат сознания, обладающего псионическими силами. Что-то неуловимое отличало его от обычного человеческого псайкера. Это сознание было ясным, сосредоточенным и очень, очень могущественным.

Оторвавшись от косяка сверкающих корабликов, Тетуракт охватил взглядом всю систему. Он ощутил след «почти-нормальности», тянувшийся за незваными гостями, и прикинул, куда они попадут, если так и будут прямо как стрела нестись в самое сердце его царства.

Этот курс должен был привести их к Стратикс Люмина.

Тетуракт рывком вернул свое сознание обратно на мостик. Сваленные в кучи тела задрожали, ощутив отзвуки ярости своего господина. При помощи ментальной речи он резко выкрикнул приказ разворачивать корабль-гробницу к ледяной планете, чтобы перехватить чужаков.

«Только не Стратикс Люмина, — подумал Тетуракт. — Этого нельзя допустить».

Загоняя свежую обойму в свой болтер, Корвакс услышал, как половина его отряда поступает так же. Он оглянулся на сержанта Вейала: шлем того был поврежден в бою и космодесантник стоял с непокрытой головой, выдыхая струйки белого пара в морозный воздух.

— Пусть остальные прикроют нам спину, — сказал Корвакс. — Сержант Ливрис, ваш отряд удерживает позиции. Вейал, вы со мной. Вперед!

Корвакс вскинул болтер и побежал следом за штурмовиками, устремившимися в темное сердце лабораторного комплекса…

Воздух был спертым, и Корвакс сейчас пытался распознать запахи, проникавшие сквозь фильтры шлема, — пороховой дым, кровь людей и ксеносов, страх и смрад немытых тел. Автосенсоры быстро приспособились к темноте, и теперь капитан видел трупы техногвардейцев, лежавших возле массивных дверей, где они пытались разместить огневые позиции. С потолка безжизненно свисали покореженные автоматические орудия, в импровизированных баррикадах застряли расчлененные тела боевых сервиторов.

Бронированная дверь привела космодесантников в огромную, с низким потолком залу. Там, где раньше находился подъемник, в полу зияла дыра с оплавленными краями. Вход и само помещение охраняли массивные феррокритовые конструкции с прорезанными в них бойницами и установленными автоматическими орудиями. Корвакс увидел тела техногвардейцев, повалившихся на жестко закрепленные тяжелые стабберы. Стены и пол были забрызганы кровью.

— Капитан, их просто изрубили на куски, — раздался голос Ливриса, чей отряд торопливо вбежал в залу.

— Сюрикены?

— Нет, что-то еще.

Подразделение Корвакса вошло следом за штурмовыми десантниками, удерживая в прицеле каждый темный закуток, каковых образовалось немало, учитывая, что в некоторых местах погасли светополосы.

Ливрис осторожно заглянул в шахту подъемника, держа в руке ауспекс.

— Продолжаем, капитан?

— Действуй, Ливрис. Хладнокровно и быстро.

Сержант прыгнул в дымящуюся дыру, а за ним туда же бросилось и остальное штурмовое подразделение. Корвакс до сих пор слышал звуки стрельбы, доносившиеся снаружи, где отряд Вейала продолжал сдерживать остатки сил эльдаров. Если ксеносы и прорвались внутрь, то успешно это скрывали — с нижних этажей аванпоста не доносилось ни звука.

— Лабораторный уровень, — произнес Ливрис. — Постойте, на ауспексе…

Внизу загремели выстрелы. Цепные мечи завизжали по металлу.

— Отряд, за мной! — прокричал Корвакс и, сжимая в руках энергетический меч, бросился вниз, следом за Ливрисом.

Темноту, в которой он приземлился, пронизывали вспышки выстрелов. Помещение с низким потолком, оформленное в тяжелом готическом стиле, было уставлено резными столами, на которых покоились хитроумные механизмы, а вдоль стен бежали переплетения стеклянных труб. Корвакс увидел, что некоторые из техногвардейцев и лаборантов еще живы, но куда большее их число лежит мертвыми, повалившись на терминалы или осев в креслах. Техногвардейцы жались по углам и почти вслепую палили из лазганов.

Врагов Корвакс не замечал. Десантники Ливриса вели огонь на подавление, рассыпая в темноту очереди зарядов, и тактическое подразделение капитана добавило к ним свои силы, стреляя по всем направлениям разрывными болтами.

Кто-то из боевых братьев вскрикнул, а потом сдавленно захрипел, и Корвакс увидел, как тот падает на пол. Сверкающая сеть серебристых нитей кружила вокруг десантника, взрезая бронированные пластины его доспехов, проникая в сочленения и превращая плоть под ними в лохмотья.

Корвакс краем глаза заметил чужаков — они были облачены в более тяжелые доспехи, чем те воины, с которыми капитану приходилось сражаться на баррикадах. Их тела защищали массивные кирасы, от которых тянулись мощные пластины, прикрывавшие руки ксеносов и помогавшие им удерживать громоздкое оружие с вращающимися стволами, сплетающими клубки сверкающих нитей. Эльдар прицелился, и клубок устремился к одному из людей Ливриса, превратив руку десантника в мешанину изрубленной брони и ошметков мышц.

Капитан выстрелил, но опоздал — эльдар в мгновение ока исчез, раздался лишь хлопок воздуха, устремившегося туда, где только что стоял ксенос.

— Телепорты! — Корваксу приходилось перекрикивать звуки пальбы, раздававшиеся в темной лаборатории.

Один из еще живых техногвардейцев заорал, когда невидимый противник разорвал его на куски мономолекулярной нитью. Что-то мелькнуло на границе зрения и исчезло, чуть не поймав сержанта Ливриса в свою смертоносную сеть.

Корвакс пригнул голову и побежал мимо братьев по оружию, пытаясь найти угол, который можно было бы занять, чтобы уничтожить как можно больше врагов. Ему приходилось надеяться, что чужаки будут заняты перестрелкой с остальными десантниками и обратят на него внимание только тогда, когда будет уже слишком поздно.

Прижавшись спиной к колонне, он настороженно прислушался, стараясь отрешиться от грохота болтеров и шипения лазганов. Неожиданно он услышал очень близкий хлопок воздуха, будто что-то материализовалось с другой стороны колонны.

Нанеся туда удар энергетическим мечом, Корвакс ощутил, что тот нашел цель и пробил доспехи и плоть. Неглубоко, но достаточно, чтобы противник замер на долю секунды от боли и неожиданности. Эльдар удивленно обернулся, и изумрудные глаза его конического шлема воззрились на капитана, когда космический десантник сжал горло ксеноса свободной рукой.

Оторвав тварь от пола, Корвакс с силой приложил ее о колонну, а затем вскинул так, что ксенос ударился спиной о низкий потолок. Его панцирь разбился, и голубые искры высвободившейся энергии подтвердили догадку капитана: именно там и находилось устройство, позволявшее эльдарам телепортироваться. Корвакс вновь подхватил существо и, прежде чем оно успело вскинуть свое тяжелое оружие, вогнал меч ему в грудь. Вспышки энергетического поля, окружавшего клинок, озарили несколько противников, совершивших прыжок, чтобы окружить капитана. Около полудюжины эльдаров решили расправиться с явным лидером Испивающих Души и отомстить за своего погибшего собрата.

Штурмовые десантники Ливриса обрушились на ксеносов сзади, их мечи засверкали, опускаясь на панцири тварей. Одного противника обезглавил сам Ливрис, другого прикончил Корвакс, вначале сломав ему ногу ударом сапога, а затем развалив эльдара пополам. Уцелевшие ксеносы прыгнули вновь, но уже не для того, чтобы окружить космодесантников, а пытаясь удрать.

Корвакс выдернул меч из тела лежащего у его ног эльдара. Капитан увидел, что несколько техногвардейцев все еще живы и прячутся за стойками с оборудованием. Также удалось уцелеть инженеру — женщине в балахоне адепта, испуганно выглядывавшей сейчас из-под скамьи и явно не знавшей, кого ей стоит бояться сильнее: чужаков или Испивающих Души.

Подойдя к ближайшему техногвардейцу, Корвакс рывком поднял его на ноги. Лицо человека заливала кровь — его краем задел клубок мономолекулярной нити, а ствол его лазгана деформировался, перегревшись от непрерывной стрельбы.

— Здесь еще кто-нибудь есть? — требовательно спросил капитан.

Техногвардеец кивнул и показал в сторону дальней стены лаборатории, где за снесенными с петель дверьми чернел проход.

Корвакс отбросил техногвардейца в сторону и повел свое подразделение к указанному ему коридору. Потолок там был еще ниже, кроме того, стены стояли так близко одна к другой, что в образованном ими проходе двое космодесантников не могли бы разойтись. В воздухе пахло тлением и химическими реагентами, и фильтры шлема высветили тревожные руны, сообщая о токсинах, которые они не пропускали в легкие. Коридор шел под уклон и достаточно круто заворачивал, уводя к нижнему этажу.

Спустившись и посмотрев вниз, Корвакс увидел, что его ноги по щиколотку утопают в молочно-белой жиже, в которой плавают куски мышечной ткани. Жидкость отражала свет, пробивающийся сверху. В обычное время прочные двери, ведущие на этаж, были заперты, но сейчас они стояли распахнутыми.

За дверным проемом Корвакс видел дрейфующие островки битого стекла и устилающие полы толстые ребристые кабели, купающиеся в жиже. Комки плоти засорили дренажные отводы. Почти все свободное пространство невероятного по размерам помещения заполняли ряды трехметровых стеклянных цилиндров. Некоторые из них были целыми и наполненными жидкостями, а другие оказались разбитыми.

Корвакс замедлил шаг и осторожно вошел в двери, в любой миг ожидая прилета сюрикена или энергетического сгустка. Если здесь находились эльдары, они не могли не слышать перестрелки наверху и должны были понять, что Испивающие Души уже на подходе.

— Что на ауспексе? — спросил он в вокс.

— Чисто, — пришел ответ.

Первое тело, на которое наткнулся Корвакс, лежало бесформенной грудой среди обломков. Живот его распороли острые изогнутые осколки стекла, торчавшие из основания цилиндра. Это оказался эльдар в синем бронированном комбинезоне с сорванным шлемом. Черты его тонкого скуластого лица расслабленно оплыли, а черные глаза были широко распахнуты. Сюрикен-пистолет лежал рядом с безвольно повисшей рукой. Следующий труп обнаружился неподалеку — во всяком случае б о льшая его часть, отметил про себя Корвакс. Этот эльдар оказался рассечен в районе поясницы, и нижняя половина тела нашлась только в нескольких метрах.

Взмахом руки капитан приказал своему отряду продвигаться дальше и плечом к плечу с Ливрисом вошел в помещение. По приблизительной оценке, там располагалось около пятисот цилиндров, возвышавшихся, подобно древним монолитам, везде, кроме пустого пространства посредине, где стояла огромная полусферическая машина, окутанная клубами холодного пара.

— Рассредоточиться! — приказал Ливрис, и штурмовые десантники сломали свой строй, а затем, разбившись на пары или поодиночке, стали обходить цилиндры.

Свое подразделение Корвакс не стал рассредоточивать, и, продвигаясь вглубь залы, они находили все новые и новые тела эльдаров. По большей части это были трупы воинов, но попадались и ксеносы в богато украшенных одеяниях и закрытых шлемах, инкрустированных сложными кристаллическими узорами. Они принадлежали к касте эльдарских аристократов, обладающих псионическими способностями и возглавляющих свой народ и во время сражений, и в мирное время. В трудах ученых Империума, изучавших данную породу ксеносов, этих существ называли колдунами. Что же, несколько таких аристократов встретили свой конец здесь, под поверхностью Стратикс Люмина. Одно из тел оказалось изрешечено дисками сюрикенов — не было похоже, чтобы это могли сделать техногвардейцы, отбивавшиеся из последних сил. Здесь произошло что-то другое.

— Вижу живые объекты, — отрывисто бросил Ливрис.

Переведя на него взгляд, Корвакс увидел, что сержант смотрит на свой ауспекс.

— Где?

— Повсюду.

В воздухе стал ощущаться странный, едва заметный гул, напоминающий звук, с которым работает старая люминосфера. Он был почти неразличим, но раздавался будто сразу со всех направлений.

На сетчатке глаза Корвакса зажглись значки биологической опасности. В его кровь проникли токсины. Показатель целостности брони был зеленым, и казалось, будто яды сами образуются прямо в органах капитана. Оолитическая почка вступила в борьбу, но если бы отрава продолжила поступать…

— Вижу, — раздался в воксе голос десантника, идущего впереди отряда.

Корвакс проследил за его взглядом и увидел среди цилиндров то, на что ему указывали, — перед огромной металлической полусферой на коленях стояла фигура, словно склонившаяся в молитве. Одеяния колдуна были измараны кровью.

— Мы на позиции, — произнес Ливрис.

Капитан знал: стоит ему сказать одно слово, и штурмовые десантники расправятся с чужаком в мгновение ока.

— Стоять, — ответил Корвакс. — Отряд, прикройте меня.

Он медленно направился к фигуре. Площадка, окружавшая полусферу, казалась поляной в стеклянном лесу. Толстые кабели выходили из отверстий в поверхности машины и оплетали изогнутые панели. Назойливый гул стал громче, и Корвакс почувствовал, как внутренние органы напрягаются, пытаясь справиться с образующимися в крови все новыми и новыми экзотическими ядами.

Фигура поднялась. Она была высокой и тощей, и даже со спины капитан не мог ни с чем спутать вытянутый эльдарский череп. Существо обернулось. Его узкое лицо было мрачным, а из глаз текли капли черной крови. Корвакс поднял болтерный пистолет и приставил его к голове чужака:

— Зачем вы здесь, ксенос? Что вам надо?

Эльдар издал несколько приглушенных звуков, а затем будто вдруг вспомнил, что космодесантник не знает его языка…

— Мне не сдержать его, грубое создание. Я надеялся… что мы сможем увести его с собой и изолировать от вас. Сможем уничтожить его. Но мы прибыли, когда было уже слишком поздно, вы слишком долго позволяли ему расти.

— Что? За кем вы пришли?

Эльдар улыбнулся. Кожа туго обтянула его лицо и начинала рваться, сочась водянистым гноем. Корвакс заметил, что кровь струится по запястьям чужака и капает с пальцев. Ксеноса разрушала какая-то могучая сила.

— Это ты мне скажи, примитивное существо. Твой народ создал его.

Прямо на глазах Корвакса кожа эльдара покрывалась пятнами и темнела. Черными ниточками проступили вены. Ксенос снова упал на колени, и его тело осело гротескным мешком — скелет существа разрушали те же силы, что уже начинали действовать и на Корвакса с его десантниками.

— Подразделение Вейала, — передал капитан по воксу, — свяжитесь с «Хищником». Пусть подготовят лазарет, нам потребуется проверить состояние каждого из наших людей. Доложите капеллану, на Стратикс Люмина существует риск моральной угрозы.

— Принято, — раздался голос Вейала, пробивающийся через треск статики и приглушенные звуки выстрелов.

— Десант! Отходим! — приказал Корвакс, глядя на то, как колдун эльдаров барахтается на полу в луже собственной крови.

Ксенос был мертв, но его останки продолжали дергаться под промокшими насквозь одеяниями. Пластины, покрывающие полусферу, то выгибались вовне, то снова втягивались назад, точно грудная клетка во время дыхания. Кабели вылетали из разъемов.

Корвакс развернулся и вместе со своим отрядом сначала пошел назад, а потом и побежал, когда от полусферы за их спинами раздался жуткий хриплый рев и стены с полом стали деформироваться. Остававшиеся цилиндры взрывались один за другим, наполняя воздух брызгами капель и осколками стекла. На пол вываливались искаженные человекоподобные тела. Отлетевшая от полусферы плитка пронеслась через всю огромную залу и глубоко вошла в стену.

Назойливый гул сменился криком, и на сетчатке Корвакса вспыхнула целая серия тревожных рун. Он видел, что его боевые братья слабеют на бегу, поскольку, что бы там ни пробудилось в центре залы, оно уже начинало действовать на них. Если эльдарский колдун сопротивлялся ему за счет силы своего разума, то у космодесантников были их тела, но ксенос в конце концов проиграл, и, скорее всего, та же участь ожидала их.

Корвакс покинул помещение одним из последних. Ливрис, стоявший рядом, ударил по пульту управления, и массивные двери стали закрываться.

— Уходим! — прокричал Корвакс. — Выбираемся на поверхность, эта битва окончена!

Прежде чем двери окончательно закрылись, капитан увидел, как лопается полусфера, разлетаясь фонтанами кабелей и деталей, похожих на железные внутренности. Биомеханическое оборудование взрывалось с такой силой, что Корвакс ощущал это каждой своей косточкой. Железы генного семени в его горле и груди горели огнем, третье легкое и второе сердце казались сгустками расплавленного металла.

В последний момент капитан увидел человеческую фигуру, поднимающуюся среди оставленных позади руин.

Эльдары пришли на Стратикс Люмина, чтобы убить это существо. Но они опоздали. Бегом поднимаясь к поверхности, Корвакс думал только о том, что Империум не должен повторить их ошибки…

Изображение остановилось на том кадре, когда в пикт-камеру Корвакса вплыли виды разрушенного лабораторного уровня.

— Вот и все, — произнес Сарпедон, — что у нас есть. Сразу после этих событий аванпост на Стратикс Люмина был опечатан и забыт. Мы не можем получить ни планов, ни других документов, связанных с этим местом. Запись, сделанная капитаном Корваксом, — единственный существующий наглядный материал. Так что именно на него нам и предстоит полагаться.

Сарпедон стоял за кафедрой и смотрел на десантников отрядов Люко, Каррайдина и Грэвуса. Перед ним и чуть ниже проецировалось изображение, необходимое для инструктажа, — сейчас это была пикт-запись, сделанная Корваксом во время первого рейда на Стратикс Люмина. Изображение, как и голос Сарпедона, транслировалось на все корабли их маленького флота, где остальные Испивающие Души точно так же стояли в грузовых отсеках.

— Это станет испытанием силы нашей воли, братья, — продолжал Сарпедон. — Невзирая на то что вы все время сражались на моей стороне, очень мало кому из вас была известна наша конечная цель. Правда заключается в том, что сейчас мы воюем ради собственного выживания. Мы бьемся ради того, чтобы стала возможной Великая Жатва, когда Испивающие Души найдут новобранцев и начнут преобразовывать их в космодесантников. Жатва должна была идти прямо сейчас, дабы капеллан с апотекариями выковывали следующее поколение тех, кто станет сражаться с Врагом. Но этого не произошло.

Сарпедон развел руками и указал на свои мутировавшие ноги:

— И вот почему. Среди нас не найти ни одного десантника, который не был бы отмечен печатью мутации. Многие от этого стали только сильнее, как, например, я. Но кровь Рогала Дорна отравлена.

Наша кровь, наше генное семя, взятое из тела самого Рогала Дорна, искажены до самых своих основ. Орден подобен потиру, полному этой крови, и каждая пролившаяся капля — это семя очередного боевого брата. Но потир начал истекать кровью Дорна, и скоро в нем останется место только для скверны. Наше генное семя извращено и не может быть использовано для создания новых космодесантников.

Неожиданно пикт-запись стала перематываться назад, вновь показывая заснятые Корваксом картины разрушения. Затем она опять остановилась, в этот раз на кадре, где были видны стеклянные цилиндры и мутные тени их содержимого, — момент, когда Корвакс спустился на нижний этаж.

— На Стратикс Люмина адепты Механикус учились управлять мутационными процессами. Они выращивали измененную плоть, а затем пытались сделать ее нормальной. Я, как и остальные старшие офицеры Ордена, полагаю, что им это удалось. Свидетельство, оставленное нам Корваксом, показывает, что эксперимент находился в конечной стадии и был прерван исключительно гибелью адептов от рук эльдаров. Информация только и ждет, чтобы ее нашли и применили. И используем ее, братья, мы, чтобы обратить вспять тот яд, что убивает Испивающих Души.

На кафедру поднялся Каррайдин. Ботинки его терминаторского доспеха лязгали по металлическому покрытию пола. У Испивающих Души никогда не было в достатке настолько совершенной брони, и Каррайдин обладал одним из последних экземпляров. Впрочем, он полностью заслужил такую честь — опытный и бесстрашный командир штурмовых десантников, Каррайдин показал себя, руководя самыми страшными абордажными сражениями. Он примкнул к Сарпедону во время войны, расколовшей Орден, и был одним из тех ветеранов, кому командор доверял более всего.

— Первая волна пойдет под моим началом, — произнес Каррайдин. — Нашей задачей станет проникновение на нижний этаж лаборатории. Группа будет состоять из моих людей, а также подразделений Солка и Грэвуса. Нам предстоит добыть материалы и данные, касающиеся эксперимента. В этом нам помогут технодесантники Лигрис и Солан и апотекарий Паллас. Думаю, нет нужды напоминать вам, что существо, обнаруженное Корваксом, может все еще находиться там.

— Вторую волну, — сказал Сарпедон, — поведу я. Мы должны взять под свой контроль поверхностные территории, прилегающие к аванпосту, и удерживать их до тех пор, пока не вернется штурм-группа. Стратикс Люмина расположен в одной из зон имперского космоса, сильнее прочих подвергшихся инфицированию противником. Нас обязательно обнаружат, если, конечно, этого уже не случилось. Скорее всего, аванпост подвергнется нападению, но мы должны любой ценой удержать и его, и зону высадки. Люко, Крайдел, штурм-сержант Теллос и я будем командовать операцией на поверхности. Десантники, не вошедшие ни в одну из двух групп, остаются на кораблях в качестве резерва и будут участвовать в перехватах.

Каждый космодесантник понимал, что это значит. До сих пор Сарпедон не рисковал отправлять в бой весь Орден сразу — людей некем было заменить, а Адептус Терра никогда не издадут эдикта возродить Испивающих Души, если почти все они погибнут. Значит, от этого задания напрямую зависело их выживание, и сейчас можно было рискнуть будущим всего Ордена, поскольку именно за свое будущее они и сражались.

Сарпедон достал из кармана свою потертую, растрепавшуюся копию «Военного Катехизиса» Дениятоса.

— «Направь нас, Император, — начал читать он, — дабы могли мы очистить творение Твое от Врага…»

Собравшись вместе и погрузившись в мрачные мысли о том, не происходит ли это в последний раз, Испивающие Души приступили к молитве.

Поверхность Стратикс Люмина, бледного, как пораженный катарактой глаз, мира, представляла собой несколько тысяч квадратных километров ледяной тундры, которую нарушали только редкие каменные выступы и одинокое, кажущееся неуместным строение, возведенное для Адептус Механикус Биологис. С высоты оно выглядело всего лишь крошечной точкой, украшавшей эту до омерзения мертвую планету. Но Тетуракт ощущал внутри ее жизнь — жизнь, так похожую на него самого и сочащуюся потенциальными возможностями.

Он оторвался от созерцания мира и, пройдя сквозь корпус судна, вернулся на мостик и отправился в церемониальный зал. Расположенный в самом сердце корабля-гробницы, он представлял собой потайное помещение, куда не было доступа никому.

Это было единственное место, остававшееся чистым и свободным от трупов, устилавших весь остальной корабль. Стены и потолок были обиты покрытыми лаком декоративными панелями из экзотических пород дерева. Помещение украшали гобелены с изображением картин героических деяний, кажущиеся сейчас настолько комичными и бессмысленными, когда Тетуракт стал кошмаром Империума. Пол покрывала мозаика, украшенная текстами молитв. Воздух освежали благовония, дымящиеся в курильницах, медленно покачивавшихся под потолком.

Тени становились особенно резкими благодаря люминосферам, установленным на канделябрах. Их лучи сверкали на поверхности реликвий, хранящихся в альковах стен. Здесь были шкатулки с костяшками пальцев святых, инкрустированный драгоценными каменьями и серебром энергетический топор, переходивший по наследству от одного первосвященника Стратикса к другому, свернутый стяг Адептус Сороритас, священные произведения искусства из далеко прошлого Империума и могущественные символы, послужившие созданию его будущего. Тетуракт собирал их и на Стратиксе, и во всех тех священных местах, которые захватывали его армии. Влияние этих предметов набрасывало обжигающее покрывало на его собственное сверкающее могущество, они точно обладали собственной силой притяжения, тянувшей демона обратно к смертному существованию. Тетуракт испытывал боль, входя в эту комнату, но коллекционирование не было необоснованным.

Единственное место во всем своем царстве Тетуракт приказывал содержать в чистоте. Хранящиеся здесь предметы были собраны в роскошно обставленных жилищах верхних уровней шпилей и захваченных святилищах, а затем доставлены сюда, в уголок чистоты, который Тетуракт запретил трогать. Причина тому была проста: самые страшные заклинания требовали осквернения чего-либо в качестве составной части ритуала, а что могло быть более мощным, чем осквернение подобной чистоты?

Перед Тетурактом выстроились его жрецы. Закутанные в балахоны с капюшонами, деформированные, они склонили головы в знак почтения, поскольку именно ему были обязаны всем. Должно быть, они тоже испытывали боль, глядя на этот отвратительный сгусток чистоты, который оскорблял тотальное осквернение корабля. Но колдуны подчинялись воле Тетуракта и, если он требовал, были готовы терпеть любую боль.

— Вы знаете, что надо сделать, — мысленно обратился демон к жрецам. — Пусть это свершится.

Шаркая, один из колдунов вышел вперед. Он откинул свой капюшон, и Тетуракт увидел не одно лицо, но многие, перетекавшие друг в друга, словно стремясь сплавиться в единое целое. Несколько выпученных глаз заморгало, приспосабливаясь к свету канделябров. Один из ртов раскрылся и застенал низким, дребезжащим голосом. Следом подключились и остальные рты, сплетая гротескную гармонию, способную заставить рыдать от страха любого нормального человека.

Затем жрец выпростал из-под рясы свои уродливые конечности — руки, клешни, щупальца. Каждая из лап изогнулась, изображая кощунственные символы, и вокруг этих знаков ереси засверкало красное пламя.

Остальные колдуны обступили певца, образовав круг. Огромные мутанты Тетуракта отнесли его в сторону, и каждый изуродованный разум приступил к исполнению своей части заклинания. Одно из сознаний превратилось в цельную глыбу гнева, ярко-красную скалу, сверкающую ненавистью, которая служила топливом всему ритуалу. Следующий колдун подхватил ее и соткал из нее гобелен истязаний. Зал наполнился псионическими призрачными образами пыток и отчаяния.

Зашелушился лак, покрывающий стены. Потемнели и стали осыпаться изображения священных армий Императора. Пошли складками гобелены, и пятна обветшания и скверны поползли по начищенным до блеска реликвиям. Изменился даже свет, который вдруг стал более тусклым и желтоватым, в результате чего все в зале начало казаться более старым.

Стали возникать тени уродливых призраков, привлеченных силой ритуала. Горбились за краем круга темные силуэты. Магия притягивала множество удивительных порождений варпа, в числе которых, например, были кровососущие демоны. За происходящим наблюдали чудовищные твари. Возможно, даже боги сейчас могли взирать на Тетуракта, завидуя тому, что ему удалось одержать победу там, где это не удалось им, и воздвигнуть царство страданий в самом сердце Империума.

Волшебство дразнило Тетуракта запахом старой крови. Это было одно из древнейших заклинаний, и сейчас оно служило ему.

Стенания становились громче и выше. Еще один жрец вошел в круг и достал из-под рясы кинжал из почерневшего железа. Этот колдун превосходил размерами всех прочих, мускулатура на его могучих плечах была заметна даже под балахоном. Он запрокинул голову, демонстрируя окровавленное лицо, с которого лентами свисала изрезанная кожа, и всадил кинжал себе в живот.

Липкие багровые внутренности стали вываливаться наружу, и там, где они падали, по полу начинал расползаться черный, похожий на ржавчину налет, искажавший образы мозаик настолько, что буквы молитв превращались в корчащиеся символы чумы и погибели. Колдун опустился на колени и кончиком кинжала стал потрошить свои кишки, направляя проклятие, распространявшееся по залу. Оно исказило последнюю из букв пола, и новый символ вспыхнул огнем.

Слой за слоем стали осыпаться стены, открывая взгляду то, что лежало за ними. Помещение было оборудовано на одной из взлетных палуб корабля. Там, где раньше ожидали своего часа сотни истребителей, на безбрежных ржавых просторах гнили сваленные в кучи многие тысячи тел. Бледные, иссохшие руки лежали на слепых мертвых лицах. Горы в несколько дюжин слоев из человеческих тел — настоящие пирамиды смерти, чей богатый урожай был собран в ульях Стратикса и доставлен Тетуракту в качестве дара.

Демон с радостью принял его, и далеко не как знак признания своего могущества. У этих груд существовало и вполне практическое предназначение, как и у всех остальных тел, занимавших каждый свободный участок корабля-гробницы.

Стены зала обрушились, потолок разлетелся хлопьями ржавчины. Заклинание почти подошло к завершению. Монотонная песня жрецов стала громче, и сам воздух кипел энергией. Из-под капюшонов колдунов вырывались черные искры, и наполовину материализовавшиеся наблюдатели передвигались на самом краю зрения.

Вот уже зашевелились первые тела, пытаясь выбраться из одной трупной горы и скатываясь по склону. Попутно они сталкивали вниз других мертвецов, бессильно царапавших пол скрюченными пальцами. Из насыпи высовывались все новые и новые руки, и вскоре она вся уже двигалась. Первые выбравшиеся пытались подниматься на ноги и заново учились ходить.

Тетуракт ощущал волнение пробуждающегося судна. Когда-то в прошлом граждане Стратикса упрашивали его, умоляли спасти их от смерти, что он и сделал в обмен на их души. Сегодня он распространял давешнюю сделку и на тех, кого не защитил в тот раз, — на останки из братских могил. Корабль-гробница был не только местом поклонения Тетуракту, но и самым смертоносным орудием войны, какое он только мог создать. На своем борту судно несло армию, которая не нуждалась ни в еде, ни в отдыхе и была готова подчиняться, не задавая никаких вопросов, армию, которая ни за что бы не отступила и стояла бы до самой своей гибели, поскольку каждый входивший в нее солдат и без того был уже мертв.

Генеральный план Тетуракта: заражать, а затем спасать миры, принимая их в свое царство, — имел свои ограничения. Демон никогда не сомневался, что однажды наступит такой миг, когда ему придется напрямую вмешаться в ход событий и вступить в сражение с врагом. Для этой цели и предназначался корабль-гробница. Так получилось, что противник нанес свой удар значительно ближе к вотчине Тетуракта, чем тот мог ожидать. Кто-то осмелился вторгнуться непосредственно в его родную систему и осквернить своим присутствием Стратикс Люмина, но корабль Тетуракта был создан в расчете даже на это.

Горы трупов рассыпались на толпы пошатывающихся человекоподобных тварей, бесцельно передвигавшихся с места на место, с трудом проталкиваясь мимо собратьев. У многих недоставало зубов и ногтей, зараженная кровь заливала взлетную палубу. Они были облачены в обрывки рабочих комбинезонов, солдатской формы и всевозможной другой одежды. Многие из них начинали приближаться. Огромные мутанты-носильщики подняли Тетуракта повыше, и его необъятное сознание устремилось к тусклым, растекающимся точечкам света, какими представали перед ним умы мертвецов.

Он брал эти огоньки и вдыхал в себя один за другим, замещая непроницаемо-черными жемчужинами собственного сознания. Финальный аккорд ритуала исполнялся самим Тетурактом — он принуждал пробудившихся подчиняться исключительно его воле. Отныне все они были не более чем инструментами, которыми он мог управлять с такой же легкостью, как если бы они были его собственными руками. Он простер свое сознание и проделал эту операцию со всеми остальными телами, начинавшими шевелиться на корабле. Вскоре Тетуракт ощутил, как десятки тысяч псирабов становятся словно продолжением его иссушенной оболочки.

Жалкие потуги на сопротивление со стороны Империума казались теперь еще более смешными, чем раньше. Как кто-либо мог осмелиться утверждать, что Тетуракт не есть бог? Он породил армию и всецело ею повелевал. Он стал господом для многих и многих миллиардов верующих. Нельзя было придумать призвания выше. Вскоре, когда его царство протянется между звездами, он завершит свой путь и по праву займет свое место в пантеоне божеств варпа.

Крошечная искорка его сознания метнулась к экипажу, управляющему кораблем с мостика. Они получили свой последний приказ.

Тетуракт распорядился вывести судно на низкую орбиту над Стратикс Люмина. Следующим его требованием было отключить щиты и позволить флагману разрушиться в атмосфере планеты. Ему заранее было известно, как именно станет распадаться корабль, какие части его достигнут поверхности невредимыми и что остатки шаттлов и истребителей смогут вылететь из обломков. Также демон знал, какие фрагменты взорвутся и посыплются дождем на головы армии противника.

Корабль-гробница был прекрасен. Но при этом он оставался всего лишь одним-единственным кирпичиком в необъятном храме царства Тетуракта. Его ничего не стоило принести в жертву, когда решалась судьба мира, где родился сам демон.

 

Глава одиннадцатая

— Храни нас Император, — произнесла сестра Эскарион. — Ничего более уродливого в жизни не видывала.

Инквизитор Таддеуш был вынужден согласиться. Сенсоры дальнего действия транслировали изображение прямо на обзорный экран мостика, и то, что видели пассажиры «Полумесяца», красивым было не назвать. Стратикс Люмина, похожий на глаз, лишенный зрачка, маячил на заднем плане. А перед ним зависло нечто действительно отвратительное — корабль, который был не менее болен, чем любой из людей, увиденных ими на Юмениксе. Пустулы, размерами с небольшие острова, выбрасывали в космос струи желчи. Бронированные пластины судна выгибались наружу, делая его похожим на раздувшийся труп. Стволы ланц-батарей смотрели ржавыми стволами из бойниц, окруженных коркой коросты. Двигатели сочились гноем, а выходы взлетных палуб превратились в безвольно раскрытые рты, безгубые и влажные, которые рвало в пространство облаками обломков, тел и грязи.

Корабль был огромен и значительно превосходил «Полумесяц» размерами. Скорее всего, он играл роль линкора и, может быть, когда-то принадлежал к классу «Император».

— Операторы, есть у нас данные по этому кораблю? — спросил Таддеуш.

Сервиторы, сидевшие за терминалами, застучали механическими пальцами по клавишам мемо-консолей и через несколько мгновений выдали ответ.

— Военно-Космический Флот Стратикса имел в своем составе три линкора класса «Император», — раздался тонкий искусственный голос. — «Хан Ультима» был реклассифицирован как корабль, находящийся в руках еретиков, и уничтожен под Коловой. «Олимпус Монс» и «Верный» найдены не были.

— Уже не важно, что это за корабль, — неожиданно встрял полковник Винн. — Он вышел на слишком низкую орбиту и развалится не более чем через час.

— Может, и так, полковник, — произнес Таддеуш, — но вряд ли это просто совпадение. Мостик, нас кто-нибудь преследует?

Снова мгновение тишины. А затем пришел ответ:

— Два легких крейсера. Принадлежность не установлена, скорее всего — еретики. Эскадра эскортных кораблей класса «Кобра», еретики. Боевое судно неустановленного образца и торговец.

— Если у нас на хвосте висит столько врагов и нас все еще не сбили, — констатировал Таддеуш, — значит, здесь уже появились Испивающие Души. Они высадились на Стратикс Люмина, и враг не может думать больше ни о чем.

— Позволим им уничтожить друг друга? — предложил Винн.

— Это если они не союзники, — откликнулась Эскарион, и в голосе ее прозвучала горечь.

Казалось, Сестра Битвы просто мечтает о том, чтобы Испивающие Души подчинялись приказам Тетуракта и она смогла бы уничтожить их с полным на то правом.

— Согласен, — произнес Таддеуш. — Другого шанса нам может не представиться. Но нельзя приземляться им прямо на головы. Если этот корабль сейчас просто выгружает людей, нас собьют куда раньше, чем он развалится. Мостик, предоставьте мне данные по возможным местам высадки на безопасном удалении от этого линкора. Я собираюсь оказаться там целиком, а не по кускам. Полковник, как у нас с бронетехникой?

— У нас достаточно бронетранспортеров для перевозки и Сестер Битвы, и оставшихся солдат, — ответил Винн, и Таддеуш услышал нотки боли в его обычно лишенном эмоций голосе — лучшие его люди были застрелены или замерзли на Фаросе. — Мы не ожидали, что нам понадобится организовать механизированную атаку.

— Этого вполне достаточно, полковник. Главное — добраться до места, а со всем остальным будем разбираться по мере поступления. Сестра, полковник, вы оба понимаете, с каким врагом нам предстоит встретиться. Силы Испивающих Души, может быть, и подорваны, но они по-прежнему остаются космическими десантниками. У нас не получится уничтожить их всех, но при этом мы обладаем тем преимуществом, что нам известно: они что-то ищут на Стратикс Люмина и готовы ради этого даже подставиться под удар. Наверняка они будут сражаться и с другими войсками, и мы обретем роскошную возможность выбирать себе цели.

— И первой целью, — раздался сзади такой знакомый полумеханический голос, — должен стать Сарпедон.

На мостик вошел Пилигрим. Таддеуш не знал, сколько времени тот уже стоял возле дверей. Хотя перед отправкой и требовалось провести подробный инструктаж для всех участников ударной группы, но инквизитор втайне надеялся вначале переговорить с Винном и Эскарион наедине. Однако, казалось, тень Пилигрима лежала на всем, что пытался сделать Таддеуш.

— Сарпедон — вот ключ ко всему, — продолжал Пилигрим. Он медленно шел по мостику, пока не оказался между Эскарион и Винном, и Таддеуш увидел, как лицо сестры исказила гримаса отвращения. — Сарпедон — вот их уязвимое место. Без него, даже если это будет их единственная потеря сегодня, Орден распадется на части, на которые можно будет просто охотиться. Все остальные цели вторичны.

— Здесь я распоряжаюсь, Пилигрим! — резко произнес Таддеуш. Правда, говорил он это скорее для всех остальных, нежели в самом деле надеясь присмирить это существо. — Нам известны и другие ключевые для Ордена десантники. Любой специалист или офицер также является важной мишенью. Но, должен согласиться, Сарпедон возглавляет наш список. Его, во всяком случае, будет легко заметить.

Пикт-записи, сделанные в Доме Йенассис, были вручены каждой сестре и каждому солдату — теперь всем им было известно, что в рядах Испивающих Души есть монстр, передвигающийся на паучьих лапах, которого необходимо уничтожить любой ценой.

— Существует высокая вероятность того, что, когда мы ударим, Испивающие Души уже будут втянуты в сражение с другим противником, — повторил Таддеуш. — Это самое сильное наше преимущество, и нам необходимо им воспользоваться. Они не знают о нашем присутствии, и мы должны обрушиться на них с такой же мощью и стремительностью, с какой действуют сами Испивающие Души. Пусть ваши люди помолятся перед началом. Помните, мы пришли сюда исполнить волю Императора.

Лидеры ударной группы покинули мостик, и неожиданно помещение окуталось красным заревом. Внизу взревели, оживая, двигатели и заскрежетали плазменные турбины.

Разношерстная флотилия, преследовавшая «Полумесяц», стала стремительно отставать. Включились ускорители, и корабль начал приближаться к Стратикс Люмина.

Истребители уже с ревом взрезали верхние слои атмосферы. Внизу протянулась ледяная пустыня, покрывавшая всю планету. Но над ними по-прежнему угрожающе нависала гниющая громада флагмана Тетуракта. Корабли ксеносов бритвой по шелку рассекали атмосферу Стратикс Люмина, их передние крылья превратились в сверкающие лезвия, позволявшие им проноситься сквозь могучие ледяные воздушные потоки.

Флагман Тетуракта — космодесантники были уверены, что это именно он, поскольку ничто иное не могло излучать такую ауру разложения и злобы, — не открывал огня. Возможно, их орудийные расчеты и системы давно прогнили настолько, что не могли стрелять с необходимой точностью. Но без сомнения, на корабле заметили Испивающих Души — каждый космодесантник, даже тот, у кого не было никаких псайкерских способностей, ощущал на себе чей-то темный взгляд, словно изучавший их под микроскопом.

Десять истребителей несли на себе всех оставшихся Испивающих Души, чей Орден теперь едва насчитывал шесть сотен Астартес и обладал небольшой горсткой сервов. В одном из кораблей находился Сарпедон вместе с отрядами Крайдела и Люко. Другой был целиком отдан в распоряжение Теллоса и его штурмовых десантников, которые, как подозревал командор, ни за что бы не согласились подчиняться кому бы то ни было другому. Еще один истребитель нес группу, чьей задачей было проникнуть непосредственно в само здание, — в нее входили подразделения Каррайдина, Грэвуса и Солка, а также технодесантники Лигрис и Солан и апотекарий Паллас.

Апотекарий Карендин и орденский лазарет делили еще один корабль с технодесантником Варуком. Капеллан Иктинос летел на истребителе, где собрались отряды, потерявшие своих офицеров и решившие пойти в сражение за капелланом. Отдельно разместился библиарий Тирендиан, самый мощный псайкер Ордена после Сарпедона. Оставшиеся три корабля были выделены под мобильный резерв, состоявший из подразделений Севраса, Карвика, Корвана, Диона, Шастарика, Келвора, Локано, Прэдона и библиария Греска.

Когда все войска собрались вместе, Сарпедон наконец полностью осознал, в каком положении оказался Орден. Менее половины подразделений было организовано в соответствии со старыми порядками: десантники, потерявшие своих офицеров, либо присоединялись к другим отрядам, либо собирались вокруг таких лидеров, как Иктинос, Теллос или Каррайдин. Орден всегда обладал более гибкой организацией, чем допускал Кодекс Астартес, но сейчас его внутренняя структура непрестанно изменялась. У них просто не хватало времени все организовать подобающим образом, поскольку каждый проходивший час делал все более вероятной угрозу того, что их генетические изменения окажутся необратимы.

Первым разрушение флагмана обнаружил технодесантник Варук. Считываемые его сканером сигнатуры вражеского корабля стали менее отчетливыми, словно возникли какие-то помехи. Вскоре истина была уже очевидной: судно разваливалось на части, сбрасывая обшивку корпуса, точно старую кожу. Целые палубы обрушивались и падали в атмосферу. Раздувшиеся секции взрывались и извергали потоки мусора. Истребители, замыкающие формацию, начали докладывать об угрозе столкновения с обломками, падающими сверху. Сканеры истребителей, хоть они и были созданы весьма поднаторевшими в технологиях ксеносами, вскоре ослепли из-за невероятного количества сигналов, исходящих от объектов, неожиданно возникших на орбите.

Технодесантник Варук доложил Сарпедону о разрушении флагманского корабля противника, но командор не знал, считать это хорошей или плохой новостью.

Тетуракт наблюдал за гибелью своего корабля, наслаждаясь ее вкусом. Некогда линкор был могучим судном, способным нести достаточную огневую мощь, чтобы сровнять с землей целый город. Тетуракт не только осквернил его и подчинил своей воле, но и доказал, что способен уничтожить подобную мощь одной лишь мыслью. Символ могущества Империума был захвачен, деформирован, а затем и уничтожен только потому, что так захотелось Тетуракту.

Если кому-то еще требовались доказательства, что он стал богом, — это были они.

Демон почувствовал, как перегреваются и взрываются плазменные генераторы, сотрясая корабль разрушительными волнами. Корма флагмана разлетелась на части, и моторы устремились к поверхности планеты.

В резком зловонии вырвавшегося плазменного топлива Тетуракт ощущал металлический, химический привкус рока, обрушившегося на Империум.

Начали падать целые секции коридоров и орудийная палуба, до отказа набитые ожившими мертвецами. Пусть не все из них могли невредимыми достигнуть поверхности, но их все равно должно было уцелеть достаточно, чтобы собрать на планете серьезную армию. Демон протянулся сознанием и нашел своих колдунов, запершихся на практически неразрушимом участке плазменного трубопровода и ожидавших, когда корабль извергнет их из своего брюха на Стратикс Люмина. Тетуракт же, как и подобало капитану гибнущего судна, оставался на мостике. Переборки в отсеке давно уже лопнули, и в космическом вакууме тела под ногами демона стали хрупкими и холодными. Сам же он защищал и себя, и своих мутантов-носильщиков, прилагая едва осознанное напряжение воли. Суровость безвоздушного пространства напоминала ему о чистоте смерти, которую ему предстояло восстановить на Стратикс Люмина.

Боги наблюдали за происходящим. Тетуракт чувствовал на себе их взгляд, одновременно и любопытный, и завистливый. Они боялись того, что скоро он возвысится и займет свое место среди них. Боги были не более чем идеями, обретшими реальность в варпе, а Тетуракт стал творцом для собственного мира идей — служение в смерти, чистота и скверна, спаянные в единое целое, порабощение душ через истязание и последующее спасение. Эти идеи уже начинали объединяться в варпе, и, как только они окрепнут полностью, сознание Тетуракта должно было окончательно отделиться от тела, предоставив ему возможность войти в качестве бога в воздвигнутое им царство.

На самом краю его внутреннего взгляда универсум мерцал так, словно бесчисленное количество душ умоляло его о своем порабощении и освобождении от страданий ради служения и забвения, которые мог даровать Тетуракт.

Но сейчас предстояло решить более низменную задачу. Он снова вернулся в свое тело, испытывая из-за этого почти физическую боль. Тетуракт видел, как первая волна его армии несется к поверхности Стратикс Люмина, а сверкающие дротики чужих кораблей пытаются увернуться от сплошного ливня обломков.

К тому времени как незваные гости смогут высадиться, их уже должны были встречать войска Тетуракта. Если, конечно, противники вообще смогут приземлиться.

Истребитель резко накренился, и Сарпедона откинуло к изогнутой металлической стене. На приборных панелях ярко вспыхнули тревожные огни, когда бортовые системы стали подавать сигналы о полученных повреждениях. Обзорный экран замерцал и неожиданно наполнился несущимися вниз обломками. Мимо пролетали почерневшие куски металла, шел настоящий дождь из разорванных тел.

— Выравнивай! — прокричал Сарпедон сервам, сражающимся с управлением, рассчитанным на ксеносов. — Мы должны приземлиться!

На сетчатке глаза Сарпедона вспыхнул сигнал вокс-вызова. Сразу несколько десантников пытались ему что-то сообщить.

— Карвик падает, сэр. Двигатели вышли из строя… — раздался голос Лигриса, чье судно летело ближе остальных к истребителю, несущему отряды Карвика и Севраса.

На том корабле находились тридцать космодесантников. И это были далеко не последние потери — Сарпедон увидел, как заметались в смущении детекторы жизни, и понял, что шторм обломков, в который угодили Испивающие Души, — это всего лишь способ Тетуракта десантировать свою армию.

— Всем отрядам, говорит Сарпедон, — произнес командор в вокс, — приказываю нарушить формацию и перейти к маневрам уклонения. Делайте все, что потребуется! — Затем он обернулся к сервам, управлявшим его кораблем: — Найдите Карвика. Мне надо знать, сможет ли выбраться хоть кто-нибудь.

Еще один толчок, и истребитель снова накренился, пытаясь уйти от столкновения со сплошным потоком обломков. На обзорном экране были видны огромные фрагменты обшивки, проносившиеся мимо судна. Как догадывался Сарпедон, лазарету на корабле Каррайдина предстояло много работы сразу после приземления.

— Роняйте нас, если придется! — приказал бывший библиарий своему экипажу. — Только быстрее.

— Аварийная посадка через тридцать секунд, командор, — ответил серв, стоявший за навигационной панелью.

— Выполняйте. — Сарпедон переключил вокс на каналы подразделений Крайдела и Люко, дожидавшихся в пассажирском отсеке. — Сержанты, посадка мягкой не будет.

Люко проверил ремни своей противоперегрузочной кушетки, что оказалось непросто ввиду массивных перчаток с когтями-молниями на его руках.

— Вы его слышали, парни! — Ему приходилось перекрикивать грохот обломков, молотящих по корпусу корабля. — Пристегнитесь!

Истребитель Карвика и Севраса ударился о землю под слишком острым углом и, задев ее одним крылом, закувыркался. Остановился он неподалеку от лаборатории, перевернувшись кверху брюхом и орошая тундру странным топливом.

Хоть и не преднамеренно, но они оказались на земле первыми. Тем не менее, еще когда корабль продолжал вращаться, не имея возможности остановиться, из груд обломков и груд тел уже поднимались первые солдаты армии Тетуракта. Их плоть была обожжена и обморожена во время падения, кости переломаны, а разум затуманен. Только благодаря воле своего повелителя они вставали на изувеченные ноги и вооружались искривленными кусками металла. Их господин показал им путь к спасению и даже оградил их от смерти — так чем еще они могли отплатить ему, как не повиновением?

Их властелин, их бог требовал рабского подчинения за все, что давал взамен. У них не было ни единого повода сопротивляться, и сейчас они, подволакивая ноги, направлялись к упавшему истребителю и тем точкам, где собирались приземлиться остальные серебристые корабли, еще только несущиеся к земле. В головах солдат Тетуракта не осталось ничего, кроме всепоглощающей жажды убийства.

Ремни безопасности, удерживавшие Люко, чуть не лопнули, когда корабль ударился о землю; промерзшая почва оглушительно заскрежетала под корпусом судна. Все внутренности корабля содрогнулись от удара. Сержанта так подбросило на противоперегрузочной кушетке, что он даже успел испугаться, что его усиленные ребра не выдержат.

Люко знал, насколько важна эта миссия и что погибнуть при ее исполнении — более почетная смерть, чем та, на которую могут рассчитывать многие миллиарды граждан Империума. Вот только не хотелось умирать просто так, не увидев врага, став жертвой случая и гравитации.

Завывание моторов прекратилось. В минутное затишье Люко проверил состояние своих автосенсоров и мускулатуры. Синяки, ссадины, но ничего такого, на что стоило бы обращать внимание.

— Мы сели, — вызвали их по воксу из рубки.

— Испивающие Души, вперед! — приказал сержант Крайдел, сидевший в другом конце отсека.

Металл корпуса развернулся, подобно бутону, открывая отверстие в стене. Внутрь истребителя хлынул морозный воздух.

Крайдел уже отстегнул ремни и выводил свой отряд наружу. Люко тоже высвободился и, прежде чем выпрыгнуть, активировал энергетические поля когтей-молний.

— Глядите бодрей, парни, нас здесь не с цветами встречают! — крикнул он в вокс, увидев первых врагов, приближающихся к ним.

Прогремели болтеры, и несколько живых мертвецов распались на части.

Сержант Крайдел занялся обеспечением безопасности истребителя, а Люко устремился к ближайшему укрытию противника — гигантскому обломку машинного отделения — и когтями-молниями разрезал на ленты первые несколько тел, пытавшихся вырваться оттуда.

Отлично. Первая кровь. Теперь можно было приступать к настоящей работе.

Обломки все еще продолжали падать. В некоторых из них угадывались, скажем, десантные модули или спускаемые шлюпки, но, как правило, это были просто бесформенные глыбы, отвалившиеся от зараженного корабля. Кроме того, вниз сыпались и тела, очень немногие из которых оставались лежать после своего приземления. Люко уже нашел здание аванпоста — оно было меньше, чем некоторые из обломков, всего лишь одноэтажная постройка, испещренная следами выстрелов из мелкокалиберного оружия.

— Установить огневую позицию! Мы должны накрыть огнем все подходы, Каррайдин скоро будет здесь!

Десантники Люко взобрались на груду мусора, заняв там позиции и взяв все подходы к лаборатории под прицел, чтобы зачистить их от врагов.

Взглянув на небо, сержант увидел, что оно потемнело, словно перед грозой. Яркие росчерки света означали приближающиеся истребители, а черные пятна — прибытие все новых и новых армий Тетуракта.

Первая волна оживших мертвецов была лишь малой их толикой, предназначенной исключительно для того, чтобы не позволить Испивающим Души окопаться. Остальное же войско должно было стать для космодесантников настоящим испытанием. Этот сброд сумел расправиться с Дрео, человеком, с которым Люко сражался плечом к плечу и которого не мог представить себе погибающим. Само сердце этой заразы было сейчас где-то там, над их головами, и сержант очень надеялся, что вне зависимости от того, преуспеет ли Орден в своем деле или потерпит поражение, им удастся хорошенько потрепать это сердце.

А то и помочь ему перестать биться. Впрочем, прямо сейчас перед Люко стояли более срочные задачи.

— Тридцать метров зачистили, — раздался в воксе голос Крайдела, перекрикивавшего треск болтерных выстрелов.

— Сейчас прикроем. Начинайте продвигаться к лабораторному комплексу, — ответил Люко, не моргнув глазом, хотя в непосредственной близости только что рухнул обломок мотора, размером с дом.

Оглянувшись, сержант увидел, как Сарпедон, стремительно выбежавший из корабля на своих восьми лапах, обезглавил попавшееся по пути похожее на труп создание, даже не сбавляя шага.

— Каррайдин, мы на месте. Доложите обстановку, — прокричал командор в вокс.

В качестве ответа над их головами раздался рев, и воздух разорвал серебряный силуэт круто спускающегося истребителя, приземлившегося почти без пробега между кораблем Сарпедона и аванпостом.

Командор поспешил в укрытие следом за Люко, попутно отстреливаясь из болтерного пистолета.

— Удерживайте позицию, сержант! — приказал Сарпедон. — Прикрывайте людей Крайдела и Каррайдина.

— А где будете вы, командор?

— Повсюду. Так же, как и наш враг.

Люко кивнул и взобрался на дымящиеся обломки, с которых мог руководить огнем своего отряда. Из рухнувших с флагмана посадочных шлюпок уже выбирались орды врагов. Выстрелы десантников Крайдела и Люко сокращали их количество, но оно все равно оставалось слишком большим…

И ему предстояло только расти. Шел настоящий дождь тел, ни одно из которых не оставалось мертвым слишком долго.

Падающие обломки были хорошо видны даже с того места, где приземлился «Полумесяц». Темный поток обрушивался на горизонт, подобно черному ливню. Таддеуш видел в небе размытые очертания вражеского линкора, разваливавшегося прямо у него на глазах. Целые участки обшивки корабля обрушивались вниз, обнажая остов.

Рампа грузового отсека «Полумесяца» коснулась земли, и полковник Винн, сидящий в головном бронетранспортере, отдал приказ выгружаться. Колонна машин — переделанных «Химер» с усиленной броней и доработанными двигателями в сопровождении нескольких «Рино» Адептус Сороритас — с ревом выкатилась из трюма «Полумесяца» и помчалась по поверхности Стратикс Люмина.

Таддеуш, чья «Химера» двигалась ближе к концу колонны, высунулся из командирского люка, когда его машина скатилась с рампы. Воздух был обжигающе холодным, и инквизитор, глядя, как от его дыхания в воздухе кружится пар, порадовался, что надел тяжелый пуленепробиваемый плащ. Каждая планета, как он успел узнать за свою недолгую карьеру, обладает собственным ароматом, и запах Стратикс Люмина был пустым и таинственным, словно в заброшенном доме. Среди бесцветных пейзажей нескончаемой тундры, казалось, скрывается нечто большее, чем просто пустынные сопки, словно здесь либо случилось что-то важное в очень давние времена, либо же под поверхностью дремало нечто, ощущавшееся даже сквозь голую землю.

— Если понадобится, отступайте! — приказал Таддеуш Винну. — Я не хочу, чтобы мы оказались втянуты в чью-то чужую войну. Останавливайтесь, как только установите первичный контакт, и докладывайте мне.

Ответ Винна свелся к сигналу подтверждения. Он был немногословным человеком, возможно, на это влияло то, что он знал: если удастся выжить, его, скорее всего, подвергнут очистке сознания и он никогда не сможет вспомнить ни одной сказанной фразы.

Таддеуш снова укрылся в «Химере», внутри которой, благодаря сидящему в темноте Пилигриму, воцарилась угрожающая атмосфера. Инквизитор предпочел бы не путешествовать в компании этого существа, но все-таки не доверял ему достаточно, чтобы выпускать из виду.

— Мы должны их уничтожить, инквизитор, — приветствовал его возвращение Пилигрим. — Вы ведь чувствуете это? Мы здесь не для того, чтобы только найти их и доложить об этом начальству. Мы солдаты. Мы должны расправиться с ними собственными руками.

— Я здесь не для того, чтобы помогать тебе в твоей мести, Пилигрим, — мрачным тоном произнес Таддеуш. — Для меня важны только данные мной обеты. Да, я поклялся, что приведу Испивающих Души к правосудию, но это не означает, что я позволю уничтожить при этом нашу ударную группу. Даже если следующего шанса придется ждать несколько десятков лет, я подожду.

— Другого шанса может вообще не быть.

— Если мне не удастся закончить все здесь, я сделаю так, что он появится.

Таддеуш сел в кресло трясущегося бронетранспортера и проверил обойму своего пистолета.

У него оставалось крайне мало тех специальных патронов, но если и могло прийти время, когда их стоило применить, то оно пришло здесь, на Стратикс Люмина. Если Пилигрим не ошибался, то одного такого невероятно дорогостоящего заряда должно было хватить, чтобы убить Сарпедона и обезглавить его Орден. А если он все-таки допустил ошибку, то Таддеушу предстояло погибнуть, еще только пытаясь приблизиться на достаточную для выстрела дистанцию, и на этом бы закончились все надежды Инквизиции на устранение угрозы.

— Головная машина засекла выстрелы из мелкокалиберного оружия, — произнес вокс голосом Винна.

— Противник установлен?

— Еще нет.

Это было хорошо. Во всяком случае ударной группе, похоже, не надо было сражаться с объединенными силами Тетуракта и космодесантников Сарпедона. Но Таддеуш подозревал, что других приятных новостей сегодня уже не будет.

Энергетический кулак Каррайдина пробил двоих врагов насквозь, разметав их тела брызгами гнилого мяса и костей. Сержант Солк разорвал на куски третьего, а еще дюжину сжевал огонь болтеров. То, что еще несколько минут назад было просто голой пустыней, стремительно превращалось в рельеф, усеянный перекрученным, почерневшим металлом. Удушливый дым клубами поднимался от упавших обломков, со всех сторон к отряду Каррайдина приближались враги. С неба сыпались тела, разбиваясь о землю, и, как правило, изувеченные и переломанные, они поднимались и устремлялись в бой.

Теперь Солк не мог даже разглядеть лабораторный комплекс, который загородили высоченные моторные блоки и фрагменты обшивки, вонзившиеся в почву перед ним.

— Солк! Надо разделиться, чтобы попытаться зайти с разных сторон! Встретимся возле дверей! — проревел Каррайдин, расстреливая из шторм-болтера скопление тварей, когда-то являвшихся гвардейцами.

Некоторые из них до сих пор были вооружены лазганами и боевыми ножами.

Солк кивнул и взмахом руки приказал своим десантникам сниматься с места. Рядовой Крин выстрелил в тень из плазмагана и был вознагражден фонтаном разорванных тел, хорошо различимым в свете энергетической вспышки. Повсюду вокруг из-за обломков стреляли из мелкокалиберного оружия: лазганов, автоматов, стабберных пистолетов. Солк понимал, что либо подразделение немедленно перейдет в наступление, либо враги задавят его своим значительно превосходящим числом.

— За мной! Крин, старайся выбирать в качестве цели крупные группы. — Сержант выхватил цепной меч и побежал вперед, рассекая истлевшие лица, проступавшие в дыму.

С каждой секундой сражение становилось все более напряженным. Со всех сторон тянулись руки, залпы болтеров уничтожали все, что шевелится. Мимо головы Солка пронесся лазерный импульс, а следующий расплескался по его керамитовой броне — сержант растоптал залегшего впереди солдата, а затем распорол брюхо следующему, слишком поспешно прыгнувшему сверху.

Плазменный заряд промчался над Солком и испепелил половину отряда противников, облаченных в обрывки формы Сил Военно-Космической Безопасности, выбиравшегося из рухнувшей шлюпки. По сравнению с остальными эти бойцы со штурмовыми ружьями в руках наименее пострадали. Солк даже мог различить на их лицах холодную ненависть. Сержант несколько раз выстрелил по ним из болтера, а потом, когда ему ответили огнем штурмовых ружей и воздух наполнился несущейся шрапнелью, прыжком укрылся позади фрагмента обшивки.

С противоположной стороны заговорили болтеры, и рядовой Каррик бросился в рукопашную, сопровождаемый остальным подразделением. Солк поднялся на ноги и присоединился к схватке, вначале обезглавив одного противника, а затем сокрушив грудную клетку следующего ударом рукояти меча. Каррик — крепкий ветеран, обладавший большим опытом, но безоговорочно подчинявшийся более молодому Солку, — схватил одного из солдат за руку и, раскрутив, швырнул о ближайшие обломки с достаточной силой, чтобы у того сломался хребет.

Уцелевшие противники попытались отступить, но, обретя инициативу, отряд Солка уже никогда ее не отпускал, и последний залп болтеров оставил от бойцов Сил Военно-Космической Безопасности только изорванные, дымящиеся останки, лежащие на земле.

— Не останавливаться! — приказал сержант по воксу. — Скоро их станет больше.

Он вел своих людей лабиринтом обломков, направляясь туда, где должен был находиться лабораторный комплекс. Солк вывел на сетчатку иконки своего отряда — несколько боевых братьев получили ранения, но они не должны были вывести их из строя.

Наконец он заметил здание комплекса и тут же чуть не расстался с жизнью. Одноэтажное строение кишело вражескими солдатами куда лучшего «качества», чем те шаркающие трупы, с которыми приходилось сражаться раньше. Это были не воскресшие мертвецы, но воины-фанатики, сотни которых обороняли огневые позиции на крыше и карабкались по стенам. Они стреляли из-за импровизированных баррикад, оставшихся с нападения десятилетней давности. С крыши ударили из тяжелых болтеров, и Солк поспешно отступил в укрытие, попутно услышав слишком знакомый звук, с которым крупнокалиберные заряды пробили керамит и оторвали конечность одному из его братьев, не успевшему спрятаться среди обломков.

Надо было выбираться. Вступив в бой на первой линии укреплений, они оказались бы в куда большей безопасности, но туда еще предстояло как-то добраться.

— Гранаты! — прокричал Солк, и те десантники, кто мог это сделать, извлекли фраг-гранаты из поясных раздатчиков. — Крин, прикрой нас!

Плазменный болт разорвался над ближайшей баррикадой, и ослепительно белое пламя расплескалось по заграждению из колючей проволоки и протянувшемуся за ним окопу. Всего долей секунды позднее несколько космодесантников метнули гранаты, и к повреждениям, нанесенным плазмой, добавились взрывы, взметнувшие в воздух фонтаны земли.

— Вперед! — приказал Солк и впереди подразделения пробежал те несколько метров, что отделяли их от баррикады, спрыгнув в тот же самый окоп, который десять лет назад отбивал у эльдаров капитан Корвакс.

В этот раз Испивающим Души приходилось сражаться не с ксеносами, но с гниющими заживо еретиками, все еще одетыми в форму своих прежних подразделений Имперской Гвардии, СПО и даже народного ополчения, — Солк успел узнать изумрудное обмундирование картеля Поллоса, прежде чем развалить противника пополам. Армия Тетуракта была собрана по всему его царству, и не оставляло сомнений, что каждый посещенный им мир поставлял своему господину десятину в виде хорошо вооруженных солдат.

Каррик приземлился в траншее рядом с Солком, вцепившись в бывшего служащего войск Элизии и перерезав тому глотку боевым ножом.

Оглянувшись, сержант увидел, что и остальные Испивающие Души уже приступили к тому, что умели делать лучше, чем практически любая другая армия в Галактике, — к рукопашной схватке, стремительной и беспощадной. Сражение в ближнем бою было для них самым безопасным моментом на поле битвы.

Солк вновь проверил иконки своего отряда — оказалось, что десантником, которого им пришлось оставить позади, был брат Вэрин. Его значок мерцал, сообщая о серьезной кровопотере и травмах.

— Вэрин, ответь, — произнес Солк в вокс.

— Сержант, я потерял ногу, — протрещал в динамиках ответ.

— Сражаться сможешь?

— Сражаться — да. Двигаться — нет. Придется мне вносить свой вклад отсюда.

— Будь судьба к тебе благосклонна, брат.

— Император нас хранит.

Оставалась небольшая надежда, что они смогут подобрать раненого десантника на обратном пути, но Солк не слишком рассчитывал на это.

Сверху их все еще продолжали обстреливать из тяжелых болтеров, и цепочки разрывов рыхлили землю возле заднего края траншеи. Неожиданно проревевшее мощное орудие и ярко-оранжевая вспышка огня на крыше лабораторного комплекса сказали Солку, что его люди — не единственное подразделение Испивающих Души, приближающееся к зданию. Воспользовавшись короткой паузой в стрельбе, сержант выглянул через край окопа — один из углов крыши был разрушен, но установленный там тяжелый болтер все еще смотрел на них, а с противоположных концов траншеи их вслепую обстреливали из мелкокалиберного оружия еретики, надеявшиеся таким образом отбить обратно свои укрепления.

Плазменный заряд промчался по траншее, и еще три тела взметнулись в воздух на краю рва. Выстрел Крина позволил половине отряда поднять головы и открыть огонь по оставшейся огневой позиции на крыше. Болты застучали по пластикриту здания, и вниз повалилось изрешеченное тело стрелка.

Солк, вновь впереди своего отряда, перепрыгнул через край траншеи и, перевалив через баррикаду, оказался в следующей, попутно прирезав двух культистов, которые спешили укрыться от болтеров. За паутиной трассеров и завесой поднятой взрывами земли сержант уже видел ворота.

В поле зрения появилась огромная фигура капитана Каррайдина, который бежал к зданию, отстреливаясь из шторм-болтера. Выстрелы из мелкокалиберного оружия рикошетили от его толстой брони, а сопровождающие его космодесантники обрушивали свой огонь на крышу, уничтожая все больше и больше противников. Солк снова бросился вперед, и его подразделение объединилось с людьми Каррайдина в тени комплекса, когда мощная фраг-граната уничтожила последнюю огневую позицию. В составе отряда капитана Солк увидел апотекария Палласа и технодесантника Лигриса — последний, как припоминал сержант, получил серьезные повреждения в начале своей карьеры и теперь вместо лица носил почти лишенную выразительности маску из синтетической плоти.

— Приятная встреча, брат, — произнес Каррайдин, и его испещренное шрамами лицо исказила ухмылка.

Солк приказал своему подразделению укрыться возле стены:

— У меня есть гранаты. Сейчас снесем ворота.

Но капитан просто подошел к дверям и задействовал энергетическое поле своей перчатки. Он погрузил кулак в металл, и вокруг заплясали ярко светящиеся дуги, когда Каррайдин стал отрывать от ворот длинные полосы стали, образуя дыру, достаточную, чтобы туда мог пролезть десантник.

— Грэвус, где вы? — вызвал по воксу капитан.

— У вас на хвосте, разве что на пятки не наступаем. Солан с нами.

Солк увидел подходящий к остаткам укреплений отряд Грэвуса, чей командир был хорошо виден благодаря бриллиантово-белому блеску лезвия энергетического топора.

Каррайдин переключился на канал связи, позволявший ему общаться со всеми подразделениями и специалистами под его началом.

— Острие копья, мы добрались до лабораторного комплекса. Теперь пора двигаться дальше.

Капитан нырнул в рваную дыру, ведущую внутрь здания. Солк, не убирая цепного меча, вошел следующим.

Первым, что он почувствовал, оказался запах… запах столь омерзительный, что сержанта чуть не вырвало. Нормальному человеку он показался бы абсолютно невыносимым, и, даже обладая физическими особенностями космодесантника, Солк ощутил, как его дополнительные органы и фильтры выбиваются из сил, чтобы не позволить смраду обессилить его.

Автосенсоры стремительно приспосабливались к темноте. На первом этаже располагались помещения службы безопасности, которые были знакомы сержанту по пикт-записи, оставленной Корваксом. Разломанные оборонительные механизмы вывалили свои металлические внутренности на пол, голые пластикритовые стены были покрыты шрамами от пуль.

Там, где раньше находился грузовой лифт, теперь виднелась массивная стальная заплата с установленной рядом консолью, преграждавшая путь вниз.

— Сможешь проломить? — спросил Солк.

— Она напичкана электроникой, — покачал головой Каррайдин. — Возможно, должна взорваться, если с ней станут обращаться слишком грубо. Зови сюда технодесантника.

Лигрис подошел к ним и занялся консолью безопасности.

— Пришло время проверить то, что нам поведала адепт Аристея.

В пролом уже пролезал отряд Грэвуса, сопровождаемый технодесантником Соланом. Последний поспешил к Лигрису, чтобы помочь тому ввести сложный код, переданный им Аристеей. Мемосистемы Солана содержали всю необходимую информацию, чтобы быстро справиться с комплексными алгоритмами, генерируемыми машиной, но все равно, пока технодесантники разбирались с интерфейсом, время текло болезненно медленно.

Несколько минут показались вечностью. Культисты пытались контратаковать пролом, но были отброшены прицельным огнем подразделений Каррайдина и Солка. Внутрь влетали лазерные импульсы, и сержант приказал своим десантникам выстроиться рядом с консолью, чтобы защитить ее деликатные механизмы собственными телами от случайных попаданий. Он понимал, что если Аристея ошиблась или сознательно их обманула, то все закончится здесь, на этом Императором забытом снежном шаре, который не сможет ничего им дать.

Космическим десантникам не было знакомо отчаяние, но в эти мгновения Солк ощутил всю громаду ноши, возложенной на его плечи, — спустя несколько тысяч лет служения Империуму Испивающие Души оказались свободны, но теперь только от такой мелочи, как память Аристеи, зависело, смогут ли они выжить, чтобы воспользоваться этой свободой.

— Готово. Всем отойти!

В металлической заплате появилась спиральная трещина, и наконец люк стал раскрываться, подобно цветку ириса. Половина космодесантников нацелила болтеры на растущее отверстие в полу, пока натужно скрипели заржавевшие моторы, не включавшиеся уже десять лет. Снизу стала подниматься редкая смердящая дымка, и Каррайдин помахал рукой, разгоняя ее, пока приспосабливались его автосенсоры. Солк взглянул на ауспекс отряда, чтобы посмотреть, что их ожидает внизу, но увидел лишь пляску статики. Они знали: от следующего этажа их отделяет четырехметровая шахта, но ничего более им известно не было. Внизу их могло ожидать что угодно.

— Грэвус, ты не будешь против, если мы попросим тебя пойти первым?

— Именно для этого я сюда и пришел, — ответил Грэвус, подбегая со своим подразделением к дыре.

В ней царила кромешная тьма.

— Хладнокровно и быстро! Заходим и уничтожаем все, что найдем. Каррайдин, сразу за нами гони специалистов. Если мы там что-то встретим, я не уверен, что сможем долго это сдерживать. Вперед, отряд!

Грэвус убрал болтерный пистолет в кобуру, чтобы перехватить топор обеими руками, а затем шагнул в дыру. Его подразделение поспешило за ним, каждый десантник совершал прыжок в неизвестность, сжимая в руках оружие.

— Проклятие! — почти тут же раздался в воксе искаженный помехами, но вполне узнаваемый голос Грэвуса. — Что за?.. Все сюда, я не смогу…

В воксе затрещала статика. Не раздумывая, Солк метнулся вниз, зная, что его подразделение последует за ним.

Сержант приземлился на что-то горячее и мягкое, колышущееся и шевелящееся под его ногами. Что-то пронеслось мимо его лица, и приспособившиеся автосенсоры позволили ему разглядеть щупальце, толстое, точно задница космодесантника, душащее одного из штурмовых десантников Грэвуса, прежде чем утащить труп в огромную круглую пасть, в которую мог пройти и танк. Сержант слышал приказы и крики боли, заглушаемые нечеловеческим ревом, доносившиеся словно сразу со всех сторон.

Рядом приземлялись бойцы Солка. Он переключил болтер на стрельбу длинными очередями и бросился в драку.

Саркия Аристея судорожно вдохнула чистый морозный воздух, пытаясь избавиться от зловония мутировавшей и сгоревшей плоти в своих легких. Пошатываясь, она вышла через распахнутые ворота и упала на землю, разбивая ладони о промерзшую почву. Снаружи все было разрушено, от защитных сооружений техногвардейцев остались только груды обломков и кучи подброшенной взрывами земли. На колючей проволоке повисли тела людей и эльдаров. Мертвые были повсюду, их кровь успела уже застыть — Саркия видела даже лежащего в своей броне погибшего космодесантника. Над кратерами поднимался дым, уходивший в блеклое небо, где Аристея еще могла видеть инверсионные следы, оставленные «Громовыми ястребами» Испивающих Души, возвращавшихся к кораблю на орбите. Она видела их в бою, и, во имя Омниссии, это было потрясающее зрелище. На голову выше любого нормального человека, быстрые и безжалостные, предельно точные в стрельбе и отчаянные в рукопашной схватке. По правде говоря, они пугали ее куда сильнее, чем проворные и умелые эльдары. Саркия понимала, что Испивающие Души спасли ее от нападения ксеносов, но в душе царила какая-то пустота.

Космодесантников не заботили выжившие. Скоро должны были подойти корабли Адептус Механикус, экипажам которых предстояло помочь Аристее и другим уцелевшим опечатать лабораторный комплекс, пометив его как «Интердиктус» — «Доступ запрещен». Даже Саркия знала, что проводившиеся здесь исследования революционны. Но они также были опасны, и даже если нападение эльдаров — это только случайность (чего не могло быть, поскольку чужаки, по всей видимости, знали, что здесь изучалось, и пришли либо уничтожить это, либо похитить), мутагенные процессы вполне могли выйти из-под контроля. Теперь же, когда защитные системы, окружавшие хранилище главных образцов, были разрушены, Аристею могли приговорить к уничтожению и сожжению, чтобы предотвратить риск инфицирования, или же подвергнуть допросам, чтобы вытянуть до последней капли все, что ей было известно о программе исследований, разбирая дело о потенциальной возможности осквернения и превышении полномочий. Все зависело исключительно от неисповедимых путей логики ответственного архимагоса.

Что-то зашевелилось в тени входа и вышло на свет. Еще один выживший? Очень мало кому из техногвардейцев и адептов удалось уцелеть. Саркия была уверена, что видела, как из руин, в которые превратился нижний уровень, поднимался престарелый Карлу Гриен. Но нет… это, конечно, был выживший, но совсем не тот, кого бы ей хотелось видеть.

Существо было обнаженным и обладало человеческими чертами, хотя человеком и не являлось. Его плоть настолько иссохла, что оно просто не могло быть живым, — мертвенно-бледная кожа туго обтягивала чахлую грудь и впалый живот. Конечности были слишком длинными и обладали чрезмерно большим количеством пальцев, которые, в свою очередь, украшали лишние суставы. Существо казалось слишком слабым, чтобы самостоятельно стоять, но оно уверенно вышло на свет из ворот. Лицо его было всего лишь скоплением обвисшей кожи, украшенным парой суровых треугольных, едва заметно светящихся глаз. Оно посмотрело на Саркию, и она почувствовала, как исходящая от существа угроза пронзает ее душу, подобно лазерному лучу. Взгляд этих глаз и его несуществующее лицо навсегда отпечатались в ее памяти.

Существо смотрело на нее так, как она могла бы разглядывать клетки под микроскопом. В этот момент Саркия поняла, кто перед ней — одна из экспериментальных особей с нижнего уровня. Появившаяся, быть может, в результате успеха, а может, и провала работ. Адепты пытались подобрать к человеческому геному такой ключ, при помощи которого они могли бы останавливать, оборачивать вспять или производить по собственному желанию новые мутации, — и это существо было только одной из созданных ими тварей. Учитывая, что оно двигалось, не обладая достаточной для того мускулатурой, Саркия решила, что перед ней результат эксперимента над психическими мутациями, о которых среди младшего персонала ходили мрачные слухи.

Ее тело скрутил неожиданный спазм, и она сползла в полуобрушившуюся траншею, в то время как уже забывшее о ней существо прошло мимо, разглядывая остатки укреплений и кровавые последствия сражения. Саркия ощущала его ненависть и испорченность, ощущала, как сама ее душа покрывается коркой грязи от одной только близости к нему. Ее тошнило, хотелось схватить острый кусок льда и счистить с себя оскверненную кожу до кровавых ран.

Он родился в этом мире, где количество обитателей даже не стоило усилий, которые бы ушли на то, чтобы их убить. Его душа, которой вовсе не предназначалось рождаться, была наполнена ненавистью к жизни. Тетуракт посмотрел на темнеющее вечернее небо, подхватил свое хилое тело невероятно сильным сознанием и понес его в небо.

Он ощущал, что где-то там кипит жизнь. А жизнь означает смерть, которая, в свою очередь, означает могущество. Могущество же стоит ближе всего остального к святости. С самого своего зарождения в лабораторной пробирке Тетуракт знал, что является богом, и обладал как божественными силами, так и соответствующими амбициями. Теперь оставалось только донести до сведения верующих, что они должны поклоняться ему, и, еще только несясь через вакуум к изобилующему жизнью Стратиксу, он уже в точности знал, как именно заставит их пасть на колени.

Ад осветил небеса. Психионический контур полыхал вокруг тела Сарпедона, обжигая его кожу холодным огнем. Командору казалось, будто его кровь закипает под броней. Все свои ментальные силы он до последней капли вложил в Ад, уникальную способность, сделавшую его библиарием Ордена целую жизнь тому назад. И эта самая способность сейчас рисовала в небе суровые образы порядка и правосудия, обрушивавшие молнии чистоты на орды, изливающиеся из разбитых шлюпок и груд упавших на землю тел. Посох из древесины нала обжигал его ладони, и Сарпедону приходилось сдерживать Ад, чтобы тот не занял все его помыслы и не помешал руководить десантниками.

Пригасив ментальное пламя до приемлемого уровня и вскарабкавшись на груду обломков, за которыми он укрывался, командор смог оглядеть поле битвы. Неподалеку подразделение Диона расстреливало с расстояния скопления врагов, а совсем рядом библиарий Греск направлял в молитвах штурмовой отряд Корвана, готовившийся к началу контратаки в самую гущу противников. Сарпедон оглядел поле, оценивая силы, с которыми приходилось сражаться его Ордену, и подумал, что хоть он и не подвержен такому чувству, как отчаяние, но масштабы сражения наводят на некоторые печальные мысли.

Перешедшие на сторону врага гвардейцы выпрыгивали из «Валькирий», которых скверна изуродовала настолько, что заставила походить на огромных летающих зверей. Шаркающие мертвецы выбирались из сваленных в кучи тел и под присмотром похожих на трупы погонщиков собирались в отряды. Небо было темным из-за все еще падающих обломков, и Сарпедон знал, что несколько космодесантников уже стали жертвами рухнувшего на них с орбиты мусора. Численность армии Тетуракта не поддавалась даже приблизительной оценке. Линкор данного класса был способен нести на борту до двадцати тысяч человек, но никто не мог сказать, сколько в те же объемы можно запихать культистов и оживших мертвецов.

Ад заставил часть противников дрогнуть, поубавив уверенности атакам разумных бойцов орд Тетуракта. Но мертвецы и фанатики продолжали наступать. С каждой секундой их становилось на сотню больше. Они сбивались в алчущие крови толпы и набрасывались на космодесантников.

Испивающие Души были вынуждены держать круговую оборону лабораторного комплекса. Голая тундра сменилась пейзажем из нагромождений металла и безжизненных тел, где невероятная огневая мощь Ордена гасилась жестокостью рукопашных схваток. Нескольким отрядам уже пришлось покинуть изначально занятые позиции и сражаться, выслеживая и уничтожая скопления врагов, приближавшихся к лабораторному комплексу. Битва в этом пропитавшемся кровью лабиринте обломков уже была достойна сказаний об отваге и безумии.

Сарпедон командовал фронтовой группой, а Иктинос — тыловой. Вдалеке виднелись вспышки псионического пламени, производимого библиарием Тирендианом. Два истребителя все еще держались в воздухе и играли роль мобильного резерва, но командор знал, что долго так продолжаться не может. Единственным признаком упавшего корабля Карвика и Севраса служил столб дыма, вздымавшийся в нескольких сотнях метров от позиции Сарпедона. Пережившим крушение, если такие имелись, предстояло пробиваться самим.

Командор спрыгнул на землю, когда перекрученный металл под его ногами стали обжигать первые выстрелы из лазганов со стороны приближающейся орды.

— Дистанция? — спросил он у ближайшего сержанта — Диона.

— В зоне поражения.

— Пусть подойдут ближе. Бить будем беглым огнем. Нам необходимо истощить их силы, а не напугать.

— Слушаюсь.

Вокс разразился звуками стрельбы.

— Командор! — донесся голос капеллана Иктиноса. — Еретики применяют бронетехнику. Мы принимаем бой.

Иктинос отключился раньше, чем Сарпедон успел ему ответить. Небо над зданием рассекла малиновая ментальная молния Тирендиана.

Секундой позднее в воксе раздался голос сержанта Люко:

— Теллос пошел в наступление, сэр. Мы не можем его сдерживать, идем следом, чтобы обеспечить его парням прикрытие.

— Действуй, Люко. Только не позволяй себя отрезать от нас, они лезут со всех сторон.

— Принято.

Итак, битва началась. Сарпедон знал, что Ад не окажет значительного влияния на безмозглые орды, идущие в первой волне нападающих. Он позволил псионическому контуру угаснуть до едва заметного тусклого свечения над своей кожей и убрал посох в заплечный чехол.

— Дион, строй своих людей и начинай. Мы отбросим их на задние ряды. Передай приказ дальше, мне необходим плотный заградительный огонь и прикрытие для штурмовых отрядов.

Дион помчался под усиливающейся бурей лазерных импульсов к своим десантникам, обменивавшимся выстрелами с уже переходящими на бег приближающимися еретиками. Сарпедон зашагал следом, отслеживая вокс-трафик, когда точка невозвращения была пройдена. Он ощутил псионическую отдачу, словно вокруг загудели мириады насекомых, когда Греск начал увеличивать скорость реакции и мышления своих десантников, а Тирендиан продолжил при помощи ментальной артиллерии обстреливать врагов, приближающихся к лабораторному комплексу сзади.

Сейчас решалось, одержат ли Испивающие Души верх или будут повержены. Проверив заряд своего болтера, Сарпедон извлек Копье Души.

Теперь Тетуракта окружал только скелетный остов корабля, последние клочки обшивки бессильно трепетали, подобно содранной коже; внутренние палубы обнажились пчелиными сотами, изливающими потоки живых мертвецов в верхние слои атмосферы. Судно избавлялось от последних остатков содержимого, и Тетуракт силой воли отправил колдунов вниз, туда, где они смогут командовать сражением и увеличивать мощь бесчисленных орд своими способностями.

Неожиданно далеко внизу, в самой гуще сражения, возникла яркая вспышка силы. Она совпала со вспышкой ярости и мрачной самоотверженности двух сходящихся армий и сопровождалась приливом сладострастной радости, будто в битву только что устремился кто-то, наслаждающийся кровопролитием. Но вспышка энергии не собиралась угасать, она горела ярким ровным светом, и от нее исходил аромат чего-то древнего, могущественного и слегка отдающего Человечеством. Реликвия, оружие, само присутствие которого подразумевало, что там, внизу, находится кто-то достаточно сильный, чтобы серьезно навредить прославленным войскам Тетуракта.

Этого нельзя было допустить. Впрочем, использование подобного оружия было ошибкой его владельца, поскольку демон теперь видел его как яркое черное пятно на поверхности Стратикс Люмина и мог лично заняться возникшей проблемой.

Его огромные мутанты-носильщики, которые беспомощно болтались в пространстве с того момента, как отключилась искусственная гравитация, снова были привлечены к работе. Они приняли иссохшее тело Тетуракта на свои широкие плечи, и одним своим пожеланием он понес их вниз сквозь разрушающийся остов корабля, в верхние слои атмосферы.

Ледяной разреженный воздух завывал вокруг него, пока они спускались, воспламеняя ужас в примитивных умах мутантов-носильщиков. Отпустив свое сознание, Тетуракт увидел крошечное войско, насчитывавшее всего несколько сотен космодесантников, окруженное легионами верноподданных верующих. Между двумя армиями бушевало сражение, и над заваленным обломками полем битвы поднимался жаркий ароматный дух уже погибших жизней. Десантники могли сопротивляться сколько угодно, но со временем их должно было поглотить пламя этой войны. Учитывая, что колдуны приземлялись уже в этот самый момент, у Тетуракта было более чем достаточно сил.

Твердый слиток яростной мощи сверкал прямо под ним. Демон улыбнулся, если, конечно, это можно было назвать улыбкой, и спикировал вниз.

 

Глава двенадцатая

В течение десяти лет мутации бесконтрольно развивались в хранилищах образцов тканей. Нижний этаж наполняли морозильные камеры, наполненные пластами выращенной кожи и цилиндрическими брикетами искусственной мускулатуры. Когда хранилища были разрушены, полулюди добрались до них и поглотили. Сейчас разницы между индивидуальными существами практически не было — все они, за исключением одного сильнейшего, покинувшего их уже очень давно, слились в единые гештальторганизмы и на физическом, и на ментальном уровнях.

Уже некоторое время им пришлось обходиться без пищи. И сейчас они были очень голодны. Многочисленные твари, разгуливавшие по лабораторному уровню, расположенному прямо под поверхностью планеты, наконец нашли себе новую добычу.

Сержант Солк ударил цепным мечом и отсек длинное подвижное щупальце, пытавшееся обмотаться вокруг горла технодесантника Солана. Зверь был ростом с двух Астартес, его голова представляла собой скопление усиков, растущих вокруг округлой мускулистой пасти, как у миноги. Тело его выглядело пульсирующей колонной сочащегося влагой мяса. Голова вставшей на дыбы твари коснулась низкого сводчатого потолка темной, кошмарной лаборатории, а затем она обрушилась всем весом на то место, где только что лежал Солан.

Солк едва успел оттащить технодесантника в сторону. Обе ноги его были отгрызены тем же самым зверем, успевшим проглотить уже половину отряда Солана. Тварь гневно зарычала и поползла вперед. Сержант тыкал мечом в зияющую пасть и обрубал щупальца, не позволяя созданию приближаться, в то время как Солан пытался защититься от ударов нижних конечностей.

Лабораторный уровень представлял собой сущий кошмар. Сводчатый потолок покрылся ржавчиной и обесцветился. Ряды изъеденных коррозией машин и убитых коротким замыканием командных консолей образовывали преграды для космодесантников и обеспечивали мутировавших тварей уймой закутков, где те могли прятаться. Болтерные заряды, проносившиеся через всю комнату, и удары цепных клинков проливали тошнотворную кровь существ. Меч Солка был уже настолько вымазан их внутренностями, что мотор начал гневно гудеть и дымиться. Освещение отсутствовало, а дымка грязи и скверны, покрывавшая здесь все, подобно туману, ограничивала видимость, поэтому все, что Солк мог разглядеть, так это гигантские силуэты мутантов, обступивших их со всех сторон, а также вспышки выстрелов своих боевых братьев и разрывы гранат. Грохот стоял невообразимый, в нем смешались пальба, звериный рев, треск дробящегося керамита и крики умирающих.

Сохранять трезвый рассудок в этих условиях казалось практически невозможным. Вокс, заглушаемый помехами, стал почти бесполезен. Собственный отряд Солка рассеялся, многие погибли, все остальные получили ранения. Брату Каррику сильно повезет, если ему удастся сохранить руку, прокушенную какой-то безымянной тварью, неожиданно свесившейся с потолка. Впрочем, сержант полагал, что их всех можно будет считать счастливчиками, если они выберутся из этой передряги живыми.

Вдруг он увидел мелькнувший белый доспех, и апотекарий Паллас обрушился на зверя со спины, пробивая его шкуру «рукавицей казни». Несколько химических составов было впрыснуто в кровь твари через иглу инжектора, и вокруг места укола стало распространяться чернеющее некротическое пятно. Огромный мутант зашелся в судорогах, вынуждая Палласа крепко вцепиться в него, чтобы не быть отброшенным через всю комнату. Солк рванулся вперед, вновь и вновь обрушивая свой цепной меч на голову существа и ощущая, как скрежещет мотор под весом плоти, намотавшейся на зубья клинка.

Наконец зверя перестало трясти. Паллас скатился с него и приземлился на ноги рядом с Соланом. Белые участки брони апотекария потемнели и стали скользкими от зараженной крови.

— Благодарю, брат, — произнес Солк.

— Рано меня благодарить, — ответил Паллас. — Нам еще пробиваться к хранилищам. Именно там мы сможем найти необходимые образцы.

— Где Каррайдин?

— Пал. Он со своим отрядом доблестно сражался, но попал в западню. Грэвус удерживает лестницу вниз, но без помощи долго не устоит. Лигрис с ними, пытается взломать двери.

Паллас воспользовался одной из немногих оставшихся ампул, впрыснув Солану сильные анестетики и коагулянты, чтобы остановить кровотечение из его оторванных ног.

— Соберу всех, кого смогу, и пойду на выручку к Грэвусу, — сказал Солк, прежде чем перевести взгляд на Солана.

— Сделаю, что смогу, — ответил Паллас.

— Ты понадобишься внизу, — произнес Солан ослабшим голосом. — Мне ты уже мало чем можешь помочь, Паллас.

— Я могу стабилизировать твое состояние, чтобы мы могли подобрать тебя на обратном пути. Ты должен выжить.

— Удачи вам, братья, — сказал Солк, очищая свой меч от основной грязи, прежде чем направиться в зловонный сумрак, чтобы собрать свой отряд.

— Постой! — воскликнул Солан. — Скажи… что у тебя?

— О чем ты?

— О твоей мутации. Мы все изменяемся, поэтому и пришли сюда.

Солк на секунду задумался. Его просили рассказать о том, чего сам он старался не замечать. Пытался убедить себя, что это все неправда.

— Карендин говорит, что она связана с метаболизмом. Меняется химия моего тела. Подробностей я не знаю.

— Но ведь все становится хуже? — Солан впадал в шоковое состояние, и голос его начал дрожать.

— Да, брат. Становится.

— Как и моя. Все дело в моей памяти. Я могу… вспоминать разное. Я начал вспоминать то, чего никогда не знал. Еще с того времени, как мы увидели Галактариум… прошу тебя, это необходимо закончить. Даже если нам придется погибнуть, мы не должны превратиться в этих тварей.

— Не болтай, Солан, — произнес Паллас. — Погрузись в полусон, у тебя шок.

Апотекарий, чье лицо было вымазано кровью мутанта, обернулся к Солку:

— Пробивайся к Грэвусу. Не жди меня. Если смогу — приду.

Солк кивнул и убежал в сумрак. Со всех сторон его окружали кошмарные порождения Стратикс Люмина, в глубине которого крылся ключ к выживанию Ордена.

Таддеуш рухнул на пол, когда «Химера» попыталась перевалить через груду обломков, но чуть не перевернулась, натолкнувшись на неожиданное препятствие. Водитель вцепился в рычаги управления.

— Траки порваны, — произнес он. — Вылезайте!

Задний люк с лязгом откинулся, и Таддеуш выпрыгнул наружу, сопровождаемый Пилигримом, который, сбегая вниз с насыпи, продемонстрировал прыть, не соответствовавшую его потрепанному виду.

Громадные холмы перекрученных обломков превратили голую тундру в лабиринт. Со всех сторон доносились звуки сражения: грохотали хеллганы и болтеры, гремели усиленные голоса культистов-погонщиков, выкрикивали приказы сержанты штурмовиков. Неподалеку несколько отрядов ударной группы разбирали завал, пытаясь пробиться чуть дальше, — колонна машин распалась полностью, БТР оказались практически бесполезны в постоянно изменяющемся, смертельно опасном окружении. Таддеуш несколько раз выстрелил, расправляясь с культистами, занявшими огневую позицию наверху ближайшей груды обломков. Глядя на падающие тела, он увидел, что это гвардейцы — проклятые души, оказавшиеся слишком слабыми и уступившие соблазнам Тетуракта. Худшего зла нельзя было вообразить: преданные слуги Империума вдруг превращались в марионеток Хаоса.

— Сестра! Полковник! Доложите обстановку!

В воксе хрипела статика. Первой сквозь нее удалось прорваться Эскарион:

— Здесь нам не пройти, инквизитор. Мы столкнулись… с моральной угрозой. Ересь и демонология.

— Сарпедон?

— Думаю, нет. Скорее колдуны, инквизитор. Мы несем большие потери.

— Держитесь, сестра. Мы постараемся разведать другой путь.

До полковника Винна Таддеушу так и не удалось докричаться. Штурмовики продвигались вперед, расчищая себе дорогу к аванпосту очередями из хеллганов, но им не хватало скорости, чтобы не оказаться в окружении. Методика сражений, применявшаяся ордами Тетуракта, была известна инквизитору по донесениям, поступавшим со всей охваченной войной территории, — они побеждали благодаря тому, что бросали на противника армии невероятных размеров, бо льшая часть воинов в которых не обладала собственным сознанием, а потому не боялась боли и не поддавалась отчаянию. Победить их можно было, только перебив всех до последнего. Сейчас на Стратикс Люмина высаживались войска, ничем, по сути, не отличавшиеся от тех, что создали царство Тетуракта, и уничтожить их было далеко не просто.

Таддеуш и Пилигрим нырнули в укрытие, чуть не угодив под огонь лазерных ружей гвардейцев-предателей, перестреливавшихся с ближайшим отрядом штурмовиков.

— Не стоит испытывать симпатию к Испивающим Души, — произнес Пилигрим, словно прочитав мысли инквизитора. — Зло всегда сражается само с собой. То, что Сарпедон пытается уничтожить эту скверну, еще не означает, что он на нашей стороне.

Таддеуш выглянул из-за покореженного фрагмента обшивки, за которым укрывался. Он увидел еретиков, укрывшихся среди мусора и обменивавшихся огнем со штурмовиками. Выстрелы хеллганов срезали головы и разрывали тела на части, но оживших мертвецов было слишком много.

— Всем вместе нам не прорваться, — сказал Таддеуш.

— Ударная группа с самого начала была только приманкой, — откликнулся Пилигрим. — Пусть вам и неприятно это признавать, но только нам суждено судьбой встретиться с Сарпедоном. Пускай продолжают сражаться, это отвлечет от нас наших врагов.

Инквизитор посмотрел на Пилигрима, чье прикрытое капюшоном лицо сейчас казалось еще более зловещим, чем обычно. Скрипучий голос существа заставлял Таддеуша беспокоиться.

— Только не без Эскарион.

— Послушайте, здесь повсюду колдуны Тетуракта. Они обладают большими силами, я чувствую это. Если Эскарион сцепилась с ними, ее уже можно списывать со счетов. Мы должны рассчитывать только на себя.

Таддеуш крепко сжал рукоять пистолета. По спине инквизитора, несмотря на леденящий холод Стратикс Люмина, заструился пот. Эскарион была настолько верна ему, насколько вообще можно было ожидать от Сестры Битвы, а в штурмовом отряде служили лучшие из солдат, прошедших обучение в Ордо Еретикус. Но люди вроде Колго всегда учили Таддеуша, что сохранение жизни даже таких добрых граждан — вторичная задача, когда речь идет об исполнении воли Императора. И если бы Сестры и штурмовики услышали их разговор, они бы его поняли.

— Согласен, — произнес Таддеуш. — Вдвоем мы сможем проскользнуть там, где застрянет сотня. Показывай дорогу, Пилигрим.

Вместе они поспешили к лабораторному комплексу, стараясь двигаться так, чтобы их от солдат противника постоянно отделяли стены обломков. Ударной группе оставалось только оттягивать на себя основные силы оживших мертвецов, пока инквизитор и Пилигрим занимались преследованием настоящей цели.

Чего бы ни искал Сарпедон, но оно должно было находиться внутри комплекса. А значит, именно там Таддеуш и мог с ним встретиться.

Возможно, Каррайдин уже был мертв. Возможно, такая же судьба постигла и беспомощного и неподвижного Солана, лежащего этажом выше. Но все это не имело никакого значения. Сейчас было важно только то, что где-то там, внизу, таилось будущее Ордена, заточенное в сочащемся гноем средоточии зла, которое разрасталось, никем не сдерживаемое, в течение десяти лет. Солк, как и горстка его десантников, был все еще жив. Уцелела также бо льшая часть штурмового отряда Грэвуса и сам он. Были живы технодесантник Лигрис и апотекарий Паллас. Надо было постараться, чтобы этого количества хватило, ведь другого пути все равно не осталось.

Лигрис работал под прикрытием боевых братьев, столпившихся с болтерами наперевес в коридоре у него за спиной. Технодесантник вскрыл пульт управления взрывоустойчивыми дверьми и теперь перепаивал провода. При этом он руководствовался выведенным на экран информационного планшета снимком рисунка, сделанного Карлу Гриеном на стене камеры, — эта схема оказалась самой секретной информацией, известной обезумевшему адепту, ключом, отпирающим мощные двери, установленные, когда комплекс поспешно опечатывали.

Пульт управления заискрил, и двери стали со скрежетом расходиться. Задымились заржавленные сервоприводы.

— Цельсь! — прокричал Грэвус, и его отряд нацелил болтеры на открывшийся проход, прикрывая Лигриса, пока тот поднимался и доставал собственный пистолет.

Солк смотрел, как технодесантник готовится войти в место, десять лет назад чуть не погубившее капитана Корвакса.

На втором подземном уровне от пола, съеденного кислотой, осталось только кольцо почерневшего металла. По центру повисла огромная сфера, которую пол должен был делить пополам. Между покрывавшими ее заржавленными железными пластинами пульсировала мертвенно-бледная гниющая, склизкая плоть. В воздухе сферу, непрерывно поливавшую нижний уровень грязным дождем, поддерживала сеть сочащихся сукровицей сухожилий.

Именно там, в самой глубине лабораторного комплекса, вышли из строя хранилища и поджидало самое худшее зло. Разлившиеся мутагены сплели из образцов тканей плотное пульсирующее одеяло, покрывавшее все вокруг. По нему, будто по воде, пробегала рябь. Чирьи размером со взрослого человека гейзерами выбрасывали в воздух горячий гной. Остатки биоконтейнеров казались островками, окруженными кровоточащей, покрытой струпьями плотью и корчащимися протоконечностями.

В самом центре, нарушая поверхность маленького озерца грязной крови, струящейся из сферы, возвышалась небольшая конструкция, которая, как догадывался Солк, представляла собой контрольную рубку или техночасовню. По полу змеились отходящие от нее толстые кабели, но окна, некогда позволявшие оглядывать весь этаж, густо заросли грязью.

Испивающие Души смотрели вниз, стоя на узком выступе крошащегося металла, выходившего из стены возле наклонного коридора. Звуки сражения, доносившиеся с верхнего этажа, напоминали о том, что мешкать нельзя: скоро мутировавшие твари могли прорваться вниз, зажать их и уничтожить.

Солк бросил взгляд на Грэвуса. Энергетический топор ветерана, крепко зажатый в мутировавшей руке, все еще шипел и потрескивал, сжигая кровь, покрывающую лезвие.

— Другого пути-то все равно нет, — просто произнес Грэвус.

— Согласен, — откликнулся Солк. — Лигрис?

— Вам понадобится моя помощь внизу, — кивнул технодесантник.

— Паллас, — сказал Грэвус, — оставайся здесь. Кто-то должен подняться наверх, если мы потерпим поражение. Пусть Сарпедон уводит всех, кого только сможет, если мы ничего не найдем или не сумеем вернуться. И в любом случае нам понадобится кто-нибудь, кто сможет нас залатать после всего этого.

— Вы, главное, не забудьте притащить все оторванные куски, чтобы мне было что штопать, — ответил Паллас.

Грэвус улыбнулся, перехватил топор обеими руками и прыгнул вниз.

Сарпедон увидел падающую темную звезду, слезящийся пагубой всевидящий глаз, опускающийся с неба. Что бы это ни было, оно искажало весь мир вокруг себя — даже на первый взгляд командору показалось, что оно обладает ужасающей мощью.

И то, что Сарпедон ощущал своим сознанием, только подтверждало этот вывод. Лидер Испивающих Души являлся телепатом, в обычных условиях способным лишь передавать, но не воспринимать, однако, несмотря на это, он оказался достаточно чувствителен, чтобы почувствовать, как неистовая злоба приближающегося существа выжигает след в его сознании. Командор чувствовал себя грязным, словно его окатило вполне физическими помоями, и мутировавшие гены точно зашевелились внутри, пытаясь убежать. Он услышал крики орды предателей, обступивших здание и вразноголосицу вопивших в отчаянии или в религиозном экстазе, а может, и в том и в другом сразу. Небеса потемнели, и на мгновение все вокруг содрогнулось, будто сама реальность прогнулась под ударом твари, обладавшей невероятной мощью.

Падающий объект рухнул в паре сотен метров от Сарпедона, разметав во все стороны обломки металла и комья земли. Испивающие Души хорошо удерживали свои огневые рубежи, за исключением людей Теллоса и Иктиноса, которые уже сошлись с врагами в яростной рукопашной схватке. У командора не вызывало сомнений, что новоприбывший может изменить ход сражения, — явился повелитель орды, решивший принять личное участие в битве. Сарпедон промчался мимо ближайшего укрытия, за которым заняли огневые позиции несколько космодесантников. Он не знал, к какому отряду они принадлежат, — всякий порядок был потерян, и сейчас офицеры командовали теми бойцами, которые оказывались в зоне досягаемости.

— Нам нужна штурм-группа, — прокричал он ближайшему десантнику. — Собери столько братьев, сколько сможешь, и…

Едва десантник обернулся, чтобы ответить, как его голова дернулась в сторону и в виске образовалась рваная дыра. Даже сквозь грохот был хорошо различим резкий щелчок выстрела из автоматического пистолета. По ним вели прицельный огонь, и Сарпедон нырнул в укрытие. Одна пуля пробила хитиновую броню его ноги, а другая пронеслась в опасной близости от головы. Враги подошли со спины. Их было двое: кутающаяся в балахон сутулая фигура, при ходьбе наклоняющаяся вперед, подобно поднявшемуся на задние лапы зверю, и неаугметированный мужчина в длинном пуленепробиваемом плаще, с сильно модифицированным автоматическим пистолетом в руке.

Сарпедон включил Копье Души, и оно ответило на его прикосновение. Генетическая подпись командора пробудила доимперскую технологию, и с обеих сторон Копья засверкали похожие на клинки вортексные поля. Копье Души хорошо послужило ему в этой битве, но сейчас противниками оказались не мутанты и не предатели.

С неожиданной, шокирующей скоростью облаченное в балахон существо прыгнуло вперед, оттолкнувшись от земли с невероятной силой. Сарпедон взмахнул Копьем Души, но сутулое чудовище было слишком быстрым и успело проскочить под вортексным клинком, а затем подсекло передние ноги командора, которыми тот пытался парировать удар.

Сарпедона откинуло на груду обломков, и дурнопахнущее существо нависло над ним, прижимая к земле с силой, которую командор мог бы ожидать разве что у собрата-космодесантника. Рука, сжимавшая Копье Души, была надежно зафиксирована, поэтому он попытался свободной, левой рукой схватить противника за горло, но тот успел отстраниться и ударить Сарпедона локтем по лицу. Рот лидера Испивающих Души наполнился кровью, он выплюнул выбитый зуб и выбросил вперед две ноги, чтобы попытаться найти опору. Вонзив когти в перекрученный металл, он рванулся вперед и перекатился вбок, скидывая с себя врага. Затем Сарпедон сгреб рукой драные одеяния существа и сорвал их.

Балахон слетел с противника, и командор увидел его лицо. На мертвенной, голубовато-серой коже резко выделялись красные сырые отверстия включений, из которых выходили толстые кабели, убегавшие к интерфейсам, встроенным в скальп. Глаза его были абсолютно черными. Его нос, рот и горло заменила бронза аугметики, металлические жабры открывались и закрывались в такт дыханию, а там, где полагалось находиться шее, красовались широкие цилиндрические фильтры.

Но Сарпедон все равно узнал это полное ненависти лицо с глазами, почерневшими от резкого перепада давления, искаженное гримасой, в которой читалась жажда отомстить за то, что казалось этому человеку предательством.

— Здравствуй, Микайрас, — произнес Сарпедон, прежде чем нанести сильнейший удар головой по лицу своего врага.

Один раз командор уже убивал брата Микайраса во время войны, расколовшей Орден. Когда многие космодесантники взбунтовались против возвышения Сарпедона до уровня магистра, Микайрас был в числе главных зачинщиков. Молодой, но талантливый воин, служивший под началом командора Кэона, был даже приглашен на церемонию, состоявшуюся после победы в космической крепости Лаконии. Выследив его в глубинах крейсера, Сарпедон вырвал у него имплантированный ребрифер, придушил и выбросил через воздушный шлюз. Эти наполненные ненавистью глаза провожали его взглядом через иллюминатор, чернея от крови лопающихся сосудов.

На какое-то мгновение Сарпедон даже успел восхититься выносливостью и находчивостью Микайраса. Командор понятия не имел, как этому десантнику удалось выжить, — возможно, ребрифер был недостаточно сильно поврежден и бунтарь сумел каким-то образом надеть шлем, а потом дождался, пока его подберут. А быть может, он сумел пробраться обратно на борт ударного крейсера и выкрал спасательную шлюпку. Это было не особенно важно — чтобы не только выжить, но и встать на путь мести, заканчивающийся на Стратикс Люмина, нужно было обладать невероятной силой воли.

Клинок Копья Души прогудел в воздухе, и Микайрас пригнулся от удара ровно так, как и рассчитывал Сарпедон. Командор с силой ударил передней ногой в плечо противника, почувствовав, как его коготь разрывает мышцы, кости и аугметику.

Но Микайрас не испытывал боли. Должно быть, он больше вообще ничего не чувствовал, поскольку почти все его органы заменили аугметикой и бионикой. Поэтому он просто схватил ногу, пробившую его плечо, и воспользовался ею в качестве рычага, чтобы раскрутить Сарпедона и бросить его на твердую как камень землю.

Микайрас прыгнул на командора, подобно хищнику, протянув скрюченные пальцы к глазам противника. Только когда руки неожиданно перестали повиноваться ему, бывший космодесантник понял, что Копье Души пробило его желудок и вышло со спины. Сарпедон пинком скинул его с себя и, когда тот оказался на коленях, вытащил из его тела вортексный клинок.

— Испивающие Души, которых ты знал, ушли, — мрачно произнес Сарпедон. — Старый Орден умрет вместе с тобой.

Черные глаза все еще продолжали смотреть на него, когда Копье Души отсекло Микайрасу голову. Заискрила бионическая проводка, брызнула черная кондукторная жидкость, зашлась в судорогах аугметика — и обезглавленное тело повалилось на землю.

Сарпедон повернулся ко второму противнику, обычному человеку, стоявшему в стороне, пока он разбирался с Микайрасом. Не произнося ни слова, мужчина прицелился и выстрелил. Пуля жуком прогудела в воздухе — Сарпедон увернулся, но услышал, как она разворачивается и несется обратно. Самонаводящийся заряд — редкий и крайне опасный.

Командор крутнул запястьем, и Копье Души рассекло пулю в полете.

Незнакомец опустил оружие.

— Инквизиция? — спросил Сарпедон, не выключая гудевшего в его руке Копья.

— Да. Ордо Еретикус. Меня послали уничтожить тебя.

— Скажи, ты так и собираешься стоять здесь и тратить на меня пули или поможешь справиться с врагом, действительно того заслуживающим?

В течение некоторого времени, показавшегося вечностью, инквизитор прожигал Сарпедона взглядом. Командор видел, как на шее и руке его противника подергиваются жилки, пока тот пытается решить, что будет лучше: напасть, попытаться удрать, потребовать от Сарпедона сдаться или же получить гарантии собственной безопасности.

Но прежде чем инквизитор смог на что-то решиться, от того места, где среди обломков и баррикад высадился лидер предателей, по полю сражения прокатилась ударная волна. Сарпедон обернулся и увидел, как нечто могущественное и быстрое, разбрасывая во все стороны землю и куски металла, несется к нему напролом, оставляя за собой глубокую траншею и раскидывая равно и космодесантников, и культистов.

Командор метнулся в сторону, когда его накрыло стеной летящих обломков, испещривших ноги Сарпедона глубокими порезами и отбросивших инквизитора в сторону. Лидер Испивающих Души ударился о землю и стремительно откатился, подгибая под себя ноги, чтобы быстро вскочить и встретиться лицом к лицу с очередным чудовищем, выступившим против Ордена.

Куски металла и грязь падали дождем. В самом центре разрушений, в зоне покоя, напоминающей сердце урагана, восседал Тетуракт.

Описаний этого создания не существовало, но Сарпедон и без них прекрасно понимал, с кем столкнулся. Командор почувствовал, что аугметические органы выбиваются из сил, пытаясь совладать с заболеваниями, неожиданно возникающими во всем его теле в присутствии врага. В ушах загудели едва слышимые странные звуки, а рот наполнился привкусом гнилой крови. Автосенсоры с трудом позволяли видеть даже то, что находилось прямо перед глазами.

Тетуракт оказался тонким, иссохшим гуманоидом, громоздящимся, точно стервятник на ветке, в своих носилках, лежащих на плечах четверых огромных неуклюжих мутантов. Лица последних настолько заросли мускульной тканью, что их черты были уже практически не видны. Широкие ладони венчались пальцами толщиной с ногу взрослого человека. Судя по всему, Тетуракт не мог перемещаться самостоятельно, но даже за этим деформированным сухим телом Сарпедон ощущал и необъятность сознания демона, и его невероятное могущество.

Тетуракт протянулся к нему своей волей, и командора сжали псионические тиски, прошедшие сквозь броню и принявшиеся сокрушать массивные ребра, одновременно поднимая его в воздух. Ослепительная стена боли обрушилась на Сарпедона, забившегося в силках, существующих исключительно в сознании демона. Поле битвы закружилось под ногами командора, и он увидел лабораторный комплекс, отдельные группки Испивающих Души, сдерживающих натиск врагов, и огромные полчища войск предателей, наступающих под непрестанным градом болтерного огня прямо по грудам тел собственных павших. Увидел беспорядочную мешанину бойни там, где на разных концах поля Теллос и Иктинос вступили в безумие рукопашной. Кроме того, ему удалось краем глаза сквозь белую дымку агонии заметить, как закованные в черные доспехи Сестры Битвы и штурмовики Ордо Еретикус сражаются с наступающим на них потоком зомби и колдунов, силу извращенной магии которых Сарпедон ощущал даже с такого расстояния.

Грудная клетка командора ломалась. По его телу прокатилась горячая волна, когда внутренние органы начали рваться, истекая кровью. Он попытался пробиться сквозь крепкую хватку Тетуракта собственным разумом и выпустить энергию Ада, который мог бы отвлечь демона на достаточный срок, чтобы Сарпедон смог нанести ответный удар. Но Тетуракт был слишком силен — ни с чем подобным командору никогда раньше не приходилось сталкиваться, его просто переполняли чистая ненависть и скверна, направляемые невыразимо злобным сознанием.

Легким щелчком своей воли Тетуракт швырнул Сарпедона на землю. Каким-то чудом последнему удалось подобрать ноги под себя и расставить их так, чтобы смягчить падение, иначе удара могла не выдержать даже броня. Командор почувствовал, как его мышцы рвутся под хитином, а единственная бионическая нога выходит из строя, сообщив о своей поломке вспышкой боли.

Тетуракт снова поднял и потащил к себе Сарпедона, чьи ноги беспомощно покачивались в воздухе. Испивающий Души увидел перед собой уродливое лицо, черты которого скрывались под лентами изодранной кожи, а глаза заменяли сочащиеся, воспаленные провалы.

— Ты не похож на других, — раздался в сознании Сарпедона голос Тетуракта, густой и вязкий, будто кислотой разъедающий его мозг. — Моей пастве не впервой встречаться с Адептус Астартес, но все они были чисты и слепы. На тебе же лежит клеймо. Ты такой же, каким когда-то был я. Человек с дефектом в генах. Однако я принял эти «дефекты» и сделал их самим смыслом своего существования. Ты же — боишься их. Мечтаешь все повернуть вспять. Как ты можешь желать этого после того, как стал настолько выше простого человека?

Тетуракт подтащил Сарпедона еще ближе. Сознание командора было словно объято огнем.

— Видел бы ты, какие возможности открываются, когда твое тело перестает быть темницей души, когда на самом деле постигаешь, что такое свобода. Тебе же этого хотелось, убогий человечишка? Быть свободным? И все же ты ищешь пути к восстановлению собственных телесных оков.

Сарпедон понимал, что не может сейчас атаковать своего противника, когда того защищала неприступная крепость, воздвигнутая мутировавшим разумом, а сам командор все еще очень мало отличался от обычного человека. Но при этом он осознавал, что где-то там, в глубине, Тетуракт обладает той же слабостью, что губила Империум и мешала Испивающим Души до тех пор, пока Сарпедон не показал им путь к свободе.

Самонадеянность.

Тетуракт верил в то, что стал богом, и называл своих жертв верующими. Глядя на Испивающих Души, он видел перед собой только новое «мясо», из которого можно было сделать таких же «верующих». Космодесантники казались ему сильными и умелыми людьми, хотя и только людьми. Сарпедон невысоко поднялся над уровнем обычного человека, но все-таки поднялся, и выделяла его сила воли, благодаря которой он сражался и против собственного Ордена, и против Империума, чтобы в обмен на ненависть всей Галактики обрести ускользающий привкус свободы.

Белый луч ментальной энергии Тетуракта погрузился в сознание Сарпедона так же, как уже проделывал это с миллиардами отчаявшихся жертв чумы, чтобы посеять там семена поклонения и подчинить командора воле демона. Сарпедон позволил ему проникнуть в себя, ослабив свои психические защиты достаточно для того, чтобы его противник поверил в свою победу.

Холодный кошмар захлестнул Сарпедона. Он чувствовал ликование божества и миллиарды человеческих сознаний, сплотившихся в молитве. Видел Вселенную, где звезды обратились в гнойные язвы, а планеты кишели жизнью благодаря спорам болезней, каждая из которых воспевала хвалу Тетуракту. Понимал, что ненавистный ему Империум скоро рухнет под тяжестью этой веры и души его граждан освободятся, несмотря на разложение их тел, а армии Императора станут нести триллионные потери…

Сарпедон открыл глаза. Он был готов поклясться, что увидел разрыв, открывшийся на практически лишенном черт лице Тетуракта. Божество питалось взращиваемым в людях поклонением.

С силой, которой не ожидал от себя, Сарпедон вырвал свое сознание из захвата демона. Картины восхитительного тлена исчезали с умопомрачительной скоростью, оставляя командора ошеломленным и почти ослепшим от усилий. Но и Тетуракт тоже оказался оглушен, его разум перестал сжимать Сарпедона и уронил того на землю. Космодесантник упал на спину и услышал шипение газов, вырывающихся из сломанного энергетического блока, скрытого под броней.

Онемевшими пальцами командор нащупал болтер. Его руки тряслись, когда он пытался нацелить его на расплывающиеся перед глазами огромные фигуры нависших над ним мутантов, а указательный палец свела судорога, едва Сарпедон заставил себя нажать на спусковой крючок.

Половину магазина он опустошил одной очередью. Но каждый из выпущенных зарядов срикошетил от невидимого щита воли. Пространство изгибалось там, где в щит попадали болты.

Огромные мутанты наклонились, опуская Тетуракта, чье тщедушное тело повисло теперь прямо над Сарпедоном.

— Предатель! — проскрежетал демон. — Я — бог, а ты — червь! Червь! Как смеешь ты отвергать меня, маловерный? Сейчас я покажу то, во что тебе придется поверить!

Красное копье, сотканное из ненависти, пригвоздило Сарпедона к земле, точно жука, приколотого булавкой к доске. На него изливался гнев, горячий и злобный, ярость отвергнутого бога. Впервые Тетуракта не признали, впервые за всю жизнь, и единственным его желанием теперь было уничтожить потоком своей ненависти сознание того, кто осмелился отрицать его.

Сарпедон был очень сильным… сильнее обычного человека и даже любого другого космодесантника. Это означало, что он сможет выдержать на долю секунды дольше, прежде чем его тело станет очередной пустой оболочкой, подвластной воле Тетуракта, Господа Всемогущего. Последним, что ему предстояло увидеть перед смертью, было уродливое лицо мутанта с кровоточащими глазами-дырами, сузившимися от ярости. Сарпедон испытал странное удовлетворение оттого, что смог заставить эту непроницаемую рожу проявить хоть какие-то эмоции.

— Во имя бессмертного Императора, — прокричал голос, доносящийся словно из ниоткуда, — я объявляю вас еретикумами!

На месте исчезнувшей головы одного из мутантов-носильщиков взметнулся фонтан крови и ошметков мяса. Сарпедона накрыла тень падающего гиганта, увлекшего за собой Тетуракта, чье тщедушное тело размахивало иссохшими руками.

Командор, пересилив боль, заставил себя откатиться в сторону, когда рядом с ним на землю повалились мутанты и демон.

Таддеуш почувствовал отдачу автоматического пистолета и испытал радость оттого, что что-то еще вообще может чувствовать. Когда Тетуракт, казалось, собирался разорвать Сарпедона на куски своей ментальной мощью, инквизитора пригвоздило к месту, но, что бы там ни сотворил Испивающий Души, это сработало, и, когда демон на долю секунды отвлекся, Таддеуш прицелился и разнес голову ближайшему мутанту.

Стреляя, он выкрикивал протокольные формулы Инквизиции. Все надо было исполнить правильно.

— В соответствии с эдиктами Конклава горы Амалат я лишаю тебя права жизни и отдаю твою душу на милость Императора!

Таддеуш выстрелил несколько раз в сторону хилого и на мгновение ставшего уязвимым тела Тетуракта, но один из огромных носильщиков неожиданно закрыл хозяина собой, и заряды с взрывающимися головками пробили в его толстой шкуре дыры размером с кулак. Последнюю из своих драгоценных самонаводящихся пуль инквизитор израсходовал на Сарпедона и видел, как ее рассекли в воздухе. Теперь оставалось по старинке целиться самому.

Таддеуш бежал к Тетуракту, пытаясь выцелить демона, укрывающегося за своими мутантами-носильщиками, обступившими его со всех сторон. Боек защелкал впустую, и инквизитор быстро кинул израсходовавший боеприпасы пистолет в кобуру, поскольку запасные обоймы остались в «Химере».

Но безоружным он все-таки не остался. Таддеуш сунул руку под плащ и вытащил оттуда массивный угловатый болтерный пистолет, который доставила с Юменикса сестра Эскарион. Корпус оружия украшал золотой потир Испивающих Души, а изогнутая обойма была наполовину заряжена разрывными болтами. Инквизитору пришлось удерживать пистолет в обеих руках, чтобы прицелиться.

Тетуракт приходил в себя, и в воздухе снова повис холодный грязный привкус, оставляемый его уродливым сознанием. Выжившие мутанты поднялись, заслоняя своего господина, — первый выстрел Таддеуша ушел слишком высоко из-за сильной отдачи, но второй пробил дыру в горле носильщика. Тот повалился назад, сбивая с ног своего собрата. Неожиданно вспыхнул странный черный свет, и второй мутант оказался разрезан на две половины, заливая землю отвратительного цвета кровью.

Сарпедон, потрепанный и изувеченный, сумел вновь подняться на свои многочисленные ноги. Его доспех был покрыт вмятинами и трещинами, а странное оружие с двумя мерцающими черными клинками лежало в одной руке.

Таддеуш поднял болтерный пистолет. Его враг был ошеломлен и замедлен, но так не могло продолжаться долго.

— Властью, данной мне Священными Ордосами Императорской Инквизиции и отдельно палатой Ордо Еретикус, — произнес Таддеуш, — я привожу в исполнение казнь твоего тела и освобождаю твою душу, дабы могла она предстать перед судом. Да проявит Император к тебе милосердие, какового не смогли проявить Его слуги.

Его указательный палец надавил на спусковой крючок, и все тело инквизитора затрясло, когда пистолет стал дергаться, роняя горячие гильзы к его ногам. Все еще слыша в голове слова приговора к казни, Таддеуш выпустил весь остаток обоймы в Тетуракта.

Сарпедон готовился встретить смерть. Но последние выстрелы предназначались не ему. Инквизитор истратил все заряды на демона, распластавшегося на стылой земле рядом с командором, обильно политым кровью мутантов.

Невозможно расправиться с таким могущественным существом, как Тетуракт, просто уничтожив его тело. Сарпедон почувствовал, как злобное сознание демона протянулось вдаль, пытаясь нащупать какое-нибудь живое существо, способное вместить его, чтобы спастись и вернуться к правлению.

Сарпедон поднялся на задние ноги. Стараясь забыть о боли в разорванных мышцах и поврежденных органах, он бросил последний взгляд на не-лицо Тетуракта.

Я служу Императору, мутант, — подумал он, прекрасно зная, что тот его слышит. — И мне не нужен другой бог.

Когда Сарпедон наступил на голову Тетуракта, когти паучьих лап пронзили изгрызенный лихорадкой мозг, и темный свет души демона угас навсегда.

Технодесантник Лигрис выдрал мемо-блоки из архивной консоли. Времени на то, чтобы действовать более аккуратно, уже не было. Оставалось только надеяться, что до их прихода сохранилось достаточно данных. Даже из командной рубки он мог слышать яростный грохот идущего сражения и понимал, что каждая лишняя секунда, проведенная им здесь, уносит жизни все большего числа братьев по оружию.

Сержант Солк, оказавшийся рядом с ним, высунулся из окна и, упершись ногами в стену из пластали, вытащил апотекария Палласа из пульсирующего моря разлагающейся плоти, обступившего командную постройку со всех сторон. Паллас был вымазан грязью, дым поднимался от забитых гноем выхлопных труб его доспеха. Кроме того, он потерял свой болтерный пистолет где-то в этом болоте.

Апотекарий поднял руку, показывая цилиндрическую колбу для сбора образцов, в которой лежал комочек розовой, неиспорченной плоти.

— Есть, — произнес он, с трудом дыша. — Один из контейнеров оказался целым. Думаю, Грэвус все еще где-то там, он…

Это все, что Паллас успел сказать, прежде чем все вокруг взорвалось белым шумом. Раздавшийся крик был настолько силен, что заполнил все чувства каждого космодесантника, зазвенев в их головах. Это был предсмертный вопль чего-то невероятно могущественного, рев предельной ненависти и отчаяния. Стены мутировавшей плоти сжались, ощутив гибель собрата.

Появилось подразделение Грэвуса, прорубавшее себе путь через переплетение тканей снизу, где они держали оборону вокруг последнего целого контейнера с образцами. Колышущаяся масса мускулов и кожи выплевывала космодесантников обратно. Одни были еще живы, другие успели наполовину перевариться. Море мутировавших тканей скрутили судороги, и вскоре оно уже пенилось, точно океан перед бурей.

— Солк — всем постам! — прокричал сержант в вокс, который уже едва функционировал. — Дело сделано! Уходим!

Он вскарабкался на крышу командной рубки, с которой мог видеть людей Грэвуса, прокладывающих себе дорогу по этажу. Выжившие десантники из подразделения самого Солка с боем двигались по бурлящему покрывалу мышц. Увидев своего сержанта, они сосредоточили усилия на том, чтобы добраться до него, срезая и расстреливая пытавшиеся дотянуться до них деформированные конечности.

— Не знаю, слышит ли меня кто-нибудь, — произнес сержант сквозь статику на командной частоте, — но это говорит отряд Солка, мы покидаем комплекс. Если там, наверху, еще кто-то остался, нам потребуется эвакуация примерно через пять минут. Конец связи.

Никто не знал, куда делся полковник Винн. Таддеуш и Пилигрим не возвращались. Эскарион приняла на себя командование инквизиционными войсками и готовила их к отступлению. Испивающие Души были где-то на противоположной стороне необъятных полчищ ходячих мертвецов и фанатичных вероотступников, ведомых могущественными колдунами, кидавшимися молниями и выворачивавшими людей наизнанку одним своим взглядом. Многие штурмовики либо погибли, либо пропали без вести, но Сестрам Битвы удалось организовать достаточно устойчивую оборону. О нее волна за волной разбивались атаки их врагов, которых косили болтерные очереди и сжигали потоки пламени, выпущенного огнеметами и мелтаганами.

— Вызываю отряд Руфиллы. Возьмите «Рино» под охрану и прикройте нас, пока мы грузимся! — приказала Эскарион по воксу, попутно расстреливая отступников, пытавшихся перебраться через пылающие насыпи, сваленные из тел их товарищей.

Она лично возглавляла одну контратаку за другой, набрасываясь на нестройные ряды еретиков, и теперь ее правая рука сильно ныла от постоянной необходимости разрубать кости энергетическим топором. Ее Серафимы дрались не хуже любого другого подразделения на Стратикс Люмина, но, несмотря на то что она была вправе гордиться их воинской доблестью, Сестры Битвы потерпели поражение. Испивающие Души находились на другом конце армии, прорваться через которую у нее не было никаких шансов, и было уже не важно, сколько врагов Императора поляжет здесь, — ударная группа не могла настигнуть сегодня свою добычу.

Те, кто пал, погибли не зря. Она запомнит их всех, поскольку каждая из них умерла, служа бессмертному Императору, а это ценно само по себе. Но Испивающие Души смогли ускользнуть от правосудия, и их предательство останется незаживающей раной в душе Империума.

Отряд Руфиллы стрелял поверх голов остальных сестер и штурмовиков, бегущих к «Рино» и «Химерам». Несколько машин вышло из строя после того, как их траки порвали острые выступающие обломки или же в результате столкновения проломилась броня. Ударная группа набивалась в уцелевшие транспортеры, по корпусам которых стучали попадания из мелкокалиберного оружия. Предательские орды воспользовались их отступлением, чтобы прорваться сквозь огонь отряда Руфиллы.

Эскарион оставалась на передовой, пока ее сестры не побежали со всех ног к машинам. Тогда она последовала за ними, на ходу стреляя по пошатывающимся мертвецам, бредущим по расселинам среди холмов из перекрученного металла. К ней протянулась рука, и Эскарион отсекла ее ударом энергетического топора.

— Мы прикрываем тебя, сестра, живо на борт! — прозвучал в воксе уверенный голос Руфиллы, и Эскарион прибавила шагу, поскольку машины уже начали прогревать моторы, готовясь отправиться в обратный путь к далекому «Полумесяцу».

— Сестра! — прокричал кто-то, хоть и не по воксу, но достаточно громко. Человек задыхался и находился достаточно близко.

Эскарион остановилась и, оглянувшись, увидела, как Таддеуш пробирается по выжженному полю, отстреливаясь из болтерного пистолета, который он держал двумя руками, и прокладывая себе дорогу через живых мертвецов армии Тетуракта.

Лицо инквизитора было вымазано в крови, а пуленепробиваемый плащ оказался порван и опален по краям. Увидев Сестру Битвы, он сорвался на бег, и на мгновение ей почудилось, что его отступление к конвою кто-то прикрывает, но через несколько секунд за ним показались живые мертвецы, и отряд Руфиллы открыл огонь поверх его головы.

— Сестра, — произнес инквизитор, подбегая, — наша работа здесь завершена.

— Я уже отвожу людей, — ответила Эскарион. — Мы думали, что потеряли вас.

— До этого было недалеко, — подтвердил Таддеуш. — Тетуракт мертв. Мы сделали здесь более чем достаточно.

— А Испивающие Души?

Инквизитор перезарядил болтерный пистолет, и Эскарион задумалась над тем, где он смог раздобыть и его, и боеприпасы к нему.

— Колдуны Тетуракта все еще командуют здесь?

— Да. Я видела их. Воистину мерзкие твари.

— Теперь они стоят во главе этой армии и являются нашей основной целью. Без Тетуракта отступить они не смогут. А если мы сумеем их быстро изловить, то их войска распадутся и вся зона войны будет очищена.

— Но ведь тогда, инквизитор, у Испивающих Души появится возможность сбежать с планеты. Можно с уверенностью сказать, что у нас никогда не будет лучшего шанса…

Таддеуш расстрелял очередью болтов ближайших предателей, пока Руфилла выжигала зону безопасности вокруг.

— Однажды, сестра Эскарион, мне придется дать вам пару уроков политики. Но сейчас я вынужден воспользоваться данной мне властью инквизитора и потребовать от вас повиновения. Поспорить мы еще успеем, когда все закончится.

Руфилла прокричала в последний раз, умоляя их поторопиться, и Эскарион повела Таддеуша к «Рино», где они разместились вместе с отрядом, прикрывавшим их отступление. Сестры Руфиллы по-прежнему продолжали расстреливать врагов, высовываясь из бойниц и люков, когда, оглушительно заревев, машина помчалась к «Полумесяцу».

Воздух наполнял едкий смрад ружейного дыма и гниющего мяса, но Солк с удовольствием вдохнул его, выводя перемазанные грязью остатки штурм-группы из развалин комплекса. До него долетали звуки идущей где-то неподалеку битвы, и сержант понимал, что это мучительно близкое сражение ведется прямо позади комплекса. Там жизнями космодесантников покупалось время, необходимое штурм-группе, чтобы унести с собой будущее Ордена. Над зданием поднимался дым от тысяч попаданий из мелкокалиберного оружия, а все окружающее пространство превратилось в мрачный, уродливый кошмар, сотканный из кратеров и сваленных в кучи обломков. В небе Солк видел темный силуэт все еще распадающегося остова военного корабля.

Следом за Солком и теми, кто остался от его отряда, выбрался Грэвус, поддерживающий Каррайдина своей мутировавшей рукой. Последний потерял одну ногу ниже колена, а правая рука превратилась в распухшую красную культю, но все-таки он был жив, и его отряд шел, образовав вокруг него кордон. Паллас и Лигрис двигались за ними. Они пытались найти технодесантника Солана, проносясь по кишащему мутантами лабораторному уровню, но тот пропал.

— Испивающие Души, говорит сержант Солк. Миссия завершена успешно, вытаскивайте нас отсюда.

Треск статики. А затем ответ:

— Солк, спрячьтесь пока где-нибудь. Мы уже летим.

Секунды тянулись мучительно медленно. Лигрис и Паллас сейчас несли последнюю надежду Ордена на генетическое выживание. Одна-единственная хорошо спланированная атака или случайное попадание могли лишить их будущего.

Раздался рев двигателей, и вниз, сверкая серебром, спикировал истребитель, немыслимо яркий на фоне темнеющего неба. Его нижние люки открылись, и корабль опустился настолько низко, что чуть не проскреб брюхом по груде обломков.

Паллас и Лигрис поднялись на борт первыми, и их сразу увели в пассажирский отсек. Каким-то образом Грэвус смог втащить Каррайдина на вершину мусорного холма, и вниз протянулись закованные в пурпурную броню руки, втянувшие старого капитана внутрь. Солк прикрывал Грэвуса, пока тот и его люди укрывались в корабле, а затем и сам наконец взошел на борт, дав прощальную очередь из болтера. Люк начал медленно заплывать металлом, закрываясь, и последним впечатлением, оставшимся у Солка от Стратикс Люмина, были почерневшие руины и адский пейзаж покореженного металла, в котором плескалось море врагов, сдерживаемое только невероятно тонкой пурпурной преградой.

— Библиарий Греск вызывает командора Сарпедона. — Кто-то сидел за воксом, и Солк понял, что его подобрал резервный корабль.

Греск — один из псайкеров Испивающих Души, десантник, обладавший способностью швырять взглядом огненные шары, — должно быть, высадил бо льшую часть своих людей, поскольку в пассажирском отсеке не было никого, кроме братьев, выбравшихся из лабораторного комплекса.

— Мы подобрали штурм-группу. Миссия завершена. Повторяю, миссия завершена.

— Принято, — раздался в воксе ответ, который Солк едва смог разобрать из-за нарастающего рева двигателей. — Всем отрядам отступить и приготовиться к эвакуации. Всем отрядам…

Солк откинулся на противоперегрузочную кушетку. Все мышцы болели, и теперь, когда его метаболизм пришел в относительную норму, он обнаружил у себя с дюжину ран, которые и сам не заметил, когда получил.

Он остался в живых, и почему-то это казалось неправильным. Перед глазами у него с такой яркостью, словно он и в самом деле все еще был там, возник образ изувеченного тела Солана, лежащего на полу. Он снова видел десантников, раздавленных напором мутировавшей плоти. Видел капитана Дрео, получившего смертельное ранение в лаборатории механикумов на Юмениксе, и вспоминал потери, понесенные на Септиам Торусе, где окончил свои дни Хастис. Сколько же воинов Ордена погибли? Он не осмеливался подсчитать. Только настоящие лидеры Испивающих Души, вроде Сарпедона, Каррайдина и Лигриса, могли попытаться представить себе цену, которую им пришлось заплатить. И Солк знал: цена эта будет давить на них смертельной ношей.

Впрочем, это могло того стоить. Если у Ордена есть будущее — есть и надежда. Сарпедон не стал бы давать им ее, если бы не был до конца уверен, что она реальна. И эта надежда — вот все, что осталось у Испивающих Души.

Космодесантники с трудом застегнули ремни безопасности, и Греск отдал приказание мостику. Двигатели истребителя включились на полную мощность, и он, пронзив атмосферу, вылетел в открытый космос, покидая наконец Стратикс Люмина.

Три истребителя были потеряны. Один из них потерпел крушение еще только при начале штурма, а два других сбили с земли, когда они заходили на посадку, чтобы эвакуировать космодесантников. Остальным пришлось вытаскивать Испивающих Души прямо из боя. Когда отряды заграждения ушли, обезглавленные орды отступников хлынули в лабораторный комплекс потоками голодных зверей и сражались там с мутировавшими тварями до тех пор, пока внутри не осталось ничего живого.

Иктинос был одним из последних, кого подобрали. Он со своими отрядами попал в окружение и продолжал молотить отступников крозиусом, отбрасывая их от нижнего люка даже тогда, когда корабль уже начинал взлетать. Истребители, не соблюдая формации, вылетели в космос, пронеслись мимо останков корабля Тетуракта и оставили систему Стратикса далеко позади. При этом они старались держаться как можно дальше от «Полумесяца», чьи орудия расстреливали транспорты, пытавшиеся взлететь с планеты.

Когда все отряды собрались, Сарпедон подсчитал, что после событий на Стратикс Люмина в живых оставались примерно четыреста пятьдесят космодесантников, а это означало, что силы Ордена подорваны более чем наполовину.

Истребитель, с большим риском для жизни сумевший взять на борт Иктиноса и его людей, совершил последний облет поля битвы. Иктинос лично занял место за воксом, пока судно пыталось найти Теллоса и его штурмовых десантников. В последний раз, когда их видели, они были в окружении и не могли получить помощи, но вырезали десятки тысяч мутантов и отступников в ближнем бою.

На поле битвы царил такой хаос, что найти там кого-либо не представлялось возможным, пусть даже и малую группу людей, сражающихся против орды. Когда истребитель уже получил приказ прекратить поиски и улетать, пока его не сбили, Иктинос нашел частоту Теллоса и попытался вызвать того в последний раз.

В ответ он услышал только вопли.

— Среди вас нет ни одного, кто не знал бы, что такое страх. Если кто-то из вас скажет обратное — он лжец. Вы напуганы. Вы собрались на борту «Космического скитальца» в окружении мятежных космодесантников и слушаете наставления, которые вам читает мутант и колдун. Да, я прекрасно осознаю, кем являюсь, и столь же великолепно понимаю, что в Империуме расскажут о том, каким я был. В моем прошлом они найдут сильного, молодого и свободолюбивого человека, очень похожего на вас, а потом ткнут в меня пальцем и покажут в качестве предупреждения, во что вы можете превратиться. Предатель, скажут они. Еретик. Нечестивец. Таким образом, еще одно поколение граждан получит прививку от свободы и вольется в коррумпированный, разрушающийся Империум, став великолепной почвой для культивирования Хаоса, держащегося на спинах рабов.

Сарпедон сжал руки на кафедре. Он ощутил прилив жгучей гордыни где-то в глубине души, а потом подумал, что именно это чувство так дорого обошлось Испивающим Души в прошлом, хотя кое-чем и в самом деле стоило гордиться. На орудийной палубе линкора, в самом сердце «Сломанного хребта», выстроились ряды молодых новобранцев. Все они уже достигли предельно допустимого для рекрутирования возраста, после которого операции и имплантации, превращающие человека в космодесантника, уже не помогут. Все они были сильны и здоровы, и хоть и не всякого из них можно было назвать великим воином, но — что куда более важно — каждый из этих юнцов доказал свою отвагу и решимость сражаться с чем угодно ради идеалов, в которые верил.

Их отбирал Иктинос, заручаясь потом одобрением Сарпедона. После Стратикс Люмина Испивающие Души вернулись на «Сломанный хребет», подойдя на своих корабликах достаточно близко, чтобы запустить многочисленные объединенные духи машин и заставить «Скитальца» сняться с якоря и направиться навстречу Ордену. С того дня прошел уже почти год, в течение которого их база навещала очаги восстаний и расколов, отбирая храбрейших из молодых бойцов, сплотившихся против мощи Империума.

Бо льшая часть тех, кто сражался с Империумом, оказывалась простыми бандитами и психопатами. Но некоторых направляла всепроникающая ненависть к угнетению, и именно из таких людей были отобраны новобранцы, к которым обращался сейчас Сарпедон. Капеллан Иктинос выбрал их за отвагу, ум и самоотверженность, так что Великая Жатва могла снова начаться.

— Не все из вас выживут, — продолжал Сарпедон, и три сотни пар глаз напряженно следили за ним. — Даже сама процедура имплантации унесет несколько жизней. Тренировки погубят еще некоторое количество. Но те, кто выдержит все это, узнают кое-какие истины о Человечестве и угрозах, с которыми оно сталкивается. Одна из этих опасностей — Империум, поскольку там настолько заигрались в тиранию, что отказываются сразиться с тем, что действительно представляет угрозу. Демоны, энергии варпа, темная магия и боги, чьи имена вам отныне запрещено произносить, — вот враги, с которыми мы сражаемся. Они — и никто другой. Поскольку лишь в этом состоит воля Императора, не запачканная амбициями жадных до власти людей. Итак, я предлагаю вам жизнь, полную битв и боли, которая наверняка завершится мучительной смертью, и стану драть с вас три шкуры каждую свободную минуту. Но погибнете вы, зная, что жили, сражаясь за дело Императора, а это больше, чем то, о чем может мечтать любой другой гражданин Империума.

Вскоре в ваших венах заструится кровь Рогала Дорна, и вы узнаете о том, какое место занимаете в бесконечной обороне Человечества. А до тех пор ежеминутно размышляйте о том суровом будущем, которое я рисую перед вами. Если бы все было просто, оно бы ничего не стоило. Я верю, что, когда вы наденете рясы новобранцев, а со временем и доспехи боевых братьев, вы начнете понимать кое-что из того, что вам сейчас рассказали, и наследие Испивающих Души будет жить в ваших душах.

Они все боялись, и на то были веские причины. Им предстоял долгий трудный процесс превращения в космических десантников, и Сарпедон не мог на словах объяснить им, что значит постоянно испытывать всевозможные лишения и боль, сопряженные с неизбывным страхом допустить ошибку. Но Иктинос хорошо отбирал кандидатов, и магистр Ордена чувствовал, что только немногие из них погибнут раньше, чем смогут получить доспехи и болтер Испивающего Души.

То, что они стояли здесь, было само по себе чудом. Существующие в Ордене мутации, включая паучьи очертания самого Сарпедона, были уже необратимы. Но их стремительное развитие было остановлено благодаря неустанному труду Палласа и апотекариона, воспользовавшихся информацией, полученной на Стратикс Люмина. Железы генного семени, удаленные из тел многочисленных павших, были сохранены, и со временем мутации удалось регрессировать до состояния, позволяющего имплантировать их рекрутам, прошедшим первые этапы обучения. Резня, происшедшая на Стратикс Люмина, имела только одну цель — очистку генного семени, чтобы Великая Жатва стала возможной. Прежде чем Орден сможет снова приблизиться к своей полной силе, пройдет немалый срок, но это должно случиться рано или поздно, и тем Сарпедон мог гордиться.

Под строгим взглядом капеллана Иктиноса новобранцы покинули орудийную палубу и отправились на свои первые тренировки. Грэвус должен был обучить их рукопашному бою, в то время как Каррайдин, мало на что пригодный до тех пор, пока технодесантники и апотекарии не изготовят ему бионические протезы, чтобы заменить руку и ногу, должен был наставлять рекрутов в путях Дениятоса и науке войны. Сарпедону очень хотелось, чтобы Дрео сейчас был здесь, дабы обучить их стрельбе, но в Ордене и без того осталось много метких бойцов, способных достойно справиться с этой задачей. Командор сам должен был сыграть роль учителя для тех, кто проявит какой-либо псионический потенциал, чтобы испытать их ментальную стойкость и объяснить им, как пользоваться их силами. И конечно же, ему предстояло регулярно подвергать рекрутов ужасам Ада, чтобы они могли продолжать сражаться, даже столкнувшись со своими страхами.

Сарпедон понимал, что Испивающие Души абсолютно одиноки и окружены теми, кто их ненавидит. Инквизиция ни за что не прекратит свою охоту за ними, а демонические враги, с которыми им уже довелось столкнуться, будут преследовать их теперь с еще большей яростью. Без сомнения, существовали силы, куда более смертоносные, чем даже Тетуракт, и Испивающие Души должны были найти их и сразиться с ними, если хотели действительно следовать своему предназначению. Но, несмотря ни на что, Сарпедон чувствовал, что должен быть благодарен. Многие ли в этой Галактике могли сказать, что они на самом деле свободны? А Сарпедон мог, как и все его десантники. А со временем то же самое смогут сказать и нынешние новобранцы.

В конце концов, все остальное просто не имело значения. Император нес весть освобождения — как от порождений варпа, так и от тирании. По всей Галактике Человечество было заковано в цепи, и Сарпедон поклялся, что Испивающие Души освободят его.

Командор спустился с подиума и отправился в долгую прогулку по «Сломанному хребту», направляясь к мостику. «Космического скитальца» предстояло отправить в путешествие к спокойному сектору, лежащему во многих световых годах от густонаселенных центров. Там можно было приступить к серьезным тренировкам и начать медленное восстановление Ордена.

Свобода. Как же долго пришлось Сарпедону идти к тому, чтобы понять, что это — единственное, ради чего стоит бороться. Свобода — вот чего больше всего на свете боялись и варп, и Империум. Пусть до этого пройдут тысячи или даже десятки тысяч лет, но если Сарпедон сможет выковать из свободы оружие, способное истребить всех врагов Человечества, то Испивающие Души одержат настоящую победу и воля Императора наконец будет исполнена.

 

Алые слёзы

 

Глава первая

На Энтимионе IV было тихо. Полковник Сатис не слышал даже насекомых. Слабый ветерок приносил тихий рокот «Химер», ползущих где-то далеко позади его командирской машины. Даже цокот копыт боевых коней, на которых ехали Буйные Наездники, казался громче, чем любой другой звук на планете. Сатис видел, как кавалерия рассыпалась вдоль краев ущелья, где сейчас продвигались войска. Обычно считавшееся устаревшим, мастерство верховой езды, которым обладал 97-й уланский полк Ургати, как нельзя лучше подходило для разведывания неизвестной территории. А на Энтимионе IV все было неизвестным.

Сатис наметанным взглядом окинул окружающее пространство. Куда бы он ни посмотрел, видимость была великолепной, но земли, начинавшиеся дальше, должны были ограничивать ее все больше и больше.

— Притормози здесь, — приказал он водителю своей «Саламандры».

Машина остановилась, и тишина стала еще более всеобъемлющей. Сатис выбрался из «Саламандры», когда ее моторы затихли. Он втянул воздух — каждая планета пахла по-особенному, и аромат Энтимиона IV показался полковнику чистым и спокойным, словно мир был древним, горделивым и отвергавшим любую грязь, всегда возникавшую вместе с человеческими поселениями. Лиловое небо над головой, темные рваные ленты скал впереди, поросшие чахлой травой склоны ущелья — легко было поверить, что этот мир до сих пор оставался нетронутым. Хотя, конечно же, Энтимион IV был совсем не таков: на его поверхности располагался крупный, перенаселенный имперский город Грейвенхолд, а большую часть занимали распаханные поля, придававшие планете ее значимость. В этот миг полковнику Сатису подумалось, что некоторые миры Империум никогда не сможет подчинить себе до конца.

А еще эта всепоглощающая тишина.

Сатис пытался представить себе, что же такого чертовски важного в этой планете. Правда таилась где-то в глубине экономики сегментума. Энтимион IV был крупным агрикультурным миром, и гибель его урожаев должна была катастрофически сказаться на целом ряде других планет. И подобная трагедия становилась все более и более вероятной, поскольку мир неожиданно замолчал — замолчал во всех смыслах этого слова: прервались астропатическая связь и ближнее вокс-вещание, прекратились радиотрансляции. И если это означало, что с населением планеты произошло что-то плохое, Сатису предстояло добраться до столицы, Грейвенхолда, разобраться в ситуации и отчитаться перед командованием. Энтимион IV, без сомнения, был очень важен, но полковник не понимал, почему в Администратуме поднялась такая паника, когда планета пропала с карты. Пока что все было спокойно.

Вершины скальных пиков, окружающих ущелье, резко очерченными силуэтами вздымались на фоне темнеющего вечернего неба. Впереди ландшафт постепенно начинал меняться. Вначале его поверхность вспучивалась холмами, а дальше вырастали массивные каменные горы. Сейчас главной задачей, стоящей перед полковником Сатисом, было миновать Циносский перевал, за которым можно было бы приготовиться к броску на Грейвенхолд. Для этой цели в его подчинение был передан Второй полк селевкийской Оборонительной Армии и подразделение «Химер», везущих тысячу дисциплинированных, закаленных в боях гвардейцев, а также артиллерийские расчеты и противотанковый взвод. Эти люди были достаточно кровожадны и бездумны, чтобы пройти через что угодно. Разведкой занималась кавалерия с Ургати, а прикрывали пехоту танки из Главного осадного полка Яксуса. Это было замечательное войско — компактное и обладающее высокой мобильностью. Полковнику повезло, что удалось найти нужные отряды, поскольку армию приходилось собирать в немыслимой по стандартам Гвардии спешке.

— Все в порядке, сэр? — спросил водитель Сатиса.

— Да, Скарн, все хорошо, — ответил тот. — Просто мне бы не хотелось идти по перевалу ночью. Устроим здесь привал, а с рассветом двинемся дальше. Дайте мне связь.

Сатис немного подождал, пока экипаж его «Саламандры» налаживал вокс-связь с другими офицерами. Они пробыли на планете уже два дня и ночь, но полковник до сих пор не доверял Энтимиону IV. Перевал был превосходным местом для засады, и с наступлением ночи риск угодить в нее резко возрастал. Несколько лет тому назад Сатис уже оказывался в подобной ситуации. Тогда его, еще молодого пехотного лейтенанта, вместе с балурианцами возле гор Адского Лезвия прижали эльдары, которые восемнадцать часов не давали им подняться благодаря тому, что заняли более высокие позиции. Ему не хотелось снова оказаться в таком же положении — было достаточно горстки повстанцев или сепаратистов, чтобы надолго задержать его войско, а это в планы полковника не входило.

Он уже продумал стандартный план действий. Селевкийцы разобьют укрепленный лагерь, окружив его бронетранспортерами, и люди проведут в нем ночь. Танки и командный пункт Сатиса будут размещены в центре стоянки, а ургатианцы займутся ночью конным патрулированием. Потеря нескольких часов возместится снижением риска для его войск. Уже скоро они смогут отчитаться, что на Энтимионе IV все спокойно, и полковник возвратится на настоящую войну.

— Маршал Локатан на связи, — произнес Скарн, протягивая трубку вокса.

— Локатан? — бодро спросил в нее Сатис, зная, что пожилой, седоволосый начальник танкового полка предпочтет двигаться всю ночь.

— Да, командующий?

— Мы остановимся здесь на ночь. А потом со свежими силами выступим на рассвете. Ведите сюда свои танки: надо, чтобы ваши люди немного отдохнули.

Локатан готовился возразить, когда Сатис услышал первые выстрелы.

Всякая связь с Энтимионом IV была утрачена за три месяца до того, как войска Сатиса высадились на его поверхности.

Дальняя связь, которую обеспечивали астропаты, посылавшие сигнал через варп, исчезла без всякого предупреждения. Адепты, обслуживавшие в этот момент вызовы, доложили, что на планету, прервав разговоры на полуслове, словно набросили черное покрывало молчания, не поддающееся никаким попыткам проникнуть сквозь него.

Энтимион IV, как и вся окружающая его система, был хорошо известен капризностью варп-потоков, текущих позади реального пространства, так что в обрывах связи не было ничего необычного. Куда больше внимания планета привлекла, когда следом вышли из строя и все внутренние коммуникаторы системы и Энтимион стал казаться глухонемым. Конечно, звезда, освещавшая этот мир, была известна тем, что наводила электростатические помехи, из-за которых время от времени возникали перебои с ближним вещанием, но полная потеря связи — это было что-то новое.

Администратум, обеспокоенный угрозой потерять весь урожай, поскольку грузовые корабли не могли приземлиться, отправил на планету команду, которая должна была разобраться в ситуации. Корабль с группой из двадцати инспекторов, включавшей и представителя Арбитрес, чтобы удостовериться в том, что виновные понесут наказание, вошел в атмосферу планеты и так и не вышел на связь.

Тогда поочередно стали выдвигаться предположения о вероятности восстания, природного катаклизма или наложенного на самих себя карантина, но после рассмотрения все эти версии были отвергнуты. Однако Администратум не мог больше мириться с происходящим. Если бы Энтимион IV продолжил свое молчание, то запасы пищи стоимостью миллиарды кредов никогда не были бы собраны и доставлены по назначению. И по какому бы сценарию ни развивались дальнейшие события, это должно было привести к голоду на ближайших планетах, зависевших от поставок с Энтимиона IV. Экспедиционное войско было собрано со всей возможной скоростью и передано в подчинение полковнику Сатису. Ему приказали произвести высадку на планету и добраться до столицы — Грейвенхолда, чтобы оттуда отправить доклад, что все идет как надо.

Консулы Администратума скрестили пальцы.

Спустя два относительно спокойных дня после высадки, проведенные среди гор и холмистых полей, экспедиционное войско наконец вступило в контакт с противником.

Чтобы Сатис начал действовать, потребовалась еще одна пуля, ударившая в борт «Саламандры».

— Мы под огнем! — прокричал он, запрыгивая в машину и укрываясь вместе с остальным экипажем за ее высокими бронированными бортами.

При этом полковник выронил трубку вокса и был вынужден тянуться за ней, в то время как над его головой со свистом проносились заряды, молотившие по броне «Саламандры».

— …вторите! Полковник, повторите! — Тон Лакатана был резким и деловитым.

— Мы под огнем, — доложил Сатис. — Мелкокалиберное оружие, судя по звукам, стреляют с близкого расстояния. Оставайтесь на связи.

Он сменил частоту на канал одного из офицеров Стальных Кувалд.

— Вызываю командира Прэна. Командир, кто-нибудь из ваших людей находится сейчас в холмах над нами?

— Полковник? — В голосе Прэна прозвучало удивление. — Нет, там моих парней нет.

— Тогда кто, мать вашу, стреляет? Направьте туда свой передовой взвод и прикройте нас!

Стрельба стала интенсивнее, очереди автоматического огня пронзали воздух и, зарываясь в землю, вскидывали фонтанчики грязи.

— Отходим! Никому не высовываться!

Водитель, все еще продолжая пригибать голову, дал задний ход, и «Саламандра» начала медленно пятиться. Теперь Сатис мог видеть позиции на вершине склонов, с которых по ним стреляли. Мимо с гудением пронесся плотный сгусток энергии, испепеливший глыбу на противоположной стороне ущелья. Тяжелое вооружение, массированный огонь — кто же это может быть? И как им удалось спрятаться?

Неожиданно что-то провизжало и обрушилось на машину с таким звуком, будто тысяча глоток одновременно зашлась в истошном крике. Свист металла, пронзающего воздух, наслаивался на зловещий треск выстрелов.

Сатиса словно подхватила невидимая рука и с такой силой приложила о борт «Саламандры», что его голова замоталась из стороны в сторону. Он почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Фиолетовое небо закружилось и неожиданно оказалось под ним, и полковник подумал, что сейчас сорвется в вечное падение в эту бездну.

«Саламандра» перестала переворачиваться и замерла на боку, оставив в земле глубокую колею. Когда зрение вернулось к нему, Сатис увидел изувеченное тело Скарна, зажатое между бронированным ящиком и корпусом. Еще один искалеченный труп лежал рядом — Л'ренн, их стрелок.

Сатис выбрался наружу, оставив свою офицерскую фуражку валяться среди обломков. Услышав рев двигателей, он поднял взгляд и увидел машину, расправившуюся с «Саламандрой», — она имела форму резко очерченного полумесяца, придававшую ей опасно-острый вид, и поднималась на парных потоках белого пламени, вырывающегося из дюз.

Как правило, повстанцы пользовались устаревшими моделями имперской техники. Но это был не тот случай.

Вокс остался лежать среди обломков. Остатки командного эскадрона Сатиса — «Химера», несущая отряд опытных солдат с Селевкии, и еще две «Саламандры» — поспешно отступали под обрушивающимися на них ослепительно-белыми лентами вражеского огня.

Сатис был сбит с толку. Конечно же, ему было далеко не впервой оказываться в самом пекле. Это его не пугало. Его пытались пристрелить, подорвать, сжечь, предать и взять в плен. В его ноге, с тех пор как на Котлин Саар рядом с ним взорвался артиллерийский снаряд, застрял осколок. Полковник чуть не погиб от штыковой раны, когда зеленокожие ворвались в его бункер в Кройванской Пади. Он примкнул к силам планетарной обороны в четырнадцать лет, а спустя два года был переведен в Гвардию, где убивал, сражался, а со временем и вел войска во славу Империума. Каждую черточку значка на своем рукаве он носил заслуженно. Но ни разу до сих пор ему не приходилось видеть, как спокойный мир с такой стремительностью превращается в зону боевых действий.

Ему никогда еще не доводилось сражаться с врагом, который смог бы подойти к нему настолько близко и настолько бесшумно. Полковник не мог повести своих людей в атаку на тех, кого даже не видел.

Он видел, как Буйные Наездники носятся кругами по склонам и рассеиваются, попадая под перекрестный огонь; наверху ближайшего склона заметил несколько силуэтов, но не смог даже сказать, враги это или всадники, лишившиеся коней. Сатис побежал к ближайшей «Саламандре», но сверху на нее упал сгусток жидкого пламени, прожегший броню и превративший находившихся за ней людей в живые факелы. Гусеницы машины порвались, и под ней растеклась полыхающая голубым огнем лужа прометия. Сатиса ударила стена жара и грохота, отбросив на дымящуюся землю, вспышка взрыва продолжала сверкать в его глазах красными пятнами.

Полковник поковылял обратно к обломкам. Ноздри забивал смрад сгоревшей травы и ружейного дыма, а кожа была обожжена плазменным взрывом.

Все было еще хуже, чем возле Адского Лезвия, хуже, чем на Котлин Саар. Проклятие! Да, хуже пока просто не было. Дело даже не в боли, страхе или в том, что на глазах гибнут его люди. Просто все это было унизительно. Его застали врасплох, окружили и разбили враги, которые могли спокойно выискивать свои цели и готовиться нанести последний удар, вместо того чтобы оказаться втянутыми в сражение против многочисленных, дисциплинированных и прошедших отличную подготовку гвардейцев.

На мгновение полковнику вспомнилось самое начало его карьеры, когда он, еще мальчишкой-солдатом, впервые услышал звуки вражеского огня и увидел окровавленные тела, доставляемые с передовой. Тогда он посмотрел в глаза своего товарища, в которых читалось только одно: «похоже, отсюда мы уже не выберемся». Сатис думал, что оставил этого мальчишку позади давным-давно, но сейчас он возвращался, а с ним и сомнения, и страх.

Вдруг его схватила чья-то рука, и Сатис понял, что это конец.

Подняв взгляд, он успел увидеть аристократичное лицо охотничьего вожака Грима Тасула, командующего 97-м уланским полком Ургати, прежде чем тот оторвал его от земли и забросил на своего боевого коня.

Полковник вцепился в изящное седло, позволявшее Тасулу держаться на спине тяжеловесного, мускулистого скакуна. Офицер ударил коня пятками, и зверь, более мощный и злобный, чем лошади с Терры, помчался вперед, проскакивая между огненными разрывами.

Сатис сумел отогнать от себя страх и сомнения. Он был офицером. И именно подобные ситуации принесли ему нынешнее звание.

— Жми к воксу. Надо собрать Кувалд и… бросить в бой бронетехнику, чтобы прижать этих…

— Чертовых ксеносов, сэр! — подсказал Тасул, натягивая поводья, чтобы повернуть коня и объехать полыхающий остов «Саламандры».

Он направлялся в тылы войска, где в «Химерах» сидели Стальные Кувалды, способные организовать массированную контратаку, — если, конечно, кто-нибудь успеет отдать им нужный приказ.

— А мы-то ведь видели их уже. Понимаете, все делов тенях. Они только и ждали заката. Умеют прятаться в тени.

Насколько было известно Сатису, Тасул происходил из бесстрашного, славного своей историей офицерского рода, в котором не рождалось трусов. Если бы не грохот выстрелов, могло бы показаться, что кавалерист просто рассказывает анекдот за стаканчиком настойки из дьявольских ягод. Мимо промчался конь, на котором восседал безголовый всадник. Тасул галопом промчался мимо уродливого клубка тел — три или четыре человека попали под один энергетический залп и в одно мгновение сплавились в красно-черную массу. Неподалеку лежал конь, выпотрошенный лазерными импульсами, от его изодранных внутренностей поднимался пар. Повсюду кричали люди. Буйные Наездники потерянно проносились через густую вязь вражеского огня.

Со всех сторон доносились вопли умирающих.

— Бригада, поворот на двадцать влево! — проревел Тасул. — Вперед, дайте им прикурить!

Сатис осознал, что офицер отдает приказы по вокс-сети своего подразделения, пытаясь собрать Буйных Наездников, чтобы те могли, благодаря скорости и силе своих скакунов, заставить противников податься назад.

Всадники в зелено-золотой форме Ургати, пригибая головы под залпами атакующих, галопом устремились к своему вожаку. Они были столь же бесстрашны, как и сам Тасул. Сатис подумал, что никогда его солдаты не вызывали у него такого уважения, как уланский полк Ургати сейчас.

Из вечерних теней, протянувшихся от подножия холма, поднялся силуэт. Он обладал гуманоидными чертами, но его кожа поглощала свет так, что существо казалось сотканным из жидкой тьмы чуждой реальности. В последних лучах солнца проступили внешние черты создания: его тело оплетали крепкие мышцы, а руки заканчивались серповидными клинками. Лицо существа скрывали бинты и скобки, словно оно пыталось что-то спрятать под ними. Оно было высоким и худощавым, но в то же время мощным, стремительным и гибким, а цвет его кожи перетекал от чистой черноты до болезненной бледности.

Тварь подкатилась под ноги несущегося на нее коня. Сверкнул один из искривленных клинков — и животное ткнулось носом в землю, сбрасывая седока. Существо словно проплыло по воздуху, прежде чем всадить клинок между лопаток наездника и снова раствориться в тени.

Сатис отпустил одну руку от седла и извлек запасное оружие — автоматический пистолет стандартного образца. Он видел все больше и больше врагов. Черные силуэты скользили в удлиняющихся тенях, рассекая своими клинками и всадников, и их коней и спускаясь в ущелье.

Стрельба не прекращалась. В тенях среди холмов скрывалась целая армия, и теперь Сатис смог разглядеть, как вспышки выстрелов подсвечивают иссиня-черные доспехи противников. Вражеская пехота оказалась закована в броню — если Тасул был прав, его люди сражались с ксеносами. Краем глаза полковник заметил что-то пронесшееся в воздухе и рассыпавшее вокруг себя полумесяц мерцающих черных энергетических зарядов. Враги были повсюду, практически неразличимые в сгущающейся темноте, и все, что удавалось заметить, — это намеки на движение вдоль всех склонов ущелья.

Тасул обнажил энергетический меч, тяжелый гудящий клинок которого покрывала изящная золотая вязь.

Под копыта коня метнулась тень, и Сатис дважды выстрелил в появившееся внизу лицо. Глаза нападающего были закрыты, а в зубах он сжимал окровавленный стальной прут. Пули прошли мимо, но Тасул наклонился в седле и пронзил горло твари. Сверкнуло энергетическое поле меча, и полковник увидел, как конь сокрушает тело существа, превращая его в кровавое месиво.

— Мандрагоры, — сплюнул Тасул. — Разведчики. Нам никогда не забыть этих чертовых ксеносов-убийц.

— Ксеносы? Ты про кого?.. Хруды? Тау?

— Эльдары, — угрюмо откликнулся Тасул, рассекая подплывший к ним черный силуэт. — Пиратской разновидности.

Конь миновал изгиб ущелья, и Сатис увидел две передовые «Химеры» Стальных Кувалд. Закаленные в боях солдаты уже высадились и вели упорядоченный огонь по склонам холмов. Командующий ими офицер — лейтенант Эокас — торопливо отсалютовал, когда Тасул осадил своего коня в укрытии позади ближайшей «Химеры».

— У нас тут две сотни с гаком! — проорал Эокас, перекрикивая звуки перестрелки. — Враги с обеих сторон! Мы окружены!

— Дайте связь, — приказал Сатис, сползая с коня.

Возле его ног лежало тело селевкийца, чьи лицо и грудь были истыканы окровавленными осколками какого-то прозрачного минерала. Эти хрустальные снаряды падали на их головы бритвенно-острым дождем. Полковник почувствовал, что на незащищенных участках его лица появились порезы, оставленные словно тонкой бумагой. Он услышал вскрик, когда осколок пригвоздил к «Химере» руку одного из селевкийцев, пробив тому бицепс.

Кто-то протянул Сатису вокс.

— На нас напали! — произнес он, стараясь придать голосу уверенность. — Прэн, гони всех, кто у тебя есть, вперед, мы должны контратаковать. Локатан, прикройте их и избавьте нас от этой летающей пушки!

— Принято. По коням и в галоп! — приказал Прэн, и сразу же раздался рев двигателей «Химер».

Где-то вдалеке заговорили счетверенные автоматические орудия — это противовоздушный танк «Гидра» начал поливать небо потоками шрапнели.

Лейтенант Эокас прокричал что-то Сатису, но слова его потонули в неожиданно громком белом шуме, поглотившем даже звуки перестрелки. Воздух позади позиций ближайшего отряда Гвардии пошел морщинами и складками, искажая проходящий сквозь него свет, словно кто-то скомкал лист, на котором был нарисован фоновый пейзаж. Крошечная точка черноты в самом его центре расширилась, точно зрачок покойника.

Первый атакующий, выскочивший из портала, носил матовый фиолетово-черный доспех с белой, как кость, маской. Злобные зеленые глаза сверкали яростью, пластины брони плавно изгибались заточенными краями. В заканчивающихся когтями латных рукавицах существо сжимало алебарду, клинок которой сверкал и переливался, переходя из одной реальности в другую. За первым противником последовали и остальные, двигавшиеся со скоростью, которая вкупе с тяжелой броней и кошмарным рубящим оружием делала их столь же непохожими на людей, как самые уродливо искаженные расы ксеносов.

У отряда гвардейцев не было времени даже на то, чтобы обернуться и встретиться с врагами лицом к лицу. Алебарды рассекали форму селевкийцев, разрубая плоть под ней настолько чисто, что разрезы даже не кровоточили, пока тела не падали на землю, — просто отлетали отсеченные руки, разваливались на две половины торсы, легко скатывались с плеч головы, и казалось, что они никогда и не жили.

Сатису уже доводилось сталкиваться с эльдарами, и ему было известно, что они хитрые и вероломные создания, которые без предупреждения могут превратиться из союзников во врагов. Но ничего подобного тому, что происходило сейчас, полковник еще не видел.

Второй отряд гвардейцев развернулся и начал палить наугад. Лазерные импульсы шипели, прожигая броню. Из портала посыпались новые враги, на этот раз в более легких доспехах и вооруженные винтовками, стреляющими кристаллами. Они рассредоточились, и Сатис растянулся ничком, укрывшись позади «Химеры» от цепочки раскалывающихся кристаллов и отстреливаясь практически вслепую из своего автоматического пистолета. Воздух наполнился тучами хрустальных осколков.

Тасул, возникнув словно из ниоткуда, соскочил с коня и разил направо и налево энергетическим мечом. Одному из врагов он рассек грудь, а затем дотянулся до эльдара в тяжелой броне, отхватив тому руку. Существо повалилось на землю, и Тасул, наступив эльдару на плечо, отработанным ударом пронзил ему голову. Лазерные импульсы и кристаллические заряды проносились мимо офицера, раздирая полы его шинели со знаками отличия охотничьего вожака. Но Тасул не обращал на это внимания. Его люди гибли, и, согласно кодексу уланов Ургати, офицер также должен был умереть, а посему физическая опасность больше ничего для него не значила.

— Отступаем! По машинам! — проревел Эокас, для убедительности взмахнув цепным мечом, и пристрелил легковооруженного эльдара из своего лазерного пистолета. — Вытаскивайте нас отсюда!

Один из гвардейцев, в запятнанной кровью и сажей форме, пригнулся, уходя из-под огня, и откинул заднюю рампу «Химеры». Взмахом руки Эокас направил выживших к бронетранспортеру. Часть бойцов прикрывала огнем остальных, пока те отступали.

На мгновение Тасул остался с чужаками наедине, кавалерийский меч в его руке сверкал, удерживая бронированных эльдаров на почтительном расстоянии. Затем один из них шагнул вперед, в пределы дуги, описываемой клинком офицера, и поймал удар энергетического оружия древком своей алебарды. Торец древка метнулся вперед и ткнул Тасула под подбородок — охотничий вожак отшатнулся, и обратный удар алебарды погрузил ее массивное мерцающее лезвие в живот кавалериста, сокрушив ребра. В воздухе сверкнул полумесяц крови. Второй эльдар вырос за спиной Тасула и снес ему голову с таким спокойствием, что всем показалось, будто они присутствуют на обычной казни.

Чья-то рука, вцепившись в плечо Сатиса, втащила его внутрь «Химеры». Последний оставшийся снаружи гвардеец приволок на себе тело контуженого товарища и забросил его внутрь рядом с полковником, прежде чем забраться самому Поехали! — Эокасу приходилось перекрикивать звон кристальных зарядов, разбивающихся о боковую броню «Химеры».

Оглядевшись, Сатис увидел окровавленные лица, опустошенные шоком глаза. Некоторые бойцы вскидывали лазганы, чтобы ответить огнем тем эльдарам, что преследовали «Химеру».

— Надо забраться повыше, — произнес Сатис, высвобождаясь из-под давящего на него тела умирающего гвардейца. — Свяжитесь по воксу с орбитой, чтобы нас подобрали. И куда, черт возьми, запропастился Прэн?

Несколько «Химер» с горящими жаждой мщения гвардейцами должны были уже появиться, чтобы помочь им выбраться. Что же тут творится? Откуда взялись ксеносы?

Ответ был очевиден. Они с самого начала наблюдали за ними и ждали подходящего момента.

Водитель «Химеры» был либо гением, либо безумцем; двигатели громко запротестовали, когда машина резко развернулась, огибая поворот ущелья так, что люди, высовывавшиеся из нее сзади, чуть не выпали. Вниз дождем посыпались кристальные осколки, когда эльдарские воины, занявшие позиции на склонах, открыли огонь. Лучи, выпущенные энергетическим оружием, прожигали дыры в земле всего в нескольких сантиметрах от корпуса бронетранспортера.

— В полукилометре отсюда, в ущелье, есть каменная гряда! — прокричал Сатис. — Там можно укрыться. Мы заляжем, поднимем тревогу и дождемся Прэна!

Задние двери «Химеры» были по-прежнему открыты и раскачивались. Сатис ожидал, что сейчас снова появится корабль ксеносов, который спикирует на своих подобиях крыльев летучей мыши и прострочит их БТР огненным залпом. Но вместо этого он увидел первую из «Химер» Прэна, которая направлялась к ним, раскидывая за собой вспененную грязь.

А затем полковник услышал этот звук — будто тысяча, если не больше, голосов завыли в унисон. Вначале он был тихим, словно напев свирели на фоне стрельбы, рева двигателей и дыхания разъяренных, израненных людей вокруг, но затем стал нарастать, превращаясь в глухой стон, ветром проносившийся по ущелью, и становился все сильнее, пока не начало казаться, будто он раздается сразу со всех сторон, поднимаясь от земли и спускаясь с неба. В склоны ущелья ударили лиловые молнии, и, когда мимо промчалась уже вторая «Химера», в воздухе стали образовываться абсолютно черные впадины.

Из этих дыр в реальности, разверзшихся над ущельем, посыпались тела — многие десятки тел, живых и явно человеческих, бледных, в падении размахивающих руками. «Химера» селевкийцев неслась прямо сквозь них. Часть новоприбывших исчезла под ее траками, но некоторым каким-то образом удалось, пройдя по телам мертвецов, вскарабкаться на корпус машины. Сатис увидел искры, когда противники начали выламывать куски обшивки, чтобы пробраться внутрь. Это определенно были люди, полуобнаженные и вооруженные кусками железа, костями, грубыми дубинками. Еще больше людей встало на пути «Химеры», и прямо на глазах Сатиса БТР врезался в массу тел, а затем стал беспомощно вращать гусеницами в воздухе, теряя сцепление.

Промедление в его движении — вот все, что требовалось врагам. Вначале десять, потом двадцать и больше облепили бронемашину со всех сторон. Двигатели бронетранспортера жутко заскрежетали, и он пополз дальше, но толпа продолжала заваливать его набок. Наконец поддался верхний люк, и, прежде чем «Химера» Сатиса ушла далеко вперед, полковник успел увидеть безумное ликование проникавших внутрь гибнущей машины противников.

Одному Императору было ведомо, что они в этот момент творили с экипажем. В любом случае было уже слишком поздно. Ущелье позади «Химеры» Сатиса наводняли полчища врагов. Эльдары никогда не нападают вот так — они подкрадываются незаметно и коварно, выдвигая свои элитные подразделения на позиции, прежде чем атаковать. То, что происходило сейчас, скорее напоминало безоглядный натиск зеленокожих. Все это было абсолютно, абсолютно неправильным.

Через открытые задние двери было видно сверкнувшую молнию.

— Поднимайтесь на склон! — прокричал Сатис. — Нам нужно занять более высокую позицию! Быстрее!

Он понял, что случилось со Стальными Кувалдами Селевкии. Огромная орда ксеносов затопила ущелье, задавив их численностью и, возможно, перебив всех. Танки Локатана, скорее всего, постигла та же участь. Если кто-то и спасся, то ушел в противоположном направлении, туда, откуда появился конвой и двигался сейчас к открытым полям. «Это была бы здравая мысль», — подумал Сатис, но выбора у него уже не оставалось.

«Химера» развернулась и выдвинула зубчатые колеса, начав подъем на склон. В воздухе продолжали открываться черные ямы.

— Оружие к бою! — прокричал Эокас, и все гвардейцы, кто был еще на это способен, заставили себя подняться и занять позиции, с которых они могли бы обстреливать пространство позади «Химеры».

— Лазган мне! — крикнул Сатис, и кто-то протянул ему винтовку марки «Триплекс», ствол которой еще не успел остыть после стрельбы.

Полковник вновь ощутил себя рекрутом, впервые взявшим в руки тяжелое и жутковатое оружие. Сатис прошел стандартные базовые тренировки, и всегда в самой глубине его сознания коренилась уверенность, что рано или поздно все будет зависеть от того, умеет ли он стрелять и сражаться столь же хорошо, как и любой боец под его началом.

Это было верно. Это было естественно. Человек должен биться за Империум и собственную жизнь. Только так можно победить мерзость вроде той, что поджидала их на Энтимионе IV. Сатис отбросил сомнения. Он был гражданином, который поклялся при любых обстоятельствах сражаться в войнах во имя Императора и встретить свой конец без сожалений, но только с благодарностью, что ему представился шанс прожить хоть сколько-нибудь осмысленную жизнь в этой холодной Галактике.

«Химера» начала сбавлять ход, когда склон стал слишком крутым для нее. Вокруг открывались все новые и новые порталы, и неравномерно раскиданные по холмам черные мазки казались темными чернилами, которыми случайно забрызгали реальность.

Непрерывным потоком вниз сыпались тела. Элитные подразделения эльдаров всегда спрыгивали на землю четким, отработанным строем, словно сброшенные с транспортного самолета на гравишютах. А эти вываливались как попало, словно их сгоняли, подобно стаду, к далекому входному порталу, чтобы бесцеремонно швырнуть в битву. Нападавшие были вооружены кинжалами, дубинками, арматурой и изредка маломощными лазерными пистолетами гражданского образца. Их лбы были обвязаны кожаными ремешками, а щеки разрезаны так, что лица превращались в уродливые маски.

И это были не эльдары. Люди.

Добрые граждане Энтимиона IV.

— Огонь! — заорал Эокас, хотя мог и не утруждать голосовые связки.

Выстрелы из лазганов рассыпались веером, пробивая красные дыры в приближающейся массе.

Враги подступали все ближе. Сатис мог видеть их бледные, тщедушные тела, обрывки ткани, обмотанные вокруг их бедер, шрамы и грубые татуировки на обнаженных торсах. Очередной лазерный залп скосил первые ряды, но те, кто двигался следом, просто продол жали карабкаться по мертвым телам, вздымаясь, будто волна, налетевшая на камни.

Металлический скрежет указал, что коробке передач «Химеры» настал конец. Сатис услышал, как распахивается передний верхний люк и в бой вступает лазерный пистолет водителя.

«Отважные парни, — подумал Сатис. — Все они. Какая жалость!»

Сатис протолкался вперед и выбрался из «Химеры». Застрявший БТР грозил превратиться в братскую могилу. Орда подступила уже настолько близко, что можно было почувствовать запах пота и крови. Завывания, доносящиеся снаружи, заглушали все остальные звуки — полковник не услышал даже собственного голоса, когда приказал гвардейцам покинуть машину.

Селевкийские гвардейцы стали выпрыгивать из бронетранспортера, и Эокас отдал приказ оставить раненых. Сатис переключил селектор лазгана на стрельбу длинными очередями, понимая, что уже не слишком важно, насколько быстро разрядится энергетическая ячейка.

«Удивительно успокаивающее чувство, — подумал он, — знать, что скоро умрешь». Очевидность этого согревала и воодушевляла. Офицер редко когда может быть в чем-то уверен — ему регулярно приходится перепроверять планы, риски, резервы. Теперь же полковнику оставалось только воспользоваться последними секундами своей жизни, чтобы убить как можно больше ксенофильского отродья.

Гвардейцы смогли занять самую вершину холма. Это было хорошо. Сатис забрался на крышу «Химеры». Орда приливала все ближе, и лазерные импульсы по-прежнему выбивали из нее кровавые струи. Один из врагов вырвался вперед и попытался запрыгнуть следом за полковником, но Сатис прострелил ему горло, представив себе, как старый строевой инструктор похлопал бы его по плечу за такой отменный выстрел.

Затем Сатис поднял взгляд и увидел распростершееся перед ним ущелье. Оно было заполнено сгрудившимися белесыми телами, кишевшими, точно трупные черви. Их были многие тысячи. Сотни тысяч. Неудивительно, что Энтимион IV замолчал. Безумие охватило все его население.

Эльдары поджидали на холмах и наблюдали, оставаясь практически невидимыми. Их темные доспехи сливались с растущими вечерними тенями. В их планы входило только остановить конвой, заставив высадиться из машин, чтобы орда служащих им солдат-рабов смогла быстро приблизить конец сражения.

Наверняка они уже мнили себя победителями. Но еще ни одному чужаку не удалось одержать верх над Империумом. Триллионы граждан, миллиарды солдат, тысячи миров-кузниц, производящих танки, оружие и космические корабли, Имперский Флот, Адепту с Министорум, наставляющие в вере, Адептус Терра, ведущие Человечество вперед, — все, чего эльдары могли здесь добиться, так это только разозлить их.

Над головами Эокаса и его солдат стали открываться порталы. Теперь жизнь гвардейцев исчислялась секундами. Лейтенант будет командовать ими до конца, и не потому, что обязан так поступить, но потому, что в его жизни просто не осталось другого смысла, кроме как вести своих людей, пока все они не умрут.

Орда сгрудилась вокруг «Химеры», пытаясь вскарабкаться на нее. Сатис пинком в лицо скинул одного и застрелил следующего, жалея о том, что у него нет штыка. Короткой очередью он сбросил с брони еще двух или трех нападающих.

Вечернее небо приобрело насыщенный, переливающийся лиловый цвет. Вдалеке виднелись серебристые грани черных скальных вершин. Зачем эльдарам понадобился этот мир? Что в нем такого ценного? Почему именно здесь, а не где-нибудь на границе, где Империум мог бы и не суметь вмешаться? Почему не какой нибудь сочащийся жиром мир-улей, где ксеносы смогли бы угнать через свои порталы миллионные стада обитателей нижних уровней так, что никто бы ничего и не заметил? Зачем же они появились здесь? Почему на Энтимионе IV?

Самодельный кинжал вонзился Сатису между лопаток. Рука полковника разжалась, и он выронил лазган, в то время как его обступили порабощенные эльдарам и люди. Что-то тяжелое и металлическое ударило его по ребрам. В глазах все поплыло от потери крови.

Жизненный путь полковника Сатиса завершился на склонах горного ущелья Энтимиона IV. И, погибая, он понимал, что будет не последним, кто здесь умрет.

 

Глава вторая

Жизнь, если посмотреть на нее с определенной стороны, похожа на звездное поле. Если суметь заглянуть за обыденные декорации, закрывающие Галактику, и увидеть свет, который все носят в своем сознании, то перед вашими глазами предстанут миллионы сверкающих путеводных огней Человечества. Большая часть из них пребывает в относительном покое, переливаясь в городах бесчисленными легионами от жилых районов до фабрик и обратно. Немногие огоньки горят чуть в стороне от их миров — это аристократы и служители закона, преступники и бродяги. Некоторые вращаются на орбитах в шаландах контрабандистов или защитных планетарных платформах. Другие заточены в космических кораблях, двигающихся между мирами, — это солдаты, миссионеры, адепты, подобно крови Империума, текущие по его космическим артериям.

Данная конкретная система, Тертиам Диомеда, оказалась настолько густо населена, что выполнить поставленную задачу было непросто. В двух мирах-ульях, нескольких колониях и на орбитальных станциях проживало двадцать три миллиарда граждан. Было ли возможным найти огонек одной конкретной жизни среди такого количества людей?

С системой они определенно не ошиблись. Один из миров-ульев неожиданно покрылся псионическими шрамами бесчеловечной жестокости. Алая ментальная дымка кровопролития висела над всеми его городами, но она была подобна тусклому свечению, почти уютному благодаря своей нормальности, свидетельствующему, что обитатели нижних уровней разбираются друг с другом так же эффективно, как и всегда.

Но один улей отличался от прочих. Яркие полосы насилия все еще покрывали его верхние шпили, сотрясавшиеся от непроходящего шока, они были напитаны остаточными следами смерти и сочились интенсивным белым ужасом, стекавшим грязной водой на нижние уровни.

Здесь. Это произошло здесь. Следы совпадали с уже знакомыми им, и это подтверждало, что они нашли нужное место.

Имелся и другой мир, будто отмеченный межевым камнем как крайне важный для завершения их задачи. Маленький планетоид, где обитатели казались согнанными в плотные, правильными узорами распределенные по его поверхности группы, — они практически не двигались и размещались в поднимающихся с мира пирамидах. Узники в камерах. Мир-тюрьма, зловонная дыра, куда бросали самых опасных преступников, каких могла породить Тертиам Диомеда. Под верхними уровнями размещались ряды пустых, более крупных по размерам помещений, где не было заключенных. Огоньки жизней, попадавшие в них, мерцали от боли или тускло дрожали в отчаянии. Пылающие вспышки смерти глушились холодными как лед страданиями.

Комнаты дознания. Оборудованные так, чтобы обеспечить максимальную безопасность. И одна из них была полна ярких жизней, мельтешащих в проводимых ими приготовлениях. Усиленные двери, адамантиевые кандалы и медицинские сервиторы, накачивающие содержащегося здесь заключенного огромными дозами гипно-седативных препаратов. Люди знали, кого им предстоит удерживать и что тот может натворить. Возможно, они даже побывали в улье и видели происшедшее там своими глазами, — в любом случае иллюзий они не питали. Они готовились принять один-единственный огонек жизни, который вряд ли когда-нибудь покинет тюремные стены. Здесь он потускнеет, а затем и погаснет.

Изображение снова отдалилось. Объекта поисков здесь еще не было, но сведения, полученные на планете-тюрьме, позволили выследить его. Если посмотреть на эту звездную систему со стороны, можно было увидеть ее особый узор. На первый взгляд некоторые жизни — контрабандисты, беглые преступники, космические патрули — перемещались совершенно случайным образом между планетами и их светилом, но в большинстве своем они на самом деле следовали регулярными маршрутами, проложенными среди миров. Тонкие артерии подсвечивало псионическое эхо тех, кто пользовался ими, ведь обычные маршруты были относительно безопасны и хорошо охранялись, что давало наибольшие шансы поимки перевозимого заключенного, если тот убежит. Следовательно, он должен был быть там, где-то там.

Объединенное, ищущее сознание прочертило линию от отмеченного насилием улья до мира-тюрьмы, найдя нить, соединявшую их, — короткий, прямой, надежный маршрут с малым количеством путешественников, но изобилующий стационарными «полустанками», где размещались станции слежения, отмеченные жизнями тех, кто нес дежурство.

Здесь. Он должен был быть где-то здесь. Это был безопасный маршрут, по которому местные представители власти этапировали преступников. Наверняка за ним наблюдали Адептус Арбитрес, выслеживающие любые признаки предательства или некомпетентности. Возможно, часть этих ярких, сосредоточенных огоньков жесткого света являлись жизненным эхом офицеров-арбитров, суровых и подтянутых, руководящих надзором за правопорядком в Империуме.

Тем, кто сейчас смотрел на них, уже пришлось убить далеко не одного арбитра. Не то чтобы те этого заслуживали, но это было необходимо. Арбитрес являлись лишь одной рукой Империума, одним болтиком в огромной машине, превращавшей Человечество в беспомощную, доверчивую массу ослабленных сознаний. Огоньки граждан были тусклыми и угасающими, готовыми взорваться бунтом и восприимчивыми к нашептываниям Темных Сил. Если бы в Империуме было больше людей, способных увидеть его население так, как видели сейчас наблюдатели, то, может быть, этой машины сейчас бы и не существовало и настало царство свободы. Или, что тоже вероятно, безумная анархия. Каждый из наблюдателей знал, что найти решение, которое спасет Галактику, будет нелегко.

Но эти вопросы могли подождать до лучших времен. Вместе наблюдатели устремили свой взгляд на найденный внутренний маршрут, ведущий от улья к планете-тюрьме. Удаленный планетоид, как они отметили, был невелик, а значит, и гравитация должна была оказаться слабой. В таких условиях мускулатура заключенных постепенно атрофировалась и становилась хилой всего за год, что значительно затрудняло побег, если им удавалось пробраться на космический корабль и высадиться на планете с нормальной гравитацией. Старый трюк, но он работал. Хотя вряд ли он мог так же успешно пройти с тем, кого вели по этапу в данный момент. У тюремщиков не оставалось иного выбора, кроме как постоянно держать его в цепях, а сразу по завершении работы с ним — убить. Ведь узник ни умом, ни телом уже не являлся человеком в полном смысле слова.

Один из кораблей нес на своем борту несколько сотен отчаявшихся душ. Результат зачистки, произведенной в подбрюшье улья и округленный за счет необходимости выполнить план по количеству вынесенных обвинительных заключений. На другом судне оказалось несколько тертых преступников, накачанных седативными препаратами и закованных в кандалы. Убийцы. Мятежники. Худшие из представителей Империума и в то же время результат деятельности Империума, как и шумных ульев, и железной дисциплины, насаждаемой арбитрами. Эти представляли интерес, но искали сейчас не их.

Еще один корабль обладал небольшими размерами и был отмечен едва ли дюжиной огоньков жизней. Первым доказательством стал его экипаж. Они боялись. Страх — странная штука, делающая душу и сильнее, и слабее в одно и то же время, и тебе никогда не скрыть печати, которую он оставляет на ней. Тонкая, неравномерная рябь виднелась в самой глубине сознаний членов экипажа, проступая за всем, что они делали. Они боялись потому, что знали: корабль могут сбить в любую минуту, если возникнут подозрения, что их заключенный может сбежать; их собственные жизни были недостаточно ценны, чтобы считаться с ними в случае угрозы упустить «груз». Также они опасались того, что могут что-нибудь напутать в сложном бюрократическом танце, которым окружалась перевозка подобных преступников. Предстояло поставить в известность адептов десятков разных организаций, и каждый из них должен заверить своей подписью один из этапов конвоирования. Делом могла заинтересоваться даже Инквизиция, которая потребовала бы присутствия одного из своих представителей или даже настаивала бы на том, чтобы были использованы какие-либо из их собственных методик дознания.

У Инквизиции могло найтись много вопросов, чтобы задать их заключенному. И большая их часть касалась бы наблюдателей, следивших сейчас за кораблем.

Но конечно же, больше всего прочего экипаж боялся самого преступника.

Яркое красно-белое пятнышко бурлящей ненависти, настолько резко и отчетливо очерченное, что казалось шляпкой гвоздя, забитого в материю космоса. Пулевое ранение, кровоточащее безумием. Глубинные, первобытные эмоции поднялись на поверхность и поглотили разум. Ошибки быть не могло. Невзирая даже на расстояние, по одному только псионическому отзвуку можно было утверждать с уверенностью, что именно этот человек был целью поисков. Бойня, учиненная в улье, оказалась настолько жестокой, что лишь несколько человек, подобных этому, могли совершить ее. В большинстве своем они разгуливали на свободе и устраивали резню в других системах, но на Тертиам Диомеда свершилось нечто экстраординарное — одного из них поймали. Скорее всего, дорогой ценой он был схвачен, закован в цепи, проведен через многочисленные слои бюрократической системы и приговорен к тяжелой, мучительной смерти во время дознания на планете-тюрьме. Случай был уникальным, вероятность подобного была один на миллион. Но тем не менее это произошло. И именно этой возможности искали наблюдатели.

Охваченная ненавистью душа корчилась в цепях. В ее глубине таился парадокс — впрочем, как и в любой другой, — но этот парадокс был ярким и очевидным. Она кипела от ненависти, бесконтрольно извергавшейся в разрушенный и деградировавший ум. Но вдвойне опасной ее делало то, что она была скована стальными жгутами дисциплины — той же самой дисциплины, которую можно было найти в душе любого космодесантника.

Их уверенность оказалась достаточно велика, чтобы прервать контакт. Образ Тертиам Диомеда рывком ушел назад, и миллиарды огоньков жизней закружились, исчезая вдали, когда Сарпедон стал извлекать свое восприятие из псионических пейзажей.

Бурлящая мгла распалась, и Сарпедон вновь оказался в одном из помещений на борту «Сломанного хребта».

Прямо напротив сидел библиарий Греск, по чьей смуглой коже струился пот. Третий библиарий Ордена — Тирендиан — по-прежнему сидел неподвижно, погрузившись в медитацию и управляя дыханием. Он выглядел слишком юным и привлекательным для космического десантника, не говоря уже о том, чтобы походить на закаленного в битвах отщепенца из Испивающих Души.

Каждый из библиариев действовал особенным образом. Силы Греска влияли на метаболизм собратьев-десантников, ускоряя их рефлексы и движения, превращая воинов в еще более эффективные машины разрушения. Ментальные способности Тирендиана оставались грубыми и неуправляемыми — он метал молнии во врагов Ордена. Сарпедон же был телепатом, умеющим передавать, но не принимать, благодаря чему внедрял иллюзии прямо в головы противников, активируя их первобытные страхи. И точно так же как все трое объединяли свои умения на поле боя, так они поступили и во время этой медитации.

Сарпедону удалось найти просторный, роскошно обставленный бальный зал в одном из звездолетов, составлявших искривленный каркас «Сломанного хребта». Сейчас помещение было погружено в сумрак, по углам залегли тени, поскольку светильники перегорели, мебель рассыпалась в прах. Простор, темнота и тишина — идеальное сочетание для медитации.

Греск дрожал, облокотившись на стол. Он сфокусировал свои таланты на себе, все сильнее и сильнее разгоняя процессы своего разума, пока не смог устремить взгляд через космос на Тертиам Диомеда. За это пришлось заплатить: дыхание Греска стало тяжелым и усталым. Он был стар, и медитация парадоксальным образом превращалась для него в утомительный труд.

— Это он, — произнес Греск.

— Он зашел дальше, чем мы предполагали, — ответил Сарпедон. — Вы все ощутили ненависть. Мне не удалось найти в нем ничего, кроме нее.

— Но определенно это кто-то из них. Один из наших.

— Да-да. Так и есть. — Сарпедон неуютно поежился. Медитация длилась несколько часов, и даже без энергетической брони его спина затекла и саднила. — Еще немного — и мы уже ничего не сможем поделать. Надо действовать быстро.

— Может быть, лучшим вариантом было бы просто оставить его, — произнес Тирендиан. Выйдя из транса, библиарий медленно открыл глаза. — В этом брате уже не найти ничего, что могло бы заставить его откликнуться. Теперь это просто животное. А представьте, во что превратился сам Теллос! Возможно, нам стоит их оставить бесноваться дальше. Пускай их выслеживает и уничтожает Империум.

— Думай лучше, Тирендиан! — рявкнул Греск. — Теллос обследовал все это место. Он знает «Сломанный хребет» лучше, чем любой из нас. Ему может быть известно, как выследить нашу базу и, возможно, как ее разрушить. Даже технодесантнику Лигрису до сих пор неведомы все ее сильные и слабые места. Если Инквизиция доберется до Теллоса, это может стать концом для всех нас.

— Но, Греск, если мы отправимся за ним, может статься так, что мы просто сами доставим себя Инквизиции на блюдечке. Ты не подумал, что они уже, вероятно, занимаются его поисками?

— Довольно, — сказал Сарпедон. — До этого пока еще не дошло. Необходимо сейчас извлечь пользу из уже найденных улик. Братья, благодарю вас за медитацию. Теперь вы можете отдохнуть и подготовиться. Если мы получим в свои руки этого воина, вы оба понадобитесь нам, чтобы расколоть его.

Сарпедон поднялся из-за стола, и случайный наблюдатель, присутствуй он здесь, впервые смог бы увидеть причину, по которой Испивающие Души стали изгоями. Магистр был мутантом, явным и могущественным. Из его бедер исходило восемь сегментированных паучьих лап — наследие наиболее позорных событий в жизни Ордена.

Воспользовавшись конфликтом между Испивающими Души и властями Империума, принц демонов Абраксас изуродовал тела космодесантников и едва не сделал того же с их душами. В итоге Абраксас погиб, и Орден встал на долгий путь искупления. Они отказались от Империума, который когда-то клялись защищать, но продолжали сражаться с Хаосом, едва не поглотившим Испивающих Души. Мутации остались, и, хотя апотекарию Палласу удалось добиться больших успехов в предотвращении дальнейшей деградации, полностью исцелить их было уже невозможно. Практически все Испивающие Души обладали той или иной мутацией, но ни одного из них изменения не коснулись так, как Сарпедона. Как старший библиарий и де-факто магистр Ордена, он стал их величайшим героем и величайшей ошибкой. Именно Сарпедон вверг Испивающих Души в междоусобную войну, в которой столько воинов пало от рук своих же братьев. Именно он чуть не привел их к поклонению Абраксасу, демону Тзинча, оставившему в наследство Ордену мутации, чуть не убившие их всех.

И еще Сарпедон отвечал за Теллоса. Тот мог оказаться его величайшей ошибкой.

Магистр едва осознанным напряжением воли включил бусинку вокса, вживленную в его горло.

— Лигрис?

— Да, командор? — протрещал в воксе голос техно-десантника.

— Мы установили координаты. Транспорт с ним направляется на планету-тюрьму в системе Тертиам Диомеда. Установи на него привязку, и отправляемся в путь. Мне надо перехватить их.

— Принято. Абордажные торпеды?

— Нет, маршрут хорошо охраняется. Их могут сбить. Воспользуйся одним из имперских кораблей. Отправим скаутов.

— Принято, — последовал после некоторой заминки ответ.

— Лигрис, это именно то, зачем мы их готовим.

— А они справятся с одним из людей Теллоса?

— Спроси у Каррайдина, — улыбнулся Сарпедон. Другого ответа Лигрису не требовалось. Убеленный сединами капитан Каррайдин, закаленный в боях штурмовой офицер Ордена, стал новым мастером-наставником новобранцев и оказался даже более суровым учителем, чем рассчитывал Сарпедон. Рекруты, когда их только набирали, просто ненавидели его, но теперь были готовы последовать за Каррайдином хоть в Око Ужаса. Греск покинул гниющую роскошь бального зала, отправившись в долгий путь по «Космическому скитальцу» к своей келье, где мог заняться ментальными упражнениями, чтобы восстановить силы. Тирендиан остался созерцать некогда прекрасные позолоченные украшения, покрывавшие стены.

— Экар справился бы куда лучше, — тихо пробормотал библиарий.

Впрочем, Тирендиан практически всегда разговаривал очень тихо.

— Мы сделали все достаточно хорошо, — отозвался Сарпедон.

Экар погиб от псионической отдачи, когда проверял атмосферу планеты, где Испивающим Души пришлось сражаться с принцем демонов Ве'Метом. Остальные библиарии пали либо в последовавшей за этими событиями битве с Абраксасом, либо на Стратикс Люмина или же скончались от вышедших из-под контроля мутаций. К этому моменту от всего либрариума Ордена остались только Тирендиан, Греск и Сарпедон.

Тирендиан, на чьем лице обычно трудно было что-либо прочитать, но сейчас явно посерьезневший, повернулся к Сарпедону:

— Командор, нам хотелось бы быть уверенными, что ты понимаешь всю рискованность ситуации. Империум охотится за Теллосом не менее упорно, чем мы. Отправляясь за ним, мы обнаруживаем себя.

— Я не могу бросить одного из наших, — ответил Сарпедон. — Я отвечаю за Теллоса. Это по моей вине он зашел так далеко.

— По твоей, — сказал Тирендиан. — Но не по нашей. До сих пор мы шли за тобой, командор, но следует помнить, что ты — это еще не весь Орден. Мы должны заботиться о скаутах и новобранцах. Сколько там нас осталось — четыре сотни десантников? И всего трое из нас — библиарии. Мы не можем допустить повторения Стратикс Люмина.

— Ты прав, — печально кивнул Сарпедон. — После таких потерь Орден Космического Десанта необходимо восстанавливать. Создать роту скаутов, собраться с силами, починить оружие. Но, Тирендиан, Испивающих Души уже сложно назвать Орденом. Мы не армия. Мы существуем исключительно благодаря связывающим нас принципам, и один из этих принципов гласит: брат всегда остается братом, и мы несем за него ответственность. Если мы можем возвратить Теллоса и его штурмовиков, необходимо попытаться это сделать. А если же нет — мы обязаны удостовериться, что их души не заполучат Губительные Силы. Кроме того, Греск прав. Если Инквизиция доберется до Теллоса, нас наверняка выследят.

— Мы все можем погибнуть, Сарпедон. И тебе это известно.

— Если мы забудем, за что сражаемся, то станем просто очередной бандой ренегатов. Вспомни, кем мы когда-то были, Тирендиан. Мы воевали ради Империума, доказывая, что стоим выше кого бы то ни было. Сейчас мы сражаемся, поскольку такова работа, возложенная на нас Императором. Рогал Дорн стал тем, кем стал, только благодаря силе своей воли. Мы должны последовать его примеру.

— Мы можем просто уйти, — пожал плечами Тирендиан. — Отправить «Сломанный хребет» на другой край Галактики. Теллос — это забота Империума.

— Граждане Империума и без того живут при преступном режиме, который скорее уничтожит их, чем признает свою неправоту, — возразил Сарпедон. — Они не заслужили того, чтобы еще и Теллос занялся их истреблением. Он — это наша забота, и я настаиваю на том, что мы должны с ней разобраться.

Тирендиан, казалось, был готов уже что-то ответить, но, что бы он ни хотел сказать, в конечном счете предпочел смолчать.

— Скауты должны показать, что и в самом деле оправдывают наши надежды, — продолжил Сарпедон. — Как дела у претендентов в либрариум?

Тирендиан на минуту задумался.

— Скамандр со временем присоединится к нам. Возможно, что и Найрюс. Все остальные недостаточно сильны, чтобы можно было что-то утверждать, хотя среди них могут все-таки оказаться и достаточно способные псайкеры.

— Мне бы хотелось, чтобы Скамандр отправился вместе с отрядом Евмена.

— Что ж, заодно и проверим, насколько я прав.

С этими словами Тирендиан удалился. Еще до изгнания Ордена библиарии были советниками магистра Испивающих Души, всегда готового выслушать и с уважением отнестись к их предложениям. Сарпедона порадовало, что еще остался хоть кто-то, способный высказать все, что думает. Испивающие Души следовали за Сарпедоном с практически религиозным рвением с самого начала раскола, и он понимал, что ему необходима критика, чтобы лучше управлять ими. Примарх, давший начало генному семени Ордена, Рогал Дорн, был волевым и самоуверенным человеком. В этом была его сила и в то же время слабость — слабость, разделяемая с тех пор каждым магистром Ордена и компенсируемая только советами представителей либрариума. Что, если Тирендиан не ошибся? Сарпедон мог разорвать собственный Орден на части, бросаясь в битвы которых не мог выиграть. Но что дальше? Сколько раз командор клялся положить свою жизнь на службе Императору? И что сказали бы сами Испивающие Души? Да они с радостью отправятся в ад, если смогут там вступить в бой с Хаосом и послужить Императору. Но не стоит забывать, что и Теллос когда-то был таким же. Однако эти вопросы можно было отложить на будущее. Сейчас Сарпедону предстояло проинструктировать скаутов перед их первым настоящим заданием, исход которого мог предопределить будущее Ордена.

Уничтожение экспедиционного войска на Энтимионе IV не осталось незамеченным. Изобилующие пустыми местами отчеты, поступившие с планетарной орбиты, рассказывали о том, как войско, возглавляемое полковником Сатисом, буквально за несколько минут порвали на ленты. Никто даже не представлял, с чем им пришлось столкнуться на поверхности этого мира, хотя какое-то сопротивление предполагалось встретить на полях, окружающих Грейвенхолд, и то со стороны партизан или в худшем случае личных гвардий и восставших отрядов Сил Планетарной Обороны, возглавляемых наследной знатью Грейвенхолда. Но то, что происходило на самом деле, было невозможно понять. От численности врагов могла голова пойти кругом. Как минимум десять тысяч бойцов набилось в долину, явившись будто из небытия. Варп-колдовство или же неизвестная до сих пор ксенотехнология казались единственным объяснением настолько неожиданному появлению этой армии. И что хуже всего, армия таких размеров могла быть собрана врагами исключительно за счет населения самой планеты.

Адептус Терра должны были знать, что Энтимион IV находится во власти враждебной армии и что существует моральная угроза присутствия чего-то, обладающего способностью использовать граждан Империума в качестве оружия против него самого.

Это послание достигло пыльных и древних коридоров самой Терры. Сам главнокомандующий Ксарий, герой Рханнского Кризиса, немедленно был наделен необходимыми полномочиями, чтобы отбить планету любой ценой. Ксарий собрал все подходящие для этой задачи подразделения Гвардии с окрестных секторов и менее чем через два месяца получил армию, на создание которой у любого другого командира ушел бы не один год. Вся Четвертая селевкийская дивизия потребовала от Ксария, чтобы он взял их с собой на Энтимион IV и дал отомстить за павшее братское войско. Также лорд-генерал призвал полк, в котором некогда служил, элитную тяжелую пехоту — Огненных Ящеров Форнукс Ликс. Военный флот сектора не столь быстро откликнулся на призыв, но тем не менее отрядил крейсер «Решительный» и эскадры сопровождения вместе с флотилией транспортных судов, чтобы доставить армию Ксария в систему Энтимиона и организовать его блокаду, предотвратив распространение порчи, охватившей Энтимион IV.

Ксарий был жестким и безжалостным человеком, особенно по отношению к самому себе. Он призвал на помощь всех своих союзников, надавил на все доступные рычаги, чтобы собрать это войско, но если уж он планировал стремительное, эффективное вторжение на Энтимион IV, то требовалось придать своей армии некую «режущую грань». Селевкийцы и Огненные Ящеры были сильными воинами, однако не годились в качестве наконечника копья — хирургически острого, состоящего из закаленных штурмовиков, необходимых для того, чтобы взломать защиту Грейвенхолда. На некоторое время Ксарий задумался, прежде чем отдать приказ нагруженной войсками флотилии выдвигаться к системе Энтимиона. Он уже видел размытую, мерцающую сенсорную запись того, что произошло с Сатисом, и понимал, что, прежде чем отправить сотню тысяч жизней имперских граждан в эту бойню, необходимо придать своей армии должную остроту.

В последнее мгновение пришел ответ на запрос из самого Сенаторум Империалис — неожиданно возник и тут же удалился ударный крейсер, оставивший после себя несколько «Громовых ястребов», несущих на борту тех людей, которые, по задумке Ксария, должны были возглавить штурм стен Грейвенхолда. Космических десантников из Ордена Багровых Кулаков.

Грейвенхолд был настоящим произведением искусства.

Старый город выдержал все попытки Администратума придать ему «имперский вид». Существовавшие исторические записи об Энтимионе IV относили город к временам, предшествовавшим Великому Крестовому Походу, и сейчас некоторые его постройки насчитывали уже несколько сотен лет. Некая ушедшая мода на простое, блеклое изящество сожительствовала с желанием местной аристократии воздвигнуть для себя столицу, достойную такого именования. Результатом этого и стал Грейвенхолд. Широкие декоративные арки вздымались над устланными мозаикой магистралями, что бежали между величественными банками и торговыми домами, принадлежавшими знати. Реку Грейвен, прорезавшую город с востока на запад, оседлали мосты, каждый из которых являл собой шедевр декоративного и инженерного искусства, а самым прекрасным из них был Карнакский мост, соединявший правительственный район с богатыми северными территориями.

Каждый район на севере был подобен городу в миниатюре, словно любой из тех аристократов, что раньше повелевали планетой, мнил себя монархом собственной крошечной империи. Здание сената, где некогда встречались плутократы Грейвенхолда, представляло собой привлекательное круглое строение, находившееся в излучине реки, благодаря чему Грейвен оплетала его галереи и колоннады подобно рву. Городской амфитеатр доминировал над южной стороной города, где дома рабочих и младших адептов образовывали колоритные трущобы и многочисленные змеящиеся улицы убегали от арены.

«Жаль, — подумал командор Рейнц, — что заводы портят весь вид». Огромные уродливые строения были того стандартного образца, который Администратум насаждал в городах, находящихся под его непосредственным контролем, каковым был и Грейвенхолд. Уродливые промышленные громады жались к западной городской стене, а их подножия за последние несколько лет обросли грязными лачугами, в которых ютились чернорабочие — представители низшего класса, непрошеными гостями прибывавшие с других планет. Бельмом на глазу был и космодром возле той же стены: сеть бетонных взлетно-посадочных полос и ремонтных ангаров казалась оскорбительно вызывающей, раскинувшись у самых дверей города.

Впрочем, вся эта информация была вторична для командора Рейнца, разглядывавшего столицу из окна часовни над юго-восточными воротами. Натренированный взгляд космодесантника высматривал то, что было стратегически важным при вторжении в Грейвенхолд. Ему доводилось видеть места и менее удобные для городских боев: необъятные ульи, разрушающиеся остовы заброшенных поселений, испещренные воронками от взрывов и напичканные вражескими ловушками, и даже такие города, самые камни которых пропитались влиянием Хаоса. Но Грейвенхолд был возведен с расчетом на ведение оборонительных боев, — конечно же, его стены оказались крепкими, а ворота было легко защищать. Не менее значимое препятствие представляла собой и река Грейвен. И, как знал Рейнц по опыту прошлых сражений, любые, даже самые прямые улицы могли без предупреждения обернуться нагромождением баррикад, усеянных огневыми точками, превратив безмятежный городской пейзаж в бесконечный лабиринт войны.

Но более всего Рейнца заботило то же, что озадачило всех еще на Циносском перевале. Насколько доставало зрения аугметических глаз командора, город казался заброшенным.

К Рейнцу подбежал сержант Альтац, первые лучи рассвета заиграли серебристым блеском на его темно-синей энергетической броне.

— На нижних уровнях чисто. Часовня под нашим контролем.

— Хорошо. Передайте командованию Гвардии, что ворота в их распоряжении.

— Так точно, сэр! — отсалютовал Альтац. — За Дорна!

— За Дорна, сержант.

Надвратная часовня представляла собой изящный храм, венчавший городскую стену прямо над юго-восточным входом. Его священнослужители когда-то отправляли здесь ритуалы, которые должны были дать благословение Императора тем, кто проходил под ним. Они окропляли людей святой водой с мраморных балкончиков и отпускали грехи тем, кто останавливался помолиться, прежде чем войти в город. Теперь часовня была заброшена, но оставалась на удивление неповрежденной, бледно-серые мраморные херувимы поддерживали свод на верхнем этаже, где сейчас стоял Рейнц. Стены покрывали резные надписи на высоком готике. Здесь было достаточно места, чтобы около сотни верующих одновременно могли преклонить колена перед алтарем, выточенным из обсидиана. А религиозные чувства должны были подстегивать ароматы благовоний, источаемые кадилами под потолком, и столбы солнечного света, бьющие через шахты между колоннами.

В часовне было несколько этажей, включая наземный, где располагался выход, через который когда-то местное население покидало святилище, направляясь к южным полям. Сам же храм располагался на самом ее верху, а колокольня — уровнем ниже, где винтовая лестница сбегала по спирали к полуэтажам, а оттуда на улицу. Помещения эти заняли три подразделения Багровых Кулаков: собственное — командное — Рейнца, тактический отряд Альтаца и отделение опустошителей сержанта Кэлтакса. Десантники являлись острием первой волны войск Империума, идущих на Грейвенхолд, — полк тяжелой пехоты Огненных Ящеров должен был войти в город через юго-восточные ворота, и Багровым Кулакам предстояло любой ценой удерживать их открытыми. Если бы врагу удалось превратить широкие проспекты, открывавшиеся за стенами, в смертельную западню, установив огневые позиции на высоких каменных блоках, то даже выносливым Огненным Ящерам пришлось бы в панике отступать. Космодесантники же были здесь как раз для того, чтобы это не случилось.

Тем не менее враг не показывался. Войска вторжения высадились вдалеке от самого Грейвенхолда, но до сих пор ни Ящеры, наступающие с юга, ни селевкийцы, приземлившиеся восточнее города, не встретили даже самого минимального сопротивления — Энтимион IV казался тихой и гостеприимной планетой. Единственным, что намекало на какую-то неправильность в происходящем, были полностью покинутые малые поселения, окружавшие столицу. В некоторых домах они даже видели столы, на которых гнила несъеденная пища.

Войска Империума с большой осторожностью приближались к городу, и каждый гвардеец выискивал какие-либо зловещие знаки, которые подтвердили бы его предположения, что город превратился в одну гигантскую западню. Ветераны Четвертой селевкийской дивизии успешно заняли космодром, где можно было бы подготовиться к броску на восток, в то время как Багровые Кулаки брали часовню. И для всего этого потребовалось лишь несколько приказов и хладнокровная решительность, доставшаяся космодесантникам в наследство от Рогала Дорна.

Рейнц был не настолько глуп, чтобы решить, будто имперским войскам ничего не угрожает. Но не страдал подозрительностью гвардейцев, готовых во всем видеть знамения неминуемой гибели. Население Энтимиона IV было совращено и поставлено на путь мятежа либо ксеносами, либо влиянием Хаоса, но это не означало, что еретики смогут удержать свой город. Они вполне могли оставить столицу, установив там, возможно, несколько ловушек, чтобы отвлечь солдат на некоторое время, а сами окопаться в горах или непроходимых диких лесах, протянувшихся вдоль экватора планеты.

Однако как бы Рейнцу ни хотелось прямо сейчас броситься искать врагов, но Багровые Кулаки вначале должны были выполнить свою работу. Когда будут захвачены ворота, Огненные Ящеры займут свой сектор города и столица вновь возвратится в руки Империума, тогда можно будет подумать о том, что делать с остальным Энтимионом IV.

Словно в ответ на эти мысли на сетчатке глаза Рейнца вспыхнули тревожные руны.

— Они в стене, — раздался вокс-вызов Кэлтакса, находившегося двумя этажами ниже, прямо под звонарней.

Затем часовня содрогнулась от взрыва, и с потолка посыпались отколовшиеся ручки каменных херувимов. Глубокие трещины рассекли пол и стены, и сам храм как-то покосился, будто грозя свалиться в проход между воротами.

Огненные Ящеры уже направлялись сюда. Бронетранспортеры класса «Химера», несколько танков группы поддержки и сотни солдат маршевым строем двигались к городу, рассчитывая на защиту со стороны Кулаков. Враг нанес первый удар по космодесантникам, чтобы, когда начнется настоящая бойня, они уже не могли ее остановить.

Снизу раздался грохот болтерного огня, звучавшего и в звонарне с ее огромными адамантиевыми колоколами, и в подземных склепах, где покоились усопшие священнослужители.

— Кэлтакс! С кем мы сражаемся? — Рейнц спрыгнул со ступеней туда, где расположился его собственный отряд, — в основной храмовый зал с рядами скамей и высоким аналоем.

Его люди уже расчехлили болтеры, готовясь очень дорого продать свою секцию часовни. Сражение шло внутри святилища, и это являлось какой-то нелепицей. Городские стены были выложены из цельных каменных блоков толщиной в несколько метров — нападавшим просто неоткуда было взяться.

— Десант! — прокричал в вокс Кэлтакс. — Легионы-Предатели!

Затем внутрь обрушилась задняя стена часовни. Прогнившие, влажно блестящие камни повалились, открывая проем, образовавшийся в блоках. В храм хлынули десантники Хаоса.

По залу пронесся ураган болтерного огня. Черные деревянные скамьи разлетались в щепу. Мраморные колонны превращались в облака свистящей шрапнели. Мир, благодаря боевым гормонам, бегущим сейчас по жилам Рейнца, словно прокручивался в замедленной съемке. Врагами оказались космодесантники — худшего и вообразить было нельзя. Те, кто повернулся спиной к Императору и поклялся в верности Темным Богам. Их доспехи имели глубокую, насыщенную пурпурную окраску с каймой цвета кости. Вооружение врагов составляли цепные мечи и болтеры; свои доспехи они украшали частями человеческих тел — руками, головами, ушами, кусками кожи; головы нескольких покрывали шлемы, открытые лица остальных были бледными, изможденными и бездушными, выражавшими только угрозу: дико расширившиеся зрачки, нечесаные космы, запаршивевшая кожа, туго обтянувшая скулы. Глаза одного из них безумно смотрели со стебельков, выраставших из глазниц, а ноги другого изгибались назад и заканчивались раздвоенными копытами.

Ураган болтерного огня разнес одного из десантников-предателей на куски и оторвал руку другому. Но в помещение ворвалась как минимум дюжина противников.

[Восприятие Рейнца работало быстрее его тела — он боролся со столь медлительными руками, пытаясь выхватить из заплечного чехла тяжелый громовой молот, и прорывался мимо своего отряда в самую гущу схватки.

Десантники. Десантники Хаоса. Никто и не предполагал, что все настолько плохо.

Но, только увидев символ золотого потира на наплечниках врагов, Рейнц понял, что все на самом деле еще хуже.

Сражающиеся стороны столкнулись, и храм неожиданно превратился в безумный кипящий котел кровопролития. Цепные мечи высекали снопы искр, сталкиваясь с керамитом. Рейнц увидел, как погиб брат Элка, чья голова ударилась в падении об обломок колонны и лопнула под сапогом предателя. Брат Пакло всадил штык десантнику Хаоса в соединение наплечника с броней и оторвал того от пола, выпустив по ребрам предателя не меньше половины обоймы болтера.

Молот Рейнца обрушился на толпу врагов. Командору было не слишком важно, кого именно ему удалось задеть.

Еще один из Кулаков оказался вынужден отбиваться боевым ножом от десантника Хаоса с цепным мечом. Меч победил, отрубив Кулаку ногу, прежде чем пронзить ему живот.

Рейнц размахнулся снова и почувствовал, как под его ударом крошится керамит. Командор едва мог что-нибудь разглядеть — воздух наполнился дымом, вспышками выстрелов, осколками и брызгами крови. Шум стоял невыносимый — люди кричали и ревели, трещали болтеры, визжали цепные мечи, гремел опускающийся для удара молот.

Мир взвыл и распался на части. Пол ушел из-под ног. Все закружилось перед глазами, тьма сменяла свет. Воины в пурпурных и синих доспехах падали вниз один за другим.

Верхний этаж часовни обрушился. Рейнц осознал это, только приземлившись уровнем ниже, в звонарне.

Командор бывал и в худших переделках. Ему уже приходилось проходить через подобный ужас и смятение, и всякий раз он выживал, всякий раз находил способ вырвать победу из зубов Хаоса. Рейнц вскочил на ноги первым — у него не оставалось другого выбора, ведь иначе один-единственный выстрел из болтера или удар цепного меча прикончил бы его.

Сквозь белый шум контузии пробивались звуки. На нижних уровнях бушевала перестрелка, болтеры извлекали странное, стремительное крещендо из полудюжины массивных серых колоколов. В колонне, поднимавшейся от земли к часовне, был виден пролет лестницы. Багровые Кулаки, прижимаясь к стенам, практически вслепую стреляли по врагам на нижних этажах. Рейнц болезненно приземлился на обегавшую лестничный колодец платформу, на которой были установлены колокола. Должно быть, многие космодесантники пролетели мимо, на самое дно.

Рейнц заставил себя подняться. Боль гвоздями пронзала его тело, но это даже успокаивало — ни одна травма не была слишком серьезной. О них пока можно было забыть.

Громовой молот мягко завибрировал в его руках — оружию не терпелось сокрушить очередного врага. Десантник Хаоса, половина лица которого превратилась в сплошную сочащуюся рану, набросился на командора раньше, чем тот успел разобраться в ситуации.

Предатель сделал Рейнцу подсечку, вынуждая упасть на одно колено, и взмахнул цепным мечом, прежде чем попытаться вскинуть болтерный пистолет на уровень лица командора. Но Рейнц успел перехватить руку с болтером и хлестнул молотом, перебивая противнику ноги. Воспользовавшись инерцией, Багровый Кулак нанес своим оружием еще один удар, позволив ему опуститься по медленной, смертоносной дуге, разбить голову предателя, и, пройдя сквозь череп], ударить в пол. Рейнцу пришлось придержать молот, чтобы тот не врезался в платформу слишком сильно и не обрушил всю конструкцию.

— Командор! — прокричал кто-то за его спиной. Рейнц отвел взгляд от мертвого десантника и увидел сержанта Кэлтакса, поднимавшегося к нему по ступенькам. — Их здесь как минимум двадцать человек, сэр. Вышли из стены. Половина моих людей погибли или были отрезаны.

— Собирай всех, кого только можешь, и отбивай лестницу обратно. — Рейнц оглянулся и увидел, что несколько человек из его отряда уже поднялись на ноги и стоят вокруг. Алые рукавицы брата Пакло влажно блестели от крови убитого им десантника Хаоса, у Арройокса, скорее всего, была сломана нога, но он справлялся с болью, а Кройя спокойно целился из болтерного пистолета в шею раненого предателя у своих ног, готовясь добить его. — Надо заставить их отступить вниз, к Альтацу, и раздавить между нами.

Кэлтакс торопливо кивнул и повернулся, чтобы прокричать приказ своим людям:

— Гоните их вниз! Установите тяжелый болтер и…

Рейнц едва успел заметить клинок. Тот двигался слишком быстро для глаза, и единственным свидетельством его появления стали резко очерченный полумесяц крови и голова Кэлтакса, покатившаяся с плеч.

Враги Империума обладают бесчисленным многообразием форм, и Рейнц сталкивался уже с тысячами их разновидностей. Яростные орки. Еретики, эльдары. Механические конструкты мертвых империй, бездумные орды хищных чужаков, ожившие мертвецы, богобоязненные граждане, склоненные к бунту, легионы Хаоса и многие другие. Ему пришлось научиться понимать, когда противник оказывался чем-то, с чем он мог совладать самостоятельно. Это было некое шестое чувство, позволившее ему прожить достаточно долго, чтобы высоко подняться в иерархии Багровых Кулаков.

И сейчас это шестое чувство надрывалось в крике. Тварь, прикончившая Кэлтакса, помедлила лишь долю секунды, и Рейнц воспользовался этим мгновением, чтобы оценить врага. От пяток до пояса существо было космодесантником, и пурпурные хаоситские доспехи блестели от крови. Но совсем иначе обстояло дело с верхней половиной. Торс настолько бугрился мускулатурой, что казалось, будто он вот-вот взорвется, а кожа была до того бледной и прозрачной, что Рейнц видел под ней тугие переплетения мышечных волокон и белые пучки сухожилий. Эпидермис покрывали тонкие как ниточки шрамы, а также аккуратно зашитые рубцы там, где противнику вживляли имплантаты, превращавшие рекрутов в космодесантников. Но если эта тварь когда-то и была десантником, то уже утратила право так называться, — когда она обернулась к Рейнцу, Багровый Кулак не смог увидеть в ее глазах ничего, кроме ненависти. Глядевшие из-под растрепанной темной шевелюры, они казались черными жемчужинами. Существо по-звериному скалило зубы.

Рейнц, не успев даже задуматься, уже вскинул свой болтер, нажал на спусковой крючок и всадил в тело десантника Хаоса два заряда. Крови не было. В теле врага просто открылись белые раны. Плоть, окружавшая их, неожиданно потекла, закрывая отверстия так, словно их никогда и не было.

Мутант. Могущественный — быстрый, сильный, неуязвимый для пуль. Убить его можно было, только разорвав на части, кусок за куском, и командор не был уверен, что сумеет справиться с этой задачей.

Десантник Хаоса бросился в атаку. Рейнц увидел, что оружием его являются цепные мечи, вживленные в обрубки рук. Кистей у твари не было, да она в них и не нуждалась — она существовала только ради того, чтобы убивать.

Командор вложил все имевшиеся у него силы в удар громовым молотом, направив его по низкой дуге в незащищенную доспехами грудь хаосита. Предатель прогнулся на бегу, уходя от встречи с оголовьем молота. Один из клинков устремился к лицу Рейнца, и тот, роняя болтерный пистолет, припал на одно колено, перехватывая обнаженную руку десантника Хаоса.

Его пальцы погрузились в нечеловеческую плоть, сомкнувшуюся над ними.

Рейнц, уперев сапог в пол, воспользовался инерцией противника и увеличил его скорость за счет собственной массы. Они столкнулись и покатились, ударившись о каменную стену звонарни.

Одержать верх над этим врагом Рейнц не мог. Все, чему его научили долгие годы службы, подтверждало это. Но убить его было можно, если заплатить достаточно высокую цену.

Почувствовав удар о стену, Рейнц понял, что их движение не прекратилось, камни вывалились наружу, по глазам командора хлестнули лучи восходящего светила Энтимиона IV — они оказались в нескольких этажах над землей, от которой их отделяла только пустота.

Юго-восточные ворота закружились перед Рейнцем, когда он, не отпуская врага, рухнул вниз.

Между двумя надвратными башнями, в одной из которых размещалась часовня, пролегала широкая дорога. Вдоль нее выстроились ряды скульптурных изображений набожных пилигримов и аристократов прошлого, их фигуры были высечены из цветного мрамора с отдельными позолоченными деталями. По этой дороге сейчас проходили Огненные Ящеры Форнукс Ликс — сотни людей в бронежилетах и противогазах настороженно шли между катящимися вперед бронетранспортерами класса «Химера» и танками класса «Адская гончая».

Они уже знали, что что-то пошло не так. Им был слышен грохот ураганного болтерного огня. Кое-кто из них уже сейчас искал себе укрытие, понимая, что может оказаться следующим. Многие обернулись и теперь смотрели, как Рейнц и десантник Хаоса, проломив стену часовни, летят к земле.

Командор вцепился в предателя, ощутив, как мышцы того расползаются под сжавшейся латной перчаткой. Эта тварь должна была умереть вместе с ним. Космическим десантникам не страшна смерть, они боялись только погибнуть, не успев исполнить свой долг перед Богом-Императором. Рейнц внутренне наслаждался тем, что его смерть не будет пустой и бесцельной.

К ним стремительно приближался продолговатый зеленый корпус «Химеры», ползущей по дороге, и со скрежетом разорванного металла Рейнц и десантник Хаоса врезались в нее двумя метеорами.

Перед глазами Рейнца все поплыло. Он лежал в глубокой воронке с острыми краями, выбитой в смятом металле, и высокие башни административного района кружились где-то над ним. Мертвенно-бледное тело хаосита лежало сверху, загораживая собой синевато-серое утреннее небо Энтимиона IV.

Десантник Хаоса посмотрел на Рейнца. В его глазах не просматривалась душа. Предатель занес руку над головой, собираясь вогнать длинный ржавый цепной клинок в горло командора.

Рейнц высвободил из-под обломков руку с пистолетом и опустошил всю обойму во врага. Заряды пробивали в теле настолько глубокие, хоть и бескровные, раны, что командор успевал увидеть сокращающиеся легкие и пульсирующие вены, прежде чем отверстия закрывались. Противник отпрянул, и Рейнц высвободился из-под него.

Полсекунды, купленной этими выстрелами, было достаточно. Кто-то прокричал приказ, и тут же предателя пронзили десятки лазерных зарядов, заставляя отступать. Тварь жутко зарычала и спрыгнула с Рейнца, укрывшись позади изувеченной «Химеры». Командор выбрался из воронки. Громовой молот по-прежнему лежал в его руке — энергетическое поле прорвало покореженный металл, помогая Рейнцу освободиться.

Выстрелы лазерных винтовок не смолкали. Они обжигали «Химеру» и дробили камни часовни, оставляя за собой шипящий след перегретого воздуха.

Огненные Ящеры стреляли не только по этому десантнику Хаоса. Они палили во все стороны, и им отвечали с высотных зданий, окружавших дорогу за воротами.

Рейнц увидел врагов. Сотни бойцов набились в небоскребы и теперь стреляли из дюжин окон. Крошечные бледные фигурки даже с такого расстояния показались Рейнцу вполне человеческими. Огонь вели из легкого оружия — лазганов и автоматов, и только несколько тяжелых стабберов с треском посылали вниз очереди зарядов. Нападение десантников Хаоса стало лишь первым шагом в массированной контратаке.

Заряды обрушивались вниз горячим, смертоносным дождем. Если бы Багровые Кулаки удержали часовню, отделение опустошителей Кэлтакса смогло бы обстрелять административные небоскребы из тяжелого оружия. Но Ящеры оказались в ловушке под плотным вражеским огнем, паля по окнам из бесполезных сейчас лазерных винтовок.

Рейнц увидел, как взрываются «Адские гончие» и несколько солдат с офицером исчезают в столбе пламени.

— Рассредоточиться! — прокричал командор гвардейцам, выбиравшимся из остова «Химеры». — По укрытиям! Живо!

Ящеры, оказавшиеся поблизости, услышали его и побежали, пригибая головы, чтобы спрятаться позади скульптур и у фундаментов домов. Возле высоток уже лежали первые трупы — когда очередной меткий выстрел снимал противника, из окна выпадало размахивающее руками тело; одно из них упало совсем рядом с Рейнцем. Теперь он смог рассмотреть, что это и в самом деле люди — обнаженные по пояс, с лицами в масках из кожаных ремешков, и испещренной шрамами кожей.

Культисты. Еретики. Безнадежно потерянные и проклятые души. Что означало отсутствие всякой надежды для Грейвенхолда.

Чудовищный десантник Хаоса распрямился во весь рост и взмахнул мечом, отрубив голову одному гвардейцу и расчленив другого. Рейнц крепче сжал громовой молот и приготовился погибнуть здесь, заставляя отступать тварь, способную проложить кровавую колею в рядах Гвардии.

Он бросился вперед и тут же повалился на землю. Боль скрутила все тело, в глазах потемнело. Опустив взгляд, Рейнц увидел мешанину из плоти и керамита в пробоине доспехов на ноге — адреналин и боевые гормоны до сих пор глушили боль, поэтому он даже не замечал раны.

Рейнц пополз к десантнику Хаоса, не обращая внимания на лазерные импульсы, буравящие мостовую вокруг. Предатель направлялся к ближайшему небоскребу, где на нижних этажах укрылись его соратники, обстреливавшие Огненных Ящеров из болтеров.

Хотя командор и понимал, что не справится с этим врагом, он не мог остановиться. Для него это был не просто очередной предатель, что было бы отвратительно само по себе. Этот был куда хуже.

Он опознал знак золотого потира, украшавший наплечники десантников Хаоса. Он помнил эту пурпурно-костяную расцветку доспехов.

— Я знаю, кто вы! — прокричал Рейнц, пытаясь подняться, уперев в землю громовой молот. — Знаю! Предатели крови Дорна! Проклятые отступники!

Казалось, десантник Хаоса услышал его. Он бросил через плечо один-единственный взгляд, и Рейнц не успел прочитать выражение его лица. А затем предатель скрылся в тени ближайшего здания, и очередь лазерного огня заставила командора снова упасть ничком.

Рядом зарычали двигатели. Гусеницы щербили камни мостовой.

— Врача! — прокричал кто-то.

Вниз протянулись руки, и несколько гвардейцев внесли Рейнца внутрь «Химеры», где над ним склонился медик, сжимавший несколько пакетов с кровью.

— Мне не нужна кровь, — с горечью в голосе произнес командор. — Помогите своим людям.

Врач, который вряд ли когда-либо видел космического десантника во плоти, отвернулся от него к нескольким солдатам, стонавшим в глубине «Химеры». Рейнц не нуждался в медицинской помощи, он был способен перенести и более тяжелые раны. С помощью опытного апотекария он сможет подняться на ноги менее чем за день. Куда сильнее, чем тело, пострадала его гордость. Он был готов умереть, но и в этом потерпел неудачу. Лицом к лицу он столкнулся с предателями, бросившими тень на имя Рогала Дорна, и позволил им ускользнуть.

Но он искупит свою вину. Как только Рейнц сможет воссоединиться с боевыми братьями, он свяжется с магистром Ордена Багровых Кулаков и расскажет, что нашел Испивающих Души.

 

Глава третья

Восьмидесяти процентам Огненных Ящеров Форнукс Ликс удалось отступить от юго-восточных ворот, сохранив строевой порядок. Они перегруппировались, уже к ночи перешли в наступление при поддержке бронетехники и «Адских гончих» и, ожесточенно сражаясь на нижних этажах ближайшего высотного строения, смогли закрепиться внутри Грейвенхолда.

Когда атака стала набирать обороты, уцелевшие десантники Хаоса отступили вглубь города и растворились, унося с собой павших собратьев. Когда врагов удалось выгнать из надвратной часовни, занявшие ее Багровые Кулаки доложили, что предположительно цельная городская стена изрыта лабиринтом тоннелей. Прежде чем уйти, Кулаки заложили несколько взрывпакетов Ящеров и обрушили храм, чтобы перекрыть это направление атаки. Но за время перестрелки, которая длилась буквально пару минут, им удалось уничтожить только жалкую горстку отступников — враги отошли к городскому центру, готовые вновь неожиданно появиться и обрушиться на наступающие войска Империума.

Командор Рейнц выжил. Пока им занимался апотекарий Багровых Кулаков, он потребовал от лорд-генерала Ксария прислать лучшего астропата и получил желаемое. Отправив астропатическое послание магистру Кулаков, остававшемуся с флотилией Ордена в нескольких секторах, Рейнц доложил ему о том, что Испивающие Души обнаружены в Грейвенхолде. Вскоре после этого командор приказал своим десантникам оставить город и до дальнейших распоряжений ожидать у штабного поста Багровых Кулаков на юге.

Поначалу наступление Четвертой селевкийской дивизии на западе города шло лучше. В то время, когда враги превратили магистрали между высотными зданиями в смертельную западню для Огненных Ящеров, селевкийцы стремительно захватывали взлетно-посадочные полосы и ремонтные ангары космодрома. Они вошли в город через высокие арки, прорезавшие стены, и направились к мрачному заводскому комплексу, громоздившемуся на западной окраине Грейвенхолда. Сверхтяжелый танк класса «Гибельный клинок», экипаж которого Ксарий возглавил лично, стал командным постом, передвигавшимся в самом центре селевкийской армии. Сидевший под защитой массивной брони лорд-генерал прислушивался к отчаянным донесениям, поступавшим от юго-восточных ворот, пока его собственная сторона «клещей» стремительно катилась по заброшенному космодрому, не встречая сопротивления. В итоге враг оказался прямо у них за спиной. Топливные системы были опустошены, и, рискуя задохнуться в легковоспламеняющихся испарениях, граждане Грейвенхолда неожиданно хлынули прямо из-под земли, обрушившись на тыловые части, следовавшие за основными войсками Гвардии в город. Машинам медиков, артиллерии, полугусеничным машинам с боеприпасами, топливом и провизией, небольшой группе проповедниц Адепта Сороритас, приписанных к дивизии для поддержания ее духовного здоровья, — всем пришлось сражаться в ближнем бою, для которого они явно не годились. Ксарий стал разворачивать войска, чтобы нанести ответный удар, и боевые порядки нарушились. Танки, двигавшиеся до того в авангарде, задерживали пехотинцы, идущие позади. Тяжелые орудия мало годились в этом сражении, когда столь многие воины Империума оказались втянутыми в рукопашную. Каким-то образом Ксарию удалось добиться относительного порядка в этом хаосе, чтобы начать осмысленную контратаку и послать на врага несколько тысяч солдат и десятки танков.

Но урон уже был нанесен. Селевкийцы, практически не встречая сопротивления, отбили залитые кровью взлетно-посадочные площадки, на которых стояли пылающие остовы машин и лежали тела людей из отрядов обеспечения. Враги бросили своих погибших и ретировались под землю. Ксарий запретил начинать преследование по протянувшимся на многие мили грязным топливным тоннелям. Те, кто ослушался его приказа, не вернулись назад. Многие из них захлебнулись или же сгорели, когда трубы вновь наполнились.

Селевкийцам так и не удалось войти в город. Приближалась ночь первого дня наступления, лучи закатного солнца заставляли сверкать лужи запекающейся крови там, где враги разорвали на части сестер-госпитальерок и штабных клерков. Да, потери неприятеля исчислялись сотнями погибших, но никто не питал иллюзий на тот счет, что там, откуда они пришли, было значительно больше людей.

Враги. Когда поток раненых немного сократился, военные врачи получили для своих исследований несколько относительно неповрежденных тел. Ксарий распорядился, чтобы вскрытие проводилось при его личном присутствии и в тени командного «Гибельного клинка».

Трупы врагов разложили под мощными дуговыми лампами. Вскоре стало очевидно, что они вполне человеческие. Судя по всему, они очень много работали и при этом голодали, а кожа их была очень бледной из-за недостатка солнечного света, что позволяло предположить подземное или ночное существование. У одних лица были закрыты стальными полосами, заклепанными на затылке. А у других их покрывало такое количество нанесенных самим себе шрамов, что лица казались уродливыми масками. У нескольких тел с лиц была полностью содрана кожа — подобные увечья должны были привести к стремительному развитию заболеваний и смерти, но этим каким-то образом удавалось выживать.

Тела также были изрыты шрамами. У многих имелся пирсинг. Некоторые вырезали на себе целые письма, но они были выведены либо слишком витиеватым шрифтом, чтобы его можно было прочесть, либо оказывались составленными на языке, который был незнаком даже сестре Диалогус, пережившей нападение на группу поддержки.

Вскрытие продолжилось, и стали поступать доказательства. У врагов были увеличенные сердца и пересаженные дополнительные органы. Многих неоднократно оперировали, после чего совершенно безумным образом зашивали.

И все-таки они выжили. Перенесенные мучения должны были убить их, и все-таки эти люди протянули достаточно долго, чтобы погибнуть под выстрелами лазганов и гусеницами танков Четвертой селевкийской дивизии.

Вооружены враги были в основном вполне ожидаемым набором: лазганами и автоматическими винтовками, украденными со складов Сил Планетарной Обороны; изредка попадались охотничьи ружья и другие «аристократические игрушки». Но, кроме того, было найдено оружие, явно изготовленное ксеносами, — некая разновидность винтовок, выполненная в корпусах из принимающего неправильные формы материала, который напоминал прочное черное стекло. При стрельбе они выпускали потоки острых как бритва кристаллов. Было здесь и громоздкое, напоминающее формой луковицу оружие, казавшееся органическим и стрелявшее сгустками черноты, прожигавшей броню. Среди мятежников попадались такие, кто носил матово-черные доспехи, похожие на панцири жуков и приросшие к их телам.

Начали расползаться слухи о присутствии чужаков. Грейвенхолд попал под влияние каких-то вредоносных воздействий со стороны ксеносов. На этот момент уже было очевидно, что врагами стало бывшее население Энтимиона IV, которое уже слишком глубоко погрязло в ереси, чтобы раскаяться в своих грехах. Поступали даже донесения о столкновениях Ящеров с Предательским Десантом, но ни в одном из случаев они не были подтверждены захватом тела. Ксарий молча следил за отвратительным процессом вскрытия, пока дивизионные медики слой за слоем проникали внутрь кошмара, и размышлял над тем, что эти существа, должно быть, молились своим богам, чтобы он сам отправился во главе Гвардии и угодил в их западню.

Но Рейнхард Ксарий воевал на стороне Империума всю свою жизнь, причем большую часть этого срока являлся командующим. Он в точности знал, какими преимуществами обладает Империум. Ему служат целеустремленные, стойкие, отважные и, что еще важнее, многочисленные солдаты. Остаток ночи прошел для Ксария в разработке оборонительных тактик для подразделений, разбивших лагерь на космодроме и возле юго-восточных ворот, но командующий понимал: первое, что надо будет сделать на следующий день, — это потребовать от властей сектора, чтобы они прислали все имеющиеся резервы в качестве подкрепления.

Враги знали этот город, и гвардейцам предстояло убить их всех до последнего, чтобы очистить его. Но в том и заключалась сила Империума, что он мог прислать достаточно гвардейцев, чтобы именно так все и случилось.

Когда Империум в 068.М41 аннексировал планету Вейна, она представляла собой просто очередной мир Зоны Гало, отмеченный только озерами жидкого азота на полюсах и небольшой цивилизацией, цеплявшейся за жизнь возле экватора. Эти люди были наследниками переселенцев, прибывших сюда еще во время Рассеяния, великой эпохи колонизации, когда, вскоре после открытия варп-путешествий, Человечество разбросало свои семена по Галактике. Вейна стала одним из многочисленных миров, забытых на тысячи лет во время Эпохи Раздора. Ее не коснулся Великий Крестовый Поход, и планета была вновь обретена только в сорок первом тысячелетии.

Существовали сотни таких же миров, как Вейна. У многих из них не было даже названий. Изолированные и отсталые планеты, откатившиеся до средневековья или до эпохи черного пороха, мало-помалу возвращались в объятия жестокого Империума, считавшего своей собственностью любое человеческое сообщество в Галактике — включая даже те, что еще не были обнаружены. При обычных обстоятельствах Вейна должна была обрести имперское название. На нее, скорее всего, прибыла бы горстка твердолобых активистов из Миссионария Галаксиа, чтобы обратить еретиков в истинную веру, а затем оставить планету в покое, за исключением стандартных требований по выплате десятины Администратуму. Также Империум мог бы увеличить численность местного населения, чтобы оно смогло добиться большей производительности и стало бы сражаться под эгидой Императора. В этом случае люди Вейны теоретически были бы защищены от хищных врагов, способных послать свои войска через всю Галактику, чтобы поглотить их.

Но у Вейны были ее полярные шапки. Оказалось куда дешевле черпать в их озерах чистый жидкий азот, чем производить его. Поэтому единственный природный ресурс планеты тут же был объявлен собственностью Адептус Механикус, обустроивших здесь факторию, поставлявшую материал для миров-кузниц.

Пригодная для жизни земля была расчищена для установки гигантских перерабатывающих комплексов и космодрома, необходимых Адептус Механикус для того, чтобы собирать с Вейны урожай. Местное население заменили, предоставив людям билет в один конец до ближайшего мира-кузницы, где они могли прожить короткую, но продуктивную жизнь в не знающих света мастерских и заводских цехах. Их ожидала медленная смерть во имя Императора, и миссионеры заверили граждан Вейны в том, что лучше умереть молодым, служа Повелителю Человечества, чем подохнуть престарелым еретиком.

Многие поверили им, и за одну ночь цивилизация Вейны прекратила свое существование, когда людское стадо загнали в трюмы грузовых кораблей Адептус Механикус. Многие из них смогли пережить это путешествие только для того, чтобы погибнуть в промышленных авариях или же опуститься настолько глубоко под землю, что трудно становилось отличить жизнь от смерти. Остальные протянули достаточно, чтобы увидеть прибытие оборванцев с других миров — таких же рабов во всем, кроме наименования, — привезенных, чтобы заменить прежних у станков. Каждый из этих людей был не более чем очередным звеном в бесконечной цепи жертвоприношений, смазывавших колеса Империума кровью утративших надежду. Готовясь к смерти, люди тосковали по беспощадно-холодному раю Вейны.

Но некоторые не подчинились.

Самые дерзкие и горделивые вейнианцы выживали в тундре, устраивая рейды и всячески досаждая гарнизону Адептус Механикус, устраивая поломки на трубопроводах и космических кораблях, прежде чем снова раствориться в бесплодных землях. Немногочисленные патрули техногвардейцев мало что могли поделать с врагом, обитавшим в глубинах тундры и растворявшимся в ней в мгновение ока.

Спустя тридцать лет после прибытия первого корабля полярные озера были осушены и Адептус Механикус ретировались. Те немногие представители некогда горделивой цивилизации Вейны, что смогли выжить, на этот момент были уже ни во что не верующими разбойниками, которые увидели свой шанс в эвакуации имущества и личного состава Адептус Механикус. Они проникали на борт грузовых судов и угоняли шаттлы, намереваясь отомстить Империуму захватом ценных товаров, которые везли по плохо охраняемым маршрутам между ближайшими системами. Вейнианцы собирались стать пиратами, ведущими символическую войну в память о погибших.

Механикус удалось убедить Имперский Флот, что эту угрозу необходимо пресечь в корне. Империуму совершенно не хотелось получить еще одно гнездо пиратов, охотящихся за уязвимыми торговыми судами. Эскадра караульных кораблей получила приказ окружить захваченные баржи Адептус Механикус и ликвидировать вейнианцев, взявших экипажи в заложники. Флот предъявил ультиматум. Вейнианцы должны освободить адептов, покинуть корабли и сдаться под арест, чтобы получить возможность покаяться в своих грехах перед Императором, прежде чем их казнят. В противном случае захваченные корабли просто уничтожат прямо в космосе вместе со всеми заложниками и грузами.

Охранные суда уже готовились открыть огонь, когда появился «Сломанный хребет».

Внешние служебные коридоры корабля были такими же холодными, как зима на Вейне. Спускаясь в рваную дыру, пробитую абордажной шлюпкой, и извлекая болтерный пистолет, Евмен видел, как его дыхание обращается в пар.

Ему приходилось сражаться с вейнианскими зимами еще мальчиком, когда он, почти обнаженный, брел по тундре. Теперь же его метаболизм был улучшен, а аугметические внутренние органы пересадили столь недавно, что швы от операций все еще зудели. Он носил утепленную, упрощенную версию энергетической брони. Холод уже не мог убить его. Впрочем, казалось, что эта задача теперь никому не по силам.

Улучшенное зрение Евмена позволяло различить отдельные детали в окружающей темноте: стальные стержни, тяжелые сегментированные трубы, выбросы охлаждающей смеси, прославляющие машинный дух корабля надписи, если, конечно, тот все еще существовал. Одна из выгнутых стен являла собой обшивку внутреннего корпуса. Все вокруг вибрировало от рокота судовых двигателей.

— Отряд Евмена внутри, — доложил командир; бусинка вокса, вживленная в горло, все еще казалась ему непривычной.

Да, его заставляли вновь и вновь отрабатывать приемы использования всего своего снаряжения, но в любом случае экипировку и аугметику космического десантника, которым ему предстояло со временем стать, он получил сравнительно недавно.

Он будет Испивающим Души. Он молился об избавлении духам предков с Вейны, и те прислали «Сломанный хребет». И сам Евмен, и все остальные новички-скауты были набраны из рядов тех, кто пострадал от рук Империума, но никто не знал большей скорби, чем он. Придет день, и Евмен поведет собратьев по изгнанию в бой против тьмы, раковой опухолью распространявшейся в Империуме.

Евмен запомнил примерное расположение корабельных помещений. Ни одно судно никогда полностью не повторяло другое, но транспорты строились по макету, предполагавшему минимальные различия. Скаут услышал грохот сапог приземляющихся за его спиной остальных бойцов отряда и повел их вперед, к ближайшему подходному каналу.

— Селеп, поднимайся первым, — приказал Евмен. — Я хочу, чтобы ты шел впереди.

Подвижный, с тонкими чертами лица, Селеп всегда стоял плечом к плечу с Евменом.

— Если кого увижу, он умолкнет.

— Молодец.

Скамандр, новобранец либрариума, выбрался из абордажной шлюпки последним. Шестой боец в отряде Евмена носил темно-пурпурную панцирную броню, надетую поверх комбинезона цвета кости. Они не могли пока что владеть настоящими доспехами боевых братьев, поскольку физически еще не стали полноценными космическими десантниками, но в этом имелись и свои преимущества — они были не такими громоздкими и передвигались достаточно бесшумно, что очень помогало проникнуть на вражеское судно.

Отряд быстро и тихо миновал внутреннюю обшивку корпуса и оказался непосредственно на корабле. Селеп двигался впереди, сжимая в руках только мономолекулярный кинжал, в то время как его болтер оставался в кобуре. Так Селеп был куда опаснее. Ряды замыкал Скамандр. Он отправился с ними на случай, если операция окажется под угрозой и им потребуется поддержка ментальной артиллерии.

Судно было старым, но ухоженным. В стенной нише стояло подношение в виде сосуда с ароматным машинным маслом, а рядом висела распечатка с молитвой на машинном коде, превращавшая нишу в крошечный алтарь машинного духа корабля. Селеп осторожно заглянул за угол и махнул рукой отряду:

— Впереди жилые отсеки.

Евмен кивнул, и группа двинулась дальше. Коридор привел в помещение с низким потолком, разделенное невысокими перегородками и колоннами. В нем располагались кухня и столовая, спальня с рядами коек и небольшой алтарь, украшенный позолоченной иконой какого-то из имперских святых, а также площадка с креслами и несколькими книгами.

Селеп прирезал первого матроса раньше, чем Евмен успел того заметить. Это был кто-то из младших членов экипажа, в пропитавшемся смазкой комбинезоне, с на половину выбритой головой, в то время как на другой половине волосы были заплетены в длинные косички, — скорее всего, бывший бандит с улиц улья, насильно завербованный или попавший под призыв. Голова мужчины запрокинулась, когда Селеп, подошедший к нему со спины, выдернул свой кинжал из его шеи, — матрос сидел за одним из обеденных столиков, поглощая что-то серое и вязкое из глубокой тарелки.

Селеп тихо уложил тело на пол. Отряд рассредоточился по жилому отсеку. Найрюс, Терсит и Тидей прикрывали Скамандра с боков.

Как только они закончили обход, Евмен приказал группе остановиться.

— Найрюс, есть что-нибудь?

У Найрюса были свои счеты с Империумом, убившим его семью. Ему самому только чудом удалось избежать аутодафе как сыну аристократа, обвиненного в сокрытии псайкерского пятна в родословной. Семья подверглась бичеванию и была сожжена заживо прямо на глазах Найрюса. Его спасло только нападение Испивающих Души на мир-тюрьму Сотелин, где содержались приговоренные к смерти. Орден набрал много рекрутов среди заточенных там мятежников, и Найрюс стал одним из тех, кто оказался достойным принять накидку новобранца.

Найрюс закрыл глаза. Его способности к предвидению событий были еще незрелыми, но он все равно обладал достаточной силой, чтобы пользоваться ими, не страшась подвергнуться искушению Хаоса. Глаза, опутанные сеткой морщинок, собиравшихся складками, когда он сосредоточивался, казались слишком старыми для его лица.

— Он считает нас врагами, — произнес Найрюс. — Ему все вокруг кажутся врагами.

— А экипаж?

— Их я не вижу, — покачал он головой. — Его присутствие закрывает от меня все остальное.

Это не показалось странным. Если верить тому, что говорил Сарпедон, сила эмоций пленника была такой, что позволила либрариуму установить его местоположение с расстояния в несколько звездных систем. Было чудом, что Найрюс вообще что-то смог увидеть.

Селеп махнул в сторону узкого сводчатого прохода, уводящего к корме:

— Грузовой трюм в том направлении.

— Выступаем.

В те времена, когда Евмен не состоял в Ордене, а Испивающие Души все еще сражались под знаменами Империума, Великая Жатва, пополнявшая их ряды новыми рекрутами, проводилась каждые десять лет. Тогда Орден еще обладал отдельным флотом, который за год успевал посетить множество планет, чтобы отобрать наилучших, самых юных воинов и бросить их в жестокую мясорубку процесса отбраковки. Те, кого капелланы считали подходящим материалом, подвергались бесконечным сеансам психодоктринации, хирургической имплантации и модернизации тела, напряженной военной муштры. Они жили как новобранцы, прислуживая десантникам и привыкая с благоговением относиться к воинскому званию, которого со временем должны были достигнуть и сами.

Испивающие Души смогли справиться со своей генетической деградацией чуть больше года тому назад и возобновили Великую Жатву, чтобы возместить потери, понесенные ими от рук как Хаоса, так и Империума. Теперь Орден базировался на борту «Космического скитальца», окрещенного ими «Сломанным хребтом», и путешествовал между мирами, охваченными мятежами против тирании Империума. Новобранцы поступали из рядов тех, кто осмелился восстать не в надежде на победу, а потому, что ценил свободу больше собственной жизни. Большинство людей Испивающие Души подбирали с усеянных трупами полей сражений или с тюремных кораблей, вытаскивали из отчаянных, последних схваток и с площадей, где должны были состояться массовые казни. Евмена спасли, когда флот Вейны готовился к своему последнему стоянию. Найрюса не позволили казнить по обвинению в псайк-ведьмовстве. Скамандра вытащили из гладиаторской ямы на Трантис Минор, после того как его приговорили к гибели на арене за то, что он присоединился к движению в поддержку псайкеров. Сейчас в Ордене было уже более сотни новичков, и мастер-наставник Каррайдин полагал, что многие из них готовы к тому, чтобы вместе с остальными братьями участвовать в боевых операциях.

Новобранцы пока не стали полноценными космодесантниками — для этого им предстояло пройти еще ряд хирургических доработок — и в некотором смысле никогда и не должны были ими стать. Большую часть своей истории Испивающие Души были комнатными собачонками Империума, и только под руководством Сарпедона им удалось выйти к свету. По личному распоряжению магистра новобранцы больше не подвергались жестоким процедурам псионических проповедей, как все Испивающие Души до них. Рекруты должны были сражаться так же, как и оставшиеся в живых десантники Ордена, руководствуясь только тем, что бой того стоит; уничтожая Хаос, а не исполняя прихоти извращенного Империума. Не потому, что бесконечные, бессонные тренировки сломили их вольный дух.

Скауты были будущим Ордена. На данный момент в живых оставалось всего четыре сотни Испивающих Души, и именно сегодняшние скауты должны были впоследствии пополнить их ряды. Из пепла изгнания возрождался новый Орден. Воинство свободных людей, сражающихся только потому, что это правильно.

Неудивительно, что Империум их боялся.

Несколько последних членов экипажа закрепились в моторном отсеке.

Адепт, прикомандированный от госпиталя Официо Медика с Тертиам Диомеда, одной рукой прижимал к груди свой черный чемоданчик, а в другой держал дрожащий лазерный пистолет. В чемоданчике лежали хирургические инструменты, предназначавшиеся для опытов на заключенном.

Как бы то ни было, но существо оказалось восхитительным. Впрочем, теперь обо всем этом можно было забыть.

Основная часть экипажа, скорее всего, уже мертва. Мостик не отвечал на вызовы по корабельному воксу. Адепт лично видел нескольких матросов, лежавших на полу с перерезанными глотками. Ему удалось заметить даже одного из нападавших — подвижного, с выбритой головой, облаченного в тяжелые пурпурные доспехи, нисколько не замедлявшие его движений, молниеносным выстрелом из болтера разорвавшего тело одного из слуг на куски.

Самому адепту вместе с двумя корабельными охранниками удалось сбежать и спрятаться здесь, в моторном отсеке, заняв позицию на одном из мостков, протянувшихся над башнями генераториума. Даже такому небольшому судну требовалось невероятное количество энергии, необходимой для работы субварп-двигателей. Для этого и предназначалось настолько просторное помещение, над которым господствовали моторные блоки. Занятая беглецами высокая позиция давала важные преимущества: отсюда они могли видеть все пространство пола, заляпанного потеками машинного масла, а сзади их защищала сплошная гудящая стена моторной башни.

Один из охранников — отличный стрелок, ради забавы охотившийся на тарров в усыпанных промышленным пеплом пустошах Тертиам Диомеда, — выискивал сейчас мишени, откинув капюшон пневмокостюма, чтобы тот не мешал ему целиться из длинноствольной лазерной винтовки. Второй охранник встал рядом с адептом и передернул затвор помпового ружья.

Какое-то мгновение все было спокойно, тишину нарушало только судорожное дыхание адепта. Здесь им ничто не угрожало — боеприпасов хватало, и никто не мог проскользнуть незамеченным. Охранники рассчитывали защитить адепта. Это был их долг. Кем бы ни были те, кто захватил корабль, всем им придет конец, как только автопилот приведет судно к орбитальной станции, где предполагалось выгрузить заключенного. Адепту надо было протянуть всего-то около получаса до того момента, как на корабль, чтобы спасти его, ворвутся отряды сил безопасности.

Адепт был уже не молод и не думал, что ему когда-нибудь снова придется оказаться в подобной ситуации. Но вес лазерного пистолета в руке был приятен. Никто не мог выкурить его отсюда. Для этого вначале пришлось бы прикончить охранников. Но он был уверен, что до этого не дойдет.

— Движение, — произнес охранник с винтовкой. — Вижу его…

И в это мгновение адепта окутало пламя.

Кровь замерзла в жилах Скамандра, как и всегда, когда он применял силы, дарованные ему Императором. Весь жар его души неожиданно изливался вовне, превращаясь в пляшущие языки возникающего словно из ниоткуда огня. Впрочем, на самом деле источник у него был — пламя рождалось внутри Скамандра, в самой глубине памяти о пережитом им предательстве. Император устремил взгляд со своего Золотого Трона и наделил Скамандра пирокинетическими силами, чтобы тот мог сжигать Его врагов, и все же Империум приговорил его к смерти — тот самый Империум, что утверждал, будто исполняет волю Императора.

Скаут позволил воспоминаниям подняться из глубины души, пробежать по вытянутым вперед пальцам и пронестись по воздуху к кучке людей, спрятавшихся на подвесной дорожке.

Вокруг них расцвел бутон ярко-оранжевого пламени. Закричал мужчина, чья одежда неожиданно заполыхала. Скамандр выбрасывал свой собственный жар, чувствуя, как ментальный холод ледяной спиралью погружается в тело. Он заставил огонь заплясать и на фигурах, принадлежавших двум вооруженным людям. Один из них заметил Скамаидра и приготовился выстрелить, но это только сократило псионический путь между ним и псайкером. Снайпера скрутила судорога, когда в его легких вскипело пламя, — он взмахнул руками и, перевалившись через поручень мостков, с огромной высоты полетел вниз.

Скамандр позволил огню утихнуть. Перед губами скаута, когда он выдыхал, поднималось мерцающее морозное облачко, а во рту образовались твердые кристаллики льда. Он все еще не мог слишком долго использовать свои силы, и ему предстояли долгие и тяжелые тренировки, чтобы превратиться в такую же живую гаубицу, как Тирендиан.

Когда псионический огонь угас, тела адепта и охранника окутал черный дым. Никто больше не кричал.

— Мертвы? — спросил Терсит, который, пригнувшись, прикрывал Скамандра со спины.

— Лучше проверить, — ответил псайкер, тяжело отдуваясь от напряжения. Он все еще источал холод.

Терсит кивнул и устремился к лестнице, поднимающейся к мосткам. Одного краткого взгляда ему хватило, чтобы убедиться: упавший охранник погиб. Да и сам Скамандр почувствовал псионический отзвук его смерти, когда человека поглотило пламя. А вот двум другим для гарантии мог потребоваться болтерный заряд.

— Евмен? — произнес Скамандр в вокс. — Мы накрыли последних в моторном отсеке. Больше никого не осталось.

— Принято. Возвращайтесь к выходу из отсека и готовьтесь отступить обратно к челноку. Как ты там?

— Пришлось выложиться, но Терсит меня прикроет.

— Ты слишком полагаешься на свои силы, Скамандр. Не всегда найдется другой скаут, чтобы тебя потом защитить. Неважно, скольких ты сможешь сжечь, если после этого окажешься настолько уязвим, — лучше стреляй.

— Мне необходимо учиться, Евмен…

— А мне необходимо вами руководить. Галактика уже ненавидит нас и без твоих выматывающих стараний сжигать все, что движется.

— Конечно. Конечно… ты прав.

— Хорошо. Если нет критической необходимости, пользуйся болтером. А теперь выдвигайтесь к челноку, мы уже входим в грузовой отсек.

Неудивительно, что Найрюс почти ослеп. У Евмена не было таких талантов, как у его собрата-скаута, но даже он ощутил силу звериных эмоций, источаемых узником.

Грузовой отсек был практически пуст, если не считать нескольких ящиков и пустотных щитов, закрепленных возле стен, чтобы оставить максимум свободного пространства посредине. В центре размещалась металлическая конструкция, совершенно очевидно предназначенная для того, чтобы на ней можно было распять человека. Конструкция была наклонена вперед, чтобы пленник мог видеть только пол. Несколько ступенек подводили к аналою, расположенному прямо за его спиной. Из возвышения выходили сочлененные манипуляторы, каждый из которых завершался шприцем или скальпелем.

Ростом пленник был два с половиной метра, раздет донага, и любой мог видеть его тело, которое настолько распирали мышцы, что казалось — он сейчас взорвется. Продолговатые темно-серые пятна на груди и животе напоминали об имплантированном черном панцире, а отверстия нейроразъемов в бицепсах и на теле некогда позволяли подключить нервную систему пленника к силовой броне.

Все его тело покрывали шрамы. Многие из них были тонкими, словно их оставил скальпель хирурга, и отмечали места вживления дополнительных органов или же ранения, излеченные в апотекарионе Ордена. Другие шрамы были широкими и зачастую свежими, покрытыми быстро твердеющей массой, образующейся из модифицированной крови космодесантника. Спину его покрывали совсем свежие рубцы — медики брали оттуда образцы тканей и проверяли эффективность метаболизма пленника, чтобы удостовериться в том, что он и в самом деле тот, кто он есть.

Космический десантник. Солдат Адептус Астартес, один из легендарных воинов-великанов, о которых каждый гражданин Империума был наслышан, но редко кто видел собственными глазами. Они стали персонажами сказок, из их судеб сплетались легенды Империума, и вот один из них оказался здесь, обезумевший и плененный.

Но этим дело не исчерпывалось. Пленник принадлежал к редчайшей разновидности — мятежный десантник, один из тех, кто смог отбросить псионически внедренные в его сознание доктрины и восстать против Империума. Испивающий Души.

Сошедший с ума Испивающий Души.

Пленник поднял взгляд. С его губ свисала ниточка слюны. Выражение глаз было тяжелым и усталым. Но как только узник увидел Евмена, пересекающего отсек, внутри него будто что-то проснулось. Скаут обратил внимание, что некогда коротко подстриженные волосы его бывшего собрата сильно отрасли, а пот и грязь спутали их в подобия крысиных хвостов. Кроме того, он был небрит.

Безумец зарычал, и вся конструкция зашаталась, когда он попытался вырваться на свободу. На кандалах, сковывавших его запястья и лодыжки, были видны пятна запекшейся крови.

— Брат, — мягко произнес Евмен, — мы пришли забрать тебя домой.

Ярость в глазах плененного десантника на мгновение угасла.

— Нет у меня братьев, — откликнулся он.

Евмен не видел битвы на Стратикс Люмина. Она была еще до того, как в Орден приняли его и остальных новобранцев. Но он слышал, что сражение было поистине ужасным и что в конце его Испивающим Души пришлось бросить на планете более тридцати штурмовых десантников, возглавляемых сержантом Теллосом. Рассказывали, что битва лишила Теллоса разума и он увел за собой весь свой отряд.

Командиры Ордена были не настолько глупы, чтобы занести Теллоса и его собратьев в списки мертвых. Но они все равно испытали шок, когда поступавшие со всего Империума разрозненные отчеты о мятежных десантниках, пройдя сортировку в когитаторах «Сломанного хребта», позволили установить, что сержант не только выжил, но и отдался безумной жажде уничтожения. Вместе со своими штурмовиками он пошел по пути разрушения, беспорядочному и бесцельному, нападая на имперские поселения и вырезая всех, кого удавалось найти. Этого десантника удалось схватить на Тертиам Диомеда и отправить на планету-тюрьму в той же солнечной системе.

Но туда он не должен был попасть. В нем нуждался Сарпедон, поскольку безумец мог знать, куда Теллос отправится в следующий раз.

— Найрюс, — окликнул Евмен, — в нем осталось еще хоть что-нибудь от десантника?

Найрюс осторожно приблизился. Десантник посмотрел на него с нескрываемым презрением. Псайкер протянул вперед руку, словно касаясь эмоций, пропитавших грузовой отсек. Эти эмоции возвращались к своему владельцу с той же силой, с которой исходили от него, что позволяло Найрюсу применить свои ограниченные способности, — в этих условиях они становились достаточно сильными, чтобы заглянуть в ментальный ландшафт, начинавшийся позади безумия узника.

— Едва ли, — ответил Найрюс.

— Ладно. Селеп, Тидей, отвинчивайте раму и катите ее к челноку. Надо убраться отсюда, пока мы еще не достигли перевалочной станции. — Евмен щелкнул боксом. — Скамандр, Терсит, грузитесь в челнок. Мы возвращаемся.

После ухода скаутов корабль должен был полностью обезлюдеть. Власти системы необходимо было убедить в том, что пленник сумел вырваться и перебил экипаж, прежде чем сбежать. Тогда они станут обшаривать внутреннее пространство системы в поисках спасательной капсулы или шаттла, на котором мог улететь заключенный. Конечно же, они никогда его не найдут.

Заблудшего боевого брата нельзя было бросать на милость развращенного Империума. Вместо этого ему предстояло свидание с магистром Ордена.

 

Глава четвертая

Cарпедон бросил взгляд на брата Лота. Командор вспоминал о том, что все Испивающие Души едва не пали так же низко, как этот десантник, и что он сам привел их на край обрыва.

Лота накачали седативными препаратами и доставили в апотекарион, расположенный внутри корабля-госпиталя, составлявшего часть огромного «Сломанного хребта». Раны десантника были исцелены, самого его отмыли, но он все равно мало чем отличался от чудовища, обнаруженного Евменом. Освобожденный от кандалов, но все равно отделенный от Сарпедона практически незаметным для глаза силовым полем, перегородившим камеру дознания, Лот разве что не лучился затаенной энергией.

Сарпедон был один в своей половине камеры, но знал, что капеллан Иктинос, как и все остальные старшие командиры Испивающих Души, все равно наблюдает за ними. Конечно же, это осталось неизвестным Лоту. Сарпедон хотел поговорить с ним как мужчина с мужчиной, командир с солдатом, с глазу на глаз.

— Я видел записи о твоей службе на благо Ордена, — сказал Сарпедон. — Одиннадцать лет ты был сыном Императору. Заслужил регалии штурмовика в Гавани Диоклетиана. Печать Чистоты после Квинтам Минор. Сержант Грэвус рекомендовал тебя в офицерский состав после внутренней войны в Ордене.

Лот плюнул в энергетическое поле, и то ярко вспыхнуло и зашипело. Сарпедон сделал вид, что не заметил этого.

— Также там говорится, что тебя очень высоко ценил Теллос.

Эти слова заставили Лота замереть. Теллос, из всех Испивающих Души мутировавший наиболее сильно, за исключением разве что Сарпедона, был героическим, опытным сержантом штурмовиков еще до падения Ордена, а после стал их талисманом, практически неуязвимым солдатом. Штурмовые десантники, потерявшие своих сержантов, часто решали идти в сражение следом за Теллосом, который был для них символом триумфа, одержанным Испивающими Души над скверной, и, возможно, наиболее одаренным из воинов Ордена. Скорее всего, Лот разве что не преклонялся перед этим человеком.

А затем, на Стратикс Люмина, Теллоса и его людей охватило безумие.

— Теллос еще жив?

Лот сжимал и разжимал кулаки. Явственно читалось его желание проломиться через энергетическое поле и сцепиться с Сарпедоном.

— Теллоса нельзя убить, — прорычал безумец.

— Он участвовал в вашем нападении на улей Прайм Диомеда?

— Ха! Будь он с нами, не было бы уже никакого улья Прайм! Мы — семена разрушения! Мы — новый бич! Часть из нас он отослал. Но остальные все еще следуют за ним.

— Зачем вы идете за ним? Почему не вернетесь в Орден?

— Потому что вы слабаки! — Лот прыгнул и ударил кулаками по энергетическому полю, вызвав ярко-красную вспышку и брызги оранжевых искр.

Поле было отрегулировано так, чтобы вызывать нервный шок при соприкосновении, но Лот, благодаря своему улучшенному метаболизму, казалось, даже не заметил этого.

Сарпедон, который был, возможно, сильнее любого другого Испивающего Души благодаря наследству, оставленному мутациями Абраксаса, задумался над тем, не имеет ли Лот в виду ментальную слабость.

— И что же Теллос может сделать такого, чего не можем мы, а, Лот?

Пленник насмешливо улыбнулся:

— Он все видит насквозь. Эту Галактику наводняют миллиарды ничтожных тварей, пушечного мяса империи, которой нет до них дела. И неужели вы думаете, что чем-то от них отличаетесь? Что вы можете? Вы продолжаете сражаться в бессмысленной войне, словно полагаете, будто сможете победить Хаос и очистить Галактику при помощи четырех сотен мутантов и одного «Космического скитальца»!

Сарпедон понимал, что ничего не добьется, если будет пререкаться с Лотом. Он собирался только завести десантника настолько, чтобы тот выдал все, что кипело в его сознании.

— Ну а за что сражается Теллос? — спокойно спросил командор.

Лоту особое приглашение уже не требовалось. Его глаза сверкали огнем, точно у проповедника.

— Он сражается ради битвы! Потому что не существует таких понятий, как добро и зло, нет никакой свободы и света Императора! Жизнь — это только не излечимый шрам на шкуре Галактики. Только в разрушении можно испытать мгновение торжества, и Теллос учит нас, как сделать так, чтобы это мгновение не кончалось.

Сарпедон подался вперед, и его паучья нога клацнула по неровному металлическому полу.

— Чистое разрушение. И ничего больше.

— Чистота, — произнес Лот. — Истинная чистота. Никакой вины, никаких границ. Эти понятия делают тебя слабым. Все, чем ты мог бы стать, находится в оковах идеалов Крестового Похода, за которые ты все еще цепляешься.

Сарпедон предположил, что Лот сейчас повторяет слова Теллоса. У безумного десантника не осталось собственной воли, только те семена, что посеял в его душе сержант после Стратикс Люмина. А может быть, он успел совратить своих солдат еще раньше, на «Сломанном хребте», под самым носом Сарпедона.

— Все имеет свой конец, Лот. Рано или поздно все мы умрем.

Лот покачал головой и мрачно усмехнулся, обнажив сломанные зубы.

— Нет, Сарпедон. Чем больше шрам, тем дольше живешь. И Теллос будет жить вечно, ведь после Энтимиона останется такой шрам, равного которому не найдется.

Командор откинулся назад, опираясь на задние ноги.

— И ради этого вы живете? Ради бессмысленного разрушения?

— Вы пытаетесь обмануть себя. Вы все издохнете так, словно вас никогда и не было, в то время как мы заставим Галактику гореть огнем. Я живу ради того, чтобы затопить мир кровью так, что он никогда не забудет нас. Кровь, Сарпедон. Кровь для Кровавого Бога.

Сарпедон резко ударил по двери за спиной. Он услышал, как тяжело и удрученно задышал Лот, когда та распахнулась настежь и магистр вышел в коридор, постукивая по полу восемью когтями.

Камера располагалась в брюхе имперского линкора старой модели, успевшего побывать в сражениях еще до Готических Войн. Внушительные сводчатые потолки и полуколонны у стен были выполнены из темно-серого чугуна. Вдоль коридора, по обе его стороны, располагались десятки карцеров — на подобном корабле численность экипажа могла составлять до двадцати тысяч человек, и поэтому на нем были свои преступники, своя полиция и своя тюрьма. А благодаря энергетическим полям, установленным технодесантником Варуком, они стали достаточно надежными, чтобы удержать космического десантника.

Капеллан Иктинос, как обычно облаченный в полный доспех с похожим на череп шлемом, стоял прямо на выходе из камеры. Дверь захлопнулась за спиной Сарпедона.

— Мы его потеряли, — произнес Иктинос.

— Но для Теллоса еще может быть не поздно. Лот произнес одно слово: Энтимион. Может быть, это какая-то планета, а может, и человек. — Сарпедон задумался над тем, насколько необъятен Империум и насколько сложно будет отфильтровать по единственному слову тысячи миров и триллионы людей. — Прикажу заняться этим технодесантнику Варуку.

— Если бы только с нами был Солан, — сказал Иктинос.

Солан специализировался на информации. Мемо-блоки, встроенные в его доспех, предоставляли ему внушительные возможности для переработки данных. Но он погиб и остался лежать где-то под поверхностью Стратикс Люмина.

— Что будем делать с братом Лотом? — Тон капеллана был мрачен. Он заранее знал ответ.

— Расстрелять! — приказал Сарпедон. — И кремировать тело.

Иктинос отвернулся, и командор услышал, как тот вызывает по воксу сержанта Локано, десантники которого исполняли роль расстрельной команды. В обязанности Иктиноса входило проведение последних ритуалов для обреченного боевого брата, хотя Лот вряд ли мог это оценить.

К тому же ему предстояло погибнуть смертью, которая не имела ничего общего с волей Императора. И Сарпедон уже слишком многих людей потерял именно таким образом. Пришло время вести своих десантников в сражение, целью которого было бы далеко не только выживание.

Теллос использовал свои силы на благо Хаоса. Испивающие Души создали сержанта — и они же должны были либо вернуть его, либо уничтожить в процессе.

— Говорит командир Крыла Эпсилон, базирующегося на «Решительном». Седьмой день операции. — Голос был усталым, сопровождаемым вокс-эхом, и принадлежал он кому-то из летных офицеров, который явно крайне нуждался во сне после продолжительного трудного вылета. — Семь штурмовиков класса «Мародер» и три «Громовых стрелы» с воздуха должны были обеспечить воздушное прикрытие подходов к Грейвенхолду с юго-востока и двигались к городу четким порядком. Противовоздушный огонь был редким, пока мы не пересекли пятый километр до цели, затем в бой вступили батареи ПВО-образца, которым были обеспечены части СПО Энтимиона IV. «Громовая стрела» Эпсилон-Красный получила незначительные повреждения. «Мародер» Эпсилон-Зеленый потерял кормовое орудие правого борта и двух членов экипажа погибшими.

Последовала пауза. Возможно, офицер в этот момент вспоминал всех раненых и погибших.

— Координаты цели соответствовали спортивной арене Грейвенхолда. Цель была хорошо освещена зажигательными бомбами и отчетливо видна среди окружающих ее зданий. «Мародер» Эпсилон-Белый пошел на боевой заход. Поступающие с него донесения приобрели противоречивый характер. Эпсилон-Белый сбросил бомбы слишком далеко, и на заход пошел Эпсилон-Зеленый, но он получил тяжелые повреждения от огня хвостовых орудий Эпсилона-Белого.

Вновь пауза. Офицер несколько раз глубоко вздохнул.

Эпсилон-Зеленый погиб вместе со всем экипажем. С «Мародеров» Синий, Черный и Серый также стали поступать противоречивые донесения. Как командир звена, я приказал покинуть пространство над целью и вернуться к наземной базе «Решительного». На приказ отозвались только «Громовая стрела» Эпсилон-Красный, а также «Мародеры» Оранжевый и Индиго. Кхм… ведь это же я вел Индиго. Э-э-э… передачи… я предположил, что передачи, ведущиеся в эфире остальными машинами звена, представляют моральную угрозу. Я… я потерял управление над Эпсилон-Индиго. Когда я вернулся… то есть когда я снова обрел управление, «Мародер» был уже на севере города. Бомбы были уже сброшены, но я не знаю где. Тревсо был еще жив… Полагаю, что я… ум-м… казнил остальных… или же они, возможно, набросились друг на друга. Не уверен… Нам с Тревсо удалось развернуть Эпсилон-Индиго к наземной базе. Мы больше не подвергались противовоздушному огню и благополучно приземлились. Нас с Тревсом разделили сразу после посадки и поместили в изолированных охраняемых медицинских боксах, где от меня и потребовали составить этот отчет. С тех пор я не встречался с Тревсом, и, полагаю, остальная часть звена не вернулась на базу…

Лорд-генерал Ксарий выключил запись. Он слышал достаточно. То же самое творилось и по всему остальному Грейвенхолду. Город казался одной сплошной моральной угрозой. Лорд откинулся на спинку кресла, мечтая только о том, чтобы в укрепленной командирской рубке было достаточно места, чтобы вытянуться в полный рост. Он был уже не молод, и ему требовалось выбраться наружу и размять ноги.

По сравнению с танками, сражавшимися на передовой, обстановку «Гибельного клинка» Ксария можно было счесть роскошной, но все равно в нем было катастрофически мало свободного места. Стрелки сидели в орудийных люльках, подвешенные почти что вверх ногами, и толстые связки кабелей бежали от их черепов к входам машинного духа. Машинный смотритель стоял за командным аналоем, и тонкие металлические отростки, заменявшие ему пальцы, стучали по клавишной пластине, когда техножрец регулировал внутренние системы танка и вбивал бинарные молитвы, обращенные к Богу-Машине. Хасдрубал, заместитель Ксария, стоял возле хищно изогнутого носа «Гибельного клинка», вглядываясь в пикт-экраны, служившие сверхтяжелому танку глазами. Заместитель идеально соответствовал своим обязанностям, умея повторять распоряжения Ксария оглушительным ревом и заполняя промежутки между ними при помощи собственного здравого смысла. Вдоль стен двумя рядами выстроились сервиторы, чьи массивные, выполненные в бронзе руки резко контрастировали с мертвенно-серой кожей. Сейчас они пребывали в покое, но, как только танк вступит в бой, они направят огромные снаряды в затвор основного орудия. В верхней орудийной башне, установленной на крыше «Гибельного клинка», еще больше стрелков и заряжающих сервиторов дожидалось, когда Ксарий отдаст приказание танку продолжать движение.

В данный момент машина все еще стояла на территории космодрома Грейвенхолда. Здесь они были в относительной безопасности, поскольку самодельные минометы, из которых противник время от времени посылал снаряды через восточную стену, не могли пробить мощную броню «Гибельного клинка».

Грейвенхолд. Каждый камень этого города Ксарию предстояло брать с боем. После того как пробный наскок на столицу был отброшен назад, он запросил подкрепления и получил его: звенья истребителей и бомбардировщиков с военного крейсера «Решительный», резервные подразделения Огненных Ящеров Форнукс Ликс и Янычары Алгората усилили войска селевкийцев, вставших лагерем к западу от города. Но их все равно не хватало, чтобы прорваться в Грейвенхолд и сломить упорное сопротивление мятежников. Наступающие бронемашины окружали и отсекали от остальной армии, а пехота врывалась в уже пустые коробки зданий, в то время как культисты вырезали задние эшелоны. Налеты бомбардировщиков должны были не оставить и камня на камне от вражеских укреплений, но оказались практически не способны уничтожить врага, даже в случае если варп-колдовство не раздирало на части сознание экипажей.

Во имя зубов Императора, они даже не знали, с кем сражаются! Селевкийцы мучительно медленно продвигались по индустриальному сектору на западе города, и многие из солдат были готовы поклясться, что против них выступают ксеносы — скорее всего, эльдары, а может, и еще кто-то, но хорошо обученный и смертоносный. С другой стороны, на них набрасывались и отчаянные орды людей, узнав о которых из исповедей гвардейцев священнослужители докладывали Ксарию, что на Грейвенхолд опустилась тяжелая длань Темных Богов. Где-то там были даже десантники-предатели, готовые нанести свой жуткий удар в тот момент, когда гвардейцы подойдут достаточно близко к центральным районам. Враг, где бы он ни был, держал город в своих руках и знал его вдоль и поперек, благодаря чему мог возникнуть и исчезнуть в любое мгновение где угодно, организуя засады и уничтожая имперские патрули.

Хаос. Хаос и чужаки. Ксарий покачал головой и попытался вспомнить все, что знал об их многочисленных разновидностях, с которыми ему уже доводилось сражаться. Ксеносы были лживы и хитры, а слуги Хаоса — отвратительны и смертоносны. Порой Ксарию приходила в голову мысль, что он все готов отдать за достойного уважения врага.

В Грейвенхолде все казалось бессмыслицей. Кто бы ни убивал его людей среди огромных, уродливых заводских зданий и ни принуждал Ящеров проливать кровь за каждый дюйм юго-восточного округа, он совершенно не походил на тех повстанцев и дегенератов, с которыми так часто сражался Ксарий. В городе произошло что-то очень, очень страшное, и командующий едва ли снял с этой тайны хотя бы верхние покровы. Какие-то намеки на нее содержались в тех докладах, что кипами громоздились на его столе, занимавшем большую часть командирской ниши, — это были рассказы солдат, сражавшихся с умопомрачительно быстрыми ксеносами-убийцами или же с разрушающими сознание колдунами еретиков. Где-то среди них затерялось и старое донесение разведки, в котором высказывалось предположение, что сплошные внешние стены Грейвенхолда на самом деле могут оказаться изрытыми тысячами узких тоннелей. В том же самом донесении говорилось и о том, что Грейвенхолд был возведен на месте нескольких доимперских поселений. Одному Императору было ведомо, что можно было найти под городскими улицами и как этим мог воспользоваться враг, чтобы избегать ударов артиллерии и авиационных налетов, призванных стереть его в порошок.

— Лорд-генерал? — заглянул сверху в командирскую нишу флаг-командир Хасдрубал.

Говорил он отрывисто и гнусаво, что было обычно для офицерского состава Селевкии, обучавшегося такому произношению во сне.

— Да, Хасдрубал. Что там?

— Развертывание сил у юго-восточных ворот, сэр.

— Что, эти гомики решились на контратаку?

— Это не те враги, сэр. Мы получаем голограмму.

Ксарий с раздраженным ворчанием включил тактический голомат, подобно металлическому цветку распустившийся на выполненной в бронзе консоли. Старая машина задрожала, и в воздухе замерцала трехмерная карта Грейвенхолда. Ксарий развернул ее так, чтобы она точно прилегала к краям поля изображения и он мог видеть план города целиком. Командующий отметил, что арена, окруженная южными трущобами, все так же стоит после уничтожения звена Эпсилон. Места, где происходили столкновения с противником, были отмечены тусклыми желтыми треугольниками, покрывавшими промышленные и административные районы. Имперским войскам пока не удавалось даже коснуться огромных пространств на севере и в центре города, и карта в этих местах оставалась возмутительно безликой.

Новая группировка бросилась в глаза Ксарию почти тут же.

— Это еще что? — вопросил командующий, тыча пальцем в скопление темно-синих квадратов, которые появились возле юго-восточных ворот, образовав островок среди тыловых частей снабжения Огненных Ящеров.

— Вот про них я вам и говорил, сэр, — с улыбкой произнес Хасдрубал. — Это «Громовые ястребы».

Командор Рейнц наблюдал, как заходит на посадку «Громовой ястреб», своими дюзами поднимающий над поспешно расчищенной площадкой стену пыли и мусора, раскачивающий палатки солдат и медицинских постов Форнукс Ликс. Он был выкрашен в темно-синие и густо-красные тона Багровых Кулаков и украшен личным гербом самого магистра Ордена.

Отряд Рейнца замер наготове. Они потеряли четырех человек в результате нападения Испивающих Души — отделению Кэлтакса пришлось еще хуже, особенно если учесть гибель самого Кэлтакса. Сержант Альтац отважно удерживал нижний этаж, но все равно потерял двух десантников. Рейнц и шесть выживших воинов его отряда отсалютовали, когда «Громовой ястреб» коснулся земли и откинул десантный люк, присоединившись к тем четырем машинам, что уже совершили посадку.

Вниз по скату тяжело прошагал капеллан Инхаса. Его черный доспех был отполирован до блеска, а серебряный череп шлема сверкал, словно зеркало. Темно-красный плащ, накинутый поверх брони, соответствовал цветом традиционным красным латным перчаткам Багровых Кулаков. С пояса капеллана свисал крозиус арканум — символ, увенчанный распростершим крылья орлом и служивший одновременно знаком властных полномочий и оружием. Кадильницы, встроенные в ранец Инхасы, испускали насыщенный пряный аромат, чувствовавшийся даже через кружащуюся над посадочной площадкой пыль. Позади капеллана следовали два сервитора, несущих знамена. На одном из них был изображен личный герб Инхасы, на втором — магистра Ордена. На знамени капеллана в серебряном пламени, на фоне перчатки, символизирующей руку Рогала Дорна, найденную после гибели примарха, горел череп. Гербом магистров Ордена на протяжении трех тысяч лет служила красная латная перчатка в лавровом венке.

За Инхасой из корабля вышел его отряд. Тактические десантники в темно-красных ризах, наброшенных поверх доспехов, — закаленные в сражениях боевые братья, вступившие в духовную семинарию капеллана. Один из них со временем, когда погибнет Инхаса, должен был унаследовать его крозиус.

— Командор, — произнес Инхаса голосом, который, благодаря динамикам похожего на череп шлема, был суровым и твердым как сталь, — рад тебя видеть.

Рейнц уважительно склонил голову. Инхаса был не только одним из старших членов Ордена — сегодня он нес с собой слово самого магистра.

— Я тоже рад, капеллан. Думаю, на Энтимионе не помешает некоторая сила духа.

— Магистр Ордена очень озабочен твоим сообщением. Он попросил меня лично во всем убедиться.

— Конечно. — Рейнц развернулся к отряду, все так же стоявшему за его спиной по стойке смирно. — Пакло!

Брат Пакло поднял ящик из-под патронов, лежащий у его ног, и вышел вперед. Рейнц открыл коробку и извлек из нее некий предмет.

Командор протянул его Инхасе. Капеллан изучал вещь в течение нескольких мгновений; шлем-череп с прозрачными зелеными линзами надежно скрывал его эмоции.

Предмет представлял собой наплечник, выдранный из энергетической брони. Пурпурный керамит потрескался и был посечен пулями, но ни у кого не вызывало сомнений, какой символ на нем нанесен. Это был золотой потир Испивающих Души.

— Значит, это правда, — спустя некоторое время произнес Инхаса. — Извращена кровь самого Дорна.

— Мутанты и предатели, капеллан, — подтвердил Рейнц. — Я видел их собственными глазами.

— И тебе еще представится возможность отомстить за поруганную честь Рогала Дорна, командор. — Инхаса вынул из-под ризы и протянул Рейнцу свиток, отмеченный багрового воска печатью магистра Ордена.

Рейнц развернул его и стал быстро читать.

— Приказы Ордена просты, — продолжил Инхаса, когда Рейнц погрузился в чтение. — Ты возглавишь Вторую боевую роту, к которой присоединится мое подразделение, а также отряды поддержки и бронетехника. В твою задачу входит обнаружение Испивающих Души в Грейвенхолде, нанесение им урона и препятствование их побегу с Энтимиона. При обнаружении старшего библиария Сарпедона ты должен добыть его голову.

— Вторую роту? А как же капитан Цезакье?

— Магистр Ордена постановил, что ты, как первый, кто столкнулся с этим врагом, имеешь приоритетное право на его ликвидацию. Капитан Цезакье согласился с ним и отказался от командования Второй ротой. Моя свита исполняет роль интерпретаторов приказов магистра, но во всем остальном будет подчиняться тебе. Такова воля Ордена. Кровь Дорна необходимо очистить, командор.

Рейнц преклонил колена, как если бы стоял перед самим магистром Ордена. Усиленная сервоприводами бронзовая шина, защищавшая его раненую ногу, зашипела, компенсируя нагрузку, и напомнила ему о жажде возмездия. Когда под его началом окажется вся Вторая рота, он не потерпит такого же поражения.

— Клянусь честью, как Астартес и наследник Рогала Дорна, быть покорным магистру Ордена и исполнить волю Багровых Кулаков, — произнес Рейнц, следуя традиционному ритуалу.

— Хорошо. Поднимись, командор, теперь я подчиняюсь твоим приказаниям.

Рейнц не питал иллюзий относительно важности этого задания. Багровые Кулаки все еще пытались оправиться от трагедии, во время которой погибла их крепость-монастырь на Мире Ринна, и сейчас вошли только в половину былой силы. Вторая рота представляла собой многоцелевое боевое подразделение, состоящее из сотни десантников и по уровню огневой мощи в десять раз превосходящее то же количество гвардейцев. Кроме того, это была немыслимо огромная часть боевых сил Ордена.

Но ее использование было оправданным. Рейнц почувствовал это, еще когда впервые увидел золотой потир на наплечниках предателей, и с тех пор его убежденность не ослабла: Испивающие Души были отвратительны взору Рогала Дорна. Их существование бросало тень на роль Багровых Кулаков в качестве защитников Империума в той же мере, что и катастрофа на Мире Ринна. Каждая секунда, которую предатели продолжали оскорблять наследие Рогала Дорна, была секундой поражения для всех его сынов.

Не вызывало сомнений, что и все остальные Ордены, носившие генное семя Рогала Дорна, — Имперские Кулаки, Черные Храмовники — испытывали те же чувства. Находясь в полной силе и опираясь на поддержку и уважение Адептус Терра, они лучше бы подошли на роль палачей во имя их общего примарха. Но их здесь не было. А Багровые Кулаки — были. Был Рейнц, и он радовался, что эту ответственность возложили на него.

— Первым вашим заданием, — произнес Рейнц, — будет построить боевых братьев и убедиться в том, что каждый из них понимает природу нашего врага и моральную угрозу, которую тот несет. Вы способны обращаться к их душам так, как не могу я.

Инхаса склонил голову в знак принятия приказа.

— А что будешь делать ты, командор?

— Испивающие Души откололись от Империума в полном составе и могут иметь в своем распоряжении более одной роты. Я собираюсь найти для нас союзников.

По особому распоряжению лорд-генерала Ксария к селевкийским подкреплениям было приписано значительное количество бронетехники: осадные танки класса «Разрушитель», чтобы превратить живописную архитектуру Грейвенхолда в руины, «Василиски» и «Грифоны», чтобы закидать снарядами любую подозрительную цель, танки пехотной поддержки класса «Адская гончая», чтобы залить улицы и переулки горящим прометием. Военные планы Ксария требовали большого количества танков, чтобы даже самые тупоголовые еретики дважды подумали, прежде чем полезть в драку против неуязвимых для лазеров бронированных машин, увидев, как тела их товарищей затягивает под гусеницы. Но если солдат в состоянии найти себе пропитание, или пополнить боеприпасы прямо на поле боя, или даже сражаться штыком, если такова воля Императора, то танк не может сражаться без поддержки.

Для готовящегося натиска на Грейвенхолд требовалось топливо и снаряды, а также запчасти. Главной ценностью флотской группировки были не «Решительный» и не его штурмовики «Мародеры», но десятки кораблей обеспечения. Заправочные баржи, извергающие содержимое своих животов, наполненных прометием, в недра голодных танков; арсенальные шаттлы, доставляющие снаряды для «Грифонов» и лазерные батареи. Ксарий как и всякий достойный своего звания командующий, знал, что армия, лишенная сил обеспечения, превращается всего лишь в толпу беспомощных людей, брошенных на растерзание врагам Императора.

Большая часть кораблей приземлялась на космодроме, занятом имперскими войсками, где оставленные в тылу подразделения селевкийцев и новоприбывших Янычар Алгората торговались с адептами Официо Муниторум, кто получит какие ящики с патронами, провизией и медикаментами. Несколько судов также совершили заход к Ящерам Форнукс Ликс, хотя этот полк и славился своей самодостаточностью и способностью совершать операции, для каких остальным обычно требовались танки. Кроме того, корабли обеспечения забрали нескольких раненых офицеров, доставив их в медицинские палаты на борту «Решительного», куда еще не добрался конфликт. Тем не менее большинству пострадавших приходилось довольствоваться услугами полковых медиков и сестер-госпитальерок.

Сразу после полуночи, когда с начала войсковой операции прошло одиннадцать суток и несколько минут, два топливных транспорта отклонились от курса и ушли к востоку, пролетев над космодромом в сторону каменной громады Грейвенхолда. Случай был не первым — то же варп-колдовство, что уничтожало звенья «Мародеров», стало причиной потери нескольких транспортов. Впрочем, иногда они гибли и от обычных сбоев оборудования и человеческого фактора, без чего не обходилась ни одна война.

Никто, включая лорд-генерала Ксария, не обратил на происшедшее особого внимания. В Официо Муниторум быстро подсчитали потери: всего несколько кораблей, летучие цистерны того класса космических судов, что массово производились на десятках миров-кузниц. Невелика потеря.

Тем не менее это была не совсем потеря. Сбившиеся с пути корабли приземлились в тени здания сената.

Технодесантник Варук прижал дуло болтерного пистолета к голове пилота.

— Здесь, — ледяным тоном произнес он. Механическая серворука, подключенная к ранцу его энергетической брони, указала на широкую дорогу под кораблем, рядом со зданием сената. — Садись здесь.

Перепуганный пилот трясущимися руками провел корабль между рядами зданий, вздымавшихся вокруг подобно мраморным скалам. В этом районе располагались офисы сенаторов, правивших Энтимионом IV, и улицы предназначались для движения их карет, запряженных лошадьми, и паланкинов, сопровождаемых длинными свитами писцов, слуг и прихлебателей. Сейчас здесь было безлюдно и мало что напоминало об угрозе, нависшей над городом. Окна были темны, а двери распахнуты, да в конце дороги виднелся длинный опаленный след, ведущий к дымящимся обломкам флотского истребителя. Во всем остальном все выглядело как и раньше.

Топливный транспорт едва проходил по ширине, чтобы приземлиться на дороге. Пилоту — одному из младших адептов Официо Муниторум, — без всяких сомнений, доводилось совершать посадку и в куда более худших условиях, но никогда при этом десантник не угрожал вышибить ему мозги. Короткое крыло корабля задело здание, сбивая куски облицовки и обрушивая колонны, поддерживавшие резной фронтон. Сигнальное устройство, предупреждая об опасности столкновения, издало раздражающий писклявый звук, когда судно приземлилось в автоматическом режиме, снеся опору уличного фонаря.

Транспорт неуклюже замер на мощеной дороге.

— Мы на земле, — произнес пилот.

Его лицо было бледным и искаженным, пот струился по щекам, собираясь в складках на шее. Форменная рубашка Муниторума расстегнулась на его выпирающем животе, и под ней была видна потемневшая от пота майка.

— Открывай! — приказал Варук. — Нижние люки.

Пилот повел взглядом по приборной панели, словно видел ее впервые в жизни, а затем щелкнул несколькими переключателями.

— Высаживаемся, — раздался голос Грэвуса, донесенный воксом из глубины огромной топливной цистерны.

Через лобовое стекло корабля Варук увидел, как первые отряды спрыгивают на дорогу и тут же рассредоточиваются, занимая позиции позади колонн и посадочных опор транспорта.

— Отлично, — сказал Варук, отводя болтерный пистолет от головы пилота и убирая оружие в кобуру. — Жди здесь.

Технодесантник с трудом пролез через задний люк крошечного кокпита и застучал сапогами по служебному трапу, направляясь к нижним выходам. Там он спрыгнул на землю и сделал первый глоток воздуха Энтимиона IV. Тот пропах прометием, пролившимся из транспорта. Дурной признак.

Отряды Грэвуса, Солка, Люко и Корвана уже высадились. Их сопровождали апотекарий Паллас и библиарий Тирендиан. Второй корабль — более громоздкий летающий арсенал — приземлился на перекрестке в сотне метров от них, разрушив величественный декоративный фонтан. Как технодесантник, Варук был специалистом в машинных технологиях, и его глазу оба транспорта казались уродливыми и неэффективными. Вид того, как прогибаются посадочные опоры под тяжеловесной тушей доставщика боеприпасов, напомнил Варуку о высочайшем риске, которому Сарпедон подверг лучшую часть Ордена, доверив их жизни столь примитивным машинам. Они в любой момент могли быть уничтожены или же самым банальным образом разбиться из-за ошибки приборов.

Военный транспорт откинул задние сходни еще раньше, чем полностью встал на землю, и оттуда вместо ящиков с энергетическими ячейками для лазганов и патронами для автоматических орудий посыпались космические десантники. Сам Сарпедон выпрыгнул первым. Сразу же за ним высадилось подразделение сержанта Крайдела, в чью задачу входило установление контроля над перекрестком. Потом стали выпрыгивать бойцы отрядов Диона, Келвора и Прэдона. Следом спустился Иктинос, которого сопровождали более сорока десантников, потерявших своих офицеров и со сражения на Стратикс Люмина следовавших в бой за капелланом. Варук был одним из последних, кто оказался на поверхности Энтимиона IV, его сопровождали только оставшиеся специалисты — апотекарий Карендин и библиарий Греск, а также два отряда скаутов, руководимые старшими рекрутами Евменом и Гирианом.

Здесь было более двух сотен Испивающих Души, включая основную часть офицеров и специалистов Ордена. Оставшиеся на «Сломанном хребте», в частности технодесантник Лигрис, получили простой приказ — оставаться незамеченными и заняться восстановлением Ордена, если войска, высадившиеся на Энтимионе IV, не сумеют вернуться.

— Варук! Мы здесь одни? — раздался в воксе голос Сарпедона.

Когда серворука сложилась в ранец и ее сменил пучок сенсорных отростков, технодесантник сверился с показаниями на информационном планшете, пристегнутом к тыльной стороне его запястья. Ему пришлось подождать несколько секунд, пока экран планшета очистится от помех.

— Чисто, — спустя некоторое время произнес Варук. — Но возможно, это нужные здания.

Раньше ему не приходилось играть роль ведущего технического специалиста во время операций. В обычных обстоятельствах это была работа Лигриса, но в нем куда больше нуждались в космосе как в умелом капитане «Сломанного хребта», способном спрятать «Космический скиталец» от посторонних глаз в темноте за пределами солнечной системы.

Сарпедон переключился на общевойсковой канал связи.

— Командор вызывает все отряды! Нам необходимо надежное укрытие. Приказываю занять торговый зал рядом со зданием сената.

Раздался треск, напоминающий удар молнии, и Варук увидел, как сержант Грэвус ударом энергетического топора разносит в щепки тяжелую деревянную дверь ближайшего к нему здания. Закаленный ветеран ближних боев, Грэвус был отмечен одним из самых очевидных проявлений мутации во всем Ордене — одна его рука значительно увеличилась в размерах и стала гораздо сильнее.

— Сюда! — крикнул сержант и повел своих штурмовых десантников внутрь дома.

— Что будем делать с пилотами? — спросил Варук. Грэвус оглянулся на корабль:

— Они могут сами о себе позаботиться.

Варук вместе с отрядом Люко направился за штурмовиками. Массивные фигуры космических десантников с трудом протискивались в выбитые двери. Глаза Варука мгновенно приспособились к темноте, и он чуть не замер на месте.

В этом здании предположительно раньше проходили собрания и заседания, на которых правящий класс Грейвенхолда договаривался о том, как воспользоваться многомиллиардными прибылями с торговли урожаями, собранными на Энтимионе IV. Но теперь здесь все было совсем по-другому.

На пьедестале темно-зеленого камня возвышался трон, из спинки которого исходили двойные полумесяцы, похожие на серпы. Вокруг него концентрическими кругами расходились кресла, вмонтированные в пол, но сиденья их были выдраны и заменены стальными кольцами. К каждому кольцу крепилась связка кандалов, и Варуку ничего не стоило представить сотни согбенных фигур, склонившихся в своих цепях перед тем, кто должен был сидеть на троне. На плитках пола виднелись глубокие царапины, казавшиеся коричневыми от засохшей крови. Кандалы крепились и к пьедесталу, чтобы пленники или рабы сидели и у ног существа на троне.

Со стен были сорваны и сбиты все былые украшения, и теперь их поверхность покрывали черные и серебряные узоры. Сильно стилизованные существа, высокие, вооруженные изогнутыми мечами и бичами, возвышались над бесчисленными рядами изображений людей, склонившимися перед ними и устремившими взгляды в землю. Сложные, витиеватые письмена какого-то из языков ксеносов бежали по фризам.

Варук посмотрел вверх. С потолка свисали сотни цепей, заканчивавшихся отсеченными человеческими руками.

— Во имя Трона, — пробормотал сержант Люко, складывая когти-молнии в знамение аквилы.

— Выродки гроксов эти ксеносы, — сплюнул Грэвус. — Дикари.

— Мы тут кое-что нашли, — передал Люко по воксу. — Выглядит как работа чужаков.

— Свежая? — откликнулся Сарпедон, остававшийся снаружи.

— Ну, какое-то время оно тут уже стоит.

— Тогда, быть может, мы нашли источник скверны на этой планете. Но это проблемы Энтимиона. Двигайтесь дальше.

— Приказ понят. — Люко медленно подошел к дальней стене помещения, активируя когти-молнии и выбивая ими дверь.

За ней открывался вид на каменную громаду здания торгового зала, расположенного в тени здания сената. Вдоль стен высились массивные каменные колонны, выполненные в виде гигантских столбов, состоящих из положенных друг на друга древних монет. Их украшали скульптурные изображения суроволиких адептов со счетами и писчими перьями в руках. Когда-то здесь за право покупки товаров, предлагаемых Грейвенхолдом, торговались представители могущественных кругов — теперь же окна были темны, а на ступеньках виднелись потеки давно высохшей крови.

Варук заметил какое-то перемещение на самом краю видимости, и усиленные окуляры попытались увеличить движущийся объект.

— Контакт, — предупредил по воксу технодесантник идущие с ним три отряда.

— Много? — спросил Грэвус.

— Не уверен.

— Никого не вижу, — произнес Корван, штурмовой отряд которого находился прямо перед дверьми.

Десантники Сарпедона бежали по улице. Ступени и тени возле подножия уже оказались в их зоне поражения.

— Соблюдать осторожность! — приказал Сарпедон по воксу. — Скаут Найрюс докладывает о возможном присутствии противника.

Найрюс обладал даром предчувствия. Варук же даже толком не смог ничего разглядеть. Хотя технодесантник и был уверен в том, что заметил силуэт, но тот был таким темным и двигался настолько быстро, что растворился в тени быстрее, чем на него успели навестись окуляры.

Варук вновь вынул болтерный пистолет из кобуры. Люко сейчас шел впереди их группы, и технодесантник старался держаться как можно ближе к нему. Он чувствовал чужеродную «неправильность» этого места и устремленные на них взгляды.

Над головой промчалось звено «Мародеров», и прямо на глазах у Варука одна из машин резко накренилась, потеряв управление, и сорвалась в штопор. При этом технодесантник ощутил мрачные, зловещие волны чистого безумия, прокатившиеся под его ногами, — а может быть, это было только где-то в глубине его сознания. Под Грейвенхолдом ждало своего часа нечто кошмарное, нечто, посадившее Теллоса на привязь и сбившее сейчас «Мародер». И возможно, именно его воля привела сюда Испивающих Души.

— Держитесь! — раздался голос Крайдела. — Заряды установлены!

Каменные двери торгового зала взметнулись фонтаном огня и обломков, и Сарпедон первым бросился внутрь здания, готовый встретиться лицом к лицу с любым еретиком или ксеносом, который попытался бы подстерегать их там.

Варук видел бойцов скаутских отрядов, следовавших за магистром. Глаза Найрюса казались одновременно пустыми и напряженными. Новобранец мог ощущать все то зло, что обступило их сейчас. Что же произошло на Энтимионе IV? И зачем здесь понадобились Испивающие Души?

Варук следом за Люко шагнул в тень торгового зала, и Грейвенхолд поглотил их.

 

Глава пятая

— Трельнан, знаешь, в чем проблема с этими космическими десантниками? Все они психопаты с промытыми напрочь мозгами. — Лорд-генерал Ксарий хромал, опираясь на трость.

Подчинявшиеся ему гвардейцы полагали, что причиной тому рана, полученная в одной из былых войн, но правда состояла в том, что Ксарий состарился и его начинал подводить тазобедренный сустав.

— Сэр? — Полковник Трельнан был огромным, угрожающе выглядящим мужчиной, который представлял собой почти комическое зрелище, следуя за невысоким, кажущимся хрупким Ксарием.

— Конечно же, я рад, что они здесь, — продолжал лорд-генерал. — От Багровых Кулаков зависит очень важная часть стратегического плана. Но видишь ли, опираясь на опыт предыдущих сражений, я скорее предпочту иметь в своем распоряжении больше простых людей, которые с гарантией будут подчиняться приказам и драпать в случае поражения, как нормальные солдаты.

Вдвоем они шли по космодрому, где ремонтные ангары и посадочные зажимы переходили в заправки, машинные парки и бесконечные ряды зеленых палаток, в которых селевкийцы перехватывали несколько часов сна, прежде чем в свою смену отправиться в город. Одну из взлетно-посадочных площадок заняли Янычары Алгората, и по поверхности покрытого трещинами бетона сейчас разгуливали несколько подразделений, облаченных в архаичную форму с эполетами и золотыми перевязями. Янычары стали музейным экспонатом, обычно использовавшимся только для усмирения отсталых планет, и по-прежнему сражались так, словно ровный строй и начищенные штыки могли принести им победу.

— Десантники хорошо влияют на боевой дух, — заметил Трельнан.

— Ха! Только до тех пор, пока сражаются с нами на одной стороне. Не надо так на меня смотреть, Трельнан, я просто хорошо знаю, кто они и что они. Темные Ангелы должны были поддержать наш удар у Драконьего Архипелага на Бальгауте, но, когда пришло время идти в наступление, они исчезли так, словно их никогда и не было. Пока мы сражались, они побеждали в своей маленькой войне, наплевав на то, сколько солдат поляжет, штурмуя пляж, который уже должны были занять десантники. Им нет дела до недолюдей вроде нас. Естественно, — продолжал Ксарий, — если они выполняют то, что им говорят, — лучше солдат не найти, и это мне известно. Но только то, что мы неожиданно получили целую роту Багровых Кулаков, еще не значит, что они пойдут сражаться туда, куда я им укажу. Вообще-то, они сейчас должны помогать Ящерам надежно закрепиться на юге города, но я даже не могу выйти на связь с командором Кулаков. Они здесь ведут свою маленькую войну, и ты болван, Трельнан, если надеешься на то, что их цели совпадают с нашими.

— И все же я по-прежнему уверен, что мы должны постараться заполучить их в сражении на свою сторону, лорд-генерал, — произнес Трельнан. Он кивнул в ответ приветствовавшим его селевкийцам, которые сейчас загружали снаряды в линейный танк класса «Леман Русс». — Это лучшие солдаты из тех, что служат Империуму.

— Солдаты, да? Сильно сомневаюсь, что им подходит это определение. Ты хоть знаешь, откуда они берутся, а, Трельнан? Нет, конечно же, ты не знаешь. Они находят какой-нибудь одичалый мирок, где дети учатся воевать раньше, чем ходить, и отыскивают там самых кровожадных убийц. Их отбирают в возрасте примерно двенадцати-четырнадцати лет, когда тех переполняет ярость и высокомерие. В этом возрасте ты считаешь себя неуязвимым для пуль, кажется, будто тебя вовсе невозможно убить. Вот такие-то и нужны в Десанте. Все, что требуется, — это раздать им оружие и доспехи, а потом ткнуть пальцем в сторону ближайшего врага. Это не солдаты, полковник, а маньяки. Они не подчиняются никому, за исключением разве что представителей собственного вида. Ты хоть раз видел, как они сражаются? Они набрасываются на ближайшего врага и пытаются выпотрошить его цепными мечами. — Ксарий покачал головой. — Безумие. Обыкновенное безумие. Вполне достаточное для того, чтобы было что изобразить на стенах соборов да в сказочках для детей. И вот теперь я вижу целую сотню этих людей, готовых в любой миг разрушить все мои стратегические планы.

Некоторое время они шли молча. Ксарий наблюдал за гвардейцами, которые были заняты обычными, настоящими военными заботами: уходом за ранеными, ремонтом танков, распределением еды и боеприпасов.

— С обычными солдатами ты, во всяком случае, — пробормотал он себе под нос, — всегда знаешь, что они будут сражаться до тех пор, пока не сломаются и не побегут или не откажутся вылезать из окопа. Ты всегда знаешь, когда это произойдет, и можешь отозвать их раньше. Ты знаешь, что, оказавшись в безопасности, они начинают бухать и бегают по бабам, знаешь, что они варят брагу, воруют рационы и дуются в азартные игры, а то и устраивают поножовщину. Знаешь — значит, можешь строить планы, Трельнан. А вот с космическими десантниками ничего спланировать не удастся.

Где-то на территории космодрома разорвался минометный снаряд, взметнув облако дыма. Темнеющий вдали изгиб стены все еще служил пристанищем для нескольких групп повстанцев, перемещавшихся по внутренним тоннелям. Селевкийцы пытались отправлять в них штурмовые отряды, но те недолго оставались в живых, да и у врагов было слишком много мест, позволяющих спрятаться. Большая часть солдат была готова терпеть минометный обстрел, только бы не окончить свою жизнь подземной крысой.

— Мы можем управиться и без Десанта, — сказал Трельнан. — Удар бронетехники пронзит самое сердце города. Надо только подвести поближе артиллерию, чтобы она разнесла все в зоне поражения, а потом подогнать еще ближе и повторить. И так до тех пор, пока мы не выгоним противника на Огненных Ящеров.

— Понимаю, — вздохнул Ксарий. — Куча бронемашин в сопровождении толпы бедных мертвых пацанов. Когда артиллеристы будут готовы открыть огонь?

— Департаменто Муниторум докладывают, что все будет готово в течение сорока восьми часов. Они уже загружают машины в посадочные модули. В первую очередь пойдут «Медузы» и «Василиски», а это придаст нам солидную огневую мощь.

— Хорошо. Поддерживай боевой настрой у своих парней, Трельнан. Расскажи им, что они способны разбить этого врага, что именно для этого их и готовили, что они сражаются во исполнение плана Императора, ну и все такое прочее.

— Слушаюсь, сэр! — Трельнан отсалютовал и направился к своей палатке, чтобы заняться там доработкой планов броска к центру Грейвенхолда.

Одному Императору было ведомо, что они там наймут, но Ксарий знал, что в его руках находится оружие, равного которому не было в Галактике, — десятки тысяч солдат, ни по одному из которых Империум не станет особенно скучать. Что значат их жизни, когда под эгидой Империума трудятся неисчислимые триллионы людей? Ксарий смотрел на свежие лица новобранцев и испещренных шрамами ветеранов. Ни один из них не заслуживал гибели в Грейвенхолде, но тем не менее она ждала многих. Они были топливом, поддерживавшим на ходу машину Империума, — не принося их в жертву, Империум Человечества отдался бы на растерзание бесчинствам ксеносов, ереси и даже куда худшим вещам. Но подписать приговор этим солдатам должен был именно он! Он один должен был расписаться за все эти многие триллионы, и трупы погибших принесут к его дверям!

Конечно же, это была его обязанность как лорд-генерала. Только немногие могли понять тяжесть его власти. И еще меньше людей могло с этим смириться. И это отделяло Гвардию от Космического Десанта, десантники не понимали значения смерти, она ничего для них не значила. Для них это был только этап в свершении вселенского правосудия, отправление героев к Императору, а еретиков — в многочисленные преисподние Имперского Кредо. Но Ксарий знал, что со смертью приходит конец всему. Он постоянно глядел в глаза своей смерти и переживал приближение гибели солдат так же остро, как своей собственной. Умерев, ты обращаешься в прах, и, что бы там ни говорили проповедники, для Императора твоя кончина останется незамеченной.

Ради Императора, подумал он. Ради надежды, что однажды Он сможет им чем-то помочь.

Ради Императора все они должны умереть.

Ни одному из пилотов не удалось выжить. Пока они пытались докричаться хотя бы до кого-нибудь по дальней вокс-связи, их обступили толпы бледнокожих, полуобнаженных людей, с лицами, изуродованными пирсингом или скрытыми под масками из кожи и металла. Разодранные в кровь руки вырывали люки и пластины обшивки.

На «Решительном» сумели настроить вокс-канал для связи с пилотом первого класса Эндорином как раз вовремя, чтобы услышать его предсмертные крики. Его транспорт, накренившись, рванулся от земли, когда он в отчаянии врубил двигатели, пытаясь взлететь и обрести спасение. В воксе зазвучали вопли убийц — звериные, ничем не напоминающие человеческие, а затем корабль медленно перевернулся кверху брюхом и рухнул обратно на одну из улиц Грейвенхолда. Его топливные баки лопнули, горящий прометий вылился на дорогу, и взрыв испепелил и пилота первого класса Эндорина, и расправившихся с ним безумствующих культистов.

Пилот второго класса Келлиан протянул чуть дольше. Ему удалось выйти на связь, пока заправочный транспорт был еще цел, но взлететь машина так и не смогла — враги заклинили посадочные опоры и повредили кабели питания. Пилот лихорадочно пытался рассказать о происходящем любому, кто его слышит, одновременно — в надежде захватить с собой хотя бы нескольких врагов — вытаскивая пистолет, который так и не выстрелил.

Его корабль был захвачен десантниками-предателями, сообщал он. Мутантами. Еретиками. Их были сотни, и сейчас они уже растворились в городе, но он видел, как они направлялись к зданию биржи мимо сената. Пилот описал пурпурные и белые цвета их доспехов, замеченные мутации, хладнокровие и самоуверенность. Теперь же, когда пилот стал бесполезен, предатели послали полуобнаженных культистов прикончить его.

А затем граждане Грейвенхолда вышибли задний люк кокпита. Пилот второго класса Келлиан успел увидеть шипованные повязки, служившие им шорами, многочисленные порезы на коже, пропитавшиеся кровью лохмотья и примитивное оружие. Он прицелился и нажал на спусковой крючок.

Келлиану никогда не доводилось стрелять из полагавшегося ему пистолета. Кроме того, он никогда его и не чистил. Оружие заклинило.

Смерть пилота была быстрой, но мучительной. Он погиб, так и не узнав, что его отчаянную вокс-передачу смогли принять. Впрочем, она не дошла ни до антенн «Решительного», ни до командных постов селевкийцев или Янычар Алгората на космодроме. Она была получена на пункте связи Огненных Ящеров Форнукс Ликс.

— Давно это поступило? — Рейнц сжал распечатку массивной латной рукавицей и посмотрел сверху вниз на лейтенанта Эльтаниона.

— Двадцать минут назад, — отрапортовал Эльтанион.

Он являл собой в некотором роде раритет. Это был ветеран, обладавший и стойкостью, позволившей ему уцелеть в рукопашных схватках, и благоразумием, делавшим его достойным своего места офицером. Он исполнял роль полевого командира Ящеров, в то время как полковник Савенниан был лишь номинальным главой и администратором. Бионический глаз Эльтаниона и практически полное отсутствие у него целых зубов сказали Рейнцу все, что ему требовалось знать об этом человеке.

— Нам известно откуда?

— Флотское командование сообщило, что два транспорта упали возле здания сената. Они взорвались после столкновения с землей, так что, судя по всему, говоривший находился в одном из них.

Рейнц вгляделся в текст донесения. Пилот явно был напуган. Как космический десантник, Рейнц всегда испытывал удивление, когда видел испуг человека. Подумать только, какая-то угроза физической боли способна превратить взрослого мужчину в бессвязно бормочущее существо! Это напомнило командору о том, почему Империум нуждался в Космическом Десанте. Они были избранными Императора, они не ведали страха. Впрочем, погибший пилот оставался достаточно адекватным, чтобы помочь исполнению планов Рейнца.

— Лейтенант, вы помните, что я говорил вам до этого?

— Что мы с вами сражаемся на одной стороне, — кивнул Эльтанион, — и что ваши люди способны куда лучше расправиться с врагом, чем мы.

— И вы верите этому?

— Командор, в моем распоряжении самые выносливые солдаты Гвардии. И я отношусь к ним с большим уважением. Но да, я верю вам.

— Отлично. — Рейнц скомкал распечатку. — Мне необходимо связаться с полковником Савеннианом, чтобы он передал в мое распоряжение самые мобильные и сильные части. Я говорю о ваших Бронированных Кулаках. Ветеранах. Специалистах ближнего боя. Танках.

— Вы отправляетесь в город?

— У нас нет никакого выбора, лейтенант. Другой возможности дотянуться до этого врага не будет. Мои десантники смогут разобраться с ним только при вашей поддержке. Ваши люди готовы сражаться с нами плечом к плечу?

Лейтенант Эльтанион помедлил. Без сомнения, он сейчас размышлял над тем, что совместный удар Багровых Кулаков и Огненных Ящеров позволит им пройти дальше, чем прежде, вплоть до самого важного района Грейвенхолда, где, конечно же, и окопались основные силы противника. И в то же время лейтенант вспоминал величественные статуи героических десантников в храмах, где он молился, и истории проповедников об Адептус Астартес, одерживавших победы во славу Империума Человечества и вгонявших простых людей в краску стыда, вспоминал все прочитанные им легенды, частью одной из которых мог сейчас стать.

— Да, они готовы, — произнес он.

Великолепно. — Рейнц протянул ладонь для рукопожатия, и Эльтанион принял ее. Командору пришлось приложить определенные усилия, чтобы не сломать собеседнику запястье своей неуемной силой. — Полковник должен передать мне управление передовыми штурмовыми подразделениями и подготовить войска в течение двух часов. Потом мы отправляемся в любом случае. С Ящерами или без них.

— Мы вас не подведем, командор. Даю вам слово офицера.

Эльтанион отсалютовал, развернулся на пятках и удалился широкими шагами. Он сдержит свое слово. Втайне, где-то в глубине души, он давно мечтал биться плечом к плечу с избранниками Императора. Рейнц встречался с такими людьми и раньше. Он знал, что лорд-генерал Ксарий не позволил бы своим гвардейцам сражаться в войне Багровых Кулаков, — но Ксарий отсутствовал и ничего не знал. Грейвенхолд был проклят, и Рейнцу единственной значимой целью сражения на Энтимионе IV казалось уничтожение Испивающих Души. Если бы для этого потребовалось пожертвовать всеми гвардейцами до последнего, командор так и поступил бы.

Если бы только гвардейцы могли понять, что это значит для космодесантников — все традиции и принципы, — они бы с радостью сами принесли себя в жертву.

— Рейнц вызывает все отряды, — проговорил он в вокс. — Мы их заполучили. Готовьтесь выдвигаться.

Опускалась ночь. Все они чувствовали, что за ними наблюдают.

Зал биржи представлял собой длинное изогнутое помещение под высоким потолком. Пол — там, где он был виден, — украшала мозаика, все остальное место занимали столы брокеров и кафедры аукционистов, тяжелые резные деревянные троны для важных гостей, огороженные площадки для выставки живого скота, небольшие кабинки писцов и адептов, а также учетные терминалы с писчими сервиторами, все еще дремавшими над основательно потрепанными регистрационными книгами.

Испивающие Души быстро взяли здание под контроль, скауты занялись обыском кабинетов и защищенных комнат для частных переговоров, обнаружив, что и они заброшены. Десантники заняли оборонительные позиции возле каменных колонн и прочных деревянных столов брокеров. Они передвигали предметы мебели, стоявшие в зале, пока не убедились, что обстановка стала лучше.

В игре, которую вел Сарпедон, пришло время расплачиваться по счетам. Какая бы сила ни заманила Теллоса на эту планету, она узнала Испивающих Души и не расправилась с ними сразу же, как поступила бы с любой имперской армией. Корабли, на которых они приземлились, были уничтожены толпами культистов, дождавшихся, пока десантники отойдут на безопасное расстояние. Но определенно враг все же не до конца доверял Испивающим Души, поскольку те чувствовали, что за ними наблюдают.

Молодой скаут Найрюс ощущал этих существ повсюду. Он знал, где они появятся, еще за секунду до того, как это происходило, а потому оказался единственным, кто смог их отчетливо разглядеть, — ксеносы, возможно эльдары, носящие облегающие элегантные доспехи и крадущиеся по крышам или между колоннами ближайших зданий. Они передвигались бесшумно и практически незаметно, и Найрюс предположил, что еще несколько десятков их (как чужаков, так и людей) остается вне зоны видимости, готовясь в любой момент появиться на улицах города.

Сарпедон знал, что Испивающих Души испытывают, ждут, пока они сделают какой-либо шаг, позволяющий определить их как врагов. Но командор не собирался предоставлять им такой возможности. Он выставил патрули, в задачу которых входило слежение за прилегающими постройками и охрана периметра, а также приказал скаутам встать дозором на крыше биржи.

Ксеносы не набросились на Испивающих Души сразу после приземления, а стало быть, могли надеяться на то, что десантники присоединятся к ним. Но это не значило, что Сарпедон станет рисковать хрупким перемирием, переворачивая город вверх дном в поисках готового к переговорам ксеноса.

Эльдары. Это все усложняло. Представители данной расы были вероломны, подлы и высокомерны до безумия. Империум остановил уже начинавшуюся кампанию, которая должна была завершиться полным геноцидом этих тварей, но сделал это по той лишь причине, что эльдары были древним народом и обладали познаниями о Галактике, которые так хотели у них вызнать Адептус Терра. Кроме того, эльдары оказались такими же заклятыми врагами Хаоса, каким выставлял себя Империум. Но все равно они оставались ксеносами, дикарями и пиратами. Сарпедону и раньше доводилось сражаться с ними, и он помнил, что представители этого вида готовы погубить миллиарды людей ради спасения жизни одного-единственного сородича. Командор не винил их в том, что они не доверяют Испивающим Души, ведь сам он точно никогда бы не доверился эльдару.

Неловкую тишину прервало потрескивание вокс-вызова от отряда Евмена, расположившегося на крыше.

— Они приближаются, — доложил Евмен, разглядывая через магнокуляры облако пыли и дыма на юго-востоке. В нем виднелись крошечные разрозненные вспышки выстрелов из автоматического и лазерного оружия. — Похоже, идет бронетехника и транспортные машины.

— Ксарий наконец решился начать наступление, — констатировал Сарпедон.

— Непохоже, командор, — сказал Евмен. Он передал магнокуляры Селепу, стоявшему на коленях возле мраморного парапета. Без этого устройства командиру скаутов легче было оценить размеры приближающейся армии. — Движутся узким фронтом и слишком быстро. Не думаю, что это могло бы быть частью стратегии Ксария.

— Вижу машины Космического Десанта, — произнес Селеп, столь же зоркий, как и всегда. — У них есть «Поборники» и «Рино».

Евмен улыбнулся.

— Это Кулаки, — сообщил он по воксу.

Пули стучали по броне «Рино», и казалось, будто бы по машине, ползущей вдоль улиц Грейвенхолда, барабанят огромные кулаки. Им отвечали шипение лазерных залпов и гулкий рев снарядов, выпущенных автоматическими орудиями бронетранспортера по окружающим зданиям.

Впрочем, для врагов был куда страшнее отряд Рейнца, набившийся в защищенный пассажирский отсек «Рино». Командор поднялся, откидывая крышку верхнего люка, и вместе с ним встали еще три десантника, готовые встретить болтерным огнем любую угрозу своему начальнику.

Улицу заволокло клубами выхлопных газов машин. «Рино», несущие к цели ударную группу Десанта, шли бок о бок с «Химерами» и танками класса «Леман Русс», украшенными инсигнией Огненных Ящеров Форнукс Ликс. Чудовищный рев моторов время от времени заглушали звуки стрельбы, ведущейся из окон домов по обе стороны широкого проспекта. Высотные здания административного района уступили место мраморным и белокаменным конструкциям, изящным фрескам и скульптурам, монументам и колоннам. Наглый маневр, организованный Рейнцем, застал врага врасплох, и теперь через Грейвенхолд с удивительной скоростью мчались силы, собранные командором: одиннадцать бронетранспортеров класса «Рино» и «Финвал», несколько «Поборников» и «Хищников», многочисленные «Леман Руссы» и зенитные танки «Химера». Рейнц замечал смутно различимые силуэты вражеских солдат, стрелявших по проносившимся мимо машинам с крыш и из окон домов. Ракетные установки и мелкокалиберное оружие уже стали причиной гибели двух «Химер» Ящеров, один из «Хищников» Багровых Кулаков был поврежден и застрял возле юго-восточных ворот.

— Далеко еще? — запросил он по вокс-каналу Ящеров, когда конвой прорвался через перекресток и огонь орудий прочертил борозды на поверхности дороги.

— Пять минут, — раздался ответ лейтенанта Эльтаниона, ехавшего в передней «Химере» сопровождения.

Его голос прозвучал на фоне рева выпущенного «Поборником» снаряда, который полностью разрушил фронтон одного из зданий. Рейнц увидел, как к небу поднимается туча пыли и каменного крошева.

— Отлично. Багровые Кулаки, приготовиться к высадке! Штурмовые отряды, вы сейчас согреетесь! Пойдете впереди!

Сержанты по вокс-каналу Багровых Кулаков хором подтвердили получение приказа.

— Во имя Дорна и бессмертного Императора, — начал песнопение капеллан Инхаса, — Молотом Примарха и Мечом Его на Земле клянемся болью своею познать Его, смертью своею восславить Его…

Когда молитва Инхасы эхом покатилась по воксу, по броне «Рино» застучали пули. Десантники Рейнца ответили выстрелами болтеров. Впереди уже маячила тяжелая архитектура торгового района, и вражеский огонь стал плотнее. Между зданиями пробегали мертвенно-бледные фигуры, командор видел силуэты на крышах и засекал намеки на движение в почти непроглядной тени домов.

— Быстрее! — прокричал Рейнц, ударив кулаком по броне «Рино».

С одной из крыш вниз ударил сгусток абсолютной черноты, разорвав гусеницу «Леман Русса». БТР командора резко вильнул в сторону, чтобы избежать столкновения с поврежденной машиной. Когда конвой прибавил газу, устремляясь в последний рывок к своей цели, одна из идущих впереди «Химер» особенно эффектно перевернулась.

Сейчас уже работало каждое орудие: установленные на бортовых выступах машин тяжелые болтеры, пистолеты космических десантников и даже лазганы Ящеров, занявших позиции возле бойниц «Химер». Командир танкового взвода лично высунулся из «Леман Русса» и стал стрелять из плазменного пистолета. Линейное орудие выпотрошило один из домов, и с верхних этажей посыпались изувеченные тела. Сгущающуюся темноту пронзали жаркие следы, оставленные зарядами, улицы озарялись непрекращающимися вспышками выстрелов автоматических орудий танков.

Враг оказывал серьезное сопротивление. Но Рейнцу доводилось справляться и с худшим. Потрясение, вызванное их нападением, элемент неожиданности давали преимущества, которых не было у Ксария, когда тот планировал свой первый наскок на город. Противниками были обычные люди, неаугментированные еретики, дилетанты и фанатики, неспособные устоять перед решительностью Адептус Астартес.

В конце следующей улицы уже был виден изгиб здания биржи, прекрасного и представительного. Конвой обогнул остовы перевернутого «Хищника» и еще одной сожженной «Химеры», продолжая продвигаться по дороге. Болтер в руке Рейнца дернулся, посылая заряд в тени. Командор увидел Инхасу, который горделиво высунулся из верхнего люка своего «Рино». Крозиус капеллана светился в дыму и разлетающемся каменном крошеве потрескивающим голубовато-белым полем.

— Келвор, Дион, организуйте стрелковую цепь возле окон. Грэвус, Крайдел, готовьтесь перейти к контратаке, все остальные — мне нужен массированный перекрестный огонь из болтеров. — Сарпедон стоял в центре торгового зала, наблюдая, как его десантники занимают оборонительные позиции. — Люко, ты где?

— На улице, слева от вас, — пришел по воксу ответ сержанта. — Движение повсюду. Ксеносы здесь кишмя кишат.

— Это сейчас не главная проблема. Закрепись позади нас и удерживай пути к отступлению.

К командору приблизился библиарий Тирендиан, сжимающий в руке энергетический меч.

— А мне куда?

— К Грэвусу.

Случайные заряды разбили несколько окон, от рева двигателей задрожала массивная каменная архитектура и деревянная облицовка здания.

— За Дорна! — прокричал Сарпедон, и восемь ног быстро понесли его к окнам, возле которых закрепился отряд Диона. — За Императора и свободу!

Никто не спрашивал, почему они не отступают. Всем был известен ответ: больше Испивающие Души не станут бегать.

— …считал десять «Рино» и бронетехнику сопровождения, как минимум восемь «Химер», быть может, отряды Бронированных Кулаков… — передавал с крыши Евмен. — Первые уже на подходе.

«Химера», раскрашенная в цвета полка Форнукс Ликс, круто свернула в сторону и остановилась перед взорванными дверьми биржи. Из машины высыпали гвардейцы в тяжелом защитном обмундировании.

— Дождитесь Кулаков, — приказал Сарпедон.

Псионический контур капюшона его эгиды стал нагреваться, когда в глубине сознания командора вскипели телепатические силы.

Первая «Химера» с визгом затормозила.

— На месте! — крикнул в вокс Эльтанион. — Седьмой огневой расчет высадился!

Конвой обстреливали со спины. Теперь в ход пошли орудия ксеносов, выпускавшие сгустки энергии, которые прожигали броню машин.

— Думаю, мы нашли их, — продолжил Эльтанион. — Предлагаю угостить из линейного орудия!

— Не сметь! — приказал Рейнц, активируя энергетическое поле своего громового молота. — Их не так просто убить, а руины только создадут для них дополнительное укрытие. Просто прикройте нас со спины и задержите продвижение их флангов. — Рейнц переключился на канал связи Багровых Кулаков. — Вторая рота, вперед!

Один из «Рино» проломил стену биржи, и вниз водопадом посыпалась мраморная крошка. Бронемашина пронеслась в волне обломков, погребая под собой отряд Келвора. Испивающие Души исчезли под ее гусеницами, и в тот же миг откинулись задние сходни бронетранспортера.

Десантники Диона как один открыли огонь. Болтерные заряды испещрили попаданиями борт «Рино», разорвав на куски первого, кто попытался выпрыгнуть из машины, — штурмового десантника в броне темно-синих и красных цветов Багровых Кулаков. Следом за первым из машины хлынули остальные, и Сарпедон увидел, как первый же цепной меч расчленяет одного из людей Келвора, а второй впивается в ногу самому сержанту.

Болтеры отряда Диона продолжали грохотать, обстреливая набросившихся на них Багровых Кулаков, в руках которых гудели цепные мечи. Сарпедон прыгнул вперед и, точно копьем, ударил силовым посохом в грудь ближайшего штурмовика; контур эгиды засверкал белым огнем, когда командор пропустил свои ментальные силы через оружие.

Давка закованных в броню тел отвела в сторону вражеский клинок, но рукоять меча ударила Сарпедона в висок. Командор отшатнулся и выбросил вперед свободную руку, вцепившись в наплечник одного из Багровых Кулаков. С силой уперев ноги в пол и заскрипев когтями по мраморной плитке, он поднял десантника и бросил его через голову. Затем магистр поднялся на задних ногах и обрушил силовой посох, зажатый уже в обеих руках, на грудь противника; яркая белая вспышка псионического разряда развалила пополам вражескую кирасу.

Через окна внутрь запрыгнул еще один штурмовой отряд, а за ним — следующий. Участок стены обрушился от залпа «Поборника», и в воздухе засвистели куски кирпича. В пролом бросились два отряда тактических десантников Багровых Кулаков, посылая перед собой волну болтерного огня. Один из них нес флаг с изображением красной латной перчатки, окруженной молниями, — штандарт Второй боевой роты Багровых Кулаков.

— Грэвус! Давай! — отчаянно прокричал Сарпедонв вокс, когда болтерный заряд повредил ему одну из задних ног, а рядом в стену ударилась отсеченная голова брата Торинола.

Из глубины зала в мерцающем свете выстрелов в бой устремился сержант Грэвус.

Евмен увидел, как меткий выстрел скаут-снайпера Раека из подразделения Гириана уложил офицера Гвардии, направлявшего в бой солдат. Здание содрогнулось от взрыва где-то внизу, и несколько скаутов не смогли устоять на ногах.

— Гвардейцы пытаются нас окружить, — констатировал Евмен, вскидывая болтерный пистолет и нажимая на спусковой крючок.

Первый заряд прошел мимо, но второй оторвал ногу Огненному Ящеру, вооруженному гранатометом… Гвардейцы заполонили все вокруг, они выпрыгивали из «Химер» и прятались позади мощных колонн и изящных статуй, выстроившихся перед зданием. Лазерные импульсы, метившие в скаутов, срезали куски мрамора с выступов, за которыми укрывались десантники.

— Гириан! Заходи справа! Я пойду слева! — прокричал Евмен.

Отряды разделились и побежали к бокам здания, где биржу от остальных построек отделяли узкие переулки. Возле края крыши Евмен остановился и посмотрел вниз. Ему тут же пришлось отпрыгнуть, укрываясь от последовавшей за этим лазерной очереди.

— Скамандр! — окликнул он. — Расчисти для нас дорогу!

Скамандр присел в укрытии рядом с Евменом. Псайкер сделал глубокий вдох и выставил ладони за парапет. Между его пальцами заплясали язычки пламени. Воздух стал горячим, и неожиданно вниз устремился неудержимый поток огня, прокатившийся по столпившимся в переулке Ящерам, точно морская волна.

Гримаса скривила лицо Скамандра, пропустившего энергию через свое сознание. Псайкер сделал долгий, судорожный выдох, и в воздухе засверкали кристаллики льда, поскольку тепло покинуло тело скаута и, будучи усилено ментальными способностями, превратило переулок в полыхающую оранжевым пламенем топку.

Внизу орали люди. Офицер выкрикивал приказы успокоиться, сопровождая свои слова предупредительными выстрелами в воздух. Раздалось оглушительное крещендо взорвавшихся от жара боеприпасов к гранатомету. Шипела и лопалась сгорающая плоть.

— Довольно, послушник! — распорядился Евмен, останавливая Скамандра, пока тот не полностью истощил силы.

Скаут задрожал, и пламя перестало извергаться из его рук.

— Отряд, вперед! — выкрикнул Евмен. Изможденный псайкер отступил в сторону, позволяя Евмену перевалить через парапет и спрыгнуть в переулок.

После того как ментальное пламя Скамандра стихло нечему больше было гореть, кроме мертвых тел. Евмен приземлился достаточно удачно, чтобы суметь тут же оторвать выстрелом руку вражескому офицеру. Через мгновение позади того, прямой как кинжал, приземлился Селеп, перерезавший врагу глотку, а затем вспоровший грудь стоявшего позади гвардейца. Следом спрыгнул Найрюс, а за ним — Терсит и Тидей. Последний выстрелил из ручного гранатомета, затопив наименее пострадавший от огня край переулка дымом и разлетающейся шрапнелью. Тела двух Ящеров выбросило на улицу. Только теперь спрыгнул Скамандр, неуклюже приземлившись. На него давила усталость. Да, чтобы прийти в себя, ему не должно было потребоваться слишком много времени, но до тех пор он оставался уязвим.

Рычание танковых моторов приблизилось.

— «Адская гончая», — произнес Найрюс. — Они собираются выкурить нас отсюда.

Его неестественная, застывшая поза сказала Евмену, что псайкер воспользовался своим даром предчувствия.

— Как же им хочется, чтобы все было просто. — Селеп по-прежнему сжимал в руке нож, предпочитая его болтерному пистолету.

— Они рассчитывают, что мы отступим, — сказал Найрюс. — Тогда они смогут ударить нам в спину.

— Значит, мы не станем отступать, — откликнулся Евмен. — Тидей! Прикрой нас! В атаку!

В давке бронированных тел не было места даже для того, чтобы выхватить болтер. Сержант Грэвус рубил энергетическим топором, сжатым в левой руке, и наносил удары кулаком правой, пораженной мутацией. В ближнем бою он обладал значительным преимуществом и каждый его выпад находил Багрового Кулака.

Но он был окружен и сражался практически вслепую. В воздухе было полно осколков и дыма, и даже улучшенный слух не мог ничего разобрать в оглушительном лязге. Грохот выстрелов, вопли, завывание цепных мечей, треск керамита под ударами энергетического топора самого Грэвуса, хруст ломающихся костей, на заднем плане гремели взрывающиеся снаряды — это бронетехника Гвардии продолжала разрушать дальний край здания.

Сержант начинал захлебываться в море тел. Испивающие Души и Багровые Кулаки сошлись в безжалостной рукопашной схватке. Отвратительная, жестокая бойня, где не оставалось места для демонстрации навыков, — но стоило позволить Багровым Кулакам ворваться внутрь, как мощь их болтерного огня смела бы Испивающих Души с лица Энтимиона IV. Грэвус был обязан остановить врагов. Сейчас он выигрывал для братьев по оружию необходимое время.

Грэвус ударил правой рукой, и штурмовой десантник отшатнулся, что позволило сержанту хорошо размахнуться энергетическим топором. Но закованная в синюю броню рука другого противника угодила под удар и была отсечена чуть выше локтя. Брызнули искры. Штурмовой десантник восстановил равновесие и сплеча рубанул цепным мечом. Грэвус отразил выпад рукоятью топора и неожиданно оказался лицом к лицу с врагом, сцепившись с ним в рукопашной. Лицо Грэвуса отражалось в красных линзах шлема десантника. Сержант видел, что его покрытое шрамами лицо ветерана забрызгано кровью.

Его вновь сдавили тела. Чей-то болтерный пистолет выпустил полную обойму — и кто-то рядом с Грэвусом обмяк. Давка не позволяла телу упасть, но сержант даже не мог сказать, кем был погибший — Кулаком или Испивающим Души.

Штурмовой десантник вцепился в горло Грэвуса и старался повалить его. Сержант переместил свой вес и протянул вниз руку. Длинные, сильные пальцы деформированной ладони сдавили ногу штурмовика. Грэвус дернул, Десантник рухнул на спину, а сержант, оказавшись сверху, прижал его коленом и начал бить огромным мутировавшим кулаком по лицу и груди. Керамит проминался и трещал под мощными ударами.

Кто-то толкнул Грэвуса ногой, и прямо перед лицом сержанта пронесся цепной клинок. Испивающий Души не целясь вскинул топор, и энергетическое поле прочертило в воздухе сверкающую голубую дугу. Грэвус не мог точно сказать, удалось ли ему кого-нибудь задеть. Мир теперь казался сплошной мешаниной тел, а вокруг грохотала битва, из которой он не мог выйти победителем.

Затем он заметил кое-что еще. Над рукопашной реяло пробитое осколками знамя. Боевой стяг Второй роты Багровых Кулаков. Это означало, что Кулаки настолько ненавидели своих «сородичей», что прислали целую роту. Их Орден также серьезно пострадал, но они были готовы рискнуть почти половиной своих боевых ветеранов, только бы уничтожить Испивающих Души.

Знамя.

Исходя из того что лежащий под ним десантник не пытается убить его уже несколько секунд, Грэвус сделал вывод, что тот в отключке. Сержант вновь взмахнул топором, расчищая пространство перед собой. Над его головой загрохотали болтеры столпившихся позади Испивающих Души, заставляя Кулаков податься назад. И неожиданно перед Грэвусом открылась брешь, в которую он смог устремиться. Его топор, быстрый как молния, описывал в воздухе восьмерки. Под его ударом разлетелся цепной меч, а затем брызнули искры, когда энергетическое поле рассекло керамит.

Где находятся его боевые братья, Грэвус мог сказать только благодаря завесе дыма и разлетающимся осколкам. Сейчас он едва отличал друга от врага и просто продолжал рубить и прорываться вперед, чему весьма помогали подталкивающие его в спину собратья. Под ноги ему валились мертвые десантники, земля стала скользкой от крови. Один из Испивающих Души пал от выстрела плазменного пистолета сержанта Кулаков; Грэвус проигнорировал это, сосредоточившись только на том, чтобы не останавливаться.

Воздух над его головой рассекла молния, и Кулаки впереди полетели в разные стороны, точно подброшенные катапультой. По их телам плясали электрические дуги. Грэвус оглянулся через плечо, чтобы увидеть прикрывающего их спины библиария Тирендиана, чье аристократичное лицо озарял энергетический нимб, переливавшийся над его головой.

Грэвус увидел Багрового Кулака в более светлой броне, с высоким воротником эгиды, прикрывающим защищенную шлемом голову. Доспехи его были украшены защитными письменами. Библиарий Кулаков.

Противник вскинул руку, и с его пальцев сорвались темные дуги. Они пронзили воздух уродливыми копьями и на глазах Грэвуса обвились вокруг Тирендиана. Усики тьмы пытались оплести его руки, чтобы притянуть к земле, и закрыть глаза, чтобы ослепить. Ладони Тирендиана вспыхнули синевато-белым огнем, и тени с электрическим треском распались на части.

Грэвус оказался прямо в центре ментальной дуэли. Это означало, что теперь ему грозит куда большая опасность, чем прежде, но сейчас беспокоиться было некогда.

Болтерный заряд ударил его в голень, и сержант чуть не рухнул лицом вперед. Осколки керамита вонзились в его плоть, но он продолжал бежать, невзирая на боль. Мир вокруг обратился в хаос, где Грэвус уже не различал ничего, кроме боевого знамени Второй роты. Тирендиан вновь ударил молнией, и в воздухе пронеслись черные спирали, выпущенные библиарием Кулаков, хлеща по Испивающим Души и оплетая их руки. Грэвус увидел, как рядом кувырком уходит от удара раненый сержант Келвор — уходит только для того, чтобы одно черное «щупальце» выхватило цепной меч из его рук, а второе подсекло здоровую ногу и повалило его на спину, над Келвором навис Багровый Кулак, но Грэвус пригнулся и, налетев на противника, отшвырнул его в сторону. Десантник исчез в толчее тел.

Келвор смог подняться, опираясь на здоровую ногу, открыл огонь, но Грэвус уже потерял инициативу, и враги снова обступили его. Грэвус встал спиной к спине с Келвором, удерживая топор наподобие боевого посоха и отражая атаки цепных мечей. Заряд болтерного пистолета ударил его в грудь, и внутренняя броня, образованная сросшимися ребрами, затрещала. Из пробитой отводной трубы под давлением вырывался отработанный газ.

Мимо Грэвуса пронеслась молния, и неожиданно из толпы рядом с ним вырвался Тирендиан. Пурпурные доспехи библиария переливались в лучах странного света, мерцавшего у его висков.

Библиарий Кулаков тоже пробивался к ним через бушующее сражение. Эти два псайкера казались друг другу маяками посреди битвы. Было ясно, что им не будет никакого дела до остальных противников, пока один не прикончит другого.

Дружный огонь Испивающих Души, укрывшихся в глубине здания биржи, обрушился на Багровых Кулаков, пытавшихся прорваться к ним. Боевой стяг покачнулся, когда рухнул державший его десантник, но древко тут же перехватил другой Кулак. Противники были вынуждены отступить, выходя из рукопашной, чтобы открыть ответный огонь, и отбиваться Грэвусу стало чуть легче.

Багровых Кулаков было слишком много. Целой роты вполне хватило бы, чтобы не оставить от здания камня на камне. Болтерная перестрелка всего лишь выиграла для Испивающих Души несколько секунд, и Грэвус обязан был ими воспользоваться, иначе с тем же успехом он мог бы просто лечь на спину и умереть.

Тирендиан и Грэвус дружно сорвались с места. Топор и энергетический меч прорубали себе дорогу через ряды Багровых Кулаков. Кто-то ударил силовым мечом, и Грэвус отразил выпад полем своего топора. Взметнулся фонтан искр — на нападавшего тут же насел сержант Келвор, и Грэвус продолжил свой бег.

Тирендиан вырвался из толпы и вонзил в землю несколько ментальных молний, раскидывая ближайших Кулаков и расчищая себе путь к их библиарию. Из тени на земле к нему протянулись темные руки, но Тирендиан отшвырнул их в сторону. Библиарий Багровых Кулаков застыл на месте, направляя на врага свою энергию и обнажая собственное силовое оружие — длинную рапиру, кутающуюся в ослепительный свет. Он едва успел поставить блок, чтобы отразить выпад Тирендиана.

У Грэвуса кружилась голова. Со всех сторон были враги, и только набранная инерция еще позволяла ему бежать. Впереди уже виднелся десантник, сжимающий древко штандарта Второй роты. Знаменосец стоял на груде обломков, когда-то являвших собой стену здания биржи. В свободной руке он держал болтер и беглыми очередями стрелял по Испивающим Души, укрывшимся позади груд мусора и баррикад из мебели в глубине зала. Белый шлем и золоченые знаки отличия выдавали в нем именитого ветерана, пережившего катастрофу в Мире Ринна и охваченного горечью и жаждой мщения.

Над полем боя полыхало стаккато вспышек сталкивающихся энергетических клинков. Меч Тирендиана и рапира библиария Кулаков, налетая друг на друга, разряжали в пространство накопленную псионическую энергию. Кулак обнаружил брешь в защите соперника и вложил всю силу в удар — Тирендиан ушел в сторону и, сократив расстояние, сжал под локтем голову противника и нанес удар коленом. Отбросив меч, библиарий Испивающих Души сорвал шлем с головы врага, обнажая его темнокожее, перекошенное напряженной гримасой лицо.

Затем Тирендиан оттолкнул Багрового Кулака и, прежде чем тот успел взмахнуть рапирой, сжал его обнажившуюся голову в ладонях. Приложив последнее усилие, Испивающий Души высвободил еще одну молнию, которая, исходя из одной руки и входя в другую, заплясала непрерывным потоком ментальной энергии. Библиария Багровых Кулаков окутало обжигающее голубое свечение, когда тот поднял псионический щит, стараясь спасти свой разум от уничтожения. Но Тирендиан, испытывавший недостаток изящества в применении ментальных сил, компенсировал его избытком грубой психической мощи. Тело Багрового Кулака скрутили судороги, на губах выступила пена, и рапира выпала из трясущихся рук.

Голова библиария Кулаков взорвалась, посылая во все стороны потоки ментальной отдачи, ударившие из его тела подобно взрывной волне попавшего в цель снаряда. Труп десантника распался на части, окутавшись облаком кровавых брызг и осколков керамита. И Багровые Кулаки, и Испивающие Души повалились на землю. Псионический предсмертный крик хором тысячи воплей вонзался прямо в сознание каждого из десантников.

Грэвусу показалось, что он с разбегу наскочил на стену. Отлетев назад, он рухнул на колени. Копье белого шума, в который сливался предсмертный крик библиария, пронзало его сознание.

Невзирая на вопль, продолжающий сотрясать его разум, Грэвус заставил себя открыть глаза. Взрыв расчистил большую площадку посреди поля битвы. Находившиеся там Багровые Кулаки и Испивающие Души либо лежали здесь же, либо были отброшены вдоль улицы.

Знаменосец стоял на коленях.

Грэвус через силу поднялся. Остававшиеся несколько шагов он пробежал будто в замедленной съемке. Суставы протестовали, каждый вдох вызывал приступы ошеломительной боли в треснувших ребрах. Упавшие Багровые Кулаки тянулись к нему, пытаясь схватить за ноги, но он рубил их на бегу, одному отсек руку и отбросил врага в сторону. Кто-то из Испивающих Души, стоявших в глубине здания биржи, заметил, что пытается сделать Грэвус, и накрыл болтерным огнем штурмовых десантников Багровых Кулаков, пытавшихся помешать сержанту.

Знаменосец уже поднялся на ноги. Грэвус понимал, что у него есть только одна попытка. Подняв топор высоко над головой, он размахнулся, и сверкающая дуга лезвия устремилась к шее Багрового Кулака. Десантник, как и надеялся Грэвус, заслонился от удара древком знамени. Лезвие скользнуло вниз, обходя древко, и ударило в поясницу Багрового Кулака. Сержант почувствовал, как задрожал его топор, когда энергетическое поле рассекло керамит вражеских доспехов и, перерубив позвоночник, вышло с другой стороны.

Верхняя половина тела Багрового Кулака рухнула на землю. Ударил фонтан ярко-алой крови. Грэвус подхватил падающее знамя, и оно окутало его подобно савану.

Вопли умирающего библиария расчистили достаточно места, чтобы сержант смог захватить штандарт, но, кроме того, они прекратили и яростную рукопашную схватку, препятствовавшую Багровым Кулакам ворваться внутрь здания биржи. Прямо сейчас два отряда вражеских десантников уже карабкались по обломкам, готовясь накрыть внутренний зал огнем болтеров.

И Грэвус понимал, что они прорвутся. Их было просто слишком много. Испивающие Души не могли превзойти Багровых Кулаков огневой мощью, победить можно было, только сломив дух противника. Космодесантники — несгибаемые солдаты Империума, но у Испивающих Души не оставалось другого выбора.

Грэвус нанес первый удар, захватив их знамя. И если сможет добраться до здания биржи живым — нанесет еще один. Продолжая бежать под градом болтерных зарядов, сержант молился о том, чтобы третий удар нанес Сарпедон.

Его молитвы были услышаны, поскольку в этот миг над полем битвы разразился Ад.

 

Глава шестая

— Тогда где он, черт возьми? — рявкнул лорд-генерал Ксарий. Он резким движением поднялся, не обращая внимания на привычную боль в бедре, и с такой силой ударил по самодельному столу из коробок от боеприпасов, что несколько ситуативных карт полковника Трельнана слетели на пол.

— Мы не уверены, — раздался в воксе ответ Хасдрубала.

Хасдрубал, флаг-командир «Гибельного клинка» Ксария, исполнял обязанности его личного адъютанта по большей части просто потому, что всегда был под рукой. Ксарий не содержал свиты, предпочитая все ресурсы вкладывать в настоящих солдат, от которых было больше пользы.

— Он командует броненосной группой на юге города, — продолжал Хасдрубал, — но полковник Савенниан утверждает, что точное положение конвоя ему неизвестно.

— Зубы святой Аспиры! — прошипел Ксарий в вокс-коммуникатор. Полковник Трельнан и его адъютант удивленно посмотрели на него, услышав пусть и незначительное, но все-таки богохульство. — Только не говорите мне, что Багровые Кулаки ушли вместе с ними.

— Опять-таки… мы не уверены…

— Так узнайте! Пусть кто-нибудь поищет их с неба, «Громовая стрела» или что-нибудь вроде того. — Ксарий щелчком отключил вокс.

— Неприятности? — спросил Трельнан.

— Лейтенант Эльтанион, а с ним и половина Огненных Ящеров только что начали штурмовать Грейвенхолд, даже не позаботившись вначале предупредить кого-либо еще.

— Савенниан не может их отозвать?

— Проклятие, Трельнан, как ты думаешь, как мне удалось стать тем, кто я есть? Я всегда делаю все возможное, чтобы с дьявольской точностью подобрать людей, которыми буду командовать. А полковник Савенниан получил свое звание просто потому, что приходится единоутробным братом губернатору-регенту Форнукс Ликс. Он политик. Здесь он оказался только из-за того, что протоколы требуют, чтобы на каждом документе стояла подпись полковника. А людьми его на самом деле командует Эльтанион, который как раз куда-то намылился.

— И что теперь делать со всем этим? — спросил Трельнан, указывая на карты и схемы, которые Ксарий изучал как раз перед тем, как Хасдрубал доложил ему о самовольной операции Ящеров.

На картах были отмечены диспозиции войск селевкийцев, Форнукс Ликс и тех отрядов алгоратцев, которые снова смогли вернуться в строй. Также там указывались намеченные маневры солдат, которые были необходимы. Для начала следующей стадии сражения за Грейвенхолд. Она должна была представлять собой массированный натиск, огромному количеству пехоты и бронетехники предстояло выдвинуться вперед по запутанным маршрутам, чтобы обрушить объединенную огневую мощь на любой перекресток, на любую опорную точку противника. Также на некоторых схемах были набросаны планы отступления с описанием того, как солдаты должны реагировать на любые препятствия и как избегать потенциальных укрепленных позиций.

Расчет, конечно же, строился на том, что войска Империума ударят одновременно с двух направлений, заставляя противника разделить свои силы. А это значило, что Ящеры обязаны сыграть свою роль, отбив целый административный округ, а затем обрушиться на правительственный район со зданием сената в качестве конечной цели. Но эта задача становилась невыполнимой, поскольку они самовольно отправились на Грейвенхолд и теперь гибли в своей собственной войне.

— Все это теперь можно выбросить в мусор, — ответил Ксарий. — В Департаменте Муниторум сказали, что мы не получим больше ни одного отряда Гвардии. Если мы потеряем Ящеров, то останемся и без плана наступления. Этот город станет тянуть из нас кровь, пока не выпьет ее до последней капли и не заставит нас убраться.

— Если им все равно, сможем ли мы отбить Грейвенхолд? — покачал головой Трельнан, — Флот просто мог бы разнести его с орбиты…

— Этот город никого не мог бы заботить меньше, Трельнан. Мы не разбомбили его сразу только потому, что, сровняв с землей дома, не повредили бы нашему противнику. Враги под нами, они таятся. Под Грейвенхолдом есть канализация, руины и Трон его знает что еще. Они бы просто воспользовались развалинами, чтобы прятаться от нас. Полковник, наши парни гибнут не потому, что кому-то так уж нравится архитектура Грейвенхолда, они умирают из-за того, что это единственный путь, которым мы можем вернуть себе планету. Буду очень тебе признателен, если ты это запомнишь.

Трельнан собирался что-то ответить, но в этот момент запищал вокс. Ксарий взял наушники.

— Лорд-генерал? — Это был Хасдрубал. — Расчеты ауспексов, установленных на «Решительном», докладывают об активности возле здания сената. Там довольно шумно. Сверкают все сенсоры.

— Огненные Ящеры?

— Так точно, сэр. Они, а еще Багровые Кулаки.

— Кулаки? Восхитительно. Значит, у нас из-под контроля вышли целых две армии. — Ксарий потер глаза, пытаясь унять зарождавшуюся головную боль. — Много их там?

— Похоже, что все до последнего, сэр.

Полыхающие останки «Адской гончей» затопили улицы клубами красновато-черного дыма, накрывшего несколько дюжин гвардейцев, которые, должно быть, полагали, что столкнулись с врагом, неизмеримо превосходящим их численностью. На самом деле против них сражались только шестеро скаутов из отряда Евмена, расстреливавшие их из болтеров, в то время как Селеп, затаскивая в тень слишком близко подошедших гвардейцев, перерезал им глотки. Сам Евмен присел на корточки возле новобранца-библиария Скамандра, паля из болтера в завесу дыма. Он еще не получил все имплантаты полноценного десантника, но его глаза и без того уже были значительно улучшены. Они позволяли ему, как и остальным скаутам, видеть в дыму и расстреливать гвардейцев, не способных оказать сопротивление. Укрывшись позади груды обломков возле выхода из переулка, отряд Евмена вынуждал отступать Огненных Ящеров, которые должны были бы окружить Испивающих Души и нанести по ним удар с противоположной стороны здания биржи.

Отряд гвардейцев — ветераны, вооруженные мелтами и плазменными пушками, — стремительно обходил лужу горящего прометия, чтобы прижать скаутов к земле. Резким, рубящим взмахом руки Евмен показал на них Скамандру, и тот уже вновь собравшийся с силами, убрал в кобуру болтерный пистолет. Начинающий библиарий сделал глубокий вдох, поднял ладони и, стиснув от напряжения зубы, позвал один из языков пламени, вздымающихся над горящими обломками.

Огонь хлестнул, подобно кнуту, обмотавшись вокруг трех ветеранов и запалив их форму. Солдаты бросились на землю и принялись кататься по ней в попытках затушить пламя, но Скамандр сосредоточил на них свое внимание, заставляя огонь становиться сильнее до тех пор, пока раскаленный воздух не выжег изнутри их легкие и не прервал крики. Остальные гвардейцы помчались к укрытию на противоположной стороне дороги — в своем паническом бегстве, не имея возможности отстреливаться, они подставились под огонь болтерных пистолетов, обрушенный на них отрядом Евмена. Одному из них выпущенный со снайперской точностью заряд попал в затылок, заставив солдата совершить кувырок.

Скаут-снайпер Раек выбежал из все еще окутанного дымом переулка и залег возле Евмена. Броня его была опалена, от нее поднимался пар, а глушитель на конце его длинноствольной снайперской винтовки мерцал тусклым красным жаром. Лицо скаута потемнело от грязи и кровоточило десятком незначительных ран, оставленных осколками.

— Отряд Гириана отступает, — доложил он. — Гвардия захватила переулок на противоположной стороне.

— Потери?

— Погибли трое. Включая Гириана.

— Отходи к дальнему концу этого переулка и удерживай их столько, сколько сможешь. Нам надо, чтобы эта улица оставалось чистой. — Евмен переключился на командный вокс-канал. — Сарпедон, вызывает Евмен. Мы потеряли отряд Гириана, Гвардия заходит к нам в тыл.

Вокс-сеть заполнял треск статики и стрельба из болтеров на заднем плане.

— Отходим, — раздался ответ. — Всем отрядам отойти к зданию сената. Люко, Евмен, прикройте нас. За Дорна!

Сарпедон обладал даром телепатии. Он всегда обладал внушительной силой — силой, достаточной для того, чтобы вступить в либрариум Ордена. А последовавшая за тем мутация позволила его ментальным способностям подняться до высот, каких редко добивались даже самые почитаемые библиарий Адептус Астартес. Но при этом он оставался телепатом, который мог только излучать, но не принимать, — он возмещал этот «дефект» неукротимой мощью и интенсивностью образов, которые были способны сломить ментальное сопротивление врагов.

Сила его получила название «Ад». В бойне, идущей внутри здания биржи, наиболее удачным стал образ скверны. Если Багровые Кулаки желали найти следы Хаоса на Испивающих Души, то Сарпедон готов был им их показать.

В темных углах завыли лица истязаемых демонов. Потолок зала распался клубящимся черным облаком, из которого вниз протянулись когтистые лапы, сочащиеся губительными силами, пульсирующие волнами распада. Сарпедон сейчас извлекал из памяти всякую демоническую мерзость, которую ему довелось повидать за время службы в рядах Космического Десанта, и изображал ее на стенах зала биржи: колдовские руны, не позволяющие себя прочесть; изувеченные, нагие души, корчащиеся в безумном пламени варпа; уродливых демонов, пляшущих в темноте; голоса, доносящиеся сразу со всех сторон и извергающие богохульства.

Испивающие Души вместе с Сарпедоном тренировались отрешаться от полной силы Ада еще на «Сломанном хребте» и теперь могли отличить иллюзии, насланные магистром, от реальности. Но Багровые Кулаки этого не умели.

Вначале они увидели, как Грэвус утащил их знамя у них из-под носа, а теперь столкнулись с натиском демонов, которые стали неожиданно возникать перед ними прямо из воздуха. Еще Император сделал все возможное, чтобы десантники не знали страха, и Багровые Кулаки не были исключением из правил, но Сарпедон и не рассчитывал на страх. Было достаточно мгновенного замешательства, осознания того, что они столкнулись с чем-то, что не способны победить, с чем-то, что смогло похитить их священное знамя и призвать себе на помощь демонов. Замешательство это не могло продлиться долго, но этого и не требовалось.

— За Дорна! — вновь прокричал Сарпедон, выскакивая из укрытия.

Следом за ним поднялись отряд Диона и последние воины Келвора. Грэвус уже направлялся туда же, куда и все рассеянные по полю боя десантники его отряда, а Тирендиан наступал ему на пятки. Багровые Кулаки стреляли им вслед, и одному из людей Грэвуса прямо на глазах у Сарпедона в шею угодил болтерный заряд. Но пока что враги не решались двинуться за ними. На несколько секунд они замерли у пролома, не вполне понимая, стоит ли им завязать сражение или лучше отойти перед лицом более могущественного противника.

Испивающие Души отступали через выходы в противоположной стене зала — многочисленные двери, когда-то использовавшиеся младшими адептами и брокерами. Оказавшись возле стены, Сарпедон пробежал мимо отрядов Корвана и Прэдона, выстроившихся возле тяжелых деревянных колонн в готовности вести заградительный огонь.

— Уходим! — прокричал он, проламывая когтями мозаику, покрывающую пол.

Он вызвал из глубины сознания все до последнего омерзительные образы, оставив за спиной бурю иллюзий, которая должна была послужить защитной завесой для Испивающих Души. Кулаки уже пошли в наступление — по большей части это были ветераны, повидавшие за время своей службы вещи и похуже, особенно если вспомнить про Мир Ринна, так что любая уловка, какую мог сейчас использовать Сарпедон, задержала бы их максимум на несколько секунд. Но в большинстве своем Испивающие Души уже выскочили на улицу и сейчас направлялись к зданию сената под прикрытием отрядов Евмена и Люко.

Сарпедон выбежал из здания биржи. Воздух снаружи был сильно задымлен, а броню магистра тут же начали облизывать лазерные импульсы, выпущенные откуда-то с противоположного конца переулка, где удалось прорваться гвардейцам. Отряд Люко выстроился на ступенях и не переставая вел огонь из болтерных пистолетов. Тактический десант Диона занял свои позиции, и их более мощное оружие откинуло назад гвардейцев, вынужденных укрываться позади груды тел собственных мертвецов.

Отряды Корвана и Прэдона выбежали на улицу, сопровождаемые огнем Багровых Кулаков. Двое боевых братьев из подразделения Прэдона угодили под заряды и скатились по лестнице — один из них потерял большую часть ноги, а второй получил смертельное ранение в голову. Сержант Прэдон подхватил выжившего десантника и, поддерживая его, продолжил бег к зданиям на противоположной стороне, где уже укрылись остальные Испивающие Души.

Гвардейцы, находившиеся в переулке, бросились в разные стороны, но не для того, чтобы спрятаться. Под грохот обрушивающейся лепнины между зданиями пополз «Леман Русс», взрезая груды обломков огромным ковшом, приваренным к его носовой части. Башня танка повернулась, и громоздкое основное орудие дало залп, пробив гигантскую брешь в стене здания напротив. Ударная волна практически сбила Сарпедона с ног.

— Уходим отсюда! — прокричал магистр тем десантникам, кто еще оставался на улице. — Пошевеливайтесь! Они идут!

Гвардейцы хлынули по расширившемуся переулку, используя «Разрушитель» в качестве укрытия. Плазменный заряд, выпущенный одним из десантников Диона, ударил «Разрушитель», в бок, взорвав его дополнительное орудие брызгами огня и искр, но это мало чем могло сейчас помочь.

Сарпедон был все еще посреди дороги, продолжая отстреливаться на бегу. Все Испивающие Души уже покинули здание биржи и сейчас прорывались к строениям на противоположной стороне.

— Варук! — прокричал магистр в вокс. — Давай!

Откуда-то из лабиринта зданий технодесантник Варук включил сигнал, активировавший связки крак-гранат, спрятанных вдоль стен биржи.

Ударная волна настигла Сарпедона раньше, чем он услышал звук взрыва, и с силой толкнула в спину. Расставив восемь ног, магистр сумел устоять, но грохот оглушил его, а затем, когда обрушилась задняя стена биржи, все вокруг накрыло непроницаемым облаком пыли и обломков.

Сарпедон продолжал двигаться дальше, первичные фильтры, встроенные в его горло, не давали мраморному крошеву проникнуть в легкие. А Огненных Ящеров защищали респираторы, поэтому, оправившись от взрыва, они тут же продолжили обстрел, пронизывая завесу пыли алыми прожилками лазерного огня. Но это уже не могло замедлить продвижение Испивающих Души. Сарпедон прижался к стене одного из зданий и, пробежав вдоль нее, обнаружил огромную неровную дыру, пробитую «Разрушителем», куда и забрался.

Взрыв должен был немного задержать Багровых Кулаков, но ничего больше. Чтобы избавиться от Космического Десанта, требуется нечто большее, чем просто хорошо рассчитанный подрыв гранат и разлетающиеся осколки кирпичей. В лучшем случае это могло подарить Испивающим Души порядка одной минуты, чтобы успеть скрыться, и Сарпедон знал, что его люди распорядятся полученным временем наилучшим образом.

План был прост. Пока руины биржи задерживают Кулаков и Гвардию, Испивающие Души станут отступать, вынуждая своих преследователей гнаться за ними через офисные кабинеты и залы для собраний до тех пор, пока не доберутся до здания сената.

Здание, сената. Именно его Сарпедон избрал в качестве последней линии обороны.

Не было такого человека, который смог бы понять те мысли, что бродили сейчас в голове ксеноса.

С одной стороны, их пробуждали те же самые желания, что определяли поступки всех живых существ. Выживание. Стремление к власти. Избавление от страданий. Но под слоем инстинктов таилось нечто совсем другое, нечто замешанное одновременно на гордости и отчаянии, неукротимо свободной воле и мрачной, предопределенной почти на биологическом уровне потребности охотиться на менее развитые виды. Ксенос был невероятно горд собой, но в то же время его действиями руководил страх. Он был жесток настолько, что, казалось, возводит причинение страданий до уровня искусства, уровня своего эстетического идеала, — и все же каждая нанесенная им рана, каждое совершенное убийство служили знаком преклонения перед некими силами, с которыми он не способен был совладать и которым вынужден был служить, сколь бы ему ни была отвратительна сама мысль о подчинении другому. Человеку никогда не понять во всей полноте тех противоречивых наслоений, что образовывали сознание ксеноса. Все, что видели люди, — это результаты: погибших, порабощенных, искалеченных.

Вот что значит быть одним из эльдаров, избранной расы Галактики, герольдов творения, владык реальности. Свобода и рабство, жестокость и смирение, надменность и отчаяние. Мышление эльдаров строилось на бесконечном круге противоречивых мотивов, который довел бы примитивный разум людей до безумия.

Акрелтас из кабала Горящей Чешуи сидел на корточках возле изящного лепного украшения, выраставшего на углу крыши. Был поздний вечер, и только последние слабые лучи солнца еще освещали землю. На Грейвенхолд надвигалась ночь, но внизу хватало света. Вспышки выстрелов и взрывы позволяли разглядеть улицы правительственного района с такой же легкостью, как если бы стоял день, и Акрелтас смотрел, как солдаты людей стреляют и рвут друг друга на части.

В этом столкновении сражались две различные стороны, но Акрелтасу приходилось напрягать все свое внимание, чтобы понять, как идет битва, поскольку для него все эти люди казались одинаковыми.

Эльдар подался вперед, и черные, как панцирь жука, перекрывающиеся пластинки на его плотно облегающем комбинезоне зашевелились. Перебросив осколочную винтовку за спину, он пополз вниз по стене, точно огромный длинный паук, — они не видели, что он здесь, наверху. Он наблюдал за ними еще до того, как началась битва, и они не заметили его, хотя и выставляли наблюдателей. Эти людишки были все равно что слепы — слепы и глупы. Этот вид сумел прожить так долго только благодаря своей огромной численности и широкому распространению по Галактике.

Не защищенные доспехами солдаты годились исключительно для того, чтобы сражаться с порабощенными людьми, некогда населявшими этот город. Эльдары обращали на них не больше внимания, чем на скот, который гонят на бойню. А вот бронированные воины оказались совсем другими. Их профессионализм приближался к уровню инкубов кабала Акрелтаса — ударные войска, созданные для ведения яростных ближних сражений. Они работали несколько грубо, но красиво. Сосредоточие столь разрушительной мощи в этом месте доставляло Акрелтасу не меньшее эстетическое удовольствие, чем точный удар меча или орда рабов, которую забичевали до смерти.

Конечно же, это не шло ни в какое сравнение с доведенным до совершенства мастерством воинов кабала, но все равно смотрелось потрясающе.

Акрелтасу пора было заняться делом. Его повелитель, как и их Верховная Госпожа, нуждался в информации. Улицы Грейвенхолда украсил запутанный узор различных сил — как военных, так и метафизических, и кабалу необходимо было разузнать все, что только можно, о человеческих армиях и о том, что их связывает. Воины в пурпурной броне оказались независимой силой, чьи мотивы были неясны, а хозяин — неизвестен. Если планы кабала исполнятся именно так, как того хочет Та-Что-Жаждет, на все вопросы будет получен ответ.

Люди без брони — Имперская Гвардия, миллиарды солдат которой маршировали навстречу своей гибели во имя какого-то ничем не обеспеченного обещания будущего Человечества, — и воины в синих доспехах сражались на одной стороне. До этого момента все просто. Но люди и в синей, и в пурпурной броне были космическими десантниками, солдатами, увенчанными среди остального Человечества славой легендарных героев. В реальности же они были просто дубинкой в руках Империума Человечества, чью грубую мощь выдавали за истинную стратегию ведения войны. Акрелтас увидел, как десантники в синем выбегают из разрушенного здания и выстрелы их оружия укладывают на землю одного из десантников в пурпурном. Упавший был быстро настигнут и расчленен. Уродливое, похожее на пилы оружие десантников развалило его пополам.

Значит, эти две армии десантников не были союзниками. Это могло весьма заинтересовать кабал. Именно такой знак Акрелтасу и приказали искать. Он означал, что обе армии Десанта превосходно сыграют уготованную им роль, ведущую к победе эльдаров.

Акрелтас легко запрыгнул обратно на крышу, бросил еще один взгляд вниз, где люди уничтожали друг друга и не знали, что тем самым несут наслаждение Той-Что-Жаждет, а затем бегом скрылся в сгущающейся тьме.

Капеллан Иктинос вел ударную группу через офис доверенного кардинала Грейвенхолда. Там, где раньше знать города покорно стояла на задних лапках, принимая индульгенцию из рук представителя Экклезиархии, ныне сапоги Испивающих Души грохотали в кельях послушников и сносили подсвеченные стойки со свитками. Более чем два десятка штурмовых десантников Багровых Кулаков воспользовались прыжковыми ранцами, чтобы захватить второй этаж здания, и теперь вели огонь с подвесной галереи, где величественная лестница вела к покоям, которые некогда занимала личная свита доверенного.

Выхватывая крозиус арканум и направляясь к лестнице, Иктинос не стал выкрикивать священные гимны, как обычно действовали в подобных ситуациях другие капелланы Космодесанта. Ему не было в этом нужды. Он сам был духовным средоточием Испивающих Души — их единственный капеллан, главный советник Сарпедона и духовный наставник каждого десантника в Ордене.

Брат Фелкар, сражавшийся под началом сержанта Хастиса, пока тот не погиб на Септиам Торус, прыгнул вперед, заслоняя капеллана от предназначавшегося ему заряда плазмы. Когда Фелкара сбросило с лестницы, в его груди зияла дымящаяся дыра.

Вперед устремилось еще больше Испивающих Души, принимая на себя очереди болтерного огня. Некоторые из них пали и покатились по лестнице, но остальные смогли добежать до верха и схватиться в рукопашной с Багровыми Кулаками. Крозиус арканум Иктиноса вспыхнул огнем, реагируя на град шрапнели, обрушившейся сверху. Еще один Испивающий Души пал, защищая капеллана, — в этот раз брат Торикел, чьим командиром некогда был ныне погибший сержант Гивриллиан.

Иктинос обрушился на Багровых Кулаков. Его крозиус крошил керамит и кости. Капеллан не испытывал ни воинственной ярости, ни холодного отчаяния человека, сражающегося за свою жизнь, — он бился обдуманно и спокойно, зная, что обступившие его Испивающие Души закроют его от цепных мечей и болтерных зарядов. На Стратикс Люмина, где всему Ордену грозило уничтожение, капеллана и сопровождающих его воинов связали надежные узы. Они были готовы погибнуть, чтобы сохранить жизнь одного из своих предводителей. Они прыгали в зубы смерти, потому что он вел их.

Багровый Кулак вонзил цепной меч в плечо Испивающего Души, вставшего между ним и капелланом. Другой Кулак повалился на спину — в забрале его шлема зияло отверстие, оставленное болтерным зарядом.

Капитан штурмового отряда Кулаков оказался лицом к лицу с Иктиносом. Капеллан узнал его: штурм-капитан Арка, один из истинных ветеранов Второй роты. Они мельком виделись, когда капелланы Орденов, наследующих Легиону Имперских Кулаков, собрались на встречу в Мире Ринна. Это было еще до того, как крепость-монастырь Багровых Кулаков была разрушена, а Испивающие Души стали изгоями.

События давно минувших лет.

Должно быть, Арка тоже узнал Иктиноса, поскольку капитан на мгновение замешкался. В гуще сражения, идущего наверху лестницы, два десантника некоторое время разглядывали друг друга. Один из них думал о том, как может настолько отважный и благородный человек продолжать сражаться на стороне развращенного чудовищного Империума. Второй — о том, как страж веры Ордена мог впасть в скверну и мятеж. Но затем отпущенное им мгновение ушло. И ярость их схватки озаряла помещение точно как во время грозы.

— Три выстрела. Лазерная пушка. И уходим. — Найрюс с остекленевшими, как всегда в моменты концентрации, глазами, сидел, прижавшись спиной к полуразрушенной стене.

Остальные скауты залегли рядом с ним. Выкрики гвардейцев Форнукс Ликс и шипение лазерных выстрелов пробивались через рокот приближающихся танков и грохот обрушающихся руин.

Как по заказу, над головами скаутов пронеслись три мощных багровых лазерных заряда, оставляя после себя запах озона.

Найрюс пока не ошибался.

— Пошли! — прокричал Евмен, и скауты сорвались с места, пересекая открытое пространство, отделяющее их от укрытия.

Тидей на ходу выстрелил из гранатомета, чтобы создать завесу, и скауты без потерь добрались до следующих развалин. Осадные танки класса «Разрушитель» быстро превращали район в руины, обрушивая мощь тяжелых снарядов на окружающие здания в надежде замедлить продвижение Испивающих Души, чтобы Багровые Кулаки снова смогли вступить в ближний бой. Скауты, в свою очередь, как проклятые работали на то, чтобы задержать гвардейцев. Евмен уже практически не сомневался, что именно его небольшой отряд не дает Ящерам Форнукс Ликс полностью окружить Испивающих Души.

— Кулаки! — прокричал Найрюс. — Они здесь…

Евмен уловил движение в нависающем над ними разрушенном здании, чье внутреннее убранство было отчетливо видно после выстрела «Разрушителя». Перекрытия проседали и разрушались под весом строительного мусора и мебели. Но на верхнем этаже кто-то был — Евмен увидел вспышки болтеров, чьи заряды со свистом рассекали воздух и с треском ударялись о кирпичные стены.

Мельком оглядевшись по сторонам, Евмен понял, что Ящеры захватили уже все, кроме их укрытия в руинах. Огневые зоны отрядов пересекались с такой расчетливостью, что командир скаутов был вынужден вспомнить: сейчас они сражаются против профессиональных солдат.

— И куда нам теперь?

— Уже никуда. — Найрюс поднял взгляд туда, где находился тот, с кем они сейчас отчаянно перестреливались.

Багровый Кулак проломил кирпичную кладку на высоте двух этажей над ними и в пламени, извергаемом прыжковым ранцем, приземлился точно в центре отряда скаутов. Это был штурмовой десантник, вооруженный цепным мечом и болтерным пистолетом, иссеченная броня дымилась от попадания, заставившего его свалиться вниз.

Терсит оказался ближе всего. Выпущенные им два заряда из болтера со звоном срикошетили от керамита, и Кулак даже не обратил на них внимания, нанеся нечеловечески стремительный удар цепным мечом. Терсит не понимал, что его зарубили, пока не упал на землю с широкой рваной раной в груди.

Селеп набросился на Кулака со спины, метя ножом в шейное сочленение брони. Кулак успел развернуться, схватил Селепа за горло и швырнул в почти повалившуюся колонну.

Найрюс подсек Кулаку ногу, заставляя того припасть на одно колено. Евмен выскочил из укрытия, нанося удар кулаком по лицевому щитку противника и заваливая его на спину. Резким рывком командир скаутов оседлал упавшего десантника и, прижав болтер к линзе его шлема, стал вгонять в упор один заряд за другим. Осколки зарядов и керамита посекли лицо Евмена, но забрало Кулака проломилось, и тот затрясся в агонии.

Звуки выстрелов в сознании скаута сменились тишиной. Потребовалось несколько мгновений, чтобы он снова обратил внимание на грохот сражения. Все, что он сейчас видел, — это единственный глаз поверженного десантника, слепо взирающий на него с изувеченного лица, превратившегося в сплошную кашу из осколков керамита и крови.

Странное тепло окутало Евмена. Гордость. Он только что убил своего первого десантника.

Наконец он оторвался от созерцания мертвого Багрового Кулака. Ему все еще надо было командовать отрядом.

— Селеп?

Тот с трудом поднялся с земли.

— Я цел.

— Терсит?

— Его мы потеряли, — ответил скаут-снайпер Раек, склонившийся над Терситом.

Умирающий скаут в последний раз судорожно вздохнул, и кровь залила его губы. В глубине красновато-черного отверстия в его груди были видны слабо трепещущие легкие.

— Все чисто, — произнес Найрюс, выбираясь из-под трупа Кулака.

— Хорошо. — Погибшего они могли оплакать и позже, когда по ним не будет стрелять столько людей. — Селеп, понесешь Терсита. Раек, пойдешь первым. Вперед!

Апотекарий Паллас пригнулся, прячась от лазерных зарядов, влетающих в роскошно обставленную приемную через пролом в дальней стене. Здесь, среди догорающих гардин и изрешеченной пулями мебели, умирал брат Кирелкин, чей поврежденный доспех прожгли многочисленные попадания из лазерного оружия. Десантники из отряда Келвора, под началом которого служил и Кирелкин, прикрывали Палласа, но апотекарий понимал, что уже ничего не сможет сделать. Одно из сердец десантника было пробито, в груди открылось внутреннее кровотечение, легкие не раскрывались, и уже через несколько секунд он должен был умереть.

Лазерные импульсы вспарывали роскошную обшивку кресел, выстроившихся рядами вокруг трона, на котором один из аристократов Грейвенхолда когда-то принимал посетителей. Когда верхняя часть перчатки апотекария отошла в сторону, обнажая толстую сверкающую иглу редуктора, его осыпало обгоревшими деревянными щепками.

Кирелкин больше не подавал признаков жизни. Паллас воткнул иглу редуктора в его горло, ощутив, как прибор сам подается вперед и вырезает генное семя. Затем инструмент скользнул назад, вытаскивая драгоценный орган.

— Все? — спросил Келвор.

Всего несколько минут назад ему пришлось ампутировать ногу, но аугментированная кровь уже свернулась, прочно запечатав культю.

Паллас кивнул.

— Тогда уходим. Нас пытаются окружить.

Апотекарий пригнул голову, чтобы не угодить под случайную пулю, и повел отряд Келвора вглубь дома, направляясь к громаде здания сената.

Погиб еще один достойный десантник. Еще пара таких маленьких войн Сарпедона — и от Ордена ничего не останется.

Подразделение Люко и Сарпедон достигли парадной лестницы, ведущей в здание сената, первыми.

Сержант Люко, чьи когти-молнии все еще дымились после того, как он рассек ими нескольких гвардейцев по пути сюда, взбежал по ступеням и замер, прижавшись спиной к колонне.

Внутрь строения вело множество путей, чтобы ни одному сенатору не пришлось следовать за другим. Внешняя стена здания была вся пронизана арочными проходами, украшенными именами сенаторов прошлого. Обороняться во внешних помещениях, учитывая такое количество дверей, было бы невозможно, но в глубине здания, во тьме, начинался лабиринт кабинетов, залов ожидания, аудиторий и служебных помещений, окружавших зал, где собирались сенаторы. У Багровых Кулаков и Огненных Ящеров должно было уйти немало времени, чтобы выкурить оттуда Испивающих Души.

— Чисто! — крикнул Люко, и его десантники пробежали мимо с болтерами на изготовку, направляясь вглубь здания через арочные проходы.

Сарпедон торопливо поднялся по лестнице и вместе с сержантом спрятался позади одной из колонн. Капеллан Иктинос со своими десантниками уже покинул здание Экклезиархии на противоположной стороне улицы. Дым поднимался из пробоин, оставленных в его доспехах энергетическим оружием. Испивающие Души объединяли свои силы, а Кулаки и Гвардия наступали им на пятки. Звуки выстрелов становились ближе, и казалось, что не осталось вокруг зданий, которые не были бы испещрены окутанными дымом оспинами взрывов.

— Есть что-нибудь? — спросил Сарпедон.

— Мы не вступаем в контакт, — ответил Люко. — Похоже, никого нет дома.

В это мгновение затрещал вокс.

— Вызывает брат Фэрак, — пришел вызов от десантника, уже укрывшегося внутри здания. — У нас проблема.

— Фраг их раздери, — процедил сквозь зубы Люко. — Они добрались сюда раньше.

— Не думаю, сэр. Вам лучше самим поглядеть.

Люко и Сарпедон вошли в здание через ближайшую арку, и тьма тут же сомкнулась вокруг них. Глаза магистра автоматически приспособились к скудному освещению, позволяя разглядеть резные деревянные перегородки, восхитительные скульптурные изображения сенаторов прошлого и таблички со строками писаний и молитвами, призывающими к усердию и воздержанности. Отряд Люко проломился сквозь одну из таких деревянных стен, и магистр вместе с сержантом отправился следом.

Внутри здания сената они ожидали найти просторный конференц-зал, окруженный личными приемными и кабинетами адептов, но вместо этого вышли к широкому котловану. Темная, с неровными краями шахта была прорублена в нескольких слоях каменного фундамента и уходила под землю настолько глубоко, что Сарпедон не мог разглядеть дна. Сломанные балки и трубы торчали из осыпающихся стен, а на самом краю котлована еще стояла мебель и высились горы бумаг, грозившие обрушиться в яму.

Бросив взгляд вверх, Сарпедон увидел, что крыша здания сената не повреждена, значит, котлован не мог образоваться в результате ракетного удара. Его вырыли сознательно и совсем недавно.

— Снова ксеносы? — спросил Люко.

— Не думаю, — отозвался Сарпедон.

Затем послышались голоса. Кто-то кричал там, в глубине котлована, на не вполне понятном Сарпедону языке; тональность слов и их окончания соответствовали имперскому готику, но казалось, что сам язык мутировал. Затем тьма пришла в движение: бледные, тощие тени карабкались по стенам ямы. Вначале их были сотни. Затем — тысячи.

Десантники Люко нацелили на них свои болтеры, готовясь открыть огонь по приказу сержанта.

— Не стрелять! — проревел Сарпедон и включил вокс. — Всем отрядам! Укрыться и воздерживаться от стрельбы.

Теперь все остальные десантники — и пробивающиеся к зданию сената, и продолжающие сдерживать наступление Гвардии и Багровых Кулаков — должны были отступить и спрятаться. Последняя битва отменялась. А им предстояло выяснить, имеет ли план Сарпедона хоть какие-то шансы на успех.

Люко повернулся к магистру:

— Лучше бы, черт возьми, все сработало.

Сарпедон не отвечал. Голоса поднимающихся стали громче, колдовские огни на долю секунды осветили котлован. Тысячи тварей — людей — карабкались вверх по лестницам и тросам. Их кожа была бледна, лица скрывали рваные маски и уродливый пирсинг. Вооружены они были кто чем: ножами, дубинками, лазганами и автоматами, захваченными на разграбленных складах СПО Энтимиона IV, — иные же собирались сражаться голыми руками и зубами. В середине ямы парили несколько фигур — облаченные в балахоны колдуны, вокруг ладоней которых потрескивали магические заряды. Неразборчивое бормотание и выкрики становились все громче, и Сарпедон уже мог различить спиральные узоры, вырезанные на телах колдунов, мог видеть их руки, на которых не осталось кожи и которые завершались металлическими когтями. Лица их закрывали полоски металла, словно прибитого к черепам.

С воплем, подобным самой смерти, армия Грейвенхолда выплеснулась на поверхность.

 

Глава седьмая

Лорд-генерал Ксарий угрюмо всматривался в проекцию на голомате. Те немногие, кто хорошо знал полководца, понимали, что его молчаливость — дурной знак. Он не произносил ни слова, глядя, как развиваются события последних трех часов на голографической карте в центральной части «Гибельного клинка». Сверхтяжелый танк укрылся в тени западной стены, готовый поползти в атаку следом за селевкийцами, но само наступление, естественно, было отложено до той поры, когда Ксарий восстановит власть над всеми своими войсками, которым полагалось сражаться вместе с ними. Разрывы минометных снарядов и редкие залпы орудий тех бронемашин, что были выставлены в патрули, просачивались сквозь толстые стены «Гибельного клинка», но Ксарий не обращал на них внимания. Сейчас его тяготили куда более важные проблемы.

Голограф дал увеличенное изображение восточной части Грейвенхолда — правительственного сектора, в центре второго располагалось здание сената, стоявшее на берегу реки Грейвен. Район был усыпан многочисленными мигающими значками: темно-синими — Багровых Кулаков, голубыми — Форнукс Ликс и красными — врагов.

Ксарий покачал головой и отмотал запись назад, прокручивая в обратном порядке военные действия последних трех часов. Причины происходящего по-прежнему оставались для него скрытыми завесой тайны. Все, конечно, произошло, но оно просто не могло произойти. Не должно было.

Запись вновь пошла сначала. Ксарий в очередной раз следил за тем, как разворачиваются события: колонна синих значков змеей проползла через юго-восточные ворота к правительственному округу. Эльтанион увел за собой всю лучшую бронетехнику Огненных Ящеров — ударные танки «Леман Русс», их осадных сородичей класса «Разрушитель» и даже «Адские гончие» — чтобы обеспечить поддержкой «Химеры», набитые людьми. Багровые Кулаки также вывели свою бронетехнику — космодесантники всегда чрезмерно гордились своей самодостаточностью, — представленную бронетранспортерами класса «Рино» и несколькими танками поддержки.

Красные огоньки замигали там, где сенсоры дальнего действия, установленные на «Решительном», засекли вражеский огонь, ведущийся по конвою. Сам же конвой несся в классическую идиотскую атаку, совершенно лишенный поддержки и полагающийся только на то, что скорость поможет им прорваться невредимыми. Никто не заботился ни о том, что их могут взять в оцепление, ни о том, как будет возвращаться обратно к воротам. Некоторые танки погибали или получали тяжелые повреждения, их значки тускнели, а пассажиры и экипажи, скорее всего, уничтожались разрозненными группами граждан Грейвенхолда.

Наконец конвой добрался до правительственного района. То, что последовало затем, даже человек, смотрящий на беспристрастный голографический экран, не смог бы определить иначе как ожесточенная рукопашная бойня. Ксарий мог только предположить, что десантники-предатели, с которыми Кулаки уже сталкивались при первой попытке штурма Грейвенхолда, выставили тогда только малую часть своих сил, поскольку повсюду неожиданно вспыхнули плотные скопления красных пятен, отмечающих сопротивление противника, а синие огни Гвардии начали гаснуть десятками. Генералу казалось, что он чувствует запах копоти и ощущает жар огня.

Предателей оказалось порядка двух сотен. В обычных условиях они задавили бы сотню Багровых Кулаков из Второй роты численностью, но у тех были танки и поддержка Имперской Гвардии. Предатели отступали, отчаянно сражаясь за каждый метр, вплоть до самого здания сената. Это строение планировалось сделать одной из главных целей в процессе возвращения города в лоно Империума. Солдаты Форнукс Ликс должны были установить на его крыше флаг с изображением аквилы в знак того, что столица практически взята. Но вместо этого сенат наводнили вражеские войска.

Ксарию никогда прежде не доводилось видеть такого количества космодесантников в одном месте, но даже это не шло ни в какое сравнение с армией, возникшей словно из ниоткуда. По оценке сенсоров «Решительного», ее численность колебалась между десятью и двадцатью тысячами солдат. Подобно приливу, красные значки затопили Багровых Кулаков и гвардейцев. Единственным объяснением было то, что враги воспользовались подземными переходами, чтобы собраться под зданием сената и по знаку десантников-предателей захлопнуть свою смертоносную западню.

То, что казалось стремительным, неудержимым натиском войск Империума, в считанные секунды обернулось позорным бегством. Ксарий переключил проекцию на реальное время и увидел, как потоки врагов изливаются на улицы, проносятся мимо разрушенных офисных зданий Экклезиархии и биржи, растекаются вдоль берегов Грейвен. Включая модуль вокс-записи, лорд-генерал слышал отрывочные передачи перекрикивающихся Огненных Ящеров, оказавшихся в самой гуще разворачивающейся трагедии.

— …святой Трон Земли, их здесь тысячи… стрелковая группа девять, группа девять, где, будьте вы прокляты, прикрытие огнем?

— …колдовство! Чертово колдовство, они добрались до экипажа «Адской гончей» и приближаются к нам…

— Отходим! Отходим, фраг вас раздери! Следуйте за Кулаками, они вытащат нас отсюда…

Пытаясь избавиться от враждебного колдовства, проникающего в их головы, гвардейцы в отчаянии выкрикивали строки укрепляющих дух молитв, сборниками которых обязательно снабжался каждый солдат. Поддавшись ментальному контролю или слепой панике, отряды начинали палить друг по другу. Багровые Кулаки вели плотный заградительный огонь, отступая к своим бронетранспортерам и оставляя гвардейцев выпутываться самостоятельно. Ксарий увидел и услышал, как более тысячи солдат погибли в первые же минуты сражения, смятые завывающими ордами, загнанные, точно в крысиный капкан, на узкие улицы, расстрелянные своими же товарищами или раздавленные гусеницами собственных танков. Один из вокс-каналов смолк, когда взорвался «Леман Русс». Голос его командира утонул в потоке белого шума. Многие другие передачи обрывались воплями. Этого лорд-генералу вполне хватало, чтобы представить себе то, что сейчас творится на охваченных сражением улицах, — к утру с «Решительного» смогут прислать пикт-снимки, но перед его мысленным взором и так представали обугленные тела и залитая вязкой кровью брусчатка.

В молодые годы Ксарий отогнал бы эти образы доброй порцией особо крепкого пойла, смог бы убедить себя, что лорд-генерал вовсе не должен видеть в своих солдатах людей, а судить о них только по их численности, оружию и статистике, принося гвардейцев в жертву победе. Но больше он в это не верил. Империум строился на костях, и командующий был обязан прочувствовать каждую отдельную смерть и надеяться, что ради победы не придется положить все те жизни, которые призван спасти. Он не солдат. Он его противоположность. Ксарий вел собственную войну — войну за то, чтобы страдания не поглотили все Человечество, еще остававшееся в Империуме. Он понимал, что в один прекрасный день обязательно проиграет эту битву, но это не означало, что лорд-генерал должен сдаться.

Ксарий устало выключил голомат и ощутил, что стены тесной кабины «Гибельного клинка» давят на него.

— Хасдрубал? — произнес он в вокс.

— Да, сэр? — откликнулся флаг-командир.

— Двигай этот гроб обратно к космодрому. С наступлением придется повременить.

— Слушаюсь, сэр.

Зарычали двигатели, и командный танк пополз от стены туда, где ему меньше грозила опасность. Будь прокляты Огненные Ящеры, будь проклят Эльтанион и чертовы Багровые Кулаки! Потеряв власть над своими войсками, генерал уже не ведет войну, а сражается со стихией. Ксарий попытался представить себе катастрофу, которая произойдет в Грейвенхолде, если он допустит это, и обрадовался, обнаружив, что его воображение не настолько развито.

Бронетранспортер класса «Финвал» затрясся, переползая через развалины административного здания, уничтоженного огнем «Разрушителя». Командор Рейнц вцепился в поручни, когда машину, по корпусу которой по-прежнему барабанили вражеские пули, закрутило на месте.

Задний люк был распахнут, и Багровые Кулаки отстреливались, удерживая на расстоянии силы неприятеля, двигавшиеся по дороге, на тот случай, если у кого-нибудь из врагов окажется ракетная установка или фугас. Снаружи Рейнц видел абсолютное опустошение: вздымались столбы дыма, лежали остовы танков, громоздились кучи тел, дома полыхали либо уже выгорели дотла. Некогда прекрасный правительственный район был разрушен. «Химеры» Форнукс Ликс и «Рино» Кулаков мчались под плотным огнем и подвергались самоубийственным атакам совращенных Хаосом солдат Грейвенхолда, которые выбегали на улицы в полной решимости остановить несущиеся бронемашины при помощи только кулаков, ножей, зубов и ярости.

— Инхаса?! — крикнул Рейнц в вокс, стараясь пробиться сквозь статику, всегда сопровождавшую любое сражение. — Капеллан, ответьте!

— …слышу, но с трудом, — раздался суровый голос капеллана Инхасы.

— Где вы?

— Впереди. Приближаемся к воротам.

— Они убили капитана Арку, — сказал Рейнц, не в силах скрыть ярость в голосе. — И захватили знамя.

Инхаса помедлил с ответом.

— Что ж, значит, у нас много поводов для мести.

Командор гневно выключил вокс. Он бросил все, что у него было, на то, чтобы уничтожить Испивающих Души, и потерпел поражение. Его отбросили назад и принудили его людей к беспорядочному бегству. Он потерял бойцов, большинство из которых были ветеранами, а многие, как, например, штурм-капитан Арка, — героями Ордена. А еще он утратил знамя Второй боевой роты, доверенное ему самим магистром.

Он видел Испивающих Души. Видел их мутации и предательство. Видел, как захлопнулась ловушка, как орды врагов обрушились на Кулаков и Огненных Ящеров. Он столкнулся с врагом лицом к лицу и проиграл.

Рейнц выпустил очередь болтерных зарядов по солдатам неприятеля в конце улицы и увидел, как бледные тела взмахивают руками перед смертью. Орудийная башня «Финвала» развернулась и ударила сверкающим лазерным пучком по зданию, мимо которого мчался БТР, прожигая мрамор и поднимая в воздух облако кирпичного крошева. Десантники, столпившиеся вокруг Рейнца, тоже открыли огонь, обрушивая гнев Императора на те цели, что остались им, после того как Испивающие Души перехитрили их и не дали свершить правосудие.

— Довольно! — прокричал Рейнц, которому и смотреть-то на убожество врагов было тошно. — Водитель! Закрывай люк и вытаскивай нас отсюда! Встречаемся с капелланом у ворот.

Это сражение закончилось. Люк бронетранспортера захлопнулся, скрыв мрачные последствия поражения. Двигатель набрал обороты, и машина помчалась быстрее, уходя из-под огня. Враги не могли причинить им вреда. Куда лучше было просто оставить их позади и продумать план, как разом обрушить на них отмщение Императора, а не тратить боеприпасы и жизни людей в перестрелке на узких улицах.

Остальные десантники были достаточно умны, чтобы не возражать. Рейнц пребывал в ярости, и они это прекрасно понимали, поскольку и сами испытывали сходные чувства. Поражение вряд ли могло быть более постыдным даже для тех, кто пережил позор потери орденской крепости-монастыря.

Огненные Ящеры пострадали куда сильнее, чем Багровые Кулаки. Сотни трупов их солдат остались лежать на улицах Грейвенхолда, и еще больше гвардейцев были отрезаны от основных сил и заточены внутри города. Но десантников куда более, нежели потери, ранило нанесенное им оскорбление. Оскорбление, взывавшее к отмщению, даже если это означало, что Рейнц останется на Энтимионе IV.

Он убьет их. Убьет всех до единого, и именно его рука снимет голову Сарпедона. В свете болтерных выстрелов внутри здания биржи Рейнцу удалось увидеть этого мутанта-колдуна и архиеретика. Сидя с небольшой горсткой потерпевших поражение десантников в тесном отсеке «Финвала», мчащегося, будто подгоняемый плеткой зверь, командор понимал, что дело Императора на Энтимионе IV будет выполнено только тогда, когда не станет Сарпедона. И убить его предстояло Рейнцу.

Это был настоящий поток скверны. Неизмеримый кошмар искалеченных умов… мужчины и женщины, чьи души были украдены, превратившиеся из людей в практически лишенную разума орду. Куда хуже оказались колдуны-заклинатели, незаконные псайкеры, мерзкие твари, парившие над бурлящей толпой злосчастных граждан Грейвенхолда и словно дирижировавшие ими. Колдуны были облачены в развевающиеся балахоны изумрудных и черных цветов либо в кожаные одеяния, сшитые из отдельных лоскутков, с которых на землю капал гной.

Когда они творили заклинания, в воздухе вспыхивали могущественные руны, иногда настолько яркие, что отпечатывались на стенах домов. Приказы колдунов, разносимые силой мысли и магии, волнами прокатывались по вражеской армии, заставляя ее поворачивать в нужном направлении. Под окнами зданий, занятых гвардейцами, росли горы тел — росли до тех пор, пока жители Грейвенхолда не смогли вскарабкаться по трупам и проникнуть на нижние этажи. Солдат Гвардии вытаскивали на улицу и разрывали на части. Толпа обступала танки, гусеницы которых вскоре переставали двигаться из-за намотавшихся на них плоти и костей, а затем грейвенхолдцы взламывали люки. Одни гвардейцы предпочитали взорвать себя при помощи фугаса, только бы не попасть к ним в руки, другие — чей разум поддался власти колдунов, — словно на охоте, спокойно расстреливали своих товарищей или выпрыгивали из окон.

— И что, мы будем просто смотреть? — угрюмо поинтересовался Люко, спрятавшийся за колонной у фронтона здания сената и наблюдавший за тем, как пожар охватывает Грейвенхолд.

Остальные Испивающие Души рассредоточились по окрестным домам и офисным зданиям Экклезиархии и, скорее всего, жаждали услышать приказ открыть огонь. Орден поклялся, что хоть и повернулся спиной к Империуму, но будет по-прежнему уничтожать врагов Императора; а именно таковыми и были совращенные Хаосом обитатели Грейвенхолда. Космодесантникам казалось оскорбительным спокойно стоять в то время, когда они могли бы уничтожить несколько тысяч врагов, прежде чем погибнуть в бою, но здесь командовал Сарпедон, и слово его было законом.

— Да, — ответил магистр. — Мы будем смотреть.

— Вызывает Иктинос, — раздался в воксе голос капеллана, укрывшегося у противоположной стены здания сената, где русло Грейвен описывало широкую дугу вокруг правительственного района. Его десантники заняли позиции на остатках верхних этажей и наблюдали оттуда за разворачивающейся бойней. — Багровые Кулаки отступили, и Огненные Ящеры обратились в бегство. Враг преследует их.

— Отлично. — Сарпедон переключил вокс на канал скаутов. — Евмен? Заводи свой отряд в здание и подходи к котловану. Мы направляемся туда, откуда пришли эти твари. Докладывайте о любых контактах с неприятелем. Огонь разрешаю открывать, только если начнут стрелять по вам. Как поняли?

Последовала заминка — чуть более долгая, чем положено. Скауты, как и все Испивающие Души, жаждали сражаться с противником, а не играть с ним в прятки.

— Вас понял, командор, — наконец раздался ответ.

— Хорошо. Люко прикроет вас со спины. Разведайте, что там внизу, чтобы мы могли быть уверены, что сможем спокойно спуститься.

Сарпедон кивнул сержанту, который поднялся на ноги и поспешил к зданию, где его десантники приглядывали за ямой на тот случай, если из нее полезет что-нибудь еще.

— Люко, — произнес Сарпедон. — Как ты думаешь, сработает?

— Честно? — откликнулся Люко. — Нет. Думаю, не стоит питать надежды, что они не прикончат нас.

— Кто-то управляет ими, Люко. Кто-то, ради кого сражается Теллос. Скорее всего, они полагают нас точно такими же, пришедшими умирать за них. Если же мы вместо этого попытаемся вступить сейчас с ними в сражение, они просто уничтожат нас.

— Я понимаю, командор. Но я бы чувствовал себя куда более счастливым, если бы знал, кто эти самые «они».

— Думаю, довольно скоро мы это узнаем. Прикрывай скаутов и держи глаза открытыми. Никому не дано знать, что нас ожидает под городом.

Люко отсалютовал когтями-молниями и вбежал в темноту сената.

Кто-то позвал Теллоса сражаться на Энтимионе IV. Кто и зачем — вот те вопросы, ради разрешения которых Сарпедон рисковал своим Орденом. Магистр продемонстрировал, что его десантники на одной стороне с окопавшимся в Грейвенхолде врагом. Они сразились с Гвардией и Багровыми Кулаками и помогли толпе уродливых горожан сокрушить силы Империума. Теперь он был достаточно близко к Теллосу, чтобы начать охоту.

История Империума — вымысел. Евмен осознал это еще ребенком на Вейне, когда услышал, что имперские проповедники видят в нем и его народе только паразитов, от которых необходимо избавиться. Он понимал это, когда сравнивал освященные имперские летописи из либрариума на «Сломанном хребте» и воспоминания Испивающих Души, прошедших через предательство и изгнание.

В летописании Энтимиона IV говорилось, что Империум основал здесь первую и единственную человеческую цивилизацию за всю историю планеты. Грейвенхолд спланировали и воздвигли по Образцам Стандартных Конструкций и в соответствии с кодексами Империума первые переселенцы, ведомые первопроходцами и миссионерами. До того здесь не было ничего. Город строили на девственно-чистой земле ради нужд Администратума.

Но истина, как понял Евмен, спускаясь по шатким, сделанным на скорую руку лестницам в глубины шахты, заключалась в том, что задолго до Грейвенхолда здесь уже что-то строили. Слои былой архитектуры, спрессованной в отчетливо выделяющиеся скопления камня, проплывали перед его глазами. Из крошащейся земляной стены выступали вполне опознаваемые конструкции. Иногда скаут, благодаря своему все еще улучшающемуся зрению, мог различить даже узоры или надписи, выполненные на неизвестных ему языках. Грейвенхолд был древним городом — или, во всяком случае, древним было то, что находилось под ним.

— Чисто! — вызвал их по воксу Селеп, находившийся двадцатью метрами ниже.

— Найрюс, есть что-нибудь?

— Они ушли, — ответил Найрюс, спускавшийся прямо перед Евменом. — Большинство из них не станет возвращаться тем же путем. Но то, что внизу, меня смущает: то, как они думают. Совсем не похоже на людей. Там что-то еще.

— Найрюс, если начнешь терять контроль, сразу закрывайся, — строго сказал Евмен. — Мне плевать на то, насколько хороший ты предсказатель. Весь этот город — одна сплошная моральная угроза, и я не хочу, чтобы ты подставился во время моего дежурства, понял?

Найрюс не питал иллюзий насчет того, что произойдет, если его псионические способности станут проводником для некой демонической сущности или чужака, умеющего подчинять себе разум других. Если это произойдет… что ж, он окажется не первым скаутом-псайкером, уничтоженным собственными товарищами.

Селеп достиг дна, в тухлой воде плавали тела грейвенхолдцев, сорвавшихся со стен во время подъема. Евмен с Найрюсом спустились к нему, и отряд скаутов спрыгнул в воду. Теперь существовало только одно скаутское подразделение — выжившие бойцы Гириана перешли под командование Евмена, в распоряжении которого оказались восемь человек из собственного отряда, снайпер Раек, а еще Лэон и Алкид из людей Гириана.

Селеп перевернул одно из плавающих в воде тел. Его глаза закрывала полоска стали, которая, казалось, была вдавлена в лицо погибшего, будучи раскалена докрасна. Она прожгла мышцы и вплавилась в кости черепа. Вместо волос череп украшали железные заклепки, а пальцы завершались ржавыми кривыми когтями. Одет человек был в потертый кожаный комбинезон работника кузнечного цеха.

Найрюс подошел к трупу и простер над ним руку, позволяя последним предсмертным чувствам войти в свой разум.

— Осторожнее, Най, — предостерег Скамандр. — Они были психопатами, даже я это чувствую.

— Этот разум не принадлежал человеку, — сказал Найрюс, не поднимая век. Евмен заметил, что псайкера слегка трясет, а под глазами его залегли глубокие тени — признак ментального истощения. — Это ксеносы. Люди были не просто подчинены. Кто-то… кто-то вырвал у них души и вложил что-то взамен.

Несколько тоннелей расходились от дна шахты. Селеп уже стоял возле самого широкого прохода, осторожно вглядываясь в темноту. Судя по виду, тоннель когда-то использовался в качестве инженерного перехода или канализации. Вдоль потолка тянулись свинцовые трубы, а кирпичные стены были склизкими.

— Чисто, — сказал Селеп.

— Люко, — включил вокс Евмен, — мы заходим.

— Будь осторожен, парень, — отозвался Люко, чьи десантники как раз спрыгивали в воду. — Мне будет чертовски неприятно, если придется стрелять сквозь тебя.

Под Грейвенхолдом раскинулся целый город. А то и несколько. Сомнений не было — полуразрушенные коллекторы были проложены так, что образовывали широкие, наполовину затопленные улицы. Несмотря на воду, скауту, прошедшему подготовку, не составляло труда проследить путь, по которому пришли грейвенхолдцы, — они двигались по канализации тесной толпой, царапаясь о стены, иногда встречались плавающие в грязи тела, каждое из которых было отмечено следами самоистязаний. Тоннели расходились во все стороны, к разным районам подземного города, и каждый из них подпитывал силами орду, но основная масса врагов пришла откуда-то с севера, где на поверхности располагались дома знати Грейвенхолда. Этот район был знаком Испивающим Души только по устаревшим пикт-снимкам, показанным им во время инструктажа на «Сломанном хребте», — роскошные особняки, каждый из которых стремился перещеголять соседние. Крупные здания были окружены целыми деревнями, предназначенными для прислуги, и даже возле самых маленьких были свои парки со скульптурами и сады. Облик домов разнился от элегантности до кричащей безвкусицы.

Было даже слишком просто представить себе аристократов Грейвенхолда, которые настолько увлеклись своими играми, что не заметили происходящего прямо у них под ногами. Теперь все были мертвы или превратились в бойцов безмозглой армии, управляемой нечестивым союзом колдунов и чужаков.

Испивающие Души продвигались вглубь тоннеля следом за скаутами. Евмен докладывал обо всем увиденном идущим позади отрядам, зная, что сейчас они рассредоточиваются, чтобы взять под контроль путь, прокладываемый его людьми. Изредка ему попадались надписи, оставленные на стенах строителями, и граффити на каком-то доимперском диалекте.

Также им встречались и выжившие обитатели Грейвенхолда — искалеченные или заблудившиеся, одиноко бродящие во тьме. Евмен приказал Раеку уничтожать их с безопасного расстояния — скаут-снайпер был тихим и скромным, но оказался настолько же умелым убийцей, как и Селеп.

Их отряд уже почти час шагал по тоннелям, когда Евмен увидел, что основной проход обрушился, однако над завалом в потолке зияет большая дыра, под которой лежит груда строительного мусора. Битые кирпичи и камни пропитались кровью тысяч босых ног тех, кто спрыгивал в тоннель через пролом. Евмен видел свод просторного помещения наверху — тот казался низко нависшим каменным небом, чью темную поверхность подпирали изогнутые, похожие на ребра белые колонны.

— Стой, — произнес Селеп.

— Движение?

— Похоже на то.

Неуверенность не была свойственна Селепу. Взмахом руки Евмен приказал отряду остановиться.

— Вызывает Евмен, — обратился он по воксу к идущим следом подразделениям. — Всем остановиться. Мы вступили в контакт.

Сжимая в одной руке нож, а в другой — пистолет, Селеп всматривался в тени. Затем он показал в сторону одного из боковых тоннелей кончиком клинка.

— Там.

Скамандр убрал пистолет в кобуру и поднял руки, готовясь наполнить узкий проход огнем. Остальные скауты встали у выхода из тоннеля, держа под наблюдением каждое из направлений.

— Не надо, — сказал Найрюс. — Не думаю, что он хочет нам зла.

— Тебе крупно не повезет, если ты ошибаешься, Найрюс, — произнес Евмен, прежде чем увидеть существо.

Послышались шлепки, будто кто-то идет по воде, но производившая эти звуки тварь, казалось, состояла из тени, сливаясь с окружающей тьмой. Возле стены на долю секунды проявился сухощавый гуманоидный силуэт и тут же снова пропал из виду.

Бросив взгляд на тоннель у себя за спиной, Евмен заметил отряд Люко, расположившийся с болтерами на изготовку на пересечении нескольких проходов. Сам Люко активировал когти, и на поверхности воды заплясали странные узоры отражения энергетического поля.

— Скамандр? — окликнул Евмен. — Дай свет.

Скаут-библиарий сложил ладони чашечкой, и в них вспыхнул сгусток белого пламени. Скамандр распрямил пальцы, позволяя пульсирующему свету наполнить тоннель.

Когда исчезли тени, скрывавшие его, ксеносу больше негде было прятаться.

В большинстве своем граждане Империума видели эльдаров только на картинках или фресках. Но и те, как правило, ненавязчиво лгали им. Эльдары определенно были гуманоидами — две руки, две ноги, голова и вполне опознаваемые черты лица, — и поэтому многие люди полагали, что внешность тех практически не отличается от человеческой. Но Евмен был осведомлен, что это вовсе не так, поскольку просматривал пикт-записи сражений, в которых Испивающие Души некогда бились против эльдаров. И теперь, когда он увидел одного из них собственными глазами, скаут понял, что на самом деле означает понятие «чужак».

Пропорции тела эльдара казались чудовищно неправильными. Неправильно был изогнут позвоночный столб; грудная клетка, похожая на голубиную, переходила в широкие плечи с длинными руками, которые, в свою очередь, завершались пальцами, напоминавшими лапки пауков. Ноги существа были тонкими, но казались сжатой пружиной, готовой распрямиться в любой момент, а лицо было продолговатым, с маленьким ртом и клиновидным носом. Хуже всего оказались глаза — огромные, бездушные, с большими сверкающими зрачками. Всеобъемлющая нечеловечность твари только подчеркивалась подрагивающей и подергивающейся кожей — в обычных условиях это позволяло слиться с тенью, но в ярком свете, созданном Скамандром, она корчилась будто зверек, угодивший в капкан, мечась между черным и белым. Нижнюю половину туловища существа закрывал облегающий комбинезон, усиленный изогнутыми бронепластинами, но торс оставался обнаженным. В одной руке эльдар сжимал странный хрустальный пистолет. В другой был длинный кинжал с изящной рукоятью, оплетавшей кулак ксеноса, и изогнутым зазубренным клинком. Ростом существо превосходило среднестатистического человека, но сравнения в данном случае мало что значили. Строение, движения — все было чужеродным.

Еще один ксенос присел на корточки возле следующего перекрестка, но не делал попыток сбежать. Наступила неловкая пауза. Евмен не отдавал своим скаутам приказа стрелять, но сейчас любого движения, которое можно было бы воспринять как угрожающее, могло хватить, чтобы приказы перестали что-то значить. Чужаки. Они от рождения предназначены для того, чтобы предать Человечество.

— Хорошо, — произнес ровный, печальный голос, акцент которого едва позволял догадаться, что имперский готик — не родной язык говорящего. — Так, значит, вас снедает любопытство и вы желаете поговорить, а не только убивать. И то и это — хорошо. Разве вы со мной не согласны? Молодежь живого народа, молодежь сильного народа, разве вы не согласны?

Третий чужак отличался от остальных. Когда он вошел в поле зрения, стало видно, что на нем надет полный доспех матово-черного цвета, с изящными изгибами и шипами там, где встречались пластины брони. Строение доспеха не стесняло движений владельца. Эльдар перекинул за спину длинноствольную кристаллическую винтовку. К его поясу был приторочен высокий шлем с ярко-зелеными линзами — лицо же существа было настолько бледным, что казалось мертвым, а пряди иссиня-черных волос ниспадали на плечи.

— Простите моих питомцев, моих гончих, — сказал он, указывая на двух других эльдаров. — Ваши солдаты называют их «мандрагорами» и весьма их боятся, но бояться тут нечего.

— Мы совсем не похожи на тех солдат, наверху, — отозвался Евмен. — Впрочем, это вам известно и без меня.

Эльдар почтительно улыбнулся. Выражение его лица при этом было столь же неправильным, как и все остальное, и Евмен предположил, что существо просто пытается скопировать человеческую улыбку и создать атмосферу доверия между собой и скаутами. Это не сработало. У эльдара по-прежнему были черные хищные глаза и ухмыляющийся узкий разрез рта, и ничто из этого не внушало Евмену доверия.

— Прошу вас, — произнес чужак, указывая на тоннель впереди, поднимавшийся к большой пещере над ними. — Следуйте за мной, сыны сильного народа.

— Сэр? — спросил Евмен по командному каналу вокса.

— Отправляйся с ним, — ответил Сарпедон. — Люко, Грэвус, присоединяйтесь к скаутам. Паллас, ты тоже. Если будет хоть малейший признак того, что вас ведут в западню, открывайте огонь и отступайте. Мы идем сразу за вами.

Тактическое подразделение Люко и штурмовики Грэвуса, сопровождаемые апотекарием Палласом, зашагали по тоннелю. Хотя десантники и были насторожены, оружия они не поднимали. Взмахом руки Евмен приказал скаутам убрать пистолеты, и даже Селеп спрятал нож.

— Отлично, — тягучим голосом произнес эльдар, поняв, что Испивающие Души готовы сотрудничать. — Принц давно мечтает о возможности встретиться с вами.

— Задница Жиллимана! — выругался Люко в тихом восторге, когда Испивающие Души впервые увидели дворец.

К тому времени все они уже понимали, что Грейвенхолд возвели над руинами древних городов, но никто не ожидал, что нечто подобное могло сохраниться невредимым. И тем не менее — сохранилось, а то, что произошло в Грейвенхолде, стало понемногу проясняться.

Пещера не была природной. Это оказалась изящная фестончатая полусфера, украшенная крупными, утонченными геометрическими узорами. Темный камень свода контрастировал с белыми изогнутыми колоннами, поддерживавшими его на такой высоте, что потолок казался темно-серым небом.

— Они должны были знать, — прошептал Паллас, когда его десантники прошли через проход, образованный обвалившимся сводом коллектора. — Кто бы здесь ни жил до прихода Империума, они построили это помещение именно так, потому что знали: оно будет погребено. Они сделали все, чтобы выжить.

— Или же это гробница, — откликнулся Грэвус. Он все еще сжимал в не подвергшейся мутации руке знамя Второй боевой роты Багровых Кулаков, накрученное вокруг древка. Сержант потерял трех десантников в здании биржи, а остальных его людей, как и его самого, сильно потрепало.

Представший перед ними дворец был еще более изумителен, чем укрывшая его пещера. Его окружали роскошные каменные сады, где из мрамора и нефрита были вырезаны деревья и цветы — холодные, но настолько похожие на живые, что казалось, будто это настоящий сад вдруг окаменел. Мраморные фонтаны били стеклянными струями. Среди изумрудных лужаек росли черно-каменные деревья с нефритовой листвой.

Само строение было воздвигнуто из темно-зеленого, в прожилках камня, влажно поблескивающего и словно поглощающего свет люминесцентных сфер, свисавших с ветвей неподвижных деревьев подобно сочным плодам. Дворец казался причудливой игрушкой — с зубчатыми стенами цвета слоновой кости, с высокими, точно вышедшими из сказки, башенками и массивными золотыми воротами, отполированными до зеркального блеска. У подножия внешней стены пролег широкий ров, до краев заполненный кипящей и бурлящей жидкостью, больше всего похожей на ртуть. Дворец построили в форме замка, и хотя он имел скорее декоративное назначение, взгляд Испивающих Души отмечал узкие бойницы и надежные укрепления на стенах. Угловые башенки выдавались вперед, чтобы те, кто попытается штурмовать здание, попали в зоны перекрестного огня. Проще всего было преодолеть ров. Обернись дело плохо, дворец мог превратиться в практически неприступную крепость, особенно если учесть те силы, которые способны были выставить чужаки.

Ксенос, сопровождаемый кружащими вокруг него мандрагорами, шагал впереди, указывая путь. Когда ослепительный свет, излучаемый Скамандром, угас, их очертания стали сливаться с тенью под деревьями и фонтанами — эльдары постоянно то появлялись, то вновь исчезали из виду. Главная дорога, ведущая к дворцу, пролегла мимо статуй, в странно стилизованном виде изображавших древнейших обитателей Грейвенхолда, и те явно не были людьми.

Решетка золотых врат ушла в землю, открывая проход, а вместо нее выдвинулся мост через ров. Внутренний двор дворца лежал в полумраке, освещаясь только синеватым, недружелюбным тусклым свечением, пробивающимся откуда-то извне. Следом за чужаками Испивающие Души прошли по мосту и миновали внешнюю стену. Воздух был холодным, точно в склепе, а от сырых каменных стен отражалось гулкое эхо тяжелых шагов облаченных в доспехи десантников.

Во дворе, на хрустальной лужайке, окружающей внутреннюю башню замка, сотни эльдаров выстроились точно на параде. Они были облачены в матово-черные доспехи, а оружие их варьировало от кристаллических винтовок до длинных шипастых хлыстов и изогнутых зазубренных мечей, мерцавших ядовитым блеском. Позади первых рядов воинов стояли эльдары в глухих шлемах, в более прочной и богато изукрашенной тяжелой броне, сжимающие в руках массивные алебарды с энергетическими лезвиями. Наверху, среди настенных укреплений, во тьме скользили дрожащие силуэты — еще больше мандрагор, а с ними и тяжеловооруженные эльдарские воины, снабженные длинноствольными ружьями из какого-то черного блестящего материала, многоствольными вариациями кристальных винтовок и еще чем-то странной формы.

Племя эльдаров всегда состояло из налетчиков и разбойников, редко собиравшихся в большие армии и предпочитавших им малые, слаженно действующие банды. Не часто можно было увидеть их в таком количестве, не говоря уж о том, чтобы это случилось в присутствии армий Империума. Мрачные, наводящие ужас эльдары застыли в напряженном молчании. Боевая мощь этого воинства не вызывала сомнений, и к тому же оно могло оказаться только малой частью собранных под Грейвенхолдом сил.

Чужак, сопровождавший Испивающих Души, произнес несколько фраз на присвистывающем языке эльдаров, и собравшиеся во дворе воины расступились, образовав проход к чернокаменным воротам главной башни. Двери распахнулись, и ксенос повел десантников внутрь.

Там перед ними открыли еще одни огромные ворота, ведущие в невероятно просторный тронный зал. Сотни грейвенхолдцев лежали, распростершись ниц, головами к возвышению, прижавшись лицами к холодному камню и скорчившись в благоговейном трепете перед фигурой на троне из зеленого мрамора.

Даже сидя, принц выделялся своим ростом, а длинная алебарда, прислоненная к высокому трону, явно имела далеко не декоративное назначение. Его доспехи были еще более богато украшены, чем у элитных воинов, — наплечники настолько загибались вверх, что образовывали полумесяц за головой, темно-красные шелка, вышитые серебряной нитью, ниспадали поверх перекрывающихся пластин брони. В центре кирасы сверкал ярко-зеленый драгоценный камень, подсвечивая снизу лицо сидящего и подчеркивая его удлиненные безжалостные черты. Кожа принца была бледна, а гладко выбритую голову покрывали запутанные татуировки, вписанные в которые многочисленные символы эльдарского языка, скорее всего, повествовали о многочисленных злодеяниях ксеноса.

Позади трона стояли воины из личной гвардии принца. Они резко контрастировали с эльдарами во дворе, поскольку были по сравнению с ними разве что не обнажены. Основной задачей их одеяний было подчеркнуть змеящиеся мышцы и гладкую алебастровую кожу телохранителей, но не защитить от удара. Причина столь полного отказа от доспехов вскоре стала ясна. Повинуясь практически неуловимому сигналу принца, один из этих воинов спрыгнул с возвышения и помчался к Испивающим Души со скоростью молнии и невероятным изяществом, настолько легко минуя распростершихся на полу грейвенхолдцев, словно их там и не было.

Этот проворный эльдар обменялся парой слов с проводником десантников, после чего тот обернулся к ближайшему Испивающему Души, которым оказался Люко.

— Каргедрос, принц пиратов кабала Горящей Чешуи, лорд Змеиной Бездны, победитель Войн Отмщения, первенец Комморага и любимец Той-Что-Жаждет, приветствует своих союзников, Вкушающих Души, изгнанников Звериного Народа, преданных принцу и его делу.

— Это великая честь, — неуверенно откликнулся Люко.

— Какой дар вы поднесете принцу, чтобы он мог понять путь, которым следует ваш дух?

Десантники обменялись смущенными взглядами. О подарках им никто ничего не говорил. Космодесантники плохо подходили на роль дипломатов, да и Сарпедона, руководившего Орденом, с ними сейчас не было.

Взяв знамя из руки Грэвуса, вперед вышел Евмен.

— Вот, — сказал командир скаутов, передавая штандарт проводнику. — Мы принесли это. Враги принца — наши враги.

Принц поднялся с трона, с царственным видом пересек помещение, пройдя мимо распростертых грейвенхолдцев настолько широкими шагами, что даже самый рослый десантник не смог бы так шагнуть, и принял знамя из рук проводника. Когда он развернул стяг, взглядам собравшихся открылся окровавленный, опаленный и посеченный пулями герб Второй боевой роты Багровых Кулаков. Изображение красной латной перчатки, сжимающей свиток, где перечислялись сотни сражений Второй роты, — свиток, в который должно было добавиться и название Грейвенхолда.

Несколько долгих секунд принц пиратов Каргедрос разглядывал знамя.

— Похоже, — произнес он на безукоризненном имперском готике, — что мои недруги спят и видят, как бы уничтожить вас за то, что вы отняли у них это. Ненавидя вас, они ненавидят и меня. А я — ненавижу их. Это делает нас союзниками. Пусть ваши воины соберутся в моем дворце, нам есть что обсудить.

— Молодец, парень, — с явным облегчением произнес Люко, обернувшись к Евмену, а затем щелкнул воксом. — Сарпедон, ты нам здесь скоро потребуешься. Собирай всех.

 

Глава восьмая

Было неплохо, что полковник Савенниан хотя бы ответил, когда Ксарий потребовал явиться к нему. И что еще важнее, приземлившийся на космодроме шаттл, украшенный знаком аквилы, вместе с ним доставил лейтенанта Эльтаниона. Пока челнок летел от юго-западных ворот, город, как и его тлетворное влияние, изрядно оживился. Учитывая уже собравшихся Трельнана — полковника селевкийцев, Винмайера — полковника Янычар Алгората и консула Кельченко, успешно командовавшего Четвертым королевским артиллерийским полком Карвельнана, появление Савенниана полностью свело всех командующих офицеров в ставке лорд-генерала Ксария. Пожилой полководец вышел встречать заходящий на посадку шаттл. Форма Эльтаниона все еще слегка дымилась, лейтенант пропах пороховой гарью и потом — настоящий бывалый солдат, разительно отличающийся от выглядящего как кукла Савенниана — стареющего аристократа, постепенно уступающего возрасту и все более становящегося похожим на полковой талисман, изображенный на его форме.

В былые времена Ксарий обложил бы обоих прибывших крепкими ругательствами, высказав им все, что думает об их преступном небрежении долгом, разбрасывании жизнями имперских граждан и участии в личной вендетте каких-то космических десантников. Но сейчас лорд-генерал понимал всю бессмысленность ругани. Эльтанион, как и Савенниан, и без того знал, что им невероятно повезет, если по окончании войны за Греивенхолд их не отдадут под трибунал. Знал он и то, что, если хоть раз еще выйдет за пределы своих полномочий, Ксарий лично отстранит от них и полковника, и лейтенанта — парой метких выстрелов.

Поэтому лорд-генерал промолчал, позволив своему временному адъютанту Хасдрубалу поприветствовать их и сопроводить обоих в ставку командования ударными силами Энтимиона IV.

— Вот, — сказал Ксарий, обводя артиллерийские позиции театральным жестом, — начало конца.

Широкий круг взлетно-посадочного центра перед ним был заставлен осадными танками: «Василисками» с задранными к небу дальнобойными орудиями класса «Сотрясатель», самоходками «Грифон» с вмонтированными в корпуса подъемными кранами, предназначенными, чтобы заряжать огромные пасти их минометных орудий, «Медузами» с гигантскими пушками, предназначенными для расстрела прямой наводкой бункеров и огневых позиций. Здесь были даже две пусковые установки класса «Смертельный удар» — разрушительное стратегическое вооружение, ракеты которого были снабжены вортексными боеголовками. Да, каждая такая установка могла запустить только одну ракету, но, во имя Императора, они наносили невероятный урон.

Воздух над площадкой задрожал, когда стал заходить на посадку очередной космический челнок, несущий на борту еще пару «Василисков». Экипажи суетились вокруг машин, заправляя их топливом и загружая снаряды, проверяя приборы наведения и управления.

— Джентльмены, перед вами Четвертый королевский артиллерийский полк Карвельнана, — продолжал Ксарий. — Получили мы его благодаря господину консулу.

Консул Кельченко, тучный мужчина в темно-синей форме Департаменте Муниторум, самодовольно кивнул. Возглавляемый им крошечный отдел департамента отвечал за доставку, обеспечение топливом и оружием королевской артиллерии Карвельнана, что давало консулу полномочия полноценного командующего офицера, хотя он и представлял не Гвардию, а Администратум.

Ксарий повернулся к полковникам, сидящим в тени большого складского тента. Сейчас пространство под ним расчистили, чтобы было где разместиться офицерам, их многочисленным адъютантам и огромному голографическому дисплею.

— Теперь мы обладаем оружием, которому нет равных в деле уничтожения собственных солдат и создания руин, где будет удобно прятаться противнику.

Голодисплей включился. Перед глазами офицеров стали возникать картины первых часов военной кампании на Энтимионе IV — пугающе бесшумные пикт-записи смертоубийственных сражений, развернувшихся возле заводов и юго-восточных ворот.

— Наступление на Грейвенхолд потребует систематического, непрерывного движения через город единым широким фронтом. Гвардейцы должны врываться на территории, занятые противником, спустя считаные мгновения после артиллерийского обстрела. Существует значительная вероятность того, что наши люди сами угодят под снаряды, что фронт наступления будет разорван, что гвардейцы начнут убивать других гвардейцев в этой суматохе. Кампания имеет шанс на успех, — продолжал Ксарий, — только в том случае, если мы достигнем полной согласованности всех подразделений. Я говорю и об артиллерии, и о пехотных полках, и о наблюдателях «Решительного». Операцию решено провести на отрядном уровне, где полагаться мы можем только на успех ваших сержантов, которых вы обязаны были отобрать, проинструктировать и подготовить к безжалостному ближнему бою, каковой наиболее вероятен в данных условиях.

Теперь на голодисплее возникли Огненные Ящеры, отступающие к юго-восточным воротам под плотным огнем противника. Широкая дорога была усыпана телами и обломками выпотрошенных «Химер».

— Но и этого будет недостаточно. Продвижение гвардейцев и артиллерийские залпы необходимо синхронизировать с безупречной точностью и старанием.

Операция запланирована, а значит, начнется точно через двадцать четыре часа, так что времени для наведения орудий у вас будет немного. Но полагаю, большую часть работы вы успеете проделать.

Голограмма переключилась на вид карты Грейвенхолда, на которой особенно выделялись некоторые объекты: река Грейвен, здание арены в трущобах, массивные чугунные корпуса фабрик, роскошные дома знати.

— Джентльмены, жажду услышать от вас о первых впечатлениях. Полковник Трельнан?

Трельнан поднялся.

— Полагаю, — начал он, — первой целью для нас должен стать индустриальный сектор города. Используя методы агрессивного патрулирования, мы сократили там численность врагов. Потребуется только массированное наступление пехоты, чтобы выгнать их оттуда. К тому же эти огромные индустриальные постройки слабо реагируют на попадания артиллерийских снарядов. В процессе нам придется уничтожить несколько серьезных вражеских укрепрайонов, прежде чем мы сможем прорваться к трущобам.

— Которые мы радостно сровняем с землей? — встрял Ксарий.

— Так точно, сэр. — Речь Трельнана сопровождали возникающие на голограмме стрелки указателей, отмечающих различные дороги, которыми могли воспользоваться подразделения селевкийцев. Гвардейцы вынуждены были броситься в настоящую мясорубку и брать врукопашную здание за зданием, пока не очистят громадные фабрики и склады от вражеских снайперов. — Если сможем миновать заводские кварталы, то окажемся перед такой крепостью, стены которой вручную не проломишь. Но, загнав врага в трущобы, мы сможем оттеснить их дальше к востоку при помощи артиллерии.

— Хорошо. Джентльмены, а что у нас с Огненными Ящерами?

— Думаю, мне стоит предоставить лейтенанту Эльтаниону право рассказать о наших военных планах, — произнес Савенниан.

Он говорил себе под нос тонким голосом, который, казалось, ему ни разу в жизни не довелось повысить. При этом выглядел полковник куда более внушительно, чем Трельнан, но, не обладая офицерскими качествами, не умел этим воспользоваться. Он только что вернулся из сражения и не успел перевязать свои незначительные раны, оставленные случайными осколками. Его темно-серая нательная броня потускнела от моторной копоти и была изрядно заляпана кровью.

— Разведка боем показала, что в районе между правительственным округом и юго-восточными воротами сосредоточена большая группировка легкой пехоты противника… — начал Эльтанион.

— Мы уже заметили, — вставил. Ксарий, подавляя в себе желание высказать все, что думает.

— Огненные Ящеры пребывают в шестидесяти процентах своей максимальной огневой мощи, — продолжал Эльтанион, не обращая внимания на выпад со стороны лорд-генерала. На дисплее неожиданно закопошились сотни вражеских маркеров, осаждавших значки, отмечавшие отрезанных от основных сил гвардейцев. — Мы потеряли много бронетехники. Но с самого начала нас планировалось использовать в качестве пешей армии, действующей под прикрытием артиллерии. Мы погоним противника вдоль реки Грейвен, а затем встретимся с селевкийцами и переправимся на другой берег. Огненные Ящеры идеально подходят для долгих, тяжелых бросков. Враг превосходит нас числом, но не умением, так что мы справимся с ними и сбросим в реку.

Ксарий сверился с планами. Они были достаточно прямолинейны, но вот удар со стороны юго-восточных ворот мог потребовать в два раза больше бронетехники, чем было у Огненных Ящеров, пока те не погнались за десантниками-предателями. В расчеты Ксария входила встреча селевкийцев и Ящеров в центре южного сектора города, откуда те должны были бы повернуть к северу, вместе форсировать реку и ударить по следующему району. На севере, где находились дома аристократии и адептов, сражения еще практически не велись, а потому все могли только догадываться, что их там ждет. Лорд-генералу оставалось только надеяться, что победа на юге сломит сопротивление противника и ослабит север. В этом случае все сказанное полковниками было бы вполне разумным. Однако войскам Империума еще очень многое оставалось неизвестным. Ксарию более всего сейчас хотелось бы, чтобы город можно было уничтожить с орбиты, но он, как никто другой, понимал, что победить в этой войне можно только старым добрым способом.

— Принято, — произнес Ксарий. — Полковник Винмайер?

Винмайер не был причиной проблем с Янычарами Алгората. Он был их симптомом. Более трех сотен лет Янычары служили в качестве гарнизона феодального мира, где исполнение воли Императора только и требовало, что выстроиться квадратом против конницы диких кочевников да на скаку очередями огня разметать восставших крестьян, вооруженных только копьями. Полковник носил пепельно-голубую форму с галифе, кивером, рядами золотых медалей на груди и шпагой на перевязи. Только дуэльный лазерный пистолет, перламутровая рукоять которого выступала из набедренной кобуры, позволял понять, что Винмайер — житель сорок первого тысячелетия.

— Солдат, подготовленных лучше, чем мои Янычары, по эту сторону Кадии не найти, сэр! Нашим друзьям с Селевкии нечего бояться, мы будем прикрывать каждый их шаг. Вражеских контратак не будет, можете на нас положиться.

Теперь стрелками на голограмме были отмечены подразделения Алгората, которых, в надежде на лучшее, снабдили несколькими «Химерами» и парочкой мрачных историй о том, что представляет собой настоящая война. Им предстояло идти в наступление сразу за селевкийцами и прикрывать их от наиболее очевидных контрударов противника, прижатого к южному краю трущоб, где он мог перегруппироваться и напасть на селевкийцев со спины.

— Как вы могли видеть, сэр, вместе с полковником Трельнаном мы тщательно проработали план совместных действий, чтобы мои люди могли двигаться за селевкийцами, будто сама тень.

— Принято, — сказал Ксарий. — Значит, я и в самом деле могу рассчитывать, что Янычары проявят себя с наилучшей стороны. Джентльмены, на словах все наши планы звучат красиво, но, если мы и в бою будем действовать так, словно в Грейвенхолде укрылись жалкие мятежники, все полетит к чертям и нас разгромят. И — вы все должны это понимать, — потеряв город, мы потеряем всю планету. Администратуму будет легче списать ее в расход, чем признать, что у них на руках настоящая военная катастрофа, и я не допущу, чтобы подобные ошибки совершались моими подчиненными. Вы все находитесь под моим непосредственным началом, и, если я замечу нарушение дисциплины, вы лишитесь своих погон и падете так низко, что будете таскать ящики с патронами для тех солдат, которыми сейчас командуете. Вопросы?

Никто не проронил ни звука.

— Отлично. Заканчивайте расчеты, а то я вижу в них дыры, куда «Гибельный клинок» запихать можно. А потом проведите смотр своих войск и удостоверьтесь, что у них все в порядке с боевым духом. Как бы ни обернулись наши дела, им изрядно достанется. И, во имя императорского спасения, не забывайте, что мы все на одной стороне. Свободны.

— У меня… у меня один вопрос, сэр, — сказал Кельченко.

— Да, консул?

— Что насчет Багровых Кулаков? Я ожидал, что их командор будет здесь.

— Кулаки вольны присоединиться к нам, если того захотят, — вздохнул Ксарий. — Быть может, вам даже удастся заставить их выполнить какой-нибудь приказ. А теперь — свободны.

Кельченко разочарованно озирался, глядя, как собравшиеся офицеры отправляются к своим людям. Без сомнения, он с детства мечтал, что однажды вживую увидит одного из броненосных героев Империума. Десантники умели производить впечатление, являясь мощным психологическим оружием.

Ксарий надеялся, что Кулаки примут участие в сражении. В этом бою пригодилась бы любая помощь. Пусть селевкийцы умелы и многочисленны, пусть Огненные Ящеры обладают богатым опытом, да и от Янычар Алгората будет польза, но Багровые Кулаки могли бы стать режущей кромкой меча, способной — в этом лорд-генерал не сомневался — переломить исход битвы.

Но Багровые Кулаки не захотят и слушать его — на этот счет он тоже не питал иллюзий. Для него они были потеряны в той же мере, что и десантники-предатели, которых Кулаки так жаждали уничтожить.

В сопровождении Хасдрубала Ксарий зашагал к чудовищной приземистой громаде «Гибельного клинка», странно успокаивающей его, несмотря на все свое уродство. По правде говоря, после того как двигатели танка заглушили, это было самое тихое место на всем космодроме, а Ксарий был уже не молод, и ему требовалось немного вздремнуть.

Дворец настолько переполняла аура предательства, что, казалось, он просто лучился им. Сарпедон ощущал ее в воздухе. Он был телепатом и чувствовал, хотя не мог ни читать в чужих умах, ни принимать переданные мысли — тяжелый груз тьмы, пропитавшей все вокруг. Остальные Испивающие Души, временно разместившиеся в одном из крыльев дворца, тоже ощущали это — их окружали враждебные ксеносы, относящиеся к той породе, которую десантники клялись уничтожать. Сейчас воинам приходилось сдерживать свои порывы исполнить волю Императора, поскольку Сарпедон знал, что чужаки — единственная нить, связывающая его с Теллосом.

Сарпедону тоже было крайне неприятно. И даже больше, чем остальным, поскольку ответственность за это нарушение лежала только на нем. Он привел своих десантников в твердыню эльдаров, более подлых и закосневших в своих грехах, чем даже те, с которыми они сражались на Квиксиан Обскура, где Сарпедон впервые проявил себя в глазах прежнего магистра Ордена. Мандрагоры были бесшумными убийцами, способными даже десантнику зайти со спины в сумрачных глубинах дворца. Инкубы — элитные воины принца, облаченные в тяжелые доспехи, — были хорошо известны тем, что в ближнем бою не уступали штурмовикам Адептус Астартес. И никто не знал, какие еще тайны ксеносы смогут обрушить на них при первой же возможности.

Эльдары были расой воинов, эстетов, пиратов, философов и убийц, но в первую очередь — лжецов.

— Какое счастье видеть тебя, лорд Сарпедон! — произнес принц Каргедрос. — Мы с тобой оба изгнанники. Нас ненавидят наши собственные народы, разве не так? Тебя отвергли. Принудили сражаться с раковой опухолью, имя которой Человечество. Принудили! Вас окружает смерть, вас заставляют убивать. Что ж, это история и моей жизни. Я такой же, как и ты.

Каргедрос полулежал на длинной резной кушетке из черного дерева. На низком столике перед ним стояло блюдо с сырой разделанной тушей какого-то существа. Продолжая говорить, принц отщипывал длинные полоски мяса и заглатывал их. Круглая зала, где проходила встреча, располагалась на одном из нижних этажей дворца — где-то под каменными садами. Стены ее были обтянуты роскошными тканями, а полы усыпаны мягкими, вышитыми золотой нитью подушками, в которых, казалось, вот-вот утонут безмолвные эльдарские телохранители, повсюду неотступно следовавшие за принцем. Тела коленопреклоненных телохранителей закрывал только шелк, и он же полностью скрывал лица.

Сарпедон отказался от предложения занять соседнюю кушетку. При восьми ногах и в энергетической броне лечь было бы не самой лучшей идеей.

— Это правда, — сказал магистр, ощущая себя оскверненным только тем, что разговаривает с подобной тварью. — Мы оба изгнанники.

— О да. Хорошее начало для разговора. Знаешь, ваш язык доставляет нам настоящие страдания, нам больно на нем говорить, но он не лишен и своей красоты. Да, мы оба изгнанники. — Каргедрос бросил взгляд на одного из своих рабов-телохранителей, и тот, не произнося ни звука, подался вперед, чтобы налить в высокий ограненный бокал некую янтарную шипучую жидкость. Сарпедону показалось, что это был даже не совсем раб, а рабыня-эльдарка, но трудно говорить с уверенностью о поле существа, каждая мышца и кость которого устроена настолько «неправильно».

— Вот, попробуй, — сказал Каргедрос. — Не лучший сорт, но на этой планете другого и не найти.

Сарпедон принял бокал. Даже если напиток был отравлен, многочисленная внутренняя аугметика и дополнительные органы очистят его от яда. Куда опаснее было отказаться и породить тем самым подозрения.

— Один из моих боевых братьев сражается в числе твоих воинов, — произнес Сарпедон. — И уже этого достаточно, чтобы убедить меня, что мы на одной стороне.

— Ха! — Каргедрос разразился странным лающим смехом. — У меня есть глаза и уши по всему городу, и они более чем убедили меня, что мы с вами сражаемся на одной стороне. Сегодня погибли многие из тех, кто мог все еще жить и вредить мне. Мы чтим наших благородных мучеников, лорд Сарпедон, и, кажется, они скоро займут этот город. Полагаю, ты говорил о вашем брате Теллосе? Глядя на тебя, я понимаю, где он постиг искусство войны.

— У нас общий враг, — сказал Сарпедон, — но я не могу понять только одного: почему мы сражаемся с ним именно здесь? Зачем вам понадобилась именно эта планета? Должно быть что-то важное, если вы смогли убедить Теллоса.

Он рискнул пригубить напиток. Это оказалось вино, наверняка попавшее к эльдарам из разграбленных погребов аристократии. Организм космодесантника мгновенно расщеплял алкоголь, но даже на неискушенный вкус магистра вино было превосходным.

С заговорщическим видом Каргедрос наклонился вперед:

— Я хочу этот город, Сарпедон. Хочу эту планету. Подумай сам. Мы оба охотимся на Империум. Ради мести, прибыли или еще почему. Главное — причинить ему боль. Но он огромен. Впрочем, о чем это я… ты ведь куда лучше знаешь, насколько чудовищно это порождение Человечества. Когда-то я пытался сражаться с его обитателями, о да. Я порабощал и истязал их тысячами, и знаешь что? Империум этого даже не заметил! Он каждый раз присылал космические флотилии, чтобы прогнать меня, но ни разу не пускался в преследование, чтобы отомстить за нанесенные ему оскорбления. Для них я просто назойливая муха, которую можно прогнать, если начинает слишком досаждать, но не заслуживающая приложения усилий даже на то, чтобы ее прихлопнуть. Вот и скажи мне, — продолжал Каргедрос, — какой в этом смысл? Я убил больше людей, чем могу сосчитать, а уж поверь мне, лорд Сарпедон, я старался вести точный учет. И вот я задумался. Что есть Империум? На чем он построен? Не на людях ведь, раз уж я запытал до смерти столько его граждан, но так и не пустил кровь Империуму. Тогда что же лежит в основе ее целостности?

Против своего желания Сарпедон задумался над этим вопросом. Империум был огромен и развратен. В течение нескольких тысяч лет Испивающие Души служили ему и были включены в эту проклятую машину, но только прямое предательство со стороны Империума раскрыло магистру глаза. Машину эту волновали только вопросы самосохранения, и уж точно ей было наплевать на своих многочисленных обитателей.

— Флотилии? Армии?

— Нет, лорд Сарпедон. До меня тоже не сразу дошло. Дело, собрат-изгнанник, в составляющих его мирах. — Каргедрос бросил в рот кусок розового желеобразного мозга. Существо на блюде напоминало видом безволосую собаку и было искусно разделано так, что ее плоть лежала влажными мясистыми цветами. — Чудовище, которое вы называете Империумом, ни из чего не состоит. Оно не ценит ни людей, ни космические корабли. А основа его не могла бы быть менее материальной: оно живет только за счет своей тени, которую простирает на миры, считающее своими. Отними их у Империума, и тот загудит роем разгневанных насекомых. И уже он станет назойливой мухой, лорд Сарпедон. Мухой, и ничем больше.

— Так, значит, ты просто решил отнять у них один из миров?

— Конечно. А как еще? Полагаю, я существую только для того, чтобы нести страдания. Империум оказался невосприимчив ко всем ранам, которые я наносил ему прежде, так что мне приходится делать то, что могу, и это единственный путь.

— Знаешь, принц, а ведь многие уже пытались захватывать миры Империума. Если честно, то их тоже не перечесть. И когда-то я с такими сражался. В Империуме хватает и мятежников, и узурпаторов. Да и чужаков тоже. Зеленокожих, тау и куда более мерзких. Были даже такие, должен признать, кому это удалось, но вот их число крайне невелико, и ресурсов у них было значительно больше, чем у вас. Быть может, вы и захватите Энтимион IV и продержитесь на нем пару десятилетий, но рано или поздно Империум обратит на вас внимание и пришлет достаточное число гвардейцев, чтобы прогнать вас. А то и просто флотилию, которая уничтожит планету.

— Все очень просто. О могучий, о дитя человеческое, ты еще недостаточно оторвался от своего вида, чтобы понять. Я не собираюсь отправлять своих воинов охранять каждую улочку и бугорок, как если бы они были простыми солдатами! Нет, я же не орочий босс. Сражений я собираюсь по возможности избегать. Я только управляю. Люди Грейвенхолда стали безмозглыми рабами, но, как только мои гомункулы будут закончены, они обретут самостоятельность в поступках и мыслях, хотя, конечно же, воля моя отпечатается в их головах. А я со своим двором смогу удалиться. — Каргедрос большим глотком прикончил свое вино. Он отбросил свой бокал, и раб метнулся стрелой, чтобы перехватить сосуд прежде, чем тот упадет на усыпанный подушками пол. — Они потеряют свой мир. Их собственное оружие превратит его в безжизненный каменный шарик. Им никогда не победить, и они это знают. Они не забудут того, что случится. Энтимион IV станет в их глазах раковой опухолью, напоминанием об их слабости. Страдание, лорд Сарпедон. Это погубит очень многих и оставит незаживающий шрам на теле Империума, нанесением которого я смогу гордиться.

Сарпедон чувствовал эмоции, бурлящие в принце под маской спокойствия. Жуткие, уродливые — пародия на человеческие ненависть и веселье, — абсолютно чуждые, но настолько сильные, что проникали в сознание Сарпедона. Защиту магистра пробить было непросто: обладая способностями псайкера, он оставался «тупым», нечувствительным к передаваемой ему телепатической информации. Чуждые эмоции принца Каргедроса были агрессивны достаточно, чтобы проникнуть сквозь этот барьер. Принц был целеустремлен и опасен, но, чтобы понять это, магистру хватало с лихвой и того, что уже было сказано.

— Значит, вы оставите Энтимион четыре и будете наблюдать со стороны, как Империум уничтожит его своими руками, — произнес Сарпедон. — Могу себе представить это приятное зрелище. Но что потом?

Каргедрос выковырял из сочащейся кровью туши что-то, что напоминало глаз, и бросил его в рот.

— Найду еще какой-нибудь мир… значимый, но не слишком сильно населенный, вроде этого, — сказал он, не прекращая жевать. — И так дальше, снова и снова.

Сарпедон присел на задние ноги. По его коже, сновали мурашки. Ему приходилось сражаться со всевозможными тварями, но редко когда попадалось существо, причиняющее страдания ради самих страданий. Для Каргедроса они стали религией, а пытки и убийства — священными ритуалами поклонения Той-Что-Жаждет.

— А люди-колдуны, которых ты привел, — спросил магистр, — они разделяют твои мечты?

Каргедрос покачал головой:

— Их боги подлы и больше напоминают диких животных. Ты хоть раз слышал, как они молятся? Они требуют от своих повелителей ниспослать им безумие, чтобы получить силы плодить уродства. Колдуны мне нужны только для того, чтобы подчинить себе грейвенхолдцев. Магия тяжело дается представителям моего народа, и нам не слишком хотелось бы привлекать внимание варпа своим безрассудством. Для колдунов это просто очередной «крестовый поход». Я даровал им возможность сражаться во имя их божеств, а ничего другого они и не просили. Скоро они исчерпают ресурс своей полезности. И думаю, не просто скоро, а очень скоро.

— И Теллос тоже?

— Твой брат-десантник? Он на них не похож. Он честен и делает то, что делает, только потому, что ему это и в самом деле нравится. Вот почему я так рад твоему желанию присоединиться к нему. Надеюсь, ты сражаешься по той же причине? Ради удовольствия и веселья, которое дарит насилие над тем, кого ты ненавидишь? Никаких богов…

— Нет, принц, я не поклоняюсь богам. А где сейчас Теллос?

Каргедрос неопределенно махнул рукой:

— Отправился пробежаться по городу. Его задача — оказываться в самой гуще сражения и убивать как можно больше врагов. Знаешь, люди в этом городе дрожат при одном упоминании о нем. Этот парень знает, как напугать. Мне стало ясно, что твоя раса разделена на слабых и на сильных, и вы — сильные — внушаете слабым такой ужас… Пока вы на одной стороне, они ведут себя как дети: шумят, требуют чего-то, надеясь, что однажды сила вас оставит. А когда вы выходите против них — убегают с криками. Просто восхитительно!

— Значит, ты не знаешь, где он.

— Ты не хуже меня понимаешь, что Теллос не из породы зверей, которых стоит держать на поводке. Уверен, скоро вы встретитесь. По правде говоря, лорд Сарпедон, вас привела сюда сама удача. Имперцы готовятся к началу массированной операции. Они получили подкрепление в виде артиллерии и выстроили большие армии у противоположных краев города.

— Готовятся к стремительному броску. Артиллерия и пехота. — Сарпедон кивнул. — Типичное поведение для Гвардии. Метод старомодный и дорогостоящий, но зато действенный.

— В точку. Есть даже некоторая вероятность того, что они отобьют город, если мы не подготовимся. Но этого не произойдет, если твои десантники, объединившись с моими воинами, продержат их достаточно долго.

— Достаточно долго для чего?

— Лорд Сарпедон, — улыбнулся Каргедрос, — неужели ты полагаешь, что я сразу выдам все свои секреты?

Магистр никогда прежде не стоял так близко от эльдара, если только не собирался незамедлительно с ним расправиться, и тем более не разговаривал. Но с этим приходилось общаться и вести себя так, словно он ближайший соратник, — Сарпедон был уверен, что в глазах Каргедроса выглядит столь же чуждым, как и эльдар для него, и только это не давало принцу заглянуть в душу магистра.

Если, конечно, Каргедрос уже обо всем не догадался и не договаривается с Испивающими Души только затем, чтобы предать их.

— Итак, — произнес принц, — у нас очень много дел. Мои советники подготавливают планы по размещению твоих войск. Десантники должны выступить по первому сигналу.

— Им не терпится приступить к работе, — ответил Сарпедон, впервые не скрывая правды.

— Замечательно. — Каргедрос приглашающим жестом указал на тушу. — Прошу, лорд Сарпедон, ты должен попробовать. Будет правильно, если мои союзники разделят со мной удовольствия.

— С нас довольно и радости битвы, — произнес Сарпедон, слишком дипломатичный, чтобы ответить отказом.

К тому моменту, как магистр покинул залу и оставил Каргедроса обедать в компании прячущихся под масками рабов, он чувствовал на себе такой груз скверны и греха, что ему казалось сложным даже переставлять ноги. Он не был слугой принца эльдаров и не сражался во имя Той-Что-Жаждет. Он пришел только затем, чтобы найти Теллоса и принудить его к раскаянию или уничтожить, а затем убраться с этой планеты. И если попутно представился бы шанс предать Каргедроса, Сарпедон был бы только рад.

— Изнутри все выглядит еще хуже, — мрачным тоном произнес Люко.

Окна той части дворца, где временно разместили Испивающих Души, выходили на каменный сад. Когда-то тот наверняка являл собой шедевр искусства, но сейчас выглядел мрачным и угрожающим. И время от времени мелькающие в тени силуэты мандрагор только усугубляли это ощущение.

— Тебе тоже здесь не нравится, — сказал Евмен.

Его отряд разместили вместе с людьми Люко, что скаут считал везением. Ему нравился Люко — если не считать Каррайдина (оставшегося на борту «Сломанного хребта», чтобы приглядывать за остальными новобранцами), тот был десантником, которого Евмен уважал более всех прочих.

— Дело не только в месте, — пожал плечами Люко. — Со всем этим городом что-то не в порядке. — Он посмотрел в сторону лишенных стекол окон. — Ты чувствуешь?

— Такое ощущение, что все может неожиданно вывернуться наизнанку и ударить тебя в спину? Словно этот город может тебя проглотить? Да, я чувствую.

— Это все проклятые чужаки. Тебе никогда не доводилось сталкиваться с эльдарами, а, Евмен?

— Я читал про них. В прежние времена Орден неоднократно сражался против них. Но вживую я никогда их не видел — до этого дня.

Люко вздохнул, и скаут заметил, как тот постарел. Обычно, вооруженный своими когтями-молниями, бросаясь в рукопашную схватку, Люко лучился уверенностью. Но не сейчас.

— Большая часть ксеносов создана, чтобы жить и выживать. Кто-то из них рожден хищником, как те же тираниды или зеленокожие. Этих можно понять. Империум мало чем от них отличается — проклятие, да мы сами ведем себя так же. Но, новобранец, эльдары выделяются. Они рождены, чтобы лгать.

— И мы пытаемся лгать им? Звучит пугающе.

— Я бы скорее предпочел снова вернуться на Стратикс Люмина, — угрюмо усмехнулся Люко. — Или даже во времена внутренней войны. Куда угодно, только бы не сидеть здесь и не ждать, пока эльдары нас перережут. Этим тварям неведомо понятие правды — сейчас они сражаются с тобой рука об руку, а через мгновение выжигают города, полные безвинных жертв. В этом я точно соглашусь со старым Орденом: эльдарам верить нельзя. Я только надеюсь, что мы предадим их раньше, чем они проделают то же самое с нами. Никогда не поворачивайся к ним спиной, скаут, и это не метафора.

Крыло, где разместились десантники, некогда сверкало роскошной золоченой облицовкой, но она давно потускнела и осыпалась, обнажив холодные каменные стены. Подразделение Люко и скауты Евмена распределили дежурства и поочередно погружались в полусон, не желая оставаться без охраны в этом логове чужаков, но понимая, что им требуется как можно лучше отдохнуть. Несколько десантников Люко начищали свои болтеры, Найрюс советовался с потертой колодой императорского таро, позаимствованной в либрариуме Ордена. Селеп впал в полусон, но Евмен знал, что любой, кто осмелится подкрасться к нему, получит нож в брюхо раньше, чем подойдет на расстояние пистолетного выстрела. Скамандр тоже отдыхал — он нуждался в сне более всех прочих, поскольку регулярное использование ментальной энергии истощило его сильнее, чем сам скаут-библиарий согласился бы признать. Должно быть, его кожа все еще была холодной на ощупь.

— Сегодня мы убили Кулака, — сказал Евмен.

— Да, я слышал, — откликнулся Люко.

— Он расправился с Терситом.

— И вы решили отомстить? Показать ему, что такое правосудие Императора?

Евмен кивнул. По правде говоря, он совершенно не задумывался тогда об Императоре — все, что его волновало в тот момент, — это погибший боевой брат и оскорбление, нанесенное им напавшим Кулаком. Но в целом слова Люко соответствовали правде.

— Запомни это чувство, скаут Евмен. Со временем только оно будет позволять тебе двигаться дальше.

— Но разве тобой движет не только оно? Я видел тебя в бою, слышал тебя. Тебе нравится это.

— Когда-нибудь, новобранец, ты станешь командиром. Мы все видим в тебе необходимые таланты. Сейчас ты руководишь скаутами, но скоро поведешь собственный отряд десантников, если сам захочешь того и выберешься отсюда живым. Так что я раскрою тебе одну тайну. — Люко наклонился к его уху. — Мне это ненавистно. Драться умеют и животные. Это самая примитивная и отвратительная черта, унаследованная человеком. Но в нашей Галактике не приходится выбирать, драться тебе или нет. Если не Империум, так Темные Боги, или ксеносы, или твои собственные братья по оружию. Так что я просто делаю все, чтобы насладиться процессом, и в большинстве случаев мне удается убедить и себя, и людей под моим началом. Я смиряюсь с этой ложью, пока она спасает мне жизнь. Но избавь меня от войны, позволь взглянуть на нее извне — и я возненавижу ее. Не знаю, — продолжал Люко, — ради чего сражаешься ты, новобранец, и это касается только тебя, но, если будешь убивать ради самого убийства, кончишь не лучше, чем то создание, которое вы захватили на тюремном корабле.

Некоторое время они сидели молча, и тишину нарушало только клацанье металла о металл — десантники Люко завершали чистку болтеров.

— Найрюс, — позвал Евмен, — каковы предзнаменования?

Псайкер оторвал взгляд от засаленных карт таро, разложенных полукругом перед ним. Гадание на императорском таро было древней традицией, но библиарии Космического Десанта нечасто обращались к нему, поскольку редко обладали даром предвидения, необходимым для создания большинства карт. Ходили слухи, что при помощи таро сам Император говорил с ясновидцем, если тому хватало умения слушать. Найрюс поднял первую карту в раскладе. На ней была изображена архаичная боевая машина Механикус — массивная башня, ползущая по полю битвы на широких гусеницах и обрушивающая гибель на врагов из своих орудий. Разрушитель.

— Будет битва, — сказал Найрюс.

— Чтобы знать это, нам и Император не нужен, — усмехнулся Люко. Найрюс поднял следующую карту. Перевернутый Шут.

— Битва, которую вы проиграете, сержант.

Несколько мгновений Люко разглядывал карту, понимая, что из всех Испивающих Души только его одного она и может обозначать.

— Что же, хорошо узнать об этом своевременно, новобранец. Благодарю тебя. — Голос у сержанта был серьезным.

Евмен увидел, что Созвездие и Стрела Судьбы тоже перевернуты. Он не был большим специалистом в гадании, но знал, что это означает смущение и переломный момент, где ход судьбы может изменить малейший толчок.

За дверью раздался цокот, безошибочно предвестивший появление Сарпедона, который вошел в помещение мгновением позже, клацая восьмью когтями по полу. Он был в полном боевом облачении и вооружился силовым посохом.

— Люко, Евмен, поднимайте людей, пора выступать.

Люко вскочил и, усмехаясь, закричал своим бойцам:

— Десант, вы слышали? Ваши мечты сбылись! — Театральным жестом он выхватил один комплект когтей-молний, и их сталь отразила тусклый свет. — Пора показать этому городишке, как сражается настоящий солдат!

Евмен смотрел, как Люко заводит своих людей, и осознавал, как многому еще предстоит научиться. Однажды ему придется вести десантников в бой, а командирское звание означало отказ от себя ради солдат.

Во всяком случае, теперь он точно знал, чего хочет. Первая искра понимания зажглась в его душе в тот миг, когда он прикончил Багрового Кулака, а теперь, когда видел, как Люко поднимает свое подразделение, оно полыхало в нем. Империум превращал людей в тех, кого стоило бы ненавидеть, и только отдельным счастливчикам везло это осознать. Пропитавшись войной, Империум взращивал целые поколения людей только для того, чтобы превратить их в солдат, чтобы они погибали в таких местах, как Грейвенхолд, чтобы они охраняли насаждаемые им тиранию и гнет. Не только случай сделал из Евмена Испивающего Души. Ему предстояло отомстить Империуму во имя блага всего Человечества.

— Твои скауты устали, — сказал Сарпедон, подойдя к Евмену со спины и возвышаясь над ним как минимум на половину роста благодаря своим паучьим лапам. — Но вы мне тоже понадобитесь.

— Где наше место? — спросил Евмен.

— Повсюду, скаут Евмен. Испивающим Души придется столкнуться лицом к лицу с Имперской Гвардией, и тут я ничего не могу поделать. Но у вас другая задача, Евмен. Я хочу, чтобы вы нашли Теллоса.

 

Глава девятая

Гусеницы «Гибельного клинка» перемалывали изуродованную сражением землю. Лорд-генерал Ксарий, сидящий в относительной безопасности под защитой брони сверхтяжелого танка, всматривался в картины разрушения, развертывавшиеся перед ним на многочисленных экранах, получавших данные с наружных пикт-камер.

Дела шли плохо. Останки селевкийцев устилали траншеи, откуда гвардейцы выгоняли врагов, окопавшихся вокруг высящихся остовов фабрик и ангаров. Многие здания стояли почерневшими трупами, другие все еще были объяты пламенем, а некоторые разрушены до основания селевкийской бронетехникой.

— Догоняй их, Хасдрубал, — приказал по воксу Ксарий, с трудом слыша даже самого себя за ревом моторов «Гибельного клинка» и лязгом обломков под его гусеницами.

Танк равно превращал в прах и кирпичи, и плоть. «Гибельный клинок» волок свою тушу по изрытой земле, но даже шум не мог помешать Ксарию расслышать грохот тяжелых орудий вдалеке. И на фоне всех остальных звуков с самого начала операции раздавался непрекращающийся рев артиллерийских залпов, разносящих в пыль здания Грейвенхолда.

— Так точно, сэр, — отозвался Хасдрубал, командующий танком из его бульдожьей носовой части. — Водитель! Подводи ближе, надо нагнать пехоту!

Ксарий мог видеть наступающих солдат. Трельнан старательно подгонял своих людей, чтобы уже первые две волны смели окопавшихся противников. Несколько «Стражей» — высоких двуногих роботов, способных стремительно перемещаться среди индустриальных развалин, — сопровождали бойцов, осторожно бредущих среди руин и дыма. Прямо перед носом «Гибельного клинка» возникла группа гвардейцев, проверяющих внутренности сожженного «Леман Русса». К их лазерным винтовкам были примкнуты штыки, готовые пронзить любого грейвенхолдца, решившего устроить засаду в обломках. Солдатам уже неоднократно приходилось уничтожать подобные западни — мятежников мало волновали вопросы собственной гибели, и часто они залегали после основного удара, чтобы вновь и вновь подниматься против гвардейцев, уже решивших, что отделались малой кровью.

С другой стороны, конечно, в результате гвардейцы всегда были настороже. На одном из экранов заметались всполохи лазерных выстрелов, и Ксарий, обернувшись к нему, увидел группу грейвенхолдцев, прижатых к земле плотным огнем селевкийцев в разрушенном фабричном здании, в то время как «Леман Русс» модификации «Разрушитель» превращал руины в прах залпами из своего осадного орудия.

Ксарий переключил изображение на камеру, установленную на носу одного из идущих в первых рядах «Стражей», — картинка подрагивала в такт шагам машины и время от времени вспыхивала багрянцем, когда та стреляла из мультилазера. Было что-то зловещее в одном изображении, без звука. Селевкийцы укрывались позади дымящихся разрушенных хижин, бежали по пронизывавшим трущобы сточным канавам, прятались среди обвалившихся изгородей. Грейвенхолдцы сражались за каждую полоску земли, сражались там, где некогда протекала их прежняя жизнь. Снаряды взрывали стены облупившихся домов, и те извергали на улицы обломки дешевой мебели. Ржавые остовы машин были свалены в примитивные баррикады, изрешеченные попаданиями лазеров. Офицер селевкийцев что-то прокричал, и, хотя звуки не долетали до Ксария, смысл был ясен по взмаху руки, которым офицер погнал своих солдат к сомнительному убежищу в виде разрушенного здания. Огонь вражеского тяжелого орудия продолжал поливать отряд ветеранов, рассеявшихся крысами в тени и искавших хоть какое-то укрытие.

«Страж» развернулся к огневой позиции — там был установлен тяжелый стаббер с ленточной подачей боеприпасов, которым управляли стрелок и заряжающий, — и послал в залегших грейвенхолдцев ослепительно пылающую стрелу. Один из противников скончался на месте, а второй потерял руку, и гвардейцы бросились к нему, чтобы добить.

Кошмарное сражение, где солдатам часто приходилось биться в рукопашной, перетекало с улицы на улицу, из комнаты в комнату, плыло мимо хижин, превращенных в развалины массированной бомбардировкой. Ксарий покачал головой. Хуже нет, когда твой враг — безумец, ведь сумасшедшие не бегут. Их приходится убивать — убивать всех до последнего. А это, в свою очередь, порождает такие вот сражения.

— Трельнан, — вызвал лорд-генерал по воксу полковника селевкийцев, — вы уже получили тактические отчеты?

Командная вокс-сеть принесла потрескивающий голос Трельнана — тот находился в мобильном командном центре, размещенном в «Саламандре», ползущей следом за «Леман Руссами» его гвардейцев, не дававших напасть на полковника.

— Передачи с фронта обрывочны, сэр, но мы получаем достаточно устойчивое изображение от одной из следующих волн. Там четкая картинка.

— Хорошо. Присылайте.

— Вас понял. Высылаю единым пакетом.

— Берегите себя, полковник.

— Вы тоже, сэр. Конец связи.

Ксарий выглянул из своего крошечного тактического «кабинета» — над ним с потолка свисали орудийные сервиторы, чьи металлические шарнирные лапы подавали снаряды в массивные пушки «Гибельного клинка». Лорд-генерал полагал, что от трех самонаводящихся тяжелых болтеров, установленных на его танке, куда больше пользы, чем от больших орудий, — потоки огня, наводимого древним машинным духом, были способны разорвать на куски любого грейвенхолдца, рискнувшего приблизиться к ним. И Ксарий сомневался, что чудовищному мегаорудию или широкоствольному «Разрушителю» придется на Энтимионе IV выстрелить хотя бы раз.

Включился голопроектор, чей массивный экран, установленный в танке, только усиливал общее ощущение клаустрофобии. Карта Грейвенхолда потрескивала статическими разрядами — дрожь танка тревожила деликатные механизмы аппарата.

Позицию Ксария отмечал уникальный значок, и лорд-генерал понимал, что об этом позаботился сам «Гибельный клинок». Сейчас он уже наполовину пересек индустриальный сектор, захваченный в самом начале массированного наступления. Несколько тысяч защитников Грейвенхолда, укрывавшихся здесь, были ослаблены агрессивным патрулированием и бомбардировкой, согнавшей их с насиженных мест. К моменту подхода первых волн Гвардии и бронетехники, покатившихся от восточной стены, сопротивление оказывали только несколько уцелевших гнезд противника. Вражеские контратаки не достигали «Гибельного клинка», и селевкийцы демонстрировали высокую дисциплину, выкуривая грейвенхолдцев, все еще пытавшихся укрыться в тени громоздких фабричных зданий. Первая волна селевкийцев выдохлась, но за трущобы уже сражались вторая и третья. Продвижение вперед оплачивалось большой кровью, но было непрерывным. Врагу ничего не оставалось, кроме как отступать перед потоком танков, идущих под прикрытием пехоты и сминающих гусеницами хижины.

Ксарий сделал в уме несколько прикидок. На разрушенных улицах Восточного Грейвенхолда остались лежать мертвыми, умирающими или безнадежно искалеченными около пяти тысяч гвардейцев. Лорд-генерал вынудил себя согласиться с мыслью, что пока все не так уж и плохо. На данный момент ему не было известно, как обстоят дела у Огненных Ящеров или насколько удачно Янычары Алгората, развернувшие свои войска южнее, отражают контратаки, но селевкийцы пока что шли на вполне приемлемый размен.

Это, в свою очередь, порождало вопрос: почему враг позволяет им это? Единственной причиной тому, что сюда вообще прислали селевкийцев, стала гибель их братского полка, полностью истребленного на Энтимионе IV предположительно войсками ксеносов. Перед глазами селевкийцев, сражающихся на переднем кровавом рубеже наступления, разворачивались ужасные картины, но пока они ни разу не видели, чтобы к этому как-то были причастны чужаки. Или колдуны Хаоса. Или десантники-предатели. Грейвенхолд слишком дружелюбно встречал Гвардию.

Ксарий вновь сверился с голопроектором. Удерживать трущобы было сложно: имелось всего несколько укрепленных зон, которые можно было захватить и занять, а в остальном — переплетение улочек и рвов, с которыми ничего не могла поделать даже бомбардировка. Подобное место трудно сделать своим, трудно распространить на него свою власть. Главная городская арена, размещенная в центре трущоб, чтобы беднота могла наслаждаться спектаклями и вульгарными представлениями, была единственным более-менее крупным зданием до самого правительственного района.

— Трельнан, — вновь вызвал по воксу Ксарий. На этот раз выстрелы стали отчетливее — полковник приближался к линии боевых действий.

— Здесь, сэр!

— Я получил тактический отчет. Займитесь ареной.

— Слушаюсь, сэр. Мои отряды уже на подступах.

— Это единственное здание, которое можно оборонять на юго-востоке. Приоритетная цель.

— Понял вас! — Трельнан на секунду умолк, а на заднем плане были совершенно четко слышны звуки попаданий из легкого оружия в борт «Саламандры». — Высший приоритет! Сейчас прикажу карвельнанской артиллерии проутюжить окрестности арены и сосредоточу на ней третью волну.

— Действуйте, Трельнан. Нам нужно за что-то зацепиться.

— Слушаюсь, сэр.

— Постарайтесь не подохнуть, полковник.

— Конечно, сэр! До связи.

Испивающие Души рассеялись по подземным коридорам Грейвенхолда. Тоннели были представлены далеко не только трубами коллекторов, но и транспортными магистралями, потайными ходами, просторными аллеями с полуразрушенными домами и живописными пейзажами из перемешанных с землей камней. Даже для улучшенного зрения космодесантников темнота здесь была практически непроницаемой — им приходилось включать вмонтированные в броню фонари и пользоваться сигнальными ракетами, чтобы пробираться по предельно недружелюбным маршрутам через селевые потоки и быстротечные подземные реки.

Что бы там ни говорилось в официальных исторических записях, но Грейвенхолд не мог быть возведен Администратумом. Он не был изначально создан как агрикультурное поселение, и не легли его камни на девственно чистую целину. Грейвенхолд был очень, очень стар. На том же месте уже несколько раз развивались поселения, и когда Администратум начал сносить предыдущие постройки, слишком глубоко его рабочие не закапывались. Быть может, они даже воспользовались частью структур прежнего города, когда возводили новый. Даже скорее всего, ведь городские стены были пронизаны лабиринтом старых коридоров с ответвлениями усыпальниц и очень узкими, изгибающимися лестницами, которые совершенно не подходили для обитателей Империума. Подобные подробности были малозначительны, когда речь заходила об истории Человечества в целом, но для очень многих отдельных его представителей они оказались фатальными.

Принц Каргедрос отдавал приказы Испивающим Души, но командовал ими не он — Сарпедон продолжал распоряжаться, и именно по его требованию воины Ордена пробирались по подземному городу, ориентируясь по запутанным хрустальным картам или следуя за похожим на тень проводником-эльдаром. Каргедрос назначил для них позиции, подходящие для того, чтобы сдержать наступление имперских войск, и Сарпедон был вынужден сохранять доверие кровожадного ксеноса до тех пор, пока не объявится Теллос.

Конечно, ему все это было не по душе. Если говорить по правде, то от разговора с язычествующей тварью по коже магистра до сих пор пробегали мурашки — и, что еще хуже, он ведь и в самом деле сейчас действовал с ней в союзе, даже если и собирался в последний момент нарушить свое слово.

Люко получил приказ занять медицинский стационар — солидное здание на северном краю промышленного района. Грэвус повел отряды к восточным стенам, чтобы заставить отступить идущих с юго-востока солдат. Как подозревал Сарпедон, это будут Огненные Ящеры Форнукс Ликс. Иктинос и десантники, перешедшие в его личную свиту, должны были выйти к жизненно важному мосту через Грейвен и отбросить пытающихся переправиться гвардейцев (Огненных Ящеров или селевкийцев — это зависело от того, кто из них раньше доберется). Скаутам Каргедрос позволил беспрепятственно рыскать по городу под предлогом сбора разведданных по передвижению войск Гвардии — хотя основной их задачей, конечно же, были поиски Теллоса.

А Сарпедон тем временем отправился к городской арене.

— Ты же понимаешь, что мы слишком опоздали, — сказал библиарий Греск, вместе с группой Сарпедона идущий по сырым пещерам под трущобами Грейвенхолда. — Гвардия уже заняла ее. Арена наверняка стала первым же объектом, который они здесь захватили. Это единственное надежное укрепление в трущобах, и они просто обязаны были там закрепиться.

— Твоя правота не вызывает сомнений, — согласился Сарпедон. Следом за ними, держа болтеры на изготовку, двигались отряды Крайдела, Солка и Прэдона, а с ними и апотекарий Паллас. — Но нас послали не занять ее. Мы должны отбить ее.

— Движение, — окликнул их по воксу зоркий десантник из отряда Крайдела.

Группа укрылась позади соляных наростов и гигантских сталагмитов, поблескивая линзами шлемов в темноте. Сарпедон поднял руку, призывая не открывать огонь. Даже его ограниченного псионического чутья хватало, чтобы ощутить того, кто к ним приближался.

Дюжина культистов, лица которых представляли собой сплошное месиво шрамов и швов, несли колдунью в паланкине. Руки носильщиков были связаны друг с другом и срослись в единую мясистую лапу, пригодную только для удержания паланкина. Сама же колдунья казалась крошечной и изящной. Ее кожа имела цвет древесной коры, а зеленые глаза светились. Женщина была обнажена, но тело ее оказалось лишенным всяких половых признаков, словно она была только подделкой под человека, манекеном, имеющим женские черты, в который поместили душу чего-то куда более опасного. Лишь лицо колдуньи имело завершенный вид, с высокими бровями и полными губами. Волосы ее свисали слегка шевелящимися косичками, а пальцы заканчивались длинными золотыми когтями.

Колдунья взмахнула рукой, и из теней высыпали культисты — не безмозглые защитники Грейвенхолда, но ее личная свита. Как и у носильщиков, лица их были настолько обезображены, что казались просто массой окровавленных бинтов и шрамов. Деформированные глаза смотрели из сочащихся порезов под самыми невероятными углами. Культисты были одеты в плотно облегающие черные комбинезоны, украшенные драгоценными камнями, столь же зелеными, как глаза их повелительницы. Вооружены новоприбывшие были лазганами стандартных моделей. Либо их набирали из рядов бывших гвардейцев, либо колдунья обладала ресурсами, необходимыми, чтобы хорошо вооружить своих людей.

Сарпедон насчитал около сотни культистов. Но скорее всего, у нее были еще люди.

— Принц предупредил нас о вашем появлении, — настороженно произнес Сарпедон. — Великая Госпожа Сарета, я полагаю?

Рот колдуньи открылся, и из глубины ее глотки высунулся длинный заостренный язык, похожий на хвост гремучей змеи. Сарета издала протяжное трескучее шипение.

Вперед вышел один из ее рабов. Этому некогда было позволено разрезать нити, сшивавшие губы у всех остальных культистов. Рот его казался просто широким сочащимся порезом.

— Перед вами Великая Госпожа Сарета, Избранная Наследница Повелителя Неизречимых Удовольствий, хоть губы раба и недостойны произносить ее имя. Вы пришли, чтобы исполнить уговор?

— Да, Великая Госпожа. Я Сарпедон из Ордена Испивающих Души.

Вновь долгий, пугающий треск гремучей змеи.

— Радость смерти говорит в тебе, лорд Сарпедон. Благодаря тебе Повелитель Удовольствий принесет ее многим.

Колдунья была настолько осквернена Хаосом, что уже не могла говорить. Возможно, мутировавший язык был вполне осмысленным даром ее бога, чтобы Сарета демонстрировала свое высокое положение, заставляя раба переводить ее речь. Но как бы то ни было, Сарпедону приходилось бороться с собой, чтобы не перебить всех этих тварей до последней, не сходя с места, и он понимал, что его десантники уже слишком долго терзаются теми же мыслями.

— Мне сейчас не до церемоний, Великая Госпожа, — торопливо проговорил Сарпедон. — Принц потребовал арену. И я намерен подарить ее ему.

— В точности как и я. — Сарпедону приходилось вынуждать себя смотреть на колдунью в то время, когда говорил раб. — Повелитель Удовольствий с нами. Поклонники трупа-Императора верят, что смогут победить, но и не подозревают, что мы прямо под ними.

— Что они разместили на арене? Танки? Артиллерию?

— Людей. И припасы снабжения.

— Гвардия всегда следует стандартным протоколам, — сказал Сарпедон, радуясь тому факту, что разговор переключился на вопросы войны, где он не рисковал сбиться. — Боеприпасы они разместят под землей, чтобы предохранить от попадания из миномета. В подобном здании должно быть полно подходящих помещений. Под ареной должны располагаться клетки и бараки. Вот туда мы и отправимся. Сарета, ты займешься наземным уровнем. Замани гвардейцев на саму арену. А мы взорвем сложенные под ней боеприпасы.

Последовала заминка, а затем краткое, резко оборвавшееся шипение.

— Великая Госпожа согласна.

Сарета затрещала и зашипела на своих культистов, сбежавшихся к ней, подобно рою забавных насекомых, и увлекших паланкин в темноту.

— Во имя Трона Земли, Сарпедон, ты почувствовал? — спросил Греск, когда Сарета скрылась из виду, отправляясь вместе со своими культистами к зданию арены, нависавшему над развалинами трущоб. Даже умудренный годами старый библиарий был потрясен увиденным.

— Хаос, — кивнул Сарпедон. — Чистый Хаос.

— Ксеносы и поклонники Тьмы, действующие в союзе. Не думал я, Сарпедон, что ты зайдешь настолько далеко.

— Мы можем прямо сейчас ударить им в спину, и у нас будет даже несколько минут на то, чтобы потрудиться на благо Императора, прежде чем нас прикончат. Но если мы подберемся достаточно близко, то сможем и вычислить Теллоса, и серьезно потрепать этих тварей.

— Да, но Гвардия…

— Гвардия спит и видит, как нас уничтожить, Греск. И пока ситуация не изменится, эти люди остаются нашими врагами. Сейчас мы ничего не можем тут изменить. И поверь, мне не меньше твоего хочется разобраться с этой тварью. — Сарпедон отвернулся и взмахом руки приказал отрядам двигаться дальше.

— Солк, — произнес он в вокс, — ты знаешь свою задачу. Веди нас к нижним уровням арены. Избегай столкновений, мы просто должны прибыть туда.

Сержант Солк помедлил всего долю секунды, а затем сорвался с места вместе со своим подразделением, прокладывая путь через подбрюшье Грейвенхолда к импровизированным укреплениям Гвардии.

Сарпедон знал, что Испивающие Души доверяют ему. И магистру требовалось убедить их не терять эту веру хотя бы еще чуть-чуть. Они прибыли в Грейвенхолд не потому, что это было так уж необходимо, а потому, что таково было личное желание Сарпедона, поскольку, что бы ни произошло с Теллосом, командор должен был увидеть это собственными глазами. И еще потому, что только он обладал силами, позволяющими встретиться с Теллосом в бою. Сарпедон мог попытаться объяснить это десантникам, но не был уверен, что они все поймут правильно. Они просто должны были поверить ему. Вот и все.

— Что-то вижу, — раздался в воксе голос Солка. — Похоже на загоны, вырезанные в скале. Наверх ведет винтовая лестница.

В тоннеле были слышны отзвуки тяжелых шагов «Стражей» и рокочущие раскаты взрывающихся артиллерийских снарядов.

— Хорошо. Крайдел, Прэдон, держитесь рядом. Греск, ты вперед; Паллас, идешь со мной. Наша цель — главное хранилище боеприпасов, размещенное гвардейцами под ареной. Когда доберемся туда…

— Веду цель, — доложил сержант Келвор.

Он лежал на животе, просунув ствол болтера в отверстие в массивной городской стене Грейвенхолда. Перекрестье скопа следовало за шеей беспечного офицера Гвардии, решившего свериться с картой без того, чтобы вначале найти укрытие.

— Не спеши, — сказал Грэвус.

— Уверен? — Келвор был метким стрелком, и потеря ноги в здании биржи на это никак не повлияла. Он легко сумел бы прикончить офицера и втянуть несколько подразделений Огненных Ящеров Форнукс Ликс во взаимную перестрелку, замедлив их продвижение к административному комплексу.

— Мы здесь не для того, чтобы сражаться с Имперской Гвардией, — сказал Грэвус. — И Каргедрос нас не видит.

— Грэвус, ты в этом уверен?

— Нет. Но зато я уверен в том, что не стоит нам спешить выполнять поручения ксеноса, чтобы тот смог получить необходимое ему время.

— Что ж, разумно. — Келвор отполз от дыры.

Старые стены Грейвенхолда были изрезаны тоннелями и лестничными колодцами, поэтому, несмотря на то что ксенос-проводник растворился во тьме сразу, как только Испивающие Души добрались до места, поиск подходящей позиции для снайпера проблемы не составлял. Десантники из подразделения Келвора заняли огневые рубежи на самых верхних уровнях стены. Штурмовики Грэвуса находились в резерве на тот случай, если гвардейцы попытаются выкурить снайперов. Не возникало никаких сомнений, что цепные мечи и собственный энергетический топор Грэвуса мгновенно покончат со штыковой атакой Гвардии.

Но маленькому войску не слишком хотелось просто так рисковать жизнями ради принца Каргедроса. Оба отряда понесли серьезный урон в сражении за здание биржи — у Келвора осталось только трое десантников, а у Грэвуса — шесть.

Из тени одного из внутренних коридоров стены возник библиарий Тирендиан, еще один из людей в команде Грэвуса, который в былые времена, пока еще существовал старый Орден, стоял бы выше сержанта.

— Знаешь, что я думаю, сержант?

— Просвети нас, Тирендиан.

Грэвус, если честно, недолюбливал библиария. Слишком уж молодым он казался, и слишком мало шрамов было на его теле. Конечно, Тирендиан был столь же отважен и опасен в бою, как и любой Испивающий Души, но не производил он того впечатления опытного старого рубаки, какое должен был производить. Что-то странное было в нем, слишком уж совершенное.

— Я полагаю, сержанты, что Каргедрос в точности знает намерения Сарпедона. Принц понимает, что мы его предадим. Эльдары вечно знают то, чего не должны знать, — такова их природа. Терпит же он нас только потому, что собирается предать первым.

— Звучит не слишком обнадеживающе, библиарий, — сказал Грэвус. — И что же ты предлагаешь?

— Выяснить его планы. — Тирендиан припал на колено возле стены, внимательно следя за тем, чтобы его бронированное тело всегда находилось в тени и гвардейцы, продвигающиеся по городу далеко внизу, не смогли его заметить в одной из дыр. — Каргедрос не случайно выбрал именно эту планету. Эльдары не занимаются завоеваниями, они грабят и разрушают. Но Грейвенхолд по какой-то причине важен для них.

— Одному Императору ведомо, сколько здесь еще тайн, о которых Гвардия даже не задумывается, — произнес Келвор, снявший скоп со своего болтера и теперь использовавший его в качестве подзорной трубы, разглядывая отряды Огненных Ящеров, истребляющих рассеянные группки грейвенхолдцев. — Должно быть, города существовали здесь еще за несколько тысяч лет до основания Грейвенхолда. Возможно, все дело в их древности. Они могут относиться даже к доимперским временам.

— Если так, то у Каргедроса было полно времени, чтобы раскопать их, — сказал Тирендиан. Он тоже наблюдал за Огненными Ящерами. Те хорошо держали строй, и линия фронта неумолимо ползла вперед, а офицеры вовремя отправляли в бой резервы, помогавшие добивать остатки грейвенхолдцев. — Думаю, тут замешано нечто более сложное, чем просто какой-нибудь древний артефакт. Взгляните, Каргедрос мог бы долгие дни удерживать эти улицы, отправь он достаточно войск, но практически добровольно сдает административный район. Либо ему нужно, чтобы гвардейцы проникли в город, либо просто все равно, насколько далеко они зайдут.

— Либо все дело вот в этом, — вставил Келвор, указывая в том направлении, где административный район сменялся высотными зданиями, веером расходящимися от Юго-восточных ворот. Остатки бронетехники Огненных Ящеров превращали высотки в лишенные окон стальные остовы, высящиеся над заваленными обломками улицами, по которым убегали отступающие враги. Но Келвор обратил внимание не на них.

Грэвус присел рядом и приложил к глазам пару магнокуляров, протянутых ему одним из десантников Келвора.

Темно-синие «Рино» Багровых Кулаков прокладывали путь через развалины, следуя за наступающими на врага Огненными Ящерами. Кулаки возвращались в Грейвенхолд, но на этот раз неторопливо и расчетливо, двигаясь по маршруту, выжженному Гвардией.

— Они привели Кулаков, — сказал Келвор. — Должно быть, полагают, что десантники-предатели все еще в городе.

— Строго говоря, — вмешался Тирендиан, — они правы. Но Кулаки идут не за Гвардией, а отправляются самостоятельно разыскивать нас.

— По мне, так здорово, — с удовлетворением в голосе произнес Келвор. — Они мне задолжали за ногу.

— Давно ли мы с Кулаками перестали быть братьями? — спросил Грэвус. Тирендиан с Келвором воззрились на него. — Ведь были времена, когда оба наших Ордена отправлялись на охоту за кем-нибудь вроде Каргедроса. А теперь вместо этого мы убиваем друг друга, а истинный враг расслабляется и ждет, пока его планы воплотятся нашими руками.

— Не то время, чтобы мучить себя сомнениями, брат, — ответил ему Келвор. — Сарпедон порвал с Империумом, поскольку тот ничуть не лучше Хаоса. Может быть, признать это оказалось и непросто, но это так.

— В том-то все и дело, — вздохнул Грэвус. — Сами подумайте. Что в первую очередь послужило причиной раскола? Хаос? Ксеносы? Нет. Не что иное, как Империум, самые обыкновенные люди. Багровые Кулаки — одни из лучших воинов Человечества, но мы вынуждены сражаться с ними только потому, что Империум держит их в неведении так же, как когда-то и нас. Возможно, если все Человечество однажды увидит то, что видели мы, эти войны прекратятся.

— Десантник, мечтающий о прекращении войны? — Тирендиан удивленно приподнял бровь. — Почему-то я сомневаюсь, что ты будешь получать удовольствие от покоя, сержант.

Грэвус свирепо посмотрел в ответ.

— Ну, до этого, Тирендиан, думаю, не дойдет, — сказал он. — Просто мне хотелось бы, чтобы все Человечество могло сражаться на одной стороне и его при этом никто бы не принуждал. Сражаться только потому, что это правильно, а не потому, что иначе развалится Империум.

— Похоже, они выступили все разом, — окликнул их Келвор, торопливо пересчитывая «Рино», проезжающие юго-восточные ворота. — Я-то в твоих словах не сомневаюсь, Грэвус, вот только если нас обнаружат Багровые Кулаки, вряд ли нам удастся их убедить. Сарпедон должен находиться в зоне досягаемости вокса, если он, конечно, достаточно близко к поверхности. Предупрежу его, что Кулаки прибыли.

— Хорошо. Мой отряд возьмет на себя первое дежурство, твой — второе. Тирендиан, ты тоже вздремни, чтобы быть свежим, когда мы будем нуждаться в твоей помощи. Келвор, не открывай огонь, пока нас не заметят. Не хочу просто так начинать войну ради этого принца.

Гвардеец повалился на землю с аккуратно перерезанной глоткой. Он не издал ни звука.

Отточенным движением Селеп убрал нож, подхватил труп за воротник украшенной изящной вышивкой формы и втащил его в тень заброшенного дома в трущобах. Обстрел практически не разрушил это здание, представляющее собой не что иное, как нагромождение дешевых грязных квартирок, сочащееся отчаянием гиблое болото, каких было полно в Грейвенхолде.

Отряд Евмена укрылся в лабиринте комнат первого этажа. Сейчас вахту нес скаут-снайпер Раек, и его зоркие глаза изучали окрестности через прицел винтовки.

— Снова кто-то из алгоратцев? — спросил Евмен.

— Еще ни один из них не оказал сопротивления, — кивнул Селеп. — Тем не менее кто-то их вспугнул. Мне кажется, что изначально они должны были прикрывать спину селевкийцам, но сейчас переходят ко все более и более глубокому патрулированию. Они кого-то боятся и отправляют отряды, чтобы его обнаружить.

— Может, нас?

— Нет. Про нас они не знают.

— Теллос?

— Возможно.

Скауты пытались напасть на след Теллоса с той минуты, как Каргедрос предоставил им свободу перемещений. Евмен гордился тем, что его скауты оказались единственными среди Испивающих Души, кто мог спокойно разгуливать по городу, а не делать вид, будто выполняет поручения Каргедроса, хотя, конечно, их задача и внушала командиру опасения. Если Теллос и в самом деле был в городе, то мог оказаться где угодно среди руин или под ними. Скауты надеялись только на то, что он не настолько терпелив, чтобы сидеть в засаде. Штурмовые десантники, если они хоть немного походили на захваченного на тюремном корабле, должны были сгорать от нетерпения отправиться на охоту за гвардейцами, так что именно среди позиций последних у скаутов и было больше всего надежды найти безумного сержанта.

В южной части городских трущоб было много гвардейцев, но практически отсутствовало сопротивление грейвенхолдцев, так что Теллос мог спокойно охотиться. Поэтому именно отсюда скауты и начали свои поиски.

Скаут Алкид перевернул еще теплое тело и стал рыться в карманах его формы. Янычары Алгората носили смешные пепельно-серые одеяния, вышитые серебряной нитью. Этому солдату, как и всем его товарищам, удалось сохранять свою форму в чистоте и порядке примерно тридцать секунд. Теперь она имела пятнистую синевато-серую раскраску, а штанины и манжеты облепила грязь. Янычары Алгората, как быстро догадались скауты, неплохо бы смотрелись в качестве гарнизона какого-нибудь технически отсталого мира, но война в Грейвенхолде им явно не по плечу. Поэтому командование Гвардии и использовало их только в качестве патрулей, но все равно ловушки и редкие стычки с грейвенхолдцами уже взимали с них свою плату. Это если не упоминать о скаутах. В одном из карманов убитого Алкид нашел сложенный лист бумаги.

— Похоже на какие-то распоряжения, — сказал он.

— Что ж, давайте заслушаем их, — ответил ему Евмен.

— «Наш враг коварен и станет нападать на вас из засады и устраивать западни, — прочел Алкид. — Каждый Янычар должен поддерживать высокий статус своего полка и непрерывно пребывать в состоянии боевой готовности. Он должен следить за состоянием своих товарищей по оружию и напоминать им о гордой истории полка, не позволяя опускать руки перед лицом вражеской подлости. Взводам предстоит выступить в агрессивное патрулирование, чтобы истребить заслуживающих того тварей, и каждый гвардеец должен со всей ответственностью отнестись к делу. Враг может носить прочную броню и быть смертельно опасным в ближнем бою, а посему его должно встречать плотным огнем при первом же обнаружении! Пусть они сильны, но немногочисленны, а о язычниках-дегенератах и вспоминать нечего, да сгинут они с глаз Императора. Пусть каждый солдат исполнит сегодня свой долг перед полком и Императором». Подписано: полковник Винмайер.

— Похоже, все-таки Теллос, — заметил Скамандр.

— Но похоже и на наших, — добавил Раек, и ствол его винтовки даже не шелохнулся, пока он говорил.

— Кто бы это ни был, но мы должны найти его раньше, чем это сделают Янычары, — сказал Евмен. — И еще, надо захватить офицера. Справишься, Селеп?

— Убить — не проблема. А вот взять живым будет не столь просто, хоть эти ребята и любители.

— Понимаю. Значит, нам всем надо будет ближе подобраться к позициям Янычар. Найрюс, вы вместе с Селепом пойдете первыми, и он должен узнать заранее, если кто-то попробует на нас налететь. Всем остальным держаться позади и рассредоточиться. Пусть алгоратцы сами занимаются нашими общими поисками, а мы только подкрадемся и выполним свое дело. Если это и в самом деле окажется Теллос, действовать придется быстро и жестко, так что мне не хотелось бы потерять кого-либо из вас раньше срока. Старайтесь соблюдать тишину, пригибайте головы и пошевеливайтесь. Выдвигаемся.

Не произнося больше ни слова, скауты вышли из полуразрушенного дома и растворились среди запутанных улочек Южного Грейвенхолда, понимая, что они не единственные здесь, кто способен внушить гвардейцам страх.

Сержант Люко и технодесантник Варук через потрескавшееся окно медицинского стационара следили за приближением стены пыли, отмечавшей позиции селевкийцев.

— Много их? — спросил Люко.

— Сложно сказать. Если там только «Химеры», то людей будет уже до чертиков. Но сдается мне, там еще и артиллерийские орудия, что, вероятно, куда хуже. А вот на что все они сгодятся, когда доберутся до нас, — это уже проходит по твоему ведомству, сержант.

Люко улыбнулся. Он, казалось, всегда был не против поучаствовать в хорошей драке.

— Тонны снарядов, а затем тонны человеческого мяса. Это надо сделать лозунгом Гвардии.

Он отошел от окна. Они с Варуком расположились на первом этаже, в одной из хирургических палат, где молитвы украшали стены, выкрашенные в темно-зеленый цвет, на котором не столь хорошо была заметна кровь. Впрочем, все здание было расписано молитвами и священными знаками. Повсюду можно было видеть крошечные алтари и кучки приношений Императору и его многочисленным святым, оставленные как пациентами, так и медицинским персоналом, для которых набожность явно не была пустым звуком. В самой палате помещался металлический каркас автоматического хирурга, чьи сложенные стальные конечности делали его похожим на дохлого паука. Вдоль стен стояли баллоны с анестезирующим газом. Элита Грейвенхолда лечилась в просторных, хорошо обеспеченных госпиталях на севере города, а этот стационар в те времена, когда с населением все еще было в порядке, обслуживал захворавших обитателей трущоб и рабочих, искалеченных заводскими машинами. Алтари и жертвоприношения были последней отчаянной попыткой спасти людей, но, скорее всего, очень и очень многие находили свой конец в этой операционной или в тесной и холодной общей палате этажом ниже.

— Всем отрядам, — Люко включил вокс, — они приближаются. Готовьтесь к артобстрелу, а затем к удару пехоты. Они не ожидают, что мы будем здесь, но бросят против нас все свои силы, как только это осознают. Так что мне не хотелось бы, чтобы кто-то геройствовал и сражался так, будто это его последняя схватка. Наша задача — заманить их, слегка придержать, а затем отступить.

— Да уж, это и в самом деле мерзкая смерть, — ленивым тоном произнес Варук. Технодесантники всегда были несколько странными. В те времена, когда Орден еще не откололся от Империума, они совершали паломничество на Марс, где посвящались в отдельные тайны Бога-Машины. Присутствие на мистериях Адептус Механикус не могло благотворно сказаться на поведении. — И все только ради показухи. Ради того, чтобы какой-то ксенос чуть подольше не терял к нам доверия.

— Мы здесь не только для того, чтобы Каргедрос считал нас своими маленькими, умненькими десантниками, — слегка раздраженно возразил Люко. — Нельзя допустить, чтобы Гвардия слишком быстро захватила эту территорию, иначе они наткнутся на Теллоса раньше, чем это сделаем мы. И, кроме того, если Каргедрос потеряет к нам доверие, ни одному из нас уже не удастся выбраться с этой планеты живым.

— На Марсе тебя научили бы логическому мышлению, — сказал Варук. — Я тут все думаю и пытаюсь найти хоть какую-то логику в происходящем, но не нахожу.

— Вот в этом-то мы с тобой и различаемся, — ответил Люко. — Я просто сражаюсь. А ты о сражениях думаешь. — Он снова щелкнул переключателем вокса. — Дион, фронтальную часть здания прикрыли?

— В прицеле, — донесся ответ сержанта Диона.

— Хорошо. Если сможешь обездвижить один из их танков плазменным попаданием, они засуетятся и окажутся в зоне поражения. Корван?

— Да, сержант?

— Отправь нескольких штурмовиков в переулки. Таким образом мы очень многих сможем втянуть под огонь болтеров. И, друзья мои, охраняйте подходы к подвальным помещениям. Нам нельзя потерять путь к отступлению, а я не стал бы заранее утверждать, что гвардейцам не взбредет в голову отправить нескольких бедолаг внутрь по водостоку. Вопросы?

Вопросов не было.

— Превосходно. Всем проверить оружие и славить Императора, ибо мы собираемся надрать им задницы!

— Вижу их, — окликнул его Варук. — По меньшей мере три «Химеры» и много солдат идут своим ходом. А вот эти машины, тут я уверен, «Василиски». Две, а может, три штуки.

— Тогда стоит спуститься вниз, — сказал Люко.

И в этот момент первый снаряд разорвался неподалеку от стационара, подняв в воздух фонтан измельченного гранита и земли. Сражение началось.

 

Глава десятая

Сарета, Сучья Королева, Жрица-Проститутка Темного Принца Хаоса, никогда не бежала от драки.

— Вперед! Да здравствуют похоть и конец этого мира! — прошипела она, и заклятие окутало ее слова, вбивая их в головы воинов-рабов.

Окружавшие ее культисты устремились вперед, протискиваясь по узким водостокам к поверхности.

Грязная вода в трубах стояла по грудь взрослому мужчине, но Сарету высоко над ней держали руки носильщиков, которые скорее предпочли бы погибнуть тысячью смертей, чем позволили бы грязи коснуться тела своей госпожи. Каждый из них был влюблен в нее. И любовь не хуже любой иной эмоции порождала течения в варпе, где обитал ее повелитель — Слаанеш. Любовь культистов придавала ей силы и создавала в варпе такой поток, что даже господин обратил на него внимание и даровал Сарете свое благословение. Вот почему она обладала магией, утонченным волшебством, пробиравшимся в человеческое сознание, убеждавшим как мужчин, так и женщин в том, что нет более достойного объекта для любви.

Труба начала подниматься, и Сарета увидела, как сильные руки наиболее талантливых культистов-штурмовиков выбивают канализационные решетки и людской поток выхлестывает на поверхность. Этот поток нес ее вперед, и вездесущий смрад канализации, смешавшийся с запахом пота и порохового дыма, смешивался с ароматами притираний колдуньи. Голоса культистов возносили бессловесную хвалу Темному Принцу, и Сарета вторила им, завывая от жажды крови и поднимаясь все ближе к поверхности и огромным воротам арены Грейвенхолда.

Во всех смыслах этого слова — Четвертая селевкийская дивизия Имперской Гвардии так и не поняла, что на нее обрушилось.

Многочисленные входы арены, широкие проходы, окружающие внешний край амфитеатра, были перекрыты баррикадами, способными остановить обычную атаку. Но никто здесь не оказался готов к потоку в несколько тысяч человек, отчаянно стремившихся к смерти. Десятки тел смяли колючую проволоку, корчась и визжа в благородных муках. Тяжелые болтеры посылали в орду культистов очередь за очередью, но только замедлили их приближение. Культисты выли от наслаждения, когда их тела разрывали снаряды. Нити, сшивавшие их губы, лопались, и они наконец обретали право прокричать о своем блаженстве небу.

Стрелки, увидевшие Великую Госпожу Сарету, не осмеливались открывать огонь. Не в их силах было причинить вред столь ошеломительно прекрасному, столь невинному созданию. И они продолжали стрелять по культистам, даже когда тела тех забили проходы и обрушились, подобно оползню, на их баррикады.

Это были не просто грейвенхолдцы. Эти культисты сочетали в себе их слепой фанатизм с боевым умением и звериной силой. Когда толпа стала разносить баррикады, из самой ее гущи культисты открыли ответный огонь, опаляя старые стены из песчаника лазерными импульсами.

Отряд гвардейцев попытался контратаковать культистов, обрушив на них потоки лазерного огня, чтобы отогнать орду от арены. Но любовники Сареты никогда не прятались и не бежали, если смерть начинала витать в воздухе. Смерть была для них восхитительным даром, наисвященнейшим опытом, который давал им Слаанеш, и вскоре гвардейцы познали это на примере, когда увидели стену мертвецов, несомых импульсом наступающей толпы.

Ответный огонь накрыл гвардейцев. Но это было ничто по сравнению с озверевшей, ревущей, истекающей кровью мешаниной тел, стремившихся вперед, карабкающихся по спинам друг друга, заполняющих проход почти до самого потолка. Гвардейцы бежали, и началась схватка за саму арену.

Сарету пронесли над развалинами гвардейских укреплений. Колья, защищавшие баррикады, были поломаны, на их остриях были насажены десятки культистов, умиравших в экстатических муках. Стены измазала кровь, блестевшая столь же ярко, как драгоценные камни на комбинезонах рабов Великой Госпожи. Многоголосый стон и крики звучали внушительной и прекрасной музыкой, и на несколько мгновений Сарета позволила ей подхватить себя, искупать в волнах какофонии. Она умела погружаться в нее, упиваясь наслаждением, которое, как учил Слаанеш, присуще любому опыту. Но не в меньшей мере, чем эстетом, она была воином. Времени утолить жажду будет полно и после сражения, а сейчас от нее требовалось захватить арену.

— Малодушные! Слабоумные! — сплюнула Сарета при виде группы культистов, остановившихся, чтобы расчленить тело гвардейца. — Удовлетворяетесь малым, когда вас ждет еще столько смертей! Да плюнет Принц на ваши души!

Отрезвленные культисты снова бросились в бой, охваченные стремлением испытать священный опыт войны и проявить себя в глазах возлюбленной госпожи.

Группа поддержки гвардейцев разместилась на стропилах, готовясь обрушить потоки огня на безумную толпу. Сарета успела заметить засаду и, выбрав самые свои восхитительные воспоминания, устремила их в головы высокомерных неверующих. Не размыкая губ, она прочла заклятие, и воспоминания эти вошли в сознание гвардейцев. Не подготовленные к созерцанию столь чистого Хаоса, солдаты повалились на землю в судорогах, когда их нервная система оказались перегружена. Их мышцы столь неистово скручивались, что ломались кости и рвались внутренние органы. Им удалось лишь одним глазком посмотреть на истину Темного Принца, перед тем как наступила смерть.

Тела падали сверху, чтобы быть растоптанными ногами носильщиков паланкина Сареты.

Культисты прорвались к выходу из коридора и теперь сплошной массой изливались на трибуны для болельщиков. Внизу простиралась арена, заставленная выцветшими зелеными палатками, орудийными позициями и мастерскими, площадками для проведения смотров и навесами полевых госпиталей. Гвардейцы строились под крики офицеров, приводя в готовность тяжелые орудия, образуя огневые рубежи, чтобы сдержать наступление орд Сареты.

Столь много крошечных, ограниченных умов, оставшихся слепыми к обещаниям Слаанеша! Столь много жизней, просто умоляющих о конце, чтобы наконец открыть глаза и узреть могущество Темного Принца! Смерть как последний опыт, последний миг трансцендентального единства страданий и наслаждения, обращающий всех в веру в самом конце.

Великая Госпожа Сарета улыбнулась себе. Именно этого она и желала: чтобы они собрались все вместе и попытались противостоять ей.

— Началось, — произнес сержант Крайдел.

Спустя мгновение сквозь толщу клеток и комнат сверху донесся грохот тяжелых орудий, мешанина криков и воплей людей, шипение лазерного огня.

Отряд Крайдела шел в авангарде, тщательно обследуя все помещения, расположенные под ареной. Когда-то там содержались наихудшие представители низшего класса Грейвенхолда, арестованные и вынужденные остаток своей жизни развлекать обитателей городских трущоб. Встречались также и более крупные камеры, чьи стены стали бурыми от запекшейся крови. Здесь некогда держали диких зверей, с которыми предстояло сражаться узникам. В коридорах пахло застарелым потом и смертью.

— Значит, нам надо пошевеливаться, — откликнулся Сарпедон, идущий следом вместе с отрядами Солка и Прэдона.

Магистр предпочел бы, чтобы его сопровождало несколько штурмовиков вместо трех подразделений тактического десанта, но штурмовики стали роскошью после потерь на Стратикс Люмина.

Силуэты воинов отряда Крайдела обрисовались в узком лестничном проеме, ведущем на этаж выше.

— Засекаю активность, — обратился по воксу один из них, брат Келлиан.

— Гвардия?

— Так точно, сэр.

Сарпедон подошел ближе и, протиснув свое многоногое тело в проход, взглянул наверх. Там стучали сапоги гвардейцев. Должно быть, они бегло осмотрели лестницу и решили, что ниже спускаться не имеет смысла.

— Почему они не запечатают ее? — спросил Крайдел.

— Они обнаружили ее только недавно, — ответил Келлиан, припавший на колено и прислушивающийся. — Возможно, их отозвали, когда напала Сарета.

— Значит, нам повезло, — сказал Сарпедон. — Не будем терять время.

Помещения следующего этажа оказались более просторными, с высокими потолками. Широкие комнаты, не запиравшиеся на тяжелые засовы, расходились во все стороны от петляющего коридора. Здесь раньше содержались свободные гладиаторы, сражавшиеся ради того, чтобы подзаработать или отдать долги. В этих помещениях они отдыхали и готовились к новым боям.

Откуда-то сверху донесся звук взрыва — гулкий раскат грома, от которого затряслись земляные стены и вниз посыпались ручейки пыли. Произошло что-то серьезное.

— Гвардия уходила отсюда в спешке, — отметил Сарпедон. — Значит, можно не опасаться охранников или ловушек. Солк, веди нас наверх — с двойной скоростью.

Солк был умелым воином в деле ближних боев; это показала его недолгая сержантская карьера, достигшая своей кульминации на Стратикс Люмина. Поэтому он и был избран в качестве лучшей кандидатуры на роль идущего впереди — на случай если в коридорах еще остались гвардейцы.

Ментальный вопль пронзил толщу земли и вонзился в душу магистра. Отвратительный крик твари, испытывающей болезненное наслаждение и принимающей его с радостью благодаря извращению Хаосом. Скорее всего, это была Сарета, и она явно находилась в самой гуще сражения.

— Скоро все закончится, — сказал Сарпедон. — И тогда будет уже поздно. Вперед.

Сареты нельзя было касаться руками. Только особым образом освященные самим Слаанешем ладони избранных культистов-носильщиков ввиду необходимости могли дотронуться до нее. Эти враги, эти слабоумные служаки трупа-Императора были слишком грубы и дики, чтобы осознать великую честь права прикасаться к ней.

— Умри! — прошипела она в лицо ближайшему гвардейцу.

Это он и сделал. Его сердце остановилось, когда предельно реалистичные образы ножом рассекли его сознание и хлынули наружу. Еще дюжину гвардейцев постигла та же участь. Они кричали, падали на землю, заливали ее рвотой. Лишь немногим хватило сил продолжать сражаться, когда культисты промчались мимо Сареты и ударили в самое сердце отряда.

Культисты струями водопада неслись вниз по зрительским рядам, перепрыгивая на бегу через спинки резных скамей, торопясь схватиться с выстроившимися на арене гвардейцами, которые сейчас сокращали число рабов Сареты непрерывным лазерным огнем. Ответные выстрелы тоже взимали свою плату, но в целом культистам было необходимо подойти ближе и вступить в рукопашную. Несколько отрядов Гвардии отважно пошли в контрнаступление, стремясь добраться до самой Сареты.

Ее возмутила оскорбительность этого поступка. Колдунья вновь хлестнула своим сознанием, чувствуя, как гаснут крошечные грязные огоньки гвардейских жизней, когда те погибают из-за перегрузки всех органов чувств.

Сарета опять обратила свое внимание на битву. Культисты подбирались все ближе, карабкаясь по трупам товарищей. Их численность изрядно сократилась, но каждый погибший своей смертью послужил богу, позволив подобраться ближе тем, кто бежал следом. Первые ряды культистов уже перепрыгивали через нижние скамьи и приземлялись на земляной поверхности арены. Расстрельная команда гвардейцев изорвала тела хаоситов на куски ярко-алыми росчерками лазерного огня, но брешь стремительно сокращалась, и не успели солдаты дать еще один залп, как культисты были уже среди них.

Результат не заставил себя ждать. Гвардейские отряды отступали к палаткам и временным постройкам, а урон, наносимый лазерным огнем, значительно сократился, поскольку солдатам приходилось спасаться бегством от преследующих их фанатиков.

Культисты сминали солдатские палатки, врывались в окна медицинских и командирских домиков, визжащим потоком заполняли лагерь гвардейцев. Старая, потрепанная в бою «Химера» выкатила к культистам и взорвалась — ее топливные баки подорвали механики Гвардии, рассчитывавшие таким образом замедлить приближение противника. У них не вышло.

Это было начало конца. Сарета уже несколько раз видела такую картину. А вот гвардейцы перед ней — нет. Они в ужасе молились, глядя, как погибает их лагерь. Предполагалось, что они займут арену и будут здесь в безопасности, образовав укрепления, отдаленные от фронтовой линии. А теперь их рвали на части враги, которых не могла напугать даже смерть.

— Берите свою награду! — прокричала Сарета, и ее слова нашли дорогу в сознание каждого из культистов. — Ищите себе награду! Слаанеш узрел вашу самоотверженность, и смотрите, как он награждает вас! Забирайте их жизни, пейте их кровь, вкушайте все наслаждения бойни!

Ей снова захотелось стать молодой, не испробовавшей еще всех тех радостей, что дарил Темный Принц. Хотелось быть там, внизу, среди своих воинов, упиваясь кровью и смертью. Воспоминания о тех временах захлестнули ее горьким экстазом. Никогда уже ей не испытать вновь нервную дрожь первого опыта, ведь она познала столь много, что такие простые удовольствия, как нанесение увечий и убийство, уже почти ничего не значили для нее. Воспоминания всегда останутся с ней, но теперь только экстремальные ощущения, которыми за верную службу награждал Слаанеш, могли утолить ее голод и поддержать в ней жизнь.

Однако сожалеть было не о чем. Она познала высоты, которых могла достигнуть человеческая душа, и стала больше чем человеком. Чего еще можно было желать?

— Несите меня вниз, — приказала колдунья своим рабам, и те повлекли ее мимо зрительских рядов к ожесточенной рукопашной схватке, разгоревшейся в лагере Гвардии. «Побываю еще разочек в самом сердце бойни, — сказала она себе, — чтобы вспомнить старые добрые времена».

— Пригните головы, парни! Сейчас! — Сержант Люко бегом спустился по лестнице, когда первые снаряды настигли свою цель.

Его отряд вместе с людьми Корвана и Диона залег на полу главной палаты стационара, глядя, как дрожат вокруг стены.

Первый снаряд пробил крышу и разворотил операционную. Технодесантника Варука взрывом сбросило по лестнице ливнем обломков.

— …знают, где мы. Надо… — Прозвучавшие в воксе Люко слова были заглушены взрывом следующего снаряда, ударившего рядом со зданием и заставившего содрогнуться подземные помещения. Потолок начал проседать.

— Неужели вы собираетесь поджать хвосты и попрятаться, парни? — прокричал Люко между разрывами. — Следующей пойдет пехтура!

Варук подполз к Люко.

— «Грифоны» и «Василиски», — сообщил технодесантник, прислушиваясь к реву разрывающихся снарядов, уничтожающих окрестные трущобные постройки.

— Много?

— Это только группа поддержки. На полномасштабную подготовку не способна.

— Хорошо. Значит, мы еще повоюем.

С ужасающим грохотом обрушилась боковая стена палаты. Часть фундамента здания была превращена в пыль снарядом «Василиска», глубоко зарывшимся в землю.

В помещение хлынул утренний свет, приглушенный грязно-серой завесой пыли. Посмотрев вверх, Люко увидел танки, ползущие через руины. И в городских сражениях танки никогда не действовали без прикрытия.

— Подъем! — рявкнул сержант. — К бою!

Первый отряд гвардейцев, сунувшийся в медицинский стационар, был встречен шквальным огнем болтеров. Солдаты не стали вступать в драку, они разбежались и отступили, попрятавшись от тактического десанта Люко за обвалившимися фрагментами зданий. Танки остановились и укрылись, а сопровождающие их бойцы рассеялись в тени руин. Дурные вести распространялись быстрее пули, и очень скоро каждый солдат был в курсе, что они наткнулись на десантников-предателей.

Люко знал, сколь разрушительны бывают подобные слухи. Уже по прошествии нескольких дней после своего окончательного изгнания Испивающие Души одерживали победы благодаря одним слухам о своем участии в них. Вот почему Каргедрос нуждался в Ордене. Едва прослышав о десантниках-предателях, гвардейцы замедляли продвижение, сколь бы отважны и самоотверженны они ни были. Теперь офицеры остановят войска до тех пор, пока не подойдет подкрепление. Командование бросит в бой все ресурсы. Адептус Астартес всегда были оружием устрашения, а десантники, присягнувшие Хаосу, пугали еще сильнее.

— Довольно! Я не собираюсь гробить этих наивных парней на радость проклятого чужака! — крикнул в вокс Люко. — Дион, организуй прикрытие. Всем остальным приказываю отступать к погребу. У нас еще будет возможность пострелять по ним во время отхода.

— Я все слышал, — произнес Варук.

Люко почувствовал тревогу в его голосе. Может быть, Сарпедон и воспринимал сражение с Гвардией с достаточным энтузиазмом, раз уж до этого дошло дело, но здесь, в Грейвенхолде, только ради удовольствия ксеноса неправильно было убивать гвардейцев, полагавших, что они борются против Хаоса.

Десантникам уже отвечали выстрелами из лазерных винтовок. Болтеры пока что сдерживали их, но это не могло продлиться долго. Отряд Корвана первым спустился в подвал, его сержант сбежал по узкой лестнице, лязгая бионической ногой по плиткам, покрывающим ступени. За ним последовал Варук, а затем — десантники Люко. Отряд Диона продолжал сдерживать натиск Гвардии, пока все остальные не скрылись из виду, а после тоже отправился вниз.

При должном везении гвардейцы должны были задержаться возле медицинского стационара на достаточно долгий срок, чтобы удовлетворить желания Каргедроса. В любом случае Люко не собирался рисковать жизнями десантников в этой ничего не значащей схватке.

Подвал представлял собой угрюмое помещение, некогда регулярно обрабатываемое антисептиками, но сейчас мрачное и зловонное. Хранившиеся здесь медицинские отходы начали гнить, когда вышли из строя морозильники, а следом разложение охватило и тела, остававшиеся в морге. Задняя стена и половина напольного покрытия морга обрушились, открывая проход в подбрюшье Грейвенхолда, где Люко намеревался укрыться вместе со своими десантниками. Пока Испивающие Души бежали через помещение, разрывы снарядов, выпущенных «Василисками», сбросили с каталок еще несколько тел.

— Вызывает Дион, — зазвучал в воксе голос сержанта оставшегося наверху подразделения. — Нет никаких признаков погони. Похоже, мы их напугали.

— Во всяком случае, мы постарались, — отозвался Люко. — Спускайтесь вниз, не вступая в бой.

Негостеприимный сумрак подземных коридоров был лучше перестрелки с Четвертой селевкийской дивизией. Люко возглавил отход и теперь все глубже погружался в зловонную мглу, в то время как звуки выстрелов становились все глуше и тише. Отряд Корвана задержался — если бы гвардейцы рискнули последовать за ними, Испивающим Души потребовались бы штурмовые десантники, прикрывающие путь отступления.

— Варук, возвращайся к Корвану и помоги ему обрушить проход, — приказал Люко. — Незачем облегчать им преследование.

Сержант услышал, как технодесантник требует у штурмовиков Корвана предоставить ему кракгранаты.

Эта часть сражения за Грейвенхолд практически подошла к концу. Скоро Люко предстояло оставить войну позади и поспособствовать поискам Теллоса, а там — сделать, что потребуется, и покинуть проклятую планету, оставив ее чужакам и колдунам. Скоро — но недостаточно.

Взрывная волна прокатилась по проходу, тоннель был запечатан. Впереди виднелся неопознаваемый металлический остов — останки чего-то принадлежавшего некой древней цивилизации, от которой не осталось даже имени. На всякий случай Люко включил энергетическое поле своих когтей-молний и углубился в темноту.

— Повтори! — Консул Кельченко нахмурился, пытаясь разобрать вокс-послание, забитое статическими разрядами и грохотом дальнобойных орудий. В ставку вбежал гонец в алой форме Четвертого королевского артиллерийского полка Карвельнана. Кельченко отогнал его взмахом руки, вслушиваясь в повторное донесение.

— Десант, сэр… космический десант, клянусь Троном, я видел их собственными глазами… — Говоривший офицер обходил все коммуникационные каналы селевкийцев, чтобы говорить с консулом напрямую.

— Успокойся, солдат, — приказал Кельченко. — Как тебе удалось выйти на эту частоту?

— …связист подобрал, консул, а я решил, что использовать обычные каналы будет слишком долго… нам нужна помощь, мне не выкурить без нее десантников из этой адской норы. Нужна помощь ваших парней…

Десантники. О них упоминали во время инструктажа, но Кельченко не потрудился задуматься о том, что произойдет, если селевкийцы наткнутся на них. Консулу доводилось слышать, на что способен даже один отряд Космического Десанта. Если те и в самом деле защищают Грейвенхолд, планам Ксария грозила серьезная опасность. И вот теперь они столкнулись. А он мог их уничтожить. Самые пугающие твари Грейвенхолда могли быть стерты с лица планеты благодаря Кельченко. Для остальных гвардейцев консул был всего лишь очередным увенчанным властью гражданским, чужаком из Администратума, играющим людьми в солдатики. И мало кого волновало, что без Кельченко и ему подобных некому будет кормить Гвардию и снабжать ее боеприпасами, некому будет поддерживать жизнь в войсках вроде королевской артиллерии Карвельнана.

А сейчас исход битвы зависел только от приказа консула. Потому что тот принес с собой на Энтимион IV одно из самых редких и эффективных орудий.

— Укажите свои координаты.

— Передаю… — На несколько мгновений вокс забило статикой, но Кельченко все равно слышал всепроникающий писк передачи координат. — Похоже, они хорошо окопались, и нам необходимо взять эти позиции, так что, черт возьми, выкурите их оттуда…

— Уводите своих людей, — приказал консул. — Немедленно отводите всех!

— …понят… Повторяю, приказ понят… хотел бы знать, что вы задумали…

— Просто уходите и прячьтесь. Конец связи.

Кельченко бросил взгляд на артиллерийские орудия, выстроившиеся сразу за восточной стеной Грейвенхолда — «Грифоны», «Василиски», даже несколько «Гидр», приведенных на тот случай, если у грейвенхолдцев окажется воздушная техника. Орудия без устали выпускали по городу снаряды, обеспечивая гвардейцам возможность продвижения и заставляя защитников пятиться. Но даже объединенная мощь всех этих машин не шла ни в какое сравнение с тем, что консул приготовил для десантников.

Он переключился на сверхсекретный канал.

— Ожидаем приказа, сэр, — раздался отчетливый ответ.

— Молодцы. Принимайте координаты.

— Координаты получены.

— Хорошо. Код — черный.

— Сэр, мы не получали подтверждения от главнокомандующего Ксария. Вы уверены?..

— Абсолютно, боец. Код — черный. Приготовьтесь к пуску.

Долгое время никто не отвечал. А затем:

— К пуску готов.

— Отлично. Код — красный. Пуск! Бокс взвыл от неожиданной вибрации.

— Ракета пошла.

Кельченко поднял взгляд, чтобы увидеть мерцающий полумесяц, оставленный ракетой, выпущенной установкой класса «Смертельный удар». Та устремилась к самому сердцу битвы.

— Сейчас ублюдки увидят, — тихо прошептал консул. Он и сам не был уверен, кого имеет в виду — Предательский Десант или Гвардию.

— Код черный по «Смертельному удару», командор, — произнес брат Пакло, скорчившийся внутри «Финвала».

— Уверен? Они выпустили ее?

— Так точно, командор.

— Проклятие! Значит, им известно, где находятся Испивающие Души.

Главнокомандующий Ксарий явно ставил Багровым Кулакам палки в колеса. После первого сражения с Испивающими Души они были отрезаны от всех коммуникаций, словно Гвардия воспринимала десантников только как лишнюю обузу. Но командор Рейнц не был готов в одиночку преследовать своего врага на поле, о котором не имел ни малейшего представления, поэтому он приказал технодесантнику, сопровождавшему Инхасу, подключиться к вокс-сети. Теперь Багровые Кулаки вели мониторинг всех каналов командирской связи, используемых офицерами Имперской Гвардии, включая закодированный, который только что прослушивал Пакло.

— Стрелок, подвинься!

Брат Арройокс, исполнявший обязанности стрелка «Финвала», спрыгнул, уступая Рейнцу место в открытой турели. Колонна Багровых Кулаков в ожидании указаний остановилась на площади, расчищенной Огненными Ящерами часом раньше. Те стремительно продвигались вперед, встречая основное сопротивление на самых восточных рубежах, где селевкийцы вгрызались в трущобы. «Финвал» — бронетранспортер несколько меньшей вместительности, чем «Рино», зато оборудованный спаренным тяжелым болтерным орудием — стоял в головной части остатков армии Багровых Кулаков.

Рейнц устремил взгляд в утреннее небо. Грязно-серый рассвет, словно смешанный с молоком, был перечеркнут огненным следом, оставленным ракетой, поднявшейся над восточным краем города. Командор проследил траекторию, и его натренированное зрение отметило точку в глубине городских трущоб, за которые по-прежнему сражались селевкийцы.

— Пакло, поступали ли из трущоб какие-либо донесения о ксеносах?

— Еще нет, сэр. Только человекоподобные. Несколько колдунов. Серьезный противник, но не ксеносы.

— Хорошо. — Рейнц переключил вокс на канал Инхасы. — Капеллан, у нас появилась цель.

— Я тоже заметил, — ответил ему суровый голос Инхасы. — Ты уверен в том, что это Испивающие Души?

— А по кому еще они могли выстрелить? Да даже если это окажутся ксеносы, вы же не станете возражать, если мы убьем парочку? Но если это и в самом деле Испивающие Души, лучше бы нам оказаться там, когда взрыв выкурит их из норы.

— Как пожелаешь, командор.

— Всем отрядам! — приказал Рейнц. — Гвардия собирается выкурить нашего врага, и наш долг быть там, чтобы прикончить его. Во имя Дорна и Трона, освятите свое оружие и выдвигайтесь.

Взревев моторами, Вторая рота Багровых Кулаков, охотившаяся за Испивающими Души, помчалась по Грейвенхолду, надеясь в этот раз не проиграть.

Первым вбежал отряд Солка.

— Сейчас! — прокричал сержант, и его десантники перевалили через импровизированные баррикады, перегородившие проход к тренировочному рингу.

Гвардейцы спохватились слишком поздно. Отряд всего из восьми человек оборонял подземную арену, заставленную ящиками с патронами и лазерными батареями. Первый же залп болтеров разметал солдат — одного из них оторвало от земли и размазало по стене, остальные успели залечь.

Обычные бойцы, скорее всего, воспользовались бы неожиданностью, чтобы и самим найти укрытие, а затем вступить в перестрелку с гвардейцами, шаг за шагом продвигаясь внутрь, пока все враги не будут уничтожены или не сдадутся. Но десантники не были обычными бойцами. Воин-философ Дениятос, легендарный тактик старого Ордена, когда-то написал свой «Военный Катехизис», объяснявший, что десантники лучше всего сражаются в ближнем бою, лицом к лицу с противником. Солку не пришлось приказывать подразделению бежать напролом через ринг, перепрыгивая ящики и доверяя сохранность своих доспехов Императору, чтобы тот защитил их от отчаянного ответного огня лазерных винтовок. Первым был брат-ветеран Каррик, разворотивший челюсть одного из гвардейцев точным попаданием из болтера, а затем одним ударом швырнувший следующего противника через груду ящиков. Каррик был одним из немногих людей Солка, кому удалось пережить Стратикс Люмина, где ветеран чуть не потерял руку. К счастью, апотекарий Карендин сумел восстановить ее, и теперь этой самой рукой бывалый десантник оторвал гвардейца от пола, прежде чем отбросить к ближайшей стене.

Брат Трескэн припечатал одного из противников к полу, отшвырнул в сторону, а затем расстрелял следующего очередью из болтера.

— Назад! Назад! — закричал сержант Гвардии, крепкий, гладко выбритый мужчина, одну руку которого заменяла грубая бионика.

— Пусть бегут, — сказал Солк, стоявший чуть позади своих десантников. Хоть он и расчехлил цепной меч, но понимал, что им не придется воспользоваться. Гвардейцы бежали под болтерным огнем, во весь опор удирая по лабиринту келий и мастерских. — Сарпедон? Мы заняли ринг, но времени у нас мало.

— Хорошо, — ответил по воксу Сарпедон. — Подорвать сможешь?

— Каррик сможет. Но потом придется быстро отходить, здесь очень основательные запасы.

— Да будет так. Мы отходим.

Солк окинул взглядом хранилище боеприпасов. Тренировочный ринг представлял собой просторное круглое помещение, высеченное в камне, с полом из утоптанной земли. Лучшие из гладиаторов когда-то оттачивали здесь навыки и учились обходить препятствия. Догадки Испивающих Души оказались верны: это было единственное достаточное большое помещение, чтобы превратить его в склад военного снаряжения Гвардии. Грейвенхолдцы взяли в привычку обстреливать из минометов гвардейцев, окопавшихся у юго-восточных ворот и на космодроме, так что тем не оставалось ничего иного, кроме как прятать боезапас под землей, а в трущобах нашлось только одно место, обладавшее комплексом подземных сооружений, о котором гвардейцы были осведомлены. Под зелеными навесами лежало несколько сотен ящиков, хранящих лазерные батареи, заряды для ракетных установок, тяжелых болтеров и автоматических пушек, трубки со взрывчаткой, гранаты, запасные лазерные винтовки и все остальные болтики и винтики, необходимые, чтобы многотысячная армия была хорошо вооружена и продолжала воевать.

— Каррик! Действуй!

— Слушаюсь, сэр.

Каррик был старше Солка и обладал таким опытом сражений на передовой, что мог выполнить практически любую задачу. Казалось, он принимает мнение, устоявшееся в старом Ордене, что его лидерские навыки совершенно не соответствуют боевым.

Солка возвели в сержанты как раз перед внутренней войной, и он был счастлив, что в его распоряжении оказался старый боевой конь вроде Каррика, способный хоть чему-то научить остальных. Быть может, именно поэтому Каррик никогда не получал собственного отряда — он был ценнее в качестве наставника, нежели в роли командира.

Ветеран взломал несколько ящиков, вытаскивая из них взрывчатку и лазерные батареи.

— Дайте мне еще пару минут. Потом надо будет очень быстро уходить. Весь этот этаж держится только на утрамбованной земле и сразу же обрушится.

— Отлично. Трескэн! Нескольких людей к выходу, остальным к баррикадам.

Солк перевел взгляд на труп гвардейца, лежащий на полу. Были времена, когда Испивающие Души сражались на одной стороне с Имперской Гвардией, являвшей собой самую многочисленную армию Империума. Ирония судьбы заключалась в том, что воин старого Ордена испытал бы куда меньше сожалений, убив гвардейца своими руками. Элита, пастыри, ведущие человеческую расу к благородным идеалам Императора, они считали Имперскую Гвардию сборищем недочеловеков, временами полезных, иногда путающихся под ногами, но всегда воспринимаемых только в качестве расходного материала.

Теперь же Испивающие Души воевали против гвардейцев, и тем не менее Солк все чаще и чаще видел в них людей — чаще, чем тогда, когда тренировался и сражался в рядах прежнего Ордена. Больше Испивающие Души не убивали только для того, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Теперь их врагами были лишь те, против кого должны были бы сражаться и гвардейцы, — Разрушительные Силы Хаоса. Но вместо этого Гвардию вынуждали погибать в личных войнах Империума, направленных на уничтожение всего вокруг. Только иногда они и в самом деле сражались с Хаосом. Куда чаще приходилось подавлять восстания и терроризировать граждан, осмелившихся задуматься об отделении, независимости и свободе. Бойцы Гвардии гибли не ради того, чтобы оградить Человечество от пожирающих его Темных Сил, но ради сохранности древнего, уродливого здания Империума, готового развалиться под весом собственных обитателей.

Также и Испивающим Души приходилось убивать их, хотя им стоило бы быть на одной стороне.

— Готово, — сказал Каррик. — На сколько ставить?

— Пять минут, — ответил Солк.

— Готово.

Сержант переключил вокс на связь со всеми подразделениями.

— Испивающие Души — отходим.

Сарете не было нужды прикасаться к ним, чтобы почувствовать их боль. Они истекали страданием, и оно дождем из бритв барабанило по ее коже. Служа Слаанешу, колдунья обрела такую чувствительность, что достаточно сильные эмоции могли подхватить ее и опалить солнечным жаром.

Она уже почти и забыла это прекрасное чувство.

Культисты столпились вокруг нее, образовав клин жаждущих тел, сминающий палатки гвардейцев. Они прорвались уже практически к центру лагеря, двигаясь впереди волны, оттесняющей селевкийцев к краю арены. Лазерный огонь теперь слышался только время от времени и практически иссяк — ужас этого штурма полностью лишил гвардейцев присутствия духа. Сарета слышала крики офицеров, пытающихся заставить перепуганных солдат занять огневые позиции.

«Их сознания столь ограниченны, — подумала Сарета, — столь слепы. Они и в самом деле думают, что еще могут уцелеть».

Неподалеку погиб еще один гвардеец и был растоптан ногами ее носильщиков. Но число врагов неуклонно уменьшалось. В этом состояло проклятие Слаанеша — победа означала отсутствие жизней, которые можно было бы пожрать, а Сарета на глубинном, полуосознаваемом уровне зависела от причинения страданий другим.

— Вперед! — прошипела она, и ее длинный заостренный язык угрожающе затрещал. — Мне надо быть ближе!

Она хлестнула своим сознанием, посылая ментальный кинжал сквозь палатки и груды экипировки, брошенные орудийные позиции и заваленные телами баррикады. Хорошо чувствовались мерцающие огоньки жизней культистов, но дрожащее исступление паникующих и гибнущих гвардейцев иссякло.

— Проклятие! — выругалась она себе под нос. — Мы всех убили.

Пока арена выиграна во имя Слаанеша и пока ксенос не явился, чтобы потребовать ее себе, Сарете придется довольствоваться собственными последователями.

Она увидела последнюю группку гвардейцев, укрывшихся среди дальних зрительских рядов за кучей армейских ящиков и обменивающихся выстрелами с окружившими их культистами. Солдатня не была способна насладиться даже красотой собственной смерти.

И тут мир вокруг колдуньи взорвался.

Когти-молнии Люко засверкали, разрезая проржавевшую железную балку, перегородившую им дорогу. Его десантники прокладывали подземный путь от медицинского стационара в глубинах чего-то, что казалось старым индустриальным районом. Сплошные лестницы и изуродованный коррозией металл. Некоторые этажи были сплющены весом нового города практически в блин. Марш-бросок был напряженным, но раз так глубоко смогли спуститься десантники, то смогут это и гвардейцы, если у них найдется немного взрывчатки и капелька мужества.

Удар Люко оставил V-образный разрез, и сержант снова взмахнул когтями, выхватывая треугольник из железной балки, обрушившейся в проход.

— Придется прорубаться, парни, — сказал он, указывая когтями на стальные завалы впереди. — По моим оценкам, дворец расположен в двух километрах к северу и на семьдесят метров глубже.

— Сзади все чисто, — раздался в воксе голос сержанта Диона.

— Хорошо. Пусть плазменные орудия продолжают смотреть нам за спину. Корван, давайте все сюда и готовьте цепные мечи. Это будет непростая прогулка.

В это мгновение его смяла ударная волна, и все вокруг накрыло тьмой.

Два взрыва с разницей в несколько секунд — точно знаки препинания, расставленные в тексте битвы. Ударной волной разметало развалюхи в городских трущобах и снесло хрустальные люстры в особняках на севере. Оба взрыва были отмечены с орбиты наблюдателями «Решительного» — в самой гуще сражений неожиданно протянулись участки абсолютного разрушения.

Взрыв посреди арены взметнул на сотню метров в воздух столб пламени, осыпая окрестности телами культистов и гвардейцев. Массивная каменная кладка серьезно пострадала и наполовину обрушилась. Следом за огнем над участком поднялась пыльная туча, а вниз со свистом посыпались осколки кирпича.

Второй взрыв выглядел как сгусток абсолютной черноты, возникший в сердце трущоб и развернувшийся в темную сферу, поглотившую медицинский стационар и три прилегающих квартала разрушенных домов. Бесшумная, голодная пустота пожирала все, до чего могла дотянуться, а прикасаясь только краем, оставляла за собой изящно разрезанными танки, здания, трупы людей. Как правило, вортексные ракеты вроде той, что обрушилась сейчас на стационар, устанавливали на титанах Адептус Механикус. Это был единственный образец вортексных технологий, который могли с достаточной надежностью и быстротой воспроизводить в Империуме, хотя и его редко применяли. При взрыве образовывался устойчивый вихрь внепространства — миниатюрная черная дыра, физическая аномалия, втягивавшая в себя все, чего касалась, и швырявшая в разрушительные течения варпа. Вихрь смог поглотить даже дневной свет, опустив на трущобы Грейвенхолда преждевременные сумерки.

Арена осела на тридцать метров, когда обрушились стены подземных тренировочных залов и келий. Остатки лагеря Гвардии сползли в кипящую мешанину измельченной земли и разорванных тел и лежали теперь на дне глубокой неровной ямы, вырытой взрывом оружейного склада.

Цистерна, благодаря которой раньше затопляли арену, чтобы устраивать потешные водяные сражения, послужила гвардейцам в качестве хранилища прометиевого топлива для танков. Она детонировала, и результатом стал кратер на месте прежней арены, окруженный несколькими шаткими колоннами трибун, которые торчали зубами в сломанной челюсти. — Сюда, — сказал брат Каррик. Тоннель, по которому уходили Испивающие Души, обрушился прямо за их спинами и теперь, похоже, стал дном кратера. В груде обломков виднелись полураздавленные танки и изувеченные тела. Местами пыль была черной от крови, что говорило о безумии бойни, развернувшейся наверху.

— Куда? — спросил сержант Солк. Он последним покинул кельи арены, и его отряд чудом избежал опасности быть погребенным заживо.

— Движение, — сказал Каррик. — Видите? Кто-то еще жив.

— Проклятие, а я-то думал, мы всех угробили.

План был прост: дождаться, пока культисты Сареты захватят арену, а затем уже взорвать оружейный склад, чтобы уничтожить ее личную армию, вызвав как можно меньше подозрений. Это должно было купить Испивающим Души немного времени: чем дольше армия Каргедроса будет пребывать в патовом состоянии с Гвардией, тем дольше Испивающие Души будут нужны и полезны, а значит — получат время на поиски Теллоса, отложив сроки неизбежного предательства со стороны Каргедроса.

Жаль было гвардейцев, но они в любом случае погибли бы от рук культистов Сареты, причем так даже было лучше, поскольку их не ждало ничего хуже просто смерти.

— Проверьте, — приказал Сарпедон. — Быстро.

Испивающие Души растянулись вдоль груды обломков, пробираясь мимо перевернутых машин и завалов из тел к тому месту, где беспорядочно громоздились армейские ящики и мешки. Солк увидел по пути разорванные нити в некогда крепко сшитых губах культистов и вспомнил об экстатических криках, проникавших даже на нижние этажи. Эти люди были фанатиками, маньяками, не способными остановиться. Испивающие Души в чем-то походили на них, но отличались тем, что знали правду.

— Здесь, — сказал Каррик, проходя мимо обрушившейся огневой позиции, образованной уложенными друг на друга мешками с песком. Из груды торчал ствол искореженного тяжелого болтера.

— Ничего не вижу, — отозвался Солк. — Отряд? Что видно?

— Ничего, сэр, — сказал брат Голь, продолжая тормошить лежащие тела стволом болтера на случай, если одно из них только прикидывается мертвым.

— У меня тоже все чисто, — сказал брат Скель, обследовавший насыпь через прицел.

Следом откликнулось и остальное подразделение. Здесь не было ничего, кроме смерти. Но в то же время Каррик был не из тех, кто дергается при виде собственной тени.

Треск атакующей гремучей змеи оказался единственным предупреждением. Все, что Солк успел заметить, — это сгусток тьмы, вырвавшийся из-под земли в вихре обломков и набросившийся на брата Голя.

Последовавшая за этим ментальная атака казалась волной грязи. Абсолютная скверна. Солк почувствовал, как извивающиеся щупальца чего-то омерзительного проникают внутрь и обследуют его душу. В ушах сержанта зазвучал какофонический оркестр. Он узрел благословенные оргии Сареты, Жрицы-Проститутки, и горы шевелящихся тел, ощутил утонченный вкус крови, ласковые прикосновения демонов.

Закричав, сержант выбросил эти образы из своего разума. Зрение снова вернулось к нему, и он увидел Сарету, Сучью Королеву. Мышцы ее черного как смоль лица влажно блестели, бритвенно-острый язык, подобно клинку рапиры, раз за разом вонзался в грудь брата Голя.

Солк заставил себя подняться и сжал в ладони рукоять цепного меча. Ненавидящий взгляд Сареты устремился на сержанта, и его вновь окатило волной грязи — запах паленой плоти, прикосновение к коже остывших кишок, агонизирующий хорал — тысячи ощущений, сжатых в единый пучок скверны.

Сержант двигался словно в замедленной съемке, точно человек, сражающийся с бурным течением. Мощь, которой обладала злоба Сареты, сдерживала его приближение. Ему и раньше приходилось сталкиваться с моральной угрозой, и он знал глубины, куда способен увлечь Хаос. Но раньше его сознание не захлестывало опытом врагов, не наполняло казавшимися собственными воспоминаниями об оргиях. Солк не думал, что сможет долго сопротивляться. Он продолжал бороться, но чувствовал, как его душа ускользает. Он видел перед собой тьму, кроме которой ничего не останется, когда будет разрушен его разум.

Из ниоткуда прилетел сгусток синевато-белого пламени. Голь рухнул на землю, а Сарету подняло в воздух и ударило о корпус обгоревшего «Леман Русса».

Силовой посох Сарпедона еще продолжал мерцать, а восемь паучьих лап уже несли магистра через развалины к Сарете. Ведьма Хаоса вскочила и бросилась вперед с такой скоростью, что Солк не успевал следить за ней. Но Сарпедон двигался еще быстрее; никто, даже апотекарий Паллас, не понимал в полной мере всей сути мутаций, постигших бывшего библиария, но те сделали его быстрым как молния и чудовищно сильным. Превратившись в размытый силуэт, он сбил Сарету на землю, пронзив ее тело одной из лап. Колдунья вцепилась в нее и даже на секунду успела подумать, что тот допустил оплошность, позволив ей сделать это, но тут в ее желудок вонзилась вторая лапа.

Кровь Сареты была прозрачной как вода. Сарпедон подкинул ведьму и свободной рукой поймал ее за горло.

Солк заставил себя подняться на ноги. Он посмотрел на брата Голя: десантник был еще жив, но получил тяжелые раны. Остальные воины отряда тоже лежали на земле, пытаясь справиться с последствиями ментальной атаки. Сарета едва не погубила их всех. Едва.

Колдунья извивалась в захвате Сарпедона, из ее ран струилась прозрачная кровь.

— Чего на самом деле хочет Каргедрос? — спокойным тоном спросил магистр.

Сарета хищно зашипела и попыталась дотянуться до него языком, но длинная рука Сарпедона держала ее достаточно далеко.

— Чего хочет чужак? Что он тебе пообещал? Я знаю, ты умеешь говорить.

— Он уже получил вас, — раздался прямо в сознании Солка густой голос Сареты. Конечно же, она была телепаткой и не могла говорить нормально только потому, что не испытывала в этом потребности. — Он заполучил вас с самого начала. Тебя. Твоего безумного калеку. Все это часть плана.

— Часть чего?

— Я чувствую на вас печать смерти. Многие мертвецы в варпе говорят о тебе. О твоем уродливом теле, о твоей мести, что столь же сильна, как воля богов, сильна, как мы…

Сарпедон усилил хватку.

— Жертвоприношение уже началось. Никому не покинуть планету живым. Ничему. О, все эти смерти… вот почему он избрал вас…

Что-то хрустнуло в черепе Сареты. Сарпедон не был настолько глуп, чтобы пытаться принуждать колдунью говорить с помощью боли, — Солк понимал, что рука магистра сжимается все крепче из-за того, что тот борется со словами ведьмы, ищущими путь к его душе. Она пыталась сломить его. Даже перед лицом смерти она пыталась подарить Слаанешу еще одну душу.

— Он умен. Для ксеноса.

Еще один треск, в этот раз более громкий. Тело Сареты обмякло, теперь двигались только глаза, пронзая Сарпедона взглядом и будто умоляя его закончить начатое.

Солк вынул из ножен цепной меч.

— Разрешите добить ее, командор? — попросил сержант.

Тело Сареты корчилось в судорогах, черная кожа потекла, становясь жидкой и выскальзывая из пальцев Сарпедона. Колдунья теряла свои очертания, и только два горящих огонька глаз смотрели из безликой кипящей массы, проваливающейся внутрь самой себя.

Силовой посох Сарпедона обрушился на нее, но масса распалась раньше. Теперь стало ясно, что все, чем казалась Сарета, было выстроено вокруг белого, как кость, и такого же твердого копья, формировавшего ее язык.

Когда оно метнулось вперед, его движения никто не сумел даже заметить. Но Сарпедон в этом и не нуждался. Сарета представляла собой псионический маяк, горящий в сознании каждого, кто находился рядом. А рефлексы магистра срабатывали быстрее мысли.

Силовой посох засверкал ярче молнии, обрушиваясь вниз. Он описал дугу, остановившись в полете, когда две половинки Великой Госпожи Сареты упали в копошащуюся массу прозрачных внутренностей. Твердый острый язык был рассечен вдоль.

Сарпедон утер кровь Сареты, забрызгавшую ему глаза.

— В праве отказано, — произнес он.

 

Глава одиннадцатая

— В заду я видел помехи! — рявкнул Ксарий, выныривая из моря когитаторных распечаток, захламивших его кабинет. Треск автоматического стила смешивался с рокотом двигателей «Гибельного клинка». — Я хочу услышать его голос в воксе. А еще лучше будет, если вы разыщете этого полоумного и притащите его сюда. Тогда я смогу привести в исполнение старое доброе военно-полевое наказание номер один, и мне плевать, сотрудник Муниторума или нет этот трупный червь!

Когда Ксарий и в самом деле приходил в ярость, он становился молчаливым и напряженным. И хотя Хасдрубал уже умел отличать признаки такого состояния, его работа ничуть не становилась легче.

— Он где-то в индустриальном районе, на втором фронте, — сказал Хасдрубал. — Занимается нацеливанием дальнобойной артиллерии. У нас какие-то неполадки с вокс-сетью…

— Когда он передавал коды запуска, никаких проблем не было, верно? Все работало просто превосходно, когда он решил пальнуть вортексной ракетой. Никто не имеет права задействовать подобные машины до тех пор, пока под приказом не распишется главнокомандующий, и даже чертов консул Кельченко прекрасно это знает. Я оказываю ему колоссальную любезность, хотя бы просто допуская мысль, что он не выделывался, а действовал ввиду особых обстоятельств. Может быть, что-то напугало его, но командующий обязан сразу узнавать о подобном. Зубы Императора, неужели он думает, что моя работа и без того недостаточно сложна? Может быть, он полагает, что противнику тоже надо предоставить шанс? Возможно, честнее было бы тогда вовсе не сотрудничать с нами. Как ты думаешь, что это было, Хасдрубал?

Хасдрубалу хватило ума промолчать.

Ксарий снова сел. Бумага угрожала полностью затопить кабинет в глубинах «Гибельного клинка». Сюда поступали расшифровки всех вокс-переговоров офицеров, находящихся на передовой, протянувшейся через весь Грейвенхолд, — лорд-генерал рад был получать информацию своевременно, но сейчас его все сильнее охватывало старое, унылое ощущение, что он дирижирует невероятной по масштабам человеческой трагедией. Никто не хотел этого понимать: даже одно-единственное сражение было катастрофой. Гибель большого корабля в варпе, вспышка чумы в городе-улье, взрыв реактора в мире-кузнице — все это не шло ни в какое сравнение с числом человеческих жизней, которые уносило любое масштабное сражение Имперской Гвардии. Даже побеждая, они проигрывали.

Ксарий покачал головой:

— Они потеряли арену, ты знаешь? Весь селевкийский фронт остался без обеспечения. Враг в любую секунду может обойти их с фланга и порезать на лоскуты. Янычары же теперь шарахаются при виде собственной тени. А тут еще Кельченко решил пострелять по призракам «Смертельными ударами».

— При всем уважении, сэр, но у Кельченко наверняка была какая-то причина, чтобы…

— Ага, конечно. Ксеносы, колдуны, предательские десантники — весь этот чертов город кишит ими. — Ксарий поднял несколько распечаток. — Их находят повсюду, Хасдрубал. Такова природа сражений: они здорово влияют на людей. А правда заключается в том, что столь разыскиваемые нами ксеносы до сих пор не показывались, что, в свою очередь, подразумевает, что они прячутся под нами и ждут, пока мы не окажемся точно в заданном месте. Именно так они смогли захватить и арену, попомни мои слова. Никому не ведомо, что скрывается под этим городом. И я не удивлюсь, если события находятся под полным контролем истинного врага. Хасдрубал, да они сейчас хохочут, глядя на нас, а тупицы вроде Кельченко еще и помогают им всеми силами.

Ксарий поднял свое старое тело из кресла и выбрался из заваленного распечатками кабинета, взобравшись в основной отсек с его сервиторами-погрузчиками и лязгающими кожухами двигателей.

— Я собираюсь запустить эту штуку и отправиться на поиски Трельнана, чтобы сесть с ним и обдумать, как выбираться из этой каши. Мы взяли достаточную часть города, чтобы перегруппироваться. Если этого не сделать сейчас, ксеносы так и будут водить нас за нос, пока мы не угодим в ловушку вроде той, что они устроили Сатису на Циносском перевале. Я могу узнать координаты Трельнана?

— Так точно, сэр. Но я и сам могу приказать водителю…

— Доставь мне радость, Хасдрубал. Я должен посмотреть на битву собственными глазами разнообразия ради. Кроме того, в носовой части чуть больше места, чтобы распрямить ноги. Просто дай мне направление на полковника Трельнана. Если тебе так будет проще, я могу и приказать.

Хасдрубал нырнул в крошечную кабинку вокс-оператора, чтобы просканировать сеть на предмет координат Трельнана, который, скорее всего, находился сейчас где-то между первой и второй волнами селевкийцев, если, конечно, не погиб на арене. Ксарий уселся на место командира танка рядом с водителем, неуверенно поглядевшим на лорд-генерала.

— Веди нас к позициям пехоты и будь готов изменить курс, — приказал Ксарий и заметил на груди водителя значок Стальных Кувалд Второго полка Селевкии. Служившие под его началом селевкийцы, напомнил себе лорд-генерал, присоединились к кампании ради того, чтобы отомстить за Стальных Кувалд, погибших на Циносском перевале.

Далеко впереди Ксарий видел пехоту, продвигающуюся через индустриальные районы и трущобы. Часть солдат были одержимы жаждой мести и за старые потери, и за тех товарищей, кто погиб в бою или на арене. Но в основной своей массе, понимал главнокомандующий, они озабочены только проблемой собственного выживания. И понимал он это потому, что и сам когда-то был солдатом и думал тогда только о том, как возвратиться из боя живым.

Грейвенхолдцы шаг за шагом сдавали город, зная, что Гвардия слишком неповоротлива, чтобы суметь отреагировать, когда сражаться придется не только с ними, но и с ксеносами, шевеление которых под землей Ксарий уже чувствовал. Генералу было необходимо встретиться с Трельнаном и обсудить вопросы подготовки селевкийцев к решающему сражению, где они полягут все до единого, если окажутся захваченными врасплох. И это, без сомнения, была безнадежная задача.

Но как бы то ни было, Ксарий заработал свой чин благодаря умению совершать невозможное. За это приходилось отдавать тысячи и тысячи жизней, но Империум всегда с радостью платил подобную цену.

— Вортексный импульс обратил мир Люко в кошмар разорванного металла, черноты и кипящего безумия, где вовсю завывал бритвенно-острый ветер. Мир схлопнулся, затягиваясь в черный шторм, обрушившийся на десантников подобно темному солнцу, свалившемуся с небес.

На краю сознания замаячили отголоски варпа. В падении сержант услышал квохчущий смех демонов, увидел в темноте их крошечные злобные глаза. Он ощутил суровые ветры Имматериума и уловил ментальные эмоциональные грозы, собирающиеся в варпе.

Затем он упал на землю, и Хаос выпустил его, оставив голову звенеть, как при контузии. Теперь мир переполняли боль, искры и белый шум.

Сержант лежал на темных красноватых камнях, обточенных временем. Вокруг вздымались стены из того же материала, собиравшиеся куполами и минаретами, украшенными бронзой и скульптурными изображениями со странно стилизованными лицами.

Одна из прежних инкарнаций Грейвенхолда — мрачный храмовый город, сохранявшийся в целости и сохранности под небом из ржавеющего металла. Люко поднялся на колени и огляделся по сторонам.

В городских подземельях образовалась огромная сфера пустоты, простирающаяся от поверхности до древних построек. Она имела идеально округлые очертания, были отсечены даже верхушки башен и минаретов. По стенам среза можно было проследить всю историю Грейвенхолда. А там, где еще недавно находились многие тысячи тонн металла и камня, теперь зияла пустота. Оттуда, где сфера соприкасалась с поверхностью, падал столб тускло-серого света.

Края разлома начинали оседать под собственным весом. Вниз посыпались обломки — предвестники полномасштабного оползня.

— Люко всем подразделениям, — произнес сержант в вокс. — Есть живые?

На сетчатке глаза Люко вспыхнули руны подтверждения, спроецированные доспехами. Его отряд уцелел полностью. Дион потерял двоих, следовавших в самом конце строя. Корван — одного. Варук тоже выжил.

— Погибли брат Марос и Памеон, — откликнулся Дион.

— И брат Таллион, — раздался голос Корвана. — И скажите еще мне, что это был не взрыв вортексной ракеты.

— Ну, либо это был «Смертельный удар», либо титан, — ответил Люко. — Но я все-таки надеюсь, что титан мы бы уж заметили.

— Похоже, нас и в самом деле не любят, — сказал Корван.

— Это чувство становится взаимным.

К сержанту, громко топая по камням, приблизился технодесантник Варук, чей закованный в броню силуэт и очертания серворук отчетливо обрисовались в столбе света, падающего сверху.

— Скоро все это обрушится, — сказал он. — Одна из сторон образует скат, что предоставит Гвардии возможность спуститься. И если они осмелятся, то произойдет это в считаные минуты.

— Согласен, — ответил Люко, взмахом руки созывая отряд.

Доспехи десантников были помяты и опалены, но сами люди остались невредимы.

— Эти чертовы улицы достаточно широки, чтобы проехал «Леман Русс».

— Здесь есть проток, — вызвал его по воксу Корван. — Глубиной менее метра. Похоже, что он уходит под землю и выводит из города. Для нас места достаточно, но хотел бы я посмотреть, как они запихают туда танки.

— Хорошо. Пойдешь первым. Десантники, под землей нам больше небезопасно. Чужак задолжал нам за троих погибших, но, чтобы заставить его заплатить, мы должны выжить. Гляди веселее! Пошли!

Почва содрогнулась, и перемешанная с обломками земля сплошным ливнем посыпалась вниз, заполняя образовавшуюся в результате попадания вортексной ракеты огромную дыру. Имперские солдаты собирались возле края в ожидании того момента, когда оползень сформирует проходимый спуск к подземному городу. Гвардейцы впервые смогли увидеть то, что ожидало их под Грейвенхолдом. Скальные породы, считавшиеся монолитными, были изрезаны тоннелями, залами, целыми подземными городами, заброшенными тысячи лет назад, а теперь наводненными врагом, с которым предстояло сразиться.

Многие чувствовали, что обмануты собственными офицерами, готовившими их к сражению только за Грейвенхолд, но ни слова не сказавшими о бесконечных уровнях развалин, скрывавшихся под ним. Офицеры же клеймили разведку, из-за которой они сунулись в город, как оказалось ничего о нем не зная. С их точки зрения, и самого-то Грейвенхолда было более чем достаточно, но там они хотя бы могли ориентироваться и держать строй. А внизу — просто не знали, чего ожидать. И нет ничего хуже сражения с неизвестностью.

Но мало кто из гвардейцев успел озвучить эти мысли. Как только обрушение земли достаточно замедлилось, чтобы рискнуть произвести пробный спуск, с запада донеслось рычание моторов. Колонна бронетехники мчалась по городским трущобам, уничтожая по пути скопления грейвенхолдцев и направляясь точно к кратеру.

«Рино» и «Финвалы» останавливались возле его края, разгоняя гвардейцев, готовившихся начинать преследование.

Эту добычу себе присмотрели Багровые Кулаки.

— Снять его, — приказал скаут-сержант Евмен.

Снайпер Раек не стал отвечать. Вместо этого его палец напрягся на спусковом крючке, и голова офицера алгоратцев мотнулась назад. Чистый, смертельный выстрел, насколько мог оценить Евмен через линзы магнокуляра.

Как быстро выяснили скауты, Янычары Алгората во всем полагались на своих офицеров. Их полк собирали в мире, управляемом аристократами, и теперь происхождение и привилегии каждого бойца отражались в его звании. Солдаты следовали в бой за лидерами своего общества точно так же, как поступали в обычной жизни на Алгорате. Конечно же, Евмен никогда не только не бывал на той планете, но даже и не слышал о ней до того, как его людям пришлось начать охоту за ее уроженцами, зато знал, что все подобные места одинаковы. Не было ничего удивительного в мирах, где существовал только один правящий класс, которому подчинялись все остальные. Это куда более по-имперски, чем было свойственно самому Империуму.

Но, кроме того, этот мир порождал людей, крайне уязвимых в настоящей войне. Уничтожь офицеров — и их готовность к сражению упадет до минимума. Быть может, они еще смогут отстреливаться, оставаясь на месте, но ни на какие более сложные действия, чем просто сгрудиться вместе или пригнуть головы под пулями, уже не будут способны.

И в Грейвенхолде Янычары Алгората только что понесли серьезные потери в офицерском составе.

— Найрюс, нас обнаружили?

Ясновидец покачал головой:

— Они были на верном пути, но нас не заметили. А значит, они и не искали.

— Уверен? Здесь же все кишит патрулями.

— Уверен. Я вижу их следы в будущем, они отступают. Их планы изменились, но остались достаточно отчетливыми.

— Они не могут уходить без причины. Либо отходят на перегруппировку, либо спасаются бегством.

Евмен отошел от окна, оставив Раека наблюдать за отрядом гвардейцев, попрятавшихся в укрытиях. Скауты засели в поврежденном артиллерией здании, лишившемся крыши и задней стены, но достаточно удобно расположенном, чтобы наблюдать за улицей, проложенной мимо трущобных построек. Янычары обследовали ее, возможно подготавливая коридор для большой группы солдат. Скауты замедлили этот процесс, но патрули продолжали подходить.

— От чего же они бегут? — спросил Скамандр, продолжая следить за выходом из их комнаты, расположенной на втором этаже.

— Может, от Теллоса? — предположил Евмен. — Как раз ради этого мы и здесь.

— Что-то вижу, — пришел вокс-вызов от Селепа, расположившегося этажом ниже. — Третья многоэтажка с южной стороны. На крыше.

Пригнувшись, Евмен подкрался к окну. На парапете здания сидела крошечная темная фигурка. Скаут-сержант приложил к глазам магнокуляры.

На крыше сидел эльдар в доспехах, украшенных изящными лезвиями. Ксенос целился в кого-то из своей странной, стреляющей кристаллами винтовки.

— Мне его снять? — спросил Раек.

— Постой. Мы пока не должны вступать в бой с этими тварями.

— Еще, — раздался голос Селепа. — Их очень много.

Он был прав. В окнах заплясали темные фигурки.

Двигаясь настолько плавно, что была в этом какая-то ненатуральность, они выбегали на улицу, так быстро обегая и перепрыгивая любое препятствие, что Евмен просто не мог уследить ни за кем конкретно в стремительном потоке размытых силуэтов.

Эти были очень слабо защищены, а точнее — практически обнажены. Бледная кожа эльдаров казалась совершенно белой в лучах утреннего солнца. Евмен видел мечи и плети, опускающиеся на головы и плечи гвардейцев, офицера которых только что прикончил Раек.

Тела людей распадались под ударами клинков. Прозвучало всего несколько выстрелов лазерных винтовок, а эльдары уже стояли за залитой кровью грудой обломков, где ранее укрывались гвардейцы, и Евмен впервые получил возможность рассмотреть ксеносов. Поджарые, с истонченной мускулатурой, эльдары двигались настолько изящно, что было трудно поверить в их реальность. Легкие, почти не закрывающие тела иссиня-черные доспехи резко контрастировали с бледной кожей и слишком большими сверкающими глазами.

Один из ксеносов, вооруженный кнутом, прокричал приказ на своем языке, и эльдары точно растворились в пространстве, сливаясь с развалинами и исчезая.

— Похоже, мы нашли еще одну войну, — тихо произнес Раек.

— Но почему они сражаются с Янычарами? Грейвенхолдцев зажали между двумя фронтами. А эти трущобы ничего не стоят, потому сюда и отправили самых бесполезных гвардейцев.

— Возможно, они просто решили поохотиться? — раздался в воксе голос Селепа. — Легкая добыча.

— Нет, это вряд ли. — Евмен опустил магнокуляры.

Дорога была надежно перекрыта. Ни один офицер Янычар не повел бы по ней солдат, увидев, что на месте патрулей остались только залитые кровью руины. Следовательно, гвардейцы Алгората будут вынуждены пойти в обход. И направятся к северу.

— Думаю, эльдары гонят их, как обычное стадо.

Люко просто бежал. Космодесантники — так уж завещал Император — не знали страха. Вот почему они продолжали жить и бороться в условиях, где обычный человек обратился бы в бегство и погиб. И по той же причине Десант стал самой смертоносной армией, которую Империум мог выставить на поле боя. Но тем не менее глупцами они тоже не были. И Люко знал, когда имеет смысл стоять и сражаться, а когда — бежать.

Испивающие Души могли слышать голоса Багровых Кулаков, извергающих проклятия в темноту. Могли видеть вспышки выстрелов, когда по ним пытались попасть навскидку. Раскаленные добела болтерные заряды рассекали тени.

— Дион! Много их? — крикнул в вокс Люко, уходя следом за отрядом Корвана по очередному подземному руслу, где вода стояла ему по пояс.

— Не могу сказать, — пришел ответ сержанта Диона, люди которого замыкали строй. — Судя по всему, это штурмовики. Минимум два подразделения. И это только авангард.

Даже по самым скромным прикидкам выходило, что за ними гонится большая часть Багровых Кулаков, оставшихся от Второй роты. У Испивающих Души не было шансов устоять против них в прямом бою даже в здании биржи. А теперь изгнанники просто удирали, подобно крысам, по кажущейся бесконечной дельте подземной реки. Десятки бурных потоков расходились от основного русла, и именно по ним пробивались Испивающие Души в надежде найти путь, ведущий еще глубже в подземный город. Люко молча выругался, когда ему в голову пришла еретическая мысль, что сейчас он был бы рад вновь увидеть эльдаров. На чьей бы стороне те ни сражались, Испивающим Души пригодилась бы любая помощь против Багровых Кулаков.

— Вижу, — раздался в воксе голос Корвана, чей отряд шел впереди на тот случай, если они наткнутся на что-нибудь, что потребует вмешательства цепных мечей. — Здесь будет глубже, но поток уходит вниз.

Улучшенное зрение Люко выхватило впереди белое мерцание воды.

— Действуйте, — приказал он.

Через несколько шагов сержант погрузился по грудь в стремительно бегущую воду, следуя за штурмовыми десантниками Корвана по тоннелю, чьи стены были выглажены потоком.

Позади раздались звуки стрельбы, когда отряд Диона дал несколько коротких болтерных очередей по Кулакам. Штурмовики противника были вооружены пистолетами, так что тактический десант Испивающих Души смог воспользоваться большей дальнобойностью своего оружия и выиграть достаточно времени, чтобы войти в тоннель и не дать преследователям сократить расстояние.

В проходе шумела стремительно мчащаяся вода. Люко приходилось быть внимательным, чтобы не упасть; обычного человека поток уже давно бы подхватил и унес.

— Впереди тоннель расширяется, — доложил Корван.

— Воспользуйтесь этим, — приказал Люко. — Трон его знает, что нас ожидает внизу.

Отряд Корвана растянулся вширь, затем так же поступили и десантники Люко. Теперь несколько десантников могли идти вперед плечом к плечу, удерживая болтеры над уровнем воды. Чернота прохода впереди казалась всепоглощающей, а уровень тоннеля все сильнее понижался.

— Контакт! Трон Земли, это…

Эхо принесло звуки пистолетных выстрелов, было слышно, как болтерные заряды рикошетят от камня. Где-то разбилось стекло.

Люко бросился вперед, мимо штурмовых десантников, чтобы увидеть, на что же напоролся Корван, и когти-молнии сержанта зашипели, соприкасаясь с водой, когда он включил их.

— Стреляйте! — кричал Корван, занося над головой яркий луч энергетического меча. — Стреляйте!

Люко увидел, что они нашли. И до него стал медленно доходить смысл происходящего в Грейвенхолде.

Ревущий поток вливался в просторный зал, в бурлящий котел, где вода стояла по плечо десантнику. Помещение оказалось настолько огромным, что его стены терялись во мраке. Под потолком были подвешены ряды стоек, заполненных полупрозрачными цилиндрами, в каждом из которых виднелись размытые, неотчетливые очертания человеческого тела. Десантники Корвана разбили выстрелами один из таких цилиндров, и содержимое вывалилось на стойку, блестя из-за покрывающей его густой прозрачной жижи: бледное, лишенное волос человеческое тело — обнаженное и покрасневшее Корван потянул вниз одну руку упавшего тела. На бицепсе обнаружилась татуировка.

— Гвардеец, — сказал сержант штурмовиков. — Семнадцатый йокартийский полк.

— Бессмыслица какая-то, — сказал Люко. — Йокарт расположен в трех системах отсюда. Что он здесь делает?

— Это она, — поправил Корван.

— Варук! — крикнул Люко. Рассекая воду, технодесантник пробился к нему. — Какого фрага тут происходит? Что это такое?

Растолкав штурмовиков, Варук подошел ближе.

— Определенно не криогенетика, — сказал он. Его серворука вытянулась, и на ее конце завращалась крошечная дрель, погрузившаяся в боковину цилиндра. Тонкий как ниточка щуп опустился в прозрачную жижу и убрался обратно. — Какая-то химия. Глушители метаболических процессов, консерванты, электропроводящие наполнители. Это тело, если можно так сказать, было живым, пока мы не пришли сюда.

— Имперские технологии?

— Это не работа Адептус Механикус. Все куда качественнее. К тому же, будь это они, тут все вокруг было бы заставлено молитвенниками и курильницами. Могли бы существовать некие частные производства, способные на такое, но… проще говоря, даже в лучшие времена Грейвенхолд не представлял бы для них интереса. К тому же за этими телами необходим постоянный уход, чтобы поддерживать в них жизнь. Вот только…

— Вот только — что?

Варук обследовал основание ближайшего цилиндра в том месте, от которого отходили связки проводов.

— Должен существовать источник энергии. Здесь все просто обязано сверкать, точно на корабельном мостике. Иначе системы отключатся.

— И что тогда?

Тела либо разрушатся, либо проснутся.

— Рискнешь предположить, что скорее?

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Могли бы и не спорить, — сказал Корван.

Он приподнял руку тела и разглядывал пальцы. Их кончики раздваивались. Корван надавил на один из них, и из пальца, словно у кошки, выдвинулся длинный и тонкий стальной коготь.

— Таким Гвардию не снабжают, — произнес сержант штурмовиков.

— Все это принадлежит Каргедросу, — сказал Люко. — Эльдары всегда были налетчиками. Рабовладельцами. Он мог набить трюмы своих кораблей невольниками, чтобы доставить их сюда и рассадить по цилиндрам. А теперь он собирается разбудить их.

Люко сделал несколько шагов, чтобы хотя бы приблизительно прикинуть численность тел, находящихся в зале. По его подсчетам, здесь было около дюжины уходящих в темноту стоек, в каждой из которых цилиндры размещались в три ряда.

Примерно три тысячи тел. Тысячи! И это только в одном этом зале. У Каргедроса в распоряжении был целый подземный комплекс, где он мог разместить сколько угодно хранилищ.

— Варук, сколько у нас времени до того, как они начнут просыпаться?

— Похоже, что цилиндры обесточены уже несколько дней. Некоторые уже начали подергиваться. Думаю, счет пошел на часы.

— Теперь я знаю, ради чего нас отправили сражаться, — сказал Люко, — и почему чужаки позволили грейвенхолдцам сдать город. Вот для чего мы были нужны Каргедросу. Дело вовсе не в завоевании, Испивающие Души. Проклятый ксенос вовсе не рассчитывал что-то захватить. Это жертвоприношение.

Двадцать три минуты спустя в Грейвенхолде умолкла вокс-связь.

Имперские коммуникации и в лучшие времена были ненадежны и то включались, то обрывались, но, если не считать неизбежной в сражении неразберихи, информация все равно находила себе путь к «Гибельному клинку» лорд-генерала Ксария за счет цепей передатчиков. И вот теперь связь полностью прервалась.

Вокс-операторы Гвардии лихорадочно бросились проверять оборудование, когда замолчали их переносные комплекты. Разведчики королевской артиллерии Карвельнана без связи не могли давать наведение, и огромные орудия Империума прекратили огонь.

Багровые Кулаки, чья связь и без того давала сбои с момента спуска под землю, неожиданно остались без вокс-сети, необходимой им, чтобы координировать преследование десантников-предателей во мраке бесконечных лабиринтов. Первые проблемы начались, когда, выйдя к дельте подземной реки, оставшиеся без поддержки штурмовые отряды взяли горячий след Испивающих Души. Капеллан Инхаса настаивал на продолжении погони, но командор Рейнц был против, поскольку не желал потерять еще больше людей, отправив их в заведомую ловушку. Было очевидно, что оба командира хотели бы уничтожить врага, но Рейнц и без того уже пережил утрату знамени в сражении за здание биржи и был бы проклят, если бы Испивающие Души вырезали оставшихся Багровых Кулаков.

«Решительный» практически ослеп. Всякая связь с планетой прекратилась. Несколько сторожевиков, зависших над Грейвенхолдом, заметались в смятении. Они пытались менять высоту и положение в надежде найти область, откуда была бы возможна передача. Наиболее сообразительные скоро прекратили эти попытки и возвратились на «Решительный», полагаясь при посадке на летные палубы только на визуальный контакт. Остальные продолжали метаться, пока у них не иссякло топливо и не пришлось приземляться на планете. Одни при этом спланировали к заброшенным полям вне города, а другие упали прямо на истерзанные войной улицы. Капитан «Решительного» Кайсленн-Гар лично распорядился зарядить все орудия и перевел судно в режим боевой тревоги. Сделал он это скорее ради того, чтобы быть уверенным, что экипаж занят хоть чем-то полезным, чем из каких-либо практических соображений. Все, что оставалось кораблю, — это продолжать визуальное наблюдение за городом и стараться вникнуть в происходящее там благодаря пикт-снимкам. Кампания, и без того бесславная для Военного Флота Империума, стремительно оборачивалась полным безумием патовой ситуации. Оборвалась даже орбитальная связь, и все корабли сопровождения и снабжения, окружавшие «Решительный», в той же мере оглохли и онемели. Испивающие Души также оказались отрезанными друг от друга. Но к этому они уже давно начали привыкать.

— Умрите, падите или попытайтесь отправить меня к Дорну! — проревел Тирендиан, и тоннель катакомб залил ослепительно-яркий белый свет молний, рвущихся из руки библиария.

Дюжину тварей разорвало на части, землисто-серая плоть и водянистая кровь измазали древние склепы и потускневшие таблички на стенах.

Оглянувшись через плечо, Грэвус увидел Тирендиана, чей воротник эгиды запылал синевато-белым огнем, таким же, как тот, что сверкал в глазах библиария.

— Руби их! — прокричал Грэвус, и его подразделение устремилось в брешь, пробитую молниями.

Со всех сторон к ним тянулись когтистые лапы, словно Испивающие Души сражались в проходах восточной стены не с отдельными существами, но с аморфной многорукой тварью, преследующей их по тоннелям. Грэвус взмахнул энергетическим топором и, благодаря мутировавшим мышцам руки, описал им широкую сверкающую дугу в гуще тел. По полу рассыпались старые кости, когда лезвие рассекло камень могильной ниши. Штурмовые десантники, двигавшиеся следом за сержантом, рубили цепными мечами, обращая хищные лица и когтистые лапы в сплошную визжащую массу окровавленной плоти.

Не отставал и апотекарий Карендин, стрелявший из болтерного пистолета. К нему попыталась пробраться одна из тварей, проскочившая под топором Грэвуса; апотекарий ударил ее в грудь перчаткой медика и пронзил дюжиной шприцев и химических щупов. В тело существа хлынули боевые гормоны, и оно сломало себе хребет, зайдясь в неистовых судорогах и истекая кровью.

Дела были плохи. Все обернулось значительно хуже, чем они предполагали. Слуги ксеноса поднимались из подземелий и на этот раз не были на стороне Испивающих Души. Твари рвались к поверхности, что в восточной части города предполагало необходимость пройти по тоннелям стены мимо Грэвуса, Келвора, Тирендиана и апотекария Карендина.

И в этот раз шли не грейвенхолдцы. Ни одну из тварей уже нельзя было даже назвать человеком. Пусть грейвенхолдцы бросались в бой обезумевшей толпой, но они оставались людьми. Эти же существа казались отвратительными зверями. Грэвус видел пальцы, завершающиеся острыми как бритва клинками, в открывавшихся ртах сверкали отточенные стальные языки. Тела умиравших взрывались перезрелыми стручками, разбрасывая вокруг шрапнель. Были здесь и твари, идущие на самопожертвование, — они вцеплялись в десантника, а их тела изнутри разрывали клинки и шипы.

Пока Испивающие Души прорубали себе дорогу вниз, отряд Келвора держался позади, поскольку их сержанту приходилось сражаться с самодельным протезом, собранным Карендином из обрезков дерева и костей. Позиции наверху стены, где ранее укрывались Испивающие Души, уже заполонили твари, и казалось, чудовища прибывают сразу со всех направлений. Оставался единственный выход — пробиться к подножию стены и рискнуть выйти на улицы административного района.

Грэвусу в прямом смысле слова приходилось бороться с потоком, одновременно спускаясь вниз и прорубая себе дорогу под весом вражеских тел. Чем-то это напоминало марш-бросок через густые джунгли или заплыв против течения. Рядом с сержантом пал брат Варгулис, которому рассекли щиток шлема.

Но Грэвус не собирался здесь погибать. В его планы входило убраться подальше с этой кучи дерьма, смеющей именоваться планетой. Он был Испивающим Души. Он презирал Империум и плевал в лицо Хаосу. Он был талантлив во всем, за что брался, включая выживание.

Сквозь поток тел стал пробиваться свет. Топор Грэвуса опустился на крошащийся камень стены, и сержант чуть не упал, когда вылетел в переулок, где административные офисные здания примыкали к восточной стене. Следом за ним выбралось на свет его подразделение, а за ними и люди Келвора, по пути рубившие тварей, пытавшихся хлынуть наружу.

— Отойдите! — прокричал Тирендиан, и Грэвус отвел своих десантников чуть дальше, прежде чем еще одна молния, сорвавшаяся с пальцев библиария, разрушила древнюю каменную кладку. Ливень обломков завалил проход в стене, проделанный Испивающими Души.

На мгновение воцарилась относительная тишина. Шприцы и щупы убрались обратно в перчатку Карендина. Она стала скользкой от крови.

— Технологии ксеносов, — мрачно пробормотал апотекарий. — В Империуме не способны на такое.

— Эльдары?

— Одному Трону ведомо, — пожал плечами Карендин.

Отряд Келвора направился к выходу из переулка. Восточная стена находилась позади рубежей Огненных Ящеров, а Испивающие Души уже сражались с ними возле здания биржи и не стремились снова ввязываться в бой.

— Оторвались? — спросил Грэвус.

— Нет, — ответил Келвор. — Не оторвались.

Грэвус поспешил к выходу из переулка. Перед ним открывался вид на дорогу, достаточно широкую для того, чтобы по ней к юго-восточным воротам могли проехать грузовики, везущие рабочих в поля и урожай с полей. Дорога эта стремительно заполнялась Огненными Ящерами, выбегающими из прилегающих улочек или с нижних ярусов административных многоэтажек. Гвардия отступала, офицеры выкрикивали приказы, принуждая солдат держать строй. «Химеры» ползли задним ходом, нацелив мультилазеры и установленные на носах штурмболтеры в ту сторону, откуда бежали.

Келвор и Грэвус подались назад и присели, хотя не было никакой опасности, что их заметят. Огненные Ящеры отступали, и несколько сотен человек были озабочены только тем, чтобы не спускать глаз с дороги.

У кого-то сдали нервы, и раздался залп лазерной винтовки. Тут же прозвучало еще с дюжину выстрелов, затем сотня — лазганы, установленные на автоматический режим, обрушили на дорогу россыпь багряных росчерков, и над гвардейцами поднялось облако пережженного, с металлическим запахом воздуха. Шум от стрельбы поднялся такой, что заглушить его смог только гул заговоривших мультилазеров.

Потоки врагов хлынули на дорогу, выплескиваясь из окон домов, вырываясь, подобно фонтанам, из канализационных люков. Они переливались через любые препятствия, затопляли переулки, ниспадали потоками по крошащейся поверхности стен. Тысячи. Десятки тысяч тварей. Попытка перебить их всех стала бы столь же глупой затеей, как старание унять море, бросая в него камешки.

Огненные Ящеры нарушили порядки и побежали.

— В здание! — прокричал Грэвус, — Наверх! Наверх!

Грейвенхолдцы были просто гарнизонными войсками. Обычные люди, оказавшиеся в городе, когда туда явился Каргедрос, чьи сознания уничтожили, а тела принудили к служению. Сейчас же на улицы вышла настоящая армия ксеносов, десятки тысяч воинов-рабов — огромная ловушка, которой стал весь город, захлопнулась и нанесла смертельный удар.

Отряд Келвора торопливо выбил нижние окна ближайшего здания, и Испивающие Души бросились внутрь. Спастись от этого наводнения можно было только на верхних, легко обороняемых этажах административных высоток, откуда в первые дни сражения выбивали грейвенхолдцев. За остальными десантниками последовали Грэвус и Карендин.

Последним шел библиарий Тирендиан. Оглянувшись, он послал еще один синевато-белый разряд, ударивший в приближающуюся орду и прорезавший в ней широкую брешь, — от находившихся там нескольких дюжин тварей остались обрывки обугленной плоти и обжигающий пар. Но разрыв в потоке быстро затянулся. Тирендиан пролез в небольшое окно, и вскоре улицы административного района Грейвенхолда полностью перешли в распоряжение армии рабов Каргедроса.

Подземный дворец был всего лишь декорацией, верхней башней комплекса, воздвигнутой исключительно ради демонстрации власти владельца, который был способен одной своей прихотью подчинить себе небо над старым городом. Пристройки, где размещались космодесантники, двор, где выстраивались воины, даже замершая навечно красота каменного сада — все это было чрезмерной роскошью, только дополнявшей общий облик дворца одного из давно канувших в Лету доимперских королей Энтимиона IV.

Основные же помещения располагались глубже. И если верхние элементы уже производили мрачное и тяжелое впечатление, то в целом дворец имел воистину брутальный облик. Массивные, раздутые колонны высились возле огромных, как скалы, стен из шлифованного оникса. Нефритовые бойницы сердито хмурились над узкими окнами. Потускневшие от времени огромные бронзовые ворота окружали украшения из резной кости, и благодаря белым клыкам, нависавшим над проходом, двери становились похожими на зевающие пасти. Личная армия Каргедроса расположилась как в самом дворце, так и среди внушительных каменных пристроек снаружи. Ведьмы обосновались на широких парадных ступенях, и сейчас ленивые движения полуобнаженных тел не позволяли даже предположить, какую ярость и боевое мастерство они демонстрировали в сражении. Несколько эскадронов реактивных машин класса «Грабитель» выстроились в тени фронтона, а их фанатичные наездники копались в антигравитационных системах либо смешивали новые виды боевых препаратов, повышавших скорость реакции и улучшавших восприятие. Эльдарские воины чувствовали себя неловко, отдыхая снаружи дворца. Часовые баюкали осколочные винтовки, мечтая присоединиться к сражению, бушующему сейчас высоко над ними. Что ж, вскоре их желаниям предстояло осуществиться. И они получат больше, значительно больше, чем могли вообразить. Большая часть войска Каргедроса уже отправилась наверх, чтобы загнать людское стадо на путь, по которому прокатится армия рабов. Но во дворце все еще оставалось очень много воинов.

Изнутри комплекс выглядел еще более огромным. Потолки здесь были настолько высокими и затерявшимися в тени, что казалось, будто помещения открыты ночному небу. Кем бы ни был тот король, но он явно стремился внушить ужас всякому, кто приходил к нему. Тронная зала даже превосходила размерами приемную, где Каргедрос впервые приветствовал Испивающих Души. А сам трон возвышался на постаменте, поддерживаемом двумя колоссальными распростертыми крыльями из темно-зеленого камня. Пол и стены были склизкими из-за скопившейся в воздухе влаги, и чудилось, что весь замок поднялся со дна моря. Этому ощущению только способствовал тусклый зеленоватый свет люминесцентных узоров, украшающих стены.

Сотня инкубов Каргедроса, элитных воинов-эльдаров, закованных в тяжелые латы, чье приобретение обошлось принцу в огромное количество рабов и жертв, стояла в непрерывном ожидании снаружи тронной залы. Внутри же были владения колдунов и гомункулов. Колдуны, темное и презираемое племя, присоединились к пиратской флотилии Каргедроса только ради того, чтобы избежать казни по возвращении в Коммораг. Их глаза вглядывались в просторы варпа за пределами Паутины эльдаров и искали возможности черпать оттуда силы. Варп же представлял собой вотчину Той-Что-Жаждет, так что колдовство почиталось за мерзейшую из ересей, — но сейчас Каргедрос нуждался в услугах колдунов, как нуждались в них и все остальные эльдары, допускавшие их существование при должном философском подходе. И хотя их пытали и презирали, колдуны в неменьшей мере нуждались в принце.

Гомункулы представляли собой расу истязателей, отделявшую себя от всех прочих обитателей Комморага и превыше всех прочих искусств ценившую пытки. Они предлагали свои услуги всякому, кто нуждался в профессиональном подходе к запутанным путям страдания, и Каргедрос, в чьих корабельных трюмах находилось множество рабов всевозможных народов, был идеальным работодателем. То, что именно гомункулы стали одним из привилегированных классов среди эльдаров, уже очень многое говорило о Коммораге. Там страдание стало разменной монетой и в прямом смысле краеугольным камнем всего социума. Болью можно было торговать, за нее сражались, ее воровали. Принципы причинения мук, на которых строилось эльдарское общество, были слишком сложны, чтобы их мог воспринять разум такой твари, как человек. Так что эльдары имели все права называться самой развитой расой Галактики.

А сородичи Каргедроса, принимавшие себя такими, какие они есть, таким образом, оказывались выше всех прочих эльдаров.

Сейчас принц восседал на троне, наблюдая за действиями колдунов.

Начиналась ритуальная пляска.

— Кому дано узреть конец времен? Кто станет свидетелем того, как все обратится в ничто? — прокричал кто-то из колдунов.

Из их рядов вперед выбежал один — неуклюжее, бесформенное создание, облаченное в бряцающие доспехи, которые делали его похожим на жука.

— Мы видим, все мы! Зрим в каждый миг, словно время уже остановилось и не осталось ничего…

Эльдары заплясали по зале, следуя сложному узору, образованному пересекающимися окружностями. Особый колорит танцу придавали странные очертания тел колдунов. Магия вытворяла удивительные вещи с плотью и разумом носителя. Варп всегда взимал свою плату.

Вперед вышел еще один колдун — сгорбленное и сухое существо, но двигающееся с изяществом и скоростью ведьмы.

— Ничто, кроме воли, ибо воля есть разум, способный объять творение, а без него нет ничего…

На глазах Каргедроса пляска становилась все стремительнее, а круги, описываемые танцорами, — теснее, и казалось, будто стая хищников обступает свою жертву. Пляска эта была одновременно и насмешкой над ритуалами эльдаров до Падения, и их доработанным продолжением. Впрочем, старые танцы порой еще исполнялись отдельными представителями расы, укрывшимися в своих искусственных мирах. Сама по себе пляска не была магической, но волшебство не могло существовать без нее, поскольку она сосредоточивала необъятные просторы разума каждого из участвующих в ней на конкретной задаче.

— Но что есть воля? Какая воля Вселенную сотворила? Чей интеллект представил нас? Кто форму нам придал? — Голос срывался на визг. Сейчас говорила низкорослая, жалкая тварь, влекомая дальше силой рук своих сотоварищей по танцу. — В чьих снах явился Коммораг?

— Той-Что-Жаждет! — в унисон закричали все колдуны.

Теперь пришло время начинать заклинание.

Сородичи Каргедроса очень настороженно относились к магии. Та-Что-Жаждет была ревнива, и силы, черпавшиеся из варпа, принадлежали ей. Но за пределами Комморага Каргедрос мог пойти на риск, который ни за что бы не одобрили остальные эльдары. И к тому же жертвоприношение, уже начавшееся на поверхности, должно было на время удовлетворить божество.

По кругам танцующих внезапно протянулись языки синего пламени, проходящего сквозь тела подобно кольцам извивающейся змеи. Узор, образованный пляшущими, становился все более и более сложным, пока Каргедрос не стал различать конкретные образы в его изгибах: вначале явились замковые укрепления, окружавшие его, затем перед взглядом принца промчались различные слои подземного города — слои истории, пропитанные памятью о войне и революции.

Заклятие врезалось в тысячи смертей и мук, испытанных сотней военных поколений, и тянуло из них силы.

Грейвенхолд стал точкой фокуса страданий, не постоянных и извечных, но приходящих вспышками, когда разрушался один город, а на его развалинах возводился другой. Эти импульсы ненависти были куда могущественнее, чем могло представить себе слабоумное Человечество. Материя реальности вокруг Грейвенхолда ослабла, пошла трещинами, сочащимися чистотой эмоций, что бурлили в океанах варпа. Это и послужило одной из причин, по которым Каргедрос избрал планету, — она была ближе, чем большая часть точек реальности, к Той-Что-Жаждет.

И в самом деле, Каргедросу стоило только прислушаться, чтобы в его ушах зазвучали ее призывы.

Теперь перед ним, окутанные языками пламени, скользили очертания Грейвенхолда: дымящиеся развалины арены с кратером посредине, гибельные высоты фабричных зданий на западе, гнилые руины трущоб с их восхитительным ароматом отчаяния, разлагающийся декаданс особняков аристократии на севере.

Один из колдунов испустил дух, и огонь охватил его тело, обратив в прах. Остальные даже не обратили на это внимания и продолжили свою агонизирующую, дерганую пляску. Смерть была добрым знаком, говорившим о присутствии Той-Что-Жаждет, забравшей себе душу слабейшего.

Уже скоро.

Места сражений полыхали красным и фиолетовым. Гвардейцы у восточных ворот отступали, оставляя за собой ряды догорающих и умирающих. Поток затопил нищенские хижины и окружил людей, оказавшихся в самом центре трущоб. Те еще не знали об этом, но уже готовились к своей последней битве. На юге города расположились опытные представители Гвардии, готовые к сражению с куда более жутким врагом, чем рабская армия, но и они еще не поняли, с чем придется иметь дело.

Зато гомункулы были в курсе своих задач. Они должны были начать истребление.

Каждый из гомункулов был плодом собственных экспериментов: у этого кишки змеями ползли от одного искусственного отверстия в другое, у того была лишняя пара рук, завершавшаяся серпами и скальпелями. Горбатые спины, многочисленные блестящие глаза, вывернутая наизнанку кожа и обрывки нервных окончаний — сотня разнообразных уродств, созданных гомункулами на самих себе, чтобы показать свое мастерство.

Каргедрос ощущал боль, даже сидя на своем троне. Гомункулы побежали сквозь ряды колдунов, вспарывая их тела и убивая. Каждый удар щупальца, завершающегося скальпелем, способен был причинить мучения, которые не прекращались бы целую жизнь, и те отзывались в сознаниях колдунов. Гомункулы предпочитали клинковое оружие и именно им устроили столь восхитительную бойню среди жаждущих гибели магов. Ножи и скальпели били со скоростью молнии, окрашивая синее пламя в насыщенный красный цвет вожделения.

Темный принц видел, как из тел умирающих вырывают души. Корчащееся, завывающее духовное сердце было основным органом чувств у эльдаров, способным воспринимать страдания. За время жизни оно до краев наполнялось неразбавленной болью. А колдуны даже по стандартам Комморага вели мрачный и мучительный образ существования, так что их души просто пылали агонией, когда Та-Что-Жаждет протягивала к ним руки силой свершившегося заклинания.

В последние мгновения перед гибелью они благодарили принца. Теперь колдуны возносились куда выше, чем могли претендовать при жизни. Они были приношением Той-Что-Жаждет, демонстрировавшим ей искреннюю преданность Каргедроса.

Гомункулы уже почти покончили со своей работой. Реальность истончалась все сильнее, и тронную залу начал наполнять гул. Темный принц ощутил на себе взгляд Той-Что-Жаждет и преисполнился священного трепета. Было справедливо, что именно Каргедрос принес эту жертву, ведь он был величайшим из сынов Комморага, что возвышались над всеми прочими эльдарами, а те, в свою очередь, превосходили остальные расы, населявшие реальность.

Пламя будто взорвалось, и остаточное свечение растворилось во тьме. Ткань реальности прогнулась, затем выгнулась в противоположную сторону, и очертания предметов задрожали, словно воздух вокруг них раскалился.

Реальность восстановилась, а тела колдунов исчезли. Гомункулы выстроились вокруг огромного вортексного вихря, в котором перемешались всевозможные краски и особенно выделялся лилово-черный цвет вожделения — эмоция Той-Что-Жаждет, цвет ее жажды поглощения.

— Та-Что-Жаждет! — прокричал Каргедрос, поднимаясь с трона и простирая руки. — Пожри то, что хочешь пожрать! Поглощай! Наслаждайся их болью! Ибо я подношу тебе этот мир — мир, где я стану править во имя твое! Новый Коммораг, восхитительный в своих муках! Ради этого я приношу тебе дар, о Та-Что-Жаждет, мечтательница, представившая всех нас!

Новый Коммораг. Каргедрос все еще был жив, а это означало, что богиня согласилась.

Первая часть заклинания подошла к концу. Варп-портал был открыт. Теперь предстояло завершить жертвоприношение и направить созданное им страдание в портал. Вскоре тот охватит всю планету целиком, и новый Коммораг родится.

И Каргедрос, принц эльдарских пиратов, станет королем.

 

Глава двенадцатая

— Они, мать их, прут просто отовсюду, — сказал Трельнан.

— Благодарю. Мне нравится краткость твоих тактических отчетов, — сказал Ксарий.

Лорд-генерал выбрался из танка через командирский люк. Полковник Трельнан помог ему спуститься на землю с брони «Гибельного клинка». Ксарий окинул взглядом разрушенные дома, витающие в воздухе тучи пыли, темнеющее небо и сотни селевкийских гвардейцев, поспешно обустраивающих оборонительные позиции и готовящихся сдерживать вражеский поток. Ставка полковника Трельнана располагалась в самом центре городских трущоб, который был наиболее плотно застроен относительно прочными зданиями. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы долго сдерживать орды.

— Мы отводим войска с фронта, — продолжал Трельнан. — Нам пришлось распорядиться об отступлении после потери арены, и сейчас остается только ждать. Им приказано двигаться плотной цепью через трущобы с привязкой к реке на севере. В задачи солдат входит захват и подготовка к обороне любых достаточно надежных участков. Мы здесь застряли надолго.

— А враг?

Взяв Ксария за руку, Трельнан отвел его в тень наблюдательной станции местной службы порядка — лучше всего сохранившегося здания.

— Основная часть сил наступает с востока, но складывается впечатление, что они лезут из-под земли повсюду. Чертовски много ломанулось через вортексный кратер к западу от нас, но от них мало что осталось после общения с Багровыми Кулаками. Сейчас мы пытаемся наладить аварийную связь с артиллерией Кельченко, но… боюсь, сэр, у него сейчас и своих проблем по горло.

— Ну а вы сами? Как планируете сохранить жизнь себе и своим офицерам?

— Благодаря смелым парням с лазерными винтовками, — пожал плечами Трельнан. — Навалим мешков с песком и будем надеяться на лучшее. Если быть честным, лорд-генерал, то не думаю, что ваше прибытие сюда было разумным шагом. Должен сказать, что отсутствие связи просто убивает нас, и я не смогу вызвать эвакуацию, если здесь станет слишком жарко.

— Чушь! Еще скажи, что не рад увидеть «Гибельный клинок».

— Конечно, рад, сэр, но даже танк не сможет перебить всех…

— А это и не для врагов, Трельнан. Это для твоих ребят. Покажи им старый добрый знак гнева Императора, и они продержатся в два раза дольше. Что же касается меня, то, как ты сам уже упоминал, связи нет во всем городе. Мало будет проку, если я укроюсь в каком-нибудь безопасном местечке, пытаясь отдавать приказы, которые никто не услышит. Теперь от меня больше пользы как от еще одного воина, чем как от главнокомандующего, верно?

Ксарий присел на кусок обрушившейся лепнины. Когда-то полицейская вышка служила суровым напоминанием о законах Империума — внушительное рокритовое строение с орудийными позициями по углам крыши и бойницами чуть ниже. Там уже разместили все самые мощные пушки, какими только располагал Трельнан. Постепенно и остальные укрепления обретали свои очертания: разрывы между разрушенными зданиями заполнялись обломками и мешками с песком, а изрытую кратерами улицу перегородил «Гибельный клинок», выведенный на позицию Хасдрубалом. С противоположной стороны прикрытие обеспечили селевкийские «Химеры», проходы между которыми перекрыли заградительными щитами. Посреди позиций разместились несколько «Леман Руссов» и «Адская гончая», готовые расстрелять или испепелить любого врага, сумевшего прорваться за ограждение. И если учесть происшедшее, прорыв был вполне реален.

Ту же самую картину, насколько знал Ксарий, сейчас можно было наблюдать вдоль всей линии, занятой селевкийцами. Солдаты находили среди руин наиболее надежно выглядящие позиции и поспешно возводили укрепления, пока до них еще не добралась орда. Крошечные островки порядка в море хаоса, крупинки света Императора в надвигающейся тьме. Многие ли смогут уцелеть?

— Что нам известно об остальных полках? — спросил Трельнан.

— Об остальных? Немного, и, подозреваю, я знаю о них не больше тебя, то есть практически ничего. Артиллерия Кельченко все еще продолжает постреливать, а значит, они еще мало-мальски способны сражаться. А вот Янычары подверглись нападению непосредственно перед обрывом связи, и, похоже, особенно крепко досталось Огненным Ящерам. От «Решительного» также нет вестей, но, думаю, у них все в порядке, если, конечно, эти гроксолюбы не научились летать.

— Есть план эвакуации?

Ксарий снял с головы офицерскую фуражку и расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Его форма не была рассчитана на личное участие в битве.

— Все эвакуационные стратегии рассчитывались на сосредоточение основных сил Гвардии в районе космодрома и юго-восточных ворот. Даже если восстановится связь, из города эвакуировать удалось бы не более двадцати процентов личного состава, прежде чем наступит конец. По большей части это будут бойцы тылового эшелона. А из захваченного врагом города спасти удалось бы единицы. На «Решительном» есть посадочные модули и шаттлы, но как ты себе это представляешь? Как им подойти достаточно близко под огнем, чтобы вытащить нас с вражеской территории? Даже Военный Флот Солара не способен на такое.

— Значит, остается держать строй и надеяться, — сказал Трельнан.

— А еще сражаться, полковник.

— Пойду поищу священника. Пусть помолится.

— Неплохая идея, Трельнан. Лучшая из тех, что я сегодня наслушался. — Ксарий вынул из кобуры на поясе изящный антикварный автоматический пистолет. — Как думаешь, сможешь раздобыть лазган? Что-нибудь достаточно дальнобойное. А то этот малыш больше для показухи, убойная мощь у него никакая.

— Позвольте говорить открыто, сэр, — приняв официальный вид, сказал Трельнан, — вам и в самом деле стоило бы остаться на космодроме. Проклятие, вам стоило бы уже быть на «Решительном». Ваша работа здесь закончена. Оставьте все на солдат.

— Я тоже солдат, Трельнан. — Неожиданно посерьезнев, Ксарий подался вперед. — И каждый солдат здесь понимает, какая трагедия произошла. Все рухнуло. Нашей целью было выяснить, что здесь случилось, убить всех ответственных за это и отомстить за людей Сатиса. Самая обычная, мать ее, миссия. Один город! Мы даже посмеивались над тем, что с нами увязались космические десантники! Прямо сейчас, Трельнан, в Галактике идет с тысячу таких же сражений. В буквальном смысле этого слова Империум сражается сейчас в тысяче войн одновременно, и в большинстве случаев они охватывают куда большие территории и выглядят сложнее. И никто там не захочет слышать про десантников-предателей, подлых ксеносов или еще какие бы то ни было оправдания. Нам поручили простое дельце, а мы не справились с ним. Тебе не приходило в голову, — продолжал Ксарий, — что со мной сделают, если я выберусь отсюда живым? Они там увидят только уничтоженный сельскохозяйственный мир, тысячи погибших гвардейцев — и все впустую. Да меня разжалуют в офисные писаки! Проклятие, могут даже отправить на Марс, где мне заменят на железо все кишки, чтобы я протянул еще пару столетий и сполна расплатился за случившееся здесь. Все мои прежние заслуги будут забыты. Я стану меньше чем никем. Трельнан, ты и сам прекрасно знаешь, как Император наказывает за ошибки. Он приказывает нам расстреливать неудачников или же вешать их на рассвете. Меня-то они не убьют, но могут сделать кое-что похуже. Смерти я не боюсь, Трельнан, и, клянусь вечной истиной Императора, всю свою карьеру искал ее. Но меня пугает перспектива стать ничтожеством. И именно это со мной и может случиться. Погибнуть, стоя в одном строю с этими парнями, — отличный вариант, учитывая все прочие. И я сделал свой выбор. Если необходимо, я подпишу приказ.

От баррикад прибежал один из селевкийцев.

— Лорд-генерал, полковник, наблюдатели что-то заметили. Похоже, враг приближается.

— Проверьте, чтобы у каждого отряда была тележка для боеприпасов и раненых, — приказал Трельнан. — И… скажи, ведь капрал Картель учился в семинарии?

— Картель? Да, сэр.

— Отлично. Скажи ему, чтобы нашел еще троих и вместе с ними молился за тех, кто на баррикадах.

— Так точно, сэр. Что-нибудь еще?

— Да. Найди лазган для лорд-генерала.

Ксарий посмотрел в глаза селевкийскому гвардейцу:

— Если найдется, то марсианского образца и со скопом, пожалуйста.

— Ты слышал, — сказал Трельнан. — Исполняй.

Полковник тоже вынул оружие из кобуры — потертый лазерный пистолет с увеличенным зарядным блоком.

— Я нужен людям на баррикадах, лорд-генерал. Где будете вы?

— Везде, — ответил Ксарий. — Там, где понадобится дополнительный боец.

— От всего сердца желаю удачи, лорд-генерал. Ради Трона и во имя Императора!

— Во имя Императора, полковник.

Солнце начинало прятать свой лик за горизонтом Энтимиона IV, и небо над городом потемнело.

Для Ксария грядущее не было тайной. В подобных ситуациях он уже бывал: удушливое чувство тревоги, выворачивающее внутренности и прибавляющее тебе лет задолго до того, как их окончательно заберет битва. Понимание того, что очень и очень многие умрут. Гнет судьбы, тяжелым одеялом опустившийся на все вокруг. Далеко не единожды за время службы Ксарий, уверившись в своей неминуемой гибели, вставал плечом к плечу со своими людьми, вместо того чтобы командовать безликими значками на голокарте.

Он ощутил удивительное спокойствие, осознав, что скоро умрет. У Императора было слишком много дел, чтобы задумываться о боевых заслугах какого-то там Рейнхарда Ксария, так что это не особенно волновало и самого лорд-генерала. Он только надеялся, что его конец будет не слишком болезненным, а уж продолжительным тот точно не мог оказаться, ведь Ксарий был стар, его кости стали хрупкими, а сердце могло уже не выдержать даже хорошей попойки.

Кто-то протянул ему лазган. Скоп был установлен, но, к сожалению, только рхизского образца. Впрочем, и это неплохо, подумал Ксарий. Благодаря какому-то внутреннему чутью он давно знал, что так все и кончится и что неважно, до каких высот он поднимется и сколько орденов заслужит, но погибнет на ненавистной ему планете с мыслью о том, успеет ли прикончить еще хоть одного, прежде чем до него доберутся. Император уготовил эту судьбу Рейнхарду Ксарию еще до рождения. Так что было уже все равно. Ничто не имело значения.

Сейчас Ксария волновала только орда, которую он пока мог только слышать: визг и крики раздавались в нескольких кварталах от него. Что ж, если твари хотят заполучить жизнь главнокомандующего Рейнхарда Ксария, им придется постараться. И неважно, как он будет это делать — лазерными импульсами, прикладом винтовки, голыми руками или зубами, а может, просто самим фактом своего присутствия, — но он заставит их страдать.

Южный край города превратился в ад.

Все началось, когда потемнели небеса. Иссиня-черные тучи налетели из ниоткуда, затмив солнце Энтимиона IV и погрузив все вокруг в пугающие сумерки. Людям, неожиданно оставшимся без связи, казалось, будто планета сорвалась и полетела в бездну. Воздух становился все холоднее, тени сгущались, уродливые трущобы превратились в запутанный и угрожающий лабиринт, полный ловушек.

Затем стали поступать первые новости. Откуда их получили Янычары Алгората, прячущиеся в трущобах от неожиданных и жестоких ударов противника, осталось неизвестным. Но вскоре, как бывает с любыми дурными вестями, об этом говорили уже все гвардейцы. Забившись в укрытие, скользкое от крови собратьев, они рассказывали друг другу о полчищах врагов, вылезавших из-под земли по всему городу. О многих тысячах убийц. Сотнях тысяч. Затаившаяся армия, готовая окружить и уничтожить каждую имперскую душу в Грейвенхолде.

Численность алгоратцев по-прежнему сокращалась. Каждую минуту гибли люди. Бойцы каждого патруля неожиданно исчезали, уносимые кем-то невидимым и очень быстрым. Каждого, кто рисковал высунуться, лишал головы снайперский выстрел; стреляли бритвенно-острыми осколками некоего кристалла, не уступавшего прочностью алмазу, и те, кто не погибал сразу, были парализованы болью. Полковник Винмайер старался вести учет потерям, но те росли настолько стремительно, что времени ему хватало только на сдерживание своих людей. Позиции их были безнадежны — несколько жилых зданий, едва пригодных для обороны даже до того, как кто-то расстрелял их из артиллерии, — но ничего другого не было. Крохотный островок надежды в мире, желающем гвардейцам смерти. Янычары Алгората очень, очень быстро обучались ведению войны в городских условиях, стараясь удерживать периметр, хотя внешние рубежи и продолжали поглощать удлиняющиеся тени.

Вновь заработали коммуникаторы. Казалось, город дождался момента, когда гвардейцы угодят в западню, чтобы позволить им поговорить друг с другом. Связи с остальными войсками главнокомандующего Ксария и «Решительным» по-прежнему не было, но полковник Винмайер хотя бы получил возможность напрямую отдавать распоряжения своим людям.

Ничего не было хорошего в ситуации, когда те не могли поделиться своими страхами. Не было ничего опасного в отсутствии надежды у воинов Алгората до тех пор, пока те не поймут, что умирать придется в одиночестве.

Впрочем, Винмайер был не из тех, кто легко сдается. Впервые за несколько сотен лет знамя Алгората развевалось над полем настоящей битвы, но несколько злосчастных поколений, предшествовавших полковнику, готовили своих сыновей к тому моменту, когда Янычары окажутся под огнем.

Винмайер переключился на общий вокс-канал.

— Бойцы, — начал полковник, — стройтесь фалангой. Офицер в каждом углу отвечает за соблюдение строя. Отряды с одиннадцатого по девятнадцатый образуют мобильный резерв. Штыки примкнуть. Нам противостоят лживые ксеносы, но они падут перед стойкостью наших рядов. Я займу свое место там, где битва будет наиболее жаркой, чтобы лично поддержать сынов Алгората. Вы знаете свои приказы. Не отклоняйтесь от их исполнения, пока остается хотя бы один из нас. Во имя Императора! Конец связи.

Должно быть, враги получили доступ к вокс-сети Янычар, поскольку воспользовались речью Винмайера в качестве сигнала к атаке.

— Они движутся! Смотрите! — Евмен пробежал по усыпанной обломками улице, указывая пальцем на изжеванную линию горизонта. Параллельно курсу скаутов летели тучи поднятой пыли, раздавался грохот обрушающихся развалин, словно нечто огромное и мощное прокладывало себе путь через трущобы.

— Длань Дорна, это еще что такое? — спросил скаут Лэон, встав за спиной Евмена.

— Конец Янычар, вот что, — ответил ему Селеп.

— Идет на север, — сказал Евмен. — Быстрее. Надо двигаться.

Скауты бежали вперед со всей возможной скоростью, но едва поспевали. Даже Селеп, известный своей способностью с легкостью преодолевать самые сложные участки пути, с трудом удерживал ритм, позволяющий не упускать противника из виду. Мимо проносились картины разрушенной жизни Грейвенхолда. Хотя Каргедрос и подчинил себе город за одну ночь, но то там, то тут вставали картины былого быта, словно время для них остановилось. Столы с накрытым скудным ужином, разобранные постели… Семьи, ютившиеся в этих лачугах, были захвачены во время еды, сна или молитвы, чтобы стать частью воинства Каргедроса.

— Сюда! — позвал Селеп.

Скауты выбежали на площадку, практически выглаженную артиллерийскими залпами, чтобы бросить взгляд на вражескую армию, стремящуюся к северу.

Евмену удалось заметить лишь намек на темные фигуры, закованные в доспехи, прежде чем те скрылись.

— Их мало, — сказал скаут-снайпер Раек, стоящий чуть позади командира, — но они сильны.

— Эльдары?

— Возможно.

Впереди пейзаж неожиданно изменялся. Переулки втекали в дороги, вместо хижин поднимались многоэтажки. Дойдя до первой широкой дороги, Евмен остановился.

— Стоять! Это Гвардия! — Пепельно-голубая форма Янычар, измазанная пылью и грязью, была плохим камуфляжем, когда они пытались укрыться в гнетущей тени темно-серых жилых зданий. С точки зрения Евмена, участок, избранный гвардейцами, было сложно оборонять, но ничего лучшего в обозримой близости не было.

Янычары направили все свое оружие на угол одного из зданий — у них было даже несколько тяжелых болтеров и нечто похожее на лазерную пушку, спрятанное на втором этаже полуразрушенного дома. Скаут-сержант видел людей, присевших за самодельными укрытиями, протянувшимися длинной прямой линией. Штыки были примкнуты.

— Селеп, — сказал Евмен, — возьми Лэона и проверь, сможешь ли ты пересечь дорогу, чтобы давать наводку для Раека. Мне хотелось бы пробраться к восточной стороне…

Метрах в двадцати от них по дороге что-то с силой тарана обрушилось на руины. Вначале командир скаутов подумал, что это танк, на полной скорости врезавшийся в разрушающееся здание и вырвавшийся наружу в облаке пыли.

Янычары ожидали его появления, но едва успели выстрелить несколько раз, как враг был уже среди них, вспарывая ряды обороняющихся. В воздух взлетели тела, облаченные в голубую форму. Раздался взрыв. Крики утонули в грохоте выстрелов и лязге доспехов о камни.

— Ближе! — прокричал Евмен.

Страх заставил порядки Янычар содрогнуться, и вскоре каждый гвардеец начал стрелять по всему, что движется. Лазерные импульсы терзали дерево и камни вокруг скаутов. Селеп шел первым, прижимаясь к крошащимся стенам и оставаясь в тени, чтобы избегнуть бушующего вокруг хаоса. Откуда-то издалека стрелял снайпер, и Янычары гибли, растерзанные кристальными осколками.

— Ложись! — неожиданно прокричал Найрюс.

Скауты уже привыкли слушаться провидца. Как один они повалились на землю, а через мгновение что-то рассекло воздух над их головами, завывая антигравитационными моторами, и врезалось в ряды Янычар. Евмен поднял взгляд. Эльдарские гравициклы, двигавшиеся слишком быстро, чтобы за ними можно было уследить, описывали широкие круги, вонзаясь в строй воинов Алгората. Длинные изогнутые клинки украшали каждую свободную поверхность машин вдоль всего фюзеляжа. Они срезали головы, руки и сдирали кожу, орошая наездников кровью.

Евмену доводилось видеть пикт-записи сражений, где участвовали эльдары. Это были стройные воины в легкой броне, каждый из которых специализировался в конкретном военном ремесле. Вероломные язычники, с которыми Испивающие Души сталкивались и до и после изгнания, — но эти чем-то отличались от остальных. Обычно эльдары были хитры и загадочны. А в этот раз — просто подлы. Эти ксеносы купались в крови. Сражались только ради причинения мук. На глазах Евмена один из эльдаров насадил Янычара на носовой шип своего гравицикла и стал набирать высоту, позволяя ускорению разорвать гвардейца на две половины. Другая машина волокла за собой цепи, впивавшиеся в одежду и кожу солдат. Наконец они надежно захватили двоих гвардейцев, и наездник набрал скорость, размазывая людей по земле.

— О милостивая длань Дорна, — прошептал Лэон, — это они.

Евмен высунулся из-за угла укрытия.

Войско, первым обрушившееся на Янычар, всего лишь исполняло роль загонщиков. Гвардейцы Алгората бросили вперед резервы, но те годились только в качестве пушечного мяса в начавшейся бойне. Скаут-сержант увидел пурпурные доспехи, почерневшие от крови, вздымающиеся и опускающиеся ценные мечи, не защищенные шлемами лица с горящими безумием глазами.

Увидел он и другое. Могучие мускулы, извивающиеся под мертвенно-бледной кожей. Ладони, сжимающиеся на шеях разбегающихся Янычар, отрывающие их от земли и подкидывающие в воздух, чтобы поймать на завывающие зубья. Клинки, вбитые в обрубки запястий.

Испивающие Души. Обезумевшие ренегаты, потерянные на Стратикс Люмина и переметнувшиеся на службу к сумасшедшему ксеносу.

И Теллос.

Вначале армия рабов вышла к реке. Грейвен должен был стать точкой привязки для северного края селевкийского фронта, а массивные, надежные склады обещали великолепные оборонительные позиции. Укрепившиеся там гвардейцы полагали себя самыми везучими людьми в городе, поскольку с одной стороны их защищала полноводная река, а огромные здания у пристани легко было превратить в надежную крепость. Их позиции должны были стать краеугольным камнем обороны всего селевкийского полка, твердыней, куда станут отступать все остальные. Неприступный волнорез, о который разобьется армия противника.

Они думали, что падут последними. Возможно, именно по этой причине их атаковали в первую очередь.

Первая по-настоящему серьезная битва последних часов кампании развернулась на южном берегу реки Грейвен, когда десять тысяч воинов-рабов устремились к укреплениям с востока. Огневые позиции, размещенные селевкийцами на подступах, обрушили на врагов град зарядов из лазерных орудий и тяжелых болтеров, изрешетив первые ряды наступающих. Тысячи противников погибли в первые же минуты, а и без того темное небо стало совсем черным, когда дым от лазерных орудий и пыль окончательно затмили свет.

Армия рабов складывала лестницы из тел погибших и перебиралась по ним через баррикады селевкийцев. Впервые гвардейцы увидели вблизи тех, с кем сражаются, — людей, утративших все человеческое, чьи тела были изуродованы и превращены в живое оружие. Некоторые враги взрывались, разбрасывая вокруг костяные иглы, другие, подобно берсеркам, рвали гвардейцев на куски когтистыми лапами или заостренными, похожими на плети языками. В панике селевкийцы бросали передние линии обороны и бежали, а рабы преследовали их по пятам, бездумно вбегая в зоны перекрестного огня и пересекая минные поля.

Враги были не способны на военные хитрости и маневры и в обычных обстоятельствах стали бы легкой добычей для настолько опытного и выдрессированного полка, каким были селевкийцы. Но у армии рабов имелось два преимущества: многочисленность и внушаемый ими чистый ужас. Селевкийцы уже свыклись с необходимостью сражаться с гражданами города, который предполагалось освобождать, но в этот раз они столкнулись с чем-то из ряда вон. Рабы ксеносов на протяжении нескольких десятилетий, сыны и дщери Империума были настолько изуродованы, что это само по себе граничило с богохульством. Гвардейцам казалось, что они видят собственные лица в толпе тех, с кем сражаются. В чудовищах, рвущих на части тела их товарищей, они словно узнавали своих забытых друзей и любимых. Каргедросу не нужна была магия, чтобы пошатнуть решительность селевкийцев. Гвардейцы справились с этим и сами.

Общая связь включилась как раз вовремя, чтобы офицеры по всему селевкийскому фронту услышали донесения о гибели речных укреплений. Склады пали, дисциплинированный огонь гвардейцев затих под вражеским натиском. И хотя тысячи тварей полегли возле восточных баррикад, все стало только хуже, поскольку их трупы стремительно разлагались, наполняя воздух химическим смрадом и усиливая ощущение кошмарного сна. Гвардейцев оттеснили к реке. Послышались приказы, и солдаты приготовились к последней схватке, отстреливаясь из укрытий за огромными погрузочными кранами, рыбацкими лодками и рядами контейнеров. Но все равно защищены они были слишком плохо, а огонь гвардейцев не мог достаточно быстро сокращать численность наступающих.

Люди уже пускали в ход оружие, чтобы покончить с собой и не попасть в когти тварей, прокладывавших себе дорогу к последнему рубежу Гвардии. Тяжелые орудия окружили себя истекающими кровью телами врагов, прежде чем сами захлебнулись, а расчеты были растерзаны. Финальные аккорды битвы оказались особенно ужасны — даже наблюдатели с «Решительного» увидели, как воды Грейвен покраснели от крови.

Полковые офицеры слышали все. Слышали, как лейтенант, командовавший укреплениями, выдернул чеку фраг-гранаты и подорвал себя, когда были захвачены последние укрытия. Слышали, как те, кто еще оставался в живых, взбирались по погрузочным кранам, расстреливая воинов-рабов, карабкавшихся следом. Слышали последние молитвы тех, у кого, быть может, лазерных ячеек и хватит еще на несколько часов, хотя спасти их уже невозможно.

Краеугольный камень селевкийской обороны был потерян. Теперь каждый офицер, каждый солдат знал, как обстоят дела. Покинуть Грейвенхолд можно было только двумя путями: погибнуть от рук чужаков или перебить их всех до единого. Солдаты Селевкии в сотый раз проверили заряд лазерных батарей и приготовились сражаться ради второго.

— Жертвоприношение, — сказал Сарпедон.

— Да, — подтвердил Люко. — Это единственное объяснение. И оно вершится уже сейчас, во всем этом проклятом городе. Мы видели только малую часть, но их, должно быть, многие тысячи. Они одновременно атаковали все силы Гвардии: и селевкийцев, и Огненных Ящеров.

Как только восстановилась связь, Сарпедон встретился с Люко в тоннелях, поспешив коридором, соединяющим разрушенную арену и текущую почти параллельно Грейвен подземную реку, по которой сержант ушел от Багровых Кулаков. Сейчас поток шумел где-то позади, огибая эффектные нагромождения камня и обрушиваясь водопадами. Эта часть подземного города по большей части имела естественное происхождение, но когда-то здесь явно обитала примитивная пещерная цивилизация, пробавлявшаяся, скорее всего, странной бледной слепой рыбой, в изобилии водившейся в местных водах. В стенах были вырыты грубые, выложенные камнем норы, а абстрактные, но по-прежнему внушающие тяжелое чувство знаки, высеченные на широких основаниях сталагмитов, наводили на мысли о темных, невежественных людях. Грейвенхолд не всегда был могущественным и процветающим городом. Часть за частью подземелья рассказывали мрачную и запутанную историю подъемов, войн и падений.

— Эльдары не занимаются завоеваниями, — сказал Сарпедон. — Они не пытаются удерживать планеты. Как правило, просто захватывают рабов и уходят. Ты прав, Люко, зачем-то ему этот город понадобился. Он нуждается в битве. Все это время он понимал, что однажды мы ударим ему в спину. И даже рассчитывал на это. Трудно представить себе кого-то, кто больше нас подходит для превращения города в преисподнюю… и именно это сейчас нужно Каргедросу.

— Ты еще не видел, как они просыпаются, — сказал Люко. — Должно быть, он привез контейнеры сюда сразу после того, как захватил Грейвенхолд. А то и раньше, если принять за аксиому, что горожане не сразу узнали о его присутствии. Проклятые ксеносы. Знаешь, кажется, я начинаю понимать, во что ты нас впутал.

— Да неужели! И во что же? — Сарпедон сложил руки на груди и присел, подогнув все восемь ног.

— Каргедрос привлек сюда Теллоса, поскольку, как ты уже говорил, ему понадобились профессиональные организаторы ада, люди, способные сражаться и убивать при любых обстоятельствах. Эльдар вполне мог бы удовлетвориться только сочетанием десантников Теллоса и своих рабов, брошенных против Гвардии. Но вероятно, он решил, что ему крайне повезло, когда появились еще и мы. Проклятие, мы угробили более чем достаточно гвардейцев. Мы пропитали землю этого города кровью. Полагаю, что Каргедрос до сих пор считает нас своими лучшими бойцами. Мы сражаемся на его стороне, Сарпедон. Делаем в точности то, что ему нужно. — Люко сплюнул. — Нас использует какой-то треклятый ксенос.

— Мы здесь ради Теллоса, — возразил Сарпедон. — Каргедрос ни при чем. Мы найдем своего брата и сделаем то, что необходимо. А затем, если понадобится, накажем чужака за все, что тот сделал.

— Как, Сарпедон? Как? Следуя за тобой, я пересек Галактику из конца в конец, сражаясь в ненавистных мне войнах только потому, что знал: мы поступаем правильно. Но эта битва… боюсь, ее нам не выиграть.

— Люко, я позволил тебе свободно излагать все свои мысли. Но всему же есть предел.

— Мы не простим тебя, Сарпедон, если ты погубишь нас просто так. Вспомни, что было в последний раз, когда ты заставил Орден сражаться брат против брата.

Воцарилась тишина. На какое-то время стороннему наблюдателю могло показаться, что все завершится громкой перебранкой или даже дракой. В старом Ордене, вероятно, тем бы дело и кончилось. Но Испивающие Души, находившиеся под командованием Люко и Сарпедона, стояли слишком далеко, чтобы что-то услышать, и наблюдали за берегами реки и густым лесом сталагмитов. Сражение на поверхности уже началось, и десантникам даже внизу приходилось одновременно опасаться появления и воинов-рабов, и гвардейцев.

— Я тебя понимаю, Люко, — произнес Сарпедон. — Мне надо было найти Теллоса. Но наши боевые братья погибли, а мы его так и не нашли. Но нашли кое-что другое. Наш Орден поклялся способствовать исполнению воли Императора. И скажи еще, что Его воля исполняется в этом городе.

Люко промолчал.

— Говоришь, Каргедрос спланировал сражение ради того, чтобы принести жертву, и мы включены в его планы? Пока мы включены, есть возможность и самим оказывать влияние.

— Это не наша битва, Сарпедон.

— Так вот в чем дело! Орден сражается не только ради собственного выживания. Хватит уже с нас этого. Эльдары поклоняются своему божеству — Той-Что-Жаждет. Они почитают ее и боятся, я ощущаю это. Мне потребовалось только оказаться поблизости от Каргедроса, чтобы понять. Когда жертвоприношение свершится, город погибнет. А с ним и вся планета. И тогда Каргедрос станет куда более могущественным, чем просто обычный пиратствующий ксенос. Битва стала нашей, как только он поклялся подарить планету Той-Что-Жаждет.

— И давно ты это решил, Сарпедон?

— Какая разница? У тебя были какие-то планы, что ты не хочешь сражаться?

— Командор, — прозвучал в воксе голос, с трудом пробивающийся через статические помехи и толщу земли. — Вызывает Евмен.

Сарпедон отвел взгляд от Люко, сосредоточившись на том, чтобы разобрать слова.

— Евмен?

— Командор, мы нашли его. Теллоса. Он только что прорубил себе дорогу прямо сквозь гвардейцев с Алгората.

— И где он сейчас?

— На скотобойне возле реки.

— Не приближайтесь пока к нему. Самим вам не справиться, поверьте. Сможете отступить обратно к правительственному району?

— Возможно.

— Хорошо. Так и сделайте. А я соберу всех Испивающих Души, способных встретиться с нами у здания биржи.

— Приказ принят. Конец связи.

Сарпедон вновь повернулся к Люко:

— Твои желания осуществились. Развязка близка.

— У Каргедроса есть еще одна армия, охраняющая дворец. Подозреваю, что мы видели пока только малую ее часть. Неужели ты и в самом деле думаешь, что сможешь с ним справиться и при этом у тебя останется достаточно людей, чтобы разобраться с Теллосом?

— Нет. Но Император не станет слушать оправданий.

 

Глава тринадцатая

Капитан имперского крейсера «Решительный» Тореллис Вел Кайсленн-Гар в облаке химического дыма взошел на мостик своего корабля.

— Навигаторы, — сказал он, и его голос прозвучал хрипло из-за тяжелой маски ребрифера. — Пожалуйста, умоляю вас, скажите мне, что нам известно местоположение остальной флотилии.

Навигационный терминал был сделан в форме огромного церковного органа с информационными стеками в виде труб и управляющей консолью, представляющей собой длинную клавиатуру с сотнями кнопок. Дата-сервиторы, выполненные в виде позолоченных херувимов, цеплялись за углы органа и насвистывали друг другу строчки координат. Офицер-навигатор, сидящая в кресле подобно музыканту, резко повернулась при появлении Кайсленн-Гара. Она выглядела классическим продуктом выпуска военно-космической академии — неизменно накрахмаленный воротничок и все такое прочее.

— Прямая связь по-прежнему отсутствует, — бросила офицер, — но сенсориум подтверждает наличие эскортной эскадры «Весталка», а также основного заправочного судна «Священная Истина» и семидесяти процентов кораблей обеспечения.

— И?..

— Они немного не там, где положено.

— И то хорошо. — Капитан Кайсленн-Гар проковылял к командирскому креслу — массивному трону из бронзы и нефрита, нависавшему над мостиком подобно голове морского чудовища.

Мостик «Решительного» был оформлен в высочайшем имперском стиле, словно кошмарная барочная пародия на соборы и кладбища, расположившиеся по краям искусственного озера пятидесяти метров в поперечнике. Именно на поверхность озера передавалась информация от систем слежения — но сейчас, когда большая часть модулей связи вышла из строя, по воде бежала только рябь статических помех. Близнецы-органы навигационного комплекса и терминала связи стояли на противоположных берегах, а в дальнем конце высился огромный склеп, украшенный статуями стражей и вмещающий в себя когитатор мостика. Под потолком были подвешены стилизованные облака, украшенные золотом и серебром. А над ними располагался стол, за которым сидел, склонившись над распечатками и рычагами управления, старший артиллерист Кринн.

Вдоль стен выстроились ряды когитационных терминалов, где сидели младшие офицеры и операторы, чьи лица подсвечивались зеленоватым светом экранов, по которым бежали потоки данных. Корабельный техножрец разместился в похожей на корону конструкции, постоянно вращавшейся наподобие символа Механикус, шестеренки, и выступавшей из стены над склепом когитатора. Жрец был на посту. Он сидел на троне, окруженный серебряными ангелами, и из-под его одежд струились длинные ребристые кабели, передававшие информацию от корабельных систем прямо в мозг.

Мостик был столь же изящен и загадочен, как и сам Кайсленн-Гар. Капитан давно уже должен был погибнуть из-за запущенного рака, терзавшего его, но Имперский Флот снабдил его многочисленными системами ребриферов и очистителей крови, так что теперь тучное тело Тореллиса повсюду сопровождали химические испарения, выбрасываемые его искусственными легкими.

— Мне необходим полный отчет о сложившейся ситуации, — сказал Кайсленн-Гар. — От навигационного отдела мне в первую очередь нужно получить варианты отступления, если все это безумие обернется полномасштабным нападением. Что там с сенсорами дальнего действия? Может к нам кто-нибудь подобраться? Или нам и в самом деле так и придется постоянно оглядываться через плечо?

Офицер-навигатор пробежалась пальцами по клавишам, извлекая изящную мелодию, и сервиторы расправили короткие крылья, хором зашептав необходимую информацию по всевозможным вариантам отхода для «Решительного». На поверхности обзорного озера замерцали размытые, дрожащие образы, полученные с корабельных сканеров. Помещение наполнилось бормотанием офицеров и членов экипажа, пытающихся разобраться в показаниях тех немногих сенсоров и линий связи, что еще действовали.

— И еще, могу я взглянуть на город? Ведь именно он стал причиной нашего прилета. — Кайсленн-Гар простер руки. — Неужели они все погибли? Там все горит? Я ведь ни хрена не знаю, поскольку мы практически слепы, фраг вас раздери! Меня не интересуют аэрокосмические снимки, мне надо знать, где находится Гвардия!

— Распознаю образ, — раздался голос старшего артиллериста Кринна. — Мы получили необычные показания прямо перед обрывом связи. Похоже на квантовое излучение. Скорее всего, причиной стала детонация вортексного заряда.

— Так, значит, «Смертельные удары» все же сработали. Ха! Я задолжал выпивку консулу Кельченко. Что еще?

— Орбитальные коммуникации все еще не восстановились, — доложил офицер, дежурящий у терминала связи. Трубы органа гудели, сообщая об отсутствии сигнала. — Аварийные системы работают, но они позволяют только задействовать маяки. Мы можем сказать, что «Истина» и «Весталка» все еще с нами, но не более.

Кайсленн-Гар сгорбился и постучал обтянутыми серой кожей пальцами по подлокотнику трона. Это никуда не годилось. Мало того, что Военно-Космический Флот не мог помочь ему в кампании за Грейвенхолд, так теперь он еще и ослеп. Его все равно что и не было. Внизу могло происходить все что угодно, и — учитывая неожиданность и всеохватность обрыва связи — уже произошло. Главной задачей «Решительного» было проследить, чтобы на помощь чужакам, захватившим Грейвенхолд, не пришли другие корабли. Но сканеры дальнего действия не работали, а следовательно, эльдары могли незамеченными передвигаться под самым носом имперского крейсера.

— Не к добру, — пробормотал капитан себе под нос. — Совсем не к добру.

И тут ему в голову пришла одна мысль. Он распрямился и включил редко используемый вокс-канал. Внутренняя связь восстановилась только недавно, и ответивший голос сражался с воем помех.

— Корабельный архив слушает.

— Говорит капитан Кайсленн-Гар. Происшедшее не повредило банкам памяти?

— Нет… нет, сэр. Они активны и работают без перебоев.

— Хорошо. Как твое имя?

— Энсин Кастильян Крео, сэр.

— Слушай, энсин, мне надо знать, что могло оказать подобное воздействие: оружие, формы жизни, феномены варпа — все, что способно было вырубить всю нашу связь. Справишься?

— Проведу полный анализ, сэр. Мне необходимо разрешение привлечь к поискам одного из техножрецов.

— Ты его получил.

— Благодарю, сэр. Конец связи.

Поверхность озера вновь вспыхнула, и на ней проступил аэрокосмический снимок Грейвенхолда. Кайсленн-Гар быстро нашел ярко выделяющийся черный кратер от взорвавшейся вортексной ракеты. На южном берегу Грейвен горели морские склады, а на месте арены зиял темный провал. Поверх снимка были наложены результаты краткого анализа расположения войск. В первую очередь Кайсленн-Гара занимала линия, протянувшаяся от реки до южных трущоб, вдоль которой заняли позиции селевкийцы, а также скопление артиллерии возле старых заводов и Огненные Ящеры, окопавшиеся в тени городской стены возле административного района.

— Где же Янычары? — спросил капитан, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Носовые сенсоры ожили, — раздался голос кого-то, дежурившего в переднем сенсориуме. — Получили несколько аномальных считываний, проводим полную диагностику.

— Плазменный поток превышает норму, — заговорил следующий, находившийся в реакторном отсеке. — Подаем охладитель… задействовано аварийное отключение вспомогательных систем…

Кайсленн-Гар потряс головой. Казалось, что его кораблю нанесен такой же удар, как и Гвардии на поверхности. Либо сенсоры продолжали сбоить, либо кто-то специально подавал в системы неправильные данные. И капитан не мог сказать точно, что из этого лучше.

Он видел, что на мостике едва справляются с хаосом. Из всех отсеков прибегали гонцы, разносящие туда-сюда распоряжения и отчеты. Группа техноадептов спустилась к коммуникационному терминалу и принялась разбирать его, отвинчивая золоченые панели, призывая тяжелых сервиторов со стен, чтобы достать дата-стеки, и громко переругиваясь с дежурным офицером. Прибежал священник, чье простое коричневое одеяние резко контрастировало с бронзовой роскошью мостика, и начал читал молитвы за души корабля и его экипажа. Наконец что-то древнее и электрическое в гробнице когитатора не выдержало и взорвалось. Туда сразу же устремились старшины, вооруженные огнетушителями.

И чем хуже становилось положение, тем больше они суетились. Кайсленн-Гар стал капитаном не потому, что был эффективным лидером, — да и особой харизматичностью он не обладал даже до того, как его тело напичкали медицинским оборудованием. Он занимал свое место по той причине, что, когда все вокруг носились сломя голову, Тореллис сохранял относительное спокойствие и напоминал остальным о поставленных задачах. Он умел по-настоящему увидеть происходящее и передать увиденное остальным в своей небольшой флотилии.

— Капитан? — вновь ожил вокс. — Говорит энсин Крео. Получены первые результаты.

— Хорошо, хорошо.

— Ну… достаточно мощные орудия причинили бы также и значительные разрушения, так что… ну… думаю, это бы мы заметили.

— Согласен.

— Поскольку поблизости нет ни плотных туманностей, ни квазаров, звездные аномалии тоже можно исключить, если только, конечно, не взорвалось светило Энтимиона четыре. Но если отбросить и совершенно невозможную техническую ошибку сразу всех наших операторов связи, остаются лишь крайне невероятные версии. Сэр?

— Расскажи мне о них, энсин.

— Что ж… на самом деле есть только одна…

— Какая?

— Магия.

— Ясно. Спасибо, энсин Крео. — Кайсленн-Гар выключил вокс.

— Магия, — вздохнул он себе под нос. — Просто охренительно.

Городской пейзаж, отражающийся на поверхности озера, запылал, когда большая часть богатейшего из районов Грейвенхолда взмыла в столбе фиолетово-белого пламени.

— Есть ли оружие, что никогда тебя не подведет? — мрачным тоном спросил Иктинос.

— Моя душа, — ответил ему брат Кекропс. — Моя душа никогда не пересохнет и не даст осечки. Ее нельзя отнять и обратить против меня.

— Хорошо, — сказал капеллан. Он сделал несколько шагов вдоль строя. — Где свершится последняя битва?

— В умах, составляющих Человечество, — прозвучал ответ брата Мирмоса.

— И когда?

— Мы уже в ней сражаемся.

— Хорошо.

Пальцы Иктиноса прикоснулись к небольшой, обтянутой кожей копии «Военного Катехизиса», свисавшей с его пояса на серебряной цепочке. Слова Дениятоса, легендарного воина-философа Испивающих Души, сохранили свое значение для Ордена и после изгнания. И в обязанности капеллана входило добиться того, чтобы каждый десантник принял их всем сердцем. А это были его десантники — те, с кем его объединила духовная связь на Стратикс Люмина, — и он намеревался подготовить их души к тяготам, что предстояли Ордену в будущем.

На Карнакском мосту царила относительная тишина. Селевкийские разведчики пытались пересечь его днем ранее, прежде чем их наступление захлебнулось. Тела гвардейцев все еще лежали на дороге, где их остановил болтерный огонь десантников Иктиноса. Судя по всему, селевкийцы решили, что на северном берегу им противостоит некая неуязвимая сила, и перестали посылать людей.

Мост являл собой чудо инженерной мысли. Он был подвесным и раскачивался над широкой рекой благодаря кабелям, поддерживаемым башнями, расположенными поперек русла и увенчанными орлами с распростертыми крыльями. Сторожки на разных сторонах моста некогда предназначались для контроля движения людей между нищим Югом и богатым Севером, соответственно северная башня была значительно более роскошной. Высокое, квадратное в основании мраморное строение украшали многочисленные статуи и таблички, посвященные прославленным аристократам, а внутри располагались бальные залы и приемные, предназначенные для того, чтобы должным образом встречать дипломатов перед их прибытием в лучшую половину Грейвенхолда.

Десантники Иктиноса заняли пару нижних этажей — в задачу двух боевых братьев входил постоянный надзор за мостом. Отряд капеллана составляли тактические десантники и несколько штурмовиков, присоединившихся к нему после гибели своих офицеров. В обычных условиях подобное формирование было бы крайне неудачным, но Иктинос смог сделать из них оружие. Его людям больше не приходилось применять свои прежние навыки, от них требовалось только следовать за капелланом.

— Есть новости? — спросил он.

— Практически никаких, — ответил Кекропс, штурмовой десантник. — Впрочем… на южном берегу много артиллерии. А укрепления ниже по течению, похоже, уничтожены — было много стрельбы и взрывов. Каргедрос наносит ответный удар.

— Интересно, чем?

— Мы не увидели ни одного ксеноса, капеллан. Больше похоже на людей. Мятежники. Вероятно, даже бывшие гвардейцы.

— Кхм-м… — Иктиноса раздражало, что с момента схватки за здание биржи его десантники не вступали в настоящее сражение, а только в бою можно было действительно осознать слова воина-философа. — В какое забавное местечко превращается этот город. Прямо Империум в миниатюре. Люди убивают людей, а чужаки и ведьмы глядят на все это со стороны. Что бы сказал на это Дениятос?

— Ничего, капеллан, — ответил Кекропс. — Он наблюдал бы до тех пор, пока не понял, а затем начал бы действовать.

— Верно, — кивнул Иктинос. — Передайте дежурство Тиельну и Аполлонию, а затем отправляйтесь на три часа в полусон. Сражение все-таки может докатиться и до нас, и мне хотелось бы, чтобы вы все были отдохнувшими, когда придет время.

Наблюдатели отсалютовали и ушли звать своих сменщиков. Посмотрев в широкое окно, выходящее на мост, Иктинос увидел, что воды Грейвен окрасились в розовый цвет из-за крови, а мимо проплывают трупы. Некоторые из них были практически обнажены и обладали аномально развитой мускулатурой с металлическими внедрениями сросшегося с телами оружия. Технология ксеносов, вне всяких сомнений. Он покачал головой. Невзирая на все, что приказывал Император и что делали Его подданные, ксеносы постоянно маячили в будущем Человечества.

Иктинос присоединился к восстанию Сарпедона, поскольку, несмотря на ментальное вбивание догм и религиозных норм, никогда не был полностью удовлетворен тем, что делалось ради исполнения воли Императора. Нынешний магистр убедил капеллана в том, что Империум служит своим правителям, но не Императору, и все увиденное Иктиносом впоследствии только подтверждало эти слова. Но было и нечто большее. Император не нуждался в том, чтобы Человечество заботил исключительно вопрос собственного выживания. Люди не были обычными животными, и бороться стоило не только за право существования. Император уготовил для них великий путь, но, вместо того чтобы пойти по нему, Человечество впало в стагнацию, сражаясь в одних и тех же войнах, живя и умирая, но не осмеливаясь сделать даже шага вперед.

Лишь изгнание позволило Иктиносу искать выход. Пока что он не был уверен, что нашел его, но перечитал все работы Дениятоса и зарылся в историю Ордена, подвергнув тщательному анализу все, чему его учили прежде. Капеллан начинал понимать, что нужно делать, и первым шагом было передать знания своим десантникам.

Он был капелланом Испивающих Души, и, вероятно, никто лучше его в Галактике не понимал волю Императора.

— Возмущение на севере, — вызвал его по воксу брат Октет.

— Войска?

— Нет, — ответил Октет, в обязанности которого входило дежурить у северной стены башни. — Это… возможно, они задействовали еще один «Смертельный удар»…

Иктинос бегом пересек бальную залу, с грохотом спрыгнул в оркестровую яму и поднялся на сцену, нависавшую над помещением.

Позади занавеса он нашел брата Октета, который разглядывал пейзажи городского севера с его роскошными особняками и пародиями на замки, соревнующимися в богатстве. И посреди всего этого нарастала пульсирующая фиолетовая масса, в которой проскакивали черные молнии, вырывавшиеся на поверхность и бившие в небо.

— Иктинос всем подразделениям! — Капеллан очень надеялся, что вокс-связь все еще способна пробиться к остальным Испивающим Души, оставшимся под землей. — Вероятность моральной угрозы. Всем укрыться и укрепить дух. Ксеносы что-то зате…

Портал открылся.

Землю в самом сердце Грейвенхолда вспороло фиолетовое, пронизанное чернотой копье, ударившее в потемневшее небо. Прекрасные особняки испарились, их мраморные стены и позолоченные фрески были смете ныгрубой мощью колдовства. Вокруг кратера силой магии, откликавшейся на подземный ритуал, выжглись загадочные мерцающие символы языка ксеносов.

Кровь, пропитавшая пыль Грейвенхолда, кровь, пролитая тысячами людей, погибших на улицах, вскинулась и забила фонтаном, будто лава, рвущаяся из вулкана. Кошмарным потоком она потекла по дорогам, разбиваясь пенными бурунами о подножия зданий. Казалось, огромная пуля пробила сердце города, и его собственная кровь брызнула на сотни метров ввысь.

Налетела ударная волна, наполнившая десятки окрестных кварталов злой магией. Колдовство подпитывалось следами, оставленными яростными эмоциями, и на отполированных деревянных стенах проступали безумные лики, созданные из гордыни и высокомерия правящего класса Грейвенхолда. Обида униженных слуг превратилась в призрачные гротескные руки, тянущиеся к небу из полов и поверхности дорог. Там, где свершилось жестокое убийство, вырастали отвратительные смеющиеся твари, рожденные в самых уродливых кошмарах. Они прыгали и визжали на извилистых улицах города.

Копье темной энергии пронзило черные тучи и разбросало их в стороны. Оно вырвалось за пределы атмосферы Энтимиона IV и заставило вскипеть черноту вакуума. Промчавшись мимо «Решительного», копье опалило ему борт. Те инженерные команды, кому не повезло в этот момент очутиться во внешних слоях обшивки, сошли с ума от видений, созданных колдовством ксеносов, — видений о великом мире, подвешенном в варпе, где принц-эльдар правит империей истязателей и магов. Колдовское копье ударило «Священную Истину» точно посредине и разрезало пополам. Огромные топливные баки в трюме лопнули, раздался взрыв, и гибель корабля отметила искорка белого света в темноте мчащейся дальше колонны. Фиолетовая молния ударила в остатки носовой части, испепелив пятитысячный экипаж, который перед смертью успел погрузиться в пучину абсолютного безумия. Силой взрыва раскидало вспомогательные корабли и посадочные модули, и те, лишившись управления, срывались с орбиты или попадали в смертоносное поле притяжения солнца системы Энтимион.

Не было никого в городе, кто не ощутил бы на себе происшедшего. Каждого гвардейца парализовала головная боль, следом за которой в их души вонзился шип абсолютного зла. Главнокомандующий Ксарий вновь увидел устланные трупами поля Вальхаллы, бесконечные смерзшиеся груды тел погибших из-за его приказа продолжать наступление. Перед взглядом Рейнца встал десантник-предатель, с которым ему пришлось сразиться, только-только обретя статус полноценного боевого брата Багровых Кулаков, и командор вспомнил, какой испытал ужас, встретившись с собратом, переметнувшимся на сторону Темных Богов. Сарпедону явился Микайрас, десантник, которого он выбросил через воздушный шлюз во время внутренней войны и который сумел выжить, чтобы вновь встретиться с ним на Стратикс Люмина, — и сердце магистра наполнилось стыдом за двукратное убийство этого боевого брата.

Лейтенант Эльтанион опять оказался на отдаленном имперском мирке, где Огненные Ящеры Форнукс Ликс подавляли восстание. Гвардейцы вытаскивали из домов женщин и детей, чтобы показать их непокорным мужьям и отцам правосудие Императора. Консул Кельченко увидел своего предшественника на посту — пожилого мужчину, умолявшего о пощаде, когда он зачитывал список обвинений в коррупции и некомпетентности, повлекших за собой повешение старика.

Страх. Позор. Ненависть. Такие воспоминания охватили каждое человеческое существо в городе, питая распространяющееся по Грейвенхолду колдовство. Большинству людей удалось справиться с ними, задушить их и загнать обратно в глубины своего разума, где им и было место. Для нескольких эти образы послужили причиной гибели, но многих солдат охватило безумие.

В самом центре черной колонны, будто в сердце урагана, таилась истинная суть заклятия Каргедроса. Крошечное оконце, сквозь которое реальность смотрела на бесконечные псионические пейзажи варпа… И окно это начинало расти.

Принц стоял на краю бездонной ямы, образовавшейся в центре тронной залы, — шахты, пробившей камень реальности и углубившейся в варп. Глядя вниз, он мог видеть восхитительную кипящую вселенную, моря расплавленных эмоций, парящие горы, где демоны свили свои гнезда. Колдуны были нужны, только чтобы открыть врата. Теперь портал сам поддерживал себя, поскольку рвущиеся наружу энергии мешали ему закрыться.

Каргедрос услышал какофонию демонического шепота и вопли обреченных, заблудившихся в варпе. Услышал речи богов, и среди них звучали слова Той-Что-Жаждет — первой среди них и покровительницы настоящих эльдаров. Портал, открывшийся на поверхности Энтимиона IV, вскоре должен был захлестнуть планету энергиями Имматериума и вырвать ее из реального пространства. Целый мир будет доставлен невредимым к Той-Что-Жаждет.

Человек пришел бы в восторг, обрети он право править планетой, где сможет по своему желанию менять очертания континентов, населенных существами из бесконечных зверинцев варпа. Но запросы Каргедроса были выше того, что мог пожелать человек. Он действительно понимал космические последствия своих действий. Принц собирался стать новой силой Эмпирея, существом, разорвавшим границы между одной реальностью и другой. Все нити наследования, что так любимы эльдарами, отвергшими Ту-Что-Жаждет, прервутся. История будущего Галактики изменится, и в игру вступят новые судьбы.

Новый Коммораг, не скрывающийся более от глаз искусственных миров других эльдаров, но сияющий в варпе горделивым маяком, освещающим каждый уголок реальности чистотой своей жестокости и величием правителя. Никому не дано знать пределов этой скверны. Равновесие между варпом и настоящим пространством будет нарушено, они станут перетекать друг в друга, и со временем реальность преобразуется во что-то совершенно новое. Каргедрос пока не знал, какие формы она примет, но уже чувствовал, как в нем вскипает дикая радость понимания, что он станет автором всего этого.

Принц обвел взглядом гомункулов, собравшихся возле портала. И без того изуродованные лица были перекручены болью. Портал питался силой их воспоминаний, чтобы сохранять стабильность. Гомункулы не ожидали, что Каргедрос использует их именно так, когда соглашались присоединиться к миссии на Энтимионе IV, но у них было слишком мало мозгов, чтобы по-настоящему понять цели принца. Эти существа служили палачами в обществе эльдаров, и у каждого из них было полно воспоминаний о самых изощренных пытках. А многие, благодаря проведенным над собой экспериментам, служили источником превосходного союза страдания и жестокости, как нельзя лучше соответствовавшего нуждам Каргедроса.

Он обошел вокруг портала, державшего в своем плену гомункулов. Снаружи тронной залы выстроились черные ряды инкубов — закованных в тяжелую броню элитных воинов, ставших телохранителями и прислужниками принца.

— Капитан, время на исходе, — сказал Каргедрос начальнику инкубов.

— Значит, решено, — откликнулся тот. Инкубы не были эльдарами, и никто не знал ни откуда они пришли, ни принципов их мышления. — Зов Той-Что-Жаждет становится все сильнее. Мы больше не можем не обращать на него внимания.

— Наша карта сыграна, и теперь животные на поверхности могут попытаться найти это место. Даруй им смерть раньше, чем они успеют взглянуть на наш новый мир.

— Конечно, мой принц, — ответил капитан. Колеблющийся столб энергии варпа отбрасывал загадочные блики на линзы его во всем остальном безликой маски. — И да послужат инкубы своей госпоже.

Капитан — он, как и все остальные инкубы на службе Каргедроса, никогда не называл своего имени — резко развернулся и вместе со своими воинами отправился к воротам дворца, где враги могли попытаться атаковать внешние укрепления.

Инкубы промаршировали мимо ведьм, резко контрастировавших с ними своей ленивой апатией и внешним отсутствием дисциплины. Впрочем, облик последних был обманчив. В одно мгновение они могли превратиться в молниеносных убийц.

— И вы, — произнес Каргедрос с улыбкой, в которой невнимательный наблюдатель мог бы увидеть нежность, — дети мои. Благословленные моей кровью. О убийцы, о прекрасные творения!

Ведьмы зашевелились. Некоторые из них достали оружие или выгнули тела, словно лениво проверяя их готовность нести смерть. Одна вскочила на ноги. Каргедрос не мог назвать ее имени, поскольку ведьмы ежедневно меняли вожаков просто ради интереса.

— Игры кончены, да? — спросила она. Эта ведьма являла собой превосходную эльдарскую породу — огромные, поблескивающие зелеными огоньками черные глаза и почти абсолютно белая кожа, под которой змеились тугие мышцы. — У нас так мало развлечений. А эти животные хотя бы иногда доставляют удовольствие от охоты, если их успевают предупредить. Среди них бывают даже такие, кто умеет драться, а порой и не сдаваться. Но неужели другой добычи не будет?

— Игры, — сказал Каргедрос, — только начинаются, особенно для вас. Вы следовали за мной с тех пор, как я впервые оставил Коммораг, так неужели вы думаете, что теперь мне придет в голову посадить вас на привязь и не пускать сражаться? Вы меня обижаете. Отправляйтесь наверх. Пусть кровь льется рекой. Я опасаюсь, что разрушения могут прекратиться, а это не принесет нам ничего хорошего. Вы должны поддерживать огонь в печи смертоубийства, о кровь от крови моей. Я хочу, чтобы они страдали и кровь, необходимая моему новому миру, не иссякала.

Предводительница ведьм прогнулась назад, сделала кувырок и в том же движении вынула из ножен пару двулезвийных мечей. Она что-то прокричала, и все остальные ведьмы откликнулись эхом, устремившись следом за ней к выходу. Они получили разрешение убивать, а других приказов Каргедросу давать им и не приходилось.

Все эльдарские воины, кто не был занят в стравливании между собой человеческих стад, заняли позиции вокруг дворца. Дворец был надежно скрыт и оборонялся лучшими бойцами принца. Каргедрос уже ощущал прикосновения Той-Что-Жаждет, протянувшей руки с небес, чтобы приласкать его в благодарность за свой новый темный мир. О, сколько тайн откроется, когда богиня, алчущая крови других эльдаров, посадит его по правую руку от себя.

По узкой винтовой лестнице Каргедрос спустился в опочивальню, некогда занимаемую королем. Тот явно обожал золото и эбеновое дерево, так что все полы и стены в его покоях сверкали блестящей черной поверхностью, украшенной изящными кремово-белыми узорами. Необычайно хороший вкус для человека.

Акрелтас сидел на длинной черной деревянной скамье в кабинете. Давным-давно, когда Каргедрос являлся еще архонтом кабала Горящей Чешуи Комморага, Акрелтас был лейтенантом, которому принц почти доверял. Теперь кабал превратился в личную армию пиратов и работорговцев Каргедроса, и Акрелтас был по-прежнему с ним, превратившись в его глаза и уши.

— Он останется открытым? — спросил принц. На мгновение его помощник задумался.

— Если рабы продолжат сражаться, для чего они и были созданы. И если люди не сдадутся слишком быстро.

Каргедрос улыбнулся:

— Ну, этого можно не опасаться. У них очень странное представление о том, когда надо подыхать, а когда продолжать бороться. Думаю, я достаточно хорошо в них разбираюсь. Надавишь слишком слабо, и они даже не обратят на это внимания. Передавишь — впадут в отчаяние. Но если точно отмерить дозу, они ни за что не сдадутся. Надежда — вот ключ. Пока они питают хоть какую-то надежду (главное — не дать ее слишком много), сражаются до последнего. И так всегда.

— Ты и в самом деле хорошо в них разбираешься, мой принц, — сказал Акрелтас. — Их осталось, должно быть, половина, и они продолжают борьбу.

— А что слышно о Сарпедоне?

— Нам точно не известно. Часть его людей остается на поверхности, но в большинстве своем они явно под землей.

— Мне бы очень хотелось узнать, где он. Полагаю, он чувствует, что его предали, а люди очень близко к сердцу воспринимают подобное. Не удивлюсь, если все они сейчас идут к нам, чтобы восстановить свою честь, подохнув под нашими стенами… что ж, я с удовольствием окажу им такую услугу.

— Могу натравить на него мандрагор, принц.

— Хорошо. У нас осталось всего несколько часов, так что удостоверься, что кровь продолжает литься, и тогда все получится.

— Конечно.

Каргедрос оставил Акрелтаса заниматься делами. Древний король явно любил окинуть взглядом свои владения, поскольку из его личных покоев можно было выйти прямо к бойницам, в свою очередь выходившим на невероятно огромную пещеру, где размещался дворец. Массивное строение выступало из одной стены, в то время как противоположная была изрезана десятками тоннелей. С потолка пещеры свисали сталактиты и лились потоки воды, просачивавшейся из протекавших выше ручьев. Эльдарские воины Каргедроса выстроились на каменистом поле, и несколько гравициклов скучало в стороне на тот случай, если кто-нибудь и в самом деле осмелится спуститься сюда и атаковать дворец. Эти бойцы были прекрасно осведомлены о своем настоящем предназначении, но все равно пришли, чтобы стать свидетелями того, как Каргедрос обретет право называться владыкой их нового мира, поскольку были с ним с самого начала. Они сражались в составе пиратской флотилии принца с тех самых пор, когда Та-Что-Жаждет впервые вложила в него желание покинуть Коммораг и основать истинный дом эльдарской расы.

Каргедроса раздражало убожество дворца. Пусть лучшего замка правителя на Энтимионе IV и не было, но все равно его придумал грубый человеческий разум. Принц собирался поднять из моря новый бастион — град-крепость, способный затмить даже башни Комморага. Он будет переполнен пыточными залами и гладиаторскими аренами, домами наслаждения и храмами, посвященными богине Каргедроса. Его разум выделял нити судьбы, ведущей его к трону на вершине самого высокого шпиля, позволяющего узреть разом весь подвластный ему мир. Ни для одной из этих нитей ничто не представляло угрозы в течение нескольких часов, остававшихся до рассвета.

На поверхности лилась кровь. Внизу портал засасывал в варп материю Энтимиона IV. Теперь только время имело значение.

 

Глава четырнадцать

Гравицикл настолько низко промчался над головой Евмена, что чуть не снес ее с плеч. Скаут-сержант ощутил, как лезвия вспороли воздух буквально в нескольких сантиметрах от его лица. Ответный выстрел из болтерного пистолета прошел мимо, и наездник начал безумно низко разворачивать свою машину между уродливыми обрубками фонарных столбов, чтобы бросить ее в следующий заход.

После сражения за здание биржи правительственный район подвергся полномасштабному артиллерийскому обстрелу, и размах разрушений производил впечатление. Некогда грозные ряды зданий превратились в лабиринты полуобвалившихся стен и открытых небу помещений. Протянувшись между позициями селевкийцев и Огненных Ящеров, эта земля оказалась ничейной территорией, и здесь все просто кишело эльдарами, жаждущими битвы, ищущими, кого бы убить. Скауты Испивающих Души стали самой привлекательной мишенью, но Евмен не слишком возражал. Ему нравилось, когда его недооценивали.

Сержант выпустил еще три заряда по низко летящему темному силуэту, вновь пытающемуся зайти ему в спину, но те срикошетили от опаленных колонн и нагромождений обломков. Длинный бронированный нос гравицикла откинулся, и машина неистово закружилась вокруг своей оси, неожиданно устремившись на Евмена сверху. Под зелеными защитными очками засверкали оскаленные в усмешке зубы наездника. Обвешанные крючьями цепи заструились позади машины, а клинки, развернувшиеся на месте носовой части, легко резали кирпичные стены. Взревел двигатель, заработавший на максимальных оборотах.

Евмен мог кувырком уйти в сторону. Мог прижаться к земле, надеясь на то, что гравицикл пролетит над ним, а не возьмет ниже, чтобы рассечь сержанта лезвиями, приваренными к днищу машины. Скаут мог предпринять любой шаг, ожидаемый ксеносом, и умереть. Но он не стал этого делать.

Сержант вышел из укрытия, подставляясь под клинки. Скорее всего, наездник сталкивался со сходным поведением гвардейцев, когда те, загипнотизированные скоростью и изяществом машины, становились мишенью для показательного убийства. Ксенос увидел в этом свой шанс. Гравицикл накренился, и наездник вынул из ножен кривой кинжал, чтобы лично обезглавить скаута. Евмен должен был пополнить число трофеев, насаженных на ряды шипов, стать игрушкой, отложенной на то время, когда закончится основное веселье.

Но Евмен сражался не в одиночку.

Убийца неожиданно завалился набок, судорожно дернув рычаги управления. Крен машины резко увеличился, и она закружилась, потеряв управление. Гравицикл крутило и переворачивало, увлекая все дальше в руины. Наконец он врезался в полуобрушившуюся колонну и развалился на две части. Нос и корму отбросило в противоположные стороны, а наездника швырнуло на изрытую кратерами дорогу.

Из тени неподалеку выскользнул скаут-снайпер Раек.

— Красиво издох, — улыбаясь, сказал он.

— Еще не издох, — возразил Евмен.

Вскинув болтерный пистолет, сержант прицелился в наездника, пытавшегося уползти, волоча ноги. Заряд ударил эльдара в шею.

— Раек, никогда не поворачивайся к ним спиной, пока не убедишься, что они мертвы.

Вдвоем эти скауты представляли удачную команду. Снайперская винтовка Раека и изобретательность Евмена складывались в убийственную комбинацию даже без ножа Селена или дара предвидения Найрюса. Скамандру уже достаточно давно не приходилось пускать в ход свои пирокинетические способности, поскольку скауты стремились как можно быстрее пересечь правительственный район и не нуждались в мощной огневой поддержке, бесшумно убивая только тех, кто случайно оказывался на пути. Эльдары полагали, что охотятся на запуганных, заблудившихся людей, и уже далеко не первый наездник гравицикла поплатился за эту ошибку.

— Почти пришли, — раздался в воксе голос Тидея, идущего впереди.

Вокс-канал по-прежнему был забит помехами, но хотя бы работал. Посмотрев в брешь между руинами, Евмен увидел остатки того, что некогда являло собой здание биржи, — теперь и оно, и сенат позади него были простым нагромождением опаленного строительного мусора и тлеющих опорных балок.

— Идем дальше.

Войдя в тень развалин биржи, они увидели остаточные следы сражения с Багровыми Кулаками. Из-под поваленной каменной плиты торчала рука в красной латной перчатке. Повсюду лежали тела погибших гвардейцев Форнукс Ликс — их пересохшие рты были раскрыты, глаза безумно таращились. Мухи уже начинали садиться на мертвецов. В одном из трупов Испивающих Души Евмен узнал бойца из отряда Грэвуса. Это был штурмовой Десантник, чью потерю Орден на самом деле не мог себе позволить. На шее воина виднелась свежая рана, там, где раньше находилось генное семя, теперь извлеченное апотекарием, — если Испивающие Души смогут выбраться с Энтимиона IV, орган пересадят очередному новобранцу, зачисленному в скауты. Сам Евмен стал обладателем семени, ранее принадлежавшего сержанту Гивриллиану, о котором Сарпедон отзывался как об одном из лучших десантников Ордена.

Артиллерийский обстрел пробил брешь в фундаменте биржи, воронка уходила на два этажа вглубь. Повсюду были разбросаны обгоревшие листы бумаги. Нижние помещения здания явно использовались для хранения финансовых отчетов. Впереди Евмен увидел десантников Грэвуса, выставленных в качестве дозорных. Их осталось немного, и хуже всех выглядел сам сержант — его броня была измята и дымилась, а рукоять силового топора была покрыта засыхающей кровью.

— А, скаут-сержант, — произнес Грэвус. — Хорошо. Сарпедон ждал тебя.

— Оттуда, где мы находились, происходившее возле восточной стены производило не лучшее впечатление.

— Да, нехорошо там было. Они прямо на нашем пути сцепились с Огненными Ящерами. Пришлось прорубаться и через тех, и через других. — Грэвус повел Евмена вниз, мимо пострадавших в пожаре кабинетов и библиотек.

— Все гвардейцы на юге погибли, — сказал скаут. — Ксеносы занялись ими лично.

— Их уже некому остановить. Что бы там Каргедрос ни затевал в этом городе, он уже почти завершил свою работу. Поэтому они могут просто развлечься охотой. Жду не дождусь, когда мы уберемся отсюда.

Евмен посмотрел на него:

— Да, но мне кажется, мы здесь еще не закончили.

Командор ожидал его в почти не пострадавшем кабинете, где древние светосферы окрашивали желтизной стены, заставленные стеллажами с тлеющими книгами, и огромный стол, за которым стояли и Сарпедон, и остальные библиарии — Греск и Тирендиан.

— Скаут Евмен, — сказал магистр. — Превосходно. Ты должен указать нам местоположение Теллоса.

Сарпедон разложил на столе старую карту Грейвенхолда. На ней уже были отмечены изменения, внесенные в архитектуру артиллерией и взрывами, как, например, в случае уничтожения арены или появления нового кратера на севере города.

— Рад видеть тебя живым, новобранец Найрюс, — произнес Греск.

— Благодарю вас, сэр, — ответил молодой псайкер.

— Успехи есть?

— И значительные. Думаю, этому способствовало сражение. Намного дальше видеть не стал, но получаю достаточно отчетливую картину примерно на час. Прежде чем Евмен укажет вам на Теллоса, ему необходимо узнать, где расположен мост с двумя сторожевыми башнями.

Евмен оторвал взгляд от карты.

— Да, он прав.

Сарпедон улыбнулся и ткнул пальцем в один из мостов через реку Грейвен — Карнакский мост, до сих пор удерживаемый Иктиносом.

— Значит, он здесь, — сказал Евмен.

Поблизости от того места, где трущобы встречались с правительственным районом, располагались бойни. Экспорт скота был для Энтимиона IV одним из основных источников прибыли, стада паслись на необъятных зеленых полях. И часть мяса шла на нужды населения Грейвенхолда. Сейчас Евмен указывал на одно из мест, где забивали животных.

— Когда он разбил Янычар, мы проследили за его людьми. Мы держались как можно незаметнее и не подходили достаточно близко, но, по моим оценкам, у него более тридцати десантников.

— Ты уверен, что их вел Теллос?

— Полуобнаженный? Цепные мечи вместо рук? Да, уверен.

— Хорошо. Ты правильно поступил, что не попытался сам сразиться с ним. Изменения Теллоса стали очень опасными практически сразу после событий, связанных со звездным фортом.

— Командор, но… почему он стал таким? Что случилось на Стратикс Люмина?

— Целых два вопроса, скаут, и, боюсь, я не знаю на них ответов. Скорее всего, и сам Теллос не понимает этого.

— Хотите, чтобы я провел вас туда?

— Нет, Евмен, мы и так достаточно быстро управимся. Ты должен сделать для меня кое-что другое. Эта задача в некотором роде будет проще.

— Что?

— Ты должен найти Багровых Кулаков.

— А ну-ка, подсоби! Клянусь Троном Земли, мне сто семнадцать лет, но я еще не готов сдаться! — Лорд-генерал Ксарий, не обращая внимания на боль в суставах, уложил на баррикады еще один мешок с песком.

Солдаты-рабы набрасывались на заграждение, изливаясь сплошным потоком из окон домов, что прилегали к позициям Гвардии с одной из сторон. Стена, возведенная из мешков, уже пропиталась их кровью. А прямо под баррикадой в три слоя лежали тела. Запах стоял омерзительный, и многие селевкийцы уже надели маски ребриферов.

— Слушаюсь, сэр! — Солдат, стоявший рядом с Ксарием, поднял еще несколько мешков, помогая заделать брешь, проломленную тварями.

Прямо на его глазах руки со стальными когтями перетащили за заграждение другого гвардейца и теперь расчленяли его на виду у всех. Ксарий понимал, что от подобного зрелища многие могут уйти в себя, разве что не впасть в коматозное состояние, и как только это случится — они все покойники.

— Страшно? — спросил Ксарий.

— Да.

— Вот и воспользуйся этим.

Наплевав на все возражения Трельнана, лорд-генерал вместе с небольшим числом солдат из резерва выдвинулся вперед, чтобы закрыть собой пролом. Солдаты старались оттеснить его, но он был уверен, что успел насадить на штык нескольких уродливых ублюдков, прежде чем селевкийцы образовали второй огневой рубеж и отбросили врагов залпами лазерных винтовок. Теперь Ксарий занял свое место в строю и помогал готовить укрепления к следующему натиску.

Еще полчаса назад позиции Трельнана обороняли две сотни солдат. Сейчас, по оценке лорд-генерала, их было на пятьдесят человек меньше.

— Как ваши дела, Хасдрубал? — спросил Ксарий по воксу.

— Все хорошо, сэр, — пришел ответ. «Гибельный клинок», управляемый Хасдрубалом, использовал свои тяжелые болтеры и странно выглядящее главное орудие, обстреливая улицу перед собой, разнося ее в клочья и уничтожая вражеские отряды, пытавшиеся прорваться по ней. Укрывшиеся за броней танка селевкийцы добивали уцелевших лазерным огнем. — У нас достаточно боеприпасов, чтобы держаться всю ночь.

— Думаю, нам это потребуется.

— А как вы, сэр?

— Здесь достаточно безопасно, Хасдрубал. — Один из солдат перекинул очередной труп врага через восстановленную стену из мешков, и тот с влажным шлепком упал в пропитавшуюся кровью грязь и сажу. — Позаботься о себе.

С другой стороны позиции обороняла наблюдательная вышка. Установленные на ней тяжелые орудия превратили скопление разрушенных лачуг в иссеченную пулями, опаленную зону смерти, усеянную телами. На четвертом направлении Трельнан командовал лично — из образовавших заслон «Химер» две сгорели, но линия надежно удерживалась.

Этот небольшой квадратик залитого кровью рокрита — вот все, что осталось от мира для Ксария. За его пределами начиналась ничейная земля, кишевшая тварями, которые если и были когда-то людьми, то давно превратились во вскормленных ксеносами бойцовых зверей. Где-то там были другие островки, удерживаемые Гвардией, и иногда вокс-приемник «Гибельного клинка» даже улавливал обрывки передач. Но в целом селевкийцы Трельнана оказались в полном одиночестве.

Они все видели клубы черно-красного дыма, поднявшегося над пристанью, когда та пала. Все видели и рвущийся в небо столб фиолетово-черной энергии. Все понимали, что конец уже близок.

— Я более чем уверен, что существуют правила, запрещающие вам оставаться здесь, — раздался голос Трельнана. Ксарий обернулся и увидел, что полковник стоит прямо у него за спиной. Его форма, так же как и кожа, обгорела и имела серовато-черный оттенок. — Должны же быть директивы, гласящие, что командующие обязаны держаться как можно дальше от тех мест, где их жизни угрожает опасность. Я убежден в этом.

— Не беспокойтесь, полковник, — сказал Ксарий, снова вскидывая на плечо лазган. — Уверен, этот пункт обвинения в списке будет стоять последним.

— Да, но выходит, сэр, что я позволил главнокомандующему сражаться на линии фронта. Мне ни за что не удастся оправдаться.

— Ничего, я замолвлю за тебя словечко.

— Много мне будет проку с ваших обещаний, если вы погибнете. Я серьезно: если хоть одному из нас суждено выжить, это должны быть вы.

— Почему? Это все моя вина, Трельнан. Для того и придумана цепочка командования. Вся ответственность лежит на том, кто сверху, а в данном случае это я. Так что теперь мне остается только поступать правильно. Да и ты, Трельнан, — непохоже, чтобы ты пытался изображать из себя тылового офицера.

— А… не могу же я бросить этих парней на произвол судьбы. — Полковник взвесил в руке свой мелтаган. — К тому же давненько уже я не держал в руках такой штуки. Приятно освежить воспоминания.

— Акрантал?

Трельнан кивнул:

— Три дня эти проклятые тау не давали нам передышки. Мы удерживали долину до тех пор, пока Флот не прислал за нами эвакуационное судно; я, должно быть, израсходовал тогда с дюжину энергетических ячеек. По результатам меня и наградили офицерским званием. — Полковник потряс головой, отгоняя воспоминания о солдатских буднях. — А у вас что?

— Вторая битва за Армагеддон. Трельнан недоверчиво поднял бровь:

— Вы были там?

— Улей Тартар. Ничто так не заставляет почувствовать себя крошечным, как присутствие в гибнущем городе-улье. Седьмой калксианский полк, чтоб ты знал. Меня произвели в офицеры просто потому, что я выбрался оттуда живым. Что очень напоминает и твою историю.

— Что ж, во всяком случае, мы оба уже бывали в такой ситуации.

— Но для большинства парней это первый опыт.

— Желаю вам удачи, сэр.

— И тебе того же. Глядишь, будем хорошо сражаться, так нам еще и памятник поставят.

Трельнан отсалютовал и направился обратно к своим людям. Ксарий увидел, как от центра укреплений оттаскивают еще несколько тел, в то время как два последних медика пытаются выходить порядка дюжины раненых. Гвардеец Картель, назначенный полковым капелланом, совершал обход, принимая последние исповеди и даруя благословение Императора тем, кто в этом нуждался.

Бойцы перезаряжали вращающиеся орудия, установленные на «Химерах», и подвозили снаряды для тяжелых болтеров стрелкам «Гибельного клинка». Один солдат что-то пил из армейской фляги, другой вытирал окровавленный штык о штанину своей формы. Все страхи начинали растворяться, подчиняясь упорному нежеланию умирать.

— Они снова наступают! — прокричал гвардеец, сидевший на крыше наблюдательной вышки, указывая в сторону разрушенных снарядами домов.

— По коням! — прокричал сержант, командовавший строем Ксария. — Эй, ты! Надень живо куртку. Ты на службе, солдат!

Ксарий привалился всем старым, протестующим телом к мешкам, оглядывая руины через прицел лазгана. Оружие еще не успело остыть после выстрела. Кто-то прошел мимо и бросил под ноги лорд-генералу несколько запасных лазерных батарей. Другой гвардеец сделал глубокий вдох, прошептал молитву и занял место рядом с Ксарием.

— Вот дерьмо на палочке! — выругался солдат, находившийся чуть дальше. — Я их вижу.

— Опять такие же? — с деланой ленцой спросил другой.

— Я не… нет, другие.

— Ксеносы, — устало сказал Ксарий. — Ну наконец-то.

И тут командующий увидел их. Однако это были не ксеносы.

Вначале ему показалось, что он видит женщину, но только на одно мгновение. Он заметил огромные уродливые клешни, чешуйчатые когтистые лапы, бледную синеватую кожу и безносое лицо, на котором зияли хищная щель рта и наполненные черной жидкостью прорези глаз.

Затем до него донесся запах. Мускусный, тяжелый и густой, накрывший позиции Гвардии незримым облаком феромонов. Лорд-генерал почувствовал, как начинает кружиться голова и расслабляются мышцы. Пальцы словно сами собой разжимались, выпуская лазган. Стали подгибаться ноги. Веки налились свинцом. И зачем жить, дышать? Можно ведь просто откинуться на спину и смотреть, как это прекрасное, смертоносное существо разорвет его тело.

— Ребриферы! — прохрипел он, сдергивая с пояса маску и натягивая ее.

Линия солдат пришла в движение, повторяя ту же операцию. Но для некоторых было уже слишком поздно — они повалились на землю с закатившимися глазами, ослепленные мороком.

— Медики! Уберите их отсюда! — прокричал один из сержантов.

Ксарий справился с ребрифером как раз вовремя, чтобы увидеть приближение еще большего числа тварей, чья кожа мерцала, словно они не совсем попадали в фазу реального мира.

Краем глаза лорд-генерал увидел угрожающий отблеск энергетического столба, прокладывающего себе путь в небе. Варп-колдовство. Черное искусство. Ксеносы действовали в союзе с Темными Силами. После стольких лет командования Ксарий столкнулся с агентами Хаоса.

— Демоны, — прошипел он.

Селевкийцы не могли устоять против такого врага. Проклятие, даже Космическому Десанту непросто было бы отразить нападение демонов. Сам лорд-генерал никогда еще не участвовал в подобных сражениях, но видел их последствия и лично отдавал приказы казнить тех из солдат, чей разум не выдержал пережитого.

Демоны приближались, стремительно пробегая между обгоревшими деревьями и полуобвалившимися стенами. Тела одних прикрывали рваные кольчуги или наслаивающиеся друг на друга бронированные пластины. Другие были полностью обнажены — уродливая пародия на женскую красоту со змеящейся мускулатурой и зубами, сверкающими в акульих пастях.

— О Император, хоть грех сиреной поет нам свои песни, пусть манит нас путь скверны, охрани наши души от соблазна… — С каждым словом Ксарий пел громче в надежде, что окружающие тоже поймут отличие нового врага от мятежников и ксеносов и присоединятся к нему в молитве.

— … и… и многих святых ниспошли, и новых святых породи… — подхватил дрожащий голос сидящего рядом гвардейца, не сводящего глаз с наступающих демонов.

Всех селевкийских солдат, как когда-то и Ксария, учили простым молитвам, известным во всех семинариях и часовнях Империума. А теперь их слова неожиданно и в самом деле стали что-то означать.

Ксарий начал песнопение, боясь только того, что его голос, взывающий к милости Императора, может звучать слишком старым и хрупким для селевкийцев, к позициям которых неуклонно приближалось нечто, никогда ими не виданное. Но молитва была мечом и щитом для их душ, и без нее многие бы уже сошли с ума или погибли от ужаса, едва чистое зло демонической сути коснулось их сознаний.

Где-то позади тварей нарастало движение. Что-то мчалось к позициям Гвардии с немыслимой, невозможной быстротой. Ксарий увидел длинные птичьи лапы, рассекающие тени руин, кошмарные вытянутые морды с заостренными лентами свисающих языков. Когда кавалерия Хаоса вырвалась из теней, продолжая нестись с невероятной для живого существа скоростью, стали видны и жуткие демонические седоки, уже растопырившие лапы, готовые рубить и обезглавливать. Стали видны их черные водянистые глаза, наполненные яростью.

— Вот фраг! — крикнул сержант. — Огонь! Мать вашу, огонь!

Лазерные импульсы зашипели в воздухе, проносясь над руинами. Демоническая плоть рвалась и срасталась заново, только добавляя уродства скачущим в атаку тварям. Нескольких удалось выбить из седла, и их тела стали распадаться, теряя связь с реальностью. Но все остальные — по меньшей мере двадцать адских кавалеристов — врезались в баррикады.

Людей жалили окованные железом языки. Лапы отрывали руки и головы. Нанося удары, демоны беспрестанно орали, и невыносимый гам заглушал все прочие звуки, вырастая стеной раздражающего белого шума.

— Башня! — прокричал лорд-генерал, хотя не мог расслышать даже собственного голоса. — Прикройте огнем! Бейте изо всех орудий! Изо всех!

Один из зверей перепрыгнул через баррикаду прямо над его головой. Ксарий высадил по нему с десяток импульсов в автоматическом режиме, вспарывая брюхо существа, но оно приземлилось уже невредимым. Тварь прокрутилась на месте, и сидящий на ней демон вонзил лапу в спину ближайшего гвардейца, оторвав того от земли и перебросив через мешки с песком на дорогу. Другой солдат, не прекращая читать молитву, прыгнул на демона сзади и начал раз за разом бить его штыком, с головы до ног вымазавшись в голубом ихоре. Демон развернулся и, распахнув пасть настолько широко, что его челюсти должны были разойтись, как у змеи, откусил гвардейцу половину головы. Но тут же группа бойцов обрушила на тварь огонь своих ружей; к ним присоединился и Ксарий. Десятки лазерных импульсов пронзили демона. Во все стороны полетели влажные куски синеватой плоти, и тело демона начало разваливаться на части, а его «конь» рухнул на колени и растаял в облаке блеклого зловонного тумана.

Глупый горделивый старик. Он мог бы быть уже далеко, но нет, настоял на праве сделать сей драматический жест и показать себя рубахой-парнем. Что ж, теперь ему предстояло сдохнуть.

Таково было влияние демонических испарений. Темные Силы никогда не довольствовались тем, чтобы просто послать на убийство своих мерзких тварей, — они обязательно пытались еще и проникнуть в сознание. Обратить тебя в одного из своих последователей.

«Да ну вас к фрагу», — подумал Ксарий в гневе и выбросил из головы предательские мысли.

Оглядев строй, он увидел, что тот разорван. Половине кавалеристов удалось проскочить за ограждение. Сейчас несколько демонов направлялись к раненым, чьи страдания пара медиков и новоиспеченный капеллан старались облегчить при помощи громких молитв и лазерных пистолетов. Гвардейцы у баррикад вставали плечом к плечу небольшими группами, пытаясь отбросить демонов огнем и погибая под ударами рубящих лап и колющих языков. Тварей уже ничто не могло задержать, кроме нескольких футов мешков и милости Императора, но Ксарий понимал, что они и так уже попросили у Него все, что только можно. Теперь значение имела только личная отвага.

На башне дружно заговорили тяжелые орудия, и на землю обрушились потоки болтерных зарядов, сминая первые ряды армии демонов. Вскоре ударили алые лучи лазерных пушек и разрывные заряды, выпущенные пулеметами. Но некоторые из демонов все равно прорывались, бросаясь на людей, отважившихся принять свой последний бой на баррикадах, и тогда штыки вступали в соревнование с лапами. Вопли стихали, сменяясь лязгом стали и когтей, визгливым демоническим смехом, стонами умирающих и бессмысленностью приказов, выкрикиваемых офицерами, которые пытались требовать от своих людей невозможного.

Ксарий закрутился на месте. Он остался один. Солдаты по обе стороны от него уже погибли, и он оказался оторван от двух небольших групп отчаянно сражающихся людей, а пространство между ними было исчерчено лазерными импульсами. Ксарий спрятался под почти развалившейся стеной мешков, мечтая только о том, чтобы стать невидимкой. Привычная для его старого тела боль сменилась приливами адреналина.

«Прошу Тебя, Император, умоляю, пусть все кончится быстро. Сейчас я уже не стану возражать, если Ты решишь забрать меня из этого мира. Я и так достаточно Тебя подвел. Но, прошу, пусть моя смерть будет быстрой».

На него пала чья-то тень, обведенная красным контуром проносящихся в воздухе лазерных импульсов. Ксарий увидел извивающиеся, покрытые плотью рога на голове твари и покрытые наростами полумесяцы когтей. Даже тень демона казалась неестественной, дрожащей и постоянно изменяющейся. Ярко обрисовавшись на фоне огня, все еще извергаемого с наблюдательной вышки, тот казался абсолютно черным. В чернильной поверхности изогнутых глаз Ксарий увидел искаженное отражение собственного лица.

И понял, что быстрой его смерть не будет.

Стена белого пламени ударила его, отбросив к мешкам с песком. Кипящая жидкость забрызгала лорд-генерала. Он вскинул руки в бесплодной попытке защитить лицо.

Рядом легла еще одна тень. Кто-то схватил его за ворот формы и поднял на ноги. К груди прижали его винтовку, и Ксарий машинально вцепился в нее.

— Я видел, как вы расправились с этой тварью, — сказал полковник Трельнан. Мелта гудела в его руках, пока ядро восстанавливало критическую массу. — Мне всего-то оставалось добить.

Ксарий вытер кровь демона, попавшую в глаза, и смог разглядеть полковника.

— Это демоны, Трельнан. Не просто какие-то ксеносы. Трон Земной, я привел вас в ад.

Вместе с полковником пришли и другие — бойцы его командирского отряда, обступившие двух офицеров и сдерживавшие натиск тварей лазерным огнем. Они могли купить им еще около тридцати секунд.

Ксарий лихорадочно размышлял. Как бы ни обернулось дело, выхода не было. Теперь он мог только исполнить свой долг как лорд-генерал Имперской Гвардии.

— Хасдрубал! — прокричал Ксарий в вокс. — Главное орудие на пять часов! Тридцать метров!

— Но, сэр, там же…

— Делай, что велено! Сейчас же! А потом двигай задним ходом! — Ксарий посмотрел на Трельнана. — Здесь все кончено. Я видел, как демоны летают и проходят сквозь стены, как и прочее дерьмо. Нам их не сдержать. Отходим к вышке.

Сквозь вопли пробился грохот гусениц «Гибельного клинка».

— Пора, — сказал Ксарий.

— Верно, — ответил Трельнан, переключая вокс на общий канал связи. — Всем отойти к вышке! Быстро! Вышка, обеспечьте прикрытие огнем! «Химеры» — отойти и закрыть нас!

Тридцать секунд истекали. Трельнан, Ксарий и окружавшие их бойцы сорвались на бег, отстреливаясь практически вслепую. Те селевкийцы, кто еще мог, поступили так же, полностью сдав позиции. Демоны, пробегавшие сквозь дома, проникали за укрепления даже незамеченными.

— Император — мой ориентир! — прокричал кто-то. — Трон — мой свет путеводный!

Оглянувшись, Ксарий увидел, что это их доморощенный капеллан Картель, стоящий на коленях над ранеными с лазерным пистолетом в каждой руке. Он пытался в одиночку отогнать приближающихся к ним демонов.

Медики вместе со всеми остальными уже бежали к вышке.

Раздался крик, когти демона разорвали грудь человека, следовавшего сразу за Ксарием, подбросив истекающее кровью тело в воздух, будто жарящуюся рыбу, случайный лазерный выстрел унес еще чью-то жизнь. На Ксария неожиданно обрушились все прожитые годы, вес многих десятилетий прижал его к земле, но руки остальных гвардейцев потянули лорд-генерала вперед.

Трельнан выстрелил снова, превратив в пар грудную клетку демона. Умирающий гвардеец упал на землю. Никто даже не попытался ему помочь. Как и все раненые и сошедшие с ума, он был всего лишь в одном шаге от того, чтобы стать полноценным покойником.

Над бегущими уже нависали массивные серые стены вышки, испещренные попаданиями из лазганов и кровавыми брызгами. Селевкийцы рвались в открытые двери, разве что не наступая друг другу на головы. Некоторые укрывались позади прохода и, стиснув зубы и переведя винтовки в автоматический режим, стреляли во все, что не походило на человека. Если бы хоть один демон проник внутрь, бойня стала бы еще кошмарнее.

Приближались «Химеры», готовые заблокировать двери, как только достаточное число солдат окажется внутри. Всем гвардейцам было известно, что они не настолько важны, чтобы дожидаться отставших. Как только двери закроются, ничего уже не изменишь.

Вновь прозвучал выстрел Трельнана, и жар чуть не заставил Ксария зарыться лицом в землю.

Лорд-генерал понял, что гусеницы «Гибельного клинка» перестали скрипеть. Это было единственное предупреждение, полученное отступающими.

Мегаорудие, установленное на танке, являлось мощнейшим во всем Грейвенхолде, если не считать последний «Смертельный удар». Грохот взрыва был настолько громким, что казался вовсе не звуком, а стеной, налетевшей на Ксария и пронесшей его до самой башни. Ударная волна закрутила одну из «Химер», ударив ее о вышку. Люди попадали на землю. О косяк двери разбилось тело демона, расплескав вокруг мерцающий ихор. Затем налетел жар, опаливший форму и волосы, обугливший краску, прокатившийся ревущей волной. Из-за поднявшихся туч пыли и дыма казалось, что гвардейцы угодили в песчаную бурю.

Превозмогая боль, Ксарий перевернулся, чувствуя себя так, словно в каждый его сустав запихали слиток чистых мучений. Он лежал возле самого входа. Как только зрение восстановилось, лорд-генерал увидел огромный кратер на том месте, где еще недавно находились разрушенные дома. Теперь там была лишь широкая чаша, заполненная обломками и древесными щепками. Остатки оболочки снаряда жарко пылали посреди рокрита. Повсюду валялись трупы и ошметки тел — просто продолжение руин.

По оценке Ксария, половина демонов погибла, испарившись во взрыве.

Главнокомандующего подхватили чьи-то руки, потащив за последними гвардейцами, покрытыми пеплом и кровью. «Химеры» вышли из строя, но «Гибельный клинок» еще действовал и, не сводя орудий с врагов, задним ходом сдавал к дверям, чтобы перекрыть их.

— Трельнан! — прокричал Ксарий, едва расслышав собственные слова. — Полковник!

Но полковник Трельнан, командовавший Четвертой селевкийской дивизией, лежал лицом вниз. Из спины его торчал осколок снаряда. Из-под тела растекалась кровь, и в широкой ране Ксарий видел постепенно затихающие легкие.

— Закрывайте, — едва дыша, приказал лорд-генерал. Двери закрылись, и «Гибельный клинок», подойдя ближе, запечатал их. Ксарий видел, что снаружи все еще оставались люди, ослепшие и искалеченные, пытающиеся выбраться из-под обломков. Один гвардеец вывалился из переднего люка поврежденной «Химеры» и пополз к закрытым дверям башни.

Наблюдательная вышка была слишком мала, чтобы разместить две сотни селевкийцев, поэтому и представляла собой только одну из частей их укреплений. Но сейчас осталось не более пятидесяти гвардейцев. Места, чтобы погибнуть, хватало для всех.

Ксарий попытался подняться на ноги, когда солдаты завалили дверь. Вокруг на холодном голом рокрите лежали раненые и умирающие. В безликом помещении выделялась только узкая лестница, уходящая наверх, к камерам заключенных. Один из селевкийцев помог лорд-генералу встать.

— Медик есть? — спросил Ксарий. Звон в ушах по-прежнему стоял такой, что он едва слышал собственный голос.

— Думаю, сэр, одному из них удалось прорваться, — ответил гвардеец.

— Хорошо. Хорошо, пусть даст этим беднягам обезболивающее. А потом и мне, если останется.

Сверху по-прежнему доносились звуки стрельбы. Также Ксарий слышал и безумные вопли демонов, пытающихся вскарабкаться по широким стенам. И со временем, как он понимал, твари преуспеют.

Он оглянулся на гвардейца, что помог ему, и увидел сержантские нашивки.

— Как твое имя?

— Сержант Габулус, сэр.

— Хорошо. Габулус, нам надо увести всех людей с этого этажа. Демоны могут пройти сквозь стены.

— Полагаю, что раненые слишком…

— Они пройдут сквозь стены, сержант. Мне это известно. Работа такая. Уводи людей. Всех. И выстави стрелков на лестнице.

Ксарий был слишком потрясен и ошеломлен, чтобы испытывать что-либо, кроме слабого раздражения от того факта, что все еще жив. Было не так уж и плохо погибнуть на баррикадах. Но теперь ему предстояло готовиться к очередной, последней схватке, к финальной, мерзкой пляске смерти, прежде чем все завершится.

Он с самого начала был неправ. Слишком многого просил у Императора. Смерть и в самом деле не будет быстрой.

Это было несравнимо с истреблением Янычар. Не было никакого сходства даже с охотой за эльдарами, каждый из которых и сам являлся опытным охотником. Евмен всеми фибрами души ощущал опасность — она пропитала это место, тихо стучала в его ушах, слабым металлическим привкусом отзывалась во рту. Все воспринималось ярче и острее. Трещины, открывшиеся в земле, тяжелые раны, оставленные взрывом ракеты «Смертельного удара», наполняли воздух запахами жара и разрушения. У Евмена было такое чувство, что над ним уже занесен нож, готовый в любую секунду опуститься.

Селеп двигался настолько бесшумно, что его можно было не видеть, даже глядя в упор. Евмену приходилось быть очень внимательным, чтобы не потерять этого скаута на изрытой воронками пустоши. Большая часть Греивенхолда лежала в руинах, но вокруг старого медицинского стационара царило настоящее запустение. Скауты прятались в воронках либо за земляными валами, воздвигнутыми вортексным взрывом. По приказу Багровых Кулаков территория подверглась дополнительному обстрелу, и на этот участок трущоб смерть навалилась куда большим грузом, чем на любой другой. Холодное сердце Греивенхолда лежало истерзанным и окровавленным под темным небом. От тел остались только неопознаваемые комки обугленной плоти. Брошенные танки превратились в груды оплавленного металла. Из трещин в земле, с глубинных уровней Греивенхолда, поднимался дым, и кое-где можно было увидеть несколько подземных слоев. Наконец город позволил любому желающему заглянуть в глубины своей сложной истории.

Впрочем, смотреть было особо некому. Подавляющее большинство солдат Имперской Гвардии оказались достаточно сообразительными, чтобы убраться отсюда ко всем чертям до того, как выстрелит «Смертельный удар». Зато погибло огромное количество грейвенхолдцев, чьи тела, отброшенные силой вортексного взрыва, лежали обгоревшими грудами. Сквозь запахи дыма и гари пробивался смрад горелого мяса.

Скауты направились к краю кратера. Евмена предупреждали, что зрелище будет пугающим, но он никогда бы не поверил, что на такое способна одна-единственная ракета. В радиусе двух кварталов от места взрыва ударная волна сровняла с землей все дома. Над воронкой по-прежнему висело густое облако пыли, в которое обратились остатки испепеленных хижин. Более надежные постройки стояли одинокими почерневшими остовами. Скауты шли вперед, и чем труднее было дышать, чем хуже становилась видимость, тем более свежими казались трупы — вначале грейвенхолдцы, а затем и воины-рабы, в чьих телах зияли огромные раны, оставленные крупнокалиберным оружием и клинками. Кровь, сочащаяся на землю, мешалась с сажей, превращаясь в серовато-красную грязь, скапливавшуюся под грудами мертвецов.

Селеп присел на корточки возле одного из тел — чудовищного создания, чья грудная клетка являла собой огромную пасть, усеянную клыками. Тварь была разве что не расчленена, и все еще влажная рана стремительно покрывалась пылью.

— Цепной клинок, — тихо произнес Селеп.

Налетевший ветер закрутил пыль, опускавшуюся на руины темным одеялом. Кратер был уже близко и казался черным колодцем, засасывающим в себя весь окружающий его разрушенный город.

Багровые Кулаки, преследующие отряд Люко, спустились вниз только для того, чтобы быть отброшенными назад, когда воины-рабы проснулись и устремились к поверхности. Кулаки сдерживали натиск, пытаясь заткнуть кровоточащую рану города. Не будь их, твари, скорее всего, повернули бы на восток и стерли в порошок остатки имперской артиллерии.

Испивающие Души смогли подключиться к каналам связи Гвардии, хотя там особо и нечего было слушать, поскольку отрезанным друг от друга подразделениям не оставалось ничего другого, кроме как закапываться в грязь. Но Багровые Кулаки отправились куда-то еще. Они перестали поддерживать контакт с гвардейцами, а внутренние каналы десантников были слишком надежно защищены. Никто не знал ни чем они занимаются, ни сколько их осталось. Можно было только предположить, что Кулаки закрепились внутри кратера, вырытого «Смертельным ударом», и дожидаются подхода дружественных сил, чтобы выбраться из Грейвенхолда.

Евмен присел рядом с Селепом, понимая, что зоркий десантник даже в полумраке заметит силуэты скаутов, вырисовывавшиеся на фоне кружащейся пыли. И со зрением у всех десантников все было в порядке.

— Кратер достаточно глубок, чтобы там можно было укрепиться, — произнес Селеп. — А противник не обладает артиллерией, так что позиции вполне подходят для обороны.

— Согласен, — ответил Евмен. — Я и сам выбрал бы это место. Впрочем, стоит опасаться агрессивного патрулирования. Охотников и убийц.

— Штурмовых десантников?

— Тактических. Штурмовиков они будут держать в резерве на тот случай, если их позиции атакуют эльдары. — Евмен обернулся. Своих скаутов он не мог разглядеть, но знал, как они будут перемещаться между наслоениями вспучившейся земли и грозящими обрушиться развалинами. Взмахом руки сержант приказал Раеку приблизиться. Снайпер выбежал из укрытия и на животе скатился к Евмену. — Раек, ты должен прикрыть нас и направить.

— Только двоих?

— Верно. Благодаря тебе с Найрюсом я заблаговременно узнаю обо всех сюрпризах, что ожидают впереди. Скамандр сыграет роль артиллерии. Тидей, Лэон и Алкид прикроют отход.

Евмен задумался, снова бросив взгляд в сторону кратера. Возглавляй он армию лучших воинов Галактики, он мог бы направить Кулаков прочесывать руины и уничтожать всех, кому не стоило там находиться. Когда в твоем распоряжении столь мощное оружие, как космические десантники, его нужно использовать. Перед мысленным взглядом Евмена возникли маршруты патрулирования, змеящиеся мимо стационарных укреплений. Одна огневая группа должна прикрывать другую, обеспечивая неразрывное поле обстрела.

Эти космодесантники были умелыми воинами. Лучшими из лучших. Но и Испивающие Души ничем не уступали им перед изгнанием, а Евмен досконально изучил и историю Ордена, и новые принципы ведения боя. Десантники были суровы, бесстрашны и дисциплинированны, но не слишком оригинальны. Они всегда строили свою стратегию по одной схеме. Скаут-сержант прослушал десятки пикт-записей с военными проповедями и понимал, что все основные доктрины ведения войны изложены в кодексе Адептус Астартес. Он знал, о чем думает противник.

— Справимся? — тихо спросил Евмен.

— Да, — ответил Раек, скидывая со спины снайперскую винтовку и приникая глазом к скопу.

Селеп кивнул. Остальные промолчали, чего было вполне достаточно.

— Не имеет большого значения, сможем ли мы вернуться, — произнес Евмен. — Всем вам известно, на что они способны. Судьба Терсита тому пример. Им уже известно, что мы здесь.

— Вижу их, — сказал Селеп.

Евмен проследил за его взглядом, но не смог ничего различить. Однако он доверял своему разведчику — тот никогда не ошибался.

— Следую за тобой на дистанции в тридцать секунд, — сказал сержант.

Селеп скользнул вперед и растворился, прокладывая путь в непроницаемой тени к кратеру. Чуть выждав, отправился и Евмен, чувствуя взгляд Раека, через прицел снайперской винтовки присматривавшего за его спиной.

Сержант ощущал, что Багровые Кулаки выслеживают их и желают уничтожить. Он инстинктивно обходил любое открытое пространство и места, удобные для размещения огневых позиций, неожиданно возникавшие из сумерек среди разрухи. Он практически видел, как вся территория раскрашивается в цвета жизни и смерти: одни из них указывали на места, где можно укрыться, другие — где тактические десантники выследят его и залпом болтерного огня превратят в кровавое месиво.

Затем сержант увидел первого Кулака. Тот входил в тактический отряд, наблюдавший за окрестностями. Каждый десантник удерживал свою позицию вдоль широкого ряда укреплений. Евмену поле обзора Кулака казалось широким лучом смертельного прожектора, прикосновение которого было способно убить кого угодно, — если сержанта заметят, его можно считать покойником.

Выяснив расположение одного противника, Евмен мог вычислить и всех остальных. Стандартная огневая группа из пяти Багровых Кулаков: один сержант, один десантник с огнеметом и трое с болтерами. Великолепная комбинация для уничтожения воинов-рабов, которых можно было загнать при помощи пламени в зону обстрела, а цепной меч сержанта добил бы выживших. Но возможно, не столь превосходная против скаутского отряда Испивающих Души, обремененного весьма специфической задачей.

Евмен заметил Селепа значительно раньше, чем Багровый Кулак. Но даже для сержанта убийца был только тенью среди теней, неуловимым намеком на движение за спиной десантника, выискивавшего цель. О присутствии товарища Евмена оповестил блеск знакомого боевого ножа. Клинок Селепа описал привычную дугу, метя в горло врага, где тело не защитил бы и энергетический доспех.

Но Багровый Кулак и сам двигался точно сверкающий серебряный кинжал. И даже быстрее.

Взметнулся локоть десантника, и неожиданно Селеп проявился из тени, словно с него сдернули покров темноты. Он был отчетливо виден, отпрыгивая назад с ножом в руке; из разбитого носа лилась кровь.

Ладонь Евмена сжалась на рукояти болтерного пистолета. Сержант был неплохим стрелком, но не мог уложить Багрового Кулака с такого расстояния. А если бы и мог, то после первого же выстрела был бы уничтожен ответным огнем, так и не успев второй раз нажать на спусковой крючок.

Кулак и скаут сцепились в рукопашной. Селеп наносил короткие удары кинжалом, метя в узкие сочленения энергетического доспеха десантника. Противник бил сверху рукоятью своего болтера, пытаясь размозжить Селепу череп, разбить челюсти, сломать ребра.

Остальные Багровые Кулаки уже бежали на помощь. Даже Селеп не смог бы управиться со всеми разом.

Евмен бросился вперед, поставив все на скорость. В его голове крутились мысли о том, что он будет говорить, когда Селепу вырежут генное семя, а самого скаута похоронят в одном из недавно достроенных склепов «Сломанного хребта». Прекрасный скаут. Достойный десантник. Пример для подражания всем будущим Испивающим Души и человек, павший в служении Императору. Сколь многие уже встретили подобную смерть? Сколь многим довелось погибнуть свободными и ради осмысленной цели?

Селеп откатился в сторону и вновь попытался исчезнуть. Ему почти удалось. Десантник открыл огонь из болтера, и заряды разорвали тьму, высветив убийцу, отползавшего в сторону.

Теперь Кулаки знали, что сражаются не с рабами, и, значит, должны были обрушить на Селепа всю свою мощь. Кроме того, они не могли не понять, что он не один.

— Трое уже на подходе, — предупредил по воксу Найрюс. — Сержант тоже скоро прибудет.

Всего мгновение спустя Евмен увидел на горизонте остальных Багровых Кулаков, пробиравшихся к собрату, чуть не погибшему от кинжала Селепа.

— Раек?

— Могу снять одного.

— Этого недостаточно. — Евмен продолжал бежать, стараясь не выходить на открытое пространство.

Он знал, что ему зачтется, если Селеп сможет выбраться из этой передряги. Сержант мечтал о том, чтобы хоть несколько бойцов его отряда дожили до того момента, когда получат право облачиться в доспехи полноценных Испивающих Души. Но чем дольше длилась эта операция, тем меньше оставалось на это надежд.

Евмену повезло. Разлом в руинах изгибался, выходя за спинами Багровых Кулаков, и скаут-сержант наконец увидел цель своих поисков: последнего десантника в отряде, вооруженного огнеметом. Если бы Селеп попытался выскочить из укрытия и побежать, его испепелила бы струя пламени. Эти тактические десантники действовали строго в соответствии с Кодексом Астартес. Чувствуя в ладони тяжесть взведенного болтерного пистолета, Евмен последовал за едва заметным кобальтово-синим отблеском энергетических доспехов.

Десантники открыли огонь из болтеров, обстреливая площадку, где спрятался Селеп, заставляя его прижаться к земле. Для сержанта Кулаков он был всего лишь жалким еретиком, очередным куском мяса, напрашивающимся на то, чтобы его разделал цепной меч. Если Багровые Кулаки и в самом деле поняли, что имеют дело со скаутами Астартес, то сержант должен был в точности оценивать возможности противника, тип и прочность доспехов, вооружение и пройденную Селепом подготовку. Евмену не надо было даже смотреть в их сторону, чтобы понять: сержант сломя голову бросается вперед с воздетым над головой мечом и уже предвкушает, как его клинок погрузится в грудь Селепа, прорубив броню.

Евмен продолжал подкрадываться. Десантник с огнеметом — неестественно высокая фигура, маячившая черным силуэтом на фоне серого полумрака, — не замечал его.

Сейчас. Сейчас — или никогда.

Скаут-сержант прицелился и выстрелил. Рявкнул болтерный пистолет, и заряд ударил Кулака в наплечник, закрутив противника на месте. Это попадание позволяло точно установить местоположение стреляющего, но ему не хватило точности, чтобы свалить врага.

— Во имя Дорна! — взревел десантник.

Струя пламени показалась Евмену волной, движущейся к нему будто в замедленном действии. Окатывая истерзанную землю, она тянулась к скаут-сержанту, словно нечто живое и хищное.

Евмен бросился на землю и откатился в сторону. Пламя лизнуло его тело, опалило доспехи и прошлось языками по щеке и ладони. Скаут сильно ударился при падении, но все же смог выстрелить еще несколько раз, хотя его заряды либо били в кирпичные стены, либо просто уходили в небо.

Кулак знал, что его жертва уже все равно что мертва. Должно быть, он видел, как огонь облизал тело Евмена. Он не мог не сообразить, что перед ним всего лишь скаут, которому не хватает ни силы, ни огневой мощи, — просто ненавистный Испивающий Души, готовый превратиться в визжащий комок обугленной плоти и костей.

— Давай, — прохрипел Евмен в вокс.

Пуля, выпущенная Раеком, ударила десантника в горло с жутковатым влажным хлопком. Багровый Кулак рухнул на колени, а шок удержал его пальцы от нажатия на спусковой рычаг огнемета.

Высветившись на фоне разлившегося по земле пламени, десантник в самом прямом смысле этого слова превратился в идеальную мишень для Раека.

Теперь в запасе оставалось всего несколько секунд.

Евмен пополз через огонь, стараясь не обращать внимания на боль в ладонях и продолжая волочить тело по пылающему прометию. Багровый Кулак еще не умер. Скаут-сержант навалился на него сверху, вышибив огнемет и вколачивая врага в грязь.

Выстрел Раека был весьма удачен — пуля прошла сквозь гибкий ворот брони и пробила трахею. Даже десантнику требовалось дышать, и этому оставалось жить всего несколько минут. Кровь красными бриллиантами запечатывала рану, но было уже слишком поздно. Только один десантник знает, как убить другого, и в данном случае Раек воспользовался незначительной уязвимостью сочленения между кирасой и шлемом.

Но убийства было недостаточно.

— Он готов, — произнес Евмен в вокс, — но еще не умер. Из него еще можно успеть что-то выбить. Его надо срочно отнести к дворцу. Воспользуйтесь входом под зданием сената и отправляйтесь к коллекторам в трех километрах к северу. Пусть эта лоялистская скотина пострадает на благо лорда Сарпедона.

Багровые Кулаки знали, что их боевой брат повержен. Теперь они переключили свое внимание на Евмена. Скаут-сержант скатился с тела умирающего десантника, пытаясь найти безопасный путь отступления к пыльной завесе и руинам, где можно было бы затеряться. Но такового не обнаружилось.

Евмен снова посмотрел на Кулака. Тот все еще дышал, втягивая воздух длинными глотками и жутко хрипя.

— Во имя Дорна, брат? — тихо прошептал Евмен, не обращая внимания на зарывшийся рядом с ним в землю болтерный заряд. — Дорн никогда не был рабом. Он не служил тиранам и мясникам. Как и мы. Когда ты умрешь, брат, ты не встанешь рядом с Императором. Ты будешь гореть в аду предателей, глядя оттуда на то, как нас поведет Дорн. Может быть, мы и изгнанники, но Император уже очень давно повернулся к вам спиной, и — ты сам это знаешь — конец грядет.

Десантник вздохнул в последний раз. Он не выдержал того, что услышал. Это только подтвердило слова Люко, сказанные Евмену во дворце. Багровые Кулаки их ненавидели. Ненавидели все, что представляли Испивающие Души, ненавидели уже только за то, что те увидели то, что увидели. Багровые Кулаки привыкли считать впустую прожитые жизни героической жертвенностью. Бойню и жестокость — триумфальной победой. Представься Императору такая возможность — в этом Евмен не сомневался, — Он бы сошел с Трона, чтобы своей рукой сокрушить Империум, отобрав его у тиранов во втором Великом Крестовом Походе.

Сейчас бы Евмен умер счастливым. Он убил двоих космодесантников, и многие ли могли похвастаться подобным? Но скаут-сержант понимал, что принесет куда больше пользы, оставшись в живых.

Кулаки стреляли почти вслепую, имея возможность прицеливаться только по лужам пылающего прометиевого топлива. Но они быстро приближались, и Евмену недолго останется жить, если его заметят. На четвереньках он пополз к тени, ожидая, что в любой момент его настигнет болтерный заряд, который разорвет тело и оставит его корчиться в агонии, либо перебьет позвоночник и парализует, либо ударит в затылок, моментально прервав жизнь…

Евмен перепрыгнул через оплавленные остатки стены и прокатился под обугленными сваями, торчащими из земли почерневшими ребрами. Вокруг свистели и били в камень заряды.

— Предатель! Иди сюда! — кричал сержант десантников. — Ты не можешь убежать от Дорна! Тебе не удрать от собственной крови!

Евмен рухнул на землю. Он чувствовал приближение Багровых Кулаков, ищущих свою жертву. Чувствовал траекторию болтерных зарядов раньше, чем враг нажимал на спусковой крючок, собираясь изорвать его тело на кровавые ошметки. Скаут-сержант уже представлял себе захлестывающий его багровый поток боли и приходящее ему на смену небытие.

Позади мир накрыло полотно жара, и Евмену пришлось зарыться в грязь. Стена огня выросла из земли, рисуя безумные изогнутые узоры в пыли и озаряя все вокруг неземным светом.

Артиллерия. Самая мощная пушка, имевшаяся в распоряжении скаутов.

Наконец Евмен разглядел и самого Скамандра, стоявшего прямо, как столб, с вытянутыми перед собой руками, из которых рвалось пламя. Пылающие языки струились в его глазах, плясали на кончиках пальцев. Скаут-сержант вскочил на ноги и бросился вперед, уже не заботясь о том, видит ли его кто-либо. С разбегу он перепрыгнул последний участок развалин и врезался в Скамандра, опрокидывая того на землю.

Псайкер казался холодным как лед. Евмен не мог поверить, что его товарищ все еще жив.

К ним подбежали Найрюс и Раек. Стена пламени еще пылала, но уже начинала мерцать. Без Скамандра она могла продержаться всего несколько секунд. Тидей, выскочивший следом, дважды выстрелил из гранатомета, чтобы еще больше дезориентировать врага.

— Просто уходим, — приказал Евмен, взваливая ледяное тело Скамандра на плечо.

Низко пригибая голову, он побежал, позволяя пыли и тени домов поглотить себя.

Один скаут остался позади. Один, скорее всего, погиб. Но задание, хвала Императору, было выполнено.

Более Евмена не занимали вопросы стратегии, учение Дениятоса и уникальность свободы Испивающих Души. Он слышал, как выстрелы Багровых Кулаков яростно рассекают темноту, и думал только о том, чтобы как можно ниже пригибать голову и продолжать бег.

— Еще раз, — сказал Рейнц.

Все это время, сидя в своем «Финвале», командор боролся с непреодолимым желанием возвратиться в город и продолжить охоту за Испивающими Души. А теперь они сами нашли его, убили одного из десантников и сбежали. В ответ Багровые Кулаки расправились с их разведчиком, но подобный расклад Рейнца не устраивал.

Технодесантник прокручивал вокс-запись, сохраненную на мемопластине его перчатки. Отряд Яго потерял след выживших предателей, но ему хотя бы хватило сообразительности сохранить последнюю запись, которую оставил брат Техуаса.

— Могу попытаться очистить, — сказал технодесантник. — И уменьшить шум помех.

— Выдели голос, — приказал Рейнц. — Я должен знать.

Технодесантник поменял настройки и вновь проиграл запись.

— …срочно отнести к дворцу. Воспользуйтесь входом под зданием сената и отправляйтесь к коллекторам в трех километрах к северу. Пусть эта лоялистская скотина пострадает во…

Голос был молодым. Новобранец. Дух Императора, это означало, что они начали рекрутировать бойцов.

— Еще раз.

— …к дворцу. Воспользуйтесь входом под зданием сената и отправляйтесь к коллекторам в трех километрах к северу…

— Достаточно. — Рейнц откинулся назад. — Позовите капеллана Инхасу.

— Слушаюсь, командор.

Технодесантник, скребя по потолку «Финвала» серворукой, торчащей из ранца, отправился наружу. Бронетранспортер был превращен в командирскую ставку, расположенную в самом центре позиций Багровых Кулаков, разместившихся в огромном кратере. Вторая рота надежно увязла здесь после того, как расправилась с потоком полулюдей, прорывавшихся к поверхности. Учитывая, что Имперская Гвардия оказалась разбита, а город наводнили враги, Рейнц не мог просто отправить туда своих десантников, не имея наводки.

Теперь она у него появилась.

— Командор? Какие вести? — Внутрь «Финвала» заглянула похожая на череп маска Инхасы.

— Мы нашли их. Подземный дворец. Вот где прячется Сарпедон. Там же и наше знамя. Добраться туда можно по тоннелю, идущему от здания сената.

— Неожиданно. И каков будет твой план?

— Забыть про Гвардию, — сказал Рейнц. — Погрузиться в машины и со всей мыслимой скоростью добраться до места, чтобы обрушить на врагов все свои чертовы силы. Есть возражения?

— Никак нет, командор.

— Отлично. Скажите людям, что Дорн и Император наконец решили подарить им сражение.

Консул Кельченко погибал среди унылых, залитых кровью индустриальных пейзажей Восточного Грейвенхолда.

Это было только вопросом времени. Могучие орудия Четвертого королевского артиллерийского полка Карвельнана были способны стереть в пыль целые кварталы, лежащие в нескольких милях от них, но совершенно не могли сопротивляться стремительным наскокам и отходам налетчиков-ксеносов. Особенно если подобные нападения перемежались с атакующими волнами кровожадных воинов-рабов.

Как единое формирование артиллерия прекратила свое существование уже через пятнадцать минут после первого удара рабов. Ксеносы, ранее изводившие селевкийские патрули, перестали прятаться и разрезали укрепления гвардейцев на несколько частей.

Солдаты видели полуобнаженных акробаток, которые не столько сражались, сколько танцевали, перепрыгивая через груды обломков и играючи срубая головы. Были там и кошмарные твари, напоминавшие бойцовых собак, с которых содрали шкуру. Эти таились в тени зданий и заглатывали людей целиком.

Кроме них, артиллерийским расчетам досаждали и мучители, сопровождаемые свитами из изуродованных эльдаров, более похожих на зверей и оттаскивавших гвардейцев к своим повелителям. Те солдаты, кто был более-менее осведомлен о происходящем, рассказывали, что у врагов где-то есть лаборатории или храмы и что мучители только пользуются сражением, чтобы продолжать свои священные эксперименты. Вопли, долетавшие издалека, были достаточно убедительны, чтобы поверить в эту историю.

Летающее существо вынырнуло из тени заводского здания и спикировало на экипажи трех «Василисков», расправившись с ними буквально за несколько минут, сопровождавшихся паникой и криками боли. С расстояния тварь казалась каким-то механизмом, но вблизи стали видны красные, сочащиеся влагой мышцы, проступавшие под пластинами брони. А затем распахнулось брюхо, откуда высунулись когтистые лапы, затянувшие внутрь вопящих людей. Ни у кого не было времени размышлять над тем, что это за существо и откуда оно взялось. Те немногие, кому удалось увидеть его и уцелеть, списали его просто на очередной эксперимент ксеносов в области причинения страданий.

Четвертый королевский артиллерийский полк Карвельнана более не являлся составной частью имперских войск в Грейвенхолде. Скоординированные обстрелы города были теперь невозможны, поскольку каждый здесь оказался слишком озабочен вопросом собственного выживания, чтобы поддерживать связь с остальными. Уцелевшие танки время от времени стреляли по измученному городу, надеясь, что их практически случайный огонь хоть немного увеличит шансы Имперской Гвардии. Артиллерийские войска Карвельнана никогда не относились к элитным формированиям и не обладали благородной историей, но камни Грейвенхолда запомнили много примеров неподражаемой отваги. Некоторые экипажи сражались против воинов-рабов одними только лазерными пистолетами и кулаками, продолжая заряжать «Сотрясатели». Отдельные солдаты добровольно вызывались в качестве гонцов, чтобы попытаться найти помощь или получить распоряжения в уже не существующих командных центрах.

Конечно, многие поддавались панике или просто сходили с ума. Кто-то пытался увести свои танки из промышленного района и через ворота возвратиться в относительную безопасность космодрома. Но для этого предстояло миновать стену, которая уже превратилась в гнездилище эльдарских воинов. У этих ксеносов были странные, крылатые прыжковые ранцы, позволявшие быстро перелетать с одной позиции на другую, чтобы выбрать удобный ракурс для залпа из тяжелых орудий, стрелявших сгустками черноты. Броня самоходок класса «Василиск» и ракетных установок класса «Мантикора» практически не могла противостоять этому вооружению, и вскоре все дороги, ведущие к воротам, были перекрыты сгоревшими артиллерийскими машинами. Люди тонули в пылающем прометии. Снаряды не выдерживали жара и наполняли лабиринт промышленных зданий ядовитым дымом и жидким огнем. Несколько «Василисков» окопалось, образовав импровизированные укрепления, и теперь разрозненные островки сопротивления вели свой последний бой. Многие экипажи предпочли позволить воинам-рабам перевалить через оборонительные позиции и взорвать их, отправив сотни врагов и десятки друзей на встречу с Императором. Кое-где небольшим отрядам пехоты даже удавалось обустроить вразумительные укрепления и загонять нападающих в коридоры смерти, превращая рабов в кровавую дымку залпами артиллерийских орудий ближнего действия. Одна из таких позиций размещалась на территории огромной фабрики, среди зернохранилищ и конвейеров, где рабочие сервиторы, не обращая внимания на творящееся вокруг смертоубийство, продолжали выполнять свою дневную норму. Именно там спрятали и последний довод артиллерии Карвельнана — второй «Смертельный удар», снаряженный разделяющейся боеголовкой с многочисленными кластерными зарядами, которые были способны моментально превратить в усеянный кровавыми ошметками пустырь позиции целой дивизии.

Никто не знал точно, где находится консул Кельченко. Последний раз о нем слышали, когда он проезжал мимо артиллерийских позиций на командирской «Саламандре», проверяя работу и моральный дух орудийных расчетов. Где бы он ни был, консул пытался выйти на связь с экипажем «Смертельного удара», хотя и трудно оказалось с уверенностью сказать, что это был именно он, поскольку передача длилась всего несколько секунд. С другой стороны, говоривший успел продиктовать коды запуска, а все остальное — неважно.

Возможно, на связь выходил другой офицер, получивший коды и решивший послать последнее напоминание о гневе Императора в самое сердце вражеских позиций. А может быть, какой-нибудь ксенос или культист выдавал себя за Кельченко, или это действительно говорил консул, но находящийся под воздействием вражеской магии. Однако куда легче верилось в то, что Кельченко просто понимал, что минуты его жизни сочтены, и собирался оставить Энтимиону IV внушительное напоминание о себе.

По правде говоря, это мало кого интересовало. Офицер «Смертельного удара» отдал приказ, и ракета стартовала, нарисовав огненный полумесяц в клубящихся черных тучах. Целью ее стали особняки на севере города, где, как предполагалось, ксеносы и планировали свое продвижение на юг, чтобы захватить Грейвенхолд. Ракета взорвалась над городом, и на особняки опустился сверкающий занавес отдельных снарядов.

Это стало последним значительным подвигом обреченного Четвертого королевского артиллерийского полка Карвельнана, последним актом смертоносной красоты перед лицом сокрушительного поражения. Снаряды обрушивались на дома аристократов Грейвенхолда, проламывая крыши особняков и миниатюрных дворцов, уже окутанных колдовством варп-портала. Несколько взрывов прозвучало возле все еще бьющей в небо энергетической колонны — часть зарядов угодили прямо в нее и, превратившись в белые росчерки, были унесены в космос. Кластерные бомбы, взрываясь, распускались огромными цветами пламени, окатывая улицы потоками огня. Несколько заблудившихся воинов-рабов обратились в пепел. Демоны в основной своей массе уже ушли на юг — искать жертвы среди гибельных лабиринтов трущоб и правительственного района, и только немногие из них распались в огне. Эльдары же не потеряли никого. Те немногие, кто находился на верхних этажах укрывшегося на большой глубине дворца Каргедроса, почувствовали толчки от взрывов. Но никто не оказался достаточно нервозен, чтобы уделить им хоть какое-то внимание.

После этого последнего жеста артиллерийской непреклонности консул Кельченко был зажат в ловушку где-то в лабиринте промышленных зданий, и его «Саламандра» не выдержала попадания из энергетического оружия ксеносов. Сам он сумел выбраться из обломков и бросился бежать, неистово отстреливаясь из лазерного пистолета от молниеносно двигающихся эльдарских гладиаторов, приближавшихся к нему со всех направлений. Консул выкрикивал проклятия в их адрес, но отвага полностью покинула его с первым же порезом. К тому времени, как враги обступили его, он стоял на коленях, заливаясь слезами и умоляя о пощаде. Он уверял, что отречется от Императора, предаст своих солдат и будет верно служить до конца своей жизни и даже дольше, если только ему ее сохранят.

Но мечи не остановились, и через двадцать минут от него осталось слишком мало, чтобы продолжать жить. Последние артиллерийские позиции продержались на несколько минут дольше, чем консул Кельченко, но к тому моменту, когда на Грейвенхолд опустился черный плащ ночи, огромные орудия умолкли и восточная часть города полностью перешла во власть врага.

Текущая по улицам кровь не была редкостью для скотобоен и в прежние времена. Но теперь каналы, прорезанные в камне улиц, переполнялись ею, и принадлежала она не забитым животным, а солдатам Огненных Ящеров Форнукс Ликс. Несколько часов назад юго-восточные ворота окончательно пали, и гвардейцев оттеснили вглубь города. Их авангард сумел дойти до скотобоен, где и был отрезан от остальных войск и уничтожен. Последние Огненные Ящеры остались в административном районе и, возможно, пытались удерживать высотное офисное здание, уступая этаж за этажом смешанной армии ксеносов и воинов-рабов. А может быть, и демонов.

Ксенос окинул взглядом окружающий его пейзаж. Трупы Огненных Ящеров повисли на разрушенных стенах либо просто лежали лицом вниз на дороге. В некоторых местах тела падали друг на друга, образуя кучи, свидетельствовавшие о группах гвардейцев, решившихся дать неприятелю последний бой. Но в основной своей массе мертвецы располагались разрозненно. Сражение здесь было коротким, жестоким и заранее предрешенным. Приземистые склады скотобоен были окружены загонами, выходившими к реке, куда раньше вечерами сбрасывался навоз и отходы, оставшиеся после дневного забоя. Сейчас река выглядела вполне обычно для этого времени, только загрязняли ее останки не животных, а людей.

Сарпедон вывел Испивающих Души из пострадавшей в пожаре бухгалтерии. Выгоревшие подвалы здания сообщались с подбрюшьем города — этот выход располагался ближе всего к месту последнего обнаружения Теллоса. Большая часть воинов Ордена встретилась с магистром перед последним нападением на десантников сержанта. Люко и Варук прорубились через подземелья, Солк и Тирендиан проложили себе дорогу от восточной стены. Скауты Евмена все еще не возвратились из городского центра, где выполняли свое задание, а капеллан Иктинос продолжал удерживать северный берег Грейвен, где от него, по мнению Сарпедона, было больше всего пользы, — все остальные уцелевшие десантники направлялись к скотобойням, держа руки на рукоятях цепных мечей и прикладах болтеров, готовясь уничтожить любую напасть, выставленную против них Грейвенхолдом.

— Болтерный огонь, — тихо произнес Люко, подразделение которого двигалось сразу за Сарпедоном. — И цепные клинки.

Магистр не ответил. Будучи псайкером, он ощущал рост ментальной активности, а сейчас весь город просто кипел ею. Внутренний зуд все усиливался с тех пор, как в небо ударила колонна магической энергии. Реальность распадалась, увлекая за собой и Грейвенхолд. Пока это еще не слишком чувствовалось, но постепенно становилось все хуже. Цвет облаков, тихий шепот, долетавший словно издалека, тяжелый электрический аромат в воздухе. Уже сейчас Сарпедон улавливал главную ноту в этом шевелении — нечто пробивалось в реальность с изнанки. Каргедрос распахнул окно в варп — это не вызывало сомнений. И теперь в это окно лезли обитатели Хаоса.

Демоны. А то и хуже. Магистр был обязан как можно скорее разобраться с делами и вытащить отсюда всех десантников. Испивающие Души уже серьезно пострадали и при всех своих талантах не смогли бы долго продержаться, заполони город войска богов Хаоса.

Та-Что-Жаждет. Всего лишь очередное имя одного из них, которому поклоняются чужаки, слишком погрязшие в скверне, чтобы увидеть, что они прокляты.

— Этот свежий, — сказал Люко, присев возле погибшего гвардейца. — С момента смерти прошло не более двадцати минут.

— Цель прямо по курсу, — пришел вокс-вызов от сержанта Солка. — Один из ангаров. Похоже, сражение началось именно здесь. Повсюду лежат тела.

— Хорошо, — ответил Сарпедон. — Всем отрядам — присоединиться к Солку. Будьте начеку. Нам всем известно, с кем столкнулись гвардейцы.

Командор осторожно свернул за угол, сжимая в руках болтер. Там обнаружились обгоревшие останки «Химеры», и восемь лап легко взнесли Сарпедона на крышу машины. Оттуда он увидел ставший их целью ангар, который стремительно и надежно окружали Испивающие Души. Магистр обратил внимание на сержанта Келвора, державшего шаг, невзирая на примитивный протез, изготовленный Палласом и заменивший ему отсеченную ногу.

Сарпедон понимал, что очень многого требует от своих десантников. Но они еще никогда не подводили его. И он надеялся, что тоже не подведет их и не оставит умирать вместе с гибнущим миром. Он быстро перебежал улицу и укрылся в тени склада. Все вокруг устилала отвратительная мешанина отрубленных конечностей и выпотрошенных внутренностей. Должно быть, Огненные Ящеры полагали этот ангар удобным местом, где можно спрятаться. Полагали, пока не подошли на достаточное расстояние, чтобы по ним открыли огонь из болтерных пистолетов, а затем изрубили цепными мечами. Это нападение было куда кошмарнее, чем все, что гвардейцы могли вообразить. На дверях склада красовалось несколько отметин, оставленных попаданиями из лазганов, но не слишком много — хотя Огненные Ящеры и были превосходными солдатами, их перерезали раньше, чем они успели приготовиться к бою.

— Начали! — приказал Сарпедон по воксу. Сержант Грэвус размахнулся силовым топором и одним ударом выбил двери. Его подразделение и несколько выживших десантников из отряда Келвора ворвались внутрь первыми, за ними последовали люди Люко и Диона. Аугметическое зрение Сарпедона мгновенно подстроилось к темноте, когда он вошел в двери, сопровождаемый остальными отрядами Испивающих Души. Каждый из них был готов отразить контрудар Теллоса и его беглых десантников.

Пройдя внутрь ангара, они оказались среди туш, подвешенных на крючьях к потолку единственного огромного помещения. Зловоние стояло невообразимое, и Сарпедон почувствовал, как включаются его многочисленные фильтрующие органы. Все туши, свисавшие в несколько рядов, доходивших до самого свода, давно уже протухли и начали гнить.

Шагнув вперед, Сарпедон отодвинул ногой одну из них. Когда он прошел мимо, из мяса посыпались копошащиеся личинки.

Неудивительно, что Теллос решил спрятаться именно здесь. Он хотел окружить себя смертью.

— Чисто, — отчитался по воксу Грэвус.

— У меня тоже, — откликнулся сержант Дион из дальнего конца помещения.

— Чисто, — поддержал Люко, осторожно проходя между тушами за спиной Сарпедона. — Но они были здесь.

Несколько туш впереди были срезаны ударами цепных мечей и лежали разлагающейся грудой, по которой ползали личинки. Именно здесь укрывался Теллос, планируя смертоносные набеги на Грейвенхолд и возвращаясь, чтобы помолиться Кровавому Богу.

Испивающие Души приблизились к противоположной от входа стене. В ней зиял пролом, открывавшийся на задний двор и реку Грейвен.

— Именно так они и ушли, — сказал Люко. — Всего несколько минут назад.

— Они не знали, что мы придем, — произнес Сарпедон.

— С чего ты взял?

— С того, что иначе Теллос вышел бы сразиться со мной. Нет, они идут туда. — Сарпедон указал на змеящуюся колонну фиолетово-черной энергии, бурлившей силами варпа. Вокруг нее бушевала гроза, вниз лился кровавый дождь. Тучи оплакивали гибель Грейвенхолда алыми слезами. — Теллос заслужил себе пропуск в варп. Туда он и отправился. Вот что пообещал ему Кар-гедрос. Значит, им придется перейти через реку.

Сарпедон повернулся к Люко:

— Что у нас с воксом?

— Становится хуже. На небольшом расстоянии все нормально, но не уверен, насколько далеко можно послать сигнал.

— И все же попробуй. Кто-то должен предупредить Иктиноса, что они идут к нему.

 

Глава шестнадцатая

Багровым Кулакам первым из всех войск Империума удалось прорваться к северу города, пройдя под рекой по тоннелям и канализации. Скауту Испивающих Души предстояло поплатиться за свою недисциплинированность, как и всему его Ордену. Несколько раз по пути уже были замечены союзники предателей — ксеносы, твари с черной как ночь кожей, которая не помогала им укрыться от глаз и болтеров Багровых Кулаков.

Вместе с капелланом Инхасой Рейнц шел впереди войска. Боевые братья были молчаливы и напряжены, усмиряя свой гнев железной волей космодесантника. Командор испытывал сходные чувства — все их мысли сейчас были обращены к отмщению. Обыкновенный солдат в подобной ситуации стал бы небрежным и нервозным, а гнев ослабил бы его боевые навыки. Но Адептус Астартес были другого сорта. Чем выше в них поднималась ненависть, тем яростнее они сражались. Чем сильнее на них давили, тем больше они сопротивлялись. Именно эта способность и делала космических десантников лучшими воинами в Галактике, а Багровых Кулаков — лучшими среди Адептус Астартес. Они действительно умели ненавидеть.

Орден потерял капитана Арку и библиария Гаксуальфа, а также достаточное число боевых братьев Второй роты, чтобы шрамы потерь долго не заживали. Было утрачено священное знамя, восходящее к самому Рогалу Дорну. Их побили и унизили предатели. И теперь Кулаки вымещали свой гнев на грейвенхолдцах, воинах-рабах и немногочисленных ксеносах. Но этого было мало, чтобы смыть печать позора. Только уничтожение Испивающих Души могло избавить их от стыда.

Вот почему боевые братья молчали, пробираясь мрачными подземельями, чувствуя кипящую внутри ненависть, которая только и ждала, чтобы излиться на врагов, рискнувших встать у них на пути.

Им не удалось протащить с собой никакой бронетехники через развалины сената. «Финвалы», «Рино» и «Хищники» были брошены на поверхности. Но в распоряжении Багровых Кулаков остались отделения опустошителей, которым не нашлось применения в сражении за здание биржи, однако именно на их огневую мощь сейчас рассчитывал Рейнц. Испивающие Души пребывали не в лучшей форме — их разбросало по городу и потрепало не меньше, чем Багровых Кулаков, так что, должно быть, предатели решили возвратиться под защиту своего логова, где, как они полагали, окажутся в безопасности. Но Кулаки уже превратились в несокрушимый молот, созданный из дисциплинированных, охваченных праведным гневом воинов, готовых погибнуть, но не отступить.

— Мы уже близко, — произнес капеллан Инхаса. Он пришел к тому же заключению, что и Рейнц, увидев тоннели, ведущие к энергетической колонне на севере города. Сарпедон занимался каким-то грязным колдовством, и Рейнц, даже не будучи псайкером, ощущал в воздухе ментальные возмущения. Подобное заклятие требовало основательной подготовки и концентрации на работе, а значит, Сарпедон будет слишком занят и уязвим. Это станет его последней ошибкой.

— Опустошители пойдут первыми, — приказал Рейнц. — За ними последуют штурмовые подразделения. Инхаса, вы возглавите удар.

— Это большая честь, командор. Как понимаю, ты намерен лично сразиться с Сарпедоном?

— Если такая возможность представится, — ответил Рейнц. — Если нет, прикончите его не раздумывая. Только постарайтесь не повредить голову. Мне хотелось бы лично преподнести ее магистру Кантору.

— Тогда, если ты не против, я хотел бы разобраться с их капелланом. Тем, что убил Арку.

— Не смею отказать вам в этом удовольствии.

Тоннель заканчивался впереди. Темнота поредела.

Зрение Рейнца пробилось сквозь мрак и различило высокий свод, похожий на каменный небосклон. Вдалеке, озаряемые тусклым светом, маячили укрепления, поблескивающие отполированной поверхностью.

— Во славу Дорна, братья, — обратился Рейнц к отрядам опустошителей, выдвигающихся вперед с тяжелыми орудиями на плечах. Они уже были готовы обрушить шквал огня на любое зло, укрывшееся в городе.

— Вижу цель, — произнес брат Кройя, вместо Кэлтакса возглавивший один из отрядов.

— Всем сержантам занять позиции, — приказал по воксу Рейнц.

Офицеры Второй роты откликнулись и рассредоточились по широкому тоннелю: впереди — мощные орудия, Инхаса и штурмовики, за ними — тактический десант, готовый прикрыть наступление массированным болтерным огнем.

— Хорошо. Кройя, приступай. Багровые Кулаки, во славу Дорна и Императора, пусть этот город утонет в крови еретиков!

Капитан Кайсленн-Гар спотыкался и пыхтел, заставляя сервосистемы своего тела пробираться по узким и темным коридорам астропатического отсека. Все императоробоязненные члены экипажа старались обходить стороной каюты астропатов, расположенные в самой глубине корабля и надежно защищенные от любого псионического воздействия. Хотя эти астропаты и получили разрешение на работу от властей Империума и были необходимы, но оставались псайкерами, и в большинстве своем матросы делали все возможное, чтобы держаться от них как можно дальше.

Сама мысль о появлении здесь была отвратительна Кайсленн-Гару. Псайкерского безумия вполне хватало и на планете под ним. «Но обстоятельства вынуждают», — подумал он, проходя мимо многочисленных священных печатей и написанных на стенах молитв, которыми астропаты защищали свои каюты.

— Капитан, мы крайне польщены твоим визитом. — Голос астропата Торквена был холоден словно лед и начисто лишен эмоций. И становилось совершенно очевидным, что его обладатель вовсе не польщен. Кайсленн-Гар вообще не мог представить что бы то ни было, что действительно могло вызвать подлинную радость у Торквена.

Капитан протиснулся в двери и вошел во внутреннее святилище. Говоривший с ним астропат сидел за аналоем, который занимал большую часть крохотного помещения. Похожий на паука сервитор прицепился поверх одеяний к груди Торквена и перелистывал страницы громоздкого молитвенника. Лицо астропата казалось не более чем обтянутым кожей черепом с безгубым, точно у рептилии, ртом и двумя вертикальными прорезями на месте носа. Полоска темно-красной материи закрывала глаза. В основной своей массе астропаты были слепы, что являлось, как поговаривали, результатом ритуалов, проводимых на самой Терре, во время которых могучих, но не поддающихся контролю псайкеров превращали в сильных и покорных телепатов. Со стен кельи к затылку Торквена тянулись отслеживающие его ментальное состояние кабели и провода, делая его похожим на марионетку. Этот астропат был главным прибором связи для корабля, поскольку только псионические сообщения могли преодолеть необъятные пространства между звездами.

— Здравствуй, Торквен, — начал Кайсленн-Гар. Он все еще пытался отдышаться, поскольку старое тело не слишком годилось для прогулок по кораблю. — Без сомнения, тебя уже должно было озаботить наше положение.

— Неужели все настолько плохо? — Сервитор перевернул очередную страницу, и пальцы астропата автоматически заскользили по строчкам писания. Буквы не были объемными; Торквен чувствовал чернила, нанесенные на бумагу, и продолжал читать сакральные тексты именно так, как его учили, — сохраняя свое сознание чистым.

— Возможно. Мы полностью лишились связи с планетой. Теперь мы даже посмотреть на город не можем.

— И, кроме того, было это… возмущение. — Торквен лениво качнул рукой, указывая в сторону ленты черного колдовства, пронизавшей космическое пространство слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. — Да, я его ощутил, но понятия не имею, что могло бы послужить причиной.

— Как и мы. Вот за этим я и здесь.

— Меня только смущает, что ты сам решил нанести мне визит. Неужели ты не мог доверить свое послание внутренней связи?

— Нет.

— Что ж… Так кто будет адресатом?

Кайсленн-Гар пожал плечами:

— Ближайшая планета с достаточной плотностью населения. Более-менее важная для Империума.

— Необычный заказ. Как правило, указывают кого-то конкретного или хотя бы какую-то организацию.

— Мне безразлично, кому отправят сообщение. Его все равно получит именно тот, кто нужно.

— Ясно. — Торквен помедлил. — Диктуй.

— Думаю, будет лучше оформить послание в официальном стиле, — произнес Кайсленн-Гар. — Вниманию Ордосов Его Императорского Величества Священной Инквизиции…

— Мы не получали приказа оставить свои позиции, — сказал капеллан Иктинос. — И мы не станем отступать. Это понятно?

Десантники, преклонившие перед ним колена, не отвечали.

Они собрались на первом этаже северной башни Карнакского моста, окруженные роскошью, ранее принадлежавшей элите Грейвенхолда. Бальная зала, где они разместились, предназначалась для встречи дипломатов и должна была производить впечатление. С потолка свисали люстры, казавшиеся слишком громоздкими и тяжелыми, стены покрывали гобелены, изображавшие городскую знать, охотившуюся в окрестных лесах. Вся мебель была выполнена из золота и привозной древесины — отражение декаданса и разложения, пожиравших самое сердце Империума.

— Хорошо. — Иктинос отвернулся от коленопреклоненных десантников и посмотрел в сторону величественных окон, выходивших на изящный, выполненный из стали Карнакский мост. По нему шли Испивающие Души, и одного взгляда было достаточно, чтобы понять: они не на одной стороне. Доспехи идущих были грязны и помяты, шлемы отсутствовали, а на лицах особенно выделялись безумные глаза. Цепные мечи большинства из этих воинов заскорузли от крови.

— По местам! Выстроить огневой рубеж! Крепитесь! — Иктинос расчехлил свой священный крозиус арканум, глядя, как десантники, поднимая болтеры, занимают позиции возле окон. Крозиус служил капеллану и символом власти, и оружием, окруженным потрескивающим энергетическим полем, способным проломить любую броню.

Иктинос был капелланом, стражем коллективной души Ордена. Он только начинал понимать место Испивающих Души в плане Императора — великом замысле для всего Человечества, по которому они должны были обрести свободу от Империума прежде, чем смогут сыграть свою роль. И Иктиносу предстояло повести Орден по этому пути, но вначале необходимо было выжить.

— …апеллан… в вашем направлении, приготовьтесь к… — протрещал в воксе голос Сарпедона, искаженный завыванием статических разрядов.

Иктинос отключил прибор. Это была его битва и его десантники. Они были готовы пасть за него и должны были пасть во имя осуществления плана Императора.

— В зоне досягаемости, — произнес брат Кекропс, оценивавший дальность через прицел болтера.

— Ждать.

— Считаю… тридцать два.

— Значит, они превосходят нас числом. Отлично. Где душа в три раза крепче стали станет?

— В бою, — не раздумывая ответил Кекропс. — Там, где огонь холоден, словно адское пламя.

— Когда завершится наш путь?

— Не раньше Конца Времен, — откликнулся брат Октопус, стоящий на коленях с мелтаганом на изготовку. — Ибо только тогда мы отдохнем, когда восстанет Император и объединит в одно все миры.

— Как нам врагов опознать?

— По делам их, — отозвался брат Аполлоний, с обнаженным цепным мечом присевший на корточки позади линии стрелков. — Грядет Конец Времен, когда враги встанут перед Императором и станут молить нас о скорой смерти.

— Хорошо. Огонь!

Окна бальной залы разлетелись, и Карнакский мост наполнила ревущая река шквального огня, обрушившаяся на отступников. Болтерные заряды били в поверхность моста, рикошетя и очерчивая пространство уничтожения.

Но этого было мало. В этот раз в качестве врага выступали Испивающие Души, которых свели с ума кошмары, немыслимые для нормального человека. Чтобы повергнуть их, требовалось нечто большее, чем болтеры и дисциплина.

На глазах Иктиноса Теллос отшвырнул в сторону одного из своих десантников и растоптал следующего, стремясь добраться до бойцов капеллана. Болтерные заряды проходили сквозь бледную желеобразную плоть Теллоса, прошивая его увеличившиеся мышцы и не причиняя вреда. Руки ему заменяли ржавые, покрытые запекшейся кровью цепные клинки, а лицо превратилось в неузнаваемую маску шрамов и ненависти.

Это было символично. Две группы Испивающих Души, обе из которых были выкованы на Стратикс Люмина. Одни — люди Иктиноса — обрели просветление и познали чувство долга, благодаря чему были готовы отправиться хоть на край Галактики, чтобы исполнить волю Императора. Другие — возглавляемые Теллосом — окончательно запутались и навлекли на себя проклятие, погружаясь в такие пучины насилия, что погубили собственные души.

Два человека. Просветленный и безумец. Хорошо, что все это подошло к концу, подумал Иктинос. Рано или поздно эта битва должна была состояться.

Командир отступников первым бросился к огневым позициям, но и остальные не отставали от него.

Прежде чем Теллос добрался до брата Октета, тот успел выстрелить из мелтагана, превратив в пар руку одного из предателей. Цепные мечи вспороли броню, словно ее и не было, выйдя из спины Октета. Теллос едва заметно шевельнул плечами, и тело его противника распалось на две половины, во все стороны брызнула кровь. Командир отступников упивался убийством. Он отбросил половины погибшего десантника в разные стороны и устремился к следующему, отрубив руку брату Тиельну, хотя тот в упор высадил в него очередь из болтера. Остальные отступники ворвались в бальную залу, и завязалась жестокая рукопашная схватка, в которой никто не собирался умирать легко. Иктинос смотрел словно со стороны, как его тело взмахивает крозиусом и бросается в драку. Будто он был не он, а лишь частичка какого-то огромного плана. Капеллан ощущал себя посланником, знаком, пешкой в руках Императора.

Увенчанный орлом крозиус опустился на грудь отступника, сокрушив и доспех, и внутреннюю броню, образованную сросшимися в единое целое ребрами. Заряд, выпущенный из болтерного пистолета, ударил капеллана в наплечник, но Иктинос едва обратил на это внимание. Он чувствовал направлявшую его силу. Слышал, как звучат в его голове слова Дениятоса, как доктрины «Военного Катехизиса» направляют его движения, заставляя крозиус проломить череп еще одного предателя, упавшего ему под ноги, и оторвать руку следующему.

Именно так все и должно быть в Конце Времен. Брат против брата, но никакой ненависти. Просто всеобъемлющее чувство осмысленности происходящего, понимание того, что ты играешь роль в величайшей драме, исходом которой может быть только победа, которая уже одержана и одерживается вновь раз за разом.

Брат Аполлоний сражался один на один с Теллосом, постепенно уступая и отражая непрерывный град ударов цепными мечами. Разлетались искры. Иктинос с холодным безразличием проследил за тем, как движимый звериной мощью клинок Теллоса перерубил цепной меч Аполлония, брызнувший во все стороны осколками металлических зубьев. Затем командир отступников просто ударил своего соперника в ногу, и та переломилась в колене, изогнувшись в противоположную сторону.

Теллос предпочел не тратить время на то, чтобы добить Аполлония, а просто перешагнул через него и устремился к Иктиносу.

Капеллан знал, что исход этой битвы был предначертан. Сама воля Императора обрушит крозиус на мятежника, пробороздив в его теле широкую влажную полосу, которую даже мутировавшая плоть не сумеет закрыть. Гибель всегда ожидала Теллоса здесь, в северной сторожевой башне Карнакского моста, повторяясь из бесконечности в бесконечность, дожидаясь, пока Иктинос выйдет на подмостки и исполнит свою роль верного слуги Императора.

Крозиус взлетел, роняя искры энергетического поля. Весь свой вес вложил Иктинос в удар, чувствуя силу самого Императора, направившую оружие на мутировавшее тело Теллоса.

Однако мятежник перехватил удар, скрестив свои цепные мечи. Выпад капеллана неожиданно прервался, перед его глазами засверкали разряды энергии крозиуса.

Неожиданно Иктинос вновь возвратился в свое тело и теперь не наблюдал за сражением со стороны, но стоял лицом к лицу с Теллосом, ощущая, как постепенно отступает перед невероятной силой отступника, обоняя запах крови, витающий в воздухе, и слыша оглушительный грохот выстрелов, крики людей и визг цепных мечей, готовых разорвать его тело.

Теллос прокрутился на месте, увлекая крозиус вниз. Не прекращая движения, мятежник обхватил голову капеллана локтем и пригнул, одновременно нанося удар бронированным коленом, врезавшимся в забрало Иктиноса с сокрушительной силой.

Когда капеллан отскочил назад, у него поплыло в голове. Взгляд застлала кровавая пелена.

Теллос скрестил мечи и, словно ножницы, сомкнул их на руке Иктиноса. Рывком он подкинул капеллана в воздух с такой силой, что тот вылетел через окно и упал на пропитавшееся кровью покрытие Карнакского моста.

Рука Иктиноса была сломана в десятке мест невероятной силой, с которой ее стиснул Теллос. Но капеллан с той же легкостью мог использовать и другую, так что он вновь поднял крозиус и бросился в бой, чтобы донести правосудие Императора до мутанта и предателя, осмелившегося убить братьев.

На здоровую руку Иктиноса опустился сапог Теллоса, расколов керамитовую перчатку. Красные искры боли сообщили о переломанных пальцах.

Командир отступников, чье лицо обрисовалось на фоне фиолетового пламени варп-портала, посмотрел на поверженного капеллана. Иктинос с трудом различил глаза на лице мятежника — два воспаленных черно-красных колодца, наполненных ненавистью.

— Неужели ты полагал себя избранным? — вопросил Теллос. — Избранным, способным остановить то, что начал Дениятос?

Иктинос пытался бороться. Но отступник обезоружил его и прижал к земле. Этот предатель, этот монстр мог сейчас поступать с ним как заблагорассудится.

— Погляди, как ты цепляешься за свою веру, — продолжал Теллос, и голос его был густым, точно кровь. — И все же полагаешь себя свободным. Иктинос, неужели ты думал, что станешь сражаться вечно? Неужели считаешь, что эти твои ученики встанут плечом к плечу с Императором? Чего Он желал Человечеству? Только свободы! При этом из нас двоих здесь свободен только один, и это не ты.

Дух Иктиноса был достаточно силен, чтобы позволить ему пройти сквозь ад, а потом спокойно исповедовать собратьев. Но, несмотря на это, капеллан почувствовал, как холодеет в его груди. Теллос был не просто безумцем. Взгляд мятежника проникал сквозь забрало похожего на череп шлема и погружался в самую душу.

— Теллос, — прохрипел Иктинос, превозмогая боль и отчаяние, — во что же ты превратился?

Мятежник усмехнулся, и его мутировавший рот оскалился акульей пастью. Он приставил один из своих мечей к шее капеллана, а второй — к сердцу.

— Кровь для Кровавого Бога, капеллан. Все просто.

— Теллос! — прокричал чей-то голос, и отступник обернулся.

Иктинос с трудом повернул голову, чтобы посмотреть, что происходит. Там, посреди Карнакского моста, в полном одиночестве стоял Сарпедон.

— Отродье ксеносов! — проревел Рейнц. — Сдохните! Во имя Империума и священного права Человечества! Сдохните!

Дворцовые сады превратились в поле боя. Эльдарские воины изливались из дверей только для того, чтобы пасть изувеченными или разнесенными на куски огнем ракетометов и тяжелых болтеров. Багровые Кулаки несли потери из-за энергетического оружия, установленного на стенах крепости, и жутких тварей без кожи, выскакивавших из мрака, чтобы вцепиться в десантников когтями и зубами. Реактивные машины проносились мимо на сумасшедших скоростях, а наездники старались дотянуться до своих врагов энергетическими клинками, но падали, сраженные точными попаданиями из болтеров.

Капеллан Инхаса повел штурмовых десантников в наступление. Треть из них выбыла из строя погибшими или израненными раньше, чем им удалось врезаться в основное скопление эльдаров. Перед воротами дворца завязалась рукопашная, цепные мечи вспарывали роскошные доспехи и перерубали стволы кристаллических винтовок. Эльдары, эти самые подлые по натуре ксеносы, не могли долго сдерживать натиск людей Инхасы и были вынуждены отступить по мосту через ров, наполненный ртутью. Прижавшись спинами к стене, эльдары гибли в колоссальных количествах. Вперед устремились все остальные Багровые Кулаки, обстреливавшие укрепления и поддерживавшие наступление капеллана, старавшегося сокрушить сопротивление и проломить ворота. Ров настолько забился телами ксеносов, что некоторые штурмовики пробегали прямо по трупам, чтобы сойтись в сражении со своими врагами.

Это было превосходно. Это было по-настоящему красиво. Каждый погибший сегодня Кулак должен был войти в историю как воин, сражавшийся в истинно великой битве против врагов Императора.

«Больше никакой лжи, — пообещал себе Рейнц, бегущий, пригнув голову, мимо разрушенных стен и странных каменных деревьев дворцового сада, слышащий, как воздух над ним прорезают хрустальные осколки. — Больше никаких предательств. Никаких трюков». Пришло время Багровых Кулаков — время, когда не осталось места ни для чего, кроме битвы. Таков был путь Адептус Астартес, и их сила всегда побеждала коварство.

Космический Десант Империума не пытался запутать своих врагов или погубить их, втянув в свои планы, полные предательств и лжи. Он просто уничтожал их, целиком и полностью. Так учил Рогал Дорн. И для Багровых Кулаков не существовало иного пути.

Рейнц вел тактические отряды к воротам, в то время как огонь болтеров обрушивался на укрепления, оставляя эльдаров перед выбором: спешно искать укрытие или сорваться со стены, чтобы рухнуть на землю далеко внизу. Ксеносы, чья кожа сливалась с тенью, неожиданно выскакивали из темноты, намереваясь убить кого-либо из десантников выстрелом из стреляющего кристаллами пистолета или насадив на отвратительно выглядящий кривой меч. Но всякий раз подобная попытка заканчивалась тем, что силуэты тварей вырисовывались в свете трассеров и отлетали назад под ударами болтерных зарядов. К эльдарам у ворот попыталось подойти подкрепление в лице воинов, специализировавшихся на ближнем бое и практически не носивших доспехов, зато двигавшихся с ошеломительной скоростью и изяществом. Рейнц выкрикнул приказ открыть огонь. Пятьдесят болтеров разорвали тела эльдаров, разбросали в стороны и окропили обсидиановые стены дворца их кровью.

Не прекращая продвижения, Багровые Кулаки накрыли каменные сады перекрестным огнем. Воины эльдарского подкрепления полегли, их тонкие кости были перемолоты попаданиями болтов. Горели гравициклы. Энергетические доспехи отражали кристаллические заряды, выпущенные снайперами эльдаров, укрывшимися в окнах дворца. Десантники отвечали огнем тяжелых орудий. Выстрел плазменной пушки наполнил помещение позади одной из бойниц сверхперегретой материей, и наружу вырвались языки желтого пламени.

Десантникам Рейнца оставалось пройти всего несколько метров, чтобы миновать каменные сады и встретиться у ворот с Инхасой. Над крозиусом арканум капеллана поднимался дым от крови, сгорающей в энергетическом поле. Эльдарские воины изо всех сил пытались удерживать последнюю башенку на стене, отстреливаясь из пистолетов.

— Отряд Завьера! Отряд Падроса! — прокричал Рейнц. — Заходите в спину этим гроксолюбам!

Два тактических отряда перебежали на противоположную сторону рва и вместе со штурмовиками зажали эльдаров под яростным перекрестным огнем. Мощью попаданий тела ксеносов вскидывало в воздух и швыряло об стены, а десантники врывались в помещение, добивая уцелевших. В Ордене любили капитана Арку, и штурмовики были одержимы жаждой мести.

Сарпедон прятался где-то за спинами ксеносов, заставляя их своими телами защищать его от Багровых Кулаков. Трусливый колдун, предатель и осквернитель крови Дорна. Соберись здесь хоть все эльдарское дерьмо Галактики, они бы его уже не спасли.

— Это самое безопасное место во всем проклятом городе, — произнес Рейнц, подойдя к капеллану.

— Согласен. Наконец-то мы знаем, где прячутся наши враги.

— Готовы?

— Как всегда, — кивнул Инхаса.

Опустошители! Ломайте ворота!

Те уже давно ждали этого приказа. В ворота одновременно ударили три бронебойные крак-ракеты, превращая их в груду обугленных щепок. Золотая решетка с трудом пережила этот удар, но Рейнц разбил ее прутья с первого же замаха громовым молотом.

Вместе с Инхасой командор ворвался во внутренний двор, угодив под град выпущенных по ним кристаллических зарядов, но те отскакивали от брони Рейнца, которую выковали лучшие ремесленники Ордена, сумевшие пережить трагедию на Мире Ринна. Впрочем, несколько осколков пробило доспехи и вонзилось в плоть, однако командору доводилось испытывать и худшую боль, так что он продолжал бежать под этим градом, сопровождаемый остальными Багровыми Кулаками. Внутренний двор окружали малые стены с укреплениями, куда отступили ксеносы с внешних стен. Здесь они и полегли от болтерного огня и ракет, после того как десантники стремительно зачистили сам двор.

Внутренние ворота распахнулись, и из них выбежали эльдары в тяжелой броне, вооруженные алебардами с энергетическими лезвиями, разрубавшими доспехи Багровых Кулаков, пытавшихся их остановить. Рейнц оказался в первых рядах, но успел принять алебарду на рукоять громового молота, ощутив, что на оружие, приближающееся к его лицу, давит сила, не уступающая мощи космодесантника. Командору пришлось отступить на шаг назад, чтобы прокрутиться и с размаху опустить молот на голову эльдара, — лишенная всяких отличительных черт, если не считать сверкающих зеленых линз, маска развалилась от удара, и тело ксеноса отлетело в сторону.

Элита эльдаров. Рейнцу уже доводилось сражаться с подобными тварями, принадлежащими к разным аспектам воинов, отличающихся только способами ведения боевых действий, которым посвятили себя их представители. Эти были сильнее прочих и куда лучше защищены. Командор нанес еще один удар, но тот не достиг цели, поскольку его кирасу прожгли лазерные лучи, выпущенные устройством на шлеме ксеноса. Грудь взорвалась вспышкой боли, но Кулак сумел с ней справиться и раздробил колено ранившему его эльдару. Затем, ударив рукоятью молота в лоб твари, он опрокинул ее на землю. Еще раз взмахнув своим оружием, Рейнц обрушил его на голову ксеноса, словно на мишень в тренировочном зале Ордена. Молот развалил тело эльдара на части, а в следующем замахе оторвал еще одному противнику руку.

Врагов было слишком мало. Эльдары сражались против всей Второй роты Багровых Кулаков и постепенно отступали внутрь дворца.

— Разберитесь с ними! — крикнул Рейнц капеллану Инхасе и устремился мимо сопротивляющихся ксеносов вглубь здания. Пусть эльдары хорошо видели в темноте, но глазные аугментации космодесантников еще лучше умели пронизать мрак.

Командор не ставил себе целью уничтожение всех ксеносов. Это могло подождать. Сейчас его интересовало только местонахождение Сарпедона.

Дворец представлял собой настоящий лабиринт. Династия, построившая его, явно не знала понятия «симметрия». Повсюду десантников встречали тупики и безумные пропорции, лестницы, уходящие в никуда, и коридоры, обрывающиеся в глубокие черные ямы.

С собой Рейнц взял около половины Багровых Кулаков, оставив остальных вместе с Инхасой удерживать эльдаров от преследования. Инстинкты вели командора вниз по узким извилистым лестницам мимо засад, организованных ксеносами. Эльдары не ждали появления десантников, поэтому оборонительные позиции встречались крайне редко, были неупорядоченными и целые своры тварей гибли под ударами молота Рейнца и огнем болтеров его боевых братьев. Момент нельзя было упускать, командор понимал, что Сарпедон сейчас пытается отправить наверх достаточное число солдат, чтобы утопить Багровых Кулаков в крови, позволив Испивающим Души выстроить достойную оборону.

Ниже, дальше. Уродливые эльдарские истязатели натравливали на десантников своих изувеченных, мутировавших зверей, рвущихся сквозь шквал огня. Десантники расправлялись с ними при помощи болтерных зарядов и боевых ножей. Пал брат Арройокс, растерзанный порождениями ксеносов. Проломив ударом молота грудь эльдарского палача, Рейнц повел своих людей дальше, тихо вознеся молитву за упокой души Арройокса.

Помещения дворца становились все больше, и казалось, что его воздвигла раса гигантов. Высокие обсидиановые своды. Сырые стены из зеленого камня, покрытого отложениями соли. Галереи безликих статуй. Эльдаров здесь было немного, и Рейнц знал, что они не попрятались, поскольку даже он ощущал, как изменился воздух на нижних этажах. Десантники вошли на священную территорию, куда мало кто допускался — так мало кто мог и выступить против Багровых Кулаков.

Они миновали кельи истязателей, где на вытесанных из оникса окровавленных столах лежали изрезанные тела гвардейцев и жителей Грейвенхолда. Стены были обтянуты содранной кожей. В одном из помещений обнаружились два трупа, явно принадлежавшие гвардейцам, которых раздели догола и приковали к полу. Похоже было, что их накачали боевыми стимуляторами и заставили голыми руками драться друг против друга, умирать в жутких муках на потеху тем, кто командовал ксеносами.

Рейнц знал, что Сарпедон пал очень низко. Но только сейчас начинал понимать насколько. Еретик и мутант, наслаждавшийся жестокостью, уподобившийся отвратительным чужакам, погрязший в пучинах греха. Будущие Багровые Кулаки с гордостью станут вспоминать историю очищения крови Дорна, когда Рейнц прикончит Сарпедона.

Тоннели и коридоры привели десантников в огромную приемную залу. Одну из стен почти полностью занимали широкие окованные ворота, выходившие из дворца в нижнюю пещеру. Вторая пара дверей, меньших по размерам и вырезанных из зеленого камня, была встроена в противоположную стену. Хоть и не являясь псайкером, Рейнц ощущал кипящую за ними энергию, вихрь темной магии, рожденной в глубинах черной души.

— Сюда, — сказал командор. — Нужна мелта.

Брат Олкама выбежал вперед со своим мелтаганом, а остальные десантники заняли позиции напротив дверей, готовясь ворваться внутрь и разнести из болтеров все, что там увидят. Рейнц собирался войти сразу следом за ними, понимая, что только колдун, полоумный псайкер вроде Сарпедона, может находиться там.

Олкама начал стрелять. На пол потекли раскаленные добела струи расплавленного камня, когда луч мелты ударил в двери. Затрещали стены. Жар стал разрывать связи между молекулами, и двери задрожали, а затем взорвались со звуком далекого раската грома.

Во все стороны брызнули бритвенно-острые осколки камня. К этому Рейнц был готов. Но вот к тому, что из прохода вырвется ураган магической энергии, он подготовлен не был. Брата Олкаму подняло и швырнуло в ворота на противоположной стороне залы, а затем и их сорвало с петель, унеся вглубь темной пещеры. Извивающиеся щупальца фиолетово-черной энергии отрывали Багровых Кулаков от земли и отбрасывали назад. Пальцы десантников скребли по гладкому каменному полу, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Рейнца подбросило в воздух, усиливая его ярость и смятение. Он размахнулся громовым молотом и обрушил его вниз, глубоко погрузив в пол. Оружие пробороздило в камне длинную полосу, но все-таки остановило полет командора, послужив якорем. Рейнц держался за него, в то время как его ноги болтались в воздухе, и вглядывался в глубины колдовского шторма за дверями.

Там что-то было. Точнее, кто-то. Склонившийся, словно в молитве, в самом сердце бури, окруженный энергиями, льющимися из варп-портала.

Рейнц оттолкнулся от пола ногой и подтянулся к двери, используя молот в качестве опоры. Он не видел, следуют ли его примеру остальные десантники. Но его это не слишком тревожило. Все они понимали, что только ему дано справиться с колдуном.

Еще один шаг. Еще один метр. Лишь незамутненная ненависть заставляла его двигаться дальше. Все, что он когда-либо выучил, каждая молитва гнева, каждое боевое воспоминание питали его ярость.

Он дотянулся до порога и вполз внутрь помещения за дверью. Краска начала осыпаться с его доспехов, стала терять свои очертания эмблема сжатого кулака на наплечнике. Рейнцу казалось, что вот-вот за ней последует и кожа на его лице. Одно последнее усилие — и он прошел сквозь магическую бурю, оказавшись в сердце циклона.

Сидящее там существо оглянулось. Это был высокий эльдар с перекошенным, мертвенно-бледным безвозрастным лицом. Зрачки его были абсолютно черными. Он оказался лысым, а его скальп украшали загадочные татуировки. Изящный фиолетовый доспех, похожий на панцирь жука, перетекал в бритвенно-острые изгибы и серпы. Эльдар стоял на коленях на краю ямы, которая, казалось, пройдя сквозь пол, выходила в безумную Галактику сверкающих созвездий и ползучих бесформенных звезд. На каком-то инстинктивном уровне Рейнц понял, что ксенос открыл коридор в варп — измерение безумия и зла, где обитали повелители Тьмы.

Эльдары и Хаос. Они бы разорвали Грейвенхолд на части, не появись Багровые Кулаки. И теперь Рейнц стоял у самого сердца готовившихся событий, спрятанного глубоко под городом.

Вокруг границы портала неподвижно, с опустошенными взглядами стояли еще несколько эльдаров. Они явно принадлежали к той же породе палачей, с которыми командор встретился по пути вниз. Их кожа была изрезана и покрыта швами, словно они проводили эксперименты на самих себе. Из глаз ксеносов вырывалась черная энергия. Они отдали свои души ради открытия портала.

Высокий эльдар поднялся на ноги, подбирая лежащую перед ним длинную алебарду.

— Лорд Сарпедон, — произнес он глубоким голосом, в котором едва угадывался акцент. Его имперский готик звучал звонко, словно у проповедника в церкви. — Вижу, ты наконец познал истину. Я, конечно, готов вновь распахнуть тебе свои объятия, но понимаю, что сейчас ты вряд ли столь легко доверишься моей гостеприимности. За то, что тебя предали, ты удостоишься чести сразиться с принцем Каргедросом и будешь принесен в жертву Той-Что-Жаждет.

Рейнц шагнул вперед, перехватывая громовой молот обеими руками.

— Сарпедон — еретик и предатель крови Рогала Дорна, — прорычал он. — Тварь должна знать, кто станет ее убийцей. Я — Рейнц, командор Багровых Кулаков, уроженец Мира Ринна, сын Рогала Дорна, слуга правой руки Императора.

Эльдар оглядел Рейнца сверху донизу, впервые обратив внимание на нормальные ноги и темно-синий цвет доспехов.

— Приношу свои извинения, — масляным голосом произнес он. — Вы для меня все на одно лицо.

В душе командора не осталось места ни для чего, кроме ненависти. Ксенос, предатель, еретик — все это воплотилось в одном самодовольно ухмыляющемся враге. Теперь Рейнц не смог бы отступить, даже если бы и захотел.

Эльдар был быстр — быстр достаточно, чтобы отразить первый выпад командора и увернуться от второго. Серебристое древко алебарды останавливало оголовье молота в треске энергетического поля. Рейнц пошел в наступление, яростно размахивая оружием и все более раздражаясь от того, как двигался эльдар, который словно предугадывал каждое его движение раньше, чем оно начиналось. Алебарда описывала серебряные дуги, угрожая снести Рейнцу голову.

Сила здесь не помогала. Чужак был истинным воплощением хитрости, и его обманные движения и блоки постепенно выматывали командора. Но это не имело значения. На Энтимионе IV необходимо было одержать победу, и долг Рейнца перед Императором и Империумом Человечества требовал продолжать сражение.

— Ваш этикет требует, чтобы жертва знала имя своего убийцы. — Эльдару хватало времени разговаривать. — Что ж, хорошо. Я король пиратов Каргедрос, повелитель Нового Комморага, любимец Той-Что-Жаждет, Змей Бездны, Предвестник Конца, архонт кабала Горящей Чешуи и будущий властитель планеты, на который ты сейчас стоишь. — Ксенос ударил ногой, вынуждая Рейнца припасть на одно колено. Космодесантник едва успел отвести бронированным предплечьем серебряный полумесяц алебарды, грозивший перерубить ему горло. — Когда ваши кошмары перетекут в варп, они будут обо мне. Прежде чем ваши мертвые души будут пожраны и их поглотит небытие, они узрят меня в моей славе. Аз есмь будущее эльдарской расы, результат тысячи судеб. — Очередной удар алебарды прорезал кирасу Рейнца, лезвие глубоко погрузилось в керамит и кости, пропоров одно из легких десантника. — Аз есмь бог, рожденный прежде вас, единый с варпом и избранный герольдом Той-Что-Жаждет. Я пришел возродить свой народ в истинном королевстве варпа.

Рейнц взревел и прыгнул вперед, заставляя Каргедроса попятиться под сплошным градом ударов, высекающих искры. Командор бил с такой силой, что смог пробить блоки ксеноса, промяв и проломив его броню с одного бока.

Основные легкие десантника наполнялись кровью, и он выдыхал багровую дымку. Третье легкое выбивалось из сил. Еще несколько таких ран, и все было бы кончено. Но он не собирался сдаваться, тесня эльдара к краю портала, где недвижимо стоял один из палачей.

Рейнц бросился вперед, понимая, что сейчас его единственным преимуществом являются огромная сила и инерция. Он врезался в Каргедроса в попытке сбросить того в портал. Но эльдар ушел в сторону, и командор пошатнулся, вскинув молот, чтобы удержать равновесие.

Каргедрос метнулся под удар и остановил полет молота, который чуть не снес голову одному из палачей.

Восстановив равновесие, Рейнц хищно усмехнулся. Палачи были нужны Каргедросу живыми. Именно поэтому эльдар и не покидал эту залу — только так он мог быть уверен в том, что с ними все будет в порядке до тех пор, пока портал не поглотит всю планету.

Теперь стало ясно, чего боится Каргедрос.

Глаза эльдара расширились от ужаса, когда Рейнц вновь размахнулся, но в этот раз ударил ниже. Молот врезался в грудь палача и отшвырнул к порталу изувеченное, брызжущее кровью тело, так что то рухнуло в бездонную яму варпа.

Теперь в движениях Каргедроса сквозила неистовая ярость. Его больше не забавляло собственное превосходство над грубым, глупым человечком. Сейчас он стремился только сохранить источник своего будущего могущества. Два воина сошлись в неистовой схватке, во все стороны полетели искры. Они рубили и молотили друг друга, пока тела каждого не покрыли десятки кровоточащих ран. Каргедрос откатился в сторону и ушел назад колесом, а молот Рейнца проломил в полу несколько широких дыр, откидывая эльдара ударной волной.

Командор сбросил в портал еще одного палача. Каргедрос не мог одновременно защищать и себя, и проводников своего колдовства. В манеру боя эльдара проникли нотки отчаяния: он уже не развлекался, а пытался как можно глубже пробить доспехи Рейнца, отрубить ему руки, пронзить сердце. Но это было невозможно. Рейнц, будучи космодесантником, являл собой воплощение грубой силы, нацеленной на победу. Каргедрос же учился сражаться быстро и изящно. Уйдя перекатом от несущейся к нему алебарды, Рейнц оказался рядом с эльдаром и ударил его головой, а затем обрушил рукоять молота на солнечное сплетение ксеноса. Каргедрос отшатнулся, на долю секунды полностью раскрывшись.

Пират ожидал удара в голову, но Рейнц поступил иначе. Вместо того чтобы замахнуться молотом, десантник вновь бросился вперед и своим оружием прижал руку эльдара к его боку, а свободную ладонь сжал на горле ксеноса, оторвав его от пола.

Каргедрос пытался сопротивляться, но теперь он превратился в обычного беззащитного ксеноса, просто в очередного ожидающего суда Императора врага Человечества.

— Я надеялся встретить здесь Сарпедона, — произнес Рейнц, выплюнув выбитые зубы. — Но враг есть враг.

Он размахнулся и швырнул Каргедроса со всей силой своей улучшенной мускулатуры. Как только эльдар оказался в воздухе, десантник перехватил оружие обеими руками и ударил. Молот врезался в грудь ксеноса, отбросив того через половину залы. Каргедрос успел еще прокричать свое последнее проклятие на языке эльдаров, медленно, по дуге падая в портал.

Рейнц проводил взглядом тело ксеноса. Тот был еще жив, когда вылетел из реального пространства в чистое безумие варпа. Командор увидел тени, оторвавшиеся от мерцающих созвездий и облепившие эльдара. Протянувшиеся к Каргедросу призрачные руки и темные зубастые пасти вцепились в его тело.

Багровый Кулак был уверен, что услышал крик пожираемого ксеноса. Варп кишел безмозглыми, вечно голодными хищниками, а без своего мира, без благословения своей богини король пиратов Каргедрос был всего-навсего обычной добычей.

Рейнц продолжал наблюдать, пока на месте эльдара не осталось ничего, кроме бурлящего черного провала.

На это ушло несколько минут. Затем командор обошел вокруг портала и скинул в него всех остававшихся палачей. Когда последний из них последовал за Каргедросом в варп, стены залы затряслись, а кипящая темная энергия стала бледной, как сама смерть, в ее глубине засверкали белые молнии. Рейнц поспешно отошел назад, увидев, что края портала начинают трескаться и крошиться.

Командор осторожно протянул руку к краю циклона. Тот потерял большую часть своей силы. Заклятие было разрушено, и энергетический вихрь утихал — это означало, что десантники могут уходить, но означало также и то, что город вскоре будет окончательно стерт с лица планеты.

Убрав громовой молот, Багровый Кулак пригнул голову и побежал сквозь стену энергии к своим боевым братьям.

Битва за Грейвенхолд завершилась. Теперь осталось только спастись из него.

 

Глава семнадцатая

Ударом ноги Теллос отшвырнул Иктиноса в сторону, удовлетворившись тем, что капеллан более не представляет собой опасности, и направился к Сарпедону.

Магистр стоял на мосту в полном одиночестве. Все его Испивающие Души остались на южном берегу, наблюдая за начинавшимся противостоянием. Теллос поднял один из своих цепных мечей, и звуки драки за его спиной начали стихать, поскольку преданные ему десантники попятились от людей Иктиноса.

Грохот сражения, идущего во всем остальном городе, был различим, хотя и ослаблялся ветром и глухим рокотом Грейвена. Но иных звуков не было.

Сарпедон медленно пошел вперед. Силовой посох по-прежнему покоился у него за спиной, а болтер лежал в кобуре. Теллос как можно ниже опустил свои цепные мечи — максимум, что он мог сделать, чтобы разоружиться.

— Теллос, — произнес Сарпедон. — Мы думали, что потеряли тебя.

— И ты явился сюда, чтобы удостовериться в том, правда ли это? — С тех пор как магистр видел его в последний раз, мутации Теллоса усилились. Мускулатура сержанта приобрела гротескные пропорции. Черты лица скрывали пряди истончившихся волос и наросшая плоть, но все равно под ней угадывалась угрюмая улыбка. — Как благородно с твоей стороны. Дениятос бы одобрил. Рисковать боевыми братьями, чтобы искупить свою вину. Развязать войну, только чтобы показать, что ты сделал все возможное. Сарпедон, ты не так уж и отличаешься от воинов старого Ордена. Ты просто убиваешь своих врагов в обратном порядке.

— А ты, Теллос? Во имя чего теперь сражаешься ты?

— Во имя того, о чем ты только рассуждаешь. Я свободен. — Теллос развел в стороны руки, и цепные мечи, включившись, брызнули сгустками свернувшейся крови. — Как только ты осознаешь, что мы есть только кровь, просто кровь, ждущая часа, чтобы пролиться, тогда ты действительно познаешь свободу. Мы избавлены от чести и долга. Мы можем поступать так, как хотим, а хотим мы убивать.

— Я знаю, что потерял тебя на Стратикс Люмина. Позволил тебе зайти слишком далеко. И если ты ненавидишь меня, Теллос, то вспомни, ради чего сражались тогда твои боевые братья. Они были готовы погибнуть ради тебя. И существуй хоть единственная возможность спасти тебя, они бы отринули любой мой приказ, чтобы вытащить тебя оттуда.

— Ты думаешь, меня волнуют такие мелочи, как месть? Нет, я стал тем, кем стал, не из-за того, что оказался жертвой предательства. Во имя Кровавого Бога, Сарпедон, да если бы ты тогда не бросил нас, мы бы никогда не увидели истинного пути! Мы изрубили тысячи тех тварей, чтобы выбраться. Вся эта кровь, все эти смерти… Мы услышали зов из варпа. И вот тогда мы все поняли. Все есть кровь, Сарпедон. Мы сами, наши враги, ты, я, земля, звезды. А стоит осознать, что все есть кровь, как начинаешь понимать и то, что течет она всегда только в одном направлении. Я видел, к чему все придет. Видел завершение всего. Кровь, смерть и безумие. Мы только играем свою роль. Скоро вся Галактика будет выглядеть так же, как этот город.

Сарпедон сделал еще несколько шагов, по-прежнему не обнажая оружия.

— Я знаю, что вы обратились к Хаосу, Теллос. Мы взяли в плен брата Лота, и он говорил то же самое. Кровавый Бог повредил твой рассудок. Но природа Хаоса — ложь! Ты знаешь это, ведь и сам сколько сражался с ним! Вместе со всеми нами ты клялся, что Хаос будет твоим врагом. Еще не слишком поздно. Мы научились справляться с мутациями. И можем излечить твой разум. Да, это будет непросто, но мы сможем вернуть тебя.

Теллос покачал головой. С его жидких волос сорвалось несколько капель крови.

— Так вот зачем ты пришел? Чтобы вернуть меня назад? Именно ты бросил и меня, и моих собратьев умирать, и это известно всему Ордену. Ты не задумывался о том, нужен ли им такой замечательный командир?

— Если Орден решит, что я недостоин, они скажут мне об этом.

— О, обязательно скажут. Разве ты сам еще не замечаешь трещин? А я видел их с самого начала изгнания. Я просто оказался первым. Мои люди шли за мной, но не за тобой, даже тогда, когда я заговорил от лица Кровавого Бога. Мне открылся конец этого Ордена, и для него все завершится точно так же, как и для всего мира, — теми же самыми хаосом и кровью, что будут править повсюду. Ты уже не контролируешь Испивающих Души, Сарпедон. Ты больше не можешь их контролировать. Они уже не комнатные собачонки Империума, теперь им необходимо нечто большее, чтобы ради него стоило сражаться, и каждый из них находится в поисках этого нечто. Испытай их. Спроси напрямую. Однажды тебе придется убить их всех до последнего, одного за другим. И тогда Хаос одержит победу. Это уже произошло, просто ты слишком слеп, чтобы видеть.

— Возможно, ты и прав, — согласился Сарпедон. — Но в этом-то мы с тобой и различаемся. Ты всегда рвался в бой, потому как знал, что одержишь победу. Помнишь ли ты, каким когда-то был? Герой, сражающийся ради будущего. И тебе это известно. А теперь ты испугался, что мы можем потерпеть поражение, и переметнулся на сторону Темных Богов. Для меня же, Теллос, совершенно не имеет значения, неизбежно это поражение или нет. И никогда не имело. Нашим предназначением является борьба против врагов Императора, и она ценна сама по себе. Я могу показать тебе это. Как и любой из нас. Главное — не сдавайся.

— Я видел гибель Галактики, — почти печально произнес Теллос. — То же самое видел и каждый из моих собратьев. Все мы узрели ее начертанной в крови наших врагов. Теперь мы на стороне победителя. И только это имеет значение. Все остальное — тлен. А ты будешь продолжать цепляться за свою честь, когда власть Хаоса охватит всю Галактику, поскольку ничего иного тебе не останется.

— Что ж, Теллос, если ты и в самом деле окончательно потерян, исход нашего разговора может быть только один.

— Ха! Ты наконец-то прозрел. Все закончится кровью. Когда-нибудь ты поймешь.

Сарпедон вытянул из заплечного чехла силовой посох, оставив болтер в кобуре. Отдав ментальное приказание, магистр активировал энергетические контуры как оружия, так и своей брони, которая передавала ему псионические силы.

— За Императора, Теллос!

— Кровь для Кровавого Бога, Сарпедон!

Иктинос подполз ближе. Обезболивающие, введенные в его организм доспехами, разогнали пелену агонии, но он все еще едва мог двигаться. Капеллан видел, как Сарпедон и Теллос одновременно срываются с места. Два мутанта сцепились друг с другом. Когда силовой посох Сарпедона сталкивался с мечами Теллоса, над Карнакским мостом сверкали молнии. Позади Иктиноса выстроились, наблюдая за дуэлью, и его десантники, и отступники.

Капеллан был тем, кому предстояло вести космодесантников к исполнению их роли в плане Императора, но именно Сарпедон должен был выиграть битву за душу Ордена.

— Он слишком далеко зашел, — произнес библиарий Тирендиан. Позади него на берегу реки Грейвен стояли Грэвус и Солк. — Не стоило нам сюда приходить. Пусть бы Империум разобрался с ним.

— Твой командор рискует своей жизнью, — отрубил Грэвус. — И мы все отвечаем за Теллоса.

— Думаешь? Взгляни на войска Империума. Они при всем желании не могут удержать даже одной-единственной улицы этого города. Мы могли бы просто вывести «Сломанный хребет» на орбиту и стереть Грейвенхолд с лица планеты. Нас некому было бы остановить. Мы избавились бы и от Теллоса, и от его ренегатов, и от чужаков, и от всего остального.

— Теллос сумел выбраться со Стратикс Люмина и без нашей помощи, Тирендиан. Убить его будет не так просто. Это был единственный выход.

— Надеюсь, что ты прав, Грэвус.

— Он прав, — поддержал Солк.

Люко сидел на корточках в выжженной пожаром южной сторожевой башне, наблюдая через выбитое окно за тем, как разворачивается сражение. Он видел, как Сарпедон уворачивается от удара мечом, отвечая выпадом в грудь. Навершие посоха нашло свою цель, но Теллос едва замедлил следующее движение, а оружие магистра просто прошло сквозь желеобразную плоть.

Мышцы Люко подергивались в такт атакам и блокам Сарпедона. Сержант страстно желал быть сейчас там, биться бок о бок с магистром, но понимал, что это не просто обычное сражение с обычным врагом. Сарпедон воспринимал падение Теллоса как личную ошибку. И исправить ее он должен был тоже лично.

Он был обязан победить. Все необходимо было закончить прямо здесь, чисто и неоспоримо для всех. Иначе, как подозревал Люко, эта сцена станет повторяться снова и снова, пока либо не будет повержен магистр, либо не погибнет весь Орден.

— Убей его, Сарпедон, — прошептал Люко, видя, как Теллос подается назад, наступает на бионическую лапу магистра и отрубает ее, высекая искры. — Ради всех нас, пусть это закончится.

— Дай посмотреть. — Евмен лежал среди дымящихся развалин доков рядом со скаут-снайпером Раеком. Рядом отдыхал и Скамандр, чье тело по-прежнему было ледяным на ощупь, но он хотя бы дышал и находился в сознании. Возле них, припав на одно колено, нес дежурство Найрюс.

Раек протянул Евмену скоп от своей винтовки. Оттуда, где они находились, от окровавленных развалин речных доков Грейвенхолда, островка среди все непрекращающейся ужасной бойни, сражение магистра с Теллосом казалось лишь серией вспышек силового посоха.

Взглянув в скоп, Евмен увидел чрезмерно развитую спину отступника, под кожей которого извивались узловатые мышцы, когда он обрушивал свой меч на Сарпедона, тесня того к ограждению. Магистр был и быстрым, и сильным, но Теллос казался воплощением грубой мощи. Ад против него был бесполезен, поскольку отступник уже зашел слишком далеко, чтобы его мог отвлечь страх.

Оторвавшись от скопа, Евмен повернулся к Найрюсу, сидящему спиной к остальным скаутам:

— Ты можешь сказать, кто победит?

Псайкер оглянулся на него:

— Нет. Должно быть, они слишком далеко от нас.

Евмен вновь вернулся к созерцанию битвы. Сарпедон ушел в оборону, ноги магистра прогибались, когда он уворачивался от ударов. Теллос воспользовался преимуществом и стал наступать, скрещенными мечами стараясь придавить силовой посох к земле. Сарпедон прижимался спиной к ограждению.

Командор провернул посох, пытаясь сломать мечи Теллоса. Клинки неожиданно разошлись в стороны и вонзились в перила по разные стороны от Сарпедона.

Магистр резко выбросил руку и обхватил Теллоса за шею, заваливаясь назад. Оба воина сорвались с края Карнакского моста и рухнули в воды Грейвен.

Они упали в реку, все еще продолжая бороться. Сарпедон пытался удержаться, надеясь найти какое-либо преимущество, которое позволило бы ему нанести один-единственный мощный удар, чтобы покончить с Теллосом. Вокруг бурлила грязная вода, наполняя ноздри и рот смрадом отходов и кровью. Отступник боролся, стараясь вырваться из захвата и оттолкнуться от Сарпедона на достаточное расстояние, чтобы ударом мечей разорвать противника на куски.

Теллос откинулся назад и ударил Сарпедона локтем в грудь. Десантники разлетелись в противоположные стороны, практически потерявшись в подводном сумраке. Отступник изогнулся и нащупал ногами опору моста, чтобы остановиться и развернуться лицом к сопернику.

Сарпедон опустил ноги и вонзил когти в рокритовое русло реки. Сила удара выбила почти весь воздух из его легких, так что командору оставалось либо сразу же бросаться в атаку, либо всплывать к поверхности. Последнее могло бы привести к тому, что он раскроется, будет слеп и уязвим. Поэтому магистр предпочел атаковать снизу, стараясь не обращать внимания на нехватку кислорода.

У него оставалась только одна попытка. И Теллос, скорее всего, тоже понимал это. Что бы там ни показал отступнику Кровавый Бог, это было видение будущего. Без сомнения, Теллос полагал, что знает, чем закончится их сражение. И Сарпедону предстояло доказать, что тот ошибается.

Оттолкнувшись когтями от рокрита, магистр прыгнул вперед. Двигаясь будто в замедленной съемке из-за стремительного течения, два воина приготовились сцепиться. Сарпедон сжал силовой посох в обеих руках, намереваясь ударить им, словно копьем. Теллос прижался к опоре моста, подняв оба цепных меча, чтобы пронзить ими магистра, пользуясь его собственной инерцией.

Сарпедон набрал скорость. Вода била его в лицо, мимо проносились трупы и обломки. Он уже видел побагровевшие от ярости глаза Теллоса — отметину Кровавого Бога, самого звероподобного из повелителей Хаоса.

Он напрягся, готовясь к столкновению. Клинки отступника уже завращались, вспенивая розовую от крови воду, и командор был готов ощутить, как они вспарывают его броню и погружаются в плоть.

Собрав всю свою силу, Сарпедон нанес удар. Магистр проплыл чуть выше, чем рассчитывал Теллос, и мечи прошли ниже тела, завершив уничтожение бионической лапы. Силовой посох промчался мимо плеча отступника и ударил в опору моста.

Энергетический контур доспехов Сарпедона вспыхнул белым огнем, когда ментальная мощь магистра хлынула через посох в опору. Весь гнев, все раздражение, все чувства, какие он когда-либо испытывал, были вложены в один этот удар.

Сталь и рокрит взорвались. Всем своим весом опора моста обрушилась в реку, заваливаясь на двух десантников.

Сарпедон вновь вонзил когти в рокрит, отталкиваясь всеми семью уцелевшими лапами от падающей колонны. Но тело Теллоса, с чрезмерно разросшейся мускулатурой, оказалось недостаточно поворотливым, чтобы вовремя уйти в сторону. Отступник потянулся было к ноге магистра, чтобы схватить того, притащить обратно и заставить разделить общую судьбу, но мутации сделали Сарпедона слишком быстрым.

Теллос исчез под черной тучей обломков, когда его вначале придавила опора, а затем и сам обрушившийся без нее Карнакский мост.

Стоя на южном берегу, апотекарий Паллас увидел, как рушится мост, обваливаясь возле самой сторожевой башни. Просела вся центральная секция, а удерживающие ее тросы лопались, издавая похожие на выстрелы хлопки. Через некоторое время весь этот участок обвалился и рухнул в реку, подняв над поверхностью воды фонтан брызг и пыли.

На мгновение воцарилась относительная тишина. Затем Паллас услышал, как что-то движется в воде прямо под его ногами. Опустив взгляд, он увидел, как паучья лапа высовывается на высокий берег, вонзая коготь в рокритовую поверхность. Затем появилась рука и еще одна лапа, а следом, наконец, над водой показался сам Сарпедон, царапая когтями стену канала.

Апотекарий нагнулся и, поймав руку магистра, вытянул того на берег.

— Благодарю, брат Паллас, — произнес Сарпедон, тяжело дыша.

— Ты ранен?

— Да. Но ничего слишком серьезного. А еще мне понадобится новая нога. — Магистр указал пальцем на остатки бионической конечности, превратившейся в изрубленный огрызок.

Паллас оглядел Сарпедона сверху донизу: броня командора несла на себе следы многочисленных ударов цепными мечами, в кирасе зияла широкая пробоина, были заметны десятки незначительных ран в тех местах, где атаки Теллоса смогли пройти сквозь керамит.

На паучьих лапах также красовались порезы. Но космодесантники переживали и худшие травмы.

Сарпедон повернул голову к северу города, заметив, что на месте колонны темной магии теперь кружит белый вихрь, пронизанный молниями.

— Великолепно. Похоже, что и командор Рейнц справился со своей задачей.

Из сторожевой башни выскочил Люко.

— Магистр! — Сержант махнул рукой в сторону реки, где вода все еще бурлила над обрушившимся мостом. — Он мертв?

Сарпедон проследил за взглядом Люко.

— Возможно, что и нет. Но у меня есть вера.

— Думаешь, Император прикончит его за нас? — Сержант с циничной усмешкой приподнял бровь.

— Нет, — ответил Сарпедон. — Просто я верю в Его Инквизицию.

Через два часа после того, как варп-портал начал схлопываться, в Грейвенхолде ожил каждый из коммуникаторов. Переносные воксы, лежащие на телах погибших гвардейцев и внутри выжженных танков, переносные станции Испивающих Души и Багровых Кулаков… даже системы, установленные на борту кораблей, находящихся на орбите.

И из всех динамиков раздавался один и тот же голос. Говорил технодесантник Лигрис, главный специалист Испивающих Души и де-факто капитан «Космического скитальца», именуемого «Сломанным хребтом». Он выходил на близкую орбиту, чтобы спустить транспорты, и любому имперскому кораблю, желавшему схлопотать ракету, достаточно было оказаться у него на пути.

Следом за «Сломанным хребтом» увязалось судно Багровых Кулаков — ударный крейсер «Вестник Дорна». Но «Вестник» быстро сообразил, что единственный корабль его класса не сумеет оставить на поверхности «Космического скитальца» даже серьезной царапины, не говоря уж о том, чтобы уцелеть под ответным огнем его многочисленных орудий. Хоть Испивающие Души и были ненавистными врагами Багровых Кулаков, «Вестник» отошел назад на почтительное расстояние, позволив «Сломанному хребту» удалиться, прежде чем прислать «Громовые ястребы», чтобы эвакуировать командора Рейнца и его людей.

Рейнц был взбешен. Он рассчитывал, что «Вестник Дорна» принесет себя в жертву ради того, чтобы еще хоть на несколько часов задержать Испивающих Души в Грейвенхолде, предоставив ему шанс добраться до врага. Он даже отправил запрос непосредственно магистру Кантору, который напомнил Рейнцу, что тот потерял священное знамя Второй роты и больше не может требовать от своих боевых братьев идти на смерть.

Последний из «Громовых ястребов» Багровых Кулаков, следуя запросу Инквизиции, пролетел над трущобами и оказал помощь группе гвардейцев, сражавшихся против своры демонов, проникших в город через варп-портал. «Громовой ястреб» подобрал лорд-генерала Рейнхарда Ксария с крыши наблюдательной вышки арбитров. Окружавшим его солдатам пришлось силой запихивать своего командира в спасательное судно Багровых Кулаков, впоследствии они утверждали, что тот требовал оставить его и дать погибнуть.

Тринадцать суток спустя после того, как «Сломанный хребет» совершил прыжок в варп, а Багровые Кулаки покинули систему, в ней появился личный флот инквизитора Ахенобарба, объявившего Энтимион IV Diabolis Extremis. К тому времени варп-портал захлопнулся, утянув за собой основную часть Грейвенхолда и нанеся реальности тяжелую рану, сочащуюся демонами и энергиями, бившими в атмосферу. Планету, подобно солнечной короне, окружало зарево варпа, а в развалинах города и окрестных лесах поселились чудовищные твари. Энтимион IV был определенно болен, и лекарство существовало только одно.

Главнокомандующий Ксарий приготовился к вынесению приговора. Инквизитор Ахенобарб, с ног до головы закованный в позолоченную энергетическую броню, которую носил как знак своей власти, опустился на стоящий напротив лорд-генерала тоже позолоченный трон на приемной палубе своего флагмана.

Ксарий не был закован или заточен в камере, но все равно оставался узником. Личная стража Ахенобарба, набиравшаяся из ветеранов женских полков Гвардии, с превеликой радостью расправилась бы с лорд-генералом. Он присел на кушетку и проводил взглядом циклонические торпеды, выпущенные крейсерами инквизитора и несущие правосудие Императора умирающей планете.

— In Exterminatus Extremis, — нараспев произнес Ахенобарб, и его глубокий металлический голос грохотал, вырываясь из ротовой прорези маски. — Domina, Salve Nos.

— Лучше бы я так и остался на этом куске камня, — угрюмо пробормотал Ксарий.

— А мне кажется правильным, что преступник доживает до часа суда, — напыщенно возразил ему инквизитор. — Если это, конечно, возможно.

— И вы уже приняли решение?

Ахенобарб на мгновение задумался, опустив подбородок на позолоченный кулак.

— Твое преступление охарактеризовано как некомпетентность семнадцатой степени, и за это полагается смертная казнь. Ордосы же Имперской Священной Инквизиции находят допустимым в данном конкретном случае этот приговор заменить вечным служением. Подробности будут уточняться.

— Штрафные легионы? Гарнизон в мире смерти?

— Подобные возможности также рассматриваются. Среди прочих.

Ксарий откинулся на спинку кушетки. Именно этого он и ожидал. Впрочем, может быть, он и найдет в итоге более достойное его гибели местечко, чем Грейвенхолд.

Он даже позволил себе испытать небольшое удовлетворение при виде того, как гибнет Энтимион IV.

К моменту прибытия Инквизиции «Сломанный хребет» давно уже покинул систему. Лигрис сумел задействовать достаточное количество двигателей, чтобы «Космический скиталец» превратился в полноценное, пригодное для варп-перемещений судно. И теперь оно рассекало пространства Хаоса, направляясь к безымянным просторам на противоположной стороне Галактики.

Евмен смотрел, как Испивающие Души выгружаются из своих транспортов, спрыгивая на летную палубу одного из многочисленных военных кораблей «Сломанного хребта». Апотекарии поспешили заняться ранеными, в том числе и Скамандром, который все же выжил, хотя и был крайне близок к тому, чтобы умереть. Капеллан Иктинос, хотя и сам серьезно пострадал, провел на палубе молитвенное служение, и его десантники встали вокруг него на колени. В результате нападения отступников Теллоса они потеряли нескольких бойцов, зато к ним явно присоединились другие.

Сарпедон разговаривал с сержантами, выясняя число погибших и раненых, прикидывая возможности будущей реорганизации Ордена, учитывая потери в офицерском составе. Предстояло еще провести погребальные церемонии, перенести в хранилища генное семя, записать для новобранцев уроки, полученные Испивающими Души на Энтимионе IV. И опять Орден изрядно потрепало, но все же он еще не погиб.

Евмен выпрыгнул из последнего транспорта, подобравшего скаут-сержанта и его бойцов с пристани. Оказавшись на борту, скауты предстали с отчетом перед капитаном Каррайдином, который явно был раздражен тем, что не смог участвовать в сражении вместе со всеми остальными, но апотекарии Паллас обещал в скором времени полностью закончить бионическую замену его потерянной ноге. Хотя, конечно же, после событий на Энтимионе IV требовалось изготовить еще много протезов.

Обернувшись, Евмен увидел, как Найрюс спускается по рампе устаревшего штурмовика, служившего в качестве одного из транспортов.

— Найрюс, — окликнул он.

— Да, скаут-сержант?

— Ты ведь мог тогда сказать, чем закончится битва? Ты видел ее исход.

— Да. Я видел, что Сарпедон ее проиграет.

— Что ж… значит, ты все-таки иногда ошибаешься?

— Нет, — ответил Найрюс. — Я думаю, что мы все ее проиграли.

* * *

Теллос взобрался по груде мертвецов, устилавших уже пересохшее русло Грейвен. К тому времени как он сумел выкопаться из-под обломков, варп-портал полностью разрушился и над северной частью города бушевали грубые энергии Хаоса, наводняя окрестности безумием. И гвардейцы, и воины-рабы были сведены с ума силами Имматериума и теперь блуждали по Грейвенхолду в поисках жертв. Через брешь просочились демоны, жаждущие смерти и разрушений. Трупы тех, кто подошел слишком близко к Теллосу, уже лежали возле его ног. Мертвецы же притягивали к месту побоища все больше и больше живых, стремящихся сыграть свою последнюю роль в этой бойне. Так что сержанту оставалось только ждать, пока кто-нибудь не придет и не бросит ему вызов.

Он увидел, как первая торпеда разрывает черные тучи и зарывается в землю сразу за стенами Грейвенхолда. Ударная волна сотрясла город, в то время как снаряд пробурился сквозь земную кору. Ракета достигла мантии, высвободив кипящую под высоким давлением магму. Из воронки забил лавовый фонтан.

Раскаленная алая струя ударила в небо. «Это кровь, — подумал Теллос. — Кровь планеты. Еще больше крови для Кровавого Бога, поскольку со временем все так или иначе оборачивается кровью».

Тридцать секунд спустя увиденная им боеголовка сработала одновременно с остальными торпедами, пронзившими поверхность планеты. Детонация увеличила до критической массы радиоактивное ядро Энтимиона IV, и поверхность мира сгорела в пламени ядерного взрыва.

Сгорали тела. Сгорал город. Сгорал сам Теллос, позволяя боли омыть себя, слиться с собой, уничтожить уродливую плоть и оставить лишь пылающую душу. Это он тоже предвидел. Сержант был готов к тому, что его лишат слабого тела, чтобы подготовить к чему-то большему — к чему-то, что бросит мертвые империи к трону Кровавого Бога, наступит конец, и все обернется кровью. Когда душа Теллоса взмыла в варп, чтобы воссоединиться с Кровавым Богом, сержант увидел, как Галактика захлебывается кровью, прежде чем с последним воплем умереть в объятиях Хаоса.

А затем, когда Энтимион IV окончательно погиб, воцарилось небытие.

 

Война Ордена

 

Глава первая

— Какой ошибки нам следует остерегаться пуще всего?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Нет ничего хуже, чем не погибнуть, когда ваша смерть может послужить делу Императора.

— На караул! — прокричал лорд Глоб Фалкен, и тысячи солдат вскинули винтовки, салютуя Павильону Аристархии.

Прекрасные в своих белых киверах и синих, как ночное небо, мундирах, вышитых серебром, Стражи Ванквалийской Республики маршировали строгими рядами по огромной Церемониальной площади, а древние знамена их полков развевались на самых высоких шпилях Палатиума. Эти воины составляли самую могущественную армию во всем секторе Сцефан, были главными защитниками системы Обсидиана и гордыми сынами Ванквалиса. Форма их офицеров сияла геральдикой рода Фалкен — семьи, из которой они все происходили. И даже корпуса артиллерийских орудий и танков сверкали латунью и синевой.

— Что-то в этом году они не усердствуют, — произнес граф Лакосин Фалкен в парадном мундире, настолько обильно украшенном, что казалось, будто его дородное тело закутано в сотни переплетающихся знамен. В каком-то смысле так оно и было, ведь он представлял сразу все полки Стражей.

В этот день солнце пекло беспощадно, раскаляя камни Палатиума. Убранный шелками Павильон Аристархии оставался одним из немногих мест во всем Церемониальном квартале, где можно было спастись от зноя. Но несмотря даже на прохладительные напитки, которые без устали разносили сервиторы-пажи, граф Лакосин продолжал обливаться потом.

— Глобу надо бы отправить их рыть траншеи да убирать навоз за лошадьми, — заявила леди Акания ФалкенКаал, с безучастным видом стоявшая возле графа. Она была одета куда более свободно, нежели большинство присутствующих. Кавалерийская форма, обтягивающая атлетическую фигуру, да повязка на глазу — оставшееся с юных лет напоминание о несчастном случае на охоте. — Никакого уважения.

Лорд Совелин Фалкен, исходящий потом под кивером и тяжелым малиновым мундиром ванквалийской артиллерии, окинул взглядом море марширующих людей и леса вскинутых винтовок. Лично он все равно пребывал в полном восхищении, наблюдая за этим чудесным и величественным зрелищем, напоминающем о процветании и традициях Ванквалиса. Вдалеке, позади джунглей, окружавших Палатиум и покрывавших весь континент Неверморн, виднелись высокие башни городов-ульев, где среди чадящих заводов жили и умирали миллиарды людей. Если бы не правление семьи Фалкен и не традиции, к каковым относился и парад Стражей, весь Ванквалис стал бы таким. Неверморн же оставался континентом нетронутой природной красоты, настоящим чудом. Конечно, многие называли этот регион отсталым и провинциальным, но сердце лорда Совелина все равно преисполнялось гордости.

— Глоб уделяет основное внимание их боеготовности, — заметил Совелин. — Не вижу в этом ничего плохого.

Леди Акания вздернула бровь:

— Боеготовность? Эта армия существует не для войн, Совелин! Они нужны только для того, чтобы скот, населяющий города, не забывал, кто здесь главный. Без этого мужичье могло бы сообразить, что их куда больше, чем нас. Фалкены правят, потрясая воображение, но не бряцая оружием! Конечно, во всем остальном Империуме считается нормальным расстреливать мятежников на улицах, но мы предпочитаем иной подход. И разве ты не согласишься, что так гораздо лучше?

— Несомненно, леди Акания, — ответил Совелин.

Собеседница приходилась ему тетей, и, хотя разница в возрасте была не столь уж велика, лорд признавал за Аканией право старшинства. Практически все члены семьи стояли выше Совелина по иерархической лестнице, и быть может, именно поэтому на него и повесили ответственность за артиллерию.

— Война! — насмешливо фыркнул лорд Лакосин. — Да за что здесь воевать-то?

Раздалась ружейная канонада, прокатившаяся волной над рядами марширующих солдат, — десятки тысяч винтовок выстрелили разом, отдавая дань уважения сыновьям и дочерям рода Фалкен. С идеальной слаженностью грянули полковые оркестры, заиграв древние военные и государственные гимны, в чей ритм вплетался грохот выверенных залпов. Их эхо заметалось среди белокаменных стен Палатиума, полковых знамен, золотых орлов, украшающих башни храма Императора Властвующего, и в гуще джунглей, обступивших городские стены.

— Никакого уважения, — сплюнула леди Акания, развернулась и решительным шагом направилась к выходу, отмахнувшись от одного из подчиненных, пытавшегося привлечь ее внимание. В руках мужчина держал переносной вокс-передатчик.

— Не сейчас, — сказал лорд Глоб. — Не время.

— Господин, — произнес офицер, — вызов поступил от адмирала Флота Талака.

— Талак, похоже, понятия не имеет, чем мы здесь заняты! — прорычал лорд Глоб. — Мужичье. Может и подождать.

Взмахом руки Совелин подозвал офицера к себе. Тот вспотел, причиной чему явно была не только жара. Одет посланник был в форму механизированной кавалерии.

— Тревожный канал, господин, — сказал он.

— Дай сюда, — произнес Совелин. Взяв переговорное устройство и приложив его к уху, лорд поморщился от пронзительного скрежета помех.

— …во имя Трона! — кричал голос, почти неразличимый на фоне завываний статики. — «Звездный бродяга» подбит! Они уничтожили доки! Нас убивают! Они убивают нас!

— Убивают нас, слышите?

Адмирал Талак не смог удержать равновесия и упал, когда «Санктис Хиросиан» очередной раз тряхнуло так, словно они оказались в бушующем море среди гигантских волн, бьющих в его борта. Талак сильно ударился головой о палубу, и трубка вокса, вылетев из его рук, откатилась в сторону.

Неожиданно на него потекла горячая кровь. Он закашлялся, прикрывая лицо и пытаясь вытереть глаза рукавом черной флотской шинели. Вокруг стоял одуряющий шум — скрежет, человеческие крики… которые неожиданно обрывались, когда раздавался лязг стали о сталь.

Талак перекатился на живот и поднялся на колени. Кровь принадлежала унтер-офицеру Ван Штелем, которой в грудную клетку вонзился огромный кусок металла. Ее вспоротое тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, нижняя губа была прокушена.

Адмирал не сразу смог вспомнить, где находится. Это помещение с темной деревянной обивкой и украшениями в виде серебряных херувимов служило залом картографии, где штурманы трудились за огромными картами, разложенными на столах или же свисающими с потолка возле светильников. Теперь половина зала была утрачена, длинные зубья разорванного металла торчали вокруг бреши, открывающейся в железные потроха корабля. Замерцало освещение, и модель планетарных систем, сорвавшись с креплений, обрушилась вниз. Огромные металлические шары падали прямо на головы разбегающимся членам экипажа. Серебряные дуги орбит рассекали офицеров пополам. Серая жидкость пролилась из разорванной трубы, нагнетающей топливо, воспламенилась, и вскоре языки огня заплясали среди искореженного металла, пожирая раненых, пытающихся отползти подальше от места взрыва.

Талак сплюнул кровь Ван Штелем и бросился бежать, спотыкаясь всякий раз, как палуба накренялась. Казалось, будто некая огромная рука схватила «Санктис Хиросиан» и теперь уничтожала его, то сдавливая, то отрывая куски.

Адмирал побежал к коммуникационной рубке, выдававшейся из зала картографии. Мимо прокатилась модель планеты, окруженной кольцами спутников, — их тонкие серебристые орбиты резали пол, словно ножи, и рассекли на части старшего штурмана Роркрена. Повсюду разлетались догорающие обрывки навигационных карт. Корабль вновь угрожающе накренился, и громада искореженного металла сорвалась с места, размазывая по стене вопящих, пытающихся убежать людей.

— Адмирал! — закричал кто-то из коммуникационной рубки.

Подняв взгляд, Талак увидел протянутую ему руку. Рубка представляла собой сферу, чьи стены были увешаны дисплеями. Располагавшиеся здесь офицеры лежали в гравикушетках, а их лица были закрыты тяжелыми модулями управления, при помощи которых связисты общались с другими кораблями военного флота Сцефана. Несколько экранов были разбиты и казались ослепшими глазами, другие же продолжали показывать изображения кораблей, находящихся возле орбитальной станции «Олланий XIV».

Талак увидел перед собой молодую женщину с лицом, вымазанным кровью и машинным маслом. Она была из младшего офицерского состава, возможно, кто-то из технического персонала, в чьи обязанности входило заботиться о связистах, проводящих месяцы в непрерывном соединении с «Санктис Хиросиан».

— Адмирал, что происходит? Кто нас атакует?

— Не знаю, — отозвался Талак, нарушая собственное же правило никогда не выказывать неосведомленность или иные слабости перед экипажем. — Кто-то нас поджидал. И скорее всего, его интересуем не только мы, но и вся система.

— Удалось связаться с Ванквалисом?

— Это в любом случае бесполезно, — ледяным тоном отозвался Талак. — Сегодня парад Стражей. Вся треклятая армия собралась в Палатиуме. Именно этого наши враги и ждали.

Женщина откинула с лица прядь окровавленных волос и бросила взгляд на один из дисплеев. На нем можно было увидеть гигантскую груду пылающих обломков, дрейфующих над изуродованной металлической поверхностью «Оллания XIV», испускающей струи горящего топлива и воздуха.

— «Звездный бродяга» уничтожен, — произнесла офицер.

— Знаю, — ответил ей Талак. «Звездный бродяга» был огромным крейсером, крупнейшим и самым опасным кораблем военного флота Сцефана. Лишившись его, они потеряли половину своей боевой мощи. — И «Оборона Фантиса» — тоже. Они и нас потрепали, но пока мы еще живы.

Словно откликнувшись на эти слова, «Санктис Хиросиан» неистово содрогнулся. Направление гравитации внезапно изменилось в обратную сторону, и пол превратился в потолок. В падении Талак успел вцепиться в дверь, стараясь удержать в себе содержимое взбунтовавшегося желудка. Массивные столы, настолько тяжелые, словно были вырезаны из камня, обрушились на люстры зала картографии; тела людей разбивались в кровь, приземляясь на украшающие свод скульптуры.

Мимо пролетела офицер связи; она врезалась в мониторы на потолке коммуникационной рубки и задергалась, когда по ее телу побежал ток, срываясь искрами с пальцев. Запаха вскипевшей крови желудок Талака уже не вынес, и адмирала вырвало, хотя он и продолжал упрямо цепляться за косяк двери. Откуда-то сверху донесся неприятный хруст, и возле Талака повисла пара обутых в сапоги ног. Связисты, подключенные к корабельным системам, вывалились из кушеток, но, ломая шеи, повисли на проводах, опутывавших их головы. Словно жертвы некой массовой казни, они молча и безжизненно покачивались над адмиралом.

По его ушам ударил новый звук, непривычно громкий и куда более пугающий, чем прежние. Это было ритмичное скрежетание металла, разрывающего другой металл. Что-то прокладывало себе путь прямо сквозь корабль, сминая палубы и переборки.

Талак окинул взглядом зал картографии, и где-то в глубине его измученного разума родилось понимание. Он оказался в аду. Имперское кредо предполагало наличие различных преисподних, хотя некоторые священнослужители и пытались доказывать, что на самом деле ад существует в единственном экземпляре. И одно из этих мест определенно выглядело именно так. Трупы, насаженные на металлические зубья. Тела, пылающие в огне, причем некоторые сгорали заживо и корчились в жутких муках. Кровь, стекающая вверх по стенам. Мерцающий свет, резко обрывающиеся вопли, гул воздуха, вырывающегося из пробоин. Талак служил Императору, но, видимо, недостаточно усердно и теперь оказался в аду.

Словно подтверждая правоту этих рассуждений, поврежденная стена зала картографии раскрылась, подобно стальной пасти с зубами из изорванного металла. Раздался воющий скрежет, и тела посыпались в ее зев. Раздались утробные крики, и из пробоины полезли темные, бесформенные, уродливые фигуры.

Захрипев от напряжения, адмирал подтянулся, выбрался в пылающие руины зала и извлек из кобуры лазерный пистолет — это было славное оружие, подаренное ему дядей еще до того, как Талак последовал по его стопам и поступил служить на Имперский Флот.

Чужаков было много. Десятки силуэтов. Сотня. Темные и пугающие, они завладели его кораблем.

— Во имя Императора! — взревел Талак, прицеливаясь.

Багровые импульсы лазерных выстрелов устремились к зеленой плоти врагов, отражаясь в их крошечных, напоенных яростью красных глазах. Противник открыл ответный огонь, паля вразнобой из крупнокалиберного оружия и превращая в щепки деревянную обшивку за спиной адмирала. Талак нырнул в сторону, перекатился и вновь вскочил на ноги, продолжая стрелять и заставляя себя не обращать внимания на боль.

Он был напуган. Страх, поселившийся внутри его, казался глыбой льда, занявшей место сердца и наполнявшей холодом сознание. Но все остальное, сама его сущность, заставляло Талака сражаться, поскольку некая часть его разума подсказывала, что именно так и должен поступать офицер.

В лицо его впечатался кулак, и адмирал покатился по полу, порезавшись об осколки люстры. Перед ним возникла хищная морда, украшенная крохотными злобными глазками над огромной пастью, усеянной грязными клыками. На ребра Талака обрушился удар. Одна из тварей наклонилась, и офицер лишился своего лазерного пистолета.

Зеленокожие. Орки. Животные, убийцы, старейший среди звезд враг Человечества. Они проникли на корабль Талака и теперь собирались убить его.

Раздался орочий рык, и твари расступились, пропуская вперед одного из своих сородичей, в два раза более высокого, чем обычный человек, и обладающего могучей мускулатурой. Лицо существа было испещрено таким количеством шрамов, что казалось и не лицом вовсе, но в глазах, сверкавших посреди этого уродства, читался интеллект и жестокость, которые пугали куда сильнее, нежели сотня безразличных убийц.

В душе Талака больше не оставалось места ничему, кроме страха. Вожак зеленокожих наклонился и схватил адмирала за плечо. Вторая лапа твари была искусственной — бионический протез, удивительно примитивный и, быть может, даже работающий на пару. Когда металлическая клешня сжалась на плече адмирала и оторвала ему руку, Талака захлестнул панический ужас, болевой шок парализовал тело.

Зеленокожий вздернул офицера в воздух. На мгновение Талак увидел растекающийся по «Санктис Хиросиан» океан орков, беспощадно расправляющихся с ранеными, беспомощными членами экипажа и расстреливавших тех, кто еще продолжал стоять на ногах. Твари определенно чувствовали себя как дома среди хаоса и смерти. Они являли собой естественную составляющую этого ада. Талака подняли еще выше и затрясли, точно штандарт, собирая орков. Вожак взревел, и следом взревели его воины, радуясь гибели корабля и мучениям искалеченного командующего. Затем адмирала бросили на пол и десятки ног обрушились на его тело, ломая кости, нанося удары по голове. Вскоре он уже не видел картину разрушения «Санктис Хиросиан», и в мире не осталось ничего, кроме темноты.

Нападение началось как раз в ту минуту, когда было развернуто общее знамя Стражей.

Первый взрыв сотряс Церемониальную площадь, разбрасывая изувеченные тела и оторванные конечности. Сотня человек была уничтожена за долю секунды, еще десятки убило разлетающейся шрапнелью. Само знамя Стражей, сшитое из полковых стягов и украшенное боевыми наградами и почетными лентами, изрезанное и окровавленное, легло на землю, накрывая, подобно савану, облаченные в обрывки формы куски мяса — все, что осталось от почетного караула.

Второй удар обрушился на Павильон Аристархии. От лорда Глоба осталось одно только имя. Леди Акания покатилась по ступеням на площадь, обезглавленная осколком кожуха ракеты. Графы и бароны падали, изрешеченные шрапнелью. Изломанные тела лордов и леди отбросило к фасаду часовни Геральда и базилики Лорда Магистра.

По параду била орбитальная артиллерия. Орудия, расположившиеся высоко над поверхностью Ваквалиса, метали тяжелые снаряды в Палатиум. Все это было крайне неожиданно, ведь казалось, что с военным флотом Сцефана, расположившимся в его солнечной системе, Ванквалису ничто не может угрожать. И все же это случилось: враждебные корабли изливали пламя и смерть на жемчужину Неверморна.

В следующую минуту Стражи Ванквалийской Республики начали оправляться от шока. Солдаты торопливо перезаряжали оружие, офицеры выкрикивали приказы, выстраивая своих людей в боевые порядки, кавалерия пыталась успокоить перепуганных коней. В воротах, открывающихся с просторной парадной площади Церемониального квартала, образовалась давка, когда тысячи солдат устремились наружу, чтобы найти укрытие среди величественных зданий Палатиума. Во всеобщей панике лишь немногие обратили внимание на тень, накрывшую площадь, и на черную точку, возникшую в небе и стремительно увеличивавшуюся в размерах.

Третий удар по Церемониальному кварталу был нанесен не ракетой и не бомбой. Прямо посреди парадного плаца, оставив глубокий кратер, приземлилась огромная темная каменная глыба, выглядящая точно астероид. От сотрясения земли обвалился фронтон часовни Геральда и крыша Палаты Законодателей. Обрушились башни, из окон зданий на мостовую посыпались обломки.

Сквозь взметнувшуюся густую пыль выжившие могли видеть сотни мертвых тел и десятки стонущих раненых. Солдаты бросились помогать пострадавшим собратьям, оттаскивая их к столпотворению возле ворот. Со всех сторон доносились крики, зовущие полковых медиков, но лишь немногим из представителей этой профессии было дозволено взять на парад свои громоздкие, далекие от элегантности медпакеты. Звучали стенания людей, лишившихся конечностей или пытающихся удержать внутренности, выпадающие из вспоротых животов. Кто-то старался выбраться из-под веса мертвых тел. Другие, закусив губы от боли, ждали смерти, зная, что никто уже не придет им на помощь. Многие с надеждой в глазах выискивали наследников дома Фалкен, чтобы те сплотили их, но гордые сыны и дочери правящего рода практически полностью погибли под догорающими обломками павильона.

Пыль начала оседать. Теперь можно было внимательнее рассмотреть астероид. Это был не просто камень. Нижняя его часть оказалась окованной массивными металлическими плитами, чтобы предохранить его от разрушения при ударе. Кроме того, глыба несла на себе примитивные двигатели, направлявшие ее падение. Прозвучал выстрел, и кричащие люди умолкли.

Из глубоких воронок, усеивавших поверхность астероида, посыпались человеческие тела. Это были трупы Стражей, погибших во время его падения, — теперь кто-то выбрасывал их, расчищая себе путь. Но затем изнутри раздался пугающий вой — гортанный, почти звериный боевой клич, подхваченный сотнями разъяренных голосов.

Один за другим на площадь стали выпрыгивать нападающие. Они мчались вперед сквозь пыльные сумерки во вспышках выстрелов, сокрушая ногами усеивающие площадь тела, на бегу расчленяя раненых солдат огромными заржавленными мечами.

Кое-кто из солдат пытался встретить их лицом к лицу, приладив штыки к винтовкам. Но орки просто смяли их ряды, и Стражи Ванквалийской Республики впервые смогли рассмотреть своего врага — огромных звероподобных тварей с зеленой кожей и хищными красными глазами, в которых читалось боевое безумие.

— Орки! — раздался чей-то крик.

Пришельцы, омерзительные ксеносы, явились, чтобы осквернить не только Неверморн, но и весь Ванквалис.

Схватка за ворота была короткой и кровавой. Мечи рубили на части прикрытую лишь парадной формой плоть. Автоматические винтовки огрызались в ответ, но на стороне орков было численное превосходство и внезапность, поэтому несколько сотен Стражей погибло на месте. И еще больше было растоптано во время панического бегства мимо ворот к населенным районам. Орки неотступно продолжали преследовать спасающихся солдат.

Сломив сопротивление в Церемониальном квартале, твари и не подумали остановиться. На улицы Палатиума рухнуло еще несколько астероидов, извергнувших из своего нутра новые полчища, орочьи армии начали растекаться по всему городу.

Совелин слышал, как умирает Палатиум. Стоя возле Врат Малкадорина, он видел, как к небу вздымается пыль и пламя пожаров, охвативших город в результате падения все новых и новых астероидов и бомб. На мир опустилась темнота, и о солнце напоминало лишь кроваво-красное зарево на горизонте. В небесах Совелин мог разглядеть серебристые линии — повисшие на орбите корабли, которые, как он догадывался, вовсе не принадлежали военному флоту Сцефана. Тот был уничтожен, и теперь Ванквалис мог надеяться только на себя.

— Эй вы! — окрикнул лорд артиллерийский расчет, пытающийся откатить свою громоздкую мортиру к воротам. — Снимите ее с лафета и тащите на руках!

Вокруг Совелина суетились сотни солдат его полка — ванквалийской арьергардной артиллерии. Он увел своих людей с парада, как только те завершили свой проход. Лорд понимал, что происходит нечто плохое, но никто не прислушается к его мнению. Он знал, что никто не объявит боевую готовность и тем более не отменит праздника только потому, что так захотелось Совелину, едва добившемуся положения, позволяющего не участвовать в параде. Поэтому он просто вывел свою артиллерию с Церемониальной площади и на всякий случай разместил ее на стенах, а потом начали падать бомбы.

Грохот стоял ужасающий. Даже с такого расстояния сквозь рев разрывов лорд слышал крики. На улицу высыпали люди — вдоль Терранского бульвара тянулись ряды домов прислуги и мелких чиновников, — они не могли не слышать, что в городе происходит что-то неладное. Очередной астероид упал с неба и разрушил здание неподалеку от Врат Малкадорина, подняв тучу пыли. На бульвар посыпались обломки кирпича и красной черепицы. На улицах становилось все больше и больше гражданских, выбегавших из домов и стремившихся убраться как можно дальше от подвергшихся нападению районов.

— Занимайте стены! — закричал Совелин своим подчиненным. — Защищайте людей!

Солдаты принялись разворачивать артиллерийские орудия по направлению к улице и готовить их к стрельбе, укрывшись позади монументов, украшавших Врата Малкадорина, — огромного каменного змея, служившего геральдическим знаком семьи Фалкен, и орла, представлявшего Империум, которому подчинялся Ванквалис.

Услышав голоса орков, Совелин понял, какая судьба постигла войска его планеты. Только одно объяснение могло существовать всем этим вселяющим первобытный ужас воинственным кличам и воплям, которые растекались подобно ударной волне перед вражеской армией. Когда внизу раздались звуки выстрелов и на улицу посыпались осколки выбитых окон, Совелин увидел панику на лицах окружавших его людей.

Все ближе звучало гортанное наречие ксеносов и крики погибающих под их ножами граждан Ванквалиса. Совсем неподалеку неожиданно обрушился дом, осыпавшись на дорогу строительным мусором и переломанной мебелью. Прямо по руинам, поливая все вокруг шквальным огнем, карабкались темно-зеленые силуэты. Еще больше тварей — настоящая зеленая река — бежало по улице.

Люди выскакивали из домов, крича и срываясь на бег. Все они направлялись к Вратам Малкадорина, сразу за которыми начинались джунгли, дававшие хоть какую-то надежду на спасение. Скорее всего, беглецы рассчитывали добраться до побережья, а оттуда уже и до городов Хирогрейва.

Вот только этим надеждам не суждено было сбыться, если артиллерия Совелина не сумеет занять позиции и не купит гражданским немного времени ценой своих жизней.

— Что прикажете, сэр? — спросил капитан Лэск, присевший с обнаженными мечом и лазерным пистолетом возле ближайшей пушки.

Совелин несколько секунд не мог сообразить с ответом. Тысячи людей наводняли улицу, и орки наступали им на пятки. Лорд уже видел в руках тварей, бегущих впереди вражеской армии, примитивные тотемы, украшенные отрубленными руками и головами; видел, как блестят клыки и яростно сверкают глаза орков, когда те убивают отставших жителей города.

— Уходим, — приказал Совелин, — Все! Вперед! Двигайтесь!

Ванквалийская арьергардная артиллерия покинула свои укрытия и ударилась в бегство вместе с командиром, унося с собой автоматические орудия и мортиры, скрываясь в глубинах зеленых джунглей Неверморна.

Когда солдаты оставили позиции и начали отступать, над толпой спасающихся гражданских прокатился горестный крик. Все это были люди, служившие лично роду Фалкен, ведь Палатиум не был похож на те необъятные ульи, что громоздились по всей планете, но был построен специально для размещения правящей семьи. Местные жители всю жизнь верой и правдой служили дому Фалкен, и вот теперь на их глазах армия, возглавляемая отпрысками этого самого рода, бежала.

Многие оставили всякую надежду и погибли под орочьими мечами или же были растоптаны сапогами ксеносов. Другие в отчаянном стремлении спастись наседали друг на друга, пропихивались вперед, давя собственных сограждан, даже друзей и любимых. Многие из тех, кому удавалось пробиться к Вратам Малкадорина, погибали от удушья, когда их прижимало к огромным каменным колоннам или постаментам статуй. Змей и орел сурово взирали с высоты на безумие и панику.

Затем орки достигли ворот, и бойня продолжилась с еще большим размахом. Несколько тысяч человек погибли за считанные секунды; орки врывались в толпу, а мгновение спустя выскакивали из нее, с головы до ног покрытые кровью. Твари опустошали магазины своих примитивных ружей и разделывали жертвы мечами и мясницкими топорами.

Из Врат Малкадорина струился поток выживших — та малая часть граждан, кому удалось удрать от орков. За их спинами раздавались истошные крики, и многие беглецы — как до того генерал Талак — были уверены, что на самом деле их давно уже прикончила орочья пуля и что теперь они просто уходят все глубже в ад.

К амвону храма Императора Властвующего решительным шагом поднялся самый рослый и могучий орк, выходец из миров войны туманности Гарон. Сейчас в здании бесновались его сородичи, срывая со стен гобелены, изображающие основателей дома Фалкен, высаживающихся на побережье Хирогрейва или прорубающихся сквозь джунгли Неверморна. Зеленокожие воины расстреливали лица статуй и разбивали бронзовые таблички, содержащие жития имперских святых, размазывали кровь по бледному камню стен — кровь священнослужителей, расчлененных низкорослыми существами-рабами, повсюду сопровождавшими орду. На изрешеченный пулями алтарь перед лишившейся лица статуей Императора были возложены внутренности и фекалии.

Один из священников был все еще жив, и рабы глумились над ним, раз за разом отпихивая пистолет от его протянутой руки, не позволяя бедняге покончить с собой. Он вновь и вновь измученно полз к оружию, но проворные мелкие твари только заливались смехом. Когда на них легла тень массивного орка, рабы оглянулись и помрачнели; подлые красные глазки на их крохотных сморщенных лицах расширились от страха, и существа поспешили укрыться среди деревянных церковных скамей.

Увидев своего вожака, остальные орки разразились победными криками. Он был крупнее практически любого из них как минимум раза в два, его огромная уродливая башка по-звериному выступала из плеч, а мощная нижняя челюсть щетинилась лесом сломанных клыков. Кожа вожака была темной и морщинистой, точно кора старого дерева, глаза же его, хотя и был и глубоко посажены на хищном лице, светились умом и целеустремленностью, которых столь не хватало остальным оркам.

У него была только одна нормальная рука, которой он отшвырнул со своего пути ближайшего раба. Вторая же являла собой союз стали и пара, вырывавшегося из поршней при движении, и завершалась трехпалой клешней, достаточно большой и сильной, чтобы оторвать ствол танку. Ржавая лестница механизмов, закрывавших ребра и позвоночник вожака, сочилась черной смазкой. Эти искусственные части давно обросли плотно переплетающимися зелеными мышцами, сжимавшимися вокруг них во время движения. Чтобы пережить замену половины тела на столь грубые протезы, требовалось обладать выносливостью, немыслимой даже для орка.

Вожак испустил рев, но, в отличие от остальных сородичей, в его крике не было ни триумфа, ни возбужденного бравирования. Воины умолкли, ибо даже самых могучих из них бросало в дрожь при одной мысли о том, чтобы вызвать недовольство этого великана. Вожак обвел зеленокожих мрачным взглядом, и глаза его остановились на одном из орков, резавшем окровавленным ржавым мясницким топором один из гобеленов, украшавших церковь.

Метнувшись вперед со скоростью, какую трудно было ожидать от существа его размеров, вожак схватил вандала своей настоящей рукой. Ее пальцы сжались на мускулистой шее орка и оторвали того от пола. Затем вожак перекинул свою жертву в механическую клешню и швырнул через всю церковь. Зеленокожий врезался в стену с такой силой, что по камню побежали трещины, и без чувств сполз на пол.

Предводитель воинства чужаков повернулся к гобелену и притянул его ближе к глазам, чтобы как следует рассмотреть. Полотно изображало Стражей древних времен, первых солдат Ванквалиса, защищавших побережье Хирогрейва в те годы, когда города планеты только переходили под власть дома Фалкен. На гобелене группа бойцов, облаченных в стилизованную яркую армейскую форму, штурмовала холм, потрясая автоматическими винтовками. Под их ногами лежали груды расчлененных орочьих трупов. Художник изобразил зеленокожих хилыми и тощими, жалкими существами, едва ли способными что-то противопоставить ванквалийскому штыку.

Сорвав гобелен со стены, вожак высоко поднял его, чтобы все собравшиеся соплеменники смогли рассмотреть попираемые людьми трупы. А затем он закричал, и речь его была полна такой ненависти, какую способен передать только орочий язык.

Когда-то ванквалийцы отобрали у них эту планету. Этот мир принадлежал оркам. Эти земли, как и многие другие, где уже побывал вожак, когда-то были зелеными… и они станут зелеными вновь. Но когда-то эти люди, те самые, кого резали сейчас, как скот, на улицах Палатиума, сокрушили орков столь же неожиданно и решительно. Это были опытные и талантливые воины. Целеустремленные. Их вера позволяла им выполнять задачи экстраординарной сложности. Недооценивая их, считая всего лишь едой или игрушками, орки рисковали повторить плачевную судьбу своих сородичей, прежде населявших Ванквалис.

Но даже если собравшиеся в церкви и понимали это, на их лицах сейчас читался лишь страх перед опаляющим гневом лидера. Вожак отбросил гобелен и плюнул на него, прежде чем обратить свое внимание на последнего выжившего священнослужителя, скорчившегося позади деревянной скамьи.

Изборожденное морщинами лицо старика было вымазано в грязи, его пальцы покрывала корка запекшейся крови, а сизо-серые ритуальные одеяния превратились в лохмотья. Рядом на полу валялся пистолет, до которого жрецу не давали дотянуться рабы.

Вожак наклонился и поднял оружие. Раздавив его в механической клешне, он бросил обломки к ногам священника. Тот посмотрел на то, что осталось от пистолета, и перевел взгляд на огромного орка. Испуганные глаза старика наполнились слезами.

Стоило вожаку отвернуться и направиться к алтарю, рабы набросились на священника, и церковь вновь наполнилась звуками: кричала жертва, с которой полосами сдирали одежду и плоть, хохотали рабы, обмазывая себя кровью. Остальные орки восприняли это как разрешение продолжить работу по уничтожению святилища врага, и среди стен заметалось эхо выстрелов. Пули разбивали кадильницы, закрепленные на потолке, и проделывали дыры в скамьях.

Вожак старался не обращать на них внимания. Когда-то он и сам был точно таким — примитивным и жестоким созданием, не знавшим ничего, кроме войны, вечно кипевшей в его крови. Но теперь он отличался от сородичей. И даже священник сквозь ужас, сопровождавший последние мгновения его жизни, осознал это отличие. Вожак более не был орком, ведь орки слишком просты… Их не вела в бой убежденность, свойственная их фанатичным врагам из человеческого племени. В своей жизни они не полагались на хитрость — лишь на грубую силу. Они не знали стремления к превосходству — только жажду крови и разрушений. А вот вожаку все эти понятия были знакомы.

Громыхая сапогами, он взошел на кафедру, возвышавшуюся над центральным нефом церкви. Но вместо того чтобы озирать ряды скамей, как делали это человеческие проповедники, он направил взгляд в противоположную сторону — мимо разрушенного алтаря, за пределы выбитого окна, все еще щетинившегося осколками разноцветных стекол.

Там простирался Палатиум. Это был небольшой городок, возведенный специально для того, чтобы местная знать могла управлять планетой в удалении от заводов и людских толп. И все же та стремительность, с которой орки сумели его захватить, не могла не поражать. Вдалеке на крышах суетились крошечные зеленые фигурки, уничтожая флаги дома Фалкен, сбрасывая статуи и черепицу на улицы. Вспарывая столбы дыма, вздымающиеся над полыхающими домами, опускался массивный и кажущийся неуклюжим корабль, украшенный множеством грубо намалеванных гербов орочьих кланов, объединившихся под началом единого вождя.

Множество подобных кораблей уже успело приземлиться и извергнуть из себя тысячи орков, участвующих во вторжении на Ванквалис. Среди них были и специалисты, тщательно подобранные и выигранные у других вожаков в гладиаторских боях или даже в полноценных сражениях. Были и настоящие ветераны, облаченные в энергетические доспехи, — благодаря своей массивности и вооружению они походили на ходячие танки. Отряд опытных саботажников, чьи лица были вымазаны черной камуфляжной краской, перемещался бесшумно и с осторожностью, которой так не хватало более агрессивным оркам, — эго были разведчики и убийцы, от рождения привычные к ведению войны в джунглях. Высаживались также и погонщики, неизменно в масках, чьи шипастые кнуты заставляли визгливую толпу рабов бежать перед основным войском и принимать своими телами пули и обезвреживать мины. Опасно накренившиеся корабли выпускали грубые боевые машины и танки, по которым тут же принимались ползать рабы, подкручивающие болты и смазывающие сочленения.

Люди, расправившиеся с орками, прежде населявшими Ванквалис, явно и понятия не имели, что зеленокожие способны вымуштровать такую армию. Они считали орков не более чем зверьми — примитивными и кровожадными. По большей части люди были правы, ведь среди орков не так часто встречались настоящие лидеры, способные сплотить сородичей в войско, такое же смертоносное, как и лучшие армии Человечества.

Взгляд вожака перекинулся с улиц на простирающиеся за городом джунгли. За ними лежало море, а за морем — берега Хирогрейва, зараженная каменистая пустыня с гигантскими городами, населенными миллиардами людей. Слабых, подлых, обреченных людей, для которых смерть от пули или топора была слишком гуманной. Впрочем, не имело ни малейшего значения, как именно они погибнут, ведь Ванквалис всегда принадлежал оркам, и ничто не читалось во взгляде вожака так явственно, как стремление вернуть этот мир своим зеленокожим сородичам.

Графиня молчала. В воцарившейся тишине было слышно лишь тихое посвистывание рециркуляторов, нагнетающих затхлый, холодный, сухой воздух в зал на вершине шпиля. Сухощавое, хрупкое тело графини было облачено в длинное, вышитое жемчугами платье, а ее бледное чело украшала бриллиантовая тиара. Казалось, что женщина вжалась в свой омолаживающий трон.

Рядом в почтительном ожидании застыл камергер, — небольшого роста, хранящий на лице официозное выражение, он посвятил всю свою жизнь служению и оставался верен дому Фалкен даже в самые трудные времена, но еще никогда новости не были столь плохими. Все же он сохранял свое извечное самообладание и стоял, уставившись в пол, ожидая ответа графини.

Наконец Исменисса Фалкен глубоко вздохнула, и в ее старой груди заклокотало.

— Так когда, говоришь, это случилось?

— Менее часа назад, моя госпожа.

— А мой супруг?

Камергер определенно ожидал этого вопроса.

— О нем нам ничего не известно. Молю Императора, чтобы ваш муж был жив…

— Не стоит щадить мои чувства, камергер, — отрезала графиня. — Скажи прямо, он погиб?

— Госпожа, лорд Глоб был в Павильоне Аристархии, — тяжело сглотнув, ответил камергер, — а тот был уничтожен первым же ударом.

— Значит, он погиб.

— Скорее всего, госпожа.

— Понятно. Хоть кто-нибудь из семьи уцелел?

— Этого мы не знаем. Многим горожанам удалось покинуть Палатиум, но бегство было совершенно беспорядочным. Вполне возможно, что среди них оказался и кто-то из наследников вашего рода. Но боюсь, на данный момент я ничего не могу утверждать с уверенностью.

— С уверенностью ты можешь утверждать, что зеленокожие вернулись, — сказала Исменисса. — Наш мир определенно подвергся их вторжению. И это столь же верно, как и то, что в одиночку нам не устоять.

Графиня поднялась на ноги. От черных плит трона к ее украшенному драгоценностями платью протянулись пучки толстых кабелей. Несколько подростков, одетых в такие же багровые камзолы, что и камергер, выбежали из-за трона, на ходу подхватывая подол ее одеяний и провода, чтобы те не перепутались, пока Исменисса идет к одному из арочных окон зала.

Даже сумрак, царивший в этом помещении, не мог скрыть ни синевато-серый оттенок их кожи, ни пустое выражение черных глаз, ни то, что перемещались дети чуть ли не на четвереньках, словно животные. Жены дома Фалкен самоотверженно рожали одного ребенка за другим, но далеко не все из них доживали до совершеннолетия, и именно из тех, кому это не удалось, создавалась подобная прислуга для графини. Технология, предоставленная правящему роду Адептус Механикус, была достаточно сложной и развитой, поэтому прислужники не сильно уступали идеальным образцам херувимов.

Зал располагался на самой вершине одного из ульев Хирогрейва, и с этой высоты можно было созерцать весь необъятный город, испещренный пятнышками света, ярко сверкающими в ночной мгле, спускающийся к мертвым полям. Вдалеке в отравленном воздухе сияла огнями еще одна громада — соседний город, один из многих, что покрывали собой континент. В этих муравейниках проживали миллиарды ванквалийцев, которые уже очень скоро услышат, что правящий класс практически полностью уничтожен и что Неверморн захвачен ксеносами.

В небесах, затянутых густым дымом заводов, едва заметно поблескивали отраженным светом платформы орбитальных оборонительных систем. Многие тысячи турболазерных и ракетных установок парили над Хирогрейвом, защищая его жителей от бомбардировки. Ванквалису не хватало ресурсов, чтобы полностью покрыть всю орбиту, поэтому создателям системы пришлось вы бирать наиболее важные города. Только благодаря этому орки и не просыпались дождем на ульи, хотя гражданам Палатиума, потерявшим своих родных на улицах далекого Неверморна, от этого не становилось ни горячо, ни холодно.

— Мы вынуждены просить о помощи, — произнесла графиня Исменисса. — Поскольку Стражи разбиты, а дом Фалкен практически уничтожен, мы остались одни. Наш мир изолирован, удален от доминиона Империума, но только они и могут нам помочь. Пришло время забыть о гордости. Если потребуется, мы будем умолять. — Она отвернулась от окна и посмотрела на камергера. — Вызови астропата и потребуй, чтобы он явился сюда. Мне требуется как можно скорее отправить сообщение.

— Сию минуту, госпожа, — ответил камергер. — Должен ли я известить население?

— О вторжении? — Графиня взмахнула рукой. — Да. Сообщи нижнему парламенту. Пускай обсудят происходящее. Пускай займутся хоть чем-то.

Но, вопреки ожиданиям Исмениссы, камергер вовсе не спешил отправиться по делам.

— Что-то еще? — спросила она.

— Остался еще один вопрос, который следует уладить. Поскольку лорд Глоб… сейчас не с нами, вы остаетесь единственным представителем дома Фалкен, имеющим право претендовать на власть. Вы, госпожа, становитесь правителем Ванквалиса.

Графиня вздохнула. Она никогда не выглядела более старой, нежели в этот момент. Так она и стояла — закутанный в роскошные одеяния силуэт на фоне чернеющего города.

— Что ж… Полагаю, это должно требовать каких-то определенных церемоний. Пусть этим вопросом займутся архивариусы.

— Будет исполнено, — энергично поклонился камергер и тут же устремился к выходу.

Благодаря усердию придворных врачей и постоянному подключению к омолаживающему трону графиня жила уже более двух сотен лет. Она уцелела в революции, охватившей улей Скорцид, перенесла скандал, разгоревшийся вокруг ее дяди — барона Малифисса Фалкена, и не погибла в гражданской войне, спровоцированной ныне уничтоженным культом Возрождения Терры. Она стала свидетелем многих социальных потрясений и внезапных смертей, стычек между губернаторами сектора Сцефан и катастроф, в результате которых города-ульи оставались лишенными еды и питья. То есть на ее памяти дела не раз бывали плохи, но чтобы настолько — никогда. Графиня была уже старухой и чувствовала, как на ее плечи давит каждый прожитый год.

И именно теперь, впервые в своей истории, Ванквалис оказался вынужден умолять о помощи Империум — эту далекую силу, которой дом Фалкен регулярно платил дань производимыми в ульях товарами, лишь бы только сохранить свою независимость. Орки сумели закрепиться на Неверморне, и теперь не оставалось сомнений, куда они двинутся дальше. Следующим пунктом назначения был Хирогрейв — с многочисленными городами и миллиардами граждан.

Графиня подошла к резному стеллажу, где стояли несколько внушительных книг. Ее возлюбленный Глоб всегда был куда более увлечен войной, чем вопросами социальной важности. Именно поэтому Исменисса и считала для себя обязательным изучать историю и географию родной планеты на тот случай, если ей придется принять более активное участие в управлении Ванквалисом. И вот теперь вся полнота власти легла на ее плечи.

Исменисса сняла один из увесистых томов с верхней полки, и подростки, точно домашние зверушки, засуетились у ее ног, не позволяя перепутаться кабелям. Заключенная в атласный переплет книга была подарена университетом одного из ульев в благодарность за кое-какую государственную услугу, оказанную графиней полвека назад. Когда властительница отправилась обратно к своему трону, стоявший возле него подросток начал крутить ворот, возвращавший кабели. Опустившись на сиденье, Исменисса почувствовала, как по ее венам вновь заструились омолаживающие жидкости, защищающие ее кости и органы от последствий старения. Раскрыв книгу на коленях и дождавшись, пока все дети вернутся на свои места, она приступила к чтению.

Перед ее глазами замелькали карты Неверморна. Прямо сейчас по его долинам и холмам струились реки беженцев и зеленокожей швали, сражаясь, убивая друг друга, прорываясь к побережью и лежащему за морями Хирогрейву. Предстояла война… но будет она долгой или быстротечной, зависело исключительно от того, как именно графиня станет руководить своими людьми в ближайшие дни, и, возможно, в итоге Ванквалис устоит и останется под управлением дома Фалкен. Но прожитые годы приучили Исмениссу к прагматичному мышлению, поэтому в глубине души она понимала, что Ванквалис будет потерян, а миллиарды его граждан не выживут.

 

Глава вторая

— С кем сразимся мы в конце времен?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Ведаю лишь то, что этот враг не будет внешним.

В самом сердце «космического скитальца», находясь настолько далеко от грохота массивных варп-двигателей и бронированных сапог, что казалось, будто он расположен глубоко под землей какой-нибудь заброшенной планеты, был обустроен санктум. Изначальное предназначение этого помещения так и осталось неизвестно — предположительно, оно некогда было частью какого-то звездолета, ведь «скитальцы» представляли собой странную мешанину изуродованных варпом космических кораблей. Но, в отличие от других составляющих огромного судна, оно было выполнено не из металла, но из камня, и его изящная в своей простоте башня была возведена не в грузовом трюме или на капитанском мостике, а в темной полузатопленной пещере со сталактитами, с которых постоянно срывались капли. Само здание было наполовину погружено под воду, и крытый туннель, некогда ведущий к входу, едва поднимался над поверхностью, образуя мощеную дорожку. Под водой тускло мерцали терпеливо дожидавшиеся верующих светосферы, включенные при обнаружении этой пещеры, но установленные, по всей видимости, за сотни, а то и тысячи лет до того.

Капеллан Иктинос прошел по мосту, и сияние подводных ламп затеяло странную игру на его темно-фиолетовой броне. На голову именитого десантника был водружен похожий на череп шлем, взиравший на окружающий мир пустыми, ничего не выражающими глазницами; к его поясу была прицеплена увенчанная орлом булава — крозиус арканум. Как и всякий космодесантник, Иктинос был настоящим гигантом, почти трех метров ростом, закованным в броню, но все равно он приближался к вратам храма с предельным смирением и почтительностью.

Внутренняя зала башни также была наполовину затоплена, и сиявшие под водой огни отбрасывали загадочные неверные тени на свод помещения. Алтарь и несколько каменных резных плит, некогда рухнувших с верхних уровней, создавали брод, по которому Иктинос сумел пройти к огромной платформе, лежащей посреди храма. Там из воды поднималась статуя — наполовину женщина, наполовину змея, она стояла накренившись и воздев руки к небу. По всей видимости, ее создала некая секта или религия, забытая много веков назад. Капеллан старался не обращать внимания на обличающий взгляд скульптуры, опускаясь на колени перед аппаратурой, расположенной в кажущемся беспорядке.

Это место стало санктумом Иктиноса, столь же священным для него, каким было для последователей забытой веры, собиравшихся здесь до того, как их корабль затерялся в варпе и стал частью «Сломанного хребта». Капеллан стащил с головы шлем, обнажив гладкое, лишенное морщин лицо с большими выразительными глазами, какие трудно было ожидать увидеть под пугающей маской. Тщательно выбритое, с чуть смуглой кожей, это лицо было столь же важным оружием капеллана, как и личина-череп. Иктинос редко снимал шлем, служивший символом его полномочий и выделявший его среди всех прочих десантников ордена Испивающих Души. Но здесь, в своем святилище, он мог не опасаться чужих глаз.

Иктинос сверился с одним из мониторов. На экране мерцало единственное зеленое пятно. Капеллан извлек из-под машины длинный свиток с отпечатанными на нем показателями, пробежал по нему взглядом и удовлетворенно улыбнулся. Затем он подошел к краю платформы и опустил руки в воду.

Космодесантники обладали потрясающей силой. Иктинос уперся ногой в платформу и вытащил на сушу громадный каменный блок. Опустив его на плиту с оглушительным грохотом, отразившимся эхом от стен пещеры, капеллан увидел, как по мрамору под его ногами побежали трещины. На верхней грани куба был выгравирован образ сурового бородатого мужчины, одетого в узорчатые архаичные доспехи, какие теперь можно было встретить лишь на аристократах миров, погрузившихся в средневековье. Голову человека венчала корона, а руки были сложены на груди и сжимали рукоять обоюдоострой секиры. Вокруг фигуры были нанесены письмена на неизвестном Иктиносу языке, скорее всего канувшем в небытие следом за змееголовым божеством. Этот каменный блок служил саркофагом давно почившему королю, чей лик и был выгравирован на крышке.

Иктинос расстегнул несколько металлических зажимов — определенно добавленных в более поздние времена и не позволявших саркофагу открываться — и откинул крышку в сторону. В ту же секунду раздался приглушенный плач.

Внутри саркофага обнаружился скорчившийся истощенный, грязный человек. Его платье стало черным от испражнений, голову закрывал мешок, опутанный проводами и трубками, тянувшимися к аппаратуре за спиной Иктиноса. Человек вскинул руки и начал слепо шарить в воздухе перед собой. Его кожу, бледную и воспаленную из-за постоянной сырости, покрывали нарывы и короста. Смрад казался просто невыносимым.

Капеллан сдернул мешок с головы пленника. На побелевшем одутловатом лице человека ярко выделялись багровые складки морщин. Широкие трубки были подключены к его носу и рту. Широко открытые глаза мужчины, лишенные всякого намека на зрачки, ничего не видели.

Когда Иктинос выдернул трубку, закрывавшую рот пленника, тот сумел наконец закричать по-настоящему, завывая от отчаяния и страха. В течение нескольких долгих минут он не был способен ни на что иное. Он орал, пока в нем оставались для этого силы.

— Пожалуйста… — хрипло и изможденно простонал младший астропат Кройвас Вел Сканниэн. — Пожалуйста… о Боже-Император, останови это… пусть… пусть все это закончится.

С лицом, выражавшим столько же эмоций, сколько лежащий у его ног шлем-череп, Иктинос посмотрел на человека в саркофаге.

— Что остановить?

— Кошмары. Выпустите меня. Или… позвольте мне умереть. Умоляю.

— Ты сам просил нас об этом.

— Но я же не знал! — Астропат выдавливал из себя слова сквозь рыдания, словно расплакавшийся ребенок. — Откуда мне было знать?

— Ты требовал выбрать именно тебя, — продолжал Иктинос, — Говорил, что пойдешь на что угодно, только бы убраться подальше от Дашана и Мультиплейона. — Капеллан развел руки, обозначая саркофаг. — Что ж, именно это ты и получил.

Кройвас Вел Сканниэн обхватил голову руками и застонал. От его личности уже мало что осталось. Он с трудом мог говорить и уже даже не имел сил бояться или ненавидеть по-настоящему. Когда-то он был человеком, но практически утратил себя прежнего.

— Зачем? — едва слышно прошептал астропат. — Чего вы хотите?

— Ты и сам знаешь.

— Во имя Земного Трона, что… что вы хотите услышать?

— Все.

— Вы же понимаете, что я не могу этого сделать. — Кройвас отнял руки от лица. — Я же говорил. Почему вы не слушаете? Это… каждый из нас делает это по-своему. Его необходимо отправить именно вам, вы должны знать коды… Я же просто вижу сны и только при везении…

— Ты утверждал, что являешься лучшим из лучших, — перебил его Иктинос. — Обещал, что справишься, когда мы забирали тебя с Дашана. И только по этой причине мы вообще решили тебя взять.

— Вы действительно… действительно думали, что я хочу именно этого?

— Нам плевать, чего ты там хотел. Твои желания не значат ничего. И поэтому ты будешь делать именно то, что я говорю.

Дашан был жестоким миром. Глубокие шрамы избороздили поверхность его континентов, бездонные расселины пересекали его города. Вулканическая измученная планета. Орды рабов трудились в шахтах, добывая превосходные, лишенные недостатков драгоценные камни, рожденные в кипящей мантии и столь необходимые для изготовления когитаторов и сенсоров космических кораблей. Однажды рабы взбунтовались и стали истреблять правящий класс, к которому принадлежал и Кройвас Вел Сканниэн, астропат, связующее звено между планетой и остальным Империумом. Испивающие Души прибыли в этот мир, чтобы набрать рекрутов среди взбунтовавшихся рабов, и заодно подобрали Кройваса, пожелавшего отправиться с ними. Капеллан принял его. Но больше никто в ордене даже не подозревал о существовании этого пассажира.

Так Кройвас и стал личным узником Иктиноса. Астропат провел в саркофаге уже столько времени, что потерял счет дням и почти лишился рассудка. Он даже начал умолять своего пленителя, обещая тому вещи, на которые не был способен, или рассказывая о вымышленной возлюбленной на Дашане, которая, возможно, все еще жива и ждет его. Капеллан же лишь спокойно объяснял, что Кройвас не способен предложить ничего, что могло бы его заинтересовать, и что, существуй даже такая женщина в реальности, она бы уже давно лежала в одном из массовых захоронений, куда имперцы сбрасывали трупы взбунтовавшихся рабов Дашана.

Тогда Койвас принимался угрожать и в своем отчаянии ухитрялся придумывать вполне реалистичные опасности для Иктиноса. Обещал, что вытащит душу из тела своего поработителя, что сведет его с ума, сотрет воспоминания и превратит в слюнявого младенца. Что расскажет всему ордену, чем занимается капеллан. Но Иктинос знал: будь астропат так силен, как заявлял, он давно бы уже претворил свои угрозы в жизнь.

Спустя некоторое время — обычно это занимало почти час — выдохшийся, охрипший Кройвас сдавался и вновь погружался в кошмарные сновидения. Астропаты отправляли и принимали ментальные сообщения, служа для Империума единственным надежным средством передачи информации через бескрайние межзвездные просторы, но каждый из них использовал для этого особенные методы. Кройвас во снах получал сложные образные послания, требовавшие преобразования в понятные астропатические коды после пробуждения. И пока он спал в саркофаге под водой, через его разум проходили обрывки трансляций со всего Империума.

Кадия вновь была охвачена войной. Эта планета являлась главным оплотом обороны Империума, выстроенной вокруг Ока Ужаса, но теперь командующий Урсаркар Крид запрашивал помощи у всех, кто готов прийти и сразиться с предателями и демонами, извергающимися из портала, ведущего в Хаос. Поистине плачевные известия, но Иктинос заставил Кройваса перейти к другим новостям.

Ксеносы, с которыми люди прежде не сталкивались, основали собственную империю на южной границе в пределах планет, эвакуированных или выжженных в ходе столетней войны против вторжения тиранидов. Но это не имело ни малейшего значения для капеллана. Все эти миллионы граждан Империума, взывающие о помощи, ничего не стоили. Более того, они лишь отвлекали от истинно важных дел. Точнее, могли бы отвлечь кого-то, кто не обладал сверхчеловеческой самоотверженностью Иктиноса.

Похожие на скелеты механические креатуры неторопливо занимали солнечные системы, лежащие возле галактического ядра в сегментуме Ультима. В западном рукаве Галактики в результате восстания возникла новая империя, и теперь повсюду рассылались призывы прийти и расправиться с мятежниками. Ересь, охватившая несколько планет неподалеку от священного Гафаламора, привела к войне, и теперь епископат этого мира требовал помощи, чтобы битва не достигла его земель.

Бесполезно. Ни от одной из этих новостей не было ни малейшего толку. Иктинос продолжал давить на Кройваса, но сознание астропата уже и так грозило распасться на части. Губы пленника окрасились кровью; он силился преобразовать в слова какофонию граничивших с безумием образов, наводнявших его разум. Однако состояние астропата не беспокоило Иктиноса, вынуждавшего свою жертву продолжать.

Демоны наводнили улицы мира, отрезанного от остального Человечества варп-штормом. Зеленокожие устроили бойню в джунглях планеты в глубине сегментума Темпестус. Несколько аграрных миров оказались охвачены восстанием мутантов, сжигавших поля, и теперь многим ульям грозил голод. Пиратские флотилии ксеносов охотились на корабли паломников, пожирая даже души своих жертв.

Божества чужаков вербовали себе последователей среди людей, распространяя заразу безумия и ереси; согни тысяч войн полыхали среди миллионов планет…

— Остановись, — приказал Иктинос.

Кройвас захрипел и выплюнул сгусток крови. Его губы продолжали шевелиться, беззвучно проговаривая образы, врывающиеся в сознание астропата, лежащего в холодном каменном саркофаге.

— Вернись назад. К зеленокожим.

— Огромные… страшные звери, — просипел Кройвас. — Появились неожиданно. Смяли оборону. Без помощи все погибнут.

— Где? Есть там что-нибудь о черном камне?

— Да… символ. Шифр. Черный камень. Оникс. И… стекло.

— Вулканическое стекло, — произнес Иктинос. — Обсидиан.

— Да.

— Что-нибудь еще?

— «Теперь эта земля принадлежит нам, и мы никогда более не испытаем скорби», — ответил Кройвас.

Его слова прозвучали так, словно астропат цитировал их откуда-то.

— Продолжай.

— Этот мир. Могила для героев. Ван… Ванквалис. Где правит каменный змей. Гордыня.

— Звери?

— Тысячи зеленокожих просыпались с неба дождем. Их слишком много, чтобы сосчитать. Армия людей была разбита в считанные минуты. Весь флот… уничтожен.

— Уверен, что не преувеличиваешь?

— Нет. Если не придет помощь, там все погибнут.

— И у них есть надежда на нее?

— Они слишком изолированы. Хотя, быть может, кто-нибудь и откликнется.

Иктинос распрямился и посмотрел на мониторы. Сердце Кройваса не могло не выдержать продолжения.

— Я ожидал большего, — заметил капеллан. — Ты уверял, что являешься лучшим из лучших.

— Тогда отпустите меня, — простонал Кройвас.

Вместо того чтобы ответить, Иктинос подобрал дыхательную трубку и снова заткнул ею рот своего пленника. Астропат пытался сопротивляться, но капеллан просто сжал в кулаке дряблую ладонь Кройваса, ломая мягкие кости. Раздался сдавленный, слабый крик. Вторая, оставшаяся целой рука забарабанила по крышке, надвинутой десантником на саркофаг.

Стенания астропата были едва слышны даже до того, как Иктинос навалился плечом на каменный гроб, сталкивая его в воду.

Бросив еще один взгляд на показания приборов, капеллан немного повозился с настройками систем подачи воздуха и питательных смесей, а затем покинул санктум и направился к выходу из пещеры. На ходу он снова надел шлем, скрыв лицо за маской в виде оскалившегося черепа.

Иктинос всегда верой и правдой служил своему ордену и не сдавался даже тогда, когда самые отважные десантники и собратья-капелланы предавали свое священное слово и традиции. И теперь он знал, что будет вознагражден… но не богатствами или миром, но возможностью сыграть роль в величайшем событии во всей истории Человечества. Космодесантники, и в особенности Испивающие Души, всегда славились неимоверным самомнением, но Иктинос преодолел этот грех, и теперь вовсе не гордыня горела в его сердце, заставляя исполнять свой долг.

Теперь он знал, что, когда завершит начатое, ничто в этой Галактике — и даже во всей Вселенной — не останется прежним.

Сарпедон, магистр Испивающих Души, вышел в центр аудиториума, сопровождаемый взглядами нескольких сотен верных воинов. Предводитель ордена являл собой пугающее зрелище. Выше пояса он был обычным космодесантником, библиарием, облаченным в пурпурные доспехи с высоким воротником, содержащим защитный контур эгиды, и с золоченым символом чаши, нанесенным на каждую гладкую поверхность. Сарпедон был глубоким стариком по стандартам большинства людей. Его лицо покрывали многочисленные шрамы, полученные во множестве войн, а глаза глубоко запали от всего, что ему довелось увидеть. Но ниже пояса он был настоящим чудовищем — восемь паучьих лап, заканчивающихся длинными когтями, заменяли ему ноги. Одна из передних лап была заменена бионическим протезом, поскольку настоящую магистр потерял в бою, случившемся, казалось, целую вечность назад.

— Братья во ордене, — начал он свою речь, и голос его разнесся по аудиториуму, — мы прошли столь долгий путь, что уже трудно и поверить, какими мы были когда-то. И это хорошо, поскольку показывает, как далеко мы ушли от тех времен. Конечно, не все из вас знали прежний орден. И я даже рад этому, рад, что, несмотря на все то, что пытается противопоставить нам Галактика, мы продолжаем вербовать рекрутов. Мы никогда не опускали рук в прошлом и не станем в будущем. Молодые кандидаты и те, кто уже успел заслужить свою броню, служат тому подтверждением.

Сарпедон обвел взглядом собравшихся Испивающих Души. Он видел давно знакомые лица тех, с кем познакомился еще в первые дни своей службы, до того, как орден решил сбросить тиранию Империума. Но много было и новичков, набранных уже во время изгнания.

Аудиториум некогда служил анатомическим театром ксенобиологической лаборатории на борту исследовательского судна, затерявшегося в варпе. На стенах были закреплены огромные запыленные сосуды с заспиртованными трупами удивительных инопланетных существ, а сам Сарпедон вещал с большой каменной разделочной плиты, с которой до сих пор свисали фиксирующие ремни.

— Некоторое время мы были разлучены, — продолжал магистр. — Мне бы хотелось услышать отчеты капитанов. Каррайдин?

Капитан Каррайдин был едва ли не самым старым воином, кого когда-либо встречал Сарпедон. Перешедший по наследству из старого ордена, он носил один из немногих имеющихся у Испивающих Души комплектов терминаторских доспехов. Лицо его выглядело так, словно кто-то пережевал его и выплюнул. Раздался натужный гул сервоприводов брони обеих массивных ног и бионического протеза, заменявшего одну из них, потерянную капитаном в битве на Стратикс Люмина.

— Лорд Сарпедон, — произнес скрипучим голосом Каррайдин, поднявшись. — В Сулейтанской кампании многие новобранцы заслужили честь носить полный комплект брони. Им удалось предотвратить эльдарское вторжение и уничтожить множество пиратов-ксеносов. Наши воспитанники вызывают гордость.

— Будут рекомендации?

— Полагаю, сержант Евмен достоин возглавить полноценный отряд, — ответил Каррайдин.

Сарпедон нашел упомянутого десантника взглядом — магистр помнил Евмена еще скаутом, одним из молодых рекрутов ордена, и вот юноша уже стоит в полной броне и, по всей видимости, вполне уютно чувствует себя под защитой массивных керамитовых пластин.

— Снайпер Раек отличился в вопросах разведки и устранения, — продолжал старый капитан. — Моя рекомендация оставить его в составе скаутов и передать ему командование группами новобранцев. Учитывая сложившуюся ситуацию, я склонен полагать, что ордену полезно иметь скаут-ветеранов — таких, как он.

Миловидный тихоня Раек был лучшим стрелком Испивающих Души — некоторые даже поговаривали, что он столь же хорош, как некогда капитан Дрео.

— Пусть будет так, — произнес Сарпедон. — Что насчет последнего набора?

— Урожай вновь был обилен, — с явным удовольствием сказал Каррайдин. — Прирожденные солдаты. Все, до последнего человека.

Испивающие Души вербовали новых бойцов среди угнетенных и мятежных людей Империума, превращая их в космических десантников так же, как это прежде делал старый орден, с той лишь разницей, что теперь они отказались от использования столь жесткой гипнодоктринации — Сарпедон решил, что умы его воинов должны быть такими же свободными, как и сам орден.

В течение последних месяцев новобранцы, находившиеся в подчинении Каррайдина, старались заслужить честь стать полноправными десантниками, вступая в бой с врагами Императора среди миров, разбросанных по практически разоренному сегментуму Темпестус.

— Когда мы одержали свою величайшую победу, — сказал Сарпедон, — обманувшие нас силы решили сломить, ввергнуть в отчаяние, уничтожить нас одного за другим, заставить вновь броситься к их ногам, чтобы не скатиться в бездну. Но мы прогрызли свой путь на волю и сами создаем свое будущее. Мы потеряли нескольких лучших воинов, чтобы заслужить это, и я уверен, что по-прежнему хватает тех, кто мечтает нас остановить. Но до тех пор, пока мы продолжаем принимать новобранцев, верящих в наше дело, и пока эти новобранцы успешно добиваются права носить броню, истребляя врагов Императора, нашим противникам не победить.

— Впрочем, — продолжал он, — мы всегда обязаны помнить: враг не знает усталости. К счастью, после Грейвенхолда мы восстановили свою численность и теперь, я верю в это, готовы вновь сражаться как единый орден. Доходят слухи, что Око Ужаса открылось и Абаддон вернулся. Все больше и больше сил Империума уходит на сдерживание тиранидских флотилий. Его уязвимые места оголились, но Империум слишком прогнил, чтобы защитить себя. Мы клялись служить Императору и вряд ли можем исполнить этот долг, отсиживаясь в заброшенных и удаленных уголках Галактики.

— Таких, как система Обсидиана, — раздался голос из толпы Испивающих Души.

Говорил Иктинос, капеллан, ярко выделявшийся среди собравшихся благодаря черной броне и бледному, словно смеющемуся черепу на забрале шлема. Он стоял, окруженный своей «стаей» — теми десантниками, которые потеряли своих сержантов и перешли в его подчинение.

Они всегда сопровождали Иктиноса в бою и часто подавали пример остальным братьям в молитвах и военных ритуалах.

— Объяснись, капеллан, — потребовал Сарпедон.

— «Сломанный хребет» принимает множество сигналов со всей Галактики, — пояснил Иктинос. — Да, сейчас мы находимся далеко от сердца Империума, но до нас все равно доходит информация — перехваченные переговоры кораблей между собой. И я постоянно проверяю ее, чтобы узнать, не осталось ли невыполненной нами задачи, поставленной Императором.

— И тебе удалось что-то найти?

— Так точно, лорд Сарпедон. Система Обсидиана в секторе Сцефан к галактическому югу от региона Вуали. Планета Ванквалис подверглась вторжению зеленокожих выродков. Ее обитатели умоляют Империум о помощи, но, как нам всем известно, бюрократическое колесо вращается медленно, и орки успеют полностью разрушить этот мир.

— Полагаешь, Император хотел бы, чтобы мы отправились туда? — спросил Сарпедон.

— Ванквалис населяют люди независимого нрава, — ответил Иктинос. — Они оказали сопротивление имперскому гнету и остались верны собственным традициям. Им очень долгое время удавалось выживать самостоятельно, и мы вполне можем найти там достойных продолжателей нашего дела. И без всякого сомнения, мы найдем миллиарды верноподданных Императора, которые погибнут без нашей помощи.

— Мы не занимаемся благотворительностью, — резким тоном возразил Тирендиан. Худощавый и внешне привлекательный мужчина, он имел слишком мало шрамов и слишком много самоуверенности для того, кто повидал столько сражений. Как и Сарпедон, Тирендиан был могущественным псайкером, но его силы проявлялись в виде разрушительных молний, обрушивавшихся на врага подобно залпам артиллерии. Он всегда и обо всем рассуждал с такой уверенностью и самомнением, что друзей в ордене у него было немного. — От подобных напастей страдает бессчетное количество миров.

— Но этому, — парировал Иктинос, — мы способны помочь.

— Нам надо спешить к Оку, — продолжал настаивать Тирендиан. — Хаос уже начал сдавать карты.

— Возле Ока собралась Инквизиция в полном составе, — возразил новый голос, принадлежавший капитану Люко — самому опытному штурмовику ордена. — С тем же успехом мы могли бы просто поднять руки и сдаться своим врагам.

— Кроме того, — продолжал капеллан, — не будем забывать и о том, что мы не слишком богаты ресурсами. Нам не хватает топлива и боеприпасов. «Сломанный хребет» не способен продолжать свой путь вечно. Не можем этого и мы. В системе Обсидиана располагается перерабатывающий мир — Тиранкос, — где мы сможем получить все, в чем нуждаемся. Тирендиан абсолютно прав: мы не благотворительная организация, но сейчас нам представляется возможность и позаботиться о собственном будущем, и помочь верным последователям Императора не только выжить, но и сбросить с себя ярмо Империума.

— И это куда лучше, — добавил Люко, — чем отсиживать свои зады в ожидании, пока враг сам найдет нас.

Война Opgaia

Капитан штурмовиков славился тем, что всегда стремился в бой, словно сражения были для него родной стихией. И Сарпедон видел, что многие Испивающие Души согласны со сказанным.

— Лигрис? — окликнул магистр, оглядываясь на старшего технодесантника ордена.

— Капеллан говорит правду, — ответил тот. Доспехи Лигриса были выкрашены в традиционный ржавокрасный цвет, а на ранце брони была установлена серворука, высовывавшаяся из-за плеча. — Если в скором времени не произвести значительное пополнение запасов, нам придется оставить «Сломанный хребет» и искать новый флот.

— Что ж, видимо, следующей нашей целью становится Обсидиан, — подытожил Сарпедон. — Иктинос, помоги мне собрать всю возможную информацию по Ванквалису и текущей обстановке. Лигрис, рассчитай курс варп-перехода. Мы должны приготовиться к…

— Да пусть себе подыхают! — крикнул кто-то из рядов Испивающих Души.

Это оказался Евмен — сержант, едва успевший заслужить право ношения полной брони. Протолкавшись вперед, он подошел почти вплотную к анатомической плите в центре аудиториума. В боях юноша показал себя отличным солдатом. Его цепкий умный взгляд постоянно шарил вокруг, но лицо было столь же спокойным, сколь и молодым.

— Скаут Евмен, — произнес Сарпедон, — как я понимаю, ты с чем-то не согласен?

Юноша поморщился, словно сама необходимость говорить об этом оставляла мерзкий привкус в его рту.

— Население Ванквалиса ничем не отличается от остальных обитателей Империума. Они окажутся такими же развращенными, как и все. Сарпедон, ты же сам утверждал, что повернулся спиной к Империуму, но продолжаешь раз за разом втягивать нас в его войны!

— Мы отреклись от Империума, — помрачнев, ответил магистр, — но не от Императора.

— Да, но эти люди и есть Империум! Животные, убийцы, они погрязли в грехах, с которыми мы призваны сражаться! И если для этого понадобится их всех истребить, подвергнуть населенные ими миры очищению огнем, то так мы и должны поступить! Империум превратился в скотный двор Хаоса! Император в слезах взирает на Галактику, ведь никому из нас не хватает решимости все изменить!

— И что же ты предлагаешь? — изменившимся голосом поинтересовался Иктинос.

Евмен обвел взглядом остальных Испивающих Души.

— Империум сам подставляет свои слабые места. Вы же об этом только что говорили. Надо нанести удар, пока есть такая возможность. Разрушить все. Адепту, бастионы тирании Офелию VII или Гафаламор. Только представьте, что мы сможем атаковать саму Святую Терру, покончить с Астрономиконом! Тирания будет низвергнута во прах! Мы же сможем возродить из этого праха новое Человечество! Вот как я вижу служение Императору.

— Это безумие, Евмен! — крикнул Сарпедон. — Если Империум падет, у человеческой расы не останется шансов. Уничтожением людей спасти невозможно.

— Если ты, Сарпедон, считаешь, что я сошел с ума, то знай, что очень многие из нас заражены тем же безумием. Не стоит рассчитывать, что я такой один. И мы действительно можем это сделать! Подумай над моими словами. Империум ходит по грани уже несколько тысяч лет. Мы — лучшие воины Галактики, и каждый из нас знает, чего страшится имперский скот. Мы добьемся своего, достаточно только решиться!

— Довольно! — Сарпедон распрямился во весь рост. Благодаря паучьим лапам, он стал значительно выше любого из своих десантников. — Существует субординация, и ты обязан ей подчиняться. Это говорю я, магистр твоего ордена!

— Мне никто не смеет приказывать! — В глазах Евмена пылала ярость. — Ни ты. Ни Империум. Никто. Ты настолько скован цепями прежнего ордена, что и сам превратился в тирана.

Воцарилось молчание. Сарпедону и прежде доводилось сражаться с собственными собратьями — он стал магистром, когда в ходе войны, расколовшей Испивающих Души, низверг Горголеона и взял правление в свои руки. Ему пришлось воевать с теми, кто цеплялся за прошлое ордена, и даже скрестить оружие с одним из собственных последователей — Теллосом, чей разум был разрушен темными силами, против которых и боролись Испивающие Души. Но никто и никогда не выходил на конфликт с таким нахальством.

— Как я погляжу, — тщательно подбирая слова, произнес Сарпедон, — орден вовсе не сплотился под моим началом и намеревается взбунтоваться.

Он обвел взглядом собратьев. На их лицах читались и гнев, и раздражение, вызванные выходкой Евмена, но в то же время понимание и даже сочувствие смелости скаута.

— И это значит, что ты не можешь просто пропустить мои слова мимо ушей, — сказал Евмен. — Как уже говорилось, я не одинок.

Юный десантник улыбнулся и вышел в самый центр аудиториума, встав лицом к лицу с магистром.

— Говорят, что Император придает силы ударам носителя его воли. Что Рогал Дорн лично наблюдает за исходом поединков. Ты уверен, Сарпедон, что они встанут на твою сторону, если мы уладим все по старинке?

По старинке… поединок чести. Одна из древнейших традиций Испивающих Души, восходящая истоками к легиону Имперских Кулаков, возглавляемому легендарным примархом Рогалом Дорном. Легиону, основанному почти десять тысяч лет назад, которому наследовали Испивающие Души.

— Бьемся до первой крови, — хищно оскалившись, произнес Сарпедон. — Ты недостоин такой чести, как благородная смерть.

В самом сердце «Сломанного хребта» располагались мрачные храмовые палубы, запутанные катакомбы и расписные алтари, некогда принадлежавшие «Провозвестнику гибели». Об этом корабле, затерявшемся в варпе и ставшем частичкой «скитальца» еще в незапамятные времена, мало что было известно, но его капитан или создатель определенно был сумасшедшим. Потайные тюремные камеры, помещения для пыток, стальные баки, покрытые потеками кислоты, расположенные под лабиринтами темницы с каменными лежаками, к которым были прикреплены фиксирующие ремни. Вся эта скрытая за удушливо торжественным, мрачным великолепием память о безумии и страданиях позволяла только догадываться о предназначении «Провозвестника гибели».

Купол, поднимавшийся над головой Сарпедона, украшало множество скульптур, сплетающихся в единое полотно, повествующее об уродстве и жестокости. Под этим искусственным каменным небом, скорчившимся в агонии, располагался бассейн, наполненный водой, из которой также поднимались гигантские фигуры, созданные ваятелем так, словно они упали сверху и теперь протягивали руки в тщетных попытках возвращения. Купол был просторен; он вполне мог сравниться размерами с храмом Дорна, где состоялась последняя подобная дуэль между Испивающими Души.

Космодесантники, выстроившиеся на краю бассейна, казались крошечными на фоне странного величия этого места. В самом центре водоема друг напротив друга стояли Сарпедон и Евмен — облаченные в броню, но безоружные.

Это был их бой, и только их, но от того, чем он закончится, зависела судьба всего ордена. Однако пока что это касалось только двоих.

— Скажи, Евмен, зачем тебе надо было доводить до этого? — произнес Сарпедон. — Ты мог прийти ко мне раньше, не втягивая весь орден.

— Дело не только во мне, Сарпедон. — В голосе Евмена неизменно звучали насмешливые нотки, словно он всегда и ко всему вокруг себя относился с некоторой издевкой. — Нас уже десятки человек. И ты не сможешь удерживать нас вечно.

— Так ты, Евмен, пришел сюда, только чтобы угрожать мне или все же решить этот вопрос?

— Давай без колдовства, Сарпедон, — улыбнулся юноша.

— Без колдовства.

С этими словами Евмен бросился на магистра. Тот откинулся на спину и выбросил вперед лапы, защищаясь, но молодой десантник оказался куда более проворным, нежели можно было ожидать. Кулак юнца врезался в пластину, защищающую живот Сарпедона, и хотя броня остановила удар, магистр отлетел назад, вспарывая воду когтями и пытаясь удержать равновесие. Евмен взметнулся в воздух, прокрутился и приземлился сапогом прямо на бионическую лапу Сарпедона. Во все стороны полетели электрические брызги, нога переломилась, и магистр, вновь утратив равновесие, повалился в воду и едва успел откатиться в сторону, прежде чем кулак Евмена врезался в то место, где только что находилась его голова. Под бронированной перчаткой юноши растрескался камень.

Евмен дважды учился войне. Вначале у грубых и жестоких изгоев, среди которых вырос, а затем у Испивающих Души, под опекунством Каррайдина. Он был хитер настолько же, насколько быстр, и так же смертоносен. И сейчас вчерашний скаут действительно намеревался убить своего магистра. Тот видел это в каждом движении соперника.

Юнец вновь бросился в атаку, но Сарпедон уже успел подняться и прижаться спиной к огромной каменной руке, отколовшейся от одной из скульптур наверху. Евмен наносил удары и парировал ответные, но магистр постоянно отступал, не позволяя сопернику прорвать свою оборону. Сломанная бионическая лапа искрила в воде, пока Сарпедон кружил, прижимаясь к каменной руке и внимательно оценивая каждое движение и выпад Евмена.

— Так чего ты хочешь? — спросил магистр. — Зачем мы здесь? На самом деле?

Евмен скользнул под здоровую переднюю ногу Сарпедона и метнулся вперед, сокращая расстояние, одновременно прокручиваясь всем корпусом, чтобы ударить локтем в лицо лидера Испивающих Души. Но тот успел перехватить его и использовать силу, вложенную Евменом в замах, чтобы перекинуть юношу через плечо. Молодой десантник врезался в скульптуру, изображающую скрюченного человека, и разбил ее своим бронированным телом на сотни обломков. Евмен упал, но уже спустя мгновение вновь оказался на ногах. Его лицо было разбито и сочилось кровью, но он все равно зарычал и вновь бросился в нападение.

В этот раз Сарпедон обрушил на соперника силу когтей, сбивая с ног и вынуждая распластаться в воде. Юноша забился впопыхах выбраться из-под давящего на него веса, когда магистр наклонился, чтобы схватить его.

Из воды взлетел острый, точно кинжал, осколок камня. Сарпедону едва хватило реакции, чтобы отскочить в сторону, когда Евмен попытался перерезать ему горло. Воспользовавшись этой возможностью, молодой десантник ударил ногами, выбивая лапы из-под магистра. Теперь уже в воду повалился и сам глава ордена.

Неожиданно они оказались лицом к лицу. Сарпедон перехватил сжимающую лезвие руку у самого своего горла, не позволяя ей повредить даже кожу. Он смотрел прямо в глаза юнцу и не видел в них ничего от настоящего космодесантника. Конечно, Евмену пересадили те органы, что позволяют простому смертному изменить свое тело, и парень одет в силовую броню, служащую визитной карточкой Адептус Астартес… и все же так и не стал космическим десантником. Во всяком случае, не в том смысле, в котором его мог бы принять прежний орден. Сарпедон сам не понимал, что делает, когда начал заново набирать воинов и превратил Евмена в того, кто дрался с ним сейчас.

Юноша попытался надавить и вонзить острие, но магистр был сильнее, и каменный нож начал постепенно отходить в сторону. Затем Сарпедон поднял свободную руку, один из пальцев которой был окрашен в темный цвет… в цвет крови, вытекающей с порезов на лице Евмена.

— Первая кровь, — заявил Сарпедон, поднимая ладонь так, чтобы ее видели все собравшиеся воины. — Первая кровь! — прокричал он, обозначив конец сражения.

В течение нескольких секунд магистр не видел в глазах своего соперника ничего, кроме желания убивать. Правила поединка чести были отброшены, и для Евмена Сарпедон уже был не братом по ордену, а просто врагом, которого следовало уничтожить. Сарпедон неожиданно для себя осознал, что юнец и в самом деле верил в собственную правоту. Для Евмена магистр был такой же омерзительной тварью, как и демоны, охотящиеся на людей.

Наконец хватка Евмена ослабла, и каменный осколок упал в воду. Закованные в броню руки опустились на плечи молодого десантника и оттащили его от Сарпедона. Ненависть покинула глаза юноши, но ее сменило нечто вроде триумфа, словно Евмен верил, будто каким-то образом доказал свою правоту.

— На гауптвахту его, — приказал Сарпедон, поднимаясь из воды на оставшихся семи лапах. — И выставьте охрану.

Подбежал и закачал головой при виде изувеченной бионической ноги апотекарий Паллас.

— Ремонт определенно займет время, — заявил он.

— Скажи спасибо, что это именно она, — заметил Сарпедон.

Сломай юноша не бионику, а одну из живых лап магистра, он выиграл бы дуэль до первой крови. Поражение было близко. Пускай Сарпедон и был намного сильнее, но самоотверженность чуть не позволила Евмену уйти победителем.

— Что прикажешь, лорд Сарпедон? — спросил технодесантник Лигрис.

Сарпедон перевел на него взгляд. Так же как Паллас, Люко и другие, этот воин являлся одним из старейших и наиболее доверенных товарищей, ветеранов Войны Ордена, прошедших вместе с магистром все тяготы. Сарпедон вдруг подумал о том, что таких людей становится все меньше и что Испивающим Души все чаще приходится полагаться на новобранцев.

— Прокладывай путь к Обсидиану, — приказал он. — Выясни об этой системе все, что только сможешь. И пусть все готовятся к войне.

 

Глава третья

— Но что же делать с большинством тех, кто составляет Человечество? Со стаей Императора?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Забудьте о них, ибо в основной своей массе они уже давно обречены.

— На землю! Всем лежать! — Генерал Варр едва успел прокричать эти слова, прежде чем первые пули, разбрасывая вокруг горящие щепки, засвистели среди стволов и ветвей, в переплетении которых высился дворец Райтспайр.

Бойцы 901-го жались к земле, пытаясь найти укрытие. Великолепные окрестности дворца, где густые джунгли Неверморна были ухожены до состояния парка с цветочными лужайками, украшенными декоративными озерцами, стали еще одним полем битвы. Варр едва успел скользнуть под защиту огромного поваленного дерева, когда с неба посыпались обломки, а плотный поток шрапнели принялся косить траву и ветки.

Прямо на глазах генерала одного из его людей разрезало пополам. Труп рухнул в пруд, окрасив воду алой пеной. Еще один солдат зашатался, зажимая окровавленную культю на месте оторванной руки, но его товарищ успел подхватить раненого и оттащить за скульптурную группу. Варр силился определить, откуда по ним ведется огонь. Судя по всему, противник расположил артиллерию позади полосы деревьев, образовывавших границу дворцового сада, — тусклые оранжевые всполохи между деревьями сопровождались взрывами на лужайках. Враг оставался за пределами видимости, и те, кто оборонял дворец, могли лишь слышать канонаду выстрелов и рев снарядов, обрушивавшихся на сад.

— Докладывай! — зарычал Варр в трубку переносного вокса, силясь перекричать какофонию бомбардировки.

— Их тут сотни! — пробился сквозь статику ответ. — Куллек видел их на холме! Они бросили на нас все силы; это полномасштабное лобовое наступление!

Куллек удерживал позиции чуть впереди, ближе к границе джунглей, образуя первую линию обороны.

Варр возвратил трубку вокса стоявшему рядом солдату и повернулся к лейтенанту Фулгорину, прислонившемуся спиной к древесному пню.

— Они идут в атаку, Фулгорин. Поднимай людей, пускай готовятся к отражению.

— Но они же угодят под снаряды… — начал было лейтенант.

— Обязательно угодят! — отрезал Варр. — А как ты думаешь, зачем нас сюда вообще послали?

Фулгорин помедлил. Конечно, он был аристократом, тем, кому обязаны повиноваться… прирожденным офицером. Но он привык полагать, что в глазах Империума бойцы 901-го точно такие же люди, как и он сам.

— Пойми, зеленокожие прикончат нас куда быстрее, чем эти чертовы бомбы. Выполняй приказ!

— Так точно, сэр! — Лейтенант побежал по саду, выкрикивая на ходу приказы и готовя своих людей к контратаке.

Служи он в Имперской Гвардии, его бы могли счесть старомодным, предпочитающим лично возглавить своих людей в бою, примкнув к их рядам и вооружившись лазерной винтовкой и штыком. Солдаты 901-го, не обращая более внимания на падающие с неба снаряды, устремились вперед, обустраивая огневые позиции среди клумб и на берегах декоративных прудов. Тысячи человек, тысячи стволов… благодаря своей зеленой форме они практически терялись на фоне столь же зеленой травы. На дальнем фланге закрепились Стражи — немногочисленные артиллеристы, сумевшие пережить первое нападение орков в Палатиуме. Ими командовал офицер голубых кровей — человек, с которым Варру пока удалось поговорить исключительно по воксу, — лорд Совелин Фалкен. Варр понимал, что в бою эти люди будут так же бесполезны, как и те, кто уже погиб на улицах Палатиума. Даже издалека он мог видеть их темно-синюю форму и цветастые наградные ленты, латунь и серебро оружия. Долго эта группа продержаться не могла, но 901-й сейчас нуждался в любой возможной огневой поддержке.

Перед защитниками темно-зеленым театральным занавесом вздымались джунгли Неверморна, чьи деревья достигали тридцати метров в высоту. Глубокие тени пролегли под их переплетенными ветвями, словно образующими крышу над континентом. В гуще зелени бурлила жизнь, и прямо сейчас Варр видел чернеющее облако покидающих привычные места обитания птиц, ящериц и насекомых.

Животные знали, что сейчас прорывается сквозь лес и грозит уничтожением Райтспайру.

Сам дворец, который обороняли войска, вырывался из джунглей словно рука, протянутая к бирюзовому небу Ванквалиса. Выращенный из самых могучих деревьев, невероятно увеличенных и измененных при помощи некой давно забытой биотехнологии, Райтспайр являл собой величайший из памятников Человечеству на Неверморне. Его комнаты и залы, подобные раковинам жемчужниц, были выточены в живых растениях, а в неимоверно огромных ветвях, опоясывающих кольцом основное строение, располагались часовни и посадочные площадки для частного транспорта. Райтспайр служил символом власти человека над джунглями, и, не нанеси зеленокожие удар во время парада Стражей, высокопоставленные аристократы дома Фалкен в большинстве своем искали бы сейчас укрытие в этом роскошном дворце.

В стены Райтспайра один за другим вонзались снаряды, раскидывая вокруг куски горящей коры и обломки ветвей, смертельным градом обрушивающиеся на парк. Варр вытащил из кобуры лазерный пистолет и занял свое место в рядах командирского отряда. Один из бойцов, стоявших поблизости, повалился на землю, но крики умирающего утонули в грохоте разрывов и лающих выкриках офицеров. Погибший солдат стал жертвой одной из упавших ветвей и теперь лежал, словно приколотая булавкой бабочка, истекая кровью.

Варр отвел взгляд. Когда-то давным-давно он не мог смириться с гибелью своих людей. Ему и сейчас было нелегко, но с годами он пришел к пониманию, что смерть на службе Императору в некотором роде становится победой для людей 901-го и, учитывая численность орочьей армии, только на эту победу они, скорее всего, и могли рассчитывать.

Командир повернулся к вокс-оператору Мекрину, чье лицо украшали сходящиеся кинжальным острием черные татуировки, служившие одновременно и знаком банды, и городским камуфляжем. Важнейшее правило 901-го полка гласило: никогда не спрашивай, за что человека отправили сюда. Но в случае Мекрина все и так было очевидно.

— Где лейтенант Куллек? — спросил Варр у связиста.

— Возле озера, сэр, — ответил тот, продолжая крепко прижимать к уху трубку вокса. — Того, где мост.

Говорит, собирается со своими людьми нарезать хотя бы сотню зеленых ушей.

— Дай сюда, — сказал Варр, отбирая трубку. — Куллек! — закричал он, чтобы его можно было расслышать за грохотом новых взрывов, взметывавших фонтаны грязи и ошметки тел.

— Сэр, я уже чую их запах! — проревела трубка в ответ.

Всмотревшись в грязевой град, падающий с неба, Варр сумел различить силуэты сброда, подчинявшегося Куллеку, — Мясников, залегших вдоль резного берега озера, через которое был переброшен мост. Кроме того, командир видел и самого Куллека — медведеподобного мужика с гладко выбритой головой, который, казалось, чувствует себя как дома среди всей этой толпы убийц. Впрочем, ни один из них не мог сравниться с ним в жестокости. О его преступлениях знал каждый — Куллек был серийным маньяком, собирателем черепов, настоящим зверем. Он обожал войну.

— Куллек, отводи своих людей! Надо заманить тварей и накрыть перекрестным огнем! Размещай огневые позиции по флангам, а центр двигай к Троксу!

— Я чую их, сэр! — продолжал Куллек, будто вовсе не слышал голоса генерала. — И этот запах… они пахнут так, словно гниют заживо, словно все убитые ими восстали из могил! Отменная охота будет, братва! Как в старые добрые времена!

Варр услышал одобрительный рев остальных Мясников. Еще совсем недавно генерал подумывал выкорчевать из армии таких людей, как Куллек, отправить их всех на виселицу, чтобы они не заражали солдат своим безумием. Но пришли другие времена, другие порядки, и теперь именно этот психопат оказался одним из тех, кто не позволял 901-му просто разбежаться.

Со стороны джунглей зазвучали ружейные выстрелы.

— Стоять! — рявкнул Варр в надежде, что Куллек все-таки передаст приказ своим бойцам и не позволит им броситься вглубь леса. — Отводи парней, строй в боевой порядок и…

Из джунглей раздался оглушительный рев, чудовищно громкий топот и треск рушащихся деревьев. Вначале Варр увидел одну лишь только тень — необъятное черное пятно, протянувшееся по поляне. А затем в поле видимости, сминая древние деревья, возник и сам монстр. По образовавшейся просеке уже бежала завывающая зеленокожая орда.

Чудовище потрясало воображение: почти пятнадцати метров в высоту, покрытое свалявшейся грязной шерстью, оно передвигалось на четырех лапах, а пасть, столь обильно усеянная острыми зубами, что не могла закрыться, была украшена массивными бивнями. Злобные красные глаза пылали ненавистью и болью, причиняемой десятками менее крупных зеленокожих, подгонявших зверя ударами копий. Передние лапы твари заканчивались массивными когтями, оставлявшими глубокие борозды на земле и разбрасывавшими зазевавшихся орков.

Мясники Куллека покинули свое укрытие, открыли огонь, и алые росчерки лазерных выстрелов заметались по территории перед приближающимся чудовищем. Из джунглей, стреляя из всех стволов, высыпали орки; пороховой дым и поднятая пулями пыль значительно ухудшали видимость.

— Тяжелые орудия к бою! — приказал Варр. — Все, что у нас есть серьезного, пусть работает по этому зверю! Пусть лорд Фалкен бросит против него свою артиллерию.

Мекрин принялся передавать приказ офицерам 901-го и лорду Фалкену, удерживавшему дальний фланг.

Остальные бойцы командирского отряда залегли поблизости, сняв оружие с предохранителей и готовясь оборонять генерала от приближающихся орков, — Шеншао уже успел прогреть свой плазмаган, и даже врач Морн вытащил из кобуры лазерный пистолет. Варр обнажил меч — не тот энергетический, что носил некогда, как командор Гвардии, и даже не цепной, но самый простой пехотный меч, который использовал лишь для того, чтобы отличаться от рядовых солдат.

На зверя обрушился плотный огонь, но зеленокожие продолжали гнать огромную тварь вперед, и ее гигантские лапы уничтожали ухоженные клумбы и аккуратно подстриженные деревья. В чудовище ударила ракета, вырвав из его плеча громадный кусок мяса и подпалив шерсть, но даже эта рана не причинила зверю серьезного вреда и только подогрела его гнев. Животное опустило голову, загребая нижней челюстью землю, а затем опять вскинуло, пережевывая тела двух или трех солдат.

Сердце Варра бешено колотилось. Он и думать не мог, что увидит на Неверморне создание, подобное этому орочьему чудищу. Все это было слишком неожиданно, и теперь его планы по обороне Райтспайра рассыпались на глазах. Но командир недаром получил свое звание — он умел чувствовать битву и приспосабливаться к ее неожиданным поворотам. Именно этим он и занялся, хотя стоявший рядом Шеншао уже начинал обстреливать из своего плазмагана уродливых зеленокожих, сминающих первую линию обороны 901-го.

— Мекрин, вызывай Трокса, — приказал Варр.

Связист повозился с тумблерами и переключателями вокса, а затем протянул командиру переговорную трубку.

Троке определенно был занят молитвой, поскольку из динамика послышалось:

— …с Трона на Небесах, ради Него, что помогает нам в скорби, ради Него, что дарует нам искупление через кровь Его врагов…

— Троке! — закричал Варр. — Приказываю отступить к дворцовым воротам!

— Но ксеносы уже среди нас, генерал! — раздался ответ. В гортанном голосе Трокса нервной дрожью отзывалась ярость религиозного фанатика. — Великий Зверь взирает на нас голодным взглядом!

— Уходите и отдайте им центральное направление. Это приказ!

Внутри у Варра все сжалось в тугой ком. Он с самого начала понимал, что им предстоит тяжелый бой, который они могут и не выиграть. И сказать по правде, на гигантского зверя еще можно было найти управу, но вот численность орков служила действительно решающим фактором — сотни зеленокожих уже сцепились с 901-м. По всей линии обороны шли перестрелки с близкого расстояния, ксеносы набрасывались на солдат, размахивая мясницкими топорами. Его люди погибали один за другим в дыму и грязи: кто-то падал с развороченной вражескими выстрелами грудью, кого-то нанизывали на пику и поднимали над головами, словно знамя. На фланге Фалкена уже тоже шел бой, артиллеристы продолжали накрывать поле боя залпами мортир, пока заряжающие команды пытались при помощи штыков и автоматических винтовок удерживать осаждающих их орков.

И в эту самую минуту среди творящегося безумия Варр увидел вожака. Предводитель зеленокожих был значительно крупнее любого из своих сородичей — генерал уже знал, что орки становятся выше и мощнее с каждой пережитой ими военной кампанией и что с физическим ростом они неизбежно поднимаются по иерархической лестнице, со временем превращаясь в настоящие машины убийства, руководящие ордой. Но вождь, которого Варр видел сейчас перед собой, совершенно не был похож на завывающих кровожадных убийц, что буйствовали в дворцовых садах. Огромный орк двигался с пугающей целеустремленностью, внимательно оглядывая собственные боевые порядки примерно так же, как делал бы сам Варр.

Одну руку вожака заменял грубый механический протез, а под его ногами суетилась стайка крошечных остроносых существ — гвардейцы называли их гретчинами либо гротами, — но генерала поразил взгляд гиганта. В нем не читалось привычной жажды крушить и убивать. Вожак определенно стремился к чему-то большему, нежели к простому разрушению.

901-й сдавал позиции. Теперь Варр мог безо всякой техники слышать голос Трокса, возносящего молитвы Императору и одновременно обстреливающего из гранатомета надвигающихся орков. Войска отступали по изрытой взрывами земле, прикрывая отход огнем лазерных винтовок и соблюдая строгую дисциплину, которую столь долго вбивал в них генерал.

Об их оборону разбивались одна за другой волны зеленокожих, но ксеносы все равно продолжали наступать; огромный зверь уже спустился в одно из озер и теперь крушил мост. Орки продолжали гнать бойцов 901-го к дверям дворца Райтспайр.

План не сработает. Варр понимал это, но все равно отдавал распоряжения по фланговым подразделениям, приказывая им окружить орков и накрыть их перекрестным огнем. Ксеносов было слишком много, и они заполняли дворцовый сад, как вода наполняет чашу. Твари даже дрались друг с другом за право первыми наброситься на солдат полка. Огромный косматый зверь вышел из повиновения и теперь бежал к позициям артиллерии лорда Фалкена. Конечно, Варр не питал особого уважения к этому аристократу, который был одним из тех командиров войск планетарной обороны, которые проморгали столь бесцеремонное вторжение, и все же от одной мысли о том, что чудище сейчас растопчет Стражей, у генерала похолодело в груди.

Раздумья Варра были прерваны внезапным движением поблизости и шумом. Его отряд устремился в бой, и орки повернулись к нему и зарычали, осознав, что 901-й все-таки решил дать им подобающий отпор. Лазерные винтовки ломались под ударами топоров, пули буравили тела, кости трупов хрустели под сапогами воинов. Над полком разносились воинственные крики, но все они тонули в бешеном реве противостоящих людям орков.

Из мешанины сражающихся тел на Варра выскочила массивная фигура, и генерал уложил ее выстрелом в глаз, но за первым противником последовал и второй, занося над головой зазубренный топор. Варр встретил удар собственным мечом, но его клинок не выдержал, и в ту же секунду генерал оказался за спиной своего, казалось, весящего тонну и состоящего из одних мышц врага. Обломок меча вонзился в основание орочьего черепа, и Варр почувствовал, как его недруг забился в предсмертных судорогах. Отбросив от себя смердящий труп, генерал развернулся и едва не ослеп от яркой плазменной вспышки, когда Шеншао прикончил выстрелом в голову еще одного орка, пытавшегося подобраться к командиру со спины.

Обугленное тело зеленокожего рухнуло в грязь, и тут же Морн схватил Варра за шиворот, оттаскивая в сторону, когда по приближающимся зеленокожим ударили лазерные винтовки.

— Подлатать не надо? — спросил Морн, расплываясь в широкой улыбке. Его зубы либо отсутствовали, либо торчали почерневшими пеньками, лицо пробороздили настолько глубокие морщины, что казались шрамами от ножевых порезов, редеющие седые волосы торчали пучками, и Варр в очередной раз подивился тому, что этот человек все еще жив, не говоря уже о том, что продолжает работать полковым медиком.

— Пока не требуется, — прохрипел генерал, распрямляясь и делая несколько выстрелов по оркам, чьи силуэты маячили за сгущающимся дымом и грязью, сыплющейся с неба. Большинство солдат стянулись к позициям Варра возле главного дворцового ствола, и офицер понимал, что многие из его людей встретят свою гибель под вражескими пулями либо под ударами окровавленных топоров или захлебнутся в лужах, придавленные тяжестью мертвых тел и бегущих ног.

Вражеский огнеметчик превратил бойца, стоявшего буквально в паре метров от командира, в живой факел. Парень бросился на перепаханную землю и покатился, пытаясь сбить пламя. Варра забрызгало кровью, когда еще один солдат пал под ударом орочьего топора. Гигантское чудище, по-прежнему неистовствовавшее на поле боя, мотнуло массивной головой и подбросило в воздух разом дюжину ванквалийских Стражей.

Здесь защитникам и предстояло погибнуть. Для Варра все вдруг стало кристально ясным, и жестокая битва, кипевшая вокруг, словно замедлилась. Вот наказание за его грехи. Его отправили на Неверморн умирать. Все просто и понятно.

Неожиданно над его головой раздался рев двигателей. Варр едва успел отследить дымный след снарядов, разорвавших воздух и промчавшихся сквозь ветви Райтспайра. В следующую секунду загрохотали взрывы, вздымая к небу фонтаны земли и высоко подбрасывая изуродованные трупы зеленокожих.

Рядом с генералом залег лейтенант Фулгорин, чье лицо было вымазано в крови.

— Это еще что за черт? — задыхаясь, спросил молодой офицер.

— «Громовые ястребы», — ответил Варр, не в силах скрыть собственного изумления.

Похожая на горное ущелье улица города-улья была полна людей, застывших в молчаливой молитве. Тысячи бледных лиц были обращены в ожидании к марширующей мимо них процессии. Дворцовая стража несла паланкин с графиней, а вокруг них шагали «дети», держащие в руках всевозможные компоненты омолаживающего трона, подключенные к ее древнему телу. Она не могла отключить их даже тогда, когда была вынуждена оставить безопасность своих чертогов. Дети, как и всегда, хищно озирались и шипели на толпу и даже порывались укусить стражников за ноги, словно ревнуя к тому, что именно им позволено нести госпожу.

Исменисса, проплывая мимо, могла видеть слезы в глазах сограждан и, едва заметно кивая им, молча благодарила пришедших за их ожидание. Миллиарды людей высыпали на улицы города, заполнив их, вознося неслышимые молитвы об избавлении от напасти. Таков был путь обитателей Ванквалиса — стоицизм и смирение; их скорбь всегда была безмолвна, они были готовы принять любую судьбу. Каждый удерживал свою боль внутри себя.

— Они убивают нас! — раздался вдруг из толпы одинокий мужской голос. — У вас есть план? Кто теперь нас спасет?

Этот крик оборвался на полуслове, когда толпа набросилась на возмутителя спокойствия, заставив его умолкнуть под градом ударов.

Дворцовая стража продолжала раздвигать людские массы и нести свою графиню все дальше и дальше сквозь море умоляющих лиц, направляясь к воротам базилики Прэктора. Это здание, как и практически весь остальной улей, было построено в излюбленном стиле основателей Ванквалиса — оно внушало благоговение перед Императором и в то же время служило памятником индустриализации. Цельнолитые балки и решетчатые полы из темной стали сочетались здесь с колоннами и табличками с религиозными цитатами. Весь город являлся словно воплощением двух добродетелей — трудолюбия и набожности, — игравших огромную роль в жизни каждого его обитателя.

Старший архивариус, торопливо семеня, выбежал из проема между двумя громадными дата-стеками, заполнявшими главный зал базилики. Его вытянутое старческое лицо возвышалось над цифровым планшетом, заменявшим ему руки и постоянно выбрасывающим из своего нутра листы распечаток. Архивариус поклонился, насколько это позволяло устройство; его пальцы, оканчивающиеся остро заточенными перьями, при этом продолжали вводить последние сведения.

— Графиня, — торопливо произнес он, — я и помыслить не мог, что в нынешней ситуации… Просто невероятно, что вы здесь… что решили лично со всем разобраться.

— Проблема требует моего присутствия, — откликнулась Исменисса. Дети поспешили занять свои места за ее спиной, едва графиня сошла с паланкина, облаченные в парчу и шелк стражи подняли вокруг нее тяжелые щиты. — Когда речь идет о безопасности нашей планеты, я могу доверять только самой себе.

— Разумеется, — выразил понимание архивариус.

Позади него слышалось бормотание его снующих

между дата-стеками коллег, зачастую еще более старых. Порой не только их руки, но и лица были заменены пишущими и сортирующими приборами. Выше, поверхушкам огромных запоминающих машин, курсировали облаченные в черные доспехи солдаты Архивного полка, готовые защитить драгоценные исторические сведения. Их карабины были сняты с предохранителей. Сейчас, когда мир оказался охваченным войной и хаосом, все подразделения Хирогрейва были переведены в режим боевой тревоги.

— Как я понимаю, вы желаете увидеть бумаги, — продолжал архивариус.

— Именно, — подтвердила Исменисса.

Старик развернулся и повел графиню мимо дата-стеков, и дети засеменили следом, неся за хозяйкой длинный шлейф платья и кабели омолаживающих модулей. Архивариус делал все возможное, чтобы не выказывать отвращения при взгляде на неуклюжих мертвых детей. Пожалуй, на всей планете одна лишь графиня сумела смириться с их постоянным присутствием.

Дата-стеки были окружены рядами тонких черных кристаллов — носителей информации, на которые представители городов Хирогрейва записывали свою историю и отчеты о принятых решениях. Дом Фалкен, в отличие от них, предпочитал использовать более надежную и традиционную технологию священных книг, создаваемых руками писарей, чьи жизни были посвящены тому, чтобы каждое слово и желание ванквалийской знати сохранилось в истории. Каждый такой том хранился в холодных недрах базилики, где пол покрывала ледяная корка, а полки сверкали бесконечными рядами опушенных инеем увесистых книг, некоторым из которых было уже много сотен лет.

Летопись, интересовавшая Исмениссу, хранилась в пустотном сейфе на небольшой «полянке» между дата-стеками, поддерживаемая в воздухе парой стальных крылатых херувимов.

— Графиня, замок отпирается при помощи генетического кода, — объяснил архивариус. — Я не смогу его открыть. Это уже за пределами моих полномочий.

Лицо Исмениссы скривилось в гримасе едва сдерживаемого раздражения. Ей была отвратительна любая деятельность, способная причинить вред или нарушить целостность столь оберегаемой ею в течение многих веков физической оболочки.

Но все же суровые времена требовали решительности. Графиня опустила палец на считывающее устройство и поморщилась, когда тончайший лазерный луч прорезал ее кожу, выпуская из-под нее капельку крови. Микрокогитатор загудел и ненадолго задумался, стараясь расшифровать генетический код Исмениссы, скрытый в мешанине омолаживающих препаратов, наполняющих ее вены.

Наконец пустотный сейф раскрылся, и графиня извлекла из него тонкую тетрадь, защищенную стальной обложкой. На ее поверхности были выгравированы символические изображения змея и грифона — гербы дома Фалкен и тех, кто сильно им задолжал.

— Эти записи — одна из самых драгоценных реликвий вашего рода, — произнес архивариус. — Конечно, в нашем собрании есть и более старые книги, но ни одна из них не имеет такого значения для…

Графине хватило одного-единственного взгляда, чтобы заставить старика замолчать. Затем она открыла книгу. Под пальцами Исмениссы замелькали гибкие хрустальные страницы, исписанные пылающим мелким почерком. Каждый лист повествовал о чести и клятвах, достаточно серьезных, чтобы быть священными. Слова, представшие ее глазам, связывали авторов книги с самой землей Ванквалиса и душой дома Фалкен. Это была великая книга, и казалось удивительным, что в полумраке, царящем на самом краю Империума, можно найти людей, для которых честь была бы настолько важна.

Последнюю страницу украшали сразу две подписи. Одна принадлежала Геральдану Фалкену — могущественному лорду, что правил много десятилетий назад, когда Неверморн оставался практически нетронутой территорией, а города Хирогрейва были всего лишь грязными деревушками поселенцев, пытающихся закрепиться на Ванквалисе. Вторую подпись оставил человек по имени Орландо Фуриозо… и она была обрамлена изображениями орла и грифона.

— Никогда прежде я не пыталась этим воспользоваться, — тихо пробормотала графиня. — И даже не знаю, верю ли в то, что это может быть правдой.

— Все в порядке? — спросил архивариус.

— Разумеется, — отрезала графиня. — Писари нашего дома на протяжении многих лет записывали каждое слово. И святость этой силы не простит нам ошибок. Я должна увидеть все сама, прежде чем понять, в какие долги мы собираемся влезть.

— Госпожа, какое решение вы приняли?

Исменисса помедлила несколько секунд, пробежавшись иссушенными старостью пальцами по древним письменам.

— Позовите астропата, — наконец приказана она.

Дворцовая стража прибыла, гоня перед собой мускулистого человека в цепях, на лице которого зияли пустые глазницы. Бледную кожу его щек и выбритого затылка покрывали едва заметно мерцающие руны, словно человек тлел изнутри. Его руки и ноги были скованы кандалами, а одет он был в черную рясу с алой вышивкой.

Графиня терпеть не могла всех этих колдунов, как и любой богобоязненный гражданин Ванквалиса. Но астропаты, пусть и были выродками, оставались единственным средством связи с Империумом. За приближающимся псайкером пристально следили мертвые глаза детей. Исменисса потрепала одного из своих пажей по волосам, словно успокаивая и не давая наброситься на ненавистного колдуна.

— Мне необходимо отправить второе сообщение, — заявила графиня. — Его должны получить… и как можно скорей. Но все знаки должны быть пересланы с предельной точностью, так что принимающий астропат должен быть весьма силен. Я рассчитываю, что мое послание услышат и отреагируют на него со всей мыслимой быстротой, так что ошибок я не потерплю. Все понял?

— Понял, — ответил астропат, ежась на сквозняке. — Но вам не хуже, чем мне, известно, что наше искусство не может быть точным. Призыв о помощи, отправленный мной два месяца назад, был принят лишь немногими, и только 901-й легион оказался достаточно близко. Чтобы вызвать конкретного получателя, необходимо куда больше силы и мастерства и к тому же требуется предельная точность символических кодировок на обоих концах. Наша же изолированность означает…

— Означает, что тебе придется постараться, — отрезала графиня. — Ты здесь нужен только для того, чтобы связывать нас с Империумом. И я рассчитывала, что наш призыв приведет сюда Гвардию и Флот, а не какую-то горстку преступников. Теперь я предоставляю тебе шанс искупить свою ошибку. Послание должно дойти до адресата. Ничто иное Ванквалис не устроит.

— Я понял вас, моя госпожа, — угрюмо отозвался астропат.

— Итак, мое послание, — продолжала Исменисса, — заключается в том, что Ванквалис гибнет из-за нашествия орочьего отребья, а Империум прислал нам на помощь всего лишь какую-то разбойничью шайку. Дом Фалкен вынужден напомнить о древнем и священном соглашении. Мне тяжело решиться на этот шаг, но я делаю это ради своего рода и всех граждан Ванквалиса. Без помощи мы все, без сомнения, погибнем, а грязные ксеносы одержат победу над еще одним из миров, осененных светом Императора.

— Будет исполнено, госпожа, — ответил астропат. — Так кому я должен переслать ваше сообщение?

Графиня развернула книгу перед лицом своего собеседника, и тот пробежался пальцами по поверхности листа; его псионические навыки позволяли прочитать написанное на хрустальных страницах. Теперь ему было известно все и о древнем долге, и о тех, кто был обязан его исполнить.

Астропат изумленно раскрыл рот. И имей псайкер глаза, те бы расширились одновременно от удивления и страха.

— Так ты можешь?

— Могу, о графиня, — сглотнув, ответил астропат. — Конечно, столь срочная связь через Имматериум — задача непростая, но вы и сами знаете, что на том конце сигнал принимают специалисты высочайшей квалификации.

— Поэтому повторюсь: я не прощу ошибки, — сказала Исменисса, захлопывая книгу и убирая ее обратно в пустотный сейф. — Итак, раз уж решение принято, я обязана вернуться к своему народу. Люди должны видеть, что их правительницу ничто не способно напугать.

Стражники вновь собрались у паланкина и, подняв его, понесли свою госпожу к выходу из базилики, где в неутомимом ожидании собрались толпы людей, выражающих свои опасения и надежды в молчании, приличествующем простому обывателю.

Астропат же опустился на пол базилики, воспроизводя в своем сознании образы, составляющие зашифрованное послание, которое должен был декодировать его собрат, находящийся на другой стороне межзвездного потока.

Планета взывала к должнику. Все мосты были сожжены. И если Ванквалису предстояло выстоять, то причиной тому станет превосходство чести над звериной силой ксеносов. Конечно, графиня сейчас цеплялась за очень тонкую и слабую ниточку, но, поскольку Империум был так далек, а враги так близко, другого варианта просто не оставалось.

 

Глава четвертая

— Что делать, если враг сильнее вас физически или численно?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Нет на свете ксеноса столь хитрого, как человек. И ни один предатель не обладает отвагой верных.

Ревя моторами, «Громовые ястребы» пошли на второй заход. Огонь тяжелых болтеров обрушился на орков, выбивая из их тел черные дуги ихора. Теперь Варр мог разглядеть штурмовые машины, зависшие над полем боя и обстреливающие ксеносов из носовых орудий. «Громовые ястребы» были выкрашены в темно-фиолетовый цвет, и на хвосте одного из них генерал сумел рассмотреть изображение золотой чаши. Конечно, Варр не был великим знатоком орденов, но прослужил в войсках Империума достаточно, чтобы понять, кто управляет этими машинами.

Космические десантники. Адептус Астартес.

С того момента, как 901-й откликнулся на зов Ванквалиса и, проделав долгий путь через космос, высадился на Неверморне, прошло уже две недели, но Варр с самой первой минуты знал, что его полк не сумеет сдержать полномасштабного натиска орочьей орды и что Ванквалис обречен. И только теперь в сердце генерала зародилась надежда, что он сражается не зря.

Один из кораблей прошел на малой высоте над ксеносами, столпившимися у дворцовых ворот. Боковые люки распахнулись, и из «Громового ястреба» раздался грохот болтеров. Наружу высунулся десантник, на голове которого даже не было шлема, и взмахом молниевых когтей указал на небольшую площадку среди толпы врагов. «Громовой ястреб» неожиданно завалился набок настолько, что казалось, он сейчас перевернется, и вниз, изрыгая огонь из болтеров и размахивая цепными мечами, выпрыгнули десятка два космических десантников.

— Астартес! — закричал кто-то из солдат 901-го. — Клянусь слезами Трона! Они прислали Астартес!

Это произвело моментальное воздействие на защитников. Даже самые отъявленные отморозки не могли не слышать о космодесантниках — о них как о воплощении гнева Императора повествовали святоши в своих проповедях, о них шепотом от солдата к солдату передавались легенды. Поговаривали, что нет ничего, что было бы не под силу Астартес, — они могли голыми руками разорвать человека пополам, никогда не старились, были способны вернуться победителями из боя с самым ужасным ксеносом. Многие, хотя и не верили, что эти воины и в самом деле существуют, продолжали поклоняться им как символу силы, данному Императором гражданам Империума. Другие же говорили, что Астартес принимают участие лишь в самых отчаянных и значимых битвах, далеко от тех мест, куда посылают подыхать штрафные легионы.

И вот они появились здесь, готовые драться плечом к плечу с солдатами 901-го.

Варр был настолько поражен, что еще несколько секунд мог лишь наблюдать за штурмовыми машинами, обрушивающими град начиненных взрывчаткой снарядов на головы орков, пока закованные в броню космодесантники спрыгивали на землю и готовились вступить в сражение.

Наконец офицерская выучка вновь взяла власть над мыслями Варра.

— Всем группам в бой! — закричал он, вознося над головой сломанный меч и поднимаясь из укрытия, чтобы его смогли увидеть как можно больше солдат. — Вперед!

— Это еще кто? — спросил Сарпедон в трубку вокса, силясь перекричать рев двигателей «Громового ястреба». Сквозь распахнутый люк рядом с магистром было отчетливо видно все поле боя — некогда ухоженные лужайки в тени Райтспайра, теперь вытоптанные нескончаемыми орочьими толпами и жалкой кучкой солдат, пытающихся сдержать натиск врагов.

— Уж точно не Гвардия, — отозвался Лигрис. Его голос прибыл со «Сломанного хребта», зависшего на орбите над Неверморном. — В глубинах системы находятся несколько боевых транспортов. Стараются держаться подальше. Похоже на штрафной легион, но в архивах ордена о них ничего нет.

— Неудивительно, — заметил Сарпедон. Штрафникам крайне редко удавалось прожить достаточно долго, чтобы успеть написать свою историю. Обычно их бросали в жернова самых ожесточенных конфликтов, и можно было считать немыслимой удачей, если по окончании очередной войны они продолжали свое существование хоть в какой-то форме. — Так что, это и есть «помощь Империума»?

— Похоже на то, — ответил Лигрис. — В окрестностях не так уж много военных баз, так что Ванквалису повезло, что хоть кто-то откликнулся.

Сарпедон окинул презрительным взглядом скопище убийц и прочего криминального элемента, сходных между собой только забрызганной грязью темно-зеленой формой и неспособностью ужиться в социуме Империума.

— Они прибыли сюда, чтобы умереть, — произнес магистр, обращаясь скорее к себе, нежели к Лигрису. — Это их наказание.

— В бой! — раздался в воксе голос Люко, сопровождаемый лязгом сталкивающихся клинков и грохотом выстрелов.

Отделения Испивающих Души приземлились прямо среди орков, захватив тварей врасплох. Сарпедон видел, как по орде зеленокожих прокатилось нечто вроде ударной волны, когда ксеносы начали разворачиваться навстречу новой нежданной угрозе, выкашивающей их ряды.

— Давай вниз! — прокричал магистр, и боевой транспорт, опустив нос и расстреливая тварей из всех орудий, пошел на посадку.

Сарпедон бросил взгляд на пассажирский отсек — отряды Салка и Грэвуса уже отстегивались от антигравитационных кресел и заряжали болтеры. Сержанту Салку не потребовалось много времени, чтобы добиться статуса опытного и одного из наиболее доверенных офицеров в команде магистра. Грэвус же был тихим, но авторитетным командиром штурмового отряда, и его спокойствие в принятии решений удивительным образом контрастировало с его же жестокостью и решительностью при обращении с энергетическим топором. Кроме того, он был одним из тех бойцов ордена, чьи мутации оказались наиболее очевидными: его рука приобрела до гротеска огромные размеры и венчалась острыми когтями, зато это уродство позволяло Грэвусу управляться с тяжелым двуручным оружием с такой легкостью, словно оно весило не больше шпаги.

Теперь Сарпедон мог различить в массе уродливой зеленой плоти матовый блеск желтых клыков, пылающие ненавистью красные глаза и алые капли, стекающие по клинкам. Его ноздри ловили смрад орочьего пота и запах человеческой крови.

— Вперед! — крикнул магистр, сжимая силовой посох обеими руками, и, оттолкнувшись от палубы всеми уродливыми лапами, спрыгнул из «Громового ястреба» прямо на головы столпившихся внизу орков.

Следом устремились Салк и Грэвус, еще в падении открыв огонь из болтеров.

Сарпедон обратился к глубинам своей души, собирая воедино весь гнев, скопившийся там за долгую, полную сражений жизнь. Он начал с ненависти к врагам Императора, а закончил яростью по отношению к самому Империуму, предавшему и пытавшемуся уничтожить Испивающих Души. Смешав все эти чувства вместе, магистр позволил им раскалиться до белизны, а после — выпустил их на волю, направляя по спиральному контуру воротника-эгиды, преобразуя реальность вокруг себя.

Он был одним из самых могучих псайкеров, когда-либо служивших его ордену. Конечно, его мастерство не отличалось ни утонченностью, ни точностью, зато брало свое грубой силой.

Подобно бурному потоку, гнев вырвался на свободу, и очень, очень многие орки впервые в своей жизни познали, что значит настоящий страх.

Генерал Глейван Варр никогда прежде не участвовал в сражениях, подобных тому, которое развернулось между ксеносами и 901-м за дворец Райтспайра. И сказать по правде, был этому рад. Ему довелось повидать много ужасного, навсегда оставляющего шрамы в душе, и особенно в Оке Ужаса, когда он еще был вольным офицером Гвардии. Но ничто из этого не могло сравниться с потоком черных существ, неожиданно возникших среди поля боя. Их тела, казалось, были сотканы из ночной тьмы, а глаза пылали фиолетовым огнем. По земле заструились языки пламени, словно весь сад вдруг переместился в один из кругов ада, населенный тварями, созданными из чистого страха. Сгорбленные спины, полные злобы глаза и усеянные острыми зубами провалы ртов придавали существам сходство с жестокими богами орков, спустившимися с небес, чтобы покарать своих зеленокожих детей.

Варру не раз доводилось видеть, как псайкер использует свои таланты в бою, но происходящее все же наполнило его сердце первобытным ужасом. Орки же были буквально ошеломлены. Над ордой поднялся жуткий испуганный вой, какого генерал не слышал прежде никогда. Ксеносы бросились наутек, погибая под градом пуль.

— Зеленокожие наложили в штаны! — изо всех сил закричал Варр. Вокруг него толпились бойцы 901-го, и генерал понимал, что его голос — один из тех факторов, что еще удерживает их от паники. — Насадим их на ножи! Перестреляем их! Пора показать, ради чего нас прислал сюда Император!

Потом все словно растворилось в тумане. Вокруг кипела битва, Варр чувствовал, как по его руке струится горячая орочья кровь, затем вдруг в его ладони оказалась рукоять заржавленного боевого ножа взамен потерянного где-то меча. Лишь самым краем сознание отметило, как падает зеленокожий огнеметчик, чье лицо было разворочено попаданием из пистолета самого генерала. Отряд, сопровождающий командира, набросился на тварь, чтобы добить ее. Так же смутно запомнились огненные дуги, взмывающие над самым эпицентром битвы, где космодесантники выкашивали орков, и то, как ксеносы, прежде казавшиеся непобедимыми, стремясь убраться как можно дальше от разъяренных Астартес, бежали прямо на бойцов 901-го, попадая под перекрестный огонь и удары штыков.

Но в основном мысли Варра тонули в изумленном восторге. Впрочем, в этом сражении от него уже ровным счетом ничего не зависело — он воодушевил своих людей и сделал все возможное, чтобы направить их, но теперь пришло время пустить все на самотек. В былые времена генерал контролировал каждое подразделение, просчитывал любой маневр своих войск, вот только командовал он тогда опытными и дисциплинированными людьми, принимавшими любой приказ так, словно тот исходил от самого Императора. Солдаты 901-го полка ни капли не были похожи на тех воинов, поэтому роль Варра теперь сводилась к тому, чтобы просто сражаться с ними плечом к плечу, стараясь внести как можно большую лепту при помощи пистолета и ножа.

Огромное лохматое чудище, едва не растоптавшее артиллерию лорда Фалкена, не выдержало ужасов, брошенных псайкером в бой, и, обезумев, врезалось в ряды собственных погонщиков. Даже этот гигант казался крохой на фоне массивных темных силуэтов и в панике расшвыривал гретчинов и давил орков тяжелыми передними лапами. Вниз спикировали «Громовые ястребы», и выпущенные ими снаряды обагрили бок чудища кровью и опалили шерсть. Варр увидел, как сквозь изуродованные мышцы твари пробились острые зубья переломанных ребер.

Зверь рухнул на землю, и орки окончательно утратили последние крупицы самообладания. Бойцы 901-го устремились на помощь к центральным, почти уничтоженным уже отрядам, и Варр вдруг увидел Куллека, каким-то чудом сумевшего пережить эту бойню и вместе с еще несколькими головорезами играющего с орками в их собственную игру — «догони и убей!».

— Троке, Куллек, займите центр и продвигайтесь вперед! Всем отрядам пробиваться к линии джунглей!

Фулгорин, прикрывай тылы! — Варр закрутил головой, пытаясь сообразить, кто отдал приказ, но потом понял: это прокричал он сам.

— Около тысячи. Может, чуть больше или меньше, — равнодушно произнес Мекрин. — И прежде чем мы соберемся, умрут еще человек пятьсот.

Варр окинул взглядом выложенные рядами трупы граждан Империума. Пятнадцать сотен штрафников впервые в своей жизни послужили Императору и погибли. В распоряжении генерала осталось примерно пять тысяч бойцов 901-го полка и артиллерии ванквалийских Стражей. И это еще хорошо, ведь если бы ксеносам удалось прорвать их рубежи, сейчас боеспособных людей было бы куда меньше.

Генерал повернулся к лорду Совелину Фалкену, с которым делил помещение штаба, на скорую руку обустроенного в зале регистрации посетителей дворца. Это место производило чарующее впечатление: живые ветви сплетались удивительными узорами и образовывали взмывающие ввысь спиральные лестницы; к сожалению, сейчас все это великолепие было безнадежно испорчено присутствием толпы перемазавшихся в грязи солдат, использующих зал для того, чтобы перевязать раненых и перегруппироваться.

— Ваших вояк просто порвали в клочья, — заметил Варр.

— Не буду спорить, — ответил Совелин.

Лорд был еще очень молод, но уже порядком располнел и не слишком-то походил на настоящего боевого командира. Кроме того, он никак не мог успокоиться, его руки дрожали, а глаза бегали из стороны в сторону.

— Половина вашей планеты покрыта необитаемыми джунглями, а ваши люди совершенно не обучены сражаться в соответствующих условиях.

Фалкен, казалось, был уже готов взорваться, но его гордыню достаточно потрепали события в Палатиуме, поэтому лорд сумел сдержать гнев.

— Назначение Стражей состоит в обороне городов Хирогрейва и подавлении мятежей. Неверморн же всегда оставался нашей тихой гаванью. Здесь незачем было воевать.

— Тихой гаванью? Скорее, уязвимым местом, Фалкен! Хирогрейв прикрыт силами орбитальной обороны, способными отпугнуть любого врага. Но над джунглями у вас нет ничего. Зеленокожим всего-то и надо, что добраться до побережья и совершить небольшую прогулку по морю, чтобы оказаться в ваших городах. Неверморн прямо-таки напрашивался на вторжение…

— Варр, неужели вы думаете, что я этого не знаю? — прервал его Совелин. — Наша планета была предоставлена самой себе на протяжении многих веков. Если здесь и появлялись чужаки, так только сборщики податей от Администратума, забиравшие десятину. Так ли уж удивительно, что в конце концов мы и вовсе стали забывать о том, что находится за пределами нашего мира? — Фалкен посмотрел на своих солдат, сумевших пережить последние события. Артиллеристы, чья синяя форма была перемазана грязью и кровью, а медные бляхи и пуговицы потускнели, занимались перевязкой раненых. — Я видел, как погибает Палатиум. И прекрасно понимаю цену нашей ошибки.

Варра не слишком интересовали эти объяснения. На его памяти куда больше планет было погублено халатностью и некомпетентностью властей, нежели талантами вражеского командования.

— Скольким подразделениям Стражей удалось вырваться из Палатиума? — спросил генерал.

— Только моему, — пожал плечами лорд Фалкен. — Кроме нас, сумели убежать некоторые гражданские, пытающиеся добраться до побережья.

— И это все?

— Зеленокожие четко рассчитали момент нападения.

— Что ж, а космодесантники четко рассчитали момент, чтобы напасть на них, — заметил Варр. — Астартес — лучшие воины Галактики. Ваш мир еще не потерян.

— Мой мир уже погиб, — ответил Фалкен, и Варр по лицу аристократа понял, что тот возложил на свои плечи ответственность за падение Палатиума. — У меня много раненых, мне надо их проведать.

Совелин направился туда, где его Стражи организовали перевязочный пункт. Солдаты 901-го не смешивались с ванквалийцами, что было вполне понятно, поскольку уж в очень разных мирах они обитали.

В другом углу Варр заметил брата Трокса, молящегося в компании нескольких учеников. Трокс был глубоко набожен и до своего падения вроде бы исполнял роль проповедника. Несмотря на то что подробности того дела держались в секрете, ходили слухи, что в 901-й он угодил из-за чего-то связанного с женщинами. Глаза его вечно затравленно бегали, словно бы Троке постоянно ожидал, что в любую секунду его может настичь гнев Императора. Рано или поздно последователи этого проповедника становились точно такими же угрюмыми фаталистами, не особенно заботящимися о том, переживут они следующую битву или нет.

Порой Варр даже начинал гадать, в самом ли деле все эти люди все еще живы в глазах Императора или же просто стали ходячими мертвецами, пытающимися в посмертии хоть как-то оправдать свое существование. Конечно, и сам генерал был таким же — вполне возможно, что его жизнь уже давно оборвалась, просто он никак не может найти достойный способ с ней распрощаться.

— Генерал! — окликнул его кто-то со спины.

Обернувшись, Варр увидел космодесантника, входящего в штаб через высокие двери. Никто из солдат или офицеров 901-го не рискнул преградить дорогу незваному гостю — благодаря своей физической силе и мощи силовой брони он бы легко разбросал всех, кто осмелился бы на подобный шаг. Новоприбывший был одним из тех, кого генерал видел выпрыгивающим из «Громового ястреба». Воин до сих пор не снял молниевые когти, покрытые запекшейся орочьей кровью. Шлем по-прежнему отсутствовал, так что было видно: волосы на голове Астартес выбриты так, чтобы осталась лишь узкая полоска на затылке. Варр ожидал увидеть на лице десантника полагающееся «лучшим воинам Императора» каменное выражение, но тот расплылся в широкой и легкой триумфальной улыбке.

— Я капитан Люко из ордена Испивающих Души. Похоже, мы отправили это зеленокожее отродье паковать чемоданы, верно?

Варр ответил на приветствие гостя с несколько более горькой усмешкой:

— Даже не знаю, сколько бы мы еще продержались. Думаю, нет ничего постыдного в том, что я признаюсь: мы уже успели похоронить себя, когда появились ваши боевые братья.

— Меня прислал командор Сарпедон, — продолжал Люко. — Наши корабли совершили проход над джунглями. Похоже, орки отступают вглубь леса и перегруппировываются.

— Значит, они еще вернутся.

— Несомненно.

— Но мы их все-таки потрепали куда сильнее, чем они могли ожидать. Предлагаю воспользоваться представившейся возможностью, чтобы отступить четкими порядками и без спешки. Отдадим им дворец и найдем другое место для обороны. Орки направляются к побережью, но мы можем заставить их платить кровью за каждый сделанный шаг.

— Сарпедон не возражает. — Люко махнул рукой в сторону поля боя, простирающегося за дверьми. Весь сад Райтспайра был усеян трупами зеленокожих. — В конце концов, их силы тоже не бесконечны, верно?

Прежде Варр представлял космодесантников угрюмыми и фанатичными воинствующими монахами, но в Люко сейчас читалась некое дикарское веселье. Казалось, капитан и в самом деле наслаждается тем, что недавно произошло. Генералу трудно было поверить, что кто-то может искренне радоваться войне, но все же, наверное, не зря об Астартес рассказывали как об идеальных солдатах.

— Однако они всегда оказываются в большинстве, — возразил Варр. — Именно так воюют зеленокожие. Их всегда больше, чем нас. Гвардейцы даже поговаривают, что эти твари вырастают прямо из-под земли, чтобы достать нас.

— Значит, нам придется убивать их быстрее, чем они выращивают новых, — парировал Люко. — Когда вы сможете выдвинуться?

Генерал посмотрел на своих людей.

— Если забрать с собой всех раненых, то через час. Не могу, конечно, говорить за людей лорда Фалкена, но и им должно хватить этого времени.

— Какова численность ваших войск?

— В общей сложности чуть менее пяти тысяч плюс немного бронетехники. Джунгли, конечно, не делают наше предприятие более легким, но я позабочусь о том, чтобы мои люди преодолели достаточно долгий путь.

— Что ж, значит, у нас на пять тысяч солдат больше, чем ожидали орки, — сказал Люко. — Поверьте, генерал, 901-й сегодня хорошо проявил себя. У вас хватает отважных парней.

— Капитан, мы просто сброд.

— Это не имеет значения. Важно то, что орки, хоть никогда не сбегают надолго, но все-таки смертны. Так что будем действовать так, как вы и предложили: станем заманивать и истреблять. К тому времени, когда они достигнут берега, штурмовать Хирогрейв будет уже некому.

— Хотел бы я быть столь же уверен, капитан. По правде сказать, все мои люди были приговорены к смертной казни и 901-й отправили сюда подыхать. И уж точно оборонять Ванквалис нас выбрали вовсе не благодаря нашим талантам — просто мы оказались ближе всех к системе Обсидиана, когда поступил тревожный сигнал. Я еще две недели назад знал, что это не та экспедиция, из которой мы можем возвратиться победителями. Появление вашего ордена многое изменило, но мои люди по-прежнему отбывают на Ванквалисе наказание.

Люко подошел ближе, и Варр неожиданно почувствовал себя карликом в присутствии громадного космического десантника.

— Нет, — произнес Астартес. — Вас прислали сюда, чтобы вы защитили планету. И если вы верите, что эти люди могут послужить Императору, погибая, то только представьте себе, насколько более полезными они будут Ему, если выживут.

— При всем уважении, — ответил Варр, — но вы и понятия не имеете, что это такое, когда тебя объявляют отлученным от света Императора. Многие из этих людей ищут смерти.

— Значит, вам придется приказать им выжить, — сказал Люко. — И, к слову, вам также неизвестно, через что пришлось пройти Испивающим Души.

Варр не имел привычки сдавать спор без боя, но где-то в глубине души почувствовал, что Люко, может быть, и прав. Возможно, его людей ожидало нечто большее, нежели приведение приговора в исполнение. Неожиданно он ощутил надежду, что 901-й штрафной легион сумеет искупить грехи на Ванквалисе. И речь шла вовсе не о призрачных, абстрактных понятиях, о каких любят рассуждать проповедники, но о подлинном прощении, смывающем с души все преступления прошлого.

— Тогда мы с вами, — произнес генерал.

— Это зависит от того, — несколько ехидно отозвался Люко, — сумеете ли вы выдержать темп.

— Вы бросаете мне вызов, капитан?

— Только если вы готовы его принять.

— Вот и договорились. 901-й макнет Космический Десант лицом в грязь.

— А Астартес покажут 901-му, что такое настоящая драка.

Люко протянул закованную в броню руку, и Варр пожал ее, обратив внимание на то, как осторожен был капитан в том, чтобы не раздавить кисть своему собеседнику.

— Выдвигаемся через час, — заявил Люко. — Надеюсь, зеленокожим понравится их новый дворец. Ваши люди заставили их заплатить за него баснословную цену.

Капитан космодесантников направился к выходу, где среди дымящихся воронок и сложенных в кучи мертвых тел несли дежурство остальные Испивающие Души, готовые встретить орков, если те рискнут вернуться.

— Есть еще кое-что, — произнес Варр.

— Да, генерал?

— Колдовство.

Люко разразился смехом:

— Поверьте, генерал, командор Сарпедон весьма могущественный псайкер. Он отыскивает страхи наших врагов и воспроизводит их, усиливая в сотню раз. И это обычно срабатывает.

— Но мои люди относятся к этому с предубеждением. Они полагают, что псайкеры сулят неудачу.

— И они правы. Оркам и в самом деле не повезло.

Люди отбросили орков обратно в джунгли и сумели победить гигантское чудище, бежавшее впереди орды. Люди принесли смерть, разрушение и, что хуже всего, сумели призвать богов. О, боги зеленокожих почему-то разозлись на своих чад. Явились на поле боя — темные и пугающие. Удивительно, но вместо того, чтобы разразиться воинственным криком и принять кровавую жертву, они обрушили безмолвные проклятия на своих же последователей и отказались раздавить беспомощных людишек.

Орки брели по джунглям; тысячи воинов скрывались в густых зарослях среди болот и всякого зверья. Слухи быстро распространялись; теперь уже все знали и о том, как боги восстали против них, и о том, как люди сумели обратить в бегство казавшуюся несокрушимой орду. Гнев и страх растекались, подобно чуме, передаваясь от одного орка к другому. Во тьме раздавались выстрелы, звенели клинки, пуская кому-то кровь. Страх и ярость заставляли зеленокожих убивать собственных собратьев, устраивать потасовки и даже настоящие войны — история помнила не один случай, когда орочий мир погибал только потому, что его зеленокожие обитатели начинали бросаться друг на друга.

Повсюду звучали хриплые раздраженные голоса, ревевшие примитивные оскорбления, из которых по большей части и состоял орочий язык. Один могучий зеленокожий — сплошь покрытый шрамами одноглазый воин, чьи многочисленные боевые трофеи свисали с колец, продетых сквозь его кожу, — кричал в глубине джунглей, давая волю своему гневу. Ему вторили и другие, с каждым разом все громче. В темноте ломались кости и гибли десятки бойцов. Недовольство росло, и казалось, орда вот-вот распадется.

Но на голову огромного орка опустилась механическая ладонь. Он даже не успел заметить, как за его спиной выросла молчаливая угрожающая тень. Заржавленная, испачканная в крови стальная клешня сжала череп, круша крепкие кости. Единственный глаз вывалился наружу, а зубы посыпались в грязь. Клешня разжалась лишь тогда, когда голова буяна стала практически плоской. Труп рухнул в грязь, и над ним тут же закружили насекомые, почувствовавшие запах крови и мозгов.

Вожак вышел на поляну. Похожие на вулканические кратеры шрамы, оставленные попаданиями из лазерных винтовок, все еще дымились на его теле. Поблескивал серебром штык, застрявший в плече, да так и оставшийся незамеченным. Механические протезы были покрыты сальной грязью и кровью. Моторы, встроенные в грудную клетку, выпускали клубы пара.

Гигантский орк наклонился и поднял из грязи труп ветерана, которому только что размозжил голову. Немного потряс, точно тряпичную куклу, и, вновь бросив на землю, наступил на тело и переломал ему ребра. Послание, заложенное в этот жестокий поступок, было настолько явственным, что не понять его не мог даже самый безмозглый орк.

Здесь командовал лишь один вожак. И его желания становились желаниями как всей орды, так и любого отдельно взятого зеленокожего на планете. Он был воплощением проницательности, воплощением целеустремленности и обладал такой силой воли, какой не было ни у одного из его сородичей. Без него вся эта армия никогда бы не покинула туманность Гарон, продолжая сражаться в бессмысленных феодальных войнах в ожидании настоящего предводителя, способного повести их к более высокой цели. Без него они были ничем. Один лишь вожак мог сделать орков чем-то большим, нежели просто стаей хищных зверей, только он знал, как уничтожить самое дорогое, что было у Человечества, и как внушить врагам настоящий ужас.

В гневе он рычал на своих воинов, распростершихся ниц или же пытавшихся торопливо убраться с его глаз. Рабы, повсюду следовавшие за ним, попрятались по кустам, наблюдая оттуда расширившимися от испуга глазками, поскольку прекрасно понимали, что их повелитель будет убивать вновь и вновь, пока не убедится, что его требования усвоены всеми окружающими. Конечно, вожак был куда умнее простого зверя и даже любого орка, но это вовсе не означало, что в его душе появилось место для таких чувств, как сострадание или отходчивость. Он был даже более безжалостен, чем самый кровожадный из его подчиненных, ведь в драке им двигали далеко не только радость битвы и желание показать свою силу.

Боги не являлись, чтобы наказать орков. Это была просто уловка! Ложь, посеянная людьми! Люди, как самые ничтожные рабы, всего добиваются враньем и подлостью. Боги, как и прежде, продолжали наблюдать с небес за своими зеленокожими детьми, но не подарили им своей силы потому, что орки оказались этого недостойны. Они упустили не ожидавших нападения врагов из Палатиума и сами оказались не готовы к появлению закованных в доспехи элитных воинов Империума. Орки ничего не сделали для того, чтобы боги явились к ним: ни преступного, ни великого. Пока что они были никем и ничем, и даже объятые пожарами города Ванквалиса могли удостоиться разве что одного-единственного божественного плевка.

Вожак еще долго продолжал свою речь. Понял ли кто-нибудь из орков, что движет их повелителем? Мало кто. Возможно, что и вовсе никто. Впрочем, все это не имело ни малейшего значения, пока они продолжали сражаться на его стороне.

Он прошел сквозь кусты, отвешивая пинки попадающимся под ноги рабам. За краем леса он видел поле боя перед огромным дворцом, который еще недавно штурмовали его воины. Зеленокожие редко когда утруждали себя похоронами, поэтому вожак практически не обращал внимания на груды орочьих трупов в разоренном саду. А вот что заставило его зарычать, так это вид облаченных в доспехи фигур, прохаживающихся среди тел. Элитные солдаты Человечества, укравшие у него победу, они обрушились на головы его бойцов, подобно грому среди ясного неба, когда цель была уже столь близка. Даже если забыть о фальшивых богах, людишки обладали и силой, и умением — достаточными, чтобы победить орков, и это казалось особенно оскорбительным. Дело было вовсе не в том, что закованные в броню воины обманули и напугали орду — они оказались слишком сильны для орков. Все просто. Конечно, никто из зеленокожих этого не признает, но тем не менее правда именно такова. Люди в пурпурных доспехах были куда крупнее и отважнее, нежели любой другой человек, с которым доводилось встречаться вожаку, и им удалось разбить его войско в честном бою.

Кроны деревьев затряслись от взрывов, прогремевших где-то в глубине джунглей и извещающих о том, что с орбиты упали новые астероиды и примитивные корабли, несущие тысячи свежих бойцов. Вожак привел на планету великое множество племен, и их численность значительно превышала количество бойцов, участвовавших в разорении Палатиума. Уничтожение города зависело исключительно от выбора нужного момента — передовые отряды обрушились на людишек, когда те утратили бдительность. Но завоевание джунглей и захват остальных поселений требовали большего числа атакующих, целеустремленности и силы. Ради этой победы ковалась орда. Вожак провел на поверхности этого мира уже более шестидесяти дней и ночей, и исключительно его заслугой было то, что растворившиеся в лесах зеленокожие воины продолжают действовать как единое целое.

Когда вся орда разом ударит по укреплениям людишек, тех не спасут ни бронированные вояки, ни колдовство. И тогда весь Ванквалис охватит пламя пожаров.

 

Глава пятая

— Как нам прославлять павших?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Каждой выпущенной пулей, каждым ударом меча, в ратном труде и победах.

Падая на Ванквалис, орочий корабль прочертил ярко пылающую дугу; в своей гибели он был куда более красив, нежели «при жизни». Орудийные башни, скрытые в уродливо изогнувшемся носу «Сломанного хребта», дали еще один залп, выпуская новый поток снарядов и энергетических импульсов, и вражеский корабль развалился, выбросив ленты горящего топлива и кислорода, превратившись в охваченные пожаром обломки.

— Этого мало, — проворчал Лигрис себе под нос.

Зрелище, развернувшееся сейчас на главном экране мостика, несомненно, завораживало, вот только флот вторжения состоял далеко не из единственного корабля, и «Сломанный хребет», сколь бы силен он ни был, просто не успевал управиться со всеми противниками. Да даже если бы и удалось разрушить все посудины неприятеля, планете уже был нанесен серьезный урон — орки успели сбросить множество десантных челноков и пустотелых астероидов, высадив многочисленные орды соплеменников.

Мостик «Сломанного хребта» был погружен во тьму, чтобы Лигрис мог сконцентрироваться на экране. Технодесантник знал бортовые системы как свои пять пальцев и мог управлять почти всеми процессами прямо из командирской ямы, расположенной под огромным монитором. Зал окутывало свечение экрана, и всякий раз, когда вспыхивал очередной взрыв, от предметов протягивались длинные тени. Мягко мерцали лампы и дисплеи расположенных вдоль стен дата-пюпитров и когитаторов.

— Как идут дела, технодесантник? — раздался голос Иктиноса.

Лигрис был удивлен, что не расстающийся со своим шлемом-черепом капеллан остался на «Сломанном хребте», ведь Иктинос должен был руководить резервом, состоящим из почти сотни Испивающих Души, которым надлежало высадиться на Ванквалис и держать оружие наготове на тот случай, если основные силы не сумеют в срок управиться с поставленной им задачей.

— Хорошо, но недостаточно. — Лигрис неопределенно махнул в сторону экрана, демонстрирующего гибель орочьего звездолета, — Таких тут много, и они уже успели сделать свое дело. А джунгли слишком густые, чтобы мы могли поддержать наших в наземном сражении. Так что мы здесь просто прибираемся, пока настоящая война идет на Ванквалисе.

— А что насчет остальной системы Обсидиана?

— Судя по всему, орков интересует только Ванквалис.

Лигрис нажал пару кнопок на приборной панели, вызвав на главный экран диаграмму солнечной системы. Ближе всего к местному светилу располагался Проксифан — мертвый, обугленный кусок камня. Затем шла вечно кипящая и объятая пожарами Инфернис Магна, представлявшая собой газовый гигант. Между ней и следующей планетой — самим Ванквалисом, единственным населенным миром системы, — было довольно большое расстояние. Дальше лежал Войдерхоум, небольшой каменистый мир, некогда разрабатываемый местными поселенцами, прежде чем те осознали, что там их не ждет ничего, кроме голода и вечной зимы. Последней планетой был Тиранкос — еще один газовый гигант, на орбите которого обращалось несколько добывающих и перерабатывающих станций, созданных, чтобы извлечь хоть какую-то выгоду из его плотной сине-зеленой атмосферы. Дальше Тиранкоса располагался только «Олланий XIV» — станция слежения, успевшая увидеть, как в первой волне орочьей атаки гибнет военный флот Сцефана.

— Так что же привлекло сюда зеленокожих? — спросил Иктинос.

— А что обычно их привлекает? Драки и завоевания.

— Мне почему-то кажется, кроме Ванквалиса, здесь захватывать, вообще-то, и нечего.

— Должен согласиться.

— Поэтому довольно странно, что зеленокожие выбрали именно эту систему, где более-менее заинтересовать их орду здесь может одна-единственная планета.

— Возможно, — произнес Лигрис. — Вот только орки никогда не славились способностями к стратегическим расчетам. Полагаю, система Обсидиана просто оказалась у них на пути.

Неожиданно загудел сигнал вокса.

— Мостик слушает, — ответил технодесантник.

— Брат Лигрис, мы принимаем сигнал, — последовал доклад; говорил один из скаутов, обслуживающих терминалы связи, расположенные в носовой части «Сломанного хребта».

— С Ванквалиса?

— Никак нет, сэр. С Тиранкоса.

Лигрис вновь покосился на схему. Эта планета лежала на самом краю и не играла никакой роли в жизни системы Обсидиана. Ее перерабатывающие заводы пришли в запустение, там никто не жил.

— Кто может его подавать?

— Не знаю. Но сигнал очень сильный. И похоже, это Астартес.

— Переведи его на мостик.

Над консолью перед Лигрисом зажглись экраны дисплеев.

— Удается расшифровать? — спросил Иктинос.

— Это наш позывной. Это Испивающие Души. — Технодесантник повозился с настройками, и на одном из мониторов возникло изображение мерцающей точки, обращающейся по орбите вокруг Тиранкоса. — Вот. Вызов поступает отсюда.

— Но у нас нет людей на этой планете.

— Знаю. К тому же позывной устарел. Таким он был у прежнего ордена, пока власть не перешла к Сарпедону. Покидая корабли, мы смогли забрать с собой много оборудования и сенсоров. Поэтому «Сломанный хребет» и может расшифровать сигнал.

— Устаревший позывной? Прости, Лигрис, но звучит нелепо.

— И тем не менее факт остается фактом.

— Быть может, командор Сарпедон не рассказал нам всей правды о том, зачем мы прибыли в систему Обсидиана?

Помрачнев, Лигрис повернулся к Иктиносу:

— Этого не может быть, капеллан. Нам известно ровно столько же, сколько и ему. Тут дело в чем-то другом. — Технодесантник вновь повернулся к экранам. — Штатный сигнал бедствия. Возможно, автоматический. Я бы предложил проверить, но…

— Я этим займусь.

— Ты, капеллан? Но твоя помощь может понадобиться здесь.

— Контакт с наследием старого ордена, чем бы оно ни оказалось, может представлять угрозу для Испивающих Души. И в особенности для молодых рекрутов, не видевших ордена таким, каким он был до того, как Сарпедон вывел нас из Империума. И мой долг как капеллана изучить любую моральную угрозу и уничтожить все, что может повредить духу наших людей. Я обязан отправиться туда.

— Понял. Что ж, можешь взять один из «Громовых ястребов». И надеюсь, ты не решишь лететь в одиночку.

— Не сомневайся, я поговорю с парнями и проведу подобающий ритуал, а потом мы займемся делом.

Когда Иктинос покинул сумрачную сферу мостика, Лигрис вывел изображение Тиранкоса на главный обзорный экран. Просто газовый гигант, ничем особенным не отличающийся от миллионов таких же планет, разбросанных по Галактике. Несколько заброшенных фабрик, расположенных либо на орбитальных платформах, либо на поверхности астероидов, обращающихся вокруг неприветливого мира, — вот и все признаки того, что там вообще когда-то бывал человек. И все же что-то связанное с Тиранкосом заинтересовало старый орден. Лигрис стал Испивающим Души за много десятилетий до того, как Сарпедон принял командование, но никогда не слышал, чтобы его товарищи по оружию участвовали в каких-либо действиях в системе Обсидиана.

Как и сказал Иктинос, нелепица. Впрочем, в отличие от сражения за Ванквалис, это могло подождать. Системы наведения захватили очередной вражеский корабль, на этот раз просто огромный, представляющий собой бесформенное нагромождение двигателей и сплавленных друг с другом астероидов — типичный образец орочьих технологий. Конструкция была настолько примитивной и грубой, что оставалось только удивляться, как она вообще может совершать межзвездные перелеты. Лигрис отбросил мысли о былых временах и направил «Сломанный хребет» к новой жертве, отдавая приказ на перезарядку торпедных установок и энергетических орудий. Оркам предстояло познать на своих шкурах гнев Императора.

— Джунглям нравится война, — произнес генерал Варр.

— Вы так думаете? — уточнил Люко.

— Не думаю — знаю. Люди, участвующие в войне, мечтают, чтобы она побыстрее закончилась, но сама война при этом жаждет продолжения. И джунгли поддерживают в ней жизнь. Они просто не дают враждующим сторонам места, где можно было бы решить конфликт раз и навсегда. Они вынуждают нас убивать друг друга по одному, и ни победы, ни поражения не становятся безоговорочными; с каждым боем война лишь сильнее затягивается.

Отделение Люко несло дежурство на границах поляны, образовавшейся в результате падения одного из гигантских деревьев, охраняя временный штаб Варра и стоянку уцелевших Стражей. Темно-фиолетовая броня Испивающих Души сливалась с тенью, пролегшей у основания огромных узловатых стволов. Куллек — похожий на медведя мужик, каким-то чудом исхитрившийся пережить сражение за дворец Райтспайр, — стоял неподалеку, поигрывая зазубренным боевым ножом и поглядывая на бледного и измученного лейтенанта Фулгорина. Рука и плечо Фулгорина были плотно замотаны бинтами, и в глазах офицера читался явственный страх, поскольку он понимал: нет хуже места, чтобы получить рану, нежели джунгли. Многочисленные насекомые Неверморна просто обожали запах крови.

— Иногда выбирать не приходится, — сказал Люко.

— Это потому, что выбор делает кто-то другой, — парировал Варр. — Зеленокожим нравятся джунгли. Орки любят войну, и джунгли помогают им. Любой офицер, если он достоин носить свои нашивки, будет всеми силами избегать подобных мест… и особенно если речь заходит о зеленокожих.

— Может, вы и правы, генерал, — произнес Люко. — Но космические десантники также умеют сражаться в джунглях и способны превратить их в оружие.

— Думаете, Испивающие Души способны защитить Неверморн?

— Сами увидите, — как можно более искренне улыбнулся Люко, словно война и кровопролитие были для него просто детской забавой. — Командор? — произнес он, включая вокс.

Экран переговорного устройства замерцал и ожил, демонстрируя испещренное шрамами лицо Сарпедона. Высокий воротник-эгида был отчетливо виден, зато чудовищные результаты мутации остались за кадром. Люко понимал, что магистру приходится осторожничать при общении с солдатами Империума. В лучшем случае те сочли бы Испивающих Души ренегатами. А это вполне могло привести к тому, что богобоязненные слуги Императора (да даже и разномастное отродье, из которого был собран 901-й) обратят свое оружие против ордена.

— Генерал Варр, — произнес Сарпедон, — рад, что вам удалось выжить в столкновении за дворец Райтспайр.

— Благодарю за любезность, командор, — откликнулся Варр, — только от моей жизни будет мало проку, если орки сумеют нас окружить. Они высадили в джунглях подкрепление, и в следующий раз нам уже не удастся справиться с ними в лобовом столкновении.

— Вы абсолютно правы, — согласился Сарпедон, — поэтому мы должны ударить первыми.

— Вы… вы уверены, что возможно?

Это произнес лейтенант Фулгорин. Он, судя по всему, впервые видел космодесантника во плоти, и Люко внушал ему страх не меньший, чем зеленокожие.

— В мире, — отрезал Сарпедон, и в глазах его появился стальной блеск, — нет ничего невозможного.

— Что вы предлагаете? — спросил Варр, не обращая внимания на Фулгорина.

— Мои скауты уже выдвинулись вперед и обнаружили высоту — пожалуй, это единственная возвышенность на много миль вокруг. Орочья армия многочисленна и недисциплинированна; им необходимо место, где будет относительно просто держать оборону и перегруппировываться. Высота как раз то, что нужно. Они направятся туда, займут ее и станут использовать в качестве базы для дальнейшего броска к побережью.

— Не слишком ли умно для орков? — поинтересовался Куллек, который, похоже, совершенно не боялся спорить с космическим десантником. Впрочем, этот человек был безумен.

— Эти зеленокожие не похожи на других, — заметил Варр. — Им хватило мозгов, чтобы обрушиться на Палатиум именно тогда, когда тот был наиболее уязвим. И ими руководит лидер, который, видимо, имеет опыт и умеет делать выводы.

— Зная, куда они направятся, — продолжал Сарпедон, — мы сможем заманить их в ловушку. Чтобы стянуть все свое воинство к возвышенности, им придется пройти по длинной ложбине, по большей части представляющей собой болота.

— Куллек, — махнул рукой Варр, и сумасшедший боец вытащил из-за пазухи грязного мундира потрепанную, испачканную в крови тактическую карту. Генерал принял ее из его рук и постарался расстелить как можно ровнее на стволе поваленного дерева. — Вот, — произнес Варр, ткнув пальцем в длинную и узкую ложбину, ведущую к холмам. — Змеящаяся лощина. Если расположить наши войска вдоль выхода, где она примыкает к высотам, мы сможем запереть зеленокожих внизу.

Эта ложбина была одним из немногих мест, хоть как-то выделявшихся в безликих джунглях, лишь изредка перемежающихся заросшими руинами или посевами. Большая же часть территории представляла собой болотистые равнины, затянутые непроницаемым куполом листвы. В верхней точке карты джунгли встречались с морем, сменяясь неровной линией песчаных пляжей, — в мирное время прямо-таки райское местечко. Теперь же им предстояло стать сценой для кровавого финала битвы за Хирогрейв.

— Мы сумеем их прижать, но вряд ли надолго.

— А много времени и не понадобится, — сказал Сарпедон. — Мы размажем их в грязь.

— Чем? Мои корабли — всего лишь транспортные баржи, и к тому же они держатся на орбите Войдерхоума, стараясь не попадаться оркам на глаза. Конечно, артиллерия Фолкена сумеет немного потрепать орков, но ее боевой мощи не хватит для победы.

— Эту задачу возьмет на себя наш флот, — заверил магистр. — Пока зеленокожие прячутся в джунглях, наши орудия бессильны. Но как только они окажутся зажатыми в ложбине, мы накроем их всей своей мощью.

— Вы хотите сказать…

— Что сотрем их с лица земли, — непринужденно вмешался Люко. — Убьем всех до единого. Вот как мы собираемся поступить.

Варр помолчал. План был крайне дерзок и решительно противоречил обычной стратегии войны в подобных условиях.

— Мы потеряем много людей, — заметил генерал, прежде чем оглянуться на бронированных великанов, охраняющих поляну. — Точнее, потеряю их я.

— Вы так и так их потеряете, — возразил Сарпедон. — Их в любом случае забрали бы джунгли.

— Понимаю. Что ж, по крайней мере, нам не придется так много стрелять.

— Адептус Астартес привыкли решать проблемы одним выстрелом.

— Да будет так, — сказал Варр. — Отправлю своих людей к ложбине сразу же, как подтянутся отставшие отряды. Придется двигаться быстрым шагом, чтобы успеть опередить зеленокожих.

— Хорошо. Перегруппируемся у холмов и выстроимся в линию. Вас будут прикрывать мои десантники, на случай если орки попытаются замедлить ваше продвижение. Они должны будут выдвинуться незамедлительно.

Варр свернул карту, а Мекрин направился к нему через грязь и мелкий кустарник, чтобы упаковать коммуникационный модуль. Генерал остановил связиста взмахом руки.

— Командор Сарпедон, — произнес Варр. — Я сражался в Оке Ужаса в составе тяжелых уланов Кар Дуниаша, но ни разу не встретил космического десантника. На каждого из вас приходилось до миллиона простых солдат. Почему же Испивающие Души появились сейчас?

Генерал вглядывался в экран коммуникатора, и это было удивительно, ведь даже по видеосвязи мало кто из простых смертных мог выдержать взгляд Сарпедона.

— Потому что больше никто не справился бы, — ответил командор. — Встретимся у Змеящейся лощины, генерал.

Корабль являл собою величественный храм, посвященный чести и памяти павших товарищей; беломраморные стены и полы были украшены тысячами имен тех, кто погибал в разные времена и в разных местах. Каждый коридор, каждый алтарь был уставлен множеством светильников, чтобы ни одно имя не оказалось в тени. Высокие потолки и просторные помещения создавали ощущение покоя, тишины и легкой тоски, а в каждой галерее и в каждом молельном зале пылали вечные огни, подвешенные в воздухе подобно плененным солнцам. Легенда гласила, что имя каждого погибшего когда-либо брата было выгравировано на стенах «Лазурного когтя» — ударного крейсера, хранившего память о тысячах сражений, отражавшихся в бесконечном перечислении воителей прошлого. Многие надписи были добавлены совсем недавно, после того как орден и «Коготь», пролив множество крови, разрешили противостояние, продолжавшееся уже долгие столетия.

Старший библиарий Мерчано из ордена Воющих Грифонов преклонил колено над одним из таких имен, совсем недавно выгравированных на полу Обители Фуриозо. Оно принадлежало капитану Четвертой роты, павшему от рук князя демонов Периклитора в кровавой развязке той битвы. Слишком многие погибли под ударами чудовищного меча, слишком многие лишились разума, не в силах справиться с отравой зла.

Но не Мерчано, ведь он выжил, ведь это он убил Периклитора.

— Скольких вы потеряли? — раздался голос, определенно не принадлежавший космодесантнику.

За спиной библиария, на гладкой дорожке, петляющей между украшенными гравировкой плитами, проложенной специально, чтобы Воющие Грифоны не ступали на имена павших собратьев, стоял мужчина. Взглянув на него, можно было бы предположить, что перед вами человек науки. Его редеющие каштановые волосы были зачесаны назад и уже седели на висках, а в глазах стояло несколько опустошенное выражение, говорящее о не столь давно пережитой утрате. Одет он был в длиннополый армированный плащ, наброшенный поверх черного костюма. На его груди не красовалась стилизованная литера I, но то, что этот человек разговаривал с Мерчано как с равным, однозначно выдавало его статус.

— Не имеет значения.

— У меня сложилось иное мнение.

— Вам следует знать лишь то, — отрезал библиарий, — что уничтожение Периклитора стало одним из величайших подвигов ордена за последнее время. Мы достойно отомстили за многие былые оскорбления. Но нам регулярно наносят и новые. Все это касается лишь тех, кто принадлежит ордену. Мы сами способны держать свои клятвы.

— Насколько я понимаю, Мерчано, вы лично убили Периклитора.

Библиарий пронзил собеседника испепеляющим взглядом. Вид у Мерчано был весьма грозный: темная, продубленная прожитыми годами кожа его лица была испещрена шрамами; в черных глазах застыло каменное выражение; с головы до ног он был закован в массивную энергетическую броню, выкрашенную в золотой и темно-красный цвета ордена. Доспехи были увешаны свитками с клятвами, и некоторые из них, так и не исполненные, он носил с тех пор, как впервые взял в руки болтер, — бесчисленные строки обетов, обязательств и присяг, связывающие Мерчано с Воющими Грифонами. Но, несмотря на все это, инквизитор даже не вздрогнул.

— Зачем вы пришли сюда, Таддеуш?

— Захотелось разузнать побольше о тех, кто пригласил меня в гости.

— Вы нам не гость. Не будь вы инквизитором, вам бы и шагнуть на палубу «Когтя» не дали.

— И все же я здесь, — возразил Таддеуш, — и, как положено инквизитору, крайне любопытен. В данную минуту я весьма впечатлен тем, с какой поспешностью вы направляетесь к системе Обсидиана, вот только никак не могу понять, зачем это вам понадобилось. Издержки профессии, сами понимаете.

Мерчано не мог с уверенностью сказать, не издевается ли над ним Таддеуш. Впрочем, не столь уж и многое могло смутить библиария, повидавшего куда больше смертей, разрушений и трагедий, чем может представить себе простой человек.

— Инквизитор, мы позволили вам путешествовать с нами. И это уже честь, какую Воющие Грифоны оказывают далеко не каждому.

— Мы подлетаем, — перебил Таддеуш, — Вскоре корабль вынырнет в секторе Сцефан.

— Мы не выйдем из варп-пространства, пока не окажемся в нужной нам системе, — ответил Мерчано.

— В самой системе Обсидиана? — удивленно приподнял бровь инквизитор. — Там же все будет кишеть орочьими кораблями.

— Зеленокожим нечего противопоставить мощи ударного крейсера Космического Десанта, — отрезал библиарий. — Мы возникнем неожиданно и разгоним их. Воющие Грифоны не дарят своим врагам такой роскоши, как возможность увидеть нас и подготовиться. Вам еще очень многое предстоит узнать о том, как воюют Астартес.

— О, вы удивитесь, сколько я уже всего знаю, — сказал Таддеуш.

Мерчано собрался было развернуться к инквизитору, но передумал и, сделав несколько шагов, подошел к стене, украшенной фреской, изображавшей командора Воющих Грифонов — воитель замер в величественной позе, над его головой сиял шипастый стальной нимб, а рука сжимала рукоять обоюдоострого боевого топора, чьи лезвия были выполнены в форме ястребиных крыльев.

— Скажите, инквизитор, знаете ли вы, кем был этот человек?

— Это был не простой человек, — ответил Таддеуш. — Вы указываете на Орландо Фуриозо.

— Точнее сказать, магистра Фуриозо. Что вам известно о его гибели?

— Я не…

— Верно — ничего. Будь вы хоть инквизитором, хоть еще кем, но мы никому не рассказываем о том, что происходит с нами. Магистр погиб от руки Периклитора, чье имя вам не стоит поминать перед кем-либо из моих собратьев. В тот день мы собирались отпраздновать пять тысяч лет с момента образования нашего ордена из сынов Жиллимана. Но предатели заманили нас в западню. Отступники-Астартес. Их лидера звали Периклитор. Магистр Фуриозо сумел вышвырнуть их со своего флагмана, но корабль слишком сильно пострадал и рухнул на Ариос Квинтус. Тогда периклиторовские выродки вновь напали на Воющих Грифонов и устроили бойню. Вожак предателей приковал тело Фуриозо к носу «Громового ястреба» и оставил того дрейфовать в космосе так, чтобы мы увидели его, когда отправимся искать своих братьев. Весь орден пообещал отомстить, и клятву эту произносил каждый наш брат, пока мы наконец не исполнили ее. Да, инквизитор, я говорю о событиях, случившихся более чем три тысячи лет назад, но память о том убийстве по-прежнему ранит сердца Воющих Грифонов так, словно все это было только вчера.

— Значит, вы убили Пери… предателя, — сказал Таддеуш.

— Нет, — ответил Мерчано, — Мы сражались так, как и подобает сыновьям Жиллимана и Императора. Подавляли восстания, убивали ксеносов, посылали демонов обратно в варп. За это время мы исполнили сотни, может, тысячи клятв, и каждая из них пылала в наших душах столь же ярко, как и обещание покончить с Периклитором. Некоторые из них все же остаются, и я даже выразить не могу, какие муки совести мы испытываем из-за каждой из них. Пришло время, и Периклитор восстал вновь, на сей раз в Оке Ужаса. За прошедшие тысячелетия он совершил множество омерзительных преступлений и был возвышен до ранга демона. Воющие Грифоны гонялись за ним по всему Оку, преследуя и на зараженных хаосом планетах, и в открытом космосе, пока наконец не настигли и не вступили с его армией в бой. Лишь память о гибели Фуриозо, кровоточащая раной в наших сердцах, заставляла нас биться, пока мы не одержали победу. Периклитор, демон-принц, чемпион Темных Богов, недооценил самоотверженность Воющих Грифонов, стремящихся исполнить древнюю клятву. Магистр Фуриозо не умер три тысячи лет назад. Он упокоился в то мгновение, когда Периклитор пал и отмщение свершилось. Только тогда мы обрели право почтить память нашего погибшего брата. Теперь-то вы понимаете, инквизитор, с кем и о чем сейчас разговариваете?

— Более чем, лорд-библиарий. И у меня имеются свои клятвы. Конечно, я приносил их только себе да еще Императору, но все равно обязан их выполнить.

— Таковы, значит, пути Инквизиции?

— Нет, — мрачно усмехнулся Таддеуш, — вовсе не таковы. Но это мой путь.

— Ну что же, — произнес Мерчано, — я уже удовлетворил ваше любопытство. Пришел и мой черед задавать вопросы. Так все-таки что же могло заинтересовать Инквизицию в системе Обсидиана?

— Ничего, — ответил Таддеуш, — Инквизиции не существует. Есть только инквизиторы, каждый из которых выполняет свой долг перед Императором так, как считает нужным.

— Хорошо. И что же тогда интересует там данного конкретного инквизитора?

Таддеуш помедлил и посмотрел на лик магистра Орландо Фуриозо, прежде чем ответить:

— Когда-то давным-давно я не сумел исполнить свой долг.

— Значит, вы ищете искупления? — спросил Мерчано.

— Можно сказать и так. У меня остались неоконченные дела. Все остальное, лорд Мерчано, позволено услышать лишь инквизиторским ушам.

— Да будет так.

— Как понимаю, ваше путешествие к Ванквалису также вопрос чести?

Мерчано кивнул на изображение магистра:

— Сам лорд Фуриозо дал слово. Если мы не сдержим его, то наша месть окажется напрасной. Ванквалис должен быть освобожден, и сделать это обязаны Воющие Грифоны. Думаю, теперь вы понимаете, почему столько моих братьев отправилось со мной.

Инквизитор Таддеуш огляделся, рассматривая Обитель Фуриозо — зал, посвященный погибшему магистру ордена. Кроме них в помещении присутствовали несколько отрядов Воющих Грифонов, воздававших перед алтарями почести павшим героям или вглядывавшихся в имена и проводивших ритуалы очищения души и подготовки к предстоящей войне. Войско Мерчано насчитывало более трех сотен Астартес — огромная сила по стандартам Космического Десанта, особенно если учесть, что остальные воины ордена сейчас сражались в битвах, кипящих вокруг Ока Ужаса. По всей видимости, они действительно крайне серьезно воспринимали клятву, которую Фуриозо некогда дал Ванквалису.

— Мы все здесь потому, что верим, — сказал Таддеуш. — И потому, что уже не можем повернуть назад. На этом и строится Империум.

— Не могу не согласиться. Теперь же, инквизитор, если ваше любопытство удовлетворено, мне надо заняться ритуалами Гнева, ведь мы скоро прибудем в систему Обсидиана. Нам необходимо подготовиться и взрастить ненависть к чужакам в своих душах.

С этими словами Мерчано покинул Обитель Фуриозо, оставив Таддеуша в одиночестве. Если инквизитор и не понимал сейчас всей глубины целеустремленности и самоотверженности Воющих Грифонов, он поймет это, когда космодесантники обрушатся на головы зеленокожих и покажут тем, что Грифоны всегда держат слово.

 

Глава шестая

— Как следует встречать ксеноса на поле боя?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Чужаки боятся благородства и чистоты наших сердец. И встречать их должно самой чистой и благородной ненавистью.

— Что это за место? — спросил Раек, настороженно разглядывая резкие тени, пересекающие поверхность астероида. Снайперскую винтовку он перебросил за спину и сейчас держал перед собой болтерный пистолет, готовясь открыть огонь, если хоть что-нибудь шевельнется.

— Просто безымянный кусок камня, — ответил Иктинос.

За спиной капеллана возвышался колоссальный диск Тиранкоса — заслоняющая космическую бездну громада бурлящих голубых и зеленых газовых пятен. Все вокруг отбрасывало резкие, отчетливые тени в жестком, болезненно-ярком свете местного солнца, чьи лучи не встречали здесь сопротивления атмосферы. Раек и Иктинос находились на поверхности одного из многочисленных астероидов, круживших на орбите Тиранкоса. На этом естественном спутнике был построен завод по переработке в топливо газов, выкачиваемых с гигантской планеты. Астероид был достаточно мал, и горизонт обрывался непривычно резко; поверхность усеивали иглы газоприемников и громоздкие цилиндры перерабатывающих модулей. Неподалеку от космодесантников виднелся глубокий неровный провал, похожий на след укуса некого огромного зверя, обнаживший металлическое нутро планетоида.

— Что здесь могло понадобиться старому ордену?

— Возможно, что ничего. Наша задача и состоит в том, чтобы разобраться.

Раек опустил пистолет и припал на колено, чтобы приложить ладонь к красно-черному камню. Парень был прирожденным разведчиком, легко приспосабливающимся к любым условиям. Даже глухой шлем и герметичная скаутская броня не могли ему помешать почувствовать окружающую его среду. Присутствуй на астероиде враги, Раек точно бы знал, где они затаились. Он даже смог бы предсказать траектории, по которым полетят их пули. Этот скаут перемещался незаметно даже под беспощадным, ослепительным светом Обсидиана, в чьих лучах купался астероид.

— Наличествует гравитация, — доложил Раек. — Как минимум две трети стандартной терранской. Следовательно, машины продолжают работать. Но здесь давно уже никто не появлялся.

Иктинос подошел поближе к одному из газозаборников, чтобы разглядеть его внимательнее. Спутник был утыкан иглами, предназначавшимися для того, чтобы высасывать из верхних слоев атмосферы Тиранкоса сырье, которое в последствии перерабатывалось в топливо или другие материалы. Иглы оказались сильно изношенными — конечно, ржавчины здесь быть не могло, но металл разрушался от длительного воздействия солнечной радиации и столкновений с атмосферой планеты-гиганта.

— Вполне возможно, здесь еще осталось топливо, — произнес Иктинос. — Можно попытаться дозаправить «Сломанный хребет».

— Не исключено, — отозвался Раек, — но вот это мне очень не нравится. — Скаут кивнул в сторону кратера, уходившего под землю на краю горизонта. — Это не попадание метеора, не последствия боя. Скорее, все выглядит так, словно эту яму просто выкопали.

— Тем более мы должны все проверить, — сказал капеллан, начиная удаляться от стоящего за его спиной «Громового ястреба».

Воронка уходила глубоко в кору астероида, и дно ее исчезало в непроницаемой тьме, куда не проникал даже жесткий свет Обсидиана. Ее стены проходили прямо сквозь этажи перерабатывающей фабрики. Повсюду виднелись обломки техники и оплавленные валуны. Вглубь спускалась каменная лестница, которая, казалось, ни к чему не крепилась, но просто висела в пространстве.

— Антиграв, — произнес Раек. — Кто-то построил все это специально. Кто-то вырыл этот котлован и спрятал что-то на дне.

Прежде чем шагнуть на первую ступень, скаут вновь взял пистолет на изготовку, чтобы успеть ответить на любую угрозу. Лестница оказалась вполне надежной. За Раеком последовал и капеллан, чье аугментированное зрение позволяло разглядеть, как неровная уродливая поверхность астероида сменяется отполированной гладью каменных стен.

— Трон небесный, — тихо прошептал Раек. Он увидел предупреждающий символ, возвышающийся возле лестницы и предостерегающий нарушителей от дальнейшего спуска. Знак подвергся коррозии, но перепутать было невозможно. Перед космодесантниками висело изображение золотой чаши — герб Испивающих Души.

— Капеллан?

— Идем дальше, сержант.

Раек продолжил спускаться во тьму. Вокруг открывались потрясающие виды. Весь астероид был выпотрошен изнутри и заполнен восхитительными колоннадами и арками, парящими в воздухе. Все это выглядело так, словно кто-то разобрал сотню древних храмов и в хаотичном порядке разместил их убранство в этой искусственной пещере. Элементы конструкции постоянно перемещались и перестраивались, двигаясь вокруг центральной точки астероида, где находилось строение из золота и обсидиана, напоминающее гробницу. Направление гравитации неожиданно изменилось, как только Раек пересек незримую границу, и стена вдруг стала полом. Теперь гробница возвышалась над его головой, опоясанная концентрическими кругами постоянно изменяющихся этажей.

Повсюду виднелись изображения чаши. Была здесь и имперская аквила. Оба символа сопутствовали друг другу, пока Сарпедон не отрекся от Империума, а орден не оказался обречен на изгнание. В пространстве проплывали вырезанные в камне лица — должно быть, изваяния Испивающих Души былых дней… они проявлялись на фоне замерших батальных сцен, выглядевших как изображения давних, проигранных орденом битв.

— Что тебе известно? — спросил Раек.

— Я проверил архив ордена, прежде чем мы покинули «Сломанный хребет», — ответил капеллан. — Ни единого упоминания ни о Тиранкосе, ни о подобном святилище.

— Я спрашивал не об этом, — произнес скаут.

Иктинос повернулся к Раеку, устремив на того взгляд

из-под глухого забрала. Сержант был шокирован. Конечно, он весьма старательно это скрывал, но все же было заметно, что на него давит неизвестность.

— Капеллан, — продолжил скаут, — зачем Сарпедон привел нас сюда? Мы ведь тоже боевые братья, пусть и не видели войны, расколовшей орден. Мы заслуживаем правды.

Прежде чем Иктинос успел ответить, в пространстве летающего храма что-то зашевелилось. Улучшенное зрение космодесантников позволяло разглядеть внезапных гостей во тьме громоздких каменных блоков столь же явственно, как и солнечным днем. Пистолет Раека нырнул в кобуру, и в ту же секунду в его руках оказалась снайперская винтовка — отточенные в боях рефлексы заставили скаута выбрать более удобное оружие.

По стенам забегали огни прожекторов. Заблестело серебро корпусов. Сквозь пластины покрытых облупившейся золотой и пурпурной краской доспехов проступала серая мертвая плоть. Загорелись красным огнем линзы глаз. Покинули свои чехлы болтеры и мечи. Стражи усыпальницы были повсюду.

— Боевые сервиторы, — произнес Раек, наблюдая за тем, как все новые и новые тени отделяются от храмовых блоков.

Подобные облаку стальной саранчи, они устремились к космодесантникам, движимые гудящими антигравитационными приводами. Меж колонн заметались красные лучи детекторов движения и тепла.

— Похоже, кто-то не обрадовался нашему появлению, — заметил скаут.

— Нет, — откликнулся Иктинос. — Кто-то желает проверить нашу доблесть.

Бой уже начинался; на двух десантников из-за каменных блоков обрушился ураган лазерных залпов. Раек метнулся в сторону. Иктинос извлек крозиус и плазменный пистолет.

— Похоже, старый орден полагает, что ему еще есть что нам сказать, — спокойно произнес капеллан, когда Раек открыл ответный огонь.

Вожак испустил рев, и орда двинулась вперед. Звери, населявшие джунгли, разбегались перед армией; даже самые могучие хищники паниковали, заслышав воинственные крики орков и грохот многочисленных сапог. Орда, впитавшая в себя прибывшее с орбиты подкрепление, теперь могла похвастаться и примитивной бронетехникой, чьи гусеницы оставляли широкие прорехи в молодой поросли. Шагающие машины, вооруженные массивными пушками, заменяющими им руки, и похожие на огромные стальные бочки, месили грязь болот, управляемые безумными, жаждущими войны орками. Под ударами плетей погонщиков рычали боевые звери, состоящие, казалось, из одной лишь зубастой пасти и желудка. Многие и многие тысячи зеленокожих шли в наступление, в детском восторге перед грядущим кровопролитием размахивая оружием и стреляя в воздух.

Многие из бойцов заменили зубы грубыми золотыми протезами или же нанесли на тела боевую раскраску. Другие нацепили похожие на черепа маски, или же потрясали самыми огромными и пугающими пушками, какие только смогли раздобыть, либо были обвешаны охотничьими трофеями, представляющими собой завяленные куски тел поверженных врагов. Каждый воин нес знак, отмечающий его принадлежность к тому или иному клану… но, сказать по правде, в этих джунглях кланов не было. Вожак создал единую армию из тех, кто на мирах туманности Гарона резал друг другу глотки. Теперь же они были одной ордой, сплотившейся ради войны. Только в ней орки были готовы отбросить все свои слабости и показать, на что способны.

Вожак, впервые с того момента, как спустился на Неверморн, позволил жажде крови овладеть им. Разразившись воинственным ревом, он зашагал впереди своей армии, потрясая огромной механической клешней, рыча и испуская струи пара из поршней, внедренных в его тело. Как и все прочие зеленокожие, он был прирожденным убийцей, созданным орочьими богами ради завоевания Галактики и уничтожения всякого, кто осмелится встать на его пути.

Подобно горному потоку орда вливалась в овраг. Среди густых зарослей постоянно попадались гниющие растения и останки животных, сорвавшихся с отвесных склонов в доходящую до пояса жижу. Над головами орков арочным сводом изгибались корни деревьев и скользили в темноте ядовитые змеи. Но зеленокожее воинство продолжало идти и идти; оно было слишком сильно, чтобы отступить, испугавшись каких-то джунглей. Боевые машины опрокидывали стволы вековых деревьев, оставляя в грязи глубокие колеи. Путь смогли осилить не все — орки гибли, исчезая в трясине и становясь жертвами хищников. Но эти потери были всего лишь каплей в бескрайнем зеленом океане.

Войско возглавлял сам вожак, решительным шагом направлявшийся к далеким холмам. Там орки могли закрепиться и навести порядок в своих рядах перед последним кровавым броском к побережью. Вообще, орки были слишком увлечены мыслями о смертоубийстве и погромах, чтобы озадачиваться стратегическими вопросами, но вожак отличался от них. И только благодаря ему зеленокожие могли предать огню города Хирогрейва и завоевать Ванквалис.

Рядом пал орк… убитый выстрелом из снайперской лазерной винтовки. По густой листве забегали огоньки прицелов. Раздался кашляющий звук, всколыхнулась трава, и еще один боец рухнул в грязь, лишившись половины головы.

Они были здесь. Люди. Но на сей раз человечков не могли спасти ни закованные в сталь громилы, ни даже сами фальшивые боги. Вожак взревел, подобно взбешенному зверю, каким он, впрочем, и был, и зеленокожие устремились в атаку.

— Хладнокровно и быстро, Испивающие Души! — прокричал Люко, когда орда ксеносов возникла из черно-зеленой утробы джунглей. Он чувствовал их запах — вонь гниющего мяса и порохового дыма, запекшейся крови и немытых тел.

Рядом с Люко стоял Грэвус, сжимая в деформированной руке топор, вокруг которого потрескивало силовое поле. Люко и сам уже изготовил к бою свои энергетические когти, с кончиков которых срывались синеватые электрические дуги.

— Смотри не потеряй голову, брат, — предостерег Грэвус. — Ты должен только выманить их на нас. Одна нога там, другая — здесь. Не стоит пытаться перебить их всех в одиночку.

— Не бери меня на слабо, — хищно осклабился Люко. — А не то я вырежу всех этих ксеносов лишь затем, чтобы преподать тебе урок.

Но времени для дальнейшей перепалки уже не оставалось. Из-за деревьев, скрипя суставами и извергая пар, вышла боевая машина, в три раза превышающая рост обычного человека. Она вскинула руку и окатила склоны пулеметным огнем, вынуждая отряды Люко и Грэвуса залечь. Вторую руку машине заменяла завывающая циркулярная пила. Она попыталась дотянуться до ближайшего космодесантника и попутно срезала высокое дерево, цеплявшееся кроной за полог джунглей.

— В укрытие! — рявкнул Грэвус, спасаясь от града пуль и падающих с неба обломков. — Этой гадиной займутся стрелки! Убивайте зеленокожих!

Его отряд быстро собрался вокруг командира, ощетинившись ревущими цепными мечами, и подобно водопаду обрушился на темный поток наступающих орков. С влажным хрустом клинков, вонзающихся в плоть, штурмовики схлестнулись с зеленокожими, и ксеносы, не ожидавшие подобной бойни, бросились врассыпную.

— Огонь! — прокричал Люко.

Хотя приказывать не было нужды — весь тактический отряд уже вскинул болтеры, проделывая опаленные дыры в корпусе боевой машины. Огромная стальная лапища опустилась на землю, перемалывая ногу брата Зальраса, и Люко подхватил товарища, чтобы оттащить в сторону… но только привлек внимание твари. Пока машина разворачивалась, командир тактического отряда успел разглядеть на ее цилиндрическом корпусе грубые рисунки: стилизованные орочьи черепа и сжатые кулаки, знаки боевых побед и геральдические символы кланов. На длинных кожаных шнурах, обмотанных вокруг ног металлического чудища, были прицеплены зубы и гниющие отрубленные руки. Пила обрушилась вниз, и Люко едва успел отпрыгнуть вместе Зальрасом, прежде чем лезвие прочертило в земле глубокую борозду.

Космические десантники отличались от простых людей отнюдь не только ростом и мощной броней. Главным было то, что настоящим воином Астартес никогда не овладевал страх. Страх способен затуманить рассудок обычного человека, вынуждая того совершать безумные поступки — подставлять спину врагу, пытаться спрятаться, искать несуществующего противника… Но разум космодесантников было не столь просто обмануть. Несомненно, они знали это чувство, но оно никогда не могло завладеть ими всецело. Они научились подавлять свой страх и управлять им, никогда не позволяя, чтобы он захватил власть над их помыслами. Люко понимал, что сейчас куда безопаснее не пытаться удрать, а вступить с противником врукопашную, где броня и сила дают наибольшее преимущество. Поэтому он просто прокатился под стволом массивного пулемета и полоснул по сочленению ноги машины когтями-молниями. Его пальцы опалил жар плавящегося металла, но десантник заставил себя не отдергивать руку.

Клинки резали сталь так же легко, как обычный меч — плоть.

Машина зашаталась, гневно скрежеща механизмами. Люко едва успел отпрыгнуть, когда на него вновь упала увенчанная пилой лапа, отхватив кусок от наплечника. Капитан прокатился по грязи, ломая ветви мелкого кустарника и, повинуясь инстинкту, скользнул за ствол массивного дерева. В то же мгновение раздался грохот выстрелов, и во все стороны брызнули щепки и сок.

Ломая ветви и обдирая листву, сверху упали воины отделения Грэвуса, с чьих мечей все еще капала орочья кровь; пышущие жаром прыжковые ранцы унесли штурмовиков прочь от разгневанных ксеносов, жаждущих отмщения за павших собратьев. Сам Грэвус прокрутил в воздухе кульбит и приземлился за спиной боевой машины, на корпусе которой осталась глубокая прорезь, проделанная его топором.

Люко выкатился из укрытия и вновь набросился на стальную махину, погрузив когти в ее ноги настолько глубоко, что почувствовал, как лопаются и рвутся скрытые под броней сухожилия. Машина застонала, выбивающиеся из сил двигатели выпустили облако пара…

Капитан вонзил когти в бок железного гиганта и начал подтягиваться, взбираясь все выше на корпус; энергетическое поле искрилось, вспарывая бронированную обшивку. Чтобы добраться до самого верха и отрубить голову, которая, искря, обрушилась в болото, Люко понадобились все силы.

Машина начала заваливаться, извергая огонь и дым из поврежденных двигателей. Люко спрыгнул в жижу; так же поступил и водитель — вымазанный в саже орк с разорванной грудью, бешено сверкающими глазами и безумной улыбкой на морде. В руке ксенос сжимал связку взрывчатых шашек, к которым был примотан детонатор. Зеленокожий выдрал предохранитель и расхохотался, глядя на космодесантника.

Однако неожиданно выросший за спиной орка Грэвус схватил тварь могучей рукой. Вновь взревел прыжковый ранец, и сержант взмыл к своду джунглей, унося с собой обезумевшего ксеноса. Вложив всю свою невероятную силу, Грэвус размахнулся и зашвырнул противника прямо в неровные ряды приближающихся зеленокожих, где тот и взорвался, унося с собой жизни десятков собратьев, разбросав вокруг обломки деревьев и оторванные конечности.

Когда с боевой машиной было покончено, Люко заставил себя подняться. Его отряд продолжал бой, и даже брат Зальрас, прислонившись к стволу перерубленного дерева, расстреливал зеленокожих, разбегавшихся от залитой кровью поляны, где недавний взрыв уничтожил многих их товарищей. Орки валились один за другим, но на место погибших тут же вставали новые, чьи глаза пылали жаждой мщения.

Люко оглянулся на Грэвуса. Тот с головы до ног был вымазан орочьей кровью. Пока капитан сражался с военной машиной, штурмовики устроили бойню тем зеленокожим, которые пытались вскарабкаться по стенам оврага. Прыжковые ранцы позволяли обрушиться на головы врагов, нанести колоссальный урон и уйти, не попав в окружение.

— Что ж, мне не пришлось убивать их всех самому, — улыбнулся Люко. Такая благодарность за спасение была вполне в его стиле.

— Полагаю, мы привлекли их внимание, — заметил Грэвус.

— Отводим парней, — приказал Люко. — Отделение! Огонь на подавление — и отходим!

Испивающие Души растворялись в лесу, прикрывая свой отход плотным заградительным огнем, срезавшим листву с деревьев.

На место каждого павшего орка становились двое, а то и трое — перешагивавших мертвое тело и продолжавших рваться в бой. Люко отводил свое отделение обратно вверх по склону, истощая первые ряды противника, замедляя натиск, и хоть орки и извергали неистовые проклятия, момент уже был упущен. Зеленокожие продвигались все медленнее, перебираясь через трупы своих же собратьев. И те, кто вырывался вперед, становились отличными мишенями для людей Люко, расстреливавших орков из болтеров.

— Работайте! — взревел капитан. — Шквальный огонь!

Тактическое отделение припало к земле. Бойцы Грэвуса взмыли ввысь на прыжковых ранцах, уносясь к излому холмов.

— Искупление! — пробасил голос, принадлежащий человеку, которого, как слышал Люко, называли Троксом, — офицеру, возглавлявшему один из флангов штрафного легиона. — Ищите его в глазах ксеносов! Вырвите его из их окровавленных лап!

Повсюду вокруг засверкали, подобно грозе, алые всполохи лазерных выстрелов. Триста солдат 901-го, расположившиеся вдоль склона, дружно открыли огонь. Лучи срезали с деревьев кору, листья и ветви; передовые отряды орочьей армии пали в мгновение ока, их обожженные трупы, лишившиеся рук и ног, валились в болотную грязь. Зеленокожие пытались ответить, и по склону заплясали фонтанчики земли, взбитой их выстрелами, но ксеносы не имели возможности прицелиться и действовали неэффективно. Несколько солдат штрафного легиона погибли, но эти потери не значили ничего.

Бойцы Люко продолжали отстреливаться, лежа на земле под лазерным шквалом и пробивая бреши в рядах пытающихся карабкаться по склону орков. Пару раз солдаты 901-го промахивались, но броня космодесантников была создана руками одних из лучших в Галактике мастеров, поэтому попадания из гвардейских винтовок, смертельные для незащищенного человека, оставляли только темные росчерки на доспехах, выкрашенных в цвета Испивающих Души.

— Уничтожим грязь, отвратную взору Императора! — завывал Троке, в порыве фанатизма ухитрявшийся перекричать даже грохот выстрелов. Его ручной гранатомет рявкнул, и среди орков прогремел взрыв, от которого во все стороны полетел смертоносный град серебристых игл.

Заговорил тяжелый болтер, и вскоре приближающаяся орда полностью скрылась за завесой дыма и взрывов; в воздухе повис туман от кипящей крови и раскаленной земли. В дымке маячили смутные силуэты — особенно огромный и свирепый орк вел за собой закаленных в боях ветеранов, намереваясь обрушиться на порядки 901-го. Пока десантники Люко перестраивались, располагаясь среди бойцов штрафного легиона, отделение Грэвуса упало с небес, чтобы замедлить продвижение зеленокожих. Поднялся и опустился огромный топор, и предводитель орков рухнул, рассеченный практически надвое.

— Люко на позиции! — прокричал капитан в вокс. — Удерживаем фланги! Мы завязали бой и не даем им прорваться!

— Отменная работа, капитан, — ответил ему голос Сарпедона. — Не позволяйте им прорваться. Если надо, прогибайте линию, но не дайте им уйти! Основные силы уже на подходе.

Черная вода, подобно поту, каплями скатывалась со стен тюрьмы. На «Сломанном хребте» хватало мест, где можно было держать заключенных, — по правде говоря, почти любой из кораблей, составлявших «скиталец», имел собственную тюремную палубу, а некоторые и вовсе, казалось, состояли из одних лишь камер да помещений для пыток. Многие из этих кораблей казались пугающе чуждыми, в то время как другие были вполне заурядно мрачными и прозаичными, со свисающими со стен кандалами и отверстиями в полу, предназначенными для стока крови. Тюрьма, сейчас использовавшаяся Испивающими Души, представляла собой просто аналог земных заведений — огромное помещение, отделенное от остального корабля усиленными переборками и бронированными дверьми, с тускло освещенными, в потеках ржавчины коридорами, охраняемыми автоматическими турелями. Кое-где в углах до сих пор валялись почти истлевшие в прах серые кости, свидетельствовавшие о том, что корабль был полон узников в тот момент, когда его поглотил варп, но теперь здесь была заточена одна-единственная живая душа.

В последнее время брат Тейланос размышлял о том финальном моменте, когда безумие чуждого людям пространства варпа прокатилось ядовитым облаком по этим коридорам. «Сломанный хребет» знал множество таких историй — в странно искривленных темных углах таились многочисленные кошмары, а коридоры помнили ужас узников и их вопли, чье эхо, казалось, до сих пор блуждало среди почерневших от времени стальных стен.

Думать об этом было опасно. Даже мысли о подобных вещах представляли угрозу. Они разрушали сознание. Впрочем, весь «Сломанный хребет» был сплошной моральной угрозой, и если бы не сила воли Испивающих Души, их разум подвергся бы порче и погиб. Но ордену хватало духа, чтобы противостоять этому тлетворному влиянию. Крики давно умерших людей могли погубить простых солдат, но не космодесантников. Испивающие Души были слишком сильны.

Когда острый нож вонзился в туго переплетенные мышцы его гортани, Тейланос успел поддаться слабости и вообразить, будто варп вновь овладел тюремными коридорами, будто серебристые пальцы безумия вновь просочились в реальность и готовятся утянуть его в Имматериум.

Затем клинок скользнул сквозь плоть и погрузился в основание мозга. Последнее, что увидел Тейланос, — кричащие лица узников былых времен, приветствующих его как своего нового собрата.

Нисрий выдернул нож из шеи Тейланоса и позволил трупу упасть на палубу. Скаут казался слишком бледным и чрезмерно тощим для того, чтобы состоять в Космическом Десанте, да еще и глаза его постоянно бегали от одного предмета к другому.

Тидей опустился на колено и осмотрел зияющую рану на шее убитого собрата — аугментированная кровь уже запеклась по ее краям.

— Этот готов, — привычно коротко произнес Тидей. — Другие есть?

— Я больше никого не ощущаю, — отозвался Нисрий. Он обладал даром ясновидения и со временем, вполне вероятно, мог даже научиться предсказывать будущее — исключительно редкий талант… и чрезвычайно опасный. Обучение Нисрия продвигалось довольно медленно по сравнению с прочими кандидатами в библиарии, поскольку уж слишком необычен и рискован был его дар, но скаут уже видел грани пространства-времени, что позволяло ему действовать быстрее, чем допускают законы физики. — А если кто и есть, то вряд ли мы скоро с ними столкнемся.

— Тогда надо торопиться, — сказал Тидей. — Скамандр?

Лексиканий Скамандр прикрывал их со спины на тот случай, если скаутов засекут другие Испивающие Души, приставленные охранять тюрьму. Несмотря на то что он уже удостоился права носить полные доспехи космического десантника, Скамандр оставался человеком Тидея. К слову сказать, лексиканий так же являлся псайкером, но если дар Нисрия был утонченным и сложным, то Скамандр владел вполне простым искусством. Он был пирокинетиком, о чем явственно говорили следы ожогов вокруг глаз и на щеках. Его глаза обрели темно-красный оттенок, а из сочленений брони постоянно вырывался дымок.

— Все чисто, — произнес лексиканий. — Отойдите.

Скамандр подошел к входу одной из камер. Ее дверь

представляла собой массивную металлическую плиту, почерневшую за прошедшие века, но способную простоять еще не одну тысячу лет. Псайкер приложил к ней руку в бронированной перчатке, покрытой потемневшей, вспучившейся волдырями краской, и сталь под ладонью, зашипев, начала раскаляться, приобретая вишневый оттенок. Лицо Скамандра посуровело, а из глаз полыхнуло призрачным огнем — в то же время броня на его спине начала покрываться инеем, а вода, капающая с потолка, обратилась в лед. Чтобы создать жар, пирокинетик должен был откуда-то черпать тепло, и он черпал его из собственного тела, источая вовне мертвенный холод, пока металл плавился и расступался под его рукой.

Внутри камеры на скамье, выступающей из стены, сидел один-единственный пленник. Увидев, как рушится дверь, он поднялся. Тусклый свет коридорных ламп упал на его лицо — это был Евмен, по приказу Сарпедона лишенный доспехов и заточенный здесь.

— Все готово? — спросил узник, когда дверь окончательно расплавилась.

Скамандр отошел назад, тяжело дыша, и пламя, рвавшееся из его глаз, сменилось серым налетом льда.

— Не совсем, сержант, — приблизился Тидей.

— Где Раек? — помрачнел Евмен.

— Отозван для изучения сигнала бедствия, поступившего с Тиранкоса. Он улетел вместе с капелланом.

Неожиданно Евмен мрачно улыбнулся:

— Что ж, это нам только на благо. Будь Иктинос на борту, нас ждали бы неприятности. Вам пришлось кого-нибудь убить?

— Одного, — ответил Тидей.

— Его исчезновение скоро заметят, — произнес Евмен. — Действовать надо быстро. И обязательно связаться с поверхностью. Есть новости оттуда?

— Зеленокожие продолжают давить. Сарпедон уже скоро отдаст приказ.

— Стало быть, мы должны покончить с этим до того, как он это сделает. — Евмен кивнул Скамандру. — Рад видеть тебя, скаут. Как дела в либрариуме?

— Я уже лексиканий, — ответил все еще не пришедший в себя псайкер. — Тирендиан возлагает на меня большие надежды.

— Как и на меня, — сказал Евмен. — Нисрий, поблизости никого?

— Из тюремного корабля мы выберемся без проблем, — ответил провидец, чьи постоянно моргающие и бегающие глаза выдавали, что он всматривается в невидимые псионические потоки. — Дальше мне не увидеть.

— Зато вижу я, — ответил Евмен, выбираясь сквозь дымящуюся оплавленную дыру, созданную талантом Скамандра. — Я даже знаю, чем все закончится. Предупредите остальных. Мы начинаем. Нисрий, займись этим. Скамандр, останешься со мной. В первую очередь следует нанести удар по мостику.

Орда рвалась через Змеящуюся лощину, обрушиваясь на высоты за ней, подобно приливной волне. Солдаты 901-го, расположившись по краям оврага, расстреливали орков и тем самым направляли их к каменистому склону, выходящему к холмам, которые вздымались над густой зеленью джунглей.

Испивающие Души и наиболее боеспособные подразделения 901-го предпринимали диверсионные вылазки, чтобы разделить приближающиеся вражеские части. Перекрестным огнем Люко и Грэвус положили сотни орков, пока на другом краю оврага Салк обустраивался на замшелых камнях, служивших центром сбора для всего 901-го. Число уничтоженных зеленокожих уже не поддавалось подсчету, но еще многие и многие тысячи ксеносов продолжали штурмовать холмы. Линия обороны штрафного легиона прогнулась, но выдержала; Испивающие Души стояли насмерть, хотя и понимали, что ведут всего лишь второстепенные бои, мало влияющие на конечный исход сражения. Настоящая битва должна была развернуться тогда, когда орки достигнут высот.

— Открывай огонь, Лигрис! — взревел Сарпедон, сбрасывая вниз очередного орка.

— Да, командор, — отозвался Лигрис с орбиты. — Орудия готовы к бою. Удар будет нанесен в течение ближайших минут.

Сарпедон взмахнул психосиловым посохом, разрядив накопленный запас психической энергии в грудь пытавшемуся подобраться к нему со спины орку.

Отряд командора удерживал самую первую из возвышенностей, откуда можно было увидеть всю Змеящуюся лощину и плотную зеленую реку ксеносов. Этот естественный коридор был полностью забит толкающимися орками, стремящимися овладеть высотой, которую сейчас удерживали люди Сарпедона. Стоя на заросших мхом камнях, Испивающие Души опустошали боезапас болтеров, проделывая огромные дыры в телах тех орков, которые пытались вскарабкаться наверх.

Склон был не слишком высоким, а орки оказались чрезмерно настойчивыми — пока один из них падал вниз с простреленной головой, второй поднимался еще чуточку выше. Кроме того, орда не забывала обстреливать и Испивающих Души — тысячи стволов беспорядочно палили, наполняя воздух вокруг десантников горячей шрапнелью.

— Они прорываются! — крикнул Каррайдин, мастер-наставник новобранцев, командовавший отрядом скаутов и недавно обращенных бойцов ордена, оборонявших позиции 901-го и склоны, — Удерживайте их! Всем стоять! Во имя Дорна и Императора, имейте мужество заслужить право носить символ потира на своих наплечниках!

— Скоро заработает артиллерия, — крикнул в вокс Сарпедон, сбрасывая со склона очередного орка. Ксеносы подобрались на расстояние удара мечом, и Испивающие Души уже готовились вступить в рукопашную схватку за вершину. — Не позволяйте им подобраться к ванквалийцам. Нам нужен каждый стрелок!

Командор нанес удар одной из лап, пригвоздив орка к камню, прежде чем снести твари голову навершием посоха. В ту же секунду через труп собрата перебрался еще один ксенос, но его сбросили в зеленые заросли три точных и быстрых выстрела одного из новичков Каррайдина.

Сарпедон уже собирался поблагодарить молодого десантника, когда снизу донесся яростный, пугающий вой кого-то огромного. Натиск орков неожиданно усилился, заставляя Испивающих Души отступить; зеленокожие начали бросаться прямо на болтеры и мечи, задавливая космодесантников телами. Сам магистр разил направо и налево, но в конце концов был вынужден откинуться на задние лапы и попятиться от склона, чтобы не оказаться в окружении. Теперь орки были повсюду — заслуженные ветераны с уродливыми мордами, практически теряющимися за многочисленными шрамами — настоящее воплощение силы и жестокости.

Но за их спинами возвышался подлинный монстр. Он был огромен; он был выше не только любого орка на Неверморне, но и любого своего сородича, каких Сарпедон встречал в жизни. Его тело было наполовину заменено механикой, а в глазах полыхала ненависть, которая, как сразу понял командор, ни капли не походила на обычную звериную ярость других зеленокожих. Нет, она была очень и очень давней… столь же въевшейся в его плоть, как и застарелые шрамы. И о могуществе этого существа во многом говорило то, как оно легко разбрасывало других орков, прорываясь к Сарпедону.

Но магистр и сам был чудовищем. Вонзив когти всех своих лап в щели камней, он присел и, точно копье, выставил перед собой посох. Взревев, подобно взбешенному быку, вожак пригнулся и бросился в бой, но Сарпедон стоял неподвижно.

Механическая лапа рассекла воздух со звуком падающего метеора. Командор же практически не сдвинулся с места, уходя от удара, но его увенчанный аквилой посох, на который орк налетел всем своим весом, прочертил глубокую рану в брюхе противника.

Посох этот был вырезан из весьма редкой психоактивной древесины и позволял проводить через себя большие объемы запасенной ментальной энергии. Стоило Сарпедону сосредоточиться и нацелить это оружие, как плоть противника рвалась в клочья, а душа отлетала. Именно так магистр поступил и сейчас, вложив в удар все глубинные силы своего разума до последней капли, пронзая внутреннюю суть звериной души вожака ослепительно-белым раскаленным копьем.

Но, как оказалось, это существо обладало такой силой воли, с какой Сарпедон никогда прежде не сталкивался,

и копье просто сломалось. Орк выдернул посох из раны и обхватил магистра механической лапой. Испивающий Души едва успел подставить руку и не позволить клешне сомкнуться; из поршней твари забил пар. Для человека Сарпедон обладал исключительной силой, но вожак, казалось, состоял из одних лишь мышц и ярости, и командор понимал, что рано или поздно стальные пальцы сомкнутся и сокрушат его ребра.

Один из поршней неожиданно лопнул; локтевое сочленение орочьей лапы взорвалось дымом и огнем. Тиски тут же ослабли, и Сарпедон вложил все свои силы, чтобы попытаться разжать металлическую клешню и вырваться. Вожак разгневанно взревел и, размахнувшись, отбросил командора. Предводитель Испивающих Души пролетел по воздуху, сшибая ветви, потом врезался в дерево и покатился по земле, стараясь посохом зацепиться хотя бы за что-нибудь.

Наконец его падение остановилось, и Сарпедон быстро поднялся на все свои ловкие лапы. Он слышал, что вожак уже снова бежит к нему. Теперь магистру предстояло сражаться непосредственно в джунглях, покрывавших подножия холмов, и где-то совсем рядом, за его спиной, была ванквалийская артиллерия. Отступать дальше было нельзя; оставалось только держать позицию. Этот орк оказался одним из немногих, чья физическая мощь превышала его собственную, и Сарпедон понимал, что может проиграть в открытой схватке. Поэтому он прибег к Аду.

Вожак был уже близко, и от его поступи сотрясались деревья. Сарпедон успел попробовать на вкус силу воли этого существа и знал, что тварь не напугает такой грубый прием, какой поверг в дрожь зеленокожих под стенами Райтспайра. Но вожак должен был чего-то бояться. Как и любое разумное существо. Где-то в Галактике определенно имелось нечто такое, что повергнет в ужас гигантского орка, заставит того отвлечься на достаточный срок, чтобы Сарпедон успел покончить с ним.

Ксенос жаждал заполучить Ванквалис. Ему нужен был этот мир. Но если планеты вдруг не станет, все будет потеряно. Вот чего боялся вожак — поражения. Пожалуй, это было одной из немногих вещей, которых боялся и сам Сарпедон.

Ад вырвался из души магистра, сотрясая ветви деревьев, но джунгли тут же испарились, уступив место голой выжженной земле. Солнце покинуло небеса, а всякая жизнь — планету. Теперь и для Сарпедона, и для вожака Ванквалис представлял собой просто пустынный, никому не нужный мир, где во все стороны, сколько хватало глаз, простиралась мертвая твердь, озаряемая лишь светом осуждающих звезд. Ад превратил Ванквалис в награду, не стоящую борьбы, в место, где тысячи зеленокожих погибнут зря, став надгробным памятником глупейшей неудаче вожака.

Гигантский орк был уже совсем рядом, когда Ад заставил его узреть ужасную истину о том, сколь бессмыслен крестовый поход зеленокожих. Именно в этом и нуждался Сарпедон. Нащупав надежную опору задними лапами, он оттолкнулся и бросился в атаку. Два гиганта столкнулись с грохотом, подобным грому.

 

Глава седьмая

— Что есть величайший из грехов?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Величайший из них — предательство, ибо этот грех обращен против самой души.

Лорд Совелин Фалкен упал ничком, зарываясь лицом в грязь; в ушах звенело от взрывов. Извиваясь червем, он пополз по сотрясающейся земле к ближайшей мортире, но когда уже почти добрался, рядом что-то прогремело, и на несколько секунд весь мир погрузился во тьму и всепоглощающий гул.

Офицер заставил себя подняться на одно колено и оглядеться. Большинство Ванквалийских Стражей также предпочли найти укрытие от снарядов, раздиравших полог джунглей и взрывавшихся среди артиллерийских установок. Были и погибшие: одного обезглавило осколком; второй, без обеих рук, лежал, зарывшись лицом в траву. Третий пока еще был жив, хотя вся нижняя половина его тела и превратилась в отвратительное кровавое месиво. Его лицо стало белым, словно мел, а глаза распахнулись в паническом ужасе; жизнь постепенно покидала его, утекая в болотную грязь.

На краю поляны за деревьями замаячили смутные тени. Некоторые из них несли на себе увесистые пушки, чьи стволы, раскалившиеся от стрельбы, все еще светились в темноте. Оркам удалось вывести свою артиллерию из оврага и накрыть позиции Совелина, чтобы его Стражи не могли более вести огонь по основному скоплению зеленокожих.

— Построиться! — закричал Совелин. — Ко мне! В линию!

В ушах звенело, и он сам с трудом слышал собственный голос, но вскоре к нему стали сбегаться солдаты; их форму покрывал густой слой грязи, а лица были бледны от страха.

Он был их офицером. И с этим приходилось смириться. Если он не возглавит своих людей, все они обречены на гибель.

Стараясь бороться с подступающей паникой, Совелин приказал открыть огонь. Последовавшая схватка была отчаянной и жестокой; грохотали ружья орков, им вторил треск автоматических винтовок. Зеленокожие рассчитывали развернуть свои тяжелые орудия и дать еще один залп, но почти все, кто пытался это сделать, погибали. Неожиданно прямо среди людей возник ксенос, и Совелину пришлось лично вступить с ним в драку — у омерзительной твари была лишь половина лица, вместо второй на офицера смотрел почерневший, опаленный череп. Удар орка раздробил приклад винтовки Совелина, когда тот попытался защититься, и офицер повалился на землю. Зеленокожий вновь размахнулся огромным мясницким топором, и командир Стражей едва успел откатиться, чтобы жуткое оружие не раскроило ему голову. К сожалению, двигался он недостаточно быстро, и теперь орк прижимал его к земле всем своим весом, пытаясь переломать ребра. Поддавшись панике, Совелин выдернул из кобуры лазерный пистолет и выпустил почти весь заряд прямо в брюхо ксеноса. Тварь задергалась и смрадно выдохнула прямо в лицо офицеру; на секунду тот даже подумал, что эти жуткие клыки сейчас откусят ему голову.

Но затем орк безвольно обмяк и испустил долгий предсмертный хрип. За тушу схватились чьи-то руки, помогая командиру сбросить ее с себя, — два ванквалийца оттащили труп ксеноса в сторону, и Совелин смог увидеть, какую дыру проделал в животе орка. Должно быть, выстрел перерезал твари позвоночник. Командир артиллеристов никогда прежде никого не убивал. Во всяком случае, не с такого расстояния.

— Нам надо… — произнес Совелин, пытаясь восстановить дыхание. — Надо перестроиться. Нужно что-то вроде расстрельной команды. Мы можем с ними справиться, но нельзя подпускать их вплотную.

К сожалению, на самом деле орки были повсюду. Сотни тварей. Может быть, даже тысячи. Им где-то удалось прорвать оцепление, и теперь ксеносы стремились уничтожить артиллерию людей. Совелин понимал, что и он сам, и его бойцы уже обречены.

В голове офицера неожиданно раздался низкий гул, стремительно усилившийся до оглушительного рева, и мир переменился. Джунгли заслонил собой новый пейзаж — угрюмая и бескрайняя каменная пустыня, безжизненный и печальный мир под черными, как космос, небесами. Совелину не удалось сморгнуть это наваждение, и, оглянувшись, он понял, что то же самое видят и ванквалийцы, и орки.

Стрельба стихла, и люди попрятались, обхватив головы и пытаясь избавиться от обрушившихся на них иллюзорных образов.

Колдовство. Космический десантник, перепугавший орков у Райтспайра, находился где-то недалеко. Значит, здесь были и другие Астартес, и у артиллеристов появился шанс на спасение.

Распрямившись, Совелин поискал глазами новую винтовку, чтобы иметь возможность показать пример своим людям. Сосредоточиться никак не получалось, — наклонившись за оружием, он едва сумел его подобрать. Мир вокруг расплывался и качался, словно в пьяном угаре.

Сквозь лес ломилось настоящее чудище, сцепившееся врукопашную с космодесантником. Орк… такой огромный, что Совелин и представить себе не мог, что такие вообще существуют; половину тела ксеносу заменял плюющийся паром механический кошмар. Но сколь бы пугающим и мерзким ни был этот зеленокожий, в животе у офицера Стражей по-настоящему похолодело, когда он разглядел космического десантника.

Астартес оказался мутантом. Вся нижняя половина его тела выглядела какой-то отвратительной насмешкой над природой; ноги ему заменяли восемь членистых лап, точно у паука или скорпиона. Двигался этот воин со стремительностью и ловкостью, не свойственной человеку. Удар за ударом, шаг за шагом, десантник постепенно оттеснял орка обратно в джунгли. Остальные зеленокожие, еще недавно штурмовавшие позиции артиллерии, разразились испуганным воем, увидев, что мутант берет верх и вот-вот победит их предводителя.

Впрочем, орки вдруг стали самой последней из забот Совелина. Он неожиданно узрел страшную правду.

Мутант. Колдовство. Неожиданное появление на орбите Ванквалиса. Впервые офицер сумел отчетливо разглядеть изображение чаши на наплечниках Испивающих Души. Все стало понятно. По венам Совелина заструился чистый, леденящий душу ужас, куда более сильный, нежели он мог испытывать перед смертью или несущими ее орками.

Совелин был единственным, кто на самом деле понимал, что здесь происходит.

— Эй ты! — закричал офицер, указывая на ближайшего из ванквалийцев. — Тащи сюда полевой вокс! Живо!

— Сэр?

— Мы должны предупредить Хирогрейв, — пояснил Совелин. — Черная Чаша вернулась.

Технодесантник Лигрис понял, что что-то происходит, только тогда, когда увидел нацеленное на него оружие.

Скауты окружили его на мостике. Их было порядка тридцати человек, и Лигрис инстинктивно почувствовал, что командует ими Евмен, стоявший скрестив руки на груди и глядевший на него с холодной уверенностью в глазах. Со всех сторон на технодесантника были нацелены болтеры, и деваться было некуда.

Лигрис отвел взгляд от обзорного экрана, на котором отображались Змеящаяся лощина и зоны наведения для орудий «Сломанного хребта».

— Евмен, что все это значит?

— Мы захватываем корабль, Лигрис, — самоуверенно произнес командир скаутов.

Технодесантник был силен и прошел множество сражений и под руководством Сарпедона, и во времена старого ордена. Но Евмен привел с собой слишком много Испивающих Души — и скаутов, и полноправных космодесантников, среди которых были и такие, чей опыт не многим проигрывал Лигрису. Да и сам главарь мятежников являлся исключительным бойцом.

— Но почему?

— Ты и сам знаешь ответ, — усмехнулся Евмен. — Все кончено. Мы забираем орден у Сарпедона. Мы должны сражаться с Империумом вместо того, чтобы терять братьев на Ванквалисе ради забытой Императором планетки.

— Это предательство, — уверенным голосом ответил Лигрис.

— Знаю, — столь же спокойно произнес Евмен. — Вот почему мы и не собираемся оскорблять тебя, пред-

лагая присоединиться к нам. Просто отойди от терминала и позволь нам принять управление, и мы сохраним тебе жизнь.

Технодесантник развернулся и направился к невысокой лесенке, спускающейся на основную палубу мостика. Попутно он словно невзначай щелкнул переключателем на приборной панели, вознеся безмолвную молитву, чтобы никто из мятежников этого не заметил.

— Ты же знаешь, Евмен, что я не могу тебе этого позволить.

— А ты знаешь, что выбор у тебя невелик. — Предатель щелкнул предохранителем болтера. — Так нам стрелять?

Лигрис торопливо обвел взглядом лица тех, кто примкнул к мятежу. Он узнал Скамандра и Нисрия — двух молодых рекрутов-псайкеров, на которых возлагалась надежда по восстановлению либрариума. Среди прочих было и несколько опытных боевых братьев, хотя в основном все это воинство состояло из совсем юных новобранцев. Но сердце Лигриса застыло, когда он увидел белые доспехи апотекария.

— Паллас? — произнес технодесантник, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Что ты делаешь?

Апотекарий был с Сарпедоном с самого начала. Он сражался в звездном форте, когда Адептус Механикус похитили у ордена Копье Души, положив тем самым начало цени событий, приведших к расколу среди Испивающих Души и их отказу от Империума. Именно Палласу удалось остановить чудовищные мутации, грозившие уничтожить орден, и сделать набор рекрутов снова возможным. Паллас был одной из ключевых фигур среди Испивающих Души, и все-таки он стоял вместе с мятежниками.

Лигрис заставил себя отвлечься от мыслей о Палласе. Где-то глубоко под палубой, среди когитаторов и прочей электроники, уже мигал красный тревожный огонек, и технодесантнику казалось, что он слышит гул раскаляющегося и прогибающегося металла.

— Тебе не понять, Лигрис… — произнес апотекарий.

— Это предательство, Паллас! Ты предаешь всех нас!

— Я больше не верю, Лигрис! Не верю в Сарпедона… не после того, что произошло с Теллосом. Мы разваливаемся на части, но Сарпедон отказывается это видеть. Есть только один выбор: либо мятеж, либо стоять в стороне и наблюдать за тем, как редеют ряды Испивающих Души. К Евмену примкнули многие, Лигрис, очень многие. И если дело дойдет до драки, то он победит. И у нас есть только один выход.

— Нет, — с угрозой в голосе произнес технодесантник. — Всегда есть другой путь.

— Довольно, — отрезал Евмен. — Убейте его.

Эти два слова были единственным предупреждением, прежде чем предатели начали действовать, но Лигрис успел укрыться за командной консолью, и болтерные заряды ударили в хрупкий механизм, окатив технодесантника искрами.

Сквозь решетчатое покрытие палубы он видел жаркое вишневое свечение раскалившегося металла. Раздался скрежет, и внешняя обшивка одного из когитаторов лопнула, выпуская облако перегретого пара.

Последний переключатель, активированный Лигрисом на приборной панели, перенаправил невероятное количество информации — данные со всех сенсоров и приборов «Сломанного хребта» — в один-единственный когитатор. Объем ее был столь велик, что перегруженное оборудование просто не выдержало, и за разрушением внешней оболочки последовал взрыв. Взметнулось пламя, и сквозь решетку палубы полетели бритвенно-острые осколки дата-кристаллов.

Люди Евмена были вынуждены искать укрытия. Тогда Лигрис выскочил из-за терминала и бросился бежать к дыре, зияющей в решетке. Раздался грохот болтеров; заряды били и в панель управления, и в обзорный экран. Технодесантник прыгнул вниз, на груду дымящегося оборудования, и начал спускаться по ней, пока не ощутил под ногами твердую поверхность внешней сферы мостика. Действуя практически в полной темноте, Лигрис нашарил руками пустоту на том месте, где для подведения толстого пучка кабелей к когитаторам была удалена одна из панелей пола. Ухватившись за провода, Лигрис выдрал их из креплений, освобождая пространство, достаточное, чтобы пролезть в лабиринт служебных тоннелей и вентиляционных труб, протянувшихся под мостиком.

— Отставить огонь! — донесся до технодесантника крик Евмена. — Вы повредите оборудование! Мы ослепнем!

Чем дальше продвигался Лигрис, тем тише становились голоса мятежников, и вскоре он уже выполз в более просторный туннель.

Под мостиком проходил длинный служебный коридор, представляющий собой изгибающуюся стальную трубу, пронизывающую «Сломанный хребет» подобно ходу огромного червя. Лигрис использовал ее для прокладки кабелей от сенсоров и двигателей, разбросанных по всему «скитальцу», и при этом он был единственным Испивающим Души, кто знал, куда уходят ее многочисленные ответвления. Технодесантник продолжал уходить, пригибая голову, погружаясь все глубже во тьму. Где-то далеко позади громыхнули последние выстрелы из болтеров.

Евмен предал Испивающих Души… так же как и Паллас и Трон знает кто еще. И теперь «Сломанный хребет» находился в их руках. И как забрать его обратно, знал только Лигрис, но он не мог сделать это в одиночестве… одиночество — вот верное определение ситуации, в которой он оказался. Поэтому пока он просто бежал, стремясь во мрак, царящий в сердце огромного «скитальца».

Евмен опустился на колени, чтобы заглянуть в оплавленную дыру над машинным залом, расположенным под мостиком.

— Не имеет смысла, — раздался за его спиной голос Палласа. — Лигрис знает этот «скиталец» как свой собственный шлем. Он может прятаться вечно.

— Может, но не станет, — отозвался Евмен. — Мы предали его. Да еще и ты примкнул к нам… а ведь он был знаком с тобой задолго до того, как Сарпедон увел нас с истинного пути. И это кажется ему худшим из возможных зол. Он не станет просто прятаться, но станет искать способ навредить нам.

Лицо Палласа было скрыто под белым шлемом, что не позволяло прочитать эмоции апотекария.

— Может быть, и так, — произнес он. — Но найти его все равно будет непросто. И уж тем более бесполезно пытаться бегать за ним вслепую.

— Мне понятно, что тебе хочется защитить своего старого друга, — произнес Евмен. — Но мы предоставили ему возможность, и он отказался. Он должен умереть, апотекарий.

Прежде чем ответить, Паллас помолчал.

— Да будет так, — наконец произнес он.

— И нет никого, кто знал бы его лучше, чем ты. Возьми отряд и разыщи беглеца. И да, Нисрий, ты отправишься тоже. От тебя Лигрису не спрятаться.

— Никому не спрятаться от провидца, — прошептал Нисрий, обращаясь словно к себе самому. — Я в любом случае увижу его раньше.

Когда Паллас, сопровождаемый молодым псайкером, удалился, Евмен повернулся, чтобы оглядеть то, что осталось от мостика. Командная консоль продолжала сыпать искрами, а над дыркой в полу поднимался дым.

— Тидей, что у нас с системами нацеливания?

— Порядок, — отозвался тот, присев возле одного из терминалов. — Мы сумеем навести орудия. Точность будет невысока, но…

— Она нам и не требуется, — отрезал Евмен. — Бери в прицел высоты. И открывай огонь.

Совелин прижался спиной к огромному пню, пытаясь добиться связи от хрипящего статикой переносного вокса. Артиллеристы все еще продолжали удерживать поляну. Враги порой пытались обстреливать их из леса, но ванквалийцы выстроились в линию и укрылись позади пушек. Совелин собирался примкнуть к защитникам холма, как только сумеет передать предупреждение. Пожалуй, командиру Стражей стоило гордиться тем, что его люди сохраняют дисциплину и выдержку даже перед лицом врага, что они сражаются с орками, вместо того чтобы побросать орудия и бежать. Но вокруг творилось такое безумие, что в душе Совелина просто не оставалось места для гордости.

Черная Чаша. От одной мысли об этом его начинало мутить. В детстве он, как и все остальные обитатели Ванквалиса, слышал множество страшных сказок об этих существах, но всегда полагал их всего лишь аллегорией, художественным описанием воплощения зла и скверны. Но Черная Чаша существовала на самом деле, и ее посланцы были прямо здесь, на Ванквалисе, на расстоянии одного выстрела.

— …дворец графини, — произнес официальным тоном чей-то голос, переданный из далекого Хирогрейва. — Если вы не записывались заранее, то, боюсь…

— Нет! — закричал Совелин. — Нет! Я — лорд Совелин Фалкен! Командую ванквалийской артиллерией Неверморна! Послушайте, графиня… она приходится мне двоюродной бабушкой. Да, двоюродной бабушкой. Я часто отдыхал летом в ее особняке на побережье озера Феландин. Она никогда не верила, что я сумею пробиться в Стражи. Спросите ее.

— Сэр, я…

— Слушайте же, будь вы прокляты! Тут повсюду орки, и я, быть может, уже не успею повторить то, что хочу сказать!

— Ладно, — ответил незнакомец, явно из последних сил пытавшийся сохранять самообладание. — Скажите мне, и я лично удостоверюсь, что ваше сообщение будет получено соответствующими представителями дома графини.

Совелин тяжело сглотнул и начал рассказывать секретарю о Черной Чаше.

Он уже почти закончил объяснять, когда с неба обрушился красно-белый столб огня, превративший всю артиллерию в пепел.

Все еще сжимая в руках трубку вокса, ощущая всем телом опаляющий жар, Совелин в цепенящем ужасе смотрел, как ослепительный луч развеивает в прах Ванквалийских Стражей и оставляет от гранатометов и автоматических орудий только лужицы расплавленного металла. Кожа офицера вспухла волдырями ожогов, и он едва успел укрыться позади поваленного дерева, когда вокруг загудело пламя.

— Уже началось! — Совелин не слышал собственного голоса и был почти уверен, что связь потеряна, но он должен был попытаться, должен был предупредить, — Они привели флот! Они убивают нас!

Предательство свершилось. Носители Черной Чаши обманом вывели защитников Ванквалиса на нужные позиции — и приступили к бойне. Свернувшись в позе эмбриона среди этого пылающего ада, Совелин вознес молитву Императору, прося лишь одного — прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как свершится отмщение.

Вложив в удар остатки сил, Сарпедон врезался плечом в грудь вожака. Шаг за шагом командор теснил лидера зеленокожих, полностью перехватив инициативу и вынуждая гигантского орка отступать. Магистр разил безжалостно и стремительно, не позволяя ксеносу опомниться. Они сражались среди густых зарослей, опутавших холмы, на поляне, которую удерживали ванквалийцы, и на прогалине, взбегающей наверх.

Вожак встречал удары так, словно был не живым существом, но стеной из плоти и стали. Над ксеносом поднимался дым, из сочленений металлической лапы и из протезов, встроенных в тело, вырывались языки огня — тварь силилась противостоять Сарпедону.

Теперь, когда они схлестнулись в рукопашной, их борьба свелась к простому вопросу: кто сильнее? Под черно-зеленой шкурой вожака змеились тугие мышцы, глаза превратились в узкие щели, наполненные злобой, клешня обхватила тело Сарпедона, пока здоровая рука пыталась погрузить пальцы в глотку командора.

Сарпедон продолжал теснить врага, хотя в ушах от натуги уже звенело. Он обонял запах крови, кипящей на раскаленных докрасна металлических протезах, внедренных в тело вожака, слышал, как тяжело бьется в груди огромное звериное сердце.

Сарпедону удалось заглянуть в глаза вожака. В их глубине затаилось нечто пугающе человеческое, напомнившее магистру о той ненависти, какую испытывал он сам к созданиям, вторгшимся на Ванквалис, чтобы жечь и убивать. И то, что это мерзкое создание могло испытывать чувства, схожие с человеческими, наполнило душу Сарпедона яростью и отвращением.

Вложив в последний рывок весь свой гнев, командор скинул орка с края отвесного обрыва. Вожак закричал, пытаясь ухватиться за что-нибудь своей стальной лапищей, но было уже слишком поздно. Клешня поймала только воздух, и гигант исчез в густых зарослях, простиравшихся внизу. Падение и проигрыш предводителя не могли остаться незамеченными другими орками, и все вокруг наполнилось их жуткими криками отчаяния и ярости.

Оба сердца Сарпедона наполнились гордостью. Ему удалось победить сильнейшего из орков. Надежда на то, что у него получится защитить Ванквалис, становилась все более реальной. Зеленокожие впервые за это время дали слабину.

Словно отвечая на его мысли, небо за его спиной вспороло огненное копье. Сарпедон едва успел обернуться, чтобы увидеть, как в ревущем пламени, охватившем лес, гибнет артиллерия. Ударная волна чуть не сбросила в обрыв и самого командора, и других Испивающих Души, удерживавших высоту, пока он сражался с вожаком. Лазерная пика продолжала пульсировать, распространяя вокруг себя кольцо пожаров, разнося по ветру золу сгорающей листвы. Сарпедон замер на месте, прикрывая лицо рукой, чтобы защитить его от обжигающего ветра, налетевшего на джунгли.

— Лигрис! — закричал командор в вокс, который включил быстрее, чем успел об этом подумать. — Какого рожна ты вытворяешь?

Орбита молчала.

— Лигрис? Что с наведением? Лигрис, ответь!

— Сарпедон! — раздался знакомый голос. Он принадлежал Каррайдину; кажущийся неуклюжим в своей громоздкой броне, терминатор бежал к командору через лес. — Лорд Сарпедон, это…

Каррайдин замолчал, когда в спину его тяжелых доспехов ударил болтерный заряд. Капитан развернулся и выпустил по зарослям длинную очередь из собственного штурмового оружия. Ответный огонь не утихал, и многочисленные попадания оставляли на керамитовых пластинах брони глубокие шрамы, пытаясь проложить себе путь сквозь их толщу.

— Капитан! — окликнул Сарпедон, укрываясь за ближайшим валуном.

— Нас предали! — Каррайдин поморщился, и командор увидел кровь на его губах. — Они завладели кораблем. Мы — на очереди.

— Кто на нас напал?

Из-за деревьев вылетел яркий сгусток плазмы, ударив Каррайдина точно в живот. Раскаленная материя проела брешь в керамитовой пластине, сила удара отбросила капитана назад, так что его бронированные сапоги пропахали глубокие борозды в каменистой почве. Но он не упал, удержавшись на ногах благодаря своей удивительной силе. Когда плазма наконец остыла, стал виден глубокий оплавленный кратер в доспехах, защищавших живот терминатора. Помимо металлического запаха превратившегося в пар керамита, в воздухе повис смрад горелого мяса.

— Мы сами! — отозвался Каррайдин, перезаряжая штурм-болтер.

Предательство! До Сарпедона наконец дошло, о чем говорил его товарищ. Предательство, зародившееся среди Испивающих Души. Его замутило от одной мысли о том, что оно может оказаться единственным врагом, которого ему никогда не удастся победить.

Град болтерного огня обрушился на капитана с новой силой, отрывая куски от наплечников и поножей. Словно бросая вызов обстреливавшим его врагам, Каррайдин двинулся вперед, его силуэт был практически неразличим за вспышками взрывающихся зарядов. И Сарпедон ничем не мог ему помочь — покинув укрытие, командор только сам бы подставился под пули. Оставалось лишь наблюдать за тем, как капитан продолжает отстреливаться, хотя из зияющей раны на животе уже вываливались горящие внутренности.

Медленно, с мучительной гримасой на лице Каррайдин опустился на одно колено. Его рот распахнулся в беззвучном вопле, но капитан продолжал стрелять, пока раскалившийся добела болтер не взорвался прямо в его руках.

— Отступаем! — приказал Сарпедон остальным Испивающим Души, удерживавшим вершину. — Все за мной! Отходим!

Он попятился, стараясь двигаться так, чтобы его постоянно отделяло какое-нибудь укрытие от убийц Каррайдина. Несколько случайных выстрелов взорвали камни неподалеку от Сарпедона, но пока что противник целился в терминатора.

Командор был вынужден смотреть на то, как его товарища в буквальном смысле рвут на части. Очередной болтерный заряд сумел пробить наплечник капитана, перебив руку. Брызнули искры, и под терминатором подломилась бионическая нога. Детонировали боеприпасы, еще остававшиеся в сломанном оружии, и он лишился второй руки. Все еще продолжая вызывающе кричать, Каррайдин начал медленно заваливаться на спину, точно рушащееся под собственной тяжестью одно из тех древних деревьев, что окружали его со всех сторон.

Как только терминатор упал, Сарпедон заметил воинов, приближающихся из глубины леса. Космодесантники — и скауты, и полноправные боевые братья, — в чьих руках тускло светились раскалившиеся от пальбы болтеры, направлялись к Каррайдину, чтобы добить его. Капитан все еще дышал и продолжал сыпать проклятиями и угрозами, когда над ним нависли фигуры в пурпурных доспехах. Сарпедон был уже слишком далеко, чтобы увидеть последние мгновения жизни своего товарища, но, услышав отчетливый грохот болтеров, бьющих в упор по керамитовой броне, командор понял, что того больше нет.

Добравшись до относительно безопасных джунглей, Сарпедон увидел приближающихся Испивающих Души своего отряда. Они прикрывали его отход, пока он покидал каменистый пик. Предатели преследовали их по пятам, и время от времени между деревьями пролетали шальные пули.

— Люко, — передал Сарпедон по воксу, — доложи обстановку.

— Здесь все тихо, — ответил Люко. — Зеленокожим надоело подыхать зазря, и вся орда двинулась к высотам.

— Готовься обороняться. Мы вынуждены отступать.

— Отступать? Что случилось, командор?

— Нас предали. Приготовься, Люко, теперь на карту поставлено куда больше, нежели просто орочья кровь.

Сарпедон переключил канал связи и вместе с верными ему десантниками отправился к позициям, занятым Люко. Один из Испивающих Души, брат Фарлумир, упал, когда его ногу пробил болтерный заряд. Лежащего на земле, его тут же добили прицельной очередью. Превосходная ликвидация — быстрая и эффективная. Так убивают космические десантники.

— Всем Испивающим Души! — сказал Сарпедон в вокс. — Всем верным сынам Рогала Дорна! Приказываю отступить к позициям Люко! Повторяю: общее отступление. И будьте осторожны!

На экране замерцали руны подтверждений. Вспыхивали также и строчки вопросов: зачем отступать? кто обстрелял холмы? Кое-кто из офицеров не откликнулся вовсе — скорее всего, они либо, как и Каррайдин, погибли, либо сами перешли на сторону мятежников.

Сарпедон уводил своих людей все дальше в лес, и вокруг смыкались темно-зеленые тени. Повсюду царил хаос — орки, больше не встречавшие сопротивления, поднялись по склонам и вступили в перестрелку с бойцами 901-го; отовсюду раздавались воинственные крики зеленокожих, готовящихся к новой атаке; во тьме грохотали болтеры, и брат шел на брата.

Предательство. Сарпедон едва мог в это поверить. И все же он слышал, как умирал Каррайдин, и знал, что убийцами были Испивающие Души. И «Сломанный хребет» обстрелял собственные же рубежи. Все это было в реальности и означало, что Сарпедон не справился со своими обязанностями, ведь мятежники сумели все спланировать и подготовиться к восстанию за его спиной.

— Только что пришлось убить брата Геронта, — доложил Люко. — Одного из новых рекрутов. Он пытался застрелить Грэвуса со спины.

— Это моя вина, — произнес Сарпедон. — Я обязан был научить их. И не сумел. Все из-за меня.

Евмен чувствовал себя на мостике как дома. Казалось, будто он был рожден, чтобы руководить сражением, разворачивавшимся на Ванквалисе. Привычная индустриальная атмосфера серых стен бронированной сферы и многочисленные боевые трофеи, свисающие с потолка, были для него вполне подходящим антуражем, еще сильнее подстегивавшим уверенность в собственных силах.

— Задача выполнена? — наклонился Евмен над воксом, встроенным в командную консоль.

— Так точно, — ответили с поверхности Ванквалиса.

— Надеюсь, вы понимаете, скаут-сержант, что увидеть, как он упал, — недостаточно. Каррайдин самый живучий гроксов сын, какого я когда-либо встречал.

— Он мертв, — ответил вступивший в ряды Испивающих Души одновременно с Евменом, но до сих пор так и числившийся в скаутах Гекулар. — Я лично осмотрел тело. Хотя от него осталось не так уж много.

— Хорошо, — в голосе Евмена прозвучало явное облегчение. — Каррайдин представлял для нас серьезную угрозу. Мы и болтером пошевелить не могли, не наслушавшись басен о том, как Сарпедон ведет нас к земле обетованной. Убив Каррайдина, мы сделали первый шаг на пути к возрождению ордена.

— Каким же будет следующий? — спросил Гекулар.

Фоном звучали выстрелы, и связь забивалась помехами, наведенными бьющими с орбиты энергетическими копьями.

— Убить Сарпедона.

— Ха! Ну это ты, Евмен, уж как-нибудь сам.

— Именно этим я и планирую заняться. А пока выводи своих людей из боя. Мы готовимся к новому залпу, и вам больше не требуется самим участвовать в драке.

Гекулар прервал соединение, и Евмен вновь посмотрел на экран, передающий изображение возвышенности на выходе из Змеящейся лощины. Вершина самого низкого из холмов представляла собой огромный кратер — там всего за какое-то мгновение погибли десятки людей, и все, что для этого потребовалось, — просто приказать.

Евмен никогда не считал себя человеком, одержимым жаждой власти, но то, что столько народу было уничтожено по первому же его слову, не могло не впечатлить. И конечно же, впереди ждало еще много, очень много смертей. Вот только Сарпедона простым приказом было не убить.

— Что сообщают остальные подразделения? — спросил Евмен.

— Все хорошо, — ответил Тидей, наблюдавший за несколькими встроенными в кафедры мониторами у дальней стены. Лигрис проделал отменную работу, и теперь все важнейшие системы «Сломанного хребта» можно было контролировать непосредственно с мостика. — Испивающие Души отходят к восточной гряде. Гекулар готов сбросить их с обрыва.

— Восточная гряда?

— Там закрепился Салк, — улыбаясь, произнес Тидей. — Но наши большие пушки уже давно наведены на цель. У штрафного легиона нет ни единого шанса.

— Однако эта база пригодится и нам самим. Мы сможем собрать там братьев, прежде чем планировать действия в джунглях. Кроме того, это будет местом, откуда мы сможем подобрать наших людей, как только те наладят оборону.

— Но 901-й еще не разбит, — заметил Тидей, — Существует вероятность, что они сумеют перегруппироваться и осложнить нам жизнь.

— Не думаю, что у них это получится, — холодно отрезал Евмен. Он щелкнул тумблером, и «Сломанный хребет» вновь пронзила дрожь — по индукционным катушкам лазерных батарей заструилась энергия.

Пикт-экран перед лидером мятежников засиял, когда мощный импульс обрушился на поверхность планеты. На сей раз целью стали каменные утесы, поднимающиеся над Змеящейся лощиной. Луч взрезал их, разбрасывая повсюду обломки, разлетающиеся, подобно пылающим метеорам. К небу поднялся столб белесого дыма, и можно было не сомневаться, что внезапная смерть настигла несколько сотен зеленокожих, всех Испивающих Души и солдат, оказавшихся неподалеку.

Утес содрогнулся, и в овраг, сминая деревья, устремилась каменная река. В течение долгих минут все вокруг словно замерло, и лишь дымные столбы нарушали покой долины.

Затем возникло какое-то шевеление, сначала едва заметное, но вскоре стало казаться, будто по длинному каменному языку, протянувшемуся к оврагу, ползут многочисленные муравьи. Это были орки — вначале всего несколько сотен, но за ними последовали и тысячи других. Обрушившийся утес образовал пологий склон, идеальную дорогу для зеленокожих, позволявшую наконец овладеть высотами, за которые уже погибло столько их собратьев. Орда устремилась вперед, и весь склон оказался облеплен темными телами — многотысячная армия ксеносов, ранее запертая в овраге, получила возможность подняться и устроить настоящий ад солдатам, которые недавно не давали им поднять головы.

— С 901-м покончено, — заявил Евмен, наблюдая за тем, как орки овладевают высотами. — Как и с этой планетой.

Большинство людей вряд ли осмелилось бы приблизиться к кордону космических десантников, стоящих на страже возле командного пункта Астартес. Но генерал Варр — как был, перемазанный грязью и кровью — решительно направился к кольцу Испивающих Души, замерших в карауле среди глухих джунглей к западу от оврага.

На плечо генерала опустилась закованная в броню ладонь. Испивающий Души посмотрел на него, и испачканное лицо Варра отразилось в линзах шлема космодесантника.

— Стоять, — приказал Астартес.

Варр уже собирался возмутиться, когда услышал знакомый усталый голос:

— Пропусти его, брат Каллид.

Говорил определенно Сарпедон, но в его интонациях исчезли нотки былого бесстрашия и самоуверенности, какие Варр слышал, когда они еще только планировали операцию в Змеящейся лощине.

Как только тяжелая рука исчезла с его плеча, генерал, уже осторожнее, зашагал сквозь густые заросли, пока не вышел на заболоченную поляну, куда с высоких крон непрестанно падали крупные капли воды. Стоявшие там Испивающие Души явно ждали боя, и стволы их болтеров успели нацелиться на Варра, прежде чем космодесантники удостоверились, что он не представляет угрозы. А в самом центре поляны стоял сам Сарпедон.

Генерал замер на полушаге. Ему и прежде доводилось видеть поддавшихся скверне и мутировавших солдат, и порой те пытались прятаться даже среди его собственных людей — щупальца вместо рук, лишние глаза, рудиментарные хвосты, чешуйчатая кожа и даже куда более странные вещи. Но никогда он еще не встречал издевательства над природой, так явственно бросающегося в глаза, как восемь паучьих лап Сарпедона, соединяющихся с экзоскелетом, под которым бугрились темные мышцы.

— Трон небесный, — пробормотал Варр — вот и все, что пришло ему в голову.

Генерал словно лишился дара речи. Он не ощущал ни отвращения, ни даже страха — только холодное, ошеломляющее изумление: соединение в одном теле космического десантника и чудовищного мутанта казалось настолько немыслимым, что Варр просто не мог поверить своим глазам. Но спустя мгновение командор приблизился к нему.

— Генерал, — произнес Сарпедон, — думаю, теперь вы понимаете, почему я общался с вами только через Люко. Никогда не угадаешь, как отреагирует человек, увидев меня.

— Вы знаете, зачем я пришел, — заговорил Варр, стряхивая с себя оцепенение. — Ваши десантники бросили моих людей, а ваш флот уничтожил артиллерию ванквалийцев. И теперь зеленокожие творят что хотят. Я потерял по меньшей мере тысячу человек, а половина выживших разбросана по всей долине. Даже сумев собрать их, я буду радоваться, если у меня останется хотя бы половина прежней армии. И, командор, я требую ответов.

— Наш орден предали, — объяснил Сарпедон. — Кто-то решил занять мое место. Один из моих собственных людей. Среди Испивающих Души зародился мятеж. Предатели захватили корабль и пытаются уничтожить всех, кто участвовал в высадке. Надеюсь, генерал, ваше любопытство удовлетворено?

— Предательство? — Варр выглядел потерянным. — Но вы же космические десантники! Неужели даже самые лучшие воины Императора могут поднять бунт? Вы… вы воодушевляете людей! Я видел выражение в глазах своих солдат, возникшее, когда они узнали, что на их стороне сражаются сами Ангелы Смерти. У них наконец появилась надежда отстоять эту планету. Но нет… И Ванквалис, и все мои люди погибнут только потому, что вы ничем, по сути, не отличаетесь от того отребья, что состоит под моим началом. Проклятие! Вы даже хуже их — пускай мои парни убийцы и воры, но они хотя бы все на одной стороне!

Сарпедон попятился и распрямился; и теперь стало заметно, что он почти в два раза превосходит Варра в росте.

— Прошу вас, генерал, не пытайтесь говорить так, словно вы понимаете, кто мы такие.

— Многие вас боготворят, — продолжал Варр. Он уже полностью оправился от изумления, и гордость, все еще сохранявшаяся в его душе, не позволяла генералу отступить даже перед Сарпедоном. — И знаете что? Вы — воплощение воли Императора! Вы должны защищать Империум!

— Нет, — мрачно отрезал командор. — Не мы.

Варр помедлил, прежде чем произнести:

— Так вы не имперцы?

— Давно уже нет, — сказал Сарпедон и указал на свои мутировавшие ноги. — Вряд ли бы Империум согласился, чтобы его покой стерегли такие, как мы, верно?

— Тогда… кто вы?

Сарпедон опустился на землю, подобрав под себя ноги так, чтобы не казаться выше обычного Астартес.

— А вот это, генерал, куда более сложный вопрос, чем вы можете предполагать.

— Вы — отступники.

— Если коротко, то да. Мы отвергли Империум. Теперь мы повинуемся одному лишь Императору, но не приказам лордов Терры. Темные Силы пытались совратить нас и подчинить своей воле, но мы ушли от них, поскольку нам не по пути с врагами Императора. И мутации, которые ты видишь, возникли в ходе той борьбы. — Командор посмотрел прямо в глаза Варру. — Инквизиция убивала людей за куда меньшее, нежели вы только что услышали. Понимание того, что верные сыны Императора способны взять и уйти, — опасное знание.

— Я многое повидал, — произнес генерал. — И в список самых странных вещей вы все же не попадаете.

Сарпедон позволил себе улыбнуться.

— Что ж, в конце концов, вы и сами числитесь отступником, — сказал он. — В некотором роде.

— Инквизиции очень не понравилась отвага моих людей, — с горечью в голосе согласился Варр. — Тяжелые уланы Кар Дуниаша. Элитная, хорошо вооруженная кавалерия. Для меня было честью командовать ими. Тогда мы прибыли к системе Агриппины и вступили в бой… не знаю, с чем именно нам приходилось сражаться. Даже описать не могу. Должно быть, с демонами.

— До того как мы порвали с Империумом, — произнес Сарпедон, — мне часто доводилось сталкиваться с подобным. Имперская Гвардия сражалась против слуг Темных Сил, а Инквизиция потом решала, что эти люди видели слишком много.

— Они приговорили их к смерти, — продолжил Варр. — Решили казнить. Инквизиторы приказали мне вывести своих людей в пустыню, чтобы расстрелять всех с орбиты. Мои уланы должны были погибнуть только потому, что не испугались и не бежали, как все прочие, но приняли бой и встретились с Великим Врагом лицом к лицу. Я не подчинился приказу — увел парней в горы и укрыл в пещерах, где их не могли достать бомбы.

— И за это вас осудили. Что ж, вполне в духе Инквизиции. Мне это знакомо.

— Ха! Если бы все было так просто, командор. Им пришлось высадить целый полк штурмовиков, чтобы попытаться прикончить нас. И мы показали подонкам, где раки зимуют. Война в горах длилась несколько месяцев, прежде чем им удалось уложить последнего из моих солдат. И когда меня захватывали в плен, я успел забрать еще несколько жизней. Вот почему меня отправили в штрафной легион. Вот почему не пристрелили сразу. Я унизил их, и они решили унизить меня в ответ.

— И им удалось?

Варр пренебрежительно отмахнулся.

— На все, — равнодушно произнес он, — воля Императора. И в любом случае, даже если вы и в самом деле говорите правду, утверждая, что служите Ему, это никак не отменяет того факта, что половина ваших Астартес придерживается совсем иных взглядов. И мои люди попрежнему не могут покинуть планету, поскольку их со всех сторон окружили орки.

— Боюсь, я не смогу сказать то, что вы жаждете услышать, — сказал Сарпедон. — Мой орден расколот войной. Я не могу одновременно сражаться с собратьями и защищать Ванквалис, как не могу и помочь 901-му. У меня нет ни малейшего желания видеть, как погибают ваши люди. Но к сожалению, эту битву вам придется вести без нас. Моим десантникам скоро надлежит выдвигаться в путь, чтобы выследить предателей и расправиться с ними, пока они еще не успели убраться с планеты. И более чем вероятно, что от моего ордена уцелеет лишь малая часть. Поверьте, Варр, будь у меня такая возможность, я с радостью бы помог вам, но отныне вам предстоит полагаться только на собственные силы.

Покачав головой, генерал направился к краю поляны, чтобы возвратиться к бойцам 901-го и попытаться вместе с ними вырваться с Неверморна.

— Как и всегда, — произнес Варр напоследок.

 

Глава восьмая

— Как узнать, что битва выиграна?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Следует помнить, что есть лишь одна битва и нет ей конца.

Лазерный импульс прошипел возле самой головы Раека, но космодесантник успел нырнуть под защиту каменной скамьи. Она причудливым образом изгибалась, выступая из стены храма, обращающегося по орбите вокруг позолоченного обсидианового саркофага в центре этой безумной гробницы. Астартес удалось проделать уже половину пути наверх, цепляясь за архитектурные выступы и уворачиваясь от метящих в него лазерных выстрелов. Боевые сервиторы были очень старыми, а это значило — очень хорошими: быстрыми и точными, с когитаторами нацеливания куда более качественными, нежели имелись у громоздких моделей, с которыми Раек сражался на тренировочных палубах «Сломанного хребта».

Скаут чуть отклонился в сторону и проворным движением вскинул оружие, тут же наведя огонек прицела на лоб преследующего его сервитора. Красные лампы глаз противника мигнули, фиксируя Раека как цель, но уже в следующую секунду пуля, выпущенная из снайперской винтовки, ударила точно в один из антигравитационных модулей машины. Сервиторов защищали бронированные корпуса, но эти устройства оставались ничем не прикрытыми, и, утратив способность летать, машина камнем устремилась к изгибу пола, полированная поверхность которого осталась далеко внизу.

— Иктинос! — крикнул Раек.

— Почти на месте, — спокойно отозвался капеллан. Он был где-то выше, поднимаясь по постоянно изменяющимся элементам конструкции мимо вездесущих боевых сервиторов.

Неожиданно в уголке глаза Раека замерцала руна. Входящий вокс-вызов, который скаут не мог проигнорировать.

— Сержант, — произнес Евмен, и в голосе его звучали властность и самоуверенность, явственно различавшиеся даже сквозь шум на заднем плане.

— Евмен, — ответил Раек, — мы сейчас под огнем.

— Уже началось, — сообщил главарь мятежников. — Мы подняли восстание.

— И ты хочешь, чтобы я…

— Именно. И принеси мне что-нибудь такое, без чего капеллан не может жить. Иктиноса трудно прикончить. Не дай ему ни единого шанса.

— Шанса, Евмен? Не уверен, что мне известен смысл этого слова.

— Главное, действуй быстро. Я собираюсь увести «Сломанный хребет» из этой системы сразу же, как только представится возможность.

— Будет сделано. До связи.

Раек прервал вокс-соединение. Евмен был абсолютно прав: первых космодесантников ордена, созданных волей Императора, было крайне непросто убить, и Иктинос был куда более живучим, чем большинство из них. Но неважно, какими сверхчеловеческими талантами обладал капеллан, — от пули в глаз он умрет точно так же, как и любой другой.

Снайперу пришлось прервать эти размышления, поскольку все его мышцы неожиданно напряглись, повинуясь инстинкту. Он от рождения обладал чутьем, приводившим его в состояние полной боевой готовности даже при малейшей опасности, даже при одном только намеке на нее.

В этот раз инстинкт пробудила внезапно наступившая тишина. Стрельба прекратилась.

Боевые сервиторы неподвижно застыли, огни прицелов угасли. Безвольно повисшие лазерные винтовки казались сложенными лапками парящих в воздухе насекомых. Затем мертвые стражи стали постепенно разворачиваться и возвращаться к металлическим нишам, врезанным в стены.

Все еще не опуская винтовки, Раек настороженно огляделся. Раздалось шипение, на ниши опустились крышки, и вновь воцарилась режущая слух тишина.

— Капеллан, — окликнул скаут, — что случилось с оборонительными системами?

— Я их отключил, — отозвался Иктинос откуда-то сверху, — Теперь нам ничто не угрожает.

Раек распрямился, по-прежнему держа винтовку перед собой. «Вот в том, что тебе ничто не угрожает, — подумал он, — ты сильно ошибаешься».

Капеллан был где-то там, выше. Скаут-сержант продолжил свое восхождение, осторожно выбирая путь в мраморно-гранитном лабиринте, держа оружие на сгибе руки так, чтобы при необходимости молниеносно вскинуть винтовку и тут же выстрелить. Он прыгнул и подтянулся на очередной проплывающий мимо кусок камня — это оказался фрагмент арки, перевернутой вверх ногами, так что теперь Раек, можно сказать, сидел на изгибе полумесяца.

Скаут даже мог видеть Иктиноса, стоящего на обсидиановом выступе гробницы, вокруг которой двигались все эти конструкции. Раек поднял винтовку, прицелился и в другой ситуации даже выстрелил бы, перебив врагу позвоночник или вогнав пулю в затылок. Но Иктинос носил особую энергетическую броню, и убить его можно было, лишь попав в одну из уязвимых точек — глазную линзу, крошечный участок чуть выше кадыка или сочленение руки (пуля, вошедшая под определенным углом, могла поразить разом оба сердца), — и только это гарантировало смерть капеллана. Пока скаут размышлял, Иктинос успел скрыться внутри склепа, и момент был упущен.

Но Раек был терпелив. Он мог выжидать несколько дней и даже недель, прежде чем сделать решающий выстрел. Единственное, что он запомнил из своего детства, — обжигающий жар солнца пустыни, под которым он лежал долгими часами на горячем песке, глядя в прицел винтовки и обшаривая горизонт в поисках добычи. Он успел стать лучшим охотником своей планеты, прежде чем прибыла Имперская Гвардия, забравшая жизни многих мутантов его племени — друзей и родных. Именно тогда он научился искать уязвимые точки, чтобы убивать гвардейцев. Ему не понадобилось много времени, чтобы понять: даже дисциплинированный солдат спешит на выручку своему кричащему товарищу, которому проделали дырку в брюхе или колене. И кроме того, он научился бить точно в глаз.

Им не удалось найти Раека. Он был совсем еще юн, когда весь его народ канул в песках, но выжил и привык убивать. За ним посылали целые отделения, а затем и взводы, но так и не смогли его взять. И именно Иктинос, услышав легенды о невидимом убийце, отправился в пустыню и нашел его. То, что капеллан сам стал теперь его целью, ничего не значило для Раека; во всяком случае, не больше, чем жизнь любого из тех гвардейцев, которых он прикончил с нескольких километров среди песчаных дюн.

Раек с легкостью запрыгнул на следующий уровень парящего разрушенного храма и оказался достаточно близко, чтобы видеть узкий проход в склеп, озаренный внутри бледно-голубым сиянием. Отполированный обсидиан стен был украшен позолоченной символикой старого ордена — потир Испивающих Души, стилизованные изображения космических десантников, скорее похожие на иероглифы, рассказывающие некую историю, нежели на портреты Астартес. Эти образы были окружены каким-то текстом, но снайпер не сумел распознать язык.

Скаут-сержант направился к гробнице. И едва он ступил на карниз перед дверным проемом, как поле гравитации вновь переместилось. Если раньше сержанта притягивало к внутренней поверхности сферического помещения, то теперь он надежно стоял на полу, словно склеп был совершенно обычным зданием, возведенным на твердой почве какого-нибудь нормального мира.

Склеп оказался весьма вместительным и куда большим, нежели казалось при взгляде снаружи. Складывалось впечатление, что пространство внутри астероида не подчиняется привычным законам. Даже усиленное зрение Раека не могло пронзить темноту в глубине помещения. Снайпер стащил с головы капюшон скафандра — атмосфера была вполне пригодной для дыхания, и ему не хотелось, чтобы лишняя экипировка мешала целиться.

— Капеллан? — окликнул он, рассчитывая по голосу вычислить местоположение Иктиноса. Но ответа не было.

Когда коридор закончился, стало светлее. Внутри склеп оказался даже еще больше; высокий свод изгибался над немыслимым переплетением лестниц и подвесных мостков. Библиотека. Многие и многие тысячи книг наполняли протянувшиеся на несколько миль стеллажи и шкафы, выполненные из золота и черного хрусталя. В высоких колоннах были вырезаны полки, битком забитые свитками, а под потолком висели огромные кадильницы, озарявшие все вокруг теплым янтарным светом.

У дальней стены возвышалась пятиметровая золотая чаша, по бокам от которой на обсидиановой стене были изображены два космодесантника. Находились в зале и боевые сервиторы, молчаливо замершие на страже в разных краях библиотеки, парящие над стеллажами или же под золотыми ребрами сводчатого потолка.

Иктиносу было известно, как отключить сервиторов. Библиотека была защищена сложнейшими системами безопасности, но капеллан вошел сюда, словно к себе домой. Он определенно знал обо всем еще до того, как отправился на астероид.

Прежде Раек считал предателем себя. Но, возможно, это Иктинос предал весь орден.

Снайпер водил стволом винтовки, оглядывая проходы между стеллажами и колоннами, пытался найти капеллана на высоких подвесных мостках и в глубокой тени нижнего уровня. Воздух в помещении был сухим и прохладным; несомненно, эти условия поддерживались, чтобы сохранить книги, многие из которых выглядели весьма и весьма старыми. Раеку никак не удавалось засечь хоть какое-нибудь движение, если не считать равномерного раскачивания кадильниц под потолком и следующих за ними теней, текущих по полу подобно водам какого-то странного моря.

— Рекрут, — раздался голос сзади, — теперь ты понимаешь, что значит быть Испивающим Души?

Раек оцепенел от неожиданности, его нервы были напряжены до предела. Иктинос стоял прямо у него за спиной. Это было немыслимо. Никому и никогда еще не удавалось вот так подкрасться к снайперу. Должно быть, что-то в этой библиотеке притупило его чутье, отвлекло.

— Мы, рекрут, следуем традициям столь же древним, как сам Империум, — продолжал Иктинос спокойным, ровным, почти завораживающим тоном. — Наш орден не просто какая-то там армия. Это инструмент в руке Императора, протянутой над всем Империумом. Мы слишком долго блуждали впотьмах, но теперь свободны и можем наконец приступить к исполнению финальной части плана.

Раек чувствовал Иктиноса кожей спины — тот стоял совсем близко, скрываясь в тени прохода. Можно было прыгнуть назад и ткнуть стволом прямо в глотку капеллану или же прокрутиться на месте, надеясь выстрелить раньше, чем тот успеет отскочить. Шла бы речь об обычном человеке, скаут-сержант и секунды бы не промедлил, но Иктинос обладал скоростью и реакцией космического десантника и за свою жизнь накопил немалый боевой опыт.

Предатель безмолвно выругал себя. Ему стоило все это предвидеть, стоило хотя бы предположить, что капеллан может догадываться. Проклятие, надо было быть просто умнее!

— Но детали ускользают от тебя, рекрут. Ты пока не понимаешь, что все это значит. Будущее сокрыто от тебя. И в этом неведении ты так и останешься. Судьба ордена будет написана без тебя.

Скаут-сержант бросился на пол, одновременно разворачиваясь так, чтобы его винтовка смотрела прямо в солнечное сплетение Иктиноса. Благодаря врожденным рефлексам Раека течение времени словно замедлилось, а библиотека угрожающе застыла. В поле зрения возникла черная броня капеллана, скалящийся белый череп шлема, его ядовито-зеленые сияющие линзы.

Но Иктинос оказался проворнее. Он схватил Раека за горло и отобрал у него винтовку. Задыхаясь, скаут-сержант задергался, пытаясь высвободиться из сжимающей его шею руки, закованной в керамит.

— Если бы ты только понял, — продолжал Иктинос, не обращая внимания на потуги Раека, — то умолял бы сейчас, чтобы я позволил тебе присоединиться ко мне. Но тебе это не суждено.

Неожиданно Иктинос отпустил и скаута-сержанта, и винтовку. С грохотом повалившись на пол, Раек протянул руку к оружию. Но капеллан двигался молниеносно и уже сжимал в руке крозиус. Замерцал ореол силового поля, озаряя обсидиан и позолоту стен жестким синевато-белым свечением. Затем Иктинос взмахнул оружием, и время снова замедлилось… Раеку оставалось только смотреть, как крозиус прочерчивает четкий, плавный полумесяц, опускаясь на его голову.

Серповидный клинок с хрустом врезался в висок предателя, начисто срезав верхнюю половину черепа. Отрубленный кусок головы отлетел в сторону и с влажным хлопком врезался в один из книжных шкафов. Труп распластался на черном каменном полу, пачкая его кровью; рука Раека застыла, не дотянувшись лишь пары сантиметров до винтовки.

Иктинос посмотрел на лежащее у его ног тело. Определенно имел место мятеж — к тому же давно была предсказана еще одна война внутри ордена, которая будет грозить исполнению великого плана. Было даже несколько жаль убивать этого новобранца. В конце концов, орден нуждался в свежей крови, чтобы продолжить свою историю. Но Иктинос должен был выжить. Он остался единственным капелланом, и от него слишком многое зависело.

Он обвел библиотеку взглядом; тяжесть знаний, хранящихся здесь, камнем лежала на душе Иктиноса. Иные люди, постигни они таящееся в этих книгах, впали бы в отчаяние и рыдали бы, не в силах отделаться от кошмарных образов того, что случилось бы, стань это известно всем гражданам Империума. Но Иктинос не знал страха. Он обладал верой. Той самой редчайшей добродетелью — искренней, чистой, абсолютной верой.

Подойдя к ближайшему из шкафов, Иктинос снял том с верхней полки. Потир, изображенный на обложке, красноречиво говорил о том, что содержится под ней. Капеллан открыл книгу и приступил к чтению, позволяя благословенной истине течь сквозь него, подобно крови.

Зал Командоров был украшен монументальными скульптурами, изображающими Воющих Грифонов далекого прошлого — командоров и магистров, управлявших орденом в дни самых достославных сражений. Статуи заполняли просторное помещение, и их вырезанные из драгоценных камней глаза были обращены к стоящему посреди зала огромному тактическому голомату, выполненному в виде круглого стола. Изваяния легендарных военачальников должны были служить присутствующим офицерам напоминанием об усмирении гордыни и о том, что опыт даже павших героев может многому научить.

— Засада, — заявил Мерчано. — Это единственный вариант.

Он стоял, нависая над голоматом, проецировавшим сейчас трехмерную карту Неверморна, узкую полоску моря и побережье Хирогрейва. Изображения ульев сияли, подобно бриллиантам, и их размеры недвусмысленно указывали, что миллиарды людей погибнут, если орочий поток сумеет преодолеть водную преграду.

— Разведка установила, что зеленокожие высадились здесь, — продолжал Мерчано. Над картой замерцали индикаторы — яркие красные шарики, обозначающие места, где орочьи астероиды упали в джунгли Неверморна. — Первой их целью стал Палатиум. Войска Планетарной Обороны были полностью уничтожены, и теперь ксеносам противостоит только штрафной легион. Думаю, эти парни в лучшем случае сумеют ненадолго задержать орду.

— Джунгли — излюбленное поле боя орков, — заметил капитан Дарион из Девятой роты. Его красно-золотая броня была украшена драгоценными камнями, каждый из которых напоминал о победе над каким-либо достойным противником. — Боюсь, они даже удовольствие от этой войны получат.

— Вот почему, — ответил Мерчано, — мы просто отдадим им Неверморн.

В Зале Командоров раздались удивленные голоса. Сейчас присутствовала почти дюжина офицеров, обладающих высоким статусом в иерархии Воющих Грифонов, и каждый из них мог похвастаться камнями побед и носил на своей броне многочисленные свитки клятв. Мерчано командовал всем войском и лично возглавлял ветеранов Первой роты. Дарион говорил от лица Девятой — практически полностью состоявшей из штурмовых отрядов (он и сам был видным штурмовиком, в чьем послужном списке числились многие сотни убийств). Десятой ротой, в которую до недавнего времени входили одни лишь рекруты и скауты, командовал капитан Борганор. Кровавые баталии, приведшие орден на порог Периклитора, позволили большинству этих юных Астартес стать полноправными космодесантниками, и теперь Десятая была столь же закалена в боях, как и остальные.

— Отдать материк чужакам? — переспросил Борганор, жилистый и славящийся своей живучестью ветеран, чье тело было просто напичкано бионикой, заменившей потерянные в многочисленных войнах органы.

— Орки — примитивные существа, капитан, — пояснил Мерчано, — их действия легко предугадать. Сейчас они устроят марш-бросок к побережью и соберутся там, чтобы ударить по Хирогрейву. — Магистр подсветил береговую линию, — Вот здесь они и высадятся. Тут легче всего переправиться. Поскольку Стражей больше нет, орки будут полагать, что сопротивление им попытаются оказать разве что разрозненные группки ополченцев.

— Но там будем мы, — понял капитан Дарион.

— Вот именно. В момент высадки орки будут наиболее уязвимы. Мы встретим их на берегу и накроем огнем. Мелководье будет завалено трупами, и им придется отступить обратно в море. Тем самым мы избежим изматывающей, бессмысленной борьбы в джунглях и покончим с врагом одним ударом. Это путь Робаута Жиллимана и Кодекса Астартес.

— Но существует определенный риск, — заметил капитан Борганор. — У нас будет лишь одна попытка. Зеленокожим не хватит ума ни на что, кроме простого массированного вторжения всех сил на Хирогрейв. И если мы их не остановим…

— Остановим, — прервал его Мерчано. — Наш орден дал клятву. И мы ее сдержим.

— Действуя так, орки рискуют куда больше, нежели мы, — сказал Дарион. — И они за это поплатятся.

— Согласен, — произнес Борганор. — Да, это путь Жиллимана.

— Нет, — раздался голос из дверей Зала Командоров. — Это не его путь. Жиллиман никогда не уступал врагу ни пяди земли. Он никогда не разбрасывался жизнями имперских граждан.

Взгляды офицеров обратились к инквизитору Таддеушу. Каким бы социальным статусом он ни обладал, он все равно был всего лишь обычным человеком, ничтожным для стоящих вокруг него Астартес.

— Вам никто не давал права голоса, — резко произнес Мерчано. — Жиллиман принес бы в жертву миллиард людей, если бы это позволило спасти миллиард и еще одного. И вам это известно не хуже, чем мне.

— Бесспорно, лорд-библиарий, — подтвердил Таддеуш, приближаясь к голомату. — Жертва. Десятки тысяч беженцев из Палатиума и прочих поселений Неверморна сейчас прорываются к морю. И без нашей помощи они обречены. Это граждане Империума, те самые жители Ванквалиса, которых вы поклялись защищать. Орден уже давно должен быть там, в джунглях, и обеспечивать безопасность беженцев.

— Ваш тон, — угрожающе произнес Дарион, — заставляет предположить, что вы обвиняете нас в недостатке отваги. Инквизитор, вам следовало бы понимать, что это не самая здравая идея — делать подобные заявления в компании Астартес. — Рука капитана опустилась на рукоять меча, висящего в набедренных ножнах.

Мерчано поднял ладонь в примиряющем жесте:

— Дарион, нет повода для драки. Просто представления инквизитора о чести отличаются от наших. Для него это понятие включает необходимость выполнить свою задачу любой ценой, не считаясь с клятвами и долгом других людей, лишь бы успех сопутствовал самому религиозному фанатику.

Таддеуш ничем не ответил на вызывающий взгляд Дариона.

— Лорд-библиарий, факт остается фактом: если орки сумеют скопить силы на Неверморне, их, вполне возможно, будет уже не победить. И с каждым часом все больше земель в джунглях…

— В моем подчинении три роты лучших воинов, какие когда-либо были у Империума! — рявкнул Мерчано. — Никакой зеленокожий скот не сумеет украсть у нас победу! И вы понимаете так же ясно, как я, что война в джунглях станет простой растратой жизней боевых братьев. В Инквизицию никогда не брали таких глупцов. Так зачем вы здесь, Таддеуш? Вам же плевать и на Ванквалис, и на его жителей. Что вы надеетесь найти на Неверморне?

Таддеуш надолго погрузился в задумчивое молчание, стоя под обвиняющими взглядами Воющих Грифонов.

— Эту информацию, — произнес он наконец, — положено знать только Инквизиции.

Борганор обрушил кулак на столешницу голомата.

— Довольно этих глупостей! — взревел капитан, — Инквизитор должен радоваться уже тому, что ему позволили присутствовать. Надо заманить орков в западню.

— Да, — подтвердил Мерчано. — Мы подготовим засаду, и зеленокожие умрут. Инквизитор Таддеуш, теперь мне очевидно, что вы преследуете цели, никак не совпадающие с нашими. И ваши полномочия здесь не действуют. Ваши коллеги слишком далеко, а для нас вы ничем не отличаетесь от простого смертного. Я надеялся, что мы можем прийти к взаимопониманию, но, похоже, вы неисправимы. Будьте благодарны, что я вообще не выбросил вас за борт.

— Уходите, — мрачно проворчал Дарион. — Мое терпение не безгранично.

Таддеуш обвел остальных взглядом, и на всех лицах увидел одно и то же злое выражение.

— Что ж, ладно, — сказал он. — Командуйте своей битвой, лорд-библиарий.

Развернувшись, инквизитор покинул Зал Командоров.

Мерчано же и его капитаны вновь переключили все свое внимание на голомат, чтобы в деталях продумать, как лучше организовать западню и уничтожить во имя Императора десятки тысяч зеленокожих.

Ванквалис обладал спутником, взиравшим на Неверморн с небес жутковатым зеленым глазом с огромным темным кратером вместо зрачка. Ее призрачные лучи почти не проникали сквозь толщу листвы, падая неровными световыми пятнами на грязные темно-фиолетовые доспехи Испивающих Души, пробирающихся через болото.

— Чертов сброд, — устало произнес сержант Салк. — Боюсь, все это навсегда останется на моей душе.

Его отряд тихо и неторопливо держал путь мимо корней и трясин, направляясь к небольшому холму. Закованные в броню ноги по колено увязали в жиже.

— Стало быть, надо и нам оставить им на память пару шрамов, — отозвался брат Каррик, таскающий на себе громоздкий тяжелый болтер. — Чтобы все по-честному.

— Визуальный контакт, — доложил брат Трескэн, залегший на вершине холма и всматривавшийся в даль. Взобравшись по склону, Салк устроился рядом и проследил за взглядом товарища.

Посреди широкой просеки в джунглях возвышалась крепость. Она казалась очень старой и, быть может, была возведена во времена первых колонизаторов Неверморна, когда дом Фалкен еще только начинал прорубаться сквозь первозданные заросли к своей безмятежной жизни, — ветхое цилиндрическое строение из армированного роккрита с торчащей, подобно ребрам скелета, ржавой арматурой и зубчатой короной оборонительных сооружений. Варр и Сарпедон полагали, что крепость вряд ли привлечет внимание орков, никогда не славившихся длительным удержанием укрепрайонов или возведением постоянных лагерей. Но сейчас отряд Салка преследовал вовсе не зеленокожих.

— Есть движение? — спросил сержант.

— Пока не вижу, — ответил Трескэн, наблюдая за зданием в прицел болтера.

— Секунду, — отозвался Каррик, плюхаясь рядом в грязь. — Вон там. К юго-западу. Огонек.

Салк тоже увидел. Светился лазерный прицел одной из тех снайперских винтовок, которыми орден обычно экипировал лучших стрелков среди скаутов. Пятнышко света скользило по пышной зелени зарослей, обступивших крепость со всех сторон, и, проследив взглядом узкий алый луч, Салк нашел рекрута, укрывшегося в практически непроглядной тени одного из выступов укреплений.

— Это они, — произнес Трескэн, сплевывая в грязь. — Предатели.

— Они неплохо окопались, — заметил Каррик. — Вы только посмотрите на это здание.

— Все равно есть обходной путь, — ответил Салк. — Он всегда есть, если только укрепления строил не сам Дорн.

— Будь у нас «Сломанный хребет», мы бы их легко выкурили, — сказал Трескэн, и голос его задрожал от ненависти. — Надо бы их всех сжечь да оставить гнить в этой грязюке.

— Они наши братья, — напомнил Каррик.

— Были нашими братьями, — прошипел Трескэн, — А теперь они ничем не лучше тех мерзких ксеносов, за чьими головами мы сюда пришли.

— Понимаю, — попытался защищаться Каррик. — Но еще совсем недавно мы сражались плечом к плечу.

— Еще совсем недавно, брат, мы сражались и за Империум.

— Они одновременно и предатели, и братья, — сказал Салк, наблюдая за тем, как скаут-снайпер перемещается вдоль стены и внимательно следит за джунглями. — Мы допустили ошибку и позволили всему этому произойти. Один из нас принял решение, которое повлекло за собой всю цепочку событий, и все мы согласились с ним.

— Ты имеешь в виду Сарпедона? — спросил Каррик.

— Один человек не может нести вину за случившееся, — ответил Салк.

— Скажи это мятежникам, — посоветовал Трескэн, но уже не таким ядовитым тоном. — Сарпедон — вот кто им нужен. Каррайдин стал всего лишь предупреждением. Они убьют командора, едва представится такой шанс.

— Не думаю, — возразил Каррик. — При первой же возможности они сорвутся с этой планеты и бросят нас. Ну разве что дадут по нам пару прощальных залпов со «Сломанного хребта».

— Что ж, значит, мы должны сделать все, чтобы такой возможности у них не возникло. — Сержант переключил вокс на командную частоту. — Говорит Салк. Отделение вышло на крепостной периметр.

— Вы их нашли? — раздался в ответ голос Сарпедона.

— Предатели окопались. Укрепления в плохом состоянии, но все же достаточно серьезные.

— Если получится, оглядите со всех сторон. Необходимо знать все входы и выходы. Но не попадайтесь им на глаза.

Салк бросил взгляд на крепость, темно-серая громада которой вырисовывалась в бледно-зеленом свете свирепого глаза луны, взиравшего на Ванквалис.

— Командор, они понимают, что мы придем.

— Знаю, — несколько отстранено откликнулся Сарпедон. — Но мы должны сделать это. Отправляю остальных к тебе, пора готовиться к штурму. Уже поутру они могут сбежать.

— Принято. И, командор…

— Да, сержант?

— Нам известно, кто ими руководит? Кто все это устроил?

— Могу лишь догадываться, сержант, как, впрочем, и ты. Но лишь когда я увижу все собственными глазами, только тогда смогу быть уверен в истинности своих суждений.

— Почему мы не предугадали, что это произойдет?

Сарпедон ответил не сразу, и, сказать по правде,

молчание его излишне затянулось.

— Сержант, пытаясь найти ошибки в своих былых решениях, мы сейчас ничего не добьемся. Но наш долг — все исправить.

— Понял, — сказал Салк. — Попробуем обойти кругом и разузнать все об этом месте.

— Прекрасная работа, брат, — отозвался Сарпедон. — Скоро мы присоединимся к вам. Будьте готовы, штурм начнется на рассвете.

 

Глава девятая

— Что делает нас Астартес?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Наша аугментация и боевая экипировка — ничто по сравнению с преодолением наших страхов. Вот что ставит нас выше других людей.

Той ночью звезды над Хирогрейвом отражались в лужах крови. Весь город дрожал от страха, и зачастую страх этот вызревал в смертоубийство. Одна из главных площадей улья, куда сходились центральные улицы, стала тому свидетелем, как и холодная зеленая луна, безучастно глядящая, как паника приводит к гибели жителей Ванквалиса.

Граждане набились на площадь и практически лезли друг другу на головы. У стен и углов образовались настоящие груды человеческих тел — люди пытались взобраться как можно выше по гладким, неприступным стенам. Те же, кто все еще оставался на запруженных улицах, старались локтями проложить себе дорогу, и крики толпы были слышны даже на балконе, вознесенном высоко над ней. Но жители улья все продолжали прибывать, изливаясь нескончаемым потоком из своих домов, шагая прямо по телам соотечественников на пути к уже и без того переполненной площади. На стенах, скрываясь за зубчатыми укреплениями, стояли на огневых позициях охранники дома Фалкен, в молчаливом ошеломлении наблюдавшие, как многие и многие тысячи людей гибнут в давке.

— Почему они это делают? — спросила Исменисса.

— Прошел слух, что на планету прибыл кардинал, — ответил камергер, стоявший на балконе рядом с графиней. — И что он благословит каждого, кто пройдет мимо его трона, и дарует искупление грехов. Население верит, что он находится прямо за той стеной, в храме Имперской Души.

— И это так?

— Нет, госпожа, конечно же нет. Мы даже не знаем, кто может стоять за этими россказнями.

Графиня тяжело вздохнула и покачала головой.

— Отправьте туда подразделение дворцовой стражи, — распорядилась она, — с водометами и газовыми гранатами. Пусть разгонят толпу, оттеснят людей обратно на улицы и начнут очищать площадь.

— Слушаюсь, моя госпожа.

— И продолжайте говорить людям, чтобы те оставались в домах. Может быть, хоть кто-то послушается. — Исменисса взмахнула рукой, обводя территорию под балконом, где многие и многие ее подданные гибли под натиском тел своих же соседей. — Я же должна править из этой башни, но представьте, какая после всего этого тут поутру будет стоять вонь.

— Мы справимся. Прошу разрешить мне откланяться, моя госпожа.

— Да, возвращайтесь к своим обязанностям.

Камергер оставил ее одну на балконе, выйдя через

одно из огромных окон, дающих прекрасный обзор улья, где продолжала разворачиваться кровавая трагедия. Это был далеко не первый случай, когда волнения охватывали города Хирогрейва. Совсем недавно прополз слух, будто в принадлежащий дому бункер, расположенный в улье Сцендалиан, массово завозится продовольствие и оружие. Взбунтовавшиеся граждане разорили правительственный конвой, и на улицах разгорелась настоящая война. Ее угли все еще продолжали тлеть в коридорах рвущихся к небу почерневших от возраста жилых башен, кажущихся гвоздями, вогнанными в труп города.

Зародилась очередная секта, предвещающая скорый конец света, и ее сторонники провозгласили орков посланниками Императора, явившимися, чтобы истребить грешников Ванквалиса… Эти фанатики взрывали дома и устраивали резню на улицах улья Ластран и колоний Эшкоат, стремясь убить как можно больше людей и поселить в душах сограждан священный ужас перед приближающейся зеленокожей ордой. В каждом городе находились такие, кто, поддавшись паническим настроениям, сходил с ума и убивал и себя, и собственные семьи, только бы прекратить весь этот кошмар. Вооруженные драки и мародерство распространялись быстрее, чем любая эпидемия. Орки успели посеять смерть среди жителей Хирогрейва, еще не ступив на континент.

Графиня Исменисса отвернулась от омерзительного зрелища и, покинув балкон, направилась к приемным покоям. Они утопали в роскоши пушистых ковров и дорогих гардин, позолоте и антикварной мебели. Повсюду красовались великолепные гобелены, выполненные в стиле, которым славился дом Фалкен. Хотя эти помещения и были полностью обставлены и там имелась даже кровать под балдахином, но служили они исключительно для встреч с дипломатами и членами семьи, сама же графиня предпочитала жить в куда более скоромных комнатах, располагавшихся этажом ниже. Несколько детей остались наблюдать за безумством, творящимся внизу, хотя их мертвые мозги и не были способны понять суть происходящего.

Внутри Исмениссу уже ждал слуга, облаченный в форменную одежду изумрудно-зеленого и ярко-оранжевого цветов. Графиня же планировала посвятить некоторое время анализу ситуаций, сложившихся в каждом из крупнейших городов Хирогрейва, и была вовсе не рада тому, что ее отвлекают.

— Что тебе нужно? — грубо спросила она.

Исменисса неожиданно для себя вспомнила, что не

спала уже достаточно давно, и это не лучшим образом сказывалось на ее настроении.

— Госпожа, лорд Совелин связался с вашим двором. Он просил сообщить, что дело не терпит отлагательств.

— Совелин? Что-то не припоминаю этого имени.

— На тот случай, если вы забыли его, он проинструктировал нас напомнить о летнем отдыхе на озере Феладин.

— Ах, тот Совелин. Да… да, один из отпрысков Альтелассы. Вступил в ряды Стражей, хотя этот тощий болезненный мальчишка и пистолет-то поднять мог с трудом. Так, говорите, он еще жив?

— Во всяком случае, был жив еще полтора часа назад, госпожа, — ответил посыльный. Он был молод и явно не испытывал великой радости от того, что ему приходится доставлять все более и более печальные вести. Дети, сопровождающие графиню, тихо зашипели на слугу, высовываясь из-под ее юбок.

Исменисса нетерпеливо протянула ладонь:

— Что ж, давай посмотрим, что он там хотел сказать.

Посыльный вручил ей свернутый лист бумаги, на котором было записано сообщение лорда Совелина Фалкена. Глаза графини забегали по строкам послания, в котором из-за звуков выстрелов и грохота взрывов оказалось слишком много пропущенных слов.

Когда она дошла до упоминания о Черной Чаше, ее пальцы напряженно сжали бумагу, а лицо стало еще более бледным и напоминающим маску мертвеца; кожа, казалось, окончательно истончилась, обтянув череп.

— Черная Чаша, — пробормотала графиня и услышала, как задергались дети у нее за спиной.

— Они здесь? — спросил посыльный и сам испугался того, что заговорил, не получив на то позволения.

При других обстоятельствах Исменисса бы жестоко покарала его, но сегодня его реакция была понятна. Каждое дитя Хирогрейва знало о Черной Чаше из сказок о чудовищах страшного прошлого планеты, чудовищах, с которыми и рядом не стояли никакие еретики или культисты. Проповедники использовали Носителей Черной Чаши как аллегорию зла и скверны, а матери рассказывали своим чадам о том, как от этих омерзительных существ родились все беды. Остальные граждане могли только догадываться, но графиня доподлинно знала, что эти легенды родились не на пустом месте. Черная Чаша и ее сторонники нанесли Ванквалису такую рану, что истории о них будут рассказывать вечно.

— Немедленно установите связь с «Лазурным когтем», — приказала графиня. — Думаю, обстоятельства вполне подходящие, чтобы прибегнуть к услугам астропата. Теперь речь идет не об одних только зеленокожих. Сами Темные Силы обратили взор на наш мир, и мы обязаны предупредить союзников. Пошевеливайтесь!

Посыльный опрометью бросился к выходу, и Исменисса осталась наедине с посланием Совелина. Кто бы мог подумать, что этот жалкий сопляк, изгнанный в артиллерийские войска, сыграет важную роль в возвращении Черной Чаши? Похоже, Император порой и в самом деле совершает свой выбор вслепую.

Крики, доносившиеся с площади, стали громче, к ним присоединился грохот выстрелов и рокот моторов бронетехники. Графиня закрыла окна, чтобы заглушить шум, одновременно пытаясь обдумать, как она сообщит старшему библиарию Мерчано о том, что Воющим Грифонам предстоит столкнуться с куда более опасным противником, нежели зеленокожие.

В джунглях зачинался рассвет, и лучи солнца Ванквалиса, пробивающиеся сквозь густые кроны, окрашивали все в темно-зеленые тона. В этом свете пурпурная броня Испивающих Души, выстроившихся полумесяцем напротив южной крепостной стены, стала казаться черной.

— Мы на позициях, — раздался в воксе голос Салка, расположившегося со своими людьми на западном крае построения.

— Готовы к бою, — эхом откликнулся капитан Грэвус, отвечавший за восточное направление.

— Хорошо. Не забывайте, что вы двое контролируете наши фланги. Если предатели пойдут в контратаку и сумеют обойти вас, то нас окружат и раздавят.

— Если мимо меня пройдут, значит, я уже мертв, — ответил Грэвус. И это было вовсе не бравадой, а всего лишь констатацией факта.

— Испивающие Души, — сказал Сарпедон, переключив вокс на общий канал связи, и обвел взглядом остальных Астартес, похожих в броне, выкрашенной рассветом в черный цвет, на жуков. Воины прятались между изгибающимися высокими арками корней и в густом кустарнике, укрывались позади массивных стволов корявых деревьев. — Каждая новая битва становится для нас также и новым испытанием. И Неверморн нас подвергает суровейшей проверке из всех мыслимых. Сегодня врагом стали наши собственные братья… они одни из нас, но в то же время — предатели, которых мы обязаны победить. И пусть вас не одолевают сомнения — ваш долг убить их, уничтожить тех самых космических десантников, с которыми мы неоднократно бились плечом к плечу. Среди вас есть и такие, кто застал первую войну, расколовшую наш орден. И каждый знает о том, на что нам пришлось пойти, чтобы ее завершить. И это сражение не менее ужасно. Но все же в бою Астартес не должен знать страха и сомнений. Вы должны помнить, что предатели сейчас говорят себе точно те же слова. И когда на нашу долю выпадет хоть немного мирного времени, мы обязательно отпразднуем победу и достойно помянем каждого, кому сегодня предстоит умереть. Это путь Рогала Дорна и Императора. Быстро и хладнокровно, Испивающие Души! Выдвигаемся.

Весь строй, двигаясь как единое целое, устремился к темной громаде крепости. За годы, прошедшие с момента постройки, фортификации значительно погрузились в болото и теперь были окружены трясинами, достаточно глубокими, чтобы поймать и затянуть любого, кто был слабей космодесантника. Когти Сарпедона, бегущего рядом с теми, кого он все еще мог называть братьями, глубоко погружались в грязь и мох.

Испивающие Души двигались в густой тени, отбрасываемой крепостью. Первые лучи солнца едва успели позолотить зубцы ее укреплений, но острые, улучшенные аугментикой глаза мятежных скаутов наверняка успели заметить приближение воинства Сарпедона, и сражение должно было начаться задолго до того, как ему удастся добраться до стен.

С южной стороны здания виднелись остатки широкой роккритовой дороги, ведущей к высоким воротам из пластали, потрепанным веками. Именно к ним и направлялись Испивающие Души, хотя этот проход мятежники наверняка охраняли с особой тщательностью. Если Сарпедон намеревался прорваться и встретиться с предателями лицом к лицу, ему бы пришлось сражаться на их территории и по их правилам.

Это казалось безумством. Ни один генерал, пребывая в здравом рассудке, ни за что бы не согласился на такую авантюру. Но Сарпедон не был полководцем Имперской Гвардии, которому приходилось считаться со слабостями и недостаточной дисциплинированностью своих солдат. Он был космическим десантником, как и все, находившиеся под его началом. Тактическое безумство, готовность броситься в драку, на которую не отважился бы ни один нормальный командир, — вот что служило одним из важнейших отличий Астартес.

Что вполне ожидаемо, вскоре нависающую над головами десантников листву пронзили первые пули, бесследно исчезая в болотной жиже и гнили. Снайперы пока что били, не имея возможности нормально прицелиться. Один из Испивающих Души пошатнулся и упал, но товарищи по отделению тут же подхватили его и потащили вперед, неизвестно, живого или мертвого. Движение, возникшее среди укреплений, говорило о том, что предатели готовятся к битве, собираясь и выжидая мгновения, когда штурмовики окажутся в зоне досягаемости болтеров.

Сарпедон неоднократно оказывался в подобной ситуации. Нужная дистанция на подсознательном уровне была известна каждому космодесантнику — незримая граница, за которой работа артиллерии и дальнобойных винтовок сменялась рукопашными схватками, одиночными выстрелами, короткими очередями и поисками укрытий.

Новый шквал огня. Упал еще один боевой брат. Со стороны укреплений прилетела ракета, взметнув фонтан черной грязи. Зона болтерной досягаемости стремительно приближалась, и Испивающие Души уже отстегивали оружие, готовясь открыть огонь. Ментальные силы Сарпедона не позволяли принимать телепатические сигналы или читать мысли, но даже его незначительных талантов хватало, чтобы ощутить то напряжение, то бешеное возбуждение, что заменяли космическим десантникам обычный человеческий страх. Те же чувства определенно испытывали и предатели, и джунгли разве что не вибрировали от их совместных эмоций. Командор понимал, что собирается вступить в бой с собственными братьями, сражающимися потому, что они верят в свою правоту столь же искренне, как и он сам.

Атакующие десантники пересекли незримую черту.

— Огонь! — приказал магистр, и голос его утонул в грохоте дружно грянувших болтеров. На крепостные стены обрушился град огненной шрапнели.

Мятежники падали. Один из них зашатался и рухнул с укреплений. Шум стоял невообразимый. К предателям, уже оборонявшим фортификации, присоединялись все новые и новые братья.

— Подрывники — вперед! — крикнул Сарпедон в вокс.

Несколько отрядов побежали к стенам, пока остальные Испивающие Души прикрывали их, прячась за изрешеченными выстрелами пнями и переплетениями твердых, словно камень, корней.

Но ответный огонь оказался слишком плотным. Предателям удалось переманить на свою сторону очень многих Испивающих Души. Подрывники были вынуждены искать укрытие, а Сарпедон терял все больше и больше людей. Брат Фокрис погиб и повалился в грязь с расколотым шлемом в ту самую секунду, когда нажимал на спусковой крючок ракетной установки. Стоявший рядом с командором брат Уракат упал, лишившись ноги, оторванной попаданием из тяжелого болтера. Сам Сарпедон подобрал под себя паучьи лапы, чтобы суметь укрыться под защитой массивного поваленного дерева; выстрелы мятежников вокруг него взбивали фантаны болотной жижи.

Ближайшее отделение подрывников, возглавляемое сержантом Салком, лежало в этой грязи ничком и было все еще цело лишь благодаря небольшому холмику прямо перед ними. Подобраться к крепости они не могли. Как, впрочем, не мог и никто другой. Вырубка, отделяющая джунгли от крепости, стала нейтральной полосой, и предатели вели слишком плотный огонь, чтобы это расстояние могли преодолеть даже космодесантники.

Если бы речь шла о каком-то другом противнике, Испивающие Души просто бросились бы на штурм — хладнокровно и быстро, как учил в своем «Боевом Катехизисе» воин-философ Дениятос. Столкнувшись с простыми бунтовщиками или грязными ксеносами, они бы пошли в бой, не обращая внимания на стрельбу, и победили бы благодаря неожиданности и скорости нападения. Но против других космических десантников эта тактика была бесполезна. В Галактике просто не существовало более опасного противника.

За грохотом выстрелов Сарпедон услышал гул двигателей. Устремив взгляд вверх, командор увидел сквозь густую листву проблески пламени, ослепительно-яркого в предрассветном небе, рвущегося из дюз воздушного судна.

Не давая никому опомниться, «Громовой ястреб» спикировал вниз, застучал носовыми орудиями и накрыл укрепления огнем. Спустя мгновение распахнулся боковой люк, и в его проеме возникла фигура, закованная в черную броню с белым, как кость, шлемом. Иктинос.

Капеллан покинул боевую машину, уверенный, что доспехи защитят его при падении с высоты. И едва он выпрыгнул, как «Громовой ястреб» взревел моторами и устремился к крепости.

Предатели поспешили спрятаться за огромными роккритовыми плитами укреплений, но успели далеко не все. «Громовой ястреб» врезался в крепость и со скрежетом покатился на бронированном брюхе по верху стены. В поврежденном челноке воспламенился боекомплект, затем вспыхнуло и топливо, и тогда над роккритом расцвел величественный оранжево-черный цветок взрыва.

— Вперед! — закричал Сарпедон, едва стрельба по нему прекратилась.

Испивающие Души снова пошли в наступление, отряды подрывников смогли оставить свои укрытия и побежать к стенам. Командор услышал воинственные крики собратьев. Он чувствовал, как нагревается контур эгиды, встроенный в его броню, накапливая мощный заряд ментальной энергии.

Страх. Главное оружие Сарпедона. Библиарий мысленно погрузился в самые темные глубины своего сознания, чтобы отыскать там эмоцию, наиболее близкую к тому страху, каким были прокляты нормальные люди.

К крепости приближался сам примарх Рогал Дорн, чья золотая броня буквально излучала ненависть к предателям. С неба, взрывая кроны деревьев, пикировали огромные, внушающие ужас золотые орлы. Из пылающих обломков «Громового ястреба» выбирались герои прошлого, погибшие, чтобы орден обрел свободу, — и среди них был Дениятос, воин-философ, несколько тысяч лет назад написавший трактат о пути Испивающих Души.

Мятежники, как и все члены ордена, были привычны к Аду, и их разум мог сопротивляться наведенным Сарпедоном галлюцинациям, да и без соответствующих тренировок космодесантники были не из тех, кого легко напугать. Библиарий вложил в свой дар еще больше сил, и в глазах павших героев загорелось яростное пламя, а примарх теперь был даже выше, чем крепость, где засели предатели, и от его гнева содрогались джунгли.

Отделение Салка прижалось к стене возле ворот, где от вражеских выстрелов их защищали выступающие карнизы укреплений. Сарпедон увидел, как сержант присоединяет к створу большое металлическое устройство. Другие подрывники тоже спешили добраться до крепости, хотя часть бойцов по-прежнему была прижата огнем тех предателей, кто не покинул своих позиций.

Иктинос бежал сквозь грязь и светопреставление под градом болтерных зарядов. Его доспехи были помяты и испачканы, но от него исходили все те же уверенность и спокойствие, что и раньше.

— Капеллан! — окликнул его Сарпедон, укрываясь за иссеченным пулями валуном, чтобы сконцентрировать все свои силы на Аде. — Рад видеть тебя живым. Я боялся, что предатели сумеют до тебя дотянуться.

— Я бы сказал, что они попытались, командор, — ответил Иктинос. — Подослали ко мне одного из скаутов. Но ему не повезло.

— Тебе известно, кто ими руководит?

— Есть подозрения.

— И?

— Евмен.

Евмен. Ну конечно же! Тот был прирожденным лидером — отважным, ответственным, умным и безжалостным. Скауты ценили его, поэтому столько новобранцев и присоединилось к мятежу. Кроме того, Евмен умел убеждать. В будущем его ждала офицерская карьера. Командор даже полагал, что у парня есть все шансы возглавить орден, когда его самого не станет.

Что ж, если Сарпедон не справится, то именно это и произойдет. Евмен станет командовать Испивающими Души, впавшими в грех предательства.

— Готово, — раздался в воксе голос Салка.

— Мы на месте, — эхом откликнулся сержант Даргалис, который провел свой штурмовой отряд сквозь ураганный огонь и закрепился с другой стороны ворот.

Сарпедон проверил статуе остальных передовых групп. Некоторые так и не смогли выйти на позиции и были вынуждены укрываться от стрельбы. Кто-то не отвечал вовсе. Но и имеющихся сил должно было хватить.

— Действуйте! — приказал командор.

Дружно прогремели два взрыва. Земля затряслась, и в трясину повалилось несколько деревьев, еще прежде ослабленных многочисленными попаданиями. Ворота скрылись в облаке пыли и водяного пара. С неба дождем посыпались куски роккрита, и даже улучшенное зрение космодесантника не позволяло разглядеть ничего сквозь плотную завесу дыма.

— Вперед! — крикнул Сарпедон.

Сопровождаемый Иктиносом и остатками Испивающих Души, едва заметными в этом неожиданно опустившемся на болото жарком тумане, командор перепрыгнул через поваленный ствол и устремился к уничтоженным воротам. Стрельба стихла — грохот болтеров, все еще раздающийся на флангах, казался бесконечно далеким. Дым и пыль, накрывшие нейтральную полосу, заставили шум битвы ненадолго прекратиться.

Предатели, засевшие на стенах, стремительно приходили в себя после взрыва мощных мин. Прямо сейчас они уже снова занимали позиции, проверяли болтеры и готовились встретить прорывающихся сквозь дым бывших собратьев, оставшихся верными прежнему предводителю. Ад начинал ослабевать, фигура Рогала Дорна расплывалась, а пылающие силуэты героев прошлого теперь казались всего лишь смутными тенями.

Сарпедон слишком хорошо их подготовил. Любой другой враг уже бежал бы в панике. Но только не мятежные Испивающие Души.

Командор видел перед собой стену — темное пятно, проступающее сквозь серую завесу оседающей пыли.

Ворота были полностью снесены с петель, массивные ржавые створки лежали искореженными на растрескавшемся роккрите. Укрепления над ними также были уничтожены и, осыпавшись вниз, образовали груду обломков в проходе. На нее уже взбирались закованные в броню фигуры, готовящиеся принять бой.

На одном из предателей, сжимающем в руках двуручный силовой меч, Сарпедон разглядел высокий воротник-эгиду. Это был библиарий, один из братьев-псайкеров, человек, прошедший с Сарпедоном путь от ранних битв на Квиксиан Обскура к Войне Ордена.

Сарпедон выбежал на открытое пространство.

— Греск! — крикнул он.

Библиарий посмотрел на него и поднял руку, призывая не стрелять остальных предателей, уже готовых открыть огонь из-за развалин укреплений.

— Командор! — отозвался Греск. — Хотя ты и не можешь больше назвать меня братом, но мы все-таки Испивающие Души. И у нас есть обязательства друг перед другом. Мне вовсе не хочется, чтобы ты погиб здесь. Ты все еще можешь отступиться, и это сражение не понадобится.

— Греск, ты прекрасно понимаешь, что я не могу на это пойти, — ответил Сарпедон. Вокруг него уже занимали позиции верные ему Испивающие Души, окружая груду обломков, выискивая противника за роккритовыми плитами и в воронках от взрывов. — Так или иначе, но все закончится здесь. Однако ты прав, у тебя есть обязательства. Обязательства объяснить почему.

— Это началось уже давно, — сказал Греск. В жутковатом затишье среди боя его голос звучал словно громовые раскаты. — Еще до того, как мы узнали, кто мы есть, до того, как был уничтожен Абраксас. Посмотри, куда ты завел нас. Мы торчим в этом Императором забытом мире, защищая Империум, который ты сам же и учил презирать. В Грейвенхолде нас едва не погубили наши собственные братья. Мы с трудом смогли совладать с проклятием Абраксаса, а на Стратикс Люмина до нас почти добралась Инквизиция. Твои приказы ведут нас к самоуничтожению. Нам не уцелеть, если ты останешься у власти. И мы отбираем ее у тебя так, как ты сам вырвал ее из рук Горголеона.

— Мы? Под «мы» ты подразумеваешь Евмена, — произнес Сарпедон.

— Евмен сумел сплотить скаутов прямо у тебя под носом. После того, что случилось в Грейвенхолде, он заслужил доверием всех новобранцев. Он талантливый человек и руководит нами так, словно был рожден для этого. Он побил тебя на глазах всего ордена. И те, кто присягнул ему, просто встали на сторону победителя.

Вокруг двух библиариев снова нарастало напряжение. Один знак, одно слово — и оба войска устроят друг другу кровавую баню, сойдясь в рукопашной, — то, что лучше всего умели делать космические десантники. Сарпедон видел, как пальцы воинов медленно тянутся к спусковым крючкам и переключателям прыжковых ранцев. Люди ждали только сигнала. Греск был мастером Ускорения — ментального дара, позволяющего подхлестывать метаболизм союзников, давая тем возможность двигаться с удивительным проворством и ловкостью. В предстоящем сражении этот талант мог стать решающим.

— Я думал, что ты погиб, — сказал Сарпедон, — потому что и представить себе не мог, что ты примкнешь к этому сброду. У тебя все еще есть шанс отречься от этого безумия, пока мы еще не сцепились.

— Сарпедон, ты не понимаешь, — ответил Греск, и в его словах прозвучала искренняя горечь. — Мне бы не хотелось видеть, как ты умрешь, но Евмен жаждет твоей крови. Моей задачей было как можно дольше продержать тебя здесь. Заставить тебя штурмовать эти стены, удерживать оборону столько, сколько получится, только бы задержать тебя на достаточный срок. То, что случится потом, будет уже вовсе не сражением. Уходи. Ты понимаешь меня?

Сарпедон неожиданно осознал, куда завел своих людей. Выйдя под стены крепости, они лишились прикрытия плотного полога джунглей — Испивающие Души стояли посреди вырубки прямо под зеленовато-серым небом.

— «Сломанный хребет», — произнес Иктинос.

— Отступаем! Всем подразделениям! — приказал Сарпедон. — Уходим!

Испивающие Души не были привычны к приказам об отступлении. Не нашлось бы в Галактике такого космического десантника, который бы с легкостью согласился бежать с поля боя. Но Сарпедон все еще оставался магистром их ордена, и воины начали отходить, возвращаясь по изуродованному битвой пространству, расплескивая болотную грязь и перепрыгивая поваленные деревья. Командор оглянулся, чтобы увидеть, как Греск поворачивается к ним спиной и уходит обратно в крепость.

С неба ударило первое лазерное копье, глубоко войдя в землю там, где еще совсем недавно стоял Сарпедон. На него обрушилась волна раскаленного воздуха, и магистр едва сумел устоять на ногах, когда почва под ними заходила ходуном. Второй луч, яркий, словно само солнце, нашел свою цель, и командор увидел, как в сторону отлетает тело десантника, перерезанное пополам мощным лазером.

Бомбардировка, обрушенная на вырубку, просто изумляла своей мощью. Продолжай Испивающие Души штурмовать ворота, их бы всех развеяло в пыль. И даже несмотря на предупреждение Греска, слишком многие воины погибли, разорванные на части лазерными столпами, вырастающими перед крепостью.

— Капеллан! — Сарпедон силился перекричать грохот. — Сражение окончено! Отводи людей в джунгли!

— Так точно, командор, — ответил Иктинос.

Капеллан давно стал священным символом ордена,

причем в некотором роде даже более важным, нежели магистр. Если Испивающие Души и были готовы сейчас за кем-то следовать, так это за ним.

Продолжая убегать по просеке, озаряемой пульсирующими лазерами, бьющими с зависшего на орбите «Сломанного хребта», Сарпедон неожиданно понял, что и сам уже давно подумывает поставить во главе ордена кого-нибудь более подходящего… того же Иктиноса например. В этом Греск был абсолютно прав: нынешний магистр чуть не привел Испивающих Души к гибели. Он и сам видел, что едва не уничтожил орден только потому, что был слеп, когда думал, будто знает истинный путь. И если он и в самом деле ошибался, а предатели были правы, то Сарпедон не заслуживал больше права командовать Испивающими Души.

— За Жиллимана, сына Императора! За отца-основателя!

Слова Мерчано эхом подхватили сотни Воющих Грифонов, собравшихся на просторной палубе Часовни Боевого Клича — величественного храма войны, использовавшегося экипажем «Лазурного когтя» в качестве площадки для инструктажа перед операциями. Пол здесь был украшен многочисленными военными трофеями — фрагментами брони ксеносов, осколками раздавленных черепов предателей, препарированными трупами тварей, — словно запаянными между предметными стеклами, отполированными за тысячелетия сапогами Воющих Грифонов до идеальной гладкости.

— Во имя клятвы и слова! Во имя чести, вселяющей страх в сердца! Воющие Грифоны, как должно поступить с обещаниями давно павших братьев?

— Сдержать их! — грянул дружный хор отрядов, рот, старших офицеров; и громче всех звучал голос самого Мерчано, гордый и возвышенный, словно у проповедника.

— Даже если это будет стоить нам жизни? — кричал он, одновременно подстегивая своих людей и оскорбляя их этим вызовом.

Неразборчивый рев, раздавшийся со всех сторон, был лучшим и единственно возможным ответом.

— А если вашим душам будет грозить гибель и тела ваши будут изломаны? Сдержите ли вы свои клятвы, о Воющие Грифоны, наследники Жиллимана?

Собравшиеся вновь разразились ревом, еще более громким и настойчивым. Стремление Воющих Грифонов к соблюдению древних обетов граничила с маниакальной одержимостью. Пламя, горевшее в сердцах космодесантников, отражалось и в их глазах. Лишь беспощадная дисциплина удерживала воинов от мятежей, от того, чтобы выместить всю кипящую в их жилах энергию в бессмысленном и беспощадном кровопролитии.

— Воющие Грифоны, пришла пора приносить обеты!

Капитан Дарион встал перед собравшимся войском,

подняв меч как можно выше, чтобы все увидели его. Рядом возник сгорбленный писарь-сервитор, доставивший несколько чистых пергаментов и пару электроперьев, закрепленных в манипуляторах, торчащих из его пустых глазниц. Этот секретарь должен был зафиксировать все клятвы, принесенные Воющими Грифонами, в соответствии с традициями ордена поочередно подходившими к капитану. Каждое слово, данное здесь, считалось священным, и вернуться, не сдержав его, было большим позором. Порой космодесантники по нескольку лет, а то и десятилетий не могли воссоединиться со своими братьями, пытаясь выполнить обеты, данные перед битвой. Кое-кто до сих пор странствовал по Галактике, стремясь либо сдержать обещания, либо погибнуть.

— Что все это значит? — раздался голос запыхавшегося Таддеуша, вбежавшего в украшенный боевыми трофеями зал Часовни Боевого Клича. Инквизитор прямо на ходу натягивал длинный плащ.

Мерчано повернулся к незваному гостю и преградил тому путь, чтобы чужак не видел ритуала, столь важного для ордена.

— Я ни секунды не сомневался, что вы появитесь, — заявил Мерчано, хотя в его голосе вовсе не было радости. — Мы начинаем высадку на Неверморн.

— И что изменилось? — спросил Таддеуш.

— Наша клятва, данная Ванквалису, куда серьезнее, нежели просто обещание защищать эту планету. Древний враг вернулся и, вполне возможно, действует сообща с зеленокожими или даже манипулирует ими. И этот недруг должен быть уничтожен.

— О ком вы говорите?

— А вот это, инквизитор, — покачал головой Мерчано, — не дозволено слышать даже вашим ушам.

— Постойте, лорд-библиарий, — сказал Таддеуш, — в происходящем замешаны силы, природы которых вы можете не понимать.

— Инквизитор, вы утомляете меня своей болтовней. И какие бы цели вы ни преследовали на Ванквалисе, они не имеют ничего общего с необходимостью выполнить наше обещание. Это одна из самых старинных…

— Вы ищете Грааль Проклятых, — произнес Таддеуш.

Мерчано споткнулся на полуслове. За его спиной

Воющие Грифоны, обступив капитана Дариона, продолжали клясться, что принесут вражескую голову, или отомстят за павшего собрата, или окажутся первыми, кто ступит на поверхность Ванквалиса.

— Впрочем, вы можете называть его и иначе, — заметил инквизитор. — У него множество имен, но все они суть одно и то же. Прошу вас, лорд-библиарий, вы не можете просто взять и…

— Вы ничего не знаете о Черной Чаше! — взревел Мерчано. — Какого бы черта вам ни понадобилось на Ванквалисе, но вы не посмеете вмешиваться в нашу работу!

— О, лорд-библиарий, поверьте, я весьма многое успел узнать об этой самой Черной Чаше… во всяком случае, куда больше, нежели любой живущий на этом свете человек. И я просто не имею права позволить вам отправить этих людей на войну, в которой вы ничего не понимаете.

— Позволить? Инквизитор, вы вообще не имеете здесь права голоса! Мне плевать на то, есть у вас этот жетон или нет! Черная Чаша суть зло, уже посещавшее Ванквалис много столетий тому назад и обещавшее вернуться. Время пришло, и скверна должна быть уничтожена. Никакого изучения, никаких пленных, никаких переговоров — только расправиться с ними раз и навсегда с помощью старого доброго болтера и цепного меча.

— Лорд-библиарий, вы и понятия не имеете, с чем столкнулись, — Зрачки Таддеуша расширились от страха.

— Вот в этом-то, инквизитор, мы с вами и отличаемся. Мне незачем понимать своего противника. Моя задача — всего лишь уничтожить его. И лучше вам, Таддеуш, не путаться у нас под ногами, чтобы не попасть в список врагов.

Мерчано развернулся и направился к своим людям, уже слыша, как воины клянутся сразить Носителя Черной Чаши в честном поединке или же выйти на побережье Хирогрейва и провозгласить свободу жителей материка.

— Я даю вам последнюю возможность, лорд-библиарий, — произнес Таддеуш.

Мерчано оглянулся, опустив ладонь на рукоять силового топора.

— Инквизитор, вы предлагаете нам отпустить Черную Чашу? Многие из моих братьев убили бы вас не задумываясь, едва бы вы озвучили эту мысль. Так как вы полагаете, мне позвать их или же вы предпочтете решить этот вопрос лично со мной?

На секунду библиарию показалось, что Таддеуш сейчас выхватит оружие из-под полы своего плаща и примет вызов. Мерчано даже забыл о клятвах Воющих Грифонов; для него в зале остались лишь он и инквизитор — двое мужчин, готовых решить свои разногласия по старинке.

— Что ж, надеюсь, вам удастся исполнить свои обеты, — произнес Таддеуш, неожиданно попятившись от библиария, словно любой другой смертный. — И пусть Воющим Грифонам сопутствует победа.

Мерчано ничего не ответил, но просто воссоединился с остальными Астартес, чтобы и самому принести клятвы, которые должны были быть записаны и сохранены в соответствии с уставом ордена.

Мерчано пообещал, что Ванквалис будет спасен. И что Черная Чаша исчезнет уже навсегда.

 

Глава десятая

— Как отличить нам друга от врага?
Дениятос. Боевой Катехизис

— В конце времен лишь боевые братья останутся нашими друзьями.

— А я-то уж думал, брат, что ты давно испустил дух! — с нескрываемой радостью, которую не могла омрачить даже трагедия в Змеящейся лощине, воскликнул Сарпедон.

Его голос отразился эхом от стен пещеры, где Испивающие Души оборудовали временный штаб. Командор разговаривал по воксу, и сигнал был весьма слабым, поскольку поступал с зависшего на орбите «Сломанного хребта».

— Сказать по правде, командор, еще чуть-чуть, и ты бы оказался прав, — ответил Лигрис. — Но на все воля Императора, и я еще жив.

— Где ты сейчас?

— В руинах «Покинутой надежды», — ответил технодесантник. Его голос хрипел, искаженный старинной вокс-аппаратурой и атмосферой Ванквалиса. — Эту часть «Сломанного хребта» до сих пор исследовал только я. Евмен и его люди пытаются меня выследить, но я слишком хорошо знаю это место.

Сарпедон обвел взглядом пещеру: примитивные рисунки на стенах и черепа, изображенные над входом.

Она была сокрыта в самой глубине джунглей — темная, сырая, заросшая мхом и лишайниками, не видевшая представителя разумной расы уже много веков подряд.

— Что ж, Лигрис, у нас дела обстоят не лучше, — произнес командор. — На земле предателями руководит Греск. Они сумели захватить древнюю крепость. Повсюду слоняются орки. Проще говоря, тут сущий бедлам.

Снаружи, прячась за природными укрытиями в виде валунов и деревьев, держали вахту Испивающие Души. Воины обрабатывали раны, счищали с брони и оружия грязь джунглей, совершали персональные военные ритуалы. Их изрядно потрепало, и поражение, так же как и победа, было связано с весьма конкретными традициями — молчаливые, уединенные молитвы, стыд и гнев, надежды на то, что Император даст еще один шанс исправить ошибки, клятвы отомстить. В глубине пещеры располагались руины небольшого алтаря, а может, даже и саркофага древнего предка ванквалийцев, где апотекарий Карендин вправлял сломанные конечности и занимался переливанием крови.

— Библиарий Греск? Храни нас Трон, я и помыслить не мог, что он обратится против тебя. Да и Паллас…

Вначале Сарпедон и сам был шокирован тем, что Паллас примкнул к восстанию Евмена, но, вообще-то, это было вполне понятно.

— Теллос, — произнес командор. — Паллас считал его своим другом. А я подвел и Теллоса, и всех остальных.

— Мне удается отслеживать коммуникационные линии «Сломанного хребта», — продолжил Лигрис. — Евмен готовится забрать предателей с поверхности. Лишившись моей поддержки, они потратят как минимум пару дней на то, чтобы суметь задействовать варп-двигатели. Как только им это удастся, Евмен вышлет «Громовые ястребы», чтобы подхватить и Греска, и всех прочих.

— Стало быть, победу необходимо одержать за этот срок, — произнес Иктинос, стоявший рядом и внимательно изучавший наскальную живопись. Стены были украшены примитивно изображенными батальными сценами — гуманоидные фигуры сражались, стоя на грудах черепов. — Иначе Евмен бросит нас подыхать здесь, среди бандитов и ксеносов.

— А это значит, что у нас есть преимущество, — сказал Сарпедон.

— Как так? — Иктинос даже отвернулся от стены.

— Нам известно, чего хочет Евмен. Он намеревается вывезти остальных предателей с Неверморна. И до того он не сможет удрать. Это наш шанс вытащить их из норы и заставить драться на нашем поле.

— Значит, Сарпедон, ты еще не оставил надежду, — произнес Иктинос.

— Никогда Испивающий Души не станет пасовать перед опасностью, — несколько резковато ответил командор. — Это я привел орден на Неверморн и теперь не успокоюсь, пока не выведу его отсюда. И ты, должно быть, плохо меня знаешь, если осмеливаешься сомневаться.

— Ты винишь себя, — сказал Иктинос. И это был вовсе не вопрос, но констатация факта. Капеллан еще не бросал Сарпедону вызов, но опасно подошел к этой грани.

— Командовать — значит принимать ответственность, — ответил командор. — Куда бы ни пришел орден, туда его завел я. Какие бы преграды ни вставали у нас на пути, я обязан справиться с ними. — Интонации Сарпедона были резкими, и, казалось, он вот-вот потребует от Иктиноса извинений, но затем взгляд командора смягчился, и лидер Испивающих Души предпочел уйти от прямого конфликта. — Этому меня научил Теллос. Надеюсь, в конце концов он все-таки понял. Я должен был внимательнее относиться к нему, как и к Евмену, и к Палласу, и к Греску, и ко всем тем, кто сейчас восстает против меня. Я мог остановить все это еще давно… и просто обязан остановить сейчас.

— Евмен не верит, что ты способен руководить орденом. — Иктинос не ведал жалости. — И скажи, со всеми этими сомнениями в твоей душе, откуда тебе знать, что он ошибается?

— Это мой орден, — заявил Сарпедон. — Я отнял его у Горголеона и спас от скверны. Я избавил нас и от проклятия Абраксаса, и от Инквизиции. Я вывел Испивающих Души из Грейвенхолда. Нет и не было никого, кто был бы более достоин права командовать. У меня нет сомнений, Иктинос. И нет на свете ничего, что помешало бы мне спасти орден и исполнить план Императора. Это требует от меня лично проследить за тем, как будет завершено начатое мной… а стало быть, я должен остаться магистром.

В течение нескольких долгих мгновений два космических десантника сверлили друг друга глазами, точно готовясь сцепиться. Сарпедон не намеревался отступать, но и во взгляде Иктиноса из-под шлема-черепа читалось, что он не поспешит признать собственную неправоту.

— Это и мой орден тоже, — произнес наконец капеллан. — И ты — мой магистр. Я буду с тобой до самого конца. И в моей душе нет сомнений.

— Командор, капеллан! — Голос Лигриса, раздавшийся из вокса, определенно выражал облегчение, что хотя бы этого конфликта удалось избежать. — Хотелось бы знать план.

— Ах да, план, — ответил Сарпедон. — Лигрис, у меня для тебя имеется пара заданий. Во-первых, нам необходимы снимки крепости и ее окрестностей. Топографические данные. Сумеешь раздобыть?

— Конечно, — отозвался технодесантник. — Я могу получить удаленный доступ к когитаторам, хотя и не слишком надолго.

— Во-вторых, скажи, у тебя есть доступ к взлетно-посадочным палубам?

— Только к основным. И попасть туда будет непросто. За мной, вообще-то, охотятся, и ангары будут охраняться, но в моем распоряжении имеется несколько потайных дверей.

— Хорошо, — сказал Сарпедон. — Мне нужно, чтобы ты уничтожил «Громовые ястребы».

На нижних уровнях «Лазурного когтя» шла торжественная церемония в честь павших Воющих Грифонов. Величайших из героев поминали в таких местах, как Обитель Фуриозо, но за души простых боевых братьев, погибших ради свершения какого-либо подвига, молились на Палубах Памяти. Здесь были водружены мемориальные плиты, посвященные десяткам воинов ордена, окруженные мраморными и гранитными скульптурами, изображающими десантников во всей их красе и регалиях. Каждая из композиций напоминала о Воющих Грифонах, погибших в одной из войн или во время переломных моментов в истории ордена. Каждая из них связывала десантников с их прошлым.

Сейчас Таддеуш как раз шел по одному из таких залов, казавшемуся молчаливым и величественным каменным лесом. Со всех сторон на инквизитора взирали изваяния космодесантников.

Он успел изучить планировку «Лазурного когтя» еще в самом начале этого путешествия, поскольку понимал, что однажды может настать день, когда ему придется пробираться по кораблю тайком в поисках пути к спасению, уходя от преследователей. Он успел разузнать, что на «Когте» имеется ангар для резервных челноков и что сложнейшая электроника, встроенная в его печать инквизитора, скорее всего, сумеет открыть нужную дверь и позволит угнать один из них. Да, Таддеуш был инквизитором и потому привык всегда готовиться к наихудшему из возможных вариантов.

Он прошел мимо статуи Воющего Грифона, сжимающего в каждой руке по цепному мечу и устремившего в пол печальный взор. В дальней стене виднелась перекрытая массивными дверями арка, ведущая к ангару. Еще пара минут, и Таддеуш оставит «Лазурный коготь» позади.

— Инквизитор, — раздался за его спиной глубокий голос с командными нотками.

Провернувшись на пятках, Таддеуш увидел стоящего вдалеке космического десантника. Закованный в броню, выкрашенную в золотые и алые цвета, тот ярко выделялся на фоне серого каменного леса. Судя по знакам различия и обилию нанесенных на доспехи клятв, этот воин принадлежал к отделению Мерчано и был одним из ветеранов — глазами и ушами старшего библиария.

— Никуда от них не спрячешься, — пробормотал Таддеуш. — Чертовы Астартес. Клянусь, порой мне начинает казаться, что они способны видеть даже сквозь стены.

— Инквизитор, — продолжал Воющий Грифон, — распоряжением старшего библиария Мерчано вам запрещается покидать пределы отведенной вам каюты.

— Неужели? И по какой же причине?

— Он вам не доверяет.

— Что ж, во всяком случае, лорд-библиарий честен, — кисло улыбнулся Таддеуш. — А вы кто такой?

— Рельнон, — ответил десантник. — Мерчано отправил меня и еще нескольких братьев, чтобы отыскать вас. В последнее время вы начали избегать встреч с остальным экипажем, и я полагаю, что библиарий имеет все основания для недоверия.

Таддеуш осторожно перемещался, стараясь держаться так, чтобы от Рельнона его отгораживала мемориальная плита.

— Я представляю здесь власть бессмертного Императора Человечества, — заявил инквизитор, — и Адептус Астартес обязаны повиноваться ей, нравится им это или нет. Одно мое слово способно обречь на гибель целые миры, брат Рельнон, а властителей — на рабские цепи.

— Мы не собираемся оспаривать полномочия Инквизиции. Но здесь и сейчас вы просто обычный человек, да к тому же еще и одинокий. И власть исходит не от вашей печати, а вот от этого, — погладил десантник ствол болтера, закрепленного у него на груди. — Вы пытались сбежать, и это служит доказательством того, что ваши намерения противоречат планам Воющих Грифонов. И более того, вы враг. Поскольку вы все еще остаетесь нашим гостем, лорд Мерчано посоветовал вначале попытаться взять вас живьем. Буду искренен, наш орден не часто бывает столь любезен со своими врагами.

— Всему виной то, что вы дали клятву, которую не способны сдержать, — отозвался Таддеуш. — Скажите, брат, что вам известно о Черной Чаше?

Эти слова несколько сбили Рельнона с толку — космодесантник определенно ожидал, что инквизитор либо сдастся в плен, либо попытается атаковать, но не станет задавать лишних вопросов.

— Черная Чаша — это демон, — ответил Воющий Грифон. — Порождение варпа, игрушка Темных Сил. А Носители — поклоняющееся ему отребье рода человеческого.

— Когда-то давно они уже посещали Ванквалис и обещали, что однажды вернутся, — сказал Таддеуш. — Никто не знает ни куда они ушли, ни что с ними сталось, но память о Черной Чаше настолько глубоко отпечаталась в сознании жителей Ванквалиса, что это, видно, и в самом деле было нечто ужасное. Верно?

— Инквизитор, что бы вы сейчас ни говорили, это никак не отменяет…

— Брат Рельнон! — крикнул Таддеуш. — Так я прав?

Десантник не ответил. Вместо этого он сдернул бол-

тер с груди и положил палец на предохранитель.

— Его еще называют Граалем Проклятых, — сказал инквизитор. — Почти в половине Галактики отсюда, в скоплении Скорпанэ. А на Филакс Минор — Обсидиановым Черепом. Там, кстати, рассказывают, что это кубок, вырезанный из головы демона, и что любой испивший из него будет жить вечно. Мерчано и понятия не имеет, что здесь происходит, как не знает этого и никто другой в Галактике. И только мне удалось хоть немного приблизиться к разгадке.

— У меня есть приказ, — произнес Рельнон.

— Понимаю, — с некоторой грустью ответил Таддеуш. — Но скажите, кем бы я стал, если бы не попытался вначале переубедить вас?

— Вначале?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я.

— Без этого вполне можно обойтись, инквизитор, — вздохнул Рельнон.

— Только если бы наша Галактика была идеальной.

Космодесантник начал действовать первым. Его рефлексы были куда отточенней, нежели у любого обычного человека, и Таддеуш едва успел упасть на колени, когда над его головой просвистела выпущенная из болтера короткая очередь, расколовшая мемориальную плиту за его спиной. Еще несколько выстрелов пришлось в статую, и на пол рухнул обломок каменного меча, выдернутый из рук изваяния.

— Если получится, Таддеуш, я возьму тебя живым, но и о смерти твоей особенно жалеть не стану! — закричал Рельнон.

Следующий выстрел чуть не лишил инквизитора ноги — он едва успел нырнуть за статую.

Таддеуш сунул руку за пазуху своего широкого плаща и извлек модифицированный автоматический пистолет, украшенный бронзой и серебром. Передернув затвор, инквизитор дослал в ствол мощный патрон, а затем выкатился из укрытия, одновременно открывая огонь. Стрелял он вслепую, и пули летели по совершенно произвольным траекториям. Рельнону не понадобилось много времени, чтобы понять, что они не способны пробить его силовую броню, и космодесантник вновь вышел на открытое пространство, пытаясь взять на прицел свою жертву.

Щелкнув селектором, инквизитор отправил в ствол один особенный патрон — наследие археотехнологий, очень древнее и очень дорогое. Начинка пули была настолько сложной, что ее давно уже никто не мог воссоздать. Когда за его спиной стояла вся мощь организации, Таддеуш мог себе позволить полностью зарядить свой пистолет такими боеприпасами, но те дни давно прошли. Он берег эту последнюю пулю для особого случая, и теперь, когда его жизни угрожал Рельнон, инквизитор решил, что время пришло.

Перекатившись от одной плиты до другой, он выстрелил. Эта пуля тоже пошла в молоко, но затем древние технологии навели ее на цель, и заряд, описав широкую дугу, устремился к десантнику.

Рельнон бросился в сторону, но было уже слишком поздно — в его броне образовалась глубокая дыра. Воющий Грифон закричал от гнева и боли, когда его изуве

ченная рука безвольно повисла, а пуля принялась метаться под доспехами, подобно разъяренному жуку, попавшему в ловушку. Кровь космодесантника окропила подножие нависшего над ним изваяния.

— Предатель! — взревел Рельнон, открывая неистовую пальбу и содрогаясь всем телом от многочисленных ран.

Заряды болтера разлетались пылающим веером. На пол начали падать статуи с подрубленными ногами, покатились по палубе отстреленные каменные головы.

Таддеуш низко пригнулся; прочная ткань его плаща прекрасно защищала от металлической шрапнели и кинжально-острых осколков обсидиана.

Инквизитор уже давно был одинок в этой Галактике и научился не доверять оружию, которое нельзя носить с собой постоянно, как привык и не считаться с расходами, когда речь заходила о приобретении чего-нибудь еще более смертоносного. Он понимал, что рано или поздно работа на дело Императора приведет к тому, что вопрос его выживания будет зависеть от того, сумеет ли он справиться с враждебным космическим десантником.

Таддеуш сделал еще несколько выстрелов, расходуя уже совершенно обыкновенные патроны. Рельнон стоял на открытом пространстве, и пули били в его грудь и живот, но смогли разве что высечь несколько искр из брони.

Наконец боек пистолета сухо защелкал — магазин был пуст. Таддеуш отбросил ставшее бесполезным оружие и извлек из-под плаща богато украшенную рукоять меча. Спустя мгновение из нее выплыл мерцающий клинок, и силовое поле создало вокруг него причудливые завихрения в воздухе. Рельнон исчез из виду — теперь сражающихся мужчин отделяли друг от друга несколько мемориальных плит.

— Надо было сразу тебя прибить! — кричал Воющий Грифон, и его голос дрожал не столько от боли, сколько от гнева. — Мерчано не стоило позволять тебе подниматься на борт! Надо было просто выбросить тебя через чертов воздушный шлюз!

— Скажи я вам тогда правду, вы именно так бы и поступили, — заметил Таддеуш, продолжая красться за статуями, сжимая в руке меч. Он слышал поступь Рельнона, находящегося буквально в нескольких метрах от него. — Я делаю то, что должен. И ложь моя идет на благо великой правды.

— Мой Император правит с Золотого Трона, — парировал десантник, — а ты и тебе подобные восседаете на троне лжи.

Оба пытались отвлечь внимание друг друга и получить тем самым преимущество. Инквизитор настороженно прислушивался к лязгу, с которым бронированные сапоги Рельнона ступали по палубе. Теперь противников разделяли только две статуи.

Таддеуш первым сорвался с места и выскочил в проход между двумя плитами. Ему навстречу бросился космодесантник, распрямляясь во весь свой рост и занося для удара боевой нож.

Свое фехтовальное мастерство инквизитор перенял у культистов смерти, служивших лорду Голдо, когда сам Таддеуш еще ходил у того в младших дознавателях. Стремительным, резким движением он отразил удар, остановив вражеский клинок, метивший в его сердце, и посмотрел в лицо Воющему Грифону — инквизитор видел ненависть в глазах огромного воина, обонял запах крови, сочащейся из многочисленных ран.

Клинок в руке Таддеуша распался на десятки мерцающих осколков, запорхавших в воздухе подобно рою смертельно опасных бабочек. Рельнон попятился, когда их мономолекулярные пластины вспороли керамит его доспехов, оставляя глубокие порезы на лице, вонзаясь в тело и выходя из спины. Затем заряд в осколках начал заканчиваться, и они один за другим попадали на пол, хотя последний еще долго кружил вокруг отмахивающегося космодесантника. Таддеуш поспешил воспользоваться выигранным временем и, откатившись в сторону, пробежал мимо трех скульптурных композиций, за последней из которых и укрылся.

Не удержавшись, инквизитор поднял взгляд и посмотрел на лицо возвышающейся над ним статуи. Это было изваяние воина с высоким воротником и искусно украшенным силовым мечом библиария. На секунду Таддеуш вспомнил о древних традициях Воющих Грифонов и о том, сколь многие из них он нарушил, солгав Мерчано о причинах, заставивших его взойти на борт «Лазурного когтя». Инквизитора даже посетила шальная мысль, а не хоронят ли Грифоны своих мертвецов под этими мемориальными плитами? Быть может, там лежат саркофаги, хранящие скелеты космических десантников, слепо взирающие на него сейчас своими пустыми глазницами и проклинающие за осквернение их последнего пристанища.

Таддеуш отогнал от себя посторонние мысли. Сейчас было не время и не место для сомнений. Рельнон наверняка уже успел вызвать подкрепление. Действовать надо было быстро.

— Инквизитор! — крикнул десантник, — Ты не сможешь убить меня! Ты же простой человечишка. А мы — правая рука Императора. И таких, как я, на этом корабле целых три сотни. Ты заперт, точно крыса в клетке. Конечно, мы предадим тебя суду и обязательно казним, но обещаю, твоя смерть будет быстрой и неунизительной. Сдавайся. Второй возможности у тебя уже не будет.

— Имперские инквизиторы никогда не просят о второй возможности, — ответил Таддеуш.

Конечно, эти слова были пустым звуком, просто ему захотелось заполнить хоть чем-то звенящую от ненависти пустоту. Казалось, оба противника понимали, что очень и очень скоро смерть заберет одного из них.

— Не знаю, какие планы ты строил насчет нас, — произнес Рельнон, — или что искал на этой планете, но это определенно не имеет ничего общего с делом Императора.

Космодесантник снова пришел в движение, преследуя инквизитора.

Таддеуш услышал, как противник щелкает селектором болтера, — Рельнон больше не собирался рисковать, вступая в рукопашную.

Меч уже восстанавливался, осколки растаяли и, подобно ртути, потекли по полу обратно к рукояти, но Таддеуш понимал, что второй раз тот же трюк не пройдет. Клинок этот он раздобыл у последователей ксенокульта, действовавшего на галактическом востоке, и с тех пор никогда не расставался с этим оружием, зная, что рано или поздно оно спасет ему жизнь. Как только меч восстановился, инквизитор деактивировал его и убрал обратно в чехол.

— Умри!

Рельнон мчался к нему, прорываясь прямо сквозь лес статуй. Обсидиановые изваяния Воющих Грифонов с ужасающим грохотом валились на пол, раз за разом оглушительно кашлял болтер.

Таддеуш даже не шелохнулся. Он даже не пытался спрятаться или откатиться в сторону — все это было бы бесполезно.

Вокруг него вспыхнули яркие, почти ослепительные огоньки. Конверсионное поле, создаваемое археотехнологиями, сокрытыми в древнем амулете под его плащом, было способно защитить от трех или даже четырех очередей, выпущенных из болтера. Это устройство также появилось у Таддеуша еще в те времена, когда он мог рассчитывать на поддержку собратьев-инквизиторов, и опять же, уже тогда он понимал, что однажды оно дарует ему несколько лишних секунд жизни.

Он нашарил пальцами небольшой, кажущийся совсем безобидным, похожий на монетку кружок и, сорвав его с пояса, вдавил большим пальцем кнопку взвода. Пока силовое поле продолжало искриться, спасая Таддеуша от гибели, миниатюрная фаната врезалась в статую и взорвалась.

Изваяние библиария разлетелось на куски, обрушив на голову брата Рельнона град каменной шрапнели. Так и не причинив инквизитору вреда, десантник рухнул на пол, не добежав буквально нескольких шагов, и болтер покатился по плиточному покрытию палубы.

Свет конверсионного поля угас, и Таддеуш заморгал, привыкая к вновь воцарившемуся полумраку. Он посмотрел на Рельнона, который бился в конвульсиях, хрипел, но все равно пытался дотянуться до болтера.

Каменный силовой меч, который прежде сжимал памятник, вонзился космодесантнику в грудь и пригвоздил его к полу. Таддеушу хватило даже беглого взгляда, чтобы понять: обломок пробил легкие и разорвал достаточно внутренних органов, чтобы прикончить даже Астартес.

Рельнон умирал. Он был весь перемазан кровью, вытекающей из нескольких десятков небольших ран. Она струилась и по его губам, и по подбородку, выбрасываемая легкими, все еще пытающимися дышать.

— На все воля Императора, брат Рельнон, — произнес Таддеуш, прежде чем отвернуться от умирающего и направиться к дверям ангара.

Давным-давно, когда он был еще всего лишь юным дознавателем, фанатично преданным делу Инквизиции, он не смог бы принять убийство верного слуги Империума как необходимое зло. Но с тех пор Таддеуш стал намного мудрей.

Внутри обветшавшей крепости царила полнейшая разруха. Со стен свисали выцветшие знамена завоевателей Ванквалиса, предков дома Фалкен, покрытые сырыми потеками от непрестанно заливающего сквозь дыры в потолке дождя. Ткань полотнищ местами была разорвана и оплетена корнями и лишайниками, пробравшимися в здание. Скауты и те космические десантники, кто перешел на сторону Евмена, держали караул, стоя по краям зала, некогда служившего командным центром для войск Фалкенов, покорявших тогда еще девственные джунгли Неверморна. Сержант Гекулар охранял проход — толстые металлические двери давно проржавели насквозь, и через дыры можно было видеть заполненные затхлой водой ямы в рассыпающемся роккритовом покрытии двора.

— Скаутам наверху удалось установить антенну, — доложил Гекулар.

— Уже вижу сигнал, — отозвался библиарий Греск, сидящий в центре зала перед полевым воксом, достаточно мощным, чтобы иметь возможность связаться со «Сломанным хребтом», даже не выходя из крепости. — Мостик? Мостик, ответьте. Говорит Греск.

— Евмен на связи, — раздался из динамиков голос. — Я следил за вашими действиями с орбиты.

— Тогда вам уже известно, что нам удалось взять верх над Сарпедоном. Мы сможем удерживать укрепления еще как минимум сутки, прежде чем он произведет перегруппировку своих войск и попытается снова напасть… если, конечно, осмелится на этот шаг. Мы ждем эвакуации.

— Вот это-то, библиарий, меня и смущает.

— О чем ты говоришь, Евмен? Мы же победили.

— Испивающие Души были отброшены обратно в джунгли. А это означает, что они по-прежнему живы. Греск, приказ был четким. Ты должен был удерживать их под стенами и не позволять прорваться в ворота, чтобы мы могли уничтожить их орбитальной бомбардировкой.

— Евмен, я сделал что смог. Сарпедон бежал прежде, чем «Сломанный хребет» успел открыть огонь. И я подал сигнал к обстрелу сразу же, как…

— Да, Сарпедон бежал, Греск, а должен был продолжать бой. Не могу найти причин, с чего бы он вдруг передумал штурмовать ворота. Я видел, как вы с ним разговаривали, спокойно стоя друг против друга, хотя должны были сцепиться не на жизнь, а на смерть. И тогда я задал себе вопрос, почему же это Сарпедон отказался от своей затеи и почему десантник, поклявшийся мне в верности, ведет переговоры с тем, кого я приказал убить? Сдается мне, что ответ на этот вопрос может быть только один.

Греск вздохнул. Он был подлинным ветераном ордена, — быть может, его псайкерские способности и не были так сильны, как у того же Сарпедона, но зато за ними стоял опыт многих десятилетий. Однако в этом новом мире от них все равно проку было мало. И старый орден, и Испивающие Души Сарпедона ощущали единство, сплоченность ради общей цели. Теперь же вокруг было только предательство. Евмен был ветераном интриг, а Греск — зеленым рекрутом.

— Достаточно и того, — заявил библиарий, — что Сарпедон останется в джунглях. Скорее всего, ему никогда не удастся покинуть планету, а если он даже и сумеет, все равно к тому моменту мы будем уже далеко.

— Ты отпустил его.

— Да, Евмен, отпустил. Быть может, ты еще не очень хорошо понимаешь, чем живет наш орден, но тебе следует знать, что на свете существует такое понятие, как «верность», и оно не так-то легко забывается. Эти люди были моими братьями по оружию. Их незачем убивать.

— Напротив, это совершенно необходимо! — Гнев в голосе Евмена был очевиден, несмотря даже на помехи орбитальной трансляции. — Сарпедон наш враг! Неужели ты полагаешь, что орден уверует в наши цели, если мы станем так просто отпускать врагов?

— Евмен, я присоединился не потому, что верю в твои цели, — ответил Греск. — Я сделал это исключительно по той причине, что не мог больше смотреть, как Испивающие Души идут к своей гибели. И только это смогло заставить меня поднять оружие против Сарпедона. Я сделал это ради спасения ордена. И ты не сможешь заставить меня убивать моих собственных братьев, Евмен. Настолько далеко моя верность не распространяется.

— Значит, ты вовсе не верен мне, — угрожающим тоном произнес Евмен.

— Послушай, это вовсе не то, что я…

— Сарпедон должен умереть. И если ты, библиарий Греск, не способен это принять, то в будущем Испивающих Души тебе нет места.

Греск уже собирался ответить, когда услышал какое-то движение у себя за спиной. Оглянувшись, он увидел нависшего над ним сержанта Гекулара и отряд скаутов, растянувшийся полукругом. Их болтеры были сняты с предохранителей.

— Так как порешим, Греск? — спросил Гекулар.

— Я не…

— Все ты понимаешь. Если собираешься утянуть за собой кого-то из нас, можешь попытаться. Или же мы сделаем все быстро.

Греск немного помолчал, вглядываясь в лица скаутов. Все они были совсем юными рекрутами из недавно посещенных Испивающими Души миров — дети угнетенных и измученных народов. Библиарий даже не знал их имен.

— Что ж, — произнес он. — Если вы верите, что выполняете работу Императора, так тому и быть. Не теряйте времени.

Гекулар поднял болтер, и его примеру последовали скауты. Конечно, Греск, скорее всего, успел бы убить многих из них, но в этом не было смысла. Библиарий даже не мог сказать теперь, на чьей он стороне, и такая смерть казалась ничем не хуже любой другой.

Стоя на мостике, Евмен услышал, как в старой крепости на Ванквалисе прозвучал болтерный залп. По лицу командира мятежников нельзя было с уверенностью определить, испытал он хоть какие-то эмоции при звуках зарядов, ломающих керамитовую броню и вгрызающихся в плоть, или когда раздался грохот закованного в доспехи тела, повалившегося на пол.

— С ним покончено, — прозвучал голос Гекулара.

— Держите меня в курсе, — произнес Евмен, прежде чем прервать связь.

На мостике установили новое оборудование, и теперь недавний скаут стоял, окруженный гудящими когитаторами, а также мерцающими дисплеями и пикт-экранами, служившими единственным источником света в погруженной в темноту сфере. Лицо Евмена озарялось красными и зелеными бликами, но главный экран был отключен — мятежник не желал, чтобы его отвлекала от размышлений лишняя информация.

Двери открылись, и в зал вошел Тидей — тот самый Тидей, что был вторым после Евмена, когда они вели отряд скаутов по Грейвенхолду, и который сохранял тот же статус и сейчас. Более того, все сообщения, поступавшие к Евмену, вначале проходили через руки его заместителя. В конце концов, новый магистр ордена просто не мог позволить себе тратить время на каждую мелочную проблему.

— Хорошо, что ты пришел, — произнес Евмен. — Мы уладили ситуацию в крепости. Пора нам уже убираться из этой треклятой системы. Готовьте двигатели к варп-переходу. И отправьте «Громовые ястребы» за братьями, оставшимися на планете.

— За этим я и пришел, Евмен, — ответил Тидей, и в голосе его прозвучали неуверенные нотки. — На летные палубы проник посторонний.

Сгорбившись возле одного из челноков, технодесантник прикрепил взрывчатку к керамитовому покрытию прямо над двигателем. Лигрис знал устройство «Громовых ястребов» как свои пять пальцев и был способен даже самым слабым зарядом, предназначенным для технических работ, уничтожить главный топливный контур и превратить боевую машину в бесполезный хлам. И что куда важнее, он знал на «Сломанном хребте» прекрасно сохранившуюся инженерную палубу, где можно раздобыть необходимые для саботажа инструменты.

Раздался приглушенный звук взрыва, выведшего из строя очередной «Громовой ястреб», и на пол летной палубы со звоном посыпались опаленные кусочки металла. По правде сказать, ангар скорее напоминал арену для боев, одну из стен которой по какой-то невообразимой причине заменял огромный люк воздушного шлюза. Над основной палубой поднимались ряды зрительских кресел с отдельными ложами для особо важных персон и туннелями, уходящими к лабиринту камер и клеток, используемых Испивающими Души в качестве складов для хранения запчастей и топлива. Что на самом деле происходило на этой арене, до того как корабль вплавился в общий остов, оставалось одной из многих тысяч тайн «Сломанного хребта».

Технодесантник поместил детонатор в центр круглого заряда и щелкнул активатором. Замерцал огонек, оповещающий, что устройство готово, — еще один тумблер запускал таймер.

— Лигрис, — раздался слишком знакомый голос за спиной технодесантника, тот развернулся на месте, вскидывая болтер, но говоривший успел укрыться за одним из выведенных из строя «Громовых ястребов».

Всего на летной палубе находилось более дюжины боевых машин, одни из которых перешли по наследству от старого ордена, а другие были захвачены на мирах-кузницах и нолях сражений, и массивные бронированные корпуса челноков закрывали обзор.

Техно десантник узнал голос в ту же секунду, как услышал, и внутри у него все похолодело.

— Лигрис, они окружили тебя. Люди Евмена уже идут. Они будут здесь буквально через несколько секунд.

— Все равно они опоздают, — откликнулся технодесантник. — Моя работа завершена. Предатели будут заперты на Ванквалисе так же, как вы планировали запереть Сарпедона. Так что, Паллас, дружки Евмена могут теперь убивать меня, сколько им вздумается.

Паллас вышел из-за «Громового ястреба» — гениальный апотекарий, талантливый ученый и хирург, сыгравший ключевую роль в спасении Испивающих Души от мутаций, насланных демон-принцем Абраксасом. С ним умерла бы частичка сути Испивающих Души.

— Нисрий уже близко, — сказал Паллас, — и ты не сможешь долго от него прятаться. А за ним идут и другие. Евмен способен заполнить всю эту арену верными ему воинами.

— И ты ожидаешь, что я сдамся? — Лигрис не разжимал ладони на рукояти оружия.

Когда-то апотекарий заслуживал безоговорочного доверия, но теперь стал врагом. Технодесантник разрывался между желаниями убить собеседника и говорить с ним так, словно тот до сих пор оставался его братом.

— Нет, — произнес Паллас, поднимая правую руку, заключенную в перчатку нартециума, содержащую десятки крошечных игл и хирургических инструментов, необходимых для полевых операций. Из нее выдвинулся единственный серебряный шип.

— «Милость Императора».

Лигрис поперхнулся от неожиданности. «Милость Императора» оказывалась тем космодесантникам и их союзникам, кто получил слишком серьезные раны, от которых уже нельзя было оправиться. Острый шип, выстреливаемый мощной пружиной, вонзался в основание черепа, обеспечивая быструю и безболезненную смерть.

— Паллас, ты не можешь…

— Я не знаю, что они с тобой сделают, — торопливо прервал его апотекарий. — Мне известно, что в либрариуме Нисрий тренировался открывать сознание пленников и проводить дознание. Они как минимум постараются заставить тебя говорить. Им необходимо получить как можно больше информации о «Сломанном хребте», и ты единственный, кто ею владеет. Я не могу вернуться к Сарпедону, во всяком случае не сейчас, но могу предотвратить страдания друга. В моих силах все это закончить.

— Нет, Паллас, — покачал головой Лигрис, — я не сдамся и не предам свой орден.

— Тогда дерись со мной! — рявкнул апотекарий, но в голосе его было больше печали, нежели злости. — Если умрешь ты, то я буду считать, что избавил тебя от страданий. Если я…

— То избавлен от страданий будешь ты, — закончил технодесантник. — И тебе больше не придется нести ответственность за сделанный выбор. Не придется смотреть в глаза своим друзьям, зная, что ты их предал. Я бы с тобой так не поступил.

— Будь ты проклят, Лигрис! Это единственный выход! Евмен не допустит, чтобы все это прошло безболезненно для нас обоих!

— Паллас, ты сам привел себя в эту ловушку. И только ты можешь найти свой выход из нее.

Апотекарий взревел в отчаянии и гневе, и Лигрис был уверен, что увидел слезы в его глазах, когда Паллас отвел назад перчатку нартециума и бросился в атаку. Техно десантник успел упасть на палубу буквально за долю секунды до того, как стальной шип «Милости Императора» мог бы вонзиться в его череп; в результате клинок глубоко вошел в борт «Громового ястреба».

Серворука, вмонтированная в ранец Лигриса, вытянулась, сжалась на голове Палласа и рывком развернула того спиной к технодесантнику. В ответ апотекарий ударил локтем назад, и оба воина повалились на пол, борясь за свои жизни в тени «Громового ястреба».

— Ну же! — крикнул Паллас. — Закончи все сейчас!

Лигрис опрокинул апотекария на спину и взгромоздился сверху. Боевые инстинкты заставили его приставить ствол болтерного пистолета к лицу противника.

Палец технодесантника опасно напрягся на спусковом крючке. Паллас был врагом. Но ведь и братом тоже. Прежние методы отличия одного от другого здесь не действовали. И, поскольку апотекарий был уже повержен и ждал смерти, Лигрис просто не знал, что ему делать.

Паллас же почувствовал эту неуверенность. Он ухмыльнулся и сбросил технодесантника с себя, полоснув клинками, выброшенными пружиной из нартециума. Лигрис откатился в сторону и едва успел подняться, пошатываясь и опираясь на борт челнока, когда вновь пришлось уворачиваться от удара. Пытаясь сохранить равновесие, технодесантник вцепился в выступ турбины, и перчатка нартециума заскрежетала по керамиту брони, высекая искры.

Не останавливаясь, Паллас провел подсечку и сбил соперника с ног; выпавший из рук Лигриса болтер покатился по палубе.

— Никому из нас не суждено спастись, — произнес апотекарий. — Все кончено. Если ты не готов избавить меня от мучений, то я избавлю тебя, брат.

«Милость Императора» уже была взведена и готова к удару, и Лигрис, распростертый на полу и обезоруженный, практически не имел возможности защищаться.

Прогремел взрыв — это практически в паре сантиметров от головы Палласа сработал заряд, взведенный технодесантником буквально секунду назад. Апотекарий рухнул на палубу, на мгновение скрывшись в облаке искр и осколков; из разрушенного двигателя вырвались клубы дыма. «Громовой ястреб» накренился, нависая над лежащим под ним Палласом.

Лигрис поднялся на ноги и подобрал болтерный пистолет. Он видел металлические осколки, глубоко вонзившиеся в лицо и шею апотекария, пробившие броню на груди и наплечнике. Лицо старого десантника почернело от копоти, из многочисленных порезов сочилась кровь. Паллас едва заметно подергивался — он был без сознания, но еще не мертв. Как и рассчитывал технодесантник, взрыв обезвредил его противника, но был не настолько мощным, чтобы покончить с космическим десантником.

По палубе загрохотали тяжелые сапоги — Нисрий и прочие мятежники прибыли, чтобы окружить и убить Лигриса. Но тот слишком хорошо знал летную палубу «Сломанного хребта»… знал так, как никто другой.

Оставив Палласа лежать на полу, чтобы его могли найти остальные, Лигрис отбежал и, наклонившись над решеткой водостока, выдернул ее серворукой. В следующее мгновение он уже спрыгнул в трубу и оказался в темноте складских помещений, некогда использовавшихся в качестве камер для гладиаторов, или рабов, или хищных ксеносов, содержавшихся здесь перед тем, как выставить их на потеху толпы. Технодесантник еще помнил те дни, когда помогал очищать эти клети, вынося из них ветхие черепа, сложенные в доходившие до самого потолка пирамиды, — память о тех временах, когда этот корабль еще не слился со «скитальцем». Лигрис немного помедлил, прежде чем опустить за собой решетку.

Рядом открывался широкий мрачный коридор, ведущий к уже давно опустевшей топливной барже в глубине «Сломанного хребта». Лигрис с легкостью смог бы по памяти нарисовать карту туннелей и труб и потому знал, что, если потребуется, будет скрываться здесь дни, недели и даже годы.

— Конца не будет, — заявил он себе, прежде чем снова раствориться во мраке.

 

Глава одиннадцатая

— Кого мы можем назвать союзниками в бесконечной войне против скверны?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Никого, кроме самих себя, наших душ и дисциплины, наших тел и оружия в наших руках.

В холмах над Змеящейся лощиной бурлила оживленная деятельность. Кланы собирали своих бойцов, и орочьи крики далеко разносились над джунглями — каждый из родов гордился своими славными традициями, особенными боевыми кличами и песнями, собственными жестокими воинскими церемониями — от причинения самим себе ритуальных увечий до кровавых жертвоприношений. На одной вершине тысячи орков дружно распевали, наблюдая за тем, как древний, умудренный годами шаман гадает на внутренностях зарезанного раба. На поляне, превратившейся в бойцовский ринг, сражались два могучих воина, решая давно назревший конфликт и пытаясь порвать друг другу глотки одними только руками и зубами.

Над высотами развевались знамена десятков разных племен: сжатый кулак; меч, пронзающий череп; стилизованное изображение ружья — с деревьев свисали всевозможные стяги, разрисованные красками и кровью. В естественных для себя условиях кланы давно бы сцепились, воюя друг с другом, поскольку именно для этого и были рождены орки. Но на Неверморне они действовали заодно. Былая вражда выражалась лишь в отдельных потасовках да единичных убийствах, но полномасштабные стычки пресекались. Сейчас ненависть зеленокожих была направлена вовне, на людей, подобно тараканам размножившихся на планете.

Вожак знал, что без него орда давно бы распалась на множество враждующих фракций и люди опять одержали бы победу. Человечество стало действительно опасным врагом, что, впрочем, делало их также и замечательным противником, поскольку орки не различали эти два понятия. Не имело значения, сколько солдат ты убьешь, Империум всегда был готов прислать корабли, набитые еще большим числом людишек, жаждущих мести. Человечество распространялось подобно сорной траве, подобно моровому поветрию, и казалось, что мир невозможно очистить от него. Для зеленокожих эти создания были уже не простыми, но самыми любимыми врагами, каждая стычка с которыми неизменно доставляла подлинное удовольствие. Оркам нравилось воевать с людьми, потому что победой и в самом деле можно было гордиться.

И вожак собирался очистить от этого врага всю планету. Он собирался сделать с обитателями Ванквалиса то же, что Империум уже совершил на бесчисленном количестве орочьих миров. Ему было совершенно безразлично, что станет с этими местами потом, — важна была только победа. И она причинит такую боль, что память о вожаке сохранится в веках. Он обретет бессмертие, обещанное богами великим воином, — он будет жить в человеческих сердцах, в которых поселит нескончаемый страх.

Решительным шагом гигант пересекал возведенный на скорую руку лагерь. Орда собралась практически полностью — присутствовали многие и многие тысячи орков. Уже к рассвету все они будут жаждать войны.

Чудаковатые инженеры, охваченные безумным вдохновением, либо чинили старые боевые машины, либо мастерили новые из поваленных деревьев и украденных запчастей. Медики, столь же сумасшедшие, занимались ранеными, заменяя конечности и удаляя пострадавшие органы, — вопли их пациентов тонули в грохоте боевой техники и ритуальных песнопениях.

Вожак шел по лагерю, почти не обращая внимания на восторженные крики и шумные приветствия. На одном дереве он заметил распятого человека, которого истязали орки и рабы. Другие вражеские солдаты, уже мертвые, либо свисали с ветвей, либо лежали, сваленные в смердящие кровавые груды. Впрочем, их товарищи по-прежнему удерживали джунгли и, хотя понесли большие потери в предыдущих сражениях, все еще располагали значительными силами.

Конечно, с точки зрения остальной орды, люди бежали от орков, словно побитые псы, и потерпели разгромное поражение, но вожак знал, что противник уже выслал разведывательные отряды и следит за его армией, что далеко не все боевые столкновения зеленокожим удалось выиграть. Командир человеческой армии был достоин уважения как противник уже хотя бы потому, что категорически отказывался признать поражение. Но орда все равно была слишком велика, и можно было быть уверенным в том, что любой, кто попытается противиться воле ее лидера, погибнет, пригвожденный к дереву, утопленный в грязи или замученный до смерти любым другим способом. Пленный солдат наконец испустил дух, и рабы тут же, стащив на землю, принялись разделывать его труп на мелкие куски.

Чуть дальше деревья расступались, позволяя окинуть взглядом всю протяженность джунглей, отделяющих орду от северо-западного побережья. Существам более эмоциональным этот вид показался бы захватывающим дух — потрясающий зеленый пейзаж, лишь кое-где нарушаемый проступающими сквозь густую листву скальными вершинами и темными лентами извилистых рек Неверморна. Но вожака мало волновали подобные глупости. Во всех открывающихся взгляду красотах его интересовала лишь конечная цель — побережье, узкая серая полоска на самом краю горизонта. Уже очень скоро орочью жажду войны станет невозможно сдерживать, они начнут требовать битв, и вожак воспользуется этим моментом, чтобы направить орду к далекому морю. Он знал, что навыков его инженеров и местной древесины вполне хватит для того, чтобы осуществить переправу.

И они захватят Хирогрейв. До сих пор орда успела лишь едва распробовать вкус войны, вступая в скучные перестрелки с малочисленными войсками, предпочитавшими бежать при появлении зеленокожих или устраивать засады. Но в городах Хирогрейва ждали миллионы — даже миллиарды — людей, испуганных и готовых к забою. Человеческим войскам больше нечего было противопоставить орде. Вся увертюра должна была занять не более нескольких дней, а затем орки смогут подлинно насладиться убийствами.

Вожак повернулся к своим войскам, распевающим гимны и валящим лес. Никто из орков не мог в полной мере понять, что движет их предводителем. Им была чужда почти священная ярость, кипевшая в его душе. Он не мог успокоиться до тех пор, пока весь Хирогрейв не утонет в крови. Быть может, в этой финальной бойне они наконец осознают, что орки живут, чтобы убивать.

Сила, с которой десантный модуль врезался в землю, наверняка бы переломала простому человеку все кости, но старший библиарий Мерчано даже на мгновение не сбился, декламируя «Молебен ненависти».

— …ибо Враг столь же внутри нас, сколь и вовне, и потому мы должны стремиться к полнейшей победе, — продолжал вещать библиарий.

Командное отделение сидело, склонив скрытые под шлемами головы, внимая его словам. Одно из мест, снабженных гравикомпенсаторами, пустовало, поскольку брат Рельнон погиб, пытаясь препятствовать побегу с «Лазурного когтя» инквизитора-отступника Таддеуша.

— И только в победе прославляем мы Императора. И только подлинная ненависть способна даровать нам ее.

— Только подлинная ненависть, — эхом отозвался дружный хор голосов.

В ту же секунду сработали взрывные болты, и спускаемый модуль раскрылся.

Мерчано понадобились считанные секунды на то, чтобы отстегнуть ремни и выпрыгнуть наружу, сжимая рукоять силового топора. За ним, готовя к бою болтеры и цепные мечи, последовали и остальные — восемь ветеранов Воющих Грифонов, чья броня была испещрена клятвами и метками убийств.

Десантный модуль упал точно там, где и планировалось, — на склоне невысокого холма неподалеку от Змеящейся лощины. Заросли здесь были не такими густыми и не препятствовали безопасному раскрытию створок. Многие модули уже приземлились, и выбравшиеся из них Воющие Грифоны формировали боевые порядки и разворачивали оборонительный периметр среди высоких деревьев.

Мерчано тут же оценил обстановку. В джунглях легко было оставаться незамеченными, но в то же время они ослепляли и самих космодесантников, позволяя врагу неожиданно окружить Воющих Грифонов. В этих условиях залогом победы становилась скорость, поскольку неприятель наверняка испытывал определенные затруднения, перемещаясь по столь сложному ландшафту.

— Лорд-библиарий, — окликнул капитан Дарион, подбегая к отделению Мерчано. — Периметр обеспечен. Враги не обнаружены. Показания сенсоров четкие.

— Тогда нам стоит сниматься отсюда и двигаться как можно быстрее, пока орки не обратили на нас внимания и не начали преследовать.

Дарион протянул информационный планшет, на который была выведена топографическая карта района.

— Последний анализ выявил присутствие космических десантников примерно в семи километрах отсюда, — произнес капитан и указал яркую отметку на схеме. — Если зайти с востока, то у них за спиной окажутся труднопроходимые территории — болота и река.

— Они обороняют какие-либо укрепления?

— Никак нет. Просто джунгли.

— Значит, они не собираются задерживаться здесь надолго. И это даже хорошо, что наши враги называют себя космическими десантниками. Они сражаются по тем же правилам, что и мы. А это значит, что мы сумеем просчитать каждый их шаг.

Рядом врезались в склон еще несколько модулей, вздымая фонтаны грязи. Створки раскрылись, и наружу высыпало еще больше Воющих Грифонов. Капитан Борганор высвободился из ремней и принялся собирать вокруг себя бойцов Десятой роты. Неподалеку начали приземляться спускаемые челноки — прямоугольные коробки, значительно превышающие размерами десантные модули, падающие с орбиты, подобно кометам. В небо взмыли стаи птиц, напуганных хрустом ломающихся ветвей и шелестом осыпающейся листвы.

Челноки, опустившиеся в джунгли, не несли в себе десантников. Когда их люки откинулись, стали видны бронированные борта боевых машин, выкрашенных в цвета ордена и отмеченных геральдическим символом в виде разъяренного грифона — такого же, какой красовался на наплечнике каждого из высадившихся Астартес. Заведя моторы, бронетехника начала выкатываться из железных коробов. Бронетранспортеры класса «Рино», танки «Хищник» и личный «Лендрейдер» самого Мерчано. Дополнительно на планету были доставлены бульдозерные ковши и усилители лобовой брони, необходимые для преодоления густых джунглей Неверморна.

— Я уже подумывал, — произнес капитан Дарион, — что Воющие Грифоны никогда не сумеют исполнить некоторые клятвы. Мне казалось, события, связанные с Черной Чашей, настолько древние, что нам уже никогда не представится возможности поквитаться.

— Что ж, теперь ты станешь лучше понимать путь Воющих Грифонов, — откликнулся Мерчано. — Границы, неприступные для обычных людей, не могут сдержать нас. И если мы что-то обещаем, то исполним, даже если для этого придется сразиться с самим временем. Дарион, мы никогда не опускаем рук. Не отступаем ни перед кем и ни перед чем.

— Разумеется, — сказал капитан. — Как я понимаю, вы также поклялись и выследить Таддеуша?

— Нет, — произнес Мерчано. — Когда я прикончу его, это станет простой местью.

Тем временем бронетехника успела приблизиться к их позициям, и отряды космических десантников уже распределялись по «Рино» и «Лендрейдерам». К командному отряду подкатился их особенный «Лендрейдер Крестоносец», ощерившийся стволами автоматических болтеров, установленных на боковых турелях, и сержант Оссекс приказал бойцам занимать места. Мерчано, забравшись внутрь последним, сел напротив эк-

8 № 5862 ранов, куда выводились данные, поступающие от других отрядов. Судя по показаниям одного из пиктов, высадка и подготовка к отправлению заняла от силы несколько минут — скорость, о какой офицеры Гвардии могли только мечтать.

Воющие Грифоны были лучше любой армии и в прошлом, и в будущем Ванквалиса. И они прибыли сюда с миссией, исполнить которую требовал от них долг и священная ненависть, горевшая в сердце каждого истинного космического десантника. Когда его боевая машина, ревя моторами, встала во главе колонны, Мерчано уже не сомневался, что его орден, прежде чем покинуть Ванквалис, как минимум растопчет Черную Чашу.

Те же самые снимки поверхности планеты, какие использовал Мерчано, готовя своих Воющих Грифонов к нападению, были выведены на пикт-экраны перед Таддеушем, чей челнок летел над джунглями, почти касаясь крон деревьев. Реактивная струя срывала листья с ветвей, пока инквизитор, направляясь к месту сражения, пытался успокоиться и убедить свои руки не дрожать. Где-то там, внизу, под зеленым сводом лежали тысячи тел, оставшихся от уже разыгранных боев за Ванквалис. Где-то там продолжали сопротивляться оркам тысячи людей и обладающие сверхчеловеческими способностями космические десантники, которых при любом исходе ждала смерть. От холмов, изрытых кратерами орбитальной бомбардировки, все еще поднимался дым, и, пока челнок пролетал мимо, Таддеуш успел различить на земле обугленные трупы и усеивающие склон обломки артиллерийских орудий.

Инквизитору приходилось держаться предельно малой высоты, чтобы не стать мишенью для «Громовых ястребов» Воющих Грифонов. Да и орки вполне могли обладать собственными летательными аппаратами, что было не такой уж редкостью, несмотря на всю примитивность используемых ими технологий. Но в любом случае главную опасность представляли именно космические десантники Мерчано. Таддеуш умудрился нажить себе нового врага, и притом одного из самых опасных. Конечно, многие инквизиторы в этой Галактике с удовольствием прикончили бы его при первой возможности, так же как и многочисленные сотрудники Экклезиархии и половина Адептус Механикус. Но вряд ли кто-то из них мог сравниться с лордом Мерчано.

Пилот-когитатор осуществлял основную работу по управлению челноком, так что Таддеушу оставалось только отслеживать данные, поступающие с «Лазурного когтя». Воющие Грифоны вычислили свою жертву — скопление космодесантников, пересекающих прореху в джунглях, оставленную падением орочьего астероида. Да, челнок позволял получить доступ к информации, собранной «Лазурным когтем», — конечно, экипаж корабля тут же запретил ему доступ, как только обнаружил утечку, но у Таддеуша еще оставались козыри в рукаве. Та же самая инквизиторская печать, что помогла открыть ворота ангара, содержала мощную программу цифрового взлома, позволившую в считанные минуты проникнуть в корабельные когитаторы с черного хода и видеть все, что видят Воющие Грифоны. Долго это продолжаться не могло, но Таддеуш в этом и не нуждался.

По всей видимости, Грифоны полагали, что нашли самого ненавистного из всех мыслимых врагов — космических десантников Хаоса, преступных Астартес, последовавших в варп за Темными Богами. Мерчано вряд ли стал бы долго раздумывать, прежде чем попытаться завязать бой, а это означало, что Таддеушу нужно поторопиться, чтобы прибыть на место первым.

К несчастью, это лишало его возможности выбора места посадки. Инквизитору предстояло приземлиться прямо посреди толпы беглых космодесантников и надеяться на то, что джунгли простят его за столь беспардонное вторжение.

Перед собой он видел легкий дымок, все еще поднимающийся от глубокой борозды, прочерченной на склоне холма. В самом начале орочьего вторжения на Неверморн один из астероидов, несущих первую волну зеленокожих, ушел мимо цели, потерпел крушение и врезался в землю под достаточно тупым углом, чтобы снести вершину холма, оставить просеку среди деревьев и подлеска и уже только потом взорваться. Таддеуш заложил вираж и, окончательно отобрав управление у пилота-когитатора, запустил дюзы обратного хода, до предела сбрасывая скорость и заставляя машину спикировать прямо сквозь полог джунглей.

По корпусу захлестали тугие ветви, и к моменту приземления в густом кустарнике челнок оказался весьма серьезно потрепан, но инквизитор и не планировал пользоваться этой машиной, чтобы покинуть Ванквалис. По правде сказать, ему неслыханно повезет, если он вообще сумеет убраться с этой планеты. Враги поджидали его повсюду, и Таддеуш не мог с уверенностью сказать, не встретит ли на поверхности одного из старых недругов.

Инквизитор серьезно рисковал, делая ставку даже на то, что Сарпедон не пристрелит его сразу же, как увидит.

— Орбитальные челноки типа «Онагр», — произнес Сарпедон. — Хлам. Их на «Сломанном хребте» целая флотилия, хотя мы никогда ими не пользовались. Полностью лишены брони и нуждаются в посадочной полосе. Мы уже давно потеряли наши старые «Собиратели скальпов» и «Молоты», а поднять в воздух машины ксеносов Евмен без помощи Лигриса не сумеет. Поскольку «Громовые ястребы» были выведены из строя, мятежникам не остается ничего, кроме как пытаться летать на этой рухляди.

— По «Онаграм» ты узнаешь предателей, когда они появятся, — сказал капеллан Иктинос.

Испивающие Души расположились в зарослях на краю леса. Впереди простирался почерневший от взрывов склон. В воздухе повис тяжелый запах гари и дыма, все еще поднимавшегося к небу. Астартес Сарпедона укрывались под защитой опаленных деревьев и успели с ног до головы перемазаться в золе, занимая наиболее удобные огневые позиции. Теперь их болтеры и то, что осталось от тяжелого вооружения, могли накрыть открытый склон перекрестным огнем.

— Это единственное место, где может приземлиться Евмен, — произнес Сарпедон, — «Громовые ястребы» сумели бы доставить его в самую гущу леса, но «Онаграм» придется садиться здесь. Значит, мятежники будут пробираться сюда пешком, а грузиться в челноки, чтобы покинуть планету, им предстоит под нашим огнем.

— Моя стая с ними разберется, — сказал Иктинос. — Вряд ли им еще выпадет такая замечательная возможность отомстить своему врагу.

Капеллан и прежде использовал выражение «моя стая», и составлявшие ее космодесантники уже стояли за его спиной, проверяя снаряжение. Иктинос возглавил группу Испивающих Души, чьи офицеры погибли в ходе различных войн, ведшихся орденом, и они были всей душой преданы своему новому командиру. И теперь, прибыв на Ванквалис и воссоединившись с ними, он первым делом провел ритуалы и молебны, к которым его бойцы относились с фанатичной серьезностью. «Стая» стала чем-то вроде особого ударного подразделения — почти три десятка космодесантников, единственной целью в жизни которых стало истребление врагов. Будь Сарпедон более решителен как магистр ордена и вызывай он такое же почитание со стороны Испивающих Души, восстания можно было бы избежать и Ванквалис уже был бы очищен от орков.

— Говорит Люко, — услышал библиарий вызов вокса, — у нас компания.

— Где?

Сержант находился позади фронтовой полосы и руководил резервом, в задачи которого входило при необходимости затыкать бреши в боевых порядках и встречать мятежников, если те рискнут пойти врукопашную.

— Упадет прямо на вас в любую секунду.

Сарпедон услышал, как что-то врезается в деревья.

Испивающие Души развернулись к незваному гостю, нацелив болтеры на густые зеленые заросли позади обугленных деревьев. С неба, ломая ветви, падала массивная тень, и вскоре магистр увидел корпус, раскрашенный в красные и золотые цвета.

Челнок рухнул неподалеку от выстроившихся космодесантников, пробороздив носом черную от копоти землю, полыхая жаром дюз. Он был небольшим и пузатым — одноместное суденышко, использовавшееся чиновниками и офицерами для перелетов между кораблями. Если не считать красной и золотой красок, все опознавательные знаки либо обгорели, либо были содраны ветвями. Взлететь снова челнок определенно уже не мог.

Кораблик с ужасающим скрежетом прокатился на брюхе мимо горелых деревьев, за которыми укрывались Испивающие Души, и исчез из виду в непроницаемой темноте джунглей.

— Ждать! — приказал Сарпедон по воксу. — Никому не стрелять!

Прошло несколько минут. С той стороны, где упал челнок, послышался приглушенный хлопок — должно быть, взорвался топливный бак. Отделения, оборонявшие фланги, докладывали о том, что не видят противника.

Наконец из-за деревьев выступила чья-то фигура. Сарпедону показалось, что он даже слышит, как пальцы его людей ложатся на спусковые крючки. Новоприбывший был человеком — не космическим десантником, а самым обычным смертным, облаченным в длинный потертый плащ. На Сарпедона неожиданно нахлынули воспоминания. Конечно, человек этот постарел со времени их последней встречи, но был все еще узнаваем. И если честно, командор надеялся, что их пути никогда больше не пересекутся.

— Отставить огонь, Испивающие Души, — приказал Сарпедон. — Опустите оружие.

Магистр покинул укрытие и пошел навстречу, перебираясь через поваленные стволы и обгоревший кустарник. Спустя несколько минут незваный гость приблизился настолько, чтобы командор окончательно удостоверился, что человек, идущий от места крушения челнока, знаком ему по Стратикс Люмина. События тех дней, казалось, произошли целую вечность назад, когда Испивающие Души еще не утратили своего единства и не обращали оружия против собственных братьев.

— Инквизитор Таддеуш, — кивнул Сарпедон.

— Боюсь, командор, у нас не осталось времени на любезности, — произнес человек. — Хотя, должен признаться, я благодарен вам за то, что вы решили не убивать меня.

— Раньше времени спасибо не говорят, — заметил Сарпедон.

В последнюю свою встречу они объединили усилия, чтобы справиться с мутантом Тетурактом, правившим мерзлой тундрой Стратикс Люмина. Но союз был вынужденным, родившимся исключительно ввиду появления общего врага, а до того Таддеуш старательно выслеживал Испивающих Души и пытался их уничтожить.

— Инквизитор, я надеялся, что мы никогда больше не встретимся.

— Ваш орден и в самом деле умеет запутывать следы, — откликнулся Таддеуш, подходя ближе.

Теперь Сарпедон видел, насколько же постарел его собеседник. Волосы инквизитора поседели и начали редеть, а в глазах появилось несколько затравленное, усталое выражение, какое магистр не раз видел у пожилых служителей Империума.

— Пришлось попотеть, чтобы выследить вас.

— Значит, Инквизиция все еще не оставляет надежд добраться до нас?

— Инквизиция? Понятия не имею. Видите ли, лорд Сарпедон, прошло уже немало времени с тех пор, как я встречался с дружественным мне инквизитором. Я стал чем-то вроде изгоя, — Таддеуш улыбнулся, но как-то не слишком весело. — Полагаю, теперь мы кое в чем похожи. Пытаясь выследить вас на Стратикс Люмина, я успел разозлить довольно-таки многих высокопоставленных лиц, и они этого не простили. Теперь я пребываю в автономном плавании. И поскольку Инквизиция распорядилась уничтожить все записи об Испивающих Души, самостоятельно найти вас было очень сложно. Более того, встретились мы лишь благодаря случаю.

— И что же тогда привело вас, Таддеуш? На Стратикс Люмина мы заключили соглашение, и я рассчитывал, что оно будет выполняться.

— Лорд Сарпедон, вы же понимаете, кем стали для Империума Испивающие Души. Да ведь само знание о том, что где-то существует мятежный орден Космического Десанта, уже опасно. Уничтожение соответствующей информации было вызвано тем, что одна только память о вас могла совращать умы. А уж то, что вы отреклись от нашего социума по доброй воле, но вовсе не из-за сил варпа или ксеносов, — такое, лорд Сарпедон, способно заставить сойти с ума даже инквизитора! Любой скажет: ткань Империума затрещит по швам, если Адептус Астартес однажды обретут свободу и независимость! Вот почему я остался один, когда начал искать вас. Мое начальство заявило, что лучше будет все просто забыть во благо Империума, но теперь я понимаю, что они банально боялись даже упоминаний о вас, боялись, что мне удастся найти вас и что знания, обретенные мной в процессе, уже нельзя будет уничтожить.

— И что потом? Так вы, Таддеуш, гнались за нами из пустого любопытства? Чтобы потом рассказывать коллегам, что нашли тех, на чей след так никто из них и не смог выйти?

— Вначале так и было, — ответил инквизитор.

— Командор, — окликнул капеллан Иктинос, — скауты на западном фланге докладывают о подвижных целях.

— Предатели?

— Скорее всего. Но точно не зеленокожие.

— Убедитесь, что парни наблюдают и за небом. Выводите всех людей на огневые позиции. У нас остался последний шанс.

— Предатели? — спросил Таддеуш.

— Как ни противно в этом признаваться чужаку, — сказал Сарпедон, — но среди нас появились те, кто полагает, что управится с орденом куда лучше меня.

Магистр положил ладонь на плечо инквизитора и повел его под защиту опаленного огнем леса.

— Тогда, боюсь, я мог опоздать, — с отчетливо прозвучавшей в голосе печалью и разочарованием произнес Таддеуш.

— Опоздать? Прошу вас объясниться. Предатели будут здесь с минуты на минуту, так что постарайтесь изложить все быстро.

— Привычные методы не могли помочь в ваших поисках, ведь даже память о существовании вашего ордена была удалена из архивов Империума, — ответил Таддеуш. Он говорил тихо и торопливо. — Пришлось опробовать несколько нестандартный подход. Я принялся искать следы, оставленные вами в мифотворчестве примитивных народов, способных сохранять определенные сведения в обход имперской цензуры. И кое-что мне действительно удалось узнать.

— Что именно?

— Легенды, командор. Легенды об Испивающих Души. Весьма древние, насчитывающие уже несколько тысяч лет.

— О старом ордене, стало быть?

— Возможно. Так, на планете вечной зимы, расположенной на восточных границах, я услышал сказания о Граале Проклятых, используемом в качестве символа мрачными, закованными в доспехи воинами, поглощающими души людей. Определенная связь прослеживается.

— Никогда не слышал, чтобы орден сражался в тех местах, — заметил Сарпедон.

— Как и я, — ответил Таддеуш. — Но Грааль Проклятых — не единственное упоминание. Также мне удалось выследить культ Пожирателя Душ, исповедуемый каннибалами, обитающими неподалеку от Шторма Гнева Императора. Он охватил сразу несколько миров, а ведь этим примитивным племенам понадобится много веков на то, чтобы освоить космические путешествия. Стало быть, кто-то посеял среди них эти мифы, оставив в сердцах людей достаточно глубокий шрам, чтобы старые сказки превратились в религию.

— Значит, старый орден произвел впечатление на несколько диких миров, — произнес Сарпедон. — Что ж, это далеко не первый случай, когда визит Астартес продолжает жить в легендах отсталых народов. Не понимаю только, почему это привело вас сюда.

— Вы все поймете, Сарпедон, если задумаетесь.

— Вызывает Салк, — раздался в воксе голос сержанта, расположившегося на противоположном краю линии обороны. — Мои люди заметили несколько инверсионных следов в небе. Похоже, Евмен выслал челноки.

— Предатели уже совсем близко! — отправил Сарпедон сигнал по всем отрядам. — Заканчивайте молитвы и готовьтесь к драке. На сей раз им придется сражаться на нашем поле, и они будут уязвимы, пытаясь удрать. Они не щадили нас, пока их защищала крепость. Теперь мы имеем полное право отнестись к ним так же.

До магистра долетали отзвуки негромких молитв, раздающихся вдоль всего строя. Космодесантники читали избранные места из «Военного Катехизиса» и боевых псалмов, более старых, чем даже сам орден.

— Подумайте же, Сарпедон, — снова заговорил Таддеуш, — что могло привести нас обоих на один и тот же забытый Императором мирок?

Испивающие Души напряглись в ожидании битвы, и все они, кроме самого Сарпедона, уже успели занять назначенные позиции. Но тут магистр осознал, что слова Таддеуша не лишены смысла.

— Ванквалис имеет схожие предания, — произнес командор.

— Черная Чаша, — помрачнев, подтвердил инквизитор. — Фонтан, откуда изливается все зло мира. Рассказывают, будто он плывет в варпе, распространяя по Галактике заразу Хаоса. Носители Черной Чаши — огромные воины в броне — используют ее изображение в качестве герба, и однажды они спустятся с небес, чтобы завоевать Ванквалис. Кто-то, связанный со старым орденом, уже побывал в системе Обсидиана много лет назад и совершил нечто такое, что навсегда оставило след в памяти жителей этой планеты. Я явился сюда, чтобы изучить легенды, связанные с Черной Чашей, но в итоге узнал, что сюда прибыли и Испивающие Души. Поэтому мне пришлось высадиться, чтобы предупредить вас.

— Кто-то привел нас сюда, — сказал Сарпедон. — Нами манипулировали.

— Где-то поблизости враг. Мне многое пришлось принести в жертву, чтобы выследить вас, так что врагом можно считать и меня. Но есть в мире вещи похуже, чем орден отступников. И это тот, кто способен заставить такой орден плясать под свою дудку.

Магистр лихорадочно соображал. Трудно было принять то, что он только что услышал от Таддеуша. К тому же это могло оказаться ловушкой, ведь Инквизиция часто прибегала ко лжи… но этот человек уже однажды отпустил Сарпедона, и была в нем прямота, о которой тоже не следовало забывать. Испивающие Души вновь оказались в ситуации, подготовленной кем-то из прежнего ордена, которую командор не мог понять. Эта мысль разбудила в Сарпедоне давно уснувшую ярость, не напоминавшую о себе с тех самых пор, как был повержен демон-принц Абраксас, обещавший ему невероятное могущество в обмен на вечное служение.

— Этот орден никому не принадлежит, — угрожающим тоном произнес магистр. — Мы не станем оружием в чьих-то руках.

— Знаю, — согласился Таддеуш, — Вот почему вы и должны жить.

В душе командора вновь, как прежде, разгорелось пламя гнева. Предательство Евмена почти сломило его, но теперь Сарпедон был действительно взбешен. После всего, что им пришлось пройти, после всех тех жертв, что были принесены на алтарь свободы Испивающих Души, где-то все еще существовал враг, полагающий, что сможет использовать их в своих целях. Ничто во всей Галактике — ни бесчинства Хаоса, ни тлен Империума, ни даже предательство Евмена — не было способно разбудить в Сарпедоне это чувство, кроме понимания, что его людьми воспользовались.

— Ванквалис потерян, — сказал он. — Покончив с предателями, мы покинем планету и сделаем все, чтобы выследить тех, кто полагает, будто Испивающие Души станут повиноваться их воле. Мы не познаем покоя, пока этот враг не будет повержен.

— Боюсь, что все может оказаться не столь просто, — сказал Таддеуш. — Чтобы прибыть сюда, мне понадобилась помощь, и мои «друзья» заинтересованы в Черной Чаше не меньше моего.

— О чем это вы? — Сарпедон развернулся к инквизитору.

— Визуальный контакт! — раздался в воксе голос сержанта Салка. — Приближается бронетехника!

— Бронетехника? Но у предателей не было танков, — пробормотал Сарпедон.

— Это не мятежники, — сказал Салк.

Командор побежал по обугленному лесу к противоположному краю расчищенного пожаром склона, где уже возникли темные очертания машин, сминающих сгоревшие деревья. Танк подпрыгнул, переваливаясь через поваленный ствол, и упавшие на броню солнечные лучи позволили разглядеть красную и золотую раскраску. Впереди шел БТР «Рино», за ним следовал «Хищник», автоматическая пушка которого разворачивалась к позициям, занятым Испивающими Души. Затем из тени джунглей появились и другие машины, на которых Сарпедон смог разглядеть герб в виде атакующего грифона.

— «Друзья», говорите? — обратился командор к подошедшему сзади инквизитору.

— Воющие Грифоны, — ответил тот. — Они полагают, что сражаются с Носителями Черной Чаши.

— Вы вооружены?

— Всегда, — усмехнулся Таддеуш, вынимая автоматический пистолет из-под полы плаща.

— Тогда вставайте в строй, — приказал Сарпедон.

Капеллан Иктинос выкрикивал последние слова военного псалма, призванного защитить души космических десантников от грехов отчаяния и пораженчества. Каждый Испивающий Души готовился встретиться лицом к лицу с врагами, которые, как понимал командор, не остановятся, пока все его люди не будут мертвы.

Несмотря на рев моторов «Лендрейдера», вокруг Мерчано установилась полная тишина — духовное затишье перед бурей, последние секунды перед тем, как начнется бойня.

Топор — тот самый, что сразил Периклитора, — казался непривычно тяжелым, словно на нем повисли все деяния былых дней. Его обух был украшен изящными письменами псайк-контура, проходившего через все оружие и позволявшего Мерчано вкладывать в удар свои ментальные способности и вырывать из тел врагов их души. Этот топор в течение многих поколений передавался от одного библиария к другому и, как всякая другая реликвия Воющих Грифонов, нес собственный груз клятв и обязательств — безжалостность по отношению к любой скверне и разврату, непримиримость и нетерпимость к любому оступившемуся, будь то хоть один из боевых братьев, и всепоглощающее стремление под корень истреблять врагов Императора.

Топор служил символом клятв, принесенных Воющими Грифонами еще несколько тысяч лет назад. Мало было одержать верх на Черной Чашей, отбросив ее Носителей обратно во тьму и не дав им получить то, что они искали на Ванквалисе. Хотя обычный солдат и счел бы это победой, для Грифонов это стало бы непростительным поражением. Орден должен был найти и уничтожить саму Черную Чашу, разбить ее на осколки, развеять их по ветру и истребить всех ее последователей до последнего человека. Все, кроме тотального уничтожения, считалось бы неприемлемым. Те лорды-библиарии, что владели топором прежде, служили примером подобной непримиримости. И Мерчано был обязан сделать все, чтобы превзойти своих предшественников.

— Вижу врага! — раздался в воксе голос технодесантника Тола, находящегося в головном «Хищнике». — Это Астартес!

Мерчано покосился на пикт-экран, передававший изображение с танка Тола. На зернистой темной картинке среди обуглившихся деревьев были видны воины в темно-фиолетовых доспехах, чем-то напоминавшие рой гигантских жуков, — энергетическая броня, космические десантники, прячущиеся во тьме. Библиарий даже видел белые наплечники с золотой чашей на них, настолько отчетливо бросающейся в глаза, словно отступники гордились своим грехопадением. Отвращение, которое испытал Мерчано, мог затмить разве что его гнев.

— Все закончится здесь и сейчас, — заявил библиарий, и командный отряд дружно склонил головы в безмолвном согласии, а брат Родриго сжал древко знамени Первой роты, готовясь развернуть его.

— Воющие Грифоны, — возгласил Мерчано на общей частоте, — время молитв и сборов прошло. Очистите свой разум и будьте готовы впитать душой гнев Императора. Перед нами Черная Чаша, до краев наполненная злом, и мы повинуемся длани Императора, приказывающего пойти и покончить со скверной! В этот час мы исполняем клятвы, данные нами тысячи лет назад, и принимаем на себя великую ответственность. Ярость и ненависть должны кипеть в наших сердцах! Смерть Черной Чаше! Месть во имя Императора! Победу Воющим Грифонам!

Даже бронированный корпус «Лендрейдера» не смог заглушить одобрительные крики, раздавшиеся после этих слов, когда целых три роты лучших воинов Галактики устремились к лесу, где их ждали Носители Черной Чаши.

 

Глава двенадцатая

— Какое мы имеем право судить других людей?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Вопрос стоит иначе: имеем ли мы право предполагать, что кто-то из них невиновен?

Бронированный клин Воющих Грифонов врезался в ряды Испивающих Души с грохотом, от которого содрогнулись джунгли. Влажные ветра дождевых лесов вдруг стали обжигающими и сухими от жара, исходящего от открывших огонь орудий, установленных на машинах. Снаряды, выпущенные «Хищниками», взрывались среди черных деревьев, и во все стороны разлетались закаленные пламенем пожара щепки, разящие не хуже стальной шрапнели. Лазерные пушки плевались во тьму широкими алыми лучами, разваливая пополам стволы и оставляя глубокие пылающие борозды в земле. Передовой отряд танков огневой поддержки «Ураган» накрыл позиции отступников ковром ракет, прокладывая путь для «Рино».

Тем временем клин уже входил прямо в зубастую пасть боевых рубежей Испивающих Души. Едва первые машины пересекли незримую черту, как в воздухе загудели начиненные взрывчаткой болты, один за другим впиваясь в броню танков. Заряды, выпущенные тяжелым болтером, порвали гусеницу одного из «Хищников»; машина развернулась, пропахав в земле полумесяц, и выстрелы продолжали бить в ее борт, сдирая краску.

Ракетная установка, заряженная бронебойным снарядом, поразила массивный «Лендрейдер», подорвав боекомплект одного из боковых тяжелых болтеров, и находившимся внутри космическим десантникам пришлось спасаться бегством из пылающих обломков. Перестрелка была настолько яростной, что в считанные секунды опаленный склон покрылся оспинами воронок, а от горелого леса, где укрывались Испивающие Души, остались лишь пни да поваленные деревья, иссеченные шрапнелью.

Небо заволокло дымом, и казалось, что на Ванквалис снова опустилась ночь, озаряемая лишь багряными всполохами лазерных выстрелов и ослепительными взрывами. Тьма окутала джунгли… и в этой тьме гибли люди, чья смерть была разделена вспышками на отдельные, резко сменяющиеся кадры, точно старинная пикт-запись. Вот попятился назад Испивающий Души, в грудь которого ударил тяжелый болтерный заряд; вот пал Воющий Грифон, на которого рухнул «Рино», опрокинутый набок попаданием ракеты, из разодранного кузова которого высыпали воины. Трупы падали на поваленные стволы или в черную сажу, устилающую склон.

Первый БТР, отчаянно завывая мотором и переползая через завалы и тела Испивающих Души, погибших в первые секунды боя, достиг оборонительных рубежей. Верхний люк «Рино» распахнулся, и наружу вырвался отряд Воющих Грифонов, принявшихся стрелять, еще даже не успев спрыгнуть на землю. Но два бойца так и не покинули машину — меткие попадания из болтеров разметали их головы фонтанами крови и керамита. Еще один повалился в грязь, лишившись руки, оторванной выстрелом из плазмагана. Но все-таки Воющие Грифоны прорвались в порядки врага, и теперь сражение превращалось в резню, в которой космическим десантникам не было равных.

Ряды Испивающих Души дрогнули, но устояли, хотя в драку устремлялись все новые и новые отряды противников. Капитан Люко проревел приказ, и резерв бросился в бой, перепрыгивая через павших собратьев, чтобы сцепиться с атакующими. Цепные мечи скрежетали, разрубая керамит, приглушенно бухали болты, вгрызаясь в живую плоть.

Воющих Грифонов становилось все больше, они вели плотный огонь по остаткам Испивающих Души, мешая тем помочь своим раненым. Над полем брани на прыжковых ранцах промчались штурмовики и, включив цепные мечи, ринулись в самую гущу сражения. Воины, вооруженные энергетическим оружием, разили направо и налево, раскидывая врагов. Офицеры с обеих сторон призывали подчиненных сражаться до победного конца.

Позади наступающих космодесантников развернулось знамя Первой роты — пробитое пулями полотнище, на котором был изображен грифон, попирающий лапами отвратительных чудищ. Лорд Мерчано высадился из «Лендрейдера» во главе своего командного отряда, и одно только осознание присутствия старшего библиария словно прибавило его воинам сил. Он вскинул топор над головой, и исходящий от оружия свет озарил его, подобно неожиданно пробившемуся сквозь дым солнцу… а затем Мерчано бросился в бой.

В некотором отдалении от этого рубежа Сарпедон командовал обороняющимися Испивающими Души, приказывая своим Астартес держаться и верить, что боевые братья, действующие в центре, сумеют сдержать удар. Командор даже не пытался призвать на помощь пугающие галлюцинации Ада, поскольку понимал, что Воющие Грифоны ничего не боятся. Даже сама Черная Чаша, изливающая на поле боя миазмы зла и Хаоса, только придала бы противнику уверенности в своей правоте.

Сарпедону приходилось бороться с нестерпимым желанием лично принять участие в сражении, но он должен был находиться здесь и делать все возможное для того, чтобы Испивающих Души не смогли окружить дисциплинированные и не ведающие усталости Грифоны, приближающиеся с флангов. Крозиус арканум, сияющий подобно маяку, указывал командору, что капеллан руководит сражением там, где его людям приходилось сложнее всего. И даже с такого расстояния можно было слышать, как Иктинос распевает слова молитв посреди какофонии битвы.

Сарпедон огляделся, пытаясь оценить ситуацию во мгле и хаосе боя. Командор поставил инквизитора позади первой линии и только сейчас сообразил, что Таддеуш теперь находится практически в самой гуще сражения, где сверкал энергетический топор командира Воющих Грифонов.

— Таддеуш!

Инквизитор, спрятавшийся за изрезанным попаданиями стволом, не опуская автоматический пистолет, услышал свое имя даже сквозь грохот побоища. И от этого голоса кровь застыла в его жилах, поскольку кричал явно Мерчано.

Таддеуш рискнул высунуться из укрытия. Совсем рядом лежало тело погибшего Грифона — ранец воина взорвался, и огромный космодесантник рухнул ничком с окровавленной дырой в спине. Вокруг было много трупов, повисших на поваленных деревьях или же наполовину погрузившихся в грязь. Астартес сражались друг с другом не на жизнь, а на смерть, и это зрелище потрясало воображение — обладающие немыслимой

силой и реакцией гиганты сошлись в рукопашной. И в самой гуще тел сверкал, рассекая воздух, топор Мерчано, раз за разом поднимаясь и обрушиваясь на врагов в творящемся хаосе.

Инквизитор достал меч ксеносов, и клинок загудел, стремясь как можно скорее распасться на осколки и убивать. Таддеуш прекрасно понимал, что ему вовсе не место в этой битве, где сцепились космические десантники. Лишь немногие подкованные в вопросе единоборств и крайне опытные инквизиторы могли сравниться с Астартес, а некоторые так и вовсе были сильней. Но Таддеуш определенно не принадлежал к их числу. Как и говорили Воющие Грифоны, он был всего лишь простым смертным. Впрочем, он понимал, что от него уже не зависит, придется сражаться или нет.

— Таддеуш! — вновь проревел Мерчано.

Командир Воющих Грифонов прорывался вперед, расшвыривая Испивающих Души и угрожающе размахивая энергетическим топором. Инквизитор застыл на месте — даже сквозь мрак и дым он видел, насколько искажено гневом лицо Мерчано и какая ненависть кипит в его глазах. Благодаря улучшенному зрению космического десантника и внутреннему чутью псайкера, лорд-библиарий увидел Таддеуша, скрывающегося в тени, и тот обругал себя последними словами за глупую попытку спрятаться.

Кто-нибудь другой, скорее всего, бросился бы бежать, и если говорить откровенно, то и Таддеуша посетила такая мысль. Но в то же время, в отличие от большинства, он понимал, что, поддавшись панике и попытавшись удрать, он просто подставит спину. Проще уж сразу лечь на землю и позволить себя пристрелить. Поэтому инквизитор вышел из укрытия и уверенно распрямил плечи, не выпуская из рук меч и пистолет, глядя, как к нему приближается огромный командир Воющих Грифонов.

Грохот сражения стал вдруг приглушенным и далеким, доносящимся будто из другого мира, поле боя — лишь размытым эскизом, а космические десантники — призрачными тенями. На всем Ванквалисе не было никого, кроме Мерчано и Таддеуша.

Не успев даже задуматься, инквизитор открыл огонь, и пули, выпущенные его автоматическим пистолетом, расцвели созвездием ярких искр на броне библиария. Но Мерчано даже не заметил этого, и Таддеуш едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не угодить под удар топора, вспыхнувшего псионическим огнем, прежде чем вонзиться в пень за спиной инквизитора.

Ударная волна заставила Таддеуша упасть на землю. Он быстро перекатился и вскочил на ноги, практически вслепую стреляя по нависшему над ним темному силуэту.

— Ты погубил моих боевых братьев! — ревел Мерчано. — Ты предал нас! Вступил в сговор с врагом!

— Нет здесь никакого врага! — крикнул инквизитор в ответ. — Как нет и Черной Чаши! Вас обманули!

— Опять лжешь? Ты, в чьей душе осталось место лишь коварству!

Мерчано размахнулся топором и ударил на уровне своего пояса. Таддеушу пришлось упасть на одно колено, чтобы отразить выпад мечом, — оружие столкнулось с такой силой, что чуть не вывернуло руку инквизитору. В следующую секунду Таддеуш вскочил и вонзил свой клинок в тело библиария.

Меч вошел прямо под рукой Мерчано, с удивительной легкостью вспоров керамит энергетической брони. Затем оружие ксеносов активировалось и, распавшись на десятки стальных осколков, принялось резать кости и мышцы космодесантника. Подобно рою металлических насекомых, они вылетели через пробоины в доспехах и кровожадно загудели в воздухе.

Мерчано взревел от боли. Таддеуш провернул рукоять и почувствовал, как под лезвием крошится керамит. Повреждения, нанесенные мечом, уже давно вывели бы из строя кого угодно, даже большинство Астартес. Но лорд Мерчано был тем самым воином, который снял голову Периклитору и успел за свою жизнь повидать все мыслимые поля сражений. Ему доводилось переживать и худшее, но тем не менее побеждать. Крохотный огонек надежды, все еще тлевший в душе Таддеуша, окончательно угас, когда огромный библиарий схватил его за шиворот и одной левой оторвал от земли.

Затем космодесантник размахнулся и отшвырнул инквизитора, вложив в бросок всю свою мощь. Выронив и меч, и пистолет, Таддеуш закувыркался в воздухе, ломая ветки собственным телом. О землю он ударился с такой силой, что из легких вышибло весь воздух, а мышцы словно онемели.

Инквизитор старался не потерять сознания. Он приземлился уже за чертой деревьев, посреди открытого пространства. Рядом ревел моторами «Рино», лишившийся одной гусеницы. Из распахнутого люка уже высаживались Воющие Грифоны. Сунув руку под плащ, Таддеуш принялся нащупывать еще один из многочисленных предметов, составлявших его вооружение.

Его ладонь сжалась на небольшом металлическом шарике, и инквизитор извлек вещицу из-под плаща. Это должно было сработать.

Мерчано уже бежал к нему, и Таддеуш бросился навстречу, врезавшись в противника, и попытался прикрепить к его броне свою магнитную гранату. Даже если ему предстояло погибнуть, инквизитор собирался хотя бы убить командира Воющих Грифонов и тем самым помочь Испивающим Души избежать полного уничтожения и найти их подлинного врага. Раздался хруст костей и треск рвущихся сухожилий. По телу Таддеуша прокатилась волна ужасной, леденящей боли, заставляя его забиться в агонии.

Затем библиарий ослабил хватку, и граната выпала из искалеченной руки инквизитора. Мерчано презрительно покосился на нее и отбросил ногой в сторону, прежде чем схватить Таддеуша за горло. Смертоносный заряд откатился слишком далеко, чтобы его мог видеть инквизитор.

— Вы и понятия не имеете… — прохрипел Таддеуш. — Никто из вас… вы не понимаете, с кем сражаетесь…

Мерчано с силой припечатал его к наклонному борту «Рино». Инквизитор едва ощутил, как ломаются его ребра, столь сильна была боль в изуродованной руке и столь велико отчаяние.

— Во имя клятв правосудия, — заговорил лорд-библиарий, не обращая внимания на слова своей жертвы, — я объявляю тебя предателем интересов Воющих Грифонов и личным врагом Императора. В мире не найти наказания достаточно сурового, чтобы покарать твою дерзость. Мы можем только молиться, что Император удовлетворится одной лишь твоей смертью.

— Властью, данной мне Священной Имперской Инквизицией… — прохрипел Таддеуш, хотя уже ни на что не надеялся.

Мерчано только усмехнулся и занес топор над головой. Сложные узоры, покрывающие его поверхность, зажглись огнем его ненависти, когда лезвие вонзилось в тело инквизитора. Последнее, что увидел Таддеуш, — собственную кровь, забрызгавшую искаженное гневом лицо библиария.

Сарпедон считал погибших. Это давно стало для него машинальным действием, одной из обязанностей командира. Оценив потускневшие руны на границе зрения, он понял, что в неистовой рукопашной схватке, кипящей в центре построения, уже лежали порядка тридцати трупов Испивающих Души. Они не могли себе позволить потерять даже одного-единственного десантника, и внутри у магистра все выворачивалось наизнанку, когда он видел, как в этой грязи и копоти гибнет будущее ордена.

Сам Сарпедон находился чуть в стороне от того места, где Воющие Грифоны пытались прорвать оборонительные порядки, и окружающие его бойцы продолжали поддерживать собратьев неустанным огнем, обстреливая почти неразличимых в дыму и кружащейся саже врагов. В ответ били танки, и встречный болтерный огонь приближающихся Воющих Грифонов становился плотнее с каждой минутой. Вскоре рукопашная должна была завязаться по всей линии.

Никогда прежде Сарпедон не предавался такому отчаянию. Он бывал в крайне опасных переделках, видел смерть и грехопадение Испивающих Души. Но ему еще не доводилось ощущать, чтобы оба его сердца сжала ледяная ладонь такого ужаса, какой он испытал, глядя на трагедию, разворачивающуюся в обугленном лесу.

— Люко! — крикнул командор в вокс, заставляя себя отринуть чувства, неприемлемые для космического десантника. — Докладывай!

— У них преимущество в живой силе и технике! — ответил капитан; и в динамиках слышалось шипение его когтей-молний и рев болтеров его отряда. Люко действовал в самом эпицентре битвы, пытаясь заткнуть брешь, пробитую в их рядах бронемашинами Воющих Грифонов.

— Мне нужен честный ответ, — сказал Сарпедон. — Мы сможем удержать эти позиции?

Молчание Люко показалось магистру затянувшимся.

— Никак нет, — ответил наконец капитан. — Не здесь. И не против таких сил.

— Тогда уводи своих людей.

— Слушаюсь, командор.

Мимо головы Сарпедона прогудела еще одна болтерная очередь, перемалывая и без того жалкие остатки кустов за его спиной. Магистр пригнулся еще ниже, поджимая под себя мутировавшие ноги. А если подняться и ударить сейчас, подумалось ему, если повести Испивающих Души в бой против Воющих Грифонов? Да, они все падут, но никто и никогда уже не узнает, насколько далеко зашло падение Сарпедона. Все завершится здесь и сейчас, и ему не придется никому объяснять, каким образом орден оказался разделен предательством и был застигнут посреди забытых Императором джунглей.

Он заставил себя отказаться от этой мысли, стер ее начисто из своего сознания. Что бы ни происходило, он оставался космическим десантником и имел перед своими людьми обязательства, непонятные простым солдатам.

— Испивающие Души! — крикнул Сарпедон по всем каналам связи. — Мы отступаем! Передовые отряды отходят, тыловые прикрывают!

Магистр поднял собственный болтер, готовясь присоединиться к боевым братьям. С каждой минутой гибло все больше и больше воинов, и раз этот жалкий клочок леса нельзя было удержать, гибли они зря.

Испивающие Души обратили свои болтеры на центр построения, когда передовые отряды, отмеченные рунами капитана Люко и капеллана Иктиноса, вышли из неистовой драки. Воющие Грифоны пытались преследовать их, но Сарпедон подвел остальных своих людей ближе, атакуя противника со спины и накрывая массированным болтерным огнем. От леса там практически ничего и не осталось — только изуродованная выжженная земля, затянутая пороховым дымом.

Как только его бойцы сумели отступить под защиту джунглей, Сарпедон отыскал взглядом командора Воющих Грифонов, сражавшегося в самой гуще схватки. Несколько Испивающих Души попали в окружение буквально за секунду до того, как их братья открыли заградительный огонь, и теперь гибли, из последних сил сопротивляясь яростному натиску врага. Силовой топор взлетал и опускался, отсекая конечности, и Сарпедон разглядел на его обладателе высокий воротник библиария. До ушей магистра долетал разъяренный рев его коллеги и противника, видящего, как Испивающие Души сбегают по склону, скрываясь во тьме оврага, за которым лес становился слишком густым, чтобы танки могли продолжать преследование.

На измазанном кровью лице командора Воющих Грифонов Сарпедон видел выражение той же неукротимой решимости, с каким и сам каждый раз шел в бой. На секунду он даже задумался, а сумеет ли противник разглядеть эти черты и в нем… но затем вспомнил, что в глазах любого честного солдата Империума выглядит всего лишь отвратительным мутантом, мерзкой тварью, отмеченной печатью богов Хаоса, и врагом Императора.

Отступая под градом болтерных зарядов и проклятий, Испивающие Души скрывались от разъяренных Воющих Грифонов в глубине джунглей.

Неестественная ночь, вызванная битвой, постепенно расступалась, но на ее место уже шла настоящая. Животные, населявшие джунгли Неверморна, постепенно возвращались на привычные места, откуда их несколько часов назад прогнали грохот выстрелов и хаос боя.

Уже пробегали по ветвям юркие шестиногие ящерки, отыскивали свои гнезда летающие создания, похожие на крылатых змей. Изумрудно-зеленые жуки грызли изрезанную пулями листву, восстанавливая свои жилища, раздавленные танковыми гусеницами и тяжелыми сапогами. В сгущающейся темноте раздавались трели крошечных птиц с ярким оперением и крики обезьяноподобных зверей, карабкающихся обратно в кроны деревьев. Крупные хищники и травоядные, занимавшие более высокие уровни экосистемы, возвращались куда медленнее, испуганно обходя участок, где разбили лагерь Воющие Грифоны.

Космические десантники разместились в лесу у подножия холма, где недавно сражались с Испивающими Души. Джунгли были здесь настолько густыми, что вряд ли бы кто-то, кроме Астартес, смог через них прорубиться. Земля сочилась влагой, и дождь, пришедший вместе с вечерними сумерками, срывался с густой листвы миниатюрными водопадами. Змеи-амфибии скользили в лужах, порой порываясь обернуться вокруг керамитовых поножей несущих вахту Грифонов.

— Проклятие! — проворчал Борганор. Бойцы его Десятой роты обеспечивали огневое прикрытие остальным братьям, и было очевидно: капитан возмущен тем, что не смог по-настоящему поучаствовать в штурме и встретиться с врагом лицом к лицу. — Как они смеют называть себя космодесантниками? Подлинные Астартес остались бы и продолжали сражаться. А теперь нам придется гоняться за ними по всем этим треклятым джунглям.

— Они поняли, что мы их просто раздавим, — произнес лорд Мерчано. — Носители Черной Чаши далеко не глупцы. Они бегают от правосудия уже несколько тысяч лет и научились понимать, когда сила не на их стороне. Да и вспомни, как еретики всегда цепляются за жизнь, даже если понимают, что смерть неизбежна. Они оттягивают ее приход всеми мыслимыми путями, словно пара лишних дней свободы как-то очистит их души от греха.

Борганор и Мерчано расположились на небольшой полянке, ограниченной стенками невероятно огромного пня с выгнившей сердцевиной. С одной стороны каскадом постоянно стекала вода, и внутри образовался неглубокий, всего по лодыжку, водоем, затянутый сверху болотными растениями с цветами удивительной раскраски. Командор проводил приличествующие Воющему Грифону ритуалы по обслуживанию своей экипировки и очищал священный топор от скверны Черной Чаши. Оружие было по самую рукоять измарано в крови предателей и теперь нуждалось в подобающем сакральном омовении, прежде чем его снова можно будет использовать во имя исполнения клятв Воющих Грифонов. Топор лежал перед Мерчано на отшлифованном водой камне, и библиарий неторопливо, тщательно удалял с изящных узоров запекшуюся кровь.

В нормальных условиях ритуал также требовал снять и освятить всю броню, но Неверморн был слишком коварен, чтобы рисковать, лишая себя защиты. Под доспехами его кожу украшали бесконечные строчки рун — куда мельче и плотнее начертанные, нежели те, что были выставлены напоказ. Они напоминали о наиболее важных клятвах, наиболее древних из них, об обещаниях, данных задолго до того, как сам Мерчано взял в руки болтер. Клятвы служить Императору, почитать свой орден и хранить свою душу от скверны, которую мог повлечь за собой псайкерский дар. Каждая татуировка была глубоко вбита в его плоть так, чтобы каждый раз, чувствуя в бою боль, библиарий бы вспоминал о них и чтобы их никогда уже нельзя было свести с его тела.

Одна из клятв, начертанная на высоком готике поперек бочкообразной груди, была совсем недавно обновлена. Она содержала имя демон-принца Периклитора, но теперь ее пересекала черта. Обет был исполнен. Однако оставались и другие, столь же древние, касающиеся Неверморна. Их не было нужды выставлять на всеобщее обозрение, ибо они были выбиты на самой душе Мерчано.

— Будь у нас возможность использовать бронетехнику, мы бы давно уже пришли по их головы, — с горечью в голосе произнес Борганор. — Уже сейчас мы бросали бы их тела к ногам дома Фалкен.

— Капитан, мы и сами можем использовать те преимущества, которые дают джунгли, — заметил Мерчано, не поднимая глаз и продолжая счищать с топора кровь инквизитора Таддеуша, — Тебе ведь знакома эта среда?

— Конечно.

— Тогда ты должен понимать, что перед нашим врагом простираются болота. — Мерчано взмахнул рукой, показывая на льющиеся с неба потоки. — Вода стекает в те низины со всех джунглей. И Черной Чаше предстоит преодолеть топи, чтобы уйти от нас.

— Значит, мы можем последовать за ними, — произнес Борганор. — Стыдно в этом признаваться, но меня действительно смущает такой выбор места для драки.

— Ты забываешь, капитан, что мы не одиноки. Пусть врагу помогают джунгли, но у нас свои преимущества. На нашей стороне сам Император и благословенная помощь Его служителей.

В проломе пустотелого пня появился сержант Оссекс.

— Лорд-библиарий, — доложил он, — мы сумели связаться с генералом. Его командная частота подключена к нашей вокс-сети.

— Отлично, — отозвался Мерчано, разглядывая свежую клятву, начертанную на наручах брони его подчиненного. Это было обещание отомстить за смерть брата Рельнона. Но имя, упоминавшееся в ней, уже было перечеркнуто. Инквизитор Таддеуш убил Рельнона, но сам потом пал от руки библиария. Воющие Грифоны быстро справились с этим обязательством.

— Они уже контактировали с противником? — спросил Борганор.

— Никак нет, — ответил Оссекс. — Похоже, они даже не подозревают о подлинной природе нашего врага.

— Разумеется, — заметил Мерчано. — Носители Черной Чаши являют собой слишком большую моральную угрозу, чтобы о них можно было говорить обычным людям.

Лорд-библиарий пощелкал переключателем вокса, пока не нашел недавно добавленную в список частоту.

— Генерал, — произнес он, — с вами говорит лорд Мерчано, старший офицер Воющих Грифонов.

— Генерал Глейван Варр 901-го штрафного легиона на связи, — ответил ему усталый голос, сопровождаемый шипением помех, — вокс у него определенно недотягивал даже до стандартов Имперской Гвардии. — Так говорите, вы представляете Воющих Грифонов? Я не думал, что Ванквалис и одной-то армии Астартес достоин, а тут сразу две.

— На этой планете нет других космических десантников, кроме нас, — отрезал Мерчано.

— Командор Сарпедон с вами бы поспорил, — сказал Варр. — Он… и его Испивающие Души.

— Так вот, значит, как они себя именуют, — бросил библиарий, и его голос наполнился ядом.

Варр помедлил.

— Похоже, я чего-то не знаю, — осторожно произнес он.

— Куда больше, генерал, чем вы можете себе представить. Твари, которых вы именуете Испивающими Души, на самом деле предали Императора.

— Они отступники, — сказал Варр. — Преследуемые Империумом. Да, именно это они мне и сказали.

— Тогда вы должны были уничтожить их! — прорычал Мерчано.

— У нас тут, вообще-то, возникла проблемка с орками. — Помимо усталости, в голосе Варра звучала и изрядная доля цинизма. — Сражение еще и с космическими десантниками из-за каких-то принципов стоит в списке наших приоритетов не на первом месте.

— Генерал, речь идет не о простых дезертирах. Испивающие Души присягнули Губительным Силам — темным божествам варпа, поставившим свою печать на их тела. Они прибыли, чтобы поработить эту планету и принести ее в жертву своим покровителям, и воспользовались вашим безразличием, чтобы сделать штрафной легион орудием своей воли. Это все проделки Хаоса, генерал, и вы будете считаться его агентом, если только не покаетесь и не поможете нам уничтожить врага.

Генерал Варр молчал весьма долго, и в воксе были слышны лишь шелест дождя да приглушенные неумолчные звуки джунглей.

— Хаос, значит, — произнес он.

— Хаос, — подтвердил Мерчано. — Он умеет лишь лгать. И, поверив его лжи, вы вступаете на путь, ведущий к скверне. Враг прибыл на Ванквалис, и он куда страшнее, нежели безумствующая зеленокожая орда.

— Мы сражались с ним бок о бок, — заметил Варр, — и расправились с несколькими тысячами орков…

— Просто они сами желают заполучить этот мир. Носители Черной Чаши, вне всяких сомнений, воспользовались вторжением орков, чтобы высадиться на Неверморне. Будь прокляты эти зеленокожие, но теперь истинный враг показал свое лицо и должен быть уничтожен.

— Что ж, лорд Мерчано, как я понимаю, вы берете под свое командование все имперские войска на Ванквалисе?

— Вы поняли меня верно. И, объединив наши усилия, мы разделаемся с Черной Чашей раз и навсегда. Где вы находитесь, Варр?

— Мы разбили лагерь на высотах примерно в двух километрах к северо-западу от выхода из Змеящейся лощины, — ответил генерал. — Все еще продолжаем собирать тех, кто пережил сражение. Здесь располагаются примерно две тысячи здоровых солдат и еще от пятисот до тысячи укрылись где-то между нами и оврагом. Разведчики докладывают, что зеленокожие двигаются на север от холмов, а это значит, что ксеносы уже направляются к побережью.

— Сейчас у нас есть заботы и поважнее, чем орки, — сказал Мерчано. — Предатели сбежали от моих Воющих Грифонов к болотам, лежащим на юге от разрушенной крепости.

— Я понимаю, о чем вы, — отозвался Варр. — На моих картах эти территории помечены как гиблое место. Никому там не пролезть, и даже орки обошли их стороной.

— Именно там мы и разделаемся с Черной Чашей. Мои люди подойдут с востока. Вы же соберете свой 901-й и перекроете западный край. Предатели окажутся заперты.

— Оставив свои позиции, мы предоставим оркам полную свободу действий, — заметил Варр. — Этак они достигнут моря в три дня, не встретив никакого сопротивления.

— Генерал, — мрачно произнес Мерчано, — мой орден поклялся защищать Ванквалис очень много лет назад. Едва до нас дошел слух о вторжении зеленокожих, как я поднял своих людей и привел их сюда, чтобы очистить джунгли от ксеносов. Но Воющие Грифоны всегда знали, что рано или поздно Черная Чаша вернется, и пока она не будет уничтожена, все прочие вопросы могут подождать. Ксеносы ненавистны мне не меньше, чем вам, и даже больше, ибо я сражался с ними во всех уголках этой Галактики. Но, поверьте, я не лгу, когда говорю, что пусть лучше все жители Ванквалиса до последнего человека погибнут от рук орков, чем из этих джунглей уйдет живым хоть один Носитель Черной Чаши. Даже и не думайте спорить со мной или пытаться спрашивать, что именно движет нами. Мы ни перед чем не остановимся, когда речь идет о соблюдении клятв. Ни перед чем.

— Мои люди выйдут на указанные позиции за полдня, — сказал Варр. — Если это, конечно, приказ.

— Приказ, генерал! — Мерчано прервал соединение.

— Штрафные легионы, — с отвращением произнес Борганор. — Худшие из худших. Отребье, недостойное милости Императора.

— Ты прав, отребье, — согласился библиарий. — Но с кем послабее зеленокожие уже бы разделались. Среди этих парней хватает закоренелых и матерых убийц. К тому же нас мало волнует, будет ли 901-й стоять и держать бой или же бросится прочь, поджав хвосты. Главное, что они замедлят продвижение Черной Чаши. И как только мы сойдемся в рукопашной, наш враг будет обречен. Протянет ли 901-й достаточно, чтобы помочь нам в бою, мне все равно.

— Что ж, хотя бы в смерти они на что-то сгодятся, — сказал Борганор. — Во всяком случае, так от них будет пользы больше, чем при жизни.

— Прикажи капитану Дариону подтягивать патрули и готовиться выступать. Как только штрафники выйдут на позиции, мы захлопнем капкан.

Борганор отсалютовал и покинул площадку, оставив Мерчано заканчивать ритуал очищения.

Вскоре все завершится, и Воющие Грифоны сдержат еще одну древнейшую клятву. Уже к следующему закату на теле Мерчано будет перечеркнуто очередное имя, чтобы всякий раз, испытывая боль, он вспоминал тот день, когда пала Черная Чаша.

 

Глава тринадцатая

— На какие уступки мы можем пойти, когда это необходимо для победы?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Понятие уступок и компромиссов чуждо Астартес. Погибнуть, но не отступить — это и есть победа.

За двойной драмой орочьего похода к побережью и погони Воющих Грифонов за Испивающими Души остались незамеченными многие другие, разворачивавшиеся прямо сейчас в джунглях Неверморна. Крошечные отряды штрафников сражались с разрозненными группами зеленокожих — обе стороны были отрезаны от основных войск и вынуждены вести локальные войны во имя собственного выживания. Многие беглецы становились жертвами обитающих в зарослях хищников, исчезая в жвалах огромных насекомых или погибая в удушающих объятиях щупалец животных, прячущихся под землей. Тысячи отдельных повестей можно было написать о том, что вершилось в стороне от посторонних глаз. Люди и орки погибали и героически, и глупо, уступая силам природы или же нанизывая друг друга на ножи.

И одна из этих повестей рассказывала бы о небольших устаревших грузовых челноках, спустившихся с неба на исходе ночи. Они неуклюже приземлились на изрытом воронками склоне, и из леса тут же высыпали Испивающие Души, присягнувшие Евмену и возглавляемые сержантом Гекуларом. Они с некоторым удивлением наблюдали за схваткой между Воющими Грифонами и воинами Сарпедона, посмеиваясь над тем, что их врага атакуют имперские космические десантники.

Бесшумно и быстро мятежные Астартес погрузились на_ «Онагры», с трудом оторвавшиеся от земли. Они скрылись в небе, когда первые серовато-зеленые лучи солнца осветили край горизонта, и устремились к «Сломанному хребту», чтобы наконец навсегда оставить эту никчемную планету.

Даже мутировавшие ноги Сарпедона начинали уставать от путешествия через смердящую вязкую жижу. Вонь стояла невообразимая, поскольку умирающие животные приходили сюда, чтобы испустить дух и лежать, разлагаясь, в этом царстве тлена и гнили. Деревья, растущие здесь, казались костлявыми руками, в отчаянии тянущимися из болота. Покрытые слизью корни изгибались над головами десантников, образуя арки и туннели. Испивающие Души шли уже несколько часов, понимая, что Воющие Грифоны не отстанут ни на шаг.

— Командор, — раздался в воксе голос Салка, ушедшего вперед. Отделение сержанта включало в себя нескольких закаленных ветеранов, и Сарпедон все чаще и чаще использовал их в качестве разведчиков. — Визуальный контакт. Примерно в полукилометре от нас.

— Воющие Грифоны?

— Нет. Похоже, это 901-й.

— Всем подразделениям — остановиться, — приказал Сарпедон.

Оставшиеся Испивающие Души численностью примерно в две сотни бойцов прекратили месить грязь и замерли, стараясь держать свое оружие как можно выше. Магистр также остановился и прислушался к звукам болота: гудели насекомые, ухали гнездящиеся среди уродливых деревьев птицы, приглушенно булькала вода.

— Я могу связаться с ними, командор, — предложил Салк.

— Нет, сержант, — ответил Сарпедон. — Мы не знаем, на чьей они теперь стороне. Воющие Грифоны запросто могли взять командование полком.

Магистр захлюпал через трясину, направляясь к могучему дереву, возвышающемуся над болотом на высоких корнях, чем-то напоминавших паучьи лапы, и взобрался наверх — карабкаться по деревьям Сарпедон умел теперь не хуже какого-нибудь жука, вонзая длинные когти ног в кору.

С этой позиции его улучшенное зрение позволяло разглядеть сквозь туман противоположный берег и край леса. Солдаты штрафного легиона очень хорошо замаскировались, вымазавшись грязью и успев изготовить импровизированный камуфляж, и определенно готовились к бою. Они ждали, что с болот к ним выйдет враг, которым могли быть только Испивающие Души.

Между космодесантниками и позициями 901-го виднелись остовы каких-то огромных машин, наполовину ушедших в грязь, еще несколько таких же лежало на берегу — ржавеющие обломки среди оплавленных каменных глыб. Вот и все, что осталось от орочьего астероида, который промахнулся мимо цели и врезался в оставшийся позади холм, — должно быть, взрыв раскидал посадочный модуль ксеносов по всему болоту и долине. Увиденное неожиданно напомнило о том, что именно вторжение зеленокожих привело Испивающих Души на Ванквалис, но теперь Сарпедону приходилось думать совсем о другом, и с каждой минутой все важнее становились вопросы банального выживания.

— Их отправили сюда, чтобы задержать нас, — произнес командор. — Бедные обреченные грешники.

На берегу возникло движение. Из зарослей выкатывались и влетали в воду «Химеры» — грубые бронемашины пехоты, используемые Имперской Гвардией. По подернутой ряской безмятежной поверхности побежала рябь…

— Они собираются атаковать, — сказал Сарпедон. — Испивающие Души! Построение в линию!

Позади него космодесантники растянулись в широкий ряд, и каждый из них казался якорем, надежно удерживающим остальной строй. Сарпедон присоединился к ним, сбежав по стволу и спрыгнув обратно в воду. Засасывающая грязь замедлила продвижение «Химер» 901-го, и одна из них безнадежно увязла. Верхний люк распахнулся, и наружу посыпались солдаты. Жижа доходила людям до груди, но штрафники изо всех сил старались держаться.

Один из них закричал, заметив Испивающих Души. Сотни солдат уже стояли в воде, изготовив к бою лазерные винтовки, несколько тяжелых орудий и даже плазмаганов.

Быть может, отвага толкает их на битву с нами, подумал Сарпедон. Или же эти люди отчаялись выбраться с планеты и теперь просто ищут доброй драки перед тем, как все завершится.

Магистр увидел головную «Химеру» — командирскую машину, обвешанную антеннами и мощными вокс-передатчиками. Из нее тоже выгрузились бойцы, открывшие огонь, едва успев оказаться в воде.

— В атаку! — раздался крик капитана Люко, ведущего передовой отряд Испивающих Души сквозь лазерный шквал.

Броня космических десантников была практически неуязвима для винтовок штрафников, и вся эта пальба в лучшем случае могла поцарапать наступающих Астартес. Едва услышав, как первый раз рявкнули болтеры, Сарпедон сломя голову бросился к командирской «Химере».

Ряды 901-го стремительно редели. Десятки бойцов погибли в первые же секунды, повалившись на броню своих БТР или рухнув в смешавшуюся с кровью болотную грязь. Сарпедон воспринимал происходящее как не имеющее к нему отношения, будто смотрел пикт-запись, находясь далеко-далеко от этого места; грохот выстрелов казался тихим, едва слышным. Умирали его союзники, люди, прибывшие освобождать Ванквалис, и было чудовищно несправедливо воевать против них. Но выбора не оставалось ни у одной из сражающихся сторон. Уничтожение 901-го было неизбежно — это была грязная, жестокая работа, с которой следовало покончить как можно скорее, забыв об эмоциях… так, словно казнишь боевого брата.

В командирскую «Химеру» ударил плазменный заряд, прожигая ей ее бок, и из верхнего люка вырвалось пламя. Люди, прятавшиеся под защитой брони, бросились кто куда, неуклюже ковыляя в грязи. Их силуэты ярко вырисовывались на фоне пожара.

Сарпедон и Варр увидели друг друга одновременно. Опаленный языками огня, рвущимися из его машины, генерал стоял, обнажив клинок — богато украшенную саблю, которую, скорее всего, забрал у погибшего ванквалийского артиллериста, чтобы заменить оружие, сломавшееся под стенами Райтспайра.

— Отходим! — закричал Варр людям за своей спиной, не отводя своего взгляда от командора. — Отдайте приказ! Всем отступить и удерживать берег!

Вокс-оператор, тащивший свой тяжелый ранец через всю эту грязь и темноту, передал распоряжение остальным отрядам 901-го. Но сам Варр не последовал за своими людьми, когда те побежали прочь от приближающихся гигантов, закованных в энергетическую броню.

— Варр! — окликнул его командор.

— Сарпедон, — ответил генерал, — цепочка командования поменялась. Теперь мы стали врагами.

— Знаю.

— Будь у меня хоть какая-то возможность все исправить, я бы воспользовался ею. Надеюсь, вы верите мне. Но я служу Империуму, а на Ванквалисе это предполагает подчинение лорду Мерчано.

— Я верю, Варр. И если это хоть что-то значит для вас, то знайте, я и сам бы хотел этого избежать.

Генерал принял боевую стойку, высоко подняв саблю.

— Покончим со всем быстро, — произнес он.

Сарпедон выхватил силовой посох. В считанные секунды библиарий преодолел разделявшее их расстояние, и его оружие встретилось с клинком Варра.

— Воющие Грифоны? — спросил Евмен.

— Да, герб был именно таким, — ответил сержант Гекулар. В полумраке архива Испивающих Души лицо его казалось еще более худым и жестоким, чем обычно.

Евмен развернул установленный на подвижном креплении пикт-экран. Большую часть библиотеки ордена по-прежнему составляли те дата-стеки, которые удалось забрать с потерянного флота, оставленного Сарпедоном после первой Войны Ордена. Их разместили на мозаичном полу вдоль украшенных потускневшими фресками стен корабельной церкви.

На экран была выведена история Воющих Грифонов.

— Наследники Ультрамаринов, — пробормотал Евмен себе под нос. — Кровь Жиллимана, примарха, как раз и придумавшего всю эту затею с Империумом. Очень надеюсь, что его сыны понесут серьезные потери, прежде чем доберутся до Сарпедона.

— Никогда особенно не увлекался историей Империума, — произнес Гекулар.

Евмен развернулся к нему.

— Тогда начинай прямо сейчас, — посоветовал командир мятежников. — Врага надо знать в лицо. — Он снова посмотрел на экран. — Грифоны — всего лишь очередные домашние собачонки. По приказу Терры на задних лапках прыгать готовы. К моменту, когда они покончат с Сарпедоном, нам стоит убраться как можно дальше.

Краем глаза Евмен заметил, что к нему приближается еще один Испивающий Души — Паллас, чье лицо все еще было багровым от ожога. Апотекарий пришел в себя после взрыва буквально за минуту и перерыл все летные палубы в поисках Лигриса, но тот сумел уйти.

— Пристыковался последний «Онагр», — доложил Паллас. — Все, кто верен тебе, теперь находятся на борту.

— Хорошо, — откликнулся Евмен. — Что насчет раненых?

— Есть несколько, — ответил Паллас, — но ничего такого, с чем не справится апотекарион, если мне выделят помощников.

— Лигрис?

— Все еще скрывается.

— Он сбежал от тебя, Паллас, — произнес Евмен.

— Не спорю, — сдержанно согласился апотекарий. — Он сумел победить меня.

— Ты подвел меня, — сказал командир мятежников. — Я ожидаю большего от своих офицеров.

— Я найду его, Евмен.

— Разумеется, рано или поздно так и будет. Но этого мало. Мне нужна его голова, и срочно. — Евмен выключил пикт-экран и активировал вокс. — Тидей? Весь орден уже на борту. Сколько тебе еще нужно, чтобы вывести нас в варп?

— Еще сутки как минимум, — ответил Тидей.

В переговорном устройстве отчетливо слышался шум моторного отделения. Многие корабли, сплавившиеся в «Сломанный хребет», имели функционирующие варп-двигатели, соединенные вместе таким образом, чтобы «скиталец» мог перемещаться между системами.

— Сутки? — Лицо Евмена стало еще более мрачным, чем прежде. — Изволь объясниться.

— Лигрис повредил соединения между плазменными генераторами и катушками накопителей. Все можно починить, но это требует времени. Остановить нас ему не удастся, но вот задержать — вполне.

Евмен злобно покосился на Палласа, чья оплошность позволила технодесантнику свободно перемещаться по всему «Сломанному хребту».

— Время становится решающим фактором. Мы должны уйти в варп, как только будут исправлены двигатели.

— И куда прыгнем? — спросил сержант Гекулар.

— Не имеет значения, — ответил Евмен, выключая вокс. — Главное, подальше от этой проклятой системы. А там уже продумаем наш следующий шаг.

Евмен знаком приказал Гекулару следовать за собой и направился обратно к мостику, чтобы подготовить системы «Сломанного хребта» к отправлению.

Апотекарий Паллас еще несколько минут продолжал стоять, окруженный дата-стеками, хранящий память обо всем, что он предал. Он повернулся спиной к старому ордену, объединившись с Сарпедоном, а теперь отрекся и от него самого. Во всем архиве не осталось ничего, что Паллас мог бы назвать своей историей.

Затем он тоже покинул зал, направившись в апотекарион, где его ждали боевые братья, пострадавшие при обороне лесной крепости. Их связывало общее предательство, и теперь Паллас был обязан помочь им… ведь они были его боевыми братьями. Сарпедон же, как и другие Испивающие Души, оставшиеся на Ванквалисе, должен был быть забыт навсегда.

Драться Глейвана Варра учил отец. И именно это позволило урокам хорошо запомниться. Отец сражался в составе 31-го полка Локразийской легкой пехоты — славного древними традициями подразделения, относившегося к своим мечам с не меньшей серьезностью, чем к огнестрельному оружию. Боевой стиль локразийцев, текучий и стремительный, сочетал в себе элегантность со смертоносностью. Варр-старший был человеком добродушным, но прекрасно понимал, сколь опасной может быть Галактика, и особенно для его сына, собиравшегося, как и он, делать военную карьеру. Каждое неловкое парирование, каждый непродуманный выпад богато награждались синяками, и уже к совершеннолетию будущий генерал владел искусством меча не хуже ветеранов Локразийской легкой пехоты.

Однажды отцовский полк отправился на подавление мятежа и так и не вернулся. Но в памяти Варра навсегда сохранились все эти выпады и блоки, финты и добивающие удары.

Но сейчас от них практически не было толку. Сарпедон был огромен и обладал настолько молниеносной реакцией, что даже отец Варра не смог бы сейчас ничего поделать.

В очередной раз отразив удар психосилового посоха, генерал оценил состояние своей сабли — она была помятой, зазубренной, согнутой и вряд ли пригодной для использования в качестве оружия. Он пошатнулся, и тут же рукоять посоха врезалась в его спину, вынуждая распластаться в грязи. Варр едва не выронил саблю. Он нырнул, нашел ногами дно и рывком распрямился. Его глаза залепила вонючая жижа, и генерал даже не мог видеть своего противника.

Его отец сейчас наверняка бы прокрутился на месте, описав мечом эффектную дугу с такой точностью и скоростью, что поймал бы противника врасплох и перерезал бы тому глотку. Варр так и поступил, вкладывая весь свой вес, всю свою силу в удар, нацеленный туда, где, по его предположению, должен был находиться Сарпедон.

Клинок разлетелся вдребезги. Сломалось также и запястье самого Варра, и рука онемела от боли. Подняв взгляд и смаргивая грязь с ресниц, он увидел, что сабля переломилась о предплечье Сарпедона.

И генерала не слишком утешило осознание того факта, что лицо его противника выражало подлинное сожаление, когда психосиловой посох пронзил грудь Варра.

Безжизненное тело сползло с посоха в воду, гнилая болотная жижа заполнила дыру в груди генерала. Сарпедон молчаливо смотрел, как тот погружается в окровавленную грязь.

— Командор, — раздался голос капитана Люко, — 901-й отступает.

— Генерал Варр погиб, — ответил ему Сарпедон.

Люко кивнул в сторону позиций штрафного легиона.

— Значит, — произнес он, — они лишились командира. Дайте приказ, и мы просто сметем их.

Сарпедон проследил за взглядом товарища.

— Этим мы ничего не добьемся, — возразил командор. — Их отправили сюда не расправиться с нами, а задержать нас. Даже если мы просто побежим сквозь них, они выполнят эту задачу. И Воющие Грифоны ударят нам в спину.

— Командор, — осторожно спросил Люко, на лице которого явственно читались сомнение и настороженность, редко посещавшие космических десантников, — ты же не собираешься сражаться с Воющими Грифонами в этом болоте?

— Нет, — ответил Сарпедон. — Это был бы слишком роскошный подарок для Мерчано. Скажи, капитан, мы все еще можем связаться со «Сломанным хребтом»?

— Не уверен, — протянул Люко. — Мы ничего не слышали от Лигриса с того самого…

— Я говорю не о Лигрисе, — отрезал командор. — Мне нужен Евмен.

Евмен распорядился, чтобы его оставили одного и выключили все сторонние каналы связи, поскольку никто, кроме него, не должен был участвовать в этих переговорах. На мостике появлялось все больше и больше оборудования, чтобы новый повелитель мог командовать и «Сломанным хребтом», и Испивающими Души без посторонней помощи.

Он подошел к капитанской кафедре, за которой смотрелся настолько естественно, словно всегда стоял за ней.

— Доброго дня, командор, — произнес Евмен.

На обзорном экране возникло лицо Сарпедона. За спиной низвергнутого магистра были видны ветви уродливо изогнутых деревьев, торчащих среди гнилых болот. Командор с головы до ног был вымазан в какой-то слизи и крови генерала Варра.

— Предлагаю переговоры, — сказал Сарпедон.

— Какой смысл? — засмеялся Евмен. — «Сломанный хребет» в наших руках. Варп-двигатели уже заряжаются. Мы снимемся с места менее чем через час. Разве ты можешь нам предложить хоть что-то, в чем мы нуждаемся?

— Выживание, — произнес Сарпедон. — Будущее.

— Не думаю, что это наше выживание поставлено на карту.

— Проклятие, Евмен, неужели ты совсем не понимаешь, что происходит? Я не единственный твой враг. Воющие Грифоны не остановятся, пока все Испивающие Души не будут уничтожены. И это касается и твоих, и моих людей. Даже если тебе удастся покинуть систему, этот враг сядет на хвост. И благодаря численному перевесу уничтожит вас.

— Это мы еще поглядим.

— Евмен, не стану делать вид, будто ты мне не омерзителен. — Судя по выражению лица, командор с трудом сдерживал гнев. — Ты предал и меня, и все, ради чего я сражался. Но я не могу позволить Испивающим Души погибнуть. Все они остаются моими боевыми братьями, и я не допущу, чтобы Воющие Грифоны победили только потому, что мы оказались разделены. Отбрось свою гордыню хотя бы на секунду. Ты сам прекрасно понимаешь, что я говорю правду. Если мы не объединим усилия, Грифоны перережут нас по одному.

— Слышу слова того, кому в затылок дышит смерть, — подался вперед Евмен. — Еще раз спрашиваю: что ты можешь мне предложить?

— Орден.

После слов Сарпедона повисла неловкая тишина. Евмен глубоко задумался, и темноту вокруг него нарушало лишь мерцание сигнальных лампочек когитаторов и мониторов.

— Орден, — повторил Евмен. — Испивающие Души.

— Они перейдут под твое начало, — сказал Сарпедон. — Я добровольно сложу полномочия. И ты станешь новым магистром Испивающих Души. В твоих руках окажется все — тайны «Сломанного хребта», братья, остающиеся со мной, и все остальное.

— Ты же знаешь, что они никогда не станут сражаться за меня.

— Зато они подчиняются мне. А я присягну тебе.

— И этим ты собираешься купить свою жизнь! — На лице Евмена расцвела широкая мальчишеская улыбка. — Тебя больше ничего не волнует. Только собственная шкура. Словно животное.

— Да, словно животное, — подтвердил командор. — Если тебе будет угодно так это определить. И я сдержу свое слово, если ты поможешь нам победить Воющих Грифонов.

— Надо еще придумать, как вытащить тебя с этой планеты, — задумчиво нахмурился Евмен.

— В этом тебе поможет Лигрис, — подсказал Сарпедон. — Если ты, конечно, поторопишься.

Евмен посмотрел изображению собеседника прямо в глаза:

— Ловлю тебя на слове. И помни, однажды я уже победил тебя. И сумею сделать это снова.

— Я всегда держу обещания, — мрачно отозвался Сарпедон. — Нет ничего, на что бы я не пошел ради выживания Испивающих Души. Можешь даже убить меня, если это доставит тебе удовольствие. Только сохрани орден. Даже если мне придется потерять все, что мне дорого, чтобы спасти его, я соглашусь.

— Да будет так, — произнес Евмен. — Я принимаю твое предложение. Мы объединимся против Воющих Грифонов. Но с этой минуты я становлюсь магистром Испивающих Души. Посмеешь обмануть — и все твои боевые братья обречены.

Плечи Сарпедона поникли, и, должно быть, впервые за свою карьеру космического десантника он чувствовал себя действительно раздавленным.

— Выведи наш разговор на весь корабль, — попросил командор. — Лигрис услышит. И тогда мы сможем покончить со всем этим.

Евмен поспешил переключить канал связи на вокс-трансляторы, раскиданные по всему «Сломанному хребту».

— Сделано, — ухмыльнулся он, нисколько не сомневаясь в том, что отныне является единственным магистром ордена. — Я не стану убивать тебя, Сарпедон. Я просто унижу тебя. Разрушу все, во что ты верил, и заставлю тебя смотреть на это.

— Нисколько не сомневаюсь. Но мое слово прочно.

Сарпедон обратился к Лигрису по внутренней связи

«Сломанного хребта», призывая технодесантника явиться к Евмену и помочь настроить и откалибровать точное вооружение громадного «скитальца».

В голосе командора звучали ничем не прикрытые скорбь и признание поражения. Впервые за долгое время Евмен мог позволить себе расслабиться за капитанской кафедрой и просто слушать, наслаждаясь унижением того, из чьих рук вырвал власть.

 

Глава четырнадцатая

— Чему могут научить нас ксеносы?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Они могут научить нас ненависти.

В безмолвном гневе лорд Мерчано наблюдал за тем, как над джунглями распускаются ослепительнооранжевые цветы разрывов. Он стоял на замшелых камнях у подножия холма, глядя на заболоченную низину, и со своей позиции мог видеть желтоватую грязную листву деревьев, простирающих ветви над топями, и темную растительность, затянувшую оливково-зеленым покрывалом смердящие воды. Где-то там продолжала скрываться цель Воющих Грифонов — Носители Черной Чаши, возглавляемые Сарпедоном. И ведь Астартес Мерчано были уже близки к тому, чтобы разделаться с врагом в этой грязи и вечном сумраке.

Очередной взрыв разметал деревья прямо возле позиций Грифонов. Он пришелся по самому краю болота, где как раз сейчас бы уже шли войска Мерчано, не начнись эта бомбардировка. Раз за разом с неба били мощные энергетические копья и тяжелые снаряды. Охваченный пожарами лес заволокло дымом — казалось, будто перед Воющими Грифонами выросла огненная стена.

— Очередная подлость, — пробормотал лорд-библиарий себе под нос. — Очередная трусость. Предатели настолько забыли о чести, что даже бой принять не могут.

— Лорд, — доложил капитан Дарион, выходя из-за камней позади Мерчано, — мне пришлось отозвать передовые отделения. Они утверждают, что мы не можем продолжать наступление, пока бомбардировка не завершится.

— Я пришел к тому же выводу.

— Прицельность обстрела просто исключительна. При обычном орбитальном ударе снаряды ложились бы по всей долине. Должно быть, Черная Чаша обладает очень древними технологиями, раз может настолько уверенно стрелять по нам в непосредственной близости от своих людей.

— Осторожнее, капитан, ты начинаешь восторгаться путями врага, — угрюмо откликнулся Мерчано. — Никогда не смей заявлять, что кто-то превосходит нас в силе. Мы воины Императора, и ничто не устоит перед Его могуществом, дарованным нам. — Библиарий отвернулся и вышел на связь с «Лазурным когтем»: — Говорит лорд Мерчано. Прием.

— «Коготь» на связи, — ответил ему флаг-лейтенант Скарлфан.

Он принадлежал не к космическим десантникам, а к тем неаугментированным людям, которые обслуживали Воющих Грифонов, управляя их космическими кораблями и трудясь в мастерских и апотекарионе.

— Мы находимся под орбитальным обстрелом. Откуда он исходит?

— Сенсоры выявили очень большой корабль, — доложил Скарлфан. — Он вышел на низкую орбиту и до сих пор прятался от нас на противоположной стороне планеты. Для своих габаритов обладает весьма впечатляющей маневренностью. Огонь открыл буквально пару минут назад.

— С ним можно справиться? — спросил Мерчано.

— Сомневаюсь, что наша флотилия сумеет успешно выполнить эту задачу, — произнес Скарлфан. — Противник обладает значительными запасами вооружения, а размеры не допускают эффективного нацеливания. Мы не можем с точностью установить уязвимые точки.

— Мне необходима максимально подробная информация, — заявил лорд-библиарий. — Полные сканы. Можете рискнуть даже «Лазурным когтем», но подкрадитесь как можно ближе.

— Уже выполняем, — отозвался Скарлфан, — Высылаю полученные сведения на ваш планшет.

Мерчано снял цифровой планшет с тяжелого пояса своей брони. Экран засветился, показывая схему вражеского корабля. Тот оказался огромным, асимметричным и уродливым. Вокруг изображения плясали графики и колонки цифр.

— «Космический скиталец», — произнес Мерчано.

«Скитальцы» образовывались из затерявшихся в вар-

пе кораблей, сплавившихся вместе в бесформенную груду металла, уродливую пародию на настоящий звездолет. Время от времени варп выплевывал такие «скитальцы» в реальное пространство, и обычно они кишели ксеносами, преступниками и даже демонами. Не было ничего удивительного в том, что Носители Черной Чаши путешествовали именно так.

— Признаки жизни?

— Сканирование почти завершено, — ответил Скарлфан. — Объем органики не превышает пока даже одного процента.

— Чертова штуковина пуста, — произнес Дарион.

А вот это было уже странно. «Космические скитальцы», эти летающие разносчики скверны, практически всегда были заражены либо порождениями варпа, либо ксеносами — как правило, совершенно безмозглыми созданиями, движимыми лишь голодом. Но громада, зависшая на орбите Ванквалиса, была, если так можно выразиться, чистой.

— Похоже, что Черная Чаша не любит делить с кем-либо свое жилое пространство, — заметил Мерчано. — Значит, они там одни. Капитан, насколько хорошо ты знаешь Кодекс Астартес?

Во взгляде Дариона читалась явственная обида.

— Как свои пять пальцев! — заявил капитан.

— Тогда ты должен быть знаком с рекомендуемой тактикой высадки на «космический скиталец».

— Абордаж? Конечно, лорд-библиарий.

Мерчано обвел рукой заболоченную долину, все еще

сотрясаемую бомбардировкой.

— «Скиталец» осмелился выйти на низкую орбиту только сейчас. Стало быть, Черная Чаша намеревается покинуть Ванквалис, вернуться на борт и бежать. Именно в этот момент они окажутся наиболее уязвимыми. И что куда более важно, мы сможем атаковать их, когда они соберутся в одном месте. Все до единого, и даже их звездолет. Тем самым мы гарантированно покончим с ними навсегда.

— Лорд-библиарий, мало что может сравниться по опасности со штурмом вражеского корабля, — с настороженностью в голосе протянул Дарион.

— Я знаю одно, капитан: если мы позволим врагу ускользнуть, разве не подвергнем весь мир опасности куда большей, нежели та, что, вероятно, грозит Воющим Грифонам? Разве не отзовется болью в душе каждого из наших собратьев понимание того, что орден видел, как враги собирают свои вещички, но даже не попытался исполнить клятвы, требующие полнейшего уничтожения Черной Чаши? Штурм «скитальца» — это отчаянный ход, но в своей жизни космическим десантникам не раз приходится делать подобный выбор. Правда, многие командоры и в самом деле согласились бы отпустить Носителей. Но никого из них здесь нет.

— Конечно, лорд-библиарий, — сказал Дарион. — И я согласен. Но действовать надо, оценив все риски.

— И это моя работа — свести их к минимуму, — произнес Мерчано. — Поэтому мы не должны остаться одни. — Библиарий включил вокс. — Генерал Варр? Ответьте. Лорд Мерчано на связи.

— Варр погиб, — раздался в ответ грубый, хрипловатый голос, до невозможности отличающийся от выдающих благородное происхождение интонаций Варра.

— Кто говорит? — требовательно спросил Мерчано.

— Действующий генерал Куллек, — ответили ему.

Говоривший определенно был и сам смущен сказанным.

— Действующий генерал? — Библиарий даже не пытался скрыть своего недоверия. — Что за чушь?

— Варр погиб, — сказал Куллек. — Мне пришлось забрать его сапоги.

— Вы оказались старшим по званию?

— В штрафных легионах не существует такого понятия. Но я тот, кто сейчас раздает приказы, что делает меня главным. Действующим генералом, как я уже сказал.

В голосе Куллека звучали противные злорадные нотки, словно смерть и разрушения, обрушившиеся на Ванквалис, представляли для него лишь спортивный интерес. Впрочем, учитывая, что штрафные легионы и в самом деле имели довольно упрощенную структуру командования, Куллек, скорее всего, не лгал. И раз уж ему хватило ума до сих пор оставаться в живых, то пусть себе и дальше бегает в чужих сапогах. Хотя, конечно, Мерчано было крайне неприятно полагаться на человека, наверняка осужденного за какое-то ужасное преступление против Императора.

— Хорошо, — сухо отозвался Мерчано. — Вы вступили в контакт с противником?

— Все еще ожидаем, — ответил Куллек. — Генерал приказал отступать после первой же стычки, но сам так к берегу и не вышел. Парни начинают нервничать. Не слишком-то весело сидеть и ждать, пока тебя обстреляют. Они хотят настоящей драки.

— Значит, их желание исполнится. Император нуждается в 901-м. Скажите мне, действующий генерал, участвовали ли ваши люди когда-нибудь в абордаже?

В воздухе пахло солью и мокрыми после дождя камнями. Хотя перед ним по-прежнему простирались зеленые заросли джунглей, вожак уже наслаждался чувством победы. Людишки пытались остановить его и сами лезли под орочьи топоры, только бы остановить орду. Пытались, но не сумели. Затем с неба упали настоящие машины убийства, закованные в броню, но даже этим лучшим воинам Человечества не удалось устоять. Им не помогли дешевые фокусы с призывом фальшивых богов, которые должны были напугать зеленокожих и прогнать с Ванквалиса. Во всех случаях побеждали орки.

Обычно вожак позволял убегать вперед только охотникам и разведчикам, но теперь, когда победа была близка, он и сам ломился сквозь густые заросли с остервенением, свойственным каждому орку. Механическая рука вырывала с корнем деревья, оказавшиеся на пути, и сокрушала гниющие поваленные стволы. Он рвал лианы, пытающиеся опутать его ноги и замедлить шаг. Пар и дым вырывались из его механического корпуса, в топке жарко горело пламя.

Он чувствовал соленый запах моря и наэлектризованность воздуха, предвещающую грозу. Джунгли, словно в страхе, расступались перед вожаком, кроны деревьев колыхались в мощных порывах ветра, и вниз дождем сыпались сорванные листья и поломанные ветви. Внезапно прямо перед лидером зеленокожих вырос непроницаемый барьер из узловатых, прочных, точно железо, деревьев. Он протянулся в обе стороны, преграждая путь.

Вожак испустил яростный рев. Из сочленений огромной металлической клешни вырвался пар, когда гигантский орк в гневе заиграл искусственными мышцами. С пылающими яростью глазами он бросился прямо на заросли, раз за разом обрушивая на преграду стальной кулак. Брызнула во все стороны кора, начала разлетаться щепками древесина… Наконец вожак сумел раздвинуть два ствола, чтобы протиснуться между ними, и те затрещали, точно ломающиеся ребра врага. Из земли поднялись корни, и с жутким скрежещущим звуком деревья повалились в разные стороны, роняя листву.

Сквозь образовавшуюся брешь ворвался прохладный влажный ветер. Вожак услышал крики птиц, согнанных с насиженных мест грохотом падающих стволов. Над головой он видел серое небо, затянутое тучами.

Вожак продолжал рваться вперед, шагая по каменистому склону. Температура воздуха начала падать, подул соленый ветер. Наконец, после столь долгого заточения, орда вырвалась из зеленой клетки джунглей.

Заросли обрывались возле высокой каменной гряды, похожей на рубец. Сразу за ней начиналось море. Буря набирала силу, вздымая его воды пенными валами. На горизонте оно встречалось со столь же угрюмым серым небом. Волны разбивались о камни, орошая солеными брызгами и подлесок, и самого вожака.

Зеленокожие достигли той цели, ради которой сражались и гибли на Ванквалисе. Море. Взгляд вожака был устремлен к горизонту, где за беснующимися водами едва заметно проглядывала полоска суши. Не так уж и многое отделяло Неверморн и орков от Хирогрейва — континента, усеянного городами, где было полно презренных людишек, прямо просящихся под орочий нож. Наконец-то вожак смог по-настоящему увидеть вожделенный берег. Хирогрейв, где зеленокожие смогут сполна отплатить за все и где боги получат достаточно крови.

Стоя на возвышенности, вожак окинул побережье взглядом. Листва джунглей, нависавших над скалистыми утесами, была чахлой и коричневатой из-за соленых брызг. Кое-где были видны восхитительные водопады, обрушивающиеся в море и исчезающие в белой пене, ревущей у подножий утесов.

В километре или двух дальше берег изгибался, защищенный двумя скалистыми выступами, похожими на тянущиеся друг к другу руки и образующими волноломы. Там море вело себя много тише и джунгли подходили почти к самому краю черного песка.

Быть может, впервые за всю свою долгую жизнь вожак расплылся в довольной широкой улыбке. Его изборожденное морщинами лицо выражало радость, казавшуюся просто немыслимой для существа, которым движет лишь ненависть и злоба.

Этот мыс был последней целью орды на Неверморне. Именно здесь много поколений назад люди впервые высадились на зеленом континенте. Теперь о тех временах напоминали лишь развалины нескольких каменных построек да полуразрушенный маяк, стоявший заброшенным с тех пор, как космодром Палатиума обеспечил куда более безопасные пути перевозки. Впрочем, на данный момент упомянутый город был предан огню.

Вожак видел, что орки уже начинают строить лодки, укрывшись под защитой волноломов в ожидании сигнала к наступлению на Хирогрейв. Гениальность и мастеровитость зеленокожих не знала границ, когда речь заходила о подготовке к резне и завоеваниям, — орда была готова трудиться не покладая рук, стаскивать к берегу толстые стволы и извлекать моторы из своих военных машин, чтобы создать неказистую флотилию, способную пересечь небольшое море, разделяющее два континента. За время пути немалое число орков погибнет, когда их разорвут на части вышедшие из строя двигатели или когда потонут их корабли, но все это не имело значения. Зеленокожих все равно останется в избытке, чтобы, высадившись на Хирогрейве, сделать победу неизбежной.

Все было кончено. Орки уже могли праздновать свой триумф. Человеческие города ничто не могло спасти от разграбления. Оставалось только последовать зову крови.

Все больше и больше зеленокожих выходило из джунглей и взбиралось на острые каменные выступы, чтобы окинуть взглядом расстилающееся перед ними море. Они завывали и улюлюкали, посылали угрозы в сторону далекого Хирогрейва и смеялись над людьми, даже и не представляющими, насколько скоро на их головы обрушится гибель. Орки, уже находившиеся на пляже, суетились у подножия утесов, обустраивая временный лагерь. Плюющиеся дымом машины были согнаны к самому краю воды, и рабы, понукаемые плетьми, вылезали из своих клеток, чтобы заняться строительством кораблей. Орда действовала быстро, не уделяя ни малейшего внимания вопросам безопасности и комфорта, так что флотилия, созданная безумными мастерами из осадных машин, должна была спуститься на воду самое большее через два или три дня.

На мгновение вожаку захотелось сбежать вниз по склону, чтобы все зеленокожее воинство преклонилось перед ним. Ему хотелось кричать и вдалбливать в их головы те причины, по которым он привел их сюда. Он мог бы рассказать им о том вероломстве, с которым люди сумели отнять Ванквалис у орков, поведать о богах и о том, как те взывают к возмездию. Мог бы попытаться вселить в их души ту же самоотверженность и одержимость, что заставили его привести орду на эту планету, сметая любые преграды на своем пути.

Но они бы все равно не поняли. Все было куда проще — так же как отдельные орки от рождения обладали познаниями в механике или примитивной медицине, вожак имел гены лидера и был способен продумывать стратегические планы и видеть скрытые истины, остававшиеся незамеченными его собратьями. Они просто не знали, что это такое — неустанно преследовать свою мечту, борясь с любыми невзгодами, способными встретиться на пути, лишь бы прийти к конечной цели. Им и не надо было этого знать, все равно войско скоро пересечет море и уничтожит Хирогрейв, поскольку все зеленокожие были рождены для одного — вечного кровопролития.

Уже ничто не могло остановить орду, она продолжила бы движение и без приказов. Да даже сам вожак, приди ему в голову такая безумная мысль, не сумел бы теперь спасти Хирогрейв от разрушения.

Единственным безопасным местом в городе осталась небесная яхта, принадлежавшая одному из наследников дома Фалкен, чей труп, без всяких сомнений, сейчас лежал под дождем среди развалин Палатиума. Изящный кораблик, широкие крылья которого ловили воздушные потоки, грациозно парил над шпилями улья. Внутренние помещения были невелики, но комфортабельны, и их, во всяком случае, хватило, чтобы графиня сумела забрать с собой камергера, экипаж и пажей. Летающее укрытие никогда не спускалось, за исключением редких случаев, когда требовалась дозаправка. Роскошные пассажирские апартаменты постоянно наполняли гул турбин и звон ветра, разбивающегося о крылья.

Лорд Совелин Фалкен припал перед Исмениссой на одно колено. Его плечи наконец распрямились, словно он сбросил с себя тяжкий груз. Несмотря на то что после появления на побережье Хирогрейва артиллерист как минимум попытался привести себя в порядок, он по-прежнему был небрит, а его парадная форма была изодрана и прожжена. В любой другой день Совелина просто прогнали бы прочь, сочтя его облик неподобающим для аудиенции с графиней.

— Моя госпожа, — голос командира артиллерии дрожал, — я прибыл с вестями из Неверморна.

Исменисса Фалкен распрямилась и посмотрела на своего гостя сверху вниз. Даже в этой обстановке, куда менее величественной, нежели та, к которой она привыкла, графиня продолжала излучать ауру власти и непререкаемого авторитета.

— Стало быть, ты проделал долгий путь, — произнесла она.

Исменисса успела переодеться в траур, чтобы выразить, насколько ее печалит положение, в котором оказались города Хирогрейва, — прежний роскошный наряд сменило черное платье с алой оторочкой, а под глазами графини были нанесены при помощи косметики темные круги, подчеркивавшие ее скорбь из-за последних событий. За ее спиной через узорчатые окна пассажирской каюты был виден дым пожаров над шпилями охваченного беспорядками города. Недовольство населения росло, все чаще выплескиваясь в виде столкновений между разъяренными, напуганными гражданами и личной стражей дома Фалкен. Стычки эти иногда перерастали в кровавые побоища, из которых люди Исмениссы далеко не всегда выходили победителями. На яхту садились в спешке, опасаясь, что до нее может добраться обезумевшая толпа.

— Я шел от самого Палатиума, — продолжал Совелин, не поднимая глаз от пола. — Мы сражались бок о бок с Имперской Гвардией, пока нас не предали Носители Черной Чаши. Тогда мне пришлось пробиваться к побережью и отслеживать перемещения зеленокожих.

— Я никогда не думала, что ты сумеешь хоть в чем-то сравниться с прочими членами дома, — произнесла графиня. — Мне мыслилось, ты окажешься бесполезным для нашего мира и всегда будешь держаться в стороне от огней битвы. И уж точно я никогда бы не поверила, что тебе удастся вырваться из Палатиума, когда этого не смогли даже такие люди, как мой супруг.

Лорд Совелин поежился, не зная, как правильно ответить.

— К сожалению, моя госпожа, — произнес он.

— Но ты выжил. Так скажи, какие вести ты принес?

— Госпожа, я прятался на берегу и наблюдал. Ждал орков. И они пришли. Они ломились сквозь джунгли словно… словно одно огромное чудовище, сметая со своего пути могучие деревья. У заброшенной пристани мне удалось найти старое судно, едва держащееся на плаву, и на нем я поспешил отправиться к Хирогрейву. Зеленокожие уже вышли к морю, хотя их изрядно потрепала Имперская Гвардия. Нет никаких сомнений, что ксеносы скоро вторгнутся на Хирогрейв. И это вопрос ближайших дней, моя госпожа.

Графиня погрузилась в молчание. Она отвернулась к окну и взглянула на город, чьи улицы были охвачены пожарами, расчертившими тьму сложным огненным лабиринтом. Засуетились дети, поправляя длинную траурную вуаль, ниспадающую по черному платью. У дальней стены, время от времени выпуская струйки холодного пара, расположились портативные ювенантные модули, более новые и менее эффективные, нежели те, что были установлены во дворце.

— Посмотри на меня, Совелин, — произнесла Исменисса.

Лорд поднял голову, но все еще не решался встретить ее взгляд.

— Неужели ты пересек весь Неверморн, а затем и море, после чего отчаянно добивался разрешения подняться на мою яхту только для того, — сказала графиня, — чтобы сообщить, что все мы обречены?

— Нет, моя госпожа. Я прибыл, чтобы сообщить, когда появятся зеленокожие. Если встретить их на берегу, мы сможем прогнать врагов прочь. В момент высадки они будут наиболее уязвимы.

— Я знаю это, Совелин. И это с самого начала был единственный реалистичный план по защите Хирогрейва. Но посмотри сам!

Исменисса указала на простершийся под ними город. Проследив за ее взглядом, лорд увидел языки пламени, пылающие во мраке. Внезапно мощный взрыв сотряс один из погруженных в темноту шпилей, и здание начало заваливаться набок, точно подрубленное дровосеком дерево.

— Граждане Хирогрейва обезумели от страха, — продолжала она. — Сумасшедшие пророки слоняются по улицам, предвещая конец света, и им верят. Даже малейшая сплетня способна толкнуть людей на мятеж. Телохранителям пришлось запихать меня эту проклятую летающую штуковину, потому что они уже не могли обеспечить безопасность в моем собственном тронном зале. И с каждой минутой, Совелин, число убитых растет… убитых! Они кучами лежат на улицах. Войска, все еще верные дому, уже не способны навести порядок. С тех пор как Стражи погибли в Палатиуме, нам недостает людей, чтобы одновременно давить беспорядки и сражаться с орками на побережье. Это просто выше наших сил.

— Похоже, госпожа, теперь вы убеждаете меня, что все мы обречены.

— Все-таки встреча с зеленокожими серьезно повлияла на тебя, Совелин, — строго посмотрела графиня на своего молодого родственника, — Ты совсем забыл о манерах. Я не виню тебя за то, что ты принес скверные вести. В конце концов, это твой долг. Но как я могу отрицать, что они не обещают нам ничего, кроме катастрофы? Кажется, ты также упомянул о Черной Чаше?

Совелин вздохнул.

— Даже не знаю, — произнес он. — Я сбежал от них.

— Проще говоря, ты, сверкая пятками, побежал к морю. И даже не попытался остаться и принять бой.

— Госпожа, к тому моменту я остался один! Я понимал, что мне нечего им противопоставить. Поэтому я сосредоточился на том враге, которого мы можем одолеть и собственными силами, — на зеленокожих.

Графиню его слова определенно не впечатлили.

— Черная Чаша обречена, — сказала она. — На наш зов откликнулись Воющие Грифоны. Когда-то давно они поклялись уничтожить Носителей. Но зеленокожие остаются проблемой.

— Мой госпожа, — произнес Совелин, — прошу разрешения откланяться. Когда яхте снова понадобится дозаправка, я хотел бы сойти на землю. Я отправлюсь к морю и сделаю все возможное, чтобы организовать оборону. Это лучший шанс одержать победу над орками. Возможно, мне удастся набрать ополченцев в прибрежных городах. Во мне кровь рода Фалкен, на мне форма Стража. Быть может, мое личное присутствие поможет что-то изменить.

— Что именно, лорд Совелин? Исход битвы или твой собственный статус? Неужели ты думаешь, что, попытавшись встать на пути орков, ты как-то искупишь свое позорное бегство от Черной Чаши?

Совелин распрямился во весь рост, и усталость не позволила ему сдержать гнев.

— Госпожа, я чуть не погиб! — закричал он. — Я снова и снова оказывался на самом краю смерти. Мне приходилось ползать в зловонной грязи, чтобы не попасться на глаза зеленокожим. Я шел и днем и ночью, чуть не утонул, пока пытался добраться до Хирогрейва, чтобы защитить свою планету и свой род! Чего еще вы от меня хотите?

Графиня посмотрела на Совелина поверх собственного царственного носа, оставшись совершенно равнодушной к этому эмоциональному взрыву.

— Мне хотелось бы, лорд Совелин, чтобы погиб ты, а на твоем месте сейчас бы стоял мой муж — один из главнокомандующих ванквалийскими Стражами. Да, именно этого. Так что можешь проваливать на свое побережье, раз уж именно так собираешься окончить свои дни. А я должна остаться и сделать все возможное, чтобы мои люди перестали убивать друг друга в страхе перед орками, которые еще даже не появились.

Лорд Совелин не ответил. Он только поклонился, развернулся на каблуках и вышел из импровизированного тронного зала, оказавшись в кают-компании, откуда мог сойти на землю при следующей остановке.

Графиня же вновь повернулась к окну и посмотрела на город. Там, далеко внизу, по-прежнему продолжали полыхать улицы улья.

Корабль ксеносов спускался сквозь листву, откусывая ветви своими черными стальными челюстями. Всполохи непрекращающейся бомбардировки отбрасывали странные тени на его переливающийся темный корпус.

Внутри челнока, расположившись в кокпите, сидел Лигрис. Испытывая самые дурные предчувствия, он все-таки воспользовался разрешением на вылет. Никто из

Испивающих Души не верил, что Евмен и в самом деле позволит технодесантнику вернуть их на борт «Сломанного хребта». Все видели за этим шагом очередную уловку предателей. Только Сарпедону удалось убедить Лигриса воспользоваться этим изготовленным неведомой расой челноком, спрятанным в глубинах «скитальца», и вылететь к болотам Ванквалиса, рискуя угодить под огонь орудий.

Испивающие Души, стоящие в гнилой воде, сорвались с места, направляясь к кораблю, зависшему на высоте груди; генераторы антигравитации, изготовленные ксеносами, позволяли машине парить в воздухе, даже незначительно не тревожа поверхности воды. Вскоре первый десантник уже подтягивался, чтобы забраться в грузовой отсек челнока.

Последним собирался подняться на борт Сарпедон, наблюдавший за посадкой своих Астартес, — корабль ксеносов не был вооружен и обладал весьма слабой броней, поэтому эвакуацию следовало проводить максимально быстро и не дожидаясь, пока 901-й или Воющие Грифоны решат испытать на них тяжелое вооружение. Командор не испытывал ни малейшей радости от осознания своей уязвимости — космические десантники никогда не подвергали себя такому риску, но выбора не было.

— Надеюсь, Сарпедон, что это того стоило, — заметил Люко, чей отряд выполнял функции прикрытия, готовясь дать отпор и штрафникам, и Воющим Грифонам, если те подберутся достаточно близко, чтобы помешать отлету.

Командор покосился на стоящего рядом с ним капитана. Тот придал лицу предельно воинственное выражение, словно наслаждался происходящим. Сарпедон же не чувствовал подобной самоуверенности.

— Орден должен выжить, — произнес он. — Мы и без того принесли слишком много жертв.

— Нет, Сарпедон, больше никакого ордена. Он умер, когда ты прикончил Горголеона. У нас остались только принципы, ради которых мы сражаемся и умираем и без которых превратились бы всего лишь в одну из многочисленных банд отщепенцев, убивающих людей без всякого повода. Евмен не верит в то, во что веришь ты. И если он получит власть, Испивающие Души прекратят свое существование.

— Если мы не станем сотрудничать с Евменом, нас будут преследовать, точно дичь, и в конце концов прикончат на этой планете, — возразил Сарпедон. — Разве лучше будет умереть?

— Да! — взорвался Люко. — Что это за альтернатива, если мне придется жить в бесчестье, убивая во имя целей, в которые я никогда не верил? Если придется повиноваться тому, кто предал меня? Да лучше сдохнуть, чем сражаться за это!

— Тогда уходи, капитан, — сказал Сарпедон, махнув в сторону челнока, куда грузились Испивающие Души. — Скорее всего, эти парни последуют за тобой. Веди их обратно в болота и сражайся до последнего. Если это то, чего ты хочешь, можешь отречься от меня и погибнуть гак, как тебе нравится.

Люко не смог сразу найтись с ответом. В течение долгих жутких секунд он просто смотрел в глаза Сарпедону, пытаясь понять, в самом ли деле тот готов разрешить подобный исход.

— Я подчинюсь, — наконец сказал капитан. — Поскольку лишь так я обретаю надежду отомстить за Каррайдина и братьев, погибших от руки Евмена. И еще потому, что я по-прежнему считаю тебя своим магистром.

— Командор, капитан, — окликнул сержант Салк, подходя к ним, — все наши на борту, и Лигрис готов отправляться. Пора.

Втроем они пробрались через трясину к зависшему в воздухе челноку. Почти две сотни Испивающих Души набились внутрь грузового отсека, прижимаясь друг к другу бронированными телами. Одной ракеты, выпущенной 901-м, одной болтерной очереди со стороны Воющих Грифонов, одного промаха «Сломанного хребта» хватило бы, что покончить с ними. Вся эта ситуация была крайне неприятна Сарпедону: мятеж, Императором проклятая планета, полная беззащитность. Впервые со смерти Горголеона Испивающими Души командовал кто-то другой, кто мог приказать уничтожить их всех.

Командор погрузился на корабль последним. Темный, кажущийся жидким металл сомкнулся под ним, образуя странным образом изгибающийся пол, чем-то напоминающий панцирь жука. Сарпедон ощутил на себе взгляды остальных Астартес — к этому моменту каждый из них знал о выборе, сделанном их лидером, о том, что он добровольно передал командование орденом Евмену. Сарпедон оставался их братом и командором, и никто не осмелился задать те же вопросы, что Люко, никто не подверг его действия сомнению. Но командор явственно видел осуждение в их взглядах, ранящее куда больнее иных слов.

Молчал и Иктинос, хотя именно от него Сарпедон ожидал попыток опротестовать передачу власти Евмену. Командор даже готовился к поединку с капелланом, для которого традиции и принципы ордена были особенно важны. Но Иктинос молчаливо согласился с происходящим и погрузился на челнок, чтобы вернуться на «Сломанный хребет». Сарпедон понимал, что только благодаря этому примеру ему удалось убедить остальных Испивающих Души принять сделанный выбор.

— Лигрис? — спросил по воксу Сарпедон.

— Готовы к взлету, — отозвался технодесантник из кокпита — кокона жидкого металла, чьи стены текли, подобно ртути.

— Рад слышать твой голос.

— А я рад, что все еще могу услужить, Сарпедон, — ответил Лигрис, — Еще раз скажу, что все готово к пуску.

— Тогда улетаем.

Корабль ракетой взметнулся в небо, и на плечи магистра обрушились мощные перегрузки. На обратный путь к «Сломанному хребту» должно было уйти меньше часа, и командор понимал, что скоро ему придется выдержать еще одну битву.

Для начала им предстояло схлестнуться с лордом Мерчано и Воющими Грифонами. А затем, если удастся выжить, его ждала встреча с правосудием Евмена.

 

Глава пятнадцатая

— Как сражаются Испивающие Души?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Их кровь холодна, словно межзвездное пространство, они действуют быстрее, чем вылетают заряды из их болтеров.

Уже несколько часов царило затишье. А если судить по тому, как прошли последние дни, над побережьем повисло напряженное, предвещающее бурю безмолвие.

Зеленокожие закончили строительство своей разномастной флотилии, и Хирогрейв уже понес первые потери, когда орочьи катапульты перебросили мощные заряды через море. Но конечно, все это казалось мелочью по сравнению с тем, что орда собиралась устроить, ворвавшись в перенаселенные города.

Тем временем на Хирогрейве все больше людей гибло от рук своих же сограждан и солдат семьи Фалкен. Один из ульев был охвачен масштабным восстанием только потому, что какой-то ребенок заявил, будто видел призраки имперских святых, требовавших покаяния от граждан Ванквалиса. Конторы переписчиков населения подверглись нападению разъяренной толпы, решившей, что там прячут запасы провизии и оружия. Целый округ оказался во власти пожаров; гвардейские части, и без того выбивавшиеся из сил в попытках сдержать мародеров и нарушителей спокойствия, были вынуждены позволить городу гореть.

Сквозь джунгли продолжали прорываться изолированные группки штрафников и ванквалийских Стражей, порой сталкиваясь с орочьими бандами, отставшими от остальной орды. Кто-то так и не смог дойти до берега и погиб, сгинув в зыбучих песках или попав на зуб местным хищникам.

Потери обеих сторон исчислялись тысячами, но это теперь не имело значения. Ситуация на Ванквалисе давно миновала черту, за которой одна конкретная жизнь теряла всякую ценность. Все стороны, будь они на орбите или на поверхности планеты, готовились к следующей и завершающей стадии.

Момент настал, и по всему корпусу «Лазурного когтя» распахнулись голодные зевы пусковых шлюзов. Из них вырвались потоки серебристых семян — абордажных шлюпок, устремившихся прямо к уродливому и бесформенному «космическому скитальцу».

— Приветствую тебя, Сарпедон, — возгласил Евмен, и в голосе его звучала властность. — Давно не виделись.

Главарь мятежников вместе со своими людьми стоял посреди арены, переоборудованной под летную палубу. К нему примкнули более двух сотен Испивающих Души, включающие и совсем зеленых новобранцев, и закаленных в боях ветеранов. Был среди них и апотекарий Паллас. Ремонт «Громовых ястребов», размещенных в этом зале, был в полном разгаре. Еще очень многое предстояло сделать, чтобы исправить повреждения, причиненные Лигрисом, и вернуть Испивающим Души былую мобильность.

Сопровождаемый своими людьми, командор выпрыгнул из люка шарообразного челнока на палубу. За ними спустился и Лигрис, выбравшись из кокпита, чтобы присоединиться к братьям, выстроившимся за спиной Сарпедона.

Тот ничего не ответил Евмену. Да и нечего было говорить. Кому принадлежит власть, было ясно без лишних слов.

— Твои люди обеспечат безопасность восточной части, — заявил мятежник, — Там расположены моторное отделение и архивы. Я буду командовать западом и носовым отсеком, включая мостик. Ни тебе, ни твоим людям не дозволяется даже близко подходить к ним, иначе мои воины откроют огонь на поражение. Ты меня понял?

— Понял, — ответил Сарпедон.

Он просто кожей чувствовал гнев, исходящий от Испивающих Души, выстроившихся за его спиной. На секунду командору даже показалось, что все закончится здесь и сейчас, что десантники сцепятся и будут сражаться, пока никого из них не останется в живых. Но в следующее мгновение капеллан Иктинос встал возле Сарпедона и отсалютовал Евмену. Тот ответил тем же, и командор ощутил, что его люди хоть немного, но расслабились.

— И что дальше? — спросил Сарпедон. — Предположим, мы победим Воющих Грифонов. Какая судьба ждет нас?

— Чтобы подумать над этим, у меня еще полно времени, — ответил Евмен. — Те, кто присягнет мне, смогут остаться. Что делать с остальными, я решу, когда мы уберемся из этой системы.

Вперед шагнул капитан Люко:

— Скажи, Евмен, что могло подвигнуть тебя на такое?

Сарпедон опустил ладонь на плечо товарища, удерживая того от необдуманных поступков.

— Я помню наш разговор в Грейвенхолде, капитан, — улыбнулся Евмен. — Ты еще болтал о том, на-сколько тебе ненавистна война, что вся твоя бравада — лишь маскировка и что ты продолжаешь сражаться через «не хочу» только потому, что должен защищать то, во что веришь. Так вот и я верю и сражаюсь за свои убеждения. Ничего больше. Все-таки я космодесантник. Если мы перестанем отстаивать свою веру, кем же мы станем?

Сарпедон услышал тихий щелчок предохранителя, активировавшего когти-молнии Люко, и тихий гул разогревающихся генераторов силового поля. Капитан весь подобрался, и командор понял, что его друг готовится броситься в бой.

— Акулы во тьме! — погремел из вокс-динамиков сигнал, поданный с мостика «Сломанного хребта», и Сарпедон узнал голос Тидея — одного из бойцов скаутского отделения Евмена. — Уклон в тридцать градусов. Идут прямым курсом!

— Подлет? — отозвался Евмен.

— Двадцать минут, может, меньше.

— Болтать больше некогда. Сарпедон, отправляй людей на позиции. Всем остальным занять назначенные места. Мостик, задействуйте все оборонительные системы. Необходимо отогнать абордажные шлюпки!

Снаружи «Сломанный хребет» выглядел поистине чудовищно. Свое имя «скиталец» заслужил за характерные выгнутые очертания. Десятки кораблей сплавились воедино, превратившись в гротескную махину, из которой местами выступали биологические наросты, напоминающие вывалившиеся кишки, а кое-где сверкали стальными ребрами обнаженные скелеты погибших звездолетов. Поверхность «Сломанного хребта» была покрыта ржавчиной и чем-то, напоминающим морские раковины; крылья и скопления сенсоров торчали под немыслимыми углами. Из глубоких разломов, наводящих на мысли о свежих ранах, порой начинал сыпаться мусор. Десятки двигателей «скитальца» плевались огнем во всех направлениях. Орудийные башни вращались, точно глаза хамелеона.

Косяк имперских штурмовых шлюпок мчался к чудовищному кораблю, начиная раскручивать огромные буровые установки, расположенные сразу под аквилами, венчавшими их носы. Более тридцати шлюпок, набирая скорость, зацепили верхние слои атмосферы Ванквалиса и устремились к своей цели, уворачиваясь от огня орудий «Сломанного хребта».

Основное вооружение «скитальца» — торпедные установки и крупнокалиберные заградительные орудия мало годились для остановки столь небольших атакующих лодок, поэтому вся энергия была перенаправлена на оборонительные системы. С приближением абордажных шлюпок над броней «Сломанного хребта» всплывало все больше и больше орудийных башен, и вскоре «скиталец» открыл шквальный огонь. Вспыхнуло и тут же исчезло защитное поле первой лодки, когда в нее разом ударили несколько лазерных импульсов. В черноте космоса расцвел белый бутон ядерного взрыва, угасший уже в следующую секунду, оставив в напоминание лишь обугленные обломки и тела.

Погибла еще одна шлюпка, а затем и третья. Но остальные продолжали рваться сквозь заградительный огонь, скрываясь в тени «скитальца», зависшего на фоне ослепительно-яркого Обсидиана.

Первая абордажная команда, врезавшаяся в «Сломанный хребет», погибла, когда ее бур скользнул по обледеневшей броне, и капсула разбилась о «скиталец». Но за ней последовали и другие, вгрызаясь во внешние слои корпуса и проталкиваясь с помощью пылающих моторов все глубже. Словно клещи, они присасывались к «Сломанному хребту». Впервые с того дня, как Сарпедон и его Испивающие Души изгнали ксеносов, «скиталец» оказался наводнен чужаками.

Евмен вел своих воинов через тьму по древним коридорам и орудийным палубам «Махария Виктрикс». Древний корабль являл собой один из наиболее опознаваемых компонентов «Сломанного хребта». Повсюду виднелись знаки принадлежности к Империуму. Из мрака возникали золоченые орлы, а на стенах, покрытых вековым слоем пыли, все еще виднелись слова молитв.

— Гекулар, на тебе фланги! — приказал Евмен, когда его отделение добралось до главной орудийной палубы «Махария Виктрикс».

Огромные орбитальные пушки, давно заклиненные ржавчиной в одном положении, казались древними памятниками войны и занимали сразу несколько этажей, скрываясь в полумраке. Гекулар поспешил собрать своих людей и вместе с ними растворился во тьме.

— Мостик, — передал Евмен, — есть данные, откуда они полезут?

— Никак нет, — откликнулся Тидей, — Но точно появятся в вашем секторе. К сожалению, сенсорное покрытие в этом месте оставляет желать лучшего.

— Будь ты проклят, Тидей, что я, по-твоему, должен… — Евмен сбился на полуслове. — Тишина!

Все замерли, прекратив обследовать палубу, и стволы болтеров задергались, изучая темноту.

Евмен напряженно прислушивался. Его окружали привычные звуки «Сломанного хребта» — скрежет металла о металл, отдаленный гул турбин и шумы, являвшиеся обыденными для наиболее древних частей «скитальца». Но за ними было слышно тихое жужжание, словно на корабль проникли какие-то насекомые. Сверлят там! — крикнул Евмен, указывая в направлении мощного орбитального лазера, расположенного у дальней стены.

Испивающие Души выстроились в боевой порядок и двинулись в указанном направлении, подняв оружие.

Евмен нацелил в вычисленную им точку свой двуствольный модернизированный штурмовой болтер. Его он обнаружил в оружейной ордена, сокрытой в глубинах «Сломанного хребта», — должно быть, болтер некогда получил в награду кто-то из Испивающих Души, удостоившихся капитанского звания, а может, даже и великий герой прошлого, но Евмен полагал, что имеет полное право владеть этим болтером, поскольку отныне возглавлял орден. Более того, нового магистра даже забавляла ирония того, что он сжимал в ладони символ Империума, ведь стволы располагались под крыльями золотого орла.

Евмен и его космодесантники поравнялись с первой из огромных лазерных установок, чей генератор уходил к самому потолку орудийной палубы. Когда «Махария Виктрикс» впервые отправился на войну, для обслуживания этой пушки требовалось не менее сотни человек, которые бы крутили тяжелые колеса, наводя ее на цель, или же поливали генератор водой, чтобы тот не перегрелся и не расплавился от накапливающегося в нем заряда. Но теперь могучий корабль прошедших времен был безмолвен и заброшен, многие элементы его конструкции давно демонтировали, чтобы использовать их для восстановления других механизмов «Сломанного хребта». «Махария Виктрикс» был столь же никчемен и искалечен, как и Империум, которому когда-то служил.

Теперь до Евмена стали долетать и новые звуки — голоса, восклицающие в гневе и каком-то диком веселье… улюлюканье и смех… песнопения. И, судя по тому, что было написано в архивах ордена, это нисколько не напоминало Воющих Грифонов.

— Всем укрыться! — приказал Евмен.

Испивающие Души попрятались за необъятными машинами лазерного орудия. Голоса незваных гостей звучали все отчетливей, и вскоре тьму озарила яркая вспышка взрыва, разметавшего в стороны ржавые металлические пластины и поднявшего в воздух многовековой слой пыли. Ее удушливое облако накрыло весь зал, подобно плотному туману.

Из темноты стали возникать чьи-то тени. Первым не выдержал Евмен, открыв огонь из обоих стволов.

Перепрыгивая через падающие тела, отчаянно сквернословя, сквозь клубящиеся облака пыли рвались две тысячи бойцов 901-го штрафного легиона, стремясь дотянуться до Испивающих Души.

Уловка сработала. Лорд Мерчано погрузил всех штрафников на абордажные шлюпки «Лазурного когтя» и направил их к противоположной стороне «космического скитальца». Учитывая, что джунгли по-прежнему кишели орочьими бандами, пилоты «Громовых ястребов» испытывали удачу, когда забирали 901-й с болот. Но Мерчано был готов пойти на любой риск. Штрафники создавали возможность тактических ходов, недоступных, пока космические десантники действовали сами по себе. Гвардейцев можно было использовать в качестве пушечного мяса, завалить противника трупами, пока к нему приближаются настоящие ударные войска.

— Вы уверены, что они проникли на борт? — спросил Мерчано.

Он стоял на мостике «Лазурного когтя», обустроенного вокруг алтаря, посвященного всем когда-либо погибшим Воющим Грифонам. Жертвенник стоял на вершине невысокой пирамиды, где также располагался капитанский пост, терминалы старших офицеров были размещены уровнем ниже, а младший персонал занимал ниши у ее подножия.

— Вне всяких сомнений, — откликнулся флаг-лейтенант Скарлфан, который, поскольку был простым человеком, казался карликом рядом с лордом-библиарием. Он был худощав, обладал пронзительным взглядом, копной седых волос и служил ордену уже много лет. Впрочем, сколь бы ни были велики его заслуги, но его статус оставался ничтожным по сравнению с космическими десантниками. — Несколько шлюпок успели подстрелить, но в основной своей массе они достигли цели.

— Наблюдается ли какая-либо активность внутри «скитальца»?

— Его структура слишком сложна для детального сканирования. Но мы фиксируем применение легкого вооружения в точке проникновения.

— Значит, противник увяз в драке. 901-й долго не продержится, да и Испивающие Души скоро разгадают нашу уловку. Выводите «Коготь» на цель.

— Слушаюсь, лорд Мерчано, — отозвался Скарлфан. — Постам навигации и наведения! Идем курсом на сближение! Щиты правого борта поднять!

— Братья, — произнес Мерчано, обращаясь по воксу ко всем отрядам Воющих Грифонов, застывшим перед своими офицерами на десантной палубе и возносящим молчаливые молитвы перед последней битвой, — укрепите свои души. Черная Чаша смогла бежать от нас на Ванквалисе, пытаясь уйти от правосудия. Но мы загнали их в угол, точно крыс, на их же собственном корабле и теперь готовы уничтожить. Пора им убедиться, что Воющие Грифоны всегда держат свое слово!

«Лазурный коготь» неторопливо и величественно выплыл из плотной завесы грозовых туч, повисших над Ванквалисом, и, оставляя за собой туманный шлейф, скользнул в безвоздушное пространство. Конечно, на самом деле корабль двигался с максимальной скоростью, какую экипаж осмеливался выжимать из двигателей, но, благодаря размерам и расстоянию, казалось, что «Коготь» приближается к «Сломанному хребту» с нахальной медлительностью.

Воющие Грифоны покинули орбиту сразу же, как выпустили абордажные шлюпки, набитые солдатами 901-го… покинули, чтобы нырнуть в верхние слои атмосферы Ванквалиса. Полет сквозь грозовые тучи был кратковременным, но довольно рискованным. Впрочем, Мерчано счел риски приемлемыми, раз это позволяло незаметно подкрасться к «Сломанному хребту» и выйти прямо под его днище.

У Испивающих Души вполне хватило времени, чтобы открыть огонь по шлюпкам, на которых к «скитальцу» летели бойцы 901-го. Но в этом случае расстояние было настолько мало, что далеко не каждый наводчик противника успел заметить приближение выкрашенных в цвета Воющих Грифонов штурмовых капсул и боевых челноков, выпущенных с «Лазурного когтя».

Два корабля обменялись залпами, и «скиталец» лишился всех своих нижних орудий. Приказ Мерчано был однозначен: сделать все, чтобы абордажные группы добрались до цели, даже если это поставит под угрозу сам «Лазурный коготь». Когда боевая баржа приблизилась и открыла плотный огонь, наводчикам «Сломанного хребта» пришлось отвлечься от штурмовиков.

Один за другим десантные торпеды врезались в подбрюшье «космического скитальца». Засверкали лазерные резаки, разбрасывая алые брызги плавящегося металла, прокладывая путь сквозь толщу внешней обшивки. Ревели двигатели, заставляя абордажные капсулы проникать все глубже, подобно лесному хищнику, пытающемуся достать свою жертву из норы.

Затем «Лазурный коготь» принял всем корпусом несколько мощных залпов и начал заваливаться обратно в атмосферу Ванквалиса. Боевая баржа выполнила свою работу, и теперь все зависело только от Воющих Грифонов, которым предстояло открыть второй фронт в финальном сражении против Черной Чаши.

Лигрис оставался единственным, кто действительно понимал внутреннее устройство «Сломанного хребта», хотя и его знания были далеко не полными. И все, что было ему известно, хранилось в виде на скорую руку зарисованной карты в его цифровом планшете. Сарпедон взглянул на экран через плечо технодесантника и увидел схематичные изображения многочисленных кораблей, сплавившихся в единый остов. Были нанесены на карту и куда более странные, до сих пор остающиеся неизученными фрагменты, которых на «Сломанном хребте» было немало.

Освещение на украшенной позолотой роскошной орбитальной яхте было довольно скудным, поскольку большую часть энергии забирали сейчас боевые палубы. И расписные стены играли отраженным зеленоватым светом, исходящим от цифрового планшета.

— Они стыкуются к нижним палубам, — сказал Лигрис. — Так передают с мостика. Должно быть, Грифоны провели сканирование и пытаются добраться до варп-двигателей.

— Это позволит им взорвать весь треклятый «скиталец», — произнес Сарпедон.

— На их месте, — заметил Лигрис, — я бы так и поступил. Стандартный тактический прием при проникновении на «космический скиталец». В полном соответствии с Кодексом Астартес.

Сарпедон обвел яхту взглядом. Когда-то она была просто дорогой игрушкой какого-нибудь безмерно богатого или могущественного гражданина, и аляповатые, абсолютно безвкусные украшения на ее стенах резко контрастировали с ржавчиной, постепенно убивавшей древнее судно. Командору вспомнился тот день, когда они с Лигрисом вот так стояли в этом помещении и сквозь обзорный купол в потолке наблюдали за тем, как уносится прочь их старый флот.

Яхта, зажатая между несколькими важными компонентами «Сломанного хребта», служила чем-то вроде перепутья, где было вполне разумно разместиться в ожидании абордажных команд. Испивающие Души, хранившие верность Сарпедону, заканчивали проверку своей экипировки, а кое-кто молча внимал капеллану Иктиносу, служившему предбоевой молебен.

— Есть новости от Евмена? — спросил Сарпедон.

— Его люди вступили в бой на «Махария Виктрикс», — ответил Лигрис. — Похоже, 901-й высадился там в полном составе.

— Разделяй и властвуй, — тихо пробормотал командор. — Мерчано принес штрафников в жертву, чтобы отвлечь половину наших бойцов. Снова все по Кодексу Астартес, но на сей раз враг проявил смекалку. Покажи-ка мне архив.

Картинка на экране цифрового планшета сменилась. Архив ордена являлся вотчиной самого Сарпедона и лежал на пути абордажной группы, направлявшейся сейчас к варп-двигателям.

— Им придется пройти здесь, — произнес Лигрис. — Но я не уверен, что мы сумеем их остановить. Особенно если они бросят против нас все свои силы.

— Вообще-то, я имел в виду другое.

— Сарпедон, ты что-то придумал?

— Возможно. Люко!

Капитан оторвал взгляд от своих когтей-молний, лезвия которых до того начищал со всей мыслимой тщательностью.

— Да, командор? Пора выщипать Грифонам перышки?

— Для этого еще будет время. Пока же твой отряд должен руководить обороной архива. Надо, чтобы Грифоны увязли там. Тем временем я возглавлю остальные силы и пройду через медицинское судно вот здесь. — Сарпедон провел пальцем по лабиринту палуб «Сломанного хребта» и указал на один из наиболее примечательных элементов «скитальца», выступающий в космос прямо возле гигантских цилиндров основных варп-генераторов.

— «Провозвестник гибели»? — спросил Лигрис.

— Именно. Попытавшись обойти капитана Люко, засевшего в архивах, Воющие Грифоны вынуждены будут воспользоваться этим коридором. Там мы и примем бой.

— Позволю себе наглость и поспорю, командор, — заявил капитан. — «Провозвестник» далеко не самое подходящее место на «Сломанном хребте», чтобы пытаться держать оборону!

— У него есть и свои плюсы, Люко. Доверься мне. Теперь поговорим о твоей роли… Воющие Грифоны бросят против тебя силы, достаточные, чтобы ты не смог ударить по основной их армии с тыла. Твоя задача — вовремя отступить и позволить им занять архив, но затем ты должен удерживать их там как можно дольше.

Люко улыбнулся. Эту часть плана он, во всяком случае, понял.

— С превеликим удовольствием, командор.

— Тогда собирай парней и выдвигайся. Капеллан!

— Какие будут распоряжения? — прервал свой речитатив Иктинос.

— Ты и твоя стая идете со мной к «Провозвестнику гибели». Мне пригодится твоя помощь.

— Конечно. Испивающие Души, подъем! Орден нуждается в вас.

Люко отсалютовал и повел свой небольшой отряд к архивным помещениям. Остальные космодесантники отправились за Сарпедоном и Иктиносом, приготовив к битве и оружие, и свои сердца. Стая повсюду следовала за капелланом, подобно студенткам, влюбленным в своего учителя, и перенимала все его привычки. И Сарпедон был даже рад этому, поскольку не был уверен, что одного только его авторитета хватит, чтобы заставить бойцов выполнять условия сделки, заключенной с Евменом.

Напряжение было столь очевидным, что казалось почти осязаемым. Испивающие Души уже сталкивались с Воющими Грифонами и знали, что враг превосходит их числом и вооружением. Но у Сарпедона на «Сломанном хребте» имелся союзник, о котором Мерчано и не подозревал.

На его стороне был «Провозвестник гибели».

— Подыхайте! — орал Евмен. — Подыхайте, твари!

Штурмовой болтер плясал в его руках, разрывая тела врагов на части. Отовсюду неслись крики и завывания.

Грохот выстрелов оглушительным эхом отражался от проржавевших стен «Махария Виктрикс», сливаясь в монотонный гул. Испивающие Души использовали в качестве укрытия одно из орбитальных орудий, отстреливаясь из-за машинных блоков или же забравшись наверх, чтобы удобнее было прицеливаться. Солдаты штрафного легиона раз за разом бросались в атаку, ведомые обезумевшими кровожадными маньяками, которые плевать хотели на град болтерного огня.

Пришел черед новой волны. Евмен выстрелил, и еще один гвардеец упал на колени, зажимая руками развороченную грудную клетку. В следующую секунду умирающий был растоптан сапогами напирающих сзади товарищей. Штрафники потеряли уже под тысячу человек, и пространство между лазерными установками было усеяно изуродованными трупами, но на место каждого погибшего вставали новые бойцы, все продолжавшие изливаться на орудийную палубу и даже отпихивавшие друг друга в борьбе за право первыми погибнуть от болтеров космических десантников. Сотне солдат удалось прорваться к установке, за которой прятались Астартес. Евмен пристрелил ближнего, начисто снеся противнику голову. Будто бы обретя собственную жизнь, взметнулся в воздух цепной меч, вспоров еще одному гвардейцу живот и намотав на себя кишки. Двигаясь по инерции, штрафник сделал еще несколько шагов, так что клинок вышел у него со спины, и только потом, выкашляв кровь на доспехи Евмена, осел бесформенной грудой. Молодой магистр провернул рукоять и стряхнул труп, прежде чем проломить череп следующему неприятелю тяжелым прикладом своего болтера.

Невзирая на грохот выстрелов, сквозь шум битвы проникал уверенный голос. Он читал строки из Имперского Кредо, убеждая солдат 901-го покориться воле Императора, открыть свои души праведной ярости, отбросить временные ценности долгой жизни и стяжательства во имя благословенного самопожертвования. И, что невероятно, штрафники, похоже, и в самом деле верили. Они шли на смерть с такой готовностью, что космодесантники просто не успевали убивать их.

Где-то наверху расцвела яркая вспышка. Евмен едва успел вскинуть взгляд, чтобы увидеть, как Скамандр — молодой библиарий, начинавший в его собственном отряде, — поднимает руки и обрушивает по боковой части орудия огненный водопад. Гвардейцы, пытавшиеся вскарабкаться наверх, превратились в живые факелы. Стараясь сбить с себя языки пламени, они падали на палубу, по которой уже растекалось пылающее озеро. Во все стороны разбегались обезумевшие от жара и боли люди, кто-то просто корчился в муках и кричал, к запахам древней пыли и дыма от выстрелов примешался еще и смрад горелого мяса.

Шквал болтерных очередей позволил отогнать бойцов 901-го от лазерной установки; изувеченные тела падали и катились по скользкой от крови палубе. Но гвардейцы сразу же укрылись за следующим орудием, унося с собой тех раненых, которых смогли подхватить, хотя многие их товарищи так и остались извиваться в муках и умирать на грязном полу. Голос проповедника никак не умолкал, продолжая гнать свою паству в атаку. В стенку орбитальной пушки раз за разом с шипением вгрызались лазерные импульсы, а люди Евмена старались выцелить опрометчиво высунувшиеся головы.

Рядом с командиром устало опустился Гекулар, и Евмен оглядел позиции Испивающих Души — несколько боевых братьев, убитые или тяжело раненные меткими выстрелами гвардейцев, лежали на палубе.

— Дайте мне врага, которого можно напугать, — произнес сержант, — и мы расстреляем их в спину. Но ведь этим маньякам ничего не страшно!

— Им нечего терять, — объяснил Евмен. — Когда погибает кто-то из нас, мы лишаемся того, кого сложно будет заменить. Но жизни этих людей не стоят ни гроша, и они сами это понимают. На их место уже завтра придут миллиарды других. Они явились сюда умирать.

— Не уверен, что у нас хватит патронов, чтобы исполнить их желание, — заметил Гекулар.

— Тидей! — вызвал Евмен мостик «Сломанного хребта». — Что у нас там?

— Грифоны уже на борту, — прозвучал ответ. — Они смогли подвести свой корабль вплотную и высадиться на нижних палубах. Сейчас направляются к позициям Сарпедона.

— Значит, они пытаются добраться до моторных отсеков, — сплюнул Евмен. — А мы вынуждены тут возиться с этим сбродом.

— Что будем делать, командир? — спросил Гекулар.

Евмен рискнул выглянуть из укрытия. В его сторону тут же устремились несколько алых росчерков, выпущенных лазерными винтовками.

— Будь я проклят, если меня сумеют провести столь жалким трюком. Тидей, насколько мы можем управлять «Махария Виктрикс»?

— Без Лигриса на мостике мы почти ни на что не способны.

Евмен снова посмотрел на позиции 901-го. Штрафники определенно готовились к новому массированному натиску. Всякий раз, бросаясь под огонь болтеров, они выигрывали, даже если теряли под сотню бойцов, ведь Испивающие Души увязли в этом бессмысленном кровопролитии, вместо того чтобы преследовать Воющих Грифонов. Между гвардейцами ходил крупный мужчина, гладко выбритая голова которого, перепачканная кровью, делала его похожим на чудовище из страшных сказок. Он отчаянно сквернословил, раздавая приказы, и солдаты подчинялись им так, словно те исходили из уст самого Императора. 901-й явно не собирался отступать или снижать интенсивность атак.

— Это плохо, — произнес Евмен. — Постарайся ввести в строй как можно больше систем «Витрикс», а затем доложишь мне. — Молодой магистр переключился на общий канал связи. — Испивающие Души! — прокричал он. — В следующий раз, как они пойдут в наступление, мы должны выбежать им навстречу! Всем готовиться к рукопашной! Скамандр, ты наше мощнейшее оружие. Вложи в удар все свои силы. Остальным приказываю проверить ножи и цепные мечи. Начинаем по моей команде!

Над орудийной палубой прокатился воинственный клич, и 901-й вновь поднялся в атаку.

— Будьте вы прокляты, — прошипел Евмен, глядя, как огромный гвардеец воодушевляет своих людей, опять начав распевать молебны. — Скот. Псы. Мы уничтожим вас всех.

Мерчано стал первым Воющим Грифоном, шагнувшим на палубу «скитальца». Он выкатился сквозь пробитую его абордажной торпедой дыру во внутренней обшивке, вскочил и огляделся.

Его окружал просторный зал, погруженный во тьму. Судя по высоте потолка и размерам помещения, лорд-библиарий оказался в грузовом отсеке, скорее всего принадлежавшем остаткам гражданского судна. «Скиталец» образовался из многочисленных звездолетов, спаянных в единое целое по какому-то капризу течений варпа, и Воющие Грифоны сумели высадиться в необитаемой и плохо защищенной области. Мерчано вскинул руку, и сопровождающие его Астартес рассыпались по залу, обшаривая темноту прицелами болтеров.

— Все чисто, — произнес капитан Дарион, проникший в ангар через еще одну пробоину.

Бреши во внутренней обшивке появлялись одна за другой, открывая проход для космодесантников, прибывших на абордажных торпедах. Они где-то рядом, — сказал Мерчано. — Наш враг далеко не глуп. Нас уже ждут.

Библиарий сверился с показаниями портативного ауспика. Устройство было настроено на поиск областей с высокими энергетическими и тепловыми сигнатурами, которые, судя по анализу, проведенному «Лазурным когтем», должны были соответствовать параметрам варп-двигателей «скитальца». Воющие Грифоны высадились недалеко от намеченной цели, но генераторы наверняка находились под защитой наиболее опасных и отвратительных Носителей Черной Чаши.

— Дарион, берешь на себя левый фланг. Борганор — правый. Я с Первой ротой иду по центру. И будьте осторожны. Воющие Грифоны, враг коварен. Вперед!

Три роты космических десантников, проникших на борт «скитальца» с выпущенных «Лазурным когтем» абордажных модулей, действовали с уверенностью и четкостью, воспитанными в них тщательным изучением Кодекса Астартес и службой под началом лорда Мерчано. Воющие Грифоны неуклонно шли к своей цели — вначале через лабиринт почти раздавленного корабля-фабрики, затем мимо залитых водой келий космического монастыря, а после и по давно замершим залам анатомических театров покрытого вековой пылью медицинского судна. Повсюду десантники видели напоминания о прошлой жизни составляющих «скитальца». Вот завещание солдата, выцарапанное прямо на стене над койкой за время, пока его баржа проваливалась в варп. Вот несколько потемневших от времени скелетов, сцепившихся друг с другом, — глубокие порезы на их костях свидетельствовали о том, что перед смертью экипажем космического госпиталя овладело безумие.

«Скиталец» был проклят. Как и все его обитатели. Лорд Мерчано вел свои отряды по запутанным коридорам, все больше укрепляясь в своей убежденности, что такое место в качестве убежища могут выбрать лишь прислужники Врага.

— Я что-то вижу, — раздался в воксе голос капитана Дариона. — Смахивает на жилые помещения. Есть свет. Территория прибрана. Впереди что-то вроде храма.

— Похоже, мы их нашли, — произнес Мерчано.

Прямо перед ним вздымались одна за другой несколько арок, выходящих в тускло освещенный зал с позолоченными скульптурами вдоль стен и высоким обзорным куполом во весь потолок. Судя по всему, этот фрагмент некогда относился к частному судну какого-то весьма богатого человека. За долгие годы роскошное убранство потемнело и оплыло, но помещение оказалось очищено от мусора, и лорд-библиарий обратил внимание на то, что вмонтированные в стену динамики и вокс-коммуникатор установлены сравнительно недавно. Кроме того, пульт управления обзорным куполом определенно подвергался ремонту и, скорее всего, функционировал.

— Они были здесь, — заявил Мерчано. — Я чувствую их. Глаз псайкера никогда не лжет. Они уже близко. Вперед, беглым шагом! Оружие к бою! Стреляйте во все, что движется! Не раздумывая!

Сам библиарий уже сжимал в руках силовой топор, но куда большую опасность представлял его собственный разум, выкованный и отточенный в ходе изнурительных тренировок в либрариуме ордена. Мерчано был готов к нанесению удара и, пожалуй, являл собой самое мощное оружие Воющих Грифонов.

— Библиотека, — раздался в воксе голос Дариона. — Архив. Тут повсюду дата-стеки… Движение! Вижу цель!

Оттуда, где сейчас находился капитан, донеслись первые звуки выстрелов.

— Вперед, Воющие Грифоны! Надо зайти с фланга и окружить противника! — проревел Дарион, подгоняя своих людей, пока центральная рота еще только бежала через увядающую роскошь яхты. Перестрелка становилась все более и более отчаянной.

За яхтой открывался просторный зал, величественный в своей суровой простоте. Мощные колонны из черненого металла подпирали ребристый панцирь потолка В дальней стене зияли разверстые пасти мрачных темных туннелей. В центре помещения стояли массивные стальные блоки, деформированные возрастом, с которых в бессчетном количестве свисали кандалы и усеянные шипами ошейники. Здесь когда-то держали пленных, прежде чем отправить в один из тех пугающих проходов, и в воздухе по-прежнему пахло страхом, сохранившимся с давних времен.

Едва сделав первый шаг по палубе тюремного корабля, Мерчано сразу же понял, где оказался и почему все вокруг выглядит столь фундаментально неправильным, отличающимся от нормы.

Противник и в самом деле был неглуп и хорошо выбрал поле для битвы. Но в то же время предложил Мерчано площадку, которая вполне подходила и Воющим Грифонам. И это должно было стать последней ошибкой Носителей Черной Чаши.

— Они здесь! — закричал сержант Оссекс.

Командный отряд в то же мгновение развернулся в

боевой порядок, укрылся позади увешанных цепями стальных блоков, часть которых под гнетом лет рухнула на пол, и нацелил болтеры на густые тени, лежащие у дальней стены.

А затем Мерчано увидел их. В полумраке темно-фиолетовая броня врагов казалась черной, точно у гигантских жуков, но не было никакого сомнения ни в том, что это космические десантники, ни в том, что на их наплечниках изображен потир.

Вперед! — крикнул Мерчано, высоко поднимая психосиловой топор и направляя свой псайкерский дар через рукоять, чтобы лезвие сияло синевато-белым огнем, подобно маяку освещавшим путь Воющим Грифонам.

— За Жиллимана! За Императора! — продолжал орать лорд-библиарий, перепрыгивая через поваленную колонну и обрушивая оружие на первого попавшегося противника.

 

Глава шестнадцатая

— Какой прок Галактике от наших битв, если мы погибнем?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Галактика продолжит жить, ведь без крови, пролитой Астартес, она бы давно рассыпалась в прах.

О Черных Кораблях по Империуму ходило множество легенд, страшных историй, рассказываемых приглушенным шепотом. Суровые космические бродяги, всю жизнь свою бороздившие межзвездное пространство, любили под выпивку рассказывать другим завсегдатаям таверн, как однажды повстречали один из таких кораблей, когда тот вышел из варпа — бесшумный и пугающий, точно призрак. Еще с той поры, как Человечество создало первый варп-двигатель, матросня любила придумывать байки о всевозможных странностях, увиденных ими в дальних уголках Галактики, и страшилки о Черных Кораблях отличались от прочих только одним. Те и в самом деле существовали.

Империум требовал от своих миров исполнения трех повинностей. Во-первых, они должны были платить десятину. Во-вторых, никогда не привечать на своей территории врагов. И в-третьих, что, вполне вероятно, было особенно важно, планетарные правительства были обязаны отслеживать наличие у граждан псайкерских способностей, а тех, у кого они выявлялись, передавать в руки агентов Империума. В качестве последних как раз и выступали представители Инквизиции, чьи оперативные сотрудники проверяли, насколько тщательно конкретные миры относятся к своим обязанностям по вычислению псайкеров, а также Адептус Астра Телепатика, проверявшие пойманных колдунов на пригодность к использованию на благо Империума. Те же, кто оказывался слишком слабым, чтобы устоять перед соблазнами варпа, или те, кто, напротив, был чрезмерно силен, чтобы его можно было контролировать, переправлялись на Терру, и больше их никто и никогда не видел.

Именно для этих целей и служили Черные Корабли. Из миллионов псайкеров, оказавшихся у них на борту, выживали единицы, которых впоследствии учили противостоять искушениям и безумию Хаоса, являвшихся подлинным бичом всякого, кто обладал этим даром. Остальных содержали на полных ужаса и боли тюремных палубах, заковав в подавляющие ментальные способности кандалы. Многие узники знали, что им никогда не вернуться оттуда, куда их везет Инквизиция. Другие, зачастую происходившие с диких миров, просто не могли понять, где они оказались, поскольку никогда и не слышали об огромной космической империи, и сходили с ума от ужаса. Иные из них пытались даже устраивать бунты, но неуязвимые для колдовства охранники и псайк-дознаватели Адептус Астра Телепатика крайне редко упускали возможность учинить над непокорными пленниками расправу, которая показалась бы жестокой даже по меркам Империума.

Правда о существовании Черных Кораблей не подлежала распространению среди гражданского населения. И только высокопоставленные чиновники знали о них что-то, помимо рассказываемых шепотом легенд, хотя даже губернаторы могли лишь догадываться, что происходит на борту этих звездолетов или где те появятся в следующий раз. И никто, даже сами инквизиторы, несшие свою тяжкую службу на Черных Кораблях, не знал, что же происходит с ордами отбракованных псайкеров, когда тех доставляют на Teppу. Известно было лишь, что Галактику бороздят тысячи подобных кораблей, идущих по долгому, полному ужаса маршруту от священной прародины Человечества и обратно, везущих богатый урожай псайкеров в самое сердце Империума. На стенах каждого такого звездолета за многие тысячи лет скопились следы псайкерских страданий, агонального ужаса и мук бесконечных испытаний. Многие пленники так и умирали на Черных Кораблях, и их души навсегда оставались здесь, блуждая по мрачным коридорам. Другие же источали столь мощную злобу и страх, что те проникли в самую суть Черных Кораблей и их эмоции эхом звучали в этих стенах.

Не раз и не два эти суда так и не возвращались на Терру. Порой причиной тому становились нападения пиратов, не слишком обеспокоенных страшными слухами, ходившими вокруг Черных Кораблей, а порой их уничтожали и попутные крейсера ксеносов. Бывало и так, что звездолет просто сбивался с пути во время варп-перехода, и тогда даже самые лучшие системы сдерживания не могли помешать хищникам Хаоса поселиться в телах столь драгоценного груза. В этом случае псайкеров ждала незавидная участь — пирующие чудища рвали на части их души, пожирая пленников заживо. Кошмарные события, разворачивавшиеся на заблудившихся звездолетах, не мог представить или вынести ни один нормальный человек. «Провозвестник гибели» как раз и являлся таким пропавшим в варпе Черным Кораблем.

Сарпедон ощущал, как боль сочится по влажному черному полу, стекает по похожим на огромные кинжалы стальным колоннам и капает с ребристой поверхности высокого свода. «Провозвестник гибели» когда-то был наполнен перепуганными мужчинами, женщинами и даже детьми — псайкерами, переправляемыми на Терру, — а затем заблудился в варпе, и немыслимо древнее судно окончательно стало юдолью ужаса и страданий.

Воющие Грифоны бежали через зал, стреляя изо всех стволов. Люди Сарпедона встретили их плотным заградительным огнем, и уже в следующую секунду битва начала уносить жизни. Валились на палубу Грифоны, падали убитые первыми выстрелами Испивающие Души. Сарпедон укрылся за массивной глыбой, оторвавшейся некогда от ребристого потолка, и оглянулся в направлении высокого арочного прохода, уводящего к комплексу тюремных камер — темному лабиринту, чьи коридоры, казалось, противоречили правилам геометрии и логики.

— Салк! Удерживайте фланги! Остальным отступить! — приказал командор.

Сержант Салк со своими людьми закрепился на фланге среди стальных обломков, некогда составлявших часть потолка. Испещренные знаками печатей псайканы, они обрушились, когда «Провозвестник» беспомощно болтался в варпе.

Десятки Испивающих Души устремились туда, в то время как остальные вернулись к Сарпедону и теперь обстреливали проходы.

Командор увидел лорда Мерчано, узнав того по яркому свету, исходящему от лезвия топора. Над головой библиария Воющих Грифонов сверкал энергетический ореол. В это мгновение Сарпедон мог думать только об этом противнике — они наконец-то встретились лицом к лицу, и командор понимал, что другого шанса справиться с Грифонами не будет. Если, конечно, шанс вообще был.

Противники уже пошли врукопашную, перепрыгивая через пыточные блоки и врезаясь в самую гущу Испивающих Души. Те не оставались в стороне и тоже бросались навстречу своим врагам. Последовал общему примеру и сам Сарпедон, схлестнувшись с офицером, который вращал силовым мечом так, словно держал в руках легкую шпагу. Судя по меткам на наплечнике красно-золотой брони, богато украшенной знаками героических побед, командору противостоял ротный капитан.

Клинок с гулом устремился в горло одного из Испивающих Души, но был остановлен взмахом силового посоха, и Сарпедон оказался между капитаном и намеченной им жертвой.

Воющий Грифон не носил шлема. Он был подлинным ветераном, его обветренная кожа несла на себе печать возраста, казавшегося просто немыслимым для космического десантника; а с его изборожденного шрамами и явно неоднократно зашивавшегося черепа свисали жидкие пряди седых волос. Капитан дернул мечом, отводя в сторону силовой посох, и ударил командора коленом в грудь. Тот присел на задние лапы и был вынужден резко вскинуть в воздух передние, чтобы их не отсекло энергетическим клинком.

— Капитан Борганор, Десятая рота, — процедил сквозь зубы Воющий Грифон. — Приятно убить тебя.

Время словно остановилось. Сарпедон погрузился в самые черные глубины своего сознания, в первобытный мрак, кипящий псайкерской мощью. Теперь он мог слышать крики тех, кто погиб на «Провозвестнике гибели», чувствовать всю глубину ужаса, в которой тонул разум. Используя свой грубый дар, Сарпедон подхватил эхо этих голосов, этих обезумевших душ, чья кровь насквозь пропитала стены Черного Корабля.

Именно по этой причине командор и выбрал «Провозвестник гибели» в качестве поля битвы. Ментальный след, оставленный бывшими узниками, значительно усиливал собственные способности командора. Здесь Ад обретал особую власть.

Боль узников закружилась темными облаками, из которых выплыли бледные, визгливо завывающие призраки умерших. Зловеще оскаленные лица зияли черными, бездонными провалами глаз. Борганор закрутился на месте, пытаясь отбиться от привидений, скривившись от ярости и отвращения. Сарпедон воспользовался моментом и перехватил силовой посох, точно копье. Тяжелое навершие врезалось в грудь капитана и, пропустив через себя псайк-энергию командора, вспыхнуло черным огнем. Воющий Грифон отлетел назад, ударился о стойку с кандалами и сполз на пол.

Борганор попытался поднять меч, но Сарпедон наступил на его запястье бионической передней лапой, а затем размахнулся посохом и обрушил его на голову противника, оставив на лице капитана глубокую рану. Из каменной плиты протянулись призрачные руки, стенающие силуэты начали возникать из темноты вокруг командора.

Взревев в слепой ярости, Борганор высвободил руку и, вскочив, стал бессмысленно размахивать мечом, не зная, с кем сражаться, — с тенями или с Испивающим Души. Сарпедон прокрутился на задних лапах, а остальные обрушил на спину врага. Когда Воющий Грифон потерял равновесие и начал падать, командор перехватил его руку и вывернул ее, ломая в локте.

Капитан рухнул на палубу; травмированная рука безвольно повисла, изогнувшись под невероятным углом. Силовой меч с лязгом покатился по полу. Присев на своих паучьих лапах, Сарпедон подобрал оружие противника. Когда Борганор попытался подняться, командор перерубил его левую ногу его же собственным мечом, легко прошедшим сквозь керамит и кость. Отсеченная конечность упала на мраморный пол, заливая его темной кровью.

Зал наполнял грохот выстрелов. Все больше и больше Воющих Грифонов перепрыгивали через импровизированные укрытия Испивающих Души и вступали в драку. Мутация Сарпедона настолько очевидно бросалась в глаза, что атакующие Астартес выбрали его в качестве основной цели, и библиарию пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы избежать болтерного шквала.

— К арке! — закричал командор. — Живо! Салк, держи фланг, остальным — отступить через арку! Уходим к тюремным блокам!

Сквозь дым и вспышки выстрелов Сарпедон все же смог разглядеть, что Салк по-прежнему удерживает свои позиции. Несколько десятков Испивающих Души самоотверженно вели прицельную стрельбу, не отступая ни на шаг, в то время как остальные братья стремительно бежали от вражеского огня. Воющие Грифоны продолжали наступать, словно не замечая рвущихся болтерных зарядов. И врагов было слишком много, чтобы остановить их.

Два космодесантника уже подбежали к Борганору и оттаскивали своего капитана прочь от передовой.

— Колдун! — кричал он вслед Сарпедону, вокруг которого таяли поднятые Адом призраки. — Мутант! Ты можешь убить меня, сломать, но никогда тебе не удастся совратить истинного сына Императора!

Командор даже и не подумал оспаривать это утверждение. Он просто побежал следом за остальными Испивающими Души через иссеченную выстрелами арку к лабиринту тюремных блоков. Спустя мгновение Сарпедон уже оказался в темном помещении с красными от ржавчины стенами; в пол были вмонтированы кандалы, позволявшие приковывать людей так, чтобы те стояли на коленях, глядя на мрачный алтарь. Здесь псайкеров заставляли поклоняться их повелителю — Богу-Императору, который был единственным, кто знал, что ждало их на Терре.

В голове Сарпедона звенели их крики, умоляющие защитить от варпа или помочь вырваться с Черного Корабля, куда их и привела воля Императора. Вдоль коридора тянулись одноместные клети, сочащиеся болью и отчаянием. В сторону уходило боковое ответвление с железными фиксирующими каркасами, выстроившимися вдоль стен. Все вокруг просто излучало сумасшествие — здесь постепенно мерк и ломался разум заключенных.

— Всем отступить и спрятаться! — приказал Сарпедон. — Пусть войдут!

Воющие Грифоны уже врывались в тюремные блоки. Здесь, где все было организовано так, чтобы как можно надежнее изолировать узников и запутать беглецов в лабиринте комнат и коридоров, нашлось бы не так много места для рукопашной. Несколько Испивающих Души обороняли покрытые черной коркой столы мортуария, на которых проводилось вскрытие трупов. Алтарь же стал прицельным станком для Воющих Грифонов, прикрывающих собратьев, вбегавших в помещение, чем-то напоминающее склад бойни — под потолком тянулись рельсы со свисающими с них крючьями для подвешивания тел узников. Неподалеку от Сарпедона еще несколько верных ему космодесантников держали оборону небольшой молельни — силуэты их врагов едва удавалось разглядеть в дыму, в котором тонули все двери.

— Назад! — приказал командор стоящим вокруг него Испивающим Души.

Теперь он бежал впереди, показывая путь через коридор с фиксирующими каркасами к посту сил безопасности. Пост представлял собой миниатюрную крепость, построенную посреди этого сумасшедшего дома. Туда вели только узкая дверь и щели бойниц. Сарпедону пришлось пригнуться и присесть, чтобы проползти внутрь, следом вбежали остальные десантники. Бойницы смотрели во всех направлениях, позволяя наблюдать за коридорами и служебными помещениями. В считанные секунды оборонительное сооружение ощетинилось болтерами, накрывая перекрестным огнем территорию, по которой обязаны были пройти Воющие Грифоны.

Сарпедону и напрягаться не приходилось, чтобы пробудить ужасы к жизни. Изодранные души, корчащиеся в муках, молитвы одержимых, выражающиеся в одном лишь бессловесном крике, — все это было вокруг него. Благодаря командору и его Аду призраки обретали форму, сползая со стен и вырастая из пола. Измученные лица проступали на переборках. По палубе пробежали глубокие разломы, сочащиеся кровью. Жертвы «Провозвестника гибели» возникали отовсюду, придавая кошмару законченные очертания.

И это действовало. Воющие Грифоны, и без того заплутавшие в лабиринте коридоров, начали бросаться на призраков. Для Испивающих Души же обстановка была вполне привычной, поскольку их тренировали не реагировать на Ад.

Теперь они могли продержаться. План сработал. Невероятным, совершенно немыслимым образом Грифоны утратили свои крылья, и «Провозвестник гибели» стал их собственной преисподней, где они один за другим гибли под перекрестным огнем.

Дверь укрепленного поста слетела с петель в снопе искр. Болтеры тут же повернулись к незваному гостю, но сверкающий огнем силовой топор разил направо и налево; Испивающие Души падали под ударами, кровь фонтанами била из пробоин в их доспехах.

Враг обрушился на Сарпедона всей своей массой прежде, чем тот успел поднять посох. Рокритовая стена за спиной командора не выдержала, и оба противника вывалились в соседнее помещение. Сарпедон упал на палубу, перекатился и увернулся от удара топора, едва не развалившего его пополам. Лидер Испивающих Души уже стоял на ногах, но обзору мешала густая пыль, поднявшаяся после обрушения.

Они оказались в просторном зале, определенно использовавшемся прежде для проведения пыток. Ржавые зловещие машины и инструменты стояли посреди помещения строгими рядами, и казалось, что для тех, кто распоряжался здесь раньше, процесс истязаний представлял по сути своей совершенно механическую работу — ни сочувствия, ни тревоги. Палуба была решетчатой для удобства стока крови, на стенах красовались царапины от ногтей — пленники стирали пальцы до костей в безнадежных попытках выбраться. На пыточных столах извивались вызванные Сарпедоном образы. Сквозь решетки тянулись сломанные руки. Сочились черной кровью инструменты…

— Забавно, — произнес лорд Мерчано, выходя из неровного пролома. — Ты продолжаешь надеяться, что еще можешь победить.

Воющий Грифон взвесил в руке силовой топор, готовясь атаковать при первой же возможности.

Сарпедон тоже приготовил свой посох к бою, и вокруг золоченого орла на навершии заплясали искры.

— Мерчано, ты ничего не знаешь о том, во что мы верим, — произнес командор, — Ты даже не понимаешь, против кого сейчас сражаешься.

— А я и не должен, Сарпедон, — парировал Грифон. — Кому нужно вникать в ересь Черной Чаши.

— Не существует никакой Черной Чаши.

— Примерно то же самое сказал мне и твой приятель Таддеуш. Как раз перед тем, как я убил его.

Оба космодесантника кружили по залу, выжидая удобного момента. Станки для пыток и вопли призраков «Провозвестника» создавали впечатление, будто два библиария сражаются в одном из уровней Ада, описанных в Имперском Кредо… два проклятых воина, не знавших в жизни ничего, кроме битв.

— А вот это? — вопросил Мерчано, брезгливо обводя рукой проступившие на стенах уродливые личины. — К чему трюки? К чему иллюзии? Неужели ты и в самом деле веришь, что они способны остановить нас? Тех, за чьей спиной стоит сам Император?

— Даю тебе последнюю возможность понять, — отозвался Сарпедон, — Черной Чаши не существует. Да, мифы о ней породил кто-то из нашего ордена, из Испивающих Души, много веков назад. И да, сейчас мы вынуждены скрываться. Но мы сами не знаем, что произошло тогда в системе Обсидиана, что могло привести к возникновению этих легенд. Боюсь, мы оба с тобой прибыли сюда из-за чьей-то лжи.

— Наши клятвы не лгут. И твое грехопадение, мутант, видно невооруженным глазом. Вы все умрете здесь и сейчас.

— Что ж, значит, пора заканчивать.

Вокруг них кипело сражение; в каждом изоляторе, в каждом крематории шла напряженная борьба. Но исход ее решался в пыточном зале, где сошлись в поединке Сарпедон и Мерчано.

Сарпедон едва успел заметить, как вспыхнул ярким огнем воротник эгиды противника. Ментальная сила Воющего Грифона обрушилась на командора, подобно раскаленной стальной шрапнели. В ушах Сарпедона загудела кровь, и стены зала растворились в тумане.

Пылающие колонны, сложенные из черепов, вздымались к высокому ржаво-красному своду. В воздухе повис смрад горелого мяса. По черному мрамору полов струились кровавые ручьи, по берегам обведенные золотыми рунами, которые отказывался воспринимать разум. В глубоких ямах извивались тысячи чудовищных демонов. Их смех и крики наполнили залу. Вокруг можно было наблюдать все мыслимые формы безумия.

Сарпедон с трудом удерживался на ногах, все его чувства подверглись удару. Его тошнило при одном только взгляде на отвратительное создание, ожидавшее его посреди внезапно выросшего вокруг «храма». Иной человек бы в считанные мгновения сошел с ума, но командор держался, отчаянно отгоняя от себя чудовищные образы.

Затем он поднял взгляд. «Провозвестник гибели» исчез. Командор стоял перед троном демон-принца Периклитора.

Очередной Астартес пал, пытаясь отбросить 901-й обратно к пролому.

Евмен начал осознавать нечто, понятное только подлинным лидерам. Чтобы обрести власть, надо быть готовым рисковать чужими жизнями. И если он собирался командовать Испивающими Души, то их кровью и следовало оплатить это право. Конечно, большинство вряд ли бы согласились подвергать этих людей дополнительной опасности. Но мнение большинства мало интересовало Евмена.

Чтобы отогнать штрафной легион обратно к стене «Махария Виктрикс», понадобилось израсходовать немало болтерных обойм и провести несколько яростных контратак. Но на одного космодесантника по-прежнему приходилось по десятку солдат 901-го, хотя палуба и была залита кровью и завалена расчлененными трупами. Всякий раз, когда штрафники отступали хотя бы на шаг, этому предшествовало неистовое сопротивление, и над всем этим хаосом разносились непрекращающиеся проповеди их командира.

Евмен оттолкнул от себя очередного солдата, чтобы выстрелить из обоих стволов и проделать в теле противника огромную дымящуюся дыру. Затем молодой магистр укрылся в тени ближней к стене орбитальной пушки. Впереди был виден арочный проход, ведущий к следующей орудийной палубе, где также стояли титанических размеров лазерные установки.

Пока 901-й отступал, но требовалась лишь пара минут, чтобы возглавлявший их лысый фанатик снова вдохновил своих людей, заставив бросаться на космодесантников, подобно своре бешеных собак. Сейчас гвардейцы прятались позади арки, ведя разрозненный огонь в попытках задержать Испивающих Души. Многие штрафники уже израсходовали весь боекомплект лазерных винтовок и были вынуждены сражаться штыками. Кроме того, Евмен видел, что отдельные бойцы стреляли из трофейных орочьих ружей — громоздких, крупнокалиберных, идеально подходящих для ближнего боя, где прицельности практически не требовалось.

— Скамандр! — прокричал Евмен, когда возле него прижались к борту пушки еще несколько Испивающих Души. — Давай! Пускай стену огня — и вложи в нее все свои силы! Надо отбросить их!

— Слушаюсь, командир! — откликнулся псайкер, выходя на открытое пространство.

Мимо зашипели лазерные импульсы, и несколько зарядов даже опалило его броню. Обугленные перчатки молодого библиария пылали жаром, в то время как на лице и на воротнике эгиды засверкали кристаллики льда, а изо рта вырывался холодный пар. Скамандр собирал и собственное, и окружающее тепло, и по матовому металлу орбитальной пушки поползли морозные узоры. Руки же псайкера светились все ярче, приобретая вначале вишнево-красный оттенок, затем — оранжевый; керамит уже начинал плавиться и ронять жаркие капли на палубу.

Огненная стена, подобная неожиданно опустившемуся занавесу, перегородила арку. Несколько солдат штрафного легиона, не успевших вовремя спрятаться, рассыпались пеплом, взмывшим к потолку. Еще один повалился на землю и забился в агонии, когда его ноги охватило пламя, постепенно поднимавшееся к животу.

— Тидей! — гаркнул Евмен в вокс, пытаясь перекричать грохот выстрелов. — Взрывай двери! Сейчас!

В течение нескольких мучительных секунд одна лишь только огненная завеса удерживала 901-й от очередной попытки штурма. Над палубами разносился голос проповедника, уверявшего, что это последняя возможность для убийц и прочего сброда искупить грехи, совершенные за прожитые годы. Он призывал их умереть во имя Бога-Императора.

Но время вышло. По обе стороны от арки детонировали разрывные болты, разбросав вокруг мелкие осколки металла. Двойные взрывоустойчивые двери покинули свои пазы и начали сходиться, срезая с пола вековой слой ржавчины. Еще несколько секунд, и палубы будут разделены.

Скамандр захрипел и откашлялся загустевшей от холода слизью, а затем бессильно сполз по стене лазерной пушки. Когда псайкер упал, с его брони посыпалось ледяное крошево, зашипевшее на раскаленных добела перчатках. Огненная стена задрожала и угасла.

Бойцы 901-го устремились вперед. Но удалось прорваться весьма немногим. Среди прочих бежал и лысый проповедник, потрясая лазганом, точно священным символом. Затем двери захлопнулись, стиснув многих гвардейцев в своих стальных челюстях. Погиб и проповедник, еще пытавшийся что-то выкрикнуть перед смертью, но сумевший лишь выхаркать кровь. Рядом с ним умирали и другие штрафники, а кто-то падал на палубу с отрубленными или переломанными конечностями. Нескольким удалось проскочить, но они погибли под выстрелами болтеров, пытаясь вытащить из западни своих товарищей. Наконец створки окончательно сошлись, роняя на пол перерезанные тела.

Орудийные палубы были слишком уязвимы, расположены слишком близко к внешней обшивке. Но «Махария Виктрикс» спроектировали таким образом, чтобы свести риски к минимуму, и поэтому отдельные помещения разделялись герметичными люками, способными закрыться в любую секунду, изолируя секторы друг от друга. Тидею удалось подключиться к аварийным системам «Витрикс» и захлопнуть двери перед самым носом у 901-го.

В створки были врезаны толстые стекла, потускневшие от времени. Евмен подошел к ним и посмотрел на штрафников, оставшихся на противоположной стороне. Он видел перед собой небритые, полные злобы лица людей, взбешенных тем, что они уже ничего не могут сделать.

Евмен улыбнулся.

— Зачистить, — приказал он по воксу.

Вдоль внешней стены открылись клапаны, выводящие прямо в безжалостную пустоту космоса, — еще одна аварийная система, внедренная на случай пожара или заражения. Воздух с ревом вырвался из помещения, где оказались запертыми солдаты 901-го. Людей сбивало с ног поднявшимся ураганом, и даже сквозь глухие двери Евмен слышал крики, полные ненависти и страха. Кто-то даже извергал в его адрес проклятия, прежде чем их отрывало от палубы и бросало через весь зал, ломая о массивные темные корпуса орбитальных лазеров.

Несколько бойцов сразу же устремились к противоположной стене, где стояли их абордажные шлюпки. Но почти все они погибли, так и не достигнув цели, — их глаза лопались, из разорванных легких фонтанировала кровь, но гвардейцы из последних сил скребли пальцами по палубе, пытаясь ползти, пока их трупы не относило к открытым клапанам.

— Тидей?

— Да, командор?

— С ними покончено. Отбой.

Тем временем сержант Гекулар расправился с последними бойцами 901-го, которые к моменту закрытия дверей оказались с той стороны, где находились Испивающие Души. Битва за «Махария Виктрикс» завершилась, с ловушкой Воющих Грифонов было покончено.

— Что будем делать дальше? — спросил сержант.

— Дальше, — ответил Евмен, — мы отвоюем мой корабль.

 

Глава семнадцатая

— Как одолеть врага, полагающегося на обман?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Обратите против него истину разрушения.

Тронный зал Периклитора был вытесан из цельного куска гранитной плиты на вершине огромной скалы, поднимающейся из моря демонической плоти. До самого горизонта простирались горные хребты, на которых бесновались и вопили порождения варпа. Бескрайние армии демонов — созданий, рожденных самим Хаосом, — покрывали весь мир, подобно мерзкому пульсирующему океану.

Стены зала, выходящие наружу, были защищены решеткой черных каменных выступов, делая его похожим на дорогую клетку. Сам же трон казался наглой пародией на Золотой Трон, на котором восседал Император, — он был вырезан из огромного черепа какого-то хищника варпа, желтоватые клыки покрывали изображения безумств и смертоубийства, а в глазницах отвратительным разноцветным огнем пылали лампады.

На троне восседал сам Периклитор — титанических размеров, крылатый, на его сероватой коже проступали капли обратившейся в жидкость ментальной энергии — столь велика была мощь питавшего его колдовства. Лицо демон-принца, казалось, состояло из одной только пасти, над которой мерцали десятки глаз, и каждый из них был вырван у одного из многочисленных врагов. Один из них некогда принадлежал Орландо Фуриозо, магистру Воющих Грифонов. Глаза страдальчески закатывались, даже когда тварь с нескрываемой злобой и высокомерием оглядывала ими свои чертоги и кошмарный пейзаж, простиравшийся снаружи. Некогда Периклитор был космическим десантником, служившим в одном из предательских легионов — смертным, присягнувшим Темным Богам. Кровь, пролитая им в их честь, могла бы наполнить целое озеро, и благодарность владык Хаоса была достаточно велика, чтобы даровать бывшему Астартес демоническое тело. К трону был прислонен неимоверных размеров уродливый болтер — по его прикладу сбегали слезы плененных демонов, заточенных в обойме.

Единственный наплечник, сохранившийся от его силовой брони, настолько врос в кожу, что теперь просто невозможно было сказать, к какому же из легионов некогда относилось это существо.

Многочисленные глаза Периклитора разом посмотрели на Сарпедона. По сравнению с демон-принцем Испивающий Души казался карликом, и командору понадобилось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не поддаться панике и не броситься наутек или не застыть в гибельном оцепенении. Сарпедон заставил себя распрямиться. Он напомнил себе, что сколь бы эффектно ни выглядел Периклитор, но и сам он внушал врагам страх одним лишь своим внешним видом.

— Ты… — произнес Сарпедон, едва слыша собственный голос за ликованием и воплями демонов, пляшущих у подножия скалы. — Ты не тот… за кого себя выдаешь.

Пасть чудища распахнулась и прокрутилась на лице, издав влажный гортанный звук, отдаленно напоминающий смех.

— Тебя приветствует Периклитор, — прогудел голос, от которого затряслась земля, — избранник Хаоса.

— Ложь, — отрезал Сарпедон, не отступая ни на шаг, хотя демон уже поднимался со своего ужасного трона. — Тебя здесь нет. Как и меня. Все это нереально.

— Ты, отмеченный печатью черного сердца варпа, смеешь отвергать меня? — В голосе демон-принца одновременно звучали гнев и изумление. — Отродье! Червь! С тобой говорит Периклитор — Проклятие созведия Алкмены, победитель Фуриозо! Преклонись перед своим повелителем! Преклонись перед воплощением варпа!

По темной шкуре безобразной твари стекали струи грязной энергии.

— Я отвергаю варп! — взревел Сарпедон. — Как и его богов! Они пытались сделать меня своей пешкой, но у них не вышло! Они мечтали использовать меня, сломить, уничтожить, но мы с братьями одолели их! — Командор шагнул вперед, хотя каждая клеточка в его теле настойчиво призывала бежать. — И ты такой же Периклитор, как я — Носитель Черной Чаши!

Демон-принц закричал, и голос его был подобен кинжальному звону. В ладони твари возник меч, клинок которого был черным, словно осколок самой ночи, и Периклитор бросился к Сарпедону, но тот успел откатиться в сторону. Удар прошел мимо, и лезвие глубоко погрузилось в мраморный пол. Одна из плиток отскочила и полетела вниз, исчезнув в море корчащейся плоти.

Порождение варпа ударило снова, размахнувшись мечом, будто серпом. Сарпедон поднял психосиловой посох, и тот столкнулся с черным клинком с такой силой, что командор чуть не потерял равновесия. Но Испивающий Души вонзил когти паучьих лап в камень, отказываясь отступить даже на шаг перед противостоящей ему ложью.

Он посмотрел прямо в злобные глаза Периклитора, и демон-принц ответил тем же, но в украденных зрачках теперь проглядывала тень смущения. Сарпедон должен был пасть на колени и клясться в вечной верности. Но он предпочел сражаться. Демон-принц, казалось, не знал, что ему делать.

Периклитор неистовствовал в гневе. Уродливая клешня ударила в грудь командора с такой силой, что тот отлетел назад. Спустя мгновение Испивающий Души уже кубарем катился по склону, вывалившись через проем между прутьями клети. Мимо проносились картины демонического мира — закручивающиеся спиралями тучи, изливающие на землю кровь и гной, далекие скалы, напоминающие чьи-то грязные клыки.

Сарпедон рухнул прямо в море тел. Его окружали порождения Хаоса — отвратительные бесформенные существа с кривыми лапами, безумно вращающимися глазами и слюнявыми, непрестанно извергающими стоны и сумасшедший смех ртами. Командор отчаянно отбивался, но напор смыкающихся вокруг него тел уже не позволял разглядеть даже болезненно-тусклый свет местного солнца. Твари гибли одна за другой под ударами когтей и закованных в керамит кулаков, но на их место вставали новые, столь же жаждущие поживиться плотью незваного гостя.

Отказываясь смириться с такой судьбой, Сарпедон отчаянно взревел и вогнал рукоять психосилового посоха в камни, направляя в него всю свою ментальную мощь. В следующую секунду по долине, снося все на своем пути, прокатилась волна псайк-энергии.

Демоны распадались на части. Слюнявые морды принимали глуповатое выражение, когда их тела превращались в прах. Сарпедон посылал одну за другой волны псионической ярости, расчищая для себя место среди тянущихся к нему лап и пузырящейся плоти.

Он задыхался от усталости, его ментальные силы были истощены. Теперь командор стоял посреди кратера, обрамленного обугленными бесформенными тушами, лежащими на черном мраморе горного склона. Выдернув из камней посох, он посмотрел в сторону тронного зала.

— Врага, достойного Воющих Грифонов, — в искреннем негодовании закричал Сарпедон, — такими трюками не одолеть! Тебе придется придумать что-нибудь посерьезнее какого-то демона, чтобы заставить Испивающего Души молить о пощаде!

Между двумя изгибающимися мраморными колоннами своего похожего на птичью клетку зала появился Периклитор. Меч пропал, и теперь демон-принц сжимал в руке топор — силовой топор Мерчано, по лезвию которого растекалось яркое сияние.

— Мы, Мерчано, — произнес Сарпедон, — во многом с тобой похожи.

— Заблуждаешься, — ответил Периклитор. Сквозь него проступал куда более маленький, но почему-то кажущийся величественным библиарий Воющих Грифонов. И его рот шевелился в такт словам демона. — Твои силы грубы и примитивны. Сплошная мощь и никакой утонченности. Те ужасы, что оживляешь ты, похожи на рисунки несмышленого ребенка. А я создаю целые миры!

Сарпедон попытался восстановить самообладание. Никакого Периклитора не было, как не было и тронного зала, и моря демонов. Все они существовали только в его голове, куда их поместил лорд Мерчано. Воющий Грифон говорил правду, его уровень владения даром, благодаря которому он сумел сотворить весь этот демонический мир, был недостижим для Сарпедона.

— В любом случае ты допустил просчет, — ответил командор. — Полагая меня слугой Темных Богов, ты надеялся, что я преклоню колена перед этой тварью!

— Это доказывает лишь то, что у вас есть враги и в варпе, — сплюнул Мерчано. Становясь все отчетливее с каждым шагом, он спрыгнул со склона и пошел, точно по надежной тверди, прямо по головам демонов. Образ Периклитора распадался и теперь казался лишь бледным призраком. — Ибо зло презирает другое зло. И нет, я не затем привел тебя сюда. Не так давно я посетил эти места вместе со своими братьями — это гнездо скверны расположено в самом Оке Ужаса. — Мерчано потряс топором. — Этим самым оружием я обезглавил Периклитора! День и ночь рубились мы с ним на склоне этой горы, пока не остались лишь он и я. И победа была за мной! Я продолжал сражаться, и сам Император даровал мне силу! И в конце концов я снес демону голову, схватил ее, поднял над этим миром и наблюдал, как порождения варпа бегут прочь от меня! Простой человек погиб бы здесь за минуту. И даже другой космический десантник уступил бы Периклитору. Но не Воющий Грифон. И я привел тебя сюда, чтобы ты понял почему.

Демон окончательно растворился, и остался только Мерчано. Хотя, сказать по правде, Сарпедон бы предпочел сразиться с Периклитором, поскольку ему не раз доводилось истреблять подобных тварей и он знал, что они всегда думают лишь об обмане и убийстве, ведь именно такими их создали боги Хаоса. Воющий Грифон же был противником совсем другого сорта.

— Потому, что ты принес клятву, — произнес командор.

— Ты наконец-то понял, почему должен погибнуть, — улыбнулся Мерчано. — Мы поклялись отмстить за магистра Орландо Фуриозо. И не знали покоя, пока не сдержали свое слово. Даже смерть не могла остановить нас. Точно так же мы пообещали, что будем защищать Ванквалис от Черной Чаши. И эта клятва столь же тверда.

Расстояние, разделявшее двух космических десантников, сократилось достаточно, чтобы можно было ударить психосиловым посохом или топором. Мерчано смотрел на своего врага сверху вниз, попирая ногами груду демонических тел, но на самом деле их не существовало, и Воющий Грифон стоял на металлической палубе «Провозвестника гибели».

Мерчано, так же как и Сарпедон, чувствовал себя здесь как дома. Он тоже мог преобразовывать ментальную энергию, наполнявшую Черный Корабль, создавая для своих врагов целые иллюзорные миры. Но командор Испивающих Души оставался псайкером, и сам Мерчано признавал за ним силу. Да, Сарпедон не был талантлив в том, что касалось мелких деталей, но сейчас, когда Воющий Грифон проделал всю сложную работу за него, этого и не требовалось.

— Твоя судьба предрешена, — произнес Мерчано, — И что бы ты ни делал, ее уже не изменить. Но я не стану возражать, если ты вздумаешь побороться.

— С превеликим удовольствием, — откликнулся Сарпедон, простирая свое сознание над адским пейзажем и преобразуя его.

Небеса погрузились во тьму. Демоны исчезли, а издалека донесся шорох волн, разбивающихся о дикий пляж. Мерчано утратил власть над созданным им миром.

Посох и топор столкнулись в ночи, и на этот раз Сарпедона уже было не обмануть.

Казалось, прошла целая вечность с того дня, как Испивающие Души высадились на неизведанной планете отравленных океанов и разносящих болезни насекомых, чтобы расправиться с демоном чумы — Ве’Метом. Необъятные рои мух кружили в небе, затмевая солнце, а в зараженных морях кишели жуткие чудища.

Разрозненные голые острова были населены живущими в пещерах жалкими и уродливыми каннибалами, произошедшими от человеческих племен.

Ве’Мет правил той планетой из своей неприступной крепости, воздвигнутой на черном коралловом архипелаге. Демон был не чем иным, как самой болезнью, подлинным воплощением воли Чумного Бога, а волю свою изъявлял через говорившие в унисон тела зараженных. Космические десантники из предательских легионов, защищавшие его крепость, превратились в гниющих, раздувшихся тварей, посвятивших себя служению Нурглу. Рыцари, чьи тела несли на себе печать всех мыслимых болезней, руководили козлоголовыми, передвигающимися на копытах воинами.

И все же Сарпедон повел туда Испивающих Души и одержал победу над демоном.

Мерчано оступился на скользкой гальке, пытаясь отразить топорищем удар силового посоха. Воющий Грифон быстро огляделся, пытаясь оценить изменившуюся обстановку, но Сарпедон не останавливался. Они сражались на берегу, о который с тяжелым плеском разбивались воды, полные грязи и гнили. Над ним нависала огромная крепость, выступающая над архипелагом подобно каменному гнойнику. В небе застыли мерзкого вида облака, и все вокруг было пропитано всепроникающим запахом разложения.

Воющий Грифон размахнулся, заставив Сарпедона отступить на несколько шагов, и выбежал из гнилой воды на берег. Страха не было, но все же Мерчано был потрясен тем фактом, что его искусство направили против него самого.

— Опять колдовство! — сплюнул он.

— Ты не единственный, — произнес Сарпедон, — кому доводилось сражаться с рабами Темных Богов. На этой планете мы с братьями одержали победу над демоном. Слуги Хаоса пытались манипулировать нами при помощи лжи, но закончилось это для них смертью. — Командор стремительно перемещался по берегу, посох в его руках потрескивал псайк-энергией, поддерживая иллюзию. — Я даже оставил здесь частичку себя. Если быть более точным — ногу.

Мерчано усмехнулся:

— У тебя их еще весьма прилично осталось, мутант.

— Примерно так же я ответил чемпиону Хаоса, отнявшему ее у меня, — парировал Сарпедон. — Ответил, прежде чем разрубить тварь на части. Кстати, стоял он тогда там же, где сейчас стоишь ты.

Воющий Грифон зарычал и прыгнул вперед. Сарпедон отразил выпад и прокрутился на месте, проводя подсечку всеми правыми лапами. Мерчано потерял равновесие и тяжело рухнул на черный песок. Командор обрушил на голову противника навершие силового посоха, и в глазах у Грифона все поплыло. Он попытался подняться, но тут же вновь повалился на землю. Сарпедон навис над ним, готовясь завершить начатое, но Мерчано, вместо того чтобы откатиться в сторону, оперся ладонями о камни и изо всех сил ударил ногами, заставив мутанта отшатнуться.

В следующее мгновение Воющий Грифон был уже на ногах, хотя по его лицу и струилась кровь.

— Император видит правду, — угрюмо произнес он. — Как вижу ее и я. Неужели ты думаешь, что сможешь убедить меня опустить оружие и поверить, будто ты не поражен скверной?

— Я не могу повлиять на тебя. Зато в моих силах показать тебе правду, даже если ты откажешься ее принять.

— Правда, — прорычал Мерчано, — состоит в том, что варпово отродье не заслуживает ничего, кроме смерти!

Так завещал Робаут Жиллиман! Так завещал Император! И так будет!

Он вновь устремился в бой, нанося удары с такой скоростью, что это казалось почти немыслимым для столь тяжелого и смертоносного оружия, как силовой топор. Сарпедон начинал выдыхаться и теперь вращал посохом обеими руками, уйдя в оборонительную стойку. Сталкиваясь, оружие рассыпало вокруг яркие искры; космодесантники были равны по силам, и верх брал то один, то другой, пока удачный финт или особенно мощный удар не передавал инициативу сопернику. Воспоминания Сарпедона тем временем становились все ярче. Со стороны башни к пляжу медленно спускалась армия зверолюдей, молчаливо наблюдая за поединком двух библиариев. Со стен крепости потекли потоки гноя — водопады чистой скверны, в которых плескались мерзкие, покрытые язвами демоны Чумного Бога. На берег вышел и убитый Сарпедоном чемпион Хаоса, замерев среди покорных ему зверолюдей.

Испивающий Души поскользнулся и тут же был награжден длинным разрезом на наплечнике — лезвие топора вспороло верхний слой мышц и пустило кровь. Мерчано, в свою очередь, слишком широко размахнулся, что позволило Сарпедону ударить его по голове и прочертить глубокую рваную рану от виска до подбородка.

Помимо физической дуэли, оба одновременно сражались и на другом поле, стараясь вырвать друг у друга полный контроль над иллюзорным миром, и берег под крепостью Ве’Мета дрожал и расплывался.

Победоносно закричав, Сарпедон вновь обрел власть — из его глаз вырвалось синеватое пламя, и затянутое мушиными роями небо неожиданно сменилось расписным сводом церкви Дорна, оборудованной на «Славе» — старом флагмане Испивающих Души. С высокого витража на поединщиков взирал сам примарх. В воздухе повис аромат благовоний, настолько густой, что казался почти материальным. Ряды скамей и колонны были изломаны, ведь именно здесь Сарпедон сразился с магистром Горголеоном за право командовать орденом.

Мерчано буквально на секунду оказался сбит с толку неожиданной сменой декораций, и Испивающий Души прыгнул на него, врезавшись плечом в грудь Грифона и отбросив того к алтарю иод огромным витражом. Мерчано рухнул на жертвенную плиту, и та треснула под ним. Посыпались на пол свечи и священные тексты.

Вскочив, Грифон схватил Сарпедона за высокий воротник и поясную пластину, оторвал противника от пола и швырнул в изящную колонну. Та раскололась от удара, и двадцатиметровый каменный столб, точно подрубленное дерево, рухнул на Испивающего Души.

Сарпедон с трудом смог восстановить дыхание, но тем временем церковь исчезла. Теперь они находились в траншее. Со всех сторон работала артиллерия, грохотали выстрелы. Была ночь, но темноту раз за разом озаряли взрывы, казавшиеся молниями, бьющими с земли в небо. Тяжесть, давившая на Испивающего Души, была вызвана вовсе не колонной, но грудой тел — они принадлежали бойцам Имперской Гвардии, погибшим во взрыве, оставившем глубокую воронку на самом краю окопа. Их кровь мешалась с и без того красноватой землей, а на грязных лицах застыло смешанное выражение паники и удивления.

Командор сбросил их с себя. Он не мог сказать, где очутился, — этот мир возник из памяти Мерчано. Сарпедон инстинктивно втянул голову в плечи, когда мимо прошла выпущенная кем-то винтовочная очередь. Траншея была выкопана под обычных гвардейцев, самый рослый из которых был на добрую голову ниже и уже в плечах, нежели любой космодесантник, поэтому командору приходилось пригибаться, чтобы не угодить под обстрел.

Раздался рев моторов, и через траншею неподалеку от Сарпедона перевалил «Рино», по броне которого тут же забарабанили пули и лазерные импульсы. Машина была раскрашена в цвета Воющих Грифонов, их герб был нанесен на поле из красных и золотых четвертей.

Задний люк распахнулся, и на землю спрыгнул лорд Мерчано, который, казалось, не обращал ни малейшего внимания на вражеский огонь.

— Скелус, — произнес Грифон. — Пограничье Ока Ужаса. Войска Хаоса сумели отбить этот мир у Империума, но мой орден вернул его назад.

Сарпедон попытался выбраться из траншеи, но рядом прогремел оглушительный взрыв, окатив Испивающего Души обжигающим жаром. Ударная волна бросила его на землю, оглушенного, ослепшего, в рот командора набилась раскаленная красная грязь, он с трудом мог понять, где верх, а где низ.

Лишь внутреннее чутье заставило его вовремя среагировать. Он перекатился на спину и выставил перед собой оружие, останавливая добивающий удар Мерчано. Топор с треском обрушился на посох, и Сарпедону пришлось постараться, чтобы гудящее лезвие не вонзилось в его череп. Жгучие капли псайк-энергии срывались с топора, падая на лицо командора, и свет оружия отражался в зрачках Грифона язычками сине-белого пламени.

На смену дыму и грязи пришел горячий ветер. Теперь Сарпедон имел возможность оценить окружающую обстановку. Траншея пересекала извилистую дорогу, проложенную через выжженное поле. Когда-то здесь рос лес, но за время боев местность была настолько выглажена снарядами, что даже пни и те были весьма немногочисленны.

На горизонте показалась армия численностью под миллион человек, имеющая в своем распоряжении и танки, и разведывательные машины класса «Страж». Под изматывающим огнем люди сбегали по склонам изрытых воронками красных холмов. Воющие Грифоны шли в самом центре наступающего войска. Заговорила артиллерия, разрывая на части и солдат, и бронетехнику. С противоположной стороны виднелись зловещие укрепления — уродливые роккритовые постройки, изначально служившие в качестве бункеров Имперской Гвардии, были исписаны рунами и знаками, рожденными в варпе. На потрепанных знаменах красовались эмблемы Темных Богов. Над бойницами висели гирлянды отрубленных рук и голов, а целые тела, подобно пугалам, были расставлены под стенами крепости.

Ее защитники не прекращали огонь ни на секунду, грохотали тяжелые орудия, а горячий ветер разносил над полем молитвы нескольких тысяч одержимых безумцев, взывающих к богам Хаоса.

Лезвие топора продолжало приближаться к лицу Сарпедона.

— Мы победили в тот день, — прохрипел Мерчано. — Пошли на штурм и перерезали всех мерзавцев. Это же ждет и тебя. Ты умрешь.

Грифон был силен, но и командор не слабее. Он заскрежетал зубами, мышцы напряглись до предела, но топор мучительно медленно начал отодвигаться.

Пейзажи Скелуса подернулись дымкой — Мерчано был настолько сосредоточен на борьбе, что вновь упустил контроль над иллюзорным миром. Воспользовавшись представившейся возможностью, Сарпедон перехватил управление. Они оказались на борту «Сломанного хребта». Затянутое дымом небо сменилось бескрайней чернотой космоса, пронизанной незнакомыми звездами. Два космодесантника боролись в вакууме, там, где Сарпедон когда-то поверг демона Абраксаса, прислужника Бога Изменений, приведшего Испивающих Души на самый край грехопадения и за свои труды удостоившегося смерти.

Поля сражений сменялись одно за другим, возникая из прошлого обоих соперников. Чуждый мир ядовитых туманов и тлена с шагающими во тьме массивными титанами. Мощные укрепления на Квиксиан Обскура, где Испивающие Души сразились с эльдарами. Водный мир, терзаемый ядерной войной, с флотилиями, сталкивающимися под кровавым небом. Стратикс Люмина, где орды живых мертвецов брели через мерзлую тундру, а с орбиты сыпались обломки корабля. Всевозможные разновидности Ада, две жизни, проведенные в бесконечных войнах, проносились мимо, пока воины поочередно брали верх.

Колодец, из которого Сарпедон черпал свою ментальную энергию, был весьма глубок, но ее запасы все равно подходили к концу. Мерчано был равен ему по силам, и командор понимал, что у него есть лишь одна возможность решить исход битвы в свою пользу. Он вонзил когти в палубу и подался вбок, перехватывая посох одной рукой. Топор прошел буквально в сантиметре от его лица, глубоко зарывшись в каменный пол мира-гробницы, где много лет назад Воющие Грифоны сражались против похожих на скелеты металлических тварей, древних, как сами звезды. Вокруг высились титанических размеров развалины, но Сарпедону некогда было наслаждаться красотами, сейчас важнее было подняться на ноги.

Мерчано вогнал топор в пол с такой силой, что ему понадобилось некоторое время, чтобы вытащить его. Именно этого Сарпедон и добивался.

Вновь сжав силовой посох обеими руками, командор напрягся изо всех сил. Древесина нала была прочной как сталь, да еще к тому же мастера-оружейники обработали ее так, чтобы оружие могло выдерживать предельные нагрузки. Но все-таки Сарпедон был слишком силен. Раздался оглушительный треск, и посох переломился.

Наружу вырвались все остатки накопленной командором энергии.

Точно картинка на хрупком стекле, воспоминания Мерчано разбились на мелкие осколки и опали огненным дождем. Время словно замедлило свой ход, пока оба противника пытались оправиться от неожиданного разрушения окружавшей их иллюзорной реальности. Воющий Грифон зашатался, застонав от боли и гнева; его разум все еще сотрясали последствия выброса.

Они стояли по колено в воде в украшенном многочисленными статуями круглом зале «Провозвестника гибели», где Сарпедон еще до восстания дрался с Евменом. Откуда-то со стороны доносился грохот выстрелов — Воющие Грифоны и Испивающие Души продолжали драться за комнаты и коридоры тюремных палуб, но это было совсем другое сражение. Пролом в стене и несколько поваленных статуй указывали путь, проделанный Мерчано и Сарпедоном, а розоватые разводы на поверхности воды свидетельствовали о жестокости их схватки. Несколько секунд они стояли молча; были слышны лишь отдаленные звуки выстрелов да шумное дыхание обоих противников, пытающихся собраться с силами. Призрачные видения Ада покинули «Провозвестник гибели», поскольку Сарпедон просто не мог их больше поддерживать.

По лицу Мерчано все еще струилась кровь, а броня его зияла пробоинами, оставленными когтями командора-мутанта. Лапы Сарпедона также были повреждены, экзоскелет оказался помят и погнут, а из-под рассеченного практически пополам наплечника капала кровь.

Мерчано неуклюже двинулся к своему врагу, сжимая в руках силовой топор, — казалось, еще немного, и он упадет от кровопотери и усталости. Похоже, его заставляла двигаться лишь первобытная ненависть, сиявшая в глазах. Сарпедон отбросил бесполезные половинки посоха и перехватил руку Грифона, вложившего в удар последние остатки сил. Командор привалился к телу упавшей в бассейн статуи, сдерживая натиск Мерчано. Ему удалось отвести топор в сторону, но Воющий Грифон ударил коленом так, что этого хватило, чтобы оставить хорошую вмятину на кирасе и вышибить весь воздух из легких командора. В ответ библиарий Испивающих Души вогнал кулак под челюсть противника и отбросил того назад. Мерчано выронил оружие и попытался голыми руками вцепиться в горло Сарпедона, оскалившись и бешено вращая глазами. Командор старался отпихнуть его, но Воющий Грифон пригнулся и, ударив головой в живот, вынудил Испивающего Души присесть на задние лапы.

Враги кружили друг против друга, словно заправские борцы. Годы тренировок и боевой опыт позволяли преодолеть усталость, вызванную ментальным поединком. Кровь покрывала сочленения их тяжелых перчаток и стекала по лицам. Сарпедон вскинулся, намереваясь вложить в очередной удар всю свою массу, но Мерчано успел поймать его за лапу и, выкрутив ее, уронить противника на спину. Затем Воющий Грифон снова вздернул Испивающего Души на ноги и принялся раз за разом бить того в висок.

В голове у Сарпедона стоял сплошной звон, а перед глазами повис серый туман; зловещие статуи, украшавшие свод, казалось, слились в уже знакомое море корчащихся демонов… Командор слышал голос Абраксаса, обещавшего ему безграничное могущество, если орден встанет на сторону Темных Богов. Слышал и речь инквизитора, объявившего, что Испивающие Души отныне отлучены и прокляты в глазах служителей Императора. А еще он слышал смех… смех, доносящийся из варпа.

Сарпедон вслепую ударил локтем и угодил Мерчано в горло. Воющий Грифон отшатнулся, и командор контратаковал, рассчитывая повалить врага, чтобы затем продолжить пинать, пока тот не перестанет подавать признаки жизни.

Испустив звериный рев, Мерчано провел мощный апперкот, силы которому добавил и собственный рывок командора. Лапы вдруг отказались слушаться, и мутант плюхнулся в воду, глуповато озираясь.

Весь мир погрузился в красный туман. Купол теперь казался столь же далеким, как звезды и хлюпающие шаги подходящего ближе Воющего Грифона.

Голова Сарпедона безвольно свесилась набок. Он даже пошевелиться не мог. Где-то в душе зародилось странное облегчение при виде того, как Мерчано подбирает свое оружие. Воющий Грифон тоже израсходовал все свои запасы энергии, поэтому лезвие больше не светилось, но топор есть топор, к тому же лезвие было наточено и отполировано так, что, подобно зеркалу, отражало окрашенную кровью поверхность воды.

Мерчано навис над Сарпедоном и, словно палач, высоко занес топор, собираясь отрубить командору голову и тем самым, как он полагал, лишить Носителей Черной Чаши предводителя.

За спиной Воющего Грифона неожиданно возник клинок чистейшей черноты. В помутненном сознании Сарпедона возникло понимание.

Мерчано тоже почувствовал неладное и попытался повернуться, но он и сам был измотан до предела и не имел ни малейших шансов встретить нового врага лицом к лицу.

Позади него стоял Евмен, державший в руках Копье Души — самую почитаемую реликвию ордена, оружие с двумя черными вортексными клинками. По сравнению с действиями уставшего библиария реакции Евмена были молниеносными, и чудовищное оружие метнулось вперед, подобно змее.

Энергетический клинок вошел в затылок Мерчано и вышел через рот. Плоть и кровь с шипением аннигилировали, соприкасаясь с вортексным полем. Словно зачарованный, Сарпедон наблюдал за тем, как Евмен неторопливо поднимает Копье, аккуратно, миллиметр за миллиметром разрезая голову убитого врага.

Командор попытался найти хоть каплю радости в своей душе. Мерчано погиб, Воющие Грифоны лишились лидера, сам он выжил. Но почему-то было совсем не весело. Не было ни чувства победы, ни удовольствия. Не видел он ничего хорошего в том, с каким наслаждением Евмен издевался над уже бездыханным противником.

Это могло вызывать лишь страх… Леденящий ужас наполнил душу Сарпедона, когда он осознал, что сейчас наблюдает не только за смертью лорда Мерчано, но и за гибелью всего ордена.

Наконец клинок вышел наружу. Еще несколько секунд мертвое тело с закатившимися глазами постояло, а затем пошатнулось, и топор выпал из руки Воющего Грифона. Из черной раны, разделившей его лицо на две половины, неожиданно хлынула кровь, и труп с громким плеском рухнул в воду, прямо под ноги своему убийце.

Сарпедон приподнялся на передних лапах, а затем подтянул и задние. По правде говоря, он не был уверен, сколько еще сможет простоять. Евмен наблюдал за ним, не опуская Конья Души. Затем молодой десантник щелкнул тумблером генного замка, и клинки убрались, оставив лишь небольшой цилиндрик рукояти, которую мятежник, словно простой пистолет, сунул за пояс.

— Евмен, — произнес Сарпедон, глядя на труп Мерчано. Кровь словно заледенела в жилах командора, но старая гордость не позволяла выказывать отчаяние. — Скажи… Люко еще жив? Нам удалось сдержать Воющих Грифонов в архиве?

— Насколько мне известно, — ответил мятежник.

— Значит, все кончено.

— Возможно. Если ты говорил правду.

— Говорил, — ответил Сарпедон.

— А ведь он бы тебя убил.

— Знаю.

— И даже не споришь?

— Нет. Он оказался сильнее. Я не могу этого отрицать. Ты и сам был свидетелем.

— Получается, я спас тебе жизнь, — улыбнулся Евмен. — Я, Сарпедон. Твой злейший враг. Я подверг тебя унижению, какого не смогли придумать даже боги варпа. И все же я спас тебя. Стало быть, теперь твоя жизнь принадлежит мне. Верно я говорю?

Сарпедон поднял взгляд. Даже сквозь кровавую пелену, стоящую перед глазами, он видел, сколь бесстыдно радуется своей жалкой победе его воспитанник.

— Да.

— Надо говорить: «Да, господин», — наставительно поправил Евмен.

 

Глава восемнадцатая

— Что видят наши враги, когда смотрят на Астартес?
Дениятос. Боевой Катехизис

— Они видят, как боги и герои из их языческих мифов встают перед ними и извещают о том, что для них наступил конец света.

Архив «Сломанного хребта» заволокло дымом. В проходах между шкафами и дата-стеками лежали изувеченные тела Воющих Грифонов и Испивающих Души, павших в ходе сражения за эту палубу. Жизни большинства из них унесли меткие выстрелы из болтеров, но были и такие, в чьей броне зияли чудовищные пробоины, оставленные цепными мечами и боевыми ножами.

Однако сейчас все было тихо. Приказ к перемирию был отдан одновременно Люко, руководившим Испивающими Души, и Дарионом, возглавлявшим Воющих Грифонов.

Дарион первым вышел в проход. Он держал в руке пистолет, но направил его в иол.

— Это правда? — крикнул он, обращаясь к позициям, удерживаемым Испивающими Души.

Капитан Люко выступил из-за колонны, которую использовал до того в качестве укрытия. Его броня пестрела черными отметинами в местах, куда пришлись попадания болтерных зарядов.

— С первого и до последнего слова, — подтвердил он.

Дарион оглянулся. Там, среди мертвых тел и разрушений, технодесантник Воющих Грифонов подключился к одному из черных кристаллов памяти. Его глаза часто-часто моргали, пока он считывал информацию, хранившуюся на устройстве.

— Ваш командир погиб, — заявил Люко. — Лорд Мерчано пал. Стало быть, власть переходит к тебе?

— Поскольку капитан Борганор ранен, — произнес Дарион, — то да.

— Значит, тебе и решать. Думаю, ты уже убедился, что здесь нет Черной Чаши. Стоит ли продолжать войну?

— Вы все равно остаетесь отступниками, — заметил Дарион. — Даже если предположить, что информация, хранящаяся в этом архиве, подлинная. Быть может, вы и не Носители Черной Чаши, но повернулись спиной к Империуму. Инквизиция объявила вас изгоями и предателями.

— Пусть так, капитан, — согласился Люко. — Но Черной Чаши никогда не существовало, так что клятву уничтожить ее можно считать недействительной. Но насколько я помню, вы пока не выполнили еще одну клятву, а если правильно понял пути вашего ордена, к таким вещам вы относитесь более чем серьезно.

— Ванквалис, — произнес Дарион.

— Да, Ванквалис и зеленокожие. Последний раз, когда я этим интересовался, они как раз намеревались отправиться к Хирогрейву и убить всех тех людей, которых вы клялись защищать. Хотя, конечно же, капитан, выбор остается за тобой.

Дарион покосился на технодесантника, продолжавшего копаться в истории Испивающих Души. О прошлом ордена пока удалось узнать не так уж и много, но вполне достаточно, чтобы понять: Черная Чаша к этим событиям непричастна.

— Если мы решим уйти, ваши болтеры тоже замолчат?

— Мы не станем стрелять в спину. Мы не настолько опустились, чтобы нарушать условия мирного договора.

— Не будет между нами никакого мира, — угрюмо возразил Дарион. — И мы с тобой еще встретимся, отступник. Наказание неизбежно.

— Но проблемы следует решать в порядке их поступления, — заметил Люко.

Бросив последний косой взгляд на своего собеседника, Воющий Грифон включил вокс:

— Всем подразделениям. Говорит капитан Дарион. Мы потеряли лорда Мерчано. Все отходим к абордажным шлюпкам. Повторяю: прекратить огонь и отступить.

Воющие Грифоны неохотно и опасливо покидали свои укрытия, прикрывая отход стволами болтеров и возвращаясь из архива к абордажным шлюпкам «Лазурного когтя». Капитан Люко молча наблюдал за ними, показывая своим людям поднятую руку, призывающую воздерживаться от стрельбы.

Постепенно грохот сражения, доносившийся со стороны «Провозвестника гибели», также начал стихать.

Далеко внизу, на Ванквалисе, на берег Хирогрейва начали высаживаться десятки тысяч зеленокожих из первой волны. Их было так много, что защитники континента просто не могли поверить своим глазам, а кое-кто и вовсе свихнулся от страха, впервые осознав масштабы катастрофы, постигшей их родину.

Берег был пустынным и каменистым, мало годившимся для возведения укреплений. В качестве таковых защитники использовали лодочные сараи и склады факторий, возведенные жителями прибрежных поселений, которые не были так огромны, как ульи, лежавшие в глубине материка.

Выглядывавшие из окон или из-за грязных железных корпусов промышленного оборудования ополченцы в основном были завербованы из охранников дома Фалкен, небольшие отряды которых до того безуспешно пытались усмирить людей на улицах. К ним примкнули и сотни добровольцев, набранных в прибрежных районах и вооруженных чем попало — начиная от автоматических винтовок со складов Стражей и заканчивая охотничьими ружьями. Они защищали свою землю, за их спинами остались дома с родными и близкими. Кое-кто даже пришел с оружием и в броне своих отцов, учивших детей, что однажды может наступить день, когда враги снова возвратятся на Ванквалис. Тысячи мужчин и женщин были готовы оборонять последний рубеж, отделявший зеленокожих от мирных поселений.

Лорд Совелин Фалкен лично прибыл на побережье, чтобы исполнить свой долг и хоть как-то искупить вину за то, что не погиб, как подобает мужчине, еще в Палатиуме. Но поскольку он являлся здесь единственным представителем правящего дома, то неожиданно для себя оказался во главе всего этого воинства, хотя вовсе об этом и не просил. Вожаки ополченцев — крепкие и решительные старики, многие из которых когда-то служили в Стражах, — отдавали ему честь, словно какому-нибудь генералу, а затем докладывали о своем неутешительном положении. Охранники, практически не способные к принятию каких-либо решений без высочайшего дозволения со стороны аристократов, тут же обступили его со всех сторон, чтобы получить подробные инструкции.

Совелин делал что мог. Свой штаб он разместил на заводе по переработке отходов — уродливая конструкция из рассыпающегося от старости роккрита и стали все еще продолжала прогонять через себя и сбрасывать в море ядовитые воды промышленного производства. Несмотря на почтенный возраст, здание оказалось все-таки довольно прочным бастионом, дающим хороший обзор. Отобрав несколько наиболее адекватных лидеров ополчения, лорд расположил их в разных точках оборонительных рубежей. Расходясь по назначенным им постам, старики вспоминали, как хорошо им когда-то служилось под началом великого дедушки или столь же великого дяди Совелина, и говорили, что для них большая честь снова выполнять указания благородного Фалкена.

Охранники держались поближе к своему господину, обороняя завод и прилегающие территории, но вовсе не потому, что были лучшими воинами, а по той лишь причине, что Фалкен просто не желал, чтобы они оказались одни, лишенные своих господ, среди ополченцев, чьи мятежи еще совсем недавно подавляли с такой жестокостью.

Лорд умолял Императора указать ему, что еще можно сделать, помочь найти хоть какую-то возможность укрепить оборонительные рубежи. Но Бог молчал, и вскоре Совелин понял, что их время вышло, когда увидел на бурных водах океана первые орочьи суда. Почти три сотни примитивных, едва держащихся на плаву кораблей, сколоченных из цельных стволов, набитых зеленокожими под завязку. Крики и песни ксеносов смешивались с грохотом волн, разбивающихся о скалы, в единый ритм, наполненный ненавистью и жаждой крови. Защитники дрогнули, едва услышав эти звуки, — казалось, будто над полем боя задул черный ветер, словно гимны орков и в самом деле заставили их богов посмотреть на Ванквалис. В течение целой вечности, хотя в реальности прошло не больше часа, Совелин слушал, как военные напевы звучат все громче и громче, и уже не был уверен, что не бросится бежать, поджав хвост, едва увидит оскаленные звериные морды зеленокожих.

Первый корабль — огромная, разваливающаяся на ходу посудина — взлетел на очередной волне и с грохотом вылетел на камни. Разбухшая древесина не выдержала, и корпус рассыпался, разбросав по берегу почти десять тысяч визжащих рабов.

Битва уже кипела вовсю, когда вожак ступил на берег Хирогрейва. Священная цель, которую он поклялся залить кровью, объект столь долгого вожделения. Когда-то эта земля принадлежала оркам, как и Неверморн… и так же, как зеленый континент, она снова будет их.

Окрасившийся в розовый цвет прибой выбросил на берег рядом с ним несколько тел. Рабы гибли сотнями, и их трупы устилали пространство, отделявшее орков от оборонительных рубежей. Огонь вели из домов, расположенных в некотором отдалении от зоны высадки, — крошечные человеческие фигурки высовывались из окон или прятались за выступами крыш. В самом центре этих жалких укреплений высилось приземистое квадратное здание перерабатывающего завода, и сотни рабов пытались взобраться по его уже залитым кровью стенам. Что ж, рабы сделали свою работу. Они заставили ополченцев тратить патроны на ложную цель, чтобы настоящие воины орды смогли спокойно выгрузиться на берег и подготовиться к битве.

Многие и многие тысячи орков спрыгивали на землю и устремлялись мимо вожака, размахивая топорами и стреляя изо всех стволов — делали они это не столько, чтобы кого-нибудь убить, сколько просто празднуя окончание путешествия. Они выли и кричали от радости. На камни продолжали одна за другой выкатываться долбленые лодки, из которых высаживались все новые и новые зеленокожие. В пути огромное число кораблей

затонуло, и морская пучина поглотила жизни бесчисленного множества орков, но три четверти орды успешно добрались до цели, и этого было более чем достаточно.

Вожак взмахнул огромной механической клешней и указал на здание завода. Это было ключевое место в оборонительных порядках людей. Стоило взять его, и штурм закончится, не успев начаться. Оркам не надо было намекать дважды, и воины устремились вперед, перепрыгивая через трупы сородичей, отбрасывая с пути израненных рабов.

Первые пули ударили в их порядки, унеся жизни нескольких воинов, а затем люди осознали, что на них катится настоящий зеленый поток, и сосредоточили весь огонь на нем.

Выстрелы из автоматического оружия проделывали кровавые отверстия в телах рядовых орков, пока вооруженные дальнобойными лазерными винтовками снайперы выбивали офицеров, вождей племен и тех воинов, которые, по их мнению, представляли наибольшую угрозу. Но орда больше не нуждалась в командирах — она и без того видела свою цель. Вскоре груда трупов под стенами стала настолько высокой, что первые орки смогли пролезть в нижние вентиляционные шахты завода. Внутрь здания полетели связки взрывчатки, и большинство бросивших их орков погибли сами, когда из окон вырвалось жаркое пламя или когда с грязных стен сыпались огромные куски роккрита. Но на место каждого убитого тут же вставали новые бойцы, сражавшиеся друг с другом за право первым вбежать во вражеское логово.

Глубоко в душе вожака разгоралось новое чувство. Столько, сколько помнил его орочий мозг, он не ощущал ничего, кроме ненависти и сосущего голода, вызванного желанием разрушений и отмщения за свой народ. Но теперь он испытывал что-то незнакомое, словно яркое пламя, вспыхнувшее в его душе, разогнало царившую там темноту. Надежда. Радость. Гордость. Наконец-то, спустя столько долгих лет, он одержал свою победу.

Внезапно его внимание привлек гул моторов над головой. Подняв взгляд, он увидел, как звено боевых машин, раскрашенных в золотые и красные цвета, пикирует на поле боя. На носах машин ярко сверкали имперские аквилы.

— Всем отступить! Взрываем лестницы! — приказал лорд Совелин, — Уничтожайте все подходы! Их надо задержать!

Сам он находился на помосте, занимавшем половину внутреннего пространства завода, смонтированном над огромными баками переработки, находящимися на нижнем уровне. Здание было старым и давно не подвергалось ремонту; стены вокруг баков покрывал густой слой промышленных отходов.

Со своего места Совелин видел лабиринт служебных мостков, где оборонялись охранники, облаченные в привычные изумрудные плащи и фуражки с гербом дома Фалкен. Много бойцов расположилось у окон, обрушивая огонь автоматических винтовок на головы зеленокожих, беснующихся под стенами завода. Суетились подносящие, пытаясь обеспечить стрелков необходимым количеством патронов или же оттаскивая раненых на помост к Совелину, где также был развернут полевой лазарет и где изможденные медики пытались спасти хотя бы кого-то из них. Люди гибли, люди слепли, люди навсегда теряли возможность ходить.

Сам лорд расположился в командном пункте, состоящем лишь из нескольких мешков с песков да переносного вокса.

Хуже всего были звуки. Видеть, как гибнут и получают увечья, конечно, было крайне неприятно, но куда сильнее пугали крики зеленокожих. Десятки тысяч орочьих голосов ревели как один, сливаясь в хор ненависти, от которого, казалось, дрожала земля. Рев проникал сквозь стены завода с такой легкостью, словно те были сделаны из папиросной бумаги.

— Отступайте, черт вас дери! — приказал Совелин. — Они ломают стены! Уходите с нижнего этажа и взрывайте за собой лестницы!

Охранники покинули позиции возле окон и побежали к лестницам, ведущим на подвесные мостки и командный уровень. И будь приказ услышан хотя бы минутой раньше, большинству защитников удалось бы успеть.

Дальняя стена содрогнулась от серии взрывов и скрылась в ревущем огне и завесе дыма. Фильтрующие баки лопнули, изливая на пол шипящие отходы, над которыми тут же стал подниматься белый ядовитый пар. Здание заходило ходуном, и Совелин потерял равновесие. На его глазах один солдат перевалился через ограждение платформы, а другой рухнул с верхних мостков. Грохот стоял оглушительный.

Стена практически полностью обрушилась. Даже сквозь звон в ушах Совелин мог слышать крики орков, врывающихся в пролом сплошным потоком, столь же беспощадным, как море, которое они недавно пересекли. Над ордой прокатился рев безумного ликования. Их были сотни. Тысячи.

Совелин мог лишь смотреть, как зеленая лавина прокатывается между баками. В считанные секунды ксеносы были уже у лестниц. Охранники открыли огонь, и твари начали падать, но сзади уже напирали новые, бежавшие прямо по телам убитых и раненых. Буквально в паре шагов от лорда погиб один из бойцов, попавший под ответный огонь. Еще один пал под ударами топоров, пытаясь удержать лестницу.

В голове Совелина отчаянно метались мысли. Сколько еще врагов сумеет истребить его воинство? Как долго еще они смогут удерживать завод, выигрывая драгоценные минуты для остальных ополченцев? Очень мало и очень недолго. И ради этого не стоило жертвовать жизнями охранников.

— Уходите! — закричал Совелин. — Взрывайте заряды и отступайте! Всем отходить!

Солдат, сидевший за воксом, передал приказ остальным, хотя мог бы и не утруждать себя. Поток зеленокожих был настолько неудержимым, что всякий, кто не потерял головы, уже и без того бросился бежать. Кто-то, конечно, разбился на отряды по два-три человека, прикрывая друг друга при отступлении, но в большинстве своем охранники подставляли спины под орочий огонь.

Сжимая в руке автоматический пистолет, Совелин высунулся из-за мешков, и в ту же минуту прямо перед ним выросла темно-зеленая фигура, воняющая потом и кровью. Лорд попытался вскинуть оружие, но, получив мощный удар, повалился на спину, и по нему забарабанили чьи-то ноги и кулаки. Со всех сторон неслись бессловесные вопли и ликующие крики орков, грохот выстрелов и стоны умирающих бойцов.

Весь мир, казалось, состоял теперь из одного лишь грохота и темноты. Совелина неожиданно подхватили и повлекли над головами зеленокожих. Он лишь краем сознания отмечал дым, крики, боевые кличи, взрывы и выстрелы, раздающиеся со стороны позиций, удерживаемых ополченцами.

Его вытащили наружу. Зеленокожие распознали в нем офицера и теперь, подобно знамени, несли в своих лапах над морем идущей в атаку орды. Соленый аромат моря мешался с мерзкой вонью орочьего пота.

Перед глазами возникла полоска берега. Корявые когтистые лапы раздирали тело Совелина на части.

В мире не осталось ничего, кроме боли. Лорд поднял взгляд к небу, не в силах ни о чем думать, лишь молчаливо умоляя Императора, чтобы все это кончилось поскорее.

Из облаков вынырнули темные силуэты. Имперские боевые машины — «Громовые ястребы», раскрашенные в цвета Воющих Грифонов. Сквозь боль проступила слабая искра надежды.

Затем его бросили на землю, и он оказался во тьме под ногами столпившихся орков. Опустился топор, отсекая Совелину руку в плече, и по телу прокатилась ледяная волна боли. Под ударами подкованных сапог затрещали ребра. Захрустели кости ломающегося черепа.

Боль погасила искру… Лорд Совелин Фалкен умер.

Вожак увидел, как рушится здание завода, и услышал оглушительный победный рев собравшихся вокруг соплеменников. Это должно было бы наполнить его сердце ликованием, столь же жарким и яростным, как пламя, бушующее в его механическом теле. Вдоль всего берега тысячи зеленокожих потрясали оружием над головой, устраивая нечто вроде триумфального салюта. Но вожак смотрел на приближающиеся челноки. Те уже шли боевым порядком, проносясь над ордой и поливая ее огнем носовых орудий и тяжелых болтеров, установленных в десантных люках. Орки сообразили, что происходит, только когда вокруг них начали падать их товарищи, на телах которых распустились алые бутоны ран.

Вожак разразился воем. Он узнал эти угловатые, мощные машины, плюющиеся смертью. В минуту его величайшего триумфа, когда крестовый поход, начавшийся еще в туманности Гарон, все-таки настигла карающая судьба. Будь он представителем какой-нибудь другой расы, вожак бы предался отчаянию, видя, как элитные войска людей, уже нанесшие тяжелейшее оскорбление орде под стенами Райтспайра, вновь вырывают победу из его рук. Но он оставался орком. А это значило, что сражение было для него самоцелью, и даже одержимый вожак видел, что теперь ему противостоит лучший из известных ему врагов.

Закованные в доспехи воины должны были послужить достойным украшением его победы, когда их окровавленные, изувеченные тела лягут на камни, оставленные на милость орочьих топоров. Он даже и надеяться не смел, что столь замечательный противник поможет ему отпраздновать величайший из всех его триумфов. Пламя ярости разгорелось в его душе, и из сочленений механического тела вырвались клубы пара.

Боевые машины развернулись и пошли на второй заход. Но теперь они не просто расстреливали орков. Распахнувшиеся люки показали бронированных воинов, набившихся внутрь машин. Доспехи были выкрашены все в те же самые цвета. Как и орки, эти люди не были трусами. Они хотели, чтобы враг видел их. Ненависть и уважение к ним смешивались в сознании вожака — особая, свойственная одним лишь оркам эмоция, позволявшая воспринимать войну в ее самой чистой и радостной ипостаси.

Люди начали выпрыгивать со своих машин прямо в самую гущу орды, уже в падении открывая огонь из болтеров. Цепные мечи в их руках сверкали, подобно плененным молниям. От того места, где они приземлились, по рядам орков пробежало нечто вроде ударной волны, словно от взрыва бомбы. Зеленокожие оказались захвачены врасплох и гибли один за другим, когда в их головы вгрызались болты, когда на их тела обрушивались завывающие цепные клинки или же когда на них просто падала сверху огромная фигура, закованная в латы. Боевые машины продолжали обстрел, рассеивая тех зеленокожих, которые пытались атаковать.

Десятки орков погибли в первые же минуты. Десятки последовали за ними, когда люди, утвердившись на ногах, начали уничтожать врага, поливая болтерным огнем и расчленяя ценными мечами.

За спинами первых космодесантников на расчищенной ими площадке высаживались все новые и новые элитные воины Человечества. Один из них определенно был лидером — закованный в богато изукрашенную броню, сжимая в одной руке пылающий меч, он неторопливо опустился на своем прыжковом ранце, расстреливая орков из болтерного пистолета.

Нападавших было несколько сотен, и все они высадились прямо в самом сердце орды. Армия оказалась сбита с толку, и немало захватчиков просто растоптали, когда орочье воинство попыталось развернуться и встретиться лицом к лицу с этим новым врагом.

Вожак схватил ближайшего к нему зеленокожего бойца и отшвырнул с пути. Громко топая, он ринулся навстречу битве, не спуская глаз с вражеского командира, замершего посреди начавшейся резни. Никто не мог остановить орду, ни здесь, ни когда победа была в буквальном смысле видна. Предводитель людей должен был достаться только вожаку. Он убьет их всех, разорвет на части и пустит на трофеи.

Над головой снова пронесся челнок, пройдя на достаточно малой высоте, чтобы окатить вожака волной неистового жара, исходящего от реактивных турбин. Предводитель орочьей армии рвался вперед, к закованному в броню офицеру, давя сапогами даже собственных солдат, столь велико было овладевшее им желание убивать.

Боевые кличи и визгливые молитвы тонули в реве моторов. Внезапно вокруг вожака, словно из-под земли, выросли темные фигуры. Люди, но без доспехов, небритые, в рваной экипировке. Те самые, с которыми он уже сражался у Райтспайра… хотя нет, не совсем те самые — только лучшие, самые закаленные убийцы.

Вожак закрутился на месте. Грязный мужчина, набросившийся на него со штыком, упал, перерезанный пополам ударом клешни. Еще одного гигантский орк схватил за голову нормальной рукой, сминая череп. Отброшенное в сторону тело врезалось в следующего солдата с такой силой, что тот рухнул на землю. Эти людишки совсем не походили на элиту — самый обычный сброд, разве что чуточку более смелый.

Люди обступили его со всех сторон, будто мечтая о смерти, и пытались повалить на камни. Вожак был огромен, но солдаты, сыпавшиеся из челнока, буквально повисли на нем. Он разбрасывал их, кромсал на части, давил сапогами и продолжал рваться к своей цели. Но слабые человечки задерживали его. Их было слишком много, чтобы так просто разделаться с ними. Они жалили его, подобно рою насекомых, вонзая штыки в толстую шкуру и поливая алым огнем из лазерных винтовок. Убить его это не могло, да и боль не была особенно сильной, но вожак увяз в этих хрупких телах, словно соревнующихся в том, кто из них будет раздавлен первым.

Вожак споткнулся. Человек — удивительно крупный для своей породы, с гладко выбритой головой и почти орочьим звериным оскалом на лице — вонзил в его ребра боевой нож. Вожак ударом повалил нового противника на землю и уже собирался раздавить, но тот успел извернуться и с такой силой лягнул зеленокожего в лицо, что хрустнули кости. Гигантский орк взревел. На него наседали все новые и новые солдаты, бросаясь со спины, словно охотники, пытающиеся завалить крупного зверя.

Закованные в броню воины были уже совсем близко. Они вели бой, стоя на груде зеленых трупов. Доспехи их предводителя потемнели от орочьей крови.

Затем он наконец увидел вожака и отдал приказ повинующимся ему элитным бойцам. Зеленокожие, оказавшиеся между своим повелителем и ними, были разорваны на части плотным огнем болтеров.

Вожак попытался подняться на ноги, чтобы сойтись в драке с командиром людей, но рослый человек, которого предводитель орков рассчитывал раздавить своим весом, был все еще жив, отказываясь прекратить бой и просто сдохнуть. Издав дикий рев, вожак схватил надоедливую тварь и отбросил ее в сторону. Но он все еще стоял на коленях, в то время как остальные люди продолжали висеть на нем, прижимая к земле.

Командир бронированных воинов включил прыжковый ранец. Из двойных дюз вырвалось пламя, но космодесантник, вместо того чтобы подняться в небо, помчался прямо к вожаку, выставив перед собой, словно копье, клинок пылающего меча.

Лидер орков вскинул клешню, намереваясь поймать врага прямо на лету, но повисшие на спине люди замедлили его реакцию на добрую половину секунды. Бронированный воин врезался в вожака, и лезвие меча вспороло металлический торс, разрушая внутренние механизмы. Мощная топка, заменяющая гигантскому орку сердце, была пробита, и из раны вырвалось жаркое пламя. Меч прошел насквозь и вышел из бугристой спины.

Вожак попятился, поднимаясь. Ему наконец-то удалось стряхнуть с себя людей. Клинок так и торчал из его груди. Человек в броне выпустил рукоять, когда его лицо опалило белым огнем, ударившим из поврежденного корпуса. Предводитель орков завывал и рычал в неистовом гневе, и орда вокруг вдруг подалась назад, увидев, что их лидера сумели ранить.

Бронированный что-то прокричал и побежал по скользким от крови камням, удирая от вожака. Немногие людишки, что еще оставались в живых, пытались последовать его примеру, отбиваясь от тех орков, которые еще продолжал сражаться возле своего лидера. Давление в груди вожака продолжало расти, и металл загудел от невыносимого жара.

Командир бронированных воинов прыгнул, стремясь убраться как можно дальше. Вожак же бросился следом, пытаясь дотянуться до этого человека и отомстить. Он опоздал всего на несколько секунд. Стальной корпус в конце концов лопнул, и пламя, бурлившее внутри его, вырвалось на волю.

Над полем боя взметнулся испепеляющий все вокруг огненный столб…

На мостике, в полном соответствии с предпочтениями Евмена, царил полумрак. На скамьях, расставленных вдоль закругляющихся стен, сидели все выжившие воины ордена Испивающих Души. На первый взгляд это собрание мало чем отличалось от тех, что проводились Сарпедоном, стоявшим перед своими людьми и разъяснявшим новые задачи. Но, если присмотреться, становились заметны разительные отличия. Во-первых, после столкновений с орками, второй Войны Ордена и сражения с Воющими Грифонами их стало куда меньше. Едва ли набиралось даже три сотни. Кроме того, их разделяли разногласия, о которых предпочитали не говорить открыто. Половина этих воинов поддерживала Евмена, в то время как другая половина осталась верна Сарпедону. И ничто не могло скрыть их вражду, бурлящую почти на поверхности. Боевые братья, сидевшие сейчас рядом, при первой же возможности с радостью принялись бы истреблять друг друга.

И, что было куда важнее, к ордену сегодня обращался не Сарпедон. Говорил Евмен.

— Братья мои, — начал он. Новый магистр ордена носил богато украшенную броню — чаши на наплечниках и на груди покрывала позолота, а в руке сжимал топор лорда Мерчано, который забрал в качестве трофея. — Так тяжело, как в последних сражениях, нам еще никогда не приходилось. И пережив эти несколько дней, мы показали, что способны пройти через все, что может противопоставить нам Галактика. Мы оказались сильнее. Испивающие Души окончательно сбросили с себя оковы прошлого, и я поведу вас по совершенно новому пути. Начало ему было положено не сегодня, а в тот самый день, когда был убит Горголеон, продолжением же послужил набор новых рекрутов. И теперь я наконец могу вам его показать.

Он был молод, но талантлив, активен и убедителен, и потому не казалось удивительным, что ему удалось переманить на свою сторону добрую половину ордена, перед тем как развязать мятеж. Взгляды всех глаз — от скрытых под безразличными линзами капеллана Иктиноса до не избавившихся от затравленного выражения апотекария Палласа — были прикованы к Евмену.

— Империум, — продолжал он, — поражен скверной. Он является порождением зла и существует только для того, чтобы плодить все то, что мы ненавидим. И его необходимо уничтожить. В этом и состоит цель Испивающих Души. Мы свободны от его влияния, мы сильны и отважны, мы прошли через такие испытания, что Империум нам давно не страшен. Слишком долго мы относились к его обитателям, словно к жертвам, которых мы обязаны спасать. Пришла пора осознать, что эти люди — наши враги. В лучшем случае они являются оружием, бездумными инструментами в руках властителей Империума. В худшем — они сами настолько прогнили, что смерть станет для них избавлением. Те, кто клянется уничтожить Хаос, должны также поклясться разрушить Империум, ибо именно среди его граждан тот сеет свои семена. И мы, братья, обязаны выжечь эту скверну дотла. Лжецы и мясники, самодовольные и развратные — все они должны сгореть…

Евмен умолк, заметив движение на краю аудиториума. Все присутствующие проследили за его взглядом и увидели на верхних рядах пошатывающегося от усталости сержанта Тидея. Лицо его было залито кровью, один глаз отсутствовал, и сержант хрипел так, словно каждый его вздох грозил оказаться последним. Одной рукой он поддерживал скаута Нисрия — молодого псайкера, начинавшего карьеру в отделении самого Евмена.

— Тидей! — прорычал новый магистр, — Что все это значит? Ты должен был охранять пленника!

Единственный глаз сержанта был расширен от ужаса. Космический десантник был напуган. Как и всех Испивающих Души, Тидея учили контролировать подобные эмоции, безжалостно подавляя их чувством долга и дисциплиной. Но в этот раз сержант определенно не справился.

— Он… он убил Скамандра…

— И вы позволили ему уйти? — Евмен гневно прищурился.

— Он воспользовался Адом… — Тидей опустил свою лишившуюся сознания ношу на палубу. Юное бледное лицо Нисрия было покрыто кровью.

— Идиот! — заорал Евмен. — Слабоумное дурачье! Он же был один! Неужели я не могу доверить своим людям охрану даже одного-единственного безоружного человека, запертого в клетке? — Он повернулся к Гекулару, сидевшему в первом ряду. — Сержант, собери отряд. Можешь взять любого, кого захочешь. Выследи его и безжа…

Повинуясь одному лишь инстинкту, Евмен замолчал и медленно поднял взгляд к потолку мостика.

Там, в окружении захваченных знамен и военных трофеев, повис Сарпедон, цепляясь за решетку своими паучьими лапами. Человеческое тело свисало вниз, и на лице библиария, наблюдающего за представлением, проглядывало нечто похожее на легкую улыбку.

— Ты! — в тихом бешенстве произнес Евмен. — Ты был помещен под арест. А теперь, после того как ты убил одного из моих братьев при попытке к бегству, я приговариваю тебя к смерти!

Сарпедон отцепился и с невероятной грацией приземлился прямо перед Евменом.

— Будем честны, — сказал библиарий, — я приговорил тебя к ней куда раньше.

— Нет, — возразил Евмен, перехватывая рукоять психосилового топора Мерчано, — Ты сам передал мне управление орденом и признал мою власть. Мы же заключили сделку. Ты дал слово! Проклятие, Сарпедон, ты обещал!

Если не считать криков Евмена, аудиториум погрузился в полнейшее безмолвие, ощущалось только растущее напряжение. Все Испивающие Души понимали, чем кончится этот разговор, но никто из них не рискнул бы вмешаться, столь же прекрасно понимая, что конфликт в этом случае мгновенно охватит всех космических десантников, что приведет к всеохватному сражению, пока одна из враждующих сторон не окажется уничтоженной под корень. Испивающие Души просто прекратили бы свое существование. Поэтому сейчас они лишь напряженно наблюдали за происходящим.

— Ты предал нас, — сказал Сарпедон, — Каррайдин был убит по твоему приказу прямо у меня на глазах. Ты отверг все обязательства, какие брал на себя, когда вступал в орден. Ты предал даже Императора. — Он ткнул пальцем в сторону Евмена. — Так что не будем говорить, кто первым нарушил свои обещания.

— Нет! Мы договорились! Где твоя честь, Сарпедон?

— Говоря о чести, Испивающий Души имеет в виду честь всех своих братьев. Ты говоришь, теперь это твой орден, Евмен? Так почему же братья не прикончат меня на месте? Если они и в самом деле верят, что Испивающих Души можно подарить, точно какую-то вещь, почему же я все еще жив?

Евмен огляделся. Все десантники повскакали с мест и наблюдали. Напряжение, ощущавшееся и прежде, было готово вырваться наружу. Все держали руки на рукоятях боевых ножей и болтеров, но никто не двигался.

— Пойми, Евмен, если ты не остановишься, орден просто распадется на составные части. И ты это знаешь. Космические десантники не сплотятся лишь потому, что тебе так захотелось. Ты можешь вести их за собой в меру своих способностей, в надежде, что воины увидят в тебе того, за кем стоит следовать. И я понял это, будучи твоим магистром. Необходимо закончить с этим конфликтом сейчас, и Война Ордена тоже завершится.

— Если они не готовы повиноваться мне, — размеренно произнес Евмен, — если моим братьям нужны еще доказательства моей решимости, мы можем уладить это дело по старинке.

Евмен покосился на Гекулара, и тот кинул ему небольшой темный цилиндрик. Молодой космодесантник ловко поймал его одной рукой, и из рукояти выдвинулись двойные вортексные клинки Копья Души. Сжимая одновременно также и топор Мерчано, Евмен шагнул к Сарпедону.

— Даю тебе последний шанс, — произнес тот. — Каждый десантник, находящийся сейчас здесь, понимает, что ты собираешься повести нас по разрушительному пути. Вот почему они позволяют мне стоять здесь и бросать тебе вызов. Ты забыл о душе ордена в тот самый день, когда развязал внутреннюю войну. С тех самых пор тобой движет одна лишь гордыня.

Евмен не ответил. Вместо этого он просто устремился вперед; топор и Копье Души прочертили синхронные дуги, стремясь разрубить Сарпедона пополам.

Дуэль длилась считанные секунды. Невероятная скорость реакции и боевой опыт позволяли собравшимся космодесантникам проследить за каждым движением, сделанным противниками. Как бы ни был скоротечен поединок, но многим он показался вечностью.

Сарпедон откинулся на задние лапы, и оружие прошло над ним, но достаточно близко, чтобы вортексное поле Копья Души прочертило борозду на его нагруднике: Библиарий услышал шепот демонов, ибо черные клинки были не чем иным, как воротами, открывающимися в варп, ранами на теле реальности. Лезвие топора описало широкую дугу, метя в голову Сарпедона, но просвистело буквально под его подбородком.

Евмен бросился вниз, пытаясь задавить противника массой, но немного не рассчитал. Сарпедон переместил вес на задние лапы, чтобы встретить Евмена так, как позволяла только его мутация. Два космодесантника столкнулись.

Передние конечности Сарпедона были выставлены вперед подобно рогам атакующего животного. Когти вонзились в живот Евмена, и хитиновый меч пропорол броню молодого десантника не хуже, чем стальной клинок на бионической лапе.

Сарпедон вновь откинулся назад, поднимая Евмена в воздух так, что окружающие видели когти, торчащие из спины мятежника. Тот закричал в отчаянии и гневе, выронив топор и пытаясь вырваться и поменять исход поединка.

Библиарий опустил передние лапы, и его противник, как ни пытался цепляться, с грохотом соскользнул на пол. На лице Евмена невозможно было прочитать ничего, кроме всепоглощающей злобы. Он попытался защититься Копьем Души, но гравитация и стремительная реакция Сарпедона решили бой.

Командор обрушился на Евмена всей массой, вкладывая в удар когтями всю свою силу. Четыре паучьи лапы пробили броню на груди мятежника, раздирая легкие и оба сердца, перебили позвоночник и вонзились в палубу.

Сарпедон стоял над Евменом, глубоко погрузив лапы в его грудь. Мятежник еще что-то пытался сказать, но добился только того, что на его губах выступила кровавая пена. Рука, сжимающая Копье Души, метнулась вверх, но Сарпедон перехватил ее в запястье и вывернул, вынуждая бросить священное оружие. Черные клинки исчезли в рукояти, и она покатилась по полу.

Затем библиарий отступил, вытягивая когти из тела противника. Из ран ударили алые фонтаны крови, и Евмен испустил последний хриплый вздох, расставаясь со стремительно утекающей жизнью. Последним Сарпедон выдернул свой бионический протез, и мятежник, уже мертвый, распластался на полу.

Сарпедон стоял над трупом Евмена. Все боевые братья, и те, кто остался на его стороне, и те, кто поддерживал восстание, молча наблюдали за происходящим.

— Это моя вина, — произнес командор. — Я лично выбрал Евмена и подарил ему броню полноправного космического десантника. Я не разглядел его планов и не сумел предотвратить Войну Ордена. По каждому из этих пунктов я виноват перед вами, братья. Если вы будете готовы снова принять мое командование, я опять стану вашим магистром. Однако это не будет драгоценным призом за победу над Евменом, но столь же тяжелой ношей, как и те обязанности, которые я поручаю вам. Если же вы больше не доверяете мне, я уйду, передав титул любому, кто уверен, что может вести Испивающих Души. Ни сделок, ни конфликтов, достаточно шага вперед.

Сарпедон посмотрел в глаза каждому, кто мог полагать, что заслуживает права возглавить орден, — капеллану Иктиносу, капитану Люко, сержанту Гекулару, — но ни один из них даже не шелохнулся. Библиарий дал им достаточно времени на то, чтобы заявить о своих притязаниях. Однако все молчали.

— Тогда каждый, кто не признает меня своим магистром, — произнес наконец Сарпедон, — может покинуть «Сломанный хребет». Просто берите челнок и улетайте. В пределах досягаемости полно подходящих миров, и вас никто не станет останавливать. Война Ордена и без того унесла уже слишком много жизней. Капитан Люко, пожалуйста, возьми Копье Души и запри его в оружейной. Капеллан, — Сарпедон кивнул на тело под своими ногами, — похорони нашего брата как подобает.

С высокого шпиля просматривался весь раскинувшийся под ним город. При свете дня, пробивающегося через затянутое смогом небо, он казался куда более спокойным, нежели ночью, поскольку огни пожаров не сверкали так ярко и не столь очевидными были массовые отключения электроэнергии. Но это только иллюзия. Улей по-прежнему охвачен волнениями и миллионы его граждан пребывают в страхе.

Крыша шпиля продувалась ледяными ветрами, развевавшими флаги, каждый из которых являл собой вариацию змеиной геральдики дома Фалкен. Ветер приносил с собой запах дыма, поднимающегося над догорающими домами или же появившегося в результате перестрелок…

На высоком шпиле была припаркована воздушная яхта, чей изящный профиль выступал над краем крыши. Докер-сервиторы уже тащили топливные шланги и меняли воздушные фильтры. Графиня медленно спустилась по сходням, сопровождаемая свитой детей. Оказавшись на этом пронизывающем до самых костей ветру, она вдруг всем телом почувствовала каждый прожитый год, которых накопилось уже очень и очень много.

Исменисса бросила взгляд на город. Он простирался до самого горизонта, встречаясь там с затянутым дымом небом. Это был ее город, и она действительно испытывала подлинную скорбь, вполне соответствующую ее траурному облачению. Люди там, внизу, были напуганы до смерти. Они больше не верили, что дом Фалкен может гарантировать им безопасность. Никто не мог знать, когда и как всему этому наступит конец. Графиня позволила себе минутную слабость, чтобы пожалеть этих несчастных. Многие граждане потеряли тех, кого любили. И у нее самой был повод сопереживать их горю, что случалось нечасто.

Из дверей, выходящих на крышу, появился камергер. Этот шпиль представлял собой изящный, полный колонн и арок небоскреб, служивший домом для одного из административных департаментов города. Его сотрудников эвакуировали, опасаясь возможных беспорядков, ставших постоянным явлением на этих улицах, графиня также не собиралась задерживаться здесь дольше, чем будет необходимо.

— Есть новости, — сказал камергер, пытаясь перекричать завывающий ветер. — С фронта.

— И?

То, что о побережье Хирогрейва говорилось как о «фронте», подразумевало, что зеленокожие не смогли походя расправиться с защитниками, как, вообще-то, ожидала графиня.

— Воющие Грифоны вернулись и вступили в бой, — доложил камергер. — Говорят, что они оставили преследование Черной Чаши.

— Воющие Грифоны? — Графиня против своей воли почувствовала надежду. — Откуда ты знаешь?

— Капитан Дарион пусть и ненадолго, но вышел на связь с властями улья, а затем ему надо было продолжать бой. Вам знакомо это имя?

— Да. Он был одним из подчиненных лорда Мерчано.

— Боюсь, госпожа, что лорд Мерчано, по всей видимости, пал.

Графиня опустила взгляд на неровное металлическое покрытие крыши.

— Значит, Империум потерял одного из величайших героев. Да оплачет его душу Император. А что насчет зеленокожих?

— Воющие Грифоны обрушили на их головы все свое войско. Предводитель орков убит. Судя по архивам, зеленокожие славятся своей клановой приверженностью и тем, что любят воевать между собой. Капитан Дарион уверяет, что, лишившись вожака, орда лишится и управления. Впрочем, с ними придется еще повоевать. Воющие Грифоны организуют оборону берега. С ними прибыли и остатки 901-го штрафного легиона. Я позволил себе вольность и распорядился направить туда подкрепление из всех ульев. Но конечно же, приказ еще требует вашего одобрения.

— Почему бы и нет, — отмахнулась графиня. — Считай, что ты его получил. — Затем она посмотрела камергеру прямо в глаза. — Скажи, мы сможем победить?

— Вполне возможно, госпожа.

Графиня вздохнула. В ее памяти вспыхнули образы всех тех долгих военных лет, усилий по возрождению дома Фалкен и раны, навсегда оставшейся в истории Ванквалиса. Даже при поддержке Грифонов, даже победив, этот мир вновь познает страдания. Впрочем, страдания были заложены в саму природу этой Галактики. Надо быть сильной. Кроме графини, у этих людей ничего не осталось.

— Слышно что-нибудь от Совелина? — спросила она спустя некоторое время.

— Его укрепления были разрушены. Сам он, скорее всего, погиб.

— Понятно. А что с Черной Чашей?

— Капитан Дарион не слишком распространялся на этот счет. Судя по всему, ее Носители не прилетали, и мы получили ошибочное предупреждение. Полагаю, все дело в той неразберихе, что последовала за вторжением.

— Бедный маленький Совелин, — печально покачала головой Исменисса. — Я так переживала за него, когда он был ребенком. Совсем не был похож на настоящего Фалкена.

— Госпожа, поскольку лорд Совелин уже мертв и учитывая ложную информацию о появлении Черной Чаши, мне кажется уместным…

— Неужели ты полагаешь, что я назначу его козлом отпущения? — спросила графиня.

— Помилуйте, не в моем чине делать такие предложения, — невозмутимо ответил камергер. — Но, учитывая явственное недовольство населения, с нашей стороны имеет смысл дать кое-какие ответы, которые устроят и людей, и парламент на время, которое потребуется для полного расследования.

Исменисса внимательно посмотрела на слугу. Небольшого роста, с ничем не выделяющейся внешностью человечек, морщившийся сейчас на ветру, может, и не производил особого впечатления, но за свою долгую службу уже не раз выручал графиню мудрым советом в тяжелых ситуациях. И теперь, когда в Палатиуме погибла почти вся ее родня, камергер, пожалуй, оставался единственным, кто был достаточно умен и верен, чтобы помочь ей в делах.

— Полагаю, я могу доверить тебе право решать подобные вопросы, — произнесла она. — Мне же следует заняться управлением. Начинается новый этап войны, и гражданам Ванквалиса необходимо увидеть того, кто способен повести их за собой. И похоже, я осталась единственным подходящим кандидатом.

— Как скажете, госпожа, — скромно кивнул камергер.

— Война будет долгой. Зеленокожие, быть может, никогда уже не уйдут. Мне остается только надеяться, что я подхожу для этой работы.

— Я верю в вас, госпожа.

— Теперь должны поверить и остальные. — Графиня развернулась, чтобы подняться на яхту и покинуть шпиль. — Я обязана отправиться к побережью. Даже если мы сможем сейчас утопить орков в море, уйдут годы, прежде чем мы очистим от них джунгли. И скорее всего, я уже не дождусь того дня. Но моя обязанность сделать все мыслимое, чтобы спасти планету. А ты пригляди за моими городами, пока меня не будет. Излечи раны, оставленные этим нашествием, пусть Хирогрейв обретет еще и надежду, помимо страха.

— Будет исполнено, госпожа, — произнес камергер, провожая взглядом графиню, поднимающуюся по сходням.

Годы. Десятилетия. Графиня не была такой дурой, чтобы верить, будто орки уже побеждены. Но если капитан Дарион и в самом деле был достоин занять место Мерчано и если люди Хирогрейва возьмутся за оружие, чтобы возродить ванквалийских Стражей, то планета вполне еще могла оправиться от разрушений.

Она рассеяно потрепала по голове одного из своих драгоценных детишек, а после люк захлопнулся за ее спиной и яхта легла на курс к далекому побережью.

Много часов спустя после того, как Сарпедон восстановил право быть магистром ордена Испивающих Души, на летной палубе, возглавляемая капелланом, прошла похоронная церемония. Тела Евмена, а также всех тех Испивающих Души, кто погиб, сражаясь за «Сломанный хребет» против Воющих Грифонов, были торжественно преданы космосу. Когда, разворачиваясь спиралью, их гробы полетели прочь от корабля, Иктинос прочел молитву, обращенную к Рогалу Дорну и Императору, прося принять павших в ряды защитников Человечества, чтобы в конце времен, когда свершится финальная битва против сил Хаоса, Испивающие Души сражались бок о бок с великими героями прошлого.

Весь орден собрался, чтобы проводить погибших товарищей. Сарпедон молчал, слушая молитвы, возносившиеся за каждого умершего брата.

Теперь, когда Копье Души было снова заперто в оружейной, а психосиловой посох сломан, Сарпедон вооружился топором Мерчано. Этим оружием он и отдавал последние почести вылетавшим в космос гробам. Среди собравшихся космодесантников не было только тех, кто покинул орден. В основном это решение было принято скаутами, включая отряд Гекулара.

Как только с церемонией было покончено, Иктинос отпросился, чтобы помолиться за души погибших и погрузиться в медитацию, дабы обдумать события битвы за Ванквалис и второй Войны Ордена. Сарпедон отпустил его, и капеллан оставил скорбящих братьев.

Но Иктинос решил не возвращаться ни в свою келью, ни в небольшую часовенку, где обычно обучал духовным дисциплинам свою стаю. Вместо этого он направился в глубины «Сломанного хребта», в полузатопленное святилище, которое держал в тайне от остального ордена.

Святилище давно забытого божества явно никто не тревожил с тех самых пор, как Иктинос последний раз побывал здесь. Подойдя к алтарю, он бросил взгляд на распечатки, сделанные следящим оборудованием. Капеллан не испытал особых эмоций, когда увидел, что показатели жизни превратились в сплошные ровные линии.

Иктинос вытащил из воды тяжелый каменный саркофаг. Внутри его лежало раздувшееся, почерневшее тело Кройваса Вел Сканниэна. Астропат уже выполнил свою задачу, и каппелан не обратил ни малейшего внимания на труп. Его интересовали только спрятанные под ним книги и свитки, которые он поместил сюда после возвращения из библиотеки на орбите Тиранкоса. Он сделал это прежде, чем отправиться на Неверморн и помочь Сарпедону. На алтарь легли стопки книг, тубусы и даже несколько каменных табличек.

Капеллан взял в руки один из томов. Эта книга пролежала в той библиотеке несколько тысяч лет, и скрытые под переплетом хрустальные страницы были настолько исполнены смыслами, что Иктинос даже помедлил, прежде чем открыть их. Изящные письмена, бегущие по первому листу, свидетельствовали, что к этому произведению и в самом деле приложил руку сам повелитель капеллана. Текст был слишком сложен, чтобы понять его полностью, но память тысячелетий тяжелой ношей легла на душу Иктиноса.

Сидя в тишине святилища, капеллан продолжал читать. Постепенно он узнавал все больше и больше о пути, по которому должны были пройти Испивающие Души, и о главной цели ордена.

Сарпедон, разумеется, ничего не знал. Магистр был всего лишь временной фигурой в подлинной истории Испивающих Души. То, что орден выйдет из-под опеки Империума, было предсказано давным-давно. Сарпедон фактически был просто одним из актеров массовки в этой великой пьесе, и его коротенькая роль была расписана от и до. Иктинос внутренне порадовался тому, что успел стать капелланом, когда случились те благословенные события, и что именно ему было назначено сыграть важную роль в планах повелителя.

Он продолжал читать. Следующий фрагмент был понятнее. Иктиносу следовало привести Испивающих Души в место, давно приготовленное повелителем. Для такого корабля, как «Сломанный хребет», этот переход не представлял ничего сложного — координаты соответствовали звезде в глубинах Вуали, но это место печально славилось сложностью навигации, не говоря уже о вопросах выживания. Астропатические послания, отправленные оттуда, в лучшем случае приходили искаженными. Иктинос позволил себе столь редкую улыбку. Идеально. Особенности Вуали значительно упрощали следующую часть плана.

Иктинос заучил координаты и список действий, которые должен был предпринять, когда орден прибудет туда. Теперь, конечно же, оставалось убедить Сарпедона, но магистру было достаточно простого намека, чтобы направиться к системе Обсидиана. Принципы лорда-библиария и чрезмерное чувство долга делали его весьма предсказуемым, и капеллан не видел особых проблем в том, чтобы повторить те же манипуляции. Несомненно, появление Евмена несколько усложнило задачу, но с ним удалось разделаться. Будущее же подобных неприятностей не предвещало.

Иктинос убрал книгу на место. У него было много дел. Капеллан должен был направить своих последователей в их молитвах и помочь остальным боевым братьям уладить те склоки, что еще разделяли их. Кое-кто, как, например, апотекарий Паллас, нуждался в особенных наставлениях, чтобы снова почувствовать себя частью ордена. И конечно, надо было придумать, как направить Сарпедона в регион Вуали.

Желание повелителя исполнится, в этом не было никаких сомнений. Но все-таки предстояло много работы.

 

Выкованные в преисподней (не переведено)

Не переведено.

 

Дениятос (не переведено)

Не переведено.

 

Фаланга

 

1

Такого никогда не строили прежде, и никогда больше не построят. Тайны его сотворения пришли из времен до основания Империума Человека. Эта золотая громада создавалась инженерами, умершими задолго до того, как Император впервые объединил Святую Терру.

Многокилометровый, треугольного сечения корпус судна был усеян различным вооружением и куполами сенсориумов. Расположенные на паре распростертых крыльев направляющие пластины напоминали длинные позолоченные перья. Каждую плоскость покрывал прочный бронелист, а на каждом сочленении размещалось больше торпедных аппаратов и лэнс-излучателей, чем нес на себе любой из имперских линкоров. Вокруг сновало бесчисленное множество малых кораблей, ремонтных ботов и беспилотных разведчиков, а колоссальные двигатели, казалось, искажали само пространство мощью плазменного огня.

Украшающая носовую часть эмблема в виде сжатой руки, своими размерами превосходящая большую часть судов имперского флота, гордо заявляла, что судно принадлежит Имперским Кулакам — одному из самых прославленных Орденов космодесанта за всю историю Империума. Бледный свет звезды Кравамеш и мягкое свечение клубящейся туманности Сокрытой области играли на тысячах почетных знаков и эмблемах рот, размещенных на похожем на клюв носу корабля. Это судно принимало на борт Имперских Кулаков со времен Ереси Гора, и его похожая на силуэт орла тень падала на сотни миров, которые впоследствии содрогались под тяжестью мощного натиска космодесантников Ордена.

Это была Фаланга. Перед этой мобильной боевой станцией размером с город карликами казались не только корабли Имперского Флота, но и самые мощные боевые баржи любого из Орденов космодесанта. Она была, возможно, сильнейшим орудием разрушения во всем Империуме. Олицетворением права Человечества на жизнь меж звездами. И самым мощным оружием его был чистый ужас, внушаемый золотым орлом, расправляющим крылья в ночном небе над мятежным миром.

Сейчас Фаланга направлялась не на войну, но ожидавший ее конфликт был не менее суровым. В предстоящем ей испытании будет оценен сам дух ордена. Пятно на чести Имперских Кулаков будет смыто, а их возмездие будет таким же неотвратимым, как град огня из орудий Фаланги.

Никто из Имперских Кулаков не сомневался, что их миссия столь же важна для Империума, как любой из крестовых походов. В дело вступила Фаланга, а значит, Испивающие Души, без сомнения, погибнут.

* * *

— Ты пожалеешь о том, — произнес кастелян Имперских Кулаков, — что больше не можешь звать нас братьями.

Казалось, что кастелян занимает собой всю камеру, хотя она и была спроектирована с учетом габаритов космодесантников. Стены, покрытые позолотой и инкрустированные расположенными в форме созвездий бриллиантами и рубинами, символизировали путь Фаланги в бесчисленных крестовых походах. Выбитые в полу желоба сплетались в сложный орнамент. Даже устройство для отведения телесных жидкостей было выполнено в форме открытой руки. Его внешний вид перекликался с встречающимися повсеместно изображениями кулака.

Кастелян кивнул одному из служащих ордена через маленькое смотровое окно. Служитель, непримечательный бритоголовый человек в темно-желтой униформе, активировал несколько переключателей, и Перчатка Боли начала подрагивать от вливающейся в нее энергии.

В Перчатке Боли висел брат Кайон. Без брони и с торчащими из входных разъемов черного панциря пучками кабелей, уходящих в потолок. Внешним видом Перчатка Боли напоминала некоего странного моллюска, шероховатую, слизистую мембрану, покрывающую Кайона от шеи до лодыжек. Она подрагивала над кожей, словно пытаясь на ощупь определить форму тела пленника.

— Он, — произнес кастелян, обращаясь уже не к брату Кайону, — один из паствы. Его разум был сломан еще до того, как его доставили сюда. Я полагаю, мой лорд, что он либо расскажет нам все, либо окончательно лишится рассудка.

— Ты выполняешь поставленную задачу с рвением, благородный кастелян, — раздался голос из установленного в комнате вокс-передатчика. Голос зрелого, умудренного опытом человека, почти окончательно уставшего от многих знаний.

— Такая готовность взять в руки палаческий инструмент была бы греховной для любого человека, кроме того, кто облечен ответственностью, подобной твоей.

Кастелян улыбнулся.

— Для меня, господин мой магистр Ордена, это лучшая похвала, на какую я мог рассчитывать.

Воротник и края наплечников доспеха кастеляна были украшены зубцами, похожими на зубцы крепостной стены, а выпускные клапаны напоминали высокие стрельчатые окна или бойницы. Он был похож на передвижную крепость, даже поножи походили на пару башен. Лицо скрывало забрало из перекрещивающихся полос металла — опускная решетка, перекрывающая вход в олицетворяемую кастеляном твердыню.

Лицо Кайона покрывали шрамы. Казалось, что космодесантник лишился сознания, но на самом деле он лишь до предела сконцентрировался на собственноручно вырезанных на коже изображениях чаши. На покрасневшей коже головы белели и бугрились шрамы. Хотя остальная часть тела скрывалась в Перчатке Боли, кастелян знал, что на ней можно увидеть то же самое. Кайон был Испивающим Души. И запечатлел этот факт на собственной плоти.

— Я знаю, — обратился к Кайону кастелян, — что ты в сознании. Ты меня слышишь, Кайон. Так знай же, что какое бы ничтожное сопротивление ты здесь ни оказал, ты ничего не добьешься. Даже удовлетворения от того, что замедлил исполнение моих планов или лишил удовольствия сломить тебя. Для меня это ничего не значит. Могущественнейшая из крепостей падет, даже если нам придется откалывать от ее стен по одной песчинке. Результат будет тем же. У твоего ордена есть тайны. У паствы Иктина есть тайны. И я их разузнаю. Эта истина столь же незыблема, как твоя смертность.

Кайон не ответил. Кастелян подошел и встал с ним лицом к лицу.

Глаз Испивающего Души были чуть приоткрыты. Он наблюдал за Кастеляном, и даже в крошечной щели между полуприкрытыми веками кастелян видел ненависть.

— Что, — спросил по воксу магистр ордена, — если этот не заговорит?

— Есть и другие, — ответил кастелян. — Более двадцати выживших Испивающих Души входят в число «паствы». Держу пари, хоть один из двадцати сломается, и ты получишь ответы.

— Надеюсь, дело не дойдет до самого капеллана Иктина, — ответил магистр ордена, — Я хочу, чтобы перед судом он предстал в здравом уме. Правосудие превращается в фарс, если подсудимый уже лишился рассудка.

— Само собой, мой лорд, — сказал кастелян, — настолько далеко я не зайду.

— Хорошо, — произнес магистр Ордена, — в таком случае продолжай, брат-кастелян.

Вокс отключился. Магистр Ордена, как это было заведено, не обязан был видеть самую грубую часть работы кастеляна. Имперский Кулак сделал жест в сторону пульта управления, и наблюдательное окно закрыла скользнувшая сверху металлическая плита.

— Даю тебе, — сказал кастелян, обойдя вокруг Кайона, — последний шанс.

Ненависть в глазах осталась прежней.

— Сам понимаешь, я был обязан предложить. Мы оба Астартес, и оба понимаем, что предложение бессмысленно. Но есть традиции, которым необходимо следовать.

Кастелян щелкнул несколькими переключателями на настенной контрольной панели, провода от которой тянулись к разъемам на теле пленника. Перчатка Боли содрогнулась, словно испытывая возбуждение.

Перчатка Боли устроена довольно сложно. Управлять множеством переменных величин сродни дирижированию оркестром. Требуется большое мастерство, чтобы удерживать каждый параметр на должном уровне, создавая своеобразную гармонию. Одного упоминания о Перчатке Боли бывало достаточно, чтобы сломить обычного человека. Космическому десантнику требуется нечто более изощренное — ослабленная модификация Перчатки даже использовалась в ордене в качестве инструмента подготовки новобранцев.

Кастелян владел этим устройством мастерски. Мембрана выделила химикаты, оголившие все нервные окончания на каждом миллиметре кожи. А их чувствительность до предела усилили пробегающие по кабелям энергетические импульсы.

И тогда брат Кайон на собственном опыте выяснил, где находится предел, за которым космодесантник начинает кричать.

* * *

Что останется от нас в памяти вселенной? — записал Сарпедон.

Что проку в деяниях и принципах, если значение имеет лишь память рода человеческого? Когда мы исчезнем, наше будущее будет определяться не нашими поступками, а памятью о них, ложью о нас самих и истиной о наших делах.

Сарпедон отложил перо. Имперские Кулаки отобрали доспехи и все оружие, даже бионическое, заменявшее одну из восьми паучьих лап. Но оставили письменные принадлежности. То, что в камере, пусть тесной и лишенной окон, пусть не позволявшей общаться с братьями-Испивающими, были стол, перо и чернильница, имело огромное значение. Ему предстояло защищаться перед судом равных. Он должен был, по крайней мере, иметь возможность подготовиться к защите. Ему даже оставили копию «Военного катехизиса» — написанного легендарным философом-солдатом Дениятосом собрания принципов и тактик Испивающих Души.

На несколько долгих минут Сарпедон задумался. Предполагалось, что на лежащих перед ним пергаментных листах он изложит все аргументы в оправдание своих действий. Вместо этого он изливал на них все свои мысли, надеясь, что, по крайней мере, сможет разобраться в самом себе.

Галактика не вспомнит нас добрым словом, — написал он. — Мы — предатели и еретики. Мы — мутанты. Если истина ценна сама по себе, то плохи наши дела, ибо это и есть истина. Мои мутации столь гротескны, что я задаюсь вопросом, вспомнят ли обо мне вообще, найдется ли в крохотной человеческой памяти место хоть для чего — нибудь, кроме этой чудовищной формы.

Имеет ли значение, что о нас вспомнит галактика, когда нас не станет? Это — единственное, что имеет значение. Поскольку мы, несомненно, погибнем здесь. Наши братья могут вынести нам только один приговор — смерть. Я должен найти утешение в том, что остается после нас, но в истории, которую Империум расскажет об Испивающих Души, никакого утешения не будет. Те, кто найдет в себе силы забыть — забудут. Те, кто не найдет — станут ненавидеть. Даже в этой ситуации я силюсь найти хоть какую — то победу для себя и своих братьев. И не нахожу.

Возможно, кто — нибудь из моих братьев сможет извлечь из этой ситуации что — то помимо поражения. Я не могу. Я заглядываю в свое сердце глубже, чем когда бы то ни было, и вижу там лишь поражение и опустошенность.

Сарпедон перечитал написанное. И почувствовал отвращение. Скомкал пергамент и бросил его в угол камеры. Космический десантник не поддавался чувству жалости к самому себе, независимо от того, сколь неизбежным оказывался провал. И даже солгал бы себе, ощутив, что поддался.

В дверь ударила облаченная в перчатку рука. Сарпедон оглянулся и увидел, что в открывшемся окошке показалось лицо, которое он в последний раз видел на поверхности Селааки перед тем, как потерять сознание. Это было лицо капитана Дарната Лисандера из Первой роты Имперских Кулаков, легенды ордена. Человека, который одержал верх над Сарпедоном, чтобы взять Испивающих Души под стражу.

— Надеюсь, — произнес Сарпедон, — твой пленник настолько несчастен, насколько тебе этого хочется.

— Ожесточенность не к лицу Астартес, — ответил Лисандер, — Я не нахожу удовольствия в падении других космодесантников. Я явился не злорадствовать, если ты обвиняешь меня в подобной низости. Я пришел, чтобы дать тебе шанс во всем признаться.

— Признаться? — переспросил Сарпедон, — Без тисков на пальцах? Без свежевания заживо?

— Хватит играть, — отрезал Лисандер, — Мы взяли тех, кого вы зовете паствой, тех, кто идет за капелланом Иктином. Их разумы были исковерканы еще до того, как мы ими занялись. Не знаю, как именно ваш капеллан на них влиял, но это влияние их изменило. Один из них сломался в Перчатке Боли и все нам рассказал. Его зовут брат Кайон. Он принял лорда-кастеляна за самого Рогала Дорна и выдал ему все секреты вашего ордена, считая, что об этом его просит сам примарх.

— Мне доводилось слышать о вашей Перчатке Боли, — сказал Сарпедон.

— Тогда ты знаешь, что она — часть инициации каждого Имперского Кулака. Я сам прошел через это. Перчатка смогла лишь вывести брата Кайона из состояния фуги, в которое впала вся паства с момента пленения. Он лишился рассудка, Сарпедон. Он говорил, превозмогая не боль, а безумие, и это безумие вызвали не мы.

— Раз он безумен, то мог и солгать, — парировал Сарпедон.

— Мог, — согласился Лисандер, — в данный момент орден устанавливает правдивость его слов. Именно поэтому я сюда и пришел. Если ты признаешься, признание будет истинным и совпадет с тем, что нам поведал Кайон, то вам, может быть, окажут некоторое снисхождение.

— Снисхождение? — Сарпедон приподнялся на ноги. Изначально их было восемь, и росли они из талии, как у паука. Одну оторвал чемпион Темных Богов в сражении на какой — то безымянной планете. Вторую повредил лорд некронов на мертвом мире Селаака. Но шесть ног все же осталось, и когда Сарпедон встал в полный рост, он оказался даже выше Лисандера. — Ты говоришь мне о снисхождении? Ни один Имперский Кулак не вынесет нам никакого другого приговора, кроме смертного! Решение о нашей казни было принято в тот момент, когда мы сдались в плен!

— У нашего ордена есть понятие чести! — выкрикнул Лисандер, — суд над вами — не просто формальность. Мы намерены провести все процедуры в соответствии с традициями, чтобы никто не посмел утверждать, что вам не было предоставлено шанса на оправдание. Да, вы умрете, не буду лгать. Но умереть можно по-разному, смерть тоже может быть очень почетной. Если ты и твои боевые братья заслуживаете хорошей смерти, вы ее получите. И ты можешь заслужить такую смерть, если расскажешь все, что мы и так вскоре выясним. Но попытка обмана не принесет ничего, кроме страданий.

Сарпедон снова опустился на своих паучьих ногах. Он не представлял, что Кайон мог рассказать дознавателям Имперских Кулаков. Кулаки знали, что Испивающие Души были мутантами — одного взгляда на Сарпедона было достаточно, чтобы подтвердить это. Кулаки собирали свидетельства деяний восставших против Империума Испивающих Души, включая те, которые доказывали действия против имперских войск. Ничего более разрушительного в голову не приходило.

Но что случилось с паствой? То были Испивающие Души, чьи офицеры постепенно гибли, ослабляя мощь ордена. Космодесантники, которых возглавил капеллан Иктин. Под его началом они стали целеустремленными и вдохновенными, но превратились ли они в безумцев? Сарпедон не знал, что и думать.

— Я не знаю, что вам сказал Кайон, — ответил он Лисандеру, — желаю удачи в проверке его слов. Что бы вы ни выяснили, я сомневаюсь, что это сможет сделать нашу участь еще хуже, чем сейчас.

— Да будет так, Сарпедон, — произнес Лисандер, — процесс скоро начнется. Судьба твоего ордена ни в малейшей степени не зависит от того, какое решение ты примешь. Предлагаю подумать над тем, заслуживают ли твои братья иной смерти, нежели обычные еретики.

— Мне нечего сказать — сказал Сарпедон, — по крайней мере, ничего такого, что может изменить мою, уже уготовленную вами, участь.

— Я мог казнить тебя на Селааке, — проговорил Лисандер, — имей в виду, в следующий раз твоя судьба будет более плачевной.

Окно захлопнулось. Лисандер был прав. На Селааке он победил Сарпедона в честном бою, и немногие слуги Империума на его месте испытали бы хоть какие — то угрызения совести или сомнения, прежде чем нанести последний удар.

Сарпедон снова повернулся к столу и взялся за перо.

Я видел, — написал он, — что наше настоящее и будущее, и сам след, который мы оставим в галактике, зависит от желания одного ошибочно благородного человека казнить нас в соответствии с законом.

Осудить нас от имени чужой добродетели — это ли не шутка самой галактики? Думаю, так и есть. Я мог проклясть всю вселенную и воспротивиться судьбе. Но я лучше буду считать, что сам Император даровал нам отсрочку казни — несколько секунд, в течение которых мы можем высказаться перед братьями. Это дар тем, кто служил Ему вместо того, чтобы служить Империуму.

Какой можно сделать вывод? Какое зерно победы можно разглядеть среди плевел поражения? Астартес свойственно искать победы при малейшем шансе. Я буду искать ее и теперь. Братья мои, мне жаль, что я не смог поговорить с Вами и предложить сделать то же самое, ведь я от вас изолирован. Надеюсь, вы тоже видите хоть что — то кроме отчаяния, даже если это лишь обращенная к долгу и надежде мысль, промелькнувшая перед самой смертью.

Ищите победы, братья мои. Я молюсь о том, чтобы, по крайней мере, в ваших сердцах Испивающие Души не знали поражений.

* * *

— Живой Трон! — выдохнул скаут Орфос, — какая ужасная смерть. Работа проклятых ксеносов.

Под «Громовым ястребом» проносилась поверхность Селааки. С опущенной задней аппарели был виден серый ландшафт с лежащими в руинах городами и грудами покрытого копотью металла. Обсидиановые колонны, возвышающиеся в долинах, словно задыхались от грязи, а волны черного, мертвого моря бились в усеянные развалинами зданий берега.

От человеческого присутствия на Селааке осталась одна лишь видимость, истерзанная оболочка давно мертвого органа. Некроны соорудили на планете огромные, покрытые металлом равнины, пирамиды, погребальные комплексы и ряды обелисков. Казалось, цель этих конструкций состоит лишь в том, чтобы заявить свое право собственности на Селааку.

— Не думай о ксеносах, — сказал скаут-сержант Боракис, единственный старый и седой космодесантник среди молодых скаутов. Старая рана на горле делала его голос похожим на грохот пересыпаемого гравия. Только его доспех был украшен трофеями и боевыми знаками — остальным скаутам под его командованием делать отметки на броне еще не дозволялось. Боракис посмотрел вниз, ухватившись за расположенную над головой ручку, — Не ваше дело — стремиться понять врага. Вам достаточно знать, что он должен быть убит!

— Конечно, скаут-сержант, — произнес Орфос, отойдя от аппарели.

«Громовой Ястреб» летел над горным хребтом, усеянным обелисками и колоннами, похожими на металлические усики, которые пробились сквозь землю, чтобы преодолеть силу притяжения Селааки. По вершинам гор и долинам тянулись серебристого цвета полосы, похожие на металлические дороги, а между некоторыми колоннами до сих пор пробегали искры.

— Приближаемся к отметке один, — донесся из кабины голос пилота. Экипаж составляли два человека из многотысячного проживающего на Фаланге штата служителей Ордена, обширной сети персонала, обслуживающего кампании Имперских Кулаков. По составленным Адептус Механикус звездным картам ударный крейсер «Мантия Гнева» проник в Сокрытую область глубже, чем любой из кораблей космодесанта до него. Целью крейсера было дополнить информацию, полученную кастеляном во время допроса пленных Испивающих Души.

Поверхность содрогнулась под весом приземлившегося «Громового Ястреба». Едва опоры коснулись развороченной взрывами земли, Боракис повел отделение наружу. Сержант и четверо скаутов двигались с выработанными годами тренировок скоростью и плавностью. Они перемещались таким образом, чтобы постоянно держать в секторе обстрела как можно большую площадь. Боракис одной рукой сжимал дробовик, столь же старый и потрепанный, как сам сержант, а во второй руке держал ауспик, в который были загружены добытые кастеляном координаты.

— Лаокан! На позицию! Орфос, прикрой. Каллиакс и Кай со мной. — Боракис указал направление, в котором ауспик предлагал им продвигаться по мертвой земле.

Когда — то на этих холмах росли деревья. Теперь от них остались лишь пни и вывороченные из земли корни. Вблизи колонны были похожи на сделанные из металла позвоночники, почерневшие от стоящего повсюду грязного тумана. Материал обелисков же был таким черным, что, казалось, поглощает свет. Над землей разносился слабый гул, создаваемый спрятанной глубоко под землей машинерией.

— Чужаки все еще здесь, — тихо произнес Орфос, — мир мертв, но эти ксеносы вообще никогда не были живыми.

— Это зловещий мир, — согласился скаут Кай, — надеюсь, мы управимся быстро.

— Надежда, — серьезно сказал Боракис, — это ядовитый дар, приносимый слабостью. Не следуй за надеждой. Следуй за долгом. Если твой долг состоит в том, чтобы сражаться на этом мире тысячу лет, скаут-послушник, возблагодари за это Императора. Вперед.

По склону холма отделение спустилось в узкую долину. Поднимающийся над истерзанной землей туман завихрялся вокруг лодыжек и цеплялся за горные склоны. На ауспике вспыхнула линия, указывающая на груду камней, которая была бы абсолютно непримечательной, если бы ее местоположение не совпадало с координатами, которые выдал под пытками брат Кайон. При ближнем осмотре выяснилось, что камни образуют своего рода колонны с лежащей сверху «балкой», импровизированный дверной проем в скалистой стене. Проход перекрывала груда упавших сверху камней.

— Взрывчатку, — приказал Боракис.

Брат Каллиакс присел у груды камней, устанавливая подрывные заряды. Изображение шестерни на его правом наплечнике указывало на то, что он проходит обучение в качестве технодесантника Имперских Кулаков.

— Что у тебя, Орфос? — спросил Боракис.

— Ни малейшего движения, сержант, — ответил Орфос, осматривая долину в поисках противника.

Разведданные относительно присутствия на Селааке противника были довольно краткими. Имперским Кулакам уже приходилось сражаться с некронами, но из — за нечеловеческого разума этих ксеносов невозможно было подвергнуть допросу, а об их истинных целях можно было только догадываться. Согласно показаниям Испивающих Души, некроны Селааки были малочисленны и лишены лидера. Без сомнения, некроны все еще находились на этой планете, но неизвестно, насколько все могло измениться с момента противостояния двух орденов космодесанта.

— Готово, — сказал Каллиакс.

Скауты отступили от входа, и Каллиакс подорвал заряды, заставив завал разлететься дождем грязи и камней. Эхо взрыва прокатилось по долине, сотрясая скалы и вызвав несколько небольших камнепадов.

— Входим, — сказал Боракис.

Лаокан двинулся сквозь завесу оседающей пыли, направив болт-пистолет в образовавшийся проем. Из темноты проступили украшенные резьбой камни.

На стенах прохода были высечены многочисленные изображения чаш, орлов и черепов. Отделение двинулось вслед за Лаоканом, как только он сделал первый шаг по туннелю.

Внезапно пол под ногами Лаокана немного сдвинулся вниз. Космодесантник инстинктивно присел на одно колено. По нему пробежал зеленый луч, а под потолком блеснула, фокусируясь, линза камеры наблюдения.

— Пролейте кровь, — произнес искусственный голос.

Лаокан медленно сделал шаг назад. Камера продолжала следить за ним.

— Пролейте кровь, — повторил голос.

— Подвинься, скаут — сказал Боракис. Затем прошел мимо Лаокана и достал боевой нож. Клинок длиной с предплечье был испещрен строками из имперских священных писаний. Боракис отсоединил от своей скаутской брони элемент, защищающий запястье. Провел по руке ножом, и по коже тут же заструилась ярко-алая кровь.

Сержант махнул окровавленной рукой в сторону камеры. Капли крови оросили пол и стены.

— Обнаружен гемотип Астартес, — снова раздался голос. На сей раз, линза была направлена на сержанта.

Вдоль уходящего вглубь склона туннеля загорелся свет.

— Мы пришли по адресу, — сказал Боракис, — следуйте за мной.

Скауты во главе с сержантом двинулись вперед, беря на мушку каждую подозрительную тень.

* * *

На Селааке у Мантии Гнева было две задачи. Первая — доставить отделение скаутов, чтобы те могли провести разведку для кастеляна. Вторая — приступить к уничтожению Испивающих Души.

Мантия была одним из самых хорошо вооруженных кораблей флота Имперских Кулаков, но на время выполнения этого задания торпеды были заменены зарядами повышенной мощности, обычно используемыми для орбитальных бомбардировок. На орбите Мантии не пришлось долго ждать момента, когда цель появится в поле видимости, закрывая своим массивным корпусом свет солнца Селааки.

Чтобы удостовериться в том, что Испивающие Души подверглись порче, большинству Имперских Кулаков хватило бы одного взгляда на «Сломанный Хребет». Кулаки неоднократно сражались на космических скитальцах — проклятых кораблях, затерянных в варпе и извергнутых обратно в реальное пространство, кишащих ксеносами или даже кем — нибудь похуже. «Сломанный Хребет», столь же огромный и уродливый, как любой из виденных ими скитальцев, состоял из множества более мелких кораблей, энергиями варпа сплавленных в единую неуклюжую массу. Имперские боевые суда, чей возраст насчитывал десятки тысяч лет, соседствовали с кораблями ксеносов, огромными транспортниками и грудами изуродованного металла, не похожими ни на что из того, что когда — либо пересекало космос.

К тому моменту, как «Мантия» заняла позицию, ее многотысячная команда подготовила к пуску торпедные аппараты. Смены ремонтников направились на свои посты, поскольку, хотя на «Сломанном Хребте» отсутствовал экипаж, нельзя было с уверенностью сказать, что скиталец не имеет автоматических защитных систем. Когда ударный крейсер вышел на дистанцию выстрела, офицеры Кулаков и неаугметизированные члены команды ждали, что скиталец оживет и извергнет на «Мантию Гнева» разрушительный град орудийного огня боевых кораблей.

Орудия скитальца молчали. В космической пустоте сверкнули отраженным светом корпуса выпущенных с «Мантии» торпед, за которыми тянулся серебристый пламенный след. Оборонительные туррели, предназначенные для того, чтобы расстреливать торпеды на подлете, так и не пришли в движение, когда первая волна врезалась в центральные корабли скитальца.

В пустоте расцвели яркие взрывы — вспышки энергии, мгновение спустя поглощаемые вакуумом. Куски обшивки отлетали в облаках обломков, оставляя на металлическом теле «Сломанного Хребта» открытые раны.

Космический скиталец был слишком большим, чтобы его можно было уничтожить одним залпом даже высокомощных зарядов. «Мантия Гнева» посылала торпеды волну за волной. После одного из залпов от скитальца отделился имперский боевой корабль. Он начал дрейфовать прочь, оставляя за собой завихрения горячей плазмы и обнажив стальные соты деформированных переборок. Из открывшихся в корпусе скитальца пробоин выплывали в пространство разбитые орбитальные яхты и ксеносские истребители.

Постепенно весь «Сломанный Хребет» развалился на части. Под действием силы притяжения обломки начали двигаться в сторону планеты, а сам скиталец начал поворачиваться. Очередной залп нащупал в его глубине слабое место, оторвав огромный кусок, который тут же начал падать на серую поверхность Селааки.

«Сломанный Хребет» не мог больше выдерживать атаку с орбиты. После взрыва плазменных реакторов и отказа силовых линий окончательно перестали работать двигатели, и без того включавшиеся лишь для удержания скитальца на орбите. В течение следующих нескольких часов задняя часть скитальца бороздила верхние слои атмосферы, пока не оторвалась и не упала на планету, сопровождаемая миллионами обломков. Подобно умирающему киту «Сломанный Хребет» провернулся вокруг оси и рухнул в гравитационный колодец Селааки, постепенно набирая скорость. Нихние поверхности скитальца от трения об атмосферу постепенно меняли цвет, становясь сначала вишново-красными, затем белыми.

«Сломанный Хребет» исчез под затянувшими небо Селааки облаками. Авгуры «Мантии» предсказали, что большая его часть погрузится в один из неподвижных океанов планеты, а остатки рассеются по береговой линии.

«Мантия Гнева» выполнила одну из своих задач. Космического скитальца «Сломанный Хребет» больше не существует, и ни один отступник не сможет использовать его, чтобы возродить ересь Испивающих Души.

Единственным, что удерживало корабль на орбите Селааки, было отделение скаутов, находящееся на задании. Скоро они вернутся, и «Мантия» навсегда оставит это покинутое место.

* * *

Первым умер брат Кай.

Стены вывернулись наизнанку и обнажили множество зубьев, сделав проход похожим на широкую колючую глотку. Кай среагировал позднее всех. Все отделение бросилось в идущие вдоль стен туннеля ниши, в которых стояли изваяния космодесантников в броне Испивающих Души, украшенной искусно выполненными изображениями чаши. Один из шипов пронзил ногу Кая, и поволок космодесантника в глубь подрагивающей и сжимающейся глотки. Звук рвущихся мышц и ломающихся костей почти заглушал скрежет камней.

Кай не закричал. Может быть, не хотел показывать слабость в последние секунды жизни. А может быть, просто не успел. Когда коридор снова преобразился, от Кая не осталось и следа, кроме текущей по высеченным на стене изображениям ярко-алой крови.

Боракис огорченно вздохнул, когда на ретинальном дисплее моргнул и погас символ признаков жизни Кая.

— Кай! — закричал Орфос, — Брат! Скажи что — нибудь!

— Его больше нет, скаут, — сказал сержант.

Каллиакс держал болт-пистолет у лица, почти касаясь губами казенной части. Он сидел в нише напротив Боракиса.

— За каждую каплю крови, да воздастся, — с каменным лицом сказал скаут.

— Сначала долг, — произнес Боракис, — а уже потом мысли об отмщении.

— Там была ловушка, — ответил Каллиакс, — я должен был ее заметить. Во имя рук Дорна, почему я ее не заметил? Какой — то механизм, что — то необычное, для меня ведь это должно быть очевидным!

— Если ты думаешь, что это ты убил нашего брата, — сказал Боракис серьезно, — тогда возьми пистолет и отомсти самому себе. В противном случае сосредоточься на своем долге. Там была ловушка, но она установлена здесь не просто так. Она что — то охраняет. И мы должны выяснить, что именно.

Из ниши, в которой прятался брат Лаокан, донесся звук ломающегося камня. Наружу вывалились обломки статуи.

— Говори, послушник! — приказал Боракис.

— Сюда, — ответил Лаокан, — этот туннель — фальшивка. За стеной есть другой путь.

Боракис уперся руками в стены и сильно ударил ногами по статуе. Стена подалась, и изваяние рухнуло в пустоту, открыв взгляду широкое помещение с низким потолком, освещаемое желтоватыми светосферами, вмонтированными в стены.

— За мной, братья! — сказал сержант.

Каллиакс и Орфос пробились через фальшивую стену и вслед за сержантом вышли в тайное помещение. Они еще не прошли весь путь от человека до космодесантника, но их силы уже находились далеко за пределами человеческих.

Боракис стоял лицом к расположенной в дальнем конце помещения часовне с алтарем. С низкого потолка свисали сталактиты, образовавшиеся из просачивающейся сверху воды. Алтарь представлял собой прямоугольный серый камень, над которым висел триптих, изображающий Рогала Дорна в гуще сражения.

На сей раз Боракис сам пошел вперед. Теперь он знал, что здесь опасно, и собирался встретить опасность первым, поскольку в его обязанности входило благополучно вернуть своих подопечных в расположение Ордена.

На алтаре стояла вырезанная из черного камня чаша, инкрустированная изумрудами. Боракис приблизился к алтарю, держа его на прицеле. Скауты шли сзади.

На иконе над алтарем Рогал Дорн был выполнен в золоте, а вместо глаз поблескивали бриллианты. Примарх был вдвое выше сражающихся рядом Астартес, также золотых. Противниками были чужаки, или, возможно, мутанты, гуманоиды с когтями и жабрами. Дорн повергал их к своим ногам. Работа была посредственной. В часовнях и храмах «Фаланги» можно было найти десятки икон более высокого качества.

— Сержант, — сказал Орфос, — какие будут указания?

Боракис подошел к алтарю и склонился над ним. Чаша была не пуста. Что — то в ней мрачно поблескивало. Из — за тусклого освещения нельзя было сказать точно, но жидкость походила на кровь.

Кровь определенно свернулась бы за то время, что часовня была запечатана. Боракис очень хорошо знал запах крови. Он поднес к чаше лицо и принюхался, зная, что чувства Астартес распознают истинную природу жидкости.

От дыхания сержанта полированный камень подернулся влажной пленкой. И тут космодесантник заметил тонкие серебристые провода, оплетающие чашу паутиной электрических цепей.

От тепла и влаги дыхания нити пришли в движение. Они начали удлиняться, замыкая цепь, которая через дно чаши соединялась с устройством за иконой.

Бриллиантовые глаза Рогала Дорна полыхнули красным. Помещение пронзил луч толщиной с карандаш.

Сержант Боракис упал. В его черепе зияло сквозное отверстие от лазерного луча.

— Назад! — закричал Лаокан, — отходим!

Каллиакс рванулся вперед, ухватил тело Боракиса за воротник доспеха и потащил прочь от алтаря. Элементы триптиха скользнули в разные стороны, являя взору иссохшую плоть сервиторов-стрелков, вооруженных двуствольными автоганами. Скаута, пытающегося отползти вместе с трупом сержанта, осветили зеленые и красные огни.

Ожили автоганы, накрыв помещение плотным огнем. Каллиакс почти сумел добраться до ведущего в туннель отверстия. Его броня почти смогла продержаться ту секунду, которая требовалась скауту. Когда пули попали в цель, из спины Каллиакса начали вырываться обломки керамита, а затем кровь и плоть. Космодесантник рухнул наземь, когда пуля пробила бедро, обнажив влажную окровавленную мышцу и пробив кость. Скаут уронил тело Боракиса и ответил огнем болт-пистолета. Его лицо и верхняя часть груди исчезли в кровавом облаке.

Лаокан и Орфос успели нырнуть обратно в туннель, стены которого были еще влажными от крови Кая. Орфос видел, как погиб Каллиакс, и ощутил то же самое желание, которое, должно быть, охватило погибшего — забрать тело павшего боевого брата, вернуть его в Орден и с честью предать земле рядом с остальными почитаемыми погибшими. Но скаут отбросил эту мысль. Именно из — за нее погиб Каллиакс. Орфосу придется оставить его здесь. Так надо.

Дальняя стена начала рушиться, засыпая алтарь обломками. Сервиторы-стрелки выбрались из укрытия и направились к выжившим скаутам. Рука одного из них безвольно висела, поврежденная огнем болт-пистолета Каллиакса.

— Не оглядывайся! — закричал Лаокан, перекрывая грохот выстрелов, и толкнул Орфоса в извилистый коридор.

Стены снова начали сдвигаться. Орфос принял решение со скоростью, выработанной годами боевых тренировок и гипнодоктринации. Он мог направиться в сторону выхода, чтобы убежать обратно в долину. Но где — то там погиб Кай — Орфос точно знал, что там ловушка. Относительно другого направления, ведущего вглубь строения внутри горы, такой уверенности не было. Рассуждение не очень логичное, но другого попросту не было.

Орфос рванулся во тьму тоннеля. Лаокан побежал сразу следом за ним, и в рев выстрелов вплелся звук крошащегося камня. Туннель снова сжимался, скрип передвигающихся панелей словно подгонял скаутов. Вскоре показались останки Кая, перекатываемые движущимися камнями. Оторванная рука, поврежденная, лишенная лица голова, измятый болт-пистолет.

Орфос был быстр. По результатам всех проверок после каждой хирургмческой процедуры. Сержанты Десятой роты предполагали, что благодаря скорости и решительности скаут лучше всего подходит для обучения штурмовым доктринам.

Лаокан же был не столь быстр. Он был снайпером. Его руку зацепили зубья сдвигающихся панелей, космодесантник не сумел удержать равновесия и упал. Орфос услышал крик шока и боли, ухватил Лаокана за ботинок и вытащил брата-скаута из жующей глотки.

Лаокан лишился руки, кость и сухожилия, выглядели словно перегрызенными. Лаокан врезался в Орфоса и попытался откатиться дальше вперед, выигрывая время для них обоих. Орфос ухватил Лаокана за уцелевшую руку и бегом потащил за собой.

Вдруг Лаокана словно что — то схватило. Орфос уперся и потянул сильнее, напрягая каждый нерв, чтобы уберечь боевого брата от постигшей Кая судьбы.

Вокруг царила тьма. Даже усиленным зрением скаута, почти таким же, как у полноценного космодесантника, можно было видеть лишь густую тень.

Пол под ногами Орфоса провалился. Каменный край провала ударил его по голове, сломав несколько зубов. Краем сознания скаут чувствовал удары о неровную стену ямы, в которую они с Лаоканом провалились.

Орфос очнулся и понял, что на некоторое время терял сознание. Выругался на самого себя. Нужно всеми силами стараться не терять бдительности, ни на секунду. Болт-пистолета в руке тоже не было. Он выронил оружие. За такую промашку Боракис назначил бы ему полевое наказание. Но сержант, с горечью вспомнил скаут, уже погиб.

Орфос ничего не видел. Он немного повозился с наплечным тактическим фонариком. Вспыхнувший свет выхватил из темноты каменного космодесантника, намного более крупного, чем в нишах туннеля — в два раза выше настоящего роста. В правой руке статуи был цепной меч, а в левой грозовой щит, на котором Орфус увидел надпись: «Аполлоний». На оружии скаут увидел знаки различия капеллана, а доспех определенно принадлежал капитану роты штурмовиков. Рядом со статуей стояло еще одно изваяние, изображавшее, по всей видимости, капеллана. Надпись на нем гласила: «Акиар».

— Брат, — позвал Орфос, — брат, что это за место? Что мы нашли?

Лаокан не отвечал. Орфос начал искать брата, вероятно, также оглушенного падением.

Лаокан лежал неподалеку, рядом с болт-пистолетом Орфоса. От тела осталась только верхняя половина, рядом с которой кровавыми завитками лежали внутренности. Скаут лежал лицом вниз, уткнувшись носом в пыль.

Орфос встал рядом с трупом на колени.

— Прости меня, брат, — сказал он. Слова казались бессмысленными, они словно умирали меж стен пещеры, — я могу помолиться за тебя позже. Я помолюсь, брат. Обещаю.

Орфос подобрал болт-пистолет и обвел пещеру лучом фонарика. Еще одна статуя была установлена над большими стальными противовзрывными воротами. Она тоже изображала капеллана космодесанта и носила имя «Фемискон». Орфос заметил на наплечнике статуи изображение чаши, которое видел на статуях в туннеле. Это был символ Испивающих Души.

На совесть Испивающих легло еще одно преступление — эта смертельная ловушка, созданная на погибель верным Имперским Кулакам. Орфос сплюнул на пол. Насколько бы святым ни считали это место Испивающие, Орфосу хотелось его осквернить. Что бы оно для них ни значило, он хотел уничтожить это значение.

Скаут поднял голову. Высоко вверх уходили стены. Глубины покрывающей камень резьбы, возможно, и достаточно, чтобы вскарабкаться наверх, но это будет нелегко. А повторное падение может повредить ногу или руку и лишить космодесантника возможности уйти этим путем. Он посмотрел на ворота.

Холодный металл ворот словно вытягивал тепло из рук и лица Орфоса даже на приличном расстоянии. В каменной стене виднелась панель управления. Орфос не настолько спешил, чтобы нажимать кнопки наугад. Скаут положил руку на металл — он был ледяным, а дыхание вырывалось наружу туманными облачками.

Ворота начали открываться. Орфос отпрыгнул, вскидывая болт-пистолет. За воротами была темнота — свет фонарика отражался ото льда и переливался в вырывающемся из щели между створками морозном тумане.

Скаут медленно отошел от ворот.

— Кто бы ты ни был, — воскликнул он, — и какую бы участь ни уготовил мне, знай: я буду сражаться! Я — Имперский Кулак! Я могу погибнуть здесь, но погибну как Кулак!

Двери открылись. Внутри находилась усеянная сосульками глыба льда, соединенная со стенами с помощью толстых кабелей. Глыба содрогнулась. Источник тепла внутри нее заставил поверхность светиться. Начали отваливаться куски льда. Взгляду Орфоса открылся керамит, окрашенный в темно-фиолетовый цвет.

Наконец, лед полностью отпал, явив знакомую Орфосу форму. Массивное угловатое тело на двуногом шасси, непропорциональные цилиндрические ноги, оканчивающиеся опорами из шарнирно соединенных кусков металла. Вместо рук на массивных плечах крепилось оружие — на одном ракетная установка, на другом похожий на бочку силовой кулак с плоскими стальными пальцами.

Это был дредноут — шагающая боевая машина. Все дредноуты Имперских Кулаков управлялись изувеченными в сражении космодесантниками, подключенными к системам жизнеобеспечения. Им даровали возможность продолжить выполнять свой долг солдат Императора даже после того, как их тела пришли в негодность. Саркофаг дредноута был покрыт печатями чистоты, а на передней бронепластине красовалась эмблема в виде золотой чаши.

Болт-пистолет Орфоса был бессилен против бронированной туши дредноута. Силовой кулак мог раздавить Орфоса с такой легкостью, что пилот, если он там, конечно, был, едва ли ощутил бы сопротивление доспеха и костей скаута.

Это была бы быстрая смерть. Астартес не испытывали страха перед болью, но Орфос не видел нужды стремиться к ней, как поступали некоторые Имперские Кулаки. Он делал все возможное. Не бежал, он всеми силами старался защитить боевых братьев. Его совесть была чиста. Он сказал себе, что может умереть. И попытался заставить себя поверить в это.

Дредноут повернулся на могучих ногах и сжал пальцы силового кулака, с которого посыпалась ледяная крошка. Кабели отцепились и упали, роняя на пол все новые куски льда. Мерцали огни: силовая установка выходила на номинальную мощность, наполняя помещение мерным гулом.

— Снова разговоры о смерти, — раздался синтезированный вокс-устройствами на корпусе дредноута рокочущий бас, — Какой ужас. Не хочу тебя расстраивать, послушник, но ты не умрешь здесь.

Орфос сглотнул.

— Что ты такое? — спросил он, — Почему ты покоишься здесь, в этом созданном для убийств месте?

— Из тебя еще не выбили тупость, — снова раздался голос. Орфос поискал взглядом какую — нибудь смотровую щель, через которую смог бы взглянуть на пилота, но ничего не увидел.

— Моя усыпальница построена таким образом, чтобы зайти так далеко не смог никто, кроме Астартес. Жаль, что Имперские Кулаки решили доверить скаутам дело, которое под силу лишь полноценным боевым братьям. Но ты сумел добраться, и я не хочу, чтобы ты повторил судьбу несчастного брата, который лежит за твоей спиной.

— Ты ответил на один вопрос, — сказал Орфос, — а я задал два.

— В таком случае представлюсь, — произнес дредноут, — я — Дениятос из Испивающих Души.

 

2

— Приветствую, Великий, — произнес главный паломник, склонив голову. За его спиной протянулась цепочка пилигримов, одетых в рубища и звенящих символическими цепями на запястьях.

— Я — лорд-кастелян Левкронт с Фаланги, — ответил кастелян. Просторные доки Фаланги были его владениями наравне с тюремными камерами и пыточной. И точно так же, несмотря на высокие потолки и большие размеры доков, казалось, что капеллан занимает помещение целиком, — зачем вы сюда явились? Вас сюда не звали, к тому же о вашем прибытии не сообщили заранее. Должен предупредить, что вашему судну любезно разрешили пристыковаться только потому, что на нем нет оружия. И этой любезности я в любой момент могу вас лишить.

— Голова паломника, казалось, склонилась еще ниже, словно его позвоночник навсегда согнулся в молитве.

— Я бы принес вам извинения, Великий — сказал он надтреснутым, измученным годами произнесения пламенных проповедей голосом, — но не мне извиняться от имени Императора. Ибо мы прибыли, чтобы выполнять Его волю.

— Кастелян Левкронт оценивающе оглядел выходящих из шлюза паломников. Их корабль, когда — то являвшийся торговым судном, был довольно крепким и древним, что имело довольно большое значение для тех, кто пытается без предупреждения прилететь на «Фалангу». Однако подходить так близко к Сокрытой области, со всеми ее пиратами и ксеносами, да еще и на безоружном судне, было весьма рисковано. На своем пути паломники определенно готовы были встретиться лицом к лицу со смертью. Еще более рискованным их путешествие делало то, что Имперские Кулаки легко могли запретить паломникам пристыковываться, оставив их корабль дрейфовать в космосе.

— Значит, вы представляете церковь Имперского Кредо? — спросил Левкронт, — эта досточтимая конгрегация не имеет здесь власти. Этот корабль подчиняется Ордену Имперских Кулаков.

— Главный паломник откинул назад капюшон. Лицо его едва можно было назвать лицом — не потому, что оно было нечеловеческим или изуродованным, а из — за полностью скрывающей черты татуировки в виде весов. Это было не обычное изображение, а электу. Линии татуировки светились, а в чашах весов полыхало искусно изображенное пламя.

— Мы пришли не оспаривать вашу власть, лорд-кастелян, — произнес паломник, — а всего лишь наблюдать. Братья, будьте любезны развернуть знамена.

— Из толпы закованных в знак покаяния в цепи паломников, в сумме насчитывающей примерно три сотни людей, вышло несколько человек. Они развернули знамена и подняли их над головами. На полотнищах можно было увидеть символы правосудия: весы, слепой глаз и человека с мечом, проходящего испытание битвой. Некоторые паломники в толпе были похожи на ходячие библиотеки: они сгибались почти вдвое под тяжестью связок книг. Некоторые носили в сумке на груди свиток пергамента, чтобы всегда иметь возможность что — то записать. Кое — кто даже записывал разговор своего лидера с кастеляном, перья проворно бегали по пергаментным листам.

— Наша цель, — сказал лидер паломников, — состоит в том, чтобы следовать за правосудием. Сам Император создал учреждения, вершащие суд над Его подданными и Его врагами. Мы — «Слепое Воздаяние», и всякий раз, когда вершится правосудие, мы за этим наблюдаем. До сведения «Воздаяния» дошло, что в мятеже и ереси обвиняется целый Орден Астартес. И вот мы здесь, чтобы пронаблюдать за процессом и сделать записи обо всех судебных нюансах. Такова воля Императора, ибо Его правосудие самое мудрое, и к Его совершенству мы стремимся.

— Кастелян ненадолго задумался.

— Это правда, — сказал он, — на «Фаланге» действительно состоится суд над отступниками. Однако ваше право присутствовать на нем должен подтвердить Магистр Ордена. Я позволяю войти, но только он может разрешить остаться, и если он отменит мое решение, вы будете изгнаны.

— Мы понимаем, — проговорил лидер «Слепого Воздаяния», — и повинуемся. Будет ли нам позволено попросить указать место, где можно разместиться?

— Я прикажу команде выделить вам место, ответил кастелян, — Однако не рассчитывайте на что — то большее, нежели пустующий трюм. «Фаланга» велика, но от нехватки населения не страдает.

— Мы не смеем просить о большем, — сказал лидер — Наш путь — бедность и аскеза. Потворство своим слабостям притупляет острый клинок правосудия, а роскошь туманит взор. А теперь, лорд-кастелян, позвольте нам откланяться. Прежде, чем взглянуть на правосудие Императора, мы должны помолиться и совершить некоторые обряды.

— Левкронт смотрел, как паломники сходят с борта корабля. Они достали из одежд четки и забормотали молитвы, благодаря Императора за то, что испытал их смирение.

— Паломники были наименьшей из проблем. С ними могли разобраться и офицеры, ежедневно выполнявшие на «Фаланге» рутинную работу, пока Имперские Кулаки занимались связанными с войной вопросами. Прежде, чем снова уделить внимание паломникам, Левкронт должен был сделать еще много дел. Скоро в док прибудут Испивающие Души, и за результатами будут пристально наблюдать намного более влиятельные люди, чем «Слепое Воздаяние».

* * *

— Первым, что увидел Сарпедон на новом месте, были руки, закрепляющие на его лице маску.

— Даже едва придя в сознание, той части его разума, которая принадлежала солдату, сразу же захотелось узнать, каким образом его схватили. Накачали в камеру нервно-паралитического газа? Устроили молниеносный штурм? Вкололи наркотик скрытой иглой или дротиком? Он был зол. Ему хотелось знать. Память о последних нескольких часах скрывалась в черном тумане.

— Сарпедон рванулся. Руки, закрепляющие маску, отдернулись. Это не были перчатки Астартес — Испивающий Души находился под стражей работников Имперских Кулаков, неаугметизированных мужчин и женщин, которые служили Кулакам в качестве экипажа корабля и технического персонала. Фаланга ими просто кишела. То, что за Сарпедоном присматривали не космодесантники, было сильнейшим оскорблением.

— Сарпедон попробовал вырваться. Но привязали его столь крепко, что он переломал бы себе все конечности раньше, чем сумел бы выбраться. Раздался нестройный хор испуганных голосов, затем несколько отрывистых фраз на медицинском жаргоне апотекариона «Фаланги». Тело словно окатило холодной волной, когда по венам побежало успокоительное.

— Сарпедона положили лицом вверх и куда — то повезли по коридору, чей потолок был похож на внутреннюю часть гигантского позвоночника. Стенами служило переплетение костей.

— Успокоительное начало действовать в полную силу. Мышцы отказывались повиноваться и безвольно висели на связках. Но глаза все еще двигались — Испивающий Души посмотрел вниз и увидел металлические фиксаторы, прижимающие конечности к металлической плите. Должно быть, команда «Фаланги» сделала их специально под его шесть ног.

— Сарпедон ощущал, как нечто сжимает его голову. Это, без сомнения, было устройство, подавляющее психические силы. Камера также была приспособлена для содержания псайкеров — конструкция и использованные материалы полностью заглушали способности магистра Испивающих Души, не давая ему даже ощутить психический резонанс окружения. Сжимающее голову устройство работало примерно так же, делая библиария абсолютно беспомощным в психическом плане. Хотя, если бы ему удалось освободиться, то для того, чтобы перебить везущих его по апотекариону членов команды, психические силы ему бы не понадобились.

— Это обычные люди, напомнил себе Сарпедон. И точно так же, как и он сам, верят в то, что их работа угодна Императору. Возможно, они правы.

— Сарпедона ввезли в зал, вдоль неровных стен которого до самого потолка возвышались емкости с вязкой питательной средой, в которой выращивались органы. На потолке были установлены позолоченные автохирурги.

— Следующим нависшим над библиарием лицом было лицо Астартес. Коротко подстриженные волосы, впалые щеки, острые подбородок и нос, похожий на небольшой микроскоп имплантат на одном глазу. Бровь космодесантника выгнулась.

— Узрите же врага, — произнес он. Судя по эмблеме на наплечнике, это был Имперский Кулак, а по нескольки белым пластинам доспеха — апотекарий.

— Какую тварь галактика бросила на мой операционный стол на этот раз? Я повидал много мерзости, иногда она даже напоминала внешним видом человека. Но это! О, это будет сложно и почетно. Проектор!

— Над сарпедоном появилось изысканно украшенное устройство, состоящее из покрытых надписями панелей. Сарпедон хотел сказать апотекарию, что он не враг, а точно такой же космодесантник. Но язык не слушался, как и остальные части тела. Остались лишь ощущения.

— В глазах замелькали вспышки сканирующих тело лазеров. На одной из стен развернулся экран, на котором возник нарисованный красными светящимися линиями скелет Сарпедона и сложный рисунок органов космодесантника.

— Вооружение Астартес начинается с внутренних изменений, — сказал апотекарий, — все они в наличии. Можно заметить следы обширных повреждений и внутреннего исцеления, что характерно для ветерана Астартес. Недавние переломы ребер и костей черепа. Обратите внимание на неправильную форму омофагии, типичную для генного семени этого Ордена.

— Члены команды, санитары апотекариона Фаланги, записывали слова апотекариона автоматическими перьями.

— Он в сознании, — продолжил апотекарий, заметив движение глаз Сарпедона. — у нас есть слушатель! Как вам нравится, лорд Сарпедон, гостеприимство Фаланги?

— Проектор переместился вдоль тела Сарпедона. Для этого санитарам пришлось провести его через скованные ноги библиария.

— Мутации, — сказал апотекарий, — большей частью неявные. Скелетно-мышечная сила объекта на высшем доступном Астартес уровне. Сомневаюсь, что даже среди Космических Волков можно найти здоровяка, который был бы столь же развит. Видимые мутации начинаются с утолщенного поясничного отдела позвоночника и таза.

— Тут апотекарий вновь обратился к Сарпедону.

— И какого таза! Все ученые Марса не смогли бы сделать устройство, похожее на этот кусок кости! Не сомневаюсь, что прочностные характеристики сделают его своего рода классикой. Думаю, что подвергну его консервации, покрою позолотой и включу в коллекцию самых ценных образцов. Возможно, корабельные мастера Механикус на его основе смогут разработать новый вид стыковочного зажима. Само собой, я не позволю сжечь ваш таз вместе с остальным телом.

— Проектор опустился ниже. Теперь экран показывал экзоскелет и мышцы ног Сарпедона.

— Ноги объекта, числом шесть, — произнес апотекарий, — самые значительные видимые мутации. Первоначально их было восемь; обратите внимание на остатки бионического сустава слева от центра и следы недавно заживления тканей в правой части сзади. Строение ног предположительно арахноидное, но прямого аналога не имеет. Налицо уродство мутации. Ноги меня не интересуют. После казни их можно сжечь.

— Проектор исчез из поля зрения. Сарпедон ощутил боль во всем теле, когда за него взялись санитары. Они опутывали его сетью проводов и трубок, крепя их иголками к животу и тем участкам тела, где не было черного панциря. Одна из иголок скользнула в вену на шее, другая вонзилась в запястье.

— Начинайте, — приказал апотекарий.

— Сарпедон купался в боли. Чистой, ничем не замутненной боли. Она не походила на ощущение рассекающего кожу лезвия или ожога кипятком, или любой другой боли, которую библиарию доводилось испытать. Она была совершенной.

— Сознание Сарпедона гасло. Ничто не отвлекало его от чистой, белой равнины боли. Время ничего не значило. Он больше не чувствовал оков и не злился на надменного апотекария, режущего его на части точно так же, как любой другой образец. Сарпедон не ощущал ничего, кроме боли, из которой, казалось, полностью состоял.

— Внезапно пришло ощущение рвущихся связок. Оно пробилось через спадающую боль, которая постепенно заменялась обычными ощущуениями. Ноги напряглись в фиксаторах. Мышцы шеи почти сумели вытащить голову из психоподавителя, а легкие словно горели в груди под пластиной сросшихся ребер. Сарпедон задыхался, не в силах контролировать реакции истязаемого тела.

— Отметьте реакцию на боль, — снова раздался голос апотекария, — она находится в допустимых пределах. Таким образом, мы видим, что в нем осталось ядро Астартес, хотя и сильно тронутое порчей. Объект, несомненно, по большинству признаков можно считать космодесантником и испытывать как такового.

— Одна из ног Сарпедона болела сильнее остальных. Она имела больше свободы движения в бедренном сочленении. Крепление, держащее ее около когтя, чуть ослабло.

— Библиарий мог двигаться. Немного, но мог. Действие успокоительного прекращалось. Доза была недостаточной. Из — за мутировавших ног Сарпедон имел большую массу тела, нежели обычные Астартес, а некоторые менее очевидные мутации изменили метаболизм. К нему возвращалась способность двигаться.

— Сарпедон боролся. Апотекарий диктовал санитарам результаты анализов крови и других тканей. Библиарий игнорировал их. Крепление ослабевало все больше. Получив большую свободу движений, Сарпедон сумел действовать конечностями как рычагами, и постепенно все больше и больше сдавали свои позиции все новые крепления.

— Испивающий Души сделал вдох, приподнял грудь вверх и, вонзив когти в плиту, на которой лежал, попробовал встать.

— Металлический звон привлек внимание апотекария, который тут же замолк на полуслове.

— Болты лопнули. Металлические полосы сломались. Нижняя часть тела Сарпедона освободилась. Еще через несколько секунд удалось освободить руку. При виде хлещущих рядом с ними нижних конечностей пленника санитары начали пятиться назад.

— Сарпедон дотянулся до головного фиксатора и сорвал его с креплений. Затем скатился с плиты и рухнул на пол. Наркотиков в крови еще хватало, чтобы серьезно нарушить координацию, поэтому заставить ноги двигаться в одном направлении не получалось. В тот самый момент, когда библиарий вырвал из зажима вторую руку, апотекарий вытащил плазменный пистолет

— Кто ты такой? — заплетающимся языком спросил Сарпедон. Он схватился за все еще сжимающий виски подавитель, — кто ты такой, чтобы судить меня? Я не кусок ксеноса под микроскопом! Я — Астартес!

— Ты — предатель, — сказал апотекарий, направив ствол плазменного пистолета в голову Сарпедона, — мы оказываем тебе честь, давая возможность быть испытанным честными и верными космодесантниками. Но ты ее явно не заслуживаешь.

— Зачем вы собираетесь меня испытывать? — потребовал ответа Сарпедон. Он потерял равновесие и врезался в один из резервуаров с образцами. Стекло лопнуло, и густая холодная питательная субстанция пролилась на библиария и под ноги прижавшимся к дальней стене санитарам.

— Сколько врагов Человечества было повержено Испивающими Души? Сколько бед мы предотвратили?

— А сколько вы повергли космодесантников? — парировал апотекарий, — это могут подтвердить наши братья из Багровых Кулаков и Воющих Грифонов. Если бы какой — нибудь враг уничтожил столько твоих соратников, сколько людей погибло от рук твоего ордена, ты бы определенно начал желать его смерти!

— Сарпедон пробовал встать, прислонившись спиной к стене и отталкиваясь от нее руками. Поискал взглядом среди валяющихся вокруг осколков что — то похожее на оружие, например, осколок стекла или какой — нибудь медицинский инструмент, но голова кружилась, и сфокусировать зрение не удалось

— Если бы ты видел, — сказал он, — то, что видели мы, ты пересек бы всю галактику, чтобы присоединиться к нам, даже если бы на пути стоял твой собственный легион.

— Будь моя воля, предатель, — ответил апотекарий, — тебя казнили бы в то самое мгновение, когда Лисандр принес тебя. Из милосердия к человеческому роду тебя вырезали бы, как раковую опухоль, которой ты и являешься. Но Магистр Ордена сказал, что ты должен предстать перед судом. Он милосерднее, чем я или любой из известных мне боевых братьев. Тебе надлежит плакать от чувства благодарности к нам. Впрочем, хватит.

— Апотекарий нажал несколько кнопок на висящем у пояса устройстве. Сжимаюсщий виски подавитель вызвал у Сарпедона тупую боль. Затем он почувствовал, что падает, и сознание покинуло тело. Перед глазами помутилось, все стало белым, а ощущение падения не прекращалось до тех пор, пока не исчезли вообще все чувства.

* * *

— Первыми из явившихся на суд над Испивающими Души были Воющие Грифоны. На борту ударного крейсера «Пламенное Мщение» прибыла вся Вторая рота, сопровождающая на «Фалангу» своего представителя. Воющие Грифоны, братский Орден Имперских Кулаков, каковым некогда были и Испивающие Души, потребовал на суде особого положения, поскольку больше всех пострадал от рук отступников.

— Магистр Ордена Имперских Кулаков Владимир покинул свое обычное место среди тактических трактатов и фортификационных схем Либрариума Дорна, чтобы приветствовать на «Фаланге» Капитана Борганора. Борганор в сопровождении почетного караула из Девятой роты спускался по аппарели челнока. Капитан слегка хромал из — за заменяющего правую ногу бионического протеза. Желто-красный доспех покрывал темно-синий плащ с вышитым золотыми и черными нитями личным гербом капитана — Воющим Грифоном, смиренно склонившим голову и сложившим передние лапы в молитвенном жесте. Борганор был столь же резким и грубым, как его покрытое шрамами лицо. На приветствие Владимира он ответил ударом руки по золоченому нагруднику своего доспеха.

— Магистр Ордена, это честь для меня, — сказал Борганор, — жаль, что приходится встречаться с вами по столь неприятному поводу и в то время, когда на моем Ордене лежит позорное пятно неудачи.

— Владимир Пух из Имперских Кулаков понимающе кивнул. Он был, прежде всего, мастером тактики, серьезным степенным человеком, привыкшим решать проблемы так же хладнокровно, как обычно оценивал потенциальных послушников. Искусно изготовленная золотая броня была отполирована до зеркального блеска, а красные изображения сжатого кулака на наплечниках и нагруднике, казалось, выложены рубинами. На лице под коротко подстриженными волосами читалась разумность, что позволяло предположить, что этот человек не простой солдат.

— Я долго оплакивал гибель лорда Меркаэно от рук отступников, — произнес Владимир, — но они, безусловно, заплатят за это горе, когда свершится правосудие.

— По лицу Борганора пробежала тень. Библиарий Меркаэно был величайшим героем Воющих Грифонов этого века, убийцей демона Периклитора, человеком, отомстившим за смерть Магистра Ордена Фуриозо. Меркаэно пал в битве с Сарпедоном, и тысяча братьев поклялись, что Сарпедон умрет прежде, чем начнет стихать боль потери. Борганор, принявший командование над понесшей большие потери ротой, нес ответственность за то, что Меркаэно погиб, а Испивающим Души удалось бежать.

— Несомненно, — сказал Борганор, — однако прежде, чем мы начнем, я хотел бы попросить об одолжении.

— О каком же, брат-капитан? — спросил Магистр Ордена.

— Перед тем, как Сарпедона казнят, позволь мне вырвать ему конечности и оставить его с одной ногой, как он оставил меня, — взгляд Борганора на мгновение устремился на бионический протез, — смерть Меркаэно оплакивают все сыны Гиллимана, все космодесантники, поэтому отмщение должно также принадлежать всем. Но то, что я был искалечен — вина Сарпедона, и я хочу вернуть ему этот долг.

— Мы здесь не для того, чтобы вершить твою личную месть, капитан, — ответил Владимир, — Нам предстоит осуществить более важное возмездие. Если будет решено, что предатель Сарпедон должен жестоко страдать перед смертью, возможно, ты сможешь принять участие в определении того способа, которым его заставят страдать. Но пока такого решения нет, наша единственная цель — правосудие.

— Борганор поклонился Владимиру.

— Простите меня, — сказал он, — мое сердце пылает ненавистью ко всем, кто способен осквернить имя Рогала Дорна.

— Ненависть тоже имеет право слова, — сказал Владимир, — именно поэтому ты будешь присутствовать на процессе.

— Борганор повел семьдесят космодесантников из Девятой роты Воющих Грифонов в док «Фаланги». На борту уже размещались три роты Имперских Кулаков, что составляло более трехсот космодесантников. Воющие Грифоны будут здесь вторым по величине контингентом. Но не только они прибыли на «Фалангу», чтобы принять участие в процессе. Сарпедон и Испивающие Души враждовали со многими слугами Империума, и каждый из них хотел, чтобы его голос был услышан.

* * *

— На золотой орбитальной яхте, запущенной со сторожевого корабля Инквизиции «Могила предателя», на «Фалангу» прибыл лорд-инквизитор Колго. Перед ним шла труппа акробатов и музыкантов, обыгрывающих пантомимами и воспевающих в песне величайшие успехи своего господина, которых он добился за свою долгую карьеру, охотясь на врагов Императора. Самого Колго, с гордостью несущего букву «I» на нагруднике угольно-черного терминаторского доспеха, сопровождали несколько Сестер Битвы Адепта Сороритас. Возглавляла их старшая сестра Эскарион, попросившая доверить ей обязанности по сопровождению Колго, чтобы лично присутствовать на суде над отступниками, свидетелем деяний которых она была. Прежде сестре доводилось состоять в свите инквизитора Фаддея, и она не сомневалась, что за его смерть в ответе Испивающие Души, поскольку исчез он, собирая информацию об их действиях.

— От лица Адептус Механикус, у которых причин презирать Испивающих Души было больше, чем у многих других, явился архимагос Воар. Он способствовал захвату Испивающих, преследуя при этом собственные цели. За Сарпедоном и его отступниками числился вековой давности долг перед Механикус. Воара сопровождала церемониальная свита сервиторов-стрелков, шагающих удивительно синхронно. Ноги архимагос потерял на Селааке, поэтому к машинным отделениям «Фаланги», где ему выделили место, он двинулся на простых гусеницах, которые соорудил себе, чтобы иметь возможность передвигаться, пока не найдется более подходящей замены. Воар не испытывал ненависти, выставляемой напоказ остальными присутствующими, поскольку являлся рациональным существом, для которого эмоции были лишними.

— Весть разнеслась и среди тех, кто не сталкивался с отступниками-Испивающими лично. «Смертоносная Тень» Ордена Обреченных Орлов и «Кара Гарадана» Железных Рыцарей вышли из варпа неподалеку от Кравамеша и потребовали, чтобы их, как лояльные Ордена космодесанта, также допустили на процесс. Вскоре к ним примкнули представители Сангвиновых Ангелов и Серебряных Черепов. Эти Ордена прослышали о поимке Испивающих Души, и обнаружили, что у них есть офицеры, находящиеся достаточно близко к Кравамешу, чтобы успеть на суд.

— Магистр Ордена Владимир выслушал их просьбы. От него зависело, примут ли представителей этих Орденов. Он признал, что существование космодесантников-отступников является оскорблением для всех Адептус Астартес, а преступление любого изменнического Ордена — преступление против них всех, поскольку оно очерняет имя космодесантников, их примархов и даже самого Императора. Владимир отдал приказ, чтобы представителей приняли на борту «Фаланги» и разместили в пустующих кельях тех Имперских Кулаков, кто в данный момент выполняли свой долг в других уголках галактики.

— При виде столь многих Орденов, объявляющих о своем присутствии и доставляющих на борт своих офицеров и почетную стражу, о существовании группы оборванных паломников в передних трюмах почти все забыли.

* * *

— В запыленном, давно пустующем трюме, Отец Гиранар опустился на колени и начал молиться. Несколько десятков лет назад это место ломилось от боеприпасов, провизии и запчастей, но сейчас о нем вспомнили лишь несколько членов экипажа из тех, кого спрашивали, не найдется ли места, где можно разместить паломников Слепого Воздаяния. А эти паломники сейчас становились на колени на своих ковриках или погружались в чтение священных книг, готовя души к священной обязанности лицезреть великий судебный процесс. Никто и не подумал о том, чтобы сказать им, когда должен начаться суд, но паломников это не волновало. Они были готовы всегда.

— Отец Гиранар, тот самый человек, который говорил с кастеляном Левкронтом, был самым старым среди паломников, да и немногие из них могли похвастаться молодостью. Старик настолько хорошо знал молитвы, что ему приходилось прерываться и задумываться над словами, останавливая их скольжение по накатанным дорожкам разума. Пробормотав, что воля Императора является его собственной волей, Гиранар заставил себя сделать паузу и задуматься над смыслом фразы. У него нет собственной воли, он является вместилищем для высшей силы, его собственные желания и стремления давно умерли и были заменены намерениями Императора.

— У старика был при себе молитвенник, но он не открывал его уже тридцать семь лет. Потому что знал наизусть.

— Закончив вечернюю молитву, Гиранар встал.

— Поднимите знамена, — сказал он.

— Этого остальные паломники не ожидали. В обычную процедуру это не входило. Спустя несколько наполненных суматохой мгновений знамена Слепого Воздаяния были развернуты и подняты.

— Теперь это место священно, — сказал Гиранар. Голос его был ломким и слабым, но все слушали настолько внимательно, что даже с громкоговорителем его нельзя было бы услышать лучше, — настало время исповеди.

— Исповеди, отец? — переспросил брат Акулсан. Он был дьяконом Слепого Воздаяния, присматривающим за немногими постоянными храмами, которые они установили на мирах, где проводили некоторое время. В паломничестве типа этого он становилсял вторым лидером, гарантией авторитета Гиранара.

— Точно, — ответил Гиранар, — самой важной исповеди. Во всех нас гнездится грех. Нам предстоит столь важное дело, что сегодня каждый выскажется вслух.

— Я много раз принимал исповеди, — сказал Акулсан, — и испытывал от этого такую гордость, что со временем она сама стала греховной, снова и снова требовала исповедей. Я чувствую, что какая — то часть меня опасна и глубоко сокрыта, хотя сама мысль об этом может быть полна гордыни.

— Сестра Солейс? — сказал Гиранар.

— Каждую ночь я молю о прощении за свои неудачи, — ответила сестра Солейс охрипшим от бесконечных молитв голосом. Люди, незнакомые со Слепым Воздаянием, иногда удивлялись тому, что Солейс женщина, поскольку ее голос был бесцветным, как у старика, а под одеждой невозможно было определить пол. Большинство людей вообще не подозревали, что в Слепом Воздаянии есть женщины.

— Я очень хочу от них освободиться. Что я могу рассказать такого, в чем не исповедаюсь каждую секунду?

— Вы знаете, — сказал Гиранар, — о чем я говорю, — прежде он стоял на коленях, но теперь поднялся. Старик никогда не был высок, а теперь годы и вовсе согнули и иссушили его. Но, тем не менее, паломники смотрели себе под ноги или отводили взгляд, словно находясь в присутствии Астартес.

— Хотя большая часть вашей души может отрицать это. И вы молите Императора о том, чтобы это не было правдой. И вы заставили себя забыть все, кроме его тени, все же все вы знаете, о чем я говорю.

— Паломники молчали. Тишину нарушал только далекий гул двигателей «Фаланги» и пульсирование устройства для регенерации воздуха.

— Тогда я начну, — сказал Гиранар, — о, Император, я повествую Тебе о своих темных делах и бедности недостойного служить Тебе духа. Моя исповедь идет из тех далеких времен, когда я впервые облачился в рясу Слепцов. Когда я спал, ко мне в келью явилась сокрытая мраком фигура. Я уверен, что это был другой брат Ордена, хотя и не знаю его имени. Возможно, это был тот же самый отец, который наставлял меня на наш путь. Он ничего не сказал, лишь поставил чашу на плиту, на которой я спал. Скажите, братья, не рвется ли из вас наружу признание, похожее на мое? Не звучит ли в вас хоть эхо узнавания, хоть память уже и исчезла?

— Паломники молчали. Они были столь увлечены словами Гиранара, что даже имперские святые, сойди они в тот момент с небес, и то не смогли бы нарушить их концентрацию.

— Тогда я продолжу, — сказал старик, — Жидкость в чаше была темной и холодной. Фигура жестом предложила мне отпить. Я так и сделал, потому что испугался. И тут в мой разум хлынул ужасный водопад знания. Я видел разрушение и страдание! Но видел и пользу, которая из этого выйдет, видел, как очищаются грешники, и сгорает мертвая плоть этого вздутого Империума. Видел, как Ангелы Смерти, личные воины Императора, предстают перед судом, и видел роль, которую нам предстоит сыграть. Грех, который я признаю, состоит в том, что я с той самой ночи знал, что это время придет, и что Слепое Воздаяние должно не только проследить за тем, как вершится правосудие, но и сотворить по воле Императора жестокое и ужасное деяние. Эта тайна хранилась в моей душе. Знание, что придет день, когда все эти видения обратятся в явь. Это моя исповедь. Кто вслед за мной расскажет о своем грехе? Кто?

— В течение нескольких секунд царила тишина. Затем поднял руку один из паломников, брат Сеннон, один из молодых братьев, присоединившихся к Слепому Воздаянию несколько лет назад.

— Я пил из чаши, — сказал он дрожащим голосом, — Я видел…, я видел «Фалангу». Я думал, что это золотой орел, символ присутствия Императора, но… когда увидел этот корабль, сразу понял: что бы с нами ни случилось, оно случится здесь. И это будет кошмарно. Я видел пламя, кровь и истерзанные тела. Астартес бьются друг против друга. Этой жестокостью, возможно, удастся предотвратить великую несправедливость. И… Отец Гиранар, я уверен, что должен погибнуть.

— Брат Сеннон, — сказал Гиранар, — ты проявляешь храбрость не по годам и не по уму. Признаться в этом здесь, перед своими братьями — акт великого мужества. Кто еще может проявить подобную доблесть? Сеннон определенно не единственный, кому есть в чем признаваться.

— Я тоже, — произнесла сестра Солейс, — видела то, что должна сделать. Это действительно ужасно. Но это явилось мне во время молитвы. Ощущение жгучей боли в висках, а затем, когда чувства пришли в норму, начались видения. Я видела «Фалангу» и все то, о чем вы говорили. Я скрывала это так долго потому, что боялась. Думала, что одна такая. Считала, что, если обо всем рассказать, меня обвинят в порче, поэтому держала все в глубинах души. И только сейчас признаюсь в этом.

— Звучали все новые голоса. Многие выпили из предложенной чаши. Некоторые имели внезапные видения во время болезни или молитвы. Кому — то снились вещие сны. Все скрывали увиденное, и все видели одно и то же. «Фаланга». Огонь и война. Разрушение. И каждый был абсолютно уверен, что видел волю Императора. Все паломники выкрикивали свои признания, наконец, освобождаясь о темных мыслей, сидевших внутри с самых дней послушничества.

— Гиранар поднял руку, призывая к молчанию.

— Исповедь окончена, — сказал он, — кто — нибудь из вас сомневается в том, что он должен сделать? Нет ли таких, кто не может понять собственную задачу в нашем последнем акте поклонения?

— И снова ответом была тишина.

— Хорошо, — сказал Гиранар, — значит, воля Императора должна быть исполнена, какой бы ужасной она ни казалась. Также правда то, что многие из вас умрут, хотя, я вижу, что страх смерти вас не посетил.

— Лучше умереть, — ответил Брат Акулсан, — чем жить с невыполненным долгом.

— Хорошо, — повторил Гиранар, — Значит, мы с вами думаем одинаково. А теперь, давайте помолимся.

* * *

— Если бы архимагос Воар умел по-настоящему восхищаться, он пришел бы в восторг от Горна Веков. Сложные углы сооружения, построенного из железа и бронзы, переходили в большой сегментированный купол. Конструкция озарялась светом расплавленного металла, текущего по каналам между четырьмя огромными наковальнями, на которых одетые в костюмы повышенной защиты люди прогревали оружие и доспехи. Звон стали о сталь раздавался с такой частотой, что, казалось, идет металлический дождь. За работой наблюдали технодесантники Четвертой, Седьмой и Восьмой рот Имперских Кулаков. Рот, собравшихся на «Фаланге» на время процесса. Технодесантники проверяли на недостатки каждую деталь обмундирования после охлаждения в огромном чане воды в центре купола. То, что не проходило проверку, они бросали обратно в потоки расплавленного металла.

— Воару ничего не нравилось в традиционном, человеческом смысле, с тех самых пор, как он лишился большей части центра эмоций в процессе очередной аугметации. Но ему по-своему нравилось это место. Вместилище промышленности и мудрости. Требовательностью технодесантников можно было лишь восхищаться, как и почтению, с которым члены экипажа относились к приказам своих повелителей из Имперских Кулаков. Горн Веков выглядел так, словно был взят прямиком с мира-кузницы Адептус Механикус. В устах магоса Механикус это был наивысший комплимент.

— Архимагоса Воара сюда позвали. Обычно никто не смел куда — то вызывать архимагоса, но на «Фаланге» он был гостем, и на его инфоносителе было достаточно данных об этикете, чтобы понять, что приглашение в Горн Веков стоит принять.

— В центре Горна стоял Астартес, не являющийся технодесантником. Желтые керамитовые пластины его терминаторской брони отсвечивали красным и оранжевым в испускаемом раскаленными потоками свете. Он проверял вес и баланс нескольких недавно выкованных и оставленных охлаждаться молотов. В длину каждый из молотов примерно равнялся росту человека, но Имперский Кулак размахивал ими так, как будто они не весили ничего. Он по очереди взмахнул каждым молотом несколько раз, выполнив несколько стандартных приемов, затем нахмурился и положил их все обратно в кучу. Казалось, ни один из них не понравился ему. И ни один не мог сравниться с громовым молотом, прикрепленным к его броне за спиной.

— Демен! — перекрикивая шум, воскликнул Имперский Кулак..

— К нему повернулся один из технодесантников.

— Капитан Лисандр?

— Какой материал вы используете для изготовления ударной части молотов? Такое ощущение, что эти штуковины можно сломать об руку ребенка! А рукояти кажутся хрупкими, как солома!

— Технодесантник Демен склонил голову.

— Многие из моих кузнецов — новички, капитан, — ответил он, им еще только предстоит познать искусство ремесла. Это оружие — показатель того, что они на данный момент умеют. Полагаю, его можно использовать как учебное.

— Если ты хочешь научить наших послушников бояться того, что их снаряжение сломается, то это оружие подойдет просто превосходно, — парировал Лисандр. Затем достал из кучи меч, сделал несколько взмахов и выпадов.

— Уже лучше, — сказал он, — несколько черепов выдержит.

— Его я сделал сам, — сказал Демен.

— Тогда тебе стоит научиться балансировать рукоять. Хотя, в целом, работа хорошая, — Лисандр заметил Воара, катящегося к нему между наковален, — Архимагос! Рад, что вы смогли прийти. Думаю, это место должно быть вам более по вкусу, чем вся остальная «Фаланга».

— У меня нет вкусов, — ответил Воар, — магос-металлургикус, без сомнения, мог бы извлечь огромную пользу, изучая вашу кузницу, но моя специальность лежит в сфере обратной инженерии и теоретической механики.

— Ладно, вам виднее, — сказал Лисандр, — но я просил вас прийти не из — за самого Горна. Вот, — Лисандр достал из контейнера на доспехе цилиндр из черного металла, размером с предплечье обычного человека. Благодаря ребристой поверхности цилиндр плотно лежал в руке, а на одном из его концов находилась небольшая панель сканера отпечатков пальцев.

— Возможно, вы узнаете это?

— Воар подъехал к Лисандру и взял цилиндр. Устройство плохо ложилось в бионическую конечность — оно было предназначено для руки космодесантника.

— Это — Копье Души, — равнодушно произнес архимагос.

— В том же самом виде, в каком было захвачено на звездном форте Лакония, — сказал Лисандр, — яблоко раздора между Духовенством Марса и Испивающими Души. Мы изъяли его со «Сломанного Хребта» прежде, чем он был уничтожен. Я так понимаю, оно должно вернуться к вам в руки, поскольку было украдено Испивающими. Будучи еретиками, они не имеют на него никаких прав. Поэтому право владения переходит к Адептус Механикус. Конкретно, к вам.

— Воар покрутил оружие в искусственной руке.

— Признаюсь, все эмоции я давно оставил позади, — сказал он, — но, тем не менее, у меня складывается впечатление, некое остаточное чувство, если позволите, что вам не нравится складывающаяся ситуация.

— Копье Души — реликвия нашего примарха, — ответил Лисандр, — его нашел и воссоздал сам Рогал Дорн. По справедливости оно должно принадлежать преемникам Легиона Дорна — Имперским Кулакам или одному из братских Орденов. Я не стыжусь этих мыслей. Любой сын Дорна сказал бы то же самое. Но Магистр моего Ордена не желает видеть еще одной причины для ссоры между Адептус Астартес и Механикус, и мне приходится подчиниться его решению. Забирайте.

— Лисандр коснулся одной из сканирующих поверхностей, и крошечный лазерный пульс пробил микроскопическое отверстие в керамитовом сочленении пальца перчатки. Из обоих концов цилиндра выстрелили клинки, казалось, состоящие из чистой черноты. Застонал разваливаемый на части пустотой лезвий воздух.

— Вортекс-лезвия, — сказал Лизандр, — вортекс-поле, удерживаемое в узде Трон знает какими технологиями из доимперских времен. Активация осуществляется генетической сигнатурой Рогала Дорна. Это копье держали руки самого примарха, архимагос. Человек, равным которому не может быть никакой генерал-фабрикатор. Спасший самого Императора в разгаре Ереси. Величайший солдат, которого когда — либо знала галактика, и я утверждаю, что величайший человек. Помни об этом, что бы ты ни собирался сделать с этой реликвией. Не окажи творению самого Дорна должного почтения — и Имперские Кулаки могут захотеть снова разорвать отношения с вами.

— Понятно, — сказал Воар, — ваша информация была зафиксирована. К ней будет предоставлен доступ всем, кому окажут честь исследования данного устройства.

— Взамен, — сказал Лизандр с очевидным презрением к манерам Воара, — Магистр Ордена ожидает, что Адептус Механикус будет вести себя на суде со всем достоинством, которого требует статус гостя. Это не место для того, чтобы устраивать свару между Адептус Механикус и Испивающими Души. И не место для мести.

— Не все ваши боевые братья придерживаются такого же мнения, — сказал Воар, — логика подсказывает, что с этой позицией не согласятся и многие присутствующие Адептус Астартес. На «Фаланге» многие жаждут мести, и большая часть их принадлежит отнюдь не Адептус Механикус.

— Магистр Ордена Владимир Пух уже высказался по этому поводу, — произнес Лисандр, — И среди прочих поставленных задач приказал следить за тем, чтобы его слово соблюдалось наравне с законом.

— Значит, оно будет соблюдаться, — сказал Воар, склонив голову. Казалось, архимагос не способен на большее проявление уважения, — мы заинтересованы в правосудии.

— Если бы вас интересовала справедливость, архимагос, вы вернули бы Копье Души нам.

— А если бы вас интересовала справедливость, брат-капитан, Сарпедон погиб бы на Селааке, — архимагос Воар развернулся и покинул кузницу, сжимая Копье Души бионической рукой.

 

3

Тюремный блок был построен для содержания некоторых Имперских Кулаков. Когда боевой брат полагал, что на нем лежит вина за какую — то неудачу, он приходил сюда, в Залы Искупления. Входил в одну из сырых холодных камер, расположенных по обе стороны каменных коридоров, становился на колени и молился об искуплении грехов. Молил о ниспослании очистительного страдания и использовал многочисленные орудия истязания, встроенные в потолки и полы пересечений коридоров. Нейроперчатки и стойки для бичевания были сконструированы в большинстве своем таким образом, чтобы жертва сама могла быть собственным палачом, чтобы болью изгнать слабость, из — за которой космодесантник потерпел неудачу.

Изначально на камерах отсутствовали замки, поскольку все, кто туда попадал, делали это добровольно. Теперь же в Залах Искупления замки были. Нынешние заключенные сидели там не по своей воле.

— Салк! — выдохнул капитан Луко. Он был прикован к стене камеры цепью, длины которой хватало лишь на то, чтобы капитан мог сидеть или стоять. Как и остальных Испивающих Души, заключенных в Залах Искупления, его лишили доспеха, все снаряжение теперь хранилось где — то на «Фаланге» как вещественное доказательство для суда.

— Капитан? — раздался в ответ голос сержанта Салка. Офицеров Испивающих Души старались держать подальше друг от друга, но Залы Искупления не были рассчитаны на то, чтобы содержать одновременно сотню пленных Астартес, поэтому кто — то из них неизбежно оказался бы на дистанции слышимости от другого.

— Я что — то слышу, — сказал Луко, — Они ведут еще кого — то.

— Больше никого не осталось, — ответил Салк, — На Селааке взяли нас всех. — Хотя Луко не видел лица Салка, голос выдавал его отчаяние вперемешку с гневом.

— Наверное, они пришли, чтобы провести допрос. Интересно, когда они доберутся до нас с тобой.

— Я так не думаю, брат, — сказал Луко, — прислушайся.

Сквозь вездесущий гул двигателей «Фаланги» послышался звук шагов. Несколько космодесантников и… что — то еще. Машина? Сервитор? Нечто большое и тяжелое, под чьими шагами трещали плиты коридора.

Луко, насколько мог, подался вперед на цепях, чтобы видеть как можно большую часть коридора. В поле зрения вошли два Имперских Кулака, пятящиеся, направив болтеры на нечто еще более высокое, чем они сами.

— Трон Терры, — прошептал Луко, увидев конвоируемого.

Это был дредноут. Темно-фиолетовая броня, некоторые элементы которой были цвета кости, говорила о принадлежности к Ордену Испивающих Души, но Луко служил Ордену сравнительно недолго, поэтому не помнил дредноутов. Он вообще полагал, что у Ордена их попросту нет.

Годы не пощадили дредноут. Его бронепластины были изъедены коррозией, оружие отсутствовало, остались лишь крепления и устройства боепитания. Но полдюжины конвоирующих его Имперских Кулаков все равно держали его под прицелом. Один даже готов был поразить дредноут с ближней дистанции из ракетной установки.

Остановившись перед камерой Луко, дредноут развернул корпус и заглянул внутрь. Капитан увидел, что саркофаг частично вскрыт, и бросил взгляд на бледную плоть находящегося внутри тела. В темноте внутри боевой машины сверкнули большие, будто подернутые пленкой глаза. Луко на мгновение поймал их взгляд.

— Брат, — мягко прошептал Испивающий Души в дредноуте. — Разнеси весть. Я вернулся.

— Молчать! — крикнул стоящий перед дредноутом Имперский Кулак, — придержи язык! — космодесантник повернулся к Луко, — Ты! Смотри в другую сторону!

— Если ты хочешь, чтобы я ничего не видел, — парировал Луко, — тогда тебе придется вырвать мне глаза.

У Луко был талант добиваться грубоватого солдатского уважения к себе у других бойцов. Имперский Кулак нахмурился, но не стал наводить на Луко ствол оружия.

— Может быть, позже, — сказал он.

— Деният вернулся! — произнес дредноут.

Луко рванулся в цепях.

— Деният! — эхом отозвался он, — неужели это правда?

— Деният! — один за другим восклицали голоса. Через несколько секунд это имя повторяли все Испивающие Души. Имперские Кулаки кричали, требуя тишины, но их голосов попросту не было слышно. Не утихомирили пленников даже выстрелы из болтеров в потолок.

Луко не знал, как назвать испытываемое им сейчас чувство. Радость? Здесь, среди обреченных на казнь и позор, не могло быть радости. Чистое ликование, всплеск эмоций. Испивающие Души сдерживали чувства в себе с того момента, как Сарпедон пал в поединке с Лисандром, а теперь имели возможность их излить.

Деният жив! В глубине души Луко всегда точно знал, что он не погиб. Казалось, что обещание вернуться легендарный философ-солдат вплел во все, что оставил своему Ордену. Словно сам Военный Катехизис превратился в пророчество, гласящее, что его автор снова будет ступать среди своих братьев. Удивительно, непостижимо, но то, что Деният должен прийти, когда Орден окажется на грани исчезновения, казалось самой естественной в галактике вещью.

Лишь один голос не кричал от радости. Голос Палласа, апотекария.

— Что ты наделал? — закричал Паллас, и Луко умолк. Даже его два сердца возбужденно колотились от силы обуревающих космодесантника чувств.

— Что ты натворил, Деният? — снова закричал Паллас, и еще несколько Испивающих Души затихли, услышав эти слова, — как ты попался в их лапы наравне с нами? Ты пришел, чтобы предстать перед судом? Деният, воин-философ, скажи нам правду!

— Скажи нам! — крикнул кто — то еще. Вскоре половина Испивающих Души выкрикивала эти слова, требуя ответа, а другая половина скандировала имя своего возвратившегося героя.

Деният не отвечал. Возможно, даже если бы он ответил, его попросту не услышали бы. Имперские Кулаки открыли несколько противовзрывных дверей, перекрывающих вход в помещение, где когда — то хранили летучие химикаты, необходимые для некоторых пыточных устройств. Усиленные керамитом стены были достаточно прочными, чтобы удержать безоружного дредноута. Имперские Кулаки закрыли за дредноутом двери и то, что звало себя Дениятом, погрузилось в тишину и темноту.

Прошло еще много времени, прежде чем в Залах Искупления стихли голоса, выкрикивающие его имя.

* * *

Более трехсот Астартес собрались на обзорной площадке «Величие Дорна». Такого скопления космодесантников никогда не встречалось даже на большинствое полей боя, но эти Астартес не собирались сражаться. Они пришли, чтобы увидеть, как вершится правосудие.

Площадка была одним из многих причудливых мест «Фаланги». Оно было построено в качестве тронного зала для предыдущих Магистров Ордена. Прозрачный купол открывал впечатляющий вид на космос, что могло слегка испугать тех, кто прибыл о чем — то попросить лордов Имперских Кулаков. Владимир, не нуждающийся в таком откровенном запугивании, на много лет закрыл площадку.

Это место было одним из немногих, достаточно просторных для того, чтобы вместить всех желающих присутствовать на суде над Испивающими Души. Экипаж соорудил галереи сидений вдоль стен и скамью подсудимых в центре — бронированную клетку с оковами достаточно прочными, чтобы удержать обвиняемых Астартес. Трон Лорда Правосудия находился на галерее Имперских Кулаков на той же высоте, что и скамья подсудимых.

Зал суда был залит светом из прозрачного купола. Сокрытая область представляла собой большую бурлящую туманность, обволакивающую звезды светящимися облаками и заполняющую большое пространство потоками наполовину сформировавшегося звездного вещества. Фиолетовая горячая Кравамеш устремляла в зал суда свои жестокие лучи.

Первой явилась свита лорда-инквизитора Колго. Сестры Битвы, десяток Сороритас во главе с сестрой Эскарион. Они опустились на колени и вознесли молитву, чтобы освятить место, а Эскарион воззвала к Императору, прося его обратить на «Фалангу» свой взор, дабы увидеть вершащийся Его именем суд.

Заняла свои места сотня космодесантников Четвертой роты Имперских Кулаков, выполняющая обязанности почетного караула Магистра Ордена. Затем прибыли Воющие Грифоны. Борганор осмотрел обзорную площадку и нахмурился, словно даже такая ничтожная ее связь с Испивающими Души давала капитану повод для ненависти.

Затем явились другие капитаны. Командующий Гефсемар из Сангвинарных Ангелов пришел в сопровождении дюжины Сангвинарных гвардейцев. Их прыжковые ранцы, снабженные стабилизаторами, напоминали белые ангельские крылья, а на шлемах блестели золотые маски, похожие на посмертную маску их примарха, Сангвиния. На поясе доспеха самого Гефсимара висели несколько масок, каждая со своим выражением лица. Та, которую он закрепил на шлеме, кривилась в горькой печали, а под одним из глаз сверкали сделанные из изумрудов слезинки. Осадный капитан Давикс из Серебряных Черепов носил усиленный доспех опустошителей, сконструированный таким образом, чтобы иметь возможность носить тяжелое вооружение, а среди свиты находился Чемпион роты, вооруженный обсидиановым мечом и щитом. Благодаря зеркальной поверхности щитом можно было в бою отражать лазерные заряды.

Железных Рыцарей представлял капитан-штурмовик Н'Кало, чья броня была украшена множеством наград, начиная от лаврового венца и множества висящих на парчовой ленте почетных знаков, заканчивая регалиями терминатора на наплечнике. Капитан привел три отделения Железных Рыцарей, блистающих гребнями шлемов и личными гербами на нагрудниках. Пришедшее одновременно с ними отделение Обреченных Орлов возглавлял библиарий Варника. Там, куда ступал псайкер, пузырился и деформировался камень — психическая сила библиария, даже сдерживаемая высоким воротником брони образца «Эгида» была столь велика, что реальный мир выдерживал ее с трудом.

Наконец, вошел сопровождаемый капитаном Лисандром Магистр Ордена. Владимир занял место на троне — как Лорд Правосудия этого суда, он обладал высшей властью, лишь по его разрешению могли начинать говорить защитники, свидетели и просители. Лисандр не пошел на галерею, поскольку сегодня выполнял обязанности Длани Суда, помощника судьи, претворяющего в жизнь решения Магистра Ордена, касающиеся присутствующих. Лисандр, ходящий вокруг скамьи подсудимых, выглядел весьма уверенным в себе, а его пугающая репутация строгого командира и воина являлась отличным средством устрашения. Горячий нрав какого — нибудь космодесантника мог заставить его покинуть галерею и попытаться сорвать слушание, даже с помощью насилия — Лисандр был одним из немногих людей, способных заставить такого Астартес подумать дважды.

В зале определенно царила напряженная атмосфера. Когда прибыл и присоединился к Сестрам Битвы сам лорд-инквизитор Колго, на него начали бросать косые взгляды, а бормотание в зале усилилось. Все космодесантники были солдатами Императора, но многие Ордена не поддерживали регулярных контактов с другими, и за тысячу лет могли вступить в серьезные конфликты. Имперским Кулакам удалось как сохранить символику родительского легиона, так и добиться на службе Империуму наибольших среди остальных Орденов почестей. Многие другие Ордена завидовали Имперским Кулакам, и нельзя сказать, что следа этой зависти не было в зале суда.

К счастью, ничто не может сгладить такие неровности в отношениях лучше, чем общий враг.

Несколько членов экипажа во главе с апотекарием Асклепином ввели Сарпедона, чьи мутировавшие ноги были скованы. Асклепин зачитал отчет об изучении мутаций Сарпедона — действительно, результаты исследований можно было представить суду в качестве доказательств.

Сарпедона загнали на скамью подсудимых и привязали его оковы к специальным креплениям внутри клетки. Магистр Испивающих Души все еще выглядел достаточно внушительно, чтобы при его появлении в зале воцарилась тишина. В оковах, без доспеха, который, безусловно являлся визитной карточкой любого космодесантника, даже если забыть о мутациях, Сарпедон все равно вызывал своего рода уважение из — за шрамов, осанки ветерана и укоренившегося на лице вызывающего выражения. Закрепленный на черепе психоподавитель заставлял его выглядеть еще более опасным. Одна из основных обязанностей Лисандра состояла в том, чтобы пристально наблюдать за Сарпедоном и обездвижить или даже казнить его при первом признаке использования психических сил.

Сарпедон прошелся взглядом по лицам собравшихся космодесантников. Он увидел Боргенора, Лисандра и Владимира, которых знал не понаслышке. С Колго он никогда не встречался, но символика Инквизиции говорила сама за себя. Несколько раз дороги и клинки Испивающих Души пересекались с инквизиторскими. Святой Ордос послал сюда представителя, чтобы урвать свой кусок мяса.

И тут Сарпедон встретился взглядами с Рейнезом.

Брат Рейнез из Багровых Кулаков пришел один, безо всякой свиты. Его помятую темно-синюю броню покрывали пятна ржавчины, а красный символ Ордена Багровых Кулаков был намалеван довольно грубо. В просторном холщовом капюшоне виднелось грязное, измазанное пеплом лицо. С каждого элемента доспеха свисали полосы пергамента, исписанные молитвами.

Повисла тишина. Все взгляды были устремлены на Сарпедона, поэтому появления Рейнеза никто не заметил.

— Ты, — хрипло прорычал Рейнез, указывая на Магистра Испивающих, — ты забрал мое знамя.

Рейнез командовал Второй ротой Багровых Кулаков во время сражений с ксеносами-эльдар на Энтимионе IV. Испивающие Души в бою захватили знамя роты. Рейнез более не был капитаном. Он облачился в одежды кающегося, и отправился искать искупления вне Ордена.

— Суд, — произнес Владимир, — подтверждает присутствие Багровых Кулаков. Пусть писцы внесут это в архивы, чтобы…

— Ты, — повторил Рейнез, указывая на Сарпедона, — Ты забрал мое знамя. Объединился с ксеносами. Усеял улицы Гравенхольда телами моих павших братьев.

— Я сражался с ксеносами, — серьезно ответил Сарпедон, — наш с тобой конфликт вызван твоей ненавистью, а не желанием моих братьев перебить твоих.

— Ты лжешь! — взревел Рейнез, — жизнь главаря ксеносов я забрал собственными руками! Но этого было недостаточно. Ничего этого не было достаточно. Знамя Второй забрали еретики. Я странствовал по галактике в поисках врага, который смог бы меня убить, чтобы я, наконец, погиб за свой позор на Энтимионе IV. И не нашел. Я оставил позади Орден и искал смерти за грехи, но галактика мне ее не даровала. Но однажды я услышал, что Испивающих Души захватили и готовятся судить на «Фаланге». И я понял, что не должен умирать, если есть возможность отомстить.

— Брат Рейнез, — сказал Владимир, — был назначен обвинителем в слушании дела Испивающих Души. Имперские Кулаки должны наблюдать и содействовать правосудию, а не судить. Эта задача стоит перед братом Рейнезом.

Сарпедон смотрел только на Рейнеза и не мог себе представить, что где — то в Империуме может быть человек, ненавидящий другого человека сильнее, чем сейчас Рейнез ненавидит его самого. События на Энтимионе IV сломали капитана — Сарпедон это видел. Рейнез был побежден и унижен космодесантниками, которых Багровые Кулаки считали еретиками. Но теперь этот сломанный человек получил шанс, на который уже и не надеялся. Если и было на свете что — то, что могло вернуть космодесантника, готовящегося ступить за грань, то это была возможность отомстить.

— Я выдвигаю обвинения, — сказал Рейнез, — в подлом убийстве слуг Императора, восстании против света Императора и в ереси — помощи врагам Империума Человека, — было видно, что Багровый Кулак сдерживается от произнесения более резких слов, чтобы соответствовать нравственным нормам суда.

— В качестве наказания я требую смертной казни, при которой обвиняемые будут видеть и ощущать собственную смерть. Клянусь именами Императора и Дорна, что предъявляемые обвинения истинны и заслуживают отмщения.

— Суд, — официально ответил Владимир, — принимает законность обвинений и вправе выяснить степень вины обвиняемых.

— Магистр Ордена, — сказал Сарпедон, — этим человеком движут ненависть и жажда мести. Нет места правосудию там, где…

— Молчать! — взорвался Рейнез, — твои еретические слова не осквернят этого места! — он вытащил из — за спины силовой молот, и все космодесантники напряглись, когда вокруг боевой части замерцало силовое поле.

— Обвиняемый тоже имеет право голоса, — жестко сказал Владимир.

— Я не вижу обвиняемого! — парировал Рейнез. Он перепрыгнул через ряд сидений и направился к клетке, где сидел Сарпедон — я вижу паразита! Пятно на чести всех Астартес! Я заберу голову этого недочеловека! Пролью его кровь, чтобы не заставлять Императора ждать свершения Его правосудия!

На пути Рейнеза встал Лисандр, также с молотом в руках.

— Мою кровь ты тоже прольешь, брат? — спросил Лисандр.

Космодесантники стояли лицом к лицу, Рейнез тяжело дышал сквозь зубы.

— Я горько сожалею, что дожил до того дня, — прорычал он, — когда сын Дорна встал между Багровым Кулаком и его врагом.

— Брат Рейнез! — крикнул Владимир, вставая, — Твоя роль состоит в том, чтобы обвинять, а не приводить приговор в исполнение. Тебя допустили на «Фалангу» лишь в качестве обвинителя, невзирая на позор, которым ты покрыл себя в глазах собственного Ордена. Мы выслушаем всех, а потом вынесем вердикт. Пусть твое отмщение воплотится таким образом. По моему приказу на этом процессе кровь не прольется. Капитан Лисандр выполняет мою волю. Воспротивиться моей воле значит встать против капитана. Немногие оплачут твою смерть, если ты решишь погибнуть таким образом.

Рейнез так долго смотрел прямо в глаза Лисандру, что мало у кого в зале не возникло дурных предчувствий. Наконец, обвинитель отступил и убрал молот обратно за спину.

— Последнее слово останется за Императором, — сказал он, — Он будет говорить за моих мертвых братьев.

— Сейчас суд заслушает заявителей из числа присутствующих, — сказал Владимир, — именем Императора, да свершится правосудие.

* * *

Архивисты «Фаланги» были странными даже по меркам пустотников. Большинство родилось на корабле — кроме тех, кого в детском возрасте взяли на службу в качестве учеников для служителей Ордена. Работа архивистов состояла в том, чтобы поддерживать в надлежащем состоянии огромные пергаментные свитки, на которых записывались деяния и история Имперских Кулаков. Эти массивные свитки, размерами втрое выше и вдвое шире человека, висели на валах, во множестве торчащих из чтен цилиндрического помещения архива. Это делало здание похожим изнутри на пчелиный улей с выпуклыми белыми сотами.

Смысл жизни архивиста заключался в том, чтобы записывать деяния тех, кто стоит выше него. Это даже не человек, а человекообразная тень, которой дозволяют существовать только тогда, когда требуются ее услуги. У архивистов не было имен, а обращались к ним по должности. Они были полностью взаимозаменяемыми. И обучали своих учеников забывать собственную личность.

Некоторые архивисты делали записи на чистых, недавно установленных свитках, своими ловкими пальцами превращая передаваемые из зала суда данные в строчки изящных букв. Другие обводили рамки и заглавные буквы. Гиранар взглянул на этих странных, пыльных, тощих людей с тонкими костлявыми пальцами, чьи глаза скрывались за очками. Каждый вдох в этом помещении причинял страдания, но для паломника Незрячего Ока боль была лишь доказательством того, что Император по-прежнему посылает ему испытания.

— За мной, — сказал архивист, которому приказали провести Гиранара через похожие на пещеры комнаты. Это существо казалось скорее высохшей оболочкой человека. Оно поскрипывало при ходьбе, заполненные жидкостью линзы очков увеличивали глаза, кажущиеся от этого толстыми белесыми пузырями. Гиранар затруднялся определить пол архивиста и сомневался, что это имеет какое — либо значение для него самого.

Человек провел Гиранара через сводчатый проход в другую секцию архивов. Здесь, на стойках для брони, располагалась сотня комплектов силовых доспехов, каждый из которых освещался бьющим сверху лучом прожектора. Помимо окрашенных в пурпур и цвет кости доспехов, можно было увидеть несколько офицерских комплектов брони, отделанных золотом. Рядом с каждой стойкой лежало другое снаряжение: болтганы и цепные мечи, пара молниевых когтей, великолепный психосиловой топор с лезвием, чья искусная гравировка повторяла его психические цепи. Броня была до сих пор покрыта пятнами и следами битвы, а в вонь гниющего пергамента вплетались запахи смазки и пороховой гари.

— Это — зал вещественных доказательств, — сказал архивариус, — здесь хранятся вещи, которые будут представлены суду.

— Оружие Испивающих Души, — сказал Гирэнэр. Он снял капюшон, и электу на лице отразила бледный свет. Весы слегка качнулись, словно олицетворяя мысли самого Гиранара, колеблющегося в выборе между вариантами действий.

— Совершенно верно. Те, кто захочет изучить их, могут испросить разрешения у Лорда Правосудия. Наша задача состоит в том, чтобы сделать их доступными для следствия.

— А потом?

Архивист склонил его голову, на осунувшемся лице мелькнула слабая тень любопытства.

— От них избавятся, — сказало существо, — выбросят в космос или используют в качестве сырья для кузниц. Решение еще не принято.

— Если Испивающих Души признают невиновными, — сказал Гиранар, — оружие и снаряжение, по всей видимости, вернут им.

— Невиновными? — отозвался архивист. Слабая смесь заинтересованности, недоумения и удивления была, видимо, самой сильной его эмоцией, — как это, невиновными?

— Прошу прощения, — ответил Гиранар, склонив голову, — мимолетная мысль. Могу я остаться здесь и рассмотреть вещественные доказательства получше?

— Разрешение дано, — сказал архивист, после чего развернулся и удалился, чтобы вновь вернуться к выполнению своих обязанностей.

Отец Гиранар провел пальцем по лезвию психосилового топора. Это был топор Меркаэно, убитого Сарпедоном библиария Воющих Грифонов. Сарпедон взял топор взамен собственного оружия, утраченного в сражении. Так сказали суду представители Воющих Грифонов. В этой ситуации можно было увидеть некое восхищение, которое испытывал Сарпедон по отношению к Меркаэно. Ведь, скорее всего, в арсеналах Испивающих Души на «Сломанном Хребте» нашлось оружие, которое подошло бы Магистру, но Сарпедон предпочел топор, столь тесно связанный с убитым им космодесантником.

Это было хорошее оружие. Им был повержен демон Периклитор. Гиранар убрал палец от лезвия и увидел на нем тонкую красную полоску. Топор Меркаэно до сих пор не утратил остроты.

В противоположном конце зала лежало оружие, слишком большое, чтобы его использовали Астартес. Оно было снабжено креплениями, позволявшими устанавливать его на броню техники. Гиранар знал, что это оружие — ракетная установка и силовой кулак цветов Ордена Испивающих Души — принадлежало дредноуту. Пока что все предсказания Незрячего Ока сбывались. Гиранар был винтиком в машине, которая находилась в движении уже несколько тысяч лет, и присутствовать при том моменте, когда она исполнит свое предназначение, было величайшей честью.

Паломник преклонил колени в молитве. Заученными наизусть словами призвал на головы грешников и предателей пламенное кровавое правосудие Императора. Но думал он совсем о другом.

Архивы. Купол, используемый в качестве зала суда. Залы Искупления. Обрывки карты, которую паломник рисовал у себя в голове, начинали соединяться. Скоро он прочитает свою последнюю проповедь, содержание которой уже сформировалось в мозгу.

* * *

— Все дело, — произнес лорд-инквизитор Колго, — во власти.

Во время своего монолога он расхаживал, описывая полуокружность вдоль галереи сидений. Сопровождавшие его Сестры Битвы внимательно за ним следили. Терминаторская броня была громоздкой и древней, а использованные при ее создании тайные знания сделали ее достаточно гибкой, чтобы в ней можно было указывать пальцем, бить кулаком по открытой ладони другой руки, ходить и жестикулировать подобно любому другому оратору. Инквизитору это удавалось. Он уже делал это раньше.

— Подумайте над этим, — сказал он, — в этой комнате несколько сотен Астартес. Хотя я по меркам неаугметизированных людей считаюсь неплохим бойцом, у большинства из вас есть все шансы меня одолеть. И я безоружен. Мое оружие осталось на челноке, а у многих из вас при себе болтеры или цепные мечи, которыми вы столь искусно орудуете в сражениях. Я вижу в ваших руках, братья из Сангвинарных Ангелов, силовые глефы, судя по которым, вы относитесь к элите своего Ордена. А вы, библиарий Варника? Силовой коготь на вашем кулаке — явно не просто украшение. Это — орудие убийства. Таким образом, если бы вы захотели меня убить, я бы мало что смог вам противопоставить.

Колго выдержал паузу. Упомянутые им космодесантники, похоже, не ценили такого внимания. Инквизитор развел в стороны руки, словно пытаясь охватить весь зал суда.

— Сколько людей хотело бы меня прикончить? Многие из Вас пережили несколько неприятных моментов, вина за которые лежит на Святых Ордосах. Я представляю Инквизицию, и сокрушить меня — значит восстать против каждого инквизитора, в чью юрисдикцию входят Адептус Астартес. Лично я, суя нос в ваши дела, заработал некоторую репутацию и, вне всякого сомнения, множество кровных врагов. Возможно, один из находящихся здесь, преклонив колени перед портретом примарха, поклялся увидеть, как я умру. Не вы первые.

Колго поднял вверх палец, как будто призывая к молчанию кого — то, кто пытался его перебить.

— И все же, я жив.

Колго осмотрел зал суда. Лицо Магистра Ордена Владимира было непроницаемой маской. Другие Космические десантники выглядели разозленными и недовольными. Они не понимали, что пытается сказать Колго, но чувствовали, что им это не понравится.

— А почему? — спросил Колго, — почему я не мертв? Я рад, что от моего убийства вас удерживает не страх. Космодесантник не знает страха, и в любом случае, исполнение кровавой клятвы перевешивает перспективу скрываться от собственных братьев или даже быть ими казненным. Как я уже говорил, я сам едва ли смог бы устоять против одного из вас. Так почему же я еще жив? Какая странная сила не дает вам поднять руки? Ответ — власть. У меня есть власть, и эту силу невожможно преодолеть, ей невозможно сопротивляться, даже космодесантникам иногда приходится уступать ей дорогу. Спешу заметить, что говорю я это не для того, чтобы побудить вас к действию, а для того, чтобы наглядно продемонстрировать вам, что большая часть принимаемых нами решений являются вопросами власти.

— В ходе этого процесса мы говорим о власти. О тех, кто ей обладает, тех, кто перед ней преклоняется, и о естественном положении дел в Империуме, поскольку оно основывается на отношениях власти. Я говорю вам, что главное преступление Испивающих Души — презрение к естественному порядку власти. Вы воздержались от насилия надо мной из — за места, которое я в этом порядке занимаю. Сарпедон и его братья воздерживаться бы не стали. Они действуют вне этого порядка. Их действия порочат его и вредят ему. Но именно этот порядок поддерживает и укрепляет Империум и сохраняет жизнь человечеству. Без него все рухнет в хаос. Я обвиняю Испивающих Души в этом преступлении и требую вынести им приговор, который не только сотрет их с лица вселенной, но и сделает их ужасную смерть примером того, что ждет всех, кто восстанет против установленного самим Императором порядка.

Колго словно поставил точку, ударив бронированными кулаками по спинкам стоящих перед ним сидений. Он повернулся, встретился взглядом с Лордом Правосудия и склонил голову ровно настолько, насколько мог поклониться лорд-инквизитор.

— Вы закончили? — спросил Владимир.

— Моя речь завершена, — ответил Колго.

— Пфф, — раздался голос со стороны галереи, — если ему позволить, он произнесет еще тысячу речей. Желание лорда-инквизитора слушать собственные слова почти возмутительно! — голос принадлежал осадному капитану Давиксу из Серебряных Черепов. Сидящие рядом космодесантники его ордена кивнули и начали вполголоса переговариваться, выражая свое согласие.

— Вам есть что возразить, осадный капитан? — спросил Владимир.

— Хватит рассуждать! — отрезал Давикс, — Существо на скамье подсудимых не заслуживает суда. Это — мутант! До чего докатился Империум Человека, если мутанту дозволено купаться в этом потоке бессмысленных слов? Рейнез прав. Никогда не слышал о том, что таких тварей судят. Слышал только, что их казнят!

Некоторые Астартес согласно загомонили. Владимир поднял руку, требуя тишины, но шум нарастал.

— Убейте это существо вместе с теми, которые сидят в камерах, и покончим с этим! — кричал Давикс.

— К порядку! — взревел Владимир. Магистр не часто повышал голос, поэтому, когда он поднялся со своего места, призывы к насилию затихли, — апотекарий Асклепин засвидетельствовал, что Сарпедона нужно судить как Астартес. И точка. Вы получите свою казнь, капитан Давикс, но имейте терпение. Здесь будет вершиться правосудие.

— Лучшего подтверждения своим словам о власти я бы и сам не смог придумать, — добавил Колго.

— Вы уже окончили свою речь, — сказал Владимир, — кто желает высказаться?

— Мы еще не заслушали обвиняемого, — ответил капитан Н'Кало из Железных Рыцарей, — если это суд, то он должен высказаться в свою защиту.

Недавнее выступление Владимира свело раздавшиеся после слов Н'Кало возражения до минимума.

— Я буду говорить в свою защиту, — сказал Сарпедон, — и пусть меня услышат все. Я отвернулся от Империума не по какой — то извращенной прихоти. Всему, что я сделал, есть причина. Слова лорда Колго лишь усилили мою уверенность в том, что каждое мое действие было оправдано.

— Ты будешь говорить, — сказал Владимир, — независимо от того, понравится ли твоя речь слушателям. Но пока что умолкни, поскольку против тебя есть и иные обвинения.

— Озвучьте их, — сказал Сарпедон.

— Благодаря твоим махинациям, — сказал Рейнез, — четыре Имперских Кулака погибли на планете Селаака, три скаута и один сержант Десятой роты. Они отдали души под защиту Императора и не посрамили своими деяниями доблесть самого Дорна. Их гибель добавлена к списку преступлений, в которых ты обвиняешься, — Рейнез говорил, словно читая с листа, но стоящая за его словами ярость была намного более красноречивой. Он испытал особенное удовольствие, обвиняя Сарпедона в преступлении, направленном на Имперских Кулаков, от нейтрального отношения которых сейчас зависел Испивающий Души.

Имперские Кулаки рядом с Владимиром сложили руки в молитвенном жесте. Другие космодесантники, очевидно, не были в курсе дела, по залу поползли шепотки.

— Я ничего об этом не знаю! — парировал Сарпедон, — От рук Испивающих Души на Селааке не погиб ни один Имперский Кулак. Мои братья сдались Лисандру без боя. Это может подтвердить сам капитан!

— Это преступление было совершено не во время ващего захвата, — сказал Владимир, — скаут Орф?

Имперские Кулаки расступились, пропуская вперед скаута. В большинстве Орденов, в том числе и у Имперских Кулаков, новобранец служил скаутом до тех пор, пока не подходили к концу его обучение и аугметация. Из — за того, что он еще не мог носить полную силовую броню космодесанта, и из — за того, что эта броня мало годилась для совершения требующих скрытности действий, новобранцу поручались операции проникновения и разведки. На скауте Орфе была легкая по меркам Астартес панцирная броня и хамелеолиновая накидка скаута. Юный и не столь испещренный шрамами по сравнению с остальными собравшимися космодесантниками скаут двигался с уверенностью опытного солдата, а на его остром лице блестели внимательные глаза.

— Скаут, — обратился к послушнику Владимир, — расскажи суду, что ты видел на Селааке.

— Мое отделение под командованием сержанта Боракиса послали обследовать место по координатам, предоставленным кастеляном, — начал Орф, — в подземной усыпальнице мы нашли созданное Испивающими Души строение.

Сарпедон слушал, но рассудок его бунтовал. Он никогда не слышал, что кто — то из Испивающих Души прилетал на Селааку до того, как Магистр сам направился туда на битву с некронами. В архивах Ордена упоминаний об этой планете не было. Не могло быть совпадением то, среди миллионов планет Империума ему повезло наткнуться на ту, где тысячи лет назад несколько забытых братьев соорудили гробницу. Гробницу, по словам Орфа, построенную таким образом, чтобы заставить держаться подальше всех, кроме самых решительно настроенных Астартес.

Описание смерти скаутов вызвало у Сарпедона душевные муки. Орф хорошо держал себя в руках, не допуская в свою речь проявления эмоций, но по лицу и голосу было видно, каких усилий это ему стоило. Орфа учили ненавидеть, гипнодоктринации и боевой опыт заставили его осознать ценность презрения к врагу. И сейчас эта ненависть была обращена на Сарпедона. Впервые за все время, что шел суд, Испивающий души действительно ощутил себя обвиняемым. Почувствовал вину за гибель Имперских Кулаков, хотя это преступление из всех вменяемых ему в вину было единственным, которого он не совершал.

— Это был дредноут, — говорил Орф, — гробница служила его усыпальницей. Ее заморозили, чтобы сохранить того, кто в ней находился…

— Лорд Правосудия, — сказал Сарпедон, — у моего ордена нет дредноутов. Последний был утрачен во время разрушения «Сверкающей Смерти» шесть тысяч лет назад. Это четко записано в архивах…

— Обвиняемый, молчать! — отрезал Владимир, — или тебя заставят замолчать, — взгляд на Лисандра дал понять, как именно Владимир собирался это сделать, — скаут Орф, продолжай.

— Дредноут пробудился, — сказал Орф, — и я вызвал по воксу подкрепление. Команда сервиторов и технодесантников зачистила гробницу и разоружила дредноут.

— Он говорил с тобой? — спросил Владимир.

— Да, — ответил Орф, — он сдался под стражу и назвал свое имя.

— И это имя…

— Деният.

Сарпедон рухнул на скамью подсудимых.

Деният был мертв. Еретик Круавас Асцениан убил его шесть тысяч лет назад.

Мысли путались. Столь невозможное событие ошеломляло.

Из всех, кого можно было назвать предателем, Деният был последним. Этот космодесантник записал все тактики Испивающих Души, и даже отвергнув пути прежнего Ордена, Сарпедон находил в его трудах бесконечную мудрость. Каждый Испивающий читал Военный Катехизис. Сарпедон вел войны в соответствии с его словами. Он давал силу. Деният был символом того, каким мог стать Империум — мудрым и сильным, дисциплинированным и любящим знания. А теперь имя философа-солдата пытались приплести к этому отвратительному делу.

И если он выжил… если Деният действительно был до сих пор жив, насколько это возможно для космодесантника в дредноуте…

— Клянусь… — сказал Сарпедон, — Если он жив… Клянусь, я не знал…

— И чем ты можешь клясться? — прорычал с галереи капитан Борганор, — честью предателя? Могилами убитых тобой моих братьев? Это доказывает, что Испивающие Души не просто отступники! Я утверждаю, что они подвергались порче в течение многих тысяч лет под руководством Денията, присягнувшего силам Врага. Их целью было привести в действие задуманный в варпе подлый заговор!

Раздался согласный гул. Мысли Сарпедона метались слишком быстро, чтобы он обращал внимание на голоса. Если Деният жив, что это означает? Испивающие Души направились на Селааку, чтобы спасти невинный мир от вторжения некронов, а там уже находился Деният. Сарпедон прокрутил в памяти события прошлых недель. Пленение, нападение на гробницу повелителя некронов, сражение на Ревении, столкновение с флотом Механикус, а перед этим…

Иктин. Это он предложил переместить «Сломанный Хребет» в Сокрытую область. Аргументы капелланы имели смысл — в Сокрытой области было легко спрятаться. И все же он привел Испивающих Души прямо к могиле Денията. Похоже, Иктин знал, что он находится там. И все же капеллан был одним из самых доверенных друзей Сарпедона, духовным центром Ордена…

— Он здесь? — спросил Сарпедон, пытаясь перекричать шум, — Деният. Он здесь, на «Фаланге»?

— Через некоторое время он займет твое место перед судом, — ответил Владимир.

— Я должен с ним поговорить!

— Этого не будет, — резко ответил Владимир, — вам не дадут возможности плести свой заговор дальше! Когда окончится этот суд, настанет очередь Денията. И это — все, что тебе нужно знать! — Владимир ударил кулаком по латной перчатке второй руки. — К порядку, именем Дорна! Лисандр, утихомирь их!

— Тишина в зале! — взревел Лисандр, направившись в сторону галерей, — Лорд Правосудия требует тишины! Здесь нет космодесантника, чей статус слишком высок, чтобы я познакомил его лицо со своим щитом! Тишина!

— Довольно фарса! — закричал Борганор, — Насколько глубоко таилась порча! Насколько грязны Испивающие Души! А теперь мы видим, что такими они были всегда! Сжечь их, сокрушить, вышвырнуть в космос и уничтожить заразу!

Лисандр перепрыгнул через перила галереи и пробился к Борганору. Воющие Грифоны не успели его задержать, и не было никакой уверенности в том, что им бы это вообще удалось. Лисандр встал лицом к лицу с Борганором и толкнул грозовым щитом в грудь, заставив сесть на место. Молот в другой руке Лисандра служил сигналом другим Воющим Грифонам не вмешиваться.

— Я сказал, тишина, — прорычал Лисандр.

— Благодарю, капитан, — сказал Владимир, — можете вернуться на свое место.

Лисандр отступил от Борганора. И, вернувшись в центр зала суда, обменялся с ним тяжелыми взглядами.

— Больше призывов к порядку не будет, — произнес Владимир, — Вы здесь по моей воле. Когда мое терпение иссякнет, вы вернетесь на свои корабли и улетите. Право препроводить вас предоставится капитану Лисандру. Скаут Орф, можешь идти.

Орф отсалютовал и покинул галерею. Имперские Кулаки, мимо которых он проходил, склоняли головы в знак уважения к нему и его погибшим братьям.

Рейнез наблюдал за царящей суматохой с улыбкой. Вероятно, ничто не понравилось бы обвинителю больше, чем страдания Сарпедона, кроме, возможно, его отрезанной головы.

— Кто желает высказаться? — спросил Владимир, — кто может пролить свет на преступления обвиняемого?

Поднялся Варника из Обреченных Орлов.

— Я скажу, — произнес он, — суд должен знать то, что известно мне, поскольку это непосредственно касается природы преступлений Испивающих Души. Я не буду изрекать пустую болтовню или изливать желчь. Я поведаю правду, которую видел собственными глазами.

— Так говори же, библиарий, — сказал Владимир.

В зале наступила тишина, и Варника начал говорить.

 

4

Береника Алтис была по-своему красива, как некое никем не понятое произведение искусства. Два луча этой огромной пятиконечной звезды упирались в искусственные островки земли посреди моря. Каждый луч символизировал одну из пяти легендарных гильдий, которые возвели этот город и финансировали его. Форма звезды служила напоминанием о первоначальном предназначении города — служить пристанищем тем, кто заслужил нечто большее, чем жизнь в мрачных застойных городах Прибежища Тетлана. В центре звезды располагался Санктум Нова Пекуниа, дворец, некогда лишь украшавший собой Береника Алтис, а ныне служащий местом пребывания правительства Прибежища Тетлана.

Пятнадцать дней назад пропала связь с Береника Алтис. Исчезли восемь миллионов человек. Планетарные власти, а точнее, та их часть, что не исчезла вместе с остальными членами правительства, отреагировала так же, как реагирует любой добропорядочный имперский гражданин, когда сталкивается с неизвестным. Город опечатали, изолировали, и решили притвориться, что его никогда не существовало.

Обреченным Орлам это решение не понравилось.

* * *

— Хрупкая красота, — сказал библиарий Варника. «Громовой Ястреб» пролетал над северной опорой Береника Алтис. Отцепив крепления гравиложемента, Варника подошел к открытой аппарели, ухватился за направляющую над головой и склонился над проемом, чтобы лучше рассмотреть цель с воздуха.

— Я вижу только глупость, — отозвался сержант Новас. Гул двигателей боевого корабля заглушал его голос. Благодаря вокс-линку сказанное сержантом попадало прямиком во внутреннее ухо библиария, — Небольшой сдвиг на дне — и две пятых этого города окажутся под водой.

— Возможно, — сказал Варника, — как раз в этом и суть. Ничто так не свидетельствует о богатстве, как трата больших средств на то, что может в любой момент исчезнуть.

— Похоже, они добились, чего хотели, — сказал Новас. — в конечном счете. Хотя и не от моря, а от чего — то другого.

— Весьма любопытно знать, — сказал Варника — что за шкатулку с секретом они для нас приготовили.

Когда "Громовой ястреб" сбросил высоту, стали видны улицы. Каждый луч звезды был посвящен одной из гильдий, и, хотя с течением веков происходили различные изменения, первоначальная задумка сохранялась. В квартале Бальзамировщиков здания, похожие на изящные склепы, стояли аккуратными рядами. Квартал Ювелиров улицы пересекали под разными углами, создавая многогранники, напоминающие ограненные бриллианты. Квартал Снабженцев представлял собой мрачное скопление складов и длинных низких административных зданий. Индустриальный стиль квартала Сталеплавильщиков со всеми его ржавыми трубами и крошащейся кладкой был лишь ширмой, за которой скрывались салоны и пиршественные залы, в которых влиятельные люди Береника Алтис праздновали свое превосходство. Квартал Флагеллянтов, построенный на деньги тех, кто заплатил за то, чтобы из них с помощью плетей изгнали грех, отражал безумство самих флагеллянтов. Стоящие на кривых улицах асимметричные здания, казалось, готовы были рухнуть набок или рассыпаться на части. Санктум Нова Пекуниа соединял воедино эти несравнимо разные кварталы, словно прикрепляя их к поверхности Прибежища Тетлана, чтобы они не расползлись в разные стороны.

Стали хорошо различимы улицы и здания, объединенные в жилые блоки. Казалось, что улицы покрыты бессмысленной мозаикой из черных и красных пятен. Тот же самый рисунок можно было увидеть в каждом переулке.

«Мозаика» была выложена из трупов.

Их вонь подтвердила данные полученных Обреченными Орлами докладов. Запах гниющих тел. Он был знаком каждому космодесантнику, каждому слуге Императора, чьей сферой деятельности была смерть.

Варника заворожено смотрел вниз. Он видел множество бедствий. Обреченных Орлов, если они не были заняты каким — нибудь значительным сражением, влекли катастрофы. Некоторые Ордена искали древние тайны, другие — потерянных товарищей, третьи рыскали по опаснейшим секторам галактики, чтобы проверить свое военное мастерство. Роковые Орлы искали катастрофы. Ими двигала не столько политика командования Ордена, сколько импульсивное желание, мрачное обаяние, столь же мощное, как приказы Магистра Ордена.

Здесь воистину произошла катастрофа. Не побочный эффект войны или кровавого восстания. Это было выходящее из ряда вон бедствие, невиданных доселе на Прибежище Тетлана масштабов. Количество мертвецов ужасало. На улицах валялись миллионы разлагающихся трупов. И все же какая — то часть Варники наслаждалась. Не только загадочность произошедшего ужаса, но и его масштабы делали ситуацию достойной того, чтобы за нее взяться.

«Громовой ястреб» достиг места посадки — круглой площади в квартале Бальзамировщиков. Как и любую другую пригодную для посадки площадку, ее усеивали тела. «Громовой ястреб» пролетел через целое облако жирных мух, которые тут же заполнили пассажирское отделение и начали биться о силовой доспех и линзы шлема Варники. Библиарий снял его, когда «Громовой ястреб» пошел на посадку.

Раздался тяжелый хруст ломаемых опорами корабля костей. Тот же звук Варника услышал, когда полностью опустилась аппарель. Варника сошел на землю Береника Алтис, ногами отодвигая в сторону тела, чтобы не приходилось стоять на трупах.

— Периметр! — рявкнул сержант Новас. Бойцы тактического отделения спрыгнули вслед за ним и рассредоточились по площади. На ножные доспехи тут же налипли влажно поблескивающие в лучах вечернего солнца кусочки почерневшей гнилой плоти. Фильтры в легких Варники позаботились о витающих в воздухе токсинах и болезнях, но любой человек, не обладающий подобной аугметикой, попросту задохнулся бы либо испытывал постоянные рвотные позывы.

Последним из «Громового ястреба» вышел технодесантник Хамилка в сопровождении четырех сервиторов, которые следовали за ним всюду, как верные псы.

— Какие соображения, технодесантник? — спросил Варника.

Хамилка осмотрелся. На склепах квартала Бальзамировщиков не было следов попаданий или иных разрушений, на небе сияло солнце. Если не смотреть вниз, взору предстанут лишь красивый город и приятная погода. Казалось, тела чужды этому месту, хотя принадлежали они, несомненно, жителям этого города.

— Прекрасный день, — ответил Хамилка и развернулся к сервиторам, чтобы отрегулировать их сенсоры.

— Однажды, — сказал Новас, — в твою голову вернут мозг, жестянка.

Хамилка не ответил. Варника опустился на колени, чтобы осмотреть тела под ногами.

Среди остатков одежды можно было увидеть как комбинезоны чернорабочих, так и шелка элиты. Раны на телах наносились, по всей видимости, пальцами, зубами и подручными средствами, валяющимися тут же. Резцы и гаечные ключи. Прогулочные трости. Несколько кухонных ножей, куски каменной кладки, шляпные булавки. Шею одного тучного мужчины обвивал, подобно гарроте, женский шелковый шарф. Его прошлым владельцем, скорее всего, была стройная женщина, чей труп со сломанной шеей лежал рядом. Люди убивали всем, что попадалось под руку. Следовательно, между нормальным ходом дел и убийствами прошло всего несколько минут.

— Это была Багряная Ночь, — сказал Варника.

— Ты уверен? — спросил Хамилка.

— Я восхищаюсь твоим желанием собрать доказательства, — ответил Варника, — но мне хватает того, что я вижу. Это говорит мне моя душа. Мы встречали немало подобных мест, и в стенах этого города я слышу их отголоски. Здесь побывала Багряная Ночь. Я это знаю.

— Тогда зачем мы здесь? — спросил Новас. Космодесантники его отделения заняли позиции по краям площади и держали под прицелом болтеров отходящие от нее ряды склепов. Подопечные Новаса были хорошо обучены, а в самом сержанте сочетались желание выполнять долг и благословенный недостаток воображения. Именно из — за этих качеств Варника выбрал в качестве сопровождающих отделение Новаса. Они гарантированно старались бы выполнить свой долг, оставив размышления библиарию.

— В прошлый раз, когда мы прибыли на место, где поработала Багряная Ночь, то не нашли абсолютно ничего, хотя и перевернули там все вверх дном. Почему здесь будет иначе?

— Просто принюхайся, — сказал Варника.

Новас что — то недовольно проворчал..

— Не пренебрегай советом, сержант! — Варника театрально сделал глубокий вдох, — ах, какой букет! Разорванные внутренности! Превращающиеся в жижу мускулы! Свежие! По сравнению с прошлыми случаями, эти тела в прекрасном состоянии! Мы прилетели раньше, чем прилетали прежде, Новас. На трупах все еще есть плоть. Мы не копаемся в груде костей, а погружаемся в самую трясину разложения. Что бы ни вызвало здесь Багряную Ночь, есть неплохой шанс, что оно все еще здесь, в Береника Алтис.

— Здесь мы его не найдем, сказал Хамилка. Он просматривал данные на встроенном в грудь одного из сервиторов экране. Другой сервитор, бродя по усеянной трупами улице, делал пикты с помощью заменяющих глаза линз, — по крайней мере, не на этих улицах.

Варника поднял гниющий труп тучного мужчины. Конечности тела безвольно повисли. Голова болталась на сломанной шее.

— Уверен, что он не расскажет нам ничего нового, — библиарий посмотрел в сторону центра Береника Алтис. Над кварталом Бальзамировщиков возвышался Санктум Нова Пекуниа, пронзающий небеса золотыми шпилями, — давайте расспросим тех, кто принимает решения.

* * *

Багряная Ночь.

Волна всеобщего безумия. Или болезнь, вызывающая сильные галлюцинации. Или ментальная атака хитроумных ксеносов. Или естественная реакция на подавление человеческой природы имперским обществом. А может быть, влияние варпа, просачивающегося в реальный мир.

Багряная Ночь заставила каждого жителя пораженного города пытаться разорвать на части всех, кого видит. Желание убивать возникало мгновенно. Большинство таких беспорядков приводило к возникновению большого числа беженцев, стремящихся оказаться подальше от резни и безумия, которое охватывало какой — либо слой населения. Однако Багряная Ночь действовала молниеносно. Из города не поступало никаких сведений, поэтому никто и не думал вмешиваться. Но со временем удивленные отсутствием связи люди начинали расследование, и поступали первые страшные сообщения о масштабах гибели.

Обреченные Орлы знали о пяти подобных случаях. Четыре раза, прилетев в пораженный город, космодесантники обнаруживали лишь давно сгнившие тела, чья плоть превратилась в черную желеобразную массу, а кости уже начали белеть. Но в четвертый раз Варника скорее интуицией, чем разумом, почувствовал, что есть некая спиральная линия, соединяющая места появления Багряной Ночи, и спланировал маршрут, который через две недели привел его группу к Прибежищу Тетлана. Когда астропаты «Смертоносной Тени» перехватили шепот Багряной Ночи, ударный крейсер под командованием Варники вышел из варпа достаточно близко к Прибежищу Тетлана, чтобы планету можно было видеть с мостика.

Со временем, Багряная Ночь превратилась бы в полноценную легенду. Каждый рожденный в пустоте знал бы кого — то, чей знакомый потерял из — за нее друга. Рассказы о ней заполнили бы дешевые книжонки. Писались бы мелодрамы и трагедии. Сумасшедшие на углах улиц неистовствовали бы, предвещая, что Багряная Ночь придет на следующий же день, или на следующей неделе, или через год, и примет в свои кровавые объятия всех грешников.

Этого Варника допустить не мог. Он раскроет тайну Багряной Ночи прежде, чем любая надежда на выявление истины исчезнет среди легенд. Слишком часто из — за действий Империума правда скрывалась, заменяясь страхом и безумием. Помимо всего прочего, долг Варники перед Императором состоял в том, чтобы вытащить из голодной пасти истории как можно больше истины. Каждый раз, когда Багряная Ночь наносила удар, он скорее чувствовал, нежели понимал, что становится немного ближе к истине, словно крики умирающих в его воображении становились сильнее с каждым разом, когда библиарий видел с небес эти ужасные вымершие улицы.

Истина находилась в Береника Алтис. Варника знал это, как мог знать лишь библиарий. Только внутренний глаз псайкера мог столь точно что — то почувствовать. Варника раскроет тайну Багряной Ночи, или останется в этом городе навечно. Он никогда прежде не был настолько уверен в чем — либо.

* * *

Санктум Нова Пекуниа устилали тела. Ситуация напоминала сцену из трагической пьесы, режиссер которой заставил актеров играть среди причудливых декораций. Устремляющиеся ввысь колонны и мрамор, изломанные мертвые тела с застывшим на лицах страданием, каждая скрюченная рука и впалая глазница вплетают в сюжет драмы новую историю.

Первый этаж дворца представлял собой довольно просторное помещение с колоннами и алтарями. По широким сводчатым проходам можно было даже пройти от одной наружной стены дворца до другой, не наткнувшись на перегородку. На первый взгляд помещение могло показаться пустым, словно создающим некую метафору прозрачности или отсутствия правительства. Однако крыша сложной конструкции была выполнена из множества наползающих друг на друга лепестков и куполов, где и велись дела. Это тоже метафора, — подумал Варника, пытаясь почувствовать окружение наполовину как солдат, наполовину как ценитель искусства, — действительно важные люди в Береника Алтис возвышаются над всеми, словно возносясь на небеса, отделенные от остального мира фризами и росписью потолка.

Обреченные Орлы прошли через сводчатый проход, слова Высокого Готика над которым гласили, что эта часть Санктум Нова Пекуниа построена гильдией Сталеплавильщиков. В похожих на святилища альковах, представляющих наглядный пример ценностей гильдии, стояли изваяния великих мастеров прошлого. В руках они держали огромные пневматические молоты и многоцелевой инструмент, а по лицам мастеров казалось, что они сами были отлиты из стали.

— Здешние мертвыцы были не простыми горожанами, — сказал Хамилка. Его медицинский сервитор шевелил датчиками над грудой трупов у основания ближайшей колонны, — на них эмблемы знати. Взгляни, вот знак гильдии Флагеллянтов. А на этом одежда из золотой парчи и горностая.

— Похоже, правительство заседало, — произнес Варника, — может быть, время было выбрано не случайно?

Новас сплюнул на пол. Сержант был суеверен, и для него ужас этого места был более вещественным, чем лежащие снаружи тела. Плевком он продемонстрировал презрение к тьме, царящей по ту сторону Завесы.

Около стоящей неподалеку колонны скопилась особенно плотная куча тел. Трупы лежали в три яруса, как будто карабкались друг по другу, пытаясь добраться до основания. В продольных выемках колонны виднелись следы окровавленных пальцев. Варника направился в сторону кучи, обходя лежащих на его пути ремесленников и членов совета.

— Сюда, — сказал библиарий, — здесь можно подняться, — он потянул за один из похожих на клинки каменных выступов, и колонна раскрылась, являя взору узкую винтовую лестницу, ведущую вверх.

С лестницы свалилось тело. Его лицо было настолько истерзано, что не было никакой возможности отличить лицевую часть черепа от затылочной. Следом упали две оторванных руки, явно не принадлежащих телу. Варника взглянул наверх иувидел, что на первом же изгибе проход завален трупами.

Верхушка Береника Алтис считала насущные дела правительства достаточно вульгарными, чтобы скрыть их в великолепном Санктуме. Эти люди пытались попасть в потайные кабинеты правительства, даже разрывая друг друга на части. Что заставляло их бежать в единственное место, где дворянин мог чувствовать себя в безопасности? Животный инстинкт? Или какая — то часть самого безумия вынуждала их стремиться наверх?

Варника ничего не сказал. Он просто втиснул свое закованное в броню тело в проход и начал стаскивать вниз преграждающие путь трупы.

* * *

В извлечении трупов очень помогли сервиторы Хамилки. Прежде, чем библиарий смог добраться до верха, возле колонны лежало уже три десятка тел, изломанных так, как будто их кто — то жевал, а затем выплюнул. Боевые братья Новаса последовали за сержантом по слестнице, пригибаясь в узком проходе.

Варника очутился в помещении, стены которого были увешаны картами и портретами. Оно служило своего рода вестибюлем перед залами для дебатов и кабинетами членов правительства. Висящие в нижнем ряду портреты еще более суровых Сталеплавильщиков, богато одетых Бальзамировщиков и Ювелиров в кожаных фартуках были зыбрызганы кровью. Помещенные в рамки схемы изображали прежний вид Береника Алтис и изменения в расстановке политических сил Прибежища Тетлана. На разных схемах одни и те же области имели разный размер, что отражало их относительную значимость. Варника помнил, что в истории каждой планеты Империума были подобные этапы. Тысячелетние периоды перемен, расцвета и увядания. Империум нисколько не волновало то, что творилось на планете, если только не случалось нечто такое, что окончательно прерывало ее историю.

Здесь тела скопились около одной из дверей. Хамилка начал их исследовать, а отделение Новаса следило за выходами.

Библиарий присмотрелся к одному из портретов, который висел достаточно высоко, чтобы кровь не залила его слишком сильно. На портрете была изображена женщина, член гильдии Флагеллянтов. Тучная, скорее от хорошего питания, чем от врожденной склонности к полноте. Довольно крупная грудь, заключенная в украшенную вышивкой пародию на холщовые одеяния кающихся. Пятна красной косметики символизировали нанесенные самобичеванием раны, а волосы были собраны в великолепную конструкцию, поддерживаемую зазубренными иглами, которые смотрелись бы более уместно в камере пыток. В руке женщина держала, словно королевский скипетр, плеть с тремя шипастыми цепями — орудие ее гильдии.

В нижнем углу портрета виднелся отпечаток окровавленной ладони. Он выглядел слишком четким, чтобы быть следом случайного взмаха руки. Кто — то опирался на эту стену, пытаясь сохранить равновесие. Кто — то раненый.

Варника пошел по следам через царящий на этаже кровавый беспорядок.

— Они кого — то преследовали, — сказал библиарий, осторожно приблизившись к залитой кровью двери, — он был ранен и хромал, но не несся бездумно вперед, подобно животному, как это делали остальные. Они шли за ним. Багряная Ночь послала их за одним единственным человеком

Следы вели к двери, на которой сервиторы Хамилки обнаружили множество различных повреждений.

— Они разбились насмерть об эту дверь, — сказал технодесантник, — на ней есть следы от рук и зубов. Они уничтожили сами себя, пытаясь попасть внутрь.

Дверь была обшита деревом, чтобы ничем не выделяться среди остальных, но под разломанной древесиной обнаружился металл. Эта дверь повышенной безопасности создавалась как раз для того, чтобы противостоять подобным сумасшедшим атакам.

Варника вздохнул. Он не любил использовать весь спектр доступных ему сил. Библиарий всегда считал, что псайкеру подобает действовать тонко, использовать свой разум для чтения мыслей или манипулирования сознанием. Или для создания астральных проекций, что делало бы его превосходным шпионом. А его таланты приняли форму, которую он считал крайне уродливой. Однако долг есть долг, и лишь библиарий мог пройти сквозь дверь, не повредив находящиеся по ту ее сторону улики.

Варника сжал правую руку в кулак и подумал о гневе. Казалось, линии пространства искажаются вокруг кулака, словно на них смотрят сквозь линзу. Реальному миру не нравилось, когда библиарий это делал, и с ним приходилось бороться.

Вокруг перчатки возникли черно-фиолетовые сполохи. На защищающих пальцы элементах брони вспыхнули искры. Область аномальной гравитации, которую усилием воли создал библиарий, колебалась и бурлила. Варника потянул на себя кулак, не подчинявшийся теперь законам силы и энергии.

Ударом руки библиарий начисто сорвал дверь с петель. От мощи высвобожденной псайкером энергии, казалось, дрожала и искривлялась сама комната. Металлическая дверь с грохотом рухнула на пол.

Библиариум Обреченных Орлов классифицировал психические силы своих членов по направленности и мощи. По этой классификации силы Варники носили название «рука-молот», грубое, но эффективное орудие, обычно используемое для усиления библиария в ближнем бою. Варнике не понравились результаты испытания в библиариуме, но он признал, что в его руках мощное оружие, которое станет еще более мощным, если тренировать свой разум.

Библиарий встряхнул рукой, и накопленная энергия рассеялась.

Новас улыбнулся.

— Нет запертых дверей для того, в чьих руках Ключ Императора, — сказал он.

— Точно, — ответил Варника. Ключ Императора. Это определенно звучало изящнее, чем «рука-молот».

Открывшееся перед космодесантниками помещение служило архивом. До самого потолка возвышались картотечные шкафы, а пожелтевшие бухгалтерские книги и свитки источали запах старой бумаги, который почти пересиливал вонь разложения.

В комнате был всего один труп. Тело, одетое в богатые, указывающие на высокое положение одеяния, лежало на столе, предназначенном для чтения. Мертвец сжимал в руке кинжал, скорее церемониальный, чем боевой. Лезвием кинжала к столу была пришпилена стопка бумаг. Судя по открытым ящикам стола и разбросанным вокруг бумагам, человек рылся здесь второпях, и перед тем, как умереть, удостоверился, что, кто бы его ни обнаружил, нашел бы и эти документы.

Судя по всему, мужчина свободной рукой разодрал себе горло. Он лежал в черном пятне собственной крови. Тело уже разлагалось, и одежды успели пропитаться застарелой кровью и гнилью.

Варника выдернул кинжал и осмотрел документы, к которым человек так старался привлечь внимание даже тогда, когда его пыталась взять под контроль Багряная Ночь.

Это были схемы и отчеты о проделанной примерно сорок-семьдесят лет назад в канализации под кварталом Ювелиров работе. Варника бегло их пролистал. Документы представляли собой лишь осколки государственной службы, которая всегда любила помнить свои дела.

— Что он пытался сказать? — спросил Хамилка.

— Он сказал, — ответил библиарий, — что нам нужно посмотреть вниз.

* * *

Лицо первой твари походило на переплетение сухожилий и багровой плоти, источающей разъедающую металл слизь. В жилистых руках существо сжимало дымящийся черный клинок. Оно словно соткалось из черной массы свернувшейся крови, которая дождем лилась сверху. На лице твари, разрывая кожу, распахнулась пасть, и она пронзительно завопила. Хлестнул похожий на плеть язык

И еще больше таких существ приближалось. Их были десятки.

Канализация. Кто — то называл ее величайшим достижением Береника Алтис. Каждая скрытая от остального мира секция канализации походила на неф собора, памятник самой себе. Тусклое мерцание светосфер освещало мраморные и гипсовые фрески. В большинстве городов Империума такое место служило бы чем — то вроде храма для богослужений. Но Флагеллянты и Ювелиры Береника Алтис объединили усилия и создали это место для слива городских нечистот.

Именно сюда стекала кровь. Именно сюда пришли Обреченные Орлы, идя по знакам, которые им оставил безымянный дворянин, погибший в Санктуме. Именно здесь они поняли, что приблизились вплотную к разгадке тайны Багряной Ночи.

— Демоны! — закричал Новас, — сомкнуть строй! Беглый огонь!

Из покрывающей пол коллектора крови поднимались все новые демоны. Они бросались на Обреченных Орлов с поднятыми мечами и ненавистью в глазах.

Отделение Новаса собралось вокруг Варники и Хамилки. Десять Адептус Астартес извергли на противника град болтерного огня. Трех или четырех демонов сразу же разорвало на части, сгустки похожей на расплавленный металл крови зашипели на мраморных стенах. Но Варника насчитал еще около двадцати идущих в атаку тварей. Болтерный огонь проредит их ряды, но заканчивать дело придется вручную.

Варника сунул правую руку в сложную кобуру на бедре. Вокруг перчатки тут же сомкнулись крепления психосилового когтя. Когда библиарий вытащил кулак из кобуры, он был снабжен двумя способными раздвигаться, наподобие ножниц, острыми лезвиями, которые покрывали замысловатые психоактивные контуры.

Псайкер направил в кулаки свою психическую мощь. Как бы неприятно это ни звучало, именно для таких столкновений он наращивал свои «ментальные мускулы». Воздух начал завихряться вокруг кулаков, а психосиловой коготь замерцал бело-голубым светом.

Демоны были уже близко. Новас снял еще одного, выстрелом снеся с плеч завывающую голову. Варника протиснулся между двумя стоящими на его пути Обреченными Орлами и ринулся в бой.

Психосиловой коготь врезался в одного из демонов и рассек его надвое. Керамит брони зашипел в тех местах, где его коснулась раскаленная кровь. Второй кулак библиария оставил небольшую воронку в плитке пола, разминувшись с очередным демоном. Псайкер развернулся, всаживая локоть в одну тварь и одновременно нанося другому противнику удар достаточно сильный, чтобы начисто выбить челюсть.

Он представил, что его кулаки превратились в метеоры, раскаленные каменные громадины, прикрепленые к рукам цепями, и везде, куда бы он ими ни взмахнул, что — то рушилось. В этом и состоял секрет большинства психического оружия — воображение, способность псайкера мысленно превратить его в то, что ему было необходимо в данный момент. Сейчас Варника хотел, чтобы оно стало стальными ядрами, способными пробиться сквозь беснующихся кругом отвратительных тварей. Их тела были стенами, которые предстояло разрушить. Они были дверьми, которые следовало отпереть Ключом Императора.

Вокруг раздавался рев выстрелов. Сервиторы Хамилки были не просто научными инструментами — в их туловищах открылись полости с установленными в них роторными пулеметами. Сервиторы открыли ураганный огонь по указываемым технодесантником целям, а сам Хамилка выстрелом из плазменного пистолета оторвал руку одному из демонов прежде, чем тот успел полностью проявиться в реальности.

Варника подставил наплечник под удар одного из клинков и пропустил над головой второй. Затем выпрямился, пронзая демона и поднимая его над головой, и раздвинул клинки, отчего противник развалился на две половины. Библиарий прижал ногой к полу меч первого демона и, пока тот пытался освободить оружие и снова атаковать, ударил его локтем в лицо и кулаком в грудь. Кулак, окруженный фиолетово-черным мерцанием гравитационного колодца, переломал твари ребра и вышел из спины.

Внезапно чьи — то руки схватили Варнику за воротник и ранец доспеха, пригибая псайкера к полу. Он попытался сопротивляться, но сила и внезапность нападения застали его врасплох.

Он увидел лицо Новаса. Это его руки тянули библиария вниз. Еще один Обреченный Орел стрелял прямо поверх головы Варники. Болтерные заряды проделывали рваные отверстия в плоти демона, который едва не обезглавил библиария, подобравшись сзади.

— Мне в каждом бою с тобой нянчиться? — прорычал Новас.

Обреченные Орлы сформировали строй, похожий на расстрельную шеренгу, и обрушивали на оставшихся демонов огонь болтеров. Варника подавил натиск тварей, и теперь они пытались перегруппироваться или атаковать парами. Таких противников с легкостью уничтожали. Последние несколько болтерных очередей повергли оставшихся демонов, отрывая им конечности и разрывая туловища. Останки растворились в кровавом месиве, покрывающем пол коллектора.

Новас помог Варнике встать.

Библиарий хлопнул сержанта по плечу.

— Видишь, брат? — сказал он, — мы уже близко. Благословен враг, который сам объявляет о своем присутствии!

— Благословен твой брат, не дающий тебе умереть, — ответил Новас.

— Мы знаем, — сказал Хамилка, настраивая программу сервитора-стрелка, — что враг боится нашего приближения. По всей видимости, мы находимся неподалеку от какого — то важного для него места. По документам из Санктума можно предположить некую значимость главного пересечения в трехстах метрах к западу.

— Дело в крови, — сказал Варника, — пролитая в городе кровь стекает сюда, в канализацию. Враг приходит туда, где она скапливается, а затем… использует ее? Что — то ей питает?

— Скорее, купается в ней, — сказал Новас.

Варника проверил снаряжение. Кровь демонов покрыла доспех оспинами ожогов. Ничего важного не пострадало. Один из бойцов отделения Новаса получил глубокую рану в руку, а другой отделался разбитым шлемом. Варника узнал в нем брата Солика, ветерана отделения. Солик не обращал внимания на кровь, стекающую на лицо из небольшой раны на лбу.

Повреждения небольшие, — подумал Варника.

— Пошли, — сказал он и первым двинулся на запад.

* * *

Позже, вспоминая о Багряной Ночи в Береника Алтис, библиарий сразу видел перед глазами лицо Гюнтера Кефила. Удивленное выражение лица, с которым он посмотрел на входящих в его владения Обреченных Орлов, сменилось ужасной улыбкой, словно космодесантники были гостями, которых он ждал все это время.

Затем в памяти всплывали надписи на стенах. Кефил, позднее опознанный как ересиарх, успешно избегавший попыток схватить и казнить его на дюжине миров, выбрал в качестве своего штаба цистерну в канализации под Береника Алтис. Этот огромный резервуар, предназначенный для слива сточных вод со всей канализации, был полностью осушен, а когда произошла Багряная Ночь, наполнился кровью. Крыша представляла собой огромный купол, на одной половине которого были изображены Ювелиры со множеством камней и драгоценностей, а на другой — Флагеллянты, хлещущие кнутами молящихся людей. И купол, и каждая видимая поверхность стен и колонн были покрыты письменами. Сначала буквы показались черными, но на самом деле цвет был красновато-коричневым. Каждое слово было написано кровью.

Варнику, как и каждого космодесантника, учили, что в первые секунды боя решающую роль играет скорость принятия решений. Даже прежде, чем лицо Гюнтера Кефила исказила безумная ухмылка, библиарий решил, что Новас накроет еретика огнем, а сам Варника двинется вперед по настилам и наспех сколоченным деревянным плотам, связанным друг с другом веревками. Кефил сидел на острове, образованном в центре кровавого озера упавшими колоннами. Вокруг его импровизированной кафедры лежали и плавали в крови сотни книг и изодранных бумаг. Варника мог за несколько секунд добраться до острова, взобраться по обломкам колонн и расправиться с еретиком. Ему нужно было лишь несколько секунд, и дело было бы сделано.

Библиарий несколькими жестами отдал приказ отделению Новаса. Космодесантники немедленно начали рассредотачиваться по идущему вдоль стены резервуара парапету, чтобы иметь возможность вести огонь с разных направлений.

Варника уже понял, почему Кефил обрадовался, увидев их. Вторгшиеся в его владения означали новую кровь, в которую можно обмакнуть зажатое в скрюченной руке перо. Подбежав поближе, библиарий рассмотрел похожие на мантию ученого одежды, спутанные белые волосы и искривленное лицо с острыми чертами. Большие белые глаза еретика, казалось, превратились в жидкость и стекли сероватыми слезами по его щекам.

Кефил поднял перо и начертал в воздухе какой — то символ, который тут же появился на груди брата Кораса из отделения Новаса. Линии глубоко прорезали доспех, а также грудь и живот космодесантника. Корас рухнул на одно колено и повалился в кровь. Один из бойцов отделения подбежал к нему, чтобы вытащить обратно на парапет. Просияв от радости, Кефил начертал еще один символ на лице второго Астартес. Лицевая пластина шлема распалась на части, обнажив влажную красноту исполосованной плоти. Второй космодесантник умер еще до того, как упал в кровь рядом с первым.

Раздались выстрелы. Болтерные заряды замолотили по обломкам колонн. Кефил нарисовал в воздухе довольно сложный символ, тут же вспыхнувший красным цветом. Заряды бессильно рикошетили от этого щита.

Варника перепрыгнул на очередную платформу, почти провалившуюся под его весом. Прыжком преодолев последние несколько метров, библиарий грудью ударился об обломок колонны. Пальцы царапали камень в поисках опоры. Еще несколько секунд. Ему нужно еще несколько секунд, а затем все закончится, и он наконец узнает тайну Багряной Ночи.

Сформировав вокруг пальцев психическое поле, библиарий начал деформировать камень, создавая выступы, за которые можно было уцепиться.

Кефил хохотал и вскрикивал, испещряя воздух полными энергии символами. Отделение Новаса рассыпалось, прячась за любыми доступными укрытиями, а раскаленные буквы глубоко погружались в залитый кровью камень. Алфавит был незнаком библиарию, но символы так или иначе имели ужасный смысл. То было торжественное прославление той огромной мощи, что вышла из варпа и лишила еретика остатков рассудка. Беловолосый псих там, наверху, сделал все это лишь для того, чтобы возвестить о преимуществах ереси.

Новас упал в тот момент, когда Варника добрался до еретика. Надпись на нечестивом языке пересекла его лицо, грудь и левое плечо. Она гласила, что это более не враг, но дар, благодарное подношение Темным Богам. Варника разглядел влажные пульсирующие легкие Новаса и блестящие изгибы внутренностей.

Варника взревел. Ненависть обратилась во вспыхнувшее вокруг рук белое пламя, почти выходящее из — под контроля. Библиарий вскарабкался на последний обломок и оказался лицом к лицу с безумцем.

Мужчина, которого библиарий позже опознает как Гюнтера Кефила, казалось, был рад его видеть. Еретик простер в стороны руки, и псайкер увидел начертанные на его груди письмена.

— Добро пожаловать, — произнес Кефил.

Силы, с которой Варника ударил еретика в лицо кулаком, хватило бы, чтобы свалить стену. Лицо Кефила не разъехалось под ударом, как обычная человеческая плоть. Вокруг еретика нестерпимо ярко вспыхнуло множество символов, поглощающих энергию. Однако, достаточная ее часть пробилась сквозь барьер, бросив Кефила на колени. Он поднял руку в просительном жесте.

— Нет, — судорожно выдохнул еретик, — ты не понимаешь. Посмотри вокруг! Ты не понимаешь.

Варника наклонился и обхватил руками обломок колонны. Психические потоки вокруг рук заставили камень светиться. Библиарий поднял его над головой и ощутил острое удовлетворение, когда тень камня нависла над еретиком.

Варника обрушил обломок вниз. Еретик был начисто раздавлен, поскольку вся его колдовская защита пала еще под первым натиском псайкера.

Варника услышал хруст костей и влажное хлюпанье разорванной плоти. На всякий случай он поднял камень и снова обрушил его вниз

Внезапно ставший несколько мертвенным воздух возвестил о том, что еретик испустил свой последний вздох.

Их боги всегда покидают их, — подумал Варника, — в итоге.

* * *

Гюнтер Кефил создал Багряную Ночь для того, чтобы обеспечить себе запас пролитой в гневе крови, которой он записывал то, что ему диктовали его боги. К такому заключению пришел библиариум Обреченных Орлов, когда Ордену предоставили все доказательства, включая надписи, переписанные со стен сервиторами Хамилки.

Утром Варника похоронил сержанта Новаса. Сержанта и трех погибших от руки Кефила Обреченных Орлов положили на каменные плиты, закрыли медицинским ладаном следы извлечения генного семени и опустили в погребальные ямы, в которых Орден хоронил своих погибших. Вместе с Новасом похоронили болтер, его личную копию «Принципов уничтожения врагов Императора в составе отделения» и болтерный заряд, которым его ранили в начале службы и который сержант хранил как напоминание о неизбежности смерти. Варника молился у могилы и задавался вопросом, как же так получилось, что Адептус Астартес, чья душа закалена всеми ужасами галактики, способен на такое человеческое чувство, как горе.

Варника сидел в архиве библиариума Ордена, окруженный свежими томами богохульных записей Гюнтера Кефила. Некоторые Ордена уничтожили бы письмена на стенах и заставили бы любого видевшего их космодесантника очиститься огнем или аскезой, чтобы изгнать порчу. Но Обреченные Орлы не были похожи на другие Ордена. Они хотели понять.

Сервитор-писец библиариума все еще переводил сложный шифр на Высокий Готик и быстро заполнял книгу за книгой. Одна из таких полных непотребства книг лежала перед Варникой. Кефил был пророком, по крайней мере, частично. Перед глазами Варники вставали бесчисленные вереницы образов, чудес и предзнаменований. Он видел, как гаснут звезды, и галактика пылает от центра до окраин.

— Библиарий, — раздался знакомый голос.

Варника поднял взгляд и увидел, как сквозь скопление что — то записывающих и скрежещущуих сервиторов к нему пробирается технодесантник Хамилка.

— Мне сказали, что я смогу найти тебя здесь.

— Где же еще искать библиария, — ответил Варника, — если не в библиотеке?

Хамилка улыбнулся.

— Нет нужды скрываться за щитом легкомысленности, библиарий. Здесь этого никто не увидит, кроме нас двоих. Потеря Новаса тронула тебя сильнее, чем может признать Адептус Астартес.

Очередное испытание на нашем пути, брат. Очередное испытание.

— А что хотел сказать сам Кефил?

Варника закрыл том, который только что закончил просматривать.

— По последним данным, технодесантник, семнадцать миллионов человек умерли для того, чтобы он мог поведать нам, что огромная крылатая змея собирается проглотить солнце. И что туча тараканов сожрет целую империю. Но никаких деталей касательно того, какое именно солнце и какую именно империю.

— Возможно, — сказал Хамилка, — эту загадку лучше решать сообща?

— Боюсь, что когда дело касается таких вещей, одна голова лучше чем две. Я считаю чтение бредней Кефила своего рода епитимьей за потерю хороших Обреченных Орлов под моим командованием.

— Да будет так, библиарий. Я и мои сервиторы всегда к твоим услугам, — Хамилка чуть отрегулировал сервиторов-писцов, и гул автоперьев немного сменил тональность, — а пока что, брат, я тебя оставлю.

— Постой, — сказал Варника. Хамилка замер, не успев развернуться. Библиарий открыл еще один том записей еретика, — здесь. И здесь. Одно и то же имя. Князь демонов. Это запись его деяний.

— Покровитель Кефила? — спросил Хамилка.

— Возможно. Один из самых могущественных, приспешник Бога Перемен. Живой Трон, я боюсь, что после чтения этих книг мне нужны будут услуги гильдии Флагеллянтов, чтобы очиститься от скверны. Это… несравненный интриган. Манипулятор. "Нет ни одной непорочной души, которую он не смог бы низвергнуть в пропасть. Даже святые становились добычей этого обманщика".

— Этот князь демонов, — сказал Хамилка, садясь напротив Варники и беря другую книгу, — он до сих пор жив? Багряная Ночь была жертвоприношением для него?

— Возможно. Тут еще кое — что. Запись его действий. Он осквернил генофонд трех миров, чтобы они превратились в варваров и начали воевать друг с другом. А вот богохульная история о Святой Войнаре, которая перед смертью сдалась, отчаялась и призвала этого князя демонов, чтобы он даровал ей избавление. И его шедевр, венец его славы… клянусь Террой, какая мерзость предстала моему взору!

Хамилка подался вперед.

— Библиарий? Что такое? Что ты увидел?

— Он захватил Орден космодесанта, — прочитал Варника, — и нашел в них фатальный недостаток. Это была их гордость. Тот тот же самый грех, которому подвержены мы все, брат. Наша гордость, наша слабость. И демон превратил Орден в инструмент своей воли, обманом заставив выполнять свои прихоти. Хотя сами они думали, что выполняют свой долг перед Императором.

— Что это был за Орден? — спросил технодесантник, — много их сбилось с истинного пути или исчезло. Здесь говорится о падении Медных Когтей или Громовых Баронов?

— Нет, — ответил библиарий, — имя этого князя демонов — Абракс. А Орден под его командованием — Испивающие Души.

 

5

— Больно не будет, брат, — сказала сестра Солейс брату Сеннону. В тесном помещении, некогда служившем каютой инженера, обслуживающего сложную машинерию «Фаланги», горели слабым желтоватым светом несколько свечей. В руках Солейс держала толстую полую иглу, присоединенную к медицинскому насосу и пустому пакету для внутривенных вливаний.

— Я не боюсь боли, — ответил лежащий на матраце голый по пояс Сеннон. Несмотря на эти слова, его лицо было покрыто бисеринками пота, а голос звучал сдавленно. Он никогда не выглядел моложе. В полумраке он казался ребенком, бросающим вызов собственной боязливости.

— Нам уже не нужно стремиться к страданиям, — произнесла Солейс, — их время прошло. Пусть тебя успокоит милость Императора, а я постараюсь обеспечить максимум удобства.

Сеннон сглотнул и вздрогнул, когда кончик иглы коснулся кожи над локтевой веной. Игла скользнула под кожу и начал работать насос. Когда пакет наполнился, Солейс заменила его другим, полным голубоватой жидкости.

— Поговори со мной, брат, — сказала она, когда взгляд Сеннона расфокусировался, — что ты видишь?

— Вижу тебя, сестра моя, — отозвался Сеннон. Дыхание его было сдавленным и затрудненным. Солейс сжала его руку, — я вижу… что этого места больше нет. Пропали стены. «Фаланга» исчезла.

— Что еще? Что ты видишь?

— Я вижу… поле битвы, — тело Сеннона расслабилось, а глаза, казалось, смотрели куда — то далеко, за пределы каюты со всеми ее напоминающими о жизни среди механизмов «Фаланги» мелочами. На полке под картиной с изображением кулака лежала груда шестеренок и вентилей. В стенной нише висело несколько комплектов потрепанной защитной одежды и стояли три пары поношенных ботинок со стальными носами. В тумбочке около матраца, на котором лежал Сеннон, находилось небольшое собрание книг с религиозными стихами и детскими сказками, а на потолке предыдущий жилец нарисовал звезды и полумесяцы. Ничего этого Сеннон не видел. На мгновение сестре Солейс показалось, что в расширенных, похожих на черные озера зрачках юноши можно было увидеть отражения бесконечных равнин и гор.

— Сражение длится целую вечность, — сказал Сеннон. Его дыхание снова стало спокойным, — они все там. Все, кто умер во имя Императора. Они пришли туда, чтобы присоединиться к Нему в сражении в конце времен.

— Расскажи мне, — сказала сестра Солейс. Она изменила настройку насоса, который тут же зажужжал громче, увеличивая скорость течения жидкости по венам Сеннона. Индикаторы на боку насоса показывали разные давления, и она старалась держать их на одном уровне. Чуть быстрее или чуть медленнее — и юноша умрет.

— Я вижу миллиарды людей в униформе Имперской Гвардии, — сказал Сеннон, — миллион полков, готовых идти в штыковую атаку, занимает целый мир. И другие, огромная толпа обычных мужчин и женщин. Все когда — либо умершие набожные души. А на передовой — Адептус Астартес, Ангелы Смерти!

Солейс подняла взгляд и увидела вытекающую из носа Сеннона струйку крови.

— Так же, как нам рассказывал Гиранар? — спросила она.

— Да! Ох, сестра, они прекрасны! Их доспехи сияют, а за спинами золотые крылья, на которых они могут летать! — на лице Сеннона появилась восторженная улыбка, а струйка крови добралась до уголка рта, — Их глаза пылают! В руках сверкают могучие клинки. Но… но Враг тоже здесь. Враг рода человеческого. Нечистые языки варпа вызвали к жизни еще большую армию!

Тело Сеннона начало дрожать. Солейс проверила пульс на запястье: сердце юноши бешено колотилось. Лицо исказил страх.

— Расскажи мне о них, брат, — сказала Солейс, — не нужно бояться. Они не смогут причинить тебе вред. Поговори со мной.

— Бесформенные чудовища. Охваченная огнем жидкая плоть. Легионы ненавистных отродий варпа выстроились, как полки на плацу. Живые воплощения порчи, покрытые тяжелыми облаками мух, бурлящие скопления мерзости! Горы гнили, изрыгающие на поле битвы свои отродья! И еще худшие… сестра, еще худшие твари, столь греховные и похотливые на вид, что я не могу отрвать глаз! Сестра, отведи от них мой взгляд, пока они не заразили мою душу!

— Не бойся, брат. Я с тобой. Император с тобой. С тобой не случится ничего плохого, потому что ты находишься под Его защитой. Верь в Него, верь, брат!

— Это еще не все, — продолжал Сеннон, его речь настолько ускорилась, что стала почти неразборчивой, — генералы и владыки Врага. Они огромны! Их тень погружает в темноту целые континенты! Могучие рогатые существа с охваченными пламенем клинками! Я вижу зверя, чьи сто голов увенчаны переплетенными телами. Я вижу… я вижу огромное существо с красной кожей, чьи крылья застилают солнце, а топор в руке сочится кровью! На его перекошенном лице вся ненависть галактики. Но оно не сможет мне навредить. Хотя его взгляд упал на меня, оно не сможет мне навредить!

— Нет, — сказала Солейс, — не сможет, — ей не хватало оборудования, чтобы должным образом контролировать жизненные показатели Сеннона, поэтому ей приходилось действовать на глаз, довольствуясь лишь пульсом, расширением зрачков, сокращением пальцев на руках и ногах, и тонусом конечностей. В апотекарионе и лазаретах «Фаланги» имелись одни из лучших в Империуме медицинские приборы, но Солейс должна была делать свое дело вдали от глаз Имперских Кулаков и членов команды. Так было нужно.

Если Сеннон умрет, его место займут другие. Если придется, Солейс одного за другим положит на этот матрац всех членов Слепого Воздаяния. Если это не поможет, она ляжет на него сама.

— Я вижу богов варпа! — выдохнул Сеннон, — Святые, оградите мой взор! Благочестивые руки, лишите меня чувств! Я вижу такое, чего попросту не может существовать! Коготь и полный ненависти глаз, крыло и перо, океан гниющей плоти и кошмарное переплетение конченостей Вечного Танцора! И все же… и все же они находятся в тени, которую отбрасывает что — то еще большее…

Солейс проверила индикаторы. Большая часть крови Сеннона уже вытекла. По венам бежала заменяющая ее жидкость, но ее скорости могло не хватать. Наступил самый опасный момент, когда тело балансировало между смертью от кровопотери и началом действия искусственной крови.

— Примархи готовы принять командование войсками. Ангел Сангвиний наносит на лицо изображения миллиона слез, по одной за каждого стоящего с ним в одном строю брата. Русс и Лев стоят рядом, отринув ненависть друг к другу, Волки Фенриса и Темные Ангелы полны гордости. Гиллиман с войском, размерами превосходящим все, когда либо собиравшиеся. Хан, Железнорукий, и Вулкан наставляют братьев перед сражением! И Дорн, святой Дорн, благословенный Дорн, величайший из них. Я вижу в его руках знамя, сверкающее светом всех солнц во владениях Императора! Он — Чемпион Императора, первый воин, острие Его копья, молния, которая ударит во врага! Он сияет подобно золоту, ослепляя своим светом врага, который корчится в муках от одного присутствия этой святости!

Сеннон вздохнул, глаза его закатились. Солейс схватила его за руку и крепко сжала

— Брат! Продолжай говорить, брат! Скажи мне, что ты видишь! Сеннон, скажи мне, что ты видишь!

Сеннон в ответ снова вздохнул, забрызгав кровью подбородок.

Солейс порылась в рассыпанном по полу вокруг нее небогатом наборе медицинских инструментов, нашла шприц и сорвала с него упаковку. К стальному корпусу уже была присоединена толстая игла длиной в палец. Солейс направила шприц перпендикулярно груди Сеннона, пробормотала молитву и погрузила иглу в тело.

Игла прошла между ребрами. Жидкое содержимое шприца попало в сердце, тело юноши задрожало, словно от удара тока. Сестре Солейс пришлось навалиться на него всей своей массой, чтобы игла не сломалась и не оставила в сердце рваную рану. Сеннон задыхался, выплевывая кровь, частично забрызгав лицо Солейс. Его тело изогнулось и напряглось, заскрипели суставы.

Внезапно он снова обмяк. Хрипло выдохнул пересохшим горлом.

— Я вижу Императора, — пробормотал юноша, — Он говорит, чтобы я не боялся. Он велит сражаться.

Солейс снова бросила взгляд на индикаторы. Они находились в равновесии. Обмен завершился.

Она вытащила из руки Сеннона иглу и перевязала рану. Затем вытерла лицо парня влажным куском ткани.

— Ты будешь сражаться, брат мой, — прошептала она, — обещаю.

* * *

Перекрикивая поднявшийся после рассказа библиария Варники шум, Магистр Ордена Владимир объявил перерыв в заседании. Сарпедона отвели обратно в камеру. Имперские Кулаки отклоняли все его просьбы организовать встречу с Дениятом. Возможность присутствия философа-солдата заставляла мысли путаться. Тревога, которая посетила Испивающего Души в тот момент, когда суду стало известно о существовании Абракса, лишь усилила смятение. Все, в чем был уверен Сарпедон, постепенно разваливалось на части.

Он был благодарен за то, что его отвели в камеру, хотя прежде ему бы и в голову не пришло, что когда — нибудь он начнет так думать. Насколько бы угнетающе ни действовали теснота и психоподавители, это было лучше ненависти, которая окружала его в зале суда. Сарпедон уселся у стены и несколько минут смотрел на кучу изорванных бумаг — все, что осталось от его попыток придумать последнее обращение к боевым братьям.

Что он мог сказать? Как мог хоть что — то изменить? Сарпедон думал, что предстанет перед судом с достоинством и мужеством, возможно, даже заставит приводящих приговор в исполнение делать свое дело с тяжелым сердцем. Но теперь даже эта маленькая победа казалась недостижимой.

— Я не опущусь на колени, — сказал он себе, — и не впаду в отчаяние. Я — Адептус Астартес. Я не поддамся отчаянию.

— Боюсь, что в твоем положении, Магистр Ордена, нет возможности решать, поддаваться ли отчаянию.

Сарпедон бросил взгляд на открывшееся в двери камеры окошко. Голос не принадлежал космодесантнику — он был женским. Причем звучал довольно знакомо.

Сарпедон быстро подошел к двери. За ней, между двумя Имперскими Кулаками, держащими наготове болтеры, стояла сестра Эскарион из Адепта Сороритас. Как и космодесантники, на суде она присутствовала в полном силовом доспехе. И к Сарпедону она также явилась в сверкающей черной керамитовой броне, украшенной символикой Церкви Императора. Силовой топор, служащий ей оружием, находился не в руках, а был прикреплен к прыжковому ранцу за спиной. Сестра Битвы была на голову ниже космодесантников, поскольку не подвергалась соответствующей аугметации. Грубое угловатое лицо, тем не менее, было довольно приятным, а каштанового цвета волосы собирались на затылке в хвост.

— Я видел тебя на Стратикс Люминэ, — сказал Сарпедон.

— Предпочитаю не вспоминать о том сражении, — ответила Эскарион.

— Никого не радует вид врага, покидающего поле боя живым.

— А ты — до сих пор мой враг, — сказала Сестра Битвы, — в этом отношении ничего не изменилось. Ты — предатель.

— И все же, — произнес Сарпедон, — ты охотно со мной беседуешь. Похоже, некоторые мужчины правы, называя женщин странными существами.

— Еще более странным выглядит обреченный на смерть пленник, который пытается найти в своем положении положительные стороны, — парировала Эскарион, хлестнув Испивающего Души взглядом, который, без сомнения, был худшим наказанием для Сороритас, которых она обучала.

— Полагаю, ты пришла не для того, чтобы обменяться со мной оскорблениями, Сестра, — сказал Сарпедон.

Эскарион посмотрела на стоящих рядом Имперских Кулаков.

— Если вы позволите, — сказала она им, — мне нужно всего несколько минут.

— Оставайтесь на виду, — предупредил один из Имперских Кулаков. Космодесантники вышли из камеры и сделали несколько шагов по коридору, чтобы оказаться вне пределов слышимости.

— У них строгий корабль, у этих сыновей Дорна, — сказал Сарпедон, — такой же пуританский, как они сами. Должно быть, довольно удобно находиться рядом с космодесантниками, готовыми сорваться с места по первому требованию Терры.

— Я не ощущаю удобства, пока живы мои враги, — отрезала Эскарион, — но по отношению к Имперским Кулакам испытываю только восхищение. Они частично восстанавливают мою веру в человечество.

— Я тоже верю в человечество, Сестра. У меня были проблемы не с гражданами Империума, а с его структурами, которые поддерживают его существование кровью и жестокостью. Я видел их много раз. И ты видела, Сестра Эскарион. Миры, приговоренные к страданию или смерти. Свобода, приравниваемая к мятежу. Огромные партии пленников, перевозимые на Терру, где…

— Хватит! Не говори так.

— А представь, что их никогда не было, — Сарпедон поднялся и поднес лицо к самому окошку.

— Нет! Принять их как нечто необходимое для выживания человеческой расы и обратить разум на триумф выживания! Именно этому учат Сороритас.

— Думаешь, это — выживание? — Сарпедон обвел широким жестом камеру, подразумевая не только то, что в ней находилось, но и все, лежащее за ее пределами, — род человеческий уже бьется в агонии! Стремясь защитить своих людей от врагов, он причиняет им страдания, которые, в свою очередь, создают новых врагов! Почему так много отчаявшихся людей отворачивается от света Императора и заключает договоры с Темными Силами? Почему они молят об избавлении и идут в руки ксеносов? Империум страдает от собственной руки. Это — не что иное, как медленная смерть человечества.

— Чтобы смутить разум Сестры Битвы, Сарпедон, нужен более искусный оратор, чем ты, — раздраженно бросила Эскарион, — я пришла не для того, чтобы ты оттачивал на мне свои оправдательные речи. Я здесь ради моего прежнего господина, инквизитора Фаддея. Тебе знакомо это имя?

Сарпедон снова опустился на бедра.

— Да. Я знал его.

— Насколько хорошо?

— Не очень.

— У Фаддея был шанс достать тебя на Стратикс Люминэ. Возможно, даже убить. Но он им не воспользовался. Я был тогда с ним, и не поняла его решения. До сих пор не понимаю. Я хочу знать, почему инквизитор Фаддей, слуга Императора и заклятый враг всех ненавидящих человечество, позволил тебе уйти.

В памяти Сарпедона инквизитор Фаддей остался как человек, на первый взгляд кажущийся сидящим не на своем месте. Он был похож на функционера Администратума, некое относящееся к среднему классу пустое место. Некоторые инквизиторы заявляли о своем положении, обвешиваясь самым бросающимся в глаза и ужасающим вооружением, которое только могли найти, окружали себя пышными свитами воинов и ученых, даже собирали личные флоты и армии. Но Фаддей шел по пути своего долга налегке.

— После Стратикс Люминэ он продолжал искать наши следы, даже после того, как Инквизиция приказала вымарать нас из истории Империума, — сказал Сарпедон, — и обнаружил их на Ванквалисе, где тщательно проверял каждый слух об Испивающих Души. Он выяснил, что… легенды о нас можно встретить даже там, где, по моему стойкому убеждению, Орден никогда не бывал. В одном месте — истории о Черной Чаше. В другом — о Пепельном Граале. Тогда я об этом особо не задумывался, но теперь боюсь, что Испивающие Души, сами того не ведая, помогали плести некую паутину лжи. Фаддей пытался ее распутать.

— Но потерпел неудачу, — закончила Эскарион.

— Да. Думаю, он погиб. В тот раз дорогу нам перешли Воющие Грифоны. Возможно, капитан Борганор сможет рассказать тебе больше, как только прекратит жаловаться на то, что я отрубил ему ногу.

— Но ведь на Стратикс Люминэ Фаддей всего этого еще не знал. Почему же он не убил тебя при первой же возможности? — настаивала Эскарион.

— Может быть, потому, — ответил Сарпедон, — что он знал, что мы были правы?

Сестра Битвы на секунду утратила контроль над собой. Она с силой впечатала ладонь в металл двери.

— Как ты смеешь! — прошипела она, — он никогда бы не связался с таким, как ты. Фаддей был хорошим человеком. Лучшим из людей.

— Но о том, что его не коснулась порча, ты хочешь услышать от меня. С трудом верится, что ты была в нем настолько уверена.

— Ты просто играешь со мной, Сарпедон. Я не собираюсь дальше развлекать тебя. Тебе неизвестны мотивы Фаддея — такой я сделаю вывод, — Эскарион развернулась, собираясь вернуться к своим сопровождающим из Имперских Кулаков и покинуть это место.

— Он пытался нас предупредить, — сказал Сарпедон, — говорил, что и Пепельный Грааль, и Черная Чаша, и все остальные его находки на что — то указывают. Не думаю, что он сам понимал, что именно обнаружил, но его предчувствия были достаточно сильными, чтобы он начал разыскивать нас, даже вопреки приказу Инквизиции.

— Значит, он готовил вам западню, — сказала Эскарион.

— Тебя тоже посещают такие предчувствия. Иначе ты бы не пришла сюда. Сколько ударов плетью назначают сестре Сороритас за разговор с заведомым еретиком? И все же ты явилась в мою камеру в поисках ответов. Ты тоже это видишь, как видел и Фаддей. Что — то в этом суде неправильно, и ты это знаешь. То, что Деният появился именно здесь, отнюдь не является совпадением.

— Это не совпадение. Вы прилетели в Сокрытую область, чтобы найти его. И ты и он — марионетки того существа, Абракса, о котором говорил Варника.

— Что ж, сестра, если ты уже все для себя решила, вряд ли есть необходимость вообще меня о чем — то спрашивать.

Эскарион тряхнула головой.

— Часть меня желает знать, через что должен пройти Адептус Астартес, чтобы отвернуться от света Императора. Но я боюсь, что само это знание может развратить. Не нужно было позволять тебе говорить, предатель. Надеюсь, суд завершится прежде, чем ты сможешь причинить еще какой — то ущерб.

— В таком случае я сомневаюсь, что нам есть, что сказать друг другу.

Эскарион, не утруждая себя ответом, резко развернулась на бронированной пятке и пропала из виду, удалившись по тюремному коридору. Один из Имперских Кулаков закрыл окошко в двери, и Сарпедон снова остался в одиночестве.

* * *

Когда кто — то просил аудиенции у Магистра Ордена Владимира на Фаланге, он чаще всего принимал просителей в Лесу Сигизмарка. Он находился на одной из верхних палуб в верхней части корабля, где растения освещались искусственным солнцем, которое делало полный оборот за двадцать четыре часа. По лесу текла река, вода для которой поступала из питьевых запасов команды. Все это создавало иллюзию, что лес — лишь часть больших мирных земель, где, даже находясь на борту огромного орудия войны, можно найти место для раздумий.

— Итак, — сказал Владимир, присаживаясь на ствол поваленного дерева на речном берегу, где он обычно принимал просителей, — говорите.

На поляне перед Владимиром стоял Рейнез, а за его спиной — офицеры Адептус Астартес, присутствовавшие на суде. Там был и Варника, чьи показания заставили пересмотреть ход процесса. Никто из капитанов и библиариев не взял с собой свиту, поскольку здесь не было нужды демонстрировать свою мощь.

— Прошу Лорда Правосудия, — начал Рейнез, — признать обвиняемого Сарпедона духовной угрозой. Сведения библиария Варники доказывают сотрудничество подсудимого с силами варпа. Необходимо прекратить слушание и незамедлительно начать казни, — Рейнез говорил с грубоватой упрямостью, свидетельствующей о том, что именно это он с самого начала и задумывал.

— Понимаю, — сказал Владимир, — действительно, выступление Варники усложнило процесс. И все же я должен проследить за тем, чтобы не только свершилось правосудие, но и чтобы ни у одного человека не возникло причины усомниться в законности приговора. Для обвинения в варповстве недостаточно показаний единственного Адептус Астартес. При всем моем к тебе уважении, библиарий Варника, ты только один.

— Не могу отрицать, мой лорд, — ответил Варника, — но я знаю, что видел. Над всем этим делом висит смрад варпа.

— К тому же, с каких пор простых подозрений стало недостаточно для вынесения приговора по делам, касающимся духовной угрозы? — добавил Рейнез.

— Я знаю, что ты давно мечтаешь увидеть смерть Сарпедона, Рейнез, — ответил Владимир, намеренно называя Багрового Кулака только по имени. Когда Рейнез стал кающимся, вместе с Орденом он оставил за спиной все свои звания, — но этот суд вершится не для того, чтобы ты имел возможность отомстить. Если хочешь остаться обвинителем, наберись терпения.

— Терпения? Я должен терпеть речи говорящего в свою защиту еретика? Откуда же мне взять столько терпения, Лорд Правосудия, чтобы сидеть неподвижно и выслушивать всю ложь Испивающих Души? Деният тоже будет иметь право слова? Луко, Салк и остальные Испивающие Души также получат шанс извергнуть свою порчу?'

— Если именно этого мне не будет хватать для вынесения справедливого решения, — сказал Владимир, — тогда да.

— Слово будет предоставлено не только Испивающим Души, — раздался голос, пока еще не звучавший в дискуссии. Это был голос Капитана Н'Кало из Железных Рыцарей. Железные Рыцари, как и Испивающие Души, произошли от Имперских Кулаков, и пятно на чести Дорна казалось достаточной причиной для того, чтобы делегация Железных Рыцарей прибыла на «Фалангу». Однако, внезапно присутствующие Адептус Астартес усомнились в том, что Н'Кало прибыл лишь потому, что был должен.

— Ты видел нечто такое, что позволяет объявить Испивающих Души духовной угрозой? — спросил Рейнез.

— Нет, — спокойно ответил Н'Кало, — я буду говорить в их защиту, — Лицо Н'Кало было скрыто, поэтому о выражении его лица можно было только догадываться. Даже в присутствии Магистра Ордена капитан не снял шлем, формой визоров напоминающий часть пластинчатого доспеха с какого — то феодального мира. Броня Н'Кало была увешана знаками Роты, лавровыми ветвями и печатями чистоты настолько густо, что сталь доспеха едва проглядывала сквозь множество наград.

— В их защиту? — прорычал Рейнез.

— Н'Кало, брат, что ты такое говоришь? — спросил осадный капитан Давикс.

— Я говорю только то, что говорю, — ответил Н'Кало. — я желаю говорить в защиту Сарпедона и Испивающих Души. Вы будете отрицать мое на то право?'

— Я буду! — рявкнул Рейнез, — Как обвинитель, я именем Императора запрещаю тебе вмешиваться в наказание этого еретика! — Рейнез чуть не ткнул Н'Кало пальцем в лицо, но Железный Рыцарь не вздрогнул.

— Рейнез! — крикнул Владимир — ты не можешь принимать такое решение.

— Клянусь Троном, могу! Даю слово чести Адептус Астартес, тебе придется переступить через меня, чтобы произнести хоть одно слово, которое не осуждает предателей!

— Если мне будет позволено вмешаться, — вставил замечание командующий Гефсемар из Сангвинарных Ангелов, — замечу, что уже был прецедент, позволяющий обвинителю поступить именно так, — Гефсемар, как и Н'Кало, был немногословен, а голос его звучал мягко и приятно, что довольно сильно контрастировало с репутацией его Ордена.

Ты этого хочешь, Рейнез? — спросил Владимир, — поединка чести с капитаном Н'Кало?

— Если другого пути нет, — ответил Рейнез, все еще стоящий лицом к лицу с Н'кало, — если Император направит мою руку — Н'Кало промолчит и Испивающих Души осудят вне зависимости от его желаний.

— А если я одержу верх, — сказал Н'Кало, — то выскажусь.

— Неважно, что ты сделаешь, — сказал Рейнез, — я разрывал глотки варп-бестиям, находясь в миллионе миль от ближайшего боевого брата. Я бился за выживание с армиями проклятых на умирающих мирах. По сравнению со мной ты — ребенок. Ты не можешь одержать верх. Преклони колено прямо сейчас, признай меня победителем, и не будет нужды в поединке. Я приму твою сдачу, и тебе не нужно будет страдать от моей руки.

— Я не могу лишить тебя удовольствия переломать мне кости, — все так же спокойно сказал Н'Кало.

— Где состоится поединок? — спросил Гефсемар.

— Здесь, — ответил Рейнез, — именно сюда приходил Сигизмунд, первый Храмовник, чтобы обдумать свой долг, не так ли?

— Так, — ответил Владимир.

— Тогда, возможно, Капитан Н'Кало тоже сможет поразмыслить о долге, лежа на земле под моим ботинком.

— Довольно разговоров, Рейнез, — сказал Владимир, — Гефсемар, поскольку поединок — твоя идея, тебе его и судить. Братья, соберите своих Адептус Астартес, чтобы все засвидетельствовали результат. Н'Кало, Рейнез, выберите оружие и приготовьтесь. Больше этот вопрос подниматься не будет. Поединок чести поставит точку в его обсуждении. Это — правосудие Императора, и каждый человек на борту будет поступать согласно Его слову.

— Да будет так, — сказал Рейнез с улыбкой.

* * *

Гефсемар наслаждался ролью распорядителя церемонии. Он надел новую маску, строгого коричневого цвета с опущенными вниз уголками рта, рубиновыми глазами и стилизованным шрамом на щеке. Рядом с капитаном, обнажив глефы, стоял почетный караул из Сангвинарных Гвардейцев, стабилизаторами прыжковых ранцев напоминающих ангелов. На их позолоченную броню было почти больно смотреть, поскольку искусственное солнце добралось до зенита и заливало поляну ярким светом. Лисандр встал чуть позади, зная, что, хотя он и должен вместе с Сангвинарными Ангелами следить за выполнением воли Владимира, не было никакой нужды мешать Гефсемару удовлетворять свою любовь к публичным выступлениям

Вдоль края поляны расположились присутствовавшие на суде космодесантники. Для всех Воющих Грифонов места не хватило, поэтому Борганор удовольствовался лишь своим почетным караулом. Владимира сопровождало всего одно отделение Имперских Кулаков. Колго тоже явился, вместе со своей свитой из Сестер Битвы. Железные Рыцари, сопровождающие Н'кало, стояли немного обособленно, возможно, зная, что, если их командующий потерпит поражение, им придется очень быстро покинуть «Фалангу».

Для поединка Рейнез выбрал свой громовой молот. Адамантиевая ударная часть этого видавшего виды оружия сокрушила немало противников в сотнях сражений. Рейнез, разминаясь, сделал несколько взмахов. Молот с гудением рассекал воздух, словно урча от предвкушения грядущей битвы.

Н'Кало выбрал в арсеналах «Фаланги» двуручный меч, которым обычно вооружался Имперский Кулак, избранный на время военной кампании Чемпионом Императора. Будучи Железным Рыцарем, который, как и Имперские Кулаки, звал Рогала Дорна своим примархом, Н'кало имел право поднять этот меч. Это был компромисс — его собственный силовой меч, находящийся ныне в руках одного из Железных Рыцарей, был одноручным, и мог сломаться или вылететь из руки при попытке парировать молот Рейнеза. Клинок Чемпиона не сломается, но двигаться будет медленнее.

— Пред лицом Рогала Дорна, — провозгласил Гефсемар, под эгидой благословенного Сангвиния и Императора Человечества наши боевые братья ищут справедливости, скрещивая священное оружие. Да наделит Император силой руки правого! Начинайте!

В течение долгой секунды ни один из космодесантников не шевелился — противники оценивали стойки друг друга и выбирали направление движения. Рейнез низко присел, занеся молот за спину, чтобы иметь возможность в любой момент нанести удар. Острие меча приготовившегося обороняться Н'кало находилось на уровне глаз Рейнеза.

Рейнез начал двигаться первым. Едва успевший отреагировать Н'Кало опустил клинок и блокировал нацеленный в ноги удар. Затем крутнулся и нанес удар локтем, без особого результата лязгнув по нагруднику Багрового Кулака. Реинез подцепил ногу Н'Кало молотом и дернул, отчего Железный Рыцарь упал и распростерся на траве.

Молот Реинеза по дуге полетел вниз. Н'Кало откатился в сторону, а ударная часть оружия врезалась в землю, вызвав целый фонтан земли и оставив в темной почве кратер. Н'Кало сделал широкий взмах, отчего в воздухе, казалось, образовался широкий стальной полумесяц. Рейнез с легкостью увернулся и нанес в бок Н'Кало столь мощный пинок, что Железный Рыцарь снова упал на землю.

— Я готов принять капитуляцию в любой момент, — выдохнул Рейнез, — в этом нет позора. В любой момент.

Н'Кало, поднимаясь, ответил обратным ударом. Острие меча из — за спины Железного Рыцаря устремилось к горлу Рейнеза. Багровый Кулак отбил взмах рукоятью молота и обрушил ударную часть на голову Н'Кало. Н'кало покачнулся, Рейнез сократил дистанцию и врезался плечом в живот противника, отрывая его от земли.

Рейнез поднял Н'Кало в воздух и отшвырнул. Железный Рыцарь упал прямиком в русло реки. Из — за сильного течения вода вокруг забурлила. Рейнез прыгнул следом и рывком поднял Н'кало на ноги. Вода доходила до нагрудников. Рейнез ударил Н'Кало головой, проминая керамит лицевой пластины шлема противника.

Н'кало ударил коленом по внутренней части бедра Рейнеза. Багровый Кулак отшатнулся, оскальзываясь на камнях и грязи на дне русла. Железный Рыцарь ударил Рейнеза локтем по затылку, поднял со дна меч и принялся наносить удары в горизонтальной плоскости. Некоторые из них Рейнез парировал молотом, некоторые — принимал на наплечники.

Разорвав дистанцию до той, которая ему требовалась, Н'кало остановился и переставил ноги, чтобы тверже стоять на слое грязи и камней. За его спиной потоки воды перекатывались через несколько крупных булыжников, образовывая небольшой водопад. Ветви нависающих над рекой ив почти касались ее поверхности. Если бы не два Адептус Астартес, изо всех сил пытающихся пролить кровь друг друга, место было бы красивым и спокойным.

Н'кало тяжело дышал. Рейнез же, похоже, едва запыхался. Н'кало еще не удалось нанести Багровому Кулаку никаких повреждений.

— Ты думаешь, после поединка все закончится? — сказал Рейнез, пытаясь пробиться сквозь толщу воды и прижать Н'Кало к, водопаду, — если даже галактика перевернется вверх тормашками, и ты сумеешь одержать верх, как ты думаешь, долго ли будешь праздновать победу? Ты думаешь, у тебя здесь останутся братья? Они повернутся к тебе спиной.

— Озлобленность не поглотила их так сильно, как тебя, Рейнез, — ответил Н'Кало, — Из — за неудач они не перестали быть Адептус Астартес.

Лицо Рейнеза потемнело. Он издал бессловесный вскрик ярости и рванулся — не к Н'Кало, а к ближайшему цепляющемуся за берег реки дереву. Багровый Кулак вывернул дерево с корнем, обрушив в воду град камней и земли.

Гнев Рейнеза придал ему сил. Н'кало успел только поднять меч, когда в него врезался ствол дерева, бросая космодесантника назад в воду. Силы удара оказалось достаточно, чтобы лишить Н’кало сознания и швырнуть его тяжелое бронированное тело на отмель.

Рейнез прыгнул в воду, обрушив колено в солнечное сплетение Н'Кало. Затем поднял противника над головой и бросил на один из валунов водопада. От удара камень раскололся, Железный Рыцарь неподвижно распростерся в пенящихся потоках воды.

Реинез уперся ногой в живот Н'Кало. Закрепив молот за спиной, он обеими руками ухватился за шлем Железного Рыцаря и, повернув его на полоборота, сорвал с головы.

Извергая целые снопы искр, шлем слетел с креплений. Рейнезу открылось жестоко обожженное лицо, каждый ожог был багрового цвета и сочился жидкостью, словно появился только что. В почерневшей коже бледными линиями выделялись губы, а глаза оставались открытыми только благодаря плоским кусочкам матового стекла, из — за которых космодесантник казался слепым. Сквозь рваные раны в щеках проглядывали зубы и челюстные кости, а между остатками кожи головы поблескивали, как будто отполированные, кости черепа.

— Когда я с тобой закончу, — сплюнул Рейнез, — ты будешь вспоминать, каким раньше был красавчиком.

Рейнез толкнул Н'Кало вниз с водопада. Почти потерявший сознание Железный Рыцарь погрузился в образованное падающей водой углубление. Стоящий наверху Рейнез поднял со дна еще один камень. Он бросил его в Н'Кало, которому удалось выбросить вверх руку, избегая наихудших последствий удара. Однако камень всей своей массой прижал космодесантника ко дну.

Рейнез спрыгнул на скалу, удерживающую Н'Кало на месте. Железный Рыцарь не полностью находился под водой, но над поверхностью поднималось только его истерзанное лицо. Рейнез выпрямился, достал из — за спины молот, ухватил его обеими руками и направил потрепанную боевую часть в лицо Н'Кало.

Молот начал двигаться вниз. Н'кало наконец выдернул из — под камня меч и отбил молот в сторону. Рейнез, ожидавший, что удар достигнет цели, лишился равновесия и упал, оказавшись лицом к лицу с Н'Кало.

Остальные Адептус Астартес к тому моменту уже собрались на отмели, наблюдая за борющимися в воде космодесантниками. Рейнез стремился полностью погрузить голову Н'Кало в воду, а Железный Рыцарь пытался выползти из — под камня и поднять клинок. Громовой молот лежал в воде, Рейнез боролся голыми руками.

Наблюдающие космодесантники расступились, когда к ним присоединился Владимир. Магистр Ордена с ничего не выражающим лицом встал на один из камней на перекате.

Н'Кало сбросил с себя камень. Багровому Кулаку пришлось отпрыгнуть, чтобы валун не прижал уже его ноги. Железный Рыцарь ударил противника эфесом меча в бок и бросился на него, стараясь прижать к каменной стене водопада. Рейнез крутнулся, взял руку с мечом в захват и вырвал из нее оружие. Затем отбросил меч в сторону, и он исчез под пенящейся водой.

Теперь кровь шла у обоих космодесантников. Броня Н'Кало была до такой степени измята ударами, что служила скорее помехой движениям, чем защитой. Нос Рейнеза, похоже, был сломан, судя по заливающей нагрудник крови, кажущейся на темно-синем фоне нагрудника черной.

Когда противники сошлись в борцовском клинче, каждый из наблюдающих космодесантников понял: сейчас все закончится. Н'Кало был прекрасным бойцом, но его конечности ослабели от ран, гораздо более серьезных внутри, чем снаружи. Рейнез же в течение нескольких прошлых лет сражался без поддержки боевых братьев, учась выживать с помощью ума, кулаков и, если понадобится, зубов. Багровый Кулак сумел вынудить Н'Кало упасть на одно колено, вывернул руку противника из сустава, а затем рванулся вперед, врезавшись в Железного Рыцаря плечом и бросив его в воду.

Н'Кало не мог защищаться свободной рукой. Рейнез обрушил на его лицо кулак.

— Они тебя изгонят! — рычал Рейнез, снова и снова нанося удары, — заставят тебя уйти! Ты познаешь мою боль!

Рейнез все бил и бил. Сверхпрочные кости Адептус Астартес треснули. Сначала вмялась внутрь скула Н'Кало, затем челюсть. Одна из глазниц заплыла, наполовину закрыв глаз. На суставах пальцев Рейнеза налипла окровавленная кожа.

— Изгой! Пария! У тебя не останется братьев!

— Хватит, — сказал Владимир.

Рейнез не останавливался. Последовало еще полдюжины ударов. Сломанные зубы покрылись кровью, медленно сочащейся из разбитого рта Н'Кало.

Врезавшийся в лицо Рейнеза ботинок принадлежал капитану Лисандру, который по сигналу Владимира вышел из толпы наблюдающих. Удар застал Рейнеза врасплох, он отлетел от Н'Кало и распластался в воде.

— Я сказал, хватит, — повторил Владимир.

Рейнез поднялся на ноги, тыльной стороной перчатки частично стер с лица кровь Н'Кало.

— Видите? — выдохнул он, — Император дал мне сил. Дорн сказал свое слово. Поединок окончен.

— Окончен, — сказал Владимир, — братья мои, пусть находящиеся здесь апотекарии окажут помощь капитану Н'Кало, пока не прибыл медперсонал «Фаланги». Для того, чтобы давать показания в суде, он должен быть в сознании.

— Лорд Владимир! — протестующе вскрикнул Рейнез — он был побежден! Я выиграл поединок! По праву победителя я требую молчания Н'Кало!

— Поединок выигран, Реинез, — ответил Владимир, — но ты не можешь считаться победителем. Мы не на войне, а капитан Н'Кало тебе не враг. Добиваясь победы, ты проявил такую звериную жестокость, что забыл о благородстве. В поединке чести это приравнивается к поражению. Ты проиграл, а капитан Н'Кало объявляется победителем.

Рейнез молча стоял в быстрой реке, пока космодесантники на отмели поднимали победителя и несли его в апотекарион.

* * *

Первым, на кого обратил внимание Сарпедон, когда его снова привели в зал суда, был Железный Рыцарь без шлема. Испивающий Души уже сталкивался с этим Орденом, но прежде не было никакой возможности сказать, является ли командующий Железных Рыцарей тем же самым Адептус Астартес, с которым Сарпедон разговаривал на Моликоре. Теперь, когда на нем не было шлема, ошибки быть не могло. Это был тот же самый человек.

Половина лица Н'Кало все еще была не видна, на сей раз из — за закрывающих свежие раны медицинских повязок. Однако из — под ткани виднелись знакомые ожоги, а из единственной открытой глазницы смотрел знакомый стеклянный протез.

Сарпедон попытался встретиться с Н'Кало взглядом, но сопровождающие Испивающего Души Имперские Кулаки толкнули его в клетку подсудимого, и он обнаружил, что смотрит прямо на Лорда Владимира.

— Лорд Правосудия, — сказал Сарпедон прежде, чем кто — либо успел открыть рот, — я хотел бы узнать о состоянии своих братьев.

— Они живы и здоровы, — сказал Владимир.

— А Деният?

— Как и твои братья, под стражей. И, как и твоим братьям, ему не причинили никакого вреда.

— Я знаю, что погибну здесь, Лорд Владимир. Перед тем, как это случится, я хотел бы поговорить с братьями. И я должен получить разрешение поговорить с Дениятом, хотя бы лишь для того, чтобы установить, действительно ли в плененном вами дредноуте находится именно он. Мой Орден считал его погибшим несколько тысяч лет назад. Я должен, по крайней мере, лично убедиться, что он жив.

— Ты просишь о роскоши, которая не может быть предоставлена подсудимому, — ответил Владимир, — характер твоих преступлений означает, что тебе нельзя давать шанс и дальше плести заговоры с такими же обвиняемыми. В исполнении таких просьб тебе будет отказано

Сарпедон не спорил. Через это необходимо было пройти. Нужно показать, что он еще не сдался окончательно. Среди множества воинов этот жест выглядел слабым, но он был сделан.

— Братья, — начал Владимир, — во время перерыва был решен вопрос защиты Испивающих Души. Командующий Н'Кало?

Сарпедон вдруг понял, что не видит среди собравшихся космодесантников Рейнеза

Н'Кало вышел вперед.

— Братья, — сказал он, и Сарпедон узнал скрипучие звуки импровизированного вокс-модуля. Прикрепленное к вдавленному нагруднику Н'Кало устройство усиливало голос, еле слышный из — за переломанной челюсти, — я должен рассказать вам о мире под названием Моликор.

 

6

Бескрайние просторы Моликора, изрезанные дельтами рек и усеянные островками болотной травы и можжевельника, были хорошим местом для того, чтобы спрятаться. Там, среди гнилых стволов, переплетенных корней и обкатанных водой камней скрывался целый народ. Его твердыни стояли в прибрежных мангровых болотах, где кровососущего гнуса было настолько много, что насекомые могли оторвать человека от земли, а вода кишела тысячей видов зубастых тварей. Этот народ, называющий себя эшкинами, был такой же частью пейзажа, как угрюмые сырые слоистые облака и возможность провалиться одетой в силовой ботинок ногой в мягкую землю. Этот народ открыто выразил неповиновение. Этот народ должен был погибнуть.

Командующий Н'Кало убрал магнокуляры от визоров шлема. Усиленного зрения хватало, чтобы понять, что противник не собирается афишировать своего присутствия, а более близкий взгляд лишь подтвердил это. За спиной Н'Кало почти сорок Железных Рыцарей образовали периметр, чтобы враг не зашел с неожиданной стороны. Стволы болтеров отделений Салика, К'джина и Швайо шарили по горизонту в поисках целей. Опустошители сержанта Борази вместо противотанкового оружия взяли с собой дополнительный боезапас для тяжелых болтеров, которые прекрасно выкашивали окружающую растительность и легко бронированных противников. Хотя в поле зрения Железных Рыцарей никого не было, и дельта казалась покинутой, опустошители несли заряженное оружие на плечах, готовясь в любой момент развернуть огневую точку.

— Они обеспечили нам хорошую охоту, — сказал стоящий за спиной Н'Кало сержант Борази, — я разочаровываюсь, когда враг показывается слишком рано.

— Лучше бы это была просто охота, — ответил Н'Кало, — Эшкины восстали против власти Империума. Их акции насилия против имперских городов уже записаны в книги злодеяний. Если падет Моликор, не удастся удержать и остальное пограничье.

— Тем не менее, капитан, это место напоминает мне о лучших охотничьих угодьях Сехериса. Чуть ниже экватора, где великие реки Замбенара впадают в океан. Я даже потерял счет собранным клыкам подстреленных из болтера пастей-жнецов.

— Тогда охота будет хорошей, брат, — сказал Н'Кало, убирая магнокуляры в поясную сумку, — если то, что здесь происходит, можно назвать охотой.

На Сехерисе, родном мире Ордена Железных Рыцарей, беспощадные пустыни и равнины породили тысячу народностей, разделенных на племена, которые считали землю противником, которого необходимо победить. Именно из них набирали новобранцев Железные Рыцари, и они принимали вызов окружающего мира так же охотно, как вступали в бой с врагом. Они гордились тем фактом, что сражались на полях битвы, смертоносных вне зависимости от наличия там противника — радиоактивных скалистых пустынях, плотоядных джунглях, островах в кишащих хищниками морях и любых других забытых Императором местах, которые только может себе вообразить человеческий разум. Когда парламент Моликора попросил помощи против врага, который пытался избавить мир от присутствия Империума, Железные Рыцари увидели в этом не только задачу по сохранению пограничья Вурдалачьих Звезд, но и шанс испытать самих себя против опасностей планеты.

Слишком часто, подумал Н'Кало, его братья-космодесантники относятся к войне как к спорту. То, что ему пришла в голову такая мысль, говорила о его потенциале командира. Именно поэтому его послали на Моликор контролировать своих нетерпеливых боевых братьев, вырезающих на планете эшкинов.

* * *

Миля за милей эшкины заманивали Железных Рыцарей в свои владения.

Было очевидно, что именно в этом и состоит их тактика. Уже идя по проложенным в извилистой дельте тропам, Н'Кало понял, что враг на Моликоре готовит западню, чтобы отрезать, окружить и уничтожить любые посланные Империумом в бой силы. Как и любой из Железных Рыцарей, он читал ландшафт как открытую книгу, за каждой запрудой и каждым поваленным стволом видя чей — то замысел.

Самый легкий путь в леса и болота дельты, где, безусловно, поджидали эшкины, проходил через два высоких леса, разделенных болотистой полосой, где вода поднималась над топкой почвой. Солнце скрывали облака, размытые тени делали воду черной, а дно казалось ненадежным. Обходные пути были слишком глубокими и трудными. Магнокуляры Н'Кало зафиксировали на расположенном вдали возвышении дамбу из бревен, с помощью которой и затопили эту местность, вынуждая атакующих пройти между лесами именно здесь.

Ударная группа Н'Кало ступила под отбрасываемую самыми высокими деревьями тень. Плотный густой лес представлял собой неухоженное переплетение сломанных ветвей и поврежденных стволов, сгрудившихся на выступающих из поверхности болота каменистых холмах, где было достаточно почвы, чтобы там могли расти деревья. Н'Кало не видел признаков присутствия эшкинов, но знал, что они там есть, столь же уверенно, как если бы они стояли прямо перед ним.

— Космодесантника невозможно заманить в западню, — сказал сержант Борази по вокс-сети ударной группы, — можно запереться с ним в одном помещении, но в ловушке при этом окажется совсем не он.

Н'Кало остановил группу у края леса. Перед ними простиралась открытая болотистая местность, края которой казались очень удобным местом для того, чтобы разбить лагерь и лишить врага возможности устроить засаду. Н'Кало подумал о назначенных парламентом командующих, которые купились на эту уловку прежде, чем Моликор запросил помощи у Империума. Они, должно быть, решили, что будет резонно рискнуть попасть в засаду один раз, но обеспечить себе прямой выход на противника. Скольких из них Эшкины убили, превратив местность в своего союзника? Сколько всадников в панике метались по точно такой же тропе под ливнем из тысячи стрел, а затем и под пулями из трофейного оружия в руках врага, который прятался так хорошо, что, казалось, убивать начал сам лес?

— Салик и Швайо, держите фронт, — скомандовал по воксу Н'Кало, — К'Джинн, прикрываешь тыл. Борази, со мной.

Ударная группа заняла позицию у входа в ловушку. Опустошители Борази опустились на одно колено, водя по дуге стволами тяжелых болтеров.

Наблюдателю, незнакомому с космодесантниками, могло показаться, что Железные Рыцари замерли в нерешительности, думая, стоит ли идти по лежащему перед ними узкому пути.

— Огонь! — приказал Н'Кало.

Тяжелые болтеры издали ужасный рев, их огонь начал кромсать стоящий по правую руку лес, размалывая на части стволы и взметая в воздух целые облака щепок.

— Вперед! — прокричал Н'Кало. Его голос был едва слышен на фоне шума, — огонь в движении!

Пока опустошители перезаряжали оружие, три тактических отделения выдвинулись в сторону леса, ведя на бегу непрерывный огонь из болтеров. В одной руке Н'кало сжимал силовой меч, в другой — плазменный пистолет. Когда на землю упали последние щепки, он впервые увидел противника.

Эшкины были украшены множеством шрамов, а их одежда представляла собой обернутые вокруг тела полоски ткани и кожи, защищающие их в лесу от шипов и колючек. Бугры покрывающих лица и тела шрамов выступали наружу достаточно далеко для того, чтобы их можно было проткнуть костями и колючками, а под кожу лишенных волос голов были внедрены шипы. Эшкины словно олицетворяли представления о жителях преисподней, бытующие на некоторых отсталых мирах. Возможно, они выбрали себе образ согласно мифам Моликора, чтобы вселить в сердца войск парламента страх перед проклятием.

Эшкины по мере сил огрызались огнем, оттаскивая раненых и убитых от того места, где раньше стояли деревья. Выстрелы направленных на Железных Рыцарей автоганов и лазганов с шипением вгрызались во влажную землю или со звоном рикошетили от керамита. Космодесантники, не снижая скорости, устремились на врага.

План засады состоял в том, что космодесантники останутся на открытом месте, полагая, что не смогут пробиться через лес. К несчастью для эшкинов, этот план, великолепно сработавший бы против армий парламента, не удался против бронированных космодесантников, чьи масса и сила позволяли им двигаться через лес стой же скоростью, что и по открытой местности. Бойцы отделения Салика первыми добежали до деревьев и, нисколько не замедлившись, начали прорываться между стволами. Под их весом трещала гнилая древесина. Железные Рыцари оказались среди издающих боевые кличи эшкинов. Очереди болтеров скрещивались в воздухе и разрывали врагов пополам.

Н'Кало внезапно ощутил легкое разочарование. В пределах досягаемости силового меча не было ни одного Эшкина. В быстро редеющий лес вошло отделение Швайо. Люди умирали среди узловатых корней и рухнувших стволов. Сегодня у Н'Кало не будет трофеев.

Наконец, Н'Кало добрался до деревьев. Среди упавших на землю ветвей лежали скрюченные, истеранные тела. Один из противников был все еще жив. Он со стоном пытался подняться, похоже, не понимая, что одна из его рук оторвана у самого локтя. В валяющихся телах зияли огромные рваные раны, оставленные болтерным огнем. Одна из голов была разбита задником болтера. Н'Кало перешагивал через трупы, осматриваясь вокруг в поисках целей. За спиной шли Борази и К'Джинн.

Внезапно, Н'Кало перестал слышать тяжелые шаги и огонь болтеров своих идущих сзади боевых братьев. Он оглянулся, не желая замедляться, но никого не увидел.

— Доклад по отделениям! — сказал Н'Кало в вокс. Ответом ему было лишь потрескивание статики, — доклад! — повторил он, но ответа не последовало.

Лес бурлил. Он был живым. Эшкинов теперь едва ли можно было назвать людьми: они проскальзывали внутрь древесных стволов, а их плоть сливалась с замшелой древесиной. Они стелились по земле подобно змеям, их конечности подвижностью напоминали жидкость, и они стекали в землю прежде, чем Н'Кало успевал прицелиться. Их силуэты мелькали над головой, как птицы.

— Что это за колдовство? — воскликнул Н'Кало. С гудением ожил силовой меч, командующий принялся размахивать им, сметая на своем пути деревья, — космодесантник не боится козней нечисти! Он не знает страха!

Лес вокруг искажался. Деревья изгибались, перекрывая путь, а из земли высовывались руки, пытающиеся поймать космодесантника за щиколотки. Н'Кало выстрелил на ходу, плазменный пистолет послал сквозь листву мерцающий оранжевым светом поток, но не было никакой уверенности в том, что он хоть куда — то попал. Командующий налево и направо размахивал мечом, пробивая себе путь. Он попытался вызвать своих боевых братьев, но снова не получил ответа. На поверхности деревьев теперь проявились лица, а из земли выступила кровь. Небо, на которое Н’Кало бросил взгляд сквозь скрюченные ветви, казалось покрытым волдырями и ожогами, словно в нем накапливалась некая зловещая, готовая низринуться на космодесантника сила.

Н’Кало врезался в препятствие, которое не поддалось под его весом. Он отступил на шаг назад и увидел еще один кошмар. Выше пояса космодесантник, ниже пояса чудовище с паучьими конечностями. Несколько лап с ужасными когтями были подняты с явным намерением пронзить тело Н'Кало. Броня космодесантника принадлежала не Железным Рыцарям — она была фиолетовой, на одном из ее наплечников красовалось изображение золотой чаши. Судя по высокому воротнику, это был доспех образца «эгида», какой обычно носили библиарии.

Н'Кало ударил по появившейся фигуре мечом. Мутант отразил удар рукоятью изящно украшенного топора. Молниеносным, незаметным глазу движением существо оказалось над командующим, придавило его своим весом, вынудив опуститься на одно колено. Одна из конечностей схватила Н'Кало за держащую меч руку, а другая отшвырнула в сторону плазменный пистолет.

Лес снова изменялся, на сей раз возвращаясь в нормальное состояние. Н'Кало услышал заполняющие вокс-сеть голоса боевых братьев.

— Отходим! — раздался голос К'Джинна, — перегруппировка на дальней стороне!

— У меня потери! — прокричал Салик — занимаем оборону! — в воксе раздался звук разрывающих деревья болтерных очередей.

Мутант пинком отбросил в сторону меч Н'Кало.

— Что ты такое? — выдохнул командующий. Он изо всех сил пытался освободиться, но мутант был сильнее даже космодесантника.

— Я — истина, — ответил Сарпедон.

* * *

Крепости эшкинов были замаскированы столь хорошо, что заметить их с воздуха не представлялось возможным. Даже лучшим имперским мастерам осады, возможно, не удалось бы столь искусно расположить на подходах к густым прибрежным лесам укрепления из деревянных кольев и ям-ловушек. Нападающий в пешем строю противник понес бы потери задолго до того, как подобрался бы на дистанцию выстрела из лука со стен крепости. Сами же крепости располагались в два уровня. Первым служили скрытые траншеи и смертельные ямы в земле, а вторым — галереи с бойницами в кронах наверху. Листва была достаточно густой, чтобы их скрыть, а промежутки между ними эшкины сделали непроходимыми с помощью переплетений колючей лозы, тонкого слоя сухой земли поверх ям с вязкой грязью, и даже гнезд лесных хищников. Настолько глубоко на территорию эшкинов удалось зайти двум отрядам солдат парламента. Никто больше не видел ни одного из них, если не считать нескольких посыльных, которых оставили в живых для того, чтобы они могли рассказать, что Эшкинов не впечатлили сверкающие доспехами кавалеристы и пышные знамена армий парламента.

Крепости располагались на некотором отдалении от моря, хотя было трудно сказать, где оно начиналось. Сплетенные кроны мангровых деревьев образовали полог над темными водами, в которых добывали пищу рыбаки Эшкинов, довольно быстро обнаружившие, что их гарпуны столь же хорошо, как рыбу из воды, могут выдергивать солдат из пробирающихся к берегу лодок. Отмелей и подводных камней здесь было достаточно, чтобы отбить желание высаживаться у всех, кроме самых жадных до славы адмиралов. К несчастью Парламентариев, у них когда — то был такой адмирал. Его корабли теперь сидели на мели в нескольких сотнях метров от берега. Их заманили в ловушку, и за несколько месяцев голод и снайперы эшкинов перебили всех членов команд до последнего человека.

Но сколь бы мощными ни были эти рубежи, они не смогли бы остановить космодесантников, несущих эшкинам правосудие. Однако Железным Рыцарям не дали шанса опробовать их на прочность.

Первым, что Н'Кало увидел в крепости эшкинов, был потолок из деревянных досок и переплетений лозы. Космодесантник попробовал пошевелиться и обнаружил, что не связан. Он лежал в построенном вокруг кривого древесного ствола на довольно большой высоте сооружении. Во влажном воздухе витал слабый запах сгнивших до состояния водянистой массы веток, смешивающийся с запахом морской соли. Повсюду можно было видеть часовых-эшкинов, пугающе-неподвижных, держащих подходы на прицеле луков и ручного огнестрельного оружия. Н'Кало впервые увидел их женщин и детей. Некоторые из часовых были женщинами, а из дверного проема за командующим со смесью восхищения и страха наблюдала стайка детей. Они были худощавыми, крепкими и жилистыми, какими могут вырасти лишь вдали от цивилизации, а рисунки на коже повторяли узоры шрамов на взрослых.

Н'кало сел. Дети завизжали и разбежались. Судя по множеству пустых кроватей, командующий находился в чем — то вроде казармы или общинного дома. Оружия не наблюдалось, но броню космодесантнику оставили.

Шлема на Н'Кало не было. Он дотронулся перчаткой до лица. Неудивительно, что дети сбежали. Давние ожоги, которые он скрывал под рыцарским шлемом командующего, должно быть, заставляли его казаться еще большим чудовищем, чем любого другого космодесантника.

— Командующий Н'Кало, — сказал уже знакомый голос. Н'Кало вскочил, когда в помещение вошел мутант из леса.

— Где я? Что с моими братьями? — требовательно воскликнул Н'Кало.

— Они в безопасности. Я пока не могу отпустить их. Но скоро они выйдут на свободу, как и ты.

Космодесантник-мутант был вооружен силовым топором и болт-пистолетом, а Н'Кало не смог справиться с ним, даже имея при себе силовой меч. Будучи безоружным, он не имел против мутанта никаких шансов. В данной ситуации лучше было завязать разговор и ждать, чем отдать свою жизнь, сражаясь без шансов на победу.

— Ты так и не ответил на мой вопрос. Что ты такое?

Мутант пожал плечами. Для такого гротескного существа этот жест выглядел слишком по-человечески.

— Я космодесантник, как и ты. Ну, хорошо, не совсем как ты.

— Ты колдун.

— Да, если ты предпочитаешь этот термин. Я — библиарий и магистр ордена Испивающих Души, Сарпедон. И мы с тобой схожи не только тем, что носим вооружение Адептус Астартес. Мы оба, командующий Н'Кало, адепты не только войны, но и правосудия.

— Правосудия? Мои братья пали от твоей руки!

— Пали, но не погибли. За ними присматривает мой апотекарий. Двое ранены из болтера, один — цепным мечом. Хотя они и не смогут сражаться некоторое время, все трое будут жить. Они находятся на первом уровне, внизу, под присмотром моих боевых братьев. Сержант Борази создал нам довольно большие проблемы. Его стоит наградить за стойкость духа, хотя и неуместную в данной ситуации. Он будет должен нам несколько сломанных костей.

Н'Кало слышал об Испивающих Души. Как и Железные Рыцари, они были преемниками Имперских Кулаков, и считали Рогала Дорна своим Примархом. Командующий никогда не встречал никого из Испивающих Души, но вспомнил, что они прославились своим мастерством абордажа и получили знаки почета во время битвы за Дворец Экклезиарха во время Войн Отступничества. Н'Кало и Сарпедон должны были относиться друг к другу как братья, не только как космодесантники, но как сыны Дорна.

— Почему ты выступаешь против нас? — спросил Н'Кало, — мы выполняем волю Императора!

— Волю Империума, — поправил Сарпедон, — не Императора.

— Полагаю, ты, мутант, поднявший руку на моих братьев, выполняешь волю Императора?

— Если посмотреть на это с твоей стороны, — ответил Сарпедон, — можно понять твои сомнения. Не думаю, однако, что тебе известна вся история происходящего на Моликоре.

— А ты, значит, собираешься мне ее рассказать? — сплюнул Н'Кало.

— Нет. Я собираюсь тебе ее показать.

* * *

Н'Кало увиделся с братьями, которых охраняло кольцо Испивающих Души. Железные Рыцари были безоружны, но, как и сказал Сарпедон, немногие из них были ранены. Апотекарий Испивающих Души проводил операцию на ноге одного из Железных Рыцарей, находящегося под действием снотворного. Остальные были в сознании и, увидев командующего, разразились гулом одобрительных возгласов в адрес Н'Кало и оскорблений в адрес Сарпедона. Некоторые из Испивающих Души также мутировали, хотя и не столь уродливо, как Сарпедон. У одного из них, например, была огромная мутировавшая рука, и Н'Кало задался вопросом, какие же еще изменения скрываются под доспехами.

Идя за магистром Испивающих Души по лесу эшкинов, командующий испытывал странное чувство. Он был не совсем пленником, но в то же время и не совсем гостем. Воинский ум Н'Кало оценивал каждую возможность напасть на Сарпедона, сбросить вниз или ударить в спину любым оружием, выхваченным у ближайшего эшкина, но у Сарпедона тоже были боевые инстинкты, и любая возможность исчезала даже прежде, чем появлялась. Если бы у него было оружие, подумал Н'Кало, он мог бы убить Сарпедона и, если не выполнить задание, то хотя бы избавить Империум от этого врага. Но даже с болтером или силовым мечом, смог бы он одолеть Сарпедона, если уже однажды потерпел от него поражение?

Эшкины с любопытством смотрели на идущего сквозь их владения Н'Кало. Они перемещались почти скрытыми растительностью тропами, избегая ловушек и тупиков, в изобилии усеивающих лес. Кое-где Н'Кало видел между корнями внизу морскую воду и эшкинов рядом с ней, ловящих рыбу или внимательно наблюдающих за подходами к берегу. В некоторых местах, где земля была твердой, в ней виднелись туннели и бункеры. Сами эшкины носили бронежилеты и обрывки трофейной униформы, причем самые яркие ее элементы можно было увидеть на тех, кто выглядел наиболее опытным и смертоносным. Очевидно, право на то, чтобы взять в качестве трофея одежду поверженного врага, являлось привилегией, которую нужно было заслужить.

Сердцем цитадели служило укрепление из камня, а не из дерева, как все остальное. Оно состояло из расположенных концентрическими окружностями выщербленных стен, окружающих огромную яму в центре. Сарпедон провел Н'кало извилистым путем меж стен, хотя мог, вероятно, легко перелезть через них на своих паучьих лапах. Здесь не было деревьев, над головой простирался искусственный навес из переплетения лозы и веревок с привязанными к ним листьями. Меж стен не было ни одного эшкина, но множество их собралось между деревьев вокруг прогалины и наблюдало за спускающимися в яму космодесантниками.

— Как и вы, — сказал Сарпедон, — мы получили от парламента Моликора просьбу о помощи. Но мы уже давно научились осмотрительности. Возможно, даже некоторой подозрительности по отношению к нашим богобоязненным гражданам. Мы прибыли сюда, не сообщив об этом парламенту. Вместо этого мы поговорили с эшкинами. Полагаю, если узнать лишь одну часть истории, неизбежно пропустишь все самое интересное.

Яма представляла собой вертикально уходящий вниз колодец, вдоль стен которого, извиваясь, уходил в темноту фриз из покрытых резьбой камней. Резьба изображала бесконечную вереницу израненных и изломанных человеческих тел, лишенных конечностей или ослепленных, с застывшим на лицах страданием. Бесчисленное множество поколений назад скульпторы эшкинов использовали технику стилизации, лишив человеческие тела деталей и оставив лишь боль. В глубину колодца вела извилистая деревянная лестница.

— Когда имперские поселенцы прибыли на Моликор, — объяснял Сарпедон, пока они с Н'Кало спускались в глубину ямы, — они послали исследователей, чтобы те окультурили болото и проложили путь к океану. Люди надеялись построить на этом побережье порт и расселиться по остальным континентам планеты. Но им это не удалось, главным образом из — за того, что земля оказалась слишком болотистой, а эшкины — довольно недружелюбными. Но один из них нашел это место.

Н'Кало воспринимал слова Сарпедона лишь половиной своего разума. Другая половина была занята тем, что рассматривала возможность одолеть магистра Испивающих Души. Космодесантники оказались наедине, и братья Сарпедона уже не могли прийти ему на помощь. Если бы Н'Калo сумел зайти за спину библиария и действовал достаточно быстро, ему бы удалось сбросить Сарпедона с лестницы. Но не было никакой гарантии того, что падение убьет его — командующий уже мог разглядеть дно колодца, усыпанное листьями и сломанными ветвями. Падение с такой высоты доставит космодесантнику лишь легкое неудобство. Можно было попытаться взять шею Сарпедона в удушающий захват, но воротник доспеха образца «Эгида» делал это действие весьма затруднительным, к тому же, космодесантник мог продержаться довольно долго, прежде чем откажут все три легких. К тому моменту Сарпедон уже, скорее всего, выбрался бы вместе с Н'Кало из колодца и с помощью остальных Испивающих Души свершил над ним возмездие.

Вероятно, еще более важным фактором было то, что Н'Кало почувствовал в словах Сарпедона правду. Железный Рыцарь хотел узнать, что же такое сокрыто здесь, что могло заставить космодесантника, пусть и отступника, сражаться против собственных братьев. Поэтому командующий сдерживался и шел за Сарпедоном, через некоторое время достигнув дна колодца и углубившись в обнаружившийся в стене туннель.

Стены туннеля также покрывала резьба. Изображения глаз и рук, символы наблюдения и защиты. Дуновение горячего влажного ветра с другой стороны туннеля донесло до Н'Кало пронзительные крики людей. Они кричали, и сотни голосов переплетались, подобно нитям гобелена.

Взгляду открылась пещера, чьи мрачные камни подсвечивались изнутри кроваво-красным светом. Крики стали громче. Н'Кало напрягся, не уверенный в том, что его ждет впереди, частью разума все еще ожидая момента, когда библиарий ослабит бдительность.

— У Моликора, — сказал Сарпедон, — довольно любопытные отношения с покойниками.

Туннель внезапно оборвался. Перед космодесантниками лежала огромная, как океан, пещера, почти до уровня входа заполненная извивающимися телами.

Н'Кало был почти ошеломлен тем, что увидел. Из — за ужаса и невозможности открывшейся картины разум отказывался верить глазам и ушам. Нагие тела принадлежали мужчинам и женщинам всех возрастов, размеров и увета кожи. Их глаза и кровоточащие раны на теле испускали свет. На большинстве виднелись шрамы эшкинов, но можно было увидеть и множество людей других культур.

— Кто они? — спросил Н'Кало.

— Все, кто когда — либо умер на Моликоре, — ответил Сарпедон, — никто не знает, насколько далеко уходит эта пещера. Когда на Моликоре кто — то умирает, его тело разлагается и поглощается землей. А затем восстанавливается здесь, планета словно отрыгивает его наружу. Все они здесь, все, кого забрал этот мир с самой Эры Раздора.

— Почему…, почему ты мне это показываешь? — произнес Н'Кало.

Сарпедон достал болт-пистолет. На мгновение Н'Кало подумал, что Испивающий Души собирается напасть, но вместо этого библиарий протянул его командующему рукоятью вперед.

— Потому, что не могу ожидать, что ты поверишь мне на слово, — ответил Сарпедон, — кроме того, я ничего еще не показал.

Тела взметнулись вверх, словно прибойная волна. Н'Кало успел лишь сомкнуть пальцы на рукояти пистолета, когда его окружила ужасная масса переплетенных конечностей. Железный Рыцарь видел, что это не трупы, но и не живые люди, а нечто иное. Они словно родились заново в том же состоянии, в котором находились в момент смерти, и испытывали те же самые эмоции — страх, гнев, одиночество. Их крики были бессловесным потоком боли. Один из них обхватил Н'Кало руками, пытаясь заставить его согнуться — Железный Рыцарь разорвал его на части выстрелом в верхнюю часть груди. Существо осело, искажаясь во вспышке кроваво-красного света.

Сарпедон схватил Н'Кало за запястье свободной руки.

— За мной, — громко сказал он, перекрикивая несмолкаемый рев, и потащил командующего в пещеру, прочь от края.

Космодесантникам потребовалось много времени, чтобы пробиться через мертвецов Моликора. Оказалось, что паучьи ноги Сарпедона неплохо прокладывают среди извивающихся тел путь, освещаемый красными отсветами энергии, что наделила жизнью эти отголоски погибших людей. Крик звучал глухо, как рокот далекого океана, но иногда раздавались и резкие вопли. Н'Кало следовал за Сарпедоном, прокладывающим путь вниз. Командующий рассмотрел шанс выстрелить в библиария из его же болт-пистолета, но понял, что окажется в ловушке в этом океане тел, и неизвестно, сможет ли выбраться. Кроме того, он хотел знать, что Сарпедон собирается показать. Такое любопытство скорее было свойственно человеку, нежели космодесантнику, однако, оно безраздельно завладело командующим.

Сарпедон отодвинул в сторону несколько тел, и космодесантники оказались в некой похожей на абсцесс полости. В ее центре находился каменный стержень, сталагмит, к которому было приковано еще одно тело.

С первого взгляда Н'Кало понял, что это имперский гражданин мужского пола. На месте одного из глаз, там, где некогда находился бионический имплантат, зияла рваная рана, а на плече была вытатуирована аквила. Из увиденных Н'Кало мертвецов Моликора только этот был ограничен в свободе перемещения.

— Это, — сказал Сарпедон, — Мантер Филл. Парламентарии Моликора послали его исследовать болота дельты. Он нашел эшкинов и выторговал себе разрешение спуститься в яму, чтобы увидеть то, что они так решительно охраняют. Они полагали, что, когда он увидит это место, то начнет считать его защиту священным долгом, как и сами эшкины. Но они ошибались.

Сарпедон снял с пояса доспеха инфопланшет. Н'кало не заметил его прежде, поскольку все его внимание было сосредоточено на отвратительных мутациях Сарпедона и обходило стороной детали.

— Это отчет, который Филл отослал парламентариям, — сказал Сарпедон.

Изображение было довольно скверным, но на нем можно было узнать лицо человека, прикованного сейчас цепью к скале. При жизни Мантер Филл сочетал в себе жесткие черты исследователя и светский лоск, его обветренное лицо соседствовало с напудренным завитым париком.

— Эшкины охраняли их в течение нескольких поколений, мои лорды. И, хотя на первый взгляд они выглядят кошмарно, после тщательного исследования и бесед с принявшими меня эшкинами я пришел к выводу, что они — главное сокровище этой планеты. Видите ли, это не живые существа, но и не мертвецы. Они не стареют, они не испытывают усталости. Они просто существуют. Только подумайте, мои лорды! Подумайте, каким они могут стать ресурсом! Бесконечный источник грубой рабочей силы! Если они поддаются обучению — тогда все хорошо, если не поддаются — для того, чтобы сделать их полезными, будет достаточно несложной электроники и интерфейсов. Я считаю, что мертвецы Моликора — богатейший природный ресурс всей этой…

Сарпедон поставил запись на паузу. Н'Кало в течение нескольких секунд молча смотрел на изображение Филла, затем на лицо прикованного к камню человека.

— Он вернулся, чтобы заключить с эшкинами еще одну сделку. Чтобы ему снова предоставили доступ к яме, — сказал Сарпедон, — но к тому моменту они уже знали о его намерениях. И убили его.

— Это они приковали тело? — спросил Н'Кало.

— Нет. Это сделал я, чтобы иметь возможность показать его кому — то вроде тебя. Филл и парламентарии не понимают того, что эшкинам известно уже тысячи лет. Силу, подобную этой, нельзя использовать без последствий. Граница между реальным миром и варпом здесь очень тонка. Эмоции умирающих обретают плоть в варпе и выбрасываются в эту яму. Предки племен Моликора знали об этом и послали лучших воинов охранять это место. Со временем они стали эшкинами. Когда на Моликор прибыли поселенцы из Империума и парламентарии узнали о яме, они решили, что хотят заполучить ее, не имея ни малейшего представления о ее истинной природе.

Сарпедон снова начал продираться сквозь массу тел, расчищая путь на поверхность. Н'Кало мог лишь следовать за ним, командующего обуревали противоречивые чувства. Масштабность сказанного библиарием, сам факт существования мира, который извергает мертвецов в виде бессмысленно существующих созданий, факт, что парламентарии выступили в роли агрессоров и то, что лишь эшкины стоят между Моликором и проклятием — все это давило на Железного Рыцаря и плохо укладывалось в его голове. Все, что Н'Кало знал о Моликоре, все, что принимал на веру, оказалось неправильным.

* * *

Свод потолка Верховного Парламента Моликора, Имперского Зала, Купели Величия, возвышался над собравшимися членами совета подобно вторым небесам. Купол Верховного Парламента цветом напоминал небо, величественные облака, подсвеченные золотым солнечным светом, повторяющим причудливые изображения великолепия Терры. Члены Верховного Парламента, собранного из малых парламентов городов Моликора, блистали униформой множества полков планеты и одеяниями собственных торговых домов. В знак верности Империуму они несли на себе знаки аквилы.

Под куполом собрались три тысячи мужчин и женщин, а наиболее почетное место занимал лорд-спикер Ваннариан Ранн. Будучи официальным представителем парламента, Ранн считался имперским губернатором Моликора. С широких плеч этого низкорослого крепкого человека свисала отделанная горностаем накидка. Приличествующая его статусу массивная золотая цепь поблескивала там, где находилась бы шея, если бы ее можно было обнаружить между бочкообразной грудью и бритой головой с выражением недовольства на лице. На цепи висела инкрустированная бриллиантами и рубинами серебряная аквила. На коротких пальцах сверкали большими драгоценными камнями массивные перстни.

— Мужчины и женщины Верховного Парламента! — воскликнул Ранн, — сыновья и дочери Имперской Воли! Поприветствуем командующего Н'Кало из Железных Рыцарей!

Н'Кало прошел к центру зала. Каждый из присутствующих неотрывно смотрел на него. Привычным для них зрелищем были вся роскошь и украшения, которые только мог предоставить им Моликор, поэтому вид космодесантника был для них в новинку. Ближайшие к Н'Кало люди испуганно вздрагивали, когда он проходил мимо. Даже в рыцарском доспехе со всеми его венками и гребнями Железный Рыцарь определенно выглядел, как созданная убивать машина.

— Досточтимые члены совета Моликора, — начал Н'Кало, приблизившись к Ранну, — благодарю вас за то, что допустили меня в сердце вашего правительства. Железные Рыцари, как и вы, применяют оружие по воле Императора, в этом мы с вами — братья пред лицом Его.

— Вы здесь желанный гость, командующий Н'Кало, и вашим братьям-космодесантникам окажут любые почести, которые только под силу парламенту. Воистину в наших глазах вы — спасители наших людей. Вы охраняете наших граждан от угроз, которые над ними нависли, — слова Ранна были встречены вежливыми аплодисментами членов Верховного Парламента, — вы пришли, чтобы сказать нам, что восстание подавлено? — продолжил Ранн, — что ненавистные эшкины больше не будут осквернять наши земли своей дикостью, и что Моликор останется под властью Императора?

Н'Кало снял шлем. Несмотря на необходимость соблюдать приличия, многие члены совета при виде обожженного лица командующего и местами отсутствующей, местами почерневшей и оплавившейся, подобно нагретому и снова охлажденному воску, кожи, поморщились, а кое — кто даже отвернулся.

— Нет, лорд-спикер, — сказал он, — я пришел не за этим.

Его слова были встречены тишиной. Те члены совета, кто не смотрел с брезгливым интересом на лицо Н'Кало, начали тревожно переглядываться.

— Командующий? — сказал Ранн, — умоляю, объяснитесь.

— Я видел яму, — сказал Н'Кало, — я слышал слова Мантера Филла. Когда мои Железные Рыцари ответили на призыв парламента, они ничего не обдумывали, не изучали историю этого мира и не вдавались в истинную суть местных конфликтов. Наш путь — действие, а не раздумья. Но нас вынудили изучить Моликор союзники эшкинов, которые также откликнулись на ваш призыв, с той лишь разницей, что они хотели узнать истину, а не просто уничтожить эшкинов по вашему желанию.

— О какой яме вы говорите? — спросил Ранн, — а этот Мантер Филл? Нам о нем ничего не…

— Не лгите мне! — рявкнул Н'Кало. Ближайшие к нему члены совета начали пытаться отодвинуться как можно дальше, некоторые даже умудрились залезть на колени своим соседям.

— Я попытался разобраться сам. Я направился в исторические архивы Молик Терциам. Да, в то место, которое вы считали надежно скрытым от посторонних глаз! Мои боевые братья взяли штурмом имение маршала кавалерии Конигена, героя вашей истории, и потребовали, чтобы он рассказал, почему сначала повел войска в дельту! Мы знаем правду, мои братья и я. Война на Моликоре началась не из — за восстания эшкинов. Все дело в вашем желании эксплуатировать мертвецов Моликора как рабочую силу для шахт и верфей! В богатстве, которое они могут принести вам! В вашей готовности использовать силы, сочащиеся из варпа, и готовности эшкинов препятствовать тому, чтобы вы совершили этот грех!

— А что нам оставалось делать? — воскликнул Ранн, — пограничье висит на волоске! Без военных ресурсов, которые можно производить с использованием такого труда, мы никогда не удержим Вурдалачьи звезды! Сейчас люди едва выживают здесь! Вы предлагаете самим загнать себя в рабство? Предлагаете работать так, чтобы руки стирались до костей?

— Нет, — спокойн ответил Н'Кало, — я предлагаю вам покинуть это место.

* * *

«Кара Гарадана» несла на себе намного меньше украшений и почетных знаков, чем большинство ударных крейсеров Адептус Астартес. Каждый его дюйм, каждая четкая, жесткая линия, говорили о том, что это боевой корабль. Казалось, он с негодованием смотрит с орбиты на затянутую облаками планету. Над носом корабля находилось украшение в виде львиной гривы. Этот элемент, похожий на плюмаж на шлеме рыцаря-феодала, был единственной уступкой в пользу эстетичности.

Внутри «Кара» было почти такой же, и мало что говорило о славной истории Железных Рыцарей. Большинство текущих корабельных дел Н'Кало вел из своей кельи, где он тренировался и медитировал, когда в нем не нуждался флаг-капитан. Установленный на одной из стен пикт-экран, показывал крупный план неба над космопортом Моликора. Командующий смотрел на скопление выходящих из облачного покрова дождем серебристых искр торговых и грузовых судов. На этих кораблях находилось имперское население Моликора, вместе с лидерами-парламентариями. Эти лидеры менее трех дней назад получили футляры слоновой кости, в которых содержался приказ эвакуировать планету под страхом уничтожения. Приказ был подписан литерой «I», наделявшей их в Империуме властью, выше которой было только слово самого Бога-Императора.

Также в чехле лежали молитвенные четки. Это было традиционное сообщение. «Если ты дерзнешь проигнорировать приказ, используй эти четки, ибо молитва — твоя единственная надежда на избавление».

В космосе, благодаря огромным расстояниям, события развивались медленно. Пикт-экран со щелчком переключился с изображения покидающих планету кораблей парламента на изображение одинокого корабля золотого и черного цветов, покидающего свое укрытие за одной из лун Моликора. Этот корабль, чьего названия Н'Кало не знал, добрался до Моликора столь быстро, что, по всей видимости, был оснащен археотехническими или даже ксеносскими двигателями, позволяющими перемещаться в варпе с большой скоростью.

Это было судно Инквизиции. Командующий был уверен в этом, даже не выходя на связь. Тем не менее флаг-капитан отправил сигнал приветствия, но, чего и следовало ожидать, не получил ответа. Адептус Астартес сделали свою работу на Моликоре. Теперь за дело взялась Инквизиция, которая не держала ответа ни перед кем.

Н'Кало уже доводилось видеть выполнение приказа на карантин. Он надеялся, что все успели покинуть Моликор. Хотя командующий не испытывал особой любви к парламентариям, от главных заговорщиков уже избавились, остались более-менее невинные имперские граждане. Инквизиция изолирует мир, уничтожит космопорт и провозгласит мир запретным из — за аномального возмущения варпа под поверхностью, которое заставило планету превращать мертвецов в безмозглые куклы. Парламентариев, собиравшихся использовать яму, будут судить, допрашивать, и, скорее всего, казнят за столь охотное занятие связанными с варпом вопросами. Н'Кало не особенно волновала их судьба. По всему Империуму гораздо более плохие вещи происходили с гораздо более хорошими людьми. Думать об этом было пустым занятием. Дальнейшие события виделись довольно мрачными, но командующий верил, что все идет так, как и должно.

У Испивающих Души веры не было, по крайней мере, веры в Империум. Вероятно, их можно понять, подумал Н'Кало. Он видел все то же самое, что и они, ту же самую жестокость и бесполезную хаотичность распределения ресурсов Империума. Железный Рыцарь не отклонился от принятой в Империуме линии поведения — в конце концов, он сообщил Инквизиции об угрозе на Моликоре. Но, анализируя произошедшее в своей келье, он поневоле задался вопросом, сколько еще ему нужно увидеть несправедливости, чтобы превратиться в отступника, подобно Испивающим Души?

— Командующий Н'Кало, — раздался из вокса голос флаг-капитана, — мы получаем входящий сигнал, адресованный вам.

— Откройте канал связи, — сказал Н'Кало.

— Приветствую, командующий, — произнес голос, который совсем недавно, будучи еще незнакомым, достиг ушей Н'Кало сквозь звуки стрельбы и треск веток на лесной прогалине.

— Сарпедон, — сказал Н'Кало, — не думал, что ты все еще где — то рядом. Тебе стоило бы знать, что Инквизиция с удовольствием подслушивает переговоры.

— На моем корабле есть устройства связи, которые даже Инквизиция раскусит не сразу, — ответил Сарпедон. Его голос передавался в режиме реального времени. Это означало, что корабль Испивающих Души находится неподалеку, — я хотел поблагодарить тебя за правильный поступок по отношению к Моликору и эшкинам. Ты мог поступить по-имперски, но ты этого не сделал. Для этого нужно необычайное мужество.

— Я выступил против парламента Моликора не ради благодарности, — ответил Н'Кало, — я сделал это потому, что это было необходимо. Духовную угрозу на этом мире нельзя было оставлять без внимания. Но я рад, что не стал орудием несправедливости, поэтому благодарю тебя за то, что указал мне все возможные пути.

— И все же я подозреваю, что твоя благодарность не помешает тебе атаковать такого отступника и мутанта, как я, — сказал Сарпедон, — поэтому мне придется откланяться.

— Соглашусь, Сарпедон. Это будет мудро. Прежде, чем ты уйдешь, я хотел бы задать один вопрос.

— Задавай.

— Что стало с эшкинами?

Н'Кало показалось, что он услышал короткий смешок.

— Не волнуйся за них, — сказал Сарпедон, — у моего ордена хватит сил перевезти их куда — нибудь, где они смогут начать все с начала, и где Империум еще очень долгое время их не найдет.

— Ясно. Для меня будет лучше, чтобы я больше ничего не знал. Прощай, Сарпедон, я буду молиться о том, чтобы наши пути не пересеклись, поскольку я чувствую, что если это случится, мне придется сражаться с тобой.

— Я буду молиться о том же, командующий Н'Кало. Да направит тебя Император.

Связь оборвалась.

Через несколько часов сканеры «Кары Гарадана» обнаружили возможную сигнатуру судна, совершающего варп-прыжок от отдаленных миров системы Моликор. Судя по сигнатуре, судно было очень крупным, превосходило размерами любой имперский корабль, однако же, казалось, что оно скрывается в тени, словно снабжено некой системой маскировки, превосходящей известные Империуму технологии. Н’Кало не стал разубеждать флаг-капитана, когда этот сигнал был зарегистрирован и принят за сбой в работе сенсора, и Испивающие Души исчезли со страниц истории ордена Железных Рыцарей.

 

7

— И чему же, — спросил капитан Борганор из Воющих Грифонов, — это служит оправданием?

После выступления Н'Кало в суде царил не такой шум, как после речи Варники. Вместо этого раздался приглушенный гул. Воющие Грифоны бормотали клятвы и плевали на пол. Имперские Кулаки пытались остаться беспристрастными, но когда Н'Кало закончил давать показания, на их лицах появилось выражение презрения. Мрачный Рейнез изо всех сил старался хранить молчание, закрыв глаза и опустив голову.

— Скольких моих боевых братьев эта история вернет из могил? — продолжал Борганор, — Испивающие Души вмешались в грызню каких — то болотников. Что это говорит о них? Они боролись с божественным имперским правом. Чтобы потешить чувство справедливости командующего Н'Кало, они лишь увезли банду дикарей навстречу Трон знает какой участи. И мы должны оправдать Сарпедона по обвинению в гибели моих братьев? Кто — нибудь выскажется за Воющих Грифонов?

— Или за Багровых Кулаков? — вмешался Рейнез, — что такого сделали эшкины, чтобы заслужить право голоса на этом процессе? Каждый из моих погибших братьев стоит тысячи язычников, спасенных Испивающими Души!

— Если мне будет позволено, — вмешался Гефсемар из Сангвинарных Ангелов, — я чувствую, что смогу пролить немного света на касающиеся судьбы Испивающих Души вопросы.

— Да что ты можешь сказать, раззолоченный павлин? — сплюнул Рейнез.

— Рейнез, ты уже высказался! — воскликнул магистр ордена Владимир.

— А как его орден пострадал от рук Сарпедона? — парировал Рейнез, — он явился сюда лишь для того, чтобы поглазеть на мутанта! Для него это развлечение! Он считает священную землю Фаланги декорациями!

— Твои возражения, — холодно произнес Владимир, — приняты во внимание. Командующий Гефсемар, прошу высказаться.

Гефсемар помедлил, словно дожидаясь, пока на него будет обращено внимание всех присутствующих. На маске, которую он надел, не было слез, а на лбу и щеках виднелись надписи на Высоком Готике.

— Воистину, то, что я хочу сказать, более уместно, чем любое заявление капитана Рейнеза, — сказал он, — и я чувствую, что немногие смогут найти слова, более подобающие ситуации, чем те, что нашел я.

— Ближе к делу, щеголь, — пробормотал Рейнез.

— Сангвинарные жрецы моего ордена, — продолжил Гефсемар, — долгое время ведут исследования связи между генным семенем, которое несет в себе каждый космодесантник, и благословенной плотью наших примархов, по образу и подобию которой создавалось генное семя изначальных восемнадцати легионов. Воистину, нам открылось многое о святом Сангвинии, отце нашего ордена, и эти открытия закаляют наши души перед грядущей битвой. Так получилось, что некто передал Сангвинарным Ангелам образец генного семени ордена Испивающих Души в надежде, что мы смогли бы установить, лежит ли причина их мятежа в изъяне генного семени.

— Где вы его взяли? — сказал Сарпедон, — кто из моих братьев вам его передал?

— Боюсь, что это был не твой брат, — ответил Гефсемар — генное семя передал нам Испивающий Души, недовольный тем, что ты узурпировал пост магистра ордена. Через свои связи в Инквизиции он искал способ отомстить.

— Михайрас, — мрачно произнес Сарпедон, — я думал, что убил его во время второй высадки на Стратикс Люминэ. Я недооценил своего старого новобранца. Он все еще пытается отомстить, даже после смерти.

— И ему это удалось, — продолжил Гефсемар, — космодесантники, лорд-судья, сангвинарные жрецы в ходе своего исследования ожидали обнаружить в основе генного семени Испивающих Души следы плоти самого Рогала Дорна. Но не обнаружили.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Сарпедон.

— Я хочу сказать, что Рогал Дорн ¬не является вашим примархом, — сказал Гефсемар, — и не могу сказать, кто является. Сангвинарные жрецы еще не закончили исследования. Но генное семя Дорна — одно из самых стабильных и узнаваемых среди Адептус Астартес, и можно с уверенностью заявить, что у Испивающих Души его нет. Именно для того, чтобы рассказать эту новость, я и прибыл на Фалангу. Именно поэтому Сангвинарные Ангелы просили права присутствовать на суде.

Сарпедон забился в путах, почти вывалившись из своей клетки.

— Нет! — закричал он, — вы отняли у нас все! Нашу свободу! Нашу войну! Вы не можете отнять Рогала Дорна!

— Подсудимый, молчать! — воскликнул Владимир, перекрикивая звук десятков извлекаемых болт-пистолетов. Каждый ствол был направлен на Сарпедона, чтобы открыть огонь, если он разорвет оковы и нападет на Гефсемара. Лисандр стоял между Сарпедоном и Гефсемаром, готовый повергнуть Испивающего Души при малейшем признаке того, что он вырывается на свободу.

Рейнез не двигался. Он уже увидел весь урон, который только можно было нанести Сарпедону. Впервые с момента прибытия на Фалангу на его лице появилась ухмылка.

* * *

Брат Сеннон хромал по Залам Искупления, едва в силах вынести взгляды Испивающих Души. Космодесантники сидели в камерах, прикованные цепями к стенам, и ожидали решения, которое будет принято в Обсерватории Величия Дорна. Новости о том, что Деният жив, вызвали у них замешательство пополам с ликованием. Присутствие философа-солдата было недолгим, всего несколько секунд, а затем дредноут заключили в камеру, и сейчас ни один из Испивающих Души не мог быть абсолютно уверен, что вообще его видел. Когда в коридоре появился одинокий паломник, они были заняты обдумыванием произошедшего.

За человеком шли два Имперских Кулака, но казалось, что гораздо большую опасность для Сеннона представляют не Испивающие Души, а собственное состояние здоровья. Синеватая, влажная от пота кожа, красные круги вокруг глаз, опустившиеся, словно под гнетом собственного веса, плечи. Дыхание было похоже на болезненный хрип.

Он прошел мимо камеры сержанта Салка. Сержант был истощен, его руки покрывали раны — он продолжал пытаться разорвать оковы даже после того, как стало очевидно, что освободиться ему не удастся. Остальные Испивающие Души молились или просто отдыхали, отключив половину мозга и оставив вторую половину бодрствовать. Такую способность космодесантникам давал каталептический узел, внедренный между полушарий мозга. Сервиторы регулярно приносили Испивающим Души пищу, но это было единственной уступкой в пользу комфорта. Так как место заточения Денията находилось довольно далеко, пленники вели себя тихо, каждый из них обдумывал собственное положение и ждал новостей о Сарпедоне и судебном процессе. Но никто ни о чем не спрашивал тюремщиков из Имперских Кулаков.

В одной из камер находился капеллан Иктин. Камера была запечатана так, чтобы ни один из Испивающих Души не мог увидеть или услышать капеллана. Риторику Иктина сочли одной из самых больших угроз для нормального содержания пленников, поэтому к прутьям решетки приварили стальные листы. Тех Испивающих Души, кто, лишившись офицеров, примкнул к его пастве, распределили по Залам Искупления таким образом, чтобы максимально ограничить их возможность общаться между собой. Проходя мимо запечатанной камеры, Сеннон коснулся ее двумя пальцами, пробормотав молитву о душе Иктина.

Человек остановился у камеры капитана Луко и опустился на колени.

— Осторожней, — сказал Луко, — по тебе не скажешь, что тебе удастся снова подняться.

— Я пришел помолиться за вас, — сказал Сеннон.

— Помолись за себя, — ответил Луко, — все молитвы, которые могли бы нам помочь, уже прозвучали на Селааке.

— Вы не безнадежны, — сказал Сеннон, не обращая внимания на смесь жалости и презрения, с которой капитан на него посмотрел. Скованный цепями Луко по сравнению с Сенноном был гигантом, и мощи, свойственной каждому космодесантнику, его не лишали ни оковы, удерживающие капитана у стены, ни прутья, стоящие между ним и человеком.

— Невозможно подойти к пропасти настолько близко, чтобы милость Императора не могла вернуть тебя с ее края.

— А что насчет тех, кто уже рухнул вниз? Что? Молиться за них — грех, не так ли?

— Не думаю, что ты из таких, капитан Луко.

— Ты знаешь мое имя, — сказал Луко.

— Я читал об Испивающих Души, — сказал Сеннон, — Имперские Кулаки открыли нашему культу большую часть информации о них, чтобы мы могли наилучшим образом наблюдать за свершением правосудия. Мы, может, и называемся Незрячим Оком, но не выполняем свой долг вслепую, имея доступ к знаниям.

— Инквизиция, знаешь ли, приказала вычеркнуть нас отовсюду, — сказал Луко, — они, скорее всего, повесят тебя просто за то, что ты знаешь о нашем существовании.

— Власть здесь принадлежит Имперским Кулакам, — ответил Сеннон, — Инквизиция, конечно, может взять свое, когда мы покинем Фалангу, но это — приемлемая цена за возможность увидеть торжество правосудия в столь сложном деле.

— Должно быть, легко жить, видя галактику такой простой, — с презрением в голосе произнес Луко, — думая, что знаешь, что правильно, а что неправильно. Слепо веря, что один из путей хорош, а другой плох, и никогда не задумываясь об этом. Я тебе очень завидую, паломник.

— Значит, ты сомневаешься, что идешь правильным путем? Сомнение — грех, капитан Луко.

Луко улыбнулся одними губами.

— Спасибо. Я добавлю его к списку своих грехов.

— Я буду молиться о тебе.

— Не будешь. Обо мне не будут молиться

— Ты в цепях. Не тебе решать, будут ли о тебе молиться.

С этим Луко поспорить не мог. Сеннон, стоящий на коленях у камеры капитана, склонил голову и закрыл глаза. Его дыхание стало тише, и Луко даже показалось, что молодой паломник умирает прямо перед решеткой.

— Я тебе очень завидую, — повторил Луко слишком тихо для того, чтобы его кто — нибудь услышал.

* * *

Сарпедон едва заметил, как Имперские Кулаки отвели его из Обсерватории Величия Дорна обратно в камеру. В первые два раза он оценивал своих охранников и маршрут, которым они следовали, чтобы выбрать наилучшее время для того, чтобы попытаться спастись. Руки были скованы, но он все еще мог пользоваться ногами, которых у него осталось шесть. К тому же Сарпедон был быстрее и сильнее любого из четырех охраняющих его Имперских Кулаков.

Но со всеми четырьмя он бы не справился. В отличие от Сарпедона, они были вооружены и бронированы. Подавляющий ошейник не давал использовать «пекло», которое могло бы создать достаточный беспорядок, чтобы появилась возможность сбежать. Из известных библиарию планов «Фаланги» он сделал вывод, что будет сложно уйти достаточно далеко от полного враждебно настроенных космодесантников купола прежде, чем поднимется тревога. Идея о побеге была почти забыта и отложена в ту часть разума космодесантника, где хранятся отвергнутые планы сражений в ожидании, когда с них снова смахнут пыль.

На пересечении коридоров, где заканчивались научные лаборатории и хранилища карт и начинались отделанные камнем Залы Искупления, Сарпедона с конвоирами встретил капитан Борганор.

— Остановитесь, братья, — сказал Борганор, — Я хотел бы поговорить с заключенным.

— На каком основании? — спросил старший Имперский Кулак.

— На основании братских уз, — ответил Воющий Грифон, — у меня нет разрешения лорда Владимира, если именно это ты имеешь в виду. Я просто хочу задать подсудимому вопрос, ответ на который желает знать каждый космодесантник на этом корабле. Я не задержу вас надолго. Прошу об этом, как твой брат.

— Все слышали о непотребствах, которые Испивающие Души вершили над Воющими Грифонами, — сказал Имперский Кулак, — спрашивай, что хочешь, только быстро.

— Благодарю, — сказал Борганор. Имперские Кулаки немного отошли от Испивающего Души, чтобы создать некое подобие приватности беседы Борганора и Сарпедона.

Сарпедон снова подумал о побеге. Или, по крайней мере, о борьбе. Ему уже приходилось побеждать Борганора, о чем свидетельствовала бионическая нога последнего. Но нападение на Воющего Грифона не сделало бы Испивающего Души свободным. И, самое главное, ни к чему бы не привело. Сарпедон не испытывал по отношению к Борганору особой ненависти. Воющий Грифон был в своем роде жертвой злобы Империума. Сарпедон мысленно отступил и решил, что здесь сражаться не станет.

— Что ты хочешь знать? — спросил он.

Борганор приблизился вплотную. Он был настроен столь же агрессивно, как и все присутствовавшие в зале суда, но, казалось, немного успокоился с того момента. Возможно, его пыл охладила уверенность в том, что конец уже близок, что Владимир и другие космодесантники уже решают, как именно следует казнить Сарпедона.

— А ты как думаешь? — сказал Борганор, — я хочу знать причину.

— Причину?

— Причину, которая вынудила тебя восстать против Империума. Среди всех этих дебатов и споров, никто еще не понял, почему ты сделал Испивающих Души отступниками. Дело в Абраксе? Ваше восстание началось с порчи? Скажи правду, Сарпедон, ведь лгать теперь бесполезно.

— Мы увидели, — ответил Сарпедон, — истинную суть Империума. Полагаю, мы всегда о ней знали, но понимание было задавлено весом традиций и истории. Империум — злое место, капитан. Сколько его граждан не испытывает страха и страдания? Сомневаюсь, что найдется хоть один. Империум стоит на злобе и жестокости. И, наказывая собственных людей, творя необходимое, по его словам, зло по отношению к ним, он становится питомником всего того зла, с которым, как он утверждает, борется. Армии Хаоса не возникают на пустом месте. Они состоят из тех, кто раньше были гражданами того же самого Империума, но первоначально подверглись порче под действием его ужасов. Именно это делает их восприимчивыми к шепоту темных богов. Если бы Император по-прежнему ходил среди нас, Он с ужасом посмотрел бы на творение рук человеческих и постарался бы его уничтожить. Империум — не последний оплот против врага. Он и есть враг.

— Ты утверждаешь, что Варника сказал неправду? Что Абракс никогда не использовал вас в собственных целях?

— Абракс использовал нас, это правда, — признал Сарпедон, — Он использовал наш гнев по отношению к Империуму, чтобы манипулировать нами и обратить против собственных врагов. Но мы испытывали этот гнев еще до того, как он запустил в нас свои когти, и мы убили Абракса за то, что он сделал. Я не горжусь тем, насколько слепыми он нас сделал. Именно его прикосновение дало мне эти мутации, и я не понимал, что это такое, пока он не ушел. Но не он научил нас презирать Империум. С этим мы справились самостоятельно.

Борганор покачал головой.

— Твои заблуждения настолько глубоки, что ты считаешь их единственной истиной, — сказал он.

— Могу сказать то же самое о тебе, капитан.

— Я просил Владимира даровать мне право убить тебя лично, — продолжил Борганор, — чтобы отплатить за всех убитых тобой моих боевых братьев. За библиария Меркаэно, который был намного лучше, чем любой из твоих братьев.

— И он дал тебе это право?

— Нет.

— Ты мог бы сделать это сейчас, — спокойно сказал Сарпедон, — эти Имперские Кулаки не обратят против тебя оружие. Ты смог бы прикончить меня прежде, чем они сумели бы тебя остановить, в этом я не сомневаюсь.

— Нет, Сарпедон. Я хотел сделать это медленно, — лицо Борганора теперь находилось почти вплотную к лицу Сарпедона, — оторвать тебе ноги, как ребенок отрывает их у мухи.

— Потому, что я лишил тебя ноги?

— Потому, что ты лишил меня ноги. Но перед этим я хотел понять, что могло довести космодесантника вроде тебя до такого конца.

— И ты понял?

Борганор сделал шаг назад.

— Я понял, что Абракс исказил ваши разумы и вложил в вас веру в то, что восстание было вашей собственной идеей. Должно быть, в ваших душах изначально было нечто темное и еретическое, благодаря чему вы поддались влиянию демона. А ты был слабейшим из всего ордена, поэтому в качестве своего инструмента он выбрал именно тебя. Ты проклят, и даровать тебе смерть будет слишком милосердно, однако, ты ее получишь. Вот во что я верю.

— Должно быть, довольно удобно, капитан Борганор, иметь возможность винить Темных Богов во всем, что ты боишься понять.

— Братья! — разнесся по коридору крик. К ним бежал скаут Имперских Кулаков. Он остановился, чтобы поприветствовать Борганора, — капитан! Лорд Владимир требует, чтобы вы вернулись в Обсерваторию. Вердикт вынесен.

— Уже? — сказал Сарпедон.

— Обсуждать там было почти нечего, — произнес Борганор с мрачной улыбкой, — хорошо.

— Следуйте за мной, — сказал скаут, — подсудимый также должен присутствовать. Каким бы ни был приговор, он будет приведен в исполнение немедленно.

— О, не думаю, что все произойдет так быстро, — сказал Борганор, — помнишь, Сарпедон? Как ребенок отрывает ноги мухе.

Имперские Кулаки снова окружили Сарпедона, и повели его обратно в Обсерваторию Величия Дорна. Испивающий Души оглянулся на идущего сзади Борганора. Лицо капитана выражало лишь одно намерение — медленно разорвать Сарпедона на части вне зависимости от решения Владимира.

Но он принял бы решение о казни, какую бы форму она ни приняла. В этом не было никаких сомнений с того самого момента, когда Сарпедон на Селааке сошелся в бою с Лисандром. Магистр ордена Испивающих Души прибыл на «Фалангу» лишь для того, чтобы умереть. Он утешал себя тем, что его орден будет казнен пред лицом Рогала Дорна, который, по крайней мере, знал бы, что Испивающие Души не были предателями, которыми их считал Империум… Но теперь, после открытия Гефсемара, даже это вызывало сомнения.

Сарпедон умрет в одиночестве. Галактика слишком жестока, подумал он, чтобы ожидать чего — либо еще.

* * *

— Я закончил, — сказал брат Сеннон. Пошатываясь, он поднялся на ноги. Колени затекли во время долгой молитвы.

— И о чем ты Его попросил? — сказал Луко. В его голосе присутствовал сарказм, но Сеннон, казалось, этого не понял.

— Я попросил Его о том, что Он обещает всем. Если в твоем сердце осталось хоть какое — то благочестие, Он дает тебе второй шанс. Если ты чист сердцем в тот момент, когда Он оценивает твою душу, тебе будет даровано искупление.

— Пора уходить, — сказал один из сопровождающих Сеннона Имперских Кулаков, — время нахождения рядом с еретиками ограничено. Они представляют собой духовную угрозу.

— Моя душа закалена против таких вещей, — отозвался Сеннон, — Я выгляжу слабым снаружи, но нет никого более сильного внутри, чем последователь Незрячего Ока.

— Даже если это и так, — сказал космодесантник, — у нас приказ.

— Конечно, — брат Сеннон посмотрел в одну сторону коридора Залов Искупления, затем в другую. В одном его конце стояло сложное устройство, с помощью которого Имперские Кулаки в прошлом умерщвляли свою плоть во искупление каких — либо отклонений от путей ордена. В другом конце находилась пара закрытых противовзрывных дверей.

— Это здесь держат дредноут? — спросил Сеннон, идя к дверям.

— Здесь, — ответил Имперский Кулак, — нам там делать нечего. С Дениятом, если это действительно он, будут разбираться отдельно, когда закончится текущий процесс.

— Если вдуматься, — произнес Сеннон, — ему, должно быть, шесть тысяч лет. Он сражался на Терре, ну, вы знаете, во время Войн Отступничества. Для нас — время легенд, для него — обычные воспоминания.

— Заслуги прошлого ничего не значат, когда в настоящем царит порча, — ответил Имперский Кулак, — брат Сеннон, мы должны уйти.

Сеннон уже стоял рядом с противовзрывными дверями. Он положил на них руку, словно нащупывая пульс.

— Еще одно мгновение, — сказал он, — всего лишь мгновение.

Человек повернулся к Имперским Кулакам, на его лице играла улыбка, как у изображенного на витраже святого. Казалось, он собирается что — то сказать. А затем брат Сеннон взорвался.

* * *

Зал суда был забит до отказа явившимися заслушать приговор космодесантниками. После Сарпедона будет вынесен приговор остальным Испивающим Души, но главное значение имел все же магистр ордена. В глазах тех, кто хотел отомстить Испивающим Души, Сарпедон был их олицетворением, и его участь распространялась на них всех.

Рейнез стоял, сложив руки на груди, ожидая оглашения приговора с таким видом, словно выполнял обязанности палача. Скорее всего, эта роль была уготована капитану Лисандру, который стоял за клеткой подсудимого с молотом в руке. Командующий Гефсемар снова надел плачущую маску, возможно, чтобы почтить память погибших от рук Испивающего души космодесантников. Дважды истерзанное лицо Н'Кало снова скрывал шлем — по всей видимости, его вернули в прежнее состояние в кузницах «Фаланги». Магистр ордена Владимир стоял среди Имперских Кулаков, готовый огласить свое решение.

— Подсудимый, займи свое место, — сказал Владимир.

Сарпедон подчинился. Если и было время для сопротивления, кроме той неудачной атаки в апотекарионе, то оно давно прошло. Сопротивление, к тому же, ни к чему бы не привело. Сарпедон не испытывал ненависти к космодесантникам, собравшимся посмотреть на его смерть. Некогда он был таким же, кроме, возможно, немного большей гордыни и высокомерия. Он не испытывал ненависти даже по отношению к Рейнезу. Возможно, секундную жалость, но не ненависть.

— Сарпедон из Испивающих Души, — начал Владимир, — здесь звучали обвинительные и оправдательные речи. Собранные доказательства были исследованы с тщанием и рвением. Я уверен, что ни одно из действий этого суда не противоречило чести и традициям, и что выводы, к которым мы пришли, правильны и справедливы пред лицом Дорна и самого Всевышнего Императора.

— Прошу слова, — сказал Сарпедон.

— Говори, если желаешь, — ответил Владимир, — но решение уже принято, его осталось только огласить. Твои слова ничего не изменят.

— Благодарю, лорд-судья, — сказал Сарпедон, — космодесантники, я зову вас братьями, хотя и знаю, что вы меня братом не считаете. Когда я одолел магистра Горголеона и принял командование орденом, я сделал это лишь потому, что видел в нас ужасную порчу. Не порчу варпа, не тьму ксеносов, а испорченность самой человеческой души. Мы полагали, что стоим выше, что мы пастыри человеческого рода, поскольку были назначены духовенством Терры на роль сторожевых псов и палачей. Но на самом деле истинными врагами были само духовенство и Империум, которым оно управляет. На каждого человека, убитого или замученного тварями из варпа или ксеносами, приходится миллиард тех, кого обрек на это сам Империум. Император сейчас — пустой символ, ширма для творимых Империумом зверств, а когда Он ступал среди нас, Он сражался за безопасность и процветание каждого мужчины и каждой женщины. Вы хотели, чтобы я унижался и молил о прощении за то, что призвал свой орден выполнять волю Императора, когда она пошла вразрез с преступными намерениями Империума? Смерть каждого космодесантника давит на меня. Гибель Воющих Грифонов и Багровых Кулаков, я чувствую так же остро, как смерти собственных братьев. Но я не буду говорить, что сожалею. Я все сделал правильно. И если история Испивающих Души заставит кого — либо из вас усомниться в праве Империума угнетать и убивать верующих в Императора, то наша смерть будет не напрасной.

Рейнез встретил слова Сарпедона саркастическими аплодисментами. Медленные хлопки его ладоней эхом разнеслись по Обсерватории Величия Дорна. Остальные космодесантники не издали ни звука.

— Тогда я объявляю тебе смертный приговор, — сказал Владимир, который будет приведен в исполнение Имперскими Кулаками незамедлительно, как это и приличествует смерти космодесантника. Имена Сарпедона и всех Испивающих Души будут стерты из всех клятв и знаков почестей. Во исполнение приговора назначаю капитана Лисандра палачом, а апотекария асклефина наблюдателем. Сарпедон, ты отправишься в Часовню Мучеников, где будешь казнен, твое тело сожжено, а прах выброшен в космос. Та же участь постигнет твоих братьев. Таково решение этого суда.

Сарпедон склонил голову. Такой исход был лучшим из тех, на которые он рассчитывал.

Ход его мыслей прервало внезапно возникшее в рядах собравшихся волнение. Некоторые из них смотрели вверх, сквозь купол. Мутные огни Сокрытой области заслонил быстро приближающийся силуэт космического корабля, размерами намного меньше, чем «Фаланга». Его двигатели работали на полную мощность.

По кораблю был тут же открыт огонь. Автоматические турели «Фаланги» были активированы вовремя, и силуэт взорвался в короткой вспышке пламени, долю секунды спустя поглощенной вакуумом. Но судно не испарилось, а просто было уничтожено, и часть его корпуса по инерции двигалась прежним курсом к куполу.

— Судно паломников, — определил Лисандр, — закрыть купол!

Купол был защищен бронеплатинами, которые начали закрываться подобно векам огромного круглого глаза, но каждый космодесантник понимал, что сомкнуться они не успеют.

— Всем наружу! — закричал Владимир, — нас предали! У врага подкрепление! Братья, покинуть это место!

— Приговоренный пытается отомстить! — выкрикнул Рейнез, заглушая гул, который подняли двинувшиеся к выходам космодесантники. Пылающий силуэт корабля паломников, приближаясь, казалось, становился все больше, — Его союзники хотят, чтобы мы погибли вместе с ним! Я не побегу, пока предатель жив!

— Проклятие, Рейнез! — воскликнул Лисандр, — убира…

Остатки корпуса врезались в купол. В этот момент бронещиты закрылись лишь наполовину. Купол разрушился, осколки толстого усиленного стекла рухнули вниз подобно ножам. Воздух улетучился наружу и наступила ужасная тишина, нарушаемая лишь скрежетом металла и приглушенным, словно доносящимся из — под земли, гулом пламени.

Улучшенные легкие Сарпедона перекрыли трахеи, чтобы сохранить остатки воздуха. Катастрофа разворачивалась для него словно в замедленном действии. Космодесантники прыгали в укрытия, спасаясь от обломков раскаленного металла. Словно в ирреальном замедленном повторе один из Имперских Кулаков лишился ноги ниже колена, в которое угодил обломок купола. Другой, вместе с одним из Воющих Грифонов, исчез в потоке огня и обломков стали. Почетный караул Владимира пытался довести его до дверей, расшвыривая в стороны космодесантников. Сангвинарные Ангелы Гефсемара прямо с мест вылетели через двери, сопровождаемые струями пламени прыжковых ранцев.

Воцарился хаос. Большая часть корпуса судна паломников влетела внутрь ослепленной глазницы купола, и пошла вдоль пластин обшивки трещинами, из которых извергались потоки раскаленных обломков. Сарпедон не видел Рейнеза или Лисандра, которые во время процесса находились ближе всего, и его тело инстинктивно пыталось разорвать оковы.

Часть разума кричала, что ему не хватит воздуха, что даже три легких космодесантника не смогут долгое время продержаться в полном вакууме. Другая часть искала возможность спастись. Сарпедон ранее не испытывал клетку на прочность в полную силу, поскольку не было никакого шанса уйти от такого количества космодесантников. Но теперь он начал пытаться вырваться из оков всеми силами, в наличии которых уже был не уверен.

Клетка уступала под его напором. Древесина и сталь начали ломаться. Сарпедон сорвал наручники и принялся за удерживающие ноги кандалы. Они также уступили силе, и Сарпедон оказался на свободе, хотя за ним и волочились обрывки цепей.

Библиарий побежал к ближайшему выходу. И едва успел остановиться, чтобы не быть разрубленным пополам рухнувшим сверху подобно лезвию гильотины гигантским листом стали, который некогда был частью палубы корабля паломников. Испивающий Души перебрался через него почти столь же ловко, как если бы бежал по горизонтальной поверхности, и увидел перед собой закрывающиеся противовзрывные двери. Взревывала сирена, звук передавался через пол и отдавался в конечностях, вместе с глухим стуком взрывов. Весь зал содрогался от толчков рвущегося металла. Сарпедон увидел умирающего Воющего Грифона. Одна сторона его грудной клетки была вскрыта, сквозь зияющий в доспехе разрыв виднелись органы. Глаза космодесантника закатились, он бился в конвульсиях. Испивающий Души ничем не мог ему помочь.

Сарпедон прыжком проскочил между створками противовзрывных дверей. Обломки мешали им закрыться полностью. Он выдернул мешающие дверям куски металла, и створки захлопнулись. Воздух с шумом заполнял коридор, восстанавливая давление.

Сарпедон сделал вдох. Он был похож на первый вдох в жизни. Воздух, казалось, обдирал горло. Разум, до этого казавшийся замутненным, словно обретал былую силу с возвращением кислорода.

Испивающий Души осмотрелся. Он находился в технической лаборатории — вдоль стен стояли стеллажи с вериспик-оборудованием и инфомедиумами. Именно здесь технодесантники и их асистенты проводили эксперименты с образцами трофейной технологии и создавали тонкие механизмы сделанных на заказ доспехов и оружия. Стены украшал бронзовый геметрический орнамент, а у одной из них находился когитатор. Полусгоревшие свечи на медном корпусе делали его похожим на алтарь. Пол усеивали обломки оборудования и необработанных заготовок, разбросанные потоком уходящего воздуха.

Сарпедон помедлил. Он не знал планов «Фаланги». Довольно неплохо сохранился в памяти путь в камеру, но библиарий сомневался, что есть смысл туда возвращаться.

А какой смысл был делать хоть что — то? Ему, конечно, не удастся покинуть «Фалангу». Имперские Кулаки пустятся в погоню, как только пересчитают своих мертвецов. Сарпедон был свободен, но какое это имело значение?

Все же какой — то смысл в этом был. Он боролся с фатализмом, который давил на него с самого момента пленения. Пока Сарпедон был жив, он мог сражаться, мог наполнить свою жизнь хоть каким — то смыслом…

— Сарпедон! — прокричал голос, который библиарий с неудовольствием узнал.

Паломнические лохмотья Рейнеза выглядели еще более изодранными, а лицо покрывали ожоги. Хромая, капитан вышел из дверного проема. Его броня была покрыта подпалинами, но хватка рук на громовом молоте, который казался частью его тела, ничуть не ослабла.

— Капитан Рейнез, — сказал Сарпедон, — я смотрю, нас обоих не так — то просто убить.

— Ты не свободен, предатель! — рявкнул Рейнез, — пока я за тобой наблюдаю, для тебя не существует свободы! Я ждал твоей казни, и сегодня она свершится!

Сарпедон был безоружен и лишен брони. Ему не приходилось сражаться, по его меркам, уже долгое время, легкие и мышцы все еще горели. Но тем не менее, он был космодесантником, и никогда не наступит тот момент, когда космодесантник не будет готов к битве.

Рейнез взревел и рванулся вперед, подняв молот над головой. Это был порыв чистого гнева, опрометчивый, легкомысленный. Неправильный. Сарпедон, цепляясь когтями за выпуклости орнамента, вскарабкался на стену, и молот Рейнеза врезался в стену за его спиной. Образовалась глубокая вмятина с торчащими из нее обрывками проводов и источающими хладагент трубками.

Сарпедон уцепился за покрывающую потолок паутину люмен-лент и проводов. Рейнез озлобленно взревел и взмахнул молотом, но библиарий спрыгнул на лабораторный стол и ударом ноги метнул в незащищенное лицо Рейнеза сложное устройство, похожее на микроскоп. Десятки линз и острых медных деталей разлетелись на части и Рейнез отшатнулся, на мгновение ослепленный.

Сарпедон бросился на него, передними конечностями пытаясь сбить с ног, а задними — обхватить. Рейнез вместе с повисшим на нем Испивающим Души сделал несколько шагов назад, пытаясь освободить свое единственное оружие — молот. Сарпедон вырвал его из рук капитана и отбросил в сторону. Силовое поле разрядилось как вырвавшаяся из заточения молния, когда оружие ударилось в противоположную стену помещения.

Рейнез попытался ударить кулаком. Сарпедон отвел удар в сторону и ударил сам, угодив в челюсть. Будь на нем доспех, перчатка раздробила бы кость — но сейчас Рейнез просто оказался ошеломлен на мгновение, которого Сарпедону хватило, чтобы поднять противника над головой, развернуть и головой вперед отправить в сторону когитатора.

Сверкнула вспышка. В разбитом устройстве зажужжали механизмы, защелкали клапаны, разлетелись в сторону со скоростью пуль шестерни. Рейнез выбрался наружу, по его лицу и покрытому копотью нагруднику струилась кровь.

— Ты не палач! — крикнул Сарпедон, — ты потерпел неудачу! Ты превратился в неразумное, ослепленное ненавистью существо, потому что не смог признать, что потерпел неудачу! Если бы ты убил меня, твоя неудача никуда бы не делась, и твоя жизнь не стоила бы ровным счетом ничего! Ты должен быть благодарен, что я не предоставил тебе такого шанса!

Рейнез выплюнул сгусток крови. Он стоял на ногах, хотя и покачивался, словно его ноги собирались подогнуться.

— Еретик, — произнес он нечленораздельно, — паразит. Ты никогда не был мне братом. Варп уже давно поглотил тебя. Весь твой орден. Запятнанный… порченный… до самого генного семени… Даже кровь Дорна отвергает тебя!

Рука Рейнеза метнулась к поясу, схватилась за болт-пистолет. Капитан молниеносно направил ствол на библиария.

Движение Рейнеза было быстрым. Но Сарпедон оказался быстрее. Он пригнулся, скрывшись за одним из лабораторных столов. Болт-пистолет рявкнул, заряд угодил в стол, выбив из него облачко щепок и бронзовой крошки. Еще несколько выстрелов — и стол развалился бы на части.

Сарпедон поддел стол плечом и надавил. Ножки вырвались из креплений, библиарий рванулся в сторону Рейнеза. Стол хрустнул, впечатав капитана в стену и зажав руку с оружием.

Испивающий Души протянул руку и выхватил у Рейнеза пистолет. Так же быстро, как капитан выхватил оружие, Сарпедон приставил его к виску самого капитана.

— Я оставлю тебе жизнь, — сказал Сарпедон, — запомни это, брат.

Задником болт-пистолета библиарий ударил Рейнеза в переносицу. Хрустнул хрящ, капитан снова оказался ошеломлен. Голова Багрового Кулака безвольно повисла. Сарпедон отпустил стол и Рейнез рухнул на пол. Испивающий Души оставил его лежать и покинул техническую лабораторию, готовый ступить на любой путь, который откроет перед ним «Фаланга».

* * *

Жидкая взрывчатка, которой брат Сеннон заменил свою кровь, воспламенилась и мгновенно испепелила его тело. Дверь в камеру Денията сорвало с петель. Сопровождавших Сеннона Имперских Кулаков сбило с ног и отбросило в коридор Залов Искупления, где они всей своей бронированной массой врезались в стоящее на пересечении проходов устройство.

Ударная волна лишила Луко сознания. Когда к нему вернулись чувства, в глазах двоилось, а в ушах стоял звон. Капитан не слышал шагов выходящего из дымящейся дыры дредноута, но видел, как содрогается засыпанный каменной крошкой пол. Испивающие Души выбирались из камер — стены Залов Искупления искорежило взрывом, и двери камер открылись. Одному или двум космодесантникам удалось сбить оковы камнями, и теперь они помогали братьям в соседних камерах сделать то же самое. Двое Испивающих Души набросились на Имперских Кулаков, все еще ошеломленных и неспособных сопротивляться, и завладели их болтерами, боевыми ножами и гранатами.

Луко ударил ногой по двери своей камеры. Она по-прежнему держалась крепко. На капитана упала тень. Возникший в мутном свете силуэт принадлежал Денияту. Корпус дредноута, даже лишенного оружия, выглядел мощным и устрашающим. Луко, все еще оглушенный, молчал. Дредноут посмотрел на него, сфокусировав мертвые глаза механической головы, затем пошел дальше, вскоре исчезнув в завихрениях пыли и дыма.

Сразу после его исчезновения появился сержант Салк. В руках он держал пару лезвий, способных перерубить цепь или кость. Скорее всего, он взял их с одного из орудий пытки, используемых прежними поколениями Имперских Кулаков для очищения. Салк что — то кричал, но Луко не мог разобрать слов, затем сержант принялся за прутья двери, и вскоре вырвал ее.

Салк перерезал цепи, удерживающие Луко у стены, и помог ему подняться. Капитан уже мог разобрать слова сержанта, хотя в голове по-прежнему звенело.

— …надо уходить! Кулаки с минуты на минуту будут здесь!

— Кто… кто погиб? — спросил Луко. Казалось, что собственный голос доносится откуда — то издалека.

— Думаю, четверо или пятеро наших. Возможно, мертвы, возможно, ранены. Нет времени выяснять. В дальнем конце залов есть выход к архивам.

Луко разглядел апотекария Палласа, выходящего из облака пыли с несколькими Испивающимии Души. Еще двое вырвали дверь одной из камер, и Луко увидел, что в ней находится библиарий Тирендиан. Его шею обхватывал ошейник подавителя, не дающего использовать психические силы.

— Что с Дениятом? — спросил Луко.

— Его нет в камере.

— Это я видел. Куда он направился?

— Не знаю, брат. Капеллана Иктина я тоже не видел. Нам нужно собраться и найти место, где мы сможем держать оборону, брат. Мы свободны, но это ненадолго, если мы не сможем где — нибудь укрепиться.

— Да. Да, брат, я согласен. Нужно идти.

— А правосудие? — сказал Паллас. Апотекарий стоял прямо у выхода из камеры, окруженный Испивающими Души. Его руки покрывала кровь — он, должно быть, пытался спасти раненных взрывом космодесантников

— Правосудие? — переспросил Луко.

— Мы — отступники. Нас доставили сюда, чтобы судить. Будет ли правильным бежать от правосудия? Что мы будем делать потом? Сражаться со всеми космодесантниками «Фаланги»? Нас менее роты. На этом корабле три роты Имерских Кулаков и Трон знает, сколько бойцов из других орденов. Какой прок еще от одной битвы, если в результате будет то же самое? Ни один из нас не покинет этот корабль, капитан. И ты это знаешь.

— Тогда оставайся, апотекарий, — сказал Луко, — пока у нас остается хоть шанс обрести свободу, я буду цепляться за него. Шансов у нас, может, и немного, но я думаю, что умереть свободным стоит того, чтобы сражаться. Пойдемте, братья! Нам нужно покинуть это место. За мной!

Луко и Салк вышли из камеры. Луко увидел остатки ордена Испивающих Души — безоружных окровавленных космодесантников, несущих на себе следы наручников и кандалов. Но все они были его братьями, и теперь они в последний раз будут сражаться плечом к плечу. Одному Императору известно, почему Сеннон ценой собственной жизни купил им свободу — время задаваться такими вопросами еще не пришло. Хватало уже того, что у них появился шанс.

Луко привык использовать подворачивающиеся ему возможности. Он взял болтер, который ему протянул один из Испивающих Души, и первым пошел через Залы Искупления навстречу своим последним мгновениям свободы.

 

8

Луко пинком распахнул двери архива. Заплесневелый влажный воздух смешивался с гарью кордита и каменной пылью, окружавшими Испивающих Души. Архив представлял собой высокое, словно пропахшее пылью веков помещение с закрепленными на стенах в несколько ярусов пергаментными свитками и огромными деревянными столами для чтения. Согнувшиеся над столами архивисты с удивлением смотрели на шесть десятков космодесантников, ворвавшихся в их владения.

— Неплохое место, чтобы держать оборону, — сказал Салк, оглядев архив, — много укрытий, мало входов.

— По крайней мере, нам будет, что почитать во время ожидания, — отозвался Луко.

Архивисты бросились врассыпную. Никто из Испивающих Души не собирался их преследовать. Они могли сообщить Имперским Кулакам, где скрываются беглецы, но Имперские Кулаки рано или поздно все равно узнали бы об этом, а смертей уже и так случилось слишком много.

— Рассредоточиться! — приказал Луко Испивающим Души. Так как Сарпедона и Иктина с ними не было, командование естественным образом переходило к нему, — найдите что — нибудь, что мы сможем использовать! Оружие, транспорт! Конечно, глупо надеяться найти челнок, который унесет нас с этой консервной банки, но это не значит, что не стоит его искать.

— И дайте мне что — нибудь, чем я смогу снять эту чертову штуковину! — библиарий Тирендиан все еще пытался сорвать с шеи психоподавитель, — она опускает мой интеллект до вашего уровня.

Луко заметил движение, и вгляделся в полумрак архива. Из теней вышел старый согбенный человек, одетый в такие же одежды и несущий на себе те же самые символы, что и тот, кто освободил Испивающих Души из Залов Искупления. Все архивисты сбежали, но этот человек, кажущийся еще более ветхим, не проявлял страха.

— Приветствую! — сказал старик. Луко заметил у него молитвенные четки и аквилу паломника, а также вышитое на одежде изображение слепого глаза, — братья Чаши! Мое сердце радуется от того, что я вижу вас на свободе!

— Кто ты? — требовательно спросил Луко, — один из твоих паломников умер, чтобы освободить нас, хотя мы не просили его об этом. Что вам от нас нужно?

— Я лишь хочу, чтобы свершилось предначертанное судьбой, — ответил паломник, — моя жизнь сложилась так, что меня называют отцом Гиранаром. Я и мои братья — Слепое Воздаяние, ищущие правосудия, орудия судьбы, Незрячее Око. Еще до того, как я родился, судьба начала готовить нас к роли, которую мы должны сыграть в том, что уготовано Испивающим Души. — Гиранар доковылял до Луко и сжал его огромную лапу своими крошечными сухими ладонями.

— Я рад, что дожил до этого момента! Когда я испил из священного сосуда, то не осмеливался даже попросить судьбу о том, чтобы встретить тот день, когда чаша переполнится!

— Объяснись, — сказал Луко.

— Мы принадлежим к длинной череде тех, кто всеми силами старался, чтобы этот день настал, — продолжил Гиранар, — Черная Чаша, Серебряный Грааль и бесчисленное множество других шли тем же путем, который гарантированно пересекся бы с путем Испивающих Души и позволил воплотить судьбу. Ты должен выбраться на свободу, капитан Луко, ты и все твои боевые братья! Ты должен сражаться здесь и увидеть, как происходит то, что должно произойти! Я разбил твои оковы, но лишь ты можешь наносить удары!

— Какую судьбу? — спросил Луко, — если мы здесь для того, чтобы что — то сделать, то для меня это новость. Нас доставили на «Фалангу» против нашей воли, и, сколь бы неблагодарно это ни звучало, о свободе мы тоже не просили.

— А теперь сразитесь в последней битве! — сказал Гиранар. Глаза старика горели, как будто он смотрел сквозь Луко и видел какое — то религиозное откровение, — вместо мрачной казни вы умрете в бою, а ваша жертва изменит Империум к лучшему! Этот момент изменит ход истории человечества, капитан!

Луко притянул Гиранара ближе. Ростом старик едва достигал солнечного сплетения капитана.

— Тот, кто жаждет последнего сражения, — сказал Луко мрачно, — никогда не участвовал в настоящем бою.

— Для судьбы не имеет значения, что ее орудия не знают о своей роли, — сказал Гиранар, — я благословлен знанием грядущего. Вы, капитан, не менее благословлены тем, что оно откроется вам в момент славы.

Луко отпустил Гиранара. Паломник не боялся. Космический десантник не знал страха потому, что взял его под контроль, переломил и отказался от него как от чего — то ненужного. Гиранар же не боялся изначально, словно даже нависший над ним разъяренный космодесантник был деталью много раз просмотренной пьесы.

— Ты напоминаешь мне одного знакомого, — сказал Луко, — его звали Изер и, подобно тебе, он был верующим. Пешкой силы намного более могучей и темной, чем мог себе представить. Она его впоследствии и убила. Среди Испивающих Души ты не найдешь много новых друзей, отец Гиранар.

— Как я уже сказал, — ответил старик, — были и другие. Мне просто повезло больше всех.

— Капитан! — донесся из глубины архива, из отбрасываемых сводчатыми проходами теней, голос Тирендиана, — я нашел кое — что, на что ты захочешь взглянуть.

Луко пошел на голос. Библиарий стоял в сводчатом проходе, ведущем в другое помещение, неярко освещенное несколькими прожекторами, лучи которых падали на сотни предметов, расположенных так, словно являлись экспонатами музея.

Около ста комплектов силовой брони были расположены на стойках таким образом, что, казалось, рядами выстроились сами космодесантники. Доспехи Испивающих Души, все еще заляпанные грязью и пеплом Селааки, с отметинами, оставленными зарядами оружия некронов и когтями духов, которые чуть не погубили столь многих. Разбитая в схватке с верховным лордом некронов броня Сарпедона находилась там же. Как и броня Луко с небрежно нанесенными символами отступника поверх темно-фиолетового цвета ордена.

Рядом с броней лежало оружие. Болтганы были уложены, словно в арсенале. Топор Меркаэно, личное оружие Сарпедона. Силовой топор сержанта Грэва и молниевые когти Луко. Краска на огромных бронированных перчатках почернела и местами отвалилась от постоянного воздействия силового поля когтей.

— Зал хранения улик, — с улыбкой произнес Тирендиан.

— Вооружаемся! — взревел Луко, — Тирендиан, пошарь в округе и найди боеприпасы и элементы питания.

— Похоже, нам все — таки удастся здесь закрепиться, — произнес Салк, увидев оружие. Несколько Испивающих Души уже шли к своим доспехам, а сержант Грэв направился прямиком к силовому топору. Взяв его в свою мутировавшую руку, он внезапно начал выглядеть больше как Испивающий Души, как воин, чем как тот, кого держали в плену.

Луко вложил руку в одну из перчаток с молниевыми когтями. Вес показался огромным, и не только потому, что Луко еще не надел силовой доспех, компенсировавший бы размеры перчатки.

— А я надеялся, — обратился он к Салку, — что все это окончится мирно. По крайней мере, я говорил себе, казнь — не сражение. А теперь нам предстоит последняя битва. Кто бы мог подумать, что я когда — нибудь буду полагать, что всегда есть последняя битва.

— Капитан? — сказал Солк.

— Я их ненавижу, — ответил Луко, — сражения. Кровопролитие. Я начал их ненавидеть. Я уже давно лгал об этом, сержант Салк, но сейчас в этом вряд ли есть смысл.

— Не могу поверить своим ушам, капитан.

— Знаю. Иногда я сам себе отвратителен.

— Нет, капитан, — сказал Салк, — ты не понял. Ты ненавидишь войну, но сражаешься, потому что знаешь, что должен. В этом нет ничего отвратительного. Иногда я горжусь этим, даже наслаждаюсь, и это помогает мне пережить самое худшее. Но я не знаю, как мог бы сражаться без таких мыслей. Ты храбрее меня, капитан Луко.

— Хорошо, — ответил Луко, — можно взглянуть и с этой стороны.

— Давай сделаем нашу казнь немного более интересной, брат, — сказал Салк.

Луко закрепил на левой ноге понож.

— Да будет так, брат.

* * *

Командующие собрались в Горне Веков, вдали от разгерметизированных зон Обсерватории. В малиновом свете кузниц они сначала пересчитали выживших братьев, отдали офицерам приказ составить списки павших, а затем вернулись к задаче по поимке Испивающих Души.

Вне всякого сомнения, отступникам помогли сбежать сообщники из числа паломников, которым позволили явиться на «Фалангу», чтобы наблюдать за судом. Когда командующие обсуждали свои потери и состояние «Фаланги», кастелян Левкронт молчал, поскольку было лишь вопросом времени, когда дело дойдет до рассмотрения того факта, что именно он дал паломникам разрешение взойти на борт корабля.

Среди Сангвинарных Ангелов потерь не было, вдобавок к этому, командующего Гефсемара и его Сангвинарную Гвардию произошедшая резня не коснулась вовсе. Погибли воющие Грифоны. Имперские Кулаки, коих здесь было большинство, соответственно, понесли наибольшие потери. Не хватало одного Серебряного Черепа и двух Обреченных Орлов, предположительно, погибших и выброшенных в космос взрывной декомпрессией. Члены экипажа, надев скафандры, уже делали первые попытки войти в купол Обсерватории, чтобы найти павших среди обломков. Но не было почти никакой надежды, что удастся найти выживших.

— Братья! — раздался крик от входа в Горн Веков. Показался окровавленный и сильно помятый Рейнез. За собой он тащил безоружного и лишенного доспехов космодесантника. Броня Рейнеза, которая в момент прибытия на «Фалангу» и без того находилась в плохом состоянии, теперь была настолько залита кровью и покрыта подпалинами, что едва можно было различить цвета Воющих Грифонов, — вы ищете ответов? Или, может быть, объяснений? Я сделал то, что вам не удастся сделать, препираясь между собой. Я кое — что для вас нашел!

Рейнез втолкнул пленника в центр помещения. Не оказывающий сопротивления космодесантник упал на колени.

— Хорошо, что ты жив, Рейнез, — сказал магистр ордена Владимир. Осадный капитан Давикс вышел вперед и поднял склоненную голову космодесантника.

— Он — Испивающий Души, — сказал Давикс, указав на символ чаши в центре переплетения хирургических шрамов на груди космодесантника, — как тебя зовут?

— Апотекарий Паллас, — ответил Испивающий Души.

— Один из обвиняемых, — сказал Владимир, — тебя ожидала казнь. Почему ты не сбежал с остальными осужденными?

— Потому, что мы не свободны, — сказал Паллас, — я не знаю, почему мы были освобождены, и кто за это ответственен, но мы не искали свободы. Мной уже манипулировали прежде. Это сделал Абракс, когда наш орден отвернулся от Империума, и я больше не позволю себя использовать. Если мне предстоит быть казненным здесь — да будет так. Это меня не волнует. Но я не стану пешкой в чужой игре.

— Тогда кто это сделал? — надавил Давикс, — кто совершил подобную дерзость? Мои боевые братья погибли, потому что кто — то выпустил Испивающих Души. Отвечай!

— Я не знаю! — огрызнулся Паллас, — кто — то, кому выгодна битва на «Фаланге». Кто — то, кто хочет услышать последний смех Испивающих Души прежде, чем мы исчезнем. Как и ты, я могу только гадать.

— Они оставили его, чтобы посеять неразбериху, — сказал Давикс остальным космодесантникам, — вспомните стратегии трусости, описанные в Кодексе Астартес!

— Расколы в рядах Испивающих Души уже случались, — сказал Владимир, — они выступали друг против друга на Неверморне. Полагаю, Рейнез, ты видел это своими глазами. То, что этот апотекарий принял решение не уклоняться от правосудия вместе со своими братьями, вполне возможно.

— Как бы то ни было, — сказал Рейнез, — мы должны выжать из него все, что ему известно, — Багровый Кулак достал из ближайшего горна клещи. Их металлические зубья были раскалены докрасна, — предлагаю не терять зря времени.

— В этом нет нужды, — сказал Владимир, — если его задача — дезинформировать нас, то он готов к тому, чтобы лгать и под принуждением. Если нет, то в причинении страданий нет смысла.

— И что с ним тогда делать? — насмешливо спросил Рейнез, — наградить?

— Он — апотекарий. И может помочь раненым, — ответил Владимир, — апотекарий Асклефин, ты будешь за ним присматривать. Но сначала он ответит на один вопрос.

— Спрашивай, — сказал Паллас.

— Где Сарпедон?

Паллас поднял глаза.

— Последний раз, когда я о нем слышал, он был в зале суда. Вам лучше знать, где он сейчас находится.

— При его побеге погибли космодесантники, — сказал Владимир, — пойми, что рано или поздно правосудие настигнет его, и то, как умрешь ты сам, зависит от того, насколько нас удовлетворит твое в этом участие.

— Меня мало волнует, останусь ли я жив, магистр ордена, — ответил Паллас, — я не знаю, где он. Решайте сами, говорю ли я правду, но я знаю, что не лгу.

— Есть еще один вопрос, с ответом на который наш друг-Испивающий, возможно, также не сможет нам помочь, — мягко сказал Гефсемар, — где капитан Н'Кало?

Офицеры-космодесантники непроизвольно огляделись по сторонам. Все были на месте, за исключением Н'Кало. Железные Рыцари были здесь, но их командующего не было.

— Он успел выбраться из — под купола, — сказал Давикс, — я его видел.

— Но сюда не добрался, — ответил Гефсемар.

— В таком случае, определение его местонахождения имеет высокий приоритет, — сказал Владимир, — но не настолько высокий, как поиски Сарпедона и Испивающих Души, которые сбежали из тюремного блока. Если у них есть план, они, скорее всего, будут держаться вместе. Если мы хотим одолеть их с минимальными потерями, это нужно делать быстро, пока они не окопались. Лисандр!

— Магистр? — отсалютовал Лисандр.

— Ты возглавишь охоту. В твоем распоряжении три наших роты. Офицеры, от своего имени прошу позволить Лисандру командовать вашими космодесантниками так, как он посчитает нужным. Нет нужды напоминать мне о протоколах, которые будут нарушены, если вы станете подчиняться приказам офицера другого ордена, сейчас не время заниматься такими пустяками.

— Сарпедона прикончу я, — сказал Рейнез.

— Ты не подвергнешь угрозе жизни моих боевых братьев, — сказал Владимир, — если подвернется возможность, кто — нибудь другой убьет Сарпедона, не дожидаясь твоего позволения.

— Моя клятва мести важнее жизни, — Рейнез оттолкнул Палласа в сторону и сделал несколько шагов к Владимиру, — даже жизни брата.

— А свершение правосудия Дорна над Испивающими Души еще более важно, — сказал Лисандр, положив руку на наплечник Рейнеза. Багровый Кулак сердито дернул плечом, сбрасывая ее.

— Для того, кто презирает потраченное впустую за разговорами время, — произнес Гефсемар, — брат Рейнез слишком уж явно наслаждается собственными небольшими речами.

Рейнез Одарил Гефсемара взглядом, который, наверное, мог бы погасить звезду. Офицеры отдали своим космодесантникам приказ начать охоту.

* * *

Капитан Н'кало отбросил в сторону придавившую его плиту. В ушах звенело, в глазах плавали красные и черные сполохи. Он находился в одной из галерей славы «Фаланги» — палубы, разделенной на отсеки, где хранились произведения искусства, знамена и трофейное вооружение, имеющие значение для истории Имперских Кулаков.

Когда капитан покидал купол, на него обрушился потолок. Галерея обвалилась за ним прежде, чем разгерметизировалась, но ударная волна от взрыва корабля паломников нанесла существенные повреждения. Н'Кало увидел прямо над собой чучело похожего на паука существа, покрытое слоем прозрачного лака. Чучело было закреплено на потолке таким образом, чтобы посетителям казалось, что существо хочет напасть сверху. На теле десятиногой твари четырех или пяти метров длиной можно было увидеть обугленные отметины от попадания сразивших ее болтерных зарядов. Это было свидетельство сражения, происходившего в миллионах миль отсюда, и, возможно, несколько тысяч лет назад.

Сбоку Н'Кал оувидел фреску, изображавшую Имперских Кулаков, которые истребляли врагов среди смоляных ям какого — то первобытного мира с вулканами и джунглями. Синевато-серая кожа и плоские лица выдавали в противниках тау — ксеносов, которые пытались расширить свои владения за счет имперских территорий и остановились в Дамокловом заливе. Напротив фрески лежали бронепластины, оторванные от транспорта зеленокожих. В нанесенных на них изображениях снарядов и черепов была какая — то жестокая величественность и дикарская простота. На нижнем ребре бульдозерного отвала виднелась засохшая кровь.

Н'Кало попытался сориентироваться. Он не знал, один ли он здесь. Командующий осмотрелся и прислушался, пытаясь разглядеть среди картин и скульптур космодесантников или членов экипажа.

Внезапно его слух уловил скрип нервных волокон и звук соприкасающихся керамитовых пластин.

— Брат? — позвал Н'Кало, — ты ранен? Ответь мне!

Ответа не последовало.

Н’Кало напрягся. Возможно, Сарпедону удалось пережить атаку и освободиться. Может быть, уйти удалось и другим Испивающим Души. «Фалангу» больше нельзя было считать безопасным местом. Командующий теперь точно знал, что это враждебная территория.

Н'Кало достал болт-пистолет. Пожалел об отсутствии силового меча, который он оставил в предоставленной отделению каюте, сменив на время поединка на двуручный клинок.

На стене рядом с бронепластинами висело оружие, похожее на гипертрофированный тесак для разделки мяса, к лезвию которого были приварены зубцы и обломки металла. Оружие зеленокожих. Н'Кало с отвращением снял тесак со стены и взвесил в руках. Оружие ксеносов, которое не должен был использовать ни один Железный Рыцарь. Но обстоятельства были чрезвычайными.

Мелькающая в полумраке между трофеями и мемориалами тень соткалась в облаченную в силовой доспех фигуру. Н'Кало скрылся за барельефом, изображающим победу Имперских Кулаков над тау.

— Я говорил в твою защиту, — сказал Железный Рыцарь, — больше этого не сделал никто. Я говорил в защиту твоего ордена! Сделай то, чего не сделал суд — выслушай меня.

Что — то металлическое лязгнуло об пол. Раздался стук керамитовых ботинок по плиткам.

— Сдайся, брат, — продолжил Н'Кало, — если ты не сдашься, если вступишь в сражение с нами, твоя участь станет только хуже.

— Тебе стоит заботиться, — донесся до командующего ответ, — отнюдь не о моей участи.

Голос был незнакомым. В нем слышались ученость, уверенность в себе, спокойствие и непонятно как уживающаяся с ними склонность к насилию.

— Назовись, — сказал Н'Кало.

— Ты узнаешь мое имя довольно скоро, — ответил космодесантник.

Н'Кало рискнул выглянуть из — за барельефа. На него смотрело дуло болт-пистолета. Командующий успел отпрянуть, и заряд выбил фонтан щепок из деревянной стены.

Железный Рыцарь выпрыгнул с другой стороны барельефа, перекатился. Рванулся прямо сквозь стойку с взятыми в бою знаменами, запрыгнул на постамент, чтобы сократить дистанцию.

Болт-пистолет рявкнул еще раз. Н'Кало встретил выстрел грудью, чувствуя, как керамит врезается в ребра. Не слишком глубоко. Не слишком плохо. Ему удастся сойтись с врагом лицом к лицу.

Н’Кало выставил вперед плечо и врезался в противника. Он увидел не фиолетовую броню Испивающего Души, а украшенный черепом черный доспех капеллана. Тем не менее, изображение чаши на наплечнике говорило, что он принадлежал именно к этому ордену.

Иктин. Капеллан Испивающих Души. Человек, до появления Денията считавшийся самой серьезной духовной угрозой из всех пленников. Второй после Сарпедона в очереди на казнь. Вооруженный, бронированный и свободный.

Н'Кало снизу вверх ударил тесаком зеленокожих по руке Иктина. Капеллан взмахнул собственным оружием, отбивая лезвие вверх, и заставив командующего отшатнуться. Н'Кало с тревогой понял, что Иктин вооружен крозиусом арканум, похожим на булаву силовым оружием, которое служило символом статуса капеллана.

Испивающий Души ударил болт-пистолетом в височную часть шлема Н'Кало. Железный Рыцарь покачнулся, шлем раскололся вдоль оставленных ударами Рейнеза трещин.

— На колени, — сказал Иктин, направив дуло болт-пистолета в лицо Н'Кало, — Встань на колени, и все случится быстро. Разве не это предложили Испивающим Души? Покорность и быструю смерть? Тогда именно это я предлагаю тебе, капитан Н'Кало из Железных Рыцарей.

Н'Кало упал на одно колено и схватил один из упавших на пол штандартов. Это было железное копье с прикрепленным к нему рваным знаменем какого — то мятежного полка Имперской Гвардии.

Следующий выстрел угодил командующему в голову. Шлем сорвался с креплений, Железный Рыцарь ослеп на один глаз. Вложив все силы в удар, он взмахнул древком штандарта. Выбитый из руки Иктина болт-пистолет улетел в тень.

Н'Кало снова опустился на одно колено. Сорвал с головы искореженный шлем. Он чувствовал, что по лицу течет горячая кровь, а пальцы ощутили влажное месиво на месте одного из глаз. В ушах звенело, и казалось, что череп уменьшился на несколько размеров.

Значит, череп пробит. Это Н'Кало уже испытывал. Не самый худший вариант. Можно продолжать сражаться.

Иктин шагнул вперед, сжимая крозиус в неповрежденной руке. Он обрушил оружие на Н'Кало, отбившего удар орочьим тесаком, который успел подхватить с пола в последний момент. Клинок разлетелся на части как стеклянный, а от силы удара командующий упал на спину и перекатился. Уцелевший глаз никак не мог сфокусировать зрение, и Иктин виделся просто как черное пятно.

— Иктин! — крикнул Сарпедон. На мгновение Н'Кало показалось, что именно Сарпедон напал на него, что командующий со своими боевыми братьями снова оказался в лесах эшкинов. Что все, что случилось с тех пор, было просто сном, а на самом деле он никогда не покидал болот.

Но нет. Врагом был Иктин. Сарпедон находился где — то рядом. Капеллан рывком поднял Н'Кало на ноги, обхватил сзади рукой за шею, дотащил до угла и поднял с пола болт-пистолет. Затем приставил ствол к виску Железного Рыцаря.

Сарпедон стоял в центре галереи, без брони, как и в зале суда.

* * *

— Иктин! — воскликнул Сарпедон. Он не мог поверить, что первый же встреченный им после освобождения Испивающий Души сражался с космодесантником, который поддержал орден на суде. Еще более странным был то, что это был Иктин, и что он уже нашел свои доспехи и оружие.

Н’Кало выглядел почти мертвым. Его лицо едва походило на человеческое. В одной из глазниц зияла кровавая рана. Иктин разоружил его, а теперь использовал в качестве живого щита, приставив к виску ствол.

— Капеллан, — сказал Сарпедон, — что ты делаешь?

— Пытаюсь выжить, — отозвался Иктин.

— Н'Кало — мой друг. Отпусти его.

— У Испивающих Души нет друзей. Он пойдет со мной.

— От того, что ты возьмешь заложника, нам станет только хуже! И ты это знаешь!

— Тогда хорошо, что заложника взял я, а не ты. Не ходи за мной, Сарпедон. На этом пути есть лишь скорбь. Иди к своим братьям. Они сейчас вооружаются в архивах.

— О чем ты говоришь, капеллан? Какая бы судьба ни ждала нас здесь, разве ты ее не разделишь?

Иктин поволок Н'Кало к двойным дверям в дальнем конце зала.

— Сражайся, Сарпедон! Сражайся! Твоя судьба состоит лишь в этом. Встань плечом к плечу с братьями и умри достойно!

— Я знаю, что кто — то завел нас сюда так, что я этого даже не понял. Кто — то использовал меня точно так же, как Абракс. Это был ты, Иктин?

— Прощай, Сарпедон. Хорошей тебе смерти, брат!

— Или Деният?

Иктин протащил командующего через двери, створки которых тут же за ним захлопнулись. Сарпедон рванулся вперед, пытаясь добраться до дверей прежде, чем Иктин повернет за угол и исчезнет из виду.

Библиарий услышал из — за двери негромкий звук, какой издает упавшая на пол граната. Благодаря своим сверхъестественным рефлексам библиарий успел вскинуть руки за долю секунды до того, как граната взорвалась. Створки сорвались с петель и ударили Сарпедона, отбросив его в противоположный конец зала, прямо через стойки с трофейным оружием и памятники различным победам.

Сарпедона проволокло спиной по полу. Когда он остановился и прочистил глаза от пыли и осколков, то увидел, что дымящийся дверной проем завален обломками камня. Преследовать Иктина было невозможно.

Деният. Рогал Дорн. Самоубийственная атака корабля паломников. А теперь еще и Иктин, с какими — то своими планами. Все, что Сарпедон знал о галактике, разваливалось на части, и он не знал, чем это все может закончиться, кроме гибели его самого и всех его боевых братьев.

Из того, что сказал Иктин, кое — что было не лишено смысла. Сарпедон должен был сражаться. Он должен был добиться достойной смерти и помочь братьям сделать то же самое. Это было его долгом по отношению к самому себе. Не самая достойная цель из тех, за которые стоило сражаться, но в тот момент эта цель была единственной возможной.

Сарпедон схватил из упавшей стойки меч и направился в архивы.

* * *

Иногда на «Фаланге» дул холодный ветер. Возможно, это был результат действия хитрых настроек атмосферных систем корабля, а возможно, воздушные потоки, спонтанно возникающие из — за разницы температур труб хладагента и перегретых реакторов в двигательных отсеках. Сейчас ветер завывал в усыпанных обломками крушения научных лабораториях и триумфальных галереях вокруг Обсерватории. Он поднимал с пола мусор и бросал его в знамена Имперских Кулаков, стоящие вдоль стен коридора, по которому магистр ордена Владимир прежде входил в ныне разрушенную Обсерваторию Величия Дорна.

Ветер взметал пыль в Залах Искупления, свистел между каркасами разбитых пыточных устройств и прутьями пустых камер. В некоторых из них лежали космодесантники — Испивающие Души, оказавшиеся ближе всех к эпицентру взрыва и убитые им. Их боевые братья забрали с собой несколько тел, но некоторые остались лежать там, где упали. Их истерзанные тела до сих пор были прикованы к стенам камер.

Ветер переворачивал страницы книг, которые лежали на столах в архивах. Читальный зал удерживала лишь горстка Испивающих Души, среди которых был библиарий Скамандер, пирокинетик, еще недавно служивший скаутом. Он сидел в тени, которую отбрасывал огромный свиток пергамента, с Испивающим Души, которому выпало нести с библиарием вахту, и ждал. Когда явится враг — а теперь этих космодесантников следовало называть врагами, независимо от того, кем они были прежде — то попытается пройти здесь, всеми силами.

А враг в это время собирался в корабельной кают-компании, которую капитан Лисандр назначил опорным пунктом для атаки на Испивающих Души. Большую часть сил составляли Имперские Кулаки и Воющие Грифоны, и Лисандру уже пришлось столкнуться со спорами о том, кто атакует изменников первым. «Фаланга» была территорией Имперских Кулаков, и они считали, что именно им должна выпасть наибольшая честь в грядущем сражении, но капитан Борганор потребовал, чтобы его Воющим Грифонам позволили первыми ворваться в архив и пролить кровь Испивающих Души. Лисандр согласился, поскольку в качестве врага ему хватало отступников, и он не хотел, чтобы против него обратились еще и Воющие Грифоны.

Командующий Гефсемар собрал ладонью горсть каменной пыли, в которую превратилась разрушенная взрывом в Залах Искупления стена. Он пустил пыль по ветру, словно это было неким ритуалом, и по завихрениям ветра он мог прочитать ход грядущего кровопролития. Боевой маской Сангвинарного Ангела была посмертная маска Сангвиния, снятая с лица божественного примарха десять тысяч лет назад, когда тот умирал от ран, нанесенных архипредателем Гором. Сангвиний был невыразимо красив, и даже отделанная золотом и драгоценными камнями посмертная маска испускала ауру сверхъестественной величественности, которую Сангвинарная Гвардия считала одним из самых смертоносных своих оружий.

— Что ты видишь? — спросил библиарий Варника из Обреченных Орлов.

Гефсемар повернулся к Варнике, но его глаза скрывались за рубиновыми пластинами, вставленными в глазницы маски, и по ним ничего нельзя было прочитать.

— Линии судьбы, которые переплелись здесь, брат мой, вне понимания любого из нас, — ответил Гефсемар, — наши мудрецы долго пытались их распутать. И постоянно терпели неудачу. Даже сейчас они бьются над этим, зная, что будущее сокрыто от них навеки, но считая, что участие в решении столь сложной задачи — само по себе награда. Наша нынешняя цель отнюдь не является недостижимой, но боюсь, она лишь положит начало процессу, который никогда не закончится.

— Объясни, — попросил Варника, — как объяснил бы дилетанту.

— Подумай вот о чем, брат, — сказал Гефсемар, — космодесантники сражаются с космодесантниками. Это не ново. Но будет ли этот раз последним?

— Думаю, нет, — ответил Варника.

— Значит, ты начинаешь меня понимать. Что такое космодесантник? Это человек, да, но все же нечто намного большее. Ему говорят об этом с самого момента принятия в орден, когда он чуть больше, чем обычный ребенок. После обучения он может даже не помнить ничего из прежней жизни. В его разуме может не остаться воспоминаний о временах, когда он еще не превосходил любого из людей. Каким может стать разум, измененный таким образом?

— Лишенным сомнений и страха, — ответил Варника, — такое изменение человеческого разума необходимо, чтобы создать воина, в котором нуждается Империум. Я считаю это жертвой, которую мы приносим. Мы отвергаем людей, которыми могли бы стать, чтобы вместо этого служить в качестве Адептус Астартес. Если ты полагаешь, что это — ошибка, командующий, я вынужден с тобой не согласиться.

— Вот, в том — то и дело! Видишь, библиарий Варника? Действительно, то, что мы делаем с собственным разумом во время превращения в космодесантников, необходимо для того, чтобы научиться стрелять. Но какой грех закрадывается в нас посредством такого обучения?

— Жестокость? — предположил Варника, — космодесантники неоднократно заходили слишком далеко в наказании врагов Императора, и в результате страдали обычные мужчины и женщины.

— Жестокость — это необходимость, — сказал Гефсемар, — несколько тысяч покойников тут и там ничего не значат по сравнению с миллионами тех, кто останется в живых благодаря тому, что враги испугаются нашей жестокости. Нет, я имею в виду намного более тяжкий грех, от которого недалеко и до порчи.

— Порча — это тяжелое обвинение, — сказал Варника, сложив руки на груди и напрягшись. В голосе его промелькнула угроза, — и что же это?

— Гордость, — ответил Гефсемар, — космодесантник думает не только о том, что превосходит обычных людей Империума. Неважно, осознает он это или нет, но он считает, что превосходит и остальных космодесантников. Каждый из нас действует по-своему, не так ли? Каждый из нас будет сопротивляться попыткам изменить его, даже если единственным способом будет насилие. В нас столько гордыни, что космодесантники никогда не перестанут убивать космодесантников. На каждую Ересь Гора или Бадабскую войну приходится тысяча кровавых дуэлей и судов чести, вызванных нашей неспособностью идти на уступки. Именно с этим врагом мы здесь столкнулись. Именно гордость исторгла Испивающих Души из Империума. Именно гордость побуждает нас уничтожить их, хотя мы твердим о правосудии. Наш враг — гордость. Она нас и погубит.

Варника поразмыслил над этим.

— Видит Трон, у каждого из нас есть особенности, — сказал он, — но разум космодесантника — сложная штука. Разве может ключом к ней быть столь простая вещь, как гордость? Из твоих слов, командующий, могу ли я сделать вывод, что тебе известно решение?

— О, нет, — ответил Гефсемар, — сыны Сангвиния осознают, что мы обречены. Лишь разрушительная гордость космодесантника способна заставить нас сражаться, и лишь мы способны удержать Империум от падения за грань. Нет, наш путь состоит в том, чтобы сражаться до самой смерти, и только перед самым концом осознать собственную природу.

Варника мрачно улыбнулся.

— При всех твоих нарядах и позолоте, Сангвинарный Ангел, ты — пессимист. Обреченные Орлы стремятся обнаружить худшие из творимых в галактике злодеяний, потому что хотят исправить положение. Ни один из нас до этого не доживет, но это произойдет, и добьются этого именно космодесантники, которые сделают его. И неважно, чрезмерна ли наша гордость. Зачем сражаться, если ты веришь в то, что все потеряно, что бы ты ни делал?

Гефсемар разжал кулак, и пыль полетела по ветру.

— Потому, что это — наш долг, — ответил он.

Мимо прошел Лисандр с молотом в руке.

— Давикс и Кастеллан на позиции, — сказал он, — Готовьтесь. У вас две минуты.

Гефсемар и Варника разошлись и присоединились к своим отделениям. Главные ударные силы, собравшиеся в кают-компании, состояли из бойцов девятой и седьмой рот Имперских Кулаков и второй роты Воющих Грифонов. Отделения Варники и Гефсемара должны были следовать за Грифонами и, если верить Борганору, собирать истерзанные останки Испивающих Души, которые, без сомнения, будут в изобилии оставаться за Воющими Грифонами. Лисандр ходил вдоль строя, осматривая Имперских Кулаков, шеренгами стоящих вдоль всего помещения. Кают-компания предназначалась для обычных членов экипажа, и космодесантники едва не задевали головами потолок.

Целые планеты падали под натиском менее чем двух сотен космодесантников, отправленных в эту битву Имперскими Кулаками. Нетерпеливые Воющие Грифоны разбились на отделения, которые по очереди инструктировал Борганор. Лорд-инквизитор Колго тоже присутствовал. Вместе со своими телохранителями-сестрами битвы он стоял в дальней части помещения и, несмотря на терминаторскую броню, походил скорее на наблюдателя, чем на активного участника боевых действий.

Варника вернулся к своему отделению. Сержант Бейренгар, повышенный до командира отделения после смерти Новаса, уже произвел над снаряжением положенные предбоевые обряды и прочитал надлежащие молитвы. Варнике оставалось сделать немногое.

— Вот где находится ключ к этой шкатулке с секретом, — сказал он, — мы, сами того не зная, преследовали Испивающих Души с того момента, как еретик Кефил совершил ошибку и привлек к себе наше внимание. Здесь мы закончим то, что начали там. Мы знаем, кем являются Испивающие Души, и, что еще более важно, мы знаем, кем они не являются. Они нам не братья. Столкнувшись одним из них в дыму выстрелов, не смотрите на него, как на брата. Смотрите на него, как на очередной симптом порчи, и уничтожьте его, как раковую опухоль человечества.

— Борганор! — донесся крик Лисандра из строя Имперских Кулаков, — эту честь я предоставлю тебе!

— Принимаю с радостью! — крикнул Борганор в ответ, — Воющие Грифоны! Робаут Гиллиман смотрит на нас! Покажем ему сражение, которое он не забудет!

Палуба Фаланги вздрогнула, когда Воющие Грифоны двинулись вперед.

* * *

Скамандер собирался уже поднять тревогу, но понял, что входящая в зал фигура передвигается на множестве ног. Он встал и отсалютовал.

— Командир! — сказал он, — мы не знали, удалось ли тебе выжить.

— Мне подвернулось множество шансов умереть, — ответил Сарпедон, — но воспользоваться ни одним из них я не смог, — он пожал руку Скамандера, — сколько у нас времени?

— Немного, — ответил Скамандер, — Имперские Кулаки в данный момент собирают силы для атаки. Они знают, что мы здесь.

— Каков план?

— Удерживать библиотеку. Не умирать. Обстоятельства требуют, чтобы наша тактика была простой.

— Ясно.

— У нас твой доспех и топор Меркаэно.

— Значит я, по крайней мере, не умру голым! Это было бы слишком унизительно.

Скамандер улыбнулся. Несмотря на все пройденные им битвы и смертоносность его психической силы, он был все еще юнцом. По меркам Испивающих Души и вовсе мальчишкой.

Сквозь читальный зал Сарпедон направился в указанный Скамандером сводчатый проход. Он привел в лабиринт книжных шкафов и столов, стопки объемистых томов уходили под самый потолок. Повсюду лежал тонкий слой пыли, местами нарушаемый следами бронированных ботинок Испивающих Души. Сарпедон посмотрел на книги — история деяний Имперских Кулаков, философия битвы, описания жизни и дел некоторых космодесантников ордена. Сарпедон вспомнил напомнили о песнях, которые когда — то сочиняли Испивающие Души, эпических поэмах, восславляющих орден. Сарпедон забросил сочинение собственной песни, когда выбросил Михайраса, своего летописца, через воздушный шлюз во время первой Войны Орденов. От этих воспоминаний во рту появился неприятный вкус.

Испивающие Души приветствовали его, когда он проходил мимо. Он видел боевых братьев, плечом к плечу с которыми сражался долгие годы. Некоторые из них спорили с ним, некоторые во всем его поддерживали, но все последовали за ним в Сокрытую область. Все они без боя сдались капитану Лисандру и его Имперским кулакам, потому что так приказал Сарпедон. И все они умрут здесь, потому что он так приказал.

— Командир, — сказал сержант Грэв, когда Сарпедон прошел мимо. Сарпедон ответил на приветствие и заметил штурмовое отделение, которое Грэв набрал из выживших бойцов ордена. Он выбрал ветеранов, жестоких космодесантников, которые без сомнения будут отдавать каждый сантиметр своих позиций лишь в обмен на ведра крови, пролитой их цепными мечами. Сержант Салк, инструктирующий свое отделение, прервался, чтобы кивком поприветствовать Сарпедона. Библиарий пробрался по импровизированным баррикадам перевернутых столов и протиснулся через узкие проходы между полками. В центре лабиринта из книг он обнаружил капитана Луко, стоящего за столом для чтения.

Луко обхватил Сарпедона за плечи.

— Рад видеть тебя, брат, — сказал он, — я уж думал, что веселиться придется без тебя.

— Я не пропустил бы такое веселье за все блага галактики, — ответил Сарпедон, — сколько наших братьев пришло на праздник?

— Чуть меньше шестидесяти, — сказал Луко, — кого — то мы потеряли во время побега. Паллас остался. Остальные пропали без вести. Полагаю, это вполне ожидаемо, но вот, что странно…

— Паства Иктина, — сказал Сарпедон.

Луко сделал шаг назад.

— Откуда ты знаешь?

— Иктин не с нами, — объяснил Сарпедон, — его паства, должно быть, последовала за ним.

— Не с нами? Что ты имеешь в виду?

— Иктин привел нас сюда. Он много лет манипулировал нами, направляя в это место и в этот момент. Почему? Я не знаю. Скорее всего, по воле Денията. Как бы то ни было, у него свои цели, а у нас свои, и они не совпадают.

— Капеллан нас предал.

— Да, — сказал Сарпедон, — предал.

Обычная веселость Луко исчезла.

— Я убью его.

— С этим придется подождать, — сказал Сарпедон, — пока что стоит озаботиться выживанием. Ты выбрал хорошее место для нашего последнего рубежа, брат. Я бы дважды подумал, прежде чем его атаковать.

— У нас твой доспех и твой топор, — произнес Луко, — вон за тем шкафом. Но Копья Души мы среди улик не обнаружили.

— Значит обойдусь без него. Мне хватит и топора Меркаэно.

— Знаешь, Воющие Грифоны хотели бы его вернуть.

— Значит, Борганор сможет вытащить его из моей мертвой руки, — отозвался Сарпедон, — не сомневаюсь, что он попытается использовать этот шанс. Здесь закончится множество историй, капитан. История обо мне и Борганоре — лишь одна из них. Если мы сможем закончить эти истории столь же достойно, что и те, которые хранятся в этом зале, значит будем считать, что победили.

По воксу Луко раздался голос Скамандера:

— Капитан! Воющие Грифоны приближаются! Я отступаю к позиции Грэва!

Его слова сопровождались тяжелым ревом выстрелов. Сарпедон услышал звуки попаданий болтерных зарядов в стены библиотеки.

— Значит, решено, — сказал Сарпедон, — я вооружусь. До конца, капитан Луко.

— До конца, магистр ордена, — ответил Луко, — решительно и твердо.

Сарпедон отсалютовал:

— Решительно и твердо, Испивающий Души.

 

9

О временах после Ереси Гора уже никто не помнил, хотя они стали для Империума настоящим апокалипсисом. О самой Ереси ходили легенды — о предателе Горе, упивающемся своей завистью к Императору, его измене Человечеству и смерти от рук самого Императора. Очищение же, последовавший за смертью Гора и восхождением Императора на Золотой Трон период преобразований, упоминалось лишь вскользь, в примечаниях к одобренным Имперской Церковью историям. Но правда, известная лишь нескольким историкам, исследования которых отдавали ересью, состояла в том, что Империум родился именно во время Очищения, и рождение сопровождалось ужасными потоками крови.

То было время отмщения. Все, кто был запятнан деяниями Гора, все, кто их окружал, и даже склонившиеся перед Гором под угрозой уничтожения миры, были обречены на страдания. Оставшиеся верными примархи провели кровавую завоевательную кампанию, в ходе которой были казнены миллиарды коллаборационистов. Полные беженцев планеты подвергались чисткам, чтобы гарантированно не осталось в живых никого из военных преступников. После Ереси вспыхнули тысячи гражданских войн. Имперская Армия не вмешивалась в боевые действия до тех пор, пока оставшиеся в живых не ослабевали достаточно, чтобы их можно было завоевать, привести к покорности и перевоспитать.

То было время реформ. Легионы космодесанта были разделены на ордена, что также послужило причиной множества теневых войн и чуть не привело к катастрофе, поскольку космодесантники почти открыто конфликтовали друг с другом за право сохранить за собой символику родительского легиона. Имперская Армия разбилась на миллионы осколков, миниатюрных феодов, лишенных централизованного командования. Среди разрывавших человечество после вознесения Императора религиозных катастроф родилось Имперское Кредо, и для того, чтобы сплотить разрозненные массы людей, были созданы имперские Адепта. Рожденное среди отчаяния Духовенство Терры и его Адепта стали основоположниками принципов страха и подозрений, которые на протяжении последующих десяти тысяч лет определяли каждое их действие. Император хотел, чтобы основой будущего человечества стала надежда, но, каким бы ни видел Он это будущее, из его осколков Очищение собрало нечто порченное, нечто полуживое и ужасное.

То было время Хаоса. Силы варпа вели свою игру за власть над родом человеческим, и, хотя жертва Императора им помешала, они прочно зацепились за реальный мир тысячами щупалец. Потребовались десятилетия, чтобы выследить и истребить легионы демонов, освобожденные в битве на Терре. Кровавые Ангелы и их новоиспеченные сыновние ордена охотились на демонов, чтобы отомстить за смерть Сангвиния. Последователи Гора в последние дни Ереси открыли порталы в варп, стремясь посеять в еще неоперившемся Империуме семена тайн, которые со временем будут открыты и принесут страдания последующим поколениям.

Никто не знал, сколько таких порталов открыли преданные Гору чернокнижники и безумцы. На забытых мирах огромные врата терпеливо ждали исследователей или беженцев, которые неосторожно произнесли бы нужные слова или переступили определенную черту. В фундаментах домов в отстроенных во время Ереси городах таились руны, в глубинах сточных коллекторов и катакомб скрывались ужасные храмы. Некоторые порталы принимали довольно странные формы — пророчества, рассказываемые в подвергшейся порче общине, история, чуть больше приоткрывающая врата с каждым повторением или напеваемая духами пустыни песня, которая, будучи записанной, становится проходом в варп.

Одним из порталов служил глаз, вырванный у какого — то огромного, способного перемещаться в варпе хищника. Служители Темных Сил, собравшись на корабле, который завис на орбите одной из звезд, переправили глаз в реальный мир. Подобно некой живой планете глаз начал обращаться вокруг звезды. Он взирал в пустоту и там, куда падал его взгляд, начиналась демоническая пляска. Призвавшие глаз служители были разорваны на части демонами, а их последние мысли были исполнены благодарности к богам, которые позволили им стать частью столь великолепного действа.

Глаз Хищника упоминался во множестве предсказаний по всему Империуму. И тогда Рогал Дорн поклялся закрыть его. Почитавшие Дорна ордена послали ему на помощь своих чемпионов, и на орбите погибшей звезды разразились самые ужасные и кровопролитные сражения Очищения. Рогал Дорн лично спустился на Глаз Хищника, минуя биологические ужасы, поднимающиеся из его студенистой поверхности, и демонов, старающихся его остановить. Вокруг Дорна один за другим падали боевые братья, но он не колебался. Он был примархом, и в нем текла кровь Императора. Он погрузил кулак в зрачок Глаза Хищника, и тот, ослепленный, закрылся от боли.

Среди выживших боевых братьев Рогала Дорна было много библиариев, и в течение следующих трех дней они проводили ритуал, чтобы навсегда закрыть Глаз. Дорн направлял их в молитве, и, наконец, из его отважного духа соткалась печать, которая клеймом легла на закрытый глаз и запечатала его.

У Дорна осталось слишком мало боевых братьев, чтобы уничтожить Глаз Хищника полностью. Его библиарии были истощены, многие из них не пережили ритуал. Примарх знал, что однажды ему придется вернуться и закончить дело. Прежде, чем уничтожить Глаз, его необходимо было открыть, поэтому Дорн создавал охранный символ таким образом, чтобы снять его могла только кровь самого примарха. Он окружил местоположение Глаза мифами и легендами, чтобы ни один орден не знал, где находится и для чего служит это место. Дорн поклялся, что однажды, когда исчезнут другие бесчисленные угрозы, он соберет способных выдержать ужасный взгляд Глаза Хищника библиариев и чемпионов, и портал в варп будет, наконец, уничтожен.

Но окружавшие Империум угрозы не ослабевали. На каждого истребленного демона приходилось новое восстание или бесчинство ксеносов, возникала новая опасность, угрожающая Империуму забвением. В течение многих столетий Глаз Хищника скрывался от взгляда смертных, ослепленный, но исполненный животного чувства злобы и отчаяния, питаемого ненавистью самого варпа. Со временем, Рогал Дорн умер, чтобы присоединиться к Императору в сражении в конце времен.

Забытый Глаз Хищника по-прежнему обращался вокруг своей звезды.

Та звезда носила имя Кравамеш.

* * *

Скамандр встретил первый шквал пронесшегося по архиву огня. Заряды болтеров Воющих Грифонов летели плотным потоком, поднимая в воздух облака обгоревших обрывков пергамента. Один из болтов угодил Скамандру в грудь и заставил его отступить на шаг. Другой пробил насквозь стол и взорвался около бедра, осыпав его дождем осколков.

— Вы не заставите нас встать на колени! — воскликнул библиарий и запрокинул голову. Его горло пылало алым. Языки пламени сорвались с ладоней, огонь поднялся по наплечникам к лицу. Пол вокруг стола и сам стол покрылись коркой льда, когда тепловая энергия хлынула в библиария, чтобы быть переработанной и использованной в психическом реакторе, в который превратился его разум.

Объятое пламенем лицо Скамандра обратилось на Воющих Грифонов. Они очертя голову бежали к нему, соперничая за право пролить первую кровь. Среди них был и извергающий потоки болтерного огня капитан Борганор.

Скамандр выдохнул огромный язык пламени, которое охватил первых Воющих Грифонов. Некоторые из них были сбиты с ног волной перегретого воздуха. Остальные в полной мере ощутили мощь взрыва, когда от сверхъестественного жара начал плавиться керамит и лопаться бронепластины. Трое или четверо упали, лишенные возможности двигаться, когда сгорели нервные волокна брони и сплавились воедино сочленения.

Борганор прыгнул сквозь огонь и врезался в стол, уже почти обратившийся в пепел под натиском Скамандра. Капитан прицелился в движении и всадил болтерный заряд точно в живот библиария, заставив его опуститься на одно колено.

Остальные Испивающие Души открыли огонь сразу после атаки Скамандра, и охваченные пламенем Воющие Грифоны пытались занять укрытие и выбить из него противника. Борганор проигнорировал общее сражение и, оттолкнувшись бионической ногой, проскользнул под столом, который Скамандр использовал в качестве укрытия.

Капитан оказался лицом к лицу с библиарием, сжимавшим в руке болт-пистолет. Космодесантники начали бороться, пытаясь направить друг на друга стволы оружия. Скамандр наполовину пылал, наполовину был покрыт льдом, но Борганору удалось отвести от себя ствол болт-пистолета. Болтер капитана был слишком громоздким, чтобы использовать его на столь близкой дистанции, поэтому Воющий Грифон выпустил его из рук и выхватил боевой нож.

Внезапно Скамандр загорелся, словно окружив себя огненным коконом. Борганор вскрикнул и отпрянул. Библиарий поднялся и рванулся на капитана, пытающегося отстраниться и зажимающего свободной рукой рану на животе.

Борганор перекатился сквозь пламя, по его наплечникам и ранцу защелкали выстрелы. Зал архива пронизывали болтерные очереди, сверху огненным дождем падали обрывки пергамента, горячий воздух был наполнен частицами пепла, а стены облизывали языки пламени. Огромные рулоны пергамента пылали, опадая вниз подобно огненным водопадам и освещая перебегающих из укрытия в укрытие, ведущих непрерывный огонь Воющих Грифонов.

Скамандр поднял свободную руку, черную от обугленной крови из раны. С его пальцев стекало пламя, и Борганор ухватился за ножку стола, чтобы взрыв не сбил его сног. Он полагался на керамит своей брони и обряды благословения, которые провел над своим снаряжением. Борганор призывал дух Робаута Гиллимана войти в его сердце и сделать капитана чем — то большим, чем человек или космодесантник. Он верил в силу мести и щит презрения, который мог выковать из своей железной души и поддерживать достаточно долго, чтобы казнить предателя, с которым столкнулся.

Борганор заставил себя сделать шаг вперед и выставил перед собой нож. Скамандр снова поднял пистолет, но Борганор отбил ствол в сторону.

— Предатель, — прошипел Борганор, — колдун.

В ответ Скамандр выпустил пламя столь плотной струей, что она была похожа на луч лазерного резака. Борганор уклонился и ударил ножом в лицо библиария. Клинок угодил в челюсть, сломав несколько зубов и пробив язык. Изо рта Скамандра хлынула кровь, пламя начало гаснуть.

Капитан прыгнул вперед, ударив коленом в раненый живот библиария. Скамандр врезался в дальнюю стену архива, где его осыпало горящзими обрывками тысячелетних записей. Борганор схватил Скамандра за голову и запрокинул ее, обнажая горло Испивающего Души.

Глаза Скамандра были полны ненависти. Борганор усмехнулся, увидев в самом уголке глаза искорку страха.

— Все, за что ты умираешь — ложь, — сказал капитан и перерезал библиарию горло.

Воющему Грифону пришлось оттолкнуть тело Испивающего Души к стене, чтобы вырвавшийся из раны язык огня ударил вверх, а не в лицо капитану. Огненный фонтан взметнулся вверх и растекся по потолку подобно разливающейся жидкости. Затем пламя опало, словно иссякло то, что его питало, и Скамандр обмяк. Огонь последний раз сверкнул в уголках его глаз, во рту и ушах, а из сочленений доспеха начал струиться дым.

Борганор отбросил тело в сторону и огляделся. Усилиями космодесантников обоих сражающихся сторон пылающий зал погрузился в хаос. Многие Воющие Грифоны погибли от рук библиария, но теперь Испивающие Души гибли под огнем превосходящих сил атакующих.

Сражаясь со Скамандром, Борганор покинул укрытие, и теперь лишь дым и огонь скрывали его от глаз Испивающих Души.

— Братья! Фокусник мертв! Пусть вашей правдой будет болтерный огонь! — прокричал Борганор, гордо выпрямившись, даже когда рядом с ним начали разрываться болтерные заряды. Он подхватил с пола свой болтер и наконец вступил в битву как должно, посылая очередь за очередью в проглядывающие из дыма силуэты в фиолетовой броне.

— Вперед! Вперед! Это лишь приветствие, братья мои! Праздник еще впереди!

* * *

Сарпедон слышал выстрелы и ощущал запах идущего из читального зала дыма. В сердце лабиринта библиотеки, рядом с капитаном Луко, он ждал, когда волна нападающих разобьется об оборону Испивающих Души

— Скамандр пал, — сказал Луко.

— Значит, у нас появился повод для мести, — спокойно ответил Сарпедон.

— Я обещал себе, что больше не погибнет ни один космодесантник под моим командованием, — сказал Луко, — я много раз давал себе такие обещания, но с их выполнением у меня проблемы.

— Ты обещал себе покой, капитан, — сказал Сарпедон, — и ты его обретешь. Но не сейчас. Ради своих боевых братьев продержись еще несколько мгновений.

В библиотеке раздались первые резкие и острые звуки болтерного огня. Воющие Грифоны одолели передовой отряд Скамандра и прорвались внутрь, прямо в подготовленную Испивающими Души западню.

— Наконец — то все закончится, — сказал Луко, — и мне больше не нужно будет лгать. Спасибо Императору, все закончится здесь.

— И как именно закончится, решать нам, — добавил Сарпедон, — многим ли удавалось такое сказать?

Луко не ответил. Вокруг его молниевых когтей вспыхнуло силовое поле, электрический разряд разметал лежащие на полках бумаги.

Рев выстрелов достиг крещендо, а вокс-каналы превратились в бедлам.

* * *

— Плечом к плечу, братья! — воскликнул Грэв, рванувшись вперед по узкому коридору библиотеки. Вокруг него дождем падали опаленные книги. Тысячи слов мелькали на превращающихся в пепел страницах.

Грэв повернул за угол и врезался в Воющего Грифона, держащего двуручный цепной меч, как топор палача. Лезвие с ревом устремилось вниз, и Грэв со всей своей нечеловеческой силой отвел удар силовым топором, направив в стоящий рядом шкаф. Меч вгрызся в древнюю древесину, и Воющий Грифон вынужден был потратить мгновение на то, чтобы его выдернуть. Этого мгновения Грэву хватило, чтобы погрузить топор в грудь противника, пробив керамит, ребра и органы. Воющий Грифон был все еще жив, когда падал, но жизнь в нем удерживала лишь ярость. Обнажились легкие, кровь хлынула на пыльный пол из разрубленной надвое грудной клетки как вода из переполненного фонтана.

Противники врывались внутрь. Для Воющих Грифонов это место было почетным — острие атаки. Первые проникшие в библиотеку больше всех рисковали собственными жизнями, но получали наибольшие почести после битвы, вне зависимости от того, остались ли в живых.

* * *

Рядом с Грэвом должен был бы сражаться Скамандр. Но библиарий был мертв. Поэтому сержанту приходилось убивать за них обоих.

Все больше и больше Воющих Грифонов пробивалось в узкие коридоры библиотеки. Прямо сквозь шкаф рядом с Грэвом проломилась объятая пламенем бронированная фигура. Воющий Грифон пылал с головы до пят, а сквозь завесу дыма и огня виднелся силуэт вооруженного огнеметом Испивающего Души. Сержант обезглавил Воющего Грифона одним взмахом силового топора, по инерции крутнулся на месте и нанес удар в сторону, выведя из строя цепной клинок в руках появившегося из — за угла противника.

Испивающие Души за спиной Грэва перескакивали через тела Воющих Грифонов, чтобы схватиться с врагом. В библиотеке не было помещений, подходящих для массовой битвы. Бой превратился в множество поединков, жестоких схваток один на один. Места не хватало даже для того, чтобы провести обманный маневр. В этой войне роль играло не умение, а сила и ярость. И того, и другого у Грэва было в избытке.

Рядом с ним Испивающий Души рухнул с обугленной сквозной дырой от попадания из плазменного пистолета. Сержант врезался в его убийцу, отшвырнув его на шкаф, нанес удар обухом топора в лицо. Ошеломленный Воющий Грифон упал на одно колено, сержант отрубил ему одну из рук, а обратным взмахом снес полчерепа.

Другой Испивающий Души умер, истерзанный болтерным огнем. По лежащему впереди длинному коридору проносились очереди тяжелого болтера стоящего в дальнем конце Воющего Грифона. Книжные шкафы разваливались на части, и Грэв видел братьев, которых Воющий Грифон успел повергнуть сквозь проломы в стенах. У его ног лежали кучи горящих книг, на пол валились выпотрошенные переплеты, а страницы взмывали под потолок в потоках раскаленного воздуха.

Грэв рванулся прямо сквозь книжный шкаф, развалившийся на части под его натиском. Вокруг разрывались заряды тяжелого болтера, наполняя воздух тысячей взрывов. Грэв положился на свою инерцию, преодолел поток выстрелов и врезался в воина Воющих Грифонов, нанося и блокируя удары. Космодесантников охватило пламя.

Сержант позволил жажде сражения овладеть собой. Он редко позволял себе полностью перестать думать, отбросить все, что делало космодесантника дисциплинированным орудием войны, и позволить взять контроль над своим телом прирожденному воину, упивающемуся резней.

Мутировавшая рука Грэва отбросила топор в пылающие обломки и схватила Воющего Грифона за голову. Сержант дергал и крутил шлем, пока не удалось сорвать его с креплений.

Воющий Грифон был похож на самого Грэва — покрытый шрамами суровый ветеран, человек, которому можно доверить удерживать любой рубеж и выполнять любой приказ. Огонь утих.

Это наши братья, подумал Грэв.

Они такие же, как мы.

Жажду битвы нарушила мысль. Сержант попытался подавить ее, но безуспешно.

Грэв отступил на несколько шагов. Тяжелый болтер лежал в груде обломков вне пределов досягаемости Воющего Грифона, отползающего от Испивающего Души. Грэв, не спуская глаз с противника, поднял топор.

— Отходим! — крикнул он, — Отходим! На позиции! Отходим!

Через мгновение после того, как сержант отдал приказ, библиотека перед ним взорвалась пламенем и пеплом. На фоне общего шума раздался грохот тяжелого вооружения. Воющие Грифоны пустили в ход большие пушки.

Целью первой атаки было втянуть Испивающих Души в битву, навязать им рукопашную схватку. Вторая должна была разрушить все укрытия в библиотеке, усеять позиции отступников горящими обломками и создать достаточно открытого пространства, чтобы Воющие Грифоны могли в полной мере использовать свое численное преимущество.

У обычных солдат, возможно, ничего бы не получилось. Бойцы первой линии сильно рисковали попасть под огонь тяжелого оружия из задних рядов. Но Воющие Грифоны не были обычными солдатами; те из них, кто ворвался внутрь первыми, всецело доверяли точности прицела своих боевых братьев.

Библиотека была разворочена. Грэв пробился сквозь пламя, пинками отбрасывая с пути обломки шкафов и рукой закрывая лицо от тысяч горящих книг, которые падали сверху как огненная буря. Хаос пронзали лучи лазерной пушки, мерцающие темно-красным светом и пробивающие все, во что попадали. Из дыма вылетали плотные, раскаленные добела сгустки плазмы.

Сержант увидел под ногами упавшего Испивающего Души. Он схватил поверженного брата за наплечник и бегом потащил за собой. Обороняющиеся укрепились в узких проходах и организовали там огневые точки. Грэв увидел впереди одного из них, охраняющего широкий коридор, в котором поваленные книжные шкафы и кучи сломанной мебели образовывали импровизированные баррикады. Испивающие Души за завалом — Грэв увидел среди них сержанта Салка — помогли ему перебраться на свою сторону и укрыться за баррикадой.

Боевого брата, которого сержант притащил с собой, зацепило в бедро лучом лазерной пушки. Нога держалась исключительно на лохмотьях изорванного керамита, в которые превратилась защищающая конечность броня. Грэв не мог с уверенностью сказать, жив ли еще Испивающий Души. Пара космодесантников оттащили его в безопасное место.

— Они собираются нас выжечь! — воскликнул Грэв, обращаясь к Салку, — большие пушки и огнеметы!

— Значит будем держать оборону здесь! — так же громко отозвался Салк, — мы готовы! — он вручил Грэву болтер, без сомнения, взятый у раненого или мертвого Испивающего Души, который больше не нуждался в оружии. Грэв кивнул, проверил ход затвора и занял позицию, опустившись на одно колено возле баррикады. На спусковой крючок Грэв жал пальцем левой руки, поскольку мутировавшая правая была слишком большой, и указательный палец на ней не проходил в скобу.

В дыму показались Воющие Грифоны. Дым был столь густым и плотным, что невозможно было определить, что в библиотеке уцелело, что было подожжено, а что был ополностью разрушено. Воздух был слишком тяжел и ядовит для человека; лишь усиленные легкие космодесантников не давали противникам задохнуться. Видимость была значительно меньше дальности выстрела из болтера.

Грэв разглядел красно-желтые доспехи Грифонов, перемазанные сажей и копотью до такой степени, что можно было различить лишь темные и светлые детали разделенных геральдическими цветами на четыре части доспехов. Полдюжины атакующих вышли на дистанцию ведения огня.

— Огонь! — крикнул Салк. Засевшие у баррикады Испивающие Души, которых вместе с Грэвом было шесть или семь, открыли огонь. Каждый из них выпустил по половине магазина в приближающиеся бронированные фигуры.

Кто — то рухнул замертво. Кто — то покачнулся, живой, но раненый. Все, кто остался в живых, ответили огнем, и баррикада задрожала, пережевываемая болтерными зарядами, укрытие с кадой секундой становилось тоньше. Разрывные заряды выбросили облачка осколков и Грэв сжал зубы под обрушившимся на лицо колючим дождем.

Салк сменил обойму. Рядом с ним опустился на пол Испивающий Души.

— Неплохо, — сказал космодесантник. Салк хлопнул раненого Испивающего по плечу, затем повернулся и выпустил еще одну очередь.

Грэв напрягал глаза, пытаясь рассмотрть в дыму хоть что — нибудь. Раненых унесли. На баррикаду повалили еще один шкаф. Воющие Грифоны перегруппировывались. Испивающие Души были готовы открыть огонь на любое движение, но Воющие Грифоны не станут нападать по дному и по двое. Они начнут наступление все вместе, как один.

— Это не сражение, — сказал Грэв, — и не война. Это просто…

— Истребление, — закончил за него Салк, — мы убили Меркаэно. Они все дали клятву отомстить за него. Они готовы положить несколько своих братьев, чтобы только добраться до нас первыми и прикончить. У них больше народу, чем у нас. Вот к чему все сводится.

— Негоже космодесантнику сражаться таким образом, — проворчал Грэв, — клянусь Троном, они могли просто заморить нас голодом, если бы захотели. Им нет нужды гибнуть.

Салк с сомнением посмотрел на Грэва.

— Им нет нужды гибнуть! — повторил Грэв, — наши ордена — братья! На Неверморне была другая ситуация, но здесь нет никакой потребности сражаться! Какая им разница, как мы умрем? Никто из нас не покинет «Фалангу» живым, эта битва — бессмысленная бойня!

— Они дали клятву, — сказал Салк, — логика с этим поспорить не может.

* * *

— Пусть никто не оплакивает потери, — сказал Гефсемар, — пусть горе не омрачит радость победы. Несите радость, братья мои, точно так же, как несете смерть.

Сангвинарные Ангелы собрались для молитвы в полумраке зала хористов. Вдоль стен зала располагались сервиторы-певцы — трупы одаренных исполнителей, превращенные в машины, которые были способны петь целыми днями, не нуждаясь в обслуживании. На «Фаланге» их использовали в ритуалах размышления, в ходе которых качества и достижения каждого Имперского Кулака сравнивали с деяниями Рогала Дорна. Сейчас сервиторы молчали, их лысые головы лежали на металлических плечах, а легкие бездействовали.

Боевая маска Гефсемара мелькала между Сангвинарными Гвардейцами, словно с каждым из братьев он возносил тихую молитву. Затем Гефсемар достал глефу — двуручное силовое оружие с отливающим голубым цветом лезвием.

— Мы готовы, — сказал он.

— Слава Гиллиману, — ответил осадный капитан Давикс.

Серебряные Черепа Давикса и Сангвинарные Ангелы собрались в зале хористов потому, что он примыкал к библиотеке. Воины Давикса, искусные осадные инженеры, уже установили на одной из стен подрывные заряды. Раздались приглушенные звуки выстрелов, когда Воющие Грифоны начали продвигаться сквозь горящие руины библиотеки, сея хаос огнем тяжелого оружия.

— Вы не видите в войне искусства, — сказал Гефсемар, — а поскольку жизнь космодесантника состоит лишь из войны и подготовки к ней, в ваших жизнях вообще нет места искусству. Очень жаль, брат мой. Очень жаль.

— Мы это переживем, — отозвался Давикс.

— Это Борганор! — раздался голос из вокса, — Мы атаковали! Пора!

— Отлично, — ответил Давикс, — мы входим.

Осадный капитан жестом дал сигнал держащему детонатор Серебряному Черепу. Космодесантники отошли и присели, отвернувшись от стены. Раздался взрыв. Заряды были расположены особым образом, поэтому вся мощь взрыва ушла в стену, которая разлетелась на части, оставив огромную черную дыру от пола до потолка. Ударная волна и обломки поразили многих сервиторов-хористов, разрывая некогда живую плоть.

Сангвинарные Ангелы Гефсемара ворвались в брешь еще до того, как обломки закончили барабанить по полу. Вокруг них клубился дым, а грохот стрельбы стал громче, как и крики боли гибнущих космодесантников.

Давикс последовал за Гефсемаром. Его отделение относилось к осадно-инженерным, и было вооружено болтерами и подрывными зарядами, а Сангвинарные Ангелы были штурмовиками. Активировав прыжковый ранец, Гефсемар полетел по узкому проходу между рядами книжных шкафов. Сангвинарные гвардейцы последовали его примеру, искусно управляясь с прыжковыми ранцами, с помощью коротких импульсов облетая углы и едва касаясь ногами пола. Гефсемар с ревом пронесся мимо наблюдавшего за задней частью библиотеки Испивающего Души, взмахом глефы отрубив ему руку, а мгновением позже Сангвинарный гвардеец закончил начатое, почти разрубив часового надвое.

На внезапное открытие второго фронта в библиотеке начали реагировать первые Испивающие Души. Давикс обменялся несколькими выстрелами с отступниками, которые выбежали из — за угла прямо перед ним. Очереди болтеров его отделения разрывали на части стоящие в шкафах книги. Двое Испивающих Души упали, и Давикс задержался, чтобы вогнать им в головы по болтерному заряду. Серебряный Череп никогда до конца не верил в смерть врага и предпочитал подстраховаться.

Из — за угла впереди вылетел Гефсемар. Его облаченное в золотой доспех тело врезалось в книжный шкаф за спиной осадного капитана.

— Гефсемар! — крикнул Давикс в вокс, — что случилось?

Следом за Гефсемаром из — за угла вывернула тварь, вызвавшая у Давикса едва переносимое отвращение. Она имела гуманоидную форму, но была словно слеплена из визжащих голов, а ее бугристые плечи задевали потолок библиотеки. Издаваемая существом ужасная какофония едва не ошеломила Давикса, наполнив его разум кошмарными звуками боли и чистого отчаяния. На верхних конечностях твари вместо пальцев располагались иссохшие, изломанные человеческие руки, а вместо головы зияла пасть, окаймленная окровавленными челюстными костями. В глотке виднелись тысячи глаз. Тварь сделала шаг в направлении Гефсемара, волоча за собой спутаные внутренности и кончености.

Отделение Давикса открыло огонь, прикрывая отползающего от существа Гефсемара. Огонь болтеров поразил сотни голов, но тварь даже не вздрогнула. Она развернулась к Давиксу, распахнула пасть и взревела, отчего вокруг Серебряных Черепов началось форменное безумие.

От книжных шкафов протягивались окровавленные руки. Прямо в полу открывались скрежещущие зубами рты, стремящиеся ухватить кого — нибудь из космодесантников за ногу. Сангвинарные Ангелы пробивались через царящий в помещении хаос, поражая глефами каждую проступающую в дыму тень.

— Удерживать позицию! — крикнул Давикс, — Вперед, братья, победа будет за нами! Хотя большинство врагов убьют Грифоны, голову архипредателя возьмем мы! Сарпедон здесь! Вперед, за его головой!

Осадный капитан почувствовал выспышку гордости. Давиксу было несвойственно в бою стремиться к славе, но он позволил неожиданно возникшему чувству направить себя сквозь творящиеся вокруг ужасы. Он знал, что Сарпедон недалеко.

Он знал это, потому что шел прямиком в преисподнюю.

* * *

— Ты знаешь, где находишься? — раздался резкий металлический голос Денията.

Н'Кало рванулся. Он был прикован цепью. От боли его сознание балансировало на грани, но оковы ощущались отчетливо. Командующий попробовал разорвать их, но они выдержали.

Железного Рыцаря избили до потери сознания. Он помнил, Иктина, носящего череполикий шлем капеллана Испивающих Души, и то, как он снова и снова равнодушно опускал на голову Н'Кало крозиус. Чувство пространства и времени все еще не восстановилось. Командующий определенно был пленникома над ним возвышался носящий фиолетовый цвет дредноут, который мог быть только легендарным Дениятом.

Н'Кало промолчал.

— Ты там, откуда уже никогда не уйдешь, — сказал Деният.

Н'Кало понял, его держат в помещении невероятных размеров. Бросив взгляд за дредноут, он увидел, что находится в грузовом трюме, который был столь большим, что мог вмещать в себя целые легионы танков и БТР «Носорог». Сейчас трюм пустовал, если не считать места в самом его центре, где был прикован Н'Кало. Вокруг него на полу был выжжен сложный рисунок в форме круга, на линиях которого кое-где лежали кости и лепестки цветов, драгоценные камни и связки трав, вырванные из книг страницы, человеческие зубы, пули и обломки камней с чужих миров. Вокруг символа стояли на коленях паломники, которые прибыли на «Фалангу», по их словам, чтобы наблюдать за судом над Испивающими Души. Каждый из них держал высоко поднятый штандарт Незрячего Ока. Облаченные в балахоны с капюшонами паломники создавали низкий гул, повторяя ужасные бессвязные слоги.

Н'Кало внезапно осознал, что до сих пор облачен в доспех, а на голову ему снова надели измятый шлем. Пленившие командующего допустили оплошность, не сняв с него доспех. Даже безоружный, космодесантник в броне намного опаснее, чем без брони. Это могло стать для Н'Кало неплохим подспорьем, когда он вырвался бы, а в том, что он вырвется, Железный Рыцарь не сомневался. Вне зависимости от того, что замыслил Деният, и от того, являются ли Испивающие Души еретиками, Деният и Иктин определенно представляли духовную угрозу, и Н'Кало просто обязан был вырваться и свершить правосудие.

— Твои мысли читаются столь же отчетливо, как если бы они были написаны на твоем доспехе, — сказал Деният, — ты хочешь сбежать. Это нормально. Космический десантник не создан для жизни в клетке. Еще ты жаждешь мести. Ты назвал бы это долгом или правосудием, но в конечном счете ты желаешь, чтобы я умер за то, что организовал твое поражение и пленение. Это, опять же, нормально. Космодесантник — мстительное существо. Но видишь ли ты сейчас, будучи беспомощным, каким жалким животным на самом деле являешься? Свобода и месть — что они значат в сравнении с проблемами галактического масштаба? Насколько важно твое существование?

Н'Кало снова рванулся. Цепи крепились к полу. Вероятно, они были предназначены для того, чтобы во время полета удерживать на месте танки. Одному космодесантнику было не под силу разорвать их.

— Мой долг внутри меня, — сказал Н'Кало. Он знал, что должен хранить молчание, но что — то в словах Денията, в том, что, несмотря на искусственный голос, речь дредноута звучала эмоционально, заставило его ответить, — Даже если галактика запылает, а человечество исчезнет, я должен выполнить свой долг. Поэтому я могу звать себя космодесантником.

— Ответ слабого разумом, — сказал Деният. Корпус дредноута развернулся к чему — то, что лежало вне поля зрения Н'Кало, — ты предпочитаешь игнорировать вопросы, которые затрагивают галактику, зацикливаешься лишь на череде битв, веренице мелких побед над ксеносами или отступниками, и говоришь себе, что для этого и предназначены все твои способности. Я же решил отбросить ограничивающий меня долг и, возвысившись, стать одной из тех сил, что меняют галактику по собственному желанию. Это — мой выбор. Твой разум слишком мал, чтобы поступить так же. Испивающие Души были похожи на тебя, и мне пришлось сделать этот выбор за них. Если им хватит мудрости понять, они будут меня благодарить.

Массивный, похожий на танк корпус дредноута снова повернулся к Н'кало. Одну из его рук заменяла ракетная установка, а вторая оканчивалась огромным силовым кулаком. Сейчас на этом кулаке было надето нечто вроде перчатки, из которой торчали несколько менее громоздких приспособлений: манипуляторы, лезвия, иглы — инструмент для более тонкой работы, нежели та, которую можно выполнить силовым кулаком дредноута.

— В чем дело? — спросил Н'Кало, — Зачем ты меня сюда притащил?

— На этот вопрос я и собираюсь ответить, — сказал Деният, — но не словами.

Из набора инструментов выдвинулась вперед циркулярная пила. Н'Кало напрягся, всеми силами пытаясь разорвать путы. Он чувствовал, как вытягиваются суставы и трещат кости, ощущал вспышки боли от того, что мышцы развивали усилие, которое не способен был вынести скелет.

Цепи не поддавались. Возможно, Н’Кало мог бы ломать и скручивать конечности до тех пор, пока попросту не вытащил бы их из оков. Возможно, он мог бы уползти и украсть оружие одного из культистов.

Лезвие пилы коснулось нагрудника. Полетели искры, яркими сполохами отражаясь в линзах на бронированной голове дредноута.

Деният работал быстро и с большой аккуратностью. Вскорео нагрудник был разделен на части, и небольшие манипуляторы послойно убирали керамит, пока Н'Кало не ощутил на своей коже прохладу рециркулированного воздуха.

Пение перешло в ужасную каденцию, что означало скорое завершение мелодии. Н'Кало почувствовал, как в воздухе накапливается напряжение, и увидел наверху свечение, словно исходящее от большого источника тепла под потолком грузового трюма. Вспышки энергии пробежали по стенам, и ушли в пол рядом с могучими ногами дредноута.

Командуюший ощутил боль. Неожиданно для самого себя он задохнулся, когда невозможно холодное лезвие оставило кровавую полосу вдоль грудины.

Потолок грузового трюма начал подниматься, листы металла вывернулись наружу и дрожали в безвоздушном пространстве подобно мертвым листьям на ветру. Целостность корпуса нарушилась, и воздух улетучился. Паломники со спокойствием и радостью на лицах посмотрели на разрыв в борту «Фаланги», а затем их глаза взорвались, превратив глазницы в кровоточащие провалы. Сквозь боль Н'Кало видел, как поток воздуха отбросил с головы одной женщины капюшон, открыв ее восторженное лицо и вспенивающуюся на губах кровь. Тело другого паломника, невероятно дряхлого старика, который, похоже, был среди них главным, казалось, окончательно иссохло, когда он поднял морщинистое лицо к источнику падающего на него света.

То был свет Кравамеш, звезды, вокруг которой обращалась «Фаланга». Пламенно-оранжевый свет пробивался сквозь кружащиеся возле пробоины в корпусе обломки. Корпус разошелся еще сильнее, как открывающийся глаз, и последние потоки воздуха выплеснулись наружу.

Паломники умирали, один за другим теряя сознание. Н'Кало понял, что ему специально оставили броню для того, чтобы он мог дышать, когда развалится грузовой трюм.

Пила отодвинулась. Теперь, когда воздуха не было, звуки могли передаваться лишь в виде вибраций через пол. Слабый шум сервомоторов выпрямляющегося манипулятора. Шумный вдох Н'Кало через системы подачи воздуха в доспехе, когда холод коснулся открытой раны в груди.

— Ты знаешь, — произнес Деният, и звук его голоса прошел колебаниями по его ногам, — чем тебе предстоит стать?

Н'Кало сжал зубы. Он видел над собой полыхающую Кравамеш, и свет ее, хотя и падал прямо на командующего, казался ужасно холодным.

— Ключом, — продолжил Деният. Манипуляторы ухватили Железного Рыцаря за ребра. Н'Кало закричал, но крик не распространился дальше пределов его доспеха, — кровь самого Дорна — единственный ключ, который подходит к замку, на который заперта Кравамеш. У Испивающих Души этой крови нет, хотя мне было удобно, чтобы они продолжали полагать обратное. У тебя она есть, Железный Рыцарь. В твоих жилах течет кровь Дорна.

Манипуляторы потянули за края сросшейся грудины Н'Кало. Хрустнула кость. Командующий напряг каждую мышцу в его теле, борясь как с болью, так и с оковами.

Внезапно он увидел Рогала Дорна, облаченного в золотой доспех, преклонившего колени перед телом павшего Императора. Узрел открытое Око Ужаса и пылающие укрепления Терры. В последние мгновения жизни в разум командующего проникли древние воспоминания, которые содержались в том генном материале, которым был изменен Н'Кало.

Железный Рыцарь ощутил невероятную гордость и ярость Рогала Дорна. Он переполнился ими до краев, ибо эти чувства были слишком сильны, чтобы их мог выдержать человек, и даже космодесантник. Примарх был невероятным существом, превосходящим человека по всем параметрам.

Н'Кало видел Рогала Дорна в Железной Клетке — огромной сети укреплений, наводненной солдатами Хаоса. Словно тень целого ордена Имперских Кулаков упала на нее, когда Дорн возглавил штурм.

Затем видение сменилось на открывающийся чудовищный глаз Кравамеш и огромные, безобразные фигуры, появляющиеся из ее пламени.

Деният ударил Н'Кало силовым кулаком в грудь, сминая ребра. Дредноут вырвал кулак из груди. Вывалившиеся на палубу органы Железного Рыцаря напоминали окровавленные крылья. В холоде вакуума кровь тут же замерзала.

Массивная туша Денията отступила от Н'Кало. Выплавленный в палубе рисунок пылал красным, словно пил пролитую кровь. Его сиянию словно вторил льющийся сверху свет. Дредноут развернул корпус к пролому. Огни Кравамеш внезапно показались очень близкими.

* * *

Из космоса это выглядело, как огненный мост, протянувшийся от огромной Кравамеш к кажущейся крохотной «Фаланге». Вдоль моста колебались образы замученных лиц, перекрученных конченостей и воющих призраков, разбивающиеся на части и перетекающие один в другой, словно были сотканы из жидкого огня.

Вахтенные команды увидели это сразу же. Об этом завопил каждый датчик на крепости-корабле Имперских Кулаков. Но Фаланга была втянута в боевые действия, команда занималась творящимся в архивах хаосом, а поскольку не каждый член экипажа находился на своем посту, огромное и сложное судно не могло среагировать вовремя.

Огненное щупальце коснулось корпуса. Деният стоял в бушующем вихре пламени, который уничтожил останки Н'Кало и паломников. В огне начали мелькать силуэты — скачущие, бормочущие твари, конечности и глаза которых были обращены друг на друга в бесконечной насмешке над эволюцией. Они безумно плясали вокруг Денията, словно он был хозяином праздника, на который их пригласили. Реальность задрожала и разорвалась на части, когда среди безумия в центре грузового трюма возникли огромные круглые врата — огненная кайма вокруг матово-черного провала, ведущего сквозь ткань мироздания в некое намного более мрачное место.

Деният стоял перед порталом в варп. Огни варпа охватывали его ноги, что — то бормотали крадущиеся в пламени демоны. Но Деният не колебался. Он видел это мгновение уже миллионы раз. Оно являлось ему в полусне в глубинах Селааки

Во тьме за порталом пришли в движение массы мерзости и ненависти. Шипастые щупальца их незамутненной злобы поползли по грузовому трюму, и от их прикосновения пузырился металл. В стенах открылись плачущие кровью глаза. Вереница демонов вопила все громче и громче, по мере того, как к вратам двинулась, на ходу формируясь, какая — то фигура.

Приблизившись, она окончательно обрела форму и превратилась в нечто одновременно прекрасное и кошмарное. Крупный человек с идеальными чертами и поблескивающей бледной кожей, облаченный в одеяния из струящегося белого шелка и окруженный ореолом чистой магии. Следом за ним тянулись истерзанные души, брошенные варпом в пучины безумия. Когтистая рука ухватилась за край портала и выдернула существо в реальный мир.

Первой появилась невыносимо совершенная голова. Черты лица были словно высечены из идеального мрамора, а глаза сработаны из нефрита. Его появление сопровождала мелодия варпа, издаваемая тысячами лишенных тел хоров.

— Время пришло, — сказал Деният, — Нити судьбы сплелись здесь.

— Свободен! — проревел князь демонов тысячей голосов, — изгнание, муки, все в прошлом! Месть… месть течет, как кровь из раны! Раны, которую я нанесу вселенной… ненависть поднимется подобно потопу. О, непорочные души, о, недремлющие умы, вы будете уничтожены! Абракс вернулся!

 

10

Окруженный свитой из сервиторов архимагос Воар торопливо продвигался к доку спасательных капсул через отведенные гостям отсеки. Он знал, что, миновав роскошные комнаты, сможет найти челнок, обычно используемый в дипломатических целях, но вполне пригодный для того, чтобы улететь с «Фаланги» на один из ближайших кораблей. Например, на «Могилу Предателя», на которой прибыл лорд-инквизитор Колго, или на судно космодесанта вроде «Кары Гарадана».

Воар предал Испивающих Души на Селааке. Ни одна из его логических цепей не расценивала этот поступок как неправильный, ни с логической точки зрения, ни с нравственной. Но это не меняло того факта, что Испивающие Души, освободившись, захотели бы увидеть, например, того же Воара, мертвым. На «Фаланге» он был в опасности.

Двигательные устройства Воара, поврежденные на Селааке, были восстановлены в достаточной степени, чтобы он мог с приличной скоростью двигаться через уютные вестибюли и анфилады комнат, обходить старинную мебель и произведения искусства, чья бессмысленность подчеркивала ощущение окружающей роскоши. Имперские Кулаки прагматично относились к контактам с внешним Империумом, и стремились окружить дипломатов из различных Адепта обстановкой, приличествующей положению социальной элиты Империума. Сервиторы, которых Воар взял из хранилищ «Фаланги», лавировали между столов, стульев и небольших изваяний с гораздо меньшей легкостью, нежели сам архимагос.

Воар остановился, заметив вспыхнувший перед глазами инфракрасный след. Глаза архимагоса, как и большая часть органов, были в значительной степени изменены, чтобы избавить его от слабой плоти и приблизить к совершенству машины. Тепловой след проходил по одному из сводчатых проходов прямиком в зал для аудиенций. Перед богато и изысканно украшенным троном стояли ложа и столы с золотой отделкой, сделанные ремесленниками какого — то далекого мира. Под люстрами и выступами, на которых размещались сервиторы-кадильщики, что — то двигалось. И оно явно старалось как можно дольше оставаться незамеченным.

Воар достал инферно-пистолет, который также раздобыл на складах «Фаланги». Сервиторы, повинуясь сигналу встроенного в череп Воара блока мыслеуправления, окружили его еще более плотным кольцом. Стволы их автоганов, напрямую связанных с прицельными устройствами в глазницах, были направлены туда же, куда и взгляд Воара, который сейчас пытался подобрать наиболее удобный спектр восприятия. Он увидел на полу тепловые следы и остаточный электрический заряд.

Капеллан Иктин знал, что его обнаружили. Бесполезно прятаться, будучи два с половиной метра ростом и нося полный доспех. Он вышел из — за трона, сжимая в руке крозиус арканум.

— Ты потерпел неудачу, Испивающий Души, — сказал Воар. В его голосе не было страха, и не только потому, что голос был искусственным. Операция по подавлению эмоций удалила из биологического мозга такие незначительные вещи, как страх, — с точки зрения логики твой побег с «Фаланги» невозможен. А отомстив мне, ты ничего не добьешься.

— Логика — это ложь, — раздался ответ, — темница для слабых разумом. Я здесь не для мести.

Воар не стал дожидаться продолжения. Переговоры ни к чему бы не привели. Он отступил за сделанное из черного дерева огромное ложе с балдахином, одновременно посылая сервиторам приказ открыть огонь.

Восемь автоганов извергли плотный поток выстрелов. Иктин рванулся вперед, выставив вперед плечо и тем самым закрыв наплечником лицо. Броня начала истончаться, словно ее разъедала ржавчина. Изображение черепа на наплечнике исчезло, уступив место сначала слоям керамита, а затем переплетениям управляющих кабелей и нервных волокон.

Иктин врезался в сервиторов. Один из них был сокрушен силой удара, его усиленный позвоночник сломался, а вывернутое из креплений оружие беспомощно поливало потоками пуль украшенный фресками потолок. Еще двоих поразил крозиус, разнесший на части их лишенные брони тела и оросивший стены дождем из капель влаги и обломков металла.

Воар выглянул из — за укрытия в тот момент, когда Иктин свободной рукой обезглавил последнего сервитора. Архимагос прицелился и выстрелил. Раскаленное энергетическое копье вырвало кусок плоти из сжимающей крозиус руки капеллана.

Логические цепи Воара обрабатывали различные варианты действий намного быстрее, чем неулучшенный разум. Ему следовало держать дистанцию, поскольку подпустить Иктина вплотную означало умереть. Единственным оружием Воара, которым он мог надеяться поразить космодесантника, был инферно-пистолет. Встроенные в глаза системы прицеливания гарантировали, что и второй выстрел достигнет цели. Архимагос успеет сделать всего один верный выстрел, после чего падший капеллан его убьет. План окончательно сформировался, высветившись перед глазами в виде светящихся бело-голубых векторов и линий движения.

Воар рванулся из укрытия обратно к сводчатому проходу, который вел в искусно отделанную камнем купальню с глубоким кальдарием, бассейном с холодной водой и массажным столом, способным выдержать вес космодесантника. Вдоль украшенных мозаикой с изображениями героев Империума стен стояли сервиторы-лакеи. Воар держал инферно-пистолет перед собой, готовый выстрелить в любой момент.

Иктина в поле зрения не было. Логические цепи архимагоса обрабатывали новые варианты действий. Вместо того, чтобы впасть в панику, измененный разум генерировал массу бесполезной информации, спутанный клубок вариантов захвата цели, которой внезапно не оказалось там, где она должна была быть.

Бронированная фигура Иктина выскользнула из — под огромного массажного стола, врезавшись в нижнюю половину тела архимагоса. Воар отлетел в сторону сводчатого прохода. Он выстрелил, но Иктин двигался слишком быстро, и выстрел снова прошел вскользь, проплавив борозду на боковой части шлема. Иктин попытался нанести удар заряженной на полную мощность силовой булавой. Архимагос быстро пригнулся, крозиус пролетел мимо и врезался в камни арки.

Свободной рукой Иктин схватил Воара за запястье, рывком развернул к себе спиной, затем впечатал в стену и придавил предплечьем.

— Я не собирался тебя убивать, — сказал Иктин, — твоя жизнь не имеет для меня никакого значения. Отдай мне Копье Души.

— Возьми, — ответил Воар. Из его воротника показался небольшой манипулятор, сжимающий рифленый металлический цилиндр — древко Копья Души.

Иктин взял Копье и покрутил в руке, продолжая прижимать архимагоса к стене.

— Если задуматься, — сказал он, — то это такая мелочь. Даже сейчас я задаюсь вопросом, не она ли привела нас на этот путь. За нее умерло множество твоих техножрецов, архимагос. И множество моих братьев. Будет справедливо, если она попадет в руки Денията.

— Ты получил то, за чем пришел, — сказал Воар, — отпусти меня.

— Я не давал обещания, что ты останешься в живых, — сказал Иктин.

Лицо Воара омрачили эмоции, которые не появлялись на нем уже много десятилетий.

— Да возьмет твою душу Омниссия! — злобно выдохнул архимагос, — Чтоб ей гореть в Его горне! Чтоб ей оказаться на Его наковальне!

Иктин поднял Воара в воздух и с силой опустил на свое колено. Металлический позвоночник лопнул, из одежд архимагоса дождем посыпались детали. Капеллан погрузил в грудь Воара крозиус, разрывая силовым полем металл и кости.

Занимающих высокое положение техножрецов чрезвычайно сложно убить. Многие из них способны пережить даже обезглавливание, благодаря аугметике, поддерживающей жизнь в полуорганическом мозгу до тех пор, пока их останки не будут восстановлены. У некоторых особенно высокопоставленных, архимагосов ультима, способных управлять целыми кластерами миров-кузниц, имелись даже археотехнические резервные копии мозга, где как раз на случай физического уничтожения хранились их личности и воспоминания. У Воара такой аугметики не было, но Иктину все равно следовало действовать наверняка.

Капеллан рывком вскрыл тело архимагоса, вытряхнул наружу внутренности и начал уничтожать орган за органом, деталь за деталью, на тот случай, если вдруг окажется, что там находится мозг. Уничтожив позвоночник, космодесантник принялся за голову. Он обрушил на череп ботинок, впечатывая пяткой в пол логические цепи и бионику глаз. Скорее всего, именно в этот момент Воар умер, получив последний сигнал с сенсорных датчиков, а по разбитым схемам пробежала последняя мысль.

Закончив уничтожать тело Воара, Иктин подобрал Копье Души. Это была реликвия Великого крестового похода, созданная самим Рогалом Дорном в те времена, когда Император завоевывал галактику во имя Человечества. Примарх отдал Копье Испивающим Души в знак того, что они являются его детьми наравне с Имперскими Кулаками.

Разумеется, это было сказкой. На самом деле происхождение Копья Души, как, впрочем, и вся остальная история Испивающих Души, было покрыто таким же мраком, какой застилает любые из имперских анналов. Копье Души активировалось генами и подчинялось лишь тем, кто обладал генокодом Испивающих Души, поэтому кто бы ни создал или нашел этот артефакт, это был точно не Рогал Дорн. Копье Души, как и остальная часть вселенной, было ложью.

Но это не означало, что Копье бесполезно. Деният это понял. Как и весь Империум, Копье Души основывалось на лжи, но, тем не менее, могло стать частью плана.

Задуманное Дениятом преобразование Империума было процессом не из приятных. Как и любое дело, которое стоило того, чтобы за него приниматься. Но, несмотря на кровь, страдания и смерть, когда все закончится, вселенная поблагодарит Денията.

От разбросанных по полу дипломатических кают останков Воара Иктин направился к Глазу Хищника, чтобы стать свидетелем того, как зарождается будущее Империума.

* * *

Гефсемар и Давикс начали штурм сердца похожей на лабиринт библиотеки одновременно и с двух сторон, чтобы застать Сарпедона врасплох.

Но Сарпедона невозможно было застать врасплох. Освещаемый пламенем, охватившим книжные шкафы за его спиной, библиарий повернулся к Сангвинарным Ангелам и Серебряным Черепам, словно ожидал их появления.

Давикс открыл огонь. Реакция Сарпедона была столь молниеносной, что болтерные заряды взрывались, попадая в лезвие топора Меркаэно, который мутант подставлял под выстрелы.

Испустив струю пламени из прыжкового ранца, Гефсемар рванулся к магистру Испивающих Души. Движением расположенных слева ног Сарпедон бросил в сторону космодесантника тяжелый деревянный стол. Врезавшись в препятствие, Сангвинарный Ангел отлетел в сторону и угодил в книжный шкаф, похоронивший его под грудой горящих книг.

Среди пламени и резни разворачивающееся дальше сражение выглядело почти поэтично. Давикс парировал болтером удар топора Меркаэно, но рухнул на пол от взмаха конечности Сарпедона. Гефсемар вскочил на ноги и сделал выпад глефой, Сарпедон с невероятной ловкостью ускользнул от удара и ударил обухом топора в живот Сангвинарного Ангела, чтобы лишить его равновесия.

Выпрыгнувший из пламени капитан Луко врезался в Давикса прежде, чем осадный капитан снова смог вступить в бой. Два воина Адептус Астартес обменялись ударами столь быстрыми, что человеческий глаз едва мог их заметить, молниевые когти Луко смазались в широкую бело-синюю дугу, отбив в сторону ствол болтера Давикса, чтобы осадный капитан не успел выстрелить.

Гефсемар взвился в воздух и ринулся вниз из языков пламени. Сарпедон вытянул руку, схватил Гефсемара и притянул вплотную к себе, чтобы Сангвинарный Ангел не мог использовать глефу. Космодесантники начали бороться. Сарпедон воспользовался своей физиологией мутанта, чтобы провести неожиданный захват и опустить Сангвинарного Ангела на пол. Затем поднес к его горлу лезвие топора Меркаэно. Гефсемар активировал прыжковый ранец, но Сарпедон оказался сильнее, его снабженные когтями конечности вцепились в пол, сохраняя библиария в вертикальном положении.

— Отходим! — раздалось в вокс-канале Имперских Кулаков. Голос, отдавший приказ Воющим Грифонам, Серебряным Черепам и Сангвинарным Ангелам, принадлежал капитану Лисандру, — всем подразделениям, отступить к местам сбора! Немедленно прекратить атаку!

Вызванного этими словами секундного замешательства хватило Сарпедону, чтобы ударить кулаком в лицевую пластину шлема Гефсемара. Посмертная маска Сангвиния вмялась внутрь, из рельефно очерченного рта хлынула кровь. Драгоценные камни вылетели из золотой оправы, от силы удара все тело Гефсемара содрогнулось.

Давикс видел, что Гефсемар находится в смертельной опасности. Осадный капитан присел, уклоняясь от взмаха когтя Луко, бросился ему в ноги, приподняв в воздух и оттолкнув прочь. Воспользовавшись тем, что Испивающий Души отлетел в сторону, протаранив собой шкаф, Давикс поднял болтер и выпустил в сторону Луко очередь… Испивающий Души перекатом ушел с линии огня, теперь между ним и Давиксом находились деревянные полки и миллионы горящих страниц. Именно этого и добивался Серебряный Череп.

Давикс побежал к лежащему на полу Гефсемару, над которым уже нависла тень топора Сарпедона. Схватив Сангвинарного Ангела за запястье, Давикс выдернул его из — под удара, и топор оставил лишь глубокую пробоину в палубе.

— Уходим, брат! — выдохнул осадный капитан, — Лисандр приказал отступить!

— Битва не окончена, — ответил Гефсемар. Голос его звучал глухо из — за заливающей лицо крови, — враг еще не побежден.

— Приказы здесь отдает Лисандр! Мы отступаем! Собери своих братьев и возвращайся в зал хористов! Мы вас прикроем!

Космодесантники начали отступать сквозь дым и развалины. Сарпедон смотрел, как они уходят, и не собирался их преследовать, поскольку неподалеку определенно были другие их боевые братья.

Из тлеющих обломков книжного шкафа выбрался Луко.

— Проклятье, я сниму с тебя шкуру! — крикнул он в спину Давиксу.

Сарпедон положил руку на его наплечник.

— Постой, брат, — сказал он, — тут что — то не так.

* * *

Грэв рискнул высунуться из — за баррикады и осмотреться. На последнюю выпущенную Испивающими Души болтерную очередь ответа не последовало. Сквозь дым сержант увидел фигуры Воющих Грифонов. Неоторые из них стояли на одном колене с оружием наизготовку, но большинство отступало.

Грэв поднялся, прицелился и несколько раз выстрелил в мелькающие в дыму фигуры. Рядом с ним уже стоял Салк, также ведущий огонь.

— Они отступают, — сказал Салк, меняя магазин.

— Не так уж сильно мы их и потрепали, — отозвался Грэв, — я думал, они нас одолеют.

— Значит, случилось что — то еще, — сказал Салк.

— Не обольщайся. Возможно, они просто собирают силы для второй атаки.

— Нет, — ответил Салк, — Только не тогда, когда им удалось нас прижать. Только не Воющие Грифоны, и только не в такой ситуации. Они напирали бы до тех пор, пока либо мы, либо они, не были бы мертвы все до единого. А здесь… что — то пошло не по их замыслу.

— Возможно, логика все же одержала верх, — сказал Грэв.

Когда грохот перестрелки сменился одиночными редкими выстрелами, рев пламени и лязганье доспехов стали восприниматься как некая форма тишины, словно библиотека оказалась в глазу бури. За баррикадой лежали два Испивающих Души, сраженные шрапнелью и болтерным огнем. Один из них был мертв, Грэв и Салк видели изорванное тело и кровь, уже свернувшуюся в кристаллическую массу вокруг огромной и глубокой, до самого позвоночника, раны. Второй лежал неподвижно, но ранение в ногу, хотя и было довольно серьезным, в принципе, не должно было стать смертельным.

— Нам нужен Паллас, — произнес Грэв.

— Его с нами нет, — ответил Салк, — Испивающие Души! Соберите павших и отступайте на позицию Сарпедона! Брат Маркис, Фессалон! Прикройте нас!

Сквозь дым продвигались пережившие десятки атак Воющих Грифонов Испивающие Души. Они выглядели как призраки солдат давно закончившейся битвы, застрявшие на этой стороне реальности и ночь за ночью снова участвующие в том же самом кровопролитии. Большинство космодесантников выжило, отделавшись незначительными ранениями, но не было никаких сомнений в том, что численность и ярость Воющих Грифонов вскоре помогут им одержать верх. Но сейчас Грифоны отступили, а на их место, несомненно, пришел какой — то неизвестный противник, ни в коей мере не стремящийся облегчить участь Испивающих Души.

— Нет, — сказал Грэв, — если задуматься, то логика причиной быть не может.

* * *

— Выкладывай все, что знаешь, — сказал магистр ордена Владимир.

— Конечно, — ответил кастелян Левкронт, — нам мало что известно, но могу подтвердить, что мы лишились грузового отсека по правому борту.

Левкронта вызвали в Горн Эпох, который стал штабом Владимира. На полученных с поля боя пиктах мало что можно было увидеть, кроме дыма, а в вокс-канале слышались лишь отрывистые команды и возгласы возмущения, раздавшиеся после внезапного приказа отступать. Несмотря на это, Воющие Грифоны сохраняли порядок и уже приближались к кают-компании. Главная проблема была в другом.

— Лишились? — переспросил Владимир. Он подался вперед на своем стальном троне, с которого технодесантники Имперских Кулаков обычно наблюдали за действиями работников кузницы.

— Его больше нет. Нарушение целостности и разгерметизация. Все члены команды, находившиеся там, без сомнения мертвы.

— Жертвы среди Адептус Астартес?

— Не думаю.

— Какова причина?

— Среагировала психическая защита залов для размышления в либрариуме, — ответил Левкронт, — полученные данные говорят о сверхъестественной природе случившегося.

— Психическая атака? — спросил Владимир.

— Если это атака, мой лорд, то мощная и разрушительная, далеко за пределами способностей псайкеров Адептус Астартес.

— Значит, — сказал Владимир, подперев кулаком подбородок, — духовная угроза? Нападение из варпа?

— Согласно показаниям библиария Варники, у Испивающих Души были демонические союзники, — сказал Левкронт, — и… что — то… происходит с Кравамеш.

— Кравамеш? Звезда? Какое отношение к Испивающим Души имеет звезда, на орбите которой мы находимся? — прежде, чем кастелян успел ответить, Владимир поднял руку, — Нет, кастелян, я не прошу ответа. Просто размышляю над вопросом. Прежде, чем выяснять природу новой угрозы, следует обезопасить «Фалангу». Так как атака на архив прекратилась, можно оттянуть часть сил к трюмам, чтобы обеспечить их изоляцию. Оставшиеся будут удерживать кордоны вокруг архивов. Составьте боевой план и убедитесь, что Лисандр с ним ознакомлен. Никто не должен входить и выходить из архивов или трюма, не попав под ураганный болтерный огонь.

— Слушаюсь, мой лорд. А команда?

— Прикажи им вооружиться. Пусть охраняют ключевые места корабля. Я надеялся, что даже после побега эти события затронут лишь космодесантников. Похоже, ситуация развивается не совсем так, как мы предполагали.

— Будет сделано.

— Держи меня в курсе, и…

Владимира прервал резкий звук сигнала тревоги. Из подлокотника трона выдвинулся тут же замерцавший пикт-экран.

— Похоже, техноадепты восстановили системы безопасности верхней части корабля, — сказал Левкронт.

Экран показал коридор, двери в переборках которого были открыты по всей его длине. Через проемы перекатывался стелющийся по полу туман.

Мелькали очертания. Щупальца, глаза, рты, уродливые конечности, груды извивающихся внутренностей, которые двигались, вызывая невозможное ощущение своей разумности и злобы. Зубы, костяные клинки, потоки мерзости, перемещающиеся в измерениях, которых нет в реальном мире. Кошмар распространялся подобно тому, как растекается пятно краски, волна мерзости и безумия, перемещаясь, сминала саму «Фалангу».

— Это демоны! — прорычал Владимир и посмотрел на Левкронта, — принесите мне Клыки Дорна.

* * *

В дымящихся руинах архива собрались Сарпедон и его офицеры. Дым, все еще висящий повсюду, делал их похожими на странников, случайно встретившихся в густом тумане. Они стояли вокруг одного из немногих неповрежденных столов для чтения. Пол был по колено завален обугленными страницами и выпотрошенными обложками книг.

К Луко, Тирендиану и Сарпедону присоединились Грэв и Салк.

— Мертвых пересчитали, — сказал Грэв.

— Сколько? — спросил Сарпедон.

Вперед вышел Салк.

— Пятнадцать, — ответил он, — осталось сорок семь.

— Неужели нас когда — то была тысяча? — сказал Сарпедон.

— Нет, — отозвался Тирендиан, — тысячу воинов насчитывал прежний орден. Но мы — не он.

— Они погибли, — сказал Сарпедон, — как, несомненно, погибнем и мы. Уже нет смысла ограждать свои души от этой истины. Космодесантнику неоднократно приходится, находясь под угрозой гибели, не пускать в свой разум эту мысль, поскольку, бросив вызов неизбежности, иногда можно вырвать у нее победу. Но не здесь. Думаю, я смирился с тем, что мы здесь умрем, еще на Селааке, когда мы впервые сошлись лицом к лицу с Имперскими Кулаками. Если кто — то из вас не согласен примириться с такой участью, я прошу оставить эти мысли. Примите неизбежность смерти, приветствуйте ее, примиритесь с ней. Это нелегкая задача, но сейчас следует поступить именно так.

— Если мы сражаемся не за выживание, — сказал Луко, — тогда за что же? Может, нам просто сдаться Воющим Грифонам, получить пулю в затылок и покончить со всем этим?

— У нас есть незаконченные дела, которым, благодаря отступлению противника, мы теперь можем уделить внимание, — ответил Сарпедон.

— Ты имеешь в виду Денията, — произнес Салк, — и Иктина.

— У нас до сих пор нет представления о том, что они задумали, — сказал Тирендиан. Каким — то образом на нем, как случалось всегда, сражение в архиве не оставило ни малейшего шрама или пятнышка. Возможно, его психические силы не ограничивались швырянием молний, а еще и обеспечивали некоторую неприкосновенность, защиту от уродств войны.

— Если даже предположить, что причиной нынешнего кризиса стал Иктин, направляемый Дениятом, нет ничего, что свидетельствовало бы о его намерениях.

— Значит, мы это выясним, — сказал Сарпедон, — вскоре Воющие Грифоны либо снова атакуют, либо поставят кордон, чтобы сдерживать нас. Так или иначе, если кому — то из нас придется начать охоту на Иктина и Денията, это нужно делать быстро. Не думаю, что мы сможем быстро пройти через «Фалангу» в полном составе, что наша целая сила может переместиться через Фалангу достаточно быстро. На нашем пути встанут все Воющие Грифоны и Имперские Кулаки. Но если главные силы будут отвлекать внимание, а небольшая группа двинется вперед, шансы прорваться и найти Денията сильно вырастут.

— И кто пойдет? — спросил Тирендиан.

— Сержант Салк, — сказал Сарпедон, — прошу набрать отделение и сопровождать меня. Мне не удастся сделать это в одиночку. Капитан Луко, ты примешь командование остатками ордена.

— Ты — магистр ордена, — ответил Луко, — наши боевые братья ждут, что именно ты их возглавишь. Неужели ты откажешь им в этом желании перед последней битвой? Позволь идти одному из нас.

— Нет, капитан, — возразил Сарпедон, — я быстрее любого из космодесантников. Мои мутации, какими бы мерзкими они ни были, служат мне хорошо. Не говоря уж о том, что против Иктина или Денията я не отправлю никого, кроме самого себя. И хотя по праву я должен возглавить Испивающих Души, спроси любого из них, с кем он предпочел бы сражаться плечом к плечу. Те, кто ответит честно, назовут имя капитана Луко.

Луко долгое время молчал.

— Если бы этот вопрос задали мне, — спокойно сказал он, — я бы назвал имя магистра ордена Сарпедона. Значит, такова моя участь, что мне откажут в этом желании в последние минуты жизни?

— Да, — сказал Сарпедон, — я обещал тебе покой, капитан. Скоро он наступит. Но я не обещал, что в этот момент буду рядом. Прости, но это мой приказ.

Луко ничего не сказал, в ответ лишь отсалютовав.

— Какова наша задача? — спросил Тирендиан.

— Отвлечь противника, связать его боем. Чем более жестокой будет битва здесь, тем меньше врагов встанет на нашем с Салком пути.

— Я соберу отделение, — сказал Салк, — я знаю, кого взять. Это не займет много времени.

— Значит, пора разделиться, — сказал Сарпедон, — помните, чья бы кровь в нас ни текла, мы — сыны Дорна. Если и жил когда — либо человек, который не признавал капитуляции, то это был Рогал Дорн. Нам дарована битва, которую нельзя проиграть. Думайте о Дорне и забудьте, что такое поражение.

Испивающие Души отсалютовали своему командиру. А затем все они, до последнего человека, склонили головы в молитве.

* * *

Как вонзившийся в плоть ядовитый шип, как инфекция, портал в варп заставил пространство вокруг вспухнуть гнилостным нарывом, источающим кровь и страдания. Из стали «Фаланги» портал создал огромный собор цвета крови. Сводчатый потолок испещряли узловатые вены, по которым текла мерзкая жидкость, а стены были сделаны из живой, кровоточащей плоти. Кровь струилась потоками под действием гравитации Кравамеш, подобно перекатывающемуся по стенкам бокала вину, и из нее возникали все мерзости варпа.

Каждая из сил варпа стремилась приложить руку к тому, что творилось на «Фаланге». Столь многие их слуги были изгнаны или уничтожены Имперскими Кулаками и другими присутствующими на судне орденами, что даже взаимная ненависть, возникшая много эпох назад, не мешала им посылать своих приспешников, чтобы те присоединились в силам Абракса. Меднокожие солдаты Кровавого Бога ступили из крови на истерзанный металл, держа наготове черные железные мечи. Их мускулистые тела двигались синхронно, словно они маршировали по плацу на параде. Тут и там мелькали змееподобные твари с длинными гибкими языками, быстрые, как вьющиеся над землей насекомые. Периодически они хватали с поверхности крови всплывающие кусочки мяса. Толпа разлагающихся фигур ржавыми цепями тянула из трясины огромную тварь, состоящую из гниющей плоти. На вздутом лице твари появилась довольная улыбка, она вытащила из складок на коже крошечного визжащего демона и проглотила его. Казалось, из кровавых врат появляются все воплощения ненависти варпа, а за порталом собралось великое множество существ, жаждуших наблюдать за вторжением в святая святых Имперских Кулаков.

На единственном оставшемся от причальной палубы островке ржавого металла стоял Деният. Он казался единственным неизменным предметом на этой арене из мутировавшей по прихоти Темных Богов плоти, словно корпус дредноута удерживал это место в реальном пространстве, не давая рухнуть в варп под весом собственного безумия.

— Я призвал тебя, — закричал Деният, до максимума увеличив громкость голоса, — именно по моей воле ты снова вступил в царство реальности. Абракс Красивый, Абракс Великолепный, я взываю к тебе. Услышь меня!

Абракс поднялся с трона из перекрученных и сплавленных воедино тел членов экипажа, чьи разумы разлетелись в клочья от последовавшего за открытием врат психического удара. Красоту князя демонов ничуть не портила впитавшаяся в одежду и стекающая по совершенной алебастровой коже кровь.

— Никто не может призвать Абракса, — его слова лились подобно песне, — он не приходит по чужой прихоти.

— И все же, — ответил Деният, — ты здесь. Ибо кого же еще мне призвать, чтобы он отомстил Сарпедону из Испивающих Души?

Абракс подался вперед.

— Сарпедон? А я уж начал думать, что Имперские Кулаки, сколь бы вкусными они ни были, станут здесь единственным лакомством, способным утолить мой голод. А здесь Сарпедон… где же он? Врата открыты настежь, армия демонов готова к выступлению. Его я растопчу первым, а потом уничтожу то, что останется, чтобы отпраздновать свою месть!

— Полагаю, — сказал Деният, — он сам придет к тебе. Но устроить обычную резню — слишком мелко для такого, как Абракс, не правда ли? Учинить бойню на полном космодесантников корабле — деяние, достойное какого — нибудь мелкого князька или восходящего демона, но разве этого достаточно Абраксу? Несомненно, ты мечтаешь о чем — то более грандиозном?

— Объяснись! — потребовал Абракс, — я теряю терпение. Смотри! Моей воле повинуются ужасы Тзинча. По моей прихоти они тысячами изливаются из варпа! Я незамедлительно поведу их вперед, если твои слова окажутся правдой.

— Мы находимся на корабле, — начал объяснять Деният, — самом огромном и смертоносном из всех созданных Империумом. А теперь это корабль с порталом в варп. Я украл Глаз Хищника со звезды Кравамеш и внедрил его в «Фалангу». Чего может великий Абракс желать больше, чем прохода в варп, через который хлынут послушные ему легионы, и который он сможет по своему желанию перемещать меж звездами?

Абракс сжал кулак, его мысли практически читались на лице. Нечеловеческие мысли — они попросту не вместились бы в разум человека.

— Я погашу звезды, — сказал он, — я вплету в свой узор всю галактику, даже Терру!

— Я могу отвести тебя туда, — продолжил Деният, — Всю свою жизнь я изучал путь, которым можно обходить неповоротливые армии Империума и появляться на орбитах самых густонаселенных миров. Это путь, который ведет к Терре, уверяю тебя. Но проходит он через самое сердце Человечества! Вообрази, как мир за миром падают, утопая в безумии, и последнее, что они видят перед тем, как лишиться рассудка — «Фаланга», сияющая над ними подобно ужасной звезде! Тысячи тысяч миров постигнет эта судьба, и, добравшись до Терры, ты нанесешь завершающий удар по пресмыкающемуся перед тобой роду человеческому!

— И с чего бы космодесантнику доставлять мне такую радость? — спросил Абракс, — тебе, рожденному по воле Императора. Тебе, неоднократно клявшемуся уничтожать подобных мне. Почему ты хочешь предать свой род столь мучительной смерти?

— Мне не нужны причины, — ответил Деният, — Ненависть — сама себе оправдание.

— О, ненависть! — сказал Абракс, вскакивая на ноги. Кровь доходила ему до лодыжек, в пене извивались лишенные разума хищники, — дар человека вселенной. Величайшее достижение человечества. Даже ваш Император восхищался ей. С ней не сравнится ничто. Она создает миры и разрушает их. Открытая ненависть — это война, а затаенная — мир. Человеческий род — всего лишь триллион проявлений ненависти! Когда человечество исчезнет, я думаю, что сохраню его ненависть. Из нее я создам то, что считаю достойным подражания, что я считаю целесообразным следовать за ними. Меж звезд будет царствовать одна лишь ненависть.

— Так и будет, — сказал Деният, — но сначала нужно завладеть «Фалангой».

— Эта задача, — презрительно сказал Абракс, — достойна моего внимания лишь потому, что ее частью является смерть Сарпедона. Он — последний из тех, от кого Абракс может потерпеть поражение. Когда он исчезнет, останется лишь победить. Я вижу, что нити судеб ведут к гибели. Нет пути, которым человечество может прийти к безопасности. Сарпедон умрет. Все они умрут. А затем наступит черед всей вселенной!

Под атональный рев сотни труб армия Абракса собралась на кровавом берегу. Генералами многотысячного войска были высшие демоны, исполненные нанависти воплощения воли самого варпа. Кровопускатели Кхорна завывали на своем темном языке, тела их раскалялись по мере того, как росла их жажда резни. Ужасы самого Абракса представляли собой колышущийся поток бесформенной плоти, со скоростью мысли то обретающей, то вновь теряющей очертания. Чумоносцы, эмиссары чумного бога Нургла, который когда — то был заклятым врагом Абракса, скакали вокруг своего вожака — огромного, пускающего слюни олицетворения разложения.

Абракс встал во главе своего воинства. В стенке пузыря возникли широкие отверстия, ведущие вглубь «Фаланги». Низшие демоны выбрались наружу, вопя и невнятно вскрикивая от радости предстоящего сражения. Предводители толпы демонов кошмарно взвыли, проревели приказы, и армия двинулась вперед. Тянущиеся за Абраксом ужасы Тзинча походили на кильватерную струю линкора.

Деният видел в движении войска еще одну нить судьбы, близящуюся к завершению. Даже Хаос должен был увидеть неизбежность судьбы. Абракса, существо, достигшее совершенства в использовании ни о чем не догадывающихся пешек, таких, как Испивающие Души, постигла та же участь. Он стал частью плана Денията. Через князя демонов Деният воплотит свои желания в реальность.

На то, чтобы достичь этого, ушло много времени и сил, но все это было лишь прелюдией. Истинным началом осуществления плана Денията по переустройству галактики станет кровопролитие на «Фаланге».

* * *

Сарпедон мог положиться только на инстинкт. Он мало что знал о Денияте, и чуть больше знал о методах Иктина, но все равно мимо кордонов Имперских Кулаков его вели лишь догадки. Путь пролегал через огромный тренировочный отсек «Фаланги», оборудованный площадками для спарринга и огневыми рубежами с сотнями сервиторов-мишеней и стойками с экзотическим оружием со всех концов галактики.

Производственные отсеки «Фаланги», грузовые трюмы и технические палубы в задней части судна были идеальным местом для того, чтобы там мог спрятаться одиночный космодесантник. И даже дредноут. Именно там Сарпедон решил осмотреться в первую очередь, но сначала необходимо было пройти через тренировочный отсек.

— Неплохо бы было опробовать этот полигон, — сказал сержант Салк. Его отделение, набранное из тех, кто выжил в архиве, двигалось развернутым строем, чтобы охватить взглядом как можно большую площадь. Лежащий впереди участок палубы имел вид череды уклонов, возвышений и впадин, каждая из которых приводилась в движение гидравлическим механизмом, что давало возможность изменять ландшафт и моделировать каждый раз новое поле боя. Именно здесь новобранцы Имперских Кулаков проводили учебные битвы продолжительностью в несколько дней. Накатывающиеся волнами сервиторы-мишени и постоянно меняющийся ландшафт были столь же серьезным испытанием как физической, так и моральной стойкости.

— Согласен, — отозвался Сарпедон, — мы бы отлично провели время.

— Если найдем Иктина, командир, что будем делать?

Сарпедон поднял бровь.

— Убьем, — сказал он, — что скажешь?

На тренировочной площадке царила тяжелая атмосфера зоны боевых действий. Ее создавали не только отметины от попаданий пуль в бронепластины, которые имитировали леса, разрушенные деревни и чужеродные ландшафты. Казалось, по ней гуляет эхо всех проходивших там выдуманных войн, сражений, впоследствии воплотившихся в реальные кровопролития с участием Имперских Кулаков. Навыки, полученные космодесантниками на этой площадке, хорошо им служили или же подводили их в войнах на забытых Императором чужих мирах. Отголоски тех отчаянных времен висели над искусственными укреплениями, как морозный туман.

— Вижу цели! — раздался голос спереди.

— Сократить дистанцию! — приказал Салк, — занять укрытие и доложить о противнике!

Впереди находилась имитация уничтоженной артобстрелом деревни — часть пола ушла вниз, образовав кратеры, а часть превратилась в безликие полуразрушенные стены, зияющие пустыми глазницами оконных и дверных проемов. В центре деревни возвышалось похожее на часовню здание. На его стенах не было никаких барельефов, а колокольня была словно изначально предназначена для снайперов. Сарпедон скользнул в пустую коробку фальшивого дома. Чтобы пройти через дверной проем, ему пришлось пригнуться. Сарпедон не видел большую часть бойцов отделения Салка, потому что они рассыпались и заняли укрытия, но библиарий точно знал, что они неподалеку.

В дальнем конце имитации деревни на открытое место вышел Рейнез. Доспех Багрового Кулака все еще был покрыт копотью и отметинами попаданий, тихонько позвякивали висящие на ней иконы и печати. Он выглядел так же, как и в тот момент, когда Сарпедон оставил его в лаборатории, избитым и окровавленным, но рвение его отнюдь не угасло.

— Сарпедон! — крикнул Рейнез, — я знаю, что вы здесь, ты и твои предатели. Кажется, в прошлую нашу встречу мы не доделали одно дело!

— Какие будут приказы, командир? — тихо спросил Салк по воксу.

— Ждите, — ответил Сарпедон.

— Мы можем его снять.

— Это приказ. Не стрелять.

Рейнез вышел на лежащую в тени часовни площадь.

— Ну? — крикнул он. Багровый Кулак сжал в руках молот и злобно посмотрел на развалины, в которых мелькали фиолетовые доспехи Испивающих Души, — только не говори, что тебе безразлична судьба Рейнеза! Ты взял мое знамя, ты унизил меня, из — за твоего предательства меня изгнали из ордена! Как ты можешь после всего этого оставить мне жизнь?

Сарпедон вышел на открытое место, стуча когтями по палубе. Рейнез бесстрастно смотрел на него, не говоря ни слова.

Сарпедон взялся за топор Меркаэно.

— В этом нет нужды, — сказал Сарпедон, — мы оба космодесантники. Пролить кровь другого космодесантника — ересь.

— Ты говоришь о ереси? — рявкнул Рейнез, — ты, убивший столь многих моих братьев? На мой взгляд, пролилось еще недостаточно крови Адептус Астартес. Еще несколько капель — и будет в самый раз.

— Рейнез, с тобой у меня сейчас вражды нет. Я ищу одного из своих, того, кто спланировал все то, против чего ты выступаешь. Именно он заслуживает твоей ненависти, как заслуживает и моей. Если ты действительно хочешь отомстить за то, что произошло с твоими братьями, позволь мне пройти или присоединяйся ко мне, но, пожалуйста, не стой у меня на пути.

— Ты знал, что все это может закончиться лишь смертью одного из нас, — сказал Рейнез, — знал с того самого момента, когда первый Багровый Кулак пал от руки Испивающего Души. Судьба не позволит нам просто разойтись, один из нас уйдет отсюда, только переступив через труп другого.

Сарпедон испустил долгий вздох.

— Значит, так и будет, — сказал он, — ты настаивал на возмездии с тех пор, как прибыл на «Фалангу». Ты получишь его, если именно таково твое желание.

Рейнез немного пригнулся, принимая защитную стойку и поднимая молот параллельно корпусу. Затем присел и немного подпрыгнул, оценивая расстояние и готовясь нанести удар.

Сарпедон знал, что каждый ствол отделения Салка направлен на Рейнеза. Они не будут стрелять. Возможно, они откроют огонь, если Рейнез убьет Сарпедона, но к тому моменту это уже не будет иметь значения.

Рейнез бросился вперед, двигаясь быстрее, чем Сарпедон от него ожидал. Испивающий Души крутанулся вокруг своей оси и взмахнул топором Меркаэно, целясь обухом в голову Багрового Кулака. Библиарий направил в психосиловое лезвие импульс психической энергии, и хотя Рейнез сумел заблокировать удар рукоятью молота, его сбило с ног и отбросило в сторону бронепластины, которая служила стеной фальшивой часовне. От силы столкновения стена прогнулась, но Рейнез перекатом встал на ноги и взмахнул молотом на уровне лодыжек рванувшегося следом Сарпедона.

Сарпедон подпрыгнул и побежал по стене, цепляясь когтями за бронепластины.

Непривычный к сражению со способным бегать по стенам противником Рейнез попытался оценить ситуацию.

— Пора! — закричал он, — сейчас! Огонь! Огонь!

Со всех сторон загрохотали болтеры. Вспышки выстрелов выдали позиции стрелков в дальнем конце фальшивой деревни. По бронепластинам вокруг Сарпедона защелкали пули, и внезапно одну из его задних ног прорезала вспышка боли. Сарпедон взбежал вверх по стене, перепрыгнул на крышу поливаемой очередями церкви. Он нашел некое подобие укрытия за колокольней, которая уже начала понемногу оседать из — за того, что выстрелы разрывали бронепластины на части.

— Цели повсюду, — сказал Салк по воксу, — это была ловушка. Атакуем!

— Кто они? — спросил Сарпедон.

— Это наши, — потрясенно ответил Салк, — они — Испивающие Души!

Сквозь дым разразившейся в деревне перестрелки Сарпедон увидел мелькающие в развалинах фиолетовые доспехи. Паства Иктина, Испивающие Души, которые были верны в первую очередь капеллану, а уже потом Сарпедону. Сарпедон оказался слишком слеп, чтобы усомниться в их преданности.

— Ты слишком благороден, Испивающий Души! — откуда — то снизу прокричал Рейнез, — весьма опрометчиво было дать заклятому врагу честный бой! Теперь вы все умрете!

Багровый Кулак взобрался по стене и прыгнул на крышу. Сарпедон рванулся к нему, и космодесантники сошлись в бою. Топор и молот мелькали в воздухе, нанося, блокируя и отводя в сторону удары, а вокруг со свистом проносились болтерные заряды. Испивающий Души взмахом топора снес кусок наплечника Рейнеза. В ответ Багровый Кулак придавил к полу раненую ногу Сарпедона, чтобы лишить его подвижности, и нанес удар оголовьем молота в грудь. Сарпедон был быстрее Рейнеза, но Багровый Кулак готовился к этой схватке много лет, и на сей раз имел численное преимущество. Паства Иктина насчитывала намного больше воинов, чем отделение Салка, и в ней был одостаточно много хороших стрелков, способных попасть в Сарпедона, не зацепив его противника. Болтерный огонь забарабанил по стене за спиной Сарпедона и по броне Испивающего Души, отбросив его назад и лишив равновесия.

Сарпедон рванулся вперед. Это отчаянное движение подходило больше для обычной потасовки, чем для смертельного поединка. Всем весом Испивающий Души обрушился на Рейнеза, обхватив его корпус руками и передними ногами.

— Что ты натворил, Рейнез? — прорычал Сарпедон.

— Иктин обещал, что мне предоставится возможность тебя убить, — сдавленно ответил пытающийся вырваться Рейнез, — ничего лучше он предложить не мог.

Иктин — враг! Именно он — источник всех этих страданий.

— Значит, убью его следующим, — огрызнулся Рейнез.

Сарпедон поднял Рейнеза и швырнул вниз, вложив в бросок всю свою силу. Багровый Кулак рухнул с ужасным грохотом, и был тут же отброшен очередью Салка за одно из окружающих часовню разрушенных зданий.

Паства продвигалась по деревне. Бегство из Залов Искупления пережило около двадцати из них, в два раза больше, чем насчитывало отделение Салка. Сарпедон узнал Испивающих Души, которых звал братьями. Они оказались словно потеряны, лишившись офицеров. Их принял Иктин, и Сарпедон был благодарен капеллану за то, что он готов был дать им духовное наставление. Но Иктин искажал их, преобразуя чувство потери в нечто иное, в преданность самому себе. Именно поэтому они шли за Иктином, а не за Сарпедоном. Магистру ордена приходилось сталкиваться со многими результатами своих ошибок как лидера, но ни один из них не ранил его столь глубоко, как вид Паствы, движущейся по деревне с явным намерением отправить отделение Салка в забытие.

Бойцы Салка терпели поражение. Их окружили превосходящие силы противника. Салк показался из — за укрытия, сразил одного из Паствы, но был сразу же отброшен назад несколькими попаданиями, вызвавшими целый веер кровавых брызг. Сарпедон почувствовал, как в груди сжимаются оба сердца, а из тела ушло, сменившись мертвенным холодом, все тепло.

Библиарий спрыгнул с церкви в центр деревни. Он приземлился в середине наступающей Паствы. Лица тех, кого он знал множество лет, еще со времен до первой Войны ордена, обратились к нему и видели перед собой лишь врага. Сарпедон более не видел в них ни братства, ни надежды, ни принципов, которые заставили их сойти с пути прежнего ордена. Он был врагом для них, они были врагами для него. Внезапно, все стало выглядеть просто.

Сарпедон узнал в ближайшем Испивающем Души брата Скарфинала, бойца отделения Гивриллиана. Гивриллиан был ближайшим доверенным лицом и лучшим другом Сарпедона, погибшим на безымянной планете от рук князя демонов Ве'Мета. В Скарфинале не осталось больше ничего от отделения Гивриллиана. Его глаза были пустыми, а ствол болтера без колебаний развернулся в сторону Сарпедона.

Одним превратившимся в смазанную сверкающую дугу взмахом Сарпедон снес голову Скарфинала с плеч. Топор Меркаэно прошел сквозь шею космодесантника так легко, что кровь еще не начала течь, когда голова коснулась пола.

В Сарпедоне проснулось что — то темное и исполненное гордости, пережиток прежнего ордена. Любовь к кровопролитию, экстаз битвы. Иногда эти запрятанные в глубинах разума чувства могли быть полезными, и Сарпедон со странным ощущением облегчения позволил жажде крови охватить себя.

Он бессвязно взревел от гнева и с головой ушел в резню.

 

11

«Фаланга» была построена задолго до наступления Эры Империума, но как бы давно это ни происходило, основной задачей судна было обеспечить выживание. Любой высадившийся на огромный корабль враг обнаруживал, что попал в западню извилистых коридоров меж индустриальных зон и вспомогательных отсеков, расположенных прямо под обшивкой и отделенных от более уязвимых областей корабля сотнями автоматических шлюзов и целых секций внешней палубы, на которых можно было одним щелчком переключателя создать глубокий вакуум.

Врагу, находящемуся на «Фаланге» в данный момент, не пришлось преодолевать все препятствия. Он попал непосредственно вглубь судна, потоком прошел сквозь похожие на пещеры ангары челноков и выплеснулся в жилые отсеки, залив кровью системы погрузки. «Фаланга» ничего не могла противопоставить демоническим захватчикам.

Эта задача ложилась на плечи Адептус Астартес.

* * *

Магистр ордена Владимир стоял на пороге Сигизмунда Тактика и осматривал полуторакилометровой ширины поле битвы, охватывающее казарменную палубу. То было уязвимое сердце «Фаланги», область, через которую захватчики могли безнаказанно пройти от потерянных причалов правого борта до двигателей и реакторов. С одной стороны поля битвы находился Горн Веков, за которым лежали лабиринты технических отсеков и линий подачи энергии и хладагентов. С другой стороны располагался Мемориал мира Ринна, кольцо из гранитных плит, на которых были высечены имена Багровых Кулаков, павших в позорном сражении, во время которого был почти разрушен их крепость-монастырь. За мемориалом находились стальные катакомбы, тесные, освещаемые пламенем свечей помещения, где в настенных нишах покоились кости многих поколений членов команды. Кабельные палубы и катакомбы замедлили бы продвижение захватчиков и направили бы их в простирающиеся перед Владимиром открытые области казарм, часовен и посвященных героям алтарей.

— Я их чую, — сказал за спиной Владимира вышедший из Сигизмунда Тактика капитан Лисандр, — враг близко.

— Конечно, чуешь, — отозвался Владимир, — интересно, удастся ли когда — нибудь избавить мой корабль от вони варпа.

— Борганор занял позицию в Горне Веков, — продолжил Лисандр, — Левкронт с Девятой будут удерживать Мемориал.

— Все остальные возьмут на себя центр, — закончил Владимир, — Его можно удержать?

— Наши Третья и Пятая смогут удержать что угодно, — ответил Лисандр.

— Ты понимаешь, что ставкой будет твоя жизнь?

— Жизни всех нас, магистр ордена. Если прорвут эту линию, погибнет вся «Фаланга».

— Скажи, капитан. Это плохо, что я мечтал об этом дне? — Владимир вытащил из ножен на поясе Клыки Дорна — парные силовые мечи с широкими лезвиями и рукоятями из поблескивающего черного камня, — что я опускался на колени у алтарей Дорна и молил о том, чтобы однажды сойтись с таким врагом в сражении, которое решит, будет ли мой орден жить во славе, или обречен на позор и покаяние? Я просил Императора отправить меня в такую битву, лицом к лицу, ни шагу назад, чтобы поставить на карту все что есть. Плохо ли то, что мне даже несколько радостно?

— Каждый из нас видит в битве что — то свое, — ответил Лисандр, — возможно, бой — это зеркало, в котором мы видим свое отражение. Передо мной встает мрачное дело, которое будет сделано, нечто уродливое и грубое, но это зло необходимо для выживания нашего рода. Ты видишь что — то другое.

— Большинство Имперских Кулаков просто сказало бы ''нет'', капитан.

— Что ж, именно поэтому ты сделал меня капитаном.

Среди комплексов казарм и памятников давно павшим героям занимали позиции Третья и Пятая роты Имперских Кулаков. Приземистые здания под похожим на серое небо потолком превращались в опорные пункты. Боевые братья, чей дом внезапно стал полем битвы, преклоняли колени перед изображениями капитанов и магистров прошлого.

Сама Тактика была одним из самых удобных для обороны строений на палубе. Она представляла собой круглое здание из черного камня, его арочные входы вели к десяткам столов с картами, на которых воссоздавались славные сражения прошлого, в которых участвовали Имперские Кулаки. Здания, за которые сражались и гибли Имперские Кулаки, были вырезаны из костей чужаков и помещены на подставки из полированного обсидиана. В Тактика, названной в честь Сигизмунда, одного из величайших генералов Дорна и основателя ордена Черных Храмовников, офицеры Имперских Кулаков могли рассматривать победы прошлого, анализировать принятые командованием ордена решения и оценивать поступки противостоящих им врагов. Если Имперские Кулаки и другие Адептус Астартес одержат на «Фаланге» верх, возможно, на одной из этих изящных миниатюр появится и сама Тактика.

Лорд-инквизитор Колго расхаживал между столов с картами, бросая взгляды на историю Имперских Кулаков. На нем была темно-красная терминаторская броня, украшенная серебряными символами Инквизиции, что делало его столь же массивным, как космодесантник в силовом доспехе. Свита из Сестер держалась на почтительном расстоянии, сестра Эскарион терпеливо ждала, сжимая в руке силовой топор.

— Полагаю, — сказал Владимир, — вы знаете о силах варпа намного больше, чем можно доверить нашим скромным разумам.

Колго, казалось, не ожидал, что его отвлекут. Он поднял взгляд на входящего в один из высоких сводчатых проходов Тактики Владимира.

— Это бремя, которое мы, инквизиторы, вынуждены нести, магистр ордена, — сказал он.

— Если есть какое — то знание, способное нам помочь, самое время им поделиться.

Колго достал из встроенного в нагрудник серебряного контейнера колоду карт Таро Императора. Затем выложил три карты в ряд на одном из столов, карта на котором изображала вулканическое поле боя, где об Имперских Кулаков разбился натиск тау.

— ''Серебряный Океан'', — произнес Колго, указав на первую карту, — тот, кого нельзя схватить или постичь, текучий как ртуть. Противник, которого невозможно познать. Вторая карта — ''Алтарь'', символ величественности и славы. Но он перевернут, а за ним идет ''Чума''. Враг непостижимый и величественный, но эта величественность ложна, а под красотой таится океан скверны. Это — вместилище порчи в великолепном облике. Я вижу во враге длань Повелителя Перемен, но наш противник — сам по себе живое существо, которым движут еще и собственные желания

— Ты знаешь, что это значит? — спросил Владимир.

— У меня есть некоторые подозрения, которые я не стану озвучивать, пока они не превратятся в уверенность, особенно если дело касается Бога Лжи, — Колго собрал карты и спрятал их, — Битва идет за нечто большее, нежели ваш корабль, магистр ордена. Это — все, что я готов сказать.

— В таком случае, храни молчание, лорд-инквизитор, и сражайся рядом с нами.

Колго улыбнулся:

— Насчет этого не беспокойтесь.

— Магистр ордена, — раздался голос по воксу. На сетчатке глаза Владимира мигнула руна, обозначающая кастеляна Левкронта, — враг обнаружен.

— Какова его численность, кастелян? — спросил Владимир.

— Сотни, — ответил Левкронт, — противник приближается с двух сторон. Удерживаем позицию.

Владимир вышел из Тактика. Его Имперские Кулаки расположились среди алтарей и казарм, среди них магистр разглядел космодесантников в цветах Серебряных Черепов и Сангвинарных Ангелов.

— Лисандр, приказал он, — будь готов контратаковать на фланге кастеляна. Не дай окружить мемориал.

— Да, магистр ордена, — произнес Лисандр, — еще приказы будут?

Владимир не ответил. Вместо этого он посмотрел за позиции Имперских кулаков, на стальной горизонт, испещренный шпилями святилищ и развевающимися над плацами знаменами.

Демоническая армия двигалась вперед. Горизонт словно бурлил, многоцветная масса изливалась из него, будто потоки раскаленного газа. До линий Имперских Кулаков донеслись звуки, ужасная какофония тысячи вопящих голосов. Над толпами возвышались фигуры, крылатые туши, окруженные сонмами демонов-приспешников, карабкающихся друг по другу, словно насекомые в улье.

— Император даровал тебе битву, о которой ты просил, — сказал Лисандр, — пришло время для благодарностей.

— Поблагодарю, когда мы одержим победу, — сказал Владимир, — Колго! Поставь своих сестер битвы в строй! Нас атакуют со всех направлений!

Из орды демонов вышел еще один крылатый монстр, словно купающийся в сиянии, как будто свет Кравамеш ярким лучом падал на его бледную, окруженную ореолом фигуру. За спиной чудовища виднелись оперенные крылья, а его кожа была столь бледна, что, казалось, сверкала, как освещенная изнутри слоновая кость. Даже из Тактика на его лице ощущались красота и власть. Даже Владимир обнаружил, что от демона тяжело оторвать взгляд, словно он был видением, которое возникло в голове и вырвалось наружу.

— Узрите свое будущее! — проревел монстр. Его голос пронесся над полем битвы подобно хлещущему ветру, — Я — конец империй! Я — проклятье людей! Я — Абракс!

* * *

Сарпедон скользнул через залитую кровью поверхность, сжимая в руке мерцающий топор Меркаэно.

Перед ним встал брат Нефаил. Магазин его болтера был пуст, последние заряды он выпустил в собственных братьев, а на перезарядку времени не осталось. Нефаил поднял с пола цепной меч брата Калкиса и взмахнул им. Сарпедон приближался.

Библиарий прокрутился на передней конечности, уходя от удара цепного меча. Затем нанес удар в горизонтальной плоскости. Нефаил не обладал скоростью Сарпедона, и у него не осталось сил. Топор врезался в ногу Нефаила под коленом и уронил его наземь. Сарпедон рванулся вперед и впечатал члена Паствы в пол.

Магистр Испивающих Души перевернул Нефаила лицом кверху и опустился на грудь противника всем весом. Затем вырвал из его руки цепной меч и отбросил в сторону.

Сарпедон сорвал с головы космодесантника шлем. Открывшееся взгляду лицо было более юным, чем у большинства Испивающих Души, волосы коротко подстрижены, вокруг глаз синяки.

— Где Иктин? — требовательно спросил Сарпедон.

— Он — будущее, — выдохнул в ответ Нефаил.

— Где Иктин? — крикнул Сарпедон, с каждым словом впечатывая затылок космодесантника в пол.

— Отправляйся на Терру, — ответил Нефаил, — когда наше дело будет сделано. Ты увидишь его коленопреклоненным у Золотого Трона.

Космодесантник вывернул свободную руку и достал боевой нож. Прежде, чем он смог вонзить его в Сарпедона, библиарий отпрянул и погрузил топор Меркаэно в голову Испивающего Души, расколов ее на две половины.

Сарпедон поднялся на ноги. Фальшивая деревня вокруг была усеяна телами и залита кровью. Он убил их всех.

Члены паствы Иктина, устроившие засаду, пали от рук отделения Салка или от рук самого Сарпедона. Он метался между ними, космодесантниками, которые когда — то поклялись следовать за ним до самого конца, и рассекал их на части. На бронепластины пола из разбитых черепов изливались черно-красные лужи. Оторванные конечности валялись отдельно от тел, которые, в свою очередь, лежали там, где Сарпедон пронзил их когтями или разрубил топором Меркаэно. Нефаил был последним живым противником, но каждого из них Сарпедон узнал.

Макет часовни и развалин заливала не просто кровь. Это была кровь космодесантников. Кровь братьев.

Сарпедон заставил пульс и дыхание замедлиться. К своему стыду, библиарий ощущал радость от того, что, наконец, схватился с врагом, который привел его орден к гибели. В гуще сражения он чувствовал уверенность, которая появлялась лишь от отчетливого понимания того, что если не убить противника первым, противник обязательно убьет его самого. Теперь же библиария окружали мертвые братья, и сомнения вернулись. Он подавил их, заставил себя успокоиться.

Рейнез сбежал. Среди развалин Багрового Кулака видно не было. На позиции Салка Сарпедон также не наблюдал никаких движений. Сарпедон подбежал к развалинам, в которых укрывался сержант. Бронеплиты были истерзаны и перемолоты болтерным огнем.

Салк лежал лицом кверху на обломках бронепластины. Болтерные заряды пробили керамит на его груди и животе. Сержант слабо повернул голову и Сарпедон видел, что одна сторона его лица превратилась в кровавое месиво, обломки костей торчали из крови, которая уже успела превратиться в корку.

— Брат, — сказал Сарпедон, — говори со мной. Скажи, что Салк не пал.

— Прости меня, — пробормотал Салк, — неудача — мой грех.

— Нет, Салк. Никто не сопротивлялся упорнее, чем ты. В этом нет неудачи.

— И победы здесь тоже определенно нет. Я не думал, что будет настолько холодно. Мне казалось, что будет некий… героизм.

Сарпедон склонился над Салком, не уверенный, способен ли его вообще разглядеть блуждающий взгляд сержанта.

— Я убью Иктина.

— Я знаю, что убьешь. Не за меня, командир. Сделай то, что должно быть сделано. За всех.

Сарпедон попытался поднять Салка, думая, что сможет успеть вернуть его в архивы, где о нем смогут позаботиться другие Испивающие Души. Но магистр почувствовал, что сержант стал легче в его руках, словно жизнь испарилась и оставила пустое тело. Сарпедон видел, как в глазах Салка гаснет свет, происходят какие — то неописуемые, неуловимые изменения, и Испивающий Души, его друг, превращается всего лишь в еще одно мертвое тело.

Долгое время Сарпедон держал Салка на руках. Какое — то примитивное чувство в глубине рассудка молило Императора снова вдохнуть в сержанта жизнь. Салк был лучшим командиром отделения из тех, что когда — либо служили под началом Сарпедона как до, так и после первой Войны ордена. Он заработал свои лавры на Стратикс Люминэ и после этого подтвердил свои качества незаметного, но незаменимого и надежного человека в самые отчаянные моменты истории Испивающих Души.

А теперь его не стало. И людей такого сорта повергали Деният и Иктин в своем стремлении к задуманному ими безумному будущему.

Сарпедон положил Салка на землю и пробормотал старую молитву. В ней он призвал Императора и слуг Его быть павшему пастырями до Конца Времен и проследить за тем, чтобы его оружие ожидало его там, где он встанет в общий строй рядом с Императором в последней битве. Искусственное поле боя — неподходящее место для погребения кого бы то ни было, не говоря уже о космодесантнике, но Салку и братьям его отделения пока придется довольствоваться этим. Возможно, Имперские Кулаки позволят похоронить их должным образом, поскольку они погибли, сражаясь с общим врагом.

Сарпедон огляделся на тела членов Паствы. Тот факт, что их вообще послали, чтобы заманить Испивающих Души в засаду, означал, что Сарпедон уже близко. Паства означала Иктина, а Иктин означал месть.

Месть. Это все, что осталось у Сарпедона из того, за что стоило сражаться. Все, что делал космодесантник, было направлено на месть, и для Сарпедона, поднявшего топор Меркаэно и направившегося к противоположной стороне учебной палубы, этого хватало.

* * *

Кастелян Левкронт выпрыгнул из укрытия и возглавил контратаку.

Безумный маневр против надвагающегося на Мемориал мира Ринна безумного врага. Сумасшедшая демонстрация бравады, раскрытие карт перед врагом, потрясти и отбросить которого назад можно было лишь такой бешеной яростью.

За Левкронтом следовали более пятидесяти Имперских Кулаков из Девятой роты. Они скользили над покрытыми резьбой каменными плитами со сценами битвы на мире Ринна, пригибались, пробегая мимо табличек с именами павших. Барельефы были расположены подобно рядам каменного амфитеатра, на сцене которого разворачивалась кульминация постановки сражения.

Демоны надвигались. Передние ряды тащили за собой огромное существо из гниющей плоти, чье тело выглядело как огромный раздутый пузырь, вспухающий жгутами порванных вен и изъеденных червями мышц. Тварь хохотала и стонала, словно все происходящее было понятной лишь ей шуткой, на широко ухмыляющемся лице блуждала смесь идиотизма и проницательного ума. Сотни демонов толкали существо сзади, а еще сотня тянула вперед за прикрепленные прямо к плоти ржавые цепи.

— Я не стану ждать, пока враг поступит так, как ему вздумается! — закричал Левкронт на бегу, изготовив к стрельбе штурмовой болтер, — если он жаждет нашей крови, двинемся вперед и утопим его в ней!

Кастелян открыл огонь. Эхом ему вторили еще пятьдесят болтеров, опустошающих магазины автоматическим огнем. Первые ряды демонов превратились в ошметки грязной истерзанной плоти, их туловища рвались на части как мешки, наполненные кровью и личинками, под ногами лежал сплошной ковер из трупов. Ноги Имперских Кулаков захлестнул поток черной порченой крови, а сверху спустилось густое черное облако мух, словно направляемое алчущим разумом.

Демоны уже были совсем рядом с Левкронтом. Сдвоенный ствол раскалился до голубоватого цвета, штурмовой болтер дергался в руке, пока боек наконец не ударил в пустоту. Кастелян врезался в стену изорванной плоти с боевым ножом в одной руке и болт-пистолетом в другой. Он размахивал ножом и раздавал удары локтями, не забывая всаживать по болтерному заряду в каждую подвернувшуюся одноглазую голову.

Упала на пол ржавая цепь, брошенная демонами, которых ошеломила атака Левкронта. Теперь они пытались окружить кастеляна, и он стал похож на подвижную крепость, противостоящую океану алчущих врагов, отражая стенами своего доспеха удары изъеденных ржавчиной клинков и изогнутых мерзких когтей.

Имперские Кулаки спасли его. Те, кто шли следом, отбросили демонов назад. Некоторые, с цепными мечами и боевыми щитами, бились в невообразимо ужасном сражении, врезаясь глубоко в скопища демонов и доверив свою защиту собственному снаряжению. Другие сформировали нечто вроде кордона, чтобы удержать демонов на расстоянии и отрезать их от Левкронта, который присел, чтобы братья могли вести огонь очередями по плотной массе противников.

Над всем этим нависал высший демон. Его раздутая тень упала на Левкронта. Демоны больше не тянули тварь вперед, и его лица сморщились от расстройства. Он безуспешно потянулся к Имперским Кулакам, хватая вялыми лапами пустоту. Затем выставил вперед толстую короткую ногу, собираясь продвигаться к врагу самостоятельно.

Существо с грохотом сделало шаг. И улыбнулось, жаждая вступить в бой с облаченными в желтую броню фигурами, занятыми рукопашной схваткой там, внизу.

Меж стен амфитеатра и монументальных скульптур появились остальные бойцы Девятой. По команде выступающих в роли наводчиков сержантов космодесантники, несущие ротное тяжелое вооружение, начали выбирать цели. Они целились в пускающих слюни тварей в передних рядах, бормочущих демонов, несущих знамена с символами варпа. Но больше всего внимания они уделяли высшему демону, монстру, шаг за шагом подволакивающему свою тушу ближе к кастеляну.

Лазерные пушки и тяжелые болтеры открыли огонь. Серый камень мемориала окрасился малиновыми отблесками лазерных вспышек. Крупнокалиберные заряды врезались в порченую плоть, превращенные в кашу мышцы и внутренности вытекали наружу столь густым потоком, что образовали под ногами сражающихся Адептус Астартес вязкое болото.

От плотного огня высший демон покачнулся. Его кожа треснула и разорвалась, наружу темно-красной массой выскользнули кишки. Из его ран посыпались крошечные, невнятно бормочущие существа, скачущие по полю битвы и радующиеся новообретенной свободе. Губы твари разомкнулись, она взревела, лицо исказилось от боли, крошечные красные глаза сузились еще сильнее. Распахнулась огромная пасть, похожая на влажную красную яму, окаймленную зубами, хлестнул длинный толстый язык, сам по себе напоминающий голодное существо.

— Пора! — прокричал Левкронт, — Вперед! Вперед!

Высший демон подался вперед, в сторону стреляющих. Даже когда плоть с его лица сорвали разрывы зарядов тяжелого болтера, он улыбнулся пробивающейся к нему фигуре, облаченной в желтый доспех. Протянул вниз дряблую руку и попытался схватить кастеляна.

Левкронт видел приближающуюся руку. Он выпустил в нее половину магазина своего болт-пистолета, оторвав большой палец. Рука обрушилась на кастеляна, боевой нож вонзился в сухожилия. Оторванный палец размером с космодесантника упал рядом.

Остатки руки сомкнулись вокруг кастеляна. Левкронт всеми силами пытался разжать пальцы, но высший демон был сильнее, и он был голоден.

Старающегося вырваться Левкронта оторвало от пола. Имперские Кулаки обступили высшего демона, пытаясь подрубить ему лодыжки, чтобы обрушить наземь, или вспороть огромное брюхо, чтобы покалечить. Высший демон, казалось, не замечал их.

— Привет, малыш, — произнес он, подняв Левкронта на уровень своего лица. Голос походил на ужасный грохот, бульканье искаженных порчей легких было низким, как гул землетрясения, — воистину, сегодня благословенный день, внучата! Я нашел новую игрушку!

Ответ кастеляна затерялся в голодном реве, издаваемом широко разинувшим пасть демоном. Тварь забросила Левкронта в глотку и проглотила с ужасным влажным чавкающим звуком, как будто что — то большое выдернули из лужи хлюпающей грязи. Демон расхохотался, от низкого гортанного звука вздрогнули сами камни Мемориала мира Ринна.

Строй Имперских Кулаков прогнулся под новым напором демонов. Цепные мечи снова взлетели и упали, едва повредив окружающему космодесантников переплетению плоти. Орудия вколачивали бесконечный поток болтерных и лазерных зарядов в столь же бесконечный поток врагов. Высший демон протянул руку и раздвинул море демонов, обнажив островок сражающихся спина к спине, покрытых кровью Имперских Кулаков.

Высший демон искоса смотрел на них, сделал короткий вдох и изверг на космодесантников поток тошнотворной грязи. Сверху на них обрушились истерзанные и растворенные останки Левкронта, и полилась похожая на кислоту жидкость, которая, подобно желудочному соку, переваривала их, пока они пытались выбраться из грязной липкой массы.

— Отходим, — поступил приказ одного из сержантов отделений тяжелого вооружения, который принял командование после смерти Левкронта, — нам не удержаться.

Пред лицом столь грозного противника, как высший демон, даже космодесантники мало что могли сделать, кроме того, чтобы отступать, по мере возможности сохраняя порядок и огнем болтеров заставляя демоническую армию платить за каждый шаг по захватываемой земле.

Поступившее магистру ордена Владимиру сообщение было обрывочным и поспешным, но его смысл был ясен. Мемориал мира Ринна потерян. Первую победу в Битве за «Фалангу» одержал враг.

* * *

Эхо сражения пронеслось по судну. Это был не просто звук, хотя грохот тяжелого оружия и громовая поступь демонов сотрясали несколько близлежащих палуб. Это было психическое эхо, какофония крика и хохота, вгрызающаяся в заднюю часть черепа и бьющаяся изнутри в его стенки, словно пытаясь выбраться наружу.

— Абракс! — раздавался крик, — Я — Абракс!

Эхо заставило вздрогнуть стены кают-компании, где Имперские Кулаки и выжившие Железные Рыцари организовали кордон, чтобы не дать Испивающим Души покинуть разрушенную библиотеку. Сержанту Прексу из Имперских Кулаков приходилось держать в узде свою жажду сражения, и он знал, что Адептус Астартес под его командованием горят желанием вступить в разворачивающуюся где — то неподалеку битву.

— Сержант, — раздался голос одного из боевых братьев, внимательно наблюдающих за кают-компанией, — я слышу, как за дверью кто — то движется. Думаю, они решили пойти в наступление.

— К оружию, братья, — приказал Прекс. Мгновение спустя Имперские Кулаки и Железные Рыцари уже находились за баррикадами из перевернутой мебели или на позициях у дверных проемов. Стволы болтеров смотрели на укрепленные цепями двойные двери, через которые всего час назад в библиотеку вошли Воющие Грифоны.

Створки содрогнулись, раздался звон цепей. От второго удара одна из створок слетела с петель, и в образовавшийся проем ступил единственный Испивающий Души. На нем не было шлема, на обритой наголо голове осталась лишь одна черная полоса волос, а руки оканчивались молниевыми когтями. Однако силовые поля были неактивны, а Испивающий Души был один.

Прекс поднял руку, чтобы никто не начал стрелять.

— Я — капитан Луко из Испивающих Души, — представился вошедший.

— Мне известно, кто ты, — ответил Прекс, — ты пришел для того, чтобы сдаться?

— Нет, — ответил Луко, — я пришел, чтобы убить Абракса.

Пальцы Имперских Кулаков напряглись на спусковых крючках.

— Объяснись, — произнес Прекс.

— Абракс — предводитель напавшего на вас войска. Ты это знаешь, и я это знаю. Мне уже доводилось встречаться с этой нечистью в сражении за Сломанный Хребет, когда Сарпедон изгнал его в варп. Теперь, когда у нас не осталось сил, он вернулся, чтобы отомстить и вдобавок убить столько Имперских Кулаков, сколько сможет. Мы прослушивали ваш вокс-канал и перехватили передачу пиктов. Мы знаем, что легион демонов на «Фалангу» привел Абракс, и хотим сражаться против него.

— У меня приказ, — ответил Прекс, — вы никуда не пойдете.

— В таком случае, мы пройдем сквозь вас, — сказал Луко, — я вижу, здесь около сорока космодесантников. У меня немного больше, но вы, несомненно, лучше экипированы, и среди вас нет раненых. Думаете, сможете всех нас здесь перебить? Довольно рискованно, между нами говоря. Мы собираемся погибнуть здесь, либо от рук легиона Абракса, либо от ваших болтеров, поэтому терять нам нечего. Ты до сих пор собираешься встать у нас на пути, сержант?

— Нет нужды проливать кровь здесь, — раздался голос из — за спины Прекса. Из укрытия вышел один из Железных Рыцарей.

— Борази! — вспомнил Луко, и на его лице появилась улыбка.

— Капитан, — два астартес обменялись рукопожатием, — тебе придется поверить мне, что на этот раз я не стану ломать тебе кости.

— Ловлю на слове, сержант, — сказал Луко.

— Ты знаешь этого воина? — спросил Прекс.

— Мы встретились на Моликоре, — объяснил Борази, — обстоятельства сложились так, что прежде чем мы пришли к согласию, нам довелось обменяться парой ударов.

— Я знал, что оставлять тебя в арьергарде — плохое решение, — сказал Прекс, — от тебя нельзя ожидать, что ты будешь относиться к врагу соответственно.

— Думаю, на «Фаланге» присутствует враг, который должен волновать тебя гораздо больше, — сказал Луко.

— Пусть Испивающие Души сразятся с Абраксом, если хотят, — сказал Борази, — ответственность я возьму на себя. Дай им умереть, сражаясь с демонами. Это будет точно такая же казнь, как и любая другая.

— Здесь я отдаю приказы! — рявкнул Прекс, — ты — мой подчиненный, сержант! И здесь ты находишься только по милости…

Внезапно в вокс-канале Имперских Кулаков раздалась фраза достаточно громкая и быстрая, чтобы привлечь внимание Прекса.

Шум вокс-канала прорезал голос магистра ордена Владимира:

— Девятая, отступить к центру! Остальным подразделениям выдвинуться вперед! Мемориал мира Ринна потерян, кастелян Левкронт пал. Отомстим за него!

— ты слышал, сержант, — сказал Борази, — у тебя приказ.

— Имперские Кулаки откроют по вам огонь, как только увидят, — сказал Прекс, — неважно, собираетесь ли вы вступить в сражение. Они убьют вас, как только увидят, что вы покидаете архивы.

— Могут попробовать, — сказал Луко, — хотя могут и решить, что боеприпасы лучше тратить на другую цель.

— Отходим! — приказал Прекс, — Отделение Макос идет направляющим! Железные Рыцари, центр ваш! Выдвигайся, Борази. Не иди за нами, Луко, или мы посмотрим на исход той рискованной битвы, о которой ты говорил.

Борази отсалютовал Луко, развернулся и направился к остальным Железным Рыцарям. Имперские Кулаки продолжали держать Луко на прицеле болтеров, даже покидая кают-компанию, переговоры в вокс-канале подтверждали разгром сил Левкронта и приближение основной части армии демонов.

Когда путь был свободен, библиарий Тирендиан и Сержант Грэв вышли из архивов и присоединились к Луко.

— Плохо, — сказал Тирендиан, — я чувствую это. В моем разуме вопит реальный мир. Не сомневаюсь, это Абракс, изгнание прибавило ему сил, которые он черпает в ненависти.

— Что дальше, капитан? — спросил Грэв.

— Придется избегать встреч с Имперскими Кулаками, — ответил Луко, — да и с Воющими Грифонами, если уж на то пошло. Выдвигаемся к мемориалу.

* * *

— Мне было интересно, — сказал Иктин, — сколько тебе потребуется времени. Ты меня разочаровал. Я думал, что все случится задолго до Селааки, что ты поймешь, что я пытаюсь сделать с помощью верных мне капелланов, и что придется сплести еще одну нить судьбы, чтобы привести тебя к Кравамеш. Но ты был как робот, запрограммированный на действия по сделанным Дениятом шесть тысяч лет назад записям, — он повернулся к противнику. Отметина на череполиком шлеме все еще тлела, — ты как будто следовал его инструкциям так же скрупулезно, как я.

Сарпедон обнаружил Иктина в верхних доках истребителей, в трех палубах от тренировочной. Инстинкт космодесантника вел библиария самыми удобными для бегства путями, сквозь множество шлюзов, предоставлялвших множество мест для укрытия и наилучшие углы обстрела. Наконец Сарпедон оказался в этом похожем на пещеру помещении с множеством космических истребителей, и увидел Иктина, который пробирался по кажущемуся бесконечным залу.

Когда Испивающие Души увидели друг друга между рядами космических кораблей, между ними было около полусотни метров. Истребители были огромны, размерами каждый из них превосходил десантно-штурмовой «Громовой ястреб» космодесанта. Резкие очертания тупых носов говорили о том, что эти корабли предназначены для полетов в безвоздушном пространстве, поэтому аэродинамика для них не имеет значения. Когда «Фаланга» участвовала в сражении, истребители роились вокруг нее подобно шершням, но когда враг напал изнутри, дела для них не нашлось.

— Я много раз спрашивал себя, как же мы докатились до этого, — сказал Сарпедон. Он с трудом сохранял спокойствие в голосе, — теперь хотелось бы задать этот вопрос тебе.

— Как будто я знаю, — ответил Иктин, — Деният знает. Мы следуем. Нам этого всегда было достаточно.

— Вам? Капелланам?

— Именно. С тех пор, как Деният пал на Когте Марса, мы следовали учению, которое он нам тайно передал. Остальной орден, между тем, следовал приказам, которые были столь искусно зашифрованы в Военном Катехизисе, чтобы вы выполняли их, даже не подозревая об их существовании.

— Скажи, зачем мы здесь! — бросил Сарпедон, — В своей голове я слышу имя Абракса. Слышу его гордость и жажду мести. Кто привел его на «Фалангу»? Вы?

— Деният знал, что его можно призвать из варпа по собственной воле. Получается так, что Абракс — орудие судьбы. Он, должно быть, скрывался в варпе, жаждая крови Испивающего Души, который его одолел. Абракс — всего лишь пешка, Сарпедон, как ты или я.

— Уже находились те, кто пытался использовать мой орден в собственных интересах, — сказал Сарпедон. Его пальцы сильнее сжались на топоре Меркаэно, — ты помнишь, капеллан Иктин, что с ними стало?

Иктин вытащил из чехла на поясе рукоять Копья Души. Большой палец коснулся щели в изготовленном чужаками металле, сверкнул микролазер, и из керамита перчатки полилась кровь. Генный замок активировался, и из обоих концов рукояти вырвались лезвия идеально черного цвета.

— Отлично помню, Сарпедон. Помню, что они были любителями. Их Деният тоже принимал во внимание. Не случилось ничего такого, что он не предвидел бы и не запланировал.

— Включая твою смерть? — спросил Сарпедон. Он немного присел и напряг мышцы на ногах, готовясь к атаке.

— Если я умру, — сказал Иктинос ровным голосом, — значит это он тоже запланировал.

Сарпедон начал смещаться в сторону, щелкая когтями по палубе. Он прошел под тенью, отбрасываемой носом ближайшего истребителя. Иктин также начал смещаться, несомненно, оценивая позицию Сарпедона и все, что капеллан знал о скорости и боевых навыках того, кто прежде был для него магистром ордена.

Воздух шипел, его молекулы распадались на части, касаясь лезвия Копья Души. До палубы истребителей донесся отдаленный гул битвы, сама «Фаланга» словно напряглась и задрожала. Бесстрастные глаза кабин истребителей, казалось, смотрели, ожидая первого хода.

Его сделал Иктин.

Капеллан рванулся вперед, занося Копье Души для удара. Сарпедон нырнул в сторону, Иктин преодолел разделявшее их расстояние за невозможно малое время и нанес невообразимый круговой удар. Черные клинки мелькнули над Сарпедоном, когда он прогнулся и присел, уходя от атаки. На палубу упал срезанный с наплечника кусок керамита, а задняя конечность лишилась части хитинового покрова.

Сарпедон дернулся и схватил Иктина за голень, подцепил его ногу когтем и опрокинул на пол. Иктин перекатился и вскочил, размахивая в горизонтальной плоскости Копьем Души. Сарпедон, уже готовившийся ударить сверху вниз топором Меркаэно, вынужден был отскочить, чтобы избежать удара.

— Что остается, Сарпедон? — сказал Иктин, держа Копье Души перед собой как преграду, — Что остается, когда каждое действие, которое ты предпринимал, чтобы освободиться, совершалось по чужой воле? Что остается от тебя самого?

— Я не предатель, — сказал Сарпедон, — большего ты сказать и не мог.

— Предательство не имеет смысла, — ответил Иктин, — нет стороны, которую можно предать. Есть выживание и забвение. Все остальное — ложь.

Сарпедон запрыгнул на стоящий сзади истребитель и бросился на Иктина сверху. Капеллан не был готов к такому, и упал на одно колено, выписывая лезвиями Копья Души восьмерки, чтобы отразить атаку. Сарпедон приземлился тяжелопо инерции присел и обошел защиту Иктина. Топор Меркаэно врезался в один из наколенников капеллана. Хлынула кровь, но силы удара было недостаточно, чтобы направить через лезвие психическую энергию Сарпедона. Иктин откатился в сторону, Сарпедон рванулся вперед. Капеллан начал наносить удары, но библиарий оказался слишком быстр, и поразить его не удавалось.

Но топор Mercaeno был слишком громоздким, чтобы пробить защиту Иктина. Два лезвия Копья Души, каждое из которых были вортекс-полем, удерживаемым некой утерянной в дни Большого Крестового похода технологией, разрубят топор с той же легкостью, с которой рассекли бы плоть и кости. Безоружным Сарпедон будет все равно что мертв. Библиарий проводил финты и наносил удары, размахивал и вращал топором, но Иктин постоянно находился вне досягаемости.

Капеллан знал, что этот день наступит. Он знал, как биться Копьем Души — одному Трону известно, сколько раз он прокручивал в голове этот бой.

Противники прошли под корпусом одного из истребителей. Сарпедон взбежал по посадочной опоре судна и уцепился за нижнюю обшивку, чтобы атаковать с неожиданного направления, лишив Иктина возможности защищаться. Иктин перестал атаковать, поводя Копьем Души из стороны в сторону и ожидая удара библиария.

— Судьба уже все за тебя решила, — сказал капеллан. Его голос был безэмоциональным, словно он был управляемой дистанционно машиной, — на случай твоей смерти у Денията есть план. На случай твоего выживания у него тоже есть план. Если бы ты осознал это, Сарпедон, то опустился бы на колени и принял быструю смерть, поскольку она была бы благословением.

— А тебе бы не помешало осознать, что такое — быть Адептус Астартес, — Сарпедон сделал несколько шагов в сторону, Иктин повторил каждое движение, — Испивающие Души — не инструмент. Нами нельзя владеть и использовать по прихоти Денията или кого бы то ни было еще. Для исполнения своего плана он выбрал не тех марионеток.

— И все же, — спокойно отозвался Иктин, — вы здесь, в то время и в том месте, которые он выбрал.

— Я сотворю с ним нечто такое, чего он точно не выбрал бы.

Иктин бросился вперед и нанес удар по посадочной опоре. Копье Души с легкостью прошло сквозь сталь и гидравлические шланги, истребитель осел вниз и начал заваливаться на нос, лишившись опоры. Иктин выскользнул из — под корпуса, а Сарпедон рванулся в противоположную сторону, бессильно зарычал от досады, перебирая конечностями. чтобы не быть раздавленным тушей судна. Истребитель рухнул на палубу и двинулся в сторону Сарпедона, вынудив его попятиться. Иктин исчез из поля зрения.

— Чего он хочет? — закричал Сарпедон, — если его план обречен на успех, то, по крайней мере, расскажи мне о нем. Для чего он поработил нас?

— Во благо галактике, — раздался ответ сверху. Капеллан стоял на поверженном истребителе, чуть выше кабины, — против чего вы так долго выступали? Против жестокости галактики? Тирании Империума? Деният предвидел это за шесть тысяч лет до того, как это случилось. Он собирается не уничтожить орден, сражаясь. Он хочет исцелить его.

Сарпедон начал подниматься к Иктину по почти вертикальной обшивке истребителя.

— И как же? — спросил он.

— А какое еще лекарство исцеляет все болезни человечества? — сказал Иктин, — Кровь и смерть. Боль и страх. Только с их помошью можно сделать путь человеческой расы прямым.

Теперь Сарпедон находился с Иктином на одном уровне, два Испивающих Души сошлись в верхней части упавшего истребителя. С высоты Сарпедон видел, что вдоль палубы располагаются еще десятки таких же кораблей, а между ними стоят цилиндрические емкости с топливом и стойки с ракетами.

— Уже было много страданий, — произнес Сарпедон, — и больше их не будет.

— Только не для тебя, — сказал Иктин.

На сей раз первым ударил Сарпедон. Топор Меркаэно мелькнул слишком быстро, чтобы капеллан мог его парировать. Хороший удар Копья Души разрезал бы топор пополам и сделал его бесполезным, но Сарпедон оказался на долю удара сердца быстрее. Топор врезался не в керамит брони Иктина, а в корпус истребителя под его ногами внешняя обшивка уступила натиску лезвия, и нога Иктина оказалась в ловушке. Капеллан упал, не имея возможности контролировать падение. Библиарий вырвал топор из обшивки и снова взмахнул им, но Иктин отдернул голову, и разваливший бы ее надвое удар снова пришелся в корпус истребителя, отчего топор погрузился в металл по самый обух.

Сарпедон прижал руку капеллана одной из ног прежде, чем тот успел поднять Копье Души. Затем наклонился, схватил Иктина за оба наплечника, поднял его в воздух и изо всех сил швырнул вниз

Иктин врезался в емкость с топливом, стоящую рядом с истребителем. От удара стенка емкости вмялась и прорвалась. Густое красноватое топливо хлынуло на палубу.

Ногу, которой Сарпедон прижимал руку Иктина, обожгла боль. Библиарий посмотрел вниз и увидел обрубок с таким ровным срезом, который невозможно было бы сделать никаким скальпелем. Сама нога медленно сползала вниз по корпусу истребителя. Похоже, падая, капеллан успел нанести последний удар.

— Ты меня задел, брат мой, — отметил Сарпедон, — но я могу обойтись и без этой ноги. Их у меня осталось пять, и это больше, чем мне понадобится.

Сарпедон спрыгнул на палубу в тот самый момент, когда Иктину удалось выбраться из обломков емкости. Капеллан был весь залит топливом.

— Твоя судьба решена, — сказал он, — происходящее здеь не имеет никакого значения. Никакого.

— Ты предал нас, и умрешь за это, — ответил Сарпедон, — для меня это значит достаточно много.

Магистр поднял топор Меркаэно и вонзил его в одну из контрольных панелей истребителя. От удара бритвенно-острого металла полетели искры, упавшие в потеки вылившегося из бака топлива. Горючее вспыхнуло, и пламя начало быстро приближаться к капеллану.

Цистерну охватила огромная волна бело-голубого пламени. Сарпедон нырнул за истребитель, чтобы уйти от волны жара. Он мельком заметил, как исчезает в огне Иктин, как фигура капеллана словно растворяется в сердце пламени.

Раздался ужасный рев, истребитель начал надвигаться на пригнувшегося за ним Сарпедона. Ударила волна жара, и библиарий почувствовал, как пузырится хитин на оставшихся ногах, закипает краска на доспехе и словно ошпаривается незащищенное лицо.

Шум утих, сменившись потрескиванием пламени. На полу и потолке причальной палубы плясали хаотичные тени — огонь продолжал гореть. Хромая, Сарпедон вышел из — за истребителя. Он с трудом удерживал равновесие, привыкая удерживать баланс без еще одной ноги

Охваченный огнем с ног до головы Иктин вырвался из горящих обломков. Он врезался в Сарпедона, который был не готов к атаке. Капеллан сбил противника с ног и обрушился сверху. Язык пламени лизнул лицо библиария, взглянувшего на мгновение на череполикую маску капеллана, которая стала в тот момент похожей на выглядывающее из огненного озера лицо одного из многих, проклятых Имперским Кредо.

 

12

Орда демонов обрушилась на оборонительную линию Имперских Кулаков волной плоти. Она разбилась о баррикады и временные бункеры, сконцентрированный огонь болтеров шинковал демонов едва ли не быстрее, чем они успевали появляться. В других местах она прокатилась, подобно сметающему всё на своём пути наводнению, захлестнув Имперских Кулаков лавиной конечностей и тел. Некоторые укрепления омыл розовый и лазурный огонь, который выплюнули из своих сопл уродливые твари, ползшие среди сверкающих полчищ демонов Абракса. На флангах других появились молниеносные существа с пурпурной кожей и болтающимися, словно плети, языками, эти твари обходили огневые позиции, чтобы нанести удар в спину защитникам. Огромный демон с красными крыльями, с топором в одной руке и плетью в другой вышел из рядов своих кровопускателей вперёд и ужасным ударом развалил пополам один из танков, вызванных из ангаров Фаланги, горящий прометий разлился вокруг его ступней.

Оборона Имперских Кулаков прогнулась под натиском, космодесантники, перепрыгивая барьеры, отходили на новые позиции ближе к Тактике, чтобы избежать опрокидывания. Грохот болтеров соревновался с визгом демонов за преобладание в шуме битвы. Казалось, что под его тяжестью изогнулась целая палуба, атакующая волна приспешников Абракса поглотила монашеский кельи и часовни Имперских Кулаков.

В самом центре рядов защитников стоял магистр ордена Владимир, держа наготове Клыки Дорна. Один из новичков либрариума стоял перед ним с огромной книгой в руках, которая обычно была закрыта, оплетена тяжёлыми цепями и опечатана психопечатями. Она содержала молитвы о чистоте и силе разума, о которых следовало помнить командующему, столкнувшемуся с губительными силами Хаоса. Впереди них Лисандр выстроил самую прочную оборону, горстка танков и несколько отделений Имперских Кулаков, Сестры Битвы Колго стояли там же, удерживая позиции перед лицом приближающейся с каждой секундой армадой демонов.

— Какого рода противником является Хаос? — озвучил свои размышления Владимир. Рядом с ним стоял лорд-инквизитор Колго, полный решимости сражаться. На одной его руке был силовой кулак, во второй — ротаторная пушка, на оба оружия были нанесены гравировки молитв и обереги разрушения.

— Люди, получше меня, свихнулись, пытаясь найти ответ на этот вопрос, — ответил Колго. — На вопрос, что есть Хаос невозможно дать ответ.

— И всё же мы должны искать ответ, — сказал Владимир. — Потому что мы должны сражаться с ним. Оставаясь в неведении, мы словно сражаемся в темноте.

— Уж лучше так, чем быть порабощённым тем, что мы видим, — сказал Колго, сжимая механические пальцы своего силового кулака, они хрустнули, и включившееся силовое поле окутало их.

— Я верю в силу своего духа, инквизитор, — произнёс Владимир. На второй линии обороны, расположенной перед ними Имперские Кулаки занимали укрытия, готовясь встретить скачущих и ползущих на них демонов, разноцветное пламя танцевало по всему полю битвы. Бледная, текучая фигура самого Абракса была едва видна в задних рядах. Он наблюдал и контролировал битву, используя младших демонов, чьими жизнями готов был в любую секунду купить себе победу.

— Поняв врага, я не стану с ним заодно. Чем больше я узнаю о Хаосе, тем сильнее я его ненавижу, и тем свирепее сражаюсь.

— Переоценивание чьей — то решительности — это гораздо более опасная форма неведения, чем сражение в темноте, — Колго повращал стволы своей ротаторной пушки, инкрустированные камнями ударники постучали по позолоченным патронникам.

— Что ж, переложим теорию на практику, — сказал Владимир.

— Я согласен, — ответил Колго. — Начнём?

— Братья! — прогрохотал голос Владимира по воксу, — выдвигаемся, братья мои, все со мной! Сквозь преисподнюю к победе, вперёд!

По слову Владимира Имперские Кулаки вырвались из — за укреплений, атакуя врага. Резервные силы, удерживавшие Тактику, выбежали из — за столов с картами и из укрытий в арках. Космодесантники, сидевшие за укрытиями и возносившие свои молитвы, выпрыгнули из — за баррикад с извергающими огонь болтерами и визжащими цепными мечами в руках. Владимир повёл своих бойцов в контратаку прямо навстречу врагу.

Парные мечи Клыки Дорна не были созданы для изящного фехтования. Они не были дуэльным оружием, ими невозможно было делать ложные выпады и обманные маневры. Их создали как раз для такой жестокой и уродливой схватки: столкновение тел, триумф силы и решимости над навыком, в такой битве они могли просто подниматься и обрушиваться вновь, вспарывая животы, или разрывая глотки на обратном ходу.

Владимир уничтожил дюжину демонов в первые секунды, и ужасы, притащенные Абраксом в реальность пали перед ним. В рядах демонов образовалась брешь. Имперские Кулаки ринулись вперёд, опережая его, они пробивались дальше, не давая бреши захлопнуться.

Колго стоял на верху вала, его ротаторная пушка посылала в демоническую орду очередь за очередью. Сёстры Битвы заняли позиции вокруг него, сестра Эскарион взмахами своего топора управляла их огнём. Пара «Хищников» с грохотом выехали с каждой стороны Тактики, каждый, рёв их автопушек сопровождался вспышкой пламени и фонтанами плоти разорванных на куски демонов из дальних рядов воинства Абракса.

Без всякого предупреждения кошмарные твари словно растаяли, растворившись в задних рядах по ментальному приказу Абракса. За пару секунд передышки Имперские Кулаки увидели полчища кровопускателей, марширующих на замену первой волны. В центре этой новой напасти шёл высший демон Кровавого бога, вошедший в союз с Абраксом в обмен на обещанную ему кровавую бойню на борту «Фаланги». Он выступил из рядов кровопускателей, и его громадное раздвоенное копыто врезалось в палубу среди Имперских Кулаков, раздавив своим немыслимым весом боевого брата.

— Вперёд! Вперёд! Варп настолько нас боится, что выставил против нас подобного монстра! — голос Владимира, даже усиленный вокс-динамиками, был едва слышен на фоне омерзительного сотрясшего окрестности рёва демона. Владимир прорубился через первые ряды кровопускателей, чтобы добраться до врага, он запрыгнул на полуобвалившуюся стену часовни, перекатился и ринулся в атаку, взмыв над кипящей вокруг него битвой.

Высший демон повернул свою косматую чудовищную голову в сторону Владимира. Имперские Кулаки пробивали себе дорогу сквозь орды наступающих кровопускателей, чтобы сплотится вокруг магистра ордена, но высший демон мог просто идти над бурлящей рукопашной, и через пару секунд его тень пролетела над Владимиром.

Имперский Кулак стоял, широко разведя в стороны Клыки Дорна, открыто бросая вызов высшему демону, чудовищные размеры которого, похоже, его нисколько не смущали.

— Ты посмел прийти в мои владения и пролить кровь моих братьев? — взревел Владимир. — Кого ты рассчитывал тут встретить? Какую победу ты надеялся одержать? Вся ярость варпа не устоит перед силой духа даже одного хорошего космодесантника!

Высший демон зарычал и замахнулся влажным от крови Адептус Астартес топором. По широкой дуге топор засвистел вниз, Владимир прыгнул в сторону, лезвие рассекло руины часовни. Владимир пронзил Клыками Дорна запястье демона и, разрывая сухожилия и мышцы, выдернул их обратно. Высший демон отдёрнул лапу и злобно заревел, продолжив атаку плетью.

Плеть двигалась слишком быстро, чтобы Владимир мог увернуться от неё. Её крючки обвили его ногу, и демон вскинул его в воздух, после чего бросил его с размаху на палубу в самую гущу кровопускателей.

Копьё Души было всё ещё в руке Иктина. Его мерцающее чёрное лезвие было прижато к глотке Сарпедона под самым подбородком, ему явно грозило обезглавливание. Сарпедон удерживал запястье Иктина в захвате и сражался с капелланом, но смерть пробудила в Иктине какую — то новую силу духа и теперь они сравнялись по силе.

Сарпедон чувствовал, как горит его кожа на лице. Боль для космодесантника не была тем же самым, чем она являлась для обычного человека, но всё — таки это была боль, и Сарпедон боролся с ней, чтобы не отключиться, в не меньшей степени, чем с Иктином.

Топор Меркаэно был заблокирован где — то под Иктином. Сарпедон пытался высвободить его, но Иктин не ослаблял натиск. Он пытался перекатиться, чтобы подмять Иктина под себя, но капеллан даже не шевельнулся, словно прирос к палубе.

— Ты повинуешься, — прошипел Сарпедон, — а есть лишь один источник повиновения.

Он видел отражение собственного лица в линзах маски Иктина, волдыри от ран покрывали его.

— Этот источник — страх.

Сарпедон отпустил топор и приподнялся, обхватив рукой голову Иктина. Он нашёл застёжку и сорвал шлем с капеллана.

Обугленное лицо Иктина корчилось от жары. Пузырящаяся кожа натянулась на скулах, глаза смотрели из глубин обожжённых провалов, кожа на голове лопнула. Не было даже намёка на этом лице, что ненависть его поутихла. Боль сделала её даже сильнее. Сходства с лицом того, кого знал Сарпедон, почти не осталось, как не осталось спокойствия и решительности капеллана, всё это заменила собой глубокая ненависть.

— Я знаю, чего ты боишься, — сказал Сарпедон. Его рука ухватилась за затылок обгоревшего черепа Иктина, и он выпустил в разум предателя всю мощь «пекла».

Боль помогла. Обычно Сарпедон использовал «пекло» против множества врагов, насылая галлюцинации на максимальное количество противников. В этот раз он сосредотачивался на нём до тех пор, пока заклинание не стало обжигающе белым психическим копьём, он вонзил его в разум Иктина, как иглу шприца, заполненного всеми страхами капеллана.

Он боялся Денията. Страх, в некой глубинной, почти нераспознаваемой форме, был единственной вещью, способной заставить космодесантника подчиняться с такой необдуманной жестокостью. Всё, что Сарпедон знал о философе-солдате, выгорело и превратилось во что — то отвратительное.

Словно бог самого варпа, силуэт Денията маячил перед мысленным взором Иктина. Деният выглядел также как на страницах уничтоженного Военного Катехизиса, но только теперь он был огромен и бесконечно более ужасен. Вокруг его ног стремительно нёсся поток искалеченных тел всех тех Испивающих Души, чьи жизни он бросил на алтарь своего чудовищного плана. На броне были начертаны призывы к смерти и истязаниям, слова Военного Катехизиса извивались и смещались. Тысячи невинных были распяты на броне его поножей. Грудь и наплечники были усеяны наполовину погружёнными в саму броню, словно полупереваренными телами, тех, кого когда — то предали. Герои древнего ордена — капитан Каеон, магистр ордена Горголеон и жертвы первой Войны ордена, втянутые в конфликт, чтобы удовлетворить желание Денията отколоть орден от Империума. Погибшие ордена Сарпедона, от Гивриллиана до Скамандера, капитан Каррадин, ближайший друг Сарпедона — технодесантник Лигрис, и все прочие, кто пал. Вокруг воротника брони Денията толпились его союзники по предательству. Жесточайшие инквизиторы, чьими усилиями орден был подвергнут гонениям. Чужаки, убитые Сарпедоном и его братьями, под пристальным взглядом Денията, удовлетворенного тем, что они отыграли свои роли — тварь некронов, почти убившая Сарпедона на Селааке, лорд-отступник эльдар из Гравенхольда, орочий военачальник с Неверморна, все они собрались, ликуя.

Среди них стояли худшие из его союзников. Последователи тёмных богов — Абракс, Ве’Мет, множество космодесантников-предателей и демонов. Мутант Тетуракт и его легион мертвецов. И, конечно, сам Деният, его лицо освещал огонь его собственного гнева, он смеялся вместе с пособниками своего предательства, совершавшими свои злобные поступки под его руководством.

Деният посмотрел на Иктина, пришпиленного и корчащегося перед ним, как букашка пойманная под микроскопом. Вес его отвращения, смешанный с осознанием ужасающего глумления, ударил по разуму Иктина так свирепо, как ни одно оружие из арсенала Сарпедона.

Иктин завопил. В его разуме вопль затерялся в хохоте Денията, который упивался тем, как его самая мнительная пешка осознаёт своё ничтожество. В реальности звук был настолько не похож на что — либо, что мог бы выговорить воин Адептус Астартес, что Иктин перестал быть космодесантником в этот миг.

Хватка капеллана ослабла. Сарпедон отбросил его и выкатился из пламени. Он стоял над поверженным Иктином.

Разум Иктина был полностью разбит. Психочувства Сарпедона не были острыми, но даже он мог почувствовать растущую пустоту, занявшую место души капеллана, в которую кувырком летели обломки его личности.

— Теперь я твой хозяин, — сказал Сарпедон. — Я — единственный, кому ты подчиняешься. Расскажи мне всё.

Лица окружавших демонов корчились, глумясь, вокруг сплошняком лежали отрубленные чёрными лезвиями клинков конечности, тянувшиеся, чтобы прикончить магистра ордена Владимира.

Клыки Дорна были созданы как раз для такого ближнего боя, где они парировали удары и рубили, танцуя в руках Владимира, словно движимые своей собственной волей. Возможно, сам Дорн направлял их в эти моменты со своего места подле Императора, делясь своими собственными навыками, чтобы Владимир мог выжить в этой смертельной схватке.

Этого не было достаточно. Их было слишком много, и каждый стремился добыть череп магистра ордена, чтобы бросить его к подножию трона Кровавого бога. Владимир разрубил грудную клетку демона, одновременно отводя удар от своих сердец, и приготовился умереть. Струя оранжевого пламени промелькнула перед его взором, окутывая огнём корчащуюся морду. Он узнал блестящую чёрную броню, отделанную красным, и лезвие силового топора рубящего направо и налево. Руки ухватили его и потащили наверх из — под массы тел. Владимир глянул вверх и увидел лицо незнакомки с полосками крови и сажи на коже, зубы её были стиснуты.

— Пока мы живы, — прошипела она сквозь зубы, — такого приза они не получат.

Она помогла Владимиру встать на ноги. Он узнал сестру Эскарион — старшую в свите инквизитора Колго. Прыжковый ранец остывал у неё за спиной, выхлопные решётки были тускло красного цвета, путь, который она пробила сквозь толпу, нырнув вслед за Владимиром, закрывался, поскольку новые кровопускатели спешили добраться до магистра ордена.

— Благодарю, сестра, — сказал Владимир, оказавшись вновь на ногах.

— Я выполняю поручения Императора, — ответила она.

Они встали спина к спине, кровопускатели приближались. Наконец — то Владимир мог дать волю Клыкам Дорна в работе, для которой они подходили лучше всего. Он наносил удары так быстро, что каждую секунду вниз падало тело очередного демона с разорванной грудиной или горящими кишками, вываливающимися из рассечённого брюха. Эскарион сражалась с топором в одной руке и пистолетом в другой, быстро опустошив обойму пистолета, она взялась за топор обеими руками.

Сёстры Битвы не могли равняться с космодесантниками по силе и навыкам. Немногие неаугментированные люди могли сражаться на уровне старшей сестры, но даже с учётом этого она была лишь человеком, без дополнительных органов и улучшенной физиологии Адептус Астартес. Недостаток физических сил, она восполняла верой.

То, что Владимир видел в Эскарион, не было похоже на ментальную стойкость космодесантников. Космодесантник — хозяин своего страха, разум его столь силён, что он может противостоять демонам варпа и остаться вменяемым. Эскарион была другой. Та кровожадность, что наполняла её, не была похожа на закалку или силу духа. Это была вера. Она столь полно верила в руку Императора, ведущую её, в то, что у неё есть место в Его замысле, что это было столь же естественно для неё, как и приближающиеся враги, берущие их в кольцо. Она не боялась их, потому как по её мнению, она не была простым человеком, с присущими ему слабостями. Она была пустым кораблём, существовавшим для того, чтобы быть наполненным волей Императора и направленным согласно Его указанию. Страха просто не могло быть, ибо какой бы конец ни наступил, падёт не она, но Император. Владимир прорубал дорогу обратно к рядам Имперских Кулаков, расчищая проход Клыками Дорна, мелькавшими столь быстро, что они походили на зубья гигантского цепного меча. Владимир с усилием переставлял ноги, буквально выдирая их из мешанины крови с кишками. Топор Эскарион давал ей пространство, она шла следом, нанося размашистые дуговые удары, отбивая в сторону клинки и удерживая кровопускателей на дистанции в длину меча.

Толпа распалась, и Сёстры Битвы из отряда Эскарион выбежали им навстречу, прикрывая Владимира с флангов и отбрасывая демонов назад огнём болтеров. Владимир мог видеть Лисандра, стоящего на баррикаде, отбрасывающего прочь одного из демонов своим щитом и указывающим молотом в сторону тяжёлых орудий, установленных вокруг Тактики. Куда бы он ни глянул — везде кипела бойня. Тут Имперские Кулаки перешли в контратаку, там — линия обороны была прорвана, и скачущие твари или несущиеся галопом бесы вливались в брешь, как воздух из корабельной трещины.

Владимир укрылся за алтарём святыни, являвшимся краеугольным камнем всей баррикады, состоявшей из скамей и статуй часовни. Инквизитор Колго стоял внутри часовни, её колоннада обрушилась, а неф был завален телами демонов и космодесантников. Улучив момент для передышки, он повернулся, чтобы помочь втащить следующих за ним Сестер Битвы в укрытие за алтарь. Эскарион взлетела на баррикаду на реактивных струях прыжкового ранца, наручи её силовой брони до самых локтей дымились от крови демонов. Сёстры Битвы и Имперские Кулаки устремились к баррикаде, поливая болтерным огнём кровопускателей, попытавшихся пролезть следом.

— Сработало? — спросил Владимир, переводя дух, — Он пал?

Вместо ответа Колго указал на руины, где ранее развернулся битва Владимира и высшего демона. Крылатого демона отбросило на стену, крылья висели кровавыми лохмотьями, броня изодрана. Ещё один залп тяжёлых снарядов ударил в него, прошивая узловатые красные мышцы. Одно из крыльев было рассечено, обломок его безвольно повис, рваная кожа трепыхалась, как полотнище порванного паруса. Владимир заставил выйти демона на открытое место и надменно стоять над демонической ордой, пока они сражались. Он купил время, необходимое тяжёлым орудиям, чтобы прицелиться и поразить демона сконцентрированным огнём. Высший демон боролся со смертью. Огонь тяжёлых болтеров терзал всё его тело. Он бросил свою плеть и пытался подняться на ноги, опираясь на обломки стены. Выстрел лазпушки пробил ему грудь на вылет, обнажая окровавленные рёбра и пульсирующие органы. Демон заревел, кровь полетела с его губ, падая вниз на орду.

Имперские Кулаки возликовали, когда демон наконец — то издох. Лисандр повёл их вперёд, высоко подняв молот, словно дразня демонов. Ликующий рёв утонул в хохоте, громогласно прокатившемся по «Фаланге». Это был хохот Абракса, наблюдавшего за бойней из задних рядов. Объект, который так его рассмешил, неуклюже вывалился на всеобщее обозрение на фланге Имперских Кулаков — высший демон чумного бога, невероятно раздутый кошмар, убивший Левкронта и уничтоживший силы, удерживавшие Мемориал мира Ринн. Хохот демона, выходящего в сопровождении мелких бесов, присоединился к смеху Абракса., и он ликующе захлопал в ладоши своих дряблых рук, словно предвкушая забаву с новыми игрушками.

— Сможем прикончить ещё одного, магистр ордена? — прозвучал по воксу голос Колго.

— Это не вопрос — сможем мы или нет, — ответил Владимир. — Мы или прикончим его или погибнем.

— Смотрите на этот лик зла! — крикнула Эскарион своим Сёстрам Битвы. — Засвидетельствуйте порчу, которую он несёт на себе! Перед лицом подобного исчадия да будут наши пули нашими молитвами!

Выражение лица высшего демона изменилось. Его огромный рот распахнулся, он нахмурился, глаза расширились от удивления — карикатура страха и шока. Крошечные взрывы расцвели на его дряблой коже, но не со стороны центра сил Имперских Кулаков, а с обратной.

Владимир запрыгнул на упавший столб для лучшего обзора. Мельком он заметил вспышку силового оружия — силовые когти, разрывающие на куски чумоносцев, отсветы молний упали на пурпурную силовую броню.

— Это — Испивающие Души! — пришло вокс-сообщение от ближайшего подразделения Имперских Кулаков.

Теперь Владимир распознал капитана Луко, за которым следовали остатки ордена Испивающих Души. Заряд молнии ударил из — под потолка, пробив демона, огромные куски плоти обуглились и оторвались — Тирендиан — библиарий Испивающих Души управлял молнией, как дирижёр оркестром, пока из — за его спины выбегали остальные воины Испивающих Души.

Владимир замер на миг. Испивающие Души были врагами Имперских Кулаков, отступниками и предателями. Но демоны, против которых они сейчас вместе сражались, были куда большим злом чем отступники. Легионы варпа были вообще худшим из того, что могло быть.

Всем подразделениям Пятой, — приказал Владимир, — поддержать контратаку Испивающих Души на нашем фланге! Третья и Девятая — удерживать центр!

Из бараков, служивших им укрытиями, появились «Хищники» и поползли в сторону громыхающей на фланге битвы. Подразделения Имперских Кулаков покинули свои позиции и последовали за ними. Владимир наблюдал, как Пятая рота и Испивающие Души с двух направлений атаковали силы чумного демона.

— Да простит меня Дорн, — сказал Владимир сам себе.

Капитан Луко посмотрел демону в глаза, в них он увидел все страхи людей. Что — то в этих нечестивых глазах истязало сыновей Земли с тех самых времен, как первые существа выбрались из грязи. Люди передавали сказания о нём, видели его в своих ночных кошмарах, пока их вид не закончил эволюционировать. Это была сила, вдохновлявшаяся порчей и гниением слабой плоти, чистейший страх, смерти, боли и непознанного, укрывшегося под безликой и злобной волей.

Чумной бог существовал с тех времен, как появились первые разумы, способные его лицезреть, он совращал слабые умы на путь зла, пользуясь их страхом перед тем, что мог сотворить с их плотью. Но сейчас таких слабых духом не было перед ним, ни зёрнышка сомнений, способных перерасти в отчаяние и капитуляцию. Космодесантники были лишены подобной слабости. Теперь аватару Чумного бога придётся сражаться.

Атака Испивающих Души, без предупреждения набросившихся на них из лабиринта катакомб, застала чумоносцев, сопровождавших высшего демона врасплох. Демоны не бросились в рассыпную, как могли бы сделать обычные войска, но их не было в нужном количестве в нужном месте, и Испивающие Души вырезали целые дюжины врагов за первые несколько секунд. Луко собрал добрый урожай смертей своими когтями, а огнём болтера разделался с остальными. Капитан теперь был один на один с высшим демоном, чьё обожжённое и окровавленное тело дрожало от ярости и боли, и всё чего они достигли к этому моменту, канет в небытие, если он сейчас потерпит поражение.

— Я раньше уже убивал подобных тебе! — взревел Луко, зная, что демон услышит его даже в шуме битвы. — Но, вот ты никогда не убивал подобных мне!

Демон подхватил одну из цепей, которые его приспешники использовали, чтобы тащить его. Он крутнул цепь над головой и резко рубанул ею вниз, словно кнутом, звенья цепи обрушились на палубу. Луко бросился в сторону, пол под ним прогнулся от удара.

Чумоносцы, следовавшие за демоном, волоча ноги, появились с его боку. Дюжина из них тащила на себе огромный меч из сочащейся тьмой стали. Его изъеденное лезвие было уткано кровавыми клыками, которые были, похоже, вырваны из пасти какого — то монстра. Высший демон нагнулся и второй лапой взял меч, ямы в лезвии превратились во рты, которые кричали и выли. Луко видел души, заточенные в клинке, души несчастных, которые или необдуманно или от отчаяния отдали себя демону.

Демон поднял меч над головой, острие целилось в стоящего внизу Луко. Капитан вскочил на ноги и набросился на чумоносцев, пытавшихся взять его в кольцо, в этот миг над ним пронеслась тень меча, и он понял, что уже не может избежать удара.

Луч бело-голубого света ударил в меч, отчего тот весь запылал, разряды энергии пробегали по нему. Демон заревел от боли, плоть обуглившимися лохмотьями слезала с его лапы. Пальцы, обгоревшие до окровавленных костей, разжались, выронив меч, который упал на палубу с ужасающим звоном.

Позади Луко из рядов Испивающих Души выпрыгнул библиарий Тирендиан. Молнии срывались с его пальцев, окутывая капитана и испепеляя чумоносцев вокруг него. Заряд ударил в высшего демона, растекаясь по его шкуре бело-голубыми трещащими зигзагами, оставлявшими за собой безумно искривлённые ожоги. Луко перепрыгнул валяющийся меч и ударил когтями по тыльной стороне обгоревшей руки твари. Демон отдёрнул руку и вновь хлестнул Луко цепью, словно его укусило надоедливое насекомое, и теперь он пытался прихлопнуть его до того, как оно укусит его вновь. Цепь ударила капитана в грудь и отбросила его в толпу чумоносцев. Луко рубил во все стороны, надеясь, что каждый дикий удар заберет жизнь одного из насевших на него гниющих демонов.

— Брат! — крикнул Тирендиан. — Уходи! Мы не можем потерять тебя!

Луко отшвырнул последнего чумоносца и вновь повернулся к высшему демону. Слишком поздно он заметил, что демон сделал мощный рывок вперёд, его огромное брюхо падало на него, словно сплошная стена плоти. Луко развернулся и попытался убежать, но демон двигался быстрее, чем можно было бы подумать, глядя на его тело. Монстр приподнялся на коренастой задней лапе и ринулся вперед на Луко, стремясь обрушить свой вес на Испивающего Души.

Луко рухнул на палубу, нижнюю часть его тела придавило тушей демона. Отвратительная, сочащаяся мешанина мускулов и жира давила на него с такой силой, что Луко чувствовал, как корёжится керамит поножей.

Луко извернулся так сильно, как только мог, выставленные перед собой силовые когти, были лучшей защитой, из всех ему доступных в этот момент. Улыбающаяся морда демона выплыла из — за края его брюха. Луко чувствовал, как демон трясётся от хохота, глядя на пойманную добычу.

— Эй ты! — крикнул Тирендиан, — Эй! Хочешь сожрать кого — нибудь?

Тирендиан сложил руки вместе, словно в молитве, и резко выбросил их вперёд, зигзагообразный разряд молнии ударил высшего демона в плечо. Он пробил слои плоти до самых костей, вниз полетели обугленные куски мяса. Тирендиан шёл вперёд, сопровождая каждый свой шаг ударом молнии в демона. Он зашёл в тень монстра, лицо библиария освещали бело-голубые всполохи света, танцующего на его руках.

— Тирендиан! Нет! — закричал Луко, но Тирендиан не отступал. Когда взгляд демона упал на него, он стоял на месте, бросая новый электрический разряд в морду демона.

Высший демон бросил цепь и потянулся своей огромной дряблой рукой к Тирендиану. Библиарий не шелохнулся. Тирендиан никогда не получал шрамов в битве — никогда, они всегда были кажущимися, даже под налётом грязи и крови, покрывающим каждого солдата. Он всегда выглядел безупречно, более похожим на скульптуру, чем на солдата, идеальный образ космодесантника. В окружении сражающихся чумоносцев, и нападающим на него высшим демоном, не могло быть лучшего символа чистоты, противостоящей ужасающему воплощению порчи.

Лапа демона сомкнулась вокруг Тирендиана. Библиарий стиснул зубы, когда демон оторвал его от палубы, воздух забурлил от собирающейся в его руках силы. Разряды ударяли в палубу и руку чудовища, но оно, казалось, не чувствовало их. Монстр облизал губы, и пасть его широко распахнулась, демонстрируя многочисленные ряды зубов по дороге к наполненному кислотами желудку.

— Нет! — завопил Луко, сила его крика, почти поглотила сами слова. — Тирендиан, брат мой! Не делай этого, не для меня! Брат мой, нет!

Высший демон подбросил в воздух Тирендиана в воздух, и Испивающий Души исчез в его пасти.

Луко кричал от злобы, словно криком мог унять горечь потери.

Демон смеялся. Он настолько радовался убийству, что в первые секунды не заметил голубого свечения, появившегося в центре его брюха.

Луко перевернулся обратно на живот и прикрылся силовыми когтями. Он видел приближающихся чумоносцев, готовых добить его, а может отрезать ему ноги, чтобы скормить верхнюю половину своему повелителю. Никогда ранее он не видел ничего более отвратительного, чем их одноглазые рогатые рожи с гнилыми оскалами, ликующие от свершённого их хозяином убийства и перспективы скормить ему ещё одного Испивающего Души.

Нарастающий гул в брюхе высшего демона, подсказал Луко, что у него осталась пара секунд. Это было как раз то время, которое требовалось чумоносцам, чтобы добраться до него.

— Подходите ближе, — крикнул он им, — Давайте знакомиться, друзья мои. Позвольте вам продемонстрировать гостеприимство Адептус Астартес.

Гул сменился воем. Вот теперь высший демон его заметил. Он охнул и схватился лапами за живот, лицо исказилось от злобы и боли. Он заревел, и этот рёв поглотил крики Луко, осыпавшего чумоносцев отборной бранью.

Брюхо демона внезапно разбухло, словно надуваемый шарик. Глаза демона широко распахнулись от удивления. Это была последняя эмоция на его мерзкой морде — удивление и смятение.

Ужасающий взрыв бело-голубого цвета разорвал брюхо монстра. Силой взрыва Луко вдавило в палубу. Чумоносцев отбросило назад ударной волной. Огромное облако разорванных и горящих кишок обрушилось вниз, накрыв Испивающего Души и демона. Из разорванного тела высшего демона во все стороны били молнии, раздирая на части стоявших вокруг чумоносцев, стегая по потолку и пробивая палубу.

В старом ордене, кое — кто спорил на тему, сколько энергии может сконцентрировать Тирендиан. Члены библиариума предполагали, что если не принимать в расчёт обширные повреждения вокруг и отбросить вопрос о его собственном выживании, то их биоэлектрическое оружие может детонировать с огромной силой, по мощи и разрушениям сопоставимой с артиллерийским ударом. Они никогда в этом не были уверены и не особо стремились проверять, потому что Тирендиан был слишком ценным оружием, чтобы рисковать им только для того, чтобы выяснить пределы его возможностей.

Вот теперь ответ на вопрос был дан. Тирендиан мог накопить в себе достаточно энергии, чтобы уничтожить высшего демона варпа. Он взорвался с такой силой в брюхе демона, что от последнего остался лишь толстый и хрящеватый позвоночник, пошатывавшийся над Луко, на верхушке которого висел изломанный череп высшего демона с лохмотьями плоти. Обломки рёбер и одна лопатка, висящая на рваных сухожилиях — вот всё, что осталось от его грудины. Из затылка разбитого черепа вытекали зелёно-чёрные мозги, остатки же его морды всё ещё сохраняли удивлённое выражение.

Демон опрокинулся назад, верхняя часть его туловища шлёпнулась на палубу. Вес, давивший на Луко, ослаб, капитан вонзил коготь в палубу перед собой, вытягивая своё тело из — под останков демона. Он обернулся и увидел, что уцелела лишь нижняя часть огромного брюха демона, соединённая теперь с ногами лишь лоскутами кожи, на месте кишок и внутренностей был обугленный кратер.

Чумоносцев, стоявших рядом, просто смело с ног. Многих разорвало на куски молниями от взрыва Тирендиана. Палуба вокруг демона изогнулась и обгорела. Броня самого Луко обуглилась и утратила свою форму настолько, что он мог в ней просто брести с места взрыва в сторону рядов Испивающих Души.

В ушах Луко звенело, он едва слышал стрельбу вокруг, из — за заполнившего голову белого шума. Он ошеломлённо озирался по сторонам, стараясь сморгнуть пелену, которая, казалось, висела у него в мозгу. Не было никаких следов Тирендиана. Вполне возможно, что его испарило силой, которой он сам дал волю. Хоронить будет нечего. Сержант Грэв выбежал вперёд и схватил Луко, оттаскивая его от перегруппировывающихся чумоносцев и затаскивая в укрытие за упавшую колонну.

Со стороны центра обороны Имперских Кулаков показались закованные в жёлтую броню фигуры. Без руководства высшего демона чумоносцы заметались в смятении, бегая по одиночке и парами, под огнём болтеров Имперских Кулаков, который срезал их, сбивая с ног; на палубе быстро появилось месиво из вязкой крови.

Грэв высоко держал топор, выкрикивая приказ, который Луко расслышать не мог из — за звона в собственных ушах. Испивающие Души выпрыгнули из укрытий и перешли в атаку, стреляя из болтеров на ходу. Имперские Кулаки делали тоже самое. Под перекрёстным огнём, лишившись лидера ряды чумоносцев таяли под беспощадным шквалом пуль, словно под кислотным ливнем. Чувства вернулись к Луко, когда рухнул целый фланг армии демонов, слуг Чумного бога изорвало в клочья совместным огнём Испивающих Души и Имперских Кулаков. Два отряда Адептус Астартес встретились, когда последнего чумоносца разорвало на куски. Луко обнаружил, что стоит перед капитаном Лисандром и смотрит ему в лицо.

— Вот мы и встретились как братья, — сказал Лисандр.

— Спасибо Императору за общих врагов, — без доли юмора ответил Луко.

— Владимир приказал нам сражаться вместе. Вы займёте своё место в строю?

— Да, капитан, — сказал Луко, — правда, нас осталось немного, а один из лучших пал, уничтожая это чудовище. Но мы готовы все наши силы бросить против демонов варпа.

Лисандр закинул свой силовой молот на плечо и протянул руку. Луко вытащил свою ладонь из перчатки с силовыми когтями, и они обменялись рукопожатием.

— Они отступают, — сказал Лисандру по воксу Владимир, — но сохраняют боевой порядок. Всем отрядам — отойти к центру и Горну. Удерживать позиции.

— Абракс не станет уходить от сражения, — сказал Лисандр, — даже учитывая, что фланг его войск уничтожен.

Луко смотрел вслед убегающим через руины казарм и часовен чумоносцам, словно те получили ментальный приказ выйти из боя и отступить. Их сильно выкосил болтерный огонь, снайперы продолжали стрелять им в спины.

— У него есть план, — сказал Луко, — у таких тварей как он, всегда есть.

— Что они делают? — спросил Колго.

Сестра Эскарион припала к земле среди руин линии обороны, она ещё секунду всматривалась в магнокуляры.

— Они что — то строят, — ответила она.

Демоны отступили примерно час назад, но не полностью, они не вернулись в грузовые трюмы. Вместо этого они сформировали свою линию обороны шириной почти во всю палубу примерно в километре от позиций Имперских Кулаков. Они перерезали подачу энергии ко всем локальным системам, до каких смогли добраться, в результате чего освещение стало меркнуть, тьма распространилась над полем боя, словно опустилась ночь. На позициях демонов мигали вспышки огня, подсвечивавшие громоздкие силуэты, о назначении которых можно было только гадать в сгустившемся сумраке.

— Строят что? — спросил Колго.

Эскарион протянул ему магнокуляры.

— Боевые машины, — ответила она, — Но это только догадка. Сказать точно — невозможно.

Колго настроил магнокуляры под себя. Демоны танцевали вокруг огней, рваные знамена, колышущиеся в восходящих потоках, стояли повсюду, отбрасывая трепещущие тени на машины, которые строил противник.

— Из чего они их строят?

— Возможно, они приносят строительные материалы из варпа, — предположила Эскарион.

Имперские Кулаки восстановили оборону, как смогли и вновь закрепились на импровизированной линии обороны. Через определённые интервалы были выставлены наблюдатели, отслеживавшие перемещения противника. Потери среди космодесантников были подсчитаны, и они были тяжёлыми. Команда Левкрона была практически полностью уничтожена, немногие уцелевшие присоединились к защитникам центра. Численность большинства остальных подразделений Имперских Кулаков едва переваливала за половину от штатного состава. Воющие Грифоны Борганора отражали атаки на Горн Эпох со стороны небольших групп противника, пробовавших их на прочность. Они почти не понесли потерь за исключением тех, кого обезглавили или разорвали своими щёлкающими челюстями визжащие летучие твари, налетевшие на них. Удерживавшие линию фронта Имперские Кулаки залегли, подобно Эскарион, наблюдая за позициями врага, в поисках малейших признаков атаки. Над полем боя разносились звуки удара металла по металлу, сопровождаемые заунывными атональными песнопениями.

— Пошли, — сказал Колго, — Владимир созвал военный совет. Мы не можем больше просто сидеть и смотреть.

Эскарион последовала за инквизитором во тьму. Повсюду были израненные космодесантники, которые, невзирая на увечья, вернулись в строй. Многие были с оторванными руками и ногами, либо со снятыми частями брони, на месте которых виднелись зашитые или замотанные раны.

Наиболее тяжело раненные лежали в самой Тактике, на столах или вокруг них. Апотекарии работали над грудными повреждениями и ранениями в голову, здоровые братья были призваны в качестве доноров крови. Как раз когда Эскарион и Колго входили, ещё одного Имперского Кулака сняли со стола два его боевых брата и потащили к арке, ведущей к задней стене помещения, где складывали погибших. Сервитор с кафедрой и скрипящим авто-пером записал космодесантника в список мёртвых в огромной книге.

Офицеры собрались вокруг одного из центральных столов, на котором была представлена панорама каньона и поселения ксеносов из какой — то древней битвы. Вокруг стола стояли Владимир, рядом с ним Лисандр, Борганор с библиарием Варника из Обречённых Орлов. Там же стояли капитан Луко и сержант Грэв из Испивающих Души.

Эскарион отошла в сторону, как только Колго присоединился к собравшимся.

— Лорд-инквизитор, — поприветствовал Владмир. — Теперь все в сборе. Я обойдусь без формальностей, поскольку время не на нашей стороне. Мы должны решить, что делать дальше, и должны решить это прямо сейчас.

— Атаковать, — сказал Борганор, — я не могу сказать, почему полчища Абракса отступили, поскольку это не похоже на манеру ведения войны, присущую демонам, но совершенно точно, что ещё одной такой передышки мы не получим. Мы должны контратаковать как можно быстрее, прежде чем они закончат свои демонические постройки, чем бы они ни были. Это единственный шанс одолеть их.

— Я согласен, магистр ордена, — сказал Лисандр. — Мы выдержали тяжесть их удара и оказали такое решительное сопротивление, какого Абракс не ожидал. Они перегруппировываются, и, возможно, получают подкрепления, пока мы тут разговариваем. Атакуем и уничтожим их. Это — единственный путь.

— Они превосходят нас числом, — возразил библиарий Варника, — атака всеми силами обернётся для нас поражением. Все тактические расчёты указывают на это.

— Так чего же ты ждёшь от нас? — сказал Борганор, — Будем ждать, пока сам Дорн не вернётся? Или Робаут Гиллиман вдруг явится к нам?

— Атака даст нам одно из наших неоспоримых преимуществ, — сказал Луко. — Лучше всего мы сражаемся в ближнем бою, сталкиваясь с врагом лицом к лицу.

— Демоны тоже, — скала Грэв.

— Верно, — ответил Луко. — Очень даже верно.

— Должны быть другие пути, — сказал Варника, — Мы отступим в меньшие части «Фаланги», заставим атаковать их на узком фронте. Заманим их и перебьём по частям.

— Это даст им контроль над «Фалангой», — ответил Владимир. — Абракс сможет вытворять с кораблём всё, что пожелает. Его демоны смогут окружить нас и, возможно, сделать целые секции непреодолимыми, заполнив их вакуумом или радиацией. Под руководством Абракса они точно это сделают.

— Вопрос в том, — сказал Варника, — насколько гарантированно мы умрём при таком развитии событий, если сравнивать с вылазкой за баррикады и лобовой атакой.

— Итак, — подытожил Владимир, — мы отдаем Абраксу или мою армию или мой корабль. Есть ещё предложения?

— Есть одно, — раздался новый голос. Офицеры повернулись и посмотрели на апотекария Палласа. Он заботился об одном из раненных неподалёку, прижигая железом раны Имперского Кулака, лишившегося руки.

— Паллас, — сказал Луко, — не ожидал, что ты выживешь. Не думал, что буду говорить с тобой вновь.

— Магистр ордена, — продолжил Паллас, не переставая штопать раненного воина, — как нас должны были казнить?

— У нас нет времени, чтобы слушать этого отступника, — встрял Борганор.

— Расстрел, — ответил Владимир, игнорируя Борганора, — а затем — сжигание.

— Через Путь Потерянных?

Владимир сложил руки и сделал шаг назад, словно какое — то открытие росло в его голове.

— Да, ответил он, — вы должны были пройти Путь.

— Такова традиция, — продолжил Паллас, — осуждённые сыны Дорна должны пройти Путь Потерянных. Он проходит от Милосердного Суда, расположенного в нескольких сотнях метров от этого здания, и идёт по всей ширине «Фаланги» вдоль вентрального корпуса. Он выводит к грузовым трюмам, откуда наши испепелённые останки можно выкинуть в космос. Так ведь?

— Именно так, — ответил Владимир, — ты много знаешь об этой традиции. Столь мало казней было исполнено на «Фаланге», что лишь немногие имеют о ней представление.

— Я изучил пути нашей возможной смерти, когда отказался бежать со своими братьями, — сказал Паллас. — Мне показалось это необходимым, чтобы напутствовать их, когда придёт время казни.

— Так и в чём, — снова встрял Борганор, — твоя идея?

— Моя идея в том, что Абракс командует не простой армией, — ответил Паллас. Он закончил прижигать рану и теперь заматывал её марлей, говоря одновременно. — Он каким — то образом притащил эту армию на «Фалангу», а теперь тащит сюда запчасти для машин и, без сомнения, подкрепления своим войскам. У него есть варп-врата, проход в имматериум, и он стабилен и открыт. Только это может объяснить саму возможность его атаки на «Фалангу».

— А Путь Потерянных, — произнёс Луко, — ведёт отсюда к району, в котором расположен варп-портал.

— К кормовым грузовым трюмам, — ответил Паллас, — большой отряд не сможет пройти туда по Пути, во всяком случае, не потревожив Абракса, который сразу отправит войска на защиту портала. Основные силы должны остаться здесь и продолжать сражаться. Небольшой, но сильный отряд проберётся по Пути Потерянных и ударит по варп-порталу. Пока Абракс владеет вратами, любая попытка победить его здесь будет тщетной, он просто будет бросать против нас новые легионы, пока мы вконец не истощимся.

— Безумие, — сказал Борганор.

— Капитан Борганор, — ответил Владимир, — я понимаю, что вы вполне обоснованно ненавидите Испивающих Души, поскольку они причинили много зла вашему ордену. Но то, что говорит Паллас заслуживает внимания. Нет смысла сражаться с армией Абракса здесь, если у него остаются в руках средства для призыва ещё одной из варпа. Если мы избавимся от портала, то ухватимся за нить, которая приведёт нас к полной победе.

— Вы же не в серьёз так думаете? — сказал Борганор.

— Я пойду, — произнёс Луко, — Испивающие Души пострадали от действий Абракса. Если нам суждено умереть на «Фаланге», то пусть мы погибнем, пытаясь отомстить этой твари.

— И никто, кроме Испивающих Души, ранее не сталкивался с Абраксом, — добавил Грэв.

— Вам понадобится библиарий, — сказал Варника, — а поскольку ныне они в дефиците, мне лучше будет пойти с вами.

— Варника? — воскликнул Борганор, — ты был в первых рядах, готовый осудить Испивающих Души!

— И если твоё недоверие обоснованно, я буду одним из последних, кого они предадут, — ответил Варника. — Но магистр ордена прав. Другого пути нет. Тонкий как нить, ненадёжный как репутация Испивающих Души, но я должен следовать этой нити, потому что она — всё, что у нас есть.

— И я, — вмешалась сестра Эскарион, выступая вперёд, — Инквизиция должна быть представлена в этой миссии. Мой лорд-инквизитор нужен здесь, чтобы возглавлять оборону «Фаланги». Вместо него я предлагаю себя для участия в плане апотекария.

— Я назначу отделение Имперских Кулаков вам в помощь, — произнёс Владимир. — Большего я делать не могу. Остальные мои воины должны остаться здесь и держать оборону.

— Я хотел бы, чтобы апотекарий Паллас присоединился к нам, — сказал Луко.

— Да будет так. Колго, Борганор, Лисандр и я останемся здесь и продолжим обороняться. Таково пожелание магистра ордена, а, следовательно — самого Рогала Дорна. А теперь, братья и сестры, идите — выполняйте приказы. Я буду рад увидеть всех вас после битвы, если выйдет иначе — то все мы встретимся в конце времен, подле Императора, когда наши враги заплатят нам за всё.

Офицеры убыли для организации обороны Тактики и Горна Веков. На той стороне изрытой казарменной палубы вырастали боевые машины демонов.

 

13

Убийство капеллана Иктина было безрадостным деянием. К этому моменту Иктин, правда, уже больше походил на овощ. Разрушительное воздействие «пекла» настолько основательно повредило его разум, что кроме физической оболочки от капеллана не осталось ничего. Всё чем когда — то был этот человек: образец для подражания своего ордена и тайный предатель, исчезло. Сарпедон нёс Иктина к гроздьям спасательных капсул, свисавших неподалёку от палубы с истребителями. В случае неисправности гигантских дверей ангара или несчастного случая на палубе истребителей экипаж мог воспользоваться спасательными капсулами, чтобы покинуть «Фалангу». Входы в капсулы представляли собой круглые шахты, уходящие вниз с наклонной стены, выглядели они как распахнутые пасти стальных червей, готовых проглотить отчаявшихся членов экипажа, спасающихся бегством. Стены и перекрытия были покрыты пятнами масла, а изоляция корпуса не полностью справлялась с холодом вакуума снаружи. Это место не подходило для смерти космодесантника, оно подходило только для случайной, почти примиряющей смерти.

На тот случай, если сами спасательные капсулы будут повреждены, в обшивке был предусмотрен аварийный воздушный люк, вход в который располагался между лазами в капсулы. Член экипажа в скафандре, выбравшийся из такого шлюза, предположительно мог прожить час или два, и, при определённом везении, мог быть подобран спасательным кораблем. Сарпедон опустил на палубу безвольное тело Иктина и поворотом запирающего колеса открыл внешние двери шлюза.

— Если тебе есть что добавить, капеллан, — сказал Сарпедон, — то сейчас самое время.

Иктин не ответил. Сарпедон посмотрел на него, на его обгорелое лицо, опалённую, измятую броню, и пожалел о сказанном. Капеллан едва дышал.

Сарпедон возложил руку на обугленный череп Иктина. Сарпедон никогда не обладал особыми талантами по проникновению в чужие разумы. Некоторые библиарии старого ордена специализировались на взломах чужих сознаний и выуживании секретов, о которых сам объект даже не догадывался. Иные читали мысли в другой плоскости, считывая маневры вражеских армий в те секунды, когда они получали приказы. Сарпедон мог только передавать, хотя и на невообразимой телепатической громкости, это называлось «пеклом».

Несмотря на это, он иногда улавливал отголоски очень сильных эмоций, аспект шестого чувства, которым обладали все псайкеры в той или иной мере. Он попытался прочесть что — нибудь в Иктине, уловить какую — нибудь последнюю мысль человека, которого он когда — то считал своим ближайшим союзников во всей вселенной.

Ничего. Абсолютно мёртвая пустота, словно Иктин был неактивным объектом, лишённым разума.

Потом Сарпедон уловил что — то, слабое и прерывающееся, словно сигнал умирающего передатчика, находящегося на расстоянии нескольких световых лет. Это были тоскливые завывания ветра, звук пустоты, более глубокой, чем тишина. Он шептал среди руин разума, пустого, как разбомбленный город, одинокий как мир, в котором никогда не было эволюции. Ощущения были такие, будто там никогда и не было разума, вычищенного и выскребенного с источенных ветром камней чудовищной силой уничтожения.

Сарпедон в одиночку не мог сотворить такое. «Пекло» было неразборчивой и жестокой разрушительной силой, но оно не было ни точным, ни доскональным оружием, способным стереть личность другого человека. Иктин сам сделал это с собой. Разбитые куски его души смогли соединиться только для того, чтобы самоуничтожиться. Логическая бомба, заложенная учением Денията, способ уничтожить все компрометирующие воспоминания, заключённые в сломленном разуме. Злодеяние вполне в духе убеждений философа-воина, считавшего, что любое его деяние, каким бы омерзительным оно ни было, будет во благо, за исключением интересов низших человеческих существ.

Теперь Сарпедон знал план Денията. Он был не менее ужасным, чем предательство Испивающих Души. Выходило так, что Абракс, этот мастер предательства и злых замыслов, был всего лишь мелкой сошкой в этой схеме. Уничтожение личности Иктина также входило в планы Денията.

Иктин еще не завершил своего ментального суицида, когда его бессознательная часть, вскрытая «пеклом», ответила на запрос Сарпедона. Иктин и в самом деле сказал Сарпедону всё, что знал. Сарпедон положил тело капеллана в шлюз. Он захлопнул внутреннюю дверь и повернул колесо, запирая её. Сквозь толстый иллюминатор Сарпедон мог видеть многоцветие Сокрытой области, непостижимой и голодной. Сарпедон даст её молодым и прожорливым звёздам кое — что поесть.

Он подумал над тем, чтобы сказать что — нибудь Иктину на прощание, заявление, одновременно осуждающее предателя и выражающее сожаление о том, что капеллан, его старый друг, покинул их. Но смысла в этом не было. Иктин в его нынешнем состоянии ничего бы не понял, даже если бы услышал Сарпедона сквозь толстые шлюзовые двери. Сарпедон пощёлкал переключателями на панели управления сбоку от двери. Пневматические кабели зашипели, выравнивая давление в шлюзе. Замигал предупреждающий огонёк, затем внешние двери шлюза раскрылись, и остатки воздуха вылетели прочь. Воцарилась тишина, и тело Иктина, выбитое со своего последнего пристанища декомпрессией, выплыло из шлюзовой двери, вырвавшись из хватки «Фаланги».

Сооружения размеров «Фаланги» обычно окружены ореолом из мусора и разреженного газа, этот слой может достигать нескольких десятков метров в толщину. Сарпедон видел, как тело Иктина выпало из ореола в абсолютную пустоту. В каком — то смысле капеллан наконец — то умер, с другой стороны значения это уже не имело, учитывая его полностью разрушенный разум. Внешняя дверь шлюза закрылась, и тело Иктина затерялось в изморози, покрывшей иллюминатор, после того, как шлюз вновь наполнился воздухом. Сарпедон отвернулся.

Иктин был мёртв. Сарпедон сдержал одно из данных себе обещаний. И хотя убрать Иктина было непросто, следующее обещание будет сдержать ещё труднее. Сарпедон знал, где находится Деният, и что тот собирается делать, но вот способ устранения философа-воина был ещё пока непонятен.

Хотя неважно. Времена, когда можно было взвешивать риски и вероятности, прошли. Теперь Сарпедону было за что сражаться, а подобные стремления были самым смертельным оружием в руках космодесантника.

— Помоги нам Трон, — прошептал Паллас, когда впервые увидел Путь Потерянных, — присматривай за нами, Император. Присматривай за нами.

Путь Потерянных согласно архивным записям Имперских Кулаков был тёмным местом. В пол были встроены решётки для стока крови, по углам валялось множество ржавых пыточных устройств, свидетельствовавших о переменах в способах казни. Имперский Кулак мог удостоиться чести быть допрошенным в Залах Искупления, или быть брошенным в цепях перед магистром ордена, но посторонние, военнопленные или осуждённые еретики изгонялись на Путь Потерянных. Они должны были принять свои пытки и казни вдали от глаз ордена, в ржавом, мерзком подбрюшье «Фаланги».

Этого было вполне достаточно для самых плохих ощущений.

Ударный отряд продвигалась вперёд, боевые группы прикрывали друг друга, когда они преодолевали порог того, чем ныне стал Путь Потерянных. Ужас вторжения варпа неминуемо проникал на Путь, некая бессознательная злоба притягивала тёмные энергии варпа к пыточным камерам и местам казни.

На стенах и полу мерцали истерзанные лица мертвецов Пути. Выдавленные в перекрученном металле хрупкие лица эльдар, все с распахнутыми в предсмертном крике ртами. Как утопающие, пытающиеся вынырнуть, силуэты гуманоидов появлялись на поверхностях и исчезали вновь, бесконечная пульсирующая масса тел. Призраки мутировавших отступников с рогами или шелушащейся кожей давили на ткань реальности, скрежеща зубами.

— Тут должно быть миллионы грязных секретов, — сказал Луко, оглядывая непрекращающийся парад казнённых и проклятых.

— Ничего, что могло бы тебя касаться, — ответил сержант Прекс. Его отделение было основой ударного отряда, под его командованием было девять Имперских Кулаков.

— А я думаю, ещё, как может касаться, сержант, — ответил Луко. — Все эти тёмные делишки, которые Имперские Кулаки считали спрятанными от вселенной, вполне могут вернуться и доставить нам неприятностей.

— Если вы закончили, — сказала сестра Эскарион, проходя между Имперским Кулаком и Испивающим Души, — то я напомню, что времени в обрез.

Отряд Прекса вступил в кластер, состоящий из нескольких камер для казни, который отмечали собой начало Пути Потерянных. Паллас, Луко и Грэв последовали за Имперскими Кулаками внутрь, Варника и сестра Эскарион прикрывали тылы.

Несколько комнат, облицованных плиткой с встроенными в пол стоками крови и старыми отверстиями от пуль на стенах, повидали сотни казней пленников за прошедшие десятилетия и века. Теперь эти стены изогнулись, словно внутри них пролегали вены гигантского сердца, лица и руки давили на поверхность. Пол под ногами колыхался, алчущие руки пытались ухватить Имперских Кулаков за ноги.

— Укрепите ваши души, — сказал сержант Прекс, заняв позицию с цепным мечом наготове, — вспомните притчи о Рогале Дорне. Он пошёл в саму преисподнюю на борту «Мстительного Духа», и, хотя, его атаковали со всех сторон, он не пал. И хотя пал Ангел, сила духа нашего примарха не дала ему уйти тем же путем. И даже когда сам Император был изранен, Рогал Дорн не познал отчаяния. Да будет его сила — вашей силой, братья мои. Да станет его сила — вашей.

— За нами наблюдают, — сказал Варника, он сунул руку в свою перчатку с психосиловым когтем, и та защёлкнулась вокруг его запястья.

Силуэт промелькнул по камерам казни, наполовину видимый в зияющих дверных проемах и дырявых стенах. Имперские Кулаки заняли круговую оборону вокруг Прекса, целясь во все стороны. Паллас стоял подле Прекса с болтером наготове.

— Они завидуют нам, — сказал Варника, — насколько ни была бы мрачной ситуация, в которой мы оказались, её всё равно не сравнить с незавершёнными делами мертвецов.

Ещё несколько серебрено-серых силуэтов показались и исчезли из виду, перепорхнув с электрического стула на стол для инъекций, а оттуда — к виселицам. Чем быстрее и ближе они подходили, тем громче был звук их завываний, пока, наконец, они не слились в некое подобие торнадо с ударным отрядом в эпицентре.

— Держитесь, — крикнул Прекс, — враг показывает свою длань. Присутствие его порчи здесь очевидно. Реальность выгибалась вокруг психосилового когтя Варники, пока он фокусировал психические энергии в «руку-молот». Эскарион припала на одно колено с силовым топором наготове и была смущена видом Грэва, занявшего позицию рядом с ней в такой же стойке с собственным силовым топором в мутировавшей руке.

Один из призраков отделился от толпы и ринулся к ним, Варника прыгнул, отведя назад психосиловой коготь. У призрака было пустое лицо и чужеродные глаза эльдар, негуманоидная геометрия его скелета дополняла образ ксеноса. Изорванные лохмотья его тела повторяли изогнутые контуры его когда — то изящной брони, изрезанную в узкие полоски призрачной материи во время его мрачной казни.

Варника ударил духа когтем и развалил того надвое. Стена силы, вызванная применением «руки-молот» разорвала ксено-призрака на куски, с места столкновения разошлась во все стороны сферическая волна энергии.

Варника рухнул на пол. С раздирающими уши воплями мертвецы «Фаланги» устремились на построение Имперцев. Эскарион врезала одному из нападавших, лезвие её силового топора рассекло смутную человеческую фигуру, состоящую из ярко светящейся энергии. Разряжающееся силовое поле превратило призрака в сноп мерцающих искр.

— Открыть огонь! — взревел Прекс, и десять болтеров рявкнули в унисон. Призраки струились вдоль пола, хватая их за ноги, из палубы тянулись к ним призрачные руки. Прекса схватили за лодыжки, но освободился, ударом цепного меча, перерубив призрачные запястья. Апотекарий Паллас воткнул одному из привидений инструменты нартециума прямо в глотку, медицинское оборудование вполне годилось для драки в ближнем бою.

От вихря отделилось извивающийся змеевидный призрак, заканчивающийся корчащейся рожей какого — то нечестивого мутанта, лицо его перетекало в массу щупальцев, развевавшихся позади него. Длинные корявые пальцы оканчивались металлическими лезвиями, осколки костей торчали из его призрачного силуэта.

— Визирь! — крикнул Прекс.

Призрак ухмыльнулся, его морда почти треснула пополам вдоль улыбки, обнажившей торчащие клыки. Он поднырнул, слишком быстро для того чтобы оказавшийся на его пути Имперский Кулак смог увернуться. Визирь нырнул в космодесантника, полностью исчезнув в его нагруднике. Имперский Кулак покрылся бело-голубым свечением, хлынувшим из сочленений брони и светившим из линз шлема, он выронил болтер, когда его неожиданно пробили сильные конвульсии. Варника вытащил одного призрака из бурлящей массы, пронзил его психосиловым коготем и приложил его с размаху о палубу, где привидение распалось на части. Он обернулся в сторону Имперского Кулака бившегося в одержимости. Сломанные кости выпирали из — под пластин брони предплечий и плеч.

Прекс прыгнул на своего одержимого боевого брата, прижимая его к палубе. Варника протолкнулся сквозь ряды Имперских Кулаков к Прексу. Он вынул руку из перчатки с психосиловым когтем и убрал оружие в кобуру сбоку, после чего положил ладонь на лоб одержимого воина.

Эскарион и Грэв присоединились к строю Имперских Кулаков, сражаясь с призраками, подлетавшими на близкую дистанцию. Луко бился сам по себе, кружась и нанося удары во всех направлениях, его молниевые когти прекрасно подходили для подобного сражения, в котором он был атакован со всех сторон. Обрывки призрачной плоти летели вниз, словно опадающие листья, лица, разбивающиеся на куски, их отдалённые вопли умирали вместе с ними.

— Во имя Императора и Его могучего духа, защищающего всех нас от врага, — начал Варника, — я изгоняю тебя! Из души этого праведного брата, где тебе не найти изъяна, я изгоняю тебя!

Сила выгнула Имперского Кулака дугой. Одержимое тело вскочило на ноги и отбросило Прекса с силой, недоступной даже космодесантнику. Прекс врезался в кафельную стену камеры казни и сполз вниз на запятнанный старой кровью и усеянный щебнем пол. Варника продолжал удерживать одержимого космодесантника, его рука всё ещё была прижата ко лбу пострадавшего.

Лицевая пластина шлема Имперского Кулака стала жидкой, приняв форму звериной морды с массой щупалец. Раздвоенный язык высунулся из безгубого рта.

— Эта душа хороша на вкус, — прошипела тварь.

— Убирайся прочь, демон! — рявкнул Варника, — Свет Императора да сожжёт тебя. Железо души этого воина скуёт тебя. Прочь, прочь, ослабни и подохни!

— Знаешь ли ты, сколько вообще от него осталось? — протянул Визирь, — В лучшем случае — имя. Остальное я поглотил. Я оставлю его оболочкой с разумом младенца.

— Я сказал — изыди! — крикнул Варника. Силуэт Визиря извивался вокруг Имперского Кулака, растягиваясь и искажаясь, словно какие — то невидимые руки вытаскивали его наружу. Наконец, издав пронзительный вопль, он отделился от тела космодесантника, после чего последний без чувств рухнул на пол.

Эскарион и Грэв прыгнули на корчащегося шокированного визиря. Топор Эскарион разрубил лицо твари, силовое поле прожгло призрачную материю. Ударом своего длинного хвоста визирь поверг её на землю, но топор Грэва уже летел туда, где должна была находиться шея призрака. Топор перерубил её, отделив голову от тела. Змеевидная тень распалась в воздухе, а голова взорвалась мерцающими искрами, не долетев до земли.

Призраки растворились, убравшись обратно в тени. Имперские Кулаки водили болтерами по сторонам, целясь в темноту, Луко рассматривал ошмётки призрачной плоти, стекающие с лезвий его силовых когтей.

Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь звяканьем падающих с изрытых болтерным огнем стен плиток.

— Что это было? — спросил Паллас, приподымая голову Имперского Кулака и расстегивая защёлки вокруг шеи раненного.

Прекс поднялся с палубы.

— Визирь, — коротко ответил он, — вожак мутантов. Псайкер. Столетия назад он был захвачен и доставлен на «Фалангу». Он умер в этих катакомбах. Я не помню подробностей истории.

— Уверен, она была далеко не уникальна, — сказал Луко.

Паллас снял шлем с Имперского Кулака. Лицевая пластина сохранила видимость черт обрамленного щупальцами лица Визиря. А под шлемом было окровавленное и избитое лицо воина, с торчащими сквозь щёки и скальп костями. Он тяжело вдохнул и поморщился.

— Брат Долон, — сказал Прекс, встав на колено возле раненного, — можешь ли ты продолжать сражаться?

— Нет, брат мой, — выдохнул в ответ Долон, — Боль…, она повсюду. Он изменил меня. Моё тело… больше не моё. Я всё ещё слышу его смех…

Эскарион скользнула взглядом по телу Долона. Обломки костей пробили броню повсеместно. Суставы вырвали бронепластины наплечников, и похожие на ножи выросты торчали из наголенников. Лужа быстро сворачивающейся крови разливалась под Долоном.

— Мы должны оставить его, — сказала Эскарион.

— Он — мой боевой брат, — ответил Прекс.

— Он не может сражаться, а мы не можем взять его с собой. В его разуме побывал враг. Он — моральная угроза. Если он выживет — мы за ним вернёмся, но сейчас мы должны оставить его.

— Я согласен с Сестрой, — произнёс Варника. — Ты не видел, какие разрушения может причинить призрак своей жертве. Демон может внедрить часть себя, которая будет действовать даже после его смерти.

Прекс отступил от Долона.

— Брат. Я не могу принять это решение за тебя.

— Оставь меня, — было видно, что слова причиняют ему боль, — только вложи болтер мне в руку.

Прекс передал Долону оружие. Эскарион опустилась на колени рядом с воином и вынула чётки из мешочка на талии. Она вложила их в свободную руку Долона.

— Молись за нас, брат, — сказала она. — Мы будем молиться за тебя.

Паллас осторожно опустил Долона на палубу.

— Нам надо идти дальше, — сказал Луко, перешагивая через груды щебня в сторону прохода, уводящего дальше в лабиринт камер. Слабый свет пробивался из — за порога следующего блока, состоявшего в этот раз из извилистых коридоров со стальными дверями и висящими на стенах оковами. — Если воздействие Абракса пробудило здешних мертвецов, то, возможно, он уже знает, что мы их потревожили. Мы должны добраться до портала прежде, чем он отправит туда своих приспешников.

Прекс молчал, возможно, он просто не мог ничего сказать. Взглянув на Долона последний раз, он повёл свой отряд дальше вглубь Пути.

— Хорошо сражаешься, сестра, — сказал Грэв, обращаясь к Эскарион, когда они оба заняли места в центре походного строя.

— Ожидал чего — то другого? — спросила Эскарион.

— Я не имел ввиду…

— Мы — дочери Императора, — сказала она, — также как вы — его сыны. Да, у меня нет второго сердца и третьего лёгкого, но решимости у меня не меньше чем у космодесантника.

— Да, я видел, — ответил Грэв, — ты довольно быстро приняла решение предоставить Долона его судьбе.

— Я бы поступила также в отношении своей сестры, — отрезала Эскарион. — Чувство братства имеет свои выгоды, но если с ним переусердствовать, боюсь, оно может стать в той же степенью слабостью, в какой и силой. История Империума — это литания о падениях, вызванных неуместными братствами.

Ответ застрял в глотке Грэва. Путь Потерянных сжимался вокруг них, тесные извилистые коридоры отсеков заставляли космодесантников разделяться, для всей остальной галактики ситуация выглядела так, будто «Фаланга» проглотила их полностью.

В отсветах выстроенных демонами кузниц вырисовывались очертания боевых машин. Одна из них была огромной рогатой махиной, ударный таран с цилиндрическими клетками вместо колёс, куда без сомнения загонят каких — нибудь демонических тварей, чтобы привести конструкцию в движение. Другая была катапультой с защитным щитом, достававшим почти до перекрытий палубы, в качестве боеприпасов видимо предполагалось использовать черепа ксеносов, сваленные в кучу позади машины. На спине третьей, похожей на гигантского механического краба, были смонтированы баки с какого едкой кислотной субстанцией, подключенные к орудию на его закрученном хвосте. Злобные демоны-мастеровые сновали по корпусам боевых машин, легионы кровопускателей стояли на страже, а меняющие формы ужасы Абракса роились и извивались в бесконечном танце. Останки чумного высшего демона были затащены за полуразрушенные фортификации, они разлагались в кипящем котле с гнилью, из которого постоянно вылезали всё новые и новые чумоносцы.

Лорд-инквизитор Колго рассматривал отсветы огней, плясавших на корпусах полупостроенных боевых машин демонов. Его свита из Сестёр Битвы следовала за ним тенью на почтительной дистанции, Колго опёрся на кусок рухнувшей стены, за которой укрывшаяся группа Имперских Кулаков охраняла свой участок линии фронта.

— Мы должны атаковать прежде, чем они закончат, — сказал он.

— Я знаю, — ответил магистр ордена Владимир, — поэтому Абракс и строит их. Он хочет, чтобы мы вылезли из укрытий и пошли прямо на него, отдав преимущество обороняющейся стороны.

— И мы атакуем, — сказал Колго, — мы не можем просто остаться в стороне и сдать им «Фалангу». В судьбе записано, что Абракс любит изворотливость.

— Похоже, лорд-инквизитор, что вы сумели заглянуть в будущее, — сказал Владимир. Горечь в его голосе была хорошо скрыта. — Абракс не единственный, кто читает руны.

— Все мы во власти судьбы, магистр ордена. И долг инквизитора — осознавать это.

— И что же, по мнению судьбы, с нами случится?

— Вам в самом деле интересно, магистр ордена? Судьба решила, что Абраксу удастся его коварная хитрость, в результате чего армия храбрых, но тупоголовых космодесантников потерпит поражение, позволив произойти огромной трагедии.

— Такова судьба?

— Такова судьба.

— В таком случае, лорд-инквизитор, я буду сражаться с судьбой, — Владимир указал на груду щебня, возвышавшуюся на ничейной земле между армиями. То были руины часовни героя, разрушенной в результате атаки демонов.

— Вот там всё ещё стоит статуя капеллана Пазания, — сказал он. — Они не смогли повергнуть его. Видите? Он потерял руку, да и весь он видал и лучшие времена, но всё же он стоит.

— Как мы? — спросил Колго.

— Вы не поняли мою мысль. Пазаний был тёмным семенем. Его привезли на «Фалангу» новичком, рекрутированным как тысячи других. В отличие от большинства этих остальных, он был признан достойным, чтобы стать Имперским Кулаком. Но внутри него была тьма. Гордыня. Он стремился к величайшей славе на поля боя, а боевые братья платили жизнями за его провалы.

— Хорошо известный грех воинов, — прокомментировал Колго.

Владимир проигнорировал инквизитора.

— Слишком поздно мы распознали, чем он был на самом деле, — продолжил он. — И вот, когда его атака на линию укреплений для захвата знамени неприятеля стоила жизни сержанту взвода, он был изгнан в Залы Искупления за изъяны в духе. Судьба решила, что Пазаний будет уроком для нас, лорд-инквизитор. Ему суждено было стать предупредительной притчей для будущих новичков, пример позора космодесантника, заслуживающий сожаления и презрения. Но Пазаний не смирился со своей судьбой. В Залах Искупления он подверг бичеванию свою гордыню. Он возвратился в статусе ниже, чем новичок, ниже, чем наш экипаж. Он работал в двигательных отсеках «Фаланги», пока орден не призвал его обратно и не вернул ему прежний ранг. Он умер капелланом, хранителем духа наших боевых братьев, потому что он боролся с судьбой, столь плотно опутавшей его, и боролся, чтобы жить вне её. Он победил свою судьбу, и здесь его чтят именно за это. Я последую его примеру, если на то будет воля Императора, и посрамлю замыслы этого князя демонов.

— Я вынес из этого рассказа то, что Имперский Кулак не знает, когда стоит сдаться.

— Мы не знаем, лорд-инквизитор, даже значения этого слова.

Из теней, отбрасываемых кострами демонов, к линии Имперских Кулаков выполз скаут. В целях маскировки жёлтая броня и лицо были измазаны пеплом, скрывающим его контуры в царящем повсюду мраке.

— Скаут Орфос, — сказал Владимир, — если старые глаза не подводят меня.

— Вы посрамили меня, магистр ордена, — ответил Орфос, занимая своё место в линии, — я должен был приблизиться к вам на расстояние удара ножа, прежде чем вы бы меня обнаружили.

— И друг, и враг пытались, брат. То, что я всё ещё стою, свидетельствует о том, что, во всяком случае, врагам это не удалось. Какие новости ты принёс из стана врага?

— Они закончат работу над своими боевыми машинами в ближайшие два часа — ответил Орфос. — Они готовят ритуалы, чтобы вселить в них демонов. Сваленные в груды черепа и внутренности, начертанные кровью письмена, я всё это видел. Они привели демоно-поклонников, это всё ещё люди, почти, они корчатся и поют псалмы, чтобы привлечь внимание своих тёмных богов. Жуткие обряды плоти, которые я не решаюсь описывать, но чудовища, которые они строят, родятся с хитростью вселённых в них демонов и собственной необузданной мощью.

— Сможем ли мы выжить, если их пошлют в бой против нас? — спросил Владимир.

— Я не уверен, сможет ли сама «Фаланга» пережить подобное, — сказал Орфос. — Мы насчитали шесть монстров. Назначения чудовищного скорпиона, тарана и катапульты нам, примерно, понятны. Стальной червь лежит, свернувшись, и дремлет вне досягаемости наших глаз, ещё есть хитроумная штуковина из меди и черепов, в которую, я подозреваю, поселят дух высшего демона, и монстр из плоти, выглядящий так, словно хищники варпа были расчленены, а их туши разделаны и собраны вместе в одно чудище. Всех, похоже, вот-вот закончат строить.

— Ты и твои братья скауты проделали хорошую работу, — сказал Владимир. Орфос отсалютовал и отправился обратно к баррикадам, где из тьмы появлялись по одному или парами остальные скауты, возвращающиеся с задания.

— Тогда, в ближайшие два часа, — произнёс Колго, — мы атакуем.

— Это как раз та судьба, которой я избегать не буду. Мои Клыки Дорна ещё не напились крови в достаточном количестве.

— Если миссия Луко провалится, то это будет последний раз для всех нас на «Фаланге».

— Вы боитесь, лорд-инквизитор?

Колго ухмыльнулся в ответ и отвернулся в сторону центра оборонительных рубежей Имперских Кулаков, где Сёстры Битвы терпеливо ожидали своего повелителя.

Когда Колго вышел за пределы слышимости, Владимир вновь взглянул на боевые машины демонов, строительство которых завершалось прямо на глазах. Он взял в руки Клыки Дорна, их лезвия были покрыты шрамами от пылавшей на них крови демонов и пробормотал сам себе:

— Не ошибка ли, что я молился об этом?

К тому времени, как ударная группа Имперских Кулаков и Испивающих Души достигла Панпсихиона, отряд Прекса потерял ещё двух бойцов. В лабиринте отсеков и туннелей, где космодесантникам приходилось преодолевать каждую перемычку или узкий проход по двое или по трое, невидимые враги хватали их из тьмы. Клыкастые лица неясно вырисовывались во тьме, скрежеща зубами и плюясь желчью. Стены обрушались, под ногами внезапно разверзались ямы. Хихикающие твари мелькали в коридорах впереди, слишком быстрые, чтобы рассмотреть их или подстрелить. Одного Имперского Кулака затащили в камеру изломанные и окровавленные костлявые руки, к тому времени, как до него добрались боевые братья, в комнате уже было некого спасать, лишь куча искорёженного керамита на полу и кровь на стенах и потолке.

Второй был убит невидимыми руками прямо на глазах братьев. Когда же они попытались вытащить его из камеры, куда его волокли неведомые враги, голова воина повернулась практически полностью назад и позвоночник хрустнул. Силы, удерживавшие его, мгновенно исчезли, мёртвое тело рухнуло на палубу, и воцарилась тишина.

Так что ударная группа осторожно выходила на открытое пространство, оставив лабиринт за спиной и гадая, с какой стороны теперь ждать атаки.

— Что это за место? — спросил Луко, первым выходя из туннеля.

— Панпсихион, — прозвучал голос Прекса из — за спины, — эксперимент.

— Он был удачным? — спросил Луко.

— Он покоится здесь без использования вот уже двести лет, — отозвался Прекс. — Сойдёт за ответ?

Округлое пространство Панпсихиона было очерчено гладкими стенами, украшенными мозаикой. Линии из ярких цветных камней складывались в названия сотни великих битв из истории Имперских Кулаков, окружённые сложной геральдикой, спиралью завивавшейся в бесконечный узор. Даже имя Терры было среди прочих, напоминая, какую роль сыграли Имперские Кулаки в битве за Дворец Императора десять тысяч лет назад.

В центре Панпсихиона было устройство из стали и кристалла, достигавшее потолка, что — то вроде переплетающихся паутин, в которых были подвешены срезанные плиты и куски кристаллов, похожих на гигантские драгоценные камни. Цветная радуга отражалась от каждой поверхности, создавая сумасшедший клубок форм и света, отрицавший всякую возможность рассмотреть его как нормальный объект в трёх измерениях.

Нога Луко потревожила оковы, лежащие на полу. Они были одними из дюжин, лежавших вокруг устройства.

— Некоторые враги не поддаются обычным техникам допроса, — пояснил Прекс. — В том числе — псайкеры. Панпсихион был построен, чтобы обрушивать их ментальные барьеры.

— Эта машина, — сказала сестра Эскарион, — служила для измельчения человеческих душ? Инквизиция использует подобные устройства, но с переменным успехом. И я никогда не видела ни одного подобного размера.

— Всё это дела прошлого, — ответил Прекс, — мы должны продвигаться. Мы уже рядом с трюмами, но мы не можем позволить себе медлить более.

Дрожь прошла по всей комнате. Из трещин в потолке просыпалась куча пыли, мозаики на стенах потеряли кусочки. Устройство Панпсихиона засветилось и замерцало, когда его кристаллы вздрогнули и со скрежещущим звуком, идущим из — под палубы, начали вращаться.

— Многие здесь умерли? — спросил Луко, припадая к земле, когда комнату встряхнуло ещё сильнее.

— Это зависит от того, — ответил Прекс, — что ты понимаешь под словом «умерли».

Призраки пленных, прикованных к палубе, засверкали в странном свете, исходящем от измельчающего души устройства. Вспышки молний заплясали по стенам.

— Вперёд, — рявкнул Луко, — Бегите напролом. Не дайте ему шанса…

Фраза Луко была прервана взрывом энергии, прокатившимся по Панпсихиону. Космодесантников оторвало от палубы и расшвыряло по стенам, мозаика в местах ударов разлетелась вдребезги. Кандалы из молний удерживали их на местах, противостоя их силам. Мутировавшая рука Грэва вырвалась из хватки, преодолев сопротивление, но в остальном его крепко удерживали на месте.

Луко попытался закрыть глаза, но та же сила, что удерживала его на месте, не давала этого сделать. Он с усилием повернулся на бок и стал отталкиваться рукой и ногой, чувствуя, как поддаются оковы.

— Сопротивляйтесь! — взревел он, перекрикивая нарастающий шум, смесь грохота с завываниями, от которых ныли кости, исходивший от уничтожителя душ, превратившегося во множество шарнирных рук, усеянных светящимися кристаллами.

— Сопротивляйтесь ему! Сражайтесь!

Оковы Луко распались. Он сполз на пол, всё ещё отталкиваемый пульсирующей стеной психической энергии, исходящей из центра зала. Он видел, как кричит сестра Эскарион, её неулучшенное тело билось о стену, как игрушка в руках злобного ребёнка.

Преодолевая боль, Луко сделал шаг к центру комнаты. Призраки, прикованные к полу, корчились, немыслимо извиваясь, когда он шагал сквозь них, прокладывая себе путь.

«Всё чего я хочу — упокоение», — раздался голос в его затылке.

— Нет, — сказал Луко. — Нет. Убирайся! Пошёл вон!

Он с усилием сделал ещё один шаг.

Он скользнул взглядом по своим рукам. Перчатки с молниевыми когтями исчезли. Его руки покрылись разрывами и гнилью, разъеденная болезнями мёртвая плоть слезала с костей.

Он заставил себя увидеть перчатки, и они затрещали перед глазами, наваждение исчезло из его разума.

— Не верьте ему! — прокричал он, не зная, слышит ли его хоть кто — нибудь.

— Мы — космодесантники! Мы не ведаем страха!

Сила исчезла. Луко повалился на пол. Но это была не палуба корабля — это была грязь, влажная и глубокая. Рука, выброшенная им вперёд, чтобы удержаться, утонула по локоть в грязи, и он почувствовал на своем лице холод, исходящий от глины.

Что — то свистнуло над головой. Артиллерийский снаряд. Звук перестрелки шёл со всех сторон.

Луко был окружён войной. Грязь и окопы, батальоны, бросающиеся в убийственные атаки, армии, сошедшиеся лицом к лицу в плотных джунглях и руинах городов. Пылающий истребитель, расчертил небо над головой подобно комете. Линкоры опрокидывались, скидывая тысячи в море, покрытое горящей нефтью.

Луко бывал на войнах раньше. Он провёл на них свою жизнь. Но эта отличалась. Она была одновременно каждой из тех, что он видел, о которых слышал или мог вообразить, все они наслаивались друг на друга, в ужасающую мешанину сплошного противостояния и смерти.

Он мог видеть, как гибнут миллиарды. Он мог видеть лицо каждого погибшего мужчины и женщины, невзирая на то, насколько удалённой или случайной была их смерть. Они сражались вдоль заполненных кровью траншей, удерживая кишки внутри себя, огонь лазеров жёг их тела, они молили Императора даровать им смерть. Эти несчастные численностью с целый легион ползали на брюхах, ослепшие от облаков агрессивных газов, выблёвывая кровавыми струями свои внутренности. Они кричали в тишине, звук покидал их голоса, пока они боролись с оползнями и рушащимися зданиями, хоронящими их под своими обломками. Лёгкие кричали в безуспешных попытках сделать вдох, органы и конечности разрывались. Они падали с небес и сходили с ума от слепого ужаса тысяч полей сражений, несущихся им на встречу. Они тонули. Они горели заживо.

Бесконечное поле битвы простиралось во все стороны от Луко, на дистанции, которые он был способен охватить разумом, и какой — то чудовищный трюк в системе измерений подсказывал ему, что длилось оно вечно. Оно было над ним, где объятия пустоты вырывали дыхание и жизнь из экипажа подбитого космического корабля. Оно кипело под ним, в жуткой жаре и смоляной тьме, где армии сражались, словно крысы, не различая друзей и врагов, деградировавшие до ужасных зверей, рвущих друг друга голыми руками и зубами.

Вес всего этого, уверенность в бесконечности этого насилия обрушились на Луко так, что он не мог подняться на ноги. Он был в отвратительной траншее, забитой телами, в плотоядных джунглях, омерзительно воняющих гниющими трупами, в разрушенном городе, где люди умирали в жестоких боях внутри зданий и на перекрёстках улиц, ставших смертельными ловушками, внутри корпуса гибнущего космического корабля, наполненного тьмой и огнём. Он был в сердце каждой войны, уже прошедшей или ещё только грядущей, перед ним чередой проходили все насильственные смерти, которые когда — либо видела галактика.

Тело его гнило, поскольку он был мёртв, и всё же он не мог умереть. Смерть сама по себе не была выходом. Ему предстоит провести вечность, наблюдая всё это здесь.

Это не было реальностью. Луко знал, что это — иллюзия. Но это не было чем — то спроецированным в его разум — оно шло изнутри него самого.

— Капитан! — раздался чей — то очень далёкий крик с незнакомыми женскими модуляциями. — Капитан, сосредоточьтесь! Отриньте это! Услышьте меня!

Сотни слоев войны были навалены друг на друга. Луко заставил себя смотреть на кровопролитие и страдания, чтобы пройти сквозь все воплощения, пока не наткнулся на одну, отличавшуюся от прочих. Одиночная круглая комната, населенная призраками пыточная на космическом корабле. Он увидел самого себя, лежащим на палубе, бьющимся в конвульсиях во власти уничтожителя душ Панпсихиона. Он заставил себя подняться на колени, тоже самое сделал Луко, на которого он сейчас смотрел. Он огляделся по сторонам и увидел лицо сестры Эскарион призрачно мерцающее над траншеями и горящими крепостями.

Луко, шатаясь, побрел к измельчителю душ. Его молниевые когти рассекли переплетения стоек и проводов. Вниз пролился ливень из кристаллов, разлетавшихся вдребезги при ударе о палубу.

Сестра Эскарион последовала за ним в этом разрушении. Она вонзила силовой топор в ядро машины, лицо её исказила гримаса при попытке вытащить оружие обратно. Луко не мог точно оценивать дистанцию и направление, поэтому неистово крушил всё вокруг себя, разбрасывая куски машины во все стороны.

Тысячи войн расслоились и пропали. Крепости обратились в пыль. Грязь высохла и улетучилась, оставив пустыню без битвы на ней. Панпсихион стал доминирующей реальностью, а потом и вовсе единственной, и Луко смог, наконец, сбросить наваждение со своего разума.

Космодесантники лежали вокруг в разных степенях потери сознания. Варника же был на ногах, как и сам капитан. Имперские Кулаки были разбросаны, стонали и медленно приходили в себя, возвращаясь в собственные реальности.

Один не двигался. Паллас, кривясь от боли в собственной голове, присел рядом с Имперским Кулаком, считывая жизненные показатели с брони павшего воина.

— Он погиб, — сказал Паллас.

— Как его звали? — спросил Грэв, с трудом выговаривая слова в перерывах меду приступами кашля. Он стоял на коленях, согнувшись пополам.

— Горван, — отозвался один из Имперских Кулаков.

— Прекс? — позвал Луко. — Сержант?

Эскарион дотронулась до наплечника капитана и указала в сторону стены с выходом из лабиринта отсеков. Прекс сидел у стены с болт-пистолетом в руке, его цепной меч валялся на полу. Голова откинута так, что была видна огромная дыра в затылке. Мозги Прекса были размазаны по стене за его спиной, расплескавшись по мозаикам в узоре, характерном при болтерном ранении.

Никто не сказал вслух, что Прекс застрелился. Это было очевидно.

— Что же он увидел? — спросил Паллас.

— Не думай об этом, — ответил Варника. — Давайте двигаться дальше. Сестра, позаботься об их душах.

Ударный отряд пересек Панпсихион, заполнив помещением хрустом обломков психической машины под подошвами бронированных сапог. Эскарион, склонив голову, последовала за космодесантниками к двойным дверям на дальней стороне комнаты, бормоча молитвы об усопших.

Сарпедон упёрся в палубу своими уцелевшими когтями и приложил все силы, чтобы раздвинуть двери мостика. Взрывостойкие двери, автоматически захлопывавшиеся в случае абордажа «Фаланги» скрипнули и слегка поддались. Гидравлические шланги лопнули, сопротивление уменьшилось, и двери раздвинулись достаточно, чтобы в щель мог протиснуться космодесантник.

— Деният! — крикнул Сарпедон, вступая на мостик «Фаланги».

Мостик был дворцом, выстроенным чтобы восславлять когда — то правившего здесь капитана — Рогала Дорна, примарха легиона Имперских Кулаков, первого властелина «Фаланги». Под его командованием этот корабль затмевал небеса самой Терры во времена, когда Гор осаждал дворец Императора. Внушительный, украшенный золотом трон, высотой в три этажа, доминировал на мостике. По краям лестничных пролётов, которые вели к увеличенному в размерах кафедральному трону, располагались изображения захваченных или открытых вооружений врагов во времена Великого крестового похода.

Гигантский смотровой экран, занимавший большую часть изогнутой стены напротив трона, демонстрировал панораму Сокрытой области, с одиноко светящейся звездой Кравамеш на краю. Кравамеш потемнела и тлела, черные тучи неслись по её жжёной оранжевой сфере, словно подпитывание варп-ворот, позволивших Абраксу прийти в реальный мир, истощило силы звезды. Под экраном находились дюжины рулей, каждый из которых контролировал жизненно-важную систему «Фаланги», даже когда они были не задействованы, вокруг должны были суетиться шумные члены экипажа под надсмотром Имперских Кулаков. Ныне же лишь мёртвые тела нескольких членов экипажа, срубленных огнём, лежали на своих постах.

Одно тело лежало на полу рядом со своим креслом. В кресле у пульта контроля связью сидела сгорбившаяся престарелая фигура, костлявые пальцы бегали по тумблерам. Человек обернулся на голос Сарпедона, демонстрируя старое морщинистое лицо, расколотое улыбкой.

— Лорд Сарпедон, — сказал старик, — так долго я ждал этого. Из всех частей будущего, предначертанного Властелину Денияту, вы сверкаете ярче других в его плане. Я — Отец Гиранар, удостоенный чести возглавлять свою паству.

Сарпедон с опаской крался по мостику, пробегая глазами по монументальным скульптурам, находившимся в тенях по краям мостика, полированные комплекты древней брони, мерцали по периметру подножия трона.

— Где Деният? — спросил он.

Гиранар поднялся на ноги, правда, учитывая его согнутое тело, он едва ли стал выше от этого. Указывая дрожащим пальцем, он сделал пару шагов в сторону Сарпедона.

— Я благословен тем, что дожил, чтобы увидеть это. Я не смел и надеяться, что это случится при моей жизни, что нити сплетутся, что тот, о ком писал Деният, приведет его орден к осуществлению наших мечтаний. Но ты стоишь передо мной, лорд Сарпедон. И все мы стоим в точке пересечения судеб. Сарпедон приподнял топор Меркаэно, стремительно преодолел разделявшее их расстояние, сделав быстрый выпад перед Гиранаром.

— Я задал вопрос — где Деният?

— Не стоит угрожать тем, кого просто несут вихри судьбы, которыми мы правим, — раздался синтезированный голос, исходящий откуда — то из — за трона. — Люди, подобные Отцу Гиранару, не ведают своей судьбы и бессильны её изменить. Но ты и я, Сарпедон, мы — другие. Мы — авторы своих судеб. Это значит, что человек подобный тебе прокладывает каналы, по которым потом потечёт будущее. А человек подобный мне — решает, каким это будущее будет.

Силуэт дредноута Космодесанта с грохотом вышел из — за трона. Цвета и геральдика Испивающих Души ярко блестели на нём, словно он только что вышел из кузни старого ордена. Ракетная установка и силовой кулак были смонтированы под его массивными плечами, печати чистоты развевались на его угловатом саркофаге.

— Иктин всё мне рассказал, — сказал Сарпедон, — я знаю, почему ты здесь. Ты собираешься провести «Фалангу» по всей галактике, рассеивая по пути полчища Абракса.

— Так и есть, — ответил Деният, — а он сказал тебе зачем?

— Он пытался, — сказал Сарпедон. — Но я не мог поверить в подобную вещь, сказанную устами космодесантника, даже такого развращённого как Иктин. Так что я хотел бы услышать это от тебя.

— Всё просто, Сарпедон, — ответил Деният. Корпус повернулся таким образом, что голова дредноута, выполненная в форме увеличенного в размерах шлема космодесантника, уставилась на гигантский экран и простирающуюся на нём пустоту. — Галактика испорчена. Люди её прокляты, а правители — жестоки. Совпадает с твоими выводами, правда ведь? Империум тёмное и беспощадное место, просто рассадник отчаяния, дающий силам варпа шанс творить зло в нашей вселенной. Империум должен переродиться через страдание. Великое страдание, в масштабах превосходящих всякое воображение недалёких умов. Благодаря моему плану, который претворяли в жизнь многие, включая тебя, Абракс и «Фаланга» объединятся, чтобы принести такое страдание, что Империум перекуётся в более сильный и справедливый.

— А ты будешь им править? — уточнил Сарпедон.

— Конечно, — ответил Деният, зелёные линзы глаз саркофага вновь сфокусировались на Сарпедоне. — Кто же ещё сможет?

— Ты же понимаешь, — сказал Сарпедон, — что я должен попытаться остановить тебя. Возможно, я погибну, без сомнения это с большой долей вероятности входит в твой план. Но это не важно, если есть хоть малейший шанс на то, что люди Империума смогут избежать подобной судьбы, то я обязан попытаться его использовать.

— Ну конечно, — ответил Деният, — ничего другого я не ожидал. Ты верно служил мне, Сарпедон, хотя и исполнял свою роль неосознанно. Необходимость убивать тебя причиняет мне немалую боль. Но ты насмерть будешь сражаться за тот самый Империум, который ты же учил презирать, поэтому я должен убедиться, что ты не помешаешь мне в будущем.

— Я ненавижу Империум. Но не его людей. Люди его невиновны.

— Невиновность — это ложь, придуманная слабыми и испуганными умами, — ответил Деният.

— Ну, тогда, я не думаю, что можно что — то ещё к этому добавить.

— Это точно, магистр ордена Сарпедон. Я покончу со всем этим без промедлений.

— Я к твоим услугам, — Сарпедон присел на оставшихся у него пяти ногах, отведя топор Меркаэно вниз, чтобы сразу атаковать.

Ауспик систем прицеливания Денията замигал, регистрируя Сарпедона и пересылая информацию внутренним когитаторам дредноута. Сарпедон с воплем отскочил в сторону от целого шквала ракет, выпущенных Дениятом, и по мостику «Фаланги» загуляла яростная буря.

 

14

Скауты принесли вести о том, что демоны грузят в свои боевые машины боеприпасы, груды тлеющих черепов, стрелы для баллисты из заколдованной латуни. Механический скорпион наполнялся кипящим ядом, набухающие биомеханические мешочки с отравой тонули в клубах пара, демоны карабкались по его лакированному панцирю.

Вести достигли рубежей Имперских Кулаков. Магистр ордена Владимир принял решение незамедлительно, хотя, по сути, решать уже было нечего.

Лорд-инквизитор Колго гордо выступил из рядов защитников, его Сёстры Битвы окружали его, отсветы костров демонов плясали на его отполированных терминаторских доспехах. Он смотрел, как толпы демонов зашевелились, обратив на него внимание.

— Холуи варпа! — крикнул Колго, — вот о чём вы молились. Вот почему вас исторгли кишки имматериума. Чтобы вы встретили нас, подданных Императора, щит человечества, и вы получите то, о чём просили. Веселитесь, когда мы будем резать вас на части. Возносите благодарности, когда мы будем расстреливать вас. Именно этого вы желали. Идите, мы насадим вас на наши клинки!

Демоны выпрыгнули из — за руин, служивших им баррикадами, вопя в ответ. Вестники их богов орали и голосили песни варпа, тьма сгущалась вокруг, как при затмении далёкого солнца.

Имперские Кулаки ринулись прямиком во тьму.

На столах Сигизмунда Тактика были воспроизведены дюжины сражений в миниатюрах из камня, некоторые изображали тщательные точные атаки, проведённые при полном взаимодействии сил Имперских Кулаков, безупречно скоординированные, отряды, прикрывающие друг друга и ловящие противника в смертельный ураган перекрестного огня. Другие демонстрировали битвы на истощение, в которых Имперские Кулаки полагались на выносливость своих улучшенных тел и снаряжение, в то время как противник не выдерживал напряжения сил. И уж совсем немногие показывали стремительные штурмы, лобовые атаки в самое пекло, где лишь у космодесантника была хоть какая — то надежда на выживание. В «Кодексе Астартес» было записано, что нельзя использовать космодесантника подобным образом, что ценность его для Империума слишком велика, чтобы её не учитывать, бросая воина очертя голову в пасть окопавшегося противника. Но «Кодекс Астартес» не мог охватить все возможные битвы. Он не мог предсказать, что однажды враг вторгнется на саму «Фалангу», и вопрос её выживания или разрушения будет решаться в одной последней отчаянной битве на открытом месте лицом к лицу с врагом, а у магистра ордена не останется никаких фокусов в арсенале, чтобы превратить подобное сражение во что — то отличное от дуэли до смерти.

Владимир и Колго возглавляли наступление. Уже действующие орудия боевых машин демонов швыряли в центр наступающих сил Имперских Кулаков пылающие кометы, подбрасывавшие бронированные тела в воздух. Демоны хлынули им навстречу, без всякой организации и порядка, просто поддавшись жажде битвы, распространившейся среди них подобно огню.

Таков был предначертанный им путь. Владимир обнажил Клыки Дорна и нырнул в гущу демонов. Колго последовал за ним, ротаторная пушка грохотала, стволы её раскалились. Все остальные Имперские Кулаки вступили в бой с врагом. Если им суждено умереть, то они сделают это, защищая свой орден. Лишь немногие из них допускали мысль, что смогут пережить эту битву.

Сарпедон проскользнул по палубе мостика под ракетами, с грохотом разрываемого воздуха пролетевшими ему за спину, волна горячего воздуха из сопл обдала его. Звук взрывов позади него был невероятно громким, это даже был не звук, а сплошная стена белого шума, заглушившая всё вокруг, кроме чужеродного эха, катившегося по мостику «Фаланги».

Сарпедон был готов к ударной волне. Основной удар он принял плечом и позволил силе взрыва отшвырнуть его к подножию трона, передние ноги подогнулись под ним, гася силу удара. Отец Гиранар исчез в дыму и пламени. Разбитые части консолей полетели вниз, куски обгорелого металла и проводов. Трещины побежали по смотровому экрану, портя вид Сокрытой области чёрными зазубренными пальцами.

Сарпедон заполз в сомнительное укрытие за ближайшей статуей — апотекарием Имперских Кулаков, выполненном в золоте.

— Неужели ты думал, — раздался искусственный голос Денията со стороны трона, — что я буду не готов к встрече с тобой однажды? Тобой, или кем — то вроде тебя. Почему же ещё на твой взгляд я выбрал тело дредноута?

Сарпедон протащил себя ещё на пару шагов вперёд, скрючившись за статуей чемпиона Императора из какой — то былинной кампании. Было похоже, что его нервная система вышла из строя от взрывов ракет, ноги не координировались, а в ушах звенело.

— Если ты знаешь будущее, — выдавил Сарпедон, пытаясь сфокусироваться на окружающей обстановке, — то ты, должно быть, в курсе, как всё закончится.

Ответом послужил ещё один ракетный залп, три закрученных спиралью инверсионных следа, понеслись в сторону Сарпедона. Космодесантник бросился через ступени, ведущие наверх к трону. Чемпион Императора исчез в шквале золотой шрапнели, две другие ракеты с рёвом пронеслись мимо, поразив смотровой экран. Сарпедон пальцами и когтями вцепился в боковую стену пьедестала трона. Он отметил взрыв боли на половине лица в некой отстранённой, солдатской манере, куски шрапнели ударили в его голову. Один глаз внезапно отключился, поле зрения сузилось вдвое и потеряло глубину, происходящее вокруг стало ещё более потусторонним.

Огромные куски экрана похожие на чёрные стеклянные кинжалы отваливались от стены и разбивались вдребезги при ударе о палубу. Части Сокрытой области, казалось, пропадали бесследно, тьма накрывала галактику кусок за куском, похожая на разбитую мозаику упадка.

Нервная система Сарпедона включилась, и мучительная боль в бёдрах подсказала ему, что он ранен гораздо серьёзнее, чем думал. Он посмотрел вниз на мягкое месиво фибромаскулатуры и разломанный экзоскелет. У него осталось только три ноги, несколькими ступенями ниже валялись части мутировавших конечностей. Не удивительно, что он с трудом контролировал себя. Он пытался отталкиваться ногами, которых у него не было.

Сарпедон прополз вперёд ещё немного, переместившись в тень трона. Деният был неясным силуэтом, свет смотрового экрана угасал, и, нависая над Сарпедоном, он не очень был похож на дредноута, скорее на видение, внедрённое Сарпедоном в разум Иктина — огромный, чудовищный, невероятно могучий, неуязвимый для обычного человека.

— На твоём месте мог быть любой, — продолжил Деният, крышки ракетных шахт закрылись на его руке. — Каеон мог привести орден в заблуждение. Горголеон. Иктин. Это могло случиться веками раньше или веками позже. Кто бы это ни был, я всегда знал, что однажды столкнусь с одним из вас. Для тебя это — конец. Для меня — просто ещё одно примечание.

Штурмболтер, смонтированный на руке с силовым кулаком Денията, ожил, и Сарпедон обнаружил, что смотрит прямо в его дуло. Деният больше не мог стрелять ракетами — Сарпедон был слишком близко, шрапнель слишком опасна. Деният не мог рисковать сейчас своим корпусом дредноута.

Сарпедон попытался вновь найти укрытие, но прицел Денията был слишком хорош. Первая очередь болтерного огня изрешетила ступень перед ним, золотые плитки и гранит исчезли из — под его руки. Два выстрела из второй пришлись ему в корпус, болты пробили керамит и вгрызлись в сросшиеся рёбра груди Сарпедона. Он почувствовал, как ломаются кости. Ощущение было отчётливым даже на фоне мощного удара, прокатившегося по нему. На груди образовались два отверстия с рваными краями, воздух коснулся его лёгких и пульсирующей поверхности сердца. Сарпедон рухнул на ступени и, задыхаясь, перекатился на спину.

Он был космодесантником. Он переживёт это. Он может пережить что угодно. Раньше он сомневался. Но сейчас, на краю гибели, был уверен как никогда. Он переживёт это. Он — Сарпедон, магистр ордена Испивающих Души, человек, которого галактика хотела прикончить, но всё же проживший достаточно долго, чтобы подышать одним воздухом со своим единственным настоящим врагом.

Сарпедон взялся рукой за ступеньку перед собой и перевернулся. Уцелевшие ноги пытались толкнуть его вперёд при помощи когтей. Он посмотрел вверх, кровь бежала по его лицу, мощными толчками она выливалась из ран на груди. Топор Меркаэно был всё ещё в его руке.

— Будущего нет, — сказал он окровавленными губами, — будут ещё похожие на нас. Они разломают клетку галактики, обойдут всё, что ты создашь, только чтобы остановить тебя. Человеческих существ нельзя сдержать клеткой судьбы. Не всех из них. Кто — то будет помнить нас, и кто — то — последует.

Деният тщательно прицелился и выпустил в Сарпедона ещё одну очередь из штурмболтера. Эта попала в запястье и локоть правой руки, в которой он держал топор Меркаэно. Кости предплечья Сарпедона раздробились, и рука стала бесполезной, топор Меркаэно, звякая, полетел вниз по ступеням.

Боль не пришла. Сарпедон не пустил её. Он заставил себя проползти вперёд ещё немного, так что массивные бронированные ноги дредноута Денията оказались буквально в паре метров от его лица.

Силовой кулак Денията опустился вниз и сгрёб Сарпедона с пола, пальцы на шарнирах сомкнулись вокруг его плеч и талии. Голова Сарпедона замоталась как у тряпичной куклы, ноги безвольно свисали, полностью обездвиженный он был подвешен перед Дениятом.

Сарпедон мог видеть за линзами шлема Денията глаза заключённого внутри человека. Они были полны веселья, словно Сарпедон был животным или ребёнком, изображающим солдата, кем — то достойным сожаления, и кому следует указать его место, над кем стоит поиздеваться.

— Неужели ты и вправду думал, что кто — то вроде тебя, — с насмешкой сказал Деният, — сможет убить меня?

— Мне не надо было убивать тебя, — ответил Сарпедон, — а только оказаться рядом с тобой.

Уцелевшая рука Сарпедона дотянулась до патронной сумки на поясе. Деният заметил действия Сарпедона, и сервоприводы его силового кулака завыли.

Огромные пальцы кулака сжались. Сарпедон чувствовал натяжение и выгибание керамита вокруг своего тела, чудовищное давление сокрушало его. Секунды растянулись, и он представил во всех деталях, как его органы будут выдавлены из груди, разорванные сердца, вытекающие лохмотьями лёгкие, за ними — кишки, ужасающая неправильность его искаженного тела наполнила его в последние секунды перед смертью.

Казалось, вечность прошла, прежде чем его пальцы сомкнулись на рукояти Копья Души.

Лезвия артефакта выскочили наружу, пойманные вортекс-поля, состоящие из анти-пространства, в котором не могла существовать никакая материя. Давление выбило правую руку Сарпедона из сустава. Лопатка треснула, а сустав раскрошился. Все стадии разрушения регистрировались, словно этапы в научном эксперименте, наблюдаемые спокойно и отстраненно, пока болевые рецепторы не сдались и не наполнили его мозг болью.

Сарпедон взмахнул копьём вверх, одно из лезвий прошло сквозь саркофаг, который был в центре брони дредноута. Запястье Сарпедона щёлкнуло, и второе лезвие, описав дугу, завершило разрез, две тёмных линии формировали плоскость между ними, отделявшую переднюю часть саркофага от тела дредноута.

Давление уменьшилось. Силовой кулак бездействовал, энергия более не бежала по его шарнирам, которые крушили тело Сарпедона. В конце концов, силы покинули Сарпедона. Вес Копья Души, пусть и незначительный по сравнению с болтером или топором Меркаэно, стал слишком большим. Оружие выпало из его пальцев. Лезвия исчезли, и небольшой длины металлическая рукоять поскакала вниз по ступеням к подножию трона.

Передняя часть саркофага Денията полетела следом. Она с грохотом кувыркалась по ступеням, эхо звука летело по мостику, её столкновение с палубой прозвучало как удар колокола.

Сарпедон едва дышал. Боль от утраченного плеча докатилась до него похожая на вспыхнувшее солнце на месте, где когда — то было его плечо. Шар огня окружал порванные мышцы и сломанные кости.

Усилием воли он подавил боль. Он уже страдал ранее. Это ничего не значило. Он смог сфокусироваться, и сейчас он смотрел в лицо Денияту. Передняя плита саркофага полностью исчезла, перед ним была камера поддержания жизни, в которой Деният провёл последние шесть тысяч лет. Это был биомеханический клубок кабелей и искусственных органов, шлангов и шипящих холодным паром насосов, перемигивающиеся устройства вывода данных были испещрены патиной столетий.

Воин-философ висел среди кабелей, соединённый с системой жизнеобеспечения. Он был бледным и высохшим, конечности атрофировались, кожа на черепе и рёбрах была дряблой и обвисла. Красные распухшие рубцы были в тех местах, где трубки и провода, передававшие ментальные сигналы телу дредноута, были воткнуты в кожу. Глаза его были зажмурены от внезапно нахлынувшего света, зрачков почти не было видно. Сарпедон никогда не видел космодесантника в столь жалком состоянии. Мускулатуры не было вовсе, кожа обтягивала его тело, изголодавшееся по движению за шесть тысяч лет. Деният судорожно закашлялся, глотнув чужеродного для него ныне внешнего воздуха.

Хватка силового кулака ослабла. Сарпедон выпал на ступени, ведущие к трону. Деният был в шоке, обездвижен, и ещё несколько секунд он будет не способен понять где, да и вообще кто такой Сарпедон.

Сарпедон с безвольно болтающейся вдоль одного бока рукой полез вверх по корпусу дредноута, пока не оказался на одном уровне с Дениятом. Он вырвал пучок кабелей, провода скользнули по тонким как палки конечностям Денията. Ручейки водянистой крови брызнули на позолоченные ступени. Сарпедон ухватил Денията за шею — рука легко обвила костлявую глотку, и потащил тело Денията из саркофага.

Тело философа-воина легко вышло наружу, Деният не мог бороться. Сарпедон перенёс его вниз на палубу мостика, оставшимися когтями расшвыряв тлеющий мусор. Корпус дредноута остался стоять перед троном капитана мостика, без своего владельца, безмолвный и недвижимый.

— Погоди, — выдохнул Деният, голос его был едва громче шепота. — Ты — часть всего этого. Ты можешь стать чем — то великим. Представь себе роль, которую ты сможешь сыграть в переделанной мною галактике. Только вообрази себе это.

— Моё воображение богаче, чем ты думаешь, — ответил Сарпедон, корчась от боли по дороге к противовзрывным дверям, ведущим с мостика. — Я видел всё это, там нет для меня места.

— Куда ты меня тащишь? — прошипел Деният, в голосе его слышалось отчаяние, чего раньше не бывало никогда.

Сарпедон не ответил. Возражения Денията перекрыл шум разгорающегося на разрушенном мостике пламени.

— Пробивайтесь! — крикнул Луко, заставляя себя сделать ещё один шаг по хлюпающему кровавому месиву. — Ещё пара шагов! Вперёд, он там, наши молитвы были услышаны. Вперёд!

Демоническая киста среагировала на ударную группу как орган, которому грозит инфицирование. Она наполнилась кровью, стены покрылись щупальцами, которые стремились ухватить незваных гостей и затащить в болото. Демоны-прислужники распрямились, вылезая из грязи, и прыжками устремились в атаку.

Абракс поднялся со своего трона из перекрученных тел, призрачная картинка битвы на казарменной палубе тускнела, поскольку новая угроза привлекла его.

— Вы не стоите моего внимания, но всё же я должен снизойти до личной расправы над вами, — сказал он, голос его звучал как хоровой бас. — Ваше присутствие оскорбляет меня.

Уцелевшие воины отряда Прекса атаковали ужасов, пробивая себе путь в озере крови. Имперские Кулаки схватились с монстрами, по желанию отращивавшими конечности и клыкастые пасти. Одного космодесантника сбили с ног и затащили в кровь, с полдюжины ужасов прыгнули на него сверху. Бронированная нога упала между ними, охотничий трофей, голову воина отбросили к стене из плоти.

Сестра Эскарион и Грэв сражались как единое целое, топор одного парировал удар, в то время как другой бил в ответ. Двое в танцующем вихре прорубались сквозь ряды атакующих демонов, рассекая мутировавшие тела и разбивая рогатые черепа. Луко продвигался за ними следом, молниевые когти обеих его рук без устали вырезали уцелевших демонов, он выдёргивал их из болота и разрывал на куски.

Позади Абракса пылал портал. Это был светящийся круг с синим пламенем по краям. За ним просматривалось что — то схожее с пустотой космоса только лишь своей тьмой. Огромные силы, как горы бурлящей энергии маячили в этой тьме, они несли с собой чувство присутствия ужасающего разума. Они смотрели, эти силы варпа, нетерпеливо ожидая, когда падут последние препятствия, и они смогут излить в реальность всю мощь своей хаотичной ненависти.

Взгляд на них мог свести человека с ума. Астартес старательно отводили свои глаза прочь, чтобы созерцание этих небывалых сил не сбило их с избранного пути. Даже взгляд вскользь на варп мог повредить разум. На берегу перед порталом, всё ещё были видны выгравированные на прогнивших останках палубы грузового отсека знаки, открывшие портал, и они пылали кроваво-красным светом от предвосхищения.

Абракс вступил в кровавое болото. В его руке появился клинок, меч из застывшей злобы, он нанёс им размашистый удар в гущу кипевшей у его ног битвы. Луко почувствовал, как сжались его внутренности, когда увидел, что на пути клинка оказался апотекарий Паллас. Последний попытался выкрикнуть что — то вызывающее, но Абракс был безжалостен и не дал ему ни малейшего шанса. Лезвие рассекло Паласа от плеча до паха на две половины.

Тело апотекария, распадаясь на лету, плюхнулось в кровь. Демоны налетели на останки, разрывая их на куски. Луко осознал, что кричит, это был крик ужаса и страдания. Паллас был ему другом, в галактике, в которой друзья — редкость.

Эскарион достигла берега, на котором возвышался трон Абракса. Грэв был всё ещё по пояс в крови, отражая атаки демонов, пытавшихся затащить их обоих в месиво.

— В чём твоя сила? — крик Эскарион перекрыл хихиканье демонов и гул портала. — В том, что ты рукой можешь одолеть космодесантника? Что это по сравнению с мощью детей Бога-Императора?

Абракс обернулся, отыскивая взглядом Сестру Битвы.

— Моей силы хватит, чтобы убить тебя, тявкающая девка, — ответил он, стряхивая кровь Палласа с меча.

— Уничтожь моё тело, если желаешь, — прокричала в ответ Эскарион. — Но ты не сломишь мой дух. Князь демонов может собирать головы противостоящих ему врагов, но душу Сестры Битвы он не получит в качестве трофея никогда!

Абракс вскинул руку, и по его когтям затанцевал пурпурно-чёрный огонь.

— Ты не устоишь перед варпом, дитя! — прошипел он. — Я оставлю твой разум себе в качестве домашнего животного, и ты будешь поклоняться мне.

Пламя стегнуло Эскарион. От обрушившегося удара Сестру Битвы протащило по палубе, огненный ореол закружился вокруг её головы, магия Абракса пыталась вскрыть её разум. Сестра Битвы закричала, но не пала.

Луко понял замысел сестры Эскарион. Он отбросил в сторону тело убитого им демона и стал усердно пробивать себе путь в болоте.

Библиарий Варника достиг металлического берега. Портал завывал над ним, ветры варпа обрушивали на него свою ярость, пока он старался удержаться на ногах. Он выкарабкался из крови, пиная чвакающие конечности, пытавшиеся опутать его лодыжки.

Он заставлял себя не смотреть в портал. Он мог чувствовать лежащие за вратами чудовищные разумы, прощупывавшие его собственный мозг, пробуя на прочность ментальный щит, который каждый библиарий выстраивает после нескольких лет психических тренировок. Они шептали ему, обещали власть и все мыслимые удовольствия, или же наоборот — запугивали ужасами, которые разум обычного человека не смог бы вынести.

Варника отстранился от их влияния. Он не мог им позволить обмануть себя, не сейчас, не тогда когда он был так близок, когда средства для закрытия портала лежали прямо перед ним. Он разорвал ментальное очарование портала как раз вовремя, чтобы заметить силовой молот, по дуге опускающийся на него.

Вариника психосиловым когтем отвел удар в сторону. Оголовок молота врезался в палубу, расшвыривая во все стороны куски железа. Варника перекатился назад, шрапнель застучала по его броне. Над ним стоял Рейнез. Вид Багрового Кулака был ужасен — опаленный и измятый, его череп без шлема был немногим больше, чем просто мозаика из ожогов и новых шрамов. Насыщенно-голубой и багровый цвета его брони практически полностью исчезли под грязью битвы. Рейнез молотом указал на Варнику.

— Ты, — сказал он, — ты говорил против них. Теперь же ты сражаешься с ними вместе. Вы сражаетесь, чтобы захватить врата для себя! Ты теперь проклят, как и все они!

— Чтоб тебя, Рейнез! — горячо возразил Варника. — неужели ты настолько ослеп? Варп манипулировал всеми нами: тобой, мной, Испивающими Души, всеми нами, и мы должны положить этому конец!

— Ложь! — завопил Рейнез.

Гнев лишил его осторожности. От размашистого удара молотом Варника увернулся легко, вскидывая коготь, чтобы пустить его в дело. Но на стороне Рейнеза была сила, рожденная отчаянной ненавистью. Если Варника пропустит удар, то однозначно станет покойником. Мускулы Варники напряглись для атаки. Но он словно упёрся в стену, словно что — то невидимое сдерживало его.

Его противником был комодесантник. Варника никогда ранее не поднимал руку против брата из Адепутс Астартес. Неправильность происходящего остановило его удар. Он не мог пролить кровь брата. Даже сейчас, когда вокруг него разверзся ад, он не мог этого сделать.

Рейнез сделал выпад вперед, нанося удар обухом молота в диафрагму Варники. Библиарий опрокинулся назад, почти упав в кровавое болото. Варника пнул Рейнеза по ногам, застав Багрового Кулака врасплох, тот оступился и припал на одно колено. Варника откатился с пути своего противника и использовал выигранную секунду, чтобы вскочить на ноги.

— Подумай, Рейнез! — сказал Варника. — Варп использовал твой гнев. Он обратил тебя против твоих братьев! Присоединяйся к нам и помоги покончить со всем этим!

Ответом Рейнеза был свист дикого удара, почти лишившего Варнику головы. Библиарий отвёл глаза от адских видов висящего над головой портала, направил психосилы в коготь и приготовился впервые забрать жизнь космодесантника.

Сестра Эскарион почувствовала, как её разум вырывается из головы и раздавливается когтями Абракса.

Она упала на колени. Вопящая агония внутри её головы затмила всё вокруг кроме затенённого силуэта Абракса, очерченного всполохами тёмного пламени, на его лице играла ухмылка ненормально бело-костяного цвета.

Она чувствовала миллионы нечестивых рук, тянущихся к её душе и вгрызающихся ей в голову. Она слышала миллионы голосов, гогочущих от того, что они сделают с ней, как только она падёт. Поместят её в тело монстра, буйствующего среди врагов варпа, питающегося её болью. Разорвут её на тысячи кусков, и каждый поместят в отдельный лабиринт мучений. Отправят её визжащую в имматериум, бесформенным призраком, лишённым рассудка от ужасов варпа. превратят её в одну из них. Превратят её в рабыню и подвергнут миллионам унижений. Крошечный кусочек Эскарион царапался в стенах её черепа в поисках хоть какой — нибудь причины, по которой она могла бы удержаться от падения в ничто. И она нашла эту причину.

Золотая фигура, доспехи, пылающие огнём веры, в руках — меч, созданный из самого правосудия. Он был коронован на властвование над всем человечеством. Император — защитник расы людей. И хотя от самой Эскарион не осталось почти ничего, что не было бы в руках Абракса, вера её была с ней. Это было, то чего у князя демонов не могло бы быть никогда. Вот что она противопоставила ему в качестве вызова — свою сущность, место, столь укрепленное и неприкосновенное, что все силы варпа не могли и надеяться взломать его.

Абракс заревел. Он желал заполучить это. Он хотел повергнуть эту веру. Но не мог. Она отбросила его, и в своей ярости он позабыл обо всем творившемся вокруг него.

Луко карабкался на вершину, с которой Деният наблюдал за открывавшимся порталом. Проржавевший металлический шпиль всё ещё гордо возвышался над кровавым месивом, его изъеденная поверхность была в состоянии выдержать вес Луко, взобравшегося, наконец, на вершину. Отсюда он мог видеть всю кисту и ту безнадёжную ситуацию, в которой находился ударный отряд.

Лишь три Имперских Кулака продолжали бой. Грэв отражал атаки демонов, пытавшихся добраться до сестры Эскарион. Сама она стояла на коленях и кричала, между ней и Абраксом протянулся поток чёрного пламени, изливающегося из руки князя демонов. На пороге портала Варника боролся с Реймезом, Багровый Кулак сидел верхом на груди библиария и избивал того бронированными кулаками. Каждый космодесантник был островом в море демонов. Ещё больше тварей появлялось из кровавого озера каждый миг, и через несколько секунд они задавят отряд численностью.

Одна часть Луко говорила ему, что они сделали всё возможное, чтобы дойти сюда, что погибнуть, сойдясь с Абраксом в бою лицом к лицу, будет наилучшей смертью из тех, что любой бы из них мог понадеяться выцарапать у судьбы.

Но остальная его часть, большая, была одержима лишь яростью. Испивающие Души уже однажды уничтожали Абракса и заплатили многими жизнями боевых братьев за ту победу. Теперь он вернулся так, словно имел право расхаживать по одной с Испивающими Души вселенной, так, словно жизни потерянные, чтобы изгнать его, не стоили вообще ничего.

Сарпедон пронзил Абракса Копьём Судьбы, эта картина до сих пор пылала в мозгу Луко. То был момент, когда воины ордена приняли решение кем им быть — ни рабами Империума, ни приспешниками варпа. возвращение Абракса перечёркивало этот момент. То, что он осмелился вернуться, то, что он пытался сделать существование Испивающих Души лишённым смысла, вызвало клокочущий гнев в Луко, который он не смог бы сдержать, даже если бы хотел.

И он не хотел сдерживаться. Ощущение было приятным. Это было то, о чём говорили воины, разговаривая о славе, атаке, битве. Это было то, чего Луко никогда по настоящему не чувствовал, и теперь он не мог сопротивляться.

Он присел и отвёл молниевые когти себе за спину, зверь, готовый к броску. Всё внимание Абракса было направлено на сестру Эскарион, и демон даже не подозревал, что Луко был здесь.

Это будет трудный прыжок. Ничего не было простого и в том, что ему придётся делать, если он допрыгнет. Но растущий в нём гнев проглотил эти бессмысленные размышления и отправил его в полёт с вершины к перекошенному ухмылкой лицу Абракса.

Сквозь пелену боли Эскарион видела, как Луко нырнул к лицу Абракса. Испивающий Души вонзил молниевые когти в лицо демона.

Когти по самые кулаки погрузились в кожу Абракса у его левого глаза. Луко упёрся ногами в верхнюю челюсть демона и с рёвом потянул когти на себя, мышцы на шеи забугрились, как канаты, от приложенных им усилий.

Абракс не ожидал атаки. Он наслаждался, раздирая разум Эскарион, и шок от нападения Луко на секунду парализовал его. Это всё что нужно было Луко, чтобы выдернуть глаз Абракса, молниевые когти чиркнули по воздуху, отправив око вниз на кровавый берег, подобно комете с хвостом из болтающейся плоти.

Абракс закричал. В его крике были звуки до странности похожие на человеческие, нотки боли и шока. Это был первый знак слабости, проявленный Абраксом, эхо некой уязвимости, которую мог распознать человек. Он отступил на шаг назад, разбрасывая тела с подножия своего трона, находившегося по дороге к порталу.

Луко тяжело рухнул на палубу рядом с Эскарион. Она всё ещё была на коленях, одной рукой упёршись в пол, волосы слиплись от пота на её лице. Она была бледна, кровь текла из её носа и ушей.

Луко отвернулся от неё. Время, которое он купил, не будет длиться долго. Эскарион придётся позаботиться о себе самой.

Луко ринулся вперёд, перекатившись следом за раздвоенной ступнёй Абракса, он вонзил когти демону в щиколотку. Его когти глубоко вошли в плоть демона, перерубая тому сухожилия. Абракс отшатнулся ещё на шаг, его крики превратились в гневный рёв.

Грэв выпрыгнул из болота, присоединяясь к Луко. Его топор обрушился на колено Абракса, и нога подкосилась, демон выбросил вниз руку, чтобы удержать равновесие.

Заваливаясь назад, Абракс наполовину влетел в варп-портал за своей спиной. Его рука опёрлась на серебристый островок силы, соткавшийся в варпе, тёмные разумы имматериума поддержали его. Они отправят его вперёд вновь, изгонят его из рая варпа, чтобы он закончил работу по уничтожению космодесантника стоящего на пути у тёмных богов в их стремлении к вечной бойне. Грэв запрыгнул на грудь Абракса.

— Мы однажды убили тебя, — прошипел он, замахиваясь топором, — так что сейчас у нас уже есть некий навык.

Грэв погрузил топор в грудь князя демонов. Лезвие пробило плоть и кости. Из ужасной раны взметнулся фонтан света, дикая сила, хлеставшая подобно крови из артерии. Она подхватила Грэва с груди и швырнула Испивающего Душу на палубу, броня его задымилась.

Абракс поднялся на одно колено, прицельно замахиваясь мечом. Светящаяся кровь лилась из его глазницы, пока он отмерял удар, прежде чем обрушить клинок на правое бедро Грэва, пронзая космодесантнику ногу на вылет и пришпиливая его к палубе.

— Убили меня? — прошипел князь демонов, — Испивающий Души, в тот день вы не сделали ничего кроме, как приблизили собственный конец.

Абракс провернул лезвие, рассекая ногу Грэва, поток хлынувшей крови смешался с месивом на железном берегу перед порталом. Грэв закричал, и топор выпал из его мутировавшей руки. Луко бросился на Абракса, отбрасывая меч в сторону ударом молниевых когтей обеих рук. Уцелевший глаз Абракса сузился, фокусируясь на Луко.

Рейнез пнул Варнику коленом столь сильно, что сумел промять ему броню на животе. Библиарий упал на палубу и Рейнез прыгнул ему на грудь, замахиваясь молотом над головой Варники, приготовившись обрушить его на лицо Обречённого Орла.

Взгляд Рейнеза упал на комок бурлящей гнили, пару секунд назад бывший глазом Абракса. Он лежал белёсой массой, растворяясь на металлической палубе грузового отсека, зрачок исчез в истлевающей субстанции.

За оком Луко бился с князем демонов, отражая удары когтей демона собственными молниевыми когтями.

— Мы пытаемся прикончить эту тварь, — сказал Варника, проследив за взглядом Рейнеза. — Это единственный настоящий враг здесь. Неважно, что ты думаешь о нас, Рейнез, убийство Абракса стоит выше этого.

Рейнез ничего не ответил. Варника выкатился из — под него, кости по всему его телу были переломаны, а внутренние органы кровоточили. Рейнез был лучшим бойцом, чем Варника. Багровый Кулак прикончит его, если решит, что это необходимо. Как и Рейнез, Варника видел, что Абракс наполовину погрузился в портал, балансируя в разрыве между варпом и реальностью.

— Мы должны закрыть его, — сказал Варника. Он указал на знаки под ногами обоих воинов. — Кровь Дорна открыла его. Эта же кровь его закроет.

— Ты выступал против них, — выговорил Рейнез, тяжело дыша. — Ты… ты хотел их уничтожить.

— Никто не уйдёт отсюда живым, Рейнез, — ответил Варника, — Испивающие Души умрут. Ты добился своего. Теперь давай прикончим эту нечисть. В моих венах течёт кровь Гиллимана, и только Трон знает, что течёт в венах Испивающих Души. Только кровь Дорна запечатает врата. Только твоя.

Варника не был уверен, что Рейнез его понял. Он вовсе не был уверен, что Багровый Кулак, отступивший назад и отбросивший защиту, приглашал его нанести удар. Возможно, Рейнез перестал защищаться, осознав, что Абракс был единственной силой, которую действительно надо было уничтожить, что Испивающие Души, «Фаланга», резня вокруг него — всем этим дирижировали Деният и князь демонов. А, возможно, он понял, что лишь его кровь могла запечатать врата, также как кровь Н’Кало открыла их. Варника не стал ждать разъяснений.

Варника взревел, и психическая сила хлынула в коготь, «рука-молот», лязгнув лезвием, почти развалила грудь Рейнеза пополам. Органы на секунду осветились красным светом, заполнявшим кисту. Рейнез упал, из его разорванной груди фонтаном била кровь. Кровь Багрового Кулака с гено-семенем, взятым из генетического образца Рогала Дорна, омыла светящиеся знаки на палубе.

Варника упёрся ладонью в пол, погрузив её в кровь Рейнеза. Он израсходовал громадное количество своих психических резервов, чтобы убить Рейнеза, а убить его было очень нелегко, и пришлось бить уже наверняка. Варнике придётся пустить в ход всё, что у него осталось, осушить себя полностью, далеко за пределы безопасности и здравомыслия.

Варника охватил своим разумом нереальность портала над ним, вытягивая силу, шедшую из символов на полу, и начал усилием своей воли закрывать портал. Луко перепрыгнул раненого Грэва и врезался в Абракса. Он вонзил когти в челюсть демона, и боднул головой Абракса в нос. Хрящ треснул, и брызнула кровь. Абракс тряхнул головой и отбросил Луко прочь.

Луко, скользя, полетел по влажной от крови палубе. Грэв пытался подняться с пола, одна нога подгибалась под ним, бедро было кровавым месивом из рваного мяса и разбитых костей.

— К чему все эти усилия? — спросил Абракс. — Зачем наполнять то немногое, что осталось от ваших жизней таким тяжким трудом?

— Подумай — ка о том, как много осталось от твоей жизни, демон, — отрезал Луко. — Мой трудный путь продолжится. Твой — окончится здесь.

— Презренный, — прошипел Абракс, — кто из вас может противостоять мне и не заплатить за это жизнью? Разве обычный человек может равняться мне, чтобы спорить со мной?

— Мне припоминается, — ответил Луко, — что, во-первых, когда — то обычный человек пронзил тебе грудь и вышвырнул в варп. И люди же привели тебя обратно. Ты должен преклоняться перед нами.

Абракс яростно зарычал. Он подхватил свой упавший меч и ринулся в атаку. Луко бросился демону навстречу, выставив вперед плечо и пригнувшись. Капитан бросился вниз на палубу и перекатился в тот момент, когда меч Абракса свистнул над ним на уровне груди. Едва лезвие прошло над ним, как Луков вскочил и нанёс удар когтями в ногу демона.

Абракс завопил и резко поднял ногу, когти Луко выскользнули из его плоти. Князь демонов отступил на шаг, ярость ослепила его на время, и он не заметил, что его нога вновь прошла сквозь портал.

Границы портала сжимались. Варника закрывал его метр за метром. Луко побежал вперёд и пригвоздил другую ногу Абракса к палубе. Силовое поле разрядилось в стаккато шума и света, энергетические дуги ударили в пол.

Верхний край закрывающихся врат варпа надвигался на Абракса, подобно медленно опускающейся гильотине. С опозданием в секунду или две Абракс понял, что пытался сделать Луко.

Космодесантнику было не по силам в одиночку убить Абракса. Сарпедон сумел это сделать, но он был мутантом с силой и скоростью намного превосходившими человеческие, к тому же у него было Копьё Души. Луко не мог справиться в одиночку. Но этого и не требовалось.

Край сжимающихся врат достиг плеча Абракса. Он разрезал сухожилия и кости, и из раны закапала светящаяся кровь демона. Лицо Абракса перекосилось от дикой боли и шока. Он попытался вырваться из портала, но Луко крепко держал его пришпиленным к палубе. Край портал прошёл дальше и впился в верхнюю часть груди демона, и теперь уже кровь хлынула из разрезанных артерий.

Из глубин портала, из бесконечности злобы, бурлившей в нём, вылетела ужасная волна презрения. Прислужники варпа видели, что слуга их пойман и умирает, а вместе с ним увядают все его обещания. Пряди судьбы, которые он плёл, чтобы излить на галактику целые потоки злобы варпа в виде легионов демонов, рвались. Будущее галактики, в котором «Фаланга» путешествовала меж звёзд, принося повсюду хаос, этот тёмный гобелен, сотканный Абраксом и человеком Дениятом, распадался на части.

Они были разочарованы. Чем бы они на самом деле ни были, какие бы эмоции ни наполняли их богоподобные души, более всего силы варпа были разочарованы провалом Абракса.

Демон кричал, но недолго. Его лёгкие и трахея были перерезаны. Тело его изменилось вокруг нанесённой раны, эхом отражая мутации ужасов, которыми он повелевал, но это было не всё. Щупальца полезли из его ран, костяные наросты бугрились во все стороны, но сила была слишком велика.

Луко высвободил свои когти и отступил назад. Портал закрывался, разрезая князя демонов пополам. Абракса зажало краями портала, ему некуда было деться, Луко был больше здесь не нужен.

Луко присел рядом с Грэвом.

— Идём, брат, — сказал он.

— Куда? — спросил Грэв, наблюдая, как край портала, выходя из грудины Абракса, начинает резать брюхо демона. — Нам некуда больше идти.

— Есть одно местечко, — ответил Луко. — Пошли.

Капитан Борганор из Воющих Грифонов ворвался в орду демонов, присоединяясь к Имперским Кулакам в дикой рукопашной схватке вокруг демонических военных машин.

Но демонов был легион. Десятки тысяч собрались вместе, и теперь все они участвовали в бушующей резне. Скорпионоподобная махина загрохотала и подняла сегментированное тело на своих восьми бронированных ногах, на спине лежал скрученный хвост.

Сангвинарные Ангелы взлетели на струях огня и бросились на машину демонов. Монстр задрожал и хвостом смёл их со спины. Командующий Гефсемар рухнул на землю и насекомовидная морда машины нависла над ним, с бронзовых мандибул капал жидкий металл.

— Не время, брат! — раздался возглас, и осадный капитан Давикс выскочил из толпы демонов и сгрёб Сангвинарного Ангела за горжет. Он оттащил Гефсемара с пути боевой машины в тот момент, когда поток расплавленного металла хлынул вниз из клыкастой пасти.

Сотни похожих историй происходили повсеместно среди этой мясорубки. Воины погибали, спасая своих братьев, или уничтожали всё вокруг, мстя за павших друзей. Но некому будет вспомнить о них. Армия демонов была слишком большой. Боевые машины будут доделаны, даже если палуба будет покрыта кровью демонов по щиколотку. Имперские Кулаки и Воющие Грифоны и все те души, прибывшие на «Фалангу» на суд над Испивающими Души, сгинут здесь.

Внезапно со всех сторон одновременно раздался ужасный вопль. Он был силён как буря и поколебал саму структуру «Фаланги». Космодесантники пошатнулись, оглушённые силой крика. Но клинки и лапы демонов не воспользовались этим преимуществом, чтобы вырезать мужественных воинов.

Демоны ревели, но не от ярости — их поразили ужасные мучения, некоторые падали на колени, другие просто стояли и кричали. Железные клинки выпали из лап кровопускателей. Ужасы поглощали сами себя, жидкая плоть постоянно взрывалась, словно пытаясь убежать в какое — то место внутри.

Владимир выбросил бедлам из головы. Это был звук одиночества и смерти, предсмертный крик чего — то невероятно сильного, чего — то, что не верило в саму возможность собственной смерти.

— Абракс пал! — взревел Владимир, едва слыша собственный голос из — за эха в ушах. — Монстру снесли голову! Братья, сёстры, сыны и дочери Императора! Прикончим же теперь то, что осталось!

Клыки Дорна, казалось, вспыхнули в каком — то своем внутреннем согласии, шинкуя толпы демонов вокруг него. Гефсемар и Давикс вскочили на ноги, отбросив назад ужасов, которые нависли над ними, и стали отбиваться бок о бок, пока воины их орденов прорубались к ним через толпы демонов.

Лорд-инквизитор Колго прокладывал себе дорогу в тени демонической машины. Его ротаторная пушка посылала очередь за очередью в бронзовый череп монстра, махина зашаталась, словно бы в шоке, демоны, населявшие её, не могли нанести ответный удар. Сёстры Битвы поддержали инквизитора собственным огнём, тяжелые орудия Имперских Кулаков с дальнего края поля сражения снесли ноги чудища и проделали в его панцире кровоточащие дыры. Шквал лазерного огня срезал его хвост, и орудие упало на землю, не сделав и выстрела. Израненная демоническая машина рыкнула и осела на землю, под аккомпанемент визжащих внутри неё демонов.

Лисандр прокладывал дорогу. Его громовой молот был маяком, на который ориентировались остальные Имперские Кулаки. Он поднимался и обрушивался вниз, оставляя после себя горы искалеченных тел и целые озёра крови демонов. Имперские Кулаки преодолели баррикады и атаковали кузницы демонов, они карабкались по недостроенным боевым машинам, отбрасывая варпово отродье, пытавшееся перегруппироваться и дать им отпор.

Демоны сражались дезорганизовано и без всякого толку. Многие умирали, плоть распадалась по мере того, как исчезало влияние поддерживавшей их в реальности варп-магии. Имперские Кулаки объединялись в стрелковые шеренги, кроша демонов болтерным огнем, либо массово атакуя противника с цепными мечами и глефами наперевес. Осадный капитан Давикс и выжившие Серебряные Черепа направляли огонь тяжёлых орудий на самых сильных демонов — вестников варпа, чтобы не дать тем организовать оборону.

Это была мрачная, кровавая работа. Эта победа не несла радости. Это было жестокое и грязное дело — продираться сквозь остатки армии противника. В конечном итоге, Имперские Кулаки пробились через кузни и начали наступление вглубь грузовых трюмов — в самое сердце заражения.

Варника поднял на руки полубессознательное тело сестры Эскарион и отнёс её подальше от схлопывающегося портала. Абракс был мёртв, его физическое тело было разрезано сжимающимися вратами практически надвое, а дух вырван прочь и брошен в котёл варпа, где его уже ожидала кара. Луко и Грэв стояли на коленях у портала, и Варника проследил их взгляд, когда те глянули на другой конец кисты, где появились передовые отряды Имперских Кулаков.

Лисандр первым добрался до закрывающихся врат, пройдя озеро крови, переполненное телами демонов и Имперских Кулаков из ударного отряда. Капитан окинул взглядом окружающую бойню, чужеродные искажения корабля вокруг него и останки апотекария Палласа, Рейнеза и бойцов отделения Прекса.

— Брат Варника, — произнес Лисандр, — Дело сделано?

— Дело сделано, — ответил Варника, — я, сестра Эскарион и эти двое Испивающих Души — единственные уцелевшие, но дело сделано.

Лисандр ступил на поверхность металлического берега кровавого озера, где возвышался трон Абракса. Трон из тел иссыхал и распадался, словно годы разложения обрушились на него в один единственный миг.

— Капитан Луко. И брат Грэв, если я не ошибаюсь, — он протянул руку. — Вам больше не за что сражаться. Уверен многие будут ратовать о снисхождении по отношению к вам, но вы всё ещё находитесь под стражей у Имперских Кулаков. Следуйте за мной.

Луко встал на ноги, и поднял Грэва, который едва мог стоять. Рядом с ним портал сжался так, что верхняя грань была уже на уровне его головы, тело Абракса было разрезано, та часть, что была с этой стороны врат, полностью отделилась.

— Капитан Лисандр, — сказал Луко, — в этой галактике нет места для Испивающих Души. Ни в камерах «Фаланги», или любого другого места избранного для нас в качестве наказания. Ни даже на свободе. Целая галактика была против нас так долго, что не осталось мест, куда бы мы могли отправиться, и дел, которые мы могли бы свершить. Так что, нет, мы не отдадим себя в руки вашего правосудия.

— Я готов, — сказал Грэв.

— Как и я, брат, — ответил Луко. Он обернулся на Лисандра и Имперских Кулаков, прокладывающих себе путь по кисте. — Пожелайте нам удачи. Не смотря ни на что, вы — наши братья. Я прошу вас всего об одном. Инквизиция пыталась стереть нас из истории. Прошу, позаботьтесь о том, чтобы мы не были забыты.

Луко помог Грэву доковылять до портала. Лисандр смотрел, как они уходят, и жестом руки остановил поднимающиеся дула болтеров своих Имперских Кулаков.

Луко и Грэв прошли сквозь портал, в варп, чтобы их там ни ждало — они пошли туда.

Портал полностью закрылся, отрезав ужасы варпа от реальности, и киста погрузилась в темноту. Некоторое время спустя, когда Имперские Кулаки и Воющие Грифоны добивали носившихся по кисте демонов, черное лезвие прорезало выросшую на одной из стен плоть. За наростом был проход в соседние грузовые трюма, по направление от мостика «Фаланги». Это было лезвие Копья Души, которое сжимал в своей руке Сарпедон.

Магистр ордена Испивающих Души был при смерти. Изорванные культи ног роняли ихор. Пол лица и один глаз превратились в месиво от попадания шрапнели, всё ещё торчавшей из плоти. В его груди зияли открытые пулевые раны, покрытые запёкшейся кровью, одна рука безвольно свисала, выломанная из сустава в районе плеча. Сарпедон едва мог передвигаться на оставшихся трёх ногах, но перед Имперскими Кулаками был не сдавшийся человек. Израненный, на грани гибели, но не сдавшийся.

Сарпедон убрал рукоять Копья Души обратно в карман на поясе и поднял бледное, свернувшееся в клубок тело на ноги — тело, атрофировавшееся от старости, но когда — то бывшее космодесантником.

Имперские Кулаки сгруппировались без приказа и направили на Сарпедона болтеры. Магистр Ордена Владимир вышел вперёд, держа в руках Клыки Дорна.

Сарпедон, хромая, пошёл к месту, где всё ещё лежала половина тела Абракса, его кровь высыхала на выжженных в палубе символах. Это было всё, что осталось от открытого здесь портала. Имперские Кулаки видели раны Сарпедона, обрубки ног, сломанное плечо и измятую броню. Сарпедон выглядел так, словно прошёл через испытания, которые могли бы дважды убить любого другого космодесантника.

Сарпедон тащил тело, ухватив его рукой за загривок. Оно было живо и таращилось на собравшихся Имперских Кулаков со страхом в глазах.

— Это Деният, — сказал Сарпедон, — это он притащил Абракса из варпа. Именно он манипулировал моим орденом и вашими, так как верил в то, что человечество должно страдать, чтобы стать сильнее.

Имперские Кулаки взяли на прицел болтеров мутанта.

— Не стрелять, братья, — отдал приказ Владимир

— Но он ошибался, — Сарпедон расслабил руку, продолжая волочить Денията уже по палубе, — Он считал, что человечество не достаточно настрадалось. Но оно страдает слишком много. Люди подобные Денияту, как и сами силы варпа, сами по себе уже симптомы страдания людей. Но мы можем справиться с этим.

— Как это сделал ты, Сарпедон? — поинтересовался Владимир. — Ты — последний уцелевший из своего ордена. Даже если твой путь может исправить Империум, как его можно пройти, если ты сам не смог его преодолеть?

— Потому что я был глупцом, — ответил Сарпедон. — Я не видел того, что Деният дёргает за верёвочки. Я играл отведённую им мне роль, и я почти отыграл её до конца. Но вы были свидетелями моих ошибок. Вы же знаете принцип ловушек. Когда один падает, те, кто следуют за ним, получают этот опыт. И только мы можем начать. Мы, космодесантники, знаем о свободе больше всех во всём Империуме.

Лисандр выступил вперёд.

— Что ты скажешь, чтобы кто — то из нас поднял этот факел, Сарпедон? — спросил он.

— Ничего, — ответил Сарпедон, — Если вы можете игнорировать свою совесть. Если способны увидеть Империум в новом свете, пролитым на него Испивающими Души, и ничего не делать, чтобы прекратить его страдания, тогда я уверен, что говорить больше не о чем. Если вы можете просто наблюдать за смертными муками человечества. Если вы считаете свою работу выполненной, в то время как Империум пожирает сам себя день за днём. Если вы способны на всё это, то тогда свет погибнет здесь вместе со мной. Но если совесть хоть одного боевого брата, или хоть кого — нибудь, кто просто услышит о нас, воспламенится также как наши, тогда он будет гореть дальше.

— Мы выслушали тебя, Сарпедон, — сказал Владимир. — Мы должны забрать тебя. Твоё дело будет рассмотрено заново. Деният должен понести наказание. Отдай Копьё Души и позволь Лисандру препроводить тебя в место заключения. Всё кончено, вообще всё.

Сарпедон посмотрел вниз, на окружавшие его вычерченные в палубе символы.

— Я понимаю, — сказал Сарпедон, — что лишь кровь Рогала Дорна может открыть Око Кравамеш. И чтобы ни текло во мне, это не кровь Дорна, правильно?

Пол под Сарпедоном засветился и затлел. Киста задрожала от грохота сдерживаемой силы.

— Сарпедон, — прохрипел Деният, — что ты делаешь?

Свет собрался и затрещал, наполнив кисту случайными тенями.

— Остановись! — крикнул Владимир. — Мы откроем огонь!

— Кровь Дорна, — крикнул Сарпедон, стараясь, чтобы его услышали сквозь растущий гул, — течёт в тех, кто сражается за его дело. Он отправился в Великий крестовый поход, чтобы спасти человечество через объединение, а не для того чтобы, объединив людей, бросить их назад во тьму. Это была цель Императора. Хотя Его путь так и не пройден за десять тысяч лет, вы можете вернуть людей на эту дорогу. Если сделаете выбор. Если отважитесь.

Свет затрещал, вспышка озарила кисту, подобно всполоху пламени звезды. Трещина в реальности вновь открылась, невероятные цвета варпа бурлили в ней.

— Сарпедон! — возопил Деният, — Нет! Ты не знаешь, что лежит там, за гранью!

— Зато ты знаешь, — ответил Сарпедон. — И я вижу, как ты этого боишься. Возможно, я тоже испугаюсь. Но я могу сражаться с этим, а ты — нет.

Последние слова Денията перешли в вопль, когда Сарпедон потащил его в портал, перенося философа-воина за пределы реальности.

Врата захлопнулись за ними, его пламя вновь потускнело, оставив лишь эхо своей мощи.

Сестра Эскариона моргала на свету, глаза сражались с бликами. Она спала долгое время, в голове всё ещё шумело. Последнее, что она помнила — нависший над ней Абракс, чья ухмылка сменилась гримасой разочарования, когда Луко вонзил в него свои когти и вырвал демону глаз. Всё, что было после, покрывала пелена шума и ярости.

Она села и свесила ноги с кровати, в которой проснулась. Она была в апотекарионе «Фаланги». Дюжины Имперских Кулаков лежали в коме в кроватях вокруг неё, их броня висела рядом с ними, приборы жизнеобеспечения мигали и пикали.

Веретенообразный медицинский сервитор катился между ними, считывая показатели и регулируя дозировки.

Эскарион слегка пошатывалась на ногах. Она была одета в безразмерную робу, которую Сёстры Битвы носили, когда не было необходимости находиться в доспехах. Его обмундирование было рядом с кроватью, и, рассматривая шрамы на броне и лезвии силового топора, она удивлялась, что вообще способна сейчас ходить.

Она брела по апотекариону. Вокруг было прохладно и тихо, за раненными ухаживали сервиторы, иные лежали в искусственной коме, вызванной их каталептическими узлами. Выйдя из апотекариона, Эскарион почувствовала своими босыми ногами холод металлической палубы огромного величественного коридора, одного из тех, что были проложены почти во всю длину «Фаланги».

Строительные леса стояли вдоль стен, сервиторы и члены экипажа трудились над тёмным камнем, которым был облицован проход. Статуи и надписи шли вдоль коридора, и огромная панель одноцветного камня просматривалась между лесами. Сервиторы и каменщики трудились над одним из нижних углов резцами и пилами по граниту, каменная крошка сыпалась к подножию плиты.

Подошёл магистр ордена Владимир. Броня его была отчищена и отремонтирована, но на лице были ещё видны шрамы недавней битвы. При его приближении экипаж отсалютовал и склонил головы.

— Сестра, — сказал он, — рад снова видеть тебя в наших рядах. Варника рассказал мне о твоих действиях у портала.

— Не хотела бы повторять их, — ответила Эскрион. — Я должна помедитировать и поразмыслить над ними. Такие вещи надо обдумывать без посторонних.

— Имперский Кулак был бы прославлен как герой, — сказал Владимир.

— Я не Имперский Кулак. Дочь Императора не может быть гордячкой.

— Возможно, тоже самое можно сказать и о космодесантнике, — ответил Владимир. — Хотя даже магистр ордена должен хорошенько думать, с кем можно обсуждать подобное. Мы отправляемся в сегментум Соляр, сестра. Лорд-инквизитор Колго предложил нам отвести «Фалангу» на Сатурн, где его коллеги из Ордо Маллеус помогут нам очистить корабль от демонического смрада. Это займет время, будет много согласований с охотниками за демонами, но «Фаланга» продолжит свой путь в качестве святой земли.

— То, что сейчас мы находимся на ней, говорит о том, что Абракс потерпел поражение, — сказала Эскарион. — Но чего это нам стоило? Скольких мы потеряли?

— Более половины из числа всех сражавшихся, — ответил Владимир. — Ужасный удар. Но мы восстановимся. Мы уже это делали.

— А Испивающие Души?

— Ни одного не осталось.

— Тогда с этим закончено.

— В некотором смысле, — сказал Владимир. Он продолжил свой путь по коридору в направлении мостика. Эскарион смотрела ему в след, не зная, как понимать его последние слова.

Она повернулась к стене, каменщики вернулись к своей работе. Она шла между ними, ведя рукой по поверхности, грубоватые буквы ждали детальной доработки и полировки.

ТИРЕНДИАН, пробежали под её пальцами буквы.

ЛУКО

ГРЭВ

Следующая колонна содержала имена Имперских Кулаков — сержант Прекс, погибший в Панпсихионе, кастелян Левкронт, все остальные погибшие Имперские Кулаки. И рядом с ними, перечисленные как погибшие братья, шли имена Испивающих Души.

Последнее имя гласило — САРПЕДОН.

В некотором смысле, всё было кончено. Испивающие Души исчезли. Абракс был уничтожен. Но мысли о них остались. Их имена были в списках погибших, а в Сигизмунда Тактика будет воссоздано сражение в кисте. Новые поколения будут жить в галактике, где существовала идея Испивающих Души, идея, почти погибшая в камерах казни «Фаланги», и книгосжигательных печах инквизиции.

Она также будет жить среди Сестёр Битвы. Не Эскарион было судить о правильности или неправильности идеи Сарпедона — но эта мысль не умрет, если она может позволить ей жить. Даже хотя бы в качестве предупреждения, предостерегающее сказание о Денияте, дергавшим за ниточки и почти ввергнувшим Империум в новую эпоху тьмы, уж это она будет помнить.

Она отвернулась от надписей и, пошатываясь, побрела обратно к апотекариону. На Сатурне, в доках инквизиции на Япете, она попытается привести свои мысли в порядок и подумать, как сделать так, чтобы история об Испивающих Души осталась неискаженной в потоках будущего. Но были раны, которые следовало исцелить первыми. Она примет решение в другой день.

Когда Эскарион ушла, каменщики продолжили работу, они вырезали историю Испивающих Души в камне в списках погибших.