Адептус Астартес: Омнибус. Том I

Смайли Энди

Данн К.З.

Дембски-Боуден Аарон

Хейли Гай

Каунтер Бен

Кинг Уильям

Анселл Брайан

Прамас Крис

Бейли Баррингтон

Торп Гэв

Паркер Стив

Уотсон Йен

Робертсон Крис

Рейнольдс Энтони

Сандерс Роб

Грин Джонатан

Харрисон Рей

Вернер К.Л.

Ли Майк

Паррино Джо

Манн Джордж

Скотт Каван

Соулбан Люсьен

Гото К.С.

Голдинг Лори

Френч Джон

Эннендейл Дэвид

Макнилл Грэм

Расчленители

 

 

Энди Смайли

Сыны ярости (не переведено)

Не переведено.

 

Энди Смайли

Плоть Кретации

 

Прости.

Мы подвели тебя, брат.

Не стоило доводить до этого. Ты выстоял против тьмы, щит против ужасов, которые называют ее домом. Ты убивал и проливал кровь. Ты выжил там, где другие братья не смогли. Ты отдал все, пожертвовал всем, и теперь у тебя не осталось ничего, что стоило бы защищать от бушующего внутри неистовства.

Но ты все же мой брат, и не заслуживаешь такого. Не тебе нести бремя вины.

Мы — дети войны, крещеные пеплом победы. Мы — младшие сыновья нашего отца, и от этого еще более свирепы. Его боль полыхает в наших венах, ее не в силах ослабить застаревшая гордость и возложенный на нас долг. Мы — это он в самом чистом и разгневанном своем облике. Мы пытались затупить гнев о сами звезды, ведя крестовый поход не менее кровопролитный и беспощадный, чем все, что мы знали прежде. Мы безжалостно пускали галактике кровь. Мы сами истекали кровью, сражаясь до конца. Но мы не очистились, мы не отвечали за свои действия. Жажда побеждала.

Кретация могла стать нашим спасением.

 

Глава первая. Планетарная высадка

Тамир не попытался спасти Кесефа. Прижавшись к скале, он даже не бросил на юношу прощальный взгляд, когда тот пролетел мимо. Слабакам не место на Кретации. Кесефу лучше умереть, чем выжить и заразить племя порченой кровью. Тамир потянулся к следующему выступу и замер. Кесеф не кричал. Воин не дал услышать свою смерть Тамиру и остальной охотничьей группе. По крайней мере в этом была честь. Когда охота закончится, Тамир отправит Харута отыскать и сжечь тело Кесефа. Он не позволит земле поглотить дух юноши.

Не обращая внимания на сочащуюся из ладоней и ног кровь, Тамир поднял руку и принялся взбираться дальше. Вокруг него поднимались другие воины, с еще большей осторожностью карабкаясь на гору. Тамир знал, что многие сорвутся, прежде чем они доберутся до вершины. Ранодон выбрал себе логово в хорошем месте. Четырехкрылые звери гнездились на вершине горы, откладывая богатые питательными веществами яйца подальше от когтей вечно голодных хищников. Камень под руками был неровным, шероховатым, словно шкура рычащего баразавра. Он впивался в кожу и высасывал силы. Но Тамир знал, что подъем это только начало, худшее ждало их впереди. Раскинувшееся дальше плато опаляло жаром, подогреваемое огнем, который клокотал в недрах гор. Они должны бежать как можно быстрее или обгорят до костей. Тамир впился пальцами в трещину и подтянулся выше, защищенный змеящимися по всему телу, сросшимися шрамами. Солнца умерли и возродились много раз с тех пор, как Тамир впервые вышел на охоту, и он скучал по колющей боли юности, мучению, которое прибавляло прыти его конечностям. Сейчас Тамир не чувствовал почти ничего, кроме биения сердца.

Его внимание привлекло движение слева. Харут прекратил восхождение и показывал в небо за ними. Тамир проследил за взглядом следопыта, когда на него посыпался град горящих обломков. Он приник к склону и отвернулся от неба, позволив пламенному ливню хлестнуть по спине. В ноздри проник запах жженой кожи, заставив его поморщиться. Еще трое из его охотничьей группы сорвалось со скалы, их крики утонули в рычании огненной скалы, от которого задрожал весь утес. Тамир затрясся от паники. Если они прогневили гору, она извергнет свою ярость и смоет их со склонов волной пламени. Он бросил взгляд на вершину, но гора безмолвствовала, равнодушная к их присутствию. Тамир выругался из-за своей глупости. Они провели все требуемые ритуалы, вымазавшись керамической глиной с подножья холмов. Дух горы не мог почуять их. Огонь с небес вызвало что-то другое.

Тамир оглянулся на небо, когда вниз полетело несколько объятых пламенем камней, которые в ореоле огня и пыли рухнули в лес за следующим хребтом. Внутренности Тамира, сжавшиеся от ужаса узлом, послали в вены заряд адреналина. За тем хребтом находилась его деревня.

— Бакту! Бакту! — прокричал Тамир, приказывая охотничьей группе спускаться вниз так быстро, как они только осмеливались.

Деревня исчезла. Упавшие камни оставили огромные кратеры, стерев деревянные хижины с лица земли. Деревья мальаи попадали друг на друга, будто снесенные ураганным ветром. На плакучих листьях подрагивали языки пламени, пожирая то, что от них осталось. Тела людей из племени Тамира исчезли в густом дыму, который поднимался от темного пепла, укрывшего землю, а с ней и все следы жизни. Массивная челюсть Тамира не шевельнулась, его сердце оставалось столь же твердым, как мышцы, бугрившиеся на груди, словно камни.

Он не печалился о ком-то конкретно. Судьба не всегда бывала благосклонной, таким был естественный порядок вещей. Но из-за смерти женщин и детей солнцу придется не раз обойти небосвод, прежде чем племя сможет заменить павших в бою. Чтобы выжить, им придется набирать воинов из соседних племен. Это было только начало кровопролития, которое, без сомнений, вскоре последует.

Погруженный в груду развороченной земли в лучах солнца сиял громадный камень. Тамир бросился к нему, намереваясь отомстить. Он разобьет его и сделает из осколков себе дубину. Воин застыл, мышцы напряглись в ожидании, когда скала зашипела и выплюнула гейзеры пара. Секунду спустя участок внешнего слоя скользнул вниз, исчезнув в невидимом углублении. Несколько воинов Тамира отшагнули назад, но сам вождь остался стоять на месте и зарычал, когда наружу вывалился зверь с зеленой кожей.

Существо издало приглушенный рык и рухнуло на колени. Из раны в его боку текла густая кровь. Под плотью напряглись тугие мышцы, свидетельствующие о заключенной в них силе. Под дьявольскими красными глазками сверкнули кинжально-острые зубы.

Тамир обошел зверя. От него несло хуже, чем от выгребной ямы. Если бы он стоял прямо, то, вне всякого сомнения, оказался бы вдвое выше его, хотя и небольшим по сравнению с огромными животными, чьей крови уже изведало его копье. Харут и Кои шагнули ближе. В их движениях Тамир прочел стремление убить зверя и развел руками, чтобы их остановить. Эту деревню защищал он, и право убить принадлежало ему и только ему. Согласно хмыкнув, оба воина вернулись к остальным.

Зеленый зверь натужно дышал, словно пытался подняться. Зарычав, Тамир ударил копьем в руку зверя, пригвоздив ее к земле. Зеленокожий взревел от боли, из его пасти закапала слюна. Тамир рванулся вперед и отсек ему руку, заостренный камень с легкостью разрубил кость. Зверь подавился рыком, боль, которая заглушила голос, заставила его повалиться на спину. Из обрубка руки, смешиваясь с пеплом в густую жижу, вытекло столько крови, что обычный человек стал бы мертвенно-бледным.

На охоте подобное зрелище приводило охотничью группу Тамира в исступление, вызывая хор радостных криков и свиста, но сейчас воины хранили молчание. За убийство во имя мести не полагался трофей, оно не несло богатства, достойного своей цены.

Всматриваясь в каждый мучительный спазм на морде зверя, Тамир снял дубину с пояса. Он хотел запомнить это убийство.

Плюясь от ненависти, зеленокожий вырвал копье из руки, оставив на нем кусок мяса, и бросился к Тамиру.

Вождь предвидел движение, но размеры зверя придали ему скорости. Отскочив назад, Тамир избежал его клацнувших зубов, но угодил под мощный удар справа. Кулак зеленокожего врезался ему в лицо. Тамир с содроганием услышал хруст скулы, но боли не было. Зеленокожий продолжил атаку, ткнув обрубком руки ему в нос. Вождь закашлялся, когда рот наполнился кровью и вонью плоти чужака.

Сил зверю хватило ненадолго. Даже его кажущееся неукротимым тело не могло выдержать такой потери крови. Тамир поднырнул под очередной удар и, поднявшись, врезал существу дубиной по голове. Удар разорвал зеленокожему щеку. Он со стоном рухнул на землю, рядом с ним рассыпались пожелтевшие зубы. Тамир наступил на грудь зверю и принялся раз за разом бить его по голове, лишь сильнее распаляемый кровью, которая забрызгивала его тело. Вождь продолжал вбивать череп зверя в землю, пока его тело не перестало дергаться.

Тяжело и отрывисто дыша, Тамир поднялся на ноги. Его конечности были покрыты кровью существа, из-за чего грязь на коже приобрела темно-красный, жестокий цвет. Вождь выпрямился, облаченный в багрянец, и воздел оружие в небо.

— Рута, рута намуна, ар-а! — прокричал Тамир.

Сородичи повторили его клич. Они были разрывателями кожи, пожирателями плоти.

Смерть в пустоте нисколько не трогала Амита.

Магистр ордена Расчленителей посмотрел в оккулюс флагмана на россыпь мерцающих во мраке плазменных торпед, которые неслись к скитальцу орков. Корабль был обездвижен, разворочен бомбардировочными орудиями и бортовыми залпами. Хотя Амит и не видел ее, он знал, что перед торпедами летела эскадрилья «Громовых ястребов», расчищая дорогу для смертоносных зарядов — боевые корабли прореживали поле обломков, которое еще несколько часов назад было орочьим флотом. Лишь резкие вспышки турболазеров и пульсирующее мерцание огня лазерных пушек указывали на их текущее местоположение.

Это была не та битва, которую он жаждал. Его пульс был спокойным, кровь в венах холодной, сквозь тихое урчание энергетической брони не слышалось биение сердца. На борту звездолета он чувствовал себя ненужным. Сражения между флотами были обособленными… событиями, строго регламентированными, логическими процессами, которые бессчетные души выполняли по велению невидимых повелителей. Большая часть жертв в космосе была результатом последствий: сожженные плазменными выбросами, утонувшие в охладительной жидкости, затянутые в промозглые объятия пустоты; люди умирали едва ли не по воле случая. Амит почти не видел разницы между этим и тем, как люди гибли в мирное время. Они умирали в горящих домах, тонули в разлившихся реках, замерзали в холодные зимние ночи; люди гибли подобным образом задолго до того, как присоединились к своим межзвездным богам.

Амит отвернулся от оккулюса и оглядел сводчатый мостик. С далекого потолка, словно большие слезинки, свисали лампы, их багровый маслянистый свет изливался на пол. За щелкающими пультами, которые управляли системами «Виктуса» работали десятки сервов в серых мундирах, из-за бесчисленных ауспиков и экранов с текущими по ним данными их кожа казалась ярко-синей. Прошло много недель с тех пор, как они в последний раз покидали посты. Вьющиеся трубки с физраствором и стимуляторами подпитывали изможденных сервов и держали их разумы наготове, пока другие выносили за ними экскременты. Амит сомневался, что кто-то из них переживет следующую пару часов. Механические сервиторы шагали по металлической палубе, вокруг их измененной кожи клубился дым благовоний, пока они бормотали благословения обрывками машинного кода. Дергающиеся гололитические скопления в арочных вестибюлях отображали восемь ударных крейсеров, входящих в состав флота. На мостике царила почти полная тишина, звуки непрерывной деятельности заглушались фоновым гулом работающих двигателей флагмана.

— Попадание неизбежно, мой лорд, — просипел серв-тактик, когда торпеды врезались в орочий корабль, его голос охрип от девяноста часов непрерывного сражения.

Амит бесстрастно посмотрел сквозь оккулюс на противника, бросив на него последний взгляд, прежде чем его полностью не поглотил взрыв. Даже по орочьим меркам корабль был превращен во что-то неузнаваемое и неподдающееся описанию. Он был крупнее любого другого корабля, с которым Амиту приходилось прежде сталкиваться — сплошная масса камня и покореженного металла, казалось, столь бессистемная конструкция не давала ему никакого права на существование. Ракетные шахты, вентиляционные трубы, сенсорные антенны и орудийные установки торчали под всевозможными углами. Его корпус состоял из остовов тысяч кораблей. В некоторых Амит узнал имперские суда, другие принадлежали ксеносам, все они смешались воедино с той же непосредственной грубостью, с которой орки вели войну.

Амит рассматривал его прочные борта, когда торпеды попали в цель, и задался вопросом, какая же история таилась в этом дрейфующем мавзолее, на какие осколки прошлого он вот-вот навеки разлетится.

— Все вражеские контакты уничтожены, милорд.

Капитан Нета Пиа поднялась с командного трона и ухватилась за поручень. Погоня через всю Кориотисскую систему оказалась долгой, и она не вставала с кресла четырнадцать циклов. Она победно встала, из уважения к магистру ордена и чтобы заодно размять ноги. Нета посмотрела на Амита и ее пробрала дрожь. Она никогда не привыкнет к нему. Скорее бог, нежели человек, он был шире любой переборки, возвышался над ней почти вдвое, благодаря терминаторским доспехам, и на целую голову превосходил братьев-капитанов Баракиила и Исмериила, неподвижно стоявших по обе стороны от него. Древняя броня Амита была покрыта вмятинами и шрамами, как корпус «Виктуса», его глаза казались столь же древними, как звезды, между которыми он странствовал.

— Выжившие есть? — даже без шлема и металлического шипения вокс-решетки голос Амита походил на холостое рычание цепного меча.

— Сюрвейеры, сканирование широкого спектра, — сказала Нета. — Если хотя бы один из зеленокожих монстров выжил, я хочу знать об этом, — она резким тоном отдала приказ хору сервов сюрвейера и прислуживающим им сервиторам.

Лоботомизированные рабы вздрогнули, когда в их бинарные вены хлынул поток данных.

— Обработка, — как один произнесли они.

Нета вслушивалась в неестественный машинный говор, пока сюрвейеры собирали сведения. Она слышала, что на планетах не столь диких, как ее собственная, бормотание сервиторов считалось прекрасным — технокомпозиторы и машинные адепты собирали вместе сервиторов с различными функциями и логическими ядрами и дирижировали их несвязной речью, превращая ее в нечто похожее на искусство. Нета заскрежетала зубами. Запинающееся бормотание сервиторов только играло на нервах.

Ее внимание привлекла замигавшая на пульте руна.

— Судя по плазменным следам и остаточному тепловому излучению, несколько кораблей совершили посадку, милорд, — сказала капитан флота.

— Покажи мне, — Амит повернулся к тактическому гололиту, зависшему над командным помостом.

Система из семи миров. Не отмеченная на карте. Слова потекли по гололиту, когда планеты обрели фокус. Секунду спустя на трех планетах высветилось скопление пульсирующих сфер, отмечающих, где исчезли сигнатуры кораблей орков.

— Здесь, милорд, — с помощью субвокальной команды Нета резко усилила фокус четвертой планеты, и остальные миры исчезли на заднем фоне. — Большинство орков сбежало на эту планету.

Гололит вздрогнул, когда когитаторы корабля начали анализ планеты. Нета раздраженно цокнула, увидев, что относительно планетарной массы, населения, атмосферных условий, климата и минеральной плотности поступили лишь отрицательные ответы. — Сюрвейеры, мне нужно больше информации.

— Сожалею, капитан, но мир окутан электромагнитными бурями и густым облачным покровом. Ауспики не в состоянии просканировать его.

— Хитро, — Нета по-волчьи оскалилась. Она давно подозревала, что орки — не просто дикари-грабители. Выжившие пытались спрятаться под пологом загадочной четвертой планеты.

— Отозвать «Громовые ястребы», — раздался у нее из-за спины гулкий голос Амита. — Пусть рота соберется в ангаре.

Он собрался уходить.

— Милорд? — спросила Нета, когда трое бронированных гигантов двинулись к выходу из зала.

— Помоги брату-капитану Азазелю отловить остальных орков, капитан, — на ходу бросил Амит.

— Да, милорд, — Нета выпрямилась и приступила к обязанностям, вызывая кормчих и комм-офицеров, чтобы связаться с ударным крейсером Азазеля из флотилии Расчленителей.

— Капитан Нета… — Амит остановился у дверей и обернулся в ее сторону. — Вы хорошо сражались. Даже спустя столетие войны в вашей крови еще горит огонь. Если возьмете систему под контроль, я прослежу, чтобы картографы узнали ваше имя.

— Милорд, — Нета поклонилась. Когда легионы предателей превратили ее мир в выжженную скорлупу, верность Империуму укоренилась в глубине ее души. Когда Кровавые Ангелы освободили планету, она дала обет вечного служения. До этого момента все, чего она хотела от жизни, это убивать врагов человечества. Но быть увековеченной на звездной карте, чтобы ее помнили до тех пор, пока не остынут сами звезды… — Кровью Его, будет исполнено.

Исмериил подождал, пока дверь не закроется и замки не встанут на место. Лишь оказавшись наедине с Баракиилом и Амитом он, наконец, заговорил.

— Мой лорд.

Амит повернулся к нему и отметил, что красные сферы бионических глаз Исмериила все так же непроницаемы. Оптика светилась в слабом освещении коридора, отбрасывая багровые отблески на металлическую пластину, скрывавшую левую часть его лица.

— Говори, Исмериил.

— Разумен ли ваш план, лорд? Орки не выбрали бы четвертую планету только от отчаяния. Здесь может быть их логово, в котором обитает множество тварей, — продолжил Исмериил, словно не замечая растущее раздражение Амита. — Мы не знаем, что нас там может ждать. Дайте мне скаутов, позвольте должным образом разведать…

Амит шагнул в упор к Исмериилу.

— Ты считаешь меня трусом, брат-капитан? — другой Расчленитель открыл было рот, но Амит продолжил, прижавшись лбом ко лбу Исмериила. — Я не один из педантичных тактиков Жиллимана, — магистр ордена поднял багровую перчатку. Сервоприводы в адамантиевых сочленениях зарычали, когда он сжал пальцы в кулак. — Меня защищает кровь, а не теневой плащ диверсантов Коракса.

— Лорд, — Исмериил не отвел взгляда.

Амит ухмыльнулся решительности Исмериила. Если ордену судилось выстоять, ему понадобятся командиры вроде Исмериила, которые проведут его через кровавые времена. Но Амит был слишком пропитан насилием, чтобы измениться. Он не мог отрицать Кровь — ее зов все громче звучал у него в разуме.

— А что скажешь ты, Баракиил? — Амит обернулся к другому капитану.

— Меня не волнует, сотня или тысяча орков на этой планете. Мы уничтожим их, но можем послужить лучше, если продолжим крестовый поход в Саккарском секторе. Звездные Фантомы направили нам призыв о помощи, — Баракиил говорил спокойным голосом, его лицо не выдавало никаких эмоций. — Пусть здесь все зачистят ауксиларии. Нам есть где пролить достаточно крови.

— Нет, — ответил Амит, крепко стиснув челюсти, словно пытаясь сдержать растущий внутри гнев. — Ты ошибаешься.

«Ее никогда не бывает достаточно. Жажда побеждает», — закралась в его разум мысль. Это чувство он не мог — не хотел — озвучивать. Если он, сильнейший среди них, потеряет надежду, то… Амит зарычал.

— Оглянитесь, братья. Среди наших воинов растет беспокойство. Их гнев ощутим, словно палуба у нас под ногами. Слишком много времени прошло с тех пор, как наши клинки вкушали кровь. Мы атакуем.

— Звездные… — заговорил Баракиил.

— Мы не отчитываемся перед Звездными Фантомами, и у нас будет достаточно времени, чтобы очистить Саккару. Мы закончим начатое.

Баракиил склонил голову, его голос превратился в приглушенный рык.

— Как того пожелает Кровь.

Сотня избранных Императора. Сотня воинов в багрово-пепельных доспехах. Сотня ангелов смерти.

Амит стоял во главе воинов на палубе сбора, великан среди великанов. Он окинул их взглядом, запоминая каждого бойца, которого собирался вести на войну.

Между ровными рядами Расчленителей ходили сервы в угольно-черных робах, умащивая их доспехи смазочными и охранными маслами.

Стоящий слева от Амита Баракиил воздел ротное знамя, шестиметровый стяг, собранный внизу, где он касался пола. Прочная материя была порвана и обтрепана. Амит знал, что некоторые его кузены не одобрили бы столь печальное состояние знамени. Даже Кровавые Ангелы, их прародители, почитали свои штандарты как священные реликвии, обладавшие силой и тяжестью истории. Но Амит предпочитал, чтобы его стяги были покрыты грязью и кровью с поля брани. Каждое багровое пятно свидетельствовало о проявленной чести лучше любых витиеватых строчек на полотнище.

Чаша, ангел в одеяниях палача, капля крови в зазубренном круге… Амит бросил взгляд на украшавшие стяг несочетающиеся изображения, которые соединялись вместе неровными швами. Некогда одно знамя было тремя. Их сшили на Ваале, когда Расчленители только появились на свет. Три знамени, по одному для каждой роты, которые действовали под его непосредственным командованием, с Первой по Третью. Но война и Жажда опустошали роты, пока в них не осталось по горстке воинов. Тогда Амит объединил выживших в одну, его роту. У нее не было ни названия, ни номера. Она и была всем орденом, а ее знаменем стало слияние трех прежних штандартов.

Вне всяких сомнений, подобная непочтительность к предписаниям, изложенным в Кодексе Жиллимана, не понравилась бы примарху. Амит улыбнулся. Он искренне на это надеялся. То, что владыка Макрагга решил заковать в цепи легионы, было наивной иронией — он отсутствовал на единственно значимом сражении, и Амит не позволит, чтобы его воины страдали из-за провала Ультрадесантников.

— Кровью Его мы сотворены, — Амит ударил кулаком по нагруднику.

Собравшиеся Расчленители ответили на его слова, мощный грохот сотни воинских приветствий прокатился по палубе сбора, будто удар грома.

— Кровью Его мы защищены, — Амит опустился на колени, и рота последовала его примеру, сервоприводы в коленях заработали, словно поршни.

— Кровью Его мы победим, — Амит снял перчатку и провел ножом по ладони. Горячая кровь струйкой закапала в узкий желоб в металлической палубе. Остальные Расчленители пролили кровь вслед за магистром ордена.

Темная жидкость потекла через дренажные мембраны в Грааль Ортус, чашу возрождения. Грааль стоял в освященной комнате под палубой. После боя рота Амита выпьет из золоченой чаши, чтобы павшие воины могли и дальше жить в их венах.

Из рядов вышел капеллан Зофал и, раскачивая розарием, встал рядом с Амитом.

— Мы — воплощение мести, — капеллан начал Морипатрис, мессу рока. Его слова подействуют на тех Расчленителей, которые более не могли сдерживать свой гнев. Он поприветствует их в рядах Роты Смерти, где они, наконец, обретут покой.

Амит не сводил глаз с пола, пока Зофал проводил мессу, мысленно спрашивая себя, скольких воинов он лишится из-за зова Жажды. Его пульс участился, когда катехизис капеллана взбудоражил сердце убийцы, и на краткий миг Амит подумал, что на этот раз именно ему судилось облачиться в черные доспехи смерти.

Изрытые шрамами противовзрывные щиты и клыкастые люки распахнулись настежь, когда «Виктус» приготовился выпустить Амита и его воинов в пустоту. Громадные пусковые туннели представляли собой немногим больше, чем темные точки на фоне необъятного багрового корпуса боевой баржи.

Из «Виктуса» вырвалось семь кораблей, сполохи их двигателей затерялись среди тысяч эмиттеров и мигающих сенсоров, исследующих бронированное покрытие корабля-родителя: три «Громовых ястреба», приземистых танка, которые летали, казалось бы, вопреки своей угловатой конструкции, и четыре меньших, более хрупких «Грозовых орла». Все они, за исключением одного, были выкрашены в багрово-пепельные цвета. Корпус последнего «Грозового орла» был столь же черным, как окружающая его пустота, и в нем находились те, кого избрала Жажда.

Крыло боевых кораблей на полной скорости направлялось к четвертой планете. «Грозовые орлы» плотным строем прикрывали незащищенные фюзеляжи более крупных «Громовых ястребов», проносясь сквозь обломки флота орков. К резким вспышкам турболазеров добавилось мерцание лазерных пушек, когда боевые корабли начали прокладывать путь сквозь поле обломков. Пилоты легли на самый короткий курс к миру, сокрушая тупыми носами небольшие препятствия, по корпусам непрерывно колотили осколки и затвердевшая космическая пыль, оставляя на верхних броневых плитах свежие царапины.

Скаут Кассиил поморщился и потянулся к магнитной подвеске, внутренне напрягшись, когда вокруг него задрожал корпус «Ярости Ваала».

— Здесь нет подвески, парень, — сказал неофиту брат-сержант Асмодель. — Тренировка окончена. Пора стоять на своих двух.

Выговор заставил Хамиеда довольно хмыкнуть. Он сидел напротив Кассиила в «Громовом ястребе», водя зазубренным клинком по испещренному серебряными прожилками точильному камню. Это должно было стать последним заданием Хамиеда перед вступлением в ряды полноправных боевых братьев. Скаут-ветеран уже приобрел некоторую схожесть со своим прародителем. Его некогда темная кожа побледнела, глаза стали пронзительно-синими, столь часто встречаемые у братьев ордена, а коротко подстриженные волосы начинали светлеть. Хамиед бросил на Кассиила холодный взгляд, его глаза казались куда беспощаднее, чем сжатый в руке клинок.

Кассиил подавил рык, но заставил себя опустить взгляд. Из всех новоприобретенных даров привыкнуть к Жажде оказалось сложнее всего. Его пульс никогда не успокаивался, сердцебиение остальных громом отдавалась в ушах. Он представил, как бьет Асмоделя лицом о переборку и треск ломающейся кости, когда вгоняет локоть в череп сержанта.

«Пусть в груди твоей воцарится мир, и прибереги гнев для болтера».

В мыслях Кассиила, словно успокаивающий ветерок, пронеслись слова капитана Акрасиила. Магистр рекрутов произнес их после того, как оттащил его от глотки другого неофита Кровавых Ангелов. Те три минуты в дуэльных клетях стоили ему многих часов покаяния.

— Даже не знаю, — произнес Мелехк, указав на тяжелый болтер, который он держал. — Некоторое оружие полезнее другого.

Кассиил ухмыльнулся, обрадовавшись хоть какому-то отвлечению.

Мелехк куда лучше заботился о своем оружии, чем о плоти. После боя он всегда сначала проверял его и перезаряжал, и лишь затем позволял апотекарию осмотреть раны. Из-за этой привычки вся левая часть его лица превратилась в лоскутное одеяло из перешитой кожи, а на месте левого глаза тускло светилась бионика. Многие братья-скауты Мелехка предпочитали бесшумную точность снайперской винтовки, но существовало немного созданий, к которым он не смог бы подкрасться, задушить либо выпотрошить клинком. Когда приходило время огнестрельного оружия, Мелехк неизменно радовался грозному реву своего тяжелого болтера.

— Что скажешь, Изаил? — спросил массивный скаут у пятого и последнего члена отделения.

Изаил промолчал, погруженный в задумчивое молчание.

Кассиил заметил, как Мелехк прищурился. Он ненавидел Изаила всеми фибрами души. Двое скаутов состязались за место заместителя Асмоделя, которое пока занимал Хамиед, а с его скорым уходом вражда братьев только усилилась. Кассиил окинул их взглядом. Они отличались, как лед и пламя. Мелехк был широкоплечим и импульсивным, Изаил же отличался худощавым телосложением и расчетливостью. Во время последнего задания Мелехк сплотил запаниковавших Каритианских ополченцев и укрепил линию обороны. Изаил сделал то же самое чуть дальше в окопах, но если Мелехк говорил о долге и чести, возбудив в ополченцах пламенную ярость, то Изаил убивал людей до тех пор, пока они не поняли намек и не вернулись в строй.

Еще один пассажир «Громового ястреба» неподвижно стоял перед спусковой рампой. Пусть Григори последним взошел на борт боевого корабля, но покинет его первым. Его громадные плечи перекрыли в ширину весь транспортный отсек. Каждый зубец многометровых эвисцераторов, сжимаемых в руках, был вдвое крупнее человеческой головы, но воин словно не чувствовал их тяжести. Адамантиевый корпус Григори покрывали пергаментные свитки и строчки золотых письмен. Он был багровым монументом славы Ваала. Кассиил почтительно посмотрел на него. Сложно не чувствовать себя крошечным и незначительным в присутствии дредноута. Почитаемый герой ордена, Григори сражался вместе с Амитом на самой Терре и сразил десятки архиврагов в последние дни Великой войны.

— Думай о настоящем, неофит, — сказал Асмодель.

Несмотря на слова сержанта, мысленно Кассиил продолжал возвращаться к павшему космическому десантнику, чье генетическое семя вживили в его собственное тело. В каких великих войнах ему довелось участвовать? Сколько жизней он отнял? Какая судьба постигла его? Заслуживал ли он, Кассиил, владеть подобным наследием?

Пять минут до вхождения.

Обновленный статус багрянцем мигнул на ретинальном дисплее Манакеля, сидевшего в «Копье Сангвиния». Воин поерзал, чтобы приспособиться к слабому изменению в гуле, когда корабль приготовился к вхождению в атмосферу. Почти вот уже десять лет «Грозовой орел» нес в бой его вместе с собратьями-штурмовиками. Плавные изгибы боевого корабля стали для него такими же родными, как урчание силовых доспехов.

— Приготовиться, — голосовые связки Манакеля были разрублены орочьим ножом, и его слова хрипом донеслись из механического вокализера. Он почесал змеящийся по горлу шрам, злясь на мучительную пародию своего бывшего голоса, и магнитно закрепил шлем.

— Я — мщение Его, а Он — щит мой, — Манакель покрутил в руках цепной меч брата-сержанта Серафима и, следуя ритуалу, прижал острие его лезвия к палубе. Тот же орк, который лишил Манакеля голоса, убил Серафима, вырвав из его груди основное сердце. Так седьмое отделение перешло под его командование. — Мы принесем погибель врагам Его, как Он несет избавление душам нашим.

Пока братья повторяли за ним боевую литанию, Манакель чувствовал на плечах всю тяжесть ответственности, будто на грудь ему поставил ногу Титан. До сегодняшнего дня эти слова произносил Серафим, а его изуродованный голос был лишь грубым подобием почитаемого брата-сержанта.

Манакель был воином до мозга костей, но понимал, что Лаххель или Нанаил стали бы куда лучшими командирами. Он чувствовал на себе взгляды обоих космических десантников и не сомневался, что они также знали об этом.

— Как того пожелает кровь.

Манакель крепче сжал цепной меч Серафима, закончил ритуал и раздавил свои сомнения между перчаткой и навершием оружия. Он поведет так, как вели его самого, решительно настроенный почтить дух наставника или умереть. Скоро клинок Серафима вновь вкусит крови.

Две минуты.

Амит стиснул пальцы, заставив заискриться поверхность цепных кулаков. Каждая минута в «Громовом ястребе» казалась впустую растраченной вечностью, пока он бессильно стоял вместе с почетной гвардией — девятью сильнейшими воинами Расчленителей. Они были заключены в керамитовом корпусе «Мести», каждую секунду ожидая, что из-за сбоя систем или нападения упадут с небес к бесславной гибели.

— Вижу, вы так и не наведались к ремесленникам, лорд, — сказал Баракиил Амиту по закрытому каналу, указав на следы от пуль и царапины, которые покрывали доспехи магистра ордена.

— Доспехи пока работают, — безразлично ответил Амит. — Их не нужно чинить.

Баракиил промолчал. Тактические дредноутские доспехи были чем-то большим, нежели просто комплектом брони. Они были реликвией ордена, артефактом времен, когда человечество могло создавать чудеса техники. Судя по всему, ничего подобного больше не будет. Его выводило из себя то, что Амит не обслуживал их надлежащим образом.

— Как скажете.

Амит ощутил, как от тона Баракиила в нем поднялась волна гнева, но, по правде говоря, он был рад мимолетному отвлечению — после разговора они стали на секунду ближе к высадке. Оба его сердца сердца неугомонно колотились в груди, словно звери, натягивающие поводок. Ему отчаянно хотелось спустить их, позволить им биться с гулким темпом, который требовался только для боя. Амит заскрежетал зубами от нарастающего пульса, отметив, как счетчик задания в шлеме мигнул на нуле.

Вхождение в атмосферу.

— Кровь Предателя, — брату-пилоту Разиилу приходилось прилагать все силы, чтобы удержать «Грозовой орел» в воздухе, едва тот проник в атмосферу четвертой планеты. Мышцы рук молили о передышке, когда ураганные ветра начали вырывать у него управление. Они били по корпусу «Копья» и терзали крылья, угрожая сбить корабль с курса. «Грозовой орел» дрожал и дребезжал, как будто угодил под зенитный огонь. Бронестекло кабины заволокло пеленой угольно-черных облаков, скрыв от Разиила дальнейший путь. Несмотря на сенсорные модули «Грозового орла», авточувства доспехов и собственное усиленное зрение, пилот не видел дальше носа корабля. Пытаясь удержать текущую скорость и траекторию, Разиил открыл вокс-канал с ближайшим «Громовым ястребом».

— «Копье Сангвиния» вызывает «Ярость Ваала», мы в критическом положении. Прием, — в ухо завизжала статика. Он попытался снова и зарычал от очередного потока белого шума.

— Разиил, что, во имя Императора, происходит? У меня аварийная высадка проходила легче, — раздался по внутренней комм-связи голос Манакеля.

— Радуйтесь, что мы вообще держимся в воздухе, брат-сержант, — ответил Разиил. — Погода ухудшается с каждой секундой, авгурные сигналы неразборчивы. Мы летим вслепую.

Асмодель зарычал, когда над головой заорали сирены, резонируя от стен «Громового ястреба».

— Кассиил, выясни, в чем дело. Изаил, отключи сирену.

Изаил вырвал пучок кабелей из потолка и перерезал их ножом. Едва сирены умолкли, как опять стал слышен гул двигателей «Громового ястреба».

Кассиил взобрался по лесенке в верхний отсек. Прижав ладонь к биосканеру, он вошел в круглый люк, ведущий на летную палубу.

— Братья, почему вы не отвечаете на запросы Асмоделя?

— Мы тут немного заняты, неофит, — ответил Орифиил. Обычно спокойный голос второго пилота превратился в сжатый рык, пока он стоял, склонившись над панелью авгуров.

— Передай сержанту Асмоделю, чтобы готовился к бою, — Михаил, стрелок «Громового ястреба», посмотрел в окно. — Там что-то есть. Кровью своей чую.

На всех вокс-каналах рычала статика, и Амит ругнулся. Он не мог связаться ни с одним из кораблей атакующего крыла. Внешние пикт-камеры «Громового ястреба» передавали на дисплей шлема лишь темноту. Они летели в черной туче в одиночку и наугад.

Амит покачнулся, магнитные застежки на подошвах ботинок закрепили его на палубе, когда «Громовой ястреб» содрогнулся.

— Это не ветер, — заметил Баракиил.

— Согласен, — Амит открыл комм-канал с пилотом «Громового ястреба», едва по корпусу прокатился резонирующий удар. — Задкиил, отчет.

— Хвостовой стабилизатор поврежден, броня правого борта пошла трещинами.

— Причина?

— Неизвестный контакт, лорд, — Задкиил казался отвлеченным. — Анхело что-то заметил, но мы потеряли его в этом чертовом облаке. Наши авгуры слепы.

Амит зарычал, когда «Громовой ястреб» снова задрожал, и с потолка посыпался сноп искр.

— Чем бы оно ни было, убейте его, прежде чем оно разорвет нас.

— Простите, магистр ордена, но как мы можем сражаться с тем, чего не видим?

— Когда сомневаешься, брат, убивай всех.

— Магистр?

Амит собрался объяснить, но Баракиил схватил его за наплечник.

— Если мы откроем огонь, то рискуем попасть по своим же кораблям. Если не изменим курс, «Копье Сангвиния», «Ярость Ваала» и «Гнев смерти» окажутся в зоне поражения.

— Я понимаю это, но нас атакуют. Можно предположить, что остальные уничтожены или сбились с курса, — Амит стряхнул руку Баракиила. — Задкиил, увеличить скорость и угол спуска…

— Лорд, если мы врежемся в гору…

— Мы приземлимся немедленно или погибнем! — рявкнул Амит, когда «Громовой ястреб» снова тряхнуло.

Баракиил прикусил язык. Он доверится воле Крови.

— Анхело, — провоксировал он стрелку. — После следующего удара открыть огонь. Только тяжелые болтеры, — если другие корабли находились в радиусе поражения, если на то будет воля Императора, разрывные снаряды не нанесут им слишком большой урон. — Стрелять до тех пор, пока не сядем.

На дисплее Баракиила мигнула пара иконок.

— Кровь защищает.

Цель.

Цель потеряна.

Цель.

Цель по…

Манакель выключил вокс-канал, останавливая неуправляемую корректировку орудийного сервитора.

— Разиил, покинуть строй. Снижайся как можно быстрее.

Заговорил Лаххель.

— Если мы выйдем из строя, «Ярость Ваала» окажется без прикрытия. Нам нужно держаться стандартной скорости спуска и направления.

Манакель скрипнул зубами, когда очередной удар вжал его в подвеску.

— Мы не можем защитить самих себя, не говоря уже о «Смерти». Разиил, посади нас, — механический хрип Манакеля казался еще более мучительным из-за непрерывных встрясок боевого корабля. — Сейчас же.

— Вас понял, включаю…

Ответ Разиила утонул в резком шквале разрывов по борту «Копья».

— Разиил!

— Мы под огнем!

«Грозовой орел» яростно затрясся от еще одной очереди. На этот раз снаряды изрешетили корпус, оставив в стенке линию дыр, каждая из которых была размером с кулак. Манакель едва успел прикрыть голову, когда транспортный отсек наполнился металлическими осколками.

— Маневр уклонения, аварийное снижение.

— Если мы врежемся в другой корабль, нам конец, — сказал Лаххель. Его замечание прозвучало за секунду до того, как корпус прошил очередной поток снарядов.

— Нам конец, если это продолжится, — прорычал Манакель, и его взгляд упал на изодранные трупы Нанаила и Бархиила. Двое Расчленителей обмякли в подвесках с зияющими в груди осколочными ранениями.

Корпус «Грозового орла» завизжал, когда боевой корабль ушел в штопор.

— Разиил? — Манакель тщетно попробовал вызвать по воксу пилота. Выругавшись, он открыл идентификационные иконки отделения. Руны Нанила и Бархиила погасли, Разиила также — пилот погиб.

— Почивайте в мире, братья, — Манакель кратко помолился и открыл комм-канал отделения.

— Поднимайся, Люцифус, и опусти рампу.

Расчленитель, который ближе всех сидел к люку, отстегнул подвеску.

— Наверное, последняя очередь повредила сервоприводы, — голос Люцифуса звучал напряженно, и лишь тогда Манакель заметил, что керамит вокруг его ребер блестит от крови. — Ее заклинило.

— Отойди, — прорычал Манакель и вжал кнопку активации на цепном мече Серафима. На доспехи посыпались снопы янтарных искр, когда он вонзил его в замок и разрубил адамантиевыми зубьями запорные механизмы. Застонав от усилия, он подтянул колено до груди и ударил, выбив дверь и позволив переборке исчезнуть в бушующем снаружи урагане.

— Мы не можем туда прыгнуть, — Лаххель стоял у плеча Манакеля, но ему пришлось кричать, чтобы его услышали сквозь яростный ветер и рев двигателей «Грозового орла».

Манакель обернулся к отделению, выведенные на наплечниках символы ордена придали ему решимости.

— Там, где обычный человек застынет на месте, охваченный отчаянием, космический десантник должен действовать. Мы — сыны Сангвиния, и мы сражаемся до конца!

— До смерти! — разом прокричали воины Седьмого отделения, грохот кулаков по наплечникам прозвучал словно вызов хаосу, воцарившемуся в «Грозовом орле».

Один за другим они выскочили из падающего корабля, исчезая в облачном море.

— Кровь защищает, — Манакель ударил по шлему и ринулся прямиком в пекло.

Едва Манакель выпрыгнул из корабля, как его подхватил ветер и протащил под фюзеляжем «Грозового орла». На ретинальном дисплее вспыхнули предупредительные символы, когда он врезался в корпус и пролетел сквозь струю выхлопных газов, идущих из двигателя. Огонь лизнул его доспехи, испепелив пергаменты с литаниями и опалив багровые пластины брони. Скривившись и ничего перед собой не видя, Манакель ударился о крыло. Его отбросило от корабля. Космический десантник включил прыжковый ранец. Ничего.

— Будь ты проклят, Марс, — выругался Манакель, когда высотометр на дисплее шлема начал отсчитывать расстояние до земли.

Он попытался снова активировать прыжковый ранец. Двойные сопла кашлянули, выплюнули пламя, будто соревнуясь с ветрами, но запнулись и погасли. Манакель продолжал падать. На дисплее вспыхнула руна окончания, когда когитаторы доспехов предсказали ему гибель. Несмотря на керамитовую броню и ударопоглощающую мембрану силовых доспехов, едва ли он переживет падение. В Манакеле вспыхнул гнев, и с его губ сорвался звериный рев. Воины так не умирают.

— Кровь, даруй мне отмщение, — с этими словами Манакель закрыл глаза.

Тучи рассеялись без предупреждения. Яркие лучи света от крыльев кораблей Расчленителей пронзили ночное небо, озарив темные очертания громадных деревьев и черных горных вершин.

— Цель. Слава Императору. Вижу цель, — прокричал Анхело в вокс, как только заметил врага.

Раздался рев орудий — «Месть» с новой силой открыла огонь, к грохоту тяжелых болтеров присоединился треск лазерных пушек, когда «Громовой ястреб» взял противника на прицел.

Гудевшие от статики вокс-каналы ожили, и пилоты боевых кораблей начали координировать атаку. На дисплей шлема Амита потекли отчеты о многочисленных воздушных целях. Он отодвинул сообщения в угол и вызвал вид из внешних пикт-камер «Мести». Дисплей моргнул, а затем на правом глазу открылось тактическое окно, позволив ему увидеть нападавших.

Вокруг боевых кораблей Расчленителей кружились четырехкрылые существа, размерами не уступавшие «Грозовому орлу». Их тела и шеи покрывала чешуя, словно комплект сегментной брони. Широкие лбы птичьих лиц сужались к крючковатым клювам, и у существ были длинные, похоже на плети хвосты, которые заканчивались шарообразными костяными наростами. Ближайший зверь использовал такую природную булаву, чтобы колотить по бронестеклу кабины пилота «Мести». Из «Ярости Ваала» вырвался луч раскаленной добела энергии, оставив в груди существа широкую рану. Существо закружилось в воздухе, пока его не изрешетило очередью тяжелых болтеров «Гнева смерти».

Амит моргнул-щелкнул по нескольким пикт-камерам, прокрутив множество каналов, чтобы найти самую панорамную картину боя. Зверей осталось не больше десятка. Многие из них были ранены, их панцири треснулись под ливнем болтерных снарядов, но они продолжали бросаться на корабль Расчленителей, молотя клювами по стабилизаторам и крыльям. Амит восхищался их упорством, но сопротивление было тщетным. Теперь, когда авгуры прицеливания снова работали, Расчленителям понадобилось менее двух минут, чтобы перебить зверей. Охряного цвета туши обрушивались с небес, словно листья, или взрывались кровавым градом, когда стрелки Расчленителей брали их на прицел. Оставшаяся пара существ, преследуемая ракетами с «Ярости Ваала», набрала высоту и исчезла в облаках.

— Посади нас, — прорычал Амит, когда на дисплее погасла последняя иконка угрозы. Его кровь кипела, пульс громом отдавался в ушах. Быть так близко к врагу, но не иметь возможности убить его своими руками, было для него жестоким испытанием. — Сейчас!

— Там некуда приземляться, магистр, — Задкиил пожалел о своих словах, едва они сорвались с его губ.

— Тогда пусть Анхело расчистит место, — голос Амита превратился в угрожающий рев, рокот далекого грома перед бурей.

— Да, магистр ордена, — Задкиил не хотел напрасно тратить боеприпасы, но это все же лучше, чем открыто бросать вызов Амиту, учитывая настроение лорда.

«Месть» обратила орудия на виднеющуюся внизу землю, и чуть погодя огонь открыли также «Зазубренный ангел» и «Ярость Ваала». Три «Громовых ястреба» создали просеку, боевые орудия выворачивали торчащие скалы, пока продолжительные очереди тяжелых болтеров превращали деревья в дымку из щепок и измельченной листвы. Когда машины приземлялись, двигатели кораблей довершили начатое, испепелив то немного, что осталось.

Штурмовая рампа «Мести» уже наполовину опустилась, когда посадочные когти коснулись земли. Амит покинул боевой корабль пару секунд спустя, соскочив с края рампы на покрывавшую землю влажную жижу. Почетная гвардия последовала за ним, водя штурмовыми болтерами из стороны в сторону. Жужжащее пощелкивание штурмовых пушек Друала и Тилонаса состязалась с ревом «Гнева смерти» и «Испивающего кровь», пока шестиствольные орудия переходили на огневую скорость вращения. С неба нескончаемым потоком хлестал ливень.

Баракиил вышел вперед и направился к опушке, под громадным весом доспехов его ноги по щиколотку увязали в болоте. По дисплею шлема потекли тактические данные, пока авточувства доспехов анализировали все, на что он смотрел.

— Угроз нет. Зона безопасна.

— Что с остальными? — спросил Амит.

— Все корабли приземлились, за исключением «Копья Сангвиния», — Баракиил не сводил взгляда с леса, в последний раз просканировав местность, прежде чем вернуться в строй почетной гвардии возле «Громового ястреба».

— Уничтожен?

— С «Гнева смерти» заметили его падение.

— Выжившие?

— Неизвестно, лорд.

Амит зарычал и указал на окружающий их лес, задаваясь вопросом, какие опасности их там поджидают.

— Пусть Биеил со своим отделением выжжет деревья в радиусе десяти метров.

В бою Расчленитель был равен орку, но магистр ордена был без понятия относительно численности и расположения вражеских сил. Если зеленокожие нападут в достаточном количестве, Расчленителям грозило уничтожение. Важно расчистить территорию и создать огневой мешок, который позволит им проредить ряды орков, прежде чем встретить их кулаком и клинком.

— Я хочу установить оборонительный периметр за десять минут.

На дисплее Амита мигнула руна подтверждения, и Баракиил отправился выполнять приказ.

— Асмодель.

— Да, лорд, — голос сержанта по воксу прозвучал искаженными обрывками.

Амит остановился, всматриваясь в кромешный мрак ночного леса. Лабиринт деревьев и длинной травы уставился в ответ, их внушительные очертания озарялись вспышками молний, которые то и дело прочерчивали небо.

— Найди мне орков.

Многие погибли в тот первый день. Но намного меньше пало позже и еще меньше тех, кто умер впоследствии.

Мы спустились с небес, ангелы огня и смерти, ведомые жаждой мести. Но четвертая планета оказалась миром смерти, покрытым диким лесом, который кишел безжалостными животными и опасными растениями. Это была не прощающая ошибок земля, которая стремилась наказать всякого, кто осмелился ступить на нее. Мы назвали ее Кретацией, что на древнем песочном письме Ваала означало «Рождение гнева».

Как и мы, Кретация была непревзойденным убийцей. В самом ее воздухе витала жестокость. Ветры походили на удары грозного зверя, который стремился сбросить нас с небес; кислотные слезы туч, черных, словно призраки, разъедали багрянец нашей брони. Смерть поджидала на каждом шагу, оценивая нашу силу и испытывая решимость. Мы походили на ангелов из древней терранской легенды, которые угодили в ад.

Но, невзирая на все испытания, гнев Кретации еще не угас.

 

Глава вторая. Выживание

Асмодель поднял кулак и замер.

По лбу Кассиила градом катился пот, непрерывно скапывая с подбородка — скорость движения была крайне изнурительной. Скаут присел, стараясь отдышаться. Лесной воздух был влажным, наполненным незнакомыми запахами.

— В чем дело, брат? Мы идем слишком быстро? — в вокс-бусине Кассиила тихо затрещал голос Мелехка.

— Щенку следовало остаться в тренировочных клетях, — в отличие от Мелехка, в тоне Изаила не чувствовалось ни капли тепла.

Кассиил промолчал. Его кровь и так бурлила, и он не хотел потерять самообладание из-за язвительных слов Изаила. Он дождется окончания задания и только затем ответит на брошенный этим отбросом вызов. Скаут стиснул зубы и отвернулся. Хотя его от братьев отделяли не больше десяти шагов, Кассиил едва мог их разглядеть. Они двигались тактически рассредоточенным строем, основы которого были изложены в новом Кодексе Астартес, между ними находились тонкие высокие деревья, увитые ползучими лианами, и кустарники. Благодаря такому построению враг не мог наткнуться на все отделение сразу, и скауты могли быстро контратаковать. Каждый из скаутов являлся одновременно и потенциальной приманкой и подкреплением. Но Кассиил, даже не видя, знал, где находятся остальные. Обучение и инстинкты помогали здесь куда больше, чем глаза. Мелехк шел правее него, Изаил далеко слева и сзади, в то время как Хамиед находился справа, а Асмодель прямо впереди.

— Прекратить болтовню, — сказал по комму Асмодель. — Всем избавиться от запаха.

Кассиил опустился на колени и погрузил пальцы в землю. Зачерпнув пригоршню земли вперемешку с палой листвой, он втер ее в лицо и волосы. Следующую горсть он размазал по доспехам и оружию. Хотя ни один скаут не надругался бы над символами и не осквернил бы благословенную Кровью кожу землей этого дикарского мира, все понимали важность подобного действия. Чтобы содержать снаряжение в рабочем состоянии, сервы ордена регулярно смазывали его освященным елеем и очищающими маслами, но они имели характерный запах. Скаут должен полностью слиться с местностью. Кассиилу следовало стать неприметным, как насекомое, которое копошится в земле или лезет на дерево. В ином случае смерть не заставит себя ждать.

— Кровь… — по воксу раздалась брань Изаила, и секунду спустя болт-пистолет скаута гневно взревел.

Кассиил вскочил на ноги и направился к позиции брата прежде, чем успел прогреметь второй выстрел. Услышав крик Изаила, скаут прибавил скорости, невзирая на хлещущие по лицу длинные ветки. Кассиил добрался до скаута на секунду раньше Асмоделя.

Над сержантом, едва ли не вдвое превосходя его ростом, возвышалось громадное трехголовое растение. Его пасти цвета побуревшей ржавчины, похожей на отвалившиеся куски коры под ногами, сомкнулись на теле Изаила. Зазубренные ряды зубов-кинжалов пронзили его плоть и органы, позволив растению высасывать кровь из скаута.

— Императора ради, умолкни, — прорычал Асмодель и оборвал страдания Изаила выстрелом из болт-пистолета. Разрывной снаряд разнес голову скаута на куски.

Если бы не быстрое милосердие Асмоделя, Изаила ждало бы медленное, болезненное обескровливание. Кассиил выкрикнул и открыл огонь, разорвав стебель растения и заставив головы бессильно упасть на землю.

— Назад! — предупредил Мелехк.

Кассиил отпрыгнул.

Через секунду Мелехк, заглушая шум леса, принялся палить из тяжелого болтера по дюжине растений, которые появились вокруг поверженного собрата. На руках скаута вздулись могучие мышцы, принимая на себя отдачу оружия. Мелехк сосредоточил огонь на ближайшем растении и прицельной очередью разнес ему головы.

— Оттеснить их на десять шагов, — послышался приказ Асмоделя сквозь ритмичный грохот оружия Мелехка.

Кассиил зарычал и, достав нож, разрубил покрытую колючками лиану, которая метнулась к его горлу. Скаут поравнялся с Хамиедом и ухмыльнулся, когда болт-пистолет вздрогнул в руке и массореактивный снаряд превратил в кашу стебель еще одного растения. Переключившись на автоматический огонь, он повел оружием из стороны в сторону, чтобы прикрыть Хамиеда, когда ветеран-скаут стал активировать осколочную гранату.

— Ложись! — взревел Хамиед и метнул гранату в гущу растений.

Не переставая вести огонь, Кассиил упал на колено. Взрыв испепелил несколько растений и изрешетил остальных градом осколков и проволочными фрагментами. Кассиил поморщился, когда его окутала дымка спор, принявшихся жалить неприкрытое лицо. Из глаз брызнули слезы. Даже погибая, проклятые растения пытались прикончить его.

Асмодель поднял кулак.

— Прекратить огонь! Берегите боеприпасы.

Из-за бешено колотящегося сердца Кассиил едва расслышал голос сержанта. Остальные растения находились слишком далеко, чтобы представлять опасность, но это не имело значения. Его это совершенно не заботило. Он не собирался проявлять к ним ни пощады, ни снисхождения. Вложив нож обратно в ножны, Кассиил подобрал болт-пистолет Изаила. Он поднялся на ноги и тут же открыл автоматический огонь по зарослям враждебной растительности.

— Довольно! — взревел Асмодель и, схватив Кассиила за руку, отвел ствол оружия в землю. — Ты не можешь отомстить всему миру с парой болт-пистолетов.

Кассиил зарычал от злости, продолжая целиться другим оружием в сторону леса.

— Но Изаил, наш брат… мы должны…

— Мы ничего не должны! — Асмодель сплюнул, забрызгав лицо Кассиила слюной. — Ты зовешь Изаила братом, потому что делишь с ним Кровь. Но ты ничего не знаешь об узах братства, о боли, которая сковывает нас крепче керамита, — Асмодель ударил по нагруднику, а затем оттолкнул Кассиила резким ударом в грудь. — Когда ты прольешь кровь за орден, только чтобы увидеть, как те, ради которых ты страдал, в конечном итоге скатываются в безумие, тогда и будешь говорить мне о мести.

Кассиил опустил оружие, все еще дрожа от гнева.

— Я…

— Умолкни, — приказал Асмодель, не сводя глаз с Кассиила. — Мне не нужны ни твои извинения, ни оправдания. Мелехк, забери тело Изаила. Хамиед, прикрой с тыла. Убедись, что мы не привлечем к себе лишнего внимания, — Асмодель отвернулся от Кассиила и обратился ко всему отделению. — Выдвигаемся.

Боль привела Манакеля обратно в чувство. Такого страдания он прежде не испытывал, его тело как будто сохранило каждую рану, которую он когда-либо получал, и в один миг открыло их все. Он с трудом моргнул, чтобы прочистить глаза, и сосредоточился на потоке тактических данных и биометрических показаний, подрагивавших на ретинальном дисплее. Разозлившись, он попытался моргнуть-щелкнуть и убрать их, но бессмысленные символы никуда не делись. Когитаторы шлема получили повреждения. Он активировал вокс и поморщился, когда в ухе зашипела статика.

— Бесполезный кусок железа, — взревел Манакель, и, выплюнув неразборчивые проклятья, сорвал шлем с фиксаторов, и отбросил его.

Зарычав, воин поднялся на колени. Только тогда Манакель заметил, что все еще сжимает цепной меч Серафима. Он крепче схватился за рукоять, стараясь унять боль, которая охватила его.

— Похоже, я сдержу обещание, брат-сержант, — процедил Манакель сквозь наполненный слюной рот — побочный результат действия болеутоляющего, бионутриентов и адреналина, которыми его накачали доспехи. Он сплюнул слюну цвета желчи и чуть ослабил хватку на мече, когда коктейль лекарств начал действовать.

Другая его рука безвольно висела, его предплечье было сломано под тошнотворным углом. Воткнув меч Серафима в землю, он отсоединил наруч и перчатку, а затем взялся за поврежденную руку.

— Кровь, даруй мне силы.

Лицо Манакеля исказилось от боли, когда он резко вправил кость. На секунду боль в остальном теле померкла. Скривившись, он сжал пальцы. Если будет на то милость Сангвиния, рука вскоре начнет исцеляться.

Манакель со стоном поднялся на ноги. Сервоприводы эхом отозвались на его усилия, завизжав, когда он попытался встать. Без дисплея шлема воин не знал, насколько повреждены доспехи. Но как бы плохо все не обстояло, он должен справиться. Нажав кнопку отсоединения, Манакель позволил остаткам прыжкового ранца упасть на землю. Двойные цилиндрические сопла раскололись при падении, и он сомневался, что даже мастера-ремесленники ордена сумеют их починить. Достав упаковку керамитовой пасты из отделения на бедре, Манакель нанес вязкую жидкость поверх трещины в пластине на животе. Засохшее на воздухе вещество сохранит герметичность доспехов, пока космический десантник не сможет провести более серьезный ремонт.

Удовлетворившись тем, что его доспехи в приемлемом состоянии, Манакель принялся обследовать тело, сосредоточив внимание на многочисленных ощущениях, которые старались привлечь к себе внимание. Одно за другим он проанализировал их, попеременно напрягая мышцы там, где что-то казалось ему необычным, сверяясь с хранящимися у него в памяти принципами оказания первой помощи. Политравма третьей степени, несколько очагов боли и множественные повреждения… но его конечности остались целыми и находились в пределах боевой эффективности, следовательно, сейчас апотекарий ему не требовался.

Манакель испустил долгий вздох облегчения и посмотрел на луч света, пробивавшийся сквозь дыру в пологе листвы, которую он оставил при падении. Если выжил он, то, возможно, смогло и остальное отделение.

Выдернув меч Серафима из земли, Манакель стиснул рукоять двумя руками и приложил лезвие к груди. Он вырос на Аракелле, мире воинственных племен. Среди его народа ходила пословица: «Как мужчина находит путь к женщине, так оружие находит путь к войне». Эти древние слова были исполнены поэтичности. Использование клинка в качестве волшебной лозы казалось безумием, но иного выбора у него попросту не оставалось.

— Направь мой гнев… — Манакель уставился на оружие и провел им вокруг себя. Он прокусил губу и сплюнул на лезвие кровь. — Веди меня к мести.

Тамир следил за багровым великаном с дерева итамоп, скрытый пологом кинжально-острой листвы. Это был уже седьмой зверь, на которого он натолкнулся за последнюю пару часов. В отличие от остальных, этот был еще жив.

Он видел, как те падают с неба, словно капли крови, которые, несмотря на ветер, извергали пламя. Но звери быстро поняли, что жестоко ошиблись. Разъяренные ветра бросили их на землю и разметали по лесу, словно слабых детей племени, которых старейшины сбрасывали с утесов Илсе. Хотя не ветра были повинны в смерти остальных, по крайней мере не всех. Тамир нашел нескольких великанов разорванными на куски, их внутренности были разбросаны по земле, от конечностей остались мясистые ошметки. Каксароз наткнулся на них первым. На их багровых шкурах остались его следы. Тамир безошибочно узнал резцы хищника.

Багровые великаны отличались, хотя и выглядели не менее впечатляюще, от зеленокожих тварей, которые погубили его деревню. Тамир с благоговением наблюдал, как стоящий перед ним великан осмотрел красную шкуру, а затем снял свое лицо и отбросил его. Охотник подался ближе и поморщился, когда тот сел. Разозлившись на свою непонятливость, Тамир тихо проворчал и коснулся черепа гериоха, который защищал его голову. Великан носил шлем. Он хотел было подползти ближе, но шок приковал его к месту. Хотя у великана был широкий лоб и бледная кожа, под шлемом скрывался человек, такой же, как он сам.

Тамир скорее почувствовал, нежели услышал, как тревожно зашепталась сотня воинов, которая собралась рядом с ним в зарослях, пытаясь понять, на что же они смотрят. Тамир махнул рукой в сторону земли, приказав воинам замолчать и не шевелиться. После гибели деревни он собрал под свое знамя много племен, и еще больше с тех пор, как с неба упали багровые великаны. Слухи о появлении великанов разлетались, будто дождевая вода, из ртов всех, кто мог говорить, грозя утопить племена в страхе. Вождь Сабир говорил о духах воздуха, сотворенных из крови покойников, которые вернулись за живыми. Вождь Ра’д верил, что великанов породили горы. По его словам, они были созданиями огня и пепла, посланными, чтобы испытать людей на храбрость. Он с Сабиром находился по другую сторону зарослей, наблюдая за великаном вместе со своими охотничьими группами. Почтенный вождь Аббас заявил, что его дед прежде уже видел таких великанов, они происходили из племени великих чудищ, которые обитали за облаками, там, куда не долетали даже ранодоны. Аббас вместе с сотней воинов разбил лагерь в паре минут бега отсюда, готовый в случае необходимости присоединить свои копья.

Тамир раздраженно прищелкнул языком. Он понятия не имел, кем или чем были великаны, но не сомневался, что Сабир и Ра’д ошибаются. Духи воздуха не истекают кровью, а дитя гор не ввязывалось бы в драку с каксарозом, который дремал на склонах. Возможно, Аббас был прав, возможно, великаны на самом деле были чудищами, с которыми ему раньше не приходилось сражаться. Тамир подался вперед, желая увидеть, что великан сделает дальше.

Но великан вдруг взревел, Тамир на мгновение замер и потянулся к клинку. Заметив сломанную руку, вождь успокоил себя. Ему больно. Он подполз ближе, пристально следя, как великан схватился за раненую конечность и с хрустом вправил ее на место. Великан на секунду застыл, словно впав в транс. Тамир обратил внимание на массивный меч, торчащий из земли. Ужасное оружие было шире и длиннее его самого. Оно напомнило ему Клинок Бога, который хранился в пещере древностей. Он был высечен из зуба кергазавра, и поговаривали, что его изготовили сами творцы. Ни один воин не мог поднять его.

Глаза Тамира расширились, когда он увидел, как великан без труда вырвал меч. Он ухмыльнулся. В отличие от зеленокожих, этот зверь станет достойным противником.

Амит стоял на крыше «Мести» и всматривался в сумрак. Его командное отделение сидело внутри боевого корабля вокруг пульта данных, изучая тактический гололит. Но он хотел своими глазами проследить за ходом работ. Тщательно выверенные лучи света и пространственные сопоставления никогда не смогут изобразить мир по-настоящему. Ни один когитатор не смог бы вычислить преимущества местности. Амит потянулся и снял шлем. Его глаза были единственным фильтром, которому он полностью доверял.

Снаружи еще царила кромешная тьма, ночи на планете казались бесконечными, но ему потребовался лишь миг, чтобы привыкнуть к темноте. Ливень стих до легкой измороси, в воздух поднималась дымка. Амит чувствовал, как на веки оседает влага и собирается в морщинах на лбу. Воздух полнился густым едким запахом прометия и недавно детонировавших мелта-зарядов.

Он оглядел возведенный лагерь. Рота без устали трудилась, чтобы обезопасить зону высадки. «Громовые ястребы» и «Грозовые орлы» расположились, словно спицы гигантского колеса, носами в сторону леса, благодаря чему могли быть использованы в обороне. Боевые корабли обрыли окопами, которые протянулись в пятидесяти метрах перед ними. В угловых точках окопов разместили снятые с «Грозовых орлов» тяжелые болтеры, которые использовались теперь в качестве орудийных турелей. Еще дальше полыхали огненные ямы, созданные при помощи мелта-зарядов. За ними клубилась дымовая завеса, там сержант Агадон и его люди выжигали деревья, чтобы создать огневые мешки.

Глубокие ямы, за которыми расположились воины и тяжелая огневая поддержка, составляли основу лагеря. По сравнению со стандартом, эти укрепления можно было счесть грубыми и примитивными. Амит понимал это, как и то, что его воины не были мастерами осады, вроде сынов Дорна, а их наспех возведенные заслоны в подметки не годились хитро построенным укреплениям, которыми Имперские Кулаки приводили врагов в замешательство и направляли в смертельные зоны обстрела. При мысли о Кулаках, прячущихся за стенами, Амит ухмыльнулся. Не случайно они носили цвета трусости, в то время как доспехи Расчленителей были выкрашены в цвет пролитой крови.

Амит с гордостью наблюдал за работой своих воинов. Сыны Сангвиния были убийцами, а не сторожами. Они встречали силу с еще большей силой, а вражеский гнев — собственной яростью. Линия обороны представляла собой лишь место, откуда они начнут наступление.

— Лорд, — прохрипел в вокс-бусину Амита металлический голос Григори. — Мы можем поговорить?

Григори сражался вместе с Амитом на протяжении многих десятилетий, они были друзьями со времен старого легиона. Формальный характер его просьбы говорил об очень многом. Амит вздохнул, готовясь к неизбежному. Он взглядом отыскал дредноута, который поднимал генератор на юго-западном укреплении. — Говори.

— Зачем мы строим укрепления? — в предыдущей жизни голос Григори был едва ли не мелодичным. Литании боя слетали с его уст, словно баллады древней Терры. Но сейчас он больше походил на скрежет ржавых шестерней — гулкий механический звук, отфильтрованный через резкий усилитель для создания синтетического подобия речи. — Орки побеждены. Они не ищут нас. Мы должны выследить и перебить их.

— И что ты предлагаешь? Бродить по лесу, пока не натолкнемся на зеленокожих?

— Мы попусту теряем здесь время.

— Может. А может, и нет. Но мы не знаем, что еще водится на этой планете, а я не хочу, чтобы меня опять застали врасплох, — Амит на мгновение остановился. — В этом месте что-то есть, Григори. Оно похоже на ту сотню миров, на землю которых мы ступали. Но одновременно отличается от них не меньше, чем мы от тех крылатых тварей, которые напали на нас. Я останусь здесь до тех пор, пока не узнаю причину.

— Как скажете. От скаутов были известия?

— Сержанты Анхело и Рафаил докладывают об отрицательном контакте.

— Что с Асмоделем?

— Его отделение вышло из зоны действия вокса около двух часов назад.

— Похоже, возраст одолевает даже самых стремительных из нас. Он становится медленным.

Амит ухмыльнулся, хотя смысл сказанной другом шутки не укрылся от него.

— Асмодель вернется в зону действия комма через восемь часов. Лучше успеть к этому времени закончить укрепления.

— Как пожелает Кровь.

Амит повторил следом за Григори и снова уставился на лес. В ответ на него посмотрели тянущиеся в бесконечность ряды огромных деревьев. Их очертания походили на клинки, выкованные из самой ночи и воткнутые в землю в знак предупреждения. Он почувствовал, как участился пульс, от сердцебиения задрожали мышцы, и всего на мгновение Амиту показалось, будто вдали кто-то зарычал.

Кассиил следовал за Асмоделем, пробираясь по лесу так быстро, как только позволяла разумная осторожность. Пологая земля постепенно превратилась в нескончаемую череду ущелий и оврагов. Судя по редким разговорам с остальными скаутами, Кассиил понял, что этот мир не прощает ошибок, как и любая из сотен планет, на которых пришлось побывать Асмоделю. Дождь хлестал непрерывным потоком, превращая землю в кашу из грязи и листвы. И все же жгучую боль в бедрах и мышцах ног игнорировать было куда проще, чем нарастающее внутри раздражение. Он устал от охоты. Он хотел сражаться, убивать. Скаут чувствовал, как клокочет в венах кровь, ревя, будто гром в небесах над ними.

Кассиил открыл безопасный комм-канал с Мелехком.

— Мы можем вечно бродить по этой забытой Императором земле и не найти орков.

— Не волнуйся. Если дело только в этом, Асмодель все равно найдет, на кого поохотиться. Он всегда находит.

Кассиил мимоходом заметил огромные, похожие на утесы плечи скаута, который прошел слева от него. Даже с тяжелым болтером и переброшенным через плечо телом Изаила Мелехк не отставал от остального отделения. Если дополнительный груз и доставлял ему неудобство, он не подавал виду. Кассиил ухмыльнулся, вспомнив взбучки, которые устраивал ему Мелехк в тренировочных клетях, и обрадовался, что ему придется столкнуться лишь с орками.

— Думаю…

— Впереди поляна. Семь метров, — прошептал по комму Хамиед, оборвав ответ Кассиила.

— Кассиил, — Асмодель приказал скауту пойти на разведку.

Субвокализировав подтверждение, Кассиил осторожно двинулся вперед. Он присел, ползком преодолев последний метр. Взобравшись на скальное возвышение, скаут раздвинул папоротники и оглядел поляну.

Повсюду валялись мертвые орки. Огромные груды выпотрошенных, словно скот, трупов, их внутренности были вырваны и разбросаны по сломанным деревьям и развороченной земле. Кровавые капли и мотки кишок висели на длинной траве и нижних ветвях окружающих деревьев, словно отвратительная роса.

— Отчет, — затрещал в комм-бусине Кассиила голос Асмоделя.

— Орки, брат-сержант. Десятки, — шепнул Кассиил, зная, что микробусина в горле распознает едва заметные колебания его голосовых связок. — Их выпотрошили. Следов выживших нет.

— Ловушка? — холодный голос Хамиеда звучал еще более бесстрастно по комм-каналу.

— Возможно. Известно, что отдельные группы орков иногда дерутся между собой. Они могут ждать, что мы пойдем осматривать тела, — предположил Мелехк.

— Не думал, что орки достаточно хитры для уловок.

Хамиед весело зарычал в ответ на замечание Кассиила.

— Считай, что добыча умнее тебя. Дольше проживешь.

— Хватит, — в голосе Асмоделя чувствовалось раздражение. — Кассиил, взгляни поближе.

Кассиил продвинулся на пару метров, пробираясь между покрытым шипами кустарником и осматривая деревья. По орочьим трупам бегали ящерицы размером с кулак, отрывая от них кусочки мяса. Переливающиеся птицы в относительной безопасности сидели прямо над головой, защищенные естественной расцветкой своего оперения. Если орки поджидали их, то проявляли не свойственное им терпение.

— Видимых угроз нет.

— Мелехк, прикрой нас из леса. Хамиед, обойди с северо-востока. Кассиил, со мной.

В ответ на приказы Асмоделя по комму пропищала серия подтверждений.

Кассиил спустился по пологому наклону и опустился на корточки, изучая через мушку болт-пистолета учиненную на поляне бойню.

На открытое пространство справа от него шагнул Асмодель, его оружие пока оставалось в кобуре.

— Чисто. Выходите.

По приказу сержанта Хамиед и Мелехк вышли на поляну, последний продолжал нести тело Изаила.

— Нет следов плазменных ожогов или осколочных ранений, — Хамиед ткнул носком ботинка труп орка, подняв рой мух.

Кассиил остановился, чтобы подобрать горсть грубого вида гильз.

— Теплые. Стреляли меньше часа назад.

— Они оборонялись. Что бы ни убило орков, оно не пользовалось оружием, — мрачно заметил Мелехк.

— Мелехк, подсчитай количество трупов, — отрезал Асмодель и внимательно осмотрел пару глубоких следов. — Хамиед, что скажешь об этом?

— Похоже на какого-то зверя. Но не орка, они слишком глубокие, — Хамиед вложил руку в углубление. — И слишком маленькие для их боевых тварей.

— Сюда, — Кассиил присел на противоположном краю поляны.

— Что там? — спросил Асмодель.

— Орочьи следы.

— Ты уверен? — Асмодель вскочил на ноги, в его голосе почувствовался задор.

— Да, но не очень много. От силы с полдесятка.

— Следы ведут в ту сторону, — Хамиед протолкнулся мимо Кассиила, чтобы взглянуть поближе. — Похоже, они сбежали от того, что напало на них.

— Отметьте местоположение, мы пойдем по следу существа позже, — губы Асмоделя скривились в кровожадной улыбке. — Пришло время нашим клинкам отведать орчатины.

Манакель повертел наплечник в руках. По керамитовой пластине пролегли глубокие борозды, в нескольких местах зияли рваные дыры. Что бы ни убило Лаххеля, оно было огромным.

— Почивай рядом с Ним, брат, — Манакель опустился на колени, положив наплечник возле останков Лаххеля. От штурмового десантника осталась лишь отсеченная голова и рука, все еще сжимавшая болт-пистолет. — Клянусь Кровью, я отомщу за тебя.

Едва слова сорвались с уст Манакеля, как он уже сомневался в них. За последнюю пару часов он уже дважды произнес эти слова. Раз, дабы почтить память Люцифуса, обезглавленный труп которого он нашел привалившимся к сломанной ветви, его нагрудник был разворочен, а все внутренности съедены. Второй раз, когда нашел разбросанные детали доспехов и пятна крови. Лишь попробовав образец ткани и позволив преомнорной железе проанализировать их биохимическую структуру, он понял, что тело принадлежало Орадиилу.

Манакель зарычал, подумав о мертвых братьях. Он не допустит, чтобы его обещания оказались пустыми. Воин поднялся на ноги и окинул взглядом лес в поисках чего-то, на чем он смог бы выместить злость. Армия деревьев, похожих на часовых, тихо шелестела на ветру. Они ничем не отличались от сотни тех, которые Манакель миновал за последний час, огромные копья, за чьими игольчатыми ветвями скрывалось небо. Деревья стояли неподвижно, пока мир вокруг них сходил с ума. Манакель ненавидящим взглядом уставился на ближайшее из них.

— Я превращу тебя в пепел, — дерево не шелохнулось, даже не вздрогнуло. Его кора оставалась все такой же гладкой, будто издеваясь над Расчленителем.

Манакель взревел, нажал активационную кнопку на цепном мече и бросился к дереву. Схватив оружие двумя руками, он погрузил лезвие в ствол. Адамантиевые зубья оружия зарычали, пережевывая дерево, по доспехам Манакеля забарабанили щепки. Заорав от ненависти, он вырвал клинок и ударил обратным ударом. Он продолжал бить снова и снова, оставляя в дереве глубокие шрамы.

— Падай! — прорычал Манакель сквозь стиснутые зубы. Отбросив меч, он принялся колотить по стволу кулаками. После каждого сокрушительного удара в коре оставались вмятины, но дерево и не думало падать. Но Манакель продолжал бить его, не слыша хруста костяшек. Он изо всей силы ударил снова, на этот раз головой. По стволу побежала трещина, и, пошатнувшись, Манакель упал на колени и пришел в чувство.

— Император, даруй мне успокоение, — с трудом дыша, прошептал Манакель.

Но Император не слышал его.

Мимо лица Манакеля просвистело деревянное копье, которое, оборвав его воспоминания, погрузилось в землю возле останков Лаххеля.

Он зарычал и, поднявшись на ноги, обернулся в сторону нападавшего. В двадцати шагах от него стоял человек. Оторопь частично затмила гнев Манакеля, пока он разглядывал его. Ему было не больше тридцати терранских лет, на нем была лишь зелено-коричневая цвета повязка из шероховатой шкуры какого-то зверя. На шее висели нанизанные на связанные лианы птичьи черепа и небольшие кости. Тело увивали тугие мышцы, кожу покрывали грубые татуировки и шрамы. Хотя и впечатляющий, воин не превосходил размерами обычного человека, в нем не было следов генетического усиления или других улучшений. Он не смог бы разорвать Лаххеля и остальных.

— Убирайся, и будешь жить, — рявкнул Манакель, не желая попусту терять время.

Воин что-то гневно прокричал на языке, который Манакелю не приходилось ранее слышать, и, словно примат, выпятил челюсть и сплюнул на землю, подчеркивая слова.

— Не ввязывайся в бой, в котором не победишь, дикарь, — мышцы Манакеля напряглись в ожидании.

Воин закричал и метнул в него еще одно копье.

Манакель зарычал, проследив за полетом оружия. На этот раз воин не собирался промахиваться. Он позволил копью удариться о наруч. Оно отлетело на землю, кремневый наконечник раскололся о броню. Манакель почувствовал, как в нем закипает кровь, будто магма в вулкане. Он оторвет этому жалкому человечишке руки. Космический десантник сделал шаг вперед, но остановился, успокаиваясь. Человек не имел никакого значения. Ему нужно отыскать отделение, отомстить за братьев.

— Покажи. Покажи, кто виновен в этом, и останешься цел, — голос Манакеля походил на рокот домны, когда он указал на труп Лаххеля.

Воин принялся вопить и кричать, затем достал пару клинков и бросился в атаку.

— Значит, смерть, — Манакель стоял на месте, не шевелясь на протяжении трех вдохов, которые понадобились человеку, чтобы пробежать десять шагов. Потом одним плавным движением он выхватил нож и метнул его. Тот попал человеку прямо в грудь, заставив его перевернуться в воздухе, и вырвался из спины. Дикарь умер еще до того, как коснулся земли.

В воздухе запахло свежей кровью, приветствуя Манакеля знакомым ароматом старого друга. Он принюхался и вздрогнул, стараясь взять себя в руки. Он не позволит крови слабака заставить его сердце биться чаще. Манакель собирался уже повернуться обратно к Лаххелю, когда вокруг него раздалась оглушительная какофония воинственных кличей.

Орда варваров, одетых в такие же обноски, как и тот, с которым он только что расправился, ринулась на Манакеля со всех сторон. Прикрывая лицо от града копий, полетевших в его сторону, он насчитал почти сотню.

«Лаххель. Они пришли за Лаххелем», — догадка полыхнула в мозгу Манакеля, подавив все сознательные мысли и разрушив остатки его самообладания.

— Вам его не взять! — проревел Манакель, надвигаясь на дикарей. Он все же отомстит. — Я убью вас всех. Я выслежу ваших матерей и перебью ваших сыновей. Я оборву ваш языческий род и утоплю ваш жалкий мир в крови.

Выплевывая литании ненависти, Расчленитель сорвался на бег и бросился на самую большую группу нападавших. Он врезался в их ряды и в одно мгновение разбросал людей во все стороны. Манакель плечами откидывал людей, других сшибал с ног мощными обратными ударами и давил упавших ботинками. Каждый карающий удар ломал кости и обрывал жизни. Манакель не слышал их воплей, он не слышал ничего, кроме рева собственного сердца. Он кричал, наслаждаясь вкусом дикарской крови, забрызгивавшей его лицо и затекавшей в рот.

«Жить — значит убивать. Жить, чтобы убивать — значит принадлежать роду Крови».

До этого момента смысл высокопарных слов капеллана Зофала ускользал от Манакеля. Он ухмыльнулся от безумного наслаждения, не замечая дубин, которые колотили по его броне, словно ливень, и секущих ударов, оставлявших царапины на его щеках и лбу. Манакель продолжал убивать. Растопыренными пальцами они пробивал тела дикарей с той же необузданной яростью, с которой цепной меч вгрызался в плоть. С неослабевающей энергией он потрошил и давил, убивал и снова убивал. Мертвые громоздились вокруг него, пока он не оказался по колено в крови и расчлененных телах. Но он не останавливался, не замедлялся. Поднимая тела павших, Манакель бросал их в тех, кто пытался убежать. Никто не уйдет от его гнева.

Тамир недоверчиво смотрел, как великан истребляет охотничью группу. Он никогда раньше не видел, чтобы что-то настолько большое двигалось так стремительно. Великан был плавным, как вода, и наносил удары с силой, достаточной, чтобы расколоть камень. Но его шкура была тверже любой скалы. Как он сможет убить то, что нельзя проткнуть копьем или ранить клинком?

Тамир зарычал, разозлившись на собственную слабость. Он нашел этих багровых великанов уже мертвыми, израненными и разорванными на куски животными, на которых он охотился с детства. Этот великан также умрет, даже если ему придется задушить его голыми руками.

Ра’д поступил глупо, вызвав великана на поединок. Этот выскочка хотел заполучить себе всю славу от убийства. Его непомерная гордость и детские мечтания стоили жизни всем воинам под его тотемом. Тамир посмотрел на пропитанную кровью траву, чувствуя, что влага просачивается в землю. За подобное требовалось отомстить.

Проведя клинком по груди, Тамир попросил у гор даровать ему сил и приготовился повести свою охотничью группу на великана. Он шагнул вперед, как почувствовал чье-то прикосновение. Он зарычал от такой непочтительности, но, обернувшись, заметил на себе взгляд Аббаса. Глаза старика были белыми, как луна, в них смешались страх и почтительность. Тамир одернул руку и оглядел старика, его злость ушла так же быстро, как вспыхнула. Если бы это был кто-нибудь другой, он бы счел, что из-за старости тот совсем лишился храбрости и убил бы за трусость. Но Аббас давно доказал силу своего сердца больше любого другого, с кем рядом приходилось сражаться Тамиру. В отваге старика не приходилось сомневаться.

Почитаемый вождь сжал божественный талисман на шее и попросил Тамира обуздать гнев.

— Когда прошлое оставляет нашу память и возвращается, чтобы приветствовать нас, мы должны оберегать настоящее. Пусть прошлое говорит через сны, дабы вместе они создали будущее.

Тамир слушал в пол уха, не сводя глаз с талисмана старика. Он обернулся к великану и понял, что с его груди взирает такая же двуглавая птица.

Орки превосходили их четыре к одному. Но они были изранены и дезорганизованы. Кассиил чувствовал, как из свежих ран течет нечистая кровь. Он слушал гортанные споры, которые походили скорее на стрельбу из оружия, нежели на язык. Кассиил мрачно ухмыльнулся. Он и его братья перебьют половину орков прежде, чем зеленокожие вообще поймут, что начался бой. Мысль принесла с собой теплый прилив адреналина. Кассиил наслаждался ощущениями, чувствуя, как мышцы напрягаются в ожидании, во рту скапливается слюна при одной только мыли о предстоящей резне. Он повел плечами, крепче взялся за клинок и, сцепив пальцы вместе и напрягая их по очереди, порадовался ощущению металлической рукояти. Его сердцебиение участилось, стоило сместить вес на пятки, тело призывало двигаться вперед, атаковать. Рот скривился в радостной ухмылке. Вот что значит быть дитем Крови. Чувствовать себя по-настоящему живым, готовым отнимать жизни других.

— Приготовиться к бою.

Кассиил субвокализировал подтверждение Асмоделю. Он так крепко стиснул зубы, что не мог говорить, рот был переполнен слюной. Момент кровопролития казался таким близким, что он почти чувствовал, как из орков вытекает жизненная влага.

— Убейте их.

Взревев, словно зверь, Кассиил пришел в движение раньше, чем Асмодель успел закончить фразу. Он выскочил из-за дерева и перерезал ножом горло ближайшему зеленокожему. Орк задергался в судорогах. Из раны хлынула кровь, омыв руку Кассиила теплой артериальной жидкостью.

— Отбросы, — выругался он. Другие орки отреагировали быстрее, чем он ожидал, мгновенно открыв огонь, из их грубого оружия нескончаемым потоком полились пули. Кассиил подтянул к себе умирающего орка, используя его в качестве живого щита. Тело орка содрогалось под градом попаданий, пока пули вырывали из него куски мышц и осколки костей. Кассиил прижал болт-пистолет к спине зеленокожего и одним выстрелом проделал в нем дыру. Пропихнув дуло оружия сквозь разорванные внутренности, он открыл ответный огонь. Первый выстрел угодил ближайшему орку в живот, вырвав из него кусок мяса. Раздраженно зарычав, Кассиил прицелился лучше и попал орку в голову, забрызгав его мозгами морду стоящего рядом с ним. Зеленокожий отвлекся, и его выстрелы прошли мимо цели, изрешетив подлесок слева от Кассиила. Скаут не преминул воспользоваться шансом и, в краткий миг передышки отбросив труп орка, метнулся за поваленный древесный ствол.

— Мелехк! — Кассиилу пришлось кричать, чтобы его услышали сквозь грохот болтерного огня. На него посыпались щепки и осколки снарядов, когда орки снова открыли огонь, обстреливая его укрытие с безрассудным рвением. — Меня прижали.

— Не высовывайся, — Мелехк слегка присел, приняв удобную позицию для стрельбы, и его тяжелый болтер взревел.

Кассиил почувствовал, как ускорился пульс, едва оружие начало извергать снаряды, каждый громогласный выстрел казался почти беззвучным по сравнению с биением его сердца.

— Двигайся, быстро!

По команде Мелехка Кассиил вскочил на ноги и перепрыгнул поваленный ствол. Стрелявшие по нему орки исчезли, под очередью тяжелого болтера превратившись в розоватый туман. Справа от него Асмодель расправлялся еще с двумя зеленокожими. Сержант взревел и ударил ногой в голову раненого орка, когда тот попытался встать, размозжив ему череп и повалив обратно на землю. Другой упал под очередью из болт-пистолета, его тело разлетелось на куски, едва он замахнулся ножом, метя в шею Асмоделю.

Хамиед, который находился неподалеку, бил по груди самого крупного орка. Правая рука огромного зеленокожего была пригвождена к телу ножом скаута, вогнанного по самую рукоять. Другая его рука оканчивалась у локтя, бицепс превратился в изодранный кусок мяса от прямого попадания болтерного снаряда. Хамиед неразборчиво выругался, молотя кулаками по голове орка. Кровь и сгустки мозгового вещества забрызгали лицо и нагрудник скаута, забившего зеленокожего до смерти.

— Хамиед!

Скаут проигнорировал Кассиила. Его кровь кипела, из-за чего он не заметил, как к нему приближается двое орков в доспехах, и энергетический заряд, попавший ему в плечо и прожегший щеку.

— Хамиед! — Кассиил открыл огонь в автоматическом режиме, разрядив в орков целую обойму. Разрывные снаряды выбивали искры о металлические пластины, которые зеленокожие вбили себе в плоть.

— Император тебя прокляни, Хамиед. Уходи! — Кассиил попытался в последний раз дозваться до другого скаута и метнул в орков гранату.

Хамиед обернулся, из его рта шла пена. Он зарычал, разъяренный тем, что ему не позволили убивать дальше. Когда он проследил за полетом гранаты, его глазные яблока стали похожими на угольки, затерянные в багровой домне. В последний момент он перекатился через орка и накрылся его телом, защищаясь от взрыва. Над ним пронеслось пламя, воздух наполнился запахом горелой плоти, когда кожа орка пошла пузырями.

Бронированных орков сбило с ног, и они повалились окровавленными грудами. Броню и тела под ней изрешетило стальной шрапнелью, разорвав внутренние органы. Один из орков все не хотел умирать. Он зарычал от боли, пытаясь встать на ноги.

Кассиил холодно взглянул за зеленокожего. Из многочисленных ран хлестала кровь, от левой ноги остался обрубок.

— Эти отбросы не знают, когда стоит умереть, — Кассиил наступил ботинком на спину орка, вжав его в грязь. — Пусть Сангвиний опустошит твою уродливую душу, — выплюнул он и всадил снаряд в череп орка. Голова зеленокожего разлетелась на куски, и на скаута брызнула теплая кровь. Он принялся искать новую цель, но его внимание привлекла густая кровь, которая скапывала с ботинка, смешиваясь с влажной землей. Он следил за истончающимся ручейком артериальной крови орка, пока она не иссякла, полностью впитавшись в грязь. Кассиил присел и провел рукой там, где была кровь. Он открыл комм-канал с Хамиедом.

— Спрашивал ли ты себя, брат, сколько крови сможет выпить мир, прежде чем его моря не покраснеют, а материки не превратятся в струпья, запекшиеся под солнцем?

Ответ Хамиеда утонул в хриплом вое. Кассиил вскочил с оружием наготове, выискивая источник звука. Он повторился вновь, резкий крик, от которого птицы спорхнули с деревьев и три оставшихся орка резко поднялись из укрытий.

— От гнева ангелов не скрыться, — Хамиед уже пришел в движение, преследуя зеленокожих и вгоняя им в спину снаряды. Скаут сумел взять себя в руки, но из уголка рта все еще сочилась тонкая струйка слюны.

Рев болт-пистолета Хамиеда утонул в громогласном топоте, все ускоряющихся шагах кого-то намного крупнее, чем скауты. Кассиил все еще старался отдышаться, переводя взгляд с деревьев на кусты, с востока на запад, выискивая цель.

— Возможно, зеленокожие были правы, — пошутил Мелехк и утер слюну, когда земля под ними задрожала.

Ритмичный топот становился все громче, невидимая угроза подходила все ближе. Что бы к ним ни шло, оно двигалось сквозь лес силой, которой было достаточно, чтобы вырывать громадные деревья вместе с корнями и разбрасывать стволы, будто щепки.

— С востока! Оно идет с востока, — прокричал Хамиед.

— Построиться, штурмовая цепь, — Асмоделю пришлось повысить голос, чтобы его услышали.

Четыре скаута выстроились неровной линией, оставив между собой достаточно места, чтобы меткий бросок гранаты не убил их всех разом. Кассиил извлек магазин из болт-пистолета и вогнал новый. Хамиед закрепил на оружии нож и достал еще один клинок из заспинных ножен. Мелехк крепче перехватил рукоять тяжелого болтера и встал как можно удобнее на скользкой земле. Асмодель проверил балансировку тесака, который забрал у мертвого орка.

— Держать строй! — закричал сержант, когда деревья разлетелись в буре щепок и поднятой земли.

Кассиил зажмурился, когда куски древесины рассекли ему кожу и покорежили панцирь. Едва дымка от щепок рассеялась, он увидел коричневую шкуру громадного создания. Оно было невероятно большим, крупнее даже «Громового ястреба», который доставил их с орбиты. Его грудь и брюхо были покрыты костяными наростами. У него отсутствовали передние конечности, но ноги оканчивались изогнутыми когтями, а мускулистый хвост исчезал из виду далеко позади.

Зверь замер, тяжело втягивая воздух через ряды конических ноздрей на длинном, как у рептилии, носу. Он фыркнул и распахнул пасть, в которой сверкнули ряды острых зубов.

— Что это, во имя Ваала? — спросил Кассиил.

Зверь зарычал, затем издал еще один оглушительный рев и быстро направился к скаутам.

— Будешь позже волноваться. Просто убей его! — зарычал Асмодель и разрядил в существо очередь снарядов.

Кассиил нажал спусковой крючок болт-пистолета с силой, которой было достаточно, чтобы сломать человеку шею, словно давление могло повлиять на мощность выстрела. Справа от него Мелехк и Хамиед также открыли огонь, рев тяжелого болтера заглушал грохочущие шаги зверя, которые несся прямо на них. Массореактивные снаряды бессильно впивались в шкуру, не в силах пробить толстый слой естественной брони.

— Шкура слишком прочная.

— Цельтесь в глаза.

Мелехк взял прицел выше и послал очередь прямо в голову зверю.

Снаряды рассекли морду и вырвали левый глаз. Существо пошатнулось и взревело.

— Моя ярость не ведает границ! — прокричал Мелехк и двинулся к зверю, который пытался прикрыть морду.

— Мелехк! Держать строй, — выкрикнул Асмодель сквозь грохот тяжелого болтера, но скаут уже не слышал его. Кровь Мелехка бурлила, его рот скривился в ухмылке.

Мелехк продолжал стрелять, заставляя зверя постепенно отступать. Затем с громким щелчком оружие стихло.

Зверь издал рокочущий рык, повернул голову к скауту, и его единственный глаз впился в Мелехка.

— Сангвиний будет пировать твоим сердцем, — у Мелехка было достаточно времени, чтобы выкрикнуть проклятье, прежде чем в него не врезался хвост зверя. Удар разбил тяжелый болтер, расколол нагрудник Мелехка и отбросил скаута на тридцать метров в дерево.

— Отступаем! — Асмодель достал связку гранат и метнул в зверя. Они взорвались перед мордой существа, заставив его взреветь от боли, когда шкура покрылась волдырями. — Уходим, быстро!

Взрыв оглушил зверя, но Кассиил понимал, что раны его едва ли замедлят. Сорвавшись на бег, он попытался вызвать раненого скаута по воксу.

— Мелехк?

— Во мне пока осталась кровь, неофит, — прохрипел Мелехк, явно получивший ранение. — Но мне понадобится помощь, чтобы выбраться отсюда.

— Я помогу, — прозвучал по воксу голос Хамиеда.

— Ущелье к юго-востоку… зверю там не пройти, — сказал Мелехк, когда Хамиед поднял его на ноги.

— Согласен. Мы должны отвлечь его, — в голосе Асмоделя звучала сталь. Даже тактическое отступление сержанту было совсем не по нраву.

Кассиил бежал, не останавливаясь. Его тренировали не для этого. Не было перекрывающих зон заградительного огня, спланированных передислокаций и возможности контратаковать. Это был бег на скорость, которым управлял инстинкт и первобытное желание выжить. Листья и похожие на лианы ветви хлестали по лицу, пока он несся по лесу. Слева от себя он слышал Мелехка. Скаут дышал хрипло и неровно. Наверное, зверь сломал ему несколько ребер и пробил легкое. Кассиил потерял из виду Асмоделя, но больший опыт помогал ему поддерживать скорость даже на такой пересеченной местности. Хамиед бежал прямо за ним, хотя он подозревал, что скаут нарочно отставал из-за желания сразиться, а не из-за усталости.

Кассиил прибавил ходу, напрягая мышцы, невзирая на обжигающую боль молочной кислоты. Зверь приближался. Казалось, он вот-вот настигнет их. Скаут чувствовал его зловонное дыхание, слышал глухой стук громадного сердца. На секунду он запнулся и сбавил шаг, поняв, что слышит свое собственное сердце, колотящееся в груди силой, дарованной ему Сангвинием. Словно зверь, Кассиил желал убивать. В нем росла жажда, насытить которую могла только чужая кровь.

Кассиил рискнул оглянуться.

— Черт подери, — выругался он, поскользнувшись на мокрой листве и упав с запруды. Он потерял равновесие на пологом уклоне. Скаут заскользил по влажной грязи, утекавшей сквозь пальцы и не дававшей возможности уцепиться за что-то. Вогнав нож в землю, Кассиил попытался остановить падение, но та раздалась в стороны. Он катился кубарем сквозь грязь и палую листву. Ребра пронзило резкой болью, когда он столкнулся с выступающим камнем. Кассиил почувствовал, как онемела нога, ударившись о толстую ветку. Что-то врезало ему по голове. Он взревел, заметив сполох движения, а затем погрузился во тьму.

Прожекторы, заглубленные в земляные укрепления, и посадочные огни на крыльях боевых кораблей горели на полную мощность, пронзая тьму резкими клинками света. Зофал стоял в тени люка «Гнева смерти» и всматривался в предрассветную мглу. Как и все Адептус Астартес, он не нуждался в искусственном освещении. Даже если бы его аугментированные глаза не позволяли ему видеть в кромешном мраке, встроенных в шлем авточувств было бы более чем достаточно. Свет в лагере был не для того, чтобы они могли видеть, а для того, чтобы видели их. Амит хотел, чтобы орки и любой другой, кто обитает в лесу, знали, что они здесь.

Нажав стопорный штифт, капеллан спустился по штурмовой рампе. Угольно-черная дверь с шипением закрылась за ним, оставив одиннадцать членов его Роты Смерти внутри «Грозового орла». Воины удерживались на месте тяжелыми магнитными подвесками, которые обычно использовались для фиксации дредноутов во время транспортировки. Инжекторы со стимуляторами впрыскивали в вены искусственную смесь специально разработанных мышечных релаксантов, которые помогут им оставаться расслабленными до того времени, пока не потребуется их помощь. Рота Смерти похожа на обнаженный меч. Они были бесполезны в обороне. Это понятие было для них настолько же чуждым, как и мир, на влажной земле которого стоял сейчас Зофал. Обезумевшие воины в черных доспехах скорее убьют своих братьев, чем займут окоп.

Капеллан снял шлем-череп и повертел его в руках, разглядывая эбонитовые черты личины. Под левым глазом было выведено две капли крови, по одной за каждого из предыдущих обладателей шлема. После рециркулируемой атмосферы доспехов влажный воздух показался капеллану освежающим. Он неподвижно простоял какое-то мгновение, наблюдая за тем, как дождь наполняет углубления шлема.

— Тебя что-то тревожит, капеллан?

Зофал поднял голову.

— Меня тревожит проклятье ордена, капитан. А тебя? Какие темные мысли заставили тебя искать встречи со мной?

Баракиил ухмыльнулся.

— Вижу, здешний климат не повлиял на твое чувство юмора, Зофал.

— Без своей маски, — начал капеллан, — ты смотришь в лицо брата, и поэтому воспринимай меня таким, какой я есть. Но я ходил в тени безумия слишком долго, капитан. Поэтому это также всего лишь маска.

Баракиил заглянул в угольно-черные глаза Зофала и промолчал. Он был не в настроении выслушивать бессмысленные проповеди капеллана.

— Нас не должно здесь быть, Зофал.

— Это решать Амиту.

Баракиил вздохнул.

— Я говорил с ним. Он не желает слушать. Он повернут на том, чтобы прогнать орков с этого мира.

— А ты бы позволил им здесь закрепиться?

— Конечно, нет, — прорычал Баракиил и сделал глубокий вдох. Он унял раздражение и только тогда продолжил. — Но эта планета — мир смерти, — капитан развел руками. — Даже воздух здесь токсичен. Есть бессчетные тысячи миров, которые несут Империуму намного больше пользы. Лучше уничтожить эту проклятую планету с орбиты и покончить со всем этим, чем истощать роту еще больше.

— Возможно. Но, возможно, мы, из всех слуг Императора, в последнюю очередь должны судить по облику.

Баракиил проигнорировал замечание.

— Даже Григори пытался вразумить Амита. Ты не поговоришь с ним?

— Если того пожелает Кровь. В ином случае… — Зофал отвернулся от Баракиила и надел шлем обратно. — Я этого не сделаю.

Капеллан оставил Баракиила у «Грозового орла» и направился к передовым огненным ямам. Расчленители были воинами, мясниками. Даже в обычных обстоятельствах они едва годились на роль стражей, и наблюдение едва ли давалось им просто. Но, потеряв столь многих братьев во время планетарной высадки, без добычи, которую можно было бы убить в отместку, рота прилагала все усилия, чтобы держать себя в руках. Краткие отчеты о готовности и резкие обмены репликами по воксу намекали на напряжение, которое воцарилось в лагере, будто невидимый противник. Чем быстрее начнется битва, тем скорее исчезнет напряжение, смытое чистотой боя. Зофал намотал бусины розария на кулак. До тех пор именно от него зависело, чтобы в их разумах не укоренилось беспокойство, а в мысли не закрался Гнев.

Он обошел оборонительную полосу ровным шагом, ни достаточно быстрым, чтобы привлечь внимание, ни достаточно медленным, чтобы это не показалось праздным шатанием. В бою он будет помогать капитанам и первым сержантам, придавать им решимость и веру, необходимые для успешного командования. Но под жестокой плетью этого мира каждый Расчленитель нуждался сейчас в его наставлении. Зофал останавливался у каждого укрытия и баррикады, проверяя готовность к бою каждого воина. Они вместе зачитывали катехизисы почтения и проводили ритуалы сдержанности, чтобы убедиться в силе и чистоте их духа.

Зофал закончил обход в тени «Зазубренного ангела». Под его правым крылом находился выжженный клочок земли, десяток перевернутых цепных мечей обозначали границу арены для поединков.

«Слова лишь тлен, который сметается вихрем ярости и исчезает в плену у гнева», — капеллан крепче стиснул розарий, приблизившись к арене. Там всегда находились Расчленители, которые нуждались не просто в молитве для усмирения кровожадности.

Гавриил из третьего тактического и Анаил из седьмого штурмового стояли в середине круга. Их цепные мечи выбивали в темноте искры, сталкиваясь друг с другом, рев адамантиевых зубьев едва слышался за гортанными криками собравшихся воинов. Гавриил возвышался над Анаилом и, пользуясь преимуществом размеров и веса, нанес череду мощных ударов. Но там, где штурмовому десантнику недоставало роста, он компенсировал опытом. Анаил стремительно парировал каждый удар Гавриила, с легкостью отбил клинок более крупного воина, прежде чем провел разящую контратаку.

Зофал мрачно улыбнулся, когда клинок Анаила задел наплечник Гавриила. Техника штурмового десантника была почти безукоризненной. Но он все равно проиграет. На арене нет места изяществу. Впавшего в ярость Гавриила уже не остановить. Его мощные атаки в конечном итоге найдут путь сквозь защиту Анаила, потребуется всего один скользящий удар, чтобы нарушить самообладание Анаила. Поддавшись ярости, штурмовой десантник потеряет голову. Он бросится на Гавриила, и огромный воин быстро победит его.

«Наш гнев не познает границ, а мечи — мира», — одними губами произнес Зофал, когда Гавриил сшиб Анаила на землю. Победителем, как обычно, окажется Гнев.

— Брат-сержант, — Зофал повернулся к Менаделю. Сержант стоял рядом с ареной, держа в одной руке штурмовой щит, а в другой сжимая силовой меч. Вдоль лезвия пульсировала тонкая линия искрящейся энергии. Оружие, как и его обладатель, всегда оставалось наготове. Менадель был превосходным мечником, мастером поединка. Если какой-то воин потеряет контроль или поддастся Гневу, он незамедлительно вмешается. Лишь один Расчленитель погиб на арене за все время, что ею руководил Менадель.

— Капеллан, — Менадель почтительно склонил голову, не сводя глаз с Анаила и Гавриила.

— За последние два часа апотекарию Иезаилу пришлось оказать помощь пятерым нашим братьям, — произнес Зофал.

— Они остались боеспособными, — Менадель говорил спокойно, но судя по тому, как напряглась его челюсть, под маской невозмутимости вскипели эмоции. — Вы сомневаетесь в моей осмотрительности?

— Если бы сомневался, брат-сержант, ты бы узнал.

Менадель улыбнулся и потер подбородок, вспомнив последний раз, когда они с Зофалом дрались друг с другом.

— Многие погибли при высадке, капеллан. Наши братья злятся.

— Это и значит быть космическим десантником. Низвергнуться с небес, словно огонь и гнев. Нести смерть или приветствовать ее.

— Но у нас нет противника. Нет врага, которому можно отомстить, никого, чьей кровью можно было бы оросить клинки.

— Радуйся тому, что еще жив, Менадель. Месть для тебя лишь вопрос времени. Павшим же повезло не так сильно.

— Да почтит их Сангвиний, — Менадель прижал кулак к нагруднику.

Зофал бросил взгляд на рваные шрамы, которые покрывали доспехи Менаделя. В ордене было немного воинов, которые могли задать сержанту такую трепку.

— Когда ушел магистр Амит? — спросил он.

Глубокие царапины и неровные вмятины на доспехах Амита в свете установленного в траншее прожектора походили на скалящиеся звериные пасти. Опытный летописец мог бы поведать всю историю Амита по шрамам, покрывавшим его броню. Зофал замедлил шаг, подходя к магистру ордена со спины.

— Я все еще тут, капеллан, и держу себя в руках, — произнес Амит, не оборачиваясь и неотрывно следя за опушкой.

— Да. Похоже, стоит поблагодарить за это Менаделя, — Зофал миновал земляную насыпь и поравнялся с магистром ордена.

— Однажды он станет капитаном Клинка.

— Если ты вначале не убьешь его.

Амит ухмыльнулся.

Какое-то время они стояли в молчании.

— Ты говорил с Баракиилом? — спросил Амит.

— Говорил.

Амит хмыкнул, прекрасно зная мнение Баракиила.

— Война в Саккарском секторе никуда не денется, пока мы здесь не закончим.

— Война будет всегда, брат. От тебя зависит, чтобы мы всегда могли сражаться.

Амит посмотрел вдаль.

— Этот мир полон жестокости, капеллан.

— Те, кто принадлежат Крови, тянутся к жестокости…

— Как ручьи тянутся к реке, — закончил Амит.

Манакель присел у останков Лаххеля и впился зубами в плоть очередного трупа дикаря. В рот хлынула кровь, остудив жжение в горле. Бой дал ему такой нужный шанс выпустить пар. Бойня была грозным проявлением злости, пылающей у него в венах. Но он подошел к самой границе тьмы, слишком быстро, и едва не предался Гневу. Манакель вздрогнул, когда по губам стекла тонкая струйка крови. Только так ему удалось изгнать его тень из разума. Он кружил возле границ сознания, нашептывая обещания о прощении. Он заберет боль, сомнения. Облачит его в доспехи гнева и даст ему силу убить любого, кто встанет у него на пути. Манакель почувствовал, как успокоился пульс, и жажда крови постепенно стала уходить, когда он выпил еще одну пригоршню влаги из тела мертвого варвара. Он будет сопротивляться желанию принять Гнев, но не мог отказать Жажде в том, чего она хотела.

Тамир поморщился от попавшего в нос запаха грязи и сгнившей плоти. Даже сильный ветер, который пронесся по долинам и вспенил озера, не смог унести аромат смерти. Вождь наблюдал за тем, как багровый великан пиршествует на останках охотничьей группы Ра’да. Мрачный спектакль напомнил ему о церемонии Окончания Охоты, ритуале, который он проводил более десятка раз. Когда охотники убивали крупного зверя, все племя собиралось, чтобы отведать его мяса и крови. Таким образом они оказывали дань уважения духу и забирали себе его силу. Тамир одобрительно хмыкнул, радуясь тому, что к воинам Ра’да проявили подобное почтение.

Манакель зарычал. Еще один проклятый Императором дикарь. Этот был чуть мускулистее прежнего, хотя не имел при себе оружия. На его груди розовела свежая рана. Слишком аккуратная, чтобы получить ее в бою, она казалась скорее ритуальной, проявлением намерения или символом клятвы. Расчленитель презрительно хмыкнул: такие раны следует заработать, а не получать в дар, будто безделушки. Оторвав голову трупа, чью кровь он пил, Манакель метнул ее в варвара. Человек не попытался прикрыться, позволив ей ударить себя.

Тамир услышал, как от попадания хрустнуло плечо. Воина сбило с ног. Он застонал и, выругавшись, поднялся обратно. Аббас говорил ему оставаться неподвижным, выказывать отвагу и не дрожать. Он смотрел на великана, пораженный тем, что тот напоминал ему охотничьего пса, его губы и нижняя часть лица были розовыми от крови. Если Аббас ошибся и великан был на самом деле просто дикарем, зверем, то в загробной жизни он будет преследовать старика в ночных кошмарах.

Манакель стиснул кулаки, раздраженный тем, что варвар никак не уйдет.

— Будь ты проклят Императором. Убирайся, — он приблизился к воину с презрительной ухмылкой на лице. На плече и груди человека расцвел темный синяк, левый глаз заплыл. Его смерть едва ли стоила затраченных усилий. Но было нечто еще, что-то, не дававшее Манакелю покоя. Что-то, пытающееся пробиться сквозь туман, который окутал его разум.

Тамир не ведал страха. В свое время он взглядом привел в смятение стадо раналоксов и пережил схватку с чудовищным карнроузом. И все же, оказавшись в тени багрового великана, ему понадобилась вся храбрость, чтобы оставаться спокойным. Каждый удар его сердца звучал как желанный сюрприз, пока он прислушивался к натужному дыханию. Стараясь не поднимать голову, Тамир рискнул бросить взгляд. С груди великана взирал измятый орел. Между его металлическими крыльями, словно снежные хлопья, виднелись пятна засохшей крови. Шкура великана оказалась не гладким покровом, как ожидал Тамир. Глубокие борозды разделяли ее поверхность на множество частей, некоторые были рельефными, тогда как другие имели угловатые крепления. Под багряной шкурой великана, словно недавно зарубцевавшиеся шрамы, виднелись участки серого и серебряного цветов.

Манакель остановился на расстоянии удара от дикаря. Сердцебиение человека оставалось спокойным, на лбу не было видно пота. Манакель зарычал. Он был дитем Сангвиния, воплощением гнева, а этот человек казался достаточно высокомерным, чтобы не бояться его. Манакель взревел, желание сломать человеку шею, оторвать голову и омыться в его теплой артериальной крови поднялось внутри него, словно раскаленная магма. Расчленитель уже потянулся, чтобы сокрушить его…

… а затем замер, так как впервые заметил металлический талисман, болтающийся в протянутой руке человека.

Тамир позволил великану взять талисман и уважительно коснулся головой земли.

Манакель повертел кусок металла в руке. Он истерся под влиянием времени и постоянного ношения, но в нем безошибочно угадывался имперский орел, символ Императора человечества.

— Где ты его нашел? — Манакель старался говорить спокойно, но требовал ответа.

Человек поднял глаза и промолчал.

— Где ты нашел… — Манакель замолчал, когда из леса вышли сотни дикарей, скрестив руки на грудях в грубом подражании аквиле. — Что это, во имя Императора?

При виде варваров Манакель разинул от удивления рот. Вторая волна шла плотными рядами, на их плечах покоилось четыре носилки. Каждая из них имела четыре метра в длину, ручки были изготовлены из цельных веток шириной с бедро обычного человека. Дно носилок было из звериных шкур и палой листвы, привязанных к ручкам сплетенными лианами и растениями, похожими на веревки.

Манакель взглядом проследил за процессией.

— Император… — он недоверчиво посмотрел на то, что лежало на носилках. Наплечники, наручи, нагрудники, цепные мечи, болт-пистолеты — останки, оружие и доспехи его отделения. Манакель продолжал наблюдать, пока дикари не опустили носилки перед ним. Скорбь переросла в ярость, когда он увидел то, что осталось от Расчленителей. Как и Лаххеля, их сильно обглодало зверье.

С ударом невидимого барабана море варваров расступилось, позволив пройти на поляну третьей группе. Они принесли с собой корзины из дерева и сухих листьев и начали петь, сначала тихо и мягко, но затем все громче и громче, пока со вторым ударом барабана напев не достиг пика. Стараясь не задеть тела Расчленителей, они развели вокруг носилок огонь.

Старый дикарь, пока старейших их всех, которых встречал Манакель, шагнул к нему. Старик преклонил колени и сложил знак аквилы, после чего отвернулся и прокричал что-то на гортанном языке.

— Мук-да, мук-да хети, — на крик отозвалась тысяча варваров, которые вместе опустились на колени и склонили головы к земле.

Впервые с момента высадки Манакель был спокоен.

«Где остается только один, побеждает гнев», — слова эти были подернуты скорбью, но грустить о гибели отделения он станет позже.

Манакель бросил холодный взгляд на тысячу склонившихся перед ним воинов. Нет ничего странного в том, что менее развитые люди почитали космических десантников как богов, хотя от такого проявления уважения ему стало не по себе. Подобное преклонение могло перерасти в гордыню, которая породила гражданскую войну, более ужасную, нежели все, о чем можно только помыслить. До сих пор весь масштаб предательства Гора только предстояло осознать. Армии Императора победили, но Манакель знал, что за каждый спасенный мир приходилось платить еще одной планетой, превращенной в безжизненную скалу, целые поколения были обречены тратить свои жизни, закапывая покойников. Манакель ударил кулаком по нагруднику и скрестил руки в знаке аквилы.

Варвары радостно закричали.

Манакель улыбнулся. Он был богом не более любого другого космического десантника, но решил воспользоваться верой дикарей в своих целях. Расчленитель снова посмотрел на ряды склоненных голов и спросил себя, насколько прочными окажутся их верования, когда они поймут, что он принес им не избавление, но смерть.

— Ута, — старик повернулся к Манакелю, скрестил пальцы и пошевелил ими, бросив при этом взгляд на носилки.

Огонь.

Погибнуть в неистовстве боя или сгинуть в опаляющей ненависти, все Расчленители в конечном итоге сгорят. Манакель посмотрел на погребальный костер и кивнул.

Старик пробормотал что-то похожее на молитву и ударил камнями друг о друга, выбив из них искру, которая подожгла охапку листвы. Он поднялся и протянул факел Манакелю.

— Погоди, — Манакель поднял руку. Шагнув в середину костра, он скользнул взглядом по останкам своих братьев. На его месте Серафим бы забрал у погибших Расчленителей оружие и снаряжение, но Манакель никогда не разделял тактическое хладнокровие своего наставника. Он не мог заставить себя осквернить павших братьев подобным образом. Оружие переживет то, что не выдержит плоть, и позже он за ним вернется. Впрочем, Манакель забрал боеприпасы, охранив их от огня и невежества дикарей.

— Вы отдали свой долг, братья, — Манакель провел ножом по ладони и окропил кровью тело каждого из погибших соратников. — Смерть, скрепленная Кровью, станет окончательной, она дарует вечный покой.

Это слова скорее подошли бы Зофалу или кому-то другому капеллану, ведь их ораторское искусство намного превосходило его собственное. Манакель коснулся кулаком наплечника и отступил от костра. Он надеялся, что этих слов будет достаточно.

Приняв факел из рук старика, Манакель поджег тела.

Варвары остались на коленях все время, пока горел костер, вдыхая клубящийся над ними дым. Космический десантник знал, что в некоторых примитивных культурах огонь высвобождал душу воина, и что те, кто дышал этим дымом, давали им приют в своих телах, позволяя таким образом жить дальше. В свою очередь они обретали толику силы покойника.

Манакель сделал глубокий вдох.

— Как Кровь служит мне щитом, так пусть братья мои станут мне мечом.

Слабый всплеск воды привел Кассиила в чувство. Он открыл глаза и тут же зажмурился от боли и яркого света, который лился сверху. Скаут оказался на открытом пространстве, и теперь его ноющие кости радовались солнечному теплу. Он сел и закрыл глаза, смаргивая соринки. Кассиил замер, едва на него упала тень, которая приобрела резкость в багровой вспышке. Скаут повалился на спину, на его горле сомкнулись чьи-то могучие руки.

Там, где подвел инстинкт, верх взяла выучка.

Подавив первое желание отодвинуться как можно дальше, Кассиил повернул голову в сторону, ослабив давление на сонную артерию. Благодаря этому он не лишился сознания и выиграл пару дополнительных секунд, чтобы сбросить с себя нападавшего. Кассиил потянулся, схватил его за руки и попытался убрать их со своей шеи. Но напавший был слишком сильным, и на скаута обрушился весь немалый вес противника. Кассиил выгнулся, вжимая голову в землю, как можно дальше от нападавшего. Но руки продолжали сжимать его горло. Скаут стал отчаянно лягаться, разбрызгивая вокруг себя воду, пытаясь нащупать ногами опору. Прилив адреналина не позволил Кассиилу лишиться концентрации, когда он понял, что нападавший не стремился задушить его. Он хотел оторвать ему голову. Скаут рванулся вверх и нащупал голову нападавшего. Если бы он нашел хоть какую-то точку опоры…

Что-то врезалось в нападавшего, сбросив его с Кассиила.

Схватившись за горло, Кассиил втянул воздух в грудь и перекатился в защитную стойку, прикрыв голову руками. Он напряженно прождал удар сердца, ожидая удара сверху, а затем рывком вскочил на ноги.

Асмодель боролся с Мелехком. Сержант рычал, из его рта во все стороны разлеталась слюна, а пальцы были скрючены, словно когти, на ногтях запеклась кровь. Кассиил коснулся шеи.

— Брат-сержант? — недоверчиво спросил он.

— Хватит… смотреть… и помоги мне, — Мелехк скривился, пытаясь обхватить мускулистой рукой шею Асмоделя.

Кассиил стоял как громом пораженный. Предательство Асмоделя подействовало на него куда сильнее, чем он мог представить. Сержант, наблюдавший за кандидатами из покрытой шипами башни, был чем-то постоянным в жизни Кассиила с тех самых пор, как его приняли в орден. Немыслимо, чтобы Асмодель пытался убить его. Кассиил застыл на месте, будто загипнотизированный, потерявшись в воспоминаниях.

— Во вселенной войны лишь орден способен прожить дольше мгновения, — капеллан Зофал торжественным зычным голосом начал ритуал крещения, едва один из семинаристов достал клеймящий прут из жаровни реклюзиама. — Братство и адамантий — вот узы, которые невозможно разрушить. Победа столь же мимолетна, как и боль.

Кассиил зажмурился, когда семинарист прижал раскаленный прут к его груди.

— Но это… — Зофал остановился, коснувшись неровного шрама в форме клинка на груди. — Это вы будете нести до самой смерти. Он переживет вас. Он будет выжжен в анналах истории еще долгое время после того, как ваши кости превратятся в прах, а боевые кличи станут слабым эхом.

Асмодель зарычал и впился зубами в руку Мелехка. Скаут выругался, его хватка ослабла достаточно, чтобы Асмодель вогнал локоть ему в нос. Он отшатнулся, нагрудник оросился кровью. Сержант резко поднялся на ноги, достал нож и вогнал его в шею скауту. Затем, вырвав оружие, он победно заорал, когда на его лицо брызнула теплая кровь.

Голова Мелехка откинулась, словно капюшон серва.

Кассиил уставился в глаза Мелехку, а затем, когда его тело бессильно рухнуло на землю, взгляд скаута упал на символ ордена, красующийся на нагруднике мертвого брата.

Полный ярости крик Кассиила перерос в ненавидящий рык, он выхватил клинок и бросился на Асмоделя.

Сержант двигался слишком быстро. Он опередил атаку Кассиила, с сокрушительной силой схватил его за руку и ударил головой в лицо. Кассиил выронил нож, едва успев прикрыться рукой и не дав сержанту возможности заколоть его. Скаут согнулся пополам, когда в грудь, ломая ребра, угодило колено за секунду до того, как мощный удар заставил его растянуться на земле. Тяжело рухнув на камни в русле пересохшей реки, Кассиил скрестил руки над головой, закрываясь от удара ногой, который должен был оборвать его жизнь. Скаут взревел — он не умрет в грязи. Он желал, чтобы его охватил Гнев и даровал силы разорвать Асмоделя на куски и пожрать его сердце.

Из кустов выполз Хамиед, сжимая толстую ветвь.

— Довольно! — скаут замахнулся импровизированной палицей, едва Асмодель повернулся в его сторону. Толстый сук треснул, врезавшись сержанту в голову.

Удар свалил Асмоделя, разорвав ему щеку и разбив глазницу. Но Гнев не дал ему лишиться сознания. Низко и протяжно зарычав, сержант поднялся на четвереньки.

Хамиед, не давая Асмоделю ни секунды передышки, тут же сбил его с ног. От удара голова сержанта мотнулась назад. Глаза Асмоделя оставались широко раскрытыми, тело дергалось от переполнявшей вены жажды крови, которая понукала его встать. Хамиед коленом прижал его к земле.

Лишь с третьей попытки Кассиил сумел подняться на ноги. Его руки почернели от синяков, оставленных сержантом. Хамиед что-то крикнул ему, но он не обратил внимания. Пошатываясь, скаут побрел по ручью туда, где блестел на солнце болт-пистолет.

— Касиил, — Хамиед направился к нему, — стой.

Кассиил сплюнул кровь и проверил магазин болт-пистолета.

— Брат, не тебе отнимать его жизнь.

Дрожа от злости и усталости, Кассиил прицелился в голову Асмоделя.

— Это не его вина, брат, — Хамиед встал между оружием и Асмоделем, успокаивающе поднимая руки. — Это Проклятье. Мы должны уважать воина, которым был Асмодель. Он умрет, брат, но не от твоей руки. Он заслуживает такой смерти, ради которой жил, служа ордену. Ты не отнимешь этого у него.

— А что с Мелехком? — прорычал Кассиил. — Как насчет его чести?

— Он умер, выполняя свой долг. Он умер, защищая братьев. Защищая тебя, — Хамиед шагнул к Кассиилу, сдерживаясь из последних сил. — Честь Мелехка осталась незапятнанной. Мы должны передать Асмоделя капеллану Зофалу.

Хамиед сделал еще полшага и, стараясь не делать резких движений, достал нож.

— Если будет на то воля Императора, Зофал облачит Асмоделя в доспехи смерти и позволит ему пролить кровь наших врагов в последний раз.

Кассиил не шевелился, готовый выстрелить.

— Брат… — Хамиед взял нож обратным хватом. — Я не позволю тебе отнять его жизнь.

— Кровь! — Кассиил закричал от ярости и отбросил оружие. Скаут рухнул на колени, сжал кулаки и принялся молотить по земле, пока от непрерывных ударов не покраснели костяшки. Он попытался найти успокоение через боль, но гнев не стихал. Кассиил хотел убивать. Он должен убивать. Он нуждался в этом.

«Сангвиний, принеси мне успокоение, укроти мой нрав, подари хотя бы отголосок своего совершенства, — дрожащими губами Кассиил бормотал молитву. Он повторял ее снова и снова, позволяя словам замедлить дыхание и унять кипящую кровь.

Хамиед опустил руку на плечо Кассиила.

— Вот так, брат. Теперь ты знаешь, что значит искать отмщение.

С громоподобным стаккато оружие Расчленителей озарило ночь.

Их атаковали сразу со всех сторон. Но вместо зеленокожих орков Расчленители столкнулись с ордами яростных зверей. Бессчетные сотни животных обрушились на лагерь Расчленителей, словно планета хотела избавиться от чужаков. Космические десантники были подобны шипу в теле мира, который требовалось вырезать, вырвать. С помощью ревущих, клацающих пастей и мощных конечностей он собирался избавиться от скверны.

С севера ринулось стадо двуногих зверей, их удлиненные морды свирепо скалились, щелкали, пока они приближались к передовым огненным ямам. Существа гибли десятками, разрываемые на куски слаженными залпами болтерного огня и испепеляемые пронзительно трещащими лазерными пушками. Но они продолжали сокращать расстояние до Расчленителей, перескакивая груды мертвых сородичей, ведомые инстинктом убраться как можно дальше от неповоротливых созданий, которые шли следом за ними. Каждое существо, состоящие из сплошных мышц и жил, вдвое превосходило ростом космического десантника. Проворные, с тугой бесшерстной кожей, они вырывались из леса и приземлялись прямо среди огненных ям. Морды зверей были разверзнуты в диком реве, пока они убивали Расчленителей сильными ударами когтистых передних конечностей.

— Статус? — рявкнул в комм Амит, потроша крупное существо, челюсть которого заканчивалась парой огромных бивней. Прочная кожа зверя не смогла защитить его от цепных кулаков магистра ордена, под действием веса и набранной скорости он насадился на ревущие лезвия, чем только ускорил свою смерть.

— Мы окружены, — раздался потрескивающий голос Менаделя из «Мести». Амит поручил сержанту организовать оборону. — Все отделения втянуты в бой и несут потери, но периметр пока удерживают.

Амит упал на колено, когда на дисплее мигнул предупредительный символ. Позади него открыл огонь снятый с «Грозового орла» тяжелый болтер, разорвав на куски несколько рогатых существ. Амит ощутил, как участился пульс в унисон с ревом оружия. Прижав кулаки к земле, он боролся с желанием подняться, пока не утихла стрельба, но лазерный целеуказатель сообщал теперь только об отрицательных контактах.

На западную линию обороны обрушились нелетающие птицы с пестрым оперением. Сержант Биеил и его штурмовое отделение встретили их стеной пылающего прометия. Обгоревшие выжившие твари с воплями пробежали сквозь пламя, розоватое мясо стекало с обугливающихся костей. Еще один залп из огнеметов на близком расстоянии добил и их.

— Оттесняйте. Оттесняйте их! — раздался сквозь рев пламени крик Биеила.

Дюжина, две дюжины, сотня. Птицы продолжали напирать, не обращая внимания на потери. Чаши весов начали смещаться, едва огнеметы выстрелили в последний раз, полностью израсходовав топливо в баках. Наконец озверевшая стая получила возможность отомстить. Длинные, похожие на кинжалы клювы на длинных мощных шеях пробивали доспехи Расчленителей и вырывали окровавленные куски органов из тел воинов.

На южном и восточном внешнем периметре путь прокладывали орды приземистых существ, вынудив Менаделя активировать минное поле. Тех, кто оказался на осколочных минах, разорвало на части, их округлые тела разлетелись фонтанами дымящейся плоти. Другие упали с вырванными кусками мяса и внутренностей. Тем, кто находился на краю минного поля, повезло гораздо меньше. Ураган адамантиевых шариков изрешетил им конечности, оставив в муках умирать на орошенной кровью земле.

— Лорд, — раздался по воксу напряженный голос Баракиила.

Амит вызвал картинку с одной из пикт-камер вокруг лагеря. Возникло зернистое изображение северных укреплений, которое затем свернулось в угол дисплея шлема. Баракиил пытался удержать позицию. Промчавшиеся мимо него уцелевшие небольшие существа падали в окопы позади, пока перед космическим десантником не остались только крупные звери.

— Говори, — рявкнул Амит и вогнал цепные кулаки в живот ревущего существа, которое бессильно заскребло по его нагруднику атрофированными передними конечностями.

— Отделение Асмоделя в радиусе действия комма.

Амит с радостью ощутил, как участилось сердцебиение, когда он рассек кулаком внутренности зверя и оказался забрызган свежей кровью. Спихнув труп с лезвия ударом ноги, он бросился к другому существу и открыл канал со скаутами.

— Асмодель, отчет.

— Лорд… — продолжительный лазерный огонь ионизировал воздух, искажая сигнал комма, из-за чего голос Кассиила слышался искаженными урывками. — Мы обнаружили орков… все погибли… предупреждаем… звери.

Амит рассмеялся, хотя без особого веселья.

— Ты многое недоговариваешь, скаут. Сколько вас?

— Брат Хамиед и я готовы к бою, — сигнал становился лучше, чем ближе Кассиил подходил к позиции Амита. — Асмоделю нужен Зофал.

Амит остановился, прежде чем ответить, не обращая внимания на умиравшее у ног существо. У Асмоделя была стальная воля. Сержант был опорой ордена, пять десятилетий он учил неофитов тому, что значит управлять жаждой крови. Но оказалось, что даже он не в силах одолеть Проклятье.

— Ритуал придется отложить, — ровным голосом произнес Амит. — Заходите с запада. По возможности помогите отделению сержанта Биеила.

— Вас понял. Кровь защищает.

Амит отключил вокс-канал и пробил кулаком череп очередного зверя. Ему не требовалась защита. Он был повелителем тысячи самых яростных воинов, которых когда-либо знала вселенная. Он держал в руках судьбы целых миров. Он не ввергнет свой орден в безумие.

— Кровь требует крови, — проревел Амит и вырвал челюсть существу, которое хотело укусить его.

В нем клокотал гнев, горнило ненависти яростно пылало внутри, отчаянная ненависть к самому себе, которую невозможно облечь в слова. Если гибель и безумие были для него единственным исходом, он заставит мир молить о смерти. Его гневом никто не сможет повелевать. Он повернулся к нападавшему зверю, чей лоб венчала толстая костяная пластина. Уйдя в сторону за секунду до того, как зверь врезался в него, Амит схватил его за выступающий лоб. Сервоприводы доспехов гневно взвыли, когда магистр вырвал пластину из черепа зверя. Существо конвульсивно дернулось и умерло. Выругавшись, Амит резко сокрушил кость между ладонями. Он уставился на перчатки, наблюдая за тем, как во все стороны разлетаются осколки пластины. Из-под багрянца брони на него взирало клеймо истории, в ушах звенел волчий вой. Амит стиснул кулаки и снова взревел. Он был местью, он был смертью, и ничем больше.

— Во имя Сангвиния, вы будете стоять! — разнесся голос Зофала над ревом болтерного огня. Он чувствовал, как воины вокруг него сдерживают рвущийся наружу Гнев. Их стремление ринуться вперед и принести бой врагам казалось столь же ощутимым, как отдача пистолета, который он сжимал в руке. Но они были последней преградой, которая стояла между стадом зверей и отделением Баракиила. Если знаменосцу придется развернуться, чтобы справиться с новой угрозой, его непременно одолеют, а периметр прорвут. — Стоять! — Зофал не допустит, чтобы это произошло.

— Что насчет обреченных? — спросил Тилонас. Силовой кулак терминатора покрылся кровью и мотками внутренностей, между пальцами был стиснут вырванный позвоночник. — Почему бы их не выпустить?

— Нет. Гнев бесполезен в обороне, — ответил Зофал. — Мы должны удержать строй без них.

— Нас атакуют! — Друал указал на небо штурмовой пушкой, другая его рука безвольно висела после того, как одно из существ мощным ударом хвоста раздробило ему броню и кости.

Зофал поднял взгляд. Из облачного покрова вырвались два четырехкрылых зверей, которые напали на них во время посадки.

— Мы не станем легкой добычей, — прорычал Зофал. — Принесите им смерть!

Крозий капеллана затрещал, когда он активировал батарею, и указал им на существ.

Штурмовая пушка Друала с воем начала разгоняться до огневой скорости, секунду спустя к ней присоединилось оружие Тилонаса. Двое терминаторов открыли огонь, стволы орудия тут же раскалились докрасна, извергая непрерывный ливень снарядов в сторону крылатых зверей. Первую птицу разорвало на клочки багрового тумана. Вторая врезалась в землю, снаряды оставили в ее крыльях дыры размером с кулак.

Тут же к ней подскочил Зофал и одним ударом крозия размозжил существу череп.

— Они разделяются, — Тилонас указал на зверей, которые разделились и стали уходить в стороны флангов Расчленителей.

— Продолжайте вести огонь и не нарушайте строй, — Зофалу не доводилось видеть существ, которые использовали нечто похожее на тактическую хитрость, их атака казалась поспешной, отчаянной. Но он не хотел оставлять им ни единого шанса.

— Там! — Друал перекричал ревущих зверей.

— Кровь Императора, — прошептал по воксу Тилонас.

Линия деревьев перед капелланом исчезла под громадными когтистыми лапами. На расчищенный участок земли шагнуло громадное существо. Неподалеку показалось еще три похожих создания. Размерами они вчетверо превосходили любое из существ, с которыми уже пришлось столкнуться Расчленителям, их глаза были наполнены жаждой смерти. Звери заставляли казаться крошечным даже дредноута Григори.

Друал и Тилонас открыли огонь, но Зофал решил не тратить попусту боеприпасы и вместо этого открыл вокс-канал со стрелками «Грозовых орлов».

— Цели к северу от меня. Огонь.

По приказу капеллана боевые корабли дали ракетный залп. Мгновение спустя чудовища исчезли в ореолах взрывов. Когда огонь стих, двое их них лежали в грязи, раздавив телами десятки меньших существ. Сверкнувший выстрел из турболазера «Зазубренного ангела» испепелил третьего зверя.

Зофал выругался. Четвертый остался целым и невредимым. Проявив смекалку, он укрылся за сородичами и смог избежать оружия Расчленителей.

— Повторный залп.

— Не можем, капеллан. Мы ждем атаку.

Зофал зарычал, поискав взглядом то, чем можно было бы убить зверя.

— Друал, Тилонас… — он замолчал, заметив, как к зверю несется одинокий воин в доспехах терминатора. Капеллану не требовалось видеть опознавательный символ, чтобы узнать Амита.

Григори стоял в собственноручно сделанном кратере, зубья эвисцераторов кромсали плоть и внутренности зверей. Вокруг него, словно кровяные мешки, громоздились изломанные трупы. Он ступал на них, и всякий раз на него накатывала волна удовлетворения, когда дредноут слышал треск костей. Для сына Сангвиния погребение в саркофаге дредноута считалось величайшей честью, но также и самой жестокой пыткой. Ему позволили служить еще долгое время после того, как тело превартилось в атрофированную кашу. Но калечить, убивать и не чувствовать при этом горячих брызг крови на лице — все это выводило Григори из себя. Многие Расчленители, заключенные в стерильных саркофагах, сошли с ума и поддались самому темному гневу.

Кровь. Он ощутил знакомый привкус, когда капля артериальной жидкости мертвого зверя проникла сквозь борозду в броне и смешалась с биожидкостью, которая поддерживала в нем жизнь. Боль в разуме ослабла, Жажда на миг была утолена. Если бы лицевые мышцы Григори еще могли работать, он бы улыбнулся. Благослови тебя Император, Каил. Он поблагодарил технодесантника, разработавшего сложную сеть каналов, которые сделали возможным подобное избавление от мук.

Едва дредноут пересек груду тел, как сенсориум саркофага Григори выдал несколько предупредительных символов. Мгновение спустя мимо него пролетел Амит, отброшенный мощным ударом выжившего зверя. При приземлении тело магистра оставило за собой глубокую борозду.

Дисплей шлема озарился длинными потоками данных, когда Амит поднялся на ноги. Удар повредил один из цепных кулаков и разбил нагрудник. Из носа текла кровь, несколько зубов шатались. Магистр зарычал при виде того, как громадное создание раздавило кого-то из отделения Даила.

— Григори, прикончим эту тварь.

Гидравлические системы и поршни в ногах дредноута взревели, словно огонь тяжелого болтера, когда тот отбросил дергающееся существо и направился к огромному зверю. Чудовище обернулось ему навстречу, опустив голову и широко распахнув пасть. Не останавливаясь, Григори выстрелил ему в морду из осколочного гранатомета. Зверь взревел и, закрыв глаза, отшатнулся от взрыва. Григори ринулся вперед, целясь эвисцераторами в брюхо. Зверь завопил от боли и ударил его головой. Дредноут пошатнулся и не успел уклониться от сомкнувшихся на нем челюстей. По дисплею Григори побежали предупредительные символы, когда метровые клыки зверя пробили адамантиевый корпус и повредили генератор. Без него Григори долго не протянуть.

— Ты умрешь первым! — взревел Григори. Усиленный аудиосистемами саркофага, звук был ужаснее рева любого зверя. Активировав огнемет, Григоры омыл струей раскаленного прометия раны, оставленные в брюхе зверя, и испепелил ему внутренности. Существо отшатнулось, из ран валил густой дым, по коже, словно молочная желчь, стекали остатки органов. Григори двинулся назад, используя остатки энергии, чтобы дотащить зверя к «Мести», к Амиту.

Амит зарычал от напряжения, поднимаясь по бронированному борту «Мести». Если бы не защита громоздких терминаторских доспехов, он бы не пережил удара. Но, цепляясь за броню боевого корабля, и чувствуя, как горят от усилий мышцы, он все же скучал по относительной гибкости силовых доспехов.

С натужным ревом Амит поднялся на крыло, когда к кораблю приблизился Григори, волоча за собой зверя.

— Пусть Сангвиний пирует твоей душой! — прокричал Амит и, спрыгнув с «Громового ястреба», пронзил зверя рабочим цепным кулаком. Он замахнулся другой рукой и потрескивающей от энергии силовой перчаткой пробил шкуру существа. Застонав от усилия, Амит вбил ему в тело пару мелта-зарядов и активировал цепной кулак. Под тяжестью Амита зубья оружия впились зверю в бок, позволив магистру ордена опуститься на землю. Существо билось в судорогах, тщетно пытаясь сбросить его с себя. Зверь пошатнулся, но не упал, успев бросить на магистра ордена последний взгляд и взреветь, прежде чем мелта-заряды детонировали.

Взрыв отбросил Амита на броню «Мести» с силой, которой было достаточно для того, чтобы разбить бронестекло кабины. Он с грохотом повалился на землю, и сверху на него посыпались куски дымящегося мяса и брызги кипящей крови.

Даже у нас есть пределы, брат. Но, как и в случае с любой истиной, всегда найдутся те, кто станут это отрицать. Невежественные люди почитают нас за богов, поклоняются нам как богоподобным созданиям неимоверной силы, которые в равной степени несут надежду и ужас. Но в наших сердцах нет места милосердию, брат. В наших венах не течет избавление.

Но Гнев, Гнев не ведает пределов. Некоторые считают, что мы облачаем проклятых в черное, дабы таким образом оплакать их уход. Но они заблуждаются. Мы — ангелы ярости и насилия. Мы — гнев, и мы — смерть, и ничего больше. В последние мгновения жизни мы принимаем тьму, потому что после смерти нет ни света, ни прощения, только чернота гнева и отпущение грехов в смерти.

Ибо только смерть освобождает от долга.

 

Глава третья. Покорение

— Идти сможешь? — спросил Кассиил и, скривившись, выдернул из бицепса шип.

Позади него, прислонившись к насыпи, сидел Хамиед и сжимал руками живот, из которого сквозь пальцы сочилась кровь.

— Смогу, — Хамиед остановился. — Но не смогу тащить сержанта.

Кассиил фыркнул, бросив взгляд на Асмоделя. Сержант все еще оставался без сознания, его рот покрывала пленка засохшей слюны.

— Мы так долго его несли, брат. Это не должно оказаться зря, — сказал Хамиед.

— Прокляни тебя Император, Хамиед, — прорычал Кассиил и взвалил Асмоделя на плечи. — Давай покончим с этим.

Хамиед скривился, с трудом поднявшись на ноги, и последовал за Кассиилом через гребень огненной ямы к траншеям.

В воздухе висело густое облако пыли, поднятое взрывами мин.

— Ничего не вижу, — сказал Кассиил и пошатнулся на неровной земле, переступая участок колючей проволоки.

— Нам сюда, — произнес Хамиед, шагая вперед.

— Откуда ты знаешь?

— Из «Громового ястреба» вытекает топливо? Разве не чувствуешь?

Кассиил указал на разбитый нос.

— Нет.

Скауты шли дальше, не обращая внимания на доносящиеся неподалеку краткие залпы болтерного огня. Ни один Расчленитель не сумел бы проявить подобную выдержку во время боя. Один выстрел означал казнь. Каждый снаряд обрывал чью-то жизнь, предавал раненого зверя смерти или даровал милосердие Императора одному из братьев, подумал Кассиил, стиснув зубы.

Когда они приблизились к лагерю, скаут остановился.

Место высадки было разрушено до основания.

Звери сровняли укрепления с землей, тщательно выстроенную оборону Расчленителей перемололо когтями и копытами. От «Шипастого ангела» и «Испивающего кровь» остались лишь дымящиеся обломки, из всех «Грозовых орлов» невредимым остался только «Гнев смерти». Три «Громовых ястреба» выглядели немногим лучше: «Ярости Ваала» недоставало крыла, «Зазубренный ангел» был покрыт сотнями глубоких царапин, его керамитовая броня погнулась от громадных клыков, а на двигателях «Мести» остались огромные вмятины.

— И как теперь, под солнцем Ваала, мы выберемся отсюда? — Кассиил упал на колено, вес Асмоделя оказался непосильной ношей для израненного скаута.

— Уходишь так скоро, брат? Ты ведь только что прибыл.

Кассиил обернулся и увидел ухмыляющегося Биеила.

Левая рука сержанта оканчивалась у локтя, а отличительные знаки опустошителя исчезли под толстым слоем копоти, покрывавшим опаленные доспехи. Кассиил ощутил укол вины. Сначала сцепившись в бою со зверем, а затем скрываясь от полчища отступающих животных, они с Хамиедом так и не успели помочь отделению Биеила.

— Похоже, не мы одни повстречались с местными, — кровожадно улыбнулся Кассиил.

— Видимо так, — ответил Биеил, указав на раны, покрывавшие Кассиила и Хамиеда. Его улыбка погасла, едва взгляд упал на Асмоделя.

Лицо Кассиила окаменело.

— Гнев.

— Да сохранит его Сангвиний, — Биеил ударил себя по нагруднику. — Вы найдете Зофала на юге, около «Гнева смерти».

— Кровь защищает, — благодарно кивнул Кассиил.

Биеил отвернулся, окинув взглядом десятки разорванных Расчленителей, чьи трупы лежали по всему лагерю, их красные доспехи выделялись на черной земле, словно брызги крови.

— Не сегодня, брат.

— Оставь меня, — бросил Амит приближающемуся Иезалилу и, отмахнувшись от апотекария, присел рядом с Григори. Лишенный энергии, дредноут повалился на спину. Неподвижно лежащий в грязи корпус был немногим больше, чем красивой бронированной могилой.

— Прошло слишком много времени с тех пор, как мы убивали кого-то достойного, — прохрипел Григори через поврежденные аугмиттеры брони.

Амит ничего не сказал.

— Не молчи, брат. Твоя скорбь не принесет никому добра. Я сражался в войнах Императора целых три жизни, — голос Григори смягчился настолько, насколько позволяли древние приемники. — Смерть заждалась меня.

— Я бы не одолел зверя без твоей помощи.

— Одолел бы.

Амит улыбнулся.

— Радуйся, брат. Я умер в багрянце. За все годы, после всей пролитой крови и отнятых жизней Гнев никогда не становился мне хозяином, — голос Григори начал искажаться, вокс-приемники плевались статикой, постепенно истощая запасы энергии. На последнем издыхании дредноут открыл безопасный вокс-канал с Амитом. — Для нас пока есть надежда, брат. Есть надежда для тебя.

Немногие знали о стыде Амита. Об ужасном приступе Гнева, которому он поддался, и о тех, кого он убил. Чувство вины преследовало магистра еще со времен старого легиона, задолго до того, как он переродился Расчленителем. Амит до сих пор чувствовал привкус волчьей крови, эйдетическая память служила жестоким стражем для его ненависти. Но он никому не осмеливался поведать об истинном стыде, об ужасе, который терзал его в ночных кошмарах: что обитавший глубоко внутри него мрак жаждал вкусить этой крови снова.

— Надеюсь, брат, ты прав.

Григори не ответил.

— Капеллан, — Кассиил положил тело Асмоделя на землю и опустился на колени перед Зофалом.

Зофал стоял над мертвыми Расчленителями, чернота его доспехов исчезла под запекшейся кровью. Трупы были сложены так, словно обращались молитвой к небесам: они лежали на спинах, с вытянутыми вдоль туловищ руками и повернутыми вверх ладонями. Это была древняя ваальская традиция, но, учитывая варварскую природу планеты, она казалась странно уместной.

— Простите, капеллан…

Зофал оторвался от молитвы и повернулся к Кассиилу.

— Прощение требуется тем, кто не оправдал ожиданий. Ты не оправдал ожиданий, скаут?

Кассиил почувствовал, как под взглядом Зофала у него пересохло в горле.

— Я… — попытался заговорить он, мысль о неудаче отняла последние крохи остававшихся в нем сил. Он посмотрел в ничего не выражающие глаза капеллана и не увидел в них ни утешения, ни осуждения. — Брат-сержант Асмодель поддался Гневу, — продолжил Кассиил, заставив себя говорить чуть громче. — Если бы не Хамиед, — он указал на другого скаута, — я бы убил его.

Зофал не сводил взгляда с Кассиила.

— Но не убил.

Касиил промолчал и нахмурился, прокручивая в памяти события прошедших дней.

— Даже под страхом смерти многие не могут найти в себе силы забыть о своих желаниях и сделать то, что должно. Поэтому я спрошу опять. Ты не оправдал ожиданий Императора и ордена? Позволил ли ты слабости руководить своими действиями?

— Нет, капеллан. Он не позволил, — произнес Хамиед, его голос превратился в сжатый рык.

— Значит, тебе не требуется мое прощение, — Зофал жестом приказал Кассиилу подняться и поручил паре сервов взять тело сержанта. — Ты почтил память Асмоделя, вернув его мне.

Сервы потащили Асмоделя к торчащему в земле обломку крыла, их аугментированные конечности взвыли под тяжестью сержанта.

— Ты — сын Сангвиния, дитя, порожденное гневом, — сказал Зофал, когда сервы приковали Асмоделя к крылу. Капеллан склонился над сержантом, взял его за подбородок и зарычал.

Асмодель, закричав, очнулся, мучительный стон перерос в хриплый рев. Цепь зазвенела, когда его тело напряглось и забилось в судорогах.

Зофал отступил назад и стянул обрывок ткани, под которым оказался богато украшенный ручной огнемет. Сержант зарычал, едва капеллан активировал воспламенитель.

— Дарин Асмодель, я облачаю тебя в черное, ибо после смерти нет света, а только прощение.

Зофал нажал спусковой крючок, и струя пламени лизнула панцирь Асмоделя.

Сержант рычал, подвывая, словно зверь, пока огонь опалял доспехи и зачернял их поверхность.

— У мертвых нет крови, поэтому мы даруем ее тебе, — Зофал закончил ритуал Ираната. — Отплати же за нее кровью врага.

Сняв перчатку, он провел ножом по ладони, а затем кровью нанес крест на наплечник Асмоделя.

— Готово, — Зофал повернулся к Кассиилу. — Иди же. Скорби об утрате сержанта.

Кассиил хотел что-то сказать, но не нашел слов. Вместо этого он бросил последний взгляд на воина, который некогда звался Асмоделем. Скаут ушел, моля Императора о том, чтобы быть облаченным в багряную броню Расчленителя, когда за ним придет смерть.

— Контакт, к северу от нас, — в ухе Амита раздался хриплый голос Баракиила.

— Что еще?

— Идентификационные отметки… брат-сержант Манакель, но…

Амит зарычал, когда поврежденный комм-канал зашипел, утопив слова Баракиила в статике.

— Друал, Тилонас, за мной.

Вместе с двумя ветеранами Амит миновал северные укрепления и присоединился к Баракиилу. Капитан ничего не сказал подошедшему магистру, он неотрывно всматривался в огневой мешок, который Биеил и его воины создали в лесу. Амит проследил за его взглядом — расчищенный участок земли больше не был пустым.

— Во имя Трона… — застыл на месте Тилонас.

— Не думаю, что нам хватит боеприпасов, — заметил Друал, рефлекторно изготовившись к стрельбе.

Амит безмолвно рассматривал тысячи дикарей в рваных звериных мехах и дубленых шкурах, которые плотными рядами стояли за сержантом Манакелем. Большинство воинов были вооружены копьями с кремневыми наконечниками и грубо вытесанными мечами. Похоже, защита их не волновала. Остальные высоко держали знамена: флаги из шкур, натянутые на каркасах из кости и дерева и украшенные символом ордена Расчленителей.

Друал зарычал, принюхиваясь.

— Это не растительная краска, — сказал он, указав на кресты, нанесенные на грудь каждого воина.

Жестами приказав дикарями не сходить с места, Манакель приблизился к магистру ордена.

— Я разрешил идти только тем, кто готов пролить кровь за орден, — сказал Манакель, преклонив колени перед Амитом. Армия варваров за ним последовала его примеру. — Рад видеть вас снова, магистр ордена.

Амит не сводил взгляда с орды.

— И я тебя, брат, — он указал Манакелю подняться. — А теперь объяснись.

Манакель протянул Амиту талисман-аквилу, которую дал ему дикарь.

— Когда-то эта планета принадлежала Императору.

— Ты не можешь судить только по одной безделушке, будто здесь побывал Император, — отрезал Баракиил.

— Вы правы, брат-капитан, — Манакель говорил медленно, его гнев из-за оскорбления сдерживался уважением к капитану. Воин повернулся к варварам. — Тамир, атта, — крикнул он, подняв кулак.

— Ты говоришь на их языке? — спросил Амит.

— Немного. Его корни сходны с диалектом древней Терры, хотя, похоже, главное значение здесь играют жесты.

Из рядов коленопреклоненной орды поднялся воин и подошел к Расчленителям. Его левый глаз опух, он шел как человек, бредущий по зыбучим пескам. Крепкие мышцы вздулись под толстыми лианами, обмотанными вокруг плеч и тела, когда он протянул Расчленителям исполинских размеров меч.

— Его зовут Тамир. Он самый сильный их воин, — Манакель ответил на вопрос прежде, чем он был задан.

— Выглядит не очень, — ухмыльнулся Тилонас, окинув взглядом уставшего Тамира, когда воин преклонил перед ним колени, тяжело и прерывисто дыша.

Манакель зарычал.

— Он нес этот меч целый день, и не побоялся моего гнева. Можешь ли ты сказать то же самое, брат?

Тилонас рассмеялся.

— Твоего гнева? Я скорее ребенка испугаюсь.

— Довольно, — отрезал Амит и наклонился, чтобы изучить оружие. Ретинальный дисплей ожил, наложив на глаз информационную сетку. Эмаль, дентин, цемент. Заточенный до невероятной остроты клинок изготовили из громадного резца. В длину он превышал его рост, и был крупнее всего, с чем ему приходилось сражаться. Магистр стиснул рукоять, цельный кусок кости, обмотанный чешуйчатой кожей, поблекшей и растрескавшейся от времени. Даже в терминаторских доспехах его пальцы едва сомкнулись. Сервоприводы гневно взвыли, когда он взял оружие двумя руками. Заворчав от усилия, Амит умело взмахнул клинком горизонтальным и диагональным ударами. Несмотря на размеры и вес, оружие было идеально сбалансированным.

— Где он его нашел?

Манакель махнул Тамиру.

Воин заворчал и принялся водить веткой по грязи, набрасывая грубые очертания.

— Рактор, — произнес он, указав на тело одного из чудовищ, атаковавших лагерь. — Рактор, — повторил он.

Амит кивнул, чтобы дикарь продолжал.

Тамир достал из заспинных ножен длинный кинжал. Он был меньшего размера, но почти неотличимый от клинка в руках Амита, его костяная рукоять была обмотана звериной шкурой, лезвие изготовлено из цельного резца. Он протянул клинок к трупу монстра, а затем ткнул в один из его зубов. Смысл жеста Тамира был понятен — его клинок сделали из зуба зверя вроде того, что убили Амит и Григори.

Лицо Амита окаменело, едва он понял, что последует далее.

Тамир вывел на земле еще одну фигуру, очертания зверя, вдвое превосходившего предыдущего.

— Ракторикс, — Тамир указал на громадный меч в руках Амита. — Ракторикс, — повторил он.

Решительность горячила кровь, пока Амит стоял в окружении командиров. Она походила на наркотик, пламенную эйфорию, которой магистр не испытывал со времен основания ордена, прежде чем Проклятье проредило ряды его воинов и забвение не стало единственным уделом.

— Братья, на планете водится огромный зверь. Он крупнее даже богов-машин Марса, — Амит прервался, поочередно оглядев собравшихся Расчленителей: Зофала, Баракиила, Менаделя, Биеила и Манакеля. — Мы должны убить его.

— Зачем? — спросил Зофал.

— Мы окровавлены, но не сломлены, — Амит обвел рукой лагерь, говоря об ордене в целом, а не о собравшихся воинах. — Если мы сможем укротить эту землю, одолеть зверя, тогда мы сможем покорить все что угодно, — голос Амита упал до хриплого шепота. — Даже Жажду.

— Это безумие, — Баракиил вызывающе шагнул к Амиту. — Это не наша задача.

— Это решать мне.

Баракиил пропустил мимо ушей слова магистра и повернулся к остальным.

— Вы слышали доклад скаута Кассиила — орки мертвы, их пожрали обитающие здесь существа. Нам тут больше нечего делать. Мы должны связаться с Нетой и вернуться на корабли.

— А что потом? — спросил Амит.

— Потом мы встретимся со Звездными Фантомами и направимся вглубь Саккарского сектора, как запланировано.

— А дальше? — голос Амита превратился в сжатый рык.

Баракиил собирался ответить, но Амит продолжил.

— А дальше, брат? Что будет, когда не останется ничего? Когда мы побываем в каждом бою, сразимся в каждой войне в этой галактике и во всех остальных? Те, кто придет после, позабудут о наших деяниях, и нас запомнят только по Проклятью, — Амит указал на пепельный корпус «Гнева смерти».

— Мы воины, а не мудрецы. Пусть другие волнуются насчет того, что успели сделать, а что нет, — прорычал Баракиил. — Твоими устами говорит кровожадность. Я не позволю тебе впустую тратить жизни наших братьев.

— Ты не позволишь мне? — изо рта Амита полетела слюна, внутри него вскипел гнев. В горле запершило от сухости. Он жаждал крови: крови Баракиила. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как он убивал, с тех пор, как утолял жажду.

«Император, благослови меня своим терпением. Наполни меня праведным пламенем, которым я выжгу жажду крови. Император, сохрани меня от тьмы в моей душе», — Амит мысленно прошептал молитву, стараясь успокоиться. Он не убьет еще одного преданного сына Императора.

— Баракиил, нам не уйти от Проклятья. Если мы хотим выжить, то должны остаться и встретиться с ним.

— Бежать? Я не трус, — выплюнул Баракиил. — Не все из нас разделяют твой стра… — знаменосец пошатнулся, когда Амит стремительным ударом врезал ему в нос.

Баракиил утер хлынувшую кровь.

— Так тому и быть, — произнес он и ринулся вперед.

Амит кинулся на капитана, высвободив в утробном рычании давно сдерживаемый гнев.

Расчленители врезались друг в друга. Облаченные в тяжелую броню и преисполненные гневом, они стали одновременно неодолимой силой и несокрушимой скалой. Никто не уступал ни пяди, позабыв о всякой защите и обрушив на противника град ударов. Атака Амита была достаточно мощной, чтобы убить человека, но Баракиил был быстрее, успевая нанести по три удара за каждые два магистра ордена. Терминаторская броня воинов натужно выла и плевалась искрами, пока Расчленители доводили их до пределов прочности и выносливости.

Сервоприводы поврежденного цепного кулака Амита заискрились и вышли из строя под непрерывными ударами Баракиила.

Амит раздраженно зарычал. Даже невзирая на огромную силу, без помощи брони он не мог действовать рукой. С бесполезно висящей левой рукой бой постепенно становился односторонней трепкой. Магистр скривился, почувствовав, как ударом головой Баракиил сломал ему нос, прежде чем толчок ногой в грудь повалил его на землю. Капитан последовал за упавшим Амитом, желая втоптать его в грязь.

Манакель двинулся наперерез, но путь ему преградил Зофал.

— Будет так, как пожелает Кровь, — приглушенный голос капеллана не скрыл сквозящую в его взгляде угрозу.

Тяжелый кулак капитана разорвал Амиту щеку.

— Ты забыл, кто тебя обучал, — он выплюнул слова окровавленным ртом, задержавшись на мгновение, а затем с силой ударив ногой в колено Баракиилу. Болезненный вскрик заглушил резкий хруст кости. Амит жестоко ухмыльнулся, улучшенный слух позволил ему насладиться одновременно обоими звуками. — Ты всегда спешил нанести последний удар.

Амит схватил Баракиила за горжет и с силой ударил в лицо, и только затем позволил капитану упасть.

Баракиил повалился на землю, но тут же попытался подняться.

Амит шагнул к нему, в ушах, словно звон огромного колокола, стучала кровь. Пришло время убивать.

— Лорд, — вмешался сержант Менадель. — Поединок окончен.

Он указал на Баракиила, но при этом не сводил глаз с магистра ордена.

— Еще нет, — прорычал Амит.

— Окончен, — сержант бесстрашно встретился взглядом с Амитом, держа клинок низко опущенным, чтобы в случае необходимости разрубить сервоприводы на ногах магистра ордена.

— Это не остановит меня.

— Посмотрим.

Амит улыбнулся, впечатленный решимостью Менаделя. Это был грозный, жестокосердный воин, Амит не раз видел его в бою. Сержант использовал любое преимущество, дарованное ему Кровью, дабы уничтожать врагов человечества. Несколькими часами ранее он остался внутри «Мести» и командовал обороной, сопротивляясь зову битвы и стремлению лично сойти на поле боя, которые горели в крови у каждого Расчленителя. Если они собираются когда-либо победить Проклятье, то им потребуется больше таких воинов, как Менадель.

— Однажды я убью тебя, капитан, — сказал Амит.

— Как того пожелает Кровь, — Менадель опустил голову, принимая повышение.

— Полагаю, тебе скорее требуется апотекарий, нежели капеллан, — не оборачиваясь, сказал Зофал, безошибочно распознав скрежещущее бормотание поврежденных доспехов Амита.

— Я не прощу Баракиила, — Амит присоединился к капеллану на руинах южного вала. — Мне нужен твой совет, Зофал.

— Ты уже решил, как поступить.

Амит кивнул.

— Да, но что, если я проиграю? Что тогда ждет орден?

— Ты подобрал хороших капитанов. Ты испытал их силу и решимость, и они не подвели тебя, — Зофал остановился, чтобы снять шлем. — Если однажды ты падешь в бою, то орден будет жить. Но мы стоим на краю пропасти, на кривой дороге между безумием и спасением. Наши братья не смогут принять жертву магистра ордена.

— Победа всегда требует жертв.

— Да, такова горькая правда. Но в этот раз ее предстоит совершить мне.

— Тебе? — выдохнул Амит, ошеломленный неожиданным поворотом разговора.

— Хранить дух ордена — моя работа. Ты должен вернуться к ним, Амит.

— Я не могу просить тебя пожертвовать собой ради меня. Так поступит лишь трус.

— Иногда, брат, требуется большая храбрость, чтобы жить дальше.

— Но…

— Но будет так, как пожелает Кровь, — капеллан оборвал Амита, судя по тону, не терпящему возражений, желание обсуждать что-либо у Зофала иссякло.

Амит заглянул в глаза капеллану. Морщины на лбу и вокруг глаз Зофала стали глубже, чем он помнил. В момент безмолвной связи железная маска несокрушимого капеллана, наконец, спала, позволив Амиту впервые увидеть его истинный облик. Проклятье не пощадило Зофала, лишив его жизнерадостности, и хотя на старческой плоти не было видно следов от клинков или клейм, шрамы капеллана были глубокими.

— Как пожелает Кровь, — повторил Амит, стиснув наруч Зофала.

Двигатели «Гнева смерти» низко загудели, когда боевой корабль приготовился к взлету.

Тилонас и Друал поднялись на борт. Магнитные подвески в отсеке пустовали.

— Надеюсь, Зофал знает, что делает. Даже самая длинная молитва не удержит надолго обреченных, — сказал Друал, пристегиваясь.

— Я бы не беспокоился, — мрачно произнес Тилонас. — Он захватил достаточно дикарей, чтобы сдержать Жажду.

Амит положил руку на наплечник Баракиил, остановив капитана, едва тот ступил на рампу.

— Это задание не для тебя.

Баракиил повернулся к нему.

— Я недостоин даже сопровождать тебя?

— Ты боролся за убеждения. Тут нечего стыдиться, — Амит заглянул Баракиилу в глаза. Взбучка, которую он устроил капитану, нисколько не пошатнула его дух. — Но тебе следует остаться.

— Как пожелаешь.

Амит прошел мимо него по рампе и замер.

— Брат, если я не вернусь… — Амит замолчал. — Пообещай мне, что вернешься с орденом и завоюешь планету.

Капитан хранил молчание.

— Ты не откажешь мне в этом, Баракиил.

— Как пожелаешь. Но лучше, если ты сделаешь это сам.

Амит кивнул и стиснул наруч первого капитана в воинском приветствии.

— Если будет на то воля Крови.

— Сила Сангвиния…

Амит активировал пикт-экран, едва услышав по комму запинающееся бормотание Задкиила. Экран замигал, прежде чем показать то, что так встревожило пилота. В долине под ними возвышался ракторикс. Зверь выглядел столь же могучим, каким обрисовал его Тамир, и куда крупнее, чем представлял себе Амит. Из спины на неравных расстояниях выступали громадные наросты, соединенные вместе узловатыми пучками мышц и связок, придавая зверю вид живой горы.

Амит решительно сжал зубы. Для выживания ордену требовался дом, нечто большее, чем кровопролитие, то, что связывало бы его воедино. Но сначала ракторикс должен умереть.

— Подводи ближе.

Ракторикс отличался длинной шеей и извивающимся хвостом, исчезавшим в густом лесу, высота зверя не уступала ширине. Стоя на двух задних лапах, похожих на настоящие столпы из мышц и костей, передними когтистыми конечностями он отрывал куски мяса от разбросанных вокруг трупов — выпотрошенных останков других, невероятно больших существ. За исключением живота, который свисал, словно мясистый мешок, у зверя было поразительно мало жира, его громадное тело было исчерчено толстыми полосами жил, придававшими коже гладкую коричнево-зеленую текстуру.

— Две минуты до оптимальной дальности огневого поражения, — спокойным голосом сообщил по воксу Задкиил.

Амит ничуть не удивился самообладанию пилота. Его собственный пульс даже не участился, сердца едва слышно бились в груди. Хотя магист был далеко не так спокоен, ибо гнев неотступно следовал за ним, внутренний зверь рычал тихо, загнанный на границу сознания. Он рокотал, словно отдаленный гром, а не ревел, подобно стремительным ударам молота, как обычно, когда Амит несся в бой. Они шли не на праведный штурм и не в яростную атаку. Их ждало нечто иное.

— Открыть люк, — Амит направился к распахнувшейся рампе, его ботинки вздрагивали каждый раз, когда их магнитно закрепляло на палубе, и взглянул на зверя. Магистр уставился в чернильно-черный глаз, пытаясь оценить силу существа.

Однажды Сангвиний рассказал о его воссоединении с отцом. Многие примархи нападали на Императора или сомневались в его намерениях, но Сангвиний сразу признал в нем отца. «В некоторых вещах, — сказал Амиту Ангел, — воин сразу узнает свою судьбу, будущее, ставшее реальностью». Только сейчас, разглядывая ракторикса, Амит понял примарха до конца.

— Одна минута.

Даже сквозь рев двигателей «Гнева смерти», завывание ветра и гул доспехов Амит слышал сердце зверя. Оно билось медленно и спокойно, словно движение земли. Ракторикс не ведал страха. Сегодня, пообещал себе Амит, это изменится.

— Цел…

— Огонь, — магистр ордена рявкнул прежде, чем Задкиил успел закончить. В ответ на дисплее шлема Амита мигнул символ подтверждения, за секунду до того как корпус «Гнева смерти» задрожал от грохота орудий.

По зверю замолотили лазерные лучи. Каждое копье света было настолько мощным, что могло пробить танковую броню, но выстрелы лишь опаляли шкуру зверя. Мгновением позже в него угодила россыпь ракет. Восемь боеголовок разорвались на шкуре чудовища бессильным огненным штормом.

Зверь взревел. Шея дернулась вслед за «Гневом», когда боевой корабль выходил на новый заход. Очередной рокочущий рев предшествовал дымящейся струе пламени, которая вырвалась из пасти зверя и омыла кабину «Гнева», захлестнув боевой корабль. Раскаленное добела пламя сожгло теплозащиту и краску, оставив только серый керамит и участки почерневших ржавых подпалин.

Амит сделал шаг назад, когда пламя пронеслось рядом с дверью.

— Задкиил, состояние?

— Серьезных повреждений нет, магистр ордена. Пока мы вне пределов досягаемости, мы можем… Нас атакуют! С левого и правого бортов. Еще одна стая этих проклятых Императором птиц, — прорычал Задкиил.

— Разберитесь с ними, — Амит повернулся к Друалу и Тилонасу.

Штурмовая пушка Друала начала раскручиваться еще до того, как воин выбрался из подвески.

— Подвернулись как раз вовремя.

Терминатор распахнул люк по левому борту и открыл огонь. Гильзы медным дождем посыпались на палубу, когда он отследил и уничтожил пару летающих созданий. Позади него Тилонас занял позицию по правому борту.

Удар клювом заставил Амита припасть к палубе, когда одно из существ вылезло на штурмовую рампу. Магистр зарычал и ударил снизу, вогнав цепное лезвие в череп существа. Птица забилась в его хватке. Амит заглянул в блестящие черные глаза и улыбнулся, заметив в них знакомый проблеск ужаса.

— Умри, — едва слышимо произнес он, активировав цепное лезвие. Оружие заурчало, разорвав череп птицы и забрызгав его кровью вперемешку с кусками плоти.

— Заклинило, — прорычал Тилонас, раздраженно ударив кулаком по оружию. Отсек наполнился пронзительным визгом, когда одно существо врезалось в борт, из-за чего «Гнев» вздрогнул, и Тилонаса сбило с ног. Терминатор поднялся слишком поздно и не успел защититься — зверь вцепился в него и потащил наружу.

— Тилонас! — Друал оглянулся, но продолжил вести огонь, не рискуя оборачиваться спиной к люку.

— Не волнуйтесь, братья. Я отомщен, — прозвучал по воксу голос Тилонаса. Секунду спустя терминатор исчез из поля зрения Амита, раздавленое тело птицы полетело вслед за ним.

— Да направит тебя Сангвиний, брат, — голос Амита стал напряженным от заключенных в нем чувств.

— Думаю, я достигну земли и без его помощи, — Тилонас издал гортанный смех, который смешивался с усиливающейся статикой, пока оба звука не слились воедино.

Амит держал вокс-канал открытым, вслушиваясь в шипение статики, пока передача внезапно не оборвалась.

— Что дальше? — спросил Друал.

— Продолжай стрелять, — приказал Амит, не сводя взгляда с ракторикса, по шкуре которого колотили снаряды «Гнева». Будь он одарен психическим потенциалом, как библиарии ордена, его гнева хватило бы, чтобы испарить существо. Он одержал бы победу там, где не смогли этого сделать орудия корабля, и с радостью пожертвовал бы за это душой. Но едва ли это было сейчас важно. От него требовалось только удержать зверя в долине. Смертельный удар предстояло нанести не ему.

Зофал нащупал выемку в скале и начал взбираться. Семеро воинов Роты Смерти по обе стороны от него сделали то же самое. Шестнадцать дикарей уже успели подняться на несколько метров, карабкаясь по скалам с легкостью, порожденной жизненной необходимостью. Капеллан уважительно хмыкнул. То, что они продолжали действовать с такой отвагой после случившегося в лесу, лучше всяких слов говорило о силе человеческого духа.

Путь из лагеря Расчленителей был тяжелым и полон опасностей. Члены племени помогали им избегать смертоносной фауны планеты и скрывать запахи от зверей, рыскающих в зарослях. И все же путешествие отняло жизни двух воинов из Роты Смерти и почти сорока людей. Но настоящее кровопролитие началось только после окончания боя, когда последние из приземистых созданий, которые атаковали их, были преданы мечу. Дикари оказались беззащитными против кровавой ярости обреченных. Зофал окинул взглядом подсохшую кровь, которая покрывали темные доспехи Роты Смерти, и вздохнул. От Жажды не уйти.

Выкинув из головы воспоминания о резне, он продолжил подниматься. Дикари отрывались от космических десантников, словно не обращая внимания на обжигающий камень, от которого у них на руках вздувались волдыри, и капеллан вознес хвалу за силовые доспехи… хотя броня вряд ли защитит его от того, что близится. Зофал поморщился и повис на одних руках, когда кусок скалы откололся под ногами, капеллану внезапно стало интересно, представляют ли местные жители, что их ждет.

— Нас атакуют! — взревел по воксу Амит, оторвав Зофала от размышлений.

Он бросил взгляд через плечо и увидел стаю несущихся к ним четырехкрылых птиц. Из «Гнева смерти» вырвались потоки снарядов, срезав двух существ и разорвав крылья третьему, и те по спирали рухнули вниз. Оставшиеся птицы издали пронзительный крик и сорвались в отвесное пике.

— Принесите им смерть! — прокричал Зофал, ни на секунду не останавливаясь. Он пришел сюда не для того, чтобы сражаться.

Но того же нельзя было сказать о Роте Смерти. Их единственной целью было вести бой, позволить капеллану выжить и выполнить задачу. Обезумевшие Расчленители открыли огонь из болтеров, взревев от ненависти, когда из зверей вырвались фонтаны крови. Стаккато очередей походило на громогласную молитву, их утробный рев был бессловесной литанией битвы. В окружении избранных Проклятьем, Зофал чувствовал себя переродившимся.

Он поднимался все выше.

Мимо него просвистели копья отчаянно сражавшихся дикарей. И вновь капеллан восхитился воинами-людьми: они умирали, не запятнав чести. Никто не кричал и не вопил, пока их рвали на куски, сталкивали с утесов и сбрасывали в пропасти.

Он вскарабкался мимо десантника из Роты Смерти, отмахивавшегося цепным мечом от клюва птицы. Космический десантник взревел и бросился на существо. Оно завопило, когда цепное лезвие разрубило крыло, и камнем рухнуло вниз.

— Да хранит тебя Кровь, брат, — произнес Зофал вслед падающему десантнику Роты Смерти.

— Ка-пел-лан! — проорал Асмодель. Как у всех из Роты Смерти, голосовые связки воина лопнули от непрерывного рева, из-за чего его предупреждение прозвучало скорее как рычание, нежели связное слово.

Зофалу большего и не потребовалось, он ушел в сторону как раз вовремя, чтобы избежать похожего на булаву хвоста, который врезался в камень там, где еще секунду назад находилась его голова. Из-за резкого движения Зофал повис на одной руке, не в состоянии нащупать опору под ногами. Он стиснул зубы, взглядом ища, куда двинуться дальше, пока существо готовилось к новому удару.

Прежде чем капеллан успел что-либо сделать, Асмодель запрыгнул птице на спину. Он с воплем вогнал нож в шею существа и крепко ухватился за рукоять, чтобы птица не смогла сбросить его. Бывший сержант с ревом и проклятьями открыл огонь из болт-пистолета прямо в спину существа. Когда птица стала падать, Асмодель соскочил с нее, протягивая руки к скале.

Наконец Зофал нащупал опору и вытянул руку, чтобы поймать Асмоделя. Капеллан разжал пальцы, приготовившись схватить предплечье боевого брата.

— Кровь! — взревел Зофал, когда по его доспехам разбрызгало жизненную влагу Асмоделя.

Мимо пронеслась еще одна птица, когтями разорвав бывшего сержанта.

Зофал не чувствовал ничего, кроме гнева, когда на дисплее шлема погасла очередная идентификационная отметка. Он убьет каждого зверя на планете. Он будет проливать кровь до тех пор, пока земля не утонет в багрянце.

Вверх. Вверх. Зофал выдавил мысли о насилии, сопротивляясь желанию помочь братьям.

— Вверх, будь ты проклят, — прорычал он. Решив вместо существующих углублений создавать новые, он принялся бить кулаками по скале, гася свой гнев и взбираясь так быстро, словно сама высота была его врагом.

Вершина вулкана возникла словно из ниоткуда, вынырнув из облаков так же неожиданно, как и зеркальная синева неба. Зофал перебрался через край и стал спускаться в жерло. Он оглянулся, но не увидел, чтобы за ним кто-то следовал. «Кровь принесет вам умиротворение, братья мои». Спрыгнув на выступающий камень, капеллан нахмурился и сморгнул предупредительные символы, которые заструились по дисплею шлема. Жар был настолько сильным, что даже керамитовое покрытие доспехов не сможет долго защищать его. Он скривился, чувствуя, как кожа под броней начала покрываться волдырями.

— Сержант Манакель, — Зофал открыл вокс-канал с сержантом. У него еще оставалось время, чтобы в последний раз направить судьбу ордена.

— Капеллан? — затрещал по комму голос Манакеля, искаженный толстыми склонами вулкана.

— Серафим был прирожденным лидером. Одаренным тактиком. Ты — не он, — Зофал замолчал, чтобы Манакель понял сказанное. — Он был оружием, выкованным в огне битвы. Но оружие никогда не сможет разжечь пламя в сердцах других. Я видел твои глаза, Манакель, и я видел в них тлеющие угли.

— Я… — Манакель запнулся.

— Дикари шли за тобой, потому что твой огонь разжег в них первобытную веру. Направь свою ярость, Манакель, используй ее, чтобы вывести орден из тьмы и помочь тем, кто не может спастись от нее, сжечь ее в огне битвы. Ты должен воплотить Гнев, не поддавшись ему. Ты должен стать противовесом, смертельной тишиной между каждым ударом кровавого сердца ордена. Эта задача не столь почетна, нежели командование ротой, и гораздо сложнее. Но без будущего не будет победы.

— Я понимаю, капеллан, — голос Манакеля был торжественным, тяжелым от возложенного на его плечи бремени.

— Да направит тебя Кровь, капеллан Манакель, — Зофал отключил комм и снял личину шлема. Он будет смотреть на вулкан своими глазами. Бурлящая лава облизывала стены жерла и плевалась у него под ногами. — Ты считаешь себя яростным, диким… — капеллан обмотал розарий вокруг стиснутого кулака. — Но у тебя нет иного выбора, — на термоядерном заряде мигнул красный огонек, когда Зофал повернул рычаг активации. — Я избрал уничтожение, и в моей гибели братья найдут спасение.

Зофал закрыл глаза.

— Я — месть, я — гнев, я — смерть.

От взрыва термоядерного заряда вулкан исчез в величественной вспышке. Камни, вырванные из внутренностей горы, выстрелили в воздух на струях перегретого газа. За ними последовал огонь, который фонтаном вырвался из вершины вулкана и растекся по склонам, предвещая потоки лавы: волны извергнутой взрывом вязкой магмы. Кипящая река огня устремилась в долину и к ракториксу.

— Покойся с миром, брат. Ты заслужил его, — прошептал Амит, прижав руку к нагруднику в последнем салюте Зофалу.

— Выводи нас отсюда, — провоксировал Друал Задкиилу, когда «Гнев смерти» задрожал из-за многочисленных толчков.

— Нет! — отрезал Амит, миг спокойного созерцания раскололся от вскипевшего внутри гнева. — Удерживать позицию.

— Магистр ордена, мы должны уходить, — Задкиил не сумел скрыть напряжение в голосе.

«Гнев» тряхнуло опять, на этот сильнее. Воздух наполнился густым пеплом и скальными обломками, из-за чего пилоту становилось все сложнее удерживать корабль на лету. Пирокластическое облако истекало пеплом, золой и пемзой, которые покрывали долину, окрашивая ее пепельно-серым цветом.

— Нет. Мы зашли слишком далеко. Я увижу смерть этого зверя, — Амит уставился на ракторикса, не обращая внимания на комья лавы, разбивавшиеся о корпус «Гнева».

Громадное существо взревело, когда в него угодили куски горящего камня размером с танк. Оно повернулось, чтобы бежать от приближающейся лавы, ревя каждый раз, когда поверхность уходила у него из-под ног. Смещенная вулканической активностью земля поймала в ловушку заднюю лапу ракторикса. Зверь, не сумев устоять, рухнул вперед.

Горящая река расплавленного камня тут же захлестнула обездвиженного зверя. Ракторикс завопил от боли и ужаса, когда лава облизала ему ноги. Дергаясь, словно в припадке, зверь тщетно боролся с неизбежным, мотая головой из стороны в сторону и все глубже утопая в потоке.

— Смерть — последний предел для всего сущего, — произнес Амит, когда ракторикс исчез из виду, поглощенный яростью вулкана.

— Тогда не будем слишком пристально искать свой предел, — пошутил Друал, оттаскивая Амита от рампы.

Снова оказавшись в отсеке, Амит вдруг понял, что внутри пронзительно воет сирена, а на его ретинальном дисплее мигают предупредительные руны.

— Двигатели дают сбой, пепельное облако слишком плотное. Пора улетать, магистр ордена… — произнес Задкиил.

— Уходим, — приказал Амит.

Извержение вулкана было кратковременным, но опустошительным. Лава вскоре застыла, навеки изменив пейзаж. Море огня испепелило лес на многие километры вокруг, уничтожив все органическое вещество. В катаклизме уцелели только высочайшие пики, которые возвышались, словно небольшие островки, над недавно затвердевшей коркой. Амит окинул взглядом пустынную голую скалу. Долина выглядела так, будто ее утрамбовал безумец.

— По крайней мере теперь кораблям будет где приземляться, — раздался голос Менаделя, который стоял за спиной у Амита вместе с Баракиилом, Манакелем и Друалом.

Амит довольно хмыкнул. Он ожидал таких несвоевременных замечаний от Григори, поэтому был рад присутствию Менаделя, который заполнил пустоту, оставшуюся после дредноута.

— Уверен, работа для капитана Неты значительно облегчится, когда она прибудет за нами, — Амит повернулся к Менаделю. Лицо сержанта оставалось таким же спокойным и твердым, как земля под ногами, из-за чего он вдруг засомневался, пошутил ли Менадель.

Магистр перевел взгляд на Манакеля. Такой холод в глазах ему приходилось видеть только у капелланов. Хотя это не имело особого значения, Амит остановился, утратив нить размышлений, когда заметил искусно украшенный болт-пистолет на поясе сержанта. Зофал. Капеллан сумел разглядеть душу воина за феррокритовой броней.

— Брат, — Амит указал на знамя в руках Баракиила.

Капитан кивнул и передал его Амиту, подавители движения, встроенные в его крепления, заставляли висеть полотнище прямо и неподвижно, невзирая на сильный ветер.

Амит повернулся к остальным Расчленителям. Тридцать восемь воинов прижали кулаки к нагрудникам. Победа стоила им половины роты. Выжившие стояли плечом к плечу, на их доспехах виднелись глубокие царапины и вмятины, под которыми были почти не видны символы и знаки различия. Позади воинов на уважительном расстоянии держалась тысяча дикарей. Они разбились по группам, но стояли с той же воинственной гордостью, что и космические десантники.

— Я сражался в войнах Императора еще со времен легиона. Я убивал его врагов во времена, когда наш отец ходил среди нас. Я калечил и уничтожал любое существо и ксеномерзость, которое осмеливалось встать перед моим клинком. Но этот мир… — Амит развел руки, чтобы охватить весь пейзаж. — Этот мир более жесток и первобытен, чем ярость в моей душе. Но вместе, братья, мы завоевали его.

— Мы — гнев! Мы — смерть!

— Наши братья погибли не зря. Мы убедимся, что этот мир, этот единственный мир, навсегда останется свободен от скверны мутанта, ксеноса и еретика. Этот мир воплотит в себе очищающую ярость и послужит примером всякому, кто ступит на его поверхность, — Амит поднял знамя, отключив подавители движения, позволив ему гордо реять. — Вы стоите на Кретации, родине гнева. Теперь это — дом Расчленителей!

Потребовалось менее трех дней, чтобы Расчленители подчинили планету своей воле. Орбитальные транспорты хлынули на поверхность с сотнями сервов и ауксилиариев ордена на борту. Небольшая группа из восьми тысяч клерков Департаменто Муниторума взялась за каталогизацию ресурсов Кретации и обработку ее населения. В последующие месяцы на планету доставят еще множество людей.

— Рад видеть вас, магистр, — Измериил стиснул наруч Амита в воинском приветствии.

— Капитан. Тебя ждет важное задание. Я вскоре вернусь на «Виктус» и отправлюсь в Саккарский сектор настолько, насколько потребуется на этот чертов крестовый поход. Ты останешься здесь и будешь отвечать за наше будущее, — сказал Амит.

— Лорд?

— Мы больше не станем вверять себя на милость судьбы, набирая новобранцев с миров, в которые нас забрасывает военная нужда. Любой новобранец, который хочет носить на груди наш символ, должен обладать таким же характером, как воины, обитающие под этим небом, — Амит указал на дикарей, которые нестройными рядами ожидали обработки. — Я заявил о Праве Покорения. Будущая кровь ордена будет кретацианской.

Измериил кивнул.

— И, капитан, когда Муниторум все сделает, выдвори их с планеты. Слабой крови здесь не место.

Измериил улыбнулся.

Амит оставил капитана и взошел на временную кафедру, возведенную так, чтобы с нее открывался вид на лагерь по обработке.

— Воины Кретации, — шум активности тут же стих, стоило Амиту заговорить, его голос походил на грубый рык, передаваемый через фильтры аудиоколонок, развешенных на стальных столбах по периметру лагеря. — Каждого из вас подвергнут проверке. Те, кого сочтут достойными, станут одними из Крови. Те, кто провалят испытания, но проявят отвагу, все равно смогут служить, — Амит указал на стоявшего рядом с ним серва ордена. — Остальные не выживут.

Амит знал, что дикари не понимают его, как и тех изменений, что он принес в их мир. Это не важно. Он исповедовался не столько перед ними, сколько перед самим собой.

По приказу Амита из рядов дикарей появился Манакель. Он заставил вождей и старейшин выйти вперед, за исключением Тамира, которому приказал остаться.

Амит оглядел собравшихся лидеров.

— Вы храбро сражались. Император благодарит вас за службу, — он остановился, изучая их лица в поисках понимания, но не заметил его. — Вы слишком стары для испытаний, а повелевать этим миром может только один.

Манакель поочередно возложил руку на плечо каждого варвара, заставив их упасть на колени, и протянул свой цепной меч Амиту.

Только тогда потрясенные вожди поняли, что их ждет. Амит увидел в их глазах страх. Он принес с собой умиротворение. Магистр принял верное решение — слабым не место в ордене. Быстрее, чем мог уловить человеческий взгляд, магистр обезглавил их, отрубив клинком шестую шею прежде, чем голова первого успела коснуться земли.

Смахнув с меча кровь, Амит подозвал Тамира.

Вождь бесстрашно приблизился.

— Сержант Манакель высоко отзывался о твоей отваге и силе, — Амит указал на сервов ордена, которые ходили по своим делам у него за спиной. — Ты еще можешь служить.

Тамир взглянул на несчастных людей и покачал головой. Он стиснул кулак и крепко прижал его к груди. Он умрет так же, как жил — воином.

Амит безрадостно улыбнулся. Убийство вождя не принесет ему радости.

— Хорошо, — то, что будущие поколения Расчленителей будут нести то же семя, что и Тамир, давало Амиту надежду на лучшее будущее для ордена. — Кровь принесет тебе воинское успокоение.

Тамир преклонил колени, чувствуя, как чаще забилось сердце. Он затаил дыхание, пытаясь успокоиться. Он не войдет в загробный мир трусом. Тамир прошептал молитву своим богам и посмотрел в бездонные глаза багрового повелителя. Это было самое страшное, что он видел в своей жизни.

— Мы считали Кретацию своим спасением.

Мы ошибались.

Наши усилия оказались тщетными, а вера — ложной. Мы покорили ад, смертоносную планету, которую стали называть домом. Мы уничтожили его зверей, а их тела забрали в качестве трофеев. Мы подчинили ее жителей и взяли их силу себе. Мы создали империю из ее скал и отправились дальше покорять звезды. Но мы не насытили ужас внутри самих себя.

Мы — младшие сыновья нашего отца, и от этого еще более свирепы. Его боль полыхает в наших венах, ее не в силах ослабить застаревшая гордость и возложенный на нас долг. Мы — это он в самом чистом и разгневанном своем облике. Даже самое сильное кровопролитие не избавит нас от Проклятья.

Прости, брат.

Габриэль Сет обернулся и посмотрел на десантника Роты Смерти, привязанного к древнему столу. Его шлем был погнут, прожжен кислотной слюной, которая непрерывно капала из оскаленного рта. На темной броне оставались боевые шрамы. Дыры от пуль, подпалины и глубокие царапины покрывали всю поверхность, дар трех столетий на службе ордена. Большинство тех, кто поддался Гневу и облачился в черные доспехи смерти, оставались в живых, чтобы сразиться еще раз, ринуться в грозную последнюю атаку во имя Императора. Те несчастные, кто пережил ее, превращались в зверей, первобытных созданий, которые больше не могли отличить друга от врага. Для них была важна только Кровь, и если не останется иного выбора, они будут пировать даже на останках собратьев.

— Освободи его, Габриэль. Его служба окончена.

Габриэль поднял голову и посмотрел на Апполлуса. Капеллан стоял у изголовья стола, его украшенные надписями и литаниями чистоты масляно-черные доспехи, словно благородное отражение брони, носимой десантником Роты Смерти, сливались с тенями освещенной свечами комнаты. Но насколько бы черными ни были доспехи Апполлуса, его глаза казались еще темнее.

— Это пустая трата времени, — резко сказал Апполлус. — Он не понимает, магистр ордена.

— Я не глупец, — прорычал Габриэль и поднялся на ноги, его фигура словно увеличилась от вскипевшего в нем гнева. — Достаточно того, что мы понимаем, капеллан, — Апполлус ударил кулаком по нагруднику, резкий удар звоном разнесся в каменных стенах комнаты. — Что мы помним.

— Лорд, — Апполлус почтительно склонил голову.

Габриэль положил руку на наплечник десантника Роты Смерти. Он чувствовал, как напряглось тело воина, когда тот попытался разорвать ремни.

— Покойся с миром, брат. Ты заслужил окончательную смерть.

Убрав руку, Габриэль кивнул Апполлусу.

Капеллан повернулся к реликварию в стене. Стазисное поле задрожало, когда он достал из него искусно украшенный болт-пистолет. Оружие некогда принадлежало капеллану Зофалу и со времен обретения Кретации использовалось, чтобы прекращать страдания обреченных.

— Мир праху его, — Апполлус прижал болт-пистолет к шлему десантника Роты Смерти и выстрелил.

Габриэль какое-то время смотрел на мертвого воина.

— Сколько еще, Апполлус? Скольких еще братьев мы потеряем в этом безумии?

Апполлус промолчал, понимая, что Габриэль не ждет ответа. Немногие знали о тяжком бремени, возложенном на магистра ордена. То, что сделал Амит, было только началом — спасение Расчленителей было далеко не легкой задачей.

Габриэль вздохнул и обернулся влево, где обряда ждал еще один проклятый.

— Прости. Мы подвели тебя, брат.

 

Стормаркская резня

 

Энди Смайли

Из крови

 

Пролог — Келья Балтиила на ударном крейсере Расчленителей

Серв Балтиила был мертв. Он лежал на полу, обескровленный, его кожа была белее мела. Всё тело серва кровоточило, пока жилы не опустели. Стены кельи были покрыты изморозью. Неестественно замерзший воздух потрескивал, как движущийся лёд.

Балтиил стоял на коленях в центре неосвещенной кельи, не обращая внимания на труп.

— Кровью Его я сотворён.

Библиария трясло, пока он произносил катехизис. Ему приходилось задействовать всю силу воли и опыт тренировок, чтобы оставаться в сознании. Его тело было объято болью, подобную которой он считал себя не в силах выдержать. Руки библиария болели от того, что он погрузил пальцы в стальной пол до костяшек.

Силуэт незнакомца сделал шаг в сторону Балтиила.

— Кровью Его я защищён.

Из носа библиария капала кровь, разбиваясь об пол. Раздающийся в регулярном ритме всплеск капель раскатывался по его разуму как грохот осадных орудий, на глаза навернулись слезы, но он не вышел из транса. На этот раз Балтиил продержится до конца и увидит лицо мучителя.

Темный огонь, скрывающий неизвестного, рассеялся…

— Кровью его…

Из пор Балтиила валил дым, создававший над кожей черно-серый покров.

Перед библиарием стоял космодесантник, в похожей на его собственную черной силовой броне. Доспех неизвестного был отмечен косым кровавым крестом проклятого. Он засмеялся.

— Кровью Его я восторжествую, — продолжил Балтиил.

Космодесантник снял шлем, открыв свое истинное лицо. На Балтиила смотрело краснокожее чудовище, демон. Все еще смеясь, он открыл свой рот полный клыков и прорычал.

— Из крови рождаются чудовища.

Психическое видение отступало. Балтиила подбросило в воздух вверх и ударило о стену. Библиарий из последних сил позвал на помощь, перед тем как тьма поглотила его.

— Апотекарий…

 

Сцена один — стратегиум имперского корабля «Кулак Императора»

— Мастер Зарго, брат Арьен.

Расчленитель ударил кулаком в грудь, приветствуя двух Ангелов Обагренных.

— Магистр ордена Сет передает наилучшие пожелания.

Балтиил прошел вглубь стратегиума, присоединившись к Зарго под серо-синей гололитической проекцией системы Стромарк.

— Похоже, Сету хватило ума избежать этого конфликта.

Балтиил скрыл своё недовольство. Он уже сражался вместе с Зарго и его орденом. Из всех Сынов Сангвиния они были самыми надменными и относились к тем, кого считали слабыми, с презрительным безразличием. В высокомерии они превосходили даже самих Кровавых Ангелов. Балтиил выдержал взгляд Зарго. Самоуверенность магистра ордена указывала на его принадлежность к Ангелам Обагренным гораздо более явно, чем символ ордена на левом наплечнике.

— У моего повелителя есть другие дела.

Зарго широко улыбнулся, в его глазах блеснуло разочарование. Спарринг с Расчленителем доставил бы ему удовольствие. Зарго повернулся к единственному обычному человеку в стратегиуме.

— Оставьте нас.

Лицо адмирала Вортимера искривилось. Он командовал «Кулаком Императора», крупнейшим кораблем в боевом формировании Епейрион и находился в своем стратегиуме. Вортимер подтянул плечи, в попытке восстановить чувство собственного достоинства и уставился на троих гигантских воинов. Каждый из них занимал столько же места у тактической консоли, как четыре его офицера. От брони изучающих гололит космодесантников раздавалось легкое жужжание. Вортимер уже не в первый раз имел дело с воинами Адептус Астартес. Он видел быструю и яростную атаку Белых Шрамов на Плеувусе, но адмиралу все еще казалось, что даже улучшенные люди не могут свободно двигаться в настолько тяжелых доспехах.

— Как пожелаете.

Восхищение и, если быть честным, страх, держали язык Вортимера в узде. Он сотворил знамение аквилы, щелкнул каблуками и вышел из стратегиума, оставив космодесантников.

— Хорошо, что он ушел, биение его трусливого сердца начало утомлять меня, — сказал Арьян.

Даже пассивное чтение разума Ангела Обагренного дало Балтиилу почувствовать угрозы за шуткой Арьяна. Уже скоро первый капитан покорится ярости, бурлящей в его крови, библиарий был уверен в этом.

— Мне приказано захватить Стромарк прайм, — Балтиил посмотрел на Зарго.

— Да, мы войдем в систему вместе. Ты отправишься на прайм, а мы возьмем на себя секундус.

Зарго переключил изображение. Миры-близнецы были представлены синими сферами. На обеих планетах была развита промышленность, чьим долгом было снабжать армии Императора оружием, необходимым для проведения освободительных кампаний. Жалкая вражда между правителями этих планет переросла в конфликт, захлестнувший всю систему, и его нельзя было больше игнорировать.

— Губернатор Аграфена хорошо укрепила свою резиденцию, — Зарго указал на укрепленные позиции, окружающие дворец, — сеть противовоздушных батарей и ракет класса земля-низкая орбита не позволит нам высадиться с «Громовых ястребов».

Пока Зарго говорил, на гололите появились еще несколько значков угроз.

— Что насчет телепортации? — спросил Балтиил.

— Дворец защищен пустотными щитами. Единственный вариант — штурм десантными капсулами.

Балтиил изучал гололит, прокручивая в уме задание. Он возглавлял сотни таких атак на вражеские позиции, каждая из них была кровавой.

— В таком случае мы понесем серьезные потери.

— Тебе придется придумать, как выполнить миссию, Расчленитель. Аксионская кампания застопорится, может быть, даже закончится, если стромаркианцы продолжат уничтожать друг друга. Ты должен привести планету к согласию. Это воля Императора.

— Почему бы не отправить ассасина, чтобы убить вероломных слабаков пока они спят? Наше место на передовой, в бою с орками, — Арьен рубанул рукой по гололиту, искажая изображение.

— Если бы это было так просто, брат, — из теней коридора вышел капеллан Апполлус. Из-за черного цвета его брони казалось, что он появился из тьмы

— Капеллан, — холодно поприветствовал его Зарго, раздраженный презрением в голосе Апполлуса.

Арьен промолчал.

Балтиил подавил улыбку, когда почувствовал желание Арьяна убить капеллана еще до того, как Ангел Обагренный осознанно подумал об этом.

+ Не сможешь, даже с десятком твоих братьев +, - библиарий телепатически отправил мысль в разум Арьяна.

— Этот конфликт представляет собой нечто большее, чем воплощенная жадность двух людей. Стромаркианцы соперничают уже долгое время, эта война в их крови, — Апполлус настроил гололит и сфокусировал его на Стромарке прайм, — мы должны разбить их дух и напомнить, что нужды Империума куда важнее, чем их жалкие государственные проблемы.

Апполлус нажал несколько кнопок на тактической консоли. Гололит пошел рябью, сформировалось изображение нескольких скоплений красных точек, висящих над Стромарком прайм и обозначавших первичные цели бомбардировки.

— Мы утопим самоуверенность стромаркианцев в потоке крови, — гололит продолжил меняться, пока Апполлус говорил. Когитаторы рассчитывали места высадки и предполагаемые вражеские потери, показывая разрушения, которые Апполлус и его рота смерти принесут на Стромарк прайм.

— Конец чести не должен повториться, — звенели слова магистра Сета в голове Балтиила. Он смотрел на капеллана, чьи глаза были такими же темными, как и его броня. Библиарий вспомнил видение — демона в черной броне, отпечатавшегося в его памяти, и поежился. Рота смерти в бою представляла собой ужасную силу, их неконтролируемая ярость была будто вырвана из кошмаров. Ледяные иглы предчувствий впились в разум Балтиила. Они собирались обрушить на Стромарк воплощенный ужас, и такая резня будет иметь свою цену. Библиарий потянулся к разуму Апполлуса, в попытке прочесть его мысли, но намерения капеллана были скрыты под психическими барьерами, настолько же яростными, как и шлем-череп, который он одевал в бою.

Библиарий повернулся спиной к медленно вращающемуся изображению Стромарка прайм, его взгляд задержался на все увеличивающихся оценках людских потерь.

— Кровь Его даст мне сил, — проговорил он про себя.

 

Сцена два — мостик «Савана смерти», орбита Стромарка прайм

«Саван смерти» вышел из варпа в переливах изломанного света. Размеры корабля стремились к бесконечности, на него не действовали никакие законы физики, но в итоге вернулись в реальную форму. Вокруг пепельных боков «Савана» гуляли сполохи колдовского огня. Корабль направился к Стромарку прайм, став последним воплощением кошмарного измерения, через которое ударный крейсер Расчленителей прибыл в систему.

— Расстояние? — голос капеллана Зуфия заполнил мостик «Савана» подобно реву двигателей. Он был древним даже по меркам космодесанта, время стерло с его пепельной брони все инсигнии.

— Семь минут до оптимального огневого расстояния, повелитель, — раздался голос первого серва.

— Девять минут до оптимального расстояния высадки, повелитель, — продолжил второй.

Они говорили практически одновременно, это было требованием Зуфия. На поле боя он командовал сотнями воинов, обрабатывая безостановочный поток информации и сражаясь лицом к лицу с врагом. Его корабль должен функционировать так же эффективно, в битве не было места для учтивости.

— Капеллан Апполлус, у тебя меньше девяти минут. Будь готов, — проговорил Зуфий в вокс. Через мгновение на ретинальном дисплее Зуфия загорелся знак подтверждения.

Капеллан осмотрел обширное пространство мостика. Внизу десятки сервов сновали в разные стороны, выполняя задачи, необходимые для нормальной работы ударного крейсера. Зуфию испытвал к ним жалость. Сервы существовали как эхо воинов, которых несли в битву. Пепельно-серые робы сервов не способны были заменить темную броню роты смерти, воины которой были заключены на нижних палубах, а зазубренные лезвия, выгравированные на полу мостика, были всего лишь почтением к символу ордена, который носили на наплечниках все Расчленители.

Зуфий поднял взгляд и оскалился, уставившись на приближающийся Стромарк прайм через иллюминатор. Он бы отдал своё основное сердце за то, чтобы высадиться на поверхность вместе с Апполлусом и его боевыми братьями.

Да, под его командованием находилась сила, способная уничтожать планеты и прорубать кровавый путь сквозь звезды, но космические сражения были отрешенными, лишенными страсти событиями, после которых Зуфий ощущал себя настолько же холодным, как и сам космос. Он жаждал скорости битвы, рева болтгана, ощущения отдачи оружия, выплевывающего смерть, резкого привкус заряженного воздуха, которым сопровождались удары крозиуса. Зуфий вздохнул. Ему больше не испытать этих ощущений.

Ужасный краснокожий демон облаченный в огонь и бронзу нанес Зуфию смертельную рану во время Лиферийской кампании. Самый могучий из детей Кхорна вооруженный горящим топором — символом убийства, демон разбил кости капеллана и разрубил его надвое одним ударом меча. Только упрямство Зуфия и его пылающая злость удерживали двойные сердца от остановки, пока тело не нашли апотекарии. Они поместили его в командный трон «Савана», поддерживая в нем жизнь комбинацией электрошока и специальных жидкостей. Зуфий должен был быть погружен в саркофаг дредноута по прибытии на Кретацию, чтобы продолжить битву с врагами ордена в новом бронированном теле, но необходимость заставила его продолжить командование «Саваном». Прошло уже больше шестидесяти лет, и его больше невозможно было отделить от корабля.

Зуфий посмотрел толстый пук проводов и кабелей, тянувшихся там, где должны быть его ноги. Такова была его судьба, до самой смерти.

Люминаторы мостика замигали, когда корабль ощутил недовольство капитана.

— Приближается враг, повелитель, — сказал серв в реве клаксонов.

— Покажи их, — прорычал Зуфий.

Он внимательно изучал появившийся в воздухе над ним тактический гололит. На перехват крейсера Расчленителей двигались два боевых корабля и стая судов поддержки. Зуфий осмотрел каждый из них в приближении. Дух машины «Савана» изучал данные двигателей и показывал тактическую информацию, включая атакующие и оборонительные возможности каждого корабля. Скромная флотилия состояла из крейсера тип «Лунный» «Гордость Халки» и «Защитника Императора» типа «Диктатор», в чьих трюмах, судя по энергетическим показателям, находился полный комплект бомбардировщиков «Звездный ястреб». Три эсминца типа «Кобра», как могли, прятались за остальными кораблями.

В передней части зала серв-связист отвернулся от консоли и обратился к Зуфию.

— Повелитель, они отправили запрос о переговорах по комм-сети.

— Не отвечать, продолжить движение.

— Повелитель?

Связист сказал не подумав, но, когда он осознал ошибку, его горло пересохло от страха.

— Мы здесь не для того чтобы разрешить спор, мы не судьи и не посредники. Мы избранные Сангвиния, Ангелы Смерти, и мы пришли, чтобы осуществить правосудие, — озлобленно ответил Зуфий.

— Да, повелитель, прошу простить меня, — пробормотал серв, на его лбу выступили капли пота.

Зуфий мог бы убить серва за проявление непочтительности. Он знал, что некоторые из его братьев убивали и за меньшие прегрешения, но в этом не было нужды. Серву не много осталось.

Космодесантник не узнавал имена человеческой команды, это было пустой тратой времени. Люди на «Саване» жили недолго. Это судно было домом для большей части роты смерти Расчленителей. Перед кораблем была поставлена единственная задача — уничтожение врагов Императора. Человеческий разум не мог долго существовать в атмосфере страданий, которыми был пропитан сам корабль. Большинство заканчивали жизнь самоубийством в течение двух стандартных лет.

 

Сцена три — штурмовая палуба «Савана смерти»

Апполлус смотрел вниз с платформы. Двадцать воинов роты смерти, облаченные в пепельно-черные доспехи, стояли по пятеро в ряд. Каждый из них ждал команды занять места в десантных капсулах, которые были похожи на огромные черные слезы, готовые принести горе стромаркианцам.

Слуги ходили по рядам роты смерти, окропляя их броню смазочными маслами и защитными мазями. Апполлус присмотрелся к ближайшему из сервов, когда тот задрожал, выполняя свою работу. Мозг слуги был подсоединен к позвоночнику нейро-кабелем, вшитым в багряную робу. Как и остальные, он прошел лоботомию и представлял собой что-то похожее на человеческий дрон. Апполлус непроизвольно сжал ограждение платформы, за которое держался. Его воины заслуживали большего, но никого в здравом уме невозможно было заставить оказаться так близко от кровожадных космодесантников. Десантники роты смерти были проклятыми, живыми мертвецами. Их тела были здоровы, но разум поглощен «яростью». Не обремененным сознаниям воинам оставалось только одно — погибнуть не в одиночестве. Апполлусу выпала честь вести их в последний бой.

Под крышей херувимы ордена начали произносить молитву Ирес Лексикан.

— Да будет гнев наш беспрестанным, — повторил за ними Апполлус, выбирая подходящие строки.

Подготовив розарий, капеллан начал морипатрис — литургию смерти. Эта служба проводилась перед битвой, чтобы определить, кто из братьев Расчленителей поддастся ярости и включить их в ряды роты смерти. Апполлус никогда не использовал морипатрис, чтобы определить свою паству. Даже до его посвящения в капелланы он мог оценить дух его братьев, просто взглянув в глаза.

— Плоть — смертна, гнев — вечен, — Апполлус использовал морипатрис по-своему, совмещая его с учениями Ирес Лексикан, чтобы довести воинов до особенно пылкой ярости. После такой службы они будут сражаться с непоколебимой решимостью, не обращая внимания даже на самые страшные раны. Они набросятся на врага с мощью ужаса джунглей Кретации, и будут убивать, пока не погибнут.

 

Сцена четыре — мостик «Савана смерти». Космос над Стромарком прайм

Копья обжигающего света мчались сквозь пустоту, чтобы ударить «Саван смерти», движущийся в сторону стромаркского флота. Щиты корабля мерцали и вспыхивали, теряя энергию под яростным огнем.

— Докладывайте, — потребовал Зуфий.

— Щиты упали, повелитель, перезапускаем.

У стромаркианцев было преимущество на больших дистанциях. На их кораблях были установлены огромные турели, оборудованные счетверенными энергетическими установками, источающими концентрированные лучи разрушения. Дальность этих орудий намного превосходила дальность батарей «Савана».

— Рулевой, прибавить скорости, — оскалился Зуфий, когда «Саван» затрясся от очередного попадания. Он наклонился вперед на троне, — сократить дистанцию!

— Так точно, повелитель. Полный вперед.

Зуфий глубоко вдохнул и откинулся на спинку трона.

— Двигайтесь по этой траектории, мы пройдем сквозь них.

Зуфий проложил курс, проходящий через скопление кораблей стромаркианцев. Это решение было дерзким и агрессивным, «Саван» попадет под обстрел боковых батарей, но при этом резко сократит дистанцию и не позволит стромаркианским кораблям снова набрать дистанцию.

На ретинальном дисплее капеллана загорелись предупреждения. Оценки траектории, столкновений и потенциальных повреждений побуждали его отказаться от принятого курса. Зуфий, ощерившись, сморгнул их, он будет верить в то, что дисциплина его команды, скорость «Савана» и метровые слои бронепласа и керамита, защищающие корпус корабля, принесут им победу.

Зуфий зарычал, когда очередные копья энергии впились в «Саван», прожигая внешние аблативные слои и оставляя шрамы на боках крейсера. Он уставился в иллюминатор на далекие силуэты стромаркианских кораблей. В каждом из них прятались больше десяти тысяч людей.

Он убьет их всех.

 

Сцена пять — десантная капсула внутри «Савана смерти»

— Кровью его, — оскалился Балтиил, когда десантная капсула затряслась. Он чувствовал себя беспомощным, пока орудия стромаркианцев продолжали поливать «Саван» огнем не получая ответа. Библиарию, пристегнутому внутри штурмового транспорта, приходилось полагаться на судьбу. Он надеялся, что Зуфий знает, что делает. Даже из трюма он чувствовал злобу капеллана, его желание рвать и убивать. Оно кипело подобно адскому пламени, растекаясь по кораблю, и тлело на краю сознания Балтиила.

Рота смерти тоже чувствовала его. Балтиил противился своему желанию обнажить психосиловой меч, когда думал о пяти воплощающих смерть убийцах, находившихся с ним в одной десантной капсуле. Он никогда раньше не находился так близко к отделению проклятых. В обычной ситуации считалось, что только капеллан обладал достаточной волей и чистотой духа, чтобы вступить в бой вместе с воинами из роты смерти. За ними следовало ощущение скоро погибели, которое сводило с ума даже лучших воинов и тащило их в объятья ярости. Балтиил глубоко вздохнул и расслабился. Он не был капелланом, но и другого выхода тоже не было. Без его дара рота смерти не переживет огонь противовоздушных батарей, защищающих дворец губернатора, а высадка за их зоной огня даст защитникам шанс подготовиться к штурму. Апполлус четко дал понять, что Стромарк прайм должен пасть за один день.

Вытянув шею, Балтиил посмотрел на воинов роты смерти слева и справа от него. Их багровые линзы светились в полутьме и в сочетании с беспрестанными рыками, воины роты смерти напоминали о ночных ужасах — фольклорных персонажах Кретации. Считалось, что они крадутся во тьме, поджидая неосторожных людей, чтобы сжечь их души одним взглядом и вновь скрыться в тенях. Беспокойство Балтиила усилилось, когда он вспомнил о демоне в черной броне из видения.

Библиарий чувствовал, как рота смерти становится все злее с каждым ударом, который получал «Саван». Он чувствовал их желание освободиться от оков десантной капсулы и погрузиться во внутренности врагов. Они были самыми ужасными воинами, которых Балтиил мог себе представить. Библиарий видел, как жажда битвы Расчленителей усмиряла даже сынов Ангрона, и видел, на какие ужасные акты насилия были способны его разъяренные братья. Но он не боялся их и не боялся никого.

Беспокойство Балтиила было связано со слабостью его собственной плоти.

Его ноша была велика. Он был сыном Сангвиния и боролся с «изъяном», жаждой крови, безумием. Он мог поддаться «ярости» и присоединиться к братьям, облаченным в черную броню смерти. Но он был и библиарием и страшился момента, когда он окажется слишком слаб, чтобы сопротивляться голодным тварям варпа, готовым пожрать его душу.

Балтиил зарычал от разочарования. Он был дважды проклят, обреченный поддаться зверю изнутри или демону снаружи.

Он сосредоточился на роте смерти, на их злобе. Он слушал биение бьющихся в их груди сердец, которые гнали кровь по их кровавым жилам.

Балтиил почувствовал, как его пульс ускоряется в ответ. Он жаждал убойного биения сдвоенных сердец, кровавых моментов битвы, наполняющих все его существо четкой целью и смывающих все сомнения.

Он будет убивать, пока не умрет. Долг требовал этого, и того же желала его душа.

 

Сцена шесть — мостик «Савана Смерти», космос над Стромарком прайм

Зуфий не обращал внимания на красные знаки предупреждений, горевшие на его консоли. Если «Саван» был настолько цел, что мог жаловаться, то время умирать еще не пришло.

— Приготовьте к стрельбе основной калибр. Цель — транспорт.

Расположенное в носу орудие основного калибра было огромным и составляло почти треть от общей массы ударного крейсера. Это оружие было самым тяжелым в оснащении кораблей Космодесанта. Оно было разработано для того, чтобы уничтожать города с высокой орбиты, но отлично работало и против вражеских кораблей.

— Да, повелитель, — ответил серв.

Артиллерист внес необходимые изменения в настройки когитаторов прицеливания, насыщающие энергией огневые камеры основного калибра. В глубине «Савана» тысяча невольников тянула метры тяжелой цепи, поднимавшей магменные снаряды из креплений и загружавшей их в дуло орудия. Под строгим контролем бригадира и его нейрохлыста эта непосильная работа отняла у них меньше минуты.

— Орудие готово, цель захвачена, — отрапортовал артиллерист.

Весь корпус «Савана» задрожал, пока основное орудие заряжалось до полной готовности.

— Огонь, — скомандовал Зуфий.

Дрожь корабля переросла в тряску, когда орудие обрушило свою ярость на «Защитника Императора», выпустив в его сторону магменную боеголовку.

Щиты корабля класса «Диктатор» зажглись как недавно рожденная звезда и перегрузились, как только первая из боеголовок попал в цель. Остальные обрушились на транспорт подобно разрушительным волнам, разрывая обшивку и уничтожая надстройки. По всей длине «Защитника» расцветали вторичные взрывы, скрывающие его силуэт в пламени.

— Попадание, повелитель. Щиты сбиты, двигатель не действует. Корабль поврежден.

Зуфий продолжал смотреть на тактический гололит, пока слуга докладывал о повреждениях. Вражеский корабль был беззащитен, из его двигателей синим туманом, растворяющимся в пустоте, вытекала плазма. Выжившие остатки команды все равно скоро погибнут в пустоте космоса.

Повелитель «Савана» оскалился.

— Огонь, еще раз!

«Защитник Императора» дрейфовал и больше не представлял угрозы для «Савана». Условия миссии требовали другого применения мощи корабля.

Артиллерист повернулся к Зуфию, но возражение замерли у него на устах. Покрытая шрамами плоть капеллана настолько натянулась на лице, что казалось, будто кости пытаются вырваться из неё. Бионический глаз в правой глазнице горел багровым, а кожа приобрела голубой оттенок от света гололита. Серв тяжело сглотнул.

— Так точно, повелитель.

Палуба под троном Зуфия затряслась, когда «Гордость Халки» возобновила обстрел «Савана» копьями.

Зуфий зарычал. Они еще не должны были стрелять снова. По данным тактического гололита оказалось, что стромаркианский корабль перевел энергию от двигателей, уменьшив время перезарядки орудий. Они собирались наказать «Саван» за урон, нанесенный «Защитнику Императора».

Зуфий ухмыльнулся. Такое безрассудное потворство собственному гневу будет иметь свою цену.

— Орудие готово к стрельбе, повелитель.

— Прикончить их, — скомандовал Зуфий.

Без щитов «Защитник Императора» не мог ничего противопоставить гневу основного орудия. Магменные снаряды врезались в его корпус с решительной жестокостью, испаряя бронированную плоть корабля. Внутри корпуса вновь раздались вторичные взрывы, и огонь поглотил все оставшееся. Корабль развалился напополам под беспощадным огнем.

Две половины транспорта разлетались в разные стороны друг от друга, падая в сторону Стромарка прайм, как пламенные предвестники судьбы, ожидающей мир.

Идентификационные руны эскадрона в спешке запущенных бомбардировщиков, на полной скорости стремящихся отдалиться от умирающего транспорта, замигали на тактическом дисплее Зуфия.

Он широко улыбнулся. Благородный порыв пилотов был обречен на провал. С суровой удовлетворенностью капеллан смотрел, как их руны исчезали с дисплея одна за другой. Внутри кормы «Защитника» продолжали греметь взрывы, пока варп двигатели корабля не прорвались. Эскадрон бомбардировщиков был поглощен расширяющимся ореолом плазмы, присоединившись к предсмертным мукам «Защитника».

«Саван» затрясся, когда его правый борт попал под огонь лазерных орудий и цельных снарядов, заставив Зуфия крепче ухватиться за трон. Внизу несколько слуг отдернулись от своих мест, убитые ударом электричества. Их кожа почернела, а по одежде гуляло пламя.

Пятеро новых сервов желающих занять места погибших выступили из углов мостика.

— Повелитель, мы вошли в огневую зону батарей, — доложил новый артиллерист.

Зуфий был доволен тем, как слуга подошел к своему долгу. Кровь на консоли и запах горелой плоти его, похоже, не беспокоили.

— Да, так и есть, — ответил Зуфий.

Борт к борту «Саван» имел меньше орудий, чем «Гордость», испещренная стволами и нишами орудий, готовых обрушить шквал снарядов размером с танк на корабль Расчленителей.

— Рулевой, новый курс, — приказал Зуфий.

Направляющие двигатели «Гордости», издав гортанный рев, не справились с необходимостью быстро среагировать на резкое изменение курса «Савана». Двигатели стромаркианского корабля работали не на полную мощность, и он был похож на морского млекопитающего, выползшего на сушу, в то время как «Саван» продолжил маневр.

Ударный крейсер повернулся к орудиям «Гордости» бронированным носом.

Зуфий почувствовал, как его мышцы напрягаются в ожидании, пока наблюдал за сближением в иллюминатор. На таком близком расстоянии он мог рассмотреть каждую деталь вражеского корабля, бронированную шкуре которого украшали базилики посвященные Богу-Императору, оплоты против опасностей космической пустоты.

Зуфий оскалился. Он не собирался обмениваться с стромаркианцами орудийным огнем.

Он был намерен протаранить корабль.

— Всем, приготовиться к столкновению! — Голос серва-сурвейора раздавался из всех вокс-колонок на «Саване», предупреждая о неминуемом столкновении с вражеским кораблем.

Щиты «Гордости» зашипели и затрещали, перегрузившись, попав в объятья «Савана». Орудия стромаркианцев прекратили стрельбу, команда пребывала в ступоре от безумного маневра и не могла вовремя скорректировать прицел.

— Смерть им!

По команде Зуфия «Саван» прошел сквозь «Гордость», используя зазубренные края брони подобно гигантскому цепному оружию, калечившему стромаркианский корабль. Судно Расчленителей продолжало движение, разрывая борта вражеского корабля, пока не застряло в созданном коме разрушения.

В обшивке «Гордости» появились бреши, которые затягивали в себя беспомощные орудийные команды как сухую солому. По кораблю прошелся огонь, зачищающий целые палубы и выталкивающий из брешей грибы взрывов, освещавших происходящее.

— Огонь, сейчас! — ударил кулаком по консоли Зуфий.

Батареи «Савана», находящиеся вплотную к разрушенному корпусу «Гордости», просто не могли промазать. Шквал ракет, лазерных лучей и плазменных снарядов разорвал стромаркианский корабль, уничтожил его бронепластовые связи и зажарил всё, что было внутри.

Корпус стромаркианского корабля распался на части, отлетающие в стороны от неумолимой атаки. Внутренние взрывы, звучавшие от носа до кормы «Гордости», предвещали близкую погибель.

Тяжелый огонь вырвал «Саван» из обломков.

— Рулевой, полный назад. Поднять щиты, — скомандовал Зуфий.

Батареи «Савана» прекратили огонь, а щиты снова зажглись за секунду до того, как взорвались двигатели второго корабля.

«Гордость Халки» исчезла в синей вспышке. На иллюминаторы «Савана» упали адамантиевые заслоны, защищавшие команду от острого яркого света. Ударная волна прошла сквозь щиты и ударила в корпус корабля.

— Состояние? — потребовал Зуфий.

— Щиты упали. Пробоины на палубах семь, восемнадцать и тридцать, — ответил один из слуг.

— Что с моими братьями?

— Штурмовая палуба цела.

Иллюминаторы уже не были скрыты заслонами, и Зуфий взглянул на обломки, оставшиеся от стромаркского корабля.

— Цель — фрегаты. Убейте их всех.

 

Сцена семь — дворец губернатора на Стромарке прайм

Юрик шел по дворцу так быстро как мог осмелиться, пробираясь между военными и священниками, бежавшими в противоположную от него сторону. Его злило, что бегущие не проявляли должного уважения к залам дворца. Примус был уникален, жемчужина архитектуры и скульптуры, заложенная далекими предками жителей Стромарка десять тысяч лет назад, и все это время был резиденцией правителей. Хотя дворец на Стромарке секундус превосходил его по размерам и был гораздо лучше защищен, он не мог похвастаться величием Примуса.

Юрик замедлил шаг, войдя в Зал Памяти.

— Простите меня, — обратился он к каменным скульптурам, установленным вдоль стен, когда его грязные ботинки запятнали мраморный пол. Он остановился в конце коридора, поправил тунику и пригладил волосы. Глубоко вдохнув, стромаркианец открыл сводчатые стеклянные двери и вошел в приемный покой правителя.

— Губернатор, — преклонил колено Юрик, обращаясь к правителю планеты.

Губернатор Аграфена стояла к нему спиной, её внимание было сосредоточено на птицах с красными хохолками, порхавшими между деревьями роскошного сада. Юрик не ожидал увидеть, что она уже была облачена в костюм-перчатку укрепленный преломляющей броней. Её длинные волосы были зачесаны назад и убраны в тугой хвост, свисавший по спине как табард. Вместо золотого скипетра Аграфена опиралась на тонкий меч с золотой рукоятью.

— В любое другое время ты был бы выпорот за то, что прерываешь меня, — сказала она.

Юрик молчал, на его лбу появилась капля пота.

— Что ты пришел доложить? — спросила Аграфена.

— Наш флот, губернатор. Он уничтожен.

— А наши войска? Какие от них новости?

— Их больше нет. Их всех больше нет, моя госпожа, — колеблясь, ответил Юрик.

Аграфена повернулась, смерив Юрика холодным взглядом.

— Больше нет? Как это понимать, слуга?

Юрик позволил себе кроткий взгляд на лицо своего правителя. В глазах читалась характерная для неё твердость, кожа была гладкой как холодные северные озера, а на щеках проступал легкий румянец, который, впрочем, не делал её манеры менее холодными. Юрик сдержал улыбку, его радовало, что губернатор не потеряла себя в окружающем хаосе.

— Наши армии разбиты и уничтожены, моя госпожа. Все солдаты за пределами щита…все кто находился не во дворце…они все мертвы.

Аграфена уставилась на него, услышав новость о том, что её мир превратился в кладбище.

— Бригада Халки? — спросила Аграфена. Это был её личный полк, тысяча избранных воинов, защищавших Примус.

— Капитан Александер и его люди готовы к бою, губернатор…

— В таком случае этот день останется за нами. Мы покажем секундианцам, чего мы стоим. Бригада Халки никогда не терпела поражения, эти стены никогда не были пробиты. Я не сдамся, Юрик. Я скорее сотру всё в пепел, чем помирюсь с этими предательскими трусами.

— Вы же не имеете в виду…

— Я имею в виду именно это.

За спиной Юрика, рядом с семейным гербом висел портрет Ставра Халки, самого почитаемого из лидеров Стромарка. Его взгляд был направлен на Аграфену. Ставр был великим тактиком, умелым мечником и благородным правителем.

Аграфена задержала взгляд на картине, ища в лице предка сходство со своими чертами. Она не опорочит его память и не потерпит неудачу, не зависимо от цены.

— Прошу простить меня, губернатор…но мы сражаемся с Космодесантом. Император отправил своих бессмертных чемпионов, чтобы уничтожить нас. Мы не сможем…не сможем победить их.

— Ложь!

Аграфена быстрым движением руки смахнула хрустальную скульптуру Стромарка прайм с постамента. Юрик оценил иронию, наблюдая за тем, как осколки хрупкой сферы разлетаются по полу.

— Убить можно все.

Аграфена развела руки, указывая на десять членов почетной стражи, стоящие на страже в её покоях. Генно-усиленные воины были защищены толстой панцирной броней и вооружены тяжелыми плазменными ружьями.

— Нужно только найти подходящее оружие, — мягко сказала она.

 

Сцена восемь — десантная капсула, несущаяся к Стромарку прайм

— Балтиил! — раздался по воксу голос Апполлуса, выдернув библиария из задумчивости, — сегодня не плохой день, чтобы умереть, но то, что ты не выполнил свой долг не должно стать этому причиной.

— Имей терпение. Я не смогу долго держать щит, нам нужно подождать до последнего момента, — раздраженно ответил Балтиил.

— Ты говоришь, как этот трус Зарго, висящий на орбите над секундусом, пока сотни истекают за него кровью, чтобы он не запачкал руки. Он — позор для нашей воинской родословной.

— Ты не сможешь заставить его, брат.

— Ты знаешь о чем-нибудь, что я не смог заставить пойти по-моему? — Апполлус сделал паузу, — просто не жди слишком долго, библиарий.

Балтиил удержался от ответа. Он понимал недовольство капеллана, которому пришлось вверить свою жизнь в руки псайкера.

Руны тревоги загорелись на потолке дроп пода как окровавленные звезды, когда в корпус ударил очередной залп противовоздушных орудий.

— Брат Йофиил, — обратился по воксу Балтиил, поднимая взгляд.

На борту «Савана» Йофиил следил за библиарием через пикт-камеру, установленную на стене десантной капсулы.

— Ты — мой хранитель, — сказал Балтиил, уставившись на мельта-заряд удаленной активации, прикрепленный на бедре, — не сомневайся.

Лампочка на пикт-записывателе дважды мигнула в знак подтверждения. Балтиил закрыл глаза.

— Император, защити мою душу в сегодняшней битве. Пусть твоя сила победит мои слабости, чтобы я мог служить ордену.

Температура в десантной капсуле упала, как только Балтиил обратился к своим силам. На стенах и броне воинов роты смерти начал появляться слой ненатуральной изморози, и разум Балтиила покинул его тело.

В либрариуме такой психический барьер называли Щитом Сангвиния, он был физическим воплощением воли библиария. Балтии не знал никого, кто попытался бы создать щит такого же размера, как он. Использование такого количества силы могло быть опасным. Его душа будет гореть как путеводный огонь для обитателей варпа, желающих поглотить её. Если он поддастся их соблазнительному шепоту, если губительные силы получать его тело, то Йофиил активирует мельта-заряд.

Свободный от плоти разум Балтиила прошел сквозь холодный керамит его брони и выбрался за пределы десантной капсулы, зависнув в воздухе Стромарка. Над ним десять темных звезд неслись в сторону земли. Его разум прошелся по ним, как дети на Кретации проводят руками по кустам акаулиса. Разумы Апполлуса и остальных членов роты смерти горели как раскаленные угли, все их мысли были направлены на предстоящую резню. Балтиил переместил свое внимание на землю.

Пустотный щит дворца переливался фиолетово-синими цветами, в него врезалась и рассеялась еще одна часть «Защитника Императора» упавшая с орбиты.

К штурмовой группе Расчленителей несся шквал разрывных снарядов, выпущенный из скрытых под щитом противовоздушных орудий стромаркианцев.

Балтиил повернулся обратно к десантным капсулам и вытянул руки. С кончиков его пальцев потянулись нити золотой энергии, свивающиеся в блестящую прослойку, заполнившую воздух под штурмовыми транспортами Расчленителей.

Библиарий сконцентрировался на барьере, укрепляя его силой разума. Щит был неразрушим и непреклонен как его дух, лишенный слабости или изъяна. Ни человек, ни демон не могли его разрушить. Если сам Балтиил не окажется слаб, если в нем не найдется изъян.

— Мы — ярость! — раздался по воксу рык Апполуса.

Кровь бежала из носа и ушей Балтиила, пока стромаркианские орудия поливали огнем психический барьер.

— Мы — гнев! — он с трудом различал слова капеллана, изо всех сил поддерживая щит.

— Сангвиний, отец мой, Сангвиний, моя защита. Помоги мне в этот час, — трясясь, выдавил Балтиил сквозь окровавленные губы, когда десантные капсулы прорвались сквозь защиту дворца и ударились о землю, спустив роту смерти на врага.

— Мы — смерть!

 

Сцена девять — дворец губернатора на Стромарк прайм

Полированный мраморный пол дворца был скользким от крови. По залу были разбросаны разорванные останки телохранителей губернатора Аграфены. От элиты стромаркианской армии остались только куски мяса, разорванные цепным оружием и болтами. Балтиил стоял в центре зала, вокруг его тела сверкал ореол психической энергии от использованного ускорения.

— Дело сделано, — устало сказал он.

Снаружи раздавался рев цепного оружия и резкие звуки выстрелов из болт-пистолетов роты смерти, продолжавшей вымещать свою ярость на трупах стромаркианцев.

— Усмири их, — обратился библиарий к Апполусу, менявшему магазин в пистолете.

— Еще не время, впереди очищение Стромарка секундус, — ответил он.

— Это не наша битва.

— Не будет никакой битвы.

Апполлус указал на гору тел в дальнем конце комнаты. Одно из них издало болезненный стон.

Перед глазами Аграфены все плыло, она чувствовала холод и слабость.

Трясясь от натуги, она столкнула с себя труп Юрика, закрывшего её собой от выстрела. Прикоснувшись к своему животу, она почувствовала кровь. Самопожертвование Юрика было впустую, разрывной болт прошел сквозь его грудь и окатил Аграфену смертельной шрапнелью. Она умирала.

Губернатор отбросила мысль о слуге и сконцентрировалась на том, что ей предстояло сделать. Она встала, опираясь на стену, и вытерла кровь с губ.

Она погибнет стоя на ногах, и не погибнет одна.

Балтиил вскинул болт пистолет.

— Стой, — Апполлус схватил Балтиила за запястье.

Губернатор сражалась до последнего, даже сейчас, перед лицом неминуемой смерти, она отказывалась принимать то, что ей говорило тело. На последнем издыхании, она принесет смерть.

— Что ты делаешь? — спросил у капеллана Балтиил.

Лицо Апполлуса скрытое маской-черепом расплылось в мрачной ухмылке. Губернатор была из его паствы, не зависимо от того, знала она об этом или нет.

— Жди и наблюдай.

Аграфена прикусила язык и достала скрытую под ним микросхему.

— Омега один. Эпсилон девять. Это губернатор Аграфена. За моего отца, ради наших детей. Запуск, — сквозь боль проговорила она.

— Брат…, - Балтиил уставился на Апполлуса.

— Зарго еще только собирается спуститься на секундус. Он высадил уже несколько полков гвардии и запросил дополнительные силы удерживать орбиту, чтобы он мог сбежать из системы. Это заставит Зарго действовать и ускорить разрешение проблемы секундуса.

По воксу раздался голос Зуфия, искаженный заряженными частицами, оставшимися в атмосфере после орбитальной бомбардировки «Савана».

— Братья, сюрвейеры засекли наращивание энергии на ближайшей луне.

— Ты знал? — спросил Балтиил.

Апполлус кивнул.

— Я, конечно, думал, что ты ублюдок, Апполлус…

— Из крови рождаются чудовища, брат.

На второй луне Стромарка прайм, в глубине одного из многих шахтерских комплексов управляемых консорциумом Халка проснулись тысячи спавших ракет типа «Апокалипсис».

Они преодолели поверхность луны, затем вышли на орбиту и устремились к производственным и жилым центрам Стромарка секундус.

Мраморные лики предков Аграфены с одобрением смотрели на неё со своих постаментов.

Она согнулась в тяжелом кашле, кровь заполнила её рот, и начала капать из ушей. Аграфена склонила голову в сторону и увидела портрет отца. Художник проделал прекрасную работу, изображая его строгое благородство. Губернатор взглянула в его нарисованные газа и улыбнулась. Её последней мыслью, до того, как пролилась последняя капля крови династии Халка, было осознание того, что она оставила более долгоживущее наследие, чем отец.

 

Эпилог — в глубине здания администратума

Мягкий гул люминатора терялся в звуке быстро нажимаемых друг за другом клавиш. Сотни тысяч сервиторов стояли в строгих рядах, без устали вбивая бесконечный поток информации, описывающей Империум Человечества. Подвергшиеся лоботомии сервиторы работали в полной темноте, их аугментированные глаза обходились без света.

Старший клерк Матиас Видо тоже мог видеть в темноте, но ему нравился теплый свет люминатора. С ним он чувствовал себя более…человечным.

Матиас скреб по планшету дата-пером, перепроверяя свои вычисления. Все совпадало. Он положил планшет на стол и откинулся назад в кресле.

Старый йовийский дуб заскрипел, подстраиваясь под одно из редких движений Матиаса. Губы Матиаса болезненно растянулись в самом похожем на улыбку жесте, который он мог изобразить. Он скрупулезно проверил все данные. Цифры оставались одинаковыми: триста миллиардов погибли, восемь миллионов зданий разрушено до основания. Еще пятнадцать миллионов частично разрушены. Семь континентов признаны непригодными для заселения. Четыре океана осушены. Некоторые назвали бы это катастрофой, но для военной мощи Империума произошедшее было лишь неудобством. Население системы Стромарк вернется на приемлемые уровни производства всего за семь поколений. Полностью восстановиться за десять.

Матиас поднял планшет и закрыл файл, снабдив Стромаркский инцидент пометкой «небольшие потери».

Сделав паузу, он вытянул из стопки очередной планшет и начал новые подсчеты.

 

К.З. Данн

Ужас небытия

 

Сцена один — Стромарк-секундус

Павел Минцен никогда не был набожным, даже до того, как стал предателем. Но сейчас, с трудом передвигаясь по обезображенному радиацией ландшафту его родного мира, Павел молил Бога-Императора человечества о прощении, за то, что отвернулся от Его света. Каждый вдох давался с ужасным трудом — его легкие были поражены радиацией, а кожа слезала с него покрасневшими лоскутами. С каждым тяжелым шагом его ступни горели, как до этого растворившиеся в радиоактивном болоте подошвы его стандартных ботинок. Он приближался всё ближе к смерти.

Павел взглянул на небо из-под расплавленных век и увидел яркие следы ракет, стремящихся к поверхности планеты. Он упал на колени и широко развел руки, готовясь принять судьбу, которой избежал во время первой бомбардировки, когда оказался вне защитных стен дворца, под радиоактивным адским пламенем. Время застыло, пока он ожидал неизбежную волну палящего жара и ослепляющего света, но этого не случилось.

Не понимая, что произошло, Павел с трудом поднялся на ноги и потащился в сторону, куда упали ракеты. Он и весь его полк восстали против тех, кого недавно называли союзниками и поплатились за это. Большая часть населения выжила, скрываясь во дворце и запутанной сети подземных бункеров, тянущейся на тысячи километров, а поверхность планеты стала необитаемой. Если упавшее не было ядерными боеголовками, то что за новое наказание ожидало его и подобных ему?

Ответ не заставил себя долго ждать.

Сквозь падающий с неба пепел и химический туман проступили пять фигур.

Квинтет гигантов, облаченных в багровые цвета, несущих кровавое возмездие. Их передвижение было медленным, как из-за их огромного размера, так и из-за трясины под ногами. Но гиганты двигались уверенно, будто направляясь к жизненно-важной цели.

Жизнь быстро покидала тело Павла, и он ускорил шаг, как мог, в тщетной надежде на то, что Ангелы подарят ему быструю смерть, но это было бесполезно.

Когда он приблизился к новоприбывшим так близко, что начал различать узоры, украшающие их броню, крылья окружающие какой-то символ, который он не смог различить тем, что осталось от его глаз, Павел упал в грязь, лицом вперед. Он вдохнул и его рот наполнился отвратительной жидкой грязью, которая, пройдя по горлу, продолжила разъедать уже израненные радиацией внутренности. К тому времени как пятеро достигли места его падения, Павел был уже мертв, наполовину захлебнувшийся и наполовину разъеденный изнутри.

Не заметив этого, один из красных гигантов втоптал труп еще глубже в землю, неосознанно уничтожая все следы существования человека, на своем пути к предстоящей резне.

 

Сцена два — мостик боевой баржи «Ин Эксельсис»

— Повелитель, на ауспике появился небольшой корабль. Он не передает никаких действующих кодов и не относится к нашим судам. Похоже, что он собирается прорываться через блокаду, — обратился к Зарго член команды.

Кастелян Зарго, магистр ордена Ангелов Обагренных взглянул в иллюминатор боевой баржи «Ин Эксельсис». Благодаря улучшенному зрению, он различил небольшой космический катер, пытающийся проскочить мимо больших кораблей флотилии, даже без ауспика. Кто бы ни управлял кораблем, он не был глупцом. Пилот держался вблизи от ударных крейсеров и судов поддержки, чтобы большие корабли не могли открыть огонь, опасаясь побочного урона. Ангелы Обагренные всегда находились в состоянии войны, без остановки бороздя Галактику в поисках новых фронтов. Зарго не стал бы подвергать риску ни один из своих кораблей. Ремонт требовал времени, а его лучше было использовать на уничтожение врагов Империума.

— Ждите, пока он пройдет флот, затем уничтожьте, — приказал Зарго.

Слуга ордена, сидящий за ауспиком, взглянул на него с недоверием.

— Но повелитель, это же всего лишь небольшой пассажирский корабль, неужели он стоит…

— Никогда не пытайся указывать мне, что делать. Ты думаешь, что действия Расчленителей на поверхности тоже обсуждаются слугами их ордена? — Зарго указал бронированной перчаткой на иллюминатор и планеты-близнецы Стромарк-прайм и секундус, спокойно вращавшиеся в пустоте.

— Повелитель, я не…

— Наши жалкие кузены уже, наверное, завершили свою кампанию на поверхности и наслаждаются трофеями, а Ангелы Обагренные все еще ждут на орбите, ожидая новостей со Стромарк-прайм.

Кастелян встал в полный рост, возвышаясь над остальными членами команды мостика.

— Я хочу, чтобы предатели внизу не имели никаких сомнений в том, с какой яростью они столкнутся. Этот корабль будет уничтожен такой силой, что население Стромарк-секундус будет дрожать от осознания того, что Ангелы Обагренные не дадут им пощады, когда окажутся на поверхности. Это судьба всех, кто отвергает Императора!

Зарго повернулся к двух вооруженным членам команды.

— Уведите этого человека, несмотря на непочтительность, он все еще может послужить ордену.

Слуга позволил увести себя без возражений. Команда со всего мостика нервно оглядывалась в его сторону, сразу поняв, что имел в виду Зарго — из непочтительного члена команды сделают сервитора. Еще недавно он управлял ауспиком корабля, а всего через пару часов, возможно, будет направлять ручные сенсорные системы в нужном направлении. Когда мрачная процессия из троих слуг покинула мостик, на него вошел еще один космодесантник.

— Капитан Фрациммион. Есть новости от Балтиила и его Расчленителей? — спросил Зарго.

— Нет, кастелян. Судя по докладам с поверхности, на ней сохраняются очаги интенсивных боев, но нет ничего, что указывало бы на победу. На основе прошлых встреч, я делаю вывод, что они уже победили, но еще не поняли этого из-за жажды убийств.

Кастелян усмехнулся. Все наследники благородных Кровавых Ангелов несли на себе печать двойного изъяна генного семени. Из-за этого изъяна в гуще бою они становились безумными зверями. Расчленители полностью отдавались этой жажде крови, даже поощряя её наличие среди членов ордена. Это не было секретом для произошедших от Сангвиния и, скорей всего, скоро и весь Империум узнает об этом. За спиной Зарго в темноте космоса расцвел взрыв, погасший так же быстро, как и разгорелся.

Фрациммион вопросительно посмотрел на магистра.

— Кто-то оказался достаточно самоуверенным, чтобы попытаться прорваться сквозь блокаду. Я подумал, что стоит показать ему и остальным сбившимся с пути, насколько это было глупо.

— Повелитель, ауспики засекли многочисленное движение.

— Похоже, наше предупреждение для населения мира пришло слишком поздно. Хорошо, готовьте «Громовые ястребы». Мы быстро расправимся с этими трусами.

— Вы не поняли, повелитель. На ауспике сотни тепловых сигналов от одной из лун, не с планеты.

Слуга повернул экран ауспика так, что его увидели Ангелы Обагренные. Зарго и Фрациммион могли только беспомощно смотреть, как экран заполнился сотнями быстро двигавшихся красных точек.

— Ракеты. Это все запасы Стромарк-прайм, выпущенные на Секундус.

Сквозь иллюминатор было видно, как первые боеголовки врезались в не ожидающий этого мир, создавая грибы взрывов, исчезающие выходя за атмосферу в безвоздушное пространство космоса. Вскоре в цель попали и остальные боеголовки, и вся планета была поглощена огненным вихрем, созданным из богатого кислородом воздуха.

Вспыхнули сенсоры и на мостике «Ин Эксельсис» раздались звуки тревоги, из-за резко выросшего уровня радиации на планете.

— Сет, — выражение лица кастеляна выражало одновременно беспокойство и самодовольное удовлетворение, — что твои братья сотворили на этот раз?

 

Сцена три — Стромарк-секундус/Терра

Пять космодесантников, как один, повернулись и нацелили оружие на турель, появившуюся из стены дворца секунду назад и открывшую огонь. Каждый из выстрелов попал точно в цель, и был сделан с такой непринужденностью, будто оружие было продолжением тел воинов. Вскоре турель превратилась в дымящиеся обломки, но космодесантник в синей силовой броне объял остатки сапфировым психическим пламенем, будто для того, чтобы уничтоженное оружие больше никогда не представило угрозы. Вскоре от турели осталась только пузырящаяся лужа.

— Разве это не перебор, брат Птолемий? — спросил Кассиил.

Рука библиария все еще была объята переливающейся энергией варпа, и он ждал, пока та утихнет, перед тем как ответить на вопрос сержанта.

— По сравнению с тем, что уже обрушилось на этот мир, мои действия выглядят достаточно сдержанными, сержант Кассиил.

Сержант, облаченный в красную броню, криво улыбнулся. Нуклонное и радиационное оружие было проблемой еще с дней Великого крестового похода, и многие из легионов Космодесанта отказались от его использования, до восстания Гора. Хотя некоторые из предателей все еще использовали эти бесчестные методы ведения войны, более цивилизованные представители братства легионов давно перестали к ним обращаться. Использование такого оружия несло на себе печать трусости, противной космодесантникам такого благородного происхождения.

Из-под поверхности планеты поднялись новые турели с лазерными пушками, и открыли огонь по космодесантникам. Пятеро медленно повернулись, как будто пушки их совсем не волновали, и начали стрелять в ответ.

Шли долгие секунды, но орудия не выстрелили вновь.

— Поторопимся к стене Дворца, там мы будем вне зоны их огня! — призвал Кассиил.

Сержант двигался первым, за ним следовали Йорахиил, Иниастигон и Торриил. Птолемий замыкал колонну. Они служили вместе уже очень долго, и с уверенностью заняли свои места в построении. Десантники двигались колонной вблизи от стены дворца, в поисках какой-либо точки, которая позволит им проникнуть внутрь и достичь находящейся там цели. Дворец был огромным и занимал практически целое полушарие планеты. Секции стены тянулись на километры без единого украшения или зацепки. Гладкая монотонность работы каменщика излучала такое ощущение защиты и безопасности, что, казалось, будто за строительство дворца отвечал кто-то из примархов. На вершине стены располагались турели с тяжелым вооружением, но они не представляли опасности для пяти багровых силуэтов, идущих под прикрытием стены в десятках метров внизу.

Сложно было оценивать время, двигаясь по однообразной пост-ядерной равнине. После нескольких часов, а может быть дней, стена дворца начала меняться, и прямую линию, по которой они так долго двигались, сменил легкий поворот направо. После нескольких километров сержант Кассиил скомандовал остановку.

— Впереди. Похоже на ворота.

Остальные тоже вглядывались в химический дым, сквозь который проступал нечеткий силуэт огромных дверей.

— Вход почти наверняка хорошо защищен. Торриил и Иниастигон — со мной, Птолемий, Йорахиил — держите позицию, уничтожьте любые автоматизированные системы защиты, как только они проявят себя.

Едва три космодесантника отошли от стены, землю вокруг них избороздили выстрелы лазерных пушек. Полный химикатов воздух самовозгорелся, и в нем расцвели облака огня, выгоревшие так же быстро, как и появились. Отследив выстрелы, Йорахиил и Птолемий быстро уничтожили тяжелые орудия, но, как и говорил Кассиил, ворота были защищены, и из стен показались новые пушки.

Несмотря на это, сержант и двое боевых братьев бросились к дверям, но, за считанные метры до укрытия в бой добавился новый звук.

Нарастающий писк детонатора.

— Пехотная мина! — закричал Кассиил.

Три космодесантника беспомощно смотрели, как толстый металлический цилиндр поднялся из земли, яростно мигающие красные лампочки оповещали о приближающейся смерти.

В ту же секунду как ускоряющийся писк почти стал единым звуком, брат Торриил шагнул вперед, и заслонил своих товарищей от неминуемого взрыва.

— Торриил, нет! — вскричал Кассиил.

 

Сцена четыре — стратегиум боевой баржи «Ин Эксельсис»

Кастелян Зарго вышагивал по стратегиуму, на месте его изначальной злобы вскипела абсолютная ярость, после того как он связался с Балтиилом, чтобы озвучить своё недовольство безрассудными действиями Расчленителей. Не смотря на примирительный тон Балтиила, ему, наконец, удалось довести магистра ордена до белого каления, когда он сказал, что ракетная атака, возможно, даже будет одолжение для Ангелов Обагренных. Все подозрения Зарго, что Расчленители знали о ядерном арсенале подтвердились всего одним комментарием, и его гневная тирада, отчитывающая Балтиила, прекратилась только тогда, когда магистр от злобы разбил вокс. Он остановился и повернулся к собравшимся капитанам ордена. Сейчас их было всего пятеро, из-за потерь, вызванных постоянным стремлением в бой.

— Арьен, в каком состоянии находится планета? — спросил Кастелян.

Первый капитан выступил вперед, в его правой руке были сжаты листы с данными. Он бросил их на каменный стол в центре стратегиума.

— Похоже, нашим кузенам удалось принести полнейшее разрушение в кратчайшее время. Все, что было на поверхности — уничтожено, а уровни радиации настолько высоки, что в ближайшее десятилетие на поверхность не сможет выйти никто, даже космодесантник.

Остальные капитаны выражали недовольство. Что это за поле боя, на которое не может ступить ни один солдат?

— Население скрылось под землей, в ожидании орбитальной бомбардировки с нашего флота. Перехваченные коммуникации верховного командования Секундус указывают на то, что они планируют ответный удар по планете-близнецу, как только радиационные штормы успокоятся — продолжил Арьен.

— Тогда мы не просто устроим орбитальную бомбардировку, а уничтожим их с орбиты. Выбрав нужные цели, мы с легкостью уничтожим всю планету, а они поймут, что бункеры их не спасут, — ответил Фрациммион, а остальные одобрительно забормотали.

— В обычной ситуации я бы согласился с магистром флота. Это не та битва, в которую Ангелам Обагренным стоит всерьез ввязываться. Наша цель — великая слава, а не разрешение жалких споров между своевольными имперскими планетками. Вместо этого, мы должны освобождать миры от гнета зеленокожих, сдерживать натиск ужасных тиранидов и изгонять вечного врага обратно в окуллис териблис, — сказал Зарго, — но я боюсь, что Расчленителям придется отвечать за свои действия, и я не хотел бы еще больше усложнять ситуацию. Спустя некоторое время этот мир снова сможет приносить пользу Империуму и, хоть это и не принесет нам славы, мы должны привести его к согласию.

— Но пройдут месяцы, прежде чем на поверхность можно будет высадить даже космодесантников. Мы сможем организовать блокаду перед началом штурма, но ядерный арсенал Стромарка-секундус будет готов к запуску в течении недель, а попытка перехватить все ракеты будет обречена на провал.

Кастелян отвернулся и взглянул в иллюминатор на все еще горящую планету.

— Верно, капитан Арьен. Космодесантник не выживет в этих условиях, но я и не собирался отправлять туда обычных боевых братьев, — ответил Зарго, под недоверчивые реплики собравшихся.

— Но их не пробуждали уже больше тысячелетия, — сказал Арьян.

Зарго повернулся и посмотрел в глаза первому капитану.

— Мне это известно, капитан, но у нас не остается другого выхода.

Он встретился глаза с остальными капитанами.

— Пришло время выпустить Пятерых.

 

Сцена пять — Стромарк-секундус/Терра

— Сегодня ты благословлен Сангвинием, брат.

Обломки сыпались как заостренные металлические капли дождя, маленькими кинжалами отскакивая от шлемов и наплечников. Торриил повернулся к сержанту, на лицевой стороне его доспеха остался застывший слой шрапнели. Несмотря на то, что он был в эпицентре взрыва, космодесантник выжил, и все его части тела были на месте.

— Как и мы все, брат сержант, — ответил Торриил.

Йорахиель и библиарий присоединились к ним, удивленные, но испытавшие облегчение от того, что благородный порыв Торриила не обошелся им дороже. Теперь, когда автоматические защитные орудия были уничтожены, космодесантники могли спокойно спланировать свои дальнейшие действия.

— Адамантий, минимум полметра толщиной, может быть и больше. Сомневаюсь, что мы прорвемся сквозь него, не имя осадного орудия, — внимательно осмотрел ворота Кассиил.

— Мы всегда можем постучать, — ответил Иниастагон.

Он поднял огромный силовой кулак, сжал его и театральным отвел руку за спину, перед тем как ударить по воротам изо всех сил.

Ворота выдержали первый удар, но смялись и покорежились. От второго удара Иниастагона обе створки сложились внутрь, открыв смертельным радиоактивным штормам путь во дворец.

Охрана, приставленная к двери, открыла беспорядочный огонь, но под воздействием радиации их плоть покрывалась волдырями и ожогами, поэтому о броню двигающихся вперед космодесантников рассеялось всего несколько не нанесших вреда выстрелов. Бородатый предатель в плаще и кепке с козырьком тщетно пытался надеть радиационную маску, хотя ему оставалось жить считанные мгновения. Кассиил схватил его за горло и поднял над землей.

— Где ставка верховного командования?

Человек выглядел крошечным в сравнении со схватившим его Кассиилом. Ноги предателя били по воздуху, в его жалких попытках вырваться. Сержант сжал его горло сильнее, теряя терпение.

— Внизу, на самой гл… глубине. На дв…двадцатом уровне. Вы никогда туда не доберетесь, на этих двадцати уровнях целая армия.

— Всего лишь армия против нас пятерых?

Кассиил взглянул на предателя еще раз, перед тем как сжать кулак. Раздавив горло предателя, сержант отбросил труп, который почти испарился, ударившись о стену.

— Они, похоже, будут сражаться в неравных условиях, — сказал Кассиил, поднимая оружие, чтобы уничтожить первую волну подкреплений, ответивших на проникновение во дворец.

 

Сцена шесть — мостик «Ин Эксельсис»

За часы, прошедшие со встречи капитанов огонь, охвативший Стромарк-секундус, сжег весь кислород в атмосфере планеты и прекратился. От мира остался обгоревший остов, висящий в пустоте, как негатив на фоне звездного неба. Кастелян Зарго стоял на мостике «Ин Эксельсис» с руками, скрещенными за спиной, его взгляд был прикован к разрушенному миру. Вдалеке горели двигатели, а затем реальность разорвалась, когда корабли, которые Сет направил в скопление Стромарк, перешли в варп. Они решили, что их задание выполнено, а Ангелы Обагренные разберутся со всем остальным, несмотря на оставшийся неприятный осадок.

В прямом смысле.

Расчленители ещё ответят за это, в своё время, и Зарго страстно желал увидеть это собственными глазами.

— Кастелян Зарго? — обратился к нему Арьен, вошедший на мостик. Слуги отдали ему честь и быстро вернулись к своим обязанностям.

— Арьен, что ты здесь делаешь? Я приказал подготовить Пятерых к высадке. С этим есть проблемы? — спросил Зарго.

Арьен провел рукой по коротко подстриженным волосам и обратил взгляд на землю. Для воина, который голыми руками убил карнифекса, капитан Арьен вёл себя необычно. Зарго казалось, что он… смущён.

— Дело в библиарии Птолемии, повелитель. Он отказывается вступать в бой без приказа кастеляна Иеррихона.

 

Сцена семь — внутри дворца. Стромарк-секундус\Терра

Залы и коридоры дворца были переполнены телами мертвых и умирающих. Там, где проходили космодесантники, оставались лежать кучи человеческого мусора. Теперь, когда дворец был открыт для разрушительного действия радиации, многие из защитников погибли без вмешательства ангелов смерти, и на каждом углу и в каждом новом зале пятеро находили трупы, с почерневшей и потрескавшейся кожей. Впрочем, Кассиил и его братья не бездействовали. Как только они встречали сопротивление, то уничтожали его в шторме амуниции или давили под ногами, как жуков.

— Он обещал, что мы будем сражаться с армией. Эта армия почти целиком состоит из мертвецов, не представляющих угрозы. Может их призраки обеспечат нас лучшим сражением? — осведомился Йорахиил.

— Не суди так поспешно, брат Йорахиил. Под нами всё ещё много уровней дворца, через которые нужно пробиться, чтобы достичь верховного командования. И, кроме того… — ответил ему Птолемий, отправив из раскрытой руки каскад психической энергии, поднявшей пятерку трупов и бросившей их в сторону наступающего отряда предателей. Послышался звук ломающихся друг о друга костей, и немногие выжившие были быстро добиты братьями библиария.

— У мертвых есть своё применение, — закончил он.

Брешь, оставленную в обороне, вскоре заполнили новые предатели, которые были с легкостью уничтожены, сделав всего лишь несколько выстрелов из ручного оружия.

— Будьте осторожнее, братья. Радиация ещё не проникла настолько глубоко и их сопротивление здесь сильнее, — предупредил Кассиил.

Йорахиил дерзко завернул за следующий угол и, подтверждая слова сержанта, встретился с тяжеловооруженными предателями, целящимися в него из ракетомета. Он попытался поднять оружие, чтобы выстрелить, но не успел вовремя.

На таком расстоянии, ракета не могла пройти мимо цели, и боеголовка разорвалась на груди Йорахиила, сдвинув его назад и почти повалив четырех братьев, следующих за ним. Предатели отчаянно пытались перезарядить оружие под мстительным огнём космодесантников, но вскоре от них остались только багровые пятна на гладких стенах дворца.

Кратер на груди Йорахиила всё еще дымился, и он повернулся к Птолемию.

— Похоже, я ещё не готов присоединиться к рядам павших, брат библиарий.

Коридор стремительно заполнялся новыми предателями, и Йорахиил бросился в их гущу, стреляя и рубя на ходу. От каждого его удара или выстрела погибали несколько врагов.

Птолемий понимающе вздохнул и последовал вслед за братом.

 

Сцена восемь — зал дредноутов на «Ин Эксельсис»

В глубинах «Ин Эксельсис» спали самые древние воины Ангелов Обагренных, готовые очнуться от стазиса в час величайшей нужды. Их пробуждали так редко, что среди ныне живущих братьев не было никого, видевшего одного из этих дредноутов «Фуриозо» в бою. Даже сам Зарго, начинающий шестое столетие своего существования, знал только об одном Ангеле Обагренном, видевшем древних в бою, погибшем от рук эльдаров примерно 500 лет назад.

С годами снижалось как количество боевых братьев, так и количество дредноутов.

Последний из дредноутов роты смерти «Квеско Етернус» пал на заре 41 тысячелетия. Когда «черная ярость» обуяла его в последний раз, древний уничтожил трех хельбрутов презираемого легиона Детей Императора. Из «обычных» дредноутов, несущих на себе каплю крови Ангелов Обагренных, никто не видел боя после смерти демон Корбатерита от рук «Кровяной Ярости», которому не удалось уйти от разрыва в варпе, появившемуся после убийства твари.

Оставались только Пятеро.

Пять пилотов дредноутов «Фуриозо» отдали свои жизни, служа Императору, многие тысячелетия назад и были перерождены в воплощения войны. Их тела поддерживали доспехи больше похожие на движущиеся крепости, чем на силовую броню, которую они когда-то носили с такой гордостью и отличием. Хотя правда и была скрыта под покровом времени, говорили, что эти «Фуриозо» существовали ещё до основания орденов-наследников, даже второго основания, и, что погребенные в них воины пали во время Ереси вместе с самим Сангвинием. Когда великие примархи Дорн и Гиллиман разделили легионы после галактической гражданской войны, все «Фуриозо» были поровну поделены между наследниками, чтобы их связь с легионом-основателем сохранилась даже после того, как последний из живших тогда братьев отойдет в легенды.

Хотя такая долгая жизнь наделяла большим воинским опытом и рвением, рожденным из воспоминания о великом раздоре, в сочетании с длительными периодами сна, она могла привести к отрыву от реальности, воплощающемуся в потере остроты ума и безумии.

Что, похоже, и случилось с библиарием Птолемием, который был готов принимать приказы только от магистра ордена, погибшего почти девятисот лет назад, чей доспех сейчас носил Зарго.

Долгий спуск в зал дредноутов закончился, и кастелян вышел из огромного лифта, настолько мощной конструкции, что на нём могли подниматься сразу два древних воина.

Осматривая огромный ангар, Зарго мог прочувствовать постепенную потерю могучих боевых машин. Из стазисных отсеков, в которых могли размещаться более тридцати дредноутов, только в четырех горел искусственным синий свет, означавший, что они заняты. Ещё один был открыт, как огромный металлический кокон, а его недавний обитатель стоял подобно огромному синему стражу. Кастелян быстро прошел разделяющее их пространство и, оставшись на почтительном расстоянии, преклонил колено и поклонился библиарию «Фуриозо».

— О древний. Я пришел, ища твоей помощи в битве. Только ты и твои почитаемые братья сможете выполнить задание, стоящее перед орденом, — обратился Зарго.

За словами кастеляна последовала неловкая тишина. Он собирался повторить свои слова, на этот раз громче, на случай если долгие годы сна повлияли на слух Птолемия, когда огромный воин ответил.

— Ты, — произнес он, его саркофаг двигался, пока он осматривал Зарго, — ты не кастелян Иеррихон. На тебе его броня, его плащ на твоих плечах, а его меч в твоих ножнах. Но ты — не он. Как это возможно?

— Кастелян Иеррихон погиб девятьсот лет назад, о Древний. Я — пятый брат из ордена, носящий этот титул с того времени.

— Я услышал тебя. Это значит, что я проспал очень долго?

— Ты провёл в стазисе больше тысячи лет, почитаемый библиарий. Сейчас увядает сорок первое тысячелетие, и ты нужен ордену. Встанешь ли ты плечом к плечу с нами?

— Сейчас именно такой день, увядающий? Настал подходящий день для смерти?

— Мы — Ангелы Обагренные. Любой день подходит для смерти. Вчера, сегодня, завтра — это не имеет значения. Значение имеет только то, что мы приносим её, а не получаем.

Дредноут повернулся ещё раз, оглядываясь по сторонам.

— Похоже, с того времени как я видел Империум, смертей было много. В последний раз, когда я очнулся, ангар был наполовину заполнен. Где молодые? Что с ними случилось? — Спросил дредноут.

— Наковальня войны разбила их, о Древний, впрочем, и под их ударами были разбиты враги. Каждый из братьев погиб героем, и каждая из историй записана в анналах ордена.

— Мертвый воин не нужен никому, кроме историков! Поэтому ты теперь обращаешься к нам? Потому, что кроме нас никого не осталось? Сколько в ордене братьев? Они тоже мертвы? Остался только ты, и теперь ты молишь, чтобы мы сражались вместо тебя.

Зарго встал и подошел к библиарию.

— Орден насчитывает примерно половину от общей численности, в настолько яростных войнах мы участвовали. Но слава, которой мы покрыты, будет жить долго. Наш свиток почестей уже может сравниться с достижениями самих Кровавых Ангелов и…

Не дослушав Зарго, дредноут медленно повернулся, и направился к стазисному отсеку.

— Постой, о Древний, — обратился к нему кастелян.

Дредноут не обратил внимания на его слова и продолжил идти.

— Если ты сомневаешься в правдивости моих слов, и в том, что мы нуждаемся в твоей помощи, то используй свои таланты, чтобы узнать правду.

Птолемий сделал ещё пару шагов и остановился. Он стоял, будто обдумывая сказанное, и снова повернулся к Зарго.

— Хорошо, — ответил он.

Зарго сбросил защиту своего разума, и позволил библиарию испить из чаши его воспоминаний.

 

Сцена девять — внутри дворца. Стромарк-секундус\Терра

Броню пятерых десантников покрывали кровь и внутренности. Красное на красном символизировало варварскую бойню, которую они принесли в это место. Армии, с которой они сражались, больше не существовало. На уровнях выше лежали десятки тысяч размозженных и разорванных тел, настолько страшной была резня. Теперь, когда воины приближались к ставке командования, предатели готовились к последнему бою.

— Сложите оружие, пропустите нас к вашим лидерам и можете рассчитывать на снисхождение! Ваша смерть будет быстрой и безболезненной. Если откажетесь — приготовьтесь познать на себе нашу ярость! — прогремел Кассиил.

Солдаты, собравшиеся за баррикадой, колебались, и по их рядам пробежали разногласия. В сражении с пятью настолько могущественными существами любое предложение милосердия было достойно осознанного обсуждения, даже если, всё равно, закончится смертью. Впрочем, до того, как им удалось достичь согласия, решение было принято само собой, когда запаниковавшие предатели открыли по ангелам огонь. Лаз-лучи и цельные патроны без вреда отлетали от красных доспехов, а не обращающий на них внимания Кассиил обратился к своим братьям.

— За Сангвиния и Императора!

Все пятеро, как один, обрушили на вражескую позицию шквал огня и начали медленно продвигаться вперед. Неостановимый шквал снарядов превращал предателей в брызги крови и отрывал конечности, за первые несколько секунд погибли сотни. Ни баррикада, ни что-либо ещё, что предатели могли найти во дворце, не защищало их, разрываясь так же легко, как кости и плоть. Крики умирающих утонули в грохоте оружия, а затем, когда пятеро добрались до вражеских порядков, к смертельному хору присоединился звук разорванных и раздавленных тел.

Последнее сражение продлилось меньше минуты. Прижатым к входу в командный центр предателям было некуда отступать. Каждый взмах руки ангела, каждый удар ногой разрывал плоть, и обещание Кассиила, что стромаркианцы познают его ярость, расцвело кровавым гобеленом на стенах дворца.

Удовлетворенный тем, что он и его братья были последними живущими за пределами командного центра, сержант поднял орудие, которое заменяло его правую руку, и приготовился разбить дверь.

 

Сцена десять — зал дредноутов на «Ин Эксельсис»

— Сколько жертв. Но сколько же славы, — произнес Птолемий. Отвыкший от впитывания чужих воспоминаний за тысячелетие в стазисе, он пошатнулся. Разум библиария переполнялся шестью сотнями лет истории его ордена, и еще нескольких сотен лет информации из вторых рук. Постоянное стремление сражаться с врагами Империума в любом обличии, в каком бы темном углу вселенной они не скрывались. Видения героев, уже погибших, нередко, в белой броне роты смерти ордена. Когда-то великое братство, ослабленное бесконечной войной.

Перед его глазами стояли и четкие образы. Падение Илемниала, предшественника Зарго, от рук демона. Самопожертвование кастеляна позволило библиариям Ангелов Обагренных отправить чудовище обратно в его адскую обитель. Целая рота боевых братьев была потеряна в сражении с многократно превосходящими силами зеленокожих. Братья сражались с такой доблестью, что это сражение стало известно в анналах ордена как Война сотен тысяч убитых. Потеря ударного крейсера «Отпрыск Ваала» в самом конце десятилетнего крестового похода, призванного избавить галактический юг от осколка улья тиранидов. Была потеряна почти половина ордена, но с тех пор три целых сектора не страдали от нападений чужаков. Ядерный холокост, обрушенный на мир, вращающийся под ними.

— У меня нет другого выбора, кроме как обратиться к Пятерым. Ты видел своими глазами, что наш орден находится на грани и смотрит в глаза смерти, плюя в них при каждой возможности. Осознавая это, я не могу отправить братьев в битву внизу, зная, что после неё они погибнут, — сказал Зарго.

— Я вижу это, Зарго, и вижу, что жизни наших братьев, ушедшие на алтарь войны, не потрачены впустую. Хоть наше число и уменьшилось, сердце ордена бьется с той же силой и доблестью, что и всегда. Я выполню это задание, — ответил Птолемий.

— Я благодарен тебе, о Древний, но что насчет остальных? Разве они не пойдут в бой снова, во имя ордена?

— Мои психические силы защищают мой разум от деградации во время длительного содержания в стазисе, но я не уверен в стабильном состоянии разумов моих братьев. Когда нас призывали сражаться в прошлый раз, их умы уже иссохли. Они с трудом осознавали происходящее вокруг и почти не могли понимать приказов.

Кастелян вздохнул, поняв, что придется поступить так, как ему бы не хотелось.

— Значит, решено. Какими бы мощными не были твои способности, о Древний, отправлять тебя на поверхность в одиночку не будет иметь никакого результата, кроме потери реликвии легиона. Я не прикажу роте смерти сражаться впустую, и, по этой же причине, не могу отправить тебя на эту битву, — сказал Зарго и повернулся, чтобы уйти. Птолемию надо было побыть с орденом, до очередного погружения в стазис.

— Постой, кастелян, — обратился к нему библиарий.

Зарго остановился и повернулся к дредноуту.

— Я думаю, что есть один способ убедить моих братьев сражаться снова, — сказал Птолемий.

— Мы достанем всё, что тебе для этого необходимо.

— Для этого не нужно будет ничего, кастелян. Это мне придется совершить самостоятельно, напрягая мои психические способности до самого предела.

Кастелян с уважением кивнул.

— Если мне позволено спросить, как это будет сделано? — поинтересовался он.

— Я и мои братья пали в битве тысячелетия назад, ещё до создания Ангелов Обагренных. Мы пали, не сдержав клятву, данную примарху, и, хотя наш героизм и продлил нашу жизнь, осознание того, что мы не сдержали обещанное, всё еще наполняет наши разумы и, скорей всего, ускорило падение остальных четверых в глубины безумия, — Птолемий сделал паузу, как будто обдумывая следующие слова.

— Мы погибли на поле боя похожем на то, которое сейчас перед нами, и я могу использовать это для нужд ордена. Десять тысячелетий назад наша миссия завершилась провалом, но сегодня я и мои братья заново сразимся в битве, в которой подвели примарха и Легион, и принесем ордену славу, чтобы очиститься от греха.

 

Сцена одиннадцать — внутри дворца. Стромарк-секундус\Терра

Верховное командование отступников было уничтожено с такой же легкостью и жестокостью, как и остальные предатели.

Когда дверь в командный центр разлетелась, и пять багровых дредноутов ворвались внутрь, несколько предателей упали на колени, а их жалобные мольбы о пощаде стали последними звуками, которые они издали. Те немногие, кто оказался достаточно безрассудным, чтобы поднять оружие, были быстро уничтожены. Пятерым осталось разобраться всего лишь с горсткой прячущихся под картами и консолями.

Птолемий отбросил труп, как будто он был просто тряпичной куклой. Удостоверившись, что миссия завершена, библиарий снял с разумов братьев дредноутов созданную иллюзию. С Птолемия спало напряжение, необходимое для её поддержания, и он почувствовал непонимание братьев, наконец начавших осматривать своё окружение, без созданных иллюзий. Все поворачивались на своих шасси, осматривая учиненные разрушения, осознавая, на что способна их ярость. Торриил посмотрел на шрапнель, засевшую в его укрепленной грудной пластине и начал доставать её кровавыми когтями, а Йорахиил осматривал кратер от ракеты, прямо под головой. Иниастигон размял покрытые кровью когти, сбросив с них останки людей, застрявшие в сочленениях.

Кассиил подошел к Птолемию, под каждым его шагом сминались тела. Всё еще не до конца понимая, где он находится, сержант приблизился вплотную к библиарию.

— Мы победили, брат? Мы выполнили нашу клятву и принесли ещё большую славу Ангелам?

Библиарий посмотрел на остальных дредноутов, потом на разрушения вокруг и, наконец, на Кассиила.

— Да, брат Кассиил. На этот раз — да.

 

Энди Смайли

В конце резни

Пустыня была завалена мертвецами от горизонта до горизонта. Завывал ветер, вдали возвышались колыхающиеся дюны из тел и разбитых машин. Безжизненные, застывшие глаза предателей и верных воинов одинаково уставились на небо, красное, словно свежепролитая кровь. Если бы в их разорванных и выпотрошенных телах осталось достаточно сил, то мёртвые и умирающие взмолились бы к небесам, умоляя своих богов не бросать их под светом безжалостных звёзд, которые высушат их плоть и выжгут кости.

Амит усмехнулся. Свирепая, полная злости и презрения улыбка растянула его окровавленные щёки. Боги не слушали их. Бойня не принесла кровожадным Пожирателям Миров ничего. Рёв их покровителя подобно грому прогремел в небе и стих, сменившись отчаянным шёпотом. Даже свет Императора не освещал этот далёкий, всеми забытый мир. Солдаты 225-го Потонийского Стрелкового умерли во имя Его, но Он об этом не узнал. Их смерть была страшной и мучительной, а предсмертные крики заглушил рёв цепных мечей и лающий рык демонов.

Великий магистр помедлил, взглянув на хлещущий по ветру полковой флаг — рваный, потрёпанный, такой похожий на знаменосца, чьи выпущенные кишки вывалились, словно зловещие вымпела. Прикоснувшись рукой к пробоине в закрывавшей живот пластине брони, Амит направился дальше. Война оставила от этого мира безжизненный труп. Воющий ветер стал похоронным гимном, одой погибшим. Никто её не слышал. Никто, кроме него. Погибли все…

И тут вдали послышался стон.

Амит замер, вслушиваясь в воющий ветер. Кто-то был ещё жив. Мрачная надежда наполнила уставшего магистра силой и приглушила боль, терзавшую его израненное тело. Он пошёл на звук, на юго-запад, и начал карабкаться по курганам тел. Кости и пластины брони трещали под его сапогами, скрипели, когда тяжёлые шаги вбивали их в землю. Песок под ногами был тёмно-багровым, запятнанным кровью и желчью. Когда-то чистые песчинки перемешались, став топкой трясиной, где, словно коряги лежали выпущенные кишки и потроха. Вековой труд природы был уничтожен за считанные дни.

У подножия холма тела потонийцев были свалены в кучу, словно мешки. За стеной трупов лежали тела дюжины Расчленителей. Тут потрудился настоящий мясник, каждый космодесантник был разорван на части. По всему кровавому кратеру валялись оторванные руки и клочья мяса, на солнце сверкали разбитые клинки. Всё свидетельствовало о том, что бой здесь был особенно жестоким.

И в самом центре кратера лежал почтенный брат Калассил. В центре его саркофага зияла дыра, рваные края и расплавленный металл указывали на взрыв мелта-бомбы. Амит прошептал тихую молитву о павшем воине и обошёл остатки боевой машины, следуя за тяжёлым дыханием.

И магистр увидел перед собой Пожирателя Миров, врага, стонущего и задыхающегося, придавленного рукой поверженного дредноута.

— Каково тебе, предатель?

Пожиратель Миров зарычал, и его налитые кровью глаза вылезли из орбит. Он попытался освободиться, но не смог, и замахал руками, пытаясь найти оружие. Амит шёл вокруг осторожно, не подходя слишком близко. В бою доспех Пожирателя Миров ободрало до самого тускло-серого керамита. Лишь в самых глубоких трещинах оставались пятна тёмной, багровой краски, заляпанной его кровью. Плоть на щеках обгорела так, что виднелись почерневшие кости. Остатки волос были перемазаны кровью и слизью.

Амит сел на трупы гвардейцев, двух потонийцев, где-то потерявших головы и лежавших друг на друге. И Пожиратель Миров замер, на мгновение взяв себя в руки, подчинив текущий в его крови бездумный гнев.

— Кто ты? — прорычал он.

— Я — твой враг.

Амит поднял наплечник и бросил его к лицу Пожирателя Миров. На сорванной с одного из павших братьев пластине брони виднелся символ ордена.

— А… Расчленитель. Я убью тебя.

— Когда? — с усмешкой ответил Амит, постучав лезвием эвисцератора по руке дредноута. — Сколько мне тебя ждать?

— Ты… ты насмехаешься надо мной…

— Ты сам выставил себя на посмешище! Взгляни на себя! Сломленный воин, поверженный своей последней жертвой, брошенный своим хозяином на произвол судьбы, удостоившийся смерти, пристойной трусу.

— Нет! — слюна хлынула изо рта Пожирателя Миров, вновь попытавшегося сбросить неподвижный груз с груди. — Я заберу твой череп для Кхорна! А он заберёт меня из этого проклятого места.

— Ответь мне на вопрос, берсерк, и я дам тебе возможность получить смерть, которой ты жаждешь!

— Ты считаешь меня глупцом? Ты не освободишь меня. Ты убьёшь меня здесь, не сходя с места.

— Последний… шанс… — прошептал Амит, склонившись к предателю. — Ответь мне или я уйду, бросив тебя умирать.

— Освободи меня и я убью тебя! — глаза Пожирателя Миров, готовые вылезти из орбиты, сверкнули от ярости.

— Тогда ты преуспеешь там, где пали сотни твоих жалких сородичей. И почти час назад я убил последних из них.

— Дерзкие слова, Расчленитель, но я не стану для тебя столь лёгкой добычей. Я — Бардак Скартрен, первый последователь Кровавого Черепа, избранный чемпион Кхорна. Мой топор глубоко вопьётся в твои вены.

— Как знать, — слабо улыбнулся Амит, отходя назад. Он чувствовал, как всё сильнее бьются в груди сердца, как дёргаются мускулы в ожидании бойни. От запаха крови и смерти кружилась голова. Гнев сдавливал горло словно удавка, и это растущее давление ослабеет лишь тогда, когда череп Пожирателя Миров хрустнет под его кованным сапогом. — Но сначала…

— Хорошо же… что? Что ты хочешь узнать?

— Что ты чувствуешь, падая в бездну ярости?

— Падая? — Пожиратель Миров расхохотался, и его глаза расширились от умиления. — Я возвышаюсь. Я иду по истинному пути.

— Избавь меня от своего обмана! Я не желаю слушать о Кровавом Боге.

— Лучше следовать воле бога, чем памяти о мёртвом отце и Трупе-Императоре.

Амит зарычал и ударил Пожирателя Миров по морде. Но Бардак продолжал смеяться.

— Да… теперь я вижу. Я понял это лишь спустя долгие века, но теперь я вижу… Я вижу это в твоих глазах. Истину, жгущую, словно гибельное пламя.

— Говоррри…

— Император направил нас на этот путь. Он дал нашим отцам, дал нам — мне, тебе, всем нам! — силу и волю убивать… — Бардак говорил, не обращая внимания на то, как скривился Амит. — И он отправил нас убивать во имя Его. Он сделал нас всех мясниками. Да, Император он такой. Первый и величайший из детей Кхорна.

Зарычав, Амит схватил Пожирателя Миров за голову, и его бронированные пальцы впились в плоть, готовясь сокрушить кости.

— Если ты ещё хоть раз оскорбишь Императора, то я сорву твою голову с плеч.

— Ты лишь докажешь мою правоту, — мрачно усмехнулся Пожиратель Миров.

Амит выругался и отпустил его, ударив кулаком по бронированному плечу Калассила.

— Ты глупец, Расчленитель. Тебе не скрыть своей истинной природы от Кхорна, бога, чей топор рассекает плоть лжи. И теперь… хватит ходить вокруг да около. Спроси то, зачем прошёл полмира, и покончим с этим.

— Ты знаешь… о чём… я… спрошу.

— Пусть сам Кхорн услышит твои слова.

— Жажда, тяга к насилию и резне. После всех смертей скольких ещё тебе нужно убить, чтобы заслужить хоть мгновение покоя? Сколько крови нужно пролить, чтобы заглушить рёв крови в венах?

— Покой, передышка всегда мимолётны. Гвозди позаботились об этом. Убивать — значит жить, дышать и с каждым вздохом становиться сильнее. Вот что значит вершить резню во имя Кровавого Бога. Вот что значит быть истинным сыном Кхорна.

— Ты так же… жалок… как и псы, бегущие за вашим нечистым родом на войну. Зря я ждал правды от безумца, — Амит отвернулся и направился прочь.

— Истине нет дела до твой веры или неверия, Расчленитель. Нет ничего славнее убийства. Что может быть важнее во вселенной? Что лучше определяет нас, нашу суть? Убивай или будь убитым! Живи или умри. Не делай вид, что ты не знаешь этого, ведь молва о твоих деяниях доносится до самого Трона Черепов.

Амит резко обернулся и бросился на Пожирателя Миров, взмахнув клинком. Лезвие замерло на расстоянии волоска от шеи предателя.

— Даже в самые мрачные часы мы не похожи на вас. В вас есть лишь гнев и ненависть.

— А что есть в тебе? Ты зовёшь это проклятием? Ха! Жалкое оправдание, бегство от своей истинной сути. Гвозди впиваются в мой череп с каждым вздохом, требуя крови. Но ты… тебя не гонят на бойню безграничные страдания. Ярость самого Кровавого Бога струится в твоих венах. Ты — ещё более истинный сын Кхорна, чем я.

— Нет!

— Давай, Расчленитель. Скажи мне, о чём повествует история твоей жизни, если не о кровавой бойне?

— Довольно! — Амит взмахнул мечом и ударил, разрубая руку дредноута. Пожиратель Миров тяжело поднялся на ноги.

— Похоже, что резня коснулась нас обоих, брат, — усмехнулся Бардак, показывая на зияющую рану в животе Амита. Магистр сверлил глазами Пожирателя Миров.

— Довольно слов. Одному из нас пришло время умереть.

— Согласен. Твой череп станет достойным подношением к трону Кхорна, — Пожиратель Миров шагнул в сторону, поднимая пустые ладони, а затем показал на эвисцератор в руках Амита. — Он достойно вознаградит меня, если я одолею тебя безоружным.

— Нет! — отбросил свой меч в сторону Амит. — Я сорву твою голову с плеч голыми руками.

Они ринулись друг на друга, широко разведя руки, словно приветствуя боль, которую обещала схватка. Гнев… гнев лишил их всего. Они сражались, словно воплощения насилия, осыпали друг друга жестокими ударами. Ярость против ярости, бешенство против бешенства. Разбитые кости, расколотый керамит. Они били с неослабевающим неистовством, даже не думая о защите. И вместе с грохотом ударов в небо вернулся знакомый, зловещий рокот…

— Ты видишь, Расчленитель? — прохрипел Пожиратель Миров. — Кхорн узнаёт своих.

Пожиратель Миров улыбнулся, когда начался тяжёлый кровавый дождь. Амит зарычал, хлёстким ударом выбив ему зубы, полетевшие на песок. Но Бардак лишь смеялся.

— Даже сейчас ты повинуешься его воле.

Амит ударил его вновь. Пожиратель Миров замахнулся, нанося хук с правой. Магистр принял удар на щёку и приблизился, вбив локоть в бровь Пожирателя Миров. Предатель отшатнулся, кровь хлынула из разбитой глазницы. Схватив его за наплечник, Амит рванул Бардака на себя и лбом ударил предателя в нос. Лицо Пожирателя Миров исчезло под потоками крови.

— Убив меня, ты лишь приблизишься к его объятиям.

— Да… будет… так! — Амит бил вновь и вновь, круша кости лица, уродуя врага до неузнаваемости. Пожиратель Миров обмяк и застонал.

— Кхорна не заботит чья течёт кровь, лишь то, что она течёт…

Взревев от дикой ненависти, Амит сорвал голову Пожирателя Миров с плеч и отшвырнул её, глядя в багровое небо.

Рокот над головой слился с оглушительными ударами сердец, так что он больше не мог их различить. Амит остался один — повелитель резни в мёртвом мире. По щекам его стекали капли падающей крови…

 

Энди Смайли

Познай себя

Подобно бронированному континенту вокруг простирался «Виктус» — флагман Расчленителей. Исполинский корабль был окружён частоколом орудий и обладал почти непробиваемым корпусом, укрытым километровой толщины плитами керамитового панциря. Огонь «Виктуса» принёс смерть тысяче миров: залпы излучателей испаряли атмосферу, а сейсмические торпеды раскалывали тектонические плиты.

Но теперь к посадочной палубе левого борта летел корабль, видный библиарию из наблюдательной башни, и его приближение предвещало угрозу страшнее самой мощной боевой группы, угрозу, которую не смог бы остановить никакой орудийный огонь. Похожий на кинжал корабль был даже меньше стволов защитных орудий «Виктуса», а на чёрном как пустота корпусе почти не было ни знаков, ни геральдики. Корабль-призрак можно было заметить лишь по сверкающей стилизованной букве на носу. «I» — Инквизиция.

А на посадочной палубе неподвижно стоял Харахель, наслаждаясь необычной тишиной. Не было видно ни десятков сервиторов, ни трудящихся рабочих. На верстаках валялись брошенные плазменные пилы и дуговые сварщики. Рядом ждали переоснащения и ремонта два потрёпанных «Громовых ястреба», а над головой в гнездовых креплениях стояли «Штормовые вороны», с чьих двигателей свисали топливные шланги, словно набухшие вены. Гнетущую тишину нарушал лишь шелест воздушных фильтров зала, да тихий гул доспехов. Слева раздался треск, когда Аполлус сжал силовой кулак.

— Как мог Сет на это согласиться… — капеллан был зол и так же мрачен, как и его доспехи.

Харахель усмехнулся за угловатой решёткой боевого шлема. Встречать гостей было его пусть и не самой почётной, но всё же обязанностью как ротного чемпиона, а вот Аполлус оказался здесь в наказание. Капеллан был слишком упрям и по глупости сказал великому магистру, что тот совершает ошибку… и Сет решил напомнить Аполлусу его место.

— А чего бы ты хотел? — чемпион не отрывал взгляда от посадочного туннеля, следя за влетающим внутрь чёрным кораблём. — Бросить вызов Инквизиции?

Аполлус не ответил. Он скривился, когда позади шаттла сомкнулись зазубренные плиты шлюза.

Стреловидный корабль сел в полной тишине. Его двигателям придавала силу открытая ксеносами технология, гораздо более мощная, чем заключённая в стоявших рядом «Громовых ястребах». Снизу корабля показалась рампа, расширившаяся из тонкой полоски металла в тянущуюся к палубе хрупкую плиту. Аполлус зарычал.

— Это не боевой корабль. Они послали политика судить воинов.

Со слабым шипением часть корпуса отошла в сторону, открыв дверь. На рампу выступила одинокая фигура, чьи тяжёлые шаги разнеслись по всей палубе. На месте правой руки и плеча висел тяжёлый болтер с украшенным древними письменами золочёным стволом. Вместо глаз на покрытом алмазами лице выступали медные линзы. Синие лучи целеуказателя скользнули по доспехам Харахеля, когда орудийный сервитор просканировал палубу.

— Может, и нет, — возразил чемпион, опуская руку на рукоять эвисцератора.

— Чисто, — доложил сервитор странно мягким, не сочетающимся с механической внешностью голосом. Воздух вокруг замерцал, а кодиферы шлема Харахеля начали прокручивать зрительные настройки, пытаясь удержать фокусировку. В воздухе потрескивала тонкая паутина энергии. Затем помехи исчезли, а у основания рампы возникли остальные гости.

Харахель взрыкнул, готовясь к броску.

+Успокойся+ — Ворвался в разум чемпиона голос Балтиила. Раздражённый вмешательством библиария Харахель заскрипел зубами. +Это искажающее поле. Он не псайкер. Приступай.+

Голос Балтиила утих, и чемпион потёр висок.

— Библиарий?

— Да. Я ещё встречусь с братом в дуэльных клетках.

На тактическом дисплее Аполлуса замерцала икона.

— Жаль… — капеллан с досадой моргнул, выбирая по руну камня, приказывая дредноуту успокоиться.

Сет ясно дал понять Инквизиции, что не пустит на борт ни одного псайкера, и в ближайшем «Громовом ястребе» стоял Манакель, готовый исполнить волю великого магистра. В другой раз, старый друг… Аполлус снял шлем, повесив его под руку, и сплюнул на палубу. Зашипела кислотная слюна.

— Покончим с этим.

Как и капеллан, Харахель примагнитил шлем под рукой и направился к посланникам.

На палубе неровно выстроились семеро человек во главе с инквизитором, облачённым в золотой силовой доспех, сверкавший, словно под лучами люминаторов. Нагрудник его рассекал пополам знак полномочий, такой же непроницаемо чёрный, как и глаза. Инквизитора окружали четверо воинов в великолепных пластинчатых доспехах, вооружённых огромными клинками и штормовыми щитами. Сзади стояла хрупкая женщина в багровом комбинезоне, украсившая пальцы драгоценными камнями, и глаза её метались между Расчленителями и последним из посланников, горбатым учёным, чьи морщинистые пальцы перебирали складки мантии в поисках свитков.

— Я инквизитор Корвин Геррольд из Ордо Еретикус, — незваный гость шагнул навстречу, сложив руки на груди в знак аквилы.

— Харахель, чемпион первой роты, — в знак приветствия воин ударил по нагруднику.

Корвин кивнул и посмотрел на капеллана, но Аполлус молчал. С явным презрением на лице он изучал инквизитора холодным взглядом. Корвин напрягся, и Аполлус услышал, как участился пульс щитоносцев, готовившихся к схватке. Отточенные инстинкты чемпиона позволяли ему понять тонкую разницу, выдающую намерения… но капеллан молчал.

Первым заговорил Харахель.

— Тебя ждёт наш господин.

— Разумеется, — улыбка Корвина не отразилась в его глазах, когда он махнул своим слугам. — Пройдёмте?

— Только ты, — преградил ему путь огромный чемпион. — Твои воины останутся здесь.

— При всём уважении… — Геррольд показал на учёного, чьи медные глаза зажужжали. — Я должен взять с собой моего хрониста, чтобы запечатлеть все детали, пока я буду разбираться с этим вопросом.

От выбора слов Аполлус скривился. Инквизитор решил разобраться с Расчленителями? Если да, то он взял с собой прискорбно малые силы.

— Нет, — Харахель не сдвинулся с места. — Мой господин не забудет ни единой подробности вашей встречи, а наши скриптографы запишут их перед уходом.

Корвин, который был чемпиону по грудь, никогда не был так близко к космодесантнику и внезапно ощутил себя очень маленьким.

— Хорошо, — кивнул своим охранникам инквизитор и пошёл за огромным Расчленителем.

Корвин и Харахель уже ушли, но Аполлус задержался. Он пристально глядел на учёного, пишущего на инфопланшете. Нейроперо дрожало. Учёный невольно всхлипнул и попытался поглубже закутаться в мантию… капеллан зарычал. Да он больше уважал чистящего его доспехи серва, чем такое горбатое ничтожество. Развернувшись на каблуках, он последовал за инквизитором.

Реклюзиам был не столько музеем, сколько местом поклонения. Его изогнутые стены украшали почитаемые реликвии ордена, чью святость хранили стазисные поля, такие же артефакты забытых времён. Мозаичный пол сделали из доспехов павших капитанов, и по неровным плиткам можно было проследить истории их смерти. Словно жуткие свечи, возвращённые почётные клинки пронзали окружавший кафедру ров вулканического пепла, а в центре реклюзиама на коленях стоял Сет, одетый лишь в тёмно-серую тунику на могучее тело.

Балтиилу его великий магистр казался вылепленным из того же вечного камня, что и строго взиравшие на них статуи. Библиарий знал, что против огромного воина ему не помог бы даже полный силовой доспех.

— Милорд, — сказал Балтиил, опустившись на колено.

Сет продолжал смотреть наверх, в глаза образов Сангвиния и Императора, выгравированных на затемнённом бронестекле потолка так, чтобы в них рассеивался свет одинокого люминатора.

— Он прибыл.

— Да, лорд. Харахель ждёт с ним в вашем военном зале.

Сет не ответил. Великий магистр Расчленителей вообще был необычно задумчив, и даже без даров Балтиил чувствовал, как презирает гостя его господин. Сет был жестоким и прямолинейным воином, с которым немногие бы справились, но клинком и гневом не остановить коварства Инквизиции. Её оперативников не встретить лицом к лицу. Чтобы победить их, требовались терпение и хитрость — два столь же чуждых для Сета понятия, как и обвинения, которые инквизитор, несомненно, выдвинет против него и всего ордена.

— Да направит тебя кровь, — Балтиил встал и вышел из зала, оставив магистра наедине с отцами.

— Наставь меня, — Сет встретился взглядом с Императором и замолчал, всматриваясь в трещины доспехов прародителя. Изъяны в броне служили напоминанием, что ни одна защита не безупречна.

— Смири мой гнев, — он обернулся к Сангвинию. — Дай мне силы вынести это оскорбление.

В отличие от Императора, Сангвиний был изображён безоружным. Вторая истина — сынам Ангела не нужно оружия, чтобы сокрушить врагов. Сет поклонился, коснувшись лбом пола.

— Пасхар.

За реклюзиамом тяжело поднялся на ноги серв. Его бока и колени болели после дней неподвижности, отчего он чувствовал себя гораздо старше двадцати шести терранских лет.

— Да, господин? — выдавил Пасхар охрипшим от жажды голосом.

— Принеси мне доспехи.

В отсеке не было кресел, отчего в ожидании Сета Корвину пришлось стоять. В отличие от пышных тронных залов и стратегиумов на линкорах Имперского Флота военный зал Расчленителей был пуст, лишь в центре стоял круглый стол. Корвин снял перчатку и провёл по нему рукой, вздрогнув от прикосновения стали. Повсюду на «Виктусе» царила атмосфера холодной чистоты, лишь усугублённая недостаточным отоплением и решётчатыми проходами. Нос онемел от холода, а дыхание оставляло в воздухе клубы пара.

Похоже, что Расчленителей не заботили те, кто был лишён их усиленных тел… Скрежет шестерёнок оторвал Корвина от раздумий, и тяжёлые медные двери распахнулись внутрь на изношенных за века петлях. Двери казались непомерно огромными, пока не появился Сет, легко заполнивший весь проход. За вошедшим в зал воином стелился алый плащ, а на спине возвышался окружённый бронзовыми крыльями железный нимб, добавлявший величия. Его доспехи, пусть и более украшенные, чем у Харахеля, были столь же просты, как и зал. Мощные заклёпки скрепляли вместе прочные пластины, чьи зазубренные края могли бы разорвать человека.

Затем Корвин посмотрел на лицо Сета. Казалось, что так непохожая на его патрицианское лицо угловатая челюсть великого магистра выдержала бы удар силового кулака.

— Лорд Сет, — инквизитор поклонился. — Благодарю вас за предоставленную аудиенцию.

Инквизитор был наделён властью истребить целый сектор. Он мог собрать боевые группы и стереть цивилизации с лица земли. Но перед великим магистром он казался ребёнком, которого можно отбросить небрежным взмахом руки. Корвин боялся, и Сет чувствовал это. Он посмотрел на Харахеля и Аполлуса.

— Отставьте нас.

Корвин вздрогнул, когда Расчленители вышли, ведь он совсем о них забыл. Скрывшие лица за шлемами воины стояли в углу так же безжизненно и неподвижно, как и статуи, увиденные им по пути из ангара. Инквизитор поборол желание выбежать за ними, когда двери закрылись, оставив его наедине с Сетом.

— Говори же, инквизитор, меня ждут воины.

— Вы… — Корвин сглотнул. — Вы, космодесантники, никогда не славились вежливостью, но я вижу, что вы так же холодны и решительны в делах мира, как и обычно на поле боя.

— Нет.

— Нет? — Корвин нахмурился и начал ходить, пытаясь держаться подальше от магистра и не показаться слабым.

Но Сета это не обмануло.

— Нет, инквизитор. Ты ошибаешься.

— Я…

— Нет мира среди звёзд, — Сет поворачивался следом за инквизитором и заполнял всё пространство, не делая и шага. — Ни здесь, ни где-то ещё.

— Как верно, — кивнул Геррольд, радуясь, что холод не даёт ему вспотеть. — Тогда перейдём же к делу… — теперь в голосе инквизитора раздалась нотка уверенности. — Уверен, что вы знаете, что это не первый раз, когда действия вашего ордена вызывают вопросы в моём Ордо.

Сет молчал, и по лицу его невозможно было ничего угадать.

— Войны Затмения прекрасно задокументированы. Известны все сражения. Кроме… — Корвин помедлил, а затем медленно договорил, позволив словам повиснуть в воздухе. — Смерти Чести…

От тревоги в глотке инквизитора пересохло, и он откашлялся.

— Согласно официальным докладам, Расчленители сыграли важнейшую роль в победе над архиврагом.

— Я видел доклады. К делу.

— Да, я полностью в этом уверен. И, как и вы, знаю важную правду.

— Да?

— Расчленители, ваши подчинённые, ваши братья, убили сотни имперских граждан. Хладнокровно. Сотни. Невинных.

— Так ли это? — Сет скрипнул зубами.

— Да, я полностью в этом уверен.

— Тогда ты опять ошибаешься. Граждане, — полный воинского презрения к слабакам Сет буквально выплюнул слово, — о которых ты говоришь, поддались порче. Они стали пешками архиврага. Они заслуживали смерти.

— Думаю, что это утверждение нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, учитывая, что ваши воины не оставили никого в живых.

— Выбирай свои слова осторожно, инквизитор… — голос магистра был полон угрозы.

И хотя инстинкты твердили ему об обратном, Корвин продолжал.

— Великий магистр, меня беспокоят не мои слова, но слова брата-сержанта Йорвика из Космических Волков.

При упоминании Волков из горла Сета вырвался тихий рык. Корвин попятился.

— Вы же сражались с Космическими Волками, не так ли?

— Они напали на нас. Ударили в спину как трусы.

— Они сражались, чтобы защитить народ улья…

Сет сжал кулаки. Он чувствовал, как стучит кровь в венах, слышал её рёв, призывающий к кровопролитию. Он хотел убить инквизитора, сорвать ему голову с плеч и раздавить.

— Прошу… — Корвин поднял руки, пытаясь успокоить разозлённого магистра, — я здесь лишь, чтобы понять и выслушать вас. Не осуждать.

— Это так? — голос Сета был похож на рёв тяжёлого болтера.

— Да и…

— Тогда пойми это, — за один удар сердца магистр оказался совсем рядом и поднял Геррольда за горжет, чтобы посмотреть в глаза.

Задохнувшийся Корвин вцепился в наручи Сета, пытаясь вырваться из хватки Расчленителя.

— Этот орден служил Императору ещё до того, как ты, скуля, выполз из утробы матери. Мы сражаемся и истекаем кровью, вы же относитесь к нам с подозрением и сомнениями, бесчестя всех воинов, погибших ради ваших жизней, — магистр отшвырнул Корвина. — Вот тебе мой ответ, инквизитор.

— Ты посмел… — начал Корвин, приходя в равновесие и в себя… — Ты посмел напасть на меня?

Сет молча повернулся к двери, но инквизитор подался вперёд. Гнев лишил его осторожности.

— Отвернуться от меня значит отвернуться от Трона!

Магистр резко обернулся, сверкая глазами.

— Осторожнее, инквизитор. Моё терпение не безгранично.

Корвин открыл рот, чтобы заговорить. Сет ему не позволил.

— У тебя пятнадцать минут, чтобы покинуть мой корабль… и мне всё равно, покинешь ты его на своём судне или через шлюз.

Панель доступа моргнула зелёным, и тогда учёный убрал инфоключ и сделал шаг назад. Двери с шипением разъехались. Проскользнув коридор, он прижался к стене. Над головой мерцали люминаторы, освещая уходящий налево проход. Учёный крался, держась в тенях, складки одежды скрывали его в темноте. Последние три коридора были пусты, но нельзя допустить ошибку. Миссия слишком важна, чтобы позволить себе небрежность.

В конце коридора он взломал ещё один замок и спустился на нижнюю палубу на служебном подъёмнике. Сойдя на решетчатый металлический пол, учёный размял плечи, ослабляя напряжение, и позволил себе выпрямиться впервые за многие месяцы.

Почти у цели… Мысль наполняла адреналином. Победа всегда дальше всего в миг, когда ты её добиваешься.

Он глубоко вдохнул, вспоминая, чему его учили, и пошёл дальше.

Шаги стали более уверенными и удлинились, ноги вспоминали былую силу. Он сгибал и разгибал пальцы, отбросив укоренившуюся слабость. Последняя дверь была перед ним.

Учёный распахнул мантию, открыв тёмную сегментированную броню, а затем снял. Потом он отстегнул с глаз медную аугментику, повесил на рукоять висевшего на поясе меча и потянулся в шёлковый мешочек за последней деталью своего истинного наряда.

Проведя пальцем по выгравированному знаку, настоящий Корвин Геррольд надел кольцо Инквизиции на указательный палец и прижал к дверной панели. С медленным скрежетом створки разошлись.

За ними в коридоре инквизитора ждала тьма. Не сиял ни один люминатор, а мрак был полным, густым и непроницаемым.

— Император со мной… — включив встроенный в перчатку фонарь, Геррольд пошёл дальше. Позади громко захлопнулась дверь.

Этот коридор был другим. Погнутые и потёртые панели пола заржавели. Вентиляционные решётки были заварены. В сыром, затхлом воздухе воняло кровью и дерьмом. В стенах виднелись люки, ведущие в крошечные камеры. Все они были пусты, и лишь сломанные оковы намекали, что же там когда-то было.

— Где же ты? — прошептал Корвин во тьму, пройдя мимо очередной камеры, чья дверь висела на треснувших петлях.

Далёкий шум заставил Геррольда съёжиться и задержать дыхание, вслушиваясь. Звук был слабым, почти неразличимым. Менее опытный оперативник бы решил, что это шум ещё одной системы огромного корабля, но Корвин руководил допросами сотен еретиков, а тысячи предал смерти. Мучительные крики он знал даже лучше собственного голоса. Инквизитор вытащил инферно-пистолет, чей взведённый ствол мерцал от жара, и осторожно шагнул вперёд. Крики стали громче, когда он дошёл до очередных клеток. Эти двери были заварены.

Корвин прислушался. Изнутри доносились измученные, злые голоса. И что-то ещё — хриплый, почти дикий рёв. Звук, не похожий ни на что, слышанное Корвином из уст человека.

Инквизитор навёл луч люминатора на ближайшую дверь, приглушил и прижался к стене. Дверь была заварена мелтой, и её никак нельзя было вскрыть. Прижав дуло к петле, он выстрелил, а затем опустил его и расплавил вторую петлю, приготовившись вышибить дверь.

Рёв. Резкий лязг цепей. Зверь в чёрной броне бросился на Корвина, и он выстрелил дважды, отскочив к стене коридора. Он услышал, как обмяк нападавший и застонали обвисшие цепи. Шум из ближайших камер стал громче, словно звери чувствовали смерть или же, с дрожью подумал Корвин, чуяли его страх. Посветив внутрь, инквизитор осмотрел зверя и довольно усмехнулся. Космодесантник, как он и подозревал. Хотя таких он никогда не видел… зверь был мрачной насмешкой над величайшими защитниками Империума. Корвин включил пиктер.

Раздутые вены угрожали порвать кожу на лбу и шее. Белки глаз побагровели, а из горла корчащегося зверя рвался непрерывный рык. Чудовище было одето в чёрные доспехи, покрытые кроваво-красными крестами. С наплечников и нагрудника свисали порванные обагрённые свитки.

— Субъект выказывает примечательную стойкость… — Корвин навёл пиктер на пробитые в груди зияющие дыры, а затем вскинул пистолет и выстрелил в лицо. Космодесантник обмяк. — Но не к выстрелам в голову.

— Это была ошибка, инквизитор.

Корвин резко обернулся и выстрелил. Опалённая мелтаразрядом стена замерцала.

— Проникнуть сюда обманом, убить одного из моей паствы… — голос во тьме был всё ближе.

— Покажись, демон! — Корвин щёлкнул по люминатору, чтобы луч осветил весь коридор… и из тьмы вынырнул оскалившийся череп капеллана. Корвин в ужасе спустил курок, но Аполлус оказался быстрее и раздавил пистолет силовым кулаком, ударом плеча отбрасывая Геррольда. Инквизитор перекатился, позволяя движению смягчить удар.

— Ты раскрыл тайну… — Аполлус шагнул ближе. — Нашу тайну. — Капеллан ослабил хватку, позволяя крозиусу скользнуть по руке, пока его навершие не замерло прямо над полом. — Но у всякого знания есть цена.

— И ты её заплатишь, — клинок выхваченного Корвином меча замерцал. — Я вызвал своих воинов. Мы заберём корабль, а твои братья ответят за это богохульство.

— Серьёзно? — Аполлус презрительно зарычал на пятящегося инквизитора и нажал на настенный пикт-обозреватель.

++ Запись 10А9: Палуба 17++

Харахель вырвал эвисцератор из груди щитоносца, зубья разорвали воина, оставляя кровавую дымку. Обратным ударом огромный Расчленитель вонзил клинок в спину поверженной фигуры в позолоченном доспехе. От остальных подручных инквизитора уже остались лишь груды неузнаваемого мяса.

++ 10А9: сегмент закончен ++

От увиденного Корвин потерял дар речи.

Аполлус ухмыльнулся.

— Ты один, инквизитор.

— Нет, предатель, я никогда не один. Со мной Император! — клинок Корвина метнулся к горлу капеллана, но Аполлус отбил удар и обрушил крозиус на нагрудник Геррольда. От удара инквизитора отшвырнуло, а его доспех прогнулся.

— Ты слишком долго прятался в тенях. Свет правосудия счел тебя виновным.

Корвин пытался подняться, но грудь опаляла боль, он едва дышал…

Аполлус вздёрнул инквизитора за волосы. Подняв его вровень с бездушными линзами шлема, он воткнул в грудь палец силового кулака, круша рёбра. Инквизитор завопил.

— Ты дважды стрелял в моего брата. А сам выдержишь? — капеллан вонзил в Корвина второй окутанный энергией палец, вызвав мучительный вопль.

— Император… — губы Коривна дрожали.

Аполлус подтянул инквизитора ближе, пока образ его череполикого шлема не наполнил весь мир Геррольда.

— Он тебя не слышит.

Над головой Корвина сиял резкий свет. Он моргнул, пытаясь стряхнуть туман с глаз и увидеть яснее. Затем потянулся было к лицу, но руки не двигались. Шок привёл его в себя. Корвин был привязан за руки и ноги к какому-то креслу. Он попытался вырваться, но закричал от пронзившей грудь боли. Рёбра сломаны.

— Это для твой же защиты.

Капеллан. Корвин помнил шлем-череп.

— Ты зашёл слишком далеко, отпусти меня или… — челюсть инквизитора треснула от удара. Перед глазами поплыло, а затем он увидел другого Расчленителя.

— Инквизитор, ты знаешь, кто я?

— Д-да… — выдавил Корвин. Гранитное лицо Габриэля Сета было невозможно спутать ни с чем.

— Ты пришёл сюда в поисках правды… — Сет показал направо. — И мы покажем тебе нашу правду.

Рядом с Корвином к другому креслу был примотан Расчленитель в чёрных доспехах, покрытых красными крестами.

По взмаху Сета Балтиил снял перчатки и встал между креслами. Положив руку на лоб воина роты смерти, он обернулся к Корвину…

— Нет! Нет! Прошу, нет!

Не слушая мольбы инквизитора, Балтиил завершил психическое единство.

— Трусливый разум — слабый разум. Это не займёт много времени, — библиарий протянул руку. Разум воина из роты смерти пылал. Его сжигал гнев, пламя которого взывало к Балтиилу. Он нырнул в пламя, пока оно не окружило библиария, содрогаясь от силы крови воина. Гнев был абсолютным. Пламя лизало доспехи, пытаясь обжечь плоть, но покрывавшие броню мерцающие обереги не пускали его. Балтиил потянулся к родству, дававшему пламени жизнь, зачерпнул горстку углей и заглянул в разум инквизитора. При всех своих тренировках Корвин не смог бы удержать библиария. Балтиил разорвал ментальные защиты Геррольда с яростью, которая бы убила неподготовленный разум, прорвавшись через страхи Корвина к самой сути его бытия. И там, среди ветров души инквизитора, он выпустил угли из ладони.

Корвин завопил. Вопль сменился гортанным рёвом, когда его охватил гнев. Кровь хлынула к мускулам, содрогнувшимся в конвульсиях от прилива адреналина. Он вырвется из оков, убьёт Сета, сделает из его шкуры плащ, а кости разотрёт в порошок.

— Умри! — зарычал бьющийся в кресле инквизитор. Кровь потекла изо рта, когда он прикусил язык, а нога сломалась с жутким хрустом.

— Довольно.

Наконец, Сет повелел Балтиилу прекратить пытку и оборвать психическую связь. Инквизитор дрожал и стучал зубами, обмякнув в кресле, а обессилевший от единения Балтиил упал на одно колено. Сет положил на плечо библиария руку.

— Возвращайся в свою келью, брат. Отдыхай.

— Да, лорд, — Балтиил кивнул и вышел из комнаты.

— Присмотри за ним, — по закрытому каналу добавил магистр. Капеллан согласно склонил голову и пошёл следом.

Слёзы катились из глаз задыхающегося, скулящего Корвина. Всё его тело дрожало. Сет опустился рядом на колени и заговорил — тихо, еле слышно.

— И ты ещё смеешь звать нас предателями. Нас, которые сдерживают этот гнев, это проклятие, каждый миг, когда наши сердца гонят по венам кровь отца. Нас, сносящих муки и всё же готовых сражаться за человечество. Ты. Ты, не способный даже один удар сердца вынести эту боль, оспариваешь нашу верность… — Сет поднялся, разрывая оковы. — Уходи и молись Императору, чтобы мы никогда не встретились снова.

Инквизитор Корвин Геррольд лежал среди трупов своих подручных, радуясь, что Расчленители пощадили пилота. Сам инквизитор не мог даже стоять. Его нервы сводило судорогой, а мускулы дрожали после того, как ушли остатки гнева. Обливаясь потом, Корвин попытался сесть. Кольцо смотрело на него, обвиняя.

Кто я?

Слёзы текли по щекам Корвина, тщетно ищущего ответ. От горя он сорвал кольцо и отбросил его прочь. Он смотрел на потолок. Галактика взирала в ответ через прозрачную панель, пока шаттл отлетал от «Виктуса». Не сияла ни одна звезда. Но даже тьма глубокой пустоты казалась маяком света по сравнению с тем, что он ощутил в душах Расчленителей.

— Спаси нас Император.

 

Энди Смайли

Кровь в машине

Капитан Яго спустил остатки содержимого желудка себе на ботинки и надел респиратор. Кровавые ошметки командного взвода покрывали его изношенную красновато-коричневую шинель, заляпанную скользкой грязью. Лишь по милости Императора он не погиб вместе с ними.

— Император закалил мою душу сталью, — прошептал молитву Яго и выпрямился, прислонившись к стене траншеи, чтобы не упасть.

Вдоль всей линии обороны солдаты 89-го полка Стального Легиона Армагеддона поднимались с земли, бормоча свои собственные молитвы. Атака орочьей артиллерии была зверски эффективной. Шары сверкающей энергии пронеслись по окопам, взрываясь молниеносными вспышками, выворачивающими людей наизнанку.

Яго вздрогнул и закашлялся, стуча кулаком в грудь, пытаясь прочистить горло. Его измученные войной кости ныли. Все инстинкты велели ему лечь, свернуться калачиком в грязи и позволить неизбежному случится. Может быть, если бы он был на другом мире и сражался в другой войне, он бы так и поступил. Но Армагеддон был его домом. Если не он, то кто будет сражаться за него?

— Капитан… Капитан, вы должны увидеть это.

Яго повернулся к сильно иссеченному солдату, протягивавшему ему магнокуляры.

— Что это, солдат? — ответ Яго был отмечен новым приступом кашля.

— Я не знаю, сэр. Я думаю, что… Йонис думает, что это ангелы.

Яго взял магнокуляры у трясущегося солдата и аккуратно поднялся на край траншеи.

— Как далеко?

— Триста метров, сэр.

Яго отрегулировал линзы магнокуляров.

— Где? Я не…

Он выругался, когда в поле зрения показался отряд багрово-пепельных воинов. Они были столь же высоки, как чудовищные орки и облачены в грубую военную броню, отделанную заклепкам размером с кулак.

— Космодесантники… — эти слова невольно сорвались с уст Яго. — Слава Трону. Космодесантники.

Яго перефокусировал магнокуляры, увеличив ближайший отряд ангелов Императора. Хотя он не видел раньше ни таких багровых доспехов, ни зубчатой пилы на их наплечниках, Яго не сомневался, что они были там, чтобы спасти его. Ободренный их появлением, он отрывисто отдал приказы своим воинам.

— Доркас, приведи тяжелый болтер в рабочее состояние. Триано, я хочу, чтобы минометный расчет открыл огонь через две минуты. Осрик, пусть ваши люди будут готовы выдвигаться, когда начнется обстрел. Мы перезахватим передовую линию. Подготовьте…

— Сэр, входящий сигнал. Вражеская авиация.

Яго обратил свой взгляд в небеса. К ним мчалось облако густого чёрного дыма.

— Орочьи бомбовозы. В укрытие! Найдите укрытие!

Яго бросился на землю, бормоча молитвы защиты, когда рычащие носы орочьих самолетов ворвались в поле зрения. Он уткнулся лицом в землю, прикрывая голову руками, когда в небе над ним разразился огонь орудий.

Друг за другом в воздухе прогремели два взрыва. Яго поднял голову и увидел над собой сгорбленную хищную фигуру кроваво-красного цвета. Разнообразные орудия на крыльях и носу сверкали смертельными разрядами, разрывавшими машины орков на части.

Яго поднялся на ноги, вновь обретя силу.

— Император послал нам в помощь ещё больше своих ангелов! Мы не можем ударить в грязь лицом перед ними! Вперед! Прорываемся вперед! Во славу Терры, вперед!

Яго понятия не имел, какому ордену принадлежали космодесантники этой второй волны. Это его не волновало. Впервые с момента начала утреннего наступления Яго начал верить, что он сможет пережить этот день

Глаза орка представляли собой щелки размером с кулак, глубоко посаженные на его корявом лице. Горящие яростью красные зрачки напряглись в центре злокачественной желтой склеры, глядя на Сета так, будто это могло помочь орку вырваться из захвата. Магистр ордена Расчленителей сжал шею орка и наклонился ближе.

— Ты сражаешься с яростью зверя, орк.

Орк вонял застарелым потом и недавно пролитой кровью. Вонь непереваренного мяса исходила от его дыхания, вырывавшегося через щели между разбитых резцов, усеивающих его десны.

— Но сегодня я донесу до твоего вида значение слова ”гнев”. Я убью тысячу из вашего грязного племени прежде, чем твоя кровь обсохнет на моих перчатках.

Орк вызывающе прохрипел, его боевой клич закончился сдавленным хрипом, когда Сет отделил его голову от тела.

— Ради Сангвиния, ради Крови, убить их всех! — проревел Сет своим воинам и развернулся, вырывая свой эвисцератор из груди убитого орка и тут же рассекая им еще двух зеленокожих.

Орки разлетелись сгустками крови и кусками изрубленной плоти. Сет прорычал, ободренный резким медным привкусом их крови, плеснувшей ему на лицо. Он убил следующего орка, обрушив свой кулак на его череп. Лицо зеленокожего смялось с неприятным хрустом, его зубы посыпались изо рта. Звуки боя звенели в ушах Сета подобно праведному пению. В сравнении с сокрушительным биением его сердец, они были похожи на шепот.

Сердца стучали в его груди громче любого болтера, утробнее любого предсмертного крика.

Они были барабанами войны, направляющими его конечности в битву со всей яростью, что даровал ему его отец.

— Я. Гнев!

Помимо Сета, ещё пять членов его командного отделения вырезали массы орков с той же неумолимой жестокостью. Ветераны Натаниил и Шемаль охраняли его фланги, прорубая себе путь вперед цепным оружием в каждой руке. Технодесантник Метатрон и чемпион роты Харахель были на передовой ромбообразного построения. В тылу построения Низрок поливал врагов огнем своего болтера, прикрывая продвижение своих братьев.

— Магистр Сет, слева от вас, — прорычал Низрок, разрывая на части орка с зазубренным тесаком, надвигавшегося на него.

По предупреждению Низрока Сет повернулся, направляя свой клинок вверх, наперерез силовому когтю, нацеленному в его голову. Сервоприводы его брони протестующе плевались и скулили, сопротивляясь напору орка. Чудовищно жилистый и агрессивный, закованный в огромную военную броню, зеленокожий был на голову выше магистра ордена и настолько же шире в плечах. Сет стиснул зубы, вкладывая все свои силы в сопротивление орку. Тем не менее, этого было недостаточно. Потрескивающий коготь приблизился к его голове.

Сердца Сета выли в его груди, как звери в клетке. Перед его мысленным взором, он стоял в море орочьей крови. Он не сдастся. Он вырвет руку орка из сустава, пробьет кулаком его грудь и сплющит его жалкое сердце между пальцами. Он убьет его, сокрушит его. Он…

Значок статуса высветился на ретинальном дисплее Сета — они достигли намеченных координат. Это вмешательство привело магистра ордена в чувство. Сет ослабил сопротивление, снижая свой центр тяжести, и позволил когтю опустить его клинок вниз, после чего дернулся вперед и вырвал свое оружие через бедро орка.

Зеленокожий взревел от боли и рухнул на землю. Сет не пощадил его — он поднялся и вонзил свой клинок в его спину. Зеленокожий дергался в конвульсиях, пока зубья эвисцератора крошили его органы в кровавую требуху.

— Грязный ксенос. Покойся с миром, — выплюнул Сет, обрушив свой бронированный ботинок на череп орка. Магистр ордена открыл общий канал связи с ротой и обратился к своим воинам:

— Братья, оборонительные рубежи полков Стального Легиона вокруг улья были рассеяны. Мы выиграем им время, необходимое для объединения, — Сет вырвал энегроэлемент из своего эвисцератора и поставил на его место новый.

— Магистр Сет, — Низрок указал на пять золотых фигур, спускающихся к ним.

Сет закончил крошить на части орка, с которым только что сражался, бросил взгляд в небо и глухо прорычал.

— Сангвинарная Стража.

Они были одеты в броню из полированного золота, обрамленную крыльями чистейшего белого цвета, носили богато украшенные шлемы, блестящие лицевые пластины были отделаны насмешливыми улыбками. Кровавые Ангелы. Первые среди сынов Сангвиния, только они были достаточно высокомерны, чтобы скрывать свою ярость под масками из золота и латуни.

Лицо Сета скривилось в презрении. Красота снаружи не избавит от зверя внутри.

— Чего хотят собаки Данте? — Харахель не побеспокоился о том, чтобы использовать закрытый вокс-канал.

— Ничего хорошего, брат, — сказал Сет.

Сангвинарные Стражи приземлились посреди града болтерного огня. Неожиданная свирепость атаки Кровавых Ангелов на мгновение остановила орочье наступление, когда их разрывные снаряды начали отрывать конечности и сминать туловища.

— Магистр Сет. Я брат Анакиил, первый Сангвинарный Страж седьмой когорты Ангелов.

— Это не то место, где можно снискать славу, кузен. Зачем ты пришел?

— Я здесь, чтобы забрать тебя и твоих людей, — сказал Анакиил.

— Забрать?

— Да. Брат-капитан Тихо хочет, чтобы вы отправились вместе с нами.

— Наша миссия здесь не завершена, — сказал Сет.

— Эта миссия безрассудна. Вы не сможете сдержать зеленокожих без дополнительной поддержки.

— Тогда пусть Тихо отправит кого-нибудь.

Анакиил схватил наплечник Сета, когда Расчленитель отвернулся от него.

— Вы должны пойти с нами прямо сейчас. Сюда прибывает всё больше орочьей техники. Мы не можем медлить.

— Если твоя рука коснется меня ещё раз, я её отрублю.

— При всём уважении, на карту поставлено больше, чем ты полагаешь.

— Много чего поставлено на карту. Здесь. Сейчас. Если мы оставим гвардейцев сражаться в одиночку, они погибнут.

— Возможно.

— Не опекай меня, Кровавый Ангел.

— Это уже не ваше сражение.

— Пока Император не поднимется со Своего Трона, я — и только я — буду решать, где мы будем сражаться.

— Ты ставишь свою собственную жажду крови выше нужд Империума?

— Будь осторожен, кузен. Ты взял с собой недостаточно воинов, чтобы испытывать меня.

— Исполни свой долг и сделай, как приказал Тихо, — Анакиил протянул маг-зажим троса Сету.

— Кровь тех, кого мы оставляем умирать, на твоих руках, ангел.

— Придержи своё благочестие. Я не в том настроении, чтобы потакать твоему лицемерию.

Мышцы Сета напряглись, достигнув предела его брони. Его челюсть дернулась, когда он представлял себе, как его зубы рвут плоть Анакиила. Рычание эвисцератора было похоже на ужасную сирену, его лезвие требовало, чтобы он разрубил Кровавого Ангела пополам.

Сет взревел и бросился в орочью свалку, круша, рубя и разрывая, пока каждый зеленокожий в пределах досягаемости не оказался измельчен в кровавую кашу. Сет сжал свое оружие, дробя то, что осталось от его злобы, между перчаткой и рукоятью, и повернулся к Анакиилу.

— В другой раз, Кровавый Ангел, — Сет вырвал маг-зажим из рук Анакиила. — Ко мне, братья. Мы уходим отсюда.

Капитан Яго опустился на колени, смотря как штурмовой корабль космодесантников исчезает вдали. Император покинул его. Оставил его умирать в грязи. Его люди погибли быстро, зарезаные орками, когда те захватили их позиции.

Яго снял респиратор и уронил голову на плечи. Без защиты токсичность атмосферы убьет его через несколько минут. Он улыбнулся. Он сомневался, что проживет так долго.

— Император… почему? — Смотря вверх на серое, цвета металла небо, Яго успел пустить одинокую слезу, прежде чем орочий клинок разрубил его позвоночник и оборвал жизнь.

— Тихо. Почему меня отозвали? — Сет промаршировал в комнату командования, его слова звенели подобно болтерному огню, нарушая размеренный гул, пронизывающий комнату. — Какое дело не могло подождать, пока мы защитим Вулкан?

— Успокойся, брат. Все будет объяснено, — не оборачиваясь, ответил капитан Эразм Тихо. Он стоял спиной к комнате, его внимание было сосредоточено на серо-голубом тактическом гололите, возвышавшимся у дальней стены комнаты.

Поток тактической информации прокручивался на его мерцающей поверхности. Движущиеся кластеры красного и зеленого цветов отмечали позиции орков и имперских сил. Линии атак и отступлений перекрывали друг друга, изображая предполагаемые модели боев. Под взглядом Тихо на гололите появились надписи на усеченном готике, детализирующие температуру, направление ветра и плотность почвы. Числа, обозначающие количество боеприпасов и раненых, мерцали как сломанные люминаторы, так как они постоянно обновлялись в соответствии с потоком вокс-докладов, стекающихся со всех концов планеты.

Хотя освященные хранилища данных тактических когитаторов неустанно работали, усваивая информацию, а сомкнутые ряды сервиторов переговаривались на высоких тонах, собирая и обрабатывая данные, был необходим воин темперамента Тихо, чтобы понять всё это. Усиленная физиология и десятилетия горького опыта Кровавого Ангела позволяли ему выполнять работу сотен имперских тактиков.

Сет нахмурился при виде безупречной боевой брони Тихо. Как и у Анакиила, она была из полированного золота и блестела под белым светом ламп накаливания, усеивавших комнату.

— Ты можешь называть меня братом, когда ты стоишь рядом со мной в бою, истекая кровью в грязи, а не прячась здесь, среди этих чиновников и слуг.

Сет окинул взглядом комнату. Он презирал толпу ряженых ученых, которые стояли, склонившись над графиками данных и голопроекторами. Они были жалкими негодяями, и его презрение к ним было физически ощутимым.

Сангвинарный Страж вышел из одной из многочисленных ниш в комнате, преграждая дорогу Сету.

— Следи за своим тоном, Расчленитель.

— За сегодня я достаточно насмотрелся на ваших, херувим, — прорычал Сет.

— Если бы мы не были на войне, я бы посмотрел, как ты научишься уважению на дуэ…"

— Если бы мы не были на войне, я бы убил тебя, — сказал Сет.

— Ты…

— Хватит, — Тихо обернулся, сверля Сета своим единственным глазом. — Все вы, оставьте нас.

— Капитан, — Сангвинарный Страж не отрывал глаз от Сета, пока кланялся, отдавая честь Тихо.

Разговоры и шум плавно перетекали в тишину по мере того, как находившиеся в комнате покидали её, оставляя Тихо и Сета в одиночестве.

— Данте возложил на меня ответственность за эту войну, Сет. Ты будешь отчитываться передо мной так же, как если бы это был он, — сказал Тихо.

Сет улыбнулся.

— Приятно видеть, что в тебе все еще есть стержень, брат. Я волновался, что командование начало размягчать тебя, — выйдя вперед, Сет сжал наручи Тихо в воинском приветствии.

— Приятно, что хотя бы ты не изменился в это неспокойное время, брат.

Гнев отхлынул от лица Кровавого Ангела, когда он заговорил, но Сет обнаружил нечто большее за сдержанным приветствием Тихо. Звериный блеск в его глазах.

Сет провел достаточно времени в роте проклятых, чтобы уметь распознать черную вспышку ярости. Он почувствовал легкий приступ печали, вызвавший онемение в кишечнике. Тихо был великим воином, такого будет нелегко заменить. Его дух был так же силен, как Ваальская сталь, но кровожадности и безумию не потребуется много времени, чтобы овладеть капитаном.

Тихо постучал по кнопке на ближайшей к нему консоли, активизируя гололит над головой.

— Это рудник Эфес. Он расположен на острове к юго-западу от Огненных Пустошей. Мне нужен ты, чтобы защитить его.

Сет ходил вокруг изображения шахты, тщательно изучая его.

— Шахта незначительна. Мы ничего не получим от её защиты. Если я отзову свои силы с Вулкана, улей может пасть… — Сет повернулся, указывая на большой тактический гололит на дальней стены комнаты.

Позади него открылись двери.

— Если это произойдет, фланг Улья Прайм останется незащищенным, — сказал Сет.

— Вы правы, Габриэль, — женскому голосу предшествовали шаги, когда новоприбывшая вошла в комнату. — Но здесь на карту поставлено больше, чем судьба одного мира.

Сет повернулся к женщине. Кулон Инквизиции висел у нее на шее. Его лицо застыло. Агенты Ордосов не предвещали ничего, кроме раздора.

— Вы будете обращаться ко мне ”магистр ордена”, инквизитор.

— Мои извинения, магистр ордена, — инквизитор прошла мимо Сета, став во главе комнаты. — Я — инквизитор Нерисса. Я здесь по приказу самого Императора.

— Я сомневаюсь, что вы уже выползли из чрева матери к тому моменту, когда Император в последний раз отдавал приказ.

— Я агент святейшей Имперской Инквизиции. Каждое действие я совершаю по Его приказу, произносит Он его или нет.

— Чего ты хочешь? — спросил Сет.

— Как вы думаете, почему орки вернулись на Армагеддон?

— Я не желаю понимать ксеносов, только убивать их, — сказал Сет.

Нерисса улыбнулась, но в её лице не было тепла.

— Если бы это было правдой, то я боюсь, Расчленители были бы не более чем кровавыми берсеркерами, какими они, по слухам, являются.

— Поостерегись, инквизитор. Твое положение дает тебе определенную степень защиты, но ты не среди друзей.

— Война продолжает возвращаться на этот мир не случайно, — пока она говорила, Нерисса приблизилась к панели управления гололитом. Проведя манипуляции, она увеличила изображение шахты, рельеф которой стал отчетливей. — Хотя они могут сами этого и не знать, я верю, что орки подтянутся сюда. Призванные в шахту духом, более приспособленным к войне, чем даже зеленокожие.

Гололит вздрогнул, когда шахта исчезла, растворившись и показав то, что лежало под ней.

— Титан? — голос Сета упал до шепота.

— Да, класса ”Император”, чтобы быть точным, и он не принадлежит кузницам Марса.

— Архивраг не ступал на эту планету с такими силами на протяжении тысяч лет. Незадолго до того как Армагеддон был перезаселен, — сказал Сет.

— Это правда, — кивнула Нерисса. — Но процесс терраформирования прошел не без ошибок. Иногда элементы пропускали, а прошлое погребали под новым. Кажется, что когда Армагеддон был переделан, что-то из старых времён осталось..

— Ты уверена в этом?

— Нет, не уверена, — сказала Нерисса. — Но я редко когда позволяю себе такую роскошь, как уверенность. Если есть хоть малейший шанс, что титан похоронен там, мы должны выдвигаться, чтобы уничтожить его до того, как он попадет в лапы орков. Мы не имеем ни малейшего представления о том, что за вредоносный интеллект дремлет в машинном сердце титана. Мы не можем позволить оркам пробудить его или, что еще хуже, переместить его в другой мир. Такой серьезной угрозе для Империума не позволительно ускользнуть из наших рук.

— Я не покину улей Вулкан из-за твоей прихоти. Когда улей будет в безопасности и орки будут отброшены, я пересмотрю эту просьбу.

— Вы меня не поняли. Это не просьба.

— И ты пойми наши отношения. Я ничем не обязан тебе, инквизитор.

+ Было бы печально, магистр, если бы вы приговорили свой орден к истреблению из-за чего-то настолько незначительного, как несколько миллионов жизней, + Нерисса протолкнула эти слова в сознание Сета.

— Говори яснее, ведьма, — в отличие от Нериссы, Сет не был псайкером, но кипящий в нем гнев врезался в ее сознание подобно кинжалу.

— Если вы мне откажете… Если вы не исполните свой долг, то я буду вынуждена обеспечить своим коллегам в Ордосе возможность выполнить их долг, — глаза Нериссы сузились. — Когда вы последний раз предоставляли партию геносемени для тестирования, Расчленитель?

— Ты смеешь мне угрожать?

— Я агент Трона! Нет ничего такого, что я не смею или не могу сделать во имя долга перед Императором.

— Хватит, вы оба. Сет, Данте считает, что Нерисса права. Он бы взял тебя, чтобы сделать это. Я передислоцирую третью роту, чтобы поддержать обороноспособность Вулкана.

Нерисса усмехнулась.

— Только не думайте, что я ваш союзник, инквизитор, — проворчал Тихо. — Если вы снова будете угрожать потомкам Сангвиния, я раздавлю ваши кости и брошу вас в самую глубокую яму Ваала.

— Очень хорошо, но пойдут только мой почетный караул и я. Остальные мои воины будут оставаться на месте до тех пор, пока Кровавые Ангелы Тихо не окажутся на позициях, — сказал Сет.

— Нет…

— Это не обсуждается! — Сет повернулся спиной к Нериссе, его глаза задержались на изображении титана, вращавшемся на гололите. — Нас будет более чем достаточно.

— Это безумие. Нам не достигнуть шахты, — прорычал Харахель, когда ”Месть” затряслась от очередного залпа зенитного огня. Единственный красный люминатор на потолке предупреждающе вспыхивал каждый раз, когда осколки и лазеры скребли по бокам штурмового корабля, врезаясь в них подобно ужасной буре.

— Брат Харахель прав, — Метатрон постучал по корпусу ”Грозового ворона”, попытавшись успокоить машинного духа. — Чем ближе мы к северу, тем интенсивнее идет сражение. Мы не можем больше лететь.

— К счастью, это не входит в наши намерения, Расчленитель, — сказала Нерисса.

— Тогда, может быть, ты обойдешься без этих формальностей и просветишь нас, инквизитор, — медленно, с трудом сохраняя спокойствие, произнес Сет.

Одетая в сапфировую боевую броню, инквизитор была яркой личностью, гораздо более внушительной, чем теряющиеся в своих одеждах женщины, которых Сет видел в командном центре.

— Секреты являются броней моей организации, магистр. Думаю, вы простите меня, если я не буду избавляться от их защиты, пока не возникнет необходимость.

— Если бы капеллан Апполлус был здесь, он бы напомнил ей, что только смерть приносит прощение, — протрещал в закрытом канале отделения голос Харахеля. Как и у остальных Расчленителей, лицо чемпиона роты было скрыто под шлемом.

— Мы долетим только до оборонительной линии на хребте Шрейа, где объединимся с 11-ой бронетанковой и проделаем остальной путь по земле, — Нерисса стукнула по диску на своей перчатке и выскочивший из неё гололит заполнил пространство в центре трюма штурмового корабля.

Метатрон подался вперед, изучая ряды значков и вектор-тегов, детализирующих маршрут от хребта до рудника.

— Орки привели инфраструктуру в негодность. Там нет моста, инквизитор. Мы не можем достичь шахты по суше… — Метатрон притих, когда на экране показалась детальная информация об имперских силах, дислоцированных на Шрейе. — ”Валидус”…?

— А вы проницательны для солдата, — усмехнулась Нерисса. — ”Валидус” прикрыт пустотными щитами и ростом выше, чем самая глубокая из известных впадин Кипящего Моря. Он перенесет нас к шахте.

— А что насчет 11-ой? ”Валидус” не сможет принять их всех, — спросил Метатрон.

— Она и не собиралась брать их с собой, — сказал Сет.

— 11-ая прикроет наше продвижение и добудет нам достаточно времени для завершения нашей миссии, — сказала Нерисса.

— А что потом? Равнины к северу от Шрейи наводнены тяжелыми орудиями орков. Также там не меньше батальона их ужасных идолов. 11-ая погибнет без поддержки ”Валидуса”.

— Кажется, вы сами ответили на свой вопрос, магистр ордена.

— Пилот, разворачивай нас, — Сет поднялся на ноги и направился к кабине.

— Нет! Держитесь курса. Это моя миссия, я тут командую, — Нерисса встала, преградив путь Сету.

Сет зарычал. Он сжал всю свою волю в кулак, чтобы не снести инквизитору голову с плеч. Вокруг них свита Нериссы напряглась в мрачном предчувствии, их руки потянулись к оружию. Две туго обтянутые ремнями женщины носили тонкие силовые мечи, их лица скрывались за кожаными масками. Самый крупный из мужчин был покрыт грубыми татуировками, а на его левой руке была выжжена литания покаяния. Четвертый был больше машиной, нежели человеком — нижняя часть его лица и большая часть туловища были заменены аугметикой.

Нерисса подготовилась к войне, но если она думала, что воины — даже такие опасные, как эти — смогут выстоять против его гнева хотя бы секунду, она сильно ошибалась.

— Высокомерие сделало тебя безрассудной. Хребет находится в серьезной осаде. Вся область втянута в полномасштабное сражение. Нас собьют прежде, чем мы окажемся в километре от ”Валидуса”.

— Я привлекла эскадру ”Мстителей” и звено ”Громовержцев”, чтобы они прикрыли наш отход. У орков будет более чем достаточно причин для беспокойства.

— А кто прикроет их? Кого еще ты отправила на смерть?

— Я не знаю, и меня это не волнует, — сказала Нерисса.

— Ты не можешь разбрасываться жизнями слуг Императора — они не принадлежат тебе.

— Принадлежат! Это и есть суть принадлежности к Ордосам. Я бы пожертвовала каждым мужчиной, женщиной и ребенком в этом секторе, чтобы исполнить дело Императора. Это позор, что вы не разделяете чистоту нашей цели, Расчленитель.

— Знай, инквизитор, — голос Сета сочился угрозой, — что только моя клятва Данте удерживает меня от того, чтобы вырвать твоё сердце.

— Ты…, - начала Нерисса, отступая назад, когда штурмовой корабль сильно вздрогнул и множественные попадания отдались звоном по всему корпусу.

— Повелитель, сражение еще тяжелее, чем предполагалось. Мы не сможем достаточно замедлиться, чтобы высадить вас. Станем слишком легкой мишенью для орудий орков, — протрещал коммуникатор голосом пилота.

— Слишком много надежд на прикрытие с воздуха, — Сет повернулся спиной к Нериссе, двигаясь к дальнему концу трюма и хлопнул кулаком по защелке штурмовой рампы. — Надевайте прыжковые ранцы. Мы высадимся на остальной части пути.

— А что с ними? — Низрок указал на инквизитора и ее свиту.

— Не нужно беспокоиться обо мне, Расчленитель, — сказала Нерисса. — Мои способности благополучно проведут мою команду и меня к ”Валидусу”.

— Я бы скорее вверил свою жизнь сервитору, чем доверился таким способностям, — пробормотал Метатрон в закрытый канал отряда, цепляя себе на спину прыжковый ранец.

— Учитывая выбор, брат, я бы предпочел, чтобы мы пошли пешком, — Харахель дважды проверил маг-зажим на своем прыжковом ранце и направился к рампе.

Равнины Шрейи под штурмовым кораблем представляли собой мозаику из огня и стали. Боевые танки 11-ой бронетанковой выстроились в узкую оборонительную линию в смелой попытке защитить территории, отстоять которые они не могли из-за нехватки ресурсов. Бесчисленные орды орочьих машин стекались к ним, прорываясь через пустыню хаотической массой из стрельбы и выхлопных газов.

Во главе имперской обороны стоял ”Валидус” — гора металла и пластали, наклоненная в сторону орочьего разорения. Боевой титан класса ”Император”, ”Валидус” был памятником достижений и высокомерия человечества. Будучи городом в той же степени, что и военной машиной, он был способен вмещать целые взводы в своих бронированных ногах и туловище. Казалось, что на своих плечах он держал плиту мира — настолько широка была его верхняя палуба, похожая на громадную посадочную площадку. Зубчатые контрфорсы и бронированные шпили выпирали из платформы. Ощетинившиеся боевыми артиллерийскими орудиями, лазерными батареями и ракетными установками, они имели больше огневой мощи, чем небольшая армия. Тем не менее, они были не более чем оборонительными безделушками по сравнению с основными орудиями титана. Когда ”Валидус” атаковал, его огонь был уничтожителен.

Колоссальные орудия, смонтированные под плечами ”Валидуса”, сверкали во время стрельбы подобно миниатюрным солнцам, уничтожая целые колонны орочьих машин и выжигая большие борозды в земле.

— Он великолепен, не так ли, брат? — Метатрон стоял на рампе, парализованный мощью ”Валидуса”.

— Я просто радуюсь тому, что мы здесь не затем, чтобы уничтожить его, — сказал Харахель.

— Да, слава Крови за эту маленькую радость, — Низрок не шутил. Вне штурмового корабля царствовала резня.

Противовоздушные батареи орков постоянно обстреливали окружающие небеса. Орочьи и имперские истребители гонялись друг за другом, прошивая облака трассирующим огнем. Кластеры воздушных мин взрывались жидким пламенем. Воздух между Расчленителями и ”Валидусом” представлял собой болото из осколков, лазерного огня и взрывов. Прыгать туда было безумием.

— Кровь защищает, — Харахель коснулся лезвием своего шлема и закрепил его на броне.

Штурмовой корабль жестко дернуло, чуть не отправив Расчленителей в свободное падение. От него повалил темный дым, когда его двигатели воспламенились от ракетного удара.

— Уходим. Сейчас.

По приказу Сета Расчленители спрыгнули с корабля. Нерисса последовала за ними. Окутанные сферой мерцающей энергии, инквизитор и ее воины понеслись сквозь облака подобно листьям, захваченным плазменной бомбой. Сет выскочил последним.

Спустя мгновение ”Месть” взорвалась.

— Кровью, — прорычал Сет, когда взрывная волна ударила его в резком пике. Горящие осколки застучали по его броне подобно железному граду. Пламя охватило его, счищая с него украшавшие наплечники пергаменты.

Предупреждающие иконки заполонили дисплей Сета, показания его альтиметра быстро приближались к нулю, одновременно с несущейся к нему навстречу палубой "Валидуса". Сет осмотрелся, до последнего момента не желая замедлять спуск.

Он включил свой прыжковый ранец, сильно стиснув зубы, когда усилитель взревел и остановил его падение. Сет врезался в оружейную платформу титана, согнув колени, чтобы погасить инерцию. Сервоприводы в его поножах протестующе заскулили и заискрили, когда по всей левой поножи поползли трещины.

— Докладывайте, — приказал Сет по каналу отделения.

— На борту, — Харахель был первым, кто отозвался.

— На палубе, — сказал Метатрон.

— Я жив, — сказал Низрок.

— Я южнее вас, господин! — сказал Натаниил.

Сет вслушивался в хор вокс-подтверждений, попутно вызывая идентификационные иконки и местоположения своего отряда. Один из них пропал.

— Брат Шемаль?

В вокс-передатчике шипела статика.

— Мы потеряли его, — сказал Метатрон.

— Сангвиний позаботится о нем, — сказал Низрок.

— Сангвиний вырвет сердце каждому из этих проклятых зеленокожих, — прорычал Харахель.

Сет в ярости ударил кулаками друг о друга и открыл канал связи с Нериссой.

— Пусть оно будет стоить того, инквизитор.

Нерисса проигнорировала магистра ордена и обратилась к пилоту титана.

— Принцепс Август, новые приказы.

”Валидус” вошел в океан. В названии ”Кипящее Море” не было иронии. Больше химическое месиво, нежели водоем, оно подпитывалось постоянным потоком едких и вредных веществ из сточных труб, обслуживающих ульи и мануфактории Армагеддона. Перегретое ядовитой смесью, море никогда не охлаждалось. ”Валидус” оставался непокорным, пока море делало все возможное, чтобы избавиться от нарушителя, посылая шквал набегающих на берег волн, которые разбивались о его торс.

— Технопровидец Луаг, состояние, — спокойное звучание голоса принцепса Августа резко контрастировало с неистовыми водами, окутывающими его титан.

— Целостность сохраняется, принцепс. Аблативное покрытие растворится менее чем за два стандартных терранских дня. Корпус и надстройка не находятся под непосредственной угрозой.

— Очень хорошо. Оповестите меня, если ситуация изменится.

— Да, принцепс, — ответил Луаг.

— Продвигаемся, тактический шаг.

”Валидус” оттолкнулся, неравномерно покачиваясь, пока пытался найти опору на волнистом дне моря. Вода, вытесненная монолитным корпусом титана, взымалась вокруг него, поднимаясь кипящей стеной, прежде чем обрушится на Огненные Пустоши.

Сет молча слушал, пока сенсории ”Валидуса” передавали в его шлем предсмертные крики 11-ой бронетанковой. Те, кому повезло больше, умерли быстро: попав в море, их растворило прежде, чем они успели закричать. Остальные несчастные были пропитаны разъедающей жидкостью. Разбросанные по равнине, они остались умирать мучительной смертью, пока кожа слезала с их костей.

— Это пустая растрата, — прорычал Натаниил, не заботясь о том, кто мог его слышать.

Сет перевел взгляд на Нериссу. Ее лицо было бесстрастным, холодным подобно стали, как и её действия.

— ТЫ пользуешься творениями ксеносов, чтобы исполнить дело Императора? — он махнул рукой в сторону кулона, висящего на шее инквизитора. Это был овальный драгоценный камень цвета тьмы и крови. Он видел такие и прежде, прикрепленные к броне проклятых эльдар.

Нерисса взглянул на камень.

— Оружие есть оружие, не так ли? Важно лишь кто им владеет.

— Возможно. Но о достоинствах воина можно судить по оружию, которым он пользуется для ведения войны.

+ Каковы же тогда ваши достоинства, магистр ордена? Что история запомнит о воине, который использует в своих битвах закованных в черную броню зверей? +

Сет поморщился, сдерживая рычание, пока Нерисса вталкивала свои слова в его сознание.

+ Будь осторожна с тем, что направляет твои мысли, инквизитор. Тебе, как никому другому, должно быть известно: умы, что бродят в потемках, склонны терятся. +

Громоподобная дрожь пробежала по спине ”Валидуса”, встряхнув палубу, когда титан достиг дна океана и остановился.

— Мы достигли дна, — отчет принцепса о состоянии привлек внимание Сета, нарушив мрачное молчание между ним и Нериссой. — отсюда местность начинает выравниваться. Продолжим на половине беговой скорости. Предполагаемое время прибытия — двадцать три целых восемьдесят пять сотых минуты.

Тон командира ”Валидуса” был однообразным. Для него война была поверхностной задачей. Он действовал, будучи свободным от эмоциональных намерений.

Мысли Сета обратились к его Расчленителям, к ярости, что текла в их жилах. Это была тайна ордена. Истинная природа каждого из них хранилась в секрете, но даже это делало их чуть более честными, чем были их союзники. В отличие от принцепса, их действия были эмоциональными. В отличие от инквизитора, они не претендовали на то, чтобы быть кем-то кроме чудовищ.

— Контакты — объявила офицер-тактик ”Валидуса”, когда за её консолью раздался пронзительный звон тревожных отметок.

— Количество и направление? — спросил принцепс.

— Четырнадцать, быстро движутся с северо-запада, — она замолчала. — Поправка. Восемнадцать, и там еще с десяток идет снизу.

— Снизу? — спросил Сет.

— Орки использовали подводные лодки, чтобы перерезать наши пути снабжения по морю, — сказал принцепс. — Их, кажется, не беспокоит, что вода, в конечном итоге, разъест их технику.

— Харахель, Низрок, будьте готовы, — по воксу отправил Сет Расчленителям, расположившимся в сводчатых бастионах, бывших ногами ”Валидуса”. — У вас гости.

Поток светящегося металла плевался и мерцал в темноте, вспыхивая на полу, пока орки прорубали себе путь внутрь ”Валидуса”.

— Люди Императора, готовьтесь! — Харахель выкрикнул приказ, призванный укрепить дух тридцати или около того солдат Стального Легиона, которые стояли с ним и Метатроном в сводчатом трюме правой ноги ”Валидуса”. Закрепив свой шлем на месте, Харахель смотрел, как гвардейцы проверяют заряд своих лазганов и закрепляют штыки на концах их стволов.

— Лучше бы они потратили время на подготовку своих душ, — сказал Метатрон через комм.

— Что?

— Ты, как и я, знаешь, брат, что они всё равно, что мертвы. Лишь по милости Сангвиния кто-нибудь из них выживет в следующие десять минут.

Харахель бросил взгляд на гвардейцев. Метатрон был прав. Одетые в громоздкие защитные костюмы, они двигались медленно. Жестокая ирония была в том, что снаряжение, призванное сохранить им жизнь в случае затопления трюма, скорее всего, ускорит их смерть. В лучшем случае они обеспечат отвлекающий маневр, что удержит орков от приближающихся Расчленителей. Он повернулся к технодесантнику.

— Не припомню, чтобы ты раньше был настолько мрачным, брат.

— Прости меня. Я… отвлекся. Этот титан… — Метатрон обвел жестом пространство вокруг и над ними. — ”Валидус” отличается от любой машины, с которой я прежде сталкивался. Его дух мне неизвестен. Он говорит только с принцепсом, а ему свойственно ошибаться, как и всем людям. Я не в восторге от того, что приходится полагаться на его замыслы.

— Тогда это была бы хорошая работа для тебя, благословленного силой убивать тех, кто злоупотребляет таким доверием.

Метатрон довольно крякнул.

— Вот они, — Харахель указал на увеличение потока воды.

Заклепки плюнули и выскочили, словно выстрелили из корпуса, прошивая тела ближайших гвардейцев.

Харахель повернул голову, едва избежав столкновения с одним из тяжелых болтов.

— Стойте. Никто не бежит. Убивать, пока вас не убьют, — он нажал кнопку активации на своем эвисцераторе.

Гвардейцы добавили свои голоса к реву этого оружия, выкрикивая боевые кличи и клятвы мести.

Кипящая морская вода ворвалась в камеру, проталкиваясь через трещины, проделанные орочьими резаками и делая широкие прорехи в адамантиевом бастионе. Гвардейцы закричали, вода смыла их назад и в сторону от центра комнаты, швырнув о стену. Беспорядочные залпы лазеров ударили в стены, когда солдаты в панике открыли огонь.

Двигаясь с помощью модифицированных реактивных ранцев, с вращающимися роторами вместо двигателей, орки проследовали внутрь, вместе с водой.

— Несите им смерть! — взревел Харахель и рванул вперед, в орочью массу.

Металлические и тканевые костюмы, что носили орки, были чем-то настолько архаичным, что нечто похожее упоминалось лишь в очень древних летописях человечества. Прозрачные, выпуклые шлемы покрывали лица орков, грубая система клапанов и толстых трубок подавала в них кислород. Харахель зарычал, пробивая кулаком один из куполов, разрушая его и дробя лицо орка под ним. Мышцы Харахеля горели от усилий, когда он вырвал свой клинок из воды и вонзил его прямо в туловище наступающему орку. Он перенаправил удар, рыча, пока зубья его оружия разрывали другого зеленокожего.

Крови. Не было крови. Она не поила его клинок. Ни капли её не было на его броне. Проклятое море поглощало артериальную жидкость орков столь же быстро, сколь он её проливал. Он зарычал и убил ещё одного, и ещё одного, с невероятной скоростью разделав десяток орков. Тем не менее, вода лишила его приза, разбавив кровь, напрочь смыв ее с него. Он убивал вновь, протягивая руку в отчаянной попытке урвать крови, едва она проливалась из вен орков.

— Я что, должен обагрить ей всё море? — проревел Харахель, когда кровь вновь ускользнула от него. Выхватив болт-пистолет, он выпустил весь магазин в орков, ухмыляясь, когда их тела лопались в воде темно-красными облаками. Он не остановится. Он не успокоится. Он получит их кровь.

Сет опустился на палубу, прикрепившись к ней, когда она задрожала от гнева защитного вооружения ”Валидуса”. Эскадра орочьих бомбардировщиков кружила над титаном, подобно падальщикам в преддверии пиршества. Погруженный в океан так, что над волнами виднелись только его опорные башни, ”Валидус” казался легкой мишенью.

Это было не так.

Там, где титан класса ”Полководец” или ”Разбойник” был бы почти беззащитен перед таким нападением, возвышающиеся шпили ”Валидуса” вмещали более чем достаточно огневой мощи для выполнения этой задачи.

Сет обратил свое внимание на угловатые порталы впереди.

Дождь и морская вода обрушились на палубу непрестанным градом, что вкупе с ночью сделало видимость совсем плохой. Но он знал, что штурмовые команды орков были там. Даже за воем ветра, лаем грома и гомоном стрелкового огня, он мог слышать их низкое горловое рычание.

Невольно, убийца внутри Расчленителя зарычал в ответ.

Молния прорвала небеса, разбросав осколки света по палубе. В промежутки времени между рваными вспышками Сет смог увидеть желтые глаза и кривые зубы более десятка зеленокожих. Он улыбнулся.

Орки взревели и бросились к нему.

Вскочив на ноги, Сет поднял свой эвисцератор и щелкнул кнопкой активации. Он вклинился в орков, невзирая на импульс их атаки, чувствуя, как его сердцебиение учащается, а кости врагов разбиваются о его бронированный корпус.

Рыча, Сет описал клинком широкую дугу. Яростный удар искалечил сразу троих орков, вырвав им кишки и залив их собственной кровью. Он перенаправил движение, нанеся сокрушительный удар клинком обратно и вниз, разделав еще двух зеленокожих. Он снова атаковал. Ещё один орк умер, разваленный надвое.

Его клинок поднимался и опускался, обращая мышцы и кости в ошметки сырого мяса. Он нападал и нападал, и нападал вновь, неустанно рубя и колошматя, позабыв об обороне и игнорируя удары, стучащие по его броне.

Сет зарычал, обнаружив, что его клинок заблокирован другим. Он надавил на своего противника, чувствуя, что его оружие начинает прогибаться.

— Господин, это я, Натаниил, — прерывисто произнес Натаниил, направляя свой второй цепной меч под клинок Сета, пытаясь остановить его, пока тот медленно приближался к его лицу.

Сет не слышал Натаниила. Он не видел аквилы на нагруднике другого Расчленителя. Потерянный в своей жажде крови, он мог слышать лишь звуки сражения и видеть кровь, которой ещё только суждено пролиться.

— Господин… Сет…

Сет взревел и отдернул свое оружие прочь от Натаниила, пробив клинком палубу. Он опустился на колени напротив своего меча, сжимая рукоять так, будто её дробление могло принести ему утешение, и отключил авточувства своей брони. Экран его шлема мигнул, погружая его в беззвучную изоляцию, отсекая его от мира, огораживая насилие.

— Сангвиний, облеки меня в здравое сознание, дай мне сил устоять против желания плоти, — Сет стиснул зубы, с трудом произнося литанию. Зверь в груди вздрогнул, нанеся последний удар, когда почувствовал, что его воля скована.

— Кровью Его я сотворён… Кровью Его я защищён… Кровью… я выдержу.

От шахты остались лишь тлеющие развалины. Огромные приводные системы конвеерных лент, что уходили вглубь скалы, представляли собой запутанную массу искореженного металла. Темные столбы дыма поднимались вверх от разбросанных куч руды, которых было полным полно вокруг железных транспортных контейнеров. Энергоемкие минеральные отложения будут гореть в течение нескольких недель, согревая тела погибших солдат Стального Легиона, что усеивали землю подобно стреляным гильзам.

— Мы здесь. Что теперь? — спросил Сет.

— Нам нужно спуститься на самое дно. Полпути мы пройдем по основному туннелю. После чего мы обследуем разведывательные ответвления. Мы должны быть готовы воспользоваться одним из них, чтобы пройти оставшуюся часть пути, — сказала Нерисса.

— Должны?

— Природа шахт такова, что они меняются почти каждый день. Последний набор схем, который мне удалось раздобыть, был сделан более чем три месяца назад. Теперь, когда мы здесь, мы в состоянии найти себе более точную дорогу, — Нерисса указала на поврежденную консоль справа от двери.

— Метатрон. Посмотри, что можно сделать, — сказал Сет.

Технодесантник подошел к консоли и вытащил два дата-кабеля из углубления в своей перчатке. — Она работает, но экран уже не починить. Дайте мне время, я перенаправлю данные в мой шлем.

Метатрон произвел манипуляции с несколькими задвижками на консоли.

— Согласно последней записи в журнале старшего экскаватора, ГСН-5 является самой глубокой червоточиной. Почти девять километров вниз.

— Когда сделана запись? — спросил Сет.

— Записано двести шестьдесят часов назад, — сказал Метатрон.

— Довольно давно. Как мы можем быть уверены, что тоннель всё ещё остается открытым? — спросил Харахель.

— Мы не можем. Остается уповать на случай, — сказал Нерисса.

— Мне не нравится вверять свою судьбу воле случая, — Харахель поднял эвисцератор, подчеркивая свою точку зрения.

— Ты глупец, Расчленитель, если думаешь, что у нас есть другой путь.

Харахель угрожающе шагнул к ней.

— Хватит, — сказал Сет. — Выдвигаемся.

— Будьте настороже. Похоже, орки захватили шахту. Они не могли её покинуть. — сказал Сет, когда они прошли мимо нескольких расчлененных трупов.

— Орков я могу убить. Меня больше волнуют все эти туннели. Один неверный поворот — и мы будем бродить здесь неделями, — сказал Харахель.

— Я уверен, извлеченные мной данные точны, — сказал Метатрон.

— Будем надеяться, — Сет искоса взглянул на инквизитора. Если его воины надолго окажутся в ловушке под землей, это не сулит ничего хорошего. Без врагов, которых они могли бы убить, их разочарования быстро совладают с ними. — Ускорить темп.

Пласталевые брусья мелькали над их головами, пока они продвигались через шахту. Укрепленные арки и перекрестки встречались на их пути через каждые сто шагов. Прежде чем они достигли конца основного туннеля, им дважды пришлось остановиться, чтобы пробить себе путь через завалы.

— Куда теперь? — Сет указал на разветвляющиеся проходы и небольшие фидерные туннели, расходившиеся в разные стороны.

— Мы должны следо…

— Что это было? — Нерисса прервала технодесантника, инстинктивно подняв оружие.

— Орки, — прорычал Сет.

Не говоря ни слова, Расчленители заняли оборону. Молчание нарушили шум рычащих вхолостую цепных мечей. Мгновением позже им ответил первобытный, чужацкий рев.

Орки нашли их.

— Контакт! — Харахель пролил первую кровь.

К нему быстро присоединились остальные, когда орки атаковали их. Расчленители открыли огонь, пока орки лились нескончаемым потоком из каждого туннеля и перекрестка, направляясь к их позиции.

— Держать строй. Первый из вас, кто сломается, заплатит своей жизнью, — прорычал Сет, подавляя собственный порыв оставить позицию и броситься сломя голову в толпу зеленокожих.

В непосредственной близости от границ пещеры, громоподобное стаккато оружейного огня было оглушительным. Вой орков и рев Расчленителей были похожи на голос какой-то ужасной бури.

— Мы не можем оставаться здесь, — сказала Нерисса.

— Она права, — Натаниил израсходовал последний патрон на перезаряжающегося орка, обращая зеленокожего в изуродованную мульчу. — Если хотя бы один из нас падет, они нас задавят.

Сет проигнорировал их, его внимание было сконцентрировано на его клинке, выпускавшем кишки орку.

— Магистр Сет. Мы должны уходить.

Сет улыбнулся паническим ноткам в голосе Нериссы и бросил взгляд в ее сторону. Раны покрывали её руки и лицо. Двое из ее свиты лежали мертвыми рядом с ней. Двое других были тяжело ранены.

— Сет!

— Метатрон, куда? — разочарованно взревел Сет.

— Сюда, — технодесантник указано на узкий туннель, ведущий налево.

— Идите. Я задержу их здесь, — сказал Харахель.

— Нет. Их здесь слишком много даже для тебя, брат, — сказал Сет.

— Возможно, — ухмыльнулся Харахель и вырвал свое оружие из очередного орка. — Но мы не сможем отбить выход. Один единственный взрыв внутри этого туннеля похоронит нас всех.

Сет знал, что Харахель был прав.

— Мы вернемся за твоим телом. Твой род не закончится здесь.

— Обязательно сделайте это.

— Кровь защищает, — Сет ободряюще ударил кулаком по наплечнику Харахеля и скрылся в туннеле.

Одновременно с этим Харахель бросил гранату вверх, к потолку. Взрыв перекрыл туннель, оставив его наедине с орками.

— Кто умрет первым?

ГСН-5 была неровной скважиной, резко уходившей вниз. Она сужалась через неравные промежутки времени, заставляя Расчленителей горбиться и идти по одному. В отличие от основного туннеля, в ней не было освещения, и Нерисса со своим отрядом переключились на ручные люминаторы.

— Мы не можем идти дальше, — бросил Сет в сторону Нериссы, шедшей в нескольких шагах позади него.

— Титан должен быть прямо под нами.

Инквизитор опустилась на колени и провела рукой по грубой земле.

— Ария, — указала она на татуированного воина.

Человек шагнул вперед и поместил плоский металлический цилиндр на землю. Надежно закрепив его на земле, он вдавил кнопку активации на его корпусе.

— Отойдите, — сказала Нерисса, когда устройство начало работу.

Цилиндр сверкнул лазурью, испустив прошивший землю импульс энергии. Шум от устройства возрос до крещендо. Земля и скальная порода под ним начали трещать, превращаясь в порошок и разрушаясь, открыв взору плиту зелено-коричневого адамантия.

— Брат Метатрон, — сказала Нерисса. — плазменный резак, пожалуйста.

Титан был похоронен лицевой стороной вниз, из-за чего им пришлось войти через его спину так, что они шли по внутренним стенам, а пол протянулся позади них. Вентиляционные рециркуляторы и воздухоочистители давно умолкли, и к спертому воздуху примешивалась едкая вонь разложения. Всё вокруг было покрыто паутиной. Груды серого праха — порошкообразные остатки органического вещества — лежали подобно песку там, где их ничто не потревожило. Всё это разительно отличалось от ”Валидуса”. Лабиринт узких коридоров и решетчатых дорожек разделял его внутреннее пространство, открывая неограниченный доступ к секциям манифольда бога-машины.

— Он по-прежнему функционирует, — Метатрон указал на мерцающий блок люминаторов. — Есть ли у него имя?

— Не то, о котором я бы стала рассказывать, Расчленитель, — усмехнулась Нерисса.

— Сколько ещё? — Сет прорычал.

— Мы почти у цели. Мостик должен быть на другой стороне следующей переборки, — сказала Нерисса.

— Ускорьте темп. Пора покончить с этим, — Желание отомстить за Харахеля вгрызалось в Сета подобно голодному зверю. Он жаждал вернуться в шахту и поубивать всех орков.

— Здесь что-то не так, — протрещал по закрытому каналу голос Низрока.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Сет.

— Посмотрите вокруг. Здесь нет ни еретических меток, ни следов сырой крови.

Сет остановился. Апотекарий был прав. Он был настолько поглощен желанием отомстить за Харахеля и убить инквизитора, что не заметил этого. Здесь не было гибельных миазмов и тошнотворной атмосферы извращения, пронизывавших все, чего касался архивраг. Титан не был запятнан.

— Мы на месте, — объявила Нерисса, войдя на мостик. Ария и оставшаяся женщина последовали за ней.

Сет смотрел мимо них, изучая разрушенное помещение. Искрящиеся кабели, подобно лозам, безвольно свисали из разбитых консолей. Скелетированные останки экипажа титана лежали, прислонившись к огромному окулусу, бывшему левым глазом титана. Бронестекло линзы треснуло, по его разбитой поверхности бежали широкие трещины. Символ Легио Аннигилятор смотрел на него с перевернутого потолка.

— Ария, бери то, за чем мы пришли и устанавливай заряды, — сказала Нерисса.

— Подожди. Стой.

Ария проигнорировал Сета, вытащив устройство из-за пояса и подключив его к гнездам принцепса. Секунду спустя его голова исчезла в облаке красной дымки, когда разрывной снаряд взорвал его череп.

Нерисса обернулась к Сету, его болт-пистолет был нацелен ей в лицо.

— Что ты делаешь?'

— Я устал от твоей лжи, инквизитор. Этот титан — не оружие архиврага. Скажи мне, почему мы здесь, или я сотру твоё лицо с черепа.

— Ты смеешь…

— Сейчас, — Сет выстрелил снова, и воительница сбоку от Нериссы разлетелась на части, болт-снаряд взорвался у неё в животе.

Нерисса повернулась к изодранному трупу женщины и улыбнулась.

— Ах, эта ваша печально известная Ярость, Сет. Я долго думала, когда же она проявится, — Нерисса подняла руку, чтобы успокоить Сета, когда он двинулся на нее. — Является он верным Трону или нет, мы не можем позволить этому титану попасть в руки орков. Он должен быть уничтожен.

— Вы не можете отказать Империуму в таком оружии, как это. Мы пошлем сообщение на Марс, и они раскопают его.

— Какой недалекий ум. Еще одна машина войны не сильно скажется на судьбе Империи, — Нерисса развела руками. — Это древний титан. Древнее, чем даже тот варварский символ, что ты носишь на своем наплечнике. Он шагал по полям сражений десять тысяч лет назад, когда галактика ставилась на колени вашими порчеными кузенами, — Ободренная собственным убеждением, Нерисса сделала шаг в сторону Сета. — Знание — единственное оружие, достойное обладания им, и я не потеряю эту находку из-за идиотской секретности и бессмысленной бюрократии Марса. Я узнаю, что известно этому титану. Я добуду секреты из его сознания.

Сет на мгновение замолчал, его гнев был моментально раздавлен тяжестью слов инквизитора.

— Нет. Знание развращает. Оно куда страшнее простого оружия. Оно является оправданием. Слишком много знаний, слишком мало знаний. Знание было катализатором самой разрушительной гражданской войны, с которой когда-либо сталкивалось человечество. Мы не можем рисковать вызвать ещё одну такую войну. Я не позволю тебе извлечь ядро данных.

— Ты беспокоишься о том, что я могу найти? О том, что я могла бы узнать о твоей драгоценной родословной? Возможно, ваши прародители были не тем, кем вы думаете. Возможно, они помогали архивра…

Сет выстрелил, нажав на спусковой крючок прежде, чем последний слог сорвался с губ Нериссы.

Снаряд взорвался в дюйме от инквизитора, столкнувшись с полем мерцающей энергии.

— Я надеялась, что этот момент настанет раньше. Гхаар-гор кхарнн ар-вгу Раах, — Кровь полилась из уст Нериссы, когда темные слова вырвались из ее горла. Эльдарский камень на её груди стал вибрировать, испуская пронзительный свет, когда тела Арии и мертвой женщины оторвались от земли и взлетели.

Сет и его воины открыли огонь.

— Псайкерская мразь, — выругался он, когда его снаряды столкнулись с щитом энергии, окружавшем инквизитора.

Летающие трупы вдруг вздрогнули и взорвались, забрызгав Расчленителей кровью и внутренними органами. Сет хмыкнул от боли, психическая ударная волна отбросила его назад, в стену. Боль. Боль, которая не могла быть, пронзила его ноги, в голове раздался треск его костей. Он упал на пол.

Он встал и остановился, оглядываясь вокруг себя. Он был на военном корабле, древнем судне, более великом и мощном, чем любое, на котором ему приходилось бывать. Его плазменное ядро стучало в едва сдерживаемой ярости, его стены пульсировали от энергии. Сет услышал знакомый звук боя, звучащий из множества коридоров корабля. Он потянулся за оружием.

Могучие руки, не более реальные, чем травма ног, сомкнулись на его горле. Они вжимались в него, сжимая все крепче, душа жизнь в нем. Он изо всех сил пытался перехватить их, но они были слишком сильны. Смерть. Смерть и тьма окружили его. Он перестал бороться, сдался, а его ярость сменилась печалью, затем — позором. Сет знал, что потерпел неудачу. Он знал, что умрет здесь. Если только…

Сет взревел, вскочил на ноги и вогнал боевой нож в челюсть Метатрона. Кровь. Кровь смоет его позор. Кровь облегчит его страдания. Сет развернулся и пнул Метатрона ногой в грудь. Он будет убивать, убивать и убивать. Он убьет саму смерть, если она придет за ним.

Технодесантник использовал импульс удара, чтобы подняться и выстрелить. Первый выстрел пришелся в перекладину. Второй ударил Сета в живот, оторвав кусок от его брони и открыв его живот. Сет впечатался в Метатрона, опрокинув его на землю. Придавив под собой технодесантника, Сет провел серию тяжелых молотящих ударов по лицу, разбив его шлем и раскроив череп. Вытащив нож из челюсти Метатрона, Сет вонзил лезвие в его торс, нанося ему удары снова и снова, пока нож не разбился о сросшиеся ребра технодесантника. Отбросив сломанное оружие в сторону, Сет завел пальцы под горжет технодесантника и оторвал его, открыв горло. Сорвав свой собственный шлем, Сет вонзил зубы в Метатрона и вырвал гортань. Он наслаждался вкусом богатой химией крови, пока она наполняла его рот и согревала его горло.

Харахель заворчал, с усилием оттянув Сета от Метатрона и бросив его на землю.

— Что это за безумие? — потребовал ответа Харахель, смотря, как Низрок борется с Натаниилом. — Ярость обуяла вас всех?

Рыча и капая кровавой слюной изо рта, Сет вскочил на ноги и бросился на Харахеля.

Тот уклонился, избегая хватки Сета, и вырвал эвисцератор с бедра магистра ордена.

Сет продолжал наступать.

— Успокойся, чтоб тебя, — перехватив свое оружие, Харахель плашмя ударил Сета по лицу. От удара клинок сломался, а Сет упал на пол.

Зрение Сета поплыло. Он был почти без сознания. На краю зрения он увидел Низрока. Апотекарий прижал болт-пистолет к лицу Натаниила.

Низрок выстрелил. Он продолжал стрелять, вырывая куски из трупа Натаниила, пока нога Харахеля не впечаталась ему в голову.

— Харахель… Я думал, ты мертв.

— К сожалению, нет.

— Инквизитор…

— Сбежала.

— Почему? — Сет смотрел на гололит, он прожигал взглядом образ женщины, смотревшей на него.

— Считай это расплатой, — Хотя внешне она сильно изменилась, он без труда узнал презрение, промелькнувшее в глазах женщины. После нескольких недель преследования среди скопления судов, вращающихся вокруг системы Армагеддон, Сет нашел инквизитора Нериссу Леккас. Находясь на борту ”Дара Императора”, она ждала разрешения на то, чтобы покинуть систему.

— За что? — проворчал Сет, сжимая кулак у передней части грудной клетки, как если бы это могло выжать жизнь из Нериссы. — Что мы вам задолжали?

— Инквизитора Корвина Геррольда, — сказала она.

— Я встречался со многими из ваших, инквизитор. Я редко запоминаю их имена, — солгал Сет. Он помнил Корвина. Инквизитор пришел к ним с обманом в сердце и ересью на устах. Он стремился погубить Расчленителей, выставить их проклятие. Корвин искал ответы в темных местах. Сет дал ему вкусить истинной тьмы.

— Не смейся надо мной, Расчлентитель, — Образ Нериссы увеличился, полностью заполнив гололит, когда она подошла ближе к пикт-передатчику ”Дара Императора”. — Корвин был моим наставником. Моим учителем. Вы разрушили его сознание. Вы оставили от него лишь тень того человека, которым он был.

— Запомнил я его или нет, это неважно. Важно то, что я запомнил тебя, инквизитор.

Нерисса рассмеялась.

— И вы пришли, чтобы убить меня?

— Да.

— Ты глупец, Расчленитель. Если вы возьмете на абордаж это судно, я заставлю вас вырезать всех на борту. Ваши действия подпишут смертный приговор всему ордену.

— Мне нет нужды брать вас на абордаж.

— Ты откроешь огонь? — Нерисса покачала головой. — Думаю, нет. Твой корабль находится в зоне визуального наблюдения десятка имперских военных кораблей. Даже если у тебя есть что-то помощнее, чем одиночная оружейная батарея, я прикажу им всем уничтожить тебя. Мы квиты. И хватит об этом.

— Мы ещё встретимся, инквизитор, — сказал Сет.

— Нет, не встретимся, — Изображения дрогнуло и рассеялось, когда Нерисса разорвала связь.

— Сангвиний будет пировать её душой, — прорычал стоящий позади Сета Харахель и громыхнул кулаком по консоли. — Она права. Если она улетит из системы, мы никогда не найдем ее.

— Я знаю, — сказал Сет. — Откройте канал капеллана Зофала.

— Я готов, повелитель, — протрещал голос Зофала позади комма.

”Смертельный Гнев” располагался в дальнем конце флотилии, окутанный полями мусора, на самом краю системы. Ударный крейсер Расчленителей был пустотно-черным, смутным кораблем, чьи эмблема и знаки принадлежности были счищены уже давно.

— У вас есть выбор? — спросил Сет.

— Да, повелитель, но мы не можем уничтожить судно инквизитора без риска. ”Свет Терры” и ”Искупитель” находятся в видимом диапазоне и планируют отбыть вместе с ”Даром”.

— Тогда мы не можем стрелять. Мы будем отлучены, и нас будут преследовать как еретиков, — Свежий шрам обрамлял левую глазницу Низрока. Он вырвал себе глаз в качестве искупления за убийство Натаниила.

Сет вздохнул. ”Свет Терры” и ”Искупитель” были медицинскими транспортами. Их трюмы были забиты десятками тысяч раненых.

— Низрок прав. Нельзя оставлять свидетелей. Зофал, запускай штурмовые торпеды. Убейте их всех.

— Да, мой господин.

— Кровь очистит нас.

Сет отвернулся от своих воинов и подошел к окулусу своего флагмана. Снаружи, в темноте пустоты, он смог увидеть только ”Дар Императора”, ”Свет Терры” и ”Искупителя”, их двигатели накопили достаточно энергии для перехода в варп.

В это самое время штурмовые торпеды, запущеные со ”Смертельного Гнева”, прикреплялись к корпусам судов. Внутри каждого находился взвод воинов из роты смерти, ждущих, чтобы их спустили.

Когда трио кораблей перейдет в варп, рота смерти отправится вместе с ними. Закованные в черную броню воины пробьют корпуса и устроят резню на своем пути внутри судов. Они — берсеркеры. Мясники, одержимые неутолимой жаждой крови. Они будут крушить, убивать и уничтожать, пока не останется никого.

— Мы — месть, — прошептал Сет и мрачно усмехнулся.

Инквизиторские трюки с сознанием не сработают с теми, кто уже потерян в своем безумии.

— Мы — ярость.

Когда никого больше не останется, воины роты смерти обратят свой гнев друг на друга, на сами корабли. В своей ярости они сотрут все следы своих деяний. Сет почувствовал, как спало напряжение в его теле, когда увидел, что корабли исчезли. Он не чувствовал ни малейшего сожаления. Он не будет стремиться получить прощение за свои действия, не раскается в содеянном.

Безразличие Нериссы к жизням имперских солдат потрясло его, потому что в этом не было необходимости. Но она была неправа, думая, что ему не дано поступать также. Он был ангелом смерти, повелителем убийц.

— Мы — гнев.

 

Аарон Дембски-Боуден

У пика Гая

I

Воспоминания об огне. Пламя и падение, испепеление и изничтожение. Затем тьма.

Абсолютная тишина. Полное ничто.

II

Я открыл глаза.

Передо мной была разбитая металлическая стена, контуры которой очерчивал прокручивающийся белый текст на прицельном дисплее. Готическая архитектура — голые стены, чьим изгибам придавали форму подобные рёбрам чёрные стальные брусья. Стена была накренившейся и искореженной. Даже продавленной.

Я не знал, где я, но мои чувства омывали ощущения. Я слышал потрескивание огня, который пожирал металл, и сердитый гул работающего боевого доспеха. Звук искажало, в обычно ровном гуле звучали помехи или картавость. Получены повреждения. Мой доспех пробит. Взгляд на биодисплей обратной связи показал небольшие повреждения пластин брони на запястье и голени. Ничего серьёзного.

Я чувствовал поблизости пламя и прогорклый привкус плавящейся стали. Чувствовал своё тело: пот, химикаты, которые были впрыснуты в плоть доспехом, и опьяняюще густой запах собственной крови.

Крови бога.

Очищенной и оскудевшей из-за использования в венах смертных, но всё равно крови бога. Мёртвого бога. Убитого ангела.

От этой мысли мои зубы сжались в ворчливом проклятии, а клыки заскрежетали по нижним зубам. Достаточно слабости.

Я приподнялся, мускулы болевшей плоти вздулись в унисон с фибросвязками псевдомускулов доспеха. Я был знаком с таким ощущением, но оно казалось неправильным. Я должен был быть сильнее. Должен был упиваться своей силой — окончательным сплавом биологической мощи и могущества машины.

Я не чувствовал себя сильным. Не чувствовал ничего, кроме боли и мгновенной дезориентации. Боль сконцентрировалась в моих лопатках и позвоночнике, отчего спина превратилась в колонну тупого болезненного жара. Ничего не было сломано — это уже подтвердили биопоказатели. Такое напряжение мускулов и нервов убило бы обычного человека, но мы были генетически переделаны в высших существ.

Слабость уже отступала. Мою кровь жалил поток адреналиновых стимуляторов и ускоряющих наркотиков, который мчался по венам.

Моим движениям ничего не препятствовало. Я поднялся на ноги медленно — из-за осторожности, а не слабости.

Я осмотрел обломки вокруг сквозь успокаивающую изумрудную пелену зелёных линз шлема.

Помещение наполовину обрушилось, когда стены перекосились. Фиксаторные троны вырвало из пола. Обе ведущие из зала переборки были сорваны из петель и висели под острым углом.

Должно быть, столкновение было ужасным.

Это… столкновение?

Падение. Наш ”Громовой Ястреб” разбился. Ясность воспоминаний пугала… ощущение падения с неба, на мои чувства накатил гром удара, а корабль всё это время трясся. Показатели температурных счётчиков на моём ретинальном дисплее медленно повышались, когда двигатели взрывались и опаляли корпус, а системы доспеха регистрировали пылающее падение ударного корабля.

Затем последний раскат, подобный рёву карнозавров его родины, громкий и первобытный, словно вызов короля-ящера, и всё содрогнулось до основания. Ударный корабль вонзился в землю.

А потом… Тьма.

Я пробежался глазами по хронометру на ретинальном дисплее. Был без сознания почти три минуты. Я понесу епитимью за подобную слабость, но это подождёт.

Теперь я глубоко вздохнул, чувствуя в воздухе дым и пепел, но они мне не вредили. Воздушные фильтры в решётке шлема делали меня иммунным к таким тривиальным проблемам.

— Завьен, — протрещал голос в моём ухе. Мгновенное замешательство от звуков. Либо вокс-сигнал был слаб, либо доспех отправителя был тяжело повреждён. В разбитом корабле могло быть правдой и то, и другое.

— Завьен, — вновь сказал голос.

В этот раз я обернулся на имя, когда понял, что оно моё.

Завьен шагнул в кабину, удерживая равновесие на накренившемся полу благодаря простой комбинации естественной ловкости и суставных стабилизаторов доспеха.

Кабина пострадала даже сильнее подсобного помещения. Несмотря на прочность усиленного пластика, смотровое окно было расколото так, что его нельзя было восстановить. Алмазные осколки выбитого псевдостекла сверкали на покорёженном полу. Троны пилотов были вырваны из опор и разбросаны, словно мусор во время бури.

Сквозь лишившийся стекла иллюминатор не было видно ничего, кроме земли и сучковатых чёрных корней, большая часть которых рассыпалась по безжизненным панелям управления. Падение было достаточно сильным, чтобы нос ударного корабля погрузился в землю.

На панели управления лицом вниз растянулось изувеченное тело пилота — Варлона. Прицельная сетка Завьена зафиксировалась на помятом доспехе его брата, а вторичные метки выделили раны и трещины в деактивированном боевом облачении. Кровь, густая и тёмная, текла из порезов в шее и сочленениях поясницы Варлона. Она медленно струилась по изувеченной панели и капала на кнопки и рычаги.

Силовая установка была отключена. Жизненные показатели невозможно было прочитать, но всё и так было достаточно ясно. Завьен не слышал сердцебиения в теле, и если бы пилот был жив, то его генетически усиленное тело запечатало бы свернувшейся кровью все раны, кроме самых ужасных. И он бы не продолжал истекать кровью на системы управления сбитого ударного корабля.

— Завьен, — голос раздался вновь и теперь не по воксу.

Расчленитель отвернулся от Варлона, а в его доспехе зарычали суставные сервомоторы. Там, придавленный обломками упавшей стены, лежал Драй. Завьен подошёл к поверженному воину и увидел истину. Драй был не просто придавлен. Он был приколот.

Чёрный шлем сержанта был опущен, подбородок прижат к воротнику, зелёные глаза глядели на сломанного имперского орла на груди, где зазубренный обломок пробил тёмный доспех, покорёженная сталь пронзила Драя сквозь наплечник, руку, бедро и живот. Кровь сочилась из решётки-громкоговорителя шлема. Вспыхнувшие на визоре Завьена биометрические дисплеи поведали уродливую историю, конец которой был близок.

— Докладывай, — сержант Драй говорил как и обычно, словно ситуация была наиболее будничной из тех, которые можно представить.

Завьен опустился на колени перед пронзённым воином, борясь со страстным желанием ощутить кровь павшего в глотке и на дёснах. В груди Драя неровно и слабо бился единственный пульс. Одно из его сердец остановилось, вероятно, его затопило внутреннее кровоизлияние, или оно разорвалось, когда обломки пронзили тело. Второе мужественно стучало совершенно неритмично.

— Варлон мёртв, — сказал Завьен.

— Дурак, я сам это вижу, — сержант протянул ту руку, которая не была наполовину оторвана у предплечья, и вцепился негнущимися пальцами в сочленение воротника под шлемом. Завьен потянулся, чтобы помочь, и открыл гермоуплотнитель. Шлем со змеиным шипением упал на руки Расчленителя.

Резкое лицо Драя, покрытое вмятинами и шрамами, которые он заслужил за двести лет сражений, было мокрым от крови. Сержант усмехнулся, продемонстрировав розовые от крови зубы и порванные дёсны, — Дисплей моего шлема повреждён. Скажи мне, кто ещё жив.

Завьен видел, почему он был повреждён — обе глазные линзы треснули. Он отбросил шлем сержанта и морганием нажал на рунную икону, которая вывела жизненные показатели остального отделения на ретинальный дисплей.

Варлон был мёртв, а его доспех был обесточен. Подтверждение этому было прямо перед глазами Завьена.

Гаракса тоже больше не было, а его доспех передавал черту диаграмм с плоскими линиями показателей. Судя по дальномеру, он был не больше чем в двадцати метрах. Вероятно, Расчленителя выбросило наружу в момент столкновения, и он погиб от удара.

Драй умирал прямо здесь.

Ярл был…

— Где Ярл? — сквозь вокс-громкоговорители шлема раздался резкий и гортанный голос Завьена.

— Он сбежал, — Драй тяжело втянул воздух сквозь сжатые зубы. Отказывающие системы доспеха впрыскивали в кровь обезболивающие наркотики, но раны были тяжёлыми и смертельными.

— Судя по моему дальномеру, он на расстоянии километра.

Пусть он и был ненадёжен по сравнению с системой слежения ауспекса, но достаточно точен, чтобы дальномеру можно было доверять.

Сержант схватил Завьена за запястье здоровой рукой и пристально посмотрел в глаза брата неистовым налитым кровью взором, — Найди его. Что бы ни потребовалось, Завьен. Схвати его, даже если потребуется убить Ярла.

— Будет сделано.

— Потом. Ты должен вернуться, потом, — Драй сплюнул на свою грудь, запятнав кровью сломанного имперского орла, — Вернуться за нашим геносеменем.

Завьен кивнул и поднялся. Расчленитель чувствовал, как пальцы сжимаются от желания обнажить оружие, когда выскользнул из кабины, не оглядываясь на сержанта, которого никогда больше не увидит живым.

Ярл очнулся первым.

Точнее, Ярл просто не терял сознания при ударе, поскольку оковы удерживали его лучше, чем стандартнее пехотные троны.

В грохочущей тряске падения Ярл видел, как Гаракса вышвырнуло через дыру, на месте которой мгновение назад была стена. Он слышал ужасный влажный треск расколотого позвоночника, когда брат ударился о края пролома по пути наружу. И видел, как Завьена вырвало из фиксаторного трона, а затем он приложился боком о переборку кабины и без сознания сполз на пол.

Окружённый силовой клеткой вокруг смирительного трона Ярл видел происходящее вокруг сквозь молочный мерцающий экран электрической энергии, но при падении был защищён от худшего.

Ах, но эта защита долго не продержалась. Пока корабль был неподвижен, его братья безмолвны, а вокруг «Громовой Ястреб» трещал и горел в разломе, который выбил в земле, Ярл отодрал последние скобы и перелез через обломки того, что было троном с силовым полем. Сама машина, чей генератор дымился, смердела пленом. Ярл хотел оказаться от неё подальше.

Он покосился на Завьена, украл ближайшее оружие, которое смог найти среди хаоса места падения, и убежал в джунгли.

Он должен был исполнить свой долг. Долг перед Императором. Своим отцом.

Клинок и болтер Завьена пропали.

Без сожаления он взял оружие Драя из маленькой оружейной комнаты за транспортным отсеком, схватив реликвии безо всякого почтения, которое выказал бы им при других обстоятельствах. Время было важнее всего.

Совершив необходимую кражу, Завьен выкарабкался из обломков ударного корабля, спрыгнул на землю и покинул изломанный корпус. В одной руке был работающий на холостом ходу пилотопор, в рукояти которого мотор мрачно хихикал в ожидании момента, когда его наполнят ревущей жизнью. В другой руке был болт-пистолет, на обугленной поверхности которого было выцарапано больше сотни рун убийств.

Завьен не стал горестно размышлять, глядя на дымящийся труп своего ударного корабля. Он знал, что вернётся сюда, чтобы собрать генетическое семя падших, если переживёт охоту.

Для сантиментов не было времени. Ярл сбежал.

Завьен побежал, и сочленения его доспехов зарычали от быстрого движения, когда Расчленитель помчался за своим непутёвым братом в глубины джунглей Армагеддона.

III

Они называли его Армагеддоном.

И возможно были правы. На этой планете было нечего любить.

Если у этого мира когда-то и была дикая красота, то она давно умерла, задохнулась от бесконечных выбросов факторий, которые изрыгали чёрный смог в небеса. Само небо было достаточно уродливым — серовато-жёлтый саван слабого яда, который окружал задыхающийся мир. Дожди шли не из воды. С небес капала кислота — разбавленная, слабая и странно едкая, как змеиная моча.

Кто мог здесь обитать? В такой нечистоте. Воздух, который пахнет серой и машинным маслом. Небо цвета инфекции. Люди, те самые души, ради спасения которых мы сражаемся, являются существами с мёртвыми глазами и без страстей или жизни.

Я не понимаю их. Они приветствуют своё рабство. Принимают заточение внутри огромных фабрик, которые наполнены воющими машинами. Возможно, они просто никогда не знали свободы, но это не оправдывает действия, как у сервитора с убитыми мозгами.

Мы боремся за эти души, потому что нам говорили, что это наш долг. Мы умираем, продавая жизни в величайшей войне, которую когда-либо знал этот мир, чтобы спасти их от собственных слабостей и позволить им вернуться к своему беспросветному существованию.

Эти джунгли… Джунгли есть на моём родном мире, но они иные.

Джунгли родины насыщены жизнью. Паразиты кишат в каждой луже мутной воды. Насекомые выдалбливают огромные деревья, чтобы построить разрастающиеся ядовитые ульи. Воздух, в котором уже кишат жалящие мухи, становится кислым от змеиного запаха опасности, а земля содрогается от шагов рыщущих хищных королей-ящеров.

Выживание — величайшая победа, которую можно достигнуть на Кретации.

А эти джунгли едва заслуживают своё имя. Земля — липкая грязь, по которой ты идёшь по колено в серной тине. Неопрятные живые существа, которые вдыхают нечистый воздух, слабые и раздражающие, недостойны сравнения с угрозами моего мира.

Конечно, в джунглях есть опасность, которая даже отдалённо неестественна для самой планеты. Они кишат худшим видом вредителей.

Планета бьётся в муках нашествия, и я слишком хорошо понимаю, что сбило наш ”Громовой Ястреб”.

Впереди охотилась стая.

Как только он услышал их свинячье рычание и лающий смех, язык Ярла свело в предвкушении сырого и медного. Зубы зазудели в дёснах, и он ощутил их пульс в мягкой ткани вокруг резцов.

Его шлёпающий по грязи бег сменился дикой походкой, а пиломеч в руках рычал каждый раз, когда пригнувшийся Ярл нажимал на рычаг. Мелкокалиберный огонь затрещал в его направлении ещё до того, как Ярл показался из-за линии деревьёв. Расчленитель специально сделал так, чтобы они узнали, что он придёт.

Ярл игнорировал металлический ливень из небольших пуль, которые лязгали по его доспеху. Деревья расступились и открыли его добычу — шестеро сидели на корточках вокруг танка, который был сделан из найденного ржавого металлолома.

Зеленокожие. Их толстодулые пистолеты громко грохотали вразнобой, а мерцающие вспышки выстрелов освещали звериные лица.

Ярл видел совершенно иное. Его зрение, отфильтрованное ретинальными целеуказателями, показывало лишь то, что отражалось в умирающем разуме Ярла. Гораздо более великие враги, древние рабы Губительных Сил, пировали телами убитых лоялистов. Там, где бежал Ярл, небо было не цвета молочно-жёлтого гноя, но глубоко синего заката на древней Терре. Он не шлёпал по чёрной воде топи, а гордо шагал по золотым укреплениям, пока мир вокруг погибал в буре еретического пламени.

Ярл ринулся в бой, и сквозь громкоговорители шлема раздался резкий и оглушительный вопль. Гортанный рёв пиломеча достиг пика за мгновение до того, как он обрушился на плечо первого орка.

Восхитительная ярость вновь принесла тьму, но на этот раз она была мокрой от благословенного святого красного…

Завьен услышал звуки бойни. Его бег сломя голову сквозь растения ускорился десятикратно.

Если он сможет догнать Ярла, поймать до того, как его брат достигнет имперских позиций, то Завьен сможет предотвратить катастрофу — невинную кровь и чернейший позор.

Его красно-чёрный доспех — тёмно-красная артериальная кровь и чернота пустоты между мирами — был месивом сгоревших символов, серебряных пробоин там, где при падении содрало краску с поверхности керамита, и растёкшихся брызгов грязи, когда Завьен мчался через болота.

Но необходимость придаёт силу усталым рукам и ложным мускулам помятой брони того, кто несёт на своих плечах гордость ордена.

Завьен ворвался на поляну, на которой сражался брат. Он сжал указательные пальцы — одним выпустил в спину своего брата шквал болтерных снарядов, а вторым наполнил пилотопор кружащейся смертоносной жизнью.

— Ярл!!!

Предательство.

Что же это за безумие? Быть поверженным одним из своих сынов? Сангвиний, Ангел Крови, отвернулся от искажённых демонов, которых убил и расчленил. Его имя выкрикивал один из сыновей, который мчался по золотым зубчатым стенам, когда небо над головой горело.

Примарх закричал, когда раздался гневный голос оружия его сына. Болты разбивались об его величественную броню. Собственный сын, один из любимых Кровавых Ангелов, пытался его убить.

Такого не могло быть.

И в это мгновение Сангвиний решил, что и не было. Здесь была ересь, а не неверность. Богохульство, а не открытое предательство.

— Что за порча охватила тебя!? — закричал Ангел на своего лживого сына, — Какое извращение очернило душу Кровавого Ангела и заставило служить Архиврагу?

— Сангвиний! — закричал предавший сын, — Отец!

Завьен вновь прокричал имя Ярла, не зная, слышит ли его на самом деле брат. Крики, которые раздались в ответ из вокс-усилителей, заставили похолодеть кровь Завьена — ревущая, грохочущая литания на архаичном Высшем Готике и языке Ваала, который Ярл никогда не учил.

Братья встретились в окружении изувеченных тел мёртвых зеленокожих. Ярл блокировал первый удар Завьена, ударив пиломечом плашмя по рукояти его топора. Доспех Ярла был покрыт трещинами и дымящимися дырами от попаданий болтов, но его сила была невероятной. Со смехом, который казался почти чужым, Ярл отшвырнул Завьена.

Потеряв равновесие от безумного пыла своего брата, Завьен отступил — перекатился в боевую стойку и припал к земле по голень в воды топи.

Ярл вновь прокричал что-то на пугающем древнем диалекте — слова, которые Завьен узнал, но не понял. Как и Ярл, он никогда не учил ваальский и не изучал форму Высшего Готика, на которой говорили десять тысяч лет назад.

— Сын мой, пусть это не будет твоим концом. Присоединяйся ко мне! Мы сразимся с Гором и утопим злые амбиции в крови его порченых воинов!

Сангвиний снял шлем — знак чести и доверия, несмотря на то, что вокруг бушевала война — и покровительственно улыбнулся непутёвому сыну. Его сострадание было легендарным. А честь не вызывала сомнений.

— В этом нет нужды, — с царственной улыбкой сказал Ангел Крови, — Присоединяйся ко мне! К моему отцу! За Императора!

Завьен уставился на своего брата, едва узнавая лицо Ярла в слюнявом оскале отвисшей челюсти, которая встретила его взгляд. Лицо брата было красным от сверкающей влаги, которая катилась из кровоточащих глаз.

Бессмысленная череда слов загрохотала из истекающего кровью рта Ярла. Казалось, что он задыхался собственным безумным смехом.

— Брат, — тихо сказал Завьен, — Ты больше не с нами.

Он встал на ноги и отбросил прочь опустевший болт-пистолет. Завьен сжал обоими руками в красных латных перчатках пилотопор и пристально посмотрел на брата, которого больше не знал.

— Ярл, я не твой сын и больше не твой брат. Я — Завьен, Расчленитель родом с Кретации, и стану твоей погибелью, если ты не позволишь мне стать твоим спасением.

Ярл издал булькающий смешок, и кровавая слюна потекла с губ, когда он захрипел на языке, который не должен был знать.

— Ты опозорил мою линию крови, — с бесконечной печалью сказал Ангел, чьё богоподобное сердце раскалывалось от богохульства перед глазами, — Меня ждут Последние Врата. Тысяча твоих хозяев падёт от моего клинка прежде, чем они получат доступ в тронный зал Императора. Я больше не потерплю твоей затянувшейся ереси. Иди же, предатель. Время умирать!

Сангвиний расправил могучие белые крылья, перламутровые и яркие как солнечный свет среди огненной бури, которая бушевала на стенах. И со слезами на глазах, слезами отчаяния от предательства собственного сына, ринулся вперёд, чтобы покончить с этим богохульством раз и навсегда.

И я понял, что не смогу его одолеть.

Говорят, что, когда нас делают теми, кто мы есть, когда мы отвергаем свою человечность и становимся орудием войны, страх вычищают из наших физических тел, а триумф впитывают наши кости. Это выражение, больше похожее на плохую поэзию, всегда приписывают воинам-проповедникам Адептус Астартес.

Верно, что поражение для нас анафема.

Но я не могу его одолеть. Он — больше не тот воин, с которым я тренировался десятилетиями, не брат, каждое движение которого я могу предвидеть.

Его пиломеч, всё ещё мокрый от зелёной крови, летит по дуге вниз. Я едва блокирую и уже соскальзываю назад по серной грязи. Я знаю причину. Я знаю о… действии генетических истин. Разум не может вместить его иллюзорную ярость. Ярл использует всё, что у него есть, всё, что наполняет его мускулы большей силой и тратит больше энергии, чем может позволить функционирующий разум. Я чувствую щелочную вонь его крови сквозь повреждения доспеха — системы затопили летальные дозы боевых наркотиков. В безумии Ярл не может остановить поток, который растворяется в его крови.

Сила, божественная мощь, убьёт его.

Но недостаточно быстро.

Второй отбитый удар, третий и четвёртый, который обрушивается на мой шлем, блокированный удар головой, который треснул меня по наручу и сделал руку вялой, пинок, который молотом обрушился на нагрудник уже тогда, когда я отскакивал, чтобы уклониться.

Удар грома. Всё кружится перед глазами. Огонь в спине.

Думаю, что он сломал мне позвоночник. Я пытаюсь сказать его имя, но раздаётся лишь вопль.

Гнев, чёрный и цельный, чьи щупальца несут чистейшее намерение, подкрадывается на грани зрения.

Я слышал, как он хохотал и проклинал меня на языке, который не должен был знать.

А затем не слышал ничего, кроме ветра.

Сангвиний поднял предателя с пренебрежительной лёгкостью.

Над его головой метался и корчился богохульник. Ангел Крови гордо подошёл к краю золотых стен, смеясь и плача от побоища внизу. Это было трагедией, но в то же время было прекрасно. Человечество использовало свои величайшие силы и достижения для собственной гибели. Боролись сотни титанов, а миллионы людей умирали вокруг их железных пят. Небо было в огне. Весь мир пах кровью.

— Умри, — прекрасным шёпотом Ангел проклял вероломного сына и сбросил его с укреплений Имперского Дворца в круговорот войны в тысячах метров внизу.

Свободный от ноши и восстановивший честь кровной линии Ангел поспешил прочь. Он ещё не исполнил свой долг.

IV

Сознание вернулось вместе с первым ударом.

Резкий скрежет доспеха о скалу скалу вытолкнул Завьена из обморока в мрачную дымку почти бессознательного состояния. Чувствуя, что он падает вдоль обрыва, Расчленитель тяжело ударил рукой о скалу, вцепился керамитовой лапой в камень. Астартес хрюкнул, когда руки с треском выпрямились, принимая его вес, чтобы остановить беспорядочное падение.

Руны повреждения вспыхнули на ретинальном дисплее, язык суровой белой срочности. Завьен проигнорировал их, хотя труднее было игнорировать боль во всём теле. Её не могли полностью смыть даже впрыснутые из доспеха химические обезболивающие соединения и результаты притупляющей нервы хирургии. Плохой знак.

Он карабкался обратно на утес, сжав зубы, и латными перчатками пробивал опоры в камне там, где их не создала природа.

Поднявшись на вершину, Расчленитель подобрал обронённый пилотопор и, шатаясь, побежал.

Он меня почти убил.

Это было тяжело признать, потому что всю жизнь мы были равны. Мой доспех был повреждён, работал в пол мощности, но всё равно давал мне силы, когда я бежал. Позади меня остался одинокий разбитый танк зеленокожих, чей экипаж был убит, и некому было запускать оставшиеся ракеты, которые были нацелены в небо.

Пусть будут прокляты эти свинорылые твари за то, что сбили наш корабль.

Я продолжал бежать, набирая скорость и замедляясь лишь для того, чтобы срубить висящие растения на своем пути.

Я вспомнил топографию региона по голографическим картам на последнем военном совете. На западе был шахтёрский городок Сухополье. Испорченный гневом разум Ярла заставит его искать жизнь. Я знаю, куда он направится. Я также знаю, что если никто не замедлит Ярла…

Он доберётся туда первым.

Сестра Амалайя Д’Ворьен поцеловала бронзовый образок Святой Сильваны и позволила иконе ожерелья опасть на кожаном шнурке. Слабое полуденное солнце, чей свет пробивался сквозь тонкий загрязнённый облачный покров, тускло висело в небе и лишь изредка отражалось от боков ”Прометия”, прикомандированного к отделению танка отделения типа ”Испепелитель”.

Её некогда серебряный доспех теперь покрылся тусклыми серыми пятнами от контакта с грязным воздухом этого мира. Амалайя облизнула потрескавшиеся губы, сопротивляясь желанию выпить из фляжки воды внутри танка. Лишь час назад во время Второй Молитвы она утолила свою жажду глотком солоноватой воды, которую согрел работавший в холостую двигатель танка.

— Сестра, — позвала из-за турели ”Испепелителя” Бриалла, — Ты видела это?

Амалайя и Бриалла были одни, пока остальные из отделения патрулировали окраины джунглей. Их танк расположился на грязной дороге, Амалайя кружила вокруг корпуса с болтером в руках, а Бриалла водила тяжёлыми огнемётами в направлении линии деревьев.

Амалайя прошептала литанию покорности долгу, коря себя за то, что позволила разуму блуждать среди мыслей о питании. Вскинув болтер на изготовку, она повернулась к носу ”Испепелителя”.

— Я ничего не вижу, — сказала Амалайя, прищурив глаза и сфокусировавшись, — Что это было?

— Движение. Нечто тёмное. Оставайся бдительной.

Интонация окрашивала последние слова Бриаллы. Тень неодобрения. Слабость Амалайи была замечена.

— Я ничего не вижу, — повторила Д’Ворьен, — Здесь… Нет, подожди. Вот.

''Нечто'' вскочило и выпрыгнуло из-за растений у линии деревьев. Багрово-чёрное пятно с вращающимся пиломечом. Амалайя мгновенно узнала Астартес, а через секунду — угрозу. Её болтер рявкнул один раз, второй и выпал из рук, упав в грязь. Там оружие вновь громко прогремело, обрушив болт на покатые пластины танковой брони.

Уже в момент последнего выстрела голова Амалайи слетела с плеч, и белые волосы поймали ветер прежде, чем истекающие кровью останки покатились по подлеску.

Бриалла с богохульством повернула огнемётную турель на протестующих механизмах и вывернула ручки, чтобы опустить оружие пониже.

Астартес баюкал безголовое тело Амалайи и что-то тихо ей рычал. Её сестра уже была мертва. Бриалла зажала оба спусковых крючка.

Два сгустка вонючего химического пламени с рёвом вырвались из орудий, омыв Амалайю и Астартес цепким едким огнём. Бриалла уже шептала похоронную песнь о своей павшей сестре, пока доспехи и кожа выгорали на костях Амалайи.

Сквозь оранжевые вонючие миазмы ничего не было видно. Бриалла остановила струны пламени семь ударов сердца спустя, потому что знала, что всё омытое огнём будет аннигилировано, очищено пылающей бурей.

Амалайя. Её доспех обуглился, сочленения сплавились, а руки стали почерневшими костями. Сгоревшая сестра лежала на земле.

На крыше танка позади Бриаллы раздался глухой громкий стук. Она повернулась в фиксаторном троне, а более медленная турель совершала оборот, чтобы последовать за её взором. Бриалла уже пыталась выкарабкаться из сидения.

Астартес горел. Святое пламя лизало края его боевого доспеха, а от сочленений шёл пар. Астартес заслонил солнце, отбросив на Бриаллу мерцающую тень. Его доспех был чёрным, обуглившимся, но не испепелённым. Когда Бриалла вырвалась из ремней, Астартес нацелил в её лицо истекающий чем-то пиломеч.

— Расчленители! — закричала Бриалла во встроенный в латный воротник доспеха микровокс, — Эхо Пика Гая!

Её убийца прошептал пять слов на Готике с древним акцентом, — Ты заплатишь за свою ересь.

Я наблюдал из тени деревьев.

Сороритас были напряжены. Пока одна совершала погребальные ритуалы над мёртвыми телами своих сестёр, три других крались вдоль корпуса серого танка с болтерами наизготовку и смотрели на джунгли сквозь прицелы.

Я чувствовал трупы под белыми плащаницами. Одна сгорела, зажарилась в прометиевом химическом огне. Вторая сильно истекала кровью, прежде чем умерла, разорванная в клочья. Мне не нужно было видеть останки, чтобы знать, что это правда.

Сейчас я, присев, прятался. Джунгли скрывали постоянный гул активного силового доспеха от их слабых смертных ушей, в то время как я слышал фрагменты их речи.

След Ярла остывал, даже запах его могучей крови терялся среди миллиардов запахов серных джунглей. Мне нужна концентрация. Направление.

Но я проклял свою удачу, как только приблизился достаточно близко, чтобы увидеть серо-стальные доспехи сестёр и символы верности, которые носили все.

Орден Серебряной Плащаницы.

Они были с нами у Пика Гая.

Эхо той битвы будет преследовать нас всех до последних ночей ордена.

— Мой ауспекс что-то засёк, — я услышал, когда одна обратилась к своим сёстрам, и приготовился двигаться вновь — постыдно бежать. Я не мог оказаться с ними лицом к лицу, поскольку они не должны были узнать о нашем присутствии.

— Нечто живое, — сказала она, — и с силовой сигнатурой.

— Расчленитель! — закричала одна из сестёр, и кровь застыла в моих венах. Я ощутил не страх, но липкий настоящий ужас, когда она использовала святое имя нашего ордена. Как они узнали?

— Расчленитель! Покажись! Встреть возмездие Императора за варварство твоего порченного ордена!

Я стиснул зубы. Пальцы задрожали, а затем плотнее сжали пилотопор. Они знали. Знали, что это сделал Расчленитель. Должно быть, их предупредили жалкие убитые сёстры.

Голос другой женщины, той, которая несла сканер-ауспекс, прибавился к крикам первой, — Мы были у Пика Гая, упадочная мразь! Встреть нас и кару за свою ересь лицом к лицу!

Они знали, что произошло у Пика Гая. Видели наш позор, проклятие и кровь, которая пролилась в тот день.

И поверили, что я зарезал двух сестёр, а теперь возложили на мои плечи грехи моего брата Ярла.

Раздались выстрелы. Болт промелькнул мимо моего наплечника, разрывая растения.

— Я вижу его, — провозгласила женщина, — Вон там!

Я погладил указательным пальцем активационную руну на рукояти пилотопора. И зажал её после длившихся удар сердца сомнений. Зазубренные жужжащие зубья яростно закружились. Оружие резало воздух в предвкушении мгновения, когда оно вгрызётся в плоть.

Они посмели обвинить в это меня…

И начали стрелять.

Я — не еретик.

Но этому должен прийти конец.

V

Завьен добрался до Сухополья как раз к заходу солнца.

Три часа назад он оставил джунгли позади. Бег одинокого воина подошёл к концу у укреплённых стен — снаружи шахтёрского поселения не было слышно ни звука изнутри, лишь отчаянный вой ветра в пустошах.

Он окликнул стены и позвал часовых, но так и не услышал ответа.

Врата поселения были запечатаны: высокая груда стальных балок, древостружечных плит и даже мебели была временно навалена за двойными дверям в окружающей деревню стене. Эти жалкие укрепления были попыткой колонии укрепить стены против носившихся по планете орочьих орд.

У Завьена не было ни времени, ни желании вышибить ворота, поэтому он закрепил магнитом топор на спине и, выбивая себе опоры в металлической стене, полез к парапету в пятнадцати метрах наверху.

Деревня была скоплением одноэтажных зданий, возможно достаточных для того, чтобы вместить пятнадцать семей. В центре подобно старому шраму тянулась старая колея — свидетельство проезда конвоев снабжения, которые забирались так далеко от основных ульев, и рудных тягачей, чьи водители зарабатывали на местной медной шахте. На низкокачественный металл был большой спрос у обнищавших горожан, которые не могли позволить себе лучшего.

Самое большое здание — точнее, единственное, которое было чем-то большим, чем построенная из мусора лачуга — было церковью со шпилем, которую украшали грубо вырезанные горгульи.

Завьен осознал всё это за удар сердца. Астартес осмотрел обветшалые зубчатые стены вокруг деревни, а затем повернулся, чтобы взглянуть на само поселение.

Ни следа движения.

Он сошёл с платформы, упал на пятнадцать метров и приземлился на корточки, сохранив равновеси.

Меньше чем через минуту Завьен наткнулся на первое тело.

Женщина. Безоружная. Тяжело приваливавшаяся к стене хибарки, которая была украшена кровавым подтёком. Она была разрублена почти пополам.

Широкие улицы между ветхими лачугами и домами были украшены кровавыми следами там, где по земле тащили нечто тяжёлое. Кто бы ни пришёл сюда и убил колонистов, он затащил тела в скромный храм с выбитыми окнам и ржавыми стенами из фанеры красного железа.

Ретинальный локаторный дисплей Завьена наконец-то уловил слабые следы доспеха Ярла. Внутри был его брат, который больше не бежал. И, судя по тишине, больше не убивал.

Расчленитель прошёл мимо безоружного трупа, неподвижного в безжизненном покое, убитого его же мечом в руках брата. Завьен видел такое раньше — и эти образы он не забудет никогда, пока будет дышать.

Он ощутил, как холодный липкий стыд бежит по крови подобно токсину. Совсем как у Пика Гая.

Так не должно было быть.

У Пика Гая.

Так никогда не должно было быть.

В ту ночь они прокляли себя навечно.

Это должно было стать триумфом, достойным того, что быть выгравированным на доспехе каждого из воинов, которые там сражались.

Имперскую линию фронта удерживало ополчение Пика и орден Серебряной Плащаницы, который сплотил население городка в пустошах в вооружённые отряды и поднял мораль до пылких высот церемониями и благословениями именем Бога-Императора.

Зеленокожие обрушились многотысячной стаей и бросились на баррикады города, их тела сформировали настоящее море из вызывающего воя, кожистой плоти и секущих клинков.

На пике битвы сёстры и ополчение были почти опрокинули. Наконец, когда это было нужнее всего, пришёл ответ на отчаянные сигналы тревоги Пика Гая.

Они прибыли на ”Громовых Ястребах”, чьи двигатели выли, когда они парили на сражающейся ордой. Ударные корабли целовали землю ровно столько, сколько потребовалось для высадки сил: почти двухсот Астартес в артериально-красных и угольно-чёрных доспехах. Грохочущий рёв стольь многих пилоклинков слился в неровный разрывающий уши хор, который прозвучал как боевой клич механического бога.

Завьен был в первой волне. Вместе с Ярлом и другими братьями он рубил направо и налево, скрежещущие зубцы его клинка вгрызались в броню и окровавленную грибную плоть, когда сыны Сангвиния пожинали жизни чужаков.

Зажатых между молотом и наковальней орков вырезали десятками, истребляли сзади и расстреливали спереди.

Завьен не видел ничего, кроме крови. Крови ксеносов, смрадной и густой, которая расплескалась по его шлему. Запах триумфа, вонь ликующей победы

Он также одним из первых добрался до баррикад.

К тому моменту Завьен не мог видеть. Не мог думать. Его чувства затопили стимулы: болезненные, соблазнительные и сводящие с ума. Он попытался заговорить, но слова сорвались с его губ как вопль в загрязнённые небеса. Даже дыхание лишь втягивало густой запах чуждой крови глубже в тело, распространяло его внутри. Насыщение порчей ксеносов разожгло пламя в разуме Завьена и застучало по генетически глубокой ярости, которая всегда угрожала его захлестнуть.

Влекомый неодолимым стремлением утопить чувства в чистоте вражеской крови Завьен расчленил последнего орка перед собой и перепрыгнул через баррикады. Он был должен убивать. Должен. Завьен был рождён только для этого.

Завьен и его братья сражались в неистовом ближнем бою два часа. Враг был истреблён. Но ликующие крики ополчения умерли в тысячах глоток, когда подобно волне вокс-воплей и воющих пиломечей половина Расчленителей проломилась через баррикады и устремилась в город.

Когда не осталось врагов, Астартес обратили свой гнев на всех, кто выжил.

Ангел оплакивал убитых.

Их смерти были мрачной необходимостью на пути к спасению. Молитвы, которые он пел под сводом тронного зала Императора, вызывали слёзы в глазах Сангвиния и смотревших на него тысяч верных солдат.

— Мы должны сжечь убитых, — прошептал он сквозь серебряные слёзы, — Мы должны навеки запомнить тех, кто умер сегодня, и порок, который отвратил их сердца от нас.

— Сангвиний! — позади раздался крик. Он эхом пронёсся по залу, в чьём неподвижном воздухе висели миллионы знамён всех подразделений, которые когда-либо клялись сражаться и умирать ради молодого Империума человечества.

Ангел склонил голову на бок — само воплощение терпеливой чистоты.

— Я думал, что убил тебя, еретик.

— Ярл!

Хрипя и бормоча сквозь повреждённую ротовую решётку, из которой текли струйки кровавой слюны, Ярл шатаясь обернулся навстречу брату.

То, что полилось из его рта, было мокрой от крови в горле помесью слов различных языков. Химический смрад тела Ярла обрушился на чувства Завьена ещё до запаха обгорелых доспехов брата и вони павших. Ярла заживо пожирали затопившие тело боевые наркотики.

Завьен просто смотрел несколько секунд после того, как позвал брата по имени. Повсюду на полу церкви валялись мёртвые — спящая паства зарезанных. Примерно сотня — после бойни сюда приволокли всех. Или, возможно, что многие были на службе, и лишь половину пришлось тащить. Пол избороздили липкие кровавые полосы.

— Сжечь тела, — сказал Ярл на ворчливом кретацийском, языке общего родного мира, среди череды слов, которые Завьен не мог разобрать, — Очистите грехи, сожгите тела, очистите дворец.

пиломеч.

— Сейчас это закончиться, Ярл.

Затем раздались лающие слоги — текучая помесь уничтоженных слов.

Ангел воздел свой золотой клинок.

Он был так глуп. Это был не обычный еретик. Как он мог быть слеп всё это время? Да… Махинации порченых предателей скрывали истину от его золотых глаз. Но сейчас… Сейчас Ангел видел всё.

— Да, Гор, — сказал он с улыбкой, которая говорила о бесконечном сожалении, — Сейчас это закончиться.

VI

В осквернённом храме встретились братья, чьи сапоги скользили по мокрому от крови невинных мозаичному полу. Скулящий рёв пилоклинков перемежался грохотом при столкновении оружия. Зубцы раскалывались с каждым блоком и парированием, вырывались из гнёзд и с грохотом отлетали в деревянные скамьи.

В теле Завьена колотилась кровь, зудящая от электрического привкуса боевых стимуляторов. Ярл стал тенью воина, которым был ранее — с пеной у рта бессвязно кричал несуществующим союзникам и был наполовину искалечен летальной передозировкой боевых наркотиков, которые выжигали органы.

Завьен блокировал неистовые дрожащие рубящие удары брата. Каждый раз, когда опускался топор, он высекал новый разлом в доспехах Ярла. И, в конечном счёте, лишь один воитель был достаточно вменяем, чтобы понять, что это никогда не решить пилоклинками.

С последним блоком и неистовым ответом Завьен отбросил клинок Ярла прочь и пинком выбил его из рук брата. Его двигатель запнулся, упокоился на покатом полу. Ярл наблюдал за полётом пиломеча размытыми кровоточащими глазами.

Прежде, чем он пришёл в себя, руки Завьена оказались на шее Ярла. Расчленитель надавил, вцепился руками в шею брата, продавил более тонкие сочленения доспеха и стиснул плоть.

Ярл рухнул на колени, когда брат начал его душить. Генетически усиленная физиология Ярла была отравлена проклятьем и наркотиками, и перед глазами Расчленителя начало темнеть, когда его тело не выдержало мук.

Темнеть, но проясняться.

Лишённый воздуха, не способный вдохнуть даже клочок воздуха, Ярл губами произнёс беззвучное слово, которое никогда не покинуло пределов обуглившегося шлема.

— Завьен!!!

Завьен дёрнул в сторону, ломая брату позвоночник и продолжая давить.

Он простоял так некоторое время. Ночь опустилась прежде, чем латные перчатки разжались, и тело Ярла тяжело опустилось на землю.

Здесь упокоился безумец, уснул среди тех, кого убил.

— Сделано, — произнёс Завьен по вокс-каналу отделения и закрыл глаза, когда ему ответила лишь тишина, — Ярл мёртв, братья. Дело сделано.

Он решил закончить то, что начал его брат. Даже в безумии скрывалось немного здравого смысла.

Тела нужно было сжечь. Не для того, чтобы очистить их от воображаемой ереси, но чтобы скрыть доказательства произошедшего.

Так не должно было быть. Ни здесь, ни у Пика Гая. Они прокляли себя, и Расчленителям осталось только сражаться так верно, как они могут, пока их всех не настигнет праведное возмездие.

Пока церковь горела, наполняя густым чёрным дымом загрязнённые небеса, со стороны горизонта донёсся грохот двигателей.

Орки. Наконец-то сюда добрался враг.

Завьен с топором в руке стоял среди пламени, которое не трогало его. Огонь приманит чужих. Расчленитель никак не мог защитить против них целую деревню, но мысль пустить и вкусить их кровь перед смертью разожгла смертоносный пыл.

Его клыки засаднило, когда машины остановились снаружи.

Нет.

Звуки двигателей были слишком чистыми, слишком хорошо обслуживаемыми. Это был враг. Но не зеленокожие.

* * *

Я вышел из церкви со сломанным топором в руках.

Их было двенадцать. Они вскинули болтеры в человеческом унисоне, впечатляющем даже при том, что в нём не хватало совершенства единства Астартес. Серебряные корпуса танков и доспехи сверкали оранжево-красным в свете пламени, которое должно было скрыть наши грехи.

Двенадцать целилось в меня.

Жажда отступила. Желание ощутить кровь застряло в глотке и внезапно стало игнорируемым.

— Мы были у Пика Гая! — закричала предводительница сестёр. Они прищурили глаза от сверкающего за моей спиной пламени.

Я не двигался. Просто сказал им:

— Я знаю.

— Мы подали Инквизиции прошение об уничтожении твоего ордена, Расчленитель.

— Знаю.

— Еретик, это всё, что ты можешь сказать? После Пика Гая? После убийства отделения нашей сестры Амалайи Д’Ворьен? После того, как ты вырезал целую деревню?

— Вы пришли, чтобы свершить правосудие, — сказал я, — Так сделайте это.

— Мы пришли, чтобы защитить колонию от твоего постыдного богохульства!

Они всё ещё боялись меня. Даже когда превосходили меня численно, а я был вооружён лишь расколотым топором. Я чувствовал это в их запахе, слышал в голосах и видел в широких глазах, в которых сверкали отблески пламени.

Я посмотрел через плечо на пылающее наследие Ярла. Янтарные искры вылетали из пламени. Погребальный костёр моего брата — подтверждение того, во что мы превратились. Памятник тому, как низко пали мы.

На Кретации мы сжигаем умерших. Ведь столь многие погибли от ядов, зверей и хищных королей-рептилий, что почётно умереть и сгореть, а не достаться лесу.

Так не должно было быть. Ни здесь, ни у Пика Гая.

Двенадцать болтеров открыли огонь прежде, чем я смог обернуться.

Я не слышал их. Не чувствовал влажную режущую боль.

Я слышал лишь рёв кретацийского короля-хищника, из челюстей ящера вырывалась ярость, когда он гордо шествовал по джунглям моего родного мира. Огромный карнозавр с чёрной чешуёй рычал на чистое ясное небо.

Он охотился на меня. Вновь, как и давным-давно, в начале моей второй жизни.

Я потянулся за копьём и…

Завьен прижал оружие к груди.

— Это сама смерть, — проворчал он своим братьям по племени, когда они присели в подлеске. Язык Кретации был простым и ясным, лишь рудиментами истинного языка.

— Король-ящер — сама смерть. Она прийти за нами.

Карнозавр сотряс землю новым медленным шагом. Он вдыхал коротким фырканьем, открыв рот и расслабив челюсти, и принюхивался. Серый язык размером с человека колыхался в пасти.

В твёрдой хватке Завьена было сжато копьё, которое он сделал сам. Длинное древко из тёмного дерева с обожжённым наконечником. Он использовал его уже три года после своей десятой зимы для охоты ради племени.

Сегодня он охотился не для племени. Сегодня, когда солнце светило и припекало их спины, Завьен охотился потому, что в джунглях были боги, и они наблюдали. Племена видели богов в доспехах из красного металла и чёрного камня, которые всегда были в тенях и наблюдали за партиями охотников, которые выслеживали добычу.

Если охотник желал обитать в раю среди звёзд, он должен был охотиться хорошо, когда боги ходили по джунглям.

Завьен пристально смотрел на высоченного ящера и не мог отвернуться от его водянистых красных глаз с длинными разрезами зрачков.

Он сменил хватку на копье, которое сделал.

Молясь, чтобы боги узрели его отвагу, Завьен метнул оружие с прочувственным криком.

Расчленитель рухнул на залитую кровью землю лицом в грязь.

— Прекратить огонь, — тихо сказала сестра супериор Мерси Астаран. Сёстры повиновались без промедления.

— Но он ещё жив, — возразила одна.

Это было правдой. Однорукий воитель дрожащей рукой полз по грязи с крутящей кишки медлительностью. За ним растекался тёмный след из останков брони и крови.

Он вновь поднял дрожащую руку, судорожно вцепился пальцами в землю и подтянулся на полметра ближе к передним дверям горящей церкви.

— Он пытается сбежать? — спросила одна из самых молодых сестёр, не желая признавать своего восхищения стойкостью еретика. Одна рука была оторвана у локтя, обе ноги изуродованы ниже колен, а доспех превратился в треснувшие обломки, которые истекали охладительными жидкостями и густой красной кровью Астартес.

— Едва ли можно спастись, заползя в горящее здание, — засмеялась другая.

— Он хочет умереть среди богохульства, которое создал, — сказала Астаран, чей хмурый вид был ещё суровей в свете пламени, — Прикончить его.

Единственный выстрел прозвучал из строя.

Пальцы Завьена перестали трястись. Протянутая рука упала в грязь. Глаза, которые впервые открылись, чтобы видеть ясные небеса далёкого мира, наконец-то закрылись.

— Что нам делать с телом? — спросила своего командира сестра Мерси Астаран.

— Пусть эхо сей ереси останется как пример, по крайней мере, пока зеленокожие владеют окружающими пустошами. Идём, сёстры, у нас немного времени. Оставьте это ничтожество стервятникам.

 

Энди Смайли

Во плоти

 

I

— Я — Его мщение, Он — моя защита. Я несу смерть Его врагам, Он несет избавление моей душе.

Шум заполнил весь мир. Непрерывная тряска отдавалась в ногах. Металл и керамит вокруг завизжали, когда двигатели вышли на предельную мощность. Болты и сваренные пластины грохотали, проходя испытание на прочность. Громоподобное стаккато ударов о корпус звучало, как болтерный огонь. И все же в его разуме была только тишина, священное безмолвие подготовки к битве. Его ничто не отвлечет от освящения — оружие будет готово.

— Брат Мейон, приготовься.

Мейон посмотрел на скомандовавшего сержанта и коснулся виска лезвием цепного меча — обряд завершен. Он вложил оружие в ножны, натянул через голову боевое снаряжение и защелкнул магнитный замок.

— Готов, брат-сержант.

«Грозовой ворон» мчался через пустоту, его темно-красный корпус был выщерблен и обуглен сотнями входов в атмосферу. Зазубренный черный символ на крыле машины был почти не различим среди пятен гари, украшавших плоскости. Они несли следы мстительных ударов твердой земли и развалин. Огонь лизал корпус «Грозовой ворона», очерчивая его широкий контур. Машина нырнула глубже, падая в объятия Арера.

Пара пустынных континентов планеты были повернуты от единственного солнца системы. Если бы хоть кто-то из граждан Арера был еще жив и мог смотреть в небо, его бы поразил спуск боевой машины. Ярчайший свет в небе, погибшие жители Арера приняли бы за очередной метеор, летящий, чтобы врезаться в пустыню и навсегда изменить рисунок каньонов, расчертивших ее пейзаж.

— Вход выполнен, — механический голос пилота-сервитора потрескивал в системе вокс-связи.

Мейон затрясся в своей страховочной системе, когда машина ринулась вниз, разбивая о корпус могучий встречный ветер. Рядом с ним неподвижно сидел Харахел с тяжелым эвисцератором на коленях. Мейон улыбнулся — это было подходящее оружие. Харахел был родом из Таки, района их родного мира Кретации. Местности, известной крупными, могучими и агрессивными людьми. Эти черты еще более усиливались во время процедур превращения в космодесантника. Чтобы обезопасить огромного штурмовика, брат Амару заменил страховочную систему Харенхела той, которую обычно использовали для воинов в терминаторской броне.

— Включите тактический гололит, — сержант Барбело стоял, держась за верхний штурмовой поручень рукой в латной перчатке. Его лицо и бритая голова были мешаниной из пересаженной кожи и толстых змеящихся шрамов.

— Секунду, брат, — Амару вытащил связку информационных кабелей из бронированного предплечья и воткнул их в контрольный слот на своем сиденье. Технодесантник прошептал что-то духу машины и закрыл левый глаз. Правый, бионический, продолжал гореть как прицел.

Люминатор отсека потускнел, в центре палубы возникло трехмерное изображение главного континента Арера, спроецированное в синих тонах линзой на потолке. Амару сузил фокус на линии каньонов к северо-востоку. На карте материализовалась цепь укрепленных зданий.

— Подстанция 12BX расположена между стенами этого каньона, — область сменила цвет на темно-красный и Амару продолжил. — Подход к главному входу перекрыт узким ущельем и высокими скалами, приземлиться невозможно, — технодесантник замолчал, пока рассчитывал путь.

— Мы можем сесть здесь, — Амару снова изменил изображение, на карту выпрыгнул восьмиугольный внутренний двор.

— Противник? — Барбело нахмурился, когда его мысли обратились к сражению. Морщины на лбу воина превратились в темные ущелья.

Изображение дрогнуло и изменило масштаб, подстанция отступила и слабо замерцала вдали.

— У нас нет данных в реальном времени, но предположительно вражеские силы находятся здесь, — Амару указал на черное пятно окружавшее подстанцию, оно обозначало позицию Архиврага на Арере.

Мейон смотрел на изображение, при упоминании Архиврага его мышцы инстинктивно напряглись. Противник распространялся от зон высадки по всему миру, как агрессивный рак, прогрызая свой путь по планете. Форпост был последним оплотом святости.

— У нас есть меньше двух часов, прежде чем они доберутся до подстанции, — отчетливо сказал Амару.

— А если наши страхи оправданы и с нашими братьями произошло худшее? — высказал Мейон то, что у всех было на уме.

— Этого времени должно хватить, чтобы забрать их геносемя, — Нисрок выразительно коснулся нартециума. Блестящая белая броня Сангвинарного Жреца находилась в абсолютном контрасте с темно-красной с черным броней Мейона и других воинов.

Барбело нахмурился.

— Это не главная наша цель, апотекарий. Мы должны понять, что произошло на Арере и найти файлы с данными лагеря.

Нисрок ощутил, что его челюсти сжались.

— Орден на грани исчезновения — нет ничего важнее возвращения геносемени. Я связан долгом…

— Братья… — Амару замолк, когда один из множества ауспиков машины привлек его внимание. — Мы на границе сферы действия их авгуров, — технодесантник вопросительно посмотрел на Барбело. — Мы должны сделать это сейчас.

Барбело впился взглядом в Нисрока. Он так же, как и апотекарий, знал, что возвращение геносемени важно для Ордена. Но файлы содержали ценную информацию. Без них они рисковали отдать весь сектор Итан Архиврагу.

— Наши приказы говорят о файлах, и ты будешь им следовать.

Апотекарий промолчал.

Сержант сел и повернулся к Амару.

— Уверен, что это сработает, технодесантник?

Амару кивнул.

— Я сам освятил корабль. Его дух силен. Он не подведет нас.

— Очень хорошо, тогда помоги пилоту.

Гололит дернулся и распался, когда Амару выдернул свои кабели и занял кабину.

— Приготовьтесь, — Барбело активизировал магнитный замок на своей страховочной системе и надел шлем.

— Да прибудет с нами сила Императора, — справа от него, Нисрок опустил шлем на голову.

— Сила Императора, — Мейон присоединился к отделению, когда они повторили слова апотекария и надели шлемы. Он ощутил, как участился пульс, когда шипящие герметизаторы закрепили шлем на броне, готовя воина для сражения.

— Готово, — Амару подошел и сел рядом с Барбело. — Мы в руках духа машины.

Машина падала.

Янтарные огни аварийной сигнализации осветили отсек, когда аппарат сдался гравитации. Перегрузка вдавила Мейона в страховочную систему, металлические полосы застучали по пластинам его брони, когда машина устремилась к земле. Рокот двигателей сменился безумным звоном высотомера, отсчитывающим метры до их судьбы.

— Аве Император, прибудь со мной, и я не потерплю неудачу у Тебя на глазах, — Мейон молился, отбросив мысли о том, что сейчас они могут погибнуть, раздавленные в бронированном гробу. Милостью Императора он встретит свой конец на поле сражения.

— Десять секунд, — голос Амару прорезался по вокс-каналу.

«Грозовой ворон» яростно взбрыкивал в падении. Даже пользуясь преимуществом уха Лимана и множества других имплантатов, которые сейчас работали, чтобы снять нагрузку с его тела, Мейону приходилось бороться за то, чтобы остаться в сознании.

— Пять.

Мейон сильнее вцепился страховочную систему.

— Приготовились!

Двигатели «Грозового ворона» взревели на полной мощности, отчаянно стараясь замедлить спуск машины. Их рокот заглушал сердитый гул аварийных рун и скулеж системы столкновения. На кратчайший миг мир поглотила тишина, и Мейон больше не падал.

Секундой позже мир взорвался шумом. «Грозовой ворон» врезался в землю, и Мейона подбросило в его страховочной системе. Корпус протестующе завизжал, когда броня приняла корежащий удар. Посадочные опоры разлетелись, их металлические распорки сломались. Бронированное стекло кабины разбилось и заполнило отсек, когда по нему ударила сдвинувшаяся скала. Машина пропахала борозду по земле, прежде чем погасила импульс.

— Выходим! — Барбело выбрался из страховочной системы раньше, чем корпус перестал дрожать, обрушил кулак на открывающий механизм двери и жестом приказал воинам двигаться.

Штурмовая рампа прошла часть пути и застряла, ее гидравлика плевалась маслом. Харахел ринулся вперед и бросился на сломанную аппарель. Она плюхнулась на землю с глухим стуком и взметнула в воздух капельки грязи, когда гигантский космодесантник вскочил на ноги.

Мейон толкнул захват на своей страховочной системе. Нечего не произошло. Механизм был сломан.

— Сиди спокойно, брат, — Микос щелкнул переключателем цепного топора и оружие загудело, пробудившись к жизни. Он освободил Мейона небрежным ударом, адамантиевые зубья легко справились со страховочной системой.

— Благодарю, брат, — Мейон обнажил меч и вместе с Микосом спустился по рампе.

Снаружи, под беззвездным арерским небом, царила кромешная тьма и особые частицы ограничивали видимость. Воющие ветра швыряли песок и землю. Проливной дождь падал частыми вертикальными струями. Но для Мейона это не имело никакого значения. Датчики его шлема фильтровали и подсвечивали темноту, позволяя видеть ясно, как днем.

Столбцы тактических и ситуационных данных ползли через правый глаз и поглощались его эйдетической памятью. Атмосфера была пригодна для дыхания. Двигатели «Ворона» остывали и вряд ли загорятся. Его левый наплечник немного пострадал во время посадки, но сервомоторы работали в пределах нормы. Команда сформировала периметр вокруг упавшей машины. Их иконки и наиболее важные показатели парили на краю ретинального дисплея Мейона.

— Сохраняйте бдительность! Возможно, мы тут не одни, — голос Барбело потрескивал в вокс-канале.

Мейон повел из стороны в сторону болт-пистолетом, высматривая цели. Стены форпоста возвышались над ними со всех сторон. Он бросил на них взгляд, и новый пакет данных поплыл по дисплею шлема. База была определена как Арере Примус. Ее стены были из адамантия и керамита, способные противостоять полномасштабной бомбардировке.

— Остаемся в сомкнутой формации, шторм ограничивает связь, — в голосе Барбело явно проскальзывало раздражение. — Амару, мы можем вытащить «Ворон»?

— Сложно сказать. Мне потребуется время для оценки, — ответ технодесантника проскрипел в ухе Мейона.

— Аток, охраняй «Грозовой ворон», пока Амару работает.

— Харахел, — Барбело отказался от шипящей связи. — Проведешь нас в стратегиум.

Высокий воин проворчал подтверждение приказа и побежал к толстенной взрывоустойчивой двери, которая вела в лагерный командный и контрольный центр.

Харахел провел латной перчаткой по панели доступа и вытер грязь.

++ Внутренний Протокол Активен ++

Строка мерцала сквозь слой быстро накапливающейся пыли.

++ Терминал Запечатан ++

Слова мигали перед Харахелом. Воин зарычал и обрушил на экран кулак.

— Брат-сержант, дверь была заперта изнутри.

— Есть мельта-заряды и режущее оборудование в арсенале, — припомнил Мейон информацию, которую впитал во время инструктажа.

— Апотекарий, ты и Микос покрываете наш тыл, — Барбело передвинул переключатель на силовой шкале плазменного пистолета. — Никто не должен выйти из этих дверей. Мейон, Харахел, следуйте за мной.

Двери в арсенал открылись с шипением сжатого газа. Зубчатые плиты скользнули в стороны и исчезли в пазах бронированной конструкции. Мейон пошел за Барбело, заняв место слева, в то время как Харахел встал справа. Мейон поморщился, когда шлем начал фильтровать гнилой воздух. Следы боя были повсюду. Сломанный люминатор мигал на потолке, разбрасывая по тамбуру неровные пятна света. На стенах виднелись дыры размером с кулак. С обнаженных толстых связок кабелей дождем сыпались искры. Металл пола был опален и обуглен. Повсюду висела паутина крови и внутренностей.

— Никаких тел, — высказал Харахел то, о чем думал Мейон.

— Мертвецы не наша забота. Держите глаза открытыми для живых, — Барбело нацелил плазменный пистолет на коридор и прошел вглубь комнаты.

Мейон кивнул. Согласно схеме проход тянется на полкилометра, а потом упирается в лестницы, ведущий вниз, к нужному арсеналу.

— Идеальное место для засады, — сказал Мейон, когда посмотрел в темноту прохода. — Люминаторов нет.

— Харахел, займи позицию и будь наготове.

— Как пожелаете, — Харахел плохо скрывал свое недовольство. Хотя и знал, что сержант прав — по коридору придется идти плечом к плечу и там не будет места, где можно поработать его эвисцератором.

Мейон шагнул в темноту.

Харахел стоял неподвижно и пристально осматривался. Он слышал шаги Мейона в коридоре (другой Расчленитель был уже на полпути к лестнице), шипение электричества, которым в предсмертных муках плевались кабели… и смещение металла. Харахел крутанулся на месте, когда на пол упала граната. Сенсоры шлема затемнились, чтобы защитить глаза от затопившего комнату света. Со слитным грохотом с потолка рухнуло полдюжины решеток. Группа людей в промокшем камуфляже спрыгнула следом и открыла огонь.

— Контакт! — крикнул Харахел в вокс, пока лазерные заряды барабанили по броне.

— Сколько? — Барбело повернул голову, когда редкие вспышки огня осветили коридор за спиной.

— Контакт прямо, — Мейон вскинул болт-пистолет и открыл огонь, когда лаз-заряды посыпались из коридора перед ними.

— Микос, — вызвал Барбело другого Расчленителя и следом за Мейоном открыл огонь по врагам впереди, — помоги Харахелу.

Не дожидаясь подтверждения, сержант отключил ком. Он не хотел отвлекаться, он желал прочувствовать это мгновенье и насладиться убийством.

Нападавшие на Харенхела несли имперских орлов на забрызганной грязью форме. «Предатели», — зарычал он и скрипнул зубами, когда лаз-заряд ударил в шлем. Харахел сжал эвисцератор обеими руками и повернул рукоять, чтобы активировать силовое ядро.

Гигантское лезвие зарычало — зримое проявление гнева, кипящего в его венах. Он ринулся на предателей, игнорируя жалящие броню шарики огня.

Харахел усмехнулся — предатели стояли на месте. Он разорвал первого диким ударом снизу-вверх, разрубив от паха для плеча. Едва две половины туловища упали на пол, воин развернулся и рассек другого от таза до грудной клетки. Третий умер, когда он закончил движение, эвисцератор рассек голову и прошел через ребра.

Мейон насчитал пятнадцать дульных вспышек. У предателей в засаде был удручающий численный перевес. Трусы укрылись за перевернутыми контейнерами и листами металла, которые они вытащили из пола. Мейон полоснул по баррикаде очередью из болт-пистолета. Его улучшенный слух уловил различие в звуках, когда массивные реактивные заряды молотили по металлу или разрывали плоть. Двенадцать дульных вспышек. Слева пистолет Барбело зашипел и выстрелил, бросив мерцающую плазму вниз по коридору. Баррикада взорвалась синей вспышкой, когда выстрел попал в цель. Люди закричали — раскаленные осколки искромсали их тела. Другим повезло больше, они умерли сразу, как только их поразила плазма. Мейон знал, что Барбело под шлемом улыбался. Всклокоченный предатель споткнулся о труп своего приятеля и свалился не на ту сторону коридора. Он отчаянно возился на четвереньках, стараясь пробраться к оружию. Мейон выстрелил ему в голову.

Омывшись кровавыми брызгами, столкнувшись с врагом, чьи доспехи покрывали потроха их приятелей, предатели отступили. Один остался на месте. Он посмотрел на Харахела расширенными глазами и сорвал гранаты с разгрузки. Харахел обезглавил его, когда пошел в атаку. Гранаты выпали из пальцев безголового трупа. Облако огня и осколки хлестнули по броне. Масса предупреждений вспыхнуло на ретинальном дисплее Расчленителя… Харахел сморгнул их прочь. Его броня осталась неповрежденной.

Впереди предатели сгрудились за колонной. Он увидел страх на их изможденных лицах, когда появился невредимым из пламени. Харахел услышал характерный щелчок установки на место лазерных силовых модулей. Это было оскорбительно, думать, что колонна как-то защитит их от его гнева. Огромный Расчленитель зарычал, металлический резонанс нашлемного усилителя сделал звук звериным. В воздухе повеяло аммиачной вонью. Он улыбнулся, ведь кто-то из предателей явно обмочился.

Харахел бросился на них. Последние несколько ярдов он преодолел прыжком и ударил эвисцератором сквозь колонну. Лезвие обдало его искрами и фаршем из плоти, когда прошло через металл столба и тела двух ближайших предателей. Люди умерли, вопя, адамантиевые зубья сорвали плоть с их костей и подбросили ее в воздух. Харахел одним движением освободил оружие и покалечил другого предателя, когда возвращал клинок в защитную позицию.

Раненый предатель завопил и сделал выпад штыком. Харахел уклонился и ударил врага в голову, расколов череп и швырнув обломки зубов в лицо грузного воина, который возился с переключателем шокового молота. Человек вскрикнул от боли, уронил оружие и схватился за разорванное лицо. Харахел сцепил руки на голове человека и сжал их, сокрушив череп.

— Трусы, — прорычал он, и швырнул дергающееся тело в толпу удирающих предателей.

Пять дульных вспышек сверкнули на Мейона из-за баррикады. Ошеломленные предатели палили наобум. Он прицелился в ближайшего.

— Побереги боеприпасы, — Барбело вытянул руку, блокируя выстрел. — Мы почти достали их, — он зарычал, когда лаз-заряд отскочил от наруча. — Сангвиний!

Барбело рванулся в атаку, взбешенный жалкими попытками его убить.

Мейон прекратил огонь. Барбело сейчас сгинул, сгинул в гневе, который все они разделяли. Рев цепного меча следовал за сержантом в кучу предателей.

Барбело перепрыгнул через баррикаду и приземлился на покрытого кровью предателя. Ребра сломались под ударом и вонзились во внутренности. Барбело опер колено на лицо человека, и когда поднялся, вдавил череп предателя в пол.

Мейон проломился сквозь баррикаду, прорубился через обгоревший контейнер и выпотрошил предателя, который за ним прятался. Кровь и внутренности плеснули на шлем. Датчики отрегулировались, позволяя ему видеть сквозь тину из мяса. Справа предатель развернулся, чтобы сбежать. Мейон бросил боевой нож. Лезвие возилось беглецу в спину и вышло из груди. Человек упал лицом вперед, клинок лязгнул об пол. Мейон свирепо усмехнулся. Он повернулся, ища новую жертву, но Барбело лишил его этого. Сержант проломил кулаком грудь орущего человека, потом наступил ботиком на голову другого и превратил ее в кашу. Мейон вернул свой нож, Барбело следом за ним двинулся к арсеналу, жгуты кишок и мясо свисали с его перчатки.

Нисрок слушал перестрелку на открытом вокс-канале. С каждым залпом он все больше завидовал братьям. Расчленитель должен сражаться в авангарде, по локоть в крови врага, а не прикрывать тыл, как какой-нибудь стратег из Имперских Кулаков. Его мускулы наполнились кровью и адреналином, тело желало поразить врага. По дисплею плавала прицельная метка, шлем уловил неосознанную разумом жажду сражения.

— Огради мой ум, чтобы он укротил жажду моей души, — Нисрок глубоко вздохнул.

Установить, почему брат-сержант Пешар не ответил на приказ оставить Арер. Определить его местонахождение, обеспечить помощь или собрать геносемя. Встретиться с флотом. Нисрок перебрал в уме цели миссии, сосредотачиваясь на них. Он не мог позволить себе потерять контроль, слишком многие уже сгинули в Гневе за прошлую кампанию. Он бросил беглый взгляд на пустынное небо. Было в этом секторе пространства нечто, выводящее его из равновесия, что-то злобное, висящее в пустоте там, где должны быть звезды. Нисрок продавил новый взрыв адреналина, он не позволит себе уступить Жажде. Он Сангвинарный жрец! Долг требовал, чтобы он управлял своим гневом. Утонуть в агонии сражения — значит забыть о будущем. Он живет, чтобы поддерживать геносемя, а значит, Орден. Без этой драгоценной связи с их прародителем у Расчленителей нет будущего.

— За Орден, — Нисрок выдохнул, выпуская последнюю каплю напряжения — битва скоро вновь найдет его.

Барбело вошел в арсенал. Мейон собирался войти следом, но остановился, когда изнутри донеслась стрельба.

Громовой рокот заполнил коридор, когда заревело тяжелое оружие. Сержант пошатнулся — крупнокалиберные заряды врезались в броню, скалывая керамит. Его выстрел ушел в сторону, когда вражеский заряд врезался в перчатку — плазменный взрыв опалил потолок. Барбело опустил подбородок и поднял плечо, по нему замолотил новый поток зарядов. Даже когда наплечник раскололся и символ Ордена рассыпался дождем керамита, сержант все равно шагнул вперед.

Мейон узнал резкий лай автопушки, когда предатели обрушили огонь на Барбело — броня сержанта не выдержит. Мейон бросился вперед, швырнул в комнату осколочную гранату, схватил Барбело за горжет и втащил его в коридор.

— Как ты смеешь! — сержант зарычал на Мейона и ударил его через плечо по шлему.

Мейон пораженно выругался. С дисциплинированной сдержанностью он подавил разгорающийся гнев.

— Успокойся брат. Продолжать было бы безумием.

Мейон контролировал голос, но поднял взгляд, чтобы смотреть в глаза Барбело. Он прикрыл челюсть, готовясь получить новый удар. Но поза Барбело изменилась, и Мейон расслабился — сержант вернул контроль над эмоциями. Предатели продолжали стрелять, заряды вылетали в коридор и врезались в стену напротив.

— Ты попусту тратишь время, брат, — Барбело указал на дверь, через которую все больше зарядов вылетало в коридор. — Они укрепились за заграждением. От твой будет пользы, как от щепки…

Мейон поднял руку, стрельба прекратилась. Его усиленный слух уловил лай каждого заряда, покинувшего ствол автопушки, а эйдетическая помять зафиксировала каждую гильзу, которая упала на пол. Магазин оружия был все еще наполовину полон. Предатели не перезаряжали, они выманивали их.

Барбело тоже это знал. Взбешенный очевидной уловкой сержант шагнул к двери. Мейон схватил его за наруч.

— Брат… — Мейон знал, что за красными линзами шлема глаза сержанта были куда красней, в них пылал гнев. — Ты умрешь.

Харахел стоял на коленях среди трупов, кровь капала с его брони, оружие жужжало вхолостую. Он смотрел на уцелевших предателей, которые удирали к двери. Трусам это не удалось. Иконка Микоса загорелась на дисплее Харахела, когда Расчленитель подошел к входу снаружи. Харахел увидел свет от запальника его огнемета, когда тот загорелся во мраке. Несколько предателей увидели воина и остановились, рухнув на пол, совершенно сломленные. Другие продолжали бежать, слишком испуганные, чтобы ясно мыслить. Харахел почуял вонь страха, когда выстрел Микоса накрыл их волной горящего прометия. Пламя смыло плоть и обратило в пепел кости. Он видел, как они горели, хрупкие фитили, поглощенные алчным пламенем. Трусливые и храбрые, они все погибли.

— Ты ранен? — спросил Микос по закрытому каналу. Он знал — друг не захочет, чтобы о его состоянии знал кто бы то ни было, кроме, пожалуй, апотекария.

Харахел не отвечал, его взгляд застыл на гаснущих угольках на трупах предателей. Оба его сердца стучали в груди как поршни гигантского двигателя, работающего на запахе крови, который заполнил сознание воина. Кипящая темнота грозила затопить разум и сокрушить самоконтроль. Он сорвал шлем, заревел и вонзил эвисцератор в бронированный пол. Воин обхватил рукоять обеими руками, прижал голову к лезвию и начал молиться:

— Император, благослови меня волей Твоей. Наполни меня праведным адом, чтобы я сжег жажду крови. Император, охрани меня от темноты моей души.

— Тамбур умиротворен, выдвигаюсь к вашей позиции, — голос Микоса донесся через коммуникатор в шлеме Мейона.

— Коридор очищен. Двигайся и помоги нам, — ответил Мейон и повернулся к Барбело,

— Микос на подходе.

Сержант кивнул, его коммуникатор все еще был отключен.

Оружие предателей затихло, когда два Расчленителя скрылись от них, прижавшись спинами к стене коридора. Но в душе Мейона не было и намека на тишину. Пульс стучал в голове, как племенной барабан, которым жители его деревни зазывали бродячих карказавров на Великом Празднике. Руки дрожали, как земля под гигантской рептилией, когда она шла сквозь джунгли. Каждая генетически улучшенная клетка в теле побуждала его ворваться в комнату и разорвать предателей на куски, насладиться их агонией, напиться их крови. Мейон сжал кулак и ударил по аквиле на нагруднике. «То, что вас взлелеяло — разрушает вас. Или победите свой дар или умрите». Капеллан Апполл сказал это Мейону, когда он был всего лишь послушником. Как и учил капеллан, он сосредоточился на оружии, ощутил вес пистолета и баланс клиника. Мейон должен быть, как они — яростным и упорным в сражениях, холодным и бесстрастным в передышках. Он поглядел на Барбело. Сержант будет бороться со своим кровавым гневом. За столетия жизни Барбело убил больше врагов Трона, чем Мейон и остальное отделение вместе взятые. Влечение Барбело к насилию было сильней, его тяжелее отвергать. Мейон размышлял, что он сделает, если сержант уступит своим желаниям, если он…

— Я готов, братья, — голос Микоса привлек внимание Мейона. Другой Расчленитель посмотрел на разбитый наплечник Барбело, но уж конечно не стал справляться о здоровье сержанта.

Барбело кивнул на дверь.

Мейон сдвинул переключатель на болт-пистолете и перевел оружие на полностью автоматический огнь. Он просунул ствол оружия в комнату и выпустил очередь. Человек закричал, когда взрывчатые заряды пронеслись через комнату.

Микос припал к полу и послал в зал поток огня. Горящий прометиум охватил заграждение и стал пировать спрятавшимися за ней трусами. Предатели вопили.

Барбело нырнул в комнату. Мейон услышал, как он сделал три выстрела и голодное рычание цепного меча, когда оружие резало кости.

— Арсенал занят, — голос Барбело донеся из кома мигом позже. — Апотекарий, немедленно присоединись к нам.

Нисрок склонился над трупом Расчленителя. В опаленном нагруднике космодесантника зияла дыра. Плоть вокруг нее была сплавлена с броней, темные потеки окружали рану, как сеть.

— Мельта или взрывчатка на фузионной основе, — Нисрок говорил для встроенного в шлем рекодера, фиксируя выводы. — Высокий уровень проникновения предполагает детонацию в непосредственной близости. — Нисрок выдвинул иглоподобный датчик из нартециума и вонзил его в рану. Брат Хаамиах, вторая рота. Строчки биометрических и биологических данных начали прокручиваться по дисплею апотекария после того, как датчик проанализировал кровь Расчленителя. Нашлись и частицы человеческой плоти, смешанной с плотью Хаамиаха. Предатель заплатил жизнью, чтобы установить заряд.

— Мейон, буду признателен, — Нисрок подвинулся, чтобы дать место другому Расчленителю.

— Честь для меня, брат, — Мейон кивнул и опустился на колени рядом с телом Хаамиаха. Мейон в отделении был ближе всего к тому, что можно назвать капелланом. Он учился у легендарного Апполла. Большая часть Ордена ожидала, что Мейон пойдет по стопам Верховного Капеллана. Но он не мог, пока не мог. Он был не готов признать, что Расчленители обречены. Мейон склонил голову.

— Император, служение слуги Твоего подошло к концу. Даруй ему мир. — Мейон сотворил знамение аквиллы перед нагрудником и встал. — Я буду ждать тебя в коридоре.

Нисрок перевел дух. Из всех его обязанностей эта была самой важной и самой тяжкой. Только смерть положит конец служению, аксиома, возможно, справедливая для солдат Имперской Гвардии или сестер Адептус Сороритас, но не для сына Сангвиния. После смерти космодесантник должен был отдать кое-что еще. Преобразующие прогеноиды, имплантированные в его тело, должны быть возвращены Ордену, чтобы их вручили следующему поколению претендентов. Только с помощью сбора желез Орден Расчленителей мог продолжать бороться за выживание. Без драгоценного геносемени они не смогли бы противостоять врагам Императора.

Апотекарий раздвинул свой редуктор и вонзил полую иглу в шею Хаамиаха. Игла вздрогнула от усилия, когда наконечник сомкнулся вокруг первой железы. С влажным шипением железу засосало через иглу в нартециум. В углу дисплея Нисрока замигал зеленый значок. Железа была благополучно возвращена и сейчас замораживалась для транспортировки в родной мир Расчленителей. Нисрок включил костную дрель. Добраться до второй железы было труднее.

Тридцать минут ушло, чтобы прорезать магнитные печати на двери стратегиума. Еще десять понадобилось, чтобы прикрепить мельта-заряды к поршням. Амару оставил ремонт «Ворона», чтобы следить за работой. Он направлял Хархела, который орудовал промышленным лазерным резаком с той же легкостью, с какой другие носили болтеры.

— Готов взрывать, брат-сержант, — Амару отвернулся от огромной двери и направился назад к «Ворону». Силы Хаоса были менее чем в часе пути, и у него все еще оставалась масса работы.

— Приготовились, — приказ Барбело прошипел в ухе Мейона (шторм продолжал мешать вокс-связи). Он проверил счетчик патронов на болт-пистолете и активизировал цепной меч, ветер полностью заглушал рев оружия. Слева и справа братья готовили собственное оружие. Огнемет Микоса висел у него на боку, пламя запальника останется потушенным, пока они не войдут. Мейон балансировал на ногах, перемещая вес вперед.

— Начали! — по команде Барбело Амару взорвал заряды.

Шарниры разлетелись один за другим, как бешеный пульс колоссального зверя. Дверь вылетала со своего места и упала на землю в дюйме от Барбело и его отделения. Под шлемом губы Амару дернулись в намеке на улыбку. Его вычисления были безупречны.

Мейон сорвался с места раньше, чем дверь упокоилась в грязи. Адреналин захлестнул его, когда он рванулся в тамбур стартегиума. Предупреждающие руны заполнили дисплей шлема.

— Оборонные турели, — слова Мейона слишком запоздали. Две автопушки пробудились к жизни и обрушили на Расчленителей поток осколочно-фугасных зарядов.

— В укрытие! — Барбело выкрикнул приказ, даже когда понял, что поблизости нет ни одного. Все они были зажаты в поджидавшем их стратегеуме.

Мейон вздрогнул и упал на колено, когда заряд попал в бедро. Барбело покатился по полу, когда орудие прочертило очередь в его сторону. Нисрок развернулся на месте, подставив спину, чтобы уберечь геносемя в нартециуме. Взрывающиеся заряды врезались в его ранец и повалили на землю. Мир Микоса почернел, два заряда разорвали его наплечник и разбились о шлем. Аток дернулся и уронил болтер, когда взрывчатые заряды раскрошили его нагрудник.

Харахел скрипнул зубами, когда иконка Атока исчезла с периферического дисплея.

— Прости меня, брат, — он забросил эвисцератор за плечо и два магнитных замка закрепили его на спине.

— За Орден! — Харахел поднял труп, словно щит, и как мог, быстро рванулся к орудиям. Гнев толкал его вперед, пока беспощадные заряды молотили по трупу Атока. Орудия игнорировали других Расчленителей, сосредоточившись на непосредственной угрозе. Бесконечные попадания разбили броню Атока как стекло, голова Расчленитиля укатилась прочь, а руки и ноги превратились в кашу.

Харахел заревел, когда оказался за внутренним диапазоном датчиков обеих турелей. Бросив обрубок трупа Атока, он размахнулся эвисцератором, чтобы поразить ствол ближайшего орудия. Пушка взорвалась, когда детонировал снаряд внутри патронника. На броню Хархела обрушился град осколков. Он не обратил на него внимания, как и на болевые сигналы, замигавшие над левым глазом. Воин выругался и обрушил клинок на другое орудие, меч перерезал подачу боеприпасов. Оружие выпустило очередь и заскрежетало, оставшись без патронов. Харахел опрокинул его пинком, и начал топать, пока не раскатал по полу оружейной камеры.

— Орудие нейтрализовано.

Мейон вместе с Барбело и Харехелом двинулся к лестнице, которая вела во внутреннее святилище.

Нисрок оторвался от пола. Аварийные сигналы затопили его дисплей. Попадания по ранцу повредили источник энергии. Он проверил отдачу. Она продлится час, в лучшем случае, два.

— Микос? — призыв Нисрока остался без ответа. Он повернулся к другому Расчленителю.

— Нормально, апотекарий, — прорычал Микос и швырнул разбитый шлем через всю комнату. — Поверхностное ранение.

Апотекарий бросил взгляд на товарища. На месте правого глаза воина чернела дыра, а лицо сплошь покрывали струпья.

— Как скажешь, брат, — Нисрок переключился на свой вокс. — Приказы, брат-сержант?

— Мы продвигаемся к внутреннему святилищу. Займи нижний уровень.

Огонь из лазгана ударил в Мейона, когда он переступил порог командного святилища и начал зачистку слева. Он поднял болт-пистолет и выстрелил двум предателям в грудь. Их тела отбросило назад, мерцающие пульты покрыло кровью и потрохами. Третий предатель открыл огонь из болтера, но не справился с отдачей, выстрелы только разбили ряд инфо-экранов.

— Орудия Императора служат только его слугам, — Мейон всадил два заряда в человека, размазав его внутренности по стене.

Харахел вошел следом за Мейоном и двинулся направо. Три человека преградили ему путь. Он отшвырнул их прочь и обезглавил двух одним взмахом клинка, а третьего убил страшным ударом головой. Впереди паникующий предатель возился с гранатометом. Харахел оторвал голову у ближайшего трупа и бросил ее во врага. Жуткий снаряд врезался в предателя, пробил грудину и остановил сердце.

Барбело вошел в зал последним. Он направился вперед и увидел предателя в тяжелой шинели, с плазменным пистолетом в руках. Человек выстрелил. Сержант пригнулся. Плазма полыхнула в воздухе и расплавила стену там, где мигом ранее была голова воина.

Человек снова выстрелил.

— Во имя…

Барбело, дернулся влево и выстрелил сам, его заряд испарил голову и плечи врага прежде, чем предатель закончил фразу.

— Мы не услышим имя твоего мерзкого бога, еретик, — Барбело выстрелил снова.

Плазменный заряд, в треске синей энергии уничтожил то, что осталось от трупа комиссара предателей.

— Святилище занято. Нисрок, статус?

— Они держали здесь своих раненых, — услышал Мейон пришедший через коммуникатор доклад Нисрока. — Сопротивление было минимальным. Нижние залы очищены.

Нисрок вошел во внутреннее святилище и увидел Амару, тщательно изучающего главную информационную консоль. Нано-провода и соединительные волокна технодесантника были подключены в каждое доступное инфо-гнездо.

— Брат Аток? — Барбело стоял спиной к двери и говорил не поворачиваясь, его взгляд застыл на настенных экранах.

— Его служение законченно. — Нисрок коснулся нартециума. — Его геносемя будет жить. Его смерть послужила этой цели.

Барбело повернулся к апотекарию, и немного помолчал прежде, чем заговорить:

— А его тело?

— Его… — Нисрок запнулся. Тела, где тела?

— Микос, — другой Расчленитель услышав зов сержанта, разом расправил плечи. — Доставь тело Атока и его оружие в «Грозовой ворон».

— Тела, — слово сорвалось с губ Нисрока.

— Что еще, апотекарий? — решетка микрофона на шлеме Барбело не смогла скрыть его раздражения.

Нисрок обвел взглядом зал. Броня Харахела была испещрена вмятинами и зарубками. Понож Мейона покрыт трещинами. Расчлененные трупы предателей валялись на полу, как безумная мозаика.

— Где другие тела? — повторил Нисрок мучающий его вопрос.

— Что?

— Здесь было размещено десять наших братьев. Мы нашли только одного — брата Хаамиаха. Где другие? Нет ни одного их следа, ни внизу, ни здесь, в святилище. Они же должны где-то быть.

— Я согласен, брат, это странно. Но у нас нет времени, — Барбело отвернулся к монитору, — враг приближается со всех сторон. Через тридцать восемь минут их авангард войдет в контакт с нами.

— Тогда мы должны найти время. Мы должны найти их. Мы должны вернуть их геносемя и почтить их смерть.

— А что, если их тут нет? Что, если они теперь пепел, который несет шторм?

Тон Барбело не допускал пререканий, но Нисрок упорствовал:

— Тогда мы оплачем потерю воинов и потерю их дара. Но прежде мы должны все проверить. Мы должны убедиться.

Барбело угрожающе повернулся к Нисроку:

— Враг превосходит нас тысяча к одному.

Нисрок шагнул к Барбело.

— Смерть ничего не значит, пока живет геносемя.

— И кто же соберет наше геносемя, когда мы ляжем мертвыми под беззвездным небом этого мира?

— Мы должны…

— Нет! — Барбело прижался лбом ко лбу Нисрока. — Амару ремонтирует «Ворон». Как только мы получим данные с когитаторов базы, мы уходим. У тебя есть время до этого момента.

— Очень хорошо, — Нисрок отступил и начал поворачиваться. — Но знай, меня совсем не радует, что придется доложить о нашей мисси, как о провале Верховных Жрецов.

Барбело зарычал. Он никогда не подводил Орден. Его руки напряглись на цепном мече. Он должен выпотрошить Нисрока. Окрасить белый нагрудник кровью лицемера. Краем глаза он увидел, что Мейон и Харахел подошли ближе. Расчленители молчали, но Барбело сомневался, что они будут просто стоять и смотреть, как он убивает апотекария. На дисплее вспыхнуло предупреждение, что он может раздавить рукоять цепного меча. Сержант изо всех сил боролся с гневом. Сейчас не время.

— Тогда иди. Ищи других. Мы сделаем то, что должны.

Нисрок опустил голову:

— Спасибо, брат.

Барбело зарычал:

— Не дави на меня, апотекарий, — его голос был холоден как космос. — Харахел… — сержант отвел взгляд от Нисрока, чтобы успокоиться. — Пойдешь с ним.

Харахел молча шел рядом с Нисроком, когда они приблизились к пристройке часовни. Это единственное место в лагере, которое Расчленителям осталось изучить. Если от отряда Хаамиаха остались хоть какие-то следы, они должны быть там. Хроно на дисплее шлема Харахела вел обратный отсчет от тридцати. Он выключил его, неважно, успеют ли они покинуть Арер до удара сил Хаоса. Будет он биться здесь, или его перебросят в другой мир — это не имело значения, до тех пор, пока он сражается, до тех пор, пока он убивает. «Кровь» — мысль ворвалась в его разум как вторгнувшаяся армия. Слюна наполнила рот, ноздри раздулись, вынюхивая артериальный сок. Кровь — Харахел жаждал крови.

— Мы на месте, — голос Нисрока протрещал в ухе Харахела и вывел его из оцепенения.

Харахел зажмурился, выгоняя из головы туман.

— Что-то случилось?

— Нет, все нормально, — Харахел отцепил от спины эвисцератор.

— Подожди, — Нисрок поднял руку. Он обошел Харахела, приблизился к панели доступа на двери часовни и снял латную перчатку. Апотекарий стер грязь с консоли и прижал ладонь к биометрическому сканеру. Древняя машина засветилась зеленым, когда признала генетический код Нисрока, как принадлежащий космодесантнику. С шипением арочные двери открылись внутрь.

Харахел заворчал и последовал за апотекарием.

— Сначала враг соприкоснется с нами здесь, — говорил Барбело, пока гололитическое изображение лагеря вращалось в воздухе между ним и Мейоном.

— Я бы предположил, что наиболее вероятная цель здесь, — Мейон указал на изогнутые стены, которые образовывали восточную часть центрального двора.

— Нет, они будут ожидать, что там мины. Чуть больше пригоршни взрывчатки обрушит на них скалы. — Барбело указал на главный вход. — Они нападут отсюда.

Мейон присмотрелся к гололиту. Сержант был прав. Если бы база была полностью укомплектована, то атаковать по широким дорогам и главным коридорам было бы самоубийством. Но теперь широкие проходы позволят врагам накопить силы и разбить Расчленителей.

— Что это за место? — он указал на темное пятно за арсеналом. — Его не было на схемах инструктажа.

— Это… — Амару замолчал, пока его импланты просеивали лагерные базы памяти в поисках ответа. — Это ракетные шахты. Система поверхность-орбита. Бесполезны против наземных целей.

— Мы не можем рассчитывать защитить весь комплекс, поэтому займем оборону здесь, — Барбело указал на проходы, которые выходили из главных коридоров и спускались к внутреннему двору. — Уничтожим эти четыре прохода и разобьемся на пары, чтобы прикрыть оставшиеся два…

— Четверо против… — Мейон повернулся к Амару.

— Четыре тысячи семьдесят восемь отдельных целей.

Мейон усмехнулся:

— Кажется, крови будет достаточно даже для Харахела.

— Я думаю, что могу помочь уровнять шансы, — пока Амару говорил, на гололите появилось изображение «Ворона». — С машины можно снять болтеры «Ураган» и ракетную установку, — оружейные системы отделились от корпуса аппарата, иллюстрируя мысль технодесантника. — Их несложно было бы превратить в турели.

— Что насчет «Ворона»? — лицо Мейона застыло. — Внутренний двор неприкрыт, один шальной снаряд из осадной пушки…

— Мы можем не волноваться об артиллерии, — перебил Барбело. — Я сражался с этим врагом прежде. Они похожи на нас.

Мейон пристально посмотрел на сержанта:

— Ты сравниваешь нас с Архиврагом?

— Ты сражался вместе с ротой Смерти нашего Ордена?

Мейон кивнул, его смутная тревога при упоминании проклятых воинов Ордена усилилась. Черный Гнев был генетическим проклятием, которое угрожало уничтожить всех сыновей Сангвиния. Как только пораженный Расчленитель терялся в боевом огне, его здравомыслие сменялось отчаянной жаждой насилия. Те, кто уступил безумию, вступали в ряды чернодоспешной роты, где быстро находили искупление в смерти.

— Как и наши братья в черной броне, враг, с которым мы столкнулись, сгинул в жажде крови. Их питает неутолимая ярость, они вечно жаждут боя. Они захотят попробовать нашу кровь, когда будут нас убивать, — Барбело взвесил в руке цепной меч. — Они не будут атаковать издалека.

Когда вой шторма остался снаружи, часовню наполнила тишина. Харахел обогнал Нисрока, его глаза приспосабливались к изменению освещения — ряд люминаторов с гудением заработал на потолке, заполняя коридор спокойным желтым светом имперской церкви, предназначенной для религиозных церемоний и жизни кардиналов.

Харахел почуял запах крови. Он коснулся рычажка переключателя своего эвисцератора.

— Приготовились.

Нисрок поднял болт-пистолет и позволил его прицелу передавать данные на дисплей шлема. Он не собирался подвергать сомнению инстинкты Харахела.

Из вестибюля они вошли в Зал Утешения, длинный коридор с одноместными молитвенными кельями через каждые несколько метров. Два космодесантника замерли. Запекшаяся кровь и куски мяса покрывали пол перед ними, словно царский ковер порожденного варпом чудовища. Нисрок встал на колени и выдвинул датчик из своего нартециума, чтобы взять кусочек крови. Линии генокода высветились на дисплее, когда датчик закончил анализ.

— Выпотроши их Сангвиний! — апотекарий ударил кулаком по полу, расколов металлическую обшивку. — Эта кровь Ордена.

Харахел сжал рукоять оружия, когда его пульс начал ускоряться. Он сглотнул, пытаясь прекратить выделение слюны.

— Кровь взывает к крови, — Харахел читал боевую молитву, подавляя желание разнести стены.

— Главная часовня в дальнем конце, — сказал Нисрок, когда хроно высветило предупреждение на его дисплее. — Время…

— Двигайся за мной, — Харахел включил эвисцератор, колючие лезвия оружия нетерпеливо резали воздух, разыскивая то, что можно разорвать. — Если кто-то покажется, стреляй в них. — Харахел выплюнул слова через озеро слюны. Он наклонился и согнул и колени.

Нисрок кивнул и вбил новый магазин в свой болт-пистолет.

— За Орден! — Харахел рванулся вперед, сервомоторы в его броне зажужжали, когда он набрал скорость. Усиленная мускулатура бедер с помощью двигателей в керамите и ярости, бросила воина вперед со скоростью, невероятной для его массы.

— Первый, чист. Второй, чист, — Харахел набегу смотрел налево и направо, корректируя Нисрока, когда оптические и аудио датчики его брони за секунду проверяли и фиксировали положение каждой кельи. — Третья…

Лаз-заряды ударили Харахела с двух сторон.

— Контакты на пять и девять! — Харахел продолжал бежать, игнорируя слабую стрельбу из келий. Большинство выстрелов прошли мимо, воин промчался перед выходами из келий, прежде чем нападавшие смогли прицелиться. Только горсть зарядов попала в броню и поцарапала краску. Харахел зарычал. Комбинация голосового усилителя шлема и акустики зала, усилили эффект, пока звук не затопил зал, как рев ужасного зверя.

— Продолжай двигаться, — Нисрок открыл огонь. Болт-пистолет дернулся в руке, когда он подстрелил трех предателей, растянувшихся на полу, их головы сорвало с истощенных плеч. — Тыл зачищен.

Харахел подал знак, что понял и рванулся вперед. Он приближался к последним кельям. На его прицельной схеме высветлись данные, отслеживающие траекторию трех сфер размером с кулак, которые катились по коридору.

— Гранаты! — проревел Харахел апотекарию.

Когда устройства взорвались, воин бросился в ближайшую келью, и укрылся от пламени и осколков которые вырвались из них. Он услышал приглушенный крик и душераздирающий треск, когда кости обитателя кельи сломались под его огромной массой. Харахел фыркнул и схватил мертвеца за череп.

— Харахел? — голос Нисрока потрескивал в его ухе.

— Я цел, — Харахел появился из кельи, неся голову мертвеца со спинным мозгом, его латную перчатку покрывала пленка крови.

— Путь очищен, брат.

— Нет, есть еще один слева, — Харахел бросил вырванную голову в келью напротив.

Человек закричал и рефлекторно выстрелил, когда на него с влажным чавканьем упала голова.

Нисрок вошел в келью, предоставляя доспехам отфильтровать запах экскрементов. Во рту человека было дуло лазгана. Его глаза вытаращились, когда поднялись на Расчленителя. Апотекарий зарычал. Человек затрясся и рефлекторно нажал на спуск. Лаз-заряд вырвал кусок черепа и покрыл стену за человеком перегретым мозгом. Когда Нисрок повернулся, то увидел, что Харахел стоит на коленях, шлем воина был отброшен. Вены на лбу Расчленителя грозили прорвать кожу, обильно тек пот. Нисрок сделал пробный шаг к Харахелу, его пальцы легли на спуск болт-пистолета.

— Отойди! — Харахел протянул руку к апотекарию.

Нисрок сопротивлялся желанию выстрелить.

— Контролируй себя! Сейчас не время. Архивраг взял жизни наших братьев. — Нисрок указал на арочные ворота часовни, — мы должны узнать, что за этими дверями.

Харахел ничего не сказал, слюна капала из его рта, прожигая пол.

— Встань, Расчленитель! Как только мы вернемся на Викт, ты можешь доложить капеллану Апполлу, и я уверен, он примет тебя в роту Смерти. Но сейчас ты должен встать, или Император помоги мне, я пущу болт в твой толстый череп.

Харахел поднял голову, чтобы посмотреть на апотекария налитыми кровью глазами.

— Встань. — Нисрок протянул Харахелу шлем. — Используй свой гнев для чего-то полезного, например, для того чтобы пройти через ту дверь.

Харахел взял шлем и установил его на место.

— Никогда больше не угрожай мне, брат.

Он изучил сварные швы на дверях часовни. Кто-то заварил их с внешней стороны. Он отступил, а потом ринулся вперед, бросив бронированное плечо на линию сварки. Металл прогнулся. Харахел поднял колено и пнул, двери сломались вовнутрь. Ряд подвешенных люминаторов замигал, когда он вошел в зал.

— Император спаси нас…

 

II

Искалеченные трупы восьми Расчленителей пятнали изогнутые стены часовни. Пригвожденные собственными мечами, они висели как кошмарные лики святых, украшающие реклюзиам Кретации. Их броня была раскромсана и покрыта выбоинами от множества ударов. Шлемы сорваны с крепящих замков, горжеты искорежены. От лиц остались только иссохшие маски, покрытые окровавленными волосами.

— Кровь Сангвиния, — Нисрок упал на колени, осквернение плоти братьев потрясло его.

— Кровь принесет кровь, — рыча от усилий, Харахел вырвал клинок из ближайшего трупа. Мертвый Расчленитель с глухим стуком упал на пол. Харахел изумленно посмотрел на дыру в стене часовни. Клинок прошел через камень и металл под ним.

— Чтобы сделать это, понадобилась большая сила.

Нисрок кивнул и внимательно осмотрелся. Гипсовая отделка и фальшивая кладка стен остались неповрежденными. Каменные плиты, которые вели к высокому деревянному алтарю, были безупречны, за исключением темного пятнышка от случайной капли крови.

— Их убили не здесь, — Нисрок встал. — Нет следов сражения. Кто-то принес их сюда, — апотекарий проталкивал слова сквозь скрипящие зубы. — После.

Харахел зарычал.

— Брат-сержант, — вызвал он Барбело по воксу. Пока воин ждал ответа, в ушах шумели помехи. — Император прокляни этот шторм.

Расчленитель ударил по стене, та пошла трещинами и в воздух поднялось облако гипса.

— Докладывай, — протрещал в ответ голос Барбело.

— Мы очистили часовню, — Харахел сделал паузу, пока по каналу прокатился взрыв помех. — Восемь наших братьев здесь.

— Статус?

— Мертвы. Все, — Харахел отвел взгляд от трупов, его кулаки сжались от едва сдерживаемой ярости, когда он посмотрел на выгравированную на полу аквилу.

— Покажи мне.

Харахел закрыл глаза. Ему совершенно не хотелось второй раз смотреть на бойню. Он активировал визуальный канал и повел головой вокруг, передавая другим то, что фиксировала оптика.

На вокс-канале долго царило молчание.

— Нисрок, забери то, зачем пришел. Харахел, встречай нас в «Громовом Вороне», — прохрипел Барбело сквозь новую волну помех.

Шесть минут. Обратный отсчет продолжался на краю периферийного дисплея Мейона. Армия Архиврага была почти на пороге.

— Пусть они приходят, — прорычал он, закрепляя последний мельта-заряд на поперечной балке, которая поддерживала потолок. Взрыв был направленным и воин позаботился, чтобы удар ушел в сторону от того места, где встанут он и Микос.

— Брат, — голос Харахела прохрипел по защищенному каналу, — Тогда, в арсенале, мы распотрошили предателей без проблем. С теми, в командном центре, было не труднее.

Мейон знал, к чему вел товарищ.

— Да, у меня возникла та же мысль.

— Как могли такие… такие отбросы, — выплюнул Харахел, — одолеть наших братьев? Те слабаки, наверное, с трудом подняли бы цепной меч, не говоря уже о том, чтобы вонзить его в твердый камень.

Мейон вывел счетчик, отмечавший процесс загрузки, данных на передний план дисплея своего шлема. Он двигался вниз медленно, как тяжелое дыхание умирающего.

— Если Император пожелает, мы проживем достаточно долго, чтобы все узнать, — Мейон вздохнул и сморгнул счетчик прочь.

— Штурмовики. Спускаются во внутренний двор, — голос Амару прорезался на главном канале, оборвав ответ Харахела. Технодесантник был все еще занят лагерными базами данных и увидел атаку Архиврага через связь с датчиками «Ворона». Отряд штурмовиков Архиврага был для него объемными красными метками, которые плыли по небу, увеличиваясь по мере приближения.

— Я фиксирую шестерых… — Амару замолчал, производя вычисления. — Харахел, ты не успеешь перейти двор, прежде чем они спустятся.

Харахел вышел из часовни и зарычал в черноту беззвездного неба Арера, его улучшенные глаза искали огни реактивных ранцев.

— Я не вижу врага.

— Уверяю, брат, они приближаются.

— Они всего лишь авангард, — прорычал Барбело по воксу, его нетерпение прорывалось в каждом слове. — Харахел, игнорируй их и двигайся к моей позиции. Менее чем через пять минут нас атакуют главные силы. Амару, прикрой его.

Технодесантник мигнул Барбело подтверждающей иконкой и сосредоточился на общении с духом машины «Ворона». Разум аппарата был безмолвен, почти в спячке. Он сопротивлялся мягким запросам Амару, блокируя попытки технодесантника пробудить себя.

— Моя кожа для тебя, — глубже погрузившись в аппарат, технодесантник пригласил дух машины в свою броню. Контакт отозвался судорогой в мышцах, когда он получил доступ к оружейным системам «Ворона». Амару направил энергию в снятые с корабля и превращенные в турели штурмовые пушки.

— Сражение, — прошептал в голове технодесантника дух машины, когда пришел в готовность.

Красные отметки запульсировали на дисплее Амару, когда враг приблизился к сфере действия оружия. Он перевел спаренные пушки в боевой режим, стволы издали металлическое шипение, автозагрузчики наполняли их боеприпасами.

— Враг, — громыхнул дух машины «Ворона» и промчался через разум технодесантника с рокотом реактивного выхлопа. Теперь дух пробудился, он облачился в «Ворон» как в доспех из бронированных керамитовых пластин и управлял орудиями своих турелей также легко и точно, как Расчленитель клинком.

Зубцы звуковой волны промчались через дисплей Амару, когда аудиодатчкики «Ворона» зафиксировали рев вражеских реактивных ранцев. Космодесантники Хаоса запустили свои двигатели, чтобы замедлить спуск.

— Уничтожить еретиков, — технодесантник призвал машину открыть огонь.

Разъяренный дух машины пришел на помощь. Двенадцать стволов спаренных штурмовых орудий открыли огонь и наполнили небо миниатюрными подобиями звезд. Пойманные врасплох, космодесантники Хаоса налетели прямо на залп. Первые трое умерли в один миг, их броня и плоть разлетелись на куски под непрерывным градом бронебойных зарядов.

Харахел проделал две трети пути через двор, когда штурмовые орудия открыли огонь. Он рискнул взглянуть в небо и увидел артериально-красную броню воинов Архиврага. Их нагрудники были сделаны в виде ужасных горгулий, они рычали на воина из темноты. Взрывы зарядов поразили ближайшего предателя и в потоке пламени оторвали его двигатели. На остатке импульса предатель полетел вниз к Харахелу. Расчленитель улыбнулся и, ударив падающего десантника эвисцератором через грудь, разорвал его пополам. Другой враг врезался в землю мигом спустя, Харахел продолжил движение и распорол тело предателя своим гигантским оружием. Расчленитель прикусил губу и, наслаждаясь вкусом собственной крови, тяжелыми шагами направился к Барбело и будущей резне.

Амару видел, как «Ворон» продолжает целиться и стрелять. Он чувствовал, что его пульс ускорился вместе с резким хрипом стволов штурмовых орудий, когда они закрутились… Еще несколько красных отметок исчезли с его дисплея, размолотые безупречным огнем машины. Технодесантник мог ощутить холодный гнев духа машины, его жажду насилия и самозабвенную радость, с которой тот уничтожал врага. Он задыхался, сжимая кабели, которые соединяли его с лагерными базами данных, и боролся с желанием разорвать связь. Он должен быть снаружи с «Вороном», должен сражаться, убивать. Его тело задрожало, когда он попытался совладать со своими желаниями. Загрузка заканчивалась, любой перерыв сейчас испортит данные. Эмоции духа машины грозили его поглотить, Амару опустился на одно колено и яростно закричал.

— Моя работа — железо, мои желания — сталь, — технодесантник прижал кулак к геральдической шестерне на левом наплечнике, и прорычал свой символ веры. — Я не дрогну, я не склонюсь.

Отбившись, он навязал духу машины приказы и обратил свой разум прочь, разрывая связь с «Вороном» и неистовством снаружи.

Тяжело дыша, Амару сосредоточился на завершении операции.

— Нет истины вне фактов, это — оплот будущего. Защищай его хорошо.

Завершив загрузку, Амару отключился от баз лагеря и, выполнив обряды запоминания, спрятал инфо-хранитель в своей броне. Технодесантник медленно выдохнул, когда сумрак «Ворона» и лагерь ушли, а его мир вернулся в прежние границы.

Автономный в своей броне, он ободрился, ощутив холодное прикосновение бионики и аугметики, которая перемежала его тело. Механика совершенна там, где тело имеет изъян, машинные компоненты будут еще долго функционировать после того, как Гнев увлечет его плоть к разрушению.

— Загрузка завершена, — сообщил он через вокс остальному отделению и встал.

— Нисрок, статус? — голос Барбело потрескивал в воксе.

— Мне нужно три минуты.

Когда Мейон услышал ответ апотекария, хроно счетчик на его дисплее высветил единицу.

Он неподвижно стоял в темноте. Его взгляд замер на тяжелых взрывоустойчивых дверях в дальнем конце коридора, когда хроно счетчик, парящий на краю периферийного дисплея, высветил ноль. Атака началась. Если Барбело был прав, и этот враг действительно воюет как Расчленители, то они налетят на внешние стены со всей яростью своего презренного бога. Мейон представил, как снаружи силы Архиврага обрушиваются на лагерь. В атаке бронетехники главную роль играют осадные танки «Поборник». Они начинают опустошительную бомбардировку, поддерживая «Носороги» и «Секачи», из которых вырываются потоки штурмовых отрядов. Над головой рвутся осадные снаряды, а штурмующие используют мельты и трещащие громовые молоты, чтобы закончить работу — проломить вход в лагерь. Сейчас они прорываются внутрь, к нему и другим, как рой саранчи, в котором каждое насекомое — берсеркер.

Но пока, все оставалось по-прежнему, взрывоустойчивая дверь была невредимой. Мейон слышал только мягкое урчанье своей брони и шум ребризера. Его мускулы дрожали. Желание вырываться со своей позиции и встретить вражеский авангард, было почти непреодолимым.

— Чем дольше ты ждешь, тем больше крови сможешь пролить, — Микос успокаивающе положил руку на его наплечник, угадав настроение брата. — Побереги свою ярость, мы скоро окунемся в их потроха, — Микос махнул мечем в сторону двери, когда с той полетели искры.

Мейон кивнул, позволив словам Микоса приглушить зов насилия, который звенел в его уме, как призывающий гонг древней арены. Другой Расчленитель выглядел странно в шлеме Атока. «Аток», — гнев Мейона вспыхнул с прежней силой, когда он подумал о смерти брата. Суставы сжимающих оружие рук побелели внутри латных перчаток, он отчаянно нуждался в том, чтобы кого-нибудь разорвать. Новая вспышка раскаленного металла загорелась во мраке. Воин сморгнул прочь бессчетные тактические значки с дисплея. Он собрался убить все, что пройдет через двери и кроме этого ничего не имело значения.

Дождь искр превратился в ливень, когда Архивраг усилил атаку на дверь. Пульсирующая янтарная линия прошла через центр, деля дверь пополам от пола до потолка.

— Идут, — Мейон присел и подал Микосу знак сделать то же самое.

Резка остановилась. Линия сварки висела в темноте, горящая и мягкая как свежий шрам. Тишина затопила коридор, грозя похитить остатки сдержанности Мейона.

Огромная металлическая лапа проломила центр двери. Пневматические поршни шипели и плевались, когда вытянувшиеся пальцы согнулись в поисках чего-то, что можно разорвать. Аудио звукоподавители в шлеме Мейона заработали, чтобы отфильтровать мучительный визг металла, когда рука дернулась назад, зацепила дверь, сорвала ее с петель и утащила в темноту. Миг спустя лапа и присоединенное к ней громыхающее тело предстали на обозрение.

— Дредноут, первый коридор, — сообщил Мейон, сопротивляясь желанию открыть огонь из болтера. Он не мог себе позволить впустую тратить боеприпасы. Даже тяжелые реактивные заряды добьются всего лишь пары царапин на краске надвигающегося бронированного монстра. Ужасное слияние космодесантника и технологии — дредноут был более серьезным противником, чем он и Микос могли рассчитывать остановить без посторонней помощи. Высокий шагатель протопал по обломкам дверей, ввалился в коридор и открыл огонь.

Мейон бросился на пол.

— За Орден! — проревел он, дергая рубильник, который сделал для него Амару. На потолке одна из ракетных установок, снятых с крыльев «Ворона», пробудилась к жизни и в вихре пламени обрушила свой заряд на шагатель.

Первая из ракет врезалась в саркофаг дредноута, взорвалась и расколола его бронированную оболочку. Миг спустя заработала вторая ступень, которая пробила ослабленный металл, вогнала третью боеголовку в сердцевину дредноута и взорвалась. Пламя охватило шагатель и обвило его, будто саван. Заряды автоматической пушки рвали стены и потолок, пока дредноут продолжал стрелять.

Мейон запустил в металлическую тварь следующую ракету. Из динамиков дредноута вырвался пронзительный вопль, и он вскинул когтистую лапу. Основная боеголовка врезалась в лапу и превратила ее в ливень серебряных осколков. Оставшиеся боеголовки ударили в бок дредноуту и взорвались с достаточной силой, чтобы завершить работу и прикончить шагатель Архиврага.

Чудовищный рев затопил коридор, когда воины в кроваво-красной броне полезли на Расчленителей через тушу дредноута. Микос заревел в ответ, вскочил, шагнул вперед и окатил врагов струей жидкого пламени. Воины Архиврага бежали сквозь огонь, не обращая внимания на пузырящуюся броню и плоть, которая стекала с них как вода.

Мейон встал справа от Микоса, его болтер полыхнул в темноте, когда он послал очередь в толпу врагов. Каждый раз, когда Мейон видел врага, с его губ срывалось проклятие. Их красная броня казалась издевкой над сыновьями Сангвиния. Там где нагрудник Мейона нес аквилу, а наплечник символ Ордена, броня врага была инкрустирована медными черепами и богохульными рунами.

— Мы не удержимся здесь, — огнемет Микоса мигнул и потух, его резервуар опустел. Оставив оружие висеть на ремне, он выхватил болт-пистолет и продолжил стрельбу. В тесноте коридора он не мог промахнуться, каждый заряд находил свою цель. Он в упор выстрелил в грудь врага, потом еще дважды. На таком расстоянии даже силовая броня мало защищала, болты вылетели из спины в потоке крови.

Мейон держался справа от Микоса, его болтер работал в режиме автоматического огня, пока счетчик зарядов не высветил ноль. Перезаряжать не было времени, следующий враг был уже рядом.

— Микос, падай!

Микос упал на землю, схватил ближайший труп и прикрылся мертвецом. Мейон поступил так же. За их спинами болтер системы «Ураган», который они сняли с корпуса «Ворона» открыл огонь. С оглушительным ревом три спаренных болтера обрушили на коридор бурю зарядов. Зажатые стенами коридора и подталкиваемые в спину толпой бойцов, воины Архиврага неосторожно попали под залп. Они умирали кучами, их туловища превращались в кашу, а конечности отлетали прочь.

Мейон лежал под дергающимися трупами полудюжины врагов. Его пульс барабанил, двойные сердца отзывались эхом на зов «Урагана». Запах крови и сожженной плоти был удушающим. Он лежал в растущей луже крови, она текла с лежащих над ним трупов, и воин застывал в густой вязкой жидкости, которая грозила его поглотить.

— Император, обрати мою жажду к твоей непреклонной воле, — Мейон сосредоточился на данных, отображенных на дисплее шлема, обратив мысли к тактическим проблемам, которые вызывала орда берсеркеров, и прочь от горящей в венах жажды крови. Счетчик боеприпасов турелей мчался к нолю.

— Две секунды, — губы Мейона беззвучно повторили предупреждение для Микоса, воин загнал в болтер последний магазин.

«Ураган» взревел последний раз и замолчал, его магазины опустели. Мейон начал стрелять поверх своего укрытия из трупов. Мертвые враги громоздились друг на друге как красные мешки с песком. И всё же они наступали. Он открыл огонь и отправил еще две твари в перекрывшую коридор кучу трупов. На Мейона накатил запах прометия и горелого мяса, когда враги обратили огнеметы на своих мертвецов, чтобы прожечь путь к Расчленителям. Гнусное клацанье в патроннике сорвало проклятье с его губ, когда болтер выплюнул последний заряд. Он отбросил бесполезное оружие и обеими руками схватил цепной меч.

— Я — Его мщение!

— Харахел! — крикнул Барбело гигантскому Расчленителю, вырывая цепной меч из грудной клетки врага.

Харахел не слышал, его внимание приковали трупы трех космодесантников Хаоса, которых он только что убил.

— Харахел, отступай!

Харахел проигнорировал сержанта и бросился назад в толпу врагов. Уклонившись от цепного топора, он бросил врага в стену и раздавил его череп между рокритом постройки и керамитом наплечника. Харахел улыбнулся, взмахнул эвисцератором по крутой дуге, и врубился в наступающую толпу краснодоспешников.

— Прокляни тебя Император.

Неповиновение подчиненного вырвало из губ Барбело проклятие, у шеи мелькнул ревущий цепной меч. Он откинулся назад, насколько позволяло равновесие. Зубцы оружия вспыхнули, когда задели горжет. Зарычав, он выпустил плазменный заряд в ухмыляющийся шлем, испарив космодесантнику Хаоса голову и туловище. Обезглавленное тело дернулось и исчезло в свалке краснодоспешников.

— Харахел! Когда они пересекут линию, я взрываю, — Барбело вытащил боевой нож, позволив дымящемуся пистолету с пустым силовым модулем упасть на пол. — Харахел!

Харахел замотал головой, высматривая сержанта. Барбело пробивал путь из схватки, сражаясь сразу с двумя космодесантниками Хаоса, каждый из которых дрался парой мечей. Болт срикошетил от наплечника Харахела. Он не обратил на это внимания, страшным ударом свернул шею одного врага, и пинком сломав ногу другого. Отступление противоречило всем его инстинктам. Столкнувшись с неистовой жаждой убийства, долг отошел на второй план. Горящий в жилах Харахела гнев был ненасытен. Ревя как безумец, он продолжал атаку. Позади него Барбело отступал под яростными ударами.

Тревожные био-данные затопили дисплей Барбело. Шальной заряд попал ему в шлем и ошеломил достаточно, чтобы враг зацепил его за пояс рычащим лезвием и бросил на землю. Он попытался сосредоточить взгляд, но голова звенела. Боль впилась в него, когда клинок вгрызся в спину. Стиснув зубы, воин вытащил из-под трупа болт-пистолет. Крутанувшись, он перевел его на полный автомат и выпустил половину обоймы в голову несостоявшегося убийцы. Предатель затрясся и упал. Окруженный и тяжело раненый, Барбело знал, что у него мало шансов встать на ноги. Я искуплен. Гордый, что остался хозяином своего гнева, что его броня не будет испачкана чернотой безумия, сержант стиснул руку на детонаторе. Кретацианский символ опасности вспыхнул на его дисплее, предупреждая, что он в пределах радиуса взрыва.

— Во имя Его.

Барбело выпустил нажимную пластинку.

Мельта-заряды вспыхнули, опоры коридора взорвались ливнем осколков, проход заполнил расширяющийся огненный шар. Харахела бросило, как лист в урагане, его швыряло об стены и землю. Аварийные руны заполнили ретинальный дисплей, когда огонь потек по броне, испытывая керамит на прочность. Список предупреждений был бесполезен, Харахел не успел осмыслить их прежде, чем обрушился потолок и его мир померк.

— Геносемя в безопасности. Продвигаемся в «Ворон».

Мейон силился разобрать голос Нисрока через стук своих сердец и рев меча, потрошащего очередного врага.

— Понял, — прорычал он и повернулся к вражескому цепному мечу. Он отбил оружие вниз, чтобы открылась шея врага, и вонзил боевой нож в трахею космодесантника Хаоса. Мейон немедленно освободил клинок и вогнал его в лицо другому прислужнику Темных Богов.

— Если мы не доберемся туда через две минуты — уходите.

— Помоги вам Сангвиний.

Мейон не сомневался, что апотекарий уйдет без него. Силы Архиврага окружили воина. С его брони была содрана краска и знаки различия. Глубокие рваные раны покрывали руки и туловище. Мускулы горели от усталости. Скоро даже его неукротимая сила подойдет к концу, и враг убьет его. Только гнев удерживал воина на ногах, позволяя продолжать битву. Смерть пыталась коснуться воина, но неутолимая жажда сражения отталкивала ее.

«В глазах смерти вы ярость. В ее цветах вы возрожденные жнецы. Никто не скроется от вашего гнева», — вспомнил Мейон молитву, которой капеллан Апполл побуждал Роту Смерти к войне. До сих пор, он лишь касался рычащего в нем зверя. Прежде он не смел полностью отдаться шепоту, царапающему его разум. Но здесь, на беззвездном Арере, во тьме коридора, Мейон перестал сопротивляться. Он позволил опуститься красному туману, чтобы осветить его мир вихрем крови. Он ощущал, что гнев поглощает его, тень в разуме…

Стаккато мини взрывов вырвало Мейона из горячки. Он ощутил, что давление врагов за спиной ослабло и можно отступить. Он рискнул взглянуть через плечо и увидел Амару. Технодесантник стоял в середине коридора как мстительный демон, четыре руки его серво-упряжи плевались смертью из множества лазерных резаков и плазменных горелок. В живых руках Амару нес силовой топор, Кровавую Шестерню. Технодесантник выковал оружие сразу после возвращения с Марса. Искрящееся лезвие было сработано в виде зубчатого колеса гигантской машины. Оружие совершенной красоты и ужасной силы, оно было венцом искусства Амару. Кровавая Шестерня поднялась и упала, как рычажок в старинном стенотипе, когда технодесантник зарубил воина Архиврага беспощадным ударом.

— Быстро, брат, отступай, — крикнул Амару и разрубил другого космодесантника Хаоса от плеча до таза. — Отступай, немедленно.

— Микос, — Мейон осмотрелся. Он давно потерял из виду другого Расчленителя, но его иконка все еще горела. Он был жив, по крайней мере, сейчас. — Мы не можем бросить его.

— Они скоро опомнятся.

Мейон проигнорировал предупреждение технодесантника, и проломился мимо другого врага туда, где ретинальный дисплей указывал местоположение Микоса. С огромным усилием он отбрасывал трупы, пока не увидел знакомый пепельный шлем.

— Я нашел его, — Мейон всадил цепной меч в бедро наступающего противника, схватил Микоса за наруч и вытащил из-под горы мертвецов.

— Ты сможешь его нести? — Амару не хотел никого оскорбить.

Мейон зарычал, высвободил меч из вражеской плоти и обезглавил космодесантника Хаоса.

— До Кретации и обратно, — рыча от напряжения, он поднял Микоса на плечи.

Технодесантник кивнул и отрубил вооруженную руку очередному предателю, прежде чем снести ему голову. Ярость Амару была методичной, агрессию плоти умеряла холодная эффективность его машинной составляющей. Мейон завидовал спокойствию воина. Хотя он знал, что когда-нибудь ярость технодесантника вырвется на свободу. В тот день Мейон пожалел бы врагов Ордена.

Амару выдернул топор из нагрудника космодесантника Хаоса и бросил через голову Мейона пылающий контейнер.

— Бежим.

Харахел оттолкнулся от земли и поднял плечами груду обломков и трупы с оторванными конечностями. Он чувствовал, как под броней ускорились двойные сердца, чтобы насытить кровоток обезболивающим. Злые руны вспыхивали на дисплее оптики шлема, когда она попыталась и не смогла сфокусироваться. Линзы были расколоты. Вскочив, он выплюнул проклятие и снял разбитый шлем. Оружейники Ордена получили новую работу. Он прикрепил шлем на бедро и перевел дыхание, пока глаза приспосабливались к темноте. В воздухе повисла густая тишина. То была почти болезненная разница, с какофонией сражения которой предшествовал взрыв. Харахел прислушался — нет ли врага — но не услышал ничего, кроме своего дыхания. Взрыв уничтожил коридор, его подпирал разбитый рокрит и мертвецы. Расчленитель стал искать свое оружие, шаря по обломкам и телам рядом с ним.

— Сгнои тебя туманы, — сказал он. Ругаясь от усталости и злости, Харахел пнул в грудь космодесантника Хаоса. Керамитовый череп, украшавший нагрудник воина, раскололся от удара. Не было и следа эвисцератора. Его оружие исчезло. Харахел пошатнулся вперед и ухватился за упавшую опорную балку. Впереди было движение. Две фигуры — одна присела над другой. Он пошел к ним на ватных ногах, стараясь остаться в сознании.

— Нисрок? — крикнул Харахел, обезумев от химии, которая поддерживала его, пока тело исцелялось. — Брат?

Он приблизился и остановился, когда рассмотрел броню присевший фигуры. Она была не белая, как у апотекария, и не темно-красная, как у Барбело, но яркая, артериально-алая. Харахел шагнул вперед и увидел, что Барбело лежит у ног фигуры. Нагрудник сержанта был вскрыт, а органы разбросаны по земле. Харахел оскалился и зарычал.

Сгорбленная фигура повернулась и выпрямилась. Свежая кровь окрашивала гротескные доспехи, очерчивая контуры медных символов разрушительных сил. Черепа на ржавых цепях громыхнули, когда космодесантник Хаоса встал. Он был движущимся подобием смерти. Оскверненный цепной топор залаял в его руке.

Харахел схватил шлем и, забыв о ране, шагнул к врагу. Он отомстит за сержанта. Предатель заплатит за кровь.

— Черепа для Его трона, — проревел воин Архиврага через решетку микрофона в форме черепа, и бросился на Расчленителя.

Харахел перехватил руку врага, когда тот рубанул цепным топором, крутанулся и впечатал свой шлем в голову предателя. Потом ударил локтем в левую линзу врага. Предатель взревел, когда осколки бронестекла вонзились в глаз, и судорожно ударил свободной рукой. Челюсть Харахела сломалась, когда кулак в латной перчатке врезался в незащищенное лицо. Харахел изо всех сил удерживал вооруженную руку противника и, выплюнув кровь и зубы, ударил по оставшейся линзе предателя. Боль пронзила череп Харахела, его усиленный скелет запротестовал против такого обращения. Голова предателя дернулась назад, и он потерял равновесие.

— Умри! — заревел Харахел и удалил шлемом по голове космодесантника Хаоса. Хватка врага на цепном топоре ослабела. Расчленитель бил снова и снова используя шлем, как молот, и швырнул предателя на колени. Цепной топор загремел по земле, когда враг лишился сознания.

— Умри! — тело предателя обмякло, но Харахел держал его и продолжал молотить. — Умри! Умри! Умри!

Только когда его шлем был искорежен до неузнаваемости, а голова врага превратилась в кровавые брызги на стене, Харахел позволил телу упасть. Гигант Расчленитель хрипел от усталости, кровь предателя капала с его лица. Он зарычал и стиснул кулаки, борясь с желанием проломить стену.

— Огради меня от потребности в крови. Дай моей душе броню против Жажды. — Харахел посмотрел вниз на труп Барбело. — Позволь мне убивать тех, кто хулит твоих сынов, — чуть успокоившись, Харахел опустился на колени и снял шлем Барбело. — Прости меня, — сказал он, и возложил шлем на свою голову. Оба ретитнальных дисплея загорелись символами соединения, когда шлем сержанта синхронизировался с его броней. Харахел вызвал иконки отделения и порадовался, что браться еще сражаются. Харахел забросил тело Барбело на плечо, подобрал упавший цепной топор и отправился к «Ворону». — Ну, брат, нужно пролить еще много крови.

«Ворон» превратился в пылающий остов из обугленного метала и разбитого керамита. Внутренний двор был занят. Вражеские штурмовики сидели на верхних платформах как птицы падальщики, их оружие высматривало цели. Больше полудюжины утроились на корточках и возились с ранами, которые перед гибелью нанес им «Ворон».

— Мерзавцы! Сангвиний выпей вас досуха, — Нисрок открыл огонь и разнес ближайшего врага градом зарядов. В разуме Расчленителя не было места страху. Если он пойман в ловушку на Арере, то будет убивать врагов, пока смерть не придет, чтобы остановить его. Апотекарий нырнул под прикрытие металлического контейнера, когда к нему рванулись убийственные болты и выстрелы мельт.

— Я во внутреннем дворе. «Ворон» уничтожен, — голос Нисрока, когда он говорил в вокс, был напитан яростью. Движение слева привлекло его внимание. Он открыл огонь, прижав к земле пару космодесантников Хаоса, которые пытались окружить его.

— Кровь Сангвиния. Что теперь? — прорычал по воксу Харахел.

Новый поток зарядов врезался в укрытие Нисрока и заставил его присесть, пока он перезаряжал болтер.

— Мы сражаемся, мы…

— Я знаю выход, — перебил Амару.

— Объясни… — Нисрок замолчал. Враг прекратил стрелять. Инстинктивно его губы беззвучно произнесли руну, которая призывала остальное отделение к спешке.

— Апотекарий! — слово было искажено ревом, его пытался произнести голос, непривычный к речи. — Я буду пировать твоими сердцами и наслаждаться семенем твоих братьев.

Краем глаза Нисрок заметил еще четырех космодесантников Хаоса, которые наводили на него оружие. В отчаянье он скрипнул зубами. У него был один выход — встретить врага лицом к лицу.

— Нет, пока я дышу! — Нисрок вытащил цепной меч и оказался перед врагом. Космодесантник Хаоса был даже большим гигантом, чем Харахел, его бронзовую броню покрывали тонкие трещины, там, где она пыталась сдержать искаженную массу.

— Скажи мне, — гулко прорычал Нисрок, — чью кровь вкусит мой клинок? — говоря, апотекарий активизировал визуальный канал, передавая отделению расположение космодесантников Хаоса.

— Крикхан, Кулак Кхорна, — прорычал предатель и бросился на Нисрока.

Амару выбежал из простреливаемого коридора, Мейон мчался следом.

— Отступай к ракетной шахте, — технодесантник упал на колено, уклоняясь от потока плазмы, руки его серво-упряжи развернулись и открыли ответный огонь. Хаосит с плазменным оружием умер моментально, разорванный беспощадными лазерными резаками.

Мейон пробежал мимо технодесантника, с Микосом на плечах. Его раздражало, что он остался без оружия, но не было времени остановиться и найти другое. Болты гнались за ним по пятам и выбивали фонтанчики грязи. Он выругался, ему отчаянно нужно было открыть ответный огонь. На дисплее вспыхнули злые руны, когда от поножей полетели осколки.

— Куда?

— Назад через арсенал, — Амару приходилось перекрикивать рев болтера. — Последний коридор.

Харахел чувствовал, как дергается тело Барбело, когда по нему молотили болты. Рыча, он спрятался за сломанной секцией крыла «Ворона». Одинокий кусок металла торчал в земле как часть промышленной скульптуры. Взрыв гранаты обдал воина осколками. Грохот напомнил ему кретацианскую грозу. Впереди он увидел Нисрока. Апотекарий был на краю гибели. Громадный воин склонился над Расчленителем, его убийственные намерения были очевидны. Харахел зарычал и бросил цепной топор в спину космодесантнику Хаоса. Высокий воин заревел и качнулся вперед от удара.

— Встань и убей его, — крикнул Харахел Нисроку.

Космодесантник Хаоса отвернулся от Нисрока, и вытащил топор из спины. Апотекарий из последних сил рванулся вверх и вонзил нож в шею врага. Тело предателя задрожало, когда его мозг умер. Нисрок поймал труп, прежде чем он упал, и использовал его как щит от двух космодесантников Хаоса, которые немедленно открыли по нему огонь. Он подтащил болтер мертвого воина и подавил огневые точки точными выстрелами.

— Харахел, двигайся! Я прикрою тебя.

Амару слишком поздно понял, что космодесантник Хаоса приземлился позади него. Его серво-упряжь яростно заискрила, ее конечности обмякли, когда воин архиврага рассек управляющие волокна. Амару ударил по сбрасывающему замку, откатился, встал и развернулся лицом к врагу. Он шагнул вперед и обрушил Кровавую Шестерню на плечо предателя, разрывая ему грудную клетку.

Заряд ударил Мейона в наплечник, когда он зачистил преддверие арсенала. Другой заряд попал в живот. Он упал и Микос рухнул вместе с ним. Он встал на четвереньки и попытался сосредоточиться. Все было смутным и темным, как будто он был в подводном туннеле. Боль вырвала рычанье из горла. Рана была тяжелой.

— Вставай, — Харахел схватил Мейона за ранец и поднял.

— Микос…

— Я займусь, — Харахел толкнул Мейона дальше в арсенал и наклонился подобрать Микоса

— Где Амару? — Нисрок отступал в зал, в каждой его руке лаял болтер.

— Идите в третью стартовую, — Амару указал на проход, ведущий из тыльной стороны арсенала. — Вперед!

Пыль наполняла ракетную шахту, и Расчленители просто купались в рокритовом порошке. Амару использовал последний мельта-заряд, чтобы обрушить коридор и создать баррикаду между ними и Архиврагом. Он надеялся, что это даст им достаточно времени.

В центре зала стояла единственная ракета, чье основание исчезало под землей, а верхушка была на несколько ярусов выше контрольной платформы. Платформы с лестницами извивались вокруг ракеты между жгутов кабелей и топливных шлангов, соединяя ярус с верхушкой боевой системы.

— У нас мало времени, — Амару указал на верхушку ракеты. — Быстро в нос.

— Что? — Мейон замер, сомневаясь, что правильно расслышал технодесантника.

— Это — оборонная ракета Марк-XV, в ее носу относительно просторно. — Амару вытащил плазменный резак из своего набора и передал Мейону. — Проделайте этим вход и запечатайте, как только окажитесь внутри.

— А ты?

— Я останусь здесь обеспечить ваш отход.

Мейон хотел заговорить, но технодесантник поднял руку.

— Ракета не стартует сама.

Другой Расчленитель мрачно кивнул и взял плазменный резак.

Амару схватил Нисрока за наруч когда тот проходил мимо.

— Подожди, — он протянул свой топор апотекарию. — Орден сегодня понес достаточно потерь.

Нисрок молча прижал руку к наручу Амару и взял оружие.

Головная часть была тесной, Расчленители едва втиснулись бы туда вчетвером. Нисрок забрал геносемя из тела Барбело, пока Мейон прорезал для них люк. Останки сержанта остались лежать на платформе. Мейон прогнул кусок брони обратно, заварил его плазменным резаком и втиснулся между Нисроком и Харахелом. Микос был все еще без сознания, и оставался на ногах только потому, что ему было некуда упасть.

— Мы внутри, — передал Нисрок по закрытому каналу Амару.

— Проследи, чтобы Табрис освятил Кровавую Шестерню. Ее дух силен, она хорошо ему послужит.

— Она снова вкусит плоть, — ответил Нисрок. Табрис был учеником Амару, технодесантником — послушником. То, что Амару оставил ему оружие, демонстрировало веру воина в способности ученика. Нисрок проследит, чтобы Мастер Оружейник узнал о желании Амару. — Смерть найдет тебя, брат.

Амару ничего не ответил. Он вытащил из брони кабель и подключил его к консоли запуска. За ним силы Архиврага уже прорвались через обломки. Он слышал, как они идут по коридору. Не было времени выполнить правильное освящение или обряды запуска. Дух ракеты был древним. Он надеялся, что тот не будет оскорблен. Старт. Амару передал ракете команду. По ногам пошла дрожь, упаковка дребезжащих фляжек съехала с ближайшей консоли. Когда ракета пришла в движение, пронзительно завопили сирены. Технодесантник отключил их. Датчики и толстые связки кабелей отлетели от ракеты, когда гидравлика привела ее в боевое положение. Грохот усилился. В полу шахты открылись отверстия для отвода выхлопных газов. Амару закрыл их створки. Заурчали двигатели. Заревело еще больше сирен, когда системы безопасности обнаружили блокировку системы отвода, Амару заставил их замолчать и поднял ракету через шахту к стартовой позиции.

— За Орден.

Поток пламени вырвался из сопла ракеты, как выдох разъяренного дракона, толкая ее вверх на столпе расширяющегося пламени. Мир Амару мгновенно сгорел, показатель температуры на его ретинальном дисплее полыхнул красным, когда выхлоп опалил его. Второе предупреждение на долю секунды мелькнуло перед глазами, прежде чем он и все остальные в лагере были сожжены.

Магнитный лифт зашуршал останавливаясь. Он вошел в коридор, и его бронированные ботинки глухо стукнули о настил палубы. Он остановился на миг, усиленные глаза напряглись, чтобы приспособиться к мраку. И не смогли. Проход был затоплен полной непроглядной темнотой, вызванной давно забытой технологией, которая бросала вызов даже самому совершенному ауспику. На проходах этого уровня, нужно было либо точно знать, куда ставишь ногу, либо упасть и найти гибель в недрах древнего корабля. Он шел по проходу и, не раздумывая, поворачивал, следуя узору, отпечатанному в его эйдетической памяти. Его шаги ускорились, когда он ощутил прилив ярости, кровь барабанила в венах, раздраженная утомительностью пути. Он остановил и сделал глубокий вдох, успокаивая разум. Он не мог позволить себе роскоши поддаться своей низменной природе. Такие дела были его бременем, и некоторые тайны не предназначались для света.

Дверь скользнула, открыв затемненный зал. Он шагнул внутрь, и дверь закрылась за спиной. Слабый свет пустого пикт-экрана бросал тени на лицо единственного обитателя зала.

— Где ты нашел их? — как всегда голос был угрожающим. Задумчивость была лишь оболочкой скрываюшей ярость, которая делала его таким опасным воином.

— Крейсер «Зазубренный клинок» перехватил их только за системой Арера. — капитан Аратон подошел ближе, свет пикт-экрана озарил его темно-красный нагрудник. Зазубренное лезвие, украшавшее броню, высветилось угрожающе четко.

— Выжившие?

— Только трое, лорд. Четвертый… — Аратон замолчал, не зная как продолжить. — Четвертый, брат Микос, был убит в пути.

— Объяснись.

— Он стал жертвой… гнева. У других был небогатый выбор.

— Проклятие?

— Возможно, но Нисрок полагает, что это нечто большее, нечто худшее, — Аратон повернулся к пульту и вывел изображение на пикт-экран. — Эти данные были получены от эвакуировавшегося отделения, — капитан шагнул от экрана и отступил в темноту.

++ Рекордер 3: Святилище: I808 ++

Святилище ожило. Люди лезли через консоли и инфо-хранилища, когда взрывы разрушили зал. Отставшего ударило в спину, так что его закрутило в воздухе, а туловище превратилось в кровавый фарш. Гвардейская форма выдавала в них Ангорианских Стрелков — полк расположенный на Арере. Фигура ворвалась в комнату, слишком быстро, чтобы рекодер смог ее захватить. Она неслась в кучу гвардейцев. Те попытались бежать. Яростный удар цепного меча и отрубленная голова, крутясь, пролетела мимо линзы рекодера.

Офицер встал и закричал, призывая своих людей отступить. Его доспех почернел и выщербился, истощенное лицо было заляпано грязью. Осколки летели вокруг него как болт-заряды, взрезаясь в консоль, за которой он прятался. Он снова закричал и стал поднимать на ноги человека рядом.

Струя раскаленного пламени пролетела над консолью и испепелила обоих потоком горящего прометия.

++ Запись прервана ++

++ Рекордер 7: Бараки: I827 ++

Два отделения Ангорианских Стрелков укрылись за рядом поваленных рундуков. Стволы их лазганов жарко вспыхнули, когда солдаты обрушили поток огня на дверной проем. Два предмета прилетели из-за пределов охваченных камерой. Серый дым заполнил экран.

Когда он рассеялся, стала видна груда исковерканного металла, баррикада ангорианцев была разрушена. Трупы половины из них валялись на обломках рундуков, осколки металла торчали из их тел. Фигура шагнула из дверного проема, ее бронированная спина закрыла экран. Гвардейцы открыли огонь. Неуязвимый нападавший, начал стрелять в ответ. Легко узнаваемые вспышки из дула болтера освещали ангорианцев, когда они отлетали разорванные реактивными зарядами

Нападавший повернул свой темно-красный нагрудник…

++ Запись прервана ++

++ Рекордер 19: Арсенал: I901 ++

Воин в темно-красной броне бежал по коридору под градом лаз-зарядов, его нагрудник опалило множество попаданий. Впереди из дула вырвалась яркая вспышка. Крупнокалиберные твердотельные заряды яростно хлестнули пол и стены, когда к нападавшему потянулась очередь. Один заряд ударил воина в правый наплечник. Отколовшиеся куски брони ударили по рекодеру, когда воин покатился по земле. Он вскочил на ноги и бросился под огонь, его оружие осталось лежать на полу, когда воин исчез из вида.

Разрушенный коридор был пуст, осколки керамита падали на пол. Интенсивность огня уменьшилась, редкие заряды проносились вниз по проходу. Потом все стихло. Через несколько секунд бронированный воин вернулся. Кровь собиралась во впадинах его брони, которая была так выщерблена и расколота, что походила на лунный пейзаж. Кровь толстым слоем покрывала его предплечья. Кровь капала с кончиков его пальцев, оставляя жуткий след, пока воин возвращался к оружию.

++ I901: Конец сегмента ++

++ Рекордер 12: Внутренний двор: I873 ++

Расчленитель распластался на стене, один из братьев склонился над ним. Он повернулся и выдернул клинок, который вогнал в сердце. На воине не было шлема, его лицо исказилось от звериного рычания. Он стал выпрямляться, когда раскаленный заряд плазмы ударил ему в грудь.

На рухнувшего Расчленителя упала тень. Воин упер руки в грязь и попытался подняться, когда второй заряд плазмы уничтожил его голову в вихре искрящейся крови.

Тень увеличивалась, пока убийца Расчленителя не оказался прямо под рекодером. Человек посмотрел вверх прямо в линзу.

Изображение застыло, пока система рекодера анализировала лицо человека. Картинка мигнула, когда по экрану поползли данные.

Первый комиссар Морвант, приписанный к Ангорианским Стрелкам. Награжден Железной Верой за очищение Ивстиана. Последнее назначение Арер, подстанция 12BX. Текущий статус: неизвестен.

Изображение снова мигнуло и воспроизведение продолжилось.

Безжизненный взгляд человека не изменился, когда он поднял пистолет к рекодеру.

++ Запись прервана ++

Изображение исчезло, сменившись слабым гулом помех, когда экран потух.

Повисло молчание.

— Уничтожь это.

— А Арер?

— Экстерминатус, — Габриэль Сет, Магистр Ордена Расчленителей, развернулся на каблуках и направился обратно в темноту.

Ему нужно было убить мир.

 

Энди Смайли

Жажда истязателя

Аполлус вторил реву прыжкового ранца, который нес его вниз. Он жестко приземлился, разметав в стороны расчет мортиры и сокрушив наводчика под керамитовыми ботинками. Ребра противника сломались, фрагменты костей копьями впились во внутренности, и органы залило кровью. Аполлус усмехнулся. Остальные шесть членов его роты смерти, встряхнув землю, приземлились в четком строю вокруг него. Реактивные струи прыжковых ранцев сожгли плоть поверженных врагов, наполняя воздух мерзким запахом горелого мяса.

— Смерть им!

Аполлус открыл огонь из болт-пистолета, масс-реактивные снаряды унесли жизни трех врагов. Культисты Братства Изменения были повсюду. Огромная толпа в лиловых робах и ониксовых масках двигалась к нему с неудержимым рвением. Он переключил селектор огня на автоматический и снова открыл огонь. Кровавая просека пролегла в рядах культистов, их тела разорвало на куски разрывными болтами, но они не дрогнули. Не обращая внимания на потери, члены Братства набросились на Аполлуса будто одержимые. Острие шипа на конце длинного древка, с силой ударило в его наплечник. Он увернулся от удара, способного выпотрошить его, и вогнал ствол болт-пистолета в торс нападавшего. От выстрела на него посыпался град мяса и оторванных конечностей, окрасив его черный доспех в кроваво-красный.

Резкий запах крови стал удушливым. Для таящегося внутри убийцы он стал призывным зовом, манящим к стене плоти. Он отклонил удар еще одного клинка крозиусом и вдребезги разбил маску врага болт-пистолетом. От сокрушительного удара отлетел кусок черепа, болт-пистолет Аполлуса оказался забрызган мозгом. Отряхнув оружие, капеллан продолжил стрелять по бесконечно-огромной розовато-лиловой орде.

Когда-то члены братства были людьми, учеными мира-либрариума Онурис Сити, и их совета искали все, кто мог себе это позволить — от кардиналов до планетарных губернаторов. Но ситийцы отвернулись от Императора и Империума. Они принесли ужасные клятвы темным богам, сожгли свои либрариумы дотла и отвергли учение Экклезиархии.

Аполлус оскалился, расстреливая еще одну группу нападавших. Он чувствовал скверну варпа, насыщавшую их, она сочилась из их пор, будто нечестивый яд. Предупреждающая руна вспыхнули на дисплее шлема. У него остался один болт. С рычанием он сморгнул сообщение и снес голову нападавшему, луковицеобразное тело которого казалось несовместимым с костлявыми ногами, только юные аспиранты не смогли бы распознать количество боеприпасов в оружии по его весу. Аполлус закрепил болт-пистолет на магнитный зажим брони и вонзил свой боевой нож в растянутую шею ближайшего сектанта.

За спиной орудия 8-го Кадийского продолжали стрелять в отчаянной попытке удержать оборону под натиском Братства. Звуки ста тысяч лазганов трещали в воздухе, как молнии, а тысяча тяжелых болтеров продолжала свои громовые песни.

Впереди, рота смерти неумолимо продвигалась. Двуручными цепными мечами они прорубали себе путь сквозь ряды Братства. Отсеченные конечности, вращаясь, падали, подобно отвратительному граду, вырванные из искалеченных тел адамантиевыми зубами мечей космодесантников. Тем не менее, враг держался, хватая руками и ногами, царапая когтями и повисая на Расчленителях. Аполлус понимал, что, несмотря на всю ярость его братьев, в итоге они погибнут, погребенные под волной атакующей плоти.

Он дал рукам волю, его закованные в керамит кулаки крушили ребра и сносили челюсти. Им нужно было перехватить инициативу, чтобы сохранить натиск.

— За мной! — прокричал Аполлус в вокс.

Он согнул колени, целя сопла прыжкового ранца в сторону противника позади себя. Силой мысли, он активировал ранец. Культист за спиной умер в одно мгновение, испепеленный яростью пламени. Десятки других вокруг корчились, их плоть стекала с тел, превратившись в густое варево.

Бушующие двигатели швырнули Аполлуса вперед, в толпу культистов. Он прижал подбородок к горжету, используя наплечники, как таран. В полете сквозь ряды Братства он слышал лишь треск костей и хруст сломанных шей. Красные руны статуса моргнули на дисплее визора — топливо на нуле. Он нажал на крепление, и ранец слетел. Инерция пронесла его вперед еще на десять шагов. Аполлус перевернулся, опрокинув несколько нападавших, прежде чем подняться на ноги, чтобы продолжить бойню.

— Капеллан Аполлус, — протрещал в ухо голос полковника Моргольта.

Он проигнорировал его и двинулся дальше. Он поддался инстинктам и рубил врагов так, что его оружие стало размытым пятном. Кровь гудела в его жилах, двойные сердца стали хормейстерами, кричащими в танце смерти. Вот что значило быть Расчленителем. Потерять себя в радости бойни. Калечить. Убивать. Он выпотрошил одного противника, другого разрубил пополам, раскрошил сапогом череп культиста, которому мгновением ранее отрубил ногу. Густая кровь запятнала доспехи и скопилась в воротнике.

Без реактивного ранца прорубаться сквозь лес тел стало легче и быстрей. Но рота смерти уже была далеко впереди и рубила Братство в мелкие куски мяса, что соскальзывали с их брони подобно багровой слякоти.

— Капеллан, вы вышли за линию обороны. Отойдите назад к вашему сектору.

Аполлус едва замечал просьбы полковника, его внимание было приковано к чудовищному гиганту, который пытался сокрушить его парой потрескивающих молотов. У окруженного со всех сторон культистами капеллана не было пространства для маневра. Он заблокировал взмах молота крозиусом, оба оружия выпустили искры, столкнувшись друг с другом в дымке жгучей энергии. Аполлус почувствовал, что его ноги заскользили назад от силы удара. Земля была влажной и больше походила на густую пасту, взбаламученную постоянным обстрелом и двумя тысячами воинов, которые пробежали по ней. Он зарычал, перенося свой вес ниже, чтобы не упасть. Существо возобновило атаку и снова замахнулось. Аполлус шагнул ему навстречу, увернувшись от атаки, и ударил головой в челюсть. Он улыбнулся, услышав тошнотворный хруст костей. Капеллан остановился и с силой ударил существо лбом. От удара маска существа раскрошилась, и оно завопило от боли, когда осколки обсидиана впились ему в кожу. Оно выронило молоты, и потянулось руками к лицу в попытке извлечь обломки из плоти.

— А теперь умри!

Аполлус провел апперкот в грудь своего противника. Существо дико содрогнулось, кровь хлынула из разбитого рта, когда капеллан обхватил пальцами его сердце. Аполлус, ухмыляясь, сжал орган и раздавил его в кулаке. Он освободил руку и обезглавил другого культиста еще до того, как гигант рухнул на землю.

— Держать позицию! Император прокляни вас, держать оборону!

Голос полковника Моргольта стал похож на постоянное хныканье в ухо Аполлуса. В ответ он лишь рыкнул и отключил связь, одновременно вырвав крозиус из тела очередной пешки архиврага. Его обязанностью было вести роту смерти в бой, чтобы направить их ярость в сердце врага. Их гнев невозможно было удержать, но он мог быть утолен, насыщен кровью. Для них не было другого места, кроме как у глотки врага. Брат Люцифер ясно дал это понять перед отправкой на эту проклятую планету. Аполлус усмехнулся — главный библиарий Расчленителей никогда еще не говорил большей банальности. Отступить сейчас было бы равносильно тому, чтобы призвать гнев роты смерти на полковника и его солдат.

Руны предупреждения настойчиво мелькали на ретинальном дисплее Аполлуса, ауспик его брони обнаружил, что по нему стреляет артиллерия.

— Моргольт, — ощерился Аполлус.

Закрепив крозиус арканум на броне, он схватил ближайшее существо за голову. Неповоротливый предатель издал задыхающийся крик, когда Аполлус бросился на землю, увлекая за собой несчастного и прикрывшись им сверху. Звукогасители шлема активировались, чтобы защитить его слух, за один удар сердца до того, как вокруг отрывисто загрохотали взрывы.

— Я — орудие Его, Он — мой щит! — Аполлус проревел мантру сквозь стиснутые зубы, в то время как земля содрогалась от многочисленных взрывов.

Осадные снаряды взрывались с грубым ревом, раскидывая грязь и изуродованные тела в воздух, как искры от запаленного фейерверка. Пламя омыло его, сжигая кричащее существо, что послужило ему прикрытием, и закрепленные пергаменты с литаниями на его броне.

Жар расплавлял почву, его массивное бронированное тело стало погружаться все глубже в грязную землю. Биометрические данные прокрутились на его ретинальном дисплее, когда бомбардировка закончилась. Сверхмощная сила взрыва оказала воздействие на все его органы, но броня выдержала, и он уже начал исцеляться.

Пара поблекших идентификационных рун сказала ему, что Урим и Рашну попали прямо под снаряды и превратились в кровавый дождь под артиллерийским обстрелом.

— Покойтесь с миром, братья.

Когда бой закончится, Аполлус соберет все фрагменты брони, что от них остались, и отнесет их в Базилику Памяти. Они будут оплаканы, равно как и потеря их геносемени.

— Прекратить огонь! — рявкнул Аполлус в вокс.

Ответом была лишь очередь помех.

Ощерившись, он приподнялся из грязи, и выругался, когда его рукавицы скользнули в земляную кашу.

— Прекрати огонь, Моргольт, или клянусь кровью, я убью тебя!

Аполлус осмотрел разрушения. Трупы культистов устилали землю, как пурпурный камыш, скошенный ветром. Оставшиеся четыре члена его роты смерти были разбросаны в череде мелких воронок на левом фланге.

Лазерный огонь вспыхнул на краю зоны артиллерийского обстрела. Братство начало перегруппировываться. Снаряд автопушки скользнул по наплечнику, и опрокинул его обратно в грязь.

— Вперед! — взревел Аполлус, как только встал на ноги.

Но Рота Смерти уже неслась к Братству под градом лазерного огня, болтеры ревели в их руках.

— Мы — гнев! Мы — смерть!

Пламя разгорелось в конечностях Аполлуса, а ноги сами понесли его к врагу. Не обращая внимания на лазерные выстрелы, которые задевали его доспех, и твердотельные боеприпасы, которые вскидывали грязь на пути капеллана, он рвался к стене противников.

— Наш гнев не знает пощады!

Еще десять шагов, и он будет среди них. С его латных перчаток будут свисать кишки, как только он разорвет их предательские тела.

— Наши клинки не зна…..!

Что-то невидимое ударило Аполлуса в грудь, опрокидывая его наземь. Он тяжело упал, извилистая трещина прошла вдоль его нагрудника. Он застонал, поднимая голову и щурясь в попытке прояснить взгляд. Болеутоляющие впрыснулись в организм, но не смогли унять палящую боль в голове.

Враг прекратил огонь.

Кряхтя, с усилием, капеллан поднялся на ноги. Он споткнулся и неровным шагом двинулся вперед, но земля подскочила ему навстречу. Голова ударилась оземь, рот наполнила кровь. Взревев от досады, он встал на четвереньки. Он поползет, если понадобится. Только смерть остудит его ярость.

Впереди ряды Братства стояли неподвижно, насмехаясь над ним.

Лицо Аполлуса, скрытое шлемом-черепом, застыло в оскале чистой ненависти. Он обвел глазами предателей, ища признаки его роты смерти. Вспышка зеркально-черных доспехов среди лиловых одежд привлекла его внимание. Он всмотрелся еще раз, но в то же мгновение его подбросило в воздух, швырнув обратно с сокрушительной силой.

Боль горела внутри его тела, а в череп будто впивались раскаленные иглы. Он не мог двигаться, руки и ноги были прижаты к земле, как будто попали под огромную невидимую массу. Налет инея покрыл его броню и начал с шипением трескаться и видоизменяться. Запах серы заполнил воздух.

Псайкер.

Эта мысль сформировалась у Аполлуса в кратчайшее из мгновений, но не раньше, чем он увидел зеркально-черную броню еще раз, и тьма поглотила его.

Мутная вода капала на лицо Аполлуса, и он очнулся. Его голова никогда так не болела, разве что после того, как Сет победил его в дуэльной клетке. С усилием он открыл глаза и увидел толстые железные цепи, петлей обвившиеся вокруг его лодыжек. Он был обнажен, вздернут, как освежеванный грокс, в метре над землей. Его запястья тоже были скованы и зафиксированы цепью, которая проходила сквозь кольцо в голом каменном полу. Аполлус напрягся, его мышцы заходили ходуном от усилий, но тщетно. Он не мог сорвать кандалы.

— Кровь дарует мне отмщение, — сплюнул он и зарычал от досады.

Камера была плохо освещена, а в воздухе висел слабый запах прометия, который распространялся от горелок. Капеллан напрягал зрение, выхватывая отдельные детали окружения в мерцающем свете ламп. Камера была около пяти метров в длину, стены были неровными, вероятно, высеченными из твердой скалы топором и киркой. Воздух был влажным. Стены облепили густые наросты водорослей и мха.

Ничего похожего на выход не было. Аполлус закрыл глаза, ухо Лимана отфильтровало шум воды, которая продолжала капать с потолка. Замедлив дыхание, он успокоил свое сердце, барабанный бой которого упал до шепота.

Дверь была за спиной. Его кожа почувствовала легкое дуновение, проникавшее в камеру в щели у косяков. Кто-то стоял прямо за ней. Он слышал равномерные вдохи и неизменные ритмичные удары сердца скучающего часового. Слышал…

Шаги.

Аполлус сфокусировался на звуке приближающихся шагов. Судя по походке, его посетители были людьми. Два человека, один из них хромает.

Пульс охранника участился. Аполлус улыбнулся, ощущая беспокойство тюремщика.

Шаги остановились у двери, и Аполлус услышал, как двое заговорили с испуганным часовым. Кощунственные псы говорили на языке архиврага. Аполлус сжал челюсти. Хотя он не мог расслышать, что они говорили, капеллан знал тон голоса достаточно хорошо. Это было "начальство" тюремщика, он понял это безошибочно.

Дверь открылась, звук тяжелого засова, сдвинувшегося в сторону, стал приятным облегчением после хриплого, изобилующего согласными говора этих людей.

Аполлус почувствовал знакомый запах переработанного воздуха, когда дверь открылась. Камера находилась под землей; системы вентиляции прогоняли воздух через весь коридор. Он сосредоточился на воздухе, когда тот коснулся его кожи, и решил, что ближайшая вентиляционная шахта была в десяти шагах от камеры. Дверь загремела, закрывшись вновь. Она была толстой, но Аполлус был более чем уверен, что с достаточным разбегом он сможет ее повалить.

— Приветствую, капеллан.

Голос говорящего вернул внимание Аполлуса обратно в комнату. Человек вонял серой и старой кровью.

Аполлус открыл глаза, но продолжал молчать. Это была его обязанность как капеллана — выслушивать грехи своих братьев и вычленять ложь, прежде чем она даже попробует появиться на их языках. Он слушал признания от лучших из людей, обладавших властью и великой силой. Он прислушивался к сорванным голосам людей ужасных, чьи махинации могли привести к гибели цивилизаций, во время их пыток в камере допросов.

Его гость не принадлежал ни к тем, ни к другим.

— Ты хранишь тайны, капеллан, — на этот раз заговорил второй посетитель. Его голос был более глубоким, чем у первого, речь давалась ему с трудом, как будто он с трудом издавал звуки. Он наклонился, когда заговорил, держа в руках длинное лезвие так, чтобы Аполлус мог видеть засохшую кровь на зазубринах, — тайны, которые наш владыка желает узнать.

Этот человек носил лиловые одежды Братства, хотя на нем не было маски. Вместо этого кожа его лица были окрашена в черный цвет нефти. Блестящие линзы из стекла находились там, где должны были быть глаза, сверкая даже в плохо освещенной камере.

”Брат-Истязатель”.

Аполлус узнал своего гостя по многочисленным отчетам, которые он изучал. Мастера допросов Братства были печально известны по всему театру военных действий Кхандакс. Рассказы об их злодеяниях распространялись от окопа к окопу, приглушенным шепотом, что полз вдоль траншей. Звание врага ”Брат-Истязатель” стало синонимом ужаса. Офицеры в плащах из комиссариата использовали эти истории по-своему. Они держали солдат Имперской Гвардии в страхе и тревоге. Бдительность на дозорной линии была абсолютной. Попасть к ним в плен означало судьбу куда худшую, чем простая смерть.

Аполлус плюнул в лицо истязателю.

Человек упал с криком, царапая свое сожженное кислотой лицо. Его компаньон встал над ним на колени, но ничего не сделал, чтобы облегчить мучения, просто склонил голову и глядел, как кислота разъедала глаза.

— Твоя сила больше тебе не послужит, — сказал, наконец, истязатель, поднимая упавший клинок и нанося удар в бок капеллана, — долго она не продержится.

Боль была невыносимой, но Аполлус молчал.

Это было последней из его проблем. Боль — временное явления оканчивающееся отпущением грехов или смертью; небольшое повреждение его плоти и не более того. Но то, что боль вызвала в нем — гнев, жажда крови — это был кошмар. Они загремели в его жилах, угрожая утопить его тело в потоке ярости. Он не позволит себе поддаться проклятию; такая судьба не будет иметь конца.

Аполлус отгородил свой разум от боли. Он представил Высшую Базилику на Кретации, мире-крепости ордена. Десятки тысяч свечей горели вдоль каменного края прохода базилики. По одной в память о каждом Расчленителе, облачившемся в черный доспех смерти. Свечной воск использовали для крепления свитков с литаниями к броне для каждого нового космического десантника роты смерти. Когда Аполлус был капелланом-инициатом, он провел годы, присматривая за свечами, соблюдая катехизис почтения, десятилетиями его разум закалялся, лишь это позволяло ему ходить среди проклятых ордена и сохранить рассудок.

Капеллан ушел в себя, в воспоминания, одновременно наблюдая, как истязатель разрушал его плоть.

— Он молчит, владыка. Он не будет говорить, — истязатель поклонился, когда вошел в палату, не отрывая взгляда от изгибов черной брони на ноге его повелителя.

Абаси Аман в полном боевом доспехе сидел на огромном троне, вырубленном из богатого рудой камня пещеры вокруг него. Он сидел неподвижно, как краденая скульптура из великих залов монархов.

— Ничего!? — голос Абаси Амана прогрохотал по всей пещере. Металлический резонанс динамиков его шлема зазвучал машинными нотками в закрытом пространстве.

— Он не кричит, мой господин.

— Значит, ты подвел меня, — сказал Аман, встав.

— Нет, нет. Возможно…, - истязатель начал запинаться, его рот пересох от страха смерти, — может быть, он ничего не знает.

Аман рванулся вперед, в мгновение ока пересек палату, как черное размытое пятно и поднял в мучителя за шею. Истязатель захрипел, его руки тщетно вцепились в латную перчатку Амана

— Он скрывает что-то, — одним движением запястья, Аман сломал шею истязателя, — я почувствовал это на поле боя, он скрывает что-то от нас, — Аман продолжал говорить с вялым трупом в руках, — я раскрою его тайны.

Аман приблизил труп к себе и прошептал.

— Они будут моими.

Боль. Аполлус проснулся, ожидая резкого поцелуя лезвия или жестокого внимания нейронных цепей. Но не было ни того, ни другого. Одинокая фигура стояла перед ним, скрытая в тени. Ломаный свет от горелки, казалось, избегал силуэта, мерцая по краям, но не освещая его.

Аполлус оскалился. Ему не нужно видеть своего врага, чтобы узнать его. Он слышал, как два сердца стучали, как неукротимый двигатель в груди. Тень перед ним — Адептус Астартес, величайших среди предателей, истинных пешек архиврага. Космодесантник Хаоса.

Кровь прилила к мышцам Аполлуса, когда он начал сопротивляться оковам. Запертая в его генетическом коде ненависть велела ему растерзать фигуру на части, чтобы он упал замертво. Он подавил рык. Было что-то еще, что-то вцепившееся в его разум, как роющиеся грызуны. Он чувствовал запах. За резко пахнущими жирными маслами, которыми десантник-предатель смазывал свои доспехи, ощущалось развращающее зловоние варпа

— Псайкер, — зарычал Аполлус.

— Ты наблюдателен для марионетки ложного бога, — десантник Хаоса шагнул вперед, отбросив тень с таким же усилием, как человек снимает капюшон, — пока ты взывал к крови, к вашему отцу-калеке за силой, я принял силу Великого Изменителя, — предатель размял руки, — его безграничное величие течет в моей крови.

Силовая броня воина была зеркально-черной, ее края скруглены, а поверхность отполирована до ярчайшего блеска. Но она не отражала ничего, что было в камере. Его полированная броня была лишена инсигнии ордена или других символов преданности. Аполлус отвел взгляд. На доспех было трудно смотреть. Он был сразу темным и бесформенным, но прочным, как каменная стена, окружающая их.

— Ты был там, в бою, — сказал капеллан, снова осмотрев врага.

— Я Абаси Аман. Как мне называть тебя, капеллан? — десантник склонил голову в притворном уважением.

Аполлус посмотрел на нагрудник Амана и был удивлен, теперь он мог увидеть свое отражение, но истерзанная фигура на доспехе мало чем была похожа на то, каким он видел себя в последний раз.

Истязатели знали свою работу.

В распоряжении мастеров-мучителей была мощная смесь токсинов, которые приостанавливали работу клеток Ларрамана и не давали телу исцелиться, как оно бы сделало в любом другом случае. Сотни глубоких рваных ран и темно-синих гематом покрывали его тело. Несколько слоев кожи была срезано с его живота, обнажив мышцы. Его лицо было измождено и лишено прежней твердости черт. Аполлус встретил в отражении взгляд и посмотрел в собственные глаза. Его собственный взгляд прожигал насквозь, напоминая то, что он уже знал — он никогда не сдастся.

Аполлус посмотрел на тьму шлема Амана.

— Ты ищешь покаяния, предатель?

Аман засмеялся, вызвав гулкий звук, который казался неуместным от кажущегося нематериальным существа.

— Мои Истязатели сломили многих подобных тебе. Но ты…ты все еще держишься. Ты так близок к смерти, но не выдаешь своих тайн, — Аман зашел за спину Аполлуса. Он расстегнул свой шлем со звуком разгерметизации.

— Если твое тело не дает мне ответы, то я вырву их из твоего разума.

— Я предупреждаю тебя, предатель. Узнать мою тайну — значит отринуть свою жизнь, — прорычал Аполлус.

Аман схватил Аполлуса, пальцы обвились вокруг горла капеллана.

— Ты не в том положении, чтобы угрожать, капеллан, — Аман разжал хватку, — избавь меня от своей набожности. Это последние мгновения твоей жизни, — Аман снимал рукавицы, — я найду ответы, отдам твою душу своему хозяину и оставлю твое тело гнить, как царство твоего отца.

В глазах Амана потрескивали потусторонние молнии, перескакивающие в его вытянутую ладонь. Он вновь сжал пальцы. Энергии слились в мерцающем шаре белого огня. Аман пробормотал молитву на нечеловеческом языке, и температура упала ниже нуля. Кровь побежала из ран в теле Аполлуса, и его конечности начали покрываться инеем.

— Я не знаю… страха, — пробормотал Аполлус, заставляя свой язык работать в вязкой жидкости, заполнившей рот.

Огненный шар соскочил с руки Амана в туловище капеллана и рассыпался сетью молний, которые растеклись по плоти и скрылись под ней.

Аполлус закричал.

Аман ворвался в его разум. За мучительные мгновения ментальные барьеры, которые капеллан возводил десятилетиями, были разорваны. Разрушив преграды, Аман продолжил с большей осторожностью. Скорость или пренебрежение могли оставить от Аполлуса трясущуюся шелуху, и уничтожить его разум, вместе с искомыми тайнами.

Цепи, связывающие Аполлуса, гремели как оружейный огонь, вторя конвульсиям. Его кожа шла волнами, как поверхность воды, из ноздрей сочились сгустки наполовину свернувшейся крови.

Аман врывался глубже. Он вычищал поверхностные мысли, что возникали в сознании Аполлуса и расценивались сейчас как ложная память. Кровь побежала изо рта капеллана, который теперь исторгал почти непрерывный поток слов.

Оказавшись один во внутренних закоулках разума Аполлуса, Аман зарычал. Расчленитель был близок к смерти, но правда до сих пор ускользала от колдуна. Оставив свою прежнюю осторожность, Аман начал прожигал сущность капеллана. Он знал, что должен сделать.

— Здесь…, - смертное тело Амана повторило это слово, когда его психические щупальца нашли истину, которую он искал.

Когда он коснулся ее, Аман понял, что ошибся. Капеллан не обладал знанием об Имперских силах, он ничего не знал о диспозиции войск или планах обороны. Его секрет был гораздо более мощным, гораздо более смертельным. Он скрывал гнев, ярость в чистом виде. Огненный ореол пламени, который обернулся вокруг его души, как змея. Аман попытался сбежать, чтобы вывести свой разум в безопасность тела. Но было слишком поздно. Ярость нашла новый дом, новое вместилище, готовое принять кровавую жажду и не собиралась отказываться от своей добычи.

Абаси Аман закричал.

Дверь распахнулась. Ворвались двое членов Братства и нацелили лазганы на Аполлуса.

— Владыка Аман…

Абаси взревел и бросился на охранников, сбивая их на пол. Случайный лаз-выстрел попал в бедро Аполлуса. Другой же задел цепи, выжигая глубокие отметины в металлических звеньях.

Охранники закричали в дичайшем ужасе, когда Аман принялся за них. Он был голодным зверем, загнанным в угол, сгорбившимся на четвереньках. Он издал низкий и дикий рык, разрывая двух культистов голыми руками, и впиваясь зубами в их плоть.

— Пока я дышу — я есть гнев, — оскалился Аполлус, с усилием срывая цепи с запястий и рук и раскачиваясь, ломая цепи у ног. Его плечо захрустело и вспыхнуло болью как сухая растопка, когда он упал на землю.

Аман повернулся к нему, слюна и окровавленные куски плоти падали из его рта.

В полной боевой броне космодесантник Хаоса мог с легкостью одолеть истерзанного Аполлуса. Но в плену ярости предатель был взбешен и не сконцентрирован. Аполлус сражался среди таких воинов дольше, чем большинство людей жили. Он мог предсказать удары Амана, прежде чем враг нанесет их.

Скользящий правый хук, Аполлус развернулся, обмотал кулаки длинной цепью, свободно свисавшей с запястья, и ударил Амана в лицо. Кровь забила из носа, забрызгав алым лицо Аполлуса.

Космодесантник Хаоса ответил шквалом ударов. Капеллан отбивал их руками, выжидая подходящего момента, несмотря на острую боль, говорившую о переломе плечевой кости. Он с ревом рванулся вперед и нанес удар снизу вверх. Голова колдуна дернулась назад. Аполлус воспользовался моментом, нанеся еще два удара, а потом схватил Амана за затылок и ударил его головой.

Аман с криком отступил назад, размахнулся ногой и ударил Расчленителя.

Керамитовый сапог с хрустом врезался в лодыжку Аполлуса, и тот упал. Капеллан вскочил на ноги, хромая, чтобы не переносить вес на поврежденную ногу, проклиная себя за беспечность. Он не мог позволить себе этого, он должен держать свою жажду крови под контролем.

Аман рыча поднялся, из его рта тянулась нить слюны и с шипением падала на пол. Запах крови Аполлуса врывался в его голову как нож, он желал сожрать костный мозг капеллана, смакуя каждый клочок его плоти. Заорав, Аман понесся вперед.

Боль побежала по жилам Аполлуса как расплавленная сталь, когда он бросился вперед, избегая Амана и одновременно оборачивая цепь вокруг горла космодесантника Хаоса. По инерции он развернулся и оказался на спине предателя. Он затянул цепь горящими от усилий руками, пока Аман бился, пытаясь сбросить его.

Аман упал на одно колено, его булькающий рев затих в горле, когда цепь передавила трахею. Он бился у ног Аполлуса в смеси паники и ярости, пока зверь внутри боролся со смертью.

— Умри, предатель, — прохрипел Аполлус сквозь окровавленные зубы и вырвал голову Амана из плеч.

Даже после смерти, Аман продолжал бороться, его пропитанное адреналином тело содрогалось на земле.

— Твое место у глотки нашего врага, — всплыли в памяти капеллана слова Люцифера, пока он наблюдал за последними конвульсиями и спазмами врага.

— Будь проклята твоя кровь, — ощерился Аполлус, наклоняясь, чтобы взять клинок Амана. Он поговорит с хитрецом-библиарием, когда их пути пересекутся.

Покрытый кровью, как предателя, так и своей, Аполлус вспомнил красный цвет его брони, до посвящения в капелланы.

— В крови мы едины. Бессмертны, пока хоть один готов пролить кровь. Аполлус очистил палец зубами, окропил его едкой слюной, и выжег на груди символ Расчленителей — зазубренное лезвие.

Металлический лифт гремел шестеренками, пока не остановился. Аполлус распахнул дверь-сетку и вышел в коридор, оставив изувеченные тела двух членов Братства истекать кровью. Его пульс ускорился, когда он вспомнил, как его пальцы сомкнулись вокруг аорты первого врага, и удовлетворяющий хруст шеи второго. Это был третий патруль, с которым он столкнулся после побега. Капеллан надеялся, что этот патруль не последний.

— Его кровь — это сила, — Апполлус прошептал молитву одними губами, когда начал спотыкаться. Изматывающий побег избавил организм от большей части токсинов истязателя, адреналин исцелил его как очищающий огонь, темные струпья коркой крови покрывали его торс, где его плоть начала заживать. Но ужасная боль в костях никуда не делась, также как и едкий пот, покрывавший его тело.

Аполлус коснулся рукой головы, потирая загрубевшую кожу на висках. Боль от прикосновения псайкера тоже осталась. Но она была не единственной вещью, которую ему оставил Аман. Пока он боролся с яростью, космодесантник Хаоса был беспечен. В панике, он позволил своим поверхностным мыслям всплыть; бурная волна полусформировавшихся образов, обрушилась на нетренированный мозг Аполлуса. Психический шум был похож на суровые очереди статики, пропущенные через вой ветра. Тем не менее, капеллану удалось больше, чем просто сохранить рассудок. С несгибаемой преданностью и упорной решимостью, он сосредоточился на своих обязанностях, на своих братьях.

Аполлус остановился, достигнув поворота в коридор, узнавая отблеск руды в стене впереди. Закиил, Ксафан, Геркил и Зиил, четверо из роты смерти были живы. Если увиденное в мыслях Амана было правдой, то они томились в камере в конце коридора. Он прижался спиной к стене и прислушался, ощутив в мышцах нарастающее напряжение, когда камень врезался в его кожу.

В коридоре было два часовых Братства. Заскрежетав зубами, он почувствовал ярость, усиливавшуюся с каждым их шагом. Он прислушивался как к шагам, так и к стуку оружия висевшего на лямках. Его пульс ускорился, когда вонь немытой плоти попала в ноздри. Красная пелена затуманила его взор. Судорога прошла через его руки, превращая кулаки в жилистые шары. Жажда убийства становилась сильнее. Он посмотрел на символ Ордена на груди и медленно выдохнул, ожидая. Он еще не покорился ярости.

Он ждал. Он считал. Сфокусировав внимание на шагах охранников, он выжидал пока враги подойдут ближе.

— Я — смерть! — Аполлус завернул за угол и бросил нож в грудь ближайшего из них. На бегу, он закинул падающее тело на плечо и ринулся ко второму еретику. Культист дергано обернулся, и открыл огонь из лазгана. Аполлус почувствовал, как его труп-щит содрогается от полутора десятка выстрелов, зарычав, когда один из выстрелов срезал кусок плоти с его бицепса. Через мгновение он врезался в охранника, упав на землю вместе с ним. Встав первым, Аполлус врезал кулаком в лицо культиста. Он бил его снова и снова, не обращая внимания на треск костей и куски мозга, которые сочились из под маски сектанта. Апполлус закончил бить, только когда его кулак ударил камень.

Когда капеллан вошел в камеру, запах пыток ударил в его ноздри, как кулак. Он оскалился от отвращения, жалея, что на нем не было шлема с воздушным фильтром. Воины роты смерти свисали с потолка, прикованные так же, как и он. То, насколько истязатель сокрушил их тела, привело его в ярость. Зиил был в худшем состоянии, кожа его левого предплечья была срезана до кости. Их глаза расширились, когда он подошел. Они хотели убивать. Даже за вонью он чувствовал запах их кровожадности. Он не будет заставлять их ждать. Подняв лазган, снятый со стражника Братства, он выстрелил по их цепям.

— Братья, — Аполлус развел руки, — я чувствую вашу жажду, — он указал мечом на дверь, — врагов много, но они лишь куски мяса. Мы — бессмертные владыки битвы. Мы — гнев! Мы — смерть!

Воины с ревом сбросили оковы и начали разминать тела. Они жаждали терзать врагов.

— Убивайте, пока не умрете. Не оставляйте никого в живых!

Аполлус смотрел им вслед, удивленный тем, сколько усилий потребовалось, чтобы не последовать за ними. Он страстно желал присоединиться к роте смерти в бойне. Братство поплатиться за то, что они совершили с ним и его воинами, он поклялся, что только реки крови смоют это оскорбление. Но он почерпнул из разума Амана больше, чем расположение своих братьев, и у него была более важная задача.

Эта пещера была самой большой из виденных Аполлусом. Люминационные сферы висели на обрывках цепей, на удалении от богатого рудой камня на потолке. Пласталевые панели были прикручены болтами к каменному полу, чтобы создать нечто напоминающее навес. Ржавые ящики со снабжением были свалены в небольшие груды возле стен. В дальнем конце зала устаревший десантный корабль "Штормовая птица" был зафиксирован на посадочной платформе. Его масляно-черные бока были очищены от инсигний. Броня на одном из крыльев была снята, обнажая пласталевый каркас внутри. Топливные кабели и напорные шланги обвили бока, подобно лозе. Кроме того, мерцающий энергетический щит отгораживал ангар от бесконечной пустоты космоса.

Аполлус смотрел сквозь электрическую дымку щита. Поверхность астероида растягивалась насколько хватало глаз — голый пейзаж каменных холмов и оврагов. Если то, что он узнал от Амана, было правдой, поврежденная "Штормовая птица" была единственным транспортом с астероида.

Вскинув к плечу краденный лазган, он направился к десантному кораблю. Это оружие было подобно детской игрушке по сравнению с обнадеживающим весом болтера. Лазган повторял его взгляд, выискивая цели. Корабль охраняли три культиста Братства. Не нарушив шага, Аполлус застрелил их. Он стиснул зубы, ему не хватало обнадеживающего приклада болтера, тихий треск лазгана был далек от зубодробительного рокота масс-реактивных снарядов.

Казалось, что тревога звучала отовсюду. Мерцающий красный свет заполнил пещеру и отбрасывал на скалы недобрые тени. Громкий стук ног в сапогах предупредил Аполлуса об угрозах сзади и слева. Члены Братства прибывали в пещеру со всех сторон.

Он зарычал, когда лазерный огонь стал заглушать клаксоны, разрезая воздух вокруг него. Стреляя в автоматическом режиме, Аполлус прикончил первых из культистов. Он мрачно усмехнулся, когда знакомый запах крови наполнил воздух, и продолжил двигаться в сторону корабля. Остальное Братство приближалось с большей осторожностью, прячась за теми небольшими укрытиями, которые удавалось найти. Он насчитал шестьдесят противников, как он и рассчитывал, и прицелился в них, вставив в лазган новую энерго-ячейку.

Слева от него поднялась рука, чтобы бросить гранату. Он отстрелил руку в локте. Владелец закричал за мгновение до того, как граната взорвалась. В воздух взлетели куски мяса и окровавленной одежды. Пятьдесят семь. Аполлус обновил счет, ныряя под клубок топливных шлангов.

Братство прекратило огонь.

Аполлус использовал момент передышки, чтобы оценить свои возможности. Враги создали периметр для стрельбы. Пару из них обнажили клинки и двигались к нему. Капеллан улыбнулся. Они ожидали, что он будет прорываться к "Штормовой птице", но он не собирался этого делать.

Аполлус открыл впускной клапан в ближайшем топливном шланге и снял фиксатор. Едкий прометиевый пар заставил его закашляться. Расчленитель достал энерго-ячейку лазгана и сильно ударил по ней рукояткой ножа.

— Он — мой щит!

Аполлус бросил сверкающую ячейку в топливный трубопровод и побежал. Он бежал так быстро, как позволяла его физиология. Он бежал, как человек, боящийся за своих близких, в единственном направлении, которое ему предоставило Братство — к энергетическому барьеру.

Закрыв глаза, чтобы защитить их от яркого щита, Аполлус бросился через барьер в пустоту.

Мгновением позже "Штормовая птица" взорвалась, прометий в топливных баках вырвался наружу в ореоле огня.

Братство слишком поздно осознало, что сделал Аполлус.

Ближайшие из них были испепелены, исчезли с тех мест, где стояли. Другие бежали, как могли. Горячие осколки преследовали их по всей пещере, разрывая плоть и кости со всей добротой обезумевшего мясника.

Аполлус видел, как катящийся ковер пламени вырвался через энергетический щит и исчез в безвоздушном пространстве, поглотившем его гнев. Он последовал за спадающим огнем, нырнув обратно через барьер и встав на ноги.

Пещера была полна осколков горящего металла, сломанные и разорванные трупы десятков культистов были разбросаны, как сломанные куклы. Некоторые из предателей все еще кричали, дергаясь, когда их маски из тонкого металла, перегревшегося от взрыва, вплавлялись в кожу их лиц. Запах вареной крови висел в воздухе, как нечто осязаемое, как земля под ногами Аполлуса.

Огонь и мерцающий красный свет сговорились с целью воссоздать Ад, описанный в древних мифах Терры. Аполлус улыбнулся, когда шел через бойню: это делало его Дьяволом.

Остальные члены Братства выползли из укрытий, их одежды были опалены и разорваны. Они двигались бесцельно, таращась на тлеющие останки корабля, не веря в произошедшее. Аполлус направился к ним. От его обмороженной в пустоте и обожженной энергетическим щитом кожи валил дым.

На капеллана смотрел истекающий кровью истязатель, на его лице застыла гримаса замешательства.

— Дурак! Это был наш единственный корабль, — истязатель указал на тлеющий кратер, заполненный беспорядочно разбросанным керамитом и пласталевыми пластинами, — ты сам заточил себя с ловушку, — он развел руки, приказав уже оправившимся членам братства приготовить оружие, — когда я закончу с тобой, вся боль, перенесенная тобой в твоей жалкой жизни, будет казаться вечностью экстаза. На твоей плоти, я переосмыслю искусство моего культа. Я буду слушать твои мольбы о смерти, капеллан.

— Нет, еретик, — Аполлус остановился в десяти шагах от ближайшего культиста. Он вздохнул и посмотрел на нож в своей руке. Расправив свои широкие плечи, он выпрямился во весь рост и направил клинок на истязателя, — ты ошибаешься!

В задней части пещеры, загремел лифт и, дернувшись, остановился, его железная решетка начала качаться при открытии.

— Это вы заперты в ловушке. С нами.

Истязатель оглянулся через плечо.

Закиил, Ксафан, Геркил и Зиил вошли в пещеру. Их окровавленные руки сжимали белые рукоятки клинков, обагренных о вражеские тела.

Апполлус почувствовал страх истязателя и улыбнулся.

— Не бойся, пыточник, — прорычал Аполлус, — ты не успеешь взмолиться о пощаде.

 

Энди Смайли

Пастырь Смерти

Четыреста миллионов лежат мёртвыми.

Мир пропах кровью.

Я чувствую её запах даже сквозь пепел от освещающих горизонт пожарищ и гнилостную вонь мёртвых. Запах крови затмевает затхлый мускус выживших, последних из Зурконийских Регуляров, что собрались вокруг меня, приготовившись к последнему броску. Как убийственная сирена, кровь зовёт меня на войну. Мой пульс ускоряется с каждым вдохом. Я ощущаю медный привкус пропитанного кровью мира, смакуя его также как голодный человек наслаждается пищей. Я не убивал уже целый час.

— Чада Императора.

Я поворачиваюсь к бойцам. В ночном воздухе плывут облачка, что они выдыхают, собираясь с мужеством, сердца стучат в их грудных клетках. Гвардейцы уже не похожи на тех солдат, к которым я присоединился год назад. В их глазах больше не горит пламя надежды. Теперь там убийственно мерцают угольки злобы. Словно подражая украшавшему мой наплечник символу Ордена, они вымазали свои лица свежепролитой кровью, не принадлежавшей ни им, ни врагам. Когда рационы питания иссякли, я решил, что поведу только сильнейших.

— Сыны Зуркона.

Испытывая нехватку боеприпасов, солдаты носят свои лазганы как дубины. Многие прикрепили лезвия и ножи к стволам, привязывая их шнурками, стропами или ремнями, снятыми с погибших. Некоторые сжимают сельскохозяйственные инструменты, или другое импровизированное оружие. Я встаю перед ними и поднимаю в небо свой крозиус. Небеса угольно-чёрные как моя броня. Свет от ближайших звёзд слабо пробивается сквозь тёмное одеяло удушливого пепла, километры которого были подняты магматическими боеголовками и ракетами апокалипсиса, выпущенных в ходе войны.

— Мои боевые братья.

Под череполиким шлемом моё лицо кривится в гримасе. Зурконийцы не являются Кровью. Они не Расчленители. Они мне братья не больше, чем противостоящие нам враги. Это необходимая ложь. Мужество даст им гораздо больше защиты, чем любой осколочный жилет. Оно заставит их идти вперёд, даже когда инстинкты будут вопить об отступлении. Для них я генерал и знаменосец, военачальник и проповедник, пастырь и мясник. Там, куда я поведу, выживут немногие, поэтому я укреплю их ложью.

— Сегодня вы искупите грехи своего мира в глазах Императора.

Вниз по холму, через плато разорённого войной пространства сельскохозяйственных угодий, что вспахали артиллерийские орудия и окровавленные ботинки, рассредоточились Зурконийские Роялисты. Еретики, заблудшие в своей вере, что старые семьи заслуживают править вместо назначенного Императором губернатора. Линии окопов, землянки и огневые точки режут ландшафт словно истерзанную мозаику. Груды наших мёртвых проложили нам путь через минные поля и колючую проволоку. Я улыбаюсь, ведь смерть есть величайший уравнитель, предоставляющий шанс послужить Императору даже слабым и умирающим. Вчера на рассвете я отправил наших раненых вниз по холму, чтобы выявить позиции врага и заставить их потратить боеприпасы. По моим оценкам перед нами меньше двухсот душ, лишь часть из которых имеет патроны для своего оружия, бой не продлится долго.

— Сегодня вы докажете, что были достойны свободы, купленной кровью Кретации.

Многие века назад магистр Амит искоренил заразу Архиврага и освободил систему Зуркона. Однако дворяне из королевских домов решили отплатить за нашу жертву предательством. Не останется никого, чтобы сожалеть об этой ошибке.

— Принесите им смерть!

Я делаю рывок вперед. Оставшиеся пятьдесят Зурконийских Регуляров вторят моему рёву и срываются на бег. Чтобы достигнуть линии окопов потребуется три минуты. Иглы света колют нас, когда враг открывает огонь. Двое кричат и падают как подкошенные.

— Рассеяться! — рычу я.

Роялисты закалены в боях. Это пристрелочные выстрелы, попытка найти нас во тьме. Они берегут боеприпасы для тяжелых болтеров и автопушек до тех пор, пока мы не подойдём ближе. Огонь лазеров трещит на моей броне, такой же бесполезный как капли дождя. Я продолжаю двигаться, считая вспышки выстрелов и стремительно приближаясь к наибольшему скоплению врагов. Авто-чувства моего шлема приглушаются, защищая мои глаза от внезапных вспышек света, когда Роялисты открывают огонь из тяжелых болтеров и авто-пушек. Вокруг меня разлетаются комья земли, поднятые разрывными снарядами. Регуляры гибнут. Их мучительные крики соревнуются с рявканьем орудий, что разрывают их на кровавые ошметки своими крупнокалиберными снарядами. Поток снарядов бьёт в мой нагрудник и наплечник, разворачивая меня на ходу.

— Убивайте, пока не убили! — восстановив равновесие, реву я. Атака не должна захлебнуться.

Мгновение спустя я оказываюсь в окопах. «Я есть ярость!» — Моя единственная мысль, когда я локтями разбиваю головы Роялистов о стены окопа. Я убиваю еще одного, пробив кулаком насквозь его грудь. Ещё один убит моим крозиусом, его туловище порвано пополам восходящим ударом. Я ухмыляюсь, когда слышу треск костей и крики. Кровь забрызгивает мою броню, заполняя выбоины и пулевые отверстия, очищая меня прикосновением войны. Я убиваю снова и снова, режу и ломаю, рыча в мучительные моменты между убийствами.

Семь минут. Семь коротких минут, и я вынужден остановиться. Вынужден замедлить пульс, прогнать гнев из моих вен. Враги мертвы.

Из Регуляров осталось только трое: рядовые Сезан и Буй, а также сержант Артаир. Устало шатаясь они идут ко мне. Это последние зурконийцы.

— Мы спасены. — бормочет Сезан, с широко открытыми от неверия глазами.

Я рычу, ведь я не спаситель. Я разрушитель.

Я бью крозиусом в голову Сезана. Его череп лопается от удара, обдавая рядового Буя ошметками мозгового вещества. Обратный удар убивает его до того, как он смог отреагировать. Сержант Артаир падает на колени.

— По… почему? — хрипит он голосом сломленным, как и его тело.

— Почему? — рявкаю я и поднимаю его за шею так, чтобы его лицо было на одном уровне с моим шлемом. — Человек, который грешит в невежестве, проклят дважды. Глупец, который не может постичь собственную участь. Я прибыл сюда, чтобы почтить победу Амита и напомнить о вашем долге перед Императором. Но я увидел, что вы стали слабыми, променяв свою свободу на богатство. Вы позволили надменным и испорченным завладеть вашим миром.

— Но мы… Мы победили. Мы свершили возмездие над Роялистами, потому что вы сказали нам сделать это.

Он прав. Роялисты мертвы. Не осталось ни одного. Но возмездие… Возмездия никогда не бывает достаточно. Я снял свой шлем-череп, позволяя ужасу в глазах Артаира встретиться с отвращением в моих.

— Я есть гнев! — рычу я, вырывая его сердце.

 

Энди Смайли

Имморталис

Я умираю. Но это не первая моя смерть. Прежде я умирал дважды. Кровь. Кровь была повсюду. Она покрывала мою броню как вторая кожа, так что под ней не было видно зазубренное лезвие моего Ордена. Она стопорила затупившиеся зубья моего цепного меча, душа его адамантиевый рев. Оружие моих братьев тоже замолчало, утолив ярость в телах врагов. Зеленокожих лежало по пояс, неровная стена трупов громоздилась вокруг заполненных кровью воронок. Они атаковали нас в лоб, ревя как бешеные псы, когда примитивное оружие рявкало в их лапах.

Но они ничего не знали об истинной ярости. Ничего о жажде крови, которая ведет в бой всех сыновей Сангвиния.

Моя кровь гудела в венах и горела, как тлеющие остатки военных машин орков, пятнающих равнину. Облако боевого гнева окутало меня, раскаляя мозг. Безудержная ярость вырвала рычанье с моих губ, требуя, чтобы я убивал снова.

Я немедленно подчинился и в мгновение ока убил ближайшего человека. Влажные пластины его брони смялись под сокрушительным ударом моего цепного меча. Его тело разорвалось и упало. Пульс в моей голове ускорился как ликующий ребенок, когда я убил следующего гвардейца. Я убил еще одного, потом еще и еще. Люди умирали слишком легко, а я жаждал настоящего убийства. Я отбросил оружие и стал молотить бегущих слабаков бронированными кулаками. Не обращая внимания на укусы отчаянного лазерного огня, я обхватывал пальцами их головы и сжимал. Когда они лопались, мозгли брызгали на мой шлем. Вонь крови и экскрементов походила на амброзию. Я купался в запахе, смакуя примитивную сторону смерти.

Что-то тяжело ударило в мой шлем. Я ощутил, как треснула челюсть. Перед глазами поплыло. Меня снова ударило, я споткнулся и упал.

Я долго считал, что после смерти меня заберет тьма. Вместо этого я проснулся и понял, что сам стал тьмой.

Облаченный в черную броню, я был зафиксирован магнитами, заключен в несущуюся десантную капсулу. Красные косые кресты пятнали мои наплечники и поножи. Только блестящий символ Ордена говорил, что я когда-то был в рядах Расчленителей. Со мной было девятеро моих новых боевых братьев. Их оптика прорезала во мраке багровые дыры. Они рычали вместе с грохочущей десантной капсулой. Злобное рычание вырывалось и из моего горла, звериный звук, которого я не узнавал. Я чувствовал, что мои мускулы напряглись под броней, увеличиваясь от желания рвать, калечить, убивать. Высотомер надо мной вел отсчет к нулю. На миг я увидел, как счет пошел в обратную сторону, вверх. Быстрее и быстрее, он подсчитывал жизни, которые я забрал и, конечно, еще заберу.

Капсула задрожала, когда ферритовые лепестки ударили по земле. Освободившись от уз, я помчался вперед, ведомый моими гремящими сердцами, вниз по рампе и дальше, в острый свет битвы.

Враг был повсюду. Грациозные воины в хрупкой броне сражались мечами, на которых потрескивали лазурные молнии. Другие, в более массивных, сегментированных доспехах, таких же черных, как мои, стреляли издалека залпами разрывных зарядов. Хрупкие чужаки завопили боевой клич и бросились к нам. Я рычал, ненависть рвалась из моего горла рокочущими волнами. Я мог ощутить запах их страха, их ужас при нашем прибытии и услышать слабый стук их чужих сердец. Моя рука с мечом взлетела и упала, взлетела и упала, подчиняясь собственному смертоносному разуму, когда я резал и кромсал с силой, которой прежде никогда не знал. Когда я ворвался в их ряды, оторванные конечности и искромсанные туловища полетели вокруг, как шторм из плоти. Мой гнев не стихал. Они все умрут. Я убью их. Я…

Кровь. Кровь, наполнила мой рот, когда трещащий меч пронзил мое основное сердце.

Тьма забрала меня. Но я не умер. Я был возрожден, мне подарили жизнь воплощенной смерти.

Когда я очнулся внутри, мой разум горел от мучительных обрывков видений. Кошмарные воспоминания о нейросверлах, костных пилах и емкостях биожидкости которые висели надо мной, как нити марионетки. Сангвинарные жрецы Ордена и технодесантники погребли меня в адамантиевой утробе дредноута. Меня преследовали пылающие воспоминания — бессильный гнев, который я чувствовал, привязанный к их столу. Я закричал. Вместо голоса зазвучал металлический рев. Мое смертное тело было разрушено, а голосовые связки давно атрофировались. Мой мир сжался до обрывков инфо-пакетов, которые поступали в мой мозг через сенсорий саркофага. Мои действия толковали священные машины и вокс-усилители. Я снова закричал, улыбаясь, когда слышал искаженный рев.

Я был только сталью и гневом.

Завопили тысячи сирен. Их непрерывный визг разжег мою ярость, они вытащили меня из моей дремоты и привели в сводчатый коридор. Изувеченные тела Расчленителей и истерзанные останки людей-ауксилариев покрывали пол тошнотворной пастой. Оружие гремело со всех сторон. Я зарычал в ответ и ударил по стене массивным силовым кулаком, дарованным моему адамантиевому туловищу. Я ринулся в смежный коридор, круша остроконечными пластинами моих ног выступающие позвоночники существ. Я ревел, ликуя, когда мои аудио-сенсоры улавливали треск хребтов ксеносов и передавали звук в мой мозг. Новая орда существ бросилась ко мне. Я поймал одно и моментально раздавил, из другой моей руки вырвался поток пламени, который смыл остатки орды и очистил коридор от их мерзкой заразы.

У меня за спиной раздалось рычание. Я повернулся, но недостаточно быстро. Чудовищная тварь с пастью, сочащейся огненной кислотой, бросилась на меня. Она взвизгнула от боли, когда мой кулак ударил ее в морду, но продолжала прижимать меня к стене. Ее когти, каждый длиной с мой корпус, вонзились в меня. Но я не почувствовал боли, когда она разорвала хватку и рассекла меня надвое одним текучим движением. Мой разбитый саркофаг упал на пол, словно стреляные гильзы какого-то могучего осадного орудия.

Мой силовой элемент поврежден. Работа моего мозга скоро прекратится. Я не проснусь после этой последней смерти. И я рад.

 

Энди Смайли

Ускорение

Я один, а их много. Но я превозмогаю.

Кажущийся огромным болтерный снаряд словно сквозь воду ползёт к моей голове. Я отклоняюсь и чувствую жар, опаляющий кожу щеки. Полшага и клинок моего гнева отсекает руку стрелка в локте. Он — виновник предательства Сфериды. Его лживый язык — причина анархии, охватившей мир. Я рычу. Мириады вырезанных на его причудливых доспехах лиц кричат от боли, когда мой обратный удар разбивает шлем. Труп ещё падает, а я уже иду вперёд.

Смертные пешки архиврага думали, что без доспехов я стану лёгкой добычей. Их гордыня позволила мне проникнуть в святую святых, чего не смогли бы сделать тысяча воинов. Но я не овца, приведённая на заклание на алтарь тёмного бога, а проклятый зверь. Я Балтиил, библиарий Расчленителей.

Другие двигаются, скалят зубы, нацеливают на меня оружие. Они бы меня убили, будь я в объятиях времени. Пули изрешетили бы тело, лазерный огонь бы сжёг плоть. Я бы умер за считанные секунды. Но законам времени меня не удержать, ибо мой дар ставит меня выше тридцати предателей.

Бум… Бум…

Я слышу едва различимый стук их сердец, плеск текущей крови. Я заставляю кровь пылать, кипеть в их венах с яростью сверхновой звезды. Я убиваю их одной мыслью. Предатели разлетаются в клочья, когда лопаются их вены. Оружие падает на пол словно листья с осенних деревьев. Шипящие капли падают на меня словно адские снежинки. Я рвусь вперёд, наслаждаясь их прикосновением, и открываю рот, дабы вкусить крови.

Неделями я отчаянно хотел убивать. В разум словно погрузилась раскалённая игла, страшная жажда, которой не утолить воде. Экипаж «Брошенного копья», торгового судна, доставившего меня на Сфериду, местные жители, мимо которых я шёл, приспешники вероломного ковена — запретные лакомства, вкусив которые я бы утратил победу. И теперь я радуюсь освобождению, медный привкус тёплой, свежей крови доводит меня до экстаза.

Труп Морхана корчится, когда я прохожу мимо. Ублюдок-псайкер был единственным, кто мог бы угадать мою истинную природу, но предупреждение умерло на его губах, когда я призвал дар и вырвал себя из времени. Неспособный последовать за мной в будущее или укорениться в настоящем разум Морхана разорвался на части, а тело выжег изнутри психовременной сдвиг.

Остался лишь губернатор Кади Арен. Тот, чья слабость стоила жизни миллионам. Причина, по которой я здесь. По лбу катятся капли пота, когда шок сменяется ужасом. Я чувствую панику. Его оружие заряжено. Голубой ореол появляется вокруг дула, когда он отчаянно сжимает курок. Я рычу — он слишком далеко. Время тянет меня обратно. Взмахнув рукой, я направляю свой гнев в разряды багровых молний. Они срываются с протянутых пальцев, сдирают абляционные пластины украшенной драгоценными камнями брони, впиваются в плоть. Его рот раскрывается в крике, когда жуткие энергии срывают плоть с костей и выжигают душу. Угольки трупа Арена мерцают, а затем исчезают. Я задыхаюсь, изо рта капает слюна, а пульс становится оглушительным грохотом, когда я ощущаю психическую отдачу его смерти.

Время притягивает меня, и я замираю, тяжело дыша. Вокруг лежат мёртвые враги, но это ещё не конец.

Я переоценил свои силы. Я слишком многое притянул из Имматериума.

От кожи идут клубы тёмного дыма. Грохот далёкой битвы заглушает скрежет алчных когтей.

— Кровью Его я сотворён, — я начинаю катехизис, когда приходит боль.

Тысячи шепчущих голосов угрожают поглотить мой разум. Твари, демоны, ожившие кошмары терзают грани моего сознания. Шёлковые языки шепчут гнусные обещания и ложные истины. Моя плоть истощена, разбита, но лишь её они просят в обмен на конец всей этой муки.

— Кровью Его я защищён.

Кровь, уже моя, течёт изо рта и носа.

Я борюсь против охватывающей разум тьмы, чувствую, как трещат кости, когда тело скручивает спазм.

— Кровью Его я восторжествую.

Я чувствую, как разочарованно ревут твари варпа, когда моя воля отталкивает их, ограждает душу от порчи.

Я сдерживаю крик, когда мучительная боль раздирает кожу словно землетрясение. Я падаю на залитые кровью камни. Глаза закрываются, и я почиваю в анабиозной коме, веря, что милостью Сангвиния братья найдут меня прежде, чем демоны вернутся.

Я один, а их много. Но я превозмогаю.

 

Энди Смайли

Габриэль Сэт: Расчленитель

Габриэль Сет в одиночестве сидел во мраке штурмового корабля. Тяжёлый чёрный саван скрывал его доспехи, широкий капюшон закрывал лицо и горящий в глазах невыразимый гнев. Склонив голову и согнувшись, Сет молчал, чувствуя лишь вибрации, проходящие через отсек входящего в атмосферу Ваала корабля.

— Спуск закончен. Направляемся к доку. Прибытие через три минуты, — донёсся до него голос пилота-сервитора. Но в докладе не было нужды, ведь Сет уже бывал на Ваале и тысячи раз стоял под его опалёнными войной небесами. Он мог определить местоположение по малейшему изменению курса корабля и знал с точностью до мгновения сколько времени осталось до посадки: на две секунды меньше, чем по оценкам сервитора. По той же причине он отключил внешние пикт-каналы и тактический гололит. Ему не нужно было смотреть на ржаво-красные пустыни и токсичные низины этого мира. Сет хорошо знал, в каком аду рождаются ангелы.

— Одна минута.

Сет выпрямился и расправил плечи, тряхнул головой, сжимая и разжимая пальцы. Поднявшись, как только корабль сел, он нажал на активатор люка. Сет стоял, слушая, как всё громче бьётся кровь в венах, пока рёв двигателей сменялся тихим воем.

— Имум-атерро, — когда опустилась штурмовая рампа, Сет прорычал команду-ликвидатор и начал спускаться.

Позади пилот-сервитор содрогался, изрыгая нечитаемый машинный код, когда выгорали его нервные соединения и испарялись базы данных. Кроме Кровавых Ангелов лишь великие магистры разрозненных сынов Сангивния знали, где сейчас стоит Сет, и так и должно было остаться.

Мало кому было известно и о покрытой пеплом дороге, по которой шёл магистр, и о сводчатом реклюзиаме в конце. Он шёл в земле тайн, под зданиями, созданными из-за стыда и страшной ненависти. Над ним возвышались до небес на опалённых огнём постаментах древние статуи благородных героев Ваала. Каждый из них держал два оружия, направив одно к небу, а другое в землю. То были бессмертные стражи, защищающие от внешних и внутренних врагов.

Сет шагнул вперёд и остановился, заметив на ближайшей статуе движение. Среди заклёпок наплечника притаился хор эрелимов. Пять капелланов Кровавых Ангелов скрывались в тенях, следя за шедшим к реклюзиаму магистром. Лишённые всех украшений и символов кроме выгравированного на плечах герба ордена воины были тёмными отражениями сангвинарных стражей, что стояли в свете вместе с Данте. Даже их шлемы-черепа были тёмными как беспросветная ночь, а прыжковые ранцы окружал ореол чернейших перьев. Ничто, кроме мерцания багровых линз не выдавало их в полумраке.

Сет бросил на них свирепый взгляд и покачал головой с медленной уверенностью вытаскивающего из собственной груди клинок человека. Ничто не преградит ему путь в реклюзиам, и если эрелимы вмешаются, то он убьёт их.

Дверь в огромную капеллу была вычурной плитой из железа и пластали. Среди скрытых под масками херувимов с тонкими серпами были видны письмена на древнем ваалитском санскрите.

«Император послал своих сынов сделать то, что не под силу людям. Они должны были избавить их от слабостей плоти и грехов разума, преграждавших путь к величию. Посланные Им сыны должны были нести бремя жизни и смерти, чтобы люди процветали. Сия тяжкая ноша стала ядом в крови сынов Его, и послал Император Палача своего, дабы избавить страждущих».

Сет зарычал, прочитав отрывок вслух. Слова и поэзия не меняли истинной сути вещей. Убийство есть убийство, жизнь есть жизнь, а палач это лишь другое имя убийцы. Он посмотрел на исчезающие в небе шпили из позолоченного металла. Этот реклюзиам возвели не во имя величия Императора, не для того, чтобы направлять его паству. Он был создан с единственной целью — узаконить убийство одного брата другим.

Сорвав перчатку, Сет ударил по биосканеру дверей. Гладкая панель загудела, замерцала янтарным светом. Через мгновение сводчатые двери раскрылись, притянутые скрытыми поршнями, шипящими от давления. Сет вошёл, едва двери разошлись достаточно широко, чтобы вместить его широкие плечи.

Его встретила тьма, непроглядный мрак, в котором могли видеть лишь улучшенные глаза космодесантников. С каждым шагом доносилось пустое, щёлкающее эхо. Сет не смотрел вниз, ведь звук был знаком. Он знал, что путь ему устилает не галька, а черепа. Воздух был холодным и туманным.

Он направлялся к центру зала, где узкая висячая лестница трижды перекручивалась прежде, чем закончиться широкой платформой. На краю её сидел воин, склонив голову перед чёрной мраморной скульптурой Сангвиния, свисающего с потолка на незримых цепях.

— Встань! — гаркнул Сет, начиная подниматься.

После недолго молчания пришёл ответ.

— Я размышлял, когда же ты придёшь, — голос был старым и медленным, как у охваченного печалью человека.

Сет отбросил капюшон, открыв броню, покрытую вмятинами и трещинами, что остались после недавних битв. Магистр зарычал, ускорив шаг. В груди участился пульс сердец, первобытный призыв к насилию, наполнявший мускулы кровью и молящий об освобождении.

— Было бы мудро закончить одну битву, прежде чем приходить сюда в поисках другой… — воин поднялся. Он был едва виден, мрак цеплялся к нему словно вторая кожа.

— Не делай всё хуже, изображая тревогу за моих братьев, — когда Сет перешагивал последние ступени, то скалился, словно дикий зверь на арене.

— Это мой дом, Расчленитель. И я уже говорил, что тебе следует следить за языком.

— А я говорил тебе, Асторат, — Сет остановился. Голос был зловещим шёпотом, похожим на песок, царапающий плоть, — что я поступлю с моими братьями так, как считаю нужным. Ты не убьёшь ни одного Расчленителя, пока я жив.

— Не тебе решать судьбу проклятых, — Асторат шагнул вперёд, сверля мрачными, непроницаемыми глазами меньшего космодесантника, но лицо его было холодным и спокойным, как могила. — И не забывай, что жив ты лишь милостью Императора.

Сет скрипнул зубами, борясь с желанием вырвать палачу глаза.

— Ты думаешь, что ты не такой как мы. За всей этой тьмой… — магистр развёл руками, — за всем этим фарсом ты скрываешь свою истинную природу, но ты тоже Кровавый Ангел, собрат, и каждый из нас потерян. Никто из нашего рода не избежит безумия. Даже ты.

— Я шёл с проклятыми… — оскалил клыки Асторат.

— Нет! — взревел Сет, подходя на расстояние удара меча. — Не с ними. Ты стоял над ними, скривившись в высокомерном безразличии.

И тогда спокойствие Астората дрогнуло, по лицу его прошла рябь гнева.

— Я не затронут безумием Крови.

— Ты уверен, Кровавый Ангел? — усмехнулся Сет. — Ты думаешь, что нормально убивать названных братьев?

— Я делаю то, что должно для защиты всего рода, — сказал Асторат голосом резким, как отточенная сталь, и оскалил резцы в свирепой усмешке. — Не все мы можем позволять себе поддаться слабости.

Сет ударил локтем в грудь Астората изо всех сил, чтобы сбить его с ног. Он использовал движение, схватил Астората за наплечник левой рукой, а правой обрушил на лицо град сокрушительных ударов. Первый прошёл без преград, второй что-то сломал, третий…

Асторат включил прыжковый ранец и бросился вперёд, схватив голову Сета обеими руками. Следующим прыжком он поднял магистра, а затем впечатал его головой в платформу.

— При всей своей силе, Расчленитель, при всём своём гневе и воле тебе не победить меня в бою. Я — избранный жнец заблудших, — зарычал Асторат и шагнул в сторону.

Сет же пытался не потерять сознание. Асторат был прав. Он чувствовал, что его словно ударили громовым молотом. Он заставил себя подняться на колени.

— Мне не нужно побеждать тебя, — кровь и осколки зубов летели изо рта Сета вместе со словами. — Лишь сражаться. — Он поднялся на ноги, смахнув кровь с губ. — Ведь каждую минуту, которую ты проводишь тут, ты не убиваешь наших братьев.

Асторат взревел и бросился на него.

Сет встретил Кровавого Ангела лицом к лицу, обхватив его руками, когда Асторат повалил их на платформу. На каждый его удар приходилось три, но Сет держался. Его броня начала трескаться и прогибаться, Габриэлю пришлось упереть голову в нагрудник Асторатата, но он боролся, молотя его по спине, пока не был вознаграждён треском сломанного прыжкового ранца. Зарычав от натуги, Сет изогнул спину, перемещая вес Астората вверх, и сбросив их с платформы.

Ангелы пали.

Они рухнули на землю, словно павшие с небес метеоры. Покрывавшие пол кости треснули и раскололись, острые осколки полетели во все стороны, словно шрапнель.

— Если… — Сет тяжело поднимался, а по его ретинальному дисплею прокручивалась информация о ранах и травмах. — Если ты убьёшь ещё одного из моих братьев, родич, то я вернусь и вернусь не один, — он тяжело поднялся на ноги и заковылял к выходу.

— Ты смеешь угрожать Ваалу? — взревел Асторат, упёршись кулаками в землю и поднимаясь на ноги. Кровь текла из его носа и заливала глаза. Он буквально вытолкнул слова через сжатые в гневе зубы. — Самим Кровавым Ангелам? Ты сошёл с ума?

— Я сделаю то, что должно, — ответил уходящий во тьму Сет.

 

Энди Смайли

Испытание кровью

 

Акт I

Габриэль Сет приготовился к смерти и шагнул вперед.

Магистр ордена Расчленителей вошел в Форум Юдициум и занял место в его центре. Зал был скрыт в глубине Ваала и оставался неизменным с тех самых пор, когда был высечен в скале. Его обширное пространство напоминало амфитеатры древней Терры. Он состоял из перекрывающих друг друга аркад, каждая из арок поддерживалась парой ионических колонн. Угловые опоры, атланты с ликом Сангвиния, предоставляли дополнительную поддержку и служили напоминанием, что всё, совершенное в этом зале, основывалось на Его силе и Его крови. Под потолком находилась статуя Императора, безмолвно наблюдающего за происходящим.

— Я пришел не ради вашего правосудия.

Под каждой из арок стоял магистр ордена, сын Сангвиния, чьим долгом было управление орденом Крови. В океане красной брони можно было встретить все вариации и оттенки — некоторые яркие, как свежепролитая кровь, другие цвета рубина или с малиновым оттенком. Были и облаченные в оттенки заживающих ран, запекшейся крови или черный цвет проклятия. Сет оглядел собравшихся магистров. Среди них не было его друзей, все стояли со стиснутыми зубами, в глазах читалась угроза. Сет почувствовал, как губы начинают расползаться в ухмылке, его забавлял вызов, который он видел в проклинающих взглядах.

— Я здесь не ради вашей помощи, — Сет практически выплюнул последнее слово, его глаза сузились в щелки. Расчленителю еще только предстояло узнать, будет ли кто-то из присяжных вести себя как истинный брат.

Магистры нечасто рисковали собираться в таком количестве, но долг и кровь требовали, чтобы встреча состоялась. Юдициум представлял собой не просто суд, он существовал для принятия судьбоносных решений в труднейших ситуациях. В тяжелые времена потомки Сангвиния приходили на зов, чтобы сделать выбор и стать творцами истории. Сет не однажды стоял в числе выносящих вердикт будущему. В нем поднялось чувство вины, когда он вспомнил о последствиях предыдущих собраний. Некоторые из решений, принятых в этом зале, были подобны спуску курка — отменить их было невозможно.

— Я пришел сюда, чтобы принести себя в жертву, — Сет перевернул эвисцератор и вонзил его в красный каменный пол. Зубцы на лезвии оружия были покрыты запекшейся кровью.

По залу прошелестели неодобрительные голоса.

Аура смерти окружала как самого Сета, так и его меч, словно почести. Броня Расчленителя была побита и исцарапана в недавних боях, плащ был порван и заляпан мерзким ихором, на брови виднелся свежий шрам, второй проходил через левый глаз.

— Вы можете проклясть меня, похоронить мое имя под покровом секретов и вычеркнуть мои деяния из анналов Империума, но, — он сжал зубы, стараясь чётко выговаривать слова сквозь душащую его злость, — вы сохраните мой орден.

— Ты не в том положении, чтобы требовать, Габриэль, — Данте был первым, кто ответил. В его голосе сквозила нетерпеливость, но тон был лишен угрозы или агрессии.

Сет уставился наверх, на повелителя Кровавых Ангелов. Данте подходил на роль наследника Сангвиния как никто другой. Облаченный в блистающую золотую броню, отполированную до зеркального блеска, он был светом во тьме. Благородный защитник, который воспрянет над проклятием. Но Сет знал, что это всего лишь видимость, скрытая за ораторскими навыками Данте. Он был единственным из магистров, кто надел шлем. Его лицо было скрыто под золотой маской смерти, одновременно жестокой и прекрасной.

Сет задержал дыхание и выдохнул, стараясь расслабить напряженные мускулы. Данте вызывал у него одновременно восхищение и жалость. Если бы Сету пришлось прятать ярость под такой маской, он бы сошел с ума. Данте — справлялся, и этого было достаточно, чтобы Расчленитель признал его первым среди равных.

— Данте прав, — в словах кастеляна Зарго читалась неприкрытая угроза, — ты ответишь за свои деяния, — мастер Ангелов Обагренных указал на Сета пальцем в обвинительном жесте.

— Отвечу! — рявкнул Сет, ударив себя кулаком в грудь и вздёрнув верхнюю губу, — Я отвечу за свои деяния — и остановимся на этом, — его лицо искривилось, членораздельная речь давалась ему с трудом. — Расчленители продолжат сражаться во имя Императора и во имя Сангвиния. Вы не вынесете им никаких приговоров и не запятнаете их честь, — Сет шагнул вперед. — Если вы будете угрожать моим братьям, — он сделал еще один шаг, сверля Данте убийственным взглядом, — если вы прольете хоть каплю их крови во имя возмездия… — он остановился, стараясь держать себя в руках. То, что он скажет не должно быть забыто, как пустая угроза безумца. — До того, как моя голова упадет с плеч, я убью вас. Всех до единого. Вырву ваши глаза и выпью всю кровь. Я предупредил.

— Ты будешь угрожать нам? — оскалился Зарго.

— Лицемерие не идет тебе, кузен, — ледяная ярость Сета грозилась выплеснуться наружу.

— Да как ты смеешь…

— Как я смею? — оборвал его Сет, в его глазах снова появился убийственный блеск. — Вы призвали меня сюда, угрожая моей жизни. Все вы. Мои братья. Вы думали, что я буду валяться и молить о прощении?

— А что насчет тебя, брат? — раздался полный презрения голос Герона, магистра Ангелов Божественных. — Какое благо принес нам ты? Твои действия привлекли ко всем нам внимание инквизиции, уже ждущей на нашем пороге, как стая голодных волков.

— Согласен. Твои действия обрекли нас всех на проклятие, — поддержал его Орлок, магистр Кровопийц.

— Высокомерие и жажда крови — все, что ты можешь дать нашему братству, — сказал Герон.

— У меня есть для тебя еще один дар, — зарычал Сет. — Спустись и получи его.

— Достаточно! — Данте ударил кулаком по балюстраде, и древний камень пошёл трещинами. — Ты сказал что хотел, Сет. Теперь слушай, что скажем мы.

Данте обратился к Техиалу, магистру Апостолов Крови, который подошел к изысканно украшенной кафедре, находящейся на небольшом возвышении от пола. Техиал был назначен хронистом собрания. Он должен был зачитать список грехов Сета и подробное описание действий, из-за которых Расчленитель находился в нынешнем положении.

Техиал устроился за кафедрой и развернул пергамент.

— Габриэль Сет, ты стоишь пред нами как сломленный сын и осиротевший брат. Здесь нет места узам братства и верности, — прочёл он вслух. Звуки его голоса создавали в зале мрачную атмосферу. — Здесь ты предстанешь пред судом.

 

Акт II

— Твой капеллан заставил меня действовать поспешно на Стромарке. Он убил миллионы в бессмысленной спешке и бездушном пренебрежении, — голос Зарго напоминал скрежет цепного оружия на холостых оборотах, его прежняя враждебность сменилась открытой агрессией.

— Апполлус сделал то, что должно. Ты бы потратил месяцы, бросая вперед полки Гвардии, прежде чем вступил бы в битву сам. Лучше пусть сдохнут слабаки, не способные восстать против своих угнетателей, чем впустую будут потрачены жизни тех, кто хотя бы мог попробовать это сделать, — ответил Сет с холодной решимостью.

— Что ты скажешь о Корвине Геррольде? — спросил Мальфас. — Именно твоя гордость обрекла инквизитора. Ты мог просто убить его, обеспечить его молчание в быстром забвении, — повелитель Кровопускателей яростно ощерился. — Нет же, тебе необходимо было доказать, что твоя воля сильнее, чем его!

— Она сильнее! — зарычал Сет. — Как и должно быть, — он прижал кулаки к вискам, в попытке избавиться от нарастающей боли в голове и подавить ярость, которая лишила бы его здравомыслия и возможности говорить в свою защиту. — Проклятье разоряет мой орден, забирает моих братьев и отдает чудовищ взамен. Это так же неизбежно, как смерть — но мы всё ещё продолжаем сражаться! Намного проще было бы сложить оружие и прекратить борьбу, принять безумие и освободиться от чувства вины — но мы всё ещё продолжаем сражаться!!

— Ты проиграл в этой битве, — обвиняюще заявил Мальфас.

— Проклятье — наша общая ноша, — Сет развел руки, обводя всех магистров, — но, по стечению судеб, каждый из нас подвержен ему в разной степени. От тебя, Мальфас, я ожидал большего понимания. Проклятье забирает твоих братьев почти так же часто, как и моих.

— Ты думаешь, что я этого не знаю? — зарычал в ответ Мальфас.

— Тогда осознай, что, если бы кровь в твоих жилах настолько же кипела от Ярости, как моя, на этом месте мог оказаться ты, — указал на пол зала Сет.

Мальфас хотел ответить, но не нашел нужных слов.

— Суд идет не над Кровопийцами, — заметил Зарго.

Сет посмотрел на Ангела Обагренного и представил, как выпускает его кишки. Если ему удастся пережить сегодняшний день — они еще сведут счеты. Расчленитель был уверен в этом.

— Мы не можем победить в войне с прихвостнями архиврага. Они следуют за нами каждое мгновение, что мы существуем. Грехи наших кузенов-предателей требуют искупления в битве. Целые миры были потеряны из-за рабов старых легионов, но совет магистров ни разу не собирался, чтобы решить стоит ли отказаться от борьбы с ними.

— Ты смеешь так говорить? — спросил Техиал. Традиции требовали от хрониста молчания, но Апостола Крови трясло от негодования, его покрытое шрамами лицо исказилось до неузнаваемости. — Твои слова порочат имя нашего Отца! — Техиал сжал край кафедры так, что дерево брызнуло щепками.

— Избавь меня от этой риторики, Апостол! — оскалившись, Сет отвернулся от него. — Проклятье так же реально, как и всё, что выплескивает Глаз.

— Я согласен с Техиалом. Это ересь, — сказал Орлок.

— Да? — Сет покачал головой. — Архивраг может быть побежден и убит. Мы будем сражаться с порождениями архиврага, положим все свои силы и победим. Мы убьем их, даже если придется обескровить галактику, чтобы сделать это. Но мы не сможем встретиться лицом к лицу с проклятьем, не сможем призвать его к ответу. Мы не в состоянии сражаться против того, что составляет саму нашу суть.

— Ты не прав, — сказал повелитель Ангелов Сангвиновых Сентикан, чье лицо было не разглядеть под плотным капюшоном.

— Как же я должен воспринимать такие слова от человека, прячущего лицо даже от собственных братьев? — с вызовом взглянул на него Сет.

Если оскорбление и задело Ангела Сангвинового, то внешние проявления чувств остались скрыты капюшоном Сентикана. Он продолжил со спокойной уверенностью:

— Владыка Мефистон — живое подтверждение победы, которая нас ждет. Он вырвался из объятий ярости в ясном уме и здравом теле. Он — достаточная надежда.

— Ты так же наивен, как самый зеленый новичок, если веришь, что это чудовище будет нашим спасением. Мефистон — выродок, который должен быть облачен в броню такую же черную, как его душа.

Комментарий Сета вызвал волну негодования по всему залу. Требования наказания и гневные протесты звучали со всех сторон.

— Он хотя бы не убивает с таким же пренебрежением, как Расчленители, — презрительно ухмыльнулся Малаким из Плакальщиков. — В сравнении с теми, кого ты считаешь достойным быть облаченным в багряную броню, убийцы из моей Роты Смерти — и те пребывают в здравом уме.

— Да что тебе известно о битвах, Плакальщик? Посмотри на себя! Желтый среди красных. Трус в море крови! — зарычал в ответ Сет, позволив бешенству взять над ним верх.

Малаким собирался ответить, но Данте оборвал его.

— Злость и отчаяние, Сет. Они привели к смерти Нассира.

Сет вздохнул, отрезвленный словами Данте. Нассир Амит был первым магистром ордена Расчленителей, жестоким и яростным воином, совершившим множество великих деяний. Он сражался в великой войне и покорил Кретацию — мир, который Сет считал домом. Амит был лучшим из Расчленителей, пока его не поглотила жажда крови и насилия.

— Я шагнул во тьму и повел армию чудовищ на защиту света. Я делал то, что должно, дабы обеспечить будущее ордена, — огрызнулся Сет.

— Превыше всего твой долг перед Императором. Выживешь ты или нет — не имеет значения, — процедил Герон. Его лицо светилось презрением. Как и остальные братья его ордена, Ангел Божественный относился к проклятым с гневным пренебрежением. Он презирал их — за слабость, которую отец оставил им в наследство.

— Превыше всего — мой долг перед Сангвинием и его сынами, командование которыми досталось мне.

— А что ты скажешь о твоем долге перед нами? Что скажешь о твоем обещании мне, разве ты забыл об этой клятве? — спросил Данте.

Сет посмотрел на Данте и промолчал. Он помнил.

— В тот день, когда ты стал магистром ордена ты пришел ко мне. Пришел ко мне! — в первый раз за день самообладание Данте подвело его, а руки крепче сжались на балюстраде. — Ты поклялся усмирить Расчленителей. Положить конец вспышкам насилия и безрассудному бесполезному кровопролитию. Ты должен был вернуть ордену честь, а памяти Сангвиния — славу.

— Я стремился сдержать клятву с каждым вздохом, — Сет устремился вперед и поднял взгляд на Данте. Его темные глаза отражались в маске Кровавого Ангела.

Неловкое молчание повисло над Юдицием, пока магистры орденов смотрели, как Расчленитель и Кровавый Ангел обменивались оценивающими взглядами.

— Тогда говори, — нарушил тишину Данте. — Расскажи нам о своих стараниях.

 

Акт III

— Ты уничтожил Арер, чтобы скрыть грехи твоих братьев, — голос Малакима был холоден, в его глазах плескалось высокомерие.

— Я уничтожил Арер, чтобы остановить архиврага, — бросил Сет, судорожно стискивая кулаки — но почти сразу глубоко вздохнул и расслабился, разжав пальцы. Сдержанность. В его голове звучало предупреждение Апполлуса. Если ты хочешь доказать, что мы являемся чем-то большим, нежели берсеркерами, которыми нас считают, ты должен проявить сдержанность. Сет подавил улыбку. От яростного капеллана редко удавалось услышать подобный совет.

— Действительно? — спросил Сентикан. — Был ли это единственный способ достичь победы, или всего лишь наиболее удобный, позволивший тебе обелить свою честь?

Слова застряли у Сета в горле от гнева, и он только зарычал в ответ.

— Ты не понял сути, — ответил за него Данте. — Даже покоренные Яростью, Расчленители достигли многого. Они платят за победу собственными жизнями.

Весь зал погрузился в шумные споры, когда присутствующие магистры начали выражать свое мнение о неожиданной позиции Данте. Гневные обмены репликами и попытки быть услышанными смешались, пока магистры бурно обсуждали сказанное.

Сет молчал, кивнув Данте. Он не ожидал, что Кровавый Ангел выскажется в его защиту, но был рад этому вмешательству. Тем не менее, он бы отдал свое умение драться, чтобы узнать, что скрывалось за непроницаемой маской смерти, и взглянуть Данте в глаза. Кровавый Ангел был воином, с которым мало кто мог тягаться, но его боевые умения не шли ни в какое сравнение с его же лидерскими способностями. Кроме того, Сета беспокоило, что он абсолютно не понимал мотивов Данте.

— Тишина, братья. Тишина и размышления, — произнес Техиал формулу закрытия. Услышав это, остальные успокоились, хотя полные ненависти взгляды и выдавали напряженность споров.

— Близится время правосудия, — он кивнул Данте.

Кровавый Ангел сложил руки на груди в знамении аквилы и произнес слова ритуального псалма.

— Божественный отец. На прекрасных крыльях ты возвысился над ложью и познал правду судьбы. Со знающим взглядом ты встретил свою смерть, непреклонный и не сломленный. Вдохни в нас часть твоей ясности ума, милосердия и самоотверженности. Будь проводником в нашем выборе. Пусть принятое здесь решение пойдет на пользу всем нам, сыновьям твоим.

— Кровь укажет нам путь, — закончили псалом остальные.

Взгляд Сета остановился на далеком потолке и статуе Императора. Разве недостаточно того, что к Трону прикован Ты, Повелитель? Так ли необходимо сковать и другие наши силы?

Нарастающий металлический звон вывел Сета из задумчивости. Каждый из присутствующих магистров ударял кулаком по нагруднику, и звук эхом разносился по всему помещению.

Грохот постепенно затих, сменившись тишиной. Ощущаемое молчание накрыло Юдиций и продолжалось сто ударов основного сердца Сета.

— Готовьтесь, — снова заговорил Техиал.

Все как один магистры обнажили клинки. Грубый звук стали и адамантия, покидающих ножны, заставил Сета улыбнуться. Перед ним развернулось впечатляющее зрелище — величайшие сыны Сангвиния, вооруженные и готовые к бою, сжимающие в руках мечи, изготовленные лучшими мастерами — каждый клинок был реликвией настолько же прекрасной, насколько смертоносной. Здесь собрался величайший хор Ангелов Императора, и он пока еще был его частью.

— Да свершится правосудие! — провозгласил Техиал и вонзил меч в землю у ног.

Внутри Форума не было никакого секретного голосования или шепчущихся собраний. Магистры открыто отвечали за себя, любое решение было открытым. Хронисту принадлежала честь первым вынести вердикт, и Техиал сделал свой выбор. Данте будет голосовать последним, как первый среди равных.

Сет уставился на меч, стоящий у ног Техиала. Виновен.

Нетерпеливым быстрым движением Зарго перевернул меч и воткнул его в землю. Второй вердикт — виновен. Один за другим магистры продолжали выносить ему приговор. Сет сдержался, чтобы не выругаться, когда даже Мальфас вонзил меч в землю. На его стороне была лишь горстка, бросившая клинки на пол. С грохотом падающие к его ногам мечи были символическим воинским жестом, означавшим, что судимый сможет защищаться ими от обвинителей.

Все взгляды повернулись к Данте.

— Габриэль Сет, сын благословенного Сангвиния, магистр ордена Расчленителей, — он сделал паузу, воткнув свой меч в землю, — этот совет решил, что ты недостоин своего звания.

Сет зарычал, как зверь, загнанный в угол.

— Расчленители будут распущены, воины будут распределены между нашими орденами и поставлены под надзор самых строгих капелланов.

— Что будет со мной? — голос Сета был полон ненависти.

— Ты останешься на Ваале, пока безумие или смерть не заберут тебя. Ты будешь…

— Нет, не будет.

Зал погрузился в удивленное молчание, едва объявился новый оратор. Облаченный в темный доспех с черными крыльями на спине, Асторат внушал ужас. Войдя в зал, верховный капеллан Кровавых Ангелов встал плечом к плечу с Сетом.

— Асторат. Ты превышаешь свои полномочия, — каждый звук в сдержанном рыке Данте был пропитан угрозой.

— Это не так. Я иду по пути, который принадлежит только мне, — Асторат осмотрел собравшихся магистров. — Я и только я являюсь последним судьей проклятья и его жертв.

Сет смотрел на Астората, пока тот шел по окружности Юдиция. Асторат впечатлил Расчленителя умением привлечь к себе внимание.

— Ты всего лишь верховный капеллан, Кровавый Ангел, — осклабился Зарго.

— Ты уверен в этом? — Асторат бросил на Ангела Обагренного мертвенный взгляд. — Почему же я тогда чувствую сомнение в твоем голосе?

— Важность твоего поста в нашем братстве не ставится под сомнение, верховный капеллан, — Герон поднял руки в примирительном жесте.

— Твое мнение всегда важно, Асторат, — сказал Данте, — но сегодняшнее решение не приемлет неповиновения.

— Я не проявляю неповиновения, повелитель, я несу искупление.

— Искупление для кого? — спросил Техиал. — Расчл…

— Для всех вас, — отрезал Асторат, его рука сжалась на рукояти топора. — Я пришел, чтобы удержать вас от смертельной ошибки.

— Не тебе это решать, — медленно проговорил Сентикан, с трудом сдерживая гнев.

— Я избавитель, избранный палач Сангвиния. Ты хочешь сказать, что я не смогу найти тьму в ваших душах? Ты настолько уверен, что среди вас нет тех, кто должен встретиться с моим топором? — Асторат обвел собравшихся оружием.

По залу раскатился хор гневных ответов.

— Ты угрожаешь нам? — спросил Мальфас, положив руку на рукоять воткнутого в землю меча.

— Нет, Кровопускатель. Я лишь напоминаю и обещаю, — со смертельным спокойствием проговорил Асторат. — Напоминаю о том, что со временем проклятье заберет и сильнейших из нас.

— А что же ты обещаешь? — Мальфас не убирал руку с оружия.

— Когда это время придет, я буду вершить правосудие, — глаза Астората были подобны беззвездной ночи: недвижимые, бездонные и бесконечно темные.

— Почему ты защищаешь Сета? — спокойно спросил Данте. — Не единожды он был для тебя проблемой, вы даже сталкивались в бою.

 

Акт IV

— Мы — Ангелы, несущие возмездие Императора. Мы не знаем жалости и прощения, мы были созданы, чтобы нести смерть. Свидетели наших деяний пребывают в ужасе, а наша ярость вошла в охваченных огнем легендах. Но… — перед тем как продолжить, Асторат сделал паузу, чтобы его слова повисли в воздухе. — В глубинах вселенной существуют ужасы, чье могущество превосходит наше, чью ненависть мы не можем себе и представить. Мы никогда не сможем себе позволить отказаться от чести и братства, но есть враги, для которых эти понятия — пустой звук.

— Ты хочешь сказать, что он нужен нам? — неприятно изумился Зарго.

— Да, — голос Астората неожиданно стал твёрдым. — Император в Своей бесконечной мудрости создал множество сынов, и все они разные. Зарго — наша пылкая вера, Малаким — искупление, Сентикан — защитник, а повелитель Данте — наш разум. Сет в таком случае будет нашим клинком, а Расчленители его зазубренными краями, — Асторат повернулся к Сету, изучая его. — Он — безумный мясник, все его действия непродуманны и безрассудны. Но если мы хотим победить, нам нужны такие, как он.

В первый раз за два дня зал погрузился в полную тишину. Под непроницаемым ликом маски смерти Данте улыбнулся. Он знал, что войны выигрывают оружием, а не принципами.

А чем иным мог быть Габриэль Сет — если не оружием?