— Как бы я хотел сказать, что рад тебя видеть, — ответил Пайас в тон брату. Мозг его между тем лихорадочно работал. Тас скорее всего не догадывается о том, что брат стал агентом СИБ и прошел специальную подготовку. Диктатор, вероятно, полагает, что Пайас вернулся на Ньюфорест по просьбе Бети, чтобы подорвать могущество Таса. Пока он так думает, у него есть шанс выпутаться из беды, если же Тас догадается, что брат является представителем Службы, часы Пайаса сочтены.

— Да уж, ты никогда меня не любил, — криво улыбнулся Тас.

— Я воздавал тебе должное.

— Разумеется — старший брат, великодушно раздающий каждому по крохе. Мне надоело питаться крохами с твоего стола. Я хотел весь каравай, и я его получил.

— Что же, теперь ты счастлив, когда достиг, чего хотел, когда поработил целую планету?

— Ты всегда был романтиком, — парировал Тас. — Истина гораздо менее мелодраматична, чем тебе кажется. Ньюфорест был сонным болотом, ничем не примечательной провинцией. Я просто подтолкнул его в двадцать пятый век, и теперь ему уготовано достойное место в Галактике. Я сделал его сильным, Пайас. Естественно, люди жалуются и ноют, как ноют твои мышцы, когда ты начинаешь тренироваться, укрепляя свое тело. Перемены всегда болезненны. Всю Империю в ближайшем будущем ждут перемены, при этом пострадает множество людей, но Империя станет сильнее.

«Если я романтик, то ты — доверчивый простофиля, — подумал Пайас. — Ты идешь по стопам Трезы Клунард с Пуританин. Она тоже верила в достижение могущества посредством дисциплины». Вслух же он тихо произнес:

— Пока от перемен пострадала бедняжка Бети. Ты пытался изменить ее — превратить из живой девушки в труп.

— Бети страдает тем же романтизмом, что и ты. Я только хотел вернуть ее домой, где я мог бы присматривать за ней, чтобы она не баламутила себя и других. — Он снова криво усмехнулся и покачал головой. — Бедный Пайас, ты пытаешься изображать рыцаря-спасителя, как в тех старых сказках, которые ты любил читать. Мои люди засекли тебя в ту минуту, как ты въехал в Гарридан; когда ты подал заявление о выдаче гражданского удостоверения, стало ясно, что твои отпечатки пальцев и узор радужной оболочки совпадают с теми, что зафиксированы в твоем старом файле. Мы контролировали каждый твой шаг. Мы хотели уберечь тебя от опасности, но ты сам напросился на неприятности.

— И теперь, очевидно, ты собираешься для моего же блага запереть меня вместе с остальными членами семьи.

Тас не успел ответить, ибо в этот момент стены компьютерного комплекса содрогнулись от мощного взрыва. Звук раздался довольно далеко, но за ним последовали два новых, каждый из который раздавался все ближе.

— Что?.. — воскликнул Тас, оглядываясь в замешательстве. Охранники позади него были растеряны ничуть не меньше, и несколько человек выбежали из кабинета, чтобы узнать, что происходит.

Оправившись от шока, Тас обернулся к брату — но Пайас не стал дожидаться, когда про него вспомнят. Он тоже не имел представления, что послужило причиной взрывов, но его учили извлекать выгоду из любых обстоятельств, и когда раздался грохот, он приготовился действовать.

Быстро упав за письменный стол, он перестал служить мишенью Тасу. В то же время он вытащил собственный бластер и приготовился к ответному огню. Возможно, ему больше не представится такой блестящей возможности сразиться в открытую со своим сумасшедшим братцем, и он собирался воспользоваться ею в полной мере. Сейчас от него зависела судьба родной планеты.

Однако ему вовсе не хотелось совершать братоубийство, поэтому сначала он сделал предупредительный выстрел, послав луч над самой головой брата. Тас Бейвол быстро отпрянул назад, выстрелил в стол и торопливо выскочил из кабинета. Пайас слышал, как он отдал приказ охранникам убить преступника, но сам Тас не стал дожидаться исхода схватки. Перед ним сейчас стояла задача посерьезнее — спасти собственную шкуру.

В течение следующих нескольких минут Пайас был слишком занят, отстреливаясь от «брасси», чтобы обращать внимание на то, что происходит в здании. В памяти отложилось, что за это время прогрохотали еще три взрыва, но ни один из них не раздался достаточно близко, чтобы отвлечь охрану от боя.

Когда он ранил двоих охранников, остальные организованно отступили. Наконец стрельба прекратилась, и он осторожно выбрался из кабинета, держа бластер наготове. В воздухе стоял сильный запах озона, но приемная и коридор были пусты.

Подкравшись к главному коридору, он увидел, что гражданский персонал охвачен паникой. Служащие толпились в дверях, затрудняя работу охраны. Полицейские пытались разобраться в ситуации, одновременно сдерживая напор людской массы, атакующей все выходы.

В шуме и хаосе охранники не обратили внимания на Пайаса в его краденой униформе. Он пробрался сквозь толпу в относительно безлюдную часть здания, надеясь незаметно выбраться наружу. Кроме того, он рассчитывал где-нибудь в этом фантастическом лабиринте снова встретиться с братом. Совершенно очевидно, что Тас не станет ломиться вместе с толпой через обычный выход; наверняка у него есть особые потайные выходы, и Пайасу хотелось отыскать их.

Но получилось так, что Тас нашел его. Пайас как раз пересекал перпендикулярный коридор, когда рядом с его головой промелькнул заряд бластера. Агент СИБ нырнул в укрытие и начал отстреливаться. Тас бросился прочь по коридору, а Пайас вскочил на ноги и кинулся вдогонку.

Коридор упирался в просторную прямоугольную камеру высотой в два этажа. Пол камеры был уставлен множеством конусообразных пилонов, что являлось последним словом в дизайне компьютерных залов. Пайас нерешительно перешагнул порог. Помещение казалось пустым, но брат мог притаиться за любым из пилонов.

С бластером наготове Пайас быстро перебегал от пилона к пилону. Это была смертельная игра в классики. Крики охваченной паникой толпы доносились издалека, здесь же тишину нарушало лишь назойливое электрическое жужжание. В зале пахло чопорной деловитостью и математическим равнодушием: Хотя воздух был холодным, Пайас взмок — при этом он почти чувствовал, что и брат покрылся испариной. Прятки со смертью.

— Пайас! Сзади! — завизжал женский голос.

Пайас развернулся с поднятым бластером и заметил фигуру целящегося в него Таса. Упал на колени и выстрелил. Выстрел Таса прошел в сантиметре от его головы, сам же он не промахнулся — и младший брат, раненный в правую ногу, вопя от боли, повалился на пол. — Вонни! — крикнул Пайас. — Ты должна была ждать дома!

Ивонна д’Аламбер опасливо вышла из укрытия со станнером в одной руке и бластером в другой.

— Ты же не думал, что я позволю тебе развлекаться в одиночку! — Она улыбнулась и пожала плечами. — Кроме того, кто-то ведь должен был вытащить тебя из этой заварушки.

— Я контролирую ситуацию, спасибо, — сказал Пайас. — Но раз уж ты здесь, то я, пожалуй, подключу тебя к работе.

Пайас подошел к лежащему брату и брезгливо посмотрел на него сверху вниз. Тас Бейвол корчился от боли и страха.

— Ты ведь не убьешь родного брата, правда? — жалобно заныл он.

— Не все играют по твоим грязным правилам, — ответил Пайас. — Но я не берусь предсказать реакцию Императрицы, когда она узнает, во что ты ввязался. Она не так сентиментальна, как я.

Он ухватил Таса за ворот туники и грубо поставил на ноги. Младший брат взвыл от боли.

— Но прежде чем твое дело дойдет до Имперского Суда, — жестко продолжал Пайас, — ты должен вернуть мне кое-какие долги. Во-первых, сейчас ты выведешь меня и мою подругу из здания целыми и невредимыми. Во-вторых, ты созовешь крисс. Нужно пересмотреть одно маленькое дельце.

Пайас нервно вытирал пот с ладоней. Вонни сторожила арестованного Таса в зале семейных собраний резиденции Бейволов, где через час-другой должен был собраться крисс. Но Пайас нервничал не из-за крисса; каким бы ни был исход заседания, он уже доказал себе, что может жить достойно и в изгнании. Сейчас ему предстоял эмоциональный поединок, от которого зависела его дальнейшая жизнь, и внутри у Пайаса все сжалось в комок. Он предпочел бы увидеть перед собой сотню вражеских бластеров, нежели глаза человека, к которому шел.

Он глубоко вздохнул, медленно выдохнул и вошел вслед за сиделкой в спальню отца. В комнате царил полумрак, ибо крапчатая лихорадка делает глаза сверхчувствительными к свету. Пайас помедлил на пороге, привыкая к темноте.

На первый взгляд здесь ничто не изменилось за время его отсутствия. Твердый кафельный пол покрыт домоткаными половичками, и изумительное эбонитовое бюро с зеркалом в резной раме все так же стоит у северной стены. Массивная кровать под балдахином так же царственно красуется напротив двери. И только внимательно обшарив глазами комнату, Пайас заметил маленькое, но важное изменение в обстановке.

На южной стене по-прежнему висел большой портрет его покойной матери, окруженный портретами пятерых детей Бейволов — нет, четверых. Одну из картин убрали — портрет Пайаса. При этом никто не перевесил картины, чтобы придать им новую симметрию; снятый портрет своим отсутствием напоминал о себе, нарушая единство композиции.

Герцог Кистур Бейвол утопал в горе подушек и одеял. Отец был крепким энергичным человеком, пока Пайас впервые не покинул Ньюфорест, чтобы отыскать человека, убившего его невесту. Когда он видел отца в последний раз, тот был разбит болезнью, наполовину съеден лихорадкой и выглядел гораздо старше своих лет.

Сейчас, когда ему было под семьдесят, герцог представлял из себя жалкую пародию на человека. Волосы почти все выпали, лишь жиденькие седые пряди торчали над висками. Кожа туго обтягивала лицо, придавая сходство с изглоданным черепом, глаза глубоко ввалились. Темные пятна на коже, которые и дали название болезни, покрывали все тело, насколько было видно.

Пайас жестом отослал сиделку и шагнул вперед. Герцог спросил: «Кто?..» дрожащим, еле слышным голосом.

— Это я, Пайас, папа.

Несмотря на слабость, герцог Кистур попытался сесть и посмотреть на вошедшего; затем, внезапно вспомнив, что Пайас лишен прав, он лег и отвернулся от двери. Герцог игнорировал существование сына, хотя это больно ранило его.

Пайас, однако, не собирался предоставлять отцу такой простой выход из положения. Подойдя к кровати, он сел и заговорил:

— Я беззастенчиво пользуюсь своим преимуществом, зная, что ты не сможешь уйти от меня. Мне известно, что мое присутствие причиняет тебе боль, ибо ты обязан игнорировать меня, как велел крисс. Что ж, мне тоже неприятно здесь находиться, но я люблю тебя, отец, и не собираюсь сдаваться. Ты попытаешься не слушать меня, но выслушать придется. Затем можешь думать обо мне что хочешь, а я покорюсь любому решению, которое ты примешь, ибо я хороший и послушный сын. У меня не было возможности высказать тебе все, когда я был здесь последний раз. Теперь я расскажу свою историю и надеюсь, ты все поймешь.

После такого предисловия Пайас перешел к рассказу. Он поведал отцу о том, что был завербован Службой Имперской Безопасности в качестве секретного агента и что Иветта, женщина, которую он любит и на которой женился, тоже является агентом. Он хотел рассказать об этом отцу в свой прошлый приезд на планету, но в комнате находился Тас, которому Пайас не доверял. Подтверждая худшие опасения брата, Тас начал мутить воду, представил дело так, будто Пайас покинул свой народ, и интригами подвел крисс к решению о его изгнании.

Он рассказал отцу о своих подвигах после отъезда с Ньюфореста и о том, как ему удалось спасти Империю во время вторжения в День коронации, когда он первый раз вел космический корабль. Он описал отцу прелестную маленькую внучку, которую назвали в честь ее бабушки. Но с особой горячностью Пайас говорил о том, что никогда не отворачивался от своего народа — только приверженность тем ценностям, представление о которых он получил в этом доме, заставила его отдать свои силы служению Империи.

— Вот и все, что я хотел сказать, отец, — закончил он. — Я знаю, что мое молчание ранило тебя, и мне было больно скрывать от тебя правду. Но я был прав, не доверяя Тасу. Я надеюсь, ты сможешь простить меня — но если ты не примешь мой выбор, то хотя бы поймешь: я сделал его потому, что ты приучил меня думать о людях.

Он остановился на полуслове, не в силах говорить дальше. Перед ним лежала застывшая фигура отца. Кистур Бейвол лежал молча, лишь слабое дыхание указывало на то, что он жив; но в зеркале на бюро Пайасу были видны его широко открытые глаза. Пайас ждал, сам едва осмеливаясь дышать, гадая, что одержит верх: отцовская любовь или непомерная гордость и упрямство.

Через пару минут, тщетно прождав ответа, Пайас встал и уныло направился к двери. Если не удалось переубедить отца, то шансов на пересмотр Указа крисса не оставалось. Когда Тас будет обвинен в государственной измене, титул перейдет к Фенелии, их старшей сестре. И она, и ее муж были неотесанными, грубоватыми людьми, но прямыми и честными, и, во всяком случае, они не приведут планету к катастрофе, как это сделал Тас.

— Пайас, — раздался за спиной слабый голос герцога. Он слегка шевельнулся в кровати и немного приподнял руку, всего на несколько сантиметров — но и этого едва заметного знака было достаточно.

Пайас мгновенно оказался подле отца, обхватил руками хрупкое тело и крепко обнял его. Двое мужчин беззастенчиво плакали несколько минут, и к тому времени, когда сын покинул комнату, мир между ними был полностью восстановлен.

Пайас вышел из отцовской спальни с таким ощущением, словно он был на планете с гравитацией всего в одну четвертую g, такой груз свалился с души. Пусть теперь крисс решает, что хочет; он выиграл главное сражение. Отец вновь признал его, и вселенная отныне не так пустынна.

Когда он спускался по лестнице на первый этаж, его окликнул женский голос. Он обернулся и ощутил внезапный холодок на спине, увидев перед собой Житану Бейвол, жену брата. Когда-то давно Житана была его любовницей, пока он не влюбился в ее несчастную сестру Мири; потом, охотясь за убийцей Мири, он повстречал Иветту. До сих пор в душе шевелилось чувство вины перед Житаной, хотя страсть давно умерла.

Пролетевшие годы не пощадили Житану, как пощадили его. В уголках глаз залегли крошечные морщинки, наметился второй подбородок. В длинных, до пояса, черных волосах поблескивала седина, а роскошная фигура отяжелела.

— Привет, Житана, — сказал он как можно более нейтральным голосом.

— Как… как поживаешь?

— Прекрасно, спасибо.

— Ты ведь идешь на крисс?

— Да, и не хочу опаздывать.

Он повернулся, но Житана цепко схватила его за рукав, не пуская дальше.

— Пайас, подожди. Я… Ты знаешь, я гордая женщина, но ты всегда умел заставить меня просить. И сейчас я прошу тебя, Пайас. Пожалуйста, будь милосердным на криссе.

— Тасу придется защищаться самому.

— Да пропади он пропадом! Меня не беспокоит его судьба, я вышла за него замуж только потому, что ты променял меня на ту… на ту, другую женщину. Но не разрешай им трогать меня. Если в твоей душе сохранился хотя бы след любви ко мне, не дай отправить меня в изгнание. Я этого не перенесу.

Пайас почувствовал такое облегчение, что чуть не расхохотался. В этом была вся Житана — эгоистичная до мозга костей. Бети рассказала ему о некоторых выходках Житаны, маркизы Ньюфорестской, почитающей себя выше всех окружающих и грубо попирающей чувства людей. Однако, вероятнее всего, она не была замешана в измене; главное несчастье ее жизни заключалось в том, что она вышла замуж за человека, который дал проявиться ее природной жестокости.

— Я сделаю все, что смогу, — пообещал он. — Возможно, тебе позволят развестись с Тасом и заставят вернуть те драгоценности, которые, я слышал, ты приобрела.

Отец Житаны был одним из наиболее влиятельных маркизов Ньюфореста, и едва ли приговор будет суровым.

— Спасибо, — она посмотрела ему в глаза и потянулась, чтобы поцеловать его, но Пайас холодно кивнул, отвернулся от нее и пошел вниз в зал заседаний крисса.

Пайас вошел в зал с чувством уверенности, которой ему недоставало последнее время — он знал, что на руках у него верные карты. Многие из планетной аристократии были недовольны режимом Таса, считая, что их власть узурпирована, а права ущемлены. Они осознали, какую ошибку допустили, изгнав Пайаса, и теперь искали случая исправить ее.

Первая часть заседания казалась сплошным недоразумением, поскольку крисс, согласно собственному Указу, должен был игнорировать присутствие Пайаса. Он использовал свое новое законно выданное удостоверение на имя Гари Нава, чтобы оспорить решение по делу Пайаса Бейвола, и члены собрания охотно приняли такой выход из положения.

Пайас доказывал, что на предыдущем заседании он был безосновательно обвинен в предательстве интересов народа, потому что хотел жениться на чужестранке и своевольно покинул планету. Он сказал, что по-прежнему не может объяснить криссу причин отъезда, но изложил их отцу, и герцог был удовлетворен. В зале была включена видеосвязь со спальней главы государства, и герцог Кистур подтвердил, что Пайас дал вполне удовлетворительные объяснения, и он больше не верит выдвинутым против сына обвинениям.

Приняв к сведению слова герцога и зная, как плохо обстоят дела на планете, члены крисса подавляющим большинством голосов отменили предыдущий Указ. Пайас Бейвол снова стал живым человеком и полноправным членом герцогской семьи. Ему вернули титул маркиза Ньюфорестского и восстановили в правах наследования планеты после кончины отца. После примирения с отцом все это было уже не столь важно, но Пайас тем не менее почувствовал, как потеплело на душе.

Покончив с этим делом, крисс вернулся к Тасу и его преступлениям против народа. Согласно племенным законам, действовавшим еще с тех времен, когда Ньюфорест не был частью Империи, крисс обладал правом казнить и миловать жителей планеты. Большинство членов совета сначала склонялось к решению приговорить Таса к смерти в наказание за жестокое правление. Пайас увидел горькую иронию в том, как смело и дерзко выступали против Таса те самые люди, которые трусливо поддерживали его, когда он был у власти.

Он выступил в защиту брата, заявив, что главные преступления Таса направлены против Империи, и он подлежит Имперскому Суду, несколько более беспристрастному, хотя и не менее суровому. Крисс хотел было изгнать Таса из общества, как прежде изгнал Пайаса, но тот убедил их не делать этого. Он считал, что подобный остракизм является грубым нарушением прав личности, и втайне рассчитывал, став герцогом, положить конец произволу крисса.

Вопрос о Житане рассмотрели бегло и то лишь потому, что ее отец, член крисса, спросил о судьбе дочери. Было решено, что она должна развестись с Тасом и вернуть людям изъятые у них драгоценности. Кроме того, она должна была подвергнуться суровому публичному осуждению за свою деятельность. Пайас подумал, что она получила гораздо меньше, чем заслуживала, но решил, что отныне Житана превратится в меченую и немногие достойные люди согласятся общаться с ней. Для столь тщеславной женщины это станет худшим наказанием.

Пайас покинул зал заседаний крисса полным триумфатором. Он прибыл на Ньюфорест тайно, отвергаемый семьей и друзьями, преследуемый властями. Теперь он покидает ее, примирившись с отцом, родными и близкими, титул его восстановлен, а брат предстанет перед Имперским Судом за изменнические действия. Судьба повернулась так круто, что Пайасу было трудно во все это поверить.

После заседания он до утра просидел вместе со старым другом Юрием — слугой, который жил в доме Бейволов еще до рождения Пайаса и который помог убежать Бети. Они праздновали победу, пили шипучую воду, шутили и делились воспоминаниями.