Филоктет

Софокл

 

Действующие лица

Филоктет: вождь малийцев

Одиссей, вождь итакийцев

Неоптолем, вождь мирмидонян, сын Ахилла

Моряк мирмидонский (позднее под видом купца)

Геракл

Хор мирмидонских моряков

Действие происходит на скалистом берегу острова Лемноса, перед пещерой Филоктета.

 

Пролог

Со стороны моря входят Одиссей и Неоптолем в сопровождении мирмидонского Моряка.

Пред нами берег морем окруженной Земли лемносской — дикий, нелюдимый. Здесь некогда, — о друг Неоптолем, Сын лучшего бойца в ахейской рати! — Я Филоктета высадил малийца [1] , Пеанта сына. Так мне повелели Мои вожди. Ужасная болезнь Его снедала ногу. Гной сочился; Ни возлиянье совершить, ни жертву Богам благоговейно принести Он не давал нам; крики и стенанья 10 Его всечасно знаменьем зловещим Носились в стане… Но довольно слов! Не время слух пространной речью тешить: Еще заметит он приход мой — тщетной Тогда уловка станет, что его Нам подчинить должна в ближайший час. Теперь твоей услуге наступил Черед. Пещеру должен отыскать ты Двувходную, с таким расположеньем, Чтоб жителя зимой двойным приветом Ласкало солнце, летом же, сквозной Стезей гуляя, ветерок прохладный 20 Сон навевал. Под ней, немного слева, Родник увидишь — если только цел Поныне он. Пойди и посмотри, И дай мне знак движением немым, Нашел ли ты описанное мною, Иль нет. Тогда и прочему пора Настанет, мне — сказать, тебе — услышать, И к общему приступим мы труду.
(осматриваясь по сторонам) Царь Одиссей, исполнена задача: Твою пещеру, мнится, вижу я.
Где, выше нас иль ниже? Я не вижу. Неоптолем (указывая рукой) Над нами, здесь; и все кругом молчит.
Одиссей 30 Быть может, сонный он лежит в пещере?
(подходя к пещере) Жилище пусто; нет людей нигде.
Домашнего уюта есть следы?
Постель простая из листвы сухой.
И это — все? Другого скарба нет?
Дубовый ковш — знать, мастер-самоучка Его строгал — и рядом с ним огниво.
Так я и ждал; его ты утварь видишь.
Фу, смрад какой! А здесь на солнце сохнут Его лохмотья, черные от гноя.
40 Сомненья нет; здесь Филоктет живет. И вряд ли далеко забрел он: трудно Больному, с раной гложущей в ноге, В далекий путь собраться. Видно, пищу Пошел он добывать; а то за зельем, Чтоб усыпить страдания свои. Итак, отправь в дозор ты моряка, Чтоб не застал меня врасплох он; знаю, Он больше дал бы за мою погибель, Чем за аргивян остальную рать. По знаку Неоптолема моряк отправляется в дозор.
Уж он пошел; дорога под присмотром. А от тебя второй я речи жду.
50 О сын Ахилла, требуется твердость Не только тела, — духа — от тебя. И если от меня теперь услышишь Речь новую, — послушно выполняй.
Но в чем задача?
Филоктета ум Обманным словом ты опутать должен. Когда он спросит, чей ты сын, откуда — Ответь: Ахиллов (здесь обман не нужен); Плывешь домой, ахейский бросив стан, Враждой горя великой. На мольбы их 60 Склонился ты — ведь при иных условьях Не мог быть взят ахейцами Пергам [2] . Они ж, глумясь над справедливой просьбой Твоей, Ахилловых тебя доспехов Лишили злостно, Одиссею их Отдав… И тут меня ты вволю можешь Последними словами поносить. От них не будет больно мне; но если Завет нарушишь мой — тогда аргивян Ты всех обидой лютой огорчишь. Одно запомни: без его оружья Тебе не взять Дардановых [3] высот. 70 А что не мне в доверчивом общенье С ним разговор вести, а лишь тебе — Понять нетрудно. Ты явился к нам Не под грозой присяги, [4] не под гнетом Насилья, и не в первом ополченье. Не то, что я. И коль стрелок искусный Меня увидит — неизбежной смертью Погибну я и в гроб тебя сведу. Тебе ж в одном лишь надо исхитриться, — Чтобы украсть непобедимый лук. Я знаю, сын мой, от природы ты Не приспособлен ближнего бездолить 80 Сплетеньями излучистых речей, Но верь: победа — драгоценный дар! Решись! А там — и правде мы послужим. На час один лишь душу ты свою Мне предоставь для замысла кривого. А как потребность минет — хоть всю жизнь Благочестивейшим слыви из смертных.
Лаэртов сын, совсем я не охотник До дел таких, о коих речь одна Мне режет слух. Не создан я природой Чтоб к выгоде стезей кривой стремиться; Не таковым был — так гласит молва — И тот, кому я жизнию обязан. 90 К чему тут козни? Я согласен силой Его под Трою с нами увести. Не может быть, чтоб он, с хромой ногою, Осилил нас, приехавших вдвоем. Меня тебе помощником послали; Предателя ты не найдешь во мне. Но знай мой взгляд: милей победы гнусной Мне неудача честная стократ.
О милый отпрыск храброго отца! И я был молод, и язык неловкий Не поспешал за бодрою рукой. Но жизни опыт говорит: не доблесть, А слава правит все дела людей.
100 Итак, я должен лгать; но что же дале?
Ты хитростью его опутать должен.
Зачем же так, зачем не убежденьем?
Не убедишь; насилье ж бесполезно.
Какой же мощью обнадежен он?
Волшебный лук руке его послушен.
Но если так — возможно ль с ним общенье?
Лишь хитростью — таков и мой совет.
И эту ложь ты не сочтешь позорной?
Конечно, нет — когда спасенье в ней.
110 Ему в глаза смотреть с неправдой в речи?
Так выгода велит; сомненья брось!
Но чем мне выгодно его участье?
Его лишь стрелы Трою покорят.
А вы сказали: покоритель — я?
Ни ты без них, ни без тебя — они.
Исход один: они должны быть наши.
Ты этим делом два венца добудешь.
Какие? Смелость мне придаст ответ.
И доблестным, и мудрым прослывешь.
120 Ну, будь что будет; поборол я стыд.
А помнишь ты внушение мое?
Уж если дал согласье, — значит, помню.
Итак, останься, Филоктета жди; Я удалюсь, — так осторожней будет. Лазутчика же нашего с собой Возьму на судно — и его же к вам Пришлю обратно, если встречи вашей Замедлится желательный исход. В купца осанке явится к тебе он, И воина никто в нем не признает. 130 Речь поведет о том он и об этом, А ты, мой сын, что на руку тебе, Уж сам извлечь из слов его сумеешь. Я возвращаюсь на корабль: теперь — Твоя забота. Да блюдет тебя Наш хитроумный проводник, Гермес, А с ним — Афина мудрая, царица Побед, моя заступница вовеки.

Уходит.

 

Парод

Орхестру заполняет хор мирмидонских моряков.

Строфа I

В земле чужой, со странником угрюмым Что говорить, о чем молчать велишь? Ты все скажи нам, вождь! Там наука и ум цветет, Где божественной власти жезл 140 Зевсом в верные руки дан. Так к тебе перешла теперь Древнего царства держава; итак, скажи, Служить тебе могу ль я?
На краю, над обрывом жилище его; Если хочешь, взгляни, как устроился он: Безопасно теперь. Но как только придет Неприветливый путник — обратно ко мне Из пещеры явись и по силам своим Помоги мне в задуманном деле.

Антистрофа I

150 Давнишнюю ты воскресил заботу — Всегда радеть о выгоде твоей. Теперь скажи одно: Где пустынника дом найти, Где блуждает стопа его? Это надо бы ведать нам, Чтобы он не застиг нас вдруг. Где ж его хижина? Где пребывает он? В глуши лесной, иль дома?
Видишь здесь ты жилище в пещере сквозной, 160 Среди каменных стен двуотверстых?
А страдалец-хозяин — куда он ушел?
Видно, в поисках пищи вблизи он ползет И отвисшей ногою тропу бороздит, Ибо он, горемычнее всех горемык, Оперенной стрелой поражая зверей, Только тем и живет; Исцелителя нет его ране.

Строфа II

Ах, болеет о нем душа! 170 Нет ухода за ним, далек Взор участливый, день и ночь Стонет он, одинокий. Злою болью болеет плоть, В муках корм добывает он — Страшно думать, как мог бедствий таких Он пересилить гнет! О произвол богов! О, людской злополучный род, О, безмерная доля!

Антистрофа II

180 От прыск славных мужей, судьбы Первый баловень средь своих — Всех он жизни даров лишен, Всеми ныне покинут. Зверь лесной ему гость и друг, Голод — брат и болезнь — сестра; Одр его стережет [5] ночью и днем Мук неотлучных сонм. Тщетно рыдает он: Эха лишь неумолчный зов 190 С дальних скал ему вторит.
Неоптолем Коль судить мне дозволено — участь его В изумленье души не повергнет моей. Не без воли блаженных его поразил Той безжалостной Хрисы удар роковой; Не без их же решенья и ныне он здесь Без ухода томится десятый уж год — Чтоб не раньше направил на Трою он лук, Неизбежной стрелою сражая врага, Чем исполнится время, [6] когда от него 200 Суждена тому граду погибель.

Строфа III

О, тише, сын мой!
Что там?
Звуки слышу я, Точно где человек в муках томится. Там ли, здесь ли — знать не могу… Слышен вновь голос мне: Кто-то путь свой, полный страданий, Свершает; жалобным стоном Мне душу издали тянет Странник горький: так явно слышен он.

Антистрофа III

210 Наметь же, сын мой…
Что же?
Новых мыслей путь: Близок странник, сейчас будет он с нами. Не свирели вверил он песнь, Как пастух горных рощ; Иль, споткнувшись, голос страданий Он шлет в лазурные дали, Иль брег признал нерадушный Глаз его; но все громче стонет он.

 

Эписодий Первый

Появляется Филоктет, держа в руке лук.

Чужие здесь? 220 Кто вы? Зачем корабль ваш занесен На этот остров, дикий и безлюдный, Где даже для судов пристанищ нет? Какой отчизны вы, какого рода? Как величать вас? Эллинских я вижу Уборы риз, усладу глаз моих; Но голос ваш услышать я хочу… О, не пугайтесь! одичал я, знаю, Но все ж не ужас вам внушать я должен, А состраданье — бедный, одинокий, Покинутый, без дома, без друзей. Скажите ж слово, коль с добром пришли! 230 Ответьте мне! Велик ли дар ответа? Уж в нем никто не вправе отказать.
Внемли же, странник. На вопрос твой первый — Ответ готов: мы — эллины, ты прав.
О голос милый! Боги! сколько лет Я ждал того, кто б так мой слух утешил! Теперь скажи, какой неволи гнет Иль воли ласка вас ко мне пригнали И привели? тот ветер драгоценный — Как звать его? Ты все мне расскажи: Хочу я знать и кто ты, и откуда.
Мне родина — обвитый морем остров: 240 Зовется Скирос. [7] Я плыву домой, Ахиллов сын Неоптолем. Все знаешь.
О сын отца любимого, о отпрыск Отчизны милой, старца Ликомеда Питомец юный! О, какой судьбой Ты занесен сюда? Откуда путь твой?
Из Илиона бег мы направляем.
Возможно ли? Ведь не был ты средь нас, [8] Когда поход мы в Трою снаряжали!
А разве ты — участник тех трудов?
О милый! Кто перед тобой — не знаешь?
250 Да нет; тебя я вижу в первый раз.
А имя? А страданий лютых слава? Все это — чуждо слуху твоему?
Я ничего не слышал, будь уверен.
О верх обид! Ужели так противен Я стал богам, что о моих мученьях Мой край родной и вести не узнал, Что я совсем забыт во всей Элладе? Мои враги покинули меня Бесчестно и смеются втихомолку, Моя ж болезнь растет и расцветает! 260 О мой родной, о сын Ахилла милый, Ведь я — тот самый, о котором ты, Конечно, слышал, что Геракл его Чудесных стрел наследником оставил: [9] Царя Пеанта сын я, Филоктет! Меня чета правителей и с ними Итаки царь в пустыне одиноким Позорно бросили… сказать, за что? За то, что жалом гибельной ехидны Я тронут был; ее укус жестокий Больное тело истреблял мое. И вот, когда от морем окруженной 270 Скалы хрисейской корабли свои мы Сюда пригнали и в изнеможенье От сильной качки, под утеса сводом На берегу я сладкий сон вкусил, — Они, меня покинув, прочь уплыли, Оставивши мне жалкие лохмотья Да пищи крохи — горькая подмога На первый раз несчастному… Самим бы Такую же усладу испытать! Подумай, друг, с какой веселой думой Проснулся я — покинутый, один! Как разрыдался я, каким я воплем Нахлынувших пучину бедствий встретил! 280 Исчезли крылья кораблей моих, Души живой не видел я кругом; Ни кроткого привета, ни ухода Больному телу — ничего! И сколько Я ни метался — ничего не видно На всем брегу, опричь страданий горьких; Но их — обилье полное, дитя! И день за днем мучительной чредой Потек. Пришлось в скалы приюте тесном Жилье устроить — одному. Питанье Мне добывал мой лук, стрелою верной Он поражал крылатых голубей. 290 Но за добычей сам ползти я должен, Измученную ногу волоча. И также за питьем, и за дровами, Когда мороз: все это сам, несчастный, Я промышлял. Да, вот еще: огня Ведь не было. С большим усильем, камень О камень ударяя, извлекал Я пламя сокровенное; поныне Оно меня спасает. Кров жилой, Да жар огня — вот всем нуждам подспорье, Когда б не боль отравленной ноги! 300 Еще узнай ты острова природу. Сюда добром никто не пристает; Он не дает стоянки мирной судну; Нет жителей, чтоб с барышом товар Им свой продать, прием радушный встретя. Нет, не плывет сюда разумный муж! Неровен час, нужда кого пригонит — Ведь мало ль что в несметных дней теченье Случиться может! Ну, так вот, дитя, Я от пловца заезжего такого Дань получу участья — на словах! Кто пищи уделит из сожаленья Мне долю малую, а кто одежды 310 Немного даст. Но чтоб домой отправить Меня — о том и слышать не хотят. Так гибну я — десятый гибну год. Сам голодая, лишь болезнь-обжору Своею плотью вскармливаю. Так Меня почтили добрые Атриды И Одиссей-властитель. Пусть же им Зачтут цари державные Олимпа Моих страданий безутешных гнет!
И мы не мене тех пловцов заезжих Тебя жалеем, о Пеантов сын!
Готов и я свидетельством правдивым, 320 Друг Филоктет, рассказ твой подтвердить: И я врагов твоих изведал низость.
Как? И тебя Атриды оскорбили Проклятые? Разгневали тебя?
Насытить гнев рука моя сумеет! Тогда узнают Спарта и Микены, Что доблестных мужей родит и Скирос!
Так, так, дитя! Какой же злобы ради Ты столь великий гнев на них растишь?
Что ж, расскажу… ох, не легка задача! 330 Как насмеялись надо мной вожди, Когда пришел последний час Ахиллу…
Что ты сказал? Постой! Скажи еще раз. Ужели смерть познал Пелеев сын?
Да, он убит — не человека дланью: Его сам Феб стрелою поразил. [10]
Достоин он — достоин и сразивший. Душа двоится, и твою судьбу Хочу услышать, и его оплакать.
Ах, горемыка! И твоих страданий 340 Достаточно — тебе ль скорбеть о ближнем?
Ты прав, мой сын. Вернись к началу снова И расскажи мне про обиду их.
Ко мне приплыли в пышном корабле Царь Одиссей и дядька моего Отца; [11] их речь — правдивая ль, не знаю — Звучала так: раз умер мой отец, То мне лишь одному судьбой дано Взять Илион, — и никому другому. Такая речь, заставила меня Не медля, друг мой, в путь морской собраться. 350 Хотелось на отца взглянуть, покуда Он не разрушен челюстью огня, — Ведь никогда я не видал его; К тому же слава сладостно манила Сорвать Пергама каменный венец. И вот плыву я; день, второй зарделся — Сигея [12] виден ненавистный холм; Попутный ветер струг крылатый гонит — На берегу я. Войско все кругом Меня с приветом громким обступает; Клянутся все, что с новой жизни силой Из небытья Ахилл им возвращен… А он лежал. Печаль глаза покрыла; 360 Воздал родителю я плача дань. Затем, немного обождав, к Атридам, Друзьям моим — так думал я — иду: Прошу отдать отцовские доспехи И все другое, что своим он звал. Они ж в ответ бессовестное слово Сказали мне: «Внемли, Ахиллов отпрыск! Добро отца наследуй невозбранно; Доспехи же его присуждены Другому витязю — Лаэрта сыну». Тут слезы брызнули из глаз моих, Набухло гневом сердце. Я поднялся: «Насильники! Чужому человеку Мои доспехи дать посмели вы, 370 Не выждав даже моего решенья?» На это Одиссей — стоял вблизи он — Ответил мне: «Да, отрок, и по праву Они вождями мне присуждены: Ведь я их спас, [13] и труп Ахилла с ними». Тут уж всего меня объяла злоба; С потоком слов обидных на него Я устремился: как, чтоб он оружье Отцовское похитил у меня? Не вспыльчив он; но, видно в сердце жало Ему проникло. Выслушав меня, Он так ответил: «С нами доли нашей Ты не делил, отсутствуя не в пору; А так как дерзкой удали своей 380 Ты волю дал, то знай: отца доспехов Ты в Скирос свой с собой не увезешь». Так он сказал. И вот я, оскорбленный, Домой плыву, отцовского наследья Бесчестнейшим лишенный из людей. Да что! Не так его я в том виню, Как их, вождей. Правителям за город Ответ держать пристойно, и за войско, И если кто бесчинствует — наверно Учителя он словом совращен. Рассказ мой кончен. Кто Атридам недруг — 390 Богам да будет так же мил, как мне!

Строфа

Царица гор, ключ жизни вечный, Зевеса матерь самого, Что златоносного Пактола [14] Блюдешь течение, — Земля! К тебе, родительница, слезно Я обращал молящий глас В тот скорбный день, когда царей Нависла горькая обида Над молодым вождем моим: Увы, увы, о мать блаженных, 400 Чью колесницу увлекают Львы, погубители быков, Смотри: уже доспех Ахилла, Наследие Неоптолема, В награду принял Лаэртид!
Я вижу, гости, символ необманный Обиды общей, единящей нас. Во всем согласны мы: узнать нетрудно, Что те ж Атриды, тот же Одиссей — Враги обоим. Нет дурного слова, Которого б чуждалась речь его; Со всякой злобой дух его сроднился, Чтоб все пышнее цвел неправды цвет. 410 Не в этом диво: но как мог великий Аякс такую кривду допустить?
Его уж смерть похитила, мой друг; О, будь он жив — не ликовал бы враг мой!
Что молвишь ты? Ужель и он погиб?
Да; для него угас навеки свет.
О горе мне! Зато Тидея сын, [15] Зато Сисифа проданное семя В живых, конечно. Вот кого б под землю!
Чего бы лучше; только вот беда: 420 Как раз они цветут в аргивской рати.
А добрый, старый друг мой, царь Пилосский, Почтенный Нестор? Сколько раз он в войске Советом мудрым козни их сметал!
И он в беде: погиб, кто был с ним рядом, [16]  — Его любимый отпрыск, Антилох.
Еще утрата! Всех других скорее Я б лютой смерти уступил, чем их. [17] О жизнь ты, жизнь! Где ж нам искать опоры, Когда такие люди умирают, А Одиссей… Ему бы вместо них 430 Средь мертвых быть, а он под солнцем ходит!
Хитер боец наш; что ж! Подчас и хитрый В сетях своих запутаться способен.
Постой! Да где же был Патрокл в то время, Он, твоего отца вернейший друг?
И он в могиле уж [18] лежит. Наука Ко всем одна: гнушается Apec Худых мужей — лишь лучших косит он.
Ты прав. И для примера лишь спрошу Тебя о муже — недостойном, правда, 440 Но хитром и речистом: жив ли он?
Таков был Одиссей; других не знаю.
Не он: Ферсит [19] , кричавший вновь и вновь, Хотя бы все молчать ему велели. О нем скажи мне, жив ли он иль нет.
Не знал его, но слышал, что он жив.
Еще бы! Сорное не гибнет семя: Его любовно охраняет бог. Людей коварных и бесчестных души Он даже с дна Аида возвращает, 450 А благородных в грязь топтать готов. Что тут сказать? Кому молиться? Горько, Душою в божий промысел вникая, Самих богов в безбожье уличать!
Отныне, сын этейского владыки, Подальше я держаться и от Трои И от вождей злокозненных решил. Где гибнет правда и злодей ликует, Где трус в чести, а добрый в униженье, Там нет предмета для любви моей. Скалистый Скирос родиной мне будет, 460 Домашней жизнью утолю тоску. Итак, на судно! Ты же, сын Пеанта, Привет прими — сердечный мой привет! Да снимут боги немощи обузу С тебя, мой друг, желанье исполняя Души твоей. А нам на струг пора, Чтоб тотчас крылья по ветру расправить, Лишь только бог зазыблет моря гладь.
Ты едешь, сын мой?
Да, пора; вблизи Следить нам ветра пробужденье должно.
О, ради матери родимой, ради Отца-героя, ради всех услад, Что дома ждут тебя, — мольбой горячей 470 Молю, мой сын, не оставляй меня В моем несчастье сирым, одиноким. Ты видишь, как я здесь живу: ты слышал, Как я страдаю. Брось куда-нибудь Меня, как груз ненужный… знаю, много Вам от него и так терпеть придется, Но все ж стерпи. Кто родом вознесен, Тому позор невыносим, но славу Добро приносит. Если ты меня Оставишь здесь — бесславием тяжелым Себя покроешь ты; а увезешь, Живым доставив на Этейский склон, — Венец добудешь славы незакатной. 480 Решись, дитя! Томленья — день один, И то не весь. В какое хочешь место Мне лечь вели — в трюм, на нос, на корму, Чтоб я присутствием своим — плывущим Не досаждал. О, ради Зевса, сын мой, Просителей заступника, [20]  — кивни, Послушайся! К коленям я твоим Припасть готов — бессильный, хромоногий: Не покидай меня в глуши безлюдной! Спаси меня — к себе ль, в родимый Скирос, Иль ко двору евбейца Халкодонта; [21] 490 Оттуда быстро довезут меня До склонов Эты, до трахинской выси И до стремительных Сперхея [22] вод. Отец навстречу выйдет мне любимый… Ах, уж давно мне гложет сердце страх, В живых ли он. Не раз пловцам заезжим Посланья слезные я для него Вручал, моля, чтоб снарядил он судно И сам за мной на Лемнос поспешил. [23] Но, видно, смерть похитила его; Иль те посланцы — мало ль что бывает! — Мою мольбу презрели, чтоб домой Скорей вернуться. Ныне уж не то: 500 В тебе одном и вестник и спаситель, Тебя молю: ты сжалься, ты спаси. Ты видишь сам: непрочна и опасна Судьба людская. [24] Нынче ты с успехом — С уроном завтра. Мудрость нам велит В расцвете счастья взвешивать возможность Лихой невзгоды и следить за жизнью, Чтоб невзначай не рушилась она.

Антистрофа

О, сжалься, вождь! Таких мучений Нам подвиги поведал он. Да не познает их вовеки, Кто дорог сердцу моему. 510 И если ненависть, владыка, Растишь ты на Атридов злых, — То не забудешь и о том, Что их беда — ему отрада, Они вам общие враги. Кормила манию покорный, Пусть в отчий дом его доставит Летучий бег ладьи твоей. Мечту души его исполним — И нам вовек не будет страшен Гнев Немесиды [25] и богов!
(Хору) Смотри же! Ныне полную готовность Ты изъявляешь; а когда болезнь 520 Соседством близким чувств твоих коснется — Тогда, боюсь, иное скажешь ты.
О нет! того не будет, чтоб по правде Такого я упрека заслужил.
Что ж, в добрый час! В усердии похвальном На благо гостя от тебя отстать Честь не велит. Итак, скорее в путь! Ты снаряжайся, Филоктет, корабль же Тебя принять и увезти готов. Пусть только боги из земли немилой Наш путь задуманный благословят!
530 О день желанный! Гость великодушный! Пловцы любезные! О, если б делом Я доказать вам мог, какой любовью Наполнили всю душу вы мою! Идем же, сын мой — только дай проститься Мне с неуютным кровом навсегда. Войди со мной; увидишь, как я жил, Как стойко я с невзгодами боролся. Иной и вида б их не вынес; я же Сдружиться с ними приказал себе.

Филоктет и Неоптолем направляются к пещере.

Повремените. Двух мужей я вижу: 540 Один — пловец твой; незнакомец с ним. Их выслушать вперед необходимо. Появляются два моряка из свиты Неоптолема. Один из них одет купцом.
Привет тебе, Ахиллов сын! мой спутник С двумя другими был тобой оставлен Усердным стражем судна твоего. С ним встретившись нежданно для себя — Судьба свела нас с ним в стоянке общей, — К тебе его проводником я взял. Я корабельщик; в малом корабле Держу я путь домой из Илиона В вином обильный Пепареф [26] . И вот, Узнав от моряков твоих, что вместе 550 С тобой они сюда пригнали струг, Я так решил: коли судьба свела нас, То, знать, не след мне молча удалиться, И должен все поведать я тебе. Ты сам не знаешь, что тебе грозит, Что о тебе аргивяне решили. Да только ли решили? Нет, исполнить С усердием великим собрались.
Гость, за твою заботу благодарность — В том честь моя порукой — ждет тебя. Открой мне все: что нового решили 560 Против меня аргивяне-враги?
На быстром судне мчатся за тобой Сыны Фесея, [27] старый Феникс с ними.
Вернуть меня? Насильем иль коварством?
Того не знаю, слуха вестник я.
С таким усердьем Феникс и другие Атридов слово выполнить спешат?
Их слово — дело, а не звук пустой.
А Одиссей? Возможно ль, что не сам он За дело взялся? Страх его объял?
570 Он с Диомедом за другой добычей Сбирался в путь, когда прощался я.
Кого ж себе добычею избрал он?
Был некто… Но одно скажи сначала, Потише только: кто с тобой стоит?
То славный Филоктет, любезный гость!
Коль так — оставь дальнейшие расспросы, Из этих вод скорее уплыви!
О чем он шепчется с тобою, сын мой? Какие козни строит он во тьме?
580 Я сам не знаю; пусть открыто скажет Он весть свою — тебе и мне и им.
Ахиллов сын, не выдавай меня Аргивянам! Они мои услуги Оплачивают щедро; я ж — бедняк.
Я — враг Атридам, он — мой друг любезный За то одно, что их он ненавидит. Коль ты с добром пришел — открыто молви Ему и мне, что слышал ты о нас.
Смотри ж, мой сын…
Уже давно смотрю я.
590 Ответишь ты!
Отвечу; говори!
Ну, что ж, скажу. Те двое, что назвал я, Тидея сын и Одиссей могучий, За ним плывут, торжественно поклявшись, Что или словом убедят его, Иль силой уведут. И эту клятву Услышало все воинство ахейцев Из Одиссея уст — сильнее друга В удаче дела был уверен он.
Уж так давно отрезали от мира Его цари; как объяснить — о нем же 600 Столь запоздалую заботу их? Откуда вдруг к нему такая страсть? Иль божий суд и Немесиды гнев И здесь злодейство карой устрашили?
Все объясню — я вижу, ты не слышал, Как было дело. Есть пророк почтенный, Приама сын, по имени Елен; Его однажды в вылазке ночной Коварный Одиссей (немало гнусных, Обидных слов уж к имени его Пристало!) пленным захватил и в узах Привел на площадь, чтоб ахейской рати Прекрасную добычу показать. 610 Пророчеств много возвестил тогда им Елен: что никогда стены троянской Им не разрушить, если Филоктета Они разумным убежденья словом С обители пустынной не вернут. Но не успел окончить речь гадатель, Как слово взял Лаэрта сын и войску Представить Филоктета обещал, Скорей всего — так мнил он — добровольным Союзником; а нет, так принужденьем. Главу свою он ратнику любому На отсеченье отдавал, коль в деле Задуманном успех ему изменит. 620 Ты знаешь все; решеньем быстрым, отрок, Себя спасешь ты и друзей своих.
Какая гнусность! Он, сосуд позора, Меня поклялся к войску убежденьем Вернуть! таким же убежденьем властен Он из Аида возвратить меня, Как некогда отец его вернулся. [28]
Того не знаю. Мне пора на судно; А вам во всем пускай поможет бог!

Оба моряка уходят.

Ты слышал, сын мой? Этот Лаэртид — Он мнит, что льстивым словом он меня На судно завлечет и как добычу 630 Свою покажет воинству всему! Нет, нет! Скорей ехидны ненавистной Слугой я стану, что ноги моей Меня лишила. Но запретной речи Нет для него, предела нет его Отваге дерзкой. И я верю, скоро Он будет здесь. Итак, дитя мое, Идем на судно; пусть простор широкий Меж нами ляжет и ладьей его. Скорее, в путь! Поспешностью уместной Окупим сон и отдых беззаботный По минованье страхов и трудов.
Теперь нельзя. Пусть раньше стихнет ветер, 640 Что с моря дует; двинемся тогда.
Все ветры благи, чтоб от зла бежать!
Да, да; но ведь и их задержит он.
Нет для разбойника противных ветров, Когда добычу пред собой он чует.
Ну, что ж, пойдем. Возьми же из пещеры, В чем нужду чаешь — что душа велит.
Добра не много — а придется взять.
А у меня в запасе не найдется?
Там зелье есть, которым боль свою 650 Я укрощаю, — помогает верно.
Возьми его. Другой нужды не будет?
Посмотрим, не найдем ли стрел забытых, — Оставить не хочу их никому.
В твоих руках тот самый славный лук?
Тот самый; я другого не имею.
Дозволишь ли взглянуть мне на него, Рукой коснуться и почтить, как бога?
Тебе, дитя? Конечно! Все мое Считай своим, чего б ни пожелал ты.
660 Мое желанье — вот оно: желаю, Коль бог согласен; если ж нет, оставь.
Благочестива речь, и бог согласен. Ведь ты один свет дня мне даровал. Твоею милостью родную Эту Увижу я, и старика отца, И всех друзей; поверженный врагами, Я чрез тебя возвысился средь них. Да, сын мой, лука ты касаться можешь: Пусть чередует он со мной тебя. Гордись, мой друг; один из смертных право Стяжал ты это добротой своей. Коснись его: ведь некогда и сам я 670 Благодеянием его добыл.
Я рад и встрече и любви твоей; Кто за добро добром платить способен, Тот драгоценней всех сокровищ в мире. Ну что ж, иди!
Войди и ты со мною: Я слаб; опору я найду в тебе.

Поддерживаемый Неоптолемом, направляется к пещере.

 

Стасим Первый

Хор

Об Иксионе [29] древнем слышали мы весть, 680 Как Зевсова ложа пытал он священного, И как к колесу-бегуну любострастника пыл приковал Сын державный Крона. Но страдальцев других равных ему В злобе лихой судьбы Глаз не видел досель и слух не слышал. Ничьих он прав святых ничем не оскорбил, Был среди добрых добр всегда — Ах! и так недостойно он погибает. Диву даемся мы, Как в одиноких скал глуши, Слыша мятежных волн прибой, — Как многослезной жизни гнет 690 Мог он нести так долго!
Он сам себе соседом, ног лишенный, был; Он окрест не ведал товарища в бедствии, В ком отклик нашел бы исторгнутый гложущей раною стон, Раной незаживной; Кто бы крови напор, жаркой струей Бьющей из вспухших жил Истомленной ноги, благого зелья Желанной силой усыпил, подняв его 700 С лона всезиждущей Земли. Полз он взад и вперед по трудным тропам, Язву с собой влача, Точно дитя без няни ласк; Сам он целебных трав искал, Если палящей раны боль Сердцу вздохнуть давала.
Он ни хлеба не знал, дара святой Земли, Столько лет, ни других людям привычных яств, 710 Птиц крылатой стрелой меткого лука он С троп небесных срывал — вот корм страдальца! О беспросветный мрак! Столько лет не вкушал винной лозы ласковой влаги он; Искал, где дремлет муть дождевой воды И к ней наклонялся.
Ныне ж радостный луч солнца из мглы сверкнул: 720 Мужа доброго сын прислан ему судьбой. Он чрез море его, долгий кончая плен, В отчий дом увезет. Там ждет скитальца Роща малийских нимф; Там Сперхея крутой берег манит; там в огневой заре Вознесся муж [30] о медном щите к богам Над Эты вершиной.

 

Эписодий Второй

На пороге пещеры показывается Филоктет, поддерживаемый Неоптолемом.

730 Пора идти… Что это? Без причины Замолк ты вдруг и головой поник?
О, о, о, о!
В чем дело?
Так, пустое, друг. Идем!
Уж не болезнь ли вновь тебя терзает?
Нет, нет, не бойся; кажется, прошло… О боги!
Зачем к богам со стоном ты взываешь?
О милости спасительной молю их. О, о, о, о!
740 Нет, что с тобой? Да говори ж! Зачем Молчишь ты все? Беда стряслась, я вижу.
Беда, мой сын; не в состоянье буду Ее я скрыть. Ай, больно мне! Насквозь, Насквозь прошибло. О несчастный жребий! Грызет, дитя, погиб я. Боги, боги, Как больно мне, как нестерпимо больно! О, ради бога, если меч, мой сын, Добыть ты можешь — отсеки ударом Ступню мою, хотя б ценою жизни! 750 Молю тебя!
Откуда ж вдруг такая боль явилась? Кричишь ты, стонешь… что с тобой, скажи!
Ты знаешь ведь!
В чем дело?
Знаешь!
Право, Не знаю.
Как не знаешь!.. Ай, опять…
С какою силой вспыхнула болезнь!
С ужасной, несказанной. Сжалься, сын мой!
Что ж делать мне?
Не бойся, друг, не выдай! Свиреп припадок, но зато вернется Не скоро он.
Ах, бедный, бедный друг! 760 Каким жестоким взыскан ты страданьем. Помочь тебе? погладить? прикоснуться?
Нет, нет, не надо! Только лук возьми. Ты сам просил меня недавно… Скоро Уляжется безумной боли пыл. Храни его… Ты должен знать: в глубокий Я погружаюсь сон, когда стихает Ее напасть. Тогда меня тревожить Нельзя; не то — вернется. Я боюсь, 770 Придут проклятые. О, ради бога, Ни лести их, ни силе, ни обману Не уступай! Себя погубишь ты И своего просителя — меня.
Напрасен страх твой. Кроме нас с тобою Никто владеть не будет им, поверь! Позволь его принять мне — в добрый час!
Прими, мой сын. Да будет Немесида К тебе кротка, чтоб не принес тебе он Таких страданий бешеных, как мне И прежнему владельцу своему.
Да, боги, так да будет. Путь же нас 780 Да осенит желанная удача, Как бог велел и наше сердце просит.
Боюсь, дитя, напрасно ты молился: Опять из недр измученной ноги Сочится кровь, источник новых мук. Ай-ай! Ой-ой! Нога, нога! Как я страдаю, боже! Вот, вот, ползет, Все ближе подползает, ближе, ближе! Вы поняли? Смотрите ж, не бегите! 790 Ах, боль! ах, боль! О царь Итаки! Кабы эту муку Навеки в грудь переселить твою! Опять схватила! О вождей чета, О Менелай, о Агамемнон! Вам бы В таком недуге биться столько лет! Увы, мне, увы! О смерть! о смерть! тебя я звал так часто — Зачем же ты принять меня не хочешь? Мой сын, мой верный сын! Возьми страдальца 800 И здешним яростным огнем лемносским [31] Меня испепели: ведь так и я За этот лук, что у тебя в деснице, Предсмертной внял Геракловой мольбе! Что ж скажешь? Зачем молчишь?… Да где ты, сын мой, где?
Я здесь; твои страданья рвут мне сердце.
Не бойся, друг. Болезни этой схватки Мучительны, но и проходят быстро. Ты лишь, молю, не оставляй меня.
810 Уж будь покоен!
Не оставишь?
Нет же!
Не смею клятвы у тебя просить.
К чему? Не волен без тебя уплыть я.
В знак верности дай руку!
Вот. Изволь.
Теперь туда бы…
Что сказал ты?
Вверх…
Ты бредишь, друг? Зачем ты в солнце смотришь?
Пусти меня!
Куда пустить?
Пусти же!
Да что с тобой?
Не тронь меня! Убьешь!
Ну что ж, как знаешь: отпущу тебя.
Прими, Земля, безжизненное тело! 820 Стоять не в силах: не дает болезнь.
Еще недолго — и потонут чувства В глубоком сне. Склонилась голова; Покрыл все тело пот обильной влагой, И черной кровью налитая жила Уж прорвалася на ступне ноги. Не трогайте страдальца: пусть заснет.

 

Коммос Первый

Хор

Сон-избавитель от горя, от недуга, Сон благовейный! Вежды надолго смежи утомленному 830 И над очами зарю золотистую Мира иного разлей! Сон-исцелитель, явись! А нам, дитя, где ход, где отдых? Каков ближайший путь забот? Ты видишь сам, он скован дремой; Доколе ждать велишь ты делу? В выборе времени — опыт премудрости; Добрый час велит спешить.
Он нас услышать не может, но я тебе молвлю: напрасной 840 Лук мы добычей несем, если он нам в пути не товарищ. Он ведь богами указан, ему суждено одоленье; Жалкая слава — кичиться вотще неисполненным делом!

Хор

Богу пути одоления ведомы, Бог да решает! Тихо ты молви нам слово ответное: Сон ведь бессонен у мужа болящего; Зорко чрез зыбкий покров Смотрит он сомкнутых вежд. 850 Для тайного ты послан дела, Его исполнить должен ты, Ты знаешь сам, о чем твержу я: Готовься в путь, приспело время. Если же хочешь дождаться ты спящего — Быть неслыханной беде!
Ветер, ветер подул нам! Он же в покое бессветном, беспомощном Спит, распростертый под сенью туманною; 860 Свесились руки, и ноги не движутся, Разум угас, точно житель Аида он! Смотри же, не медлит Час! Свободный от страха труд — Вот лучший труд; не хватает дальше ум мой.

 

Эписодий Третий

Филоктет медленно пробуждается.

(Хору) Блюди ж свой ум и прекрати советы: Вот дрогнул глаз — вот голову он поднял.
(пробуждаясь) Привет тебе, преемник сонной ночи, Свет золотой! Привет вам, гости! Верность Надежды ваша превзошла мои. Дитя мое! И мог ли я подумать, 870 Что ты с такой участливой любовью Моей болезни тягостную близость Перенесешь и помощь явишь мне? Уж не Атриды, добрые вожди, Таким терпеньем похвалиться могут! Но, видно, с благородной ты душою От благородного отца рожден: Все вынес ты — и крик, и смрад, и ужас. Теперь меня забыла боль, и отдых Как будто наступил. Своей рукою Дай мне подняться, на ноги поставь, 880 Усталость быстро минет; вместе сядем Тогда на судно, вместе уплывем.
Я рад тому, что боль твоя прошла, Что свет ты видишь и вдыхаешь воздух. А я уж мнил, что не жилец ты боле Среди живых: столь грозные приметы Являл ты взору в немощи своей. Теперь привстань… а впрочем, если хочешь, Тебя снесут; не будет затруднений, Раз ты согласен, раз и я велю.
Спасибо, друг! Услугу принимаю: 890 Дай руку мне — а их оставь. Не должно Им раньше срока смрадом досаждать: Натерпятся довольно и на судне.
Ты прав. Бери же руку, выпрямляйся!
Сейчас; привык я так вставать, не бойся.
Что ж дальше, боги? Как мне быть? Что делать?
О, что случилось, сын мой? Что сказал ты?
Куда направить речь недоуменья?
Недоумения? Зачем? Не надо!
Запутался в тенетах я беды!
900 Тебя болезни тягость одолела, Что ты с собой не хочешь взять меня?
Все в тягость тем, кто, нраву изменяя, Несвойственных орудьем станет дел.
Достойного от гибели спасая — Ужель отца ты нраву изменил?
Я низок стал; давно я этим мучусь.
В деяньях — нет; но слов твоих мне страшно.
Что делать, Зевс? Вторично низким стать мне, Скрывая правду ради гнусной лжи?
910 Коль не плохой угадчик я — намерен Меня здесь бросить этот человек!
Не бросить, нет. Но повезу ль на радость — Давно сомненье сердце мне сверлит.
Что говоришь ты, сын мой? Не пойму.
Сейчас поймешь. Твой путь со мной — под Трою, К ахейской рати под Атридов власть.
Что слышу? О!
Брось стоны, и узнаешь.
Что мне узнать? Что ты задумал? Боги!
Тебя от недуга спасти; с тобою 920 Затем равнину Трои покорить.
Не может быть!
Велит необходимость; Оставь свой гнев и слушай до конца.
Я продан, я погиб! О гость коварный, Что сделал ты? Отдай мне лук скорей!
Не волен я; вождей приказ исполнить И правда мне, и выгода велит.
О лютый изверг! Пламень смертоносный! Злодейства ненавистное орудье! Что сделал ты! Ты обманул меня. Что стал твоим под сению молитвы — 930 И не стыдишься мне в глаза смотреть? Безжалостный! Ведь жизнь мою ты отнял, Отняв мой лук! Отдай его обратно, Прошу тебя! молю, дитя, отдай! Отцов тебя богами заклинаю, Остаток жизни пощади моей! Что это, боги! Он молчит угрюмо И смотрит в землю, стиснув лук в руке… О ложе волн, о горные забеги, Лесные звери, каменные кручи, Вам плачусь я — других я не имею — Всегдашние печальники мои! 940 Вот сын Ахилла! Что со мной он сделал! Поклялся в дом меня вернуть родной — Везет под Трою! Дал руки залог мне, — И лук, Геракла дланью освященный, Похитил у меня! Добычей хочет Аргивянам меня он показать, Как будто силой одолел он мужа Могучего! Того не знает он, Что мертвого на смерть он обрекает, Тень дыма, призрак бестелесный! Сильным Он никогда б меня не поборол; Ведь и теперь, когда увечным стал я, Он лишь коварством мог меня сразить. Обманут я, обманут! Что мне делать? 950 Отдай мне лук! Хоть ныне стань собою! Я жду! — Молчишь? — Погибла жизнь моя! О сень пещеры двуотверстой! Снова Приду к тебе — голодный, безоружный, И, брошенный, исчахну под тобой! Уж не добудет меткая стрела Ни зверя горного, ни вольной птицы. Меня кормили вы — теперь же сам я Своею плотью утолю ваш голод, Своей добыче сам добычей став, За кровь ее своей ответив кровью! (Неоптолему) 960 Казалось мне, на зло ты неспособен. Так будь же проклят, — или нет, опомнись! Не то, злодей, злодейской смертью сгинь!
Что делать нам? Тебе решать — уплыть ли, Иль ум склонить к просителя речам.
Ах, жалость страшная мне сердце гложет Не ныне только — уж давно, давно.
О, сжалься, сын мой! Не пятнай пред миром Себя позором кражи нечестивой!
Как быть, о боги! Ах, зачем покинул 970 Я Скирос свой; себе противен стал я!
Не зол ты, нет: от злых людей науку Ты злую принял. Им ее верни — Она к лицу им. Мне ж отдай ты честно Мое оружье, и затем — прости!
Что делать, мужи?
Как, «что делать», трус! Лук мне отдай, а сам — скорей, на судно!
О смерть! Что слышу? Одиссея голос?
Да, Одиссея! Сам он пред тобой!
Я продан, боги, я погиб! Так вот кто И обокрал и полонил меня!
980 Да, будь уверен! Не ищи другого.
(Неоптолему) Отдай мне лук скорее, сын мой!
Нет! Его отдать, хотя б и сам желал он, Не сможет он. Но с ним и ты в наш стан Последуешь; не то — заставят силой.
О негодяй презренный! Как, меня Заставят силой?
Лучше б честью, право!
О Лемнос мой! О рдяная заря, Гефеста пламень всепалящий! Ты ли С горы твоей меня увлечь дозволишь?
Зевс, помни, Зевс страны властитель [32] этой! 990 Зевс так судил; его орудье — я.
Речист злодей! Богов он призывает, Чтоб бремя кривды разделили с ним.
Не кривды, правды; ну, да что! Сбирайся!
Сказал, что нет!
Сказал, что да. Идем!
Что это? Видно, не в свободной доле Родил меня отец мой, а рабом!
Нет, в равной доле с лучшими из рати, Чтоб с ними Трою взять и разорить!
Не быть тому! — пока горы лемносской 1000 Угрюмый кряж над бездною висит!
На что тебе он?
С высоты я брошусь — И вспыхнет кровью белизна скалы.
(морякам) Хватай его! И в том не будет властен.
О руки! Вот удел ваш: нет желанной Вам тетивы — скрутил вас этот муж! О лживая, о рабская душа! Опять обман! Уж раз меня ты в сети Свои завлек, за отроком укрывшись Мне незнакомым, хоть и был он нравом Скорей в меня, а не в тебя, злодей, — 1010 Чужих приказов верный исполнитель. И ныне, вижу, он скорбит душою О всем, что сделал он, что вынес я. Ты в том виной, что, точно гад в пещере, Следишь добычу; ты и нрав его Заворожил, и волю молодую, И сделал ловким в темной службе злу. Теперь меня связал ты, жалкий витязь, И хочешь силой с берега увлечь, Где сам меня ты бросил одиноким, Покинутым, умершим для живых. Будь проклят! Ах, сколько раз тебя уж проклинал я! 1020 Да нет — мне боги радости не шлют. Ты жив и весел, мне лишь жизнь обузой, Страдания вокруг — и смех в награду Атридов-братьев, коим служишь ты. Ну что ж, служи! В обмане уличенный, [33] По принужденью с ними ты поплыл. Но я несчастный, что с семью судами По доброй воле двинулся в поход, Бесчестно брошен — ими, скажешь ты; Они тебя винят; не все ль равно? Чего ж вы ныне от меня хотите, Зачем уводите? Ведь я — ничто, 1030 От вас давно я смерти обречен! Скажи, богам противный, разве ныне Уже я не кажусь хромым, зловонным? Теперь возможно, значит, и при мне Богам и жертвы возжигать, н влагу Святую лить? Ведь из-за них когда-то Вы здесь в пустыне бросили меня! О, гибель вам! Да, гибель вас настигнет, Зачтутся вам страдания мои, Коль подлинно о правде бог радеет. Радеет, верю: неспроста же судно За мной, страдальцем, вы послали: знать, Сверлит вас больно божьей воли жало. 1040 Да, край родной! Да, зоркая зеница Богов всевышних! Хоть теперь взыщи, Взыщи их мукой лютою возмездья Всех, всех — и слезы пожалей мои: Как ни жалка судьба моя — их гибель Меня от всех недугов исцелит.
О, гневен муж, и речь его гневна, Царь Одиссей; не, сломлен он страданьем.
На речь его я возразить немало Сумел бы, верьте; но не терпит час. Одно услышь: каким я людям нужен, 1050 Таков и есть; где правда мощь дарует, Там не найдешь ты праведней меня. Везде и всюду мне мила победа — Не над тобой, однако; да, тебе Я добровольно уступить согласен (Морякам) Эй, люди! Отпустите чужестранца, Не прикасайтесь; пусть зимует здесь. Ты нам не нужен более; твой лук И так у нас. Есть в нашем стане Тевкр, Стрелок искусный; да и я, надеюсь, Тебя не хуже: наткнуть его И выстрелить — рука не дрогнет, верь. На что ж нам ты? Гуляй себе на радость 1060 По Лемноса утесам твоего, А мы пойдем; пусть, лук твой мне доставит Тот чести дар, что был сужден тебе.
Что делать мне? Моим оружьем грозный, К аргивянам явиться хочешь ты?
Довольно слов; я ухожу, прощай!
(Неоптолему) О сын Ахилла! Неужели слова Не скажешь ты? Безмолвствуя, уйдешь?
(Неоптолему) Уйди скорей, не поднимай очей; Погубишь все своим ты благородством. (Хору) 1070 И вами я покинут, чужестранцы? И вы не властны пожалеть меня?
Наш юный вождь — он здесь. Что скажет он, То и от нас тебе ответом будет.
Мне снова скажут, что не в меру мягок Мой дух; но все ж — останьтесь, [34] если так Ему угодно. Надобно сначала Корабль спустить и богу помолиться. Тем временем, быть может, мысль благая В душе его созреет. Мы вдвоем Пока оставим вас; а вы готовьтесь, 1080 Лишь кликну я, за нами поспешить.

 

Коммос Второй

Строфа I

О пещера в пустой скале, Где прохлада и где тепло, Знать, судьба не была с тобой Мне расстаться, и в смерти час Ты приютом мне будешь. Ах! Увы! Лоно скал, что наполнил я Стоном жалобным мук моих, 1090 Кто в нужде мне насущной Помощь даст? Кто укажет мне В бездне томлений надежду-кормилицу? О птиц вольных рой, [35] Смело резвитесь с ветрами звенящими: Уже я вам не страшен.
Ты сам, ты сам тому причиной, Злополучный муж! Не силы внешней гнет В гибель низверг тебя. Опомниться не поздно: Зачем же брать худший удел, 1100 Пренебрегая лучшим?

Антистрофа I

О несчастная жизнь моя, О разбитая горем грудь! Нет уж друга в грядущем мне, Нет; в пустыне немой один Жалкой смертью погибну. Ах! Увы! Не взовьется в лазурь небес 1110 Легкий вестник могучих рук, Корм живой добывая; Все коварный унес обман — Вкрался умело он в сердце открытое! О Зевс! Дай ему, Зла измыслителю, столько же времени В моей томиться доле!
Судьбы, судьбы признай решенье! Бог ведет тебя, Не наши козни, нет. Грозный проклятья крик 1120 В груди твоей да смолкнет. И мы ведь все жаждем того, Чтоб не отверг ты дружбы.

Строфа II

Где-то там, на обрыве скал, Над пучиною волн седых Он со смехом обидным Лук трясет, что кормил меня, Что чужой не знавал руки! Ах, неволею вырван ты, Лук мой милый, из милых рук! 1130 Верно, кручина томит тебя лютая, Что впредь служить не будешь Другу Геракла ты В службе привольной душою невинною. Новой службы час настал: Ты во власти коварного мужа, Ты видишь муть козней лихих, Ты видишь лик лживый врага, Всходы обид ты видишь всех, В них же никто мужу тому не равен.
1140 Первый долг — неуклонно молвить правду; Долг второй — за правую речь Гневным словом нас не корить. Знай, один среди многих Поднял этот труд Одиссей: Помощь общую всем друзьям явил он.

Антистрофа II

Вы, крылатые стаи, вы, Яркоокие звери, гор Нелюдимых питомцы! Минул страха для вас черед, 1160 Минул; нет уж в руке моей Той грозы, что пугала вас; Жалок стал я отныне всем, Рухнул утеса оплот заповедного, Не страшен вам он боле. Где вы? Настал ваш час Плотью моей утолить посинелою Месть и голод заодно: 1170 Не надолго уж хватит мне жизни. Ведь нечем мне силу растить, Не вскормит шум ветра меня, Коль ни один не служит мне Матери дар — жизнеобильной почвы!
Если дружбой почтить ты хочешь гостя, Помни, помни, ради богов, Речь мою: во власти твоей Зол твоих исцеленье. Тщетно кормишь язву свою: Силы нет превозмочь страду такую.

Эпод

Опять, опять затронул ты 1170 Древней боли жгучий след — Лучший друг доселе мне! Зачем терзать? к чему укор?
Что молвишь ты?
Ужель меня ты думал Увлечь под стены ненавистной Трои?
Твоего же счастья ради.
Прочь отсюда, прочь скорее!
Твоему я велению рад, Быстро его мы исполним. Идем же, идем же! 1180 Каждого ждет долг и место.
Не уходи, Зевса тебя гневом молю, гость!
Успокойся!
Друзья, ради богов, Останьтесь, молю!
Что ты хочешь?
Увы, увы! О мой жребий, мой жребий! Погиб я, погиб! Боль, проклятая боль, как быть Мне в дальнейшие дни с тобой? 1190 Гости! Прошу вас, ко мне возвратитесь!
Что ж прикажешь сделать ты нам? Иль иной ты исход надумал?
Простительно мужу В вихре боли слово метнуть С здравым смыслом в разрез, друзья!
Бедный, иди же, куда мы зовем тебя!
Нет, никогда! Это — слово несменное; Хоть бы перуна властитель огнистого Испепелил меня пламенем молний! 1200 Пусть пропадает и Троя, и воины, Те, что решились презреть мой мучительный, гложущий недуг! Друзья мои, просьбу одну мне исполните!
Просьбу какую?
Секиру пришлите мне, Меч ли, другое ль оружье железное!
Что за насилие в мыслях лелеешь ты?
Тело свое рассеку [36] безбоязненно, Смерти я жажду, смерти!
1210 К чему?
К отцу бы вернуться!
Куда?
Под землю; Ведь под солнцем нет его. Край мой родимый, отцовский край! Ах, тебя бы увидеть несчастному, Кто поток твой покинул святой, Чтоб данайцам проклятым помочь! Пришел конец мой.

 

Эксод

Давно б на судно мы ушли свое, Когда б не видели вблизи поляны 1220 Неоптолема с Одиссеем; вместе Они сюда свой направляют путь.

Быстро входит Неоптолем, за ним Одиссей.

Скажи на милость: для чего так быстро Стезей обратной ты сюда идешь?
Недавнюю хочу я смыть вину.
Чудная речь. И в чем твоя вина?
В том, что тебе и рати всей в угоду —
Ты что-нибудь худое совершил?
Обманом гнусным ближнего опутал.
Кого? Недоброе задумал ты!
1230 Ничуть; хочу я просто Филоктету —
Ох, сердце бьется! Что же: Филоктету?
Тот лук, что мне он передал, обратно —
Ужель вернуть? О Зевс! Опомнись, друг!
Ценой позора он достался мне.
О, ради бога! Шутишь ты, надеюсь!
Коль слово правды шуткой ты зовешь.
Что ты сказал, Ахиллов сын? Опомнись!
Одно и то же хочешь дважды слышать?
Нет; этого б ни разу не хотел.
1240 Ты все сполна услышал, будь уверен.
Не быть тому; исполнить не дадим.
Что? Кто не даст, раз я того желаю?
Весь стан ахейский, и в том стане — я!
Из умных уст неумной речи внемлю!
Где ж ум в словах, где ум в твоих деяньях?
Зато в них правда есть, и это лучше.
По правде ли заботы плод моей Разрушишь ты?
Позорную вину Хочу загладить я; вот весь мой долг.
1250 Ахейской рати не боишься ты?
Служу я правде; [37] страх твой мне не страшен.
. . . . .
Тебе подавно не сломить меня.
Что ж, не трояне нам враги, а ты?
Что будет, будет.
Берегись! Десница Меча коснулась! Неоптолем И моя немедля Последует примеру твоему!
Прощай пока. Все расскажу я войску, И кары не избегнешь ты его.
Так лучше. Будь и впредь благоразумен 1260 И слез межи не переступишь ты. Одиссей отступает вглубь орхестры. Неоптолем поворачивается к пещере Филоктета. Эй, сын Пеанта, Филоктет! Послушай, Оставь свой каменный покой, явись!
(появляясь у входа) Чей зов раздался у пещерной сени? Чего вам нужно, гости, от меня? Ужель так мало взыскан я несчастьем, Что вы еще терзать меня пришли?
Нет; успокойся, выслушай меня.
Боюсь. Уж раз от слов красивых горе Я принял в дар, доверившись тебе.
1270 Ужель мне и раскаяться нельзя?
Снаружи честность и в душе коварство — Так и тогда ты лук похитил мой!
То было раз. Теперь узнать хочу я: Решил ли ты упорствовать в отказе, Иль с нами плыть?
Довольно, не трудись. Что б ни сказал ты — все напрасно будет.
Ты так решил?
Решенье тверже слова.
Хотел бы тронуть лаской убежденья Твой жесткий ум; но если тщетно все — 1280 Что ж, уступлю.
Да, тщетно будет все. Не снищешь вновь ты моего доверья. Обманом жизнь похитив у меня, Ты здесь опять со словом увещанья, Сын-выродок честнейшего отца! Проклятье вам — Атридам, Одиссею, Да и тебе!
Довольно проклинать! Из рук моих возьми обратно лук.
Что говоришь ты? Новое коварство?
Клянусь святой десницей Зевса — нет!
1290 И это правда? Радостное слово!
За словом дело: руку протяни И вновь владей своим заветным луком.
(поспешно возвращаясь) Кладу запрет от имени Атридов И рати всей — тому свидетель бог!
Чей это голос, сын мой? Одиссея Я слышу вновь?
И видишь пред глазами! И он неволей увезет тебя Под стены Трои, не спросись согласья Безвольного Ахиллова птенца!
Увидим тотчас: ты лети, стрела!
(хватая его за руку) 1300 Нет, ради бога! Не пускай стрелы!
Родной мой, сын мой! Дай руке свободу!
Нет, ни за что!
Злодея-супостата Убить я мог бы верною стрелой!
С собой меня б ты этим опозорил.
Ты видишь сам. Вот в воинстве ахейском Вожди-витии! Лживым языком Они сильны, но духом в битве слабы.

Одиссей уходит.

Пусть так. Лук — твой, и не за что тебе Уж гневаться и упрекать меня.
1310 О да, дитя! Ты оправдал породу: Отцом тебе был не Сисиф, а тот, Что лучшим слыл среди живых при жизни, А ныне средь теней слывет — Ахилл!
Я рад тому, что ты отца восславил, А с ним меня. Теперь моей ты просьбе Внемли. — Что боги нам пошлют, должны Смиренно мы нести — на то мы люди. Но кто, как ты, своею вольной волей Себя в несчастья омут вверг, тому 1320 Ни сострадать не должно, ни прощать. Ты одичал, совету недоступный; Кто добрым словом вразумить тебя Усердствует, того ты ненавидишь, Как будто враг он и предатель твой. Все ж мысль свою я выскажу тебе Правдиво — Зевс порукой! Ты ж внемли И в сердце запиши совет непраздный. Твое несчастье — божье ниспосланье: Вкусил ты Хрисы — недренного стража, За то, что ты приблизился ко змию, Который постоянно сторожит Хрисейскую священную ограду, И не надейся от болезни тяжкой 1330 Другое исцеление найти, Покуда Солнца колесница эта Оттуда всходит и туда опять К закату мчится — кроме одного: Ты должен сам, своей склоненный волей, Прийти под Трою и принять спасенье У нас, из рук Асклепия сынов. [38] Они с тебя старинный недуг снимут, И ты со мной, владелец стрел чудесных, Сорвешь Пергама царственный венец. Откуда я про это знаю, спросишь? Мы взяли в плен троянского пророка Славнейшего, Елена; что из уст Моих ты слышал, все нам он поведал. 1340 Сказал еще, что Троя пасть должна Добычей лета, что теперь настало: За ложь главой он заплатить готов. Вот речь моя. Склонись же добровольно! Красив твой жребий: лучшим ты объявлен Из эллинов; целителя рука Тебя под Троей ждет; — и в довершенье Когда возьмешь ты Трою, город горя, То высшей славой будешь осенен.
Жизнь-мачеха! Зачем меня неволишь Ты видеть дня сиянье на земле? Зачем в Аида не отпустишь мрак? 1350 Что делать мне? На искреннее слово Могу ль ответить недоверьем я? Но уступить? О ужас! Как осмелюсь Себя я солнцу показать? Кому Сказать привета слово? Очи, очи, Вы, что обиду видели мою! Дерзнете ль вежды вы открыть — и встретить Проклятый взор Атреевых сынов, Иль Одиссеевой зеницы луч Отверженной? Не о былом скорблю я, Нет: в будущем я вижу оскорблений 1360 Несметный ряд. Ведь тот, кому душа Пороков мать, — стезе порочной верен Навеки будет. И тебе, мой сын, Дивлюся я. Тебе ль под Троей место? Удерживать ты должен бы меня От всякого общения с врагами, Что отчие доспехи у тебя Похитили. [39] И им несешь ты помощь, К ним и меня в союзники зовешь? Нет, нет, дитя. Другое обещанье Исполни лучше, и в страну меня Отправь родную. Сам живи спокойно На Скиросе, врагам же лиходеям Лихою гибелью погибнуть дай. 1370 За это ты двойную благодарность И от меня, и от отца получишь; [40] А если злым прислуживаться будешь — Смотри, и сам причислен будешь к ним!
В твоих словах есть доля правды; все же Прошу тебя, поверь богам и мне И, вместе с другом, уплыви отсюда.
Куда? Под Трою? Чтоб с ногой болящей Предстать пред очи гнусные Атрида?
Пред очи тех, что прекратят мученья И немощь той отравленной ноги.
1380 Что молвишь ты? Ужасна речь твоя!
Для нас двоих нет лучшего исхода.
Оставь советы! Устыдись богов!
Тому ль стыдиться, кто о благе просит?
Да, но кому? Атридам или мне?
Тебе, мой друг! Доверься доброй речи!
А кто злодеям выдает меня?
В несчастье гнев — советник ненадежный!
Из слов твоих я вижу, ты мне враг!
Ты сам не знаешь, друг, что говоришь!
1390 Я знаю тех, кто погубил меня.
Кто погубил тебя, теперь — спасет.
Под Трою мне не плыть по доброй воле!
Ни в чем не смог я убедить тебя, И что мне дальше делать, я не знаю. Исход один: мне — прекратить советы, Тебе ж — и впредь без исцеленья жить.
Ну что ж, стерплю, что должно мне стерпеть. Одно лишь помни. Руку дав залогом, В мой дом меня ты обещал вернуть. Исполни ж слово, сын мой, без задержки. 1400 Про Трою же не говори: и так Довольно слез из-за нее я пролил.
Что ж, [41] идем, коль так решил ты.
Слово чести ты сказал!
Твердо ставь больную ногу!
Лишь бы сил хватило мне!
А ахейцев недовольство?
Брось о нем и думать, друг!
Как на остров мой нагрянут!
Там меня они найдут!
Что ж поделаешь ты с ними?
Лук Геракла натяну!
Ну, и что ж?
Он их удержит!
Поклонись земле — и в путь!

На вершине холма появляется Геракл.

Подождите. Сначала моей, Филоктет, 1410 Должен речи ты внять. Не смущайся: Геракла ты видишь лицо, Его голоса звуки приемлет твой слух. Для тебя я спустился с небесных высот, Чтобы замыслы Зевса тебе передать И тобою задуманный путь преградить; Ты ж внемли дружелюбному слову! Сначала свой тебе напомню жребий: Трудов я много перенес — за то И доблести венец стяжал бессмертный; 1420 Его и ныне видишь ты на мне. Поверь мне, друг мой: и тебе указан Такой же путь. Страданья поборов, Ты многославную обрящешь жизнь. Под стены Трои с ним уплыть ты должен. Там от болезни исцелишься ты; Там доблестью средь всех увенчан будешь Бойцов ахейских; там стрелой моей Исторгнешь жизнь [42] у дерзкого Париса, Виновника всех ужасов войны; Возьмешь и Трою, и трофей победный, Как лучший витязь воинства всего, В чертог отправишь свой отцу Пеанту, 1430 К родимой Эты солнечным лугам. Трофей другой, с врагов полегших взятый, Благую луку память воздавая, Воздвигни там, где мой костер стоял. Второй завет, тебе, дитя Ахилла: И ты не властен Трою покорить Без помощи его — и он бессилен Без рук твоих. Нет, точно львов чета, Сражайтесь там, друг друга охраняя. Теперь Асклепия под Илион Отправлю я, чтоб снял с тебя он недуг. Час Трои близок: от моей вторично Стрелы волшебной пасть ей суждено. 1440 А вам наказ: когда стопой победной Войдете в град — почтение богам! Все прочее вторым отец считает. Одно лишь благочестье вашу смерть Разделит с вами: ни при солнца блеске Оно не гибнет, ни в подземной тьме.
О возлюбленный друга усопшего глас, После долгой разлуки я слышу тебя! Повинуюсь охотно заветам твоим.
(Филоктету) И свое я решенье с твоим сочетал.
Если так, то спешите! уж час наступил 1450 И открылся вам путь: От кормы уж проносится ветер.
А теперь, пред уходом, земле помолюсь. Ты прости, мой приют, безмятежная сень; Влажнокудрые нимфы весенних лугов; Ты, раскатистый рокот прибоя, и ты, Под навесом горы прибережный утес, Где так часто летучею пылью валов Мне порывистый ветер чело орошал; Ты, Гермейский хребет, [43] что в страданьях моих 1460 Мне участливо стоном на стон отвечал; О певучий родник, о святая струя! Покидаю я вас, покидаю навек: Благостыню нежданную бог мне явил. Мой привет тебе, Лемноса кряж бреговой! Ты же с ветром счастливым отправь нас туда, Куда рока великого воля влечет, И усердье друзей, и державный призыв Всеблагого вершителя — бога!
Собирайтесь, все вместе за ними пойдем! 1470 Вы же, резвые нимфы пучины морской, Благосклонно пловцов охраняйте!

Актеры и Хор покидают орхестру.

 

Список Сокращений

 

Трагедии Софокла

А. «Аякс» ЦЭ. «Царь Эдип»

АН. «Антигона» ЭК. «Эдип в Колоне»

Т. «Трахинянки» Эл. «Электра»

Ф. «Филоктет»

 

Другие Античные Авторы И Произведения

АС Античные свидетельства о жизни и творчестве Софокла

Аполлод. Аполлодор

Афин. Афиней

Гес. Гесиод

Теог. «Теогония»

Т.и Д. «Труды и Дни»

Диод. Диодор Сицилийский

Евр. Еврипид

Андр. «Андромаха»

Ипп. «Ипполит»

Иф. Авл. «Ифигения в Авлиде»

Мед. «Медея»

Финик. «Финикиянки»

Эл. «Электра»

Ж Жизнеописание Софокла

Ил. «Илиада»

Од. «Одиссея»

Павс. Павсаний

Пинд. Пиндар

Истм. Истмийские оды

Нем. Немейские оды

Ол. Олимпийские оды

Пиф. Пифийские оды

Туск. «Тускуланские беседы» (Цицерона)

Эсх. Эсхил

Аг. «Агамемнон»

Евм. «Евмениды»

Мол. «Молящие»

Пс. «Персы»

Пр. «Прометей»

Сем. «Семеро против Фив»

Хо. «Хоэфоры»

 

Современная литература

Бернабе Poetarum Epicorum Graecorum testimonia et fragmenta. P. I / Ed. A. Bernabe. Lpz., 1987

Джебб Sophocles. The Plays and Fragments / By Sir R. Jebb. Cambridge, 1883—1896. P. I—VII. (Repr. 1962—1966).

Доу Sophocles. Tragoediae / Ed. R. W. Dawe. Lpz., 1984—1985. T. I—II.

Дэн Sophocle. T. I—III. Texte etabli par A. Dain. P. 1956—1960.

Пирсон Sophocles. Fabulae / Rec. A. C. Pearson. Oxf., 1928.

P Oxy The Oxyrhynchus Papyri. Egypt. Exploration Society. Oxf., 1898—1987. V. I—LIV.

TrGF Tragicorum Graecorum Fragmenta. Gottingen, 1977—1986. T. 1-4. (По этому изданию даются ссылки на фрагмен — ты Эсхила и других греческих трагиков, кроме Еври — пида, для которого источником служит изд.: Tragicorum Graecorum fragmenta. Rec. A. Nauck. Lpz., 1889.)

ZPE Zeitschrift fur Papyrologie nnd Epigraphik. Bonn, 1967—1989. Bd. 1-76.

 

Отечественные журналы

ЖМНП «Журнал министерства народного просвещения»

ФО «Филологическое обозрение»

 

Примечания

 

{* Фрагменты Гесиода указываются по изд.: Fragmenta Hesiodea / Ed. R. Merkelbach et M. West. Oxi., 1967; Архилох — по изд.: Iambi et elegi Graeci… / Ed. M. L. West. Oxf., 1978. V. I; Анакреонт и Симонид по изд.: Poetae melici Graeci / Ed. D. Page. Oxf., 1962. Фрагменты Аристофана, Кратина, Фриниха по изд.: The Fragments of Attic comedy… / By J. M. Edmons. Leiden, 1957. V. I. Фрагменты римских трагиков по изд.: Remains of Old Latin / Ed. and transi, by E. H. Warmington. London; Cambr., Massachusetts, 1967—1979. V. I—II. Номер при имени Гигина обозначает соответствующий рассказ в его «Историях» (Fabulae).

Ссылки на номера стихов даются везде по оригиналу; найти соответствующий стих в пределах десятков, отмеченных при русском тексте Софокла, не должно составить особого труда. Обозначение «стих» или «ст.» большей частью опускается. Сокращение «сх.» обозначает схолии к древним авторам; «Ркп.» — «рукопись», «рукописи», «рукописный». Отсылка Dawe R. Studies обозначает его: Studies on the text of Sophocles. Leiden, 1973—1978. V. 1—3.

Перевод стихотворных цитат, кроме особо оговоренных, принадлежит составителю примечаний.}

 

Предварительные сведения

От античных времен не сохранилось документальных свидетельств о распространении текста трагедий Софокла при его жизни. Однако нет оснований предполагать для них иную судьбу, чем для произведений других древнегреческих трагиков: с авторского экземпляра снимались копии, которые могли приобретаться достаточно состоятельными любителями отечественной словесности, а в IV в., с возникновением в Афинах философских школ в Академии и Ликее, — также храниться в библиотеках, обслуживавших научные занятия Платона и Аристотеля. Без этого невозможно объяснить наличие в их сочинениях множества цитат из трагиков, и притом не только из трех, наиболее знаменитых (Эсхила, Софокла и Еврипида), но и из менее выдающихся.

Поскольку при посмертных постановках трагедий (а исполнение на театральных празднествах одной «старой» драмы перед началом состязания трагических поэтов стало нормой с 387 г.) режиссер и актеры могли позволять себе известные вольности, в середине IV в. афинским политическим деятелем Ликургом был проведен закон, согласно которому создавалось государственное собрание всех пьес трех трагических авторов, и в дальнейшем их исполнении надлежало придерживаться зафиксированного в этом своде текста (АС 56). Насколько высоко ценили афиняне свою коллекцию, видно из рассказа о том, как примерно столетие спустя они согласились предоставить ее для временного пользования египетскому царю Птолемею Евергету под залог в 15 талантов (ок. 22 тыс. рублей серебром). Впрочем, афиняне недооценили материальные возможности восточного монарха: Птолемей велел сделать со всего собрания копию и именно ее вернул в Афины, потеряв таким образом отданные в виде залога деньги, но зато оставив у себя оригинал (АС 64). Возможно, что именно этим собранием — наряду с другими источниками — пользовались впоследствии ученые филологи, занимавшиеся во второй половине III в. классификацией рукописей в знаменитой Александрийской библиотеке (АС 105).

Полное собрание сочинений Софокла подготовил, по-видимому, в первой половине следующего века знаменитый филолог Аристофан Византийский, ставший главным библиотекарем после 195 г. Под именем Аристофана дошло до нас античное «предисловие» к «Антигоне» (А С 105). Упоминается Аристофан и в «Жизнеописании» Софокла (18), в некоторых схолиях к сохранившимся трагедиям и в папирусных отрывках из сатировской драмы «Следопыты». Текст издания Аристофана Византийского послужил основой для большинства, если не всех последующих папирусных копий. В настоящее время известны отрывки из 17 папирусных экземпляров, содержащих текст дошедших до нас трагедий Софокла. По времени они охватывают не менее 600 лет самый ранний образец относится к концу I в. до н. э. или к началу I в. н. э.; самый поздний — к рубежу VI—VII в. н. э. Чаще других встречаются здесь «Царь Эдип» в «Аякс» — по 4 экземпляра; тремя экземплярами представлены «Трахинянки», двумя — «Электра» и «Антигона», одним — «Эдип в Колоне» и «Филоктет».

К этому следует прибавить отрывки из папирусного кодекса V—VI вв. н. э., который опознан теперь как собрание семи трагедий Софокла {См.: Luppe W. P. Vindob. G 29779 — ein Sophokles-Kodex // Wiener Studie 1985. В. 19. S. 89-104.}. Здесь тексту трагедии предшествовало собрание «предисловий» к ним (см. АС 95-113), среди которых содержались неизвестные нам из других источников предисловия к «Аяксу» и «Филоктету» и еще одно стихотворное (ср. А С 95) к «Царю Эдипу». Издание Аристофана, судя по всему было предназначено не для ученых, а для широкой публики, — в нем, в частности кроме уже упоминавшихся «предисловий», не было никакого другого вспомогательной аппарата. Со временем, однако, по мере того, как эпоха Софокла все дальше уходила в прошлое, читателям стали требоваться разъяснения и по части языка, и в отношении реалий, и разного рода историко-литературные справки к тексту, — все то, что в античные времена называлось схолиями.

Составление таких схолиев — в том числе и к Софоклу — взял на себя необыкновенно начитанный и усердный грамматик августовского времени Дидим (современники называли его человеком «с медными внутренностями»). К труду Дидима восходит наиболее древний пласт в корпусе схолиев, известных нам уже по средневековым рукописям Софокла.

На пути к ним, однако, творческое наследие Софокла испытало ту же судьбу, которая постигла и других древнегреческих драматургов: во времена римского император Адриана (117—138 гг. н. э.) из примерно трех сотен пьес Эсхила, Софокла и Еврипида был сделан отбор наиболее читаемых; не последнюю роль играли здесь и нужды школы. В результате в обиходе широкой публики осталось только семь трагедий Софокла, известных нам сейчас полностью. В IV в. н. э. участие в редактировании новы изданий принял римский грамматик Салустий (может быть, один из друзей византийского императора Юлиана), — его имя сохранилось в более поздних «предисловиях (АС 104, 106).

Остальные трагедии Софокла, оставшиеся за пределами «семерки», исчезли отнюдь не сразу и не бесследно: находимые в Египте папирусы с отрывками из не дошедши до нас его пьес датируются вплоть до III в. н. э. Стало быть, на эллинизированном Востоке достаточно полные собрания сочинений Софокла могли еще находиться и в библиотеках, и у книгопродавцев, и в частном пользовании. На европейской же почве с драм, не вошедших в состав «семерки», уцелели только отдельные отрывки в различны антологиях, лексикографических и грамматических сочинениях. Зато отобранные семь продолжали переписывать из рукописи в рукопись с обширными предисловиям и схолиями. Один из таких кодексов, написанный унциальным письмом (т. е. заглавными буквами) примерно в V в. н. э., и стал, как полагают историки текста Софокл, прообразом византийских рукописей с его трагедиями.

Самой ранней из этих рукописей является кодекс из библиотеки Лоренцо Медич (Laurentianus XXXII, 9), широко известный среди филологов, так как кроме трагедв Софокла в нем содержатся также трагедии Эсхила и «Аргонавтика» Аполлония Родосского. Написан кодекс в середине X в. н. э. К тому же прототипу, что кодекс Медичи восходит и так называемый Лейденский палимпсест, т. е. пергаменная книга, на котрую в конце X в. занесли текст Софокла, а еще через четыре столетия его соскоблили, чтобы написать на освободившихся полутора сотнях страниц сочинения религиозного характера. Открытый в 1926 г. Лейденский палимпсест с восстановленным текстом Софокла является, наряду с кодексом Медичи, древнейшим источником для современных изданий.

Эти две рукописи, наряду с еще другими десятью, более поздними (XIII—XVI вв.), представляют особую ценность потому, что содержат все семь трагедий Софокла. Огромное большинство других рукописей (около 170 из общего числа, достигающего примерно 200 экземпляров), ограничивается так называемой византийской триадой («Аякс», «Электра», «Царь Эдип»), образовавшейся в результате нового отбора, произведенного в Константинополе ок. 500 г. н. э. Составителем этой триады считают обычно византийского грамматика Евгения (АС 94).

К изданию трагедий Софокла (преимущественно вошедших в триаду) в XIII—XIV вв. были причастны известные византийские филологи Максим Плануд, Фома Магистр, Мосхопулос, Деметрий Триклиний. К этому же времени относятся и поздние схолии, составленные в помощь любителям классической филологии и учащимся.

Первое печатное издание Софокла вышло в 1502 г. из типографии венецианца Альда Мануция. После этого трагедии Софокла издавались вместе и порознь несчетное число раз.

В настоящее время издатели Софокла оперируют тремя группами византийских рукописей, причем все больше утверждается убеждение, что группы эти не носили «закрытого» характера, т. е. переписчики при своей работе могли пользоваться не одним экземпляром, восходящим к определенному прототипу, а двумя или больше, сопоставляя их между собой и выбирая из каждого то чтение, которое представлялось им наиболее предпочтительным. Поэтому может случиться, что какая-нибудь из рукописей, во всем остальном мало примечательная, сохранила где-нибудь наиболее древнее чтение. Сличение рукописей, внесение поправок (конъектур), выбор и обоснование принятого чтения и составляет до сих пор главную задачу каждого нового издателя древнегреческого текста {К истории текста Софокла см. подробнее: The fragments of Sophocles / Edited… by A. C. Pearson. Cambridge. 1917 (Repr. Amsterdam, 1963). P. XXXII—XLVI; TurynA. Studies in the manuscript tradition of the tragedies of Sophocles. Urbana, 1952; Dain A. Sophocle. V. I. P. XX—XLVIII; Dawe R. Studies on the text of Sophocles. Leiden, 1973. V. I. P. 3—112; Treue K. Kleine Klassikerfragmente. N 3//Festschrift zum 150 jahr. Bestehen des Berliner Agyptischen Museums. Berlin, 1974. S 434 f; Renner T. Four Michigan papyri of classical Greek authors. ZPE. 1978. 29. P. 13—15. 27 f.}.

В наше время в научном обиходе приняты три издания трагедий Софокла:

• Sophocles. Fabulae / Rec. A. С. Pearson. Oxford, 1924 (исправленное издание — 1928; многократные перепечатки вплоть до начала 60-х годов). (В дальнейшем — Пирсон).

• Sophocle. / Texte etabli par A. Dain…. Paris, 1956—1960. T. I—III. (в дальнейшем — Дэн).

• Sophocles. Tragoediae / Ed. R. W. Dawe. Leipzig, 1975—1979. T. I—II. (второе издание — 1984—1985). (в дальнейшем — Доу).

Не утратили своего значения и старые комментированные издания, в которых каждой трагедии посвящен специальный том:

• Sophocles. The Plays and Fragments / By Sir R. Jebb. Cambridge, 1883—1896. T. I—VII (Перепечатано в 1962—1966) (в дальнейшем — Джебб).

• Sophocles / Erklart von F. W. Schneidewin, Berlin, 1909—1914. (Издание, переработанное Э. Вруном и Л. Радермахером).

В последние десятилетия к ним прибавились две новые серии комментариев: Катerbeek J. С. The Plays of Sophocles. Commentaries. Leiden, 1959—1984. (Комментарий без греческого текста, но с указанием отступлений от издания Пирсона, принимаемых Камербиком.) Cambridge Greek and Latin Classics: Oedipus Rex / Ed. by R. D. Dawe. 1982; Philoctetes/Ed. by T. B. L. Webster. 1970; Electra / Ed. by J. H. Kelles. 1973; Trachiniae / Ed. by P. E. Easterling. 1982.

Все названные выше издания были в той или иной степени использованы при подготовке настоящего однотомника.

При этом следует иметь в виду, что при издании русского перевода далеко не все разночтения оригинала нуждаются в констатации или обосновании. Очень часто они касаются таких вопросов, которые не могут получить отражения в русском тексте. Так, например, в поэтическом языке V в. до н. э. наряду с более употребительными формами имперфекта с приращением могли встретиться и формы без приращения (например, АН. 1164: ηὔϑυνε в одних ркп., εὔϑυνε — в других), — для русского перевода это различие не имеет значения. Иногда разночтения возникают в порядке слов в достаточно прихотливых по своему построению партиях хора, — в русском переводе это опять-таки не может быть учтено. Но даже и в тех случаях, когда разночтение касается отдельных слов, оно не всегда может быть отражено в русском переводе. Вот несколько примеров.

ЦЭ, 722 — в одних ркп. ϑανεῖν («умереть»), в других — πανεῖν («вынести» гибель от руки сына); в переводе в любом случае будет: «пасть», «погибнуть».

ЭК. 15 — все ркп. дают чтение στέγουσιν — башни «покрывают», «защищают» город; конъектура, введенная Доу в его издание, — στέϕουσιν «увенчивают». В переводе это слово и создаваемый им образ совсем выпали. А. 295 — почти все ркп. дают чтение λέγειν и только две — ϕράζειν. В широком смысле эти глаголы — синонимы; они различаются между собой примерно как русское «говорить» и «молвить», «изрекать». Вполне возможно, однако, что в русском переводе и тот и другой греческие глаголы окажутся переведенными как «молвить» или «сказать». Поэтому в дальнейшем в примечаниях к отдельным трагедиям отмечаются только такие разночтения и конъектуры, которые способствуют пониманию текста и хода мысли автора, насколько оно может быть отражено в русском переводе.

Остается сказать о принятом в этом однотомнике порядке размещения трагедий. Наиболее естественной была бы хронологическая их последовательность, чему, однако, мешает отсутствие документальных данных о времени постановки пяти трагедий из семи. С другой стороны, и русскому читателю несомненно удобнее пользоваться текстом трагедий, относящихся к одному мифологическому циклу, в порядке развития событий в пределах каждого цикла, и в примечаниях в этом случае можно избежать лишних отсылок к еще не прочитанной трагедии. Поэтому было признано целесообразным поместить сначала три трагедии, восходящие к фиванскому циклу мифов («Царь Эдип», «Эдип в Колоне», «Антигона») и по содержанию служащие одна продолжением другой, хотя на самом деле Софокл такой связной трилогии не писал и поставленная раньше двух остальных «Антигона» (ок. 442 г.) оказывается при размещении по сюжетному принципу после «Эдипа в Колоне», созданного в самом конце жизни поэта. Затем следуют три трагедии на сюжеты Троянского цикла («Аякс», «Филоктет», «Электра») — опять в той последовательности, в какой находятся изображаемые в них события. Последней из сохранившихся трагедий помещены «Трахинянки»; к ним присоединяется обнаруженная в довольно крупных папирусных фрагментах драма сатиров «Следопыты», за которой идут отрывки из других не сохранившихся драм.

 

Филоктет

«Филоктет» — единственная трагедия Софокла, время постановки которой при жизни поэта достоверно известно: она была показана при афинском архонте Главкиппе, т. е. весной 409 г., и завоевала первое место (АС 110). О других драмах, входивших в состав тетралогии, сведений нет.

Ко времени создания Софоклом «Филоктета» миф, составлявший содержание этой трагедии, был хорошо известен его аудитории и уже получил обработку на афинской сцене.

В «Илиаде» Филоктет, сын Пеанта, упоминался как один из фессалийских царей, владевший четырьмя городами в северной ее части (в историческое время эта область называлась Магнесия); в поход под Трою он отплыл с 7 кораблями (ниже, 1027), но на десятом году войны — в момент, к которому приурочено действие «Илиады», — оставался больным на Лемносе; впрочем, добавляет автор, вскоре о нем вспомнят (II, 716—725), — здесь имеется в виду известное из других источников пророчество о том, что Троя не может быть взята без лука Геракла и владеющего им Филоктета (ср. АС 109). О причине болезни героя сообщали киклические поэмы, свидетельство о чем сохранилось в позднем пересказе Прокла: во время жертвоприношения на о-ве Тенедос Филоктет был укушен гидрой и издавал громкие вопли, недопустимые при совершении обряда; кроме того, образовавшаяся рана испускала такое зловоние, что делало общение с ним совершенно невозможным. Поэтому Одиссей по поручению Атридов отвез Филоктета на Лемнос и оставил его здесь в одиночестве {Бернабе. С. 41.}. В других источниках в качестве места жертвоприношения назывался островок Хриса у восточного побережья Лемноса. Здесь Геракл в свое время принес жертву, обеспечившую успех его похода под Трою; соответственно и перед ахейцами, снарядившими войско против Трои в следующем поколении, было поставлено условие повторить жертвоприношение в священном участке местного божества — нимфы Хрисы. Найти это место и помог им Филоктет, присутствовавший еще юношей при жертвоприношении Геракла, но на этот раз не заметивший сторожившую участок змею (АС 109).

На десятом году войны, после гибели Ахилла и Аякса, ахейцы очень нуждались в новых героях, а захваченный Одиссеем в плен троянский прорицатель Елен поведал им о необходимости заручиться помощью Филоктета (1336—1341) и Неоптолема, сына Ахилла. Соответственно на Лемнос за Филоктетом был отправлен Диомед, а на о-в Скирос за Неоптолемом — Одиссей. Первому было обещано под Троей исцеление, второму — доспехи отца. Филоктет, вылеченный сыном Асклепия Махаоном, убил затем в единоборстве Париса, а Неоптолем в ночь овладения Троей дал волю гневу и мести за гибель отца. Согласно эпической традиции Филоктет не сопротивлялся возвращению в ахейское войско, коль скоро оракул сулил ему исцеление.

Все три знаменитых афинских трагика обработали миф о Филоктете — сначала Эсхил, затем Еврипид (в 431 г.) и, наконец, Софокл. Трагедии предшественников Софокла не сохранились, но сравнительно полное представление о них дает нам греческий ритор I в. н. э. Дион Хрисостом, который в речи 52 сравнивает все три драмы (ср. АС 78), а в речи 59 излагает содержание пролога еврипидовской трагедии.

Произведение Эсхила (вероятно, из числа его ранних пьес) отличалось свойственной ему суровой простотой. Правда, явившийся за Филоктетом Одиссей пытался завоевать его доверие рассказом о мнимой смерти Агамемнона, о казни самого Одиссея и о бедственном положении всего войска, но не принимал никаких мер для самомаскировки, — зрителю предлагалось допустить, что за 10 лет либо неузнаваемо изменился Одиссей, либо бедствия настолько ослабили память Филоктета, что он был не в состоянии узнать своего злейшего врага. (Эсхил так же не придавал значения подобным несуразностям, как впоследствии Шекспир: достаточно было Кенту нацепить бороду, чтобы Лир не узнал своего старого соратника, служившего ему не один десяток лет.) Так или иначе, Одиссей — вероятно, во время приступа болезни у Филоктета завладевал его луком, и тому не оставалось ничего другого, как следовать вместе с ним под Трою.

Тоньше и сложнее была представлена вся история у Еврипида. Во-первых, у него Одиссей согласился на трудную миссию только после того, как Афина изменила его внешность и голос (мотив, заимствованный из «Одиссеи», XIII, 429—435). Во-вторых, в помощники ему был придан Диомед, — таким образом, Еврипид соединил эпическую и эсхиловскую версии. Наконец Еврипид ввел совершенно новый момент: наряду с ахейцами заинтересованность в Филоктете проявляли троянцы: на Лемнос прибывало их посольство (может быть, во главе с Парисом), которое стремилось привлечь Филоктета на свою сторону. При этом маскировка Одиссея не сразу оборачивалась ему на пользу: озлобленный против всех греков, Филоктет готов был спустить стрелу с тетивы при виде первого же ахейца, появившегося на Лемносе, и Одиссею, чтобы уцелеть, пришлось выдать себя за жертву ахейских вождей: он-де был другом Паламеда, казненного по навету Одиссея, и теперь спасается бегством, боясь за свою жизнь. Правда, npi появлении троянского посольства, он, хоть и будучи жертвой греков, выступал в из защиту и добивался того, что троянцам пришлось уйти безрезультатно. Затем, по-видимому, следовал припадок Филоктета, похищение Одиссеем его лука, появленш подоспевшего на помощь Диомеда, и в результате бурного объяснения с Филоктетоь удавалось убедить его отправиться под Трою. Вероятно, этот спор, как и предыдущт дебаты между Одиссеем и предводителем троянцев дали Диону основание охарактеризовать трагедию Еврипида как образец ораторского искусства. Хор и у Еврипида и у Эсхила состоял из жителей Лемноса, который, таким образом, не представал стол; пустынным и нелюдимым, как у Софокла.

Из сопоставления, произведенного Дионом, видны и другие нововведения Софокла.

Хор состоит у него из мирмидонских моряков, соратников Ахилла, которые теперь сопровождают своего нового вождя Неоптолема, до Софокла никакого отношения к истории Филоктета не имевшего. Поскольку теперь участники хора впервые видят страдания Филоктета, это позволяет им проявить максимум сочувствия к его участи. Еще важнее роль их вождя: юный герой, готовый применить к Филоктету, если надо, силу, с большой неохотой соглашается на хитрость (мотив, использованный обоими предшественниками Софокла) и в конечном результате отказывается от средств, противоречащих его благородной натуре. Введя верного своей природе Неоптолема, Софокл развернул в трагедии не только столкновение между справедливо гневающимся Филоктетом и прагматически мыслящим Одиссеем, но и внутренний конфликт в душе Неоптолема между врожденным благородством и долгом перед ахейским войском.

Структура «Филоктета», как и наиболее близкого к нему по времени «Эдипа в Колоне», характеризуется существенным отличием от традиционной. Следующий за прологом (1-134) парод (135—218) состоит из трех пар строф, перемежаемых анапестами Неоптолема (144—149, 159—168, 191—200). В трагедии есть только один полноправный стасим (676—729); место двух других занимают два коммоса (827—864 — хор и Неоптолем; 1081—1217 — Филоктет и хор). Более традиционный характер носят три эписодия (219—675 со включением одной пары строф, 391—402=507—518; 730—826; 865—1080) и эксод (1218—1471), завершаемый, как часто у Софокла, анапестами (1445—1471); анапесты (1408—1417) вводят и появление Геракла. Необычным для Софокла является употребление трохеического тетраметра в коротком диалоге Неоптолема с Филоктетом (1402—1407), — здесь, может быть, сказывается влияние Еврипида, который охотно пользовался этим размером в поздних трагедиях.

Роли между тремя исполнителями распределялись следующим образом: протагонист — Филоктет, девтерагонист — Неоптолем, тритагонист — Одиссей, Моряк, Геракл.

После трех великих трагиков к образу покинутого Филоктета обращались еще несколько афинских драматургов, в том числе уже известный нам Филокл (сохранилось только название). Новшество Софокла, который свел вместе Неоптолема и Филоктета, использовал в IV в. Феодект, с той лишь разницей, что здесь Филоктет был изображен с язвой не на ноге, а на руке; он пытался скрыть от Неоптолема свои страдания, но когда боль становилась невыносимой, просил окружающих отрубить ему руку (TrGFi. 72. Fr. 5b). Сохранился также один стих из трагедии неизвестного автора, предполагающий встречу Филоктета с Неоптолемом (TrGF 2. Fr. 363):

Не сын Ахилла ты, а он доподлинно.

К некоему «Филоктету», написанному не позже IV в., относят исследователи такженедавно опубликованный папирусный фрагмент (TrGF 2. Fr. 654). Неизвестному же автору принадлежала исатировская драма о Филоктете, как видно, собравшемся жениться (TrGF 2. Fr. 10).

Какая нимфа, что за дева юная Тебя возьмет? Какой уж ты теперь жених!

говорил ему, вероятно, Силен.

Для римской сцены «Филоктета» (или «Филоктета на Лемносе») написал Акций (фр. 522—572), обработавший, главным образом, трагедию Эсхила, но использовавший кое в чем и Софокла.

Для настоящего издания заново переведены следующие стихи: 5 сл., 28, *48, 50-53, *77, 133, 155, 165 сл., 173, 177 сл., 220 сл., 240, 273—275, 292, 324, *331, 343 сл., *347 сл., 395, 400—402, 419 сл., 424, *442 сл., 500—502, 511—514, 547, 601, 627, 653 сл., *685, 795, 806, 813, 823, 853, 960, 1031, *10б8 сл., 1081 сл., 1094, 1096, 1100, 1163, 1177, 1185, 1200, 1208 сл., 1215—1217, *1224 сл., *1227, 1270, *1285, «1325, 1328, *1336, 1346 сл., 1391 сл.

Своему переводу Ф. Зелинский предпослал следующее описание места действия трагедии: «Сцена представляет пустынный скалистый берег острова Лемноса. На переднем плане — узкая полоса белых известковых утесов, омываемых сильным прибоем волн [ср. 1455—1457]. Над нею нависли прибрежные скалы [ср. 1000—1002]; по ним крутая тропинка ведет на верхнюю поляну. Посредине этой поляны, немного левее, огромная сосна; ее ветви шумят и гнутся от сильного ветра, дующего с моря. Левее, замыкая сцену, большая сквозная скала [ср. 16, 159, 952]. Под ней слева родник [ср. 21 сл., 1461]. Направо от сосны вид на огнедышащую гору — Мосихл [ср. 986 сл.]. Справа сцену замыкают поросшие травой и бурьяном холмы».

Сост. В. Н. Ярхо

Ссылки

[Действующие Лица] Одиссей.

[Действующие Лица] Хор моряков.

[Действующие Лица] Лазутчик под видом купца.

[Действующие Лица] Неоптолем.

[Действующие Лица] Филоктет.

[Действующие Лица] Геракл.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа 1

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа 1

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа 2

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа 2

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа 3

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа 3

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Парод] Входит Филоктет.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эписодий Первый] Входят лазутчик, переодетый купцом, и другой — моряк.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эписодий Первый] Входят в пещеру.

Хор

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эписодий Третий] Входит Одиссей.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эписодий Третий] Одиссей и Неоптолем уходят.

Строфа 1

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа 1

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Строфа 2

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Антистрофа 2

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эксод] Входит Одиссей.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эксод] Одиссей уходит.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

[Эксод] Появляется Геракл.

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

FB2Library.Elements.SectionItem

FB2Library.Elements.SectionItem

FB2Library.Elements.SectionItem