Для младшего школьного возраста

Любое использование текста и иллюстраций разрешено только с согласия издательства.

© Соковенина Е., текст, 2016

© Пташник О., иллюстрации, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом “Самокат”», 2016

* * *

 

 

У Петечки Осликова есть мама, которая много читает и «делает важные дела», папа, который много работает и… работает, а также бабушка и дедушка – нормальные все люди. Один Петя какой-то неправильный, да что там неправильный – ужасный мальчик! Просто недоразумение какое-то!

Ну а Петечка Осликов (если, конечно, когда-нибудь кто-нибудь его об этом спросит) скажет вам совершенно искренне, что с этими взрослыми можно с ума сойти.

Елена Соковенина – писатель, журналист, блогер, финалист «Русской премии» (2010) и конкурса на лучшее произведение для детей и юношества «Книгуру» (2013, 2014), веселая и умная мама уже почти взрослого мальчика – большой специалист по детским проказам и взрослым переживаниям.

 

Как П. Осликов мечтал на уроке

Вот пристали: «Осликов, не мечтай! Осликов, ты опять не с нами! Осликов, ау, ты где?» Да тут я, тут. И ничего я не мечтаю. Я думаю.

День сегодня неудачный какой-то. Не мой сегодня день, да. По русскому написали: «Не сделана дом. работа». С самого утра – и замечание. Сюрпри-из! Работа, точно, не сделана. Потому что я в дневник посмотрел, а там ничего не записано. «Ура, – думаю, – ничего не задано!» А оно задано, просто я не записал почему-то. По математике «дом. задание» записал, по музыке записал, по естествознанию тоже, а по русскому вот не записал. Думал, все не записали, а все записали. Это я почему-то, как диктовали задание, не слышал, а на доску посмотреть забыл. Наша классная говорит, я ужасно рассеянный и всё время мечтаю о чём-то. Да не мечтаю я! Просто всё само так получается. Вот Ещё беда – контрольная по математике сегодня. Эх, ладно. Контрольная так контрольная.

Так, задача номер двадцать два. Что за задача? «Человек купил шесть стульев по тридцать латов каждый…» О, интересно, а зачем ему столько стульев? Наверное, он учитель и купил шесть стульев для класса. Хотя нет, Мария Степановна, кажется, не покупает стулья для класса. Кто-то другой покупает. И ещё: если бы человек купил стулья для класса, было бы написано, наверное, что это детские стулья. Тогда, наверное, он просто такой человек, обыкновенный, и купил стулья тоже просто так, домой. Может быть, у него дома не было стульев, а теперь вот есть. Даже много – целых шесть. Теперь, наверное, он сидит и думает: «А зачем я купил столько стульев в свою одну квартиру?» Жадный какой-то человек. Такой, скорее всего, всё время в костюме ходит и на всех кричит. Эх, что-то мне неохота решать задачу про такого дурацкого человека.

Я не мечтаю, Мария Степановна, я думаю. Думаю я. О чём думаю? Как задачу решать. Что непонятно? Э-э-э… Ну… Перечитать, о чём спрашивается в задаче? Сейчас.

Сейчас почитаем, о чём там спрашивается. Эх, все пишут и пишут. Даже Мухина не щиплется и не кидается ничем. Все контрольную пишут. Всем всё понятно. Одному мне непонятно. Опять не успею решить, опять училка кричать будет: «О чём ты всё время мечтаешь, Осликов? На уроке не мечтать, а работать надо! Мне, – скажет, – Осликов, очень хочется увидеться с твоими родителями». Ай, ладно. Сейчас быстренько прочитаю, что же там спрашивается-то, в задаче. Значит, так: «Сколько денег потратил человек?» Ну, если он купил целых шесть стульев, да Ещё по тридцать латов каждый, то, наверное, денег потратил много. Вот было бы смешно: «Контрольная работа, Осликов Петя, второй “А” класс. Второй вариант. Задача номер двадцать два. Ответ: человек потратил много денег!» Ну и лицо было бы у нашей Маши!

А? Кто спит? Да не сплю я на уроке. Я сейчас, Мария Степановна, я просто считаю. Блин, задумался как-то. До конца урока пятнадцать минут, а у меня всего одна задача решена, вам отсюда видно? Ох ты, Маша-то, оказывается, на меня всё время смотрит! Во глазастая тётка наша Маша. Ой, Мухина руку подняла. Всё решила, что ли? А нет, выйти просит. Может, тоже попроситься выйти, догнать Мухину и спросить, какой у неё вариант? А если у неё первый? Тогда лучше не надо. Можно было бы списать у Серёжки, но Маша сто процентов увидит. Тогда всё, кранты мне. Ладно, что там было-то? Значит, шесть стульев по тридцать латов. Умножаем латы на стулья. Стоп, нельзя же умножить латы на стулья! Или можно? Гы, это же прикольно: если умножить латы на стулья, будут стулья в латах! В железных, как рыцарские доспехи! Такие стулья для рыцарей. Так, ладно. Может, и нельзя латы на стулья, а только больше умножать тут нечего: цифр только две – шесть и тридцать. Значит, надо их умножать. Или делить? Шесть на тридцать не делится, значит, делим тридцать на шесть. Получилось пять. Ответ: пять. Мария Степановна вроде говорила писать полный ответ. Значит, пять латов. Точно, пять латов. Стоп, как это? Там же один стул стоит тридцать латов, а надо посчитать, сколько всего потратил денег тот, в костюме. Значит, не пять. Значит, надо было всё-таки умножать. Эх, сколько времени пропало! Ого, как все зашевелились, забегали! Что-что? Пять минут до звонка?! А у меня ничего не сделано! Так, быстро. Шесть на тридцать – это будет… это будет… так, лучше столбиком. Значит, столбиком шесть на тридцать будет… Ух, есть. Сто восемьдесят это будет. Нифига себе, столько денег на стулья!

Так, едем дальше. «Из пункта А в пункт Б выехал велосипедист…» Классно ему, в школу не надо, можно на велике рассекать. А чего это ему никуда не надо? Каникулы, что ли, или из школы уже пришёл? «Ему навстречу едет мотоциклист…» И совсем необязательно мотоциклист едет навстречу велосипедисту! На велосипеде потому что можно где хочешь ехать, а на мотоцикле – только по дороге! А классно было бы, если бы мне купили мотоцикл. Как поедешь: «Э-э-м-м! Э-э-эм!» Супер. Надо будет, кстати, отца попросить, чтобы велик из гаража достал… Ну и что, что грязь на улице: многие ездят, сам видел.

Ых, звонок! Всего в контрольной пять задач, а у меня только две решены. Плохо как, а? Да всё равно уже Маша замечание написала. Бли-ин, как я маме скажу, что её в школу вызывают? Она ругаться будет! Ты, скажет, опять на уроке мечтал. Потом скажет: «Ну что мне с тобой делать?» Как будто я знаю. Потом спросит: «В кого ты только такой?» В кого в кого – не знаю в кого! И Ещё потом скажет: «Сколько я могу тебя тыркать? На уроке нужно заниматься предметом, а не мечтать! Внимательным нужно быть, внимательным! Ты понял меня? Отвечай, когда спрашивают! Понял?» И потом всё это повторит раз десять. И всё будет спрашивать, понял я или нет. Понял я, давно уже понял. На уроке нужно быть внимательным. Только я не умею.

 

Как П. Осликов не мог определиться

– Петя, – спросила мама, – будешь чай?

– Буду, – сказал П. Осликов.

И мама поставила чайник. А когда чай был готов, налит в чашку и даже с сахаром, П. Осликов вдруг сказал, что не будет его пить. Мама решила, что это ничего, просто совпадение. Чуть погодя П. Осликов сказал:

– А давайте в воскресенье все в кино пойдём?

– Давайте! – обрадовалась мама.

Папа очень хотел бы хоть в воскресенье побыть дома, полежать на диване. Но пойти куда-то всей семьёй ему тоже хотелось. Тем более они с сыном видятся мало. Потому что папа приходит поздно, а уходит рано. И папа обрадовался.

– Давайте, – сказал он, – пойдём, конечно!

Но в воскресенье, когда мама с папой уже даже собрались, П. Осликов вдруг сказал, что не хочет в кино. Мама с папой подумали и решили идти так, без него.

Но этим дело не кончилось. Судьба чая и кино постигла и другие хорошие вещи, как то: омлет с курицей, омлет без курицы, новые спортивные штаны и день рождения одного знакомого, Кирюшки. Туда П. Осликов тоже не пошёл. И вообще оказалось, что П. Осликов какой-то ненадёжный: только что чего-нибудь хотел, уже практически всех убедил, а потом – раз! – и ничего не надо.

– Но ты же сам просил! – возмущались родители.

– А я передумал! – возмущался П. Осликов. – Может человек передумать?

Но родители сказали, что не может. Или может, но не слишком часто.

Папа сказал, что его сын избалован. Потом походил немного и добавил, что летом непременно надо будет отправить П. Осликова в спортивный лагерь. Там из него быстро мужика сделают.

П. Осликов испугался. Из него Ещё никогда не делали мужика, он не знал, как это делается, но предполагал, что это неприятно.

Мама тоже сказала, что П. Осликов ужасно избалован. И вообще папу поддержала. А сама по себе на П. Осликова обиделась. И перестала ему всё предлагать.

П. Осликову показалось, что в доме ничего не изменилось: подумаешь, большое дело, не предлагают ни чаю, ни омлет! Правда, конечно, и в кино пойти не предлагают, но это же не навсегда, правда?

Несколько дней П. Осликов прожил без чаю. И даже без обеда. Правда, этого он не заметил, потому что таскал из буфета печенье. Но на третьи сутки даже самое вкусное печенье кому угодно поперёк горла встанет. Особенно если обеда никто не предлагает. И конфет тоже. И вообще ничего. Жить стало как-то скучно.

Но П. Осликов был человек не конченый. Он вообще был нормальный такой. Просто недоразумения бывают. И он, конечно, пошёл с родителями мириться. А так как папы обычно допоздна нет дома, мириться пришлось сначала с мамой.

– Но почему, – сказала мама, – ты так себя ведёшь? Как будто назло.

– Эх, – сказал П. Осликов и втянул голову в плечи.

Это был очень сложный вопрос. Потому что П. Осликов и сам хорошенько не понимал, почему он так себя ведёт.

– Ну, во-первых, – задумчиво сказал П. Осликов, – я иногда передумываю. Вот только что было «Да», и вдруг – раз! – и «Нет». Как с апельсиновым соком, понимаешь?

Вот как раз про апельсиновый сок мама не очень-то понимала. А дело было так.

Один раз П. Осликов попросил маму выжать ему сок из настоящего апельсина. И мама пошла выжимать. Потому что ребёнку витамины нужны. Ну и вообще, что плохого в том, что человеку захотелось сока? Но когда сок был готов… Вы поняли, да? Так вот, в тот раз П. Осликов сказал, что не может пить сок, потому что в нём оказалась мякоть от апельсина. А П. Осликов её терпеть не может. Мама сказала, что это очень странно, потому что неделю назад П. Осликов пил точно такой же сок в кафе. И пил с удовольствием. П. Осликов сказал, что в том соке в кафе не было мякоти. А мама сказала, что мякоть, ничего подобного, была. П. Осликов сказал, что мама плохо посмотрела. Мама сказала, что смотрела хорошо, мякоть была, и сок П. Осликов обязан выпить. П. Осликов сказал, что он не может этого сделать. Мама сказала, что П. Осликов её третирует. П. Осликов толком не понял, но сказал, что ничего подобного. Мама сказала, чтобы он пил сок. П. Осликов отказался.

В общем, они поссорились. Мама это отлично помнила. Потому что очень трудно с таким ребёнком жить.

– Но ведь я же не знал про мякоть, – объяснил П. Осликов.

– Как ты мог не знать, – удивилась мама, – если она и в том соке была, и в этом есть? Хоть я её и не вижу. Ты просто капризный. Кто тебя только так избаловал?

– Тогда, наверное, в том дело, что я в том соке мякоти не видел, а в этом увидел. И теперь не могу его пить. Я же терпеть не могу мякоть.

Мама сказала, чтобы П. Осликов не выдумывал. И они опять чуть не поссорились.

– Нет, – сказал П. Осликов, – это плохое объяснение. Сейчас будет хорошее. Вот, смотри. Про кино.

– Это ты вообще уже, – завозмущалась мама, – во вторник договорились, а в воскресенье ты всех подводишь!

– Я не подвожу, – смутился П. Осликов, – просто до воскресенья очень долго. Неделя почти что. Мне во вторник хотелось в кино всей семьёй, а в воскресенье вдруг – раз! – хочется телевизор смотреть.

Мама подумала.

– Ну допустим, – сказала она. – Но если бы только это!

– Да, – сказал П. Осликов, – я сейчас Ещё объясню. Вот, допустим: ты предложила мне кашу.

– Та-ак, – сказала мама, подозревая нехорошее.

– А я, – торопливо продолжал П. Осликов, пока мама не рассердилась, – не очень хочу эту кашу. Но перед кашей была история с соком, и ты сердилась. И я говорю, что буду кашу. Чтобы ты не раздражалась. Понимаешь?

– А потом что?

– А потом, – сказал П. Осликов, – ты приносишь кашу. На тарелке. И я её вижу. И есть её не могу.

Мама каши как раз любила. Но она была довольно продвинутая мама и знала, что другие люди, бывает, каши терпеть не могут. Поэтому она почти всё поняла.

– Но всё-таки ты же знаешь, что не любишь каши, – сказала она. – Зачем же ты соглашаешься?

– Чтобы тебя порадовать, – вздохнул П. Осликов.

Тут мама как начнёт хохотать! П. Осликов чуть не обиделся. Но мама вовремя перестала и говорит:

– Ну и кто ты после этого?

– Кто? – спросил П. Осликов.

– Не знаю, – честно ответила мама. – Но, думаю, это ты не очень хорошо придумал. Я же всё равно ругаюсь.

– А ты не ругайся, – предложил П. Осликов.

– Не могу, – вздохнула мама, – не могу. Я к тебе как к человеку, а ты капризничаешь, как погода в апреле.

– У нас же погода круглый год капризная, – не согласился П. Осликов.

Он это очень хорошо знал. Потому что как только мама раздражалась несправедливо, она потом говорила, что это погода шалит.

– Вот я и говорю, – согласилась мама, – не начинай, пожалуйста, демагогию.

– И ничего я не начинаю демагогию! – надулся П. Осликов, который понятия не имел, что это.

– Придётся тебе как следует думать, прежде чем отвечать, – сообщила мама, чтобы не стукнуть этого мальчика.

– Я думаю, – насупился П. Осликов.

И они замолчали.

Тут как раз пришёл с работы папа и сказал, что хотел бы конкретных предложений. И они решили вот что:

1) Как уже решил П. Осликов, он будет сначала думать как следует, а уж потом отвечать. Тут самое главное – не торопиться и не волноваться.

2) Если договорённость на воскресенье была во вторник, в пятницу или в субботу, надо её проверить: может быть, обстоятельства изменились. Могут же они измениться?

3) А случай с соком – это просто недоразумение.

И папа выпил сок. С мякотью.

 

П. Осликов говорит по телефону

Однажды П. Осликов позвонил маме на работу. По очень важному делу. Но у мамы в этот момент тоже были важные дела. И она сказала:

– У тебя что-то важное, или ты просто так, поболтать?

– Важное, – сказал П., – я скачал новую игру, и…

– Петя, – ужасным голосом сказала мама, – если ты забыл, у меня тоже бывают важные дела. Куда важнее всяких игр. Я позвоню тебе, когда освобожусь!

И отключилась. П. Осликов чуть не заплакал!

Мама Осликова в это время тоже чуть не плакала. Она совсем не хотела обижать П. Осликова. Просто у неё были важные переговоры, и на её нервах можно было играть, как на скрипке. Музыка на таком инструменте получилась бы неважнецкая, но факт: мама волновалась. И на нервной почве обидела невиноватого ребёнка.

Дома она объяснила всё это П. Осликову и попросила прощения. П. Осликов, правда, не очень понял про важные переговоры. У взрослых каждый день важные дела, а нормальные игры не так часто попадаются! Но всё-таки он извинения принял. А мама говорит:

– Для того чтобы таких недоразумений не случалось, надо спрашивать, может ли твой абонент говорить.

– Чего? – спросил П. Осликов.

У него абонемент только в бассейн был, и разговаривать он не умел, это точно.

– Я говорю, когда ты звонишь кому-то, надо сначала спрашивать, может ли человек говорить!

– А, – сказал П. Осликов, – понял!

На следующий день он позвонил маме и спросил:

– Можешь говорить?

– Во-первых, здравствуй, Петя, – сказала мама вредным голосом.

– Привет! – сказал П. Осликов.

– Привет! – ответила мама. – Так что ты хотел?

– Можешь говорить? – спросил П. Осликов.

– Да могу я, могу! – рассердилась мама. – Ну?

– Надо купить ракетки, – упавшим голосом сказал П. Осликов.

– Какие Ещё ракетки?

– Для настольного тенниса… – грустно сказал П. Осликов и положил трубку.

Мама опять была недовольна. На эту маму просто не угодишь, вот что! Она перезвонила и говорит:

– А прощаться не надо?

– Надо, – печально ответил П. Осликов.

– А узнать, куплю ли я ракетки?

– А ты не купишь? – испугался П. Осликов. – Меня же будут ругать!

– Куплю, конечно, – смягчилась мама, – но надо же уточнить.

– Не понял, – сказал П. Осликов, – что уточнить?

– Ну, про ракетки, – объяснила мама, – к какому именно дню они нужны, сколько их нужно. Может быть, нужны какие-нибудь определённые ракетки…

– А-а, – сказал П. Осликов, – я понял. Ракеток нужно одну штуку, к понедельнику, какую угодно, только чтобы для настольного тенниса.

– Вот всё это, – сказала мама, – ты и должен был мне сказать по телефону. Потом удостовериться, что я тебя поняла, и только потом попрощаться и положить трубку. Понятно?

– Понятно, – вздохнул П. Осликов, положил трубку и ушёл в свою комнату.

Ему очень хотелось, чтобы кто-нибудь объяснил маме, что, когда на человека рычат в телефон, этому человеку очень хочется бросить трубку. И ничего больше не уточнять.

Мама, правда, уже тоже это поняла и расстроилась. Это у неё неделя напряжённая была. А так она вполне себе умела разговаривать по-человечески. Огорчение было в том, что тот, кого ты обидел по телефону, ничего этого не знает. Сидит себе обиженный и думает, какой ты злой абонемент. Поэтому она перезвонила П. Осликову и сказала:

– Извини, я не хотела тебя обидеть.

– Ага, – сказал П. Осликов, – а поздороваться?

– Привет! – послушно сказала мама.

– А если я не могу говорить?

Мама досчитала до сорока пяти и сказала грозно:

– Здравствуй, Петя. Можешь говорить?

– Привет! – как ни в чём не бывало сказал П. Осликов. – Я могу говорить. Что ты хотела?

– Я хотела сказать, – так же грозно сказала мама, – чтобы ты на меня не обижался. Я не специально на тебя нарычала.

– А-а-а, – отозвался довольный П. Осликов, – это хорошо. Всё в порядке, я не обиделся.

И опять положил трубку.

Мама перезвонила снова.

– А попрощаться? – возмутилась она.

П. Осликов подумал, что мама не поздоровалась и не спросила, может ли он разговаривать. Но решил не придираться и сказал:

– Ой, я забыл. Ну, пока?

Мама хотела придраться к чему-нибудь, но ничего такого не нашла.

– Ладно, – сказала она, – пока.

Ей хотелось спросить: «Ты что, не хочешь со мной разговаривать?» Но, по здравом размышлении, ей пришло в голову, что разговор с ней – и правда занятие не из приятных.

И они стали тренироваться. Мама старалась не рычать в телефон. И не только не рычать, но и поменьше вздыхать. Потому что иногда можно вздохнуть таким тоном, что у абонеме… у абонента сразу портится настроение. Как будто он виноват, что тебя толкнули на улице. Или что у тебя с утра живот болит. Или Ещё что-нибудь такое.

У П. Осликова тоже дела шли так себе. То поздороваться забудет, то «Можешь говорить?» спросить. Как-то не выходило сразу всё! А когда получилось, он вдруг стал забывать прощаться и просто клал трубку. Когда уже сказал всё, что хотел.

В общем, не очень это простое дело – культурно разговаривать по телефону. Так прошло несколько месяцев.

Как-то П. Осликов решил позвонить маме. У него не было никакого дела, просто он заскучал и хотел с кем-нибудь поговорить. Подумав, он набрал мамин рабочий номер и сказал:

– Привет!

– Привет, Петя! – радостно сказала трубка.

– Можешь говорить? – спросил П. Осликов.

У него сразу поднялось настроение.

– Да, конечно, могу! – сказала трубка.

– Я тут заскучал, – сообщил П. Осликов, – и хотел бы с кем-нибудь поговорить.

– Ну давай поговорим, – ответила ему трубка. – А где твоя мама?

– На работе, – вздохнул П. Осликов, – у неё важные переговоры.

– Не расстраивайся! – утешила его трубка. – Она, наверное, скоро придёт.

– Наверное, – сказал П. Осликов.

Он подумал и спросил:

– А ты не знаешь, когда примерно это будет?

– А я ей сейчас позвоню, – сказала трубка.

П. Осликов так обрадовался, что забыл попрощаться.

Через минутку у него зазвонил телефон.

– Всё в порядке, – сказала трубка. – Твоя мама уже едет домой.

– Здорово! – обрадовался П. Осликов.

Он подумал и спросил:

– А как у тебя дела?

– Хорошо, – ответила трубка. – Мы тут в бассейн собираемся. Девочка Саша шести лет, уже большая девочка Даша и мы с мамой.

– Я тоже хожу в бассейн, – сказал П. Осликов, – у меня и абонент есть!

– Ты, наверное, хотел сказать «абонемент»? – засмеялась трубка.

– Ой, то есть да, абонемент!

Когда Петечкина мама вошла в квартиру, её сын, ученик второго класса Пётр Осликов, непринуждённо болтал по телефону с неизвестным абонентом. Он увидел маму и сказал в трубку:

– О, мама пришла. Ну, пока?

– Пока, – сказала трубка. – Приятно было поговорить!

– Мне тоже! – сказал П. Осликов и положил трубку.

– Здорово, – сказала мама, – приятно, что ты научился вежливо разговаривать по телефону.

– Ага, – согласился Петечка.

Мама кивнула на всякий случай и пошла мыть руки, размышляя, что приятно, конечно, когда твоего сына хвалят знакомые, которым он позвонил «просто поговорить», но несколько обидно. Даже учитывая, какой этот мальчик «приятный» и «вежливый». Она думала очень долго. А на следующий день, когда П. Осликов только-только пришёл домой из школы, позвонила и сказала:

– Привет! Можешь говорить? Я соскучилась…

 

Как П. Осликов был максималистом

Однажды П. Осликов открыл тетрадь по английскому и зарыдал. Сразу. Ещё никакого задания не выполнил. Ошибок не сделал. Ещё никто ничего не проверил. И тем более не заругался. И уж тем более оценок никаких не поставили. А П. Осликов уже рыдал. Громко и от души. А поскольку душа у Петечки была довольно большая, то и рыдал он громко и довольно душераздирающе.

А поскольку задание делать всё равно надо было, то он и сел его писать. Писал и рыдал. Одновременно. И написал. Только вся страница в тетради была в мокрых пятнах.

– Ты же задание намочил! – огорчилась мама, которая как раз заглянула в тетрадь, чтобы узнать, в чём дело. Потому что рыдающий П. Осликов на её вопросы не отвечал. Мама спросила, конечно же, что случилось, а П. Осликов не мог нормально ответить, потому что был занят рыданиями.

П. Осликов тоже посмотрел в тетрадь. Задание, на которое упали горькие слёзы, и правда оказалось безнадёжно подмоченным. Буквы расплылись, и вокруг них появились пятна. И П. Осликов зарыдал Ещё хуже.

А мама стала думать, как теперь быть. Сначала ей очень хотелось дать сыну подзатыльник. Потом – надрать ему уши. Потом – закричать. Ненормальным голосом. Что П. Осликов – размазня и тупица. И Ещё что-нибудь такое.

Но это было неконструктивно. В смысле, пользы никакой. Если вы пробовали драть уши и давать подзатыльники человеку, когда он как раз рыдает, то наверняка знаете, что от этого только хуже.

Потом маме захотелось позвонить своей маме, бабушке П. Осликова, и предложить принять в гости любимого внука. Может быть, даже на несколько дней.

Но это означало бы, что мама капитулировала. В смысле, сложила оружие. В смысле, проиграла. Так что и этот вариант никуда не годился.

Оставалось одно: найти в создавшихся обстоятельствах хорошее и тем самым П. Осликова приободрить. Хотя, конечно, на самом деле ничего хорошего тут не было. Но мама не теряла надежды. Она, понимаете ли, считала, что безвыходных ситуаций не бывает. Ну, или бывают, но очень редко.

И поэтому она довольно быстро поняла, что надо делать. Она сказала:

– Твоё задание теперь невозможно прочесть. Одна мокрятина.

Петечка, хоть и знал, что такого слова – «мокрятина» – нет на самом деле, заревел Ещё хуже.

Но всё-таки Петечкина мама была мама не промах. Она придумала не только, как успокоить П. Осликова, но и даже как заставить его сделать одну вещь, которую он раньше делать не хотел, потому что упрямился. Она сказала:

– А я всегда говорила, что сначала надо писать на черновике. Говорила?

П. Осликов прорыдал, что говорила.

– И поскольку ты меня не слушал, – продолжала коварная мама, – то задание, которое ты сейчас испортил, получилось неряшливо. Значит, можно его исправить. Ведь так?

П. Осликов прорыдал, что так. Потом временно прекратил рыдать и произнёс Ещё кое-что. А именно: что задание было сделано не только неряшливо, но и неправильно. Мама обрадовалась и сказала, что раз П. Осликов понимает, какие именно ошибки совершил, то это уже полдела. Теперь их будет легко исправлять.

– Ну-ка, – сказала мама, – покажи мне, какие ошибки ты у себя нашёл.

Про полдела П. Осликов не понял. Но зато очень хорошо понял, что теперь всё задание придётся переделывать. Может быть, даже два раза: сначала на черновике, потом в тетради. И от этого опять заревел. Громче он уже не мог, зато мог хрипеть на одной ноте, как будто его долго мучили изверги и прекращать не собираются. Про извергов П. Осликову дедушка объяснил. Это такие, которые терзают и мучают. Может быть, даже им от этого весело и вообще прекрасно. Правда, никаких извергов рядом не было, зато была мама. И из-за того, что она говорила, оказывалась вполне себе извергом. Потому что разве родная мать будет мучить своего ребёнка? Нет, не будет. А мама мучила. Своего родного ребёнка. Жестоко и бесчеловечно.

Мама думала совсем наоборот: что она никого не мучила, а совсем наоборот, учила П. Осликова делать из лимона лимонад. В смысле, обращать ситуацию себе на пользу. В смысле, чтобы было плохо – стало хорошо. И она не поняла, почему П. Осликов так и не перестал реветь. Особенно когда услышал, что про лимонад мама просто так сказала, образно. И она опять спросила, какие П. Осликов нашёл у себя в тексте ошибки.

А в том-то и было дело, что никаких ошибок П. Осликов не находил! Ну, потому что не искал. Просто он был уверен в том, что они были. Мама услышала это и сказала, что П. Осликов – максималист и что это не слишком хорошо. Потому что быть максималистом хорошо только с одной стороны, а с другой – очень плохо. П. Осликов даже и не думал, что у него сейчас что-то может быть хорошо. Даже если только с одной стороны. И вообще он не понял, что такое ему мама сказала.

И тогда мама объяснила ему, что максималист – это такой человек, который хочет, чтобы всё было идеально.

Бедная мама! Она всё время забывала, что П. Осликов учится всего лишь во втором классе. Поэтому она велела ему применить свой максимализм на деле и убрать в порядке переменки свою комнату.

Когда она вернулась, то обнаружила ужасное.

– Это вот – идеально? – спросила мама, обозревая комнату.

– Ну конечно! – ответил П. Осликов.

Он лично поднял с пола книжки, перенёс их на полку и затолкал за кресло разные носки, которые любили пастись на ковре.

– Ты что, издеваешься, что ли? – спросила мама.

Теперь он сама была готова зареветь. П. Осликов и сам это понял. Вот уж это-то он понял прекрасно. Потому что мамины намерения были прекрасно видны: у неё сделалось такое лицо, что тут уже нельзя было ошибиться. Такое лицо бывает только у человека, который собирается вот-вот зареветь. П. Осликов и сам ревел довольно часто и знал, как это бывает.

И он стал убеждать свою маму, что прекрасно понял, что она ему говорит. Но мама тут же спросила:

– А что ты понял?

От такого П. Осликов сначала остолбенел, а потом зарыдал снова.

Мама поняла, что опять перемудрила, села рядом с сыном и принялась объяснять. Что максималист – это такой человек, который хочет слишком многого. В смысле, чтобы всё было сделано сразу и без малюсенькой ошибочки. А так почти не бывает. Особенно если сразу. Но это возможно, если не реветь, а работать.

Тут П. Осликов действительно всё понял. Но реветь не перестал. Потому что ему на самом деле хотелось, чтобы всё было сделано сразу и без малюсенькой ошибочки. По-другому он не признавал. Ну и конечно, ему не хотелось писать задание два раза: один – в черновике, второй – в беловике.

Но не только П. Осликов всё понял. Его мама тоже поняла. Про черновик. И принесла черновик. И велела П. Осликову сесть и написать задание сначала в черновике.

П. Осликов порыдал, порыдал, да и написал. И мама велела ему перед чистовиком просмотреть ошибки. П. Осликов даже нашёл две сам. И потом мама Ещё одну.

Ну, и стал переписывать на чистовик. И почти что не напачкал. Потому что вообще-то без единой ошибочки и правда бывает довольно редко. Особенно если перед тем, как что-нибудь делать, долго реветь.

Но оценку он получил неплохую – «очень хорошо».

 

Как П. Осликов был симулянтом

– Эх! – однажды утром вздохнул П. Осликов.

Ему ужасно не хотелось идти в школу. К тому же как раз сегодня должна была быть контрольная по английскому. П. Осликов не то чтобы контрольной боялся. Не в этом дело. Просто так уютно было под тёплым одеялом с конфетой во рту, что хотелось пролежать так, мечтая о том о сём, весь день.

Но делать было нечего. Настроения Петра Осликова интересовали только одного человека на всём белом свете: самого Петра Осликова. «Вот, – в отчаянье подумал Петечка, – если бы я заболел. Вдруг!»

Но, как назло, второклассник П. Осликов был здоров, как коров. То есть как бык.

А может, всё-таки не так уж и здоров? П. Осликов подошёл к зеркалу и высунул язык. Язык оказался зелёный. П. Осликов испугался. Потом сообразил: «Это же я конфету ел зелёную, с арбузом!» Он убрал язык и попробовал пошмыгать носом. «Вот так вот, – с возмущением подумал Петечка, – когда не надо, так сопли до земли, а когда надо – ни одной сопельки не дождёшься!»

Но, может, хоть голова болит? И П. Осликов уцепился за последнюю соломинку: изо всех сил затряс головой.

Голова тоже не болела.

Положение было безвыходным. Да, точно, выхода не было. Кроме как изобразить опасно больного человека. Обманывать, конечно, плохо. П. Осликов Ещё никогда так ужасно не обманывал. Но, как любила говорить мама, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Однако времени оставалось совсем мало: П. Осликов уже слышал, как мама готовит на кухне завтрак.

П. Осликов был мальчик смышлёный, развитый. И память у него тоже была хорошая. Поэтому он живо вспомнил, как в школе кто-то рассказывал: для того чтобы поднялась температура, нужно съесть грифель от простого карандаша.

П. Осликов быстро спрыгнул с кровати, ухватил пенал и в два счета нашёл карандаш. Потом торопливо разломал его. Спасение было в руках!

П. Осликов выковырял спасение и начал жевать.

Тут дверь открылась и вошла мама.

– Ой, – обрадовалась она, – ты уже встал? Вот молодец!

– Угу, – промычал П. Осликов, у которого во рту был графитовый стержень от карандаша. Жевался он плохо, с противным скрипом. К тому же П. Осликов вдруг подумал: а что, если температура не успеет подняться? Что, если, пока станет хоть немного видно, что П. Осликов болен, он уже окажется в школе?

П. Осликов даже вспотел. Нужно было немедленно придумать другой способ, но как назло, ничего не приходило в голову. Как, например, можно изобразить насморк без соплей?

«А что, если, – подумал Петечка, – сунуть в нос лук? Как будто у меня сопли и я их лечу!»

П. Осликов один раз видел, как именно так лечил насморк дедушка. Главное, П. Осликов знал даже, где лук лежит. Только нужно было дождаться, пока мама уйдёт из кухни.

Когда Петечкин папа вошёл в кухню, чтобы позавтракать, он обнаружил своего сына в ужасном состоянии.

Нос Петечки распух и покраснел, из него ручьём текли сопли, да к тому же из ноздрей что-то торчало. Глаза тоже покраснели. И из них тоже текло. (Это П. Осликов нечаянно потёр их, пока резал лук!)

– Что с тобой? – испугался папа.

– У бедя сопди, – ответил Петечка.

– А из носа что торчит?

– Это лук. От сопдей.

– А-а, – сказал папа, – а почему у тебя зубы чёрные?

– Это я рисовад, – быстро нашёлся Петечка.

– Что? – изумился папа. – Как?

Находчивый П. Осликов схватил чайную ложку и показал, как он рисует и при этом слюнявит карандаш.

– Ага, – понял папа, – а что это ты рисовал в семь утра?

– По естествознанию!

– Так, ладно, – успокоился папа. – Марш чистить зубы. То есть мерить температуру.

П. Осликов поскорее выскочил из кухни и налетел прямо на маму.

– Ой! – сказала мама, увидев своего сына с распухшим лицом и луком из носа. – Ты что, заболел?

Тут папа вышел и всё сам объяснил. П. Осликов только кивал. Лук из носа он уже вынул, потому что ужасно щипало. А мама вообще сказала, что так можно весь нос внутри сжечь. И пошла звонить учительнице, что Петя Осликов сегодня на занятия не придёт, он заболел.

Дело было почти что в шляпе. Только с градусником выходила какая-то беда. Потому что у Петечки опыта не было. Сначала П. Осликов его тёр-тёр, а там как было тридцать шесть и шесть, так и ни с места. А когда П. Осликов потёр посильнее и подольше, вдруг как выскочило сорок один и три! И опять ни с места.

П. Осликов уже градусником и туда-сюда махал, и носом вниз его держал. Ничего не помогало. «Может быть, – подумал Петечка, – высунуть его в окно? Там улица холодная». На улице градусник выключился.

Это был старенький электронный градусник, он не любил подолгу работать. Петечка же не знал, что электронный градусник тереть смысла нет, – ему папа про ртутный рассказывал!

Может быть, П. Осликов придумал бы Ещё что-нибудь. Он ведь был очень находчивый. Но тут в комнату вошла мама. И увидела, как её больной сын спрыгивает с подоконника, держа в руках предательский градусник.

Мама ничего не говорила. Просто стояла и смотрела на П. Осликова. П. Осликов жалобно пошмыгал носом. Но мама ему не поверила.

– Даже не знаю, что сказать, – грустно сказала она наконец. И вышла.

В тот день П. Осликов так и не пошёл в школу. Только почему-то это не доставило ему никакого удовольствия.

А вечером зашёл Кирилл и принёс контрольную, которую учительница английского просила передать П. Осликову.

П. Осликов вздохнул тяжело, взял контрольную и пошёл в свою комнату – думать, как теперь жить.

 

Как П. Осликов торопился

– Ух, – сказал Петечка.

И потом он сказал Ещё «Эх» и «Ох». Но только ничего не помогло: уже наступило утро, и пора было собираться в школу. Уже было и «Ещё десять минут», и «Ещё пять минуток», и «последняя минуточка» тоже уже прошла. Пришлось слезать с кровати и идти на кухню, где сонная мама готовила завтрак.

П. Осликов был уже взрослый человек – во второй класс ходил. Поэтому он знал, что если человек встал с кровати, ходит, разговаривает и глаза у него при этом открыты, то всё это вместе Ещё нельзя назвать «человек проснулся». Это у него просто такие манёвры. Чтобы окружающие не узнали и не начали вдруг будить – за плечо трясти или Ещё как-нибудь.

– Петечка! – вдруг сказала мама и действительно потрясла П. Осликова за плечо. – Не спи! Ау! Ку-ку! Доброе утро!

– А? – встрепенулся П. Осликов и понял, что нечаянно заснул прямо над тарелкой с манной кашей.

– Не «а», – строго сказала мама, – а пошевеливайся! Время поджимает!

И хотя П. Осликов совсем не всегда понимал, что такое мама сейчас сказала, было ясно, что, когда время поджимает, это значит, что его осталось совсем мало. Даже можно опоздать. Если, конечно, не поторопиться. Это, кстати, не самое страшное. Самое страшное – это когда время жмёт. Это уже всё равно что опоздали.

И П. Осликов представил себе Время. Само Время – оно такое мягкое, серое, густое. Не то дым, не то туман. Но у него есть руки. Такие большие, серые и с железной хваткой. Которыми Время берёт его, П. Осликова, за шею и несильно жмёт (то есть поджимает). «Торопись, Осликов!» – шепчет оно страшным шёпотом. А бывает – правда, редко, – что Время жмёт. Тогда руки у него становятся Ещё больше. Так, что в них помещается весь Петечка, а не только его шея. И вот Время хватает П. Осликова целиком и начинает жать. Жмёт его, жмёт, а потом – раз! – и замечание в дневнике, и, кажется, весь класс и весь мир смотрят и говорят: Осликов опоздал сегодня в школу, он неорганизованный. И настроение испорчено на весь день.

Тут П. Осликов спохватился и бросился собираться.

Перво-наперво он схватил рюкзак и как можно скорее понёс его в прихожую. Там бросил на пол и побежал чистить зубы. Если хочешь почистить зубы и при этом не опоздать, надо действовать как можно быстрее.

– Петечка, – крикнула мама из комнаты, – не копайся! Время жмёт!

В комнате бухнуло и завозилось. «Мама не копается», – подумал П. Осликов и схватил мыло. Потом вспомнил, что собирался чистить зубы, и решил положить мыло, а вместо него взять зубную щётку. Но мыло было скользкое и убежало от Петечки за стиральную машину.

– Эх, – сказал П. Осликов и полез доставать мыло. Мыло, конечно, убежало довольно далеко, так просто не дотянешься. П. Осликов покряхтел, засунул за машину всю руку, сколько было, часть плеча и немножко голову.

– Петя же! – звонко крикнула мама уже из прихожей.

Бедный П. Осликов от неожиданности стукнулся лбом о стиральную машину.

– Я сейчас! – крикнул он маме, соображая тем временем, что мыло убежало Ещё дальше.

Он уже понял, что руки сегодня обойдутся без мытья, схватил зубную щётку и стал очень быстро чистить зубы.

В прихожей бумкнуло – мама налетела в темноте на Петечкин рюкзак и стала ругаться тем самым словом, про которое говорила, что оно нехорошее и произносить его не надо.

– Пе-теч-ка! – прорычала мама.

– Извини, мамочка! – закричал Петечка, наскоро ополоснул щётку (щётка оказалась папина) и выскочил в прихожую.

Мама, кстати, уже ничего и не сказала. Она только молчала и сопела, глядя, как П. Осликов одевается.

П. Осликов очень старался смотреть не на маму, а на ботинки. Чтобы их не перепутать, как маленький. И Ещё чтобы не навязать из шнурков «всякого макраме». Так мама называла Петечкины шнурки, когда они вконец запутывались. Потому что под маминым взглядом можно не то что ботинки перепутать – собственную фамилию забыть! Особенно если мама при этом сопит. Вот как сейчас.

На всякий случай П. Осликов пододвинул рюкзак поближе. И мама тут же о него споткнулась. И стала падать на П. Осликова.

– Петечка! – взревела мама.

– Мама! – закричал Петечка.

– Ты что, нарочно кладёшь рюкзак мне под ноги?

– Я же не знал, что ты пойдёшь в ту сторону!

– А в какую же сторону мне Ещё идти, чтобы обуть сапоги, а? Или ты думаешь, что я повезу тебя в школу в тапках?! Расселся на дороге! Только о себе и думаешь. Совершенно не соображаешь. Да ты вообще… Ты всегда…

Дальше мама Ещё что-то говорила, но П. Осликов её не слушал. Он обиделся. Нет, он, конечно, виноват. Но если разобраться, совсем немножко. А теперь мама накричала и настроение у Петечки стало похоже на сухой, сморщенный гриб поганку.

Так и ехали молча. Мама молча вела машину, П. Осликов молча смотрел в окно.

Почти около самой школы мама сказала:

– Ну извини. Мне не следовало так кричать.

П. Осликов закивал в знак примирения. Мама пожала П. Осликову своей кожаной перчаткой его шерстяную, с полосатыми пальцами, и у Петечки потеплело на душе.

Потом мама забрала у Петечки рюкзак и сказала:

– Дуй!

И П. Осликов помчался как можно скорее. В гардероб. А мама мчалась сзади немножко помедленнее, чтобы П. Осликов как раз разделся-переобулся.

Так что П. Осликов всё-таки не опоздал. Ну, только, когда вышел из гардероба, помчался сначала не в ту сторону.

 

П. Осликов стесняется

П. Осликов был мальчик очень застенчивый. Вот, например, когда в дом приходили гости, он ни за что не выходил из своей комнаты. «А вдруг они меня увидят», – думал П. Осликов и содрогался от ужаса.

Гости рассказывали смешные истории, смеялись. А П. Осликов сидел в своей комнате и думал: «Я тоже могу очень смешно рассказывать. А вы там все, наверное, думаете, что только взрослые могут, да? А вот и нет. Ха-ха». И П. Осликов вспоминал такие истории, что сам начинал хихикать. Или даже сочинял. Если бы эти истории услышали папа с мамой, они бы точно хохотали, держась за животики. Вместе со своими гостями.

– Петька, – смеясь, звала мама, – иди к нам чай с тортом пить!

– Спасибо, – вежливо отвечал Петечка, – я не голоден.

И сглатывал слюну. Мама с папой только вздыхали.

– Захочешь – присоединяйся! – добавлял папа не по-настоящему бодрым голосом.

– Ага, – отвечал П. Осликов из своей комнаты.

И все прекрасно знали, что выйдет он оттуда, только когда гости станут расходиться. Но зато очень вежливо попрощается.

Иногда гости танцевали. П. Осликов тоже любил танцевать. Конечно, когда его никто не видит. Поэтому, если из-за двери слышалась музыка, П. Осликов иногда тоже танцевал в своей комнате так, как будто он звезда какого-нибудь шоу. Только очень тихо, чтобы никто не узнал. Потому что, если бы пришлось танцевать при чужих (П. Осликов точно знал это), мигом выяснилось бы, что никакая он не звезда и вместо танца какая-то ерунда выходит.

– Наш мальчик удивительно пластичный, – говорила папе мама.

При маме П. Осликов иногда не стеснялся.

– Ему надо заниматься спортом, – отвечал папа.

Вот тут П. Осликов не стеснялся вообще никогда. Он уже однажды ходил полгода на айкидо. То есть не совсем на айкидо, потому что он тогда был Ещё маленький, а на физическую подготовку. Там надо было бегать, прыгать и лазать по канату. А ближе к концу занятия – даже кувыркаться и Ещё играть в очень смешную игру, когда один бежит на руках, а второй держит его в это время за ноги. Эту часть занятия П. Осликов любил больше всего. Преподаватель говорил, что П. Осликов очень гибкий, сильный и выносливый.

А потом П. Осликов как-то заболел и пропустил две недели занятий. Потом он выздоровел и опять заболел. Потом снова. Мама с папой поогорчались, сказали, что это какой-то «круговорот соплей в природе» и Ещё что-то про адаптацию в коллективе, и решили подождать, пока П. Осликов пойдёт в первый класс. Но в первом классе оказалась очень большая нагрузка, и мама с папой решили подождать Ещё годик, покуда П. Осликов не пойдёт во второй класс.

Теперь П. Осликов учился во втором классе и занимался физической подготовкой уже два месяца. Мама, папа и сам П. Осликов очень надеялись, что П. Осликов порадуется своим успехам и перестанет так стесняться. А то получалось одно сплошное недоразумение. В спортивном зале П. Осликов бегал, прыгал и кувыркался, а в школе втягивал голову в плечи и начинал бормотать так, что его никто не мог услышать.

– Что ты сказал, Осликов? – спрашивала учительница.

А П. Осликов думал, что сказал что-то не то, и теперь учительница будет смеяться над ним перед всем классом. Поэтому он втягивал голову в плечи и больше уже ничего не говорил. Сколько его ни спрашивали. Сколько ни уговаривали.

– Осликов, – просила иногда Марь Степанна, – будь так добр, сходи, пожалуйста, в двести четырнадцатый кабинет и попроси там кусочек мела.

П. Осликов послушно поднимался с места и шёл в двести четырнадцатый кабинет, долго стоял перед дверью – набирался храбрости, потом стучал, заходил, и тут начиналась какая-то ерунда.

– Да, Петя? Что ты хотел? – ласково спрашивала Илона Дмитриевна.

Но П. Осликов только сглатывал слюну и молчал.

Он молчал, а весь чужой класс смотрел прямо на него.

– Илона Дмитриевна, – кричал наконец кто-то с задней парты, – он, наверное, за мелом пришёл!

– Тебе мела? Ведь да, Петя? – снова спрашивала Илона Дмитриевна.

П. Осликов чувствовал, что его мукам скоро придёт конец, и начинал кивать.

– Д-да, – с трудом выдавливалось у него.

– Возьми, пожалуйста, – говорила Илона Дмитриевна и протягивала П. Осликову кусок мела.

– Спсип! – быстро говорил П. Осликов и стрелой вылетал за дверь.

Он думал вежливо и солидно сказать «спасибо», но получался вот такой невразумительный писк.

Потом П. Осликов шёл к себе в класс, отдавал мел учительнице, вытирал со лба пот и шёл на своё место. В этот момент он воображал себя храбрым пиратом вроде Джека Воробья, который покорил всех врагов и добился славы, почёта и несметных сокровищ.

Главное было, чтоб никто не догадался. А то позора не оберёшься.

Школьные праздники были проклятием П. Осликова. В это время он старался стать как можно более незаметным, чтобы не пришлось читать стихи или петь песни вместе со всеми. А если его всё-таки замечали, охотнее соглашался петь песни вместе со всеми, потому что во время такого совместного пения можно было просто открывать рот, как будто поёшь, а на самом деле не издавать ни звука.

Но самой страшной пыткой было есть при чужих. П. Осликов поэтому и в буфет стеснялся ходить. Он только видел окна этого замечательного места, когда шёл в школу. Чего там только не было! Разные булочки: посыпанные сахаром или корицей, с творогом, или шоколадом, или даже с яблоками и ревенем; всякие соки, в том числе его любимые персиковый и мультивитаминный, и даже «Кока-кола» и «Спрайт» в маленьких бутылочках. Там даже были пирожки с капустой и шпеком. Там даже были жвачки и чипсы! Да что там говорить – это было место, где дети стояли в очереди за всеми этими вкусными вещам, весело болтая и задирая друг друга.

Но П. Осликов очень боялся туда ходить. Ведь на кассе нужно отдать деньги совсем чужой тётке! А П. Осликов боялся, что вдруг что-нибудь сделает не так и тётка начнёт кричать на него или, Ещё хуже, смеяться.

Однажды П. Осликов проговорился. Произошло это нечаянно. Просто светило солнце, была хорошая погода, мама улыбалась чему-то и дала П. Осликову денежку. Очень хорошую денежку: два мороженых можно было купить. П. Осликов обрадовался, обнял маму, положил деньги к себе в кошелёк, кошелёк сунул подальше в рюкзак (чтобы случайно не выронить) и вдруг нечаянно ляпнул:

– Может быть, когда-нибудь я наберусь храбрости и пойду в буфет в школе…

Мама сразу насторожилась:

– А ты что, разве не ходишь туда?

П. Осликов только вздохнул:

– Нет, не хожу.

– Но почему?

– Я стесняюсь.

Мама немедленно огорчилась. Это было видно. П. Осликов надеялся, что она не вспоминает тот ужасный день рождения, на котором он расплакался, как плакса-вакса, как девчонка!

А всё потому, что нужно было сначала играть со всеми в игру, которую вела девушка-клоун, а потом и вовсе сесть за стол. И не только есть угощение, но и поздравить именинника, вот как было! П. Осликов мало того что стеснялся играть и есть – он попробовал представить, как начинает бормотать поздравления, а девушка-клоун спрашивает: «Что?» И хотя девушка была симпатичная (а симпатичных девушек П. Осликов стеснялся немножко меньше), его обуял такой ужас, что он выбежал из-за стола и помчался к маме. Мама покраснела и сказала:

– Горе ты моё луковое, что же с тобой делать-то!

И тогда П. Осликов заплакал. Заревел самым ужасным образом. При всех. Мама и девушка-клоун попробовали его утешить, но П. Осликов уже понял, что опозорился, и только хуже ревел.

Тогда мама взяла его за руку и они вышли на улицу. На улице мама сказала, что он её опозорил, что так вести себя нельзя, что П. Осликов должен понимать, что он уже большой и стыдно, стыдно, стыдно быть таким стеснительным. И потом спросила неизвестно у кого, за что ей такое наказание. А потом Ещё хуже – вдруг тоже заплакала, вытирая слёзы рукавом пальто.

Потом они, конечно, помирились, но этот кошмар П. Осликов запомнил на всю жизнь.

И теперь П. Осликов очень надеялся, что, может, мама забыла тот ужасный день. Ещё он очень боялся, что мама и сейчас начнёт ругаться или, Ещё хуже, заплачет.

Но мама не ругалась и не плакала. Она только моргнула и сказала:

– Я тоже надеюсь, что придёт такой день, когда ты перестанешь стесняться.

 

Как П. Осликов у специалистов был

П. Осликов, как мы помним, был мальчик очень застенчивый. Он, как только встречался с кем-то незнакомым, терял дар речи. В летний лагерь ехать отказался. На дни рождения ни на какие не ходил. И когда дома бывали гости, по большей части прятался. Даже с гостями не здоровался! Это, конечно, было возмутительно, и мама всё время П. Осликова за это ругала.

И поэтому она придумала, что надо отдать его в какой-нибудь центр развития. Где опытные специалисты разовьют в нем уверенность в себе и вообще повысят самооценку. А также научат каким-нибудь полезным вещам. И очень скоро ей попалась на глаза реклама уникального учебного центра. Этот центр был тем уникален, что как раз развивал уверенность в своих силах, повышал самооценку и творческий потенциал ребёнка. А также учил всяким полезным вещам. Например, английскому языку и умению мастерить всякие красивые штучки. И мама Петечки сейчас же его в этот центр записала.

Она думала, что делает сыну очень большой подарок. Потому что это же очевидно: если Пётр Осликов закончит эти занятия, ему тут же станет легче жить и учиться! Потому что там методика уникальная. Кроме того, там о детях позаботились: для занятий на них надевали сказочные костюмы. Чтобы было понятно, что это не простая школа, а сказочная. Педагоги там были очень опытные и профессиональные. Они знали, что детям нравится. И мама отвела П. Осликова на занятия и пошла себе погулять.

И вот, когда она очень благополучно почти погуляла, у неё в сумке зазвонил телефон. Мама Осликова от хорошего настроения как-то почти забыла, что это может случиться.

А это звонила директор учебного центра. Мама по её голосу поняла, что не всё благополучно. И, конечно, спросила у директора учебного центра, правильно ли она догадалась. Директор очень нервно ответила, что мама почти угадала. В смысле, всё просто ужасно. И добавила, чтобы она немедленно, без всякого промедления приезжала. Просто всё бросила и приезжала.

И мама Осликова немедленно так и сделала. Она думала, что произошёл несчастный случай и теперь у подъезда учебного центра стоит «Скорая помощь», и её сына выносят на носилках. Или, может быть, П. Осликов сломал что-нибудь ценное и теперь центр остался, например, без электричества. Или без воды. И Ещё могло быть, что П. Осликов нагрубил кому-нибудь. Потому что он был мальчик застенчивый. Мама всегда П. Осликова за такие вещи ругала.

Когда Петечкина мама вбежала в уникальный учебный центр, она почему-то не увидела ни «Скорой помощи», ни суетящихся сотрудников, вообще ничего такого, по чему можно было бы подумать, что произошла катастрофа. Даже секретарь приветливо улыбнулась и проводила маму Осликову к сыну.

А П. Осликов ничего такого не делал. Он выпил из автомата сока и теперь спокойно собирал головоломку за специальным столиком. Лицо у него, как рассмотрела мама, было очень даже довольное. Он даже маму и не заметил. Так что она почти успокоилась и решила, что произошло какое-нибудь недоразумение. Но тут из другой комнаты вышла директор и поманила маму Пети Осликова за собой. Они вошли в комнату, в которой все стены были зелёные и стояли разные методические пособия. И там директор рассказала маме Петечки страшное. Что у неё, конечно, неплохой мальчик. Но вот она, директор, считает, что у этого мальчика есть какие-то нарушения. Потому что это видно невооружённым глазом. И что эти нарушения нужно лечить лекарствами. То есть медикаментозно. Мама Петечки схватилась за сердце и попросила рассказать всё с самого начала. И тогда директор уникального учебного центра рассказала всё как было.

Сначала всем детям раздали сказочные костюмы. И дети их надели. А П. Осликов не надел. Преподаватели были опытными педагогами и убедили его всё-таки надеть костюм. Потом всем детям раздали задание. И дети стали его выполнять. А П. Осликов не стал. И когда его спросили почему, сказал так… «Нет, вы только подумайте!.. Как же это он сказал… Ах вот: “Я считаю, что мне это не нужно”. Представляете, какой ужас?» – возмущалась директор.

Мама Петечки очень хорошо себе всё представила и попросила, чтобы директор рассказывала дальше. Дальше было вот что. Преподаватели в уникальном учебном центре, как мы уже говорили, были очень опытные. И вот они стали П. Осликова уговаривать. Пытаться, так сказать, войти с ним в контакт. А так как у каждого преподавателя был свой метод контактирования с детьми, то каждый и делал это по-своему. Своим уникальным методом. А П. Осликов от них под стол залез.

Тут мама Осликова поинтересовалась, сколько было преподавателей. Директор уникального учебного центра ответила, что четверо. И добавила, что ни у одного из этих опытных преподавателей ничего не вышло. Вот просто ничего! Только у Петечки подбородок задрожал. И слёзы как будто выступили.

Мама Петечки опять схватилась за сердце. Ей было очень неловко перед такими опытными педагогами. И перед директором. И перед всеми. Потому что культурный человек не должен доставлять проблем окружающим. Даже если он ребёнок – или, вернее, особенно если он ребёнок. Но мама решила сначала во всем разобраться, а уж потом думать, что делать с таким ужасным мальчиком. Она сообщила директору, что П. Осликов – мальчик довольно стеснительный. Мама сто раз по этому поводу огорчалась. И, в общем, очень на этот уникальный центр рассчитывала. Но директор этого центра возразила, что за шесть лет работы ничего подобного не случалось. Всем детям в центре нравилось. Абсолютно всем, да. И второклассник Пётр Осликов – единственный мальчик, который повёл себя так безобразно. И из этого директор делает очень неутешительный вывод: этого мальчика нужно лечить, как она выразилась, медикаментозно!

«Саму тебя нужно лечить медикаментозно!» – подумала мама Осликова, а вслух заметила, что такие вещи может решить только врач. Тогда директор уникального учебного центра сообщила, что у них в центре как раз такие специалисты есть. И настоятельно порекомендовала к ним обратиться. Правда, к ним очень большая очередь, но вот лично директор на месте мамы Пети Осликова записалась бы немедленно. Потому что случай очень тяжёлый. Мама Петечки поблагодарила уникального директора и пошла за сыном.

Что делать с П. Осликовым? Вот вопрос, на который следовало ответить без промедления. А мама не могла. Потому что, с одной стороны, ей было очень стыдно за то, что она неправильно воспитала ребёнка, а с другой – очень жалко этого ребёнка. Потому что у мамы Осликова было всё в порядке с воображением. И Ещё она считала, что уговаривать закапризничавшего ребёнка нельзя. Потому что это, во-первых, непедагогично и только хуже выходит. И мама подумала так: «Неужели этот ужасный мальчик не мог сделать приятное лицо и сделать, что просят? А уже потом, дома, рассказать маме и папе, что ему не понравилось в уникальном учебном центре?»

Милые дети! Если вы тайком от родителей читаете этот текст, пожалуйста, запомните, что взрослые в тяжёлых ситуациях делают именно так. Это помогает сберечь нервную систему.

Теперь опять про маму Петечки. Дело в том, знаете, что почти никто из взрослых не помнит, каково это – быть девятилетним. Вообще, взрослые слабо помнят, каково быть школьником. И если какой-нибудь ребёнок спросит своих маму с папой, как они вели себя в школе, то маме с папой может стать неудобно. Поэтому лучше ничего такого не спрашивать. К чему мы всё это говорим? Да просто к тому, что мама Петечки и понятия не имела, что ученик второго класса Пётр Осликов вряд ли сможет вести себя так по-взрослому, как она думала. Есть такое слово: «корректно». Оно обозначает вежливое поведение, когда нельзя толком понять, нравится тебе что-то или нет. И если ты уже умеешь вести себя корректно, это означает, что ты уже довольно взрослый человек.

Теперь П. Осликов. Что думал этот мальчик после того, как стал виновником такого ужасного скандала? Признаемся по секрету: он ничего не думал. Просто с удовольствием собирал головоломку. Потому что головоломка ему нравилась, а уникальный учебный центр – нет. И он чувствовал себя порядочно уставшим после того, как пришлось сражаться с таким количеством упрямых взрослых. Особенно после того, как они победили, и П. Осликову всё же пришлось выполнить задание. Правда, только одно, но всё-таки.

– Вот видишь, мальчик, – сказала ему красивая девушка с такой тонкой талией, что П. Осликов мог бы обхватить её ладонями, и не хватило бы совсем немножко. – Вот видишь, у тебя получилось!

П. Осликов ей ничего не ответил, потому что задание ему показалось ерундовым. Он просто принял решение больше не ходить на занятия в такое дурацкое место и занялся более важными делами. (Уже начались летние каникулы, и дел было невпроворот). Тут П. Осликов заметил маму и обрадовался. Но обрадовался он, как очень скоро выяснилось, зря.

Петечкина мама схватила его за руку, поставила в центр комнаты и грозно спросила, что он думает о своём поведении. П. Осликов честно ответил, что ничего. Он думал, что мама от этого успокоится. Но вышло наоборот: мама Осликова схватилась за виски, как будто у неё очень болела голова, и сделала глазами так, словно умирает. В страшных мучениях. После этого она взяла П. Осликова за руку, надела на него кепку и потащила его на улицу. Там она принялась кричать. П. Осликов даже зажмурился. Его мама кричала на всю улицу! Хотя сама сто раз говорила, что культурные люди в общественных местах ведут себя тихо. Она кричала, что П. Осликов её опозорил. На всю жизнь. Что она не думала дожить до такого. Что П. Осликов давал ей слово заниматься и нарушил его… Петечка, точно, слово давал. Только он не знал тогда, что учебный центр окажется таким уникальным. В общем, мама вела себя ужасно. На неё даже прохожие оборачивались. П. Осликову за маму было очень стыдно. Только поделать ничего нельзя было, очень уж разбушевалась. Папа всегда говорил, что у мамы характер взрывной. То есть кричит она очень громко, но недолго, и, после того как она выкричится, с ней можно вполне себе разговаривать. И П. Осликов решил с разговорами обождать. Это тоже очень взрослое качество. Называется «рассудительность». Так что в некотором роде Пётр Осликов был, конечно, довольно взрослым. Пока что было не очень понятно, когда «извержение вулкана» затихнет. По данным П. Осликова, оно Ещё было в самом разгаре, а мама уже принялась допытываться: почему да почему П. Осликов так себя вёл? Вот почему? Пусть он немедленно объяснит своё поведение! П. Осликов вспомнил, как всё было… и не стал ничего говорить. Чтобы хуже не было. Но хуже стало: мама раскричалась Ещё больше. Можно было подумать, что это её нужно лечить медикаментозно, а вовсе не П. Осликова. Он, правда, не знал, что это такое, но слышал, как тётя-директор такое сказала про него, П. Осликова. И чем больше кричала мама, тем больше П. Осликов понимал: говорить ей ничего не надо. Потому что это опасно.

Петечкина мама тоже поняла, что уж слишком расстроилась. Просто она не могла так сразу взять себя в руки. Но в конце концов она всё-таки взяла себя в руки, и они пошли дышать свежим воздухом. Час дышали, два – помогало не очень. Может быть, это потому, что дышали в большом магазине. Тут мама купила себе капелек, а П. Осликову – минеральной воды и тут же отпила у него полбутылки. Но П. Осликов не обиделся. Надо же было маме запить свои капельки! И тогда они решили идти домой пешком. Чтобы проветриться.

По дороге мама опять стала допытываться: почему да почему П. Осликов так ужасно себя вёл, опозорил свою семью, и так далее, и тому подобное. П. Осликов собрался с силами и сказал. Это было не всей правдой, но довольно-таки серьёзной её частью. Он сказал:

– Я не хочу надевать этот тупой сказочный костюм.

Мама очень удивилась и сказала, что костюм не тупой. П. Осликов настаивал, что тупой. И потом поскорее замолчал, чтобы опять не поругаться. Мама тоже решила не продолжать разговор. Так они и дошли до дома – молча.

Вечером пришёл папа. Надо сказать, что этого П. Осликов ждал и очень боялся. Приходил Петечкин папа поздно, потому что много работал. Обычно к его приходу П. Осликов уже ложился спать. Поэтому отец не очень много времени проводил с сыном. Но очень его любил и хотел, конечно, чтобы Пётр Осликов вырос настоящим мужчиной. А из-за сегодняшнего П. Осликов таким считаться никак не мог.

Мама, конечно, папе наябедничала. То есть рассказала. И тут папа, знаете, что сделал? Ни за что не поверите! Он захохотал! Басом. Запрокидывая голову и вытирая выступившие слёзы. И сказал, что Петька – молоток.

П. Осликов подумал, что с этими взрослыми с ума можно сойти. То опозорил, то молоток! Мама, кажется, тоже так подумала. Она опять захлопала глазами, растерянно посмотрела на П. Осликова и велела ему идти чистить зубы. И П. Осликов ушёл. Он очень устал, и ему хотелось только побыть одному, чтобы во всём разобраться. Но в своей комнате он не стал уже ни с чем разбираться, а просто крепко заснул.

А тем временем на кухне мама и папа обсуждали создавшееся положение. Мама сказала, что это уму непостижимо. И что папа просто не понимает всей важности положения. Что П. Осликов её опозорил. И вообще всю семью опозорил. Это она папу имела в виду. Папа на это сказал, что опозоренным себя не считает, а совсем наоборот, гордится своим сыном, который встал и сказал четверым взрослым: «Я считаю, что мне не это нужно!» Это смело и, кстати, вполне корректно. И потом ещё, напомнил папа, П. Осликов героически «держал оборону». Папа спросил маму:

– Вот ты в детстве могла бы так сделать?

Мама Осликова посмотрела на папу так, будто был он не совсем здоров, и ответила:

– Да я сплошь и рядом так делала! В детстве. Никто ничего сделать не мог, какая упрямая была.

Папа Осликов это отлично знал. Он просто так спросил. И сказал:

– Я тоже.

Маме Осликовой это тоже было прекрасно известно. Не потому, что они были знакомы с детства, а потому, что некоторые качества остаются у людей на всю жизнь. Оба родителя Осликова были в детстве очень застенчивы и чудовищно упрямы. Застенчивость у них со временем прошла, а упрямство осталось.

– И что? – спросила мама.

– А то, – сказал папа, – яблоко от вишенки недалеко падает!

И добавил, что считает такую смелость признаком сильной воли. Хотя и с некоторыми издержками. Если ты не знаешь, что такое «издержки», то это такие не совсем желательные вещи, которые происходят вместе с очень желательными. Например, мороженое. Тёплого мороженого ведь не бывает, правда? И, значит, мороженое вместе и вкусное, и холодное. Так вот то, что оно холодное и от него можно простудиться, – издержки.

Мама Осликова посмотрела на папу Осликова так, как будто боялась не выдержать и засмеяться. Но тут же стала серьёзной и заявила:

– А всё-таки пускай его посмотрит специалист. Может быть, директор права. Может, нас всех надо лечить медикаментозно.

Папа Осликов задумался. Он и сам в детстве был таким же. Вот просто таким же, как его сын. И поэтому очень ему сочувствовал. Тяжело ведь жить таким стеснительным, папа прекрасно это знал. И согласился на специалиста. Только, конечно, не из уникального учебного центра. А такого, к которому уже какие-нибудь знакомые ходили и остались довольны.

Специалист оказался девушкой в очках. И она сказала:

– Рассказывайте.

Мама присела в кресло. П. Осликов хмуро посмотрел на специалиста и на всякий случай спрятался за креслом. Мама начала рассказывать и всё-всё выложила. Что Петя Осликов ужасно оскандалился в уникальном учебном центре. Потому что, во-первых, патологически застенчив. И Ещё потому, что не захотел выполнять задание. И про дни рождения и гостей тоже всё рассказала. Как будто промолчать не могла! И Ещё сказала, что директор уникального учебного центра сказала, что её сына надо лечить медикаментозно.

Специалист выслушала, записала что-то в свой журнал и спросила:

– А почему, собственно, он должен хотеть заниматься в этом центре? Вот вы бы на его месте хотели?

Мама П. Осликова так и осталась сидеть с открытым ртом. Она об этом раньше не думала. Она представила себя на Петечкином месте. И подумала, что одного сказочного костюма, попытайся кто-нибудь надеть его на маму Осликову, хватило бы, чтобы хотеть только одного: как можно скорее покинуть уникальный учебный центр.

А специалист продолжала:

– Подумайте, ведь это вы за него решили, что ему это необходимо. А он так не считает.

– Но ведь это безобразие! – возмутилась мама.

А специалист спросила:

– Скажите, разве у вас в детстве не было так, что вас, не спрашивая, отдавали на какие-нибудь занятия?

П. Осликов за креслом насторожил уши. И вот что он услышал:

– Да, такой случай был.

– Расскажите мне о нём.

– Мне было пять лет, – начала вспоминать мама Осликова, – родители отдали меня на танцы.

– Вам не понравилось на танцах?

– Нет, – призналась мама, – мне там совсем не понравилось.

– Почему?

– Потому, – сказала мама, – что там преподаватель была такая злобная тётка… Она всё время кричала и говорила, что я бревно.

У П. Осликова даже глаза расширились. Он даже из-за кресла высунулся.

Специалист и говорит ему:

– Привет! Меня зовут Оля, а тебя как?

П. Осликов поскорее спрятался назад. А мама продолжала рассказывать. Она рассказала, что ничего не может делать толком, когда на неё повышают голос. Специалист сказала, что ничего не видит в этом странного, более того, точно так же ничего не может, когда на неё кричат. П. Осликов в своём укрытии ждал, когда к нему начнут приставать и уговаривать. Но никто не залез за кресло, не попробовал его вытащить и даже уговаривать никто не уговаривал. Тогда он сам из-за мамы выглянул и сказал:

– Петя.

Специалист с улыбкой кивнула и продолжала слушать Петечкину маму. А П. Осликов стоял рядом и смотрел, как она пишет в своём журнале. Ему показалось, что они так увлечены беседой, что до него и дела никому нет. Это было хорошо. Он потихоньку начал осматриваться в комнате. Мама говорила:

– У меня ничего не получалось. И меня выгнали с танцев. Сказали, что я неуклюжая.

– Неправда! – сказал П. Осликов.

Он совсем не считал, что его мама неуклюжая. Она иногда танцевала, когда кроме них никого, даже папы, дома не было. Когда у неё было хорошее настроение.

– Почему ты так думаешь? – поинтересовалась специалист Оля.

П. Осликов смутился и замолчал. Он и сам любил танцевать, когда кроме них с мамой никого дома не было. И очень огорчался, когда мама рассказывала об этом папе. Хотя она говорила хорошее, всё равно! И он отвернулся и стал рассматривать многочисленные игрушки на полках. Чего здесь только не было!

Но тут мама сказала:

– Пётр, во-первых, когда взрослые разговаривают, дети не вмешиваются. И, во-вторых, отвечай, когда тебя спрашивают. Ты ведёшь себя невежливо!

П. Осликов понял, что опять напортачил, и огорчился.

А специалист говорит:

– Подождите. Не надо.

– Но ведь это невыносимо! – всплеснула руками мама. – Ему говоришь-говоришь…

– Но ведь мальчик тоже хочет участвовать в беседе, – мягко сказала специалист Оля.

Мама как будто удивилась и задумалась. А специалист опять говорит:

– Видишь вон там песочницу?

П. Осликов повернул голову, и точно: прямо посреди кабинета стояла песочница! Такого он Ещё не видел.

– Хочешь поиграть? – спросила его специалист, как будто он был маленький.

П. Осликов отрицательно помотал головой.

– А чем ты хочешь заняться?

П. Осликов пожал плечами.

– Ну хорошо, – сказала специалист, – а что ты любишь?

– Компьютерные игры! – заявил П. Осликов и покраснел.

– Давай представим, что это всё, – специалист показала на песочницу, – как будто компьютерная игра, только всё по-настоящему.

П. Осликов насторожился.

– И в этой игре, – продолжала специалист, – тебе нужно построить свой мир. Из всего, что ты видишь под рукой.

Она обвела рукой полки с игрушками. Надо сказать, что это были очень хорошие игрушки. Особенно всякие драконы. И вообще там было много фигурок разных людей и животных. Особенно животных. И птиц. И рептилий. И даже насекомых! А Ещё там были всякие поезда, и вертолёты, и пароходы, и несколько паровозов, и… В общем, очень много было всего.

Совсем неплохая идея. П. Осликов согласился. Он себе потихоньку строил собственный мир, а мама продолжала рассказывать.

– А сейчас вы танцуете? – спросила специалист и сунула ручку себе в волосы, как будто это была заколка.

– Только когда никто не видит! – засмеялась Петечкина мама.

– Не любите танцевать? – удивилась специалист.

Мама честно призналась, что любит, но не умеет. Специалист сказала, что есть очень много мест, где можно этому научиться. Мама покраснела и сказала, что она стесняется. Специалист предложила маме поразмыслить на эту тему и посмотрела, что за мир построил Петечка.

Это был мир не сказать чтобы страшный, но от него делалось как-то не по себе. Большую его часть населяли крокодилы, пауки, драконы, а также адский пёс Цербер. Мама Осликова и специалист Оля переглянулись. Мама Петечки, допустим, очень хорошо знала, что больше всего на свете её сын любит животных, которых остальные считают не очень-то симпатичными. Например, пауков. А уж про драконов и говорить нечего! Мама Петечки и сама любила драконов. И всё-таки мир, который построил Петечка, выглядел несимпатично. Ни Петечкиной маме, ни специалисту Оле не хотелось бы в таком жить.

– Хм-м, – сказала специалист Оля, – а ты здесь есть?

П. Осликов подумал и ответил, что есть.

– Где? – хором спросили обе тёти.

П. Осликов показал на маленького серого крокодила, который почти полностью зарылся в песок. Одни глаза торчали.

– Хм-м, – опять сказала специалист Оля, – а что это у него только глаза наружу?

– Чтобы всё видеть, – ответил Петечка.

– Ну хорошо, – сказала специалист Оля, – а мама твоя тоже здесь есть?

П. Осликов кивнул.

– Ну-ка, ну-ка, – оживилась специалист Оля, – покажи нам её.

П. Осликов показал. Маму в его мире изображал адский пёс Цербер. Как известно, характер у этого существа не сахар. Он сторожит ворота в ад и никого оттуда не выпускает. Ещё у него целых три головы. Чтобы всё видеть и всё слышать. Мама Петечки не была уверена, что её сын как следует знает, чем он назвал родную мать. Но ей стало не по себе. Мама Осликова внезапно захотела оказаться дома. И чтобы П. Осликов при этом был у бабушки на даче. Потому что ей стало казаться, что её сын над родной матерью издевается.

– А папа вот, – показал Петечка.

Папу Осликова изображал небольшой чёрный дракон. Он сидел на бортике песочницы и наблюдал.

– Хм-м, – задумалась специалист Оля, – а почему он так далеко от вас с мамой?

– Работы много! – вздохнул Петечка.

– Но он вас с мамой видит?

– Конечно, видит!

– А он добрый или злой?

– Добрый, – ответил Петечка.

И добавил:

– Большую часть времени.

– Ага, – сказала мама.

Дальше специалист Оля продолжала задавать вопросы, а мама Петечки ужасалась. Выходит, один – несчастный крокодил, второй – добрый дракон, а она, мама Осликова, – исчадие ада?! Вот так всегда, стараешься как лучше, а что получается?

– Так, – сказала специалист Оля, – ситуация проясняется.

И начала П. Осликова хвалить. И толковый он, и старательный, и какое-то там мышление у него развито. Потом они с мамой договорились о встрече через неделю. А на прощанье доктор Оля сказала:

– Мой рецепт: хвалить и не кричать! Разве вы не видите, как он старается?

Мама Осликова, честно говоря, ничего такого не видела. Но ей стало очень приятно, что П. Осликов старается. П. Осликов подумал, что, наверное, Оля и правда специалист. Потому что она видит, что Пётр Осликов старается, а мама – нет. Мама думает, что второклассник (почти что третьеклассник) Осликов – бестолочь. Ещё специалист Оля сказала, что Петя Осликов – человек не так чтобы очень общительный, и с этим надо считаться. Мама Осликова огорчилась. Она, допустим, и сама была человеком не слишком общительным, но ведь в наше время без связей никуда! А умение их завязывать начинается в детстве, это всем известно. Но доктор Оля сказала:

– Не будем торопить события.

И П. Осликов с мамой всё-таки пошли домой. Работать над собой. В частности, мама Осликова изо всех сил старалась поменьше быть адским псом Цербером. И подумала, что, если есть, за что ругать, должно быть и то, за что хвалить. И стала это искать. Ну и нашла, конечно. Обнаружилось, что похваленный Пётр Осликов ведёт себя куда лучше, чем непохваленный. Хотя, конечно, иногда она была им недовольна. А Пётр Осликов тоже сделал открытие: вместо того чтобы на маму обижаться, когда она не понимает, можно пошутить. Например, было так.

Однажды П. Осликов не убрал свою комнату. Хотя и обещал. Мама увидела и нахмурилась. Ей хотелось сообщить своему сыну, что он бестолочь, но она подумала и нашла другие слова. Более корректные. П. Осликов всё равно догадался, что она имела в виду, и сделал вид, что он цветочек, который вянет. Мама тогда взяла опрыскиватель для цветов и побрызгала несчастное растение. Растение попробовало ухватить её за ногу, но было схвачено само.

– Я адский пёс Цербер и сейчас тебя съем! – зарычала мама.

– А я тебя не боюсь! – нахально заявил П. Осликов. – Поможешь мне с уборкой?

Через неделю они снова пришли к специалисту Оле. И мама опять долго рассказывала всякие случаи из своей жизни. А П. Осликов опять строил собственный мир. В этот раз одной песочницы ему не хватило и мира получилось целых два. Один страшный, второй – не очень. Можно сказать, почти нестрашный. На этот раз сам П. Осликов был маленьким зелёным драконом, который сидит на пальме и смотрит, как большой красный дракон в лесу из перьев смотрится в зеркало. Красным драконом была мама. Папа на этот раз был вертолётом, который летает над драконами и никак не может сделать посадку на пальме.

Специалист Оля сказала на этот раз, что Петру Осликову недостаёт внимания. И посоветовала маме Осликова проводить с сыном больше времени. И мама решила в обязательном порядке так и сделать.

Когда П. Осликов дома узнал, что мама собирается играть с ним в «Поднебесных ястребов», он сначала не поверил своим ушам, а потом страшно обрадовался. Как-то получилось, что слушать маму, которая играет с тобой в любимую игру, гораздо интереснее, чем просто маму, обыкновенную. Словом, жизнь у них улучшилась очень существенно. Одно только огорчало маму Осликова: П. Осликов по-прежнему был очень застенчив. Но специалист доктор Оля велела маме Осликова не настаивать на том, чтобы он менялся. И мама вздыхала и не настаивала.

В общем, так они и жили целых полтора месяца. Время от времени заглядывали к специалисту Оле, делали там какие-нибудь тесты, отвечали на вопросы и так далее. Результаты тестов, кстати, были хорошие. Только специалист Оля сказала П. Осликову, чтобы он так не волновался. Тогда будет Ещё лучше.

– Что я могу сказать? – сказала специалист Оля на прощанье. – У вас прекрасный мальчик. Только вы, пожалуйста, больше его любите. И хвалить не забывайте.

В последнем «собственном мире» мама, папа и сам П. Осликов оказались морскими котиками. Они плавали в море и ловили рыбу. А кругом у моря росли пальмы. И там Ещё много было всего интересного.

Вот так мама Осликова перестала своего сына воспитывать и начала с ним дружить. Хотя, конечно, дело это нелёгкое.

Когда осенью П. Осликов снова пришёл в школу, он открыл дверь и сказал чётко и ясно:

– Здравствуйте!

Теперь, когда приходили гости, господин Пётр Осликов уже не прятался. Он здоровался и садился со всеми пить чай. С тортом. И беседовал с гостями. А однажды, прибежав из школы, вручил маме приглашение. На день рождения девочки Карины, его одноклассницы. И по этому поводу П. Осликов с мамой пошли в магазин и купили для Карины подарок. Потом господин Осликов надел свою самую любимую майку и пошёл на праздник. Вернулся он поздно и очень усталый. Мама, которая все время волновалась за сына, спросила:

– Ну как?

– Нормально! – махнул рукой П. Осликов, падая на диван. – Только перетанцевал.

И заснул.

А его мама пошла на кухню, где папа читал газету, и сказала:

– Сделай мне, пожалуйста, подарок.

– Хорошо, – сказал тот, по-прежнему глядя в газету. – Какой?

– Давай запишемся на курсы танго!

Папа Осликов даже крякнул. Он же знал, что мама Осликова не танцует! Хотя он приглашал, между прочим. И он подумал, что, конечно, после работы у него нет сил. Но Ещё он подумал, что, в конце концов, так можно всю жизнь просидеть с газеткой на кухне. А это скучно. И согласился. Папа Осликов вообще человек прогрессивный был и на подъём лёгкий. Просто об этом не знал никто.

Мама П. Осликова потом долго думала, как могли получиться такие поразительные результаты. Ведь специалист Оля почти ничего не делала! Никаких уникальных методик не применяла, только слушала, как мама вспоминает себя в детстве. А рецепт и вовсе звучал смешно: «Хвалить и не кричать!» Как будто не психотерапевт советовал, а чья-нибудь тётушка. Или бабушка. Или вообще – человек.

 

Как П. Осликов был ненастоящим

Однажды П. Осликов посмотрел на себя в зеркало и решил так: «Какой-то я непредставительный. Вон и нос торчит. И по русскому плохи дела. Вот если бы я был не я, а кто-то совсем другой…»

Но только кем же другим может быть П. Осликов, кроме самого П. Осликова? Капитаном пиратского корабля Джеком Воробьём, конечно. Кем же ещё? Грозным пиратом со взглядом ледяной синевы и дьявольским умом.

И Петя Осликов из третьего «А» класса немедленно превратился в капитана пиратов.

Правда, пораскинув дьявольским умом Джека, П. Осликов сообразил, что такое превращение третьеклассника Осликова может повлечь за собой некоторые проблемы.

Переселения в мир пиратов, сокровищ, морских чудовищ и дьявольских козней, может быть, никто не заметит. На П. Осликове ведь не написано, что он Джек Воробей. А мысли читать никто не умеет. Так что насчёт этого П. Осликов в безопасности.

Но, например, что будет с мамой, когда она узнает, что вместо сына у неё теперь капитан пиратов? Ведь что ни говори, а пираты – не очень-то приличные люди. Они грабят и убивают живых людей. Так что мама может неправильно понять.

А папа? Папа может вообще не посчитаться ни с чем и разобраться с капитаном не по-капитански и не по-пиратски. Ведь придётся дьявольски мстить. Родному папе. Мстить самым серьёзным образом: саблей или пистолетом. В крайнем случае договориться с морским чудовищем. А милый, наивный папа даже не догадается, какая ужасная опасность ему угрожает.

То же самое касается и учительницы. Мария Степановна никогда в жизни не поймёт, что капитану пиратов ни к чему заниматься грамматикой русского языка. Так и будет своё талдычить: «Осликов, ты выучил правило?», «Подумай Ещё раз, Осликов», «Ты сегодня дежурный в классе, Осликов».

А как капитану пиратов заикаться у доски, возиться с противной тряпкой и получать нагоняй за то, что нечаянно стёр домашнее задание по математике? Которое к тому же и сам Ещё не списал в дневник.

Над всем этим следовало поразмыслить.

Поразмыслив, П. Осликов со вздохом положил классную папину бандану обратно в шкаф. Слов нет, более подходящего головного убора для пирата не найти. Но Петечка, то есть, конечно же, Джек, должен соблюдать строжайшую тайну! Потому что, даже если мама и папа поймут и Мария Степановна не потребует соблюдать в школе порядок, а после уроков разрешит делать что душе угодно, могут найтись злопыхатели. Артём Кирюшкин, например. Артём Кирюшкин ни за что не поймёт, что нельзя швыряться пеналом капитана пиратов и ломать его карандаши с адским хохотом (дьявольский хохот, конечно, не у карандашей и не у пенала, а у Кирюшкина). А если ему сообщить, что никакого Осликова нет, а есть Джек Воробей, Артём будет смеяться и всему классу расскажет.

Хотя бандана, конечно, отличная. Вся в «Весёлых Роджерах»… «Весёлый Роджер» – это такой специальный пиратский скелет, их обычно все пираты рисуют на своих чёрных пиратских флагах. Такой череп со скрещёнными костями. Вообще-то так называется совсем не скелет, а флаг, мама сто раз говорила, но для Петечки Осликова главное был скелет, вот он и говорил всегда: скелет.

Знаки отличия пиратского капитана Ос… то есть Джека Воробья должны быть незаметны посторонним, вот что. Хорош был бы, например, медальон на шее. Такой какой-нибудь, со скелетом. Или с пистолетами такими, старинными. Или и со скелетом, и с пистолетом…

Все эти прекрасные вещи можно купить в магазине. П. Осликов даже знал один подходящий. Только у Петечки денег не хватало.

Делать было нечего, и П. Осликов пошёл к маме просить денег на пиратский медальон.

Но мама сказала:

– Зачем тебе эта дребедень на шее?

П. Осликов возмутился:

– Это не дребедень!

А мама ответила:

– Это только дуракам нужно вешать на себя всякие дикарские цацки. Чтобы никто не догадался, что у них мозгов нету. Из серии «Златая цепь на дубе том».

– У меня есть мозги! – закричал П. Осликов, сжав от обиды кулаки.

Всё-таки мама иногда совсем ничего не понимает. И П. Осликов пошёл к папе. А папа сказал, что согласен с мамой. И в доказательство показал довольно огромную золотую цепь. Папе её друзья на день рождения подарили, потому что папа Осликов, Николай Андреевич, – коммерсант. Друзья не знали, что Николай Андреевич хотя и коммерсант, но тоже читал про «златую цепь на дубе том». Поэтому он друзьям сказал «спасибо», а сам цепь в мамину коробочку с украшениями спрятал.

– Но, конечно, – продолжил папа, – когда ты сам сможешь себя обеспечивать, тогда будешь покупать всё, что сочтёшь нужным.

Тут П. Осликов мысленно сказал так: «Я думал, вы с мамой – моя команда, а вы – морские чудовища, пираты из шайки Барбоссы. Придётся с вами бороться». А вслух папе ответил так:

– Угу.

И ушёл, грустный.

Капитана Джека одолевала тоска. Уже практически под носом были грандиозные морские сражения в поисках сундука с Самыми Главными Сокровищами, как всё сорвалось из-за пропавшего амулета!

Тут П. Осликов подумал, что, может быть, это мама – морское чудовище-пират, а папа всё-таки больше похож на губернатора Уэтербери Суэнна. Или даже на командора Норрингтона. Потому что он, хотя и хороший человек, но запрещает всё интересное. И вообще, как это говорят, дальше своего носа не видит. Везде ему порядок подавай.

А Артём Кирюшкин будет капитаном Барбоссой! А за Элизабет Суэнн может сойти Настя Крышкина. Она всё-таки красивая. Раз уж так необходимо, чтобы на корабле были женщины (тут капитан досадливо поморщился), ничего не поделаешь. Ну и, конечно, закадычный друг капитана – Уилл Тёрнер. Это будет… Илья Кузнецов. Кто же ещё-то?

Но изворотливый ум Джека Воробья так просто не остановишь. Смелый пират, конечно, достанет волшебный медальон, как бы ни прятали его мертвецы-пираты с вражеского корабля!

И П. Осликов отправился на разведку в шкаф. Если вы не знали, шкаф – лучшее место для разведки. Вот, например, красивый очень широкий кожаный ремень с огромной пряжкой. Вполне себе пиратская вещь. Жаль, что, если его надеть, сразу станет понятно, что П. Осликов не обычный человек и есть у него какая-то тайна. Интересно, пояс мамин или папин? «Скорее, мамин, – продолжал размышлять Джек Воробей, – чем папин. Как-то я ни разу папу в таком не видел…».

Или вот коробки. Чего-чего в них только нет! Старые будильники, несколько кофеварок, гипсовая лошадь, компас, пылесос, чудная штука в футляре под названием «экспонометр», ультразвуковая пищалка для отпугивания мышей, ненужные клавиатуры от компьютера… Вон ту П. Осликов отлично помнил: мама её разобрала, чтобы вычистить крошки, и не смогла собрать обратно. Она попросила папу, а тот просто пошёл и купил новую. А П. Осликову сказал, что, если он клавиатуру соберёт, может забрать себе. П. Осликов до сих пор думал над этим вопросом…

Но, разумеется, Джек Воробей не станет отвлекаться на такие пустяки, когда речь идёт о поисках волшебного амулета.

П. Осликов пошарил на папиных полках и обнаружил отличный старый ремень, наверняка ненужный, с черепом на пряжке. Волшебный амулет был найден, хотя и заколдованный. Потому что непонятно, как его носить.

Но пора было уносить ноги. Тем более в трюме стало как-то особенно темно. Того и гляди, явятся чудовища-пираты Барбоссы. А Джек как раз не захватил с собой оружия.

Капитан отличался дьявольской храбростью, однако по коже его побежали мурашки. Он спиной чувствовал, как кто-то подкрадывается. Может быть, в ящиках притаились живые мертвецы капитана Барбоссы?

И тут дверь распахнулась.

– Петя, – строго сказал губернатор Суэнн (он же командор Норрингтон), – вылезай из шкафа.

Чёртов предатель отобрал у Петечки амулет и вернул в тёмные молчаливые глубины шкафа. Туда, где затаились стражи-чудовища.

Волны сомкнулись, и воцарилось спокойствие. Как будто и не было никакого сражения.

Капитан Джек понял, что придётся выкупать амулет у… у иноземных торговцев, к которым он случайно попал. Заодно они его и расколдуют.

Но для этого требовалось скопить деньжат.

– Осликов, – сказала Мария Степановна, – давай дневник. Я пишу тебе: «Не готов к уроку русского языка».

Джек Воробей молчал, скрестив руки на груди.

– Осликов, – насторожённо спросила Мария Степановна, – ты меня слышишь?

Ни слова в ответ не услышат проклятые враги от капитана Джека!

Капитан молча нёс дневник и думал, что совсем неважно, что сейчас ему напишут замечание. Ведь замечание-то напишут не ему, Джеку, а П. Осликову, ученику 3 «А» класса. Который не приготовил уроки по русскому языку, во-первых, и не работал на уроке, во-вторых. Потому что Петечка, то есть Джек, был занят спасением из лап пиратов-мертвецов своего друга Ильи… Тёрнера. С которым они вместе пустились на поиски амулета. Который похитили у иноземных торговцев прихвостни Барбоссы.

И разговаривать по поводу замечания с папой будет тоже П. Осликов. А Джеку Воробью придётся применить весь свой дьявольски изворотливый ум, чтобы схлестнуться в смертельной схватке с губернатором Суэнном (он же командор Норрингтон). И это будет нелегко.

Так что П. Осликов – это же совсем неважно. А вот Джек – дело серьёзное. Тут надо работать и работать.

А Барбосса получит. И за амулет, и за свой дебильный смех с предпоследней парты.

В субботу Джек проснулся, достал из-под подушки свой пистолет (почти настоящий), надел свою капитанскую шляпу (воображаемую) и нахмурил чёрные, как смоль (тоже почти), брови. Очередная схватка с губернатором была проиграна. Его условия были фантастическими. Требования – нелепыми. К тому же губернатор (он же командор Норрингтон) был горячего нрава и скор на расправу. Или как там говорится? Ну, неважно.

Важно, что Джек снова проиграл. Это было уже второе поражение капитана. Правда, несколько утешала победа над Барбоссой вчера, на перемене после естествознания и перед ИЗО. Всё-таки капитан Джек Воробей тоже недаром носит свою треуголку! А Барбосса – просто жалкий беззубый мертвяк с осьминогом вместо головы.

Схватка с Барбоссой порядком вымотала Джека. Ему нужны были силы. «Пора подкрепиться», – подумал Джек и отправился на камбуз.

В камбузе никого не было. Кок (он же морское чудовище-пират) сидел в кают-компании перед компьютером. Рядом стоял губернатор Суэнн. Он интересовался насчёт завтрака.

– Я маленький лесной эльф! – неожиданно заявил кок (он же морское чудовище-пират). – Я должна накормить вон того фиолетового козла личинками, не то он уйдёт и умрёт с голоду. А птички мне мешают! Приготовьте что-нибудь сами, а?

И маленький лесной эльф с мольбой посмотрел на мужчин.

Капитан пиратов Джек Воробей и губернатор Суэнн (он же командор Норрингтон) вздохнули и пошли на камбуз готовить завтрак.

 

П. Осликов и вопросы чистоты

П. Осликов терпеть не мог мыться. Особенно мыть руки. Потому что это нечестно. Руки ведь как? Только что помыл – и вдруг здрасьте: они, оказывается, снова грязные. Видели, да? Нет, ну буквально только что: пришёл из школы и сразу помыл. Потому что мороженое было слишком жидкое, вот руки после него и липкие.

П. Осликов же не какой-нибудь дурак, чтобы такими руками хватать что-нибудь ценное. Например, клавиатуру компьютера или нового бионикла. Ведь это же понятно, что потом будет. Всё липкое будет. И клавиши вдобавок нажиматься перестанут.

Так что никак нельзя сказать, чтобы П. Осликов за чистотой не следил.

Ну так вот. Буквально недавно П. Осликов помыл руки, погулял немного, пришёл домой. Хорошенько осмотрел руки. Они были Ещё ничего себе, довольно чистые. Только немного пыль.

А мама… Эти женщины вообще всё время с собой что-нибудь такое делают: то с руками в мисочке, то с ногами в тазике сидят, то в ванной на час закрываются! А то вообще фигню какую-нибудь на лицо намажут и так ходят. Думают, они от этого красивее станут!

Так вот. Мама прицепилась, как жвачка к кедам: помой да помой руки, они у тебя грязные. П. Осликов десять раз сказал ей, что руки у него нормальные, что он их недавно мыл. А мама всё своё гнёт: «Руки чистыми быть не могут! Ты гулял!»

И сказала, что человеку с такими руками не позволит ни чай пить, ни прикасаться к пульту от телевизора, ни на новый светлый диван садиться. Как будто на диване руками сидят.

П. Осликов даже разозлился: что он, малыш какой-нибудь, по десять раз руки мыть? Но руки, ладно, помыл. А то никакой жизни не дадут.

Только отвоевали из-за рук, Ещё даже телевизор не досмотрели – новая напасть: ноги ей вымой! То есть не маме, конечно, а себе. Но не потому, что это необходимо, а потому что так мама захотела. Ни почему другому.

Ведь ноги П. Осликов мыл и вчера, и позавчера, и в среду – вообще каждый день мыл ноги. Потому что мама настаивала. Совершенно чистые ноги. Ну ладно, в среду они были не совершенно чистые. Честно говоря, так себе были ноги в среду.

Но мама-то заставляет каждый день их мыть! Видели, да?

Но руки с ногами – ладно. И лицо – тоже ладно. В конце концов, лицом человек ест. В смысле, ест-то он ртом, а рот на лице.

Поэтому, если мама говорит вымыть лицо, значит, на нем шоколад какой-нибудь застрял. Или йогурт. Или даже козявка размазалась немного.

П. Осликов же не такой дурак, чтобы с грязным лицом ходить!

Или уши. Кто, спрашивается, будет тебе в ухо заглядывать? Ну никто же не будет. А мама говорит, что П. Осликов позорит её седины, и отправляет его уши чистить. Это же неправда: никаких седин у мамы нет! И вообще она Ещё молодая.

Только непонятно, зачем сыну жизнь портить. Как будто больше радости нет в жизни, чем в ухе ватными палочками ковырять! Или ей нравится ковыряться в ухе палочкой, и она думает, что П. Осликову должно нравиться тоже?

П. Осликов совсем не против чистки ушей. Уши если не чистить, они же слышать не будут.

Но лично Пётр Осликов считает, что раза в месяц совершенно достаточно.

Но бывают такие места, что вообще. Их не то что мыть – говорить о них стыдно нормальному человеку! Тем более что их никто не видит.

Так вот, мама просто с ума сошла. Прямо не знаешь, что и сказать. Никакого стыда нет.

Она, знаете, что сказала? Что П. Осликов – неряха позорный. Но это Ещё цветочки.

П. Осликов ответил, что он не неряха. Он каждый день чистые трусы надевает и носки. А то даже и майку. Как нормальный человек.

А она как скажет: «На грязную попу чистые трусы не надевают!»

Прямо так и сказала. От мамы П. Осликов такого не ожидал.

А сама, между прочим, за такие слова ругается! Это что выходит? Выходит, П. Осликову портят жизнь как умеют, вот что.

П. Осликов Ещё долго про себя возмущался. Потом пришёл папа, и П. Осликов пошёл посоветоваться. Папа-то не мама, он же лучше поймёт.

П. Осликов пришёл к папе на кухню и рассказал всё как было.

Но папа почему-то страшно удивился. Долго разглагольствовал про то, что руки чистыми не бывают, ноги тоже, а если их не мыть, в животе заведутся во-от такие глисты. Показал руками, какие. Рассказал анекдот про глиста, которому не дали булочку.

И про уши сказал, что их чистят, как только нужно. Легко сказать! П. Осликов же сам себе в ухо заглянуть не может? Не может. А как тогда он узнает, когда пора?

Но папа сказал, что как раз тут он может помочь. И на всякий случай проверил сыну оба уха и почему-то ногти.

А в конце заявил, что мыться для П. Осликова должно быть так же естественно, как дышать.

П. Осликов уже понял, что спокойно жить ему в этом доме не дадут. Но всё-таки уцепился за последнюю соломинку:

– Пап, а ты тоже моешь… ну… эти места?

Папа сначала остолбенел. Потом прокашлялся. А потом сказал, что, если он не будет этого делать, мама выгонит его из дому. И будет права.

– Ох уж эти женщины! Никакого от них покоя! – тяжело вздохнул П. Осликов и поплёлся в ванную.

 

Личная жизнь П. Осликова

Однажды Петечкина мама узнала, что её сын дружит с девочкой. Девочку зовут Аня, у неё светлые косички и серые глаза.

И, конечно, мама не удержалась и рассказала обо всём папе. По секрету. И двум своим подругам. Тоже очень секретно.

Что тут началось!

Сначала мама. Как прицепилась: «Аня тебе нравится?» «А кто у Ани родители, чем они занимаются?» Папа, совсем наоборот, ничего особенного не говорил. Только хмыкал и подмигивал, когда разговор заходил об Ане.

П. Осликов не знал, что на это всё отвечать. Он бы не отвечал совсем ничего, но очень уж мама вцепилась. Просто деваться некуда. И он нехотя пробубнил, что Аня нормальная. Чем занимаются её родители, неизвестно. И хватит вопросов. Пристали к человеку. Мама, кажется, собралась Ещё что-нибудь такое стыдное спросить. Потому что у неё глаза блестели и лицо стало хитрое. И П. Осликов поскорее убежал делать уроки.

«Ничего, – утешал он себя, – завтра они обо всём забудут. Мама перестанет задавать дурацкие вопросы, а папа – подмигивать и смотреть со значением».

Но назавтра всё оказалось ужаснее. Мама всё разболтала Аниным родителям. Буквально позвонила и всё разболтала! Теперь только и разговоров было, что об их с Аней «отношениях». П. Осликов даже не знал, что у них «отношения», – думал, просто дружат.

А когда было родительское собрание и мамы встретились, все хохотали и обсуждали, как Аня и П. Осликов вырастут и поженятся. П. Осликов сам видел, потому что зашёл за мамой в школу – у него шахматный кружок кончился как раз.

И вот Анина мама стала называть маму П. Осликова «свекровь». Мама Осликова хихикала и говорила, что у Аниной мамы дела Ещё хуже: она теперь тёща. И даже обсуждали, сколько у П. Осликова с Аней будет детей. П. Осликов уже почти умер от такого, но тут приехал папа и П. Осликова с мамой забрал. Оставалось только радоваться, что Аня не слышит.

Ещё назавтра мама спросила: «А что говорят остальные ребята?» Остальные ребята до этого, в общем, ничего не говорили. А теперь начали: «Ой, наша парочка пошла!», «Поцелуй своего жениха, Анька!» И Ещё много всего. Такие вещи кричали, что у П. чуть уши не истлели прямо на месте. П. Осликов чуть не умер.

П. Осликов раньше думал, что девочки – тоже люди. Такие же, как все остальные, только поменьше и женщины. То есть девушки. Тьфу ты, запутался. Пола они женского, вот что. Но в целом тоже нормальные бывают. И дружить с ними весело: можно в буфет вместе ходить и бегать на перемене. А Ещё можно выдумывать вместе всякие истории. И печеньем с ними хорошо делиться. Если девочка нормальная. А то бывают же такие девочки, которые дуры просто. Всё время хихикают непонятно почему и могут, например, линейку отобрать и выбросить. Что делать в таких случаях, П. Осликов толком не знал. Действовал по ситуации.

Девочка Аня, с которой подружился Петечка, была очень нормальная. Лучше всего в ней было то, что она всегда слушала, когда П. Осликов рассказывал. А П. Осликов что-то полюбил рассказывать. О компьютерных играх, о мультиках разных, о лысой собаке с причёской, которую очень хотел бы завести дома. Особенно про лысую собаку Аня хорошо слушала.

Ещё П. Осликов придумал прикольную историю, фантастическую. Про Великого Безносого и Безротого Человека. То есть они с Аней его вместе придумали. П. Осликов его на классном часе в тетрадке нарисовал и Ане показал. И они вместе придумали, что этот человек велик и скоро завладеет всей планетой.

Ещё Аня всегда делилась. Например, если у неё были конфеты, она делилась. И если яблоко – тоже. Одно яблоко, кстати, прекрасно делится пополам. Если его разрезать линейкой.

В общем, Аня была очень нормальная девочка.

То есть Аня была нормальная. И даже очень хорошая. А потом испортилась. То есть не то чтобы совсем испортилась, но тоже стала смотреть со значением. И вопросы странные задавать.

Вот, например, вчера. Подошла вдруг и говорит:

– Ты почему с Артёмом бегал?

П. Осликов даже обалдел. Он же не знал, что отвечать! Это что получается? Что теперь можно только с Аней бегать?

И на всякий случай Ане ничего не ответил. А Аня на это обиделась. А П. Осликов обиделся на то, что обиделась Аня. Аня уже думала мириться, но увидела, что П. Осликов обиделся, и опять обиделась. И они на следующий день все уроки не разговаривали.

Третий «А» смотрел и шушукался. П. Осликов чуть под стол не спрятался.

– Со своей поссорился? – сочувственно спросил Толик на переменке. Толик дружил с Оленькой и поэтому хорошо всё понимал. На самом деле у Толика с Оленькой была страшная любовь, и об этом весь третий «А» знал. А П. Осликов с Аней просто так дружили. Но всё равно про девчонок Толик понимал, конечно, больше, чем остальные.

П. Осликов такое обращение услышал и даже вздрогнул сначала. И вдруг понял, что у них с Аней тоже, скорее всего, любовь. Значит, придётся жениться. После того как все стали говорить, что Аня – Петечкина невеста, по-другому уже просто нельзя было.

– Эх! – сказал П. Осликов и пошёл к Ане мириться и сообщать новости.

И они шли домой и обсуждали будущую женитьбу. Решили, что жить пока останутся по-прежнему, каждый у себя дома. А уж потом поженятся окончательно. Когда повзрослеют.

П. Осликову такое решение очень нравилось. Ему совсем не хотелось жить у Аниной мамы. Зачем чужая мама, когда своя есть, лучше? И папа тоже, конечно. Только следовало что-то сделать, чтобы все знали, что П. Осликов и Аня теперь поженились. Только что? Но П. Осликов сказал, что он что-нибудь придумает.

И придумал.

У мамы лежало очень красивое кольцо с тремя камушками. Только мама его не носила практически. А тут кольцо пригодилось. П. Осликов знал, конечно, что чужое без спроса брать нельзя. Но тут была экстренная ситуация, а мамы дома не было. Как назло. П. Осликов решил, что мама-то точно отдала бы кольцо П. Осликову. Если бы всё знала. Тем более она сама говорила насчёт женитьбы.

К счастью, ничего страшного не произошло. Мама вошла в комнату как раз, когда П. Осликов выходил оттуда с кольцом в руке. И удивилась:

– Пётр, объясните немедленно, зачем вы взяли моё кольцо!

П. Осликов вздрогнул. Мама раньше так к нему не обращалась. К тому же вопрос про «своё» и «чужое» был выяснен давно. Но тут ведь экстренная ситуация!

– …И потом, ты же его не носишь! – умоляюще пробормотал П. Осликов.

Но мама кольцо отобрала. Сказала, что, во-первых, чужие вещи дарить некрасиво, и, во-вторых, кольцами обмениваться Ещё рано. А вместо этого взяла П. Осликова за руку и пошла с ним в магазин. Там они вместе купили очень красивую резинку для волос. С розовым бегемотом. П. Осликов согласился, что такая вещь гораздо больше подходит для женитьбы.

Так П. Осликов женился на Ане. Строго секретно, разумеется.

 

П. Осликов и порядок

Однажды у П. Осликова случилась катастрофа. К нему в комнату вошла мама.

Вообще-то эта катастрофа происходит часто. Как мама П. Осликова входит в комнату, так сразу катастрофа. Потому что в его комнате чёрт ногу сломит. Или голову. Или и ногу, и голову.

И откуда только берётся этот беспорядок? Ведь когда П. Осликов в своей комнате один, в ней практически порядок. А когда там мама…

«Ну вот, пожалуйста, прицепилась. Не даёт жить спокойно нормальному человеку. “Какой, – говорит, – у тебя тут кошмар! Немедленно наведи порядок!”

Ну конечно, порядок. Когда у меня и так красота: всё везде лежит и всё хорошо видно.

Нет, оно не валяется, оно именно что лежит. Ну и что, что на полу, – мне так лучше видно, где что. Какая куча, где? Вот эта куча, где второе одеяло валяется? Это не куча, это домик такой, как палатка. В палатке куча? Да, точно, куча. Это я всё, что не успел разложить по местам, туда пока что положил. Нет, не побросал, а аккуратно сложил.

Рюкзак открытый валяется? Ну мама, ну почему всё время “валяется”? Ты у меня хотела спросить? Лежит он. Лежит, а не валяется. Открытый. Потому что не буду же я его каждый раз расстёгивать-застёгивать? Потому что это неудобно. Нет, ничего подобного. Тебе, может быть, удобно, а мне неудобно. Нет, нет, не надо трогать! Ну пожалуйста. Эх… Это же пластилин мой. Ничего он не вперемешку со всяким мусором. Нет, не мусор. Как это “что”? Такие всякие детали для супердракона. Я их взял от другого дракона, который сломался нечаянно. Ну да, от того, которого тётя Инна подарила. Классная игрушка была, жаль, да. Так потому я и должен из того, что Ещё целое, сделать супердракона.

Да я-то извиню, мам, ничего. Только ты ноги от дракона уже с суперклыками вместе слепила. А я их, может быть, вчера целый вечер лепил. И ночью немножко. Ну мама, я же должен был доделать!

Всё равно пластилин не должен находиться под столом? Ну… может быть, я его туда тоже пока что положил. Потому что на стол он не влезает. У меня там лабиринт с чудовищами, альбомчик с наклейками, Ещё один маленький лабиринт и альбом огромный для ИЗО. Нет, ты не понимаешь. Я не могу убрать альбом, потому что Ещё не закончил зайцев в лесу. Нам на четверг задали нарисовать осенний лес. Лабиринт я тоже убрать не могу, я его Ещё не закончил. Где место альбомчика с наклейками? Ну как тебе сказать. Одно место у него как раз на столе. И два других – на полочке. Туда и положить? Ну ладно, ладно…

Этот носок не валяется, он упал. С кровати упал. Где его место? Где же у носка может быть место? На ноге? Но на мне уже другие носки, серые. А этот зелёный. Он же Ещё в среду с кровати упал. Где же тогда его место? Точно не на ноге, потому что он один. Если найду в кровати второй, можно будет сказать, что это мои носки для сна. Потому что у меня… э-э… ноги ночью мёрзнут.

Эх, маму просто пускать нельзя в мою комнату. Не мама, а извержение вулкана: “У каждой вещи должно быть своё место!” Если у каждой вещи будет своё место, каждую вещь придётся на него класть. И потом вспоминать, где оно, это место находится. А так очень удобно, я уже говорил: на полу я всё вижу, всё могу найти, – думал П. Осликов. – А, мам? Я тебя слышу хорошо, да. Ничего я не бубню. Я только думаю, что у тебя же тоже на твоём столе очень хорошее “незнамо что”.

Как я разговариваю с матерью? Ну мама, ну ты сама посмотри: вон какая куча бумаг. Почти как у меня на столе. Это важные документы, которые сегодня надо закончить? А вон, я вижу, мятая салфетка какая-то. А меня ругаешь! На ней важный телефон записан? А почему ты его в мобильный сразу не записала?

Я не вмешиваюсь в твои дела, я просто спросил. И вон, какая-то фигня в стаканчике для ручек. Это не фигня, это тушь для глаз? А чего она в стакане делает? Навести порядок в своём пенале? Там же и так нормально. И ручки, и карандаши, и фломастеры. Резинок две, линейка маленькая. Всё необходимое. У тебя тоже всё необходимое и полный порядок? Тогда понятно.

Та-ак, мамочка! А что это у тебя тут на стуле за развалины? Вон, вон там: колготки, шорты спортивные, пиджак не на вешалке валяется… Это ты в спортзал собралась? Ты туда со среды собираешься, а шорты уже давно лежат. И пиджак только что сняла? Ты же говорила, одежду надо сразу на вешалку снимать.

А что я такого сказал?

О, а это твоя сумка в кресле. Сама меня ругала-ругала, что я рюкзак незакрытым бросаю, а сама? У меня в рюкзаке, между прочим, порядка намного больше. Чем у тебя в сумке, где же ещё. У меня рюкзак хотя бы большой, там рыться можно. И как ты находишь свои вещи? Обыкновенно? Они же как кирпичи слепились тут все. Женская сумка – не моё дело, мне не понять?

Ну ладно. А это, журналов каких-то гора и сверху папка? Тебе нужен новый письменный стол и вообще квартира побольше, потому что вещи выживают тебя из дому?

Точно, как я раньше не подумал. Давай, мам, купим квартиру большую, и у нас всегда будет порядок. Там на полу не только можно будет полезные вещи разложить, но Ещё и место ходить останется!»

 

П. Осликов – обманщик

– Как дела в школе? – спросил папа.

– Хорошо, – ответил П. Осликов, не вдаваясь в подробности.

– Здорово, – одобрил папа. – Дай-ка дневник. Погоди, тут же замечание! Вот: «Весь урок болтал». Это что же получается?

– А что получается? – спросил П. Осликов.

– Получается, – сказал папа и посмотрел на сына со значением, – что ты меня обманул.

– Нет, – быстро ответил П. Осликов.

– Ну как же? Я тебя спросил, как дела в школе. А ты мне ответил, что всё хорошо.

– Ну да.

– А у самого замечание.

– Ну да, у меня замечание. Но дела в школе всё-таки хорошо.

– Дожили, – сказал папа и потемнел лицом. – У меня сын – обманщик.

П. Осликов хотел сказать, что он не обманщик, но посмотрел на папу и решил всё-таки ничего не говорить.

– Петечка, – спрашивает мама из кухни, – ты рюкзак школьный собрал на завтра?

– Конечно собрал, – отвечает П. Осликов, хотя это неправда. Просто П. Осликов занят был очень: через трубочку в аквариуме пузыри пускал.

Но тут мама вошла в комнату и всё увидела.

– Ты же сказал, что собрал рюкзак! – сказала она грозно. Даже папа перед телевизором голову в плечи втянул. – Ты что, меня обманул?

– Получается, что да, – честно ответил П. Осликов. – Но ведь я всё равно соберу рюкзак, правильно?

– Неправильно! – возмутилась мама. – Во-первых, знаю я, как ты его соберёшь. Ты в последнюю минуту туда побросаешь, что попало и как попало. Во-вторых, надо было честно сказать: не собрал, мол, пока что.

– Но ведь ты же будешь ругаться! – воскликнул П. Осликов.

– Вовсе я не буду ругаться, – обиделась мама, – с чего ты взял? Зачем мне ругаться? Я просто спросила.

– Но ведь это неправда, – заявил П., – ты всегда ругаешься, когда я не делаю того, что ты говоришь.

Тут папа оторвался от телевизора и спросил:

– Пётр! Ты как с матерью разговариваешь?

– Да, – сказала мама, – как ты со мной разговариваешь?

– С вами, – возмутился Петечка, – бесполезно разговаривать. Как только вы оказываетесь неправы, так сразу «Пётр! Как ты разговариваешь?» Это нечестно. Я на вас обиделся.

И ушёл в свою комнату.

«“Не буду ругаться”! Ха. А скажи я правду, что бы было? Правильно: “Петя, как только уроки сделаны, рюкзак должен быть собран и приготовлен на завтра”. “Петя, сколько можно тебе повторять элементарные вещи?” “Нужно быть организованным, Пётр!” А так я бы потом освободился и быстренько всё собрал. Это просто мама вошла не вовремя.

И отец со своим замечанием. Тоже мне. Во-первых, может же быть так, что дела хорошо. Просто замечание. Это же ерунда. Как будто, кроме замечания, ничего другого нет. Вот, например… например… Вот, например, у меня только одно маленькое замечание, вот! А если бы я сразу ему про замечание сказал, он бы ругался. Сказал бы, что пора уже стать серьёзнее, относиться к жизни ответственнее. И Ещё сказал бы, что не вся жизнь – игрушки. Как будто я сам не знаю. А потом сказал бы, что я его очень расстроил. И я бы тогда расстроился.

Так что они сами виноваты. Им просто невозможно сказать правду. Обещают не ругаться. А сами!.. И Ещё говорят, что это я обманываю. Это они обманывают!»

И П. Осликов в задумчивости сунул в рюкзак попавшийся под руку учебник.

…А в это время родители П. Осликова пили чай и думали, как теперь жить.

– Нужно объяснить, что лучше правда, какой бы она ни была, – авторитетно заявил папа, – потому что маленькая ложь рождает большое недоверие.

– Но ведь уже объясняли, – вздохнула мама.

– Надо ему хорошо объяснить, – настаивал папа.

– Вот ты и объясни. Я уже не знаю, как лучше объяснить.

– Эх, – сказал папа, – надо подумать.

Родители помолчали.

– Как дела на работе? – спросила мама.

– Всё хорошо, – ответил папа.

– Но ведь это же неправда.

– Почему это неправда?

– Но я же вижу.

– Да нет же. Ну ладно, есть небольшие проблемы. Мне просто не хотелось тебя нервировать.

– Лучше пускай я немножко понервничаю, чем буду терзаться неизвестностью.

– Да уж, знаю я, как ты «немножко» нервничаешь. Волосы дыбом встают.

Тут папа Осликов точно сказал неправду: никакие волосы у него дыбом встать не могли, потому что папа был совсем лысый.

Но тут позвонила мамина мама, бабушка П. Осликова.

– Привет, мам! – жизнерадостно сказала мама Осликова в трубку. – Как ты себя чувствуешь? У меня всё хорошо. Лекарство, которое ты дала? Пью, а как же. И сегодня пила. И второй раз пила. Что? Да. Слушай, мам…

Папа Осликов услышал всё это и сделал вопросительное лицо. Мама Осликова показала ему пальцем на какой-то пузырёк, стоявший на столе, и скорчила рожу. П. Осликов, который стоял за дверью и подглядывал, чуть со смеху не умер. Но папа Осликов был куда выносливей. Поэтому он просто заговорщически улыбнулся.

– Значит, мать обманываем, Вероника Львовна, да? – засмеялся папа Осликова, когда мама закончила разговор. – Так-та-ак…

Мама Осликова тоже засмеялась.

– Не могла же я ей сказать, что не пью, – виновато развела она руками. – Вот же всё время забываю. А маме волноваться нельзя. Это враньё, да?

– Ну, – задумался папа Осликов, – я думаю, нет. Это не враньё. Это ложь во спасение…

 

Зачем нужна школа П. Осликову

Однажды П. Осликов делал одно сложное задание по математике. А оно не делалось. П. Осликов уже был на грани вымирания. Вот же придумали мучение для человека!

П. Осликов представил тех, кто все это придумал. Представил такую комнату без окон, одни компьютеры кругом. Все включены, пикают и светятся. Все компьютеры свободны, только вокруг одного толкутся человек пять. И один, главный, на табуретке сидит.

И все эти люди составляют программу «Как правильно испортить жизнь ребёнку». Пункт первый в этой программе – наверное, школа.

П. Осликов положил ручку и задумался. А правда, зачем вообще всё это нужно – ходить в школу, учиться? Вот кому на самом деле это так необходимо, что без школы и жить нельзя? Маме с папой, учительнице Марь Степанне, бабушке, которая вечно бубнит: «Учись, Петенька, учись хорошенько!» Ещё, может быть, это директору школы зачем-нибудь нужно.

А ему, Петру Осликову, это вовсе даже и не нужно. Он и так отлично себя чувствует, без всяких школ.

Пётр знал это совершенно точно, потому что совсем недавно были каникулы. А на каникулах П. Осликов всегда чувствовал себя очень хорошо и даже был счастлив.

Вот если бы всегда были одни каникулы! П. Осликов снова задумался. Мама всегда говорила: «Нет ничего невозможного, если на самом деле чего-то хочешь!» А ведь он очень хочет, чтобы не надо было учиться.

И П. Осликов отправился к маме – на переговоры.

Мама, конечно, с П. Осликовым не согласилась. Тогда П. Осликов сказал, что она сама сказала про невозможное. Что его нет, если очень сильно чего-нибудь хотеть.

Мама нахмурилась и сказала, что у П. Осликова извращённая логика. П. Осликов тоже нахмурился, потому что ничего не понял. Кроме того, что школа никуда не денется.

Мама тем временем думала, думала и вдруг говорит:

– Вот представь, что ты не ходишь в школу.

П. Осликов представил и засиял. Мама Ещё больше нахмурилась.

– Ну хорошо. Теперь представь дальше: в школу ты не ходишь. А что ты делаешь? Чем занимаешься?

У П. Осликова был готов очень хороший ответ. Как Марь Степанна говорит, полный развёрнутый ответ. Он перечислил маме все игры, фильмы, мультики, которым хотел бы уделить самое пристальное внимание. Вспомнил про рыбалку с дедом, обещанные хорошие ролики и лодочный поход всей семьёй. И батуты тоже. Как же нормальный человек может без батутов?

– Что, – удивилась мама, – и всё?

П. Осликов тоже удивился. Подумал. Прибавил Ещё две игры, с которыми пока что было трудно. Потому что они на английском и сложные, с эльфами, кентаврами и всякими оборотнями.

– Очень хорошо, – сказала мама, – значит, чтобы играть в игры, тебе нужно знать английский язык, греческую мифологию, кельтскую мифологию и хотя бы азы истории. Это как минимум.

П. Осликов выпучил глаза. Из маминых слов он понял только половину. Но и её хватило, чтобы понять: нормальному человеку даже поиграть спокойно нельзя!

– Как? Зачем? То есть английский Ещё понятно. Но остальное?!

Мама задумчиво посмотрела на потолок.

– Чтобы чётко представлять себе эпохи, задействованные в игре. Модели взаимоотношений между персонажами. Уметь полностью задействовать потенциал героев.

П. Осликов чуть в обморок не упал.

– Мама! Что ты говоришь?

– А? – очнулась мама. – Я говорю, чтобы классно играть, добывать много бонусов и переходить на высокие уровни, нужно всё это знать.

– О-о, – протянул П. Осликов. – Ну тогда я не буду играть в эти игры. Они слишком сложные. А я лучше заведу свой зоопарк.

– Биология, зоология, – начала загибать пальцы мама, – экономика, менеджмент. Всё те же языки. Ах да, и маркетинг. Без математики никак нельзя. Физика и химия тоже понадобятся. Ну, и в любом деле нужно уметь выразить свою мысль устно и письменно. И это только начало.

– Как математика? – в отчаянии закричал П. Осликов. – Она же про цифры! А зоопарк про зверей! Математика мне не понадобится.

– Ну, например, чтобы можно было купить зверям еды, оборудование для клеток. А ты думал, откуда всё это возьмётся?

П. Осликов вообще пока что ничего такого не думал. Он считал, что, чтобы иметь свой зоопарк, хватит просто любить животных. А зоопарк уж сам как-нибудь.

– Понятно ведь, что директором зоопарка может быть только тот, кто любит животных! – сказал он маме.

Но мама почему-то считала, что директором зоопарка может быть только тот, при ком звери не будут болеть и умирать. А совсем наоборот, будут живыми и здоровыми. А для этого нужна не только любовь, но и значительные суммы денег. И умение договариваться с людьми. И… Тут мама опять увлекалась и стала говорить что-то непонятное про какой-то рынок, персонал и всякие другие скучные вещи.

П. Осликов уже думал, как бы потихоньку исчезнуть.

– Даже может быть, – вдруг кощунственно заявила мама Осликова, – что хороший директор зоопарка и вовсе не любит животных. Ну хорошо, любит не всех животных. А только некоторых. Но зато отлично ведёт дела в зоопарке.

– Животных надо любить! Без этого они болеют и умирают! – возмущался П. Осликов. – Как же директор будет заботиться о зверях, если он их совсем не любит?

– А как же этот директор будет любить зверей, если им нечего есть и негде жить? – поразилась мама. – В чём же тогда его любовь?

– Он, – строго сказал Петечка, – будет их жалеть. Гладить. Не позволять никому их обижать. Гулять с ними в лесу.

– И бедные звери умрут от голода и холода, но с любовью директора в сердцах, – заключила мама. – Или будут питаться прохожими в лесу? Так?

П. Осликов попробовал представить бедного директора зоопарка, выгуливающего в лесу голодных тигров, жирафов и пауков-птицеедов. Представил страуса, которому негде прятать голову в момент опасности, потому что директор держит его в дедушкином гараже, а там бетонный пол. Змей П. Осликов тоже представил.

Получалось что-то ужасное.

Зато он начал подозревать, что в школу ходит не только для мамы с папой, бабушки и Марь Степанны. Правда, толком он Ещё не разобрался, но было понятно, что без школы не обойтись.

Но всё-таки он спросил:

– Ну а если я ничего не хочу? Совсем ничего?

– Тогда, – заявила мама, – ты будешь есть что дадут, носить что получится. Кстати, не факт, что найдутся желающие выделить тебе еду и одежду. Делать что скажут. И не чирикать.

– Это ты преувеличиваешь? – догадался Петечка.

– Ну… да, – призналась мама. – На самом деле (если, конечно, ничего не делать) ты всё-таки будешь работать. На нелюбимой работе. С людьми, которые тебе не нравятся. И… всё-таки делать, что скажут, а не что хочешь.

П. Осликов подумал, что всё-таки мама преувеличивает. Чтобы его, П. Осликова, напугать. Но всё-таки принёс из своей комнаты учебник и попросил маму помочь разобраться с заданием.

 

Как П. Осликов был преступником

Знаете, что П. Осликов натворил? Ужас просто! К маме пришли гости, а П. Осликов взял и им нагрубил! И не просто нагрубил, а так, что гости только чаю попили, да и засобирались. Да, именно так: люди пришли в гости, ничего плохого П. Осликову не сделали, а он вдруг взял и обидел их. Всех.

Конечно, Петечкиной маме известно, что все дети хоть раз да совершают всякие ужасные вещи. Таскают деньги из родительского кошелька или конфеты из магазина. Обижают животных. И даже могут насыпать в суп соли или в компот духи вылить. Но всё это чужие, незнакомые дети. Пускай с ними их родители разбираются.

А вот что теперь делать со своим ребёнком, с Петром Осликовым? Казнить? Миловать? Пороть ремнём или ставить на горох?

Да, П. Осликов натворил дел. То есть такого Ещё не было. То есть беспрецедентный случай. Так Петечкина мама сказала. И Ещё она сказала, что не знает, как теперь со своим сыном, Петром Осликовым, быть. И ушла на кухню.

И теперь несчастный П. Осликов сидел и ждал решения своей судьбы. Может быть, он теперь никому не нужен такой плохой. Может быть, его теперь отправят в колонию для трудных детей. Или не будут с ним разговаривать до самой смерти?

Мама в кухне тем временем делала вид, что режет салат. На самом деле салата ей не хотелось. И вообще кусок в горло не лез. Но что-то же надо было делать! Чтобы с ума не сойти. А мама не знала что. У неё голова шла кругом. И Ещё было непонятно, как теперь людям в глаза смотреть.

П. Осликов из своей комнаты прекрасно слышал, как мама молчит. И от этого боялся Ещё больше. Но старался взять себя в руки. Конечно же, ни в какую колонию его не отправят. И до самой смерти не разговаривать тоже не смогут. И вообще всё не так страшно, как кажется на первый взгляд. Может быть, его Ещё и простят. Особенно если он скажет, что больше так не будет.

А тем временем Петечкина мама в кухне думала, как теперь быть. Конечно, то, что натворил Петечка, ужасно. Но не выбрасывать же его теперь в мусорное ведро? Он, на минуточку, туда не влезет. Надо жить дальше: кормить и поить непутёвого Петра Осликова, ходить с ним в бассейн, в кино и вообще стараться воспитать его хорошим человеком. Только, конечно, ни о каком кино пока что и речи быть не может. Потому что П. Осликов не заслужил.

Хотя если подумать вообще, то П. Осликов совсем не такой плохой сын. Даже очень хороший. Только сегодня оскандалился.

И на душе у Петечкиной мамы стало чуточку легче. Но только самую чуточку. Потому что Пётр Осликов должен понимать, что совершил тяжёлый проступок, повторение которого совершенно недопустимо. Он должен сделать выводы.

П. Осликов уже был готов на всё, что хотите. Только бы мама опять с ним разговаривала. Даже если бы перед этим она полчаса жужжала о том, что П. Осликов совершил тяжёлый проступок. И что повторение подобного совершенно недопустимо. И что он должен сделать соответствующие выводы.

И П. Осликов пришёл в кухню. Мама сидела за столом и читала газету. П. Осликов осторожно придвинулся к маме. Мама покосилась на него одним глазом и продолжала читать. П. Осликов придвинулся Ещё ближе. Мама положила газету и посмотрела на П. Осликова. П. Осликов взял мамину руку и осторожно пожал. Мама в ответ ничего не сказала, но тоже пожала Петечкину руку.

– Почему ты ничего не говоришь? – спросил Петечка.

– А что я должна сказать? – спросила мама. – Я не знаю, что тебе сказать. Ты меня выбил из колеи.

– Ну, ты могла бы сказать, что я совершил тяжёлый проступок.

Мама с интересом посмотрела на П. Осликова.

– Ну? А потом что?

– А потом ты могла бы сказать, что повторение подобного совершенно недопустимо. И что я должен сделать выводы.

Мама помолчала.

– Но ты же уже сказал это сам. Значит, сам всё прекрасно понимаешь. Что же мне повторять? Лучше ты скажи своё мнение.

– Какое своё мнение?

– Ну, – задумалась мама, – какие, например, ты сделал выводы.

П. Осликов слабо представлял себе, что это за выводы, но знал, что, если маме про них сказать, она подобреет.

– Эх, – тоскливо сказал он. Что-то получалось не так, как надо. Наверное, день сегодня какой-то неудачный.

– Что «эх»? Что это «эх» означает?

– «Эх» означает, что я не знаю, что сказать. Мне стыдно.

П. Осликов толком не понял, стыдно ему или не очень. Зато очень хотел помириться с мамой.

– Ну и что теперь делать? – спросила мама.

П. Осликов пожал плечами.

А мама продолжала размышлять. Теперь, когда они с Петечкой почти что помирились, это было гораздо легче. Например, совершенно ясно, что взять с Петечки обещание больше так не делать совершенно недостаточно.

Конечно, может быть, П. Осликов свои ошибки осознал. Но может быть, и нет. Может быть, он просто сказал, что осознал.

Петечкина мама и сама была ребёнком и тоже когда-то частенько произносила волшебное заклинание: «Я больше не буду!» И ей-то уж очень хорошо известно, что бывает потом. После того как доверчивые мама с папой поверили, что их ребёнок действительно больше никогда так делать не будет. Ведь оно же всё равно потом как-то само получается, правда? И мама это прекрасно помнила. А надо сделать так, чтобы провинившиеся дети своих провинностей не повторяли! За свои поступки надо отвечать. А то эти проступки потом начнут тебя преследовать, а родители перестанут тебе верить.

«И что из этого следует? – рассуждала мама. – А то, что Петра Осликова следует наказать. Только как?»

Тут мама Осликова вспомнила одну хорошую вещь. А именно, что такие серьёзные решения принимаются не в одиночку сбившейся с ног мамой, а на семейном совете. При участии, между прочим, самого обвиняемого. То есть Петечки.

И П. Осликов стал дожидаться вечера. Когда придёт папа и с ним, Петечкой, разберутся.

– Эх, – сказал Петечка.

Время тянулось медленно-медленно, как будто кто-то тянул его нарочно. Чтобы П. Осликову Ещё хуже было.

– Мда-а, – сказал Петечкин папа, когда наконец пришёл домой. – Ну и что же теперь делать? Может быть, пороть?

– Может быть, – поддержала мама. – Правда, это считается непедагогичным. Но ведь и тебя пороли, и меня тоже. И вон какие мы толковые выросли. Значит, можно пороть.

П. Осликов испугался. У него даже дух захватило. Его, можно сказать, и не пороли. Почти. Только раз мама вышла из себя и шлёпнула его ремешком. Но это не считается.

А бессердечные родители продолжали обсуждать телесные наказания детей, как будто это что-то интересное!

– Вот, помню, меня в детстве отец порол, – вспоминал Петечкин папа, – таким тонким ремешком от портупеи. Как даст, как даст!

Папа даже на секунду зажмурился, словно в кухню неожиданно вошёл его отец с ремешком от портупеи.

Мама с Петечкой навострили уши.

– Помню, – продолжал папа, – был у нас такой уговор: заслужил – получи. Натворил – отвечай. Нормальные мужские отношения.

– И что-о? – сочувственно спросил Петечка.

– И получал, – с достоинством ответил папа.

– Ты плакал? – спросил Петечка.

– Попробовал бы! – ухмыльнулся папа. – За такое дело полагалась добавка.

П. Осликов папиного папу, своего второго дедушку, никогда не видел, но решил, что это, видно, очень злой и жестокий человек. Ничего себе у него «отношения»! Ещё и с добавкой!

Но папа с ним не согласился.

– У нас же был уговор: заслужил – получи, – напомнил он. – И сделай выводы.

– Ну и как, – с интересом спросила мама, – какие ты делал выводы? Что больше так никогда не будешь?

– Нет, – подумав, ответил папа, – я думал о том, как сделать так, чтобы больше на своих проступках не попадаться. Чтобы не знал никто.

Мама тоже очень хорошо помнила, как её в детстве пороли ремнём. И особенно хорошо помнила историю, как однажды изрезала этот ремень на маленькие-маленькие кусочки. И торжественно возложила эти кусочки на обеденный стол. Порола мама, а папа потом пришёл с работы, увидел их и очень расстроился. Потому что у него этот ремень был единственный приличный. А другой приличный достать было трудно, потому что на дворе тогда стояли советские времена.

И родители Осликова поняли, что пороть П. Осликова не станут. И стали думать дальше.

А П. Осликов сидел и слушал. О том, скольких радостей его могут лишить. И оставить без сладкого. И без велосипеда. И без компьютера. И даже без телевизора. И даже заставить П. Осликова мыть унитаз (хотя это и не лишение, а скорее наоборот, приобретение). Это папа предложил. Но мама сказала, что трудом не наказывают. Потому что это неправильно. А унитаз П. Осликов должен мыть и так, ни за что. Чтобы помогать матери и приносить пользу.

Словом, выбор наказаний был богат.

Только Петечкины родители всё никак не могли определиться. П. Осликов уже был готов на что угодно, только поскорее. А папа и мама всё тянули кота за хвост. И не потому, что были злые и жестокие. Просто они считали, что наказание должно быть для того, чтобы П. Осликов сделал выводы (эти проклятые выводы уже П. Осликову надоели!) и больше так никогда не делал.

– Но ведь я же уже извинился, – пробубнил П. Осликов в надежде, что его, может быть, Ещё как-нибудь помилуют.

– Этого мало! – сурово ответили родители. – Ошибки надо исправлять!

И вдруг оба обрадовались.

– Извиниться! – сказали они хором и посмотрели друг на друга. А потом на П. Осликова. – Извиниться – это хорошо и правильно. Вот тебе, дорогой сын, записная книжка. Позвонишь тёте Наташе и дяде Толику. Татьяне Павловне и Серёже. И ИЗВИНИШЬСЯ!

И мама торжественно вручила П. Осликову свой телефон.

– Эх! – сказал П. Осликов и стал набирать номер.

 

Как П. Осликов был за старшего

Однажды летом родители Осликовы уехали на два дня. Чтобы быстро отдохнуть. А П. Осликов остался за старшего…

Перед отъездом мама сказала:

– Полощи горло дважды в день (это П. Осликов неудачно наелся мороженого). Не забывай есть. И чтобы не только конфеты. Поливай цветы. Следи, чтобы газ был выключен. В окно не высовывайся. Чужим двери не открывай. Кажется, всё. Ах да: лампы в аквариуме!

П. Осликов обиделся:

– Я лампы каждый день сам включаю. И выключаю тоже.

А папа сказал:

– Будут гости – чтобы за собой убирали. И не шумите там слишком уж. Если что, звони.

И папа с мамой уехали.

П. Осликов походил туда-сюда, чуть не лопаясь от гордости. Ещё бы, он же теперь самостоятельный, раз родители решили, что можно оставить его одного дома. Раньше он не понимал, как это так можно – быть дома одному, и боялся. Но теперь – совершенно другое дело. Во-первых, можно делать что угодно: хоть конфеты есть, хоть в компьютерные игры весь день играть. И спать идти, когда захочется, а не когда девять часов. А что «во-вторых», П. Осликов не знал. Но всё равно и так понятно, что жить одному, без родителей, – очень хорошая штука.

Для начала П. Осликов позавтракал. Совершенно самостоятельно, а не так, как мама сказала. Взял булочку с корицей, а бутерброды с сыром, яйцо всмятку и чай оставил.

И ушёл заниматься делами. Полил цветы как следует. Включил рыбкам лампы. Потом подумал: «Интересно, кормить их или не надо? Мама ведь сказала только про лампы, а про корм совсем ничего не сказала. Наверное, просто забыла».

– Привет, рыбы! Сейчас я вас буду вас кормить.

Банка с кормом стояла рядом, но П. Осликов решил, что рыбам необходимо разнообразие. И стал крошить в аквариум булочку. «Вон как рыбки обрадовались, – думал Петечка, – бедные, изголодались на голом сухом корме! Эта мама их, как это говорится, держит в чёрном теле…» И принёс Ещё крабовую палочку.

Тут мама позвонила и говорит:

– Петечка, ты горло полоскал?

– Э-э, – сказал Петечка, – вообще-то нет.

– Ну тогда вскипяти воды.

– Что-что? – переспросил Петечка.

– Я говорю, воду согрей.

– Тебя, мамочка, что-то слышно плохо. Наверное, зона плохая.

– Да? – удивилась мама.

И вдруг говорит:

– А в буфете зефир.

– Зефир? – обрадовался Петечка. – Вот здорово!

– Ага! – сказала мама. – Так вот, согрей воды, дай ей немного остыть, накапай туда пятнадцать капель лекарства и пополощи горло.

– Эх, – сказал П. Осликов и пошёл ставить чайник и есть зефир.

Через полчаса мама перезвонила снова. И говорит:

– Петечка, ты уже полоскал горло?

– Ой, – сказал Петечка, который совершенно про всё забыл, – я сейчас.

Ещё через двадцать минут мама опять позвонила и буркнула:

– Пятнадцать капель!

– А я уже прополоскал! – похвастался Петечка.

– Ой! – сказала мама. Это она удивилась.

Она нажала «отбой» и показала папе гримасу. Потому что папа не верил, что его сын будет полоскать горло.

Потом к П. Осликову пришли гости, принесли много всяких прикольных дисков и долго играли. Потом П. Осликов вспомнил, что нужно Ещё раз прополоскать горло, и показал гостям, как можно смешно булькать полосканием. Гости похватали кружки, налили туда лимонада и тоже стали булькать.

А в это время Петечкина мама, у которой пропала связь в телефоне, жалобно говорила Петечкиному папе:

– Как ты думаешь, он догадался прополоскать горло Ещё раз?

– Я думаю, – говорил Петечкин папа, – он там не пропадёт.

А сам потихоньку отошёл и попробовал набрать номер сына. Но в телефоне только телефонная тётенька приветливо здоровалась своим металлическим голосом. А папа, кстати, невежливо рычал в ответ плохие слова.

Поздно вечером, когда гости ушли, Осликов подумал, что хорошо бы пойти спать. Только страшно было гасить свет. Потому что, если это сделать, из всех углов немедленно полезут разные привидения и чудовища. Поэтому П. Осликов свет выключать не стал, а наоборот, зажёг его везде-везде и ушёл мыть ноги и чистить зубы. Потому что к детям, которые моют ноги и чистят зубы, привидения приходят гораздо реже.

Наутро П. Осликов проснулся и сразу же увидел, что вода в аквариуме стала мутной-мутной. А запах в комнате противный-противный. П. Осликов испугался и полез смотреть, живы ли рыбки. Рыбки оказались довольно живыми, только уж очень недовольными. П. Осликов быстренько зажал нос и ушёл на кухню. Когда воздух нормальный, как-то лучше думается.

На кухне П. Осликов надумал целую кучу мыслей. Вот они:

Про камбалу П. Осликов подумал, потому что читал, что камбала у себя на дне моря ест всякие несвежие вещи. Всяких дохлых рыб и моллюсков. Даже утопленников!

П. Осликов посидел Ещё немного, попробовал съесть сухарик, но никакого вкуса не почувствовал. Очень уж пахло. Тут П. Осликов испугался по-настоящему и решил что-нибудь предпринять. Он вспомнил, что в аквариуме есть такое очистительное устройство – «фильтр» называется. Если его вымыть, может быть, вода станет почище.

И П. Осликов натянул мамины резиновые перчатки и полез в аквариум. В перчатки немедленно налилась грязная вода и пара рыбок. П. Осликов вытащил из перчаток руки и стал шарить по дну прямо голыми руками. Вынутый фильтр начал фыркать и плеваться. П. Осликов понял, что надо было сначала выдернуть его из розетки.

Потом П. Осликов побежал скорее в ванную, мыть фильтр. П. Осликов Ещё никогда не мыл собственными руками ничего такого вонючего. Он бы и сейчас не мыл, только выхода другого не было. Но всё-таки он вымыл фильтр и поставил на место.

– Ух! – сказал П. Осликов и упал в кресло, усталый. Впереди было Ещё очень много дел. Нужно было Ещё полоскать горло, вытирать всё, что накапало, пока он бежал в ванную. И Ещё нужно было проветрить. И Ещё полить цветы.

П. Осликов открыл окно, повозил по полу лохматой шваброй и полез на стул поливать цветы. Только он был усталый, вот и задел горшок локтем. Горшок слетел на пол и рассыпал всюду песок. Несчастный П. Осликов побрёл за веником.

И тут ему в голову пришла замечательная мысль. Что можно не подметать веником, а просто-напросто пропылесосить! Вот какой толковый мальчик был П. Осликов!

П. Осликов притащил пылесос и начал уборку. Ему так понравилось пылесосить, что он выпылесосил Ещё крошки со стола на кухне и песок на столе около компьютера. Он там оказался потому, что выпал по дороге из горшка с цветком.

Потом П. Осликов вспомнил, что нужно было прополоскать горло. Он включил чайник и ушёл в комнату ждать, пока тот вскипит. Чайник закипел очень скоро, только как-то странно – фыркнул, плюнул и замолк. Тут П. Осликов вспомнил, как мама говорила (Ещё давно!) обязательно проверять, есть ли вода в чайнике, перед тем как его включить. А П. Осликов не проверил! Он попробовал включить чайник снова, но тот почему-то не включался. И П. Осликов понял, что оставил себя и семью без чайника. И ему в голову сейчас же пришли мысли. Вот какие это были мысли:

Однако П. Осликов умел видеть и хорошее в жизни и быстро сообразил:

Полоскать горло тоже уже не надо!

Петечкины папа с мамой отдыхали изо всех сил. Они очень старались не думать плохого, потому что нельзя поддаваться панике. Мама о своих кошмарах ничего не говорила папе, а папа – маме.

Маме представилась такая картина: П. Осликов не выключил газ, взорвался вместе с домом, и теперь у Петечкиной мамы ни сына, ни дома. И даже ругать за разгильдяйство – и то некого.

Папе представилось, что П. Осликов разлил чай на клавиатуру. И лужу от чая вытер кое-как. И теперь в доме ноутбука нет, а беспорядок, наоборот, есть.

Дальше мама думала так: вдруг П. Осликов решил набрать себе ванну, а потом про неё забыл? И теперь в доме потоп и надо делать ремонт. Себе и соседям. А сам П. Осликов простудился Ещё хуже, и теперь у него будет воспаление лёгких.

А папа думал так: вдруг П. Осликов устроил пожар, но сам спасся, и теперь и маме с папой, и их сыну придётся жить с Петечкиными бабушкой и дедушкой. А сам П. Осликов в лучшем случае идёт пешком к бабушке (потому что деньги остались в кошельке, а кошелёк П. Осликов не успел взять!). Может быть, он даже заблудился по дороге и теперь непонятно, где его искать.

– Как ты думаешь, с ним всё в порядке? – как бы между прочим спросила мама у папы.

– Я думаю, он там питается одними сладостями, – с улыбкой ответил папа.

И обоим стало ненадолго чуточку легче.

Усталый и измученный П. Осликов принял ванну (с целой горой пены!), съел зефир, запил его водой из-под крана и сообразил, что не отказался бы от какой-нибудь горячей и питательной еды. Он открыл холодильник и обозрел его содержимое. «Так, – думал Петечка, – суп. Суп я не люблю. Что там у нас ещё? Варенье. Колбаса. Сыр. Масло. Котлеты». Всё это не годилось. П. Осликов жевал листик салата и думал, правда ли, что, если есть немытые фрукты и овощи, будут глисты. Подумав, П. Осликов открыл холодильник снова. На этот раз он увидел на одной полке яйца, а на другой – творог.

И П. Осликов понял, что хочет сырников. Он пока что ни разу не пробовал их готовить, но зато видел, как это делает мама. И он точно знал, что есть главный продукт, без которого не может быть никаких сырников и вообще блинов. Это мука. П. Осликов достал с полки пакет, заглянул – белое. Попробовал – вроде мука.

Не думайте, что П. Осликов решил так вот, с бухты-барахты, печь сырники. Поэтому он достал с полки поваренную книгу (это не такая книга, которую поварили, а такая, в которой есть всякие рецепты), нашёл, как готовят сырники, и принялся за дело. Приготовил тесто из муки, яиц и творога. Налил на сковородку масла. Тесто получилось какими-то комками, но П. Осликов был человек непридирчивый, ему это сырники не мешало лепить. Слепил сырники и стал класть их на сковородку.

Только сырники выходили странные, прозрачные какие-то. Как будто ненастоящие. П. Осликов попробовал – не так уж плохо, только на кисель похоже. Но съесть получилось только половинку, и П. Осликов понял, что его сырники всё-таки какие-то не совсем настоящие.

Тут в дверь кто-то позвонил. П. Осликов сначала решил, что это папа с мамой вернулись пораньше, и обрадовался. Но всё-таки спросил, кто там.

– Проверка электросчётчиков! – незнакомым женским голосом ответили за дверью.

– Мама сказала, чужим двери не открывать, – сказал Петечка.

– Проверка электросчётчиков! – твёрже повторил чужой женский голос.

П. Осликов притащил табуретку и посмотрел в глазок. За дверью была чужая толстая тётка с какими-то бумагами в руках.

– Проверка электросчётчиков! – снова сказала она.

П. Осликов хмыкнул и дверь ей не открыл. Наоборот, утащил табуретку назад в кухню, а вторую дверь не только захлопнул, но и закрыл на все четыре оборота. А то Петечкин папа боялся пожара и на всякий случай оставил её незапертой, чтобы сын успел выскочить из квартиры.

Вечером П. Осликов опять посмотрел в аквариум. Вода была Ещё мутной, но уже не настолько. «Завтра утром Ещё раз вымою фильтр», – решил П. Осликов и не стал закрывать окно на ночь.

Когда родители Осликовы вернулись, они сначала увидели, что дом, где проживало их семейство, совершенно цел. Они поднялись по лестнице и убедились, что и квартира их тоже совершенно цела, и разгневанные соседи не караулят около дверей.

Зато их ждала целая сковородка сырников, сделанных из крахмала. Папа крякнул. Мама задумалась. С одной стороны, это, конечно, безобразие. С другой – П. Осликов Ещё никогда не готовил ничего сложнее бутербродов. Кстати, они как раз лежат на столе, совершенно сморщенные. П. Осликов так и не съел свой позавчерашний завтрак.

Но не успела мама рассердиться, как прибежал взволнованный папа и потащил её за собой. Мама удивилась, но за папой пошла. В комнате мама Петечки увидела то же, что и папа: открытые окна. Сына нигде не было.

Но Петечкины родители не успели схватиться за сердце. Потому что открылась дверь ванной, и они увидели своего сына, Петра Осликова. И, конечно, очень обрадовались. И П. Осликов обрадовался тоже.

– А чем это, – вдруг спросил папа, – так пахнет?

И только сейчас заметил, что сын держит в руке фильтр от аквариума. А с фильтра капает вода прямо папе на светлые брюки.

Так что П. Осликову пришлось всё рассказать. Только он про упавший горшок с цветком рассказать забыл. Папа об этом сам узнал. Потому что несколько клавиш на компьютере не нажимались, а вокруг было чисто.

Мама обнаружила на дне аквариума свои хозяйственные перчатки. Теперь у Пети Осликова осталась одна-единственная рыбка, остальные плавали брюшками вверх. Цветы, правда, теперь можно было не поливать целую неделю.

– Даже не знаем, что с тобой делать! – хором сказали Петечкины родители.