Действие второе
Городской сад. Слева беседка. Справа, в глубине, терраса ресторана. Посередине на аллее скамейка. На скамейке сидят Передонов, Рутилов и его сестры: Дарья, Людмила и Валерия. Передонов в застегнутом на все пуговицы пальто.
Рутилов. Что это ты, Ардальон Борисыч, нынче в фуражке с кокардою щеголяешь? Вот что значит — в инспектора-то метит человек.
Валерия. Вам теперь солдаты должны честь отдавать.
Передонов. Ну, вот глупости какие…
Дарья. Ты ничего не понимаешь, Валерочка… Какие же солдаты? Теперь только от гимназистов Ардальон Борисычу почтения гораздо больше будет, чем прежде.
Людмила (со смехом). Это за кокарду-то?
Передонов. Сама княгиня Волчанская обещала Варе, когда мы нынче ездили в Петербург. Уж это наверное. Как только, говорит, выйдете за него замуж, так я ему сейчас же и выхлопочу место инспектора.
Людмила. Да как же вы на Варваре Дмитриевне женитесь? Ведь она вам сестра… Разве новый закон вышел, что и на сестрах венчаться можно?
Передонов. Она мне троюродная.
Рутилов. Да тебе самому княгиня обещала?
Передонов. Не мне, а Варе.
Рутилов. Ну вот, а ты и веришь. Сказать все можно. А ты сам отчего к княгине не явился?
Передонов. Пойми, что сначала Варя одна сходила, а потом мы вместе пошли, да не застали княгиню, всего на пять минут опоздали. Швейцар сказал, она в деревню уехала, через три недели вернется. А мне никак нельзя было ждать — сюда надо было ехать к экзаменам.
Рутилов. Сомнительно что-то. Давно уж мы эти сказки слышали, а все толку нет никакого.
Сестры перешептываются и уходят.
Передонов. Конечно, я на всякой могу жениться, на какой захочу. Не одна мне Варвара.
Рутилов. Само собой. За тебя, Ардальон Борисыч, всякая пойдет.
Передонов. Только вот княгиня как же? Она разозлится, если я Варвару брошу.
Рутилов. А пусть княгиня тебе сначала место даст. Окрутиться всегда успеешь. А то как же зря, ничего не видя?
Передонов. Это верно. Я уж это Варваре говорил.
Рутилов. Ну, что ж она?
Передонов. Она говорит, что нельзя. Венчаться сначала надо. Иначе княгиня не согласна.
Рутилов. Ну, это твоя Варвара придумывает. Очень надо княгине все это разбирать. Нет, ты на своем настаивай. Место получишь, а потом и венчайся, с кем вздумаешь. Вот ты лучше из моих сестер выбирай. Барышни образованные, умные. Твоя Варвара им и в подметки не годится.
Передонов. Ну?
Рутилов. Да уж верно. Всякие барышни, живые и веселые. Да и молоденькие — самая старшая втрое моложе твоей Варвары Дмитриевны.
Передонов. Ну, уж и втрое?
Рутилов. Смотри не зевай, пока я жив, здоров и отсюда не уехал. Я тебя всегда моим сестрам нахваливаю. Я их так к тебе расположил, что каждая из них за тебя пойдет, если ты хоть немножко поухаживаешь. Теперь ты со своей Варварою поопустился немножко — бороду не подстригаешь, в мелочной лавочке духи покупаешь, так что они у тебя керосином пахнут, вон пуговица одна на ниточке висит. А если хоть чуть подтянешься, тряхнешь стариной, так в нашем городе лучше тебя и жениха не сыскать.
Передонов. Да, в меня здесь все влюбляются.
Рутилов. Ну, все не все. Вот ты и лови момент.
Передонов. Мне бы, главное, не хотелось, чтобы она была сухопарая. Жирненькую бы мне.
Рутилов. Да уж на этот счет ты не беспокойся. Они и теперь барышни пухлые, а если не совсем вошли в объем, так это только до поры до времени. Выйдут замуж, и они раздобреют, как Лариса.
Передонов. Да я бы, пожалуй, на твоей сестре женился, да боюсь, что Варя большой скандал устроит.
Рутилов. Боишься скандала, так ты где-нибудь за городом венчайся и никому ничего не говори. Явишься в один прекрасный день с молодой женой домой, и вся недолга. Хочешь, я это тебе устрою? С какою хочешь? Уж я любую уговорю. (Передонов хохочет.) Ну, идет, по рукам, что ли?
Передонов. Донесет мерзавка.
Рутилов. Ничего не донесет… Нечего доносить.
Передонов. Или отравит.
Рутилов. Да уж ты во всем на меня положись. Я все так тонко обстрою тебе, что комар носу не подточит.
Передонов. Я без приданого не женюсь.
Рутилов. Чудак, да разве они бесприданницы? Ну, говори, которую же хочешь?
Передонов. Уж выбирать, так Валерию. Мне надо самую молоденькую. Не на перестарке же мне венчаться.
Рутилов. Перестарков у нас нет. Ладно, Валерию хочешь, так Валерию тебе высватаю. Она цветы любит. Вот мы зайдем в садоводство, нам цветов нарежут, букет свяжут, я от тебя Валерии поднесу. А то ты сам.
Передонов. Тоненькая, субтильная. (Сосет карамельки.) Только ведь она — кокетка. Потребует нарядов, обстановки.
Рутилов. Так что ж? Не век тебе по-свински жить!
Передонов. Я копил, а она живо растранжирит. Да еще станет привередничать.
Рутилов. Выдумал. Они у меня неизбалованные девицы, с чего ей привередничать.
Передонов. А за кухней, пожалуй, и не доглядит. А на кухне подсыплют мне яду, — Варя со злости подкупит кухарку.
Рутилов. Придумал?
Передонов. Уж слишком тонкая штучка — твоя Валерия. К ней не будешь и знать, как и подступиться. Как ее обругаешь…
Рутилов. Да зачем тебе ее ругать…
Передонов. Иногда нельзя не обругаться. На службе неприятность получишь, придешь домой, а тут щи недосолены, жаркое пережарено, — как же не обругаться? Я всегда, как домой прихожу, сердитый бываю.
Рутилов. Это оттого, что твоя Варя не умеет дом поставить на приличную ногу.
Передонов. Твою Валерию как толкнешь? Как на нее плюнешь? Изойдет слезами, осрамит на весь город.
Рутилов. Да зачем тебе ее толкать? Зачем на нее плевать?
Передонов. Нет, я свою Варю поколачиваю. А то и в морду ей плюну.
Рутилов. Мои сестры до этого тебя не доведут.
Передонов. Нет, страшно с ней связываться. Вот Людмила, так та проще. Не взять ли ее?
Рутилов. Ну что ж, бери Людмилу.
Передонов. Она веселая, сдобная. В моем вкусе.
Рутилов. Людмила духи любит. Зайдем к Самсонову, я тебе помогу выбрать получше флакон духов, — уж я знаю, какие ей понравятся. Ты и поднесешь.
Передонов. Только уж очень она любит хохотать. Засмеет, пожалуй.
Рутилов. Ну, вот выдумал тоже. Тебе с нею превесело будет.
Передонов. Я боюсь, когда надо мной смеются.
Рутилов. Да она не над тобою будет смеяться.
Передонов. Нет, страшно. Дарья хоть и бойкая, а все же посолиднев и потише. А тоже красивая. Лучше взять ее.
Рутилов. Ну, ладно, Дарья сладкое любит. Зайдем к Пастухову, купим ей ананас.
Передонов. Только уж очень она быстрая и дерзкая.
Рутилов. Да, она долго думать не любит и себя в обиду не даст.
Передонов. Она меня затормошит. И что я тут с тобой путаюсь? Пойдем лучше на бильярд играть. А жениться на Дарье я не хочу. Затормошит она меня.
Рутилов. Да что ты, Ардальон Борисыч. Ведь ты уж совсем решился.
Передонов. У быка есть рога.
Рутилов. Ну, есть, так что же из этого?
Передонов. Ну, а я не хочу быть быком.
Рутилов. Ты, Ардальон Борисыч, и не будешь никогда быком, потому что ты — форменная свинья.
Передонов. Врешь…
Рутилов. Нет, не вру и могу доказать.
Передонов. Докажи.
Рутилов. Погоди, докажу.
По аллее с визгом пробегает Недотыкомка. Передонов вздрагивает.
Передонов. Ты меня нарочно сегодня над дурманом водил, одурманил, чтобы с сестрами окрутить. Мало мне одной ведьмы, — на трех разом венчаться.
Рутилов. Чудород… Да как же я-то не одурманился?
Передонов. Ты средство знаешь. Ты, может быть, через рот дышал, а в нос не пускал. Или слова такие говорил. А я ничего не знаю.
Рутилов. Ардальон Борисыч, а у тебя есть пятачок?
Передонов. Есть, да тебе не дам.
Рутилов (с хохотом). Если у тебя есть пятачок, так как же ты не свинья?
Недотыкомка (пробегая мимо). Свинья, свинья, свинья.
Передонов (в ужасе хватаясь за нос, бормочет). Врешь. Какой у меня пятачок? У меня человечья харя.
Рутилов. Что ты за Варвару так уцепился? Ты думаешь, хорошо тебе будет, если через нее ты получишь место? Она тебя оседлает.
Передонов. Врешь. Ведь она для себя старается. Вот только я боюсь, что она потом с Павлушкой спутается. Он мне завидует. Вот ты за него сосватай свою сестру.
Рутилов. Мои сестры — барышни с гонором, — они за столяра не пойдут.
Передонов. Он не просто столяр. Он — учитель ручного труда. Да мне все равно, за кого его сосватать. Только бы он против меня не злоумышлял. Адаменко за него пойдет, как ты думаешь?
Рутилов. Ну, едва ли.
Передонов. Что мы тут сидим на одном месте? Еще простудишься, пожалуй. Пойдем пиво пить.
Уходят в ресторан; по аллее тихо проходят Варвара и Грушина.
Грушина. Уж я для вас расстаралась. Никто не различит. Совсем княгинин почерк.
Варвара. Ну вот, наконец-то. А то я уж ждала, ждала, да и жданки потеряла. А только как же конверт? Если он спросит, что я скажу?
Грушина. Да уж конверта нельзя подделать — штемпеля.
Варвара. Так как же?
Грушина. Душечка Варвара Дмитриевна, да вы скажите ему, что конверт в печку бросили. На что вам конверт?
Варвара. Только бы он повенчался. Тогда уж я не стану для него бегать. Нет, я буду сидеть, а он пусть для меня побегает.
Грушина. Вот нагуляете тогда жиру, — ведь он любит жирненьких.
Проходят Дарья, Людмила, Валерия и Лариса.
Лариса. А что, Людмилочка, видела ты этого мальчишку? Как его фамилия? Вот что, Передонов распускает слух, что это — девочка.
Людмила. Пыльников? Как же, я была у них. Как услышала, так в тот же вечер сходила.
Дарья. Уж такая глазопялка. Везде бы ей все вызнать да высмотреть.
Валерия. И так тогда нарядилась, как на званый вечер.
Лариса. Ну, что же? В самом деле девочка?
Людмила. Глупости… Мальчишка самый настоящий и пресимпатичный. Глубокий брюнет, глаза блестят, а сам маленький и невинный.
Дарья. А, да что говорить… Все это ерунда передоновская. Повадился ходить по квартирам. Выбирает родителей попроще. Придет, нажалуется, мальчишку высекут. Нотариус Гудаевский, говорят, ему дерзостей наговорил и выгнал.
Людмила. Он и по ученическим квартирам ходит. Распекает, грозит.
Дарья. Ну, там ему отпор дают. Там гимназисты чувствуют себя самостоятельнее.
Людмила. Однако, у Флавицкой остался доволен. Она своего постояльца высекла больненько.
Дарья. Не люблю я Флавицкой. Злая баба.
Людмила. А Платон наш вбил себе в голову выдать одну из нас за Передонова.
Дарья. Нет, уж лучше в старых девах засидеться.
Лариса. Отчего же… Он человек неглупый. Только опустился с Варварой. А попадись он хорошей жене в руки…
Уходят.
Из ресторана выходят Передонов и Скучаев, разговаривая, тихо проходят по аллее взад и вперед и потом садятся на скамейку.
Передонов. У меня к вам есть дело.
Скучаев. С удовольствием. Чем могу служить?
Передонов. Вы, Яков Аникиевич, как городской голова, первое лицо в городе, так мне надо поговорить с вами. Про меня в городе всякий вздор мелют, чего и не было, наплетут.
Скучаев. На чужой роток не накинешь платок. А впрочем, в наших палестинах, известно, кумушкам что и делать, как не язычки чесать.
Передонов. Говорят, что я в церковь не хожу, а это неправда. Я хожу. А что на Ильин день не был, так у меня тогда живот болел, а то я всегда хожу.
Скучаев. Это точно. Это могу сказать — случалось вас видеть. А впрочем, ведь я не всегда в вашу церковь хожу. Я больше в монастырь езжу. Так уж это у нас в роду повелось.
Передонов. Всякий вздор мелют. Говорят, будто я и гимназистам гадости рассказываю. А это вздор. Конечно, иногда расскажешь на уроке что-нибудь смешное, чтобы оживить. У вас у самого сын гимназист. Ведь он вам ничего такого про меня не рассказывал?
Скучаев. Это точно, ничего такого не было. А впрочем, ведь они, мальчики, прехитрый народ, — чего не надо, того и не скажут. Оно, конечно, мой еще мал, сболтнул бы по глупости, — однако ничего такого не сказывал.
Передонов. Ну, а в старших классах они сами все знают. Да я и там худых слов не говорю.
Скучаев. Уж это такое дело. Известно — гимназия — не базарная площадь…
Передонов. Ау нас уж такой народ — того наблекочут, чего и не было. Так вот я к вам обращаюсь, — вы городской голова. И еще про меня худо говорят, что я с Варварой живу. Говорят, что она мне не сестра, а любовница. А она мне ей-богу сестра, только дальняя, четвероюродная. На таких можно венчаться. Я с нею и повенчаюсь.
Скучаев. Так-с, так-с, конечно. А впрочем, венец — делу конец.
Передонов. А раньше нельзя было. У меня важные причины были. А я бы давно повенчался. Уж вы мне поверьте.
Скучаев. Я вам верю. Если так, то это действительно другой разговор. А то, признаться сказать, сомнительно было, как это вы с вашей, с позволения сказать, подругой не венчавшись живете. Оно сомнительно, знаете, потому, — ребятенки — острый народ: они перенимают, если что худое. Доброму их трудно научить, а худое само. Так оно, точно, сомнительно было. А впрочем, кому какое дело, — я так об этом сужу. А что вы ко мне обращаетесь, так это мне лестно, потому что мы хоть и лыком шиты, дальше уездного училища свету не видали, ну, а все-таки почтен доверием общества, третий срок головой хожу, так мое слово у господ горожан чего-нибудь да стоит.
Передонов. Вы — городской голова, так вы можете сказать, что все это вздор.
Скучаев. То есть это насчет чего же?
Передонов. А вот если в учебный округ донесут, что я в церковь не хожу, или там другое что, — так вот, если приедут и спрашивать будут.
Скучаев. Это мы можем. Это уж вы во всяком случае будьте благонадежны. Если что, так уж мы за вас постоим, — отчего же за хорошего человека слова не замолвить. Хоть адрес вам от думы поднесем, если понадобится. Это мы все можем, или, примерно, звание почетного гражданина, — отчего же? Понадобится — все можно.
Передонов. Так уж я буду на вас надеяться. А то директор все меня притесняет.
Скучаев. С-с… скажите… Не иначе, как так надо полагать, что по наговорам. Николай Васильевич, кажется, основательный господин, — даром никого не обидит. Как же, по сыну вижу. Серьезный господин, строгий, поблажки не дает и различек не делает, — одно слово, основательный господин. Не иначе что по наговорам. С чего же у вас с ним контры?
Передонов. Мы с ним во взглядах не сходимся. И у меня в гимназии есть завистники. Все хотят быть инспекторами. А мне княгиня Волчанская обещала выхлопотать инспекторское место. Вот и злятся от зависти.
Скучаев. Так-с, так-с… А впрочем, что же это мы сухопутный разговор делаем? Пойдемте посидимте на террасе, чего-нибудь выпьем да закусим. Вот там Андрей Петрович сидит, — он нам что-нибудь под рифму скажет. (Идут с Передоновым на террасу ресторана.) А вам бы в другое ведомство перейти следовало.
Передонов. В какое же ведомство? Если бы у меня протекция была.
Скучаев. Хоть бы в духовное, например. Андрею Петровичу наше нижайшее. (Здоровается с Тишковым.)
Тишков. Слышу приятные слова, — идет городской голова. Якову Аникиевичу нижайшее почтение, просим принять наше угощение. Желаю здравия господину учителю, лености гонителю, шалунов мучителю. Эй, малый…
Скучаев. Постой, постой, хлеб-соль вместе, водочка врозь. Малый, подвинься-ка ты ко мне. (Тихо заказывает что-то официанту; тот уходит и через несколько времени возвращается с водками и закусками.) Так вот, Ардальон Борисыч, в духовное бы вам. Если взять духовный сан, то священник из вас вышел бы серьезный, обстоятельный. Я могу посодействовать. У меня есть преосвященные хорошие знакомые.
Передонов. Нет, я не хочу в попы, я ладану боюсь. Меня тошнит от ладана, и голова болит.
Скучаев. В таком разе в полицию тоже хорошо. Поступите, например, в становые. На вас, позвольте узнать, какой чин?
Передонов. Я статский советник.
Тишков. Статский залихватский, выпьем.
Скучаев. Вот как… Скажите, какие вам большие чины дают. И это за то, что ребят обучаете?
Тишков. Ребят обучаете и чины хватаете.
Скучаев. Скажите, что значит наука. А впрочем, хотя по нынешним временам иные господа нападают на науку, а без науки не проживешь. Вот я сам, хоть только в уездном учился, а сына в университет направлю.
Тишков. Направляет сына к получению чина, — вот и выпить причина.
Скучаев. Через гимназию, известно, почти силком ведешь прутом, а там и сам пойдет. Я его, знаете, сечь никогда не секу.
Передонов. Балуете его.
Скучаев. Нет, зачем баловать. Как только он у меня заленится или как в чем проштрафится, возьму его за плечи, подведу к окну — там у нас в саду березы стоят. Покажу ему березу, — это, говорю, видишь? Вижу, папенька, вижу, — говорит, — больше не буду. И точно, помогает, заправится мальчуган, будто его и в самом деле постегали. Ох, дети, дети…
Тишков. Есть дети, что хорошо и без плети. Учитель, по этакой причине выпьем.
Передонов. Я еще одну выпью, только мне уже пора идти.
Скучаев. Не торопитесь, посидите.
Тишков. Посидите, компанию поддержите.
Передонов. Нет, мне пора.
Тишков. Ему пора, — ждет сестра.
Передонов. У меня дела.
Тишков. У кого дела, тому от нас хвала.
Скучаев. Не смею задерживать.
Передонов уходит.
Скучаев (Тишкову), Зря болтают на человека.
Тишков. Зря болтают, правды не знают.
Скучаев. Он ничего, парень душевный и выпить не дурак.
Тишков. Если выпить не дурак, значит, парень так и сяк.
Скучаев. А что с мамзелью вяжется, так это что же?
Тишков. От мамзели клопы в постели.
Скучаев. Кто Богу не грешен, царю не виноват.
Тишков. Все грешим, все любить хотим.
Скучаев. А он хочет грех венцом прикрыть.
Тишков. Грех венцом прикроют, подерутся и завоют.
Скучаев. Как он ко мне подошел, я, было, думал, будет в долг просить: дал бы, но не больше полутораста. А впрочем, не просил.
Тишков. Денег не просил, деликатно укатил.
Скучаев. А впрочем, ровно бы мы с ним из пустого в порожнее переливали. Беда с этими учеными — не поймешь их; в книгах-то ему все ясно, а вот как из книги нос вытащит, так и сам завязнет и других завязит.
Тишков. Сам завязнет и других соблазнит.
Скучаев. А не пора ли к домам?
Тишков. Вы по домам, и мы по вашим стопам.
Скучаев подзывает официанта, расплачиваются и уходят. Передонов, возвращаясь из-за беседки, встречается с городовым, который лениво плетется по аллеям. Передонов вздрагивает, так что чуть-чуть не роняет папиросу, которую собирался закурить. Робко подходит к городовому.
Передонов. Господин городовой, здесь можно курить?
Городовой. То есть, ваше благородие, это насчет чего?
Передонов. Папиросочку, вот одну папиросочку можно выкурить?
Городовой. Насчет этого никакого приказания не было.
Передонов. Не было?
Городовой. Никак нет, не было. Так что, господа, которые курят, это не велено останавливать, а чтобы разрешение вышло, об этом не могу знать.
Передонов. Если не было, так я и не стану. Я — человек благонамеренный. Я даже папироску брошу. Ведь я — статский советник.
Комкает папиросу, бросает ее на землю и поспешно отходит от городового. Из-за угла беседки слышится блеющий смех Володина. Володин догоняет Передонова.
Володин. Ардальон Борисыч. Будущий инспектор… то-то я смотрю, кто это знакомый с фараоном разговаривает. Со спины как будто будущий инспектор. Подхожу — так и есть. Здравствуйте, Ардальон Борисыч.
Пока он говорит, Недотыкомка юлит около его ног. Передонов тупо смотрит на Володина.
Передонов. Что ты лягаешься, Павлушка?
Володин. Я не лягаюсь, Ардальон Борисыч, а здороваюсь с вами за руку. Это, может быть, у вас на родине ногами лягаются, да и то не люди, а, с позволения сказать, лошадки.
Передонов. Еще боднешь, пожалуй.
Володин. У меня, Ардальон Борисыч, еще рога не выросли, а это, может быть, у вас рога вырастут раньше, чем у меня.
Передонов. Язык у тебя длинный, мелет, чего не надо.
Володин. Если вы так, Ардальон Борисыч, то я могу и помолчать.
Передонов. Что это у тебя котелок на затылке?
Володин. Так как тепло, Ардальон Борисыч, то я его и не надвигаю на лоб. А знаешь, что я тебе скажу, Ардальон Борисыч? Я уговорил Черепнина, и он на днях вымажет Марте ворота дегтем.
Передонов молчит, соображает что-то, потом вдруг угрюмо хохочет. Володин перестает осклабляться, принимает скромный вид, поправляет котелок, поглядывает на небо и помахивает тросточкой.
Володин. Хорошая погода, а к вечеру, пожалуй, дождик соберется. Ну и пусть дождичек, — а мы с будущим инспектором дома посидим.
Передонов. Не очень-то мне дома сидеть можно. У меня нынче дела, надо в город ходить. Визиты делать. А то на меня врут. Я ко всем важным лицам схожу. С городским головой я уже говорил. Он за меня.
Володин. У меня, Ардальон Борисыч, нынче тоже есть дела. Я Мишеньке Адаменко нынче уроки изволю давать по ручному труду. 30 целковых в месяц. Позвольте вас поблагодарить за вашу рекомендацию.
Передонов. 30 рублей с тебя много. Ну, да уж ладно, получай, только мне не завидуй.
Володин. Они барышня богатая и заплатить могут. Завтра я им покажу рисунки для рамочек, очень изящные, они мне, может быть, закажут. А может быть, и кофейком угостят.
Передонов. Вот погоди, приду к ней тебя сватать. Только ты и сам не зевай.
Володин. Барышня со мною даже очень любезна, и я так понимаю, что я ей понравился. (Радостно смеется и прыгает.)
Передонов. Не лягайся… Распрыгался, как баран. Погоди еще, натянут тебе нос. А вот инспектор народных училищ идет, надо ему сказать кое про кого.
Уходит влево. Володин садится на скамейку. Передонов скоро возвращается с Богдановым.
Передонов. У вас одна учительница в красной рубашке ходит.
Богданов. Что, что вы говорите? Кто, кто такая?
Передонов. Да вот горластая-то, толстуха-то эта, как фамилия, не помню.
Богданов. Горластая? Горластая — это Скобочкина, да?
Передонов. Ну вот, эта самая.
Богданов. А как же, как же так? Скобочкина в красной рубашке, а? Да вы сами видели?
Передонов. Видел. Да она, говорят, и в школе так щеголяет, на уроках сарафан надевает, совсем как простая девка, босиком ходит, так и уроки дает.
Богданов. А, скажите. Надо, надо узнать. Так нельзя, нельзя. Уволить за это следует, уволить. Она всегда такая была.
Проходит гимназист Крамаренко. Кланяется Передонову.
Передонов. Что, черныш, огарыш, будешь на уроках шалить? Досталось. Да еще вот погоди, отцу скажу, как ты в церкви себя ведешь. Зачем в церкви улыбался? Ну, иди, нечего стоять. (Когда Крамаренко ушел, Богданову.) Он из мещан. Дворянам я «вы» говорю. Нельзя же всем одинаково. Я всегда в канцелярии справляюсь. И он негодяй. Его директор против меня подговаривает.
Богданов. Да за что вы?
Передонов. Не сам. Через сыновей. Распустил гимназию. Я бы их подтянул. Вот этот черныш — он певчий. А певчие — все негодяи. У него дискант хороший, так он думает, что и в церкви можно шептаться и смеяться. Я третьего дня к его отцу сходил. У него отец умный. Так его при мне выдрал розгами… А знаете, ваш Мачигин шапку с кокардою носит. Я его сегодня здесь видел, — вот бы вы его продрали за это. Забарнизал.
Богданов. Не имеет права, никакого права не имеет.
Передонов. Не имеет права, а носит. Их подтянуть надо, я вам давно говорил. А то всякий мужик сиволапый кокарду носить станет, так это что ж будет?
Богданов. Как же это он смеет, а? Я ему запрещу, строжайше запрещу.
Передонов. Вон он там прогуливается. Соломенную шляпу надел, в городе не смеет с кокардой ходить, а в свою школу приедет и напялит.
Богданов. Юноша, господин Мачигин. Пожалуйте-ка сюда.
Мачигин (подходя). Здравствуйте, Сергей Потапыч.
Богданов. Как же это вы, юноша, а? Что это вы такое выдумали, а?
Мачигин. В чем дело, Сергей Потапыч?
Поигрывает соломенною шляпою, пошаливает левою ножкою. Передонов и Володин садятся на скамейку и слушают молча.
Богданов. Как же, как же это вы, юноша, кокарду носите, а? Как это вы решились посягнуть, а?
Мачигин. Что ж такое? Разве я не вправе?
Богданов. Да разве же вы чиновник, а? Какой вы чиновник, а? Азбучный регистратор, а?
Мачигин. Знак учительского звания.
Богданов. Носите палочку в руках, палочку, вот вам и знак учительского звания.
Мачигин. Помилуйте, Сергей Потапыч, что же палочка? Палочки всякий может, а кокарда для престижа.
Богданов. Для какого престижа? Какой вам нужен престиж, а? Вы разве начальник?
Мачигин. Помилуйте, Сергей Потапыч, в крестьянском малокультурном сословии это сразу возбуждает прилив почтения — гораздо ниже кланяются.
Богданов. Да нельзя, юноша, никак нельзя.
Мачигин. Помилуйте, Сергей Потапыч, учитель без кокарды, что британский лев без хвоста, — одна карикатура.
Богданов. При чем тут хвост, а? Какой такой хвост, а? Куда вы в политику заехали, а? Разве это ваше дело о политике рассуждать, а? Нет, уж вы кокарду снимите, сделайте Божескую милость. Нельзя, как же можно, сохрани Бог, — мало ли кто может узнать. Ведь вот вы теперь без кокарды, а? Без кокарды, как знаете, что меня можете встретить. Сами чувствуете, что нельзя.
Мачигин. Так как мы сельские учителя, то нам и нужна сельская привилегия, а в городе мы стоим зауряд-интеллигентами.
Богданов. Нет, уж вы, юноша, знайте, что этого нельзя, а если я еще раз услышу, тогда мы вас уволим.
Продолжая разговор, уходят.
Володин. Носит кокарду. Скажите, помилуйте. Разве он чины получает? Как же это можно…
Передонов. Тебе тоже нельзя носить кокарду.
Володин. Нельзя и не надо. А только я тоже иногда надеваю кокарду. Но ведь только я знаю, где можно и когда. Пойду себе за город да там и надену. И мне удовольствие, и никто не запретит. А мужичок встретится, все-таки почтения больше.
Передонов. Тебе, Павлушка, кокарда не к рылу, и ты по песку не ерзай; ты меня запылил своими копытами.
Володин. Я, Ардальон Борисыч, изволю носить полуботинки шевровые, а копытов у меня нет. А если вас беспокоит, что я палочкой по песочку вензеля пишу для своего удовольствия, то извольте, я могу и перестать.
Передонов. Вот еще бы на Рутиловых барышень надо донести. Они в церковь только болтать и смеяться ходят. Намажутся, нарядятся да и пойдут. А сами ладан крадут да из него духи делают, — от них всегда вонью пахнет.
Володин. Скажите, помилуйте…
Передонов. Зачем по земле тень ползет?
Володин. Это от тучи.
Передонов. Страшно. А пыли-то сколько…
Володин. Это, Ардальон Борисыч, от ветра. Ветерок дует, а пыль и носится по ветру.
Недотыкомка катается по траве и повизгивает.
Передонов. А вот Недотыкомка — бегает по траве, жрет ее. Зачем здесь трава?
Володин. Завсегда здесь травка расти изволит.
Передонов. Беспорядок, — выполоть ее надо. Смотри-ка, на дереве ветка закаркала и полетела. Пойдем отсюда поскорее.
Встает и идет поспешно. Володин — за ним. Навстречу идет Вершина, а сзади нее — Марта и Владя.
Вершина. Ардальон Борисыч, куда вы? Посидите с нами.
Передонов. Сгинь, пропади, колдунья. Чур меня, чур.
Вершина. Что это вы, Ардальон Борисыч?
Передонов. А, это вы… А я вас не узнал.
Володин. Ардальон Борисыч, будьте здоровы, до свиданья, а уж я пойду.
Передонов. Вечером ко мне приходи.
Володин уходит.
Вершина. Это хорошая примета, что вы меня не узнали. Значит, я скоро буду богата.
Передонов. Ну да, чего вам богатеть… Будет с вас и того, что есть.
Вершина. А вот я двести тысяч выиграю.
Передонов. Нет, это я выиграю двести тысяч.
Вершина. Я в один тираж, а вы в другой.
Передонов. Ну, это вы врете. Это не бывает, — в одном городе два выигрыша. Говорят вам, я выиграю.
Вершина. Что же мы стоим? Посидим в беседке.
Передонов (входя за Вершиною в беседку). Скоро соседями, будем.
Вершина. Переезжаете? Отчего же?
Передонов. Далеко от гимназии. (Садится, выбирая такое место, чтобы спину защищал столб.)
Вершина. Да ведь вы там давно живете. Уже несколько лет.
Передонов. Я хозяйкою недоволен. Она пьянствует, шумит на дворе, беспокоит меня, а у меня нынче нервы слабы стали, — все неприятности. И она ужасно дерзкая.
Вершина. Ну, хозяйка дерзкая оттого, что ваша… сестрица уж слишком пылкая особа.
Передонов нахмуривается. Тупо глядит перед собою полусонными глазами. Вытаскивает из кармана карамельку, очищает ее от бумажки и принимается жевать. Взглядывает на Марту. Вытаскивает горсть карамелек. Протягивает их сначала Вершиной, потом Марте. Те берут по одной.
Передонов. Нате, хорошие бомбошки, дорогие, тридцать копеек за фунт плачено. Да вы больше берите. У меня много, и хорошие бомбошки, — я худого есть не стану.
Вершина. Благодарю вас, я не хочу больше.
Марта. Благодарю вас, я не хочу больше.
Передонов. Ну, как не хотеть. Нате…
Из горсти берет одну карамельку себе, остальные высыпает на колени к Марте. Марта молча улыбается, наклоняя голову. Передонов вытаскивает из кармана еще одну карамельку и протягивает ее Владе.
Передонов. Ну, нате уж и вам одну.
Владя. Покорно благодарю, Ардальон Борисыч.
Передонов. Пива сколько бутылок сегодня выдули?
Владя. Я не пью пива.
Вершина шепчет что-то Марте. Марта переглядывается с Владей, и они оба уходят.
Вершина. Что вы не женитесь? Чего еще ждете, Ардальон Борисыч? Варвара ваша вам не пара, извините, прямо скажу.
Передонов. Здесь для меня и нет пары.
Вершина. Не скажите. Здесь есть много лучше ее, и за вас всякая пойдет.
Передонов. Всякой мне не надо.
Вершина. Не о всякой и речь, да вам ведь не за приданым гнаться, — была бы девушка хорошая. Вы сами получаете достаточно, слава Богу.
Передонов. Нет, мне выгоднее на Варваре жениться. Ей княгиня Волчанская протекцию обещала. Она даст мне хорошее место. А потом и директором сделает. Я генералом буду.
Вершина. Уж слишком вы полагаетесь на слова вашей сестрицы. Ну, а скажите, она много старше вас. Конечно, это — не мое дело, а только со стороны жалко, что такой хороший молодой человек должен жить не так, как бы он заслуживал по своей красоте и душевным качествам. Да вы и без протекции далеко пойдете. Неужели не оценит начальство? Что же вам за Варвару держаться?
Передонов. Вот Рутиловых мне сватают. Веселые барышни.
Вершина. Ну, уж не из Рутиловых же барышень вам жену брать, — они легкомысленные, а вам надо жену степенную.
Передонов. Это верно. Я вертушку да хохотушку не возьму.
Вершина. Вот бы взяли мою Марту. Хорошая девушка. Она у меня уж близко года живет. Как я моего покойника похоронила, так и взяла ее да ее брата. У них большая семья, и все дети хорошие. Марта и Владя домой на день едут, на праздник, — вот бы и вам с ними погостить в деревне, у ее отца. За ними работник в телеге приедет.
Передонов. Тесно.
Проходят Марта и Владя. Вершина показывает им рукой на скамейку, — они садятся.
Вершина. Ну вот, тесно… Отлично разместитесь. Ведь недалеко, всего шесть верст проехать. Разместитесь удобно. Вы с Мартой на заднем сиденье, а Владя с работником — на переднем.
Передонов. Не поеду. Тесно. Четверо, да еще вещей наберут с собой.
Вершина. Ну, если вы думаете, что тесно, то Владя и пешком может идти.
Владя. Конечно, пешком дойду в полтора часа отлично.
Передонов. Трясти будет. Я боюсь тряски.
Вершина. Тележка хорошая, на рессорах. Вот зайдите ко мне, сами увидите.
Выразительно смотрит на Марту и что-то шепчет ей. Марта краснеет, откашливается, решается заговорить с Передоновым.
Марта. Как учится Владя?
Передонов. Плохо. Ленится. Ничего не слушает.
Вершина. Как же тебе не стыдно лениться, Владя? Такой большой мальчик… Этакий стыд… Что же ты думаешь? Что из тебя выйдет?
Владя. Что ж, только год начался, я еще успею.
Марта. С самого начала надо учиться.
Передонов. Да и шалит. Вчера так развозились, точно уличные мальчишки. Да и груб, — мне дерзость сказал на днях.
Владя. Никакой дерзости, а я только правду сказал, что вы в других тетрадках ошибок по пяти прозевали, а у меня все подчеркнули и поставили два, у меня лучше было написано, чем у тех, кому вы три поставили.
Передонов. И еще вы мне дерзость сказали.
Владя. Никакой дерзости, а я только сказал, что инспектору скажу, — что же мне зря двойку…
Вершина. Владя, не забывайся. Чем бы извиниться, а ты опять повторяешь. Забыл, что я тебе говорила?
Владя. Извините, я только хотел, чтобы вы поправили.
Вершина. Молчи, молчи, пожалуйста. Терпеть не могу таких рассуждений, терпеть не могу. Тебе делают замечание, ты и молчи. Надо будет отцу сказать, чтобы наказать тебя построже. Видно, моих наказаний не боишься.
Передонов. Высечь надо.
Марта (краснея). Высечь надо.
Передонов. Вот поеду с вами к вашему отцу и скажу, чтобы вас при мне высекли, да хорошенько. Ну, хорошо, Марта Станиславовна, я поеду с вами. Погулять там у вас денек.
Владя. Правда, если вы думаете, Ардальон Борисыч, что тесно будет, то я могу пешком пройти.
Передонов. Нечего подлизываться. Если вас отпустить одного, вы еще убежите куда-нибудь. Нет уж, мы вас свезем к отцу.
Вершина. Они все боятся отца. Он у них очень строгий. Да и я им потачки не даю.
Передонов (смотрит на Марту, с удовольствием замечает, что она сконфужена). Да вы не думайте, я не про вас говорю. Я знаю, что вы будете хорошая хозяйка.
Вершина. Все польки — хорошие хозяйки.
Передонов. Ну да, хозяйки. Сверху чисто, а юбки грязные. Ну да зато у вас Мицкевич был. Он выше нашего Пушкина. Он у меня на стене висит. Прежде там Пушкин висел, да я его снял, — он нехороший человек был. На дуэли дрался. Эта грешно.
Владя. Ведь вы — русский, что же вам наш Мицкевич? Пушкин — хороший, и Мицкевич — хороший.
Передонов. Мицкевич выше. Русские — дурачье. Один самовар изобрели, а больше ничего. (Щурит глаза на Марту.) У вас много веснушек. Это некрасиво.
Марта. Что ж делать?
Владя. И у меня веснушки.
Передонов. Вы мальчик. Это ничего: мужчине красота не нужна. А вот у вас, Марта Станиславовна, нехорошо. Этак вас никто и замуж не возьмет. От веснушек надо огуречным рассолом мыть лицо.
Марта. Благодарю вас, Ардальон Борисыч, за совет. Непременно так сделаю.
Передонов (Владе). Вы что улыбаетесь? Вот погодите, приедем с вами к отцу, так будет вам для праздника дерища отличная. Что вы на меня глазеете? На мне узоров нет. Или вы сглазить меня хотите?
Владя. Извините, я так. Ненарочно.
Вершина. А вы разве верите в глаз?
Передонов. Сглазить, конечно, нельзя, это мужицкое суеверие. А только ужасно невежливо уставиться и рассматривать.
Вершина. Уж вы, Ардальон Борисыч, его извините за это. Это он на вас потому смотрел, что хотел догадаться, правду вы говорите или только шутите.
Передонов. А вот узнает, как я с его отцом поговорю. Вам надо хорошенько учиться. Ведь вы бедные.
Вершина. Да, конечно, не богаты, но только все-таки они уж не так бедны. То имение, которое их отец держит в аренде, приносит ему порядочный доход. Хоть и не роскошно, а прожить можно.
Марта. У нас на всех есть кое-что отложено.
Передонов. Ну да, я знаю, что вы бедные. Дома-то босые ежеденком ходите.
Владя. Мы это не от бедности.
Передонов. А что же, от богатства, что ли?
Владя. Вовсе не от бедности. Это для здоровья очень полезно — закалять здоровье, — и приятно летом.
Передонов. Ну, это вы врете. Богатые босиком не ходят. У вашего отца много детей. Сапог не накупишься. Ну, пока прощайте, — я тут в саду одного нужного человечка вижу, — надо поговорить. (Передонов выходит из беседки и бормочет.) Везде доносчики. Никак их не накрыть.
Навстречу Передонову выходит Крамаренко. Смотрит на него решительно и злобно. Встречаются и останавливаются один против другого.
Передонов. Чего толкаешься, черныш дрянный? Вот сейчас к отцу отведу.
Крамаренко. Подлец… (Усмехается, повертывается, чтобы уйти. Сделав три шага, останавливается, оглядывается.) Этакий подлец… Гадина… (Плюет и уходит.)
Передонов угрюмо смотрит за ним. Входит Рубовский. Передонов подходит к нему, здоровается и что-то ему нашептывает.
Вершина. Ты у меня смотри, Владя. Я тебе говорила, чтобы ты не смел сердить Ардальона Борисыча. Ты своей сестре счастья не хочешь. Смотри, я и без отца с тобой расправлюсь. А ты, Марта, уж очень скромничаешь. Надо побольше разговаривать с ним, да полюбезнее.
Марта. Я стараюсь, Наталья Афанасьевна. Только я его боюсь очень. Вот Мурин…
Вершина. Мурин… Только Мурину и невест, что ты… И если Мурин стал к нам часто ходить, так ты это, может быть, напрасно на свой счет принимаешь…
Передонов (Рубовскому, останавливаясь с ним у ресторана). У вас, я слышал, наша Наташа живет, так вы ей не верьте, что она про меня говорит. Это она врет.
Рубовский. Я от прислуги сплетен не собираю.
Передонов. Она сама скверная. У нее любовник есть, поляк. Она, может быть, нарочно к вам и поступила, чтоб у вас что-нибудь стащить секретное.
Рубовский. Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. У меня планы крепостей не хранятся.
Передонов. Ну, что крепость… До этого далеко. А только вообще про меня всякие глупости говорят, — так это все больше из зависти. Вы ничему такому не верьте. Это они доносят, чтобы от себя отвести подозрения. А я и сам могу донести.
Рубовский. Уверяю вас, я ни от кого не получал на вас доноса. Вам, видно, кто-нибудь в шутку пригрозил. Да ведь мало ли что говорится иногда.
Передонов. Вы скрытничаете. Все предатели, везде. Прикидываются друзьями, хотят вернее обмануть. А того не думают, что я обо всех их знаю такого, что им и в Сибири места мало. Вы послеживайте за барышней Адаменко. Она переписывается с социалистами. Да она и сама такая.
Рубовский. Извините, меня ждут. До приятного свидания. (Входит в ресторан.)
Передонов садится на скамейку и погружается в мечты. Бормочет.
Передонов. Господин инспектор народных училищ второго района Рубанской губернии, его высокородие, статский советник Передонов… Вот как… Знай наших… Его высокопревосходительство, господин директор народных училищ Рубанской губернии, действительный статский советник Передонов. Шапки долой… Вон… В отставку подавайте. Я вас подтяну… (Дремлет.)
На небо набегают темные тучи. В саду сильно темнеет. Недотыкомка юлит около Передонова и заливается гнусным, визгливым смехом. Передонову снится.