3-16 мая 2012 года, Москва и Московская область (локации условны)

Троллейбус лязгнул своими электрическими потрохами, дёрнулся и подъехал к остановке. Стоящая у средней двери на выход высокая сероглазая блондинка, в светло-голубом джинсовом костюме и с большой «мужской» ноутбучной сумкой через плечо улыбнулась, спустилась на тротуар, и вдруг, словно получив невидимый тычок в солнечное сплетение, cогнулась, схватившись обеими руками за стойку павильона остановки. После чего звонко, в голос, рассмеялась, не обращая никакого внимания на удивлённых прохожих.

Смешливую девушку звали Светлана, и на самом деле она была, несмотря на юный возраст, вполне серьёзным человеком — аспирантом МФТИ, сотрудницей перспективной лаборатории квантово-механических систем. В случившемся на остановке были равно виноваты её богатое, склонное к визуализации воображение, и афиша на стенде, с надписью «БАРБО-СКИНЫ». Через минуту Света обнаружила, что дефис в странном слове — это на самом деле хвост одного из нарисованных рядом на афише собакоморфных существ, а само слово, по видимому, их общая фамилия и заодно название нового телешоу. Но видение моба лысых Барби и Кенов в бомберах, пинающих «гадами» такого же пластикого негра, продолжало доводить её до смеховой истерики.

Отсмеявшись, Света достала сотовый, и отправилась по своим делам, по пути рассказывая любимому, хотя пока и гражданскому, мужу, новую ржаку. Ездить на общественном транспорте она терпеть не могла, но сегодня её старый верный «Гольф» сам муж, инженер-строитель, забрал для поездки в дальний угол области на объект. Свои дела у неё были буквально в ста метрах от остановки, она приехала к начальнику своей лаборатории и по совместительству родному деду, для согласования деталей монтажа детища их «семейного предприятия» последних двух лет — кванто-ионного фильтра, точнее установки для его окончательно испытания. Закончив пересмеиваться с мужем по поводу «барбо-скинов», девушка, прежде чем зайти в подъезд, позвонила ещё одному сотруднику лаборатории, Диме Мышканцеву, чтобы был в готовности номер один, и не брал на завтра любые халтуры.

Доктор физико-математических наук, профессор Борис Викентьевич Чекан сидел в кресле-качалке на балконе своей квартиры на юго-западе столицы, и курил. Несмотря на солидный возраст, он сохранил достаточно острое зрение, чтобы опознать в идущей от троллейбусной остановки к подъезду его шестнадцатитиэтажной башни девушке свою старшую внучку, затушил сигарету и отправился открывать дверь. Пока Светлана поднималась на седьмой этаж, дед разгреб завал из исчирканных распечаток, справочников и всякой рабочей электронной мелочи на столе в гостиной.

* * *

Дмитрий Мышканцев, для родни и друзей просто Мыш, был занят — сидел под столом, и пытался пропихнуть наверх патчкорд для локальной сети в узкую щель между прикрученными к полу рабочими столами, попутно матеря дизайнеров офиса и мебели, не оставивших для этого никаких шансов. Локалка на столе была абсолютно необходима, а все длинные патчкорды, естественно, «зохавал Ктулху». Впрочем, настроение у Мыша было в целом неплохим: принесённый владельцем продовольственной торгово-закупочной фирмы, где он сейчас халтурил, жесткий диск, обмылок рейда со старого сервера, ему удалось прочитать. Когда он взялся спасать с предоставленного пятисотгигового обгорелого диска клиентскую базу, нигде больше не забекапленную, честно сказал, что ничего не обещает, но, если получится, цена вопроса десять тыщ (ровно столько ему требовалось, чтобы свести дебеты с кредитами после недавнего ремонта квартиры). Купец согласился. И, о, чудо — рейд, единственный диск от которого выжил в катаклизме, оказался единичкой, зеркалом, и о, ещё одно — собран погибший в пламени недосервер был на той же модели «мамки», на которой работал один из компов второго офиса. Впрочем, это везение было, по мнению Мыша, компенсацией от мироздания за апрельские кошмары, когда и на основной работе, и на халтурах железо бунтовало, глючило, ломалось и горело. Но и сейчас Дима, успешно переписав все содержимое «погорельца» на винт офисной машины, мучился с переносом вожделенной для шефа базы на его личный ноут. По вайфаю это заняло бы времени до обещанного астрологами падения Нибиру, а хвост гиговой локалки упорно не вылазил на стол. Переносной винт был маленький, на него всё вместе не лезло, а тут ещё лежащий на столе телефон начал звонить.

— Да! — отрывисто бросил Дима, протянув руку из-под стола и схватив сотовый.

— Привет! Ты на завтра ничего не планировал? Структуры на шестьсот четвертом доделали, я с утра заберу, ставить будем.

— Ничего. Подъеду когда скажешь. — Мыш поморщился. — «Кроме как десятку с Шарифа слупить, блин, сегодня он хрен доедет…»

— Тогда в одиннадцать в лабе.

— Хокей. Забери киловаттник у себя из коридора. Он тебе там вместо мебели, а на контроллер упса нужна, всё на схемы отдали.

— Джа бросит в машину, а наверх тогда ты потащишь. Он как танк весит.

— Ладно. Скажи деду, чтобы пропуск сделал, а то Гомес снова догребётся.

— Скажу. Тогда до завтра.

— Пока.

Мыш положил трубку, снова чертыхнулся, взял ноут и залез с ним под второй стол, где стоял выключенный комп. Воткнув короткий патчкорд в ноут, начал перепись.

«Осталось 29 минут» — флегматично сообщила винда. Телефон снова зазвонил.

— Ну как, удалось? — сквозь гул автотрассы спросил Шариф.

— Да, всё готово.

— Маладэц! Я сейчас приеду, дэньги отдам!

«Что-то мироздание расщедрилось, ага. Жди беды»

Перепись завершилась удачно. Дима проверил базу. Всё пустилось и работало. Повелитель восточных сладостей ввалился через сорок минут, выщелкнул две бежевые банкноты из лопатника, рассыпался в благодарностях и комплиментах компьютерному гению. Попрощавшись, гений поглядел на часы, было 17.20 — пора домой, завтра будет ударный труд на благо своему любопытству. Даже если бы Шариф не успел добраться, как это и ожидалось, Мыш бы всё равно поехал в лабораторию, отложив до понедельника получение левой десятки. Подработки подработками, но когда есть интересное дело — всё остальное шло побоку. Для таких людей как Дима, удовлетворение собственного любопытства и желание сделать такие штуки, которых никто и никогда раньше не делал, подчинить себе или обхитрить строптивую природу были смыслом жизни. Викентич таких себе и подбирал, невзирая на чины, и говорил, что это главные качества настоящего учёного. К тому же, в отличие от многих и многих мест в несчастливой российской науке, в чекановской лабе платили, причём вполне достойно. Эта аномалия была вызвана двумя причинами: во-первых — энергией и опытом научно-аппаратных игр самого профессора, а во-вторых — волшебным словом «нано».

Эта ни в чем не повинная приставка, означающая в оригинале просто одну миллиардную часть чего-то, на языке родных осин стала саркастическим синонимом околонаучного шарлатанства, воровства, бюджетного «попила» и прикрывающего всё это безобразие бесплодного, но навязчивого пиара. Еще одним синонимом того же самого безобразия было Сколково, с которого всё и началось. Большое научное начальство, пинающее двери президентских и премьерских кабинетов, отпилив свою долю, спустило работу среднему, на уровнях университетской и отраслевой (что еще уцелело) науки. Оглядев пейзаж безудержного сколковского строяка, среднее пришло в ужас. В новеньких стеклобетонных коробках, помимо свежераспакованных импортных «фотонобластеров», должны были завестись инженеры и учёные, умеющие делать дело, то есть открытия, разработку и внедрение на базе этих открытий технических новинок. А новопостроенная кубатура наполнялась сплошь детками начальства, которым весь мир всё должен по определению, пиарными комиссарами и просто жуликами от науки. Никакой отдачи от этих личностей ждать не приходилось. Взор начальства, естественно, повернулся в сторону старых научных центров — нужно было хоть какое-то реальное дело, иначе от больших прилетят в течение нескольких лет атата и оргвыводы. Строй как старых умников, так и молодого пополнения был жидок до неприличия: большая часть наиболее перспективных расползлась, как хлопцы у пана-атамана без золотого запаса, по Калифорниям и Куала-Лумпурам, в общем повсюду, где к развитию науки относились более дальновидно и менее свински, чем в России. В этот печальным момент ровно два года назад взор «средних» в лице одного их представителя, чиновника Миннауки, и упал на Чекана. Это было неудивительно, на общем нерадостном поле он высился титаном.

— Я отсюда никуда не поеду, — оптимистично заявил чокнутый профессор, — Тут стоя и сдохну. Как анчар.

На упомянутых посиделках, на жалобы чиновника о том, кто бы взялся что настоящее сделать, Чекан ответил четко выверенной фразой (опыта в играх с чиновным племенем ему, как уже отмечалось, было не занимать) по сути повторённой потом Димой в истории с горелым диском: не обещаю, но можно попробовать. Тем более, что идеи у БВЧ были, и доводить их до «железа» он умел, чиновники это помнили. Благо, с должности завкафедры он уже год как ушел, по причинам общего недовольства положением дел не только в отечественной, но и мировой науке, и был, как Винни-Пух, свободен до пятницы. Как говорят, полжизни ты работаешь на репутацию, полжизни репутация на тебя. «Рыжему» (он же «Хохол») всегда всё удавалось, ну, кроме «Аэлиты», конечно, но там вопрос был сугубый. Обладая невероятно детальным, мощным воображением, он в голове мог моделировать квантово-механические взаимодействия, перенося их затем на бумагу в виде формул, опыты исправно подтверждали его визионерство. Не ошибся он и в этот раз. Получив негласный картбланш от начальства, пользуясь наработанными за долгую научную жизнь неформальными связями и полным бесстрашием перед обитателями самых высоких кабинетов, Чекан сколотил из новообразованной лабы (грант дали, никуда не делись) и 604-ого производственного участка «Роснано» нечто вроде научно-производственного объединения советских времён в миниатюре. Опасения сотрудников, что из исследователей им придётся переквалифицироваться в заполнителей гомерического количества отчётов и справок, не оправдались — бумаг было в меру, сам профессор уделял им не больше двух часов в неделю, и то только потому, что до сих пор не очень дружил с экселем. Та же Света справилась бы и за час, но Чекан давно сделал для себя вывод, что если хочешь быть здоров, закаляйся, а хочешь оставаться на свободе и руководителем, пиши бумаги сам, не поручая это дело самым даже расторопным сотрудникам, будь это брат, сват, внучка или Жучка. В лабораторию, помимо своей внучки-дипломницы, сейчас уже аспирантки, любопытной и упёртой математической моделистки, он взял еще одного аспиранта, интересующегося темой, Рому Морица, тоже с ФОПФ, и Мыша. Дима смотрелся чужеродным элементом — выпускник лохматого, 1995-ого года, да еще и радиотехник. Но БВЧ вообще на регалии и корпоративность всегда чихать хотел, главное — желание что-нибудь природное распотрошить, а у Мыша оно было. Плюс профессору и обычная человеческая благодарность была не чужда, а основания для неё имелись. Лаборатория занималась активными нано-фильтрами, по одной из многообещающих идей Бориса Викентьевича. Правда, в названии, по его настоянию, никакого «нано» не было и в помине.

— Лавры Пэдрика мне не нужны! — изящно высказывался Чекан.

— Не смейте модным словом «нано»… — дурашливо спел как-то Ромик.

— Во! — поднял указательный палец профессор. — Чуешь!

Уже через год появились первые результаты, опытные образцы вычищали водные растворы от ионов тяжелых металлов в разы эффективнее обычных очистных сооружений, что открывало массу перспектив, и радовало поставивших на «Хохла» научных чинуш. А тут еще добавился «золотой» грант со стороны. Дело уже шло к окончательным испытаниям и началу внедрения. Светлана завтра ехала в Сколково за готовыми мультиионными структурами — собственно самими фильтрами, умеющими заданным образом выбирать металл для фильтрования. Контроллер, обычный комп с подключенным набором датчиков и программами для них и управляющей схемой фильтра Мыш с Ромиком уже сварганили, как обычно, из того, что было.

* * *

— А контроллер работает? — спросил профессор, наливая чай себе и Свете.

— Да, но для промышленности всё придётся перепилить. Пока опытный, на линухе. — Светлана по— домашнему налила чай в блюдце.

— Ну, это уже не наша забота будет, только программы отдадим. Из чего этот сделали?

— Как обычно, из говна и палок. Офисный десктоп пятого года на четвертом пне, USB с ИКСом, управление по «комам», но всё кажет, проверили на пустых датчиках — о-кей, нули светятся.

— Дима завтра придёт? Без него смысла нет включать.

— Да. Думаю, если за завтра соберём, потом выхи, в понедельник-вторник откалибруем по золоту. Там день Победы, а в четверг уже можно основной тест пускать.

— Не говори гоп, сама знаешь. Хорошо, что отчёт в декабре только, успеем довести и золото. Нужно посчитать, как померяем, стоит ли вообще с ним связываться. Хотя бы грубо. Да, Ромик к фрицам уезжает до августа, отбери у него всё по программному обеспечению до следующей пятницы, иначе встанем.

— Уже. Там самое главное — долбанутый драйвер для ИКСа, что он накурил.

— Света, говори по-человечески.

— Прости, дедааа…

* * *

В пятницу начался ад. Точнее, продолжился апрельский, когда лаборатория квантово-механических систем чуть не сгорела, спалив заодно и всю новенькую двухэтажную пристройку к лабораторному комплексу МФТИ. Причина, как обычно, была в спешке и нетерпеливости. Суббота, 28 апреля по календарю была «чёрной», рабочим днём, перенесённой с 30-го, но в четверг Железный Гомосек всем научным маньякам пристройки объявил, что в субботу никого не пустят. Свете не терпелось испытать ИКСы на каких-то левых растворах, Ромику с Мышом — контроллер, и понеслась. По кочкам. Монтировали до полуночи, пока охрана всех, во главе с БВЧ, чуть не в шею выгнала. Ну и конечно, нашелся вдруг чудак — с разницей в одну значащую букву. Который, как в известной песне, всё делает не так. И его костёр взвивается до небес. Причём «не так» он сделал даже не всё, а ровно одну важную вещь, но для срабатывания пожарных датчиков этого вполне достаточно. В данном случае означенным чудаком оказался обычно крайне аккуратный, до педантизма, Ромик, за которым криворукости отродясь не водилось — не проверил, есть ли реальная земля на указанной местными электриками «земле», и начал монтаж всей немалой и запутанной силовой схемы с бесперебойниками. И на старуху бывает всякое, в общем. Виноватых искать не стали, тем более, что в остальном «сумасшедшим учёным» повезло — старшим смены охраны, когда на пульте взвыла пожарная сигналка, оказался Фомич, приятель Мыша, воевавший в первую Чечню в «двести пьяной», он, собственно всю полыхающую конструкцию чётко обесточил, потушил, и позвонил Диме на сотовый. Так что обделались лёгким испугом, если так можно назвать звонки в 3.50 утра субботы всем фигурантам. Шума и неприятностей удалось избежать, Фёдор Алексеевич Жегом, начальник лабораторного корпуса, он же ЖЕлезный ГОМосек или Гомес, ничего не узнал, и даже не унюхал. Полезная вещь боевое братство, да. Профессор за свои деньги заменил утраченные упсы и «пилоты», основное оборудование не пострадало, за исключением пары колб со свинцовой солью, разбитых Фомичом при тушении пожара. Похоже, мироздание вновь сменило милость на гнев — сначала Мыш чуть не уронил принесённую из светкиного «Фольксвагена» киловаттную упсу с полки прямо на ИКС, «иономер комплексный специальный», громоздкое и хрупкое заказное устройство бешеной стоимости. Поймав на лету тяжелую хреновину, выбил себе безымянный палец на правой руке, что резко снизило производительность сборки стенда. Потом вышибло силовые автоматы на всём этаже. Пока разбирались с электричеством — потеряли вторую упаковку структур. Как можно было потерять довольно большую коробку в помещении площадью менее тридцати квадратных метров, было совершенно непонятно, но этот вопль, обращенный Светланой к черным и голубым небесам, остался без ответа. Потом кладовщик отказался выдавать Чекану растворы, ссылаясь на Гомеса, запретившего выдачу реактивов после пятнадцати часов пятницы. В общем, всё было как всегда. К вечеру удалось закончить монтаж только вчерне, включать договорились в понедельник, и разошлись, не сильно довольные друг другом.

* * *

Выходные у Димы тоже как-то не задались. Натали, «некст дур гёрл», иногда скрашивавшая его холостяцкий досуг, уехала по делам. Впрочем, она была не очень некст, живя двумя этажами ниже, на шестом, и далеко не гёрл, с двумя детьми, что резко ограничивало свободу маневра. Половину времени он убирался в собственноручно отремонтированной квартире, унаследованной три года назад от бабушки, и обставленной с применением самодельных элементов «умного дома». Потом бесцельно шлялся по парку и улицам и перезванивался с друзьями, не в силах заставить себя заняться чем-то полезным, хотя было чем. «Тупил» в интернете, глядя на вялотекущие политические битвы.

В понедельник Мыш, не выспавшийся и злой, как сто двадцать восемь чертей, был разбужен в семь утра заказчиком очередной подвальной локалки известием, что всё куплено и пора делать. Перенеся монтаж на четверг (денежная ситуация хоть и выправилась, но толщина денежной пачки на полке под килограммовым железным ежом внушала пессимизм) он понадеялся, что калибровка фильтров не затянется. Понятно, что это был чистой воды авантюризм и безответственность — работы в подвале было немало, там нужен был весьма специальный сервер для IP-TV, Интернет и все удовольствия, могло и двух ночей не хватить. С калибровкой тоже без глюков не обошлось, но уже к вечеру понедельника фильтр вроде как фильтровал, приборы измеряли и вообще жизнь стала налаживаться. Примерно рассчитав время, заполнение основного испытательного бака сверхслабым раствором солей золота перенесли на пятницу.

Во вторник таблицы калибровки были готовы, и Ромик начал отстраивать по ним прогу контроллера. В день Победы поехали на шашлык к БВЧ на «ближнюю» дачу, где выяснилось, что в лабе, с учётом отъезда Ромика, будет помогать светкина сестра — ну хоть в чём-то. На шашлыках младшей внучки профессора, кстати, не было, она смоталась к родителям подруги, вместе с самой подругой, конечно, в Дубну. Зная Дарью Чекан, Мыш сомневался в пользе от её работы, это была ядерная бомба в обличье десятиклассницы, но, не желая напрягать Викентьича и Светку, промолчал. Тем более, что свой участок Ромик, по сути, закрыл до конца испытаний, а это июль-август. Зато, пользуясь своей привилегией безмашинного («Нива» в гараже у Марата еще грустно дожидалась своей очереди на ремонт, не забывая поглощать деньги на закупку деталей) Дима явно злоупотребил. Очень зло. Нет, безобразиев он не нарушал, конечно. Просто отрубился в гамаке, и был доставлен домой непьющим Ромиком. В четверг Мыш отпросился — работы для него просто не было, Светка тестировала контроллер и подпрыгивала от нетерпения, поглядывая на заготовленные триста литров «золота».

* * *

Монтаж с похмелья — хреновое занятие, но Диме удалось себя преодолеть и взяться за дело всерьёз, без скидок на головную боль. В результате ночной смены с четверга на пятницу всё, при помощи монтажников, присланных по договорённости Мышу в подмогу бывшим IT-директором со старой работы, смонтировали, и он принялся за «умное». К счастью, образы дисков под сервак уже две недели как были заготовлены, и осталось только их «склонировать» на новенькое железо, что и было сделано. Заказчик остался доволен, но расчёт назначил на понедельник. Упираться Мыш не стал, кидалова за хипстером, как про себя называл телевизионщика Дима, никогда не водилось. После подвальной темноты солнце резало глаза, было два часа дня, зелёный бульвар был на удивление пуст. Мыш с наслаждением потянулся. Стало хорошо.

«Мне триста лет, я выполз из тьмы»

Первое было художественным преувеличением, зато второе чистейшей правдой. Прямо на него по пешеходной дорожке бульвара стремительно летели две девушки-роллерши. Солнце алыми языками искрилось в волосах лидирующей девицы, коньки визуально удлиняли её ноги, и так бывшие весьма ничего себе, до мультяшного гротеска.

— Ой, Мыыыыш! — радостно завопила роллерша, и прежде чем Дима понял, что видит младшую внучку своего шефа, та без изысков на полной скорости вцепилась ему в локоть. Вторая девица, маленькая круглая блондинка, в свою очередь оттормозилась о подругу, и совместный импульс чуть не снес Диму в колючие кусты.

— Ээ, девы, с ног сшибёте… Привет, ры… тьфу. Каштановая.

Дарья дипломатично пропустила «ры» мимо ушей, из застарелого уважения к Мышу — кому другому спуску бы не было.

— Познакомься, это Яна Ложкина, одноклассница. Это Дмитрий Валентинович Мышканцев, сотрудник нашей лаборатории, — церемонно представила их друг другу «Каштановая».

Мыш улыбнулся этому «нашей», и поддержал дашкину «великосветскость», поцеловав руку Яне.

— Очень приятно.

Подружка и правда была очень приятной. Даже укусить хотелось, как сдобную булочку. Но Яна стремительно распрощалась и укатила по бульвару — через час у неё была тренировка.

— А я пропуск получила на практику. Сегодня иду к вам в лабу.

— А. Поехали тогда вместе, я туда же.

Дашка сняла коньки и засунула в рюкзак, взамен извлекла кроссовки.

— Поехали.

По дороге выяснилось, что практику в лабе для Дарьи, на восемь часов в неделю в счёт научной стажировки для физмат-лицеистов, выбил дед. Не сказать, что рыжая была от этого в восторге, резонно сообразив, что у старшей сестры не забалуешь. Впрочем, это открывало для неё некоторые недокументированные возможности, и она тут же пристала к Мышу с задачками по физике.

— Ага, а Светка мне опять башку отрывать будет, — проворчал Дима. Родители сестёр, исследователи элементарных частиц, уезжая в Швейцарию, в CERN, возложили основную педагогическую функцию на старшую. Светлана старалась соответствовать, и не давать младшей халявить. Впрочем, та и сама особо не злоупотребляла свободой от пристального родительского внимания к успехам в учебе. Чего нельзя было сказать о прочих аспектах жизни.

— Это будет нашей маленькой тайной, — ухмылялась Даша.

— Знаю я твои тайны… — отказать этой глазастой сущности было невозможно, — ладно, давай так. Я тебе выписываю законы и показываю вывод. Считай сама, у нищих слуг нет.

— Да, нормально. Спасибо.

* * *

Из распахнутых настежь дверей лаборатории квантово-механических систем звенело сопрано Тарьи Турунен, распевающей что-то из «Призрака оперы».

«Понятно, Гомес в отпуске…»

У входа, на деревянном ящике из-под распакованного второго ИКСа, «сидел на дорожку» Рома Мориц. Рядом с ним стояла здоровенная туристическая сумка: прямо с работы аспирант собирался рвануть в «Шарик».

— Здорово. О, смотрю, замену мне нашли.

— Понабрали тут по объявлению, — буркнула Света, увидев сестру.

— Любите вы друг друга, я смотрю. Ладно, я отчаливаю. Пожелайте. — Ромик хлопнул Мыша по ладони.

— Зиг хайль, браза.

— Димон, красавицы, пока! — Ромик подхватил сумку и испарился.

Светлана ожесточенно щёлкала тумблерами управления крыльчаткой, лопасти которой вяло ворочались в баке с тестовым раствором.

— По-моему, здесь нифига не двадцать об-мин, — озабоченно произнесла она.

— Глянь описалово, я через пять минут подойду, — Мыш вдруг вспомнил о обещании профессору забрать его лазерный принтер с кафедры.

— Давай. Купи мне минералки по дороге.

Мыш отправился в другой корпус, а Дарья стала добычей сестры, немедленно приставившей её к хрестоматийной лаборантской работе — мыть пробирки, точнее две большие конические колбы из-под солей олова.

Квест с принтером вместо пяти минут занял полчаса, несчастный лазерник успел трижды сменить место жительства в «чернильнице». Подходя к открытой двери лабы, Мыш отметил необычную тишину внутри. Сёстры Чекан — девушки «громкие», особенно младшая, рыжий квазар, источающая губительное для мозга окружающих рыжее излучение. Молчала она разве что во сне. Войдя, он застал мизансцену, безо всякой доработки пригодную для рекламного плаката пресловутого Сколково «лица современной российской науки». Даша, в новеньком белоснежном халате с лейблом «Роснано», сидела на крутящемся стуле прямо перед баком, подавшись вперёд и вперившись взглядом в лопасти ротора, неторопливо мешающие прозрачный раствор, будто увидела в баке «звёздный линкор Ямато» какой-нибудь. Её «онейе сама» стояла за спиной младшей, удовлетворённо пощёлкивая алыми ноготками по приводу укрощенной крыльчатки. Для рекламного снимка не хватало разве что мудрого руководителя научных красоток, убелённого благородными сединами старого учёного. Впрочем, БВЧ на эту роль не годился, внешне он был похож на этот расхожий образ меньше, чем бульдозер на стрекозу. Мыш даже принтер забыл поставить, любуясь живой картинкой. Некоторый романтизм и чувство прекрасного ему были не чужды.

— Ну что, разобралась? — спросил Мыш, сгрузив, наконец, свою ношу на профессорский стол и протягивая Свете поллитровую «Бонакву».

— Да. Там табличка с режимами приклеена, на немецком, но всё понятно. — Светлана села в кресло перед мониторами контроллера.

Достав из шкафа силовой и интерфейсный проводки, Дима подключил принтер и уселся во внушительное кресло руководителя, чтобы установить «дрова». Действуя в автоматическом режиме, никак не занимающем мозги, он продолжал наблюдать за сёстрами, это было интересно.

«Забавная штука генетика».

Светлана, унаследовавшая от деда богатое «видеовоображение» и любопытство, внешне пошла в питерскую бабушку с материнской стороны, северную красавицу с «васильевскими» чертами лица, в своё время сводившую с ума мужскую половину ленинградского подводнолодочного КБ. А вот в младшей внучке чекановская природа взяла своё во всём. Профессор отражался в Дарье, как в волшебном зеркале. Медноволосая, с огромными изумрудными глазами и задорно вздёрнутым носиком, украшенном десятком веснушек, Даша, в общем, не была канонически красивой девушкой. Но искрящаяся жизненная сила и природное веселье, несомненно, привлекали к ней внимание. Характером же это была настоящая оторва. Нет, рыжая не была какой-то «гулящей» и распущенной, себя блюла, даже без дополнительного правежа старших. И училась вполне прилежно, уже в целом определив свою специализацию — информатика, уже в десять лет слова «машинный код» и «ассемблер» для Дарьи не были загадкой. Интересовалась ещё много чем, занималась плаванием, ну и ролевые игры, плюс аниме, естественно, с подачи Юльки, старшей подруги. Но уж если что-то ей ударяло в башку — всё. Сдайся враг, замри и ляг, ногами к рыжей вспышке. Удрав из летнего анапского лагеря, ночью переплыть Керченский пролив и заявиться в Угловое, на «дальнюю» крымскую дачу к охреневшей родне. Испытав лирическое разочарование в однокласснике, запустить в небо над Долгопрудным внушительных габаритов самодельный, надутый водородом аэростат с приаттаченым баннером, на котором, со всей рабоче-крестьянской прямотой значилось: «ЖЕНЯ ПЕРМИНОВ — ПИДОРАС». И в таких выходках была она вся. Более всего младшая прославилась на ниве киберхулиганства, учитывая избранную ей специализацию — это было естественно.

— Восемьдесят три процента от теории, — прервала его размышления Светлана, — по техусловиям от восьмидесяти на участке обещали.

— Надо же, выдержали. Причём с первого раза, по олову полгода мучались. — ответил Мыш.

Принтер был установлен, и теперь Дима смотрел через плечо Светланы на первый монитор контроллера, отображающий характеристики работы структур со встроенных датчиков. Там зеленая линия количества захватов «золотых» ионов в сотую долю секунды, мелко плясала под красной чертой теоретического предела.

— Тут золото, да? — неожиданно нарушила своё молчание Дарья, не отрывая взгляда от бака.

— В составе иона, конечно. Цианоаурат натрия, комплексная соль. Ядовитый, что мама не горюй, — разочаровал рыжую Дима.

Дарья что-то сказала, точнее — сморозила, потому что это была какая-то форменная чушь. Но ожидаемого едкого комментария по поводу уровня знаний сестры от Светы не последовало, потому что ТУТ ВСЁ И СЛУЧИЛОСЬ.

Нет, ничего не взорвалось, и зубастые монстры из пробирок не полезли. Жизнь вообще не похожа на голливудские околонаучные штампы. Просто Светлана неожиданно и резко наклонилась к экрану, повторив дашкину позу.

— Что за на…

— Ну, и что там стряслось? — Мыш встал за спиной Светы.

— Сам смотри, — растерянно произнесла та. Зелёная линия, пять секунд назад безмятежно подрагивавшая на ухабах случайных флуктуаций, сейчас рванула вверх к теоретическому пределу, проткнула его, и устремилась дальше к верхней рамке экрана, явно собираясь пробить и её.

Светлана машинально щелкнула горячими клавишами, уполовинив вертикальный масштаб, будто и вправду испугалась за сохранность монитора.

— Вроде не война… — пробормотал под нос Дима, но аспирантка услышала.

— Какая ещё война? — раздраженно спросила Света.

— Анекдот такой. В военное время значение синуса может достигать четырех.

— Почему не война? Американцы вчера на Иран напали! — снова проснулась Дарья.

— И это всё объясняет! — выдавив из себя максимум ехидства, ответила старшая сестра.

«Значение синуса», тем временем, и вправду почти вчетверо превысив теоретический предел, отскочило вниз и снова поднялось, нарисовав наглую издевательскую ухмылку.

— «В бой роковой мы вступили с врагами, и это причина для всех оправданий…», — нараспев процитировал Егора Летова Мыш. — Что первым ковырять будем, контроллер или схемы управления на структурах?

Ковырнуть ничего не успели. Линия рухнула вниз, за несколько секунд восстановив нормальное значение.

— Что на ИКСе в отстойнике?! — Запоздало спохватилась Света.

— Пока ничего. У него пулинг стоял минутный. Можно на двадцать секунд перенастроить, но это предел. А, вот. Есть!

— Блин! Рост выше нормы, и на первом убыль тоже!

— Твою же ж мать, Картман!!! Считай интеграл этой кракозябры, он в проге есть, Ромик откалибровал. Границы по пулингу ИКСа. Там погрешность будет на опрос, но не больше процента.

— Бьётся. — Света обалдело ткнула в экран. — До двух знаков. Погоди! Это же независимые устройства, у них даже питалово разнесено. С ума вроде поодиночке сходят!

— Давай всё проверять, полюбэ.

Следующие два часа разбирали и проверяли всё, чуть ли не до часов над дверью. Дарью оперативно вывели из созерцательной комы, и приставили к делу, в стиле принеси-подай. Но всё было напрасно. Странный глюк не повторялся. Ни один прибор не был поломан. Идеи как-то не вырисовывались, точнее были недостаточно глобальными, чтобы объяснить массовое помешательсво независимых друг от друга устройств. Грешить на контроллер тоже смысла не было, он просто и честно собирал информацию, ему, чтобы так согласованно соврать, нужна была написанная человеком вредоносная программа. Светлана внимательно посмотрела сестре в глаза… нет, это уже паранойя. Рыжая к контроллеру даже не подходила, а локалки на нём вообще нет, не втыкали. Не говоря уж о том, что нужно знать, что врать, а в этом разбирались только четыре человека на Земле, двое из которых присутствовали здесь и сами пытались понять, что же случилось. Единственным объяснением, не противоречащим показаниям приборов, могла быть внушительная неравномерность концентрации цианоаурата вблизи фильтра, что тоже было для сверхслабого, неделю как разведённого, да и постоянно перемешиваемого раствора полным бредом.

— Может, забьём? Глюк при включении, всё такое. Сейчас нормально фильтрует… — Мыш сам себе не верил, уныло прихлёбывая минералку и озирая пейзаж после битвы.

— Нее. И деда подставим, и сами в говне будем. Даже если нигде потом не вылезет… а оно вылезет. Я ему уже позвонила, кстати.

Мыш знал, что собственное предложение «забить» — это от бессильной злости на непонятное. Ему бы в зеркало после «забить» противно смотреться было. БВЧ же вообще был на научной честности по-хорошему помешан. Это был вызов, вызов от самой природы, не принять его — было равносильно пойти спиваться под забором. Но сейчас он просто устал. Ничего не придумывалось, сказывалась бессонная ночь, мысли противно тянулись, как старая ириска на зубах.

— И что он сказал?

— Ничего нового. Говорит, такое будет, если комок подвернётся, так нет же комков. Думать будет, в понедельник придёт. — Света резко встала. — Думаю, хватит на сегодня. Дашка!

Ответа не было, Дарья продолжала «втыкать» в бак.

— Чудо морское! Там тебе что, мультик кажут? Домой пошли!

— Ааа. Пошли.

Это было странно, на каждое слово рыжая обычно отвечала десятком, особенно переругиваясь с сестрой. Но сейчас Света на состояние младшей внимания не обратила. Просто не до того было.

* * *

Мыш поставил перед собой задачу — в выходные отоспаться и отдохнуть, не высушивая мозги над случившимся. Глюк не волк, в лес не уйдёт. Это было непросто, отстроиться от вынимающей душу загадки получалось, только отвлекаясь на что-то другое. Чем-то другим последовательно выступили футбол во дворе, каковой он посещал раз в полгода, помощь с компом какой-то натальиной подруги, бредовый фильм-комикс, на который он позвал Натали по принципу, что чем больше трэша и угара, тем лучше. Фильм ожидания оправдал — через минуту после просмотра в голове от содержания оного не осталось ровно ничего. Натали выскользнула из койки в полночь — порученный заботам бабушки младший, Артёмка, категорически потребовал маму. Освежившись под прохладным душем, Дима вышел на балкон. Отстроиться не получалось и, плюнув от злости с восьмого этажа, он вновь начал, в который уже раз, перебирать возможные причины аномалии. Наиболее перспективно смотрелась идея промыть структуру, вдруг в её поры забился осадок какой-нибудь, или при выращивании что-то делали с цианидами, хотя нет, это именно золото. ИКСы же намерили изменение концентрации. Ничего толком не надумав, он отключился.

В воскресенье сходили в кабак, компанией со старой работы, пили умеренно, но отвлечься удалось. Бывшее начальство переманивало к себе, админом, естественно. Дмитрий отвечал уклончиво, хотя и вправду до жути хотелось всё бросить и удрать туда, где все глюки от китайских вздутых кондёров, и решаются покупкой нового железа с переустановкой системы.

«А ведь никуда не уйду. Скорее в дурку увезут»

Мыш отлично знал жестокость своих личных демонов. Если не скормить им решение загадки, они съедят изнутри собственное пристанище — его разум. В понедельник Дима приперся в лабу полвосьмого утра, запустил установку, пересмотрел все таблицы по растворимости ауратов — бестолку, естественно. Глюков не было, те же восемьдесят три процента от теории. Не было и Дарьи — их всем классом возили в Жуковский, до вечера. Единственным значимым событием понедельника, зато приятным, стала зарплата, упавшая на карту — пятьдесят восемь тысяч с копейками от «Роснано». Хипстер тоже расплатился исправно, и заказал на июль ещё один похожий узел. Мыш ощутил себя Рокфеллером.

«Те, кто говорят, что в деньгах счастье — идиоты. Те, кто типацынично говорит, что счастье не в деньгах, а их в количестве — вообще анацефалы».

Во вторник пришлось с утра плюхать в Сколково, оставив лабу Светке в полное владение (профессор обещал понаехать в три). Разборы залётов на участке выращивания заняли полдня, но промышленные фильтры на разнообразные «хэви метал» того стоили, их, вроде как мексиканцы какие-то даже захотели купить, прослышав о чудесах русской науки. Приехав в лабораторию, он узнал две неприятные новости — во-первых, у Чекана разболелась спина, и приехать он сможет, если отойдёт, только завтра, а во-вторых… между десятью и одиннадцатью утра чертов глюк снова вылез! Не так мощно, как в пятницу, зато, на добрые десять минут, эффективность фильтра превысила теоретический предел процентов на двадцать. Светка же момент глюка позорно прохлопала по банальной причине — сидела в туалете. Мышу, искренне и от души, захотелось кому-нибудь разбить рыло, но не одной подходящей кандидатуры на горизонте не было. Заковыристо матюгнувшись, Дима стал прикидывать, как измерить «мгновенную» концентрацию в конкретной точке раствора. Погуглив, без труда нашёл необходимое, но добыть простые, но маленькие датчики получалось, если заказать завтра (а сегодня уже всё, солнце скрылось, муравейник закрылся) в лучшем случае к следующему понедельнику. Впрочем, до доставки иономеров-малюток можно было попробовать поиграться и с ИКСами, сдвигая их датчики в баке, но для этого придётся пилить-строгать, чем Мыш и планировал заняться в среду. Всё же он провозился до девяти, подбирая материал для завтрашнего изготовления оснастки, и был вытурен домой Фомичом, порекомендовавшим ему на прощание «голову лечить».

Мыш шел домой пешком — добрых семь кэмэ, через МКАД и свалки, и размышлял.

«Ну, хорошо, выявим, что раствор неоднородный, причем в разы. Аппаратура не врёт, она тут не причём. А что вызывает эту неоднородность? Это только с цианоауратом такое, или другие соли тоже дурят? Опять же так, наверное, может глючить, если бы фильтр успел забиться, но на таких концентрациях до насыщения, как до Китая раком. Да и эффективность бы падала ровненько, а не прыгала, как блоха. Так что надо разбираться с неоднородностями грёбанного раствора. Вообще тема интересная, никогда о таком не слышал и не читал. Но ведь с солевыми растворами уже третий век экспериментируют всерьёз, и никто не заметил таких диких флуктуаций? Да они вообще всему научному опыту противоречат, вплоть до второго начала, небось…»

Придя домой, Дима полез в сеть — читать, что наработали поколения предков на эту тему. Нихрена они не наработали. Отклеиться от экрана, впрочем, не получалось. Почитав всякие политические, криминальные и прочие новости, облазив блоги друзей, френдов и коллег (тех, которых бы за хрен да под снег) Мыш, сделав чудовищное волевое усилие, разорвал невидимый липкий провод между собственным разумом и всемирной паутиной. Поганая штука интернет-зависимость, на этот рывок как будто ушли все силы, Мыш безвольно привалился к спинке самодельной кровати, словно из него хребет разом вытащили.

«А ведь у меня ещё в лёгкой форме. Дети вон, вообще живут там, отключи их на день, ломаться будут, как торчки. Или как в «Тёмной материи» Пулмана, где детей от их «деймонов» отрезали»

Мысли явно покатились куда-то не туда, начали расплываться.

«Дашка, например, тоже все время онлайн, блин, и с бананами в ушах. Но эта хоть шумная, с людьми вокруг общается, и в сетку тоже за общением лезет, ну и разузнать, как что-нибудь вкусное в сети крякнуть. А натальина Кристина, ей ровесница, вообще даже из виртуала не выныривает, экран перед носом, затычки ушные, а из всех интересов во внешнем мире — где вайфай ловится. Аутичная, как овощ… Поганое дело — что-нибудь написать в сеть, и потом сто раз проверять, как твоё мнение драгоценное всем упёрлось… вон профессор зимой тоже зажёг…»

Эпичный философский спор между БВЧ и океанологом из Находки, Валерием Неоновым, на темы природы человеческого сознания, и ещё много о чём, вплоть до возникновения Вселенной, что называется «вошёл в анналы». В плохом смысле, да. В сети Чекан продемонстрировал редкую агрессивность, козырял возрастом и заслугами, что за ним в личном общении обычно не водилось, то есть полностью подтвердил мнение некоторых религиозных фундаменталистов, что сеть — зло, и порождение диавола, разжигающее в человеке все худшие черты. Океанолога Борис Викеньевич посылал «гоняться за дельфинами, а не рассуждать об элементарных частицах» в которых он, океанолог, понимал «меньше, чем я в сардинах». Конфликт, к тому же, усугублялся характерным отражением спора «научных отцов и детей», Валерий был достаточно молод, и действительно выдвигал довольно завиральные идеи, что человеческое сознание является неким «квантовым субстратом» состояния конкретного электрона, содержащегося в молекулах коры головного мозга в каждый момент времени. Трансгуманист и техномузыкант, записавший с владивостокскими анимешниками красивую и извращённую технооперу «2048», про безответную любовь наделённого женским сознанием искусственного разума, к властителю дожившего до середины двадцать первого века СССР, Валерий был несомненно талантливым человеком, но прочитавший об этих сторонах личности своего оппонента Чекан окончательно рассвирепел, и послал дальневосточного коллегу «рисовать глазастые электроны в коротких юбках под японские песенки». Этот тред, естественно, угодил в сообщества анти-аниме, вызвав там полный ад, куда на огонёк и заявились Дарья с Юлькой… это было нечто…

Сознание соскальзывало в стороны, лениво обтекая, как вялая равнинная река большой валун, чёртову историю с фильтрами.

… Кстати, пресловутая «2048», после завершения сетевого веселья, успешно прописалась десятком треков на дашкином «Харьковском Тракторном», как обзывал смартфоны HTC Ромик. Всё это неспроста…

… Советский Союз, уже более двадцати лет как исчезнувший, растворялся в аниме, наряду с такими же красивыми и жестокими проектами, как Имперская Япония и Третий Рейх, занимая своё законное место грозного призрака в этом искусстве проигравших… тоже проигравших… тоже странно надломленных историей. Да, со стороны, СССР, особенно ранний, вполне соответствовал духу этого чуждого искусства. Садистичные истории пионеров-героев, сгорающие в своих фанерных бипланах «ночные ведьмы»… подростково-травматичное искусство раннего Союза, все эти «Судьбы барабанщиков», да и позднее… Мегакавайная «Гостья из будущего» та же, «Отроки во Вселенной»… Мысли окончательно раскрепостились, Дима никак их не сдерживал… «мои мысли — мои скакуны, да, авось вывезут…» Не сдерживал, надеясь на любую шальную ассоциацию, которая поможет решить загадку проклятого раствора. И ещё от странной уверенности, что эти культурологические загоны останавливающегося сознания неуловимо, буквально одним аксоном, но связаны с терзающей его проблемой.

Мыш отключался, небытию противостоял лишь вредный дежурный демон порядка, требовавший немедленно встать, раздеться, почистить зубы, умыться, разобрать кровать и лечь спать по-человечески. Но эта борьба была неожиданно прервана.

В прихожей длинно, настойчиво прозвенел дверной звонок.