Ах, эта чудная пора. Пора мечтаний и влечения, Когда вливается в сердца Так много чувств от тех мгновений, В которых, обретя свободу, Ты себя нужным ощущал. И мир любил, и всю природу, Когда о ней ты вспоминал. О той девчонке в снах заветных. О той, кто с трепетом любя, Не знала, что писать в ответе, И ненавидела себя За то, что в «А» она влюбилась, Но он не знал, как быть ему. Все в голове его крутилась Мысль: «Нет, я не смогу. Я не любил так сильно прежде, Мне это чувство не знакомо. А вдруг она меня отвергнет, Тогда настигнет меня кома…» Кома иллюзий, меланхолий. И, сидя у окна один, Захочет выйти, чтоб без боли, Тело его. Так, без причин. Как долго думал он об этом, Что может встретил ту любовь. Но поздно, в миг промчалось лето, И потушил тот «А» огонь. А для девчонки он был солнцем. Тем самым, что встаёт с утра. И разговоры без притворства Давали знать — нужна она. Барьер сломав после сомнений, Она открылась вдруг ему. А он, не знав её затеи, Вопрос задал: «Ну почему? Зачем я нужен ей такой? Каков любови этой прок?» Но понял смысл жизни той, И сердцем всем влюбиться смог. Теперь же, спустя много дней, Когда проблемы позади. Нашёл тот «А» любовь, и с ней Обрёл себя он образов среди.

Где был бы я, тебя я не увидев? В своих мечтах копался до сих пор. И, не заметив обликов красивых, Я был бы маской скрыт в плену оков. Все думают, что я очень весёлый. По жизни оптимист, в душе я шут. Но только ты смогла понять какой я В сердце. С тобой обрёл я сладостный уют. Слова из головы моей пропали, Когда дотронуться до губ твоих посмел. Закрыть глаза и провести руками По телу твоему, попасть в твой плен. Недавно мне казалось так нелепо, Что полюбить меня хоть кто-то сможет. Теперь же я нашёл билетик, Который жизнь счастливую в карман положит. Я и не знал, что солнышком я стану И озарять её начну лучами. По-моему, она пришла в мой мир специально, Чтоб смог я любоваться милыми очами. Она сняла с меня ту злую маску, Скрывавшую все чувства и желания. Я вдруг увидел мир свой в ярких красках, И понял, где таилося сознание. Где был бы я, тебя я не увидев? Наверно, так бы и остался в небытии. Но все же, милые черты заметив, Попал я в узы цепкие твои.

Твой образ приходит ко мне по ночам И шепчет на ухо слова. Я слышу твой голос, будто ты у плеча, И вижу прекрасны глаза. Я помню, как пахнут губы твои, Аромат этот сладкий во рту. По волосам я рукой проводил И твой облик забыть не могу. Как же хочу я уверенным быть, Что встречу тебя поутру. Так много мыслей в моей голове, Их усмирить я не в силах (Два светлых чувства, бурлящих во мне). Из-за того все изгиба, Который, как яркий солнечный свет, Проник в мою душу глубоко. Хранить его буду до скончания лет, И не будет мне одиноко. Как жаль, что сейчас тебя рядом нет. Как жаль, что так далеко ты.

Посреди комнаты стояли двое. Так молоды, так горячи, И, чувств своих никак не скроя, Молчали… слова сейчас не так важны. В глаза они без устали глядели, Влечение останавливалось страхом, Но не могли они стерпеть мучений — Их разум покрывался белым мраком. Движенья рук по трепетному телу И потерявшиеся пальцы в волосах. Он ничего не мог с собой поделать: Невероятны для него её глаза. Как бархат белоснежный была кожа, Искусанные губы так нежны. Прижал к себе её он осторожно, Утопли двое в объятиях тишины.

В комнате тихой пишу я стихи. Душу мою изливают они. И когда мне холодно сердцу, Любовь к Вам помогает согреться. Я хочу сейчас Вам сказать, Как мне нравятся Ваши глаза. Приобнять Вас за талию нежно, Утонуть в руках неизбежно. Я не знаю, что Вам дарить, И могу я Вас только любить. Несуразно купить Вам конфеты, Когда Вы достойны планеты. Я люблю, когда Вы говорите, На меня когда в шутку кричите. И чтоб пол показался мне зыбким, Мне достаточно Вашей улыбки.

Любовь моя — горячая царица тьмы. Так пылко к Вам моё влечение, Я не могу сдержать напора чувств внутри, Готов ласкать Вас до изнеможения. Ваши зелёные, мучительные очи, Как снег легка, бела, нежна рука; Хочу в объятиях утонуть я очень, Хочу не расставаться никогда… Но где-то в дебрях моей маленькой души Скитается тот тёмный мрачный монстр. Он жрёт мои сегодняшние дни И имя Джелос носит. Враг он солнцу. Лучи он света и тепла съедает, После него ты словно выжатая тряпка. Как много темноты он оставляет Внутри меня… и как ему не жалко? А Вы же любите кормить его, Тая секреты, говоря не правду. Он ест, растёт все день за днём, Но Вы о Джелосе не знаете ни капли. И каждый миг, как вижу Вас с другим, Просто болтая ни о чем, смеясь и споря, Тот монстр ищет тысячу причин, Чтоб заместить мой старый мрак на новый. Я не хочу об этом думать и судить, Так много слов сказать я мог об этом. И каждый раз хочу его убить, Того, кто глубоко в душе таится где-то. Он бесконечно не даёт покоя, Но знаю я, что любите меня. Как все же сложно смотреть на всех без боя, Ведь так хочу единственным быть я.

«Садись, я налила тебе, Попей ты чай со мною. Как-то сегодня не в себе, Попробуй успокоить. Меня тревожит мысль та, Что слишком дорог мне ты. Меня покинешь, и тогда Я сразу кану в лету.» Промолвив только первый стих, Она присела рядом. Тот вечер был так мил и тих, И так прекрасны взгляды. От чая терпкий вкус во рту, Он горечь отдавал, Но помню все же сладость ту, Тебя я целовал.

Музицирую, сижу в печали; Мои мысли в небо взлетели. На мольбы Вы мои отвечали, Чтоб любил я Вас больше хотели. Всё обиду тая на слова мои, Вы хотели уйти, запереться. Но не поняли Вы, что в себе таит Моя реплика. Я же от сердца… Я от сердца заботясь о Вас, не подумав, Написал ту злосчастную речь. Ну а Вы в это время, причину придумав, Не смогли её с тем же смыслом прочесть. Я прошу Вас, нет, умоляю. Вы поймите, как сильно люблю; Вы простите меня — раздолбая, Ведь без Вас я прожить не смогу.

Так чувственна была любовь меж ними, И счастье их копилось день за днём. Такой взаимности не встретишь ты отныне, Ведь каждый миг заботилась о нём. И он её любил неимоверно, И ласково он «Аня» её звал. Так трепетно и так мгновенно Касались их невинные уста. Им нравилось за городом местечко, Они любили проводить там вечера. Там чистая и тихая бежала речка И очень вкусно пахла береста. Расслабиться, сидеть на берегу, Вдохнуть тот свежий воздух в грудь — Любила Аня эту красоту. А Женя понимал: вот жизни суть. Суть в том, что несмотря на все невзгоды, Он наслаждается моментом счастья. И не тревожат его душу непогоды, Ведь рядом с Аней исчезают все ненастья. И длилась долго идиллия меж ними, Их счастью не было границ и края. Но в один миг всего их вдруг лишили, И обстоятельства их жизнь с землёй сровняли. В один погожий день на выходных Решили прогуляться они в парке, И, не остановившись, на прорыв, На полной скорости их сбила иномарка. И вой сирен, и проходящих крики Залили улицу сполна. Они лежали порознь, разбиты… В крови была у Ани голова. Тяжёлый случай, Женя в кому пал, Его сознание помутнилось мраком. А Аню не смогли спасти от ран: Она скончалась на руках медбрата. Вот год прошёл, Евгений встал с кровати, Он видеть хотел Аню в тот же миг, Ведь не успел так многого сказать ей, И после слов медбрата он поник. — Не может быть! Ведь я живой стою! Покинуть не могла она меня. Скажите мне, я, может, сплю? — Нет, вы год не отходили ото сна.

Рано утром, в начале июньского дня Шёл мужик одинокий по улице. В его мыслях сейчас только она, А в глазах расставание рисуется. Проклиная пение птиц на ветвях И шатаясь из стороны в сторону, Он держал бутыль водки в безмолвных руках, И ничто не могло помешать ему. Помешать снова сделать томный глоток, Чтоб промыть душевную рану. И залить ядом тот колючий цветок, Разрывающий в кровь сердца пьяных. Нет! Не пьяных, а опьянённых Любовью. Тех, кто пред ней на колени упал, Тех сумасшедших и окрылённых, Кто узнал, как пахнет любовный запал. И мужик ненадолго очутился в мечтах, Где целует её он трепетно. Где он тонет в её бездонных глазах, Обнимает, говорит он без лепета. Но ведь это все только в его голове, Потому что выпил немало. Эх, мужик, и без алкоголя во мне Понимаю тебя солидарно. Что ж вы делаете с нами, любимые женщины! Разрываете в клочья мечты. Так хотелось остаться на пике блаженства, Но бросание вниз нас, увы.

Прости меня за то, что я такой. Принудил я любить и отрекаюсь. И чувствую, как будто не живой, Все больше от тебя я отдаляюсь. И что случилось вдруг во мне, не знаю, Я не могу найти ответа на вопрос. Душа моя тихонько умирает, Ведь вместе быть хотел я, а не врозь. Прекрасные моменты вспоминаю, Сердца стучали в унисон с тобою. Сейчас же ничего не ощущаю, И захотелось снова стать изгоем.

Так сладок воздух на просторе Нашей большой родной страны. Широки реки текут в море, И ручейки бегут с горы. Массив лесов неотразимый, Благоуханные поля Запали в сердце мне так сильно, Что разлюбить уже нельзя. Родившись русским человеком, Россию будешь ты любить. И красоту её вовеки Ты должен свято сохранить.

Ночь для меня, как мир иной. В нём есть загадки и ответы. Ночью могу я быть собой Иль, притворившись, стать кометой, Которая, лисе подобно, Имеет яркий пышный хвост. Летит она сквозь космос долго. Она — на брег мечтаний мост. На берегу на том есть поле, Цветов и трав благоухание. И лес там есть, в котором вскоре Найдётся дерево желаний. И я, обняв кору шершаву, Подумал только об одном: Ты не кончайся, сон мой странный, Хочу побыть сейчас вдвоём. Вдвоём хочу побыть я с теми, Кого давно я не видал. Увидеть тех, душа чья в небе, А тело в землю закопал. Поговорить хочу я с ними, Услышать голос мне знакомый, Прижать к себе, шептав их имя, Заплакать, от того что больно. Но вдруг из рук моих пропало То дерево в лесу и поле, И берег, мост, комета встала. Проснулся я в кровати вскоре.

Порыв души высвобождая, Я вновь стихи в блокнот пишу. И вдохновение принуждает Творить, хоть пользы я не приношу. Во мне давно иссякли силы, И дух мой где-то в тишине Сидит среди берёз красивых; Он не бывал на той войне. Где море крови и свинца, Где нет пощады человеку, Стрельба идет, ей нет конца, Что гильзы образуют реку. Падёт один боец, другой, И третий мамке не напишет: «Все хорошо, мам, я живой…» А мама ждёт, что вновь услышит. А мама ждёт, что вновь услышит Знакомый голос пацана, Который мог сидеть на крыше И считать звёзды допоздна. Который заливался смехом, И каждому он дню был рад, Пока однажды не уехал, Лишь крикнув маме: «Я солдат!»

Есть много моментов из жизни моей, Которые мне не понятны. В моём окружении так много людей, Их всех считаю проклятьем. Одни — это черти адского пекла, Выводят меня из себя. Другие, которых почти незаметно, Не знают, что сердце хранят. Моё сердце хранят. И вроде понятно, кто дорог мне больше, Но всё ж боюсь я их всех. А всё потому, что тот, кто дороже Ударит гораздо больней. Ударит без всяких помех.

У многих есть друзей навалом, Но не у всех найдётся тот, Который, говоря помалу, В тиши глухой тебя поймёт. С которым, уронив ни слова, Друг друга сможете понять. Только взглянув в глаза такого, Захочешь сразу ты летать. И я нашёл такую душу, С которой тихо пошептать Приятней и гораздо лучше, Чем с кем-то радостно кричать. Мне так приятно человека По имени звать нежно «Ксеня». Ведь для неё я в кой-то веки Стал кем-то важным, как Есенин.

Пожалуйста, со мной останься, Момент наполни безмятежьем. Не забирай ты моё счастье, Не оставляй меня. И прежде Чем я смогу увидеть взор твой, Ты не должна меня покинуть. Любимая, не дай мне сгинуть. Ведь я зависим уже стал От той улыбки, этих глаз. И мир мой так ничтожно мал, В коем нет меня с тобою — нас. И если ты меня покинешь, Я буду сломлен и разбит, Единственный твой фаворит.

Как сильно бы я не старался, Но всё-таки в силу причин Я так много раз ошибался, Что скоро не хватит мне сил. Пойти утопиться, взорваться? Ну, нет, ведь я не из тех. Я жизнью привык любоваться, Поменьше чтоб видеть помех.

Пороки общества просты до безнадёги: Все маски надевают на себя. Хотят убить они свои тревоги, В непонимании других людей виня. А сами ничего они не значат, Под масками их мир не так велик. Для них простая нерешаема задача, И внутрь разума темнейший мрак проник. Эх, люди, вы неумолимы, В своем давно вы варитесь соку. Возможно, чувствуйте себя непобедимо, На самом деле не убили слабость ту, Которая сожрет вас, не умолкнет, Как снимете вы маску пред толпой. Так много вас в хорошей упаковке. Так мало вас с таинственной душой.

«Началось все с неумения чулки надевать, А закончилось неумением жить.» — Так Добролюбов дал нам понять, Как Обломова стоит судить. Воспитание Ильи породило в нём лень. В чрезмерной опеке он жил, Исходя из того, что он каждый день Мог надеть только с няней чулки. Семилетний мальчишка, окруженный заботой, Любопытен вполне был и резв, Но родители вовсе убили охоту Заходить в приключенческий лес. Зародились привычки в Обломовском детстве: После трапезы он хотел спать. И характер его изменился. В последствии «Лучшим другом» стала кровать. Вот подрос наш Илюша, стал чуть взрослее, И пора бы учиться ему. Но какой в этом толк, ведь на самом-то деле Круглый год гонял он лафу. Ведь и правда, по сути умение простое: На себя чулки надевать. Но Обломов не мог даже этого. Вскоре Он сумел свой характер сломать. И вырос Илюша, как Ольга сказала, Беззащитным маленьким голубем. Серьёзных решений не принимая, Он прятал в крыло свою голову. Добролюбов написал всего пару строк, Весь роман сумев объяснить: Все начиналось с обычных чулок, А закончилось неумением жить.

Всё чуждо в мире для поэта. Возможно, он с другой планеты, Ведь видит то, что глаз не видит, Что не понятно никому. Поэт… он чует за версту И это свято ненавидит. «Но как же чувственность поэта?» — Спросить могли б вы у меня. А я отвечу: глупость это, Поэты — психи, как и я. Зачем сидим мы по ночам, Всё пачкая листы? А я отвечу: дар нам дан Всё видеть «с высоты». Но этот дар карает нас, За что не понимаем… Хотя отвечу парой фраз: Мы души так сжигаем И как тушить не знаем.

Слившись в танце пылали два сердца, А одно рвалось на куски. Лишь с тобою смог я согреться, Уходя от всей суеты. Вожделел прикасаться к тебе я, Забывая где я и кто. Нужных слов сказать не умея, Мне хотелось бы выйти в окно. Но какой в этом смысл, зачем? Я бы лучше судьбу испытал, Чтоб корабль жизни моей Наконец нашёл свой причал. Пусть он полуразрушен, разгромлен, И, наверно, на облик не мил, Но моя жизнь стала возможной, Лишь когда я тебя полюбил.

Я вечер каждый рад встречать и ночь, Ведь скоро встречусь я с тобой. Ты унесла мои тревоги прочь, Но с ними унесла и мой покой. Мне ежедневно хочется коснуться Твоих прекрасных рук и щёчек. И в сладость губ твоих мне окунуться Сейчас охота очень-очень. И взгляд свой не могу я оторвать От невозможно ярких глаз твоих. Я мог желание сейчас бы загадать, Ведь ты как павшая звезда в руках моих. Но главное — момент не упустить, Когда дозволено мне будет Тот терпкий нежный фрукт вкусить, Его обычно называют «губы».

Вы помните тот вечер, Владислава? В глаза друг другу мы смотрели. Мне Вас тогда так не хватало, Я счастью своему не мог поверить. Общались с Вами мы непринуждённо, И Вы смеялись над дурачеством моим. А я желал лишь после ложки дёгтя Почувствовать себя другим. Ведь только с Вами мне кричать хотелось Не голосом, а телом и душой. И подевалась вся куда-то смелость, Которая всегда была со мной. Вы совмещаете в себе две стороны: Одна заставит сердце чаще биться, Другая же способна уловить Всё то, что в глубине души таится. И нет такого больше человека, Зажегшего огонь, что вновь погас. Я вечно благодарен Вам за это, И если честно, Влада, я люблю Вас.

Так трудно собрать при встрече слова, Хоть видимся мы и не редко. Но каждый раз пуста моя голова, И лечу павшим листиком с ветки. Ну а ты каждый раз ловишь меня, Зажигаешь огонь изнутри. Я взрываюсь в порыве, безмерно любя, Обуздать животный инстинкт. Все касания к нежной коже твоей Остаются на кончиках пальцев. И не хватит в мире воды всех морей Утопить моё горе, Если ты не сможешь остаться. Я хотел бы фотографом твоим стать Или рисовать тебя мелом. Я хотел бы географом повидать Всю поверхность твоего тела…

Пылали вместе мы так мало, Однако помню до сих пор Наш «грязный танец», что, как жало, Пронзал сердца. Цеплял он взор. Восторженные зала крики, Аплодисменты, радость, слёзы… Я помню всё: софитов блики И Вас, усыпанную в розах. Я помню то, как Вы смеётесь, Я помню — боль Вам причинял, Я помню, как в порыве, ссорясь, Вас невзлюбил, но понимал. Я помню, как я вновь воспрянул, Из пепла словно возродясь. Вы веселили мои раны, Вы заживляли мою страсть. И хоть я к Вам и не пылаю Любовью неземной и чистой, Я Вас всецело обожаю И не забуду той страницы, В которой высечено имя На оглавлении книги жизни. Эх, Даша, спасибо Вам, что были Моею танцевальной искрой.

Мне любимы твои улицы тёмные; Ночью, летом, под свет фонарей Я своими уставшими лёгкими Забываю про глупость людей. Забываю про то, что когда-то Был таким же глупцом, кто твердит: «Этот город будто из ада, На весь мир он снизу глядит». А по сути, я в нём живу, И родился во мне здесь талант. Город мой излучает уют, Когда бродишь один по дворам. Здесь нашёл я друзей и любовь, Здесь познал печаль и тоску, Здесь моя уральская кровь Взволновалась под музыку ту, Что игривистым звоном в ушах Пробуждает внутри вдохновенье. Я родился в Березниках Под весеннее птичье пение.

Прекрасна, как яркое солнце заката, Вошла в мою жизнь ты тихонько. Не надо бриллиантов любого карата, Мне б руку держать твою только. Мне б видеть своё отражение в глазах, В глазах изумрудных твоих. Я так много слов сейчас мог сказать, Но голос мой медленно стих. Ведь рядом с тобой моё сердце поёт, И жизнь моя кажется раем. Я верю, что где-то вдали меня ждёт Прекрасное море желаний. Нырнув с головой, я счастье познаю, Готов под водой задохнуться. И каждую ночь один засыпая, Мечтаю с тобой я проснуться.

Послать бы всё куда подальше, Начать бы по течению плыть. Хочу пожить я настоящим, Ну, а о прошлом позабыть. Хочу я в небе птицей вольной Расправить крылья, полететь. Хочу я закричать «Довольно!», Как в жилах кровь начнёт кипеть. Вы, люди, жалкие актёры, Живёте все, как вам велят. Нужны работники, не спорю, Но те, кто этого хотят. Сейчас же в мире так сложилось, Что по велению судьбы, Куда бы жизнь не покатилась, Едим не торты, а торты.

Мы с тобой бестолковые люди, Мы как спички внутри коробка. Без наждачной бумаги не любим, Ну, а с ней сгораем до тла. Я хочу, чтобы вы говорили И кричали в сердечных мучениях, Чтобы злость свою вы открыли, Так пойму я ваше влечение. И гораздо легче мне будет Жить в запутанном внутреннем мире, Где дороги у наших судеб Будто вместе специально сложили. И пусть проза в любви неизбежна, Мы поделим ее на части. После ссоры так полно и нежно Заберём с собой только счастье.

Я в парке прокуренном и пропитом Вдохновение нашёл. Увидел сквозь грязь бутылок разбитых, Как здесь хорошо. Забыл я про то, что под ногами Разбитое зеркало луж, Ведь в нём так чудесно лампы сверкали. И понял я, что живу.

Можно влюбиться в красоту, В веснушки рыжие на щёчках, В улыбку уст, глаз доброту, И восхвалять её на строчках Стихов и прозы. Понимать, Что жизнь не может быть возможна Без той потребности внимать Всю прелесть бархатистой кожи. Но есть другая сторона Медали этой золотой, Она гласит: «Не так важна Для жизни женщина красой.» И вскоре пассию любую Сменить возможно без труда, Но не захочешь ты другую, Почувствовав любовь сполна. Любовь наперекор терпящую, Любовь без страха и обмана. Любовь, как пламя… настоящую И ценную, как лист Корана. Найди того, кто не сбежит, Кто вдруг отречься не посмеет От демонов твоей души, И с ними совладать сумеет.

Прости мою возможную навязчивость, За все мои вопросы «Как дела?», Прости за чрезмерную дурачливость, Я прячу так свои переживания. Мне очень сложно видеть красоту, Печалью омрачённую внезапно. И я как будто бы сижу в плену: Не подойти, не прикоснуться многократно. А только быстрый взгляд в глаза твои, Тот гланс, застывший в глубине души. Мне очень важно понимать тебя, Все твои мысли, чувства, тайны. И только бы понять, что я Тот человек, кому всецело доверяют.

Вас не люблю я, уж простите Мою дурацкую молву. Ваши глаза под свет софитов Слепили душу бедную мою. Ваш стройный стан меня пленил, И я его возненавидел, Ведь он желание породил — Вас каждый день хочу я видеть. Мне шёлк лоснящихся волос На ваши плечи так противен, Ведь он сейчас средь тысяч грёз Стал прихотью необходимой. Вас не люблю я, уж поймите, Что это больше, чем любовь. Вы во мне счастье возродили, Вы вскипятили мою кровь.

Не бойся, любимая, слёзы не лей, Ведь скоро в ужаснейшем мире Наступит пора замечательных дней, Время прекраснейшей лиры. Я спутником вечным стану твоим, Как свет от луны звёздной ночью. Останусь без ссадин я, невредим, Заслонив от беды твои очи. Впитаю всю злость, всю простуду и горе. Я вдребезги буду ломать Тот лёд на лазурном, скованном море, Чтоб могло оно снова сиять.

Вы помните я говорил: «Ничто не сможет нас поссорить.» Теперь же говорю: «Любой пустяк.» То я посуду не в том доме мою, То в мыслях роюсь просто так. Без ссор, как знают все, немыслимо общение, И я это всецело поддержу. Но у меня другое отношение К Вам — я Вас категорически люблю. Однако тошно мне из раза в раз Выслушивать «не надо», «нет» и «ничего», Я будто заперт был на сто замков от Вас, При этом не вознаграждён ключом. И сердце каждый раз отстукивает в такт: Ска-жи, ска-жи, ска-жи. Зачем, ну почему, ну что не так?! Ну что мешает нам спокойно жить? К чему эти бессмысленные прятки? Боитесь Вы иль не уверены во мне? Мне жаль, что не могу я без оглядки Утопнуть в Вашей избранной душе. Наверно, слишком много жду от Вас, простите. Я, видимо, не тот, кого судьба Должна направить к Вам под свет софитов, Она отправила меня без фонаря. Наткнувшись на такое чудо, я не знал, Что на земле можно стоять, как в облаках. Вот только б знать, что я не прогадал, Увидев свет Ваших очей впотьмах. Без ссор, как знают все, немыслимо общение, И я это всецело поддержу. Но у меня другое отношение К Вам — я Вас категорически люблю.

Дай мне силы терпеть людей мне ненавистных, Дай мне силы узнать, как терпеть. Замолчать, усмирить мои гневные мысли, Не использовать словесную плеть. Дай мне силы спокойным быть в ирмовском шторме, Дай мне силы стоять на ногах. Удержаться и не упасть в эти волны, Утонув в глубине на века. Дай мне силы быть рядом с моими друзьями, Дай мне силы друзей не терять. На просторах полей, городами гуляя, Научи себя понимать. Дай мне силы родителям дать всё, что нужно, Дай мне силы им отплатить. А с любимой, как детям, дурачиться дружно, А с любимой в достатке жить.

Нет времени мне отвечать? Не беда. Я буду любить тебя тихо. Не буду звонить, писать… никогда Услышать не сможешь ты крика. И письма мои потеряны будут, В пути их кто-то сожжёт. Все нити, сплетения наших судеб Коварный посредник порвёт. В душе моей громкая тишина, В словах моих горькая правда. Ты времени на простейший ответ не нашла, А я был этим подавлен. Ну что ж, не смею тебя отвлекать, Я буду любить тебя тихо. И буду морально тобой голодать, Услышать не сможешь ты крика.

Как голуби на ломоть хлеба, Скорее, словно мухи на дерьмо, Вы на поэта бурей налетели. Вы ждали его слабости давно. Да, не такой, как вы, он и не блещет Воспитанною речью и поклоном. Да, он считает возраст человечий Ничем иным, как цифрой неживою. «Эй ты, самоуверенный мальчишка, Как смеешь ты перечить мненью старших?!» А потому что вы других не слышите, Считаете себя единственными, важными. Какого дьявола я должен уважать Того, кто голос на меня срывает. От вас, скорее, легче убежать, Чем убедить, что вы не правы. Но в этом случае я становлюсь хамлом, Однако, лучше вас, извольте. Вы будете бить молотом и рвать серпом, А я терпеть вашу недетскую фривольность. И вставить слово, сразу — не воспитан. Начнёте вы родителей клеймить. Я перед вами, я сам себе родитель. Мне отвечать за все слова, мне дальше жить. И уважать вас — старших — нужно, Когда вы уважаете в ответ. Для вас я лишь незрима безделушка, Для мира я всего лишь человек.

Поезда, никогда не любил поезда, Не любил — они тебя увезли. И вся жизнь сейчас превратилась в вокзал, В вокзал, где встретимся мы. Бесконечное ожидание. Рельсы-артерии пронзают меня, Тянутся нескончаемо. Моё тело теряет сознание. Гемоглобин, караван кислорода везя, Бьётся за жизнь отчаянно. Моё тело теряет сознание. Поезда, как я люблю поезда! Люблю — возвратили тебя. Пообещай, что снова приедешь сюда. Никогда не любил поезда…

Я позову тебя ночью вполголоса И напишу письмо в своих мыслях. Я состригу опять свои волосы, Хоть они ждали тебя немыслимо. Я буду ждать СМС ежечасно, Ежеминутно, секунду каждую. Я буду ждать, хоть и знаю — напрасно, Душевной буду томить себя жаждою.

Кто я? Что я? Только лишь мечтатель, Лежа в полумраке в пагубном дыму, Я души своей безжалостный каратель. Что, не ждали вы эту строфу? А я тоже ночью не подозревал, Что начну царапать без разметки листик. Я бы засмеялся, кто бы мне сказал: «Ты поэт своей никчёмной жизни!» Я беру поэта как творца, Как художника, который вместо красок Любит рифмы едкого словца И который знает — мир ужасен.

Я пишу это тайно, не открывай двери. Мне не выдержать натиска. Ты, наверно, не сможешь во всё поверить, Но моя жизнь к чертам в ад катится. Опять эта осень-зима холодами Сжигает душу. Но я потерплю, плед натяну, Пусть музыка плейлистами Меня задушит…

Помнишь, я писал про окно? Так вот, лучше броситься. Не смотреть на тебя день за днём. Изучая каждый сантиметр твоего лица, Мои губы мечтали оказаться на нём. Ты скрываешь или действительно На всё то, что между, плевать? Аметисты-мечты рассыпались, Когда снова я лёг в кровать. Снова лёг один на бетонную… Без спокойных твоих ночей… Я в себе вырыл яму бездонную Из ужасных, гневных речей. Мне всё высказать до ужаса страшно. Страшно знать, что не нужен буду. Было б время как манная каша, Я б размазал его по блюду В надежде на то, что так больше. Да, больше, жаль, все лишь кажется. Ты оставила из до боли маленькой порции Только жалкую горстку кашицы.

Каждая наша встреча — страх, Каждое наше слово — боль. Я снова увидел в твоих глазах Не угаснувшую любовь. В день повёрнутой бесконечности В роковых дверях… Ты стояла на краю пропасти, А я — на разгорающихся углях. Натянув тетиву, без разбора Я стрелял по всем наугад И не ведал, куда полетят Мои стрелы, ждущие крова. Я влюбился в мысль, в мечту, в осознание Того, что любят меня. И поверь мне, сквозь год ожидания Я понял — так делать нельзя. Но стрелы не знали, в кого их стреляли, В полёте кричали «Прости!» Последовал выстрел… кажется, ранил, А может быть вовсе убил.

Та же кофейня, тот же столик, Те же два стаканчика кофе. Я принял сильнодействующий наркотик В перемешку с душевной болью. Та же кофейня, те же взгляды, Чувства, однако, иные. Ромео… Джульетта… Флакончик с ядом, А мы? А мы не такие. Та же кофейня, то же время, Тоже бежать скоро нужно. Мне вечно, наверно, нести это бремя, Что я кому-нибудь нужен. Та же кофейня, та же напротив, Тоже душу свою изливаю. Прости, что мы сели за этот столик, Прости меня, дорогая…

Почему ты такая красивая? От чего я начал было думать, что не моя? Часто кажется, небо синее Звёздной россыпью рисует тебя. Да, на свете такие люди, с которыми сложно, Бывают именно теми людьми, Без которых прожить невозможно. Я люблю тебя… любишь ли ты?

Остерегайся таких, как я, Кто направит тебя на распутье, Кто утешит и будет рядом В тяжёлые эти минуты. Да, всё плохо до невозможности. Нет, не буду искать другую. В моих криках скандальной повести Мне вовек не сыскать такую. Я хочу, чтобы ты изменилась; Эгоист, тиран, идиот, Я не спорю, но мне приснилось, Как в море Наш корабль плывёт. Я стал взрослым чересчур рано, Может, потому что рос без отца. Он как антипример, как рана В наших твёрдых, как камень, сердцах. Обожаю антипримеры, Они словно закон: «Так нельзя!» То есть всё остальное делай, А вот что, решай уже сам. Я решил, что любовь — это жертва. Огромная жертва собою, Но она состоит из мелких: Временем, трудом, здоровьем. И если к жертвам ты не готов, То ты не готов и к любви. Есть огромное множество слов, Своё чувство так и зови, Но не любовь… а, я вспомнил, Ты мне не говорила «люблю». Ты говорила всё, что угодно, И не держала клятву свою. «Вы помните, вы всё, конечно, помните, Как я стоял, приблизившись к стене…» Вот только не ходил никто по комнате, Хоть слышно было в полутьме, Как я растрачивал себя в скандалах, Как упрекал тебя, а ты молчала. Ты соглашалась с каждым словом, ты всё знала, И в то же время ты себя не понимала. Как я могу уверен быть в тебе И в том, что ты мне говоришь, Когда ты не разобралась в себе, Не ведаешь, возможно, что творишь. И я хотел помочь и разъяснить, Хотел быть рядом, стать любимым. Но, видимо, тут рано для любви. Ты, я так понял, не знаешь её силу. Ну, что ж, пора заканчивать письмо. Я пожелать тебе хочу, родная, Ты осознай к чему вот это всё, И не напрасны ли твои старания.

Я очень верил в нас, Но больше — в твою мечту. Друг друга забыли: ты в танцах, А я тебя в людях ищу. Одна — твои руки, другая Любит смеяться как ты. У третьей вдруг замечаю Глаза, похожие на твои. Еще одна — та же походка. Хотелось окликнуть — не стал. Я превращаюсь в скандалиста и идиота, Я всё осознал. Зачем мы друг другу — ругаться? Ты в аргументы подруг моих, я — друзей. Лучше расстаться, нам лучше с тобою расстаться. Будем друзьями, не ждущими друг о друге вестей.

Мои мысли разнятся с делами. Я пишу, что расстаться пора, А внутри дрожь пробирает, Ты ушла… Отыскала другого, Он красив, состоятелен, добр. Я себе напридумывал много, Поселился в лесу из оков. Ты считаешь, судьба над всем властна, И плывешь по течению вниз. Я стою с наковальней счастья, Неуклюже кую на бис. Да, я болен, ужасно болен. Посмотри в закромах души Фильм, в коем море крови: Не даю чертям своим жить. Ты ушла… Я держать не буду… Надоело любить не тех. Ну, а если вернёшься — забуду, Только знай… Забывать — для меня это грех.

* * * Каждый день в электричке на работу я еду, Каждый день я вижу её. И сидит совсем рядом, озарённая светом, Беспрестанно смотрит в окно. Она слушает музыку, улыбается, Её губы чуть слышно порхают. Я давно нашёл песню, ведь ей она нравится, И, смотря ей в глаза, повторяю. А она и не знает, что тот, кто напротив, Ежедневно не видит дороги. Ведь в момент когда она в электричку заходит, Мой взгляд попадает ей в когти. Но я не могу сказать ей о чувствах, Они несуразно большие. Хоть она в каждом дне моей жизни присутствует, Я сказал бы, что вижу впервые. Мне б узнать её имя, куда она едет, Я пошёл бы за ней по пятам. И пускай сознание моё часто бредит. Что внутри меня, верю словам. А они говорят мне: «Девушка эта Пришла в твою жизнь не случайно. Её волосы в ярком солнечном свете Приглянулись тебе так недавно. Однако же знай, что ты ее встретил За долго до первого взгляда». * * * Тот самый день, когда он проснулся 1 От яркого солнца, палящего в глаз. И иней на окнах его растянулся, Сложившись в узоры зимних прекрас. Подняв свою голову с теплой подушки, Джим встал, к потолку протянувшись руками. И что же могло сделать день этот лучше? Наверное, только чай с пирогами. Он жил в однокомнатной светлой квартире, Доволен был тем, что свободен от всех. И жизнь его в своём маленьком мире, Возможно, когда-то имела успех. Работал художником в маленькой фирме, Джим делал наброски и арты для игр, А в дни нерабочие — выходные — Он в парке писал природные виды. Сегодня как раз Джим встал очень поздно, Взял кисти, блокнот, отправился в парк. Вам может казаться — художникам просто, Но Джим в тот момент не смог рисовать. Вернувшись домой, он сел на пороге, И, скорчив лицо, стянул с ног ботинки. Джим долго не мог объяснить, что в итоге Прекрасные виды не вдохновили. И день его скучно прошёл в одиночку, Он сел за столик, сгорбивши спину. Сегодня Джим дал вдохновенью отсрочку, Прекрасный он мир его мирно покинул. * * * Джимми, твой грустный страдающий взор, Который настиг тебя накануне, На улицы тёмные сквозь окно устремлён. О чём твои мысли, о чём твое горе? Желаешь ли ты в тихом забвеньи Лежать на снегу, сминая снежинки? Иль хочешь возвысить своё поколение, Действуя быстро, смело, в новинку? Я понимаю, твой кризис ужасен, Но стоит лишь руку вдаль протянуть. Найди что-то новое в мире прекрасном, Познай вдохновенья изменчивость… суть. Каждый уикенд ты в парке гуляешь, Видишь одни и те же пейзажи. Джим, я надеюсь, что ты понимаешь — Менять свою жизнь иногда очень важно. В отчаянии Джим решил прогуляться 2 И в золоте уличных фонарей Увидел он девушку, если признаться, Казалось, что нежность почувствовал в ней. Стояла она напротив кофейни, Держала в руках горячий эспрессо. Вдруг Джима накрыла волна вдохновенья, Как будто бы в ней нашёл свое место. И, будучи храбрым, узнал бы он имя Той незнакомки с блеском в глазах, Но всё же художник прошёл быстро мимо, Чтоб не смирять любовь впопыхах. * * * Неделя прошла, у той же кофейни Он ждал беспрестанно взгляда её. И выпил уже пол сотни варений, Бариста давно стал другом его. Болтали они на разные темы: О том, что стоит расширить кафе, О живописи, о сновидениях, Об инее белом на зимнем стекле. О том, что весна стоит на пороге И ждет заветного дня своего. А, как известно, весной все чертоги Открыты у разума твоего. Придёт вдохновенья пора и любви, Придёт терпсихора, проснётся Амур. И в медленном танце своём закружит Волшебно-французское слово l’amur. Но он её не дождался, покинул То место надежды, бурлящей внутри. Неделю назад не узнав её имя, Сегодня он проклял мысли свои. Опять Джим заходит в светлую комнату И снова снимает те же ботинки. Придал он движение затхлому воздуху, Настежь окно, летят вниз снежинки. * * * Горячий напиток расширил зрачки, Кровавые очи на небо глядели. Сидел у окна, сам с собой говорил, Внутри бушевали мыслей метели: «Пожалуй, дурак я, раз упустил Единственный шанс дать сердцу забиться, В момент нашей встречи ногами прошил Я тот тротуар… мне всё это снится.» Но к сожаленью оно или к счастью, Всё было правдой чистой воды. Он думал о прошлом, хоть и жил настоящим, Ну, а о будущем Джим позабыл. Его будоражили мысли в кофейне, Воспоминания его волновали, Эх, Джим, ты, конечно, не должен мне верить, Однако подумай, что было бы с вами. Что было бы с вами, не пройдя тогда мимо, Сидел бы один ли ты у окна? А надо-то было — спросить её имя, Но ты моментально все связи порвал. Все связи, все ниточки, все адреса, Момент упустил взглянуть ей в глаза, Теперь по щеке стекает слеза… Но плачет наш Джим не по любви, Он просто зевает, ведь ночь отступила. И снова он проклял мысли свои, Неделю назад не узнав её имя. Джимми проснулся во время обеда, Нависшие веки, безжеланное тело. Проспал на работу и вообще что-то делать Так не хотелось, хоть время велело. Он в парке давно уже не рисует, Забыл он про кисти свои и про холст. Не верит в сплетение их жалких судеб, Надежду последнюю ветер унёс. Ладонь застыла на окне запотевшем, Стекающих капель оставила след. Взгляд устремился в портал мира внешнего, И вдруг он увидел её силуэт. * * *

* * * Я шла по тёмной, пустующей улице. Остался день до моего отъезда, По городу, от холода сутулясь, прогуливаюсь; Зашла я в тёплое уютное место. — Добрый вечер, мадам, капучино иль латте? — Не стоит, можно я только погреюсь? — Ну, тогда позвольте угостить вас бесплатно. — Вы так любезны, я буду эспрессо. Согрев свои руки о тёплый стакан, Я вышла опять в объятия холода. Бариста желание моё угадал: Всё, что хотелось сейчас — крепкий кофе. Фруктовый, с кислинкой, чарующий запах Застыл на губах моих тоненькой пенкой. Кофейная гуща на стенках стакана Засохла от холода и жуткого ветра. Вдруг рядом со мной пронёсся мужчина, Смотря мне в глаза, сверкая слезами. Я побоялась его, но впустила Часть странных душевных переживаний: Куда он идёт? Зачем он так быстро По скользкому льду тротуара спешит? Его, может, ждут родные и близкие? А, впрочем, зачем мне лезть в глубины души. Остался лишь день, один скучный день, И будет мурлыкать мотор под капотом, Везя меня в мир незнакомых людей, Везя меня к трапу моего самолёта. А пока… я иду по пустующей улице, Допиваю эспрессо и в шарф зарываюсь. То ли устала, то ли замёрзла — сутулюсь, За три года в театре я так измоталась. Постановки, актёры, крик режиссёра — Всё было так ново, сейчас — не терплю. Мне приелись кулис эти плотные шторы, Может, стоит от них чуть-чуть отдохнуть. * * *

* * * В последние дни он писал всё подряд: 3 Кошку на крыше соседнего дома, Соседки-старушки весёленький взгляд, Вид из окна на тускнеющий город. Каждый новый восход приносил только скуку, Как так можно было влюбиться? Он горел, он пылал и потух в адских муках, Нужно было воспламениться. И вдруг его сердце забилось под кожей, Кровь волною ударила в голову. Он свой взор оторвать очень долго не может От походки отличной от холода: Нараспашку пальто, шарф немного развязан, Идёт вприпрыжку, любуется. По деревьям и небу ведёт своим глазом И, не видя прохожих на улице, Напевает под нос любимую песню. А Джим в своих чувствах взрывается, Он моментально срывается с места И в прихожей уже одевается. Неуклюже, в ботинки запрыгнув, шагает, Надевает куртку и шапку. Ищет ключи по карманам, пылает От того, что находит перчатки. «Ай, да к черту!» — выпалил Джим впопыхах. Лишь захлопнув входную дверь, Он по лестнице вниз пустился стремглав, И все мысли только о ней. С какой стороны она шла и куда? Глаза по прохожим метались. — Вы видели девушку? Высока и стройна, Только что тут… потерялась. В пальто нежно-розовом, шарфик такой же И варежки с птичками зимними. — Да, такую я видел, возможно, Пошла вон туда. — Спасибо! Джимми ринулся в том направлении Лишь бы взглянуть на неё, И он это сделал. К его удивлению Она стояла у входа в метро. * * * — Сильвупле, мадмуазель. — О, французский, как мило. Мерси, что тут сказать! Я взяла долгожданный свой капучино И стала его попивать. — Мадам, вы сегодня свободны? — Сказал мне мужчина, вдруг подошедший. — Да, свободна, однако позвольте… — Не стоит имён, мы с вами не вещи, Чтоб нас называли по именам Обычным, неброским, никому не идущим. — Постойте, а как на счёт наших мам И пап, имена нам с самого детства дающим. — Давайте оставим их в наших ксивах И будем свободны в выборе имя. — Хорошо. Очень странная встреча. Хотя мне понравился ход его мыслей, Посмотрим каким он будет под вечер. Я вспомнила, это мужчина из прошлой жизни. Той, до поездки, когда я была В депрессии жуткой, на срыве ужасном. Я кофе при нашей встрече пила. — Пускай меня зовут Кейт. — Прекрасно. Её так и звали, Джим понимал И сам от себя был удивлён, Что он в начале про имя сказал, Ведь тоже назвал имя своё. Они отправились в ту же кофейню И разговорному придались веселью. — Как ты думаешь, Джим, — Отпивши из чашки, Промолвила Кейт с сияющим взглядом — Как забыть прошлое и жить настоящим? — Я думаю, этого делать не надо. — Что именно? — Прошлое, оно очень важно. Многие думают его отпустить. Думать о будущем, жить настоящим, Согласен… частично, ведь будущий ты Смотрит сейчас на тебя сквозь года, Сквозь месяцы, недели, дни и часы, И инструмент — воспоминания, А что будет дальше не ведаем мы. Конечно, ставить цели, мечтать очень важно, Но я вспоминаю себя накануне. Откуда ж я знал, что так удачно Гляну в окно и в междулюдьи Увижу тебя, можно на «ты»? — Естественно можно, мой маленький Джимми. — Погоди, с чего я маленьким вдруг оказался? — Я вижу, ты младше. — Это мешает? — Мне нет, но людям вокруг может казаться… — Людям вокруг? Для тебя это важно? — Конечно! Мы живём в обществе… — Дикарей. — Нет, Джим, чуть-чуть потерпи! Мы живём в обществе прекрасных людей, И слова их несомненно важны. — То есть ты можешь в угоду народа Отказать себе в сокровенном? — Переиначивать мои мысли не стоит, Я говорила о другом совершенно. Просто в обществе есть устои, традиции, И мужчина обычно старше избранницы. — Давай будем считать, что мы необычны, И какая вообще к черту разница! Я понимаю мне было бы восемь, Но мне на дюжину больше. — А мне двадцать пять исполнится осенью, То есть забудем про возраст? — Определенно забудем про возраст. Пять лет — невеликая разница, Тем более в наше время. И тут разговор их катится К живописи и сновидениям. — Знаешь, Кейт, было невыносимо Терпеть мне все эти дни. — Мы час знакомы от силы! — Пожалуйста, помолчи… Тогда, в переулок зайдя, Меня волной окатило. Я неделю в кофейне — здесь — ждал, Думал вернёшься. — Как мило. А я была на курорте, Хотелось отдохнуть, понимаешь? Устала бежать на жизненном корте, Почувствовать, что летаешь Охота было… — Да, понимаю. Во мне же застыло чувство Доселе сверх незнакомое. Я чуть ли не бросил искусство… — Мы закрываемся скоро! — Прервал разговор вдруг бариста. Джим посмотрел в циферблат. — Нужно поторопиться, Без пятнадцати девять часы говорят. * * *

* * * — Он замечательный, да, необычный, Наши мысли разнятся порою, Однако, какой же он симпатичный! — Ну ты и дура, не скрою. Ты сама себя понимаешь, подруга, Что вы знакомы два дня? Сейчас пообщаетесь недельку-другую, И забудет он про тебя. Ах, нет, цели-то надо добиться… — Цели? — Ну, той, между ног. — Сьюзи! — А что?! В его планах тут ошибиться Только тупица бы смог. — Нет, Сьюзи, он не такой. Я надеялась вопреки: Руди — бывший приятель мой — Был как раз из придурков таких. Ну, не будем о грустном. — Киса, забудь о таком в наше время. Мужики сейчас очень искусно Заставляют нас, баб, лелеять. И мы сразу «о боже, цветочки! Он такой распрекрасный, я таю!» Ну, каким образом точно Я, пожалуй, не уточняю. — Да хватит, Сьюзи! Не дарил он никакие цветочки. — А что, денег нет, лузер? Благо бог дал нам две почки. — А-а-а, достала! Как вообще тебе что-то рассказывать? Мы по парку ночью гуляли! — Да шучу я, Кэтти, выкладывай. — Повстречались мы с ним у кофейни, Может, дней десять назад. Помнишь ту, на углу Корабельной? Вот, он мимо тогда прошагал. Говорит, что потом всю неделю Он меня у кофейни ждал. Вчера, наконец, мы увиделись. Он восхитительный, правда! Живой, энергичный и с принципами. Джим — мужчина моего жанра. Романтик до боли на кончиках Его пальцев, ведь розы колючи. — Всё-таки были цветочки! — Не о цветах говорю я, Сьюзи. Он просто доверчив больно, И любит если, то сильно. У него были главные роли, Где играл он людей нелюбимых. Джим о девушках мне рассказал, Которые его волновали: Одна красива была и нежна, Ему внимание не уделяла; От другой готов был бежать, Ведь с каждой их встречей рождалась Мысль того же немого конца, Неизбежно любовь терялась. И он убежал к другой, Та любила его безумно, А Джим девушкой жил иной И разрушил той сердце об зубья Пилы… (Как романтики всё же малы) — И ты влюбилась в его рассказы, Как однажды он был с другими? — Я влюбилась, как он размазал Все опаски мои о мужчинах. Разговоры спокойны и точны, Космополит, любит чай вместо пива, В компании главный художник, Алкоголь — предпочтительно вина. Интеллигентный, красиво одет, Мнение о мире имеет. И все это в двадцать лет. — Двадцать?! Очки твои розовеют. Ты же знаешь, они бьются стёклами внутрь. Подруга, будь осторожна. Но если он всё-таки тебя «любит», То я свидетель на свадьбе, можно? — Ха-ха-ха, ясно, дурёха! Посмотрим, Сьюзи, посмотрим, А пока по домам, а то плохо, Мне завтра готовиться к роли. * * * Она была прекрасна на сцене, И наряд подобран удачно. Джим ходил уже две недели На спектакль в театре каждый. И всегда третий ряд, место справа. Его Кейт искала глазами. Он внимал красоту театрального бала, А она заливалась слезами. Для роли, естественно, вы не подумайте. Актёру плёвое дело — заплакать. В его арсенале актёрских орудий Ещё не такое видали. После «бала» банкет, Кейт вышла. — Ты с каждым разом прекрасней становишься. — Ну, Джим, перестань, это лишнее. — Сегодня, знаешь, как-то морозно. Может, согреемся чашкой кофе? Закажем пиццу на дом, потом Кино какое-нибудь посмотрим, Лично я за «Господин никто». — Хорошо, только я ребятам скажу. И она зашла внутрь вновь. Джим прождал её пять минут, Успела замерзнуть кровь. С ноги на ногу перекатываясь, Он гонял по жилам тельца. Скрип двери. Девчачьи объятия. 4 Улыбающиеся глаза. Они добрались на такси до квартиры, Лифт стал пристанищем жарких желаний. Дверь отворилась, вцепились вампиры, Вцепились, губы друг другу кусая. Одежда сминалась в объятиях пары, Дыхание спёрло, руки ласкали. Белоснежное тело на покрывале Все ближе и ближе стремилось к нирване. Нежная, долгая поцелуев дорожка Спускалась всё ниже. Дальше — клише. Лишь стоны… Лишь стоны услышать было бы можно — Томно вздымалась грудь в темноте. * * * Солнечный луч пронзил оконную раму, 5 По одеялу волны вяло плелись. — Джимми, куда ты? — Я собираюсь, На работу пора мне идти. Ты сегодня свободна? — Во сколько? — После работы, мисс. — А куда мы пойдём? — Ну, можно Для тебя это будет сюрприз? — Хорошо — ответила Кетти, Сияя глазами от любопытства. Она знала, что в целом свете Джим — самая странная небылица. Они встретились после работы (7:30, 23 марта) И помчались, отринув заботы, За город навстречу закату. Уютный, маленький, тёплый домик, Чердак и окно на небо. Осталось лечь рядом, открыть вино И ждать неизбежного лета. — Ты знала, — начал вдруг Джим говорить — Что фонарик направленный вверх Будет в космосе очень долго светить, Миллионы, наверно, лет. — Волшебно — промолвила Кейт, привстав, Она к стеклу прикоснулась. Оставила след стекающих капель И к Джиму вдруг повернулась. — Давай навечно оставим сияние в небе? Они в руки фонарик взяли И смеялись, смеялись как дети, Сквозь ладонь на стекле свет направив. Он помчится сиять на просторах вселенной. Порождённый клацанием маленькой кнопки, На которую пальцами жали блаженно В домике… сквозь окно… два влюблённых. — Нам завтра ехать обратно, Нужно как следует выспаться. Джим приобнял Кейт за талию, И мир вокруг них рассыпался. * * * — Боже, Кейт, как романтично! Может, не такой он и бабник. Хотя, чувствую я… — Как обычно! Ну же, все будет нормально. Вот увидишь, я буду счастливой. — Я уже тебя вижу, киса. Только как-то это немыслимо, Будто он с планеты другой свалился. — Я понимаю, всё странно И быстро так закрутилось, Но я нашла любовь в его ранах. Моё сердце в бешеном темпе забилось. — Как бы он не стал твоей раной, Кетти, ты должна понимать. — Может быть, Сью, и права ты, Но когда же любить, дай мне знать. * * * Через день они рванули на электричке В другой город неподалёку. Джимми уснул по привычке, Кейт говорила по телефону. Ей предложили главную роль, В следующем месяце будет премьера. Она соню стала будить своего, Рассказать как раз захотела. Вдруг вагон пошёл ходуном, Голова закружилась жутко, Пол стремился стать потолком, Стены — без промежутков. На стекле паутина в крови, Рассечённый висок кровоточил. В его сердце так много любви Вытекало следующей ночью. 6 * * *

* * * Каждый день в электричке на работу я еду, Каждый день я вижу её. И сидит совсем рядом, озаренная светом, Беспрестанно смотрит в окно. Она слушает музыку, улыбается, 7 Её губы чуть слышно порхают. Я давно нашёл песню, ведь ей она нравится, И, смотря ей в глаза, повторяю. А она и не знает, что тот, кто напротив, Ежедневно не видит дороги. Ведь в момент, когда она в электричку заходит, Мой взгляд попадает ей в когти. Но я не могу сказать ей о чувствах, Они несуразно большие. Хоть она в каждом дне моей жизни присутствует, Я сказал бы, что вижу впервые. Мне б узнать её имя, куда она едет, Я пошёл бы за ней по пятам. И пускай сознание моё часто бредит… И пускай сознание моё… словам… И пускай сознание моё бредит часто… — Пускай меня зовут Кейт. — Прекрасно! Я не верю… себе не верю, Но откуда тогда это всё? «Давай навечно оставим сияние в небе, Пусть оно к звёздам нас унесёт.» * * * Кейт прикоснулась к окну запотевшему. Стекающих капель оставила след, Тем самым открыв портал мира внешнего, И Джимми увидел её силуэт.

Жизнь — она во взглядах, в сверкании глаз, В неоновых огнях огромных улиц. Она внутри у каждого из нас В момент, когда вы обнимаетесь, целуясь. Она идёт неспешным шагом прочь, Её не видно, её не остановишь. Она — фонарь, когда приходит ночь, Жизнь — это та, с которой не поспоришь. И пожелать вам жить — моя задача, Моя задача как поэта и творца. Пренебрегать моментом неудачно, Когда рука касается лица, Когда вам кто-то говорит небрежно, Что любит вас и тянет руку вниз, В ладони сжав кольцо, он нежно Стирает слезы с эбеновых ресниц. Момент прожить вам нужно так же, Когда идёте вы под звёздным небом. Скопления рассматривая с жаждой, Вы не ищите там Кассиопею. Поймите просто, как далёк он — космос. И то, что вы, как атом, неделимы. В вас целый мир сияет белым лоском, И я хочу, чтоб вы его открыли. Будьте собой среди толпы смятенной, Она лишь губит индивидуальность. Танцуйте, пойте, рисуйте перемены, Живите так, как будто день вам жить осталось. Скажите всё, как есть, и всем, кому хотели, Чтоб не жалеть потом, что не успели. Внимайте смысл каждого мгновения, Чтоб позабыть о слове «сожаление». Учитесь делать то, к чему душа лежит. И вы узнаете, что значит это — жить.

— Как больно, милая, как странно, Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, — Как больно, милая, как странно Раздваиваться под пилой. Не зарастёт на сердце рана, Прольётся чистыми слезами, Не зарастёт на сердце рана — Прольётся пламенной смолой. — Пока жива, с тобой я буду — Душа и кровь нераздвоимы, — Пока жива, с тобой я буду — Любовь и смерть всегда вдвоём. Ты понесёшь с собой повсюду — Ты понесёшь с собой, любимый, — Ты понесёшь с собой повсюду Родную землю, милый дом. — Но если мне укрыться нечем От жалости неисцелимой, Но если мне укрыться нечем От холода и темноты? — За расставаньем будет встреча, Не забывай меня, любимый, За расставаньем будет встреча, Вернёмся оба — я и ты. — Но если я безвестно кану — Короткий свет луча дневного, — Но если я безвестно кану За звездный пояс, в млечный дым? — Я за тебя молиться стану, Чтоб не забыл пути земного, Я за тебя молиться стану, Чтоб ты вернулся невредим. Трясясь в прокуренном вагоне, Он стал бездомным и смиренным, Трясясь в прокуренном вагоне, Он полуплакал, полуспал, Когда состав на скользком склоне Вдруг изогнулся страшным креном, Когда состав на скользком склоне От рельс колеса оторвал. Нечеловеческая сила, В одной давильне всех калеча, Нечеловеческая сила Земное сбросила с земли. И никого не защитила Вдали обещанная встреча, И никого не защитила Рука, зовущая вдали. С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь! Всей кровью прорастайте в них, — И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг! 1932