— Кос-тя За-ха-руш-кин! Кос-тя За-ха-руш-кин! — в комнату залетали певучие женские голоса.

«Началось воскресное утро — ничего не скажешь», — подумал Кузовлев и с удивлением посмотрел на спящего товарища, не решаясь будить. Под окном стояли две учительницы — Зоя и Надя. Отвернувшись от порывистого ветра, девушки придерживали взлетающие полы пальто.

— Костя, к тебе пришли, — сказал Владимир, расталкивая товарища. — Просыпайся, если назначил свидание сразу двоим.

— Сколько времени?

— Десять часов.

— Почему не разбудил раньше? Я же на рыбалку пригласил девчат. Собирайся и ты.

— Костя, избавь меня от новых твоих приключений. Я еще сочинскими делами сыт по горло. Ты уехал, а мне пришлось объясняться со всеми твоими знакомыми… До сих пор помню их имена.

— А ты свою блондинку не забыл?

— Да, Тата мне нравилась. Но это так не серьезно. — Кузовлев взял со стола толстую книгу. Подержал на весу, будто взвешивал. — Выпросил у майора Федорова «Молниеносная война, или план Барбаросса». Решил сегодня почитать. На рыбалку не собирался.

— Владимир, я знаю, что я плохой… Но выручи меня, — просил Захарушкин.

— Я обещал майору Федорову завтра вернуть книгу. В училище мы с тобой, Костя, изучали Великую Отечественную войну, но в книгах о ней интереснее написано. Нам многому можно поучиться на ее примере. Я тебе рассказывал о знакомстве с Иваном Даниловичем Сироткиным — отцом Романа. Живой свидетель боев в первые дни войны. Пограничник. Я хочу знать, как рождались подвиги…

Кузовлев нарочно подбирал сухие, казенные слова, подражая начальникам. Ему хотелось во что бы то ни стало образумить товарища, который, по его мнению, недостаточно серьезен.

— Кос-тя За-ха-руш-кин! Кос-тя За-ха-руш-кин! — надрывались на улице.

— Владимир, я исправлюсь. Обещаю. Только выручи меня сейчас! Неудобно перед девушками. Пошли скорее.

— Рыбак, а чем ловить-то будешь? Руками?

— А это что? — Захарушкин извлек из кармана брюк обломок оленьего рога с толстой леской и блесной. — У знакомого ненца выменял на перочинный нож. Понял, голова?

О тундровом озере рассказывали чудеса: стоило забросить в воду крючок — и без труда натаскаешь целый мешок рыбы.

Ненцы появлялись в поселке в своих меховых одеждах — малицах и кухлянках. Усаживались на корточки напротив магазина и раскладывали пойманную рыбу. Огромные рыбины в красных точках отливали серебром.

— Где ловил? — как-то раз спросил Захарушкин старого ненца, оказавшись случайно около магазина.

— Ты, однако, рыбу покупай, — сказал старик с коричневым скуластым лицом в глубоких морщинах, с жесткими седыми волосами и медленно повернулся. Не торопясь, отбросил капюшон малицы на плечи и, не обращая внимания на Захарушкина и его вопрос, ногой перекидывал рыбу с одной стороны на другую, бормоча себе под нос: — А тальма жирная. А тальма жирная!

— Сеть ставил? — не отставал лейтенант Захарушкин, загораясь охотничьим азартом.

— Зачем, однако, сеть? Тальму дергать надо, — обиделся старик и достал из кармана обломок оленьего рога с толстой леской и блесной. Взмахнул рукой. — Тальму дергать надо. Ты, однако, покупай рыбу. Мне олешек гнать надо к чуму.

— Продай блесну! — попросил Захарушкин, не рассчитывая на такое везение. — А хочешь, давай меняться: я тебе нож, а ты мне блесну с леской?

— Надо думать. — Старик уселся на нарту и нахлобучил на голову капюшон. Повертел перочинный нож в руке и молча протянул лейтенанту обломок оленьего рога с толстой леской и блесной.

— А где озеро? — спросил ненца Захарушкин, не в силах скрыть свою радость от проведенного обмена.

— Там то, там то! — Старик вертел головой в разные стороны, как будто тундра сплошь состояла из одних озер: куда ни пойди — везде их встретишь.

…Лейтенант Захарушкин извинился перед учительницами, что заставил их долго ждать на ветру, и, улыбаясь, представил:

— Мой товарищ — Владимир Кузовлев, историк по призванию. Вы, кажется, уже знакомы?

— Да, — подтвердила Надя.

Все четверо направились через поселок к Черным скалам. Деревянная мостовая скоро оборвалась, и под ногами зачавкала раскисшая земля. Ночью прошел дождь, и налитые лужи блестели среди мшистых камней и лишайников. Поднявшись в гору, молодые люди остановились и осмотрелись. Кругом была тундра. Среди высокой травы горбатились кочки, низкорослые березки и ивки с тонкими стелющимися стволами. Пестрый ковер цветов радовал глаз, но не доносил аромата. По сторонам желтели крестовики, розовый мытник, лютики и снежная лапчатка, выглядывала остролистая синюха.

Давно в голубоватой дымке растаял поселок с черными угрюмыми скалами, высокими шестами антенн метеостанции полярников, а озеро, о котором так много говорил лейтенант Захарушкин, все не открывалось.

— Где твое озеро-то? — насмешливо спросил лейтенант Кузовлев.

Захарушкин молчал и хмурился. Мучительно старался припомнить, в какую сторону показывал старик.

Из травы выпорхнула стая куропаток, мелькнув яркими пестринами крыльев. Лапки опушены зимними белыми перьями, как будто не успели сбросить валеночки.

— Ой! — взвизгнула Зоя и отскочила в сторону.

— Это куропатки! — спокойно пояснила Надя. — Я видела их в лесу.

— Покупаю ружье! — громко сказал Кузовлев. — Не знаю, какая здесь рыбалка, а охота должна быть отличная.

— Дойдем до озера, я тебе покажу, как таскают тальм! — не сдавался Захарушкин, с нетерпением ожидая появления долгожданного озера.

Летчики с учительницами далеко ушли от аэродрома. Низко над ними пролетали гуси и утки. Пробежали вылинявшие песцы с темными полосами на хребте и обтрепанными хвостами.

Осень заявляла о себе робко, но уже начала перекрашивать листья на стелющихся березках и ивках. Они ярко пылали, как маленькие огонечки. На юге и севере природа вела свой особый календарь. В тундре увядали травы, темнел серебристый ягель, вода в озерах наливалась чернотой, пугая леденящим холодом.

Кузовлев нагнулся и сорвал тоненькую веточку березки. Маленькие листочки рассыпались. Растер листок на ладони, понюхал знакомый терпкий запах. И хотя Владимир находился далеко от дома, почувствовал, что и здесь его земля. Маленький листочек связывал его с родным краем, был дорогой весточкой из далеких, но бесконечно близких сердцу мест.

— Девчата, посмотрите, сколько здесь зайцы шерсти натрясли! — крикнул Кузовлев. — Не один свитер получился бы!

— И в самом деле! — всплеснула руками от удивления Зоя.

— Хоть бы перчатки связали, здесь руки мерзнут — сил нет, — пошутил Кузовлев.

Добежав до дальней кочки, девушки громко расхохотались: белые мохнатые головки пушеницы они приняли за комочки шерсти. Но веселились недолго. Шли дальше молча, все чаще озабоченно посматривая в сторону далекого поселка.

Кузовлев решительно сказал:

— Нам пора возвращаться. Мы сбились с дороги. Девушки устали. Обратный путь тоже немалый. Поворачивайте назад!

— Девчата, дойдем до озера? — почти заискивающе обратился к девушкам Захарушкин.

Надя и Зоя улыбнулись.

— Как называется твое озеро, горе-рыбак? — спросила Надя.

— То.

— «То» по-ненецки «озеро» вообще.

— А я думал, «То» — название озера, — нетерпеливо ответил Захарушкин, не скрывая своей досады.

— Вот что, следопыт, — Кузовлев похлопал Захарушкина по плечу, — мы благодарим тебя за прекрасную прогулку, но пора возвращаться.

Сзади раздалось громкое всхрапывание и звонкий треск копыт. И прежде чем кто-нибудь из четверых понял, откуда несутся звуки, подлетела нарта с оленями. В глаза бросался вожак с причудливо ветвящимися рогами и большим белым пятном на лбу. Ненец в кухлянке остановил упряжку, натянув вожжи, отпустил хорей.

— Ан-до-ро-ва-те! — поздоровался черноволосый мальчуган и внимательно оглядел встретившихся ему людей. Во время быстрой езды ветер сорвал капюшон, и голова была открытой.

— Здравствуй, Хосейка! — сказала Надя, узнав в мальчугане своего ученика из интерната. — Ты куда собрался?

— Чум, однако, рядом. Чай буду пить.

— Чум рядом, а озеро где? — не мог угомониться лейтенант Захарушкин и показал мальчугану обломок рога с толстой леской и блесной.

— Харитонов надо?

— Тальму дергать. — Лейтенант взмахнул правой рукой, стараясь объяснить мальчугану, зачем они отправились в тундру.

— То?

— То! — обрадованно закивал головой Захарушкин и бросил торжествующий взгляд на Кузовлева. — Там то?

— Хебени, однако, садитесь, — заулыбался Хосейка. — Абурдай будем, в чум поедем.

— А то где?

— Чум найдем, озеро найдем. — Мальчишка согласно кивал и улыбался, показывая крепкие белоснежные зубы. При каждом кивке он опускал веки, прикрывая черные глаза.

Девушки быстро устроились на легких нартах. Хосейка взмахнул кнутом.

— Гей хыть, гей хыть! — громко крикнул он и дернул вожжи. — Гей хыть!

Олени легко побежали, едва касаясь ногами земли. Копыта пощелкивали, и узкие полозья нарт скрипели, когда шаркали по песчанику или по россыпи галечника, и мягко утопали, едва касались травы или мха.

Вдруг тишину прорезал звонкий гул турбин. Кузовлев остановился и посмотрел на небо.

— Эскадрильи летят, — уверенно сказал он, радуясь этому нарастающему гулу, его могучей силе.

— Жмем! — сказал лейтенант Захарушкин.

— Летят! Сейчас самолеты будут расходиться по кругу. Пошли скорей, девушки. Попьем чаю, раз приглашают…

Такие неожиданные встречи часто происходят в жизни, Возвращались с учений летчики двух эскадрилий, и сразу нашлись у них общие знакомые. С одними кто-то учился в аэроклубе, с другими заканчивали военные училища и академии. Начались горячие объятия и обычные в таких случаях вопросы: «Ты знаешь?», «А ты помнишь?»

Скоро первые волнения и заботы улеглись, и командиры двух эскадрилий построили своих летчиков перед остроносыми истребителями, чтобы доложить командиру полка об окончании перелета.

Полковник Здатченко неторопливо обходил строй. Придирчиво посматривал на летчиков. В синих комбинезонах, в свободных красных спасательных жилетках «капках», они были удивительно похожи друг на друга. Офицеры еще не отошли от долгого перелета, вид у них был усталый, но радостный.

Командир был доволен. Наконец-то собрался весь полк. Три эскадрильи — это не одна. Поровну теперь распределятся дежурства. Его уже не огорчали тяжелые погодные условия: низкая облачность и взлетная полоса на вечной мерзлоте. Люди закалились, и это радовало.

Рядом с командиром полка шел руководитель полетами майор Федоров. На СКП он связывался по радио с каждым летчиком, заходящим на посадку, и успел определить их мастерство. Еще издали заметил стоящих перед строем командиров эскадрилий. После посадки, зарулив истребители на стоянку, они поднялись по крутой лестнице на стеклянную террасу, чтобы проследить за действиями своих летчиков.

— Товарищи офицеры! Поздравляю с благополучным перелетом, — сказал Здатченко. — Приглашаю всех в столовую на обед.

В просторном зале столовой Здатченко представил майора Карабанова.

— Командир третьей эскадрильи. Завтра эта эскадрилья улетает на восток для поддержания навыков ночных полетов. Это приказ командующего.

— Товарищи офицеры! — объявил майор Карабанов. — Сбор третьей эскадрильи в штурманском классе.

Столы завалены картами. Их надо умело склеить, сложить гармошкой, чтобы во время полета перекладывать и следить за маршрутом полета, не выпуская из вида красную линию карандаша.

Летчики постепенно привыкали к Северу. Прошла суровая зима. Наступало время белых ночей. За работой прошел день, но на улице было светло как днем. Лейтенанты Кузовлев и Захарушкин сосредоточенно склонились над одним столом. Хотя во время перелета будут работать приводные станции, но летчику надо все учесть до мелочей и действовать быстро, находчиво, осмотрительно.

Убедившись, что все заняты делом, Карабанов предложил Федорову:

— Анатолий, надо съездить на аэродром. Посмотрим, как готовят наших птичек.

Федоров посмотрел на часы. По времени уже вечер, но по-прежнему так же светло. Целые сутки день. Воздух прозрачный, и видно далеко. Даже в машине Федоров все время прикидывал, как будет вести себя за штурвалом. Шоферу как будто передалось настроение летчиков. Он вел машину медленно, давая возможность лучше вглядеться в Черные скалы, поселок, море и аэродром.

На стоянке эскадрильи подготовка к перелету шла полным ходом. Около расчехленных самолетов озабоченно сновали механики и техники. У каждого переносная электрическая лампочка, огоньки то вспыхивали, то гасли, для контроля, когда механик забирался в потаенный лючок. Тяжелые машины с прицепами двигались от одного самолета к другому. Заправляли их керосином. К остановившемуся газику подбежал инженер эскадрильи и четко отрапортовал:

— Товарищ командир! В эскадрилье — предполетная подготовка!

— Завтра вылет, — сказал майор Карабанов. — В восемь ноль-ноль.

Карабанов и Федоров подошли к машинам. Залезли в кабины. Наверху гулял резкий северный ветер. Среди серо-зеленой тундры островками чернели мочажины, а между ними проглядывали круглые озерца. Майор Федоров никак не мог привыкнуть к белым ночам. Для него время вытянулось в один бесконечный, долгий день. Именно он, свет, помогает расти в тундре чахлым березкам и другим деревцам, стелющимся на мочажинах. Задолго до снежных метелей успевали подрасти оленята, встать на крыло гуси и утки, чтобы отправиться в дальний перелет на зимовку. «У нас спрессованное лето!» — произнес про себя Федоров и улыбнулся. Он почувствовал, что соскучился по настоящему теплу, солнцу, черному небу, расцвеченному блеском мириадов звезд. Представил, как удивится Люда, когда получит от него телеграмму с Волги. Если бы не задание на отработку ночных полетов, он обязательно слетал бы посмотреть на дочку.

По борту постучали. Федоров перегнулся и увидел стоящего на стремянке техника самолета.

— Товарищ майор, надо опробовать турбину!

Комэск и замполит вылезли из машин, а вдогон им раздался пронзительный свист и загудели реактивные двигатели, все усиливая свою мощь. Карабанов и Федоров понимающе переглянулись. Каждый из них знал, какие разительные перемены произошли в авиации. Самолеты забрались на такую высоту, что двадцать и тридцать километров теперь не предел, в три раза больше выросли скорости. Раньше на перелет до Волги ушло бы несколько дней с посадками на промежуточных аэродромах, а завтра они перелетят с севера на восток за весьма короткое время.

— В класс, — приказал майор Карабанов шоферу.

Его удовлетворил осмотр. Он был уверен, что его эскадрилья завтра вылетит на Волгу в срок.

Для командира полка полковника Здатченко утро выдалось беспокойное. Перед проводами третьей эскадрильи дежурный синоптик предупредил:

— Ожидается снежный заряд!

Здатченко обеспокоенно посмотрел в окно. Летчики третьей эскадрильи уже начали рулить на старт. Но накатившаяся полоса тумана скрыла истребители. В светофоре красный свет. Командир недоволен: метеоролог запоздал с докладом. Он с надеждой посмотрел на небо. Холодный ветер с моря рассеял облака. В просветах проглянула яркая синева.

— Погода меняется, говорите? А вы не ошиблись? — с надеждой переспросил командир.

— Нет, товарищ полковник. Скоро сами убедитесь!

И действительно, через несколько минут все резко изменилось. Небо плотно захлопнули темные облака. Казалось, вот-вот они начнут царапать землю. Лохматые снежинки обрушились внезапно, и мгновенно все потонуло во мраке. Снег выбелил стоящие на рулежных дорожках истребители и полосу, траву и прибрежный песок.

На СКП включили электрический свет. Перед Здатченко лежала карта с маршрутом полета эскадрильи. Летчики в третьей эскадрилье не новички, но неизвестно, какая погода ждет их в полете. Север есть Север. Здесь никогда нельзя заранее угадать, какой сюрприз тебе приготовили небесные силы.

Снежный заряд прошел, и в комнате сразу посветлело. Выбеленный снегом аэродром было не узнать. Около выруливших истребителей копошились механики, обметая с плоскостей снег. Здатченко обошел стеклянную террасу, приглядываясь к взлетной полосе. Снег сбил туман, и окрестности просматривались со всех сторон. Ветер с моря по-прежнему дул в сторону берега, и на высоких волнах вспыхивали белые гребешки. Командир взял микрофон и громко передал:

— Сто десятый, вылет разрешаю! — и тут же включил светофор.

В фонаре зажегся зеленый свет.

— Вас понял! — Карабанов последний раз опробовал турбины, все увеличивая их наддув, и наконец отпустил тормоза.

Истребитель стремительно бросился вперед, ускоряя разбег.

Разрешение на взлет получил и майор Федоров.

— Сто восьмой, вам взлет!

Кузовлев с радостью услышал долгожданную команду. Начал разбег. За самолетом бушевало пламя, вырываясь из двух турбин. Истребитель стремительно пробежал по взлетной полосе, последний раз чиркнуло переднее колесо по бетонке, и самолет круто полез вверх.

Один за другим уходили со старта самолеты, занимая определенные зоны за аэродромом, чтобы по команде собраться в боевой порядок. Строем самолеты прошли над аэродромом и легли на боевой курс. Лейтенант Кузовлев последний раз посмотрел на маленький поселок, знакомый берег моря и взлетную полосу. Внизу, в тундре, тускло поблескивали круглые блюдца озер. Обнесенные кустарниками, они казались настороженными глазами с длинными ресницами. В свои первые полеты здесь, на Севере, лейтенант уже обращал внимание на разное свечение красок. В солнечный день особую яркость набирала зелень и пурпурные отроги гор. В пасмурный — а сейчас день был именно таким — черной тушью отсвечивала вода в озерах, словно каждое из них наливалось своим внутренним светом.

Кузовлев посмотрел на карту. От одного поворотного пункта до второго время полета точно рассчитано. В наушниках слышался полонез Огинского — это передача первой станции.

— Набираем высоту! — передал ведущий группы майор Карабанов.

Легкое движение штурвала — и грозная машина выскочила выше облаков. Комэск оглянулся. За ним, в правом пеленге, шли истребители. Пары не отрывались друг от друга и выдерживали нужную дистанцию.

Чуткие радиолокаторы засекли эскадрилью и вели ее к новому аэродрому. Планшетисты на КП старательно вычерчивали на светлом плексигласе маршрут, определяя высоту и скорость полета.

В лобовое стекло кабины истребителя Карабанова ударили первые капли дождя и струйками заскользили вниз. Кузовлев с удивлением разглядывал капли. О дожде не предупреждали. Хотя эскадрилья шла за флагманом, каждый следил за маршрутом, интересовался расходом топлива. Уже скоро должна блеснуть Волга. Радиообмен запрещен, а то бы он перебросился словцом с Захарушкиным. Как там ведомый себя чувствует? Готовится ли к посадке?

Аэродром небольшого волжского городка встретил летчиков третьей эскадрильи ярким, слепящим солнцем. Офицеры удивленно разглядывали обслуживающий персонал южного аэродрома, поражаясь их загару и легкой одежде. Пора и им стаскивать с себя шерстяные свитера и теплые куртки.

— Березки, братцы! — закричал кто-то из летчиков возбужденно, словно увидел какую-то диковину.

Летчики, как маленькие дети, бегали по аэродрому, срывали жесткие стебли цветущего клевера, ромашки, дышали и не могли надышаться пряным запахом цветов.

Через несколько часов на землю спустились сумерки. Еще несколько минут красным отблеском подсвечивались облака. И уже от высокого берега Волги стремительно набегала темнота. На черном небе ярко засверкали звезды.

Город за Волгой осветился электрическими фонарями, когда у прилетевших с Севера летчиков начались первые полеты. С реки то и дело доносились раскатистые гудки пароходов и самоходных барж. Даже ночью река продолжала жить своей напряженной жизнью.

Карабанов и Федоров возили на спарках офицеров. Полеты и посадки следовали друг за другом. Кузовлеву ночные полеты нравились за особую сложность. Привычная кабина преображалась, и все приборы горели зеленым фосфоресцирующим светом. В это время он чувствовал особую ответственность. Сверху небо, а внизу земля. Он один, наедине с приборами. Не на кого положиться, не от кого ждать подсказки.

Истребитель упрямо лез на высоту. Своим видом он скорее напоминал ракету, а его бортовые огни на крыльях, когда его окутывала темнота, новые звезды.

Прошло три ночи. Майор Карабанов остался доволен полетами Кузовлева. Крепко пожал ему руку перед строем и сказал:

— Задание выполнили на «отлично». Мы с вами дежурные по звездам! Так держать!

— Служу Советскому Союзу! — громко, с задором отозвался Владимир.