Случилось ли это с ним в последний день отпуска или только сейчас, в поезде, лейтенант Кузовлев так и не понял. Но он вдруг почувствовал острую тоску по небу. Даже здесь, в вагоне, стоя около окна, он старался увидеть хоть кусочек неба.
«Высоты мульон!» — неожиданно пришла на память любимая поговорка комэска. Кузовлев улыбнулся: «Вся моя жизнь теперь связана с небом, без него не жить». Но вспомнил почему-то не самолет и не комэска, а смеющуюся девчонку с выгоревшими на солнце и разлетающимися на ветру кудряшками. Он встретил ее у моря за неделю до отъезда.
— Вы не против, если я провожу вас? — спросил он.
— Дорога здесь широкая… Места всем хватит, — девушка задорно тряхнула кудряшками.
— Спасибо и на этом.
— Вы не голубятник?
— А почему так решили?
— Мой брат гонял голубей. Он, как и вы сейчас, всегда смотрел вверх.
— Я летчик, — он немного помедлил. И сказал как можно проще, чтобы она не подумала, будто хвалится, хотя имел на это законное право: — Я летчик… летчик-инженер.
— Понятно.
Что именно она поняла, он не знал. Полы разлетающегося халатика девчонки мелькали, как крылья бабочки. На загорелом лице, руках и ногах звездочками вспыхивали кристаллики соли. Солеными оказались и ее теплые вздрагивающие губы. Впрочем, ничего, кроме поцелуев, и не было. Разговоры шепотом, объятия. Долгие прогулки вдоль берега моря и вздохи при луне. Бог с ней, с этой девчонкой. Ни он ей, ни она ему ничего не обещали.
Кузовлев опять подумал о небе. Погодой он интересовался всегда, даже на горячем галечном берегу моря. Но постоянно жил ею лишь на аэродроме. Туманы, грозовые фронты, обледенение и снежные заряды — он не забывал о них ни на секунду ни в воздухе, ни на земле. И в любое время года: летом — когда стучал каблуками высотных ботинок, зимой — когда шаркал войлочными подошвами собачьих унтов. Погода была жизнью!
Его отпуск кончился. Он возвращался в свой полк, а вернее — в свою третью эскадрилью. Плохо, что ехать пришлось одному. Ведомый Кузовлева — Константин Захарушкин — улетел на неделю раньше срока, не простившись ни с кем на пляже… «Смываться надо вовремя, — сказал он Кузовлеву. — Не люблю женских слез… И тебе предлагаю рубить концы. А то подцепит блондинка на крючок — не заметишь, как в загсе окажешься и представитель закона пропоет ангельским голосом: «Поздравляю вас, теперь вы муж и жена!»
Поезд мчался мимо красных обрывистых скал, темных ущелий, осыпей гальки с колючими кустарниками, светлых коттеджей и садов. И опять же — над всем этим было голубое, безоблачное небо. Его небо…
Кузовлев без сожаления прощался с Кавказом, его лесистыми хребтами и теплым морем. Если в последний момент он и сдал свой билет на самолет, так не ради пейзажных красот, а только ради любопытства: очень давно не ездил по железным дорогам.
— Сосед, заходите, мы переоделись! — послышался певучий женский голос.
В купе расположились три женщины. Еще при посадке лейтенант успел их рассмотреть. Одна — стройная, красивая, молодая, вторая — полная, лет сорока пяти, с красными румяными щеками, а третья — неопределенного возраста, хромая.
Она молча сидела возле двери и курила. Платье в нескольких местах прожжено, пальцы пожелтели от табака. Рядом палка, на которую она опиралась при ходьбе.
Позвала Кузовлева молодая женщина. У нее такой приятный грудной голос — это он сразу отметил про себя.
— Спасибо! Я еще здесь постою, у окна, — улыбнулся Кузовлев.
Женщины в купе шуршали бумагой, целлофановыми пакетами, что-то озабоченно перекладывали в своих чемоданах и сумках, переговаривались.
— Я первый раз отдыхала в Сочи в мае.
— В октябре лучше. Путевка… оказалась горящей.
— Ванны принимала в Мацесте.
— Я пальму купила. Наверное, ее надо полить? — голос мелодичный, грудной.
«Это она», — опять отметил Кузовлев.
— Обязательно! — авторитетно заключила хриплым басом та, что курила. — Земля в горшке сухая.
Молодая женщина вышла из купе. Синий спортивный костюм ладно обтягивал ее стройную фигуру. Лейтенант посторонился, но вагон качнуло, и женщина на мгновение прижалась к нему теплым плечом.
— Извините, — смущенно сказала она.
Кузовлев прошел в конец вагона, чтобы не загораживать проход. Смутное беспокойство овладело им. «Лишь бы она тоже не сказала, что я похож на голубятника! — неожиданно подумал он и инстинктивно опустил голову. — Нет, она так не скажет!» — почему-то решил он и улыбнулся.
Женщина медленно шла прямо на лейтенанта. В вытянутой руке она держала глиняный горшочек с зеленым стебельком. «Пальма», — вспомнил Кузовлев разговор женщин. Вряд ли она приживется в средней полосе. Он растерянно смотрел на женщину. Ему даже показалось, что глаза ее доверчиво обращены к нему. Но женщина прошла мимо и захлопнула за собой дверь в купе, а Кузовлев вернулся к своему окну. Но дверь, мягко ударив о стену, откатилась опять.
— Сосед, не хотите ли сыграть с нами в подкидного дурака? — спросила, растягивая слова, полная женщина с красными румяными щеками.
— Я не люблю карты. И не умею играть.
— Неужели нельзя пострадать ради дам? — прохрипела курившая, пристукивая палкой.
— Знаете, скоро станция, — заступилась за Кузовлева молодая красивая в синем спортивном костюме. — Мне мороженого хочется. Кому еще купить?
— Если будете выходить, купите мне, пожалуйста, пирожков, — попросила курившая. — Я сейчас дам деньги.
— Не надо! Еще успеем рассчитаться. Сосед, а вам купить мороженое? — весело спросила женщина и, не дожидаясь ответа, сказала: — Вообще-то, товарищ лейтенант, это ваша обязанность ухаживать за дамами.
— Согласен, — охотно отозвался Кузовлев. — Я просто не звал, что скоро станция, — первый раз еду поездом. Принимаю заказы. Говорите, кому что нужно? Могу даже список составить.
— Вы первый раз отдыхали в Сочи? — так и ахнула молодая женщина и кокетливо поправила выбившуюся прядь волос.
— Второй… Но я больше дружу с аэрофлотом.
— А я боюсь летать, — откровенно призналась молодая женщина. Она улыбнулась, и на щеках появились ямочки. — Я трусиха.
— Я тоже раньше боялся, — сказал Кузовлев, стараясь не смотреть на эти соблазнительные ямочки. — А потом страх прошел. Так что же я должен купить?
— Пирожков нашей попутчице, а мне эскимо. Только вы себе ничего не заказали, — молодая женщина повернулась к третьей соседке.
— Я запасливая. На всю дорогу отоварилась.
Электровоз нырнул в темный туннель. В коридоре вспыхнули электрические лампочки. Потом за окном посерело, и скоро вагон снова озарился солнечным светом. Скрипнули тормоза. Вагон дернулся и остановился. Застучали, накатываясь друг на друга, вагоны.
— Лейтенант, я, пожалуй, выйду с вами подышать свежим воздухом. Вы не возражаете? — Молодая женщина, уверенная в своей привлекательности, смело обращалась к Кузовлеву.
«Она знает, что красива», — мельком отметил он и поймал себя на мысли, что все время следит за этой женщиной.
— Последний раз увидим море, — продолжала убеждать его попутчица. — Вы в море бросали деньги на прощание? — Она повернулась к нему, заранее зная, что он ответит.
— Целую горсть монет швырнул!
По платформе деловито засновали пассажиры. Большинство толкалось у лотков, продуктовых палаток и газетных киосков.
Кузовлев встал за пирожками. Молодая женщина стояла рядом. Он решил заговорить с ней, узнать хотя бы ее имя, но когда обернулся — ее уже не было. Синий спортивный костюм он увидел впереди состава. Она перебежала железнодорожные пути и скрылась в здании вокзала.
Кузовлев купил два пирожка с мясом и направился в конец перрона за мороженым. Высокий мужчина в черной узбекской тюбетейке сердито требовал у продавщицы жалобную книгу. Очередь волновалась.
На платформе появился начальник станции в красной фуражке, помахал рукой машинисту электровоза.
— Отпускайте побыстрее, — попросил Кузовлев, — Поезд отходит. Мне два вафельных стаканчика.
Электровоз осторожно дернул вагоны, неторопливо потащил за собой.
Получив вафельные стаканчики, лейтенант побежал к хвосту состава. Невольно посмотрел вокруг, ища соседку по купе, но решил, что она давно уже вернулась, и на ходу прыгнул в вагон.
— Товарищ лейтенант, проходите, — торопила проводница.
Но Кузовлев все еще смотрел на здание вокзала. Молодая женщина в синем спортивном костюме вышла из дверей вокзала. Растерянно огляделась, увидела катившиеся мимо нее вагоны и что было мочи побежала за уходящим поездом.
— Держите! — Лейтенант сунул в руки проводницы пирожки и мороженое. — Я сейчас! — Спрыгнув, он бежал рядом с поездом, держась за поручень: — Скорей, скорей! Я помогу вам.
Женщина увидела лейтенанта, из последних сил рванулась к вагону, но споткнулась и упала. Кузовлев бросил поручень.
— Где вещи снять? Телеграфируйте, товарищ лейтенант! — кричала проводница. Голос ее относило встречным ветром и стуком колес.
Когда Кузовлев подбежал к попутчице, та пыталась подняться, упираясь рукой о землю. Лицо ее побледнело, старательно причесанные волосы рассыпались.
— Я, кажется, ногу сломала…
— Попробуйте встать. — Лейтенант обнял женщину, осторожно поддерживая.
— Ой, больно!
— Все будет хорошо, все будет хорошо, — успокаивал Кузовлев плачущую женщину. Он подхватил ее на руки и медленно понес к вокзалу.
Осознать случившееся не было времени. Женщина с закрытыми глазами стонала у него на руках. Сильная боль исказила ее красивое лицо, темные растрепавшиеся волосы подчеркивали ее бледность.
До самой последней минуты лейтенант надеялся, что у попутчицы не перелом, а простой ушиб. Но, когда озабоченный врач с санитаром положили ее на носилки и понесли к машине «скорой помощи», Кузовлев испугался.
— Муж, садитесь! — требовательно сказал врач и распахнул дверь машины. — Опустите приставное кресло.
Пронзительно завывая, машина помчалась по узким улочкам приморского поселка, среди садов и виноградников.
На носилках женщину внесли в больницу. Высокий врач в белом халате с двумя темными пятнами йода распорядился:
— В операционную.
— Подождите! — взмолилась она и навзрыд заплакала, видимо от внезапного страха перед всем предстоящим.
Кузовлев крепко сжал ее холодную руку.
— Все будет хорошо, все будет хорошо, — растерянно успокаивал он женщину, не выпуская ее руки.
Белая застекленная двустворчатая дверь распахнулась и сразу закрылась, проглотив каталку.
Лейтенант Кузовлев почувствовал себя виноватым в том, что не уберег попутчицу. Надо было проводить ее до телеграфа. Будь он чуть расторопнее, ничего бы не случилось. Вот и сейчас. Почему он не спросил, кому сообщить о случившемся.
— Пройдемте в регистратуру, — позвала медсестра и посмотрела на Кузовлева сочувственно, с нескрываемым любопытством.
— Как ваша фамилия? — Девушка обмакнула перо и зацарапала по бумаге, стараясь снять приставший волосок. — Имя вашей жены? Отчество? Сколько лет? — Она задавала вопрос за вопросом. — Ваш домашний адрес?
— Не знаю… Я не знаю ни имени, ни отчества, ни фамилии этой женщины, — смущенно сказал Кузовлев и развел руками: — Мы попутчики.
— И вы из-за нее отстали от поезда?
Девушка уже не скрывала своего интереса к стоящему перед ней молодому мужчине. Ниточки ее бровей поползли вверх.
— Вы храбрый, — неожиданно заключила она, словно подытоживала свои мысли. — Придется все узнать у больной. — Девушка дошла до двери и обернулась. Подведенные брови снова чуть-чуть приподнялись: — А как вас зовут? Как ваша фамилия? Она ведь вас тоже не знает. Не знает ни имени, ни фамилии своего спасителя.
— Владимир Кузовлев.
— А вы женаты? — лукаво спросила девушка.
— Нет, — вполне серьезно ответил он.
Медсестра не появлялась долго, и Кузовлев уже начал волноваться.
— Вы тут? — услышал он наконец. — Да сидите, сидите! Хирург узнал: зовут ее Наташа, — сказала медсестра. — Наталья Николаевна Луговая. Она балерина. Перелом голени, закрытый. Наложили гипс. Сделали укол. Сейчас спит. Проснется часа через два-три. Будете ждать? Или напишете записочку?
— Когда ее могут выписать?
— Месяца через полтора или два, если все будет благополучно, — со знанием дела ответила медсестра, и вдруг в глазах ее мелькнул испуг: — Балерина — и ногу сломала. Вот ведь! — Словно до нее только сейчас дошел весь трагизм создавшегося положения.
— Она балерина? — переспросил Кузовлев, тоже удивленный и испуганный. — Как же она танцевать-то будет?
— Вы останетесь пока здесь или уедете сегодня же? — спросила медсестра.
— Мне надо прибыть в часть не позже двадцать пятого!
— Вы военный?
— Да.
— Если не секрет, кто?
— Летчик.
— Знаете, я так сразу и решила, — затараторила медсестра. — Только летчики такие смелые.
— Ну это вы напрасно. Смелых ребят у нас много.
Медсестра вздохнула, думая о чем-то своем. «Если бы вы были девушкой, то узнали, как ведут себя парни. Стоит один раз сходить на танцы. И все ясно».
Лейтенант Кузовлев устроился за столом, уставился на белый лист бумаги. Ему многое хотелось написать своей попутчице. Но слова не шли в голову. Собрать, отыскать самые нужные, чтобы успокоить ее и поддержать, если это возможно.
«Дорогая Наташа!» — написал он и тут же зачеркнул. Он не имел права так фамильярно обращаться к женщине, которую знал около двух часов, хотя сердце подсказывало, что волей случая они стали близкими.
«Наталья Николаевна». Выходило слишком официально. Он поспешно зачеркнул и это обращение. Нет, напрасно он мучил себя: никак не приходила та единственная фраза, которая должна задать нужный тон письму.
Резко наклонился над столом и, сильно нажимая грифелем на бумагу, написал: «На всякий случай. Лейтенант Владимир Кузовлев».
— Я написал записку Наталье Николаевне. — Кузовлев согнул листок пополам. — А то, что я не смогу здесь задержаться, пожалуйста, передайте на словах.
— Передам. — Медсестра поймала взгляд лейтенанта и все поняла: — Да вы еще встретитесь! Не огорчайтесь. Вот увидите!
— Спасибо на добром слове! — отозвался Кузовлев. Его рассеченные губы растянулись в улыбке, и шрам побелел.
Привокзальное отделение милиции находилось рядом с камерой хранения. За обтертой стойкой, почти не сохранившей следов масляной краски, сидел дежурный капитан милиции с красной повязкой.
— Я отстал от поезда. К кому мне обратиться?
— Так это вы? — грозно спросил капитан, с шумом отодвигая стул. Вслед за грохотом упавшего стула на Кузовлева обрушился поток слов: — Мы с ног сбились! Вас давно ищут. Вы о чем думаете? Где пропадали? Вещи ваши где снимать? Кто это должен решать, по-вашему? Документы при вас?
Словно в подтверждение слов капитана, сразу ожили все репродукторы на железнодорожной станции. Они перекликались между собой, как болтливые сороки в лесу:
— Пассажир, отставший от поезда «Сочи — Москва», срочно зайдите в отделение милиции! Пассажир, отставший от поезда «Сочи — Москва», срочно зайдите в отделение милиции…
— Я женщину отвозил в больницу на «скорой помощи». У нее перелом ноги, — медленно, стараясь как можно отчетливее выговаривать каждое слово, сказал лейтенант Кузовлев. — Кстати, она тоже отстала от поезда. Мы ехали с ней в одном купе. О ее вещах тоже надо позаботиться.
— Как ее зовут?
— Наталья Николаевна Гуляева.
— Куда она ехала?
— По-моему, в Москву.
— Скорый поезд вы пропустили, — сказал, заметно подобрев, капитан. — Через сорок минут подойдет экспресс «Адлер — Москва». Я вас устрою. В Ростове ваши вещи должны снять. Я получил телеграмму.