Активизация очагов Великого Евразийского чумного «излома» в начале XVIII столетия, проявилась упорными эпидемиями чумы в Северном Прикаспии. Чума в Астрахани в 1727 г. возникла на фоне мощных карантинных мероприятий, проводимых российскими властями в связи с чумой в Крыму, в Персии, в городах Малой Азии и в Константинополе. Однако болезнь быстро «успела укорениться» в Астраханском крае. Ограничительные меры не оказывали никакого влияния на ход эпидемии. Историческое исследование обстоятельств эпидемии позволило Н.К. Щепотьеву (1884) констатировать кризис современных ему представлений об эпидемиологии чумы: «Очевидно, что ходом чумной эпидемии в Астрахани заправляли другие факторы, более могучие, чем система карантинных мер».

Предыстория эпидемии. Летом 1727 г. чума опустошила персидскую провинцию Астрабад. В этом же году эпидемия распространилась в смежную с ней область Гилян (г. Решт), затем она появилась севернее, в русских владениях — в крепостях Дербент и Св. Крест. Одновременно чума свирепствовала в Константинополе.

Ход эпидемии. 4 сентября 1727 г. «опасная моровая язва», обнаружилась в Астрахани «на прибывшем из крепости Св. Креста терском казаке» (он приехал 9 месяцев назад!). 12 сентября на том же самом дворе, где оказался первый случай чумы, заболела чумой женщина. Больная была выведена в поле.

Затем, 9 октября, «моровая язва» обнаружилась еще «над солдатом, да на мужиках, да на девочке, которые и померли». 18 октября штаб-лекарь Бриль и лекарь губернского драгунского полка Ефим Фет донесли астраханскому коменданту, бригадиру Астафьеву, что «по осмотру ихнему 17 октября в Шипиловой улице у астраханского жителя Власа Ефимова на дворе явилась от опасной болезни умершая баба, да в оном же дворе у другой бабы имеетца в левом паху язва». Дом этот был сожжен, а оставшиеся жители его были выведены в поле «к удобному месту»; точно так же и жители Шипиловой улицы, «согласно штаб-лекаре-кому мнению, выведены были в поле и поставлены в кибитках в удобном месте, а при домах их определен был караул. К декабрю 1727 г. всех вы веденных в степи в опасной болезни всякого чину людей, мужеского и женского полу, да при них караульных солдат было 116 человек».

24 октября 1727 г. чума обнаружилась в г. Красном Яру — заболела жена отставного солдата. Заболевшая умерла на третий день и по свидетельству, «за неимением лекаря», прапорщика Ромаддова, «который при опасной болезни бывал и моровые язвы знает», у умершей была на правом плече моровая язва. Какую интенсивность имела эпидемия в Красном Яру, — неизвестно. Чума свирепствовала еще в Ярковской гавани, находящейся в 50 верстах от Красного Яра; но на острове Сед-листове, расположенном между Ярками и Астраханью, не было ни одного случая болезни. Появлялась ли чума в других населенных пунктах астраханской губернии, достоверно неизвестно. Н.К. Щепотьев считал, что в ближайших окрестностях Астрахани (рис. 11.2) ее не было, иначе высылка городского населения за пределы города на 5—10 верст, вряд ли бы осуществлялась властями. Эпидемия не прекратилась и зимой. Так, 4 января 1728 г. умерли от чумы некоторые служители в астраханской губернской канцелярии; 2 февраля оказались зачумленными стоявшие на карауле при той же канцелярии солдаты. Интенсивность эпидемии была все еще незначительная. Первоначально среди заболевших чумой жителей Астрахани смертельные исходы были редкостью.

В марте 1829 г. эпидемия даже почти прекратилась. Число всех домов, «запертых за опасною болезнию в разных месяцах и числах у астраханских обывателей разных чинов, к 29 января 1728 г. было 39».

Опасаясь, что с наступлением теплого весеннего времени эпидемия усилится, астраханский губернатор фон Менгден приказал 5 апреля оповестить население с барабанным боем, чтобы «всякого чина люди, окроме офицерства и солдат, для нынешнего воздуха, кто пожелает, выехали б в степь на бугры и не далее от города на пять верст». Эти опасения местной администрации, как оказалось потом, не были нап расны. С наступлением лета эпидемия усилилась, болезнь приобрела смертельный характер, в конце июня умирало по 50 и более человек в день. По сообщению губернатора, в Астрахани с 1 по 21 июня умерло 1300 человек, «на которых по осмотру явились опасные болезни: бубоны, фебра малигна и петехии». С 19 по 26 июля умерло 80 человек с такими же явлениями.

В начале августа 1728 г. эпидемия в Астрахани вроде бы прекратилась. «По репорту определенного лекаря», с 7 по 15 число в Астрахани «опасной болезни ни на ком не явилось, и никто не заболел». Но осенью поднялась новая волна эпидемии — в первых числах сентября снова обнаружились случаи заболевания чумой. Эпидемия совершенно угасла 6 сентября 1728 г., просуществовав таким образом ровно год. Наивысший разгар ее был в конце июня. Эпидемия на этот раз носила местный характер.

Клиника болезни. О ней известно очень мало, но по вышеприведенным описаниям штаб-лекаря Бриля, лекаря Ефима Фета и прапорщика Ромаддова, а также высокой смертности, можно предположить, что болезнь протекала в бубонной, бубонно-септической и септической формах. Видимо, у многих больных наблюдались чумные карбункулы.

Ликвидация эпидемии. О появлении чумы в Астрахани было сообщено в Петербург, и оттуда 27 сентября последовал указ, в котором губернатору Астрахани предписывалось руководствоваться в своих действиях указами 1720 и 1722 гг. Особые меры предосторожности были предписаны по отношению к письмам и бумагам, идущим из Астрахани и персидских провинций. Их велено было принимать через огонь и пересылать в Царицын, куда был из Казани направлен полковник с целым штатом офицеров и командой солдат. При полковнике находился еще и переводчик «для персидских писем».

После перевода письма трижды переписывались, и лишь третья копия направлялась в Москву, где с нее снимали четвертую копию, которую и посылали в Петербург Верховному тайному совету.

Воронежскому и казанскому губернаторам приказано принять те же меры, что и астраханскому. Донскому и яицкому атаманам предписано, «чтобы они имели великую осторожность, дабы обретающиеся в крепости Св. Креста и в других тамошных местах казаки и другие им подобные люди, по своему легкомыслию, сбежав и проехав заставы, не могли в их казацкие места прокрасться и тем не нанесли бы опасной болезни». Во избежание этого предписывалось «учредить крепкие заставы, где чаемо быть таким беглецам из Персии проход». Подобные указы об осторожности посланы были генерал-фельдмаршалу М.М. Голицыну (1675–1730) и на Украину генералу Наумову.

С самого начала чумной эпидемии местная администрация старалась остановить ее движение внутрь страны крепкими заставами. Уже 5 сентября 1727 г. астраханский губернатор послал к командирам на круг-ленскую заставу, в Красный Яр, Черный Яр и Царицын предписание, чтобы они смотрели накрепко, если кто поедет из Астрахани без указу губернской канцелярии. Точно так же от моря и на сухом пути от Терека Астрахань ограждена была крепкими заставами, чтобы никто из крепости Св. Креста и из Гиляна с письмами или без писем» не мог проникнуть в Астрахань.

Внутри зачумленного района в Астрахани распространение заразы старались пресечь соблюдением мер предосторожности: зачумленных людей изолировали, — выводили в поле; некоторые зараженные дома и дворы сжигали; для совершения над заболевшими христианских обрядов и таинств назначались отдельные священники, которые должны были жить в поле вместе с выведенными туда зачумленными людьми.

Заболевших людей вывозили в степь. По данным Астраханского губернского приказа, в декабре 1727 г. было вывезено в степь 116 человек (включая и караульных солдат).

В январе 1728 г. на заседании Верховного тайного совета были заслушаны сообщения астраханского губернатора и офицера Урусова об «опасной болезни», после чего решено «послать губернатору указ в подтверждение, чтоб из Астрахани отнюдь никого за тою опасностию не отпускали, а о курьерах и о письмах поступали б по указу 1720 года».

Ограничительные меры постоянно усиливались. Когда заведовавший царицынской заставой полковник Савенков в конце января 1728 г. сообщил в Петербург, что из Астрахани, несмотря на то, что эпидемия продолжалась, были пропущены несколько офицеров «да прочих знатных людей и купцов», которые прибыли к вверенной ему заставе, ему было предписано, продержать этих лиц в карантине 6 недель, несмотря на то, что они уже выдержали такой карантин в Черном Яру. Если по прошествии этого срока (12 недель) у них «опасной болезни не явится», то разрешалось их пропустить. Тем же указом предписывалось всех приехавших из Астрахани в Москву, равно как и тех, «которые и впредь приедут», «сыскать в Сенат и допросить» (П.С.З., VIII, № 5247). Сенату, коллегиям и всем канцеляриям в Петербурге было предписано не требовать из Астрахани никаких ведомостей, счетов и т. д., а также не посылать туда указов, «кроме самых нужных», впредь до окончания «опасной болезни» (П.С.З., т. VIII, № 5289).

Летом эпидемия вновь усилилась, и губернатор сообщил в Верховный тайный совет, что «опасная болезнь умножилась» и появилась на судах Каспийского флота, «обретающихся в оной гавани», всего на десяти судах. Они эти были выведены из гавани и высланы в море.

Согласно указу Адмиралтейской коллегии, полагалось суда, на которых появится «опасная болезнь», затоплять. Астраханская «контора над портом» обратилась в коллегию с просьбой не применять этого указа, ибо в противном случае «никак провианта в крепость Св. Креста, в Дербень, и в Гилянь, за умалением судов, довольного числа завести будет невозможно, отчего немалый подлежит страх, дабы в заморских гарнизонах людей не поморить голодом».

В ответ на эту просьбу разрешено суда не затоплять, но приказано отводить такие суда в море, «где бы ветром могло проносить… Потом те суда для опасности от такой злой язвы вычищать и водою вымывать и выкуривать, чем пристойно, а также смотреть накрепко над теми людьми, которые на тех судах означенное будут делать, чтоб их не в скором времени с другими… допускать, дабы от оных, от чего боже сохрани, к здоровым не пристало».

Суда были поставлены в безопасном месте, а заболевшие на них люди отправлены «на удобный остров».

Для прекращения эпидемии, принявшей такие огромные размеры, местная администрация прибегнула к радикальному мероприятию: все жители Астрахани были высланы в поля, на бугры и ватаги. Губернаторский приказ об этом обязательном для всех горожан выселении за пределы городской территории состоялся 30 июня 1728 г. Мы приводим его почти полностью по работе Н.К. Щепотьева (1884). В нем ясно выражается взгляд тогдашней местной администрации на пути распространения в Астрахани чумы и на способы борьбы с ней.

«1728 года 30 июня по указу Е.И.В. генерал-майор и астраханский губернатор Иван Алексеевич фон Менгден с товарищи, с общего согласия преосвященным епископом Варлаамом астраханским и ставропольским с капитаном-командиром Мищуковым, приказали, понеже ныне пред прежним имеющаяся опасная болезнь более показывается и все от народного невоздержания, ибо который дом заповетриет, из того дому заповетренные пожитки выносят и другим продают или на те заповетренные деньги покупают и оттого здоровые домы без остатку все заповетривают же. Також в котором дому кто опасною болезнию умрет, то того дому жители, не разумев то, что и сами заязвятся, для своего от того спасения и здравия не выходят из домов своих вон в поля, на бугры или на ватаги, а живут в тех же домах и тако все и умирают, а понеже пред сим (5 апреля) в Астрахани народ многократно Е.И.В. указами публиковано, чтоб всякого чина и достоинства люди как из города, так и из-за города, для лучшего своего здравия и пользы, кто желает, выехали б из своих домов жить в степь или на бугры и на ватаги и были б тамо, как оная болезнь пресечетца, и по оным публикованным указам некоторые астраханские жители на бугры и ватаги выехали, а другие все и поныне живут в своих домах, а вышеписан-ные выехавшие ни един человек из тех, как слышно, не заповетрил, но все в целом здравии, а в Астрахани по рапортам от определенных у ям, где похороняют умершия тела, показывается на каждый день из города и из загорода привозят для похоронения мертвых по 50-ти и свыше, а ежели оным оставшим быть в домах своих, то всеконечно опасная болезнь не пресечетца, но разве более умножитца. Того ради для всенародной пользы и здравия, яко пророк Исаия в главе двадесять шестой через Духа Святого глоголет: укрывайтеся в мале, елико, елико дондеже мимо идет гнев Госпо-ден, а паче чтоб оную болезнь тем исшествием из города пресечь: всякого чина и дестоинства людей, как из города, так и из-за города окроме которые ко дворцу за солнчаком в садах и кроме церковного причта, всех ныне без всякаго отлагательства выслать в поля, на бугры и на ватаги и были б не далее от города десять верст, и для определения им в степи я на буграх мест определить одного из обер-офицеров и дать ему о том инструкцию, и когда где показаны будут им от онаго обер-офицера места, то б они в тех местах стали компаниями и компания от компании не в близости и шалошей часто не делали б. Також учредить им для болящих, ежели кто опасною или неопасною болезнию заболит, чтоб было им несумнительно, построить далее от себя в версте и более особые шалаши и ежели кто не опасною заболить, то таковых в те шалаши, где в опасной болезни выведены будут, не возить сообщения с ними им також и здоровым под смертною казнью не иметь. А ежели оные астраханские жители из домов своих пожитки за опасностью какою с собою в поля взять не пожелают, то оставили б в церквах каменных или на индейском дворе, или на гостином, ежели имеютца порожние лавки, и караул приставливали б от себя и печатали б сами или, где верить могут, тут поставили б, или кто с собою взять пожелает, то на их воле. А ежели будут в тех высланных являтца неймущие, то таковых тому же обер-офицеру свидетельствовать подлинно ли они пропитание у себя не имеют по свидетельству жить им определить в особом от тех высланных месте и сделать им именной список и приставить к ним караул-капрала, чтобы они не могли в город в домы свои ни явно, ни тайно ходить, и сообщение с здешними оставшими иметь, а для пропитания отпустить ныне по ордеру генерал-фельдмаршала и кавалера князя Василия Владимировича Долгорукова провианта на счет Астраханской губернии пятьсот четвертей и вдачу из оного провианту неимущим производить против солдата… Да к вышеписанным же высланным для продажи всяких съестных припасов выслать отселе всех маркитантов… И к оному лагерю поставить в карауль обер-офи-цера, да солдат сорок человек; також для потреб определить двух или трех человек священников, да для осмотру в пользования болящих быть тамо гарнизонному лекарю Ягану Росту и отпустить с ним, что пристойно из аптеки медикаментов… А здесь, в Астрахани, при оставших быть одному лекарю Фету, а в драгунском и солдацком лагерях лекарю же Чекпевичу, который уже при оных лагарях имеетца. Також здесь и торг всякой, окроме съестного, запретить же, а как все выедут, то город запереть и никого пускать ее велит, токмо оставить для потреб, которые при тех домах в караулы останутся, для потреб их одни ворота. И того ради в Астрахани об оном, обо всем публиковать еще в подтверждение указом, чтобы конечно оставили свои домы, выехали б сего июля до 6 числа безоговорочно, а в домах своих и горницах окна и двери раскрыть, чтоб ветром могло оную заразу выветрить, а выехавши туда, паки в домьг своя до осеннего времени, хотя через Божескую милость болезнь и утишится, не входили. Також для продажи казенного вина и питья учинить кабак при лагере, понеже уже как из города все жители выедут, то на кружечном дворе в продаже вина не будет… Також астраханского гарнизона полки и имеющиеся при Астрахани от низового корпуса унтер-офицеры и капралы и солдаты прошедшего апреля месяца выведены из квартир для лучшей от оной болезни поля в лагери».

В силу этого приказа жители города Астрахани действительно были высланы в поля, на бугры и ватаги, а город был заперт. Для выселенных жителей был устроен особый лагерь, в котором они отдельными группами были размещены в шалашах, расположенных на определенном губернатором расстоянии друг от друга. Для больных были отведены особые шалаши, находящиеся на расстоянии одной версты от общего лагеря. Эти своеобразные лазареты-шалаши были двух видов: для чумных больных («больных язвою») и для страдающих другими болезнями.

К лагерю были прикомандированы лекарь Яган Рост и два священника, которые обслуживали как больных, так и здоровых. Съестные припасы привозились в лагерь маркитантами. Неимущие жители содержались за счет астраханской губернской казны «из имеющегося на низовой корпус провианта». Лагерь был оцеплен заставами и военными караулами.

Губернатор не упустил из виду и интересы казны, приказав: «Для пользы народу, а паче, чтоб в сборе интереса не было упущено, при том лагере поставлен кабак, понеже в городе, за высылкою всех жителей, на кружечном дворе в продаже вина и в сборе денег ничего не имеется».

Рачительный губернатор распорядился «на одном кабаке ящики и коробки, в которые сбираются за продажное вино за питья деньги… вымыть уксусом и ставить те ящики и коробки в уксусе ж, понеже ныне многие имеют заповетренные деньги».

Воронежскую и Киевскую губернии, на Дон и в «Малую Россию» были посланы подтвердительные указы, «дабы имели крепкую предосторожность и никого б из тех опасных мест не пропускали».

С окончанием эпидемии чумы в Астрахани совпало издание от имени Петра II весьма важного законодательного акта, обобщающего весь предыдущий опыт борьбы с эпидемиями в России. Это «Наказ губернаторам и воеводам и их товарищам, по которому они должны поступать», изданный 12 сентября 1728 г. К.Г. Васильев и А.Е. Сегал (1960) считали, что он послужил прототипом почти для всех подобных распоряжений, изданных в России в XVIII веке.

Параграф 38 наказа посвящен организации противоэпидемических мероприятий при появлении «моровой язвы».

«Архиятером» (главою Медицинской канцелярии) в то время был Иоганн Блюментрост, и, вероятно, этот раздел, по поручению Сената, был составлен Медицинской канцелярией под его руководством.

Согласно наказу, при появлении «моровой язвы» в губернском или провинциальном городе губернатор и воеводы должны были немедленно сообщать в Сенат или в сенатскую контору, «где она (т. е. контора) будет». По отсылке такого рода сообщения, предлагалось освидетельствовать больного докторами, а где докторов нет — лекарями. Если таким образом диагноз «моровой язвы» был подтвержден, губернаторы и воеводы должны были «немедленно по всем дорогам и по малым стежкам поставить крепкие заставы, дабы отнюдь никакого проезда и прохода чрез те места и из них и близь оных не было и иметь при всех таких караулах огни. А в которых домах та язва явится: из тех домов людей вывести в особые пустые места далее от жилья и около их завалить и зарубить лесом, дабы оные никуда не расходились, а пищу и питье приносить им и класть в виду от них и, не дожидаясь их, тем здоровым людям отходить прочь немедленно, и никакого сообщения с ними… не иметь, чтоб они сами могли то взять без них».

Зараженные дома велено было, где возможно, сжечь «с пожитками, скотом, и лошадьми». Если же такие дома «за опасностью других домов» сжечь нельзя, то «всячески предостерегать, дабы другим домам от того вреда не было, и накрепко следить, чтобы отнюдь в те дома не ходили и из них никто ничего не брали».

В обязанности начальников губерний входило наблюдение за возникновением моровой язвы не только в своих, но и в соседних губерниях: «А ежели явятся где других губерний и провинций…о таком же заповетрии ведомости, и о том накрепко проведывать». Строгие меры изоляции надлежало проводить по отношению к людям, проезжающим или приходящим из «заповетренных» мест: «И их о той язве на заставах расспрашивать через огни, под смертною казнью, и буде скажут, что в тех местах на люди моровое поветрие есть, и тех людей держать за заставами, не в жилье, чтоб с людьми никакого сообщения не имели, а в города, села и деревни отнюдь их не пропускать».

Держать этих проезжих и прохожих людей у заставы полагалось до шести недель. По окончании этого срока их надлежало «осмотреть и освидетельствовать».

На всех больших, проезжих и «знатных» дорогах было приказано поставить для большего «страха» виселицы. Но уже стали заметны признаки «либерализации» жизни в России. Вешать «не описывая» из числа тех, кто, «презрев указ, мимо тех застав прокрадется», в послепетровское время можно было лишь лиц неблагородного (подлого) происхождения: «Всех, кроме дворянства и шляхества». Относительно последних было дано распоряжение «держать под крепкими караулами и об них писать в самой скорости и ожидать указа». Курьеров и «посланцев», как русских, так и чужестранных, велено было задерживать испрашивать у застав на равных правах с остальными «всяких чинов людьми», но «оный указ в какой силе состоит объявить с учтивостью». Очевидно, учтивость по отношению к другим людям — не курьерам и не посланцам — считалась излишней. Можно представить!

Письма и бумаги велено было принимать, «на заставах, через огонь, трижды переписывать и посылать последнюю копию» туда, к кому они отправлены, сами же оригиналы оставлять на заставах. Так закончилась очередная чума в Астрахани.

После прекращения астраханской чумы 6 сентября 1728 г. меры предосторожности продолжали соблюдаться, хотя и в несколько упрощенном виде.

Так, указом Верховного тайного совета от 11 января 1729 г. предписывалось никого не пропускать из Астрахани в «верховые города» без особого указа этого Совета. Бумаги, пересылаемые из Астрахани, велено было переписывать только один раз и копии посылать «по назначению», требовалось ограничить переписку, в которой не было особой надобности (П.С.З., т. VIII, № 5359).

Указом от 16 июня того же года (П.С.З., т. VIII, № 5423) жителям Астрахани разрешался выезд в «верховые города и новозавоеванные провинции с товарами и без товаров», но только с паспортами, выданными астраханским губернатором. Их предъявляли при проезде царицынской заставы, предъявители выдерживали 6-недельный карантин, затем освидетельствовались врачом, и если оказывались здоровыми, то на паспорте делалась соответствующая пометка за подписью коменданта заставы и врача, затем следовал пропуск без дальнейших задержек.

В течение этого же срока было велено проветривать товары, предварительно их распаковав. Вывоз пшеницы, свежих фруктов и овощей из Астрахани был запрещен. Жителям города было предписано выветрить «всякую рухлядь» за городом, для чего губернатор должен был отвести «особое место» (П.С.З., т. VIII, № 5424).

Через несколько недель, 26 июля, был объявлен новый указ, который в полном соответствии с контагионистическим учением полностью запретил вывоз из Астрахани шелка, хлопчатой бумаги, шерстяных и бумажных тканей, мехов. Их велено было держать на царицынской заставе до особого указа (П.С.З., т. VIII, № 5446). Видимо, товаров скопилось очень много, так как 24 ноября был издан еще один указ (миазматический!), которым требовалось построить амбары с «решетчатыми окнами для прохождения ветра» (П.С.З., т. VIII, № 5480).

Ограничительные мероприятия по всей русской южной границе стали сниматься в конце ноября 1732 г., после того, как поступило донесение русского резидента в Константинополе И.И. Неплюева (1693–1773), о прекращении в Турции «морового поветрия» (П.С.З., т. VIII, № 5635).

Итоги эпидемии. Погибло более половины населения Астрахани. Так, по переписи 1723 г., в астраханском купечестве считалось посадских 931 человек; из этого числа умерло 538, т. е. 57,7 % всего числа. «За умалением астраханского купечества» городское общество не могло найти в своей среде лиц для занятия общественных должностей, бурмистров, ларичных и целовальников, и вынуждено было избирать их из купечества городов Самары и Сызрани.

Как велика была смертность от чумы среди духовенства и монастырства, видно из следующего донесения астраханского епископа Варлаама в Синод. «В прошедшем 1727 и в нынешнем 1728 годах в случившееся от Божьего посещения моровое поветрие из обретающихся в Астрахани из Соборной церкви и из 2-х монастырей и от приходских 13 церквей померло, а именно: из Соборной церкви протопоп 1, ключарь 1, поп 1, дьякон 1, подцьяконов 3; певцов и подьяков 19, звонарей 5 из дому архиерейского казначей иеромонах 1, иеродьяконов 2, духовного приказу секретарь 1, портной закройщик 1, а прочих домовых служителей и ни единого человека не имеется, из Спасского монастыря архимандрит 1, иеромонахов 5, монахов 11; из Ивановского монастыря иеромонах 1, дьякон 1; от приходских 13 церквей попов 14, дьяконов 7, церковных причетников 11. А ныне на лицо осталось священников и дьяконов, а именно: в Соборной церкви священников 3, певчих и подьяков 10; у приходских 7 церквей священников 9, дьяконов 2, а без священников и дьяконов имеется монастырей и церквей без пения: Спасской да Ивановской, приходских церквей 5, и ныне во священниках во всех приходах, для отправления всяких потреб по должности христианской здешним обывателям, имеется превеликая нужда».

Кроме того, по сообщению Астраханской портовой конторы, вы мерли все канцелярские служащие и все губернские канцелярии «запо-ветрены и заперты».