Домой ноги не несли, но княжна дошла. Увы! Таню встретил грозный маменькин вопрос. — Где была? — маменька так пристально при этом в неё впилась глазами, что у Тани похолодело сердце, но она решила не признаваться и, не моргнув глазом, собрав всё мужество, ответила:

— Хотели, чтоб убрала пса подальше, маменька? Вот я и отвела. Не близкий путь, сами понимаете, времени требует.

— За послушание хвалю. Немедленно ужинать и в постель. — Говоря всё это и улыбаясь, маменька энергично подкрепляя свои слова жестикулировала.

Она послушно ушла, но заснуть всю ночь не могла, казалось, вот сейчас он взберётся к ней в окно и скажет: «Сударыня, я без вас не могу уснуть!» Она даже открыла окно, чтоб ему не ломать голову над тем, как к ней попасть, но чуда не произошло. Серж не появился. Зато в незапертую комнату несколько раз приходила с инспекцией Марфа. Лазила с усердием, вынюхивая по всем углам. Понятно, что Таня не запирала дверь. «Зачем теперь-то». Измучившись, уснула только под утро. А встав, принялась ждать когда маменька, устав от забот уснёт или куда-нибудь уедет в гости. Чтоб отправиться в охотничьи угодья. Она плохо, за обеденным столом, слушала матушку, отвечала не впопад. Больше молчала и в конце сказавшись больной, ушла к себе. Княгиня решила, что ничего предосудительного в том нет. «Подуется и успокоится. Подумаешь бродячий пёс. Тут вон какие страсти рассказывают про собаку загрызшую гостей приехавших поохотиться в поместье соседей, а вдруг это она». С трудом дождавшись маменькиного дневного сна. Таня, спустившись в кухню, набрала еды. Но она не сумела уйти из дома так, чтобы об этом не узнал дворецкий. Он посмотрел на неё, но ничего не сказал. В эту минуту ей было всё равно. Страх притупился. И она, подхватив корзину на руку, постоянно оглядываясь, припустила в лес. Бежала всю дорогу, не давая себе возможности отдохнуть. Замирая от лёгкого ветерка, каждого шороха леса и взмаха крыла пугливой птицы. Шепча все молитвы, какие только знала и могла сейчас припомнить, бежала и бежала вперёд. Когда за деревьями показался дом, а из трубы бани валил дым, она, привалившись спиной к огромному старому дереву, заплакала: «Господи, кажется, всё обошлось, и я добралась без приключений и он жив!» В доме Сергея не было. Оставив корзину на кухни, она прошла к бане и постучала пальчиками по затянутому слюдой маленькому оконцу. Сергей тут же открыл дверь и прокричал:

— Таня я сейчас.

Она кивнула сама себе. Отошла в сторонку, в бок бани и сев на завалинку принялась разглаживать туфелькой траву.

— Вот ты где, — заглянул он к ней. — Всё-таки пришла. Княжна, ты неимоверна упряма.

— Я принесла тебе поесть.

— Хочешь покупаться? — забирав её крохотную, такую мягкую и нежную ручку, он прижимает пальчики к губам.

— Пожалуй, можно. — Расцвела она румянее утренней росы.

— Тогда идём, я провожу. И осторожно там не ошпарься, помни, помощниц тут нет.

— Постараюсь. — Она чувствовала, что, несмотря на его любезность, душевного разговора и близости, какой бы ей хотелось, не получается. Такое чувство, что между ними звенит натянутая струна или возведена была стена. И она пытается разговаривать с ним через то мешающее ей препятствие. «Это я виновата, накинулась на него с поцелуями, а ему это совсем не надо. На что ему глупая девчонка. Вот он теперь и сторожится меня». Сняв платье и маленькую рубашечку с кружевными панталонами, хотела распустить и помыть волосы, но потом раздумала. Тем гребнем, что тут есть можно расчесать только мужскую причёску. Достаточно будет покупаться. Натиралась не спеша. Напоследок, облившись настоем из трав, выскочила в предбанник. Сергей стоял с раскинутой простынёй, ожидая её. Поэтому, сразу завернув, поднял на руки. Проглотив смущение, она прошептала:

— Ты хочешь меня взять в жёны?

— С чего ты так решила? — ответил он ей, вопросом на вопрос, изумлённо всматриваясь в раскрасневшееся от жара лицо.

— Тогда зачем всё это?

— Ты же заботишься обо мне, почему бы мне не сделать тоже. А мужа ещё успеешь найти. Ты прелесть, немало джентльменов, пожелают этого…

Она потухла и отвернулась. «Господи, отчего ж ты создал меня такой глупою. Ну вот чего я опять сунулась с языком». «Обиделась, — понял он. — Так лучше». Взбежав на второй этаж, отнёс девушку на кровать. Она не торопилась отпускать его шею.

— Скажи, а тебя мне возможно очаровать?

— Очаровать? — усмехнулся он. — Меня ты давно уже очаровала своим симпатичным носиком. И прошу не хмурь бровки и не притворяйся обиженной.

Он явно насмехался и не обидеться на его холодность она не могла.

— Принеси мне моё платье… и всё остальное тоже. — Попросила она, смотря мимо него в пол.

— Сию минуту. Пока ты обсыхаешь, я вернусь.

«Что ж за наказание такое, почему он так…»- металась она на лоскутном одеяле, покрывающем постель. Он вернулся довольно таки скоро, разложил перед ней ворох одежды и, не оглядываясь вышел. «Ну и пусть. Я буду помогать ему просто так. Потому что этого хочу сама. Вот принесла еду и моя миссия закончена. Чего, в самом деле, вязаться к человеку, возьму и уйду. Главное — решиться, а там уж сама себя подгонишь». Быстро собралась. Спустившись вниз, переложила продукты из корзины на стол, и вышла из дома. Его ни в доме, ни около не было. Дверь в баню была открыта. «Значит там», — решила она и заспешила по еле заметной и петляющей средь деревьев тропинке в поместье. Когда Сергей, наведя в бане порядок, и остыв от девичьего непорочного тела, поднялся в спальню, то был весьма удивлён её отсутствием. Сбежав вниз и не обнаружив корзины, а только в беспорядке выложенные продукты на столе, он понял, что княжна ушла. «Обиделась, не иначе, но что же делать. Вот глупая девчонка. Я ж стараюсь для неё». Она не успела пройти и треть пути, как он настиг её. Ничего не спрашивая и не говоря, пошёл рядом. Она решила выдержать эту пытку и не открывать рта до усадьбы. Кротко и спокойно не получится сейчас. Так лучше молчать. Он тоже молчал до конца пути. У кромки леса она, не оборачиваясь, пошла по липовой аллеи к дому, а он, чертыхаясь на свою нескладную судьбы, но с уверенностью, что всё сделал правильно, отправился в охотничий домик. «Марфа видела, как я возвращалась и наверняка наябедничает матушке, — пронеслось в голове при появлении на её пути девки, — пусть будет что будет, у меня нет сил, сосуществовать без него. Я должна под любым предлогом его видеть». Упав на постель, она горько заплакала. Следующий весь день выйти было никак не возможно. Маменька бодрствовала, то в саду, то постоянно ходила с какими-то важными делами по дому. Ночью решиться выйти в сад не хватало духу, показалось жутко страшно. Дождалась первых красок рассвета, собрала еду и побежала. «Пока она спит, я обернусь». Бежала без передышки, оглядываясь и лязгая от страха зубами, до самой охотничьей поляны. Встала отдышаться на самом краю, под молодой берёзой. Он нёс воду из колодца, посматривая на тропу, подумала: «Видимо ему тоже не спалось». Увидев идущую к дому княжну, он застыл, как вкопанный. Приостановившись было, она наклонила голову и, ускоряя шаг, прошла в дом. Выложив продукты на стол, развернулась на выход и тут столкнулась с ним. То, что она выглядела неуверенной и встревоженной, он не заметить не мог.

— Может, поздороваешься?

— Доброе утро! Пропусти — те сударь…

— Непременно, только вот спрошу сначала, с чего такая милая и весёлая барышня надулась, как мыльный пузырь?

— Сударь, не ваше дело, позвольте мне пройти, — прозвенел её голосочек, наполненный слезами звонче, чем бы ей хотелось. Порыв понятен, с первых же слов истерзанное сердце выпустило рыдания и боль на свободу. Таня почти готова была бить себя в грудь кулаками, ломать руки, умоляя его о любви, но она, собрав все силы в узелок, сдержалась от такого шага. Это бы всё равно ничего не дало. Только унизило её до болезни, до неудовольствия на себя.

— О, ты сегодня в кислом настроении, — попробовал перевести в шутливый тон разговор он. — Женщинам никак нельзя давать много свободы. Она даже в малых, казалось бы невинных дозах портит характер барышням. А уж если они начинают ими злоупотреблять…

Ценя шутки, он не любил насмешничество, не выносил пустой болтовни. Серж никогда не лез к собеседнику с разговором, не докучал своим мнением. Скорее он любил слушать чем говорить. И слушать не легкомысленные пустяки светской жизни, а стоящее. И вот столько усилий приходилось тратить на упрямую девчонку.

— Чушь… Какая чушь… Оставьте меня, сударь, я спешу, — обиженно поджала губки Таня, гордо вскинув подбородок.

Отчаявшись решить вопрос миром, он вскипел:

— Бог мой, княжна, ты что, совершенно не понимаешь, что я оборотень. Для чего эти опасные игры. Ты подумай, своей неглупой головкой, к чему приведут твои капризы. И сейчас приходя сюда, ты неужели не предполагаешь, какой опасности по дороге подвергаешься?

Но аргументы, к которым он прибегал, чтоб убедить её не могли на неё подействовать.

— Пусти, мне маменькины проповеди надоели. — Дёрнулась она, пытаясь его обойти.

Серж удивлённо уставился на неё. Наконец он проговорил несколько удручённо:

— Я говорю, как со стеной. Неужели жуткая действительность не возымела действия? К чему обиды, я на всё смотрю здраво. Тебе просто надо подождать. Непременно появится подходящий жених и попросит твоей руки. А твои родители смогут её вручить ему с благодарным сердцем. Зачем торопить время… Чего ты добиваешься?

Она кинула на него снисходительный взгляд.

— От тебя ничего. Помогу чем могу, пока ты не далеко от меня и в моих силах это сделать. Вот и всё. Не волнуйся, тебе и твоей свободе это ничем не угрожает. Пусти. Мне надо быстро вернуться. — Последние слова говорила с ним, не глядя в глаза, а старательно выискивая изъяны ими на стене или на полу, чтоб было за что зацепиться. Корзина, которую она держала перед собой, порядком надоела ему и он, вырвав её из девичьих рук, швырнул в угол, как будто именно эта плетёнка была во всем виновата. Таня, поймав ярость в его, потемневших до черноты глазах, отбежала на середину просторной комнаты.

— Ну вот, ты меня уже и боишься, а через некоторое время возненавидишь. Это не больше чем детское увлечение романтизмом и миром приключений. Но его вытеснит когда-нибудь зрелое взрослое чувство к какому-нибудь красавцу щёголю, и ты глупышка мне скажешь спасибо. Да, да именно тогда к тебе придёт понятие, что я поступил, как надлежит настоящему другу.

— Раз тебе так хочется думать, думай так. Ты противный.

Пригрозив ему ужасной местью, правда какой она ещё не придумала, отвернулась.

— Княжна ты сущий ребёнок, — засмеялся он, отправившись за корзиной. — Выходи, и идём уж, я провожу. Разговор наш уходит в молоко, получаясь глухим и бесполезным.

— Это от того, что ты затыкаешь уши и пытаешься учить меня на манер маменьки. Ну уж дудки, я буду поступать, как хочется мне самой. Ясно?!

— Угу. Иди вперёд без напоминаний.

Всю дорогу она молчала, слизывая языком со щёк, текущие слёзы и изредка не в силах сдержать горький вздох, всхлипывала. Серж до полдороги сдерживающий улыбку не выдержал. Схватив её за руку и прижав к старой берёзе, прерывающимся голосом спросил:

— Княжна, ты чего рвёшь себе сердечко, мы же уже не раз говорили о том не простом предмете. Я оборотень, но я и живой человек. Ты почему, глупая девчонка, натягиваешь до предела себе и мне нервы? Неужели не понятно, что я должен быть последним. Последним несчастным из этой стаи. А ты всё время меня провоцируешь. И потом жалость всегда оборачивается обузой для жалеющего… То истина.

— Я знаю, что я сделаю. Застегну на тебе ошейник и буду целовать и ласкать добермана сколько хочу. Ему нравилось это, в отличие от тебя.

— Какая репа в твоём горшке парится. Я в растерянности. М-м! Уверяю тебя, ты достойна самой прекрасной любви и самого хорошего мужа, который понимал бы тебя и сделал самой счастливой.

— Серж, ты меня не слышишь и принуждаешь так поступить. И потом, от поцелуев дети не рождаются, — всхлипнула она и бросила на него недовольный взгляд.

— Что?… Бог мой, княжна, я с тобой свихнусь. Это уж точно, — гася в себе смех, улыбнулся он. — Не рождаются. Тебе это надо?! Как я понял, мой неосторожный поцелуй, хмельным зельем упал на твою порхающую душу, ну ладно… Будь по — твоему.

Кинув под ноги пустую корзину, он, заложив руки за её спину и голову, притянул тонкое пылкое тельце с вылетающим из груди сердцем, к себе. Внимательно осмотрев пышущее нетерпением милое личико и сдув с раскрасневшейся щеки непослушную кудряшку, он легонько прикоснулся к глазам, щекам и вздёрнутому носику губами, у Тани сильно заколотилось всё внутри. И кажется не только сердце, а именно всё. Забулькало, затрепетало, а потом обдалось жаром и закипело. Это был такой всплёск для неё, что её несчастная голова закружилась убыстряющей ход каруселью, а сердце, норовило оторваться от всех связанных с ним органов и выскочить, от чего заколыхалась грудь. Серж, легко коснувшись девичьих губ, раздвинул языком маленькие остренькие зубки и, лизнув нёбо, сошёлся в ласках со своим по началу немного скованным собратом. Они процеловались час, он опомнился, в тот момент, когда его рука сжала её рвущуюся из платья грудь.

— Всё, на сегодня хватит. Поторопимся. А то тебе непременно от такой беспечности попадёт, — ворчал он, скрывая свои истинные чувства. А она, устроив голову на его груди, никак не хотела отлепляться от берёзы, от его тела и уж, конечно, идти домой.

— Серж, ты жадина, — обиженно теребила она носовой платок, бросая на него чуть лукавый взгляд. Только что она с удовольствием поглощала все ласки… Она так лелеяла надежду. Целовалась бы и целовалась, а он раз…

Он был вновь изумлён и вопросительно посмотрев на девушку серьёзно проговорил:

— Княжна смилуйся, не вынуждай тебя подталкивать, иди домой. — Он опомнился и добавил уже спокойнее:- Никоим образом, я не переступлю черту. Причины, я думаю, тебе нет нужды перечислять.

Таня, невесело вздохнув и надув губки, поплелась. Что толку сопротивляться, если у него найдётся много всяких доводов, чтоб отправить её в поместье. Дойдя до кромки леса разделяющую, луг перед усадьбой от рощи, она, забрав у него корзину, поднялась на цыпочки и припала сама к его губам.

— Всё, всё, это прощальный поцелуй, меня здесь уже нет, — закусив губу, пролепетала она, отпуская его шею и отступая от него.