Талия

С каждым днем сильнее

Посвящается:

Сабрине, которая с каждым прожитым днем дает мне все большее желание

искать в себе самой лучшую себя.

Мэтью, чье присутствие напоминает мне, что жизнь

полна чудес и скрытых в ней сокровищ.

Томми, который провел меня за руку

по совершенно удивительному, необычному, наполненному страстями жизненному пути

и наглядно показал мне значение слова “компромисс”.

Моей маме, которая своим взглядом передавала мне

свою абсолютную, безграничную любовь; любовь, которая вышла за пределы смерти.

Ты всегда и везде будешь жить в моем сердце, в каждой его частичке,

и в каждой, разделенной с тобой мысли… всегда и навечно.

Эпиграф

Мои ближние, особенно если они такие же молодые, как я, чувствуют себя в любых жизненных

обстоятельствах не в своей тарелке, так, словно носят одежду не по размеру.

(…)

В том случае, когда я чувствовал себя несчастным, это было ошибкой, недопониманием себя как

личности. На самом деле я воспринимал себя так, будто я – это не я, а кто-то другой, сожалея о его несчастье. Например, я считал себя приват-доцентом, который не добился кафедры и не имеет учеников. Или кем-то, охаянным и опороченным вот этим вот ханжой или раскритикованным некой дамой из общества. Или обвиняемым в суде, которого оклеветали. Или безответно влюбленным в девушку, при виде которой разгораются глаза. Или выздоравливающим у себя дома больным. Словом, любым другим человеком, который без конца пережевывает свои беды и несчастья, и все в подобном духе. Я не был никем из них. Речь шла о чуждой мне материи, куске ткани, из которой, возможно, я скроил себе костюм, который впоследствии носил долгое время, а потом выбросил его, поменяв на другой. Тогда, кто же я?

(Артур Шопенгауэр, “Искусство самопознания”)

Предисловие

Книга “Каждый день сильнее” появилась на свет из-за необходимости отразить на бумаге свой

жизненный опыт как результат постоянной борьбы за каждодневное продвижение вперед, день за днем, чтобы напомнить себе самое важное, смысл которого сводится к двум словам: “не сдаваться”. В моей жизни есть значительные, решающие моменты, которые тем или иным образом оставили свой след во мне, в самой глубине моего естества: путь, который я должна была преодолеть, неважно, как и неважно куда. По-настоящему важным было желание чего-то добиться и решимость это осуществить. Одержать победу, пройти до конца через испытания, добиться желаемого, а самое главное – пережить все сполна и без остатка.

За время написания этой книги я смогла до самой глубины испытать и пережить два важных,

преобразующих момента. Первый из них – моя вторая беременность, предзнаменование новой жизни, которую в самом скором времени я смогу держать на своих руках. Счастье снова постучало в мою дверь. А второй момент – это смерть моей любимой мамы, которая была самым важным для меня существом на земле на протяжении всей жизни. Своей самоотдачей, поддержкой, наставлениями, советами и своей безграничной любовью она дала мне инструменты, чтобы пережить мгновения глубочайшего счастья от появления нового члена семьи и выстоять в опустошающий, непостижимо разрушительный час своего ухода.

В тот момент, когда я начала писать эту книгу, я почувствовала, что нашла то самое идеальное

равновесие и гармонию и в своих мыслях и в своих чувствах. Заключив мир со своим прошлым, я заканчивала книгу с полнотой ощущений и свободой, которые я хотела разделить со всеми вами.

Но, у Бога были другие планы. Книга уже находилась в процессе издания, когда я решила

включить и разделить с вами мое последнее большое испытание… Потерю самого любимого в моей жизни существа – моей мамы.

За неделю до своего ухода, мама, как всегда, была полна энтузиазма, она держала в своих руках

этот завершенный манускрипт, который не только дважды прочитала, но и подправила. Она помогла мне скрупулезно разобрать пару историй, высказывая свое мнение по этому поводу. Эти исправления и комментарии мы сразу же добавили в книгу.

С детских лет я была свидетелем той силы духа и мужества, которые воодушевляли мою маму,

придавая ей силы оставлять всю грусть и боль в прошлом. Мама неустанно боролась за выполнение поставленной перед собой задачи. Она была отменным Воином с большой буквы, у которого я научилась самым значимым ценностям, которые сегодня являются незыблемыми устоями и основной опорой в моей повседневной жизни.

Мама выковала мой характер, закалила его. Она брала меня за руку, и вместе с ней я открывала

для себя бесконечность реальной жизни, ее возможности и мечты, которые могли бы превратиться в нечто осязаемое. Она выявляла сущность в каждой из моих историй и в каждодневной жизни, и в моих мечтаниях и страстных желаниях. Она разделяла со мной всю полноту жизни, чувств и страстей так, как умела только она. Мама была свободным человеком, сверкающим, как солнце, живущим взахлеб.

Иоланда, моя мама, была никогда не взрослеющей девчонкой. Временами мы вместе с ней

смеялись, когда я говорила ей: “Вот здорово… оказывается, теперь я твоя мама, а ты моя дочь”, на что она всегда мне отвечала: “Конечно, теперь ты терпишь и все мне разрешаешь”. Дай Бог, чтобы это могло произойти с рождением моего ребенка. Дай Бог, чтобы каким-то образом ее душа смогла бы родиться в этом новом существе, который наполнит любовью мой семейный очаг, чтобы я держала его на своих руках, прижимала к сердцу и укачивала с огромной любовью. Я знаю, что она была призвана Всевышним, чтобы продолжать идти своим путем согласно Его замыслам и планам.

Энергичность, порывистость и темпераментность мамы, безграничность образа ее жизни

коснулись многих из тех, кто был знаком с ней. Одних она наполняла любовью, оптимизмом, верой и улыбками. Другим давала мудрые советы в трудные моменты их жизни, помогая им. Еще кого-то изменяла, помогая стать импресарио, коммерсантами, квалифицированными, постоянно растущими специалистами в разных областях, поскольку все они были близки ей как родственники, друзья, знакомые, или просто работники, начиная от банкира и кончая поваром или садовником. Все они очень любили ее, всегда видя большую любовь с ее стороны – дар, которым обладают немногие.

Эта книга – торжество и чествование любви и радости, которыми я на примере своей жизни и

приобретенного, по большей части, в сопровождении мамы, жизненного опыта, хочу поделиться со всеми вами, мои читатели.

В этой книге я рассказываю о наиболее болезненных моментах своей жизни, открываю вам свою

душу и мысли, мою жизнь для того, чтобы мой опыт мог послужить для вас силой духа, утешением и решимостью. Как и у всех, у меня есть вещи, которые меня подталкивают, тащат за собой, и есть вещи, которые парализуют. Этой книгой, наполненной ощущением силы и мощи, я хочу подтолкнуть наши жизни к расцвету, к вершине, чтобы мы могли видеть свет на своем пути; чтобы мы умели обниматься, прощать, восстанавливать утраченное и любить друг друга.

С легкой руки моих прошлых и настоящих воспоминаний я открыла мощь, которую несу в себе,

многое из этого является наследством, доставшимся мне от мамы.

Я усвоила, что любой жизненный опыт, любая помеха и проблема, любой болезненный эпизод

позволил мне еще лучше узнать себя. От всей души надеюсь, что через мой опыт и историю моей жизни, ты, сможешь найти мотивацию, которая вдохновит тебя, как и меня, найти в себе чудесного человека, даже посреди боли и бурь. Эта книга отражает мою будничную жизнь, которая, как я надеюсь, может помочь тебе в твоей повседневной жизни и поисках. Если мой рассказ поможет тебе в твоей собственной жизни, это станет большим подарком для меня.

Спасибо тебе, мама, за то, что ты научила меня становиться: “с каждым днем сильнее”.

Талия.

• Глава 1 •

Детство

Дорогая Плакальщица, [прим:Плакальщица – популярный персонаж мексиканского фольклора. В легенде предстает, как правило, призраком матери, оплакивающей своих погибших детей. Она обречена на вечные скитания по свету. Согласно легенде, ночью, при полной луне можно услышать вой Ла Йороны: «О, дети мои!» Известна также как Женщина в белом] я пишу тебе это письмо, чтобы сказать тебе спасибо за то, что ты сделала для меня. Конечно, я должна была вырасти, стать взрослой, чтобы это понять. Не знаю, помнищь ли ты, как мы познакомились… моя мама была беременна мной, когда мы увидели тебя в первый раз. Была жаркая ночь, и мой папа ушел в другую комнату, потому что тепло, исходящее от тела мамы было слишком невыносимо. Ее живот сильно выдавался вперед, и мне оставался всего один месяц до рождения. Папа оставил ее в комнате одну, чтобы она отдохнула. Мама спокойно спала, когда вдруг услышала твой голос, вернее, твой плач. Ты неподвижно стояла сбоку от нее. Ты была одета в длинное платье, и на голове у тебя была черная шляпка. Твои длинные, костлявые руки закрывали твое лицо, в то же время позволяя вырываться стенаниям и плачу, разрывающим ночную тишину. Растрепанные волосы придавали тебе таинственный, призрачно-неземной вид. Мама едва осмелилась посмотреть на тебя. Еле-еле приоткрыв глаза, мама попыталась найти в полумраке папу. Она вытянула ногу, чтобы толкнуть его и попросить помощи и поддержки. Мамой овладел жуткий страх. От охватившего ее ужаса она была почти парализована. Думаю, что каким-то образом, я, находясь у нее в животе, тоже искала папиной защиты. Не найдя защиты, вместе с тем, мама набралась отваги и посеменила к комнате, где находился папа. Добравшись до комнаты, мама вбежала туда, чувствуя, что ты хватаешь ее за спину. Ее страх был так силен, что она забралась под папу, под его мужское тело; напуганная, с широко раскрытыми от ужаса глазами, она даже не могла говорить. Слова поддержки и ободрения, сказанные отцом, успокоили ее, и она перестала слышать твой плач.

Все рассказывали о Плакальщице, и я воочию убедилась в этом, когда несколько лет спустя мы с

тобой снова встретились в том же самом большом и пустом доме. Том самом, который так хорошо тебе известен. Кто знает, возможно, этот дом когда-то давным-давно был твоим семейным очагом. Только на этот раз я была одна. Я должна была спуститься на кухню попить воды, и там я увидела тебя. Я не знаю наверняка, была ли это ты или кто другой, ведь ты закрывала свое лицо мертвенно-бледными руками, которые моя мама никогда не забудет. Но, мое шестое чувство и образ, который я сохранила с той ночи, когда еще находилась в животе у мамы, подтвердили твое присутствие. Твое лицо было скрыто за черной вуалью, и ты неустанно плакала, точнее, выла, как в полночь воет волк на луну. Тогда мне только-только исполнилось пять лет. Сейчас, когда я думаю об этом, понимаю, что у меня никогда не было друзей-невидимок, потому что они тоже боялись тебя. Очень хорошо, что я тебя не слышу… А пока что я прощаюсь с тобой и благодарю за то, что ты показала мне, что все страхи похожи на призраки. Если ты где-то столкнешься с ними, то изгони, развей их и продолжай идти вперед, всесильная, с высоко поднятой головой. Это означает, что ты победила их. Знаешь, я – победительница.

Я не боюсь тебя, Плакальщица.

Молчание

Едва начав говорить, я тут же замолкала. Мне было только шесть лет, когда умер мой папа. Моя

боль была такой огромной, что мне ничего не оставалось, кроме как молчать.

Папу звали Эрнесто Соди Пальярес. Он страдал от прогрессирующего диабета. Когда папе

поставили этот диагноз, он решил не менять свою жизнь, не вводить никаких ограничений. Он продолжал есть свои любимые блюда, запивая их добрым вином и ликерами. В этом деле папа был сибаритом, чем и подписал себе смертный приговор. Для меня это был столь сильный удар с его стороны, что я перестала разговаривать. На протяжении целого года я предпочитала молчать. Я не очень хорошо помню, о чем думала в то время, но помню, что не могла издавать звуки, потому что было слишком болезненным то, что я должна была сказать. Я спрашивала себя, куда ушел мой товарищ по играм, тот, кто учил меня разным фантастическим вещам в своей химической лаборатории, тот, кто разрешал мне играть со своими странными научными приборами. Где он? Я больше не слышала его голос, не слышала, как он звал меня или рассказывал мне какую-нибудь историю, или читал наизусть стихи, я не слышала его смех. Я никогда больше не видела его, мои руки больше никогда не касались его; никогда больше он не обнимал меня, и я не засыпала у него на руках… никогда, больше никогда. Мама очень переживала из-за того, что я молчу и грущу. Она водила меня к разным врачам, чтобы они сказали ей, что же со мной произошло. Некоторые из них думали, что это аутизм [прим: аутизм – пожизненное нарушение развития головного мозга, которое влияет на коммуникацию и отношения с другими людьми, а также на восприятие и понимание окружающего мира]. Было множество докторов, куча поликлиник, уйма исследований, которые запечатлели в моей душе неотразимое очарование психологии, которая до такой степени начала привлекать меня, что в настоящее время я ее изучаю. Мне нравилось смотреть на всех этих докторов, показывающих мне черные пятна и анализирующих мои рисунки, посредством которых я выражала то, что видела в этих пятнах.

После череды долгих дней, проведенных в больнице и терапевтических кабинетах, после полного обследования медики пришли к выводу, что у меня был сильнейший шок, вызванный смертью отца. Врачи объяснили маме, что со мной все в порядке, но она должна быть очень терпелива и ласкова со мной, чтобы я могла преодолеть последствия, вызванные нехваткой отца. Я не разговаривала, потому что не хотела говорить. Врачи уверили маму в том, что я снова стану говорить, когда выйду из шока, в каком пребывала. Я одна, без ее помощи, должна была найти путь возвращения, принять решение и внутренне смириться с тем, что случилось. Ну как ты объяснишь маленькому ребенку, чтобы он дал уйти тому, что причиняет ему боль? Как ему это сказать? Тогда все в доме изменили стратегию и, вместо того, чтобы усиливать душевную травму придерживались надежды на то, что когда-нибудь я нарушу свое молчание.

Так и было. Однажды я снова заговорила, когда стала к этому готова. Мы ели, сидя за обеденным столом. Когда я вдруг ни с того ни с сего спросила у мамы: “А где папа?” Услышав, что я заговорила, мама, пытаясь сдержать удивление и огромное счастье, мягко ответила мне своим нежным голосом, объяснив, что папы уже нет с нами, что он умер (как умерли животные, которые были для него талисманом), но ему хорошо, и теперь он живет на небе. Я выслушала ее слова и смогла залечить огромную душевную боль, что носила в себе. И что самое главное, я опять могла разговаривать. Я продолжала вести обычную жизнь шестилетней девчушки несмотря на то, что был трудный процесс выздоровления, самоанализа, скорби, горя и большой печали.

Моя связь с папой до того, как он заболел, была очень сильной. Общаясь со мной, он говорил очень красивым, образным поэтическим языком. Вот, например, он говорил, что кровь – это биография тела, его жизнь. Будучи ко всему прочему и криминалистом, он таким образом объяснял мне и те криминальные дела, над которыми работал в данный момент. Мы проводили вечера, разглядывая и изучая под микроскопом кругленькие шарики, которые были ничем иным, как кровью. Папа научил меня быть наблюдательной, всегда досконально во все вникать, обращая внимание даже на самые незначительные вещи, которые другим людям зачастую кажутся не относящимися к делу. Он научил меня быть любознательной и порой задавать слишком много вопросов. Папа всегда возился со мной, был ласков и нежен. Мои сестры помнят его не таким, как я. Они знали его как волевого, сильного, непобедимого человека, несгибаемого и яркого. Для мамы он был требовательным, властным и взыскательным человеком. Но, тот папа, которого помню я, был уже болен, он чувствовал себя физически слабым и был гораздо более непритязательным, скорее всего потому, что жизнь нанесла ему удар, глубоко затронувший его второе я. Из-за болезни ему пришлось быть физически зависимым от окружающих его людей. И это он, который всегда был очень независимый, который ни в ком не нуждался, теперь зависел от времени и местоположения остальных. Но для меня он был и всегда будет не просто высоко эрудированным человеком, но и Человеком с большой буквы, моим другом.

В тот день, когда папа умер, меня повезли в больницу навестить его. Последние дни, когда он был еще дома, папа всегда проводил в постели. Резкий запах лекарств и болезни сделался частью нашей повседневной семейной жизни. Как всегда я входила к нему в комнату с непосредственной детской уверенностью, которая не позволяла отцу выгнать меня, залезала к нему на кровать, и мы много разговаривали. Он просил меня включить телевизор и объяснял мне сюжет идущего фильма. Я всегда укладывалась рядом с ним и сворачивалась калачиком в его больших руках, уткнувшись в подмышку. Но в один из дней все закончилось, я перестала видеть его в кровати. Когда я спросила, где мой папа, мне ответили, что он находится в больнице. “Он приболел, ему нездоровится,” – говорили мне много раз. Но, я безумно хотела видеть его, разговаривать с ним, моим товарищем, об играх, моих выдумках и мечтах, о чудесных рассказах и незабываемых историях. Как же сильно я хотела быть рядом с ним! Я тосковала по его запаху. Мне было необходимо находиться в его объятиях и чувствовать себя любимой, уверенной, счастливой. Конечно, где-то в глубине души, я сознавала, что происходит что-то очень и очень плохое. От тех дней во всем моем существе осталась намертво запечатленная сцена, которую я не поняла даже много-много лет спустя. В тот самый день, когда папу экстренно отвезли в больницу, я осталась дома под присмотром одной из сестер. Я вошла в его комнату, и увидела, как в ванной комнате отчищали кровь, забрызгавшую черно-белые кафельные стены и образовавшую причудливую красную дорожку от раковины до унитаза на белоснежном полу.

Когда меня, наконец, отвезли в больницу повидать папу, увиденное в палате сильно потрясло меня.

Папа лежал без сознания, опутанный множеством проводов, подключенных ко всевозможным аппаратам и капельницам, наполненным сыворотками и кровью. Доктора безнадежно пытались придать ему хоть чуточку жизненных сил. Я не понимала, что папа находится в коме, я думала, что он просто крепко-крепко спит. Тогда мама шепнула мне: “Подойди к нему и тихонечко скажи на ушко, что ты его очень любишь”. Очень осторожно я подошла к папе и тихонько прошептала, что очень-очень люблю его, поцеловав на прощание. Почти тут же мы вышли из палаты. Едва мы вышли за дверь, как начали сигналить аппараты, вбежали медсестры и позвали врачей.

Папа умер.

Именно тогда все и произошло. Про себя я подумала, что папа умер потому, что я поцеловала его.

Так началось мое молчание. Когда я снова решила заговорить, всем казалось, что я снова стала нормальным ребенком, но это было не так. В каждой частичке моего существа был запечатлен момент того поцелуя – поцелуя любви, вызвавшего смерть. По-видимому, этот момент, нанесший мне душевную травму еще в детстве, я уже давно несу в себе на протяжении многих лет своей жизни.

Детство

Я родилась одиннадцать лет спустя после рождения моей сестры Эрнестины, и родилась случайно.

Я говорю случайно, потому что столько лет спустя мои родители уже и не думали обзаводиться ребенком. Словом, я родилась нежданно и без какого-либо предупреждения. Из пяти женщин в нашей семье я была самой младшей.

Я выросла в городе Мехико, в районе под названием Санта Мария Ла Ривера. Этот район в самом

начале XX века приказал выстроить тогдашний президент Мексики, генерал Порфирио Диас для того, чтобы высший свет общества проживал в элитном квартале. Именно поэтому там находится первый “порфирианский” (времен правления Порфирио Диаса) театр, большой Зал Правосудия, в котором в настоящее время находится Музей Минералогии, и очень известный Музей дель Чопо, в стенах которого в свое время нашли приют разного рода коллекционные собрания по археологии, этнографии, палеонтологии, минералогии и биологии. Со временем эти коллекции были переведены в другие столичные музеи.

Когда в 1960-х годах мой папа построил здесь для мамы дом, этот район уже перестал быть столь

солидным и значимым. Многие семьи переселились в другие, более престижные, районы – Поланко, Чапультепек и Реформа. В эпоху моего рождения слава Санта Мария Ла Ривера угасала, район беднел, но я помню его самым-самым прекрасным. Каким-то образом я сохранила ту, прежнюю, атмосферу величия и значимости, ведь здесь проживали одни из величайших людей Мексики, такие как Приета Линда [прим: Ла Приета Линда (Enriqueta Jiménez Chagoya "La Prieta Linda") – наст.имя Энрикета Хименес Чагойа(род. в 1941г), более известная под псевдонимом Ла Приета Линда, мексиканская актриса и певица. Снялась в 30 фильмах и записала 34 альбома; “ранчерас” – жанр традиционной мексиканской музыки, зародившийся на ранчо (отсюда и название), песни исполняются под гитару; марьячис – музыкальные группы, исполняющие традиционные мексиканские песни, без них не обходится ни один праздник], исполнявшая в сопровождении марьячис местные песни, более известные как ранчерас, или Доктор Атль [прим: Доктор Атль (Gerardo Murillo, Dr. Atl) – наст.имя Херардо Мурильо (1875-1964), мексиканский художник и писатель, написал очень много картин вулканов, которые изучал и которыми был сильно увлечен ], великий мексиканский художник, отобразивший на своих полотнах самые разные пейзажи Мексики. Улицы этого района до сегодняшних дней сохраняют имена самых значительных для своей эпохи мексиканских мыслителей, историков и поэтов, например Альсате, Амадо Нерво и Диаса Мирона [прим: Альсате (José Antonio de Alzate y Ramírez) – наст.имя Хосе Антонио де Альсате и Рамирес (1737-1799) мексиканский священник, ученый, историк, картограф, биолог, издатель “Диарио литерарио де Мехико” и “Гасета де литература”; Амадо Нерво (Juan Crisóstomo Ruiz de Nervo y Ordaz, Amado Nervo) – наст.имя Хуан Кристосомо Руис де Нерво и Ордас (1870-1919), мексиканский поэт и прозаик; Диас Мирон (Salvador Antonio Edmundo Espiridión y Francisco de Paula Díaz Ibáñez) – наст.имя Сальвадор Антонио Эдмундо Эспиридион и Франсиско де Паула Диас Ибаньес (1853-1928), мексиканский поэт-модернист и политический деятель]. Слушать из уст отца (у которого, безусловно, была совершенно исключительная память) стихи кого-либо из этих великих людей или рассказ о ком-то из них, в зависимости от того, в чью честь была названа улица, по которой мы шли, было ни с чем не сравнимым удовольствием.

Одной из границ моего района была широкая улица с газоном посередине, разделяющим

проезжую часть, под названием Сан Косме. По выходным я говорила маме, что мы пойдем “санкосмерить” (прошвырнуться по Сан Косме), потому что на этой улице неподалеку от нашего дома находился рынок, и мы ходили туда просто погулять и поглазеть на все. Были и походы ранним утром в Музей дель Чопо, где всегда были очень интересные выставки, и проходили лекции для детей по живописи, музыке и скульптуре. Находилась там и моя самая любимая экспозиция миниатюр, где все дети дрались за то, чтобы посмотреть через большую лупу, размещенную на подставке, на малюсенькие коробочки, в которых и помещались миниатюры.

Потом мы шли перекусить в маленький ресторанчик “Ла Тонина”, существующий до сих пор, и

там я ела самый лучший из тех, что когда-либо пробовала, кальдильо де кеса[прим: кальдильо де кеса – тушеное мясо с сыром]6 с только что испеченными блинами. По мнению моей сестры Федерики они и сейчас все так же восхитительны. Владельцем ресторанчика был Тонина Джексон, довольно известный в пятидесятые годы мексиканский борец. С одной стороны от ресторанчика находился театр Вирхинии Фáбрегас [прим: Вирхиния Фáбрегас (Virginia Fábregas García) – наст.имя Вирхиния Фабрегас Гарсия (1871 – 1950), мексиканская актриса, прозванная мексиканской Сарой Бернар ], а с другой кинотеатр “Опера”. В этот кинотеатр мы всегда заходили посмотреть сдвоенные сеансы – два фильма по цене одного. В этом кинотеатре помимо попкорна меня поджидали вожделенные пирожные с кремом. Сейчас подобные сладости встречаются в любой части Мехико, но изначально рецепт был придуман монахинями, которые много лет назад жили в городке Пуэбла, что в двух часах езды от столицы. Это пирожное представляет собой нежнейший вафельный рожок, наполненный безе из меда с кусочками лимона. Это такое сочетание, попробовав которое ты возносишься к облакам. И, конечно, я не могла упустить из виду любимую апельсиновую газировку.

У выхода из кинотеатра были оборудованы места для мелкой розничной торговли, где продавали

всякие маленькие безделушки и побрякушки, которые нельзя было найти ни в одном столичном магазине. Здесь было множество вещей, которые продавались только в Соединенных Штатах – фены, куртки, кроссовки Nike, игрушки, плееры, косметика и много других чудесных вещей. Если я начну описывать их все, то никогда не закончу. Мы приходили сюда каждую неделю, чтобы посмотреть, что же привезли новенького. Я абсолютно точно уверена в том, что все это провозилось в Мехико контрабандой.

Сан Косме производила на меня огромное впечатление – дорожки и тянущиеся вдоль них

торговые палатки цвета мексиканской розы, так мы окрестили насыщенный розовый цвет, который ввели в моду Диего Ривера [прим: Диего Ривера – наст.имя Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусе́но Эстанисла́о де ла Риве́ра и Баррье́нтос Ако́ста и Родри́гес (1886 - 1957), мексиканский живописец; Фрида Кало – наст.имя Магдале́на Ка́рмен Фри́да Ка́ло Кальдеро́н, мексиканская художница, наиболее известная своими автопортретами, жена Диего Ривера ]8 и Фрида Кало. На палатках были вывешены образцы товара, чтобы люди могли увидеть все, что там продается. Когда кто-нибудь проходил рядом с палатками, продавцы начинали кричать, привлекая к себе внимание: “За-а-аходите, заходи, заходи-и-и… здесь продается три штуки по цене одной. Смотрите, продаем свободно, если вам не понравится, то поменяем…

За-а-аходите, заходи-и”. Прохаживаясь там среди множества торговцев, я подкреплялась толстенными блинами со сгущенкой, испеченными по местному рецепту, которые мы называли “табакеркой”, держа их на маленьком квадратике промасленной коричневой бумаги на манер тарелки… Стоит только вспомнить об этом, как слюнки текут. Боже, какое наслаждение!

Мой народ, язык, манера пения, народные песни, которые восторженно звучат в моей памяти.

Таким было мое детство, богатейшее культурными познаниями и наполненное целой палитрой цветов и чудесных ароматов.

Улица Диаса Мирона

Легенда гласит, что под нашим домом находилось кладбище. Неподалеку от него находилась

церковь. Говорят, что во времена богатства и роскоши состоятельные семьи вырыли секретные туннели, чтобы ходить к мессе, не смешиваясь с простолюдинами. Мой папа велел заделать туннель, соединявший наш дом с церковью. Я всегда пребывала в сомнениях исследователя: что же находилось внутри туннеля – тайные сокровища, золотые монеты, спрятанные в стенах?.. В конце концов теперь я никогда этого не узнаю.

В конце пятидесятых годов папа получил в наследство дом в районе Санта Мария на углу улицы

Диаса Мирона и Сабино. Он разрушил тот дом, чтобы построить новый, в котором мы жили, когда я была маленькой. Изначально наш дом был двухэтажный, но потом, несколько лет спустя, отец пристроил к нему третий этаж для своей лаборатории. На фасаде дома были помещены сорок две каменные скульптуры собак, названные “холотлтепетлскинклес”, что на языке индейцев племени науатль означает “маленькие каменные собачки”. Некоторые из них стояли на задних лапах, другие развалились, задрав головы. Благодаря этим скульптурам, дом прозвали весьма характерно : “собачкин дом”. До сих пор в доме есть четыре выкованных из железа пушки, такие же, какие использовались в древних войнах. Они служат как водослив у плоской крыши. Фасад здания окаймляют расписные тарелки из обожженной глины в мексиканском народном стиле. К торцу дома прикреплена железная скульптура, представляющая собой голову одного из детей-героев, которые, согласно национальной истории, защищали крепость Чапультепек. Эта голова послужила формой для отливки скульптур, которые по сей день украшают один из самых красивых балконов этой крепости. Художником, подарившим моему отцу вышеупомянутую голову, был Армандо Кесада, крестный отец моей сестры Габриэлы.

В настоящее время дом является точкой отсчета как с архитектурной и исторической точки

зрения. Лоя моих почитателей со всего света это целое приключение – приехать к дому моего детства и сфотографироваться перед ним. Сотни фанатов по интернету присылали мне фотографии, сделанные перед моим домом, и мне это очень приятно. В 2000 году мама отреставрировала и переделала его для продажи. Любопытно то, что купили его мои соседки, “ соседские монашки”, с которыми я готовилась к первому причастию. Теперь дом моего детства является частью их монастыря.

Отец

Мы жили на первых двух этажах, а третий этаж был исключительно отцовский. Там располагалась

его химико-криминологическая лаборатория. В ней повсюду виднелись странные приборы, с помощью которых проводились разные исследования. Вот, к примеру, некоторые из очень необычных вещей, имевшихся там: несколько человеческих голов размером с грейпфрут, сделанные местными индейцами из племени Шуар. Все было именно так! Папе всегда нравились необычные декадентские образы. Он показывал мне эти головы с такой страстью, что я научилась расценивать их как произведение искусства. Папа был так очарован головами, что даже ушел на несколько месяцев к индейцам племени шуар, чтобы изучить сложный процесс уменьшения голов при помощи лечебных трав. На меня производил большое впечатление тот факт, что даже уменьшенные головы никогда не теряли пропорций обычного лица. Больше того, они сохраняли длину волос, а на некоторых головах были видны даже вши. У голов были вареные губы и глаза – для того, чтобы они не вытекли во время уменьшения, их наполняли раскаленными камнями с песком и смесью трав.

Уменьшенные головы настолько увлекали папу, что однажды он даже подарил президенту

Густаво Диасу Ордасу пару уменьшенных лошадиных голов, изготовленных в лаборатории специально для него. В момент завершения правления Диаса (он был президентом Мексики с 1964 по 1970 годы) он выбрал моего отца для записи интервью о его президентстве. Вопросы, заданные отцом, были совсем непростыми. Например, отец спросил Диаса о расстреле студенческой демонстрации в Тлателолько в 1968 году. Но в то же время отец сумел включить в свое интервью и какие-то забавные вопросы, чередуя их с непростыми. Когда папа закончил свое интервью, президент прямо тут же назвал его “Официальный комментатор мексиканской провинции”. Это прозвище он получил как награду за глубокое знание культуры и традиций народов каждого штата, образующих Мексиканскую Республику.

Вспоминая теперь эти головы с вареными губами и глазами, я понимаю, что это было весьма

неординарное зрелище, но в то время мне было три или четыре года, и я не слишком ясно понимала пристрастия и вкусы своего отца. Детская наивность и безгрешность позволяли мне радоваться нашей с ним совместной жизни, будь то уменьшенные головы с длинными волосами или наслаждение от сливочных ирисок, которые так нравились нам обоим. Мое общение с папой было весьма необычным, оно не вписывалось в рамки привычных отношений между отцом и дочерью. Вплоть до сегодняшнего дня я так и не узнала ничего подобного.

В девятнадцать лет папа закончил института химико-фармацевтических и биологических наук, но

специализировался на поприще криминалиста и судебно-медицинского эксперта. Он работал в Министерстве Внутренних Дел на посту начальника отдела федерального округа Мехико и должен был быть осведомлен о разного рода информации, поэтому в его кабинете был специальный стол, куда он помещал новости из газет и журналов вместе со следственной документацией дел, которые он проверял. Одно из этих дел я запомнила на всю жизнь: “Дело тамалеро”[прим: тамалеро – продавец тамале (лепешки из кукурузной муки, обернутые в кукурузные листья и приготовленные на пару (перед употреблением листья снимают ]. На черно-белых фотографиях размером с конверт видна металлическая жаровня с тлеющими углями, которая не дает остыть тамале. Перед нами предстает жуткая картина – в жаровне видна распухшая мужская голова, отделенная от тела, которая готовилась вместе с лепешками.

Суть этого дела сводилась к тому, что вечно притесняемая мужем жена, которая торговала на

рынке лепешками, в какой-то момент не смогла больше терпеть оскорбления, побои и произвол мужа-алкоголика. Она убила его, чтобы потом сделать из него тамале и впоследствии продать их на рынке. Под всеми вышеупомянутыми тамале, фаршированными “мертвечиной”, обнаружилась более неопровержимая улика этого убийства – мужская голова. Это дело имело широкую огласку в средствах массовой информации, и мой отец как раз вел его. Для меня было совершенно нормальным, обычным делом делиться этой и другими историями со школьными подружками. Точно так же, как отец объяснял мне, я все объясняла подругам. Я была, как учительница, ведущая урок в классе. Тогда я даже не понимала, сколь необычными были темы моих разговоров с папой. Думаю, что во многих

случаях я, вероятно, пугала подруг своими рассказами.

Сейчас, по прошествии лет, размышляя о том, как я жила с отцом, я понимаю, что мне хотелось бы иметь достаточно времени для того, чтобы как следует узнать папу со всех его чарующих сторон. Сейчас я вспоминаю о нем с огромной грустью, и воспоминания роятся в моей памяти. Я понимаю и принимаю тот факт, что мне довелось иметь необычного отца. Это был человек блестящего, глубокого и загадочного ума, большой ученый, словом, незаурядный человек. Среди его вклада в науку было и такое открытие – как использовать в медицинских целях “астекин”, наркотик, который попросил у него лечащий врач Сталина, отвечавший за его здоровье. По словам этого врача, “астекин” помог ему продлить жизнь Сталина. Отец работал при Правительстве в качестве национального советника по научным вопросам. Но самым главным для нашей семьи было то, что папа вместе с группой солидных ученых из разных областей науки исследовал накидку с нерукотворным образом почитаемой всеми мексиканцами и католиками всего мира Святой Девы Марии Гваделупской, которая находится в базилике Девы Гваделупе, что на вершине холма Тепейак в городе Мехико, и дал по этому поводу заключение. Папа держал святыню в своих руках и анализировал с научной точки зрения каждое микроволоконце ткани. Его открытие заставило многих открыть рот, потому что волокна ткани были живыми, без каких-либо следов краски. К этому выводу отец пришел вместе со своим коллегой Роберто Паласиосом Бермудесом. В 1976 году ими была опубликована статья “Запечатление человеческой фигуры в глазах Святой Девы Марии Гваделупской” [прим: Будучи биохимиком, отец Талии выяснил, что материя накидки с запечатленным на ней нерукотворным образом была изготовлена из волокон агавы и чудесным образом сохранилась до наших дней, хотя срок службы такой материи 20-30 лет. На материи не было найдено ни единого следа какой-либо краски животного, растительного или химического происхождения. Исследования ведутся и по сей день, и было установлено, что сетчатка глаза образа реагирует на свет, им свойственно явление рефлекса, что присуще живому человеку, был обнаружен пульс 115 ударов, присущий младенцу в утробе матери и температура полотна соответствует температуре человеческого теле 36,6 ]. Результаты этих исследований были отправлены в Ватикан. С девятнадцати лет папа работал лаборантом-исследователем в Национальном автономном университете Мексики. Гарвардский университет, Бостон, присвоил ему звание почетного доктора в области органической химии. Многие весьма известные и влиятельные организации присвоили ему звание эксперта-криминалиста. В их числе и ФБР, и Ассоциация криминалистов Мексики, и Научно-исследовательское бюро криминалистики Иллинойса, и Полицейская Академия Вашингтона. Будучи совсем молодым, он прочел серию лекций в Гарварде, а британская энциклопедия в одном из своих изданий посвятила ему целую страницу.

Если мое детство и было трудным, то детство моего отца было еще труднее. Мой дедушка

Деметрио Соди Герге был выдающимся адвокатом Мексики. Одним из наиболее нашумевших его дел была защита Леона Тораля, убийцы генерала Обрегона, являющегося в то время президентом Мексики (годы правления 1920-1924), прозванного “одноруким”, поскольку у него не было правой руки. Леону Торалю удалось убедить депутатов, находившихся на обеде в честь Обрегона, в том, что он – замечательный карикатурист. Обед состоялся в ресторане “Бомбилья”, который находился в квартале Сан Анхель на юге столицы. Оказавшись рядом с генералом, Тораль выхватил пистолет и выстрелил в него несколько раз. Обрегон был убит на месте.

Мой дедушка был назначен государственным защитником Тораля. Его мнение было очень

интересным. Он утверждал, что результаты вскрытия генерала Обрегона были неполными, а также были найдены пули разного калибра, летевшие по разным траекториям. Насколько я понимаю, в настоящее время мексиканский историк Риус Фасиус заново рассмотрел медицинский отчет вскрытия тела генерала, напрямую указывающий на то, чего придерживался дедушка. Отец рассказывал моим сестрам, как возле нашего дома собирались “обрегонисты” и громко кричали: “Смерть Соди! Смерть защитнику Тораля!” В то время папе было всего десять лет, но он очень отчетливо запомнил это.

Папа был самым младшим из семи детей. Остальные умерли в младенчестве. Воспитывался он в

большой строгости. От него требовали неукоснительного исполнения своих обязанностей и крепких знаний. Он вырос в типичной семье из высшего общества, в котором над чувствами преобладали образование и манеры. Во многом это превратило его в тяжелого по характеру человека, и это проявлялось во многих аспектах жизни. Сейчас я понимаю, что, фактически, моя тесная связь с отцом была отражением его собственного детства – в ней было больше обучения, чем теплоты. Сейчас я знаю, что нашей точкой соприкосновения был живущий в нем ребенок, ребенок, у которого никогда не было детства.

Дом “семейки Адамс”

Папа построил дом, если можно так выразиться, в эклектичном стиле. Украшения дома были

весьма многогранны, в них отображалась целая гамма совершенно различных культур. Пожалуй, его можно было бы охарактеризовать как дом “семейки Адамс” не потому, что наша семья была столь же экстравагантна, как Адамсы, а потому, что ничего в доме не имело определенного стиля. Стены дома были сложены из розового кирпича. В какой-то момент отец перекрасил их в темный голубовато-коричневый цвет. По стенам были развешаны дипломы и этажерки, содержащие большую коллекцию миниатюр. Одна из уменьшенных голов, которую мы ласково называли “поросеночек”, висела на колонне в гостиной. Были и часы-кукушка с птичкой, выскакивающей, чтобы прокуковать время, и несколькими маленькими дверцами, из которых, как из домика Джепетто из всем известной сказки про Пиноккио, выходили крошечные персонажи с разными музыкальными инструментами. На одной стене ты мог найти распятие, а на другой скульптурную маску гаргульи, смотревшей в сторону лестницы. На самом деле мне не нравилось постоянно видеть маску, потому что мне казалось, будто ее глаза следят за мной. Разумеется, у меня было сильно развитое и весьма буйное воображение! Живя в окружении Плакальщицы, являющейся к нам по ночам, миниатюрных голов и эксцентричности моего увлеченного наукой отца, я развила необузданное сверх всякой меры воображение. Конечно, не многие понимали мои выдумки, но в целом, благодаря им мне удается добиваться чудесных результатов.

В моем доме на самом деле чувствовалась необычная энергетика. Полагаю, что она была настолько сильна, что именно там я начала искать ее в себе самой, из-за чего развила быстрый и эффективный способ глубокого самоанализа, своего рода защиту. Именно там я начала разговаривать с Богом, прося его защитить меня, чтобы уверенно чувствовать себя в его славном и чудесном обществе, оставляя снаружи все фантасмагории. Я убеждена в том, что этот дом был построен в энергетически сильной точке. Впрочем, возможно, здесь и впрямь когда-то было кладбище, потому что женщина в черном решительно была духом какой-то умершей женщины, которая, вероятней всего, оплакивала потерянного ею ребенка.

Собственно говоря, дело было не только в Плакальщице. Если где-то около пяти вечера ты хотел пойти отдохнуть в комнате моих сестер, то внезапно чувствовал чье-то присутствие. Неизвестный укладывался на тебя сверху, и ты не мог ни пошевелиться, ни закричать, ни позвать на помощь до тех пор, пока не начинал просить помощи у Бога. Медицина описывает подобные случаи как “сонный паралич”, хотя в народе об этом говорят “меня оседлал мертвец”[прим: по русскому поверью это происходит, когда на грудь человека садится домовой, чтобы сообщить ему что-то хорошее или плохое]. Медицина говорит об этом явлении как о неспособности человека свободно двигаться в самом начале засыпания или пробуждения, когда тело человека фактически еще спит, а мозг уже бодрствует. Некоторые американские ученые отметили, что это может быть следствием сильной подверженности отдельных людей электромагнитным явлениям Земли, которые оказывают влияние на их сон. Так что вполне возможно, моя теория о том, что дом был построен в энергетически сильной точке, была не настолько абсурдна.

Как и любая девчонка, я приглашала подружек к себе домой, чтобы поиграть, предлагала им остаться на ночь, но меня всегда тревожило то, что они тоже могли бы увидеть или почувствовать эти сверхъестественные вещи. Зачастую они и на самом деле все видели или чувствовали, не говоря уж обо мне. Тогда жутко напуганные девчонки звонили своим родителям, и те в два часа ночи приходили за детьми, чтобы отвести их домой… Бедные мои подружки. Хотя я не знаю, к кому я испытывала бóльшую жалость – к ним или к маме, которой приходилось вылезать из постели в пижаме, чтобы передать до смерти испуганных, взволнованных, заплаканных девочек их родителям.

В детстве у меня было мало подруг. Я считаю, что это было связано с тем, что я жила именно в

этом доме. Мне было жалко приглашать их домой, потому что им было страшно. Когда родители приходили за ними среди ночи, я всегда оставалась одна. Мне было стыдно, грустно, и я плакала, особенно потому, что не понимала, что происходило. Пожалуй, будь подружки посильнее меня или имей они такого отца, как мой, – с его “мини-головами” в кабинете и его исследованиями, – возможно, моя жизнь сложилась бы совсем иначе.

Из-за того, что у меня было мало подруг, я была сильно привязана к своей семье и жизни

нашего квартала. Так я и росла. Конечно, это был очень необычный квартал, по крайней мере, необычный для меня. Мы называли его “веселенький райончик”.

Каждый день я выходила на прогулку с мамой и бабушкой, если она приходила навестить нас. На

углу улицы Сабино мы сворачивали, здоровались с “газетчиком”, сеньором, продающим газеты и журналы, который знал нас тысячу лет. Мы покупали жвачку, сладости, леденцы, журналы и комиксы, словом, все, что нам хотелось. Иногда мы шли дальше до рынка “Далия”. По дороге к рынку находилась еще целая куча ларьков. Среди них был один, мой самый любимый, где продавали пирожки из кукурузной муки почти полуметровой длины. Я заказывала пирожки с начинкой из оахакского сыра с соусом “сальса верде” и... смаковала в свое удовольствие, пока они не кончались. Потом мы делали систематическую пробежку по рынку, где мама отоваривалась на неделю, покупая все необходимое: мясо, фрукты, зелень, сливки, яйца и другие продукты, которые там продавались. Моей любимой частью рынка был отдел, где продавали черепах, цыплят и рыбок... Каждую неделю я неизменно уходила с рынка с кем-нибудь из них. В моей спальне пахло как в зоомагазине! Воздух был пропитан запахом корма для черепах, кроликов и хомячков, не говоря уж о том, что всю купленную живность я селила именно у себя. Я любила животных, они были моими единственными товарищами на протяжении всего дня. А когда мама входила в мою комнату, она жутко сердилась: “Ну и за-а-апах! – возмущалась она. – Ты не можешь здесь находиться!” Не обращая внимания на холод и не глядя на меня, она быстро распахивала окно, чтобы выветрился запах курицы, утки, черепахи, хомяка или рыбы. Увидев, что в комнате стало холодно, она говорила мне: “Если хочешь держать животных, тогда проветривай комнату! Ты не можешь находиться в комнате с таким запахом”. Все заканчивалось тем, что я соглашалась с мамой, потому что в этом случае животные продолжали находиться со мной.

В трех кварталах от моего дома находился парк Святой Марии, в самом центре которой стоял очень красивый мавританский павильон. Он был спроектирован и построен примерно в 1886 году. На международной выставке в Нью-Орлеане он служил павильоном Мексики. Я играла на его лестницах с коваными железными решетками, бегала внутри, разглядывая большие и высокие колонны и стены, казалось, сошедшие со страниц одной из арабских поэм Рубена Дарио[прим: Рубен Дарио (1867 – 1916) – никарагуанский поэт, здесь речь идет о его поэме “Маргарите Дебайле” (A Margarita Debayle), посвященной дочери друга]. Обняв нас и крепко прижав к себе, папа читал поэму наизусть, заменяя имя Маргарита на имя кого-нибудь из нас: “Малахитовый дворец, мантия парчовая и милая принцесса такая же красивая, жавороночек мой, такая же красивая, как ты”. Жаворонком папа прозвал меня после поездки на Юкатан [прим: Юкатан – полуостров в Центральной Америке, был центром цивилизации майа]. Позже он рассказывал, что эта птичка очень красиво пела. Кто мог тогда сказать, что это прозвище окажется вещим?

Обычно мы ходили в парк в самом конце недели. Я каталась на велосипеде вокруг мавританского павильона, все кругом было по-воскресному праздничным. Продавцы воздушных шаров непрестанно свистели в свои маленькие пластиковые свистульки, не выпуская их изо рта, чтобы привлечь к себе внимание детей. Небольшие тележки торговцев сахарной ватой с деревянным бочонком полным маленьких отверстий, откуда торчат палочки с намотанной на них розовой и синей сахарной ватой, звенящие колокольчики на тележках с разными видами эскимо, которые я обожаю. Едва продавцы подходили к нам, я просила маму купить мороженое, и если мне удавалось убедить ее, то могла съесть два-три мороженых за день.

Семья из женщин

Если оставить в стороне призраки моего дома, то мое детство в целом было славным и веселым. Оно имело множество оттенков и было наполнено разнообразными красками, запахами, вкусами и музыкой. Моя семья была необычайно творческой. Иметь четырех старших сестер было все равно, что иметь четырех учительниц для меня одной. В нашей семье было много женщин, один отец, две или три собачки породы чихуахуа и множество призраков.

У трех из моих сестер было пять-семь имен. Вот например, Ана Сесилия Луиса Габриэла Фернанда, которую мы звали просто Габи, или Эрнестина Леопольдина Амада Ахеда Кристина Клементина Патрисия, проще говоря Тити. Рядом с такими именитыми сестрами, у каждой из которых был свой собственный, отличный от других, характер, я чувствовала себя избалованной малышкой.

Когда наша семья была в полном составе – я имею в виду до смерти отца и до замужества моих сестер – в доме всегда было очень шумно: музыка разных стилей, повсюду косметика, одежда на разные вкусы и комнаты, всегда наполненные людьми. Папе нравилось слушать классическую музыку Баха, Бетховена, Вивальди, Моцарта, Шуберта; гармония этой музыки наполняла душу неземными, заоблачными, райскими ощущениями. И вдруг внезапно дом наполнялся характерными голосами Чавелы Варгас, Хорхе Негрете, Педро Варгаса или Хулио Иглесиаса [прим: Чавела Варгас (1919 – 2012) – мексиканская певица, исполняющая песни в стиле ранчеро; Хорхе Негрете (1911 – 1953) – мексиканский киноактер и певец, в том числе и оперный; Педро Варгас (1906 – 1989) – мексиканский актер и певец, прозванный американским соловьем; Хулио Иглесиас – испанский певец, “Wendolyn”(с этой песней он выступал на Евровидении в 1970г), “Tire tu pañuelo al río”, строчки из песни “Río Rebelde”(1972г)], под чьи песни от “Гвендолин” до “Я брошу твой платок в реку” мы проводили порой вечера. Это не имело ничего общего с мамой, которая успешно сочетала своего любимого артиста, короля рока, Элвиса с Викки Карр и Глорией[ ЛасоВикки Карр – американская певица, исполнительница песен в разных стилях, включая джаз, поп и кантри; Глория Ласо (1922 – 2005) – наст.имя Роса Косколин Фигерас, певица, сначала жила во Франции, а затем, не выдержав конкуренцию с Далидой, переехала в Мексику]. Бабушка слушала такие песни, как “Дверь в мечту” или “Золотая лодка”[прим: “Puerto de ilusión” – эту песню исполняла мексиканская певица Чаито Вальдес, наст. имя Мария дель Росарио Вальдес Кампос, прозванная мексиканским жаворонком; “La barca de oro” – эту песню, скорее всего исполнял Педро Инфанте, мексиканский актер и певец, хотя она звучала в исполнении многих певцов] и свою самую любимую “По-своему” в исполнении Рафаэля. Помимо всего этого, что тогда говорить о моих сестрах, устраивавших дома дискотеку. Целыми днями они крутили Барри Уайта, Глорию Гейнор, “Rolling Stones”, Дайану Росс, “Earth Wind & Fire”, постоянно чередующихся с Сандро де Америка, Роберто Карлосом, Палито Ортега, Камило Сесто, Сесаром Коста, Энрике Гусманом, Альберто Васкесом[прим: Барри Уайт – американский певец в стиле ритм-энд-блюз, пик его популярности пришелся на 70-е годы; Глория Гейнор – американская певица в стиле диско; Rolling Stones – британская рок-группа; Дайана Росс – популярная американская певица и актриса; Earth Wind & Fire – американская группа в стиле фанк; Сандро де Америка – наст. имя Роберто Хулио Санчес, аргентинский певец и актер Роберто Карлос – Роберто Карлос Брага, бразильский певец и композитор; Палито Ортега – наст. имя Рамон Баутисто Ортега, аргентинский певец и актер; Камило Сесто – наст. имя Камило Бланес Кортес, испанский певец, композитор в жанре баллад; Сесар Коста – мексиканский актер и певец; Энрике Гусман – наст. имя Энрике Алехандро Гусман Варгас, мексиканский певец Альберто Васкес – мексиканский певец и актер]. Моей сестре Федерике нравились Виолета Парра, Мерседес Соса [прим: Виолета Парра – наст. имя Виолета дель Кармен Парра Сандоваль, чилийская певица, поэтесса

Мерседес Соса – аргентинская певица, прозванная голосом Латинской Америки и голосом безгласных, наиболее яркая представительница течения 60-х новая песня протестной направленности ] и разные исполнители песен новой волны протестной направленности, которые, естественно, не нравились отцу. Но, для меня стало открытием, когда в один из моих дней рождения папа отвел меня в одно место под названием “Гитарный кабачок” посмотреть на певцов с гитарой в руках, исполняющих вживую песни на социально значимые темы. Своими песнями они внесли революционный поворот в тогдашнюю молодежную культуру. Я сидела со своим прохладительным, глядя на стоящих напротив меня людей, которые вгоняли нас в дрожь тем, что говорили посредством музыки. Эта музыка покорила меня, и именно там во мне зародилось глубочайшее желание делать то же самое. С этого момента я начала мечтать о том, чтобы стоять напротив людей, которые чувствовали бы то, о чем я им пела, составляя с музыкой единое целое… То, что почувствовала в тот миг семилетняя девочка, так глубоко отпечаталось в моей душе, что, спустя многие годы, стоя перед публикой, я могу единодушно разделить с ними то особенное мгновение. Именно там я поняла, вот оно мое… вот оно – то, чем я хотела бы заниматься.

С того дня и по сегодняшний мне очень нравится ходить в фирменный ресторан “Санборн” в

Мозаичном доме, что расположен в центре города. Там шумно и всё в движении, слышны звон бокалов и громкие разговоры… Все это напоминает мне сумятицу и беготню в моем доме, когда в нем еще жили мои сестры. Имея пятерых “мам” – четырех сестер и маму – и еще отца, мне было сложно представить, что мы с мамой останемся одни.

Само собой разумеется, позже так и случилось. По мере того как проходило время, наш всегда

многолюдный дом постепенно пустел. Первой в самостоятельное плавание направилась моя сестра Лаура. Она уже жила в районе Поланко, полностью посвятив себя артистической карьере. Следующей была Федерика, она вышла замуж и переехала жить к супругу. Потом, в год смерти папы, вышла замуж Эрнестина и уехала в Париж. Из детей в доме остались только мы с Габи. Нам было очень хорошо с ней, мы вместе играли и разговаривали. Она вышла замуж последней, и многое в своей жизни я разделила именно с ней. И по сию пору мы с ней очень дружны и близки. Она баловала меня, покупая мою любимую еду, готовила какие-то блюда из сыра, пюре, воздушную кукурузу и другие “перекусы”, а потом мы вдвоем устраивались на маминой кровати и смотрели телевизор. Она была моей подругой, моей поверенной, сообщницей, сестрой, словом, замечательным товарищем во всех смыслах этого слова. Габи вышла замуж, когда мне было восемь лет, и вот тогда я и вправду почувствовала себя одинокой. Все сестры разбежались и, начиная с этого момента, я росла практически в одиночестве. В доме остались только мама, бабушка и я, последний и теперь уже единственный маленький ребенок в семье. Иногда я встречалась с племянником Кесалем. Он был мне как младший братишка. Когда мне приходила в голову какая-нибудь шалость, я использовала Кесаля для ее осуществления. Он и по сей день вспоминает об этих моих проказах!

Для мамы это были нелегкие времена – мало того, что рядом с ней уже не было всех ее дочерей,

она вдобавок осталась еще и без мужа, который, как и в любой другой латиноамериканской семье того времени, был материальной и духовной опорой семьи. Но, несмотря на все трудности, мама смогла с честью выйти из этой непростой ситуации. Говоря образным языком, из кислых лимонов, подброшенных жизнью, она приготовила вкусный лимонад. Однажды она оправилась от боли, вызванной потерей моего отца. Набравшись душевных сил из самых глубин своего естества, она вдруг превратилась в совершенно другую женщину, готовую ковать свое будущее. Как-то утром, проведя в трауре без малого два года, она встала и сказала самой себе: “А вот теперь я могу жить так, как хотела всегда”. Сказано – сделано, так она и поступила.

До этого дня она была только матерью, поварихой, домохозяйкой, прислугой при отце. Она

готовила, гладила белье, она была полновластной хозяйкой всего дома, но нереализовавшей себя женщиной. Мама была классическим образцом древности, выполняя всю работу по дому, которую могла выполнять прислуга, но для нее было важным сделать эту работу самой, без помощи домработниц. Она стремилась к тому, чтобы быть полезной. Она до блеска натирала фирменным “джонсоновским” воском черные мраморные плитки пола в гостиной, ползая на коленях. Сначала она наносила воск на пол, давая ему подсохнуть, а потом натирала так, чтобы отец, придя домой с работы, мог в полу, как в зеркале, увидеть свое отражение. Каждый день она готовила для всех разные блюда – для детей, для отца, порой, для себя. Ей было только сорок, когда она овдовела.

Мама

Моя мама была необычайно сильной женщиной с очень властным характером. Как многие

женщины она реализовала свои управленческие познания дома. Она все организовывала, всем распоряжалась, все распределяла, словом, вела экономику семейного очага с пятью детьми, когда ей самой было чуть больше двадцати пяти. Все это лишь закалило маму, сделав ее характер поистине несгибаемым. И как будто маме было мало быть просто суперхозяйкой в доме, ей удалось реализовать себя, как художника, скульптора, а потом и как импресарио, став менеджером популярной артистки, хотя, начиная путь менеджера, она не знала ровным счетом ничего об артистической среде. Именно у нее я научилась тому, что ты можешь добиться желаемого самоотречением, трудом, добросовестностью и преданностью своему делу. Именно эти четыре значимых вещи я считаю самыми основными в своей теперешней жизни.

С самого раннего детства я была свидетелем ее изнурительно-выматывающего каждодневного

труда, нескончаемых дел по дому, не приносящих никакого удовольствия. Я увидела, что только после сорока мама смогла начать осуществлять свои задумки, и это заставило меня принять решение не оставлять в стороне мои девичьи мечты. Так что я искала способ самореализоваться как личность, как профессионал. Я ждала встречи с человеком, который заставит меня чувствовать себя уверенной для того, чтобы родить моего первого малыша. Я всегда знала и понимала, что ребенок – это огромная ответственность, это самое прекрасное, что дарит тебе жизнь, и поэтому я хотела быть полностью уверенной в том, что принесу его в этот мир в добрый час и от достойного человека.

Девушки учатся на ошибках своих матерей. Моя мама даже сказала мне: “Доченька, ты только не

торопись. Лучше повремени с замужеством, не совершай ошибку, у тебя еще есть время”. А потом, когда я уже была замужем, посоветовала: “Подожди с ребенком, наслаждайся своим браком и тем лучшим, что дает тебе твоя профессия”. Конечно, потом, став с годами более зрелой, я поняла, что слишком долго ждать не очень хорошо, и не стоит слепо верить всему, что тебе говорят.

Зачастую жизнь преподносит нам самые неожиданные ситуации, каким мы и вправду не можем

противостоять – смерть, болезни. В моем случае так пришла известность. Теперь я понимаю, что будучи малышкой, приобрела богатый опыт; жизненные трудности и неурядицы закалили меня. Я должна была пройти через все эти невзгоды, чтобы стать такой, какая я есть. Я должна была потерять своего кумира, моего отца, стать известной, будучи подростком, постоянно находиться под пристальным, неусыпным оком публики, заметившей молоденькую девушку, которая всегда старалась быть “совершенной”.

Пройдя через все это, я многому научилась. Научиться говорить “нет”, когда это необходимо,

когда что-то тебе не нравится, даже если это доставляет удовольствие тому, кого ты любишь – вот лучший урок, полученный мной от жизни. Я научилась прислушиваться к себе, слышать свой внутренний голос, когда он спрашивает меня: “Ну и на кого ты хочешь произвести впечатление на этот раз? Что еще ты хочешь от жизни? Что еще тебе нужно и зачем? Кому это нужно?.. Им?.. или ТЕБЕ?”

Все мы переживаем моменты, когда нам что-то неясно, когда в голове путаница, когда тебе

советуют, подсказывают что-то или же нет. Это нормально и объяснимо, что даже добродетель время от времени забавляется. Все мы люди, живые существа, а не роботы. Но вот что прекрасно и просто восхитительно, так это найти свою золотую середину, обрести равновесие в жизни. Это очень трудно, но не невозможно.

Я должна была столкнуться еще с одной ситуацией, из которой извлекла второй важный

жизненный урок. Его мне пришлось запомнить против воли, сразу и невзирая ни на что. В детстве я была большой фантазеркой. Я выдумывала игры, игрушки, сочиняла истории. Несколько часов я проводила в полном одиночестве, когда мама уходила к Эсмеральде, в школу искусств, где она училась. Когда я возвращалась из школы, дома никого не было. Я была одна и давала полную свободу своей фантазии. Во мне открывалось творческое начало, и я становилась большой выдумщицей и мечтательницей. Я с трудом отличала вымысел от реальности, возможно потому, что мечтать для меня было лучше, чем чувствовать свое одиночество.

Был один случай, оставивший глубокий след в моей душе. Мне было где-то около семи лет, когда

одна из моих двоюродных сестренок попросила меня пойти с ней во двор ее дома, где играли все дети нашего квартала. Во дворе несколько ребят нашего возраста водили хоровод, играя в “кружок Святого Михаила” [прим: la rueda de San Miguel (хоровод Сан Мигеля) – детская хороводная игра. Дети встают в круг лицом к центру и, держась за руки, под песню ходят по кругу. Когда звучит имя ребенка, он поворачивается к центру спиной. Игра продолжается до тех пор, пока все не повернутся к центру спиной], и один из тех, кто постарше, не дал мне играть вместе с ними. Он сказал: “А эту мы не возьмем, у нее совсем недавно умер отец... Нечего ей играть с нами!” Другие дети начали смеяться надо мной, они ходили вокруг меня, весело припевая: “Вот девчонка, у которой нет отца! Вот девчонка, у которой нет отца!” Я не понимала ни того, что происходило, ни того, что чувствовала в тот момент. Я знаю только то, что думала, не переставая: “Как они могут быть так жестоки ко мне? Как они могут быть такими злыми?” Я думала и думала об этом, и не могла остановиться. Впервые я почувствовала сильную боль где-то в области желудка, будто в меня вонзили нож, и где-то там, внутри, рыдала моя душа. Это была моя первая встреча лицом к лицу с подлостью, людской злобой и ядом,.. исходящими от нескольких ребят. Конечно же, дети не имели представления о той боли, которую можно причинить другому ребенку, но для меня это был безусловно мучительный момент. Однако, несколько лет спустя, когда я выпустила свой первый сольный альбом, я в полной мере испытала на себе, что представляет собой самая что ни на есть настоящая, неприкрытая жестокость.

Очень тяжело взрослеть в раннем возрасте. У меня не было братишки или сестренки, с кем я могла

бы поделиться какими-то вещами, с кем могла бы поиграть или подраться, и я превратилась в очень замкнутую девочку. Кроме того, вокруг меня все будто изменилось. После смерти папы, мама начала расцветать. Ее будто с цепи спустили, ведь до этого она жила, можно сказать, в заточении, что не имело ничего общего с ее настоящими желаниями. Думаю, что если бы была возможность начать все заново, мама вышла бы замуж не раньше сорока. Вполне возможно, у нее и детей не было бы. Мама не была женщиной, обремененной условностями, но долгое время она прожила среди идей моей бабушки о том, какой должна быть женщина, и того, что навязывалось в ту пору мексиканским “высшим светом”. По правде говоря, мама была мало похожа на принцессу, скорее, она была Золушкой; она даже не замечала, что происходит вокруг. Я твердо уверена в том, что ее послушание и та линия поведения, которую она вынуждена была принять уже в первые годы жизни, пробудили в ней хищника, каким она была до самого конца. Остановить маму не мог никто, и особенно, мужчина!

Каким бы известным и выдающимся ни был мой отец, он вовсе не был сказочным принцем на

белом коне. Папа был тяжелым человеком, зацикленном на собственном мироощущении. Он все время удерживал маму, не отпускал ее от себя, не давая ей реализоваться как личности, возможно потому, что она была очень красива. Любой, кто ее увидел, подумал бы, что она принадлежит эре “золотого кинематографа” или что-то в этом роде. Мамина красота была ослепительной, и отец умирал от ревности от одной лишь мысли о том, что кто-то мог отнять у него жену. Таким образом, жизнь моей мамы, ее мирок, замыкался в квадрат: дом – рынок, дом – школа, дом – церковь, иногда кино с детьми, и снова дом. Отец четко отслеживал время, затраченное мамой на переход из одного места в другое. Сейчас все это видится мне в нездоровом свете. Разумеется, мама сильно переживала из-за смерти отца, но вместе с тем она почувствовала облегчение и свободу. Она осознала, что там, снаружи дома, существовало что-то, о чем она не могла узнать раньше. Что-то такое, к чему у нее не было доступа, бог знает, почему.

Вот тогда-то мама и взбунтовалась, в полном смысле этого слова. Из смиренной женщины и послушной жены она превратилась в женщину, которая запросто, по-свойски, разговаривала с самыми высокопоставленными людьми “Телевисы” [прим: “Телевиса” – мексиканский медиаконгломерат второй по величине в Латинской Америке, крупнейший в мире производитель испаноязычных сериалов, основной конкурент “Телемундо” ]. Через некоторое время сама того не заметив, она стала моим менеджером. Девизом ее поведения стало: “Они не выступят против меня. Теперь они узнают, кто такая Иоланда Миранда, никогда больше они не унизят меня”.

Да, моя мама стала несгибаемой женщиной. Не знаю, было ли ее чувство желанием мести, но

знаю, что все закончилось тем, что каким-то образом ей заплатили сотни продюсеров, исполнительных директоров, импресарио всевозможных шоу, в которых я принимала участие.

Иногда я задаю себе вопрос, какой была бы моя жизнь, будь жив мой отец. Я тешу себя мыслью,

что он поддержал бы меня в моем решении стать артисткой, потому что несмотря на то, что он был требователен и суров по отношению к моей маме, я уверена, что в последнее время он сожалел о том, каким он был. В самом конце своей жизни он осознал свои ошибки, он вдруг увидел свою жизнь со стороны, как фильм, и на самом деле раскаялся.

Раскрывая артистку

Я убеждена в том, что это жизненные обстоятельства подвели меня к тому, чтобы стать артисткой,

но как бы я ни любила свою профессию, я никогда не чувствовала себя в ней, как рыба в воде. Я всегда чувствовала себя неспокойно в мире зрелищ, главным образом потому, что мне не нравится хвастаться своими успехами, а также не нравится слишком много говорить о себе. Мама до сих пор говорит мне, что я должна научиться “верить в себя”, потому что часто я поступаю так, будто не верю в собственный успех. Но, я думаю, что самой судьбой мне было предначертано становиться частью закулисного мира, и неважно верю ли я в себя или нет… Я не знаю, достигну ли этого в своей жизни, потому что в этой профессии все еще есть слишком много вещей, которые мне трудно переносить. Например, постоянные гастроли, пребывание вдали от семьи, вечная работа, реклама, полная самоотдача – и все это всегда с улыбкой на лице, не показывая усталости. Нет, конечно же, эта работа многое дает тебе, но и взамен требует не меньше; думаю, именно это люди зачастую и не понимают. Но, как бы то ни было, а в глубине души я на самом деле обожаю петь, писать песни, проводить часы в студии звукозаписи с музыкантами, создавать звуки и новые музыкальные проекты, творить в эти моменты чудеса – подбирать гармоничный тон и звучание, которые будут существовать вечно. Меня захватывает мысль о том, что мои песни смогут сопровождать кого-то в этом мире в самые важные моменты его жизни – на свадьбе, в день пятнадцатилетия, в его страданиях, достижениях, любви. Для меня очень трогательно и волнительно – стоять на сцене, живьем чувствовать людей, их запах, касаться их, петь хором вместе с тысячами голосов присутствующих на концерте людей те песни, что когда-то были простой задумкой; поддерживать отношения с разными группами поклонников на разных частях света, узнавать друг друга лично, разговаривать, общаться. И, кроме того, это грандиозная возможность перевоплотиться, исполнить роль, потрясшую тебя до самой глубины души.

Для меня это чудо, волшебство моей профессии… это жизнь… когда я кричу каждой клеточкой

своего тела: “Я жива… я здесь… я вся целиком… и это – Я!”

Искусство меня завораживает своим творением, своим самовыражением. Когда эта чарующая часть моей профессии оказывается замутненной разного рода слухами и извращенными домыслами, которые распускают об артистах некоторые люди, мне бывает очень сложно понять, что их беспокоит. У меня стоит комок в горле, потому что я не могу выносить это, и комок этот невозможно проглотить. Я никогда не мечтала об этой оборотной стороне своей работы. И тем не менее, я продвигалась вперед, плывя против течения, устраняя со своего пути водоросли, сети и ловушки, в которые меня хотели затащить, чтобы “убрать” с выбранной мною дороги. Но, на самом деле никто не может убрать свет, даже если многим мешает его сияние. Как-то один из моих фанов сказал мне: “Королева моя, если им мешает твой свет, пусть нацепят солнцезащитные очки!”

С тех пор как по всему миру в интернете набрали силу социальные сети, я благодарю Бога за то, что могу напрямую общаться с моими фанами и видеть их реакцию в режиме реального времени. Я могу говорить с ними обо всем, начиная с пожелания спокойной ночи и заканчивая рассказами о том, что происходит в моей жизни, что я изучаю, что читаю, о чем мечтаю. Мне нравится подобное положение дел, поскольку интернет позволил мне стать пресс-атташе себя самой.

Я должна пояснить, что ни одна социальная сеть, ни множество экспертов, которых я посетила в поисках ответов, вовсе не несут ответственность за мое душевное спокойствие. Принять себя такими, какие мы есть, – вот ключ к достижению спокойствия. Мы проводим свою жизнь, желая измениться или стать другим человеком, который, как мы думаем, гораздо лучше нас. Мы хотим иметь то, что имеет другой – славу, дом, мужа, семью или работу. Вот так, в погоне за другими, мы и живем, не понимая, что же в действительности для нас лучше. Мы не имеем ясного представления о том, что можем дать на самом деле, о том, какие мы, и как мы можем улучшить или изменить свое поведение и свои мысли, как можем извлечь из себя все самое лучшее и приумножить. В тот самый миг, когда я поняла все это, мне стало лучше. Я перестала видеть все поверхностно, как бы снаружи, я начала видеть себя изнутри, узнавать себя, принимать свои ограничения. Я поняла, что в жизни есть такие моменты, когда на вершине окажусь я, но есть и такие, когда придет черед других достичь этих самых высот. И тогда ты осознаешь цену свободы, чтобы сказать: “нет”.

Я прочитала одну книгу, которую посоветовала мне моя подруга, “Драма одаренного ребенка” Алис Миллер и открыла, что многое из того, что мучило меня на протяжении моей артистической карьеры и всей моей жизни, было непонимание того, почему мне удалось стать знаменитой. Оно порождало во мне необычное смятение, странную, неосознанную тревогу. Я постоянно пребывала в скрытом от всех безысходном отчаянии.

Тот факт, что я хотела быть хорошей со всеми, кроме себя самой, привел к тому, что на протяжении своей артистической карьеры я не просматривала предлагаемые мне проекты, а немедленно, не раздумывая, соглашалась, чтобы угодить продюсеру, импресарио или менеджеру, которым, хоть это и невероятно, была моя мама.

В документальном фильме, который мы снимаем для диска “Primera fila” есть момент, когда человек, берущий у меня интервью, вывел меня на уровень раскрытия самого личного, того, что глубоко внутри меня, и я призналась ему, что единственное, что мне хотелось бы, это спеть так, как я пела, когда была девочкой. Мне было необходимо снова встретиться с этой девочкой и посмотреть ей в глаза. Так возникла идея этой книги, некий способ путешествия из прошлого в настоящее, чтобы выпустить на свободу ту самую девочку-женщину и иметь прочное будущее.

Талия-девочка, она должна вернуться ко мне.

Наконец пришло время новой встречи с той самой не разговаривающей девочкой-молчуньей, которая думала, что ее папа умер по ее вине, из-за ее последнего поцелуя. Все изменилось. Я обняла ее, выпустила на волю, попросила у нее прощения. Я сказала ей от всей души: “Я люблю тебя...у тебя будет все... не бойся будущего, я здесь... все будет хорошо”.

Я обняла себя... я освободила себя... я простила себя.

Потому что принимать себя в себе самом – это больше, чем прощать себе множество вещей... Я была сурова к себе самой, была безжалостной судьей своих собственных деяний. Самые худшие судьи, которых может иметь человек – это мы сами, и самые суровые наказания, обычно, исходят от нас самих. А если мы – Девы, то все еще хуже! [Талия по знаку гороскопа Дева. Она родилась 26 августа 1971года]

За это время я научилась смиряться с тем, что не способна меняться.

Я научилась принимать то, что не могу измениться.

Я научилась переставать желать управлять неуправляемым.

Я научилась говорить смерти: “Плакальщица... я не боюсь тебя”.

• Глава 2 •

Слава

Дорогая Слава, слово из пяти букв, которое движет миллионами душ, которое намечает “прекрасный” путь, с широкой улыбкой приглашая всех тех, кому каким-либо образом удается пересечься с тобой. Кто устоит пред тобой, сраженный твоими утонченными, чудесными побуждениями, разворачивающими перед мысленным взором картину, полную света, богатства, успеха и величия?

Ты так хитроумно опутываешь сетями своего слушателя, что он видит только то, что хочешь ты, слышит только то, что хочешь ты, а взамен он получает застывшие, отвердевшие мечты, ставшие реальностью. Какая изумительная, совершенная ловушка! Ты крадешь у своего ученика мир, в котором он родился, и уводишь его жить в мир, созданный из аплодисментов, восхвалений и могущества, позволяющих чувствовать силу и уверенность в том, что все желания осуществятся, как и планировалось.

Но, ты можешь вовремя сбежать, если в конце проекта не виден свет, если мечты и желания разбиваются вдребезги. Ты, Слава, исчезаешь, на время уходишь со сцены, оставляя свою “жертву” в когтях одиночества, растерянности, слабости и уныния, открывая вход нежеланному гостю – депресии.

Все в мире то поднимается, то опускается. Так же и человек переживает моменты взлетов и падений. Высоко взлетев, он падает вниз, но, оказавшись внизу, должен снова подниматься и карабкаться наверх. И вновь для человека наступает момент, когда он оказывается на вершине, и тотчас же появляешься ты, как верный друг, с которым давно не виделись.

Ты, как ни в чем не бывало, обнимаешь, целуешь, улещаешь, превозносишь до небес и ласкаешь, словно ничего не случилось, и только те, кто взрослеет от неудач, боли, насмешек, от волнений и тревог, которые причиняет твое безразличие, всплывают на поверхность и уверенно держатся на плаву в тот период, когда ты снова сопровождаешь их. Слава, ты всегда будешь пожизненно связана с моим именем. Однажды ты пригласила меня идти рядом с тобой, а теперь я приглашаю тебя, поставив при этом свои собственные условия.

Мы неразделимы, так что иди со мной, открывая мои оттенки, мои грани и широкое ви́дение мира, которое дала мне зрелость.

Слава, ты стоишь перед полностью сформировавшемся, уверенным в себе человеком… Возьми меня за руку и узнай меня по-настоящему.

Начало могущества, величия и славы

В закулисный мир я вошла очень рано: моя первая встреча с телекамерами состоялась в возрасте трех лет. Мой папа выступал в программе под названием “Поющие студенты” в качестве ученого, который задавал вопросы каждой группе ребят. Эти музыкальные группы боролись между собой за первое место и главный приз. Один раз, когда программа выходила в прямом эфире, папа очень гордо представил меня. На мне была накидка участника программы, и я прошла по улице рядом с ведущим Густаво Феррером во главе всей группы конкурсантов, состоявшей из нескольких десятков ребят, которые играли на разных музыкальных инструментах и воодушевленно пели. Мне было уже пять лет, когда я начала работать. Это было мое первое появление на экране в эпизоде комедийно-музыкального фильма “Кондитерская война” [“Кондитерская война”(1979) – фильм в жанре музыкальной комедии режиссера Рене Кардона (1906 – 1988), повествующий о франко-мексиканской войне 1838 – 1839гг; Кондитерская война – вторжение в мексику французских войск в 1838г. Поводом послужило обращение за защитой к королю Франции французского кондитера Ремонтеля, утверждавшего, что его магазин в Мехико был разрушен во время смуты 1828г мексиканскими офицерами. Отсюда и название этой войны] режиссера Рене Кардона и продюсера Анхелики Ортис. В этом фильме рассказывалось об историческом сражении с участием мексиканских и французских войск в апреле 1938 года, более известном как “Кондитерская война”. Моя сестра Лаура тоже участвовала в съемках и пригласила меня посмотреть, как снимаются разные сцены. На площадке я привлекала внимание, потому что вела себя естественно, словно это было частью моей повседневной жизни. Меня нарядили в одежду той эпохи конца XIX века с пышными юбками и оборками, на руки надели перчатки, с тыльной стороны расшитые жемчугом. В волосах красовались большие сатиновые банты. Мне велели играть, поставив позади главных актеров. Так я отыграла в паре сцен. Я никогда не забуду, когда мама показала мне маленький бумажный листок на пятьдесят песо, и я услышала, как она сказала: “Доченька моя, вот твой первый чек, ты заработала его своим трудом... Поздравляю тебя, моя любимая малышка! Что ты хочешь с ним сделать?” Конечно же, я ответила: “Кубинка, мамочка, кубинка... Отведи меня в кубинку”. “Кубинка” была моей любимой шоколадницей, традицией моего квартала с начала века. Там были огромные стеклянные кружки, заполненные длинными леденцами, и еще малюсенькие разноцветные конфетки в сахарной глазури самых причудливых форм. Все здесь пахло сладостями и шоколадом. Этот аромат я всегда буду нести в своей памяти. Так что я пошла туда со своим первым чеком и накупила шоколадных кроликов, машинок, сигар, колец и карандашей. Это было настоящее пиршество.

Когда мне было около семи лет, я пошла на утреннюю передачу под названием : “Женщина … сегодня” [прим: “La mujer… ahora” (1976 – 1982) – телепередача студии “Телевиса” ] студии “Телевиса”, в которой дети составляли значительную и важную часть. Ее вела Эвелин ла Пуэнте, веселая и жизнерадостная светловолосая девушка с длинной челкой – мексиканская Джейн Фонда. Если память мне не изменяет, директором детских передач был Серхио Андраде, который несколько лет спустя был замешан в одном довольно большом скандале в мексиканской артистической среде. С самого начала мне очень понравилось принимать участие во всех разделах передачи, сделанных детьми для детей: мы творили, перевоплощались, пели… Один раз меня даже одели как гейшу. Мне было очень странно видеть себя на мониторах, находившихся в студии. Передача шла в прямом эфире, и картинка со студийных мониторов транслировалась на экраны телевизоров всей страны. Всякий раз, увидев их, я ощущала в животе что-то похожее на щекотку, как будто в моем желудке завелись бабочки, я нервничала, и мне сильно хотелось рассмеяться. Это были мои первые ощущения от выхода на сцену и показа меня по телевидению.

Раздел программы, посвященный готовке, был моим любимым. Здесь нам разрешалось готовить.

На этот случай моя мама, которая готовила очень хорошо, научила меня, как сделать что-нибудь вкусное на скорую руку. Как жаль, что потом у меня не было времени научиться готовить разные блюда мексиканской, японской, итальянской кухни… Мама баловала меня; она всегда готовила сама и не подпускала меня к кухне. “На это, – говорила мне она, – у тебя есть мать”. То, что я не умею готовить, никогда не мешало мне наслаждаться едой. Для меня не имеет значения, какой национальной кухне принадлежат те или иные блюда, мне нравится все и из всего. Я от всего получаю удовольствие и благодарю Бога за то, что теперь имею возможность сесть за стол попробовать разные блюда и насладиться их вкусом в приятной компании. Никто не лишает меня этого сибаритства. Я могла бы с уверенностью сказать, что поесть – это мое основное хобби.

Первая моя встреча со славой состоялась дома. Она пришла молчаливо, храня тайну, окутывая все

своим успехом. Она заглянула в наш дом гостьей, чтобы остаться. 1977 год оставил свой след на всей моей семье. Он принес и радость, и скорбь. Моя сестра Лаура получила театральную премию как открытие года среди молодых актеров за роль в спектакле “Ифигения в Авлиде” [прим: “Ифигения в Авлиде” – античная трагедия Еврипида; Лаура Сапата (Лаура Гвадалупе Сапата Миранда, 1956) – сводная сестра Талии, актриса, известна в нашей стране большей частью по сериалу “Дикая Роза”, где она она сыграла главную злодейку Дульсину Линарес], который был представлен на фестивале Сервантино в Гуанахуато [прим: фестиваль Сервантино – театральный фестиваль, ставший международным, назван в честь Мигеля Сервантеса, традиционно проводится в городке Гуанахуато, одной из достопримечательностей которого является музей мумий. ], городе мумий. Потом моя сестра Эрнестина[прим: Эрнестина Соди Миранда (Мария Эрнестина Леопольдина Амада Агеда Кристина Клементина Соди Миранда, 1960) – бывшая модель, а теперь искусствовед, писатель, журналист] была выбрана Мисс Федерального округа, стала Вице-Мисс Мексики, и участвовала в конкурсе красоты Мисс Интернешнл, проходящем в Японии, где получила титул Мисс Кимоно через день после моего дня рождения. В августе вышла замуж моя сестра Федерика, а вскоре, в ноябре, умер папа. Это был очень насыщенный год, навсегда оставивший след в наших жизнях.

Я никогда не забуду вечер, когда Тити победила, став Мисс Федерального округа. Поскольку я

была еще очень маленькой, родители не хотели, чтобы я присутствовала на этой очень многолюдной церемонии, да еще так поздно. Словом, тем вечером все женщины моей семьи – конкурсантка, мама и сестры – ушли на церемонию, в то время как мы с папой остались дома, с нетерпением ожидая их прихода. Когда вошла Эрнестина, она была так счастлива, что я подумала, что вошло само солнце. Она сияла, все ее существо излучало блеск, она выглядела красавицей. Папа надел на себя корону, накидку, взял жезл и прошел по комнате, счастливый оттого, что его “беляночка” победила. Вдруг посреди этого шумного праздненства, он увидел меня, восседающую на мраморном столе и наблюдающую за происходящим. Он подошел прямо ко мне, снял бирюзово-синюю, как глаза моей сестрички, накидку и набросил ее мне на плечи. Какой же важной почувствовала я себя! А когда папа надел мне на голову корону и дал в руки жезл, именно в эту самую минуту в мое сердце вошло желание побеждать, не знаю в чем, но побеждать и быть такой же значительной персоной, какой была в тот момент моя сестра. Я видела, что взгляды всех людей были прикованы к ней, что все поздравления были адресованы ей, и ее счастье было счастьем всех… В этот миг я хотела быть такой же, как моя сестра, хотела быть знаменитой. Слава вошла в наш дом, крепко держа за руку Тити, с короной, накидкой и жезлом; вошла, чтобы составить часть моей семьи, чтобы позднее стать моей неразлучной спутницей, требовательной и безжалостной.

Музыка

Музыка была частью моей жизни, я выросла на ней. Я слушала совершенно разную музыку, и во мне сработал, если можно так выразиться, естественный отбор. Я очень рано начала развивать свой собственный музыкальный вкус. Когда мне было около семи лет, была одна испанская музыкальная группа, которая мне очень нравилась. Она называлась “Парчи́с” и состояла из одних девочек. Я знала все их песни и, когда видела их по телевизору, то училась танцевать, как они. Как раз в то время, Лаура рассказала маме, что один из ее друзей, Пако Айала, создает детскую группу, и проводит прослушивания на звукозаписывающей студии “Peerless”, в свое время знаменитой тем, что именно здесь записывал свои песни несравненный Педро Инфанте, по сей день являющийся моим кумиром. Не теряя времени, мы тут же бросились на прослушивание. Когда меня попросили спеть, я сделала это как можно лучше. Потом мне сказали, чтобы я подождала в комнате, а еще несколько минут спустя я уже была в группе вместе с двумя ребятами, Пакито и Алехандро, и девочкой, которую звали Валерия. Первоначально группа называлась “Пакман”, и мы исполняли песню, перекликающуюся с названием группы. Группа была названа по имени персонажа очень популярной в то время видеоигры, выпущенной американской кампанией “Atari”. Это была самая значимая и популярная для тамошнего поколения игра во всем мире, а стало быть, и наша песня находила одобрение среди ребят. Многие подпевали нам “Этот круглый, большеротый малыш хочет есть. Ему нравятся сладости и мальвы, но он такой голодный, что проглотит все... этот Пакман”.

Вскоре после начала наших выступлений возникла проблема с авторскими правами, так что нам пришлось сменить название группы, и мы стали называться “Дин-дин”. У нас был обширнейший репертуар, положивший начало записи четырех дисков. Все танцевальные номера мы репетировали в нашем семейном гараже под мой желтый магнитофон “Hello Kitty” [прим: “Hello Kitty” – японская брендовая торговая марка, символом которой является популярный персонаж японской поп-культуры, белая кошечка Китти в упрощенной прорисовке]. Магнитофон был моим посильным вкладом, поскольку бюджет нашей недавно появившейся на свет группы был невелик. С нашим детским шоу мы колесили по всей стране, переезжая из городка в городок, из одного селения в другое, мы побывали в разных частях Мексики. Чтобы не отстать от школы, мы гастролировали только во время каникул, два месяца в году, или по выходным. В то время я училась во Французско-Мексиканском Лицее, и на первом месте была учеба. Не совсем обычное расписание мы легко согласовали с агентом группы, поскольку он тоже отдавал приоритет нашей учебе. Именно поэтому репетиции всегда проводились по вечерам, после школы и выполнения домашних заданий, а поскольку наши зрители тоже были школьниками, мы выступали по выходным, что пришлось нам очень кстати. В общем, во время пасхальных каникул на Страстную Неделю, у нас возникла идея выступить в одном из самых многолюдных центров отдыха Мексики.

- Мы едем в Акапулько, – сказал нам однажды продюсер. – Мы будем выступать в отеле “Марриот”... Туда приедет множество детей.

Обычно наши представления были небольшими и скромными, так что это выступление означало смену костюмов и дальнейшее развитие и обновление репертуара. Перед нашей группой открывались большие возможности – очень известная и весомая сеть отелей заключила с нами контракт. Короче, мы ехали в Акапулько, пребывая в розовых мечтах не только потому, что представляли новое шоу. В наших головках крутилась мыслишка провести каникулы на пляже, мы мечтали поплавать в море... но не тут-то было – реальность оказалась весьма далека от нашей мечты! Каникулы? Да, каникулы, но для других, а для нас это была работа!

Из-за Страстной Недели Акапулько был переполнен. Мы должны были рекламировать наши выступления в течение всего дня, с одиннадцати утра и до вечера. На нас напяливали клоунские парики и красные носы, разноцветные яркие башмаки и классические костюмы с длинными рукавами в полоску и маленькими хлопчатобумажными кисточками, похожими на украшения на груди. В подобном наряде нас заставляли разгуливать по всему пляжу. Песок насыпался в ботинки; нещадно палило солнце, и его палящие лучи жгли нас даже через парик; грим плавился, растекался по лицу и попадал в глаза. Наше состояние не имело значения; мы должны были раздавать рекламу, чтобы люди пришли посмотреть на наше выступление, в то время, как мы смотрели на всех остальных детей, развлекающихся на пляже, купающихся в море и наслаждающихся своими каникулами… У нас не было права на развлечения. Уже после обеда мы поднимались на сцену, пели и танцевали, исполняя наши лучшие номера для детей, собравшихся в зале, пока их родители использовали этот час для того, чтобы пройтись по магазинам, выпить “пина-колада” или что-нибудь прохладительное. Это маленькое “шоу” давало им возможность передохнуть, которую они использовали по полной программе, пока мы развлекали их детей.

Поистине грандиозный случай представился нам, когда “Телевиса”, огромная телесеть Мексики,

выпустила инновационное детское телешоу, которое посредством маленьких экранов моментально вошло в миллионы семей, найдя отклик в сердцах детей и подростков. Программа называлась “Поиграем в певцов”, это была детская версия программ, подобных нынешним “Кумир Америки” или “Х-Фактор”. Здесь я впервые как певица столкнулась с изнанкой телевидения, наблюдая за перемещением камер и суетливой беготней людей в разные стороны. Зрители с огромным нетерпением ждали начала программы, которая, естественно, транслировалась вживую, а мы четверо вместе с нашими родителями старались угомонить настойчиво кружащих в наших животах бабочек.

И вот ведущий объявил своим зычным голосом: “А теперь с вами группа… “”Д-ин…Д-и-и-ин”!”

Зал дружно зааплодировал, и мы запели “Мы – особенные”. Мои нервы были на пределе, ноги сделались ватными; я видела только лица людей, сидящих в зале, внимательно смотрящих на нас, хлопающих в ладоши в такт музыке. Поддержка зрителей позволила мне постепенно расслабиться, теперь я нервничала не так сильно, как в начале песни, а вполовину меньше.

В итоге мы заняли довольно высокое место, и с этого времени у нас появилось больше

возможностей, чтобы работать. Начиная с этого момента, мы выступали с концертами в разных частях страны, в основном, по субботам и воскресеньям, чтобы люди могли всей семьей прийти на наше шоу и развлечься. В общем и целом наши воскресные турне продолжались около года, а потом группа распалась; те, кто начал учиться в средней школе [прим: В Мексике среднее образование начинается с 7-го класса] уже не могли собираться вместе.

Мама, конечно же, не могла позволить, чтобы моя карьера на этом завершилась. Она взялась за это

дело, и, придя однажды домой, без всяких предисловий с ходу заявила:

- Доченька, ты должна подготовиться, потому что ты будешь участвовать в конкурсе “Поиграем в

певцов” как солистка. У нас уже есть песня, она называется “Современная рок-девчонка”, так что за работу! Ты поработаешь над пением и хореографией.

С этой минуты мама взялась за мою подготовку. На обеих дверцах шкафа она велела повесить

большие зеркала от пола до потолка. Со своим неразлучным магнитофоном “Hello Kitty” перед этими зеркалами я стала отрабатывать свои собственные хореографические номера, под демо-диск, предоставленный мне компанией, продающей лицензионные диски с программой. Также я занялась своим сценическим костюмом, в котором я себя представляла. Мне хотелось, чтобы он был с широкими накладными плечами, в стиле футуризма, что-то такое космическое, из переливающейся лайкры фиолетового цвета. Я заведомо хотела быть похожей на моего любимого певца того времени Принса [прим: Принс (Принс Роджерс Нелсон) – американский певец в стиле ритм-энд-блюз, альбом Purple Rain (1984)] с обложки его диска “Purple Rain”. Среди бумажных листков с моими набросками, повсюду разбросанными цветными карандашами, под звуки громко звучащей песни начала осуществляться моя мечта, становясь реальностью. В день соревнования я была одета в фиолетовый костюм, придуманный мною и блестящие фиолетовые гольфы, полностью закрывающие ноги. Хореограф предоставил мне подтанцовку, чтобы исполнить танцевальный номер, который я придумала в магическом мире своего дома. На сцену я вышла с твердым намерением завести зрителей, которые начали хлопать моей песне. По окончании шоу я была в первой пятерке, и на следующий день все газеты говорили о “современной рок-девчонке”, которая покорила зрителей своим выступлением. Вернувшись домой, я была очарована и счастлива также, как в тот день, когда Тити, получила корону королевы красоты. Но, в этот раз короной и жезлом мне служили подаренные публикой аплодисменты и нежность.

Летом того года мне довелось сыграть в постановке “Васелина”. Спектакль был поставлен по

фильму “Бриолин” с Джоном Траволтой и Оливией Ньютон-Джон. Руководила постановкой знаменитая мексиканская актриса Хулисса, которая очень сильно прославилась во времена рок-н-ролла. Главные роли в спектакле исполняли ребята из самой популярной в Мексике 80-х годов молодежной группы (что-то подобное сегодняшним “Лузерам” или певцам, вышедшим из сериалов диснеевского канала). Группа называлась “Тимбириче”. Все ребята моего возраста являлись фанами “Тимбириче”, так что на свой день рождения я попросила маму отвести меня в театр на спектакль “Васелина”.

Несколькими днями ранее мама ходила в Ассоциацию актеров и Ассоциацию певцов, чтобы

получить награду за мое выступление в передаче “Поиграем в певцов”. Эти Ассоциации защищают труд мексиканских актеров и певцов. Мама находилась в администрации, когда встретилась там с Хулиссой. Пользуясь случаем, она рассказала ей о моем дне рождения и добавила, что поведет меня смотреть спектакль “Васелина” в качестве подарка. Она попросила Хулиссу выделить нам два билета на хорошие места в театре, чтобы мы могли купить их. Хулисса выполнила ее просьбу и оставила два билета на самые лучшие места в центре партера рядом со сценой.

Пока я сосредоточенно взирала на превращение Санди из хорошенькой девочки в красавицу-

бунтарку, мама придвинулась ко мне и шепнула на ухо:

- Когда-нибудь ты наденешь эту кожаную куртку… вот увидишь – ты ее наденешь.

Я же только смогла выдавить в ответ:

- Ш-ш-ш-ш, мама… ты не даешь мне слушать.

Когда спектакль закончился, я прошла в гримерку поприветствовать подружку, певшую в хоре, и

там я лицом к лицу столкнулась с Хулиссой и режиссером Мартой Сабалета.

- Послушай, это не ты пела “Современную рок-девчонку”? – обратилась ко мне Марта Сабалета.

- Да, – ответила я ей, и она не замедлила предложить мне:

- На днях у меня будет прослушивание. Почему бы тебе не прийти и не попробовать?

Все так и было. На неделе состоялись пробы. Поддерживаемая надеждами и мечтами моей мамы,

жутко волнуясь, я остановилась на сцене пустого театрального зала перед небольшой группой людей и начала петь и читать то, что мне дали на пробы. Я чувствовала удовлетворение от того, что я делаю. Не знаю почему, но я совсем не боялась, в глубине души я знала, что останусь здесь. Я прошла отбор, и мне дали первую роль в хоре, которую мы называли третьим деревом или тенью “Б”, проще говоря, это была просто подпевка, последняя роль в хоре. Позднее я играла какие-то эпизодические роли. Я столько раз смотрела спектакль, что выучила все наизусть. Я знала назубок все роли, весь спектакль от начала до конца – каждое движение, каждый жест, танцы, паузы… словом, все от корки до корки.

Я продолжала выполнять свою работу, играя второстепенные роли, которые мне давали, пока

однажды кто-то не сказал мне:

- Тебя зовет Марта Сабалета.

Я слегка обрадовалась этому и даже помечтала, потому что знала, что Саша Сокол, девушка,

которая была звездой группы, должна была устроить какие-то личные дела, которые вынуждали ее покинуть театр на несколько дней.

Уже в кабинете, очень серьезно глядя мне в глаза, Марта спросила:

- Ты сможешь сыграть Санди, как думаешь?

- Я-я-я?! – ответила я, растерявшись. Неужели все, что я слышала – правда? Режиссер спросила

меня, могла ли я сыграть главную роль? Моя голова шла кругом от нахлынувших эмоций. – Конечно! – добавила я, стараясь скрыть свои чувства. – Когда?

- Завтра… Ты и в самом деле думаешь, что сможешь?

- Да!! – ни секунды ни о чем не раздумывая, уверенно ответила я.

Этим вечером впервые в своей жизни я столкнулась с мигренью. У меня так жутко болела голова,

что на несколько часов меня отвезли в больницу. Так мне внутривенно вкололи успокоительное, чтобы я уснула, пока проходит наихудший приступ головной боли.

На следующий день я сдержала свое слово и пришла на работу.

Я играла Санди.

В тот миг, когда я надела черную кожаную куртку, в момент превращения Санди из ласковой,

милой девушки в пантеру, я снова увидела себя, сидящую в зале и смотрящую спектакль, и маму, шепчущую мне на ухо: “Вот увидишь, ты наденешь эту кожаную куртку”. Ее предсказание сбылось.

Впоследствии я продолжала играть Санди, когда не играла Саша. Гораздо позднее, я продолжала играть эту роль во второй постановке “Васелины”, уже без “Тимбириче”, только с Бенни Ибарра в роли Данни.

После шестисот представлений и оглушительного успеха спектакля Луис де Льяно, продюсер и

наиболее успешный импресарио на тот момент, поговорил с моей мамой о возможности того, чтобы я вошла в состав группы “Тимбириче”. По личным причинам Саша покинула группу, и нужно было ее заменить. Де Льяно понравилась моя игра в мюзикле в роли Санди, и он хотел предложить мне это место. Так начался новый этап моей артистической карьеры, а вместе с ним вся череда наездов, которых я никогда себе не представляла. С самого начала я почувствовала себя самозванкой, непрошено вторгшейся в жизнь ребячьего коллектива, уже успевшего стать маленькой, закрытой для чужаков, семьей. Я была новенькой в группе, и за то, чтобы удержаться в ней, мне пришлось заплатить немалую цену.

В те годы группа “Тимбириче” была на вершине популярности, и нужно было быть сумасшедшей, чтобы отказаться от предложения стать частью этого коллектива. Луис де Льяно уже заканчивал переговоры с мамой о подписании контракта, в котором говорилось, что мама практически передает “Телевисе” права использовать и продавать мой образ, видео, голос, словом, все, что имеет отношение к “Тимбириче”. В контракт был включен также пункт о том, что я гастролирую с остальными ребятами одна под опекой менеджера, занимающегося группой. Однако маме не понравились эти условия, и она собрала всех членов семьи, чтобы обсудить эту тему. Мама заявила, что если она не будет находиться рядом со мной, то не позволит мне войти в группу. Тити сказала, чтобы меня послали учиться в швейцарский колледж, а Лаура возразила, что это был прекраснейший шанс... У каждого было свое мнение, и все семейство пребывало в жутком волнении. И только я одна одинешенька рыдала, видя, как развеиваются мои мечты, которые именно сейчас были так близки к осуществлению. Ни мои мольбы, ни мои слезы не заставили маму отступить: если она не будет ездить со мной повсюду, то она просто не позволит мне уехать. Она так прямо и сказала Луису де Льяно, и он, ничуть не изменившись в лице, невозмутимо согласился на ее поездки со мной, но предупредил, что у нее не будет ни удобств, ни гибкого графика, ни роскоши. Маме все это было безразлично, она лишь хотела быть уверена в том, что ее дочка-подросток не скитается одна по белу свету, и приняла это условие.

Так начались мои приключения в “Тимбириче”.

Быть частью “Тимбириче” означало жить в абсолютно нереальном мире, поскольку мы были очень известными подростками, к тому же на пике своей популярности. Нам давали все, что мы просили; мы всего добивались и чувствовали себя неприкасаемыми, всемогущими, мы были как боги. Все хотели побыть с “Тимбириче”, коснуться “Тимбириче”, стать частью “Тимбириче”. Мы были группой, которая на самом деле росла и взрослела вместе со своими фанами; это было нелегко и немногие группы могли это выдержать.

Изначально “Тимбириче” была контрответом уже известной испанской группе “Парчис” и пуэрториканской “Менудо”, но с более попсовым звучанием и шестеркой харизматичных по виду ребят, одетых, в своего рода, униформу – костюмы базовой гаммы цветов наподобие космических. Вначале группа называлась “Банда Тимбириче” и состояла из Бенни Ибарра, Саши Сокол, Диего Шенинга, Паулины Рубио, Марианы Гарса и Аликс Бауэр. Сама идея создания группы была более чем заманчивой, учитывая спрос детей, жаждущих новизны. Обложками дисков, логотипами имен и песенным энтузиазмом они произвели фурор среди тысяч ребят. Позднее к старожилам группы присоединились и новые члены, сначала Эрик Рубин, а когда Бенни и Саша покинули “Банду”, то и я с Эдуардо Капетильо. В этот самый момент группа изменила название и стала называться просто “Тимбириче”. К тем восьмидесятым одежда уже стала смелее, слова решительней и жестче, а мы из детства переходили в юность со всей силой нашего возраста. Мы взрослели вместе с нашими поклонниками и последователями.

Моя мама была единственной мамой, ездившей вместе с нами. Мы целые дни проводили в автобусе, перекусывая в дороге снэками, бутербродами, запивая их водой и прохладительными напитками. Там же по дороге мы и спали. Мама выдержала все. Я думаю – тот факт, что она находилась рядом со мной, защитил меня от того, чтобы быть проглоченной “волками”, бродившими поблизости в поисках “молоднячка”, чтобы съесть его. Конечно, для остальных ее присутствие было чем-то совершенно необычным и непостижимым: “Сеньора, которая смотрит, что мы делаем, она с новенькой, занявшей место Саши? Что делает здесь эта выскочка?” Остальные участники группы поднимали свои голоса в знак протеста. В первое время моего пребывания в группе это вызывало раздоры и создавало множество проблем: недовольные лица, напряженные отношения, косые взгляды, перешептывания, насмешки и, самое главное, безразличие и равнодушие девчонок, поскольку я была новенькой. Ребята спорили между собой, кто добьется моей любви. Это несколько облегчало и скрашивало мое пребывание в группе. Было забавно смотреть, как Диего угощал меня гамбургером. Подходя к своей комнате, я видела букет цветов, который посылал мне Капетильо. А Эрик всегда садился рядом со мной на занятиях по хореографии, чтобы стрелять в меня кокетливо сверкающими и очень выразительно говорящими глазами. Да, мое вливание в коллектив было нелегким. Я понимала единение, дружбу и любовь, существовавшие между ребятами. Позднее, с мудрой помощью времени, мне и самой довелось пережить это удивительно красивое чувство братства.

Но, поначалу больше всего я натерпелась от девчонок. Мариана была не по годам взрослой, она рассматривала вещи с объективной точки зрения, более беспристрастно. Мы жили с ней в одной комнате. Мариана была очень добра ко мне, и все время, что я провела в группе, была для меня самой главной и надежной опорой. Аликс жила в своем мире, и я даже не подходила к ней. Я думаю, что труднее всех принять меня было Паулине, поскольку она потеряла Сашу, свою лучшую подругу. Саша и Паулина родились под одним знаком Зодиака, в один и тот же день, и вместе отмечали свой день рождения. Они были настоящими подругами, почти что сестрами, так что неожиданный уход Саши отнюдь не понравился Паулине, и еще меньше понравилось то, что со стороны пришла другая, которая станет “заменять” ее лучшую подругу. Именно поэтому поначалу нам было очень тяжело общаться друг с другом, но позднее мы сдружились, и у нас сложились очень теплые отношения.

Проходили месяцы, я стала своей в “Тимбириче” и чувствовала себя там как рыба в воде. Моя мама стала испытывать большее доверие к людям, заботящимся о нас в гастрольных турах, и мало-помалу начала отпускать меня в поездки одну. Главным образом мы выступали в Мексике, и нас возили по всей стране, но впоследствии мы вышли за пределы Центральной и Южной Америки. Конец 1987 и начало 1988 года группа встретила грандиозным турне, прошедшим с оглушительным, совершенно необъяснимым для пятнадцати-шестнадцатилетних подростков, успехом. Мы месяцами не заезжали домой, даже для того, чтобы сменить одежду. В каждом городе, куда мы приезжали, нас преследовали неисчислимые толпы фанатов (были даже такие, кто кочевал вслед за нами из города в город). Специально для нас в отелях закрывали целые этажи… Мы стали знаменитыми, не успев понять, чем же была слава на самом деле. Все это начало пробуждать в нас ростки эксцентричности. Мы начали осознавать свое могущество и, конечно же, первым побуждением было злоупотреблять этим. Я помню, например, как-то раз у нас было свободное время, мы сидели в номере отеля и смотрели фильмы. Поскольку мы не могли выходить из отеля, нам больше не оставалось ничего делать, кроме как сидеть перед телевизором. Кто-то сказал: “Что-то есть хочется… Может закажем еду?” Другой спросил: “Что будем заказывать?” А третьему пришло в голову ответить: “Да давайте все меню!” И мы абсолютно спокойно заказали по телефону все меню. Абсолютно все! Через какое-то время нам начали приносить подносы с салатами, супами, мясом, курицей, гамбургерами, десертами, мороженым. И для чего? Для того, чтобы мы клюнули чуточку отсюда и отщипнули кусочек оттуда. Это было настоящим кулинарным бесчинством.

Мы были детьми, вошедшими в переходный возраст, в нас бушевали гормоны, энергия била ключом изо всех щелей, у нас была прорва идей, которым любым способом необходимо было вырваться наружу. Наша жизнь была необычной, за исключением концертов и репетиций мы почти всегда были закрыты в помещении, как львы в клетке, так что мы давали выход нашей буйной энергии разными способами. Иногда мы открывали огнетушители, чтобы в пижамах и в пене поноситься по коридорам отеля в два часа утра. А один раз, изнывая от скуки, мы просто так, от нечего делать, решили сбросить чемоданы наших музыкантов с балкона отеля прямиком в бассейн. Пока чемоданы падали, из них вывалилась вся одежда и разлетелась в разные стороны. Часть повисла на сучьях деревьев, а часть свалилась в бассейн… Вот так мы выплескивали энергию, таковы были наши детские шалости и проделки. Поскольку бóльшую часть времени мы работали или проводили в отеле, мы должны были что-то делать, чтобы не сойти с ума и отстоять свои права на детство, а подобного род проказы позволяли нам продолжать быть теми, кем мы были… детьми, вернее, всемогущими полуподростками… очень знаменитыми.

К тому времени я уже получила неполное среднее образование, окончив Французско-мексиканский лицей. Менеджерам “Тимбириче” удалось пристроить нас в другую школу Мехико с более гибким графиком, чтобы мы продолжали учебу в подготовительном классе [прим: После получения неполного среднего образования (9 классов) можно либо начать работать, либо выбрать один из профилей для дальнейшей учебы – академический ( подготовительные классы, готовящие к поступлению в ВУЗы), либо технические (готовят специалистов начального уровня в самых разных областях деятельности)], так что если мы не разъезжали с концертами, то возвращались к своей учебе.

Телевидение

В одну из свободных недель, когда нас не было в Мехико, нам неожиданно позвонила Карла Эстрада, одна из влиятельных продюсеров телесериалов того времени. Она позвонила напрямую маме, чтобы сделать ей предложение. Я отлично это помню, потому что могла видеть, как мама буквально приклеилась к телефонной трубке, очень внимательно слушая, что говорила ей Эстрада.

- Я хочу снять твою дочь в своем сериале, – сказала она. – Я хочу устроить ей пробы, словом, я вас жду.

Короче говоря, мы с мамой поехали на пробы. Эстрада встретила нас в задней части павильона, где приступали к съемкам сериала “Бедная сеньорита Лимантур”, и ей хотелось, чтобы я сыграла в нем роль. Когда она увидела нас, то самым естественным образом принялась рассказывать об этом проекте. Она объяснила мне сюжет фильма, и что она ждет от меня... Я тут же поняла, что Карла вовсе даже и не собиралась устраивать мне пробы. Она уже приняла решение, и ей хотелось, чтобы я сыграла в этом сериале. Я слегка разнервничалась, увидев, что она ничуть не сомневается в только что озвученном ею решении, так что при первом же удобном случае сказала:

- Карла, я – театральная актриса. По правде говоря, я никогда не была в павильонах телестудий и не имею ни малейшего представления о том, что там делается, ни перед камерами, ни за ними.

Она улыбнулась мне и, махнув рукой, небрежно заметила:

- Не волнуйся, я тебя научу. Если хочешь, начнем обучение с сегодняшнего утра. Иди на площадку и увидишь, что там нет ничего сложного. Если ты играешь в театре, то там ты должна достучаться до самого последнего зрителя, сидящего на самом последнем месте и убедить его в происходящем. Телевидение же более сжато, это волшебство, здесь ты одним единственным взглядом способна на все. Знаешь, что такое “суфлер”?

Я широко открыла глаза и, отрицательно помотав головой, ответила:

- Нет, даже не представляю, что это такое, правда.

Карла снова улыбнулась мне и твердо назначила новую встречу:

- Увидимся завтра здесь же, ровно в десять.

На следующий день я пришла туда точно в десять. Карла усадила меня на стульчик позади камер с “суфлером” в ухе. Я видела, как одна за другой развиваются сцены сериала. Тогда я и поняла, что же за зверь этот самый “суфлер”. Это маленький приборчик, который тебе вставляют в ухо; по нему тебе передают слова монолога, который ты должен произнести, и подсказывают, как ты должен двигаться. Мне было удивительно видеть актеров, которые, следуя данным им указаниям, интерпретировали их по-своему. Это было совершенно немыслимо видеть, как они превращали услышанные по “суфлеру” указания в живого персонажа из плоти и костей. Карла была права: телевидение – это волшебство.

- Я дам тебе упражнение и хочу, чтобы ты постоянно его выполняла, – заметила Карла. – Выбери себе радиостанцию и слушай ее. Ты станешь повторять все, что они скажут. Это пойдет тебе на пользу, так ты научишься работать с “суфлером”.

С этой самой минуты, шла ли я на репетиции, на встречи или домой, словом, куда бы то ни было, в моих ушах всегда были наушники, и я, как безумная, как попугай, повторяла все, что слышала.

С детских лет для меня было очень важно выполнить обещанное, поэтому я выразила свое беспокойство по поводу вновь полученного обязательства, поскольку у меня уже имелся контракт с группой. Группа стояла у меня на первом месте, и меня очень сильно беспокоило, смогу ли я, не пренебрегая “Тимбириче”, справиться с ролью и оказаться на высоте как телеактриса.

И снова Карла успокоила меня:

- Не волнуйся, Талия, у тебя маленькая роль. Ты должна будешь приходить на съемки всего два раза в неделю.

Однако роль была увеличена, поскольку мой персонаж очень понравился людям. Таким образом, по мере увеличения моей роли пропорционально росли и мои сериальные обязательства. Два съемочных дня в неделю превращались в три или четыре до окончания сериала “Бедная сеньорита Лимантур” в 1987 году. Это был мой дебют в мире сериалов. Карла Эстрада была хорошим учителем, Учителем с большой буквы. С ее легкой руки я узнала, что такое съемочная площадка, как пользоваться “суфлером” и многое другое. Таким вот образом, слушая ее великолепные и очень ценные уроки, я вошла в мир телевидения и исполнения ролей.

Несмотря на все большую занятость на актерском поприще, я вовсю продолжала работать в “Тимбириче”. Я работала за двоих. Порой у меня не было ни минуты на отдых, я едва успевала перекусить чем-нибудь на бегу. Как только я выходила со съемочной площадки, меня тут же везли на концерт, где зрители хотели видеть “Тимбириче” в полном составе. Много раз группа уже стояла на сцене, когда я, влетев, как молния, переодевалась и присоединялась к ним на сцене с первыми начальными аккордами нашего представления. Конечно, это были годы напряженной учебы, постижения профессии. Тогда я начала развивать в себе жесткую, но также и разностороннюю, профессиональную базу, которая до сегодняшнего дня позволяла мне естественным образом приспосабливаться к любого рода работе. Уже тогда я превратилась в хамелеона, который брал на себя последующие обязательства, не обращая внимания на груз ответственности уже имевшихся за плечами контрактов.

На следующий год начались съемки сериала “Пятнадцатилетняя”, и вновь Карла Эстрада оказала мне свое доверие. Она дала мне вторую главную роль в этом проекте, на который все его участники возлагали большие надежды. Это был более серьезный договор, и в нем говорилось о главной роли и актрисе Аделе Норьега, баловне “мыльных опер” и молодежи тех лет. Этот контракт означал рабочую пятидневку, с понедельника по пятницу, с неким количеством важных сцен на день, поэтому мне стало гораздо тяжелее и дальше продолжать свою работу в музыкальной группе. Мой сериальный персонаж требовал от меня все время, отведенное на то, чтобы добраться до места, где выступала группа с пятницы по воскресенье. Поскольку и “Тимбириче”, и “Пятнадцатилетняя” были детищем компании “Телевиса”, то было гораздо проще скоординировать между собой расписания поездок, выступлений и съемок. Я чувствовала поддержку моих друзей по группе. Я никогда не видела недовольства на их лицах, не слышала упреков по поводу моего решения начать параллельно карьеру актрисы.

В первый день съемок мы разошлись по гримеркам. Меня поместили с тремя актрисами, чья занятость была совершенно отличной от моей – они проводили в студии не более нескольких часов, в то время как я со своей ролью второй главной героини проводила на “Телевисе” целый день. Видя подобное положение дел, моя мама собралась добиться для меня отдельной гримерки, в которой я могла бы отдохнуть в перерыве между сценами. “Нет, Иоландита, – отвечали ей много раз, – у нас нет свободных гримерок. Это на самом деле так, у нас все забито до отказа, и нет никакой возможности перевести Талию куда-нибудь еще”. “Нет проблем, – ответила мама и на протяжении трех недель заставила меня переодеваться в общей туалетной комнате, говоря всем: “ Ничего не поделаешь, если нет гримерки... Если ей суждено переодеваться в общей туалетной до конца сериала, значит так тому и быть... Если она должна ждать своего вызова на скамейке статистов и костюмеров, которые толпятся в коридорах, перед тем, как выйти на площадку, что ж, так оно и будет...” Основным пунктом, на который мама хотела обратить внимание своей просьбой, было то, что в фильме было две пятнадцатилетних, две главных героини, и как это было возможно, чтобы одна из них имела отдельную гримерку в то время как другая делила ее с другими людьми. Мама искала равного к нам с Аделой отношения и не только этого. Ей хотелось, чтобы у меня было личное местечко, пусть и не такое большое, куда я могла бы прийти и отдохнуть от гастролей и репетиций музыкальной группы, и где мне не мешали бы другие девушки, которые не вели столь активный и изнурительно-выматывающий образ жизни, какой был у меня.

Со всей очевидностью ответ последовал незамедлительно, и уже через несколько дней у меня была собственная гримерная, которая была для меня божьим даром. Мне было необходимо отдыхать от нервного перенапряжения, которое мне приходилось выдерживать, разрываясь между “Тимбириче” и сериалом.

Вместе с тем, что я переживала, и в отличие от моих друзей из “Тимбириче”, мое лицо каждый вечер входило в дома миллионов мексиканских семей, смотревших сериал. Музыкальная тема сериала была исполнена “Тимбириче” и называлась так же, как и фильм “Пятнадцатилетняя”. Такова была стратегия самих менеджеров студии – попасть в “яблочко”, совместив молодость участников группы “Тимбириче” с первым сериалом, снятым для молодежи, на который “Телевиса” делала огромную ставку. Закончив съемку в этом телесериале, я от души поблагодарила всех ребят из группы “Тимбириче” за то, что их рабочее расписание было крайне неудобным, и я никоим образом не хотела оказаться неблагодарной.

Каждый раз, когда я находилась вместе с группой на сцене, мое воображение пускалось в полет, и я думала, что все эти зрители находятся здесь, чтобы посмотреть на мое выступление, посмотреть на меня как на солистку; все окружающие меня на сцене люди исчезали и я мысленно представляла себя с микрофоном в руке во власти собственного шоу. В группе уже чувствовалось, что каждый находится в своем собственном мире, в своей атмосфере. Одним было хорошо и в футболке “Тимбириче”, а другим, как я, хотелось расправить крылья и устремиться в одиночный полет. Так уж получилось, что мы с Эдуардо Капетильо в 1988 году одновременно покинули группу со смешанным чувством боли и грусти, но в то же самое время возбужденные и опьяненные мечтами.

Мне предложили поучаствовать еще в одном сериале под названием “Свет и тень”, который на самом деле стал скорее тенью, чем светом, потому что развитие сценария зрителям не понравилось. Не стоит, однако, забывать, что совсем недавно подошла к концу очень популярная среди молодежи тех лет “мыльная опера”, – и вдруг этот сериал с налетом философии, который дал мне возможность познакомиться и поработать с Энрике Áльваресом Фéликсом [прим: Энрике Áльварес Фéликс (1934 – 1996) – мексиканский киноактер], и благодаря которому началась моя крепкая дружба с его матерью Марией Феликс [прим: Мария Феликс ( 1914 – 2002) – наст. имя Мари́я де лос Áнхелес Фéликс Гуэрéнья, мексиканская модель, натурщица, крупнейшая актриса золотого века мексиканского кино],Доньей, одной из наших самых прославленных и знаменитых див мексиканского “золотого кино”. Мне очень помогли ее советы и наблюдения. Она всегда говорила мне: “Талия, красота начинается с ног”. Под этим она подразумевала, что твоя походка, как и осанка, определяют твое изящество, грациозность и своеобразие.

Мечты о карьере солистки

Не покладая рук, я трудилась на съемочной площадке, чтобы двигаться вперед в мире сериалов, разворачиваться и расти как актриса. В то же время у меня был непочатый край работы вместе с “Тимбириче”. То, что я стояла на сцене вместе с ребятами и пела вживую, выливалось в энергию, которую я уже не могла получить, не будучи с ними. Необходимость петь превращалась в неуемное желание выпустить сольную программу. Больше всего мне хотелось подняться на сцену и взять в руки микрофон, но я понимала, что для этого нужен был план, нужна была подготовка. Во мне развивалась и крепла мечта, желание стать солисткой. Я видела, как я пою свои песни, стоя на сцене наедине со зрителями и разделяю с ними этот чарующий, волшебный миг. Но для того, чтобы воплотить в жизнь свои мечты, я должна была эту жизнь изменить, поэтому я решила, что по окончании съемок моего третьего сериала “Свет и тень” я на время уеду жить в Лос-Анджелес, чтобы изучать пение и танцы. Мне хотелось научиться играть на каком-нибудь инструменте типа бас-гитары и усовершенствовать технику написания песен.

Со своими мечтами и цветущими семнадцатью годами за плечами я приехала в Голливуд в сопровождении моей неразлучной сообщницы-мамы. Как поется в моей песне: “Пляж, солнце и пальмы” [прим: Пляж, солнце и пальмы (Playa, sol y palmeras) – строчка из одного из самых известных шлягеров Талии Piel Morena (Мулат) ]. Я здесь, Калифорния! Я сняла квартиру в Вествуде, районе Лос-Анджелеса, вблизи которого находились кинотеатры, рестораны, магазины, кафе... словом, молодежная среда, идеальная для меня еще и потому, что Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса находился совсем рядом. Какое место! Этот университет один из самых больших и значимых университетов калифорнийского штата. А гулять по его ухоженным, замечательным паркам, любоваться зданиями совершенно разных архитектурных стилей, наблюдать за молодежными компаниями, бродящими туда-сюда по дорожкам, было для меня бесподобным событием в жизни. В Университете я брала уроки английского, но также мне хотелось овладеть игрой на музыкальном инструменте, и я ездила в район Мерлоуз брать уроки игры на бас-гитаре. Я моталась по всему городу, поскольку помимо вышеперечисленного посещала еще танцевальную студию в Санта-Монике и брала уроки пения в Сан-Фернандо Вэлли. Целый день я разъезжала с урока на урок во взятом напрокат красном автомобильчике, слушая заведенные на полную мощь кассеты “Аэросмит”, Джанет Джексон, Мадонны, “Дорс” и “Джорни”.

Мама сопровождала меня всегда и повсюду, она словно была моей тенью, не отпуская от себя ни на шаг. Она видела, слышала, чувствовала то же, что и я. Она даже ждала меня в университетском кафе до тех пор, пока я не выходила из класса. Было немного странно в окружении молодежи видеть сеньору в возрасте, которая каждый день по три часа просиживала в кафе, поджидая меня. Для меня это была довольно тяжелая ситуация, потому что в своем стремлении заботиться обо мне и опекать она ограничила мою возможность свободно раскрыть себя как девушке и как женщине... Но всему своя причина и, если бы все было не так, я, возможно, не прожила бы все то, что прожила. Она поступала так потому, что как мать чувствовала, что должна была защищать меня, и за это я всегда буду ей благодарна.

Это приключение в Лос-Анджелесе длилось почти год. В этот период я отключилась от всего и ото всех, полностью посвятив себя артистической подготовке. Когда я оставила “Тимбириче”, сеньор Аскáррага [прим: Мильмо Аскаррага – сын Эмилио Аскаррага Видауррета, одного из основателей компании “Телевиса”, превратил оставшуюся от отца небольшую радиокомпанию в крупнейшую в мире телесеть на испанском языке, прославившуюся во всем мире своими сериалами

] посчитал, что было очень важным дать мне возможность раскрыть себя, самореализоваться в музыке, так сказать, огранить неотшлифованный алмаз, превратив его в бриллиант. В конечном счете, он был моим Пигмалионом. Частью его программы была идея послать меня учиться в столицу шоу-бизнеса, в Лос-Анджелес штата Калифорния.

Сеньор Мильмо Аскаррага, прозванный “тигром”, был одним из наиболее влиятельных людей не только в стране, но и за рубежом. Он был сыном Эмилио Аскаррага Видауретта, который основал “Телевису”. Он был владельцем телекомпании “Унивисьон” и президентом кабельного канала “Галависьон”, вещающего на испанском языке.

“Тигр” был тем, кто организовал всю структуру того, чему я должна была научиться и что должна была довести до совершенства в своей карьере. Основным пунктом моей поездки было составить цельное представление о моем первом сольном диске. Я должна была понять тональность своего голоса, музыкальный стиль, представить в общих чертах то, что хотела показать людям в новой форме со своими идеями и музыкальными предпочтениями продюсера Альфредо Диаса Ордаса, который отвечал за музыкальную составляющую компании “Телевиса”. Альфредо был мечтателем и фантазером, человеком с необычайно эксцентричным характером. Как только мы с ним познакомились, мы стали родственными душами. Нам удалось создать то, что впоследствии превратится в классику восьмидесятых. Шлягеры “Слюна”, “Пот”, “Кровь” и “Пакт между нами двумя” [прим: “Слюна” (“Saliva”) – песня с альбома Thalia (1990); “Пот” (“Sudor”) – песня с альбома Mundo De Cristal (1991); “Кровь” (“Sangre”) – песня с альбома Love (1992); “Пакт между нами двумя” (“Pacto entre los dos”) – песня с альбома Thalia (1990); “Мулат” (Piel Morena) – песня с альбома En Extasis (1995); “Спасибо Богу” (Gracias A Dios) – песня с альбома En Extasis (1995);

Алехандра Гусман (Alejandra Gabriela Guzmán Pinal) – наст. имя Алеханлра Габриэла Гусман Пиналь (1968 г.р.), мексиканская рок-певица, композитор и актриса. Выпустила 17 дисков, обладатель премии Грэмми Латино. Славилась неординарным, порой вызывающим поведением на сцене и неоднозначными, порой весьма грубыми, текстами наряду с прекрасными рок-балладами] знаменовали собой ту эпоху, а в наши дни они считаются классикой мексиканской поп-музыки. Судьба свела нас вместе, и мы создали чистой воды динамит.

В то время говорить со сцены вещи типа “меня одурманивает твоя слюна” или “посмотри, как мне это нравится, идем потеть”, или о теме садомазохизма, появляющейся в “Пакте между нами двумя”, было очень и очень спорно, дерзко и вызывающе. Кроме того, к этому нужно добавить мое упрямое желание выйти в модной одежде “Флауэр Пауэр”, символе молодежной свободы шестидесятых годов. В те годы я всем своим существом была готова порвать с традициями; мне хотелось выразить себя по-своему и найти свой собственный голос. Возможно, неосознанно, я также хотела порвать со своими невидимыми цепями, которые надела на меня любовь моей матери, равно как и с карьерой, в которой остались мое детство и часть юности, которые ратовали за свою свободу, во всеуслышанье крича о ней.

Но, будучи одна, я не смогла бы порвать с традициями, я была еще так молода и, несмотря на то, что чувствовала все это своим нутром, мне был необходим кто-то, кто направил бы меня в нужное русло. Мне нужен был единомышленник, “поводырь”, который думал бы как я. Такого вот сообщника я нашла в своем продюсере, который немедленно превратился в моего союзника, поскольку с юности был бунтарем с “высокими идеалами”. Немудрено, что за всю прожитую нами жизнь наши дороги пересекались много раз, и кто бы мог подумать, что наши отцы познакомились на том самом интервью 18 ноября 1970 года. Отец Альфредо был президентом Мексики, а мой отец брал у него интервью. И кто мог себе представить, что на празднике в доме президента, куда были приглашены мои родители, мы с Альфредо находились совсем близко друг от друга. Моя мама была беременна мной, а Альфредо в то время был ужасно непоседливым мальчишкой, стоящим на пороге отрочества. Он безостановочно носился туда-сюда, став центром внимания на празднике своих родителей. И уж тем более кто бы мог предположить, что теперь отзвуки мыслей каждого из нас, наконец-то, воплотятся в ритмичную музыку, которой мы добились в песне “Пакт между нами двумя”... договор между ним и мной.

Я все еще находилась в Лос-Анджелесе и дала себе задание – найти все необходимое для моего сценического образа. Все, что хотела, я нашла в неприметном магазинчике, спрятавшемся на втором этаже одного здания в Мерлоуза. Весь магазинчик был в духе “Флауэр Пауэр” – хипповость в самом ярком его проявлении... Это сразу околдовало меня, потому что в точности соответствовало моим тогдашним взглядам на внешний вид. Это была дверь, которая открыла мое увлечение постоянными поисками имиджа, одежды, новшеств. Я проделывала разные эксцентричные вещи, например, могла прийти на вручение премии в белом пальто, отделанном плюшевыми мишками, или прогуляться в весьма необычном бюстгальтере из хромированного металла с двумя краниками с водой спереди, сделанном для моего клипа “Мулат”, равно как и в бюстгальтере, изрыгающем огонь для клипа “Спасибо Богу”. Эти сценические костюмы включали в себя разные этапы творческого пути: цветочная девочка, роковая женщина. Была и целая серия нарядов, изготовленных под запись компакт-дисков и клипов к ним, отражающая разные образы: ацтекская девушка, японка, египтянка, и в довершение ко всем сумасбродным нарядам – бюстгальтер с маленькими гитарами и мини-юбка в виде колоритного мексиканского сомбреро. Для своего времени те образы были уникальны, и сейчас мы видим различные их модификации у таких знаменитых исполнителей как, например, Леди Гага. Кто бы мог сказать, что этот маленький магазинчик представлял собой шкатулку Пандоры. Там я накупила себе несметное количество брюк, расклешенных от бедра, бюстгальтеров и крошечных топиков с цветами, туфли на платформе, характерной для 70-х годов, и еще много чего.

Когда пришло время возвращаться в Мексику, я чувствовала себя полностью готовой и уверенной в себе самой. Я была необычайно горда достигнутыми результатами. Я многому научилась на уроках музыки и хореографии и чувствовала, что все могу. Никогда прежде я не испытывала такой свободы, как теперь. Я чувствовала, что находилась на предназначенном мне месте, в назначенное время, и делала то, что мне предназначалось... но какой же жестокий сюрприз получила я на самом деле. Сменив свой прежний имидж на тот, который заставлял меня чувствовать уверенность в себе и удовлетворенность, я полностью разрушила образ нежной, ласковой и хрупкой пятнадцатилетней девчушки с двумя хвостиками на голове, челкой, спадающей на лоб и мягким взглядом, которую я сыграла в “Пятнадцатилетней”. Думаю, что люди по привычке ждали от меня того же, поэтому, когда я вернулась из Лос-Анджелеса со своим первым сольным диском и в совершенно ином качестве сильной и чувственной девушки, меня очень жестко раскритиковали. Я получила то, к чему не была готова.

На самом деле выход диска остался почти незамеченным, несмотря на то, что компания, выпустившая его, прикладывала максимум усилий для его продвижения. Премьерный сингл диска под названием “Пакт между нами двумя” был запрещен более чем в половине самых основных радиопрограмм Мексики, поскольку его содержание было слишком жестким для радиослушателей. Слова и фразы типа “Похить его, свяжи, избей... насладись его болью. Кусай его, причиняй боль, мучай... раздели его страсть” на тот момент были слишком шокирующими, потому что думать и говорить об этом в тесном кругу друзей – одно дело, и совсем другое – выставлять эти чувства напоказ в песне о так называемой любви, разносящейся на все четыре стороны. Кроме того, я сама, как Санди из “Васелины”, перестала быть милой молоденькой девушкой, чтобы стать чувственной женщиной-вамп, и это не понравилось людям. От невинной девочки Беатрис из “Пятнадцатилетней” не осталось ничего. На ее место пришла восемнадцатилетняя девица в плотно облегающих бедра брюках-клеш с крупными цветами и с сильно заниженной талией. У меня был виден весь живот, поскольку сверху меня прикрывал только крошечный бюстгальтер, тоже украшенный цветами. Мне чертовски нравился мой прикид, но, прежде всего, я вознамерилась, подчеркнув свои теперешние предпочтения, сделать нечто совершенно отличное от прежнего, что бросилось бы зрителям в глаза, чтобы им захотелось продолжения. Я даже осветлила спереди прядь волос. В таком виде, чрезвычайно гордая собой, я вышла на сцену петь свой первый сингл “Пакт между нами двумя”.

Я и не представляла того, что меня ожидало.

Все, что я делала, уже заведомо не понравилось столь консервативному тамошнему обществу моей страны. Все спрашивали себя: “Что случилось с той девочкой с хвостиками? Господи, какая вульгарщина, боже мой!” Я почувствовала, что зрители были разочарованы и подумала, как могло быть возможно такое, что никто ничего мне толком не объяснил о моем сценическом имидже, не дал дельного совета. Все смотрели меня лишь как на полуголую девицу и поставили на мне крест. Мне высказали все! Отзывы сыпались на меня как град с неба. “И она собиралась стать кумиром молодежи? – говорилось во всех средствах массовой информации. – Даже не мечтай!”

В то время в моей родной стране никто не носил такую одежду, именно поэтому мне хотелось сломать привычный образ хорошей, послушной девочки, который должны были напяливать на себя молодые певицы, если хотели чего-то достичь. Конечно же, были знаменитости, которые выходили на сцену, держась вызывающе. Такой была Алехандра Гусмáн, рокерша до мозга костей по своей сути, а на сцене – чистой воды динамит. Ее голос, в котором звучали вызов и чувственность, сразу же поставил ее в ранг любимцев молодежи. Была также Глория Треви с ее текстами и непристойными телодвижениями, разрушающая все общественные каноны и создающая молодежное направление, в котором она могла открыто выражать свои мысли посредством текстов песен. Но в моем случае все было иначе. Я была частью популярной и любимой группы “Тимбириче”, и люди видели, как мы растем, превращаясь из детей в подростков. Кроме того я сыграла в сериале наивную молоденькую девушку, и мой персонаж являлся отражением девушек того времени. Два эти факта сыграли свою роль в том, что для зрителей смена моего имиджа была слишком очевидной. Новый образ был весьма сомнителен, и его сложно было принять.

Несмотря на все мое желание, на все усилия и старания, которые я вложила в запись диска и его раскрутку, отзывы по-прежнему были жестоки и беспощадны. Такая реакция повисла камнем на моей душе, и были моменты тяжелых сомнений, когда мне было очень больно и стыдно. Я чувствовала, что мой мир рушился, разваливаясь на куски, и не было способа найти выход, объясниться… не было ничего… только стыд, сопровождающий разбитые мечты, и боль. По сути, я дошла до точки; я бросилась на кровать и ревела, неделями не выходя из комнаты. Я не хотела видеть солнце и даже не позволяла маме открыть шторы.

Мама дала мне время на то, чтобы боль прошла, но однажды, устав видеть меня безутешно рыдающей, она вошла в мою спальню, отдернула шторы и сказала: “Посмотри на себя, доченька. Тебе восемнадцать лет, ты талантлива, умна и, кроме того, у тебя прекрасная фигура. В тебе нет ничего вульгарного. Ну-ка давай, вставай… больше ты не будешь валяться. Поднимайся и иди вперед”. Но я могла только твердить ей одно и то же, что я все делала от души, от чистого сердца, и не могла понять, как люди могли быть такими злыми и беспощадными и так набрасываться на меня. Я показывала ей свои руки, жесткие от клея, которым я приклеивала цветы к своим бюстгальтерам и костюмам. Как можно было приговорить к смерти душу и сердце, которые выразили себя в целом диске из-за одной песни? Как они могли оборвать жизнь диска из-за одного сингла?

В тот момент я, пожалуй, не понимала, что моя мама знала лучше всех, сколько трудов и усилий я приложила к осуществлению своей мечты. Она знала это, потому что всегда, с самого начала, находилась рядом со мной и не оставляла меня ни на минуту. Помимо того, что мама была моим менеджером, она была первой, кто поддержал меня в выборе костюмов, в том, чтобы сломать стереотипы и попытаться стать другой. Это она воодушевляла меня сделать что-нибудь смелое и новое, что-то такое, что выразило бы все накопившиеся во мне чувства. Никогда, ни единого раза, она не переставала поддерживать меня и побуждала делать все, о чем я мечтала.

Чтобы как можно быстрее вытащить меня из депрессии, в которой я пребывала, мама предложила

мне на выбор три решения:

- Смотри, доченька, – сказала она, – мы можем продолжать сетовать и жаловаться на крайне негативную критику по поводу твоего диска и нового имиджа как солистки, погружаясь в эту злополучную депрессию, и делу конец, остановимся на достигнутом! На этом твоя сольная карьера заканчивается, ты решаешь заняться чем-то другим, например, биологией или психологией, которые нравились тебе с детства.

К этому времени я уже приподнялась в кровати и стала думать, чего же я достигла, пока мама продолжала говорить:

- Теперь, вот что. Если ты хочешь продолжить свою карьеру и не хочешь работать в Мексике, мы подхватим чемоданы, закроем дом и поедем по миру, чтобы начать все заново в другой стране – Испании, Италии, да есть тысяча всевозможных мест…– она сделала краткую паузу, посмотрела мне прямо в глаза, а затем продолжила… – но, если ты хочешь остаться в Мексике и продолжить петь, как ты хотела и мечтала, тогда живо вставай с кровати и защищай свой талант, дерись за него, как львица… Ты меня поняла?

Я задумалась над ее словами и поняла, что она была права. Я не могла позволить себе сломаться и упасть, я просто не собиралась этого делать. В конце мама добавила, что когда-нибудь я посмеюсь над тем, что она только что сказала.

- Милая моя, – сказала мне мама, – то, что не убивает – закаляет и делает сильнее. Вот увидишь, из этой переделки ты выйдешь более сильной и стойкой.

Если бы я видела тогда, что ожидало меня в ближайшем будущем, что у меня будут “золотые” диски, четыре песни, написанные как ностальгия о прошлом… Если бы я все это видела, то поняла бы, что мама была права, права во всем. Если бы я видела это, то выбежала бы и держалась бы как истинные “мачо” и… все-таки я устояла тогда, и очень хорошо, что так получилось.

В тот день я усвоила один из самых важных и ценных уроков, которому мама никогда меня не учила: я поняла, что истинная ценность человека, его достоинство и доблесть заключены в нем самом. Я поняла, что, порой, человеку нужно столкнуться с ситуациями более болезненными, чем были раньше, поскольку это единственный способ больше узнать, стать сильнее и человечнее.

Иду вперед

Как говорится, “Бог подушит-подушит, да не задушит”. И хотя изначальная негативная реакция средств массовой информации крепко запала мне в душу, я продолжала идти вперед. В 1991 году вышел мой второй сольный диск “Mundo de Cristal” (“Хрустальный мир”). На этом диске я продолжила петь песни довольно сомнительного и спорного содержания: “Sudor” (“Пот”), “Fuego cruzado”(“Перекрестный огонь”) и “En la intimidad” (“В интимной близости”). Когда я еще только перестраивалась после того эпизода с моим первым диском, у меня появилась возможность поработать в Испании. Мне предложили быть соведущей эстрадной программы “VIP Noche” на пятом телеканале. Программа выходила в трех форматах “Show VIP”, “VIP Noche” и “VIP Guay”. Словом, быстренько собрав чемоданы, мы поехали навстречу приключениям. Мое участие в программе заключалось в том, чтобы петь и исполнять хореографические композиции на темы таких известных художественных фильмов как “Красотка”, “Русалочка”, “Девять с половиной недель”, “Танец-вспышка”, “Грязные танцы” и многие другие. Меня наряжали, и мы исполняли главную песню на испанском языке, сопровождая ее грандиозной хореографией в необычных костюмах. Кроме того, мне предоставилась возможность поработать ведущей вместе с Эмилио Арагоном, кумиром всей Испании. Нам было очень весело работать вместе. Сразу по приезде я почувствовала себя, как рыба в воде, потому что здесь я нашла творческий и очень открытый подход к выражению мыслей. Я очень быстро со всеми подружилась и приноровилась к работе, начиная с репетиций с хореографом-итальянцем и практических занятий с тридцатью танцовщицами, которые выступали в каждой передаче, и заканчивая разработкой своего собственного направления... С самого первого дня я чувствовала себя здесь как дома. Испания стала для меня матерью-родиной, и до сегодняшнего дня я с большой теплотой и нежностью вспоминаю тот непосредственный прием, оказанный мне зрителями. Я продолжаю чувствовать этот горячий прием и теперь, когда бываю на Пиренеях.

В Мадриде мы прожили почти год, и я могу сказать, что каждый мой день, прожитый там, был особенным. Находясь в такой веселой, теплой, жизнерадостной атмосфере, я мало-помалу возвращала утраченную веру в себя. И вот, наконец, я почувствовала себя готовой приступить к какому-либо проекту, погрузившись в него с головой. Во мне было столько энергии, что, работая на испанской программе, я параллельно записала свой третий диск, названный “Love” (“Любовь”). Среди прочих он содержал в себе такие песни как “Sangre” (“Кровь”), “Love” (“Любовь”), “La vie en rose” (“Жизнь в розовом цвете”), “Cien años” (“Сто лет”) и “Flor de juventud” (“Цветок юности”).

Но, один простой звонок изменит мою жизнь в течение сорока восьми часов. Мы с мамой отдыхали днем в отеле, когда неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил Валентин Пимштейн. Мое сердце бешено заколотилось, поскольку я знала, что просто услышать его голос, означало прелюдию к хорошим новостям.

Вероятно, есть мало людей, которых знают не только в Мексике, но и за рубежом, но Валентин Пимштейн – очень известный продюсер телесериалов. Он был продюсером фильмов, открывших путь к славе Веронике Кастро, Лусии Мендес, Эдит Гонсалес, Летисии Кальдерон, Виктории Руффо, одним из самых лучших сериальных актрис всех времен. Он продюсировал такие проекты как “Просто Мария”, “Карусель”, “Дикая Роза”, “Гора страдания”, “Пожить немножко” и классику 80-х годов “Амалия Батиста”. Валентин Пимштейн был королем мелодрам тех времен, мексиканским Аароном Спеллингом, творцом телесериалов... царь Мидас, превративший меня в царицу Мидас.

Он поговорил со мной в своем офисе и рассказал о том, что у него имелся полностью готовый к

производству сценарий телесериала, и что я была единственной, кто мог бы сыграть главную роль. По-видимому, многие пробовались на эту роль, но никто ему не понравился. Он сказал, что хотел бы, чтобы я сыграла роль Марии Мерседес, потому что пробовались разные актрисы, но ни одна не подошла. Он хотел иметь в своем фильме свежее, юное лицо. Он решил, что было необходимо новое лицо, и таким лицом оказалась я. Как вы можете себе представить, мы с мамой не могли сдержать своих чувств и, как маленькие девочки, не переставая, прыгали на кровати. Еще бы – главная роль у самого Пимштейна! Одеяла и подушки разлетались по комнате во все стороны. Да и как же иначе, ведь это было сродни тому, что в эту минуту мне дали выигрышный лотерейный билет. Это было просто невероятно – предложение Пимштейна совпало с последними днями моего пребывания в программе “ Vip Noche ”, так что без каких бы то ни было проблем, я вернулась в свою любимую страну. Меня не мучили угрызения совести, я не тревожилась – под рукой у меня было замечательное предложение работы, и я была полна мечтаний.

Трилогия о Мариях

Проект, предложенный мне Пимштейном, был очень интересным. Речь шла о сценарии ремейка “Дикой Розы”. В свое время сериал был представлен именитыми и популярными артистами. Роль, которую предлагали мне, играла Вероника Кастро, мексиканская актриса, открывшая дверь на международный рынок для телесериалов нашей страны. Теперь тот же самый продюсер, что сделал из Вероники Кастро мегазвезду звонил мне, предлагая мне эту роль. Ва-а-ау! Я не могла поверить, что стану Марией Мерседес. И хотя мой третий диск “Love” был уже завершен, Пимштейн решил добавить в него тему “Maria Mersedes”, так что у меня разом были и сериал, и новый диск. С благополучным прибытием в Мексику!

Чтобы сняться в сериале, я душой и телом отдалась работе. Я изучила уличный мексиканский жаргон, поскольку моя роль требовала, чтобы я овладела им, как можно лучше. Я должна была научиться всему, начиная от жонглирования с циркачами, и заканчивая рыночным языком слов и жестов. Для этого мне приходилось ходить на рынок Тепито. Подобным образом я придавала характер своему персонажу. Сериал имел полный успех не только в нашей стране, но и за рубежом. Согласно прессе и другим средствам связи то, что произошло во Вьетнаме, было одним из тысяч примеров и сотен историй. Во время показа последней серии фильма, в которой вот-вот должна была наступить развязка истории, все замерло. По ежегодной статистике краж в стране день показа последней серии стал днем наибольшего числа автомобильных угонов, поскольку люди так спешили домой, чтобы успеть посмотреть, чем же закончится фильм, что оставляли машины открытыми. Вполне возможно, что даже полицейские в это время сидели, приклеившись к экранам телевизоров, пока любители чужого добра присваивали его себе.

Работы было невпроворот, как говорится, вагон и маленькая тележка: в будни творческие встречи со съемочной группой, по выходным я собиралась петь на закрытых аренах и устраивать частные шоу, сниматься в фотосессиях для журнальных статей, наконец... и я, как робот, безостановочно продолжала трудиться, не покладая рук. Я превратилась в трудоголика, приверженного работе.

На одном из рабочих собраний Валентин Пимштейн сел рядом со мной и спокойным голосом, от которого мне было очень хорошо, не торопясь, по-чилийски размеренно, ласково сказал мне, как всегда по привычке обращаясь на “вы”: “Дочка, Вы сделаете первую сериальную трилогию в истории телевидения. У меня уже есть для Вас следующие сериалы, и мы назовем их “Трилогия о Мариях”, – он говорил со мной с большой нежностью. – Вот увидите, деточка моя, Вы станете Педрито Инфанте [прим: Педро Инфанте (Педро Инфанте Крус, 18.11.1917 – 15.04.1957) – мексиканский актер и певец в стиле ранчеро, легенда золотого века мексиканского кино. Снялся более чем в 60 фильмах и записал около 310 песен. Любимый актер Талии и ее кумир.] моего производства”.

В конце 1993 года начался второй сериал этой трилогии “Маримар”. Мне было очень комфортно в роли Маримар. Моя бабушка родилась в городке Ла Пас, что в Нижней Калифорнии, так что говорок жителей побережья я услышала, когда была еще совсем маленькой девочкой. Хотя мне наняли учителя по фонетике, чтобы научить меня правильному произношению, моей настоящей практикой были разговоры с бабушкой, которая на самом деле была поморянкой. В этом сериале я жила; просторная одежда, которую на меня надевали, была очень похожа на ту, которую мы носили, когда приезжали в Ла Пас; мои волосы были естественными, их не нужно было причесывать и укладывать – от влажности, солнечного тепла и близости моря они приобрели свой натуральный вид с дикими от природы кудряшками. Для меня Маримар была персонажем, вместе с которым я выросла в доме, она была частью моих корней, она была реальной, такой, как я и планировала. Думаю, именно поэтому люди немедленно отождествили ее со мной. Телезрители испытывали жалость, сострадание и любовь к молоденькой девушке с побережья. Эта наивная и искренняя простушка преодолела языковые и культурные преграды, сумев заговорить на всеобщем языке надежды и света в конце туннеля. Так получилось, что Маримар приняли и полюбили всей душой миллионы людей во всем мире. Этот сериал показали в 180 странах, его перевели на все языки. Маримар принесла мне известность даже там, где я никогда и представить-то не могла.

Трилогия о Мариях завершалась сериалом “Мария из предместья”, который так же как и “Маримар” имел ошеломляющий успех. В моем четвертом диске “En éxtasis” (“В экстазе”), который вышел в 1995 году записан саундтрек к этому сериалу. Эта песня разделила популярность с другой песней, “Piel Morena” (“Мулат”), музыку и слова которой дал мне Эмилио Эстефан [прим: Эмилио Эстефан – известный музыкант и продюсер, кубинец по происхождению, проживающий в США. Писал песни для Глории Эстефан (своей жены), Талии, Шакиры, Рикки Мартина, Кристиана Кастро]. Эти две песни стали катапультой, взметнувшей меня на уровень звезд международной величины. На меня дождем сыпались контракты и приглашения на многочисленные шоу и частные концерты; я выступила на музыкальном фестивале “Вилья-дель-Мар” в Чили и совершила первые рекламные поездки в Штаты. Я колебалась в выборе между певицей и артисткой, поскольку они взаимно дополняли друг друга.

Трилогию о Мариях посмотрели более двух триллионов человек во всем мире. С легкой руки трех

Марий моя музыка долетела до самых разных уголоков земного шара. Люди разыскивали песни из сериалов, и таким образом записанный с дальним прицелом на моем последнем диске саундтрек, убивал двух зайцев одновременно, продвигая и все мои песни, и сериалы. Зрители покупали мои диски, и мои песни становились известными и в других, не только испаноязычных, странах.

В тот день, когда я осознала, что своими песнями мне удалось перешагнуть границы, я почувствовала, что состоялась как певица. Мой успех на международном уровне был одним из самых значительных событий в моей профессии. Я много гастролировала, узнавала разные страны, знакомилась с совершенно немыслимыми людьми; я повидала мир так, как не могла даже мечтать. Признание и уважение выражалось не только в том, что мне платили за концерты, но и в том, что когда я приезжала на место, со мной обращались как с королевой; в прессе этих стран меня называли ацтекской королевой, мексиканской королевой, послом Мексики, и я как павлин гордо несла знамя своей страны, представляя свою отчизну. Я буквально парила в облаках, находясь на вершине своей карьеры.

Например, когда я приехала в Манилу, президент Филиппин встретил меня со всеми почестями, которые оказывают главам государств. Вместе с ним я заложила первый камень в фундамент начавшего строиться жилого комплекса, пообщалась с прессой, воздала дань уважения национальным героям, пройдя сквозь строй солдат в парадной форме и возложив по обычаю венок. Я посетила школы, детские дома и детские сады. Уже позже из сообщений я узнала, что перед моим приездом о нем сообщали по национальному телевидению: “Осталась неделя... Осталось три дня... Осталось два дня... Осталось всего несколько часов до приезда Талии, Маримар, Марии из предместья”. Вполне понятно, что когда я прилетела, в аэропорту было так много народа, что машины не могли даже тронуться с места. Это было очень впечатляющее зрелище. Улицы со всех сторон были заполнены людьми, скандирующими: “Ма-ри-мар!.. Ма-ри-я!.. Мария из предместья!” Я видела столько улыбающихся лиц, люди громко кричали, некоторые из них плакали. Они махали руками, поднимали плакаты с разными надписями в обрамлении сердечек, какие-то постеры моих персонажей. Куда бы я ни захотела пойти, повсюду были буквально реки людей. В тот день, когда я собиралась встретиться с журналистами, для всей группы был подан автобус. Мы сразу увидели множество людей, огромную бурлящую толпу.

- Что происходит? – встревоженно спросили мы. – Это похоже на государственный переворот... там взлетает вертолет.

В тот момент мы действительно перепугались и были сильно встревожены. Мы подумали, что произошел народный переворот, и мы находились в самой гуще событий, но организаторы, шедшие вместе с нами, успокоили нас:

- Талия, это люди, которые хотят тебя увидеть... а этот вертолет транслирует в прямом эфире каждый твой шаг. Не волнуйся, – сказал один из них и, увидев, как мы с мамой переглянулись, добавил, – последний раз нечто подобное произошло 14 января 1995 года, когда нас посетил Его Святейшество Папа Римский Хуан Пабло II.

Я не поверила ему и догадалась только поднять руку и помахать ею, приветствуя толпу.

Как и все мы, я хотела прогуляться и получше познакомиться с этим чудесным местом, но у меня уже имелся опыт, который я восприняла как предупреждение. Один раз во время моего визита в страну меня повели за покупками. Я собиралась купить кое-что из типично филиппинской одежды, поскольку мне захотелось одеть что-нибудь такое. Я вместе с мамой и сестрами пошла в торговую галерею, где мы скупили почти весь магазин, причем не только готовую одежду, но также и чудесные отрезы материи, чтобы заказать что-нибудь на пошив в ателье. Мы как раз находились в магазинчике, когда услышали шум и крики. Раз от разу крики становились все громче, мы выглянули наружу – вокруг было столько народу, что яблоку негде было упасть; тут же раздался чей-то голос, сообщавший, что я здесь. Мы увидели, что люди стали ломиться в стеклянные двери, им даже удалось разбить витрину, еще немного – и они разнесут магазин. Мы были вынуждены спешно покинуть здание через черный ход.

Выбравшись оттуда, мы выработали стратегию моих прогулок по разным местам, в которых мы

бывали. В одном из городов под названием Суматра, который мы посетили, я по обычаю женщин этого региона надела длинное платье и полностью закрыла лицо так, что были видны одни глаза. Чтобы не вызывать подозрений, я сказала своему здоровенному белокурому телохранителю, чтобы он шел впереди меня, а я за ним, как будто была его женой. Таким образом мы добрались до одного широко известного в народе рынка. Мне захотелось скупить там все – там продавались такие красивые, уникальные вещи, что я была просто очарована ими. Но, когда я подошла к прилавку, чтобы заплатить за очень понравившуюся мне вещицу из рыбьей чешуи, продавщица посмотрела мне в глаза и, подняв руку, указала на меня пальцем, говоря: “Ты – Маримар… Маримар…” Я поняла только одно слово – Маримар, но прежде чем я успела осознать, что произошло, телохранитель

быстро посадил меня в машину, которая на полной скорости умчалась с рынка прочь. Я никогда не узнаю, как эта девушка смогла распознать меня через закрывающую мое лицо вуаль.

Некоторые журналисты подводили итоги зрительских рекордов и написали, что в Филиппинах

Маримар имела очень большое общественное влияние, и ей уделялось больше внимания, чем чемпионату мира по футболу 1998 года, и что в этой азиатской стране рейтинг Маримар был выше рейтинга финального матча по американскому футболу в национальной лиге США и премии Грэмми. Общественно-политическое влияние было таково, что в середине 90-х годов, когда я посетила Филиппины, страну охватила, можно сказать, лихорадка; зрители и средства массовой информации настолько были помешаны на Маримар, что даже был подписан исторический мирный договор между партизанами и правительством [прим: Речь идет о мирном договоре, подписанном между правительством Фиделя Рамоса и Национально- освободительным фронтом в 1996г. ]. Между собой мы прозвали страну “Республикой Маримар”.

Я соглашалась на все сделанные мне в Филиппинах приглашения. Ну как можно отказать людям,

которые столько дали тебе? Проблема в том, что я не понимала, что все эти почести содержали в себе политическую подоплеку. Таким образом политическая верхушка использовала мой визит в страну, чтобы завоевать поддержку народа. Постепенно я стала больше понимать происходящее и больше разбираться во всем. Меньше всего я хотела, чтобы меня использовали для завоевывания голосов, и чтобы потом филиппинцы почувствовали, что какого-то кандидата я поддерживала в большей степени, чем другого. Я – артистка, и меня никогда не интересовало вмешательство в политику какой-либо страны, не говоря уж о том, что у меня нет политической подоплеки того, что происходит, для создания своих собственных убеждений.

В данном случае полемичная бывшая премьер-дама Имельда Маркос, жена ныне покойного экс-

президента Филиппин Фердинандо Маркоса, который проводил тогда президентскую кампанию, пригласила меня на ужин, чтобы познакомиться со мной. Ужин целиком был приготовлен для меня, однако, зная то, что я о них знала, и, учитывая деликатность ситуации в стране, мы очень вежливо и осторожно отклонили приглашение. Я послала письмо, в котором говорилось о том, что я ничем не могу им помочь. Несмотря на все то, что Имельда Маркес вместе с мужем сделали для меня, я не могла принять их приглашение. Если бы мои поклонники увидели мои фотографии с ней, это непременно ранило бы их чувства. Вскоре после всего этого успеха я решила записать диск, который выпускался бы исключительно на Филиппинах. В него вошла песня “Nandito Ako”, это был первый представленный нами сингл и первый раз, когда я выучила язык, в данном случае тагальский, для того, чтобы записать диск, хотя на этом диске были и другие песни на английском языке.

Всего через неделю после выхода этот диск стал платиновым. Каждая последующая страна

удивляла меня больше предыдущей. Одной из таких стран была Индонезия. Это очень интересное место, интересный народ, культура, еда, музыка и, особенно, танцы. Я хотела взять уроки индонезийских танцев. Меня восхитило совершенство их движений, лица танцующих, их невозмутимость. Они были похожи на гигантских марионеток, их руки не шевелились, двигались только широко открытые глаза и казалось, что они вот-вот вылезут из своих орбит. Движения их тел были математически точны; танцующие казались ожившими скульптурами, вышедшими из храмов.

Возвратившись из той поездки я включила эти движения в свою хореографию. В один из

выходных дней, когда я находилась на Бали, я побывала в нескольких наиболее удаленных и глухих поселениях. В одном из них работающие на рисовых плантациях люди пригласили меня к себе домой. Они дали мне миску только что собранного вечером риса, а группа музыкантов играла народную музыку. Заметив мой сильный интерес, они научили меня играть на гамелане, это инструмент, похожий на маримбу [прим: гамелан, маримба – балийский и мексиканский соответсвенно музыкальные инструменты, похожие на ксилофон], и сами играли для меня.

Я постоянно думаю, что люди и вправду верили в то, что к ним приезжала Маримар, а не Талия,

поскольку чувство, которое вызвал этот сериал в Азии, не имеет себе равных. Азиатские зрители были помешаны на девушке с побережья. А я с нежностью смотрела на этих людей, на их мечтательные лица, когда они усаживали меня за стол, и я ужинала вместе с ними, как в сериале. Они только что не отыскивали взглядом моего пса Блохастого, чтобы посмотреть, не привела ли я его с собой. Я могла гордиться тем, что эти люди имели возможность разделить со мной минуты своей жизни, и это переполняло мое сердце. Иногда женщины плакали от охвативших их чувств. Это было что-то необъяснимое, вихрь переживаний и страстей, оставивший свой след глубоко в моей душе. Сегодняшний день я провела за деревенским столом, а назавтра была на роскошном празднике, банкете, устроенном в мою честь, за столом губернатора с высшим светом страны, сорока местными музыкантами и нескончаемыми яствами, текущими рекой. Чтобы выглядеть подобающим образом пришлось доставить в гостиницу подходящее мне изысканное, вышитое золотом платье из самого тонкого в стране шелка. Из деревни с моими рисовыми музыкантами, как я ласково их называю, я перешла к лучшим музыкантам страны, одетым в свои лучшие праздничные шелковые наряды.

На протяжении этих сериальных историй произошло много разных событий таких как репортаж от

ЮНЕСКО, в котором указывалось, что “в Африке, в Кот-д’Ивуаре, и в Париже люди приостанавливали многие из своих повседневных дел”, чтобы посмотреть сериал. Я до сих пор волнуюсь, вспоминая те чудесные времена, ведь я никогда не ожидала подобного успеха.

К тому моменту как мы приземлились в аэропорту, меня там уже поджидали мои ярые фанаты. На

своих машинах они сопровождали меня до самого отеля. Они изготавливали транспаранты, умудряясь склеивать разные листки писем, и потом сворачивая их как гигантские рулоны туалетной бумаги. Это были метры и метры бумаг, на которых я читала только одно: “Талия, я тебя люблю; я тебя люблю; я тебя люблю; Талия, я тебя люблю”. Меня заваливали плюшевыми медвежатами, открытками с поцелуями, альбомами с моей профессиональной карьерой, цветами, сердечками. Такое происходило во всей Южной Америке и повторялось в Греции, Венгрии и разных европейских городах. Я очень многое получала от людей и на старом и на новом континенте. Например, в Бразилии, когда меня представляли в программах, идущих в прямом эфире, или на концертах, у меня складывалось впечатление, что увидев меня, девушки поднимали руки к щекам, царапали себе кожу и плакали, крича при этом изо всех сил.

Придя в гостиницу, я видела в окно, как фанаты накануне концерта укладываются спать прямо на

землю, чтобы дождаться моего выхода и приветствовать меня. В этих случаях я посылала кого-нибудь из моей команды купить поклонникам что-то на ужин и передать им; я так сильно переживала, видя их лежащими на земле, что просила их разойтись на ночь по домам и обещала поприветствовать их на следующий день. Во время моих турне такое случалась очень часто, потому что когда мы давали концерты, фан-клуб следовал за нами. Я говорила поклонникам, что все это превосходно, но с одним условием – чтобы они разрешили мне оплатить им гостиницу, поскольку не хотела, чтобы они проводили ночь на улице. Я всегда проявляла заботу о своих фанатах, поскольку они заботились обо мне. Они были моей семьей, моими друзьями, самыми преданными и надежными людьми. Многие из тех фан-групп существуют до сих пор, они были со мной с самого начала. С годами у многих из тех девушек появились дочери, они назвали их моим именем, и их дочери знают мои песни. Это лучший подарок для меня, самая большая награда за нелегкий труд.

Где бы я ни находилась они собирались целыми семьями, разговаривали обо мне на своем

родном языке и пели мои песни на испанском. Это было безумием. В Бразилии меня сделали Королевой Карнавала в школах самбы в Рио-де-Жанейро. Конечно, это был один из самых удивительных и чудесных опытов, приобретенных в жизни. Кроме того, я без памяти влюбилась в Рио-де-Жанейро, его еду, музыку, его жизнерадостность. Мне пришла в голову идея записать диск на португальском языке специально для их внутреннего рынка.

“Росалинда” был моим последним до сегодняшнего дня сериалом. Он был снят по сценарию

Делии Фиальо, продюсировал его Сальвадор Мехия. Сериал вышел в 1999 году, в Мексике он имел успех, хотя и не добрался до рейтинга Марий. Он оказался хитом просмотров и в других странах – Перу, Аргентине, Боливии, Голландии, Франции, США, Германии и в Африке. В то время мы очень много работали, и мое здоровье было уже подорвано. Один раз, когда мы должны были снимать сцену на старой железнодорожной станции, не приехала машина с освещением. Я начала свой день в семь часов утра; сейчас было три часа ночи, и освещение еще не прибыло. Я не могла ни присесть, ни прилечь, чтобы отдохнуть, потому что была уже одета и не могла помять платье, поэтому облокачивалась на дощатые перила. Съемка началась около четырех утра, температура была на четыре градуса ниже нуля, а одеты мы были очень легко. От жуткого холода я не чувствовала пальцы ног. И только лишь когда мы отсняли сцену, я смогла завершить свой двадцатичетырехчасовой рабочий день. Как тут было не заболеть! Я простудилась, меня лихорадило и был сильный жар, державшийся целую неделю, но я не могла бросить работу.

Цыганская жизнь

Очень рано в моей профессиональной карьере, а именно с того самого момента, как мы с мамой поехали жить в Лос-Анджелес, моя жизнь стала смахивать на цыганскую. Мы довольно долго колесили по странам и континентам, и все это время жили в гостиницах, перетаскивая чемоданы с места на место, из одной гостиницы в другую. Хорошо, если мы возвращались в родной дом самое большее три раза за год, не задерживаясь в нем надолго. Мне нравилась такая жизнь, потому что каждый день нас поджидало что-то новое, увлекательное, захватывающее и чарующее, и можно было быть уверенной в том, что это никогда не надоест. Мы с мамой жили счастливо, но мои сестры скучали по ней, ведь ее не было рядом с ними в какие-то особые моменты их жизни, или когда им приходилось туго, да и просто по воскресным вечерам. На долгие годы наша мама сосредоточила свое внимание исключительно на мне, хотя у нее было еще четыре дочери, которые тоже любили ее и нуждались в ней так же, как я. Но, чего бы нам ни хотелось и к чему бы мы не стремились, а дела обстояли именно так.

Сестры часто думали, что я – мамина любимица, что меня она любит гораздо больше, а они просто перестали для нее существовать. Разумеется, это было неправдой, но им казалось, что они были правы, и, честно говоря, до определенной степени я их понимала. В глубине души они хотели, чтобы мама была рядом, и, видимо, поэтому не понимали также и того, что мы жили, погрузившись с головой в мою профессию, в мое творчество. Работы навалилось столько, что нам не хватало времени, чтобы собраться всем вместе в семейном кругу, как в старые добрые времена.

Если мы не улаживали финансовые дела об оплате концертов по телефону, или нам не предлагали новую роль в сериале, мы решали вопросы с персоналом, бухгалтерами, адвокатами и другими людьми, связанными с нашими проектами. Помню, однажды в День Матери, мы были дома у одной из сестер, как вдруг нам позвонили и сказали, что лидера моей группы и звукорежиссера арестовали в одной южноафриканской стране, потому что они приехали туда без меня, и им не поверили, что они собираются организовать мой концерт. Деньги за выступление уже были переведены на мой счет, и группа организаторов направилась вперед, чтобы успеть все подготовить до моего приезда. Мы пытались решить этот вопрос по телефону, но это оказалось невозможным. Тогда нам пришлось оставить всю собравшуюся семью и срочно улететь, чтобы разобраться со сложившейся ситуацией. На самом деле наша с мамой жизнь была довольно бурной и неспокойной, и нам было трудно объяснить все это близким и любимым существам.

В Мексике устраивается масса праздничных гуляний, связанных с весной, животноводством и местными городскими или районными празднествами, и на них всегда в избытке разного рода манежей. Манеж – это такая круглая сцена, похожая на мини-арену для корриды, вокруг которой в несколько рядов располагаются зрительские места – кресла, скамейки или просто деревянные брусья. Здесь разворачивают свои шоу популярные артисты, и здесь же проводятся всем известные петушиные бои. Можно с уверенностью сказать, что большинство мексиканских артистов прошло через эти “петушиные ристалища”. Если говорить о себе, то могу честно сказать, что петь на этих манежах было для меня труднее всего, потому что тебе приходится ждать, когда закончатся петушиные бои, когда почистят сцену, подключат музыкальные инструменты, и музыканты настроят их для того, чтобы начать свое шоу. Выступление могло начаться очень поздно и проходить с двенадцати ночи до двух часов утра. Все зависело от того, сколько продержится проигравший петух. На подобного рода “левых” концертах все оплачивается наличными, это целая теневая экономика. Однажды мама принялась ругаться с организатором одного из таких “манежей”, похожим на мафиози. “Если Вы не заплатите нам вперед, Талия не будет петь, она не выйдет на сцену,” – решительно заявила она. Ничего не говоря, мужчина выхватил пистолет и, нацелив его прямо маме в висок, угрожающе процедил: “Как это не выйдет, дорогуша?” Излишне говорить, что три минуты спустя шоу началось.

Мы не делились подобным жизненным опытом с моими сестрами, чтобы не волновать их. Они видели только то, что видели все остальные люди. Нам с мамой было проще, чтобы они узнавали о нашей жизни из новостей или из печати, потому что у нас не было времени на обстоятельные беседы о том, как мы живем на самом деле. Возможно, поэтому сестрам было так сложно понять, как мы вели себя в повседневной жизни. Мы находились с ними в разных жизненных плоскостях. У сестер было время, чтобы встречаться с подругами и переживать вместе с детьми их радости и беды, ходить в кино или театр и наслаждаться жизнью. А я вместе с мамой в шарфике в это время носилась по земле со скоростью тысяча километров в час.

Тяжело объяснить, что требует от тебя эта профессия, и сколько приходится работать, когда успех и слава постучались в твою дверь. Порой ты оказываешься вовлеченным в вихрь работы, проектов, разных лиц; ты живешь под давлением этого ураганного завихрения, в котором не существует времени; оно течет как вода, и внезапно ты даже не осознаешь, где ты. Ты просыпаешься в одной гостинице, а засыпаешь в другой; ты садишься в самолет и летишь двенадцать часов, чтобы добраться до какого-нибудь совсем непривлекательного места своего назначения; ты мчишься по длинным, нескончаемым коридорам разных аэропортов, чтобы долететь до другой страны. С тобой прощаются на одном языке, а здороваются на другом; ты плохо питаешься, ешь все, что было и оказывается под рукой; ты недосыпаешь, теряешь часы, которые мог бы прожить с родными, теряешь часы, дни, месяцы своей жизни. Продюсеры хотят, чтобы ты участвовала в их шоу, весь мир хочет иметь что-то общее с тобой; они хотят кусочек тебя, твою маленькую частичку. Еще больше это проявляется, если тебе присваивают титул “короля рейтингов”. На тебя смотрят глазами дядюшки Скруджа, и ты почти знаешь их мысли: “На ней мы неплохо заработаем”. За свою работу ты начинаешь получать больше денег, и эта цифра растет с каждым разом. В действие вступает слава, и в этот момент зрители и твои фаны начинают составлять основную часть твоей жизни, потому что именно они удерживают тебя на настоящей вершине.

Когда я возвращалась домой, сестры звали меня к себе, чтобы встретиться, и мы шли обедать или ужинать. Мы собирались у кого-нибудь дома и вместе смотрели фильмы, но я была настолько вымотана, что, придя к ним, засыпала, сидя в кресле, и просыпалась только для того, чтобы попрощаться и пойти к себе домой. В других случаях я была настолько влюблена в свое дело, настолько помешана на работе, что не могла понять, что сестры искали в нас своих маму и младшую сестренку, а не менеджера с артисткой. Мама же говорила только о своих результатах или обо мне; помимо этого у нее было слишком мало тем для разговора. Каким-то образом маме удалось добиться успеха в своей профессии – авторитета и уважения, которых она никогда не имела, – за счет моей успешной карьеры. Я отлично это понимала, потому что могла вблизи видеть, как тяжело ей бывало, и сколько приходилось работать для того, чтобы я продвигалась вперед.

Дело в том, что мама полностью посвятила себя моей карьере. Думаю, это было связано с тем, что мама и сама была актрисой, но несостоявшейся, которая так никогда и не смогла осуществить свою мечту. В юности мама была потрясающе красивой женщиной, настолько красивой, что когда она шла по улице, люди оборачивались и заглядывались на нее. Она была столь же красива, как кинодивы времен “золотого века”, как Рита Хейворт [прим: Рита Хейворт (Маргари́та Кáрмен Канси́но) – американская киноактриса и танцовщица, одна из самых знаменитых звезд Голливуда 1940-х годов ]. У нее было роскошное тело для пятнадцатилетней девушки, поэтому в районе, где она жила, за ней охотились не только все парни квартала, но и весьма влиятельные мужчины. Был, к примеру, такой случай – дон Эмилио Фернандес, более известный как “индеец Фернандес”, знаменитый продюсер-кинематографист эпохи “золотого мексиканского кино”, увидев мою маму, пошел за ней и вручил ей свою визитку, чтобы она пришла на студию “Чурубуско”, где проводились просмотры. В середине 50-х годов это была очень известная киностудия, наш мексиканский Голливуд. На этой студии снимались старые черно-белые фильмы, здесь на самом деле развивалась мексиканская киноиндустрия. Но мама так и не пошла.

В другом случае один сеньор, живший неподалеку от ее дома, пригласил маму принять участие в программе “Полуденное варьете”. Мама рассказывала нам, что продюсеры приходили к нашей бабушке с просьбой разрешить им снять маму в кино, но бабушка всегда отвечала неизменное: “Нет, нет и нет!”, оставляя маму в волнении и сомнениях, кем она могла бы стать. Да, моя мама сама так никогда и не стала актрисой, но она пережила все это при помощи меня. Она стала довольно влиятельным импресарио. Да, она не мелькала перед объективом, о чем, возможно, мечтала когда-то в глубине души, но она имела свое лицо позади камер, и это придавало ей сил.

Когда слава и известность поворачиваются к тебе лицом, когда все тебя любят, когда все поют твои песни, когда импресарио дерутся за тебя и платят тебе вдвое, а то и втрое, лишь бы ты пришла туда-то, когда за тобой посылают частные самолеты со всем, что пожелаешь, очень легко потерять свое будущее. Твои ноги отрываются от земли, и ты даже не понимаешь, что происходит, потому что все происходящее, словно сон.

Слава выдергивает тебя из реальности и помещает в плоскость, где все возможно, и иной раз это ощущение всемогущества заставляло меня совершать глупости и быть высокомерной лишь из простого удовольствия поступить именно так. Как-то у меня был гастрольный тур по Испании, у нас выдалось свободное время, и я с коллегами пошла на дискотеку в танцклуб поразвлечься. Я была со своими девчонками из подтанцовки и музыкантами, которые в то время были моими единственными друзьями. Мы уселись в VIP-зале, и нам стали приносить бутылки шампанского. Я сидела на диване в окружении чертовски красивых парней, попивающих шампанское из бокалов, поглядывающих на меня и кокетничающих со мной. Один из моих приятелей сказал мне:

- Ну и дурочка же ты! Ну чего ты уставилась на того красавчика, который остановился там, глядя на тебя? Если бы я был ты, я стоял бы рядом с ним и болтал бы.

Мое тогдашнее “я” ответило дружку:

- Ты что, не понимаешь, что я имею то, что хочу, и когда захочу? Смотри, сейчас я щелкну пальцами, и он придет сюда, как ягненок на заклание.

Так я и сделала. Я пристально посмотрела на парня и поманила его пальцем. Бедняга подошел познакомиться со мной. Парнишка был самым красивым на дискотеке, просто конфетка. Широко улыбаясь, он подошел и сел рядом со мной. Едва он сел, как я повернулась к своему другу и сказала ему, абсолютно уверенная в том, что сделала:

- Ну что, доволен? Я имею то, что хочу. Если я хочу кого-то куда-то привести, то привожу, а если

хочу купить, то покупаю.

Сейчас я думаю об этом и не могу поверить, что могла говорить подобные вещи. В то время мне было двадцать два или двадцать три года, не больше, и я чувствовала себя богиней. Я думала, что весь мир находится у моих ног, и считала, что могу управлять всем и всеми, кто меня окружает… Я не владела собой и абсолютно не сознавала, что мы имеем на самом деле, и насколько хрупкой может быть жизнь. В то время я привыкла к тому, что все было так, как я хотела, и если что-то получалось не по-моему, я бесилась и шумела или уходила в себя. Был, помнится, в частности, один случай, который был для меня ударом по моему же собственному “я”. Почти два года я встречалась с парнем, одним из молодых импресарио, который выделялся в тамошнем обществе. Для моего мирка у нас с ним были идеальные отношения – два молодых, успешных человека, которым нравится вместе развлекаться. Но в один прекрасный день он безо всяких объяснений перестал звонить мне, что крайне меня удивило. Я почувствовала себя очень обиженной, ведь он оскорбил непосредственно меня. Никто не бросал Талию! Наоборот, это Талия давала всем пинка, посылая в полет!

В те дни, что он мне не звонил, я решила пойти с подругами в городской ресторан, и каково же было мое удивление, когда, войдя в ресторан, я увидела, как он подает пальто какой-то женщине, собираясь выйти через ту же дверь, в которую я только что вошла. Увидев его, я остановилась, как вкопанная, не зная, что делать. Я не знала, подойти ли поговорить с ним, спустить ли с него шкуру или вздохнуть в стиле Мари Феликс [прим: Мария Феликс (Мари́я де лос Áнхелес Фéликс Гуэрéнья) – крупнейшая мексиканская актриса “золотого векакино”, модель, натурщица ], посмотрев на него сверху вниз, как на полное ничтожество. По правде говоря, я продолжала стоять, как истукан, и подружки потащили меня, как деревяшку, в бар, где, ничего не говоря, заказали мне пять порций текилы. Пока я глушила свою текилу, в моей памяти прокручивались все случаи, когда я поступала точно так же. У меня была та же стратегия. Когда отношения с парнями переставали приводить меня в трепет, я очень мягко и ненавязчиво намекала им, что мы должны расстаться, чтобы каждый шел своей дорогой. В большинстве своем они не желали ничего слушать, затыкали уши и продолжали, как ни в чем не бывало, ухаживать за мной. Про себя я думала: “Воистину нет большего слепца, чем тот, кто не хочет видеть. Если он мазохист, так до смерти им и останется”. Ничуть не церемонясь с прежним ухажером, я начинала мутить с новым соискателем моей руки и сердца. Когда же прежние кавалеры понимали, что все кончено, и начинали предъявлять мне свои претензии, я отвечала: “А-а-ай… Я же по-разному говорила тебе об этом тысячи раз, но ты не хотел меня слушать”.

Той ночью, сидя с текилой в руке, я в полной мере хлебнула чашку собственного “шоколада”. Это был грандиозный урок, который вызвал у меня чувство вины и необходимость ее искупления. Мне было так плохо, что я схватила все записные книжки, которые заполнила за всю свою жизнь, и сняла телефонную трубку, чтобы одного за другим обзвонить всех и попросить прощения за ту боль, что я им причинила. Одни говорили: “Да о чем ты говоришь? Это же было пять лет назад, я уже и не вспоминал…”, другие отвечали: “Знаешь, мне было просто необходимо услышать это от тебя. Спасибо”. На самом деле моя душа хотела услышать от них только одно, чтобы они сказали: “Знаешь что, Талия? Я прощаю тебя”. После того, как я попросила у всех прощения, множество осколков моей души вернулись ко мне.

В жизни есть моменты и обстоятельства, которые неожиданно останавливают тебя, чтобы ты свернул с пути, по которому идешь. Они должны наметить вехи, чтобы остановить твою безумную гонку и манеру поведения, или сильно ударить тебя, залепить тебе славную затрещину, чтобы ты собрался с мыслями и провел переоценку своей человеческой сути. Такие моменты должны дать тебе понять, что ни слава, ни успех, ни эгоцентризм не могут дать тебе спокойствие и любовь, которые являются сутью мироздания, и ради которых человек живет в этом мире.

Незабываемые моменты

А между тем прошли годы, и в жизни Талии наступил этап царствования. Я вела себя, как “царь Мидас”, ошибалась бесконечно много раз, и так же бесконечно много раз должна была просить прощения. Мне все еще странно видеть свои фотографии того времени, потому что после успеха “Марий” были три абсолютно сумасшедших, невероятных года титанического, нечеловеческого труда. Поэтому когда я вижу, как разведенная с мужем и имеющая двоих детей, выбившаяся из колеи обритая наголо Бритни Спирс, крепко зажав в руках зонт, разбивает им машину папарацци, меня пробирает до мозга костей, мне очень больно за нее, но я ее отлично понимаю. Когда ты так молода, так ранима и ничего не знаешь о жизни, а весь мир с жадностью следит за каждым твоим движением, ловит каждое твое слово, допытывается, как зовут твоего плюшевого медвежонка, с которым ты спишь с самого детства... ты доходишь до последней точки и бунтуешь. Это все равно, что сказать фанам и журналистам: “Это вы сделали меня такой, так теперь терпите. Я уже не та славная девочка, какой вы хотели меня видеть, у меня есть и другое лицо”. И это выливается в ожесточенный конфликт, противостоять которому можешь только ты один.

Если у тебя переизбыток возможностей, ты чувствуешь, что управляешь целым миром, чувствуешь себя пупом земли. Ты чувствуешь, что можешь делать все, что захочешь и когда захочешь, и на самом деле делаешь это. Сколько раз я не давала закрываться целым ресторанам, чтобы пойти поужинать экстравагантными блюдами с родственниками и друзьями? Когда я снималась в сериалах, в моей гримерке на “Телевисе” был свой собственный спортзал. Такого не видели никогда прежде; спортзала не было даже у более известных и именитых актрис в истории мексиканского телевидения. У меня был холодильник, микроволновка, кровать, душ, словом, все, что было мне необходимо или что я просила. Мои героини, достигнув успеха, носили одежду от “Версаче”, “Москино”, “Дольче-Габана”, “Чада”. Многим может показаться, что я была безграничной сумасбродкой, но на самом деле я по полтора года безвылазно жила в павильонах съемочных студий, не имея времени даже поесть за их пределами и практически не видя солнечного света. У меня не было жизни, возможно, поэтому мне во всем потакали. У меня было особое меню, и специально для меня блюда готовили шеф-повара лучших столовых предприятий. Ежедневно мне приносили еду в гримерку, потому что у меня не оставалось сил даже на то, чтобы доползти до столовой. По сути, у меня всегда был один и тот же выбор: либо я трачу энергию, из последних сил плетясь в столовую, либо сохраняю ее на следующие двадцать четыре сцены, которые нам предстояло снять. Для того чтобы осуществить вселенскую мечту, которая вертелась в моей голове с детских лет, мне пришлось очень сильно перестроить свою жизнь.

Если я работала в Мехико, то иногда выходила поразвлечься с друзьями, но это было лишь в исключительных случаях. Например, когда наша сборная оказалась в полуфинале чемпионата мира по футболу, и вся столица собралась у Ангела (памятника Независимости), чтобы отпраздновать это событие. Мы все надели маски и смешались с тысячами болельщиков, праздновавших на улицах города... Мы даже купили баллончики с водой и приняли участие в потасовках с совершенно незнакомыми людьми, поливая друг друга водой. Эта проделка дала мне ощущение жизни; я кричала и веселилась, как любой другой горожанин, принимая участие в минутах национальной славы.

Но, на самом деле таких моментов было мало. Несмотря на все, что я имела, в действительности моя жизнь заключалась в работе, именно там я проводила почти все свое время. Да, я привыкла заходить в магазины одежды, которые закрывались для меня. Там я покупала себе последнюю коллекцию какого-нибудь модельера, привлекшую мое внимание. Мы отвозили покупки в гостиницу, и я проводила вечер, примеряя свою новую одежду. А почему бы и нет? Я рассматривала это как заслуженное вознаграждение за все эти часы, за все эти годы непосильно тяжелого труда. Это было сродни тому, когда ты все время сидишь на диете, но приходит воскресенье, и ты ешь кусок пиццы, шоколадное пирожное с кремом и молочно-клубничный коктейль с мороженым. Время от времени мне заказывали отдельный кабинет в каком-нибудь из моих любимых ресторанов после семнадцати часов работы на съемочной площадке “Телевисы”. Все это создавало некий загадочный образ, вокруг которого вертелась масса слухов. Много говорилось о том, что со мной происходило, и что я делала, начиная с того, что мне, якобы, удалили три ребра. Так вот согласно этим слухам, хирург говорит, что эти ребра находятся в растворе формальдегида в его клинике, как награда за труды. И все в подобном духе, вплоть до моих нескончаемых списков всего необходимого. Мол, приходя на работу, я требую то белые свечи, то арабские цветы, то бутылки воды, привезенные с экзотических островов... словом, вещи, которые мне даже в голову никогда не приходили. Жаль, но люди ведутся на подобные бредни, слушая разные скандальные передачи, откуда и проистекают байки такого рода. И сейчас часто случается, что когда я разговариваю или как-то еще взаимодействую с незнакомыми людьми, они мне говорят, что никогда не думали, что я настолько обычная и, если можно так выразиться, натуральная женщина. Они удивлены тем, какая я на самом деле, поскольку после прочтения каких-то статеек в желтой прессе, рассказывающих обо мне, они представляли меня не более чем достижением пластической хирургии. Возможно, что когда-то этот созданный образ значил больше, чем я сама, чем то, что было во мне и что я могла дать, и имел мало общего с моим истинным я.

Но, несмотря на все это безумие, на все эти мифы, часы, проведенные в студии или редкие свободные часы, использованные по полной программе, настоящим блаженством для меня были минуты, когда я могла получить улыбку от другого человека. Например, когда приближалось Рождество, я становилась заводной, как будто в меня влили энергию. Я начинала все планировать, чтобы завершить свои личные дела: привезти грузовик с игрушками наиболее нуждающимся соседям или послать приготовить рождественские корзинки с индюшкой, хлебом, сосисками, разными консервами, песочным печеньем, макаронами, рисом, зерном и предметами первой необходимости для всей рабочей группы; также я привозила целый грузовик, полный плюшевых медвежат в детский дом. Это было не только моей личной необходимостью, но и способом почувствовать себя живой, видя улыбающиеся личики детей и других людей. Их улыбки наполняли меня, и в тот момент они на самом деле были единственной пищей для моей души. Какой урок извлекла я из этого? Чему научилась? А вот чему – я накрепко усвоила, что успех лишает тебя многих вещей, но и дает многое. Я поняла, что за моими собственными чаяниями и одержимостью совершенствования стоит очень собранный и организованный человек. У меня врожденная способность делать то, что мне говорят, и что я должна сделать, но лучше всего то, что я могу выполнить это в рекордно короткое время, если это возможно. Как-то Мария Феликс сказала мне, что в нашей профессии собранность и дисциплина – самое главное, что должен иметь человек. Я была, есть и буду артисткой. Это сила, которая рождается внутри меня и заставляет, как говорят американцы, проходить лишнюю милю. Я очень увлеченная натура, отдающаяся делу целиком. Я всегда была ранней пташкой, готовой, если нужно, пробовать новый макияж и новые прически с самого рассвета. Иногда я была готова рискнуть собой для того, чтобы хорошо выполнить свою работу, и тому у меня имеется несколько примеров, да и опыт тоже.

В сериале “Маримар” мы снимали сцену, в которой я убегаю, узнав, что мой любимый собрался жениться. Я должна была бежать, как сумасшедшая, вверх по кручам до самого обрыва, как будто подхваченная ветром. Горы и в самом деле был отвесные, и тогда режиссеры предложили надеть на меня страховку, чтобы исключить риск несчастного случая. Но я даже не думала об этом, и дважды повторила, что буду играть только обычным образом, без страховки и дублеров. Я намерено играла без страховки, потому что мне хотелось, чтобы эта сцена вышла как можно более реалистичной. Дело в том, что в кино я всегда жила чувствами своих героинь, близко к сердцу принимая их страдания, я мучилась так же, как они. Думаю, именно поэтому я столько раз впадала в депрессию, снимаясь в сериалах. Каждой клеточкой своего тела я чувствовала боль оттого, что Серхио разбил сердце Маримар, или Хорхе Луис дель Ольмо оставил Марию Мерседес на бобах только потому, что она была бедной и необразованной. Все мои героини в какой-то момент сходили с ума, и я вместе с ними. Когда Марию Мерседес поместили в сумасшедший дом, это была сцена, в которой меня связывают, бросают в мерзкую белую комнату и оставляют там. Эта сцена была для меня настолько тяжелой, что я на самом деле пребывала в шоке. Я должна была кричать и сопротивляться так называемым санитарам. Думаю, что я потеряла представление, что это была всего лишь игра, я поверила в происходящее на самом деле. Мы закончили съемку, и я еще полтора часа не могла перестать плакать, пребывая в истерике. Мне пришлось закрыться в гримерке. Это была эмоциональная разрядка, вызванная, вероятно, усталостью от долгой работы.

Когда я играла Маримар, на меня каждый день приходилось накладывать толстенный слой грима, придавая моей коже золотистый цвет, как у жительницы побережья, и заставляя ее блестеть под солнцем. Меня намазывали кремом цвета черного кофе. Как такое позабудешь! От грима кожа пересыхала, и выступали прыщи, потому что поры были полностью закупорены. Каждую неделю я должна была проводить час в студийном салоне, где заботились о внешнем виде артистов; в этом салоне занимались моим лицом и лечили прыщи лазером. У “поморянки” была и другая проблема – после съемок я приносила с собой домой запах консервированного собачьего корма. Для того чтобы камера показывала, что Блохастый смотрел на меня, когда я с ним разговаривала, дрессировщик брал корм из банки и клал себе на пальцы, чтобы пес почуял и увидел его. И вот пять пальцев с едой лежат на моей голове, и пока снимается сцена, маслянистые куски еды падают мне на голову, оставляя невыносимый мясной след.

Также я вспоминаю еще одну сцену в “Маримар”, в которой Анхелика, мачеха Серхио, главного героя, швыряет браслет в грязь и заставляет меня доставать его оттуда ртом. Режиссер фильма, Беатрис Шеридан заботилась обо мне, и для того, чтобы я ничем не заболела, глотая настоящий ил, в котором могли быть разные бактерии и микроорганизмы, решила вместе с группой оформителей и декораторов соорудить специальную шоколадную лужицу, изображающую грязь. Вниз подложили пластик, растопили сотни плиток шоколада, но это не сработало – уже заранее была видна необычная текстура. Когда была снята сцена, в которой я достаю ртом браслет, валяющийся в шоколадной грязи, мы стали просматривать видео, и было заметно, что оранжеватый цвет вокруг моего рта не натуральный. Невооруженным глазом было видно, что грязь не настоящая, поэтому я сказала: “Бетти, у меня нет проблем с этой сценой, давай снимем ее с настоящей грязью”. Хотя Беатрис и не хотела, но мой внешний вид на отснятом кадре и моя настойчивость привели к тому, что она согласилась переснять сцену с браслетом в естественной обстановке. Мы снова сняли сцену с настоящей грязной лужей, она и вошла в фильм. Я должна была это сделать. Это была ключевая сцена, определявшая то, что было бы местью Маримар, это была кульминация истории, и она должна была выйти, как можно реальнее. Люди до сих пор говорят мне, что плачут, видя ее, потому что на лице Маримар было написано неподдельное сильное унижение.

В “Марии из предместья” я тоже пережила интересные моменты, в которых адреналина было в избытке. Мария зарабатывала себе на жизнь, собирая бутылки на помойке, и съемки проходили на самой большой мусорной свалке Мехико. Все время пахло мертвечиной и дохлыми мышами. На этой свалке мы проводили очень много времени. По роли я не могла прикрыть себе лицо, но и во время перерыва я не зажимала нос рукой, потому что во время отдыха я разговаривала с нищими, живущими на свалке, потому что они зарабатывали себе на жизнь, роясь в помойке в точности так же, как и Мария из предместья. Пока они копошились в горах настоящего мусора, я копалась в мусоре бутафорском. Техники уже соорудили свалку из предварительно отсортированного мусора, более “чистую”, как мы говорили, строго следя за тем, чтобы не допустить ни малейшего риска ни для моего здоровья, ни для здоровья членов съемочной группы. Вид детей, отыскивающих среди мусора какую-нибудь еду, а также игрушечные машинки и куклы или какие-нибудь другие игрушки, которые они делали своими, навсегда запечатлелся в моей памяти. Несколько месяцев спустя, я вернулась туда с едой и игрушками для семей, живших вокруг свалки.

Для меня всегда было важно пообщаться с реальными людьми, которые вдохновили писателей и

сценаристов на создание моих героинь, поговорить с Мариями Мерседес, со множеством таких же Маримар и Мариями из предместья. Когда мы делали перерыв между съемкой разных эпизодов, я подходила к людям, живущим на свалке, и спрашивала: “Послушайте, что Вы делаете? Я смотрю, как Ваш ребенок бегает там в подгузниках по всей свалке. Почему? Неужели Вы не боитесь, что он заболеет?” И они мне отвечали: “Нет, сеньорита, они уже привыкли”. Это просто потрясло меня! В особенности потому, что там можно было столкнуться со всем, начиная от голов животных и заканчивая человеческими руками и ногами, равно как и разлагающимися зародышами. Это на самом деле было тяжело! Когда я шла по свалке, то чувствовала, что земля шевелится под моими ногами, как живой ковер. Это были тараканы и мыши, которые носились под пластиковыми мешками и картонными и бумажными коробками. Все это выглядело движущимся ковром. Едва заканчивалась съемка, и я тут же вставала прямиком под душ в своем прицепчике-гримерке. Я не знаю, чего хотела, то ли избавиться от запаха, то ли смыть эти яркие картины, вихрем крутившиеся в моей голове.

Это были тяжелые, а в чем-то и жесткие моменты, но я храню их в душе, как экстраординарный

жизненный опыт в моей артистической карьере.

Были и другие моменты, которые повергали меня в уныние и жутко выматывали. Это были эпизоды, в которых по сценарию мне приходилось плакать. Я плакала по-настоящему, ощущая боль внутри себя, я страдала, и вдруг: “Сто-о-оп! Свет сместился” Что? Кто это сказал? Мне хотелось убить того, кто заорал, кто не закрепил лампу, кого-нибудь, потому что очень трудно снова вернуться к этому моменту и к тому состоянию. Конечно, как хороший сериальный актер ты можешь снова и снова входить в роль для того, чтобы отыграть сцену столько раз, сколько понадобится, но тот первый момент, когда ты был напуган до глубины души, до каждой клеточки своего тела, уже не вернется. Снова ухватить ту же нить начальных чувств – нелегкое дело.

В “Росалинде” мы снимали еще одну сцену на крутом берегу. Эпизод, когда Росалинда сходит с

ума и вот-вот выбросится из здания, мы тоже снимали без страховки. Не было ни защиты снизу, ни каких-то приспособлений, не было ничего, даже надувного матраса. Был момент, когда я подумала: “Если бы я и вправду захотела броситься вниз прямо сейчас, то могла бы и в самом деле умереть”. Я не хотела покончить жизнь самоубийством, ничего подобного, но я поняла, что слишком сильно рисковала без всякой на то необходимости. Я всегда ходила по лезвию ножа, всегда рисковала, что, никогда не сделала бы теперь.

В своем ритме

В моей музыкальной карьере дорога была насыщенной и очень плодотворной. С помощью своих

песен я изменилась, стала другой, переосмыслила и заново открыла себя. Я начала записывать свои песни на виниловых пластинках на 30 или 45 оборотов. Потом я продолжила записывать их на кассеты, затем – на компакт-диски, а теперь на mp3. Шагая вперед, в ногу с развитием технологий, я даже не представляю, что было бы со мной как с актрисой и певицей, если бы современные компьютерные сети уже тогда образовали бы часть моей профессиональной жизни. Не представляю, что было бы без чудесного интернет-ресурса, благодаря которому мое имя и плоды моей профессиональной деятельности могут всего за несколько секунд облететь вокруг планеты. Тогда мне удалось пленить более 180 стран мира единственным доступным мне оружием: телевидением, радио и прессой. Как развивалась бы моя карьера, существуй все это с самого начала? Для сегодняшнего нового поколения известность и слава мгновенны. Что ты делаешь? Ты поешь, снимаешь на камеру и просто выкладываешь видео на YouTube для того, чтобы миллионы людей узнали твое имя. Сегодня любой может прославиться мгновенно, но у новых артистов и конкурентов больше.

Но привлекательной идее мгновенной славы я предпочитаю пройденный путь, на котором сеять

было важнее, чем собирать урожай, где опыт становился уроком. На том пути слава не только щелчок мыши на видео, а накопление жизненного опыта и устойчивых шагов, которые являются опорой, поддерживающей тебя по прошествии лет. Ни за что в мире я не изменила бы свою жизнь и того, что в ней было, потому что именно это сделало меня такой, какая я сейчас. Это то, что характеризует меня как человека, как артистку, как женщину. И за это я буду вечно благодарна своей жизни.

Вместе с разными дисками и семью снятыми сериалами я получила самое лучшее – большое

уважение, которое мне оказывают. Это такое удовольствие – чувствовать радушный прием моих зрителей; зрителей, которые преодолевают языковые и расовые границы. Для меня это просто потрясающе – знать, что мои героини входили и продолжают входить в дома миллионов людей, сопровождая их в повседневной жизни, заставляя мечтать посредством своих историй. Я тронута этим до глубины души. Вспомнить однажды ту молоденькую девушку, которая несколько месяцев пролежала в постели из-за строгих и суровых критиков и неприятия публики, и увидеть ее потом мегазвездой, в которую она превратилась благодаря трем “Мариям”, и которую приняли миллионы людей разных национальностей и разных культур, говорящие на разных языках, – это ни с чем несравнимая награда!

• Глава 3 •

Свобода

Дорогая Свобода, моя несравненная, драгоценная подружка, сколько же времени я прожила, не зная тебя. Сколько дней и ночей, сколько часов я прожила, шагая под руку с неволей, которая на протяжении долгого времени прикладывала максимум усилий, чтобы мы с тобой никогда не встретились. В какой-то момент ей удавалось удерживать меня в темноте каждой из моих негативных мыслей, существовавших в моей душе. Она старалась подрезать мне крылья, остановить меня, заковав в цепи тоски, боли, одиночества. Она упорно тащила меня за руку прямиком в ловушки, расставленные на моем пути, но ей не удалось расстроить нашу встречу, назначенную целую вечность тому назад.

Пробил наш час, и я оказалась прямо перед тобой, когда меньше всего думала об этом.

Каковы твои любовь и терпение, Свобода, подружка моя! С какой нежностью ты лишила меня оков и замкóв, которые я тащила на себе на долгом своем пути.

Ты обняла меня, обволокла собой, и я смогла вздохнуть так глубоко, что всем своим существом осознала саму себя, свое внутреннее я.

Свобода, как прекрасно твое имя. В нем заключена Вечность.

Рядом с тобой я дала одну из самых грандиозных своих битв, и мне удалось победить. С триумфом вышла я из плена своего разума... к свободе.

Свобода

Неистовый ритм, в котором я работала, обернулся невыносимым. Я все время чувствовала себя уставшей, истощенной, измотанной. У меня не было ни сил, ни жизненной энергии. Мне по-прежнему нравилась моя работа, люди, с которыми я знакомилась, гастроли, право стоять на сцене перед публикой, которая знала мои песни. Все это было хорошо, но я дошла до той точки, когда должна была остановиться, мне это было просто необходимо. В самой глубине своей души я знала, что мне необходима перемена, необходима свобода, и в этом поиске самым главным моим союзником была луна, которая превращалась по ночам в мое доверенное лицо.

У меня проходил музыкальный тур по Центральной Америке, где один из концертов проводился на открытом воздухе. Это было нечто совершенно особенное – жаркий тропический климат, легкий бриз ласкает мое тело и играет моими волосами... Я взглянула вверх и увидела луну. Такой луны я никогда не видела. Она была огромной, как полуночное видение, она висела в небе прямо передо мной. Все время пока я пела, я пристально смотрела на нее. Во время антракта я вдруг заговорила с луной, и мои слова возносились к небу. Я говорила с ней от всей души, мои слова шли от самого сердца: “Мои глаза смотрят на эту луну, – начала я, – и я знаю, что глаза мужчины, который станет любовью всей моей жизни, человека, которого я пока не знаю, тоже смотрят на нее”... В эту секунду я почувствовала столь сильную дрожь, пробежавшую по моему телу сверху вниз, что этот миг превратился в вечность. “Я знаю, что ты где-то здесь, – продолжила я, – я знаю, что ты чувствуешь в эту минуту. Я знаю, что очень скоро мы встретимся и... полюбим друг друга. Я не знаю, где ты и где живешь... Я не знаю, кем ты будешь, но этой ночью я чувствую тебя... чувствую тебя в этот самый миг”. Это чувство было таким сильным, что слезы потекли ручьем по моему лицу. “Я знаю, что это настоящая любовь, – сказала я, – я знаю, что ты существуешь, и ты здесь ради меня”.

С этой самой секунды я отчетливо ощущала, что этот человек, этот мужчина ждет меня с такой же надеждой и уверенностью, как и я, готовый к тому дню, когда судьба навсегда соединит нас.

Бунтарь

Однажды я смогла подтвердить свою уверенность в том, что моя настоящая любовь ждала меня где-то во вселенной. Об этом поведала мне однажды подружка моей сестры, провидица, когда мы обе были дома у Тити. Как раз в ту пору я носила страшную боль в своей душе, потому что умер Бунтарь, моя первая любовь.

Наша с ним любовь родилась с первого взгляда. Мы оба были на какой-то тусовке, болтали с друзьями и в определенный момент столкнулись нос к носу. Пути к отступлению не было, и нашим взглядам предстояло встретиться. Этот взгляд был из тех, что придают тебе уверенность в том, что когда-то ты уже был знаком с этим человеком, и тогда его душа находилась в другом теле, в ином измерении, в другом месте и времени. Ты понимаешь, что ваши души уже были вместе и интуитивно мы чувствовали это. Наш взгляд, которым мы обменялись в тот день, был таким наэлектризованно-могущественным, что мы сразу представили, что могло произойти. Пробежавшая между нами искра тряхнула нас с такой силой, что мы быстро отошли друг от друга, понимая, что не сможем держать под контролем чувство, которое могло бы возникнуть. Но, даже так оно пришло, это чувство. С той минуты, как мы познакомились, я испытывала сильное влечение к нему, как физическое, так и духовное. Меня завораживало, что его ум был раскрепощен, он мыслил широко и свободно, не боялся нарушить правила, сказать “нет”. Он ничего не боялся и всегда мог зайти гораздо дальше того, чем ожидалось. Он был бунтарем во всем смысле этого слова, и каким-то немыслимым образом его энергия передавалась мне. Почти всю свою жизнь я провела в мире спектаклей и кулис. Я была артисткой, а наше ремесло требует от нас всегда говорить “да”. Его же позиция была для меня абсолютно новой и опьяняющей. Я по уши влюбилась в него, и очень скоро мы все время стали проводить вместе.

У нас было все и ничего. Это были одни из тех отношений, которые внезапно захватывают все твое существо; и даже если бы мы захотели покончить со всем этим, мы все равно жили друг для друга. Это были несколько страстных, веселых, насыщенных, прожитых нами на пару лет, заставивших нас слиться в единое целое. Мы всегда были вместе, и между нами существовало неуправляемое физическое притяжение, не поддающееся контролю. Но, в то же самое время в наших отношениях имелся элемент саморазрушения. Мы крепко и страстно любили друг друга. В нашем взаимном обожании были и неотступное желание, и чувственность, и разрушительное опустошение, поэтому нам было очень трудно расстаться. Наша связь была сродни мотыльку, летящему на пламя свечи. Он обжигает крылья, но не перестает тянуться к огню и сгорает в нем, жертвуя собой пред красотой света. Так мы проводили наши дни, бешено борясь с этой неуправляемой любовью и в самой глубине души сознавая, что, несмотря на все наши желания создать семью и жить вместе, этого не случится.

Тем не менее, однажды, мечтая в душе о любви, ко мне пришел мой Бунтарь с обручальным кольцом в руке и попросил меня стать его женой. Мы не задумывались об имеющихся у нас проблемах, и начали планировать нашу свадьбу. Вероятно, мы представляли, что после свадьбы проблемы испарятся. Мы оба были слишком эмоциональны для того, чтобы в будущем разделить наши жизни и соединиться навеки. Но, как бы ни старались мы забыть все плохое и думать только о хорошем, наши постоянные давние проблемы не замедлили появиться снова. Особенно ревность. Бунтарь всегда был ревнивцем, но после нашей помолвки его ревность стала просто болезненной. Наша жизнь превратилась в ад. Он ревновал к поцелуям в сериалах, к моей подтанцовке, когда они прикасались ко мне, ревновал к костюмерам. Словом, я ничего не могла сделать, не вызвав у него приступа ревности. Не то, чтобы в наших отношениях присутствовала какая-то сверхлюбовь, нет, просто любовь превратилась в нездоровую одержимость. Мы все время ругались.

Один раз ночью, когда мы поехали танцевать на дискотеку в Акапулько, я встретила там своего старого друга, с которым давно мечтала повидаться. Тогда я на минутку ушла с танцплощадки, чтобы поговорить с ним, чтобы он рассказал мне о своей жизни. Увидев меня танцующей с другим мужчиной, Бунтарь полностью потерял контроль над собой. Он тут же начал орать на меня и, крепко схватив за руку, потащил меня в угол, продолжая непрестанно оскорблять. Вспоминая этот инцидент, я понимаю, что даже не знаю, что он мне говорил... единственное, что врезалось мне в память отчетливо и навсегда, это ярость и неприязнь, которую я смогла увидеть в его глазах. Он казался одержимым. В этот момент я поняла, что наши отношения дошли до точки, мы ничего не могли сделать, чтобы восстановить взаимное доверие. В ту ночь во мне что-то умерло.

Тогда мы расстались. Но, несмотря на это, наша привязанность была так глубока, что нас по-прежнему как магнитом притягивало друг к другу. Единственное, что я хотела всей душой, это провести остаток своей жизни вместе с ним, хотя разум твердил мне, что это невозможно. Ни он, ни я больше не могли находиться в подобной, изматывающей нас ситуации. Мы поставили окончательную точку в наших отношениях, и чтобы не думать больше о той боли, что я испытывала, я с головой погрузилась в свой новый проект – в данном случае это был сериал “Маримар”.

Прошло время, и, несмотря на то, что мы начали привыкать жить порознь, нам обоим было очень больно. Мы не встречались, только общались по телефону. Некоторые из наших общих друзей говорили мне, что находили Бунтаря очень плохим, что любовь ко мне убивала его. Пока я с головой погружалась в работу, стараясь как можно больше занять себя, чтобы забыть свою боль, Бунтарь вел крайне бурную жизнь, предаваясь саморазрушению. Я знала, что у него были какие-то проблемы со здоровьем, и врачи увещевали его утихомириться и прекратить вести столь разгульный образ жизни, пока не стало слишком поздно. Понятно, что, будучи таким, каким он был, Бунтарь никогда не обращал на них внимания.

На время съемок студией было арендовано одно поместье, где находилась вся наша съемочная группа. Однажды во время обеда в саду, который по фильму являлся асиендой семейства Сантибаньес, моей маме позвонили. Она держала телефон в руке, и я увидела, как изменилось ее лицо. Я сразу поняла, что этот звонок не предвещал ничего хорошего. Мама опустила трубку и взяла меня за руку, поднимая из-за стола. Она крепко обняла меня и сказала:

- Доченька, мне сейчас сказали... он только что умер.

В тот же момент я выхватила телефон у нее из руки и спросила человека, находившегося на другом конце:

- Кто? Кто только что умер?

Телефонный голос подтвердил подозрения, возникшие в моей душе... Умер мой Бунтарь. В ту же секунду я выбежала из поместья и побежала, куда глаза глядят. Мои ноги несли меня в чистое поле, подальше от этого места. Меня трясло, я рыдала, и в какой-то момент, обессилев, я остановилась передохнуть под деревом. Я чувствовала, что мое сердце вот-вот лопнет. Эта боль была неописуемой; я кричала, и этот крик вырывался из самой глубины моего естества. Я не понимала что моя родственная душа, душа-близнец уже никогда больше не будет со мной. Еще горше мне становилось при мысли о смерти отца. Я думала о том, что мой отец умер из-за того, что я, любя, поцеловала его, а теперь из-за моего любящего поцелуя умер и мой Бунтарь. Оба мужчины знали, что были больны, и, тем не менее, позволили себе умереть. “Ну почему, почему ты меня покинул?– кричала я Бунтарю, как будто он меня слышал. – Почему ты ушел? Почему оставил меня?” И в этот самый миг налетел ветер, который стал колыхать все вокруг, особенно маленькие цветы на дереве, под которым я сидела. И тогда на меня пролился дождь кипенно-белых цветов, пролился, как бальзам. Цветочный ливень согрел мне душу, придал мне сил, как будто говоря: “Я здесь, я всегда… всегда буду рядом с тобой”. С того момента он много раз находился где-то поблизости от меня вплоть до того дня в доме моей сестры Тити.

В тот день к сестре домой собиралась прийти одна очень хорошая провидица, и Тити пригласила к

себе компанию подруг, проявивших к этому событию необычайный интерес, а поскольку мне нечего было терять, я тоже пошла посудачить вместе с ними. В то время как одни читали свое будущее, другие атаковали кухню моей сестры до тех пор, пока не подошла моя очередь. Мы с провидицей сидели в отдельном кабинетике, и она начала рассказывать мне мое будущее. Однако в какой-то момент вид женщины сделался испуганным, и она сказала мне: “Знаешь, в этой комнате кроме нас есть кто-то еще.” Я почувствовала, как у меня волосы встали дыбом. “Как? Здесь, с нами, есть кто-то еще? Кто? Призрак? Чья-то душа? Дух?.. Боже, какой ужас!” – подумала я. Женщина продолжила и стала какими-то точками и знаками описывать моего Бунтаря. Я недоверчиво смотрела на нее, мысленно сказав себе: “Надо же, чтобы поразить меня, она все обо мне разузнала, прежде чем прийти сюда”. И тогда она стала описывать вещи, которые знали только я и Бунтарь. К этим личным моментам, прожитым нами, не имел доступа никто другой. О них я не рассказывала даже сестрам. Провидица сказала: “Он находится здесь, потому что хочет, чтобы ты знала – он уже видел того мужчину, который позаботится о тебе. Он хочет сказать, чтобы ты не боялась отдаться любви, чтобы не убегала от нее, что есть на свете человек, который искренне полюбит тебя и с любовью станет заботиться о тебе”. “Я здесь для того, – сказал мой Бунтарь, – чтобы сказать тебе, что ухожу из твоей жизни. До этой минуты я заботился о тебе, но очень скоро придет тот, кто будет заботиться о тебе отныне и впредь. Все будет хорошо”. Это был момент духовного очищения: смесь слез, любви, счастья, удивления и, как это ни странно, освобождения. Бунтарь ушел, а я пришла в себя. С этого самого времени я освободилась от сидевшего глубоко во мне чувства вины за смерть отца и его смерть. Из комнаты я вышла обновленной, изменившейся и свободной… открытой для любви.

Так начался мой поиск.

Пока я ожидала ответ от мироздания на мое послание, моя карьера продолжала идти вперед

семимильными шагами в безумном, неистовом исступлении, в урагане, в котором я искала и не находила выхода, не находила света. Внутри меня, в моей душе, была огромная пустота, которую я ничем не могла заполнить.

Страхи и тревоги

Было бы вполне логично ожидать, что я пережила моменты, выходившие из-под контроля. По мере

моего карьерного роста, становилось прочнее мое положение, как актрисы, но вместе с этим все усложнялось. Мне хотелось, чтобы все было идеально, чтобы все всегда выходило так, как я запланировала. Сейчас я понимаю, что это невозможно, когда ты работаешь в коллективе. Там ты не один, и кроме тебя в проекте участвует много людей. Я такой же человек, и как и любой из них, я могла совершить ошибку, которая кому-то могла показаться непростительной. Я пережила ситуации, когда все идет вразрез с твоими планами, ситуации, которые составляют часть моей обычной жизни. Например, когда рвется одежда прямо перед выходом на сцену, когда мы опаздываем на концерт, когда не появляется один из музыкантов… Или вот, к примеру – пять минут до начала концерта, а замок твоей костюмерной заело, он сломался – какой адреналин! Конечно, костюмерша всегда носила пристегнутую к поясу сумку, прозванную “кенгурушкой” и нагруженную всем необходимым: иголками с уже вдетыми в них разноцветными нитками, застежками разных размеров, лекарствами, лейкопластырями, таблетками от головной боли, словом, всем тем, что могло пригодиться для немедленного решения проблемы… какой неоценимый опыт мы приобретаем в подобных ситуациях. Были случаи, когда моей костюмерше приходилось спешно подгонять костюм прямо на мне, пока я старалась помочь ей подогнать ткань под свою фигуру, потому что у меня не было времени снять одежду. Тогда я так и выходила на сцену, исполняла песню и возвращалась, чтобы распороть шов и надеть следующий костюм. То, что творилось за сценой, было просто безумием.

На самом деле такого рода ситуации вызывали у меня бешеную тревогу, которая заставляла

ускоренно шевелить мозгами. Мои мысли были подобны хомячку, который залезает в свое маленькое колесо и бегает, бегает там без остановки, наворачивая обороты до тех пор, пока не выдохнется и не сдвинется с места. Мысли овладевали мной до такой степени, что, порой, я не могла уснуть. Я должна была управлять своими мыслями, изменить себя, образно говоря, поменять кожу, освободиться от тревог.

Иногда у нас бывали рабочие собрания, на которых мы планировали дальнейшую стратегию. Если

что-то не получалось так, как я запланировала, в голове принимался бегать “хомячок”. Он все крутился и крутился в своем колесике, а мои мысли начинали бомбардировку. Я то и дело твердила: “Почему я не сказала это? Почему я промолчала и не ответила то-то? Как я позволила говорить со мной так?”. Эти вопросы я задавала себе постоянно, представляя себе ту или иную сцену и разговаривая сама с собой. Я отвечала сама себе или говорила то, что не сказала в нужный момент. Какая пытка, какое заточение! И результат был очевиден – я была недовольна тем, что сделала, даже если вся моя группа или иные люди говорили мне “Шикарно… ты была великолепна”, я этому не верила.

Не один год ушел у меня на то, чтобы понять все, что со мной происходило с помощью опытных

психологов и моего собственного поиска, заключающегося в чтении психологической и духовной литературы и самооценке. Со временем я научилась делать привалы на дороге, научилась понимать себя, сознавать свои мысли и самым решительным образом останавливать это неистовое безумие, которое, порой, приводило меня в замешательство, выбивая почву из-под ног. Хотя, я все же должна признать, что в некоторых случаях “хомячок” возвращался к своему безумному ритму. Он залезал в свое “колесико” и вертелся там до тех пор, пока я не разбиралась в этом вихре мыслей и не останавливала, теперь уже сознательно, это самое вышеупомянутое “колесико”.

Я научилась этому, пройдя через множество разного рода терапий. Самым главным было отыскать инструменты, которые пригодились бы мне. У меня уже были дыхательные упражнения, чтение и медитация. Одним из упражнений, которые успокаивали меня и возвращали в настоящее, были слова моей мантры. Нужно иметь какое-то ключевое слово или фразу, которые ты повторяешь вслух, когда растворяешься в замкнутом, порочном круге мыслей, что-то вроде “я тебя услышала, спасибо”. Это позволит тебе вернуться в настоящее и избавиться от того, чего не существует.

Помимо дыхания, чтения и мантр я подыскивала себе активную физическую деятельность на свежем воздухе. Скалолазание и йога стали вторым инструментом, который избавил меня от мыслей и возвратил спокойствие. Они помогли мне по-настоящему сбалансировать тело, разум и душу. Я и по сей день отдаю предпочтение именно им. Я вела тяжелую борьбу с самой собой из-за развивающихся на протяжении всей моей жизни страхов и из-за постоянно повторяющихся мыслей. По сути, я заново появилась на свет из-под спуда размышлений, заставив себя жить настоящим и заботиться о себе. С восемнадцати лет я желала независимости, я тосковала о ней, она была мне необходима, но моя жизнь была сконцентрирована иключительно на моей карьере, и у меня не было возможности подумать о чем-то другом. Моей маме, в чьей любви ко мне я никогда не сомневалась, впервые за свою жизнь, благодаря себе самой, удалось добиться своего роста как менеджера параллельно с моим ростом как актрисы. Сочетание мама-менеджер и менеджер-мама стало таким монолитным, что очень долгое время было неразделимым. Ее способ работы на меня – для меня и со мной – практически превратил меня в неполноценного человека. Все было улажено, сделано, решено. Мне нечему было учиться, нечего было узнавать, по сути, я должна была только заниматься самой собой.

Вообще-то я, как любая девушка моего возраста, начала чувствовать необходимость экспериментировать, чтобы быть уверенной в том, что могу жить одна. Несмотря на то, что мама никогда не была деспотичной и не слишком командовала мной или, по крайней мере, на давала мне это понять, я страстно желала пуститься в свое собственное приключение. Осознание того, что своей работой я с легкостью могла сама себя содержать и быть материально независимой, придавало мне ощущение того, что мне не нужно ни перед кем отчитываться, что и когда я должна была делать.

Пока я жила в Мексике, у нас был очень красивый дом, спроектированный архитектором Арагонесом [прим: Мигель Анхель Арагонес – современный мексиканский архитектор, постровший в Мехико дом La Palma – солнечный дом], на тот момент одним из самых известных молодых архитекторов. Он был построен в престижном районе Мехико. Дом был огромным, поэтому мама жила на одном этаже, а я – на другом. Это предоставляло мне достаточно свободы для того, чтобы приходить и уходить, когда я захочу, не давая никаких объяснений. Как в народе говорится, “всяк сверчок знай свой шесток”, у каждой из нас была своя жизнь. Я уходила до рассвета с друзьями на танцы, а потом мы шли за классическими тако аль пастор [прим: тако аль пастор – кукурузная лепешка с маринованными кусочками свинины и ананаса, запеченными в духовке с зеленью и по желанию с сальсой] с ломтиками ананаса, несколькими каплями лимона и сальсой, излишне острой для столь раннего часа, чтобы насладиться ими… лепешки исчезали одна за другой, пока тарелка не опустошалась подчистую. Подкрепившись, мы расходились по домам и спали до наступления дня. Однако, бывали случаи, когда мне приходилось, едва придя домой, наскоро принять душ, надеть брюки и галопом нестись на “Телевису”, потому что, несмотря на ранний час, меня вызывали на съемку. Взмыленная, я прилетала на студию и, как мешок, плюхалась на кресло, чтобы меня причесали, загримировали, а потом одели. На самом деле я не жаловалась, потому что несмотря на очень тяжелую работу, требующую полной самоотдачи, я каким-то образом умудрялась пойти немного поразвлечься – сходить потанцевать и повеселиться с немногочисленными, но верными друзьями.

С девятнадцати до двадцати шести лет я работала в усиленном режиме – сериал за сериалом,

концерт за концертом, музыкальные презентации за презентациями, так что мои выходы с друзьями были самым быстрым способом выпустить пар и избавиться от напряжения.

Каждый сериал нес свои заморочки, требуя от меня все большего. В случае с “Марией из

предместья” у меня был нервный срыв. Последние серии шли в прямом эфире, и я чувствовала груз сериала, свалившийся на меня. Если когда-то я хотела снова играть в театре, то в конце сериала я практически осуществила свое желание, потому что здесь уже нельзя было сказать: “Повтор!” Сцены транслировались по спутниковым каналам прямиком к домашнему очагу сотен тысяч людей без предварительных репетиций и дублей. Был единственный дубль, который сразу шел в эфир, и этот дубль был самым лучшим. Выбора не было, ничего нельзя было пределать. В эти самые съемочные дни у меня и случился нервный срыв, потому что я очень сильно переживала из-за съемок. Мы присутствовали на экстренном собрании в офисе Сальвадора Мехиа вместе с Валентином Пимштейном и Эмилио Аскáррага Жаном. На собрании я тряслась от волнения и постоянно повторяла: “Я не могу… я больше не могу”. Эмилио в то время помимо того, что был главным лицом студии, президентом “Телевисы”, был еще и моим хорошим, горячо любимым другом. Так вот он обнял меня и сказал: “Успокойся, все будет хорошо. Мы знаем, что делаем”. От усталости, от груза происходившего, от отчаяния у меня прихватило все внутри. Я схватила Эмилио за руки, крепко сжала их и закричала: “Эмилио, неужели ты не понимаешь, что я хочу нормально жить? Я хочу быть обычной женщиной! Хочу быть такой, как все, самой обычной, я хочу спокойствия и покоя. Я больше не могу нести такую ответственность… Я так больше не могу! Все это слишком сильно давит на меня… Я мечтаю о том, чтобы стать матерью, мечтаю иметь семью. Когда же все это сбудется? Ты понимаешь, о чем я говорю? Если я сию секунду не вернусь на площадку, то сегодняшняя серия вечером не выйдет в эфир, понимаешь?” Мои слова привлекли внимание Эмилио, и он обратил внимание на мое истинное состояние.

Мне дали успокоительное, и я вернулась на съемочную площадку, в то время, как они обсуждали,

что делать. Посовещавшись, руководство пришло к выводу, что я должна какое-то время отдохнуть. Мне дали две недели и решили отправить меня домой в Лос-Анджелес. В общем, все было улажено. Пока я старалась восстановиться, по телевизору повторно крутили самые лучшие серии “Марии из предместья”.

Понятно, что причиной этого нервного срыва послужило все происходящее, но это была только

верхушка айсберга, в глубине души я хотела избавиться от съемок сериалов, как от цепей ответственности, висящих на мне тяжким грузом.

И тем не менее, все было не настолько драматично и сложно. Порой, работать было тяжело, но,

частично, я хитрила; я никогда не теряла озорства. Я была ветреной, заводной и жизнерадостной, но, слава богу, никогда не принимала наркотики. Меня ужасала сама мысль о наркотиках, потому что с детства от родственников я знала, что они вызывают зависимость, и попробуй я какой-нибудь наркотик, я скачусь на самое дно, а возможностей для этого было предостаточно. Поскольку я была не обычной девушкой, а звездой экрана и известной певицей, ко мне приходили и предлагали в качестве подарка выложенные перед моим носом пригоршни таблеток, кокаин, марихуану, но, зная основу нашего семейного уклада, я, еще издали завидев толкачей, в страхе убегала. Но водочка, текила, коктейли “маргарита” текли рекой! Тут я давала себе волю и веселилась до изнеможения. Шутки, смех и танцы были моим шансом выпустить пар, способом взбунтоваться против мамы, которая, не переставая, указывала мне, с кем я могу встречаться, а с кем не могу. Я прикидывалась глухой и искала встреч с кем хотела.

Дома я жила до некоторой степени своей собственной жизнью, скажем так, отдельно от мамы, но,

когда мы находились в разъездах, то постоянно, днем и ночью, были вместе, поскольку помимо того, что я была ее дочерью, я была еще и артисткой, которую она контролировала. Зачастую это вносило разлад в наши с ней отношения. Наряду с этой роскошью я пережила и отдельные события, встречи с которыми я вовсе не искала. Они пробудили во мне комплекс различных страхов, которые долгое время сопровождали меня по жизни. День за днем я становилась рабыней этих маний.

Они проявлялись в самые неожиданные моменты, становясь причиной волнений и тревог,

справляться с которыми мне было очень трудно. Одно из таких событий, породивших мои фобии, произошло, когда мне было шестнадцать лет. Мы с сестрой Феде пошли есть гамбургеры в одно новое местечко, которое открылось совсем недавно неподалеку от французско-мексиканского лицея, в котором я училась. Здесь было полно учащихся, в основном из старших классов и подготовительных групп, поэтому мы прошли в самую глубину ресторанчика, к большому окну, чтобы можно было видеть проходящих по улице людей. Мы сели за стол, чтобы съесть наши гамбургеры. Я только что вошла в состав “Тимбириче”, и многие из ребят, увидев меня, собрались все вместе, чтобы попросить у меня автограф. Я поставила свою подпись некоторым из них, но их было так много, что я сказала: “Ребята, у меня остывает гамбургер, дайте мне съесть его, и мы сразу же продолжим”. Я и представить не могла, что произойдет. Они стали собираться вокруг нашего стола и оскорблять меня за то, что не дала им автограф сию секунду. Их было, как минимум, человек тридцать. Они стали стучать по столу кулаками, их лица были насмешливо-угрожающими. Подобные смешки возникают у подростков только тогда, когда они в группе. В психологии это явление называется травлей. Я жутко запаниковала, но держала себя в руках. Слава богу, Феде мгновенно отреагировала на это. Она вскочила со стула и вытащила меня из-за стола. Пока мы шли к выходу, парни давали нам пройти, но толкали и пихали нас, грозя ударить нас рукой. Мы вышли на улицу и сели в машину. Едва захлопнув дверцу, я принялась реветь… единственное, что мне хотелось, это съесть гамбургер.

Это был один из самых первых моих страхов: ужас оттого, что меня окружает множество людей,

что все они стоят рядом со мной, образуя замкнутый круг. Я много раз вынуждена была сталкиваться с этой боязнью толпы. Другой эпизод еще больше усилил мой страх после того случая с гамбургером. Он произошел, когда мы выступали на концерте, и все фаны “Тимбириче” хотели сфотографироваться с нами или получить наши автографы. Множество юнцов, увидев нас, забрались на перевозивший нас пикап, они подбежали и плотным кольцом окружили нашу машину. Все окна машины были закрыты, а ребята хотели, чтобы мы открыли их для того, чтобы они передали нам свои фотографии, диски, майки и другие вещи для автографа. Окна мы не открыли, и ребята начали раскачивать машину из стороны в сторону так, что в какое-то мгновение я подумала, что машина перевернется. В одну секунду меня охватила паника, я не знала, как мы выберемся оттуда, и хотя в конечном счете ничего не случилось, в тот момент все казалось мне хрупким и недолговечным.

Подобного рода события порождали во мне физический и эмоциональный страх; у меня начали

развиваться определенного рода мании, как у персонажа Джека Николсона в фильме “Лучше не бывает” в сцене, когда он выключал свет и бесконечно долго открывал и закрывал замок, прежде чем сделать шаг из квартиры. То же самое испытывал и персонаж Леонардо ди Каприо в “Авиаторе”, который, не контролируя себя, отмывал руки до крови. Точно также и меня настигали приступы неуправляемых маний. Мои родственники заговорили о Говарде Хьюзе задолго до того, как вышел фильм, перемежая эти разговоры шутками и насмешками.

Прошло несколько лет, прежде чем я поняла причину навязчивых страхов. Доктор, с которым я

занималась, чтобы излечиться от своих фобий, заставила меня понять, что часто ты переживаешь столь радикальные перемены, что не можешь ни осмыслить, ни контролировать их. Они ускользают от тебя, как воздух, который ты не можешь ухватить, или как вода, которую ты чувствуешь, но не можешь поймать. Если у тебя нет нормального распорядка, если ты экспериментируешь со своей жизнью, этим ты подсознательно развиваешь в себе, так называемую, агорафобию [прим: агорафобия – боязнь открытых дверей, скопления людей], душевную тревогу, порожденную боязнью мест, в которых невозможно получить помощь, и страхом пережить панический кризис. Словом, это состояние можно охарактеризовать как боязнь страха. Среди прочих страхов, которые испытывает страдающий агорафобией, страх потерять над собой контроль и сделать какую-то глупость или нежелание выходить из дома. Так что, развивая свою одержимость и мании, я на самом деле искала уверенность в себе, чувство того, что мои жизнь и разум находятся у меня под контролем во время традиционно возникающих приступов панических атак. Я отлично знала, что человек ни над чем не имеет контроль, но, одно дело – знать, и совсем другое – понимать это. Сейчас я день за днем преодолеваю мысли, пробуждающие страхи. Когда я чувствую себя уязвимой, я сразу начинаю глубоко дышать и думаю о чем-то хорошем, например, о пляже, купающемся в солнечных лучах, и о том, что я спокойно сижу под пальмой, ощущая на коже слабый морской ветерок. Так, не переставая глубоко дышать, я успокаиваюсь, и мне удается держать себя в руках.

Пока я боролась за обретение личного спокойствия, работать становилось все тяжелее, и мне

хотелось, чтобы все осталось позади. Вероятно, поэтому, когда я увидела возможность стать независимой, я бросила все. Я не хотела думать о том, как оставить маму одну, если она посвятила мне всю свою жизнь... Я все время твердила себе, что имею полное право на самостоятельную жизнь... Эти противоречивые мысли причиняли мне большое беспокойство. И, кроме того, я не думала, чтобы моя мама была готова к тому, чтобы дать мне уйти.

Я рассматривала свои идеи с точки зрения карьеры и с точки зрения личной жизни. И тем не менее, среди всех этих треволнений я познакомилась с любовью своей жизни, нью-йоркцем итальянского происхождения, который полностью перевернул мою жизнь. Я никогда не понимала, как происходят эти вещи, но после всего лишь нескольких месяцев знакомства с ним, я решила пуститься в авантюру и сменила Мехико на Нью-Йорк.

Купидон по имени Эмилио

Все началось в 1992 году, когда меня пригласили поучаствовать в одной из наиболее значимых программ как национального, так и международного масштаба, которая завершалась в Акапулько. Это был музыкальный фестиваль, организованный под управлением Рауля Веласко [прим: Рауль Веласко Рамирес – мексиканский продюсер и ведущий еженедельной телепрограммы “Всегда по воскресеньям”, на которой он представлял вместе со знаменитостями и начинающих артистов

], в то время весьма влиятельного в музыкальном мире шоумена. Вместе с ним в Мексику приехали такие гранды как Росио Дуркаль, Рафаэль и Хулио Иглесиас, а также итальянские, американские, бразильские и многие другие артисты. На самом деле все певцы того времени хотели, чтобы Рауль Веласко пригласил их в свою музыкальную телепередачу “Siempre en domingo” (“Всегда по воскресеньям”), потому что тем, кого он представлял, успех был гарантирован.

Мне посчастливилось побывать на этом фестивале и познакомиться с Эмилио Эстефаном, мужем всем известной Глории Эстефан. Поскольку это было особенное зрелище, нас поселили на одной из вилл отеля “Лас Брисас”, самого известного в Акапулько. На каждой вилле имелся свой собственный бассейн, наполненный разноцветными цветами, и с каждой виллы открывался чудесный вид на залив Акапулько. Я была в купальнике и наслаждалась этим замечательным местечком, как вдруг услышала, что мама окликнула кого-то с балкона:

- Эй, худышка! Худышка!.. Я здесь! – кричала она, размахивая рукой, чтобы ее увидели. – Мы с Талией здесь, наверху... Что вы делаете?

Худышка, которая была никем иным, как Лили Эстефан, племянницей Глории и Эмилио Эстефан, помахала ей в ответ и пригласила к ним.

- Иоланда, почему бы вам не прийти сюда и не познакомиться с моим дядей?.. Он тут.

Несколько месяцев назад, находясь в Майами, я приняла участие в радиопередаче, которую готовила Лили Эстефан, и моя мама, будучи очень решительным человеком, попросила Лили представить нас ее дяде. Маме очень хотелось, чтобы я записала диск. Лили великодушно пообещала выполнить ее просьбу при первой возможности, и эта возможность подвернулась, не заставив себя долго ждать. Иоланда Миранда, более известная в артистической среде как “Профессор Мозг”, ни за что на свете не собиралась упускать подходящий момент. Мама закричала мне:

- Талита, иди сюда, что ты там расселась? Ну давай же, мы должны пойти познакомиться с ним. Надень на купальник платье или парео, и идем, да поживее, доченька!

Сказано – сделано. Мы с мамой сели в гольф-кар, поскольку автомобильчик был единственным способом добраться до других вилл отеля. Подъехав к вилле Лили, мы встретили там “Толстяка де Молина” [прим: Рауль де Молина – ведущий венесуэльско-американской телекампании, имел прозвище “толстяк”. Вместе с Лили Эстефан (“худышка”) вел передачу El Gordo y la Flaca (“Толстяк и худышка”), несколько раз был удостоен премии Эмми. В детстве увлекался фотографией, и начинал как фотограф], который в то время был обычным папарацци; он щелкал фотоаппаратом, делая снимки Джона Секада, Лили и Эмилио Эстефана.

- Здравствуйте, я – Иоланда Миранда, а это Талия, – тут же представилась мама и от всего сердца поприветсвовала Лили и Эмилио. Когда я подошла к Эмилио, чтобы поздороваться с ним, он посмотрел на меня и воскликнул:

- Ба, да я тебя знаю. Еще бы, ты всех в доме с ума свела. Ты знаешь, что моя Глорита – фанатка Маримар, и каждый вечер усаживает свою мать и меня смотреть этот сериал?

“Они смотрели мой сериал? – подумала я про себя. – Да еще и не пропуская серий!”

Я была потрясена. Я никогда и не помыслить не могла о том, чтобы они каждый день смотрели сериал, сидя дома в гостиной. Закончилось тем, что я вместе с Джоном Секадо и Лили позировала у бассейна в то время, как мама беседовала с Эмилио и практически заключила с ним контракт на запись диска.

- Эмилио, – очень серьезно сказала мама, – в музыке ты царь Мидас, а моя дочь такая же царица в телевизионных рейтингах. Вам с ней нужно объединиться, и ты должен выпустить ее диск. Она уже сейчас делает что-то, так дай ей, по крайней мере, песню.

На тот момент я записала половину того, что впоследствии стало моим четвертым диском En éxtasis (“В экстазе”). Я оставила студию Fonovisa и обосновалась на студии EMI Latin. Попутно я рекламировала свой третий вышедший диск Love. На нем были записаны такие песни как “Sangre” (“Кровь”), которуя я написала сама, “La vida en rosa” (“Жизнь в розовом цвете”), испаноязычный вариант песни Эдит Пиаф, “Мария Мерседес” и песня “Love”(“Любовь”). Песни “Кровь” и “Любовь” стали хитами, и, по правде говоря, до этой минуты мои дела шли неплохо. Два последних диска получили золото и платину, и я была готова на большее. Если мой следующий диск будет записан с Эмилио Эстефаном, для меня он станет “величием”...

Эмилио, как всегда, будучи истинным кабальеро, ответил маме, настаивающей на осуществлении своего проекта:

- Конечно, голуба, мы поговорим об этом в спокойной обстановке, – он попытался перевести разговор на другую тему.

- Так, посмотрим... – не сдавалась мама. – Талита, спой ему, чтобы он тебя послушал.

Мне хотелось провалиться сквозь землю. Как так, “спой ему, чтобы он тебя послушал”? Разве мама не видит, что все они отдыхают возле бассейна? Совершенно ясно, что сейчас не время и не место для пения. Эмилио замял этот неловкий момент, спросив у мамы, когда мы думаем ехать в Майами.

- Да хоть сегодня, прямо сейчас, если это необходимо, – быстро ответила мама.

- Когда будете в Майами, тогда и поговорим. Я буду ждать вас в студии, – сказал Эмилио. На прощание он добавил, что встретит нас на студии в Майами, но, к сожалению, не дает никаких гарантий, потому что не заинтересован продюсировать никого, кроме своей жены или Джона Секада, профессиональной раскрутке которых он посвятил себя целиком.

Несколько месяцев спустя Кристина Саралеги [прим: 48 Кристина Саралеги Авила – журналистка и актриса студии “Телемундо”, ведущая программы “Шоу Кристины”, в которой освещались самые разнообразные темы и брались интервью у людей разных профессий ] пригласила меня в свое шоу на специальную программу. Когда я вернулась в гостиницу после записи “Шоу Кристины” я получила извещение со студии Crescent Moon, являвшейся офисом Эмилио. В нем говорилось, чтобы я пришла в студию. Получив послание мы с мамой, как две полоумные, чокались, сидя на кровати. Если все пройдет хорошо, это будет означать переломный момент в моей музыкальной карьере.

Мы, не задумываясь, пошли в студию. Эмилио Эстефан – один из величайших импресарио в музыкальном мире с широким взглядом на музыку и отбор артистов, ведущий свои дела с большим размахом. Со времени нашего знакомства в Акапулько, он следил за моими шагами и уже был знаком с моей музыкой. Мы с мамой умирали от волнения. В полном восторге мы вошли в фантастический мега-офис, украшенный золотыми и платиновыми дисками, обложками журналов со всеми артистическими работами Глории.

Пока мы рассматривали награды и благодарности, вошел Эмилио и весьма своеобразно поздоровался с нами:

- У меня есть для тебя песня, и я хочу, чтобы ты ее спела. Она предназначалась для Глории, но, не знаю почему, песня говорит мне “Талия” всякий раз, когда я слушаю слова. – Он говорил все это, широко улыбаясь.

Звуковое оборудование занимало всю студию, протянувшись вдоль всей стены от пола до потолка. Здесь были и микрофоны самых разных размеров и самый навороченный воспроизводитель из тех, что я когда-либо видела. Эмилио запустил пленку, и с первых аккордов я почувствовала, как по всему телу с ног до головы побежали мурашки... это была песня “Piel morena” (“Мулат”).

Прослушав песню, я подошла к Эмилио и обратилась к нему с вопросом, глядя в глаза:

- Я могу ее записать? Я у тебя в студии, давай запишем ее прямо сейчас.

Эмилио рассмеялся:

- Успокойся, у нас впереди много времени на то, чтобы ты ее выучила и отрепетировала.

Он не верил, что я могла записать песню вот так с ходу, без репетиций. Но за своими плечами я несла школу Марты Сабалеты и Хулиссы времен “Васелины”, а в “Тимбириче” я была натренирована Луисом Льяно, говорившим: “Вот, выучи это – через пять минут записываем”. С темпом записи телесериалов, где один сценарий меняется на другой за минуту, и сцены, запланированные на день, репетируются и в тут же снимаются, мой мозг был, как губка. Он был натренирован на то, чтобы буквально впитывать в себя диалоги, песни, хореографию. За несколько секунд я могла запомнить текст или партитуру и тут же все исполнить. Мысленно я уже говорила себе: “Песня уже есть, прямо сейчас, в студии, я ее заучиваю, на счет три она будет записана... и дело с концом!” Мне удалось настоять на своем. Хотя Эмилио был не слишком убежден в моей затее, он позвонил композитору Кике Сантандеру, чтобы тот приехал. Ему хотелось узнать, чего сможет добиться “молоденькая мексиканочка”. Через полчаса пришел тот человек, которого мы ждали. Я два или три раза пропела ему песню, он подправил мне в некоторых местах тональность, и тут у всех на глазах ко всеобщему изумлению родился “Мулат”, один из моих самых лучших и признанных мировых хитов.

Пришла любовь

Само собой разумеется, когда закончились съемки “Марии из предместья”, закончилась и моя связь с Фернандо Колунга, моя сериальная помолвка. Я сообщаю всем его фанам, что Фернандо – истинный кабальеро в полном смысле этого слова: он ласковый, нежный, веселый, он замечательный друг.

По окончании съемок я сразу же отправилась в Майами, чтобы встретиться с Эмилио Эстефаном и обсудить проект моего следующего диска. Между нами завязались искренние дружеские отношения, которые мы и дальше развивали. Были моменты, когда Эмилио был моей жилеткой для слез; помимо того, что он был моим продюсером, он стал мне еще и настоящим другом. Их брак с Глорией был очень крепким, к чему-то подобному стремилась и я. Так что я рассказывала ему о своих отношениях и неудавшихся попытках найти мужчину моей мечты, принца на белом коне. Наши с Эмилио отношения выходили за рамки обычных рабочих, они стали почти что родственными. Когда мы с мамой приезжали во Флориду, его семья всегда ждала нас к обеду или ужину.

В одной из таких бесед по душам, когда я поведала ему о своих сердечных делах, он сказал:

- Детонька моя... Ты – чистой воды королева, и я знаю кое-кого, кто идеально тебе подойдет. Я просто уверен, что он – твой король.

Я уставилась на Эмилио, всем своим видом говоря: “даже если что-то взбрело тебе в голову, я ничего не хочу знать ни о ком”. Но, как бы то ни было, Эмилио не смирился с поражением и еще не раз в разговорах со мной возвращался к тому королю, некоему Томми Моттола, который был его другом, и с которым происходило то же самое, что и со мной. Я не имела ни малейшего представления, кем был этот человек, да, по правде говоря, и не выясняла, меня это не слишком-то интересовало. Однако Эмилио не упускал возможности лишний раз упомянуть о нем. “Когда-нибудь вы должны познакомиться и, на худой конец, пойти пропустить по бокальчику. Если честно… вы похожи как две капли воды!” – повторял он мне снова и снова. Как-то раз я чуть больше расспрашивала его об этом человеке, и Эмилио рассказал о нем поподробнее, посвятив меня в некоторые детали его жизни. Он пояснил, что этот мужчина уже два раза был женат, что у него было двое детей, что он был старше меня и жил в Нью-Йорке. Я так выпучила глаза, что Эмилио, как мне думается, встревожился не на шутку… Это какого же рода мужчине он хотел меня представить? Выходит, я выплескиваю ему все свои печали и тревоги, а он хотел познакомить меня с человеком, у которого ворох сложностей, с ходячей проблемой? Но, браки заключаются на небесах и, как говорится в мексиканской пословице: “венец да саван с неба падают”. Словом, через год с небольшим после настоятельных рассусоливаний темы Моттолы, Эмилио устроил нашу первую встречу.

Я приехала в Нью-Йорк, потому что мне предложили сняться в независимом кино [прим: независимое кино – это профессиональные художественные фильмы, которые производятся в значительной или полной мере вне системы основных киностудий], но ни моим агентам, ни маме эта затея не приглянулась. Она показалась им пустой тратой времени, и мне запретили сниматься в кино. По их мнению, не было особого смысла в том, чтобы ехать в Штаты и играть в небольшом малобюджетном фильме после того, как я снялась в весьма удачных сериалах, имевших мировой успех. Но тут я уперлась и не сдавалась; мне была необходима перемена обстановки, глоток свежего воздуха. Мне хотелось попробовать что-то другое, выбраться ненадолго из повседневной рутины и телестудий, поэтому я настояла на своем и на несколько месяцев уехала в Нью-Йорк. Я приезжала на все музыкальные фестивали во Францию и Испанию, продвигая во всех версиях песню Amor a la mexicana (“Любовь мексиканки”). Я делала ремиксы песни, чтобы поднять ее рейтинг, и “Любовь мексиканки” стала песней лета в Европе. А поскольку мне уже прислали сценарий фильма, то разъезжая по старому свету, я могла выучить его наизусть и несколько раз порепетировать, запомнив произношение, ведь текст был на английском языке. Продюсеры записали на пленку текст и послали мне кассеты для того, чтобы я могла научиться на слух и по памяти правильно произносить слова, поскольку мое английское произношение тянуло на двойку по десятибалльной шкале.

Покончив с поездками, я сразу вернулась в свой дом в Лос-Анджелесе. Мне понадобилось

несколько недель, чтобы уменьшить акцент и улучшить произношение. Отсюда я направилась прямо в Нью-Йорк, где провела три месяца, снимаясь в фильме. В заключительный день съемок я поговорила с Эмилио и сказала:

- Завтра у меня свободный день, и я пройдусь по магазинам купить что-нибудь, схожу в театр, а

потом я возвращаюсь в Мексику. Слушай, Эмилио, – спросила я, – почему бы тебе не сказать своему другу, ну тому, о котором ты всегда талдычишь, чтобы он позвонил мне, и мы встретились? Но только выпить по бокалу, о’кей? Никакой еды, ничего такого. Ты же знаешь, что слопать целый ужин, а потом выносить жуткую слабость и вялость, это не мое.

С того конца провода доносились восторженные крики Эмилио – наконец-то я собралась на

встречу с его другом. Не откладывая дела в долгий ящик, он немедленно поговорил с Томми. Позднее Томми рассказал мне о своем разговоре с Эмилио.

- Томми, помнишь мою подругу, с которой я хотел тебя познакомить? – спросил Эмилио друга. –

Некая королева для короля, дружище. Так вот, она в Манхэттене, пригласи ее на свидание, она ждет твоего звонка.

- Послушай, Эмилио – тут же ответил Томми. – Сейчас у меня не самое лучшее время для

свиданий с кем бы то ни было… Я приглашу ее только на бокал вина, о’кей? Никаких там ужинов, ничего такого.

Он тоже ничего ни о ком не хотел знать.

На улице было холодно, шел снег, и я надела теплое пальто. Придя к месту встречи, я вошла в

ресторан. Метрдотель повел меня к стойке бара, находившейся под лестницей. Ресторан был оформлен в итальянском стиле. На столиках стояли свечи, и это создавало особенную, неповторимую атмосферу. На мне было пальто цвета слоновой кости, а длинные волосы были небрежно распущены по плечам, как у Маримар. Собственно, такие непослушные волосы у меня от природы. Из всех мужчин, находившихся в ресторане, выделялся один, сидевший за столиком в одиночестве с бокалом ледяного мартини в руках. Он был просто красавцем, и с первой секунды привлек мое внимание. Меня сразу потянуло к нему, едва я его увидела, и, спускаясь по лестнице, я молилась, чтобы это был он. Я продолжала идти в сторону красавца, а когда он мне улыбнулся, я поняла, что это был Томми Моттола. Сейчас я думаю: бог знает, что я сделала бы тогда, если бы он мне ни чуточки не понравился. И слава богу, что это было не так!

Той ночью мы разговаривали несколько часов. Честно говоря, я даже не знаю, о чем мы с ним

беседовали, потому что мой английский был не на высоте, и я говорила только самое необходимое. Тем не менее, похоже, он понимал все, что я говорила. На самом деле меня с моим ломаным английским спасал запомнившийся текст сценария только что снятого фильма, но, судя по мимике и жестам Томми, те или иные фразы, выпаленные мною, попадали четко в цель, потому что он даже смеялся. Совершенно очевидно, что это малобюджетное независимое кино имело право на свое существование. С самого первого момента встречи с Томми мне понравилось в нем все: он был такой статный, мужественный, он был зрелым мужчиной… Я не могла вспомнить, была ли я знакома хоть с одним подобным мужчиной раньше. Мы сидели за столиком и были едва знакомы, мы ничего не знали толком друг о друге, а Томми уже вселял в меня уверенность и спокойствие. Я чувствовала, что могла бы спорить с ним, возражать, а он не возмущался бы и не устраивал скандал. С первой минуты он дал мне понять, что он здравомыслящий человек с широкими взглядами на вещи. С того дня и поныне эта черта его характера нравится мне больше всего.

Когда мы очень уважительно и любезно прощались, он попросил меня встретиться с ним снова.

- Когда я снова увижу тебя? – спросил он по-английски.

- Через год, – тоже по-английски кратко ответила я, уложившись в пару слов. Бедняга ничего не

понял. По-видимому, он подумал, что я не поняла его вопрос, потому что переспросил меня на ломаном испанском:

- Через сколько время я и ты встретимся снова?

- Через год… – ответила я снова уже по-испански и повторила по-английски, – через год.

По мере сил я должна была объяснить ему, что в Мексике у меня уже есть договор на съемки

фильма, и эти съемки будут продолжаться почти год. Как могла, я объяснила, что должна вернуться в Мексику, потому что подписан контракт на начало съемок “Росалинды”. Это казалось обманом, но на самом деле я ничуть не преувеличивала, говоря, что он не увидит меня целый год, поскольку на следующий день я должна была лететь обратно в Мексику. Томми не имел ни малейшего представления о том, каков мир “мыльных опер”, и как создаются сериалы в Мексике. Он просто подумал, что я перепутала слова и хотела сказать не “через год”, а “через неделю”. Бедный Томми, он остался ни с чем, я не могла встретиться с ним. В ту минуту ни один из нас не видел будущего, но как говорят американцы: “хотеть – значит мочь!” Я вернулась на родину и полтора года провела на студии взаперти, но даже это не смогло предотвратить того, что мы полюбим друг друга.

Для меня не существовало ничего невозможного, ведь я встретила другого человека, для которого

тоже не существовало преград. Когда я вернулась домой, он был похож на цветочный магазин. Он был заполнен нарядными корзинками с цветами, в которые были вложены открытки. В них говорилось “Был счастлив познакомиться с тобой”, “Надеюсь, что скоро увижу тебя”, все они были подписаны Томми Моттола.

Один раз, когда я позвонила ему, чтобы поблагодарить за прекрасные цветы, он вскользь упомянул

о том, что собирается на пару недель поехать отдохнуть на Карибы, на остров Сен-Бартелеми, поплавать на яхте. Тогда мне пришло в голову послать ему кое-какие мелочи для отдыха. Я купила несколько чудесных солнцезащитных очков и красивый купальный халат. У одного моего друга была макиладора [прим: макиладора – американское сборочное предприятие в Мексике, расположенное, как правило, в непосредственной близости от американо-мексиканской границы], и я попросила его оторвать оригинальную этикетку и пришить этикетку с именем Томми. Кроме того спереди на кармане он вышил его инициалы. Я послала оба подарка в офис Томми с открыткой, на которой написала: “Этот халат для того, чтобы ты укрывался им от холода, когда выйдешь из моря, а очки позаботятся о твоих глазах, защищая их от солнечных лучей”. Гораздо позже он сказал мне, что мой подарок шокировал его, потому что никто и никогда не волновался за него и не заботился о нем. Он всегда только давал, давал, давал, и никто никогда не думал, не холодно ли ему, когда он выходит из моря, и не нужно ли защитить его глаза от солнечных лучей. “Вот так, беби, – сказал он мне, – ты завоевала мое сердце”.

Ухаживания издали

С момента моего возвращения в Мексику каждый день ко мне домой прибывали различные букеты цветочных композиций, сопровождаемые сладостями, шоколадом и плюшевыми медвежатами. Мы с Томми были влюблены и посылали друг другу письма, стихи, песни, как в прежние стародавние времена, когда нужно было месяцами ждать получения письма от любимого, живущего вдали. Нам нравилась романтика древних времен и нравилось совершать разные романтичные поступки, но и современность была нам не чужда. В конце дня мы всегда болтали по телефону до тех пор, пока кто-нибудь из нас не засыпал.

Через три или четыре месяца с нашего первого свидания Томми пригласил меня провести выходные вместе с ним в Майами. Я согласилась, потому что ко всему прочему Эмилио и Глория хотели, чтобы мы приехали к ним на ужин. Как и ожидалось, мы отлично, по-семейному, провели время и неплохо развлеклись. Тогда вечером мы много смеялись. Чета Эстефан была счастлива тем, что их роль свахи-Купидона удалась, и все получилось. Они радовались прежде всего потому, что когда сказали Томми о том, что я была актрисой и певицей, он почти что плюнул на наше свидание в ресторане, едва не оставив меня в дураках. Всего несколько лет назад он расстался, а затем и официально развелся с Мэрайей Кэри, и теперь меньше всего хотел связываться с другой певицей, а уж с актрисой и подавно. [прим: Мэрайа Кэри – американская певица и актриса. Обладательница 5 премий Грэмми] Тем более с той, которая говорила на другом языке, а не на его. Но, мы с Томми были созданы друг для друга, так было предназначено судьбой, и это было неизбежно.

По правде говоря, я была рада узнать, что он был мужем Мэрайи Кэри, потому что понятия не имела, с кем он был до меня. Теперь я это знала. К тому же я всегда восхищалась Мэрайей как певицей. Мне очень нравилась ее музыка. Она была первопроходцем, показавшим разнообразную манеру пения, особенно в балладах с ее превосходной, уникальной, характерной только для нее, тональностью. Что и говорить, немудрено, что при ее таланте она добилась такой известности. На пользу пошло и то, что Томми Моттола был ее менеджером и президентом звукозаписывающей кампании. Я думала тогда, и продолжаю думать теперь, что талант этой женщины достоин восхищения. Когда у нас с Томми родилась дочка Сабрина, я получила от нее роскошный букет. Это была огромная и очень красивая цветочная композиция.

В самом начале наших отношений меня слегка волновали разговоры о Томми, несущиеся со всех сторон. О нем говорили, что он был злодеем, который держал свою жену в хрустальной клетке. Это полнейший бред, и большей чуши я не знаю. Его рисовали этаким пиратом “Черной бородой”52 , ужасным чудовищем из страшных сказок, который запирал женщин в самой высокой башне замка... [прим: Черная борода – английский пират, наводивший на всех ужас и презиравший женщин, занимался разбоем в Карибском море в 1716-1718гг. После своей смерти стал персонажем легенд и сказок.] Но я понимала, что все это не могло быть правдой, потому что человек, которого я знала, был вовсе не таким, наоборот, Томми был и остается очень благородным и достойным мужчиной с большой буквы, в полном смысле этого слова. Для меня он всегда был самым любящим, нежным и заботливым мужем.

Полтора года, пока шли съемки “Росалинды”, мы с Томми продолжали переписываться, посылали друг другу фотографии, снятые дома и на работе. Мы словно узнавали друг друга, в то же время находясь друг от друга вдалеке. Я писала ему: “Смотри, вот это моя гримерка, а это костюмерная. А вот на этой фотографии я снялась в перерыве между съемками, это мои товарищи по работе...” Или посылала домашние фотографии: “ Это моя спальня, посмотри, вот мой баловень – плюшевый мишка, а вот это то, что мы едим в Мексике...” и я описывала ему то, что было в холодильнике или то, что готовили у меня дома. Точно так же я узнавала Томми с помощью тех фотографий, что он присылал мне: “ Это мой офис; это то, что я вижу каждое утро из своего окна; это моя спальня; это моя машина...” Так фотография за фотографией, письмо за письмом мы поддерживали вспыхнувший огонек нашей любви, пока я заканчивала сниматься в сериале.

После нашей первой встречи с семьей Эстефан в Майами, мы решили, что было бы замечательно и дальше продолжать встречаться там по выходным. Эта идея пришлась мне по душе, потому что наша любовь росла день ото дня, и нам было просто необходимо видеть друг друга. Я поговорила с продюсерами сериала и сказала, что могла бы приходить на съемки гораздо раньше, если они будут отпускать меня по пятницам с полудня. Все уже знали, что я работаю, как заведенная. Задавшись целью, я могла за один рабочий день отснять до двадцати эпизодов, поэтому продюсеры согласились, не переставая инструктировать меня о моих обязанностях: “Значит так, ты прилетаешь в Мексику самым первым утренним рейсом и – прямиком на съемочную площадку, мы будем ждать тебя там”. Никаких проблем – так что с “Телевисы” я сразу ехала в аэропорт. Три часа полета, и ровно столько же времени из Нью-Йорка до Майами летел Томми. Каждую пятницу я прямо в гриме и с прической Росалинды садилась в самолет, тут же засыпала от хронической усталости и спала всю дорогу. Я просила стюардессу разбудить меня за полчаса до приземления, направлялась в туалет, где умывалась холодной водой и переодевалась. Потом я спускалась из самолета, и меня уже ждала машина, которая везла меня прямо в ресторан, где с мартини в руках меня поджидал мой любимый магнат.

Так мы провели наш первый романтичный год ухаживания, наш конфетно-букетный период.

Когда съемки “Росалинды” закончилась, мы были счастливы оттого, что могли больше времени проводить вместе, наслаждаясь обществом друг друга. Томми пригласил меня провести лето вместе с ним в Хэмптоне, у него дома. Не мешкая, я приехала к нему с дюжиной чемоданов и своей собачкой... Я уподобилась радиостанции, которую слушают в Мексике “Согласившаяся... она пришла, чтобы остаться”, я приехала как гость и больше никогда не вернулась в Мексику. [прим: “Музыка, которая пришла, чтобы остаться” – одна из передач мексиканской радиостанции на волне 6.20AM, на которой звучат лучшие мировые инструментальные композиции, и здесь Талия с юмором обыгрывает ситуацию] На самом деле я нуждалась в длительном отдыхе. Врач говорил, что мне нужно отдохнуть от огромного воза работы, который я тащила на себе последние пятнадцать лет. Самолет за самолетом, сериал за сериалом, концерт за концертом – я работала на износ. Физическая и эмоциональная усталость разрушали тело, и мне нужно было восстановиться. Мне поставили диагноз: сильное переутомление, недостаток солнечного света и крайнее истощение. На основании этого для начала мне посоветовали с годик отдохнуть, хотя, кто знает, восстановлюсь ли я полностью за это время, поскольку была вымотана до предела. Мне выписали рецепт: лето в бикини у бассейна, коктейли “маргарита”, солнцезащитные очки и музычка... Ну как тут не восстановиться!

Так и вышло, что в это лето мы с Томми очень сильно полюбили друг друга. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше нравились друг другу, а чем больше нравились, тем сильнее любили. В конце лета Томми спросил меня: “Почему бы тебе не жить здесь? Почему бы не остаться в моем доме навсегда? Я хочу, чтобы мы жили вместе”. Я объяснила ему, что пообещала маме уйти из моего белого дома только для того, чтобы выйти замуж, как мои остальные сестры... такова традиция мексиканских семей. Я описала Томми все беды, через которые прошла из-за любви, рассказала, что как бы ни возлагала надежды на свои мечты, всякий раз, делая ставку на любовь, я проигрывала. Я раскрыла Томми свой самый глубинный, потаенный страх, и он терпеливо, с большой любовью согрел и поддержал меня, убедив в том, что мысль о свадьбе была замечательной. На самом деле я избегала идей о замужестве, я наслаждалась своей свободой и славой. Для того чтобы сделать этот шаг и согласиться на брак, мне нужна была полная уверенность в том, что я не стану снова сожалеть об этом. Но, Томми знал, что мне сказать для придачи сил, он как будто знал меня всегда и заставил принять решение по этому вопросу.

- Прыгай... я подхвачу тебя. Мои объятия всегда будут открыты, чтобы помочь тебе и поддержать тебя. Я всегда подставлю руки, чтобы поймать тебя. Не бойся... Что бы ни было, я здесь. Откуда бы ты не прыгнула, я удержу тебя... Я не оставлю тебя одну, я всегда буду здесь, чтобы помочь тебе, – сказал он мне, а затем продолжил, – но я хочу того же для себя. Я хочу чувствовать, что могу опереться на тебя... Хочешь прыгнуть со мной?

Я почувствовала его поддержку, его крепкое плечо, силу его любви ко мне. Наконец-то я смогла выбросить свои страхи и ответила: “Почему бы нет?”

Начиная с этого момента, моя жизнь полностью изменилась. Хотя теперь у меня было право въехать в Штаты на законном основании, мне было очень больно оставить свою родную страну позади, полагаю, так же больно, как и любому эмигранту. Я не только начала испытывать на собственной шкуре, что значит жить самостоятельно, без мамы, я стала чувствовать себя ссыльной, находящейся в изгнании. Я уверена, что множество людей согласятся со мной, сказав, что тоска по родине – это самое сильное чувство, которое мы способны испытывать. Ностальгия похожа на то, что из тебя с корнями вырвали часть тебя самого, кусок твоей души, оставив пустоту, которую ничем невозможно заполнить. Это пустота твоей родной земли, видевшей твое появление на свет, земли, которая помогла тебе вырасти и наполнила собой. Это чувство пустоты будет со мной всегда... до конца моей жизни, нравится мне это или нет.

Мексиканка в Нью-Йорке

Самое сложное в желании быть независимой – это начать становиться независимой. В свои двадцать восемь лет, со своей жизнью, уложенной в дюжину чемоданов, с моей мальтийской болонкой, полная грез, страхов и надежд, я оставила Мехико, чтобы отправиться на улицы Манхеттена. Я хотела прожить свою собственную волшебную сказку. Наконец, я встретила мужчину своей мечты, принца на белом коне. Все, что происходило вокруг меня, было прекрасным и безумно романтичным. Наконец-то я стояла на пороге любви. Но, когда я поведала маме о своих чудесных планах, я не рассчитывала, что она так все воспримет. Возможно, именно теперь впервые в своей жизни она испытывала синдром “опустевшего гнезда”. Она не пережила это чувство, когда мои сестры выходили замуж и разъезжались по своим домам, потому что с ней всегда кто-то был, и, конечно, этим кем-то была я. Однако, на этот раз я последней покидала дом, нарушив традиции. Я уехала жить со своим возлюбленным, не выйдя замуж. Мама была потрясена моим поступком. Я на тысячу осколков разбила ее мечту – увидеть, как ее последняя дочка, ее малышка, покидает дом в белом свадебном наряде, как остальные ее сестры.

В своем родном городе я жила в окружении людей, которых любила, а теперь я впервые начала делить свою повседневную жизнь с мужчиной, переехав в большую квартиру на 35-м этаже манхеттенского здания, похожую на парящую в воздухе стеклянную коробку. В ней повсюду были огромные окна, чтобы можно было любоваться потрясающе красивым городом. Но, несмотря на все, что могла предложить мне моя новая жизнь, я очень скучала по своей непринужденной, комфортной жизни в Мексике в сопровождении любящих меня людей. Переселившись в Нью-Йорк, я почувствовала, будто оставила позади себя часть своей души. Мне пришлось уехать из моего Мехико, уютного местечка, где у меня было всё, чтобы прибыть в Нью-Йорк, где я была просто еще одной эмигранткой, живущей вдали от родной земли. Это был поворот на 180 градусов.

Я не в первый раз жила в Соединенных Штатах. Когда мне было только двадцать лет, я купила особняк в Бел-Эйр, районе Лос-Анджелеса, штат Калифорния, и “Роллс-Ройс” с откидным верхом. Я чувствовала, что уже добилась известной американской мечты. Но на деле все оказалось по-другому. В Лос-Анджелесе не имело значения, где я останавливалась, все меня знали. Там я чувствовала себя как дома, начиная от именитых ресторанов Беверли Хиллс и Родео Драйв до самых маленьких мексиканских закусочных, где продавали тако и тамале. Сюда мы с друзьями приходили поесть, и все мексиканцы, мои соотечественники, выходили из кухни поздороваться со мной. Лос-Анджелес не имел ничего общего с Нью-Йорком. Нью-Йорк – это асфальтовые джунгли, где конкуренция огромна. Как сказал Фрэнк Синатра: “Если ты добился чего-то в Нью-Йорке, то добьешься этого, где захочешь”.

Перемены произошли не только в географическом, но и в социальном плане. Так, от жизни Талии я перешла к жизни супруги Томми Моттолы; если раньше все внимание и все взгляды были прикованы только ко мне, теперь мне приходилось делить их вместе с мужем. И более того, в Нью-Йорке Томми был королем, а я стала королевой, не имеющей собственного лица.

Я сопровождала Томми на благотворительные мероприятия, где для всех я была незнакомкой, о которой никто ничего не знал. Я садилась на отведенное нам место за столом, и на меня градом сыпались очевидные вопросы: “¿Как дела? Кто ты? Чем занимаешься?” Тогда мне снова и снова приходилось объяснять, кем я была, чем занималась, откуда приехала... Я никогда не отвечала на подобные вопросы ни в Мексике, ни в других странах, где меня знали, и знали наизусть мою жизнь. Перемена была ужасной, это было безумие. Тот период моей жизни был возбуждающим, но вместе с тем и очень трудным.

Перемена была слишком резкой – от суетливой, беспокойной жизни с расписанием без выходных я перешла к размеренной и одновременно душеспасительной жизни, в которой практически не было контрактов и разъездов. Впервые за многие годы мне было позволено остановиться, прервать бесконечные поездки и обрести отдых и спокойствие, которые я так жаждала в глубине своей души. Они были необходимы и телу моему, и разуму.

Одно дело провести отпуск в Нью-Йорке и совершенно другое – жить там. Когда Томми уходил на работу, я обегáла все, что могла в этом космополитическом городе. Мне хотелось побывать во всех музеях, я могла ходить по выставочным залам и восхищаться историческими и археологическами коллекциями и искусством. Скульптурами, картинами, галереями... Я ходила туда снова и снова. Я бродила по улицам, жуя горячий крендель, или вставала в очередь в закусочную “Грейс-папайа”, чтобы перекусить хот-догом с квашеной капустой и выпить коктейль из папайи. Никогда прежде я так не наслаждалась. Нечего и говорить, я садилась на скамейку в Центральном парке и смотрела на прогуливающихся людей. Они были самых разных возрастов и носили одежду разных стилей – кто-то приглушенных тонов, а кто-то, наоборот, блестящую. Одни из них гуляли с собаками, другие катались на велосипедах и роликовых коньках, иные уткнулись в айпады... Какое отличие – в первый раз я могла наслаждаться подобными моментами и быть просто одной из многих. Это были мои мгновения и мое решение... Наконец-то у меня было время и место, чтобы побыть просто собой.

Самые первые месяцы в Нью-Йорке были полны преобразований, и моя жизнь менялась, как у гусеницы, которая абсолютно неподвижна внутри своего кокона до тех пор, пока не начинают происходить перемены в самой глубине ее существа, разрушая кокон. И тогда гусеница понемногу расправляет крылья, невзирая на боль, и наконец... взлетает... уже превратившись в бабочку. Это болезненный процесс, но он один из самых прекрасных на земле. Точно так же как эта самая бабочка я чувствовала, что многое менялось во мне самой, и что очень скоро наступит момент расправлять свои крылья и что-то создавать. Мое превращение было в пути.

Для нас с Томми наступил самый лучший момент: “Сони” была на взлете, Томми был президентом фирмы и отвечал за всемирную корпорацию, насчитывающую 15000 служащих. Когда он занял свой пост в “Сони” товарооборот фирмы оценивался в миллиард долларов. Благодаря его руководству и разработанной стратегии, доходы кампании росли, и когда Томми оставил свой пост, прибыль приближалась к 7 миллиардам. Среди прочих идей, он продвинул вперед музыкальное течение, известное как “бум латино”, представленное Шакирой, Рикки Мартином. Дженнифер Лопес и Марком Энтони. Среди прочих начинали свою карьеру женская хип-хоп группа “Дестинис чилд” и Селин Дион.

Я, со своей стороны, приобрела мировую известность. Мои диски и сериалы продавались во Франции, Испании, Турции, Индонезии, Венгрии, Греции, Мексике, Центральной и Южной Америке. Мы с Томми оба добились поставленных перед собой целей, полностью реализовавшись с профессиональной точки зрения, и теперь могли целиком и полностью предаться нашей родившейся любви.

Страсть к музыке была одной из вещей, которую мы охотно разделяли друг с другом. Мы часами слушали песни, говоря о том, чем они нам нравятся, скрупулезно разбирая мелодию и оранжировку с творческой и артистической точки зрения. Начиная с моего первого сольного диска, я всегда вникала в мельчайшие детали оранжировки, высказывая пожелания о звучании гитары, использовании синтезатора или о том, где должна вступать подпевка. Я была увлечена процессом создания своих песен, мне нравилось слушать, как улучшается их звучание. Я не оставалась в стороне и от освещения, костюмов, художественного оформления самого диска и его обложки. Словом, я принимала участие во всем, это было по мне. Благодаря Томми, мне посчастливилось побывать на выпуске самых значимых в то время дисков. Я была на первом прослушивании диска Шакиры “Whenever, Wherever”, на премьере песни “My Heart Will Go On”, исполненной Селиной Дион. Потом Джеймс Кэмерон использовал эту песню в своем фильме “Титаник”. Была я и на последней прогонке видеоклипа “Livin’ la Vida Loca” Рикки Мартина. Когда мы его смотрели, я повернулась к Томми и сказала: “Дайте крупный план, когда он двигает бедрами, это – его!” Тогда Томми немедленно распорядился, чтобы отсняли несколько крупных планов знаменитого движения бедрами Рикки Мартина. Находиться в студии и знакомиться с артистами, лучшими композиторами и продюсерами, начиная с поп-певцов, рэперов и рокеров и заканчивая Майклом Джексоном и Бон Джови, было для меня чистым волшебством. В те дни я была свободным существом, и меня переполняли аккорды арпеджио и неизменная музыка.

Мужчина моей жизни

Прежде мне никогда не доводилось пережить такую любовь, какую я испытывала с Томми.

Впервые я чувствовала, что находилась с мужчиной в полном смысле этого слова. Впервые я чувствовала себя свободной и влюбленной, как никогда раньше; как прекрасна свобода, когда из каждой поры, из каждой клеточки твоего тела выплескивается любовь. Я целиком и полностью превращалась в женщину, полную решимости защищать свои прекрасные чувства, навсегда поселившиеся в душе, потому что знала – с этим человеком я разделила бы свою жизнь.

В Томми я нашла родственную душу, близнеца моей души. Он был выходцем из итальянского

квартала, расположенного в Бронксе, и тоже был “барахольщик” – ему нравилось собирать всякие интересные вещицы. Несмотря на то, что он был очень известным музыкальным импресарио мирового уровня, родом он был из народного квартала так же, как и я. С тех пор, как мы стали жить вместе, его мир превратился и в мой тоже, и таким образом его квартал стал моим. Теперь мы ходим покупать мясо и хлеб в район церквушки, где его крестили. Мой дом наполняется хлебными рулетами с итальянской ветчиной и моцареллой. Ресторан “Доминикес” присылает нам свиные шкварки с итальянскими тефтельками и красным соусом сальса. Из кондитерской “Д’лилос” нам приносят канноли, итальянский десерт в виде хрустящих вафельных трубочек, изготовленные ручным способом, и мы едим их дома, запивая восхитительным кофе-эспрессо. Хоть я живу и не в родной стране, атмосфера итальянских семей напоминает мне мой родной очаг, наполненный голосами, разговорами, ароматами и тем теплом, которое чувствуется только в семье.

Так чудесно иметь рядом кого-то, с кем можно поговорить на одном языке. При нашей профессии

мы вынуждены присутствовать на определенных мероприятиях вместе с важными людьми, и, естественно, самым тщательнейшим образом соблюдать этикет, но в личной жизни мы даем выход нашим корням из народных кварталов. Грубовато перешучиваясь и балагуря, пуская в ход и настоящий черный юмор, и крепкое словцо, мы чувствуем себя в своей тарелке, ведь мы находимся в лоне своей семьи, в той бесценной близости, что нас соединяет.

Прожив некоторое время в Нью-Йорке, я поняла, что мне хотелось бы не только проводить свою

жизнь рядом Томми, но и, ухватив покрепче поводья своей профессиональной карьеры, заняться ею в Штатах, чтобы вознестись на гребень “латинской музыкальной волны”, произведя мировой фурор. Эта идея понравилась моей маме, хотя в то же самое время она послужила причиной наших с ней размолвок. Конфликт еще больше обострился, когда я села, чтобы поговорить с ней начистоту. Я была вынуждена сказать ей, что наши рабочие отношения подходили к концу. Во-первых, я собиралась выйти замуж и, во-вторых, мне было необходимо выходить на новый уровень как профессионалу, но я всегда рассчитывала на ее незаменимые советы и замечания. По правде говоря, я хотела добиться независимости и наслаждаться нашей связью как матери и дочери.

“Знаешь что, мамочка, – сказала я, – я собираюсь сделать карьеру в Штатах, и для этого мне нужен

тамошний менеджер. Мамочка, мне нужно, чтобы ты меня поняла – сейчас самое время для этого. Звукозаписывающая студия предложила мне проект Arrasando и мой первый диск на английском Thalia [прим: Arrasando – диск, вышедший в 2000 году; Thalia – диск, выпущенный в 2002 году на испанском и в 2003 на английском языках ]. Помимо того существует вероятность попробовать себя в качестве предпринимателя, создав линию одежды и аксессуаров и продавая их в крупных североамериканских магазинах. В Штатах все по-другому – здесь иные правила и законы, иная бухгалтерия и отчетность, иные критерии. Здесь все иное, и ни ты, ни я в этом пока не разбираемся, но я хочу изучить все это для себя самой… из первых рук. Пойми меня, мамочка, пожалуйста, пойми. Так лучше для меня и для нас, я хочу быть только твоей дочкой, и ты нужна мне как мама.”

Я причинила боль нам обеим, но так я добилась своей независимости.

Это было очень тяжело для нас обеих, ведь речь шла об отделении дочери от матери, о

расставании двух существ, которые много лет жили неразлучно, разделив на пару множество вещей… Но, это отделение друг от друга было необходимо, потому что такова жизнь, потому что человек вырастает… но от этого расставание не становится менее болезненным и мучительным. Я всегда буду благодарна маме за то, что она была рядом со мной. За то, что мы вместе росли и открывали несметное множество прекрасных вещей, за то, что спорили и соглашались, вместе принимали решения, и особенно, за то, что мы всегда могли положиться друг на друга. Я тысячу раз буду благодарна ей за ее заботу обо мне, за то, что она дралась, как зверь, чтобы защитить меня и мои интересы. Мама была, есть и будет моей опорой, несмотря на то, что я выросла, изменилась и повзрослела. Честность, прямота, искренность, стойкость и надежность – основополагающие ценности, которые мама привила мне с раннего детства. Нет и не будет ни одного стихотворения, ни одной песни, ни одной фразы и ни одного поступка, которые могут раскрыть глубину и силу моей любви к ней и все то уважение, которое заслуживает человек, подаривший мне жизнь, вырастивший и безоговорочно любивший меня – моя единомышленница, моя подруга. Наша связь с ней была настолько сильна и близка, что если я чувствовала себя плохо и, встав с постели, звонила ей, то находила ее лежащей в кровати оттого, что ей тоже было плохо. Если мне было грустно, и накатывал приступ меланхолии, то с изрядной долей вероятности она тоже пребывала в подобном состоянии. Ничего не говоря, мы знали все друг о друге, чувствовали и осязали друг друга. Нам не нужно было произносить слова, мы разговаривали друг с другом взглядами. Она – одна из самых любимых мною людей, ветер, расправляющий мне крылья. Спасибо тебе за все, мама!

Благодаря этой жизненной перемене я смогла познать несомненное чудо – свободу. Никто не

может сказать, что такое свобода до тех пор, пока не узнает ее. Часто мы думаем, что, если мы не пленные и не заключенные, то это синоним свободы. На самом же деле я глубоко убеждена, что если в тебе нет внутренней свободы, то ты сам себе тюремщик. Я знала много людей, которые являлись пленниками своих горестей, страхов, своих проблем, близкой смерти, крушений и неудач, непонимания своего бытия. Я знала людей, которые являлись рабами алкоголя, наркотиков, навязчивых идей, лжи, и многих других неосознанных ими вещей. Они своими руками уничтожали такую прекрасную свободу, которую сотворил для нас Господь.

Каким всевластным может быть разум, он становится твоим лучшим другом или твоим злейшим,

безжалостным врагом. Какое-то время тому назад я прочитала одну книгу Дона Госсетта [прим: Дон Госсетт – протестантский проповедник, здесь Талия, скорее всего имеет в виду книгу Дона Госсетта и Эссека Уильяма Кеньона “Сила твоих слов”], содержание которой запало мне прямо в душу: ты получаешь то, что говоришь; слова начинены взрывчаткой. В этой книге автор поясняет всю первостепенную значимость и важность произнесенных нами слов. Необходимо признать, что слово имеет духовную власть, и нужно перестать говорить банальные вещи, которые портят жизнь. В словах кроется закон притяжения. Господь наделил человека властью – глаголить. По словам человеческим и урожай – что посеешь, то и пожнешь. Свобода зависит от каждого из нас – мы вольны сдерживать себя или вырываться на свободу. Все зависит от нас. Из этого урока я извлекла, что не изменись мои мысли и слова, и я никогда не смогла бы проявиться в своей жизни и в теперешней моей реальности.

Например, года три назад я нашла письмо, которое я написала в 1995 году задолго до нашего с

Томми знакомства. В этом письме я очень точно, во всех подробностях, описала человека, рядом с которым хотела бы быть, его физический облик – руки, ноги, все. Я написала также, что хотела бы, чтобы он был очень любящим, преданным, надежным, верным, ответственным, веселым и еще кучу деталей, которые стояли перед моими глазами … словом, чтобы он был таким, каким пожелала – идеальным мужчиной. Когда я прочитала это письмо годы спустя и обнаружила, что в нем было точное описание человека, с которым я делю свою жизнь, моему удивлению не было предела.

Слова, как бумеранг – ты получаешь то, что говоришь.

Моя история была написана вечность тому назад, Бог набросал мой путь. Мне удалось разрушить

тюремные оковы, развеять сомнения, покончить со страхами. Я решила сделать самый важный во всей предыдущей моей жизни шаг – раскрыть руки и обняться с ней, свободой. И это могла сделать только я одна перед лицом жизни, перед лицом свободы. Когда я открыла эту чудесную, восхитительную свободу, я накопила ее в себе, и ныне я защищаю ее от всего, ото всех, и, в первую очередь, от себя самой.

Я поняла, что свобода зависит от самого себя.

• Глава 4 •

Любовь

Дорогая Любовь, я всегда представляла тебя как понятие совершенства и красоты. Это так

прекрасно – быть человеком.

Представление человека о счастье таково: наслаждаясь тобой, имея тебя рядом с собой, он обретет

бесконечное счастье, решение проблем – у него будет все, чего ему не хватало. Ах, эта постоянная борьба за встречу с тобой, невзирая на время, расстояние и обстоятельства. Миллионы душ на протяжении истории отдали за тебя свои жизни. Сколько было развязано войн из-за любви к прекрасному.

Ты такая хрупкая и такая нежная, что если не позаботиться о тебе хорошенько, ты быстро умрешь.

Но, вместе с тем, ты можешь быть хладнокровным, безжалостным и педантичным убийцей своей жертвы.

Я познала тебя во всем твоем великолепии – ты заставляла меня дрожать, плакать, летать, касаться

невообразимых вселенных, чувствовать каждую клеточку тела, раскрывать самые сокровенные мечты. На нашем с тобой пути я познакомилась с потрясающими, невероятными людьми и с нежелательными тоже. И только ты, Любовь, сообразно своим капризам управляла моими чувствами. Ты лгала мне, заставляя видеть то, чего не было. Так ты вела меня по большей части моего пути до тех пор, пока не состоялся тот наш с тобой жаркий разговор, в котором я со всей своей прямотой попросила у тебя перемирия. Мы разговаривали об уроках, которые ты мне преподнесла, о том, чему я научилась, обо всем неповторимом и, самое главное, об ошибках. И мы, как задушевные подружки, протянули друг другу руки, пообещав, что при каждой новой встрече останемся подругами, будем уважать друг друга и приходить к соглашению, хотим ли мы менять что-то или не хотим. Мы будем свободными, естественными, искренними. Такими, какими являемся по своей сути. Мы снова будем такими, как дети – наивными, ласковыми, простодушными и нежными.

Это обещание мы выполняем здесь и сейчас. С моим любимым, с моими детьми, с моей семьей и

моими друзьями. Оно выполняется всеми, кто находится в этом списке, наполненном любовью, который мы вместе составляем в этот дождливый вечер. Теперь ты во всем и во всех. Теперь ты живешь, дышишь и сверкаешь, во мне… во всем и во всех.

Любовь

В жизни, как и в любви, мы должны рисковать. О том и речь, иначе зачем мы существуем на этой

земле? Я глубоко убеждена в том, что наибольшее удовлетворение мне принесли вещи, которыми я сильнее всего рисковала. Это касается как моей карьеры, так и личной жизни. Без сомнения, любовь – это что-то такое, что выстраивается со временем, и над чем надо трудиться, но если ты никогда не рискнешь сделаться ранимым, чтобы целиком отдаться другому человеку, ты никогда не сможешь по-настоящему любить, потому что для того, чтобы получать, нужно отдавать.

Четырнадцать лет тому назад я рискнула переехать жить к едва знакомому человеку, которого

знала около года, да и то на расстоянии или по договорам, связанным с моей профессией. Но мое сердце жаждало любви, которую он мне давал. Ему было хорошо, и я подумала, что если ему было хорошо, то, скорее всего, потому что это на самом деле была любовь. И тогда я прыгнула навстречу будущему вопреки советам многих людей, включая и мою маму, и уехала в новый город, в новую страну, чтобы по-настоящему прожить нашу с ним историю любви.

Но как бы сильно я не любила, разум тоже силен, и мне не удавалось заставить молчать

негативные мыслишки, которые ежедневно прокрадывались в самую глубину моей души: “Какая же ты дура! Когда ему надоест жить с тобой, он оставит тебя ни с чем. Он никогда не сделает тебе предложение, не попросит твоей руки, потому что ему это не нужно. Он и так добился, чего хотел – ты уже в его доме… Хоть я и знала, что Томми меня обожал и обращался со мной как с принцессой, меня мучила сама мысль о том, что мои опасения станут реальностью, тем более, что мама изо дня в день неустанно твердила мне об этом. Она повторяла, что Томми поматросит со мной да и бросит, оставив в грусти и печали. Я уверена, что она говорила все это не из плохих побуждений, а из-за того, что волновалась за меня, и все равно ее замечания ранили меня. Естественно, я всегда отвечала ей, что мне было очень хорошо с Томми, что я его знала и доверяла ему. Я столько раз повторяла ей это, что она просто вынуждена была поверить мне, хотя и продолжала стоять на своем почти до самой свадьбы.

Обручение

После моего переезда мы с Томми стали жить вместе и вскоре решили, что хотели бы построить дом в Майами. В будущем мы собирались пожениться, поскольку нам обоим стало ясно, что мы хотели бы жить вместе. Мы оба понимали, что свадьба не за горами, потому что наши чувства друг к другу были слишком сильны. Томми время от времени с завидным постоянством повторял мне, что хотел бы видеть меня своей женой, и, тем не менее, я не ожидала, что он решит все так быстро. Однажды он, не задумываясь, очень серьезно сказал мне:

- Давай поженимся. Я люблю тебя и хочу провести с тобой всю оставшуюся жизнь... Выходи за меня.

Несмотря на то, что я безумно желала услышать эти слова, в тот момент, когда я их услышала, меня захлестнули эмоции, заставившие меня расплакаться:

- Да, Томми, да, я согласна, я хочу, чтобы ты стал моим мужем, – взволнованно сказала я, – но сначала я хочу все прояснить между нами. – Все это я говорила очень серьезно, глядя ему прямо в глаза. – Я хочу, чтобы ты знал, – я с тобой только потому, что люблю, и ни из-за чего другого. У меня есть определенное положение в обществе, определенный ритм жизни, я всегда буду так жить. С экономической точки зрения у меня есть все возможности позволить себе роскошь и разного рода удобства, к которым я привыкла. С тобой или без тебя, я всегда буду так жить.

Томми посмотрел на меня и ответил:

- Конечно, беби... я это знаю. Поэтому единственное, что у меня есть для тебя, это я сам. Я хочу предложить тебе самое лучшее, что есть во мне.

Мы обнялись; я плакала, всем сердцем уверовав в то, что это Господь дал мне возможность прожить этот прекрасный момент. Не было никаких колец, это был замечательный разговор.

Позднее мы наведались на выходные в Майами, к чете Эстефанов, в их дом номер один на Стар Исланд. В этом доме они всегда принимают приехавших к ним гостей. Вечер был необычайно красив. Темно-лиловые мазки на холсте неба плавно переходили в сиреневые, розовые и оранжевые. Мы любовались солнечным закатом. Томми обнимал меня сзади, пока мы наслаждались красочным пейзажем. На нас были красивые наряды, поскольку потом мы должны были идти на ужин. И как-то так сразу, без всякого вступления, я сказала Томми, что это был один из самых прекрасных моментов в моей жизни, и я хотела бы навсегда сохранить его в своей памяти. “Это правда, малышка? – спросил он, а затем добавил: – Подожди минутку.” – И куда-то убежал. Я осталась стоять столбом в полнейшем недоумении. Как же так, едва я сказала, какой чудесный был момент, и вдруг осталась одна, как пальма на отшибе. Я не понимала, что случилось с Томми, почему он оставил меня одну. “Чудной он какой-то,– подумала я про себя, – ну очень странный человек”. Три минуты спустя он примчался, не теряя изящества, с подарком, завернутым в дорогую серебристую бумагу с милым бантиком из серого атласа. Он очень нежно вложил сверточек в мои руки и произнес, наблюдая, как я открываю коробочку:

- Я хочу, чтобы ты запомнила эту минуту, как самую волнительную для тебя.

Что-то подсказывало мне, что в коробочке могло быть обручальное кольцо... Как же я тогда волновалась, и сколько разных чувств испытала! Все внутри меня трепетало, пока этот хитрец не шепнул мне романтично в самое ухо:

- Они покажутся тебе очень красивыми, поистине прекрасными.

Мои чаяния вмиг рассыпались в прах. Я почти похоронила их! “И надо же было так размечтаться!” – мысленно твердила я себе. Стараясь справиться с комком, застрявшим в горле, я развязала бант, начала снимать красивые ленты, а затем потихоньку приоткрыла коробочку. Увидев, что было там, внутри, я быстро захлопнула крышку. Я не могла поверить своим глазам! Да, я не могла поверить – в коробочке лежало необыкновенной красоты обручальное кольцо, мое кольцо! Повлажневшими глазами Томми посмотрел мне в глаза и спросил: “Ты выйдешь за меня?” С этими словами он надел кольцо мне на палец, и от счастья я едва не лишилась чувств. Плача, мы крепко обняли друг друга и долго целовались. Потом мы вошли в дом, где нас ожидали все наши друзья, потому что Томми уже все им рассказал. Был чудесный праздничный ужин с мохито, кубинскими блюдами и текилой. Я никогда не забуду эту невероятную, немыслимую ночь.

Семь месяцев спустя мы поженились. Я нашла любовь всей своей жизни. Мои чувства были так сильны, что время потеряло свое значение, оно текло само по себе. Несмотря на то, что все случилось очень быстро, в своей истории любви я не изменила бы ни единой точки, ни единой запятой. Если бы я могла вернуться назад в прошлое, я все сделала бы точно так же.

Недавно я вспомнила один случай, когда я находилась в Нью-Йорке. Был 1997 год, я приехала на премьерный показ полнометражного мультфильма “Анастасия”, в котором я пела за главную героиню и исполняла основные музыкальные темы в испанской версии фильма. Я поселилась в отеле “Плаза”. За окном была зима, и люди сновали по улицам. Город был украшен к рождеству, его улицы были полны ярких огней. Шел снег, и снежинки были похожи на звезды. Из окна гостиничного номера я глядела на запруженные людьми улицы. Там, внизу, люди суетились, тащили в руках полные сумки рождественских покупок. И тогда я подумала: “Не может быть, чтобы я была такой одинокой здесь, в этом мире, где полно людей. Как такое возможно, что там, снаружи, нет человека, который был бы любовью всей моей жизни, я не могу в это поверить”. И я сказала себе: “Нет, где-то там, вне стен отеля есть любовь моей жизни, и я решительно заявляю об этом!”

Хотя весь день я проводила в окружении людей, я чувствовала себя глубоко одинокой, это было душевное одиночество. Я всем сердцем желала найти того человека, который заставил бы меня почувствовать себя абсолютно счастливой. Той ночью я для себя решила, что когда придет тот человек, который сейчас должен был ходить где-то там, по Пятой Авеню, я скажу ему: “Здравствуй, любимый, я так тосковала по тебе”… Я безоговорочно верю в то, что ты получаешь то, о чем говоришь. Когда мы всем своим существом страстно желаем что-то, наши желания бывают услышаны. Самое невероятное во всей этой истории было то, что Томми действительно гулял по этим улицам, и, более того, его офис находился неподалеку от гостиницы, в которой я провела ту ночь. Я знаю, что то, о чем я только что рассказала, вовсе не было никакой случайностью. Сама не понимая того, я отправила ему сообщение, говоря, чтобы он пришел встретиться со мной, в тот момент, когда время и судьба будут благосклонны к нам. Я хотела, чтобы он знал – я ждала его. И как же хорошо, что этот человек послушался меня!

Другой непостижимый факт подтвердил мне, что Томми был мужчиной моей жизни. Я узнала, что

он был менеджером Холла и Оутса, одной из моих самых любимых музыкальных групп. Он не только был их официальным представителем, но также писал вместе с ними песни, сидя в студии. Те самые песни, которые волновали меня, под которые я мечтала и плакала, будучи подростком, живя в Мексике. Томми был здесь, со мной, всегда. Сам того не зная, он сопровождал меня с тех пор, как мне было всего-то десять-одиннадцать лет. Таким образом, он уже присутствовал в моей жизни.

До тех пор, пока я не познакомилась с Томми, я никогда не была уверена в своих прежних

отношениях и в истинности намерений встречавшихся со мной мужчин. Честных и порядочных было мало, большинство из них встречались со мной ради какой-либо выгоды. К этому времени у меня уже выработался свой собственный механизм защиты, превратив меня в весьма недоверчивую и подозрительную женщину. Так я и шла по жизни до тех пор, пока не встретила мужчину, которому ничего не нужно было от меня, который любил меня просто за то, что я была, а не за славу и успех, которого я достигла. Точно так же и я любила его, только его самого. Он был состоятельным деловым человеком на вершине своей карьеры, и я приехала к нему тоже будучи довольно известным в мире человеком, благодаря сериалам. Кроме того я добилась определенных успехов и на музыкальном поприще. На моем счету были золотые и платиновые диски. Мое финансовое положение было прочным и устойчивым. Ни Томми, ни я не искали никакой выгоды, не искали способа как бы прицепиться к славе и успеху другого. Мы были две израненных, одиноких души, встретившиеся на дороге. С открытым сердцем, испытывая друг к другу огромное уважение, без разного рода предрассудков мы начали наши с ним отношения.

В любом случае, ключ нашего успеха как пары кроется в том, что когда мы встретились, мы оба

уже совершили все ошибки, существующие в сердечных делах. Мы знали, насколько далеко могли зайти ради любви, понимая, что ее не купишь. Знания и мудрость всегда приходят к тебе с твоими многочисленными ошибками и осознанием того, что ты ошибался. В этом и заключен секрет: приобретенный горький опыт превращается в бесценный клад, который позволяет тебе распознать дорогу, по которой ты не должен идти дальше, и оценить все истинное. У меня было время на саморазвитие, и теперь у меня есть антенна, которая позволяет мне отчетливо слышать то, что подсказывает моя интуиция.

Мы с Томми – люди одного уровня и в личностном плане, и в плане эмоций, и духовно. Он не

только моя пара, он – моя вторая половинка. Об этом повествуют не года, а опыт. Он тоже ошибался, и это дало ему возможность хладнокровно осознать, что ошибки свойственны человеку. Поэтому в нем есть уравновешенность и выдержка, которые заставляют меня чувствовать себя уверенно и спокойно. Его компас находится в самом центре, поэтому и мой тоже. Какая удача, какое счастье, что мы встретились!

Равно как я в своем мире, Томми – общественно значимая фигура в Соединенных Штатах, и

поэтому оказывается замешанным во множество сплетен и слухов, которые являются для меня отнюдь не успокоительными. Но слухи пролетят и забудутся, а для меня важно только то, что Томми со мной, а я с ним, и важны наши с ним необыкновенные отношения. Остальные пусть думают, что хотят. Единственное, что имеет значение для меня, это то, что я познакомилась с человеком, который имеет ясное представление о том, чего он хочет, равно как и я. И самое главное, что он знает, как этого добиться… И он добился меня!

Сеньора М

Я находилась в шаге от того, чтобы покончить с девичеством, ведь через несколько месяцев я

стала бы уже сеньорой Моттола. Эту свадьбу я представляла себе волшебной сказкой и старательно, со всей своей дотошностью, готовилась к ней. Я выходила замуж, и это было единственное, о чем я могла думать. Я полностью сконцентрировалась на свадьбе. Моя семья была со мной. Они давали мне советы и поддерживали во всем.

Томми отвел меня в “Вера Вонг”, самый престижный салон свадебных нарядов, салон номер один

в мире. Несмотря на то, что все дизайнерские работы этого модельера были просто чудесны, в глубине души я все для себя уже решила. Мировая престижность была не так важна для меня, гораздо сильнее мне хотелось, чтобы мое свадебное платье было пошито с огромной нежностью и любовью. И тогда я позвонила Мици, дизайнеру мексиканских звезд, которого я люблю как брата. Я позвонила ему из своего дома:

- Мици… я выхожу замуж, – сходу выпалила я.

- Что-о-о? – услышала я вопль с другой стороны трубки.

- Ты не ослышался, я выхожу замуж, – повторила я, – и я не знаю ни одного человека в мире, кто

сошьет мне свадебный наряд с такой любовью, как это сделаешь ты.

На то, чтобы пошить свадебное платье, ушло полгода, это был словно сон. Платье было из чистого

шелка и органзы (скрученные нити шелка, полиэстера или вискозы). Его послали в Турцию, чтобы вручную расшить серебряными нитями, натуральным жемчугом и хрусталиками от Сваровски. Атлас был заказан в филиалах Дома Мици, находящихся в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Весь свадебный ансамбль был пошит в Мексике. Он был превосходный, но тяжелый. Его общий вес составлял около четырнадцати килограммов. Были сшиты еще два вечерних платья, одно – для праздничного банкета с монограммой из инициалов ТМТ, что означало Талия Моттола Томас, другое, полегче, для танцев “до упаду”.

Накануне свадьбы мы с Томми решили провести ночь порознь. Хотя мы с ним практически уже

жили вместе, эту ночь я хотела провести со своей семьей, представляя, что уходила из своего дома в белом платье, хотя, понятное дело, в этом случае моим домом был отель “Марк”. Тем не менее, в конце нашего последнего холостяцкого дня мы с Томми собрались, чтобы помолиться вместе. Для меня было очень важно, чтобы он принял Иисуса в свое сердце, чтобы представить его идущим во главе нашего брака. Мы оба стали молиться, духовно обретя друг друга, и это было прекраснейшее мгновение. Мы действительно соединились перед лицом Господа и в его присутствии.

На следующий день, 2 декабря 2000 года, все было чистой воды безумием. Я, все мои сестры, мама

и бабушка находились в разных номерах, и все мы носились из номера в номер от визажистов к парикмахерам, чтобы сделать макияж и прическу, в то время как мои племянники и друзья из Мексики уже заканчивали наводить красоту. Все было великолепно до тех пор, пока я не посмотрела на себя в зеркало. Это был кошмар! Я увидела огромный прыщ, выскочивший на моей щеке. И надо же было этому проклятому прыщу появиться именно в день моей свадьбы! Хорошо еще, что мой визажист был просто чудо – ему отлично удалось скрыть причину моего жуткого нервного потрясения. Напасть, свалившаяся на тебя в последнюю минуту, с которой ты не можешь справиться – таково высшее проявление “закона подлости”!

Все шло своим чередом без особых проблем, когда я вдруг услышала голос. Его тон мне совсем не

понравился – он не сулил ничего хорошего:

- Талис, дорогуша, – как-то нервно проговорил Мици звенящим, как натянутая струна, голосом, – твое свадебное платье не помещается в лифте.

Что такое он сказал? То есть, как это платье не помещается? И где же мне тогда одеваться? Как я выйду из отеля? Должна же я где-то надеть свое платье. Не медля ни секунды, я поговорила с администратором отеля, и мне предоставили зал для торжеств на нижнем этаже. Мици и Даниэль, его помощник, а также и мой родственник, принялись одевать меня среди столов и стульев. Как хлопотливые пчелки, они суетились вокруг меня, чтобы платье сидело великолепно. Казалось бы, все было решено, и вот я выхожу из отеля, чтобы сесть в лимузин... Пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам... И все замирают на месте с широко раскрытыми глазами... Я не могу сесть в машину! Платье не пролезает в дверцу!

- Да-а-ни! – практически возопила я. – Залезай в машину первым и затащи шлейф в самую глубь лимузина.

Мици и Дани удалось уместить многометровый шлейф между ними, сложив его таким образом,

что когда я выходила из машины шлейф постепенно разворачивался. Следом за ними в машину села мама, помогая мне с кринолиновыми юбками, последней пристроилась я. “Еще бы не справиться! Как бы не так! – сказала я самой себе. – Все умещается в маленьком кувшинчике, если знать, как это сделать”. На самом деле “кувшинчик” был самым длинным и вместительным лимузином из тех, что мы смогли найти в Нью-Йорке.

Венчание проходило в соборе Святого Патрика на Пятой Авеню. Самое удивительное в этой истории то, что когда мне было четырнадцать лет, я побывала с мамой в Нью-Йорке, и мы зашли в этот самый собор. Когда мы с мамой сели на одну из деревянных скамеечек подле алтаря, я посмотрела на нее и сказала: “Когда-нибудь я буду здесь венчаться”. Я и не вспоминала об этом, полностью поглощенная подготовкой к предстоящей свадьбе, пока мама не напомнила мне те слова. Законы притяжения непостижимы... откуда мне было знать в четырнадцать лет, где и с кем я буду венчаться. Неисповедимы пути господни. Чудесно думать, что все, что мы делаем, говорим, как живем, составляет часть абсолютного, высшего плана.

Неделей раньше, неподалеку отсюда, в отеле “Плаза” играли свадьбу Кэтрин Зета Джонс и Майкл

Дуглас. Полиция города в целях безопасности была вынуждена перекрыть улицу, потому что посмотреть на свадьбу собралось около трех тысяч любопытных. Представить только – три тысячи человек сопровождает тебя в один из самых важных дней твоей жизни! Это меня потрясло, но еще больше взволновало, когда я узнала, что в день моей свадьбы собралось около десяти тысяч человек, чтобы сопровождать нас. Это были люди из разных стран мира – из Филиппин, из Мексики, из Греции и со всей Латинской Америки. Я была тронута, увидев подобное проявление любви. Я и по сей день несказанно благодарна тысячам своих поклонников, которые праздновали вместе со мной мою собственную сказочную историю. Кто бы мог представить, что девочка из Мехико будет венчаться в столь чудесном месте в окружении поклонников, друзей и родственников, приехавших со всех концов света. А потом было благословение, то, что я запомнила навсегда, и что вошло в мою душу.

Незадолго до того, как мы подъехали к собору, я вдруг почувствовала, как что-то запуталось у

меня в ногах. Я почти не видела ни Мици, ни Дани, потому что платье занимало почти весь салон лимузина.

- Мици! – вскрикнула я. – Что-то запуталось у меня в ногах, я не могу ими пошевелить. Видимо, они не хотят, чтобы я выходила замуж! Не хотят, чтобы я венчалась!

Не мешкая ни секунды, Дани приступил к действиям. Чтобы добраться до моих ног, он практически с головой нырнул под ткань платья.

- Я ничего не вижу, включите свет или передайте мне лампу, да хоть что-нибудь такое, – в отчаянии воскликнул он.

Он хотел, чтобы мы дали ему лампу. Да вот только откуда бы нам ее взять? В машине находились

четверо отчаявшихся сумасшедших, а в это время народ в возбуждении ожидал выхода Талии во всем ее великолепии, этакого образа сказочной принцессы, выходящей замуж за своего принца на белом коне. Между тем эта самая Талия начала впадать в панику. Шофер лимузина, кто его знает откуда, достал фонарик, который добрался до Дани, переходя из рук в руки. И вот голос, внезапно донесшийся из-под килограммов шелка и атласа, разрушил тишину и тревогу:

- Ну вот, вижу! Все понятно! Ты запуталась в леске, которая вылезла из одного из кринолинов, –

пояснил Дани, отрезая злополучную армированную нить. Дани быстро справился с этой “маленькой проблемкой”, и я вдруг почувствовала, что мои щиколотки свободны. Лимузин должен был вот-вот остановиться, потому что все это происходило буквально в нескольких метрах от основания лестницы, ведущей в собор Святого Патрика.

Когда лимузин остановился, Эмилио Эстефан и моя сестра Лаура, которые были посажеными

родителями на свадьбе, уже поджидали меня у входа. Здесь же находились и все родственники. Я вышла из машины безо всяких проблем под тысячами и тысячами фотовспышек, обрушившихся на меня в эту минуту. Крики ликования и радости сопровождали каждое мое движение. На мои глаза навернулись слезы, когда я увидела тысячи собравшихся людей, и я должна была сдерживать себя, чтобы не расплакаться от нахлынувших на меня чувств. Когда я поднималась по лестнице собора, длинный шлейф моего свадебного платья безо всяких проблем покрывал ступени.

Мы с Томми решили, что нам хотелось бы провести венчание в тесном кругу родственников и

друзей, так что едва мы вошли, двери храма закрылись. Мы хотели сами снять на пленку церемонию нашего венчания. Для этого была установлена одна камера общего вида и еще три камеры крупного плана. Таким образом, вся церемония была снята на пленку, но Томми хотел записать ее только для нас. Пока свершался обряд венчания, все журналисты оставались снаружи. Незадолго до начала торжества несколько доверенных лиц зашли в собор, чтобы убедиться, что все в порядке и обнаружили одного папарацци, забравшегося на колонну собора. Сколько часов провел он наверху, я не знаю, но его спустили и препроводили к выходу. Было бы очень забавно, что несмотря на то, что мы не хотели публичной церемонии, этот человек, которого мы не знали, оказался бы в числе тридцати из десяти тысяч людей, приехавших со всего мира, чтобы сопровождать меня в этот самый важный и знаменательный день моей жизни.

Я уже находилась в маленькой комнатке, когда началась церемония. Через стекло я видела, как

входили мои сестры, мама, и мое сердце хотело выскочить из груди… это был такой необычный, особенный момент. Услышав первые звуки свадебного марша, я направилась к алтарю.

Я попросила, чтобы у моего платья был очень длинный шлейф, который крепился бы только к

поясу, и по окончании венчания я бы избавилась от него. Этот шлейф олицетворял бы собой все, что я пережила до этого момента: груз сомнений, тяжесть одиночества, грусть, опасения, страхи. Венчание было бы моментом избавления от всего. Прошлое осталось бы позади, и я ухватилась бы за чудесный подарок, открывшийся передо мной.

Все шло очень хорошо до тех пор, пока мне не потребовалось подняться на несколько ступенек,

ведущих к алтарю. Мне стало трудно двигаться вперед. Конечно, на этой лесенке не было ковра, который покрывал бы ее, и к которому цеплялись бы жемчужины, хрусталики от Сваровски и серебряные нити, но каждый шаг давался мне с огромным трудом. Было очень тяжело, но вот, наконец-то, я дошла до своего будущего мужа.

Сейчас я думаю, что никогда не понимала всего, что несла в своем сердце, и собиралась

выплеснуть в эту минуту. Внезапно, стоя там, перед алтарем, рядом с любовью всей моей жизни, который плакал так же, как и я, я обернулась и увидела в первом ряду своих сестер, маму, бабушку, своих родственников и друзей. Все они были свидетелями тех или иных моментов моей жизни, поскольку росли вместе со мной, всегда были рядом, а теперь передавали меня мужчине, который завоевал мое сердце, и разделяли вместе со мной мое счастье.

Когда обряд венчания завершился, шлейф свадебного платья отцепили, и я смогла с легкостью

передвигаться. Да… я позволила прошлому уйти и двинулась навстречу настоящему. Держась за руки, мы с моим новоиспеченным мужем, счастливые, выходили из храма и снова слышали крики людей, на всех языках желавших нам счастья. Это было нечто особенное. Как оплатить подобные проявления любви? Они не имеют цены.

И вот мы заходим в красиво оформленный зал, где находились 500 гостей. В разных концах зала

начали образовываться группы людей. С одной стороны стояли все мексиканцы и друзья, говорящие по-испански, а с другой – все американцы. Этой ночью нас ожидал большой сюрприз, когда неожиданно выключили свет, и тишина была нарушена Донной Саммер, исполняющей первые аккорды песни “Последний танец”. Это был огромный подарок для меня, поскольку она одна из моих любимых певиц. Стоило ей появиться на сцене, как все бросились танцевать, подпевая ей. Когда мы были уже изрядно навеселе, на маленькую сцену водрузили Эмилио Эстефана, который порывался сыграть на барабанах, пока его жена Глория пела вместе с Марком Энтони и Донной Саммер, а один из моих племянников играл на гитаре. Потом на сцену поднялись мы с Томми и комедийная актриса Рози О’Донелл, и мы втроем дружно спели хором. Со сцены я смотрела, как танцуют Дженнифер Лопес, Дэнни де Вито, Кристина Саралеги, Лили Эстефан, а поодаль среди остальных сидели Майкл Джексон, Роберт де Ниро и Брюс Спрингстин. Это была большая честь для меня! Я и мечтать не могла, что когда-нибудь буду праздновать свою свадьбу в компании таких выдающихся артистов, записи которых я всегда возила с собой и постоянно слушала. В какой-то момент этого вечера Томми усадил меня на стул рядом со сценой, схватил микрофон и стал петь мне классику из Фрэнка Синатры “Ты в моей душе”. Это было прекраснейшее мгновение, потому что я знала, что всегда буду в нем, во всем его существе, в его душе.

Подобно Золушке в двенадцать ночи, все американцы бросили веселиться и разошлись. Я

подумала: “Как же так? Ведь праздник только начался!” Зато все латиноамериканцы, напротив, пребывали в радостном воодушевлении. Группа мексиканских гостей спросила у меня: “Тали, в котором часу подадут посоле [прим: посоле – мексиканское блюдо из мяса, кукурузы, перца и воды, традиционно подаваемое на свадьбах] ”, потому что в Мексике свадебные ужины заканчиваются почти на рассвете и не обходятся без очень вкусного, от души наперченного посоле. Здесь, в самом сердце Манхеттена, была частичка моей родной земли.

Я неплохо распланировала свои наряды и все прекрасно организовала, но когда мы с Томми

решили “сбежать”, то поняли, что никому из нас не пришло в голову, что нам понадобится что-нибудь теплое, чтобы укрыть меня. Мое третье платье было очень легким, а на дворе стоял декабрь, и температура была ниже нуля. Я замерзну, если выбегу так! Я быстро огляделась по сторонам и заметила жену моего племянника с рыжей меховой шубкой, кажется, лисьей. Я подбежала к ней и, практически, выхватила шубку у нее из рук, сказав: “Завтра я пришлю ее в отель”. Мы с Томми отправились в наш медовый месяц.

Брак и семья

Как все молодожены, мы с Томми начали налаживать свою новую жизнь, все деля на двоих, и все

решая вместе. Мы оба постоянно учились совместной жизни, построению наших отношений, планированию каждого шага, каждой идеи. Для нас обоих это был каждодневный труд – раскрывать допустимые пределы жизни другого человека, не нарушая границ его личного пространства. Все это было вызовом, чудесным вызовом, который позволял нам упрочить наш брак и закалиться как супругам и как личностям.

После свадьбы я продолжила работу над своими проектами. Я начала готовить свой новый диск

“Arrasando” и концертное турне, диск на английском языке и дуэт с Фэтом Джо (американский рэпер). Я развернула свою линию одежды под маркой “Талия” для сети магазинов, коллекцию шоколада с фирмой “Хершис”, коллекцию очков и солнцезащитных очков. Словом, я была очень занята. В конце концов, это часть моей учебы и роста. В моей семье большинство сестер работает, это было частью нашего воспитания. Как говорится в моей песне “Шагай вперед, не смотри назад”. Я продолжала заниматься тем, что умела: работать, чтобы расти вместе с мужем, с которым мы жили как два вечных подростка, несмотря на разницу в возрасте. Наша разница в возрасте для меня абсолютно нормальна, поскольку моя мама, как и мои сестры, вышла замуж за человека, который был гораздо старше ее. По правде говоря, у самого молодого из моих свояков разница в возрасте с моей сестрой составляет десять лет, а самая большая разница – двадцать два года. Словом, я всегда считала нормальным находиться рядом с мужчиной, который старше меня. Это – часть нашей фамильной женской истории.

Тема выбора отца моих детей всегда наводила на меня ужас. Я боялась, что он окажется не очень

хорошим отцом или не станет заниматься со своими детьми. Я боялась, что что-нибудь случится, и он умрет так же, как мой отец. После нескольких лет замужества, я подумала, что пришла пора родить ребенка, тем более что мои биологические часы уже звенели. Когда мы начали планировать появление ребенка, я поняла, что Томми в этом вопросе такой же новичок, как и я, хотя у него уже было двое детей от первого брака. Тогда он долгие годы так много времени уделял своей работе и карьере, отдаваясь им душой и телом, что упустил лучшие мгновения первых лет жизни своих детей. Практически, мы были двумя людьми, которые говорили о детях и хотели иметь их, но у нас обоих не было ни малейшего опыта.

С тех пор, как я захотела ребенка, он постоянно появлялся в моих мыслях, я неотступно думала о

нем. Я боялась оказаться не готовой к материнству. В моей голове непрестанно крутились самые противоречивые мысли. “А вдруг я окажусь плохой матерью? – думала я. – Я не хочу повторять линию поведения моей семьи”… А вдруг мы с Томми окажемся плохими родителями? – сомневалась я. Со скорострельностью пулемета тысячи мыслей в час проносились в моей голове. Единственное, о чем я могла думать, так это то, что я не хотела повторять свой семейный уклад, и еще меньше хотела, чтобы Томми повторял свой. Я была убеждена в том, что мы с Томми должны были найти способ уделять нашим детям столько времени, сколько это необходимо для того, чтобы они росли счастливыми и уверенными в себе. Мы не должны были позволять работе оказываться выше наших семейных отношений. Нужно было отыскать необходимое равновесие в наших рабочих и семейных делах.

Также я уверяла себя, что нужно быть справедливой по отношению к Томми и не осуждать его как

родителя за прошлое, потому что все люди меняются. Мы имеем не только права, но и способность становиться с каждым днем лучше. За то, чтобы снова стать отцом, он отдал бы жизнь, и только это единственное я должна была брать в расчет. В своем настоящем я использовала жизненный урок – забыть прошлое и не слишком думать о будущем. В своем настоящем я нашла человека, который стал спутником моей жизни. Томми был мужчиной, о котором я всегда мечтала, и отцом, которого я всегда хотела дать своим детям.

Естественно, что в жизни не все получается так, как мы планируем. Когда мы, наконец-то,

решили, что готовы к рождению ребенка, мне никак не удавалось забеременеть. Мы старались зачать ребенка с 2004 года, и если я могла раскаиваться в чем-то, так это в том, что не старалась забеременеть раньше. Мы так быстро поженились, что меня это сильно смущало. Никто не говорит тебе, что после тридцати у женщины начинает уменьшаться количество яйцеклеток, способных к оплодотворению, а после тридцати пяти ты можешь забеременеть лишь при некоторой доле везения, потому что женщины рождаются с определенным числом яйцеклеток, которые с годами умирают. Присовокупите к этому еще и то, что сегодняшнее общество говорит тебе: “Добивайся успеха, в первую очередь делай карьеру, а потом у тебя еще будет время завести детей”. Сколько мы не падаем в эту ловушку, но потом с сожалением оглядываемся назад, потому что наши тела уже не настолько сильны для беременности! У некоторых эта ловушка таится в семье. Мы смотрим на собственных матерей и бабушек, у которых не было иного выбора, кроме как сидеть дома, рожать и заботиться о детях с семнадцати лет. Они же, видя, что у нас есть альтернатива, всячески подбадривают нас, чтобы мы не совершили ту же “ошибку”, что и они. Мое тело уже устало от работы на износ, от бесконечных поездок, бессонных ночей, самолетов, смены часовых поясов, вдобавок к этому я была в центре внимания.

Томми тоже было тяжело оттого, что я не могла забеременеть, особенно потому, что он не мог не

думать о том, что жизнь, вероятней всего, таким образом платит ему за то, что его никогда не было рядом с Сарой и Майклом, его детьми от первого брака. Конечно, они были зачаты от него, и они – его дети, но он не был по-настоящему их отцом, потому что, будучи Томми Моттолой, импресарио высокого полета, он всегда был слишком занят, его голова была занята работой. Так проходили дни, а вместе с ними проходила и жизнь его собственных детей. Когда мы с Томми разговаривали на эту тему, он непрестанно говорил мне: “Ты не знаешь, беби, я так страдаю оттого, что не был рядом с ними в их самые важные годы, чтобы поддержать их в самые тяжелые моменты, когда они были так ранимы. А самое худшее, как бы я ни хотел, я не могу перевернуть листок календаря назад. Теперь я стараюсь стать лучшим отцом и помогать им во всем, но они уже смотрят на меня как на отца, который всегда вдали”. Я, со своей стороны, вижу, как отчаянно он хочет присутствовать в их жизни, но время нельзя вернуть, и все прожитое глубоко затрагивает их троих. Я чувствовала, что будь у Томми ребенок, и его присутствие каким-то образом дало бы им троим возможность снова вернуть их связь отца с детьми под новым углом. Я понимала, что это дало бы ему новый шанс стать хорошим отцом.

Со своей стороны я ощущала огромный груз мыслей: “Ну почему я столько ждала, так затягивала

с рождением ребенка? Какой эгоисткой я была!” Но все имеет свое вознаграждение, а безнадежное ожидание – особенно. Пока мы усиленно старались, делая ставку на новую жизнь, судьба приберегала для нас подарок – событие, которое радикально изменило бы наши жизни, попутно испытывая на прочность не только нашу любовь, но и подвергая риску нашу семью, как таковую. Но, еще раз любовь оказалась позвоночником, который поддерживал нас на протяжении всего этого мрачного кошмара, в конце которого забрезжило будущее. Любовь одержала победу, она восторжествовала.

Любовь соткала свою сеть узорами сострадания, огромного терпения и мудрости, чтобы спасти и

залечить наши сердца, которые треснули под огромным давлением тяжести, которую нам пришлось пережить. Будь это не так, мы сдались бы в самом первом сражении, вместо того, чтобы день за днем праздновать нашу огромную победу таким чудесным подарком, каким является жизнь.

ser la cereza al pastel – быть в центре внимания

• Глава 5 •

Прощение

Дорогое Прощение, сколько раз ты проходило рядом со мной, разговаривая с моей душой? Сколько раз ты хотело взять меня за руку, чтобы идти вместе? Я, в самом деле, не знаю. Ты всегда было упорным. С самого детства ты стучало в мою дверь. Иногда мы вместе ели, а иногда я даже не открывала тебе дверь. Но сегодня я признаю, что ты – часть меня.

Твоей любви, твоему терпению, твоей настойчивости и урокам, какие ты мне давало, удалось

заставить меня понять, что самое важное – это избавиться от оков, которые не позволяли мне видеть все в ясном свете и действовать с честью.

Спасибо тебе за то, что мне удалось достичь равновесия в жизни. Спасибо за то, что я вернула

себя саму, простив всех, кто причинил мне боль. Я простила многих людей: близких и далеких, знакомых и незнакомых, любимых или любящих, которые тем или иным образом на протяжении моей жизни делали мне больно. А самое главное это то, что ты, мое любимое Прощение, научило меня находить себя, обнимать и принимать такой, какая я есть.

Я никогда не позволю тебе уйти от меня. Я прошу, чтобы ты всегда шло рядом со мной, чтобы

твоей рукой я сражалась с тем, чего не понимаю. Чтобы я смотрела на все твоими глазами, чтобы прощать то, чего не понимаю, чтобы дать ему уйти.

Прощение, старший брат Свободы,.. спасибо тебе за то, что ты со мной.

Прощение

Признание своих ошибок было решающим шагом в моем процессе душевного оздоровления. Мне

было очень нелегко научиться прощать, и особенно прощать себя саму. Более того, если бы не было моей сестры Эрнестины, ярчайшего и прекраснейшего примера полного прощения, я никогда бы этому не научилась.

Вечером 22 сентября 2002 года моя жизнь и жизнь всех моих родственников навсегда изменилась. В тот день быди похищены мои сестры Лаура и Эрнестина. Это ужасное событие навсегда стало для меня одним из самых сильных потрясений, испытанием, которое было очень тяжело преодолеть. Я не могла простить себе, что из-за моего статуса публичного человека и из-за того, что я вышла замуж за Томми, весьма влиятельного в своих кругах человека, кто-то лишил свободы моих сестер. Большей частью из-за моего уважения к личной жизни сестер и, учитывая деликатность этого дела, я никогда не обсуждала эту тему публично. Тем не менее, я не могу рассказывать о своей жизни, о процессе самопознания, примирения с самой собой и поиска внутреннего равновесия, не рассказав о том, как я пережила этот кошмар, поскольку с полной уверенностью могу сказать, что это было самое тяжелое испытание, которое Господь поставил на моем пути. Только прощение смогло помочь мне выдержать этот ужас, остановивший течение нашей повседневной жизни, и именно оно научило меня жить с этой безграничной болью, которую я чувствую до сих пор, всякий раз вспоминая третий и четвертый дни того ада. Преступники похитили души всех моих родственников, хотя физически похитили только двух сестер. На третий и четвертый день в полную силу проявились страх, боль, застарелые раны и, особенно, тревога оттого, что мы не знали, каков будет конец этого испытания.

22 сентября 2002 года проходил как обычный день. Наступил вечер, и за окном смеркалось. После того, как мне сделали массаж, я поднялась в спальню, чтобы подготовиться ко сну, когда вдруг зазвонил телефон. “Здравствуйте...” – ответила я как всегда. На другом конце провода я услышала: “Это Талия?” Голос был незнакомый, поэтому я сразу поняла, здесь что-то не так. Мне домой не звонят, спрашивая Талию, потому что никто из знакомых не называет меня моим сценическим именем. Я подумала, что, скорее всего, это кто-то из моих фанов. Он раздобыл мой телефон и теперь хочет получить какую-то информацию личного плана, поэтому я попросила его больше не звонить и повесила трубку. Однако этот человек позвонил снова и спросил, дома ли Талия, а затем, не теряя ни секунды, заявил:

- Ты меня не знаешь, но я друг твоих сестричек, и я их похитил. Так вот, что б ты знала – они в моей власти, и я звоню тебе, потому что в их мобиле был номер твоего телефона. Так что эти две старухи у меня и в моей власти...

Я не стала слушать дальше и, решительно заявив, чтобы он оставил меня в покое, немедленно повесила трубку. Я сбежала по лестнице вниз, туда, где находился Томми, и рассказала ему о случившемся. Он постарался успокоить меня, но я смогла увидеть, что в его глазах появились тревога и страх. Хотя я и не хотела верить только что услышанному, в самой глубине души я знала, что этот голос сказал правду. Я чувствовала это интуитивно и не могла ошибиться. Мой разум отвергал услышанное, а сердце было убеждено в этом. Я почувствовала прилив адреналина и мучительную душевную тревогу, приводящую в отчаяние.

Я тут же позвонила Лауре домой, и мне ответил один из моих племянников, ее старший сын.

- Солнышко мое, а где твоя мама? – спросила я его.

Когда он ответил мне, его голос звучал очень испуганно:

- Тетя, мне только что позвонили и сказали, что мою маму и тетю Эстер похитили.

В ту же секунду я похоронила лавину страха, тревоги, ужаса, боли, бессилия и это отчаяние, которые не давали мне ни пошевелиться, ни как следует подумать. Меня охватило безумное желание бежать, куда глаза глядят, заорать так, чтобы все услышали, рвать на себе волосы или содрать кожу. Кого искать в такой момент? У кого просить помощи? Кто может придать тебе душевных сил? Сейчас мы поняли, что все происходящее не было чей-то дурной шуткой или розыгрышем. Лаура и Тити похищены. Я не могла в это поверить. У меня закружилась голова, и я впала в шок. Больше всего меня волновала одна вещь: весь этот кошмар творился в Мексике, а я находилась в Нью-Йорке, и от этого чувство бессилия становилось еще сильнее.

У меня было три серьезных автомобильных аварии, в которых я, пожалуй, не выжила бы, не будь на то воля божья. Мне оказалось очень хорошо знакомым чувство, когда ты задаешь себе вопросы: “что же это было? что произошло?”. Оно приходит к тебе, когда ты понимаешь, что твое настоящее рушится из-за какой-то внезапно нагрянувшей беды. Это сродни лобовому удару, который ты не ждешь. Пока ты еще не осознаешь размах постигшей тебя беды, все кажется тебе каким-то нереальным. Именно это почувствовала я той злополучной ночью после телефонного звонка.

Я сразу подумала о сестрах. Как они там? Не ранены ли? А вдруг их били? Как они там одни, бог знает с кем, испуганные, думающие о своих детях, о своих семьях. В моей голове вертелась единственная мысль: как я могу им помочь? Что я могу сделать? Боже мой, какое бессилие! Какая боль! Как я одинока! А мои племянники – сыновья Лауры[прим.Клаудио и Патрисио] и дочери Тити [прим. Камила и Марина], как они? Какая беспомощность... Единственное, что я хотела, это обнять их и вселить в них уверенность, что все пройдет, и все будет хорошо. Я знала, что моя мама сойдет с ума, как только узнает об этом, и одна только мысль об этом разбивала мне сердце и разрывала душу. Как же тяжек был этот момент... Сколько боли, страданий, тревоги, а я в Нью-Йорке. Так далеко от моей страны, моей семьи, от всего.

Я чувствовала себя ужасно потерянной. Жуткий страх снова и снова пробегает по моей душе, едва я вспоминаю тот день. Чтобы продолжать идти вперед, мне пришлось принять, осознать и осмыслить всю эту боль, а потом покончить с ней – и процесс этот был очень долгим. Эта работа происходит глубоко внутри тебя, поскольку знание того, что с другими семьями произошло то же самое, не уменьшает боли. Независимо от того, сколько человек ежедневно должны пройти через это испытание, ты чувствуешь себя так, будто ты единственный, и твоя семья – единственная, с кем подобное никогда не случится. Тем не менее, ты знаешь, что есть и другие люди, которые пережили то, что сейчас переживаешь ты. Вероятно, нужно понять, что никто не виноват в том, что случилось, просто нам довелось это пережить. Долгое время я терзалась и винила себя за все, что пережили сестры, до тех пор, пока в процессе внутренней работы над собой мне не удалось понять, что на самом деле все ускользает из моих рук, потому что все находится в руках Бога. В конечном счете мне пришлось научиться извлекать из самых глубин души всю эту боль, бессилие, этот груз вины, чтобы вернуть себе покой и уравновешенность.

Похищение

В вечер похищения Тити собиралась в очередной раз посмотреть спектакль с участием Лауры. В тот раз показывали пьесу Федерико Гарсиа Лорки “Дом Бернарды Альбы”. Тити всегда была сестрой, готовой поддержать других, но в этот вечер у нее не было желания идти в театр. Было воскресенье, и к тому же у нее побаливало бедро, так что он была уже наполовину в постели. Одна из ее дочерей просила несколько билетов, чтобы пойти в театр посмотреть на Лауру вместе со своим женихом и его родителями, но в последний момент они передумали и решили пойти куда-то еще. Словом, на руках были билеты, которые пропадали почем зря, когда Тити позвонила ее кума [прим:крестная мать ее ребенка] Ана, изъявившая желание пойти в театр со своим мужем, и сестра согласилась составить компанию супругам. Она встала с постели, привела себя в порядок и стала ждать, когда за ней зайдут кумовья.

Короче говоря, они пошли в театр. По окончании спектакля они зашли в гримерку Лауры поздороваться и поздравить ее. Растроганная Лаура воодушевила всех пойти в находящееся неподалеку от театра кафе выпить кофе.

К огромному сожалению, они так и не добрались до вышеупомянутого кафе. Лаура с Эрнестиной ехали в кафе в одной машине. Какой-то таинственный мусоровоз загадочным образом встал поперек дороги, перекрыв движение на проспекте и оставив свободным пространство для проезда только одной машины. Когда сестры свернули к этой лазейке, их там уже поджидали. Этот момент был началом долгого кошмара.

То, что случилось с нашей семьей, ужасно, но то же самое произошло с тысячами людей и в Мексике, и во всем мире. Раны, которые оставляют случаи похищения, глубоки и зачастую бездонны. Моя сестра Тити, будучи писательницей, написала книгу под названием “Спасите нас от зла”. Книга была своего рода очищением для того, чтобы исцелить душу. В ней описывалось все, что довелось пережить именно Тити, поскольку одно и то же событие каждый член семьи переживает по-своему. Все люди разные, и у каждого свой собственный, глубоко личный, способ осознать произошедшее и противостоять пережитому. Лаура написала пьесу “Пленницы” и поставила ее на сцене театра. В пьесе она тоже нашла свой способ очищения и излечения души. И книга, и пьеса в равной мере разделяют боль и бессилие, которые чувствует человек от неясности своего будущего, зная, что его судьба и жизнь находятся в руках неизвестного человека. И, тем не менее, обе вещи отличаются тем, что на примере личного опыта каждая из моих сестер показывает произошедшее с высот собственной прожитой жизни, базируясь на своем восприятии происходящего и своих личных, пережитых в тот момент, чувствах. Несмотря на то, что чувства Лауры и Тити были очень похожи по накалу страстей, каждая из них справлялась с ними сообразно личной сути.

В доме, где сестры проводили время в заточении после их похищения, находились только они одни, и пока одна из них дрожала от страха, другая ее утешала, а когда плакала другая, ее успокаивала первая. У них имелся ряд четких правил, которые они должны были неукоснительно выполнять. К примеру, когда они стучали в дверь, чтобы им передали тарелки с едой, то должны были закрывать лицо и, главным образом, глаза, потому что так они не могли увидеть лица своих похитителей. Сестры находились вдвоем в малюсенькой комнатке с крошечной ванной.

А тем временем, каждый из нас, находившихся вне стен того дома, по-своему переживал этот кошмар. Мама мучилась от приступов страха и тахикардии. Как-то раз, она приехала в больницу и, сидя в машине, отвечала на вопросы окруживших ее в поисках новостей журналистов. В другом случае, бабушка увидела по телевизору какой-то драматический спектакль и впала в приступ панической атаки. Страх заставил ее бегать по всему дому и кричать, пока она не упала на пол, очень сильно ударившись при этом. Когда новость о похищении узнала старшая дочь Тити, она совсем пала духом, и каждый раз, едва придя в себя, снова впадала в уныние. Она просто не могла понять того, что происходило, не могла выдержать удар. Среди прочих семейных событий, шли своим курсом и переговоры с похитителями, но совершенно очевидно, что переговоры – дело трудное и требующее времени. В одних случаях на переговоры уходят годы, в других – месяцы, в третьих – недели. К несчастью, в таких делах нет ни стандартов, ни схем, как все должно происходить, и сколько времени это займет. Все зависит от посторонних людей, как от родственников похитителей, так и от самих похитителей.

При всей кажущейся парадоксальности ситуации похитители не только постоянно угрожали моим сестрам, но также и заботились о них. Все время, что мои сестры провели, находясь в заложницах, похитители старались сломить силу их духа, подталкивая к ужасу незнания, что будет с их жизнью дальше. Каждый день Лаура и Тити задавали себе вопрос, не был ли этот рассвет последним. На протяжении всего времени их заточения телевидение и радио каждый день в полный голос трубили об этом, пока бандиты среди этой шумихи и громких слов держали моих сестер на мушке, приводя их в ужас и лишая душевного равновесия шаткостью положения.

Поскольку за шестнадцать дней обе стороны не пришли к согласию в денежной стороне вопроса, похитители предоставили моим сестрам выбор, кто из них выйдет первой. Их стратегия была такова: вышедшая на свободу расскажет всем о пережитом за эти дни кошмаре, чтобы мы поторопились вытащить из плена вторую, заплатив назначенный выкуп.

Лаура вышла, а Тити осталась. Тити, которая в то воскресенье сидела в своем доме в пижаме, которая составила компанию своим кумовьям только для того, чтобы те не пошли в театр одни, и которая тем вечером вообще не должна была быть там. Похитители уже знали Лауру в лицо, следили за ней и знали, когда она приходит домой, и когда выходит из дома и идет в театр и, наоборот, из театра домой. Они охотились только за ней, а заполучили двоих. Возможно, по воле самогó провидения тем вечером Тити была с Лаурой, и не будь ее с ней, Лаура, возможно не вышла бы живой из этой переделки, и тогда наша боль была бы еще сильнее… Мы никогда не узнаем того, что было бы; единственное, что я знаю, – нам повезло, и мы еще легко отделались.

С той самой минуты как Лауру выпустили, она вышла с твердым намерением любым способом вытащить Тити из плена. Едва оказавшись на свободе, Лаура немедленно рассказала о положении Тити, и о том, что собирались сделать с ней похитители, если мы не поспешим выполнить их требования. С этой секунды мы как можно быстрее предпринимали все возможное, чтобы немедленно вытащить Тити.

Последние шестнадцать дней, которые Тити провела в заточении одна, были самыми ужасными. Похитители стали терять терпение из-за того, что процесс получения денег задерживался сам по себе, не считая прессы, которая сильно мешала своими заявлениями. Возникла угроза того, что бандиты могут покалечить мою сестру, присылая нам части ее тела. Но один из основных главарей шайки спас сестре палец… потому что без памяти влюбился в нее. Заведомо это была не любовь, а то, что в психологии известно как “стокгольмский синдром”, только наоборот. “Стокгольмский синдром” – это психическая реакция организма, при которой у жертвы похищения или человека, находящегося в заточении против воли, развивается особого рода сопричастность к своему похитителю. В данном случае влюбленным оказался похититель, каким-то образом воспылавший страстью к моей сестре.

После этого мучительного и болезненного переживания мы с Тити часто разговаривали о случившемся. В один из наших разговоров она сказала мне, что в тот период в ее голове постоянно кружилась одна и та же мысль: “Я должна снова увидеть своих дочерей, свою родню. Вразуми меня, Господи, чтобы я могла владеть собой, придай мне стойкости, пошли так необходимое мне спокойствие, чтобы я не сошла с ума”.

- Поэтому сейчас я здесь, сестренка, сижу перед тобой, держу тебя за руку, говорю с тобой.

В тот момент я сказала ей:

- Сестричка, я уверена, что только самым сильным душам доводится пережить подобного рода испытания. Думаю, это позволит тебе достичь более высокой ступени духовного развития, нежели остальным.

Она ничего не ответила, только посмотрела на меня и улыбнулась, как будто старалась посмотреть на все моими глазами. Когда в книге Тити я прочитала подробное описание физического и психологического насилия, которому ее подвергли, я снова убедилась в величии ее души. Она выросла в моих глазах, став непобедимой воительницей. Тити обладает огромным желанием жить, она очень отзывчива и питает любовь к ближнему во всех аспектах, и прежде всего ей известна цена прощения. И по сей день нас с Тити связывает что-то такое, что трудно объяснить и передать словами. Эта связь очень глубока и поддерживается глубокой любовью. Тити научила меня тому, что такое настоящее родство.

Нечего и говорить о Лауре, моей самой старшей сестре, моей наставнице в “мире развлечений”. Когда я была девочкой, одним из самых горячих моих желаний было сходить посмотреть на ее игру в театре. Я старалась хорошо учиться в школе и получала хорошие отметки, чтобы мне разрешили сходить в театр и посмотреть на нее. Находиться за кулисами, видеть столько людей, пришедших посмотреть на игру сестры, видеть ее саму, играющую так, как будто никаких зрителей и не существовало. Лаура – выдающаяся театральная актриса. Именно Лауре я обязана своими первыми уроками. Она заставила меня оставить всё “деревенское” и поставила меня перед зрителями. Мое первое появление в кино состоялось потому, что она привела меня на съемки фильма “Кондитерская война”, в котором мы появлялись в костюмах той эпохи. Лаура отвела меня и на первые кастинги, она же представила меня своему другу Пако Айала, чтобы он устроил мне прослушивание. Так я оказалась в группе “Динь-динь”. Очень многим в своей артистической карьере я обязана Лауре, и я всегда буду благодарна ей за это.

Две мои сестры, самая старшая и самая младшая из старших. Как же я молилась за них, как просила Бога, чтобы они вышли из плена целыми и невредимыми. Меня сильно потрясла одна картина. Когда Эрнестина вернулась к себе домой, то, побыв какое-то время с родными, она решила одна пойти в сад. В саду она обняла дерево и надрывно заплакала, тихо подвывая. У деревьев есть древние души и величественные истории, и когда ты обнимаешь их, они наполняют тебя энергией, связывая тебя с землей. То, что Эрнестина плакала, обняв дерево, говорило о том, что ей было необходимо вновь врасти в реальность и свободу.

История с похищением не закончилось с возвращением сестер. На самом деле от нее осталось что-то, что мы всегда будем носить в наших душах; этот случай образовал трещину в нашей семье. Происшествие такого масштаба разрушает внутрисемейные отношения, потому что каждый переживший эту травму, ведет себя по-своему. Наши отношения с Тити до сих пор очень тесные, а вот нас с Лаурой похищение очень сильно отдалило друг от друга, мы даже не разговаривали друг с другом несколько лет. После пережитого Лаура чувствовала, что никто не может понять ее боль. Я хотела поддержать ее, но ничем не могла помочь. Я ничего не могла ни сказать, ни сделать, чтобы ей стало лучше. Что-то, что я делала, она находила плохим, и маленькие проблемы разрастались до огромных размеров, а мы все больше отдалялись друг от друга. Трудно сказать точно, что привело нас к этой скверной, болезненной ситуации, ведь все мы после похищения так боролись с гневом, досадой и виной, что, пожалуй, упустили из виду самое главное: мы – семья, связанная узами любви. Я всем сердцем верила в то, что время все вылечит и всех примирит, а мудрость Всевышнего однажды заставит гармонию вернуться в лоно нашей семьи. Время – великий мудрец, и нужно только оставить все в руках Господа.

До самой смерти мамы у нас были диаметрально противоположные мысли и чувства. Меня охватывала ностальгия по тем временам, когда мы были кланом, единой нерушимой семьей, в которой царили любовь, солидарность и общность, когда мы восхищались друг другом и были очень близки. Моя мама должна была умереть для того, чтобы снова все изменилось, и мысль об этом словно грызет мое сердце, заставляя его болеть и плакать временами от нестерпимой боли. Тем не менее, у нас есть дружба и духовное родство, которые никогда не сотрутся, и между нами пятерыми каким-то образом существуют нерушимые узы.

Оставляя вину позади

Мне было очень трудно освободиться от чувства вины за похищение своих сестер; проходили месяцы, если не годы, внутренних вопросов и конфликтов. Я чувствовала себя виноватой за похищение сестер, пережитый ими кошмар и даже за их настоящее, обусловленное пережитым. Много и кропотливо занимаясь самоанализом, при помощи профессионального психолога мне удалось вернуть себе уверенность и самоуважение, а самое главное, я по-новому взглянула на прощение, начав с прощения себя самой.

Любовь – это энергия, которая подпитывает все на свете. Она идет рука об руку с прощением. Чтобы избавиться от напряжения, боли и вообще всего того, что мне в себе не нравилось, я прибегла к методике, которую используют некоторые психотерапевты, и в моем случае результаты оказались превосходными. Методика заключается в том, чтобы записывать на бумаге все, что доставляет тебе боль, являясь причиной твоих страданий, и ты оцениваешь в баллах, насколько сильны твои чувства. Потом ты складываешь листок пополам, привязываешь его к воздушному шарику и выпускаешь шарик из рук, давая ему улететь, говоря себе: “Я больше не хочу чувствовать эту боль... В эту секунду я поканчиваю с ней. Я хочу стать и буду свободным человеком, потому что у меня есть все, чтобы быть счастливой. У меня есть талант, достоинство и все, о чем я мечтала. Я признаю, что мне было очень больно, я признаю, что я страдала, и я принимаю это. Я прощаю всех людей, причинивших мне боль. Это час освобождения, сейчас я разрешаю боли уйти”. Благодаря этому простому, но бесподобному упражнению я на самом деле простила всех, открыв себя свободе и счастью.

Подобного рода упражнения очень сильны, они должны выполняться под руководством профессионала, потому что он предлагает тебе принять самого себя, почувствовать боль в самой глубине твоего существа, освободиться от нее, найти равновесие между страданием и освобождением от боли и стать счастливым. Это и был тот самый путь, по которому я решила пройти, чтобы достичь душевного здоровья, залечив самые глубокие раны в своей душе.

У прощения нет памяти, а у нас есть. В этом и заключается проблема! Мы должны были бы иметь в виду, что величайшим учением Христа, пришедшего в этот мир принять за нас страдания, распятого и умершего за наши грехи, было прощение, а мы своими деяниями продолжаем распинать его. Христос сумел простить предателей; он не искал виновного, не побежал к Отцу с жалобами о том, что с ним делали. Даже когда его распинали на кресте, он простил вора, находившегося рядом с ним; забыв о своей боли, он послал ему душевные силы и жизнь вечную. Его последние слова навечно раздались эхом: “Прости им, ибо не знают, что делают” [прим: “Отче! Прости им, ибо не знают, что делают” – Евангелие от Луки гл.23,ст.34]. Его прощение открыло возможность спасения, дорогу к истине и вечности. Это путь к прощению.

Что касается похищения моих сестер, то тут я практически бичевала сама себя, взвалила на себя крест и распинала сама себя до тех пор, пока не поняла, что должна оставить все это, поскольку таковы были планы Господни. Таково было предначертание нашей семейной судьбы, озеро, в котором вся семья должна была принять крещение и испытать сколь велика возможность нашего духовного роста и понимания, не тыча в кого бы то ни было пальцем и не обвиняя другого. Просто издавна существуют определенные вещи, которые мы должны пережить, усвоить и как можно лучше противостоять им.

Если мы думаем холодной головой, то так просто искренне простить, но для того, чтобы добиться настоящих результатов, нужно выполнить следующее:

Ты должен признать, что у тебя есть проблема и обозначить ее.

Ты должен простить себя самого.

Выполнив первые два пункта, важно простить ближнего.

Начиная с этого момента, тебе будет легче, что ты страдаешь из-за нанесенных тебе ран, побывав участником событий, вызвавших эти страдания, из-за своего неумения ограничить боль, из-за невыученного вовремя урока, из-за осуждения и критики других людей, из-за того, что терзало тебя в прошлом... Познай и признай свою боль, и тогда ты сможешь простить себя и простить других.

Залечивая раны

Как-то раз, когда сестры уже были на свободе, мы с Томми предложили им переехать в Соединенные Штаты, чтобы начать новую жизнь. Мы предложили переезд большей частью потому, что родственники похитителей начали приходить к дому Тити в Мехико и запугивать ее, чтобы она не давала свидетельских показаний против них. У властей уже были подозреваемые, и они надеялись, что мои сестры их опознают. Опять складывалась очень напряженная ситуация, поэтому мы и подали идею, чтобы они приезжали в Штаты вместе с детьми. Мы уверяли, что поможем им найти работу и начать новую жизнь.

Тити согласилась и продала все, что имела, включая дом. Она привезла с собой дочерей, и пока они обустраивались здесь, мы всячески их поддерживали и помогали всем необходимым. Такую же помощь мы предложили и Лауре, чтобы она перебралась в Майами, где у нее были друзья, и она могла продолжать работу на студии “Телемундо” или “Юнивижн”; там всегда снималось множество сериалов, однако, Лаура решила остаться в Мексике. Излишне говорить, что мы отнеслись с уважением к ее решению.

Когда Тити с дочерьми перебрались в Нью-Йорк, мы раздобыли для них очень удобную квартиру в центре города, чтобы они не так сильно ощущали перемены, поскольку Мехико и Манхеттен чем-то похожи. Жизнь в обоих городах никогда не останавливается: толпы народа, вечный гвалт и суматоха, есть на что посмотреть и что узнать. Нам с Томми хотелось, чтобы им было как можно комфортнее, потому что они приехали сюда, бросив все – друзей, положение, работу, школу, стабильность, удобства – для того, чтобы узнать и попробовать что-то новое. Но, как бы мы не помогали, вся их жизнь осталась в Мехико, в самом любимом месте мира, который был знаком им лучше других.

Тити – красивая белокурая женщина с голубыми глазами. Подобная внешность не характерна для Мексики, но в Нью-Йорке она была всего лишь еще одной блондинкой. Никто на нее не смотрел, никто не знал, кем она была, да, в сущности, им это было все равно, и это безразличие, несмотря на свою кажущуюся незначительность, на самом деле сильно ее задело. Однако ее изболевшей душе было необходимо какое-то время побыть в абсолютной безвестности. Тити часами прогуливалась по Центральному парку… Она писала стихи, для нее это была своего рода психотерапия. Также она начала записывать свою историю, что впоследствии обернулось книгой. Она с трудом заставляла себя находиться здесь, но благодаря этому времени, проведенному в незнакомом городе, она незаметно залечила свои раны. Нью-Йорк послужил ей отличным сценарием для очищения, чтобы избавиться от гнева и бессилия, которые она носила в себе из-за пережитого в течение тридцати четырех дней ужаса. Потихоньку она начала писать книгу, и я всячески поддерживала сестру в ее начинании. На то чтобы закончить книгу, у нее ушло около двух лет, поскольку прошло довольно много времени, когда сестра была просто не готова к тому, чтобы вспоминать те дни. Когда Тити снова начала обретать уверенность в себе, она была в кофейне “Старбакс”, находящейся в парке, или в собственной квартире, и тогда она с головой ушла в книгу, отдавшись работе телом и душой. Она также научилась ценить город, живя в свое удовольствие.

Четыре года спустя, уже имея постоянную, надежную работу в “Рокфеллер-Центре”, где она исполняла обязанности консультанта на канале “Телемундо”, она как-то сказала:

- Тали, я возвращаюсь в Мексику, я не хочу быть здесь.

“Как же так, – подумала я, – моя сестра, моя подруга собирается уезжать… Почему она хочет уехать от меня?” Моя душа не хотела согласиться с тем, что сказала сестра, но Тити, уже приняв решение, ласково посмотрела на меня своими голубыми глазами:

- Сестренка, понимаешь, я задыхаюсь здесь. Мне нужен мой Мехико, мой народ, моя еда, мои друзья. Я люблю тебя, но не могу остаться жить здесь, я не принадлежу этому месту. Понимаешь, очень трудно быть одной, идти по дороге, не имея спутника рядом с собой. Поставь себя на мое место и представь, что твоего спутника жизни нет… Ты и дальше жила бы здесь?

Поразмыслив, я поняла, что сестра была права во всем. Нью-Йорк – очень непростой город, и если бы мой муж не был нью-йоркцем, и основная масса его дел не находилась бы в этом городе, я по-цыгански кочевала бы по другим местам.

Тити начинала скучать по своей прежней жизни, друзьям, по своему народу. Ее внимание сильно привлекало то, что мужчины Манхеттена – прагматики. У них нет желания слишком близко сходиться, зато слишком много желания провести шикарную ночь, и больше ничего. Моя такая романтичная, влюбленная в любовь, белокурая сестренка не находила здесь мужчину своей мечты, который ухаживал бы за ней по всем законам романтики. Она привыкла к классическому ухаживанию мексиканских мужчин, когда они посылают женщине цветы, открывают перед ней дверцу машины, стараясь сначала добиться ее любви. Сестра начала тосковать, заупрямилась и вернулась в Мексику, конечно, вопреки моему желанию. Возвращаясь, она умирала от страха, но сказала мне: “Когда-нибудь я должна рискнуть, потому что научилась быть собой, наконец, я научилась противостоять себе самой, своим страхам и призракам и поняла, что бóльшая часть меня осталась в Мексике”. Она всегда говорила, что у меня уже есть своя семья, я уже состоялась как жена, потому что подумывала о своем первом ребенке. У нее же ничего нет, потому что дочери уже выросли, и у них своя жизнь. Словом, Тити вернулась, возродившись из пепла, как огромное сверкающее солнце. Она уехала, продолжая светить мне уже из Мехико.

Я ненавижу прощания. Было чертовски грустно говорить сестре “до свидания”, но она уезжала счастливой, потому что ко всему прочему увозила с собой под мышкой книгу. Она избавилась от кошмара, уместив его на ста девяноста двух страницах. Сейчас она стала сильнее, чем была. Признаюсь, что я все еще скучаю по ней, потому что мне было хорошо с ней. Мы много развлекались, и рядом со мной, наконец-то, был близкий родственник. Это был предел моих мечтаний, потому что, когда мы были вместе, я могла помочь ей начать все снова, потому что простила себя за случившееся. Работая над самой собой, я с помощью Тити, поняла, что была не виновата в похищении. То, что произошло, было предначертано нам, это было просто вне моего контроля.

В это время в Мексике Лаура тоже написала о своем испытании пьесу “Пленницы” и поставила ее

на сцене. Пьеса была очень хорошо принята зрителями, залы были переполнены, что позволило Лауре совершить турне по всей стране. Лаура стала очень активным борцом против похищений в Мексике, а также возглавила разные движения за мир и против насилия в нашей стране. Постепенно она тоже пришла в себя и отошла от этого травматического события, вовлеченная снова в свою театральную жизнь.

Жизненные уроки

Порой я чувствую, что прожила много жизней, будто исполняя разные роли на разных сценах, по

мере того, как продвигалась в этом мире вперед. Артистка, девочка, подросток, женщина, актриса, певица, дочь, сестра, жена, а теперь и мать. Сколько лиц было обращено ко мне, сколько взглядов пересекались с моим взглядом? Сколько рук я пожала? На скольких обедах и ужинах я побывала, и сколько всего произошло? По скольким сценам ступала я? Слова, события, люди, моменты; думаю, я много прожила, но в то же самое время я чувствую, что жизнь только начинается, и мне много не хватает для жизни.

Брать на себя ответственность за наши дела совсем нелегко. Сегодня, прежде чем принять какое-

либо решение, я оцениваю степень риска и то, каковы будут возможные последствия моих поступков. Возможно, через год я буду думать по-другому, потому что люди постоянно меняются. Вполне возможно, что лет через пять я напишу еще одну книгу, которая будет полностью отличаться от этой. Но пока именно такая точка зрения придает мне внутреннее спокойствие.

Обдумав и осознав, как мы живем, мы можем выбирать: стать ли нам жертвами, палачами и

судьями или выбрать стремительный, исцеляющий и освобождающий путь прощения. Моя сестра Эрнестина могла бы выбрать путь ненависти и целыми днями ненавидеть своих захватчиков, тем самым, возможно, отдаляясь от настоящего и своих мечтаний. Тем не менее, она пошла по пути прощения. Она решила избавиться от боли, ярости и бессилия как девочка, которая отпускает воздушный шарик и смотрит, как он улетает от нее все дальше, чтобы никогда больше не вернуться.

В случае Лауры путь был другой. Она всеми силами ухватилась за веру и день за днем собиралась с группой верующих, чтобы всем своим существом жить верой. Но, независимо от выбранного способа, к которому решили прибегнуть мои сестры, каждая из них сумела достичь спокойствия и внутреннего мира в своей жизни.

Я всегда была жуткой реалисткой, и это тоже способствует тому, что мне нравится заниматься

самоанализом и всматриваться в свою душу, чтобы постараться с каждым днем становиться все лучше. Сконцентрироваться и стать цельной, более открытой, сопереживающей, помогать ближнему, оставляя, конечно, местечко своим мечтам и желаниям. Я нахожусь в поиске ясного представления о том, что же такое моя жизнь в настоящем, о себе самой, о семье, о друзьях.

В моей жизни было столько всего, что, порой, я чувствую себя старушкой, да, это так… очень

молоденькой старушкой, исполняющей сандунгу [прим:мексиканские песня и танец]. Я много поездила и много повидала, но на самом деле самое большое удовольствие мне доставило путешествие в себя саму, в свое нутро. Это путешествие многому научило меня, гораздо большему, чем остальные. Порой было очень больно, порой слишком напряженно, но я вернула себе бесценное богатство своей сути и полностью раскрыла дотоле незаметную стоимость большей части моей жизни. Это позволило мне, имея бóльшую власть, лучше контролировать себя именно в неожиданные неприятные моменты, придерживаясь учения дзэн [прим: дзэн – буддийское учение, зародившееся в Китае. Его суть – созерцание своей истинной природы и безмолвное просветление, основанное на 4-х принципах (1.Не испытывать ненависти, и не совершать ничего плохого, 2. Следовать карме или обстоятельствам, 3. Не иметь стремлений или привязанностей к предметам и явлениям, ибо они – причина страдания, 4. Пребывать в гармонии с определенным установленным порядком)].

Среди наиболее неприятных и болезненных моментов, с которыми мне предстояло столкнуться,

есть одна статья, появившаяся в журнале-обозрении мексиканских театральных постановок, где без всякого стыда опубликовали фотографии праха моего отца. Какой-то репортеришка-дегенерат низкого пошиба открыл урну с прахом моего отца и сделал фотографии рядом с одним мешочком. Заголовок гласил: “Талия забросила прах своего отца.” Фотографии показывали урну, где находился прах отца вместе с мешочком, где покоились останки одного из моих дедушек. Кусочки костей моего близкого родственника безо всякого стыда были выставлены на всеобщее обозрение.

Очень больно было столкнуться с бесчеловечной жестокостью, недостатком профессиональной

этики и человеческой натурой, начиная с хранителей нашего собора, эмблемы веры в Мексике, позволившим репортеру с фотоаппаратом делать снимки. Они сдвинули надгробную плиту, под которой покоились останки отца и моих предков, чтобы сделать снимки и получили материал, благодаря которому была состряпана жуткая статья, достойная “желтой” прессы. Статья вышла в свет с одобрения главного редактора и всех членов редколлегии, которые, сидя за одним столом сообща решили поместить фотографию на обложку журнала. Я думаю, что они сделали это с единственной целью – добиться максимальных продаж за неделю, не придавая никакого значения тому, какую боль они причинили. В мгновение ока фотографии разлетелись по миру, а когда мы попытались найти виновного, все разводили руками. Служитель соборной часовни, в которой находились ниши для урн с прахом, получил деньги и разрешил учинить этот произвол, затронув личную жизнь семьи, но я и сейчас знаю, что он никогда не скажет, кто ему заплатил. Кардинал никогда ни о чем не узнает. Тот, кто прибирается в часовне, тоже ничего не видел. Все говорили, что ничего не знают, так что мы никогда не узнаем, кто был тот фотограф, и у кого был столь изворотливый ум, что ему в голову пришла эта гениальная идея. Мы не могли получить более подлого, низкого и точного удара под дых. Мы все знаем, что когда кто-то касается твоих умерших, то это атака духовного плана. Все это находится где-то там, за чертой, о которой нам ничего не известно. Беспомощность и агрессия в подобного рода ситуациях преступают самое близкое и родное, что хранит человек.

Повторю еще раз – прощение в этом случае было решающим. Причины, по которым причинялась

боль, были разными, но прощение всегда одно: оно меняет тебя, исцеляет и, самое главное, освобождает. Освобождает, возрождая твои чувства, снова и снова вводя тебя в состояние гнева, который заставляет тебя испытывать глубочайшую и неуправляемую ненависть. Простить – это все равно, что забыть о случившемся. Самое главное – помнить, что выбор в наших руках, и в наших силах выбрать путь прощения, а не ненависти, выбрать мир и спокойствие.

Я, со своей стороны, выбираю прощение, потому что прощение – синоним свободы.

Неоспоримая правда заключена в том, что мы в изобилии пожинаем то, что посеяли. Мы все

каким-то образом должны давать отчет своим деяниям, мыслям и словам. Поэтому я сознательно исправляю свои ошибки здесь, на Земле, чтобы, когда меня не будет в этом мире, где-то там, далеко, прокрутили фильм моей жизни, и я, увидев сцены, которые нравятся мне меньше всего, могла сказать: “Да, я совершила ошибки, но я сумела попросить за них прощения”.

В своей жизни я открыла одно правило, которое является основополагающим принципом,

которым я руководствуюсь на своем ежедневном пути.

Я открыла, что любовь… это Прощение.

• Глава 6 •

Возрождение

Дорогая Сабрина, моя серебряная девочка, моя любимая доченька. Такая светлая, как звездочка. С

рубиновыми губками и янтарно-медовыми глазками... Ты пришла и перевернула все в моей голове. Ты приветствовала меня своими жемчужными зубками и, видя твою улыбку, я поняла, что жизнь имела иной смысл. Ты привнесла в мою жизнь новые краски, новые запахи, новые рисунки. Я заново открыла мир через твои озорные ручки, играя с тобой в ладушки, через твои чувства и твои слова, изучая и открывая все это. Ты дала мне новый взгляд на вещи, который не был мне знаком до дня твоего рождения.

Я благодарю жизнь за все, что прожила. Не испытай я боль, одиночество, грусть, темные моменты, я никогда не узнала бы тебя.

Теперь я понимаю день и ночь. Понимаю миг предрассветной зари во всем его великолепии, возвещающий о величественном восходе солнца, когда его сверкающие лучи слепящего света вытесняют полумрак, возрождая день. Это сверкающее солнце находится во мне; и с тобой, моя драгоценная дочка, я поднимаюсь день за днем, как гладиатор, побеждающий своих злейших врагов.

Вновь возрождается радость... вновь возрождается надежда... возрождается мое внутреннее я... возрождается все вокруг меня. Ты дала мне способность возродиться из самой темной части себя самой, чтобы сверкать как солнце, даря свет и радость всем вокруг меня. Возрождаться каждую секунду, возрождаться каждое мгновение.

Возрождение... Какая радость узнать тебя в своей жизни и быть рядом с тобой. Если ты рядом, и я держу тебя за руку, то любая помеха, любая проблема, любая боль будут драгоценными сокровищами, с помощью которых открывается клад жизни, который ты вложила в меня саму.

Знаешь, Сабрина, что я больше всего всем сердцем хочу для тебя? Я хочу, чтобы ты всегда и неизменно была самой собой. Чтобы ты обрела уважение к своей личности, к своей душе, чтобы никогда не теряла себя, свою сущность, а я знаю, что по самой природе этой жизни когда-нибудь это случится. Моя прекрасная девочка, всегда важно вот что: о тебе скажут то, что скажут, или подумают то, что подумают, но ты всегда вернешься к своей сущности и останешься сама собой в своем самом широком проявлении.

Никто не будет любить тебя больше тебя самой. Никто не будет уважать тебя больше тебя самой. Никто не даст тебе больше счастья, чем ты сама себе дашь. И знаешь, что? Если ты будешь невнимательной и не проявишь бдительность, то никто не сделает тебя более несчастной, чем ты сама.

Не давай в руки никому свои мечты и желание стать счастливой. Это зависит только от тебя. Возможно, в каких-то моментах, в каких-то местах, в каких-то ситуациях и в каких-то людях ты найдешь ту нечеткую картину, которая, предположительно, означает человеческое счастье. Но в конце пути человек всегда понимает, что неудовлетворенность, грусть, меланхолия исходят от него самого, и чтобы встретить настоящее счастье не нужно ни самого огромного дома, ни самых вычурных богатств, ни второй половинки твоих грез. Нужно просто жить абсолютно счастливым, постигнув глубинную суть себя самого до самых корней, и решиться разложить свои достоинства и недостатки, невзгоды и успех, огорчения и достигнутые на самом взлете высóты перед собой. Прикоснуться к ним, противостоять им, оценить их, суметь простить и, самое главное, суметь найти равновесие, стоя ровно посередине.

Сабриночка, познай каждую частичку своей сути, своих мыслей, своих чувств, каждый уголок своей души, и это сделает тебя более сильной и уверенной в себе.

Будь счастлива, доченька. Будь цельной. Будь возвышенной, но расписывай каждый шаг, который сделаешь. Будь сильной, но нежной, как чистая слеза. Будь ответственной, но привлекательной. Будь открытой, но осторожной, смотри в оба. Будь смелой, но застенчивой как роза. А самое главное, золотая моя девочка, будь свободной. Будь абсолютно свободной!

Я люблю тебя во всех Вселенных и во всех измерениях, в каких мы существуем, любовь моя.

Возрождение

Недавно я разговаривала с Соней Эрнандес, президентом клуба моих фанов “Mundo De Cristal”, [прим: международный фан-клуб Талии, созданный в 1991г. Соней Эрнандес] и она напомнила мне кое-что, что напрочь вылетело из моей памяти: “Помнишь самые первые интервью в начале твоей карьеры? Ты еще говорила тогда, что больше всего на свете боишься того, что не сможешь быть матерью. А теперь, посмотри на себя – у тебя уже вторая беременность”.

Очень долго я боялась, что этот мой юношеский страх станет реальностью. Но, поскольку это все же мой разум, я не переставала думать о силе мысленного притяжения и знала, что если и дальше буду переживать из-за того, что не могу забеременеть, то лишь еще больше отдалюсь от этой своей цели. Когда ты сосредотачиваешься на негативе, то неизбежно притягиваешь его к себе. Разумом я понимала, что должна думать о хорошем, но на практике осуществить это было чертовски трудно.

Годы моего замужества проходили, а мне все никак не удавалось забеременеть. Лечение, доктора, попытки, тоска – все это было, пока не появилась Сабрина. Внутренне я была подавлена. Мне было тоскливо и чего-то не хватало. Мне не хватало материнства, и я не могла думать, что мне будет отказано в этой привилегии.

Однажды декабрьской ночью, я разговаривала со своей сестрой Феде и грустно спросила ее:

- Почему Бог не благословляет меня ребенком? Ну почему я должна жить вот так?

- Сестренка, – ответила мне Феде, – ты должна приблизиться к Господу и возложить свою душу к его ногам.

- И как мне это сделать? – почти выкрикнула я.

Мы еще поговорили какое-то время, а потом вместе помолились по телефону. Я еще больше нуждалась в присутствии Бога; у меня на душе было столько всего, я у стольких людей просила прощения, я заключила мир со всем и со всеми... Но, мне было необходимо обратиться к самому главному над всеми вещами существу – Богу.

После этой горячей и прекрасной молитвы, вылетавшей из самой глубины моей души, мы с Феде распрощались и повесили трубки, а я продолжала свою беседу с Богом. Вдруг зазвонил телефон, и я взяла трубку. Это снова была Феде:

- Сестренка, Бог только что открыл мне нечто прекрасное... Я увидела тебя на пятом месяце беременности, – ликуя, сообщила она. Я не понимала, что она мне говорила, но голос сестры заразил меня ее восторженностью.

- Дай Бог, сестричка... Хоть бы Господь тебя услышал...

- Что значит дай бог и хоть бы? – заявила она, привлекая мое внимание. – Тут такое дело... Господь ясно показал мне, что по Его Указу ребенок придет. Жаворонок [прим: семейное прозвище Талии в детстве], Господь не лжет, он правдив... У тебя будет ребенок.

Переполненная радостью, сестра повесила трубку.

В конце года, на праздники, она прислала мне с Тити подарок – зеленую детскую сумочку с моими любимыми жирафами. В сумочке было много детских вещей. Увидев этот подарок, я подбодрилась, но убрала его, поскольку уже представляла себе много вещей, и каждый раз разочарование приходило ко мне вместе с огромной болью. Я спрятала его на верхнюю полку своего шкафа и забыла о нем. Мы продолжали пробовать все возможное, но ничего не срабатывало. Я чувствовала, как постепенно улетучиваются мои надежды забеременеть.

Несчастный случай

Этой зимой мы решили поехать в отпуск в Аспен, штат Колорадо. Я всегда хотела быть отважной и заниматься экстремальным видом спорта. Когда мы катались на горных лыжах, меня всегда тянуло сходить на трассу “черный бриллиант”, самую рискованную и опасную. Мне вообще нравилось рисковать и заниматься чем-то опасным, это всегда было во мне. Меня привлекали такие виды спорта как горные лыжи, альпинизм, дайвинг в пещерах и гротах и все такое.

Этим утром я встала с постели с желанием остаться дома, но чуть позже нам позвонили друзья и пригласили вместе покататься на лыжах. “Давай, проветрись, – бодро сказал Томми, стараясь воодушевить меня на прогулку. – Одевайся, покатаемся немного с друзьями, а потом пойдем обедать.”

Поколебавшись между “да” и “нет”, я все-таки уселась в машину, похожая на луковицу в тройном слое термобелья, поверх которого был надет лыжный костюм, в перчатках, ботинках, со шлемом в руке и лыжами под сиденьем.

Поскольку сегодняшним утром я была слегка очумелая, Томми заставил меня выпить подряд два “ред буллса”... Ну держись! Поднявшись на вершину трассы, я встала на лыжи и понеслась вниз, как Спиди Гонсалес [прим: персонаж серии мультфильмов “Луна тюнз” студии Уорнер Бразерс, самая быстрая мышь в Мексике] или Тасманский Дьявол [прим: персонаж той же серии мультфильмов]. У меня больше времени уходило на подъем, чем на спуск. Я так стремительно скатывалась вниз, что даже снежинки не успевали меня увидеть. После двадцати спусков, которые я без отдыха совершила один за другим, окрыленная “ред буллсом”, я не понимала, что мои ноги уже устали, а адреналин все требовал еще, еще и еще. Томми с друзьями уже хотели идти обедать, и я сказала им, чтобы они спускались, а я скачусь еще один раз, но я не сознавала, что была вымотана до предела... На этом последнем спуске, когда я захотела повернуть лыжи, ноги меня не послушались, и я с грохотом повалилась на снег. Когда я падала, то услышала какой-то хруст в колене. Увидев мое драматическое падение, остальные спускавшиеся лыжники позвали медиков. Пока мне оказывали помощь, я позвонила Томми и рассказала, что со мной произошло:

- Любимый, я упала... Я спущусь на носилках, ты подожди меня внизу у трассы. Думаю, у меня что-то с коленом.

От моего сообщения Томми подавился куском во рту. Пока спасатели-профессионалы спускали меня с горы, он мчался мне навстречу, и добежал как раз в тот самый момент, когда мне накладывали на ногу шину, чтобы положить в машину и отвезти в больницу.

Весь вечер я провела в рентгенологии, пока врачи ставили диагноз: трещина в большой берцовой кости и разрыв связок. Вывод: полный покой для ноги, наложенная шина, пакеты со льдом, костыли и мно-о-ого-много отдыха. Мне дали рекомендации: спокойно сидеть дома, задрав ногу вверх и, самое главное, никаких вечеринок на Новый год. Я должна была расслабиться. С этими инструкциями я и вернулась домой.

Я восприняла все это на позитивной волне и приняла самое лучшее решение в этой ситуации – украсила костыли милыми новогодними игрушечками и колокольчиками. Возможно, мне нужно было отдохнуть, и этот несчастный случай был единственным, в котором я обратила внимание на Бога, ведь он так резко и неожиданно остановил меня. Я не замедлила понять, что это было предопределено свыше, как и все в жизни. Я так успокоилась, что даже перестала думать о беременности, о работе, о поездках... Единственное, что я сделала за два месяца отдыха, сидя дома, так это просмотрела большущую коллекцию мексиканских фильмов с Хорхе Негрете, Долорес дель Рио, Педро Инфанте, Тин Тан, Хоакином Пардаве, Марией Феликс и Маурисио Гарсéсом. Здесь-то я и удостоверилась в правоте поговорки “чем больше хочешь, тем меньше получишь” или еще одной “позволь ему уйти; если это твое, то вернется, но больше никогда не уйдет”. Бывают моменты, когда человек упорно цепляется за желанную мечту, из кожи вон лезет, стараясь этого добиться, но чем больше старается, тем больше помех на пути и тем дальше его мечта. Есть одна американская поговорка, одна из моих любимых: “позволь всему идти своим чередом, Господь сам все сделает”.

Приятная неожиданность

Меня начало тошнить, и я ничего не ела. Я подумала, что у меня анемия, и пошла к врачу. Тот выписал мне направления на анализы крови. Мы находились дома, когда нам позвонили по поводу результатов. “Я требую, чтобы вы пришли ко мне в кабинет, я должен вам кое-что сообщить”, – сказал нам врач. Это не тот звонок, которого ты ждешь, тем более что доктор сказал, что он ждет тебя в консультации. Мы жутко разволновались. Мы с Томми пошли в консультацию. Сидя напротив врача, мы крепко держались за руки, ожидая самого худшего.

- Ну-с, новость, стало быть, такая ... – начал врач. В моей голове тут же забурлило бесконечное множество вопросов: “Что со мной? Неужели что-то серьезное? Что он мне сейчас откроет?..” Однако, врач одним махом прервал суматошный бег моих мыслей, спросив: – Вы готовы?

Господи, какое тягостное ожидание. В кабинете повисло неловкое молчание, и мне хотелось, чтобы доктор заговорил... И вот, наконец-то, он выпалил на одном дыхании:

- Вы станете родителями, вы ждете ребенка.

- Что-о-о-о?!! – хором прокричали мы с Томми. Мы смотрели друг другу в глаза, видя как они наливаются слезами. Эта новость проникла глубоко в наши души, и счастью было тесно в наших сердцах, оно переполняло нас. Мы чувствовали себя так, словно нас только что оповестили о чуде.

По совету доктора я должна была достаточно много отдыхать. Это было как раз то, что мне давалось с трудом, потому что я не знаю покоя. И тем не менее, я восприняла свою беременность очень-очень серьезно. Я больше не могла думать ни о чем, кроме ребенка. Я умирала от страха, что могу не выносить его девять месяцев. Тогда я ложилась в кровать, закидывала ноги на стену или на большие подушки и брала в руки книгу, чтобы отвлечься.

По мере того, как проходили месяцы, внутри меня стало что-то происходить. Так как мое тело начинало изменяться, внутренне менялась и я сама; я не узнавала себя… Я чувствовала, что материнство обещало стать самым возбуждающим приключением в моей жизни. “Какова мудрость господня! – подумала я. – Если бы не произошло все то, что случилось, я никогда не наслаждалась бы этим моментом, как делаю это сейчас.” Я должна была резко затормозить, остановив свой безумный бег, должна была погрузиться в самоанализ, должна была почистить дом или же мой внутренний храм, мой разум, мою душу и мое тело; я должна была вытряхнуть пыль, выбросить все негодное из коробочек, в которых хранился мой жизненный опыт и чувства. Кто-то особенный уже входил в мою жизнь, и он не должен был встретить хаос, который я в себе носила.

Первые три месяца мы держали эту новость в секрете. Об этом не знала даже моя мама. Мы

боялись, вдруг что-нибудь случится, и потом нужно будет давать объяснения по поводу такого горя, как потеря ребенка. Нет, я совсем не хотела экспериментов. Но вот наступил день, когда я сказала об этом маме. Она не могла поверить и, ликуя, носилась по дому, вскинув руки вверх и радостно ими потрясая. Она безостановочно повторяла: “Дочка… До-о-чень-ка…” Самым трудным для нас обеих было хранить “секрет” от моих сестер. Мама всегда была для меня самым лучшим и надежным доверенным лицом, и я знаю, что она хранила секреты, как могила.

Используя расстояние, мы успешно хранили секрет моей беременности до пяти месяцев. Ей,

бедной, приходилось скрывать свои чувства перед остальными родственниками в первую очередь потому, что все говорили ей, что ее доченька Талита была очень “загадочной и скрытной молчуньей”. Это так, новость проскальзывала в ее глазах всякий раз, как наши взгляды встречались; она была похожа на большую тайну, которую хранят две маленькие девочки. Втихомолку переглядываясь, они поддерживают друг друга, чтобы не побежать со всех ног и не растрезвонить о секрете всему свету.

Когда я была уже на шестом месяце, то позвонила Тити и пригласила ее на выходные. В первый

день я ничего ей не сказала, а она ничего не заметила. На второй день мы пошли прогуляться, а после обеда вернулись домой. Она проводила меня до ванной. На мне были спортивные брюки для занятий йогой и блузочка. Я задрала блузку, открывая живот, и сказала:

- Вот, сестричка, посмотри какое пузо, думаю, я переела.

- Да, ты вправду как толстушка.

Тогда я с лукавой улыбочкой посмотрела ей в глаза, и она спросила:

- Тали, ты беременна? – и заплакала. Слезы из глаз Тити текли рекой, и она не могла остановиться.

Мы долго стояли, обнявшись, а потом она принялась прыгать вместе со мной. Мы были похожи на двух сумасшедших! Мне пришлось сказать ей, чтобы она не трясла меня, как грушу, поскольку я была в деликатном положении. Тити тут же рассказала о новости моим племянницам, а я – сестрам. Когда я разговаривала с Феде, она спросила меня:

- Как дела, сестренка? Что-то случилось?

Я ответила ей, стараясь контролировать свой голос:

- Все в порядке. Я звоню тебе, чтобы кое-что сказать…

Прежде чем я успела хоть слово вымолвить, Феде с полной уверенностью заявила:

- Ты ведь беременна, правда? Сколько месяцев? – спросила она взволнованно.

- Откуда ты знаешь? – поинтересовалась я. – Я никому не говорила… ну, шестой месяц.

- Ну конечно, еще бы! – радостно воскликнула Феде. – Помнишь, в декабре мы разговаривали с

Богом? После молитвы Господь дал мне возможность увидеть тебя на шестом месяце беременности… Я спрашивала его, когда это произойдет, поскольку уже много времени прошло с момента видения… Ну конечно! В том видении ты была на шестом месяце, значит сейчас у тебя пять месяцев. Так значит Господь сказал мне тогда, что ты расскажешь мне о своей беременности, будучи на шестом месяце.

Сестра была так счастлива, что трещала без умолку. Конечно… Господь уже поведал нам об этом.

О новости узнала не только вся родня; в журнале “Hola!” [прим:“Привет”] вышло мое эксклюзивное интервью, поскольку мне показалось неплохой идеей рассказать об этом своим фанам. После похищения сестер и залечивания ран, я долгое время избегала прессы. Мне нужно было время на то, чтобы прийти в себя после всего случившегося, но эту новость я должна была сообщить всем.

Я заботилась о себе на протяжении всей беременности. Я занималась йогой для беременных, давая

себе очень маленькую нагрузку; гуляла; читала все книги, рассказывающие о том, как подготовиться к материнству; ела исключительно полезные, диетические продукты; никакого алкоголя; медитировала и занималась дыхательными упражнениями.

На сроке восьми месяцев я начала чувствовать себя как-то странно, очень усталой. В течение

последних месяцев мама была со мной. Когда я рассказала ей о своем самочувствии, она успокоила меня, сказав: “Ай, доченька, это нормально. Ребенок тянет из своей матери все, что может – кальций, витамины, словом, все… Ребенок ест тебя, доченька. Он должен вырасти большим и сильным, так что абсолютно нормально, что ты так себя чувствуешь. Спи и отдыхай, сколько можешь, потому что потом у тебя не будет на это времени.”

Я всегда знала, что у меня будет девочка. С тех пор, как мы с Томми впервые заговорили о детях,

нам обоим хотелось, чтобы первой была девочка. Просто невероятно, как может измениться человек. Раньше я все время думала о карьере, дисках, а теперь все мои мысли были целиком и полностью сосредоточены на ребенке. Я непрестанно представляла себе разные вещи – какое у нее будет лицо, на кого она будет похожа, какой у нее будет характер… Я старалась представить, какой она будет. Будет ли она ласковой? А, может, серьезной? Или веселой? Как же мне было интересно. Ну и конечно же, выбор имени, которое станет частью личности ребенка. Сначала я хотела Джина Сабрина или просто Сабрина. Нам очень нравилось это имя, потому что у него было итальянское звучание, и оно обладало определенной силой. Когда нам подтвердили пол ребенка, мы сходили с ума. Кто-то подарил нам книгу имен, которую вместе со мной просматривали мои подружки, уже ставшие мамами. Среди всех имен на букву “С” я нашла имя Сакае. Нам понравилось как оно звучало вместе с Сабриной и, кроме того, в Японии оно означало удачу и успех. Сабрина означало принцесса, так что в нашем доме была бы Принцесса Удачи. “Как замечательно, – говорили мы, выбирая имя, – что в нашу жизнь придет Королева Удачи”.

Рождение

Схватки начались 5 октября ближе к вечеру. Пузырь еще не лопнул, и воды не отошли. Поначалу

я подумала, что это обычные боли последних дней и случайные тренировочные схватки. Судя по нашим с врачом подсчетам, до родов у меня оставалось еще несколько дней. Однако схватки были довольно болезненными и становились все чаще. К двенадцати часам они стали более продолжительными, а боль нарастала. Все это предупредило меня о том, что пришло время рожать. Я терпела, сколько могла, но в четыре часа, едва занялся рассвет, простонала: “А-а-а, Томми, едем в город!”

Мы живем на окраине Нью-Йорка, и обычно тратим около 45 минут на то, чтобы добраться до

того района Манхэттена, где находится больница. Поскольку схватки были непостоянными и прерывистыми, и боль, несмотря на ее силу, была еще терпимой, мы решили, что, пожалуй, будет лучше заехать на нашу городскую квартиру и там подождать, когда совсем рассветет. И тем не менее, с утра пораньше мы уже были у врача, чтобы он меня осмотрел.

- Талия, – с улыбкой сказал он, – шейка открылась только на два сантиметра.

- Что?.. только на два? – переспросила я, немного смущенная, поскольку рассчитывала, что он уже

оставит меня в больнице, чтобы принять роды. Заметив выражение его лица, когда он говорил: “У вас в запасе еще не одна пара часов”, я подумала про себя: “И чего он улыбается, этот доктор? Конечно, он-то не чувствует то, что я, ему легко вернуть меня домой”… Доктор посоветовал мне вернуться домой, а в больницу приехать вечером, около шести. Короче говоря, мы поехали обратно в квартиру.

Поскольку я понимала, что нет способа целый день выдерживать эти боли, я позвонила одной

акушерке, специализирующейся в области холистики [прим: область альтернативной медицины, утверждающей, что лечить нужно человека в целом – его тело, дух и разум], но имевшей медицинские познания, которая помогала женщинам во время родов. Во время последнего месяца беременности она мне очень помогала, делая подготовительный массаж для родов. В обществе ее и Томми мои нервы успокаивались, а мучительное беспокойство и желание убежать проходило. В пять вечера я больше не могла терпеть и не находила себе места. Я перепробовала все положения, чтобы уменьшить силу схваток. Я вставала, садилась, ложилась на бок, присаживалась на корточки, принимала теплые ванночки и душ, делала массаж, лежа на спине, но ничего, ничего не могло избавить меня от этой боли. Я не могла дышать, все меня раздражало, даже халат, который был на мне. Меня бросало то в жар, то в холод, я то плакала, то смеялась, то обливалась потом, то снимала тапки, то надевала…

На помощь! Эй, кто-нибудь,помогите мне! Я была в отчаянии. В моей голове проносились образы

тех женщин из далекого прошлого, которые рожали в своих домах или, выйдя на улицу, производили детей на свет, присев на корточки и вцепившись в ветку дерева. Господи, какая храбрость! Какая отвага! В те минуты я могла думать только о том, как они это делали… За что мне уцепиться? Дайте мне ветку! Нет, они были настоящими героинями…

Женщины, прошедшие через это, отлично меня поймут. В таких делах любая из нас теряет

образование, воспитание и хорошие манеры. Схватки приносят с собой тревогу и отчаяние, мы лишаемся опоры, и вперед начинает выходить женщина, у которой каким-то образом в запасе имеются только те слова, что показывают ее теперешнее состояние. Например, в какой-то момент мне нужно было позвать Роситу, чудесную женщину, которая работала в моем доме всю жизнь, и я громко рявкнула: “Ро-о-са!” Роса примчалась и спросила: “Что случилось, сеньора?” Тогда еще громче, чем в первый раз, я завопила: “Скажи этому сукину негодяю, пусть немедленно подает машину, и скажи Томми, чтобы пришел сию же секунду, о-ох… или пусть остается… или нет, м-м-м… да пусть катится на хрен… а я еду в больницу!” Бедная Росита вынуждена была выслушивать мою брань… Я уже попросила у нее прощения за это, но сейчас прошу снова, уже публично: прости меня, Росита.

Томми настаивал на том, чтобы я терпела как можно дольше, потому что дома мне было бы

гораздо удобнее, чем в больнице. Конечно, он во всем был прав, но мое отчаяние понимает только тот, кто сам испытал родовые муки. В критические моменты помимо того, что я сквернословлю, во мне присутствует Мария из предместья, и тогда никто меня не остановит. Подобное поведение является отличной защитой для человека, пребывающего в отчаянии. Не знаю почему, но у меня это всегда очень хорошо срабатывало, и я успокаивалась. Когда я была непоседливой девчонкой, мама отвозила меня в парк Чапультепек или в какой-нибудь другой парк и говорила: “Доченька, носись по всем лужайкам и кричи во всю мочь любые грубые слова, какие тебе захочется”. Я носилась, как безумная и непрерывно орала “жо-о-па, жопа, жопа”. Через полчаса я возвращалась к машине, время от времени тихо бормоча себе под нос “задница… задница”. Эта стратегия срабатывала.

Пока мы добирались до больницы, Томми, не переставая, приговаривал: “Беби, успокойся, мы

сейчас приедем. Я люблю тебя… Малышка, мы в одном шаге от больницы, успокойся”. “Какое там успокойся, – думала я. – Какое, к черту, спокойствие”. Прижавшись лицом к оконному стеклу, я тяжело дышала, обливаясь потом при каждой схватке и неистово желая увидеть въезд в больницу сквозь запотевшее стекло. У меня было ощущение, что все мое тело ужасно горячее, но начинается очередная схватка, и мне нужно думать о том, чтобы расслабиться и уменьшить боль. Потом я почувствовала все сразу: жар, поднимавшийся к голове, судороги в ногах и расходящиеся кости в нижней части спины. Ощущение такое, что, не спрашивая разрешения, тебя втянули в бои без правил и провели прием “дробилка” ударив поясницей о подставленное колено и выламывая ее, не говоря уже о боли в боковой области спины, как будто у тебя проблемы с почками… В этот момент во всем теле жутко неприятые ощущения… а тут еще Томми сидит рядом со мной и твердит свое “Беби, я тебя люблю”… “На чем бы мне его повесить?” – вот единственное, о чем я могла думать.

Когда мы приехали в больницу, анестезиолог предложил мне эпидуральное обезболивание, чтобы

успокоить боль. Это была настоящая пытка. Я не знала, что было худшим, то ли боль от тридцатисантиметровой иглы, входящей в позвоночник, то ли схватки в полном объеме. Процесс затянулся и показался мне вечностью. В тот момент мне хотелось топать ногами и растоптать врача. Это был лысый мужчина приблизительно сорока лет, похожий на Питбуля [прим:Армандо Кристиан Перес, американо-кубинский рэпер]. Когда препарат начал действовать, это было чудо. От переполнявших меня чувств и благодарности, я схватила его и крепко поцеловала в лысину, говоря: “Я тебя ЛЮБЛЮ! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю!” Томми и медсестры умирали от смеха, но я говорила серьезно.

Проблема заключалась в том, что время шло, а шейка матки не раскрывалась. Когда пришел мой

доктор, то, осмотрев меня, он сказал:

- Шейка едва открыта, всего на два с половиной сантиметра. Если в ближайшие часы, она не

откроется, придется делать кесарево сечение.

- Нож в моем теле… не-е-ет… Доктор, ради бога, не кесарите меня, все, что угодно, только не

кесарите! – твердила я с мольбой в глазах.

Доктор внимательно посмотрел на меня и сообщил, что есть один способ открыть шейку матки –

сделать ручное стимулирование. Он подробно объяснил, что это похоже на выжимание сока из апельсина, и проделывается только три раза, но при этом существует риск инфицирования, и может быть летальный исход. Второй способ – это просто сделать кесарево сечение. Я закричала:

- Да выжимайте же, наконец, этот долбаный апельсин!

После тридцати двух часов обычно протекающих родов, началась борьба за то, чтобы помочь

ребенку выйти. Еще час и десять минут потуг ушли на то, чтобы вышла довольно крупная головка моей славной дочурки. Так появился на свет мой головастик, мой смышленый и упрямый карапузик. Моя малышка родилась в три часа утра. За месяц до этого события я принесла доктору в консультацию список своих пожеланий. Я уладила вопрос о том, чтобы во время родов передо мной поставили зеркало, потому что мне хотелось видеть воочию рождение малышки. Еще я хотела, чтобы сразу после рождения ребенка положили мне на грудь, чтобы он чувствовал меня, а я его. Также я попросила, чтобы пуповину перерезала я сама, но доктор с жаром возразил: “Ты с ума сошла. Никогда за всю свою жизнь я не позволил этого ни одной матери”. Тогда я пригрозила ему, что, если он мне не разрешит, я сменю врача, и он согласился.

Когда доктор увидел, как я лежу с ребенком на животе и плачу от огромного счастья вместе со стоящим рядом со мной мужем, он сказал: “Пришло время перерезать пуповину. Талия... ты готова сделать это?” Посмотрев на Томми, я уверенно ответила: “Да”. Я взяла ножницы и сказала Томми, чтобы он положил свою руку на мою, и мы вместе перерезали пуповину. Какой же это был чудесный миг, мгновение вечности. Я только просила Бога, чтобы мы с Томми смогли с той же отвагой перерезать пуповину наших чувств и эмоций, когда наступит момент, и наша доченька захочет стать независимой, быть свободной женщиной, при этом всегда имея нашу родительскую поддержку.

Когда я увидела ее личико и эти глазки, ищущие мои глаза, ее маленькую ручонку, я поцеловала ее и расплакалась. Стоило пройти через все эти муки и боль, пережить тридцать два часа борьбы ради возможности видеть ее, быть с ней рядом. “Я люблю тебя, родная, солнышко мое, я люблю тебя” – повторяла я раз за разом. Мы все плакали и не могли сдержаться, но, думаю, что Томми плакал сильнее всех.

Когда мне эпидурально ввели обезболивающее, и оно подействовало, я предложила Томми пойти в бар, где мы познакомились и выпить два мартини, один бокал – за мое здоровье, второй – за себя, а потом позвонить нашим друзьям и начинать праздновать. На самом деле его единственным делом было снять на пленку все, что происходило “за кулисами”. Когда он вернулся уже подшофе, то ни Скорсезе, ни Спилберг не сняли бы лучше его. Это была самая лучшая короткометражка, какую я видела; я вручила бы за нее Оскара. С камерой в руках он снял, как мы заходили в родильный зал, как родилась наша малышка, снял наши заплаканные от радости лица. Томми пребывал в эйфории и раздавал интервью всем, кто находился там.

Сейчас это прекрасное доказательство неистового желания, воплощенного Богом в реальность наших жизней, желания, принесшего море улыбок, радости и жизненных сил. Уже обтертую и чистенькую малышку мне положили на руки. Я не могла больше ждать, достала всю одежду и смотрела на божественное совершенство, лежащее на моей кровати. Я снова стала одевать ее, приговаривая: “Моя драгоценная маленькая Принцесса Удачи... наконец-то мы вместе, наконец-то я могу обнять тебя, моя прекрасная малышка. Моя Сабриночка... моя Саки... доченька моя”.

Пока я находилась в родильном зале, Энн Глю, моя подруга, обосновалась в моей палате и, не спрашивая разрешения, все в ней отделала в розовый цвет. Она купила розовые простыни, розовое одеяло, розовую пижаму, розовые полотенца, розовое мусорное ведерко, даже шторки в душевой она поменяла на розовые, розовая зубная щетка, розовая мыльница, словом, все розовое. Моя палата была розовой и пахла по-новому. Также и моя малышка пахла чем-то новым, что я никогда не чувствовала раньше.

Сабрина

С рождением дочки я почувствовала, что до этого дня я была не более чем “избалованной девчонкой”. Сейчас я, конечно, “избалованная женщина”, так что все не так уж сильно изменилось. Я была на седьмом небе от того, что меня баловал муж, поклонники, мама и сестры. Только теперь от ручонки Сабрины ко мне пришло осознание собственной ответственности за формирование другого человека, который однажды расправит свои крылья, чтобы лететь на поиски своей судьбы; я повзрослела.

Когда Сабрина вошла в дом, я превратилась в “полномочного представителя” антибактериального мыла. Томми, должно быть, находил и хорошую сторону в этой моей маниакальной одержимости, которая снова вырвалась наружу, только теперь моя навязчивая компульсивность [прим:действия и поступки, совершаемые насильственно под непреодолимым влечением и побуждением, хотя и осознаются как неправильные] обернулась против микробов. “Беби, если хочешь, я могу помочь тебе выпустить твою собственную линию дезинфицирующих средств под названием “Талитайзер”, – подшучивал он надо мной, весело смеясь, – или давай купим акции в компании Purell. Как тебе идея? Дело-то может оказаться прибыльным”. Моя малышка была такой “хрупкой и слабенькой”, что меня приводила в ужас мысль, что с ней могло что-то случиться.

По мере того как Сабрина росла, я открывала, что многое ей досталось от меня, например, она так же как я получала наслаждение от еды. Время от времени, мы втихую сбегали поесть пирожные с кремом и шоколадно-ванильное мороженое, ее самые любимые лакомства. Эти вылазки мы совершали только вдвоем. Отец не желал к нам присоединяться, поскольку будь его воля, он каждый день ел бы только тофу и растительную пищу.

Я согласна с тем, что питание должно быть сбалансированным, но в душе я мексиканка до мозга костей, и обожаю сладости. Я люблю полакомиться конфетами со сгущенкой, вафлями и, конечно, маленькими кексиками с персиковым или абрикосовым мармеладом снаружи и маленькими сахарными шариками внутри. Когда мама приезжала к нам в гости, она специально привозила их с собой. Дочка ждала, когда же приедет бабушка и привезет булочки с сахарными белыми шариками. Я разрешала ей съедать по кексику в день, и какое же удовольствие она получала. Если кексик падал Сабрина пальчиком искала его и, найдя, тащила в рот... она не упускала ни единой крошки.

Заботиться, воспитывать, учить и формировать человека, это на самом деле большая ответственность. Бабушки правы – материнство это ответственность, которая никогда не заканчивается. Как-то, когда я была еще в положении, ко мне пришла одна женщина и спросила:

- Когда ты выздоровеешь?

- В каком это смысле, когда я выздоровею? – вопрос был мне непонятен. Я была беременна, а не больна. И тогда женщина мне ответила:

- Беременность – это девятимесячная болезнь, а выздоровление на всю жизнь.

В какой-то степени она была права, потому что на самом деле ты всю жизнь посвящаешь своим детям. Дети навсегда останутся для тебя детьми, даже когда сами они станут родителями.

Материнство

Я не перестаю думать обо всех матерях, которые с полной ответственностью заботятся о своих детях, работают, кое-кто и на двух-трех работах, а кроме того, готовят, стирают, гладят. О женщинах, которые помогают своим мужчинам, как революционерки-“Аделиты”[прим: Аделита – нарицательный образ мексиканских женщин-солдаток, принимавших участие в революции 1910 – 1917гг], или о тех, кто в одиночку противостоит миру, чтобы вырастить и вывести в люди своих детей. Я думаю о женщинах, составляющих часть человеческой истории, которые тем или иным способом тащат на себе семью. “БРАВО!” – говорю я им. Какие они потрясающие. Они достойны уважения, и я восхищаюсь ими.

Только когда женщина сама становится матерью, она во многом понимает свою мать. Я много разговаривала со своей мамой на тему отношений матери с дочерью и спрашивала иногда: “Как ты могла справиться со столькими дочерьми. У меня с одной-то...” Раньше женщины имели столько детей, сколько Бог послал. Они были няньками, кухарками, уборщицами, воспитательницами, учительницами, врачами, медсестрами, сиделками, психологами, подругами, одним словом, они были матерями.

Моя мама родилась в городке Ла-Пас, что в Нижней Калифорнии, на побережье. В то время это был свободный порт, куда приходили все корабли с Востока. Бабушка решила уехать оттуда, чтобы жить вместе с моей мамой в столице. В то время бабушке Еве было только двадцать шесть, но у нее был железный характер, она была очень решительной, и впервые покинула родные места. Довольно долго они с мамой жили очень плохо, ведь в столице у них не было абсолютно ничего и никого. У меня не было ни малейшего сомнения в том, что мама была настоящей Маримар – молоденькой девчушкой с побережья, которая с самого рождения и потом, по приезде в столицу, до замужества испытывала на себе презрение, просыпаясь от кошмаров, но которой впоследствии удалось стать сильной, всем известной женщиной.

Сейчас я понимаю, что должна была пережить моя мама со мной и сестрами при тех ее возможностях, чтобы мы превратились в честных, порядочных женщин. Женщин, которые любят жизнь, наслаждаются простыми вещами, такими как улыбка, сумерки, дождливый вечер. Но в то же самое время эти женщины являются воинствующими победительницами, которые сражаются за свои идеалы. Как это случилось и в какой момент – это для меня загадка. Одно я знаю твердо – я хочу перенять от мамы ее величие и щедро передать его своим детям.

Я усвоила урок – в этой жизни нет виновных, есть только жертвы жертв; жизнь многократно повторяется во всех ее аспектах из поколения в поколение. Сейчас я знаю, что в моей власти отпустить или удержать, но я поняла, что лучше отпустить. Все твое при тебе и останется, а то, что не твое – уйдет.

Точно так же как и я, Сабрина живет в двух разных мирах, зародившихся в разных поколениях. Ее папа вырос, слушая Фрэнка Синатру, а мама – “Ганз н' Роузес”. Мы абсолютно разные поколения, объединившись, дополняем друг друга. Думаю, что результат будет фантастический... со мной так и было. Я – продукт величайшей “серебряной эпохи”, вкусов, тенденций и убеждений моей семьи, и мне нравится, что я такая, какая есть, и кто я есть.

Моя семья растет, поскольку в то время как я пишу эти строчки, я ожидаю рождения моего второго ребенка. Сабрине будет с кем играть. Она будет старшей сестрой, учительницей, которой путь уже знаком. Сабрина будет ураганом, смешанным из разнообразной мексиканской культуры и яркой итальянской, из вкусов, типичных для моей родной земли, из семейных итало-американских посиделок, из звуков и отзвуков наших стран, нашего прошлого, нашей истории. Она – часть нового поколения, но обогащенная чудесами наших традиций и разными средствами. У меня нет ни малейшего сомнения, что она всегда будет моей Принцессой Удачи.

• Глава 7 •

Вера

Возлюбленный Отче наш, Всеславный Боже! Кто, как не ты, любишь без всяких условий? В глубине своего существа я знаю, что ты выбрал меня еще тогда, когда я была в материнском чреве, хранимом до того дня, как ты коснулся двери моей души. И тогда, когда ждал приглашения прийти. Увидеть тебя перед собой было величайшим и прекраснейшим моментом моей жизни.

Спасибо за твою любовь, за прощение, спасибо за то, что сказал, что я была ненаглядной девочкой, спасибо за то, что принял меня как дочь. Спасибо за все, что ты мне дал, за то, что понимала, и за то, что нет. Спасибо за то, что я знаю, что все имеет смысл и цель, даже если это и не нравится мне. Спасибо за то, что я познала цену жизни и за то, что научил храбрости. Спасибо за то, что ты взял меня за руку и вывел из темноты к свету. Спасибо за все испытания и трудности, которые ты заставил меня прожить, потому что этим ты укрепил меня и закалил как сталь. Я как солдат, шагающий от победы к победе.

Только я еще в дороге как перелетная птица, я продолжаю следовать отмеченным тобой путем. Я прошу тебя об одном – не позволяй мне сбиться с пути, дай мне мудрость, чтобы построить свой дом на прочной скале.

Спасибо за то, что я есть, Отче… Спасибо за то, что любил меня всем сердцем, за то, что протягиваешь руки, чтобы обнять меня и укрепить.

Всем своим существом хочу я однажды предстать перед тобой и броситься в твои объятия, чтобы сказать: “Отец… я собралась. Я дома, папочка”.

Вера

Вера… какое коротенькое слово и какое значимое. Это – то, что нельзя купить ни за какие деньги;

вера приходит, когда слышна правда, а правда – это прекрасная, драгоценная персона… ласковая Божественная персона.

Я понимаю, что есть множество значимых изображений Бога, но это Он всеведущ, всемогущ и

вездесущ. Он встречается в сумерках, во вселенной, в глазах ребенка или в каком-либо другом представительном виде, близком чуду. Для многих людей Бог означает фарфоровую статуэтку или распятие на стене; для других он означает поход в церковь каждое воскресенье или коленопреклоненное чтение новенн [прим: чтение определенных молитв Богородице и различным святым в течение 9 дней перед праздником, или заупокойные молитвы], истово крестясь, с молитвенником в руке, что заставляет чувствовать себя ближе к Богу. Для меня Бог – это всепоглощающая тебя энергия, идущая изнутри, как пламя, или же сила, исходящая из каждой твоей клеточки, каждого атома. Ты знаешь, что она во всем и во всех. Бог – не ограниченный человек, он за пределами нашего разума, его невозможно даже представить. Нет слова, чтобы это объяснить, но ты его чувствуешь, живешь им. Как-то, читая Библию, я обнаружила в Евангелии от Иоанна стих, который врезался мне в душу. В своей молитве, Иисус просил Отца: “ …как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино…” (Евангелие от Иоанна глава17, стих 21). И тогда ко мне со всей ясностью пришло понимание. Я осознала, что мы двое – единое целое и, стало быть, я – это Ты, а Ты – это я. Эта фраза превратилась в ключевую для меня: “Я – это Ты, а Ты – это я”. Долгое время, пока я была больна, я снова и снова произносила ее. Это поддерживало меня и придавало сил, чтобы бороться с болезнью Лайма [прим: клещевой боррелиоз – инфекционное заболевание, передаваемое через укус клещей. При отсутствии лечения может перерасти в хроническую форму, привести к инвалидности и даже летальному исходу].

Бог в моем сердце

Я всегда считала себя духовным человеком. С тех пор, как себя помню, в нашем доме всегда

говорили о Боге с уважением. В доме всегда присутствовал образ Бога, и, возможно, как и многие дети, я научилась всему через многократное повторение. Я выучила наизусть молитвы, чтобы благодарить Бога, ложась спать или перед едой; каждое воскресенье я ходила в церковь; ходила к мессе в Вербное Воскресенье и в Пепельную Среду [прим: первый день Великого Поста]… Со мной всегда был образок Бога. Одно дело, когда тебе говорят, что Бог здесь, и другое дело, когда ты на самом деле понимаешь, что вот он, Бог, в твоем сердце, в твоей душе. Он здесь. Долгое время моя связь с Богом ничуть не отличалась от связи с Ним большинства людей. Божье имя всегда было на моих устах, когда нужно было попросить Его о каких-то необходимых мелочах, начиная с того, чтобы Он помог мне сдать экзамен в школе, и заканчивая тем, чтобы мама не узнала об одной из моих проделок… Так было до тех пор, пока не наступил день, когда я почувствовала Его присутствие так реально, что это разрушило все ранее обдуманные схемы общения с Ним. В моей жизни произошло два случая, когда Господь предстал передо мной, позволив мне воочию увидеть Его могущество и величие.

Первый раз это было в начале девяностых, когда я и еще несколько родственников как-то

собрались в доме моей сестренки Габи, в ее гостиной, чтобы всем вместе помолиться. Именно через Габи Спаситель вошел в нашу семью. Она первой из нас встретилась с Богом духовно, а потом постепенно Господь коснулся каждого из членов моей семьи.

Этот вечер мы начали с хвалебных псалмов. Мы пропели все вместе несколько псалмов, а затем каждая из нас стала молиться. Мы молились по очереди, одна за одной. Я закрыла глаза, и вдруг поняла, что в центре нас находился Иисус. Как на экране телевизора увидела я, как Он начал идти по кругу, останавливаясь перед каждой из нас. От волнения мое сердце стало лихорадочно биться, я ликовала, восторг затопил все мое существо... И вдруг Он остановился передо мной. Мама, которая находилась в другой стороне комнаты, сказала: “Тали, он хочет твое сердце”. Тогда я увидела, как Иисус сложил свои чудесные руки и протянул их ко мне. Инстинктивно я прикрыла свои плечи ладонями, скрестив руки на груди, словно защищаясь, но Габи, стоящая напротив, подбодрила меня: “Вручи... Вручи Ему свою сердце... Позволь Ему войти в тебя”. Я не понимала, как два человека, находившиеся в противоположной стороне комнаты, причем в разных ее углах, могли видеть то же, что видела я... Как они могли знать это, если глаза у всех были закрыты? В этом я увидела подтверждение того, что передо мной и в самом деле был Иисус. Тогда я опустила руки и увидела, как Иисус достал мое сердце, а потом снова положил руки и поместил в моей груди луч ослепительного света, возвратив мне новое, сверкающее, сердце.

Почувствовав, как этот прекрасный свет входит в мое тело, я расплакалась от счастья, и в первый и единственный раз мои губы начали напевать очень гармоничную, незнакомую мне мелодию. Прекраснейший голос, вырывающийся из моего горла, был не моим. Это была причудливая средневековая рулада, ангельское песнопение... Эту божественно-возвышенную песню мне было позволено спеть лишь однажды, в тот самый раз. Я не имела представления о времени, температуре, о своей родне, стоящей вокруг меня... Я вдруг перестала ощущать себя в каком-то физическом месте. Бог коснулся моей души, заменив каменное сердце на плотское. В тот день я познала вечность, я узнала, что Бог существует, что Он реален, и Он здесь, рядом со мной.

Второй раз я столкнулась с любовью Господа в середине девяностых годов. Было воскресное утро. Я с родственницами находилась в доме Габи. Мы все были одеты в белое, потому что собирались принять крещение осознанно, а не так, как в детстве, когда решение за тебя принимают родители. Дом был подготовлен к этому таинству, и в нем находилось довольно много людей, восхваляющих Господа своим пением. Они стояли вокруг круглого бассейна. Мы в своем белом одеянии чинно выстроились в линеечку, ожидая свою минуту, чтобы войти в воду. Когда подошла моя очередь входить в воду, в моей голове пронеслось множество разных вещей. В тот момент, когда пастор окунул меня под воду, все замерло: сквозь воду я увидела и созерцала открытые небеса, Господа, сидящего на своем престоле, и сонм ангелов рядом с ним. Тогда я поняла смысл фразы, в которой говорится: “Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся”. [прим: Библия, Новый Завет, Евангелие от Луки святое благовествование, глава 15, стих 10] В этот момент кающейся грешницей была я сама; грешницей, которая вышла из воды свободной, оставив позади свои оковы, разочарования, свою боль и грусть, словом, все то, что мне не принадлежало, чтобы стать целиком и полностью свободным существом.

После этих двух столь знаменательных и чудесных встреч, я провела несколько лет с ощущением глубокой потребности познания Бога посредством Его слова для того, чтобы лучше понять свою жизнь и свои ежедневные испытания так, как я видела их отраженными в стихах Библии. Много псалмов превратилось в надежно охраняющий меня щит. С начала и до конца дня я чувствовала себя счастливой, черпая силы в духовных песнопениях и молитвах.

Со временем моя связь с Господом перестала быть такой яркой, как в самом начале, но как бы ни была я занята, я всегда делала усилие, чтобы переключиться на Его столь живое присутствие, пробудившееся во мне. Понятно, что молитва, эта непосредственная наша беседа с Всевышним, всегда присутствовала в моей повседневной жизни. Я стараюсь, как можно чаще собираться с группой богомольцев, чтобы всем вместе читать Слово Божие. Я всегда нуждалась в присутствии и защите Бога как для себя самой, так и для близких, и Он постоянно был со мной на протяжении всей моей жизни. Так было и в тот день, когда, увидев в Луне великолепие и щедрость Бога, я попросила, чтобы Он привел меня к любимому. Так было и в тот день, когда мы с Томми вместе молились накануне нашей свадьбы. Так было и в тот момент, когда Господь явил мою беременность Феде. Эти моменты приближали меня к Его присутствию. На всех этапах моего жизненного пути в самые значимые моменты Он всегда был со мной.

Я думаю, во скольких моментах нашей жизни Бог находился рядом с нами. В точности так же, как и сказал нам: “...Я с вами во все дни до скончания века” [прим: Библия, Новый Завет, Евангелие от Матфея, глава 28, стих 20]. Я полностью верю в это, и у меня нет ни малейшего сомнения в Его обещании.

Тайна моей болезни

На девятом месяце беременности я начала плохо себя чувствовать. Я не знала, что это было, и что со мной происходило, но я становилась большой домоседкой, поскольку вечно была усталой и измотанной. Поскольку ребенок был первый, все говорили мне, что это нормально, и я не слишком волновалась. Однако, когда Сабрина уже родилась, мое самочувствие не улучшалось, и я чувствовала себя хуже некуда. “У тебя послеродовая депрессия, – сказал мне лечащий врач, – все пройдет”. “Роды были очень долгие, – добавил гинеколог, – не волнуйся”. Хотя врачи и твердили мне, что мое плохое самочувствие результат послеродовой депрессии, в душе я с полной уверенностью знала, что у меня не было ни слабости, ни уныния. Ничего более далекого от истины. На самом деле я была очень больна, просто мы этого не понимали.

Врачи даже выписали мне антидепрессанты, которые я так и не стала принимать. Я постоянно возражала им: “Вы ошибаетесь, – говорила я, – это самый счастливый момент в моей жизни. Наконец-то после стольких лет борьбы я держу на руках и обнимаю свою дочурку. Это не послеродовая депрессия!” Но что бы я ни говорила, это не имело значения. Казалось, что я разговариваю со стеной. По-моему, меня не слушали или, скорее всего, мое мнение просто не принимали в расчет. Позже мне стали говорить, что мое состояние было вызвано тем, что я кормила ребенка грудью, и это “высасывало” из меня всю энергию. Это правда, у меня было много молока, но почему это грудное вскармливание должно было выкачивать из меня энергию? Этой сказочке я не верила. Потом мнения врачей снова изменились. Одни из них говорили, что у меня гормональная проблема, возможно, из-за того, что моя щитовидка снова стала такой, как была до беременности. Другие утверждали, что это было вовсе не так, и у меня анемия... Врачи никоим образом не могли прийти к соглашению. У каждого было свое мнение, но ни один не находил причину, и это пробуждало во мне смешанное чувство разочарования и ярости. Словом, помимо того, что мне и так было плохо, приходилось еще бороться и со своими чувствами.

Основным симптомом болезни была потеря всей энергии. С каждым днем мне было все хуже, я уставала все сильнее, и так до тех пор, пока я не поняла, что начала терять мышечную массу. Я была на грани полного истощения. Меня выматывали даже простые размышления. Наступил момент, когда я была настолько тяжело больна, что даже не могла держать на руках ребенка. “Господи, – просила я Бога, – дай мне силы кормить грудью моего ребенка. Пожалуйста, дай мне силы подняться с постели и заботиться о моей девочке, потому что я нужна ей сильной и здоровой”. Я прикладывала усилия и выполняла все предписания врачей... но это не помогало. Я по-прежнему чувствовала себя так, словно по мне проехал грузовик, а потом проволочил меня за собой на скорости тысяча километров в час вкупе с дорожным катком, который раздробил все до единой косточки в моем теле. Я в буквальном смысле слова чувствовала, что умираю.

Ужасно, просто зверски, болели мышцы... Порой я не могла даже пошевелиться на кровати и только плакала и плакала, причитая себе самой: “Ну как такое возможно, что я даже ребенка на руках не могу подержать? Как это возможно?” Раз за разом я прокручивала в голове эту мысль, стараясь хоть как-то сдвинуться вперед. С рождения Сабрины прошло уже пять месяцев, мы находились во Флориде. Как-то утром я проснулась и почуяла, что смерть со мною рядом. “Костлявая с косой” кружила так близко, что я могла видеть ее краем глаза. В отличие от Плакальщицы, которая являлась потерянным духом, жила в моем доме и кружила по нему, когда я была совсем еще ребенком, этот неясный, расплывчато-смутный кошмар на самом деле был самóй смертью. Ледяная и худющая, она была готова схватить меня за руку и безвозвратно увести с собой. С громадным усилием я встала с кровати и остановилась перед мужем. Я так искренне была уверена в том, что смерть пришла за мной, что сказала: “Томми, посмотри на меня, посмотри хорошенько, потому что я умираю и чувствую, что это мой последний мой день.” Конечно Томми встревожился не на шутку, и мы немедленно возвратились в Нью-Йорк, где началась еще одна бесконечно длинная вереница врачей, разного рода всевозможных исследований, анализов, консультаций, больниц... Так прошло больше трех месяцев, и ни-че-го.

Я проводила день, отдыхая в постели, но всякий раз, когда у меня были силы, я принималась выискивать в интернете болезни с похожими на мои симптомами. После многих и многих часов чтения и исследований на всех мыслимых сайтах, я обнаружила две болезни, симптомы которых были очень похожи на то, что чувствовала я, – красная волчанка и болезнь Лайма. В моей голове прочно засела мысль: “А не больна ли я одной из этих болезней? Уж очень похожи симптомы”. Впрочем, если это и не так, то я, по крайне мере должна была исключить эту возможную вероятность. Я попросила своего лечащего врача сделать мне анализы, чтобы узнать, нет ли у меня волчанки или болезни Лайма. Я уже знала, что было только две лаборатории, специализирующиеся на выявлении болезни Лайма; результаты их исследований были наиболее точными из всех. Одна из них называлась IgeneX и находилась в городе Пало-Альто, в штате Калифорния, другая лаборатория находилась в Стоуни-Брук, Лонг-Айленда. Вскоре после того, как анализы были отосланы в лабораторию, пришли результаты. Интуиция меня не подвела, и мои предположения оказались верными.

- Талия, – сказал доктор, когда мы пришли за результатами анализов, – у меня для тебя хорошая и плохая новости. Хорошая новость та, что ты была права, у тебя действительно болезнь Лайма. Плохая новость та, что ты очень слаба, поэтому болезнь прогрессирует.

От тона, каким доктор сообщил мне новость, я почувствовала, что у меня живот свело от страха неизвестности. Я так сильно сжала руку Томми, что у меня побелели костяшки пальцев.

Болезнь Лайма инфекционная. Причиной ее является бактерия рода Боррелия бургдорфери, передаваемая клещами. Именно это со мной и произошло, меня укусил клещ; таким путем я и заразилась. Между собой врачи именуют эту болезнь “великой подражательницей”, потому что протекает она очень тихо. Бактериям удается незаметно обмануть организм таким образом, что зачастую врачи не могут выявить ее при обычных обследованиях. Симптомы этой болезни достаточно широки, и ее можно спутать с хронической усталостью, деменцией [прим: синдром, при котором происходит деградация памяти, мышления, поведения и способности выполнять ежедневные действия], офтальмией [прим: воспалительное поражение глаз], депрессией, фибромиалгией [прим: диффузная симметричная мышечно-скелетная боль, носящая хронический характер], рассеянным склерозом, красной волчанкой или болезнью Альцгеймера [прим: неизлечимое дегенеративное заболевание центральной нервной системы, характеризующееся постепенной потерей умственных способностей: памяти, речи, логического мышления], и я живое тому подтверждение. Если болезнь Лайма не обнаружить вовремя, то она может прогрессировать и перейти в хроническую форму. Это означает, что заболевший будет вынужден несколько лет, а возможно, и всю оставшуюся жизнь принимать сильнодействующие антибиотики со всеми вытекающими отсюда второстепенными последствиями. Очень часто после укуса клеща на теле остаются заметными покраснения кольцевидной формы, известные как “бычий глаз”. Это самое лучшее время для того, чтобы атаковать болезнь антибиотиками и избежать распространения сыпи по всему телу. После укуса человек испытывает симптомы, характерные для гриппа (усталость, ломоту во всем теле, головную боль и головокружение, тошноту), а в равной степени и иные симптомы, затрагивающие центральную нервную систему и вызывающие повышенную чувствительность к свету и звуку, радикальные смены настроения, беспокойство и бессонницу. В каких-то случаях болезнь затрагивает лицевой нерв, что может послужить причиной паралича лица.

Существует четыре стадии болезни Лайма: первая, вторая, третья и хроническая. На какой стадии находится больной, зависит, главный образом, от времени, которое потребовалось врачам для распознавания болезни. В моем случае я не заметила ни клеща, ни покраснений, ничего. Прошел почти год, когда у меня обнаружились первые симптомы заболевания, и я начала их ощущать. К этому моменту болезнь находилась уже в хронической стадии. Это означало, что бактерии распространились по всему телу, инфицировали все органы, включая сердце, мозг и, тем более, центральную нервную систему.

Судя по объяснениям врачей, опасность этого заболевания, на вид кажущегося безопасным, заключается в том, что бактерии атакуют непосредственно нервную систему человека, поражая сосуды, и последствия этого могут быть необратимы. В результате множество людей остались парализованными, другие ослепли, а некоторые не могли даже говорить. В самых тяжелых случаях, это стоило людям жизни. Нужно было узнать степень тяжести моей болезни, чтобы понять, что же со мной происходило. Я развернула сайт под названием www.sobrelyme.com с тем, чтобы делиться информацией об этой болезни с людьми, поскольку она не воспринимается с должной серьезностью, главным образом, из-за нехватки этой самой пресловутой информации даже в медицинской среде и в диагностических лабораториях, которые должны были бы распознавать это заболевание.

На хронической стадии, когда у меня обнаружили эту болезнь, инфекция прочно обосновалась в моем организме и была устойчива к любому виду антибиотиков, что всё очень осложняло. Поскольку мы пытались остановить болезнь всеми возможными способами, от лекарств у меня началась интоксикация организма. Степень интоксикации была столь сильна, что у меня проявился так называемый синдром Герксгеймера. В этом случае реакция организма на медикаменты до предела усугубляет всю клиническую симптоматику основной болезни; нервная система словно содрогается. Зачастую ухудшение симптоматических показателей можно спутать с аллергической реакцией на антибиотики, но это не так. Наоборот, эта реакция возникает вследствие того, что антибиотики борются с бактериями, которые, в свою очередь, выделяют токсины. Недомогание и дрожь на самом деле являются реакцией организма на его стремление очиститься от всех токсинов. Короче говоря, у меня в наличии имелась не только сама болезнь Лайма, но и отрицательная реакция организма на препараты, которые мне давали. Как говорится, беда не приходит одна.

Несколько месяцев я провалялась в постели, чувствуя, что умираю. У меня почти не было желания жить. Я чувствовала, что не стоило продолжать так мучиться. Я понимала всех неизлечимо больных людей. Например, раковых больных, которых подвергают химиотерапии, побочный эффект от которой настолько силен, что, порой, бывает очень тяжело продолжать борьбу с самой болезнью.

Слава богу, Томми всегда находился рядом со мной. Я смогла убедиться в том, что слова, произнесенные им перед алтарем – “в радости и горе... в болезни и здравии” – были искренними и шли от самого сердца, поскольку все это время он был рядом. Он вынужден был регулярно относить меня в ванную и укладывать в горячую воду. Он распутывал мои свалявшиеся волосы и мыл их, а я в это время заливалась слезами, говоря, чтобы он дал мне спокойно уйти, и твердила, что больше я не могу.

- У меня больше нет сил бороться... ради бога, Томми, дай мне уйти...

- Ну что ты, детка, не говори ерунду, – очень ласково говорил он, задыхаясь от слез, – ты поправишься... Ты нужна нам с Сабриной. Вот увидишь, ты поправишься.

Томми был моей медсестрой, заботливой сиделкой, моим спутником. Он надевал на меня пижаму, приводил в порядок мои волосы. Я была чистым скелетом, но он ни разу не позволил, чтобы я увидела на его лице отражение беспокойства или какой-либо знак брезгливости. Всякий раз он говорил мне комплименты: “Ты очень красива, любимая. Тебе так идет этот цвет. Ты выглядишь просто потрясающе, ты окрепнешь”. Он сажал меня в машину и вез на прогулку любоваться вечерними сумерками. Ни разу, никогда он не позволил мне пасть духом.

Интоксикация от антибиотиков была основной проблемой, но и не принимать их было нельзя. Это было ужасно! Я была мокрой как мышь; пижама и простыни были насквозь сырыми от пота, влажным был даже матрас. У меня болело все тело, даже волосы, которые начали выпадать. Временами я чувствовала, что голова просто лопается от боли; она была такой тяжелой, словно внутри нее был свинец. Жутко болели глаза, а порой мне казалось, что в глубине головы затонули металлические шарики. И все это наваливалось разом бессонными ночами, не позволяя отдохнуть. Биение сердца отзывалось режущей болью в каждом из суставов, словно в них вонзали ножи и теперь отрывали от тела. Эта боль была ужасающе жуткой. Кожа стала гиперчувствительной. Были моменты, когда я не могла терпеть даже прикосновение простыней. Ощущение было таким, словно всю кожу натерли жгучим перцем чили или просто заживо сдирали ее... А мышцы... Впрочем, какие мышцы? У меня не было мышц. Я превратилась в сорокадевятикилограммовый скелетик. Я чувствовала себя так, будто по жалким остаткам мышечной массы проехал дорожный каток или того хлеще – грейдер. По всему телу пробегали электрические разряды, мышцы сводило судорогой. Я не могла пошевелиться – бедра и ноги казались единой стальной балкой, которую я не могла сдвинуть с места. Ладони были постоянно открыты, поскольку у меня не было сил сжать пальцы рук. Я ничего не могла удержать в руках. Всякий раз как я хотела куда-нибудь пойти, мне казалось, что я не смогу встать на ноги. Я чувствовала, как миллионы раскаленных игл пронзают ступни, будто я целыми часами шагала по вулканическим камням.

Когда болезнь Лайма прогрессировала, проявился еще один симптом – я начала терять память. Как-то меня пришла проведать моя сестренка Тити. Помнится мне, пока она разговаривала со мной, стараясь подбодрить, я смотрела на нее и говорила про себя: “Я люблю эту женщину, я знаю, что она моя сестра, но... как ее зовут?” Дошло до того, что я даже не могла общаться, поскольку не могла построить предложения. Я потеряла способность связно мыслить, планировать. Я была подобна растению – существовала, словно и не существуя вовсе. Так, прозябала... плыла по жизни... витала где-то вне реальности.

Я принимала пять самых сильных антибиотиков почти два года. Через день мне кололи пенициллин, и на моей заднице уже не было живого места для очередного укола. Ягодицы напоминали сетки с шариками; шишки от уколов были со всех сторон, это лекарство скапливалось под кожей. Помимо этого мне давали препарат, использующийся в борьбе с малярией, и ежедневно делали уколы для укрепления имунной системы. Всеми этими лекарствами меня пичкали с единственной целью – убить бактерии, но на самом деле это были небольшие дозы яда, который, походя, убивал не только бактерии, но и меня. В общей сложности за день в меня впихивали пятьдесят таблеток, включая уколы, пилюли, пищевые добавки, витамины и лекарственные травы. Ужас.

Побеждая смерть

Бывали дни, когда я даже не имела представления о времени, и было много других дней, когда у

меня не было воли, чтобы жить. В один из таких дней я лежала на боку на своей кровати, на том же самом месте, где провела уже несколько месяцев. Вдруг я почувствовала, что могу покинуть свое тело. Я тут же подумала, что это было мгновение, о котором я читала в каких-то книгах, мгновение, когда человек покидает свое тело, выходит из него, теряет с ним связь и уходит… Я почувствовала, что такой момент наступил и для меня, и сказала самой себе: “Если я поддамся происходящему, то уйду”. Это было восхитительное ощущение, мне было так хорошо и уютно и совсем не больно. Я словно освобождалась от всего. Легкое тепло вызывало всеобъемлющее чувство того, что я принадлежу всему сразу, что я могу выйти за установленные жизнью пределы, все оставить и быть свободной… Это чувство было столь прекрасно и сильно, что в тот момент я решила, что уйду.

Маленький мониторчик, позволявший мне видеть и слышать мою девочку, лежащую в

колыбельке, был включен, и в эту самую секунду малышка начала плакать. Она плакала так сильно, как никогда, как будто с ней что-то случилось. Ее плач словно разрывал воздух. Он вернул меня обратно, и я сразу пришла в себя. Отбросив покрывало, я встала с кровати и, цепляясь за все, что только можно, добралась до комнаты Сабрины. Уже давно я была так слаба, что всем приходилось класть дочку мне на руки, взять ее на руки сама я уже не могла. А теперь я остановилась перед ее колыбелькой и, не знаю откуда, но я набралась сил. Я взяла дочурку на руки и смогла обнять ее, крепко прижав к своей груди.

Я сидела в кресле, не понимая, что случилось, поскольку на самом деле моя малышка не плакала. Сабрина спокойно смотрела на меня. Меня буквально окутали любовь и спокойствие, которые излучала моя девочка. У нее был такой прекрасный взгляд, и я осыпала малютку ласками, смотря в ее глазки... Я подумала о том, как я могла всего несколько секунд назад принять такое категоричное решение, и какой же эгоисткой я была, не подумав об этом маленьком, беззащитном человечке, доверчиво смотрящем на меня. “Доченька моя, – плача, прошептала я ей, – ради тебя я стану бороться. Неважно, что мне предстоит пережить, я сделаю это, я стану сражаться против смерти и выйду из этой битвы победителем, обещаю тебе”. Закрыв глаза, я обратилась к Богу. “Господи, – горячо молила я, – придай мне мужества и решимости, которых у меня нет. Прошу тебя, поддержи меня, пожалуйста... помоги мне, ведь я – это Ты, а Ты – это я”. Так я и сидела с малышкой на руках, беседуя с Богом.

В тот день я решила не поддаваться смерти. Я сознавала, что нахожусь на Длани Божией, укрытая и защищенная несокрушимой мощью своей веры, и тогда я смогла спокойно уснуть, потому что точно знала – я выиграла битву, я победила. Так крепко спать мне не удавалось уже несколько месяцев.

Мама, не отходившая от меня ни на шаг все это время, никогда не переставала поддерживать меня. Она брала меня за руку и постоянно подбадривала. Все эти месяцы она провела в ужасном беспокойстве, и в ту ночь, увидев меня с закрытыми глазами, она ощутила в душе страх, что они никогда больше не откроются. Пока я отдыхала и спала, мама пошла к себе домой за одеждой. Позже она рассказала мне, что по дороге к дому, который находился примерно в пятнадцати минутах от нашего, она разрыдалась, потому что очень сильно боялась потерять меня. Войдя в свою спальню, она принялась неистово кричать от безысходности. “Боже всемилостивый, – исступленно молила она со всей болью, что носила в своей душе, – моя девочка умирает, моя доченька умирает... Я не знаю, доживет ли она до рассвета. Помоги мне, Господи, молю тебя, ведь она умирает!”

Охваченная отчаянием матери, знающей, что ее дочь при смерти, непрестанно рыдая, она схватила Библию и открыла ее наугад, словно ища какого-либо знака, посланного ей Всевышним. И тут взгляд мамы упал на отрывок, в котором рассказывалось об умершей дочери одного начальника синагоги. Иисус же, сев на ее кровать, сказал ей: “Талита, куми, то есть, девица, тебе говорю, встань!” [прим: здесь речь идет об одном из библейских чудес, совершенных Христом и поведанном в Евангелии от Марка – воскрешении умершей дочери начальника синагоги Иаира, когда Иисус подошел к ее кровати, взял за руку и сказал:“талита(талифа), куми”(глава 5, стих 41), что в переводе с арамейского означает “девица, тебе говорю, встань!”, после чего девица тут же встала и начала ходить]. В этот самый миг мама почувствовала в душе величайшее спокойствие и умиротворение. Она немедленно поняла, что я буду спасена. Этот стих ошеломил ее, поскольку она очень ласково называет меня “Талита”. Так что она решила принять душ и лечь в свою постель полностью уверенная в том, что ее мольбы были не только услышаны, но более того, они не остались без ответа. Ее вера была столь велика и крепка, что потом, позднее, едва завидев возвращение какого-либо симптома болезни, который приводил меня в постель, она произносила “Талита, куми” с твердым убеждением в том, что я поднимусь с постели и встану на ноги. Собственно, так оно и происходило.

С того дня, как я услышала плач своей дочери в миг абсолютной безнадежности и отчаяния, мои мысли полностью изменились. На самом деле я не знаю, где конкретно произошли перемены – в моем ли разуме, в сознании или в поведении, но постепенно это позволило мне преодолеть трудности и справиться с болезнью. Спустя три года с начала ухудшения моего самочувствия и после почти двухлетнего усиленного лечения, стало возможным держать болезнь под контролем. Нельзя сказать, что я полностью излечилась, это просто означает, что болезнь и дальше будет находиться в стадии ремиссии [прим: ремиссия – период течения хронической болезни, который проявляется значительным ослаблением или исчезновением ее симптомов], а я всегда должна заботиться о себе и привносить в свою жизнь полезные для моего организма новшества.

На сегодняшний день у меня имеется четко определенная цель – выздоровление, и я нахожусь на пути к ней. С тех пор как мне стало лучше, я поставила себе целью добиться оптимального состояния своего здоровья и держать под контролем все симптомы болезни. Здоровье стало для меня задачей первостепенной важности. Сейчас в моем организме содержится минимальное число бактерий, и я в полной мере наслаждаюсь результатами поставленной перед собой цели. Точно так же как и при выполнении любой задачи, мне пришлось изрядно потрудиться и многому научиться, чтобы добиться результата. Я полностью поменяла свой образ жизни, питание, упражнения, стала позитивно мыслить, сосредоточившись на простоте жизни. Я научилась абстрагироваться от стрессов, от ситуаций и каких-то вещей и моментов, нагнетающих тоску. Последнее из вышеперечисленного очень важно, поскольку стрессы снижают защитные силы организма, ослабляют нервную систему, а в моем случае, еще и позволяют бактериям завладевать моим телом. Теперь моя жизнь направлена на нулевой уровень стрессов, негативных мыслей, а также на правильное питание с преобладанием овощей, фруктов, орехов, различных зерен и семян, соков, протеинов и натуральных пищевых добавок, и кроме того, я постоянно нахожусь в движении. Я знаю, что это часть моей терапии. Точно так же как диабет заставляет человека изменить свой образ жизни, точно так же болезнь Лайма навсегда меняет твою жизнь. Я знаю, что алкоголь, сладости, хлеб, пирожные или что-то очень жирное приведут к обострению болезни, и меня ожидает две недели проявления ее симптомов, пока организм не очистится от всего, что я съела. Сегодня я тысячу раз подумаю, если хочу предаться излишнему чревоугодию, потому что мое тело немедленно отвечает тем, что заставляет меня переживать ужасные дни, пока все вредные продукты перевариваются и выводятся из организма.

Сейчас я понимаю, что я единственная в ответе за свое здоровье. Оно находится в моих руках, и я являюсь самым заботливым и надежным его защитником. Но самое важное, помимо здоровья и разума, это осознание того, что я нахожусь в руках Господа, потому что с каждым сделанным мною в любое время шагом он подбадривает меня и наполняет силой, напоминая о том, что я – воительница, и если я иду, крепко держа Его за руку, то выигрываю сражение.

Трапеция

Когда я думаю о тех ужасных годах, которые я прожила, лежа в кровати и не имея возможности

двигаться, мне представляются весьма печальные картины моей прикованности к постели и моих страданий. Эти же самые картины наполняют меня энергией, программируя меня на жизнь с ненасытным желанием все перепробовать. Поправив свое здоровье на 90%, я как раз находилась в поиске чего-то новенького, когда летним днем 2010 года решила забраться на трапецию. С детских лет я всегда была очень гибкой, и поддерживала эту гибкость, занимаясь йогой. Несмотря на то, что я оправилась от болезни Лайма, мои мышцы продолжали оставаться абсолютно вялыми, и было просто необходимо привести их в тонус. Я с детства хотела быть олимпийской гимнасткой, а увидев в 1977 году Надю Команечи, выигравшую золотые медали и получившую десять баллов, я страстно желала быть похожей на нее. [прим: Надя Елена Команечи – румынская гимнастка, пятикратная олимпийская чемпионка; в возрасте 14 лет она стала первой в истории спортивной гимнастики спортсменкой, получившей за выступление 10 баллов на монреальских Олимпийских Играх в 1976г]. После самой трудной одержанной мною победы над болезнью, я нашла способ осуществить свое желание и доставить удовольствие живущей во мне девчонке.

Как-то, проезжая по дороге, ведущей в Хэмптон, я увидела огромную вывеску, на которой было

написано: “Занятия на гимнастической трапеции”. Я вышла из машины, чтобы узнать об этом поподробнее. Я записалась в школу и уже через несколько дней, изрядно взволнованная, пришла на свое первое занятие. Все было новым и захватывающим. Думаю, это было более занимательным, чем если бы я, разглядывая все под микроскопом, дотошно разбиралась в том, как победила смерть и вернула себе возможность наслаждаться всем вокруг. Словом, я начала подниматься по маленькой лесенке. Казалось, что лесенка была плохо закреплена, и мое сердце бешено заколотилось. Здесь на самом деле захватывало дух. Я забралась на девятиметровую высоту, где находилась перекладина, за которую я должна была держаться, чтобы раскачиваться. Когда на меня надели страховку, я поняла, что стою в шаге от того, чтобы броситься в пустоту. Как бы много не имелось страховочных средств, включая сетку внизу на случай падения, а я почувствовала, что мое сердце выпрыгивает из груди. Этот выплеск адреналина я сравниваю с тем, что чувствую всякий раз, когда дело касается выхода на сцену. По всему телу от ног бегут мурашки, и все в животе сжимается, пересыхает во рту, тело леденеет, пока где-то внутри тебя не возникает мощнейшая энергия и не начинает подниматься все выше. В тот самый миг, когда ты ступаешь на сцену, эта энергия взрывается, превращаясь в свободу и возбуждение. В то же самое время весь ужас, который ты только что ощущал, преобразовывается в убежденность, что ты можешь овладеть ситуацией и этим моментом, извлекая из своей души самое лучшее.

Когда, стоя там, наверху, я положила руки на перекладину, на которой мне предстояло качаться,

инструктор сказала, что перед прыжком я должна согнуть колени и наклонить корпус вперед. Я зрительно представила то, что мне сказали, вдохнула поглубже и… как говорится на моей родной земле – “вперед и с песней”. Я бесстрашно бросилась вперед, дойдя до конца. И вот я раскачивалась из стороны в сторону. Я без устали поднималась по лестнице снова и снова много раз, столько, сколько было нужно. Я была одержима в тот день и закончила тем, что, повернувшись, перелетела на другую перекладину, оказавшись в руках второго инструктора. Мне все так понравилось, что я занималась и занималась, как маньячка, так что к концу первого дня я была уже “почти готова” к выступлению в “цирке дю Солей”. [прим: цирк дю Солей – канадская компания, основанная в 1984г и работающая в сфере развлечения, сочетая в своих шоу цирковое искусство и уличные представления]

Мне так понравилось это ощущение свободы, оно буквально переполняло меня. В этом

развлечении я нашла упражнение, которое позволяет мне укрепляться физически, психически и эмоционально. Трапеция позволила мне понять пять истин, которые, как я считаю, были, и по сей день являются частью моей жизни. Истина первая: полная уверенность в инструкторе и мерах безопасности. Точно таким же образом Бог является моим инструктором в жизни, и все мои переживания имеют свою страховку, спроектированную Им. Истина вторая: необходимо решиться и подняться по маленькой лестнице до трапеции, то есть забраться на самый верх. Даже тогда, когда мое положение кажется шатким и неустойчивым, и совсем ненадежным, как эта лесенка, я обязана подняться и победить свой страх, преодолеть все помехи, чтобы увидеть истинный размер проблемы. Истина третья: необходимо заставить молчать свои подлые и трусливые мысли, которые нашептывают тебе: “Какого дьявола ты забралась наверх? Какого черта ты делаешь здесь? Ты же мать, и не должна вот так рисковать своей жизнью!” Нужно заменить эти мысли на другие: “Какая ты сильная и храбрая, раз стоишь здесь!” Необходимо вручить все беспорядочные мысли в руки Господа и позволить, чтобы Он внушил тебе свои мысли о победе и о жизни, полной постоянства. Истина четвертая: очень важно оставить свои страхи, тревоги, свой узколобый подход ко всем вещам и броситься вперед, зная, что всегда есть Божьи руки, чтобы поддержать тебя.  И, наконец, истина пятая: наслаждайся поездками и путешествиями, переживай их во всей полноте своих чувств, как в последний раз, каждый раз как подходишь к моменту отправления. В действительности, переживая столь напряженные моменты, связанные с болью, сомнениями, непониманием, смертью... очень важно знать, что Бог с нами, он здесь с его безграничной любовью, могуществом и лучезарным светом, таящим в себе уверенность, счастье, радость и саму жизнь.

Отважиться жить полной жизнью после прошлой борьбы с болезнью – один из самых важных

жизненных уроков, полученных мною за последние годы. Жить настоящим, получая очередной опыт, изучая и исследуя, изобретая, придумывая и мечтая, наслаждаясь предоставленным тебе уроком и чувствуя себя свободным существом. Нужно думать о чем-то высшем, находящемся за пределами человеческого разума. Нужно быть смелым, и особенно жизнерадостным и веселым! Жизнь проходит слишком быстро, чтобы растрачивать ее на грусть и печаль. Не стоит забывать, что всё имеет свое решение, всё... кроме смерти.

И поэтому нужно жить по максимуму!

• Глава 8 •

Заключение

Дорогое будущее, я всегда жила настоящим, которое не принадлежит тебе, но ты находишься

здесь, образуя часть всех моих планов, всех проектов и желаний.

Ты самым естественным образом внедряешься в сегодняшний день, и тебе неважно, почему так

получается. Оттого ли, что я и в самом деле очень этого хотела, или оттого, что только мечтала об этом. Ты таким образом направляешь мои мысли, что становишься великим организатором событий – собраний, праздников, вечеринок, отпусков, учебы, встреч и совещаний, все очень быстро и искусно подготавливая.

Мы раздумываем о чем-то большом, рисуя в своем воображении волшебные картины, полные

блеска и великолепия, но самое чудесное то, что ты держишь свое слово. Сколько раз удалось нам осуществить задуманные планы и выполнить поставленные перед собой задачи, начиная с того, что, будучи четырехлетней девочкой, я представляла свое венчание в нью-йоркском соборе Святого Патрика, и заканчивая тем, что, будучи подростком и сидя в своей спальне с закрытыми глазами, я мечтала о стадионах, заполненных людьми, которые кричали мое имя и пели мои песни. Сегодня я сознаю, как важно с твоей легкой руки претворить в жизнь свои мечты и сознаю, что если все это делается от души, то все способствует тому, чтобы помочь нам этого добиться. Было бы сложно объяснить другим то, какие планы разрабатываем мы с тобой, внутренне объединившись.

Будущее, никогда не уходи от меня, будь всегда рядом со мной. Ты – основная часть того, чему я

должна следовать. Я смогла хорошенько подумать о нашей связи и решила, что ты и дальше будешь осуществлять со мной мои сегодняшние планы и необъятные мечты на будущее.

Я смогла коснуться границ смерти, но здесь, Будущее, ты практически исчезло. Зато теперь я

возродилась совершенной, идеальной женщиной и полностью признаю́, что, находясь в твоем обществе, я потеряла чудесные моменты моего теперешнего настоящего.

Мое любимое будущее, я открыла, что мое счастье идет об руку с НАСТОЯЩИМ.

В процессе написания этой книги на поверхность вышло множество вещей, которые я прятала в

самой глубине моей души. Я осознала, как чудесно и прекрасно жить, но жить полной жизнью, со страстью, с налетом приключений, с желанием добиться всего. Я открыла, что во многие моменты своей жизни испытала страх, даже ужас быть самой собой, ценить себя, уважать свои взгляды и убеждения, основные жизненные принципы, и в результате я допускала какие-то оплошности, ошибки, а временами, грустила и была несчастна. Но сегодня, оглядываясь назад, я могу понять, что если бы события развивались не так, как это происходило, я никогда не выросла бы и не окрепла бы духовно настолько, чтобы храбро противостоять жизни, как пират, плывущий против ветра, бороздящий бушующие воды своих чувств и эмоций, покоряющий новые девственные, доселе никогда не виданные земли, в поисках зарытых во мне самой сокровищ.

Итог моей истории

Мои занятия и собственная значимость, которую я приобрела в своих глазах, спокойно посидев и оценив свою жизнь, помогло мне довольно прочно обосноваться в теперешней жизни, что позволяет мне ценить себя такой, какая я есть на сегодняшний день. Сейчас я понимаю, что постоянно пребываю в процессе перемен, но самое главное – это понять, каковы были мои критические точки, чтобы постараться не ступить снова на зыбкий песок, обойти его и суметь отыскать более свободную и надежную дорогу, на которой я смогу быть самой собой на все сто процентов.

Теперь я смогла доказать, что учение – это самая лучшая возможность добиться положительного результата. Мы, люди, являемся продуктом исторического процесса, результатом прошлого, имеем свои корни, поэтому для того, чтобы окрепнуть, нам нужно очень хорошо узнать свои слабости. Хотя я знаю, что должна интенсивно жить настоящим, но планировать свое будущее тоже очень важно, ведь в зависимости от принятых мною решений я обязательно разрушу это самое будущее или, наоборот, построю его. Множество уроков, которые я выучила на протяжении своей жизни, подарили мне механизмы, позволяющие всегда противостоять любого рода случайностям: и тогда, когда я принимаю на себя прошлую ответственность за участие в чем-то, и даже тогда, когда мне не нравится то, что я совершила, я больше никого не виню. Самое главное для меня это видеть себя такой, какая я есть, и признавать свои ошибки. Я считаю, что это первый шаг к внутреннему оздоровлению и согласию с самим собой.

Каждый этап моей жизни дал мне возможность пройти по тропинке познания. Познания, базирующегося на ударах и очень болезненных переживаниях, чередующихся с огромной добротой, нежностью, красотой и любовью. В конце концов, из этого и состоит наша жизнь – из бесконечной гаммы ощущений, которые нам предстоит испытать, противостоять им, победить и жить. Пробежали годы, и эти уроки дали мне возможность оценить мудрость, которую я вынесла из каждого периода своей жизни.

Несомненно, что в детстве закладываются основы того, каким будет человек, когда вырастет. Девочкой я напрямую познакомилась с молчанием, очень близко соприкоснулась со смертью, осознала ее присутствие, и это сопровождало меня долгие годы. Я набралась душевной храбрости, и мне удалось разрушить молчание, в которое я погрузилась после смерти отца. Как хрупки и слабы душа и разум ребенка, и как важна чуткость взрослого человека, понимающего его боль; как важно взять малыша за руку и помочь ему выбраться из этой боли. Моя мама и сестры были ключевыми фигурами на моем пути выздоровления, и я бесконечно благодарна им за то, что они окружали меня такой теплотой, нежностью и любовью в тот разрушительный, трагический момент.

Печально, что не все люди имеют такую поддержку с самого детства. Наоборот, во время моих многочисленных поездок по разным странам и встреч со многими людьми, я пришла к выводу, что очень часто дети являются абсолютными жертвами взрослых, которые отыгрываются на них, перекладывая на их хрупкие плечики свое бессилие и слабость, тревоги, раздражение, ярость, словом, бесконечную череду своих чувств и эмоций, не умея направить их в нужное русло. Сколько детей не знали жалости и были душевно отравлены; сколько из них были унижены и презираемы, а сколько потеряли свою индивидуальность, подвергаясь дурному обращению; таланты и способности скольких детей были зарыты в землю; а самое ужасное то, что во многих случаях последствия этого длинного перечня непоправимы.

Но верно также и то, что дети приходят в этот мир, имея в руках исключительно мощное оружие, такое как способность прощать и забывать плохое, благородство и безусловная любовь. Это оружие, которое с течением лет может быть потеряно или положено в коробочку забвения. Поскольку сегодня я живу напрямую рядом с детством, у меня есть возможность изучить все то, что я постоянно переживала, будучи ребенком, и я непрестанно размышляю о том, какими были мои детские годы.

Я смогла выразить это чувство в словах песни “В тишине”, которая отражает все мои внутренние переживания [прим: песня “En Silencio” с диска Mundo De Cristal (1991)]. В аккордах этой песни соединяются мое детство и юность и говорят о необходимости многократного отражения и постепенного затухания. Когда-нибудь человек находит причину для борьбы, и как следствие, в сердце этого человека бьется новая песня, заставляя его чувствовать, что полет бесконечен, что песня бесконечна, что жизнь бесконечна, но в глубине души и в тишине ему остается только одно – воспоминания.

Я научилась слушать и понимать ту маленькую девочку, живущую во мне, и сегодня я позволяю ей делать многое из того, что было запрещено в детстве в силу каких-то обстоятельств. Я твердо уяснила, что нет виновных, что мы лишь жертвы других жертв, но все в моих руках; и в моих силах изменить настоящее, которое окончательным образом окажет сильное влияние на мое будущее.

Девочка, живущая во мне

Первым шагом, который я сделала, чтобы соединиться со своей душой и обрести так

необходимый в жизни якорь, было то, что я решилась встретиться со своим детством. Мне было необходимо дать возможность высказаться и рассказать о своих страхах и боли той маленькой девочке, малышке, находящейся во мне самой. Мне было необходимо обнять ее и убедить в том, что те грустные дни неудач никогда больше не вернутся. Я поняла, что всегда должна давать ей самое лучшее и изредка позволять себе становиться девчушкой, которой хочется только свободно бегать, играть, веселиться, но больше всего ей хочется любить и быть любимой, хочется, чтобы ее понимали и принимали такой, какая она есть. Тогда и только тогда я смогла начать узнавать себя и пойти по пути прощения, уверенности, освобождения от себя самой и полного самовыражения.

Однако на пути возврата к своему детству я столкнулась с искушениями глобализированного

общества, в котором власть, слава и репутация важнее, чем стоимость внутренних качеств и потребностей человека.

Человек, как правило, ищет успеха и стремится его достичь, чтобы стать известным и всеми

уважаемым, чтобы иметь жизненный статус выше, чем у остальных. Когда он задумывается об этом, то жертвует многими основополагающими вещами, которые никогда не должны были бы отходить в сторону. Я не определяла свою профессию, она была дана мне с самого детства, так что я росла с установкой – выполнить свою работу как можно лучше.

В этом вихре событий, испытаний и уроков в грандиозной школе жизни мне довелось

соприкоснуться со многими незнакомыми мне мирами; некоторые из них порождали во мне безмерное чувство одиночества вместе с тщеславием, которое не позволяло мне замечать свои ошибки. Мое гигантское “я” и так называемая “самоуверенность, близкая к высокомерию” были очень далеки от очень необходимой моему внутреннему я уверенности. Я никогда не перестану благодарить судьбу за все пережитые испытания и за те, что, возможно, предстоит пережить. Благодаря им, я смогла узнать, что чего-то во мне не хватало, что я не была окончательно сформировавшейся женщиной в полном смысле этого слова, что отдельные части моего существа были пусты, и, не зная, как их заполнить, я лишь латала эти дыры сообразно моменту.

Как необходимо человеку получить сильнейший удар! “Набить себе шишки”, как говорят на моей

родной земле.

Не коснись я своих глубин, у меня не было бы возможности обновиться и освободиться. Это был

единственный способ начать свое душевное оздоровление. Когда я только начала учиться жизни, переживая самые разные хорошие и плохие моменты, возникавшие в моей повседневности, я на самом деле не понимала ни происходящего, ни себя саму. Сначала мне хотелось одного, потом другого, и, в конечном счете, я топталась на том же самом месте, одна-одинешенька, ничего не понимая и желая убежать оттуда.

Не затронь я своей сути, я никогда не осознала бы, что у меня на выбор было два варианта.

Первый вариант самый легкий – обвинять других во всех случившихся со мной бедах и несчастьях, так делает большинство людей. Второй вариант – встать лицом к лицу с самой собой и взять на себя ответственность за собственную жизнь.

С собственной жизнью в своих руках

Возложив на себя саму ответственность за свою жизнь и признав свое место в этом мире, я

окончательно подготовилась к тому, чтобы познать себя и идти по новому пути. Это было как раз тогда, когда началось мое выздоровление. На самом деле стать ответственной за саму себя означало вернуться на путь, для которого я вполне созрела, то есть быть цельным человеком, прямым и честным, главным образом с самой собой. И тогда я снова вернула себе способность сказать “нет” страданиям, самобичеванию и жалости к себе. В этом и состоит для меня истинное значение достижения славы.

Для меня оказалось поистине бесценным насладиться каждым осознанным, правильным и

позитивным поступком, исходящим от меня самой. Мне было дано увидеть плоды успеха, которого я добилась, не возвращаясь к старому, уже изученному на протяжении многих лет семейному, общественному и религиозному наследию. Я бросила вызов всему старому, я изменила себя, освободилась и решила дать себе возможность жить по-новому. Сделать это оказалось возможным, но было тяжело, впрочем, никто и не говорил, что будет легко. Попытавшись осуществить свои намерения, я вкусила славу, но не ту, что дает тебе деньги, общественное положение, громкое имя, рабочие проекты, а ту, что дает цельность тебе самому. Это то, что искали во мне ради меня, а не ради того, что я имею. Для меня истинная слава, успех, свобода это то, чтобы меня слушали с уважением и воспринимали мои слова как житейскую мудрость.

Как часто опошляем мы слово “свобода”, не понимая его истинного значения? В мировой истории

слово “свобода” всегда было связано с мыслью о рабстве, неволе, закабалении, угнетении, тирании, беззаконии и произволе. Во скольких семьях одна из вышеперечисленных позиций является ядром взаимоотношений? Сколькие страдают от произвола и деспотизма “главы семьи”, держащего остальных в подчинении? В какой момент вселились в человека трусость и малодушие, так что он не может отстоять и защитить свою “личную территорию”? Сколько людей выросло в таких условиях, а теперь творит то же самое со своими детьми?

Бог дал нам свободу выбора, но наша свободная воля порабощалась самыми разными способами.

Сколько раз человек поступает так, как хотят другие, с единственной целью – быть одобренным всеми? Сколько людей перестает защищать свои идеалы из страха быть поднятыми на смех? Сколько людей ведет унылое существование из-за того, что не боролись за уважение своих мыслей, идеологии, своих взглядов? В какой миг вечная, божественная свобода была утеряна? Этого я не знаю, но знаю одно – ее можно вернуть. Я знаю, что человек может защищать свои идеалы, даже если процесс этот очень болезненный и напряженный, даже если его высмеивают или презирают. Я это пережила и знаю, что свободы можно добиться, и еще я знаю, что свобода это одно из самых больших сокровищ, которое я получила во время путешествия по этому миру. Я смогла избавиться от материнской зависимости, от страха быть независимой, смогла порвать со своей одержимостью и маниями, с безумным рабочим ритмом, который был завесой, мешавшей мне по-настоящему наслаждаться жизнью. Я смогла оставить свою Родину, превратившись в эмигрантку, которая не может полностью быть ни здесь, ни там, хотя в своем сердце я ношу орла с национального флага Мексики, куда я хотела бы уехать. Благодаря борьбе я нашла время переосмыслить свою жизнь посредством самоанализа, который, как лампа в темноте, указал мне путь к свету свободы.

Разрушая оковы

Свободу и раскованность не стоит путать с распущенностью, поскольку распущенность, в конечном счете, при иных обстоятельствах является смертельной ловушкой для жертвы. Свобода никому не причиняет боль, когда речь идет о цельной личности. Открыв эту основу мудрости, я научилась уважать мнение других людей, поскольку поняла, что если чье-то мнение не совпадает с моим, это вовсе не означает, что оно ошибочно, просто это подтверждает то, что все мы уникальны и не похожи друг на друга; каждый из нас единственный и неповторимый. Свобода позволяет мне открыть в себе самое лучшее и заложенный во мне потенциал. Теперь я отлично понимаю фразу Бенито Хуареса, экс-президента Мексики и национального героя, произнесенную на века: “Уважение чужого права – это мир”. Уважая идеалы ближнего, не высмеивая их, не презирая, не бойкотируя, мы научимся жить в мире и свободно выражать свои идеи, не причиняя боли третьим лицам.

В наших руках найти путь к свободе, о которой мы все тоскуем. В этом поиске нет никого более важного, чем мы сами, и именно этот принцип должен быть поставлен нами во главу угла, поскольку если мы не любим себя, то не сможем любить никого; если мы не уважаем себя, то не сможем уважать других; если мы не свободны, то лишь потому, что не даем другим быть свободными. Это отнюдь не легкое дело, но добиться самого лучшего в жизни стоит немалых трудов.

Со свободой в руке я нашла, наконец, дорогу любви. Любовь к самим себе – это самое главное,

поэтому мы никогда не сможем любить другого человека, если изначально не любим самих себя. Укрепляя этот позвоночник любви и самоуважения, я смогла добиться того, что моя жизнь излучает любовь и благополучие, и я наслаждаюсь обществом окружающих меня людей, которые освещают мои дни и обогащают мои отношения. Эта любовь достигает и тех, кого нет со мной – моего отца, маму, Бунтаря; ты представляешь, что они смешиваются с теми, кто еще жив – с мужем, сестрами, моими друзьями и всеми, кто тем или иным способом занимал место в моей жизни. Любовь распространяется также и на тех, кто обидел меня, причинил мне боль, на тех, кто расставлял ловушки на моем пути или желал мне зла; стоит только представить этих людей, прикрытых мантией любви и благополучия, и мне удается подавить враждебные чувства. Любовь – это нечто невидимое, но осязаемое. Она как воздух – ты его не видишь, но замечаешь на своем лице, на волосах, когда он треплет их; порой ты слышишь и узнаешь его в посвисте пролетающего мимо ветерка… но самое главное, что без воздуха ты не смог бы жить. Любовь – это стержневая ось жизни; она существует где-то там, за гранью разума. Это полная отдача, не просящая ничего взамен, это колесо счастья и радости, это пожелание счастья другому человеку даже ценой собственного счастья. Кто мог бы любить так беззаветно, не выдвигая никаких условий? Я могу привести лишь один пример – сам Господь, который ради любви к нам пожертвовал собственным сыном, чтобы спасти нас.

Эта божественная суть присутствует в каждой клеточке моего тела. Она позволяет мне следовать

особым курсом по пути к моей цели, к мечте. Я знаю, что ради любви способна совершить вещи, которые могли бы показаться безумными, но на самом деле – это способ показать и передать часть моей сущности.

Истинная любовь

Мы должны дарить и разделять любовь, но точно так же должны, в свою очередь, быть восприимчивы и открыты и не ждать, чтобы получить то, что может дать нам любовь. На самом деле в большинстве случаев мы оказываемся не на высоте в отношении того, что ожидаем от любви, поэтому, встретив ее и открыв, что красота и сила чувств весьма далеки от нашего представления, мы пребываем в крайнем удивлении.

Стремясь встретить любовь всей моей жизни, в душе я уже понимала, кого желала и любила, даже не будучи знакома с ним. Глубоко внутри я знала, что где-то встречала человека, с которым разделила бы свою жизнь. Уже познакомившись со своим любимым и прожив с ним бок о бок некоторое время, я поняла, что любовь – переменчивое чувство, воплощенное в человеке. Это, скорее, струящаяся энергия, которая постоянно преобразовывается, и чтобы она была с нами всегда, мы должны усердно трудиться и заботиться о ней.

Никто и никогда не учил меня, что нужно делать, чтобы поддерживать это живое пламя, но мое горячее желание, чтобы оно пылало вечно, позволило начать работу над проектом совместной жизни. Некий набросок, в котором должно присутствовать равновесие между согласием, терпимостью, желанием, соучастием, дружбой, близостью, уважением и, самое главное, единством. Все эти составляющие необходимы для того, чтобы любовь была крепкой, надежной и долговечной. Труд этот каждодневный, и я день за днем стану с улыбкой выстраивать свой очаг лаской и нежностью, приветливым словом, каким-нибудь знаком внимания, неважно большим или маленьким, будь то цветок, записка или просто СМС-ка... Словом, любая вещь, которая позволит мне быть рядом с моим любимым мужем.

Да, это трудно, поскольку в иных случаях тебе приходится уступать и угождать, но впоследствии, ты пожинаешь урожай – то, что посеял. Если твой посев скуден, то нужду и соберешь; если же посев твой богат, то и жатва будет обильной. Эти маленькие зернышки добра и любви нужно сеять в душах твоих друзей, товарищей по работе, в сердцах любимых и любящих тебя близких людей, которые ежедневно общаются с тобой в семье, на работе, в школе, словом, в твоей среде. Таким образом, в течение всех этих лет я вызубрила изумительные уроки совместного проживания, терпимости и согласия.

Помимо моей кровной семьи, в которой я родилась, у меня есть также благословение семьи, которую я выбрала сама. Ну как тут не быть счастливой? Гармония, царящая в моей семье, это результат ежедневного усердного труда, который венчается тем, что нельзя ни купить, ни украсть... ЛЮБОВЬЮ.

Жизнь в состоянии вручить нам замечательный, чудесный подарок под названием любовь, эту всеохватывающую и всеобъемлющую силу, но в то же время она способна преподнести нам беспросветно-мрачные моменты. В жизни бывают такие моменты, когда человек находится на самом дне, где ты раскрываешь свою самую глубинную суть, самую жестокую реальность. Бывают моменты, когда однажды на тебя сыплются сверху события, которые буквально расплющивают тебя, причем приходят такие моменты, когда их меньше всего ждешь. И тогда появляется мое настоящее “я”. Оно неуправляемо, и нельзя ничего сделать, чтобы остановить эту лавину чувств, эмоций, мыслей, действий, слов и поступков, которые вырываются из моих глубин. Как правило, есть события, которые являются самыми болезненными для человеческого существа: судебные тяжбы, кражи, смерть, несчастные случаи, а в нашем случае, похищение. Такие события оставляют в душе человека свой след на всю жизнь. Есть одно изречение: “То, что не убивает, делает тебя сильнее”. И в самом деле, подобное испытание может уничтожить тебя или же, напротив, позволит тебе извлечь ту могущественную силу, с которой приходят в этот мир все люди. Это точка ее открытия. В моем случае эта сила позволила мне снова встать на ноги, оценить случившееся и все обдумать. Вместо того чтобы спросить: “Почему это произошло?”, я задала себе вопрос: “Зачем это случилось? Для чего? Какой урок я должна выучить? Как я могу использовать его, чтобы обогатить себя?”

Умение прощать

Безусловно, прощение – один из самых прекрасных даров, которые я накапливаю в те моменты,

когда не понимаю, почему же со мной происходят те или иные вещи. Без прощения нет ничего, и не происходит ничего, что сдвинуло бы столь тяжелый груз, висящий на мне в эту минуту. Неожиданно произошедшее событие переполнено неопределенностью и величием, которое парализует меня, останавливает время, место и саму жизнь.

Прощение относится к разряду смелости. Я знаю, что могу простить, только если мое сердце

искреннее и благородное. Я усвоила, что в беге нашей жизни только прощение освобождает, восстанавливает, придает силы и, самое главное, излечивает душу. Вот только прощать очень трудно. Сколько мыслей, чувств и переживаний содержится в человеческом мозгу, и со сколькими из них он вынужден сражаться. Мои личные сражения разгораются во мне и опустошают, угнетают, уничтожают меня, приводя в такое состояние, что порой мне даже не хочется вставать с постели. Но что прекрасно, так это увидеть свет в мрачном, бушующем море внутренних противоречий, свет, который обещает спасение, уверенность и жизнь. Когда я цепляюсь за этот огонек, то уверенно встаю на путь победы. Я знаю, что я слабая и хрупкая, но вещи, с которыми я не могу справиться, не делают меня безвольной, наоборот, они придают мне неведомую силу, которая призовет меня на поле грандиозной битвы. И там, на полях сражения, нанося последний удар оружием прощения, я узнáю, что вознаграждена сполна за все. Но сначала я должна простить саму себя, чтобы суметь простить тех, кто меня окружает.

Прошлое уже не может вернуться, и сделанное или сказанное назад не воротишь. Но можно

начать с главного – перестать быть своим собственным строгим судьей и палачом. Нужно начать с прощения самого себя и выйти из этого положения, полностью сосредоточившись на планировании и построении того, как принять случившееся и понять его. Я поняла, что должна перестать ставить себе подножки и падать, а должна начать все заново и с уверенностью идти по новой дорожке, которая у меня есть впереди к новым открытиям.

Прощение принесло мне здравый смысл, свободу и восстановление моей сути. Шаг за шагом я

постепенно узнавала, что может дать мне прощение. Оно дает мне возможность заново родиться, воспрянуть духом, открывает передо мной новые горизонты, порождает в моей голове грандиозные идеи, которые могут повлечь за собой свежие и оригинальные представления о жизни. Я думаю о том, что родиться, вырасти, продолжить род и умереть отнюдь не единственное предназначение человека в жизни. Жизнь – это нечто большее.

Новая жизнь

После стольких испытаний и болезненных переживаний, которые тяжело понять и принять, у меня

не оставалось другого выхода, кроме как постичь ситуацию, выйти из нее, восстановиться и возродиться. Я ищу возрождение столько раз, сколько нужно, потому что каждая схватка, каждое сражение, которое не убивает меня, позволяет мне заново возродиться с новыми планами, с новой целью, с новыми намерениями.

Мне удалось забеременеть с огромным трудом. Я пыталась осуществить свою мечту снова и

снова. “Ну вот, наконец-то я смогла”, – думала я, но потом горько разочаровывалась, обнаружив, что опять ошиблась, мечты рассеивались, оставив только боль. Это был один из таких моментов, когда мне уже не хотелось продолжать свои попытки, но внутренняя сила побуждала меня к дальнейшей борьбе.

Те, кто прошел через подобное, смогут понять, какое опустошение царило в моей душе. Я рыдала

и кричала в тишине, моля о ребенке. Сколько лет я провела в мучительном поиске, пока в один прекрасный день я не была услышана, и на свет не появилась моя малышка. Господи, как же я радовалась всем своим существом, ведь с появлением дочки наше семейное счастье стало полным.

Не проходило ни дня, чтобы я не училась бы под руководством своей доченьки. С ней я снова

открываю этот мир. Я смотрю на него ее глазами, и такой далекий мир детства открывается передо мной. Иногда девчонка, живущая во мне, играет с моей дочуркой. Я открыла в себе самой такие грани, о которых и знать не знала. Например, я пишу рассказы для дочки, основанные на чем-то ее, личном, для того, чтобы она понимала, что с ней произошло, и почему ей нужно переживать болезненные моменты, такие как прощание с пустышкой, в ее-то годики. А самое замечательное, что она очень храбро соглашается с этим, не переставая изредка ронять одну-другую слезинку на прощание. Как прекрасны и непосредственны дети, и как ясен и прозрачен их взгляд на жизнь. Я часто спрашиваю себя: “Когда я перестала смотреть на жизнь в такой манере?” По мере того, как я росла, жизнь становилась сложнее. Я не знаю, способ ли это защиты, или просто нежелание давать объяснения своим поступкам. И тем не менее, я оставила простоту ради сложностей, не понимая, что на самом деле попросту теряла время, и это было единственное, что я делала. Когда я избавилась от невидимых оков, которые болтались на мне всю дорогу, я смогла насладиться чудесными моментами, получая удовольствие от самых обычных вещей, которые я вижу каждый день: солнечный свет, птичья трель, маленький цветок, проросший сквозь бетонные плиты, радуга после дождя. Сколько прекрасных вещей встречается нам на пути. Они дают мне понять, что я живу, что каждый день дает нам шанс начать все заново и возродиться к жизни, полной любви и свободы.

После появления на свет моей дочки я пережила немыслимые испытания. Жизнь бросила мне

вызов, заставив пройти через продолжительную болезнь. Я видела, как мое тело и мускулы слабели, черты лица отражали долгую муку и боль. Было очень тяжело, выпадали моменты, когда я чувствовала себя между жизнью и смертью, тогда я отказывалась принимать лекарства. Почти два года мне ежедневно кололи пенициллин, и вдобавок я принимала еще пятьдесят таблеток. На моем теле от уколов не осталось живого места, у меня не было сил устоять на ногах. День ото дня мне становилось все хуже, и я впала в безнадежное отчаяние. Мне хотелось только одного – уснуть навсегда… упадок сил и неописуемая тоска.

Это был один из самых жестоких вызовов судьбы, с которыми я столкнулась, и тем почетнее было

выйти из этого состояния. Только Господь, взявший меня за руку, и людская любовь добились того, что постепенно мне удалось восстановиться.

Могущество веры

С самого детства я постоянно слышала разговоры о вере, но по правде говоря, я не знала, как ее

заполучить, как уцепиться за нее, чтобы выйти из безнадежного, плачевного состояния, в котором я пребывала. Кто мог бы защитить меня, чтобы я не чувствовала эту боль, которая охватила все мое тело, глаза, мозг, ставы, руки и ноги? Болели даже волосы, не говоря уже о душевной боли. Но мудрость чудесна, ей всегда есть что предложить. Все так и тянулось, пока я не услышала плач моей девочки. Мне удалось доплестись до ее комнаты, и, увидев ее, я почувствовала, что она заслуживает того, чтобы иметь здоровую маму, полную жизненных сил и энергии. Тогда ради нее и себя я решила сделать все, что бы то ни было, чтобы выйти из того состояния, в котором находилась. В тот день я осознала, что жизнь полна решений. Я должна была поправиться, научиться контролировать боль, сведя ее почти до нуля. Я должна была взбодриться, чтобы восстановить свои отощавшие и исстрадавшиеся конечности. Я принялась за восстановление, начала свое восхождение в гору. Как тяжело, как трудно, но не невозможно! День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем мое состояние стало улучшаться. Врачи видели мои усилия, приносившие свои плоды, и по мере того, как я крепла, лекарства из списка постепенно удалялись до тех пор, пока в нем не осталось практически ничего.

С того момента в комнате дочери прошло почти четыре года, и сейчас я могу с уверенностью

заявить, что если ты веришь в поставленную перед собою цель, то можешь добиться ее, даже не видя немедленных результатов. Главное – решить все для себя в своей душе. Сейчас я нахожусь на последних месяцах своей второй беременности. Когда выйдет эта книга, и ты возьмешь ее в руки и станешь читать, я уже буду держать на руках своего малыша.

Курс в будущее

Для меня одной из самых главных в жизни вещей было научиться принимать решения и

приводить свою веру в действие, не отрывая глаз от своей цели. Я знаю, что если я сама не проявлю активность и не стану шевелиться, чтобы уверенно и твердо противостоять жизни, то никто больше не сделает это за меня. Активное действие – вот что движет мною в жизни, чтобы я не стояла на месте. Нет ничего невозможного, если ты задействуешь активность и веру. Мы не должны забывать, что вера свернет горы! И с вершины этих самых гор я могу различать сияние, которое как заря отмечает приход будущего, несущего с собой воплощение всех моих мечтаний.

Разговоры о будущем – это всегда что-то расплывчато-туманное, бесплотное и неосязаемое.

Сейчас мы планируем что-то, что потом не сбылось. И тем не менее, конечно же, будущее присутствует в моих проектах, в моих целях, фантазиях и задачах, выполнение которых я должна распланировать, чтобы добиться ожидаемых результатов. Независимо от того близким ли будет это будущее или далеким, в настоящем я могу прожить его только мысленно, в своем воображении, но если я слишком крепко держусь за него, то упускаю один наиважнейший момент – свою жизнь здесь и сейчас.

Претворение в жизнь одного из самых крупных моих проектов, записанного вживую диска

Primera fila (Первый ряд), заставило меня задуматься о себе, о моем жизненном опыте, о моей глубинной сути. Впервые я хотела показать зрителям, кто я сегодня, не придавая значения тому, будет ли проект удачным или нет. Мне просто хотелось раскрыться во всей полноте как женщине, как зрелому человеку, открывшему свой духовный и умственный потенциал. Этот CD и DVD диск содержит в себе документальный рассказ о моем развитии и о том, как я пришла к тому, какой стала сейчас. Это был самый важный и увлекательный вызов в моей артистической карьере – решиться выйти на сцену почти без грима, с собранными в хвост волосами, в драных джинсах, которые порвались, когда я играла на полу с дочкой, в своих теннисных кроссовках, которые я храню с восемнадцати лет. Это позволило мне полностью сконцентрироваться на сути каждой песни, на передаче голосом чувств каждой из историй, отвлечься от танцев, конфетти и спецэффектов и преподать себя моим зрителям в новом стиле. Это был очень смелый проект, он честно и без утайки раскрыл еще один самый ранимый и незащищенный уголок всего, что я сделала за время своего пути. Это был один из самых успешных дисков за всю мою творческую жизнь, поскольку мое очищение происходило на глазах у людей. Для меня этот проект стал обновляющей переменой, открывающей бесконечные возможности, одна из которых эта книга, которую ты держишь в руках, и в которой я открыла удовольствие от возможности поделиться на бумаге вещами, которые могут превратиться в позитивные идеи для кого-то из читателей.

Осмелиться мечтать

У каждого человека есть дар, но многие в силу разных обстоятельств его не замечают. Ни один

человек не был сотворен для того, чтобы быть связанным, подавленным или опустошенным. Когда меня одолевают подобные чувства, я понимаю, что должна спросить себя: “Каково предназначение моих переживаний?” Все имеет свою цель и свое предназначение, поскольку все наши переживания составляют часть всеобщего. Если бы я не пережила смерть любимых людей, если бы не испытала в детстве боль, не изведала успех и свои безумства, популярность и одиночество, славу и ее мираж; если бы не плакала от любви, от боли, потому что не могла забеременеть, из-за разрушительной болезни Лайма; если бы я не коснулась дна, не ударялась бы, как ударялась много раз… я никогда не узнала бы о больших человеческих возможностях, заложенных во мне.

Если бы я никогда не прошла через то, что пережила, я никогда не узнала бы, что я являюсь

любящим, практичным, любознательным, настойчивым, упорным и целеустремленным человеком. Есть группа людей, составляющих часть жизни, и есть люди, являющиеся самой жизнью. Я всегда борюсь за то, чтобы быть частью людей второй группы. Быть честной и чистой, живой, энергичной, сильной, бодрой, крепкой, духовной, воодушевленной каждой клеточкой, каждым атомом своего существа.

Бог всегда был неотъемлемой частью моей жизни. Идя об руку с Ним, я не только выжила, но и

живу полноценной жизнью. Я постоянно меняюсь, моя жизнь это вечное развитие. У меня есть возможность решить, что я хочу сделать в своей жизни, чего хочу добиться. Я полна желаний и потребностей, но зачастую они не имеют ничего общего с реальными. Поэтому я должна суметь понять, кто я, и до какого предела могу дойти, не ущемляя свободу другого человека; я не должна примерять на себя жизненные ситуации и заявления других людей, как что-то личное – просто эти люди проектируют на тебя боль и неуверенность, сосредоточенную глубоко внутри них, поэтому я и не должна воспринимать это как что-то личное… ничего личного.

Моменты ссор и разладов, скорби и горя, болезнь, расставание с родной страной и отъезд на

чужбину теперь представляются мне вехами на моем пути. Эти испытания сделали меня сильнее и мудрее, они сделали меня такой, какая я теперь. Я чувствую, что прожила много жизней, и благодаря им сейчас я цельная, очень сильная, полностью состоявшаяся личность.

В эту минуту, когда я ощущаю, что начинаю жить по-новому, для меня начинается новая жизнь.

Как с чистого листа начинается книга, так и моя жизнь начинается с нуля, чтобы написать на страницах моей жизни новый рассказ, уже имея начало нового оглавления, с новыми главами, наполненными мечтами и волнительными проектами. В них я вижу продолжение своей любви к музыке, открытие новых песен, которые обретают свою жизнь на губах множества замечательных людей, которые сопровождают меня на моем пути. В равной степени видна моя любовь к персонажу и к этой истории, которая возвратила меня в волшебный мир сцены. В оглавлении я вижу также тысячу и один проект, которые позволят мне развить свой творческий дар и мое желание разделить свою жизнь с другими. Возможно, это будет проект, связанный с предпринимательством, возможно, будет следующая книга или какое-то новое приключение, которое я и представить не могла. Лично я хочу продолжать наслаждаться несравненным подарком – здоровьем, таящим в себе полноценную жизнь, каждый раз охватывающую всё новые горизонты. Один из таких горизонтов – пешком пересечь Колорадский каньон, подняться на какую-нибудь из самых высоких его гор и оставить на ее вершине свой вымпел. Или ринуться на паруснике к горизонту счастья. И продолжать расти день за днем в лоне своей семьи, открывая нас, любя нас и заботясь о нас. Рассчитывать на встречу с новыми друзьями, с интересными людьми, у которых я могу поучиться чему-то и посмотреть на жизнь под другим углом. А помимо этого найти себя в новых увлечениях – фотографии, живописи, скульптуре – и продолжать открывать новые, скрытые во мне, дары.

Каждая жизнь имеет свою собственную историю, и я уверена в том, что самые тяжелые моменты

моей жизни имеют очень светлый замысел. Они могут быть страшно болезненными, не позволяя очень долгое время оправиться от падения и встать на ноги, но я убеждена в том, что все возможно, поскольку мы важные и уважаемые существа, оделенные большими дарами, которые нужно искать, чтобы открыть их. Я выучила урок: если я упала, то должна подняться, стряхнуть пыль и идти дальше по своему пути. Я свободное существо, и образую часть всецелого. У меня есть свое предназначение здесь, на Земле, и с ним я могу наполнить светом всех, кто меня окружает. Я призвана для того, чтобы жить и самой быть жизнью!

Сейчас я чувствую, что моя жизнь полна света и свободы. Моя душа превышает границу вечности.

Во мне находится мое настоящее, мой сегодняшний день… мой миг.

Ничто и никто не отнимет их у меня, и я проживу свою жизнь, становясь С КАЖДЫМ ДНЕМ

СИЛЬНЕЕ!

• Эпилог•

Я никогда не думала и не планировала писать эпилог в этой книге, и уж тем более эпилог такого рода, но поскольку жизнь всегда полна разных незапланированных ситуаций и неожиданных сюрпризов, здесь я постаралась взглянуть на этот новый жизненный урок с позитивной стороны.

Утром 27 мая 2011 года я встала с постели и, что очень странно, в моем доме царила тишина. Обычно каждый день мы просыпаемся под песенки и смех моей дочки Сабрины. Я привела себя в порядок и спустилась на кухню, заинтригованная атмосферой, царившей в доме. Вполне очевидно, что я не понимала, что же творилось в моей семье. Томми все устроил так, что Сабрина находилась в парке в компании двух подружек. Я с удивлением обнаружила, что в комнате находился наш семейный врач, и он направлялся ко мне.

- Что ты здесь делаешь, – спросила я его, – присаживайся... Что я могу тебе предложить? Хочешь кофе?

Тогда Томми быстро пошел мне навстречу; лицо его было очень необычным.

- Бэби, иди сюда... сядь рядом со мной.

Я что-то почувствовала и тут же задала вопрос:

- Что случилось?

- Бэби... мне позвонила твоя сестра, Феде... твоя мама скончалась... – в эту секунду я почувствовала, что в моем животе все сжимается, а сердце вырывается из груди.

- Что случилось? – слова срывались с моих губ почти как крик мольбы. – Скажи мне, что случилось?

- Бэби... твоя мама умерла.

Эти слова повисли в воздухе, в то время как я бегала по комнате и кричала:

- Нет! Нет! Нет, нет... это неправда, это не так... нет, нет, нет, это неправда.

Я подбежала к телефону и набрала мамин домашний номер. Позвонив маме, я надеялась услышать в трубке ее голос, но на другом конце провода раздавался плач моих сестер. Их рыдания убедили меня в случившемся – мамы больше нет. Это был самый страшный кошмар, вошедший в мою жизнь, о котором я никогда даже не задумывалась.

Я кричала, бегала, бросалась на колени... выла как дикий зверь... умоляла... билась. Все в доме обнимали меня и плакали вместе со мной. Мне насильно дали успокоительное, чтобы я успокоилась, и случившееся не коснулось ребенка, который должен был появиться на свет через три-четыре недели. Моя мама уехала от меня всего два дня назад и больше никогда не вернется... никогда.

В эту минуту начался самый главный урок из тех, что до сих пор посылал мне Господь. С той минуты как я получила ужасную новость и до того как прибыла в Мехико, город, где находилась моя мама, тянулись нескончаемо-долгие, тоскливые часы. С того момента как я покинула Нью-Йорк, эта клаустрофобная поездка длилась целую вечность. Много лишних минут к моей, и без того долгой поездке, добавили журналисты. Им хотелось сделать несколько фотографий, поэтому при выезде с аэропорта и по дороге к похоронному бюро их машины и микроавтобусы сопровождали нас, окружив плотным кольцом машину, на которой ехали мы с мужем. Мы едва плелись со скоростью 10 километров в час, в то время как единственное, что хотелось мне, это лететь, чтобы быть рядом с мамой.

Даже когда мы прибыли на место, у меня еще теплилась надежда, что все было обманом, дурной шуткой, но войдя в зал и увидев обнявшихся сестер, стоящих перед гробом матери, я поверила в ужасающую реальность, и у меня покосились ноги.

Происходящее было правдой… мама ушла.

Мы с сестрами крепко обнялись. От жуткой и бессмысленной нелепой боли, рвущейся изнутри, мы стали единым целым.

Мы только смотрели друг другу в глаза, твердя, как заведенные:

- Сестричка… сестричка… моя мама…

Это было начало некоего важного урока, который мы могли выучить только так и не иначе. Мы все

были разными, и думали по-разному, но впервые нас так сильно объединяли самые прочные узы искренней и глубокой сестринской любви друг к другу.

В эти часы, проведенные у гроба матери, каждая из нас, со своей семьей соответственно,

простилась с мамой по-своему, сообразно собственному мировоззрению выразив свои чувства.

Федерика под аккомпанемент оркестра своей христианской общины возносила Богу хвалебные

гимны за Его любовь, величие и мудрость, поскольку мама приняла Бога в свою душу и согласно христианской вере приняла обряд крещения.

Лаура заказала католическую мессу по усопшей.

Эрнестина решила выполнить последнюю волю мамы, адресованную непосредственно ей:

“Маурисио, доченька, – сказала мама Тити и ее будущему мужу за день до смерти, – на свадьбах всегда что-нибудь случается, но что бы ни случилось, пообещайте мне, что продолжите свой путь вдвоем”. Так они и поступили. Пообещав маме идти по жизни рядом, они сдержали слово перед ее бренными останками. Глубоко скорбя в душе, Тити и Маурисио поженились. Мы все поддержали их решение, понимая, что Любовь восторжествовала, одержав победу над смертью. Тити сказала мне: “Талита, сегодня мама нарядила меня в белое свадебное платье, а я надела на нее белые одежды для ее воссоединения с Богом”.

Я, в свою очередь, попросила нескольких марьячис, одетых в бело-золотые костюмы исполнить

песни, которые так нравились моей маме, чтобы музыкой немного разрядить обстановку и смягчить напряженность момента. Мама всегда добивалась своего, и смерть ее не стала исключением: она много раз говорила Тити, чтобы та послала Лауре, нашей старшей сестре, приглашение на свою свадьбу для того, чтобы воссоединить ее с родной семьей. С другой стороны, мне она тоже наказывала, чтобы я приехала на свадьбу сестры, на что я отвечала, что это практически невозможно, если следовать советам врачей, поскольку до родов оставалось около четырех недель.

Разумеется, что сейчас мы все находились здесь. Лаура присутствовала на свадьбе Тити, а я

выступала в качестве свидетеля. Все это произошло на глазах мамы, и я уверена, что она обрела абсолютное счастье, видя всех нас, собравшихся вместе, как она того и желала всем сердцем.

За несколько дней до ее ухода, сказанные ею слова прозвучали как пророчество, она будто

предчувствовала все. Навестив меня в Нью-Йорке, мама возвращалась домой. Фидель, присматривающий за домом мамы и работавший у нее уже более четырнадцати лет, приехал за ней в аэропорт. Он рассказал мне, что по дороге мама заявила ему: “Фиделито, я приехала на свадьбу Тити а во вторник я возвращаюсь в Нью-Йорк”. Так и вышло – во вторник она вернулась. Гроб с телом мамы был перевезен в Нью-Йорк. Ко вторнику документы были еще не готовы, поскольку все совпало с выходными, и, следовательно, мама должна была лететь не так, как запланировала, а в другой день. Однако авиакомпания изменила все таким образом, что ей не пришлось ждать в аэропорте еще один день. Они перевезли ее тело, и так мама прибыла в Нью-Йорк во вторник, как и запланировала ранее. Более того, она прилетела в Штаты в День Поминовения, или “День погибших Ветеранов”. Это – праздник на котором торжественно отмечаются жизнь и дела ветеранов всех войн. [прим: День Поминовения – национальный праздник в США, который отмечается в последний понедельник мая. Он посвящен памяти американских военнослужащих, погибших во всех войнах и вооруженных конфликтах с участием США. Похожий американский праздник – День Ветеранов, отмечающийся 11 ноября. Он посвящен всем ветеранам войн, живым и мертвым]. Иначе и быть не могло, поскольку мама была настоящим ВОИНОМ.

Ее слова всегда были верны. Даже в свои последние часы жизни, сама того не зная, она возвестила

о том, что вскоре случилось.

Гуде, тоже работавший у нее много лет услышал, как она сказала: “Завтра не буди меня, завтра –

выходной… Весь день выходной…”

Последним желанием нашей мамы было вернуться в Нью-Йорк, и чтобы выполнить ее волю, в

Нью-Йорк нам пришлось лететь всем вместе.

Мама много раз повторяла, что если она умрет, ей хотелось бы, чтобы ее привезли в этот уголок

Америки, где она наслаждалась разными временами года. Она любила здешние цветы, воздух, листья, меняющие свой цвет, летающую пыльцу, птиц… белых белок и красавцев-оленей.

Мы все сопровождали ее в последний путь: моя бабушка, сестры – Лаура со своим первенцем,

Федерика, Габриэла, Эрнестина с ребенком и я, а в качестве полномочных представителей всех ее внуков выступали Кецалькоатль Хавьер, самый первый ее внук, и Теодоро.

Она пришла туда, куда хотела, откуда пришла и чему принадлежала. Мы попрощались с ней

по христианскому обычаю, предложенному мной, под аккомпанемент струнного дуэта, исполняющего Баха, Вивальди и Моцарта. Она вся была покрыта розовыми и белыми розами, которые она так любила.

Мы прощались с ней, пока не пришло время опустить ее тело в крипту. [прим: крипта – подземные

сводчатые помещения, расположенные под алтарной и хоральной частями храма, служащие для погребения]

Мы, все пятеро сестер, взялись за руки и крепко обнялись, уважая боль друг друга. Мы не плакали

и ничего не говорили, а только молча обнялись, окруженные сестринской любовью, которая всегда была между нами, а теперь укутала нас, вспыхнув с такой силой, что мы стали одним целым, запрятав куда подальше свою индивидуальность. Мы стали, как пальцы одной руки – независимые, разные, но объединенные в одну ладонь, неразрывные и неразделимые, чувствующие силу сжатого кулака.

Мы знаем, что уже не увидим снова нашу маму в этом измерении, не почувствуем тепло ее рук, не

услышим ее голос, ее смех, ее советы, ее шутки и ее безмерное желание жить в полную силу, вобрав в себя мощь всех ураганов, всех морей и земель, всех лесов. Но мы также знаем и то, что встретимся с ней, увидим ее снова и тогда узнаем, почему ее уход был таким неожиданным, и почему она оставила нас тогда, когда была так нужна нам.

Господь необъяснимым образом укрепляет наши жизни в такие моменты, как этот. Кто-то может

злиться на Него, спорить с Ним, говоря: “Боже, я не понимаю твое чувство юмора”, “Я не понимаю твоего послания, твоего урока. Чему я должен научиться?” В моем случае, после того как я высказала все это, меня озарило, и я поняла Его замысел. Отбросив свою боль, я рассмотрела все под другим углом и поняла, что, точно зная день смерти каждого из нас, Бог составил идеальный план. Он вложил в меня жизнь маленького человечка, чтобы придать мне сил и не дать мне умереть от той огромной любви, которую я испытываю к своей маме. На пути Тити он поставил мужчину, чтобы он поддерживал ее, поскольку именно ей было уготовано помочь маме в час ее смерти. Габи он вооружил набором инструментов для того, чтобы она со всей своей храбростью и мудростью противостояла этому моменту, и позволила Ему чудесным образом наслаждаться обществом моей матери. Лауре он послал очень хорошего человека, вместе с которым она с жаром трудилась над своим восстановлением и духовным укреплением. А Феде он сделал соучастницей своей безграничной любви; всем своим внутренним существом сестра доподлинно знала, что мама была призвана предстать перед Богом, и что когда-нибудь мы снова встретимся с ней.

Тот, кто оставил о себе добрую память, никогда не умрет. Моя мама живет на небесах, но также

она живет и здесь, с нами, благодаря воспоминаниям о ней, рассказам тех, кто ее любит, и тех, кто был знаком с ней. Она будет жить во мне, в моей семье, в моей родне, в своих внуках и правнуках, в своих друзьях – тех, кто даст ей другую жизнь, вспоминая забавные истории, смешные моменты, веселые вечера; ее яркость, мягкость, ее искрометное чувство юмора; ее энергию и силу, направленную на то, чтобы снова и снова подниматься и противостоять каким-то напастям, достойно побеждать их и становиться с каждым днем сильнее.

Этот жизненный пример, так же как и многие другие, благодаря которым мы совершенствовались,

может послужить нам для планирования нашего нового пути, который позволит нам максимально наслаждаться самыми простыми жизненными вещами. В силу того простого факта, что ежедневно рядом с нами находятся определенные люди, мы забываем, что в любой момент наша повседневная жизнь может измениться. Мы забываем о том, что жизнь так коротка; она пролетает в один миг, вздохнуть не успеешь.

Любите, и не бойтесь говорить об этом. Если ты хочешь выразить свою любовь, обняв человека, то

не сдерживайся и обними его! Не сдерживай своих желаний, если хочешь поцеловать кого-то, – вперед! Изливай свои чувства, пусть они текут. Если тебе хочется смотреть в глаза другому человеку целую вечность – смотри; говори без слов, молча, своим взглядом, своим сердцем и душой. Остановись, чтобы понюхать цветок, закрой глаза – и всей кожей, каждой клеточкой своего тела ощути солнечное тепло; радостно бегай под дождем, веселись, смейся и наслаждайся; не надрывайся из-за вещей, которые, в конечном счете, окажутся бессмысленными.

Если ты хранишь в своей душе какую-то боль, какие-то обиды – прости и освободись от них. Не

стоит копить в себе такой тяжелый груз, такую боль, если в итоге мы никогда не знаем, сколько времени нам остается, чтобы осмыслить все и обрести спокойствие, ибо часы нашей жизни бегут без остановки. Бог – единственный, кому известно, когда остановится твое время, так что будь свободным, будь самим собой; будь храбрым и не сдерживай своих желаний НИ В ЧЕМ, живи полной жизнью; наслаждайся ею так, будто каждый твой день – последний. Ничего не оставляй на завтра, потому что кто знает, наступит ли оно? Каждый день открывай что-то новое, поражайся, веселись; оставь вину в прошлом; начни жить одним днем, и строй свою жизнь на любви; прими все из рук Божьих и в полную силу наслаждайся этим приключением под названием… ЖИЗНЬ!

• Благодарности •

Двум моим семьям... Моей семье по крови, из которой я происхожу:

Моей маме, которая всегда была и будет рядом со мной всю мою жизнь.

Моим сестрам, их детям и бабушке, которые разделяли со мной радости жизни.

И семье, которую я выбрала и сознательно, с любовью, создала:

Моему Томми, который был надежной опорой при любых обстоятельствах, с которыми я столкнулась, начиная с той минуты, как я решила идти вместе с ним.

Моей дочери Сабрине, которая каждый день напоминает мне что-то забытое из моего детства, и которая своей улыбкой освещает каждый день моей жизни.

Мэтью, моему чудесному сыну. Находясь у меня на руках, ты даешь мне повод всегда бороться за то, чтобы мои мечты стали реальностью.

Моей огромной семье, моим поклонникам (родственникам, друзьям, детям, мечтателям), которые находились на каждой грани моих перемен и поисков, были любящими, пылкими и проявляли ко мне безграничное внимание.

Моему отцу, который посеял во мне страсть к поиску, к размышлению по поводу сомнений и к значимости роста в любой области жизни, будь то личная жизнь или профессиональная, хотя он и не находился рядом со мной в самые знаменательные моменты, являющиеся вершиной моей жизни.

Федерике Соди, моей сестре, за то, что помогла найти мне яркий и жизнерадостный путь в написании этой книги… Бобу с другой стороны горы!.. Тебе, Сэм!

Раю Гарсия за понимание моей точки зрения и желание донести ее до людей интересным и доступным образом. Ким Суарес и всей команде “пингвинов”, которые работали над этой книгой с полной самоотдачей.

Андреа за ее острый глаз, улучшающий и усиливающий каждую деталь, каждую историю, каждую мысль.

Марии Кристине за прекрасные беседы с ней и за раскачивание на трапеции, чтобы я оказалась на своем месте.

Всем тем, кто донесет эту книгу до рук моих читателей.

Некоторым из многих, кто своими словами и поступками учил меня жизни: Джоэлу Остину [прим:американский пастор] за то, что приглашал нас на свои мессы; Алис Миллер [прим: психолог, написавшая книгу “Драма одаренного ребенка”] за то, что разрешила мою “Драму одаренного ребенка”; Беатрис Шеридан [прим: мексиканская актриса и режиссер сериалов] за то, что дала мне силы осознать свои возможности, свой потенциал; Эдмунда Дж. Борна за его книгу “Тревога и фобия, рабочая тетрадь”, мой рабочий инструмент; доктору Горовицу и доктору Патрисии Волков за их обширные познания о болезни Лайма; Свами Шиванда Сарасвати [прим: индийский гуру и йогин] за его мысли и его практику; Артуру Шопенгауэру за то, что придал смысл моим скрытым, потаенным мыслям.

Богу за то, что он является центральной осью, вокруг которой я вращаюсь под действием силы притяжения его мощи и величия. Так планеты притягиваются силой гравитации к Солнцу. Не будь Солнца с его притяжением, и у планет не было бы постоянной траектории. Они блуждали бы по необъятной Вселенной и затерялись бы в ее просторах. Так и Бог сияет каждый день, чтобы освещать и согревать мою жизнь, чтобы обновлять и оживлять мою душу, чтобы сердце мое зеленело, как весной деревья.

Словарь

Глава 1

espectral (=fantasmal, misterioso) – призрачный, таинственный

preguntón – человек, задающий слишком много вопросов, надоедающий своими вопросами

camellón – разделительный газон с насаждениями на проезжей части улицы

pulgas vestidas – миниатюры

tortillas de harina – блины

fayuca – (лат. ам.) места для розничной торговли в каких-либо заведениях

talavera (= mayólica) – керамика из обожженной глины с использованием расписной глазури

chicloso – (мекс.) сладости

yuya (на языке племени майа = calandria ) – степной жаворонок

Глава 2

estudiantina – группа студентов, образующих музыкальную группу, выступающая на улицах города. Это движение зародилось в 1963г и стало настолько популярным, что с 1968г до конца 70-х проводился музыкальный конкурс “Estudiantinas que estudian” среди студенческих групп, транслирующийся по мексиканскому телевидению почти каждое воскресенье.

chocho – здесь: длинная конфета-леденец

programa de variedades – цикл программ, каждая из которых посвящена одной определенной теме

güerita – обобщающее слово типа “бледнолицый”, обозначающее светловолосого или светлокожего человека, не имеющее обидного значения

ANDA (Asociación Nacional de Actores) – национальная ассоциация актеров

ANDY (Asociación Nacional de Interpretes) – национальная ассоциация певцов

preadolescente – переходный возраст

co-protagonista – один из главных персонажей фильма или спектакля, но не самый главный

UCLA (University of California, Los Angeles ) – Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса

Pero todo tiene su por qué (= su causa o su motivo) – на все есть своя причина, всему своя причина

¡san se acabó! (expresión con la que se pone término a una discusión; se terminó!) – ходовое выражение, означающее конец спора

caló (=lenguaje del hampa en México) – уличный жаргон подонков и преступного мира Мексики

señito – очень популярное в Мексике разговорное обращение к женщине, семейное положение которой не берется в расчет

hacer agosto – устоявшееся выражение, означающее какую-то выгоду или получение прибыли

antro – в Латинской Америке общее название разных мест развлечения, в данном случае дискотеки

flores de azar (досл: цветы случая, цветы удачи) – здесь, скорее всего, имеются в виду цветы привезенные из арабских стран , поскольку слово azar пришло в испанский язык из арабского и первоначально имело значение “цветок”, и Талия просто иронизирует по поводу слухов

nomás (в лат. ам.=no más=nada más, solamente) – только

tiradero – мусорная свалка (мекс.)

oiga(mira) qué onda (=1.-Que haces; 2.-Como estas; 3.-Que cuentas; 4.-Hola.) – здесь: что вы делаете

Глава 3

tocar fondo (=alcanzar una situación crítica) – дойти до точки, до предела

morbo – в Мексике используется, если кто-то проявляет к чему-то большой, зачастую нездоровый интерес

alzar la vista – здесь: искать, высматривать

traer de cabeza – это выражение используется в Латинской Америке, когда что-то очень сильно, до потери разума, волнует человека

dejar plantado (в Мексике=dejarlo esperando por horas y horas y nunca llegar a la cita) – не явиться на свидание, заставив человека напрасно ждать

sacar la vuelta (в Мексике=evitar, eludir) – избежать чего-либо, предотвратить

ni tardo ni perezoso – ни медля ни секунды, не теряя времени даром, не откладывая дела в долгий ящик.

quedarse vestido y alborotado – досл: брошенный у алтаря, это выражение используется, если кто-то не приходит на встречу или нарушает договор

licuado – сок или молочно-фруктовый коктейль

Глава 4

echar un clavado (в Лат.Ам.=zambullirse) – нырнуть, окунуться

hilo de caña – здесь: леска

pozolazo – посоле, мексиканское блюдо из мяса, кукурузы, перца и воды, традиционно подаваемое на свадьбах

cortar cartucho (мекс.= amartillar) – держать на мушке, взводить курок

globo – здесь: воздушный шарик

D.F. (Mexico,D.F) – аббревиатура от официального написания Ciudad de México, Distrito Federal (город Мехико Федеральный округ)

eje rector – руководящий принцип

Глава 7

abba – отец (в арамейском языке)

a darle que es mole de olla (=invitación a hacer alguna cosa con buen ánimo y sin demora) – призыв к действию сродни нашему “вперед и с песней”

Эпилог

doctor de cabecera – семейный врач

Благодарности

ponerse en los zapatos del otro – побывать в чьей-то шкуре, оказаться на чьем-то месте