Через несколько дней после моего девятнадцатилетия мне позвонила На-тян:

— Сёко-тян, кошка умерла. Мы завернули ее в полотенце и похоронили под вишней. Мы ее больше никогда не увидим, но, по крайней мере, она сможет по весне любоваться цветением сакуры. Ей будет там хорошо, правда?

На-тян заплакала. Дом отобрали по решению суда по делам о банкротстве, а нашу семью выставили вон. Среди суеты и забот, связанных с выездом из дома, который мы любили и с которым было связано столько воспоминаний, кошка свернулась калачиком в уголке гостиной и умерла. Она как будто понимала, что происходит. Наш старый пес, который всегда оставался мне другом в тяжелые минуты, тоже нашел свой последний приют под вишневым деревом. Теперь мне уже никогда не дотронуться до той сакуры и не покормить рыб. Мне больше никогда не вернуться в тот дом, где мы вместе сидели, смеялись и ели… Он словно с грохотом развалился, не оставив ничего после себя. Мне повезло, у меня имелась квартира, но все равно удар, который пришлось выдержать, оказался тяжелым. На самом деле, только сейчас я поняла, как для меня важна семья. Кроме этого, выселение из дома казалось мне вполне определенным сигналом к тому, что пора раз и навсегда завязывать с наркотиками.

За несколько дней до этого Маэдзима, как обычно, отвез меня в «отель для влюбленных». На следующий вечер, когда я сказала, что хочу домой, он взорвался.

— Так вот как ты меня ненавидишь! — заорал он и наотмашь ударил меня по лицу.

Удар был такой силы, что сбросил меня с постели. Маэдзима вслед за мной соскочил на пол, пнул под ребра, схватил за волосы и рывком поставил на ноги:

— Ну давай, давай, продолжай! Может, хочешь сказать что-нибудь еще? — Он словно выплевывал слова мне в лицо. Я попыталась ответить, но не могла перевести дыхание после удара. — Никуда ты отсюда не уйдешь! — Маэдзима успел распалиться. Он взял шприц и ввел мне в руку огромную дозу «спида». Стоило ему выдернуть иглу, как по моему лицу заструился пот, а тело словно превратилось в желе. Грудь полыхала огнем, сердце бешено колотилось.

Закрыв глаза и хватая ртом воздух, я прижала ладонь к сердцу, желая успокоиться, но все тщетно. Я рухнула на простыни. В «отеле для влюбленных» они были черного цвета.

— Эй, с тобой все в порядке? — Лицо Маэдзимы казалось мне бледным, расплывающимся пятном.

— Охххх… — больше я не могла произнести ни слова.

— Сёко!

— Н-н-е… нечем дышать…

— Эй! Слушай, я ничего не делал. Я тут ни при чем!

Мне удалось лишь издать горлом булькающий звук.

— Кончай прикалываться… Слушай, я уверен, тебя через некоторое время отпустит. Ну ладно, мне уже пора двигать. Увидимся позже, договорились?

— Погоди, Маэдзима-сан, — мой голос был не громче шепота.

Маэдзима даже не оглянулся…

Я попыталась встать, руки и ноги онемели, я едва могла двигаться, я твердо решила, что не умру в таком отвратительном месте.

— Папа, мама, помогите! — Я задыхалась, силясь вобрать в себя воздух, и беспомощно впивалась ногтями в горло.

Мне казалось, будто кто-то невидимой хваткой душит меня изнутри. Не знаю, долго ли я так пролежала, но через некоторое время к пальцам на руках и ногах чудесным образом стала возвращаться чувствительность. Кое-как мне удалось сползти с кровати. Когда я попыталась замазать косметикой фингал, оставшийся после удара Маэдзимы, руки дрожали, а перед глазами все расплывалось.

Ну и дурой же я была! Всякий раз, когда Маэдзима меня избивал, он мог всего лишь признаться мне в любви, и я тотчас же все ему прощала. Но эти три словечка: «Я тебя люблю» — были веревкой, что связывала меня, а Маэдзима никогда не вкладывал в них искренних чувств. Я всегда была для него лишь игрушкой для удовлетворения похоти. Наконец мне удалось выбраться из темного гостиничного номера без окон, который казался теперь таким же холодным и пустым, как ложь, которой Маэдзима меня кормил.

Следующие несколько дней я провалялась у себя в квартире, мечтая о дозе. Одного лишь вида «дорожек» у себя на руках вполне хватало, чтобы ко мне со всей яркостью возвращались воспоминания о наркотическом кайфе. Именно тогда мне позвонила На-тян, и до меня дошло, что подвернулся шанс навсегда освободиться от наркотической зависимости.

Но завязать с ширевом оказалось сложнее, чем я думала. Ломка была страшной. Сначала меня постоянно мучили галлюцинации: я видела и слышала вещи настолько ужасные, что не могла сомкнуть глаз. Наконец, через три дня галлюцинации прекратились, и ко мне вернулся аппетит. Есть хотелось зверски! Добравшись до кухни, я умяла две большие порции риса с прожаренной свининой и выхлебала двухлитровую бутылку воды, после чего немедленно уснула. Когда проснулась, мне снова хотелось пить. Я выпила еще воды и приняла горячую ванну, чтобы хорошенько пропотеть. Потом снова наелась до отвала и опять заснула. В таком режиме прошло десять дней, прежде чем неуемный аппетит спал, и я почувствовала, что пришла в норму. Так мне удалось сбежать из ада, которым для меня были наркотики, а совсем скоро я узнала, что избавилась и от другого кошмара. Меньше чем через месяц после того, как Маэдзима бросил меня на погибель в «отеле для влюбленных», он умер от закупорки легких.

Пошло некоторое время, как мне удалось завязать с наркотиками, и я устроилась работать «девушкой для бесед» в один из самых дорогих баров района, куда по вечерам отправлялись бизнесмены, чтобы выпить, расслабиться и поболтать с молоденькими красотками, которые их обслуживали. На дворе стоял 1987 год, пик экономического бума в Японии, когда деньги текли в стране рекой, словно саке, которое мы вливали в горла наших клиентов. Поведение некоторых бизнесменов меня просто изумляло. Они швырялись деньгами так, словно завтра должен был наступить конец света.

К несчастью для Сина, у его компании наступила череда финансовых неудач, и он перестал давать мне деньги. Мне удавалось каждый месяц откладывать с зарплаты небольшую сумму и посылать ее родителям. Несмотря на то что во всей Японии наблюдался рост потребительских расходов, казалось, близких мне людей преследовал некий злой рок. В итоге компания Сина обанкротилась. Конечно же, мне было наплевать на то, что он остался без гроша в кармане, — я его по-прежнему любила и даже не подумала бросить.

Мне было тоже непросто сводить концы с концами. «Девушкам для бесед» приходилось тщательно следить за своей внешностью, и большая часть моей зарплаты уходила на одежду, туфли, парикмахеров и косметику. Иногда, чтобы послать родителям деньги, я экономила на собственных расходах, и в некоторые дни я была вынуждена обходиться без еды. При этом я никогда не заговаривала о своей семье с Сином и всегда держалась весело, делая вид, что у меня все прекрасно.

Мои родители и На-тян переехали в маленький съемный домик, а брат нашел поблизости квартиру. Здоровье отца так и не восстановилось, и теперь единственным источником дохода для него стал самый тяжелый физический труд на стройках. Мама устроилась уборщицей в «гостиницу для влюбленных». Она осунулась и постарела; ее руки, не привыкшие к такой работе, огрубели, кожа на них потрескалась. От аккуратной и нежной словно шелк ручки, которая некогда стиснула мою в зале суда по семейным делам, остались одни воспоминания. Мне было почти двадцать, я была уже совсем взрослая, но, глядя на то, как родители борются за выживание, я чувствовала себя беспомощной.

Каждый вечер, не обращая внимания на холодный ветер, дувший мне в лицо, и дешевую легкую куртку, липнувшую к телу из-за статического электричества, я спешила на работу в бар. Теперь моим новым пристрастием стала работа.

Однажды вечером меня подозвал новый клиент по имени Курамоти. Я, как положено, расплывшись в улыбке, поздоровалась с ним, но, когда присела к нему за столик, у меня екнуло сердце. Он был невысок ростом, не особенно хорош собой, но при этом обладал невероятным шармом. Мне показалось, что я влюбилась в него с первого взгляда. Он рассказал мне, что возглавляет компанию, занимающуюся недвижимостью и располагающуюся в Хиракате, совсем неподалеку от Осаки. В этот район города он приехал по делам и остановился в отеле, неподалеку от бара.

Мы сразу же нашли с ним общий язык — он принадлежал к тому типу мужчин, с которыми себя чувствуешь как за каменной стеной.

— Может, сходим перекусить, после того как ты закончишь работу?

— Что же, я согласна. Бар все равно вот-вот закроется.

— Тогда я оплачу счет и буду ждать тебя у выхода.

— Я мигом!

Курамоти расплатился и вышел из бара, в котором все еще звучала песня «Сотто оясуми», которую ставили в знак того, что заведение закрывается. Как только музыка стихла, я набросила на себя куртку и кинулась к выходу:

— Прости меня, ты, наверное, совсем замерз.

— Ничего страшного! Итак, Сёко, чего бы тебе хотелось? Что бы ты желала на ужин?

— А что тебе нравится?

— Хммм… Дай подумать. Понимаешь, я не слишком хорошо знаю Сакай. Почему бы тебе не отвести меня в одно из тех мест, где ты обычно кушаешь?

Мы поужинали в одном из ресторанов, в котором сервировали блюда а-ля фуршет, и я уже подумывала о том, чтобы пойти домой, когда Курамоти обратился ко мне с предложением:

— Сейчас я собираюсь обратно к себе в отель, но мне очень не хочется оставаться одному. Я обещаю, что и пальцем тебя не трону. Может, составишь мне компанию?

— Что?

— Ты не останешься у меня в номере?

— Нет, спасибо.

— Слушай, я обещаю, что не стану к тебе приставать.

— Честно?

— Честно.

— Тогда договорились, — я выставила мизинец.

— Я чувствую себя ребенком, — рассмеялся Курамоти и, в знак скрепления договора, согнул мизинец и сцепился им с моим.

— Коль порвутся два кольца, буду гадом без лица, — произнесла я за нас обоих.

Когда я отпустила мизинец, Курамоти все еще смеялся. Мне казалось, он говорит правду. Мы познакомились всего несколько часов назад, но я уже чувствовала, что могу ему доверять.

Мы сидели у него в гостиничном номере и за разговорами совсем забыли о времени. Благодаря отцу я кое-что знала о торговле недвижимостью и могла говорить с Курамоти о его делах, отчего у него сразу же улучшилось настроение. Он стал рассказывать мне о проектах, над которыми работал в тот момент, о планах на будущее, веселил меня смешными историями о своих сотрудниках.

Мне было очень приятно с ним разговаривать, и я чувствовала себя удивительно легко — как никогда прежде.

— Знаешь, в баре я сразу обратил на тебя внимание. Ты мне с первой же секунды понравилась.

— Спасибо.

— Сёко, тебе нравится заниматься сексом? — неожиданно спросил он.

— Конечно, нравится, — честно ответила я.

— Ну и прямота! Что ж, если тебе это и вправду нравится, может, станешь моей девушкой? Как ты на это смотришь?

— Не знаю, что сказать… Мы ведь с вами едва знакомы.

— А если бы я сказал, что стану о тебе заботиться, это помогло бы тебе принять решение?

Я ничего не ответила.

Курамоти подался вперед и, взяв мою руку, пристально посмотрел мне в глаза:

— Я за все заплачу. Если завтра вернешься со мной, я тебе даже дом куплю. Я обо всем позабочусь. Можешь положиться на меня. Знаешь, я до недавнего времени много гулял, но с тобой у меня будут серьезные отношения. Ну как?

Курамоти сделал мне невероятно щедрое предложение, но я не знала, что ему ответить. Если бы согласилась, возможно, мне бы удалось до конца дней обеспечить своим родителям безбедное существование. И все же я не могла выкинуть из головы образ Сина.

— Пожалуйста, дайте мне время на раздумье. Может, мы снова как-нибудь встретимся и еще раз все обговорим? — Я мягко высвободила ладошку из его руки и положила ее обратно себе на колено.

— Понятно. Слишком неожиданно? — неловко рассмеялся он. — Только давай ты пообещаешь, что, когда мы встретимся с тобой в следующий раз, ты проведешь со мной ночь. Договорились? Ладно, мне уже пора на работу. Можно я по дороге домой позвоню тебе с мобильника? Путь до работы неблизкий, вот ты мне и составишь компанию.

Сквозь щель в занавесках в номер просачивался свет. Уже наступило утро.

— А вам что, больше не с кем разговаривать? — ухмыльнувшись, спросила я, и Курамоти рассмеялся.

Потом, когда я уже уходила, он повернулся ко мне:

— Прости, из-за меня ты провела здесь всю ночь. Возьми, — он протянул мне пятьсот тысяч иен. Несмотря на времена экономического бума, даже по тогдашним меркам это была огромная сумма.

— Я не могу это взять. Мы ведь все равно еще встретимся, так? Мне этого довольно, — я попыталась всучить ему деньги обратно.

— Ничего не говори. Просто возьми, и все.

— Пожалуйста, не вынуждайте меня.

— Ты все еще споришь?

— Я не могу их принять.

— Довольно разговоров! — К моему изумлению, он сграбастал меня и впечатался мне в губы долгим поцелуем. — Это заставит тебя замолчать…

Несколько мгновений мы стояли и молча смотрели друг на друга.

— Спасибо.

— Я позвоню тебе, как только ты доберешься до дома, так что сиди у телефона.

— Обязательно!

Как он и обещал, телефон затрезвонил, стоило мне переступить порог квартиры. В то время в Японии еще редко звонили с мобильных, но Курамоти, казалось, совершенно не беспокоила стоимость подобных разговоров, поэтому мы болтали с ним всю дорогу, пока он ехал к себе на работу на другой конец Осаки. В итоге, договорившись встретиться через неделю, мы закончили беседу.

На следующий день, в воскресенье, приехав навестить родителей, я протянула маме пятьсот тысяч иен.

— Где ты взяла столько денег? — с подозрением в голосе спросила она.

— Я не делала ничего плохого, чтобы добыть их. Я хочу, чтобы вы их взяли себе.

— Ну, если ты так уверена… Спасибо. Останься на ужин. Я только сбегаю в магазин.

— Я пойду с тобой, — вскочив, сказала я, но мама стала убеждать меня, что справится сама.

Я сдалась и попросила ее одеться потеплее, потому что на улице было холодно.

— О чем ты? Я всего лишь на пять минут! — Смеясь, мама обернула вокруг шеи теплый вязаный шарф, натянула стеганую куртку и перчатки и выскользнула за дверь.

На ужин в тот вечер была говядина сукияки с овощами. Мы натерли дно чугунного горшка для сукияки жиром и нагрели его, пока жир не начал таять, потом бросили туда мясо, добавили нарезанных овощей, тофу, лапшы коняку, приправив все это соевым соусом и сахаром. Залив немного воды, накрыли горшок крышкой и оставили кипеть на медленном огне. Когда кушанье приготовилось, кухню заполнил восхитительный сладковатый аромат. Было просто здорово сидеть всей семьей за столом, но я не могла не заметить, что, несмотря на подарок в полмиллиона иен, мама купила уцененное мясо. Теперь до меня дошло, почему она так хотела пойти в магазин одна. Не хотела, чтобы я увидела, сколь скуден их семейный бюджет.

Родители и На-тян разбили себе в миски по сырому яйцу, после чего взбили их палочками. Они брали большие ломти мяса и тофу, смачивали их в яйце и жадно отправляли в рот. Я ела прямо из горшка, пытаясь припомнить, когда мы вот так собирались вместе за ужином в последний раз. Я уже давно не видела смеющихся родителей и по-детски радостного выражения лица На-тян. Вроде бы мелочи, но именно благодаря им ко мне приходило ощущение счастья. Если бы у меня водились деньги, мы бы могли вернуть те времена, когда нам было так хорошо вместе.

Мама страдала от повышенного давления и уже два раза теряла сознание, но, несмотря на это, она отказывалась принимать лекарства, которые ей прописали. У нее не было ни денег на них, ни времени, чтобы регулярно посещать врачей. Когда я предлагала, что сама заплачу им, мама начинала придумывать отговорки: «Мне надо работать, поэтому времени на врачей все равно нет», — говорила она. Или же: «Еще один обморок, и со мной все будет покончено. Доктор ничего нового не скажет».

Я просила ее не произносить таких слов, утверждая, что подобные разговоры навлекут на нее несчастья. Не знаю, может, во мне проснулось своего рода шестое чувство, которое испытывает дочь по отношению к матери, но я ощущала, что ей недолго осталось быть с нами. Папа уже оправился от болезни и постепенно возвращался к нормальной жизни, но все-таки был еще очень слаб. Меня вдруг охватила паника, я осознала, что время, отпущенное родителям, на исходе. Мама никогда никому не жаловалась, но однажды мне призналась:

— Сёко-тян, мы с папой так много работаем, хотим купить для всех нас маленький домик. Это моя мечта, ты же знаешь…

Да. Это было и моей мечтой. В свое время мы с Маки испортили отношения с родителями, восстав против них. Теперь, когда мне, наконец, вроде бы удалось все более или менее исправить, я поклялась сама себе, что больше никогда не поставлю их под угрозу. Так или иначе, но я решила купить дом, где мы все вместе смогли бы поселиться. Я знала о бессердечных людях, которые за спиной отца шептали, что он ушел из якудза, так как настолько прочно сел на мель, что у него даже не было денег платить в общак. Другие утверждали, что отец витал в облаках и его, наконец, сбросили с небес на землю, и прочий вздор в том же духе. На самом деле они понятия не имели, что произошло на самом деле. Они вообще ничего не знали об отце. Мне было очень больно, когда я слышала, как другие глумятся над моей семьей, и поклялась, что не сдамся и изменю все к лучшему.

Я приехала к себе домой, села и закурила, наблюдая, как вьющийся дым, клубясь, поднимается к потолку. Зазвонил телефон.

— Алло.

— Сёко, я по тебе соскучился.

— Син, сто лет тебя не видела! Что случилось?

— Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Можно сейчас к тебе заскочить?

— Да, конечно.

Я повесила трубку, гадая, что же это за такое важное дело, о котором Син не может поговорить по телефону. Услышав, как в двери поворачивается ключ, я налила нам кофе в симпатичные одинаковые чашки. Он вошел в комнату и опустился на стул, а я села рядом.

— Ну и о чем же ты хотел со мной поговорить?

— Не знаю как тебе и сказать… Но придется.

— Что-то случилось?

— Моя жена беременна.

— Поздравляю, — выдохнула я и даже попыталась улыбнуться. Все-таки сумела ответить подобающим образом.

— Если у меня будет ребенок, ты продолжишь со мной встречаться?

— Какого ответа ты от меня ждешь?

— Не знаю. Но лгать тебе — выше моих сил.

— Мне надо все обдумать, — мне было непросто смотреть ему в глаза.

— Ты на меня сердишься?

— Нет. Просто дай мне немного времени. Ладно?

— Я тебе позвоню, — и он ушел, так и не притронувшись к кофе.

Жена Сина беременна… Если мы будем встречаться и дальше, а его жена о нас узнает, на меня ляжет ответственность за их развод. Я знала, что разрыв с Сином будет правильным решением, но мне так не хотелось его терять! Теперь мне предстояло обдумать предложение Курамоти и новость, которую принес мне Син. Я совершенно не представляла, что делать.

В следующий раз я увиделась с Сином уже после свидания с Курамоти. Стоило мне выйти из дома, как Курамоти выскочил из машины:

— Сёко! Как же я по тебе соскучился! Я так ждал, когда, наконец, тебя увижу. — Он обнял меня у всех на виду. Он него исходил тот же самый запах, что и неделю назад, когда он поцеловал меня. Я не могла припомнить мужчину, который сжимал бы меня в объятиях так крепко, как он. Нас окружал холодный зимний воздух, а от тела Курамоти веяло невероятным теплом.

— Я тоже скучала, — искренне ответила я.

— Правда?

— Ага.

— Ты со мной будешь сегодня?

Я молча кивнула, положив голову ему на плечо. Он отвез меня в гостиницу. Стоило нам оказаться в номере, он обнял меня так же крепко, как и прежде, и мы рухнули на кровать. Мы встретились второй раз в жизни, однако я чувствовала себя так, словно знала его уже целую вечность. И все-таки я никак не могла унять беспокойство. Мне нравился Курамоти, я и в самом деле могла в него влюбиться. Я чувствовала себя виноватой перед Сином, но все-таки решила не возвращаться к нему.

— Где тебя поласкать? — спросила я Курамоти.

— Здесь, — ответил он, положив себе руку на грудь, рядом с сердцем.

Я села верхом на Курамоти и стала нежно лизать ему грудь.

— Ну ладно, довольно, — промолвил он через некоторое время и, поглаживая мне груди, вошел в меня.

Секс с ним был потрясающим. Даже с Сином я и близко не ощущала ничего подобного. По моему телу одна за одной прокатывались волны наслаждения. Похоже, Курамоти испытывал не меньшее удовольствие. Когда все кончилось, он обхватил мое лицо ладонями и внимательно посмотрел мне в глаза. Вдруг без всякой причины я смутилась и покраснела.

— Слушай, а мы, оказывается, очень хорошо друг другу подходим. Только подумай, если бы мы не переспали, то никогда бы об этом не узнали, — произнес Курамоти, откинувшись на подушки и улыбаясь, как сытый кот. Неожиданно он сделался серьезен. — Сёко, ты лучшая из всех женщин, что у меня были. Будь моей любовницей! Прошу тебя! Я обо всем позабочусь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Сейчас я делаю тебе предложение всерьез, пожалуйста, хорошенько его обдумай.

— Ты можешь мне дать еще немного времени?

— Ты ведь переспала со мной, потому что я тебе нравлюсь, верно?

— Конечно. Стала бы я с тобой спать, если бы ты мне не нравился!

— Так в чем же дело?

— Просто я не могу вот так сразу стать твоей.

— Но ты ведь хочешь быть со мной?

— Прости, понимаешь, все не так просто… мне просто нужно…

— Ясно… У тебя есть другой. Понимаю, — он извлек бумажник и достал большую пачку денег — Вот, возьми, — как и в прошлый раз, там было около пятисот тысяч иен.

— Мне не нужны деньги, — я попыталась сунуть их ему назад.

— Ты что, хочешь, чтобы я тебя заставил замолчать как в прошлый раз? — спросил Курамоти и, притянув меня к себе, впился поцелуем в губы.

— Будешь так дальше делать, я не смогу сказать, что думаю.

— Ну и ладно.

— Прости меня, Курамоти-сан.

— Не надо извиняться. Но когда мы встретимся в следующий раз, ты поедешь со мной в Хиракату. А я тебе там приготовлю дом. Договорились?

Я поблагодарила его за предложение, но ничего обещать не стала. Курамоти подбросил меня туда, где я жила, и снова, пока он ехал до своего дома, мы болтали с ним по телефону. Когда, наконец, повесили трубки, я легла на постель все обдумать и заметила ключ от квартиры, лежавший на прикроватном столике. Что этот ключ значил для Сина? При мысли о Сине у меня на глаза навернулись слезы. Я не лгала, когда говорила Курамоти, что он мне очень нравится, но понимала, что не сумею разобраться в своих чувствах, до тех пор пока мы не сядем и не обсудим все с Сином. Меня печалило еще одно обстоятельство — роман с Курамоти будет очередной интрижкой. Почему я постоянно влюблялась в женатых мужчин? Я знала, это неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Неужели мне всю жизнь суждено ходить в любовницах? Почему любовь так тяжела? Я знала, что теперь, когда у меня начался роман с Курамоти, мне надо порвать с Сином, но не могла по щелчку пальцев выкинуть его из своего сердца. Мне всего-навсего надо было выбрать Курамоти, чтобы мои родители смогли начать новую жизнь.

Я злилась на себя из-за того, что не могла решиться на этот шаг.

В то время как моя семья силилась расплатиться с долгами, у Маки тоже начались проблемы с деньгами. Ее муж Огино был полным неудачником и никогда не заканчивал дела, за которые брался. На первый взгляд он казался вполне покладистым парнем, но на деле все обстояло совершенно иначе. Однажды Маки заглянула ко мне в гости:

— Мне очень нужно поскорей получить развод, но у меня нет денег и негде жить. Я уже достаточно натерпелась с этим никчемным бездельником.

— А если бы тебе было где жить, ты бы развелась?

— Сёко, я в таком отчаянии.

— Ладно, можешь пожить здесь, а я куда-нибудь перееду. Сниму квартиру неподалеку.

— Ты серьезно?

— Ну да. Завтра же схожу к риелтору и подыщу себе жилье.

— Можно я завтра перевезу сюда вещи? Боюсь, я не выдержу, если он снова станет мозолить мне глаза.

— Конечно. Перебирайся хоть сейчас.

— Ты просто супер, сестренка!

Она не тратила времени понапрасну и в тот же день переехала ко мне. Когда возня с переселением закончилась, Маки от всей души поблагодарила меня, причем на ее лице проступило выражение такого облегчения, что я поняла, каким кошмаром была для нее жизнь с мужем. Мы с сестрой провели весь день вместе — впервые после очень долгого перерыва. А потом, совсем как в те далекие времена, когда тайком выбирались из дома, чтобы попасть на дискотеку, мы проговорили всю ночь и, наконец, уснули на одном футоне. На следующий день я оставила квартиру, доставшуюся мне от Сина, сестре, а сама переехала в новую. Это давало мне великолепную возможность порвать с Сином, но я не смогла заставить себя положить конец нашим отношениям и даже дала ему второй ключ от моей новой квартиры.

Я сняла себе жилье неподалеку от своего предыдущего по одной очень важной причине. Огино был чрезмерно, чуть ли не до безумия влюблен в Маки и даже слышать не хотел о разводе. Ей пришлось в спешке собрать вещи и съехать, воспользовавшись отсутствием мужа. Вскоре после того, как она перебралась ко мне, ее принялись донимать звонками, причем звонивший ничего не говорил, лишь дышал в трубку. Я не сомневалась, что Огино не сдастся без боя, и была наготове, чтобы в случае необходимости тут же прийти на помощь.

Как-то вечером, когда я и Маки у нее в квартире смотрели телевизор, мы услышали сзади звон разбитого стекла и даже подпрыгнули от неожиданности. Обернувшись, мы увидели, как Огино лезет в окно, которое только что высадил. Он схватил мою сестру за волосы и потащил ее к двери.

— Отпусти ее! — закричала я и изо всех сил заколотила по нему руками и ногами.

— Не лезь, сука, не в свое дело! — заорал он в ответ и ударил меня кулаком в лицо.

— Я убью тебя, говнюк ебаный! — Я почувствовала, как у меня в висках стучит кровь, бросилась на него, и мы принялись молотить друг друга.

Маки в слезах умоляла Огино остановиться. Сестра попыталась оттащить его от меня, но у нее не хватило сил.

— Маки, отойди! — крикнула я и, подхватив магнитофон, стала им со всей силы лупить Огино по голове.

Он заорал от боли и свалился, свернувшись калачиком на полу и прикрыв голову руками.

— Если ты и вправду так хочешь избавиться от меня, давай разведемся, — простонал он.

— Так ты даешь ей развод? — спросила я, чувствуя, как из носа течет струйка крови.

— Если она меня так сильно ненавидит!

— Обещай, что больше мы не увидим здесь твоей рожи.

— Хорошо, я больше не стану вас донимать! — Когда Огино уходил, он выглядел полностью раздавленным.

Развод вступил в силу через несколько дней, и сестра, не теряя времени, устроилась на работу — «девочкой для бесед». Вскоре двое клиентов Маки пригласили ее на свидание. Она никак не могла решить, который из них ей нравится больше, поэтому попросила меня встретиться с обоими.

Встречу с первым назначили в кафе рядом с баром, в котором я работала. Стоило мне войти, как меня тут же окликнула Маки. Аккуратно сложив куртку, я положила ее рядом с сумочкой на соседний стул, после чего повернулась к мужчине, сидевшему рядом с сестрой.

— Очень рада с вами познакомиться, — вежливо сказала я.

— Я тоже. Меня зовут Такино.

Подошла официантка с горячим полотенчиком, и я заказала кофе. Потом, повернувшись к Маки и ее спутнику, начала разговор:

— Кем вы работаете, Такино-сан?

— Шеф-поваром.

— Точно, Таки-кун шеф-повар, и он на два года старше меня, — Маки склонилась к нему поближе и слегка толкнула локтем в бок.

— Если хотите, можете тоже звать меня Таки-кун, — сказал он мне. Мне Такино понравился — он выглядел весьма достойным человеком.

Потом он нас обеих развез по домам на такси. Маки мне сразу же позвонила:

— Ну и что ты думаешь о Таки-куне?

— Вроде неплохой парень.

— Это точно. Но понимаешь… он для меня слишком серьезен.

— Не знаю. Мне он понравился.

— Погоди, вот увидишь второго, тогда скажешь. Он гораздо прикольней Таки-куна.

— А чем занимается? — Меня кольнуло дурное предчувствие.

— Он не работает. Он из богатой семьи. И покупает мне кучу всякой всячины.

— Обычный повеса.

— Нет, не обычный. Он очень умный. Он учился в колледже.

— Хорошо учиться и быть умным — не одно и то же.

— Сёко, ты иногда ведешь себя как полная дура. Ты ведь еще его даже не видела, как же ты можешь о нем судить? Вот познакомишься и все поймешь. Давай завтра пересечемся?

— Ладно. Позвони мне.

— Отлично. До завтра, сестренка!

— Спокойной ночи.

Я повесила трубку, думая о том, что встречаться со вторым парнем нет никакого смысла. В то время у Маки была сумочка «Шанель», а вся одежда и побрякушки — самых известных марок. Теперь я догадывалась откуда: подарки «прикольного» парня.

На следующий день я пришла в ресторан с сервировкой а-ля фуршет, где мы и договорились встретиться. Когда я поклонилась перед приятелем Маки и произнесла: «Рада с вами познакомиться», — он рассмеялся.

— Слушай, Сёко, с этими церемониями сплошная морока. Я ведь о тебе давно наслышан — твоя сестра мне уже все уши прожужжала, — он придвинул ко мне меню. — Заказывай что хочешь. Здесь круто, правда?

— Так как тебя зовут?

— Итяном кличут.

— Приятно познакомиться.

— Взаимно.

Бывший студент колледжа и вправду оказался беззаботным и остроумным парнем. Маки, похоже, действительно влюбилась в него. Поболтав примерно с час, мы вышли из ресторана.

— У меня встреча, так что я полетел, — объявил Итян. — Вот на такси, — он сунул в руку Маки сто тысяч иен.

— Спасибо за ужин, Итян, — сказала я.

— Не за что. До встречи, Сёко.

— Итян, позвони мне завтра, — крикнула ему вслед Маки и замахала рукой как сумасшедшая.

Потом повернулась ко мне:

— Ну как? Правда он славный?

— Не думаю, что вам следует встречаться.

— Почему?

— На твоем месте я бы держалась Таки-куна. Итян мог бы стать хорошим другом, но в парни он не годится.

— Да… Таки-кун тоже классный. А еще он трудолюбивый, так что грех жаловаться. Но я не знаю… чего-то в нем не хватает. Мне о Итяном проще.

— Я не могу тебе врать. Маки. Пожалуйста, не связывайся с ним.

— Да что с ним не так?

— Боюсь, в итоге он сделает тебе больно.

— Ты ведь еще его толком не знаешь!

— Именно поэтому я сразу могу сказать, чего он на самом деле стоит.

Маки надулась и быстро сменила тему разговора:

— А как дела у тебя?

— Ты о чем?

— Сколько ты уже встречаешься с Сином-сан? А у него, между прочим, жена, да и, вообще, ты с ним почти не видишься. Ты вообще никогда не жалуешься, поэтому он считает, что тебя все устраивает.

— Маки!

— Я об этом уже давно думаю, поэтому мне нужно тебя спросить. Ты что, вообще не испытываешь никаких чувств? Как ты можешь оставаться такой хладнокровной? Он ни за что на тебе не женится. Как ты можешь этому радоваться?

— Не уходи от темы. Сейчас мы, кажется, говорим о тебе.

— Извини. Сорвалась. Мне не следовало вмешиваться в твои дела.

— Ничего страшного. Все равно это правда. Слушай, не торопись ты так с этими двумя парнями. Почему тебе еще раз все хорошенько не обдумать?

— Нуда…

— А потом, когда ты, наконец, сделаешь выбор в пользу одного, мой тебе совет: полностью и бесповоротно разорви все отношения с другим.

— Обязательно. Все равно спасибо тебе, что пришла сегодня.

В тот вечер, когда я вернулась домой, слова Маки эхом отдавались у меня в ушах.

Ты что, вообще не испытываешь никаких чувств?

Чувства по отношению к Сину я испытывала, причем очень сильные. Мне хотелось слышать, как он вновь и вновь повторяет: «Я люблю тебя, Сёко», — пусть даже его слова были ложью. Мысль о том, что он охладеет ко мне, если я попытаюсь оказать на него давление, приводила меня в ужас.

Как ты можешь этому радоваться?

Ответ на этот вопрос казался простым — я была еще не готова пробудиться ото сна и взглянуть на суровую действительность. В большем я пока что не могла себе признаться.

Маки позвонила мне через три дня:

— Я порвала с Таки-куном, — значит, все-таки остановила свой выбор на Итяне, — Итян не хочет, чтобы я работала по вечерам, поэтому я уволилась из бара, — добавила она.

Вскоре он переехал жить к Маки, но мне это совсем не понравилось, поскольку квартира была арендована на имя Сина. Что еще хуже, Итян увлекся азартными играми и хотел «зарабатывать» по нескольку сотен тысяч иен в день. Именно на такую «встречу» он и отправился в день нашего знакомства. Я предупредила Маки, что азартные игры сродни болезни, от которой нет лекарства, и умоляла сестру порвать с Итяном, прежде чем он успеет наделать серьезных долгов, но в ответ она сказала, чтобы я успокоилась и перестала мыслить так узко.

Однажды, вскоре после того, как Маки и Итян стали жить вместе, сестра пришла ко мне занять денег. Все что у меня было отложено на тот момент — шестьдесят тысяч иен, я собиралась заплатить ими за квартиру, но решила, раз она пришла ко мне, значит, положение у нее совсем отчаянное, и отдала все деньги ей.

— Сёко, прости меня, пожалуйста. Правда, прости. Я тебе перезвоню, — Маки, взяв деньги, действительно выглядела виноватой.

Потом они с Итяном куда-то пропали. Мне потребовалось пять дней, чтобы это понять. Я пыталась дозвониться сестре, но она не снимала трубку. Я подозревала, что они бежали из города, скрываясь от кредиторов, но все равно не оставляла попыток поговорить с ней. Наконец, вместо гудков услышала в трубке запись телефонной компании, уведомляющей о том, что абонент отключен. Я связалась с компанией и обнаружила, что сестра с Итяном задолжали за разговоры сто пятьдесят тысяч иен. Я понятия не имела, как их угораздило наболтать на такую астрономическую сумму. Однако одним потрясением дело не ограничилось. Я и сама оказалась по уши в дерьме. Телефон был зарегистрирован на имя Сина. Если бы компания перестала направлять счета на адрес квартиры и начала посылать их ему домой, о моем существовании могла узнать жена Сина. Я быстро договорилась о том, чтобы все пересылали на мой новый адрес, и стала выплачивать задолженность по частям ежемесячными взносами, поскольку не могла сразу же покрыть всю сумму целиком.

Разумеется, Маки с Итяном задолжали и квартплату. Я отправилась просить прощения у хозяина. Он был в ярости:

— Я столько раз уже стучал в дверь той квартиры, и мне ни разу никто не открыл, — он захлопнул расчетную книгу, лежавшую у него на столе. — Я возьму то, что вы мне задолжали, из залога. А теперь выметайтесь из квартиры!

Я поклонилась как можно ниже, извинившись за все доставленные мной неудобства, и бросилась в квартиру, чтобы забрать оттуда вещи Маки. Электричество и воду отключили, еда в холодильнике испортилась и воняла. После того как я, поборов тошноту, выбросила ее в помойку, мне было даже негде вымыть руки. Весь день я потратила на то, чтобы привести квартиру в порядок. В магазине подержанных вещей согласились взять всю мебель и домашнюю утварь. Когда, наконец, все закончилось, я вернулась в свою квартиру, приняла душ и, вымотанная до предела, рухнула на кровать.

Вот уже несколько дней я чувствовала себя дурно. Плохое самочувствие я списывала на стресс и не особо беспокоилась. Однако как-то утром меня, без всяких видимых причин, затошнило и вырвало. Неужели я?.. Я помчалась в аптеку и купила тест на беременность. В то время считалось, что, чем сильнее оргазмы во время секса, тем больше шансов залететь, но я обычно смеялась над такими сплетнями. В этот раз предрассудки сработали. Я забеременела, когда в последний раз была с Курамоти, и теперь не знала, что мне делать, и была слишком расстроена, чтобы звонить ему.

Через несколько дней мне позвонила Маки:

— Мы в Киото и прочно сели на мель. Уже два дня не ели. Сёко-тян, я умираю от голода. Ты не могла бы нам привезти хоть немного денег? Пожалуйста!

— Ладно. Но я смогу вам одолжить совсем чуть-чуть.

— Ну хоть сколько-нибудь, неважно. Так ты приедешь? Прошу тебя.

Я сдала несколько своих сумочек и кое-что из драгоценностей в ломбард и села на поезд до Киото. Маки с Итяном ждали меня на платформе Киотского вокзала и с восторгом замахали руками, едва завидев меня.

— Прости нас, — всхлипнула Маки.

От ее пышной прически не осталось и следа — она состригла свои длинные густые волосы и теперь носила короткую стрижку. Сестра также немного поправилась. Я ее не видела лишь несколько месяцев, но, несмотря на это, с трудом узнала.

— Привет, Сёко. Ты уж извини нас за эти неурядицы. Давай пойдем, посидим в какой-нибудь кафешке, — бодро заявил Итян.

В его голосе не слышалось и тени сожаления.

Они, похоже, действительно голодали. С жадностью умяли несколько тарелок со спагетти и пловом. Когда, наконец, сбавили темп, я обратилась к сестре:

— Я очень волновалась. Что с вами случилось?

— Э-э-э… мы…

— Извини, Сёко, я все просрал, — перехватил инициативу в свои руки Итян.

— У тебя остались долги, я угадала? — спросила я.

— Ну да. Мне надо было смыться.

— И что же ты собираешься теперь делать?

— Все уладится, — заверил меня Итян. Я вздохнула и принялась массировать лоб. — Я буду ухаживать за Маки и ребенком, — продолжил он.

— Что ты сказал? Каким еще ребенком?

— Я на четвертом месяце, — пояснила сестра.

Так вот почему мне казалось, что Маки прибавила в весе, несмотря на то что они с Итяном не ели два дня. Господи, получается мы с сестрой обе…

— Маки-тян, поехали со мной домой.

— Ни за что! Я не брошу Итяна.

— Почему?

— Прости меня, Сёко. Не могу.

С ней говорить было бесполезно. Я повернулась к Итяну:

— Итян, пожалуйста, отпусти Маки.

— Какого черта, Сёко? — выдохнула Маки.

— Сейчас я разговариваю с Итяном, — оборвала я ее, — а ты, Маки, заткнись.

— Я же сказала тебе, что не оставлю его. Ты что, не слышала?

— Слушай, я знаю, что мы сейчас в жопе, но я клянусь, что сделаю Маки счастливой.

— Как ты можешь сделать ее счастливой, если так поступаешь? Как можно быть таким безответственным? Если тебя и вправду волнует судьба Маки, отпусти ее сейчас.

— Прости меня, Сёко, но я с тобой никуда не поеду, — покачала головой сестра.

— Ну, Маки-тян…

Сестра была человеком очень мягким и верным. Продолжать спор стало бессмысленно, но мне очень хотелось увезти ее с собой. С другой стороны, это была жизнь Маки, и она имела право прожить ее так, как хотела.

— Береги себя. Если вдруг что понадобится, позвони мне. Договорились?

— Хорошо. Спасибо, Сёко!

— Итян, следи за Маки. Заботься о ней.

— Ну конечно! Эй, это… спасибо.

Я оставила себе денег только на обратную дорогу, а остальное отдала Маки. Я поспешила уехать из Киото и по дороге домой все думала о Маки. Она решила остаться с Итяном и родить, хотела иметь ребенка от мужчины, которого любила. Я понимала, что испытываю те же самые чувства. Не имея ни малейшего представления о том, что ждет меня впереди, я на уровне подсознания приняла решение оставить ребенка. При этом я не собиралась говорить Курамоти о беременности. Я даже ему ни разу не позвонила с тех пор, как мы переспали, потому что все никак не могла расстаться с Сином. Если бы я прямо сейчас сообщила ему, как гром среди ясного неба, что жду ребенка, то лишь смутила бы его. Я так и не сказала Курамоти свой новый телефонный номер, поэтому он не мог со мной связаться, я должна была позвонить ему первой. И я решила все рассказать Сину — ведь если собиралась с ним остаться, то должна была поведать о том, что произошло.

Такой у меня был план действий. Мне требовались деньги на оплату долгов Маки, на повседневные расходы, а еще надо было помогать папе с мамой, поэтому я стала работать до четырех утра. Работа изматывала, но, как только я приняла решение сохранить ребенка, такие мелочи меня уже не беспокоили. Теперь я понимала тех «девочек для бесед», которые привозили моего отца домой — они просто пытались заработать себе на жизнь. Я бросила курить и перешла на более сбалансированное питание. А еще накупила кучу книжек с именами девочек и мальчиков, хотела выбрать одно из них своему ребенку. Мне хотелось, чтобы он поскорей появился на свет. Жизнь была тяжелой, но я буквально летала от счастья.

Но радость моя длилась недолго. Однажды утром я почувствовала страшную резь в животе. Началось кровотечение.

Я рванула в больницу, но опоздала. Так оборвалась туго натянутая веревка, по которой я пыталась пройти. Я, плача, гладила свой живот, в котором еще совсем недавно зрела новая жизнь, и думала, что Бог наказал меня за желание родить ребенка от женатого мужчины.

Я снова почувствовала на себе взгляд деда и опять поняла, как разочаровала его. Сказавшись больной, я не пошла на работу, а вместо этого легла в постель и проплакала всю ночь.

Не знаю, что именно послужило причиной, то ли стресс, то ли горе, то ли еще что-то, но в итоге я попала в больницу с аппендицитом. У меня уже дважды было воспаление аппендикса, которое удавалось остановить уколами, однако на этот раз пришлось оперировать, и мне сказали, что я останусь в лечебнице надолго. В результате я уволилась из бара и после операции два месяца провела на больничной койке, приходя в себя и помирая от скуки.

В первый же вечер, когда я вернулась домой, ко мне неожиданно заехал Син. Едва увидев его, я тут же бросилась к нему навстречу и заключила в объятия.

— Что с тобой случилось? Я волновался. Чуть с ума не сошел!

— Аппендицит. Меня не выпускали из больницы. Но теперь я совершенно здорова.

— Могла бы отправить сообщение на пейджер.

Я никогда не звонила ему и не отправляла сообщения на пейджер, так как всегда боялась, что рядом может оказаться его жена. Как бы сильно я ни скучала по нему, мне пришлось дать себе обещание никогда не звонить ему самой.

— Извини.

— Да ладно. Я рад, что сейчас с тобой все в порядке.

— Есть хочешь? Я могла бы приготовить нам ужин.

— Это было бы просто здорово.

Я только что вышла из больницы, поэтому холодильник был практически пуст, за исключением пары кусков филе лосося в морозилке. Я сварила рис, приготовила мисо-суп, разморозила лосося, посолила его и затем поджарила.

— Извини, но больше у меня ничего нет.

— Ничего страшного. Спасибо тебе за еду. Вкус просто изумительный.

— Здорово. Знаешь, мы уже давно вместе, а я тебе никогда раньше не готовила.

Син неловко заерзал на стуле:

— Сёко, ты заметила, что сегодня, несмотря на поздний час, я все равно с тобой?

Мне было с ним так хорошо, что я даже не смотрела на часы:

— Да, и в самом деле. Что-то произошло?

— Моя жена в больнице.

— А что с ней?

— Она родила.

Каким-то образом у меня хватило сил улыбнуться и поздравить его, но в голове сразу закрутилось столько мыслей, стало трудно дышать. Что ж… вот она, реальность: мне предстояло смириться с тем, что не я играю в жизни Сина главную роль. На первом месте у него стояла семья, и, видимо, пришло время расстаться.

— Думаю, нам надо расстаться, — наконец-то выдавила я.

— Не сердись на меня, Сёко.

— Ступай и будь хорошим отцом.

— Ты говоришь искренне?

— Абсолютно. Я не могу больше с тобой встречаться, — я уставилась в пол, зная, что если посмотрю Сину в лицо, то могу передумать.

— Ну что же, наверное, ты права. Я надеялся, когда-нибудь мы сможем провести всю ночь вместе, но теперь, насколько я понимаю, нам этого не суждено, — он положил ключ на обеденный стол и встал. — Когда это случится, меня здесь не будет, так что… с днем рождения, Сёко! Поздравляю тебя с двадцатилетием.

Он направился прямо к входной двери. На мгновение показалось, его пальцы замерли на дверной ручке, но потом он ее открыл. Дверь с тяжелым гулким звуком захлопнулась за Сином. Он ушел.

На первый взгляд, между семнадцатилетием и двадцатилетием прошло много времени, но на самом деле оно пролетело как один миг. Я любила Сина и хотела проводить с ним больше времени. С одной стороны, он всегда был всего лишь моей мечтой, недосягаемой и мучительной, но с другой — никогда меня не оставлял. После того как я провела три года с таким мужчиной как Син, мое одиночество меня пугало.