В 1978 году я снялась в фильме «Д’Артаньян и три мушкетера». Образ Миледи, которую я в этом фильме сыграла, занимает особое место в моей творческой судьбе.

Вот с чего все началось… Помню, во двор нашего театра въехала машина, такой маленький «уазик», и остановилась перед служебным входом. Меня вызвали с репетиции, говорят: «Тебя там ждут». Вышла я, но автобус увидела не сразу. И слава Богу! Оказывается, изнутри меня внимательно разглядывали. Одета я тогда была в черные брюки и сапоги. На мне была черная зайцевская блузка в белые полосы. Что-то вроде основного костюма Миледи. Оглядываюсь, ищу, пытаюсь понять, кто же пришел. Наконец из автобуса выходит Юра (Юнгвальд-Хилькевич вообще-то Георгий, но все его знакомые его зовут Юрой) и говорит: «Рита, выручай». Он и рассказал мне, что снимается фильм «Д’Артаньян и три мушкетера».

Терехова – великая актриса с ярко выраженной человеческой индивидуальностью. Говорили мне, что у нее, мол, тяжелый характер, что так с ней сложно. Но одно дело – просто дружить, а другое – общаться в сумасшедшем доме, когда за 20 дней я должен был снять серию мушкетеров. Д’Артаньян со всеми своими друзьями совершенно был не нужен советской власти, поэтому картина снималась по остаточному принципу. Но мы все понимали друг друга, было желание работать, горение!
Г. Юнгвальд-Хилькевич

В роли Миледи. Кадр из к/ф «Д’Артаньян и три мушкетера». Режиссер Г. Юнгвальд-Хилькевич, 1979 г.

Первоначально на образ Миледи претендовала Светлана Пенкина, но Хилькевич ее не утвердил. Потом прошла кинопробы Елена Соловей. Пробы были замечательными, но от роли ей пришлось отказаться то ли по причине беременности, то ли потому, что Михалков собрался снимать ее в фильме «Несколько дней из жизни Обломова». Все детали мне не известны. В итоге роль была предложена мне. Чтобы познакомить с музыкальным материалом, меня привели на студию и дали послушать песни, которые я должна была исполнять в фильме. Я слышу гнусный-гнусный варьетешный голос и жуткий текст: «Я с са-а-амого детства обожаю злодейства!» Тут я, конечно, встаю и говорю: «Все, до свидания!» За мной встает Хилькевич, подает мне руку и восклицает: «Спасибо, Рита! Теперь нас уже двое. А то я прежде был единственным, кто говорил, что это пошлость!» От неожиданности я замолчала. Тут он начал меня убеждать, что песни перепишут и что из-за такой ерунды отказываться от роли не стоит. На этом мы и сошлись.

В роль я «вскочила» на самом ходу. Сначала мне было не совсем понятно, что именно от меня хочет режиссер. «Я должна сыграть шпиона в юбке?» – как-то спросила я Хилькевича. Когда он подтвердил, то линия моей игры мне стала понятнее.

М. Боярский и Г. Юнгвальд-Хилькевич на съемках к/ф «Д’Артаньян и три мушкетера», 1978 г.

В. Смирнитский в костюме Портоса подписывает джинсовую сумку для Ани Тереховой. На съемках фильма «Д’Артаньян и три мушкетера»

Всегда собранна, всегда готова вовремя, всегда полна предложений. Никакого напряжения, никаких сложностей, мы с ней работали просто душа в душу. Мы говорили-говорили-говорили, обсуждали и приходили к общему выводу, а потом она «выдавала» сцену так, что осветители стояли и аплодировали.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Когда начались сами съемки, в сцены стали вноситься новые тексты. Но в основе была пошлая оперетка. В Москве много подобного тогда шло на сценах театров. Но замысел Юры вырос до прекрасного фильма. И когда он менял тексты и целые эпизоды прямо на съемках, мы даже предположить не могли, чем все это закончится. Но, к сожалению, все закончилось судом с авторами, которые считали, что написали шедевр. Юре тогда было очень тяжело. Приходилось на ходу все исправлять, работая с актерами, которые были ведущими в своих театрах. Если посмотреть список исполнителей, то станет ясно, что в те времена собрать их всех вместе стоило титанических усилий. И Алиса Фрейндлих, и Олег Табаков, и я, и Вениамин Смехов, и Михаил Боярский, и Ирина Алферова, и многие другие были невероятно занятыми. И все равно Хилькевич умудрился осуществить свой замысел. И конечно же полностью изменилась музыка: из нее ушла опереточность, варьетешность. Но о суде между авторами текстов и режиссером я слышала в первый и в последний раз в своей жизни. Это беспрецедентный случай! И все-таки фильм получился прекрасным. Я убеждена, что это вообще лучшая экранизация романа Дюма, хотя к тому моменту, когда Хилькевич начал ее снимать, существовало около тридцати постановок. Но нигде нет такого звездного актерского состава, как в «Мушкетерах» Юры Хилькевича!

Если Маргарита не видит свою роль, если у нее есть сомнения, то я не завидую режиссеру. Она сама поставит свою роль и будет играть то, что считает нужным.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Атмосфера на площадке была изумительной. На съемках действительно словно мушкетерский дух витал. Самыми большими мушкетерами были, конечно, сам Юнгвальд-Хилькевич и его оператор Саша Полынников. Оба с бородками, насмешливые, такие прекрасные – совершеннейшие герои Дюма! Их самих нужно было снимать. А самое главное то, что они создали на площадке замечательную атмосферу. Буквально в первые дни съемок мы разделились на «злодеев» и «добродеев». «Злодеи» были абсолютно целомудренны, вели безобидный образ жизни. Я, Трофимов-Ришелье и композитор Макс Дунаевский собирались отдельной командой и играли в детские игры по вечерам. Чинно ходили на море купаться. А наши мушкетеры… Пусть они сами расскажут, как жили, как себя вели, как резвились.

С Б. Клюевым (Рошфор). Кадр из фильма «Д’Артаньян и три мушкетера». Режиссер Г. Юнгвальд-Хилькевич, 1979 г.

С дублершей на съемках «Трех мушкетеров». Рабочий момент

Рита была не неприступна, а исключительно проста в общении, раскрепощена, нежна со своими друзьями и держалась надменно и величаво, если появлялись вокруг кобелирующие мужчины. Их было полно, но она себя вела так, как будто это тараканы какие-то ползают. Знала она себе женскую цену.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Я взяла на съемки дочку Аню, а она там заболела – сильно отравилась и долгое время ничего не могла есть. Аня была и так очень худенькая, потому что серьезно занималась художественной гимнастикой. Чтобы поддержать и порадовать чем-то мою девочку, я решила сделать для нее такой сюрприз: попросила, чтобы каждый из мушкетеров подошел к ней, побеседовал. Миша Боярский не только пришел к Анечке, но и встал перед ней на одно колено, поклонился, как даме. Все актеры и каскадеры, работавшие в фильме, фломастерами написали на Аниной джинсовой сумке теплые пожелания. Аня до сих пор очень дорожит этими записями.

Мы все работали словно на одном заряде, испытывая настоящий творческий импульс. Многое для нас создавал в ходе работы режиссер Юнгвальд-Хилькевич. Режиссер позволял актерам самостоятельно вводить в фильм некоторые реплики. Например, я предложила знаменитую фразу: «Бросьте жертву в пасть Ваала, киньте мученицу львам – отомстит Всевышний вам, я из бездны к нему воззвала!» Он же придумал прическу для моей Миледи. У нее должны были быть роскошные и пышные волосы, какие и были, слава Богу, у меня тогда…

До сих пор многие не верят, что у меня в этой роли свои волосы, а не парик. Мне там, кстати, их сожгли почти все, ведь каждый день перед съемками завивали горячими щипцами. На «Мушкетерах» я все свои волосы и оставила. К концу работы над фильмом они стали как солома. Но, слава Богу, на фильм хватило! Волосы я закидывала под шляпу, вскакивала на лошадь и мчалась по пыльным дорогам.

С А. Трофимовым (кардинал Ришелье) на съемках. Одесса, 1978 г.

Рита спросила, какие костюмы, я говорю – уже все пошито. Она заметила: «Мне это не подходит. Я хочу что-то другое… А ты не возражаешь, если это будет что-то почти мушкетерское?» Поехали к Татьяне Георгиевне Старогорской, художнику по костюмам. Короче, приезжает она во Львов на съемки и выбирает себе рубашку Бэкингема. Рита надела эту роскошную шифоновую рубаху, под которой ничего не было, на боковом освещении была грудь видна, как будто она раздета. И это прошло, потому что эта грудь была так прекрасна! И вообще эта женщина была настоящей миледи, хотя одета она была не по времени, честно говоря. Лосины, сапоги, эта рубашка с широким поясом… Соблазнительная женщина, красавица! Можно было понять, почему мужики так бесились. Потому что из нее секс просто с треском вылетал, и все эти специальные платья она умела носить.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Иногда, конечно, привлекались дублеры, но чаще мы на конях ездили сами. С нами специально занимались. Первоначально обучение верховой езде началось на крытом манеже Московского ипподрома за несколько месяцев до начала съемок. Занятия вела тренер Соколова, великолепный человек, любительница животных, тонкий знаток верховой езды. Времени на тренировки было отпущено немного, но они были невероятно насыщенными. Нас учили и управлению лошадью, и правильной посадке. Соколова говорила: «Лучше вы упадете у меня на глазах на опилки, чем после где-нибудь на камни». Премудрости верховой езды я осваивала на коне по кличке Газон. Хитер он был невероятно: то усыпит бдительность мнимой покорностью, то начнет прыгать, пытаться сбросить. Только через какое-то время Газон привык ко мне, приветливо встречал и особенно не попрошайничал, как другие кони. Если же мне случалось не удержаться в седле, он не злорадствовал, посматривал с укоризной, но по-доброму, словно сожалея: «Да, с нашим братом всегда нужно держать ухо востро!» Но я с детства люблю лошадей, возможно, это у меня в генах: мой дед, офицер царской армии, в поместье имел свою конюшню, учил дочерей (и мою маму в том числе) держаться в седле. Кстати, любимую лошадь моей мамы звали Касатик, она много рассказывала о ней и мне, и Анечке. Аня тоже очень увлеклась верховной ездой, даже некоторое время бесплатно работала конюхом. Она и теперь иногда со своими друзьями-каскадерами едет в Подмосковье, где есть каскадерские лошади, седлает коня и мчит по просторам.

На съемках «Трех мушкетеров», 1978 г.

Когда уже начались съемки «Трех мушкетеров», постановщиком конных трюков у нас был Анатолий Ходюшин. Ему хотелось, чтобы моя Миледи в одном эпизоде подняла коня на дыбы. Кажется, дело нехитрое: нужно резче ударить шпорами в бока лошади и крепче натянуть повод. Но я когда представила, как острые жала шпор вонзаются в нежную кожу животного, сразу отказалась от этой затеи. А просто мчаться по пересеченной местности, с горы в гору, по рытвинам и насыпям – только ветер свистит в ушах – это с удовольствием! Очень редко в процессе съемок меня заменяла дублерша, когда у меня самой слишком болела от скачек спина, но в фильм вошли только те кадры, где на лошади скачу я сама!

Мне было очень важно почувствовать судьбу моей героини. Вообще, я убеждена, что если актер всерьез берется за какую-то роль, он начинает по-особому чувствовать ее, любить ее, вживаться в нее.

Кадр из фильма «Д’Артаньян и три мушкетера». Режиссер Г. Юнгвальд-Хилькевич, 1979 г.

Чтобы лучше войти в образ, я стала читать то, что было связано с эпохой Ришелье, и узнала, что кардинал (в жизни сильно отличавшийся от образа, придуманного Дюма в своем романе) имел двух дам-агентов, которые убивали исключительно по его приказу. Это была их работа, в отличие от мушкетеров, которые ежедневно могли неизвестно кого закалывать, убивать. В нравственном смысле Миледи еще может поспорить с мушкетерами. Дюма в романе сильно погрешил против исторической истины. У него выходит, что Ришелье Францию губил, а Анна Австрийская спасала. Ничего подобного! На самом деле кардинал и его шпионки охраняли Францию, а королеве страна была вообще не нужна. Миледи была истинная патриотка Франции. Она оказалась одной из немногих, кто мог противостоять политическим интригам королевы.

У Риты была сцена, когда она занимается макияжем. Она сказала: «Юрочка, я тебя прошу, если можно, мне хотелось хотя бы увидеть, как выглядела настоящая косметика во времена кардинала Ришелье». И мы нашли в запасниках Львовского музея и коробочку в драгоценностях, и косметику… Стоял автоматчик и охранял эти бриллианты, и на нее одевали подлинные вещи. Ей это было необходимо, чтобы почувствовать себя в этой тарелке.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Моя Миледи – несчастнейшее, одинокое существо, судьба ее невероятно трагична. Дюма придумал для Миледи клеймо. Значит, эта женщина должна была быть вне каких-либо законов. Любой мог казнить ее на месте в тот момент, когда он это клеймо увидел, что и попытался сделать Атос. А он так ее любил! Повторяю – казнить Миледи мог любой! Поэтому она и вела себя соответственно: была этакой оторвой, хулиганкой, летучим голландцем. С таким характером она явно не подходила для монастыря. Миледи не оставалось выхода, кроме как работой у кардинала зарабатывать деньги и вкладывать их в свое будущее потомство. Помните, она просит Ришелье дать ей титул, который она могла бы передать по наследству.

Обычно зритель все-таки отожествляет актера и роль, но Рита сыграла такую яркую, такую обаятельную, такую уникальную личность, что умудрилась стать любимой. Очень многие считали, что мушкетеры были не правы! И в первую очередь Атос. Миледи – жестокая, но женственная, невероятно мстительная и так далее. Она все это сыграла! Я не показывал, как ей рубят голову, а в конце сделал так, что она споткнулась, остановилась, покаялась. Ее последний взгляд вверх… кричат журавли, и все.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

Миледи смела, изящна, решительна, она может метко стрелять, кидать кинжалы в мишень, убегать от палачей, скакать на лошади, очаровывать монахинь в монастыре, петь Ришелье сатирические песенки, сочиненные про него народом. Но в ней нет ничего изначально порочного или рокового. Кстати, однажды в Коломне я в очередной раз услышала за своей спиной: «Миледи! Роковая!», а мэр города Коломны (я и не знала его лично) вдруг возразил: «Маргарита Борисовна никогда не была роковой, она всегда была романтической». Мне такое определение больше нравится: «романтическая» или «харáктерная» актриса. Действительно, я всегда старалась играть именно характеры, судьбы.

Однажды мой сын отдыхал в «Артеке», а мы с Анечкой приехали туда выступить. Очень интеллигентный молодой человек сказал мне: «Вот, кстати, домик Миледи». И показал на такой беленький, совсем маленький домик. Я подумала сначала, что он шутит. «Это правда» – сказал мой экскурсовод. – Прототипами Миледи были две женщины, одна из них, Диана, жила именно здесь». Я узнала, что эта женщина вместе с компаньоном украла очень дорогое ожерелье. Их разыскивали. Его поймали, а ее схватить не удалось. Какой же ловкой и сильной была эта девочка, если смогла ото всех улизнуть! Миледи была вынуждена прятаться в Крыму от своих преследователей. А Крым, писал Овидий, был глубочайшей провинцией. Сначала с этой дамой была горничная, потом горничная сбежала, и та осталась совсем одна. И доживала свой век здесь. Зачем ей было нужно это ожерелье? Не понимаю…

Заслуга Юры Юнгвальда-Хилькевича в том, что мою Миледи удалось сделать именно такой: не щеголять нарядами или красиво уложенной прической, а придумать образ непростой, даже трагической личности. Юра монтировал фильм, восклицая: «Твою Миледи жалко! Так не должно быть! Это плохо!», и принялся резать. Мне особенно обидно за одну мою фразу: «Подслушивал благородный Атос!» Ее Юра тоже убрал. А потом на меня набросился Слава Зайцев: «Почему тебя так одели? Что за растрепа? Ты была такая красивая в “Собаке на сене”, а тут что?» Сначала, когда я смотрела материал, огорчалась, если не очень хорошо выглядела. Но прошло время, и оказалось, что это было правильно. Тогда ведь я нарочно не спала ночами, чтобы на съемках было уставшее лицо и круги под глазами. Ведь Миледи ночи напролет проводила в седле.

Во время съемок мы жили в просторном частном доме у моих друзей и съели все, что там было законсервировано…

В период работы над ролью Миледи вокруг меня как будто стали вихриться силы зла. Иначе я не могу объяснить то, что происходило.

Юра подтвердит. Скажем, мне нужно было нарисовать клеймо в сцене, когда тайну Миледи случайно узнал д’Артаньян. Нарисовать захотел сам режиссер Хилькевич, он ведь еще и художник. Юра говорит: «Сейчас я тебе нарисую» – и вдруг замолкает, а потом кричит: «Посмотрите, у нее на плече красное пятно в форме лилии – его нужно только обвести!» Представляете?!

Он позвал всех и просто обрисовал лилию, выступившую на моем плече. Я женщина нервная, мне это показалось странным. Сыграли мы эту сцену. Но чем дальше, тем страшнее. Начали происходить какие-то необъяснимые вещи: волосы у меня стали выпадать пучками, сумку потеряла, потом потеряла билет, с которым должна была лететь на гастроли. Я настолько испугалась, что все в Одессе оставила. Мне кажется, что это и есть тот самый натуральный замес эмоций, энергии и каких-то потусторонних явлений, на котором и держалось все.

После выхода фильма дети часто спрашивали меня: «Зачем ты убила Констанцию?» А я им всегда отвечала: «Ничего подобного, никого я не убивала и не травила! Можете сходить в театр “Ленком” и посмотреть на Констанцию – Иру Алферову. Все в порядке. Работает, прекрасно себя чувствует, слава Богу!» Но уж если дети так спрашивают, а они прекрасно чувствуют любую фальшь, значит, люди поверили мне, моей Миледи.

Юнгвальд-Хилькевич справедливо утверждал, что Миледи – это всего лишь созданный мною образ: «Это чистая, весьма профессиональная актерская работа. Она ничего общего не имеет с Миледи. Рита очень прямолинейна, она не умеет финтить, заниматься “политесом”, тем, в чем сильна была Миледи. Рита говорит все в лоб, никогда не будет делать хорошую мину при плохой игре. Она слишком честна и абсолютно убеждена в своей правоте». Действительно, никогда не нужно путать человека и персонаж. Но в нашей актерской профессии самое главное и интересное, когда докапываешься до сути образа и создаешь, строишь его. Зрители, возможно, и не знают всех этих предварительных работ актера, видят только результат. Это, как мне представляется, и есть сверхзадача роли.

Например, образ Миледи так полюбился и запомнился зрителям, вероятно, потому, что я почувствовала ее одиночество, поняла, что она изгой, существо, которое по-настоящему, по-человечески никому не нужно, несмотря на все свои замечательные качества: красоту, целеустремленность, решительность и т. д. Это то, что еще древние трагики считали основой трагедии – «без вины виноватый герой». Такую трагедию я и почувствовала в судьбе и характере моей Миледи.

Кстати, почему-то особенно близка шпионка-разведчица Миледи оказалась бизнесменам и работникам КГБ. Впоследствии мой коллектив «Балаганчик» всегда этим активно пользовался во время разъездов по стране: когда меня видели всякие руководители, они, расплываясь в улыбке, говорили: «МилЭди!» И тут же накрывали столы, угощали весь коллектив, выставляли бутылки, тарелки с яствами. И мой коллектив наедался! А руководители со мной беседовали. Вот такие были «практические выводы» из того, как я сделала свою работу. Благодаря роли Миледи мой коллектив никогда не оставался голодным, где бы мы ни были!

Интересно, что после выхода фильма «Три мушкетера» критика буквально обрушилась на нас! Миша Боярский подавал тогда документы в Союз кинематографистов – и его не принимали по этой причине, документы приостановили. Это же надо! Так беспощадно уничтожать этот милый, добрый и нежный фильм. А я вопила в Союзе, что Боярский лидер по энергетике. И если б не было такого д’Артаньяна, не было бы фильма. Я везде, где могла, говорила и защищала картину. Была просто ошарашена несправедливостью по отношению к режиссеру. Но любовь зрителей оказалась верной. Не понимаю, почему так бывает: когда снимается скукотища, никто ничего не пишет и даже внимания не обращает. А как появится что-нибудь яркое, из ряда вон выходящее, тут же все ругать принимаются. Скажу к слову: когда говорят о мировых экранизациях «Трех мушкетеров», нашу обязательно вспоминают. Так что, критики, зря вы плохо писали о картине!

Кадр из фильма «Д’Артаньян и три мушкетера». Режиссер Г. Юнгвальд-Хилькевич, 1979 г.

«Мушкетеров» крутили часто и поносили все больше и больше. Ругань набирала обороты. Мои соратники меня чуть попинали в своих интервью, мол, в картине много недостатков, но сниматься было хорошо… Каждый пытался, чтобы до конца не выглядеть предателем, все-таки где-то покривить личико. Кроме Риты. Вот она – настоящий мушкетер! Используя то, что ее обожали некоторые очень высокие начальники, она добилась возможности выступить в «Правде» со статьей, которая называлась «Не верю в провал талантливых», и прекратила этот собачий лай. Она написала про картину, про актеров, про меня восторженный отзыв, и после этого все развернулось в обратную сторону.
Г. Юнгвальд-Хилькевич

В кино бывает, что звезды словно сходятся, и рождается что-то очень живое, настоящее. Потом это проверяется временем. Такое кино не умирает. Следующие поколения вырастают и снова с восторгом смотрят «Трех мушкетеров». Все это было сделано на таком уровне лихости, на очень хорошем уровне мастерства людей на всех этапах работы. Слава богу, что интерес к «Мушкетерам» до сих пор сохранился. Я глубоко уважаю Юру еще и за то, что интересные предложения актеров он всегда принимал с радостью. И из того довольно-таки условного и посредственного сценария стала возникать настоящая мушкетерская жизнь. И может быть, Юра со мной не согласится, но я очень переживаю, что из-за этой словесной брани ему не дали сразу снять «Двадцать лет спустя». Он хотел сразу снимать – и «Двадцать лет спустя», и «Десять лет спустя». И это было бы сделано на очень высоком уровне. Но «Двадцать лет спустя» и другие продолжения сняты через годы, и потому видно, что мушкетеры выдохлись, нет в них уже того запала…

Актеры – птицы летучие, они не могут дружить домами, но вот эта дружба или товарищество, которое возникает на площадке, не забываются никогда. А особенно если партнерство сложилось и фильм получился. Кинематограф сегодня, как известно, связан с очень большими деньгами. В семидесятые годы все-таки легче было работать почти бесплатно. Потому что все было дешевле, мы были молодые и совершенно не замечали своего постоянного нищенства. Но сейчас кино для удовольствия делать невозможно или почти невозможно.

Конечно, дополнительные возможности открывает телевидение. Мы – имею в виду и себя, и своих коллег, связанных с телевидением, – своего рода счастливчики, получившие благодаря телевизионным фильмам небывалую аудиторию, причем не только русскую. Возможность работать в кинематографе имеют далеко не все, если вспомнить огромную армию периферийных актеров. Это настоящие подвижники сцены, которые каждый вечер завоевывают симпатию и любовь зрителей непосредственно в театральном зале. Но их хорошо знают только в каком-то определенном месте, в конкретном городе. А показался по телевидению – о тебе узнала вся страна! Тебя уже узнают, тебе доверяют. Я уверена, необходимо очень дорожить этим доверием. Ответственность, которую несет актер, я понимаю и с профессиональной точки зрения, и с точки зрения зрителя. Чем лучше, глубже, многограннее, неожиданнее играет актер, тем ярче высветится идея спектакля или фильма, а значит, и человек, сидящий у телевизора, не пожалеет своего потраченного времени. Быть может, он воскликнет: «Как здорово! Ну и молодцы!» И, возможно, какие-нибудь замечательные поступки совершит в своей жизни. Я знаю людей, которые, потрясенные искусством Ф. Раневской и Р. Плятта в телеспектакле «Дальше – тишина», начинали лучше относиться к своим пожилым родителям…

Иногда я пересматриваю по телевизору фильмы с моим участием, ведь их довольно часто повторяют. Кстати, могу сказать, что это повторение меня и спасло в каком-то смысле. Был довольно долгий период, когда я мысленно оставалась с теми, кто ушел из жизни и сейчас покоится на Ваганьково или в других краях… Поэтому частые показы телевизионных фильмов сохранили меня для народа. Каждое последующее поколение словно заново меня открывало.

На съемках к/ф «Санта Эсперанса». Режиссер С. Аларкон, 1980 г. Фото В. Кречета

Конечно, меня многое не устраивает в современном телевидении! Как-то один из моих старых друзей физиков (а ведь я когда-то сама начинала учиться на физика) откровенно говорил: «Ну что я буду смотреть телевизор, где какой-то несмышленыш без конца говорит про творческие планы, когда мой коллега недавно сделал научное открытие мирового масштаба, а на телевидении не светился». Я возражала: «Но в нашем деле не только несмышленыши есть». А потом подумала: да, конечно, во многом он прав, меня саму это волнует. Волнует то, что сейчас так много пошлости и глупости на экране, много однотипных сериалов ужасного уровня… Почему при таком количестве интересных режиссеров, актеров мы часто видим на экране однообразие и штампы? Иногда ведь сидишь у телевизора и мучаешься вопросом: ну почему вы сделали фильм противно и скучно, почему не верю я вашим положительным и отрицательным героям? Когда же по-настоящему творческие люди будут иметь возможность не бояться работать ярко и самобытно? Когда появляется что-то неординарное, это нередко вызывает необычную реакцию. В таких случаях важно разобраться, что же нас так будоражит и порождает противоречивые мнения. В безоговорочные неудачи одаренных, талантливых людей я, в сущности, не верю. На мой взгляд, неудача – это только то, что делается холодными руками и с равнодушным сердцем. Надо критиковать серость, пошлость и спрашивать с тех, кто ее приносит на экран, и именно их не допускать потом к работе. А профессионалам телевизионного дела надо больше доверять нашему умному, начитанному и уже во многом искушенному зрителю. Не бояться, что «не поймет», что «необычно». Иногда поговоришь с реальным зрителем твоего вчерашнего выступления – он еще и тебе на что-то глаза открывает. Обидно, когда такой зритель вынужден тратить время на проходные, случайные, скучные вещи вместо того, чтобы с удовольствием следить за развитием новых телевизионных форм. Думается, можно было бы шире и глубже изучать мнение зрителя, чаще проводить обсуждения, социологические опросы в самых разных коллективах. И еще я убеждена, что надо активнее привлекать к работе на телевидении молодых ищущих режиссеров. Ведь молодые – будущее нашего телевизионного искусства. Уже сегодня, отдадим должное, в нем делается немало хорошего, но нужно думать и о завтрашнем дне.