Еще в юности я чувствовала, что не всегда буду только актрисой. Так и случилось. Сначала как театральный режиссер я поставила в театре им. Моссовета спектакль по пьесе Лорки, потом выступила как кинорежиссер, создав художественный фильм «Чайка».
Меня давно тревожили, не давали покоя «крамольные» мысли: почему я до конца своих дней должна что-то изображать, зависеть от тех или иных режиссерских фантазий? Может быть, оттого, что с первых шагов моей актерской жизни мне позволяли самой творить, выдумывать, импровизировать (а когда и не позволяли, сама добивалась этого). А возможно, и потому, что с первых шагов в кино я «совалась не в свое дело». Уже в дебютном для меня фильме «Здравствуй, это я!» постоянно интересовалась: «А что? А как? А какой камерой снимаем? А какой объектив?» И уже тогда, полушутя-полусерьезно мне говорили: «Рита, может, ты режиссером будешь?»
Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
Тяготение к режиссуре у меня было очень давно. Но, конечно, если бы в моей жизни не было Тарковского, если бы я не побывала на его площадке и не увидела, как он работает, я бы на кинорежиссуру не решилась, тем более на «Чайку». Но Тарковский для меня – главная, самая лучшая школа режиссуры. Мы знаем прекрасно, что кино – это тайна, загадка. Все пытаемся так или иначе ее разгадать, но все равно, снимая кино, мы постоянно сомневаемся, находимся в постоянном поиске. И все-таки, поскольку у меня прекрасный опыт работы с Тарковским, меня трудно сбить с толку.
Во-первых, меня поддерживает опыт работы с Тарковским, а во-вторых, у меня очень хорошая интуиция. Многие свои поступки я совершала, руководствуясь ею. Например, относительно здоровья. Я очень рано начала заниматься спортом, обращать внимание на свое самочувствие. И теперь часто опасаюсь чего-то заранее, где еще, кажется, и опасности-то нет. Чувствуйте себя, свое тело, и старайтесь помогать ему, а не мешать…
Интуиция помогала мне и в режиссуре. Например, был момент, когда все ринулись снимать авторское кино, а я замерла, не поддалась общему позыву. И правильно сделала.
Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
А сейчас снимать стало технически легче, чем в прежние времена, потому что есть маленькие мониторчики, на которых можно просмотреть отснятый материал. На этих маленьких экранах я вижу, что нужно подправить, тут же указываю на это актерам, а они мгновенно исправляют, делают то, что нужно. Все актеры очень старались. Они глубоко прочувствовали и чеховский текст пьесы, и мой замысел.
Бытует мнение, что режиссер – профессия неженская. Могу сказать точно, что мужчины-режиссеры часто не признают женщин, которые занимаются режиссурой. А женщины в свою очередь так стараются все правильно сделать, чтобы показать, что они умеют работать и многое в кино понимают. Нередко в фильмах у них такого наворочено – ужас! В «Чайке» я не стремилась снимать «по-мужски», мне было необходимо выразить свой замысел. Конечно, я никогда не забываю, что живу в России, где женщина-режиссер нередко должна быть мужеподобной, подделываясь под хамско-мужланскую манеру держаться выше всех. Но это не мой путь.
Когда Рита снимала кино, она мне звонила, делилась своими бедами, несчастьями, я ей советом помогал, как мог. Но, конечно, мало чем я ей мог помочь, у меня с начальством никаких связей никогда не было. Старался выдернуть ее из депрессивного состояния, в которое повергала ее власть этих всяких продюсеров. Надо сказать, она держалась очень мужественно, настойчиво и все-таки создала удивительное произведение. Жалко, что у нас не ценят людей… Да если бы ей давали снимать фильм за фильмом, то с ее невероятным талантом были бы у нас шедевры на «Оскар»!Г. Юнгвальд-Хилькевич
Мне крайне сложно было доказать, что я, актриса Маргарита Терехова, еще могу и режиссировать. Еще студенткой я говорила, что не буду до конца своих дней только актрисой. Никто не верил… Потом, уже в 1980-е годы, именно как режиссер я создала «Балаганчик», затем – спектакль по Лорке, а в 1996 году подала в двадцать четыре листа заявку в Госкино на фильм «Чайка». Параллельно Дмитрий Долинин, бывший питерский оператор, а теперь режиссер и мой хороший друг, тоже подал на «Чайку» заявку (двухсерийный сценарий). Обе наши заявки были отклонены. Кто-то в бывшем Госкино, которое теперь у нас называется ФАКК (Федеральное агентство по культуре и кинематографии), решил, что фильм старомоден. Не находились по-настоящему деловые люди, способные решать проблемы после съемок фильма, как-то раскручивать его и так далее.
Я стала ждать. Я невероятно долго шла к созданию этого фильма.
Деньги на постановку выделили только в 2002 году. Уверена, что женщина может быть режиссером только во второй половине жизни. Бывают, конечно, исключения, но я не этот особый случай. Видимо, я должна была родить и вырастить своих детей, чтобы выйти на эту дорогу. Кстати, об этом и чеховская «Чайка». Многие осудили меня за то, что в «Чайке» я своих детей сняла. Но без них я вообще не взялась бы за этот фильм, у меня даже и мысль бы такая не возникла. В шутку я всегда говорю, что, может, ради этого я и детей родила, чтобы сделать вместе с ними «Чайку».
Анна Терехова (Нина Заречная). Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
Я знаю их лучше любых других актеров, чувствую, на что они способны. Например, в «Чайке» я решила использовать умение Ани держаться в седле. Дочь ездит верхом профессионально, некоторое время она даже работала инструктором на ипподроме, а чеховская героиня Нина Заречная выросла на природе, с детства общалась с животными, скакала на конях по полям. Поэтому я, стремясь к максимальной достоверности, просила Аню во время съемок в «Чайке» держаться в седле не так, как ее учили тренеры, а не совсем правильно, максимально естественно, просто.
Если говорить о себе, то мне было трудно поначалу, потому что съемочный процесс предполагает очень большую затрату душевных и физических сил. А когда рядом мама – и как режиссер, и как партнер, – то сложно не перейти на близкие личные отношения, особенно когда возникают взаимные претензии. Но мама сразу расставила приоритеты. На площадке я называла ее «Маргарита Борисовна», и мне было легче. Мы не позволяли себе никаких личных разборок, жили в отдельном домике, и все, что нам было нужно, мы обсуждали там.Анна Терехова
Александр Тураев-Терехов (Треплев) и Анна Терехова (Нина Заречная). Фото А. Тягны-Рядно
Часто спрашивают, почему я заинтересовалась именно Чеховым. Мне интересны шедевры. Чехов – кладезь мудрости, создатель истинных шедевров на все времена. Мне очень близки его размышления. Например, вот некоторые мысли из его записных книжек: «Сила и спасение народа в его интеллигенции, в той, которая честно мыслит, чувствует и умеет работать». Еще: «Молодые лучше стариков». Это действительно так. Надо всем стремиться не стареть внутренне, правда же? Не нудить, не жаловаться. И смиряться. Уж тем, кто постарше, сам Бог велит. Антон Павлович еще далекие горизонты мог открыть, но Господь призвал его к себе. Чехов умер в 1904 году. Его дом в Ялте стал музеем во многом благодаря стараниям его сестры Марии Павловны, «железной Марии». Каким-то чудом Мария Павловна прожила долго, успела сделать много. К счастью, к Чехову пришло всемирное признание. Например, англичане говорят, что в мире есть два по-настоящему гениальных драматурга: Шекспир и Чехов.
А началась моя история с созданием фильма по Чехову так. В начале 1990-х я решила делать фильм по пьесе «Вишневый сад», даже написала своеобразную экспликацию. Получила благословение нашего Патриарха на эту работу. Мы уже с операторами ходили и выбирали вишневые сады, и выяснили, что вишни – колючие, невысокие деревья. Там, правда, был особый вишневый сад… Короче говоря, по моей расширенной заявке – у меня там все точно было расписано – одна девочка сделала фильм, который ездил по фестивалям. Но, вероятно, все что ни делается – к лучшему. Ведь «Вишневый сад» – это приговор, в том году, когда состоялась премьера пьесы, Чехов умер. Он как врач словно скальпелем срезал эпоху. Все кровоточит, вопит, а он будто говорит своей пьесой: люди, я ничего не могу поделать, ничего не в силах изменить, я только могу показать это и назвать – комедией. Для меня стало очевидно, что режиссерскую работу в кино я с «Вишневого сада» не должна начинать. И я начала с «Чайки».
Некоторые режиссеры, экранизируя классические произведения, пытаются что-то поменять, а я, наоборот, стремилась создать фильм, максимально точно отражающий текст. Кто я такая, чтобы переделывать хотя бы слово в диалогах из чеховских пьес? И кто может требовать от меня модернизации «Чайки», если я иначе вижу материал? Это самая сильная чеховская пьеса, которая не нуждается в дешевом осовременивании под диктовку конъюнктуры. Убеждена, что «Чайку» Чехов писал для кино: 1895–1896 годы – время зарождения кинематографа. В одном из писем Чехова есть фраза: «Пишу что-то странное. Пять пудов любви, никакого сценического действия…» «Начал “форте”, закончил “пьяниссимо”». Возможно, несценичностью «Чайки» и объясняется скандальный провал премьеры, состоявшийся в Александринском театре в Петербурге в 1896 году. С моей точки зрения, «Чайка» – это действительно не пьеса в классическом смысле. Это киносценарий! Например, он пишет: «Озера совсем не видно», потом озеро появляется. Это именно с помощью кинокамеры можно показать, в театре так не покажешь!
«Чайка» – гениальная, самая сильная чеховская работа, самая сокровенная, единственная, которая насыщена такими чувствами. В ней сосредоточено все самое главное: любовь, милосердие, творчество, наконец, смерть, даже репетиция смерти. Произведение замешено на собственных чувствах Чехова. На любви. На Чехова часто нападали, обвиняя его в том, что он никого не любил. Это неправда, конечно. Например, Бунин оставил воспоминания о Чехове, в которых пишет, что Чехов любил Лидию Авилову. Именно она, необыкновенной красоты женщина, известная в то время молодая писательница, поддержала Чехова после провала «Чайки» 17 октября 1896 года. Провал сильно подкосил Чехова. Он говорил потом: «Это не против моей “Чайки” было, это против меня». На него как будто зло мировое обрушилось, он даже премьерный показ «Чайки» не досмотрел до конца. Он все мог выдержать и все до этого выдерживал. Чехов после провала просто выбежал из театра, бродил по Петербургу той холодной темной ночью… То был не сияющий современный Петербург, а другой, темный, вспомните, как Достоевский Петербург XIX века описывал. Потом долго ждал пригородного поезда, чтобы быстрее уехать из города. Провал «Чайки» подорвал его здоровье.
Критики наперебой кричали: «Это не пьеса!» А Авилова сказала: «Все говорят, что это не пьеса, но посмотрите не пьесу, пьес мы видели так много!» Как мудро!
С Андреем Соколовым (Тригорин). Кадр из к/ф «Чайка»
Мы снимали в пяти километрах от Переславля-Залесского, в знаменитом чеховском Мелихове. Сам дом, вещи – все было воссоздано до пылиночки.
Мы с Анечкой два года приезжали туда к источнику святого Давида. К сожалению, сейчас в этих местах уже невозможно снимать. Мы не суетились, но работали достаточно быстро. Никто не верит, что в Мелихове всего за девятнадцать дней мы сняли вторую часть, с нее и хотели начинать, 1 сентября 2002 года нам дали деньги. А 1 октября мы уже снимали. Нам и спонсоры помогли. Кроме Валентины Ивановны Матвиенко и кроме Никиты Сергеевича Михалкова, друга юности, которые нас мощно поддержали, еще спонсорами выступали компания «Мирра-М» и руководитель компании «Велес Капитал» А. Гнедовский. И действительно, денег нам хватило. Летом мы тоже снимали уже первую часть. Успели костюмы сшить и все подготовить У нас был по-настоящему сплоченный коллектив. Мы с оператором Гришей Яблочниковым помнили принцип съемок Андрея Тарковского. И у нас, как и у него, на площадке каждый знает, чем заниматься, в чужое дело не лезет.
Вы представляете ужас служительниц музея, когда мы все вынесли из комнат, расставили мебель, купленную в антикварных магазинах, и даже… зажгли камин! Вообще-то, нужно было начать рассказ с того, что мы надстроили второй этаж – музей стал выглядеть настоящим дворянским домом. Одноэтажный домик Чехова смотрелся слишком уж скромно. Изнутри то же: изолированные небольшие комнаты, выходящие в коридор, гостиная метров двадцать. Оператору было нелегко работать в маленьких помещениях, но он справился с задачей блестяще. Одной из главных целей, стоявших передо мной как перед художником-постановщиком, было воссоздание достоверного быта, ощущения того, что здесь живут. Удочки в прихожей, побитый угол стола, смятая одежда… Поэзия детали… И поэзия природы. Если помните, в «Чайке» две части: первая – где герои полны надежды, вторая – где все идет к трагическому финалу. Первую решено было снимать весной, в импрессионистском духе. Вторую – осенью (в художественной манере, условно говоря, Сурикова). Чехов когда-то сделал в одной из стен дома три огромных окна, чтобы «впустить» внутрь природу (он особенно любил весну, тающий снег, капель). Мы использовали его находку и отсняли часть материала в этой комнате, распахнув окна. Вообще, при съемке первой части мы использовали язык художественных символов, обозначающих открытость и надежду (распахнутые двери, окна, открытая веранда). Снимая вторую часть (осень), мы закрыли шторы, заменили светлые обои на темные…Валерий Архипов, художник-постановщик
Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
С сыном Александром. Кадр из к/ф «Чайка»
Детали особенно важны! Еще до съемок мы собирались, разговаривали о пьесе, обсуждали каждую подробность, постепенно создавалась особая, очень творческая атмосфера.
Замечательно, что сами музейщики нам помогали создать в Мелихове чеховскую усадьбу даже с той надстройкой, которая была при авторе. Нам позволили (под наблюдением смотрителей музея, конечно) пользоваться подлинными экспонатами. И в фильме у нас и стол, и кресло – все это личные вещи Чехова! В Мелихове мы сняли вторую часть фильма. А в Переславле-Залесском снимали то самое колдовское озеро, на берегу которого Треплев делает свой гениальный спектакль. На том берегу озера мы и жили в период съемок – это было настоящим раем. Плещеево озеро выглядело по-настоящему колдовским. После первого показа фильма у нас журналисты спрашивали: «А как же у вас прямо в кадре погода поменялась: сначала было ясно, светило солнце, потом вдруг тучи, ветер…» А нам словно озеро помогало! И сам Чехов. Были и мистические моменты. Однажды посередине озера у нас чуть не утащило под воду водный велосипед. Оказалось, из-за двойного, особого рельефа дна. Человек, который на этом велосипеде сидел, побелел от страха, еле выбрался на берег. Нас предупреждали, что на середину плавать не нужно. Такое место!
Важно, что именно в кино, а не на театральной сцене можно показать настоящее озеро и Треплева, который на это озеро приходит.
Я поставила «Чайку» в первую очередь о Треплеве, о его несчастной любви. Этот фильм в некоторой степени стал для меня некой попыткой искупить свою вину перед детьми, которым я не всегда могла уделять достаточно времени.
Актрисе очень сложно быть хорошей матерью, она живет иной, сценической жизнью. Я всякий раз плачу, когда начинаю размышлять на этот счет. Ты часто не бываешь с ребенком именно в тот момент, когда должна быть с ним. Дети нежнее и беззащитнее взрослых. Поэтому они зачастую хотя и красивые, свободные, раскрепощенные, талантливые, но такие растерянные детеныши! И их нужно защищать. Вот почему «Чайка» – такая подходящая нашему времени книга. Она про юных – и для юных. И про то, что очень многое зависит от женщин, матерей.
Ведь достаточно было Аркадиной, матери Треплева, при всех ее талантах и заслугах повести себя хоть чуть-чуть подобрее – и все вышло бы иначе. Талантливый человек остался бы жив. Понимаете, насколько мы должны быть друг к другу бережны!
Моему брату Саше было труднее, чем мне, потому что отношения матери и дочери – это другие отношения, нежели матери и сына. Но какая получилась необыкновенная сцена Аркадиной и Треплева! Много было личного в нее вложено, это видно, и это – помогло.Анна Терехова
А Саше там было хорошо. Он жил на озере, общался с друзьями. И сыграл он замечательно. После выхода фильма появился к Саше интерес, и его хотели снимать. Но не пошло. Может, потому что он сам не хотел быть актером и оставил это занятие. Он больше на режиссуру настроен. Это мамины гены в нем сыграли свою роль.
Своим фильмом я хотела напомнить родителям, насколько их любовь и понимание жизненно необходимы детям. Между прочим, играть Аркадину я первоначально вовсе не собиралась, и не только потому, что сложно совмещать привычный актерский труд с непривычным режиссерским. Дело в том, что я всю жизнь не любила эту роль, эту героиню именно за ее неспособность пожалеть и понять собственного сына. Я думала, что никогда Аркадину не буду играть. Она – обобщенный образ всех артисток.
С детьми на съемках к/ф «Чайка». Фото А. Тягны-Рядно
Не случайно, что образ Аркадиной создал именно Чехов: уж он-то действительно знал, что такое артистки, они к нему часто липли. Это самая ненавидимая мною роль, потому что актер – единственная профессия, когда ты о детях иногда даже не можешь думать. Это американские актеры с их миллионными гонорарами так живут, что могут брать с собой на съемки детей, не отрываются от них, все время стараются быть с детьми. А при нашем нищенстве это невозможно. Меня мама спасала, когда Анечка маленькая была, потом девочки, которым я сказала: «Девочки, что бегаете на спектакли, вы лучше мне дома помогайте с Сашкой». Разные были люди вокруг, наверное, Саша тоже вытерпел немало именно потому, что мама отсутствовала.
На съемках. Фото А. Тягны-Рядно
Иногда у Маргариты были барышни, которые помогали ей по хозяйству ради того, чтобы пообщаться с Маргаритой или чтобы она их подготовила к экзамену по актерскому мастерству или какому-нибудь выступлению. Часто это заканчивалось очень грустно – ее очередной раз обворовывали. Истории эти лишний раз показывают, какая она все-таки бессребреница. «Саш, меня опять обворовали…» Кто? «Ну вот девочка, которая сказала, что она любит искусство…»Александр Леньков
А мама, летучая птица, не могла выйти замуж, потому что какой серьезный мужчина может такую летучую замуж взять… Но я очень надеюсь, что те страдания, которые пережили мои дети, вылились у них в роли Заречной и Треплева.
Первоначально на роль Аркадиной я хотела пригласить Ирину Купченко, но у нее не получилось приехать на съемки. А очень долго ждать мы не могли: каждый день был на счету. Пришлось мне самой браться за эту роль. Меня очень волновала проблема взаимоотношений мамы-актрисы и ее сына. Треплев – по-настоящему гениальный режиссер и писатель. Его начали публиковать, абсолютно не зная, кто он такой. Он обрел известность, но о нем многие думали как о зрелом немолодом человеке, хотя он был очень молод. Мать не права, когда не хочет признавать гениальность сына. Треплев сделал действительно гениальный, ни на что не похожий спектакль. Это было абсолютно новое слово в театральном мире. Он соединил театр и жизнь, все происходило на настоящем озере, ждали, когда взойдет луна. Знаменательно, что писатель Тригорин спустя несколько лет встречает Треплева и говорит с ним о той необыкновенной постановке. Столько времени прошло! Спектакль тогда даже наполовину не был показан. И все равно Тригорин его запомнил. Значит, он действительно гениален, если о нем люди помнят спустя столько времени!
Интересно вспомнить, как мы работали над этой сценой спектакля Треплева. Из-за нехватки времени репетировали всего один день, а на другой день были уже на съемочной площадке. Сцену надо было снимать с помощью специального крана. Кран стоил огромных денег, нам дали его всего на два дня. Нужно было успеть снять момент, как заходит солнце и появляется луна. Не было времени на съемки множества дублей – минут сорок на все. У Нины Заречной сложнейший монолог (тот самый, знаменитый: «люди, львы, орлы и куропатки…»). По-разному произносят актрисы этот монолог, часто неестественно, мне же было важно, чтобы моя Аня произносила эти слова так, будто она и есть эта мировая душа. На природе получилось все удивительно натурально, естественно. Мне было важно показать, что Нина Заречная – очень талантливая девушка, в будущем большая актриса.
И не случайно, на мой взгляд, некоторое внешнее сходство Нины Заречной и Аркадиной. Нина заворожена, очарована Аркадиной как актрисой, хочет быть на нее похожей.
Замечательный новаторский спектакль Треплева сорвался, потому что Аркадина начала вмешиваться со своими комментариями. Но это штамп, что она сознательно хотела провала этого спектакля. Ничего подобного! Она не издевается над постановкой Треплева, просто не понимает до конца, что поступает как-то не так. Она слишком зациклена на себе, и хотя любит своего сына, но все равно чаще всего думает именно о себе и занимается собой. Аркадина срывает спектакль случайно, просто такова ее натура. Сначала она Шекспира цитирует, потом начинает встревать со своими репликами. Эта дама, к сожалению, мальчика своего невольно приговорила именно тогда, в тот вечер. Все пошло по другому пути. Это был роковой, переломный момент для всех. Если бы она не сорвала спектакль, Нина бы, доиграв пьесу, убежала, потому что она боится своего отца, который мачехе все деньги оставил. Нина всего на полчаса отлучилась из дома – она прискакала верхом только тогда, когда родители ушли. Так и говорит: «Пожалуйста, не задерживайте, я еле вырвалась». Заречная, эта дикарка, после премьеры не осталась бы у озера, не стала бы беседовать ни с кем, а умчалась бы стремглав. И не влюбилась бы в Тригорина. Но спектакль был сорван. У Заречной осталось время, и она заговорила с Тригориным…
Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
Важно еще то, что большинство зрителей, которые смотрели спектакль Треплева, никак не отреагировали на слова Аркадиной про декадентство, спектакль мог бы спокойно продолжаться дальше. Эти слова не смутили, не сбили с толку Заречную. А Треплев возмутился, оскорбился, обиделся на мать. Он в финале хотел свести все к шутке, а начинал специально в стиле всех этих декадансов того времени: «все мировые силы борются»… Он хотел шутки, но мать, эта «премьерша», опередила его и начала шутить сама. Как всегда раньше времени.
Почему он так остро среагировал? И почему он не среагировал бы так, если бы те же самые слова произнес кто-то другой? Почему у Треплева такая реакция именно на реплики матери? У восточных мудрецов сказано – отношение к родителям у детей мистическое. Это иррациональное отношение, поэтому родителям надо себя держать в руках и быть предельно сдержанными, чуткими к своим детям. Родители должны жалеть детей, а не только дети родителей. Мы непознаваемы для них, даже страшны. Именно поэтому обыкновенные, казалось бы, слова Аркадиной так остро ранили ее сына, и он закричал: «Занавес»!»
Второе преступление Аркадиной – это ее жадность. Как ее брат Сорин умолял: «Дай сыну денег! Он уедет за границу». Умолял никогда не умоляющий, у него из-за этого даже приступ случился. Если бы Аркадина дала сыну денег, он уехал бы в Европу, Нина бы не мучила его своими письмами, не атаковала своими страданиями. Поездки за границу спасали многих русских писателей. Вспомним Гоголя, завершившего в Италии работу над первым томом «Мертвых душ». Так поступал сам Чехов – уезжал на время, потом, чувствуя тоску по России, снова приезжал. В судьбе Треплева в какой-то степени отражена и судьба самого Чехова… И Треплев, и сам Антон Павлович были людьми невероятно чувствительными. Таковы все гении. Треплев противопоставлен в пьесе Тригорину, в которого влюблена и Аркадина, и Заречная. Тригорин – средний писатель. Он не бездарен, но гениальным его нельзя назвать. Таким при Чехове был писатель И. Н. Потапенко. Но Потапенко нередко поддерживал Чехова, помогал ему обойти цензуру. Чехов влюбился в Лику Мизинову, с которой общался и Потапенко. Антон Павлович мог влюбиться только в чистейшее существо, художественную натуру. Такой была Лика. Его настоящая, немыслимая любовь к ней невидимо присутствует и в пьесе «Чайка». Такую роковую, страстную любовь испытывает Нина к Тригорину, от которого у нее ребенок. Она рассказывает Треплеву об этой любви и своими словами приговаривает его.
Александр Тураев-Терехов (Треплев). Кадр из к/ф «Чайка»
Заречная не воспринимает до сих пор Треплева как неординарного писателя, режиссера. Только Маша сразу чувствует его гениальность, любит его по-настоящему. Машу у меня сыграла не артистка, а журналистка Любушка Павличенко. Я увидела ее случайно на проходной нашего театра им. Моссовета. Она сидела и разговаривала с нашей Маргаритой, работавшей тогда на проходной. Помню, выхожу вечером после спектакля и вдруг вижу в ночной подсветке личико совершенно необыкновенной девушки. Я восклицаю: «Да ведь это чеховская Маша!»
С Любовью Павличенко (Маша) и Андреем Соколовым (Тригорин). Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
Оказалось, Любушка объездила всю Европу, хорошо знает иностранные языки. В моем фильме она играла невероятно естественно, вы никогда в жизни не подумаете, что это не профессиональная актриса. Любушка так вжилась в образ Маши и столь добросовестно ко всему отнеслась, что даже научилась нюхать табак, как ее героиня. Люба была абсолютно органична, как и Лешенька Солоницын, сын Толи Солоницына. Я его помнила пятилетним маленьким, беленьким мальчиком. Потом, увидев его двадцатипятилетнего, поразилась: «Да это же Медведенко!» В фильме он у меня тоже оказался абсолютно документален. Он даже косолапит немного!
И Люба Павличенко, и Леша Солоницын прежде никогда не снимались в кино. Но это для меня неважно, ведь все люди актеры, а весь мир – театр, это еще Шекспир сказал. И Тарковский утверждал, что каждый человек может сыграть хотя бы одну роль. Все режиссеры, по крайней мере в нашей стране, были актерами: Виктюк, Михалков, Рязанов, Говорухин… Например, Марина Тарковская оставила воспоминания о том, как Андрей Тарковский маленьким мальчиком играл в театральных постановках в школе.
Гениальные режиссеры понимали, что в жизни можно многое изменить, отмолить, а в тексте книг ничего не изменишь. Так же как и в снятом фильме. Ты отвечаешь полностью за все, что ты там делаешь. Не знаю, почему это не осознают некоторые, но это факт абсолютный. Здесь не покаешься, ничего не вернешь обратно. Это какая-то древнегреческая роковая необратимость.
Я был потрясен, когда увидел «Чайку», и не ожидал ничего подобного. С огромным удовольствием посмотрел ее прекрасную актерскую работу. Поразило ее умение работать с актерами и вся атмосфера фильма. Она совершенно убеждена, что Чехов писал эту пьесу для кино.Михаил Боярский
С Юрием Соломиным (Сорин). Рабочий момент съемок. Фото А. Тягны-Рядно
Убеждена, что именно сегодня на экране и на сцене актуально ставить классику. Сам писатель дает к этому колоссальный стимул. Понимаю – то, что мы делаем на сцене, может быть не менее интересно, чем в повести или романе, но почти никогда безоговорочно не удовлетворяет всех зрителей. Я некоторым отвечаю: «Вы читайте книги, зачем же вам ходить в театр, расстраиваться?» Это еще Андрей Тарковский говорил, когда его спрашивали об экранизации классики: «Чего их ставить? Лучше книжку почитать!» И в то же время далеко не каждый читатель может ощутить во всей полноте те эмоции, которые писатель вкладывает в свое произведение. Рэй Брэдбери рассуждал о том, что ищет способы, как точнее донести свои чувства и мысли до читателя. Конечно, пленка сама по себе съедает ровно половину эмоций. И только феноменам удается преодолеть этот факт. Грета Гарбо, Рудольфо Валентино, Джеймс Дин – многие кумиры задумывались над этим. Нас всех сейчас волнует: как перешагнуть экран? Придумывают различные технические способы: 3D, 4D, 5D и так далее. Но загадка не разгадывается. А кино – это тайна, поэтому настоящие режиссеры, когда начинают делать фильм, не могут не задумываться о формах и способах выражения своего замысла.