Есть актеры, которые при первой читке пьесы подмечают галочками, где будут аплодисменты, а где нужно «выжать» у зрителя слезу. Владея элементарными технологиями психологического воздействия, сделать это несложно. Самое же ценное в нашей профессии – незапрограммированность, когда не внешняя коллизия, не стечение обстоятельств на сцене действуют на зрителя, а непостижимые нервные и эмоциональные связи. Воздействие не прямое, а косвенное, самим рождением эмоций. И тут, мне кажется, главное – любовь актера к своей профессии, к зрителям, к своему герою, любовь, которая способна поднимать и обогащать. Но далеко не все современные актеры поднимаются до своего персонажа, особенно если это «идеальный» герой классической литературы. И в то же время не только Офелию или Клеопатру приходится играть. Чаще – женщин обычных, счастливых, несчастных, мечтающих, неустроенных. И отрицательные роли бывают… Считается, что отрицательные роли играть даже лучше. Я же уверена, что хороши те роли, которые ты чувствуешь, понимаешь, что с их помощью ты хочешь сказать, с чем именно выходишь на сцену.
Сцена из спектакля «Царская охота». 1970-е гг.
1970-е гг.
Меня нередко спрашивали о том, какие роли мне нравились больше: костюмные роли в исторических картинах (фильмы «Три мушкетера», «Собака на сене») или образы современниц («Дневной поезд», «Расписание на послезавтра»). Думаю, в нашей профессии нет понятий «больше» или «меньше». Мне нравилось играть те роли, которые я чувствовала, понимала, что я могу сказать зрителям. В театре я всегда практически сразу чувствовала, получается роль или нет, как в целом идет работа. В кино все гораздо сложнее: многое становится понятно только тогда, когда фильм выходит на экран. А если какой-то актер или режиссер говорит: «Сейчас мы снимаем шедевр!», то, скорее всего, никакого шедевра не получится. Потому что кино – это особое искусство, оно в тайне рождается.
Когда я слышу «Маргарита Терехова», то у меня внутри моментально возникает ощущение вулкана, крутящихся энергетических потоков. Этот вулкан настолько непредсказуем, что сам не знает, когда из него выскочит какой-нибудь взрывоопасный метан… В этом ее великое счастье! И она доверяет тем людям, которые соответствуют градусу и высоте ее внутреннего безумства. Она – человек, который в любви, в работе, в общении просто озаряет своей энергией. Это всегда фейерверк, она никогда не может быть на нулевой отметке.Роман Виктюк
Актеры – люди суеверные, и часто можно слышать о том, что есть «удачная» сцена и «неудачная» сцена. На мой взгляд, плохими или хорошими могут быть только сами актеры, а играть можно на любой площадке. Я так убеждена в этом потому, что в 1980-е годы ездила со своим коллективом по всей стране и выступала на самых разных сценах. Например, я узнала об одном театре, который меня потряс: под Астраханью, в деревенской избе, муж и жена играют пьесы, а зрители приходят на эти спектакли толпами, сидят затаив дыхание. Так что главное не сцена, а сам актер, что он хочет донести до зрителя… И главные для актера качества – замечать талант, уметь подражать и учиться. Тебе дается дар – ты должен за него отвечать и учиться у всего и у всех вокруг.
На выступлении. 1980-е гг.
По-разному складываются актерские судьбы. Кто-то всю жизнь связан с одним театральным коллективом, переживает его успехи, трудности, поражения. Иной воспитан кинематографом с присущей ему динамикой, возникновением и распадом творческих групп, с кочевыми маршрутами по разным студиям. Многие совмещают работу на сцене и в кино, считая одинаково важной. Хорошо, если режиссеры это понимают. Например, когда Завадского спрашивали, почему он меня иногда отпускает из театра сниматься в кино, он неизменно отвечал: «Ей это нужно». С актером каждый случай конкретен, так же как и индивидуально складывается отношение писателя с издательством и редакциями, музыканта – с исполнителями и концертными организациями. И все же ситуация актера специфична, она порождает немало творческих и организационных проблем. Жизни актера вообще присуща подвижность, в которой есть свои плюсы и минусы. Настоящие «звезды» театра и кино на самом деле не выделяют себя в какую-то особую касту. Живя общей жизнью с народом, истинные мастера не раз доказывали, что умеют достигать вершин в своем искусстве. Сколько можно привести примеров, когда наших актеров встречали с триумфом и на родине, и в зарубежных залах, а иностранные коллеги признавались: «Мы так играть не умеем». Я сама, проработав много лет в театре им. Моссовета, своими глазами видела, как жили, например, Завадский и Раневская, с каким достоинством исполняли они свою жизненную и творческую миссию. Тот самый Завадский, который в свое время отказался сниматься с Гретой Гарбо, потому что у него уже был свой театр и он за этот театр отвечал. Та самая Раневская, о которой Бертольт Брехт, увидев ее на сцене в крошечном эпизоде, восхищенно сказал: «Наконец-то я увидел настоящую мамашу Кураж!» А об этой роли мечтали крупнейшие актрисы мира. Раневская была настолько естественна, что могла заговорить с любым человеком, вне зависимости от его социального положения. Она даже входную дверь никогда не запирала.
Зная жизнь не понаслышке, мы готовы и отражать ее тоньше, интереснее, и получать зрительскую оценку непосредственно. Артисты, если копнуть глубже, живут порой более трудно. Это существование на пределе эмоций. Когда меня спрашивают: «Как нужно играть?», я всегда отвечаю: «Играть надо просто. Играть надо гениально». Это действительно просто, только не надо себя жалеть, надо работать, по-настоящему, честно выкладываться. Актрисам с детьми это, наверное, сложнее, чем всем остальным. Женщина-актриса – это больше, чем женщина. Знаю по собственному опыту, как нелегко матери двоих детей совмещать профессиональные и семейные обязанности.
Пожалуй, мне одинаково везло и в работе, и в личной жизни. Но мне было трудно воспитывать детей, безотцовщина какая-то получалась. Я сама росла без отца, мужчина для меня был совершенно неведомой планетой. Вот говорят: «Будьте как дети». Если бы я тогда понимала, что они и вправду как дети, конечно, с ними было бы проще. Когда меня не очень активно сопровождали какие-то мужчины, жизнь становилась легче. Многие мужчины, которые меня окружали, были замечательными друзьями. Например, один из моих друзей мужчин сделал замечательную люлечку для моего сына, когда тот был малышом. Но я не знаю, каким должен быть мужчина, чтобы выдержать мою актерскую жизнь с постоянными переездами. Я горжусь, что и у дочери, и у сына очень сильные отцы. Правда, судьба так распорядилась, что отцы влияли на детей достаточно мало, хотя я не препятствовала встречам. Я очень много гастролировала, и если бы при такой жизни я еще и от мужа зависела, я бы не успела так много. Но я никогда не стремилась к тому, чтобы у меня непременно был муж, не цеплялась за это.
В храме. Начало 1990-х гг.
Многие творческие планы, к сожалению, остались нереализованными. Среди них – постановка драмы Эдварда Олби «Эти высокие женщины» и пьесы А. Н. Островского «Без вины виноватые», спектакль «История Казановы» по произведениям Марины Цветаевой, а также моя мечта поставить спектакль про блаженную Ксению Петербургскую.
В последние годы я часто думаю о судьбе русской святой Ксении Блаженной. Она очень любила мужа по имени Андрей, и его скоропостижная смерть настолько ее потрясла, что Ксения продала дом, все имущество, раздала деньги нищим, а сама стала кем-то вроде бродяжки. Чтобы спасти душу своего покойного супруга, Ксения взяла на себя подвиг юродства. В сонном видении ей явилась преподобная Мария Египетская, которая возвестила ей о благословении свыше на подвиг юродства Христа ради. Ведь самочинно, без благодатной помощи свыше нести этот крест невозможно. После похорон мужа Ксения надела на себя его одежду: камзол, кафтан, штаны и картуз, стала уверять всех, что муж ее не умер, а умерла его супруга Ксения Григорьевна, и просила называть себя Андреем Феодоровичем. Она говорила родственникам и знакомым: «Андрей Феодорович не умер, но воплотился в меня, Ксению, которая давно умерла». Она людям являлась, пророчествовала… Это, по-моему, даже в кино передать сложно. В Петербурге ставили спектакль в 2009 году в Александринском театре, который назывался «Ксения. История любви». Но я хочу создать другой спектакль, у меня свое видение. На полноценный телевизионный вариант «Жития блаженной Ксении» пока нет денег, а в театре Моссовета на сцене я хотела бы попробовать это сделать…
Начало 1990-х гг.
Среди людей театра и кино есть такая полушутливая фраза: «Актер – это не профессия, а диагноз». Вообще-то, любую профессию можно назвать болезнью, если человек полностью зацикливается на своем деле. Настоящий профессионал это осознает и все же старается успевать что-то другое. Тем более что наступают времена, когда мы в нашем актерском ремесле мало что сможем сделать, если не будем активно вмешиваться в происходящее вокруг и пытаться что-то изменить.
Сейчас мама не играет в театре и кино, она стала совсем другая, как будто опять вернулась в свое детство, про которое мне рассказывала бабушка. Она живет, радуясь миру и всему, что происходит с ней, она о людях говорит только хорошее, вспоминает только хорошее и ко всем милосердна. Раньше она не очень любила, когда ей в большом количестве дарили цветы, а сейчас она любит цветы, покупает их, и я ей их дарю. Она, конечно, смотрит телевизор, интересуется политикой, новостями, пересматривает свои фильмы, фильмы Тарковского, слушает диски Талькова, Цоя, романсы, Шарля Азнавура, иногда ей нравится ходить на какие-то концерты, спектакли. Люди ей до сих пор пишут письма, и целыми страницами я ей читаю. Единственное, что ее огорчает, – это то, что уходят ее ровесники, друзья…Анна Терехова
Мама всю жизнь отдала театру им. Моссовета, и сейчас я благодарна этому театру за то, что мама до сих пор в штате, что она имеет возможность туда прийти в любой момент и что ее там до сих пор любят.