В том же 1977 году я сыграла роль Дианы в фильме «Собака на сене» по одноименной комедии Лопе де Веги. Во время работы над этой картиной шла настоящая творческая борьба с режиссером Яном Фридом. Такое случалось всего два раза за мою актерскую жизнь – в «Собаке на сене» и в «Только для сумасшедших…». От этой борьбы с режиссером я даже заболела и какое-то время лежала в больнице: весна, холодно, вот я и простудилась страшно. Параллельно еще ездила на премьеру «Царской охоты». Но Ян Фрид ждал, потому что часть материала была отснята, заменить актрису уже было нельзя. Но я вмешивалась только в свой личный актерский процесс, мы, актеры, никому не указывали, как надо действовать. Мы выстраивали свою линию, потому что интуитивно чувствовали, что так будет вернее, более жизненно, интересно.

Это не было проявлением неуважения к режиссеру, вовсе нет! Но это было единственной возможностью спасти фильм. Когда мы, актеры, увидели первый отснятый материал, то пришли в ужас и поняли, что картину может ожидать провал. Необходимо было что-то делать, брать инициативу в свои руки! Ведь еще с древних времен актер был одновременно и режиссером, профессия режиссера как такового возникла только в ХХ веке. Так что это совершенно нормально, с моей точки зрения, когда актер сам начинает выстраивать свою актерскую линию.

Кадры из к/ф «Собака на сене». Режиссер Ян Фрид, 1977 г.

Я с удовольствием всегда с Маргаритой общался, потому что был в нее влюблен и как герой, и как мужчина. Мне чрезвычайно льстило, что она меня называла на «вы»… Женщина она непростая, очень колючая, я как-то ее колючки пригладил, и мы с ней проводили много времени над материалом. Но не только! Она позволяла мне шутить над ней и очень боялась морщинок, которые возникали на ее лице от хохота. Я ей мешал все время, подходил, текст повторял и, даже обнаглев вконец, позволял себе делать какие-то предложения. «Давай, давай, давай, говори, мне это очень важно, очень полезно», – настаивала она и от всех требовала каких-то подсказок в линии поведения женщины того времени, в ношении костюмов, общении со слугами, с графьями и так далее.

Михаил Боярский

Прекрасно, что и Михаил Боярский, и Армен Джигарханян, и Елена Проклова были всегда со мной, а режиссеры, видя, что мы делаем не так, как они изначально запланировали, а все-таки материал идет лучше, смирялись и давали нам свободу.

Мы с Мишей Боярским даже ходили к маме режиссера Авербаха, потомственной княгине, читали ей свои монологи, советовались. Она нас настраивала.

Маргарита Терехова – это женщина, в которую я был влюблен, влюблен сейчас и буду всегда любить – в самом высоком смысле этого слова. Да, она непредсказуема. Она – фурия! И вместе с тем она – трогательная, ранимая, нежная. И я, как мог, пытался уберечь ее от всяких неприятностей и трудностей, которые на съемочной площадке часто случаются. Несмотря на то что я живу в другом городе и мы не слишком часто общаемся, я все время думаю о ней. Ведь это по сути от нее зависела в какой-то момент моя актерская судьба: в «Собаке на сене» я снимался потому, что Маргарита Терехова настояла! Дело в том, что Ян Борисович Фрид, через два-три дня после начала съемок решил снять меня с роли за… профнепригодность! И только благодаря вмешательству Тереховой я остался на площадке. И, как мне кажется, моя к ней любовь и признательность видны на экране. Она врывалась на съемочную площадку – стройная, с развевающимися волосами, как шекспировская Катарина. И я все время бежал за ней, приноравливаясь к ее летящей походке. Да, она сложная – но к ней важно найти подход, и мне казалось, что я нашел его. Я ее бесконечно смешил, и она так хохотала, что у нее (как ей, впрочем, только казалось) что-то там портилось в гриме. «Боярский опять мне мешает гримироваться!» – с этой фразой она все время гоняла меня с площадки. Основная моя задача была – привлечь к себе ее внимание вне фильма, доказать ей свою состоятельность. И я думаю, что фильм получился именно благодаря тому, что она – это она. В ней удивительно то, что она свободна и независима – везде и всегда. В ней есть необузданность, страсть, энергетика. Я обожаю ее и как женщину, и как актрису, и как режиссера, и как человека.

Михаил Боярский

Меня очень часто спрашивали, возникли ли у нас с Михаилом Сергеевичем Боярским какие-то особые, более чем дружеские, отношения во время работы над фильмом «Собака на сене».

Что касается меня, то партнера по фильмам или спектаклям я воспринимаю как товарища в самом исконном смысле слова. Влюбленность мне всегда мешала в работе. Так что с моей стороны к Мише был интерес, но о любви и речи быть не могло. Мне было не до этого, я с ним только по делу общалась. Влюбленность с его стороны, может быть, и была, потому что, мне кажется, Миша влюбляется во всех партнерш, с которыми работает. Вообще, он очень влюбчивый.

Меня безумно радовало, что я могу целовать ее руки, ухаживать за ней и признаваться ей в любви не только как лингвистически оскопленный Боярский, но и как человек, приносящий слово Лопе де Веги. Увы, наши встречи были только на работе, иногда в гостинице, после того как она переодевалась. Длиннющие ноги, джинсы, красивые распущенные волосы, легкая одежда, стремительная походка, за которой я не успевал, ну и очаровательная улыбка… Она удивительная женщина, непредсказуемая – могла и оскорбить, и восторгаться, и прогнать с площадки.

Михаил Боярский

У Боярского в «Собаке на сене» была первая серьезная роль – роль романтического влюбленного юноши. До этого он играл либо пиратов (например, озвучивал героя в мультфильме «Голубой щенок»), либо волков и котов (например, в детских фильмах «Мама» и «Новогодние приключения Маши и Вити», где он сыграл со своим дядей Николаем Боярским, у которого в сказке была роль Кощея). Сначала Мише дали маленькую роль смешного пылкого жениха (ее потом сыграл Николай Караченцов), а затем ему предложили роль Теодоро. Он согласился. Потом у него решили ее отнять, посчитав почему-то, что роль героя-любовника ему не дается. Но это была действительно самая первая его большая роль, поэтому, наверное, он немножечко растерялся. Но я видела, насколько он аристократичен, и настояла, чтобы Мише Боярскому позволили сняться до конца в роли Теодоро. На роль Дианы де Бельфлор режиссер Ян Борисович Фрид сначала планировал взять Людмилу Чурсину, но у нее была внешность русской, славянской красавицы, а вовсе не европейской. Предложили роль Дианы мне. Я согласилась.

Первоначально нам давали установку играть совсем иначе, фильм «Собака на сене» должен был быть просто развлекательной комедией. Как напоминание о том первоначальном варианте – нелепые частушки, которые распевает Тристан – герой Джигарханяна. Но для меня в этой истории главными были отношения мужчины и женщины.

Ян Фрид умел снимать по-настоящему талантливые, веселые картины. Съемки проходили в прекрасном Ливадийском дворце, костюмы для актеров были созданы по проектам талантливой художницы Т. Острогорской. «Ленфильм» – это же великое место, где из ничего могут сделать все. Эти роскошные костюмы вообще-то не стоили таких гигантских денег, на которые выглядят.

Мои длинные волосы укладывались в прическу – никаких париков не использовали, все максимально естественно.

Мы с Мишей Боярским, взяв книжку с комедией «Собака на сене», прямо на площадке стали искать живые, человеческие отношения. До этого я отыскала телефон Марии Бабановой, которая много лет в театре Революции играла Диану из «Собаки на сене». Мария Ивановна посоветовала мне в поисках образа отталкиваться в первую очередь от текста пьесы. В итоге мы и решили все делать «из первых уст», опираться на текст и исходить из самой жизненной ситуации. Даже интонации друг другу подсказывали: «Но помогите, Бога ради, советом той моей подруге!» Мы с Мишей сами выстроили мизансцену одного из самых важных эпизодов, когда Диана читает письмо, написанное Теодоро: «Я прочту вам небольшое наставление: любовью оскорбить нельзя, кто б ни был тот, кто грезит счастьем. Нас оскорбляют безучастьем!» Только тогда, когда в нас заговорили мы сами, стало рождаться настоящее чувство, не любовное, но чувство настоящего партнерства, только тогда все и сложилось. Но я убеждена, что только с истинной болью и истинной радостью, только с действительными эмоциями можно сделать в кино что-то настоящее. В кино обязательно должен чувствоваться пульс живой жизни.

Кадр из к/ф «Благочестивая Марта». Режиссер Ян Фрид, 1980 г.

Расскажу интересную историю с избиением Теодоро. Когда он говорит Диане о своей любви к служанке Марселе, Диана, ревнуя, восклицает: «Мошенник! Дрянь! Я бы должна убить такого!» – и бьет его по лицу. Ян Фрид говорит мне: «Ударяй его легонько, едва касаясь». И Миша должен был отступать, прикрываясь еще и плащом. И тут началась борьба с режиссером. Я эту сцену видела совсем иначе. Ян Борисович был всегда такой изысканный, элегантно одетый, если бы я ему заранее начала высказывать свои предложения, он бы просто повернулся и ушел. Это можно было решить только на площадке. Я ему: «Как Вы себе это представляете? Мы же любовь, страсть, ревность настоящую играем!» А в это время зрители стоят и наблюдают за процессом. На мое великое счастье, сцену снимали в итальянском дворике, и всегда у нас там было очень много зрителей во время съемок. Я поворачиваюсь к ним, кричу: «Товарищи! Если мы играем настоящую любовь, бить я должна по-настоящему?» Они мне: «По-настоящему!!!»

Когда я ударила Мишу, у него аж слезы из глаз брызнули! Оказалось, что до этого его никто и никогда по лицу не бил. Когда он немного оправился, мы сняли еще несколько дублей. Но думаю, что Миша Боярский все-таки на меня за это не в обиде. Это же работа. Еще я должна признать, конечно, смирение и терпение Яна Борисовича. Мы знали, за что боролись, но если бы он не согласился в сценарии что-то менять, не поверил бы нам с Мишей, после этой сцены игра бы не пошла. Только в окончательном варианте стало понятно, что наше с Мишей решение сцены лучше, чем то, которое предлагал режиссер. Но пока шла битва – кто же знал, что в итоге будет. А так кино хорошее получилось… Мы просто трудились, очень старались. А молодость и красота спасали нас естественным образом. На воздухе всегда расцветаешь! Очень важно, что снимали на природе, в теплом Крыму. Там журчали настоящие фонтаны, дул настоящий ветер. Это очень важно.

Она – радость и удовольствие, хорошая погода и весна, она – очень легкий весенний запах, который доставляет всем удовольствие. Ее поведение никогда не было скучным, унылым, вялым. Она очень импульсивна, поэтому меня чрезвычайно поразило то, что она так грандиозно справилась с задачей, с которой не может справиться порой и мужчина, – она проявила себя как профессиональный режиссер. На нее очень повлиял Тарковский, она говорила, что это лучшее, что только может быть, такого второго нет. Она настолько хороша в этом своем понимании работы, что претензий к ней практически быть не может, она всегда правдива, никогда не наигрывает и играет точно.

Михаил Боярский

Кадры из к/ф «Благочестивая Марта». Режиссер Ян Фрид, 1980 г.

Вот в павильоне актера можно испортить. Многое зависит от того, как на тебя свет поставят, любят тебя или не любят. Например, фильм «Благочестивая Марта», где я играла с Эммануилом Виторганом и Николаем Караченцовым, был весь павильонным, похожим даже на театральный спектакль. И он уже не так смотрится, как «Собака на сене», хотя сам по себе и неплохой.

Если бы Ян Фрид снимал на природе и опять нам дал такую же волю и свободу! Хотя актеры в «Благочестивой Марте» очень хорошо играют. Например, Виторган там изумителен, хотя прежде он никогда такие роли не играл. Он сам вспоминал: «То, что я снимался в фильме “Благочестивая Марта”, заслуга Маргариты Тереховой. Это она настояла». Он в самом деле очень подходил на роль того испанского студента (вы знаете, тогда до ста лет все студентами были) – молодой, энергичный, влюбленный! А на роль Марты претендовало так много актрис, что на меня даже кто-то обиделся, что Марту сыграла я.

Маргарита Терехова – прекрасный партнер. Прекрасный, потому что неудобный. Парадокс? Нет. Удобно в парикмахерской, так, кажется, сказал Товстоногов. Часто мы, актеры, особенно в кинематографе, зависим от множества людей и обстоятельств: устал оператор, торопится на другой объект съемочная группа, портится погода или твой самолет улетает через час. Да и сцена-то снимается незначительная: «Здравствуй, Вася». – «Здравствуй, Коля». Подошел, сказал – ничего сложного. Все довольны, отсняли быстро, разошлись по своим неотложным делам. А когда твой партнер начинает мучиться, искать скрытый смысл в одной фразе, сначала злишься: «Ну что ты выдумываешь? Все понятно». Но невольно сам начинаешь искать, пробовать одно, другое. Когда проходит время и смотришь готовый фильм, понимаешь: да, порой от таких мелочей и зависит подлинный успех. Наблюдая работу Тереховой на съемочной площадке телефильма «Собака на сене», я радовался: молодец, как глубоко она «копает», как старается найти то, что ей особенно близко, что она уже знает из своего человеческого опыта! Такая работа характеризует мастера. А потом, уже перед экраном телевизора, был восхищен просто как зритель: так сыграть классику, вопреки сложившимся канонам и представлениям, – и добиться успеха! Для этого нужен не только талант, нужны актерское мужество и смелость.

Армен Джигарханян

Мы с ней встретились впервые в фильме «Здравствуй, это я!» Ее актерская судьба только начиналась. Вчерашняя выпускница театральной студии, она уже играла Клеопатру в спектакле «Цезарь и Клеопатра» Бернарда Шоу в театре имени Моссовета. Заинтересовался, посмотрел. Спектакль был разный, что-то мне понравилось, что-то не очень, но молодая актриса Рита Терехова обещала многое в будущем. Молодость, обаяние, прекрасный актерский темперамент – этого достаточно, чтобы сделать роль на внешних эффектах. Путь, по которому пошла Терехова, был гораздо труднее. Она искала то, что отзовется в зрительном зале именно сегодня, не упорхнет легкой бабочкой, а останется с человеком. Чтобы достичь успеха на этом пути, нужно «не позволять душе лениться». Привыкнуть требовать с себя больше, чем с других. Надо быть крупным, незаурядным, подлинно общественным человеком. Мы порой слишком бережем себя. Мол, роль не первая и не последняя, и кто знает, хватит ли сил на ту главную, которая всегда впереди. Боимся душевных затрат. А Маргарита Терехова не боится. И, оказывается, много отдавая, еще больше находит. Она всегда апеллирует к себе, самый строгий ее критик – она сама.

Каждую роль я старалась играть как последнюю, выкладываться в каждой работе полностью, не беречь силы. Самый ценный совет, который я получила в своей жизни, – никогда себя не жалей. Это сказала Александра Николаевна Стрельникова, создатель знаменитой дыхательной гимнастики. Она советовала не жалеть себя, чтобы выжить в этом мире. Потому что если ты не будешь ныть, жаловаться на жизнь и себя жалеть, то сможешь найти выход из самой сложной ситуации. А мы, узнавшие, что такое война, эвакуация, нищета, все были просто запрограммированы на выживание.

Даже не представляю, что Рита может обратиться за помощью, я ее в таком качестве не представляю! Она всегда вдохновенно, со смехом, как мне казалось, рассказывала, что у нее все хорошо в жизни, а потом, когда я от нее узнавал некоторые детали – волосы шевелились, что ей довелось пережить. Рита – удивительный во всех отношениях человек.

Г. Юнгвальд-Хилькевич

Однажды меня спросили: «Ваша актерская способность мгновенно погружаться в нужное режиссеру состояние – это исключительно актерская техника или нечто большее?» Полагаю, что чистой техники в нашей профессии просто не бывает! В работе максимально расходуешь свои силы, душу, выкладываешься полностью. Актеры не механические роботы. Каждую сцену, все абсолютно в себе переживаешь, плюс осознаешь, что это необходимо сделать. Я могу по просьбе режиссера засмеяться, а через минуту заплакать. Кто-то называет это насилием над человеческой природой, но когда актер выходит на вершину в своей профессии, то даже это насилие он оправдывает творческой необходимостью, словно говоря себе: «Все это я делаю для моей работы». Это, безусловно, трудно, поскольку я же все равно на сцене или перед кинокамерой плачу настоящими слезами. Что я в этот момент думаю? Не могу определить точно. Я не вспоминаю какие-то конкретные жуткие вещи, происходящие с моими близкими. Но я вызываю в себе это состояние печали, грусти, отчаяния. Эти не очень приятные, прямо скажем, состояния…

На съемках к/ф «Благочестивая Марта», 1980 г.

Для меня умение выходить на эмоциональные пики, вызывать эмоциональное состояние, в которое верит зритель, достигается не усилием воли и огромным напряжением, нет. Для меня это моменты раскрепощения, а не напряжения, поскольку напряжение – это какой-то физический зажим. Кстати, этот момент пика нас, актеров, нередко обманывает. Например, актер думает: «Сегодня я был гениален». А в действительности он сыграл плохо: слишком напрягался, был несвободен, не всегда тонко чувствовал состояние партнера, наслаждался только собственной игрой – я перечисляю те отрицательные моменты, которые в данной ситуации могут произойти. У меня этот момент пика чаще приходит неосознанно. Это момент большого раскрепощения, который я не могу четко осознать. Я испытываю истинное наслаждение от работы, когда чувствую, что перекрыла чисто актерскую технику. Тогда понимаю, ради чего я выбрала эту профессию. Если не поднимешься на какой-то определенный уровень, если не достигнешь хоть раз такого творческого пика, то иногда потом вообще творить не можешь. Люди, осмеливающиеся заниматься творчеством, достигли уже определенного уровня, испытали это особое эмоциональное состояние на себе. Пока ты только исполнитель, а не творец, на эти творческие пики выйти трудно. Но если вышел, то чувствуешь особый пульс жизни. Вообще, не известно, где реальнее жизнь такого странного существа, как актер: на сцене или в так называемой его личной жизни, в быту, когда он просто ходит по улицам. Для меня суть актерской профессии – это необыкновенный процесс, при котором ты из собственного существа творишь, создаешь характер, образ. Из всего: своего тела, организма, из здоровья своего, из состояния души, из собственных мыслей, сиюминутных эмоций – из всего этого ты «сотворяешь» то, что тебе нужно для той или иной роли.

Чего стоит актеру такая работа «на износ»? На сцене отдаешь все свои эмоции, всю свою душу и после спектакля выходишь, кажется, весь «выпотрошенный». Но чем больше творчески даришь себя, тем больше получаешь отдачи, ощущаешь некое наполнение. Посмотрите, как некоторые великие актеры долго живут: вот он на спектакле, кажется, душу выворачивает наизнанку, возникает чувство, что он от этой волны эмоций может умереть прямо на сцене. А он не умер, после спектакля этот же актер веселится, ест бутерброд и так далее. Актер по реакции публики понимает, что он замечательно сыграл. Это и дает ему силы, энергию. Вот за счет чего мы набираем этих эмоций, чтобы выйти на эти высшие пики. А вот чего близким нашим стоит наша работа «на износ» – это уже совсем другой вопрос.