И они пошли берегом, как им и было указано. У Полины дух замирал. Это же он, тот самый Крутогорск, город бесконечных рассказов бабушки Таи. И не как на открытках, которые бабушка Тая привезла в прошлом году, когда ездила на дедушкину могилу. Там, на фотографиях, — высоченные дома, как везде, новый детский театр с забавной плоской крышей и огромным блестящим металлическим петухом на стене. А на площади белый памятник — называется стелла, в честь крутогорцев, отдавших свою жизнь за победу над фашистами.

Шел март 1946 года. Первая послевоенная весна…

Перед ними был Крутогорск бабушкиной юности. Стояли одноэтажные и двухэтажные домики вдоль набережной. Собственно, набережной не было, был только спуск к реке. У каждого домика был небольшой палисадничек. Кое-где из дворов доносился приятный запах дыма — это жгли прошлогодние листья. Почему-то набережная в этот час была совершенно пуста. Однако же нет, вон показался человек — он несет что-то за спиной в мешке. У него одна нога, а руки заняты костылями. Он шел быстро, не оглядываясь, глядя в землю. Потом пробежала девочка. Полина заметила, какое на ней плохонькое пальтишко. Девочка несколько раз обернулась. Даже постояла. Потом пожала худым плечиком и куда-то побежала.

К Полине точно откуда-то издалека вдруг долетел папин голос:

— Чудес не бывает, Таисья Гурьевна!

Вот тебе и не бывает! А может, со взрослыми не бывает? А только с детьми?

Ее мысли прервал Аин голос:

— Посмотри, Полина, вот Извозная. Нам надо сюда свернуть.

Зеленые огоньки ее голоса быстро пробежали по дощатой стене и высокому крылечку углового дома. Возле крылечка рос сиреневый куст. Он был еще по-зимнему гол. Огоньки на минуточку украсили его живой, трепещущей листвой.

Они свернули на Извозную улицу. Тут вдоль домов тянулся дощатый тротуар. Доски были старые, размахренные, а кое-где и вовсе отсутствовали, и было видно, как сквозь черную землю пробивается весенняя травка. Некоторые дощечки еле-еле держались, и на них можно было подпрыгивать и качаться.

Фокки, конечно, тут же провалился лапой в щель. Лапа застряла. Полина с трудом ее вытащила, а Фокки при этом повизгивал. Не столько ему было больно, сколько он перетрусил!

Полина, подпрыгивая на тротуарных досках, время от времени вертела головой в разные стороны. Еще бы! Ведь это Крутогорск! Окна некоторых домов были чисто вымыты, на подоконниках цвели шапочки герани и еще какие-то цветы — большими колокольчиками. А другие окна были запыленные, немытые, на стеклах были наклеены крест-накрест полоски бумаги. Бабушка Тая рассказывала: это не только в Крутогорске, это везде так наклеивали — чтобы стекла не вылетали, если будет бомбежка. Вот они прошли уже почти всю Извозную, дощатый тротуар кончился.

Обозначилась улица с правой стороны. Там вообще не было никакого тротуара, середина улицы была разъезжена, в темных колеях стояла вода. Они свернули направо, наугад, не очень-то зная, сюда ли им надо. На углу не было никакого обозначения улицы. Но на одном из домиков было написано: «Козье Болото, дом 15».

Они остановились.

— Полина! Вот же Козье Болото! Нам сюда! Нам сюда!

Ая засветилась, закружилась, разогнала огоньки по влажному, размякшему чернозему.

— Мы такие молодцы! Скоро, скоро, скоро настанет веселое утро! — пела она.

И Полина, глядя на нее, развеселилась, закружилась и чуть было не запела. И вдруг разом остановилась:

— Ая! Но это же какой-то пятнадцатый дом. Чей он? Бабушка Тая никогда мне не говорила, в каком доме жил Вардкез. Никогда!

— В самом деле, — сказала спокойно Ая. — Еще немножко надо поискать.

Они прошли по одной стороне улицы. На домах не было написано фамилий хозяев. А если б и были, они фамилии Вардкеза тоже не знали.

— И нету даже ни одной козы, — мрачно заметила Полина.

— Какой козы? — не поняла Ая.

— Но улица-то как называется?

— Козье Болото.

— Вот я и говорю — нету ни одной козы. Может, это совсем и не та улица. Хоть и грязно, но болота-то ведь тоже нету.

— А должно быть? Что тебе бабушка говорила?

— Бабушка ничего не говорила. Ни про болото, ни про козу. Она просто говорила: «А дедушка с Пальмовой ходил в такую-то далищу — к Вардкезу на Козье Болото!» Вот и все.

— Ну, так, значит, и называется эта улица. А болото, наверно, было раньше. Раньше-раньше.

— Когда впервые построили Татарский мост?

— Может быть, и тогда.

И Фокки, почувствовав, что не все в порядке, слегка приуныл.

— Ладно, Полиночка. Помнишь:

Ты не падай духом, Эй! Ты надейся, ты надейся!

— Как же! Заветная песня говорящих лошадей. Как давно это уже было!

Полина вдруг вспомнила, за городом их дожидается птица Чур.

— Ая, пойдем скорее. А то вдруг птица Чур улетит, и мы навсегда останемся в тогдашнем Крутогорске!

— Полина, но ты же обещала не бояться! — сказала Ая. — А ты все время чего-то опасаешься. Так нельзя.

Они двинулись дальше. Прошли всю нечетную сторону. Их немного смутило то, что некоторые дома стояли пустые. Темные окна были заколочены досками. Но в иных, как видно, жили люди. На веревках сушилось бельишко. На дворах дрова были сложены в поленницы. На некоторых — небольшой грудой был насыпан уголь. Дома были отгорожены заборами. В заборах — калитки, некоторые с железным дверным кольцом.

— Полина, постучи в этот дом, может быть, кто-нибудь там есть, — предложила Ая и сама отступила в тень.

Полина постучала. Но из этого ровным счетом ничего не вышло.

Никто на стук не ответил, никто не вышел открывать.

— Странно, — сказала Ая. — Какой-то у них чудной безлюдный час. — И чтобы подбодрить Полину, она опять пропела:

Ты не падай духом, Эй! Ты надейся, ты надейся!

Но даже светлые огоньки ее песенки никого не выманили наружу.

— Ну, ладно, — сказала Ая. — Пошли теперь по четной стороне.

И они медленно двинулись от дома номер два, по четной стороне. Та же картина. Одни дома заколочены, в других — живут. Но дома почему-то никого не оказывалось.

И вдруг…

Нет-нет-нет, этого никак не могло быть! Поэтому Полина сначала даже промолчала. Ей показалось, ей послышалось, что через высокий забор дома номер двадцать два перепорхнула песенка, которую кто-то напевал вполголоса.

Но какая это была песенка!

«Песик в лодочке отчалил, Песик в лодочке плывет. Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет!»

Послушайте, ведь это и была та странная песенка, которую на прощание спел ее любимый доктор Дорохов!

— Ая, — сказала Полина шепотом. — Ты ничего не слышишь?

Ая прислушалась.

— Не слышу. Нет, нет, слышу!

И по забору побежали огоньки, потому что она повторила песенку:

Песик в лодочке отчалил, Песик в лодочке плывет. Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет!

И не успела она допеть, как сама собой распахнулась калитка и показался человек.

— Кто это тут мне подпевает? — спросил он весело.

Человек был худощав, высок ростом, темноволос… Он показался Полине очень знакомым. Да это же доктор Дорохов! Ах, нет, доктор Дорохов молодой и светлый. А этот — средних лет и темноволосый. Но напоминает, ужасно напоминает доктора Дорохова!

— Полина! — вдруг закричала Ая. Она так громко закричала, что вся улица осветилась, точно праздничным салютом. — Полина! Да ведь это же Хозяин! Тот, что нарисован на пергаментном свитке!

Хозяин! Конюх!

Да, да, да! Ведь тот, с пергаментного свитка, тоже был немного похож на доктора Дорохова!

— Я никогда не был конюхом, мои хорошие, — сказал тот, кто стоял в проеме калитки. — И не знаю ничего ни про какой свиток. Вы что-то путаете. Меня зовут Вардкез. Заходите, милые и странные девочки, — повторил он. — И песик, ты тоже заходи.

Он пропустил их вперед, закрыл калитку на щеколду и по выложенной камешками тропинке провел к дому. Дом был маленький, но с огромными окнами. В саду, конечно, были только островки тающего снега и никаких, никаких роз!

Пока шли они, Вардкез все время напевал:

Песик в лодочке отчалил, Песик в лодочке плывет. Не бывает сплошь печали, Песик радость принесет!

И, наклонившись, потрепал Фокки по спинке.

Все поднялись на крылечко, открылась обитая клеенкой дверь, пропустила всех в темные сени, потом — в светлую комнату.

Вардкез внимательно пригляделся к Ае.

— Ага. Понимаю. Ты — звезда, — сказал он. — Как тебя зовут?

— Ая, — ответила за нее Полина.

— Ая? Какое хорошее звездное имя, — обратился Вардкез к Ае. — Ну, так разве не чудо, что звезда пришла к нам на землю и стала девочкой и подружилась с другой, просто земной девочкой. И захотела сделать ее счастливой. Разве не чудо, ответь-ка мне, Веснушка?

Полина замерла. Так ее на всем свете называл только один человек — доктор Дорохов.

— Я знаю, зачем вы пришли. Пойдемте.

Он открыл еще одну дверь, и там — там! Нет, этого описать даже нельзя! Там под стеклянной крышей был — нет, не сад, нет, не цветник, — там был розовый лес! И даже так: Розовый Лес.

На высоких стеблях чуть покачивались алые-алые и белые-белоснежные розы!

Совсем не такие, какие продаются в магазине или на базаре. Или даже расцветают на юге. Совсем не такие. Они были живые! Нет, не в том смысле, что они были похожи на людей или там умели разговаривать. Ничего такого не было. Просто это была невероятная живая красота!

— Правильно, Веснушка, — опять так назвал Полину Вардкез. — Правильно. Эта красота приносит веселье и радость, люди совсем по-другому начинают смотреть на вещи. И тебе нужны, обязательно нужны эти розы.

Он загадочно улыбнулся и подмигнул, совсем как доктор Дорохов, когда уходил от Полины в последний раз.

— Ой, — вдруг спохватилась Полина. — Но ведь у нас нет, совсем нет денег. Ни копеечки. Правда, бабушка говорила…

— Верно она говорила, — перебил ее Вардкез. — Я люблю давать людям розы просто так, без денег. Наверно, это оттого, что на том языке, на каком говорили мои папа и мама, слово «вард» значит «роза». А оно, как видите, есть и в моем имени…

Он подошел к розам, точно пошептался с ними и быстро нарезал огромный букет алых и белых роз. Он протянул его Полине.

— Полина! Какие розы! — воскликнула Ая. Разноцветные огоньки разлетелись по всему Розовому Лесу, и Вардкез сказал:

— Вот видишь, я правильно догадался, что ты звезда.

В этот момент Фокки, про которого временно позабыли, громко чихнул. Его нежные собачьи ноздри слишком щекотал сильный розовый запах.

Все пошли назад, в первую комнату, хотя уходить из Розового Леса девочкам не хотелось.

— Ну вот, — сказал Вардкез, словно ожидая, что гостьи поблагодарят его и уйдут. Но они топтались на месте и не уходили. Он удивленно на них посмотрел. Потом вспомнил: — Да. Что это вы говорили там насчет хозяина и конюха, я не понял. Какой конюх! Ему тоже нужны розы? Это естественно. Розы нужны всем. Хотите, я сделаю букет и для конюха?

— Нет, нет, — только и сумела сказать Полина. Она вдруг поняла, что не сможет складно поведать Вардкезу всю историю говорящих лошадей.

Ае пришлось подробно рассказать ему про вечнозеленый Остров Говорящих Лошадей, которым плохо живется без Хозяина, без дома и без дела.

Вардкез выслушал ее рассказ молча. Потом спросил:

— Говоришь, очень похож?

— В точности похож, — подтвердила Полина.

— Ну, что ж. Пусть в нужное время облачная птица Чур прилетит за мной. Надежды должны оправдаться, не так ли, Веснушка? А розы? На вечнозеленом острове они будут расти еще веселее.

— Только птица Чур ни за что не захочет прилететь за вами в город, — сказала Полина.

— Это ничего, — ответил Вардкез. — Я найду ее за городом! Я догадаюсь, что она прилетела за мной. И приду. Ты так ей и скажи.

И он улыбнулся. Хорошо-хорошо, весело и по-доброму улыбнулся.

— Все будет отлично, вот увидишь, Веснушка! — крикнул он Полине вслед.

Калитка захлопнулась, и она не увидела, что он снова подмигнул, ну совсем как доктор Дорохов.