Кремль. Рабочий кабинет Императора. 09 часов 00 минут.

Сюзерен вышагивал по комнате, зло поглядывая на массивные створы входных дверей. Полы его леопардового халата били по ногам и развивались, словно стяг в ветреную погоду. В дверном проеме мялся Великий Председатель. Почесав уже заметную лысину, сюзерен остановился под огромной люстрой, горящей в тысячу свечей, и задумчиво произнес.

— А что за хрень?

— Н… не понял? — смутился Председатель, осматривая свой алый сюртук на предмет изъяна.

— Я спрашиваю: что за хрень? Зачем понадобилось снова переводить время? Я думал, ты все уладил. Так все было хорошо, а теперь?

— А что теперь? — недоумевал собеседник Государя.

— Разуй глаза, дефективный! Холопы беспокоиться начали. Мол, что им, там, заняться больше нечем?! Да хрен с ним, с народом. Перевели стрелки вперед — я тут же на час постарел. Так скоро в Русландии весь запас ботокса кончится!

Правая рука Государя прогнал испуг и ответил громче.

— Я думаю, бояре хотят Вас таким образом быстрее в мавзолей загнать!

— Это царская усыпальница, бестолочь!

Сюзерен задумался и обвел взглядом шелковые портьеры, закрывающие окна его апартаментов. Затем снова перевел взор на своего подчиненного и, прищурившись, поинтересовался.

— А ты, случайно, не метишь на мое место?

— Упаси меня Ты! — перекрестился тот. — Рылом не вышел, да и народ меня не очень любит…

— Меня, можно подумать… А на счет рыла ты прав, — Сюзерен подошел к собеседнику и положил руку ему на плечо. — Не для того мы сюда поставлены, чтоб народ нас любил. Вот мы его… Это только говорят, что насильно мил не будешь. Сила — вот что главное. А в чем сила, брат?

— В деньгах? — глупо улыбнулся Великий Председатель.

— Вот правильно народ про тебя говорит. Идиот ты, — Хозяин потрепал его за щеку. — Ну какие деньги?! У нашего народа денег не было отродясь и не будет, они все у меня, а он все равно сильный!

Темноволосый почесал затылок и пожал плечами.

— Сдаюсь, мой Император. Не знаю, — и он облобызал поднесенную длань Сюзерена.

— В идее, баклан! Пес с ним со всем. Какие новости? Что в мире?

— Стабильности нет, — расслабился тот. — Террористы опять захватили самолет. Не у нас, в Америке.

Государь сел на край бильярдного стола и поправил корону.

— У нас что?! Мне пофигу на остальные страны! Хотя, в принципе, мне и наша была бы да ехала…

— У нас, в смысле в Русландии, все хорошо. Вчера опять разогнали очередной митинг недовольных: пять тысяч арестованных. Но про это никто и не помнит уже. Все обсуждают убийство Ромати.

— Его-таки порешили?! — Император усмехнулся. — Долго он продержался. Ёу!

— Вашество, — кашлянул в кулак Председатель. — У меня идея есть одна! Предлагаю увеличить цены на бензин! Пусть семьдесят шестой будет стоить семьдесят шесть империалов, а девяносто второй — девяноста два!

— Народ взвоет. Поднимется супротив меня. Но… Знаешь что нас спасет?

Слуга Государев замотал головой.

— Идея! Вот все-таки далек ты от политики. Как был коммерсантом, так им и остался. Сгинь с глаз моих, — и мановением руки Хозяин дал понять помощнику, что разговор окончен, и он может уходить. — Не умеешь ты мыслить наперед…

Тот не заставил себя ждать и, отбивая поклоны, прикрыл за собой позолоченные створы дверей. Сюзерен остался один. Он потер подбородок, пригладил редкие волосы на лысине и, почесав зад, закатил глаза.

Государь подошел к окну. Площадь пустовала.

«Куда это подевались туристы? Кто же казну пополнять будет?».

В этот самый миг часы на Спасской башне разразились первым ударом, заставив Императора вздрогнуть. Помассировав виски кончиками пальцев, медленно, но верно стареющий Сюзерен, стал задумчиво напевать:

— Создатель, меня храни…

Ул. Суперновый Арбат. Кафе «У Ашота». 11 часов 00 минут.

Воронцов сидел под огромным уличным зонтом и читал утренний выпуск популярнейшей газеты «Жизнь Империи», наслаждаясь свежезаваренным кофе.

Титульный лист бульварной газетенки был более чем притягательным. Один заголовок чего стоил:

«Ромати снесло голову!»

Хозяин кафе, Ашот, суетливо протирал соседние столики, ведя непринужденную беседу с самим собой, чем очень отвлекал Виктора. С недавних пор это заведение стало очень популярным в столице. Еще бы! Ведь сам Император с Председателем оказали честь, решив испить тут по кружечке пива, но разошлись по полной, и их увозили уже заполночь, в лимузине с цыганами и медведем. Поэтому кавказец старался держать все в чистоте, вдруг опять заглянут. Для пущей важности внутри висела огромная фотография, где Ашот в обнимку стоял рядом с первыми лицами Русландии.

Перелистнув страницу, Виктор углубился в чтение. Первая же статья заставила его улыбнуться. Заголовок ее гласил:

«Зеленые против!».

Сама статья извещала о том, что Гринпис проводит акцию по защите блох, так как люди нещадно их уничтожают, заботясь о своих домашних питомцах, а они, блохи, тоже живые существа. Зеленые требовали принять закон и карать истребителей оных лишением свободы, сроком до пяти лет. Во второй статье освещался недавний митинг несогласных, всего пару строк, и капитан открыл разворот. Да, Зотов постарался на славу! Расписал убийство на две страницы, с фотографиями с места происшествия. Даже портрет Виктора имелся, с подписью.

«Расследование ведет сам капитан Воронцов, награжденный Государем „Слезой Императора“ и графским титулом. Теперь злодею не уйти. Суровая рука правосудия и нашего следователя покарает преступника».

— Ну как?

Воронцов оторвал взгляд от газеты. На соседний стул опустился высокий длинноволосый блондин, с усами под острым носом и очках в роговой оправе над ним. Джинсы, рубашка в крупную клетку, сумка через плечо. Ничего особенного.

«На журналиста похож, — подумал Виктор».

— Утро доброе, — кивнул капитан. — А вы…

— Зотов, — мужчина протянул ладонь.

Рукопожатие состоялось. Ашот поставил на столик еще одну чашку кофе и исчез так же незаметно, как и появился.

— Ну и как вам моя статья? Недурно, правда?

— Впечатляет, только не перегнули? Целый разворот. Тебе бы книжки писать, — сыскарь сразу перешел на «ты», отложив газету.

— Смеетесь?! Да это событие затмевает все другие! Хоть цены на бензин подними — никто не заметит. Все только об этом убийстве и говорят! Уже весь тираж раскупили. У нас эксклюзив. Другим запрещено печатать. Пока.

Мимо кафе промчалась самая настоящая карета скорой помощи, запряженная тройкой гнедых лошадей с бубенцами. С тех пор, как ввели налог на повышенное содержание СО, многие автопарки перешли на гужевой транспорт. Дешевле купить целый табун, чем заплатить. Да и, опять же, лошади — это красиво.

Некоторые таксопарки даже пользуются собачьими упряжками, но это дорогое удовольствие, ибо несчастных шавок периодически давят, впрочем, как и клиентов. Не успевают проскочить на поворотах и… будьте любезны в карету.

— Есть что-нибудь новое по следствию? — спросил журналист. — Народ жаждет правосудия.

— Наш народ жаждет только денег, чтобы потратить их на хлеб и зрелище.

Правосудия ждут только невиновные, те, у кого этих самых денег нет, чтоб перекупить кого надо. А тех уже купили виноватые. По делу голяк полный, — Виктор допил кофе. — Ничего. Чисто сработано. Свидетелей нет, отпечатков тоже.

Даже не знаю, с чего начать. Пока отрабатываю версию профессиональную.

Может, кто из конкурентов. Сейчас много развелось этаких болоболов.

— А что если фанат? — предположил Зотов. — От большой любви, а голову на память прихватил?

Воронцов поднял брови.

— Ну есть же такие, кто с катушек по нему слетает?! — не унимался писака. — Ведь ходят же на его концерты! В смысле, ходили…

Капитан задумался, устремив взгляд в небо, где пролетал кукурузник, за которым тащился длинный плакат, гласивший:

«Император думает о вас!».

— Знаешь, я не люблю, когда за мной кто-то таскается, но приказы начальства не обсуждаются. Предупреждаю сразу — под ногами не путайся и не мешай.

Умные замечания приветствуются, но только по ситуации. Договорились? — следователь из-под бровей посмотрел на журналиста.

— Окей, — ответил тот.

— Ну и ладушки! Давай-ка скатаемся на место преступления. Вдруг чего упустили. Я тогда слегка не в форме был.

— Я — «ЗА», — журналист опрокинул содержимое кружки в рот и бросил на стол купюру, достоинством в пятьдесят империалов. Ашот не был жлобом и много с посетителей не драл. Тем более что и кофе-то был средненький. — На чем поедем?

Виктор достал из кармана кожанки пульт и нажал кнопку. Стоявший на обочине дороги черный «Майбах» пропиликал. Капитан жестом пригласил Зотова занять место. Тот обошел машину и удивленно застыл со стороны багажника.

Вместо традиционных, там красовались буквы «ЛАДА».

— Это… что?!

— Хм… — Воронцов замялся. — Так налоги-то какие?! А так, присобачил название, в декларации указал, что владеешь подержанным «жигуленком» и все.

Придут проверять, а у меня и вправду шедевр отечественного автопрома. Может, даже прослезятся и посочувствуют. Между прочим, это самая быстрая тачила в пределах МКАДа!

— Умно, — хмыкнул журналист. — Меня, кстати, Владимир Алексеевич зовут.

— Садись, Вова. Работать надо, а не языком чесать. Родина ждет!

Капитан дождался, когда Зотов займет свое место и завел двигатель. Через секунду низкопрофильная резина взвизгнула, оставив на асфальте черные следы, и «ночная фурия», как любя называл свою машину сыскарь, помчалась по улицам столицы.

Мимо пролетали одинаково серые многоэтажки, витрины магазинов и бутиков с непонятными названиями на иностранных языках, значения которых не знали и сами хозяева бизнеса. Им просто буквы понравились. Ведь красиво звучит:

«Салон элитных окон „DOORS“».

И пофигу, что переводится с английского «Двери». И почему именно эти окна элитные, чем они отличаются от продукции «ИП Бобриков», что за углом? Из них что, Площадь главная видна, где бы ни установили, или панорама на пляжи в Майами? А стоят они именно столько! Непонятно. Или «Салон одежды для полных „Миссис Пигги“». Это кукольный персонаж из «Маппет шоу», свинья. Кто захочет одеваться в магазине, где само название говорит о том, что о тебе думают продавцы?! Нельзя назвать ласковым и не обидным словом «Пышечка», к примеру? Ну, а когда иностранные слова пишут русскими буквами, вообще «жесть».

Это все равно, что написать где-нибудь в Лондоне слово «магазин», только буквами английскими. И что получится? А выйдет — вот что. Какой-нибудь чопорный житель Туманного Альбиона пойдет покупать туда газету или журнал, чтоб полистать его за чашечкой чая, а житель нашей страны ломанется внутрь, в надежде прикупить курицу гриль и самое дешевое пиво.

Супермаркет… Что это? Это — сверхрынок, просто огромный! А на рынках, испокон веков, можно торговаться, чтоб скинуть цену на тот или иной товар. А кто-нибудь пробовал поторговаться с кассиром? Сомневаюсь. Результат будет везде одинаков — вас схватит за шкирку сторож, носящий ныне гордое, по его мнению, звание секьюрити (непременно русскими буквами) и выдворит на улицу.

Хорошо если просто наградит парой нецензурных слов, без руко- и ногоприкладства.

Вот вам и страна, в которой родились и творили известные на весь мир поэты и писатели.

Переулок за ночным клубом «Царь-батюшка». 12 часов 00 минут.

Выйдя из машины, Воронцов приподнял оградительную ленту, пропуская Зотова, и прошел сам. Со вчерашнего дня ничего не изменилось: контуры, где лежало тело, нарисованные краской из баллончика, чтоб дождем не смыло, да бурое пятно — все, что осталось от рэпера на этом свете. Виктор остановился возле металлической двери и поманил журналиста, который приготовил фотокамеру к съемке.

— А что это за символ? — тот указал на лужу застывшей крови.

— Пустышка. Я всю библиотеку перерыл. Ложный след. Думаю, дело было так.

Вставай возле мусорного бака, — представитель прессы подчинился и капитан продолжил. — Ромати вышел. Убийца ждал его тут, где стоишь ты, и курил. Потом подошел, отвлек разговором и оттяпал ему голову. Что мы упускаем?

— А почему ты думаешь, что он курил? — спросил Владимир.

— Охранники сказали, что наш неизвестный вышел на улицу покурить, — следователь потер нос и воскликнул. — Вот я осёл!

Он метнулся к журналисту, оттолкнул его и отодвинул мусорный бак в сторону. Тот отъехал на скрипучих колесах. Воронцов присел на одно колено и что-то поднял носовым платком.

— Вот ты и прокололся, дружок!

— Что там? — Зотов заглянул через плечо, поправив очки и откинув волосы назад.

— Окурок.

— И что это нам дает? — Владимир присел рядом и сделал снимок.

Капитан аккуратно завернул улику в пакетик и спрятал во внутренний карман куртки. В это момент дверь черного хода открылась, и в переулок шагнула уборщица с большим пакетом мусора.

— Здесь место преступления! — рявкнул Воронцов, отгибая полу куртки и показывая «Маузер». — Испаритесь!

Старушка ойкнула, хлопнула дверью и лязгнула засовом.

— И что это нам дает? — повторил журналист.

— Вовчик, это же ДНК! Пробьем по базе и все, он наш.

— А с чего ты взял, что он есть в базе? Может это законопослушный гражданин, ну, или был таковым, до недавнего времени? И, может, это вовсе не его окурок.

Виктор встал, отряхнул джинсы и, достав сигареты, закурил. Зотов удивленно посмотрел на капитана и указательным пальцем потыкал в небо, мол, а как же запрет на курение на улице? Тот, в свою очередь, махнул рукой ниже пояса, давая понять, что ему все равно и ответил:

— Ну, во-первых, да будет тебе известно, о, Волька ибн Алёша, что наша база содержит данные ДНК всех граждан Русландии и не только, она так же сообщается с базами Интерпола, ЦРУ, ФБР, МОССАДА и МИ-6.

— Прям-таки всех! — ухмыльнулся Зотов.

— Абсолютно! Даже этой уборщицы, — следователь кивнул на дверь. — И твои, в том числе. Просто никто этого не знает. Тайна следствия! Во-вторых, это, определенно, его окурок. Отвечаю на твой следующий вопрос. Вижу, ты даже рот открыл, чтобы его задать. Видишь замок на баке? Следовательно, куда он мог деть сигарету? Только выбросить или забрать с собой. Курить на улицах никто не рискует, заплатить пять тысяч империалов штрафа — дураков не найдется. Плюс, лишние свидетели. Зачем привлекать внимание? Его это окурок, стопудово.

— Слушай, а зачем они мусор запирают? — удивился Владимир.

— Чтобы БОМЖи не раскидывали, и чтоб жители близлежащих домов свой не выбрасывали. Кто за вывоз платит, тот и выкидывает! У нас в доме у каждой парадной свой бак, подписанный. У меня даже собственный ключ от него имеется.

— Идиотизм, — сплюнул под ноги журналист.

— Согласен, — Воронцов нажал кнопку на брелоке и «Майбах» весело отозвался.

Зотов пошел за сыщиком.

— Слушай, я вот никак не пойму, почему запретили курить на улице? Неужели табачный дым приносит больше вреда, чем автомобильные выхлопы и выбросы в атмосферу и реки всякой дряни с заводов и фабрик, которые еще работают?

Виктор остановился и посмотрел на журналиста.

— А чего ты меня спрашиваешь? Напиши об этом в своей газете, подними тему, раскрой ее.

— Это никому не интересно. Всем скандалы, интриги, расследования и секс подавай, — ответил Владимир. — А если все вместе — бомба!

Воронцов промолчал. Народ уже давно ничего не интересует кроме денег.

Будут «бабки», будет и все остальное. Сыщик сел в «Майбах», дождался, когда Зотов закроет дверь, и надавил на педаль газа.

Управление Имперского сыска. Секретная лаборатория (в подвале, вторая дверь налево). 15 часов 30 минут.

Виктор сидел и крутился в просторном офисном кресле со встроенным массажером, то и дело поглядывая на монитор. Минуты ожидания превратились в часы. Вокруг капитана гудели, скрежетали и светились разноцветными лампочками сотни различных приборов, собранных в республике Чина и призванных служить на благо народа Русландии. Центрифуга натужно завывала, отделяя из окурка ДНК подозреваемого. Наконец, монитор моргнул, а колонки наполнили лабораторию звуковым сигналом, который воспаленный мозг следователя воспринял как паровозный гудок. Воронцов вздрогнул и замер. На экране появились данные. Подъехав к столу, капитан заколотил пальцами по клавиатуре и вел полученные данные в программу распознавания и нажал клавишу ENTER. Вновь потянулись томительные минуты ожидания.

Воронцов закурил, закрыл глаза и откинулся на спинку. Нашарив на подлокотнике кнопку, Виктор вдавил ее пальцем, и кресло завибрировало, распространяя по уставшему организму следователя блаженную негу.

Неожиданно для самого себя работник сыска задремал. Капитан был профессионалом: через двадцать минут он обязательно проснется. Это привычка выработалась у него с годами.

Воронцов видел сон…

Сон капитана № 1.

Погода была чудесная, светило солнце, и на небе не было ни облачка.

Пьяные могильщики стояли в стороне и курили. Кладбище не располагало к приятного рода мыслям. Шум приближающегося автобуса Виктора раздражал. Он осознавал, что умер, но это его, почему-то, не беспокоило.

Сейчас начнется. Прижизненные знакомые вывалят из провонявшего потом ПАЗика, и начнут рыдать, о том, как им его жаль, какой хороший он был, и тому подобный бред… Лицемеры!

«Жарко-то как! — подумал Воронцов. — Выходят. Нет, ну так нельзя! Это уже ни в какие ворота не лезет! Они на похороны пришли или на гламурную вечеринку?!».

На жене покойного одежды меньше, чем на Еве. Друзья тупо ржут в кулак, ну им простительно. От ярких красок режет глаза.

«У меня снова есть жена?»

Виктор твердо знал, что эта особа его супруга. Была. Во сне.

«Так… Друзья, друзья друзей, их друзья. Да я и половину народа не знаю.

Жара. Сейчас сдохну! Хотя, куда уж дальше?! Сейчас вынесут. Интересно, во что они меня одели? Сволочи, хоть всплакнул бы кто. Ну вот, поставили на табуреты среди убогих могил, покосившихся оград и крестов. А ведь все могло бы быть по-другому…».

Ухоженное Арлингтонское кладбище, усеянное зеленой травой.

Аккуратные могильные плиты, ухоженные и строго одетые провожающие.

Виновник в ярком и сияющем гробу, в охрененной форме морпеха, а не…

«Суки!».

В старых джинсах и потрепанной кожанке.

«Молчат, будто сказать про меня нечего. Ну, не тяните, закапывайте уже!

А ведь это можно было сделать красиво…».

Боевой генерал произносит офигенную речь о том, какой покойный был герой, как достойно сражался и не менее достойно откинул копыта. И, судя по всему, рога тоже…

«Что за урод трётся возле моей жены? Кто же он такой? А он бы мог быть моим…».

Боевым товарищем, которого покойный спас, прикрыв собой, заслоняя от множества пуль. Он стоит рядом и держит супругу погибшего за руку.

«А не за задницу!».

И говорит шепотом, как ему жаль, и какой павший в бою был крутой, что он (друг) обязан ему (погибшему) жизнью, и что если бы не Виктор… Все тот же боевой генерал, поправив мундир и фуражку и приняв из рук морпеха государственный флаг, поворачивается и четким строевым шагом идет к вдове героя и передает флаг ей.

«Почему-то странные ассоциации возникают при виде передачи этой посмертной награды».

Вместо генерала возникает добротная русская баба. С длинной косой и кокошником на голове. Флаг в руках превращается в ароматный и румяный каравай, с солонкой наверху. Скорбящие сослуживцы оборачиваются Урановскими бабушками, которые на несколько голосов горланят зарубежные хиты прошлых лет.

«Стоп. Ага, закапывают. Ну, вот и все. Церемония та ещё».

Невесть откуда взявшийся черный кот, помочился на свежезакопанную могилу.

Вдова подходит к холмику.

«Ну, сейчас она что-нибудь скажет, уронит слезу».

Она открыла свой миленький ротик и произнесла… Нет, не:

— Дорогой, я буду вечно помнить тебя и не смирюсь с твоей смертью. Я проживу остаток своей жизни в скорби…

А: — Гори в Аду, жалкий ублюдок!

Управление Имперского сыска. Секретная лаборатория. 16 часов 00 минут.

Виктор открыл глаза и подумал:

«А, реально, если я умру, кто придет на мои похороны? Как и где меня погребут? Припомнят ли мои заслуги? Всплакнет ли кто над могильным холмиком? Хотя, кому рыдать? Ни детей, ни жены, ни прочих родственников».

Капитан помотал головой, отгоняя мрачные мысли.

Колонки вновь издали пульсирующий звуковой сигнал, похожий на тот, коим микроволновые печи извещают своих хозяев о том, что чертов горячий бутерброд опять, падла, перегрелся и сыр растекся по блюдцу. Или наоборот: тарелка раскалилась — в руки не возьмешь, а суп до сих пор ледяной.

Воронцов вздрогнул. Пепел, истлевшей до фильтра сигареты, обломился и упал на пол, выложенный керамической плиткой, которую выпускали лет сто назад. Виктор с надеждой посмотрел на монитор.

— Сука!

Посередине экрана мигала надпись:

«Совпадений не обнаружено».

Следствие снова зашло в тупик.

Концертный зал «Фанер-холл». 17 часов 30 минут.

Виктор оставил «Майбах» на стоянке и подошел к центральному входу. Он потоптался среди уходящих ввысь колон, разглядывая афиши, плюнул, увидев рекламу шоу карликов-трансвеститов, и потянул на себя позолоченную дверь.

Холл впечатлял. Повсюду стояли скульптуры обнаженных женщин в самых разнообразных позах. Такому обилию каменных изваяний мог бы позавидовать и Павловский парк и Екатерининский, вместе взятые. Но что-то в них показалось Воронцову странным. Сыщик вгляделся в лица мраморных дев. Ну конечно же!

Это же точно приукрашенные копии современных «поп-звезд». Вот Жанна Виски завлекающее прогнула спину и выпятила грудь. А чуть поодаль, заломив над головой руки, ютилась Анжелика Пиварум. За ней, прикрыв интимные места ладонью, прилегли певицы Вячеслава и Максимилиана. На скульптуру Бухачевой Виктор смотреть не решился, но задержался у каменных копий Анны Сисинович и Анфисы Пеховой. Вторая явно проигрывала сверху, но ушла далеко в отрыв снизу.

Взглянув на статую стоящей на коленях Затваренюк, Воронцов прыснул в кулак, ибо она стояла в трех метрах от каменного изваяния Димы Иблана, и с этого ракурса картинка казалась более, чем пошлой. Дальше стоял Морис Боисеев и загадочно улыбался Максиму Палкину, тоже, естественно, обнаженному, но прикрытому фиговым лиском. Последним Виктор оценил монумент того, к кому, собственно, он и пришел. Кирипп Филкоров собственным… талантом.

К Воронцову подошел охранник двух метров роста и такой же широкий в плечах. Черный отглаженный костюм ему явно маловат. Сквозь плотную ткань проступают очертания пистолета.

— «Беретта», если не ошибаюсь? — спросил капитан.

— Не, — растянул лыбу здоровяк, — это черненькая из «ТаЭту».

— Я про ствол, — следователь показал пальцем на топорщившийся пиджак и раскрыл удостоверение.

— Она самая, господин капитан. Что-то случилось?

— Пока нет, — подмигнул сыщик. — Проводи меня к Филкорову. У него выступление через час. Поговорить хочу с ним.

Охранник жестом попросил Воронцова следовать вперед. Сам же доложил по рации, что к «поп-королю» «гости» и пошел следом, подсказывая направление.

Возле гримерки «объекта» стояли еще два здоровяка, мало чем отличавшиеся от провожатого Виктора. Тоже при оружии. Такие же не обремененные интеллектом лица. Возможно, они даже братья бодигардов Ромати. А, может, охранников специально выращивают, под заказ, в каком-нибудь секретном инкубаторе, а после заставляют пройти ускоренный курс русского языка. Ибо красноречием те не блещут.

— Имперский сыск, — засветил «ксиву» капитан, и стражи разошлись, как створы лифта. Сыскарь зашел внутрь. «Двери» сомкнулись.

Кирипп сидел в кресле, наподобие трона Сюзерена, смотрелся в огромное зеркало в позолоченной раме и наносил на лицо макияж, ловко орудуя пышной кисточкой. Добавив немного блесток на брови, Филкоров оторвался от созерцания себя любимого и обратил внимание на вошедшего.

— Ты кто, смертный? — Он расправил полы своего сценического костюма вампира и встал во весь рост, едва не задев пышной шевелюрой люстру, и стал приближаться к незваному гостю. — С какого вокзала тебя занесло сюда? Я ненавижу твою кожаную куртку, мне не нравится твоя футболка, я презираю твои джинсы…

Договорить «поп-звезда» не успела. Воронцов буквально вжал в лицо этого напыщенного индюка служебное удостоверение и отогнул полу куртки, демонстрируя «Маузер». Виктору было плевать, кто пытался качать свои сомнительные права. Перед законом все равны, а закон — это он.

— Ты с графом говоришь, холоп! Сядь и замолкни, пока я тебя не депортировал обратно в Румынию.

— Я, вообще-то, болгарин, — Кирипп ссутулился и бочком-бочком вернулся в кресло.

— Да какая разница! — рыкнул капитан. — Мне что топить подтаскивать, что утопленных оттаскивать. Короче, приезжий, у меня к тебе вопрос: где ты был вчера ночью?

Певец побледнел сквозь макияж, его глаза забегали, а нижняя губа начала дрожать. Он стал заламывать руки и грызть ногти. Сразу понятно — что-то скрывает. Воронцов решил ковать железо, пока горячо.

— Я все знаю! Колись и помни, все, что ты скажешь — будет использовано по моему усмотрению, возможно даже в суде.

Филкоров прервал сыщика, выпалив на одном дыхании.

— Да, и что?! Для меня это трагедия! — Он вскочил, задрал сценическое платье, и взору Виктора предстал самый настоящий ослиный хвост. — Доктор сказал, что операция по удалению будет анонимной. Вот сука! Сдал-таки, падла!

«Звезда» заплакала навзрыд.

— А… это… — капитан не знал, как спросить.

Кирипп сам сообразил, что гостя снедает любопытство. Он утер слезы, освежился при помощи пудреницы и поведал свою тайну.

— В «Голливуде» собираются снимать фильм про Диавола. Я решил пройти пробы на главную роль, а чтобы меня наверняка взяли, приживил себе хвост.

Думал еще рога… Всегда мечтал побывать самым главным чёртом. Эти сволочи мне отказали, даже не взглянув на резюме. Вот я и записался на операцию, чтоб его отрезать. Столько денег зря потратил!

«Действительно, осёл! — подумал Виктор. — Вот проблемы-то у людей! Они в шоу-бизнесе все с мозгами не дружат? Кто сиськи, кто губы, но этот всех перещеголял. Плюс пятьсот ему!».

Капитан прикрыл ладонями лицо, пытаясь забыть обо всем, что только что услышал и увидел. Подобная информация в голове ни к чему. Еще кошмары сниться начнут, а там и до расстройства личности с шизофренией недалеко!

— Я не поэтому вопросу. По поводу убийства Ромати. Насколько я понял, алиби на эту ночь у тебя есть. Только, ради Создателя, не повторяй! Но, может, кого-нибудь нанял?

Филкоров махнул рукой, задрал ноги на кресло и обхватил руками колени.

— Нужен он мне, как рыбке зонтик! У меня сейчас другая проблема…

— Не начинай! — Виктор потянулся к «Маузеру». — А что на счет твоей с ним ссоры?

— Ну, похамил чуток и все. Подумаешь! Буду я на всяких смердов внимание обращать! Я не агрессивный.

«Да ладно?! — следователь припомнил все скандалы, связанные с „королем“ Русландской поп-сцены и посмотрел в потолок. — Судя по всему, в этом направлении меня снова ждет провал. Как раскрыть преступление, когда нет зацепок? Ни единой ниточки. Засада».

— Всего хорошего, — Виктор проигнорировал протянутую ладонь и направился к выходу, но что-то заставило его обернуться. Его взгляду предстало необычное зрелище: «звезда сцены» стоял, сложив руки перед собой в замок, и бил себя по бедрам хвостом.

«Какой кошмар!».

И Воронцов пулей вылетел из гримерки, услышав вдогонку:

— Теперь я знаю, что сказать ему на похоронах: «Давай, до свидания!».

Окраина столицы. Улица Имперского собрания V созыва. Дом № 5. Продуктовый магазин. 19 часов 30 минут.

Воронцову до безумия захотелось пива с креветками. Оставив «Майбах» на дороге с включенным аварийным сигналом, он забежал в магазин и встал в очередь. За тремя еще молодыми, но сильно выпившими людьми, дрищеватой наружности, перед которыми стояла женщина с маленьким мальчиком. Капитан так вымотался за день, что стоял с полузакрытыми глазами и уже предвкушал вечернюю трапезу. Он представил, как аромат вареных морепродуктов разлетится по квартире, и как зашипит холодненькое пивко, когда крышка будет откручена.

У Виктора от возбуждения даже потекли слюни. Женский вскрик вернул его в реальность.

— Хулиганье! Я сейчас полицию вызову! — кричала мамаша, прикрывая ребенка.

— Ага, давай! — усмехнулся моложавый поддонок. — Они только пьяных на улицах забирать могут.

Второй из троицы поддержал кореша.

— Тетя, не бузи, добавь соточку на водочку, и разойдемся по-хорошему.

— Ты ведь не хочешь, чтобы вам сделали бо-бо? — вступил в разговор третий.

Воронцов дальше слушать не стал. Он вздохнул, схватил первого попавшегося под руку бузотера за футболку и выволок на улицу, крикнув остальным:

— Я хочу бо-бо, очень! Отшлепайте меня, противные!

Хулиганы нашли новую жертву и выскочили следом. Женщина перестала дрожать и стала судорожно прятать кошелек под платье. Ее малолетний сынок вырвался из ее объятий и прильнул к окошку. Все произошло слишком быстро.

Никто ничего не понял. Ни наблюдающий малыш, ни хулиганы, ни граждане, ждущие на остановке автобус.

Когда два парня выскочили на улицу, их товарищ уже спал безмятежным сном на газоне, куда через мгновение упали и его друзья по несчастью, которые были опрокинуты, по-графски, отточенным боковым ударом ноги, а в простонародье — маваши гери. Оба, с одного раза. Только звон, похожий на колокольный, пролетел над улицей, когда головы бедолаг встретились. Воронцов, довольный собой и тем, что зло наказано, вернулся в магазин. Женщина, пропустившая капитана без очереди, отбивала ему поклоны и осыпала благодарностями.

— Бутылку «Джек Дэниэлс», два яблока и пачку «Капитан Блэк».

— Сигареты не продаем, — сказала продавщица, ставя на прилавок бутылку.

— Чего это? — удивился Виктор.

— Так школа рядом. Чтобы дети не пристрастились к курению.

— Так не продавайте им и всего делов.

Продавщица сняла с весов фрукты.

— Ну, не я это придумала. Мое дело маленькое: написано — исполняй.

— А спиртное, значит, пусть стоит. От этого дети пить не начнут? Тогда надо еще и книжек тут навалить, вдруг они читать станут.

Воронцов вздохнул, сгреб покупку в пакет, расплатился и покинул магазин.

Мальчик, ставший свидетелем хоть мгновенной, но драки, потеребил маму за подол платья и спросил:

— Мамулечка, а это Брюс Уэйн?

— А кто это такой, Илюшенька? — спросила женщина.

Глаза пацаненка округлились.

— Ты что ли не знаешь?! Это Бэтмэн. Он заботится о простых людях!

Та улыбнулась и погладила карапуза по голове.

— Что ты, сыночек, о нас заботятся депутаты!