День любой...
Когда-то очень давно мне довелось изучать спиритизм, и вот мне пришло в голову в качестве эксперимента побывать в потустороннем мире, дабы убедиться, что чудеса и в самом деле существуют. Я попросил друзей отнести "мое тело" в условленное место, куда я должен буду впоследствии вернуться, и сжечь надо мной письмо к старинному другу Сяо Чжун-но, скончавшемуся десять лет назад, с просьбой меня встретить.
Итак, я приступил к осуществлению эксперимента. Я шел во мраке по пустырю. Вдруг впереди показались двое. В одном, несмотря на темень, я сразу признал Сяо Чжун-но.
Он не выказал при виде меня особой радости, не стал предаваться воспоминаниям. Только сказал:
- Скорей прикрой это!
- Что "это"? - не понял я.
Он ткнул пальцем в собственный нос. На носу г-на Сяо красовался тонкий белый чехол.
- Скорее! Скорее! - торопил он. Я прикрыл нос левой рукой. - Не годится! На вот, держи!
Он бросил мне чехол, точь-в-точь как его собственный, только синего цвета, с шелковыми лентами по краям. Этими лентами чехол привязывали к ушам, чтобы он не свалился с носа. В чехле было два круглых отверстия для воздуха. Когда, наконец, я нацепил свой чехол, он обратился к спутнице:
- Позволь, моя крошка, представить тебе господина Ханя.
"Крошкой" оказалась весьма красивая женщина. Ее нос тоже был спрятан под чехлом, только шелковым, узорчатым, куда изящнее наших. Сяо объяснил мне, что это его невеста. Неужели в мире духов тоже существуют браки? Впрочем, у меня не было времени поразмыслить над этой проблемой- не давали покоя загадочные чехлы на носах.
- Почему нос надо непременно прятать?
На лице Чжун-но появилось выражение крайнего замешательства. Отчаянно жестикулируя, он дал мне понять, чтобы я замолчал. А крошка, залившись краской, бросила на меня взгляд, полный презрения. Чжун-но поспешил заговорить о другом:
- Хань, я все устроил. Тебя ждет отличная комната. С пропиской, можно сказать, все в порядке, осталось лишь заполнить анкету, и ты - полноправный обитатель верхнего яруса.
Мы вышли на улицу, где нас ждала машина. Крошка бросила шоферу:
- На улицу 365.
- В чем дело?- спросил Сяо.- Почему ты решила вернуться? Неужели из-за господина Ханя? Но, крошка, войди в его положение, он ведь новенький и не знает наших порядков.
- Я ведь новенький и не знаю ваших порядков,- повторил я сконфуженно.
- Нет, я просто занята.- Ее лицо стало непроницаемым.
Машина тронулась. На улице 365 крошка покинула нас, и мы вдвоем поехали к Сяо Чжун-но. Машина мчалась с такой скоростью, что рассмотреть все как следует было невозможно. Мелькали ровные красивые улицы и переулки, не спеша прогуливались мужчины во фраках, сверкали драгоценностями женщины в роскошных нарядах. Под стать людям были и дома. Интересно, случайность это или в мире духов повсюду богатство и великолепие? Поживем - увидим.
Отведенная мне комната была в самом деле отличной. Сяо Чжун-но нажал кнопку. Пол раздвинулся, и из небольшого квадратного отверстия появился человек в ливрее.
- Отныне здесь будет жить господин Хань. Ты обязан прислуживать ему со всем усердием. - Говоря это, Сяо Чжун-но почему-то уставился в потолок.
- Да, господин.- И человек юркнул вниз. Отверстия как не бывало.
Мистика какая-то. Впрочем, в тот же день, несколько позже, я узнал, в чем тут дело. Узнал и многое другое.
Г-н Сяо рассказал мне историю с носами. Оказывается, нос у них - вещь непристойная, его следует прятать, особенно от женщин. Исключение составляют врачи. Никто не осмелится назвать нос носом, разве что какой-нибудь мужлан из низов. Если же в разговоре никак нельзя обойти эту щекотливую тему, нос называют "верхним местом", то есть прибегают к эвфемизму. Даже дети обязаны помнить, что "нос" под строжайшим запретом, не то им грозит суровое наказание. Едва ребенку исполняется месяц, ему на нос надевают чехол.
- В чем смысл этого обычая?
- Право, не знаю. Но это давнишнее правило, которое поражает только новичков вроде тебя. Так сказать, этическая норма. Тех, кто не прикрывает "верхнее место", мы считаем недодухами, ибо обычай наш свидетельствует о высокой нравственности мира духов.
Его тирада не удовлетворила моего любопытства. Хотелось узнать первопричину столь странного обычая, о чем я не преминул ему сказать. Но он ответил, что не очень в этом разбирается; кажется, в какой-то книге сказано, будто нос - символ мужского начала, а прикрытие мужского начала - не что иное, как проявление способности человека испытывать стыд; вот, собственно, почему и прикрывают "верхнее место" .
Попутно он мне объяснил появление слуги из отверстия в полу, заметив при этом, что в их мире хоть и нет восемнадцати кругов, как в буддийском аду, но два яруса все же наличествуют. В нашем ярусе, именуемом верхним, живут верхи общества. Нижний ярус отведен для низов. И ничего нет странного в том, что человек в ливрее, которого я только что видел, и комната, где я нахожусь, столь разумно приспособлены для выполнения своих функций.
Впрочем, в один раз всего не расскажешь. Он пообещал постепенно ввести меня в курс дела.
День любой...
До полудня г-н Сяо улаживал всякие формальности, связанные с моим прибытием. Он взял у местной администрации регистрационный лист, заполнил его и отправил курьера за "Удостоверением обитателя верхнего яруса", которые выдавались по представлению регистрационного листа. Помимо обычных пунктов (имя и фамилия, место рождения, возраст и пол) я обнаружил в регистрационном листе и нижеследующее:
Общественное положение - из верхов
Материальное положение - весьма солидное
Социальное положение - из шеньши [1]
Род занятий - в стадии выбора
Взгляды - ортодокс
Семейное положение - бездетный
Есть ли ответственный за сведения, сообщенные выше, - да
Фамилия ответственного - Сяо Чжун-но
(Печать)
Несколько раньше я ознакомился с "Выборками из кодекса владеющих "Удостоверением обитателя верхнего яруса" и должен сказать, что в случае со мной г-н Сяо нарушил эти правила.
Глава первая, параграф второй: "Обитатели верхнего яруса должны принадлежать к верхам..."
Параграф четвертый той же главы: "Вышеуказанный выходец из верхов обязан обратиться в местную администрацию с просьбой его зарегистрировать. При этом ему надлежит внести в казну 500 юаней за право въезда в город, а также заполнить регистрационный лист... Для проверки точности сообщенных сведений власти высылают чиновников. Разрешение на пребывание в верхнем ярусе получает каждый, удовлетворяющий всем предъявленным требованиям" .
Но я же не подхожу ни по одному пункту!
- Ты- дело другое,- пояснил он.
В обществе г-н Сяо пользуется авторитетом и может себе позволить роскошь поступать не по правилам. Любые другие просители, заполнив регистрационные листы, терпеливо ждут в специально отведенном месте результата проверки. Проверка- тонкая процедура, она может продлиться полгода, и все это время проверяемый фактически лишен свободы. Прежде всего чиновники проверяют доходы и недвижимое имущество просителя, интересуются, соответствуют ли манеры и поведение проверяемого лица манерам и поведению человека из верхов общества. После проверки по решению администрации просителю выдается удостоверение.
- А если решение отрицательное, не означает ли это, что проверяемого вообще высылают за пределы страны?- полюбопытствовал я.
- С тобой этого не случится.
- Я говорю не о себе.
- Если решение отрицательное, они поступают иначе: отправляют самозванца на нижний ярус.
Я попросил его рассказать о верхнем и нижнем ярусах подробнее.
- Весь мир,- начал он,- разделен на два яруса. Мы, обитатели верхнего яруса данной страны, общаемся с обитателями верхнего яруса других стран. Нижние ярусы поступают так же. Но, разумеется, тех и других разделяют государственные границы. Во время войны обитатели нижнего яруса, подданные каждого государства, выступают, движимые патриотическим чувством, плечом к плечу с соотечественниками из верхнего яруса.
- А что происходит на нижнем ярусе?
- Здесь моя осведомленность оставляет желать лучшего. Ни один из наших туда не спускается, разве только по причине деловых контактов.
- А почему бы всем не расселиться на одном ярусе?
Любезнейший г-н Сяо внезапно посерьезнел, выпрямился и произнес тоном лектора, выступающего перед широкой аудиторией:
- История вопроса насчитывает несколько столетий. Обратись к ее анналам, и тебе все станет ясно. В эпоху феодализма простой народ, подобный нам, обитал на нижнем ярусе. Мы совершили революцию, свергли аристократов, узурпировавших верхний ярус, и сами забрались наверх. Так мы обрели равноправие, свободу и славу. Наши ближайшие предки оставили нам в наследство свое величие. Однако же... однако же низы... не могу тебе сказать точно... за последние века... этнологическая Комиссия в результате кропотливых исследований доказала, что причины, в силу которых низы остаются низами, коренятся в самой их природе. Низы грубы, неотесанны и тому подобное. На основании доклада Комиссии правительство расселило духов на двух ярусах. Поступи оно так, как ты предлагаешь, и помести всех вместе, верхи общества постоянно наталкивались бы на отвратительные сцены. К тому же возникла бы опасность "онизения" верхов. Все эти обстоятельства и побудили правительство создать два яруса. Впрочем, так даже удобнее.
- А как насчет личности?
Он покачал головой.
- Проблема личности меня не беспокоит. Меня вообще не волнует социология. По этому поводу мне сказать нечего. Я только литературовед.
Позже я разыскал "Новейший Свод городских законов в одном томе". Для новичка это было весьма полезное чтение. Некоторые параграфы я выписал.
Параграф пятый: "Обитатель верхнего яруса должен принадлежать к верхам".
Параграф шестой: "Верхи обязаны быть воспитанными, обладать спокойным и уравновешенным характером, в одежде и украшениях ценить строгость и целесообразность... не следует употреблять бранных слов... тот, кто обнажает нижнюю часть тела или "верхнее место", подвергается наказанию независимо от того, преднамеренным или случайным было совершенное им деяние".
Далее в качестве дополнения перечислялись основные принципы восхождения низов на верхний ярус.
Статья третья: "Наличие особо важного дела, требующего безусловного пребывания лица из низов на верхнем ярусе, должно быть засвидетельствовано одним из его обитателей, а само лицо обязано обратиться к местным властям с просьбой выдать ему временное свидетельство, которое является документом для восхождения на верхний ярус".
Статья 399: "Взойдя на верхний ярус, лицо, имея при себе свидетельство, обязано обратиться в полицию за спецодеждой. Переодевшись и приведя себя в надлежащий вид, лицо может передвигаться по верхнему ярусу, не задерживаясь и не глазея по сторонам".
Статья 555: "Необходимо предварительно вымыться и пройти осмотр. Признанное чистым, лицо допускается на верхний ярус" .
"Без надобности не разговаривать, своеволия не допускать, не появляться в парках и других общественных местах..."
И далее: "Нарушившие данный закон приговариваются к тюремному заключению на разные сроки или к более суровому наказанию согласно Уложению о наказаниях".
После обеда Сяо Чжун-но потащил меня на прогулку. Неестественно румяные мужчины бродили по улицам в элегантных, хорошо отутюженных фраках. Женщины выглядели великолепно. У входов в лавки висело множество объявлений и реклам. Улицы были покрыты асфальтом шириной около чжана - ни дать ни взять Дамалу в Шанхае!
Завернув за угол, мы очутились в небольшом переулке.
Мое внимание привлекла медная дощечка, на которой каллиграфическим почерком в древнем стиле было начертано:
МОЧИТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО
Сия надпись есть почтительнейший дар
профессора лингвистики местного Университета
Ли Ян-бина.
(Печать)
Впереди я увидел две двери; - на одной из них было написано: "Гигиенический пункт для женщин", на другой- "Гигиенический пункт для мужчин".
Г-н Сяо разъяснил мне, что это место, где облегчают носы. Рядом с первыми красовались еще две надписи: "Место отдохновения для женщин" и "Место отдохновения для мужчин". Сяо снова пришел мне на помощь. Так у них в соответствии с нормами эстетического благозвучия назывались уборные.
Уже было одиннадцать, когда мы с г-ном Сяо и его крошкой приступили к ужину.
День любой...
Рано утром явилась крошка. Она уже оправилась после перенесенного потрясения.
Невеста и жених были крайне возбуждены; они обменивались друг с другом непонятными фразами, видимо, таящими особый, сокровенный смысл; их души, казалось, слились в единое целое, точно клей с резиновой подметкой.
- Вы, наверно, очень давно знакомы,- заметил я.
В ответ они вдруг стали хохотать, как безумные, а крошка г-на Сяо лепетала:
- Простофиля... простофиля...
Г-н Сяо утер слезы и наконец перевел дух:
- Мы знакомы с крошкой с прошлой субботы.
Как же это так?
- Не торопись, завтра все узнаешь.
Принесли визитную карточку.
- Немедленно проси.- Сяо Чжун-но встал. И ко мне: - Встретим его. Неплохо бы тебе с ним подружиться.
Следуя за хозяином в гостиную, я заглянул в визитную карточку.
Удостоверение
Регистрационный номер р. 1882
Специалист по декадентской литературе
СЫМА СИ-ДУ
Г-н Сыма был в фиолетовом фраке и в светло-зеленых брюках. Его лицо было обсыпано белой, точно рисовая мука, пудрой, а шея была почему-то черной. Чжун-но познакомил нас.
- Я, Сыма Си-ду, намерен подружиться с господином Ханем.
Мы обменялись рукопожатием.
- Привет господину Сыма!- воскликнула крошка г-на Сяо, когда мы вошли в комнату.
- Дабы не отстать от современности, желаю крошке господина Сяо одряхления нервов!- напыщенно ответствовал Сыма Си-ду.
Завязался светский разговор.
Не помню уж, каким образом разговор зашел о выборе профессии. Сяо Чжун-но похлопал меня по плечу:
- Было бы недурно подобрать специальность и для господина Ханя.
- Пока я решительно ничего не могу придумать,- защищался я.- А чем ты занимаешься?
- Я литературовед. Добрая половина всех, кто пришел после меня, литераторы.- Чжун-но вытащил папиросу, зажег спичку и продолжал: - Мне думается, ты тоже пойдешь по этой стезе. Главное - выбрать правильное литературное направление. Твое мнение, Сыма?.. Тьфу!
Зажженная спичка обожгла ему палец.
- Но я в литературе профан.
- Ладно, не скромничай. Если ты согласен, я улажу все формальности с регистрацией.
Да-да, регистрация. Это слово я прочел на визитной карточке Сыма. Стало быть, это называется "регистрацией" .
Писатели обязаны зарегистрироваться в Министерстве просвещения, для чего необходимо поручительство крупного литератора. Убедившись на соответствующих экзаменах в достоинствах претендента, официальные лица выдают ему искомое удостоверение на право публикации своих книг. Лица, не окончившие высшие учебные заведения, но пожелавшие стать известными литераторами, либо те, чей талант засвидетельствован справкой "Простолюдинов", также могут добиться удостоверения.
- Простолюдинов?
Сяо Чжун-но рассмеялся:
- Так у нас называют самых крупных предпринимателей.- И добавил: - О твоей профессии мы еще поговорим.
- Надо подумать. Не будем торопиться.
Вскоре мы разговорились с Сыма Си-ду. Он был духом общительным и после обеда поведал мне историю своего нелегкого пути.
По его словам, он обладал талантом декадента и уже в пять лет твердо решил стать специалистом по декадентской литературе. Но, к несчастью, Сыма обладал завидными здоровьем и силой; чтобы идти в ногу с веком, он должен был во что бы то ни стало истощить свою нервную систему, но система никак не желала истощаться. Сыма был неплохим спортсменом. Пришлось немедленно отказаться от спорта. Затем он ухватился за идею систематического недосыпания. На эту мысль его натолкнули врачи. Ночные бдения менее чем за год увенчались ощутимым результатом: нервная система была несколько подорвана. Исподволь он начал пить. Но гаоляновая водка оказалась слишком едкой, коньяк слишком горьким, от пива пучило живот. Он перешел к сладким винам и наконец к спирту. Немалое значение придавалось "большому маку" , то есть опиуму, с которым Сыма познакомился отнюдь не через поэзию Бодлера или Артюра Рембо. Он считал курение опиума важным звеном в цепи проводимых мероприятий. Правда, его тошнило, но огромным усилием воли он заставил себя продолжать начатое дело. Труды девяти с половиной лет завершились блестящим успехом.
- Верю, специалист-литератор, конечно, должен обладать талантом,- говорил он с чувством морального превосходства над окружающими.- Но преуменьшать значение длительного и трудного процесса воспитания характера тоже нельзя. Разве я тому не пример?
Крошка г-на Сяо сочувственно вздохнула:
- Да, нелегко стать литературоведом!
Сяо Чжун-но оживился и заявил, что хочет заказать ужин. Затем он позвонил по телефону и пригласил некоего Хэй Лин-лина.
- Он тоже литературовед,- объяснил он мне.
Около семи часов предо мной положили визитную карточку Хэй Лин-лина. Там было написано: "Специалист по новейшему символизму".
- Господин Хэй, почему с таким опозданием?
- Ибо дух карандаша моего мгновение тому погружался в очаровательную навозную кучу.
Я решил, что это шутка, но те, остальные, сохраняли полнейшую невозмутимость. К счастью, я не люблю смеяться. Иначе была бы совершена вторая бестактность.
Чжун-но представил нас друг другу. Г-н Хэй воззрился на меня:
- Уши господина Ханя способны заворожить душу, хотя они и не похожи на куриные перья, даже будучи квадратными, но танцуют они лучше, нежели соленая утка.
Я не ответил. Кто знает, хвалил он меня или ругал.
- Лично я этого не заметил,- бросил г-н Сыма.
- А почему? Ибо, понимаешь ли, репа на кошачьей голове демонстрирует тонкость соловья. Теперь ясно? Ведь это ароматные узоры, выгравированные на ящерице.
- Да, в самом деле. Теперь ясно,- сказал Си-ду.
Лично я из сказанного Хэй Лин-лином не понял ни слова и очень рассчитывал, что в ответах Сяо и Сыма услышу что-нибудь ободряющее. Но, увы, этого не случилось.
День любой...
Во второй половине дня г-н Сяо и его крошка отправились в кино. Я считал неудобным идти с ними, да они меня и не приглашали.
- Хань, ты извини нас...
- О чем речь. Я бы все равно не пошел.
Когда они дошли до дверей, он обернулся:
- Если станет скучно, разыщи господина Сыма. В письменном столе найдешь адрес. Или что-нибудь почитай.
Посыльный принес для библиотеки г-на Сяо стопку новинок. Наугад я выудил оттуда одну. Это оказался сборник стихов Сыма Си-ду "Курю опиум и стремлюсь к прекрасному" . Я прочел несколько стихов и ничего не понял. Тогда я взял газеты, но и там обнаружил много непонятного: придется спросить у Сяо. На полосе сверху я натолкнулся на сообщение о литературной премии.
ВРУЧАТ ЛИ ВАН МИН-ДЭ ПРЕМИЮ ГОДА?!
Премия научного общества будет вручена на сессии после голосования. Согласно полуофициальным сообщениям, члены Комитета склонны присудить ее автору повести "Кризис", ученому-литератору Ван Мин-дэ. Корреспондент пишет: Ван Мин-дэ обеспечена поддержка простолюдина Янь Цзюня. Идеология автора книги крайне ортодоксальна. Нашим соотечественникам писатель хорошо известен. Его новая повесть "Кризис" является бестселлером года. Если премия будет вручена господину Вану, верхи всего мира проникнутся уважением к проницательности членов Комитета.
Знаменитую книгу мне удалось разыскать на книжной полке.
Повесть я прочел, однако особых достоинств в ней не обнаружил. Вот ее содержание. Под натиском импорта отечественная пряжа упала в цене и не находила сбыта. Крупные фабрики были остановлены, обнаружились тенденции серьезного кризиса. Простолюдин такой-то (то бишь, крупный предприниматель) воззвал к верхам и низам, пытаясь пробудить в них патриотические чувства и убеждая пожертвовать своим достоянием во имя спасения родины и возрождения фабрик хлопчатобумажной пряжи. Этот простолюдин был готов себе в убыток снизить цены на экспортные товары, чтобы добиться восстановления прежней здоровой конъюнктуры. От непосильного труда он надорвался и умер, соотечественники, даже низы с их дурным нравом, оплакивали кончину великого гражданина... Автор откровенно любовался своим блистательным героем. Был он восьми чи и пяти цуней ростом. Прочел все на свете книги, постиг языки разных народов, проявил недюжинные способности к науке, собрал богатый урожай на ниве художественной литературы. Преуспел он также в военном деле, сильной его стороной был спорт, он мог за двенадцать минут проплыть 1200 морских миль. С успехом пилотировал самолет, рисовал, писал стихи, а также мог на скаку выстрелом из пистолета поразить летящую муху... Таким было это выдающееся произведение.
В газете я вычитал еще одно сообщение: "Премия по антропологии присуждена". И подзаголовок: "Ее вручат И Чжэн-синю". Далее газета знакомила читателей с новым лауреатом и его заслугами. И Чжэн-синь доказал, что мозг индивидуума из низов имеет на 2 клетки "А" меньше, чем мозг представителя верхов, и, стало быть, удел первого, вследствие необратимости явлений,- вечно оставаться внизу. У способного индивидуума на 1/5 клетки "А" больше, чем у обычного субъекта, а если сравнить его с индивидуумом из низов, то разница будет еще заметнее. У трех простолюдинов на 1/4 клетки "А" больше, чем у обычных субъектов. Низы, как правило, лишены добродетелей; те же из них, кто ими обладает, несомненно связаны кровными узами с верхами. Достоинства верхов и низов находятся в прямо пропорциональной зависимости от количества клеток "А", поэтому таланты всегда отличаются наивысшими добродетелями.
Была еще одна крупная новость, на которую я не обратил внимания. Речь шла об истечении сроков полномочий Генерального Президента и об его переизбрании. Подобные вещи никогда не вызывали во мне интереса. Я достаточно далек от них.
Уже было одиннадцать часов. Не дождавшись г-на Сяо, я вернулся к себе. Мне хотелось спать.
День любой...
Во время завтрака зазвонил телефон. Попросили Чжун-но. По мере разговора лицо его мрачнело.
- Что?.. Что?.. Это правда?..- Повесив трубку, он пробормотал:- Какая жалость!- и снова принялся за еду. Вид у него был задумчивый и печальный.- Один мой приятель покончил с собой,- сказал он, не ожидая моего вопроса.
Самоубийцу звали Ян. В прежние времена семья его жила в достатке, но с годами все переменилось. Когда родился господин Ян, дом его отца находился в плачевном состоянии, но семья оставалась в верхах общества. Получить образование Яну не удалось, он окончил среднюю школу и на этом остановился, ибо закон гласит: "В высшее учебное заведение принимаются лица, внесшие налог в размере свыше пятидесяти юаней..."
- Что значит "свыше пятидесяти юаней" ?- перебил я.
- Э, да, да,- сказал он.- Сумма налога пропорциональна размеру домашнего имущества претендента: владелец крупного состояния выплачивает соответственно и больший налог.
- То есть?..
- Э, не перебивай. Об этом мы еще поговорим... Так вот...
И он продолжал.
Бедняге Яну поступить в университет не удалось, и в доме все пошло прахом. Уйма детишек, а служба не обеспечивает семью. На работу с более высоким жалованьем не берут: нет высшего образования. Протекции тоже нет, и некому замолвить за него словечко. В довершение ко всем бедам недавно за какую-то оплошность его уволили. На прошлой неделе он взял у г-на Сяо взаймы двадцать юаней. Положение стало угрожающим. Один неосторожный шаг - и все кончено. Пронюхай кто-либо о его бедственном положении и донеси куда следует, административные власти, не задумываясь, отправили бы его в нижний ярус. А кто это перенесет? Такой позорный конец?! Вот почему Ян предпочел наложить на себя руки.
- Наложить на себя руки,- грустно повторил Сяо Чжун-но.- А ведь он герой: умер, но не поставил себя на одну доску с низами.
Меня интересовало другое: оказывается, в мире духов тоже существует смерть. В таком случае, куда держат путь умершие? Может быть, они снова возвращаются в солнечный мир?
- Этого не знает никто.
Вечером г-н Сяо сообщил мне, что через три дня собирается пригласить на обед известного в стране общественного деятеля.
- Я литературовед,- разглагольствовал он,- и мне чужд социальный инстинкт. Я не стремлюсь якшаться со знаменитостями. Но для дружбы с этим простолюдином есть особая причина. Я, понимаешь ли, его поручитель, и кроме того, в издательских кругах он пользуется неограниченной властью - довольно одного его слова, чтобы сбыть любую книгу или, наоборот, задержать ее продажу.
Он показал мне именной список приглашенных. С некоторыми из них я уже был знаком или слышал о них. Список открывал, разумеется, Лу Юэ-лао. Далее следовали Хэй Лин-л-ин, Сыма Си-ду, Ван Мин-дэ, И Чжэн-синь.
День любой...
Весь день г-н Сяо что-то писал. Он сказал, что завтра мы посетим учебные заведения города.
А пока упомяну о двух газетных сообщениях. Одно было набрано крупным шрифтом. Речь шла о вероятном преемнике Генерального Президента. Сообщалось, что Янь Цзюнь желал бы видеть на этом посту Дунфан Даня, Лу Юэ-лао и Пань Ло, напротив, склоняются к кандидатуре Ба Шань-доу, лидера партии восседающих. Далее следовали разъяснения: "Простолюдины Лу Юэ-лао и Пань Ло выступают сообща, и поэтому Янь Цзюню вряд ли удастся удержать свою позицию; в установленное законом время простолюдин Янь будет вынужден отказаться от своего кандидата". Во втором сообщении анонсировалась публичная лекция доктора юридических наук на тему: "Основные положения 42 комментария к 73 параграфу 6 главы Конституции". Лекция состоится сегодня в помещении городского университета.
Оба сообщения требовали разъяснений.
Во-первых, что такое партия восседающих и, во-вторых, почему Генерального Президента не выбирают, а выясняют, к какой кандидатуре склоняются простолюдины?
Второе сообщение вынудило меня взять текст Конституции и найти в ней соответствующий комментарий к соответствующему параграфу 6 главы. Там я прочел следующее:
"Каждый, проживающий на территории политического района свыше одиннадцати месяцев и четырех дней, обязан проникнуться чувством глубокой преданности к данному району и считать своим долгом:
1. пропагандировать превосходство данного района перед другими и скрывать от них омерзительные стороны жизни, наличие которых может бросить тень на данный район;
2. защищать интересы простолюдинов;
3. относиться к аборигенам данного района как к братьям, радушно и гостеприимно;
4. пропагандировать искреннюю любовь к данному району;
5. при возникновении конфликта между обитателями данного района и иноземцами считать своим долгом идти на самопожертвование и сражаться вплоть до вторжения на территорию пришельца во имя защиты данного политического района;
6. . . . . . . . ."
Да, было над чем подумать.
Вечером я засыпал г-на Сяо вопросами. Он заявил, что все дело в методе. По сути все одинаково, будь то выборы Генерального Президента в их мире или избрание депутатов в представительские органы в мире людей.
Его логика (Logic) была такова: обитатель района обязан любить данный район. Каждый находящийся в районе свыше одиннадцати месяцев и четырех дней должен считаться обитателем данного района. Поэтому каждый находящийся в районе свыше одиннадцати месяцев и четырех дней должен любить данный район.
- Разве вы в мире людей не любите свою страну?- сказал он.- Любовь к своей стране естественна. В нашей Конституции записано: не "страна", а "данный политический район". Заменены лишь несколько иероглифов. Не более того.
- Но почему именно одиннадцать месяцев?...
- Вот, например, у вас, в мире людей, закон гласит, что гражданином данного государства считается тот, кто прожил на его территории пять или десять лет. У нас дни короче, только и всего.
Тут я вспомнил непонятный термин "партия восседающих" . Он сказал, что так называется парламентская партия. А всего в Парламенте две партии: партия восседающих и партия корточкистов.
Странные названия!
- Ничуть,- бросил г-н Сяо.- Названия у партий разные, и Парламент соответственно разделен на два лагеря, но политическая платформа тех и других почти одинакова и основана на политике простолюдинов.
- В таком случае, какая нужда в двух группировках?
- А вот какая. Политическая программа у них одна, это верно, но в быту кое-какие различия есть. Скажи-ка, в месте отдохновения для мужчин ты восседаешь на стульчаке или присаживаешься на корточки?
- Присаживаюсь. Но что из этого?
Любезнейший г-н Сяо рассмеялся:
- В таком случае ты должен поддерживать партию корточкистов. Члены этой партии призывают соотечественников совершать естественные отправления, сидя на корточках, ибо такая поза наилучшим образом соответствует принципам санитарии и гигиены. Партия восседающих, напротив, склоняет граждан к восседанию на стульчаке, утверждая, что требованиям санитарии и гигиены отвечает именно эта поза. Нынешний Генеральный Президент является лидером партии корточкистов. После вступления на высокий пост он реконструировал общественные и частные уборные страны, приспособив их к нуждам корточкистов. Первой акцией будущего кабинета министров партии восседающих будет несомненно новая реконструкция уборных для создания нормальных условий восседающих на стульчаке.
Выдержав паузу, он добавил:
- И, пожалуйста, Хань, не удивляйся. Я не вижу решительно никакой разницы в парламентской системе у нас и в мире людей.
День любой...
После полудня мы посетили государственный университет литературы и искусства и государственный городской университет.
Профессора и студенты университета литературы и искусства славились чудовищной распущенностью. При входе в сие заведение мы сразу же натолкнулись на лозунги, занимавшие все стены и заборы и гласившие: "Жизнь служителя искусства- раскованность" , "Даешь жизнь не по правилам!", "Раскованность- символ современности!" На выбеленной стене были выписаны огромные квадратные черные иероглифы: "ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ НЕ ПО ПРАВИЛАМ..."
В сопровождении служащего университета мы вошли в актовый зал. Вокруг кафедры в ужасающем беспорядке стояли стулья. Но не только они. Были здесь невысокие кресла, скамейки, диваны, походные койки, узкие табуретки, похожие на домино, глубокие кресла из коричневого сандалового дерева, большие тяжелые камни. Пол был усеян работами Родена из "Собрания гравюр XIX века", репродукциями картин. В других аудиториях было то же самое. Студии почти не отличались от аудиторий. Во внутренних двориках и в других местах были разбросаны книги.
- А теперь, - пригласил сопровождающий, - попрошу господ Сяо и Ханя в комнату нашего ректора.
Ректором был г-н Чжао Шэ-линь, крупный мастер современного искусства. На дверях его комнаты висела бумажная табличка, на которой было написано: "Милости просим".
- Пожалуйста, входите, наш ректор, инициатор раскованной жизни, рад приходу гостей. Правда, наш ректор только что вышел, о чем я очень сожалею.
Войдя внутрь, мы стали свидетелями следующей картины. Ватные одеяла свисали на пол с двух кроватей. Стулья были опрокинуты. На полу ножками кверху лежал письменный стол из персикового дерева. Зато этажерка стояла так, как надо. Правда, книг на ней не было: нижнюю полку украшал ночной сосуд. На одеяле лежала палитра и валялись крайне несвежие носки в полоску.
Между тем радушный служитель университета продолжал:
- Наш ректор по утрам целых три часа приводит комнату в порядок, он отдается этому делу всей душой.
Мы направились к общежитиям. По обеим сторонам аллеи стояли дома, где жили студенты. Нам в глаза бросился номер дома. "966.740.021".
- Ну и ну! Сколько же здесь домов!- изумленно воскликнул г-н Сяо.- Ведь только на Z больше 900 миллионов номеров.
На самом деле, разъяснил наш сопровождающий, домов немного. Рядом с домом с немыслимым номером был другой - "Цзе-2"; соседний с ним - "R-5642", далее следовал дом под номером "Чжоу-11".
- Это идея нашего ректора. Он считает, что расположение домов по порядку удручает своим однообразием.
- Сколько же у вас домов в действительности?
- Двадцать четыре корпуса, включая столовую, гигиенические пункты и места отдохновения.
Городской университет почти ничем не отличался от учебных заведений в мире людей. Любопытны были названия факультетов. Гуманитарные факультеты ничем не отличались от наших, зато прикладные дисциплины включали в себя, кроме техники, агрономии и медицины, также науку по воспитанию местной администрации, науку по воспитанию добродетелей (специально для лиц женского пола), науку по выращиванию спортивных чемпионов, а также коммерческий факультет.
В остальном ничего примечательного, кроме уведомления на доске объявлений о заседании студенческого совета:
"Установлено, что студент факультета общественных наук.... в этом семестре не внес плату за обучение; согласно докладу специальной Комиссии, вышеназванный студент... внести плату безусловно не может. Следовательно, студент... - представитель низов, обманным путем пробравшийся на верхний ярус. Пятьдесят второе внеочередное заседание студенческого совета в своей резолюции постановило просить администрацию университета во избежание опасности "онизения" личного состава вышепоименованного студента... из университета исключить, объявив об этом громогласно, дабы обратить на данный факт всеобщее внимание ".
День любой...
С утра г-н Сяо был занят подготовкой к обеду; слуги, обычно находившиеся на нижнем ярусе, взбежали на верхний, чтобы прислуживать на приеме.
Первыми гостями были рекордсмен по прыжкам через барьер низиной в 220 метров У Цзы-цян и Мао Юань, специалист по упражнению с мечом; оба они были зарегистрированы правительством.
Позже г-н Сяо объяснил, что спортсмены находятся на содержании государства, их задача — прославлять район во время межрайонных состязаний. Истинные патриоты! Всегда занимая первые места, они возвеличивают свою державу.
Не прошло и трех минут после их появления, как, задыхаясь, ввалился очередной гость.
— Я увидел вас издалека,— обратился он к рекордсменам,— поднажал, но догнать не смог.
На его рубашке красовался номер 250, голову украшал шлем для игры в бейсбол, в руках он нес ракетку из стальных нитей, а на ногах были надеты туфли для баскетбола. Это был «специалист-комментатор соревнований с мячом и по совместительству вольнослушатель городского университета». Таков был его полный титул. По слухам, этот дух никогда не занимался спортом, он специализировался на его комментировании. Поэтому он был непременным участником любой спартакиады, где проходили соревнования с мячом. Позже в газетах появлялись спортивные заметки, где отмечалось, что имярек не владеет искусством распасовки, а другой игрок, напротив, мастер своего дела.
Этот дух тоже был зарегистрирован правительством, хотя жалованья от него не получал. Имени его я не запомнил, а его визитная карточка у меня не сохранилась.
Вскоре явились мои старые знакомые Сыма Си-ду и Хэй Лин-лин. Лицо г-на Сыма было серым, руки совсем зелеными.
— Господин Хань,— обратился он ко мне,— вчера я страдал от бессонницы. Всю ночь курил опиум и писал стихи. Я достиг одряхления нервной системы и неумолимо приближаюсь к могиле. Я протягиваю к ней руки.
Хэй Лин-лин, как обычно, выражался туманно:
— Господин Хань, сегодня ты другой, ты хлопаешь крыльями в форме замка по душе стакана для полоскания рта у соловья с осадком ста душ.
Я уставился на него.
— Непонятно, гм, ибо лимон кричит ночью при соловьях.
Между тем гостей становилось все больше. Почти все духи были мне незнакомы. Имя И Чжэн-синя я где-то встречал.
Окруженный большой группой гостей, антрополог разглагольствовал о нетождественности таланта и заурядности. Им изобретено отражательное зеркало, которое он надеется в скором времени внедрить в производство. Зеркало способно подсчитывать количество клеток «А» в мозгу данного индивидуума и определять степень талантливости и добропорядочности последнего с тем, чтобы в конечном счете делать выводы о его «склонизме». Профессор пояснил, что принцип действия зеркала основан на использовании ультрафиолетовых лучей. Вероятно, месяца через три он сможет провести заключительный эксперимент, основываясь на им же открытой формуле: число отраженных единиц находится в прямо пропорциональной зависимости от суммы клеток «А». Для решения формулы следует первую величину подставить вместо соответствующего иероглифического эквивалента. К сожалению, вздохнул ученый, он не очень сведущ в математике, и поэтому всяческие формулы вообще не вызывают у него энтузиазма.
В заключение г-н И Чжэн-синь заверил слушателей, что его зеркало сможет также доказывать необходимость и целесообразность различных инстинктов и свойств индивидуумов. Так, вскоре будет подтверждена идея о том, что прикрывание носов — проявление врожденной способности индивидуума испытывать стыд.
В оживленной беседе осталось почти незамеченным появление Чжао Шэ-линя, знатока позднего импрессионизма, ректора университета литературы и искусства, а также глашатая раскованной жизни. Хотя в его комнате всегда царил невероятный беспорядок, о его одежде этого сказать было нельзя: принадлежность к верхам обязывала.
Познакомился я еще с одним духом, старшим братом крошки г-на Сяо, Жао Санем, личностью довольно известной, секретарем местной политической администрации.
В 12 часов без 10 минут в гостиную вбежал полицейский чин и, став навытяжку, гаркнул:
— Докладываю! Простолюдин Лу Юз-лао прибыл!
Стало тихо. Разговор и смех прекратились. Одни поспешно стряхивали с одежды пепел, другие поправляли галстуки и приглаживали на голове волосы. Торжественно и строго, с выражением вежливой почтительности, быстрыми шагами, но не теряя при этом достоинства, свойственного верхам, гости устремились к воротам, куда подкатили пятнадцать машин.
Наш друг г-н Сяо скромно подошел к первой машине и открыл переднюю дверцу. Показался Лу Юэ-лао. На вид ему было чуть больше сорока лет. Поджарый. Сойдя с машины, он поклонился гостям и всем пожал руку. Пожал и мне. Рука у него была горячая, как огонь. Держался он на редкость непринужденно. Истинный характер простолюдина!
Захлопали дверцы других машин. Во второй находились личный инженер простолюдина и два его секретаря, в остальных тринадцати машинах прибыло сто телохранителей.
Слуги г-на Сяо мгновенно расстелили узкий и длинный ковер от ворот до зала; на ковре было выткано: «Да здравствует простолюдин Лу». Улыбаясь, Лу Юэ-лао проследовал по ковру в зал.
— Э,— говорил он на ходу,— у нас равноправие, я всего лишь простолюдин, к чему такие церемонии, ха-ха!..
— Сие есть проявление нашего уважения к столпу района,— быстро проговорил г-н Сяо.
— Не привык я ко всему этому, и баста. Ну, спрашивается, на кой мне эти телохранители, а поди ж ты, сверху нажимают, пусть, говорят, торчат тут на всякий случай, и все тут! Я привык к простой жизни. А? Верно?
— Правительство,— вставляет Жао Сань,— прониклось глубоким пониманием того факта, что в лице простолюдина Лу имеет крупного государственного деятеля, поэтому оно выделяет людей для личной его охраны.
— Ну, брат, и хватил же ты, ха-ха-ха!
Тут все заговорили наперебой, отмечая истинную простоту характера Лу Юэ-лао, отсутствие в нем высокомерия и чванства, и это при столь высоком общественном положении!
Присутствующие стали в круг, а в середине зала с метлой в руках расположился высокий гость. Тридцать секунд столп района подметал идеально чистый пол, после чего метлу унесли. Кто-то из гостей воздел вверх правую руку и прокричал:
— Простоте характера слава, слава, слава!
И все неистово захлопали в ладоши.
Во время приема Лу Юэ-лао сидел за чайным столиком и беседовал с Жао Санем. На столе были чай, папиросы, спички.
Неожиданно Лу Юэ-лао нажал кнопку звонка. Вошел лакей.
— Пить,— приказал он.
Лакей обеими руками поднес чашку к его рту.
Через некоторое время вызов повторился.
— Стряхни с рукава пепел!
Вскоре Лу Юэ-лао поднялся. Перед ним снова расстелили ковер. Гости проводили крупного государственного деятеля до ворот, и пятнадцать машин, напоминая своим видом сколопендру, тронулись с места.
Когда гости разошлись, я поинтересовался, в чем смысл подметания полов. Оказывается, этот акт выражает простоту и демократизм Лу Юэ-лао. Согласится ли богач подметать пол? Но в основе политики района лежат идеи простолюдинов, и, следовательно, богачи должны быть просты и демократичны. Ритуал соблюдается на каждом крупном приеме.
— А ковер?
— Ковер? Хочешь в обществе иметь вес, поддерживай связь с простолюдинами. Я связан с Лу. Каждый встречает своего простолюдина точно так же. Это домашний ковер... Его держат даже в доме Генерального Президента.
Вечером г-н Сяо отправился с крошкой смотреть звуковой фильм.
День любой...
— Сегодня мы поедем обедать к Жао Саню, а потом отправимся в любопытнейшее местечко,— сказал г-н Сяо.
— Куда именно?
— Не задавай лишних вопросов. Не пожалеешь.
Он заглянул в газету и вдруг вскочил как ужаленный.
— Ба! Да ведь сегодня с утра гражданская панихида по профессору Вэню!
— А это кто?
— Почтенный профессор Вэнь — ученый с мировым именем. Его называли всемогущим. Он написал уйму книг по самым разным отраслям знаний. Я не знаю ученых крупнее его.
После такой рекомендации мне страшно захотелось побывать на панихиде.
Г-н Сяо заверил меня, что это легко устроить.
— Нет, ты только подумай,— сокрушался он,— забыть о панихиде! — И он в сердцах хлопнул себя по лбу.— Поехали!
Машина была подана незамедлительно.
В актовом зале городского университета собралось около 300 тысяч духов, в том числе Генеральный Президент и все три простолюдина.
Маститые ученые, простолюдины и Генеральный Президент произносили на редкость однообразные и шаблонные речи о славе и величии профессора Вэня.
Пожалуй, на общем фоне выгодно выделялся доклад, посвященный жизни и деятельности покойного. Профессор Вэнь был поразительным эрудитом, ибо прадед его представлял верхушку верхов общества. В детстве будущая знаменитость получила разностороннее образование, равное нынешнему университетскому. В двенадцатилетнем возрасте Вэнь написал докторскую диссертацию, одобренную покойным великим вождем простолюдинов Дун Хаем и принесшую ему искомую степень. До самой смерти Вэнь был профессором городского университета. Наиболее известными считаются десять его трудов:
1. От абсолютизма к теории относительности.
2. Подлинный смысл политики простолюдинов.
3. Учение о физиогномии Маи.
4. Начальное пособие по баскетболу.
5. Компендиум по кулинарии.
6. Общий очерк философии.
7. Ночная песнь пустыни (сборник стихов).
8. Критическое исследование восьмидесятиглавого любовного романа «Лавка пудры и помады».
9. Способы лечения заболеваний кожи.
10. Рассуждение об «Абсолюте».
Было распродано свыше пятидесяти тысяч экземпляров его книг, особенно третьей, восьмой и десятой.
К одиннадцати часам панихида закончилась. Я почувствовал голод и стал торопить Чжун-но.
— Куда ты торопишься?
— Я голоден.
Г-н Сяо предостерегающе поднял руку и приказал мне замолчать. В машине он объяснил:
— Хорошо, что тебя никто не слышал. Ты был на грани катастрофы.
— Не понимаю.
— Ты когда-нибудь слышал, чтобы добропорядочный верхнеярусник обедал в одиннадцать часов? Любой посторонний вправе сделать вывод, что ты не привык к обычаям верхов; тобой заинтересуется полиция и сыщики: не самозванец ли ты из нижнего яруса? Я уж не говорю об этической стороне вопроса. Ты живешь в моем доме, и могут заподозрить, будто я не накормил тебя досыта утром. В следующий раз...
Шофер на мгновение повернулся к нам, и мой приятель замолчал, боясь, что тот его услышит.
На обеде у Жао Саня, кроме нас, была возлюбленная г-на Сяо, а также Сыма Си-ду со своей возлюбленной.
После обеда Жао Сань предложил, не мешкая, трогаться в путь.
— Но куда же, в конце концов? — допытывался я.
— Сам все узнаешь,— ответил г-н Сяо.
Но Жао Сань сжалился надо мной:
— Поедем искать для меня возлюбленную, ибо я теперь один.
— Что такое?
— Элементарно,— бросил г-н Сяо.— У него нет крошки, сегодня он ее получит. Там ты все поймешь... Куда поедем?
Последнее относилось к Жао Саню.
— В «Согласие». Многие хвалят.
Четверть часа спустя машина остановилась у ворот, на которых красовалась табличка: Дом знакомства «Согласие».
Нас проводили в большой зал, напоминающий зал заседаний, где уже находилось несколько десятков прекрасно одетых, красивых молодых женщин с номерами на груди. В центре зала возвышалась трибуна, где восседал старик с молотком в руках. Перед ним лежала куча деловых бумаг.
Жао Сань извлек из кармана записку, передал ее старику на трибуне и стал медленно обходить зал.
— Номер 13,— произнес он.
— Номер 13,— повторил распорядитель и, взяв бумагу Жао Саня, громко объявил: - господин Жао Сань выбрал номер 13. Коротко представляю господина Жао:
Жао Сань, гражданин данного политического района, 32 лет, окончил государственный городской университет по курсу делопроизводства высших чиновников. В настоящее время служит секретарем местной политической администрации, жалованье 613 юаней 4 мао 6 фэней в месяц, прочие ежемесячные доходы составляют сумму в 1920 юаней. Дом господина Жао обставлен мебелью из красного дерева и черной березы. Много ковров, зубных щеток и полотенец.
Господин Жао состоит в родстве с простолюдином Лу Юэ-лао. Названная младшая сестра мачехи жены его старшего брата вступила во второй брак с двоюродным братом дяди простолюдина Лу. Господин Жао желает ежемесячно расходовать со своей возлюбленной 10 тысяч юаней. Кроме взноса в сумме 23.623 юаня 4 мао при заключении брачного контракта господин Жао желает выделить 60 тысяч юаней в качестве свадебных денег.
Став его возлюбленной, барышня У будет всенепременнейше счастлива. Советую не упустить случая.
Закончив речь, распорядитель повернул голову в сторону номера 13, однако номер безучастно молчал.
— Вы согласны? — спросил старик.
Номер 13 отрицательно покачал головой.
— Почему?
— Не люблю политиков, предпочитаю литераторов.
— Господин Жао, может быть, посмотрите еще? Барышня У не хочет политика.
— Как-нибудь загляну в другой раз,— вежливо ответил Жао Сань.
И мы двинулись к выходу.
— К «Трем справедливостям»,— бросил Жао Сань шоферу.
Но здесь ему никто не понравился, и мы поехали дальше, в Дом знакомства «Правдивость».
— Номер 52!
После описанной выше процедуры номер 52 выразил согласие. Теперь распорядитель ознакомил присутствующих с жизнеописанием номера 52.
— Ли Вань, гражданка данного политического района, пятнадцати лет, закончила 1-й университет физкультуры по курсу подготовки чемпионов спортивных состязаний. Из богатой семьи, отец известный специалист по теннису профессор Ли. Барышня Ли крепкого здоровья, прелестна внешне. В обращении мягка и ласкова, в ведении хозяйства искусна. С мужем внимательна и тактична...
Барышня Ли подошла к Жао Саню, кивнула ему головой и улыбнулась.
— Барышня Ли,— спросил распорядитель,— может быть, вы хотели бы что-то добавить?
— Нет, ничего. Пусть на свадьбе посаженным отцом будет Лу Юэ-лао. Да, и вот еще: кто свидетель?
— Я намереваюсь пригласить Ба Шань-доу,— ответил Жао Сань.
— Прекрасно,— кивнула головой девушка.
— Нет ли других пожеланий? — улыбнулся Жао Сань.
— Перед свадьбой желаю три дня подряд посещать звуковое кино, один раз сходить в ресторан; при заключении брачного контракта хочу кольцо с бриллиантом, после его заключения была бы рада приобрести комплект бальной одежды стоимостью не менее 7 тысяч юаней.
— Согласен со всем.
— Но это еще не все. Учтено ли в сумме, обозначенной в рекомендательном документе, удержание процентов?
— Да, 9 процентов,— Жао Сань закурил.
— 9 процентов?
— 9 процентов.
— А без удержания процентов нельзя?
— Нельзя. Если даже удержать 9 процентов, то сумма все равно будет весьма внушительной.
— Тогда я отказываюсь.— Девушка явно рассердилась.
— Нет, нет, нет, барышня Ли,— засуетился распорядитель. Он призывал стороны не горячиться и спокойно все обсудить.
Но тут рассердился Жао Сань:
— Ну и пусть отказывается! Эка невидаль!
Распорядитель всячески примирял стороны. Торговались до шести часов, после чего было принято решение: из суммы, обозначенной в рекомендательной бумаге, вычесть 9,5 процента.
Мужчина и женщина расписались на контракте.
Жао Сань выписал чек на 500 юаней и передал его в качестве комиссионных распорядителю. Второй чек был преподнесен барышне Ли.
— Поздравляю, отныне барышня Ли — твоя возлюбленная,— провозгласил распорядитель.
Раздались аплодисменты.
— А теперь излить чувства!— соблюдая церемониал, приказал распорядитель.
Жао Сань и девушка обнялись, прижимаясь щека к щеке, рот ко рту.
— Вань, моя Вань,— голос мужчины был сладок, глаза полузакрыты.— Я люблю тебя, всю мою жизнь, всю мою душу, все, чем владею, я отдам любви. Вань, когда я впервые увидел тебя, я тебя полюбил. Чувство мое клокочет, словно вулкан.
— О! То же самое творится со мной,— голос девушки был нежен и ласков.— Когда я впервые увидела тебя, я ощутила томление любви.— Сань, ты так прекрасен, так мужествен, ты единственный! Властелин Поднебесной, мой Ромео...
— О-о-о! Ты единственная красавица в мире: твои волосы, твой лоб, твое лицо, твой ротик... о, ты вся так прекрасна!...
И губы их вновь соединились. Потом они заговорили разом:
— О-о-о! Наши души слились в одну, и мы стали единым целым. О-о-о! Love is best.
Речи их были сладки и нежны, но им не хватало естественности, особенно когда они выступали дуэтом, как в театральном представлении.
«Излив чувства», молодые люди скромно и добропорядочно отошли в сторону, как будто только что стояли перед алтарем.
Затем они обменялись адресами, и мы покинули зал.
Перед уходом Жао Сань напомнил девушке:
— Завтра, крошка, я тебя разыщу.
Вернувшись домой, я спросил г-на Сяо:
— И это называется брачный контракт?
— Успокойся, ты был свидетелем самой обыкновенной сделки.
— Так оскорблять достоинство женщины! — вспылил я.
— Оскорблять? В чем же ты усмотрел оскорбление?
— Покупают женщину, как вещь...
— Не будь дураком, милейший Хань... Позволь тебя спросить: разве у вас там, в мире людей, брачные союзы освящаются только любовью?
— Нет... Но поступать так, как поступаете вы, просто немыслимо.
— Превосходно, не торопись. Стало быть, ты согласен, что экономически мужчина и женщина взаимосвязаны. Речь идет лишь о форме. У нас она удобнее и яснее. Вот и все.
— И такой процедуре подвергаются все?
— В конечном счете да. Некоторые до вступления в брак находятся в приятельских отношениях, но когда возникает надобность в контракте, обе стороны отправляются в Дом знакомства для уточнения условий.
— Твоя крошка тоже оттуда?
— Разумеется.
— Скажи мне вот еще что. Неужели в Доме знакомства барышни так и сидят с утра до вечера? Могут ли они заниматься чем-нибудь другим?
— Они бывают там не каждый день, а лишь в определенные дни. Иногда, если тебе приглянулась барышня, ты можешь воспользоваться для ее оповещения об этом услугами администрации, а затем вы оба встречаетесь в Доме знакомства для уточнения условий.
Я был крайне удивлен и поражен всем услышанным, и мое возмущение растаяло, как лед. Но тут я вспомнил кое-что еще:
— Послушай, этой Ли всего пятнадцать лет!
Г-н Сяо рассмеялся:
— Гм! Видишь ли, по правилам, женщине сбавляют шесть лет. Если бы ей действительно было 15 лет, в ее рекомендательном документе было бы записано «9 лет». Разве в мире людей нет такого обычая? Только у вас в каждом отдельном случае сбавляют по-разному.
Что-то мне еще хотелось у него спросить, да всего не упомнишь.
День любой...
Сегодня я свободен.
Близок день выборов Генерального Президента. Газеты только об этом и пишут. По слухам, выбран будет Ба Шань-доу. В его пользу говорит многое. Во-первых, нынешний Генеральный Президент Вэнь Хуань-чжи принадлежит к партии корточкистов, а городу до смерти надоела эта поза, и он желает ее переменить, примкнув к партии восседающих. Во-вторых, Ба Шань-доу поддерживают два простолюдина, а опорой партии корточкистов и их кандидата Дунфан Даня является лишь один Янь Цзюнь. Скорее всего, он потерпит поражение, но пока кандидатуру своего избранника он не снимает.
День любой...
Чжун-но радостно вручил мне записку, написанную рукой Лу Юэ-лао, где было сказано, что, мол, г-н Хань прибыл давно, а мы с ним еще не беседовали, а посему прошу вас обоих вместе с крошкой г-на Сяо пожаловать «в мое скромное жилище» на домашний обед.
— Почему это он заинтересовался моей особой? — удивился я.
— Ты мой друг,— объяснил г-н Сяо,— и он решил установить с тобой контакт. Вот и все.— Лицо моего друга излучало восторг и радость.
Заехав за крошкой, мы отправились дальше. На больших воротах дома Лу красовалась бронзовая доска:
Трудовое жилище простолюдина Лу.
Почтительнейше написано Дун Ци-чаном.
За воротами разместился караульный отряд. Стены были выложены из стальных плит толщиной с городскую стену. Наверху были сделаны отверстия, из которых торчали какие-то трубы. Очевидно, пушки.
Сперва мы попали в караульное помещение. Народу там было много. Кто-то принял визитную карточку Чжун-но и направился в кабинет, где отрапортовал:
— Докладываю, начальник, господин Сяо прибыл для встречи с простолюдином.
В кабинете все подвергались тщательнейшему осмотру. Выслушав рапорт, субъект во фраке отложил в сторону бумаги, которые держал в руках, поднялся и предложил нам проследовать дальше в приемную, а сам доложил в дверь следующего кабинета, выходящего в приемную:
— Хэллоу! Начальник присутствия Хуан, господин Сяо прибыл. Принимайте гостя.
Из кабинета вышел сравнительно молодой дух. Он предложил нам присесть и велел разлить чай.
— Докладываю господину Сяо, у начальника присутствия срочное дело, виноват,— он сам себя называл начальником присутствия.
— А тот был какой начальник?—-спросил я у г-на Сяо, когда молодой дух скрылся, бросив: «Прошу пройти во внутреннюю приемную».
— Тот был начальником караульной. А этот начальник приемной.
Молодой начальник сел в машину, за ним последовали другие, но не прошло и трех секунд, как они вернулись. Все это мы наблюдали из окна внутренней приемной.
Неожиданно со словами «Милости просим! Милости просим!..» появился Лу Юэ-лао.
Будучи с нами на дружеской ноге, он не стал задерживать нас в приемной, а повел во внутренние покои. В одной из комнат собралась уйма духов.
— Представляю вам Ба Шань-доу, лидера партии восседающих,— обратился ко мне Лу Юэ-лао. С г-ном Сяо они были знакомы давно.
Ба Шань-доу знакомил гостей с «Воззванием к соотечественникам политического района о положении дел с хлопчатобумажной пряжей на внутренних рынках». Лидер восседающих объяснил мне, что это воззвание публикуется в печати в качестве предвыборного документа.
Все присутствующие на приеме были видными фигурами в партии, но, к сожалению, обстановка для меня была слишком необычной, и я совершенно не запомнил фамилий.
Во внутренних покоях дома хранилось множество старинных, антикварных вещей. Особенно ценными были вещи, разложенные в библиотеке простолюдина. В рамке находилась головная шпилька, а рядом висел пояснительный текст: «Нефритовая головная шпилька Цуй Ин-ин, возлюбленной Чжан Цзюнь-жуаня». Чуть поодаль — кисть Ван Сянь-чжи, которой он писал свою «Фею реки Ло». На кисти можно было разобрать выгравированные слова: «Лучшая кисть из заячьего хвоста, изготовлена под наблюдением Цзы-цзина». У книжного шкафа стояла палка для выколачивания платья, некогда принадлежавшая самому Лу Чжи-шэню.
— А это моя величайшая драгоценность,— произнес Лу Юэ-лао, извлекая из сейфа стеклянную коробочку, в которой лежал окурок папиросы. При тщательном рассмотрении можно было разобрать марку «Three Castles».
— Это...— на лице Лу Юэ-лао появилось выражение почтительности, как при упоминании имени епископа,— это...— повторил он,— окурок Cromwell. Только подумайте, когда-то великий герой держал его во рту!
Из других реликвий мне запомнилось перо Voltaire, которым он писал «Candide», бамбуковая корзинка Си Ши и многое другое.
— Но это не все. Сейчас я вам покажу самое бесценное сокровище на свете. Да вот беда: не уверен я в подлинности экспоната.— И простолюдин Лу из того же сейфа извлек покрытый ржавчиной топорик, на котором было написано: «Топорик Паньгу периода сотворения мира»...
Все уважительно стали рассматривать предмет, но вопрос о том, подделка это или оригинал, так и не был решен.
За обедом во внутреннем зале между Ба Шань-доу и крупнейшими деятелями партии восседающих завязалась оживленная беседа.
Ба Шань-доу был похож на европейца, и это впечатление не портил даже чехол на носу весьма внушительных размеров. В одном глазу Ба Шань-доу торчал лорнет. Кандидат на пост Генерального Президента поминутно таскал из кармана сигареты, слушая подошедшего к нему улыбающегося корреспондента, который, усаживаясь рядом, уже раскрывал записную книжку. Прессу интересовали перспективы развития внутреннего рынка. Каковы прогнозы? Внушают ли они опасения? Или наоборот?
— Если не случится непредвиденного,— отвечал Ба Шань-доу,— перед деловым миром откроются весьма радужные перспективы, ибо предприятия хлопчатобумажной пряжи различных районов сливаются в одно. Наш враг № 1 — Западный сосед. Тенденция появления конкурента усиливается. Впрочем, это не страшно. Нами заключено неофициальное соглашение о совместных действиях. Это соглашение следует я считать прямым результатом переговоров нашего великого простолюдина Лу с деловыми кругами Западного района. Точка зрения нашей партии едина. Правительство должно подписать это соглашение, дабы усилить международные позиции нашего хлопчатобумажного производства.
Сделав паузу, он добавил:
— Деловое соглашение с Западным соседом Lampi благоприятно отразится и на состоянии наших военных дел, ибо, наладив хорошую рыночную конъюнктуру, верхи и низы района сосредоточат свои усилия в иных сферах, ведущих к процветанию родины. На этот раз мы формируем кабинет прежде всего во имя достижения этой важной цели. Или, если угодно, во имя этой цели мы формируем кабинет.
— Следовательно,— переспросил корреспондент,— можно утверждать, что избрание Вашего превосходительства на пост Генерального Президента непосредственно связано с желанием простолюдина Лу провести через правительство это соглашение?
— Именно так.
— Как вы расцениваете, Ваше превосходительство, деловую конъюнктуру в районе? — помолчав, задал корреспондент новый вопрос.
— В целом, но не без оговорок, оптимистически. Тебе следует знать,— добавил он доверительно,— что в районе положение осложнено попытками низов пробраться на верхний ярус. Они бесстыдны, их цель — ассимилироваться с верхами. Слабоумные дикари, животные, я их...
Он внезапно поперхнулся и побагровел.
— Господин корреспондент,— произнес он, придя в себя,— от имени простолюдина Лу, от имени членов партии восседающих, от имени всех верхнеярусников я серьезно вас предостерегаю: соотечественники из нижнего яруса намереваются проникнуть обманным путем на верхний ярус. Они невежественны, и мы должны быть к ним снисходительны, но не забывать о мерах предосторожности. В сущности, все упирается в проблему образования и воспитания. Как один из верхнеярусников, вы обязаны выполнить свой долг. Пусть пресса заговорит громким голосом. Ваши кровные интересы в опасности, обязательно принимайте меры предосторожности! И тогда слава навечно озарит наш политический район. И зто будет великим счастьем для верхнего яруса и для всего района.
— Да, совершенно справедливо, это наш моральный долг, и мы не пожалеем сил, чтоб его выполнить,— корреспондент встал.— Искренне благодарен вам, Ваше превосходительство, за предоставленную ничтожному газетчику возможность проинтервьюировать вас.
Поднялся и Ба Шань-доу:
— Обращаю внимание господ корреспондентов города на настоятельную необходимость будоражить верхнеярусников через печать... Послезавтра прошу на чашку чая. Это приглашение простолюдина. Пожалуйста, приходите пораньше.
Корреспондент ретировался.
— Старина,— к г-ну Ба подошел Лу Юэ-лао.— Не сгустил ли ты краски насчет низов, прущих на верхний ярус?
— Бесспорно,— Ба Шань-доу рассмеялся.— Пусть корреспонденты побегают. Тем более что опасность все-таки существует.
Когда мы уходили, Лу Юэ-лао трижды напомнил нам о предстоящей послезавтра встрече за чашкой чая:
— И прошу пораньше.
День любой...
Помню, пришли Сыма Си-ду и Жао Сань. Уже на пороге Жао стал нахваливать свою возлюбленную. И нежна, и любвеобильна, и отличное здоровье!
— Очень рад,— перебил его г-н Сяо.— Давайте пригласим наших крошек на загородную прогулку.
Поэт-декадент думал иначе:
— Как же ты отстал, господин Жао. Ты восхищаешься здоровьем своей возлюбленной! Я, Сыма Си-ду, от имени поэтов-декадентов предостерегаю тебя: в наше время только больные нормальны. Тот, кто здоров, не современен.
— Славные речи, господин Сыма, но твоя возлюбленная вовсе не выглядит болезненной,— отпарировал Жао Сань.
На лице г-на Сыма появилось недовольное выражение:
— Враки! Я, Сыма Си-ду, не боящийся чумы, прошедший через дизентерию, утверждаю, что моя крошка страдает истощением нервной системы.
— Ладно, не будем спорить. Ходят слухи, что крошка господина Сыма здоровехонька! А болезни — это по части уважаемого поэта. А в общем-то мне все равно. Я знаю одно: возлюбленная политического деятеля должна быть здорова.
Сыма Си-ду нахмурился и против обыкновения промолчал.
— Хватит пустой болтовни,— вмешался г-н Сяо,— приглашаю всех на площадь Купания.
Площадь Купания была отличным бассейном с теплой водой. Там и сям стояли шезлонги со столиками. Разносили чай. Мы все быстро полезли в воду, за исключением г-на Сыма, на которого мои спутники не обратили ни малейшего внимания. Я был удивлен.
— Видишь ли,— Сыма сделал кислую физиономию.— Вначале я тоже собирался купаться, но опасаюсь, что купание может благотворно отразиться на моем здоровье. Я слишком известен и не могу идти на такой риск.
Мы с комфортом отдыхали в шезлонгах, наблюдая за танцами веселых парочек прямо под открытым небом. В беседке играл оркестр. У одной дамы я заметил на носу необычайно длинный чехол. Он был скроен из зеленого индийского шелка с белыми и фиолетовыми узорами. Оказывается, это была городская знаменитость, госпожа Ван, прославившаяся именно благодаря своему чехлу.
— Когда-то,— начал г-н Сяо,— на ее верхнее место обратила внимание полиция, которая незамедлительно подала в суд жалобу, обвиняя госпожу Ван в пагубном влиянии на общественные нравы. Ввиду особой важности дела пришлось провести объединенное заседание суда и местных административных властей, которое в свою очередь было вынуждено передать дело на доизучение в комитет антропологов, который три месяца спустя опубликовал письмо, отрицавшее наличие состава преступления у госпожи Ван... Так вот она и прославилась.
Жао Сань вытащил блокнот, написал карандашом на первой странице «крошка» и пояснил:
— Я ведь тоже, господии Хань, пописываю стихи. Только не для печати. Да и лень хлопотать насчет удостоверения.— И он углубился в работу.
Г-н Сыма тем временем спросил вина и, попивая, любовался танцами.
Вдруг перед оркестром появился служитель. Он что-то сказал, и музыка стихла. Оркестранты один за другим скрылись в воротах. Исчезли и танцоры.
Что случилось?
Никто не знал.
У ворот оркестр заиграл с новой силой. Служащие бассейна выстроились в два ряда, словно для торжественной встречи.
— Вероятно, прибыло важное лицо,— сказал я.
Но г-н Сяо усомнился. Что-то не похоже. Не так торжественно. Впрочем, через мгновение все прояснилось: в ворота строем вошли шесть духов во фраках. Впереди двое других духов вели на поводках двух псов.
— А, это! — разочарованно пробормотал Жао Сань.— Фэй Фэй простолюдина Пань Ло.
— Какие Фэй Фэй?
— Собаки, воспитанницы простолюдина Пань Ло.
— Не может быть. Приветствия относились к тем шестерым.
— К тем шестерым? Да ведь они домашние рабы!
— Разумеется, встречали Фэй Фэй,— подтвердил г-н Сяо.— Это так естественно. Поскольку собак воспитывает Пань Ло, значит, животные — его представители.
Собакам, возлежавшим в шезлонгах, прислуживали лакеи, шестеро во фраках выстроились в два ряда. Во время купания появился специальный лакей, который тер псам спины. Один из псов был презлющий. После купания он пожелал покататься по земле; домашние рабы почтительно поддерживали его, снова усаживая в шезлонг и с поклоном уговаривая отдохнуть.
Затем собакам принесли суп из бычьих хвостов, сандвичи и отбивные.
Зрелище это произвело на меня тягостное впечатление.
Но, как всегда, г-н Сяо оказался на месте.
— В нашем мире,— начал он,— царят ясность и определенность. Тебе это просто непривычно. Попробуй во всем разобраться спокойно и беспристрастно. Разве твой мир не чужд тебе, разве там у тебя не возникает неприятных ощущений?
День любой...
Вечером, сделав записи в дневнике, я собрался было идти спать, но в это время принесли от простолюдина Лу пригласительные билеты на чашку чая. Нас ждали в 3.30 пополудни.
Я стал просматривать газеты. Бросилось в глаза сообщение о визите Фэй Фэй в бассейн. Заголовок был набран крупными иероглифами, текст — тоже броско. В заметке подробно описывалась вся процедура: выход из автомобиля, купание, прием пищи, возвращение. Последняя фраза гласила: «Простолюдин Пань остался весьма доволен».
Далее следовало сообщение, набранное петитом:
В цехе завода Саньхэчжу обрушилась балка.
Потери невелики. Ведутся восстановительные работы.
В пятом цехе завода Саньхэчжу вчера ночью неожиданно рухнула балка. Все заволокло пылью, 7—8 рабочих задавлено насмерть, около десяти ранено. К счастью, машины и оборудование уцелели. На завод срочно прибыла восстановительная бригада. Не позднее завтрашнего дня цех сможет продолжить работу.
— Взгляни-ка на эту колонку,— Чжун-но протянул мне другую газету, где в разделе «Особые материалы» была напечатана статья «Современная обстановка в мире людей в Энском цивилизованном государстве» с подзаголовком: «Это ужасно!!!»
Цитирую отрывки из этой статьи.
«После смены династии в Энском цивилизованном государстве прошло 50—60 лет. Все преступники мира сбежались в эту страну, превратив ее в конце концов в скопище преступлений.
Жители страны (низы, конечно,— верхнеярусники вымерли все поголовно) привыкли есть человечину; в глухих переулках временами слышатся вопли и стоны жертв. Победитель отрезает куски от побежденного и жрет их в сыром виде. Новорожденные считаются у них лакомством; они пожирают даже собственных детей, правда, в жареном виде, что оговорено особым законом. Ужасно! С тех пор как существуют люди, мир не знал подобных злодеяний.
Раскапываются могилы, и поэтому жители страны предпочитают быть сваренными, точно они бычьи хвосты. Но самое неслыханное — это способ изготовления государственных флагов. В любой памятный день или праздник всем жителям надлежит вывешивать государственный флаг. Поэтому предварительно закалываются три человека и их кровью пропитывают полотнища, но так как кровь легко линяет, процедуру повторяют перед каждой памятной датой, и каждый раз убивают людей, и так без счета...
Женщины в этом государстве имеют обыкновение вступать с мужчинами в беспорядочную половую связь, после которой они оставляют своих избранников скопцами, а захваченные трофеи носят на передней поле халата, ибо доблесть сих женщин определяется количеством трофеев».
Больше я не в силах был сдерживаться и захохотал. Но г-н Сяо оставался серьезен:
— В чем дело?
— Да ведь это несусветная чушь! — сквозь смех с трудом выговорил я.
— Значит, есть доказательства!
— Совершенная галиматья! В мире людей нет такой страны!
— Нет, говоришь? А ты посмотри, кто автор статьи.
Ее автором был специалист-историк, создатель «Полной истории мира», «Истории развития вселенной», председатель Комитета изучения истории, заведующий кафедрой истории городского университета доктор Вэй Сань-шань. Заключительная фраза статьи, набранная мельчайшим шрифтом, на которую я вначале не обратил внимания, гласила: «13-й факт современной истории».
— Ну что? И ты смеешь утверждать, что статья лжива? — наседал г-н Сяо. Мне стало неловко.
— Может быть... Может быть, слухи дошли в искаженном виде?
— Слухи? Это сама история!
— Увы, это ошибка.
— Вэй — профессор истории. Крупнейший авторитет. И, конечно же, без веских оснований он не стал бы вводить в научный оборот этот новейший исторический материал.
Наши препирательства закончились ссорой, и за обедом мы оба не раскрывали рта.
— Господин Хань,— начал он первый,— в полемике побеждают факты, я надеюсь, им ты поверишь, ты должен поверить, во славу мироздания... А пока нас ждет простолюдин Лу на чашку чая. Пора ехать.
И мы снова прибыли в жилище Лу Юэ-лао, похожее на укрепленный лагерь. На этот раз, предъявив личное приглашение простолюдина, мы прошли сквозь строй канцелярий без всяких хлопот. Охрана дома была еще внушительнее; кроме сторожевого поста мы заметили восемь пулеметов с прислугой и группу солдат, стоящих неподвижной шеренгой, с оружием наизготовку. По двору с решительным видом прохаживался офицер.
На совещание за чашкой чая явились лидеры партии. Кроме уже известных мне лиц я впервые увидел чрезвычайно важного духа, который оказался простолюдином Пань Ло. Он был худощавее Лу Юэ-лао, глаза его сверкали металлическим блеском. Каждому входящему он милостиво пожимал руку, явно не тяготясь тяжким бременем своего высокого общественного положения.
Совещание проходило во внешней приемной, где свободно могло разместиться свыше пятисот духов. В речах недостатка не было, но, к сожалению, мне трудно было вникнуть в их смысл. Обсуждались законопроекты для будущего кабинета. Разумеется, в качестве первого шага намечалось осуществить в масштабах всей страны перестройку мест отдохновения, приспособив их к нуждам восседающих. Этот законопроект был принят без обсуждений. Следующим на повестке дня стоял вопрос о ратификации Соглашения с государством Lampi. Соглашением предусматривалось создание единой компании по производству пряжи, что давало возможность держать в своих руках ее производство во всем мире. В политическом отношении обе стороны становились союзными государствами. Последним шел законопроект о новой системе образования. Консультация г-на Сяо была превосходна, и я все отлично понял. Это был важнейший из законопроектов, принятый после длительной дискуссии. Дело в том, что подобного законопроекта, опрокидывающего всю старую систему образования, еще не предлагала и не принимала ни одна политическая партия.
Так, одним из параграфов образование низов ограничивалось изучением тысячи общеупотребительных иероглифов. Низам запрещалось переходить из средней в высшую школу, ибо, чтобы уметь читать, вполне достаточно вышеуказанных знаний. Строгие правила вводились и в систему образования верхнего яруса. Владельцы имущества на сумму свыше трех тысяч юаней имели право учиться лишь в начальной школе, владельцы имущества на сумму свыше пятидесяти тысяч юаней — в средней школе первой ступени; на сумму свыше ста тысяч юаней — в средней школе старшей ступени; имущество на сумму свыше шестисот тысяч давало право на поступление в высшее учебное заведение; на сумму свыше трех миллионов — в научно-исследовательские институты. Впрочем, и без этих правил происходил примерно такой же естественный отбор, так как плата за обучение была непомерно высока, и, скажем, духу с имуществом на сумму ниже шестисот тысяч юаней нечего было и думать о высшем образовании. Новый законопроект вводил обязательное обучение, даже низам вменялось в обязанность учиться. В нижнем ярусе намечалось широкое строительство начальных и средних школ. Решение было дальновидным и разумным. Во-первых, многие виды работ требовали определенного минимума знаний, без среднего образования для нижнеярусников обойтись было невозможно. Во-вторых, высокая плата за обучение гарантировала правительству немалые доходы...
Жаркие споры и сомнения вызвала кем-то оброненная фраза о пагубных последствиях среднего образования для низов. По этому поводу Ба Шань-доу сказал следующее:
— Получив среднее образование, нижнеярусники неизбежно нивелируются с определенной группой из верхов. Заметим, gentlemen, наше образование в целом основано на принципах верхнего яруса, иными словами, на принципах демократизма и политических идеалов парламентаризма. Будучи приобщенными к этим принципам, низы наверняка прекратят беспорядки и волнения. Возникнет новая тенденция. Какая? Тенденция устремленности низов на верхний ярус! Gentlemen, демократия — вот краеугольный камень нашей политики. И нам не следует препятствовать этому карабканью вверх, более того, мы должны всячески его поощрять, да, поощрять, gentlemen! Тенденция карабканья вверх — это свидетельство благонадежности. В мире людей в государстве Migo бывшие нижнеярусники стали столпами общества, выдающимися простолюдинами... А теперь, gentlemen, подумайте, опасно ли образование для низов? Самое народное, самое патриотическое, самое верхнеярусное! Нет, я не вижу предлога для спора. Напротив, для меня очевидно: образование низов — благо района.
Аудитория задумалась. Молчание было нарушено аплодисментами простолюдинов Лу Юэ-лао и Пань Ло. Вслед за ними овацией разразился весь зал.
Перечислю еще некоторые важные законопроекты:
1. На 45% увеличивался налог с игорных домов: все поступления предназначались для партии в период ее деятельности по формированию кабинета. (Победа партии восседающих не вызывала сомнений, поэтому законопроект был принят без колебаний.)
2. Дополнительно к ранее намеченной цифре предусматривалось строительство и спуск на воду военных судов общим водоизмещением в девятьсот миллионов тонн, а также строительство ста тысяч самолетов.
3. Учреждалась комиссия по перестройке мест отдохновения: предполагалось для работы в отхожих местах района пригласить от пяти тысяч пятисот одного до пяти тысяч пятисот трех специалистов. Накануне начала массовых работ Генеральному Президенту надлежало лично прибыть в городское место отдохновения № 1 для мужчин с целью закладки первого кирпича. Впоследствии при его участии должна была пройти «церемония открытия».
4. Владельцам частных мест отдохновения отныне запрещалось идти по стопам корточкистов.
5. За большие заслуги перед партией восседающих философу Лао Луну присваивался титул «священного философа».
После официальной части Лу Юэ-лао пустил по рядам корреспондентов лист, на котором они по очереди расписывались. Г-н Сяо объяснил мне, что корреспонденты обязались хранить в строгой тайне каждый параграф принятых законов и всеми силами пропагандировать их, когда на то придет время. В том же листе была проставлена цифра за услуги. Простолюдин Лу раздал корреспондентам чеки, и хотя г-н Сяо не знал точной суммы гонорара, но утверждал, что она превышает пять тысяч юаней.
Принесли чай. Г-н Сяо представил меня священнику Чжу Шэнь-эню, последователю Христа, известному тем, что он мог непосредственно общаться с Иеговой и Христом.
Пань Ло подошел к священнослужителю и осведомился, не свяжется ли он с великим Христом, дабы выяснить, одобряет ли тот принятые законы.
— О сем предмете,— священник взглянул на кончик носа,— я беседовал с почтенным Старцем от имени приверженца всемилостивейшего нашего Христа. Он лично молвил: «Сын мой, политика ваша верна, объяви об этом миру от моего имени. И счастье придет к вам, если вы и впредь направите стопы ваши этим путем». Стало быть, Иисус Христос выразил одобрение свое.
К месту беседы уже поспешал с карандашом и блокнотом корреспондент.
— Father,— начал он,— прошу прощения, могу ли я у вас спросить: как Он там?
— Бесспорно можешь. Все еще носит терновый венец, одет в рубища, над головой его Halo,— в голосе священника были слезы. Осенив себя крестным знаменьем, он вытащил носовой платок и утер глаза.
— Father,— не отставал корреспондент,— могу ли я еще у вас спросить, на каком языке он глаголет?
Священнослужитель поднял глаза на прыткого корреспондента, нерешительно помолчал и изрек: — На китайском.
— На китайском?
— Именно, сын мой. На кантонском диалекте.
Корреспондент обдумывал следующий вопрос, но интервьюируемый уже повернулся к Пань Ло и Лу Юэ-лао:
— Men, я обращаюсь к вам именем всемилостивейшего Христа. Добрые вести возрадуют Lord, ибо трудами всечасными несу народу благо...
— Понимаю, понимаю, чего там,— перебил его Лу Юэ-лао. И простолюдины передали ему чек.
— Да снизойдет на вас благодать божья: вручая мне чек, вы вручаете его все равно что сыну господа. Можете поцеловать мне руку.
Духи пили пиво, курили, но держали себя благопристойно и строго. Священник от предложенного бокала отказался, но после настойчивых просьб Пань Ло опустил голову, сотворил молитву и приступил. Пить он умел.
Вдруг в зале кто-то из присутствующих громко чихнул.
И тотчас же в лицо чихнувшего впились сотни глаз.
Чжу Шэнь-инь торжественно поднялся и возопил:
— Men, именем всемилостивейшего Христа нашего зову вас, внемлите: некто в этом зале чихнул, и с его верхнего места изверглась гнусная жидкость. Святотатство! Скопище смрада! О, мерзопакостное предвестие гибели верхнего яруса! Да поразит его громом Иегова! Men, внемлите: неправдою пролез на верхний ярус этот богоотступник! Он ниж!-не!-я!-рус!-ник!..
— Хватайте его! — завопило собрание.
С десяток полицейских набросились на чихнувшего и, надев на него наручники, выволокли из зала.
Священник перевел дух.
— И пусть хитростью и обманом проникают к нам нижнеярусники. Святое око, оно везде их найдет. Чиханье сие — знак, поданный нам святым оком.— И он обратился к господу с благодарственной молитвой.
Духи стали расходиться. Нас Лу Юэ-лао оставил ужинать. За столом сидели также Пань Ло, Ба Шань-доу, Чжу Шэнь-энь.
Пань Ло просил священника отнестись к принятым законопроектам с должным вниманием и поручил ему разъяснить пастве из верхов и низов благие намерения великих простолюдинов, дабы паства с чистым сердцем защищала их.
— Прошу запомнить,— говорил Пань Ло,— законопроекты необходимо пропагандировать. И вот еще что: тебе поручается секретная миссия. Если возникнут беспорядки, ты должен уведомить нас, а также выявить главарей. За вознаграждением не постоим.
Священник отхлебнул вина, лицо его покраснело.
— Успокойте души свои, именем всемилостивейшего Христа ответствую: дело сие у меня здесь,— он ткнул себя в грудь.
Мы собрались уходить. Неожиданно простолюдин Лу протянул мне чек на десять тысяч юаней.
— Господин Хань, мало, мало тебе внимания уделил, хлопот полон рот, собирался послать папирос, вина, да все руки не доходили. Сам купи. Бери, чего там.
Этого еще не хватало! Я вежливо отказался.
— Бери, господин Хань,— стал меня уговаривать Чжун-но,— у простолюдина Лу щедрая и открытая душа.— Он так выразительно посмотрел на меня, что я повиновался.
В машине, по дороге домой, г-н Сяо сказал:
— Простолюдин Лу считает нас своими людьми, и пренебрегать этим не следует; его дела — наши дела, его тайны — наши тайны. А?
— Ладно, хватит. Нечего кружить вокруг да около. Я давно все понял.
Чжун-но крепко стиснул мою руку и принужденно рассмеялся.
— Прости, я забыл о твоем благородном сердце.
День любой...
Приближались выборы. Все оживленнее становилось на газетных полосах. Жирные иероглифы на первой полосе кричали: «Осталась одна неделя!» Большинство газет пророчило победу Ба Шань-доу, и лишь одна-две упорно продолжали цепляться за кандидата партии корточкистов Дунфан Даня. Сообщалось, что через два-три дня типографии начнут печатать избирательные бюллетени по образцу, опубликованному заранее. В некоторых газетах расписывался весь церемониал выборов. Первый день — голосование, второй — спортивные состязания, третий — парадный банкет, а также многое другое, что мне не удалось запомнить.
Г-н Сяо и его крошка отправились в ресторан. Явились Жао Сань со своей новой подругой, немного поболтали и тоже исчезли, сообщив мне новость о предстоящей через пару дней свадьбе Сыма Си-ду. Кстати, получил ли я приглашение?
В три часа дня пришел врач со странной фамилией Цзян Соевая Подлива, «специалист по нервным болезням», как я прочел в его визитной карточке. Ему нужен был г-н Сяо, но он был не прочь познакомиться и со мной. Поговорили о выборах. Затем он намекнул мне, что, мол, ходят слухи, будто я на дружеской ноге с простолюдином Лу, и он, доктор, был бы счастлив видеть меня завтра у себя за столом. Он надеется услышать от меня много нового о прогрессе медицины в мире людей.
— Простите,— возразил я,— но я совершенный профан в медицине.
— Пустяки, пустяки. Расскажете о чем-нибудь другом. Я с радостью приму вас в моем доме. Приходите пораньше вместе с господином Сяо и его крошкой.
— Боюсь, господии Сяо не сможет. Завтра они решили идти в звуковое кино.
Я пообещал ему быть в одиннадцать.
Что-то сегодня от гостей нет отбою. Не успел уйти Цзян Соевая Подлива, как в дверях показался корреспондент, отрекомендовавшийся Ба Фаном и заявивший, что именно я ему и нужен. Корреспондент-хроникер и по совместительству школьный учитель, он был родственником Ба Шань-доу. Признаться, этот неожиданный визит меня озадачил.
— Господин Хань, почитаю за честь говорить с вами,— начал он.— Я по поводу статьи Вэй Сань-шаня о ситуации в Энском цивилизованном государстве в мире людей. Мне бы хотелось услышать от Вашего превосходительства и другие удивительные факты из жизни данной цивилизации.
— Другие удивительные факты? — повторил я.— Но статья Вэй Сань-шаня не имеет ничего общего с фактами. Даже дикари в мире людей не столь жестоки и кровожадны, как это представляется доктору Вэю.
— Это ваша точка зрения? — ошеломленно пробормотал он.
— При чем тут точка зрения? Я говорю о фактах.
— Значит, вы утверждаете, что они не едят человеческого мяса, а их женщины...
— Все, что говорит доктор Вэй, вздор!
Хроникер почесал затылок и попятился к дверям.
Вечером я получил приглашение на свадьбу Сыма Си-ду и его крошки.
День любой...
Во всех газетах под заголовком «Хань Ши-цянь против Вэй Сань-шаня» появились статьи и заметки, где сообщалось о моем отрицательном отношении к научным изысканиям доктора Вэя. Часть газет, выражая, так сказать, общественное мнение, надеялась, что власти заинтересуются моей личностью, ибо я объективно играю на руку кровожадным и жестоким низам из мира людей, сам склонен к «онизению» и прочее и прочее.
— Ты что натворил? — просмотрев газету, вскричал Чжун-но.
— Отстаивал правду.— Я был рассержен.
Тогда он стал меня успокаивать, пусть вмешаются власти, не беда. С ним не пропадешь.
В одиннадцать часов за мной пришла машина от доктора. Из-за этих газет я совсем забыл о встрече.
— Простите,— Цзян Соевая Подлива поднялся мне навстречу,— я пригласил своего друга и не сообщил об этом вам. Он интересный собеседник, поэт.
Мы вошли в библиотеку. Там сидел Сыма Си-ду.
Обменялись рукопожатием. Поэт был явно расстроен.
— О, вы знакомы. Чудесно,— обрадовался хозяин. Поэт-декадент повернулся к Цзяну, видимо, продолжая прерванный разговор:
— Прошу тебя, помоги. Я знаю, в литературных кругах у меня авторитет уже не тот, а все же какое-то положение я занимаю... Если это случится, моя репутация будет втоптана в грязь... ты не можешь оставить гибнущего друга в беде, нет, нет! Ты только подтверди, и все. Послезавтра моя свадьба. И я хочу все уладить заранее. Помоги.
— Я ведь не отказываюсь помочь тебе. Ты пойми, у меня имя, и если заведомо здорового человека я назову больным... это неудобно... врачебная этика...
— Я, Сыма Си-ду, не боящийся чумы, прошедший через дизентерию, клянусь щедро отблагодарить тебя!
— Э, да разве в этом дело.
— Ты боишься, что ложь пошатнет твое положение?
— Да, боюсь.
— Но я же тебе говорю, никто об этом не узнает.
— Ладно, я подумаю.
Обед подали только к трем часам. Старая история. Теперь-то я постиг всю эту премудрость. Из уважения к гостям обед сколько возможно оттягивали, и закуски заблаговременно не подавали. Как же! Это могло обидеть Сяо Чжун-но: не накормил, мол, друга досыта. Будь я в гостях один — и это меня бы не спасло. Закуска, появившаяся на столе перед обедом, оскорбительно ухмылялась бы: глядите, как он беден, даже позавтракать досыта не в состоянии! И я хоть и был чертовски голоден, не проронил ни звука, боясь обнаружить плебейские наклонности.
За обедом хозяин все расспрашивал меня о мире людей. Он поинтересовался, правду ли говорят газеты, будто я отрицаю факты, изложенные в докладе Вэй Сань-шаня.
— Да, отрицаю, во имя фактов.
Он ответил, что по этому поводу ничего сказать не может. Он врач и в вопросах истории полный дилетант. Ему думается, что в докладе доктора наук ошибки быть не может, но и в моих возражениях, бесспорно, есть здравый смысл.
После обеда Сыма Си-ду снова заговорил о своем деле. Он так отчаянно умолял, становился на колени и плакал, причитая: «Спаси меня, спаси», что доктор в конце концов сдался.
«Настоящим,— написал он на листе бумаги,— я, невропатолог Цзян Соевая Подлива, свидетельствую, что крошка литератора-декадента Сыма Си-ду действительно страдает неизлечимым одряхлением нервной системы в резкой форме, аналогичной болезни Сыма Си-ду». И расписался.
Сыма Си-ду удовлетворенно поднялся со стула и бережно взял документ.
— Благодарю тебя. Во имя спасения друга ты принес в жертву свои принципы. Спасибо.
День любой...
Сегодня свадьба Сыма Си-ду.
Рано утром прибыли со своими подругами Сыма Си-ду и Жао Сань и стали нас торопить.
— Сегодня, надеюсь, ты станешь купаться? — шепотом спросил г-н Сяо жениха.
— Эх, была не была! Нарушу обет! — рассмеялся Сыма.
Мужчины захохотали. В это время раздвинулся пол и взошел слуга. Смеющиеся умолкли и приняли серьезный вид.
— А теперь в путь,— торжественно проговорил Сыма.
— Ты, Хань, отправляйся со всеми, я встречу мою крошку, и мы к вам присоединимся.
А почему она не пришла вместе с крошкой Жао Саня? Позже мне объяснили, что таков порядок: возлюбленный должен лично встречать свою подругу.
Свадьба состоялась в одном из двенадцати крупнейших городских отелей «Puk-duk» под председательством простолюдина Лу. На обед были приглашены лишь самые близкие духи. Остальные гости подъехали во второй половине дня.
В торжестве приняли участие сливки общества: Чжао Шэ-линь, Хэй Лин-лин, И Чжэн-синь, Цзян Соевая Подлива и другие.
В три часа пополудни началась торжественная церемония. Свидетелем выступал г-н Ба Ба-сюн, секретарь партии восседающих, племянник Ба Шань-доу.
Когда молодые входили в отель, пол у дверей был усыпан лепестками мака. От входа до банкетного зала, образуя живописный коридор, в две шеренги стояли гости: с одной стороны — мужчины во фраках, с другой — женщины в легких одеждах. Каждый из гостей держал в руке трубку для курения опиума, подняв ее вверх и скрестив с трубкой духа, стоящего напротив. Таким образом, новобрачные шли как бы под крышей. Сыма Си-ду торжественно нес светильник для курения опиума, в руках невесты был букет искусственных цветов мака и бутылка спирта. На мой вопрос, у всех ли так проходит свадьба, г-н Сяо шепнул, что нет. Сыма Си-ду — декадент, поэтому подняты трубки для курения опиума. Если бы женился спортсмен, вместо трубок поднимали бы ракетки и биты. Врача встречают бутылями с микстурой, йодной настойкой и ватой. Будь моя свадьба, заключил Чжун-но, они подняли бы над головой соловья, рогатую сову и розу...
Но вот жених и невеста вошли в зал. Раздались аплодисменты. Женщины осыпали молодых цветами из черного шелка, как говорят, носящими название «цветы зла».
Заиграла музыка. Их песни совсем не походили на наши, китайские, обычные в мире людей.
Рекомендующим был сотрудник Дома знакомства «Правдивость».
— Великая любовь барышни Хай-хай и господина Сыма Си-ду,— проинформировал он собравшихся,— родилась 24 июня сего года в 3 часа 46 минут пополудни в Доме знакомства «Правдивость». Господин Сыма Си-ду поставил свою подпись под контрактом, где он обязался после брачной церемонии выплачивать барышне Хай ежемесячно 1867 юаней 9 мао и 6,4 фыня из расчета выплаты 85%, то есть 1587 юаней 7 мао и 7 фыней, не считая горячей пищи.
В остальном все было, как в мире людей. Обменялись обручальными кольцами, и Ба Ба-сюн огласил текст свидетельства о браке.
— Хай-хай и Сыма Си-ду, согласно 86 пункту 4 параграфа 36 главы «Закона о браке» в прошлом году, подписав брачный контракт, были обручены. Согласно процедуре, обусловленной вышеуказанным «Законом о браке», в настоящее время они вступили в брак.... Отныне и впредь они составляют единое целое. Мужчине запрещается в нарушение контракта останавливать выплату указанной в контракте суммы. Женщина не имеет права вступать в тайную половую связь с посторонними. Отныне наступает взаимопонимание и любовь. Дух и материя сливаются воедино. Нет ничего прекраснее любви. Love is best. В этом счастье мира духов...
Все расписались на свидетельстве, которое было заверено четырьмя крупнейшими адвокатами.
Снова грянула музыка. Песня называлась «An Opium Eater». Когда молодожены покидали банкетный зал, гости снова выстроились в две шеренги, скрестив над головой трубки для курения опиума. Раздались аплодисменты. В руках у многих гостей появилось по одному рваному башмаку, наполненному рисом, лепестками черных цветов и окурками папирос. Все это было опрокинуто на молодых, которые от такого напора едва удержались на ногах.
Потом выпили по бокалу шампанского. Ужин прошел шумно и весело. Разошлись в одиннадцать часов.
День любой...
— Ну и заварил ты кашу,— добродушно заметил г-н Сяо, просматривая свежие газеты,— читай.
Я пробежал глазами отмеченные места. Статья была напечатана в верхней части полосы. В ней говорилось, что мое отрицание правдивости исторических материалов доктора Вэя внушает серьезное подозрение относительно меня самого. Не из низов ли я? В отделе хроники сообщалось, что пять газет во имя защиты верхнего яруса решили атаковать меня сообща. Они намерены возбудить против меня судебное дело, обвиняя в злонамеренном проникновении на верхний ярус. Я начинал злиться.
Но г-н Сяо заявил, что все это ерунда. Один звонок простолюдину Лу, и дело будет мирно улажено.
— Но я не хочу мирно! Я хочу бороться с этими невеждами!
— Э, господин Хань,— увещевал меня мой приятель,— в судебном разбирательстве мало хорошего. Успокойся. Я все беру на себя. Даю тебе слово, что завтра газеты запоют другую песню.
Он ушел звонить. Спустя четверть часа Чжун-но явился довольный и веселый:
— Все в порядке. Не обращай на них внимания. Они просто не разобрались, с кем имеют дело.
Вечером Чжун-но снова отправился к Лу Юэ-лао. Вернувшись, он сказал мне:
— Простолюдин Лу решил от своего имени опубликовать в завтрашних газетах заявление, где будет сказано, что твоя позиция достаточно интересна. Подобная фраза способна уладить любое крупное дело.
И немного погодя весело добавил:
— Да, простолюдин Лу приглашает тебя в клуб простолюдинов.
— А что это такое?
— Там бывают только доверенные люди Лу и Паня. Оба они его и создали. Знаешь, Хань, а ведь простолюдин Лу действительно нам доверяет.
Мне хотелось побывать в клубе и увидеть все своими глазами.
— А ты член клуба?
— Разумеется,— самодовольно ответил он.
Вечером прислали избирательные бюллетени. Таков был порядок.
— Ты погоди писать,— предупредил г-н Сяо.— В день выборов я подскажу, что именно надо на нем написать.
День любой...
Как и следовало ожидать, газеты опубликовали заявление Лу Юэ-лао. Там между прочим говорилось, что слова доктора Вэя, конечно, абсолютной чепухой считать нельзя, но и аргументы г-на Хань Ши-цяня достаточно интересны. Лично для него предпочтительнее позиция последнего. Намерение газет передать дело в суд диктовалось исключительно их заботой о чистоте верхнего яруса и достойно всяческого уважения. Правда, вышеуказанные газеты хватили через край, и он бы, Лу Юэ-лао, посоветовал на этом поставить точку. В заключение наш высокий шеф предложил считать господ Вэй Сань-шаня и Хань Ши-цяня адептами двух направлений в исторической науке.
Эффект был мгновенный. Позиция прессы резко изменилась, а наиболее воинственные газеты, грозившие мне судом, публично извинились, сожалея о случившемся. Им, видите ли, раньше было неясно существо проблемы. Они воздавали должное моему научному подвигу и смелости, с которой я выступил против доктора Вэя, и «от имени широких кругов журналистов «требовали» избрания Хань Ши-циня в члены Комитета исторических наук».
Так закончилось дело. А в Комитет входить я отказался.
Пришел Жао Сань. Последнее время он был занят, как никогда.
— Подготовка к выборам? — спросил я.
— К выборам готовиться нечего. Самое канительное — сопутствующие им торжества. Тут и конкурс младенцев, и соревнование литературных дам, и многое другое. И за все отвечает местная политическая администрация.
— Значит, надо будет пригласить Цзяна Соевую Подливу и У Дуду,— почему-то обрадовался г-н Сяо.
— Само собой. Главное — заручиться их согласием,— озабоченно подтвердил Жао Сань.— С остальными проще.
— А кто этот У Ду-ду?
— У Ду-ду — великий портной,— ответил г-н Жао.
— А зачем на выборах вам нужен один врач и один портной?
— Да нет, нам нужна армия врачей и портных. Эти двое будут главными.
— Непонятно.
— Все очень просто,— г-н Сяо был на месте.— Допустим, проходит конкурс младенцев. Интересно, смог бы ты определить без врача, какому младенцу обеспечивается лучший уход и самое калорийное питание? А кто лучше портного установит качество тканей, из которых сшита одежда маленьких граждан? Так-то. Первое место присуждается наиболее ухоженному и лучше всех одетому младенцу.
— Стало быть, первые места достаются детям обеспеченных родителей?
— Разумеется. Я уж не говорю о том, что подобный конкурс стимулирует наше движение вперед. А ты разве к этому не привык? — улыбнулся г-н Сяо.
Я задумался.
— Нет, это неплохо — устраивать конкурсы ухоженности и красоты младенцев!
Вечером посыльный Лу Юэ-лао доставил нам удостоверения на право участия в церемониях выборов. Позже позвонил он сам, дабы заручиться нашим согласием.
Мы, конечно, согласились.
День любой...
— Пошли, пошли,— в восемь часов стал торопить меня г-н Сяо.
Захватив удостоверения, мы отправились в Парламент. Для публики были отведены места на галерке, напоминающие театральные ложи. Внизу в центре зала стоял круглый стол с тремя глубокими креслами. Кресла были пусты. Вокруг главного стола находились квадратный стол президиума, за которым уже сидело два-три духа, и более десяти рядов стульев, расположенных дугообразно,— для членов Парламента. Ряды были заполнены.
В зале стояла торжественная тишина: все поглядывали на часы и напряженно следили за дверью, выходящей в зал. С улицы доносился радостный, многоголосый шум. Гремели оркестры. На площади собралась огромная толпа зевак. У многих в руках были разноцветные флажки. Все это было хорошо видно из окон на галерке.
Вдруг площадь потряс взрыв ликования. Гости, сидящие в ложах, повернулись к окнам.
На площади творилось невообразимое - духи размахивали флажками, кричали "ура"; клики толпы заглушались мощным звучанием оркестров: в конце улицы показалась вереница машин. Первая остановилась у дверей Парламента и тотчас же была осыпана живыми и бумажными цветами, серпантином. Народные массы выражали свой восторг. Из машин вышли Лу Юэ-лао и Пань Ло. За ними следовал Янь Цзюнь.
Три простолюдина опускаются в глубокие кресла. Гремит военная музыка. Члены Парламента аплодируют.
Начинается великий Акт.
Все, что описано ниже, я понял не сразу.
Председатель Парламента объявил заседание открытым и напомнил присутствующим имена кандидатов на пост Генерального Президента.
Первым на трибуну поднимается Янь Цзюнь. Он мотивирует свое решение о выдвижении на пост Генерального Президента г-на Дунфан Даня. Согласно новейшим исследованиям физиологов, сообщает он высокому собранию, поза корточкистов при совершении естественных отправлений гарантирует от запоров. Между тем, всем известно, что многие болезни вызваны именно этим недугом. Больной субъект, понятно, не может служить великому делу с полной отдачей. Во имя государственных интересов мы, патриоты, должны заботиться о здоровье, должны отправлять естественные потребности не иначе, как методом корточкистов, должны избрать на пост Генерального Президента деятеля партии корточкистов. Это более чем логично (logical).
Партия корточкистов, продолжает оратор, намерена развивать в стране нефтедобычу. Хлопчатобумажное производство достигло полной зрелости, нам удалось монополизировать эту отрасль промышленности, а нефтедобыча и переработка нефти находятся в зачаточном состоянии. Над этим следует поразмыслить, иначе с Glasgo нам конкуренции не выдержать и мы будем сметены...
Под аплодисменты части зала Янь Цзюнь сошел с трибуны.
Следующим был Пань Ло. Он подверг острой критике речь предыдущего оратора.
- ...Что касается методики корточкистов и восседающих, то с точки зрения санитарии и гигиены тут и спорить не о чем. Да будет известно всем, что и корточкизм не исключает запоров. (Движение в зале.) Соотечественникам старый способ надоел, они хотят переменить позу; если ничего не изменится, отвращение к старой позе будет обостряться и может перерасти в полную апатию, в нежелание исполнять свой долг... трудно даже предвидеть, господа, все последствия столь недальновидной политики... Во имя счастья и здоровья сограждан мы должны отстаивать политику партии восседающих...
Далее Пань Ло изложил свою точку зрения на развитие нефтедобычи. Да, производство нефти в стране незначительно, и радикальных перемен пока не предвидится. Поэтому, если пренебречь хлопчатобумажным производством в угоду нефтяному, стране будет грозить опасность утраты ключевых позиций в мировом производстве пряжи еще до того, как нефтяная промышленность достигнет высокого развития.
Речь Пань Ло была встречена аплодисментами другой части зала.
- Хлопай, хлопай,- возбужденно бормотал г-н Сяо, не жалея ладоней.
На трибуну взошел Лу Юэ-лао.
- Верно сказал простолюдин Пань. И положение нынешнее обрисовал точно. Подальше бы глядел простолюдин Янь, увидел бы, что ждет страну, и тогда бы не стоял на своем. Чего там! Мне больше сказать нечего. Мои взгляды - это взгляды простолюдина Паня...
Председатель Парламента подошел к креслу Янь Цзюня и вкрадчиво произнес:
- Простолюдин Пань Ло и Лу Юэ-лао выставляют кандидатуру Ба Шань-доу. Председатель Парламента надеется, что уважаемый простолюдин Янь Цзюнь откажется от своего кандидата...
- Отдаю должное благим намерениям уважаемого Председателя Парламента,- мягко возразил Янь Цзюнь,- но от своего кандидата я не отказываюсь.
- Вниманию господ шеньши,- Председатель Парламента поднял руку.- Простолюдин Янь благодарит Председателя Парламента за благие намерения, но от своего не отказывается... Начинаем состязания.
Зал притих.
Председатель Парламента вытащил из кармана колоду игральных карт и под звуки оркестра трижды их перетасовал.
- Отец Чжу, прошу снять колоду,- возгласил он. Оказывается, Чжу Шэнь-энь сидел вместе с членами Парламента.
Я его просто не заметил. Он быстро направился к центру, истово перекрестился, снял колоду и раздал карты трем простолюдинам.
- Обменяешь? - спросил священник Пань Ло.
- Обмениваю одну и кладу под нее 500 миллионов юаней.- Простолюдин выписал чек, под которым немедленно поставил свою подпись Управляющий государственным банком.
Обменял карту и Янь Цзюнь, выписав чек на один миллиард юаней. То же проделал Лу Юэ-лао. Пань Ло обменял еще две карты, Янь Цзюнь и Лу Юэ-лао - по одной.
Когда нужно было раскрыть карты, Пань Ло свои отбросил в сторону. Мне объяснили, что такова его тактика. Фактически Пань Ло и Лу Юэ-лао, имея на руках мощный капитал, играли сообща. Оба простолюдина взглянули на карты. Янь Цзюнь добавил 9.000.000.000.000.000.000.000 юаней! Простолюдин Лу добавил столько же и приписал еще 25 нулей. На каждом новом чеке Управляющий государственным банком должен был ставить свою подпись, иначе чек был бы недействителен. Янь Цзюнь добавил такую же сумму и заявил, что желает раскрыть карты. Но после небольшого колебания дописал еще девять нулей.
- Я, само собой, тоже хочу добавить,- улыбнулся простолюдин Лу и добровольно дописал пятьдесят два нуля.
- Ого! - зашептал кто-то.- Вся мировая война в мире людей обошлась гораздо дешевле.
Янь Цзюнь не желал сдаваться. Он решил добавить еще и раскрыть карты.
Но тут вмешался Управляющий банком:
- Прошу прощения, но у вас, ваше превосходительство, иссякли возможности.
Янь Цзюнь побелел, как полотно.
- Как?! Ставлю все свои предприятия!
- Нельзя, простолюдин. Как представитель банковских кругов страны, я не могу заверить подобный документ.
- Это конец! - и Янь Цзюнь бросил карты на стол. Лу Юэ-лао и Пань Ло одержали победу.
- Избран Ба Шань-доу! - провозгласил Председатель Парламента.
Овация. Музыка. Председатель Парламента вновь взошел на трибуну и объявил по радио на весь мир духов об избрании Ба Шань-доу.
- А теперь можно голосовать! - удовлетворенно сказал г-н Сяо. Все присутствующие стали вписывать в бюллетени имя Ба Шань-доу. То же проделали три простолюдина. Вписывать другое имя означало идти против воли народа.
И все же, что это была за игра? У Янь Цзюня было три туза, два короля. А у Лу Юэ-лао только пара валетов. Но г-н Сяо объяснил мне, что игра в карты лишь форма. Главное - величина капитала. Ныне два простолюдина объединились, и Янь Цзюнь не смог с ними конкурировать. В прошлый раз двое не очень мощных простолюдинов тоже избрали своего человека...
- Выходит, Янь Цзюнь разорен? - спросил я.
- Не совсем так. Потерпевший поражение действительно становится банкротом, но все зависит от того, кто этот человек. Янь Цзюнь - единственный крупный знаток нефтедобычи и нефтепереработки в районе, а для Лу Юэ-лао это немаловажно, вот почему, как я подозреваю, простолюдин Лу вернет ему выигранные деньги. Дело в том, что Лу Юэ-лао,- добавил он,- собирается инвестировать крупный капитал в отечественную нефтяную промышленность.
Когда Акт выборов подходил к концу, в зале стали раздавать от имени секретариата Генерального Президента пригласительные билеты на завтрашний Большой банкет.
По слухам, там не бывает ничего особенного, но попасть туда нелегко.
- Тот, кто однажды был приглашен,- сказал г-н Сяо,- всю жизнь пользуется почетом и славой. Прошлый раз у меня еще не хватало необходимого стажа, и я получил "Пригласительный билет Ожидающего Вакансии".
- Как это понять?
- Билеты Ожидающего Вакансии выдаются лицам тоже весьма уважаемым; все дальнейшее зависит от выслуги лет. Однако, если кто-либо из официально приглашенных лиц не явится на банкет, его заменяет обладатель "Пригласительного билета Ожидающего Вакансии".
- Значит, теперь мы обязательно получим приглашение?
- Несомненно,- радостно заверил меня г-н Сяо.
По дороге домой Чжун-но купил книгу "Основные положения банкетного церемониала у Генерального Президента". Завтра она понадобится. Дома мой приятель углубится в чтение. Мне это было ни к чему: г-н Сяо всегда был рядом со мной.
День любой...
Роскошный банкет в честь выборов проходил в Зале приемов Генерального Президента. Впускали по билетам.
- Не торопись,- наставлял меня г-н Сяо,- делай только то, что делают другие.
В пять часов мы вошли в Зал приемов.
Военный чин при Генеральном Президенте выкрикивал имена прибывавших гостей. Когда он назвал нас, гости стали с любопытством на нас оглядываться. Но вскоре они возобновили прерванные разговоры, увидев, как сердечно пожимали нам руки Лу Юэ-лао и Генеральный Президент, дружески нас приветствуя.
- Интимные друзья беседуют не здесь,- улыбнулся Ба Шань-доу, увлекая нас в боковую дверь.
В укромном холле сидели члены Клуба простолюдинов; Чжу Шэнь-энь благословил нас. Теперь-то я знаю их порядки. До начала банкета Генеральный Президент не должен появляться в Зале приемов. Исключение делалось лишь для почетных гостей, в числе которых оказались и мы. Вот гости и прониклись к нам особым уважением.
В холле находился и Янь Цзюнь. Он о чем-то весело болтал; говорили, будто простолюдины Лу и Пань вернули ему выигрыш, удержав лишь 8 процентов, и он может продолжать дело.
Мне хотелось рассмотреть всю резиденцию Генерального Президента, и вместе с г-ном Сяо мы вскоре покинули холл. Ба Шань-доу просил нас по сигналу вернуться в Зал приемов..
Остальные гости тоже разбрелись кто куда. Мы уселись у фонтана. Несколько духов, как нам показалось, усиленно за нами наблюдали и о чем-то горячо спорили. Наконец один из них подошел к нам.
- Если не ошибаюсь, Его Превосходительство Хань Ши-цянь?
- Да, он действительно Хань Ши-цянь,- опередил меня мой друг,- чему обязаны?
- Я, Чжун-Лун, из Союза корреспондентов, прибыл сюда, чтобы представить Хань Ши-цяню моего друга.
Он подал знак, и к нам подошел дух, как оказалось, старый знакомый г-на Сяо. Мужчины обменялись рукопожатием.
- Я не знал, что господин Хань - приятель господина Сяо,- произнес новый знакомый. Корреспондент помалкивал.
Короче говоря, г-н Сяо представил мне доктора Вэй Сань-шаня. Рукопожатие.
- Я не имел удовольствия быть знакомым с господином Ханем раньше,- начал доктор,- поэтому, узнав об отрицательном его отношении к моему докладу, решил объединить всех журналистов города для борьбы с ним. Но теперь я вижу, господин Хань, как и я, предан простолюдину Лу, и, таким образом, мы единомышленники. От всей души прошу простить мою ошибку. Мы должны рука об руку, единой поступью идти по пути простолюдинов Лу и Паня.
Я в ответ на эту тираду произнес несколько обычных вежливых слов.
В шесть часов прозвучал сигнал, и со всех сторон к Залу приемов устремились приглашенные.
Места были обозначены в билетах; к счастью, мое было рядом с г-ном Сяо. Рассевшись, гости выпрямились на стульях и замерли. Вошли простолюдины. Место Генерального Президента было в центре. Оно пустовало.
- Встать! Музыка! - рявкнул дежурный офицер-церемониймейстер.
Вошел Генеральный Президент.
- Сесть!
Были наполнены бокалы. И снова:
- Чокнуться!
Все встали со своих мест. Три простолюдина подошли к президентскому креслу. Спич произнес Пань Ло:
- Генеральным Президентом избран Ба. Это большое счастье для политики простолюдинов и для всего района. От имени народа всей страны Янь Цзюнь, Лу Юэ-лао, Пань Ло пьют до дна в знак уважения к Генеральному Президенту и желают ему десять тысяч лет жизни!
- Глоток! - раздался голос офицера.- Два глотка! Три глотка! Бокалы - ставь! Садись!.. Аплодисменты!
Все, как один, громко захлопали в ладоши.
Стали разносить еду.
- Пить суп! - командовал голос.- Глоток! Два глотка! Три глотка! Стоп!
Все отставили суповые ложки.
- Глоток вина!.. Съесть ломтик хребта! Пить! Глоток! Еще глоток! Еще глоток! Стоп! Музыка!
После музыки ели хлеб.
- Укус! Два укуса! Три укуса! Проглотить! Есть луковицу!
Я вовсе не привык к этому деликатесу, но делать было нечего. Если бы вчера я прочел "Основные положения банкетного церемониала у Генерального Президента", я бы наотрез отказался туда идти.
- Три минуты отдыха.
Это означало, что можно есть что угодно, о чем угодно говорить, а также пить и курить. Г-н Сяо шепотом осведомился о моем самочувствии. Он объяснил мне, что иначе нельзя, "если желаешь укреплять власть Генерального Президента и правительства". К тому же, добавил он, человек - животное, предрасположенное к этикету; причина, в силу которой человек - венец всего сущего...
- Начали! - перебил моего приятеля голос дежурного офицера. - Музыка!
Снова были подняты бокалы, но на этот раз обошлось без спичей трех простолюдинов от имени народа всей страны.
- Аплодисменты! Есть бифштекс! Укус! Еще укус!..
- Пир окончить! Гостям - вольно!
Зал зашумел, задвигался. Поднялся невообразимый шум.
Когда Генеральный Президент, простолюдины и гости отдыхали, куря, попивая кофе и беседуя, к Ба Шань-доу сквозь толпу протиснулся офицер с бледным и растерянным лицом.
- Докладываю: только что мной обнаружено на полу.- И офицер протянул простолюдину листок бумаги.
Все невольно взглянули себе под ноги: пол был усеян точно такими же бумажками.
Это были листовки. Они призывали выступать против политики азартных игр, против монополизации выборов рабами денег: "долой банкеты бюрократов, да пробудится народ района, да не станет он псом рабов денег..."
Ба Шань-доу изменился в лице.
- Чья работа?
- Не могу знать,- ответил офицер.
- Поднять на ноги сыщиков!
День любой...
Довольно долго не вел дневника. Просто в эти дни ничего не случилось примечательного. Вместе с Сяо Чжун-но, Жао Санем, Сыма Си-ду и их крошками исправно посещал разнообразные состязания в честь великих выборов и развлекался с друзьями. Город буквально сошел с ума.
На состязании младенцев судьями были врачи и портные, на состязании красавиц - портные и ювелиры. Решения принимались тайным голосованием. Сегодня состоятся всерайонные (то есть государственные) спортивные состязания; рекордсмен по перетягиванию каната Фан Ху-шэн и его ребята шатались по городу, выкрикивали лозунги и горланили песни. Рекордсмен по прыжкам через барьер низиной в 220 метров У Цзы-цян выступал как главный арбитр состязания в беге, в витринах фотоателье красовались его портреты.
Увеличился тираж газет. Кроме регулярных номеров время от времени выпускались специальные листки со спортивными новостями. Не забывали и о государственных делах. Ход великих выборов освещался со всеми подробностями. Пресса отмечала единодушие народа, избравшего Генеральным Президентом Ба Шань-доу, "из чего явствует, с каким энтузиазмом народ поддерживает господина Ба". Здесь же была опубликована его краткая биография: "...предки нашего избранника участвовали в народной революции, и, стало быть, в его жилах течет кровь простолюдинов. Согласно физиологическим данным, г-н Ба - врожденный демократ. В свое время простолюдин Пань Ло сделал его своим личным секретарем, позже он вступил в партию восседающих и постепенно приобрел имя. В разное время господин Ба занимал ответственные посты начальника местной политической администрации, министра финансов, министра промышленности и другие. В делах г-н Ба гибок, точен и быстр; и если иному духу для выполнения какого-либо задания требуется два-три месяца, г-ну Ба достаточно двадцати четырех часов".
Эпизод с листовками на Большом банкете в газеты не попал. Наоборот, сообщалось, что в городе циркулируют злостные слухи, будто в резиденции Генерального Президента кто-то разбросал листовки. Клеветника разыскивает Управление полиции. И последняя новость: Министерство иностранных дел опубликовало официальное опровержение в связи с сообщением иностранных агентств о тайном союзе нашей страны с Lampi.
День любой...
Сначала Сяо Чжун-но намеревался отправиться вместе с крошкой в театр, но из Генерального союза писателей пришло письменное извещение о предстоящем собрании.
После завтрака я просматривал книги в библиотеке приятеля.
В стеклянном шкафу-сейфе я обнаружил толстую книгу "Записки о скорби и радости господина Пань Чуань-пина". В ней было свыше восьмисот страниц. На титульном листе была напечатана маленькая фотография господина Паня, а также несколько иероглифов работы каллиграфа Чжао Мэн-фу. Фотография поразила меня. На ней был изображен годовалый младенец, совершенно голый, даже без чехла на носу. Он сидел в глубоком кресле и держал в руке не то кожаный мяч, не то яблоко,- предмет на фотографии получился несколько расплывчатым...
Я стал лихорадочно листать страницы. Оказывается, это был сын Пань Ло, который прожил в мире духов лишь одиннадцать месяцев. Ребенок страдал infantile paralysis, его лечили лучшие медики мира, но безуспешно. У простолюдина Ло с этим ребенком были связаны все надежды. Он видел в нем продолжателя дела, но его мечтам не суждено было сбыться: сын умер в младенческом возрасте. Это было горем для всей страны... Позже Парламент объявил день смерти Паня-младшего днем национального траура.
В книге подробно описывалась церемония похорон усопшего.
Пань Ло - уроженец города Манчэн, отстоящего от столицы на 120 ли и связанного с ней железнодорожной веткой. Там и проходили церемонии. Когда гроб с телом везли в Манчэн, Пань Ло за большие деньги арендовал железнодорожную ветку, по которой на один день было прервано всякое движение. Вдоль пути следования траурного поезда было сооружено сто шестьдесят четыре разноцветных арки; до ночи ярко пламенели сигнальные костры. На похороны съехались сливки общества, его отцы и радетели: Лу Юэ-лао, Янь Цзюнь, Вэнь Хуань-чжи. В городке скопилось более пятнадцати тысяч автомобилей и свыше двадцати тысяч музыкантов из военных оркестров; на похороны прибывали столичные учреждения, учебные заведения, суды и прокуратура. Приток духов продолжался сутки - с полуночи до полуночи. Хозяева гостиниц и трактиров на фасадах своих домов приспустили в знак траура флаги; было сооружено свыше шести тысяч алтарей для жертвоприношений... К началу церемонии Пань Ло снова арендовал дорогу между столицей и Манчэном, и присутствующие на похоронах, предъявляя билеты, усаживались в поезда. Билеты были двух классов, поэтому духи попадали в разные вагоны. Для простолюдинов и членов правительства был подан спецвагон Министерства железных дорог. Крупные отели Манчэна, уличные магистрали, народные дома заполонили столичные гости. Ежедневно горячая пища готовилась из расчета на семнадцать тысяч персон - четырехразовое питание по восемнадцать перемен. Вдоль железнодорожного полотна персонал столичного вокзала соорудил восемьсот разноцветных арок высотой в восемьсот чжанов каждая; от него же до резиденции Паня земля была устлана черным индийским шелком, расшитым цветами... Боясь нехватки обслуживающего персонала, Пань Ло распорядился перевести девять тысяч триста пятьдесят служащих различных учреждений в Манчэн, сгруппировав их в пяти отделах: в общей канцелярии, секретариате, в Отделе сообщений, в Бюро обслуживания и Бюро церемоний. Каждый Отдел возглавлял его начальник - министр; количество начальников подотделов не лимитировалось (подробнее см. в книге "Основные положения организации погребения г-на Пань Чуань-пина")... Все это продолжалось более трех месяцев, так как на церемонию прибыли духи с окраин района, а также из-за границы. Повсюду были созданы отделения по организации похорон, и все было тщательно продумано...
Впоследствии в кулуарах строились догадки о причинах столь расточительных похорон. Несомненно, щедрость правительства сыграла здесь не последнюю роль. К тому же, вся эта роскошь должна была поощрить сограждан в их стремлении подняться до вершин, достигнутых простолюдином: смотрите, мол, какие почести воздаются умершему ребенку, которому и года-то не было от роду! А все потому, что простолюдин! Сограждане непременно станут страстно завидовать простолюдинам и мечтать им уподобиться.
В "Записках" цитировался текст, написанный на парных траурных полотнищах, обращения к умершему и другие малоинтересные вещи.
Вечером вернулся Чжун-но и сообщил мне новость. Согласно Указу Парламента писатели различных направлений объединяются в единую организацию. Задача нового общества пропагандировать идеи демократизма и тем самым нейтрализовать мерзкие и грязные теории низов. Ну и, конечно, держать в узде мятежников и предавать гласности имена зачинщиков бунта.
Он также сказал, что после совещания снова был у Лу Юэ-лао.
- У него я узнал две важные новости. Тайный договор с государством Lampi завтра будет подписан.
- А почему мы ничего об этом не знаем?
- Этого еще не хватало! Да если за границей пронюхают о нашем союзе, будет просто невозможно прибрать к рукам хлопчатобумажные предприятия других районов! И может вспыхнуть мировая война.
Он умолк.
- А другая новость? - напомнил я.
- Да, верно. Послезавтра будет обнародован Закон о перемещении духов. Ты ведь знаешь, в нашем районе имеется много крупных предприятий иностранных граждан, приносящих им немалые прибыли. Пора это пресечь.
- Нет ли у тебя экземпляра корректуры нового Закона?
- Завтра простолюдин Лу обещал прислать.
День любой...
Закон был весьма строг не только для вновь прибывающих, но и для тех иностранцев, которые уже проживали внутри района.
В основном положения Закона, не затрагивающие только дипломатов, сводились к следующему:
"...Переходящий границу обязан подготовиться к соответствующей процедуре:
1. через посланника по эмигрантским делам за два месяца уведомить правительство данного района о будущем переходе;
2. при пересечении границы внести переселенческий взнос в размере 78.569 юаней 2 мао и 1 фэня;
3. при прохождении досмотра внести досмотровый взнос в сумме 5 тысяч юаней; при неблагоприятном для переселенца исходе досмотра указанная сумма не возвращается;
4. посланник несет полную ответственность за проходящее через границу лицо и ручается за него;
5. переходящий границу обязан отвечать следующим условиям:
а) не болеть тяжелыми заболеваниями; б) не быть преступником по самой своей природе; в) быть ростом выше пяти английских футов, восьми цуней и шести фыней и ниже шести английских футов, трех цуней и двух фыней, независимо от пола; г) кожа на губах не должна быть тонкой; д) указательный палец правой руки должен быть длиннее безымянного; е) диаметр пупа должен быть равен половине английского дюйма".
В случае, если претендент не отвечает данным критериям, он безусловно не имеет права пересечь границу. Было еще одно важное условие: за год число переселенцев в каждом пункте не должно превышать трех.
Корректуру Закона я спрятал в выдвижной ящик стола.
В сегодняшних утренних газетах появилась примечательная новость: "Лу Чуань-линь против Уголовного кодекса".
"Преподаватель средней школы при городском университете Лу Чуань-линь прочел учащимся лекцию по теории эволюции Дарвина, объясняющей происхождение человеческого рода от обезьяны. Священник Чжу Шэнь-энь, как сообщают, заявил, что подобная ересь не только не соответствует истине Священного писания, но и приходит в столкновение с параграфом Уголовного кодекса ("запрещено разрушать строгость нравов"), а посему он намерен обратиться в суд".
Ниже следовал комментарий корреспондента:
"Настоящее столкновение произошло на прошлой неделе, но по каким-то причинам оно стало достоянием гласности только сейчас".
И далее:
"Среди наших соотечественников есть немало сторонников теории эволюции Дарвина. Демарш священника Чжу, возможно, вызовет нежелательную реакцию. Когда пишутся эти строки, в столице начало работу совещание Комитетов антропологов и биологов для обсуждения проблемы, куда приглашены священник Чжу и Лу Чуань-линь".
Из государственных новостей важным было сообщение о предстоящей отмене правительством Закона о смертной казни. В период президентства Вэнь Хуань-чжи эта статья Кодекса обсуждалась, но из-за робости старого Генерального Президента отменена не была. И только теперь новая администрация полна решимости довести дело до конца.
Генеральный Президент Ба действует быстро: вероятно, завтра-послезавтра Закон будет отменен.
День любой...
Сегодня произошло два больших события:
1. введен Закон о перемещении духов;
2. отменена смертная казнь.
Действительно, нельзя было не подивиться оперативности и гибкости г-на Ба Шань-доу.
Назначен день и час диспута по теории эволюции. Приглашаются все желающие. Я пойду непременно.
- Если ничего не случится, я, пожалуй, пойду с тобой,- сказал г-н Сяо.
- А что может случиться?
- Что? - г-н Сяо сразу посерьезнел.- Твой чрезмерный оптимизм излишен. Опасности подстерегают нас на каждом шагу.
После обеда, когда я отдыхал в своей комнате, вошел Чжун-но.
- Господин Хань,- заявил он,- непредвиденное, кажется, свершилось. Звонили из резиденции Лу. Клуб простолюдинов созывает экстренное совещание.
Я сел на кровати.
- Я тоже должен быть?
- Разумеется.
Совещание было посвящено весьма серьезному и острому вопросу. Докладывал священник Чжу. Трест боеприпасов Цзюньхо заслал в наш район группу агентов с целью выведать содержание тайного соглашения с Lampi. Вчера был схвачен подозрительный субъект. Правда, он ни в чем не признался. Улик нет.
- А сведения о шпионах достоверны? - спросил Генеральный Президент.
- Именем Христа, сущая правда. Мне об этом сообщил в шифровке священник из Lampi; он же заявил, что в резиденции Генерального Президента, возможно, затесался предатель.
Все изменились в лице и уставились друг на друга.
- Дознание! - приказал Лу Юэ-лао.- И ты, того, глаз с него не спускай.
- Можете на меня положиться,- священник стукнул себя в грудь.- Если появятся улики против захваченного лазутчика, я предам его смерти методом "сдирания шкуры со свиньи". Я уже приступил к организации "божественных разведотрядов" и с помощью силы небесной разгадаю дьявольские замыслы.
Все умолкли. Тишина была зловеща и сурова.
Вдруг отец Чжу икнул. Двумя секундами позже икнул вторично, тяжко, с надрывом, глядя на простолюдина Лу такими глазами, как будто чего-то от него ждал.
- Выпей вина,- понял тот.
- Э-э... шутите,- священник покосился в мою сторону и снова икнул.
- Пей, чего там. Здесь все свои.
Он нажал кнопку звонка, и лакей принес полдюжины виски.
Все слегка захмелели и потребовали привести "фальшивых крошек".
"Фальшивая крошка" - это разряженная, нарумяненная, напомаженная и напудренная женщина, тщетно пытающаяся скрыть серость лица и нездоровый цвет кожи. Те, у кого не было крошек, в том числе и я, здесь же, в сторонке, занялись картами.
Священник усадил крошку себе на колени и стал целовать. Потом он сорвал с ее носа чехол и, гладя его, приговаривал:
- Хе-хе, малютка, что за прелестный носик, что за носик, носик, носик!
Девушка стыдливо прикрывала нос рукой, но отец Чжу упорно отводил ее руку.
Лу, Паиь и Ба хохотали, наблюдая за этой сценой. И тоже, подражая священнику, сорвали с носов своих подруг чехлы и стали их гладить, но чинно и спокойно.
Неожиданно я встретился глазами с Лу Юэ-лао. Он слегка покраснел.
- Ты уж извини, господин Хань, мы маленько того, развлекаемся.
- Ну что вы, что вы!
- Нам, понимаешь ли,- г-н Сяо тут как тут,- крайне необходима умственная разрядка.
Лу Юэ-лао приказал музыкантам играть, и все парами стали танцевать со своими крошками; потом снова началась попойка, музыка и танцы. Они прикончили еще две дюжины сбивающего с ног виски. Когда пришло время зажигать огни, мужчины потребовали от своих фальшивых крошек песен. Девушки стали раздеваться. И, обнаженные, пели и танцевали. Самой популярной была песенка: "Любимый братец, разве ты не знаешь, как я люблю тебя".
Потом женщины составили счет и каждая вручила его своему клиенту. Мне удалось прочесть счет отца Чжу.
Поцелуи 46 штук 9 юаней 2 мао
Поглаживание верхнего места 71 раз 21 юань 3 мао
Парные танцы 30 мин. 10 юаней
Песни и танцы 1 раз 20 юаней 6 мао
Итого 61 юань 1 мао
Священник Чжу Место печати
- Все переписать на меня,- заявил Лу Юэ-лао,- но, барышни, понимать надо, мы ваши старые клиенты, можно бы скидочку для нас сделать.
- Не выйдет,- отрезала одна из фальшивых крошек,- никто из нас на это не согласится. Платите по прейскуранту.
- Э, не упрямьтесь же. Скиньте немного.
Девушки стояли на своем, как их ни уговаривали.
- Мразь! Сволочи! - вскипел Лу Юэ-лао.- Тягаться с нами захотели! А не желаете ли прогуляться в полицию!
Конфликт разрешил Пань Ло.
Получив деньги, девушки отправились на машинах восвояси. Они заикнулись было о чаевых, но им наотрез отказали.
Разошлись мы только после ужина. Простолюдин Лу похлопал священника по спине:
- Помни и гляди в оба!
- Да я... завтра небесный владыка с утра ниспошлет вам всем... бла... го... дать...
День любой...
Вчера Чжун-но вернулся что-то около часу, когда я уже спал.
- Произошло великое несчастье! - Мой приятель был в панике.
- Что случилось?
- Ужасные новости.- И он протянул мне лист бумаги.- Это иностранная газета.
В газете был напечатан текст тайного соглашения с Lampi. И еще одна важнейшая новость: узнав об этом соглашении, другие государства в панике стали принимать контрмеры - правительства Brologue, Velo, Mammon отправили войска для укрепления государственных границ; Velo расквартировало крупные войсковые контингента в своей колонии Makette, боясь вторжения союзных войск.
- Недурная новость, не правда ли? - проговорил г-н Сяо.
- Это достоверно?
- Совершенно. Ба Шань-доу получил секретное донесение. Посланники трех стран, аккредитованные в нашем районе, завершают все дела, ожидая официального распоряжения покинуть пределы района. Правительство все еще не готово сделать такое заявление, и в газетах пока ничего нет...
А я даже не предполагал, какая здесь заваривается каша. Мне стало душно.
- Значит, война?
- И вспыхнуть она может в любой момент,-откликнулся он.- Тебе трудно понять... Я поделюсь с тобой одной новостью весьма конфиденциального свойства, о ней проинформирован самый узкий круг лиц. Так вот, тем трем районам и нашим двум союзным державам столкновения всегда выгодны, и рано или поздно война все равно разразится. Мы готовились к ней более двадцати лет, совершенно уверены в победе и только ждем приказа о мобилизации. Ты явился к нам извне, и тебе все это непонятно.
Он снова понизил голос:
- Мы уже подтянули два полка к западным границам Makette.
День любой...
Сегодня административные власти всех степеней начали всеобщие розыски. Штаб жандармерии, управление полиции, тайная полиция и офицерская школа действовали сообща, проводя поголовную проверку населения. Гражданам города, кроме простолюдинов и государственных служащих высших рангов, запрещалось хотя бы на шаг отходить от ворот своих домов. Обстановка чрезвычайно напряженная. Мы от проверки были освобождены, так как имели охранные грамоты Секретариата Генерального Президента. В настоящее время проверка завершена, по подозрению в шпионаже схвачено более тысячи шестисот духов.
За двадцать четыре часа весь город был проверен, что несомненно свидетельствовало об оперативности властей.
День любой...
Атмосфера накаляется день ото дня. Так я, чего доброго, не сумею вернуться в мир света.
Крупные контингенты войск перемещаются в разных направлениях внутри района. Нижнеярусники готовятся к мобилизации. Тайно создаются военно-этапные пункты, в столицу непрерывно прибывали важные лица из военных ведомств Lampi. Последние три дня в газетах стали появляться сообщения о совместных военных действиях Velo и двух других стран. Правительство Velo уже отдало приказ о назначении главнокомандующего. Пресса выбивалась из сил, внушая населению провокационную мысль о враждебных намерениях трех держав; сообщалось о выступлении перед соотечественниками премьер-министра кабинета Velo: "пока мы не покорим союзные державы, мы не покорим союзные державы и наша промышленность не выйдет из состояния застоя".
Позавчера г-н Сяо снова был на собрании писателей; они приняли решение объединить литераторов страны для пропаганды патриотизма.
На улицах беспорядок и хаос.
День любой...
В час дня пополудни состоялась дискуссия по теории эволюции видов. Мы отправились к месту собрания на машине вместе, с крошкой Сяо Чжун-но.
На улицах была масса народу, и машина продвигалась с трудом. На стенах домов повсюду расклеивали лозунги и призывы вроде "Решается вопрос жизни и смерти, существования и гибели наших духов", "Соотечественники должны сражаться во имя высшей справедливости". Хотя положение было серьезным и на лицах застыло соответствующее моменту выражение, одеты все были аккуратно и строго. Двигались духи степенно, разговаривали, соблюдая этикет.
Нашей машине преградила путь толпа.
Продавали экстренные выпуски газет. Накупили разных. Сообщения и заголовки были примерно одинаковы:
"Ха-ха?? Извольте полюбоваться на сердца военных из Velo, любящих свой район?!?!?!?!?!"
Подзаголовок гласил: "Правительство Velo может подавать в отставку". Далее следовало семь вопросительных знаков, тринадцать восклицательных и одни кавычки.
В самой статье сообщалось, что отправленные правительством Velo в Makette пехотные части и команды трех военных кораблей восстали, заняли город, изгнали оттуда местных чиновников и заявили, что не намерены с кем бы то ни было вступать в военный конфликт.
Было еще одно известие. Наши послы, посланники и дипломаты, аккредитованные в Velo и других районах, отзываются на родину.
- Официально,- заявил я г-ну Сяо,- вы находитесь в состоянии войны, и я не могу не вернуться в мир света.
- Почему? - Он был удивлен.- Разве не славно понаблюдать за всем этим шумом и гамом?
- Но подобные наблюдения небезопасны!
- Чепуха! Можешь не волноваться, война опасна не для нас...
Наша машина всюду попадала в заторы, и на дискуссию мы прибыли с опозданием на три четверти часа.
Начала ее мы не слышали. Я был огорчен. Первым выступал Лу Чуань-линь, но, когда мы вошли в зал, в спор уже вступил Чжу Шэнь-энь. Он был в черном, на его груди висел золотой крест, лицо было строгим и благостным, напоминая лик Христа, когда тот в последний раз сел за трапезу со своими учениками.
- Вздорные россказни,- начал он свое опровержение.- Мы, мир духов, благородный мир духов, никак не можем происходить от обезьян, быть потомками обезьян! В Библии ясно написано, что мы ведем начало от Адама и Евы... нет, сначала надо называть имя Евы, ибо культурный дух уважает особ женского пола... Ева и Адам - вот чьи мы потомки. Адам... нет! Ева и Адам - от них пошел наш мир, а не от семени макаки или собачьего мяса!.. (Аплодисменты.) Они - основа мира, созданного царем небесным Иеговой... (Аплодисменты.) Это научно, ибо известно, что теология - тоже наука.
Он отхлебнул глоток чая.
- Естественные науки требуют доказательств. Наша теология тоже доказуема, у нее с естественными науками одна и та же правда. Наши эксперименты не похожи на опыты естествоиспытателей, которые подогревают на спиртовках красную и зеленую водицу. С почтительностью и прямотою свидетельствую: на прошлой неделе в 2 часа 43 минуты пополудни я лицезрел царя небесного Иегову. Он как раз собирался на дневную трапезу, и Авраам подавал ему нож и вилку. Прочитав мою визитную карточку, Иегова явил радость, и тогда я спросил его о происхождении мира нашего. Хлопнув меня по голове, он рек: "О любимый из бесчестных внуков моих, в Библии нет ни слова лжи". (Аплодисменты.) Вот что мне лично сказал Иегова, а вы, защитники семени макаки, еще смеете раскрывать рот! Тьфу!.. (Аплодисменты.)
На трибуну вторично поднялся Лу Чуань-линь. Он заявил, что священник Чжу обманывает самого себя. Не более того.
- Он обманывает самого себя, но, возможно, и сам не верит своим словам... (Аплодисменты.) Он признался, что видел Иегову. Подобными баснями трудно обмануть даже ребенка старше трех лет, а он приводит их в качестве доказательства своей правоты! (Аплодисменты.) Я весьма сожалею о прочитанном ранее научном докладе, так как речи, подобные только что произнесенной священником Чжу, ничего общего с наукой не имеют. (Аплодисменты,)
Вторичные контрдоводы священника отличались крайней простотой: неверующие не имеют права высказываться. Многие аплодировали.
Затем начались выступления, и мнения разделились.
Итоги диспута подвел антрополог И Чжэн-синь. Как только он взошел на трибуну, зал разразился аплодисментами, и все стали ждать того мгновения, когда он исчерпывающе охарактеризует великую дискуссию. Он был авторитетом в антропологии, и одного слова его было достаточно, чтобы определить, кому победа, кому поражение.
Он начал свою речь скромно. И когда говорил, в зале стояла необычайная тишина, Существуют, сказал он, три теории происхождения мира. Диспут вели представители двух теорий, но он, И Чжэн-синь, верит, что среди присутствующих найдутся и сторонники третьей теории.
Первую теорию представлял священник Чжу, который верует во все, написанное о сотворении мира в Библии, где говорится, что владыка небесный создал одного мужчину и одну женщину, от коих произошли все мы.
Вторую теорию представлял Лу Чуань-линь, продолжал антрополог. Лу верит в учение Дарвина, гласящее, что все мы произошли от животного.
Наконец, необходимо познакомить собравшихся с третьей теорией, ибо сегодня в этом зале суждения о ней высказаны не были. Суть ее в следующем. Когда земной шар был еще бездушен, однажды пошел сильный снег и появились два индивида мужского пола. Мужчины стали заниматься педерастией и родили много сыновей и дочерей, таким образом и появился современный мир. Физиологические отправления индивидов отличались особыми свойствами, поэтому педерастия вела к деторождению.
Итак, кому из трех учений мы отдадим предпочтение?
- Впрочем,- заметил И Чжэн-синь,- истина не обязательно однозначна. Например, два плюс два равняется четырем, и это истина; но два плюс три равняется пяти - и это тоже истина; восемь минус пять равняется трем, и это истина. Вещи разные, и все они истинны, и каждую мы должны принять. Возвращаясь к трем теориям, следует сказать, что каждая из них неоспорима, и поэтому нам следует признать их все... (Аплодисменты.)
Его вывод сводился к тому, что во всех трех теориях заключен определенный смысл, что все они - суть теории одного порядка, не противоречащие друг другу, и следует только приветствовать комбинированное учение о происхождении мира.
- Говоря научно, эти три теории взаимосвязаны и взаимообусловлены... Обратите внимание, господа, мы отнюдь не собираемся основывать четвертую партию, мы лишь приводим к гармонии великий успех истины. Мы можем назваться партией примирения или партией истины, ибо наша цель - стремление к истине, а не служение распрям... (Аплодисменты.) Эти три партии, в сущности, близки друг другу, но духи, как это ни печально, всегда спорят и упорствуют в своей неправоте...
Последние слова оратора потонули в буре аплодисментов.
Так был разрешен спор. Оказывается, точка зрения Лу Чуань-линя приемлема, в словах Чжу Шэнь-эня есть смысл, и нет необходимости оспаривать третью теорию.
День любой...
Позвонили из резиденции простолюдина Лу и предложили г-ну Сяо немедленно явиться на срочное совещание.
- Господин Хань, ты поедешь со мной.
- Да, но...
- А в чем дело?
- Может быть, это неудобно.
- Не будь таким щепетильным. Звоня мне, простолюдин Лу, несомненно, рассчитывал и на твой приезд. В настоящее время люди его круга опираются только на своих.
Прибыв в резиденцию простолюдина Лу, мы сразу же услыхали дурную новость. Телеграмма из штаба войск гласила: "Семнадцатый и Восемнадцатый полки, направленные в Люйинь, сегодня на рассвете, войдя в город, подняли бунт, перерезали железную дорогу, телефонную линию и арестовали главнокомандующего Гао Гун-чэна; по слухам, он уже расстрелян".
- Где находится Люйинь? Он имеет большое стратегическое значение? - спросил я.
- Само собой,- ответил простолюдин Лу.- Люйинь - один из важных оборонительных рубежей района. Если с этим пунктом произойдет беда, союзные войска Velo смогут беспрепятственно двинуться на столицу.
- Их наверняка подкупили! - Священник Чжу стукнул кулаком по столу.- Собачьи потомки! Семя макакино!
- Спокойнее! - промолвил простолюдин Лу.
Затем был разработан план действий: курсантов офицерской школы города Манчэн направить на подавление беспорядков в Люйине. К счастью, у восставших не было никаких резервов.
Когда я дописал свои записки до этого места, снова позвонили от простолюдина Лу.
На этот раз я отказался сопровождать Сяо Чжун-но и решил ждать его возвращения. Если новости будут столь же неутешительны, я непременно вернусь в мир людей.
В двенадцать часов г-н Сяо Чжун-но возвратился.
- Ну как? - спросил я.
- Курсанты Манчэна уже прибыли в Люйинь.
- И это все?
- Это новость второстепенная. Главная новость всех нас очень огорчила.
Я молчал, зная, что он не выдержит и все выложит сам.
Так и случилось.
Он сказал, что Velo и его союзники направили нам телеграмму, в которой предлагалось, чтобы обе стороны отменили приготовления к войне, дабы, как было сказано, "в самом зародыше" ликвидировать опасность.
Меня эта телеграмма успокоила.
Г-н Сяо также сказал мне, что в Манчэн прибыл простолюдин Янь Цзюнь для личного руководства подавлением мятежа.
- Простолюдин Янь Цзюнь действует более умело, чем Лу Юэ-лао. Своим красноречием он может разбудить мертвых.
- Почему же тогда он потерпел поражение на выборах?
- Всякое бывает. Воля судьбы. Просто тогда банковские круги поддерживали партию восседающих.- И тихо добавил: - Простолюдин Янь рассчитывает взять реванш в следующий раз.
День любой...
Целую неделю не вел дневника. Положение было чрезвычайно напряженным: пополз слушок, будто многие бунтовщики просочились в столицу. По словам Чжун-но, это, пожалуй, могли быть вражеские лазутчики. Нагнетали страх и такие мало приятные разговоры: некой стороне мешают простолюдины Лу и Пань, и не исключена возможность их похищения с целью получения выкупа.
- У нас это делают мастерски,- присовокупил Чжун-но.
Однако никто не знал, кто скрывается под этой "некой стороной".
Газета опубликовала Заявление правительства Gretago, обращенное ко всем районам, в котором декларировалась приверженность Gretago миру. Конфликт между Velo и Lampi, говорилось в Заявлении, необходимо передать на рассмотрение третейского суда, созданного из представителей объединений различных районов.
- Gretago в панике,- сделал вывод г-н Сяо.
- А чего они боятся?
- Правительство Gretago имеет в Lampi и Velo капиталовложения на сумму 1 млрд. 200 млн. золотых юаней. И если эти районы будут втянуты в войну, одна из сторон непременно окажется обескровленной, независимо от исхода кампании.
Вчера стало известно, что Объединенный Союз районов, получив Заявление Gretago, решил направить уполномоченных для изучения дела на месте. На это время объявлялось перемирие.
"Мировая печать в один голос твердит о реальности благоприятного разрешения конфликта. Активно готовившиеся к войне два Союза в ожидании арбитров прекратили военные действия. Многообещающее предзнаменование мира! В будущем объединения районов приведут мир к вечному миру".
Сегодня утром мы вновь получили приглашение от простолюдина Лу. Там собрались корреспонденты, адвокаты, профессора университета, знаменитости. Старые знакомые тоже были в сборе. Сыма Си-ду, Хэй Лин-лин, И Чжэн-синь, Чжао Шэ-линь, Цзян Соевая Подлива и многие другие. Не затевается ли банкет? Напряжение последних дней развеялось, как дым.
Лу Юэ-лао показывал гостям свою коллекцию древних реликвий. Один из специалистов-исследователей стал обнюхивать топорик Паньгу периода сотворения мира.
- Ну и как? - осведомился простолюдин Лу.
- Боюсь, подделка,- помедлив, произнес ученый.-Согласно моим исследованиям, Паньгу любил курить tobacco, а этот топорик пахнет сигарой.
Люди во фраках дюжинами разносили шампанское.
- Господа,- провозгласил Пань Ло,- наступил мир... Повеселимся, господа.
- Господа, всего несколько слов.- Генеральный Президент Ба Шань-доу потер руки.- Речь идет о добром имени нашего района.
Я прислушался.
- Господа, ваша деятельность широко известна, поэтому, господа, вам следует...
Он заявил, что следует созвать объединенное заседание учащихся и научно-технических работников, чтобы выработать Обращение к духам всех районов, выразив свое стремление к миру, а также требование к правительству - впредь не совершать актов агрессии.
Данное мероприятие втайне преследует три цели:
1. оно убедит всех в том, что отказ от войны в настоящее время продиктован не угрозами предателей-солдат, но волей народа;
2. оно убедит всех в том, что отказ от войны вызван отнюдь не боязнью военной мощи Gretago;
3. оно выразит истинную любовь духов района к миру, а всю вину за создание военной напряженности в прошлом возложит на противную сторону. К тому же правительство, согласившись с этим требованием,приобретет добрую репутацию правительства истинно народного, движимого высокими помыслами.
Сяо Чжун-но, Сыма Си-ду, Хэй Лин-лин и я совещались о том, когда созвать объединенное собрание.
- Пожалуй, завтра,- предложил после раздумья г-н Сыма.
- Мне видится,- вставил Хэй Лин-лин,- что сегодня после полудня следует уронить внутренности мух золотого цвета на соловья, к тому же надо пойти посмотреть, овладел ли юмор с золотыми зубами белой розой в портфеле, овладел ли он флаконом чернил матери девятихвостой лисы.
- Превосходно,- воскликнул г-н Сяо.- Совершенно точно.
- После обеда и начнем. - Сыма Си-ду взял Хэй Лин-лина за руку: - Господин Хань, вы с Сяо - одна группа, да, именно так. Я пойду. Желаю одряхления нервов.
Но его задержал простолюдин Лу. Он пригласил всех собравшихся на обычный обед. Мы вчетвером сидели в углу гостиной и болтали. Г-н Сыма сказал, что собирается посоветоваться с Цзяном Соевая Подлива. Дело в том, что ему хотелось бы сделать себе подкожную инъекцию спирта, но он не знает, возможно ли это...
- Не господин ли это Вань? - Чжун-но перебил Сыма.- Господин Вань!
- Э! Вот вы где! - Г-н Вань подошел к нашему столику.
- Ты когда явился?
- Только что...
Лицо г-на Ваня было покрыто пудрой, в галстук была воткнута какая-то штука длиной в два цуня, напоминающая стрелу.
- Господин Вань, позволь представить тебе господина Ханя,- познакомил нас г-н Сыма.
Г-н Вань вытащил визитную карточку:
Специалист по любовным рассказам
По совместительству поэт
По совместительству счастливый мужчина
Регистрационный номер
удостоверения
V69 ВАНЬ СИН
- Что там слышно с премией Elbon? - спросил Чжун-но.
- Решение принято давно. А ты не знаешь?
- В газетах еще не сообщали.
- Не волнуйся, завтра-послезавтра весть об этом облетит мир. Многие редакции уже в курсе дела. Когда мы с крошкой выходили из машины, корреспонденты забросали ее вопросами.
По дороге домой я спросил г-на Сяо, что означают слова "счастливый мужчина".
- Его крошка - знаменитая госпожа Ци-ци. Поэтому он считается счастливым мужчиной и занесен в правительственные списки. Его крошка получит премию Elbon.
После полудня я никуда не выходил,. Чжун-но где-то пропадал.
Со стен сорваны провокационные лозунги, призывающие к войне.
День любой...
Меня очень интересовало, чем кончилось дело с волнениями солдат в Люйине, но газеты хранили молчание. Чжун-но тоже ничего не знал, кроме того, что Янь Цзюнь, лично занявшийся этим, прибыл в Люйинь.
- Не имеет значения,- сказал г-н Сяо.- Боюсь, дело еще не закончено... Однако нам пора на собрание...
На собрании единогласно постановили включиться в движение за мир.
Тот день оказался поистине счастливым. Была послана открытая телеграмма с волеизъявлением мира, выдвинуты требования к правительству, правительство одобрило требования. На улицах появились свежие лозунги:
"Мирмирмирмирмир..."
"Да здравствует мир!!!!"
Повсюду шла подготовка к Конференции Мира; в ней активное участие принимали низы, однако они должны были все поголовно надеть установленную форму одежды и соблюдать правила, предписанные местной администрацией.
- Теперь ты можешь быть спокоен.- Г-н Сяо улыбнулся.- И еще несколько дней поразвлечься у нас. Откровенно говоря, даже если бы война началась, то и тогда было бы не страшно, одно удовольствие. Мир, гм...- говорил он сам себе.
День любой...
Вчера господин Вань Син пригласил нас на обед. Вместе с нами было несколько знакомых. Цзян Соевая Подлива по обыкновению занимал всех гостей увлекательным разговором. Слуга, с которым он явился, стоял за его спиной, сжимая под мышкой портфель.
- Марш отсюда,- набросился на слугу Цзян Соевая Подлива.- Порядков не знаешь! Твое место внизу, там, куда ушел слуга господина Ваня.
Слуга поспешил на нижний ярус.
- Простите его, господа, этот болван из новеньких и не знает порядков.
Незадолго до начала обеда перед Цзяном Соевая Подлива возник слуга г-на Ваня.
- Один больной хочет встретиться с господином,- и он обеими руками протянул визитную карточку.
- Эге! Это он. Позови-ка моего слугу.- И после того, как появился слуга с портфелем, распорядился: -Дай больному вкусную хину.
- Слушаюсь!
- Что вкусного в хине? - спросил г-н Сяо.
- Хина горька? А как вы ее, господа, принимаете? Я беру хину, варю ее вместе с куриным соком, соком говядины, соей и зимним грибом и уж тогда принимаю.
Он передохнул.
- Нынешние пациенты становятся все изнеженнее. Вчера, например, ко мне явилась барышня делать предохранительные прививки от менингита и требовала во что бы то ни стало общей анестезии...
- Простите, господа,- в разговор вмешался хозяин дома г-н Вань.- Ко мне пришло inspiration, очень сожалею, но позвольте записать схему рассказа.
Он подошел к столу, сел, вытащил из выдвижного ящика бумагу. Но писать не стал. Быстрым движением он извлек из кармана две игральные кости и кинул их на стол. Пробормотав что-то вроде "э, недурно", Вань взялся за перо. Не отрываясь, он исписал примерно три страницы и перевел дух.
Я взглянул на игральные кости, но, к своему удивлению, обычных цифр - один, два, три, четыре, пять, шесть - на них не нашел. На гранях костей было написано: на первой - актриса; очень печальная и очень больная девушка; поэтесса; принцесса; студентка; проститутка; на второй - актер; очень печальный и очень больной юноша; поэт; принц; педагог; министр.
Г-и Вань объяснил мне, что, приступая к созданию любовного рассказа, он кидает кости, чтобы найти своих героев. На этот раз ими будут поэтесса и министр...
После обеда г-н Вакь пригласил нас на спектакль. Он сказал, что его крошка завтра-послезавтра вернется и тогда они пригласят и крошек уважаемых господ. Перед уходом он снова воткнул в галстук палочку длиной в два цуня.
- Что это такое? - спросил я.
- Стрела,- ответил он просто.
По дороге Сыма Си-ду и Цзян Соевая Подлива беседовали о возможности подкожной инъекции спирта.
День любой...
Большая пресса в районе и за его пределами была заполнена информацией о выступлениях простого народа в пользу мира. Газеты славили подобное миролюбие. Объединения района были совершенно удовлетворены.
Еще сообщение: специалист-антрополог доктор Tamaati заявил, что "имеет точные данные о безусловном прогрессе мира духов за последние два месяца... Интенсивная деятельность организаций района по пресечению военной опасности и движение за мир деятелей других держав, изученные нами, настраивают на чрезвычайно оптимистический лад..."
Еще известие: "Премия Elbon будет вручена госпоже Ци-ци!!!!!!!!!!"
"Госпожа Ци-ци, крошка господина Вань Сина, специалиста по любовным рассказам, окончила факультет добродетельных женщин городского университета. Затем она основала "Журнал благородного духа". Много писала по проблемам добродетельных женщин университета Gretago. На этот раз премию добродетельных женщин Elbon решено вручить ей... Поистине безгранична слава родного государства..."
Рядом с текстом красовался портрет г-жи Ци-ци и г-на Ваня с подписью: "Госпожа Ци-ци, специалист по проблемам добродетельных женщин (справа), и ее счастливый мужчина господин Вань Син (слева) ".
Во второй половине Дня явился Жао Сань и потащил нас к Лу Юэ-лао. Все эти дни у ворот резиденции соблюдались чрезвычайные меры по обеспечению безопасности. Сегодня было заметно некоторое послабление. Это обстоятельство вносило в душу успокоенность.
Простолюдин Лу напомнил Жао Саню, что в ближайшее время состоится Конференция Мира, а он, Лу, даже не знает, как к ней подготовилась местная администрация.
- Так точно, уже готова,- почтительно доложил Жао Сань. Он заметил некоторую сдержанность патрона.
Простолюдин Лу вызвал секретаря.
- Прошу пригласить Ба Ба-сюна.
Затем он вызвал слугу и велел попотчевать гостей кое-чем любопытным марки "Наследник престола".
- Эту вещь мне прислал Управляющий банком из Larnpi. Дорогая: небось каждая штука стоит пятнадцать золотых долларов. Я вам пока не скажу, что это такое.
Неужели этот предмет съедобен? На бумажном пакетике был искусно напечатан чей-то портрет, вероятно, того самого "наследника престола". Под оберточной бумагой оказалась тонкая крошечная бумажная коробочка красного цвета, крышка которой была сделана с большим искусством и выдумкой, и если бы простолюдин Лу не открыл ее сам, я бы этого сделать не смог. Когда крышку открыли, изнутри ударил запах сандалового дерева. И ничего съедобного, лишь крошечный пакетик золотого цвета. Вскрыли и его. Внутри еще одна коробочка, на этот раз бронзовая, на ней выгравирована обнаженная женщина, упиравшаяся ногами в два шара. Сбоку я заметил совсем крошечное ушко, на котором висел таких же размеров ключик: только им можно было отпереть коробочку. Внутри лежало нечто похожее на чехол для носа из шелка, перевязанное шелковой лентой. Когда была развязана и лента, я увидел предмет, напоминающий лепесток розы.
- Это еда? - спросил Чжун-но.
Простолюдин Лу только ухмылялся.
Действительно, из лепестков я извлек что-то завернутое в тонкую бумагу, маленькое-маленькое, не более ноготка. Развернул бумагу и наконец увидел его - семечко! Одно-единственное семечко!
Я не поверил своим глазам. Но отправив семечко в рот, больше не сомневался: не сладкое, не соленое, без какого-либо запаха, обыкновенное семечко, какие мы постоянно покупаем.
- Я тоже такое ем впервые,- сказал простолюдин Лу.- Нравится? Не правда ли, прекрасно на вкус?
Я заметил, что в этих местах семечки чрезмерно дороги.
- Нет,- сказал простолюдин,- один цзинь можно купить за пять фэней. А это семя - каждая штука стоит пятнадцать золотых долларов. Само собой, и по вкусу оно другое. Обычно я не люблю грызть семечки.
Он вручил мне еще один пакетик. На этот раз я разжевывал семечко очень тщательно, прислушиваясь к ощущениям. Но ничего не почувствовал. Семечко как семечко.
- Съел и ничего не уразумел,- г-н Сяо улыбнулся мне.
- А ты ощущаешь необычный вкус?
- Конечно,- он сделал паузу и повторил:- Конечно.
Съев третье семечко, я признал себя побежденным.
Г-н Сяо улыбнулся:
- Ты, господин Хань, просто не можешь разобраться в своих ощущениях...
Вошел Ба Ба-сюн. Простолюдин Лу попотчевал и его диковинным семечком. Тот потратил минут десять на процедуру отправления семечка в рот, но мнения своего не высказал.
- Что думает простолюдин Пань о сроках созыва Конференции Мира? -- спросил простолюдин г-на Ба.
- Он сказал, что надо подождать приезда делегатов от Ассоциаций районов. Получены телеграммы, что уполномоченные уже выехали.
- Ладно, не имеет значения. Я думаю открыть Конференцию после совершения обряда в день столетия священного философа Луна.
- Местная администрация уже подготовилась к совершению обряда... Верно, значит, послезавтра.- Ба Ба-сюн бросил взгляд на Жао Саня.
- Местная администрация готова к обряду,- быстро включился Жао Сань.- Телеграмма с приглашением доктора Гао отослана.
Ба Ба-сюн поспешил откланяться:
- Я изложу ваши соображения простолюдину Паню.
Когда мы уходили, простолюдин Лу вручил нам троим шесть семечек, по два на брата.
День любой...
Уполномоченные Ассоциаций районов прибыли в столицу. Генеральный Президент отправил для приема гостей Ба Ба-сюна. В газетах появилось сообщение о благополучном исходе конфликта с мятежниками в Люйине. И дополнительное известие, опубликование которого по ряду причин было задержано на несколько дней. Разнузданность мятежников весьма опасна. Курсанты офицерской школы окружили город, пробились, согласно диспозиции Янь Цзюня, к верным жителям внутри города, атаковали мятежников, вынудив их сложить оружие. В нужный момент подоспела помощь со стороны Velo, за что наш район выражает искреннюю признательность. "В этом акте слились воедино прекрасные качества миролюбия и великодушия, свойственные правительству Velo и духам нашего района. Кто говорит, что добродетель нам не повинуется!"
Три события волновали город: подготовка к Конференции Мира, завтрашний обряд по случаю столетия священного философа Луна и третье событие, всколыхнувшее лишь ученые круги,- присуждение г-же Ци-ци премии Elbon.
Была еще одна новость, на которую едва ли стоило обращать внимание: сегодня в одиннадцать часов в столицу прибывает доктор Гао. Я не знал, кто он такой; вероятно, исследователь учения священного философа Луна. Г-н Сяо помалкивал, он лишь намекнул, что завтра я сам все узнаю. И, возможно, буду поражен.
Явился Жао Сань со своей крошкой. Они притащили свежий номер "Здоровья", печатного органа партии корточкистов.
- Похоже на то, что партия корточкистов выразит вотум недоверия правительству,- сказал Жао Сань.
- Вранье,- г-н Сяо покачал головой.
- Ну, а если?..
- Что "если"?..
- А если они догадаются, что простолюдин Пань вертит Янь Цзю-нем, то, пожалуй, решатся...
- Кто знает, - Чжун-но говорил почти с надрывом.- Если даже мы, доверенные лица, строим предположения, где уж тут разобраться посторонним. Ясно одно: Янь Цзюня надо дискредитировать, но как это сделать, мы не знаем. Возможно, им известно, что в дураках останется Янь Цзюнь, но они не могут разобраться в игре простолюдинов Лу и Па-ня; если бы газета вознамерилась предать дело гласности, она бы не нашла фактов.
- А как он им вертит? - Жао Сань перешел на шепот.- Ты ничего не слыхал?
- Похоже на то,- собеседник тоже заговорил тихим голосом,- что если подвести Янь Цзюня к банкротству, то можно будет зацапать его нефтяные предприятия.
- Но ведь после великих выборов Лу и Пань вернули Янь Цзюню его проигрыш. И ты говорил, что Янь Цзюнь еще понадобится?
Я не понимал их логики.
- То тогда, а то теперь: Янь Цзюнь становится слишком опасным. Промедление может привести к тому, что Лу с Панем уже его не одолеют... К тому же и они иногда ошибаются в расчетах.
- А те деньги надо будет любым способом отобрать. Они понадобятся для подкупа определенных кругов. Своей цели мы достигли. Генеральным Президентом избран наш дух.
Вдруг Чжун-но рассмеялся и хлопнул меня по плечу.
- Не делай такой серьезной мины. Все это излишние опасения. На худой конец, если что-нибудь выплывет наружу, на конференции поднимется шум, зазвучат пустые речи... и на том все кончится. Политические проблемы - вот что действительно серьезно.
- А я вовсе ничего такого...- пробормотал я.
День любой...
Торжественная церемония в честь столетия священного философа Луна происходила в актовом зале городского университета.
На церемонию прибыли Генеральный Президент и весь военно-политический аппарат, представители ученого мира и местных организаций, простолюдины. Простолюдин Янь Цзюнь прислал телеграмму, в которой сообщил, что лично прибыть не может ввиду того, что Люйиньский инцидент еще не исчерпан, и поэтому посылает в качестве своего представителя члена Парламента от партии корточкистов Хао Цзюня.
Г-н Сяо со своей крошкой и я тронулись в путь в 9 часов. По дороге мы прихватили Сыма Си-ду.
У входа в университет была установлена мемориальная декоративная арка, с обеих сторон которой свисали черные шелковые полосы с иероглифами, вышитыми белыми нитями: "Жертвоприношения в честь столетия священного философа Луна".
В извещении, полученном нами, мы прочли:
" Научное заседание, посвященное учению священного философа Луна. Извещение о жертвоприношениях по случаю столетия священного философа Луна.
Следуя распоряжению правительства и требованиям различных культурных организаций, настоящее собрание,- говорилось в извещении,- совершит обряд жертвоприношения в честь столетия священного философа Луна. Однако напряженность обстановки, несколько ослабевшая в последние дни, не позволила всесторонне подготовиться к обряду; поспешность привела к тому, что не всех удалось вовлечь в торжества, за что просим господ извинить великодушно. Впрочем, два дела сделаны, и, мы, не стыдясь, объявляем об этом во всеуслышанье:
1. Согласно телеграфному уведомлению, в столицу для совершения обряда оплакивания прибыл знаменитейший доктор Гао;
2. Особо объявлено, что руководителем оркестра будет специалист по музыке с цифровыми нотами магистр Бэй.
Вышеуказанные господа смогут в полной мере раскрыть величие священного философа. Полагаем, что население района глубоко проникнется важностью события".
В центре актового зала университета возвышался алтарь для жертвоприношений. Сверху был установлен выполненный маслом небольшой портрет священного философа Луна; черты лица его с задних рядов рассмотреть было трудно. Впереди алтаря ввысь устремились двенадцать огромных свечей, каждая длиной в пять чи. Перед свечами была сооружена трибуна для ораторов. Слева от алтаря в виде полукруга разместился оркестр. Все оркестранты были в черном. Перед ними уныло прохаживался взад-вперед дух несколько старше тридцати лет с Baton в руках. Это был магистр Бэй, о чем мне шепотом сообщил г-н Сяо.
Справа от алтаря другим полукругом расположилось около тридцати духов, тоже в черном, среди них тринадцать-четырнадцать женщин. В руках у них не было никаких музыкальных инструментов. Перед ними с Baton в руках стоял белобородый старик и что-то говорил.
- Господин Хань,- прошептал Чжун-но,- видишь того старика с короткой палочкой?
- Тот, кто о чем-то говорит?
- Да, да. Это доктор Гао.
- У доктора Гао от природы страдальческое выражение лица,- вставил Сыма.
- Погодите,- рассмеялся г-н Сяо,- Хань ведь еще не знает, чем занимается доктор Гао.
Часы в актовом зале пробили десять.
И тотчас же зазвучали все часы города, и звуки ударов понеслись далеко-далеко, как салют.
В зале вдруг наступила тишина. Стоящий у алтаря церемониймейстер провозгласил:
- Играть траурную мелодию...
Магистр Бэй, специалист по музыке с цифровыми нотами, взмахнул дирижерской палочкой, и полились торжественно-скорбные звуки.
- Оплакивать!
Доктор Гао поднялся во весь свой рост и поклонился собранию:
- Капелла плакальщиков вышла из бедных хижин,- он указал на мужчин и женщин справа от алтаря, которые, улыбаясь, смотрели на него.- Да, из бедных хижин... И если их представление не удовлетворит господ, нижайше просим прощения,- он вновь согнулся в поклоне.
Затем доктор Гао повернулся к своей капелле и поднял Baton, призывая к вниманию.
Взмах!
И вдруг все тридцать одетых в черное мужчин и женщин стройно зарыдали:
- Аааа, ааа! ааааа...
Душераздирающий вопль. Льющиеся рекой слезы. У некоторых даже из-под чехлов выступила влага.
Доктор Гао отбивал такт. Это напоминало оркестр с его четырьмя ступенями гаммы.
- А, а, ааа...
Иногда в плач вплетались слова:
- Ааааа, великий священный философ Лун... ай-я... мир духов утратил звезду... ааааа...
Некоторые из плачущих почти теряли сознание.
Казалось, плач разыгрывался по нотам. То в нем участвовал весь хор в тридцать душ, то его вели три-четыре голоса, а затем вступали остальные, и начиналось общее рыдание. Как раз сейчас солировали три женщины:
- Оооо, утрачена звезда, ооо, мир духов блуждает... оооо...
В их причитания вошел мужской бас, а женские голоса перешли на раздельное "а-а-а".
- Аааа...- включилась вся капелла, двигая плечами.
Наконец, выдохнув последнее "а!", точно полоснув ножом, капелла умолкла.
Отплакавшись, тридцать душ утерли слезы, пот, влагу под носами и с безмятежными улыбками расселись по своим местам.
Остальные номера программы включали официальные жертвоприношения и речи. Я очень надеялся узнать что-либо определенное о священном философе Луне, но все выступавшие говорили по шаблону, как будто читали одни и те же стихи. Кое-что я смог почерпнуть лишь из выступления ректора городского университета.
Священный философ Лун при жизни был известен как поэт, но вовсе не как философ. Почему?
- Потому что священный философ Лун при жизни не писал диссертаций и статей,- сказал ректор.- Он писал стихи, представляющие целостную философскую систему. Философ Лун - приверженец Ницше. Но вот что странно: священный философ никогда не наказывал своим последователям и ученикам искать в его стихах философский смысл. Напротив, он отрицал его. Однако этот смысл был обнаружен великим покойным Генеральным Президентом Бо Ши. Так обнаруживают вдруг, что простой камень вовсе не камень, а драгоценная яшма. Генеральный Президент Бо был не только политиком, но и ученым, и к тому же тестем простолюдина Пань Ло. Генеральный Президент исследовал философские воззрения поэта Луна...
Для разъяснения своих мыслей оратор процитировал стихи: "Любимая, душу свою, свою жизнь, все, что есть у меня, я тебе дарю, я тебе дарю". В данной строке, комментирует ученый, под словом "любимая" подразумевается "парламентская политика", и, следовательно, все, чем владеешь, ты отдаешь ей, политике. Еще строка: "Солнце садится на равнине". Солнце - свет, равнина - политика простолюдинов. Стало быть, фразу следует понимать так: "Свет озаряет политику простолюдинов". Еще пример:
Злой демон схватил соловья,
Черные руки заслонили звезду:
О девушка,
Что за зловещий пейзаж!
Это значит, что если кто-либо борется против партии восседающих, то он усугубляет мрачность "зловещего пейзажа", ибо, как открыл Генеральный Президент Бо, священный философ самым активным образом поддерживал партию восседающих. Вот почему у него есть такие слова: "Одухотворенность и поэзия - мои добрые друзья". Или иначе: "Политика партии восседающих - моя добрая подруга".
- Подобные объяснения,- резюмирует оратор,- великое открытие! В нем связь с эпохой! Я не стану злоупотреблять вниманием господ и приводить новые примеры. Отсылаю желающих к труду Бо Ши "Толкование стихов Луна". Однако еще находятся духи, особенно некоторые представители младшего поколения, которые выступают против нашего толкования и отрицают философский смысл, заложенный в стихах их Учителя. Впрочем, к большому сожалению оппозиции, ее потуги тщетны: большинство населения славит поэта Луна, и еще в большей степени священного философа Луна...
Снова зазвучал траурный марш и послышались рыдания, вселяющие ужас. Через несколько минут под звуки марша все тридцать духов неожиданно, как по команде, повалились на пол и завопили пронзительными голосами:
- Аааа, моя скорбь разрывает кишки, ааааа...
Потом так же неожиданно они поднялись и удобно расселись по своим местам.
Обряд жертвоприношения кончился. Было три часа пополудни. Я страшно проголодался, но молчал.
- Разве это не мерзость - сопли из носу? - спросил я г-на Сяо.- Почему у оплакивающих было мокро под носами?
- Скорбь,- отвечал он,- чувство всепоглощающее. Скорбящий ни на что не обращает внимания, иногда во время рыданий справляет малую и большую нужду.
Помолчали.
- Доктор Гао специализируется на ритуальном плаче? - спросил я снова.
- Угу. Он специалист. За что он и получил степень доктора. Вероятно, он принадлежит к иудейской партии.
- Иудейской?
- Этих ученых партий слишком много, всех не упомнишь. Он принадлежит к иудейской.
- А какие еще есть партии?
- Право, не знаю. Я в этом не очень силен.
После ужина Чжун-но ушел для переговоров по поводу проведения Конференции Мира. Я остался дома и, чтобы скоротать время, читал. Подумал было разыскать "Толкование стихов Луна", но книги не нашел.
День любой...
Решил просмотреть газету партии корточкистов и велел слуге Сяо Чжун-но купить ее мне.
Это не была газета "Здоровье", которую мне накануне показывал Жао Сань. Печатный орган назывался "Ежедневные официальные новости".
В разделе внутренних новостей колонка была посвящена конференции партии корточкистов, на которой было принято решение обратиться к правительству с запросом относительно Люйиньского инцидента.
Далее было сказано:
Комиссия по обследованию состояния санитарии и гигиены вышеуказанной партии представила Конференции доклад следующего содержания: с тех пор как победила на выборах партия восседающих и места отдохновения района были реконструированы, соотечественники, не могущие привыкнуть к предложенной позиции, стали страдать от запоров. Только по подсчетам Комиссии, число страдающих от этого недуга превысило 79% населения. А, как известно, запоры ведут к желудочно-кишечным заболеваниям, головокружению, резким болям в брюшной полости и др. Все это крайне тревожные сигналы. Просим правительство ответить, почему оно игнорирует эту проблему, связанную с жизнью и смертью, с существованием и гибелью родного района.
В колонке новостей того же номера газеты я прочел сообщение о том, что премия Elbon, присужденная госпоже Ци-ци по категории добродетельных женщин, доставлена в столицу. Комитет по присуждению премии Elbon обратился телеграммой к И Чжэн-синю с просьбой провести церемонию вручения премии в качестве официального представителя вышеуказанного Комитета.
- А это очень торжественная церемония?
- Нет, очень простая.
Явились Хэй Лин-лин и Сыма Си-ду, оба чем-то чрезвычайно недовольные.
- Что случилось? - спросил Чжун-но.
- Тьфу! - Хэй Лин-лин был вне себя от негодования.- Душа и плоть окурка омывается в ночном сосуде цвета малахита, а на персидском ковре не написаны стихи о черных тучах, осведомленных о птице. Это возмутительно!
- Да? - Чжун-но сделал большие глаза.
- Ну посуди сам, жестянка сигарет соловья все еще не окрашена тишиной в один чжан и три чи!
-Но что же произошло? - Я ничего не мог понять.- Пожалуйста, объясните мне обычными словами.
- Так вот,- поспешил на выручку друга Сыма Си-ду.- Ассоциация наших поэтов послала великому поэту Kitan телеграмму с просьбой прочесть для Ассоциации цикл лекций. Поэт ответил согласием и сообщил, что незамедлительно отправляется в путь. Однако на пограничном пункте произошло непредвиденное, и поэт был вынужден повернуть обратно.
- Почему?
- Почему? Он, оказывается, не отвечает требованиям, предъявляемым к приезжающим иностранцам! Его рост и диаметр пупа не соответствуют установленным нормам, и потому ему запретили въезд в наш район.
- Не волнуйся,- перебил его г-н Сяо.- Позволь мне все это уладить.
- Но Ассоциация уже потеряла свое лицо! И неизвестно, согласится ли поэт после всего случившегося приехать к нам!
- И все-таки об этом деле я, где надо, скажу.
- Ладно, мы на тебя надеемся. До свиданья. Желаю пристраститься к курению опиума.
День любой...
Вручение премии Elbon по разряду добродетельных женщин взбудоражило ученые круги. Театр оперетты "Небесные моральные принципы" был набит до отказа специалистами в различных областях культуры, профессорами, учащимися.
И Чжэн-синь прочел лекцию о добродетельных женщинах и о клетках "А", которых, как он сообщил, в мозгу госпожи Ци-ци поразительно много. Далее он заявил о своих представительских правах. Он извлек откуда-то чек, положил его на стол, а затем зачитал полученную от Комитета по присуждению премии Elbon телеграмму:
"Настоящий Комитет выполняет волю г-на Elbon и проценты от оставленного им капитала распределяет в виде ежегодных премий самым образованным, эрудированным ученым и лицам, оказавшим наиболее заметное влияние на ход мировой истории. Комитет решил премию добродетельных женщин этого года присудить специалисту по добродетельным женщинам госпоже Ци-ци. Надеемся, что доктор И Чжэн-синь лично прибудет в Комитет или в наш филиал для получения назначенной суммы согласно установленным правилам.
Всего посылаем 1 юань 2 цзао 9 фэней и 7 ли. (Остальная сумма идет на погашение накладных расходов, перевода и пр.)"
Кончив чтение, И Чжэн-синь поклонился публике и сошел с трибуны.
Под аплодисменты всего зала на сцену поднялась госпожа Ци-ци. Не доходя двух шагов до стола, она остановилась, с величайшим почтением трижды поклонилась чеку и произнесла:
- Я, госпожа Ци-ци,- она сама себя называла "госпожой",- от всей души, с глубочайшей искренностью благодарю за поддержку в виде этой премии. Приложу еще больше усилий в дальнейшем.
Аплодисменты.
Она снова трижды поклонилась чеку. Затем на трибуну опять взошел И Чжзн-синь. Он взял чек обеими руками и передал его госпоже Ци-ци. Награжденная трижды поклонилась и, обеими руками приняв чек, повесила его на грудь и опустила голову. После некоторой паузы она осторожно опустила чек в карман.
- Ура! - завопило собрание.
- Ура премии! Ура добродетельной женщине!
- Десять по десять тысяч лет госпоже Ци-ци!
Когда процедура закончилась, г-н Вань Син и госпожа Ци-ци подошли к нам поздороваться.
- Мы наблюдали за вашим триумфом издалека,- любезно поздравил их Чжун-но.
- Мы должны немедленно ехать в типографию печатать визитные карточки,- заторопила она счастливого мужчину.
Ци-ци вытащила свою старую визитную карточку и над многочисленными своими титулами и званиями дописала автоматической ручкой: "Лауреат премии Elbon по категории добродетельных женщин".
Это событие было подробно освещено корреспондентами в вечерних газетах.
Были новости и об очередных демаршах партии корточкистов. На сессии Парламента представители от партии корточкистов сделали запрос о Люйиньском инциденте и о проблеме запоров. Парламент был распущен, корточкисты не добились желаемых результатов. На днях возможны бурные дебаты.
- Ну а как обстоят дела у поэта с нестандартными габаритами?
- Я все передоверил Ба Ба-сюну, просил его дать телеграмму в бюро по вопросам перемещения иностранцев и уладить недоразумение. Возможно, он телеграмму уже послал.
День любой...
Неожиданно было получено извещение о заседании исторического научного общества. Я очень сожалел, что ввязался в их дела, и теперь общество считает необходимым приглашать меня на заседания. Начиналось оно в два часа. Боюсь, что они звонили либо присылали курьеров, но мы с г-ном Сяо и его крошкой ходили в звуковое кино.
Чжун-но спросил меня, выбрал ли я себе специальность.
- Ты снова поднимаешь этот вопрос,- сказал я.- Не вижу никакой необходимости.
- Ты мог бы стать критиком.
Я промолчал.
День любой...
Позавчерашний вечер с гулянием едва не закончился грандиозным скандалом. В тот день выступали многие знаменитости. Деятели культурных Ассоциаций рассказывали об истоках нового движения, выражали сердечную благодарность правительству за его чуткость и отзывчивость на требования масс. Генеральный Президент Ба разъяснял, почему они пошли на урегулирование конфликта с Velo и другими районами.
- Наши соотечественники любят мир всей душой, но во имя обороны родного района надо быть готовыми ко всяким неожиданностям... В настоящее время Velo и другие районы подчинены нам морально и нравственно, иными словами, мы перевоспитали их. Процесс перевоспитания был усилен и ускорен известным арбитражем. Все эти меры заставили их отменить военные приготовления. Лучи всеобщего покоя вновь засияют в мире духов!
Слово взял член партии корточкистов. Смысл его речи сводился к серьезным обвинениям восседающим. Его слушали внимательно и вдруг, перебивая оратора, кто-то громко выкрикнул:
- Долой Лу Юэ-лао! Долой Пань Ло!
- Кто кричал? - голос принадлежал начальнику полицейского Управления Ма.
В ответ поднялся невообразимый шум.
Порядок был нарушен. Начальник полицейского Управления разрешил применить силу.
- Долой партию восседающих!
- Молчать! Иначе стреляем! - вопили полицейские.
- Долой Ба Шань-доу!
Полиция врезалась в толпу, и началось побоище.
Участники встречи, мужчины и женщины, в панике бросились к выходу.
Впрочем, этот инцидент, происшедший у нас на глазах, газеты описали несколько иначе:
"Вчера на вечере в честь мира какой-то хулиган стал выкрикивать лозунги низов, чем нарушил нормальный ход собрания и вынудил многих удалиться. Начальник полицейского Управления Ма, полагая, что в нарушителя вселился дьявол (только этим он и объяснял проступок виновного), стал молиться, дабы изгнать дьявола. Одновременно он поручил полиции путем увещевания вернуть заблудшего на путь истины. Осознав свою вину, нарушитель был отпущен с миром, что свидетельствует об огромном человеколюбии и гуманности начальника полицейского Управления Ма".
Пресса корточкистов обвинила правительство восседающих в том,что "на вечере в честь мира, где должна была царить сдержанная радость, разыгралась драма. Вот к чему приводит зазнайство и чванство правительства восседающих. Увы и ах! Увы и ах! Трижды увы и ах!"
В близких к правительству кругах предполагали, что инцидент был безусловно инспирирован оппозиционной партией, чтобы использовать его в борьбе против правительства восседающих.
"Недоверие к правительству - вещь обычная. А корточкисты в грязных своих махинациях не брезгуют даже подонками... стыдно перед миром..."
"Лозунги были достаточно целенаправлены. Слышалось "Долой простолюдинов Паня и Лу и Генерального Президента Ба", но никто не кричал "Долой Янь Цзюня"; все это неопровержимо доказывает корточкистское происхождение лозунгов".
Сегодня Сыма Си-ду явился вместе с Цзянем Соевая Подлива; они обсуждали с г-ном Сяо происшествие, но ни до чего не договорились.
Г-н Сяо и Цзян Соевая Подлива тяготели к партии восседающих, Сыма Си-ду склонялся к корточкистам. Стороны спорили до хрипоты. Назревала ссора. В конце концов обратились ко мне, но я им ничем не мог помочь.
- Хватит унылых споров.- Сяо Чжун-но хлопнул Си-ду по плечу.- Не будем омрачать нашу дружбу.
Они пожали друг другу руки, и на этом спор прекратился.
- У господина Ханя может сложиться неверное представление,- улыбнулся Сыма Си-ду.- Нас эти разговоры просто развлекают.- Мы ведь литераторы и политики не касаемся.
- А что слышно о знаменитом поэте? - вспомнил я.
- Он прислал телеграмму с отказом. Мол, вторично испытывать судьбу не станет. У Kitan несколько странный характер.
Делаю выборку из сообщений вечерних газет. Уполномоченные Ассоциаций района свою миссию выполнили и сегодня в 4 часа пополудни отбывают на скоростных самолетах для доклада на местах. В интервью корреспондентам двое уполномоченных заявили, что исход дела произвел на них весьма благоприятное впечатление и они вполне удовлетворены, ибо еще больше уверовали в правосудие района и в то, что народ испытывает глубочайшее отвращение к войне и всеми силами души стремится к миру, и прочее и прочее.
День любой...
Чжун-но ворвался в мою комнату, когда я еще лежал в постели.
- Скорее одевайся.
- Что случилось?
Он засмеялся:
- Чрезвычайное событие. С утра звонил простолюдин Лу.
- Опять собрание?
- Не совсем. Лу просил нас присутствовать на сессии Парламента: сегодня выродки-корточкисты намереваются официально выразить вотум недоверия правительству и обратиться к нему с запросом. И не с одним. Партия готова дать им достойный ответ. Простолюдин Лу просит нас поддержать партию в качестве наблюдателей.
Я стал не спеша одеваться.
- Скорее, скорее! - торопил он.- Сегодня предстоит жаркий денек. Вот увидишь. Для вящей убедительности Пань Ло пригласил пятьсот военных, сочувствующих партии восседающих.
Мы явились за четверть часа до начала заседания. Все выглядело торжественно и внушительно: у входа в Парламент вытянулась вооруженная военная полиция, она же заполнила зал заседаний - личная охрана Генерального Президента Ба, как мне разъяснили. Особенно много духов набилось в ложи для наблюдателей и гостей. Женщин было немало. Количество военных не ограничилось пятьюстами; корточкисты тоже позаботились об усилении своих рядов: на головах их переодетых парней красовались круглые шапочки с бахромой, на ногах были надеты туфли для баскетбола или бутсы. В руках они держали флажки. Пань Ло и Лу Юэ-лао находились среди наблюдателей. Несколько сот корреспондентов метались по зданию.
Бой часов. Начинается.
И тотчас же член Парламента от партии корточкистов делает запрос:
- Сегодня в Парламенте какая-то странная атмосфера, в высшей степени оскорбительная для почтенных парламентариев...
- Rah, Rah! - вопят переодетые военные от корточкистов. Оратор продолжает:
- В чем двусмысленность положения? В них!-И он указывает на вооруженных полицейских.- Господа! Члены Парламента не настолько дурны, чтобы против них принимались меры предосторожности!..
Поднимается Ба Ба-сюн:
- Это охрана Генерального Президента Ба.
- Неужели Генеральный Президент опасается покушений со стороны членов Парламента?
Некий огромного роста детина в черном, член Парламента от партии восседающих, орет:
- Дитя мое, ты этих дел не касайся. Делай свой запрос, и тебе подробненько ответят.
Другой корточкист взвивается от возмущения: он считает подобную манеру речи недостойной члена Парламента.
Между тем первый оратор продолжает говорить: его запрос касается главного. Если на него не будет дан удовлетворительный ответ, обсуждение остальных проблем бессмысленно.
- Ну-ка, ну-ка, дитя мое,- субъект в черном, выпятив грудь, встал перед оратором,- давай повтори еще раз!
- В чем дело? Уж не собираешься ли ты меня бить?
- Именно! Как отец свое неразумное дитя!
Хряст!
Член Парламента от партии корточкистов отлетает в сторону на несколько шагов, чехол от удара срывается с носа и падает на пол, ленточки, которыми он привязывался к ушам, рвутся. Пострадавший в крайнем замешательстве: на его лице, ничем не прикрытом, торчит громадный желтый - нос!
Парламент взрывается хохотом, некоторых от смеха скрючивает, другие изо всех сил хлопают в ладоши.
Гости - дамы в ложах для наблюдателей в силу врожденной стыдливости заливаются краской и, прикрыв глаза платочками, устремляются к выходу.
- Славно! Славно!.. Верхнее место!
- Что за чудо оно у него!
Все вперемежку - хлопки, хохот, улюлюканье.
- Hurrahhurrahhurrah! Hurrah, Hurrah, Hurrah! Rahrahrah...-это стараются ребята Пань Ло.
Овация.
- Хахахаха, давайте-ка детально изучим могучее верхнее место члена Парламента Пу!
Несчастный Пу судорожно хватает с полу чехол, желая водворить его на место, но обидчик в черном вырывает чехол у него из рук и рвет в клочья.
И тогда, громко ругаясь, корточкист кидается на восседающего.
- Rah rah rah...
Вдруг кто-то из восседающих громким голосом запевает:
Отобрали чехол, как вернуть его...
О, мужчина,
Убеждаем не учиться у низов...
- Хороша! Хороша песня!
- Encore! Encore!..
Посрамленного парламентария тесным кольцом окружают коллеги. Восседающие норовят прорваться: они вытягивают руки, стараясь дотронуться до носа г-на Пу, и громко хохочут.
Стороны дубасят друг друга, кричат военные из обоих лагерей.
- Утихомирьтесь! - на трибуну торжественно входит Чжу Шэнь-энь.- Именем всемилостивейшего Христа нашего взываю: утихомирьтесь!
Только через некоторое время он может начать свою речь.
- Я не держу ничью сторону, я не вхожу ни в какую партию и потому желаю сказать несколько слов... Сегодня собрание наше, к горю нашему, снова прошло бесплодно; и к тому же мы лицезрели постыдное действо, невиданное с сотворения мира. В сане своем, именем всемилостивейшего Христа нашего взываю: возродите величие члена Парламента...
Он делает паузу.
- Ныне в сем зале совершено деяние нижнеярусников. Мы обязаны за это покарать... Член партии корточкистов потерял чехол и обнажил верхнее место. Вязать наглеца! Схватить и арестовать должно и того, кто сбил чехол...
Под улюлюканье и ругань собрание расходится.
Тех двоих, о которых пекся Чжу Шэнь-энь, схватить в зале было невозможно, так как это могло оскорбить достоинство парламентария. За порогом здания их связали, как свиней, и унесли.
Члены Парламента, награждая друг друга тумаками и оплеухами, выбирались из зала. Пятеро-шестеро в штатском расчищали дорогу для простолюдинов Лу и Паня. Однако у самых дверей они замешкались, кто-то подскочил к Лу Юэ-лао и влепил ему пощечину.
Г-на Сяо чуть не хватил удар, его лоб стал мокрым.
- О небо, пощечину простолюдину Лу!
В суматохе преступника опознать не удалось; вероятно, это был кто-нибудь из корточкистов.
- Дело идет к великому хаосу,- бормотал Чжун-но,- публично дать пощечину, какой позор!
Тут только он обнаружил, что мы уже сидим в машине.
- В резиденцию простолюдина Лу,- приказал он шоферу.
- И часто в Парламенте бывают драки?
- Скандалы бывают, но то, что случилось сегодня, беспрецедентно. В довершение ко всему, пощечина простолюдину Лу!.. Я должен выразить ему сочувствие.
Он нахмурился:
- Поезжай быстрее!
В резиденции простолюдина Лу собрались крупные деятели партии, были тут и Пань Ло, и Чжу Шэнь-энь.
- Как самочувствие? - спросил г-н Сяо.
- Шуму много.- Простолюдин был в ярости.- Никогда меня так не срамили, никогда.
-- Обсудим, все обсудим.- Тон Пань Ло был спокойный.- В конце концов после роспуска Парламента все станет на свои места.
- Осмелюсь ручаться, все станет на свои места,- влез в разговор Чжу Шэнь-энь.
- Неслыханное дело! - это говорил Пань Ло. - Публично оскорбить простолюдина, неслыханное дело!
Пань Ло в задумчивости кружил по комнате. Через несколько минут он неожиданно остановился и отчеканил:
- Решено, издадим Указ о роспуске Парламента.
Ба Ба-сюн приказал секретарю составить проект Указа. Через два часа Генеральный Президент поставил свою подпись, и Указ был готов. Было решено от имени простолюдинов Лу и Паня, возглавлявших соотечественников, просить правительство одобрить Указ о роспуске Парламента.
С лица простолюдина Лу сошла грусть. Он приказал главному Начальнику кухни распорядиться насчет банкета; Начальнику погребка выдержанных вин было велено извлечь четырехтысячелетнее вино, которое изготовил сам император Юй. Это, конечно, тоже была одна из достопримечательностей его уникальной коллекции.
В ожидании банкета Лу Юэ-лао потчевал нас семечками марки "Наследник престола".
- Получена шифровка,- доложил начальник радиошифровального Отдела и протянул простолюдину Лу пакет.
Пань Ло приблизился и вместе с Лу Юэ-лао прочел телеграмму.
Черная туча легла на их лица.
- Что будем делать? - Простолюдин Лу был в смятении. Он стал барабанить пальцами по пакету, а потом швырнул его на пол.
- Спокойнее, спокойнее! - раздался голос Пань Ло. Простолюдин Лу поднял телеграмму и передал ее нам.
"...Янь Цзюнь расширяет нефтяные промыслы в Цзиньшане, все подготовлено для начала работ. Банковский консорциум инвестирует капитал на сумму 300 миллиардов юаней. Соответствующие подписи на документах поставлены..."
Все погрузились в глубокое раздумье.
- У меня есть план,- нарушил молчание Ба Шань-доу.- Надо пустить слух, что этим банкам грозит катастрофа. Вкладчики бросятся за своими вкладами, возникнет паника, мы быстро скупим их акции и станем хозяевами положения.
Чжу Шэнь-энь задумался.
- Отменно, отменно. Дело это я возлагаю на себя.
- Но это еще не все,- заявил Пань Ло.- Пошлем своих эмиссаров в зону нефтяных промыслов Янь Цзюня для подкупа нужных нам лиц и для распространения слухов о скором банкротстве нефтяной компании.
- Первейшее дело - обойти консорциум,- добавил Лу Юэ-лао.
- Надо изыскать пути для подкупа начальника бухгалтерии Янь Цзюня. И пусть тот намекнет где надо о крупных убытках нефтяного дела.
Задача была двусмысленной и щекотливой. Слухи о банкротстве банков следовало обсудить с министром финансов, то есть, иначе говоря, слухи должны были исходить от Министерства финансов. Простолюдины передали Чжу Шэнь-эню официальный документ.
Перед нашим уходом простолюдины вручили нам чек на 20 тысяч юаней в счет издержек при оказании им помощи.
- Если этого не хватит, дадим еще,- пообещали они.
Мне было неясно, почему развитие нефтяных промыслов Янь Цзюня так пугает Лу и Паня.
- Тут дело в связях с банкирами,- начал свое объяснение Чжун-но.- Лу и Пань рассчитывали вложить значительный капитал в собственные предприятия. Казалось, дело было на мази, но ситуация неожиданно изменилась. Непостижимо. Вероятно, банки предпочли нефтяные предприятия, потому что те дают более высокие проценты прибыли.
Подумав, он добавил:
- Лу и Пань действуют не слишком остроумно. Их стратегия в высшей степени пассивна и только вызывает противодействие.
- Если ты придумал что-нибудь получше, почему же молчал?
- Э, ничего я не придумал. Одним словом, плохо дело.
День любой...
Несколько дней подряд только и разговоров, что о новом Указе. Действия партии корточкистов против восседающих становятся все решительнее и активнее. Пришел Жао Сань и рассказал, что дело заходит далеко: некоторые места отдохновения уже переоборудованы по методу корточкистов.
Г-н Сяо с ног сбился. Я тоже устал от этой беготни. Надо будет пораньше лечь спать.
Приготовился было ко сну, но вдруг выяснились новые пугающие обстоятельства, которые пришлось взять на заметку. Г-н Сяо вернулся домой, тяжело дыша.
- Влипли, попались-таки на удочку этому дьяволу Янь Цзюню! - И не переводя дыхания, выпалил:- Это Чжу Шэнь-энь посоветовал распустить Парламент!
Запрос партии корточкистов, выражение вотума недоверия и все прочее исходили от Янь Цзюня. Более того. Даже драка в зале заседания Парламента была запланирована заранее. А субъект в черном, выступавший якобы от имени восседающих, был трижды презренным псом Янь Цзюня, в определенных целях втершимся в ряды восседающих. Срыв чехла был по их замыслу главным трюком. Они намеренно нагнетали в зале атмосферу вражды, испытывая терпение правительства и вынуждая его прибегнуть к пресловутому Указу.
- А какая им польза от роспуска Парламента?
- Погоди, я тебе все объясню.
С одной стороны, в сутолоке им удалось ударить Лу Юэ-лао по физиономии, приведя его в ярость, а когда он совсем потерял голову, Чжу Шэнь-энь, воспользовавшись благоприятным моментом, влез со своей идеей роспуска Парламента. И действительно, простолюдины клюнули на приманку, и Указ стал фактом. Это была ловушка. Чжу Шэнь-энь действовал заодно с Янь Цзюнем...
- Как? И Чжу Шэнь-энь?
- Да, он прихвостень Янь Цзюня, его тайный агент...
- А ведь он тогда в зале требовал ареста обоих парламентариев. И как искусно играл свою роль! Выходит, оба противника только подыгрывали ему. Да-ааа!
Чжун-но велел слуге налить ему молока и залпом осушил стакан.
- И все-таки ты мне не объяснил, в чем для них выгода роспуска Парламента.
- Дело в том, что эта акция незаконная, и, стало быть, у них появляется отличный предлог для атаки. Ловушка с Парламентом лишь вспомогательный маневр в их далеко идущих планах. Главное не в этом.
Главным козырем в игре Янь Цзюнь считал предание гласности тех махинаций, с помощью которых простолюдины Лу и Пань пытались прижать его к стенке. Эти материалы докажут полную зависимость правительства от двух простолюдинов. Текст открытой телеграммы известен, и уже отовсюду идут отклики. Завтра-послезавтра он появится в газетах.
- Самыми подлыми оказались банкиры, они приняли сторону Янь Цзюня... Но это только план-минимум. Главная их цель - довести простолюдинов Лу и Паня до банкротства. Они скупят по дешевке все предприятия Лу и Паня, и тогда Янь Цзюнь станет единовластным сверхвладыкой. Вот какова их цель.
- И это реально?
- В их руках банки. Этим сказано все.
Я понял: и западня с роспуском Парламента, и выступления против партии восседающих, и открытая телеграмма - все это делается только для того, чтобы за бесценок приобрести предприятия Лу и Паня.
- Да, именно так.
- Что же будет? С тобой, с другими?
- Со мной? Я литературовед, и меня это не касается.
И все же ему было не по себе.
День любой...
Атмосфера неприязни к правительству партии восседающих ощущалась повсюду.
В газетах появился текст совместного заявления Янь Цзюня и объединения банкиров. Атака началась. Они заявили, что вовсе не стремятся осложнить положение правительства, их цель - вскрыть темные делишки Лу и Паня, которые, сделав правительство своим послушным орудием, изменили политическим принципам простолюдинов.
В отделе новостей подробно излагалось интервью, данное Янь Цзю-нем группе корреспондентов в Люйине. По сообщениям, простолюдин разоблачил гнусные замыслы Лу и Паня, вознамерившихся его разорить; доказательства налицо, но до поры до времени он их не станет предавать гласности - пусть пока Лу и Пань тешатся своей доброй репутацией!
День любой...
Великие перемены!
Прошла всего неделя, а Лу Юэ-лао и Пань Ло стали банкротами. Их акции больше не стоили ни гроша. Созданный объединением банкиров, их бывшим кредитором, Комитет по ликвидации дела свою работу завершил. С позавчерашнего дня имущество Лу и Паня пошло с торгов. Стало известно, что Янь Цзюнь принял меры, чтобы львиная доля обесцененных акций двух простолюдинов попала в его руки.
- Никогда не думал, что катастрофа может произойти так стремительно,- сказал я.
- Об этом позаботились банки,- вздохнул Чжун-но.- Передумай они, одного расчерка пера было бы довольно, чтобы простолюдин Лу и Пань не только вернули свое состояние, но даже приумножили его.
Все эти дни Чжун-но не ел, не спал, он чувствовал себя прескверно. Еще бы - вдруг лишиться опоры, и какой опоры! Но более всего его угнетала мысль о возможных неприятностях. Он ни на шаг не покидал своего дома. Идти к простолюдинам боялся; впрочем, особой необходимости в этом и не было.
Вчера приходили Сыма Си-ду, Хэй Лин-лин, Жао Сань, Цзян Соевая Подлива. Они его успокаивали.
- Вот увидишь, все образуется,- говорил Цзян Соевая Подлива,- у тебя положение, ты занимаешься культурой, и тебе не смогут сделать ничего дурного.
- Совершенно верно,- подтвердил Сыма Си-ду. Он говорил убедительно и сердечно.- В крайнем случае мы поможем тебе, или я со своими одряхлевшими нервами схвачусь насмерть с этой жизнью и опиумной трубкой размозжу им головы.
Сегодня пришло еще более печальное известие В городском суде слушается дело по обвинению Лу Юэ-лао и Пань Ло в узурпации политического курса и в измене политике простолюдинов. Обвинения выдвинуты Янь Цзюнем, Чжу Шэнь-энем, объединением банкиров, а также офицерским корпусом и многими другими организациями. Общественность требует ареста всех прихвостней Лу и Паня!
Г-н Сяо упаковывал вещи, намереваясь скрыться, чтобы переждать бурю.
Мне тоже следовало прощаться с миром духов и уходить к своим.
Пришел Хэй Лин-лин и еще какие-то трое. Совещались недолго.
Жао Сань сказал, что беспорядками воспользовались бандиты, но их быстро привели в чувство. Действия Янь Цзюня довольно умеренны.
- Во всем новшества: в кабинете министров произведены замены, места отдохновения переоборудованы полностью.
Положение г-на Жао упрочилось: после реорганизации кабинета министров кое-кто из старых знакомых уцелел. Видимо, убрать их было нельзя.
- А каковы твои планы, господин Хань? - спросил меня Жао Сань.
- Вернусь в мир света.
- А зачем? Пожил бы у меня.
- Прошу ко мне.- Сыма Си-ду был трогательно настойчив.- Даю тебе гарантию: три дня жизни в моем доме - и твои нервы придут в негодность.
- Нет, даже если бы всех этих событий не было, мне все равно надо было бы вернуться.- Я поблагодарил всех.
Чжун-но был подавлен происходящим, но после разговора немного повеселел.
- Твои ногти похожи на легкие стрекозы,- Хэй Лин-лин улыбнулся мне.
- Я не боюсь,- говорил Чжун-но.- Но после всей этой встряски мне что-то не по себе. Лучше куда-нибудь на время уехать. Мне ведь путешествовать полезно. Моя крошка отправится вместе со мной. Господин Жао, у нее все готово к отъезду?
Жао Сань утвердительно кивнул.
Друзья договорились завтра его проводить.
День любой...
Сегодня я вернулся в мир света.
Они провожали меня. После проводов Сяо Чжун-но должен был отправиться на вокзал.
- Счастливого пути,- сказал Чжун-но.
Мы обменялись рукопожатием.
- При случае загляну к вам в гости. Как видно, я недурно овладел искусством спиритизма.
- Желаю счастья! - воскликнул Жао Сань.
Сыма Си-ду положил мне руку на плечо.
- Я, Сыма Си-ду, желаю господину Ханю стать современным индивидом. Для этого необходимо постепенно изнурять нервную систему, курить опиум, пить спирт, ночами терзать себя бессонницей.
- Господин Хань,- голос Хэй Лин-лина звучал проникновенно и мягко.- Отвага вентилятора покрывает душу стального пера; и не обрести зрачка земляного червя из полудрагоценного спичечного камня, и только смотришь на матерь романтических золотых зубов - и все это таится в бутыли чернил. До свиданья.
- До свиданья.
- До свиданья.
Снова рукопожатия. И я пошел прочь из мира духов.
Сейчас вокруг меня люди, мужчины и женщины, и ни у кого из них нет на носу чехла: на каждом лице, ничем не прикрытом, в самом его центре торчит нечто мясистое, и мне это действительно кажется смешным. После полудня меня навестили два моих друга, но я не решался взглянуть им в лица, боясь расхохотаться. Сам я, конечно, тоже отказался от чехла, поэтому всякий раз, глядя в зеркало, смущался, как девица.
Потом я стал выходить на улицу, намеренно выбирая людные места. Встречался с друзьями, знакомыми, и мой стыд от лицезрения обнаженного носа постепенно исчезал, хотя еще некоторое время я все это находил комичным. Правда, уже не прыскал при виде носа, как в первое время после возвращения.
Вспоминаю свое путешествие в мир духов и ловлю себя на мысли, что ко многому у них я так и не смог привыкнуть. Теперь-то я разгадал, в чем дело. Виной была их инфантильность и мое непонимание исходных принципов их поведения. Конечно, многое для меня так и осталось непонятным, но, мне кажется, в мире духов все радовало глаз.
