Когда сгустились сумерки и Хадир почти погрузился в синюю ночь, стражники Омара зажгли множество факелов и укрепили их на древних стенах храма. Несмотря на то, что руины постепенно превратились в пыль, а резной орнамент на стенах, оставшийся в наследство от людей, населявших царства Нижнего Нила, почти стерся, паломники воздали должное своим предкам. Они рассказывали друг другу истории о былом величии и славе, наследниками которых они могут вновь стать под руководством Омара. Они говорили о дворцах из золота и серебра, которые построят для Омара, о том, что голоду и болезням будет положен конец, и о кадиллаках», которые они будут привозить себе из Америки. Омар создаст для них настоящий рай.

По мере того, как эти истории передавались от одного племени к другому, толпа начала волноваться и все больше возбуждалась. Они с нетерпением ждали провозглашения нового порядка, поскольку устали от прошлого с его ошибками и неудачами.

Люди Омара, переодетые в наряды различных племен, сновали в толпе и нашептывали вождям слова, которые Омар заранее тщательно отобрал, зная, как разжечь страсть своих подданных.

Низкими монотонными голосами они нараспев повторяли имя Омара. Этот напев подхватывало одно племя за другим, и он звучал все громче и громче. Люди Омара срывали голоса в воинственных выкриках, чем еще больше разжигали страсти в толпе.

— Омар! Омар! Омар!

Народ требовал своего Спасителя.

***

Путь в подземелье напомнил Ральфу лабиринт. В храм набилось столько людей, что он видел только море халатов и бурнусов. Наконец он добрался до входа, в гробницы.

Ральф заглянул в овальный зияющий проем, за которым открывались подземные галереи, проложенные под городом. Он слышал отголоски странных звуков и отчетливо различал шум текущей воды. Чем дальше ходы простирались, тем невыносимее становилось зловоние, от которого можно было потерять сознание. «Никакой санитарии», — подумал Ральф.

Тарак окинул взглядом возбужденную толпу. Из-под всех бурнусов выглядывало различное воинское снаряжение. В храме сосредоточено столько оружия, что с его помощью можно уничтожить пол-Судана.

Это был печальный день для народа Тарака, поскольку он знал, что если авантюра Омара удастся, то его власть будет безграничной. В отличие от своих соотечественников Тарак понимал, что, придя к руководству страной. Омар лишит их и личной, и политической свободы. Омара следовало остановить, и сделать это мог только Алмаз.

— Омар готовит племена к захватническим войнам против соседей.

Ральф подался вперед и страстно зашептал на ухо Тараку.

— Итак, мы должны найти алмаз?

— Чтобы обыскать все подземелье под храмом, потребуется целая жизнь. Но мы должны попытаться.

Тарак и дервиши уже вступили в подземелье, как вдруг Ральф застыл на месте. Как он не узнал этих звуков раньше? Как он мог забыть их?

Прямо перед ним сидела огромная крыса и преграждала путь.

Тарак в нетерпении прикрикнул на Ральфа:

— Двигайся!

— Я.., я не могу. Я плавал на корабле. Все, что угодно, только не крысы!

У Ральфа сердце ушло в пятки, когда он увидел, как Тарак достал кинжал и полоснул им по крысе. Кинжал вонзился с глухим ударом. Ральф в ужасе наблюдал, как раненый зверь повалился на бок с ножом в брюхе, но не умер.

Ральф вспомнил, что это дурной знак. Крыса была бессмертной. А что, если он нарвется на живую мумию в этом подземелье? Он учился в школе и читал, что египтяне насылали проклятия на тех, кто нарушал спокойствие священных гробниц. Он открыл было рот, чтобы запротестовать, но дервиши схватили его за руки и втолкнули в подземелье.

***

Джоан чувствовала, что смерть обступила ее со всех сторон. Крысы ожесточенно жевали веревку, на которой, как на волоске, висела жизнь Джека. Веревка надорвалась, завибрировала и слегка опустилась.

— Не падай раньше меня! — закричала она. Джек посмотрел вниз, в бездонную яму.

— Не волнуйся, я скорее умру своей смертью, чем разобьюсь в этом колодце.

Он посмотрел наверх и увидел, что все больше крыс подбирается к пропитанной кровью веревке. Твари, захватившие балку, сражались друг с другом, оттесняя противника со своей территории. Две особенно крупные особи уже довольно сильно покалечили друг друга. Надежды Джека таяли прямо на глазах. Если бы можно было продержаться до тех пор, пока крысы не перебьют друг друга…

Неожиданно Джоан пронзительно закричала. Кислота разъедала пеньку быстрее, чем делали свое дело животные. Стекавшая кислота сжигала не только веревку, но и балку — Джоан слышала разрушительное шипение и чувствовала характерный запах. Неожиданно ее веревка опустилась на два дюйма, и она оказалась ниже Джека.

Джоан пыталась казаться бодрой, но голос ее дрожал.

— Я очень быстро опускаюсь.

— Ты.., ты? — спросил Джек. В его голосе звучал страх, хотя он и старался держаться спокойно.

— Что я? — переспросила Джоан, не сводя глаз с ямы.

— Ты выйдешь за меня замуж? Я бы встал на колени…

Он ждал, но она лишь молчала и смотрела на него печальным любящим взглядом. Джоан попыталась улыбнуться, и в слабом свете он различил ямочки на ее щеках. Он улыбнулся в ответ.

— Я не жалею ни об одном дне, проведенном с тобой, Джоан Уайлдер.

А вот Джоан сожалела о многом. Было бы время, она бы записала все по пунктам: она сожалела о тех ночах, когда чувствовала себя одинокой лишь потому, что не решалась сказать ему о том, что было у нее на душе. Она сожалела о бегстве из Монте-Карло, где бросила Джека, считая, что работа важнее любви. Но она никогда не сожалела о том, что полюбила его. Он был самой большой отрадой ее жизни, единственным человеком, без которого она не могла существовать.

— Если бы я могла начать все с начала, я бросила бы все и отправилась с тобой в кругосветное плавание.

— Нет, нет! Это я все послал бы к черту. Кому нужна эта яхта? Я бы научился машинописи, переехал в Нью-Йорк и стал бы твоим секретарем!

Сердце Джоан разрывалось. Джек столько раз говорил об этом, но, как ей казалось, шутя. Теперь он был серьезен как никогда. Она была уверена, что если произойдет чудо и они спасутся, Джек сдержит обещание. Но Джоан не могла принять от него такой жертвы. Она любила Джека таким, какой он есть, и не хотела никаких перемен.

— Тогда ты не будешь Джеком Коултоном.

— А ты не будешь Джоан Уайлдер.

В этот момент дверь в камеру открылась, Рашид грубо втолкнул внутрь Алмаза и привязал его толстой веревкой к железному кольцу, торчащему из стены.

Джоан взглянула на Алмаза, который с ужасом смотрел на бездонную яму под их ногами. Естественно, он опасался за их жизнь. У Джоан свело руки, в которые впивались тысячи иголок.

Джек повернул голову к Алмазу.

— Надеюсь, у вас припасен фокус, с помощью которого вы освободите нас?

— Волшебство — это всего лишь надежда, появляющаяся перед лицом катастрофы, — ответил ему Алмаз, слабо улыбаясь.

Джоан с трудом сдерживалась, глотая слезы. Ведь она думала.., молилась.., что он святой, а он оказался обычным человеком, а не Богом.

— Поторопитесь и не затягивайте церемонию, — сказала она, слыша, как кислота с шипением уничтожала веревку, разъедая волокна. Веревка дернулась, и Джоан опустилась еще на один дюйм.

Лицо Алмаза сохраняло торжественное спокойствие, и он с восхищением смотрел на эту мужественную пару. Они стали его друзьями, и он всегда будет вспоминать о них с большой нежностью.

— Для меня это большая честь.