Уго Ферри выбрался с заднего сиденья лимузина и направился к зеркальным дверям нью-йоркского филиала Международной инвестиционной компании. В кулаке он сжимал свернутую в трубочку газету, а гнев, сверкающий в глазах, не предвещал ничего хорошего какому-нибудь несчастному глупцу. Молодой помощник, Анджело Бонелли, выполняющий при нем функции ординарца при полководце, поспешил открыть перед ним дверь. По выражению его лица можно было предположить, что этим страдальцем окажется он.

Едва бросив на Уго взгляд, люди расступались, чтобы обеспечить этому большому человеку беспрепятственный проход к цели – лифтам. Не замечая ничего вокруг, слишком поглощенный слепой яростью, он ворвался в ближайшую свободную кабину и, вскинув руку, с силой нажал на кнопку последнего этажа, отрезав от себя стальной дверью удрученного Анджело и море ошеломленных лиц. Все, когда-либо имевшие дело с Уго Ферри, знали его как человека в высшей степени сдержанного.

Но сейчас Уго был зол как никогда. Ярость буквально кипела в нем, норовя выплеснуться наружу. Лифт остановился на нужном этаже. Двери открылись. Уго вышел. Джина, его секретарша, взглянув на него, побледнела и быстро вскочила на ноги.

– Доброе утро, синьор, – обеспокоенно произнесла она. – Для вас есть несколько сообщений, и первый посетитель придет через…

– Никаких посетителей! Никаких звонков! – Не останавливаясь, он прошел мимо нее, и огромная, шести с лишним футов, фигура, двигающаяся с грацией мощного животного, скрылась за дверью кабинета.

Джина, в состоянии, близком к шоку, смотрела вслед – она тоже знала синьора Уго только как изысканного и холодно вежливого джентльмена.

Личный кабинет Уго впечатлял своим размахом: высокие потолки1 мраморный пол и окно во всю стену, перед которым стоял стол – плита серого мрамора на ножках из нержавеющей стали. Когда Уго подошел к нему, бледный свет зимнего нью-йоркского утра упал на его черные блестящие волосы и придал еще большую четкость его патрицианским чертам лица.

Обогнув стол, он швырнул газету на гладкую серую поверхность. При падении она развернулась, и взгляду снова открылся ненавистный заголовок, на который ему услужливо указал помощник. В обязанности Анджело входило просматривать газеты всего мира и отмечать в них то, что, по его мнению, могло представлять интерес для главы компании «Ферри, Ферри и Ферри». Но Анджело еще не скоро повторит подобную ошибку вновь, подумал Уго, свирепо уставившись на причину своего негодования. Его одурачили, его предали! Его выставила на всеобщее посмешище женщина! И об этом огромными буквами во всю полосу кричал заголовок парижского таблоида: «Шокирующее заявление. Натали Форэ бросает итальянского финансиста и выходит замуж за режиссера нового фильма, в котором она сыграла главную роль».

По коже Уго побежали мурашки, и он крепко стиснул острые белые зубы. Всего два месяца назад она висла на нем плющом, восхищалась им, заверяла его, что никогда не сможет полюбить другого.

Подлая дрянь, мошенница, шлюха! Еще полгода назад брат Лео предупреждал его о Натали и этом любвеобильном Джеффри Уайте. Уго отмахнулся от слухов, сочтя их простым трюком, призванным разрекламировать новый фильм. Теперь же он знал правду и, вспоминая о своем непомерном самомнении, испытывал горечь. Только дважды в жизни его предавали женщины: его собственная мать и та единственная, которую он когда-то позволил себе полюбить. После того горького опыта он поклялся, что никому больше не позволит обмануть себя.

И вот снова угодил в ловушку, расставленную женщиной. Он так разозлился, что готов был расцарапать ногтями газетную фотографию красавицы Натали, улыбающейся слегка потрепанному новобрачному.

Зазвонил его личный телефон, номер которого был известен немногим, и, схватив трубку, Уго приложил ее к уху.

– Дорогой, только не отключайся. Мне необходимо, чтобы ты выслушал меня!

Ни лицо, ни крупное мускулистое тело никогда не изменяли Уго. Но при звуках этого низкого чувственного голоса он сгорбился, а лицо застыло, как окружающие его мрамор и сталь.

– Через неделю европейская премьера. Нам нужна сенсация, чтобы люди заговорили о фильме. Я люблю тебя, Уго. Ты знаешь это. Но брак между нами невозможен. Неужели ты не можешь принять ситуацию такой, какова она есть?

– Ты чужая жена. Не звони мне больше, – процедил он сквозь зубы и швырнул трубку на рычаг так, словно это была ядовитая змея.

Тишина зазвенела у него в ушах сотнями крошечных ос. Он остался наедине с гнусным телефоном и проклятой газетой. Он остался один на один со всем остальным миром, который теперь будет смеяться над ним. Он был итальянцем до мозга костей. Выставите итальянца на посмешище – и получите заклятого врага на всю жизнь.

При мысли о такой перспективе темно-карие глаза Уго стали почти серебряными. Схватив газету, он швырнул ее в корзину для бумаг и смотрел, как она медленно планирует. Имя Натали Форэ никогда больше не попадется мне на глаза, поклялся себе Уго, и в этот момент ожил другой телефон. Сверкнув глазами, он стиснул сильными пальцами серый пластик трубки.

– Я же сказал: никаких звонков! – выпалил он.

– Судя по тону, тебе уже известна новость, – протянул очень сухой голос.

Его сводный брат Лео. Этого следовало ожидать. Уго буквально упал в черное кожаное кресло.

– Если ты звонишь, чтобы сказать, что ты меня предупреждал, то послушайся моего совета и помолчи, – с мрачным видом предостерег его Уго.

– Могу я хотя бы посочувствовать? – с иронией спросил Лео.

– Ты можешь заниматься собственными делами, – бросил Уго, затем натянуто добавил: – Отец знает? – Думаешь, мы сплетничаем о твоей личной жизни?

– У меня нет личной жизни, – огрызнулся Уго.

В этом отчасти и состояла проблема их отношений с Натали. Обоим почти невозможно было найти просвет в напряженных деловых графиках. Было бы преувеличением сказать, что за последние несколько месяцев они встречались дважды. Когда Натали со съемочной группой колесила по миру в одном направлении, он делал то же самое в другом, выполняя в дополнение к своим обязанности, которые обычно лежали на Лео.

– Как отец? – спросил он, когда одна мысль повлекла за собой другую.

– Хорошо, – заверил его брат. – Анализы крови в норме, и настроение приподнятое. Не беспокойся о нем, Уго, – мягко добавил Лео. – Он еще увидит своего первого внука, поверь мне.

Уго тяжело вздохнул. Последние шесть месяцев стали испытанием для всех них. Болезнь главы старинного венецианского рода Ферри была давней и протекала тяжело. Но полгода назад они чуть не лишились его. Слава Богу, он немного воспрянул духом, когда узнал о скором рождении внука. Сейчас наступила ремиссия, но кто знает, как долго она продлится. Поэтому было решено, что один из двух братьев будет всегда находиться при отце.

Ему необходимо было их успокаивающее присутствие, а им необходимо было знать, что отец не встретит в одиночестве час, когда силы снова покинут его. Поскольку жена Лео, Юнис, была на последних месяцах долгожданной беременности, его выбрали для того, чтобы заниматься итальянскими филиалами компании, в то время как Уго ездил по всему миру, блюдя международные интересы семейного дела.

– Как Юнис? – спросил он.

– Круглеет, – насмешливо протянул ее муж. Но Уго услышал в его голосе удовлетворение, и любовь, и гордость. Интересно, каково это – ощущать себя в такой ситуации?

Ну нет, меня не заманишь в эти опасные воды, твердо сказал он себе и перевел разговор на менее коварный предмет – работу. Однако, положив трубку, Уго продолжал сидеть, кипя и негодуя и одновременно спрашивая себя, почему он так злится.

Он никогда не любил Натали. Она была права, говоря, что брак между ними невозможен. Натали была красивой и страстной. Но не любовь вела их по пути удовольствия, даже если она и употребляла это слово. Это был секс, хороший секс, но только секс – для них обоих. И сидеть здесь, страдая по отсутствию такой любви, какая была у его брата, – дурацкое занятие.

Однако эта прочитанная самому себе короткая лекция заставила Уго взволнованно вскочить на ноги и подойти к окну. Он помнил время, когда считал, что нашел такую любовь, что держит ее на своей ладони, как бесценный бриллиант, в то время как это была всего лишь стекляшка. С тех пор Уго никогда не искал любви. Он не хотел вновь ощутить на себе ее мучительную хватку, не горел желанием передать кому-нибудь наследственные гены. Это счастье – для Лео и Юнис, каждый из которых способен внести достойный вклад в общую генетическую смесь. В то время как он…

Мышца в груди, называемая сердцем, болезненно сжалась, и Уго поморщился. Это неприятное ощущение порождало безысходное чувство одиночества, которое заставляло его теперь испытывать зависть к людям, шагающим по улице внизу. У них, возможно, нормальная, полноценная жизнь, им есть к кому вечером вернуться домой. В то время как ему…

Да, он стоит здесь, в своей мраморной башне, олицетворяя богатство и могущество, но иногда – как сейчас – чувствует себя беднее какого-нибудь попрошайки на углу. По крайней мере, эмоционально.

Виновата ли в этом Натали? Нет, не Натали, а другая женщина, с такими же золотистыми волосами, как у той, что стоит сейчас внизу, у подъезда. Сэнди сломала его. Благодаря расчетливости, скрывавшейся за маской красоты, стеснительности и невинности, она заполучила молодого, исполненного уверенности и оптимизма Уго и превратила в законченного циника, каким он стал сейчас.

Где она? – с печалью, удивившей его самого, подумал он. Что случилось с Сэнди за эти последние восемь лет? Думает ли когда-нибудь о нем? Или вряд ли даже вспомнит его имя, если – по несчастливой случайности – им придется столкнуться? Скорее последнее, подумал он. Конечно, последнее! Возможно, Сэнди и обладает лицом ангела, но имеет сердце куртизанки. Куртизанки не помнят имен – слишком со многими им приходится иметь дело.

За спиной снова зазвонил телефон. Должно быть, еще одна куртизанка – Натали, решил он. Она не из тех, кто сдается без боя. Стиснув зубы, Уго продолжал неподвижно стоять у окна, за которым все еще бродила по улице женщина с золотистыми волосами, словно не осознавая своих действий или не понимая, где она очутилась. Он разделял это чувство, может быть, даже симпатизировал ей.

Да, у этой золотоволосой незнакомки больше шансов дозвониться до меня, чем у Натали, завершил Уго свои размышления на тему женского предательства.

Стоя на тротуаре перед внушительным мраморным подъездом, Сэнди изо всех сил пыталась убедить себя, что поступила правильно, придя сюда. Огромный голый фасад здания не сулил никаких компромиссов, в то время как она отчаянно нуждалась именно в компромиссах, чтобы ее план сработал.

Сработает ли? Может быть, она только зря потеряет время, придя к человеку, который, как Сэнди знала по собственному опыту, не испытывает к ней никакого уважения? Не забывай о том, что он сказал, не забывай о том, что он сделал, предостерегал ее тоненький голосок, звучащий в голове. Повернись, Сэнди, и ступай прочь.

Но уйти было бы слишком простым решением. А для нее не существовало простых решений. Нужно осуществить задуманное – или вернуться домой к Джимми с пустыми руками. И если о ситуации, в которой она оказалась, нельзя сказать, что она очутилась между молотом и наковальней, то Сэнди не знала, о чем еще можно было бы так сказать.

Думай о Джимми, приказала она себе и неохотно направилась к зеркальным дверям со стальными колоннами по бокам, ведущим в офис одной из самых влиятельных инвестиционных компаний в мире. Подойдя, Сэнди бросила взгляд на свое отражение, и ей совсем не понравилось то, что она увидела: худенькая женщина с бесцветными волосами, собранными в аккуратный узел на затылке, и с бледным лицом, на котором застыло напряженное выражение. Глаза казались слишком большими, рот – слишком беспомощным. Общее впечатление ужасающей хрупкости не прибавляло уверенности, в том, что ей удастся победить такого надменного гиганта, как Уго Ферри. Он растопчет тебя и даже не заметит этого, сказала она своему отражению. Он поступит так же, как и в прошлый раз, отшвырнув тебя одним ледяным взглядом темно-карих глаз.

Нет, он не сделает этого, потому что ты ему не позволишь, твердо сказала себе Сэнди и вошла через двери, неслышно раздвинувшиеся перед ней.

Интерьер был продолжением того царства стекла, стали и мрамора, которое начиналось с фасада. Через стеклянные стены на двух этажах Сэнди могла видеть внутренности офисов, в которых сновали люди. Здесь же, в мраморном фойе, струи фонтана освежали воздух, а экзотические растения, карабкающиеся по стенам и свисающие вниз, тщились немного смягчить ледяную атмосферу. Люди – исключительно в сером и черном – двигались с уверенностью и целеустремленностью автоматов.

Жестокий финансовый мир не таил для Сэнди никакого очарования. Не таил и не будет таить. Но, оглядываясь по сторонам, она вынуждена была признать, что, как бы ни ненавидела все это, однако оделась вполне в соответствии со случаем – в безукоризненный черный костюм, идеально вписывающийся в окружающую обстановку.

Сознательно? Да, сознательно, ответила себе Сэнди, направляясь к стальным дверям лифтов. Она оделась так, чтобы произвести впечатление, чтобы заставить Уго Ферри хорошенько подумать, прежде чем снова вышвырнуть ее вон. С Сэнди Бойл в джинсах это не составило никакого труда, но с Александрой Медфорд в костюме от модного дизайнера вряд ли можно будет так поступить.

На табличке из нержавеющей стали между двумя лифтами значились названия отделов и этажи, на которых они располагаются. Несколько мгновений Сэнди неуверенно изучала ее, не зная, какой этаж ей нужен, а потом поняла, что это может быть только верхний. Всемогущие управляющие предпочитают держать подчиненных строго под собой.

Нажав на последнюю кнопку, Сэнди едва заметила, как тронулся лифт, но ощутила мгновенную пустоту в желудке. Это всего лишь нервы, сказала она себе. Нервы – и легкое возбуждение в предвкушении того, что мне предстоит сделать.

Дверь лифта открылась, и Сэнди на подгибающихся ногах вышла в другой холл – гораздо меньший, чем первый, и с некоторым налетом роскоши в виде мягкого ковра, покрывающего пол. Перед стеклянной стеной, закрытой вертикальными жалюзи, стоял стол на стальном каркасе, за которым сидела темноволосая женщина. Она подняла взгляд от бумаг, когда Сэнди приблизилась, встала и улыбнулась.

– Миссис Медфорд? Очень рада вас видеть. – Голос, как и улыбка, был теплым и дружелюбным, а едва заметный акцент вполне соответствовал ее внешности выходца из Южной Европы. Выйдя из-за стола, она протянула Сэнди руку и представилась: – Меня зовут Джина. Я секретарь синьора Ферри. К сожалению, – извиняющимся голосом продолжила она, – информация от вашего адвоката попала на мой стол всего пять минут назад. Пожалуйста… – Джина указала на мягкие кожаные кресла, – устраивайтесь поудобнее, а я узнаю, готов ли синьор Ферри принять вас.

Меня – нет, подумала Сэнди, глядя вслед женщине, устремившейся к массивной дубовой двери. Секретарша немного помедлила, словно собираясь с силами, затем робко постучала, открыла дверь и, переступив порог, закрыла ее за собой.

Эта маленькая заминка в очередной раз заметно поколебала решимость Сэнди. За дверью находился Уго, и даже если его секретарше приходится делать усилие, чтобы заставить себя войти к нему, то что же говорить о шансах ее, Сэнди, встретить там взвешенного и рассудительного мужчину?

Высокомерие. Она внезапно вспомнила застывшее на его лице презрительное высокомерие. Уго был из тех мужчин, которые способны заморозить вас до бесчувствия одним своим молчанием. Из тех, кто способен потрясти вас до глубины души одним коротким «Уходи!».

Все внутри у Сэнди болезненно сжалось при одном воспоминании об этом. За шесть коротких недель Уго удалось влюбить ее в себя. Он просил ее выйти за него замуж и обещал ей весь мир. Он говорил, что никто и никогда не полюбит ее так, как любит он, а потом завлек в постель и лишил невинности. Однако позже, после того как стал свидетелем умно разыгранной сцены, просто повернулся к ней спиной с этим незабываемым словом «Уходи!».

Неужели она готова снова пройти через такое унижение? Неужели настолько безумна, что рискнет подвергнуть тому же Джимми?

Желание уйти снова охватило ее. Паника, которой она не испытывала давно, заставила Сэнди уже повернуться к выходу, когда дверь за ее спиной открылась и ровный голос секретарши произнес:

– Миссис Медфорд…

Сэнди застыла. Она не могла ни двинуться, ни шевельнуться, не могла даже перевести дыхания. Это было ужасно. На какой-то момент Сэнди даже подумала, что упадет в обморок.

– Миссис Медфорд…

Вспомни, зачем ты это делаешь, пыталась уговорить себя Сэнди. Подумай о Джимми. Он любит тебя, а сейчас страдает, осознав, что смертен, и, что еще значительнее, – что смертна ты. Уго не подозревает, к чему повернулся спиной восемь лет назад. Он заслуживает того, чтобы ему предоставили шанс узнать о Джимми, как и Джимми заслуживает шанса познакомиться с ним.

Но ее пугало то, что могло из этого последовать. Возможно, Уго не захочет знакомиться с Джимми. Возможно, он швырнет этот шанс обратно ей в лицо, и…

– Миссис Медфорд, синьор Ферри ждет вас.

Синьор Ферри ждет вас, лихорадочно повторила про себя Сэнди. Она должна войти. Джимми ничего не знает об этом визите. Но если бы она спросила, он сказал бы, что это стоит любого риска. Так что сделай для него эту малость, и тогда, может быть, ты снова начнешь спать по ночам, сказала себе Сэнди.

Малость! Она едва не рассмеялась. «Уходи» – снова зазвучало, у нее в голове. Что же еще могло это означать, как не отказ Уго брать на себя всякую ответственность? Предоставь ему такую возможность еще раз, сказала себе Сэнди, вздергивая подбородок. Ради Джимми ты сможешь стерпеть его неприязнь. В конце концов, у тебя уже есть опыт. Но потом, по крайней мере, твоя совесть будет чиста и ты сможешь разобраться со своей дальнейшей жизнью и, что важнее, с жизнью Джимми.

– Да, спасибо, – услышала Сэнди собственное бормотание. Когда она повернулась к секретарше Уго, то уже полностью владела собой, ее глаза смотрели уверенно, а плечи распрямились.

Джина посторонилась, давая посетительнице войти. У Сэнди только слегка участился пульс, когда она переступала порог с улыбкой и с готовностью встретить все, что ни приготовила ей судьба.

Помещение было еще одной вариацией на тему стекла, стали и мрамора. Оно было огромное, с высокими потолками и с окном во всю стену, на фоне которого вырисовывался стол, опять же из стали и мрамора. У стола стоял Уго Ферри. На нем был темно-серый костюм. Склонившись, он изучал какие-то бумаги. Мои бумаги, догадалась Сэнди. Все у нее внутри затрепетало. Видел ли он? Знает ли уже? Покрывшись липким потом, она остановилась у самой двери и ждала, когда Уго поднимет и повернет к ней свою темноволосую голову, чтобы не пропустить этот первый момент изумленного узнавания, который до сих пор грезился ей во снах.

Уго намеренно не спешил замечать присутствия миссис Медфорд. Он уже жалел, что согласился на эту встречу. Пусть она и унаследовала состояние Медфорда, но даже ее миллионы – всего лишь капля в море для компании «Ферри». Саймон Блейк, душеприказчик Медфорда, уговорил Уго принять вдову. Он согласился, чтобы оказать любезность Саймону, поскольку женщина упрямо желала воспользоваться услугами именно его компании и, что еще удивительнее, требовала личной встречи с Уго. Если ей удалось заставить несгибаемого Саймона действовать против собственных принципов, думал он, то это должна быть весьма изворотливая особа.

Таких женщин Уго презирал. И с каждым новым предательством все больше презирал весь женский пол. Будь его воля, он запер бы их всех в гареме и использовал только по необходимости. Они называют себя слабыми и беззащитными, а на деле гораздо сильнее и опаснее, чем целая армия мужчин.

– Миссис Медфорд, синьор, – напомнила ему Джина из-за спины посетительницы. С ее стороны это было большой смелостью, поскольку она отлично знала, что он в любой момент может взорваться.

Но он действительно слишком замешкался. Поэтому, стиснув зубы, Уго попытался изобразить некое подобие улыбки и, выпрямившись, посмотрел на женщину, к которой уже заранее испытывал неприязнь.

У него упало сердце. То, что он увидел в нескольких футах от себя, заставило его усомниться в собственном душевном здоровье. Он не верил своим глазам. Не хватает только, чтобы по сторонам от нее появились из воздуха еще две женщины – Натали и его мать. Три ведьмы.

Когда темноволосая голова мужчины поднялась, Сэнди почувствовала, как у нее перехватило дыхание и участился пульс. Он не изменился, было первой ее мыслью. У него по-прежнему фигура атлета и твердый, волевой подбородок. Волосы по-прежнему черны, как ночь, а руки – такие же большие и сильные, какими она помнит их. Он словно заполнял всю комнату собой и исходящей от него жизненной энергией.

Однако его внушительные размеры и неисчерпаемые внутренние резервы почему-то заставляли ее быть очень мягкой и нежной с ним. Почему так? – спрашивала себя Сэнди сейчас, оглядывая свое прошлое с высоты зрелости. Его нельзя было назвать мягким и беззащитным гигантом. По крайней мере, ее он отверг жестоко и безжалостно.

Сэнди медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом. Она ожидала увидеть ледяное презрение, но то, что обнаружила, потрясло ее до глубины души. На нее смотрели глаза Джимми, чудесные, почти черные глаза Джимми, обрамленные такими же длинными ресницами. И еще она видела те же высокие скулы и тот же удивительной лепки рот.

А это очарование, Боже праведный! Она совсем забыла о мужественной красоте смуглого аристократического лица, от которой у нее всегда замирало сердце, а душа пела, – чего Сэнди никогда не испытывала рядом с другими мужчинами. Как это больно! О как это больно – стоять здесь и с прежней любовью смотреть в это лицо!

Да и как я могу не любить человека, по образу и подобию которого создан мой сын? – с глубокой горечью думала Сэнди. Она словно попала в будущее и видела своего Джимми через тридцать лет: огромный рост, смуглое лицо, созданное для того, чтобы разбивать сердца. Должно ли то, что она воспитывает будущего пожирателя сердец, послужить для нее предостережением или, напротив, пробудить материнскую гордость? Она не знала, не понимала. Не понимала даже, почему думает о таких глупостях сейчас, когда у нее есть гораздо более серьезные дела.

Какой-то шорох за спиной привлек ее внимание. В дверях маячила секретарша Уго, не понимающая, что происходит. Сэнди стояла без движения, не издавая ни звука. Уго застыл, на его лице было написано такое потрясение, что было очевидно: он потерял дар речи.

Значит, тяжелая задача начать разговор лежит на мне, поняла Сэнди. Она готовилась к этому моменту, часами напролет снова и снова проигрывала его в уме. Идя сюда, она считала, что Уго навсегда убил все чувства, которые она испытывала к нему. Я ошибалась, призналась себе Сэнди, преодолевая разделяющую их мраморную пустыню и останавливаясь на расстоянии вытянутой руки от него.

Она подняла взгляд – вынуждена была это сделать, поскольку он, словно башня, высился над пятифутовой Сэнди. Совсем неплохой рост для женщины, но рядом с Уго она чувствовала себя каким-то карманным изданием. Его плечи были втрое шире, а пальцами одной руки Уго, казалось, мог обхватить ее талию. Он был подтянутый и мускулистый, а его ноги…

Нет, прекрати это! – яростно приказала она себе, чувствуя, что внутри пробуждается совершенно неуместное волнение. Сэнди подняла взгляд к опасным глубинам его карих глаз, словно магнитом притягивающих ее.

Она постаралась взять себя в руки и со всей светскостью, которую приобрела за последние восемь лет, произнесла:

– Здравствуй, Уго. – Сэнди даже умудрилась протянуть ему на удивление бестрепетную руку. – Прошло много времени, не так ли?