— Если бы именно я придумала этикет, — сказала Пэтти, — я бы устроила так, чтобы вечеринки посещались целый год после указанной даты, а в конце полагалась бы трехдневная передышка.

— В таком случае, — заметила Присцилла, — мне кажется, что ты бы полностью вычеркнула миссис Миллард из списка приглашенных.

— Абсолютно верно, — сказала Пэтти.

Миссис Миллард — более известная в интимном кругу как миссис Прекси — ежегодно приглашала старшекурсниц на званый ужин на десять персон. Недавно наступил черед Пэтти, но по прихоти своенравной неудачи она как раз лежала в лазарете. Пропустив веселье, она, тем не менее, посчитала, что теперь нанести визит необходимо.

— Разумеется, мне ясно, отчего предполагается, что вы придете, коль скоро вы бываете на приемах и вкушаете от яств, — продолжила она свою мысль, — но я просто не в состоянии понять, почему мирный гражданин, который всего лишь жаждет поступать по своему усмотрению, получив приглашение, которого он совершенно не запрашивал, вдруг считает своим долгом надеть свой лучший костюм, лучшую шляпу и перчатки, дабы отправиться в гости к людям, с которыми едва знаком.

— Ты немного запуталась в вопросах пола, — сказала Присцилла.

— Это недостаток языка, — сказала Пэтти. — Мне кажется, ты поймешь, что логически все верно. Увидишь, что произойдет, — продолжала она, — если довести эту идею до логического завершения. Предположим, например, что всем женщинам, которых я когда-либо встречала в этом городе, внезапно ударит в голову пригласить меня на ужин. И вот мне — абсолютно лишенной подозрительности и не виновной во всякого рода грехах, благодаря чистой условности, к изобретению которой я не имею отношения, — в последующие две недели пришлось бы не только сесть и написать сотню отказов, но и нанести сотню визитов. Одна мысль об этом приводит меня в содрогание!

— Не думаю, Пэтти, что тебе стоит об этом беспокоиться. Мы, конечно, знаем, как ты знаменита, но не до такой же степени.

— Нет, — согласилась Пэтти, — я не имела в виду, что считаю, будто я действительно получу много приглашений. Просто дело в том, что каждая из нас подвергается постоянной опасности.

В то время как разгоралась беседа, Джорджи Меррилс, развалившись на диване возле окна, читала «Венецианского купца» в той опасно бесстрастной манере, которую не слишком бы одобрил преподаватель по теории драматического искусства. Когда, в конце концов, в комнате стало слишком темно, чтобы читать, она отбросила книжку, подавляя зевоту. — Если бы Бассанио выбрал не тот ларец, — заметила она, — Порция стала бы посмешищем. — С этими словами она обратила свое внимание на территорию кампуса за окном. По тропинке со стороны озера шли стайки девушек, и звук их голосов, сопровождаясь смехом и звоном коньков, парил в сгущающихся сумерках. В других дортуарах сквозь снежное пространство и голые деревья начинали вспыхивать огоньки, а ближе, на расстоянии вытянутой руки, неправильными и гораздо более различимыми очертаниями возвышалось здание ректората.

— Пэтти, — произнесла Джорджи, прижавшись носом к оконному стеклу, — если ты и впрямь хочешь получить это труднодоступное приглашение, это твой шанс: миссис Миллард только что вышла.

Пэтти ринулась в спальню и принялась резко дергать выдвижные ящики письменного стола. — Присцилла, — отчаянно позвала она, — ты не помнишь, где я храню мои визитки?

— Уже без десяти минут шесть, Пэтти, ты не можешь пойти.

— Нет, могу. Не важно, который час, пока ее нет. Я пойду прямо так.

— Только не в накидке для гольфа!

На мгновение Пэтти замешкалась. — Согласна, — признала она, — думаю, что дворецкий может ей рассказать. Я надену шляпу. — У нее был вид человека, который идет на огромную уступку. Снова захлопали ящики стола, и она появилась в отороченной кружевом шляпке из черного бархата, в коричневом пиджаке от костюма поверх красной блузки, в голубой юбочке для гольфа и в ужасно грязных ботинках.

— Пэтти, ты позоришь нашу комнату! — воскликнула Присцилла. — Хочешь сказать, что ты намерена пойти к миссис Миллард в короткой юбке и в этих чудовищных ботинках для катания на коньках?

— Дворецкий не станет смотреть на мои ноги, а выше талии я прекрасна, — и за Пэтти захлопнулась дверь.

Джорджи и Присцилла прижались к окну, чтобы наблюдать, как будет проходить визит.

— Смотри, — задохнулась Присцилла. — Миссис Миллард входит через черный ход.

— А вот и Пэтти. Боже, как смешно она выглядит!

— Позови ее, — вскричала Присцилла, яростно пытаясь открыть окно.

— Оставь ее в покое, — рассмеялась Джорджи, — так забавно над ней позлорадствовать.

От резкого рывка окно поддалось. — Пэтти! Пэтти! — пронзительно закричала Присцилла.

Пэтти обернулась и беззаботно помахала рукой. — Не могу остановиться, скоро вернусь, — и она помчалась за угол.

Подруги понаблюдали несколько минут за домом, безотчетно ожидая, что произойдет какой-нибудь взрыв. Но ничего не случилось. Казалось, Пэтти поглотила бездна, и дом не подавал признаков жизни. Поэтому, пожав плечами, они переоделись к ужину с философским спокойствием, которому учит жизнь, полная тревог и неожиданностей.

Ужин наполовину миновал и за столом перестали обсуждать гибель Пэтти, когда в комнату вальяжно вошла эта юная леди, улыбнулась девушкам, на чьих лицах застыло выжидательное выражение, и поинтересовалась, какой суп они ели.

— Суп с фасолью, совсем не вкусный, — нетерпеливо ответила Джорджи. — Что произошло? Визит прошел нормально?

— Нет, Мэгги, сегодня я суп не буду. Принесите мне, пожалуйста, бифштекс.

— Пэтти! — умоляюще воскликнули все хором, — что случилось?

— О, прошу прощения, — мило сказала Пэтти. — Да, спасибо, я очень приятно провела время. Люсиль, тебя не затруднит передать мне хлеба?

— Пэтти, по-моему, ты несносна, — сказала Джорджи. — Расскажи нам, что там было.

— Ну, — начала Пэтти неспешно, — я спросила дворецкого: «Миссис Миллард дома?» и он ответил (даже не улыбнувшись): «Я не уверен, мисс, будьте добры, пройдите в гостиную, а я посмотрю». Я хотела сказать ему, чтобы он не беспокоился, так как я знаю, что ее нет, однако решила, что, наверное, будет лучше, если я подожду и позволю ему самому в этом убедиться. Поэтому я вошла и села в расшитое пурпурно-белыми узорами кресло в стиле Людовика Четырнадцатого. Передо мной висело большое зеркало, и у меня была масса времени изучить результат моих усилий, который, надо признать, получился немного аляповатым.

— Немного, — согласилась Джорджи.

— Я начала нервничать, — продолжила Пэтти, — что может войти кто-то из членов семьи, когда парень вернулся и доложил: «Миссис Миллард спустится через минуту».

— Если бы я увидела тебя в этот момент, Джорджи Меррилс, последовала бы драка, завершившаяся убийством и внезапной смертью. Моей первой мыслю было сбежать, однако парень сторожил дверь, а у миссис Прекси была моя визитка. Пока я бешено пыталась придумать подходящее извинение за мой наряд, леди вошла, я встала и приветствовала ее любезно, можно сказать, излишне любезно. Я говорила очень быстро, стараясь ее загипнотизировать, чтобы удержать ее взгляд на моем лице, но все напрасно: я увидела, как он перемещается вниз, и довольно скоро поняла по удивленному выражению ее лица, что он достиг моей обуви.

— Дальше скрываться было невозможно, — продолжала Пэтти, заговорив на свою любимую тему. — Я отдалась на ее милость и поведала убийственную правду. А что это за мороженое? — спросила она, наклоняясь и тревожно глядя вслед проходившей мимо горничной. — Только не говорите мне, что нам снова дают малиновое!

— Нет, это ванильное. Продолжай, Пэтти.

— Ладно, на чем я остановилась?

— Ты только что рассказала ей правду.

— Ах, да. Она сказала, что всегда хотела встретиться с девочками из колледжа в неформальной обстановке и узнать их такими, какие они есть на самом деле, и она очень рада представившейся возможности. И вот я сидела, похожая на калейдоскоп, и чувствовала себя дурой, а она ни капельки не сомневалась, что я в точности такая, какая есть. Лестно, не так ли? В этот момент объявили о начале ужина, и она пригласила меня остаться, по сути, настояла на том, чтобы я компенсировала визит, пропущенный во время моей болезни в лазарете. — Улыбаясь своим воспоминаниям, Пэтти оглядела сидевших за столом.

— Что ты ответила? Ты отказалась? — спросила Люсиль.

— Нет, я согласилась и по-прежнему сижу там и ем pâté de foie gras.

— Нет, Пэтти, честно, что ты сказала?

— Видите ли, — отвечала Пэтти, — я сказала ей, что сегодня в колледже проводится вечеринка с мороженым и что я, якобы, ужасно не хочу ее пропускать; но завтра будет вечеринка с бараниной, которую я вовсе не прочь пропустить. Поэтому, если она позволит перенести приглашение на завтра, то я с удовольствием его приму.

— Пэтти, — с ужасом вскричала Люсиль, — ты этого не говорила!

— Это же легкий «местный колорит», Люсиль, — рассмеялась Присцилла.

— Но, — возразила Люсиль, — мы ведь обещали больше не играть в «местный колорит».

— Разве ты не усвоила, — заметила Присцилла, — что Пэтти скорее проживет без еды, чем без «местного колорита».

— Не переживайте, — добродушно сказала Пэтти, — сейчас вы можете мне не верить, но завтра вечером, когда я надену шикарный наряд и мы с Прекси будем обмениваться историями и поедать салат из омаров, а вы здесь будете есть баранину, тогда, быть может, вы пожалеете.