В зале царила обычная суматоха, предшествующая праздничному событию, но Дженевра не видела и не слышала ничего, очарованная улыбкой Роберта Сен-Обэна. Впрочем, она понимала, что барон просто-напросто человек учтивый. Глаза его оставались холодными, настороженными, даже враждебными. И все же Дженевре его улыбка показалась неотразимой.

Она преображала его суровое лицо, лицо воина, обветренное и обожженное солнцем, делала его моложе. Поначалу Дженевра думала, что емy лет тридцать пять, теперь же ей показалось, что он не старше двадцати пяти. Значит, решила она, ему около тридцати.

Сердце Дженевры благодарно забилось в ответ на эту улыбку. Несмотря на то, что глаза барона оставались настороженными, их ярко-синий взгляд смягчился, едва он посмотрел на девушку. Он словно сочувствовал ее нервозному состоянию и как бы призывал к спокойствию.

Со своими светлыми, цвета пшеницы, волосами и крючковатым носом Сен-Обэн и впрямь походил на золотого орла, который был его эмблемой. «Однако это птица не робкого десятка, охотнику не слуга, не то что сокол с наброшенным на голову колпачком, привязанный цепью к насесту за резным креслом Нортемпстона», – подумала Дженевра.

Все ее опасения рассеялись под напором его привлекательности. Он представлял собой воплощение ее девичьих грез о рыцаре. Голова у девушки закружилась, но усилием воли она заставила себя восстановить дыхание. И, проглотив ком в горле, произнесла:

– Приветствую вас, милорд. – Голос ее прозвучал несколько хрипловато.

Роберт Сен-Обэн склонился перед девушкой, которую для него выбрал его наставник. Он не понимал, почему граф решил, что ему следует жениться именно на Дженевре Хескит. Однако он согласен был выполнить все, что прикажет могущественный лорд Уильям Эгертон. По крайней мере все возможное.

Его светлость еще в те давние времена, когда Роберт служил у него пажом, а потом сквайром, казалось, обладал всеми родительскими добродетелями. Граф относился к мальчику, пожалуй, с большей нежностью и теплом, чем к собственным сыновьям. К несчастью, оба его сына вскоре умерли, оставив Нортемпстона без наследников.

В отличие от сыновей графа, запуганных суровым отцом, Роберт, попавший в поместье семи лет, не испытывал страха перед новым наставником, тем более что по сравнению с собственным родителем строгий Нортемпстон казался мальчику ангелом доброты.

Роберт считал, что с годами граф в значительной мере смягчился, особенно после смерти своих наследников, унесенных чумой. Не исключено, что он испытывал чувство раскаяния и вины, во всяком случае, с воспитанником он обращался гораздо мягче, чем с собственными детьми.

Лорд Уильям не раз выручал Роберта из всяческих передряг, поскольку в ранней молодости Сен-Обэн увлекался рискованными забавами. Но с годами вместе с утратой некоторых иллюзий к нему пришло чувство ответственности, и жизнь его устремилась по иному руслу.

Теперь Роберт, давно уже посвященный в рыцарский сан, сам распоряжался собой, став бароном – после смерти отца, который перешел в мир иной пять лет назад. Граф, обеспокоенный отсутствием у своего любимца наследников, предложил Роберту взять в жены незаконнорожденную племянницу Хескита и таким образом присоединить замок Мерлинскрэг, находившийся где-то на дальних западных границах Англии, к владениям баронов Сен-Обэн.

Для того чтобы доставить удовольствие его светлости, Роберт согласился на брак с девушкой, выбранной для него Нортемпстоном. И к своему глубочайшему облегчению, он понял, что жертва будет невелика. Девушка оказалась очень милой, но немного застенчивой. Слухи насчет происхождения Дженевры мало волновали его. Роберт знал, что мать ее была благородной дамой, прислуживавшей королеве Филиппе, которая недавно умерла. Такая не выберет в отцы своему ребенку кого попало.

Роберт поднял глаза и встретил открытый ясный взор девушки. Она взволнованно рассматривала его, и Сен-Обэн почувствовал симпатию к этой девочке, выросшей в монастыре, которой теперь приходится предстать перед незнакомым мужчиной, назначенным ей в мужья. Преимущество было на его стороне. Он мог хорошенько рассмотреть девушку, когда возвращал ей шарф в конце турнира. Роберт выдавил из себя подбадривающую улыбку.

Мгновенно щеки Дженевры вспыхнули румянцем. Она поздоровалась с ним хрипловатым от переполнявших ее чувств голосом. Ответной улыбки у нее не получилось – просто слегка дернулись пухлые губки. Роберт задержался взглядом на лице девушки, и румянец сбежал с ее щек так же быстро, как и окрасил их. Нежная молочно-белая кожа была вся в пятнышках от золотых лучиков света и таинственных теней, игравших у нее на лице.

Дженевра опустила веки, чтобы скрыть смущение в своих необычных глазах – скорее зеленых, чем серых, и тень от длинных черных ресниц упала темными полосками на нежную кожу высоких скул. Подбородок у нее был, пожалуй, широковат, но это только подчеркивало тонкость остальных черт. А узкий носик с высокой переносицей и аккуратным закругленным кончиком просто заворожил Роберта.

В целом в ее лице больше был заметен нрав, нежели красота. Первая жена Роберта слыла красавицей. Она умерла от чумы десять лет назад вместе с ребенком, которого он не считал своим. И он благодарил Господа, что его невеста – чистая, нетронутая девушка. Ему нужна была не красота, а верность.

«Его светлость, – подумал Роберт, – сделал для меня хороший выбор. Мне остается только проследить, чтобы моя жена не путалась с другими. Глаз с нее нельзя спускать, пока мое семя прочно не укоренится в ней».

Мысли эти вернули ему болезненные воспоминание, улыбка погасла, а взгляд стал рассеянным. Девушка ему понравилась, но Роберт ни в коем случае не желал влюбляться. Мучительная тропа чувств вела к предательству – это он уяснил на своем горьком опыте.

Дженевра видела, как угасла улыбка Роберта, а на лицо его вернулось холодное выражение. Легкий озноб пробежал по ее телу. И все же она успела разглядеть в нем сочувствие. Значит, он человек не злой.

Дженевра решила не льстить себя надеждами, что он мгновенно ответит на ее любовь. Барон вроде бы чего-то опасался, а у любых опасений имеется причина. Хорошо бы эту причину разузнать. Таинственность придавала ему еще больше привлекательности. В одном девушка не сомневалась: жених пришелся ей по сердцу, и она искренне радовалась предстоящему браку.

Помолвка должна была состояться в комнате позади возвышения, в том самом святилище, из которого обычно появлялся граф. Приглашенные засвидетельствовать обручение последовали за его светлостью в маленькую, почти немеблированную комнату, спартанскую сдержанность которой нарушало лишь несколько гобеленов, частично покрывавших каменные стены.

Серьезная Дженевра с румянцем на щеках подтвердила желание продолжить обручение, равно как и Сен-Обэн. Она вложила в его руку свою трепетную ладонь. В ответ на это Роберт подбадривающе сжал ее пальцы и снова улыбнулся ей, на сей раз с настоящим теплом. И это удивило их обоих.

Дженевра вновь вспыхнула румянцем, ноздри ее затрепетали, губы раскрылись, дыхание участилось. Роберт не был новичком в искусстве любви и понял, что его будущая жена принесет в супружескую постель дар невинности и не разбуженной доселе страсти.

Дженевра, быстро овладев собой, выполнила свой долг, ясно и отчетливо провозгласив, что она по собственной воле согласна взять Роберта Сен-Обэна в мужья и обещает выйти за него замуж в следующее воскресенье, перед лицом Святой церкви.

Жребий брошен. Никто из них не имеет теперь права нарушить торжественное соглашение, которое они только что заключили. Дженевра почувствовала, что отныне она сможет смотреть в будущее с уверенностью и надеждой.

Им не дали долго наслаждаться покоем. Пока жених принимал поздравления от друзей, к Дженевре подошел граф Нортемпстон, оттеснив от нее тетку, уже успевшую подобраться к девушке. Ханна, к облегчению Дженевры, безропотно отошла в сторону.

Нортемпстон взял девушку за руку и, нагнувшись, запечатлел у нее на лбу поцелуй.

– Я очень рад, что наше знакомство увенчалось заключением столь блистательного союза, демуазель.

Дженевра в ответ сделала вежливый книксен. Многим лорд казался грозным человеком, однако она в его присутствии не испытывала никакого страха.

– Надеюсь, союз будет крепким, милорд.

Граф погладил ее по руке, которую все еще не отпускал.

– Можете в этом не сомневаться. Лорд Сен-Обэн получил блестящее образование в моем доме, это человек чести, способный к высоким чувствам. – Он улыбнулся. – И вы с вашей ученостью найдете с ним много общего.

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы служить ему, как он того достоин, милорд.

– Ничего другого я не ожидал от девушки, которую столь высоко ценила мать-настоятельница. Роберту нужна настоящая подруга и любимая жена, дорогая моя.

Дженевра вспыхнула, но ничего не сказала. Нортемпстон, немного поколебавшись, произнес:

– Наверное, вам неизвестно, что Сен-Обэн уже был женат. Его жена и маленький сын умерли во время чумы десять лет тому назад. До сих пор он не желал вступать в новый брак. Я бы хотел видеть его хорошо устроенным.

И Дженевра, глядя на него ясными глазами, сказала:

– Я этого действительно не знала, милорд. Спасибо, что предупредили. – Она подумала о том, что Сен-Обэн, должно быть, сильно любил свою жену, раз столько лет хранил верность ее памяти.

– Вам надо об этом знать. А вот и он! – Нортемпстон молчал, пока к ним шел Сен-Обэн. – Роберт, мальчик мой, я буду молить Господа, чтобы вы с Дженеврой нашли счастье в вашем будущем браке.

– Спасибо, милорд. Мы оба должны благодарить вас за заботу. После свадьбы я собираюсь как можно быстрее отправиться в Мерлинскрэг. Я должен ознакомиться с поместьем, полученным женой в наследство.

– Конечно, должен. – Граф, улыбнувшись, вновь повернулся к Дженевре: – Ну как, нравится тебе твой подвенечный наряд?

Дженевра, зардевшись от удовольствия, постаралась ответить как можно скромнее:

– Да, милорд, ваша щедрость ошеломляет меня. Новый гардероб превзошел все мои ожидания.

– Тебе следует носить одежду, подобающую новому, высокому положению, а казна твоего дядюшки весьма оскудела.

– Да, милорд, то, что я сейчас ношу, – это старые платья тети, подогнанные по моей фигуре. Хотя, – добавила она с легкой шаловливой улыбкой, – если мы поедем в Мерлинскрэг, там навряд ли понадобится такая роскошная одежда. Одинокий замок стоит на обвеваемом ветром утесе.

– Вы там были?

– Маленькой я приезжала туда вместе с матерью, незадолго до ее смерти. Конечно, я не очень хорошо помню замок, но позднее мне много рассказывали о нем.

– Ну, Роберт? – Нортемпстон хлопнул своего протеже по плечу. – Можешь быть спокоен, твоя супруга обеспечена подходящими туалетами на все случаи жизни!

– Вы очень великодушны, милорд, но у меня достаточно богатства, чтобы моя жена ни в чем не нуждалась.

Дженевра ожидала, что Нортемпстон обидится на столь резкий и гордый ответ, однако этого не произошло. Граф лишь весело захихикал, словно восхищаясь независимостью Сен-Обэна.

И ударил своей мясистой рукой Роберта по плечу.

– Великолепно! Однако не медли с потомством, мой мальчик. Как только чрево твоей жены заполнится, возвращайся к себе в Тиркалл, чтобы наследник явился на свет в своем родовом гнезде.

Засмущавшаяся Дженевра все же осмелилась сказать:

– У нас может родиться дочь, милорд.

– И правда, может. Но будь то девочка или мальчик, сообщите мне о рождении ребенка, не откладывая!

– Вы будете вторым человеком после матери, которому я сообщу об этом, – пообещал Роберт.

Нортемпстон милостиво кивнул головой и отошел от них. На некоторое время они остались одни.

– Ваша мать не приедет на свадьбу, милорд? – спросила Дженевра.

– Нет. Ей трудно путешествовать, а моя сестра Алида – слепая. Все устроилось слишком быстро. Они еще не знают о моем намерении жениться.

– Еще не знают? – недоверчиво переспросила Дженевра.

– Я решил не беспокоить их раньше времени, – отрывисто пояснил Роберт. – После церемонии я немедленно отправлю к ним гонца с этой вестью.

– Но ведь леди Сен-Обэн, очевидно, хотела бы…

– Вне всякого сомнения, – сурово оборвал он. – Я спас ее от лишних хлопот: она сочла бы себя обязанной предпринять это трудное и опасное путешествие.

Дженевра посмотрела на него из-под ресниц. Похоже, ее жених не хочет, чтобы мать и сестра присутствовали на свадьбе. Может, он стыдится невесты? Или стыдится их?

– А у вас есть еще близкие родственники? – робко спросила она.

– Брат Дрого.

– И он не приедет, чтобы поддержать вас?

– Я могу жениться без поддержки любого члена моей семьи! – взорвался Сен-Обэн.

– А когда я с ними познакомлюсь? – с опаской спросила Дженевра, несколько напуганная раздражительностью жениха.

Внимательный взгляд Роберта устремился на нее.

– Не знаю. Разве это так важно?

– Нет, – ответила девушка. – Я ведь собираюсь замуж за вас, а не за вашу семью. Я могу подождать, пока вы будете готовы к путешествию в Тиркалл. Наш брак устроен лордом Нортемпстоном, и его присутствия вполне достаточно.

Сен-Обэн кивнул головой.

– Значит… вы довольны, демуазель? – спросил он.

Отметая все сомнения прочь, Дженевра улыбнулась.

– Да, – сказала она.

Дженевра и в самом деле была довольна. Ее мало заботила причина, по которой Сен-Обэн не желал присутствия родных на своей свадьбе. Родственники не всегда ладят между собой, ей ли этого не знать.

Оставалось пожелать, чтобы и Хескиты уехали до наступления церемонии, однако это было маловероятно. Они будут наслаждаться щедрым гостеприимством графа – и как можно дольше. Однако… если у Сен-Обэна натянутые отношения с родными, то жизнь в Тиркалле может оказаться нелегкой.

К Нортемпстону подошел дворецкий и объявил, что столы для праздничного обеда накрыты. Граф во главе процессии почетных гостей проследовал в большой зал. Как только гости расселись, пажи стали обносить их чашами с водой. На руках у них висели полотенца. Начался традиционный ритуал омовения рук. Дженевра погрузила пальцы в воду и вытерла их предложенным полотенцем. Сен-Обэн проделал то же самое.

Он сидел по правую руку от графа, а рядом с ним – Дженевра. На подносе, который им предстояло делить, лежал толстый ломоть специально приготовленного хлеба. Поднос стоял на застеленном льняной скатертью столе. Рядом возвышалась пустая вырезанная из клена чаша, отделанная по краям серебром. Блюда из золота и серебра с хлебом, маслом, мясом и прочими холодными закусками уже стояли на столе вместе с небольшими деревянными, украшенными замысловатой резьбой шкатулками, в которых хранились травы и специи.

Величественнее всего смотрелись громадные серебряные солонки, служившие своего рода знаком особого внимания. Оглядев зал, Дженевра заметила, что дальние столы сервированы куда скромнее – серебро и золото полагались только вельможной знати. В самом конце зала были составлены скамьи, на которых разместились слуги собравшихся рыцарей и дворян. Мег, без сомнения, находилась где-то среди них, но Дженевра не могла высмотреть ее.

Собравшиеся гости разоделись в свои самые роскошные наряды, изукрашенные драгоценностями, сверкавшими в задымленном от громадного камина воздухе. Иные купцы, сидевшие вдали от серебряных солонок, нацепили на себя больше украшений, чем знать. «Они почти не обращают внимания на законы о расходах, предписывающие, из какой ткани и какого цвета им следует шить себе одежду», – отметила про себя Дженевра.

Каждый рыцарь имел в своем распоряжении по крайней мере одного сквайра, который стоял у него за спиной, готовый услужить. К дамам были приставлены пажи в нарядных костюмах с вышитыми на груди гербами хозяев. В зале находилось много охотничьих собак. Они или лежали около хозяев, или вертелись под ногами слуг.

Знамена и вымпелы рыцарей, почтивших церемонию своим присутствием, свисали со стропил, переливаясь разноцветным шелком. Стены были украшены гобеленами и фресковой живописью. Дженевра с благоговением взирала на великолепное убранство зала.

Молитву произнес присутствующий среди гостей священник графа. Менестрели, разместившиеся на галерее, начали играть. Слуги, разодетые в голубые, сверкавшие золотистыми нитями ливреи, принялись вносить котлы с дымящимися в них яствами и блюда с деликатесами. Дженевра повернулась к своему жениху и с нескрываемым восторгом в голосе сказала:

– В Блоксли я никогда подобной роскоши не видала, не говоря уже о монастыре. Хотя монахини тоже сервировали столы серебром, но столь великолепный праздник…

Сен-Обэн снисходительно улыбнулся.

– Значит, это ваш первый грандиозный праздник? Вам придется присутствовать на многих таких пиршествах. Мы и сами должны будем время от времени устраивать их. Однако не беспокойтесь. У меня в Тиркалле отличные слуги, а мать умеет принимать знатных гостей.

«Ага, он уже готов хвалить свою мать». Дженевра почувствовала облегчение, поскольку не желала, чтобы у Роберта были конфликты с семьей.

– Я знаю, как вести дом, милорд. Меня этому обучили в монастыре.

– В дополнение к общему образованию? Его светлость сообщил мне, что вы сведущи в философии, математике и в прочих премудрых науках.

– В монастыре больше нечем было заняться. Ибо я не желала принять постриг.

– Многие дамы предпочли бы занятия полегче – вроде вышивания и шитья.

– Я занималась и этим, а также выучилась немного искусству врачевания от сестер, работавших в лазарете. – И, помолчав немного, заметила: – Какая дивная музыка! – Нежные звуки виолы и флейты расплывались по залу, им вторили арфа и маленький барабан. – Его светлость пригласил отличных музыкантов. Я тоже немного играю на псалтерионе, хотя особым талантом не отличаюсь.

– Вы поражаете меня, демуазель. Я не ожидал, что возьму себе в жены столь образованную женщину. Боюсь, ваша ученость навредит моему самолюбию.

Он произнес это довольно кислым тоном. Дженевра задумчиво отщипнула кусочек жареного молочного поросенка, которого положил на их поднос сквайр Сен-Обэна, темноволосый симпатичный парень лет семнадцати по имени Алан Харден. К своему тайному изумлению, Дженевра заметила, что Алан относится к ней с юношеской смесью восхищения и раздражения, вызванного тем, что она нарушила сложившиеся приятельские отношения между ним и его хозяином.

Дженевра сумела оценить мудрость мужского эгоизма Сен-Обэна.

– Мои достижения – ничто по сравнению с вашими, милорд. Вы преуспели в военном искусстве и в умении управлять. К тому же граф сообщил мне, что философия и вам не чужда. Он надеется, что у нас найдется много общего.

Роберт хмыкнул и вручил ей отделанную серебром чашу, наполненную рубинового цвета вином. Он подождал, пока Дженевра выпила, потом наполнил чашу вновь и осушил ее.

Затем подал знак Алану, чтобы тот снова налил в чашу вина, и сказал:

– Может, и найдется. Мне даже музыка не чужда – я могу извлечь из флейты мелодию. Что же до моего военного ремесла, то с этим покончено. Больше я не подниму оружия против врагов короля. Я отдал пятнадцать лет жизни, защищая владения Эдуарда в Аквитании, сражался в Испании и во Франции. А теперь собираюсь уехать в свои поместья и посвятить себя семье. Если меня призовут, я откуплюсь. Хватит с меня солдатской жизни.

Настроение Дженевры поднялось. Значит, он не собирался ее покидать. Сидеть днями в замке в ожидании супруга казалось ей не очень подходящим занятием, хотя она понимала, что в стране все еще было неспокойно и ренегаты лорды по-прежнему пытались увеличить собственное состояние за счет других.

– Ваши слова меня весьма радуют, – пылко заговорила она. – Однако вам навряд ли удастся избежать бранных трудов. Как же тогда ваши сквайры обучатся своему ремеслу?

– Разумеется, я обучу военному мастерству не только моих сквайров, но и будущих сыновей. Надо уметь защищать жизнь и достояние своих близких. Если на меня или на мою семью нападут, я возьму в руки оружие. Так что не бойтесь!

– Я не боюсь, милорд. К тому же участие в турнирах – прекрасный способ для поддержания боевой готовности.

На сей раз он задумчиво улыбнулся, и от этого сердце Дженевры встрепенулось, а рука, отломившая кусочек грудки цыпленка с подноса, который Алан заботливо пополнял всевозможными яствами, задрожала.

– Да, мне нравится принимать участие в турнирах. Можно совершенствовать свое искусство без обильного кровопускания. Ну и слава, конечно. На турнирах она добывается без особого риска, – несколько осуждающе добавил он, словно легкое добывание славы не доставляло ему удовольствия. И, отпив еще вина, нахмурился. – Впрочем, риск есть, взять хотя бы сэра Питера. Он слишком отяжелел в последнее время и так неловко упал с седла, что сломал себе спину. Теперь вряд ли выживет. Жаль беднягу, славный был когда-то боец!

Это огорчило Дженевру. Она взяла кусочек белой хрустящей булочки и рассеянно мяла его. Да, увлечение опасное. Сен-Обэна тоже могли искалечить или убить во время турнира. Однако настоящему мужчине риска не избежать. С таким же успехом он может погибнуть во время охоты. Смерть подстерегает его на каждом шагу.

Решив не омрачать себя печальными мыслями в столь радостный день, Дженевра намазала масло на мягкий белый хлеб. Ярко разодетый глашатай возвестил об очередной смене блюд. Как и прежде, слуга отведал еду, предназначенную для господина. Этот ритуал соблюдали во всех рыцарских замках. Знатным и богатым людям постоянно угрожали враги, снедаемые завистью или жаждой власти. А отравить еду было проще простого.

«И все же, – размышляла Дженевра, стараясь настроить себя на радостный лад, – большинство людей доживают до преклонного возраста, если только не рождаются больными, или их не убивают на полях сражений, или Господь не наказывает их за грехи страшным мором».

Действительно, за последние двадцать пять лет кара Божия сильно поубавила население Англии – почти не осталось людей, которые могли бы выращивать и собирать урожай. И даже великие княжеские дома, вроде Ланкастеров, страшно пострадали от эпидемии, однако старый граф Нортемпстон, потерявший детей и внуков, уцелел. И барон Сен-Обэн, потерявший жену и сына, тоже. Дженевра решила уповать на лучшее, переключив внимание на блюдо которое перед ними поставили.

– Какая прелесть! – воскликнула она. – Жалко трогать этого прекрасного лебедя, но я все-таки отведаю кусочек!

– И правильно сделаете. Как я погляжу, вы весьма храбро осваиваете не изведанные вами яства.

Дженевра с улыбкой произнесла:

– Но ведь должна же я узнать, нравятся они мне или нет!

Детский восторг невесты, казалось, забавлял Сен-Обэна, и он заботился о том, чтобы она испробовала все, появлявшееся на столе. Больше всего ее восхитили затейливые сладости из сахара, находившиеся на дальнем конце стола, и громадный марципан, сделанный в форме двух единорогов, сражающихся в поединке. На одном был разноцветный вымпел Нортемпстона, на другом – Сен-Обэна.

– Как красиво! – вздохнула Дженевра.

– Сделано с намеком, – согласился Сен-Обэн. – Мне кажется, что Нортемпстон собирается наступать на победителя!

Дженевра засмеялась. Она съела и выпила намного больше, чем обыкновенно, наслаждаясь праздником и свободой. «Вот если бы меня сейчас могли видеть мои монахини!» – подумала она, но тут же вспомнила о достоинстве. Распрямив плечи, девушка сдержанно кивнула.

– Слуги хорошо постарались, чтобы потрафить своему господину. Но смотрите, сюда пришли шуты и жонглеры!

Еще до того, как собрание гостей стало чересчур буйным, Дженевра предпочла удалиться из зала. Вольные шутки и взрывы смеха звучали все громче. Кавалеры и дамы обнимались. Даже ее тетка прильнула к плечу рыцаря, сидевшего рядом с ней, в то время как дядюшка Джилберт открыто заигрывал со своей соседкой-толстушкой.

В такой компании Дженевре тоже захотелось обвить шею Сен-Обэна руками и прижаться к нему. Однако…

«Достоинство, – мрачно напомнила она себе. – Мне надо во что бы то ни стало соблюсти достоинство».

Она сладко улыбнулась своему жениху.

– Милорд, вы не отправите Алана поискать мою Мег? – осторожно спросила она, поскольку язык у нее несколько заплетался. – Мне пора вернуться в свои покои.

Сен-Обэн, который умел поглощать неимоверное количество вина без малейших признаков опьянения, приказал Алану привести Мег, а затем неожиданно взял Дженевру за руку и спросил:

– Демуазель, какие у вас планы на завтра? Мы могли бы вместе покататься верхом.

– С удовольствием, милорд, только у меня вместо лошади жалкая кляча, которую дядя послал за мной в монастырь. Но, может, в конюшне графа найдется подходящий конь?

– Граф говорил, что вы хорошая наездница. Я подберу для вас подходящую лошадку. А ваша служанка ездит верхом?

Дженевра покачала головой.

– Когда мы путешествуем, она сидит на лошади, которую ведут под уздцы.

– Понятно. А ваша тетушка?

– Да, но…

– Вы бы предпочли обойтись без ее общества? Ладно. Если вы согласны довериться мне…

– А почему бы нет? Всего лишь через несколько дней вся моя жизнь будет в вашем распоряжении.

– А мое счастье – в вашем. Спокойной ночи, мистрис. И до скорой встречи.

Они договорились о времени, и Дженевра удалилась вместе с Мег. Мысли у нее путались не только от вина.

Верховая прогулка с женихом! Славным рыцарем Сен-Обэном! Неужели ей наконец улыбнулось счастье?