Когда тетка ушла, Дженевра грустно улыбнулась, хотя вовсе не сожалела о своих словах. Насколько она помнила, тетя Ханна всегда напрашивалась на то, чтобы ее поставили на место. Она с облегчением повернулась к Мег:

– Как я рада, что наконец-то избавилась от злобы леди Хескит!

Мег предпочла не обольщаться доверием хозяйки и не критиковать представительницу знатного рода. Вместо этого она спросила:

– Ты счастлива, уточка моя? Лицо Дженевры просветлело.

– Да. Брачная постель пришлась мне по вкусу. Не могу представить себе, отчего некоторые женщины с отвращением смотрят на это.

– Может, потому, моя уточка, что у них мужья – не такие прекрасные рыцари. Вид у него суровый, и он слывет строгим, однако тебе-то он показался добрым? Не так ли?

– Добрым? Не знаю, Мег. – Дженевра взяла кружку и отхлебнула немного эля. – Может, скорее учтивым и заботливым. Он старался не причинять мне особой боли, был так нежен и пробудил во мне столько чувств…

Дженевра не могла описать все те ощущения, которые вызывали в ней ласки мужа. И она принялась мечтательно жевать печенье.

Однако Мег понимающе улыбалась и кивала головой.

– Значит, ты его полюбила, уточка моя. Когда женщина любит, мужчина может доставить ей несказанную радость. А если и он ее любит, то простое желание превращается в нечто священное, истинное благословение небес.

Дженевра проглотила кусочек бисквита.

– Какая же ты мудрая, Мег! Откуда ты все это знаешь?

Теперь настало время вспыхнуть Мег. Ее моложавое лицо покрылось румянцем. Она прижалась к трепетной груди Дженевры, чтобы скрыть смущение.

– Мужа у меня никогда не было, миледи, а вот любовник был.

Дженевра внимательно, новым взглядом рассматривала женщину, которая все эти годы была для нее второй матерью. Она всегда принимала ее как данность, считая довольно-таки унылой особой – Мег уже приближалась к своему сорокалетию. В каштановых волосах ее, которые она прятала под вуалью, начали проглядывать серебряные нити. Дженевра никогда не замечала и не могла припомнить, какой была Мег в молодые годы. Мег просто была, и все.

– Любовник? – изумленно переспросила она. И неуверенно добавила: – И ты не была замужем?

Голос Мег звучал приглушенно от усердия, с каким она пыталась отыскать в сундуке подходящее платье для хозяйки. Одежды в нем было слишком много.

– Но кто это был, Мег? И почему вы не обвенчались?

Мег распрямила спину и наконец поглядела Дженевре в лицо. Найденное платье она, словно защищаясь, прижимала к груди. И вообще смотрела с вызовом.

– Он был грумом, миледи, и уже состоял в браке, но жена его была инвалидом, прикованным к своему одру.

– А… ты любила его?

– Мы любили друг друга, миледи. Но этому не суждено было продолжаться долго. Ваш дедушка умер, вас отправили в монастырь. Я предпочла остаться с вами, уточка моя. Я понимала, что нужна вам.

– О Мег! Тебе не надо было этого делать! Надо было бороться за свое счастье! – Дженевра вскочила на ноги, подбежала к Мег и взяла ее натруженные руки в свои. – Но я рада, что ты была со мной! А теперь, если будет на то воля Божья, ты встретишь другого человека и опять полюбишь.

– Я снова встретилась с Бернардом, миледи. Он приехал со свитой лорда Хескита.

– И что же? – взволнованно спросила Дженевра.

– Его жена умерла. Он остался вдовцом, и мы по-прежнему испытываем друг к другу нежные чувства. Но долг предписывает мне быть с вами, моя уточка. Наверное, я не могу сейчас покинуть вас.

Глаза Дженевры горели.

– И не надо! Пусть он покинет моего дядю! Попроси его, Мег! Я уверена, что мой супруг возьмет его к нам на службу!

На лице Мег отразились смущение и восторг одновременно. Но, прежде чем она ответила, прибыла целая стайка пажей, которые внесли большое деревянное корыто, а также ведра и кувшины с горячей водой, чтобы наполнить его.

И лишь когда Дженевра уселась в ароматизированную лимонным бальзамом воду и принялась натирать себя мылом, она смогла вновь вернуться к теме устройства жизни Мег:

– Ты ведь попросишь его, да, Мег? У меня теперь есть собственная кобылка, и мне понадобится грум. Видишь, как все хорошо сошлось.

– А вдруг вам не понравится Бернард, миледи? – засомневалась Мег.

– Если ты его любишь, то и мне он наверняка понравится! – настаивала Дженевра. – Как только я оденусь, ты пойдешь и отыщешь его. Но поспеши! Я думаю, мой дядя сегодня же уедет.

В этот миг возня у двери смежной комнаты возвестила о возвращении лорда Сен-Обэна. Он вошел в комнату с властным видом, принеся с собой запах лошадей и свежего воздуха. Дженевра машинально прикрыла руками груди, которые вдруг зажили отдельной от нее жизнью. Она скрестила над ними руки и понадеялась, что Сен-Обэн не сможет как следует рассмотреть ее обнаженное тело, уже порозовевшее от горячей воды.

Мельком взглянув на жену, Роберт прошел к окну и принялся смотреть на двор замка. Потом он заговорил.

– После обеда мы уезжаем, – резко объявил он. – Я желаю отправиться в Мерлинскрэг как можно быстрее. Лорд и леди Хескит отправляются через час. Мы могли бы нагнать их по дороге, но я этого делать не стану. – Вдруг он посмотрел на нее. – Или, может быть, вам доставит удовольствие проехать с ними часть нашего пути?

– О нет, милорд! – Дженевра забыла о своем смущении и немного высунулась из воды. – Но у меня к вам есть одна просьба. Мег только что рассказывала мне, что она возобновила знакомство с одним из грумов моего дяди. Они желают пожениться. Не могли бы вы поговорить с моим дядей и попросить его, чтобы Бернард оставил службу у него и начал служить вам в качестве моего личного грума? Конечно, если он вам понравится, – быстро добавила она, заметив, как по лицу ее супруга пробежала тень.

Однако, как оказалось, его мрачность означала скорее сосредоточенную задумчивость, а не раздражение.

– Ты говоришь – Бернард? – обратился он к Мег. – Полагаю, этот человек давно служит у Хескита?

Мег сделала реверанс.

– Да, милорд. Его зовут Бернард Линкольн. Он служил у лорда Хескита все десять лет, что я провела в монастыре с моей госпожой. – Она вспыхнула. – Он мне сказал, что ждал моего возвращения, милорд.

– Тогда нам следует позаботиться о том, чтобы такая преданность была вознаграждена. Если он окажется честным и толковым парнем, я не стану возражать против того, чтобы взять его к себе на службу. Сейчас он, наверное, в конюшне?

– Да, милорд. Я так вам признательна!

– Ну, женушка, тогда я пойду и разберусь с этим делом. А ты между тем готовься к отъезду. Увидимся за обедом.

С этими словами он удалился. Дженевра медленно встала из воды и взяла льняное полотенце, которое ей вручила Мег. Руки служанки слегка дрожали.

– А вдруг они уже уехали? – тревожно спросила она.

Дженевра завернулась в полотенце и подошла к окну. Отсюда открывался более широкий вид, чем из окна ее прежней комнаты, так что она свободно могла разглядеть внутренний двор.

– Нет еще, – сказала она Мег. – Смотри, эскорт только собирается во дворе, а из конюшен ведут лошадей. Ты видишь своего Бернарда?

Мег выглянула в окно и взволнованно вскрикнула:

– Да, вот он! А его светлость только что прошел через двор к конюшням!

Дженевра заметила:

– Он обратился к какому-то человеку. Наверняка это твой Бернард!

– Да, это он, моя уточка! Такой высокий, худой, с рыжими волосами, вернее, с тем, что от них осталось. Если вы их, конечно, разглядите под шапкой!

– Мой супруг отвел его в сторону. Вот появился дядя. Молю Бога, чтобы он разрешил Бернарду оставить службу у него.

– Бернард – свободный человек, миледи. Вряд ли ваш дядя может ему помешать.

После этого замечания Мег умолкла, а переговоры тем временем продолжались, и к паре мужчин присоединился Хескит. Наконец все разрешилось благополучно. Сен-Обэн увел прихватившего свои пожитки Бернарда от прежнего хозяина под громкие прощальные крики. Бернард, неся узел с вещами на плечах, скрылся в конюшне.

– О Мег! – восторженно воскликнула Дженевра. – Я так рада за тебя!

– А я за тебя, моя уточка. Значит, твой супруг высокого мнения о тебе, раз он с такой готовностью исполняет твои желания.

Однако тем же днем, когда солнце катилось к закату, Дженевра уже не верила, что муж готов исполнять все ее желания. Когда они прибыли в какой-то дом для ночлега, Сен-Обэн не пришел к ней в комнату, а ночевал на кушетке в большом зале вместе со своими людьми.

Путешествие их продолжалось, и постоянно возникали какие-то препятствия, одно за другим, то настоящие, то вымышленные, как подозревала Дженевра, мешающие супругу прийти к ней в постель.

В первую ночь, предоставленная себе, даже без Мег, которую куда-то отослали, Дженевра решила, что Роберт отсутствует в ее комнате из-за того, что желает насладиться обществом хозяина дома и предаться с ним воспоминаниям, поскольку они были старыми приятелями.

Она отбросила мысль о том, что он мог чересчур напиться и не одолеть ступенек, ведущих в ее спальню. Золотой Орел, рыцарь крепкий и мощный, был очень стоек к возлияниям, да и пил по сравнению с другими гораздо меньше. Дженевре ни разу не доводилось видеть его пьяным, разве что под хмельком.

Путешествие заняло две недели. Они проехали через Оксфорд и Бат – города, которые своими размерами и красотой вызвали у Дженевры благоговение. Потом они то поднимались в горы, то спускались в долины, направляясь на юг, к просторам Эксмора. И наконец прибыли в Барнстепль. После этого они двинулись вдоль берега, там, где Северное море соединяется с океаном, величественное зрелище которого восхитило Дженевру. Океан пробудил в ней детские воспоминания, постоянно посещавшие ее по дороге в Мерлинскрэг.

Все время, пока они объезжали замки и монастыри, им почти не удавалось побыть наедине. Дженевра спала в дамской половине, обычно примыкавшей к монастырю. Однажды ей случилось ночевать в уголке большого зала, а неподалеку разместился Сен-Обэн со своим сквайром.

Дженевра начала подозревать мужа в равнодушии, от этого на нее напала тоска, усугублявшаяся чувством вины. «Где это видано: молодая женщина, едва только вышедшая замуж, – и так мечтает насладиться ласками мужа!» Дженевра молила Господа вернуть ей благоволение супруга и обещала сдерживать свои чувства, дабы не показаться нескромной.

Несмотря на свою печаль, она часто наслаждалась скачкой по живописным окрестностям, любуясь распускающимися деревьями. Примулы уже расцвели по кромкам дорог. Усталость от длительного пребывания в седле вскоре прошла. Весна была в полном разгаре, погожие дни лишь изредка омрачались недолгими дождями.

Когда Сен-Обэн скакал рядом с Дженеврой или сидел возле нее за обедом, они обсуждали множество вопросов. Молодая жена стремилась как можно лучше познать образ мышления своего мужа.

Несмотря на то что они частенько спорили между собой, разговоры их были дружелюбными, до стычки ни разу не доходило. Похоже, Сен-Обэн смирился с независимым складом ума молодой супруги. На прогулках он частенько покидал ее, оставляя на попечение Мег, которая мешком сидела на своей ведомой под уздцы лошадке. А Роберт тем временем скакал стремя в стремя с Аланом или капитаном своего эскорта.

Дженевра могла прийти лишь к одному выводу: «Роберт переспал со мной только для того, чтобы закрепить брачную сделку, однако у него нет ко мне никаких чувств. Поскольку он даже не пытается оказаться со мной наедине, можно не сомневаться, что все его дружелюбные беседы – лишь проявление любезности».

Такое поведение было не редкостью среди мужей, однако Дженевра, полюбившая без оглядки, надеялась на большее. Она страдала от одиночества, несмотря на то что Роберт был рядом. И счастье ее начало таять.

– Не мучай себя, моя уточка, – наставляла ее Мег, которая также была разлучена со своим Бернардом. – Потерпи, пока мы не доберемся до Мерлинскрэга. Я не побоюсь поклясться, что все станет на свои места, едва мы туда прибудем.

Накануне приезда в Мерлинскрэг, оставшись вдвоем с хозяйкой в небольшой комнатке, Мег усердно расчесывала щеткой ее длинные локоны. Теперь, будучи замужней женщиной, Дженевра убирала волосы под чепчик, поверх которого во время путешествия прикреплялась вуаль. А по вечерам она прятала их под модный, сделанный в форме сердечка, ночной чепец.

Несмотря на то что локоны ее теперь редко кто видел, она продолжала гордиться своими каштановыми с золотистым отливом волосами, считая их своим лучшим украшением. После мытья они блестели ярче, поэтому Дженевра старалась мыть волосы как можно чаще. «Надо будет следить за этим и в Мерлинскрэге. Мы доберемся туда завтра, до наступления вечера. И ко мне придет Сен-Обэн. Или не придет?»

Дженевра вздохнула.

– Молю Бога, чтобы ты оказалась права, Мег. И вправду, поскорей бы приехать! Ведь тогда ты сможешь назначить день вашей свадьбы.

– Да, утенок. Мы уже говорили об этом и решили искать Божьего благословения как можно раньше. Бернард хотел бы иметь сына, и я постараюсь исполнить его желание.

– О, Мег! Но не будет ли это слишком опасно?..

– В моем возрасте? – подхватила Мег невысказанные слова Дженевры. – Может быть, это действительно опасно в моем возрасте, но я готова рискнуть. Каждая женщина мечтает иметь ребенка от любимого.

Дженевра грустно засмеялась, подумав о своем будущем.

– Ты права – многие. И они пойдут ради этого на любой риск. Иначе как бы человечество могло продолжать свой род?

Днем раньше Дженевра с разочарованием узнала, что ее первая брачная ночь не принесла плода. Но ничего не сказала Сен-Обэну: она еще слишком стеснялась его, чтобы затрагивать эту тему, особенно в те редкие мгновения, когда они оставались наедине.

«Но когда я поселюсь в своей комнате в Мерлинскрэге, я сообщу ему. Поскольку Господь не благословил нашу первую ночь, я надеюсь, что муж снова захочет разделить со мной ложе, как только я поправлюсь».

Когда они добрались до Мерлинскрэга, ветер подул сильнее. Деревья клонились к земле, Дженевра заметила, что ветви наверху оголены, словно их обрили. Этот странно знакомый вид вызвал у нее воспоминания о матери, которая рассказывала девочке, что деревья такие – из-за шторма, налетавшего со стороны океана с запада.

«Тот же самый ветер, который сейчас бьется о мой плащ и пронизывает меня с головы до пят. Я рада, что вернулась сюда». Они заблаговременно отправили вперед гонца, и слуги должны были все подготовить к прибытию своих новых лорда и леди. В замке их ждали тепло, свет и домашний стол.

«И может, моя семейная жизнь войдет в нормальное русло, – думала Дженевра. – Мы станем жить вместе, как и подобает счастливым супружеским парам».

Они приблизились к поместью вскоре после полудня. Белые известковые стены с зубчатой башней купались в солнечных лучах, стирая зловещий налет с детских воспоминаний Дженевры. Тень от башни отбрасывалась на скалу, словно указующий перст. Ближе к замку скалы поворачивали к югу и на западе вдавались в залив.

Мерлинскрэг был построен на краю утеса и уходил на несколько сотен ярдов в глубь материка, немного поднимаясь вверх. Местоположение замка было выбрано таким образом, чтобы удерживать враждебные корабли, не пропуская их через Северный морской рукав в Бристоль, а также для того, чтобы отражать любые попытки захватчиков использовать залив для высадки на берег.

Звуки труб эхом разносились по близлежащим полям. Деревни в этих местах были разбросаны, и каждый житель обитал в пределах своей межи. Казалось, что здесь бесчисленное множество овец, намного больше, чем каких-либо других животных. Некоторые поля были обработаны, и позади каждого домика имелся коровник и двор, где ковырялись в земле свиньи, искали зернышки куры и гуси и горками валялся навоз.

Неподалеку протекал ручей, устремлявшийся к длинной расщелине в скале и оттуда стекавший в море. Рядом с ручьем находилась мельница с огромным колесом. Окруженная погостом церквушка, которую можно было распознать по кресту, установленному на коньке крыши, виднелась сразу же за внешней стеной замка. Между церковью и мельницей ютились кучки крытых соломой хибарок, где обитали священник, мельник, возчик, колесный мастер и другие ремесленники, а также судебный пристав – целая слободка, обслуживавшая и деревни и замок.

– Нас заметили! – воскликнул Сен-Обэн. Он натянул поводья и остановился, чтобы подождать Дженевру.

На нем был подбитый ватой кожаный камзол, а сверху – красновато-коричневый бархатный плащ, отделанный бобровым мехом. Кольчугу барон надевать не стал: здесь, на западе, можно было не опасаться бродячих разбойничьих банд. Однако меч все же висел у него на поясе, а подстежка камзола обеспечивала хоть какую-то защиту на случай нападения. Скрученные перья на шляпе были окрашены в его цвета – изумрудно-зеленый и алый, они сочетались с укрепленным между ушей его лошади и развевающимся на ветру плюмажем.

На Дженевре была новая, подаренная Нортемпстоном амазонка из светло-голубого шелка. Поверх нее она надела темно-серый бархатный плащ и отделанную мехом накидку.

Колонна, возглавляемая Сен-Обэном, была довольно длинная: оруженосцы, ливрейные лакеи, грумы, которые вели незанятых лошадей, кузнец, сокольничий, оружейный мастер, целая вереница вьючных животных – преимущественно мулов, нагруженных пожитками и прочей кладью, которых погоняли двое мужчин с длинными палками и кнутами в руках; а также два сквайра и два маленьких пажа верхом на пони. Впереди ехал Сен-Обэн, а Дженевра скакала, как обычно, между двумя отрядами сопровождения – для большей безопасности.

Со стороны замка возвестили, что давно ждут гостей. Дженевра с улыбкой произнесла:

– Видите, нас ждали.

– Не поскачете ли вы во главе колонны вместе со мной? Это ваш замок, а они – ваши слуги, – обратился к ней Роберт.

Дженевра немедленно обогнала с одной стороны колонну, и они вырвались вперед. На Хлое была попона цветов Сен-Обэна.

– Все, что у меня есть, теперь ваше, милорд. Это честь для меня – подъехать к Мерлинскрэгу рядом с лордом, моим супругом.

Они заняли место позади герольда. Возле Роберта скакал Алан. На кончике его копья развевалось знамя Сен-Обэна. Оруженосцы и воины держали свои копья вертикально, на их древках трепетали длинные значки. Множество золотых орлов, вышитых на геральдическом зеленом и малиновом фоне флагов, придавали кавалькаде весьма бравый вид.

Дженевра натянула поводья, радуясь, что завтра ей не придется ехать в седле. Весь путь она проделала верхом. Хлоя оказалась резвой и крепкой лошадкой, несмотря на свой изящный вид. Они часто останавливались для охоты и для привала, стараясь до наступления темноты найти себе подходящий ночлег. Сен-Обэн знал, как сохранять энергию и у людей, и у животных.

Зазвучали трубы, потом на смену им пришли крики. Кавалькада проехала через барбакан, процокала по гранитному мосту, перекинутому через водяной ров, и миновала опускную решетку.

Группа мужчин ожидала их сразу же за воротами, позади них стояли воины и оруженосцы, готовые принять хозяев под свою охрану. Большинство, построек, насколько помнила Дженевра, имели форму не слишком правильных квадратов. Они обрамляли внутренний двор, одну из стен которого целиком занимал громадный зал.

Мужчины – все, кроме воинов, продолжавших стоять навытяжку, – опустились на колени, выражая преданность, и поднялись только по знаку Сен-Обэна.

– Добро пожаловать в Мерлинскрэг, милорд, – произнес высокий мужчина примерно одних лет с Сен-Обэном, одетый в длинное коричневое одеяние с плоской шляпой, прикрывавшей его каштановые волосы. – Миледи, для нас большая честь снова видеть вас здесь. Надеюсь, вам понравится, как мы для вас все обустроили.

Его ничем не примечательное лицо с добрыми карими глазами показалось Дженевре знакомым.

– Наверное, вы Мартин! – воскликнула она. – Я помню, как в детстве вы носили меня на руках. Лорд Хескит говорил мне, что вы остались на службе в поместье, не пожелав искать выгод на стороне.

Невыразительное лицо Мартина осветилось улыбкой.

– Вы правы, миледи. Я тоже вас не забыл. Я с огромным уважением относился к вашей матери, леди Маргарет, и сделал все, что в моих силах, чтобы сохранить тут порядок. Милорд, миледи, – продолжал Мартин, – позвольте мне представить вам судебного исполнителя Джеффри, который на протяжении последних пяти лет усердно помогал мне управлять поместьем.

Перед ними склонил голову кряжистый человек с красноватым лицом, одетый в плащ, капюшон которого скрывал его кучерявые, светло-рыжего оттенка волосы. Из-под плаща виднелись шерстяные бриджи и тяжелые кожаные башмаки.

Потом им представили священника – сурового на вид человека в длинных черных одеждах, которого все называли «отец Джон». Мартин заметил, что отец Джон, весьма преуспевший в искусстве врачевания, заботился не только о душах своей паствы, но и о бренной плоти, помогая исцелять недуги.

Наконец дошел черед до воинского начальника.

– Капитан Пьеро Нори, – сказал Мартин. – Его отряд нанят для охраны Мерлинскрэга.

Нори засвидетельствовал свое почтение салютом и с сильным акцентом сказал:

– Рад служить вам, синьор.

Он был невысокого роста, смуглый и носил украшенный плюмажем шлем и большой меч с модным нарядным поясом, подчеркивающим значительность его владельца.

– Откуда вы родом, капитан? – спросил Сен-Обэн.

– Из итальянского государства Флоренция, синьор.

– А все эти люди здесь – ваши?

– Да, синьор. – И с гордостью добавил: – Но в моем отряде не только итальянцы. Прекрасные воины, синьор.

Сен-Обэн кивнул.

– Они выглядят весьма бравыми. А тут есть свободные комнаты, где могли бы расположиться мои воины?

– Разумеется, синьор, и для лошадей найдется место в конюшне. II castello построен в расчете на многих защитников.

Сен-Обэн снова кивнул головой.

– Очень хорошо. Тогда продолжим.

Все двинулись вслед за капитаном Нори, шествующим во главе своего отряда. Окруженные со всех сторон челядью Дженевра и ее муж пешком поднялись по крутому склону к ряду строений, расположенных возле башни. Тяжелые деревянные ворота стояли открытыми нараспашку, словно приглашая всех войти во внутренний двор.

Здесь собралась пестрая толпа, главным образом состоявшая из бедно, но прилично одетых людей. Лохмотьев ни на ком не было. Дженевра, украдкой оглядевшая людей, решила, что сравнительное благосостояние здешних слуг было обеспечено не щедротами ее дядюшки, а стараниями Мартина.

– Я не могу сейчас представить вас всем и каждому, милорд и миледи, – сказал он. – Однако почту за честь познакомить вас с моей супругой Эннис. Она дочь купца из Барнстепля.

За юбку молодой женщины, которая была чуть старше Дженевры, цеплялся малыш, за бедро держался другой. Она была снова беременна.

Дженевра, растроганная видом счастливого семейства, сказала:

– Мы рады встрече с вами, мистрис Эннис. Какие у вас красивые детишки! Как их зовут?

Эннис вспыхнула и расцвела, неуклюже пытаясь сделать реверанс. У нее было открытое лицо, а волосы аккуратно убраны под чистую белую косынку. Мартин с гордостью поглядывал на жену.

Эннис положила руку на голову мальчонки, прильнувшего к ее юбке. Это был кудрявый крепыш лет четырех-пяти.

– Это Гарри, миледи, он назван так в честь моего отца. А это, – она показала на херувимчика, наполовину спрятавшего личико в ее фартуке и сосавшего большой палец, – Катрин, ее так назвали в честь святой. Она родилась два года назад, почти в день святой Катарины.

Во дворе были и другие дети, пришедшие с родителями. Все они собрались возле колодца. Однако у Дженевры не было возможности расспросить каждого, так как в это время Сен-Обэн обратился к Мартину:

– Моя жена утомлена путешествием. И если капитан Нори позаботится о размещении моих воинов и слуг и проследит за тем, чтобы лошадей отправили на конюшню, может, вы отведете нас в господские покои?

И прежде чем Мартин ответил, в разговор пылко вмешалась Дженевра:

– Ваша комната – над гардеробом, в конце большого зала, милорд. Кухня, насколько я помню, вон там, в стороне от главных зданий – чтобы огонь никому не причинил вреда.

– Вы все хорошо помните, миледи, – улыбнулся Мартин и повел их по ступеням, ведущим к дверям дома. – Под залом вы найдете винные и пивные погреба, а также кладовые с едой. – Проговорив это, он обвел рукой двор: – Вот маслодельня, здесь пивоварня, там кузница, а оружейная мастерская – под казармами в башне, туда капитан Нори отведет вашу свиту, как только распорядится насчет лошадей…

На сей раз вмешался Сен-Обэн:

– У нас будет достаточно времени, чтобы разобраться, где что находится в Мерлинскрэге. Сначала нам надо поесть и отдохнуть. Умоляю, проводите нас в комнаты.

Как и подумала Дженевра, вход в конюшни был с внешней стороны двора, поскольку лошадей снова вывели за ворота. Жившие в замке люди уже вернулись к своим обязанностям, бросая тем не менее любопытные взгляды на новых хозяев, а также на их сквайров, пажей и слуг, взбиравшихся по ступенькам в большой зал.

Весь облик их выдавал настороженность и опаску, ибо они не знали, какие изменения им уготовил Сен-Обэн, будет ли он хорошим или плохим хозяином, добрым или жестоким. Точно так же опасалась его и Дженевра накануне обручения. Теперь она знала, что, несмотря на внешнюю суровость, Сен-Обэн справедлив в своих суждениях и не склонен к жестоким наказаниям за непослушание или беспечность.

Сама Дженевра стремилась поскорее возобновить знакомство с Мартином, степенно шагавшим впереди всех. Дженевра прекрасно помнила, как ее носил на плечах сильный веселый парень лет пятнадцати, каким он был тогда. В ее жизни он занимал место старшего брата, которого у Дженевры не было.

А теперь он женат на симпатичной женщине. Дженевра была не прочь подружиться и с ней, не находя в этом ничего предосудительного, ведь Эннис не служанка, а жена управляющего, прекрасно ведущего хозяйство Мерлинскрэга. К тому же Мартин родом из обедневшего, но благородного семейства, его отец был рыцарем, это всем известно.

Сен-Обэн озирался по сторонам, в то время как все следовали в большой зал. Он замечал поклоны хлопотливых слуг, которые суетились, накрывая столы для ужина. Однако это не особенно занимало его внимание. Едва поднявшись по деревянным ступеням в галерею, ведущую в господские покои, он критически посмотрел сверху вниз на зал. Дженевра проследила за его взглядом.

По полу был разбросан свежий тростник, зал выглядел так, словно его недавно подмели и вычистили. Стены были заново побелены, между не застекленными окнами свисали стяги, укрепленные высоко под карнизами. Мерлинскрэг явно прихорошился в ожидании хозяев.

Вверху, под прокопченными стропилами, щебетали мелкие пташки, летавшие под соломенной крышей. Едва господа вошли, в зале воцарилась неловкая тишина, и гости шествовали под отчетливо слышное тихое воркование голубей, сидевших в своих гнездышках у всех над головой.

В следующий миг они вошли в свои покои.

Мартин низко поклонился.

– Надеюсь, вам здесь будет удобно, милорд. Я отремонтировал комнату, придав ей тот же вид, что был у нее, когда здесь в последний раз находилась леди Маргарет.

Окна спальни были расположены одно против другого и выходили на север и на юг. В медной жаровне, стоявшей на каменной подставке в центре комнаты, ярко пылал огонь. Дженевра подошла к жаровне и опустилась на табурет, поднеся замерзшие пальцы к пламени.

– Я помню эту кровать, – пробормотала она, ностальгически глядя на занавешенную тяжелым пологом широкую кровать, стоявшую в дальнем конце комнаты. «Когда я уютно спала в ней с матерью, кровать казалась мне просто огромной. Теперь мне предстоит делить ее с мужем, и она не кажется такой уж большой».

Сундуки Сен-Обэна и его поклажу внесли в спальню из комнаты, находившейся внизу, которую называли гардеробной. Личные покои лорда находились в отдельном помещении.

Кровать Мег разместили в загороженной пологом нише в сводчатой галерее – там, где она стояла раньше.

В покоях замка легко было найти уединение. Однако слуги всегда находились под рукой.

Они пообедали в большом зале и были готовы уже отойти ко сну, как Дженевра, улучив момент, сообщила мужу о своем женском недомогании. Роберт постоял какой-то миг, словно не зная, что ему делать, потом криво улыбнулся.

– В таком случае я не стану тревожить вас моим присутствием, жена. Я заночую у Алана в гардеробной.

– О, но…

– Господь дает нам ночь для отдыха, миледи, – перебил он. – Вам нужен покой после столь долгого путешествия.