В конце декабря 2000 года Ли и Джордж сидели дома и смотрели телевизор. В углу съемной квартиры в Ист-Энде стояла громадная рождественская елка, покрытая сотнями страз Сваровски. Их сняли с люстры стоимостью в 30 тысяч фунтов, которую Маккуин купил в парижском отеле «Четыре сезона» и потом разобрал. Ли надоело смотреть красивые виды только по телевизору; на середине очередного документального фильма он повернулся к Джорджу и спросил, хочет ли тот поехать в Африку. Через два дня они сидели в бизнес-классе самолета, который перенес их на Черный континент – Маккуин арендовал самолет только для них. Правда, через 48 часов ему надоел пустынный пейзаж и долгие часы ожидания, когда надеешься хоть краем глаза увидеть какого-нибудь дикого зверя. Он помнил, что у Наоми Кэмпбелл вилла на побережье, и нанял частный самолет, чтобы слетать к ней в гости. «Мы провели три дня, беспрерывно тусуясь и принимая наркотики – был Новый год, – вспоминает Джордж. – Наоми, правда, к кокаину не притрагивалась, хотя ее окружали люди, которые только этим и занимались».

После сделки с Gucci Маккуин превратился в обладателя солидного состояния. Джордж вспоминает, как летал с ним в Нью-Йорк, когда Ли вдруг стукнуло в голову купить несколько произведений современного искусства; за один день Маккуин потратил 125 тысяч фунтов на пару гравюр Уорхола, в том числе одну из серии «Туфли в алмазной пыли». «Мне захотелось получить частицу истории, – пояснял он. – Я никогда не был его особенным поклонником. Я понял его, только когда прочел дневники, и тогда мне показалось, что мы чем-то похожи, потому что индустрия [моды. – Э. У.] – куча дерьма, а он был очень талантливым и понял это перед смертью».

В июне 2001 года Маккуин заплатил 1 300 000 фунтов за дом в Абердин-Парке, в Ислингтоне, который он купил для своего друга, парикмахера Гвидо Палау. Потом, в том же году, он подарил родителям дом на Роуэн-Уок в Хорнчерче (Эссекс) за 275 тысяч фунтов. Сначала Рону и Джойс не хотелось оставлять «родовое гнездо» на Биггерстафф-Роуд в Стратфорде. Рону нравилось рыбачить на расположенной поблизости реке Ли, а Джойс привыкла к местному торговому центру. «Но через пару лет они обжились и поняли, что должны были переселиться туда много лет назад», – сказала Джанет Маккуин.

Ли по-прежнему был недоволен своей внешностью; он попросил Джанет Стрит-Портер познакомить его с ее личным тренером. «Он пытался приучить Ли к тренировкам, но все оказалось бесполезно, – вспоминает Джанет. – Ли приходил либо совершенно обдолбанный, либо в состоянии ломки после кокаина и других наркотиков. Так что тренер отказался с ним работать – того и гляди, произойдет несчастный случай или у него будет сердечный приступ прямо на тренировке». По-прежнему страстно желающий похудеть, Маккуин заплатил несколько тысяч фунтов за операцию по бандажированию желудка; благодаря ей уменьшалось количество пищи, которое он способен был съесть. Результаты оказались разительными, и за первые три месяца после операции он похудел на три стоуна (около 20 кг). «Он пытался приспособиться к новому положению селебрити, но такой статус ему не подходил», – считает Арчи Рид. «Мне всегда казалось, что небольшой лишний вес ему даже шел», – говорит его брат Тони. Но новая внешность нравилась самому Маккуину; журналистам он говорил, что похудел оттого, что ведет здоровый образ жизни, правильно питается и занимается йогой. «Больше всего хочется посмотреться в зеркало и сказать: «Как же ты мне нравишься!» – говорил он в интервью Харриет Куик из журнала Vogue. – Как-то я заторчал в одном клубе и пошел поговорить со своим отражением в зеркале – я чуть не умер со смеху. Я подумал: «Ах, какой ты милашка!» Подумать только, ведь это же я. Наконец я достиг чего хотел!»

Ко времени церемонии награждения Rover British Fashion Awards, которую проводили 20 февраля 2001 года в Баттерси-Парке, Маккуин лишился почти всего жира в области талии, лицо у него тоже похудело. Когда он вышел на сцену, чтобы получить награду как лучший дизайнер года, – он обошел таких конкурентов, как Джулиан Макдоналд и Клементс Рибейро, – Маккуин выглядел нервным и взвинченным; под темными очками, которые он упорно отказывался снять, прятались бегающие глаза. Для повышенной тревожности, как оказалось, имелась веская причина: на сцене, рядом с председателем Британского совета моды, Николасом Кольриджем из группы Condé Nast, стоял принц Чарлз, чей костюм Маккуин, по его словам, тайно испортил много лет назад. Понимая, что нужно как-то сгладить неловкость, он пошутил: «Мне как-то жутковато, ведь я начинал с того, что шил костюмы для его высочества в ателье Anderson & Sheppard, и вот я получаю награду из его рук… Прямо оторопь берет!» В ответ и публика, и принц рассмеялись. В фильме о творчестве Маккуина, который показали перед награждением, дизайнер говорил о постоянном стрессе, какой он испытывает во время работы, и о том, как ему удалось передать свои чувства в коллекции Voss. «Трудиться в модной индустрии – все равно что быть подопытным кроликом: все на тебя смотрят, чем-то в тебя тычут. Так же и в моде. Этот мир узок, в нем много темного, много вуайеризма. Иногда мода душит. Иногда она напоминает психушку».

Получив награду, Ли раскритиковал правительство за то, что британских дизайнеров не поддерживают. Он сказал: «…если бы не Gucci, сегодня я бы не смог продолжать», повторив свои слова, произнесенные в передаче Би-би-си за несколько дней до церемонии. «Представьте, что вас пригласили в резиденцию премьер-министра, на Даунинг-стрит, 10, и вдруг вас хватают и тащат фотографироваться с Шери Блэр… Она и двух слов мне не сказала до того, как нас с ней щелкнули вместе. Все это прекрасно, но вы должны подкреплять свои слова деньгами, а не просто говорить».

Начало 2001 года выдалось для Маккуина особенно тяжелым. Он надеялся поработать с Сэм Тейлор-Вуд над инсталляцией для январского показа коллекции от-кутюр для Givenchy, но после того, как в LVMH узнали о его сделке с Gucci, ему решили перекрыть кислород. В виде наказания следующий показ устроили в «неприметном, предназначенном только для клиентов салоне отеля «Авеню-Георг V». Кроме того, Ли обиделся на некоторые заявления со стороны LVMH. Представители концерна, в частности, сказали: так как LVMH не является спонсором его собственной компании, «мистеру Маккуину следует искать финансирование для своего крошечного бизнеса». По словам журналиста Кристы Д’Сузы, «из всех отзывов, какие Маккуин получил после сделки, слово «крошечный» оскорбило его больше всего».

Не приходится удивляться, что свою следующую коллекцию под собственной маркой он назвал What a Merry-Go-Round («Что за карусель»). В коллекции (ее показали 21 февраля 2001 года) зловещие воспоминания детства сочетались с пренебрежительным отношением дизайнера к индустрии моды в целом. На подиуме появились Ловец детей из мюзикла «Пиф-паф-ой-ой-ой», куклы чревовещателя, модели с «клоунскими» лицами, устрашающего вида куклы и карусель с восемью лошадками. Карусель кружилась под детский смех. Под колыбельную Кшиштофа Комеды из фильма «Ребенок Розмари» на сцену, ковыляя, вышла модель в треугольном парике и с клоунским лицом; к подолу ее юбки был прицеплен золотой скелет. «Мы показываем детям клоунов, как будто клоуны смешные, – говорил Маккуин после показа. – А ведь это не так. Они не смешные, а страшные. А балаган, в переносном смысле, олицетворял все, через что мне пришлось пройти в последнее время». Хотя коллекцию приняли хорошо – «коллекция стала блестяще сбалансированным сочетанием мужского и женского, ультраромантического и брутального», писала Сюзанна Френкел, – позже Маккуин признавался: по его мнению, зрелищность в коллекции победила, а «сами костюмы никто не помнит».

Джанет Стрит-Портер с ним не согласилась. Вскоре после показа Маккуин прислал ей подарок: длинное черное кожаное пальто со шлейфом. Подарок очень понравился колумнистке и диктору, но носить его оказалось трудно по нескольким причинам. «Во-первых, оно очень длинное; все время приходится соблюдать осторожность, чтобы не споткнуться о шлейф, и в нем выглядишь, как пьяная», – говорила она. Во-вторых, пальто возбуждало нездоровые страсти в окружающих. Она вспоминает, как надела его на открытие галереи Тейт, и за ней повсюду ходил хорошо одетый, хорошо образованный мужчина за шестьдесят. «Он был членом парламента или промышленным магнатом, во всяком случае, на нем был очень дорогой костюм, – вспоминает Джанет. – Подошел ко мне и сказал: «Я дам вам все, что вы хотите, если вы приедете ко мне на квартиру и останетесь там в этом пальто». Я наотрез отказалась. Потом я решила надеть пальто на свадьбу в Оксфордшире. Помню, перед свадьбой я зашла к подруге, и она спросила: «Мать твою, ты что, пойдешь в этом пальто?» Я ответила, что да, и она сказала: «Тогда я не пойду, я не могу с тобой конкурировать». Пальто оказывало большое влияние на людей, все его лучшие вещи были такими».

13 марта 2001 года Ли и Джордж посетили вернисаж выставки поп-арта в Центре Помпиду. Через три дня Маккуин представил свою последнюю коллекцию для Givenchy. Дефиле стало довольно тихим; Маккуина снова «сослали» в небольшой салон «Авеню Георга V». Вместо обычных 2000 человек показ посетили всего 80, в основном покупатели. Фотографам запретили вход, и на показе присутствовала лишь горстка репортеров модных журналов. «Коллекция была типичной для него: его «фирменный» отточенный крой, смягченный темно-серыми и лиловыми цветами и пышностью блуз и юбок, – вспоминает Сьюзи Менкес, которая тогда работала в International Gerald Tribune. – Маккуин собирал юбки на широкие корсетные пояса-шарфы, врезавшиеся в тело».

В том же году в подарок на день рождения (ему исполнилось 32 года) Маккуин получил от Элтона Джона фотографию Джоэла Питера Уиткина. Ли собирал работы Уиткина с 1997 года; в 2003 году ему принадлежало тринадцать фотографий. В его коллекцию входил триптих «Портреты из загробного мира» («Мадам Дарю», «Мсье Давид», «Мадам Давид», три трупа с вскрытыми головами и выставленным напоказ мозгом) и «День в деревне» (на котором белый жеребец как будто собирается овладеть голой пожилой женщиной). «Я смотрю на Уиткина очень по-разному, – признавался Маккуин. – Я не нахожу его экстремальным. Я знаю, что другим он кажется экстремальным. Но я не смотрю на собаку с вывернутым желудком или на фекалии, я оцениваю все произведение в целом и нахожу его работу поэзией. Его творчество созвучно моему». Получив крупную сумму от Gucci, Маккуин продолжил собирать произведения современного искусства. Он покупал фотографии Мэта Коллишоу, Сэм Тейлор-Вуд, Ли Миллер, Билла Брандта и Марка Куинна, картины Сесили Браун и Фрэнсиса Бэкона, произведения братьев Чепмен и произведение, созданное представителем британского поп-арта Алленом Джонсом, где скульптура в виде женщины в корсете, подтяжках, перчатках и кожаных сапогах спиной поддерживает стеклянную столешницу. «Я не меркантилен, – говорил он. – И не смотрю на ценник. Если вещь меня радует, я готов выложить за нее любую сумму. Если придется что-нибудь продать, когда мне исполнится пятьдесят, так я и поступлю». Одной из его любимых картин был «Портрет Арнольфини» Яна ван Эйка 1434 года, выставленный в Национальной галерее; Маккуин мечтал приобрести произведение художника XV века Ханса Мемлинга, но понимал, что такое ему не по карману. «Мне бы хотелось купить картину Люсьена Фрейда, – признавался он. – Наверное, если бы можно было, я бы попросил его нарисовать меня, потому что он заглядывает под поверхность. Этого достаточно, чтобы напугать до полусмерти. От меня он получил бы психоз».

Однако некоторых друзей беспокоили вкусы Маккуина в искусстве. Так, Ли признался бывшей соседке Майре Чей Гайд, что начал видеть в доме световые шары. «Я сказала: «Ничего удивительного, посмотри на произведения искусства, которые ты собрал дома. Они все о смерти», – вспоминает Майра. Она советовала ему избавиться от многих тревожных вещей, в том числе фотографий Уиткинса, но он возражал: «Они стоят целое состояние». «Помести их в хранилище или отвези на работу, но не вешай их там, где ты живешь», – советовала Майра. «Я просила Ли защищаться, например, представить, что его окружает белый свет». Садовница Ли Брук Бейкер тоже вспоминает, как ее тревожили картины, которые коллекционировал Маккуин. «Некоторые картины, вроде увеличенного снимка дыры в заднице, которую он повесил над кроватью, были смешные, но позже он начал скупать фотографии, которые его будоражили и нагоняли на него тоску, – говорит она. – Помню фотографию контуженного солдата и еще одну, женщины, которая потеряла голову в автокатастрофе».

10 мая в Барбикане дизайнер дал блиц-интервью Хельмуту Ньютону. Интервью служило как бы прологом к выставке фотографа. Маккуин считал Ньютона, которого называли «маркизом де Садом в формате 35 мм» и поборником «порношика», своей родственной душой. Ньютона, по словам Маккуина, «завораживали властные женщины, поглощенные ролевой игрой и преодолевшие грань между мужественным и женственным». Подобные слова можно с равным успехом применить и к самому Маккуину. «В начале моей карьеры и в то время, когда меня столько критиковали, мне приятно было узнать, что у меня имеется родственная душа в лице такого уважаемого фотографа, как Ньютон. С ним мне никогда не требовалось объясняться, – говорил он. – Женщины Ньютона выглядят так, словно попробуй дотронься до них, и они откусят тебе руку, а может, и не только руку… – Последнее вызвало смех в зале. – Он, как и я, интересуется тонкой гранью, разделяющей красоту и жестокость». Ньютон, в свою очередь, называл Маккуина «настоящим провокатором».

Личная жизнь Маккуина также легче не становилась. Его «брак» с Джорджем не удался; летом отношения испортились до такой степени, что они постоянно ссорились и дрались. Соседи несколько раз даже вызывали полицию. Ли начал встречаться с другими; одним из его новых партнеров стал Бен Копперуит, двоюродный брат его друга Ли Копперуита. Бен знал Маккуина с 1999 года, но после того, как он летом 2001 года окончил Королевский колледж искусств по курсу дизайна текстиля, они особенно сблизились. «Мне он показался по-настоящему вдохновляющим, щедрым, заботливым, интересным, необузданным, непонятным. Энергия била в нем ключом, – вспоминал Бен. – Мы часто ходили по клубам; однажды я поехал к нему домой, и мы начали дурачиться. Тогда он был еще «женат» на Джордже, но я не помню, жили они вместе или нет. Ли ни в чем не знал меры и буйствовал больше, чем остальные мои знакомые. Он часто уходил в загулы. Я встречался с ним раз шесть или семь. Помню, однажды после вечеринки мы что-то принимали, и я отрубился. Потом я полтора дня не мог заснуть». Теперь Бен совершенно чист – в 2003 году он переехал в Нью-Йорк и решил совершенно отказаться от алкоголя и наркотиков. «Лондонская обстановка гораздо больше способствует пьянству и наркомании, – говорит он. – Возможно, если бы он протрезвел, это бы его спасло». Через несколько лет они встретились в Нью-Йорке на одном приеме, но Ли посмотрел на Бена как на незнакомца. «Он держался холодно, отстраненно; мне показалось, что так он поступал не только со мной: он отталкивал друзей», – сказал Бен.

Отношения с Джорджем окончательно прервались в августе 2001 года. «С Ли нелегко было ладить, а Джордж еще его накручивал, – говорит Доналд Эркарт. – Они страшно злились друг на друга. Между ними происходили постоянные стычки, и наконец ему надоело». По словам Арчи Рида, Ли узнал, что Джордж украл из дома какие-то гей-порнофильмы. «Кроме того, Джордж просил у него деньги на ипотеку. Они расстались после того, как Ли решил, что Джорджу нужен не он, а его слава и деньги». Позже Маккуин выразил свое отношение к разрыву в перформансе, названном The Bridegroom Stripped Bare («Невеста, раздетая донага»), который он снял для студии Ника Найта как часть сезона «Трансформеры». Мужчина-модель с лицом, выкрашенным в белый цвет, в белом костюме Ёдзи Ямамото и в белой рубашке стоял на белом постаменте на фоне белого задника. Ли, на фоне громкой музыки техно, начинал рубить костюм топором, а затем при помощи веревки, куска белой материи, длинной вуали и ведерка белой краски превращал модель в невесту. Напоследок он связывал руки и ноги модели веревкой и рисовал у него на лице кроваво-красные слезы; он поливал краской ноги «невесты» и засовывал галстук модели в рот. «За происходящим молча наблюдали человек двадцать пять, – вспоминает Ник Найт. – Мне показалось, что смотреть на него – все равно что наблюдать за тем, как творят художники вроде Ива Кляйна или Джексона Поллока… Происходящее показалось мне довольно грустным. Не знаю, насколько оно отражало настроение самого Ли».

На самом деле происходящее имело большое отношение к Маккуину: оно символизировало его неудачную любовь, предательство и вечную изоляцию. «Он никому не доверял, – говорит Арчи Рид, возобновивший в тот период отношения с Ли. – Думал, что все его домогаются из-за его славы. Нас с ним не оставляли наедине и на пять минут. Меня побаивались, так как знали, что я люблю подраться. Уже и не вспомню, сколько народу я избил. Я избивал всех, с кем он появлялся. Выволакивал их из клубов, забивал им собственные зубы в глотку, а потом возвращался и допивал пиво. Что, кстати, ему нравилось».

После отпуска на Средиземном море летом 2001 года Маккуин вернулся в Лондон освеженным и готовым нанести последние штрихи к следующей коллекции Dance of the Twisted Bull («Танец перекрученного быка»), первой коллекции одежды его бренда, которую он выпустил под эгидой Gucci. Показ прошел в Париже. Впоследствии именно там будут проходить все показы его линии женской одежды. Он порадовал поклонников платьями в стиле фламенко и костюмами тореадоров; на фоне крайностей Voss новая коллекция казалась довольно спокойной. «Я размышлял на деловом уровне, – говорил Маккуин. – Я создал эту коллекцию, потому что был новичком в фирме [Gucci. – Э. У.], и мне нужно было стать понятнее. Доступнее. Дело было не столько во мне, сколько в тех, кто это покупал».

Маккуин сознавал, что отныне у него новые, более серьезные обязанности. Сьюзи Менкес вспоминает, как встретила его перед показом «испанской» коллекции и они обсуждали шрифты и буквицы. «Неужели это все, к чему я стремился?» – пошутил Ли. Он рассказал Менкес о планах Gucci на него: в 2002 году должен был открыться магазин в нью-йоркском районе Митпэкинг площадью в 4 тысячи квадратных футов; еще пятьдесят магазинов по всему миру; духи, линия мужской одежды, небольшое ателье для частных клиентов, линия обуви производства Bottega Veneta, фирмы, также принадлежавшей группе Gucci. Кроме того, планировалось расширение лондонского рынка. «Сейчас проходит много встреч – приходится больше заниматься делами, потому что открываются новые магазины… – сказал он. – Я как будто снова начинаю, и иногда похоже, что я делаю шаг вперед и двадцать шагов назад. То же самое происходит в любом крупном конгломерате и многонациональной компании – нужно перешагнуть красную черту. Но я – сила, с которой им придется считаться. Я играю жестко. Я не хочу терять сути Маккуина. Да, я хочу, чтобы мои вещи продавались. Но мне не приходится жертвовать своей цельностью». В одном интервью ему напомнили о том, что после его бамстеров во всем мире в моду вошли брюки и джинсы с заниженной талией. Как бы он отнесся к тому, если бы ему платили по доллару гонорара с каждой проданной пары? «Тогда я стал бы богачом, – ответил Маккуин. – Правда, я и так уже богат!» По сведениям Sunday Times, Маккуин в 2001 году заработал 5,75 миллиона фунтов.

Чтобы неявно формировать новый образ Маккуина, привлекли компанию KCD, базирующуюся в Нью-Йорке фирму по связям с общественностью. Директор KCD Керри Юманс был знаком с Маккуином раньше. В Нью-Йорке они встретились на деловом обеде. «Когда он пришел в парижский офис на первую встречу, он сразу воскликнул: «Я тебя знаю», – вспоминает Керри. – Он подмечал любую мелочь. Мог, например, сразу сказать, какая обувь на ногах у женщины, которая стоит в другом конце комнаты. Память у него была невероятная. Он уже взлетел на вершину славы, и я слегка побаивался, потому что предчувствовал, что с ним трудно будет иметь дело, ему трудно будет угодить. Но он сразу расположил меня к себе. Его слова сразу облегчили наши рабочие отношения, я показался ему «достойным доверия», а потом мы подружились». Постепенно они стали проводить вместе все больше времени: ходили ужинать, ездили в отпуск (который Ли всегда заканчивал раньше времени, иногда проводя на курорте всего сорок восемь часов); посещали клубы в Нью-Йорке, на Ибице и в Лондоне. «В повседневной жизни он вел себя просто, как обычный друг из гей-клуба, – вспоминает Керри. – Он любил веселиться, и у него было своеобразное чувство юмора. Часто с ним бывало смешно и весело. Правда, в нем всегда чувствовалось другое, его гений, что в некотором смысле разобщало. Он обладал необъяснимым даром, почти даром Божиим… У многих дизайнеров видна четкая грань между вдохновением и конечным продуктом. Но он был совершенно уникальным. Откуда что взялось? Как он мог все смешивать? В нем, в его творчестве было что-то непознаваемое». Через двенадцать дней после парижского показа вещи из коллекции Маккуина можно было увидеть в Музее Виктории и Альберта – они стали экспонатами выставки «Радикальная мода», где присутствовали также творения Рей Кавакубо, Хуссейна Чалаяна, Вивьен Вествуд, Хельмута Ланга, Юни Ватанабэ, Аззедина Алайи, Мартина Маргиелы, Иссея Мияке, Жана Поля Готье и Ёдзи Ямамото. На выставке представили необычное платье Маккуина из коллекции Voss, созданное из нескольких сотен предметных стекол, выкрашенных в красный цвет. «На изготовление платья ушло полтора месяца, – говорил он на выставке. – Сооружение под юбкой из перьев – нечто уникальное. Оно похоже на кринолин восемнадцатого века. Оказалось, что только такой кринолин выдерживал задуманную конструкцию. Все сшито вручную». Маккуин использовал предметные стекла, потому что, по его словам, хотел изобразить клетки тела такими, словно их рассматривают в микроскоп, а в красное он их выкрасил, так как «под каждым слоем кожи – кровь». Клэр Уилкокс, куратор той выставки и выставки «Александр Маккуин: Дикая красота», которую устроили в Музее Виктории и Альберта в 2015 году, вспоминает, как дизайнер говорил ей, что «он считает, что есть страсть в гневе» и что «гнев был страстью для него». «Опыт работы с ним при подготовке к выставке для меня как для куратора стал необычайным, потому что я до того даже не понимала, что мода может быть такой непонятной и в то же время такой красивой».

Выставка «Радикальная мода» открылась всего через месяц после терактов 11 сентября 2001 года. «Страшное время, – сказал Маккуин сразу после 11 сентября. – Но в истории оно останется как время движения вперед». Однако Маккуин не утратил чувства юмора. На вернисаже выставки он флиртовал с бывшим министром обороны Майклом Портилло под люстрой работы Чихули, которая висит в музее. «Если бы мне разрешили голосовать, я бы провел его, – сказал Маккуин, имея в виду выборы на пост лидера партии консерваторов после ухода в отставку Уильяма Хейга. – Он мне всегда нравился».

В конце осени с Маккуином связалась голливудская актриса Лив Тайлер, с которой он был знаком через Кейт Мосс. Лив попросила его сшить ей наряд для премьеры первой части трилогии «Властелин колец», которая была намечена на 10 декабря. Ли нравилось, что Лив не ведет себя как примадонна. «Она милая, земная девушка», – сказал он о ней. Помимо таланта кутюрье, в Маккуине ей нравились драйв и репутация «плохого парня». «Александр чуть не избил моего тогдашнего спутника, Хоакина Феникса, – призналась Лив, вспомнив инцидент примерно пятилетней давности. – Они с Хоаком, кажется, поссорились. Ссора вышла громкой». За несколько дней до премьеры Маккуин приехал в отель «Дорчестер», где остановилась Лив, на примерку созданного им наряда – ярко-красного брючного костюма с красным кружевным топом без рукавов. Лив не понравилось, как сидит жакет, и она начала его критиковать. «Мне показалось, что я попала в руки настоящего художника, – сказала она. – Стоило мне обмолвиться, что пиджак узковат в плечах, как неизвестно откуда появились громадные ножницы. Он подпорол швы, а потом взял и оторвал весь рукав. Когда я снова получила костюм, все было прекрасно – он сидел как влитой. На жакете был миллион кружев, которые были сплетены так, что мне казалось, мою талию затянули в корсет – всю ночь напролет я чувствовала себя удобно и сексуально».

Однако, сколько бы потрясающих платьев Маккуин ни создавал, в глубине души он всегда стремился и к другим способам творческого самовыражения. На протяжении всей жизни он искал средство, которое могло бы дополнить – а может, и заменить – дизайн одежды. «Когда мы с ним работали, он буквально впитывал все, что делал я, – вспоминает режиссер Джон Мейбери. – Ему нравился процесс киносъемки, и он работал очень активно. Его ум был феноменальным, он схватывал на лету, и ему было бы совсем нетрудно сменить сферу деятельности на кино или театр». В 2001 году Маккуин организовал для сентябрьского номера журнала Dazed & Confused фотосессию с уроженцем Баварии фотографом Норбертом Шернером. Снимки, которые они вместе подготовили, были такими же волнующими и так же ставили в тупик, как выставка Apocalypse: Beauty and Horror in Contemporary Art («Апокалипсис»: Красота и ужас в современном искусстве»), которая годом ранее проходила в Королевской академии. Среди фотографий был снимок голой женщины в розовых шелковых туфельках Chanel, которая стоит на коленях на столе, повернувшись спиной к задней части осла. На другой фотографии женщина в красивом бледно-розовом корсете стоит в зеленых болотных сапогах, которые наполняют мочой два мужчины (их не видно на снимке). Еще на одной фотографии представлена громадная куча бытовых отходов, смешанных с требухой, свиными головами и внутренними органами, и три голых мальчика, которые лежат в гнили. Больше всего возмущения вызвал снимок повешенного: его ноги и ступни, покрытые нефтью. «Когда спонсоры Маккуина, компания American Express, увидели снимки, они не захотели, чтобы выставку связывали с ними», – вспоминает Норберт. Шернер считал, что Маккуин обладал «непосредственным чутьем на образы», и назвал его «больше имиджмейкером», чем чем-то другим. «Он от природы обладал верным чутьем, которое отличало его от остальных», – говорил он. Воображение Маккуина произвело сильное впечатление на фотографа; он сравнил его с «позолоченным черным сердцем, золотым сердцем с черной сердцевиной».

Ли уверял, что при создании этих снимков он черпал вдохновение в фильме Пазолини «Сало», но истинный источник оказался гораздо более грубым и гораздо более личным. «Снимки связаны с человеческой натурой, – говорил Маккуин. – Иногда вами пытаются управлять ради вашего же блага, потом все сводится к доверию. Но иногда ваше доверие оскорбляют именно те, кому вы доверяете». По его словам, фотографии символизируют, «насколько вы готовы позволить кому-то контролировать ситуацию», а повешенный – «человек, который не способен реагировать адекватно». Голые мальчики в куче гнилья рядом со свиными головами символизируют неизбежность смерти и распада. «И не важно, кто вы – человек или свинья, – все в конце концов окажутся в куче мусора».

Желание Маккуина бежать от себя постепенно превращалось в своего рода манию. «Ли постоянно искал состояние, в каком ему было бы удобно, – вспоминает его друг Керри Юманс. – Покой оказывался мимолетным».

14 ноября Маккуин посетил прием в честь выхода первого номера журнала Fable, который редактировала Мишель Олли (та самая, что появилась с дыхательным аппаратом в конце коллекции Voss). Его старый друг Эрик Роуз в тот вечер исполнял роль швейцара. Он вспоминает, как Ли появился в клубе «Синнамон» в Вестминстере, «заторчавшим от кокаина». Эрик посоветовал Маккуину прийти в себя, потому что по ту сторону двери толпятся фотографы. «Он тараторил как пулемет, и к нему прижимался мальчик по вызову… Позже в тот вечер я пошел в Shadow Lounge – можно судить, как это было давно, по тому, что тогда там еще бывало весело, – и там я встретил его уже с другим спутником. Мне стало интересно, как он вышел, ведь я все время стоял у двери. Он ответил, что ему стало скучно и он «вылез по долбаной пожарной лестнице».

В конце 2001 года Ли уверял, что хочет сократить тусовочный образ жизни. «Я устал, – говорил он. – Все, бросаю выпивку, наркоту и всю эту дрянь». Когда журналист Мэгги Дэвис усомнилась в его решимости, он ответил: «Не думаю, что всем нужно отказываться от выпивки и тусовок, но в жизни всякого наступает время, когда все это уже не действует так, как раньше, и ты понимаешь, что в жизни есть вещи получше, чем лечение похмелья сном». Друзья приучились читать между строк заявлений Маккуина для прессы. В том же интервью Ли сообщил Мэгги Дэвис, что он сдал экзамен на водительские права. На самом деле он получил лишь временные, ученические права; хотя водить машину он любил, рядом с ним в машине всегда должен был находиться опытный водитель. Примерно в то же время они с братом Тони поехали покупать машину, «фольксваген-гольф». Позже Ли приобрел еще две: джип, на котором он обычно перевозил собак, и «воксхолл-корса», который, по словам Тони, ни разу не выезжал из гаража при доме брата. «Один раз он попросил меня сделать для него пробную поездку, – сказал Тони. – По его словам, у него на такое нет времени».

Маккуин часто говорил журналистам, что собирается покончить с беспорядочными связями; он высказывался в пользу моногамии. Всякий раз, услышав такие слова, Керри Юманс закатывал глаза от изумления. «Он всегда внушал мне, чтобы я остепенился и перестал вести себя как шлюха, – сказал Керри. – Хороший совет, но, наверное, ему следовало дать его самому себе. Наверное, мы с ним во многом были похожи: нам трудно было сочетать свою жизнь мужчин-геев с мыслью о романтической любви. Кроме того, он никому не доверял». Тони вспоминает, как говорил с младшим братом о его личной жизни. Вдруг Ли повернулся к нему и сказал: «Тони, кругом столько дерьма. Все, что им нужно, – деньги». Тони огорчился, узнав, что, по мнению Ли, у него не было ни одного партнера, с которым он мог бы создать семью. «Я вспоминаю его слова: «Кругом столько дерьма»… При его образе жизни такое было в порядке вещей. Я обычно говорил Ли, что он играет с заряженным оружием; в наши дни и в нашем возрасте это очень опасно».

При всей своей любви к беспорядочным связям Ли был склонен и к романтическим жестам. Однажды зимой после сильного снегопада Арчи Рид слег с ишиасом. Ли позвонил ему домой на Тоттеридж-Лейн и попросил приехать, но Арчи ответил, что не может пошевелиться, так у него болит спина. Маккуин не желал ничего слушать и объявил, что пришлет за ним вертолет. «Я говорил, что это обойдется ему в 150 тысяч фунтов, просил не валять дурака, – вспоминает Арчи, который вытатуировал у себя на шее переплетенные, как змеи, буквы «Л» (от «Ли») и «А» (от «Александр»). Надпись, сделанная ниже, гласила: «Любовь навсегда». – Он ни в чем не знал меры». Темный романтизм Маккуина нашел полное отражение в его следующем парижском показе, который назывался Supercalifragilisticexpialidocious. Показ состоялся 9 марта в «Консьержери», бывшей тюрьме, где перед казнью в 1793 году держали Марию-Антуанетту. Ли очень нравились костюмы периода Великой французской революции, да и сама эпоха вызывала его интерес. Несмотря на то что он не умел читать по-французски, он часто листал иллюстрированную книгу Чарлза Кунстлера 1943 года, посвященную этой французской королеве. Первая модель на показе как будто вышла из сказки: молодая девушка в розовато-лиловом капоре и накидке вела на поводках двух волков. Окружающая обстановка очень напоминала темницу. Маккуин попросил режиссера Тима Бертона, который разделял его увлечение готикой и разработал макет пригласительных билетов, создать освещение для шоу. «Там были кожаные бюстгальтеры, похожие на сбрую; иногда они соединялись с ремнями, подчеркивавшими торс и ягодицы. Несмотря на то что эта «сбруя» крепилась поверх атласных французских панталон и кофточек, она выглядела изящно и вполне уместно», – написала Хилари Александер из Daily Telegraph. И критики, и покупатели признали гениальной коллекцию с ее «намеком на угрозу». Впрочем, был среди зрителей один аутсайдер, у которого возникли сомнения по поводу увиденного. Опытного военного корреспондента The Times Энтони Лойда послали освещать Парижскую неделю моды после того, как Сьюзи Менкес раскритиковала плотный график Недели и назвала его «бесчеловечным». Лойд заметил, что волков – которые на самом деле были «гибридами», помесью волков и хаски – судя по всему, чем-то накачали. Кроме того, они явно боялись яркого света и окружавшей их толпы. Еще меньше Лойду понравился зловещий образный ряд коллекции. «Все было похоже на женоненавистническую фантазию извращенца; в тот день все, что я видел, было таким же развратным и ненормальным, – писал он, – хотя такая картина вполне соответствует тому миру, которым управляют деспотические химеры вечной молодости, власти, сексуальности и тирании красоты».

Лойд мог бы описать ритуал ежегодной церемонии присуждения премии «Оскар» в Лос-Анджелесе, во время которой самые красивые женщины планеты выходят на красную ковровую дорожку, стремясь укрепить свой эротический капитал с помощью одежды. В том году Гвинет Пэлтроу выбрала для церемонии костюм Маккуина, похожий на тот, что был на эстонской модели Кармен Касс: рубашку, сшитую из прозрачной черной сетки, и черную шелковую юбку. В газете Sun наряд Пэлтроу раскритиковали за то, что под «драной жилеткой» на ней ничего не было; весь ансамбль назвали одним из худших костюмов на церемонии «Оскар». Позже сама актриса согласилась, что лучше ей было бы надеть бюстгальтер. Маккуину, однако, ее образ понравился; он радовался, что актриса согласилась выйти в наряде, который демонстрировал не только ее хрупкость. «Гвинет мне нравится, она милая девочка, типичная американская голубоглазая блондинка, – сказал он. – Она неплохо работает в кино. Но я хочу разъять ее на части и снова собрать в одно целое так, как мне видится. Люблю извлекать из людей их сущность, их характеры».

В начале мая 2002 года Маккуин купил небольшой домик у моря, в Фэрлайте, к востоку от Гастингса. Коттедж с двумя спальнями назывался «Старый амбар». За непритязательный домик с участком он заплатил 340 тысяч фунтов. Он надеялся найти там убежище от постоянных стрессов на работе. «Там я не ищу вдохновения – дом дарит мне душевное спокойствие, – говорил он. – Там у меня есть одиночество и черный холст, с которого можно начинать работу, а не развлечения в бетонных джунглях». По пятницам он часто уезжал в Восточный Суссекс, взяв своих собак, Минтера и Джуса, а в Лондон возвращался в понедельник. «Он уезжал от жестокости и тягот жизни, – считает его сестра Джеки. – Он любил гулять с собаками по берегу моря и оставаться наедине со своими мыслями».

Майра Чей Гайд часто приезжала в Фэрлайт в гости к Ли; она готовила ему одно из его любимых блюд – буррито с курицей, ингредиенты для которого привозила из Лос-Анджелеса. Ли обожал кулинарные телепередачи; он постоянно смотрел их по телевизору, уверяя, что отлично расслабляется под них. Сам он научился готовить карри с креветками по-тайски, куда добавлял много лемонграсса. «В конце дня Ли тосковал по более простой жизни, – говорит Джеки. – Он с таким же удовольствием ел тосты с бобами, как и хорошую еду». На работе Ли часто начинал день с миски кукурузных хлопьев, которые он запивал ледяным молоком, или тостом с белковой пастой «Мармайт». Если после гостей оставалось жареное мясо, он относил остатки на край сада, чтобы угостить лис.

По ночам, в кромешной тьме, Ли иногда незаметно выходил из домика и неожиданно появлялся у окна, подсвечивая лицо снизу факелом, пугая или развлекая ничего не подозревавших гостей. «Юмор проявлялся во всем, что бы он ни делал», – сказала Дафни Гиннесс. Джанет Маккуин всегда смешило, когда он с притворным высокомерием говорил: «Дело не в вас, знаете ли; дело во мне!» А его служащие смеялись, видя, как он чистит уши булавкой.

Маккуин заслужил право на то, чтобы достижения слегка ударили ему в голову. Джоан Кейнер, старший вице-президент и заведующая отделом моды в американской сети универсальных магазинов Neiman Marcus, считала, что Маккуин «достиг вершины», в Vogue его называли «креативным богом». За полгода офис Маккуина на Амвелл-стрит вырос до трех этажей, и Ли назначил нового исполнительного директора, Сью Уайтли, в прошлом главу отдела женской одежды в универмаге Harvey Nichols. «Мы задались вопросом: что мы хотим поведать миру? Как создать бренд? – вспоминает Сью. – В Америке компанию Alexander McQueen почти не знали; там было лишь несколько бутиков. Мы поняли, что на рынке имеется пробел. Значит, нужно было занять нишу и продемонстрировать свою уникальность».

Дизайн своих магазинов в Нью-Йорке и Токио Маккуин поручил разработать архитектору Уильяму Расселлу, мужу близкой подруги Трино Веркаде. Оба магазина открылись в 2002 году. Еще через год открылся магазин на Бонд-стрит. «Он попросил меня продумать новую концепцию своих бутиков, – вспоминает Уильям. – Ему недоставало рабочих отношений, сотрудничества, а не просто нежных взглядов и пылкой страсти». Рассел составил программу, рассчитанную на полгода; ему хотелось поэкспериментировать, все продумать не спеша. Но недвижимость в Токио дорожала, поэтому пришлось ускорить процесс. Архитектора очень вдохновила его недавняя поездка в Эфиопию, в Лалибелу. Его восхитили тамошние здания, вырубленные в скалах. Вместе с Маккуином он придумал, что фасад магазина будет как будто вырублен из цельного массива белого камня. «Он хотел создать пещеру, заполненную светом», – сказал он. Ли хотел, чтобы все его магазины выглядели «неземными»; так, магазин в нью-йоркском Митпэкинге, на 14-й улице, вызывал ассоциации с инопланетянами и космическим полетом. «Мне хотелось создать нечто отличное от других, – сказал он. – Ближе всего к моим замыслам оказалась атмосфера фильма «Близкие контакты третьего уровня», когда все как будто парит над полом, а посередине стоит космический корабль, и многочисленные спутники взмывают в космос с его вершины».

Посетившая магазин журналистка написала о «неземном» ощущении; по ее мнению, «обожженные резные бюсты, которые висят по всему магазину, похожи на плавающие трупы».

Что-то неземное было и в образе самого Маккуина, который снялся на обложку сентябрьского номера журнала The Face голым по пояс и с выбритой головой. Создавалось впечатление, что его полили серебряной краской. В ходе блиц-интервью, данного Крису Хиту, дизайнер рассказал о своем желании протолкнуть моду в будущее. По его словам, в идеале ему бы хотелось создавать одежду из расплавленной стали. «Конечно, это невозможно, ведь сталь обожжет человека, который наденет такой костюм, – говорил он. – Люди должны жить, иначе для чего все? Но я всегда хотел создавать одежду на компьютере, куда вводишь нужные параметры, и машина тут же шьет наряд на стоящего рядом клиента». В ходе интервью журналист задал Маккуину множество вопросов. Какую песню он слушает, когда ему грустно? «Любую в исполнении Мэри Дж. Блайдж или Алиши Киз». Какая его любимая непристойность? «Мохнатка, – ответил Маккуин. – Потому что ее все ненавидят». Сколько раз он был влюблен? «Почти двадцать». Хочет ли он ребенка? «Да, я попробую его завести». Почему? «Потому что я его заслуживаю». Когда он чувствует себя наиболее одиноким? «Когда я нахожусь в состоянии стресса». Когда он чувствует себя наиболее счастливым? «В постели с любимым человеком». Видит ли он повторяющиеся сны? «Змеи. Они извиваются вокруг моего тела. Ядовитые змеи… Они повсюду. Между ног. Ползают по телу… А еще мне часто снится сон, что комната сжимается и душит меня».

Бегство стало темой следующей коллекции Маккуина, Irere, которую он показал 6 октября 2002 года на стадионе на окраине Парижа. Названная в честь амазонского слова, которое обозначает «превращение», коллекция разворачивалась на фоне огромного экрана, где шел фильм Джона Мейбери, с которым Маккуин познакомился в начале или середине девяностых. «Мы с ним встречались в разных лондонских клубах, и он был по-настоящему забавным; у него всегда наготове было язвительное замечание о ком-нибудь чересчур самоуверенном или напыщенном, – вспоминает Джон, режиссер фильма о Фрэнсисе Бэконе «Любовь – это дьявол», который нравился Маккуину. – Когда он пригласил меня, мне интересно было взглянуть на него в новом контексте. Он слегка утрировал свой грубоватый образ: его никак нельзя было назвать типичным кутюрье. Его манеры были совершенно лишены жеманности и вычурности. Кроме того, он обладал фантастическим чувством юмора. При этом он отличался невероятной собранностью. Казалось, он постоянно ведет внутренний монолог. Показ был стилизован под кораблекрушение, а в качестве декорации использовали огромную цистерну. В ходе съемок Ли исполнял роль помощника режиссера и художника-постановщика. Он ни в коем случае не был пассивным, и это я имею в виду не в отрицательном смысле. Модель извивалась под водой в причудливых балетных па, а потом в воду прыгал красивый юноша и спасал ее. Все было невероятно романтичным».

Первый кадр фильма был снят из-под воды, снизу вверх; возможно, Маккуин вспомнил, как в детстве ходил на занятия синхронным плаванием. Летом, в конце съемок, Ли оживил свои детские впечатления: после того как Стивен Кляйн отснял модель в цистерне с водой, Маккуин прыгнул туда в одежде. Его тогдашний снимок появился в журнале W. В последние годы жизни Ли любил ездить на Мальдивы, где плавал с аквалангом. «Под водой мне спокойнее всего», – говорил он.

В целом коллекция Irere, в которой дизайнер представил ярко-зеленые, оранжевые и ярко-желтые платья, а также радужное шифоновое платье, оставляла позитивное впечатление и символизировала живительную силу природы. А когда Маккуин в изысканном белом костюме, снова ставший блондином, в конце показа вышел на подиум, многие заметили его счастливый и здоровый вид. «Он, конечно, был в то время наверху блаженства, – сказал Джон Мейбери. – Он поднялся на вершину. Каждая его новая вещь становилась сенсацией, гениальной находкой, хотя и была рассчитана на массовое производство. Его воодушевление и энергия были такими, что от него можно было греться. Он был как батарейка, вырабатывавшая энергию». Сюзанна Френкел отозвалась о коллекции так: «Если бы такая красота была на необитаемом острове, нам бы всем захотелось там жить».

Одной из находок коллекции Irere, вещью, которую назовут чем-то вроде эталона стиля, стало платье «Устрица». Многослойное шелковое платье цвета слоновой кости, которое куратор выставки в Метрополитен-музее Эндрю Болтон сравнил с пирожным «наполеон», предположительно стоило почти 45 тысяч фунтов. Сара Бертон вспоминает, как Ли создавал это необычайно сложное произведение – «верхняя часть платья из тюля в небольших отверстиях, а сверху – мятый и сыплющийся шифон… Юбка собрана из нескольких сотен кружочков из органзы, на которые Ли пером наносил органические линии. Кружки надо было вырезать, сшить и наложить на соответствующие линии. В результате создавался эффект устричной раковины».

С точки зрения культуры, к тому времени, как Маккуин захотел соединить утонченный мир высокой моды и массовый рынок, дизайнер занимал любопытное положение. Так, получив в Нью-Йорке награду VH-1 Vogue, Маккуин полетел в Лас-Вегас, где 1 ноября устроил показ в торговом центре в присутствии 2500 гостей. Вернувшись в Великобританию, Маккуин оказался в центре скандала, связанного с тем, кто из знаменитостей имеет право носить его вещи. Чуть раньше, в октябре, телеведущую Ульрику Джонсон сфотографировали в платье Маккуина цвета баклажана с низким вырезом. «Она получила его не от нас», – заявил дизайнер, подчеркнув, что его компания не присылала ведущей платье, чтобы она надела его в рекламных целях. Джонсон, наряду с Викторией Бекхэм и Пэрис Хилтон, входила в число знаменитостей, которых дизайнер считал «недостаточно крутыми» для того, чтобы носить вещи Маккуина. «Если я кого-то одеваю, то только потому, что у меня с ними образуется связь – мы либо друзья, либо я их поклонник», – заявил он. Маккуин считал, что можно одновременно одевать весь мир и хранить верность эстетике авангарда. «Если я не смогу оставаться честным, нет смысла продолжать», – говорил он.

Конец 2002 и начало 2003 года отмечены для Маккуина несколькими победами на профессиональном поприще. Для создания коллекции мужских костюмов он создал совместное предприятие с ателье Huntsman с Савил-Роу. Лив Тайлер заказала ему «устричное» платье к нью-йоркской премьере второй части «Властелина колец», которая прошла в декабре, а затем белое платье в стиле ампир к ее свадьбе в апреле. Scanners («Сканеры»), парижская коллекция Маккуина, показанная в марте 2003 года, вызвала восторженные отклики. Особый ажиотаж вызвала модель, которая шла по прозрачному извилистому туннелю в раскрашенном вручную шелковом платье-парашюте. «Если Маккуину когда-нибудь надоест надевать наперсток на палец, ему стоит снимать кино… – писал Гай Требей в New York Times. – Маккуин – талант масштаба Орсона Уэллса». По мнению Требея, пригласительный билет, на котором изображалась стилизованная картинка компьютерной томографии мозга самого дизайнера, подтверждает слова Маккуина о том, что «поверхность – еще не все».

В начале марта Маккуину пришлось опровергать ходившие в модной индустрии слухи о том, что он сменит Тома Форда в группе Gucci или перейдет в дом Yves Saint Laurent. «Я лучше покончу с собой, – заявил он. – Когда я работал на Givenchy, все кончилось тем, что я делал по четырнадцать коллекций в год, в том числе под моей собственной маркой. Такая жизнь довела меня до истощения, и я к ней ни за что не вернусь».

На свой 34-й день рождения, 17 марта 2003 года, Ли выпустил духи Kingdom, а 7 мая открыл новый магазин на Бонд-стрит и устроил вечеринку, куда пришло множество его друзей-знаменитостей. 2 июня Совет модных дизайнеров Америки назвал его лучшим дизайнером мира. «Анархист, смешной, худой, противоречивый, друг, верный, харизматичный, инновационный, темный, решительный», – написала Кейт Мосс в брошюре, которую выпустили к церемонии награждения. «Для Маккуина… настала минута славы», – писала Сюзанна Френкел в Independent. На показе для избранных, который в тот же день проводился в его нью-йоркском бутике, «богатые и знаменитые» жители города потратили 1,2 миллиона долларов на одежду из коллекции Scanners. Через две недели Маккуин узнал, что королева назначила его Командором Британской империи. Летом начался капитальный ремонт четырехэтажного дома по адресу Кадоган-Террас, 82, в Хакни, который Маккуин купил в октябре предыдущего года за 700 тысяч фунтов. «Он купил дом, который стоял на так называемой энергетической линии», – говорит Арчи Рид. Маккуин потратил 120 тысяч фунтов на сад с прудом с карпами, который проектировала Брук Бейкер, и еще несколько сотен тысяч на обстановку: парную, зал для занятий йогой, спортивный зал, где он тренировался всего пару раз, и большой втяжной потолочный светильник над кроватью, «который он боялся включать, потому что в спальню могла залететь птица», – вспоминает Арчи. Кроме того, в стену между спальней и ванной вмонтировали аквариум. «Если бы только эти рыбы умели говорить!» – насмешливо заметил один знакомый.

По его собственному признанию, Ли достиг гораздо большего, чем то, о чем он мечтал. Но над ним постоянно нависала тень, призрак депрессии, которая одолевала его друга Изабеллу Блоу.