Однажды все закончилось

Украинский Денис

Если нападки тещи или свекрови больше не вызывают у Вас нервного беспокойства, если нападающие с криком соседи уже не способны Вас напугать, а беспредел людей в погонах не вводит Вас в состояние шока, тогда знайте: — Вы готовы к тому, чтобы пережить зомби апокалипсис по-русски!

 

Глава 1

Коммунальные удобства, радио, телевидение, Интернет это очень полезные и крайне необходимые вещи, когда они исправно работают и обеспечивают наш комфорт. Армия, милиция, экстренные службы, которые мы постоянно ругаем, все же выполняют свои функции. Появление человека в форме или машины с красным крестом успокаивает тех из нас, кто не нарушая закон, ходит на работу и исправно платит налоги. Успокаивает и даже придает немного уверенности в том, что все будет хорошо. Но что случится, если у нас отнять эту уверенность? И не просто уверенность, а все то, что является ее основой. Я никогда об этом не задумывался. А зачем? Все и так отлично. И мне, как и миллиардам других людей казалось, что так будет всегда. Но однажды…

Все началось как обычно и до ужаса банально. Вирус или какая-то другая зараза, взявшаяся неизвестно откуда стала подкашивать всех вокруг. Одного за другим. Все как в кино про зомби. Только на этот раз был один маленький нюанс. 3D изображение ожило, и обезумевшие люди начали отделять плоть от костей не на экране, а в наших квартирах и повсюду за их пределами. И все бы ничего, да только к визуальному эффекту добавился липкий, с металлическим оттенком запах крови. Поначалу от этого немного подташнивает, но на вторые сутки привыкаешь.

Средства массовой информации объявили, что это очередной вирус гриппа. Потом по телевизору представитель Минздрава принес свои извинения и заявил, что из-за поступления неверных данных, сделанные выводы оказались не точными. На самом деле мы имеем дело с новым штампом атипичной пневмонии и бедные птички со свинками тут совершенно не причем. Очаги эпидемии были зарегистрированы практически во всех странах мира.

В больницах выстроились очереди, люди заполонили аптеки, расхватывая антибиотики и марлевые повязки. Результатом этих действий стали давки и испорченные нервы. Испорченные нервы в свою очередь вызвали ослабление иммунитета. Цепочка замкнулась.

— Как Анна Сергеевна себя чувствует? — спросил у меня Вячеслав Борисович.

— Плохо, температура не спадает — ответил я.

— Так посмотрим… — сказал Вячеслав Борисович и начал копаться в бумагах на своем столе.

У нашего участкового терапевта было несколько иное мнение насчет того, что стало причиной эпидемии. Он предположил, что проблема, с которой столкнулись практически все представители цивилизованного мира, не является ни гриппом, ни пневмонией. Это абсолютно новый, еще не изученный вирус, который по своему воздействию на организм похож на вирусный менингит. Молниеносно прогрессирующая болезнь, поражает дыхательные пути и с кровью попадает в мозг, вызывая воспаление его коры. Затем, если организму не удается побороть вирус и его последствия, а так происходило в подавляющем большинстве случаев, воспаление продолжало распространяться на участки мозга, отвечающие за память и адекватное поведение.

Что это было на самом деле, от терапевта, мне узнать не удалось. Только он хотел взглянуть на анализы моей заболевшей тещи, как медсестра, которая должен заметить всегда выглядела неважно, и трудно было бы распознать у нее какие либо симптомы, кинулась отгрызать Вячеславу Борисовичу руку. Это происшествие стало для меня первым в череде событий перевернувших не только мою жизнь, но и жизнь всего цивилизованного мира.

Наш президент лично заверил граждан, что уже собрана международная комиссия, состоящая из светил мировой медицины и что к вопросу новой эпидемии, распространявшейся по земному шару с невиданной скоростью, власти всех мировых держав подошли со всей присущей им серьезностью. Однако мы-то с вами знаем, что у них получается, когда они берутся за что-то всерьез.

В эти тяжелые для нашей страны времена выяснилось, что министры, депутаты, мэры и прочие высокопоставленные чиновники такие же люди как и мы все. Они тоже болеют, чихают и кашляют. Замечу даже, что у них диарея иногда случается. А то, что в новостях показали, как мэр одного небольшого городка накинулся на своего избирателя, и начал пить его кровь отнюдь не стало сенсацией. Подобные ему люди и раньше этим занимались, только не столь явно и открыто.

Но давайте оторвемся от экрана телевизора и поговорим о более насущных вещах. Например, о семейных делах вашего покорного слуги. К моему глубокому сожалению, Анну Сергеевну, мать моей жены госпитализировать не смогли, как и тысячи других пострадавших от нового вируса, и мне пришлось отправиться в местную поликлинику за результатами ее анализов. Дозвониться в регистратуру оказалось делом совсем безнадежным, и перегруженная телефонная линия никак этому не способствовала.

Тут-то, в поликлинике и произошло нападение медсестры на участкового доктора. Я вполне могу понять ее чувства относительно российского здравоохранения в целом и зарплаты младшего медперсонала в частности, но никак не согласен с образом выражения протеста по этому поводу. Вячеслав Борисович довольно таки не плохой врач и, в общем-то, хороший человек, поэтому я, целиком и полностью принял его сторону. Но помощь ему не потребовалась.

В молодости он занимался дзюдо и без труда справился с возникшими внутри коллектива осложнениями. Он скрутил свою помощницу, привязал ее к кушетке, а после призвал меня к спокойствию и не распространению информации о данном происшествии. И как это ни странно призыв 120ти килограммового дзюдоиста, нашел отклик в моей душе. Вячеслав Борисович утверждал, что все обойдется. И я ему даже поверил. Но уже тогда я начал понимать, что дело дрянь.

Жили мы с женой у ее родителей в центре города Н-ска, в самой обычной пятиэтажке. Нет, ни родственники моей ненаглядной, ни соседи не нападали на нас, все произошло совсем наоборот — нападать пришлось мне. Вы только не подумайте, я не садист или маньяк какой-нибудь и никакие микробы меня не берут, просто они начали есть мою любимую собаку, и у меня не осталось другого выбора.

На очередной вопрос, возникший у непосвященных в мою личную жизнь людей, должен ответить: — «Нет!». Никто из тех, кто напал на моего четвероногого друга, не был корейцем. Хотя насчет тети Вали не уверен. Было в ее внешности что-то восточное. Когда мы с женой заперлись в ванной, от греха подальше, уж слишком голодными глазами смотрели на нас ее мама и соседка зашедшая проведать свою больную подругу, единственной доступной пищей для зараженных женщин, стал Бутч, мой любимый терьер.

Он так жалобно скулил, что страх улетучился и вооружившись крышкой от унитаза, единственной тяжелой вещью в ванной совмещенной с санузлом, я вышел в прихожую, чтобы стать свидетелем того как теща и тетя Валя разрывают бедного пса. Зрелище не из приятных, должен заметить. Если бы я вышел чуть-чуть раньше, возможно успел бы спасти Бутча. Если бы…

— Анна Сергеевна, теть Валь, вы чего? — попытался я получить объяснение.

Анна Сергеевна склонилась над трупом собаки, которую сама же частенько подкармливала и как-то несколько дней просидела возле Бутча, как возле ребенка, когда он немного приболел, а теперь без всякой жалости она рвала зубами его неподвижное тело. Услышав мой голос, она резко обернулась. Вздрогнув от неожиданности, я подался назад. Изо рта тещи торчала лапа Бутча, а по подбородку текла кровь, но не это было самым страшным. Гораздо страшнее были ее глаза, полные дикой ярости.

Анна Сергеевна поднялась с колен, выплюнула остатки Бутча и без единого звука медленно направилась ко мне. В маленькой прихожей два на два метра, нас разделяла всего пара шагов. Отнимите от этой площади место, где стояла тумбочка для обуви, над которой весела вешалка для одежды, ящик с инструментом, которому тесть уже вторую неделю не мог найти место в кладовке, канистру с соляркой и вы получите совсем не большое пространство для маневра.

Сомнений не было, с Анной Сергеевной случилось, то же, что и с медсестрой в поликлинике. Правда, в данном случае ситуация осложнялась парочкой весомых деталей. Весила мама моей супруги примерно столько же сколько Вячеслав Борисович, а дзюдо я не занимался, да и вообще не был фанатом спорта, так иногда бадминтон с женой в парке.

— Анна Сергеевна! Что с вами? — попытался я установить контакт.

Но моя без, иронии скажу — любимая теща, была настроена на взаимодействие более тесное, чем просто обмен словами. С таким соотношением роста и веса, как у нее трудно делать резкие движения, но сейчас я ясно увидел, что она приготовилась кинуться на меня. Учитывая ее массу и габариты, шансов остаться на ногах, и сопротивляться у меня практически не было. Я замахнулся крышкой от унитазного бочка в надежде попасть точно в голову тещи.

Я уже говорил вам, что немного играю в бадминтон? Кажется да. Скажу вот еще что. Вы, наверное, знаете, что беда не приходит одна? Нет, я не про тетю Валю, она настолько увлеклась поеданием Бутча, что совсем не участвовала в происходящих вокруг нее событиях. Не знаю точно, что было тому причиной, вирус или то, что она была голодна. Бедного терьера соседка всегда недолюбливала, и меня иногда посещало предчувствие, что именно так их вражда и закончится. Но дело не в ней, а дело в том несчастливом стечении обстоятельств, которые как назло случаются одно за другим, стоит вам попасть в колею неудачи.

Как только я замахнулся, с намерением отбить недружелюбную подачу, дверь на лестничную площадку отворилась, и в дверном проеме возник тесть. Дядя Леша стоял на пороге с широко раскрытыми от удивления глазами. Анна Сергеевна обернулась и застыла, глядя на своего мужа. Тот в свою очередь недобро посмотрел на меня замершего в нерешительности с крышкой от бочка наготове.

— Дядь Леш, что-то вы рано сегодня… — вырвалось у меня.

В голове варилась такая каша, что словами этого не передать. Самой ярко выраженной мыслью был вопрос: — «Какой же у него все-таки разряд, первый юношеский или взрослый?». Сразу перед тем, как кто-то выключил свет, проскочило четкое, но не совсем выполнимое пожелание, относящееся к славному и здоровому советскому прошлому старших поколений: — «Уж лучше бы дядя Леша занимался дзюдо, а не боксом!»

Когда свет снова включили, оказалось, что у меня начались проблемы со зрением. Левым глазом я практически ничего не видел. Еще я отметил, что слух тоже работает не совсем так, как надо. В обоих ушах наблюдалось сильное гудение, как будто в моей голове работал телевизор и я забыл его выключить после того, как вещание телепередач окончилось, и появился предупреждающий об этом сигнал на фоне цветной рамки. И вдобавок ко всему жутко болела нижняя челюсть.

Я осмотрелся, задействовав исправно работающий правый глаз, и обнаружил, что нахожусь в гостиной в двух метрах от двери в прихожую. Приподнявшись на локтях, я посмотрел туда, где какое-то время назад стоял с крышкой от бочка, собираясь укокошить тещу. Там, прямо на полу по-турецки скрестив ноги, сидел дядя Леша. У него на бедре лежала голова его жены. Рукава куртки тестя были по локоть в крови, застывшим взглядом он смотрел куда-то вдаль, сквозь тумбочку для обуви и висевшую над ней верхнюю одежду, при этом он все время гладил волосы Анны Сергеевны.

Теща лежала неподвижно с закрытыми глазами, лицо ее уже не имело того жуткого выражения с которым она собиралась наброситься на меня. Спокойствие и умиротворение пришли на смену буйству дикой ярости.

Я встал на ноги. Сразу за родителями моей жены, возле входной двери в неестественной позе лежала тетя Валя. Складывалось такое впечатление, что она попыталась стать на гимнастический мостик, но это ей не удалось и она свернула себе шею. Голова соседки была повернута влево больше чем на девяносто градусов.

Не подумайте, что я жалуюсь, но состояние у меня было крайне паршивое. Дело не только в физических ощущениях, хотя они тоже добавляли масла в огонь разгоревшегося в душе беспокойства. Это вроде того, как вы спите и видите кошмар, просыпаетесь и снова оказываетесь в том же кошмаре, из которого так хотели выбраться.

Взявшись руками за голову, казалось, целую вечность, я пытался сообразить, что же забыл. Это было что-то очень важное для меня. После безрезультатных попыток, потеряв всякую надежду на то, чтобы вспомнить, бросив это занятие, и осторожно обойдя дядю Лешу, я зашел в ванную. Там на коленях перед унитазом стояла Маша, моя жена, и ее рвало. Точно! Маша. Вот что вызвало во мне смутное подсознательное беспокойство. Но слава создателю с ней все в порядке. По крайней мере, чувствовала она себя лучше, чем ее мама или наша соседка. Утверждать, конечно, не берусь.

В райских кущах бывать мне не приходилось, но все-таки существовала возможность, что мир иной существует и люди живут там долго и счастливо. Если это действительно так, то еще неизвестно кому из нас повезло больше. Тем, кто в самом начале эпидемии отправился на тот свет или тем, кто благодаря хорошему иммунитету остался в этом аду.

— Маша ты в порядке? — спросил я, глядя в зеркало на свой заплывший от удара глаз.

— Да, в полнейшем! — хриплым голосом ответила жена.

Мне ее ответ показался не до конца искренним. В тоне Маши было много нескрываемого сарказма. Мы прожили вместе уже год после свадьбы, и я все чаще начал замечать, что даже самые ненавящевые и добрые проявления моего внимания вызывали в ней, по меньшей мере, легкое раздражение. Не самый лучший вариант развития семейных отношений. Правда? Но сейчас ситуация далеко выходила за рамки обыденности и обращать внимание на такие мелочи было бы глупо.

— Отойди Кирилл, мне надо умыться! — требовательно сказала Маша, бесцеремонно тесня меня от раковины.

— Подожди секунду… — сказал я, начиная ощущать, как холодная вода благотворно действует на подбитый глаз.

Маша ждать не собиралась. Она схватила меня одной рукой за шею, второй за рукав чуть повыше локтя и с силой, которой я никак от нее не ожидал, отбросила к двери. Такой поворот событий застал меня врасплох, я не смог удержать равновесие и угодил правой бровью прямо в дверной косяк. При этом где-то глубоко в моем подсознании, начало зарождаться предчувствие, что вряд ли мне удастся дожить до следующего утра.

— Ты что не видишь? Мне срочно надо умыться! — срываясь на крик, ответила Маша, на ею же заданный вопрос.

Неужели она тоже заразилась? Или скорее это все из-за случившегося. Не каждый сможет спокойно наблюдать то, как в его квартире люди начинают кидаться друг на друга с целью причинить повреждения не совместимые с жизнью. Тем более что один из этих людей ее мама.

Маша и раньше могла быть грубоватой но, во-первых, никогда по отношению ко мне, а во-вторых, никогда до такой степени. Правда, как утверждали ветераны брачных войн, такова она семейная жизнь. Сначала все прекрасно и замечательно, а потом оказывается, что и у одного и у другого есть черты характера или привычки, которые партнер терпеть не может.

Будучи влюбленным, не замечаешь всего, что есть в объекте твоей любви. А если и замечаешь, то закрываешь на это глаза или думаешь, что со временем он или она исправятся, образумится. Вот только, как показывает практика, в большинстве случаев ничего подобного не происходит.

Списав случившееся на стресс и не став поднимать шум по поводу неосторожного поведения моей суженой, я потихоньку вывалился в коридор. Дядя Леша уже не сидел на полу возле Анны Сергеевны. Голову и грудь своей жены, на которой был порван халат, он накрыл своей джинсовой курткой. Сам же тесть стоял в проходе между кухней и прихожей, держа в руках расколовшуюся надвое крышку туалетного бочка. Когда я отправился в нокаут, то выронил ее, и она разбилась.

Потихоньку, чтобы не обо что не удариться, я пополз к раковине на кухне. Преодолевая этот не легкий для побитого человека путь, я заметил одну странность. Окно на кухне было открыто, дверь на лестничную площадку тоже, но ничего кроме сквозняка в результате этого не происходило. Не было слышно оживленного движения за окном, а в подъезде так и вообще стояла мертвая тишина.

Стрелки на часах, стоявших на холодильнике, показывали половину четвертого после полудня. Умывшись и заклеив пластырем бровь, я выглянул в окно. Не одной движущейся машины. Оживленная городская артерия опустела, как будто сейчас не половина четвертого дня, а половина четвертого утра. Только несколько припаркованных у тротуара легковушек, напоминали о существовании автотранспорта.

Календарь, висевший слева от стола, сообщал, что сегодня пятница 22 апреля, день рождения Владимира Ильича. В окно светило солнышко, на деревьях начали появляться первые листья и среди этих листьев, как обычно резвились наши крылатые соседи по планете. День выдался светлым и безоблачным, воздух был теплым и по весеннему приятным. Еще утром никто бы и не подумал, что вот так все получится.

Я вернулся в прихожую, подумав о том, что надо бы закрыть входную дверь, а то мало ли. Явится еще кто-нибудь и тоже захочет меня поколотить. Переступая через Анну Сергеевну, а затем тетю Валю, тапком я угодил во что-то липкое и скользкое. Оказалось, что это кровь Бутча. Лужица крови, голова и клочки шерсти вокруг — все, что от него осталось. Закрывая дверь, я услышал голос дяди Леши.

— Мы двадцать четыре года прожили вместе. Да бывало, ссорились, скандалили, но всегда жили — душа в душу. Дочку вон вырастили вместе. В следующем году серебреная свадьба. Могла бы быть…

Дядя Леша говорил спокойно. Слишком спокойно. Это вызвало во мне больше тревоги, чем буйное поведение Маши. Тесть всегда очень энергично разговаривал, при этом часто жестикулируя. Даже на похоронах и поминках близких и хороших знакомых он не терял бодрость духа. Таким я его еще никогда не видел.

Маша наконецто вышла из ванной, а ее отец прошел в кухню, сел на табурет, а две половинки от предмета входящего в состав комплекта финской сантехники, которой так гордилась Анна Сергеевна, положил на стол. Маша посмотрела сначала на тело мамы, потом на дядю Лешу и со словами: — «Покажи руки», направилась к нему.

Только сейчас я заметил, что на руках тестя были раны нанесенные, скорее всего, зубами. Из ран обильно сочилась кровь. Маша достала аптечку из кухонного шкафчика, взяла оттуда перекись водорода и, обработав ею руки своего отца, наложила бинты.

— Тебе в травмпункт надо — сказала она отцу.

* * *

Все телепередачи отменили. В пять часов вечера в экстренных новостях сообщили о том, что по стране объявлено чрезвычайное положение. Инфицированных неизвестной формой вируса людей становилось слишком много. По прошествии 24 часов после заражения у больных начинались приступы неконтролируемой агрессии, и они нападали на окружающих. Было также отмечено, что заболевшие, подверженные подобным приступам атаковали только здоровых людей.

Надо все-таки отдать должное властям. Они во время сориентировались. Дикторы наперебой, на всех каналах твердили, что военными силами взяты под контроль и защиту, все стратегически важные для выживания объекты. Электростанции, очистные и водонапорные сооружения. Это немного успокаивало и обнадеживало. Но последовавшая после этих позитивных новостей рубрика «полезные советы» уничтожила весь благотворный эффект предыдущего блока.

Мы жили в трехкомнатной квартире Машиных родителей. Тесть еще с советских времен был начальником участка на оборонном заводе и с жилой площадью, как часто любила шутить Анна Сергеевна, которой месяцами в 80е годы приходилось «обивать пороги», им повезло.

Две комнаты занимали спальни, а третью гостиная. Недавно я взял в кредит большой плазменный телевизор и сейчас мы втроем: Маша, ее папа и я сидели напротив этого чуда техники, и уже второй час ждали пока приедут милиция и скорая. Но ни работники медицины, ни стражи правопорядка торопиться не собирались. Похоже, что и без нас у них хватало дел.

— Запаситесь всем необходимым и постарайтесь не покидать своих квартир и домов — говорил доктор Геннадий Малахов в эфире канала центрального телевидения. — На всякий случай наберите как можно больше воды во всевозможные емкости. Самое главное это не поддаваться панике. Если у вас есть валерьянка, то держите ее всегда под рукой. Тем, у кого часто случаются перепады давления, я советую не убирать далеко прибор для его измерения и ваши лекарства…

— Нашли кого показывать! Да еще в такое время! — немного оживился тесть.

— А что такого? — удивленно спросила Маша.

— Как что? Тот еще упырь, мало их что ли вокруг сейчас бродит? — пояснил дядя Леша.

В этот вечер доктор Малахов и другие его коллеги еще много говорили о том, что надо и чего наоборот категорически не рекомендуется делать. Из всего этого объема информации я выделил для себя то, что посчитал наиболее значимым. К этому относились советы такие как: — «попытайтесь избегать всяческих контактов с теми, кто болен уже больше 24х часов, не пытайтесь говорить с ними, лучше всего постарайтесь изолировать такого человека; в крайнем случае, столкнувшись с проявлением неконтролируемой агрессии, предпринимайте все необходимые действия для того, чтобы защитить себя и своих близких». Так же отмечалось, что больными могут являться сами близкие, и в этом случае не следовало поддаваться чувствам и сделать все необходимое для того, чтобы их поведение не навредило окружающим. О том, что именно следует сделать, тактично умалчивали.

— Никто не приедет… — сказал дядя Леша.

Прошло уже пять часов после звонка в милицию. Упершись в телевизор, мы всей уцелевшей семьей жадно ловили глазами сменяющиеся на экране картинки, стараясь не думать о том, что случилось и о том, что в прихожей лежат два трупа, не считая разорванной собаки.

— В смысле? — не сразу поняв, о чем говорит тесть, спросил я.

— Скорая и милиция. Они не приедут — мрачно сказал дядя Леша.

Так оно и случилось. В этот день, так же как и следующий никто не приехал. Оставлять два трупа в квартире учитывая, что до сих пор не установлено, каким образом распространяется вирус, было небезопасно. Из двух возможных вариантов подвал или крыша, мы выбрали крышу. Квартира находилась на четвертом этаже, чердак практически не закрывался, сколько бы жильцы ни ругались на эту тему с управляющей компанией, и сколько бы сами не вешали замков — все это было бесполезно, без наличия нормальной двери.

Сначала мы отнесли на крышу тетю Валю, затем Анну Сергеевну. Когда мы поднялись с телом Анны Сергеевны, то увидели, что не только наша семья столкнулась с подобной проблемой. На крыше находился Валера, парень со второго этажа, мы с ним учились в параллельных классах. На плече у него лежало завернутое в одеяло тело. И только сейчас я вспомнил, что его мама Светлана Григорьевна попросила меня узнать про результаты ее анализов, когда я пошел в поликлинику.

— Валера! — окликнул я его.

Он обернулся, посмотрел на меня пустым ничего не выражающим взглядом и ничего не ответил. Положил тело там, где стоял, и еле волоча ноги, пошел к лестнице. Выглядел он плохо, лицо побледнело, под глазами проступили черные круги. Валера прошел мимо нас с тестем, как будто нас и не существовало вовсе.

— Послушай, Валера… — начал я.

Но дядя Леша положил мне руку на плечо и немного одернул, сказав при этом шепотом:

— Похоже, что он тоже заболел…

Мы вернулись в квартиру. И просидели там еще два дня перед телевизором. По приказу властей доступ в интернет заблокировали для большинства пользователей, чтобы никто не смог сеять панику и дезинформацию. По телефону, как стационарному, так и сотовому можно было звонить только для вызова экстренных служб. Только толку от этих вызовов, было меньше, чем от попыток дойти до луны пешком.

— Мы приняли ваш вызов. Ждите — автоматически, усталым голосом отвечал дежурный.

Попытки выяснить, сколько еще предстоит ждать, оканчивались разъединением. Маша хотела выйти во двор, чтобы расспросить о том, что твориться соседей, но тесть предостерег ее от этого плохо обдуманного поступка. Теперь любой из тех, кого она знала, мог запросто кинуться на нее и отгрызть любую попавшуюся на пути зубов часть тела.

К нашей общей радости, дядя Леша, ничем не заболел после укусов Анны Сергеевны. А раны заживали на нем очень быстро. Ампициллина в аптечке нашлось достаточно и никаких осложнений вроде заражения крови или воспаления не произошло. Сказать по правде я не удивился, что зараза не передалась от тещи к тестю, если бы мы с Машей прожили двадцать четыре года вместе, у меня бы тоже выработался на нее иммунитет. Вот только не спешите обвинить меня в цинизме. Когда мир рушиться, а все кого ты знал, начинают умирать или превращаться в кровожадных чудовищ, юмор, каким бы он ни был это единственный способ не сойти с ума.

Работали только два центральных и один местный каналы телепередач. Улицы города опустели. Люди послушались совета властей и тихо сидели в своих квартирах и домах ожидая того, что будет дальше. По ночам стояла тишина. Не собирались пьяные компании, не орала музыка из открытых окон автомобилей, не визжали тормоза, не летали на своих байках мотоциклисты. Лишь иногда в окно можно было увидеть проезжающий броневик, из которого во все стороны раздавался призыв к тому, чтобы все оставались дома, сохраняли спокойствие и не выходи на улицу.

На третий день за окном начали грохотать выстрелы. В местных новостях передали, что случаи нападения инфицированных людей на здоровых граждан участились. Некоторые зараженные даже собирались в группы, но военным и милиции общими силами удалось удержать ситуацию под контролем. Так же было сказано, что в принципе иммунитет человека может противостоять неизвестному вирусу. Говорили и о том, что зафиксированы прецеденты, когда после 24х часового периода болезни, люди оставались в здравом уме и лишь частично поддавались действию вируса.

— Может правда все обойдется? — спросила как-то, в один из этих ненастных дней Маша.

— Может — ответили мы с дядей Лешей в один голос.

Врачи, военные и милиция тоже люди. И не смотря на различные средства защиты, так же оказывались жертвами заполонившей мир заразы. На шестой день, 27-го апреля, погас свет. Электричество не включили ни через час, ни через два. За светом перестала идти вода. Комфорка на газовой плите не зажглась, когда я хотел поставить чайник. Мы так и сидели втроем, молча, почти не двигаясь, глядя на черный, потухший экран новенького плазменного телевизора.

Когда начало темнеть, в дверь квартиры постучали. Уже давно вход в наше жилище охранял лист железа и от этого металлического звука все вздрогнули, но никто не двинулся с места. Стук повторился. Я поднялся и пошел в прихожую. Не успел я подойти к двери, как из-за нее раздался голос:

— Анна Сергеевна! Маша! Есть кто-нибудь дома?

Это была Алена. Соседка с пятого этажа. Мы с ней три года учились в одном классе и даже сидели за одной партой долгое время. Симпатичная, тихая и скромная девушка. Она жила с родителями. Ее отец работал на том же заводе, что и дядя Леша, а мама в какой-то фирме бухгалтером.

Дверь я открыл не сразу. Попытаться разглядеть в глазок состояние лица человека на полутемной лестничной площадке дело безнадежное. Вполне возможно она уже заболела и могла заразить всех, кто находился в квартире. Собравшись с духом, я повернул ключ.

— Привет, Кирилл — сказала Алена, слабо и вымучено улыбаясь. — А Алексей Федорович дома?

— Да, заходи — ответил я.

— Здравствуйте Алексей Федорович, привет Маша — поприветствовала она, сидевших в гостиной. — Алексей Федорович, а вы не знаете, где папа? Он так и не вернулся со смены…

— Нет, Алена не знаю. По заводу 22-го числа был приказ закончить работу и разойтись по домам в 14:30. Мы столкнулись с Сашей на проходной, и больше я его не видел — ответил дядя Леша.

Алена опустила глаза. Немного помолчала, а потом, тяжело вздохнув, стараясь придать своему голосу, такое выражение как будто все в порядке, сказала:

— Мама час назад ушла. Сказала, что сходит к тете Свете со второго этажа, у нас как назло соль закончилась, и до сих пор мамы нет. Я хотела сходить за ней, спустилась на этаж, а дальше пойти не могу. Свет отключили и мне страшно… Можно я пока у вас побуду?

Мы переглянулись с дядей Лешей. На втором этаже Светланы Григорьевны нет. Она, завернутая в одеяло, лежала на крыше. А в квартире находился ее заболевший страшной болезнью сын. В моей голове закрутились не самые радужные мысли по поводу возможной судьбы Алениной мамы, но озвучивать я их не стал.

— Конечно можно! — сказал дядя Леша, при этом он не совсем естественно оживился. — Мы с Кириллом сейчас сходи к Свете, и узнаем, почему задерживается твоя мама.

С этими словами тесть встал с дивана, вышел в прихожую и, закрыв дверь в гостиную, шепотом обратился ко мне:

— Пойдем, посмотрим, что там, сколько можно сидеть, геморрой зарабатывать?

— Но дядь Леш, там же Валера и он… — попытался возразить я.

— Пойдем я тебе говорю! Надо узнать, что там творится и есть еще кто живой, а то мы тут от страха скорее окочуримся — тесть достал из ящика с инструментом монтировку, сунул ее мне в руки и, открывая дверь в гостиную, в полный голос сказал — девочки закройте за нами.

В подъезде было темно и тихо. Мы спустились на третий этаж, и когда проходили мимо двенадцатой квартиры из-за двери раздался голос бабы Шуры.

— Кто там?

— Это Леша, Александра Семеновна — ответил тесть.

Баба Шура, так ее называли все ребята моего поколения, была учительницей в школе, еще дядя Леша у нее учился. Вот уже лет десять как старушка ушла на пенсию. Детей у нее не было, муж давно умер. Соображала она уже не так быстро как раньше, но из ума не выжила и мыслила здраво. Она не относилась к категории вредных старушек, и все ее уважали.

— Леша? Ты почему тут ходишь? — медленно, но громко, говорила баба Шура. — Сказали никуда не выходить!

— Мы недалеко — сказал дядя Леша и двинулся к лестничному пролету.

— Леша! Почему свет отключили? В аварийную службу звонили уже? — продолжила задавать вопросы старушка.

— Не знаю, Александра Семеновна — тяжело вздыхая, ответил тесть.

— У меня вода закончилась. Не попить, не помыться. Не знаю что делать…

— У нас есть. Подождите немного, мы вам принесем — не дожидаясь очередного вопроса, дядя Леша начал спускаться по ступенькам.

Дверь в восьмую квартиру, где жили Светлана Григорьевна и Валера, была приоткрыта. Дядя Леша осторожно подошел и распахнул ее полностью. В прихожей стоял полумрак. Мы вошли внутрь двухкомнатной квартиры. В окна еще проникал слабый свет, к тому же тесть в отличие от меня додумался захватить фонарик, он всегда висел на одном из крючков для одежды у нас в прихожей.

На кухне никого не оказалось. Комнаты в этой квартире шли вагончиком одна за другой. В первой было пусто, но уже здесь я учуял вязкий, с металлическим оттенком запах крови. К горлу подступала тошнота. Дядя Леша направил фонарик в сторону дверного проема второй комнаты и оттуда в тот же момент на него кинулся Валера. Сын Светланы Григорьевны оказался быстрее бывшего перворазрядника. Он повалил дядю Лешу на пол и попытался укусить за плечо. Тесть схватил его за горло и не дал нанести себе вред. Валера неистово дернулся, но дядя Леша крепко держал его.

— Что ты стоишь? — крикнул мне тесть.

Дядя Леша хотел сказать еще что-то, но Валера вцепился руками ему в лицо и слова тестя растворились в крике боли. Я спохватился, замахнулся монтировкой и опустил ее на затылок бедного парня. Именно бедного, ведь он делал все это не по своей воле. Пораженный страшным вирусом он не ведал, что творил. Тело Валеры обмякло. Дядя Леша ту же скинул его с себя и злобно глянул в мою сторону.

— Добей, чтобы уже не поднялся! — твердо сказал тесть.

— Что? — переспросил я.

— Добей, говорю. Иначе он встанет и нам обоим не поздоровится — металла в тоне тестя было больше, чем в запахе крови.

— Может, просто запрем его здесь?

Тесть не ответил. Вместо этого, он поднял фонарь, прошел во вторую комнату и громко позвал меня. Я зашел и когда проследил, за лучом света меня стошнило. Там на полу в луже уже спекшейся крови лежала Аленина мама. Как я не пытался, но не смог вспомнить, как ее зовут. Мы с ней редко контактировали. Иногда сталкивались на лестнице, здоровались и все.

Одно ее бедро почти до самого таза была обглодано. В ее руках прижатых к груди была зажата солонка. Я не мог понять, как так получилось, что мы не слышали ни криков, ни шума. Да, нас разделял один этаж, но в объятом тишиной подъезде должно было быть, хоть что-нибудь слышно. От решения этой загадки меня оторвало то, что Валера зашевелился и начал издавать не членораздельные звуки.

— Добей! — еще раз твердо сказал тесть.

Я подошел к лежавшему на полу парню и несколько раз, вкладывая всю силу, опустил монтировку на его голову. После этого, меня снова стошнило. Анна Сергеевна была хозяйственной женщиной, и в квартире всегда хранилось немало круп, вермишели, муки и тому подобного. Так что на перебои в питании жаловаться не приходиться. В обед, до того как начался проблемы со светом, водой и газом я вдоволь поел чечевицы с рисом и сейчас сильно сожалел о том, что сегодня аппетит соизволил ко мне вернуться.

— Пошли — сказал тесть и потянул меня за рукав.

— А их так и оставим? — спросил я.

— А что ты предлагаешь с ними делать? — спросил тесть при этом, как обычно в своей манере широко разводя руками и немного вытаращивая глаза.

Ответа на этот вопрос у меня не нашлось. Вернувшись в нашу квартиру, тесть зачерпнул из ванной ведро воды, взял две двухлитровые бутылки и, всучив все это мне, велел отнести бабе Шуре.

Мы последовали совету доктора Малахова и набрали воды, куда только можно, в том числе и в ванную. Мыться стало сложнее, зато после того, как погас, свет к остановке водоснабжения мы были готовы. Я спустился вниз. Отдал воду, предупредил старую учительницу, чтобы экономила, и поспешил вернуться обратно. Когда я подходил к своей двери, слева от меня, щелкнул замок. Меня кинуло в пот, и я подумал о том, что монтировка осталась в прихожей. Но когда я увидел осмысленное и даже немного дружелюбное лицо Колька, то немного успокоился.

Николай был чуть старше меня, любил немного выпить и поговорить. Однако сейчас в его вопросе, обращенном ко мне, не было ни капли праздного любопытства:

— Здорова Кирюха. Ты знаешь, что творится? Новости есть какие-нибудь?

— Не больше твоего. Валеру со второго этажа знаешь? — отвечая, я тихонько постучал в нашу дверь.

— Конечно, знаю, что с ним?

— С ним все… И я подозреваю, что не он один такой, так что лучше не выходить, пока все не наладиться.

— Кирилл ты? — спросила из-за двери Маша.

— Думаешь наладится? — с надеждой спросил Колек.

— Думаю да. Наши что-нибудь обязательно придумают — ответил я на вопрос соседа, а затем обратился к жене, ждущей ответа по ту сторону двери — Да Маша, это я.

Кто именно из «наших», и что придумает, я уточнять не стал. Так как сам этого не знал. Закрыв за собой дверь и войдя в гостиную, я увидел, как Алена плачет на плече у дяди Леши. Прошел в нашу с Машей спальню, куда она ушла после того, как открыла мне дверь, сел рядом с ней на диван и попытался ее обнять. Жена отстранилась от меня и ничего не говоря начала разглядывать занавески, которые совсем недавно повесила.

Мне ничего не оставалось, как выйти на кухню и наблюдать через окно, как город погружается во тьму. Фонари, рекламные щиты, вывески все погасло, и не было никакой гарантии того, что когда-нибудь — завтра, через неделю или через год они снова начнут радовать горожан.

Следующие два дня мы провели, занимаясь тем, что смотрели из окна на пустую улицу, на людей в соседних домах, также выглядывавших в окно на собак, бродящих по проезжей части и удивленно озиравшихся вокруг. Когда темнело, приходилось укладываться спать. Заснуть сразу не удавалось, но и разговоры не ладились. Атмосфера безысходности и уныния поселившаяся в квартире, общению не способствовала.

29-го апреля все действительно наладилось. Утром, идя в туалет, я спросонья, по привычке щелкнул выключателем. Справляя нужду, окончательно проснувшись — понял, что надо мной горит лампочка и в ванной светло. Я повернул кран, и оттуда потекла вода. Слив сработал, и бачок снова начал наполняться. Крышка на бочке отсутствовала, и я четко увидел, бегущую из пластмассовой трубы H2О.

Не смотря на то, что в трехкомнатной квартире мест для сна имелось предостаточно. Мы все вчетвером спали в гостиной. Алена с Машей на диване, а мы с дядей Лешей на полу. Никто из нас об этом не говорил и даже не думал. Просто так само собой получалось. Не знаю точно, почему. Из-за страха или может из желания чувствовать, что есть кто-то рядом. Я не стал мучить себя этими вопросами в такое радостное утро.

Я поспешил к телевизору, и когда голос диктора заполнил комнату, все кто в ней находился, сквозь сон, с недоверием уставились в экран. Из плоской коробочки с плазменным дисплеем диктор первого канала вещал на всю страну о том, что пик эпидемии прошел и положение нормализуется. Военные и милиция занимаются выявлением и нейтрализацией жертв вируса, а работники коммунальных служб возобновляют подачу воды, газа и электричества.

Город ожил. Из окон начали высовываться люди, голосом и жестами приветствуя всех вокруг. На балконах и лоджиях появились весельчаки с фейерверками и петардами, а по дороге, кроме бронетранспортера то и дело туда-сюда проезжали милицейские уазики, и машины скорой помощи. Диктор так же объявил, что власти приложат все усилия к тому, чтобы открылись магазины и люди смогли пополнить свои запасы провизии.

Маша и Алена немного приободрились. Варя на кухне очередную порцию макарон они немного подшучивали друг над другом. Дядя Леша, слушая новости, как обычно в своей манере жестикулируя, то направляя пятерню к телевизору, то поднимая руки к верху, говорил о том, что вирус, скорее всего сам подох, не выдержав зашлакованности наших организмов, а нынешнее правительство запишет все на свой счет и будет во всеуслышание твердить, что приложенные ими усилия, принесли положительные результаты.

Я зарядил свой мобильный телефон и в очередной раз попытался позвонить своим родителям. Они жили в области. В небольшой деревеньке под названием Кулешовка. Население деревеньки в последние годы сильно уменьшилось. Вся молодежь поразъехалась, и я как вы поняли, не был исключением. 9-11й классы я доучивался в городе, живя у сестры отца. К сожалению, вежливый записанный голос оператора сообщил мне, что в данный момент невозможно совершить звонок. Звонок с городского телефона в районный центр тоже не дал результатов. Оставалось надеяться, что зараза не добралась до них, и в Кулешовке, расположившейся на отшибе, в двадцати километрах от трассы — все в порядке.

Так же пытался дозвониться на мобильный телефон своей тетке. Но результат был тот же. Она жила всего через дом отсюда, но за несколько дней до начала эпидемии, уехала в Кулешовку навестить моих родителей. Добралась нормально, 21-го позвонила, попросила присмотреть за квартирой. И с тех пор ни с кем из своих родственников я не связывался.

Над городом закружили вертолеты. В окно я увидел, как наиболее смелые, а может и глупые начали выходить на улицу. Радость и счастье от избавления просто летали в воздухе вокруг, а вечером того же дня выяснилось, что в воздухе летали не только они. В 20-ти часовых новостях, сообщили о том, что вирус мутировал, и теперь точно известно, что передается он воздушно-капельным путем, а срок от заражения до начала приступов неконтролируемой агрессии сократился вдвое, с 24 до 12 часов.

Около полуночи снова погас свет. Потом опять перестала идти вода. Газ постигла та же участь. Примерно в час ночи, на улице раздался женский крик. Я еще не спал. Не мог заснуть, гадая, как все будет на этот раз. Выглянул в окно и увидел, как посреди проезжей части бежит женщина с криком: — «Люди помогите!». А за ней гоняться четверо: трое мужчин и одна женщина. Причем на мужчинах была военная форма, а на женщине синяя одежда работника скорой помощи.

Обезумевшие людоеды догнали свою кричащую жертву как раз напротив нашего окна. Повалили на асфальт. И начали ее есть. Живьем. Обезумевшие от вируса люди вгрызались в самые мясистые части ее тела, а она продолжала кричать. На улице, чтобы ей помочь не появилось ни одного человека. Я глянул на дядю Лешу стоявшего рядом. Он отвел глаза. И я, спохватившись, перестал смотреть на него.

Женщина кричала еще долго. Слишком долго. Я включил, плеер в своем телефоне один наушник дал Маше второй Алене, а сам забился в угол возле окна и зажал уши. Дядя Леша ушел в свою комнату и через минуту вернулся оттуда с бутылкой водки. Он редко пил и даже не пил, а так немного выпивал. Сейчас же, он открыл бутылку и залпом опустошил ее на треть, затем протянул мне. Я помотал головой. Тогда он сел на диван, сделал еще несколько больших глотков и замер, обняв бутылку.

Женщина за окном замолчала. Я не стал выглядывать, все и так было ясно. Немного расслабившись, и почувствовав сильную усталость, я облокотился на стену и почти сразу уснул. Сны не снились, а проснулся я от криков. Криков ужаса, боли и отчаяния.

На улице неестественно рассвело. Выглянув в окно, я увидел, что горит новый 12-ти этажный дом напротив и этот пожар освещает весь квартал. Огонь вырывается из окон и балконных дверей первых пяти этажей. А выше из окон высовывались кричащие в панике люди. Зловещий дым, наполненный отчаянием попавших в ловушку людей, расползался как туман, окутывая улицу.

Пожарные не приехали тушить огонь и спасать людей. Не появились и журналисты желающие сделать репортаж, зевак собравшихся поглазеть на происходящее тоже не нашлось. Улица пустовала. Лишь посреди проезжей части лежал труп растерзанной женщины. Но я не думаю, чтобы ее хоть немного волновало то, что творилось в доме напротив.

Пожар продолжался всю ночь. Выгорел весь дом, от первого этажа и до крыши. Люди выпрыгивали из окон. Но судьба сделала так, что их шансы на выживание оказались равны нулю. Кто выпрыгивал с верхних этажей, разбивались сразу. Те, кому посчастливилось жить пониже, падали получали травмы, но оставались в живых. Они кричали, звали на помощь, умоляли Бога спасти их. Но ни Бог, ни их соседи по улице не пришли на помощь. Зато под утро пришли другие. Те, кто уже не отличал родственников от чужих людей и для кого, как первые, так и вторые были не больше, чем пища.

Незадолго до рассвета на улице вновь наступила тишина. Я больше не смог уснуть. Дядя Леша отрубился, после того, как без закуски в два приема прикончил бутылку водки. Маша высказала свои опасения по поводу того, что не следовало этого делать, ведь он принимал антибиотики. Но когда, на всю комнату раздался громкий храп, мы немного успокоились.

Раньше, когда этого дома напротив не было, вставая над горизонтом, в это время года, солнце светило прямо в окно. Потом началось строительство и с каждым этажом время, когда лучи начинали пробиваться сквозь занавески, становилось более поздним. Теперь солнце заглядывало к нам, не раньше восьми часов утра.

Много бы отдал за то, что бы узнать, как Алене удалось уснуть. Иногда, когда я с завистью поглядывал на спящую одноклассницу, на ее лице появлялась беззаботная улыбка. Ей снился хороший сон. Маша сидела на полу, рядом со спящей Аленой. Тяжелым, застывшим взглядом, смотрела на то место, где закончила свою жизнь Анна Сергеевна. Дядя Леша храпел на диване, а я так и не решился выбраться из угла рядом с подоконником.

 

Глава 2

Никогда не любил крупных городов. Слишком шумно и пыльно, а дышать временами вообще невозможно. Сам-то я из области, родился в деревне под названием Кулешовка. двести километров от Н-ска, двадцать от основной автомагистрали. Тишина, спокойствие чистый воздух. Вот только жуткая скукотища для молодежи. Поэтому, когда папина сестра предложила перебраться к ней в город, доучиться 9-11 класс и поступить в институт, я с удовольствием согласился.

Родители возражать не стали и вот в итоге, я сижу под подоконником, посреди большого города положение в котором, можно охарактеризовать, как «полнейшая безнадега», выбраться из которой не представлялось мне возможным.

Не спешите возражать или приводить самим себе доводы, по которым города являются для вас единственным возможным образом существования в этом мире. Не спорю, до поры до времени все замечательно. Хочешь умыться с утра, пожалуйста, иди в ванну поверни кран и плещись на здоровье, залог которого, как известно чистота. Чай, кофе? Без проблем пойди на кухню зажги газ и поставь чайник или включи кофеварку. Продукты? Спустись на лифте. На первом этаже уже давно открыли магазин.

Сервисы, торгово-развлекательные центры, загородные клубы, аквапарки. Это далеко не полный список того, что становится абсолютно бесполезным, когда сотрудники этих учреждений вместо того, чтобы целовать вас в задницу, пока вы не отдали им свои билеты банка России, начинают отгрызать вам ягодицы.

Уже начинаете понимать, к чему я клоню? Теперь условия сильно изменились. За вашей железной дверью в коробке из кирпича и бетона все еще безопасно, но вот хватит ли у вас смелости спуститься на охраняемую парковку? Которая находится под вашим элитным домом, не опасаясь того, что сами же охранники выскочат из темноты, чтобы вспомнить каким взглядом вы на них смотрели, думая об уровне их зарплаты и положении на социальной лестнице. Вспомнить и выдрать ваши глаза, чтобы потом их съесть.

Спускаться придется, и придется делать это в темноте, так как света нет. И воды нет, и запасы продуктов закончились, а умирать от обезвоживания и голода ох как не хочется. И если вы будете предельно осознанны, то не станете по привычке нажимать на кнопку, чтобы вызвать лифт. Даже, если вам благополучно удастся выбраться наружу, то кто даст гарантию, что под магазином не сидит тот, кто только и ждет, что вы проголодаетесь и захотите сходить за едой. Но ждет, не для того, чтобы вам помочь или с печальным лицом сообщить о том, что магазин закрыт на неопределенное время. Он ждет потому, что сам проголодался и продукты, которые надо взять с полок и приготовить его совсем не интересуют, а вот вы, да-да именно вы способны вызвать в его глазах живой, радостный блеск.

И все-таки во всем этот хаосе и мраке спустившимся на цивилизованный мир, можно найти немного позитива:

— Хорошо, что хоть не рванула, а то бегали бы сейчас и светились, как новогодние елки — сказал дядя Леша, охладев к пустой бутылке, и перестав обниматься с ней.

— Кто не рванула? — спросила заспанная Алена.

— Ни кто, а что. Электростанция атомная, которая наши лампочки питала — пояснил дядя Леша.

— А-а — понимающе протянула Алена, с грустью глядя в сторону кухни. — Газа нет, сегодня сварить ничего не получиться.

Алена сказала это так, как будто завтра все будет по-другому, и появится возможность приготовить праздничный обед. Я не стал ее разубеждать и потом без еды человек может прожить тридцать дней, а вот без воды гораздо меньше.

— Маша, хватит плескаться, воды и так мало! — крикнул я в сторону ванной комнаты.

Вчера на радостях, когда заработали все коммунальные удобства, никто из нас не подумал о том, что стоит снова наполнить все емкости. И сейчас в нашем распоряжении оставалось меньше чем половина от объема ванны. Тазики, ведра и пластмассовые бутылки давно опустели.

Ответа из ванной не последовало. Тогда я подошел к двери и постучал. Оказалось, что не заперто. Маша сидела на крышке унитаза с пробкой, которой затыкалось отверстие слива в ванной. Она посмотрела на меня виноватым, расстроенным взглядом и тихо сказала:

— Вчера, когда передали, что все нормально, я спустила воду.

Я не стал на нее нападать с упреками и нравоучениями. Это мог сделать кто угодно, и уверен, что в этот момент тысячи людей, если не десятки и сотни тысяч, рвали на себе волосы, за то, что поверили информации из телепередачи. Но мне не было дела до тех, кто оказался в подобной ситуации, пусть даже этот кто-то сидел сейчас за стенкой и тихонько скулил от сознания того, насколько он не осмотрительно поступил. В данной конкретной квартире, где находились тесть, жена, соседка Алена и я, вода закончилась. И именно это волновало меня больше всего на свете.

— Надо идти за водой — рассудительно сказал дядя Леша, — когда узнал о возникшей проблеме.

— Как идти? Куда? — испуганно спросила Алена.

— Куда-куда в магазин — продолжал тесть. — Больных с каждым днем будет только больше это раз, а два это то, что не только мы одни сейчас вот так сидим и думаем, что же делать, а на всех воды из местных магазинов не хватит.

— Как не хватит? — спросила Алена. — То есть, а как тогда быть тем, кому не хватит?

Не могу точно сказать, что выражали наши лица, когда мы на нее посмотрели, но потому, что она испуганно отшатнулась, явно, что ничего хорошего. С этого момента, я начал отчетливо понимать, что теперь опасны не только зараженные вирусом люди, но и каждый с кем придется что-то делить. Напуганные, отчаявшиеся, не сдерживаемые страхом перед правосудием граждане, озабоченные собственным выживанием будут не менее опасны, чем обезумевшие больные.

Тестю нельзя было выходить на улицу. С похмелья, голодный он еле стоял на ногах. Как в старые добрые времена посылать Машку нельзя, потому что нынешнее время, к сожалению, не являлось старым и добрым. Вооружившись монтировкой, я минут на пять застыл перед дверным глазком. Всматриваясь и вслушиваясь в то, что творилось за дверью.

Думаете, мне было страшно? Тогда вы ошибаетесь. Панику и ужас вызывали во мне мысли о том, что предстояло сделать. Если бы я вчера вечером плотно поел, то сейчас бы просто наложил в штаны. К счастью для моей одежды и для меня, кстати, тоже, так как подмыться, потом было негде и нечем, в моем кишечнике сапрофиты выли от голода.

Лестничная площадка выглядела пустой и безобидной. Звуков оттуда тоже не доносилось. День выдался пасмурный, но света, который проникал, через окна между каждым лестничным пролетом вполне хватало, чтобы разглядеть, что творилось за надежной и такой уютной железной дверью. Я повернул ключ.

Маша дала мне мой старый рюкзак, и сказала, что немного консервов нам не помешает. Дверь за мной закрыл дядя Леша. Щелкнул замок и я остался один на один, со своими страхами и тем, что ждало меня впереди. Вот уж никогда бы не подумал, что поход в магазин может вызвать столько переживаний. Вообще я человек не пьющий, так пару стопочек по праздникам и все, но сейчас жалел, что в квартире не нашлось, ни капли спиртного, кроме той бутылки, которую опустошил тесть.

Кое-как, заставив свои ноги двигаться, я начал спускаться по ступенькам. На третьем этаже все было тихо и спокойно. Спускаясь на второй, я услышал какое-то приглушенное мычание. Дверь в десятую квартиру была открыта, и мычание доносилось как раз оттуда. Тихонько на цыпочках проскользнув мимо, я продолжил свой нелегкий в психологическом плане путь. В моем мозгу еще живо суетились воспоминания о женщине посреди проезжей части, труп которой так и лежал напротив нашего окна, а ее крики до сих пор эхом отдавались в ушах.

На первом этаже смелости значительно прибавилось, его я проскочил на одном дыхании. Точнее совсем не дыша. Запах тут стоял еще неприятнее, чем обычно. И я догадывался почему. Умерших из этих квартир, вряд ли кто-то вынес на улицу или в подвал.

Призыв властей, к тому, чтобы люди оставались в своих домах, был направлен не только на то, чтобы мы не заразились, но и на то, чтобы в случае заражения мы остались изолированными. Железные двери, решетки на первых этажах, все это делало невозможным выход наружу людей, потерявших способность разумно мыслить. А сила земного притяжения, одинаково действовала как на больных, так и на здоровых. В случае прыжка с большой высоты травмы неизбежны.

Несмотря на пасмурную погоду, солнечный свет «надавил» на глаза. На несколько секунд, я зажмурился. Вместе с воздействием солнечного света, пропущенного через фильтр дождевых облаков, звуки и запахи улицы, после недели, безвылазно проведенной в квартире, показались мне чем-то не совсем реальным, почти что сном.

Во дворе царило спокойствие, как будто ничего и не происходило. На своих обычных местах, стояли припаркованные машины, щебетали весенние птахи, ветер гонял по асфальту бумажный мусор и пыль. Возле бордюра обрамляющего дворовый газон, с места на место перекатывалась полупустая пластмассовая бутылка, содержащая в себе жидкость непонятного цвета и назначения. В общем, все как всегда. Единственным необычным явлением было то, что окурков возле подъезда почти не наблюдалось. Во всем остальном утро напоминало сотни таких же, какие я видел в течении всей своей жизни.

Скрипнула дверь соседнего подъезда. Похоже, что не я один решил сходить за покупками. Во двор вышел вполне опрятно одетый мужчина средних лет. Я частенько видел его раньше, но не знал, кто он и как его зовут. Мужчина осмотрелся по сторонам и его взгляд остановился на моей персоне.

— Привет! — громко сказал я.

Мужчина ссутулился и напрягся. Ответа на мое приветствие не последовало. Этот момент меня сильно насторожил. Тут же справа от меня возле мусорных баков, раздалось рычание. Я повернул голову и увидел большую дворнягу. Она, навострив уши, поочередно смотрела то на меня, то на безымянного соседа, при этом псина усердно пропуская через свой нос содержащиеся в воздухе запахи.

— Хорошая собачка — мягко сказал я. — Наверное, проголодалась?

Огибая мусорные баки, перед моими глазами появились еще три хорошие собачки. Они насторожено с повышенным вниманием рассматривали меня, а вот мое внимание оказалось не на высоте. Краем глаза я уловил, как что-то мелькнуло слева, а в следующий момент от сильного толчка меня бросило на землю. Монтировка выскочила из рук. Падая, я успел чудом сгруппироваться и не получить травм.

Оказавшись на земле, я увидел, что причиной моего падения стал тот маловоспитанный мужчина, не привыкший отвечать, когда с ним здороваются. Дальше все происходило быстро, с рычанием этот человек кинулся в мою сторону, но добраться до меня ему помешала дворняга. В прыжке она сбила мужчину с ног, и вцепилась ему в горло. Через секунду к ней присоединились остальные ее сородичи. У этого человека, как бы его не звали, не осталось возможности выжить.

Поднявшись, я решив, не испытывать больше судьбу, подняв монтировку быстрыми уверенными шагами направился в сторону магазина, который находился на первом этаже нашего дома и выходил дверями на улицу. Обогнув дом и пройдя тридцать метров, я оказался перед стеклянной дверью, над которой висела вывеска «Продукты — круглосуточно». Невольно глянув на проезжую часть, я увидел как на останки женщины, кричавшей вчера ночью садиться ворона.

Улица была такой же тихой и спокойной, как и двор. Ни люди, ни собаки в поле моего зрения не попали. Порывы ветра приносили запах гари со стороны дома напротив. К запаху гари примешивался еще одни еле ощутимый, но очень неприятный оттенок. Раньше я с этим никогда не сталкивался, но вот сейчас вдыхая носом воздух, понимал, что так пахнет подгоревшая плоть.

Я дернул дверь магазина, но она оказалась заперта, что в прочем не удивительно. Внимательно присмотревшись, через стекло я увидел кассиршу, сидевшую за кассовым аппаратом. Если память мне не изменяла, звали ее Оксана. Голову она держала ровно, но не двигалась и смотрела застывшим взглядом на кнопки кассового аппарата. Трудно было понять живая она или мертвая, здоровая или больная.

Подняв кирпич, которым обычно подпирали дверь магазина, чтобы она не закрылась, я размахнулся и бросил его в дверное стекло. Осколки как им и положено разлетелись в разные стороны, а мне осталось только вытащить те, которые мешали спокойно, не поранившись влезть в магазин. Оксана никак не реагировала на происходящее.

По всей видимости, я стал первым мародером в нашем квартале. Напуганные до полусмерти люди, как мыши в норках, сидели в своих квартирах, и ждали пока кот пройдет мимо, но кот не очень-то торопился. Вирус с новой силой продолжал делать свое дело. В самом начале эпидемии в первую очередь предупредили людей со слабым сердцем, астмой и тому подобным, чтобы они соблюдали крайнюю осторожность, так как для них инфекция в большинстве случаев становилась причиной смерти.

Возможно, вирус просто убил Оксану и она, так и осталась сидеть на своем рабочем месте, а может, она жива и вирус действует, в любом случае страх не давал мне приблизиться к ней и проверить свои догадки. Вместо этого я прошел вглубь магазина. Глаза почти сразу привыкли к полумраку, а нос уловил предупреждение о том, что в холодильники лучше не заглядывать.

Первым делом я набрал консервов. Восемь банок тушенки, несколько банок паштета, рыбных консервов и четыре банки сгущенки, две обычной и две вареной. Не знаю, как этот карантин влиял на остальных, а я, просидев неделю без сладкого, сам уже был готов кидаться на людей. По мере того, как рюкзак тяжелел, настроение мое улучшалось. Ни в чем себе не отказывая, я набросал поверх консервов отрубных сухих хлебцев, сухарей, и пару пачек печенья. Еще удалось затолкать коньяк, а в специально предназначенное для воды отделение рядом с лямками уместилась минералка. Взяв в каждую руку по две пятилитровых бутылки дистиллированной воды, я направился к выходу.

Предвкушая приближающийся завтрак, на несколько секунд я забыл, в каком положении оказался. Хотел расплатиться, но вспомнил, что денег с собой не взял, а когда посмотрел на застывшее тело Оксаны, от желания подходить к кассе не осталось и следа. Правда теперь, когда зрение в полутьме стало острее, я заметил, что Оксана дышит и ее грудь медленно поднимается и опускается в такт дыханию.

Что с ней случилось? Боюсь, что этот вопрос будет мучить меня до конца жизни. Точнее ответ на него, получить который у меня не хватило смелости. Я поставил бутылки, и несколько минут стоял в нерешительности, глядя на Оксану. Мысли о возможной опасности в случае, если она заболела, сдерживали меня, как ремни безопасности, отстегнуть которые на тот момент не представлялось возможным. Я посмотрел через разбитое стекло двери на улицу. Там на останках женщины уже собралась на пир стая ворон.

Оксана всегда была милой и приветливой девушкой, даже устав после смены, она иногда оставалась, чтобы помочь своим подругам. Пару раз мы с ней сталкивались на улице и разговаривали друг с другом, как хорошие знакомые. Она рассказывала мне о своей жизни, а ей о своей.

Оксана училась на третьем курсе в университете, на юридическом факультете. Заочно. Учебу ей оплачивали родители, а вот на жизнь ей приходилось зарабатывать самой. Этим летом она собиралась с подругами в Турцию. Чтобы расширить рамки своего мира, как она говорила. Загранпаспорт уже оформила и точно знала, в какое турагентство обратится. Жизнь для нее была простой и ясной. Она обещала показать мне фотографии по приезду. На мое полу шуточное выражение: «Если буду жив, то обязательно посмотрю» — она ответила, что надо мыслить позитивно и всегда представлять в мыслях только хорошее. И что все беды и несчастья на земле от того, что такие как я позволяют себе усомниться в том, что мир прекрасен, излучая во вселенную негативные эмоции. Это их мысли создают все катастрофы, войны и эпидемии. Судя по тому, что сейчас происходило, таких как я оказалось слишком много.

Я не смог протянуть руку и потрясти Оксану за плечо. Вместо этого, взял с пола бутылки и поспешил обратно. На этот раз весь путь от магазина до квартиры удалось преодолеть без приключений. Собаки, занятые поеданием соседа, не обратили на меня никакого внимания. Насторожило только то, что подходя к двери квартиры, я уловил запах солярки.

Только моя рука потянулась, чтобы постучать в дверь, как за спиной щелкнул замок, и голос Колька жалобно попросил воды. Воды было мало, учитывая, что в квартире меня ждали еще три человека. Судя по всему, никаких улучшений в сложившейся ситуации не предвиделось, и я собрался предложить Николаю самому сходить в магазин. Опережая стук, дядя Леша открыл дверь и принял из моих рук бутылки с водой. Я так ничего и не ответил Коле и собирался уже войти в квартиру и закрыть за собой дверь, но слова, прозвучавшие за моей спиной, заставили меня остановиться.

— Будь человеком…

Полутора литровая бутылка минеральной воды перекочевала из рюкзака в руки соседа. Глаза Коли выражали немой вопрос, есть ли у меня что-нибудь поесть, но на то, чтобы отдать ему одну из трофейных банок консервов моей человечности не хватило. На этот раз я ограничился советом.

— В магазине под домом, сейчас никого. Там есть вода и еда. На улице пока все спокойно, но все равно будь осторожен…

— Спасибо — сказал Колек, взял минералку и закрылся в своей квартире.

Дядя Леша налил воды в двух литровый бидон и попросил меня отнести его своей бывшей учительнице на третий этаж. С ролью водоноса мне пришлось смириться. Мысли о старой женщине, которая одна умирает в своей квартире от обезвоживания, оказались сильнее страха. Потому что вместе с ними, я вспомнил про своих родителей и подумал о том, что был бы благодарен судьбе за то, что нашелся бы кто-то, кто смог бы им сейчас помочь.

Прежде чем отправиться исполнять свои новые обязанности, я должен был узнать ответ на беспокоивший меня вопрос.

— А почему соляркой пахнет? — спросил я.

— А это папа, решил кирпичи в ней замариновать — ответила Маша, выглянув из кухни, и покрутила пальцем у виска.

— Понятно… — машинально ответил я и, спохватившись, задал новый вопрос, который начал беспокоить меня не меньше, чем предыдущий — Зачем мариновать кирпичи?

Отстранив Машу, из кухни вышел тесть с большой кастрюлей в руках. По мере того, как он приближался ко мне, запах солярки усиливался. Похоже, что Маша не шутила. Пройдя мимо, дядя Леша вышел на балкон и, оставив там кастрюлю, вернулся со словами: — «Ну вот, до вечера полежат, и можно будет суп варить».

Увидев выражение наших лиц, тесть чуть было не плюнул на пол. Покачав головой, с горечью в голосе дядя Леша посетовал на то, что в силу некоторых причин, мы не можем оценить всю гениальность его идеи.

— Ладно, она ба… — дядя Леша осекся, посмотрел на дочку и покачав головой. — Ладно, она женщина, но ты то… Тьфу! Программист хренов. Сразу видно в армии не служил.

Как не крути, а в данном случае тесть оказался прав. Пять лет потраченные в университете, на то чтобы овладеть специальностью программиста, прошли даром. Вместо того чтобы писать программное обеспечение и зарабатывать приличные деньги, как это делало большинство моих однокурсников, я настраивал компьютерные сети в малых офисах.

При нынешних обстоятельствах я многое бы отдал, за то, чтобы в свое время меня забрали в армию. Сейчас навыки, которые я бы там получил, пригодились мне больше, чем знание языков программирования. Даже те навыки, которые получают в стройбате. Так как в случае, если стране удастся пережить эпидемию, то количество ям, которые придется вырыть, будет сопоставимо со значением n, а n в данном случае будет равно числу, которое в переводе на русский язык звучит как — «До хрена!».

Отдав воду Александре Семеновне, я не смог отказаться, от приглашения на чай. Моя попытка увильнуть под предлогом, что не стоит тратить и без того ограниченный запас на гостя, потерпела неудачу. Да и потом спешить было некуда. На присутствие при конце света, я не опаздывал. Все и так уже началось, и билеты в первый ряд в зрительном зале получил каждый. Так что чашка чая показалась мне, в конце концов, не самым худшим время препровождением. Тем более что это хоть и ненадолго, но могло отвлечь меня от мыслей об отношениях с Машей.

Как только началась наша вынужденная изоляция от внешнего мира, мы с женой практически не разговаривали. Наше общение ограничивалось только дежурными фразами. Она как будто закрылась в себе и перестала признавать во мне близкого ей человека. С каждым днем я чувствовал, как она отдаляется. И не только от меня, но и от своего отца, которого она знает всю жизнь. Последние несколько дней, Маша начало косо смотреть на Алену. Когда Алены рядом не было, то Маша неоднозначно намекала на то, что зря мы разрешили ей остаться. Что продуктов и так мало и лишний рот нам совсем ни к чему.

Я понимал, что у Маши был шок, как и у всех нас от того, что происходило вокруг, и пытался как-то помочь ей, поддержать, наладить прежние отношения. Все напрасно. Маша не подпускала меня к себе ни физически, ни психологически. Словно и не было между нами никогда ни любви, ни понимания, ни года совместной жизни.

Мысли о разладе с женой отступили, как только я вошел в единственную комнату квартиры Александры Семеновны. Недаром говорят, что быт человека это отражение состояния его души. Комната оказалась светлой и уютной. Мебель советских времен, в хорошем состоянии дожившая до наших дней, круглый стол в центре комнаты, старый цветной телевизор «Рубин» в углу напротив дивана и, конечно же, цветы на подоконнике. Вся эта бесхитростная обстановка заставила меня почувствовать внутри себя спокойствие и умиротворение, которыми был наполнен каждый сантиметр комнаты. Все, что беспокоило меня — исчезло, и я уже радовался тому, что зашел к старой учительнице, выпить чашку чая.

Да, я знал, что это ненадолго, и скоро мир опять напомнив о себе, заявит, что пришел конец света. Но посреди этой эпидемии и тех ужасов, которые она с собой принесла, небольшая передышка была для меня хорошей возможностью собраться с мыслями, и восстановить душевные силы, которых с каждым днем сидения взаперти, без связи с внешним миром, без воды и без электричества, оставалось все меньше и меньше.

— Извини, что так пыльно — сказала Александра Семеновна. — Сам понимаешь без воды трудно с пылью совладать. Я пойду, поставлю чайник, у меня керосинка есть, все хотела выбросить да рука не поднималась, а вот теперь пригодилась.

Я сел за стол и осмотрелся. На стенах висели фотографии выпускных классов из них, только две были цветными. На стеллаже стояли книги отечественных и зарубежных классиков. Некоторые из них я даже когда-то читал. Одна деталь показалась мне странной. Никак не ожидал увидеть на столе учителя советской закалки, библию. В тот момент, когда я с удивлением разглядывал небольшую черную книжицу, из кухни появилась Александра Семеновна и, уловив мой взгляд, с улыбкой сказала:

— Столько лет прожила, многое в жизни видела, а не думала, что так страшно будет умирать. В этой есть ответы на многие вопросы, которыми я задавалась от самого рождения.

— Зачем же умирать?

Я спросил это только для того, чтобы что-то сказать. Хотя еще каких-нибудь пять-десять минут назад, сам думал о том, что смерть по многим причинам не самый худший выход из сложившейся ситуации.

— Ты думаешь, я ничего не понимаю? — вопросом на вопрос ответила Александра Семеновна, ставя на стол поднос с чашками, сахарницей и баранками — Я старая и физически немощная, но из ума еще не выжила.

Двигалась она и вправду с трудом. Говорила медленно, но когда я посмотрел в ее глаза, то понял, что соображает Александра Семеновна, ни чуть не хуже, а то и лучше, чем я. В такие моменты начинаешь понимать, что глаза это не просто орган зрения. По ним мы можем определить: бодр человек или устлал, грустен или весел, как на душе у него — легко или наоборот что-то давит и не дает спокойно жить. Или, что немаловажно болен ли человек, потерял ли рассудок и насколько он голоден.

Неожиданно, в стену со стороны соседней квартиры что-то стукнуло. Александра Семеновна вздрогнула и чуть не выронила из рук блюдце с баранками, которое она взяла с подноса и хотела поставить на стол.

— Так уже второй день — сказала учительница и, выходя на кухню, добавила — То все тихо, то вдруг рычание и стук в стену.

В соседней квартире жила пожилая пара. Они недавно переехали в наш дом. В общение с соседями они вступали неохотно и только в случае крайней необходимости, но всегда были вежливы. Я совсем недавно начал с ними здороваться при встрече на лестничной клетке и до сих пор не знал, как их зовут. Теперь, по всей видимости, и не узнаю.

И не узнаю, еще много вещей. Как это ни странно, но сейчас в моей голове закружились мысли не связанные с людьми, если их еще можно так называть, которые бились, возможно, головой о стену с той стороны. Я не думал о тех, кто ждал меня на этаж выше и даже о своих родителях, с которыми я надеялся все в порядке, а думал о тех, с кем еще совсем недавно меня связывала виртуальная сеть Интернет и социальные сайты. О тех, многих из которых никогда не видел вживую, но с кем, не смотря на это, каждый вечер общался как с хорошими знакомыми или даже друзьями.

Остались ли соседи Ольги по коммуналке, такими же спокойными и покладистыми, как и раньше? Или ей пришлось спасаться бегством через балкон. Хорошо, что она живет не очень высоко и иногда занимается альпинизмом. Удалось ли Анжеле сделать со своей бабушкой то, о чем она всегда мечтала, или наоборот старушка, зараженная вирусом, доконала-таки внучку. Как теперь Ира будет жить без своего любимого занятия, просмотра видео и фотографий на разных сайтах? Совсем недавно она клялась, что не знает, как бы она вообще существовала на этом свете, если бы ни Интернет. И какую роль теперь отводит деньгам в своей жизни Марина и сколько ей потребуется заплатить обезумевшим людям, чтобы они не употребили ее в пищу?

Хорошо сейчас, наверное, только Вите, который с нетерпением ждал апокалипсиса и мастерил для этого случая арбалеты. Ему не терпелось пустить свои разработки в дело, и он постоянно советовал мне заняться тем же самым и еще часто чуть ли ни кричал, большим шрифтом, что нужно обязательно пойти в секцию по выживанию в экстремальных условиях. И почему я его не послушал? Может, оттого что мне казалось, будто мобильный телефон это средство от всех несчастий и стоит только набрать номер экстренной службы, как мне на помощь примчаться специально обученные люди?

Не успев дать себе ответы, на возникшие вопросы, я положил в чашку две ложки сахара и недолго думая, добавил еще одну. Может это последняя чашка чая в моей жизни и не стоит себя ограничивать. В стену снова, что-то стукнуло. На это раз Александра Семеновна не вздрогнула, а наоборот улыбнулась и, подмигнув мне, сказала:

— Они мне никогда не нравились.

Я тоже невольно улыбнулся и, откусив кусочек твердой, как сухарь баранки, запил его чаем. Еще раз обратил внимание Александры Семеновны на то, что не стоит тратить воду на гостей, ведь теперь посреди города, это дефицитный и самый необходимый ресурс.

— Скорее всего, это последний раз, когда я угощаю гостя чаем. Так что пей и не думай об этом — назидательным тоном сказала учительница.

По небольшому глоточку раз в пять минут, я уменьшал количество уже давно остывшего в кружке чая. И не потому, что мне было жалко учительницу, и я из вежливости слушал ее воспоминания о военном времени и репрессиях, когда страх, которым пропитался воздух, откладывался неприятным осадком в душе, как раз где-то в районе легких, а потому, что сам хотел подольше задержаться в этом уголке мира и спокойствия.

— Страшные были времена — говорила Александра Семеновна. — Но сейчас еще страшнее, во время войны люди старались держаться вместе, помогать друг другу, не все ведь опускались до людоедства и строчили доносы. Сейчас же не понятно, кто друг, кто враг. Каждую минуту даже родной, близкий человек может кинуться на тебя и начать рвать зубами.

Последние ее слова вызвали у меня внутри не самые лучшие мысли и воспоминания. Учительница поняла это по моему лицу и сменила тему, начав рассказывать о том, как было хорошо во времена пионеров и комсомола, о летних походах, о нравах и целях советской молодежи. Многое из того, что она говорила, отвлекло меня, и заинтересовало. Я допил чай, сжевал последнюю баранку, но уходить не торопился, а сидел и спокойно слушал.

Посреди одного из таких рассказов реальный мир, бесцеремонно ворвался в эту уютную комнату звуком разбивающегося стекла. Магазин, в который мне сегодня довелось забраться не самым цивилизованным образом, находился как раз пол окнами этой квартиры. И сомнений в том, что это бьют стекла, которые я пожалел, у меня не было. Вслед за звоном падающих осколков, раздались вполне осмысленные крики, основным содержанием которых являлись нецензурные выражения. В ответ звучали не менее красноречивые фразы. В одном из таких криков узнавался голос Колька.

Я подошел к подоконнику, заставленному цветами, и выглянул в окно. На тротуаре, рядом с магазином стояло человек десять, и все они спорили о том, кто первый должен залезть в магазин, а кому придется ждать своей очереди. И к моему удивлению им удалось договориться. Главным аргументов в разрешении спора стали слова человека, которого я не смог рассмотреть, так как он ближе всех стоял к стене дома и чтобы его увидеть, мне пришлось бы высунуться из окна. Чего я делать не стал.

Этот человек говорил о том, что их сейчас мало, воды и продуктов хватит на всех и что надо быстрее с этим заканчивать, пока не набежало еще больше людей или тех, кто уже перестал ими быть. В связи с этим он предложил выстроиться в очередь. Напоминание о том, что в любую минуту могут появиться зараженные, отрезвило спорщиков, и они приняли этот вариант.

Первым стал самый здоровый мужчина, который вначале кричал громче и красноречивее всех. Вторым самый злобный и напористый тип с арматурой в руке. Третье место за трезвость и смекалку получил человек предложивший вариант с цивилизованной очередью. Остальные, пока первый счастливчик наполнял свою потребительскую корзину, с помощью жребия определи свое место во вновь образовавшей социальной лестнице. Колек оказался где-то в середине.

Но, как известно «мир», как мы привыкли абстрактно называть нашу планету и природные силы, всегда и во все вносит свои коррективы. И этот раз не стал исключением. Как только первый покупатель выбрался через разбитую витрину с корзиной, набитой различными продуктами, и собрался вернуться в свое убежище, где-то, совсем рядом, послышались крики, которые на этот раз не имели смыслового содержания и в основной массе переходили в рычание.

Из-за угла на другой стороне улицы выбежала группа, состоявшая из шести подверженных последствиям новой болезни людей. Пробежав половину пути от угла — до магазина они остановились. Их поведение нельзя было назвать безумным или бешенным. Увидев, что численный перевес на стороне тех, на кого они собрались нападать и что потенциальные жертвы не пустились в бегство, зараженные вирусом повели себя осторожно.

— Мочить их надо! — злобно заявил невысокий, коренастый человек, с арматурой в руках.

Соглашаться с ним не спешили, но и убегать никто не стал. Все стояли в нерешительности, и казалось, чего-то ждали. Наверное, ждали того, что кто-нибудь из них первый бросится на незваных гостей и тогда они его поддержат. «Первого» не нашлось. Зато нашелся первопроходец в другом действии. Из сгоревшего дома напротив, с ревом, выскочила еще одна группа больных, состоящая из четырех человек. Распугав всех ворон, пировавших на останках жильцов, они кинулась в сторону магазина, и в этот момент самый здоровый мужчина уже успевший набрать продуктов, бросился наутек.

Приободренные таким поворотом событий, зараженные из первой группы в шесть человек в буквальном смысле запрыгали на месте от радости, а некоторые даже начали издавать звуки похожий на волчий вой. Человек с арматурой закричал, что нельзя разбегаться и надо дать отпор, но его никто не стал слушать. Все побежали прочь от магазина вверх по улице в левую сторону от окна, из которого я за всем этим наблюдал.

Больные не стали объединяться и нападать скопом. Они бежали вслед за теми, кто избрал роль жертвы и как только кто-нибудь отставал, нападали на него вдвоем или втроем. Пострадавшие от вируса действовали как хищники, напавшие на стадо. Причем, как хищники из двух разных стай. Этот момент удивил меня.

Первым отстал человек с арматурой. Он попытался отбиться от подскочивших к нему троих «хищников», но успел огреть арматурой только одного из них, двое других повисли у него на руках и повалили на землю. Что было дальше догадаться нетрудно. Зрелище мерзкое и неприятное. Но я не перестал смотреть на происходящее за окном. Не потому, что мне нравились подобные сцены насилия и не потому, что при каждом повороте событий в кровь впрыскивалась новая порция адреналина, а потому, что во мне появилось какое-то новое, раннее никогда меня не посещавшее чувство. Это было не любопытство, а пытливый интерес к поведению тех, кто потерял способность здраво мыслить. Что-то подсказывало мне, что если я изучу то, как они действуют, у меня появиться шанс на то, чтобы выжить.

Вторым отстал самый здоровый мужчина с пластмассовой корзинкой в руках. Он оглянулся на преследователей. Не успев ничего понять, здоровяк стал очередной добычей нового вида хищников. Не сбавляя скорости один из зараженных в оранжевой куртке работника коммунальных служб, врезался в него и сбил с ног. Продукты разлетелись по проезжей части, но бывший работник ЖКХ не обратил на это никакого внимания, впрочем, все как обычно. Еще двое избравших роль хищников подбежали к поваленному «буйволу» и приступили к трапезе.

Группа из шести больных, потеряв только одного члена, на голову которого пришелся удар арматуры, получила законную добычу, и выбыла из числа преследователей. При этом те, кто спасался бегством, подверженные панике и страху, не обратили внимания на то, что их теперь в два раза больше, чем тех, кто за ними гнался. Пробежав вместе еще метров тридцать, они разделись и бросились кто куда.

Четверо новоиспеченных хищников тоже разделись, выбрав себе две жертвы. Одной из целей стал мужчина среднего роста, на его руке, я смог разглядеть блестящие золотом часы и такого же цвета толстую цепь на шее, а второй целью стал мой сосед Коля.

В мире всегда происходят какие-нибудь перемены и если, что-то должно поменяться кардинально, то происходит это не сразу. И теперь, когда цивилизованный мир рушился из-за неизвестного вируса, некоторые больные, потеряв память, и возможность разумно мыслить, оставались верными тем принципам, которых придерживались при жизни.

Одной из больных догонявших мужчину любящего носить золото, была женщина лет тридцати со светлыми, крашеными волосами. Из одежды на ней осталось только нижнее белье и один туфель с обломанным каблуком. Может, я придал слишком большое значение тому факту, что она бросилась вдогонку именно за ним, а не за Колей, которого преследовали двое других хищников, но мне это показалось не случайным обстоятельством.

Нагнав любителя золота, она повела себя, как типичная охотница за богатыми мужчинами, прыгнув с разбега, она уселась ему на шею, и безжалостно вцепилась обеими руками в горло своей жертвы. Менее проворный, но все же, упорно-голодный компаньон крашеной блондинки, подоспел во время и помог повалить добычу на землю. Для обладателя золотых часов все закончилось.

Кольку удалось немного оторваться от преследователей. Он скрылся за углом одного из домов, а через пару секунд, туда же завернули последние двое больных, которым пока что ничего не перепало. Убежал ли Колек и остался жив или превратился в добычу голодных, потерявших рассудок людей, я так никогда и так не узнал.

Возможно, если бы я отдал Николаю хоть одну банку консервов, то он не попал бы в эту переделку. Возможно. Я не стал думать об этом, добавляя веса на кучу того, что и без этих мыслей, тяжелым грузом придавило мою душу. Что сделано, то сделано. Надо думать о себе и о тех, кто выжил и находился рядом со мной.

— Больных становится больше с каждым днем — от голоса Александры Семеновны я вздрогнул.

Я не заметил и не почувствовал, как она подошла к окну и вместе со мной наблюдала происходящее. В ее глазах сейчас не было ни страха, ни сожаления. Похоже, что она смирилась с тем, что происходит и готова принять любой вариант развития событий. После того как я предложил ей пойти со мной наверх и получил отрицательный ответ, стало ясно, что она выбрала для себя не любой, а один единственный сценарий.

— Нет, Кирилл. Я останусь, а вам уходить надо из города. Город большой. Людей здесь много и каждый день они заболевают, теряют разум и превращают улицы в саванну. Где ты либо охотник, либо добыча. Так что чем раньше здоровые покинут охотничьи угодья больных, тем лучше для них.

Учительница русского языка и литературы как нельзя лучше описала и объяснила мне то, что я только-только начал интуитивно понимать. Больные не сбивались в кучу, а собирались небольшими группами и действовали как стая. По какому признаку они выбирали себе компанию, будет ли так всегда, пока они живы — этого я не знал, но на данный момент это было не важно. Важным являлось только понимание того, что из города надо убираться и как можно дальше.

Первый вариант, который пришел мне в голову — это деревня, в которой я родился. Во дворе родительского дома есть колодец, а всего в двух километрах родник с чистейшей водой. В общем, идеальное место для того, чтобы переждать апокалипсис.

— Держитесь с Алексеем вместе и девочек берегите — на прощанье посоветовала мне Александра Семеновна.

Поднимаясь по лестнице, я без остановки прокручивал в голове разные сценарии предстоящих событий. Машиной обзавестись еще не успел, но у меня были права и, что более важно в данном случае навык вождения. Надо найти кого-то, у кого есть машина, либо машину, хозяин которой не будет сильно возражать против того, чтобы мы ею воспользовались, что при нынешних обстоятельствах сделать не сложно. И как можно быстрее нужно покинуть город. Конечно некоторые пункты моего плана, были связаны с определенными сложностями.

Выходить на улицу, да и вообще из квартиры дело небезопасное. Знакомые, у которых есть транспортные средства, живут как минимум за пару кварталов от нашего дома. И не факт, что они еще живы и согласятся с моим планом. Ходить и стучать ко всем соседям, большая часть которых и до эпидемии рычала в мою сторону и смотрела на меня недружелюбными глазами и это притом, что я никогда ничего плохого им не сделал, тоже вариант сомнительный. В случае с «заимствованием» чужого транспортного средства меня смущало то что, не будучи автоэлектриком, или хотя бы угонщиком, я не представлял, как можно включить зажигания без ключа.

Мой мозг активно работал, сооружая виртуальные модели развития событий, и как всегда реальность не замедлила внести в них поправки. Когда Алена открыла мне дверь, и я оказался в атмосфере общего отчаяния и страха, энтузиазма у меня поубавилось.

Дядя Леша, Маша и Алена не могли не слышать и не видеть, того, что происходило у нас под окнами. Но на них это подействовало иначе, чем на меня. Да и я начинал понимать, что одно дело наблюдать через стекло на третьем этаже, и строить планы и совсем другое самому столкнуться на улице со стаей потерявших рассудок людей.

В глазах Алены, я видел страх, который она пыталась, но не могла скрыть. Маша, заперлась в нашей спальне и на стук отвечала, пожеланием того, чтобы ее все оставили в покое. Дядя Леша открыл бутылку коньяка, и по тому, насколько она опустела, было видно, что он уже принял грамм сто пятьдесят, а его вид говорил о том, что у него нет особого стремления, принимать участие в том, что твориться вокруг. Я попытался с ним заговорить, но тесть взял бутылку и ушел в свою комнату.

Машинально я сел на диван перед телевизором. Все мысли пропали. Совсем не хотелось думать и что-нибудь предпринимать. Алена тихонько зашла в гостиную и так же тихонько села на другой край дивана. Так в молчании, практически без единого движения мы просидели несколько часов. За окном начало темнеть.

Из ступора меня вывел звук, который поначалу показался мне галлюцинацией или одной из деталей сна. Звук приблизился и начал удаляться. Через несколько секунд все повторилось. На третий раз я вскочил с дивана, напугав этим Алену, и подошел к окну.

Нет, это не сон и не галлюцинация. Под окном, распугав всех ворон, объезжая обглоданные трупы проносились машины. На крышах некоторых были багажники с нагруженными на них всевозможными вещами. Чемоданами, канистрами, матрасами и кучей другой полезной утвари. Люди покидали умирающий город.

Какой-то лихач, мчась на высокой скорости, попытался обогнать старенькую шестерку, наехал на труп и, не справившись с управлением, въехал в столб. Из машины вылезла женщина, и некоторое время кричала, прося о помощи. Минут через пять, появилась стая больных. Женщина убежала, и ее крики сменились криками мужчины, которого зажало в машине.

Не было большого потока создающего пробки. С промежутками в десять пятнадцать минут по дороге проезжали две-три машины и снова все затихало. Собравшись с мыслями, я постучал в комнату дяди Леши. Ответа не последовало. Попробовал открыть дверь, но она оказалась заперта. Еще пару раз постучав и не получив ответа, я попробовал достучаться до Маши.

— Маш? А Маш? Открой дверь не буди во мне зверя — пошутил я.

— Да пошел ты хомячок долбаный! — грубым тоном ответила она, и как мне показалось без малейшей доли шутки.

 

Глава 3

Стемнело и нервное напряжение взяло свое. Я лег спать на полу, а Алена на диване. Сны не пришли, и ничего этой ночью меня не потревожило. А вот под утро со стороны входной двери донесся крик, который заставил меня открыть глаза. Кричали в подъезде. Трудно было разобрать мужской это голос или женский, уж очень неестественно кричали. И так же возникли сложности с пониманием того, что стало причиной подобных возгласов. То ли это больной праздновал победу, то ли здоровый человек, став добычей, кричал от боли и ужаса.

Все стихло раньше, чем я подошел к двери. Немного постояв, напрягая слух и ничего не услышав, я сходил по малой нужде в ведро, которое стояло в туалете, выпил немного воды и вышел на балкон, чтобы вылить содержимое ведра на улицу.

На балконе я наткнулся на кастрюлю с соляркой, в которой лежали кирпичи и уже хотел зайти обратно, чтобы все-таки узнать у тестя, зачем нужно отмачивать их в солярке, но увидел на другой стороне улицы человека. Он шел, жавшись к стенам. В нем я узнал своего коллегу по фирме Игоря Васильевича, менеджера по кадрам.

Игорь был на пару лет младше меня, но в официальной обстановке, требовал, чтобы его называли по имени отчеству. Что в принципе правильно, субординацию надо соблюдать. В неофициальное общение с рядовыми сотрудниками фирмы, Игорь никогда не вступал. В связи с этим никто из нас не питал к нему симпатии.

Он гордился своим положением, маленький, но все же начальник, и тем, что к двадцати шести годам сам заработал на машину и исправно выплачивал ипотеку. И все бы ничего, если бы он каждый раз не старался подчеркнуть, кто он и кто мы. Даже директор вел себя проще и не делал акцент на своем положении, если сотрудники выполняли свои обязанности так, как это от них требовалось.

Я никогда не был святым и никогда не пытался, поэтому мысль, проскочившая в моей голове, заставила меня улыбнуться. Видя, как съежившийся менеджер, в грязном деловом костюме опасливо крадется по улице, я подумал о том, что сейчас, ожидая, что в любой момент на него могут броситься голодные, обезумевшие люди, Игорь, так же как и я сожалел о потраченных на всякую ерунду пяти годах университета и, что ему так же обидно за бесцельно прожитые вдали от спорта и физкультуры годы.

— Игорь — не громко позвал я.

Этого вполне хватило для того, чтобы он меня услышал в утренней тишине, которая последние дни незаметно перетекала в дневную, и ничем не отличалась от вечерней лишь изредка нарушаемой безумными криками. Подняв голову, он увидел меня и перешел через дорогу. По решеткам на окнах, балконам и парапетам он забрался на четвертый этаж. Я не ожидал от него такой прыти и почти не смотрел на его действия, боясь, что в любую секунду он может сорваться. Подобравшись к нашему балкону, и посмотрев вниз, Игорь сам испугался того, что сделал. Ухватившись за мою руку, он перебрался через ограждение балкона. Тяжело дыша, он зашел в комнату, сразу уселся на диван, и попросил воды.

Пришлось пойти на кухню и, скрипя сердцем выделить гостю немного животворной влаги, которая имела свойство быстро заканчиваться. Выпив воды, Игорь попросил еще. Взяв из его рук кружку, я вернулся к нашим запасам и повторил цикл. Должен признаться мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы воздержаться от заявления о том, что от очередной порции этой ценной в нынешнее время жидкости у него может начаться аллергия, вследствие чего на его лице образуется трещина.

Наполняя кружку, я увидел, что одна пятилитровая бутылка уже пуста, что не удивительно, учитывая количество людей квартире. С новой силой во мне вспыхнуло понимание того, что нужно как можно скорее выбираться из этих каменных джунглей, в которые превратился Н-ск. В каждом районе можно отыскать один два родника, а также в черте города располагались три водохранилища и всевозможные емкости, содержащие так необходимую для человеческого организма жидкость, но тут был один момент, который нельзя не принимать во внимание.

Вода — необходима здоровым, оставшимся в своем уме людям ничуть не меньше, чем тем, кто с одинаковой страстью встречал на улице, как знакомых, так и совершенно незнакомых людей приглашая их поучаствовать в своем пире во время чумы. И у меня были небезосновательные опасения по поводу того, что антилопы, буйволы, зебры и прочие травоядные в которых последние пару тысяч лет упорно превращала нас так называемая цивилизация, смогут спокойно прийти на водопой, как это показывали в программе «В мире животных» и не стать добычей хищников.

Пока я шел обратно в гостиную и ловил кружкой жадные взгляды Игоря, у меня мелькнула мысль, что в происходящем виноват не только вирус. Природа решив, что наш спящий перед телеэкраном разум не в силах внять ее предупреждениям и с помощью этого вируса высвободила неуемную жажду мести тех, кого пытались превратить в дойный скот. И теперь, когда все условности благодаря эпидемии были отброшены, вся эта армия насильников сознания, в ряды которой входили рекламщики, законодатели мод и стоящие за всеми этими батальонами деятелей — производители товаров для «здоровой» и «красивой» жизни, превратилась в пищу.

Глядя, как менеджер по кадрам жадно глотает самую обыкновенную воду, на которую еще неделю назад он бы не обратил никакого внимания, предпочитая минеральную слабо-газированную из каких-то там целебных источников, которые били в подвалах производителей, я с сожалением отметил, что у меня начала ехать крыша.

Естественно, что утолив жажду и, почувствовав себя в относительной безопасности, Игорю захотелось есть. И не ему одному. Когда менеджер спросил, есть ли у нас что-то из еды, Алена посмотрела на меня голодными глазами. И ее взгляд нашел отклик в моем желудке. Он начал посылать в мозг такое количество сигналов, как- будто в него уже неделю ничего не попадало.

Наверное, сознание того, что всего одна банка консервов могла бы спасти жизнь соседу Николаю, так сильно на меня повлияла, что в моей душе не возникло ни одного импульса жадности, пока я открывал тушенку. Запах, который еще неделю назад убил бы всякий аппетит, на этот раз подействовал на всех присутствующих прямо противоположным образом.

— Сейчас бы еще каши сварить — с грустью сказала Алена.

— Так это… — давясь слюной, выдавил из себя Игорь — Кирпичи на балконе давно в солярке лежат?

— Со вчерашнего дня — ответил я.

С одной стороны у меня возникло нехорошее предчувствие по поводу того, что дядя Леша и Игорь подверглись частичному действию вируса, и у них возникла непреодолимая тяга к потреблению дизельного топлива. С другой стороны, нельзя было исключать возможность того, что тесть и Игорь знали то, чего не знал я.

Когда Игорь вышел на балкон, достал один из кирпичей и попросил Алену принести спички и кастрюльку с крупой, залитую водой, то мой аналитический ум стал склоняться ко второму варианту. В итоге оказалось, что «суп-кирпич» вариться не из вышеупомянутого предмета, а с его помощью. Мои опасения по поводу психологического здоровья тестя и коллеги по фирме улетучились.

Чиркнув спичкой, Игорь превратил маринованный в солярке кирпич в подобие керосиновой печки и поставил на огонь кастрюлю. Дальше он предоставил Алене действовать на ее усмотрение, предупредив, чтобы она была осторожна с открытым огнем. Она, в свою очередь, посмотрев на то, что осталось от дома напротив, дождавшись пока закипит вода, осторожно принялась перемешивать кашу.

— Ты в армии служил? — спросил я у Игоря.

— Да, еще до института. Откуда ты думаешь, я узнал об этом способе? — ответил он.

Все злорадство, которое возникло в ту минуту, когда мой взгляд наткнулся на, крадущегося по противоположной стороне улицы, Игоря в одно мгновение превратилось в чувство зависти с оттенком самобичевания. А когда я вспомнил, что он все время занимался каким-то видом восточных единоборств, мне стало мучительно больно за бесцельно прожитые годы. И пока Алена колдовала над горящим кирпичом, чтобы хоть как-то отвлечься от негативных мыслей, я попробовал достучаться до дяди Леши, с целью сообщить ему, что его затея удалась.

Достучаться так и не удалось. Дядя Леша не отвечал. Дверь в комнату родителей Маши была чисто условной, как и замок в ней. Навалившись на нее плечом, мне удалось устранить преграду в общении. Однако тестя в спальне не оказалось. На полу возле кровати стояла пустая бутылка коньяка, а в раскрытое окно дул прохладный весенний ветер.

Дверь в комнату закрывалась только изнутри. Под кроватью и в шкафу я искать не стал. Под окнами тела не оказалось. Все что там осталось это темное пятно на асфальте. Остальное, судя по всему, стало пищей для тех, кто перестал питаться продуктами из магазинов. Не у всех хватает сил жить дальше, когда налаженная жизнь рушится и под ее обломками одни близкие люди погибают, другие отдаляются и в довесок ко всему весь мир катится в тартарары.

На душе у меня стало еще тяжелее. Перед тем, как закрыть окно я почувствовал на себе чей-то взгляд. Со стороны двора, напротив нашего дома начинался частный сектор. Со второго этажа одного из домов на меня смотрел человек. Я не видел его лица, только размытый силуэт. Постоянное сидение перед монитором давало о себе знать и с каждым годом уменьшалось расстояние, на котором можно было бы различать детали. Человек помахал мне рукой, а я помахал в ответ.

В момент обмена приветствиями в груди екнуло, и мой взгляд сам собой переместился со второго этажа чуть ниже и правее. Там перед кирпичным забором частного домовладения стояла женщина в разорванном халате, и лицо ее было направлено в мою сторону. Рассматривая ее, не отдавая себе отчета, я продолжал махать рукой. В том, что это жертва вируса сомнений не было. Она оказалась сообразительной, для той, кто потерял разум. Как только я опустил руку, женщина перевела взгляд с меня на человека в окне напротив. Она стояла достаточно далеко от забора, чтобы увидеть окно второго этажа.

Раздался неприятный крик, переходящий в вой и тут же, перед забором собрались еще трое больных. Женщина в рваном халате, по всей видимости, движимая сильным чувством голода подпрыгнула, ухватилась руками за верхний край забора, подтянулась и через секунду оказалась во дворе. Те, кого она призвала своим воем, последовали ее примеру. Послышался звук разбивающегося стекла. Прежде чем человек в окне, отпустив занавеску, скрылся из виду, даже не смотря на расстояние, которое нас разделяло, я почувствовал панический ужас, охвативший все его существо.

Закрыв окно, и сев на кровать я попытался отделаться от чувства, передавшегося мне. Все судорожные попытки сознания вернуться в трезвое, работоспособное состояние были тщетны. Мысли остановились и отказывались продолжать свой ход. Внутри неприятные ощущения сплелись в комок тошнотой подкатывающий к горлу. Виски пульсировали, и с каждым ударом сердца в голове как приговор звучали слова — «Это конец».

В комнату зашла Алена. Я видел, как ее губы шевелились, и понимал, что она что-то мне говорит, но что именно понять не мог. Она остановилась и внимательно посмотрела на меня. В ее больших серо-голубых глазах читалась тревога. Все мои усилия направленные на то чтобы собрать внимание и сосредоточить его на внешнем мире ни к чему не приводили. Передо мной проплывали лица людей, которых я знал и которые отправились в мир иной один за другим, всего за несколько дней. В ушах все громче и громче раздавались крики тех, кого съели живьем.

— Все закончилось. Это конец… — услышал я свой голос.

Тело само собой начало раскачиваться из стороны в сторону. Руки потянулись к лицу, чтобы закрыть его, но тут я увидел взгляд Алены, в котором ясность сочеталась со страхом, но ясность преобладала. Не знаю как, но я понял, что она боялась за меня. Алена подошла ко мне взяла за руки и не дала закрыть лицо. Громко с расстановкой она задала вопрос, и на этот раз ей удалось пробиться к моему сознанию.

— Где Алексей Федорович?

— Его нет — ответил я.

— Как нет? Куда он делся? — ее глаза округлились, а на лоб упала прядь светло-русых волос.

Что-то новое увидел я в ее лице. Не только трогательное сочетание ясности мышления с почти детской наивностью, но и что-то еще. Она всегда считалась одной из самых симпатичных девушек в классе. При этом Алена редко пользовалась косметикой и никогда не одевала дорогих и вызывающих нарядов. Теперь, когда весь мир рушился, а от смерти нас отделяла только железная дверь и десять литров воды, я почувствовал, насколько притягательна ее естественная красота.

— Вот так — нет. Допил коньяк и вышел во двор — ответил я на ее вопрос.

— Как вышел? Он же…

Она все поняла. На глазах Алены навернулись слезы, и она опустила голову вниз. Ее волосы, спадающие ниже плеч, закрыли лицо. По тому, как она всхлипывала, и как содрогалось ее тело, было не трудно понять, что она плачет. Чтобы хоть как-то поддержать и успокоить, я обнял ее за плечи и погладил по голове, как ребенка, которого у меня нет, и как показали последние события к счастью.

В комнату как фурия, с вопросом: — «Что вы тут делаете?» влетела Маша. Оценивающим взглядом она посмотрела на происходящее и как-то недобро усмехнулась. Каким-то шестым чувством я понимал, что по большому счету ей теперь все равно. Даже, если бы Маша застала нас в постели, то не стала бы закатывать истерику. То, что она сейчас делала, и как пыталась себя вести, всего лишь сила привычки.

— Алексея Федоровича больше нет — сквозь слезы сказала Алена.

Словно просвечивая рентгеном, Маша осмотрела всю комнату, не пропустив ни малейшей детали. Затем так же внезапно, как появилась, развернулась и вышла, хлопнув дверью. Я не попытался пойти за ней и поговорить. Сейчас из-за того, что мы все переживали, из-за той безвыходной ситуации, в которой оказались, когда страх ненадолго отступал, все вещи и явление становились прозрачными и легкими для понимания. Я понимал, что наша связь с Машей потеряна навсегда, а точнее та видимость связи, которую мы поддерживали несколько лет нашего знакомства и год супружеской жизни.

* * *

— Как говориться — война войной, а обед по расписанию! — проговорил Игорь с набитым ртом.

Переодевшись в мои брюки и рубашку, Игорь выбросил в окно свой деловой костюм, от которого пахло хуже, чем от помойки. Сейчас он выглядел бодро и не потерял здорового аппетита. Расценив молчание, как одобрительный ответ на свой вопрос, можно ли съесть порцию тестя, Игорь принялся уплетать кашу с тушенкой. Маша вообще не вышла на кухню, когда ее позвали. Алена ела понемногу, не спеша, а вот в меня еда совсем не лезла. Прожевав немного каши, я сидел и тоскливо разглядывал содержимое своей тарелки.

— Надо поесть — сказала Алена, обращаясь ко мне. — Хотя бы чуть-чуть.

С этими словами она взяла мою ложку, набрала ей каши из тарелки, подцепив кусочек мяса, и поднесла к моему рту. В этот момент, повинуясь своему женскому чутью, на кухне появилась Маша. Она вошла с таким видом, как будто знала, что увидит и пришла только для того, чтобы лишний раз подтвердить свою правоту.

— Да, да покорми его с ложечки — ядовито прошипела Маша. — Можешь еще, и спать рядом с собой уложить, я не против!

В этот раз жена не ушла в спальню, а остановилась, ожидая ответной реакции, но реакции не последовало. Мне уже было все равно. Безразличность ко всему, такая же, какую я видел в глазах дяди Леши, охватила и меня. Сейчас я сидел и думал только о том, что тесть мог бы подумать о других и оставить мне немного коньяка. Хотелось напиться уснуть и никогда не просыпаться.

Игорь, отвернувшись к стенке, попытался скрыть свой смех, но у него этого не получилось, и он перестал делать вид, что серьезно воспринимает происходящее. Алена недоумевающее смотрела на Машу и никак не могла понять, как ее желание помочь ближнему, может осуждаться.

— Что ты глазенки свои вылупила? — напала Маша на Алену, видя что от меня ждать нечего. — Дура праведная! Если бы не занималась всякой ерундой, уже давно бы могла мужика нормального себе найти!

Как говорила Аленина мама их семья — это семья православных христиан. И Алена с детства воспитывалась в этой традиции. Не пила, не курила, с молодыми людьми общалась, не подпуская их к своему телу. В конце 11 класса в школе ходил шутка, что тому, кто захочет затащить Алену в постель, придется на ней жениться.

Конечно же, она была далеко не единственной целомудренной старшеклассницей, что не могло не радовать православных христиан. Но молодые люди, ухаживавшие за ней, узнав о ее отношении к сексу и о том, что она по воскресеньям с матерью ходит в церковь, поднимали гораздо больше шума, чем обычно в таких случаях. В итоге никто из одноклассников и позже однокурсников не пытался заводить с ней романтические отношения. Пару раз, я встречал ее во дворе с ухажерами, провожавшими ее до подъезда. На моих глазах их вечер заканчивался безобидным поцелуем в щеку.

Похоже, что она так и не нашла человека, который бы понял или хотя бы попытался ее понять. И судя по творящемуся вокруг хаосу, так никогда и не найдет. Сейчас глядя на Алену, я надеялся только на то, что когда придет время, а оно по моим ощущениям должно прийти очень скоро, то Бог, в которого Алена верила, сделает так, чтобы ее жизнь окончилась быстро и без мучений.

А вот у Алены, похоже, имелось совсем другое, отличное от моего мнение. Она не собиралась умирать. С внезапно вспыхнувшим внутри меня, интересом глядя в ее глаза, я видел веру, которой была наполнена ее душа и надежду, которой жило ее сердце. Многое бы отдал за то, чтобы узнать, откуда она брала силы, чтобы поддерживать в себе эти чувства в данных обстоятельствах.

Алена почувствовала мой взгляд и, оставив Машу ее демонам, посмотрела мне в глаза. Какая-то странная и непонятная искра передалась мне от этой девушки, и ее хватило, чтобы зажечь во мне первобытный огонь. Именно огонь, потому что чувство, которое пробуждаясь, вызывал усыпленный до этого момента отчаянием инстинкт, обжигало меня изнутри.

Это был первобытный, самый основной инстинкт, который не то чтобы кричал, но твердо и уверенно говорил, что я должен выжить. Это то, что делает особь мужского пола не просто самцом, а мужчиной. Сознание того, что нужно жить, не смотря ни на что. Жить, чтобы оберегать и защищать тех, кто рядом с тобой. Преодолевая последствия любых стихийных бедствий, вгрызаясь в горло любого, кто захочет причинить вред близким. На минуту, я даже испугался, что стал жертвой вируса, но убедившись в том, что Игорь, Маша и Алена не вызывают во мне аппетита немного успокоился.

— А ты что сидишь, как баран? — крикнула мне в ухо Маша и ладонью толкнула мое лицо.

Это был не удар, и не затрещина, а просто толчок, но этого вполне хватило для того, чтобы огонь, зародившийся у меня внутри, вырвался наружу. Я вскочил, схватил Машу за руки и толкнул ее на пустую, специально для нее приготовленную, табуретку рядим с холодильником. Маша испугалась, и чуть было не свалилась на пол, но удержалась и, глядя на меня с удивлением, затихла.

— Замолчи, дура — прикрикнул я на нее. — Не одной тебе тошно! Никто здесь ни рядом, ни по отдельности спать не будет.

— Это как? Объявим неделю бессонницы? — продолжал веселиться Игорь.

— Думаешь, у тебя есть эта неделя?! — задал я встречный вопрос.

Игорь вернулся из сытого веселья в реальный мир и хотел, что-то мне сказать, но за окном послышался шум и все, кто был на кухне, перегнувшись через стол, посмотрели в окно. Зрелище, которое предстало перед нами, сочетало в себе уже давно устоявшийся порядок вещей вперемешку с напоминанием о мрачной действительности, но в тоже время, имело легкий оттенок жизненной комедии.

По пустой улице медленно ехал милицейский уазик. Перед уазика шел человек в форме сотрудника ОМОНа. В руке он держал дубинку. Шаг его, то ускорялся, то замедлялся в зависимости оттого, что делал то бегущий, то ползущий, возглавляющий процессию, подверженный действию вируса мужчина.

Омоновец громко рассказывал мужчине о его гражданских правах. Вставая на ноги, мужчина с рычанием кидался на стража порядка, натыкался на дубинку и, получая несколько ударов, пытался убежать. Омоновец парой быстрых шагов догонял его, и опять сбивал с ног. После чего рассказывал ему, о своих правах и о том, что он должен согласно служебной инструкции сделать в случае, если гражданин окажет ему сопротивление. Больной вставал и все повторялось.

Когда процессия подошла ближе к нашему окну, я узнал в омоновце своего знакомого. Его звали Олег. Мы часто общались с ним в одной компании. Когда я поступил в университет, его призвали в армию. Отслужив срочную службу, он сдал экзамены по психологической и физической подготовке, после чего посвятил свою жизнь охране нашего спокойствия. Мы с ним, до последнего времени продолжали пересекаться и поддерживали неплохие, приятельские отношения.

Омоновца управляющего уазиком не знал. Водитель, не переставая, кричал своему товарищу, чтобы тот перестал заниматься ерундой и садился в машину. Олег не поддавался на провокации со стороны своего коллеги и продолжал честно и неустанно выполнять свой долг. Работая дубинкой, он пытался втолковать больному, что ему не следует вести себя подобным образом и что, кидаясь на людей, он подвергает себя опасности получить травмы не совместимые с жизнью. В действиях стража порядка просматривалась утопическая идея о том, что все люди братья, и что существуют универсальные «языки», с помощью которых, жители разных стран без слов могут понять друг друга.

— Во дают! — с восторгом воскликнул Игорь.

Поспешно выйдя на балкон, я хотел окликнуть Олега, но он опередил меня. Занятый воспитательной работой, он не переставал следить за тем, что твориться вокруг. И от его профессионального, тренированного глаза не ускользнуло мое появление на балконе четвертого этажа.

— О блин! Кирилл, живой еще? — крикнул Олег, нанося при этом очередной удар дубинкой.

— Как видишь — ответил я.

— Машка цела? — спросил омоновец и не стал догонять больного, когда он опять начал убегать.

— Цела. Что с ней сделается? Зараза заразу не берет — пошутил я, и мы оба рассмеялись.

По тому, как на моей спине начала образовываться дыра, я понял, что не всем эта шутка пришлась по душе. На балкон вышла Алена. Они с Олегом были знакомы, но почти не общались. Хотя Н-ск и не маленький город, но получалось, что все тут друг друга знали, а если и не знали, то имели общих знакомых.

— Аленка! И ты тут? — крикнул Олег и рассмеялся. — Хорошую компанию себе подобрал Кирюха! Тесть с тещей не против такого поворота событий?

— Они уже никогда, в этой жизни, не будут протестовать — ответил я.

Олег помрачнел. В это время на балкон вышел Игорь и обратился к омоновцам с вопросом, что же теперь будет и есть ли надежда на то, что ситуация измениться в лучшую сторону. В ответ, милиционер особого назначения, сидевший за рулем уазика, выдал довольно сложное по построению предложение, изобилующие ненормативной лексикой. Смысл этого предложения заключался в том, что ничего хорошего не может быть там, где мужское и женское начало, теряя свой истинный смысл, превращается в то, что вместо продолжения рода сулит погибель всему человечеству.

— Люди мрут как мухи — вставил Олег. — Похоже, что в округе мало кто в живых остался. А этих уродов, с каждым днем становится больше. Уже бы помирали как все остальные, и то легче было бы.

— Надо уезжать из города — сказал я.

— Конечно надо, кто ж спорит! — согласился Олег. — Нас в отделении всего трое осталось. Ну… И в обезьяннике один кадр. Кто умер, кого пришлось «умереть». Некоторые пошли в разведку, узнать, что в городе твориться и родных забрать, договорились завтра с утра собраться и валить отсюда к чертовой матери.

— Твою ж мать! — выругался омоновец, который сидел в уазике.

С той стороны улицы, куда не спеша, ехала милицейская машина, появилась группа больных. Я насчитал девять человек, если их еще можно так называть. Сетуя на то, что мало патронов Олег быстро сел в машину. И пока уазик разворачивался, крикнул нам напоследок:

— Если надумаете уезжать, то приходите в отделение. Учтите, завтра в девять утра мы валим отсюда и чем дальше, тем лучше.

 

Глава 4

Мы вернулись к завтраку и поели, как в последний раз. Машу уговаривать не пришлось, она успокоилась и тоже расправилась со своей порцией. Прежде чем принимать какие бы то ни было решения, мы договорились о том, что сначала переварим пищу в животе и события в мыслях.

Мы с Игорем остался сидеть на кухне. Часы показывали одиннадцать утра, а с календаря красной цифрой май оповещал о своем приходе. Вот только радости это не вызывало в душах тех, кто дожил до светлого будущего. По улицам не шли митингующие коммунисты, по телевидению ведущие не поздравляли сограждан, а праздничные выходные не радовали трудящихся.

Игорь рассказал, какая нелегкая судьба привела его к нашему дому. Долгохранящихся продуктов он в своей квартире никогда не держал, воды тоже набрал немного и когда первый раз отключили свет, воду и газ, он оказался в плачевном положении. Вопреки всем настояниям властей он покинул свое жилище и отправился в ближайший супермаркет.

Естественно Игорь оказался не один, кому в голову пришла подобная идея. Людей перед дверями магазина собралось несколько десятков. Охранники, которым посчастливилось застрять среди горы продуктов и сотен литров воды, объясняли, что не имеют право открыть дверь. Однако спорить с разъяренной толпой занятие бесперспективное.

На шум собралось несколько групп из первой волны зараженных. Горе покупатели отбились от самых агрессивных и резвых больных, затем укрылись за дверями супермаркета, которые охранники все же открыли. Все-таки нашлось в людях с надписью «Security» на спине что-то человеческое.

Вокруг супермаркета собралось несколько больших групп, желавших полакомится человеческим мясом. Они попрятались по окрестностям, но стоило кому-нибудь из здоровых людей попытаться вернуться к себе домой, как округа оживлялась звериными воплями и обезумевшие людоеды выскакивали из своих укрытий. Вступать в противоборство с жертвами вируса, при отсутствии огнестрельного оружия никто не рискнул. Даже если рукопашная схватка с использованием колющего, режущего и дробящего оружия окажется удачной, риск заразиться вирусом, был слишком велик.

Ночевать пришлось прямо в магазине. Вначале это показалось им не самым плохим вариантом. Под утро выяснилось, что им это только показалось. На самом деле идея была не из лучших.

Игорь рассказал, что одним из попавших в ловушку людей оказался Вячеслав Борисович, районный терапевт. Он поведал Игорю о своих выводах и догадках по поводу происходящего в целом, и по поводу вируса в частности.

Вирус передается как воздушно капельным путем, так и по средствам тесного контакта с носителями. Укусы, порезы и тому подобное. Вирус поражал нервную систему и участки головного мозга, отвечающие за память и формирование личности. То есть те, кому не удавалось побороть болезнь, теряли память и все то, что делало их людьми, превращаясь в полу разумных животных. При этом движимые в основном только первобытными инстинктами, они не теряли способности наблюдать и делать выводы на самом низком уровне. То есть, они вырабатывали новую модель поведения с учетом обстоятельств.

Обстоятельства эти были не в пользу здоровых, которых жертвы вируса не воспринимали, как собратьев по виду. Превратившись в полу разумных животных, жертвы вируса, забыли о том, что такое магазины и продукты, которые в них хранились, но при этом кушать им хотелось ни чуть не меньше, чем раньше. И ели они все, что было пригодно для пищи, в том числе и здоровых людей.

Людоеды собираются в группы для того, чтобы легче было охотиться. На глазах Вячеслава Борисовиче две таких группы даже вступи в открытый конфликт, деля свои охотничьи угодья. По каким признакам они выбирали тех, кого считали частью группы, Вячеславу Борисовичу установить не удалось.

Больные вели себя как животные, в основном как хищники. Они не нападали беспричинно и, нападая, не убивали всех без разбора. Было бы глупо даже для примитивных зверей вырезать все стадо, оставляя себя без пищи в дальнейшем. Так же «хищники» не трогали людей не подверженных вирусу, но больных другими тяжелыми заболеваниями.

К тому же, жертвы вируса, через определенный период переставали быть больными. Наоборот, физически они становились абсолютно здоровыми, а их иммунитет увеличивался в несколько раз. Вот только дружба со своей головой заканчивалась для них навсегда.

Откуда взялся вирус: из лаборатории противника или из недр родных секретных объектов, или так пошутила с нами природа — простым смертным вроде терапевта районной поликлиники и тем более менеджера среднего звена знать не дано. Оставалось только принять к сведению то, что удалось выяснить.

Среди укрывшихся в супермаркете людей оказались носители вируса. В темноте служебных помещений, которые превратились в спальни, было трудно разобрать, кто подвергся действию болезни, а кто нет. Тем более что простой осмотр не давал объективных результатов.

Под утро Игорь услышал крики и вышел в коридор, чтобы посмотреть, что случилось. В коридоре, его сбил с ног, пробегавший в панике человек. Следом, с дикими воплями неслись двое людоедов. Игорь поднялся на ноги и молнией выскочил в торговый зал, где стал свидетелем того, как в свете ручных фонарей на Вячеславе Борисовиче повисли трое больных. Двое держали его за руки, а третий, сзади, вцепился зубами в толстую шею бывшего дзюдоиста.

Между полками, с которых то и дело сыпались задетые руками или другими частями тела товары, носились люди. Разобрать, кто здоров, а кто нет, в темноте не представлялось возможным. И те и другие бешено кричали, и издавали нечленораздельные звуки. Игорь испугался и спрятался за мясным прилавком, который оказался сразу перед дверью. Садясь на пол, он задел дверцу холодильной камеры и ему на спину высыпался испорченный фарш. Возможно, что именно это дало ему возможность уцелеть. Больные и здоровые предпочитали обходить место сосредоточения неприятного запаха издаваемого давно пропавшим мясом.

Собравшись с духом, Игорь осторожно пробрался к выходу на улицу, через коридор в служебных помещениях. Дверь оказалась открытой настежь. Открыли ее до или после начавшегося хаоса он не знал и, оказавшись снаружи, Игорь не стал задаваться таким вопросом. Бродя по улицам в шоке от пережитого, не совсем понимая, что происходит, он добрался до нашего квартала, где мой голос вывел его из ступора.

— Короче вы с Олегом правы, надо валить из города и как можно быстрее! — заявил Игорь в ходе нашего разговора.

Закончив совещание, в котором Маша отказалась принять участие, мы решили, что надо перебраться в отделение милиции к Олегу. Они там вооружены и вместе будет легче покинуть ловушку, в которую превратился наш любимый Н-ск. Сборы не заняли много времени. Взяв, еду воду и кое-что из теплых вещей мы были готовы. В комнате тестя, я нашел охотничий нож, который тот купил для различных нужд, возникающих на рыбалке. Учитывая ситуацию подобную вещь лишней назвать нельзя. Игорю досталась монтировка.

Пришлось подняться с Аленой в ее квартиру. Она переоделась, собрала в сумку кое-какие вещи, свои документы. Взяла с книжной полки фотографию счастливо улыбающихся родителей, окинула прощальным взглядом свое жилище и, уходя, заперла дверь.

Маша категорически отказывалась покидать квартиру и заперлась в спальне. Никакие уговоры на нее не действовали. Все доводы проходили мимо ее ушей и, вообще она прибывала на грани истерики.

— Никуда я с вами не пойду! Я лучше от голода и жажды умру, чем позволю съесть себя живьем — кричала жена в истерике, из-за закрытой двери.

— Маша прекрати — убеждал я супругу — Мы выберемся из города, и там нас уже никто не будет есть!

— Ага, выберетесь вы! — откликнулась Маша. — Да вы до ментовки даже дойти не успеете, как вас сожрут.

— Зря ты так Мария — поддержал меня Игорь. — На улице сейчас спокойно и надо использовать свой шанс, от группы этих отморозков мы отбиться сумеем, а до участка всего пара кварталов.

— Сумеете? Точно?! Программист и менеджер просто зверское сочетание!

За дверью послышался истерический смех. Разговаривать было бесполезно. Время шло. Высадив дверь, я схватил жену, и выволок ее на лестничную площадку. Предупреждение о том, что вести себя надо как можно тише иначе сбегутся обезумевшие людоеды, подействовало лучше любых уговоров.

Хозяева квартиры отправились в мир иной, у наследницы намечался разлад с головой, а я ни в коем случае возвращаться в город не собирался, но тем не менее дверь запер. Засунув ключи в Машину сумку, которую среди прочего прихватил, упаковав туда ее документы и все наши деньги, которые теперь вряд ли пригодятся.

Третий этаж мы прошли спокойно. Я старался не смотреть на дверь Александры Семеновны, надеясь пронести камень мимо своей души, но мне этого не удалось. Он аккуратно лег на растущую кучу булыжников, где-то чуть выше солнечного сплетения.

Я шел первым, за мной Маша и Алена, замыкающим был Игорь. Двери восьмой и десятой квартир естественно никто не закрыл, но в этот раз внутри стояла тишина. Ни мычания, ни других звуков оттуда не доносилось.

В десятой жила семья из трех человек муж с женой, уже не молодые и их сын, которой недавно окончил школу и поступил в училище олимпийского резерва. Где они сейчас находились, и что с ними стало, я понятия не имел, так же как и не знал ничего про других соседей. Мир, и без апокалипсиса был не самым безопасным местом. Теперь он превратился в подобие ада на земле, где страх, боль и отчаяние казались единственными чувствами, имевшими право на существование. В этом кошмаре не каждый сможет найти в себе силы задуматься о тех, кто жил рядом.

В городах люди перестали ощущать себя частью племен, из которых вышли их предки. Племен давших возможность существовать тому миру, который совсем недавно прямо на моих глазах начал накрываться медным тазом. Слово «ближний» потеряло первоначальное значение. Ближний это тот, кто рядом, это братья и сестры по виду, и неважно родственники они тебе или нет.

Мы забыли, основы выживания, заложенные в сплоченном противостоянии любой опасности. Упиваясь своим суицидальным стремлением к прогрессу уничтожающему не только нашу связь с природой, но и саму природу мы потеряли связь даже друг с другом. Возможно, что происходящее результат проявления защитного природного механизма, стремящегося сократить поголовье хомосапиенсов и вернуть выживших в первобытное состояние.

Я прошел второй этаж и начал спускаться на первый. Игорь, проходя мимо десятой квартиры, на мгновение задержался и посмотрел внутрь. В этот момент на него с рычанием бросился хозяин жилплощади. В полутьме я смог узнать соседа. Звали его Михаил. От неожиданности Игорь подался назад и споткнулся о ступеньки, по которым только что спускался. Споткнулся, упал и сильно ударился затылком.

Доставая нож, я бросился на помощь, оттесняя в сторону Машу и Алену. Следом за Михаилом из квартиры появилась его жена Галина. Вместе они навалились на Игоря и начали рвать его плоть. Я уже собрался ударить ножом в спину Галины, которая оказалась ближе ко мне, но мне помешала здоровенная тень, которая, выскочив из дверей злополучной двушки, превратилась в Стаса, сына тех двоих, что решили съесть Игоря.

Я замер в нерешительности. Стас остановился напротив меня и, казалось, тоже колебался, не зная, что делать: присоединиться к семейно трапезе или напасть на меня. Игорь, беспомощно выронив монтировку, просил о помощи. Тихо, словно тяжело больной:

— Кирилл… Помоги мне…

Глядя на двухметрового с могучим телосложением Стаса, я начал пятиться назад. Тесня к лестничному пролету Алену и Машу. Как только я начал спускаться вниз, Стас потерял ко мне всякий интерес и присоединился к родителям. Игорь затих и уже не стонал.

Никогда не считал себя героем и не стремился к тому, чтобы им быть. Спокойная размеренная жизнь, не нарушаемая трагическими происшествиями — вот все чего мне, как новоиспеченному городскому жителю хотелось. Иногда даже отключения электричества воспринималось как трагедия, если в запарке я забывал сохранить написанную мною программку. Я оказался совершенно не подготовленный к происходящему. Коленки дрожали, руки тряслись, а в голову закрадывалась паника.

Не знаю, были ли у меня шансы на то, чтобы справится с подвергшимися действию вируса соседями, учитывая их полную неадекватность, численное и физическое преимущество, но в тот момент страх и здравый рассудок горожанина кричали мне о необходимости отступить. Всего через несколько минут все социальные и нравственно-гуманистические установки, внушаемые с детства школой, дали сбой, но это случилось позже и Игорю это ничем не помогло.

Мы выскочили из подъезда и, не особо смотря по сторонам, кинулись в сторону отделения милиции, которое находилось всего в двух кварталах, за сгоревшим домом напротив. Алена, Маша и я неслись по улице, бросив воду, теплые вещи и продукты. Как-то их важность неожиданно уменьшилась в сравнении со страхом быть съеденными заживо. Весь наш план об осторожном преодолении расстояния между нашим домом и отделением пошел насмарку.

Пробежав один квартал, мы столкнулись с тем, чего так старательно пытались избежать. Алена бежала последней. Почувствовав неладное, я обернулся и увидел как два людоеда выскочили из магазина свадебных платьев, схватили Алену и повалили на землю.

— Что стал? — услышал я голос Маши. — Пока они будут ее жрать мы добежим до ментовки!

Глядя в расширившееся от ужаса, глаза беспомощной Алены я почувствовал, как внутри что-то щелкнула и страх за собственную жизнь, а также все пацифистские установки разом потеряли смысл, а так же контроль над моим сознанием. Не особо осознавая, что делаю, с ножом в руках я кинулся на людоедов.

— Эй уроды! — вырвался из меня крик, привлекший внимание двух обезумевших от вируса мужчин.

Один из них поднялся и сделал несколько шагов мне навстречу. Второй внимательно наблюдал за мной, но не двинулся с места, при этом, не выпуская Алену из рук, не давая ей возможности подняться.

Я никогда не занимался спортом, кроме как на уроках физкультуры и на военных сборах в университете. Не был любителем мордобоя или бодибилдинга. Редко, но случались в моей жизни неприятные инциденты вроде потасовок, и чем меньше я в такие моменты думал, тем легче мне удавалось из них выйти с минимальными потерями. Когда нужно действовать быстро и на уровне рефлексов мысли только мешают и отвлекают.

Вырос я в небольшом деревеньке на отшибе цивилизованного мира. Отец любил охоту и часто брал меня с собой. Будь у меня ружье, то разрядить напряженность сложившейся ситуации не составило бы труда, но выбирать не приходилось. Ножом тоже можно защититься или отнять жизнь.

Несмотря на то, что отец любил охоту, он не мог разводить домашний скот на убой. После того как дед умер, отец совсем не занимался разведением домашних животных. В нашем распоряжении оставалось только мясо из магазина и дичь. Я никогда не задумывался о том, почему у нас все было не как у людей вокруг, которые разводили, свиней, кроликов, кур, уток.

Мама как-то настояла на том, чтобы купить цыплят и утят. Мясо в магазине стоило недешево, а дичь не всегда удавалось подстрелить. У отца еще начались проблемы с работой после развала Советского Союза, с деньгами временами было туго, и он уступил матери.

Однажды, когда утята подросли, и наступил день одного из многочисленных на Руси праздников, утки пришлись очень кстати. Мать попросила отца зарезать одну. Я никогда не забуду этого дня. Впервые я заметил на щеке родителя слезы, которые тот старался скрыть. Утку, он зарезал, но с тех пор никогда не участвовал в разведении и тем более в забое домашних животных.

— Как я могу их резать? Я же их своими руками растил кормил… — говорил он матери.

С тех пор резать животных приходилось мне. Я тоже не был в восторге от этого занятия, но голод, как известно не тетка. Переехав в город, я испытал облегчение, освободившись от этой обязанности, но мясо любить не перестал, а так же помнил, что такое нож и что с его помощью можно сделать.

Кинувшись в ноги двинувшегося мне на встречу людоеда, я что есть силы, провел лезвием по сухожилиям коленных сгибов. Людоед взвыл и упал на землю. Раненный, он больше не пытался нападать на меня. Мыча, людоед пополз прочь. Второй, видя неудачу товарища, хотел прийти на помощь, но Алена резко дернулась и попыталась встать.

Людоед отвлекся, отвернув голову в сторону жертвы. Это стоило ему жизни. Я вскочил и рывком приблизился. Людоед стоял на коленях, нагнувшись над лежащей Аленой. Встав на его ноги, я потянул голову людоеда за подбородок на себя, одновременно проводя режущей кромкой по горлу. Не дожидаясь пока он перестанет корчиться, осмотревшись по сторонам, я схватил Алену за руку, поднял с тротуарной плитки, и увлек за собой, догоняя Машу.

Дальнейший недолгий путь прошел без приключений. Когда мы подбежали к двухэтажному зданию милиции, Маша уже всю колотила в железную дверь. С той стороны никакой реакции не поступало. Несколько минут мы втроем стучали в двери и окна. Никто нам не открыл и даже не спросил — «Кто там?».

Здание милиции располагалось между двумя пятиэтажками, прямо на въезде во дворы. Раньше здесь был детский сад, в сотне метров отсюда находилась школа. Так что из детского сада, достигнув определенного возраста можно было сразу отправляться в первый класс. Потом садик переоборудовали под отделение милиции.

На это была одна веская причина — рождаемость падала, а колличество рожденных стражей порядка увеличивалось, и еще одна менее значительная. В округе находились несколько зданий общежития медицинского института. В них жили студенты иностранцы из арабских стран. Националистические настроения в России разгорались со страшной силой. Неустроенность молодежи, пропасть между бизнес элитой и рабочим классом, отсутствие сплоченности среди коренного населения — все это только укрепляло веру подрастающего поколения в том, что справедливости надо добиваться кулаками и применением спецсредств. До сильных мира сего радикальные молодежные организации добраться не могли. Вот и вымещали свою злобу на беззащитных иностранцах.

В своих методах противоборства власти тоже не далеко ушли и решили лечить симптомы, вместо болезни, разместив рядом с общежитиями отделение милиции. Что помогло, но проблемы не решило. Теперь все это стало неважным, и разглядывая наскоро отделанный фасад и решетки на окнах, я меньше всего думал о проблеме расовой неприязни.

Мимо проехал черный джип. Увидев нас, водитель остановился, сдал назад и завернул во двор. Подъехав к нам. Открылись двери с тонированными стеклами и перед нами в чешуе, как жар горя предстали два богатыря, а точнее батыра.

Небритые молодцы вооруженные помповым ружьем и автоматом Калашникова, довольно улыбаясь, с ног до головы осмотрели Машу и Алены и обратились ко мне.

— Здорово братишка! — почти без акцента, сказал один из них. — Где ты таких красавиц взял?

— Где взял, там больше нет — невесело ответил я, косясь на стволы, направленные в мою сторону.

— И не говори дорогой, красавиц мало осталось. Зачем тебе столько? Поделись с нами!

Я молчал, прикидывая, какова вероятность того, что в случае конфликта мне удастся справиться с этими ребятами. Оптимистичностью и высоким уровнем процентов мои расчеты не отличались. Процент удачного исхода неумолимо стремился к нулю.

Пока я молчал, а уроженцы гор улыбались, во двор въехал милицейский уазик, в котором сидел Олег со своим коллегой. Объехав джип, уазик остановился под зарешеченными окнами отделения, а Олег с товарищем вылезли из машины, держа свои автоматы наготове.

— Что здесь происходит? — громко спросил Олег.

— Все в порядке братишка, ты не нервничай — сказал батыр с ружьем. — Вот предлагаем красавицам свою помощь и защиту, мы ведь защитить, накормить и обогреть сможем. У нас в горах они будут жить в спокойствии и безопасности.

Олег посмотрел на Машу и Алену, затем спокойно, но твердо обратился к небритым ребятам.

— Какой я тебе братишка? Давайте прыгайте обратно в свой лэндровер, и езжайте своей дорогой!

— Э-э, слушай! Зачем так грубо? Мы ведь только помочь хотели — обиделся парень с автоматом. — Мы ведь это на полном серьезе…

— Тут помощь не требуется, все под контролем — настроение коллеги Олега было менее спокойным, произнося эти слова, он передернул затвор — А теперь садитесь в тачку и езжайте в свои безопасные горы.

Еще несколько секунд батыры смотрели на милиционеров испытывающими взглядами, затем развернулись и начали садиться в джип. Перед тем как закрыть дверь, батыр с ружьем сделал последнюю попытку:

— Девушки, точно с нами не хотите поехать? Мы ничего плохого не хотели, и правда, сможем о вас позаботиться.

— Я поеду с вами! — раздался голос Маши за моей спиной.

Когда она проходила мимо меня, я схватил ее за руку и, не веря тому, что происходит, спросил:

— Ты уверена, они ведь тебя там не только защищать, кормить и обогревать будут…

Маша резко вырвала свою руку и смерила меня презрительным взглядом.

— Пусть меня лучше затрахают до смерти, чем съедят живьем!

С этими словами жена села в машину, двери закрылись, и джип скрылся в неизвестном направлении. Я понимал что наши отношения рухнули вместе с миром в котором мы жили, но происшедшее вызвало состояние шока. Олег подошел ко мне, положил руку на плечо и сочувственно сказал:

— Не расстраивайся Кирилл. Лучше уж вообще без жены, чем с такой — затем посмотрел на окна отделения, и крикнул. — Эй, Артем! Давай открывай!

Щелкнул замок на входной двери, и она открылась. На нас из проема посмотрело измотанное, бледное лицо, страдающего от похмелья, судя по запаху, человека в милицейской форме.

— А это еще кто? — спросил, открывший дверь, страж порядка.

— Это свои — ответил Олег, заходя внутрь и жестом приглашая Алену и меня последовать за ним.

 

Глава 5

В отделении, как и во всем городе, было мрачно и уныло. Пройдя по длинному, пустому коридору, мимо ниши в стене закрытой решеткой, за которой дремал какой-то мужичок, мы зашли в один из кабинетов на первом этаже. Милиционеры заверили нас, что на втором делать нечего, да и запах там неважный.

В кабинете с номером тринадцать стояли три письменных стола, несгораемый шкаф, офисный шкаф для книг с заглавием «Уголовный кодекс» и множества вещей необходимых для делопроизводства. Между шкафами устроили целый склад из коробок с продуктами питания и спиртным. На полу между столами и у стены расположились три импровизированных спальных места. С подвесного потолка на нас смотрели темные, мертвые лампы.

— Откуда все это? — кивнув на коробки с продуктами, спросил я.

— Конфискат — ответил милиционер с бледным измученным лицом.

Когда все оказались внутри, Олег представил нас с Аленой своим коллегам.

— Это Алена и Кирилл — затем, кивнув в сторону милиционера, который вел уазик, сказал — это Миша, а доходяга с перегаром Артем.

— Сам ты доходяга! — буркнул Артем и повалился на лежанку прямо посреди кабинета.

— Чувствуйте себя как дома, но не забывайте, что вы в милиции — проинструктировал нас Миша, снимая с плеча автомат и кладя его на стол, который стоял рядом с единственным в этом кабинете окном.

— Не обращайте внимания, это у него юмор такой — успокоил нас Олег.

Продуктов в ящиках оказалось немало, и ассортимент радовал глаз. Накрыв стол, подальше от окна, стекла которого закрывали газеты, мы расположились вокруг, чтобы выпить и как следует закусить. Никто, даже Алена не отказался от пятидесяти грамм хорошего десятилетней выдержки коньяка, налитого в одноразовые стаканчики. На закуску открыли две банки зеленых оливок и нарезали копченой колбасы. Очень кстати пришлись маринованные грибы, а для любителей сладкого консервированные дольки ананаса. Хлеба, к сожалению, не было, но это не омрачило нашего застолья.

— За тех, кто выжил! — предложил тост Артем.

— Ага! И за их, то бишь наше, здоровье — поддержал его Олег и осушил, свой стакан.

Алена выпила коньяк, закусила оливкой и попросила налить еще. Коньяк, так же как и закуска пошли на ура. После третьего тоста за тех, кого с нами нет, и уже не будет, я ощутил легкое головокружение и почувствовал, как тяжесть в груди постепенно отступает. В приоткрытую форточку вместе с воздухом прокрались запахи весны и только сейчас, через промежутки между закрывавшими окно газетами, я увидел густо позеленевшие ветви растущего возле здания вяза.

Весну не заботили проблемы современной цивилизации. Так же как и сотни тысяч лет назад до появления первых людей, она в очередной раз, полностью вступала в свои права и заставляла природу оживать. Растения просыпались, птицы щебетали, а полу разумные животные в которых продолжало превращаться население Н-ска, ликующими воплями оповещали район о том, что им удалось поймать новую жертву.

— Утром надо двигать из города. Не смотря ни на что. Иначе нам не выжить — мрачно сказал Олег, закрывая форточку. — По дороге надо забрать моих, мы договорились, что они будут ждать меня столько, сколько потребуется.

Под «моими», Олег подразумевал маму, бабушку и сестру. Они жили в трехкомнатной квартире почти на окраине города, в нескольких километрах от выезда на трассу Н-ск — Москва. Москва располагалась почти в полутора тысячах километрах, и в данной ситуации меня это немного успокаивало. Я даже представить боялся, что сейчас творится в нашей густонаселенной столице. У Михаила живых родственников не осталось, а Артур, так же как и я приехал из области. Еще трое их коллег отправились, чтобы забрать свои семьи, и было условлено собраться в отделении утром, после чего покинуть город.

Через двадцать минут в ход пошли консервированные салаты и вторая бутылка коньяка. Когда вторая бутылка закончилась и началась третья, окончательный приход весны почувствовал не только я. Пошли разговоры о том, какая замечательная погода и чем бы можно было заняться, если бы не эпидемия. При этом Миша сначала поглядывал, а потом без стеснения начал прямо смотреть на Алену.

Алкоголь затуманил голову Михаила и об этом говорили его глаза. Алена поддержала два тоста, я остановился на четвертом и весь коньяк поступал только в организмы милиционеров.

— За прекрасных дам! — попытавшись произнести это как можно торжественнее, поднял свой стакан Миша.

При этом он попытался встать, но задев стол, опрокинув на нем бутылку и пустые стаканы, плюхнулся обратно на стул. Олег и Артем посмеялись над его неуклюжестью, а ко мне в душу закралось нехорошее предчувствие. Выпив коньяк, Михаил, продолжая пялиться на Алену, спросил:

— Или не дам?

— Что простите? — переспросила Алена.

— Ну, как что? Дам или не дам?

— Прекрати! — вмешался Олег.

— А я еще и не начинал — дернув головой, сказал Миша.

— Вот и не начинай… — тяжело вставая со стула, пробурчал Артем.

Сейчас Артем выглядел еще хуже, чем когда мы увидели его впервые, хотя и пил он меньше, чем его коллеги. Встав со стула, Артем подошел к лежанке, оборудованной возле стены и, опустившись на пол, мгновенно затих. Миша, перестав гипнотизировать взглядом Алену, в этот раз удачно встал из-за стола, покопался в коробке с продуктами и извлек из нее баночку шпрот. Пока он пытался ее аккуратно открыть, из коридора послышался голос мужичка, который сидел в коридоре за решеткой.

— Начальник! Будь человеком! Вторые сутки не жравши сижу. Запахи аж сюда доходят, сами пируете там, а меня голодом морите!

Олег тихо рассмеялся и сказал:

— Я про него совсем забыл. Кстати продукты мы у него конфисковали. Поймали его, когда он закидывал в свою маршрутку последнюю коробку. Маршрутку тоже увел. Ни прав, ни документов у него не оказалось…

Олег положил на одноразовую тарелку колбасу, достал еще одну банку салата и бутылку минеральной воды. Передав все это мне, омоновец попросил отнести еду и воду задержанному. Я взял продукты и вышел в коридор. Глаза не сразу привыкли к полумраку, поселившемуся здесь после внепланового отключения электроэнергии и прежде чем я дошел до решетки, успел споткнуться об ограничитель для двери и налететь на небольшой столик, выскочивший из ниоткуда.

— Вот держи — сказал я, протягивая мужичку тарелку и банку.

— Совесть, наконец, проснулась! — хватая продукты, проворчал мужичек. — Менты вообще оборзели. Мало того, что на халяву жратвой запаслись, так еще и меня за это в обезьянник упрятали!

Взглядом, выразив сочувствие, я развернулся и собрался идти обратно в кабинет, ставший спальной, гостиной и столовой одновременно.

— Погоди! — раздалось за моей спиной.

Я остановился и обернулся.

— Расскажи хоть, что там снаружи творится.

— Ничего хорошего. Больных становится больше. Вся жилищная инфраструктура накрылась…

— Инфра… что? — переспросил мужичек. — Ты по-человечески объяснить можешь? Тебя как звать то?

— Ну, вода, электричество, газ все отрубили и вряд ли теперь включат — ответил я. — Кириллом меня зовут.

— А меня Хмурым кличут, ты у них спроси, долго они меня тут держать собираются? Я слышал, они сваливают. И канитель такая вокруг завелась… Чего же мне тут зря торчать?

— Хорошо спрошу — сказал я и побрел обратно.

Войдя в кабинет, я застал сцену, вероятность которой, еще в самом начале застолья вызвала в моей душе смутную тревогу. Во взгляде и выражении лица Михаила, с самого начала просматривалось то, что он не принадлежал к числу добросовестных, миролюбивых милиционеров. Да и потом ОМОН это не совсем, то подразделение, которое следит за повседневным порядком. Как можно понять из названия «Отряд милиции особого назначения», их задействовали в особых случаях. Такие типы как Миша, с гражданами особо не церемонились и в нормальные времена, если так можно сказать про то, что творилось в нашей пост советской России. А чего уж ожидать от них теперь?

Алена съежившись, сидела на стуле, при этом двумя руками крепко вцепившись в его основание. Рядом с ней друг напротив друга стояли Олег и Миша. Их встретившиеся взгляды не выражали ничего хорошего. Олег стоял спиной к Алене закрывая ее собой.

— Не мешай мне Олег, если хочешь, будешь вторым, Артуру сейчас все до фонаря, этого — Миша кивнул в мою сторону — третьим пустим, в обиде не останется!

— Ты че несешь, ты же мент? — не веря своим ушам, спросил Олег

— Я теперь такой же мент, как Хмурый водитель маршрутки!

Олег помрачнел, ничего не сказал, но продолжал стоять на месте.

— Может она последняя баба, которую мы встретили, может мне, да и ей жить осталось пару часов? Кто она тебе? Ты посмотри, какая аппетитная, давай хоть удовольствие перед смертью получим, да и ей доставим.

Олег отвел глаза, и казалось начал колебаться.

— В конце концов, живем то один раз и, похоже, что скоро занавес.

— Возможно, ты и прав… — сказал Олег, повернулся и пошел к выходу.

Опустив глаза омоновец, проходя мимо, взял меня за локоть и потянул за собой. Алена беспомощно со страхом в глазах смотрела то на меня, то на Олега.

— Э, вы это чего! — упираясь, потребовал я объяснений.

— Пошли так надо, сильнее дернув меня за руку — пробурчал Олег.

— Иди-иди, парниша. Не беспокойся, тебе тоже достанется — не отрывая глаз от Алены, проговори Миша.

Сомнений в намерениях Михаила у меня не оставалось, всякие внешние ограничения перестали для него существовать, а внутренних возможно никогда и не имелось. Он выпил, ему захотелось женщину, и предчувствие возможной смерти не позволяло откладывать исполнение этого желания. Олег был с ним заодно, и это оптимизма не прибавляло.

Оглядев комнату, я наткнулся взглядом на автомат, который Миша оставил на столе у окна. До этого мне никогда не приходилось, не только стрелять, но и держать в руках автомат Калашникова. На военной кафедре стрельбы я пропустил из-за болезни. Когда-то стрелял из отцовского ружья по волкам, и это был весь мой опыт владения огнестрельным оружием. Но выбор отсутствовал, арсенал ограничивался милицейским автоматом на столе. Я бы никогда не простил себе, если бы спасовал и в этот раз.

Вырвав свой локоть из руки Олега, я кинулся к столу и схватил автомат. Направив его на Мишу, хотел потребовать, чтобы он отошел от Алены, но не успел. Удар по почкам заставил меня изменить свои намерения. Вместо слов из моего рта вырвался хриплый выдох, спину скрутило, в глазах потемнело, и я повалился на пол.

— Брось, а то уронишь — услышал я голос Олега, сквозь пелену боли, застилавшую мое сознание.

— Ты смотри, что удумал ушлепок — изумился Миша. — Мне его рожа сразу не понравилась. Потом с ним потолкуем…

На мою правую руку Олег надел наручники и пристегнул к батарее рядом с окном. Пригрозив кулаком, посоветовал сидеть тихо и снова пошел в коридор. Оторвав Алену от стула, Миша толкнул ее на лежанку в углу и, придавив своим телом начал снимать с нее одежду.

Олег вышел в коридор, а Миша, сорвав с Алены, не издававшей ни звука, олимпийку, принялся рвать ее футболку. Я дернул наручники, приковывавшие меня к батарее, и бессильно прикрыл глаза, чтобы не видеть этого ужаса. Резкое движение Артура, до сих пор тихо спавшего у противоположной стены, заставило меня снова открыть их.

Артур дернулся во сне и опять затих. Через мгновение дернулся еще раз и резко сел на полу. Его глаза выражали недоумение, и вообще казалось, как будто он впервые смотрит на этот мир. Первым, что попало в поле его зрения, стали Миша и Алена. Немедля ни секунды Артур кинулся на Мишу и впился зубами ему в плечо.

Миша громко взвыл от боли и попытался развернуться, чтобы понять что случилось. Однако Артур не давал ему этого сделать. Вцепившись в Мишу, Артур продолжал вгрызаться в плечо коллеги. Придавленная двойным весом Алена завизжала, заглушая всю эту возню, вслед за ней с новой силой взвыл Миша и, перекатившись, оказался на Артуре, прижимая его своей спиной к полу. Артура это ничуть не смущало, он продолжал рвать зубами одежду и мышцы омоновца.

В комнату с отобранным у меня автоматом в руках ворвался Олег и, оценив ситуацию, не раздумывая, прицелился и выстрелил Артуру в голову. Тот дернулся и затих, отпустив свою жертву. Михаил, вскочил на ноги и осмотрел рваные раны на плече и руке.

— Вот сука! Ты что же сука сделал?!

Причитая, Миша присел на стул, схватил бутылку с коньяком и, сделав глоток, вылил остаток на рану, при этом он взвыл, сжав зубы, а после продолжил причитать о том, что его покойный коллега нехорошая самка собаки.

— Это что же теперь будет? — прекратив причитать, спросил Миша — Я что же, теперь стану таким как эти уроды?

Олег, не двигаясь с места, продолжал стоять с автоматом в руках и смотреть на тело Артура.

— Ну, что ты стоишь как дубина, неси аптечку! — крикнул Олегу раненный омоновец.

Олег вышел из комнаты и вернулся через две минуты с аптечкой в руках. Алена тем временем натянула олимпийку, прикрывая то, что оставила на обозрение разорванная футболка и тихо всхлипывая, свернулась в клубок, вжавшись в угол.

Олег обработал, зашил и перебинтовал Мишины раны. Затем встал, взял автомат и извиняющимся тоном сказал:

— Придется тебя изолировать…

— Ты чего? — испуганно спросил Миша. — А вдруг обойдется?

— Вот именно, вдруг — сказал Олег и направил ствол на коллегу.

Миша занял место Хмурого, а Хмурый разместившись в кабинете за столом, довольно потирал руки, пока Олег доставал очередную бутылку. Меня Олег отстегнул от батареи, и вдвоем мы перенесли тело Артура на второй этаж, где уже находились пять трупов. Пахло там действительно неважно.

Хмурый хоть и не был водителем маршрутки, но водить пассажирские автобусы малой вместимости умел. Именно поэтому его и оставили взаперти. Хотя, конечно, взаперти его оставили потому, что он мог сбежать, но держали его как ценного кадра, а не как преступника. Хмурый должен был стать водителем, увозящим из города милиционеров и их родных.

— Могли бы сразу, так и сказать! — обиженно заявил Хмурый Олегу, чокаясь с ним пластиковым стаканчиком. — Куда же я от вас в такое время денусь? Ведь вы же должны нас защищать, работа у вас такая.

К ночи у Миши поднялась температура, начался бред. Попав в кровь сразу, болезнь быстро прогрессировала. Меня это факт не сильно расстроил, но все же радости не вызвал, нас становилось меньше. Борясь с темными, невеселыми мыслями, я не заметил, как провалился в сон.

* * *

Рано утром меня разбудил выстрел. Солнце только-только поднялось над горизонтом и первые лучи уже начали проникать между закрывавшими окно газетами. Хмурый и Алена крепко спали и не думали просыпаться. Сначала пришла мысль, что выстрел это часть сна. В кабинет зашел Олег. В руках он держал бутылку с минеральной водой и тарелку с нетронутой едой. Посмотрев на меня тяжелым взглядом, Олег сел за стол. Около минуты он сидел молча, и пустым взглядом смотрел перед собой, затем вздохнул и тихо сказал:

— Миша превратился в одного из этих уродов, которые даже мать родную готовы сожрать

Никогда не поддерживал тех, кто считает, что утро добрым не бывает, но на этот раз вышло именно так. Не раннее, не позднее утро, не даже полдень добрыми не стали. И не удивительно учитывая то, что апокалипсис был в самом разгаре и заканчиваться не собирался.

Милиционеры условились между собой собраться в отделении не позже девяти часов утра. Но, ни к девяти, ни к полудню никто не появился. Поэтому было решено грузить коробки с продуктами в маршрутное такси марки «Форд» и, забрав родственников Олега покинуть город.

Пока мы ждали коллег Олега, Хмурый сладко спал, а Алена привела себя в порядок, использовав конфискованную воду. Выглядела она бодро, как будто вчера ничего не произошло. Не знаю точно, действительно ли она легко это пережила или просто не подавала вида. Разговор с ней на эту тему я посчитал лишним.

После завтрака Олег показал мне как пользоваться милицейским автоматом.

— Сложного конечно ничего нет, но чтобы вести прицельную стрельбу надо к нему привыкнуть — беря в руки оружие, сказал омоновец — АК-74СУ калибр 5.45 или АКСУ, по простому сучка, маленький, но кусается больно.

Омоновец показал, как отстегивается обойма, где предохранитель, а где педалька переключающая режим стрельбы. Посоветовал сделать пару пробных выстрелов.

— А если людоеды сбегутся? — спросил я.

— Стрельба не мед, скорее стороной это место станут обходить — успокоил меня Олег.

Действительно стрелять прицельно оказалось не так то просто. Хотя отдача была и не такой сильной, как я ожидал, чтобы удержать автомат в руках потребовалось приложить усилие.

— В случае чего, стреляй одиночными, или малыми очередями — наставлял меня Олег — в обойме всего тридцать патронов.

С погрузкой и посадкой в «Форд» проблем не возникло. Пока Хмурый и Алена переносили коробки в маршрутку через заднюю дверь здания милиции, мы с Олегом наблюдали за окрестностями. Когда коробки закончились, Хмурый завел двигатель и не спеша, двинулся к восточной окраине Н-ска. То, что новоиспеченный водитель маршрутки пристегнул ремень безопасности, заставило меня понервничать. Этот беспрецедентный случай убил во мне последние сомнения в том, что свету пришел конец.

Внимательно изучая окрестности через окна маршрутки, за всю дорогу мы увидели лишь нескольких зараженных, которые пугливо выглядывали из своих укрытий. Похоже, что военные и милиция успели их здорово напугать и при звуке двигателей большинство из них предпочитали спрятаться понадежней. Но находились и те, кто не без удивления смотрел на проезжающий мимо них автотранспорт. Эти наверняка были жертвами второй волны эпидемии.

В целом по городу пробок не наблюдалось. Кое-где пришлось объезжать места аварий, но глобальных заторов мы не встретили. Припаркованные машины стояли у обочины и послушно ждали своих хозяев. Шансы дождаться у них были мизерными, но средства передвижения вряд ли об этом знали и спокойно дремали под майским солнцем.

На площади Ленина в месте пересечения самых важных транспортных артерий из-за большой аварии пришлось проехать по тротуару. Асфальт здесь был покрыт следами крови, повсюду валялись обглоданные человеческие скелеты. Целиком, с остатками мышц и связок, и по частям. Зрелище не из приятных.

Пришлось закрыть окна и поднять стекла на передних дверях. Алену один раз стошнило прямо в маршрутке. Я закрыл стекла занавесками, и сочувственно посмотрел на Хмурого, которому нельзя было отводить глаз от дороги. Но с его лица не сходило обычное выражение. Хмурый крутил баранку и внимательно смотрел вперед, как будто для него это самая обычная поездка.

Когда мы проехали площадь, Олег попросил Хмурого притормозить. Омоновец указал на арку в доме по правую сторону. Там в тени стоял человек в кремовом костюме и с надеждой смотрел на наш «Форд». Стоял этот человек, как оловянный солдатик. Ноги вместе, спина прямая при этом он переминался с одной стопы на другую. Руки он прижимал к груди, держа в них какую-то книгу.

— Открой дверь — сказал Олег Хмурому.

Олег вышел из машины, держа автомат наготове, и сделал несколько шагов навстречу незнакомцу. Человек, увидев, что на него обратили внимание, вышел из-под арки и остановился, глядя на Олега. Это был молодой парень, леи двадцати пяти в опрятном, отглаженном костюме и с галстуком, с аккуратно причесанными волосами, с выбритым, но каким-то странным лицом.

— Эй, ты как? — обратился Олег к незнакомцу.

Незнакомец ответил внятной речью, однако того, что он сказал, никто из нас услышать не ожидал.

— Покайтесь братья! Ибо пришел судный день!

Олег от неожиданности сделал шаг назад, направив ствол автомата в грудь незнакомца. Увидев направленное на него оружие молодой человек отступил обратно под акру, и снова стал переминаться с ноги на ногу. За его спиной послышался шум и топот ног. Из двора дома появились пятеро людоедов, в рваной одежде и с недружелюбным рыком.

Держа случайных прохожих под прицелом, Олег начал медленно отступать к маршрутке. Минуя праведного незнакомца, социально безответственные граждане, в которых превратились некогда добропорядочные горожане, вышли на улицу и, принюхиваясь, как звери, начали пропускать через себя воздух.

На незнакомца с книгой в руках эта стая не обратила никакого внимания. Когда маршрутка рванула с места, он все также стоял на своем месте, провожая нас печальным взглядом. Скорее всего, это был один из тех, кто частично пострадал от вируса.

— Рано еще каяться! — хмуро проворчал наш водитель, оправдывая свое прозвище. — Я пока умирать не собираюсь, да и не сделал я ничего такого, за что не смогу ответить по понятиям.

Город опустел. Сколько здоровых и больных прячется в домах и по окрестностям, никто не знал. Проезжая по залитым весенним солнцем улицам мы никого не встретили. Кучи мусора на тротуарах, разбитые витрины магазинов и останки человеческих тел это все что попадалось на нашем пути.

Где-то в районе северного жилого массива поднимались клубы дыма. Не смотря на то, что отключили газ и электричество, пожаров избежать не удалось. Скорее наоборот эти меры могли привести к их возникновению. Единственное, что осталось у горожан, как и десятки тысяч лет назад, это огонь, который, выходя из-под контроля, причиняет немало бед.

Частный сектор, последний участок пути отделяющий Олега от воссоединения с семьей, встретил нас выгоревшими кварталами и стаей собак. Причем среди обыкновенных дворняг были и породистые псины. Оставшись без хозяев, они присоединились к тем, кого раньше презрительно облаивали. Вся эта свора, настороженно оглядев проезжающую мимо маршрутку, вернулась к своим более важным собачьим делам.

Пепелища закончились и спустя две минуты Хмурый остановил «Форд» около подъезда многоэтажного дома, под номером сорок два. Лавочки у подъезда, зеленые клумбы, цветы в покрышках от грузовиков. В привычной картине отсутствовали только всезнающие старушки и мамаши гуляющие с маленькими детьми. Привычный мир растаял, как сон и вернуться в привычную, и от того так приятную сердцу, повседневную городскую суету врядли удасться.

— Жди здесь и посматривай вокруг — обратился ко мне Олег перед тем, как скрыться в подъезде — Если появится людоеды, стреляй одиночными. Патроны зря не трать, если не попадешь, то хотя бы отпугнешь их.

К моему счастью ни один людоед не появился. Через десять минут дверь подъезда отворилась и пассажиров у Хмурого прибавилось. Мама и сестра Олега, здоровые и невредимые сели в «Форд», и мы двинулись дальше.

Бабушка омоновца стала жертвой эпидемии. Но ее убил не вирус и не людоеды, а сердечный приступ, вызванный нервным напряжением. И не удивительно, мои нервы тоже были натянуты как струны, которые казалось, вот-вот порвутся.

Имен родных Олега я не знал и сыгравшая со мной злую шутку судьба, так и не дала нам познакомиться. До того, чтобы покинуть город оставалась всего пара минут езды. Проехав один из перекрестков, мы заметили перевернутый милицейский уазик. Рядом с ним на асфальте лежал милицейский АКСУ и рожок с патронами.

— Патроны нам пригодятся — сказал Олег.

Хмурый остановил маршрутку. Мы с Олегом вышли и осмотрелись. Безлюдная улица, мусор на тротуарах, снующие в нем крысы, легкий, теплый ветерок и пара ворон, наблюдавших за этой картиной с проводов электропередачи. Эта идиллия не внушала мне никакого доверия, а слова, которые произнес Олег, прозвучали, как гром среди ясного неба:

— Давай сгоняй по быстрому, а я тебя прикрою. В уазике тоже посмотри…

Проезжую часть разделяло полуметровое бетонное ограждение и, чтобы подъехать поближе пришлось бы разворачиваться и возвращаться на перекресток. Теперь было все равно, по какой полосе совершать движение, но Олегу это показалось напрасной тратой времени. И действительно, всего-то надо было «сгонять» на противоположную сторону проезжей части подобрать автомат, рожок и вернуться обратно. При других обстоятельствах необходимость совершения подобных действий не вызвала бы во мне ни малейшего беспокойства, но в данном случае поджилки затряслись.

Возможно, Оксана была права, и наши мысли влияют на происходящие с нами события. Пока я, перебирая ногами, двигался к перевернутому уазику, в моем мозгу копошились мысли о том, что в любую минуту отовсюду на улицу хлынут людоеды и ни у меня, ни у Олега не хватит патронов, чтобы от них отстреляться.

Когда я поднимал автомат и рожок с патронами, вокруг все было спокойно. Но стоило мне только оказаться в салоне уазика, для этого пришлось забраться на бок перевернутой машины и влезть через дверь, как мое нутро сжалось от того же чувства, которое появилось во мне, когда медсестра принялась грызть руку Вячеслава Борисовича. Это чувство мерзким шепотом сообщило мне о том, что дело — дрянь.

Не став копаться в салоне в поисках дополнительных боеприпасов, я пулей вылетел наружу и стал свидетелем того, как самая большая группа людоедов из тех, которые мне до сих пор приходилось видеть медленно, почти без шума окружала маршрутку. Прикрывающего меня Олега на месте не оказалось и от этого мое сердце в буквальном смысле замерло, причиняя вполне ощутимую боль. Раздался звук закрывающейся автоматической двери и «Форд» рванул с места.

Что в этот момент творилось в моей душе вряд ли можно передать словами. Возможно, в чем-то это похоже на то, как вы опаздываете на работу, а водитель закрывает двери прямо перед вашим носом и все, что вам остается, так это обиженно посмотреть вслед. И вроде жизнь на этом не заканчивается, но вот люди стоящие вместе с вами на остановке как-то уж очень плотоядно начинают на вас поглядывать. Сначала поглядывать, а потом хищно приближаться, не скрывая своих людоедских намерений. Вот на этом, пожалуй, жизнь может и закончиться.

 

Глава 6

Людоеды, проводили обиженными взглядами маршрутное такси под номером три, и переключили свое внимание на меня. Не дожидаясь, пока эта куча голодных существ кинется в мою сторону, я развернулся и, увидев открытое окно на балконе третьего этажа, ближайшего дома, решил повторить вчерашний подвиг Игоря.

Выжимая все возможное из мышц своих ног, я понесся к серой стене кирпичного, восьми этажного дома. Злополучный автомат, вместе с запасным рожком выпал из моих рук и остался позади. У меня не возникло ни одной мысли о том, что можно остановиться и открыть огонь по недружелюбно настроенным гражданам. В этот раз группа численностью превышала два десятка.

За спиной раздавались крики преследователей, и это прибавляло сил. Подгоняемый адреналином, обильно поступавшим в кровь, я подбежал к дому и по решетке первого этажа забрался на балкон второго. С тем чтобы перебраться на балкон третьего этажа, где находилось спасительное окно, возникли некоторые проблемы.

Когда-то в школе у меня получилось подтянуться на перекладине четыре раза, и это был личный рекорд, но с тех пор прошло больше десяти лет, и сейчас физическая форма оставляла желать лучшего. После очередной неудачной попытки я повис, держась за основание балкона, чтобы передохнуть несколько секунд, а потом повторить попытку.

Где-то внизу раздалось злобное рычание и мне показалось, что в следующее мгновение зубы одного из людоедов непременно вонзятся в мою пятку. Уже почти почувствовал острую боль, и это предало сил. Все тело в едином импульсе, рванулось вверх и левой рукой все же удалось зацепиться за верхнюю часть ограждения. Забравшись на спасительный балкон, я посмотрел вниз.

Внизу словно стая собак, загнавших на дерево кота, собрались людоеды. Один из них захотел повторить проделанный мною трюк и начал забираться по оконной решетке на балкон второго этажа. Чтобы пресечь подобные попытки в корне, сняв с плеча автомат Михаила, я передернул затвор, подав патрон в патронник, проверил, стоит ли переключатель на режиме одиночных выстрелов, и пальнул в новоявленного альпиниста.

Пуля попала ему в ключицу и вышла через спину. С диким криком боли людоед упал на асфальт. После звука выстрела людоеды нервно задергались, съежились от страха, а некоторые из них отбежали на несколько десятков метров. Повторять попытку подстреленного товарища никто не стал. Подобрав раненного, людоеды поспешили убраться подальше.

Чтобы исключить неприятных сюрпризов, держа автомат наготове, через открытое окно я заглянул в комнату. В комнате на противоположной стороне в дверях стоял молодой парень, спортивного телосложения с бейсбольной битой в руках. Так как в России бейсбол и до эпидемии, не пользуется особой популярностью, совершенно справедливо, я предположил, что бита, нужна ему не для того, чтобы со мной играть. Из-за спины парня выглядывала симпатичная светловолосая девушка.

— Спокойно ребята, я не кусаюсь — поспешил я успокоить встревоженных хозяев.

— Мы тоже — сказал здоровяк и тут же поспешил добавить — не кусаемся.

— Вы не против, если я войду?

— Ты здоров? — спросила девушка.

— Абсолютно! — ответил я.

— Тогда мы не против — сказал парень и опуская биту на пол добавил. — Только не целься в нас этой штукой.

Я собрался забраться в комнату, через окно, но странное чувство, как будто кто-то смотрит мне в спину, заставило меня обернуться и посмотреть на аптеку, напротив, рядом с которой Хмурый делал остановку. Из-за стеклянной двери аптеки на меня смотрела Алена. Временное облегчение, появившееся внутри, после удачного отказа поучаствовать в пиршестве каннибалов, сменилось тяжелым чувством тревоги.

Что есть силы, махнув рукой, вложив в этот жест свое пожелание того, чтобы Алена скрылась с глаз долой, я понадеялся на то, что она все поймет и спрячется так, чтобы ее не увидели и не учуяли, но было поздно. Людоеды, которые отстали от основной группы из-за того, что несли раненного товарища, тоже увидели Алену и с ликующими криками, бросив на асфальт подстреленного бедолагу, кинулись к аптеке. Алена скрылась из виду. Еще оставалась надежда, что внутри найдется помещение, в котором можно запереться, но в то, что ей удастся спастись, я не верил.

Увидев возросшую активность кинувшихся к аптеке людоедов, ушедшие вперед начали возвращаться обратно. Большинство из них были одеты в строительную спецодежду. Зеленые и черные с оранжевыми вставками, куртки монтажников, ботинки, а у двоих на голове красовались каски.

Я несколько раз выстрелил в толпу, собирающуюся возле аптеки, случайно попал одному людоеду в бедро, но это не испугало их, они не особо обратили внимания на упавшего и взвывшего от боли товарища. Добыча находилась так близко, что их ничего больше не интересовало.

Не думая, что делаю, перебравшись через ограждение балкона, я спрыгнул вниз. На мое счастье приземлиться удалось, ничего себе не сломав. В голове не осталось не единой мысли. Один глаз ловил то, что происходило возле аптеки, а второй зафиксировался на оброненном рожке с патронами.

В это время, ворвавшись в аптеку, людоеды, всего через пять секунд выволокли Алену на улицу. Она извивалась, пытаясь вырваться из тянущих ее рук, кричала, чтобы они оставили ее в покое, но это не давало никакого результата. Переключив автомат на короткие очереди, я нажал на спуск, целясь левее Алены. Один людоед без движения повалился на землю, еще двое упав на колени, начали на корточках ползать по асфальту, скуля от боли.

Тут же в мою сторону кинулись пятеро самых резвых и бесстрашных членов группы. Когда между нами оставалось пятнадцать шагов, я нажал на курок и не отпускал его, пока вместо выстрелов не прозвучал щелчок. Все пятеро упали и остались лежать на проезжей части. Двое успели подбежать почти вплотную. Пришлось сделать несколько шагов назад и поблагодарить судьбу, за то, что хватило патронов.

Подняв полный рожок, я отстегнул пустой и перезарядил автомат. В это время возле аптеки разворачивался необычный сценарий. Несколько людоедов попытались наброситься на Алену, но самый агрессивный из всей группы отогнал от нее всех желающих перекусить и начал сосредоточенно обнюхивать свою жертву. Стая остановилась в нерешительности. Кто-то смотрел в мою сторону, не делая при этом попыток приблизиться. Кто-то продолжал настаивать на том, чтобы начать обед но, нарываясь на предупредительное рычание, обнюхивающего Алену людоеда, отскакивал в сторону.

Я замер на месте. Если начать палить по ним, то можно задеть Алену. Есть ее они пока не станут, а подходить слишком близко опасно. Закончив обнюхивать жертву, людоед поднял ее как пушинку и, перекинув через плечо, быстро пошел по направлению к строившемуся неподалеку зданию жилого комплекса. Его сотоварищи, бросая недобрые взгляды в мою сторону, двинулись следом. Подбирать приглушенно скуливших раненных никто не стал.

Людоеды скрылись за забором, ограждающим строительную площадку, а я, стоя посреди пустой проезжей части, в нерешительности огляделся по сторонам. Времени на раздумье и планирование не было. Неизвестно какие планы они вынашивали в отношении Алены. Ждать помощи не приходилось. С грустью, глядя на знак говорящий о том, что до Москвы тысяча пятьсот километров, указывающий в сторону выезда из этого ада, я пошел по направлению к стройке.

Можно было отправиться вслед за укатившей без нас маршруткой, надеясь выбраться из города не пожеванным и здоровым, но я чувствовал свою ответственность за судьбу Алены. Не знаю почему. Не уверен, что стал бы предпринимать подобные действия в отношении Маши, если бы она осталась с нами и оказалась на месте моей одноклассницы. Просто посчитал бы, что для жены все закончилось, и отправился своей дорогой. Возможно, все это нашептывала мне обида на мою супругу, за неверие в мою способность ее защитить, за то, что бросила и укатила неизвестно с кем. Шепот этой обиды был таким четким и злобным, что я всем своим существом решил, что сделал бы именно так.

Ужасаясь расхождения своих мыслей с теми идеалами, о которых с самого детства говорили мне «правильные» книги и фильмы, я подкрался к забору и посмотрел на стройплощадку, через промежуток между огораживающими ее досками. Там, людоед, заявивший свои безраздельные права на Алену, затолкал девушку в единственный незакрытый дверной проем, строящегося здания, и начал отгонять всех остальных от входа.

Окна первых двух этажей комплекса закрывали сваренные из арматуры решетки. Эти меры применялись для того, чтобы в поздние часы и выходные внутрь не проникали лица имеющее намерение похитить принадлежавшую строительной компании собственность. Входы в здание так же закрывали решетки, место которых, впоследствии, должны были занять двери. Везде висели замки, и только один вход по какой-то причине оказался незапертым.

Оставив не дающие результата попытки проникнуть внутрь, людоеды вняли рычанию и тумакам своего агрессивно настойчивого собрата. Выражая свое недовольство всевозможными гортанными звуками, они разошлись по вагончикам, предназначенным для бытовых нужд строителей. Но разошлись не все. Двое самых недовольных отошли на десяток шагов и сели на землю, внимательно переводя взгляды с входа, на охраняющего его людоеда.

Видя такое положение дел, людоед остался на своем посту, усевшись на бетонные ступеньки перед решетчатой дверью. Присев, на корточки, облокотившись на забор, я принялся выжидать подходящего момента, чтобы попасть внутрь и найти Алену. Шансов обезвредить троих людоедов так, чтобы не потревожить всех остальных не было. Да и в своих стрелковых способностях, я сильно сомневался.

Время не стояло на месте. Спустя пару часов солнце пошло на убыль, но продолжало припекать макушку. Приходилось менять положение тела, чтобы ноги не затекли и озираться по сторонам, чтобы не упустить момент появления враждебно настроенных существ любого вида. Людоеды так же сидели на своих местах, не отлучаясь ни на минуту. Все что мне оставалось так это терпеливо ждать. Ждать у моря погоды, как говориться.

К пяти часам вечера море все же смилостивилось и погода начала меняться. Подул сильный ветер, принеся с собой серые тучи. Вдалеке небо почернело и начало озаряться грозовыми вспышками. Раскаты грома еще не доносились до ушей, но сомнений не было, гроза приближается. Глядя на надвигающиеся тучи двое людоедов, пытавшихся «пересидеть» жадного до добычи собрата, медленно поднялись со своих мест и недовольно мыча, скрылись в вагончиках. Однако людоед, сидевший на бетонных ступеньках перед дверью, не спешил покидать своего поста.

Когда наручные часы показали начало восьмого, над стройкой сверкнула первая молния, а через пару секунд с треском прозвучал раскат грома. Большими каплями начал падать дождь. Вопреки всем правилам безопасности, деревянного навеса, который должен защищать головы прохожих, над забором не оказалось. Дождь был холодным и неприятным. Даже людоед, сидевший под бетонным козырьком, поежился и тоскливо посмотрел на бытовые вагончики.

Вокруг потемнело, а дождь превратился в ливень. Спустя десять минут проведенных под потоками холодной воды, мне начало казаться, что время сначала замедлилось, а потом и вовсе перестало существовать. Остались только вода, льющаяся с неба и холод, постепенно окутывающий все тело.

Дождь шел почти полтора часа и похоже, что прекращаться не собирался. Промокший и замерший, я почувствовал, что руки немеют, а ноги начинает скручивать судорога. Я понял, что еще немного и мышцы окоченеют до такой степени, что я вообще не смогу двигаться. Надо было срочно что-то предпринимать. Людоед не покидал своего поста и не спешил распорядиться добычей по своему усмотрению. Что творилось в его воспаленном мозгу, мне оставалось только догадываться.

Подобравшись к двери в заборе, я решил, дождаться очередного раската грома, чтобы застрелить людоеда и пробраться внутрь здания. Насчет того, что сразу в него попаду — я сомневался, но попробовать стоило. Как назло дождь начал мельчать, а молния так ни разу и не сверкнула, но все же судьба предоставила мне случай, не особо шумя, попасть в жилой комплекс.

Людоед, стороживший вход поднялся и пошел по направлению к отхожему месту, в виде небольшого деревянного домика, который находился напротив угла строящегося здания. Лишенный памяти и адекватности поведения, он не забыл, куда следует идти в случае природной необходимости. Эта привычка настолько сильно отложилась в мозгу, что никакие вирусы и воспаления мозга не могли на нее повлиять.

Только я собрался порадоваться счастливому случаю, как тихонько приоткрылись двери одного из вагончиков и из него выскочили те двое, которые еще совсем недавно терпеливо сидели возле входа. На обоих были надеты черные, с оранжевыми вставками куртки электромонтажников. Они так и не оставили своих намерений. Один за другим людоеды пробежали расстояние от бытовки до входа в здание и скрылись внутри. Я кинулся следом.

Войдя внутрь, я осмотрелся. Налево и направо уходили два коридора. Тот, что уходил влево был широким, а правый в два раза уже. И оба окутала темнота. Прямо передо мной начиналась широкая, ведущая на верхние этажи лестница. Здесь было темно, сыро и неуютно. Ко всему этому дискомфорту добавлялись опасения, что в любую секунду из этой темноты на меня может кинуться людоед. И этот страх, который как мне казалось, был оставлен в детстве, с новой силой овладел всем моим существом. Я замер на месте, боясь пошевелиться.

Глаза постепенно начали привыкать к темноте. Сделав неосторожный шаг влево, я наткнулся на железную бадью, в которой давно уже застыл цементный раствор. Больно ударившись голенью, еле удержался от того, чтобы вслух, в нецензурной форме выразить свое мнение по поводу того, что на этот свет родился человек, который поставил на проходе этот предмет, замешал в нем раствор, и исчез в неизвестном направлении.

Волоча ушибленную ногу, я изменил направление и пошел вправо. Сделав четыре шага, остановился, вглядываясь в зловещую тьму коридора. С началом моего движения мрак как будто стал еще гуще, и у меня внутри появилось нехорошее предчувствие. Только я потянулся к курку автомата, как случилось то, чего я в детстве боялся больше всего.

Темнота дернулась, и на меня без единого звука кинулся людоед. Сбил с ног, упал сверху и попытался дотянуться зубами до моей шеи. Я дернулся, что есть сил и перевернулся на бок, скинув с себя обезумевшего мужчину. При этом ремень автомата соскочил с плеча, и оружие осталось лежать на полу. Не помня себя от страха, я вскочил на ноги и кинулся в сторону лестницы, взлетел на один пролет вверх и остановился. В поле зрения попала штыковая лопата. Почувствовав в руках ее черенок, я смог победить страх и набраться уверенности для того, чтобы прекратить бегство и дать отпор кровожадному электрику.

Развернулся вовремя. Навстречу по лестнице бежал людоед. Рассчитывая попасть в голову, я размахнулся и нанес удар. Расчет оказался неверным, людоед поднимался быстро и успел миновать опускающийся на его голову острый край лопаты. Основание черенка ударило его по ключице, но особого вреда не причинило.

Людоед обхватил меня руками и приподнял над землей. При этом он не удержался на ногах и вместе со мной полетел вниз. Упали мы боком. Я сильно ударился плечом и въехал лбом в ступеньку. Людоед, отпустив меня, кувыркнулся и скатился еще ниже. Упал на бетонный пол и затих.

Не знаю, сколько времени потребовалось, чтобы подняться. Несколько секунд или несколько минут. Придя в себя, я забрался по ступенькам вверх и поднял лопату. Осторожно спустившись, взглянул на людоеда, и краснея от угрызения совести, забрал обратно слова относительно того, кто поставил посреди прохода железную бадью для раствора, а так же попросил прощения у его родни. Бывший электрик ударился об ее угол головой и затих навсегда. Время шло. В темноте коридора, я не смог найти оставшийся на полу автомат и пришлось довольствоваться строительным инструментом.

Здание было огромным, где искать Алену я не представлял. Осталась она на первом этаже или поднялась выше, известно только ей и Богу, по поводу существования которого, у меня имелись некоторые сомнения. Все что мне оставалось это постепенно обследовать этаж за этажом.

Держа перед собой лопату, я начал поиск. На втором и последующих этажах было светлее, но не намного. Внизу располагались большие помещения для магазинов и разного рода лавочек, которые должны были обслуживать элитных жильцов, а после третьего начинались квартиры. Алены здесь не было, судя по всему, она поднялась выше.

Дождь закончился, а в окна уныло заглядывали сгущающиеся сумерки. Из-за пережитого стресса, отсутствия питьевой воды, пищи и навалившейся усталости все происходящее воспринималось как странный сон, из которого нет выхода. Добравшись до пятого этажа, я услышал приглушенный женский крик и тяжелый глухой удар. Быстро поднявшись еще на этаж, я остановился и прислушался. Звук удара повторился. Казалось, что кто-то ломился в закрытую деревянную дверь.

Я поднялся выше. Удары прекратились, вместо них появился звук, говорящий о том, что кто-то с усилием дергает дверь. Еще секунда, справа раздался, женский крик и все стихло. Я бросился в сторону крика, наткнулся на распахнутую дверь, сколоченную из деревянных досок, и стал свидетелем странной сцены.

В комнате возле окна на коленях стояла Алена со сложенными возле подбородка руками. Голова ее была опущена к рукам, а губы шептали неразборчивые слова. Перед ней в нерешительности замер людоед. Не размышляя и особо не целясь, я размахнулся и в этот раз все же попал острым краем лопаты по голове людоеда. Лопата засела в черепе, людоед повалился на пол и застыл со стеклянным взглядом.

— Что, молишься? — отдышавшись, спросил я у Алены.

Алена открыла наполнившиеся влагой глаза и посмотрела на меня.

— Молюсь — ответила она.

— Ну и как помогает? — скептически поинтересовался я, без сил оседая на холодный бетонный пол.

Алена ничего не ответила, а только загадочно улыбнулась. По оконным отливам снова застучали капли дождя. Минут через пять в комнату совсем перестал проникать свет, а снизу донесся жуткий, наполненный яростью крик. Животный страх за свою жизнь и жизнь Алены, если и не придал мне сил то, по крайней мере, заставил подняться и начать двигаться.

Обходя четвертый этаж, я заметил ручную лебедку на лоджии без ограждения, выходящей на противоположную сторону здания. Алгоритм действий сложился в голове мгновенно и, схватив Алену за руку, я потянул ее за собой к лестнице. Мы спустились на четвертый этаж. Отыскали квартиру с лебедкой. Я обвязал Алену веревкой и начал спускать вниз. Она хотела выразить протест по поводу такого развития событий но, не успев пикнуть, отправилась на встречу к земле. При этом она неудачно ударилась коленями о край бетонной плиты, но даже не вскрикнула, а только промычала что-то невнятное, прикусив губу.

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы, на сколько это возможно — аккуратно опустить Алену на землю. При этом веревка несколько раз пыталась выскочить из моих рук, обжигала кожу и окрашивалась в красный цвет. Когда Алена оказалась на земле, я не дожидаясь, пока она отвяжется, привязал конец веревки к железной распорке придавливающей основание лебедки к плите и, надеясь на добросовестность строителей начал спускаться сам.

На уровне второго этажа руки, перестав слушаться, сами собой отпустили веревку, и земля мгновенно подпрыгнула, неприятно ударив меня по спине. Мне повезло, внизу находилась куча песка, и приземление прошло удачно. Не успел я встать как с четвертого этажа, с того места, откуда мы только что спустились, раздалось рычание, переходящее в бешеный крик.

Только мы с Аленой сделали несколько шагов по направлению к забору, как за нашими спинами что-то грохнулось, глухо стукнувшись о песок. Мои самые худшие опасения подтвердились. Обернувшись, я увидел небритое лицо бывшего строителя, неизвестной специальности, с горящими дикой яростью глазами. При ближайшем рассмотрении людоед выглядел гораздо крупнее, чем при наблюдении за ним издалека.

Все дальнейшее произошло в течении считанных секунд. Все движения выполнялись телом без участия сознания. Я только успел вспомнить про нож тестя, висевший на поясе. Людоед вскочил на ноги, моя рука потянулись к ножу. Он кинулся на меня, я тоже сделал несколько быстрых шагов вперед и в последний момент перед столкновением подался чуть в сторону влево. При этом правая рука с ножом метнулась вперед вверх. Лезвие вошло в голову людоеда снизу, чуть дальше подбородка, вошло по самую рукоять. Людоед дернулся, пытаясь выдохнуть воздух, но не смог этого сделать. Его рот не открылся, а из носа густо потекла кровь. Когда он падал на землю, я выдернул нож. Из раны со свистом начал выходить воздух вперемешку с пузырящейся кровью.

Темнота вокруг мешала ориентироваться на местности. Огни города потухли надолго, если не навсегда, звезды закрывали тучи. Я едва различал очертания забора и уже хотел выбраться с этой злополучной стройки, приютившей группу людоедов, но почувствовал какое-то движение на другой стороне. Не увидел, не услышал, а именно почувствовал. Взял Алену за руку и потащил к ступенькам, ведущим в подвал.

— Там кто-то есть — шепотом сказал я Алене, когда мы укрылись в полной темноте.

— Кто? — испуганно спросила Алена.

— Не знаю и честно говоря, знать не хочу.

Железная дверь на входе в подвал была запертой. Тихонько дернув ее несколько раз, я присел на корточки и начал прислушиваться к окружавшей нас темноте. Примерно через полминуты из темноты послышались слова. И к удивлению, послышались со стороны закрытой двери.

— Кто здесь?

Мы с Аленой вздрогнули одновременно. Я почувствовал это потому, что так и не выпустил ее руки.

— Люди — тихо ответил я, и поспешно добавил — Здоровые.

— Здоровые люди, это хорошо — послышалось из подвала.

В замке повернулся ключ, дверь приоткрылась, и мне в глаза ударил луч фонарика. Задержавшись на моем лице, луч перескочил на Алену. Удовлетворенный осмотром обитатель подвала пригласил нас войти.

— Вползайте, только шустрее!

Дважды повторять ему не пришлось. Мы быстро зашли в подвал. Дверь закрылась, провернулся ключ и мужчина, провел нас в свое убежище. Спустившись по ступенькам, мы оказались в подземном гараже. Пройдя по коридору вдоль уже установленных ворот, хлюпая по лужам, мы зашли в один из гаражей, который был оборудован под бытовое помещение. Здесь оказалось тепло и на удивление сухо. У дальней стены стоял стол, возле стола длинная лавка. По правую руку висела вешалка для одежды, прямо перед входом, а по левую располагалась кровать из кирпичей и досок.

Мужчина потушил фонарь и зажег огарок свечи. В свете маленького пламени перед нами предстал пожилой человек, на вид лет шестидесяти с сухим лицом и седыми волосами. Еще раз, внимательно оглядев нас, он усмехнулся и спросил:

— Откуда вы тут взялись? Здоровые люди.

— Случайно проходили мимо — тяжело опускаясь на лавку, ответил я.

Обитателя подвала звали Семен. Работал он на этом строительном объекте сварщиком и по воле судьбы в разгар эпидемии, остался в этих подземных гаражах. Вечером 22-го апреля закончив рабочий день пораньше, Семен вместе со своими товарищами решил для профилактики различных заболеваний, пропустить стаканчик другой. Стаканчики пошли хорошо, и профилактика удалась на славу.

— Я-то уже год как не пью, а тут такое началось, вот я и подумал, может это последний раз, когда удастся выпить с друзьями — рассказывал Семен. — С непривычки меня разморило раньше всех, и я заснул, вот прямо здесь на досках. И до утра. Утром встал, а никого нет, все закрыто. Хорошо хоть на вентиляционные шахты решетки в пятницу не приварил, а то бы и сидел взаперти. Кое-как выбрался наружу. Сторож пропал, а ключи оказались на месте. Думал, заберу кое-что из инструментов, чтобы никто им ноги не приделал за выходные.

Семен засмеялся, а его смех перешел в нездоровый кашель.

— Не пугайтесь, зараза ко мне не прилипла. Это другое, для вас ничего страшного.

Мне было все равно. Сил не осталось совсем, даже на то, чтобы беспокоиться о возможности заразиться. Положив руки на стол, я опустил на них голову и сквозь туман полудремы слушал то, что рассказывал Семен. Алена села рядом со мной на лавку и так же, не перебивая сварщика, слушала его историю.

— …собрал, значит, инструменты в сумку, выхожу через главный вход и смотрю, стоят трое. Прораб и двое электриков. Стоят и как-то подозрительно на меня смотрят. Ну, я им начинаю объяснять, что мол, инструменты то мои собственные, и вот решил их для сохранности на выходные забрать. А они стоят, как бараны, открыв рты, и все принюхиваются к чему-то. Я тоже воздух носом потянул, вроде ничего необычного не учуял. И тут все трое как кинуться ко мне, повалили на землю, и давай обнюхивать, а у меня от таких резких движений приступ кашля начался. Эти хлопцы, ко мне мгновенно охладели и оставили в покое. Смотрю, с улицы еще заходят и тащат за собой какую-то девку, она тихо стонет, упирается, а те ее за бытовку отволокли, и давай там рычать друг на друга, поделить никак не могут. Прораб хотел их растолкать, чтобы она ему досталась, не тут-то было, получил по каске и отвалил. Самым напористым оказался Виталик, из бригады каменщиков ему девчонка и досталась. Жалко ее молоденькая совсем.

— И что, он ее съел? — дрожащим голосом спросила Алена.

— Нет, ели они других. Я им говорю вы что гады делаете? А они ноль внимания. Схватил доску покрепче, хотел их разогнать, не тут то было. Жлобы то здоровые и резвые. Эту девчонку Виталик оприходовал, потом запер в одном из вагончиков и больше никого к ней не подпускал.

— Как это оприходовал? — непонимающе спросила Алена.

— Ну, изнасиловал. Она до сих пор там сидит, он ей воду и мясо человеческое носит. Мясо она ясное дело не трогает, а вот воду забирает.

Я уже собирался провалиться в сон, как меня словно кто-то дернул, и в голове появилось понимание того, почему не стали есть ни ту девушку, ни Алену. С трудом, подняв голову и выпрямившись, я поделился своим пониманием с Аленой и Семеном.

— Ребята времени даром не теряют. Собрались в группу, начали охотиться, территорию защищать и о потомстве сразу позаботились.

— Поэтому они и меня есть не стали — почти шепотом, произнесла вслух Алена.

— Да, дела… — сказал Семен.

— А тебя они, почему не тронули? — спросил я — Что с тобой не так?

— Со мной?

Семен взял какое-то ведро положил на него дощечку и сел сверху. Свеча на столе затрещала, огонек затанцевал из стороны в сторону и сварщик, покопавшись в ведре на котором сидел, достал из него канцелярские ножницы и протянул их мне. Подождал, пока я подрежу фитиль, и ответил на вопрос.

— В прошлом году поставили диагноз рак легких, дали всего полгода, посоветовали завязать с работой, тут сплошные вредные факторы. А я подумал, что времени мало, пока оформлю инвалидность, пока начну получать пенсию, уже и конец подберется. Так что бросил курить, выпивать и решил доработать тут остаток жизни. Уже больше года прошло, а я все работаю. Точнее работал и ничего нормально. Побрезговали ироды, мной перекусить.

Семен тихо рассмеялся, на этот раз без кашля. Так как людоеды его не трогали, он запасся продуктами и водой из ближайших магазинов. Жил сварщик в поселке в сорока километрах от города, жил один. Водить он не умел, а пешком да еще учитывая, что твориться вокруг, добраться было бы проблематично, и Семен решил остаться здесь, на всякий случай, запирая все выходы и входы. Когда 29-го по радио передали, что все нормализуется и дали свет, он доделал работу, оставленную в пятницу, и приварил решетки на шахту вентиляции подземных гаражей. На всякий случай.

Угостив нас из своих запасов, сварщик предложил нагреть воду, чтобы можно было помыться. В подвале остались несколько баллонов с газом и тепловая пушка. Алена обрадовалась возможности ополоснуться, но оставаться одна в темных помещениях гаражей побоялась. Пока она, закрывшись в одной из секций, наслаждалась горячей водой, я сидел, облокотившись спиной о железные ворота и, глядя в темноту, думал о том, что же делать дальше.

— Что мы теперь будем делать? — услышал я голос Алены.

— Не знаю. — ответил я — Для начала отдохнем, я уже готов упасть, все равно куда, и умереть.

— Не говори так, Кирилл. Бог не просто так оставил нас в живых!

— Я не верю в Бога, ты же знаешь — с раздражением проворчал я.

— Это ничего не меняет…

Горячая вода подействовала на меня благотворно. Семен показал, где взять сухих опилок, запакованных в полиэтиленовые мешки. Опилки применяли для того, чтобы собирать воду с пола. Посыпали ими поверхность, а потом собирали лопатами. Нам эти опилки послужили кроватями.

Не смотря на то, что в гараже, в котором обосновался Семен, было сухо, даже укрывшись телогрейкой, я не мог согреться. Алена тоже постоянно ворочалась и не могла заснуть. Не долго думая, я встал, положил мешки, на которых лежал вплотную к тем, на которых расположилась Алена, и устроился рядом с ней. Обнял ее, укрыл наши ноги телогрейкой и почти сразу почувствовал, как стало теплее. Алена ничего не сказала. Через несколько минут ее дыхание стало ровным и она уснула. Вслед за ней я тоже отправился в мир грез. Приснившийся сон оставил неприятный осадок и в последствии не раз вспоминался.

Начиналось все довольно безобидно. Солнечный день, я у родителей в Кулешовке, пытаюсь найти ружье, но на обычном месте, ружья нет. В прихожей его тоже не оказалось, а с улицы постоянно доносились слова отца о том, чтобы я быстрее принес ему оружие. Стоило мне выйти во двор, как все стихло. На дворе было пусто. Позвав своих родителей и не получив ответа, я вышел на улицу. Одновременно со мной из всех ближайших дворов начали выходить соседи. На мои приветствия они не отвечали и вообще вели себя как-то странно. Двигались медленно и беспорядочно, не обращая на меня никакого внимания. При этом все время что-то мыча сквозь зубы. Их мычание постепенно усиливалось и превращалось в громкий гул. Мне стало не по себе, и я проснулся.

В гараже никого не было. Я вышел за ворота. Чуть дальше по проезду возле гудящей тепловой пушки стояли Семен с Аленой, и ждали пока подогреются консервы. Я был до жути рад увидеть их улыбающиеся в полутьме лица и услышать внятное приветствие.

 

Глава 7

— Если ты параноик, то это еще не значит, что они за тобой не следят — пробормотал я себе под нос, разглядывая строительную площадку, сквозь решетчатые ворота, охранявшие въезд в гараж.

— Ты о чем? — непонимающе спросила Алена, сидевшая рядом со мной.

Все утро лил дождь. И судя по всему, прояснения не намечалось. Людоеды знали, что мы внутри. И постоянно караулили все выходы. Оставался только выход рядом с лифтами на первом этаже, но это ничего не меняло, потому что выходы из здания все равно находились под наблюдением.

Рано утром Семен открыл дверь, ведущую к лифтам, и с помощью фонарика мне все же удалось найти автомат. Когда мы с электриком боролись, автомат упал в шахту еще не установленного лифта. Приямок был неглубоким, и достать оружие не составило труда. Оптимизма это прибавило, а вот особого преимущества против группы «стрелянных» людоедов не давало.

Сначала, не обращая внимания на дождь, людоеды крутились возле въезда закрытого сваренной из арматуры решеткой, а когда я попытался подстрелить одного и что совсем не удивительно промазал, то они попрятались. Но я знал, что они следят за нами. И стоит только выйти наружу, как снова придется, в борьбе, отстаивать свое право на жизнь. Людоедов осталось чуть больше десятка, но задача выбраться, от этого легче не становилась.

— Людоеды следят за нами — ответил я Алене. — Я не вижу их, но чувствую их внимание, эти твари только и ждут, что мы выйдем, и они получат свежее мясо.

— И что нам теперь делать? — глядя, как падают капли дождя, спросила Алена.

— Как бы я сам хотел знать ответ на этот вопрос… Надо, подождать подходящего момента, и в конце-концов выбраться из города. Я надеюсь, ты не против, погостить у нас в Кулешовке.

— Не против — грустно улыбаясь, ответила Алена. — Мои бабушка и дедушка живут в Астрахани, ехать туда далеко, а других родственников у меня нет.

— Тогда будем надеяться, что зараза не добралась до Кулешовки и там все в порядке. Только насчет этого у меня немало сомнений.

— Ты слишком много сомневаешься — сказала Алена и погладила меня по руке, чуть ниже плеча — Я надеюсь, с твоими родителями все в порядке. Но… Если в Кулешовке, дела не лучше, то мы придумаем, что-нибудь еще.

Я посмотрел ей в глаза, печаль сочеталась в них с живым, здоровым блеском. Несмотря на то, что ей довелось пережить за последнее время, она не утратила бодрости духа и надежды на лучшее. Слушая шум дождя, и глядя поверх бытовых вагончиков на близь лежащие дома, я начал понимать, что мир изменился навсегда и чтобы выжить в этом новом мире, нужно меняться вместе с ним.

— Ты права, мы обязательно, что-нибудь придумаем.

Рассматривая бытовки строителей, я заметил, что дверь самой крайней подперта толстой доской. Судя по всему, там находилась девушка, про которую рассказывал Семен. В голове начал рождаться план относительно того, как нам отсюда выбраться. Осмотрев площадку, я приметил несколько подходящих досок, вроде той, что служила замком для несчастной пленницы людоедов. Каждый сам решает, кем ему быть, охотником или жертвой. Мне роль жертвы была совсем не по вкусу.

Пока я размышлял о своем месте в этом новом мире, из-за угла вагончика, дверь которого подпирала доска, появился людоед. Он остановился рядом с дверью и замер, смотря на мою реакцию. Расстояние между нами было около пятидесяти метров. Напрасная трата патронов в данном случае. Убедившись, что стрелять в него не станут, людоед убрал доску, и открыл дверь.

За дверью располагался небольшой тамбур. Там на полу я разглядел ошметки мяса, скорее всего человеческого, а так же небольшую железную миску. Людоед поморщился, выбрасывая куски завалявшегося мяса, затем взял железную миску, подпер дверь, после чего скрылся за вагончиком.

— Они не такие уж и безумные — сказал я вслух.

— Быстро учатся — раздался за спиной голос Семена. — Когда я столкнулся с ними в первый раз, они были злыми, голодными, но не смышленее месячных щенков. Виталик быстро сообразил, как запереть дверь и додумался использовать посуду. Не удивлюсь, если со дня на день они посбивают замки на решетках. Тогда нам туго придется. Вам с Аленой это точно, да и мне в этот раз может достаться.

— Как ты смотришь на то, чтобы поехать вместе с нами? — спросил я.

— Я бы с радостью, не хотелось бы доживать свои последние деньки в этом сыром подвале, но мне кажется, сделать это будет непросто — усмехнувшись, ответил Семен.

Пока мы разговаривали, снова появился людоед с железной миской в руках. Открыв дверь, минуя тамбур, он зашел внутрь. Спустя минуту вышел обратно. Вышел медленно и с поникшим видом, в этот раз, не посмотрев в нашу сторону и не закрывая двери. Вышел и поплелся в соседний вагончик.

— Воду девчонке носил — сказал Семен.

— Почему он не запер дверь? Что случилось? — тихо спросила Алена.

— Ничего хорошего… — покачав головой ответил Семен, и развернувшись, скрылся в темном коридоре гаража.

— Они ведь не виноваты в том, что делают, они же ничего не понимают… — прошептала Алена.

— Все они понимают… — пробормотал я, принимая окончательное решение. — Только это теперь не те люди, которыми они были до эпидемии и понимание у них совсем другое. Остались только примитивные инстинкты: выжить, поесть, размножиться. Возможно, когда-нибудь они станут цивилизованными и не будут есть себе подобных, но у нас нет времени на то, чтобы ждать, когда это случится.

Вопреки ожиданиям часам к десяти дождь прекратился, и солнце выглянуло из-за туч. Почти до полудня мы просидели с Аленой перед въездом, наслаждаясь весенней погодой и временным спокойствием. Это было странно, но нас не пугали кровожадные существа находившиеся совсем рядом. От возможности быть съеденными заживо нас отделяла решетка, на которой висел не самый лучший замок и двадцать патронов, которые оставались в обойме автомата, но на данный момент этого хватало, чтобы чувствовать себя в безопасности.

— Какое сегодня число? — спросила Алена.

— Какая теперь разница? — вопросом на вопрос ответил я.

— Просто не хотелось бы пропустить новый год — ответила она.

Я посмотрел на ее улыбающееся лицо, и мы оба рассмеялись.

— Третье мая. До нового года еще восемь месяцев, подготовиться успеем — сказал я.

— Сегодня должна была быть моя смена. Интересно как там девчонки, надеюсь, им удалось выжить — Алена говорила так, как будто на самом деле надеялась, что «девчонкам», кем бы они ни были, удалось выжить.

— Где ты работала? — спросил я, чтобы хоть как-то отвлечься от невеселых мыслей, по поводу того, что предстояло сделать.

— Администратором в гостинице «Пушкинская» — ответила она.

— Ты же вроде на лингвиста училась?

— Там приветствовалось знание иностранных языков — усмехнулась Алена. — А завтра после смены, надо было ехать к ученику, смышленый парнишка, его Антон звали… Зовут…

Алена замялась и помрачнела.

— А у меня послезавтра зарплата должна была быть. Собирались с Машкой, на праздниках, в кино пойти. Как ты думаешь, на какой фильм?

— Не знаю, этих фильмов целая куча каждый месяц выходит, я почти не слежу — отмахнулась Алена от моей загадки.

— Новый фильм Ромеро, название не помню, но что-то про зомби, а сейчас сами, как будто на съемочной площадке — сначала от этой мысли мне стало весело, но когда я вспомнил про Машу, веселье мигом улетучилось.

— Не злись на нее — мягко сказала Алена.

— Я не злюсь, мне уже все равно — соврал я.

За обедом Семен развлекал нас рассказами из курьезов происходивших во время строительных работ. На стройках он проработал двадцать пять лет, и историй набралось немало. Оказалось, что он младше того возраста, на который выглядел. Недавно ему исполнилось сорок шесть лет, а преждевременно состарили его бурная молодость и болезнь.

— Один раз работали в подвале, сварочные кабеля протянули, чуть ли не через все помещения. Все старое, сварочному аппарату тогда уже лет пятнадцать было и все остальное не намного младше. Я прорабу говорил кабеля менять надо, а он все отмахивался, мол, есть дела поважнее. Но ему-то это боком и вышло. Зашел он как-то в подвал, посмотреть, что там твориться, а воды на полу как здесь натекло. Лужи, все сырое. Варю я трубы с помощником, снимаю маску, смотрю, Иваныч к нам идет, только как-то странно, прямо цапля, а не человек, с одной ноги на другую перепрыгивает и все время ойкает. Я ему Иваныч ты чего? А он вместо ответа: «Ай, ой», и мат трехэтажный. Оказалось током его пощипало хорошенько. На следующий день не то, что кабеля, аппарат новый привезли!

Мы сели есть поближе к свету, чтобы не тратить свечи и заряд батареек в фонарике. Людоеды осторожно выбрались из своих укрытий и с интересом разглядывали, как мы поглощаем пищу из железных банок. Четверо мужчин и одна женщина в рабочей одежде, с расстояния в двадцать пять-тридцать шагов наблюдали за нашей трапезой.

Доев рыбные консервы, я бросил банку в людоедов. Те сначала кинулись врассыпную, а потом, увидев, чем в них запустили, принялись изучать железный предмет. Один мужчина видимо по укоренившейся привычке до сих пор носивший каску, поднял банку, покрутил ее в руках, затем поднес к носу и понюхал. Недовольно фыркнув, бывший строитель бросил банку в нашу сторону но, ударившись о решетку, она не долетела до своей цели.

— Слушал Семен… — сказал я, когда закончился наш обед.

— Внимательно — потягиваясь и зевая, сказал Семен.

— Так как все-таки, насчет того, чтобы поехать с нами в Кулешовку, там вокруг природа, чистый воздух, а самогон мой отец делает лучший в области!

— Я не сомневаюсь, что там лучше, чем в этом подземелье, врать не буду, меня уже задолбал этот интимный полумрак. Но скажи мне вот, что. На чем вы собрались ехать и как собираетесь пройти мимо этих нелюдей?

— С транспортом, конечно, напряженка не спорю. Но уверен, можно что-то придумать. А насчет людоедов у меня уже есть кое-какие соображения. Скажи, наверняка же у кого-то из строителей есть машина, на которой он сюда приехал?

— Есть, конечно, зарплаты последние пару лет неплохие. У прораба есть «Ягуар» и припаркован тут недалеко. Я когда за едой выходил, видел, стоит один одинешенек на стоянке напротив магазина.

— А где ключи? — вмешалась Алена.

— Ключи либо у него, либо в прорабской. В том вагончике, где держали девчонку. Если с аккумулятором все в порядке, то может и получится.

— А что с ним может быть не так? — спросил я.

— Позавчера кто-то развлекался с сигнализацией. Не знаю, правда, на какой машине. Всю ночь визжала, только затихнет, секунд пять помолчит и снова давай орать. Так, что может быть, что на этом «Ягуаре» далеко не уедешь.

— Но попробовать стоит — заключил я, и не без интереса поинтересовался — Это насколько же у вас неплохие зарплаты были, если простой прораб себе «Ягуар» смог купить?

— А кто тебе сказал, что он простой прораб? — усмехнулся Семен. — Это сын директора компании, да и «Ягуар» он брал не новый, и не в самом лучшем состоянии. Из-за бугра пригнали, подмарафетели и стал как новенький. Сколько он за него заплатил, не знаю, врать не буду… Допустим, машина заведется, но до нее сначала надо добраться. Как ты собираешься это сделать, когда кругом эти черти бродят?

— На этот счет у меня есть кое-какие соображения — ответил я.

— Ну-ка, поделись-ка своими соображениями — попросил Семен.

В этот день я больше не стрелял в бывших когда-то строителями людей, чтобы не тратить патроны понапрасну. Выпускать целую очередь в одного, было не позволительной роскошью, а попасть одиночным я не надеялся. Поняв, что отстрел закончился, людоеды по двое дежурили перед въездом в гараж. Еще двоих, Семен видел с противоположной стороны здания. Как в зоопарке мы разглядывали друг друга через решетку.

Я смотрел в их лица и понимал, что нет смысла ненавидеть этих существ, в которых превратились обычные некогда люди, жившие своими простыми и не очень жизнями, строившими планы на будущее и, не подозревая о том, что их на самом деле ждет. Вместе с ненавистью отступил и страх, сковывавший мое тело и душу. Но симпатии к ним не питал ни капли, так же как и жалости. Я понимал, что в решающий момент это могло помешать и стать причиной смерти, причем не только моей.

Четверо людоедов следили за тем, чтобы мы никуда не делись со строй площадки. Еще восемь собрались на ночлег в одном вагончике. Нельзя было ждать, когда совсем изголодавшись, они начнут активные действия по извлечению нас из этого «подземелья», как выразился Семен. Мой план состоял из совсем нехитрых действий, и я надеялся, что это сработает. Задействованы были все, даже Алена. Этой ночью никто из нас не сомкнул глаз. Вечером, под зорким наблюдением дежуривших у въезда людоедов, мы подтащили баллон с пропаном к самой решетке. Его красный цвет ничем не привлек внимания «часовых», и не вызвал ни малейшего беспокойства со стороны наших, когда-то братьев по разуму.

Как известно успех любого строительства зависит от согласованных и хорошо организованных действий тех, кто принимает в этом участие. И хотя на российских стройках подобная формула это миф, будучи не совсем строителями, мы решили попытать удачу. Распределили обязанности и в назначенное время принялись за дело. Утром, перед рассветом, когда на небе начали пропадать звезды, а окрестности выступив из темноты, стали обрастать деталями, взяв стопку из четырех кирпичей, я вышел через дверь у лифтов и поднялся на третий этаж, так как именно с третьего начинались балконы. Мне нужен был тот балкон, который располагался над въездом в подземный гараж.

Алена в это время подошла к решетке и привлекла внимание людоедов. Подошла вплотную и даже просунула руки через промежутки между прутьями. Выйдя на балкон, я застал эту сцену на той стадии, когда двое людоедов настороженно, шаг за шагом приближались к зданию. Именно это и было нужно, чтобы без лишнего шума от них избавиться. Когда они подошли совсем близко, я не видел, но услышал в утренней тишине, как Алена, отошла от решетки, и именно в этот момент заложил первый камень в фундамент нашего удачного спасения.

Почти без шума проделав свой путь, кирпич угодил прямо в голову одному из людоедов. Он приглушенно крякнул и осел на землю. Второй людоед ни сразу понял, что случилось, остановился и, запрокинув голову, посмотрел наверх. Еще до того как наши глаза встретились, второй кирпич отправился вслед за первым. Он попал людоеду прямо в лоб. Череп выдержал такую атаку, а вот шея с нагрузкой не справилась. Голова людоеда запрокинулась назад, и он повалился на спину.

Пока я спускался, Семен открыл замок запиравший решетку и вышел. Взял толстые доски, которые мы приметили накануне, и подпер ими двери вагончика, в котором ночевали оставшиеся людоеды. При этом из бытовки не донеслось ни звука. Утомленные поисками пищи людоеды крепко спали.

Как назло, почувствовав неладное, а может, просто утомившись и решив отдохнуть от несения вахты, людоеды, сторожившие выходы с противоположной стороны здания вывернули из-за угла в тот момент, когда Семен собирался поискать ключи от машины, в вагончике прораба. Увидев нас, они начали истошно вопить, и бросились в нашу сторону. В вагончике с подпертой дверью, послушались ответные вопли, спящие просыпались, и попытались выйти.

Когда двое возмутителей спокойствия приблизились к нам на десять шагов, я открыл огонь. Четыре выстрела, по два в каждого, нашли свои цели, и людоеды затихли навсегда. А вот их товарищи успокаиваться не собирались. Сначала послышались мощные удары в подпертую дверь, а затем весь вагончик заходил ходуном. Это был не самый лучший из возможных вариантов развития событий, но мы его учли. Схватив, заранее подготовленный, баллон мы поднесли его к бытовке и осторожно закатили под ее основание, которое стояло на бетонных блоках. Отойдя как можно дальше, спустившись по въезду в гараж, я начал целиться в баллон, но отсутствие опыта и то, что еще не рассвело, мешало мне сосредоточиться и нажать на спуск. Вагончик уже буквально подпрыгивал на блоках.

— Дай мне — сказал Семен — Как думаешь, метров сто будет до баллона?

— Семьдесят не больше — ответил я.

— Тогда будем надеяться, что перепонки не полопаются — пробормотал сварщик.

Взяв автомат, Семен прицелился и выстрелил. Пуля прошла мимо.

— Отвык — пробурчал Семен и выстрелил еще раз.

Вторая пуля попала в баллон, и раздался взрыв. Мое тело обдала волна горячего воздуха, а уши заложило от ужасной силы хлопка. Было такое ощущение, что мне по голове ударили огромным молотком. Подбирая приготовленную заранее кувалду, я теперь примерно представлял, что почувствуют те из людоедов, которые могли выжить.

Вагончик, под которым взорвался баллон, перевернуло на заднюю стенку. Дно разорвало, крыша тоже слетела, а развороченные деревянные стенки загорелись. Рядом с вагончиком неподвижно лежали пять тел. Изуродованные и обожженные людоеды не подавали признаков жизни. Внутри развороченного каркаса издавая жуткие хрипящие звуки, ворочались трое выживших. Это было невероятно, но они остались в живых и при этом могли двигаться. Подойдя поближе, мы дождались, пока они выберутся из-под горящих досок и с помощью кувалд поставили точку в этом противостоянии. К этому моменту я пережил и увидел немало, но после того, как нанес удар кувалдой по голове еле живого людоеда, стойкость духа меня подвела. Ноги подкосились, в глазах помутилось, и меня стошнило.

— Иди за ключами — протягивая мне фонарик, сказал Семен.

Кое-как поднявшись, я отправился в вагончик прораба. За моей спиной послышался еще один глухой удар, от которого затрещал череп. Прорабский вагончик перекосился после взрыва, дверь оторвало, а внутри стоял неприятный запах. Луч фонарика уперся в стол, на котором я сразу разглядел ключи с пультом сигнализации. Подойдя и взяв ключи, я почувствовал, как наступил на что-то мягкое. Посветив себе под ноги, я увидел молодую девушку, на руку которой наступил. Но она не была против такого обращения. Воспользовавшись стеклом от разбитой бутылки, девушка не порезала, а скорее разодрала себе вены. Стекло так и осталось зажатым в ее пальцах. Девушка была совсем молодая, лет шестнадцать не больше.

Все это время Алена отсиживалась в гараже. Забрав воду и продукты, которые удалось припасти Семену, мы погрузили все в багажник красного «Ягуара». На наше счастье меломан, решивший позавчера поиграть с сигнализацией, выбрал для своих развлечений другую машину. Двигатель почти сразу завелся и не особо спеша, чтобы не стать жертвами случайной аварии, я повел машину в сторону заветного выезда из города. Когда мы отъезжали, я посмотрел на окно третьего этажа, в доме в который пытался забраться, перед тем как увидел Алену в Аптеке. Окно было закрытым и таким же темным, как и все окна в этом мертвом городе.

Настроение у всех улучшилось. Казалось, стоит только покинуть эти каменные джунгли, как все наши проблемы тут же прекратятся. Но город не торопился отпускать нас. Начиная от надписи, которая прощалась с жителями и гостями Н-ка, выросла многокилометровая пробка, состоящая из пустых, брошенных машин. На всех полосах, в том числе и на встречной стояли автомобили, владельцы которых, так же как и мы надеялись выехать из этой колыбели ужаса.

— Сворачивай направо, попробуем через западный пост — сказал Семен, сидевший рядом со мной.

Он имел в виду западный выезд, через стационарный пост ГИБДД. Это был большой крюк, но другого выбора не было. Идти двести шестьдесят километров пешком, не очень то хотелось. И вид мрачной вереницы брошенных машин желания не прибавлял. Когда я свернул на объездную дорогу, в заднее стекло ударили первые лучи. Солнце начало подниматься над горизонтом.

Мы ехали по окраине. Вокруг были небольшие одноэтажные дома, обнесенные заборами, фруктовые деревья, клумбы с зеленой травой и поднимающимися из земли тюльпанами. По сравнению с центром, здесь было чисто. Чисто и настолько спокойно, что если не принимать в расчет, что весь мир захлестнул маскарад, в котором предпочтение отдавалось костюмам каннибалов, то можно подумать, что дурной сон наконец-то закончился, и нас приняла в распростертые объятья мирная и вполне обычная явь.

— Ах ты падла! — послышалось издалека. — На тебе!

Дальше последовали пожелания того, что лучше бы существо к которому относились эти слова, никогда не рождалось на свет. Так же оратор, который вещал настолько громко, что мы услышали его за целый квартал от места происшествия, выражал свое недовольство, по поводу нетрадиционной ориентации своих слушателей. Еще он заверял кого-то, что им достанется, абстрактный мужской орган, отвечающий за репродуктивную функцию, а не сержант Ратошин.

Остановившись на перекрестке, мы увидели, как солдат в зеленом камуфляже и берцовых ботинках отбивается саперной лопаткой от трех людоедов. Автомат так и остался у Семена. Он стрелял лучше, чем я. Семен вышел из машины и поспешил на помощь. Одному из людоедов удалось ухватить руку солдата державшую лопатку, а двое других повалили сержанта Ратошина на землю.

Семен подошел вплотную, и людоеды получили то абстрактное, что обещал им солдат. Расстреляв их в упор, Семен помог подняться сержанту и, осмотрев его на предмет ранений, пригласил сесть в машину. Солдат, вытерев покрасневшую от крови лопатку об одежду мертвого людоеда, не стал отказываться от приглашения и уселся на заднее сиденье рядом с Аленой.

— Меня Сергей зовут — тяжело дыша, сказал солдат. — Сергей…

— Ратошин — глянув в зеркало заднего вида, подхватил я.

— Откуда ты меня знаешь?! — удивился Сергей.

— Тебя теперь вся округа знает — ответил я и, прогоняя нервное напряжение, все весело рассмеялись.

 

Глава 8

Не знаю почему, но этот Ратошин, мне сразу понравился. По первому впечатлению в этом энергичном, доброжелательном парне не чувствовалось угрозы. Не смотря на это, мы не стали спешить с тем, чтобы подробно посвящать его в наши планы. Нагловатое выражение глаз, побритая наголо голова и крепкое телосложение внушали, некоторые опасения.

— Куда едем? — спросил Сергей, после того, как Семен всех представил.

— Хотим выбраться из города и убраться, как можно дальше — ответил я.

— Не самый плохой маршрут — оглянувшись и рассматривая оставшуюся позади улицу, сказал Сергей.

Через западный пост, мы выехали без проблем. Здесь не образовалась пробка. Поглядывая в зеркало заднего вида, я про себя попрощался с Нс-ком. Безусловно, город это, прежде всего живущие в нем люди и вместе с тем, как большинство из них отправились в мир иной, а оставшиеся в трезвом уме, разбегались как тараканы, Нс-к умирал и над ним уже кружили полчища ворон, которые, не став дожидаться последнего вздоха умирающего, начали свой грандиозный пир.

На трассе нам периодически попадались брошенные машины, но без трупов и следов крови вокруг. Никаких заторов и ни одной аварии. Трасса выглядела тихой и мирной. У меня даже появились мысли о том, что в других городах положение не такое безнадежное, но попытки Семена настроить радио хотя бы на одну работающую волну, не привели к успеху. Только слабое потрескивание на всех частотах. Оставив приемник в покое, Семен обернулся к Сергею и спросил:

— А где же твоя часть, солдатик?

— Нет больше части… — пробурчал Сергей, глядя в окно.

— Что совсем никого не осталось? — спросил я.

— Ну, может, три калеки и то не факт.

— У вас с кем-нибудь связь была? — спросил Семен.

— До тридцатого числа держали связь со штабом округа — ответил Сергей — Последний поступивший приказ — закрепиться и ждать дальнейших указаний. Еще радист связывался с соседними частями, но с первого мая связь прекратилась. К тому времени у нас самих остался только один офицер, лейтинантик, совсем зеленый и меньше трети личного состава.

Некоторое время мы ехали молча. Сергей смотрел в окно на позеленевшие лесопосадки, а когда мы проехали мимо брошенного бронетранспортера, усмехнулся, после чего рассказал нам о последних днях своей части.

— Большинство офицеров полегли от этой дряни еще в самом начале эпидемии. У меня двадцать первого числа отпуск начался, после него дембель. Я в обед только за ворота вышел, квартал прошел, а мне навстречу командир полка на своей волжанке. Остановился, стекло опустил, слышу, меня зовет. Ну, все думаю, накрылся мой отпуск. Так и получилось.

Вечером того же дня, все кто лежал в медсанчасти выбрались наружу и покусали кучу народа. К тому же вирус и так распространялся — будь здоров. Двадцать четвертого к нам полезли заболевшие из города. Как насекомые из всех щелей поперли. Наша часть расположена почти в самом центре, представляете, сколько там народа было? И первые, кого на мясо потянуло, совсем ничего не соображали, ни колючая проволока, ни стрельба их не останавливали. У нас весь плац трупами завалило. Пришлось оставить все посты, собрать еду, боеприпасы и забаррикадироваться в здании штаба.

Никогда не забуду, как майор нажрался, и пошел в казармы по тревоге всех поднимать. Лейтенант ему говорит, что все кто остался здесь, а там опасно, но майор ему такую оплеуху отвесил, что синяк еще пару дней не сходил. Полез майор в казармы, а там кто-то из наших, у кого мозги поехали. Темно уже было, я не рассмотрел кто именно. Они этого майора минуты две по плацу гоняли. Мы хотели выйти отбить этого алкаша, а тут через забор снова полезли. Толпой они майора быстро поймали. И чего ему в штабе не сиделось? У него кровь настолько проспиртованная, что никакая зараза не брала. Нет, ему приключений захотелось.

Числа двадцать седьмого, больные лезть перестали, начали бояться выстрелов, поняли наконец-то, что к чему. Двадцать девятого, заезжал один полковник говорит, держитесь ребята, помощь скоро будет. Мы ему говорим, может нам перебраться в часть, где больше народа уцелело. А он все твердил, что надо строго придерживаться приказа. Приказано закрепиться и ждать дальнейших указаний, значит ждите. До полудня по всему центру, стрельба грохотала, мы уже думали, что действительно все наладится. С крыши видели, как солдаты и милиция больных отстреливают. Но к вечеру стало еще хуже. Солдаты в противогазах падали прямо на улице, а следующим утром подниматься начали. Жуть: противогазы, оружие побросали, и давай гонять тех, кто додумался на улицу вылезти.

Когда связь совсем пропала и стало ясно, что улучшений не предвидится, салаги начали поговаривать о том, что сваливать надо. Лейтенант не справлялся. Он вроде и не плохой парнишка, да только не успел уважения заслужить. Пытался дисциплину и порядок поддерживать, но после потери связи его почти не слушали. Второго числа проснулись, а все разбежались, даже те, кто на часах стоял, повезло, что нас не сожрали, пока мы сны смотрели.

Проснулся утром смотрю никого, только двое старослужащих, кентов моих рядом дрыхнут, и лейтенант. Всех остальных как ветром сдуло. Лейтенант и так все время на нервах, а тут такое. Мы ему говорили, чтоб не переживал, все равно накрылась не только армия, но и судя по всему, и родина наша целиком, а он все «Долг, присяга…». На этой почве болезнь его и свалила. Решили не бросать его, пока точно не выяснится, что с ним. Лекарствами поили, правда, на всякий случай заперли в кабинете, через двенадцать часов начал рычать и в дверь ломиться. Пробовали поговорить, так он нам зубы только скалит через щель и вырваться наружу пытается.

Дверь захлопнули и очередью прошили. Собрали еду, воду, патроны и свалили. Решили пару дней на окраине перекантуемся, и если ничего не изменится, будем выбираться из города. Кенты мои с дальнего востока, а я сам местный. К родителям зашел… Отец мертвый в кресле сидит, простынкой накрытый, а матери нет. У бати сердце слабое было, похоже, это его и доконало. Где мать искать не знаю. Соседей всех обошел. Некоторые, правда, кидались на нас, но патроны тогда еще были. Хорошо ребята со мной пошли.

Потом нашли дом в трех кварталах от того места, где вы меня подобрали и решили подождать. А я все никак успокоиться не мог. Что с матерью неизвестно, может она сидит где-нибудь и ей помощь нужна. На противоположном конце города тетка ее жила, я подумал, может она там. Юра и Леха, идти со мной отказались. Оно и понятно — пешком, через весь город, когда эти твари повсюду бродят.

Ни маму, ни родственницу я не нашел. Патронов три рожка потратил. Подумал, переночую, а по светлому обратно двинусь. Так и сделал. Вернулся, а пацанов уже нет, записку оставили, что на тачке с каким-то чуваком валят. Не ожидал от них, если честно. Могли бы подождать до обеда, как договаривались.

— А как ты ухитрился на этих чертей нарваться? — спросил Семен, когда Сергей замолчал.

— Да как-как, машину искал. И уже нашел, и ключи в доме отыскал без труда. Вышел во двор, а там уже целая толпа. Стоят, смотрят и улыбаются. Я подумал, что нормальные, но автомат приготовил, а они улыбались перед завтраком. Пятерых сразу положил, а следом как поперли. Ну, я через забор с противоположной стороны перелез, отбежал немного и всех кто следом кинулся, свинцом угощал, пока патроны не закончились. А их много в этот раз попалось. Я заметил, чем меньше становится пищи, тем больше собираются стаи. Так пищу искать легче, а если найдут, то тащат в логово и, чтобы туша не пропадала зазря, всей толпой ее до костей обгладывают. Сам видел, как одного затащили в какой-то склад, и в течение пятнадцати минут, штук сорок этих уродов набежало.

Из тех, что на меня напали, на четверых патронов не хватило. Одного поближе подпустил, и по черепушке лопаткой, сразу намертво. Пару кварталов пробежал, и тут меня эти трое нагнали. Когда повалили на землю, думал все хана мне. И тут вы подоспели… Спасибо!

— Всегда, пожалуйста — усмехнулся Семен.

Дальше ехали молча. Алена и Сергей задремали на заднем сиденье, а Семен уставшим, задумчивым взглядом смотрел куда-то вдаль. Я сильно не гнал, девяносто километров не больше. Через час попали под тучу, закапал дождь. Проехав мимо сгоревшей, перевернутой машины, я сбавил до семидесяти.

— Сколько там у тебя на спидометре, тридцать? — зевая, спросил Сергей.

— Семьдесят — ответил я.

— Плетемся, как черепахи — недовольно, проворчал солдат.

Послышался громкий шум мотора и мимо нас пронесся мотоциклист, на гоночном мотоцикле. И через полминуты скрылся за очередным подъемом дороги.

— Камикадзе — глядя ему вслед, сказал Семен.

— Может человек спешит — вступился за мотоциклиста Сергей. — Это мы плетемся неизвестно куда. Слушай Кирилл, дайка я поведу, всю жизнь мечтал на такой тачке покататься, я до армии с друзьями частенько по трассе гонял, так что опыт есть, не переживай.

— Дорога скользкая, лучше не рисковать. Тише едешь…

— Ну, что тебе в падлу что ли?! — перебив меня, нагло спросил Сергей.

— Ты свои падлы при себе оставь! — прикрикнул на него Семен. — Сам чуть на тот свет не отправился, так в благодарность решил нас туда отвезти?

— Да ладно, я просто спросил… — успокоился Сергей.

Через час на горизонте замаячил обогнавший нас мотоциклист. Только теперь он не гнал неизвестно куда, на своем мотоцикле, а толкал своего железного коня в гору. Подъехав поближе, мы увидели, что это молодая девушка. Шлем она сняла, и по ветру развивались ее длинные распущенные волосы, цвета темного шоколада, а подтянутую фигуру облегал плотный комбинезон.

— Вот это бампер! — воскликнул Сергей, когда мы подъехали почти вплотную.

Я остановил машину и опустил окно.

— Подвести? — опередив меня, спросил Сергей.

— Нет уж спасибо, сама как-нибудь — не поворачивая головы, ответила девушка.

— Подумай хорошенько, красавица — посоветовал Семен.

Девушка, молча продолжала толкать свой мотоцикл.

— Ближайшая заправка километров через сорок — присоединился я к уговорам. — Пока доберешься, потеряешь много сил, а там, да и по дороге они тебе могут понадобиться. Да и куда ты одна? Ночью покараулить некому, того и глядишь, серенький волчок придет и бочек отхватит.

Последний аргумент подействовал. Девушка вздрогнула и остановилась. Я проехал еще немного и свернул на обочину. Девушка откатила мотоцикл подальше от дороги, несколько секунд постояла рядом, словно прощаясь, и пошла к машине.

— Милости просим — сказал Сергей, пропуская нашу новую попутчицу в салон.

— Багажник открой — обратилась ко мне девушка, в руках у нее была небольшая сумка.

— Придется ставить на колени, багажник забит — отозвался я.

Девушка села между Аленой и Сергеем. Солдат прямо засиял но, наталкиваясь на жесткий, неприветливый взгляд незнакомки, воздержался от бурных, необдуманных речей. Алена не без интереса осмотрела нашу новую попутчицы и спросила:

— Как тебя зовут?

— Катя — ответила девушка.

— Очень приятно Катя — тут же оживился солдат. — А я Сергей, это Алена, перестраховщик за рулем Кирилл, а этот старый перец Семен.

Мы с Семеном одновременно посмотрели в зеркало заднего вида, покачали головами, но ничего не сказали.

— Ты откуда? — спросила Алена у Кати.

— Из Москвы — ответила Катя.

— Ух, ты! — воскликнул Сергей. — И как там сейчас?

— Хреново!

До поворота на Кулешовку оставалось километров шестьдесят. Когда «Ягуар» забрался на очередной подъем, дороги перед нами предстало зрелище, которое нас сначала обрадовало, но радость быстро сменилась настороженностью, а потом и вовсе превратилась в горькое разочарование. Вдалеке дорогу перегородили два бронетранспортера, а по обе стороны на обочине стоял палаточный лагерь.

— Притормози — попросил Семен.

Люди в военной форме остановили легковую иномарку, и оживленно о чем-то разговаривали с теми, кто находился внутри.

— Значит, армия не полностью уничтожена! — воскликнул Сергей.

— Я бы не спешил с выводами — внимательно глядя вперед, посоветовал Семен.

На наших глазах один из военных расстрелял водителя из автомата, а двое его подельников вытащили из машины кричащую и упиравшуюся девушку.

— Не по пути нам с такой армией… — тихо проговорил я.

Не раздумывая, включил заднюю передачу, сдал назад и, развернувшись, вдавливая педаль в пол, погнал «Ягуар» в обратном направлении.

— Угомонись ты! Не гони так — строго сказал Семен.

— Что теперь делать? — спросил я.

— Выбрать другой маршрут — спокойно ответила Катя.

— Я не знаю другого маршрута — пробубнил я.

— А куда вы ехали? — спросила Катя.

— В Кулешовку, родную деревню Кирилла, зараза могла туда не добраться — ответила Алена.

— И когда вы собирались меня посвятить в свои планы? — обиженно спросил Сергей.

— В свое время — лаконично ответил Семен.

— Где эта Кулешовка? — спросила Катя, доставая из своей сумки карту.

На карте нового образца Кулешовки не оказалось. Я просто ткнул пальцем в пустое место, где раньше находилась красная точка. Заявив, что до армии он получил мастера спорта по спортивному ориентированию, Сергей, составил новый объездной маршрут. Получался крюк почти в двести километров, но выбирать не приходилось.

— Так что там, в Москве? — требовательно спросил Семен у Кати.

— Ничего хорошего… Все выезды закрыты мертвыми пробками, на железной дороге много аварий, аэропорты закрыты. Повсюду пожары. Здоровые люди озверели больше, чем те, кто заболел. Везде лежат трупы. Толпы людоедов рыщут в поисках пищи. Там начался ад…

— Как же ты оттуда выбралась? — удивленно спросила Алена.

— А я туда и не забиралась. Мы с друзьями на даче отдыхали в Подмосковье, когда началась эпидемия. Родители звонили и настояли, чтобы мы там и оставались, а они приедут, как только смогут. Но никто, конечно же, не приехал. Двадцать восьмого пытались попасть в город, но затея оказалась бесполезной, даже на мотоциклах не удалось подобраться к МКАДУ. Сестра звонила вечером двадцать девятого из поезда, плакала. Рассказала, что родителей по скорой забрали. Последнее что я услышала в трубке это то, что в вагоне началась паника, люди жутко кричали, потом связь оборвалась. Мои друзья тоже не могли похвастаться хорошими новостями, вот и решили сесть на мотоциклы и отправиться, куда глаза глядят.

— Где ж ты своих друзей растеряла? — спросил Семен.

— Мы договорились не останавливаться, чтобы не случилось. Алекса начало лихорадить и он отстал. По дороге встретили компанию каких-то идиотов, Макс в драку полез и его ножом пырнули, мы с Кириллом еле смылись — затылком я почувствовал взгляд Кати. — когда проезжали, через Н-ск, его сбили с мотоцикла эти больные уроды. Кто-то кинулся ему под колеса, и он пошел на корм людоедам.

Рассказывая то, что приключилось, Катя еле сдерживала слезы, а когда Алена обняла ее и погладила по волосам, девушка уткнулась в ее плечо и расплакалась. Мокрый асфальт закончился, и я прибавил скорость. Промелькнул знак, что начинается населенный пункт, но надпись на нем, лично мне ни о чем не говорила. Небольшой городок, такой же, как и тысячи других раскиданных по широким просторам нашей страны.

— Извините — собравшись и вернув себе независимый вид, сказала Катя.

— Ничего — ласково прошептала Алена.

— А ты чего остановился? — спросил у меня Сергей.

— Так красный же горит! — ответил я.

Загорелся зеленый, но трогаться я не спешил. Через сто метров дорога раздваивалась и та, и та, что вела, к городу была перегорожена блокпостом. Бетонные заграждения шлагбаум и даже обложенный мешками с песком пулемет. Ни одного человека поблизости не наблюдалось.

— Как минимум здесь есть электричество. — констатировала Катя. — Может, заглянем на огонек?

— Можно — браво поддержал ее Сергей.

— Еще чего не хватало! Мало приключений вам на голову свалилось, хоти еще и на задницы найти? — с укором спросил Семен.

— Не мешало бы найти машину вместительнее, да и полезных вещей там можно набрать немало — привела Катя доводы в пользу своего предложения — А то я смотрю вы совсем налегке.

— Кроме машины и полезных вещей там может найтись и еще кое-что, что вам совсем не понравится — Семен продолжал, стоять на своем.

— Если больных там окажется слишком много, то мы просто поскорее уберемся и все дела! Подождите здесь, я проверю что там.

С этими словами Сергей вышел из машины и тут же скрылся в ближайших кустах. Ждать его пришлось двадцать минут. Все это время мы опасливо озирались по сторонам и совсем не разговаривали. Катя была права. Мы покинули Н-ск налегке, взяв с собой, только еду и воду. У нас не было ни теплых вещей, ни инструментов и вообще ничего, что могло бы пригодиться для жизни. В Кулешовке все может оказаться не так хорошо, как нам думалось и тогда придется искать другое место, где можно будет устроиться и обжиться, а для этого может понадобиться, как выразилась Катя — «немало полезных вещей». Машину действительно надо найти более вместительную, да и топливный счетчик говорил о том, что бензина до пункта назначения может не хватить.

Через двадцать минут на блокпосте появился Сергей, открыл шлагбаум и помахал нам рукой. Когда мы подъехали ближе, я увидел, что на одном его плече висели два автомат Калашникова, а на втором две сумки с патронами.

— Живем! — заявил Сергей, довольно улыбаясь и похлопывая рукой по своим трофеям. — Странно, нет трупов и следов крови. Автоматы просто побросали, из них по моему вообще никто не стрелял. Все патроны на месте плюс по пять рожков в каждой сумке. Вокруг тоже никого нет и все спокойно. Ну что заглянем в гости?

— Думаю, попробовать стоит — глядя на Семена, ответил я.

Семен не проронил ничего не сказал, покачал головой и отвернулся.

— Держи Сеня! — весело произнес Сергей, протягивая ему один автомат и сумку с запасными магазинами.

Семен строго и недовольно посмотрел на него, но промолчал и взял автомат.

— Понял не дурак, был бы дурак не понял — скороговоркой протараторил, Сергей извиняющимся тоном — А как тебя по отчеству то?

— Васильевич — ответил Семен.

— Отлично, буду звать тебя Василич, чтоб не обижался!

Семен Васильевич только усмехнулся и покачал головой. Взяв автомат, он отстегнул магазин, проверив, нет ли патрона в патроннике, передернул затвор и спустил курок. Удовлетворенный результатом осмотра, он взял из сумки один рожок вставил его в милицейский автомат и передал его мне, вместе с запасным магазином. Армейские АК-74M были почти в два раза длиннее АКСУ. И честно говоря, я был рад, что мне не досталась такая бандура, из которой к тому же, я ни разу в жизни не стрелял.

— Ну, что, может, все-таки поедем уже? — настойчиво осведомилась Катя.

— Поедем… — откликнулся я. — Сначала надо найти машину и запастись бензином, а потом можно пройтись по магазинам.

Никто не стал спорить с моим планом, и мы не спеша, двинулись в сторону городка. Здесь тоже уже во всю царила весна, белыми цветами покрылись абрикосовые деревья, дорога и тротуары были мокрыми после недавно прошедшего дождя, а солнце щедро дарило свои теплые лучи. В приспущенное стекло проникал прохладный ветерок и крики уже прилетевших стрижей.

— Странно — сказала Алена, оглядывая безлюдные улицы. — Нигде нет мусора. Все витрины магазинов целы и ни одного трупа.

Если бы мне случилось услышать такие слова всего две недели назад, то странным мне бы показалось заявление Алены, а не отсутствия на тротуарах мусора и трупов, но теперь подобная картина являлась скорее исключением, чем правилом. И это исключение озадачило всю нашу компанию.

— А какую машину будем искать? — сворачивая на первом перекрестке, спросил я.

— Остановись! Эта подойдет — раздался сзади голос Кати.

— Ты что собираешься нас на этот 412-й пирожок пересадить? — недоуменно спросил Сергей.

Здесь оказалось много припаркованных машин, и я не сразу заметил пикап, стоявший за стареньким «Москвичом», задняя часть которого была переделана для перевозки грузов. Катя вышла и направилась именно к пикапу. Держа автомат наготове, Сергей пошел следом. Семен тоже выбрался из «Ягуара» и, разминая ноги начал осматриваться по сторонам. Я хотел последовать его примеру но, пытаясь побороть приступ кашля, Семен махнул мне рукой и сказал, чтобы я оставался внутри и не глушил двигатель.

Кате потребовалось чуть больше десяти минут, чтобы завести пикап без ключа. Когда она подъехала, все единогласно одобрили ее выбор. Это был серый внедорожник с грузовым кузовом «Додж Рэм», с изображением головы барана на решетке радиатора. Почти такой же, как у крутого Уокера в сериале «Правосудие по-техасски». Только у этого было четыре двери.

— И где ты такому научилась? — восхищенно спросил Сергей.

— Да с папой как-то поссорилась. Он не давал деньги на установку стерео системы в машину. От друзей пока помощи дождешься… Вот пришлось Интернет перекапывать на предмет автоэлектрики и своими ручками все делать.

Вскрыв авто-магазин, мы запаслись пластиковыми двадцатилитровыми канистрами, машинным маслом и антифризом. На ближайшей заправке пополнили запасы горючего и отправились в первый попавшийся универсальный магазин. При этом шума избежать не удалось, да и двигатель «Доджа» на тихих улицах гудел так, как будто отчаянно пытался привлечь внимание. Но ни здоровые, ни больные жители не появились, чтобы узнать, кто это хозяйничает в их городе.

— Нужно запастись мылом, теплой одеждой, фонариками, батарейками и всем, что сочтете нужным — посоветовала Катя.

— Только смотрите без фанатизма! — предостерег нас Семен. — Кузов не резиновый.

— Не переживай Василич, лишнего брать не будем! — успокоил его Сергей. — Я пока на шухере постою, а вы не в чем себе не отказывайте, господа.

Подобрав себе одежду на все случаи жизни, мы занялись общехозяйственными вопросами. Катя сменила свой комбинезон, на джинсы и толстовку. Алена предпочла свободные штаны с кучей карманов и олимпийку с капюшоном. Сергей и Семен отдали предпочтение, армейскому камуфляжу.

Погрузили в кузов пару ящиков мыла и шампуней. Взяли теплые одеяла, подушки, по совету Семена спальные мешки, две палатки и ящик необходимой, железной посуды. Так же пополнили съестные запасы и запасы воды. Нашлись и рации с целой кучей батареек к ним.

Когда пришла моя очередь «стоять на шухере», Сергей с Семеном набрали всевозможного инструмента. Когда Сергей проносил мимо меня лопаты и лом, я не удивился, но когда он проходил с двумя кувалдами в руках то, глядя на мое лицо, остановился, пожал плечами и пояснил:

— Все-таки новый мир придется строить как никак…

В кузове уместилось множество всевозможных, невероятно полезных мелочей. Полдень давно миновал, а в наши планы входило посетить еще один магазин, на этот раз оружейный и освободить несколько стеллажей в первой попавшейся аптеке. Вот только наши желудки решили напомнить нам о своем существовании. Решив, что не плохо было бы подкрепиться, мы обосновались в одном приличном кафе, где на нашу радость оказалось не только электричество, но вода и газ.

Готовкой занялся Семен, который обещал, что сегодня мы попробуем лучшее спагетти в своей жизни и пока Алена с Катей подготавливали все необходимое для нашего обеда, Сергей и я, стоя перед входом на свежем воздухе, внимательно всматривались в стоявшие вокруг дома. Создавалось такое впечатление, что в городе не было ни единого человека, ни живого, ни мертвого.

— Как думаешь, куда все подевались? — спросил Сергей.

— А кто их знает… — ответил я, — Может, когда все началось, поразъехались. Наверняка, кто-то сейчас лежит мертвый в своей квартире, а кто-то спрятался и боится нос на улицу высунуть.

— Предлагаю после обеда войти первый попавшийся дом, да вот хотя бы в этот, что напротив — Сергей ткнул стволом в пятиэтажку перед нами. — И обойти все квартиры.

— Лучше до обеда… — вспомнив, чем может закончиться подобное мероприятие, возразил я.

Никогда не любил рвотные судороги, перевод продуктов, а так же, не испытывал восторга от мысли о внеплановой смене штанов.

— Не вопрос! — отозвался Сергей.

Предупредив остальных, чтобы закрыли двери и были внимательнее, мы с Сергеем двинулись осуществлять задуманное. Слишком невероятным казалось нам то, что в городе не осталось ни одного жителя, в каком бы то ни было виде.

Пятиэтажка была того же типа, как и та, в которой жили мы с Машей. Пятиэтажная хрущевка, с четырьмя подъездами и без лифтов. Двери всех подъездов оказались закрыты. Сергей некоторое время пробовал набирать цифры на пульте домофона, но никто так и не ответил. Попасть внутрь, удалось, только разбив окно на втором этаже. В квартире никого не оказалось и, выйдя на лестничную площадку, мы начали свой обход.

Многие двери оказались открытыми. Некоторые пришлось выламывать, после непродолжительного стука и вдавливания кнопки звонка. Во всех квартирах, куда нам удалось попасть, было пусто. Хозяева оставили их, и исчезли в неизвестном для нас направлении. В некоторых царил полный порядок и только оставленная на столах, давно пропавшая еда говорила о том, что когда-то тут жили люди. Попадались так же и запертые металлические двери. Преодолеть такие преграды нам, конечно же, не удалось. Но Сергей честно стучал по железному листу и призывал хозяев к сотрудничеству.

Осмотр дома, ни к чему не привел. Ни трупов, ни обезумевших людоедов мы не нашли. В подъезде на первом этаже стоял неприятный запах, но неприятен он был как-то по привычному, без инородных оттенков. Выйдя, через дверь подъезда мы отправились в кафе, чтобы как следует перекусить после трудов праведных.

— Что-нибудь нашли, оболтусы? — спросила Семен.

— Пусто. Как будто испарились все — ответил Сергей.

— Ну, тогда мойте руки и садитесь за стол! — настоятельно тоном сказала Алена.

Спагетти, приготовленные Семеном, и вправду оказалось одним самых вкусных блюд, которые мне довелось попробовать. Заправленные кетчупом и какими-то специями итальянские макароны пошли на ура. И даже вызывались на бис, всеми участниками застолья.

— А может, останемся здесь? — предложила Катя во время еды. — Целый город в нашем распоряжении. Магазины, заправки все к нашим услугам.

— Не думаю, что это хорошая идея — тщательно прожевав пищу, возразил Семен.

— Почему? — с набитым ртом, спросил Сергей.

— Сам подумай солдатик — ответил Семен. — Мы не единственные, кто может заглянуть на огонек. Солдат на трассе помнишь? И они не единственные, кто может нам happy end* устроить. А Кулешевка, малолюдное место, которого даже на карте нет, с природными источниками воды поблизости.

— В принципе верно — согласилась Катя.

— Да Василич, твоя правда — пережевывая пищу ртом промычал Сергей.

После обеда в результате почти двухчасовых поисков нам удалось отыскать оружейный магазин. Закрытые решетками двери и окна, встретили нашу компанию не очень приветливо. Кате удалось завести еще один автомобиль, на этот раз грузовой и Семен протаранил им фасад магазина. Никто, кроме фасада не пострадал, и мы беспрепятственно проникли внутрь.

Арсенал в этом магазинчике был невелик и мы сошлись на том, чтобы взять четыре гладкоствольных карабина «Сайга» двадцатого калибра и два «Сайга» двенадцатого калибра. Выбор основывался на том, что к этим моделям нашлось больше всего боеприпасов, как с дробью, так и с пулями. Так же взяли несколько биноклей. Сергей присмотрел себе парочку оптических прицелов, а я несколько неплохих ножей.

Когда мы уже собирались уходить, из-за двери, на которую мы совсем не обратили внимания, незаметно появился невысокий плотный мужчина, с ружьем в руках. Только Сергей успел среагировать на его появление и поднять свой автомат, прицелившись в незнакомца.

— Стоять ворье! — злобно выкрикнул мужчина.

— Ты дядя давай осторожней, с этой штукой и выражениями — нагло отозвался Сергей.

— А ну вернули все на место! — потребовал мужчина.

Говорил он уверенно, в его голосе не было страха. В том, что этот человек готов пойти до конца, по крайней мере, у меня сомнений не возникло. Семен попытался поднять дуло своего автомата, но мужчина перевел ствол на него:

— А ну не дергаться никому!

— Всех перестрелять не успеешь — усмехнулся Сергей.

— Всех, может и нет, а вот твою наглую рожу дробью подправлю! — пообещал мужчина, переводя ствол обратно на Сергея.

happy end* — счастливый конец.

Я стоял ближе всех к охваченному праведным гневом незнакомцу. Стоял без движения. Последовала горячая перепалка, между Сергеем, Семенов и этим человеком. В самый разгар, чувствуя, что страсти накаляются, и никто уступать не собирается, я медленным движением вытащил нож. Так же медленно сделал два шага и поднес лезвие к горлу человека с ружьем. На медленные и плавные движения мужчина никак не отреагировал, а прикосновение острой холодной стали к горлу, немного охладили его пыл.

— Слушай мужик, что взяли то взяли, обратно класть не собираемся, медленно опускаешь ружье, и мы уходим.

Дважды повторять не пришлось, с поникшим видом мужчина опустил ружье. Нам пришлось попросить выйти его вместе с нами на улицу, чтобы пока мы садились в машину, он был на виду. До того, как мы расстались, Семен задал мужчине несколько вопросов. Куда все подевались блюститель порядка и законности, не знал. А если и знал, то рассказывать нам правду не захотел, что совсем не удивительно. Кате сидевшей за рулем не пришлось долго объяснять, что нужно, как можно быстрее покинуть место неожиданной и совсем неприятной встречи.

— Что там случилось? — поинтересовалась Алена, когда мы отъехали.

— Что случилось, то случилось. — ответил Семен.

— Как думаете, это был хозяин? — спросил Сергей.

— Какая теперь разница? — вопросом на вопрос ответил я.

— Может, надо было его с нами позвать? — спросил Сергей.

— Если хочешь, можешь вернуться и попробовать… — предложил ему Семен.

Сергей нахмурился, обернулся, посмотрел через заднее стекло на удаляющуюся улицу, почесал затылок и промолчал. Я тоже ничего не стал говорить. Бессильная злоба, застывшая в глазах хозяина, разбитого грузовиком и ограбленного магазина, лишила меня всяких иллюзий по поводу дальнейшего, плодотворного сотрудничества. Будь я на его месте, то как минимум затаил обиду на шайку варваров, которые так по свински обошлись с делом его жизни.

Катя не проронив ни слова, спокойно вела машину. Алена чувствуя общую напряженность, решила воздержаться от расспросов. Аптеку отыскали подальше от оружейного магазина, на противоположном конце города. И предварительно проверив все помещения, принялись за очередной грабеж. Не смотря на то, что теперь необходимость соблюдать законы отпала, на душе кошки скребли. И не только у меня одного. Глядя в глаза Семена и Сергея, я видел отражение того же гнетущего чувства, что копошилось у меня внутри. В то же время, я понимал, что выбор был сделан и все сомнения и сожаления теперь ни к чему. В конце концов, все могло закончиться намного хуже.

постапокалипсис на:

 

Глава 9

Наступила анархия, то состояние нашего общества, которого хотели многие представители различных субкультур, в том числе и с одноименным названием. Но вот насколько они были готовы к этому, и какой процент из них выжил в результате биологической катастрофы, скрылось от нас в тумане информационного штиля.

Власти никак не напоминали о себе. На всех радиочастотах, доступных автомобильному радиоприемнику поселился «белый шум». Обрывочные сведения, полученные от Кати говорили о том, что из мегаполиса, столица превратилась в Некрополис. Если кому-то из представителей правящей верхушки и удалось остаться в живых, то их влияние никак не ощущалось в вымерших городах.

Милиция, поддерживавшая порядок прекратила свое существование вместе со смертью поголовного большинства ее сотрудников. Остатки армии превратились в бесчинствующие банды. И не было надежды на то, что в других регионах положение не такое безнадежное.

Здоровые стали не менее опасны, чем те, кто превратился в людоедов. Жизнь наших сограждан и до этого не была сахаром. Оставалось только догадываться, чего от них ожидать теперь, в отсутствии внешних ограничений, выбитых из колеи, подверженных действию постоянного стресса, вызванного эпидемией и ее последствиями.

Да и мы сами вели себя не лучшим образом, присваивая необходимое для выживания имущество, не считаясь с хозяевами. Когда я разбивал очередную витрину, принадлежащую сети аптек, то не особо задумывался над тем, насколько правильно мы поступаем. Мир людей разрушен, старые порядки, законы и представления о том, что правильно, а что нет, ушли в прошлое, а нам нужно выживать и смотреть в будущие. Научиться жить по-новому, создать новые порядки и придумать новые законы.

Сергей остался присматривать за пустынной улицей, а все остальные забрались в аптеку и принялись наполнять медикаментами картонные коробки. Бинты, мази, антибиотики, йод, зеленка, марганец, все, что когда-либо использовали, и что могло пригодиться. Не побрезговали даже слабительным и снотворным.

— Только смотрите вместе их не принимайте… — посоветовал Семен, когда увидел, как мы с Аленой складываем в одну коробку, успокоительные средства и лекарства от запоров.

Три картонные коробки заполнились под завязку. Мы не могли взять больше. Места в кузове почти не осталось. Если нам улыбнется удача, и мы сможем начать новую жизнь, то нет сомнений в том, что еще не раз придется заезжать в окрестные города и пополнять свои запасы.

Выбравшись первым, я погрузил коробку в кузов пикапа. Следом выбрался Семен но, не дойдя до машины, поставил коробку на землю и приготовил автомат. Послышался шум автомобильных двигателей, и выворачивая из-за угла на улице, один за другим появились два черных джипа с тонированными стеклами. Семен настоял на том, чтобы Алена и Катя пока не вылезали из аптеки. Мы с Сергеем, так же приготовили оружие.

Джипы ехали не спеша. Поравнявшись с разбитой витриной, они остановились. Открывшиеся двери выпустили четверых молодых людей. На вид самый старший выглядел лет на двадцать пять, а самому молодому вряд ли исполнилось восемнадцать, с надвинутым на лицо козырьком кепки, всем своим видом, он пытался показать, что старше, чем выглядит. Все как на подбор спортивного телосложения, с модельными стрижками и гладко выбритыми лицами. Одеты они были просто, в джинсы и футболки. С охотничьими ружьями наперевес, развязной походкой эти бравые ребята, с наиграно наглыми лицами, обступили нас и начали задавать вопросы:

— Мародерством занимаетесь?

— Никак нет! — сразу ушел в несознанку Сергей.

Молодые люди дружно усмехнулись. Тот, что выглядел старше всех, положил ружье себе на плечо и с ехидной улыбкой спросил:

— А как же, по-вашему, это называется?

— Это называется — изъятие необходимого для выживания и выполнения поставленных задач имущества, в пользу вооруженных сил и народного ополчения! — без тени сомнения, на полном серьезе, ни разу ни запнувшись, выдал Семен. — Действия производятся с разрешения представителя военного командования округа, сержанта Ратошина!

Молодчики замялись, не сразу сообразив, как им реагировать, но затем на их лица снова вернулось наглое выражение и тот, что стоял с ружьем на плече, разглядывая военную, со знаками различия, форму Сергея, спросил:

— Это ты что ли, сержант Ратошин?

— Я вынужден попросить вас сменить тон общения с официальным лицом! — потребовал я.

Врать не буду, мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы удержаться от смеха, а потом не выдать нервного напряжения, но я понимал, что от того насколько твердой будет заявленная нами позиция и действия в ее поддержку, зависит не только исход этой встречи, но и наши жизни.

— Что за цирк? — спросил один из парней у своих товарищей.

В ответ раздался громкий смех, но до того, как веселье прекратилось, Сергей передергивая затвор, злобно произнес:

— Кто в армии служил, тот в цирке не смеется! Назовите свои имена и цель пребывания в городе!

— Э, спокойней ребята! — выдал один из молодчиков.

— А вы нам не указывайте, как себе вести! Отвечайте на поставленный вопрос! — обводя парней дулом автомата, строго потребовал Семен.

— Да мы просто мимо проезжали… — растерянно произнес самый молодой парень в кепке.

— Откуда вы? — спросил я.

— Из Питера — ответил парень с ружьем на плече.

— Далеко же вас занесло от родных краев… — сказал Семен, обойдя джип спереди и внимательно рассматривая номера.

— Чем дальше, тем лучше! Город теперь населяют трупы и людоеды… — пояснил парень с ружьем на плече.

— Похоже, что так теперь везде — вставил Сергей. — Но здесь пока что поспокойней и почище.

— Если хотите, можете присоединиться к народному ополчению — предложил Семен, заглядывая в открытые двери стоявшего впереди джипа.

Насколько серьезным было его предложение, я определить не смог. На заднем сидении джипа, сидели две симпатичных девушки, в коротких платьицах. Похоже, что они чувствовали себя вполне комфортно.

— Нет уж, спасибо, мы сами как-нибудь — отказался за всех, все тот же парень с ружьем на плече.

— У вас все в порядке? — спросил Семен у девушек.

— Все отлично, дядя! — в один голос ответили они.

— А если нам тоже понадобится необходимое для выживания имущество? — ехидно спросил один из молодых людей.

— Можете изымать… — ответил Семен. — Не думаю, чтобы кто-то стал возражать.

Питерская молодежь села обратно в свои джипы и отправилась своей дорогой.

— Никогда не люби аптеки с самообслуживанием — сплюнув на тротуар, заявил Сергей.

Погрузив коробки, мы двинулись дальше. Катя вела машину на скорости шестьдесят километров в час. То ли соблюдая правила, то ли боясь случайного столкновения. Медленно, но верно мы приближались к выезду на трассу.

Для выезда из города, Катя выбрала другой маршрут. Обратный путь пролегал, через живописный, зеленый район, где из-за высоких, каменных заборов выглядывали верхние этажи и крыши красивых, дорогих домов. Проехав четыре квартала, мы не увидели похожих друг на друга зданий. Хозяева, выбирая подходящие для себя проекты, позаботились о том, чтобы отличаться от соседей. И должен признать, мелькающий пейзаж радовал глаз.

Просто посмотрев на один из этих домиков, душа обманывалась, наполняясь ощущением умиротворения и благополучия. Однако разум не на секунду не переставал напоминать о том, что весь человеческий мир погрузился в хаос и эта картинка за окном, очередной мираж, который рассеется при первом же крике людоеда или выстреле недоброжелательно настроенного соотечественника.

Катя остановила пикап возле одного из домов, обвела нас взглядом и спросила:

— Может, сделаем остановку на ночь? Неизвестно, что ждет нас в этой вашей Кулешовке, а тут пока тихо. Можно принять ванну и отдохнуть в мягкой постели.

— Думаю, не стоит — отозвался Семен. — Людоедам я не по вкусу, а вот шальной пуле все равно в кого угодить.

— Я не против, помыться бы не мешало — почесав затылок, сказал Сергей. — Надо только найти забор повыше, и чтобы двор просматривался на все четыре стороны.

— От кого прятаться собрался? — спросила Катя.

— От вероятного противника. От кого ж еще? — ответил Сергей.

— Опасностей сейчас везде хватает, а искупаться и еще раз как следует поесть, я бы не отказался — высказался я.

— Я тоже не против — сказала Алена, когда Катя посмотрела на нее.

— Итак — подвела итоги Катя — большинством голосов решение остановится на ночь — принято.

Невеселая усмешка Семена перешла в кашель. Катя настороженно посмотрела на него, и Семену пришлось рассказать ей о своем недуге, убивавшем его, но не представлявшем опасности для окружающих.

Сергею потребовалось полчаса, чтобы найти подходящий дом. Крепкие стены, высокий кирпичный забор, и решетки на всех окнах. Окна второго этажа выходили на все четыре стороны, что позволяло просматривать не только двор, но и улицу, а так же прилегающие участки. И что немаловажно, мы беспрепятственно смогли проникнуть внутрь этого оплота. Парадная оказалась не заперта.

— Не шумите, к окнам не подходите, занавески не отдергивайте, и ни в коем случае не включайте свет — выдал ценные указания Сергей, когда мы подъехали к выбранному им дому.

Загнав машину в гараж, выходивший воротами на улицу, мы осмотрели дом. На первом этаже располагалась просторная гостиница с диваном и телевизором посередине, кухня и несколько кладовых помещений. В подвале хранилась куча бесполезного хлама, который как обычно жалко выбросить, а применение найти невозможно. Второй этаж был полностью отведен под спальни и две ванных.

Ни живых, ни мертвых хозяев дома не оказалось. Просматривая одно помещение, за другим мы никого не нашли. Пока Сергей осматривал последнюю спальню, я заглянул в ванную. Вид переливающейся перламутром плитки, душевой кабинки и джакузи заставил меня улыбнуться. Настроение пошло на подъем. Пройдя, немного по коридору, уже чувствуя, как пузырьки массируют мою спину, я толкнул дверь во вторую ванную комнату, забыв про всякую осторожность.

Ситуация получилась неловкая. Прямо передо мной на унитазе сидел пожилой мужчина в распахнутом, полосатом халате. Кроме халата на мужчине ничего не было. Увлеченный своим занятием, он не сразу обратил на меня внимание. Занимался обитатель дома весьма необычным делом. Он увлеченно разматывал рулон туалетной бумаги, висевший на стене, а затем ел, то, что удалось отмотать.

Когда мужчина все же увидел меня, то отвлекся, от поглощения туалетной бумаги и его лицо просияло. Глаза приобрели осмысленное выражение. Насторожило то, что плотоядности в выражение его лица было несколько больше, чем осмысленности. Встав с унитаза, мужчина поднял руки и вытянул их в мою сторону.

— Мужик ты нормальный? — поинтересовался я.

Не смотря на странные вкусовые пристрастия этого человека, прежде чем стрелять, я решил убедиться в том, что он точно невменяемый людоед. Услышав мою речь, мужчина остановился, и осмотрелся по сторонам, после чего шагнул ко мне. Подняв ствол на уровень его головы, я выстрелил.

Спустя три секунды, возле двери в несчастливый санузел появились Сергей и Катя.

— Теперь я верю, что ты мастер спорта по ориентированию — сказала Катя, обращаясь к Сергею. — Из всех домов ты выбрал именно тот, в котором засел людоед!

— Это ведь был людоед? — не обращая внимания на колкость Катерины, спросил Сергей.

— Да — без сомнения ответил я.

Катя посмотрела на забрызганную кровью плитку, вздохнула и, посетовав на то, что теперь во вторую будет очередь, объявила себя первой в списке желающих поплескаться в горячей воде. Труп мужчины оставили лежать там, где закончилась его жизнь.

Пока Катя наслаждалась горячей водой. Алена проверила холодильник на кухне, на наличие продуктов. К общей радости, хозяин дома употреблял в пищу не только туалетную бумагу. Пельмени, после полутора недель различных каш, макарон и консервов воспринимались, как дар богов. Сметану, правда, есть ни рискнули. В очередной раз выручил кетчуп.

После горячего плотного ужина и посещения джакузи, все собрались в гостиной. За окном уже начало темнеть. Толстые, массивные шторы на окнах погружали комнату в полумрак. Чтобы не выдавать своего местоположения свет включать не стали, даже не смотря на то, что окна первого этажа скрывал двухметровый забор.

— Тут неплохая фильмотека… — сказал Сергей рассматривая полки с хранящимися на них DVD дисками.

— Давайте посмотрим что-нибудь. — предложил я. — Телевизор можно в подвал спустить, места там полно.

В гостиной стоял огромный телевизор с плоским экраном. Сегодняшний вечер мог быть последней возможностью насладиться двигающимися картинками на голубом экране. Вот только вслед за моим предложением прозвучал вопрос, который немного усложнил дело, казавшееся мне уже решенным.

— А что будем смотреть? — спросила Катя.

Мнения разделились. Только Семен, предпочитавший, как это ни странно для человека его профессии, книги и познавательные журналы, остался безучастным в разгоревшемся споре.

— Предлагаю, что-нибудь веселое и жизнеутверждающее! — предложил Сергей. — Я бы с удовольствием глянул «Американский Пирог». Мой любимый фильм, тут есть диск со всеми частями.

— Сомневаюсь, что он лицензионный — сказала Катя.

— Думаю видику все равно, какие диски хавать, а мне лишь бы качество приемлемое — сказал Сергей.

— И как только такое может нравиться? — читая на коробке описание к предложенному фильму — спросила Алена.

— Ничего вы не понимаете в современном кинематографе! — обиделся Сергей.

— Я бы лучше посмотрела фильм «Девчата» — выдвинула свое предложение Катя.

— Это что-то из немецкого кино? — лукаво улыбнувшись, спросил Сергей.

— Пошляк! — ответила Катя — Это хорошая добрая, советская комедия.

— Наверное, года восьмидесятого — вздыхая, предположил Сергей.

— Шестьдесят первого — уточнила Катя.

Чтобы прочитать название фильмов в полумраке, пришлось вплотную подойти к полке. Рассматривая собранную коллекцию, я усмехнулся и сказал:

— Ты бы еще немое кино предложила для просмотра

— А что такого? Хороший фильм! — поддержала Катю, Алена. — Многие американские молодежные комедии, сняты с тем же сюжетом. В леспромхоз устраивается работать девушка Тося. «Первый парень» в поселке поспорил с приятелем, что влюбит ее в себя. Тося, все узнала и порвала с ним отношения, а парень, понял, что любит ее. Ничего не напоминает?

— Ну и что? — раздраженно спросил Сергей. — Все равно я не стану смотреть всякое старье! Хоть ты Кирилл скажи им, что-нибудь!

— Твой пирог тоже не первой свежести… — отозвался я. — Уже жалею, что вообще это предложил. Сам то я люблю ужасы и триллеры, но сейчас этого добра и в жизни хватает. В общем, мне все равно.

В детстве, да и в более позднем возрасте вопросы вроде тех, какую бы песню ты послушал перед смертью, не вызывали затруднений. Но теперь, не смотря на то, что умирать я пока не собирался, подобная дилемма застала меня врасплох. И чем больше я об этом думал, пытаясь сообразить, какой фильм хотел бы посмотреть последним, тем больше понимал, что не хочу смотреть вообще ничего. Жизнь стала страшнее, самого страшного ужастика и напряженнее любого триллера, а комедии в ней хватало и до этого.

— Правда я бы, предпочла «Унесенные ветром» — робко, вполголоса сказала Алена.

— Мне тоже нравится этот фильм. Всегда хотела быть похожей на Скарлет, быть такое же стойкой и независимой. Но до сих пор так и не получилось. Я не могу оставаться одна… — призналась Катя. — И до эпидемии, мне было просто необходимо, чтобы кто-то находился рядом, мог посоветовать, поддержать, утешить. Когда я осталась совсем одна, то сильно испугалась и гнала мотоцикл, стараясь не думать ни о чем. И уже почти смирилась с одиночеством и тут появились вы…

В этот вечер телевизор и видеомагнитофон остались не востребованными. Вместо этого до поздней ночи, мы проговорили о любимых фильмах и полученных от них впечатлений. О любимых героях и сюжетах. Никто и словом не обмолвился о том, что мы так и не воспользовались, не исключено что последней возможностью, погрузиться в мир кино иллюзий.

К двум часам, все разошлись по спальням. Катя попросила Сергея пойти с ней, и он не отказался. Алена не возражала, чтобы и эту ночь мы провели вместе. Только на этот раз, согревшись, мы не заснули. Ее нежные поцелуи оказались лучше любого забытья, а прикосновения к ее коже напоминали мягкие бархатистые сны, от которых не хотелось отрываться, даже после пробуждения.

Уснуть мне не удалось. Алена уже тихо посапывала, а мне в голову все время лезли мысли по поводу того, что же теперь будет и как жить дальше. Вопрос «Кто виноват?» отпал почти сразу. Теперь уже неважно кто или что. А вот вопрос «Что делать?» для человека мыслящего и не потерявшего воли к жизни всегда будет актуальным. Чтобы успокоить карусель, крутившуюся в голове, я спустился на первый этаж и вышел через заднюю дверь во двор.

Сразу насторожили два силуэта, сидевших в плетеных стульях. При моем появлении их тихий шепот прекратился. Я пожалел, что не взял автомат. На этот раз подобная беспечность сошла мне с рук. Один из силуэтов обратился ко мне голосом Семена.

— Что тоже не спится?

— Не спится — отозвался я.

Ночь выдалась теплой и безоблачной. Во дворе росли две небольших яблони, и прохладные порывы ветра, шелестели их молодыми листьями. Звездное небо, безразлично наблюдало за всем тем ужасом, что творился под ним. И сегодня для меня не было ничего романтичного в мерцании далеких светил. Скорее эти маленькие огоньки напоминали костры, на которых без остатка, за какие-то ничтожные мгновения по историческим меркам, сгорает строившийся тысячелетиями мир.

Семен и Сергей вернулись к своему разговору, а я присев на один из стульев, начал прислушиваться к их шепоту.

— Как же теперь жить? — спросил Сергей. — Все развалилось. Армия, экономика, промышленность. Сортиров нормальных, скоро не найдешь.

Семен рассмеялся и его приглушенный смех, перешел в приглушенный кашель.

— А как ты раньше жил? Ел, пил, спал, ерундой всякой занимался. Так и теперь тебе никто не запрещает тоже самое делать, а насколько удобно тебе будет, зависит от того, из какого места руки растут. Если из задницы, тогда и правда нормальных сортиров не останется.

Сергей усмехнулся, но как-то невесело, а с сожалением.

— Ну, ты Василич шутник…

— Какие уж тут шутки, если я что не правильно говорю, так ты меня поправь. А промышленность еще в 90-е развали, так что ты не переживай. Что до экономики, так экономь на здоровье. Чего переживать то? Это мне уже недолго осталось, а ты парень молодой. Девки вон еще не перевелись. Найдете, чем заняться. Это мое поколение еще немного зацепила идея о светлом будущем, в котором правит коммунизм. Все шли к великой цели, вроде бы. А если приглядеться внимательнее, то каждый беспокоился о том, чтобы зарплата хорошая была, чтобы квартиру получить, машину купить или в санаторий съездить. Короче, кусок пожирнее урвать, и как показало время правильно делали. Вместо светлого будущего пришло мрачное настоящее. Так ничего, после развала союза прожили как-то. И теперь проживем.

Семен был прав. Что делать и так понятно. Жить дальше, по возможности наслаждаясь теми мгновениями, что остались до того момента, как старуха с косой или голодный людоед с острыми зубами придут по наши души. Миллионы людей жили и умерли так и не узнав, что такое промышленность, экономика и коммунальные удобства. Насколько они при этом были счастливы не мне судить. Счастье понятие относительное и субъективное. Мое счастье и счастье тех, кто будет со мной рядом, действительно зависит от того из какого места руки растут.

Разговор прервал внезапный визг летящего предмета. Сергей и Семен нервно схватились за автоматы. Через секунду раздался хлопок, и небо на западе осветилось небольшим фейерверком. Минут пять огоньки поднимались вверх, сияли разными цветами и затухали под дружные крики молодых глоток.

Успокоившись, Сергей положил автомат на стол и откинулся на спинку стула.

— Питерцы что ли?

— Быстрее всего — ответил Семен.

Когда фейерверки закончились, началась пальба из ружей и крики, оповещающие всю округу о том, что некий Миха, теперь новый мер какого-то Мухасранска.

— Зря они шумят — глядя в ночное небо, прошептал Сергей.

— Молодежь… — со вздохом, прошептал Семен.

Далекое веселье стихло, а мы еще некоторое время сидели молча. Потом между Семеном и Сергеем разгорелся спор о том, что теперь будет: начнется ли новый этап развития человеческой цивилизации, как предполагал Семен или же, как утверждал Сергей, все человечество накроется тем женским органом, из которого появилось.

— Что будет, то будет — возвращаясь в дом, пробормотал я.

Алена спала, как ребенок. Тихо и занимая мало места. Осторожно, чтобы ее не разбудить, я забрался под одеяло и снова попытался уснуть. Когда сквозь щелочку между шторами начал пробиваться свет, веки налились свинцом и как это обычно бывает, сам того не заметив, я провалился в сон. Сны пришли смутные и несвязные. Среди прочего, неожиданно четко я увидел какого-то эстрадного певца. Так и не смог вспомнить его имени. Вьющиеся длинные, черные волосы, прозрачная сетка вместо майки, лосины и огромные ботинки на платформах. Подобный образ грозил обернуться кошмаром. Вместе с картинкой, все громче и громче звучала песня:

А он им светит… Все бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, Бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, бегут, А он горит!

Шум нарастал. Я проснулся и открыл глаза. Сон рассеялся, но не полностью. Пугающего вида певец пропал, а песня осталась. Под окном работали мощные динамики. Немного отодвинув край шторы, я выглянул из окна. И тут же оконное стекло буквально взорвалось, обдав меня кучей мелких осколков. Дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Сергей, с запоздавшим советом:

— Не подходите к окнам!

Алена проснулась и удивленными глазами, смотрела то на меня, то на Сергея.

— Кто-то подъехал на шестерке, подперев машиной ворота, включил музыку на полную катушку и ушел вдоль забора. В доме напротив стрелок, судя по всему с дробовиком.

Рассказывая, что случилось, Сергей осторожно подошел к краю окна. Жестами показал Алене, чтобы она спустилась на первый этаж. Алена, взяла свои вещи и быстро вышла из комнаты. Как только она скрылась за дверью, Сергей дернул покрывшуюся после первого выстрела мелкими дырочками штору, и тут же новая порция дроби залетела в комнату. При этом штора превратилась в кучу висящих на карнизе лоскутов. Дверь спальни напротив открылась и оттуда с автоматом в руках, вышел Семен. Он заглянул к нам в комнату, покосился на окно и сказал:

— Сзади вроде все чисто. Возможно это один человек и я, кажется, догадываюсь кто…

— Что будем делать? — спросил я.

— Вариантов немного — ответил Сергей. — Либо уходить пешком, дворами, либо попробовать достать этого гада!

— А если он не один? — обеспокоено спросил я.

Утро выдалось не самое лучшее. Раньше в меня никогда не стреляли, да и музыка под окнами орала не в моем вкусе, так что причин для беспокойства имелось выше крыши. Если предположить, что использование аудио эффекта носило характер психической атаки, то водитель шестерки достиг своей цели. Руки дрожали, голова спросонья не соображала, а еще парочка таких сюрпризов и джинсы, которые я натягивал, пытаясь справиться с нервной дрожью, придется менять.

— Значит, гробы пойдут со скидкой — невесело, пошутил Сергей и направился в коридор.

Мне наконец-то удалось натянуть джинсы и майку. Вытряхнул из кроссовок осколки стекла, обулся, взял автомат и стал у стены, возле окна. Используя доступный угол обзора, рассматривая улицу, я заметил, как на противоположной стороне, метрах в пятидесяти идет голая девушка. Двигалась девушка странно, медленно, качаясь из стороны в сторону, как гусыня. Голова ее была неестественно наклонена влево, а в руках она держала цветную тряпку.

— Это еще что такое?

Услышав мои слова, Сергей остановился в дверях. Вернулся в комнату и подошел к краю окна. Прополз под подоконником и использовал, как бинокль, взятый накануне в оружейном магазине оптический прицел. Не вооруженным глазом было видно, что девушка обладала выдающимися формами. Секунд десять — пятнадцать, Сергей водил прицелом вверх вниз, при этом довольно мыча.

— Вот это сиии… — восторженное восклицание Сергея прервалось на полуслове и вместо того чтобы выразить свое восхищение, он озабоченно спросил — А почему она такая синяя?

Семен вошел в комнату, встал на четвереньки и проделав тот же путь, что и Сергей оказался рядом с нами, жестами давая понять, чтобы не толпились в одном месте, тем более перед окном. Взяв у Сергея прицел, он посмотрел на приближающуюся девушку.

— Ничего удивительного — не отрываясь от прицела, произнес Семен. — Судя по всему, у нее сломана шея и она мертвая.

— Ты что Василич?! Она же на своих двоих идет!

Лицо Сергея говорило о том, что вывод Семена, показался ему, как минимум сомнительным. Когда девушка подошла ближе, слова Семена уже не казались мне абсурдными. Немного развернувшись при неудачном шаге, девушка повернулась и выставила на показ заднюю часть шеи, из которой торчали куски позвоночника. Приглядевшись, я узнал в ней одну из тех девушек, что сидели в джипах. В руке она держала свое платье. Только теперь оно походило не на гламурную вещицу, а на грязную, рваную тряпку. Девушка перешла улицу и скрылась из вида.

— Надо скорее валить отсюда! Вдруг она не единственный в городе труп, которому приспичило по улицам разгуливать! Делаем так, я обхожу эту сволочь напротив, а вы через пять минут начинайте его отвлекать. Делайте, что хотите, только сами не высовывайтесь. Еще посмотрим, кто кого!

С этими словами Сергей спустился на первый этаж и вышел, через заднюю дверь. На этой стороне дома было еще две комнаты с целыми окнами. Перебравшись в одну из них, я начал внимательно следить за бегущей секундной стрелкой часов на стене. Семен занял следующую спальню и так же ждал истечения назначенного срока. Прошло три минуты. Это были самые длинные минуты в моей жизни. За это время мы успели прослушать еще одну песню Валерия Леонтьева. Так звали певца, чье имя мне все-таки удалось вспомнить. Если Сергею не удастся достать засевшего напротив стрелка, и нежданный концерт будет продолжаться то, скорее всего, мне придется застрелиться, потому что прослушать весь сборник у меня не хватит сил.

Встав возле стены и осторожно отодвинув самый край шторы, я выглянул на улицу. Справа посреди улицы стоял мужчина в деловом костюме, с опущенной головой. Взгляд его устремлялся на асфальт под ногами. Сзади к нему приближались еще двое. Полноватая женщина в выцветшем халате, без обуви и девочка подросток с синими волосами, в короткой юбке и в туфлях на высокой платформе. Двигались они почти так же, как девушка с платьем в руках.

Девочка споткнулась и упала, ей было трудно идти на большой платформе. Она не переступала с ноги на ногу, а волочила их. Несмотря на громко игравшую музыку, я слышал ужасное шарканье. После падения, стопы девочки неестественно вывернулись и теперь подошвы платформ вместе с пятками были обращены наружу в стороны, а девочка шла, наступая на оголившиеся кости суставов.

Мне стало не по себе. К обезумевшим людоедам я уже привык, а вот сходящиеся со всей округи, послушать Валерия Леонтьева, ожившие мертвецы вызывали во мне некоторое беспокойство. Перевел глаза на часы на стене. Дождавшись пока пройдут последние тридцать секунд, дернул штору. Карниз заскрипел, оторвались несколько петелек на шторе, но вот стекло осталось целым. Выстрела не последовало. Сначала я хотел выглянуть в окно, но удержался и вместо этого, взял штору за дальний от меня край и потянул на себя. Штора поехала по карнизу, открывая окно, и тут же стекло разлетелось на сотни маленьких осколков. Спинка кресла стоявшего возле окна преобразилась, украсившись десятком свинцовых точек.

Через пять секунд, раздался еще один выстрел и оконное стекло в комнате, где находился Семен, постигла та же участь. В ответ, прозвучала автоматная очередь. Похоже, что Семен обиделся на нехорошего соседа и решил ответить на его выходки в том же духе. Что совсем не удивительно. Сев под подоконником и высунув дуло автомата в окно, я сделал несколько выстрелов вслепую.

Следующие пять минут, используя прикроватные лампы и подушку, я отвлекал стрелка напротив. Вызывая огонь на себя. Выплевывая перья, после удачного попадания недоброжелателя, я поздно понял, что идея с подушкой не самая лучшая. Пока глаза лихорадочно искали, чтобы еще использовать в качестве мишени, уши уловили звук автоматной очереди, но на этот раз она прозвучала не за стеной, а где-то напротив. В ответ выстрелов не последовало.

Минуту спустя, раздался свист и с улицы донесся голос Сергея.

— Концерт окончен!

Проходя мимо двери, Семен заглянул в комнату и улыбаясь произнес:

— Вставай, чудо в перьях, надо отсюда выбираться, пока все кладбище к нам не перекочевало.

Музыка все еще играла. Мы с Семеном спустились на первый этаж, где сидели Катя и Алена.

— Катя заводи машину! — на ходу бросил Семен.

Не отвечая на вопросы перепуганных девушек, минуя гостиную и прихожую, мы вышли во двор. Музыка стихла, в ворота постучали, и следом прозвучал голос Сергея:

— Помогите машину откатить! Надо отсюда убираться! А то что-то меня переворачивает от этих унылых взглядов.

На улице перед нами предстала необычная картина. Рядом с белой шестеркой подпиравшей ворота, с автоматом наготове стоял Сергей. Вокруг него собрались пятеро мертвецов. Компания подобралась разношерстная. Голая девушка с платьем в руках, полная женщина в выцветшем халате, девочка подросток с вывернутыми ступнями, крупный мужчина в деловом костюме, с торчащим между лопаток куском трубы и паренек в кепке, пассажир одного из вчерашних джипов. Необычным было не то, что эти покойники стояли, а то, что в отличие от людоедов они вели себя спокойно, не делая попыток напасть. При этом мертвецы смотрели на Сергея действительно унылыми взглядами.

— Чего это они? — спросил я.

— Ты у меня спрашиваешь? — вопросом на вопрос ответил Сергей, при этом его плечи дернулись, и он нервно сглотнул слюну.

— Наверное, им что-то от тебя нужно — предположил Семен.

На наши голоса мертвецы никак не отреагировали. Что было бы не удивительно, если бы при этом они лежали и не двигались, и вообще вели себя так, как и положено мертвецам. Когда мы попытались подойти ближе, мужчина с трубой между лопаток повернулся и выдал что-то похожее на рычание. Не трудно было догадаться, что наше приближение не желательно.

— Что с ними делать? Пострелять их всех? — спросил Сергей.

При слове пострелять, все покойники протяжно замычали. Их мычание слилось в единый тоскливый гул. Девушка с платьем в руках разжала пальцы, и ее одежда упала на землю. Она сделала три шага в сторону Сергея и медленно дотронулась до направленного на нее ствола. Сначала дотронулась, а потом взяла двумя руками, приподняла и засунула себе в рот. При этом ее родичи по несчастью снова замычали. Еще громче и тоскливее.

Не долго думая, Сергей нажал на спусковой крючок. Тело девушки упало на землю и замерло. В сторону Сергея сделал несколько шагов девочка с синими волосами. Он не стал дожидаться ее дальнейших действий и выстрелил ей голову. Затем поочередно вышиб мозги всем остальным мертвецам, успокоив их навсегда.

— Кто в нас палил? — спросил Семен, когда мы принялись толкать шестерку, освобождая проезд.

Сергей посмотрел на открытое окно чердака напротив, вздохнул тяжело, и ответил:

— Хозяин магазина. Злопамятная сволочь! Чуть меня не укокошил, но я оказался быстрее.

— Как он нас нашел? — спросил я.

Одними губами Сергей ответил, что об этом знает только всеведущий мужской орган.

Когда открыли ворота гаража, Катя сразу выгнала пикап. Алена уже сидела в машине, и мы не стали медлить с тем, чтобы покинуть это злополучное место. На первом же перекрестке, мы увидели, десятки неправильных трупов, которые шли со всех сторон. Неправильных потому что вместо того, чтобы гнить где-нибудь подальше от живых людей они стремились туда, где шум и веселье.

Оставив полумертвый город его полумертвым жителям, мы продолжили свой путь. У меня из головы не выходил сон, приснившийся мне, когда мы гостили в подземных гаражах у Семена. Мертвые мычащие люди в моей родной деревне. Чтобы посмотреть, как на самом деле обстоят дела, оставалось километров сто. От неизвестности на душе скребли кошки и сидя рядом с Сергеем, я ни сразу заметил, что его камуфлированные штаны сильно порваны чуть пониже колена, а под штанами краснела выступающая из рваной раны кровь. Кивнув на его ногу, я спросил, что случилось. Сергей посмотрел на рану так, как будто первый раз ее видит, и до этого не подозревал, что нога повреждена. Тяжко вздохнув, он посмотрел на меня испуганным взглядом и с надеждой в голосе спросил:

— Не все же жертвы вируса становятся безумными?

Семен и Катя одновременно обернулись. Машину повело немного в сторону, и Катя перевела свое внимание обратно на дорогу. Семен с сочувствием посмотрел на Сергея и тоже отвернулся.

— Тестя покусала зараженная жена, но он не стал людоедом — ответил я. — Катя останови машину. Надо обработать рану.

— Детишки… Мать их! — рассказывал Сергей, пока я лил на его ногу раствор из медицинского спирта и еще какой-то дряни. — Я когда, через дворы обходил, наткнулся на двух детишек. В песочнице сидели, играли. Сразу понял, что ожившие трупы. У девочки половины руки не было, мясо прямо кусками свисало, а крови нет. Пацан вроде целый весь, но кожа сине-черная. Остановился, они меня тоже заметили, и давай радостно мычать. Поиграть со мной хотели, за ноги цеплялись, девочка на руки просилась. Не смог в них выстрелить. Рука не поднялась… Когда попытался уйти, пацан схватил за штанину, да так сильно, что порвал. Попытался второй рукой меня за ногу ухватить, а я в этот момент двигаться начал, ну он ногтями и зацепил.

Адреналин, вызванный внезапным, скоротечным боем, переставал действовать. Возбуждение прошло и неизвестность, вместе с мрачными мыслями о возможных последствиях изменили не только выражение, но и цвет лица Сергея. Он притих и ссутулился. Вирус мог и не передаться через царапину, возможно опаснее была грязь под ногтями мальчика и частицы разлагающейся ткани мертвого тела. Оставалось только ждать.

За пару километров, до поворота на Кулешевку, стояла небольшая церквушка. С трассы был виден только купол. Когда мы проезжали мимо, Сергей попросил Катю свернуть и подъехать к входу. Она так и сделала. Несмотря на мой атеизм, я вместе со всеми вышел из машины, чтобы зайти помолиться и поставить свечки.

 

Глава 10

С запада ветер гнал тучи. Земля еще не успела просохнуть после прошлого дождя и чтобы подъехать к церкви, пикапу пришлось замесить немало грязи. Несмотря на постоянные жалобы и просьбы прихожан, асфальтовую дорогу так и не проложили. И только истинно верующие находили в себе силы, посещать приход несмотря ни на какую погоду.

У церкви был всего один зеленый купол. На его верхушке, на золотом шаре красовался большой серебристый крест, а сразу за ее белыми стенами начиналась роща. Рядом с дубами и березами здесь росли сосны и ели. В детстве бабушка часто брала меня с собой на воскресные службы. Иногда мне удавалось ускользнуть. Пока прихожане, зевая под монотонный голос священника, боролись со сном, я гулял среди этих деревьев, придумывая себе разнообразные занятия.

Дверь оказалась не заперта. Внутри было темно, как в пещере, но в пещере сухой и приятной. Мне нравилось бывать здесь, когда людей почти не было. Это случалось, если дождливая погода выпадала на воскресенье. И вместо того, чтобы месить грязь, верующие жители окрестных поселений предпочитали остаться дома.

Иконы подмигнули нам, отражая ворвавшийся снаружи солнечный свет. Подмигнули по доброму без подвоха, как бы говоря «Заходите, мы вам рады». И мы не стали отказываться от столь дружелюбного приглашения. Внутри пахло воском и ладаном. Запахи не остаточные, а свежие, подсказали, что совсем недавно здесь проходил обряд.

— Где у них свечи хранятся? — спросил Сергей.

При входе в левом углу стояла витрина. Под ее стеклами блестели кресты из разных металлов, красовались маленькие иконы. Алена обошла витрину и наклонившись достала припасенные на нижних полках свечи. Там оставалось пятнадцать штук. Алена раздала по три свечи каждому.

Рядом с витриной, на приделанной к стене перекладине висели ситцевые платки. Алена взяла два, один повязала на голову, спрятав свои волосы, второй протянула Кате. Та брезгливо посмотрела на протянутый платок, отвернулась и направилась к подсвечнику возле одной из икон.

Алена ничего не сказала, повесила платок обратно и прошла в зал. Прежде чем кто-то из нас успел поставить хотя бы одну свечу, отражаясь эхом от стен, прозвучал знакомый мне с детства голос:

— С чем пожаловали, люди добрые?

Голос принадлежал местному батюшке. Я помнил его еще с тех пор, как бабушка брала меня с собой на службы. Этот человек одним своим видом, всегда внушал уважение. От всех остальных священников, которых мне когда-либо приходилось видеть, он отличался отсутствием выпирающего живота. «Есть надо в меру, иначе никакой пост не поможет» — говаривал он.

Я всегда уважал этого большого и доброго человека, хотя никогда лично с ним не общался. Теперь же, видя направленную на себя двустволку, я зауважал его вдвойне. Голос батюшки был строгим, а взгляд твердым и решительным. Ни на секунду не возникло сомнения, что если кто-то из нас вздумает шалить, то святая дробь непременно покарает грешника. Но шалить никто не собирался.

— С миром пожаловали, батюшка — ответила за всех Алена.

— Коли с миром, так зачем же вам оружие?

— Опасные времена наступили — сказал я.

— Какие бы времена ни были, негоже в храм господень с оружием входить, оставьте все у двери.

Пока оружие дремало у входа, мы зажигали свечи и ставили их за здравие и упокой. Сергей попросил батюшку об исповеди и в стороне от всех рассказывал отцу Феодору о своих прегрешениях. Остальные разбрелись по залу, чтобы стоя в одиночестве перед иконами, помолчать о своем.

Я поставил одну свечу за упокой друзей и знакомых, которые стали жертвами эпидемии, одну за здравие тех, кто выжил и был рядом со мной. Подумал немного, повертел в руках свечу и поставил ее за здравие Маши. Попросил за нее, чтобы в этом новом мире она нашла свое место и смогла наладить новую жизнь.

Сергей долго разговаривал с батюшкой. Время я не засекал, но прошло около часа. После Сергея, об исповеди попросила Алена. Прегрешений, по всей видимости, у нее набралось поменьше, и ее разговор с батюшкой закончился в два раза быстрее. Никто из нас больше не вызвался покаяться и очистить свою совесть перед Богом и самим собой.

Когда я направился к выходу, отец Феодор окликнул меня: — А ты Кирилл, не хочешь исповедаться?

Он помнил меня. Несмотря на то, что я не заходил сюда уже лет десять, помнил и мое имя. Впервые, бабушка привела меня сюда, когда мне было четыре года. В то время тут хозяйничал отец Григорий. Крупный пожилой мужчина, с выпирающим, круглым животом и большой белой бородой, как у деда Мороза. Сколько бы бабушка не убеждала меня, что это не дед Мороз, я не хотел ничего слушать.

В очередной раз, когда мы с бабушкой пришли в воскресенье, и вместо деда Мороза службу проводил молодой, без единого седого волоса отец Феодор, меня постигло огромное разочарование. Дело было под новый год, и я хотел попросить у Григория приставку «Денди». Попросить не удалось, да и приставки этой у меня никогда так и не появилось. Наверное, с этого момента и начал развиваться мой атеизм.

Теперь же, спустя много лет, отец Феодор, сам был похож на деда Мороза. Волосы на его голове еще не полностью поседели, а вот борода, как будто перешла по наследству от отца Григория. Грешным делом, я чуть было не ляпнул, что хорошо себя вел и жду его с подарками на новый год но, почувствовав на себе строгие взгляды святых с икон, сдержался.

Исповедоваться меня совсем не тянуло. Слишком много произошло за последние дни. Целиком все события, еще не до конца уложились у меня в голове. Возможно, что в последствии меня еще не раз будет мучить совесть, но сейчас было совсем не до этого. Однако, глядя в ясные и понимающие глаза отца Феодора, я почувствовал потребность в разговоре.

Катя с Семеном вернулись к машине. Сергей, сел прямо на пол возле входа, обнял автомат и замер с отсутствующим видом. Алена подошла к горящим за упокой свечам на прямоугольном подсвечнике. И простояла там все время, пока мы с отцом Феодором разговаривали.

Я не стал задавать вопросы, на которые знал, что не получу ответа. Или услышу что-то вроде «На все воля Божия» или «Пути господни неисповедимы». Вера этого человека поддерживала его и всех тех, кто обращался к нему за помощью, ища утешения в боге. Возможно это не так уж и плохо, когда знаешь, что все страдания не напрасны и впереди тебя ждет царствие небесное. И хотя сам я не разделял веры и убеждений отца Феодора, общение с этим человеком не прошло для меня даром. После нашего разговора у меня еще долго оставалось впечатление, что он поделился со мной кусочком своей светлой души. Но вместе с этим в голове кружились мысли о том, что если нас действительно создал всемогущий Бог, то почему он создал нас такими несовершенными, стремящимися к саморазрушению и разрушению всего, что нас окружает.

Из своего арсенала атеистических вопросов, я задал только один.

— Если бог существует и он такой всемогущий, каким его описывает библия, то почему никак не проявляет себя, не зовет заблудших овец вроде меня обратно в стадо, неужели он настолько занят, что не может сказать пару слов, каждому из своих созданий?

— А почему ты думаешь, что он ничего тебе не говорит? Может, ты просто не хочешь его слушать?

Отец Феодор посмотрел в зал, где рассеивая темноту, еле заметно подрагивая маленькими огоньками, горели свечи. Я невольно проследил за его взглядом и наткнулся на Алену. Опустив руки вдоль тела, она стояла с безмятежным выражением лица. В широких штанах, олимпийке с капюшоном и с черным ситцевым платком на голове. Я невольно улыбнулся этому зрелищу. Алена почувствовала на себе мое внимание, оторвалась от своих мыслей, повернулась ко мне и тоже улыбнулась.

Небо полностью затянуло тучами. Прохладный ветер через опущенные стекла обдувал мое лицо. Мы ехали молча. Не знаю, как остальные, но я чувствовал, что нам удалось вырваться из цепких лап рока, настигшего нас там, где мы меньше всего этого ожидали — в теплых уютных квартирах, со всеми удобствами. И хотя теперь никто с уверенностью не мог сказать, каким будет даже недалекое будущее, на душе у меня было спокойно.

— Катя, мы проехали поворот! — спохватился я, когда грунтовая дорога, уходящая в сторону от трассы осталась позади.

Катя остановила машину, обернулась и с недоверием посмотрела на меня.

— Ты сказал, что перед поворотом должен быть знак!

— Должен быть… — эхом отозвался я.

Я вышел из машины и осмотрелся. Прошел пешком до того места, где раньше стоял знак «Кулешевка 20 км». Сквозь траву виднелись выступающие из земли всего на пару сантиметров основания. Если бы я не помнил местности, то мы бы проскочили неширокую грунтовку и не факт, что удалось бы отыскать почти вымершую деревеньку, которой и на карте уже нет.

Катя съехала с трассы и последние двадцать километров мы проехали, трясясь и подпрыгивая на сиденьях. Семен два раза ударился головой и чуть не отвесил Катерине подзатыльник за такое вождение. Под его ворчание Катя сбросила скорость и когда за полкилометра от Кулешовки, перед последним пригорком, я попросил ее остановиться, поглядывая краем глаза на Семена, она плавно затормозила.

— Пошли Сергей, проверим обстановку — толкнул я в плечо, поникшего сержанта.

Сергей молча посмотрел на меня потухшим взглядом и выбрался из пикапа.

Я взял две рации настроил их и отдал одну Семену. Пошли не по дороге, а обошли деревеньку справа. Я знала место, с которого она просматривалась как на ладони. Когда мы поднялись на пригорок, перед нами открылся вид на старые одноэтажные, деревянные домики, окруженные невысокими изгородями.

Отсюда была видна большая часть домов с утопающими в зелени фруктовых деревьев дворами. Остальные скрывались за невысоким холмом. Не из одной трубы не шел дым. Несмотря на время года, печи всегда топились для приготовления пищи. Даже после того, как появилось электричество. В целях экономии все делалось по старинке.

— Будем торопиться не спеша — сказал Сергей.

Присаживаясь на корточки, он положил руку мне на плечо и потянул за собой. Сергей достал оптический прицел и начал внимательно рассматривать раскинувшуюся перед нами Кулешовку.

Никого из людей на улице не было. Я обратил внимание, что во дворе дяди Коли нет трактора. Обычно, когда он дома, трактор всегда стоял под окном, хотя его жена и ругалась, что не место этой бандуре перед домом.

Ставни на окнах почти всех жилых домов были открыты. Всех кроме дома тети Нюры. Эта старая вредная тетка всегда вставала раньше всех, чтобы с самого утра найти себе повод для недовольства. Ни разу не видел, чтобы утром ее ставни были закрыты. Ни разу, до этого дня.

— Слушай Кирилл… — нарушил молчание Сергей.

— Что?

— Пообещай мне кое что…

— Что?

Перед тем, как ответить, Сергей, посмотрел мне в глаза и, убедившись, что я не собираюсь отводить взгляд, сказал: — Если я заразился и начну лихорадить, пообещай мне, что прострелишь мне башку, и что меня похоронят по-человечески. В той роще перед церковью.

Мне ничего не оставалось, пообещав Сергею выполнить его просьбы, я собрался предложить подойти ближе, и вдруг из-за дома Аглаи Федоровны, местного фельдшера, прокричав: — «Помогите!», выбежал мальчик. За ним не торопясь, качаясь из стороны в сторону, вышли еще двое ребят. Скорее всего, это были внуки Аглаи Федоровны. Я встречал их несколько раз, когда приезжал сюда в отпуск. Андрей, ее сын женился, когда я только поступил в институт. Его жена родила двойню, оба мальчики и через два года, еще одного пацана. Сейчас старшим было лет десять, а младшему восемь. Именно он убегал от старших братьев.

Сначала, мальчишки двигались медленно, а потом резко встрепенулись и с дикими воплями, беспорядочно размахивая руками, кинулись за убегающим. Младший оглянулся, услышав за спиной бешеные крики, зацепил ногами цепь, торчавшую из собачьей будки, и упал на землю. Радостно орущие преследователи схватили брата и поволокли его в сарай. Тот не на шутку был испуган и вырывался изо всех сил.

С автоматами наперевес мы с Сергеем кинулись на помощь. Черная тень сомнений превратилась в гнетущее, защемившее сердце чувство. Похоже, что и этот небольшой, забытый урбанизированным миром уголок накрыла страшная волна неизвестной заразы.

Потревоженная в своей будке собака, выскочила и начала громко лаять сначала на сарай, а потом на нас. Время неумолимо продолжало свой бег и с каждой секундой надежда на то, что мы успеем, становилась все меньше.

Подбегая к забору, мы с Сергеем почти одновременно передернули затворы. Но не успели мы перепрыгнуть через изгородь, как из сарая, весело смеясь, вышли все троя. Братья не сразу заметили нас.

— В следующий раз я хочу быть людоедом! — обиженно протянул младший.

Старшие тут же закричали: — «Людоед, спасайтесь!» и кинулись в разные стороны. Но, заметив нас, остановились и замерли как вкопанные. Младший не сразу, но узнал меня.

— Дядя Кирилл? — неуверенно спросил мальчик.

— Да. Привет… Где ваш папа?

— Он пошел к дяде… — начал было младший, но его прервал звонкий голос Аглаи Федоровны.

— Кирилл, ты что ли?

— Да Аглая Федоровна, я! — обрадовался я, увидев доброе, знакомое и что немало важно разумное лицо.

— Андрей с Николаем на тракторе поехали машину из оврага возле родника вытягивать. А ты давай домой двигай, мать заждалась уже! Это кто с тобой?

— Друг — ответил я, направляясь в сторону родного дома.

— Друг это хорошо — возвращаясь в дом сказала Аглая Федоровна. — Терминатор фу, свои! Хватит шуметь уже!

Пес с устрашающим именем еще пару раз тявкнул и угомонился.

Не успели мы дойди до калитки, а мать уже со слезами на глазах кинулась мне навстречу.

— Кирюша! Живой!

— Да ладно тебе, ма.

Как бы я не пытался, мне не удавалось выбраться из родных объятий. И только, когда с порога раздался голос отца, мама наконец-то отпустила меня и, вытирая слезы, обратила внимание на Сергея.

— Объявился, наконец! — с фальшивым упреком сказал отец. — А жена где?

Я не стал объясняться с родителями на пороге. Попросил маму, чтобы собрала что-нибудь на стол, а отцу сказал, чтобы доставал свой самогон, который я расхваливал Семену.

Переговариваясь с Семеном по рации, Сергей одновременно застегнул все пуговицы на своем кителе. Сейчас я заметил, что его лицо побледнело и осунулось, глаза впали. Оповестив Семена о том, что все в порядке он сел на лавочку рядом со ступеньками, ведущими в дом.

— Это Сергей — представил я Ратошина. — Это моя мама, Нина, а это…

Отец спустился с крыльца и протянул Сергею руку:

— Здравствуй тезка!

Сергей привстал, пожал руку моему отцу и тяжело опустившись обратно на лавочку, прикрыл глаза.

— Что-то меня морозит… — сказал он.

* * *

Родители, да и все жители Кулешовки радушно приняли приезжих, только обниматься и близко подходить никто не стал. Аглая Федорова настояла на том, чтобы мы несколько дней побыли в карантине, в отдельном доме. Никто из нас возражать не стал.

Тетя Света, папина сестра, не меньше матери обрадовалась, увидев меня живым и невредимым. И хотя теперь это было неважно, расспросила меня про свою квартиру. Я сидел на крыльце отведенного для карантина дома, а они с мамой стояли возле калитки и забрасывали меня вопросами. Когда поток интереса относительно того, что делается в городах иссяк, я расспросил их, как они тут жили с момента объявления чрезвычайного положения.

Эпидемия все-таки обошла Кулешовку стороной. Только вот ставни тети Нюры открывать больше некому. Она умерла, но не от вируса, а от инсульта. Перенервничала, насмотревшись телепередач, и даже на помощь не смогла позвать никого. Когда утром заметили, что ставни закрыты, было уже поздно.

Андрей с женой и сыновьями перебрались сюда из города двадцать первого. Увезли детей от греха подальше, а когда объявили об эпидемии, решили и сами остаться.

Ольга, дочка дяди Коли тоже приехала. Муж ее обещал следом выехать, закончив все дела, но так и не приехал. Всю остальную молодежь раскидало по всей России. Старики еще надеялись, что хоть кто-то вернется. Но время шло и за две недели мы были первыми, кто появился в Кулешовке.

Знак на трассе спилили специально, чтобы те, кто не знает о Кулешовке, продолжали остаться в своем блаженном неведении. Отца Феодора, попросили не рассказывать, про деревню кому попало. Это, хоть и не на все сто процентов, но снижало вероятность того, что сюда забредут шальные люди.

— Не нужны нам тут дерьмократы беспартийные! — пояснил нам дядя Коля, который помог принести наш обед.

Дождь пошел только ближе к вечеру. Так что стол для обеда, накрыли во дворе. Катя все не унималась, причитая по поводу не застольной темы — туалета на улице. Семен и Алена посмеиваясь, оценивали кулинарные способности моей мамы, а Сергей к столу не вышел. Быстро пообедав, я взял его порцию вареной картошки, курицы и овощного салата, не забыв при этом отцовский самогон, и отнес их в дом.

Самогон Сергей выпил залпом. Закусил чуть-чуть, но есть не стал. Я не вернулся к столу, остался с ним. Через пятнадцать минут Сергея стошнило. Он разделся и лег в кровать. Когда, еще через десять минут пришли Алена и Катя, у него поднялась температура. Аглая Федоровна, посоветовала какие лекарства лучше дать, но в дом заходить не стала.

С каждым часом, Сергею становилось хуже. Жар усиливался, лекарства не помогали. Он начал бредить. Все время звал маму. Аглая Федоровна периодически приходила к калитке и спрашивала, как дела. Узнав, что ничего не помогает, послала меня на хутор к травнице Степаниде.

Я знал, что бабка Степанида была старше моей бабушки, которая умерла три года назад в возрасте восьмидесяти четырех лет. Насколько старше, я не знал. Когда меня еще не было даже в проекте, а тетка Света гоняла моего отца тумаками за то, что он не выучил уроки, с бабушкой случилось несчастье. У нее отказали ноги. Она почти не могла ходить. Потом ноги начали опухать и гноиться. Врачи, ничем не могли помочь, так как не удавалось определить причину недуга. А состояние с каждой неделей ухудшалось. Решили ампутировать, иначе все могло закончиться летальным исходом. Но дед не стал слушать горе докторов. Забрал бабушку из областной больницы и отвез к Степаниде.

Бабка Степанида, сказала деду, чтобы оставил свою жену и спокойно возвращался домой. Никто так и не узнал, что Степанида делала с моей бабушкой, но через пару месяцев, та не то, что пошла на поправку, а стала порхать, помолодев лет на десять.

Бабушка ничего не рассказывала. Про эту историю, я узнал от отца. Кое чему Степанида ее научила. Рассказала про свойства некоторые трав и про то, как делать из них настойки. С тех пор никто из моей родни и я, в том числе, практически ничем не болели, а если и приключалось что-то со здоровьем, то под натиском целебного действия настоек болезнь отступала.

Доктора в областной больнице, увидев снова бабушку, собрали консилиум и долго не могли поверить своим глазам и результатам анализов. Бабушка им конечно кое что рассказала про травы и их свойства. Но как говорил дед, без колдовства тут не обошлось. Кстати с тех самых пор, бабушка начала посещать церковь.

К Степаниде люди обращались редко, только в безвыходных ситуациях. Говорили характер у нее скверный, но если обращались, то во всех случаях ее помощь творила чудеса. Вот и теперь случай был крайний. Я ни разу не видел эту женщину, а рассказам про нее, и про то, что она делает, не придавал особого значения. Большей части даже не верил. Но теперь деваться было некуда, на нее была последняя надежда.

Ее дом находился в двух километрах к северу, на самой границе Н-ской области. За ним начинался лес. Дети из окрестных деревень и сел называли ее, шутя, Баба-Яга, но боялись Степаниду пуще любого черта. Когда мы ходили с отцом на охоту в лес, то обходили ее дом стороной. Я поначалу спрашивал его почему, но он отмалчивался. А потом я привык и даже один, поддаваясь силе привычки, ходил тем же маршрутом. В обход.

С виду дом Степаниды не отличался от любого другого деревенского дома. Только стоял отдельно, хутором. У нее было свое хозяйство. Издали, я приметил хлев, курятник и большой сарай. Люди в благодарность за ее дела, помогали поддерживать строения в хорошем состоянии и приносили ей все, о чем она просила.

Подойдя ближе, я заметил, что у дома нет окон. Во дворе меня встретила огромная собака, смесь овчарки и дворняги. Я схватился за автомат, с которым теперь не расставался, но собака потянула носом воздух, скептически посмотрела на гостя, и скрылась за сараем.

Я подошел к двери и постучал. Изнутри раздался громкий, бодрый, совсем не старушечий голос:

— Оружие у порога оставь!

Я прислонил автомат к стене, вытер ноги о лежащий у двери половик и вошел внутрь.

В доме, не смотря на все мои опасения и предчувствия было светло и уютно. Дом состоял из сеней и одной просторной комнаты. У дальней стены стояла русская печь с лежанкой, прямо как в сказках, стены были заставлены неширокими шкафами, а посередине стоял стол. Над столом под самым потолком висело несколько то ли керосиновых, то ли масляных ламп. Их мягкий, приятный свет разливался по всей комнате.

Степанида оказалась массивной, полнотелой, среднего роста женщиной. На вид ей было лет шестьдесят пять — семьдесят. Выглядела она довольно бодрой и энергичной. Стоя возле стола, она что-то кроила из лежащей на нем материи.

— Чего надо? — не глядя на меня, спросила она.

— Там в деревне человек больной, он умирает, а если и не умирает то…

— А-а! — недобро протянула Степанида. — И за ним черти пришли!

— Вы можете помочь? — робко, как будто школьник, стоящий перед доской, спросил я.

— От чего же не помочь?

Развернувшись, она вонзила в меня острый, как стрела взгляд. За ухом что-то кольнуло, так, что я даже вздрогнул. Оставив меня стоять у порога, она подошла к одному из шкафов, открыла дверцы и начала что-то искать.

— Для Сергея значит, отвар нужен?

Я не сказал ей, как зовут больного, но она неизвестно откуда, знала его имя.

— Так, есть у меня настой для Сергея… — она взяла с полки баночку с какой-то жидкостью внимательно посмотрела на нее, и помотав головой поставила обратно. — Нет, этого Сергея еще нет… А вот для больного Сергея, пожалуй, это сгодится!

Степанида, довольная своей находкой, взяла другую баночку и уже начала поворачиваться ко мне, но остановилась, задумалась и поставила баночку на место. Следующей в ее руках оказалась бутылка на пол литра, ее то она и протянула мне.

— Вот возьми, настой на спирту, подействует быстрее, чем на воде — давайте по сто грамм, каждые полчаса, да смотрите, чтобы все выпивал и ничего не пролилось!

Я подошел к ней, взял бутылку, хотел поблагодарить, но не успел и рта скрыть.

— Шевелись, пока он совсем не загнулся! Позже сочтемся.

Трудно было поить Сергея этой настойкой так, чтобы ничего не пролилось, но Алена справилась с задачей. За два с половиной часа так и не приходя в сознание до конца, Сергей выпил всю бутылку. И мне даже показалось, что ему стало лучше. Его бормотание стало связным и осмысленным. Когда Алена положила ему на лоб руку, то он назвал ее мамой.

— Мама — бормотал Сергей. — Ты всегда была со мной, когда мне было плохо… Когда я болел, когда пьяный, побитый домой приползал… А я тебя бросил… Не нашел… Прости меня…

Сидя с автоматом наготове, я не покидал комнаты. Через час пришла Катя, сменить, Алену дежурившую у постели. Катя положила руку Сергею на лоб, повернулась ко мне и, улыбнувшись, сказала:

— Кажется, температура спала! Лоб холодный.

Катя взяла градусник, начала его сбивать. Я встал со стула и подошел ближе.

— Помоги поставить ему градусник? — смущенно спросила Катя, протягивая мне термометр. — Подмышку ставить бесполезно.

Я молча отвел ее руку с термометром в сторону и попытался нащупать пульс на шее Сергея. Пульса не было. Тогда я смочил слюной пальцы и поднес их под его нос. Дыхание тоже пропало. Грудная клетка не поднималась. Со спокойным лицом, укутанный под самое горло, сержант Ратошин отправился праздновать свой дембель в мир иной.

— Хотя бы умер спокойно и не превратился в одного из людоедов — пряча свои глаза от Катиного взгляда, сказал я.

Похороны решили не откладывать. Гроб сколотили за пару часов. Чтобы он не превратился в одного из ходячих мертвецов, нужно было сделать выстрел в голову. Не хотелось заливать кровью ни дом, ни гроб. Вдвоем с Семеном, завернули тело в оделяло, и вынесли во двор. Дядя Коля нашел такой кусок полиэтилена, в который можно было бы завернуть тело целиком.

Пока Катя подгоняла пикап, с гробом в кузове, я подошел вплотную к телу Сергея, направил автомат на закрытую одеялом голову и сразу отпрыгнул в сторону. Отпрыгнул потому что под ногами, раздался приглушенный, наполненный болью возглас:

— Ах ты падла! Зачем же по пальцам топтаться!

Тело ожило. Голос принадлежал Сергею. Я даже не обиделся на примененное ко мне ругательство. Сержант Ратошин отложил отбытие на тот свет. Вернулись пульс и дыхание.

Три дня мы провели в карантине. Сергей поправился, но воздействие вируса не прошло для него бесследно. Как только он смог ходит, то пытался сначала на машине, а потом пешком вернуться в Н-ск. Каждый раз мы его останавливали. Он все время твердил, что должен найти свою маму, чтобы там с ней не случилось, он должен был это знать. Пришлось даже привязывать его к кровати. Когда Сергей совсем оклемался, то оставил свою затею.

С тех пор Сергей болел редко, но если случалось ему простудиться или отравиться чем-нибудь несвежим, то придя в себя он тут же отправлялся на поиски своей матери. Не всегда удавалось его остановить. Иногда мы находили его у отца Феодора. Иногда, спустя несколько дней, он возвращался сам. Но каждый раз во мне крепло чувство, что когда-нибудь он не вернется совсем.

* * *

Кесарю кесарево, а царю царево. Услышав эту фразу от отца Феодора, я надолго ее запомнил. Никто из жителей деревни и приезжих не заболел. Людоедам и неугомонным мертвецам остались старые замусоренные города, а мы начали строить новую жизнь.

Огороды и домашняя скотина были, конечно, хорошим подспорьем к тому, что удавалось достать со складов и из магазинов находящихся на окраинах ближайших городов, но население Кулешовки росло. Кто-нибудь из нормальных, адекватных расположенных к сотрудничеству людей, то и дело проезжал мимо церкви отца Феодора, и он отправлял их к нам.

В районном центре удалось разжиться пшеницей и рожью для посева. Правда ни сразу. Людоедов и оживших трупов там не обнаружилось, всех зараженных методично, по мере того как люди заболевали и начинали вести себя неадекватно, расстреливали, а трупы сжигали. В итоге из всего многотысячного населения осталось всего пятьдесят четыре человека из которых только восемь — здоровые, работоспособные мужчины. Они то в первый раз и не дали забрать необходимое для посева зерно.

Среди них был заместитель главы района, двое милиционеров и пятеро простых работяг. Я думаю не надо объяснять, кто начал мутить воду. От нормального бартера они отказались. Заявили, что могут обменивать зерно только небольшими партиями на патроны, мясо и свежие овощи.

Вопрос о посеве стал ребром уже в августе, когда в Кулешевку приехал Петр Николаевич. Когда то он занимался фермерским хозяйством, но из-за несовершенства законодательства, поборов чиновников и беспредела организованных преступных группировок состоявших по большей части из официальных должностных лиц, подался в депутаты. Коренным образом изменить положение в регионе и в его родном районе в частности ему не удалось, но жизнь Петра Николаевича и его семьи стала спокойней и сытнее.

Сеять надо было уже в сентябре. Нашли подходящее для этого место. Занялись обработкой земли, благо в задачу посевной не входила цель прокормить всю область, но потрудиться все-таки пришлось.

После безапелляционного отказа со стороны выживших представителей власти в выделении нашей деревне необходимого для посева количества зерна, мы собрались на совещание. С легкой руки дяди Коли, ярого коммуниста, Бобров Константин Яковлевич, заместитель главы района и все кто его поддерживал в антинародной деятельности, были признаны врагами трудового народа.

Сформировали отряд из двенадцати человек, которые вооружившись автоматами, ружьями и законами военного коммунизма изъяли зерно в пользу народного ополчения. К тому времени население Кулешовки выросло до пятидесяти девяти человек. Из них девятнадцать здоровых, адекватных мужчин.

Изымали зерно на рассвете. Тихо связав, обездвижили спящих мужчин, чтобы они не смогли прийти на помощь тем, кто охранял закрома. Боброву, хомяком сидевшему на запасах, дядя Коля объявил о решении партии, и партия поддержала его слова, дружным щелканьем затворов. При таком раскладе, бывший зам не стал упираться и мы взяли ровно столько, сколько было нужно для посева.

Революция и процесс раскулачивания прошли бескровно. Позже кое-кто из горожан присоединился к нам. Кто-то отправился в края потеплее, а кто-то еще дальше, в места откуда нет возврата. Их запасы постепенно истощались, а добывать продукты в соседних населенных пунктах с каждым месяцем становилось опаснее. Нефть и ее переработка были вне нашей досягаемости и тем более компетенции. Бензина и солярки становилось меньше, их качество естественно ухудшалось, и транспорт со временем стал роскошью, которую позволяли себе только в крайних случаях.

Первый урожай не оправдал наши ожидания, но он был. Зерна взошли и полученный опыт вместе со знаниями Петра Николаевича, позволили нам в дальнейшем иметь свежий хлеб на своем столе. С солью и сахаром, конечно, было сложнее. Тащили откуда только можно. Везли целыми грузовиками, но не пополняемые за счет производства или торговли запасы рано или поздно заканчиваются.

Вскоре все, включая и тех, кто с рождения жил в Кулешовке, стали называть деревню колхозом, чем в сущности она и стала. На общем собрании, бывшего агронома и депутата Петра Николаевича назначили председателем. Мужик он был толковый и практически сразу заслужил доверие и уважение. Кроме организации всевозможных общественных работ, ему также дали полномочия разрешать острые споры и конфликты.

Для того, чтобы свести к минимуму все трения внутри образовавшегося колхоза, люди отвечавшие за внешнюю безопасность, среди них были двое местных дядя Коля и Андрей сын Аглаи Федоровны и двое приезжих, Сергей и Игорь в прошлом милиционер, занимались и внутренней.

В тех селах, деревнях, поселках, куда все-таки добралась зараза, выкосившая людей, собирали скот, и все что может пригодиться. В итоге животных набралось столько, что кроме земледелия занялись скотоводством. Ситуация вынуждала к тому, чтобы в конечном итоге построить натуральное хозяйство, обеспечивающее само себя.

Людоеды умнели. Начинали использовать продукты из магазинов и складов, все до чего могли добраться. Взяли на вооружение камни, палки, железные трубы. Все что можно было использовать в качестве оружия. Перестали бросаться под пули, нападали осторожно.

Булыжники в лобовое стекло, осколки стекла и гвозди на дороге стали привычным делом для тех, кто выбирался в населенные людоедами города, чтобы вывезти оттуда полезные вещи. А вылазки приходилось делать частенько. Особенно после того, как к нам на постоянно место жительство приехал Борис Петряник, мастер на все что касалось электричества и электроники.

Нам с ним сильно повезло. Под его чутким руководством собрали два ветряка давших Кулешевке свет. Несколько повышающих трансформаторов и стабилизаторов позволили не только осветить растущую деревеньку, но и давали возможность запускать пару компьютеров и иногда устраивать киносеансы. Для этой цели привезли проектор и средних размеров экран.

Ходячие трупы тоже представляли опасность. Если первые были не очень агрессивные, то те, кто проблуждал в таком состоянии несколько недель, нападали на все, что двигалось, и не было похоже на них. Убить таких ходунков было непросто, если сначала один выстрел в голову мог решить проблему, то в последствии только обширные разрушения мозга, а так же отделение головы от тела давали стопроцентный результат.

Жизнь продолжалась. За исключением тех случаев, когда мы сами лезли в лапы к людоедам, они нас совсем не беспокоили. К нашему счастью, машинами и огнестрельным оружием они пользоваться не научились. Бандиты и желающие поживиться чужим имуществом нажитым честным, непосильным трудом тоже не появлялись. Несмотря на это, вокруг Кулешовки всегда было несколько постов. Сначала для подачи сигнала тревоги наготове держали несколько ракетниц, а с появлением Петряника протянули полевые телефоны.

Конечно, не все шло так гладко как хотелось бы. Бывали и внутренние конфликты. Но самым тяжелым событием, для жителей возрожденной деревни стала смерть отца Феодора. Ему постоянно предлагали перебраться из его церквушки у дороги в Кулешовку, для этого было даже решено построить деревянную церковь с часовней, но он не шел ни на какие уговоры.

— Кто же тогда будет направлять к вам заблудших? — отшучивался он.

Не смотря на то, что проезжавших было мало и еще меньше тех, кто останавливался, чтобы посетить церковь, отец Феодор не покидал своего духовно-стратегического поста.

Это случилось через год после того, как мы первый раз заглянули в церковь, чтобы поставить свечи. Сергей, в очередной раз, поехал отвозить ему продукты и нашел его мертвым. Два огнестрельных ранения. Одно в голову. Кто это сделал, мы так и не узнали. Похоронили его по всем христианским обычаям в роще возле церкви.

Я так и не стал верующим христианином. Поверил только в то, что браки заключаются не в ЗАГСЕ и не в церкви, а где-то выше. До своей смерти отец Феодор успел обвенчать нас с Аленой. Что до официального штампа, так он сгорел в печи вместе с паспортом. Осталась только кучка пепла и редкие воспоминания о Маше, и нашей недолгой совместной жизни.

Через полтора года Алена родила сына. Назвали Сергеем. Не только в честь нашего общего друга. Я был Кириллом Сергеевичем, а сын стал Сергеем Кирилловичем. С самых первых месяцев он рос подвижным мальчуганом. Когда начал ходить, то трудно было удержать его на месте. Все новое и неизвестное притягивало его к себе как магнит. Семен посмеивался над ним, со словами, что фермера из него не получится. Алена нахмурившись, качала головой, а мне приходилось подальше прятать автомат, чтобы он не мог до него добраться.

Вопреки всем ожиданием, болезнь не спешила забирать Семена Васильевича на тот свет. На свежем воздухе, в здоровой трудовой атмосфере, он пошел на поправку, по крайней мере опухоль в легких перестала расти. Кашель появлялся реже. Пропала кровь при отхаркивании. Степанида утверждала, что он еще всех нас переживет.

Катя с Сергеем, пробовали строить отношения, но у них ничего не вышло. Не сошлись характерами. Не смогли притереться. Но расстраиваться никто из них не стал. Среди тех, кто на тот момент уже освоился в Кулешовке, Катерину никто не привлекал. Она отвергала все предложения. И не напрасно. Когда нашему с Аленой сыну исполнилось три года, незаметно миновав все посты, в деревне объявился Влад.

Влад никогда не рассказывал кто он на самом деле и откуда. Говорил всем, чтобы был военным, но при этом ни номера части, ни звания, ни даже фамилии не называл. Да никто особенно и не настаивал, вел Влад себя адекватно, принес немало пользы в тактической и стратегической подготовке населения на случай вооруженного конфликта. Вместе с Сергеем Ратошиным, Влад возглавил службу безопасности и добычи необходимых вещей из городов. Его Катерина и выбрала, а он не стал противиться ее выбору.

Сергей Ратошин тоже не остался один. Молодых женщин в Кулешовке набралось больше чем мужчин. Ситуация, конечно, сложилась не из легких, но это совсем другая история. Естественно нашлась спутница и для Сергея в этой новой жизни. Дочка дяди Коли — Ольга, первое время носила траур по без вести пропавшему мужу. Но все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо. Никто не удивился и не стал осуждать, когда она собрала вещи и перебралась к Сергею.

Так мы и жили. Всегда начеку, всегда в работе. Ежедневные заботы и планирование светлого будущего не давали унывать и сожалеть об утраченном мире высоких технологий. Собирали урожаи, пасли скот, отдыхали, так как позволяла фантазия и возможности. И вроде бы жизнь наладилась. Но однажды…