Теперь он дома, в полной безопасности, морозильник снова заполнен, и он сам испытал огромное облегчение, утолив свои физические потребности. Выкачав кровь из этого мальчишки, он почувствовал себя словно заново родившимся. В такие волнующие моменты он понимал, что нуждается не только в крови, но и в самом ритуале, словно получил по наследству генетическую предрасположенность к вампиризму, жажду крови в самой начальной ее форме и стремление мучить, издеваться и причинять боль другим людям.

Разгрузив фургон, он перенёс в гараж и положил в раковину, находящуюся там, все свои смертоносные инструменты, чтобы, как обычно, отмыть их от крови и возможных остатков мягких тканей тела. Он хорошо знал, что современное оборудование лабораторий по микроскопическому пятнышку крови или тканей легко свяжет его с жертвами, а это погубит его. И он принялся тщательно мыть инструменты, хотя это была самая неприятная стадия его охоты за свежей кровью.

Внезапно им овладела смертельная усталость. В первый раз за свою карьеру убийцы он оставил грязные инструменты до утра.

Завтра рано утром его будут ждать в офисе. Поездка в Индиану оказалась утомительной, он провел там несколько трудных часов. Когда расстроенная молодая женщина вышла из отделения скорой помощи не одна, а в сопровождении двух полицейских с фонариками, которые проводили ее до автостоянки, он тяжело сполз вниз по сиденью фургона, и оттуда наблюдал за ними. Да, следовать за этой женщиной рискованно, с ней у него ничего не получится, ведь ему не повезло с самого начала.

После того, как свет полицейских фонариков исчез за холмом, поросшим деревьями, он решил объехать вокруг больницы. Кружил вокруг здания, как акула, высматривающая в водах океана добычу, пока, наконец, не заметил тонкий силуэт человека, нагнувшегося над открытым капотом автомобиля.

Его молитвы были услышаны.

Он поравнялся с худеньким угловатым парнишкой, тело которого заключало в себе то, к чему его так влекло.

— Что может быть хуже, чем поломка машины в такое время суток, — обронил он небрежно, опустив боковое стекло своего фургона. Парнишка выпрямился и тотчас же узнал человека, который к нему обращался, узнал парня и тот.

— Мистер Матисак? Это вы, сэр?

— Значит, это тебе так повезло ночью, — сказал он. — Чем тебе помочь? Может быть, подвезти?

— В этом нет необходимости. Я сейчас вернусь в больницу и позвоню.

— Ты состоишь в автоклубе?

— Нет, разве я могу себе это позволить со своей зарплатой? Скорее всего, придется отправить ее в ремонт, хотя ума не приложу, где взять на это деньги. Проклятая страховка, она меня убивает.

Томми Фаулер был довольно хрупким, несколько даже женственным, что проскальзывало и в его речи, и в манере поведения. Рыжеватые волосы падали длинной челкой на один глаз. Хотя он носил белую форму санитара, но обязанности выполнял другие. Помимо того, что он контролировал отъезд и приезд санитарных машин, ему поручали разгрузку и маркировку небольших коробок с больничными принадлежностями: постельным бельем, полотенцами, шприцами, инструментами и лекарствами, которые привозили в больницу. Именно тогда Томми Фаулер и встречался с мистером Матисаком, которого знал, как торгового представителя чикагской компании «Бэлю Сторк Медикал Сеплай», поставляющей медицинское оборудование.

«Можно умереть гораздо быстрее», — подумал он, но вслух этого не сказал.

— Да, я знаю, что такое счета, — произнес он вместо этого. — Послушай…

— Знаете, ведь мне приходится вкалывать на двух работах, чтобы сводить… — Томми хотел стукнуть кулаком по капоту белой, мерцающей в темноте машины, но взял себя в руки и нахмурился. — Господи, с чего это я решил досаждать вам своими проблемами? Ведь у вас у самого их, должно быть, хватает.

— Послушай, Томми, а если мы поможем друг другу? Как ты на это смотришь?

Томми задумался — Матисак никогда раньше не обращался к нему с подобными предложениями. Он заметил во взгляде юноши сомнение и поспешил добавить:

— Меня тоже сегодня постигла неудача, — он имел в виду молодую женщину, которую встретил в приемном покое час назад.

Матисак включил погромче свой магнитофон, и красивая мелодия симфонии заполнила все вокруг величественными звуками. Он надеялся, что Томми не останется равнодушным к такой музыке.

Несколько воодушевленный, тот тихо произнес:

— Так много… так много камней и стрел направлено в нас, и… и мы должны… все это терпеть.

Матисак тотчас усмотрел в этих словах юноши некий кокетливый намек и понял, что Томми, скорее всего, знакомо чувство боли. Он идет прямо к нему в руки. Каждый раз, приезжая в эту больницу, он встречал Томми, но никогда еще его так сильно не влекло к этому мальчику, как сейчас.

— Ты говоришь, камни и стрелы? А может быть, это больше похоже на хлысты и цепи, которыми стегают нас наши боссы?

Услышав это, юноша весело рассмеялся.

— Послушай, а почему бы тебе не позвонить из дома? Ведь это… гораздо легче. Забирайся ко мне в фургон. Черт возьми, ведь у меня есть телефон, которым ты можешь воспользоваться прямо здесь.

— Да, это было бы замечательно.

Томми обошел вокруг машины и забрался в фургон, в то время, как Матисак нащупывал шприц, который приготовил для женщины в приемном покое. Теперь содержимое этого шприца станет подарком для Томми. Для его цели сгодится и мальчишка, а может быть, это еще лучше, подумал он, зная, что у мужчин больше крови, чем у женщин.

Мэтью Матисак ликовал, сердце его бешено колотилось, глаза блестели. Мальчишка, должно быть, заметил перемену, произошедшую в нем, потому что протянул руку и дотронулся до руки Матисака, но прикосновение длилось несколько дольше, чем надо, сопровождаясь робким «благодарю вас».

— Тебе не за что меня благодарить.

— Но я думаю, есть за что, — возразил Томми.

Парнишка немного успокоился и принялся звонить по телефону, а Матисак подождал, пока тот закончит, и вытащил шприц.

— Ты знаешь, Томми, я ведь могу дать тебе все, что ты захочешь. Я хочу сказать, у меня есть такая штука, которая поможет тебе на время отключиться от этого мира.

Юноша улыбнулся.

— Но у меня все в порядке. Мне ничего не надо. Жизнь — жестокая штука, однако, сейчас я чист и… и хотел бы таким остаться.

— Конечно, конечно, я тебя понимаю.

— А что же за штучка у вас есть?

— Новый наркотик. О нем еще никто не слышал.

— Что-то типа кокаина или героина, да?

— Я не могу объяснить его действие. Это новый препарат, Томми, его только что разработали в Бэлю-Сторк.

— Но я должен быть в здравом рассудке, когда эти парни приедут за машиной, иначе они отправят меня куда следует.

— Плюнь ты на машину и на этих парней. Забудь о них сегодня. Мы поедем к тебе… уколемся… посмотрим, какое будет действие. Что ты на это скажешь?

Эта мысль показалась парню заманчивой, но он все еще колебался и наконец произнес:

— Нет, нет, сэр. Мне бы этого хотелось, но…

Матисак понимал, что теряет мальчишку. Он схватил его за руку и быстро ввел наркотик.

— Эй, послушайте, сэр! — вскричал Томми. — Вы хотите, чтобы моя вена лопнула, как воздушный шарик? Мне ведь завтра на работу! Они заметят это и выкинут меня! Черт побери! Я ведь сказал вам: нет!

— Это просто немного поднимет тебе настроение, Томми.

— Какого черта? Что вы мне дали? — Томми резко открыл дверцу со своей стороны и едва не вывалился. Пошатываясь, он обошел вокруг фургона к своей машине, жалобно, совсем по-девчоночьи скуля, глаза его расширились от страха и потрясения. Именно такого взгляда и ждал от него Матисак, он делал его смелым, самоуверенным и злым одновременно. Он выбрался из фургона и направился к Томми, методично перебирая в памяти все, что еще должен сделать. Подойдя к мальчишке, Матисак встретился с ним взглядом, и Томми вдруг понял, что нужен этому человеку не только для более близкого знакомства и интимной близости — в его глазах светилось нечто страшное, а в руке он сжимал скальпель.

— Какого ч-ч-черта в-вам от меня надо? — речь парня стала невнятной, его сознание постепенно затуманивалось. — Ч-ч-что вы м-мне дали? Ч-что это было? — Томми отшатнулся от наступавшего на него мужчины, но действие сильного наркотика уже началось, и он двигался, как во сне. Юноша повернулся и упал между своей машиной и соседней, но все же пытался уползти. В этот момент он почувствовал, как пара сильных рук вцепилась в его ногу, как с него снимают туфли и носки, но теперь все это происходило, как во сне, он уже не сознавал, что его придавили к земле и не почувствовал, как острый скальпель перерезал сухожилия его ног. Не чувствовал Томми ни того, как сильный, здоровенный мужчина поднял его, словно мешок с картошкой, ни боли от ссадины на лбу, которую получил, когда Матисак небрежно швырнул его в заднюю часть фургона, недавно покрашенного светлой серебристо-серой краской. Его окружала темнота. Матисак вытащил у парня из карманов ключи и бумажник, подобрал туфли и носки, оставив лишь едва заметный кровавый след, протянувшийся от машины Томми к тому месту, где стоял его фургон. Он вывел из строя противоугонное устройство в машине Фаулера и забрал оттуда все, что могло пригодиться. Это было проделано под звуки Чикагского симфонического оркестра, прекрасной музыки, льющейся из магнитофона.

Матисак окинул внимательным взглядом окна больницы, не видел ли кто-нибудь произошедшего здесь. Но ничего подозрительного не заметил, в этот поздний час светилось всего несколько окоп. Матисак огляделся по сторонам. Никого.

Он сел в фургон, вставил в магнитофон новую кассету и, оглянувшись через плечо на свою добычу, усмехнулся:

— Мне просто хочется немного крови, — и не спеша выехал со стоянки.

Проехав где-то около мили, он свернул на обочину дороги, зажег в кабине свет и нашел в документах Томми его адрес. Матисак надеялся, что это место окажется подходящим для его дела, что юноша живет один, и остаток ночи пройдет так же успешно.

Так оно и вышло. Без особого туда он отыскал дом, где жил Томми, и нашел подходящее место, чтобы подвесить тело. К этому времени действие наркотика кончилось, парень пришел в себя и обнаружил, что его шея затянута жгутом, а сам он абсолютно голый висит вверх ногами. Убийца еще не успел нанести ему никаких увечий, не считая перерезанных сухожилий на ногах, мера предосторожности, и крошечного разреза на шее, откуда тянулась какая-то трубка, поддерживаемая клейкой лентой. Томми чувствовал, как трубка касается его подбородка, он не видел ее конца, но глаза ясно различали керамический кувшин, который чем-то наполнялся, и который поддерживал Матисак. От большой потери крови голова парня закружилась, он стал вырываться.

Матисак уже почти наполнил кувшин кровью, когда Фаулер принялся биться и дергаться, немного драгоценной жидкости расплескалось, испачкав дешевую подделку восточного ковра, лежащего под лестницей, ведущей на второй этаж. Матисак в сердцах выругался. Повернув краник на своем устройстве, он приостановил ток крови и затянул жгут, чтобы задушить Томми.

Юноша зарыдал, что-то бессвязно крича. Матисак сказал:

— Томми, я сделаю так, что тебе не будет больно.

Голос парня оборвался, его взгляд исполненный мольбы, остановился на обезумевшем Матисаке — но у убийцы не было выбора. Он поднес скальпель к глазам своей жертвы и с силой ударил, заставив Томми вскрикнуть. Но он не собирался всерьез ранить его глаза. По крайней мере, не сейчас. Матисак не хотел открывать еще одно кровотечение в этой части тела. Это могло ослабить довольно сильный ток крови из горла Томми и стать причиной гораздо большей потери драгоценной жидкости, чем та, в которой виноват сам Фаулер.

Ему необходимо было просто утихомирить парня. Он поискал шприц который приготовил заранее, и ввел в одну из связанных рук Томми незначительную дозу барбитурата. Этой дозы оказалось достаточно, чтобы успокоить юношу и сделать его смирным до тех пор, пока не вытечет вся кровь. На этот раз свободного времени у Матисака не было.

Когда кровь вытекла, он вырезал парню глаза. Он стал делать это со всеми последними жертвами, хотя глаза не служили ему каким-то фетишем, и его не смущало, что жертва смотрела на него и видела собственные мучения и медленную смерть. Этим ему хотелось ввести в заблуждение полицию.

С тем же холодным расчетом Матисак принялся наносить раны своими страшными инструментами на гениталии и конечности уже мертвого Томми. Оставшись довольным работой, он принялся искать в своем саквояже кисточку для рисования. Под звуки моросящего дождика, стучавшего в окно маленького домика, Учитель расписывал кровью открытые раны, наслаждаясь запахом свежей крови, опуская кисточку в кувшин и поднося ее к горлу Томми Фаулера.

Когда все было завершено, он понял, что уже совсем поздно, и он должен возвращаться в Чикаго. Но бежать сломя голову нельзя, никто не должен обратить на него внимание.

Теперь, когда от поездки в Индиану остались лишь воспоминания, и Матисак был дома, он внимательно разглядывал фотографию Томми Фаулера, которую нашел в доме молодого человека. Улыбнувшись своим воспоминаниям, он поставил фотографию на полку, где уже стояли снимки предыдущих жертв. Эта полка висела на стене в кабинете его деда, который унаследовал отец, а теперь был его. Матисак уселся в кресло и принялся изучать лица убитых им людей, переживая заново моменты, проведенные с каждым из них, моменты, когда он в буквальном смысле слова держал их жизнь в своих руках.

Может быть, стоит перед сном принять ванну, подумал он. Теперь у него достаточно крови, по крайней мере, на какое-то время.

Да, ванна поможет ему слегка взбодриться.

Свои инструменты он впервые оставил грязными до утра.