Обычно, возвращаясь из трудных поездок, она чувствовала большой душевный подъем. Однако сейчас были только усталость и странный упадок духа, что совсем уж глупо, ведь поездка прошла успешно; по крайней мере с профессиональной точки зрения. О чем она и напомнила себе достаточно сурово.
Сбросив сумки, Кэт обозрела свои скромные апартаменты. Квартирка располагалась довольно далеко от центра города, не в самом фешенебельном, но сносном, по общим меркам, районе. Если бы не куча фотографий, развешанных по стенам, — плод всей ее двадцатисемилетней жизни, — можно было бы считать, что жизнь не удалась.
Теперь, по правилам, надо бы засесть за работу, но на это не было никаких сил, и Кэт предпочла просмотреть почту. Обычный набор счетов. Кроме одного конверта, сразу выхваченного взглядом. Она торопливо вскрыла его.
«Пресс-клуб Нью-Йорка рад сообщить о присуждении Вам премии в номинации „Лучший молодой специалист“. Награждение состоится на торжественном приеме в…»
Дальше Кэт не читала — не могла. Это был шаг вперед. Большой шаг, потому что этот пресс-клуб считался одним из самых престижных.
С трясущимися руками, все еще не веря своим глазам, она опять просмотрела листок и тут же нахмурилась.
Нужен еще кто-нибудь. Если верить приглашению, ей потребуется кто-то, кто будет сопровождать ее на этот прием.
В памяти непрошено всплыло лицо Джей Пи Харрингтона, о котором она и не думала со времени той роковой поездки. Не позволяла себе думать.
Нет, решила Кэт, забросив приглашение в сумку и схватив куртку, что ей надо, так это хорошая порция суровой реальности; и она знала, где ее найти.
Если она приспособлена к войне, всегда считала Кэт, так только потому, что выросла в зоне военных действий; и та война потребовала от нее изрядных жертв.
По мере того как поезд удалялся от Манхэттена, виды шикарного Нью-Йорка за окном сменялись видами обшарпанных заводских городков.
Это была та часть штата, в которой люди не ведали, зачем живут. Счастливчики!
Ее родной городок мало изменился со времен детства: медеплавильный завод все так же чадил в свинцовое небо, делая лица людей усталыми и серыми.
Жилище семейства Кайли за прошедшие годы изменилось еще меньше. Кэт заспешила через покосившиеся ворота и задыхающийся в сорняках двор в кухню, где, кажется, еще теплилась какая-то жизнь.
Мать, стоя у раковины, привычно и устало чистила картошку. С неожиданной болью Кэт увидела, как она постарела, несмотря на свои не бог весть какие годы.
Стоя на пороге, Кэт попыталась представить себе эту женщину молодой, яркой, полной жизни. Ничего не получилось.
Но Кэт ее очень любила, хотя много лет тому назад Франсин разбила ее сердце.
Мать оглянулась, и при виде старшей дочери лицо ее просияло гордой улыбкой, сразу сделавшей ее моложе.
— Кэтлин! Что ж ты не сообщила, что приедешь?
— Хотела сделать сюрприз.
Это ей удалось. Кэт сгребла мать в объятья и закружила по комнате все быстрее и быстрее, пока та не запротестовала.
— Хватит, Кэтлин, — засмеялась она и толкнула Кэт в кресло. — Сейчас приготовлю тебе поесть. Ты слишком худая.
Еду ее мать всегда считала панацеей, чем в детстве доводила Кэт до исступления. А когда в пьяном угаре бушевал отец, проклиная всех и вся, просто чтобы доказать, что он еще живой, мать начинала греметь посудой.
Или сбегала в церковь. Тем дело и решалось.
Сейчас Франсин металась по кухне с тарелкой печенья.
— Как твоя поездка? — Она покачала головой цвета перца с солью. — Представить себе своего ребенка в Центральной Америке…
— Поездка прошла нормально, — нехотя сказала Кэт.
— Что-нибудь случилось?
Кэт поймала встревоженный взгляд матери.
— Просто немного устала, вот и все, слегка заторможена, — и тут же, оттолкнув тарелку, осознала, что в последнее время у нее вообще пропал аппетит.
— Это неправильно, Кэтлин, когда молодая девушка, вроде тебя, одинока…
— Мне нравится быть одной. Мне нужно быть одной. — Кэт взглянула прямо в глаза матери. — И потом, тебе ли не знать, что присутствие мужчины проблем не решает. Они их только создают. Ну вот скажи мне, где, например, Джейк?
Кэт всегда отказывалась называть его отцом: такое звание надо было заслужить, а Джейк Кайли не потрудился этого сделать.
Рука присевшей со стаканом молока Франсин слегка задрожала.
— Его нет. Он в командировке.
— Имеется в виду какой-нибудь «Макгерти гриль-бар»?
— Кэтлин…
— И почему ты не оставишь его, ма? — Слова вырвались нечаянно, потому что это была запретная зона. И прежде чем мать ответила, Кэт уже знала, что она скажет.
— Я приготовлю тебе постель, Кэтлин.
— Вы сильно ошиблись в свое время… Завели детей в семнадцать лет… И что? Теперь ты намерена расплачиваться за это весь остаток жизни?
— Кэтлин, — мать отвернулась, — пожалуйста, не надо больше. Это расстраивает меня.
Она так это сказала, что Кэт осеклась. Выбирай, где сражаться, не бей лежачего — еще один рано усвоенный ею принцип.
— Извини, ма. — Она потянулась через стол к тонкой материнской руке и слегка улыбнулась на ответное пожатие.
— Ты пугаешь меня, Кэтлин. — Франсин покачала головой.
— Думаю, здесь мы на равных, ма, — ты меня ужасаешь.
Франсин уронила руку, и Кэт сменила опасную тему.
— Ладно, ма. Я приехала по делу. Нью-йоркский пресс-клуб считает, что именно я могу стать их наиболее обещающим новичком.
Франсин моргнула с еще большим недоверием, чем недавно дочь. Кэт засмеялась и достала из сумки приглашение.
— У меня есть доказательство.
Пока Франсин рассматривала плотную открытку, руки ее опять дрожали, но теперь уже по другой причине.
— Ох, Кэтлин, я так и знала! Так и знала, что если ты уедешь отсюда, тебе подвернется удача.
— Наша удача, — поправила Кэт. — Именно ты вложила мне в руки мой первый фотоаппарат, и именно ты должна пойти со мной на церемонию.
Из глаз Франсин лился горячий свет.
— Она состоится через три недели в огромном модном нью-йоркском отеле. Скажу тебе, что я разорюсь на новые платья для тебя и для себя. Думаю, мы их заслужили…
— Кэтлин, твой отец… — Франсин печально вздохнула, — ему это не понравилось бы…
Сколько Кэт себя помнила, Джейку не нравилось ничего, кроме содержимого бутылок, так что это заявление ее не удивило.
— Ма… — Кэт редко о чем-нибудь просила, но сейчас приходилось. — Ма, мне нужно, чтобы ты просто была со мной. Ма, я боюсь. Ну, пожалуйста.
— Ох, Кэтлин…
В этот миг глухо хлопнула дверь. Франсин мгновенно оказалась на ногах.
— Ты лучше иди, пока он тебя не увидел.
Кэт стиснула зубы. Если бы не мать, она приняла бы бой, как делала это еще ребенком — лицом к лицу.
За дверями Франсин взяла ее за плечо.
— Кэтлин, ты уверена, что с тобой все в порядке? — Проницательные глаза матери вглядывались в лицо дочери.
— Во всяком случае, в большем, чем у тебя.
Кэт достала несколько банкнот и сунула их в руки сопротивляющейся матери.
— Не надо, Кэтлин…
— Возьми, ма, мне будет спокойнее.
Прослезившись, Франсин ласково погладила старшую дочь по щеке.
— Ты хорошая девочка, Кэтлин Мойра. Всегда была и всегда будешь.
Уже две недели дома. Джей Пи сидел в своем редакционном кабинете, угрюмо глядя в окно. С этой выгодной, вознесенной высоко над Манхэттеном позиции открывался великолепный вид на город. Но перед его глазами стояли джунгли Центральной Америки, и даже ярче, чем луна…
Черт возьми! Он развернул кресло от окна — не время фантазировать. Сейчас надо подумать, кого пригласить на банкет.
Впрочем, еще есть время. Банкет в честь присуждения наград пресс-клубом Нью-Йорка — общественно важное журналистское событие — состоится еще только через три недели.
Джей Пи поднял трубку и остановился: существовало несколько женщин, которых он мог бы попросить пойти с ним; но была только одна женщина, которую он хотел видеть рядом с собой в пресс-клубе. Однако именно ее он пригласить не мог, и это приводило его в мрачное настроение. С таким настроением он и встретил главного редактора, который, не озаботившись постучаться, ввалился в кабинет.
— Ну, Харрингтон, вы — следующий на представление.
— Что? — Все еще хмурясь, Джей Пи взглянул на Эда Лебара.
Тот ответил таким же свирепым взглядом сквозь бифокальные линзы.
— Предполагалось, что это хорошая новость!
— Ох, — спохватился Джей Пи. — Конечно. Я очень рад.
— То-то и видно. — Эд со вздохом шлепнулся грузным телом в кресло. — Харрингтон, вы знаете, я скорее прогуляюсь по горячим углям, чем соглашусь на приватную беседу, но меня спрашивают. Что вас гложет в последнее время?
Джей Пи моргнул:
— О чем вы?
— Я о том, почему вы ходите как в воду опущенный. — Эд яростно взъерошил свои седые волосы. — Последнее время вы рассеянны, расстроенны, раздражительны.
— Если у вас проблемы с моей работой… — взвился Джей Пи, но Эд поднял руку.
— Нет. И увольте меня от позы «оскорбленный гражданин штата Коннектикут». О'кей? Конечно, факт, что в последнее время никто вокруг не работает. Дурацкие награждения! Нет, я имею в виду, что случилось с вами? Не то чтобы я озабочен или что-то еще…
— Ничего страшного, Эд. — Джей Пи криво усмехнулся. — По крайней мере, ничего, связанного с бумагами.
— Другими словами, не мое собачье дело.
— Ну, не так уж, но…
— Ладно, ладно. Вы — хороший репортер, Харрингтон.
— Спасибо…
— Иногда немного мягко, немного в лайковых перчатках, но в общем хорошо. Особенно та статья, которую вы привезли из Центральной Америки. Это вызвало такой пожар, сила! Прохватывает до самых печенок.
Центральная Америка его тоже прохватила до печенок, подумал Джей Пи.
— Я был зол в то время, — осторожно сказал он.
Эд поднял густую бровь.
— Вам следовало бы злиться почаще.
Джей Пи в замешательстве ничего не ответил, и Эд поднялся на ноги.
— Пригласите кого-нибудь на большую вечеринку?
— Нет.
— А меня?
— Вы женаты.
— За то, что я сказал «нет»? Да, кстати, — кинул он через плечо, направляясь к двери, — если я когда-нибудь уйду в отставку — хотя скорее рухнет мир, — назначу вас моим преемником. И не благодарите меня, это паршивая работа.
И оставив Джей Пи с выпученными глазами, выплыл, едва не сбив с ног редактора стилистического отдела.
— О, доброе утро, Эд. — Вычурный браслет Патрис Манселл весело звякнул. — Я только загляну к Джей Пи.
— Кто-нибудь здесь работает вообще?
— Ну… — Патрис. смотрела вслед громыхающему Эду. — Он в плохом настроении.
— Как всегда.
— Кстати, о плохом настроении… — Патрис в упор смотрела на него.
— У меня не плохое настроение, — защищался Джей Пи. — Я занят, вот и все, — и в доказательство усердно зашуршал бумагами.
— Вы жуткий врун, Джей Пи Харрингтон. — Патрис изящно устроилась в кресле. — Вы неделями прячетесь здесь. По существу, — в ее голубых глазах стояла задумчивость, — со времени последней поездки.
Джей Пи вздохнул.
— А что, ходят какие-нибудь сплетни об этом?
— Конечно, нет. Кстати, вы уже придумали, кого пригласить на обед в пресс-клуб?
— Нет! — И что это все сыплют соль на его раны?
— Хорошо, потому что я пришла спросить, не хотите ли вы пригласить меня?
Джей Пи признал про себя, что никогда не рассматривал такой вариант как подходящий. Он поглядел на нее, словно увидел впервые, и, несмотря на плохое настроение, был вынужден признать, что смотреть на Патрис Манселл приятно.
Если бы его спросили, он сказал бы, что они с Патрис хорошие друзья, вполне устраивающие друг друга. Рафинированно-элегантная, она очень напоминала женщину, которая его вырастила, — его мать. Впрочем, в последнее время его суждения о женщинах были нелицеприятны.
— И чего ко мне все пристали? — пробормотал он.
— Ну, — мягким смехом Патрис маскировала свое смущение, — это, конечно, ставит меня на место. А ведь я всегда считала вас хорошо воспитанным человеком.
— Я не это имел в виду. — Джей Пи пустил в ход всю свою гибкость, чтобы скрасить неловкость ситуации. — Извините. Просто предполагал, что вы отправитесь туда с этим своим юристом.
— Мы с Четом… старая история. — Она небрежно махнула рукой. — Он слишком боится увлечься нашими отношениями, как бы это не помешало его работе.
Джей Пи немедленно ощутил приступ сочувствия к ней.
— Да, сейчас масса таких.
Она широко открыла глаза.
— И вы тоже?..
— Да.
— Ага. Центральная Америка. Наверно… экзотическая латинская красотка, папа которой сделал состояние на бананах, но не одобряет вас, потому что вы не католик.
— Нет. Сумасшедшая рыжая американка, которая дважды чуть не убила меня, потом влюбилась страстно, а потом бросила в аэропорту.
Патрис удивленно заморгала.
— Простите?
— Это долгая история.
— Думаю, не длиннее поездки.
— Ох, не напоминайте мне.
— Ну что, Джей Пи, я могу сказать? Я уже ненавижу ее.
Вспоминая, как Кэт с ним обошлась, Джей Пи уже сам почти ненавидел ее.
Он заглянул в голубые глаза Патрис, боясь увидеть в них опасный блеск. Что-то он разоткровенничался. Джей Пи поерзал в кресле.
— Я буду очень благодарен вам, Патрис, если вы оставите эту историю при себе.
— О чем, о влюбленности или об отставке Эда?
— И о том, и о другом.
— Вы правы, разговоры о том и о другом были бы вам сейчас некстати, так что я обещаю не публиковать их в воскресной колонке светской хроники.
— Вы настоящий друг.
От этих слов Патрис вздрогнула.
— А виновница всех ваших несчастий собирается быть на банкете?
Джей Пи кивнул:
— Да. Ее даже награждают. — Он что-то слышал об этом. В журналистской среде существуют свои секретные источники.
— Ну. — Легким движением Патрис поднялась на ноги. — А вы не думали о том, чтобы объединиться с нею и быть несчастными на банкете вместе?
На этот раз он не колебался.
— Патрис, я горд.