Авеню Соляр, окраина Босфорского улья, Гидрафур

Струн, богохульник и мятежник, наставник других богохульников и мятежников, был почти у них в руках.

Мастифы нарушили строй людей, окруживших его, а тщательно нацеленные снаряды «палач» убрали всех, кто слишком далеко оторвался от лидера. Он кричал слоганы из середины группы – голос у него был еще более хриплый и надтреснутый, чем у Симандиса – и размахивал боевым ножом, который ему кто-то передал. Перестрелка на ходу оставила за собой след, тянущийся по горбатому склону: пятна крови, пустые гильзы, четыре преступника, лежащие без сознания или мертвыми, двое карателей – один, тихо ругаясь, лежал на боку, с кровью, сочащейся из плечевого сочленения панциря, а его товарищ стоял рядом на коленях, пытаясь наложить давящую повязку. Кальпурния замедлилась, чтобы посмотреть в глаза раненому и кивнуть ему, потом заговорила в вокс:

– Кальпурния ведущим карателям. Рулевой взят. Обе бригады якорей взяты. Вахта Мачты, доложить... – она подождала их подтверждение. – Мачта взята. Остался только Капитан. Прижмем их к стене и закончим дело.

Это заняло считанные минуты. Арбитрес дали залп дробью – низко, чтобы она рикошетила – и кучка преступников посыпалась вниз по склону с кровью, брызжущей из стоп и лодыжек. Когда они достигли плоской пешеходной площадки у стены стека, о рокрит ударилась удушающая граната и наполнила воздух густым дымом. Никому из Арбитрес даже не понадобилось пристегивать дыхательные маски: кибермастифам не нужен был воздух, чтобы свалить трех охранников Струна, оставшихся на ногах, как и ловчий ястреб не нуждался в нем, чтобы спикировать на самого Капитана. Струн задергался в тазерных когтях, суспензор ястреба вздернул его в воздух так, что босые ноги едва задевали землю, и втащил в центр полукруга карателей, где его уже поджидала Шира Кальпурния, чтобы надеть кандалы.

Симова и священники оставались на все том же месте, когда Кальпурния вернулась к ним. Они закончили молитвенные песнопения, и Симова просто наблюдал, как она диктует рапорт Куланну, чтобы тот передал его по воксу. Она заставила его ждать, с гримасой на лице разминая плечо, чтобы изгнать из него ноющую и подергивающую боль, и не показывала, что заметила, как руки Симовы мелко дрожат от оставшегося адреналина и как он то и дело бросает взгляд на пустое место, где раньше висела клетка Струна. Побоище, похоже, на какое-то время присмирило остальных кающихся – воздух очистился как от криков, так и от экскрементов.

Наконец, она отправила Куланна вниз, на уровень дороги, чтобы он подготовил для нее «Носорог», и повернулась к Симове, убрав влажные волосы с отмеченного шрамами лба. На Гидрафуре стоял конец влажного сезона, когда становится так прохладно, что хочется двигаться, чтобы согреться, но при этом настолько влажно, что как только начинаешь двигаться, выделяется пот. В целом ощущение было неприятное.

– Вы неслучайно явились сюда сегодня, – сказал Симова. Он не спрашивал, и Кальпурния не стала притворяться, что это вопрос. – Это была самая тщательная засада, какую я могу представить, – продолжал он. – Подготовленная так, чтобы обезвредить все составляющие спасательной операции до последней. Вы точно знали, где будут находиться эти люди и что они собираются делать.

Кальпурния даже кивнула ему.

– Вы знали все их планы до буквы. Вы, наверное, засекли их приближение… хм, насколько давно могли…

– Довольно давно. Симандис не так хорошо умел скрывать свою деятельность, как Струн. К тому же он слишком грубо действовал, когда добывал оборудование и угонял дирижабль наблюдения. Подобные вещи становятся известны информаторам.

– В ячейке Струна были ваши информаторы? – с нажимом спросил Симова. Понадобилось несколько мгновений под пристальным льдисто-зеленым взглядом Кальпурнии, чтобы он задумался над вопросом и попытался его смягчить. – Арбитр, если бы мы хотя бы немного скооперировались, что ж, мы могли бы убрать Струна, чтобы до него не добрались эти спасатели, или поставили бы у клеток стражу из Адепта Сороритас.

– Симандис был достаточно умен, чтобы узнать, каким именно образом Министорум установил клетки. Не думаете ли вы, что наличие охраны его бы насторожило?

Нечто во взгляде Кальпурнии снова заставило Симову почувствовать дискомфорт.

– Это… ну, арбитр, я понимаю, что это ваши собственные, э…

– Нам нужно было сделать так, чтобы Симандис чувствовал себя достаточно уверенно для личного участия в попытке спасения, – спокойно продолжила Кальпурния. – Нам нужно было гарантировать, что они уверуют в благополучный исход столь рискованного предприятия.

– И посмотрите, что из этого вышло! – Симова ткнул пальцем в то место, где взяли Струна. Удушающий дым оставил на рокрите желтые пятна, которые останутся здесь еще на несколько дней, пока не поблекнут. – Струн успел достичь земли и пуститься в бегство, пока вы его не достали! Подумайте, что могло бы произойти! Если бы вы арестовали их, как только они сюда сунулись, то они бы спокойно сидели бы сейчас в цепях, а мы бы не потеряли одну из клеток!

– При этом Симандис остался бы на свободе, мы бы не перестреляли и не подвесили на «Носороги» их сборище подручных и марионеток, а Струн не находился бы под надежной охраной.

Чем громче становились протесты Симовы, тем тише становился голос Кальпурнии, вплоть до того, что священнику пришлось сделать шаг вперед, чтобы ее слышать.

– Арбитр, я не потерплю, чтоб вы говорили со мной подобным образом. Струн был узником святых Адептус Министорум, как вы можете понять, если вспомните его висящим в клетке над авеню Соляр. Фактически, по декрету епарха, эти клетки считаются служебными помещениями Экклезиархии наравне с алтарями и нефом самого Собора. Пока Струн был заключен в одной из них, вы с ним вообще не должны были иметь никакого дела.

– Если вы заметили, то это не наш ловчий ястреб вытащил Струна из клетки, – ровно проговорила Кальпурния. – Фактически, мы даже не начинали активных действий, пока Струн не выбрался. А когда известный мятежник использует просчеты своих пленителей, чтобы сбежать, это, определенно, дело Арбитрес.

– Это роль Экклезиархии – воплощать и распространять божественное слово Императора… – начал Симова.

– А роль Арбитрес – следить за исполнением законов и декретов и обеспечивать, чтобы все Адептус Императора были полностью преданы и верны своему долгу, – спокойно закончила за него Кальпурния. – Я, конечно же, уверена, что вы и ваши коллеги из Министорума таковыми и являетесь. И все-таки я считаю, что нужно всегда проявлять максимальную тщательность. Хотя меня вынуждают удалиться другие дела, я назначила претора-импримис Дастрома своим представителем, который подготовит полный пакет документов по расследованию этого дела. Не буду оскорблять вас лекциями о совместной работе, но упомяну, что Дастром будет считать вас ответственным за всю постороннюю рабочую силу, которую вы привлекли для установки клеток.

– Вы позволили побегу свершиться, – Симова побледнел, его губы вытянулись в тонкую линию. – Вы знали, что у них есть план освобождения Струна. И вы дали этому произойти, чтобы Струн выбрался из клетки и попал вам в руки.

Его слова звучали уверенно, но уверенность постепенно уходила из голоса. Кальпурния уже выяснила, что спокойным взглядом можно добиться подобного эффекта.

– Об этом узнает епарх. Как и канонисса Феоктиста.

– Буду рассчитывать на это. Мы с епархом уже шесть месяцев как планируем встретиться и лично пообщаться, но нам никак не предоставится такая возможность. И было бы неплохо снова поговорить с почтенной канониссой. Если вы хотите прямо сейчас отправиться в Августеум, сэр, нет причин задерживаться ради меня. Я тоже жду транспорт.

После этого оставалось только смотреть кюре в глаза, пока он не отвернулся и не зашагал обратно туда, откуда они пришли.

Стена, Босфорский улей, Гидрафур

– Кажется, он воспринял это хорошо, мэм, – сказал Куланн, – учитывая обстоятельства.

– Он достаточно умен, чтобы понимать, что у него нет выбора, – ответила Кальпурния, – особенно когда он за пределами улья, а Арбитрес превосходят его людей числом. Мне бы следовало, пожалуй, оставить кого-то из вас рядом, чтобы до него быстрее дошло. Впрочем, неважно.

Гигантская крепость, известная как Стена, заключала в себе казармы Арбитрес и суды для всего Гидрафура и целых систем вокруг него. Она начиналась среди зданий, которые теснились у подножия Босфорского улья, и поднималась по всему склону горы, оканчиваясь громадными укрепленными Вратами Справедливости, врезанными в стену Августеума, что на самой вершине. Кальпурния не знала, сколько понадобится времени, чтобы пешком добраться от нижних входов на дне улья до ее покоев в высочайшем бастионе Стены, и думала, что никто и никогда не пытался это сделать. Они с Куланном ехали в грохочущем вагоне фуникулера, который тянулся по всей длине огромной крепости в самой высокой точке строения, под самым сводом крыши. Кальпурния стояла у одного из окон вагона, глядя наружу, Куланн сидел на скамье, идущей вдоль стены.

– И он не подверг сомнению законность этой операции?

– Нет. Либо он знал, что правда на нашей стороне – а он, в конце концов, специалист по религиозному праву – либо не был уверен в почве под ногами и не хотел надавливать.

– Полагаете, епарх это сделает? В смысле, надавит?

– Не думаю. Надеюсь, нет, – Кальпурния вздохнула. – Не люблю все эти юридические игры, особенно из-за такой дряни, как Струн. Экклезиархия так гордилась, что отловила его за распространение схизматических книг, но я думаю, они не знали и половины того, что он замышлял.

– Именно поэтому вы хотели взять его лично, мэм? – Куланн сглотнул. – Лично арестовать, в смысле?

Вагон проходил под высоким потолком одного из тренировочных залов. В шестидесяти метрах внизу арбитраторы, выстроившись квадратами шириной в сто человек каждый, с топотом и лязгом отрабатывали обращение с оружием. Они выхватывали тяжелые дробовики модели «Вокс Леги» из чехлов за спиной, целились от плеча, от бедра, опускались на колено, возвращали на место, доставали снова, на колено, к плечу, поворот, на колено, в чехол, поворот, к бедру, на колено… Этот порядок был настолько стар, что здесь он ничем не отличался от тренировок, которые проходила сама Кальпурния в сегментуме Ультима, и хотя она не занималась его отработкой по меньшей мере пять лет, ее мышцы начали подергиваться, вспоминая движения, как будто тело хотело повторять их, не спрашивая хозяйку.

Она сморгнула и осознала, что должна ответить Куланну.

– Нет. Ну, допустим, это часть причины. Но я надеюсь, что не настолько возгордилась, чтоб настаивать на личном участии в захвате любого преступника, в ордере на поимку которого говорится, что он опасен. Они, если на то пошло, все такие.

– Значит, ради символизма?

Куланн, похоже, считал этот разговор чем-то вроде испытания. Кальпурния улыбнулась. Вопрос был серьезным – идея символизма и величия закона, восприятие населением имперского правосудия как мощной и неодолимой силы, обрушивающейся на врагов, представляла собой целую философию, которая разрабатывалась многими поколениями видных ученых Арбитрес.

– Да, пожалуй, это был наглядный урок для населения, – сказала она, – хотя аудитория сегодня была небольшая. Кроме того, это помогло сфокусировать умы Экклезиархии, как ты, наверное, уже понял. Я очень ясно дала Симове понять, что Дастром, расследуя это дело, не станет давать ему поблажек из-за его положения. Не думаю, что они что-то найдут – мне кажется, люди Струна достали схемы креплений клеток и все остальное посредством собственных ресурсов, но мне неуютно от того, что епарх все агрессивнее продвигает своих агентов из Министорума, разрешая им производить преследования и аресты. Мы с арбитром-майоре все ждали подходящего случая, чтобы дать им понять, что надо соблюдать границы.

– Политическая операция, – кивнул Куланн.

– Не совсем так, – немного холодно поправила его Кальпурния, – просто выполнение нашего долга Арбитрес, который порой заставляет нас преподавать некоторые уроки не только одной стороне. В любом случае, это вторая причина.

– Есть еще одна, мэм?

– Мое душевное спокойствие, раз уж ты спросил.

При словах «душевное спокойствие» Куланн заметил, как ее рука в перчатке медленно поднимается, чтобы прикоснуться к шрамам на лбу. Большинство людей быстро замечали эту привычку и вскоре понимали, что она означает.

– Это дело касательно вольного торговца наверняка отнимет у меня немало времени. Я хотела собственными глазами увидеть, как загребут Струна и Симандиса, чтобы не беспокоиться насчет них в то время, как от меня ожидается, что я сфокусируюсь на этом назначении наследника, которое мне надо не то подписать, не то проконтролировать, не то еще что-то с ним сделать. И скажу тебе честно, Куланн, потому что знаю, что адъютант ты надежный и неболтливый, это «назначение» означает, что мне ближайшее время не светит никакой старой доброй полевой работы Арбитрес. Захват этих мятежников был последним шансом в ней поучаствовать. И если уж мне еще до Сретения выпала возможность поразмять мышцы и посмотреть, как идет выздоровление, то черта с два я ей не воспользуюсь.

Куланн внимательно слушал. Еще одна вещь, которую все довольно быстро уясняли насчет арбитра Кальпурнии, заключалась в том, что она терпеть не могла руководить людьми не с фронта. По этому поводу мнения в арбитраторских казармах, что находились ниже в Стене, разделялись примерно поровну. Одна половина одобряла, что командир хочет стоять в одном ряду со своими бойцами, другой не нравилась идея того, что арбитр-сеньорис готова рисковать собой вместо того, чтобы ехать на бронированной кафедре во втором ряду «Носорогов», зачитывая в громкоговоритель строки из Книг Правосудия, как подобает ее положению. Куланн слыхал, что есть и третья фракция – маленькая, но громко выражающая свое мнение: эта помешанная на контроле стерва просто хочет всегда быть рядом, чтобы проверять, начищены ли у арбитраторов сапоги и опрятно ли выглядит обмундирование, пока те стоят под вражеским огнем.

– Если можно поинтересоваться, мэм, ваши ранения…?

Вагон миновал тренировочный зал, вошел в туннель и начал подниматься под более резким углом к следующему бастиону. Еще четыре, и они достигнут самих Врат Справедливости.

– Неплохо. Спасибо, что спросил, Куланн.

Он подумал, что на самом деле ей хуже. Фуникулер двигался под рядом световых колодцев, пробивающих толстый потолок, и когда Кальпурния на краткое время попадала под желтые лучи гидрафурского солнца, ее лицо выглядело усталым, а глаза запавшими. Он знал, что она очень быстро встала на ноги после того боя в Соборе, где ей переломали плечо и руку. Тогда лично вмешался Кайнез Санджа, по его приказу магосы-биологис сотворили небольшие чудеса с ее плотью и костями, но дальнейшее заживление было нелегким. У Куланна сложилось впечатление, что Шира Кальпурния не очень хорошо справлялась с ролью пациентки.

Она опустилась на сиденье напротив него.

– Меня беспокоят мелочи, а не крупные вещи, – внезапно сказала она, как будто прочитав его мысли. – Я знаю, что не могу носить щит, левая рука еще не набралась силы. Ну и ладно. Меня раздражает, например, что мне сложно надевать броню, потому что пальцы на той руке пока не особо справляются с застежками. Или то, что время, которое я думала посвятить восстановлению физической формы, пришлось потратить в медицинских покоях, чувствуя себя слабой и неуклюжей вместо того, чтоб бегать по тренировочному залу, как должно, – ее лицо стало кислым. – Что ж, от того, что я жалуюсь, травмы быстрей не заживают. Хотя я знаю, про меня говорят, что я только этим и занимаюсь.

Куланн галантно промолчал.

– Как бы то ни было, когда арбитр-майоре передал мне это дело насчет вольного торговца, вид у него был несколько подозрительный, что-то вроде «давай-ка посмотрим, угодишь ли ты в перестрелку на этом задании».

– Вы имеете в виду, мэм, что эта работа связана с юридической теорией?

Куланн почувствовал укол облегчения, когда разговор перешел на не столь личную почву. Он видел арбитра-сеньорис в лучшей форме, когда она прилагала все усилия, выслеживая заговорщиков и саботеров перед самой Мессой Балронаса, и чувствовал странную тревогу, когда слышал в ее голосе столь сильную усталость.

– Нет, даже не так, насколько я могу сказать. Она скорее церемониальная. Корабль этого человека… хотя он вроде как не один, по-моему. В общем, они везут обратно его хартию вольного торговца. Его сын должен приехать из своего дома на отроге Пирмондин. Насколько я могу сказать, большая часть нашей работы сводится к тому, чтобы предоставить хорошую теплую комнату, где они смогут встретиться, а потом похлопать всех по спинам.

Несмотря на пренебрежительное равнодушие в ее словах, она, судя по всему, уже успела ознакомиться с основными деталями дела Хойона Фракса глубже, чем Куланн, а ведь это он подготовил для нее резюме.

– Чью юрисдикцию мы в этом случае курируем, мэм – Флота, Администратума, Монократа и планетарных властей или нашу собственную? Я не изучал, как именно каперские грамоты обоснованы в Лекс Империа.

– Как и я, Куланн. Потому что мы арбитраторы, а не судьи. Это их работа – знать совокупный эффект, производимый накопившимися за десять тысяч лет декретами на закон, который мы применяем, а наша работа – знать совокупный эффект, производимый залпом из ста снарядов «палач» на шеренгу бунтовщиков, – она на миг улыбнулась своей формулировке. – А с другой стороны, послушай мой совет, Куланн – будь внимательнее каждый раз, когда тебе предоставляется возможность посмотреть, как работает другая ветвь Арбитрес. Мне бы хотелось думать, что я подкована в обеих областях, но меня застают врасплох чаще, чем я готова признать. Одного только наличия судей среди моего персонала не всегда хватает, – она моргнула. – Трон единственный, ну я и разболталась. Слишком много времени провела с Леандро. О чем я говорила?

– Об имперских каперских грамотах, мэм.

– Правильно, и почему эта хартия к ним не относится. Мы имеем дело с тем, что несколько превосходит обычные грамоты планетарных губернаторов и «дикие» патенты Адептус. Я говорю о хартиях настоящих вольных торговцев, древних эдиктах для капитанов, которые так же часто летали за пределами имперского космоса, как и внутри него. Они отправлялись в такие места, где могли найти все что угодно, и не знали, что им придется там делать, чтобы выжить, и поэтому им дана была власть делать все, что только могло потребоваться.

– Все, что они…

– Понимаешь, я родилась на Восточной Окраине. Дикий космос и граница Империума там куда ближе, чем здесь. Там ходило множество рассказов о великих вольных торговцах старых времен, которые играли роль в истории нашего сегментума. Был один торговец, который воспользовался своей хартией, чтобы направить флот в дикий космос, а там атаковал два ксеносских корабля-фабрики, которые добывали минералы из астероидов, и разграбил их. Потом его сын потратил богатство, нажитое этим предприятием, чтобы снарядить целую флотилию, вернулся в эти системы и полностью изгнал оттуда ксеносов. Затем его внучка при помощи хартии набрала колонистов с полудюжины имперских миров и сформировала собственное ленное владение в захваченной системе. И был еще один, что заключил пакт с Экклезиархией, он должен был перевезти целевую группу миссионеров через границу Империума – сообщалось, что они загрузили в трюм крупнейшего корабля заранее изготовленный храм, целиком, чтобы поставить его на первом же найденном обитаемом мире, если этому, конечно, можно верить. Он пересек границу, и сто восемьдесят лет спустя в имперский космос вернулся его внук, а за ним следовал гигантский флот пилигримов. Они нашли два человеческих мира, утраченных более чем тысячу лет назад, и сделали их преданной Императору частью Империума. Не правда ли, это достойно того, чтобы их помнили?

Они вышли из туннеля, и Куланн заморгал от внезапного света. Вагон с грохотом ехал в высоте над главным холлом уровня, где располагались казармы, и далеко внизу мельтешили арбитры, входящие и выходящие из дормиториев.

– Таковы эти вольные торговцы. Настоящие, великие древние торговцы. Когда всякие мелкие ничтожества на списанных Муниториумом грузовозах, обладатели пожизненного патента от местного губернатора, бахвалятся, что они – вольные торговцы, они хотят, чтобы их принимали именно за таких людей.

– И поэтому этот человек, Хойон Фракс...

– Нет, уже не Хойон Фракс. Возраст доконал его где-то за течением Ансили, что в сторону сегментума Соляр, – она потянулась и скривилась. – В середине одного из этих досье была загадка, которую какой-то старый клерк, видимо, счел забавной. «Вольный торговец Фракс никогда не приезжает на Гидрафур, но с него уехало бессчетное множество вольных торговцев Фраксов».

– Думаю, я понял ответ, мэм.

– Тогда твоя очередь говорить. Я устала.

– Ну, если каждый новый вольный торговец Фракс получает хартию на Гидрафуре, это значит, что ни один из них не приезжает сюда с этим титулом. И если они все умирают вдали от Гидрафура, это значит, что они никогда сюда не возвращается. Обратно приезжает только хартия, но уже без них.

– Отлично, только я все равно не понимаю, что тут такого остроумного.

– Это связано с принципом работы наследной хартии. Видимо, он действует как-то иначе, чем обычные имперские законы о наследовании.

Кальпурния, которая сидела, откинувшись на спинку сиденья с полузакрытыми глазами, спокойно, с легким весельем посмотрела на Куланна.

– Выходит, ты предвосхитил мой совет: ты уже начал учиться. Продолжай, проктор. Объясни мне, чем он отличается.

Куланн с трудом удержался от того, чтобы звучно сглотнуть.

– Большая часть должностей, которые по законам Империума являются наследными, переходят к новому владельцу, как только умирает предыдущий. Я знаю, что зачастую устраивается какая-нибудь церемония, чтобы закрепить передачу должности, но здесь должно произойти нечто иное.

– Давай дальше, – Кальпурния наклонилась вперед, и из-за освещения линии шрамов на ее лице как будто побагровели.

– Таково свойство этих хартий, тех древних хартий, о которых вы говорили, мэм. Среди них нет двух одинаковых. Теперь мы куда строже контролируем выдачу хартий губернаторами, поэтому в них никогда не бывает ничего из ряда вон выходящего, а «дикие» патенты, которые дает Администратум, по сотне штук за раз печатают сервописцы – в соответствии со стандартами, указанными Адептус, с пустым местом для имени вверху и штампом внизу. Но старые хартии – ну, их делали индивидуально, подгоняли под любые обстоятельства, из-за которых в тот момент возникла надобность в вольном торговце. Поэтому были и такие, что давали торговцам возможность собирать армии и заключать пакты с Астартес...

– Верное наблюдение. Есть по меньшей мере две прославленные семьи, которые вели дела с орденами Астартес.

– ...а некоторые назначали торговцев де-факто служащими Экклезиархии, как тот миссионер, которого вы описали.

– Это не совсем одно и то же, но параллель понятна, – сказала Кальпурния. – Я тебя все перебиваю. Продолжай.

– И было также, что хартии, вернее, их владельцы оказывались привязанными к определенным зонам космоса, – продолжал Куланн, чувствуя чуть большую уверенность в себе. – Может быть, для того, чтобы новый вольный торговец оставался в той области, где нужны были его влияние и умения. И эти оговорки в хартиях никогда не менялись и не аннулировались, по крайней мере, в большинстве случаев, потому что изначально эти хартии были выданы магистрами войны, или, иногда, примархами, или членами двора Императора во время Его крестовых походов. Так что не было никого, кто занимал бы достаточно высокое положение, чтобы вносить какие-то правки. И хартии не теряли силу со смертью владельца, как большинство новых.

– Отсюда все эти сомнительные россказни о хартиях, – сказала Кальпурния, – истории о том, как их крали, или продавали, или подделывали, или проигрывали в азартные игры. Отвратительная мысль. Когда хартию можно... но я тебя снова прерываю.

– Я хотел добавить только, что в этом случае правило наследования заключается в том, что единственный легальный способ передать хартию – это церемония, производимая в пределах системы Гидрафур. Так что неважно, в какой уголок Империума попадет семейство Фракс, гонясь за своими интересами, каждое поколение они должны возвращаться на Гидрафур, чтобы назначить нового вольного торговца.

– Так они и делают. Не в обиду, Куланн, но помимо твоих резюме я также попросила претора-минорис Збелу поискать следы хартии Фраксов в самых старых архивах, какие только есть в Стене. И они туда довольно глубоко уходят. Хартия эта по всем параметрам является законным имперским постановлением, и в ее составлении принимали участие Арбитрес, по крайней мере, такой смысл мне удалось извлечь из записей. Гидрафур тогда был на самом краю имперского космоса, и, очевидно, тогда было решено использовать вольных торговцев, чтобы они продолжали двигаться по направлению к краю галактики, в то время как сам Крестовый поход идет на Калибан. И вот тогда-то род Фракс и получил свою вечную хартию вольных торговцев, привязанную к Гидрафуру. Я думаю, план был таков, чтобы Фраксы – или Фракси? – за несколько поколений посредством торговли цивилизовали окраинные просторы, а к тому времени Крестовый поход вернулся бы, готовый присоединить их к Империуму.

– Документ эпохи Крестового похода, – сказал Куланн. – Я видел сообщения, где упоминался его возраст, но даже не думал о том, что это значит, до этого момента. Десять тысяч лет. Только представьте, каково будет взглянуть на него! Представьте, каково это было, быть там, когда его подписывали! И увидеть – кого? Мэм, есть ли у нас информация, чьей рукой подписана хартия? Кем-то из святых крестоносцев или самых первых лордов-милитантов? Может, это был лорд-маршал Виэрталла, говорят, он был одним из основателей самого ордена Арбитрес!

– Попробуй еще раз.

– Мэм, я не уверен, что знаю так уж много иных имен. И потом, истории, сохранившиеся с тех времен, сильно искажены, и я помню, даже в схоле говорили, что в них намешано так много мифов, что мы не можем, ну, гадать...

– Это не такая уж сложная загадка. Я усомнилась в первых сообщениях, которые прочла, по тем же самым причинам, которые ты только что описал. Но все более поздние упоминания в старых инфоковчегах, которые откопал Збела, судя по всему, только подтверждают это, поэтому я считаю, что так оно и есть. И кто мы такие, чтобы сомневаться в дошедших до нас словах наших великих предшественников?

– Не понимаю, мэм.

– Как я сказала, Куланн, это несложно. Подойди к этому с другой стороны. Вспомни все легенды, и писания, и проповеди, и саги, и картины, и мистерии, которые ты когда-либо видел или слышал, посвященные Великому Крестовому походу. Кто присутствует в них всех, Куланн? Если Крестовый поход остановился на Гидрафуре в то время, как был назначен самый первый вольный торговец Фракс, то кто был единственным человеком, про которого мы с полной уверенностью можем сказать, что именно он мог приложить руку к подписанию его хартии?

Куланну понадобилось лишь мгновение, чтобы имя всплыло в его разуме, но в десять раз больше времени, чтобы понять, что она не шутит. Он почувствовал, как бледнеет, и кожа на его плечах и ладонях стала покалывать. Его лицо видимо переменилось.

– Правильно, Куланн, – сказала Шира Кальпурния. – Он.