А что же наш молодой самоубивец с медицинским образованием… Вы, наверное, думаете, он тихо шел ко дну с дыркой в черепе? Или уже стоял перед престолом Всевышнего в белых одеждах и тапках аналогичной цветовой гаммы? Или, может быть…
Нет! А вот нет, нет и еще раз нет! Как отвечал старый Рабинович на вопрос о здоровье: не дождетесь!!
Аркадий был очень даже жив. Потому что мертвые, извиняюсь, так не матерятся… Нет, вообще-то он был достаточно воспитанным молодым человеком – и высшее образование опять же, и все такое прочее, да… но как бы вы сами прореагировали, если бы, собираясь красиво помереть, мало того что промазали, едва не оглохли и пустили в «молоко» единственный патрон, так еще и уронили в воду револьвер?! Вот и я о том же…
Новое светило вирусологии, глядя на расширяющиеся круги на воде и пиная борт ни в чем не повинной лодчонки, изливал свое горе в таких выражениях, что на тихой Ямуне рыба повсплывала в радиусе километра! Если бы Аркашу сейчас мог слышать его папа (повторюсь – потомственный рабочий сталелитейного завода, где матом не ругались, а разговаривали), он бы не раздумывая взял назад все свои пролетарские наезды на тему бесполезности университетов вообще и вирусологии в частности… И – что уж там – простил бы сыну даже второе высшее!
Кстати, что касается сына, не мешало бы ему знать: в лодках – плавают! И желательно сидя! И, по возможности, без резких колебаний туловища в разные стороны! А не скачут с носа на корму, как эпилептик на грани нервного срыва…
Вот и допрыгался неудавшийся суицидник – наступил сандалией на весло, вогнал в незащищенный большой палец неслабую занозу и с воплем: «Чтоб этому рыбаку аппендикс без анестезии через нос секатором удаляли-и-и!» – рухнул в воду. Плавал Аркаша исключительно стилем «топор»: быстро, с громким всплеском и сразу на дно… Несмотря на стойкое желание попасть на тот свет, тонуть молодому врачу почему-то категорически не хотелось. Посудите сами, одно дело – поэтично застрелиться, и со-овсем другое – банальным образом утопнуть, чтобы тебя поутру сине-зеленого и распухшего из реки багром выловили! Это еще если крокодилы не сожрут на поздний ужин… Представив себе малоприятную морду облизывающегося местного аллигатора, Ильин затрепыхался с удесятеренной силой и все-таки попытался всплыть несмотря ни на что. И, наверное, всплыл бы, да только снизу потянуло холодом, и чья-то сильная рука с железными (то есть натурально металлическими!) пальцами ухватила его за щиколотку!
Если бы в воде можно было орать – от дикого рева перепуганного Аркаши в округе передохла бы вся речная живность… Дергаясь как под сильным напряжением, почти что захлебнувшийся микробиолог попытался отбиться от невидимого погубителя второй ногой (по руке не попал, а вот сандалию потерял и разбил голую пятку о какую-то железную штуковину, на ощупь сильно напоминающую шлем). Отбиться не вышло, зато схлопотал в бок тяжелым копытом… нет, ну это уже чересчур даже для почивших в тине утопленников! Тут еще и лошади есть?!
«Ма-ма-а-а…» – пробулькал косеющий от страха и нехватки воздуха врач. Жить захотелось с пугающей силой, но, увы, как всегда, несколько поздновато… Аркадий булькнул в последний раз и смирился с неизбежным. Но «неизбежное», в лице какого-то придонного металлического робота, кажется, спокойно ложиться обратно на дно не собиралось вовсе! Вода вокруг забурлила, как в электрочайнике, что-то тяжелое еще пару раз пихнуло полубесчувственного вирусолога куда придется, и, вспенивая мутные волны, вся компания пошла кверху. В лицо Аркадию впилась просмоленными ячейками рыбацкая сеть.
«Прибежали в избу дети, второпях зовут отца… – пронеслось в голове у Аркаши, – тятя, тятя, наши сети…» Так я умер или что?! Блин, оказывается, самый комфортный способ самоубийства – дождаться естественной смерти…»
Их тряхнуло. Их – это не только микробиолога с его предполагаемым «убийцей», но и, кажется, судя по размерам и фырканью… лошадь! «Вот я сейчас и посмотрю, – свирепо подумал Ильин, выплевывая изо рта воду, песок и водоросли, – кому это я там, на дне, так приглянулся?! И, убей меня бог лаптем, но я этому гаду не завидую…»
– О-о-о?! – раздалось сверху.
Несмотря на сантиметровую прослойку тины в ушах, Аркаша безошибочно определил – голос женский! Не лишенный приятности, кстати говоря… Тьфу! Мы же вроде как помирать собрались?
– Утопленнички?! – ворковал все тот же голос. – Двое сразу? О-о, какой удачный день! Лошадь, правда, еще трепыхается, но… Эй, Барбуз! Иди сюда!
– Чего тебе? – хриплый мужской бас. Н-да, не все, оказывается, так волшебно и сказочно. – О?! Люди?!
– Люди! – В женском голосе сквозило явное превосходство. – А ты мне что говорил, шедевр криворукого камнетеса?! «Клева не бу-удет, клева не бу-удет…» Так что тебе коня, а мне – людей…
– Но, Пецилла…
– Кхе-кхе… тьфу! – Аркадий завозился в гигантском неводе и открыл глаза. – Секундочку, эмчеэсовцы, я тут одного – тьфу! – момента не понял… а-а-а?!
На берегу стояла «сладкая парочка» двухметровых имбецилов в одних набедренных повязках из шкур. Морды – как чемодан, кожа серо-зеленая и вся в каких-то бородавчатых наростах, ногти, судя по всему, с рождения не стригли… а клыки-то, мать честная! Хозяин питбуля, живущий в отеле по соседству, может смело своего пса в разряд декоративных комнатных собачек записывать…
– В-вы к-к-кто?! – заикаясь, прошамкал обалдевший медик, едва не подавившись набившимся в рот песком.
– Живой! – умилилась «дама». Ее половую принадлежность Аркаша определил по голосу (абсолютно не вяжущемуся с внешним обликом!) и отвисшей до пояса груди. В остальном от второго такого же существа она не слишком отличалась. Мечты о прекрасном из ветреной головушки вирусолога вышибло на раз… Да что там! При виде такой обольстительной мадам любой нормальный мужчина, если он не слепой, конечно, озаботился бы только одним вопросом: где здесь ближайший монастырь братьев аскетов, соблюдающих обет безбрачия?!
– Живой я… – тоскливо промычал молодой человек. – К сожалению… Эй! Эй!! Дорогуша! Руки уберите! Нечего хватать своими культяпками порядочных людей, у тебя ж под ногтями целая фашистская химлаборатория!!
– Умненький какой, – еще больше умилилась женщина и, не обращая внимания на истошное Аркашино: «Положь на место, я лучше два раза подряд утопну!», выдернула его за шкирку из сетей. – Люблю таких… Они вку-усные!
– Че… чего-о?! – засучил ногами Ильин, но вырваться не смог, как ни старался, – силища у «рыбачки» была почище чем у паровоза. – Караул! Спасите! Каннибалы-ы!
– Ишь, крикливый, – поморщилась великанша, разглядывая извивающийся «улов» на вытянутых руках подальше от себя. – Барбуз! Даже лошадь уже сама встала, а ты все еще никак эту несчастную кучку железа не поднимешь!
– Доспехи, – крякнул ее, судя по обращению, супруг, с трудом взваливая себе на плечо закованного в мокрые латы человека. – Они тяжелые, Пецилла…
– Нет, вы только на него посмотрите! – сердито фыркнула женщина, свободной рукой сматывая сеть и засовывая ее в небольшой заплечный мешок (Аркаша даже глаза вытаращил – огромный моток невода исчез внутри мешка, как скомканный носовой платочек!). – Значит, как бревнами в городки играть – так это ему не тяжело, медведю раскормленному, а как родной жене продукты до дому дотащить – у него руки отвалятся!
Да, насчет высоких отношений между этими двумя врач нисколечко не ошибся – узы Гименея налицо! Глядя на пришибленную физиономию громилы Барбуза, Аркадий окончательно решил не жениться ни за какие миллионы! Вон какой наглядный пример впереди на полусогнутых маячит, таким в анкете, в графе «семейное положение», так и тянет написать: «безвыходное»…
Между тем женщина одним махом перекинула звезду вирусологии через плечо по примеру мужа и целеустремленно затопала в гущу хвойного леса, опоясывающего озеро. Конь, тряхнув гривой и отыскав взглядом болтающегося на плечах Барбуза хозяина, двинулся следом… Э, стойте! А почему – озеро?! Была же река! Широкая, коричневая, полноводная индийская река… Собиравшийся было снова поднять хай Аркаша озадаченно примолк. Это… это ведь Индия, да? Типа тропики, бананы, обезьяны… Черт с ней, с рекой, но откуда в здешних широтах, извините, елки?! А пальмы, пальмы где?! И холодно, между прочим, как поздней осенью… И какого рожна небо по-утреннему голубое, когда он пошел топиться… тьфу, стреляться… определенно ночью?! И… почему так тихо кругом? Але-о, ци-вилизация-а!!!
Осознав, что если сию минуту не выяснит, где он, зачем и, главное, за что, то умом рехнется, молодой человек, прокашлявшись, принялся осторожно «прощупывать почву»:
– Э-э… милейшая, вы мне на пару вопросиков не ответите?
– А отчего ж не ответить такому приятному на ощупь мальчику? – во все клыки разулыбалась Пецилла.
От таких уточнений Аркаша едва не потерял нить разговора…
– А… кхм! Тогда… не скажете ли, уважаемая, где я?
– Так у меня на плече!
– Да нет! Я в смысле – местность какая?
– Паршивая, – подумав, сообщила великанша, – сплошь пеньки да буераки, никого калачом не заманишь, свежее мясо, почитай, только по праздникам…
– Да нет же! – дернулся Ильин, с трудом удержавшись от того, чтобы не дать пинка по спине труднодоходимой людоедки. – Страна, говорю, страна какая?!
– Дык понятно какая! Такая же, как и это болото, – по-га-на-я! Пока до людей доберешься, шишки впору с голодухи лопать! А и когда доползешь – так уже сил ни на какую охоту не останется… Вот и приходится рыбалкой перебиваться, как…
– У-у, волдырь тебе на язык и опоясывающий лишай во весь крестцовоподвздошный отдел!! Женщина! Я тебя человеческим языком спрашиваю – как называется это государство?! То, что не Эльдорадо, можешь не говорить, по тебе понятно…
– Чего? Эк ты длинно говоришь…
– Тьфу ты, как с тобой муж живет?! – простонал багровый Аркаша, потеряв последнюю надежду выбить хоть каплю полезной информации из этой долговязой дуры.
– Что значит – как?! – внезапно оскорбилась великанша. – Хорошо он со мной живет! Да где ему, медноголовому, еще такую найти, как я?!
– Вот уж правда, таких по всему миру днем с огнем не сыщешь… – пробормотал микробиолог. – Дебилос хроникус, даже тестов проводить не надо!
– О какой ученый! – восхитилась женщина, на счастье Аркадия не сильная в латыни. – Первый раз такого ем!
– Ми… минуточку, гражданочка! – поперхнулся Ильин. – Вы что это… насчет еды – серьезно?!
– Да уж куда серьезнее, когда третью неделю тухлятиной питаемся? Свежа-атинка ты моя говорливая…
Если бы Аркаша стоял на ногах, они бы у него подкосились… Индия, конечно, это тебе не Парижи-Брюссели, Европой и не пахнет, но что тут людей лопают за здорово живешь – это была уже новость. И опять же елки… Да полно, Индия ли это, а?
С дерева сорвалась тяжелая кедровая шишка, больно стукнув по маковке и без того чрезвычайно озадаченного вирусолога.
Нет, не Индия.
А… что же тогда?!
– Так… взглянем правде в лицо, – забормотал вполголоса Аркадий – у него водилась привычка говорить вслух с самим собой. – Вариантов два: либо я все-таки преставился, либо у меня конкретная шиза покатила! Теперь рассмотрим оба варианта… Если б я умер, то, по идее, как врач, спасший энное количество человеческих жизней, должен был бы попасть прямиком на небеса… Но, во-первых, эта чащоба на райские кущи ничуть не похожа. Во-вторых, пятка болит (хе, здорово я лягнул эту кучу металлолома!). И, в-последних, если эти двое – Дева Мария и апостол Петр, то я круто офигеваю с Библии!! – Он ойкнул, когда великанша, оступившись, чуть не уронила его в глубокую, заросшую осокой канаву, и, машинально вытряхивая из ушей всякую озерную пакость, продолжил свой монолог: – Стало быть, сдвиг по фазе. Ну это вероятнее… Опять же от опухоли в мозгу еще никто здоровее не стал… Я, конечно, не нейрохирург, но, кажется, глюки в моем случае явление обычное! Все мне просто мерещится! На самом деле я сейчас где-то там в госпитале, слюнями в маразме исхожу, повсеместно оплакиваемый, а мысленно, на подсознательном уровне… Гм, это что же получается: я – латентный шизоид с мазохистскими наклонностями, двинутый на мутирующих австралопитеках, так, что ли?! На фига мне, интересно, чтоб меня в бульоне из камышей сварили и скушали, помолясь?!
– Что это ты бормочешь там, сладкий? – скосила глаза Пецилла на недовольного собственными выводами Аркашу. – И не думай, охальник, я женщина замужняя! Так что не ластись, бурундучок ты мой упитанный! Да и… мелковат ты для меня…
– И слава богу!! – выдохнул побледневший микробиолог, который, осознав, в чем его заподозрили, чуть не стал заикой на всю жизнь. – Этого мне еще не хватало… И вообще, гражданка, не мешайте человеку думать! У меня и так планка падает…
– Да кто ж тебя трогает, барашек мой аппетитный?! – искренне поразилась великанша. – Не хочешь разговаривать – не надо, а то и правда недовольный ты какой-то, еще желчь разольется – невкусный будешь…
– Спасибо за заботу… – с натугой выдавил из себя молодой человек и, мимоходом сорвав низко висящую на ветке шишку, принялся ожесточенно выковыривать орешки. Думать о предстоящем как-то не очень хотелось… да и о чем тут думать? Желали побыстрее в ящик сыграть – вот пожалуйста, шикарная возможность! Даже какой-то замшелой экзотикой отдает, если очень воображение напрячь…
Тем временем утопленник в латах дернул ногой и зашевелился на плече у Барбуза. Неужто тоже живой?! Аркаша на минуту отвлекся от отчаянного потрошения кедровой шишки и вытянул шею. Ага! Значит, не его одного живьем слопают… «Кроме того, – мстительно подумалось молодому врачу, – у меня таки будет возможность дать по физе этой консервной банке! Кто, как не он, подлец, во всем виноват?! Не схвати он меня за ногу тогда, под водой, – ничего бы не было! Глядишь, выплыл бы как-нибудь. А теперь… Хе-хе, так ему и надо! Будет знать, каково оно – российских микробиологов на дно почем зря утаскивать, робокоп средневековый… Кстати о Средневековье. У нас двадцать первый век на дворе! Откуда здесь этот, с позволения сказать, железный анахронизм? И что вообще происходит?!»
Аркадий не знал, кто этот человек в тяжелых боевых доспехах, не знал, каким образом вместо современной улыбчивой Индии он оказался в этих забытых богом и людьми хвойных лесах… Твердо знал незадачливый врач только одно – он попал. И, кажется, куда-то ОЧЕНЬ не туда…
Колдунья с подозрением заглянула в берестяную коробочку с волшебным порошком и пробормотала:
– Хм… Странно. Он же во дворец ко мне попасть должен был!
– Мрр, – потянулась кошка, – ср-роки годности вышли, видать… За столько лет! Хор-рошо еще, что куда в другое м-место не забр-росило!
– Чего ж хорошего?! – Старуха зло фыркнула, убирая туесок на верхнюю полку. – Пока он к нам дойдет, феникс уже обратно улететь успеет!
– А вы пр-риведите… – Советница, поводя треугольными ушками, заглянула в котел. – Мрр? Смотрите, госпожа, тот, которого вы изволили забр-раковать! Он-то тут как оказался?!
– Не знаю! – отрезала колдунья. – Все эта белена… она как перележит, такое иногда вытворяет! Растительный ингридиент, гори он в пекле… Ну ничего! Направим куда следует… Я эти леса знаю. Там до Эндлесса рукой подать.
– А этот, бесчувственный который, не пом-мешает?
– Пусть только попробует! – Колдунья на минуту задумалась. – Кошка! Отыщи-ка мне вон в том ларце свиток с направляющим заклинанием… Куда б ни свернули, все одно ко мне попадут…
– М-мрр… спр-росить можно?
– Ну?
– А если вашего гер-роя эти вот, – когтистая лапа зависла над парой бородавчатых людоедов, – сожрут?
– Не сожрут, – отмахнулась хозяйка.
– Почем-му бы это?
– Он же герой, дура ты черномазая!
– М-да? – Кошка с сомнением посмотрела на растрепанного мокрого Аркадия, что-то бормочущего себе под нос. – Что-то не очень зам-метно… Но вам виднее, мрр!
Апартаменты четы людоедов представляли собой малогабаритную пещеру: у входа две выбеленные черепушки на длинных шестах, внутри – закопченные стены, по углам кости, по центру выложенный неровными булыжниками очаг, над которым раскорячился на трех железных прутьях-ножках большой котел. Пока пустой. «Ну это ненадолго», – про себя отметил Аркаша, обозревая скромное жилище со своего крюка в стене, куда его заботливо подвесили за пояс шорт несколько минут назад. Рядом в таком же положении болтался неизвестный гражданин в доспехах. Скрипел суставами, погромыхивал железом и сердито шипел что-то неразборчивое сквозь опущенное забрало.
– М-да… – Изучив в пещере каждый камешек и от нечего делать пересчитав все бесхозные косточки, живописно раскиданные по полу, врач повернулся к «утопленнику» в латах и, подумав, постучал ему по шлему: – Эй, ты, Айвенго! Костюмчик в коленках не жмет?
Из недр шлема послышалось нечто очень напоминающее по смыслу фразу: «А не пойти бы вам, дорогой товарищ…» С интересом дослушав до конца, Аркадий уяснил для себя две вещи: первое – его сосед скорее жив, чем мертв, второе – несмотря на обстоятельства, реакция на внешние раздражители у него в норме…
Приободрившись, Ильин кинул быстрый взгляд на хлопочущую у разгорающегося костра великаншу и зашептал:
– Слушай, мужик, ты в курсе, что нас съесть собираются?
– Мм…
– И не говори, совсем одичали, арбитражного суда на них нет… Я это, собственно, к чему – у тебя меч реальный или бутафорский, для красоты?
– Мм!
– Ну откуда я знаю, может, ты оружейную палату ограбил?! Или в Индии под старину сейчас косить принято?
– У-у, мм!!
– Что? Старик, сними паранджу, ни черта не понимаю…
Человек в доспехах приглушенно взвыл и, подскакивая на своем крюке, попытался жестами объяснить собеседнику, что «паранджу» он самостоятельно снять не может – шлем не косынка, одним движением головы не скинешь, а руки в локтях не гнутся! После пары особо выразительных телодвижений, детально характеризующих Аркашины умственные способности, последний понял, что от него хотят, и, удостоверившись еще раз, что людоедка полностью занята своим котлом, не без труда стянул с головы соседа шлем. Посмотрел, почесал в затылке и пробормотал:
– Меня съедят первым…
– Почему? – удивился сосед, без интереса обозревая пещеру.
– Потому что, дедуля, я моложе, привлекательнее, упитаннее и – как вывод – вкуснее!
– «Дедуля»? – Доспехоносец посмотрел на Аркадия странным взглядом. – Может, я и старше вас, сэр, но мне еще нет и тридцати.
– Уверен? – Вирусолог окинул взглядом длинную бороду, спутанные волосы непонятного цвета, давно свалявшиеся в сосульки, запавшие щеки и резкую сетку глубоких морщин на лбу… Тридцати ему нет, как же! Да этот Дон Кихот ему, Аркадию, в отцы годится!
«Дон Кихот», все поняв по лицу молодого человека, нахмурился:
– Отдайте мне мой…
Он замолк на полуслове – с зеркально отполированной поверхности шлема, который все еще держал в руках недоверчивый медик, на него смотрел старик.
– Это – я?!
Аркаша покосился на шлем, потом – на незнакомца, потом – опять на шлем…
– Слушай, дружище… а ты в зеркало хоть раз в жизни смотрел?
– Смотрел, – задумчиво ответил сосед. – Когда – не помню, но что смотрел – помню точно… Погодите! Где я? И почему меня подвесили здесь, как…
– Буратино? – подсказал Ильин и развел руками. – Вон видишь ту милую женщину с фигурой шпалоукладчицы? Она нас на пару из речки выловила. А где мы – без ста грамм не разберешься. У этой спрашивать – только время терять и нервы… Кстати, лошадь – твоя?
– Где?
– Снаружи гуляет, такая ничего себе, тоже железом обвешанная…
– Наверное, моя… А что я делал в реке? Да еще и в доспехах?!
– Это ты у меня спрашиваешь?! – изумился микробиолог. – Тебе уж, наверное, лучше знать!
– Я… не помню.
– Совсем?
– Совсем… – Дед казался таким растерянным, что Аркаше стало его просто по-человечески жалко.
– Звать-то тебя как, увечный? – сочувственно спросил он. – Или тоже не помнишь? Да-а, старость – не радость… – Врач посмотрел на котел и добавил грустно-задумчиво: – И молодость – гадость!
– Мне двадцать семь лет, сэр! – сверкнул глазами «дед». – И я помню, как звучит мое имя!
– И как же?
– Хайден Эйгон к вашим услугам, – чуть склонил голову старик. – А вас?
– Ильин. Аркадий Ильин, – не ударил в грязь лицом медик, тоже кланяясь, насколько позволял крюк, – приятно познакомиться, жаль, обстановка не слишком располагает… Стой, так ты американец, что ли?
– Кто?
– Из Штатов, да? Или из Англии, судя по прикиду… Только не ври, что русский, – все равно не поверю! Говоришь хорошо, да уж больно глаза незамутненные, с пяти шагов видно – заграница!
– Я из… из… я не помню! – с тоской сказал Хайден. И удивился. Сначала тому, что расстроен, а потом тому, что удивился. Он не помнил почему, но твердо знал – ни страх, ни любопытство, ни что-либо подобное ему недоступно! Так отчего же… и в голове какой-то туман…
– Ты по профессии кто? – не отставал Аркаша. – Историк? Нет? А кто? Универ какой заканчивал?
– Не помню.
– Ой как все глухо-о… – Звезда вирусологии задумчиво покрутил в руках шлем и тихо ойкнул: на гладкой металлической поверхности темнела хор-рошая такая вмятина! Вмятина была полукруглой, глубокой и имела подозрительные очертания чьей-то пятки…
«Чтоб у меня кардиограмма выпрямилась! Это ж не иначе как моих рук… то бишь ног… то бишь, тьфу ты, ноги дело! В реке еще… Вот уж въехал так въехал, Брюс Ли отдыхает! То-то, я гляжу, старикан в детство впал… Амнезия, посттравматический синдром?»
– Ты вот что, приятель, не раскисай! – преувеличенно бодрым тоном сказал пристыженный микробиолог, втайне надеясь, что его случайная жертва подробностей своего увечья так и не вспомнит. – Это явление временное… – Он отвлекся на хлопочущую у очага великаншу и добавил: – Весьма временное. Вон тот котелок видишь?
– Вижу.
– Это для нас.
– Мыться будем?
– Вообще-то вариться, но одно другому не мешает… Дед! Ты слепой?! Кушать нас будут, ку-шать!
– Как это?!
– Обыкновенно! Кости в суп, уши – на холодец! Меня, пока сюда несли, детально просветили в смысле меню…
– Меня… будут… есть? – с запинкой переспросил контуженный.
– Да!
– Меня? Хайдена Эйгона? Барона Эйгона Эндлесского?! Съедят?! – даже не ужаснулся, а искренне возмутился рыцарь. И опять удивился. Он – злится? Странно. Непонятно почему, но как это странно! Такое ощущение, что долгое время не дышал, а потом…
– Съедят, дружок, и за милую душу… Барона? Ты сказал – барона? Ты что, аристократ?! Настоящий?!
– Род Эйгонов древнее королевского, – пожал плечами Хайден (взял себе на заметку – вспомнить, кто такие эти Эйгоны?) и поерзал на крюке. Прочный. – Сэр Аркадий, мне не нравится это место. Надо отсюда уходить.
– Ага… попробуй! – Ильин кивнул на Пециллу. Та, напевая, сыпала в котел какие-то пахучие специи. – Тетенька на плотный ужин настроилась. И муженек у нее опять же… Репа – во! Плечи – во! Спина – как футбольное поле! Да сам посмотри, вон он как раз на пороге нарисовался…
Хайден повернул голову и оценивающе оглядел трусящего к костру Барбуза с вязанкой хвороста на спине. Ну да, красотой не блещет, изящным телосложением – тоже, но уложить такого опытному рыцарю большого труда не составит.
– Гимры больше, – сказал барон. – Но мы их били.
– Кто – «мы»? И кто такие «гимры»?
– Не помню… – Хайден потянулся к ножнам и тихо выругался – проклятый доспех заржавел напрочь! Сгибались только пальцы на перчатках. Ладонь на рукоять меча положить еще можно, но чтобы его вытащить и тем паче хотя бы раз замахнуться – об этом, увы, не могло быть и речи…
– Сэр Аркадий…
– Ой, слушай, да брось! Ну какой я сэр, мы же не в Англии… Давай на «ты»! Все равно скоро в одном котле кипеть будем…
– Я не хочу кипеть в котле.
– Так и я не хочу. Но что-то мне, знаешь ли, подсказывает, что наше согласие здесь никому не требуется…
– Возьмите мой меч и зарубите обоих. Они стоят спиной, очень удобно, – абсолютно серьезно и по-деловому подсказал барон.
Аркаша уставился на него широко раскрытыми глазами:
– Зарубить? Ты… обалдел, что ли?! Это тебе не кочан капусты, это же живые люди!!
– Это людоеды. И есть они собираются нас с вами. Если бы я мог двигаться, я бы вас не просил. Берите меч, сэр!
– Ни за что! – яростно замотал головой молодой медик, который в своей жизни ни разу никого не убивал, кроме разве что вирусов и тараканов, и то последних не без смутных угрызений совести. – Я – врач, а не убийца!
– Вы – самоубийца! – вышел из себя Хайден. Удивляться своей реакции уже не стал – не до того было…
– Именно – самоубийца! Как догадался?! – хмыкнул Аркаша. – Кроме того – с таким диагнозом, что мама не горюй! А раз уж все равно помирать, так и незачем лишними грехами сверх меры отягощаться… Я, между прочим, на вакантное место в раю рассчитываю!
– Тогда я сам! Снимите меня отсюда!
– Каким каком?! Я так же, как и ты, на вешалке болтаюсь! А рук на спине у меня нет, если ты еще не заметил! Были бы – давно б смылся уже…
– Подпрыгни на крюке, остолоп, – негромко, почти ласково, посоветовал начинающий звереть барон, – ремень порвется, вниз упадешь… а потом – снимай меня, и я тебе покажу, как у нас в семье поступали с трусами!!
– Ах так?! Трус я, да?! – возмутился Аркадий, замахиваясь на обидчика его же шлемом. – Ну и виси тогда тут до второго пришествия, банка консервная! Я – трус?! Да я… я… я уши драл, я Киев брал, я компьютер два раза видел!! И таких, как ты, махровый пережиток феодального строя… У-у-пс! Гражданочка, вы зачем такой большой ножик в руки взяли? Уберите от греха, не дай бог, ведь порежетесь и все равно не умрете…
К ним неторопливо приближалась позабытая в пылу спора людоедка. В руках у нее поблескивал широким лезвием мясницкий тесак. Последнее обстоятельство Ильину совершенно не понравилось. Особенно если учесть, что нежный взгляд великанши был обращен исключительно в его сторону, а отнюдь не на грязного непрезентабельного барона, которого, ко всему прочему, перед употреблением надо было еще и из заевших доспехов выковырять…
– Ха-а-айден!!
– А что я могу сделать, сэр? – спокойно осведомился тот, глядя в потолок. Собственно, Аркашу ему было не жалко – в отличие от гнева и гордости, сострадание в нем почему-то не проснулось… просто хотелось проучить упрямца. – Я же этот… как вы сказали? Пережиток?
– Я беру свои слова обратно!
– Раньше надо было брать, и не слова, а меч, пока предлагали. Счастливого пути, сэр Аркадий…
– А-а-а!!!
Великанша примерилась и взмахнула тесаком…
Вот тут-то миролюбивый медик и понял, что был кардинально не прав в своих пацифистских убеждениях! Воя, как заевшая кофемолка, он ловко ушел от прямого попадания и, не сильно задумываясь об этической стороне вопроса, обрадовал кровожадную дамочку шлемом прямо в челюсть. Тесак в могучих руках женщины дрогнул, изменил траекторию и со скрежетом проехался заточенным лезвием по крюку. Гнутой железяке толщиной в три пальца он, разумеется, ничего не сделал, но ремень Аркашиных летних шорт перерубил в секунду! Воспользовавшись этим счастливым обстоятельством, ошалевший вирусолог, плюхнувшийся вниз прямо на пузо, пнул растерявшуюся Пециллу верной пяткой под коленку и, пока она, изрыгая проклятия, скакала на одной ноге, бросился к скучающему барону:
– Висишь, маньяк резиновый?! Нет чтобы помочь товарищу по несчастью, да?!
– Лебедь свинье не товарищ, – состроил академическую морду уязвленный Хайден, который хоть и не знал, что такое «маньяк» (и тем более – «резиновый»), но догадался, что его снова обругали.
– Да? – оскорбился Аркаша, демонстративно делая шаг к выходу. – Ну тогда я полетел!!
– Лети, лети, свинья с крыльями…
– Да ты…
Начавшуюся было вновь перепалку внезапно перекрыл рев людоедки:
– Барбу-у-уз!!
– Оп-па… – притух Ильин и, не дожидаясь появления на арене нового персонажа, чей топот уже явственно слышался снаружи, потянул из ножен на поясе Хайдена меч. Выдернул. И присел – оружие весило ни дать ни взять килограммов десять! Его, извините, и поднять-то было проблематично, мягко говоря, а уж чтобы еще и вонзить в прыжке куда надо… Совершенно нереально!
Наш вспыльчивый микробиолог, несмотря на интеллигентную профессию, парнем был крепким, спортивным и на недостаток мышечной массы никогда не жаловался. Но, если честно, будь у него в руках сейчас не тяжелый боевой меч, а обыкновенная дубина, проку было бы уж точно больше!
– Так, ладно, меняем игрока… – быстро забормотал Аркадий, прислонив оружие к стене и дергая за ноги ухмыляющегося барона. – «Свинью с крыльями» я тебе, терминатор, все равно припомню, конечно… но умирать мне что-то расхотелось! Уф! Черт! Ты не снимаешься!
– Латы – железные. Они не рвутся, как твои подштанники, – сквозь зубы процедил взбалтываемый Хайден. – Приподними меня, и все!
– Да ты же тонну весишь! – охнул врач, честно попытавшись последовать его совету. – Понацеплял на себя целый магазин скобяных изделий и еще недоволен, металлист-старообрядец… Ап! Есть! Эй, тебя кто просил мне на шею плюхаться, а?!
– Что подставили, на то и плюхаюсь. – Невозмутимый, как египетский сфинкс, барон посмотрел по сторонам, увидел появившегося во входном проеме пещеры Барбуза с очередной вязанкой на спине и скомандовал: – Дай меч! Пока доспехи снимем, они нас обоих загрызут… Давай же!
Поднатужившись, микробиолог нащупал у себя за спиной требуемый клинок и сунул его в руки «седоку».
Хайден сжал рукоять и, попыхтев, понял, что металлические локтевые пластины действительно заело намертво. Никакой маневренности теперь не жди, дай бог само оружие в руках удержать…
– Сэр Аркадий! – пророкотал он, фиксируя взглядом надвигающихся на них двух обозленных людоедов. – Представьте, что вы – лошадь… и вперед!!
В другое время и в другом месте за эти слова небритый барон точно бы огреб от своей «лошади» в тыкву без всяких проблем, но сейчас было не до разбирательств: свирепо скалясь, парочка любителей человечины заходила с двух сторон, и, судя по угрожающим позам, они твердо вознамерились все-таки сегодня поужинать! Аркаша поглядел в прищуренные от ярости глазки людоедки, вспомнил стремительный холодный блик на лезвии тесака… и с хриплым ревом трехгодовалого североамериканского бизона ломанулся на таран!
Бьюсь об заклад – ТАКОГО людоеды еще не видели! Всклокоченный патлатый рыцарь с мечом наперевес в негнущихся руках, верхом на плечах скачущего, как бенгальский тигр, молодого человека в драных шортах и гавайской рубашке, воинственно размахивающего покореженным шлемом… Подобного эффекта не дала бы и знаменитая психическая атака типа «матросы на зебрах»! Бедные супруги с квадратными от непонимания ситуации глазами только и успевали носиться из одного угла в другой, спотыкаясь друг о друга и норовя проскользнуть к выходу, настырно оттуда отгоняемые… их же собственной честно добытой едой! Да где это видано?! Среднестатистической жертве среднестатистического людоеда положено идти на костер если уж не молча, так хотя бы покорно и с чувством собственного достоинства, а не гарцевать по пещере, вооружившись мечом и размахивая тяжелым шлемом! Благодаря, к слову сказать, вышеуказанному головному убору к превосходной коллекции ножей – гордости госпожи Пециллы – хозяевам даже руку протянуть не дали. Более того, подобрав среди костей оброненный великаншей тесак, вошедший во вкус вирусолог, прикрываясь изрядно помятым шлемом, умудрился в процессе беготни виртуозно остричь обоим каннибалам когти… даже на ногах! То есть намерения у него были не настолько невинные, но скорость реакции от страха перед принудительной ампутацией собственных конечностей у лесных живоглотов повысилась не хуже уровня адреналина в крови…
– Загоняй! Загоняй! – вопил интеллигентный медик, потрясая ножом и ловко припечатывая шлемом по макушке некстати наклонившегося Барбуза. Тот охнул, схватился руками за голову и, пользуясь тем, что взбесившиеся «утопленники» резво переключились на дражайшую супругу, дунул вон из пещеры с прощальным криком:
– Пециллочка, я лучше займусь лошадью-у…
Такого коварства от забитого муженька людоедка не ожидала… Посему, проводив остолбенелым взглядом спину своей «надежды и опоры» и натолкнувшись им же на злостных нарушителей вековых традиций, мадам, тихонько завывая, попятилась назад.
– Ну, тетенька, – с улыбкой Ганнибала Лектора проворковал Аркадий, – поняла, что такое тотальный беспредел?!
– Д-да… – на всякий случай согласилась великанша, впрочем, пятиться не перестала.
– Осознала, что вегетарианцы живут дольше?!
– Д-да!
– Ну тогда, значит, умрешь просветленной!! – рявкнул бессердечный Ильин и для вящей убедительности грохнул тесаком о шлем. Раздался оглушительный звон вперемежку с теткиным воплем – и людоедка… исчезла! То есть вообще, вся, напрочь – исчезла, даже тени не осталось!
– Сэр Аркадий! – опешил сверху Хайден. – Что вы с ней сделали?!
– А… так я еще и не начинал… – протянул вирусолог, тупо глядя на то место, где только что стояла Пецилла. Вот котел, кости, пожалуйста, все так же валяются, мешок тут же – она, видать, уронила впопыхах… а ее самой как не бывало! Мистика…
– Вы – колдун? – сурово поинтересовался барон.
– Ага, потомственный, в семи поколениях, с заточкой под черную магию и белую горячку… Да не трогал я ее!
– А куда она тогда делась?!
– Откуда я знаю?! – рассердился медик. – И вообще, слезай давай! Всю шею отсидел, центнер с гаком…
Грохоча, как товарный состав, сэр Хайден рухнул вниз.
– Помоги мне, – прохрипел он. – Тут по бокам завязки, надо ножом перерезать, так не распутаем… зачем мне понадобилось лезть в воду в доспехах?!
– Вот уж не знаю… – Аркаша, пожимая плечами, принялся освобождать барона от его громоздкого «скафандра». – Я туда сам случайно упал. Хотя вообще-то тоже купаться не собирался…
– Сэр.
– Что? Я осторожно, не бойся, ничего ценного не отрежу…
– Сэр, посмотрите назад! – потребовал Хайден, глядя куда-то за спину микробиолога. Тот обернулся, на всякий случай выставив перед собой тесак, и округлил глаза – брошенный испарившейся великаншей заплечный мешок шевелился и подпрыгивал на полу, издавая тихий, еле слышный писк.
– Мыши? – предположил Хайден, наблюдая за странным поведением холщовой торбы.
Аркаша наморщил лоб, почесал ухо рукояткой тесака и вдруг ахнул:
– Невод! Вот я дубина!
– При чем здесь… какой-то невод? – пыхтя, барон стащил-таки нагрудник (рукава они уже сняли на пару с Аркашей) и с удовольствием размял позвоночник.
– Да при том, что она во-от такущий кусок сети в этот мешочек запихала! Сам видел! И он там, внутри… исчез!
Хайден задумчиво поглядел на дергающийся мешок и сказал:
– Исчез? Или…
– …уменьшился! – победно завопил Ильин, подскакивая к торбе и осторожно заглядывая внутрь.
– Ну что там?
Барону ответил злорадствующий хохот медика и возмущенный писк изнутри мешка. На дне, путаясь в широких складках невода, подпрыгивая и грозя Аркадию кулачками, бесновалась крохотная-крохотная, вдвое меньше мизинца, людоедка!