В гостевом домике стояла тишина. Лишь потрескивали дрова в очаге, да из сеней изредка доносился хруст соломы – это ворочался во сне Ульф. Нэрис, закутавшись в мягкий полог поверх одеяла, спала неслышно. Сидящий у огня Творимир, чья очередь была сегодня дежурить, тоже подремывал, время от времени встряхиваясь, когда громко лопалась от жара кора на одном из поленьев.
Не спал только лорд Мак-Лайон. Навалившись грудью на стол, уткнув локти в беспорядочно разбросанные бумаги, советник гипнотизировал взглядом неподвижный язычок свечи и думал. О том, что рассказал ему Тихоня, о том, что поведала Нэрис, и о безымянной женщине, которая слышала, а возможно, и видела человека, тайком покинувшего дом в ночь убийства Хейдрун. К сожалению, настигнуть загадочную парочку Ульф не успел. Сильный снегопад и громогласность Гуннара сыграли с норманном злую шутку: добравшись до дверей псарни, Тихоня увидел только притоптанный снег да опущенный снаружи засов. Две еле-еле видные цепочки следов – вот и все, что осталось от заговорщиков. Ульф, конечно, так просто не сдался, помчался по следу, да недолго бежал: теряющиеся в снегу дорожки локтей через десять разошлись в стороны, а вскоре и вовсе пропали. Пришлось возвращаться с пустыми руками.
Ивар выбил по столешнице неслышную дробь. Само собой, уже и это – лучше, чем ничего, но одними разговорами сыт не будешь. Голосов ни Нэрис, ни Ульф не разобрали. Один женский, второй мужской, оба вроде знакомые, но чтоб точно сказать… Ясно одно: парочка достаточно близка друг с другом, и к слугам ни он, ни она отношения не имеют. Слишком уж чисто разговаривали оба – Тихоня, обладающий редкой памятью, пересказал нанимателю весь разговор дословно. «И что же мы имеем в результате? – подумал советник. – Некая женщина, ночевавшая тогда в большом доме, случайно оказалась свидетельницей того, как некто, хорошо ей знакомый, улизнул через заднюю дверь посреди ночи. Если принять во внимание, что оба из господ, а гости уже давно разъехались, то выбор невелик… Нэрис, Тира, Астрид и Альвхильд. Первую отбрасываем, вторую тоже – супруга Гуннара на тризну не осталась. Значит, или невестка Олафа, или жена Ингольфа». Лорд снова забарабанил костяшками пальцев по дереву. Так. Если это была Астрид, то слышать в ночь убийства она могла и собственного мужа, и тестя, и деверя. Но сейчас ни Рагнара, ни Олафа в Бергене нет. Эйнар под стражей, и в памятную ночь его не было в большом доме. Гуннар тоже отпадает. Остаются двое – ярл Ингольф и Харальд. Первый как раз находился снаружи – это подтверждают призывы Гуннара, а второй… Где был второй?
Теперь Альвхильд. Она здесь гостья, к тому же сама по себе не бог весть какая смелая. Тыкать тому же Харальду, особенно учитывая, что старший сын конунга ей очень не по душе, она бы не стала. Если, конечно, ее неприязнь – не блеф. Допустим, нет. В таком случае беседовать Альвхильд могла только с тремя людьми – мужем или кем-то из пасынков. Общий тон разговора этой теории не противоречит… Лорд Мак-Лайон прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Альвхильд или Астрид? Кто же из них?
«Я не спала».
«А я – спал! И никуда не выходил той ночью!»
«Но я… слышала…»
Пальцы Ивара замерли. Глаза открылись. «Она слышала, – понял лорд. – Только слышала! Дом в ту ночь был набит людьми под завязку, на половине конунга разместили ярла Ингольфа с семьей, на половине Астрид и Рагнара – семейство Гуннара. А сами хозяева спали на гостевой половине, там, где сейчас сидит Эйнар. То есть сыновья конунга, его невестка и он сам всю ночь провели бок о бок, на соседних лежанках. И выйди кто из мужчин наружу – Астрид не только услышала бы это, но и увидела!» Лорд быстро поворошил бумаги и, выудив план большого дома, уткнулся в него носом. Так-так-так… Ну да. Здесь даже пологов между лежанками нет. Стало быть, если женщиной у псарни была Астрид, то «слышать» она могла кого угодно, кроме членов своей собственной семьи! Но гостевая половина слишком далека от задней двери. И так точно определить, кто именно выскользнул из дома, женщине в таком случае никак не удалось бы. Значит…
– Альви, – задумчиво проронил советник. – Крошка Альви?
Он переместился взглядом по плану вверх. Нахмурился. И, пошевелив губами, резко повернулся на стуле:
– Творимир!
– Эх?!
Русич, проснувшись, подскочил вместе с табуретом и уставился на друга мутными глазами. На кровати потревоженно шевельнулась Нэрис. Однако лорду Мак-Лайону было не до чьих-то спокойных снов.
– Творимир, – отрывисто повторил он, – очнись. Это срочно! Ты знаешь, кто из бойцов Эйнара сегодня не в карауле?..
Утром леди Мак-Лайон разбудили самым бесцеремонным образом. Дражайший супруг, сдернув со сладко посапывающей Нэрис меховой полог, громовым голосом скомандовал:
– Просыпайся, дорогая! Солнце уже взошло.
– Солнце?.. – пробормотала она, ловя сползающее вслед за пологом одеяло. – Ивар, ну перестань, что за глупые шутки…
– Я не шучу, – отозвался муж, – вставай. Дело не терпит.
Нэрис, кое-как разлепив веки, села на постели. И, увидев, что советник набрасывает на плечи плащ, встревожилась:
– Что-то случилось?
– Слава богу, нет. Пока что. – Лорд присел на угол кровати и посмотрел на жену. Лицо его было серьезным. – Послушай меня внимательно, котенок. Я сейчас ухожу и Творимира беру с собой. А к тебе у меня будет поручение. До тех пор, пока я не вернусь, будь поближе к Альвхильд. Не выпускай ее из виду ни на минуту. Это жизненно важно.
Сон слетел с Нэрис в один момент.
– Альвхильд? Так, значит, вчера…
– Да. Я в этом почти уверен. Есть, конечно, небольшая вероятность, что вы слышали не ее, а невестку конунга, но в любом случае Жила с Ормом приглядывают за обеими. По мере сил – мой интерес к этим дамам пока что должен остаться в тайне.
– Понимаю. Но зачем там тогда еще и я?
– Ты женщина, Нэрис. И здесь у тебя куда больше возможностей, чем у всей дружины сэконунга скопом. – Ивар поднялся. – Пора. Если бы не Пустоглазый, я взялся бы за госпожу Альвхильд лично, но она еще спит, а меня ждут в торговой слободе через час… Такими приглашениями не разбрасываются. Так что я целиком полагаюсь на тебя, котенок. Справишься?
Леди неуверенно кивнула. И, опомнившись, вскинула голову:
– Погоди! При чем тут Пустоглазый?
– Братец твоей знакомой, Малин, явился с корзинкой, едва рассвело, – затягивая горловину плаща, пояснил советник. – И не только с корзинкой. Кто-то из людей ярла Сигурда поймал мальчишку возле самого подворья и велел передать мне записку с приглашением на встречу. Не скрою, я бы предпочел отложить ее до вечера, но выбора мне не предоставили.
– А это не опасно?
– Все может быть, – пожал плечами муж. – Хотя резать меня на данном этапе никому не с руки… Ну-ну, тихо. Творимира-то я взял.
– Но он же всего один!
– Это как посмотреть, – подмигнул лорд. – Сама же знаешь. Насчет Альвхильд все поняла? Пригляди за ней, не думаю, что это будет так уж трудно. Только очень тебя прошу, Нэрис, – оставь мою работу мне! К жене ярла с расспросами не приставать, об услышанном вчера разговоре не заикаться. Спугнешь – не наверстаем. Ясно?
Жена сморщила недовольную гримаску:
– Да.
В комнату заглянул Творимир. Стыдливо отвел глаза от хозяйки, что сидела в одной рубашке, и вопросительно ухнул. Советник повернул голову:
– Лошади готовы?
– Эх.
– Хорошо. – Лорд Мак-Лайон, уже уходя, обернулся к жене. – Удачи. И на всякий случай держи поближе Тихоню. Он предупрежден.
Нэрис снова кивнула. Проводила исчезающего за перегородкой супруга взглядом, медленно спустила ноги с кровати и подумала: «Не оставлять ни на минуту? Интересно, как? Альвхильд, конечно, не Астрид, и к ней подольститься – дело пяти минут, но торчать рядом как пришитая весь день, не возбудив подозрений? Вряд ли у меня это получится. Я даже не представляю, о чем с ней говорить!» Леди, сокрушенно качая головой, сунула босые ступни в сапожки и подошла к сундуку. Постояла, подумала…
– Ладно, – наконец решила она. – В конце концов, ведь не к ярлу Ингольфу меня приставили? Уж женщина с женщиной хоть одну общую тему да найдет!
Она откинула крышку сундука, вынула склянку с розовой водой и, зевая, принялась умываться.
Как оказалось, беспокоилась леди Мак-Лайон совершенно зря. Пускай у них с супругой Рыжего общих интересов было всего ничего, но и тех хватило с избытком. Альвхильд, отчаянно скучающая в Бергене, ухватилась за перспективу новой дружбы обеими руками: как минимум потому, что другой не предвиделось. Невестка конунга смотрела на хорошенькую гостью сверху вниз, Тира с мужем жили своим домом, пасынки давно выросли и не нуждались в заботе, у ярла голова была занята совершенно другими вещами. Так что Альвхильд приходилось развлекать себя самой, а много ли тех развлечений, да еще в нынешних обстоятельствах?
– Само собой, – извиняющимся тоном щебетала супруга ярла, пока Нэрис, вооружившись щетками и гребнями, вдохновенно колдовала над ее волосами, – у нас такое горе, я не смею требовать… Но вы бы знали, госпожа Мак-Лайон, что такое сидеть с утра до вечера в четырех стенах! Дома иной раз за день и не присядешь, а тут? Я ходила к Астрид, но она…
Нэрис согласно промычала что-то неразборчивое – в губах у нее было зажато с полдюжины шпилек. К болтовне Альвхильд леди не особо прислушивалась, время течет, и ладно, зато возиться с роскошной копной золотых волос оказалось истинным удовольствием. Тяжелые, на ощупь как прохладный шелк, а уж цвет! «Словно мед расплавленный, – думала она, пропуская меж пальцев очередную прядь, – на солнце, наверное, так и сияют. Угу… Вот сюда еще шпильку, здесь приподнять… Видела бы это леди Чисхолм! От зависти на собственной косе повесилась бы!» Нэрис с трудом сдержала злорадную улыбку – при всей своей распущенности леди Абигейл по праву считалась одной из самых красивых женщин королевского двора, но до супруги ярла Ингольфа ей было ох как далеко!
– …иногда Астрид просто не понимаю. Мы ведь теперь, в сущности, не чужие люди, правильно? Что плохого в том, чтобы перекинуться словечком-другим? Она не то чтобы важничает, однако… Ай! Какая острая шпилька!
– Простите. Уже почти все. – Нэрис подкрутила пальцем последний золотистый локон и, придирчиво осмотрев дело рук своих, протянула Альвхильд зеркало. – Вот. Жаль, что на севере замужним женщинам волосы под чепцами прятать приходится. С вашими столько всего придумать можно. Нравится?
– О! – Альвхильд, с явным удовольствием глядя на свое отражение, поворачивала голову то в одну, то в другую сторону. Высокая прическа очень шла ей. – О!.. Как такое может не нравиться? Даже расплетать жалко! А почему вы себе такую не сделаете?
– Себе самой трудновато, – сказала Нэрис, присаживаясь к столу. – Я не взяла горничную. Да и, по совести, каждый день такую башню на голове носить замучаешься. Еще шпильки эти – на иную прическу их до полусотни надо, шутка ли?
– Не знаю, – протянула северянка, любуясь на себя в зеркальце, – я бы носила… Конечно, у нас так нельзя, и муж, наверное, не одобрил бы…
– Ну, – леди Мак-Лайон, пожав плечами, заговорщицки подмигнула ей, – ярла Ингольфа тут нет, ведь так же? А я никому не скажу!
Альвхильд звонко рассмеялась – на фарфоровых щеках заиграли ямочки. «Вот уж чьи родители как в воду глядели, имя дочери выбирая, – подумала Нэрис, любуясь гостьей. – Просто очаровательна!» Леди Мак-Лайон улыбнулась Альвхильд. В отличие от разборчивого советника, его супругу пустое щебетание северянки не раздражало. С нелюдимой молчуньей себе на уме, вроде Астрид, было бы куда трудней. А тут знай себе слушай, кивай да восхищайся – можно сказать, и напрягаться не надо! Тем более что восхищалась Нэрис совершенно искренне.
Собственно, как раз последнее и позволило леди Мак-Лайон с честью выполнить просьбу мужа. Дождавшись, когда Альвхильд проснется, приставленный к ней Орм доложился Нэрис. Супруга советника тоже мешкать не стала – и спустя четверть часа уже сидела в большом доме, на половине конунга, перебирая плотные мотки шелка из шкатулки Альвхильд и рассыпаясь в благодарностях. Причину своего вторжения Нэрис сочинила самую простую, зато безотказную: хотела-де мужу сорочку починить, хватилась, а ниток белых нет. Астрид по хозяйству хлопочет, неудобно дергать по пустякам, так, может, госпожа Альвхильд будет так добра?.. Жена ярла Ингольфа, разумеется, беде посочувствовала. А там слово за слово, любезность за любезностью – и вот уже супруга Ингольфа Рыжего, весело болтая, уплетает сладкие пирожки у очага в гостевом домике шотландцев. Приглашение позавтракать у Нэрис Альвхильд приняла сразу и с удовольствием – как оказалось, не одной леди Мак-Лайон в присутствии суровой невестки конунга кусок в горло не лез. Выяснив этот факт, дамы почувствовали друг к другу еще большую симпатию и порешили не мозолить сегодня Астрид глаза – благо жене Рыжего дом покидать не возбранялось. Приятная беседа за завтраком плавно перетекла в обсуждение местных сплетен. Нэрис узнала, что ярл Гуннар, волей конунга отлученный от дома и супруги, шастает по ночам к кому-то из служанок, а Альвхильд – историю о том, как супруга лорда Мак-Лайона увела из-под носа у самой Эллиды Арундейл горностаевую муфту. Муфта была предъявлена и оценена по достоинству, служанка Альвхильд отправлена за ларцом с хозяйскими украшениями – одним словом, все прекрасно устроилось.
Вдоволь нахвалившись друг перед другом своими сокровищами, дамы заговорили о нарядах, о том, что носят здесь, а что – в Шотландии, как шьют, из чего шьют и по какому случаю; Нэрис полезла в сундук за серым шелковым платьем, в котором была на свадьбе Эйнара, жена ярла загорелась примерить… И теперь, похожая на сказочное видение, сидела у стола, не в состоянии выпустить из рук зеркальце. Хороша! Чудо как хороша – и одновременно совсем на себя не похожа. Вот бы можно было ходить так каждый день, чтобы видели все, а не только госпожа Мак-Лайон! Подумав об этом, Альвхильд не смогла сдержать огорченный вздох. Нэрис подняла голову от ларца с драгоценностями:
– Что-то не так?
– О нет. Это прекрасно!
Говорила она, безусловно, о себе. И спорить ни у кого бы сейчас не повернулся язык. Нэрис скользнула удивленным взглядом по фигуре гостьи, но ни одного изъяна не нашла. Разве что платье в талии широковато?
– Альвхильд, – спросила она, – а вы давно замужем за ярлом Ингольфом?
– Давно. Почти пятнадцать лет, должно быть. – Красавица склонила головку набок и улыбнулась своему отражению. – А что?
– Просто вы такая тоненькая. Я вот после родов ужасно расползлась, а вы как будто и не…
Она прикусила язык – на лицо гостьи легла тень, губы сжались. Зеркало со стуком легло на стол. В комнате повисла тишина.
– Сюда подойдет серебряное ожерелье, – наконец сказала Альвхильд, не глядя на Нэрис. – Золото на сером совсем не смотрится. Или я ожерелье дома оставила?.. Вы не посмотрите, леди Мак-Лайон?
Нэрис, опустив глаза, поспешно придвинула к себе ларец. И, роясь среди брошей, серег да золотых браслетов, мысленно отвесила себе хороший подзатыльник: нашла о чем спрашивать! Уж ясное дело, рожавшая женщина такой тростинкой не будет, а раз за столько лет не случилось – не может, значит. То-то бедняжка так о красоте своей печется – боится, видно, что муж другую себе возьмет, здоровую. Это даже в Шотландии сплошь и рядом. «А я по самому больному сдуру, да еще и про свое счастье ляпнула, словно хвастаюсь! – расстроенно подумала леди. – Вот говорил же мне Ивар – не приставай с расспросами… Да где это чертово ожерелье, в конце-то концов?!»
– Не нашли? – услышала она голос Альвхильд.
– Сейчас-сейчас, – невнятно забормотала Нэрис, вороша драгоценные безделушки с такой скоростью, будто от этого зависела ее жизнь. – У вас тут просто так всего много… Погодите минутку, я найду!
Гостья махнула рукой:
– Пустяки. Наверное, и вправду я его оставила. Не утруждайтесь, все равно мы с вами засиделись, пора мне, наверное, и честь знать. Вы ведь, кажется, супругу рубашку починить хотели?
Нэрис похолодела. И, понимая, что вот-вот провалит первое и единственное дело, которое ей доверил муж, уцепилась за соломинку:
– Альвхильд, а как насчет жемчуга? У меня есть чудесное ожерелье, в три нити, жемчужины одна к одной! Может, примерите? С вашими волосами и этим платьем…
Рука северянки, уже потянувшаяся было к прическе, чтобы выдернуть из нее первую шпильку, замерла. «В точку», – с облегчением поняла Нэрис. И, подхватившись со стула, склонилась над раскрытым сундуком.
– Вот! – через несколько мгновений торжественно произнесла она, поворачиваясь к Альвхильд. – Ну же, примерьте! Ради меня.
Жена ярла, поколебавшись, неуверенно улыбнулась. Взгляд ее прекрасных глаз был намертво прикован к трем рядам крупных розоватых жемчужин, когда-то обошедшихся лорду Мак-Лайону в целое состояние. Даже Нэрис, с подачи батюшки всегда считавшая драгоценности хорошим товаром, и только, не снимала это ожерелье месяц кряду. А что уж говорить об Альвхильд?
– О! – прошептала та. – О-о-о!
– Наденете?
– Пожалуй… Какой чудный жемчуг! У меня такого нет.
Леди Мак-Лайон обвила перламутровой лентой длинную шею женщины и, защелкнув аграф, проворковала:
– Нет – так будет. Как же иначе? Готово, можете смотреть.
Альвхильд схватилась за зеркальце. Взглянула. И ее вмиг осветившееся лицо подсказало Нэрис, что самое страшное позади. В ближайший час, а то и два Альвхильд и шагу отсюда не сделает. А уж там…
В дверь дома постучали. Ивар? Вернулся? «Нет, это вряд ли, – с сожалением подумала леди. – Времени прошло всего-то ничего». Она услышала, как завозился на своем тюфяке Тихоня, как отворилась дверь, зашуршали юбки, и с опозданием приподнялась на стуле:
– Астрид?..
Невестка Длиннобородого, откинув капюшон плаща, вежливо склонила голову:
– Простите за вторжение, леди Мак-Лайон. Я искала супругу ярла Ингольфа, и мне сказали, что она… О!
Темные глаза северянки остановились на сидящей у стола Альвхильд. Нэрис, поймавшая этот взгляд, затруднилась решить, чего в нем было больше – восхищения или неодобрения. Жена ярла, услышав знакомый голос, вздрогнула и обернулась, словно пойманная с поличным.
– Ты! – заискивающе прощебетала она, испуганно сжав пальцами ручку зеркала. – Это так… так замечательно, что ты заглянула к нам, дорогая! Мы не хотели отвлекать тебя от дел, но если…
– Проходите, пожалуйста, – подхватила Нэрис, – располагайтесь! Хотите горячего вина с медом? В холодную погоду оно просто… Ульф! Возьми у госпожи Астрид плащ и раздобудь еще один стул, да поживее!
Жена Рагнара отрицательно качнула головой:
– Благодарю, не нужно. Очень мило с вашей стороны, леди Мак-Лайон, но я пришла за Альвхильд.
– За мной? – пролепетала красавица, отчаянно царапая ноготками не желающий расстегиваться аграф ожерелья. – Что-то случилось? Что-нибудь с Ингольфом? С мальчиками?
– С ними все в порядке, – сухо сказала Астрид. – По крайней мере, так было несколько минут назад, когда я вышла из дома. Уже за полдень, Альвхильд. И Тира с дочерью давно приехали. Мы же собирались заняться шитьем, ты помнишь?
– О, я… Прости, у меня совершенно вылетело из головы… Гунда!
Служанка, последний час тихо дремавшая в уголке, встрепенулась и бросилась на помощь своей госпоже. Зашелестел шелк поспешно расстегиваемого платья, на пол посыпались шпильки. Невестка конунга снова взялась за капюшон:
– Мы ждем тебя в Женском доме. Еще раз приношу свои извинения, леди Мак-Лайон.
Нэрис, у которой прямо на глазах во второй раз рушились все планы, закусила губу. И, забыв о приличиях, выпалила уже почти в спину северянке:
– Астрид! А можно мне с вами?
Та, помедлив, обернулась. «Откажет, – в отчаянии подумала Нэрис, – точно откажет! Ну почему я такая невезучая?!» Она посмотрела в непроницаемо-равнодушные глаза невестки конунга и, мысленно уже признав свое поражение, услышала вдруг:
– Почему нет? Вы наша гостья. Присоединяйтесь, мы будем рады.
– Спасибо… – только и пролепетала сбитая с толку леди.
Астрид пожала плечами:
– Не за что. Альвхильд покажет, куда идти.
Кивнула мнущемуся у перегородки Ульфу и вышла. Нэрис, встряхнувшись, торопливо оглядела свое платье – вроде не замялось, можно не менять. Так, что еще? Наверное, стоит взять корзинку с вязаньем? Или не брать? А если посиделки надолго затянутся?
Ее локоть стиснули горячие тонкие пальцы.
– Леди Мак-Лайон, вы просто чудо! – прошептала Альвхильд. – Вы ведь это ради меня, да?..
– Ради вас? – недоуменно переспросила Нэрис. Но, вовремя спохватившись, прикусила язык. Чуть ведь не ляпнула, глупая! Это тогда, когда все наконец наладилось! Астрид смягчилась, супруга Рыжего уверена, что на такую «жертву» новая подруга пошла только ради нее… «Правильно Ивар говорит – шпионы горят на мелочах», – подумала леди. И улыбнулась хорошенькой северянке почти материнской улыбкой.
Альвхильд просияла:
– Вы даже не представляете, как я вам благодарна! Астрид… ничего не хочу сказать о ней плохого, но она такая холодная, что я иногда ее просто боюсь.
– Ничего, – мурлыкнула Нэрис, чувствуя себя последней лицемеркой, – я буду рядом. Да и госпожа Тира здесь. Втроем – оно ведь уже не так страшно, правда?
Та весело кивнула. И, прикрикнув на служанку, снова взялась за строптивый аграф.
Женский дом оказался ближе, чем леди Мак-Лайон могла подумать, – он стоял почти вплотную к хоромам конунга, притулившись между хлебным амбаром и сыроварней. Невысокий, с чисто выметенным крылечком и расписным коньком на крыше, он и вправду казался совсем маленьким, хрупким и женственным – особенно рядом со своим внушительным собратом.
– Просто кукольный домик, – сказала Нэрис, любуясь изящной резьбой на двери. – Как же я раньше его не заметила? Ведь столько раз, кажется, мимо проходила!
– Зима, темнеет рано, – отозвалась Альвхильд, легко взбегая вверх по ступенькам следом за верной Гундой. – Да и пристройки тесно стоят… Ух, как морозно сегодня! Пойдемте скорее!
Нэрис проводила взглядом скрывшихся внутри двух женщин и после некоторой заминки обернулась назад. За ее спиной маячил растерянный Ульф.
– А мне как быть, госпожа? – спросил он, останавливаясь у самого крыльца. – Ведь дом-то женский. Старшая хозяйка недовольна будет… А ежели я вас одну оставлю, так его сиятельство с меня всенепременно три шкуры спустит.
– Может, ты тихонько в уголке пересидишь? – заколебалась Нэрис. После недавнего разноса, который им устроил лорд, ссориться с ним ей хотелось еще меньше, чем Тихоне. – Мы, в конце концов, гости и чужестранцы. Ну не замерзать же тебе снаружи? Холод такой!
Норманн бросил сомневающийся взгляд на дверь и развел руками. С одной стороны, его дело маленькое, а Женский дом не восточный сераль, куда посторонний мужик и ступить не моги. С другой – жене Рагнара это точно не понравится. Она и так госпожу не очень-то привечает. Вопрись он сейчас следом за леди Мак-Лайон в Женский дом да рассядься, как в караулке, крику не оберешься! Порядок-то один для всех, что для своих, что для чужих.
– Обожду я лучше тут, – взвесив все «за» и «против», сказал Тихоня. – Небось не околею. В первый раз, что ли?
– Угу! А последний раз когда был? – Нэрис нахмурилась. – Отвык ты уже от родных морозов, Ульф. Да и лет тебе не двадцать. Нет, нам с тобой надо что-то…
Узорчатая дверь распахнулась, выпустив наружу клубы пара, и знакомый, чуть запыхавшийся голос добродушно воскликнул:
– Так вот она где! Что же это ты, милая, щеки морозишь, когда мы уж тебе и меду налили, и креслице к огню придвинули?.. Аль передумала?
– Тира! – обрадованно встрепенулась леди Мак-Лайон. – Ну конечно! Вас-то нам и надо!
Кругленькая супруга ярла Гуннара, кутаясь в толстую шаль, энергично тряхнула головой:
– Надо – так не стойте у порога, поднимайтесь. Нашли забаву – топтаться на холоде. Давай свою корзинку, милая, да заходи.
– Да я бы с удовольствием… но… Ульф…
– Ой, батюшки, – неожиданно расхохоталась Тира, – еще одна! Нашли заботу!.. Подымайтесь, говорю, оба. Вы, что ли, первые? Да таких охранников, как твой, милая, в сенях уж пятеро в ряд! Еще один посидит, не рассыплется. Ну?
Женщина чуть отступила с порога, и Нэрис с благодарной улыбкой взбежала по ступенькам. Тихоня поднялся следом. Притворил за своей спиной дверь, повернул голову – в сенях и правда было теснехонько. Пятеро бойцов в полном вооружении сидели бок о бок на лавке у стены. И самый из них щуплый был ненамного меньше Ульфа.
– Весь Берген этот душегуб окаянный взбаламутил, – шепотом пояснила Тира, помогая леди Мак-Лайон снять плащ, – боятся отцы да мужья женщин своих без надзору со двора отпускать. Смешно сказать – и мой Гуннар туда же! Даром что сам здесь, в двух шагах, со всей дружиною…
Она вручила плащ Тихоне и, отогнув край толстого валяного полога, из-за которого слышались приглушенные голоса, поманила Нэрис за собой. Та возражать не стала. Пригнулась, юркнула в открывшуюся щель – и окунулась в тепло.
Общая комната Женского дома была так жарко натоплена, что супруга советника в своем шерстяном платье взопрела в секунду. А приглядевшись к сидящим вокруг очага северянкам, пожалела о выборе наряда во второй раз: жены и дочери заботливых норманнов разодеты были в пух и прах. Переливались складки дорогих тканей, играли блики на массивных золотых браслетах, вспыхивали разноцветные искорки драгоценных камней в серьгах и кольцах. «Видела бы это мама, – обреченно подумала Нэрис, чувствуя, как начинают гореть щеки, – ее дочь, жена первого советника короля Шотландии – и выглядит хуже последней служанки! Ну, Альвхильд!.. Неужели нельзя было предупредить?!» Леди Мак-Лайон опустила глаза на подол своего коричневого шерстяного платьица, перевела взгляд в сторону притихших дам у огня и внутренне застонала. Господи, стыд-то какой… И ведь не сбежишь теперь – а как же хочется!
– Пойдем, пойдем, милая, – словно ничего не замечая, говорила между тем супруга Гуннара, ласково подталкивая вставшую столбом леди в спину. – Только тебя и ждали. Уж как я обрадовалась, когда Астрид сказала, что ты придешь, ведь сидишь с утра до ночи затворницей!..
Нэрис выдавила из себя жалкую улыбку. Что говорила Тира дальше, она не слышала. И как ее представляли другим гостьям – одна другой знатнее, – даже не запомнила. Перед глазами мелькали расшитые юбки, кружева, ожерелья и броши, леди Мак-Лайон улыбалась их обладательницам, кивала, отвечала на вежливые приветствия, а в голове у нее билась только одна мысль: «Опозорилась! На всю жизнь опозорилась!»
Запоздало всплыли в памяти рассказы отца о щедрости северян-покупателей как о «золотой жиле, которую и искать не надо – главное обычаи знать». Лэрд Вильям обычаи знал. И нравы тоже – норманны очень любили возвышать нарядом красоту своих жен и дочерей, одевать их прилично достоинству и происхождению, тем самым подчеркивая свой собственный статус. Невзрачно одетая женщина без единого украшения в первую очередь вызывала сомнения относительно ее мужа – как добытчика и славного воина, а уж если и сам он был одет кое-как… Собственно, активно торгующий с северянами ушлый шотландец этим пользовался, ежегодно приумножая свое благосостояние и снаряжая караваны то на восток – за дорогими тонкими тканями, то на север – за мехом. И недостатка в покупателях по обе эти стороны света у него не было. А вот дочь, неспособная сложить два и два, как оказалось, была. Нет, о тяге норманнов к роскоши и золоту Нэрис, конечно, знала. Но вот что «посиделки за шитьем в Женском доме» на деле означают едва ли не званый вечер, она и понятия не имела! Хотя могла бы догадаться – когда взбудораженная приходом Астрид жена ярла Ингольфа срочно послала служанку за другим платьем и навесила на себя перед выходом едва ли не треть ларца с драгоценностями. Но леди Мак-Лайон, озабоченная только заданием мужа, не придала этому значения.
И кто теперь, спрашивается, виноват?..
«Одна надежда – что мне, как чужестранке, с рук сойдет, – думала Нэрис, вжавшись в спинку кресла и с преувеличенным усердием стуча спицами. Прочие гостьи Астрид, оценив внешний вид супруги шотландского лорда и, надо думать, сделав однозначные выводы, быстро потеряли к ней интерес. – Кто из них вообще в Шотландии бывал? Может, у нас так принято, в конце концов! Вот на востоке, к примеру, женщины вообще мужниного дома не покидают. И лица прячут. И… боже ты мой, какое платье! А на этом золотого шитья – мерок десять, ей-богу. Ну что я за разиня – хоть ожерелье бы надела!»
– Эвон ты как раскраснелась, милая, – вклинился в невеселые думы леди голос Тиры, – может, креслице чуть от огня отодвинуть?
– Да, пожалуй… тут… жарко, – хоть это отчасти и было правдой, но прозвучало так неубедительно, что леди едва не заплакала. И, неловко скрежетнув ножками кресла по полу, отодвинулась назад, подальше от любопытных взглядов. То, что при этом она оказалась бок о бок с Астрид, ее уже не заботило. Пусть! Лучше уж эта ледышка, чем все остальные, – в глаза улыбаются, а между собой за спиной хихикают. Леди Мак-Лайон кивнула Тире – мол, спасибо, так и правда гораздо лучше – и уже взялась было снова за вязанье, как услышала у самого уха тихий голос:
– Не обращайте внимания. Наши кумушки того не стоят.
Астрид? Это сказала Астрид?.. Нэрис от удивления пропустила петлю и, подняв голову, встретилась взглядом с невесткой конунга. По губам северянки скользнула улыбка.
– Они забудут о вас еще до того, как разойдутся по домам. Или именно это вас и расстраивает?
– О… я, право же, не понимаю…
– Да бросьте, я же не слепая. Тира, Дагмар! Садитесь к нам поближе. Альвхильд, и ты тоже. Какая у тебя красивая накидка!..
Нэрис растерянно смотрела, как названные женщины послушно придвигаются к ним. Остальные, успевшие уже разбиться на небольшие группы, обернулись на голос невестки конунга, но, не услышав своих имен, нехотя вернулись к разговорам с подругами. «Пожалуй, Астрид здесь имеет вес, – подумала леди Мак-Лайон. – Это, конечно, неудивительно, если вспомнить, кто у нее муж. Но с чего бы она ко мне вдруг так помягчела?»
– Целое столпотворение у тебя сегодня, Астрид, – сказала Тира, принимая из рук служанки чашу с медом. В воздухе поплыл аромат можжевеловых ягод. – Мужья жен позапирали – ни в лавку съездить, ни к подруге – языками почесать. К тебе-то отпустили, понятно, чай, несколько дружин на одном дворе толкутся, предупрежденные… И то вон половина соседок с охраной явилась. Как мы. Гуннар вообще пускать не хотел, но уговорили. Я-то, может, и перемоглась бы, а вот Дагмар извелась вся, сладу с ней нет!
– Мама! – пунцовея, возмутилась дочь.
Астрид понимающе улыбнулась. Жена Ингольфа Рыжего чуть приподняла брови:
– Извелась? Почему? Ведь не лето, без особой нужды на улицу и без запретов выходить неохота…
– Да кабы на улицу! – захихикала Тира. – Так-то бы и сени сгодились, да нынче не для кого туда бегать, а, Дагмар?
– Мама!
– Ну, ну, заколыхалась. Уж пару месяцев потерпеть не можешь, до свадьбы-то? Гляди, отец узнает – так твой Бьорн на конунговом подворье и останется, дай боги, чтоб здоровым. И не шипи на мать! Уж мы в свое время такого себе не позволяли.
– Ничего я ему не позволяю! – выпалила Дагмар. И, обведя взглядом смеющиеся лица старших женщин, поспешно уткнулась в свое вышивание.
Альвхильд сконфуженно потупилась. А Тира, с удовольствием сделав глоток сладкого меда, посмотрела на Нэрис:
– Ты, милая, не печалься так из-за платья. Покрой-то ладный, прямо по фигурке, уж лучше шерсть, да к лицу, чем шелка – да на корме трескаются!.. Астрид, помнишь, как в позапрошлом году мне Гуннар из похода обновок навез? И смех и грех!
Невестка конунга кивнула, в темных глазах запрыгали смешинки.
– Как не помнить. Бедняга потом теми шелками на сеновале вместо одеяла чуть не седмицу укрывался.
– Почему? – не утерпела Нэрис.
Дагмар захихикала:
– Здорово матушка тогда отца юбками по лицу отходила! Он ведь мало того, что ношеного навез да размером не подходящего, – так там не платья были, а срам один! Руки голые, плечи голые, грудь чуть ли не вся наружу…
Тира, кивнув, расхохоталась. И пояснила:
– Не иначе как веселый дом до нитки обобрал, дурачина. И девок тамошних как есть голышом оставил. Ну, понятно, дележ проспал, а гостинцы везти надо! Не по лавкам же с перепою шастать? Вот он, не отходя от стола… Ой, отозлилась – так смеялась три дня кряду!.. Но Гуннара на сеновал выставила, да. Чтоб вдругорядь головой думал. Уж и выспалась зато – за год целый!
Нэрис смутилась. О ночных подвигах ярла она уже была наслышана. Однако Альвхильд, которой тоже хотелось поговорить, намек на мужскую удаль Гуннара поняла по-своему.
– О, как я вас понимаю, – закивала она, сочувственно морща лоб, – этот храп – это просто какой-то кошмар! Вы не подумайте, я не в упрек вашему супругу, но… один Ингольф чего стоит, а уж когда их двое!.. Я с самого приезда глаз не смыкаю. Первый храпеть перестанет – второй тут как тут. И ведь громко-то как! Аж перегородки трясутся. Хорошо, что хмельного не пьют сейчас, – так бы и вовсе ни часочка не подремать, как тогда, после свадьбы…
Лицо красавицы омрачилось. Альвхильд запнулась и, не договорив, опустила глаза. Тира, внимавшая ей с легким недоумением, вопросительно посмотрела на Астрид. Невестка конунга чуть кивнула в ответ и коснулась пальцами руки своей гостьи:
– Ну, будет. Хочешь – я Гуннара поближе к главной двери переселю? Ему все равно, а тебе легче. Хочешь? Мне нетрудно.
– А у меня снотворные капли есть, – подхватила Нэрис, – очень действенные! Всего десяток на полпинты воды – и спать будете как уби… э-э… в общем, я вам вечером пришлю! Средство проверенное. Хоть весь дом храпеть хором будет – и не услышите даже.
– А Олаф вернется, – веско добавила Тира, – дак я уж ему все выскажу! И за то, что гостей узниками в дому держит, и за то, что из ярла надсмотрщика родному сыну сделал!.. Самому-то чего – паруса ветром надул да в море, а другие страдай! Тьфу!
Она воинственно передернула плечами. Потом взглянула на Альвхильд и добавила уже мягче:
– Ты прости Гуннара, милая. Знаю, как он может, – дома крыша дрожит иной раз, когда хозяин на берегу!.. Ты уж, Астрид, и правда метни ему лежанку к порогу. Не то ведь всех измучает. Сама-то как спишь?
– У меня сон крепкий, – сказала хозяйка большого дома. – А с ярлом я нынче же поговорю. Кстати, о каплях и прочих снадобьях – я тебе свежей настойки приготовила, не забудь забрать. На ужин ведь вы останетесь?
– Вряд ли, – мстительно обронила Дагмар, не простившая матери свой недавний конфуз. – Папенька небось от разлуки не похудеет, а вот кабанчик наш… Ай!
Получив от родительницы подзатыльник, девушка надула губы и умолкла. Тира в сердцах воткнула иголку в свое шитье:
– Смеется она! Над матерью смеется, нет чтоб самой от зеркала оторваться да в хлев зайти лишний раз! Для кого я кабана откармливаю, а? У кого свадьба вот-вот? Вырастила белоручку, никакой помощи, ехидство одно!
– Вот уж прямо, – едва слышно буркнула дочь. – Носится с тем свином как с писаной торбой, никто дверь в сарай и открыть не моги – застудишь, напугаешь, не тем накормишь… Ай-яй!
– Еще слово – домой отправлю, – припечатала Тира, потирая покрасневшую ладонь. – Совсем распустилась!.. Прости, Астрид. На ужин останусь, конечно. Мужа проведаю… А за настойку спасибо, большое моим ногам облегчение. Боли замучили.
Астрид обеспокоенно покачала головой.
– Должны были уменьшиться, – сказала она. – И опухоль тоже. Как в большой дом вернемся, я тебя посмотрю. Может, если покрепче настоять… Ты только осторожнее, помнишь? И если вдруг язвы появятся – отменяй сразу, не мешкая!
– Помню, помню, – успокоила Тира. Потом взглянула на остальных и неловко рассмеялась. – Ну, ладно. После обсудим, не при гостях же…
Невестка конунга с пониманием опустила ресницы, возвращаясь к своему вышиванию. Все последовали ее примеру. Нэрис, отложив спицу, распустила испорченный ряд и, накидывая петли заново, скосила глаза на Альвхильд. Та старательно орудовала иглой, но вид у нее был рассеянный. На высокий лоб набежали морщинки. «Что же тебя гнетет? – мысленно спросила Нэрис. – Уж не ярлов храп, это понятно… И не смерть падчерицы, не так ты ее и любила. Но кого же ты любишь настолько, что подозреваешь в убийстве – и молчишь?»
Еще одна петля соскользнула со спицы, испортив узор. Однако леди Мак-Лайон этого даже не заметила. Она смотрела на Альвхильд и думала, что молчание бывает разным. Не одна любовь порой отнимает язык. Иногда уста запечатывает долг. Или страх.